Артем БО
Амулет Мертвых

Амулет мертвых

– Проверили верёвки? – спросил лысеющий мужик с козлиной бородкой. – Связана крепко?

Двое парней, без стеснения лапая девушку, стали проверять верёвки, а мужик довольно наблюдал за процессом.

– Крепко связана-с, – подтвердил широкоплечий парень справа, – не извольте беспокоиться.

– Молодцы, – задумчиво глядя на неё, произнёс Старший советник в длинном богатом кафтане, когда только переодеться успел. – Но будьте осторожны, она может быть очень опасна. Давайте тащите её к реке.

Парни, как пушинку, подняли её, ухватили, как длинную котомку, подмышки. Один шел впереди, держа её одной рукой ниже груди, другой – сзади, держа за бёдра. Она пыталась сопротивляться, извиваться, но они были очень сильны и несли её, не останавливаясь, через потоптанное лошадьми поле. На поле горели костры и сильно воняло горелым мясом, всюду ходили воины в кольчугах. «Что они сделали с моим домом…», – думала она. – «А если это сон, то уже давно пора проснуться! Пора проснуться!»

Последнюю мысль она, похоже, не столько подумала, сколько прокричала, потому как сбились с темпа несущие её и оглянулись на них все, кого она видела вокруг себя. Они глядели на неё с нескрываемым отвращением.

– Не волнуйся, – раздался спокойный голос позади парней, – мы не спим, за это я могу ручаться. А вот если вдруг спишь ты, – голос сделал короткую паузу, – то уверяю, ты скоро проснешься.

Слыша этот голос, она отчего-то представляла очень гаденькую улыбочку, которую не смогла бы скрыть и более густая борода.

Её несли по тропинке, по которой она много раз ходила к реке, через большой бор, в котором росли прекрасные подосиновики и пели разные птицы, они пели и сейчас, им было всё равно.

– Стойте, – раздался голос козлобородого, когда её проносили мимо высокого кустарника.

Они развернулись, не отпуская её, она увидела реку внизу высокого берега. Маленький мосток, с которого очень удобно было стирать, нырять и много чего ещё. «Очень удобный мосток», – горько усмехаясь, подумала она.

– Ставьте её, – продолжал распоряжаться её главный мучитель.

Её поставили на тропинку, повернули спиной к реке.

– Ну что, парни, – продолжал вещать Старший советник. – Вы не зря учитесь у меня ремеслу. Что нужно сделать, прежде чем бросить колдунью в реку?

Парни переглянулись.

Улыбнулись.

– Проверить, в чести ли она, учитель, – хором произнесли они, – и мы не можем сами провести этот ритуал, уж больно могущественна стерва.

– Всё правильно, мои мальчики, – гнусно произнес, ухмыляясь, козлобородый. – Всё правильно.

Она глядела, как он приближается, и её начала бить дрожь. Она уже готова была сама прыгнуть в реку, лишь бы это чудовище к ней не прикасалось. Она дёргалась в путах. Слёзы хлынули на её лицо.

– Нет! Не надо! Не подходи! – слышала она свой крик, разносящийся по бору. Но он, улыбаясь, шел к ней, что-то говорил ещё своим ученикам, а они крепко держали её в путах и, похоже, им нравилось держать её, извивающуюся, будто змею. Старик не собирался долго терять время. Он плотно прижался к ней всем телом, она пыталась оттолкнуть его, но поняла, что не смогла бы, даже если б ему не помогали парни. Он был жилист и крепок. Но не успел он что-либо сделать, как по тропе, из-за кустов вышел царевич.

На лице царевича была кривая ухмылка, скулы сильно напряжены, его голубые глаза источали невероятную злость.

– Что здесь происходит, советник? – гневно спросил он.

Козлобород резко обернулся.

– Здесь? Я со своими учениками провожу таинство, на котором не подобает присутствовать вашему высочеству, – заискивающе произнёс советник. – Моя обязанность – во что бы то ни стало оградить вас от зла, мой дорогой царевич.

– Таинство? – переспросил царевич. – А разве не состоялось собрание сиятельных мудрецов, где было решено, что старые колдуньи давно истреблены и больше нет необходимости в прежних ритуалах?

– Было царевич, было, – подтвердил Советник, – но тут особый случай, сами посудите, что мы видели, и на неё поглядите, неужели не видите.

Царевич посмотрел на неё, на советника, глаза его посерели, и он без замаха двинул советника рукой в лицо, тот рухнул в кусты рядом с тропой. Некоторое время царевич смотрел на неё очень внимательно. А она смотрела на него. Ей показалось, что глаза его увлажнились, что-то еле уловимое изменилось в его лице, и он отвернулся.

Он отвернулся.

– Никаких особых ритуалов, – кинул он фразу через плечо и пошел обратно по тропинке.

Красивый и статный, шагал он по тропе. Солнце отражалось в звеньях кольчуги. Ветер легонько трепал золотистые кудри. Пару раз ей показалось, что он повернётся. Но единственное, что он сделал, – собрал ловким движением правой руки волосы и левой надел на голову шлем. Тропка, по которой шел царевич, скоро свернула и спрятала его за кустами. Она что было сил дёрнулась вслед за ним, крепкие руки на мгновение выпустили её, и она чуть не ударилась о землю, но её мучители вовремя опомнились и поймали её.

В этот последний рывок, похоже, ушли все силы. Она не могла больше ни взывать, ни рыдать, ни тем более совершать какие бы то ни было действия. Она бессильно обвисла на руках державших её. Принятие неизбежного – так, наверно, можно было назвать её состояние, спокойствие. Она безучастно смотрела, как из кустов, потирая лицо, поднимается старший советник царевича, его изящный костюм был помят. На плече зияла дыра. Советник наклонил голову к плечу, недовольно поморщился, потом сморщился ещё сильнее, на этот раз от боли, правая щека его опухала всё больше.

Осмотрев себя, советник перевёл взгляд на неё и конвой.

– Что смотрите? – прошипел он. – Тащите эту гадину к мосту.

«Ну, вот, скоро всё кончится, – думала она, – вот так сказка». И несмотря на то что смерть ее была близка, она чувствовала умиротворяющее тепло внутри себя. Это тепло никак не вязалось с её бессилием. И исходило оно откуда-то от сердца, она вспомнила маму и папу, подружку и пуделя Чиппи, и тепло от воспоминаний затопило её.

21 Июня

– Наконец-то сдан последний зачет – иностранный язык. Самое сложное сдано уже давно, а с этим проблем не могло быть.

Улыбаясь, Оксана шла по проспекту в сторону метро. На проспекте в очередной раз образовалась пробка, да такая, что стояли даже трамваи. Но это не могло испортить хорошего настроения. Солнышко приятно грело, в такую погоду принято говорить, что оно припекало, но лёгкий ветерок со стороны пруда ласкал лицо и шею. Отличный день для шашлыков на природе. Но отчего-то не все прохожие разделяли её мнение, некоторые были угрюмы, другие грустны или просто озабочены. Плюс дурацкие плакаты, напоминавшие людям о том, что сегодня день памяти и скорби. Надо же, приспичило же Гитлеру напасть на Россию именно в этот день. Теперь, вместо того чтобы радоваться жизни, все СМИ будут мусолить одно и то же, показывать отвратительные и скучные фильмы про войну.

«Надо позвонить Ане», – заходя в метро, подумала она.

Аня – безбашенная подружка с третьего класса. Умудрилась увести у неё двух парней, хотя вроде не была привлекательнее. И вообще со своей внешностью она вытворяла чёрт-те что, все смеялись над ней. Она причудливо сбривала волосы на голове, красила их в безумные цвета. Да еще и пирсинг, пятнадцать проколов на лице! С ней перестали общаться все, кто был знаком с ней до преобразования. Видать, знали её плохо, Оксана знала её давно, и была уверена, что Аня за всем своим эпатажем осталась прежней, да и чего скрывать – стала ещё интереснее и привлекательнее.

В метро было прохладнее, чем на улице. В это время дня оно почти пустовало. В этом подземелье ей не нравилось, хотелось тепла и солнца. Была возможность ещё позвонить Пете, узнать, как у него дела. Может, он пригласит её куда? Но заходя в вагон, она отказалась от мыслей о нём. Петя был красив и высок, очень уверен в себе и не раз отвечал на её флирт. И кто знает, может, и впрямь пригласит, но было в нём и что-то такое, что пугало её. И раз за разом она предпочитала довериться шестому чувству.

Краем глаза Оксана приметила парня, который изо всех сил делал вид, что не смотрит на её бёдра. Она скосила глаза в другую часть вагона в поисках другой девушки, на которую он мог бы смотреть, но не нашла достойной кандидатуры. Ей было чем гордиться. Она не была мужеподобной, как многие её широкоплечие знакомые девушки. Да еще в институт она всегда ходила в классической блузке и черной юбке чуть выше колена. На ногах носила чёрные туфли-лодочки на среднем каблуке. Всё это подчёркивало её красоту. Некоторые преподавательницы даже говорили ей, что она, мол, выглядит вульгарно. Но она знала – завидуют. Ловила она на себе подобные взгляды всегда. И ей это нравилось, дарило чувство своего превосходства не только над подругами, но и перед такими прыщавыми слюнтяями, как этот в дальнем конце салона.

Через две станции Оксана вышла из вагона на свою, на прощание поправив длинные русые волосы. И пошла к лестнице, на её станции не было эскалатора. Стоило только подняться в переход, в сумочке на боку завибрировал телефон. А когда она за ним потянулась, он заиграл мелодию SMS. «Вспомнишь… вот и оно», – думала она, читая попрошайку на экране мобильника. «Конечно», – думала она с улыбкой, – «у Ани как всегда нет денег на телефоне, последние потратила на сигареты. Ну что же, всё равно собиралась ей позвонить». И нажала кнопку вызова.

– Привееет! – раздался радостный вопль из трубки. «Как будто сто лет не видела», – думала Оксана каждый раз, как слышала этот вопль.

– Приветик, – ответила Оксана, шагая вдоль улицы, и сразу похвасталась: – Я зачёт по английскому сдала!

– Ну ты батан, – раздался комментарий, – поздравляю, не хочешь отметить?

– Конечно, хочу, – ответила Оксана, думая о том, что неплохо было бы брать с собой гарнитуру, – только не знаю как. Хотелось бы шашлыков на берегу пруда, – мечтательно добавила она.

– О, я как раз хотела тебе нечто подобное предложить, – радостно объявила Аня.

– Да? И что же это? – просила Оксана, шагая по солнечной стороне улицы.

Каблуки ее туфель мерно цокали по тротуару. Легкий ветерок шелестел листьями кустов, удобно расположившихся с обеих сторон пешеходной дорожки. Только у кустов слева и справа была разная жизнь. Кусты слева прятали невзрачный высокий забор, а кусты справа отгораживали прохожих от проезжей части.

– Это празднование Ивана Купалы, – ещё радостнее воскликнула «безумная» подружка.

– Но Иван Купала только седьмого июля вроде? – растерянно произнесла Оксана. – А мне бы хотелось отметить сегодня.

– Я сегодня и предлагаю, – серьёзно сказала Аня, – по крайней мере, мои друзья едут сегодня на берег пруда: шашлыки, костёр… в общем, всё будет, – заверила она.

– Надеюсь, они не сатанисты или, чего доброго, не скинхеды? – спросила Оксана, зная, что от собеседницы можно было легко ожидать и подобной выходки, да и денек, судя по плакатам, был вполне подходящий.

– Да нет, – в ответ уверенно заявила та, – они историки, занимаются экспериментальной историей, да и вообще – ребята, с которыми здорово можно оттянуться.

– Да? – с сомнением спросила Оксана, её настораживала формулировка «экспериментальные историки». Выходит, люди изобретали историю. Но в ответ она получила не менее уверенное «да».

– А я кого-нибудь знаю? – к собственному удивлению весьма кокетливо спросила Оксана.

– Вряд ли, – услышала она в трубку, – я сама с ними недавно познакомилась.

«Надо же, она с ними недавно познакомилась, а уже думает, что им можно доверять, или…» – подумала Оксана, а окончание мысли произнесла в трубку:

– Значит, тебе нужен кто-то, хорошо знакомый, мало ли что…

Кусты справа закончились, а улица стала шире и оживлённее.

– Ну, пусть так, – слегка потеряв уверенность, произнесла Аня. – Но это отличная возможность повеселиться! – вновь радостно воскликнула она.

– Ты безумная, – поставила диагноз своей подруге Оксана.

– Да ладно тебе, соглашайся, ты же хотела отметить этот день, – продолжала уговаривать «сумасшедшая». – Если тебе будет спокойнее, то там будут и вполне взрослые люди, даже две семейные пары.

То ли безумие заразно, то ли ей и впрямь осточертел большой город, но Оксана поймала себя на мысли, что предложение поехать на природу – как раз вовремя.

– Ну, хорошо, где и когда встречаемся? – согласилась Оксана.

– Давай в полчетвёртого, на вокзале, у краба.

– На вокзале? – уточнила Оксана, думая, что южный пруд города самый грязный. На вокзале как раз надо было пересесть на троллейбус, чтобы туда доехать.

«Надо же, за разговором быстро время летит», – глядя на свой дом с другой стороны улицы, думала она. Через дорогу можно было быстро перебежать, а то до светофора идти ещё полквартала. Всюду возвышались угрюмые девятиэтажки.

– Конечно, на вокзале, поедем на электричке, в городе в прудах только говно ловить, – рассудила собеседница, когда Оксана перебегала дорогу перед красной красивой иномаркой. Иномарка возмущённо бикнула и укатила, значительно превышая скорость.

– Что у тебя там сигналит? – спросила Аня.

– Да так, – отчего-то радостно ответила Оксана, – дорогу переходила.

– А, ясно, а про электричку слышала?

– Да слышала, – ответила Оксана, обходя свой дом.

– Тогда всё прекрасно, – продолжал раздаваться полубезумный голос в трубке. – Бери всё, что нужно, и встретимся у краба, пока.

На этом заявлении связь прервалась. Оксана набрала номер ещё раз, абонент оказался временно недоступен. «Вот так всегда, пропадает раньше, чем ответит на все вопросы. Надо же – «бери всё что нужно», а что нужно, чтоб поехать за город неизвестно куда, она не имела ни малейшего представления. «Ладно, хоть время прошло за разговором быстро», – думала она, меняя в руке телефон на увесистую связку ключей.

Лифт уже больше года не работал, и подниматься на шестой этаж приходилось пешком. Наверху, у своей двери, Оксана услышала задорный лай, её приветствовал домашний любимец – пудель Чиппи. От пуделя её отделяло две двери и четыре замка, но это не было преградой для радушного лая. Двери были тщательно заперты на все замки. Преодолев препятствие, которое разделяло её и пуделя, Оксана присела и обняла четвероногого друга, не слишком заботясь о блузке, она уже решила, что больше её не наденет. Пудель лизнул ей щёку. Она улыбнулась, потрепала его по голове. С ним, конечно же, требовалось погулять. Оксана переобулась в балетки.

– Пойдем, погуляем, – сказала она Чиппи, пристёгивая ошейник.

Пудель радостно бежал по ступенькам.

Во дворике, где она гуляла с собакой, не было детской площадки, зато были гаражи. Из сумки раздалась знакомая мелодия.

«Мама», – подумала Оксана и достала телефон.

– Привет, мам, – сказала она после того, как нажала зелёную кнопку.

– Привет, дорогая, – отозвалась мама. – Как твои экзамены? Ты вроде сегодня должна была сдать последний.

– Да, мамуля, всё хорошо, я всё сдала на «отлично», – улыбаясь, ответила Оксана.

– Ах ты, моя умница! – радостно воскликнула мама. – Не хочешь сказать об этом папе? Он наверняка обрадуется и, может, даже что-нибудь подарит тебе по такому случаю.

Оксана отчего-то скривилась.

– Нет, мамуль. Я сейчас с Чиппи гуляю, а потом мне бежать надо будет срочно. Давай позже обсудим, мы ведь не в последний раз разговариваем.

– Ну да, – согласилась мама. – До скорого, к двадцать пятому приедем.

– Хорошо, мамочка, – отозвалась Оксана и повесила трубку.

Спустя полчаса она вернулась домой. Чиппи, когда она его отстегнула, ринулся к кормушке, а она с ужасом обнаружила, что на сборы у неё всего час. Надо же, как это осложняет задачу подстава. А ведь еще бы поесть, принять душ, поправить макияж и переодеться. Когда всё успеть? Чем-то придётся пожертвовать. Родителей не было дома уже две недели, поэтому еды, которую можно быстро съесть, не нашлось. Значит, питаться придётся биойогуртом по дороге. Если принять душ, волосы не успеют высохнуть, да ещё надо решить, что надеть, что взять с собой.

Из коридора она сразу направилась в свою комнату. Открыв шкаф, она обнаружила, что ей совершенно нечего надеть. То есть разных тряпок было два отделения по пять полок, да ещё и забитое отделение для вещей на плечиках. Но её гардероб совершенно не подходил для похода на праздник в лес. Даже спортивный костюм, который у неё был, выглядел бы нелепо. Одежда для дачи подошла бы как нельзя кстати, но она, естественно, была на даче.

Но что-то точно должно было быть. И действительно, на одной из полок она нашла легкую юбку. Её она надевала один раз, на одну из студенческих вечеринок в прошлом году, и с тех пор она лежала на полке. Юбка из тонкого ситца с нарисованными большими астрами завязывалась на талии. Не удивительно, что она так и лежит в шкафу, её просто некуда надеть – засмеют. К юбке требовался верх, но какой? Подходящий для вечеринки топ у нее был, но по улице в таком виде идти нельзя. Тащить же с собой большую сумку или рюкзак с большим количеством сменной одежды совершенно не хотелось. Там и так лежало много: два купальника, носки, колготки, расческа, заколка, зеркало, большая косметичка, мобильник, паспорт, полис, кошелек – и это только то, что она с ходу смогла вспомнить или положила за последние пять минут. Какое-то время она разглядывала у зеркала блузки, топики и футболки. Пока не вспомнила: у нее есть прекрасные босоножки – и образ тут же сложился. Она надела голубую прозрачную блузку с длинным рукавом поверх жёлтого топика. Посмотрелась в зеркало, подумала: «я – небо, с солнышком и лугом. Какая жуть». Улыбнулась и положила в сумку красиво вязаную шерстяную кофточку.

«Ну вот, сумка всё-таки тяжелая получилась», – подумала она, направляясь в душ.

«Ничего страшного, наверное, что я опаздываю на пятнадцать минут к месту встречи, по крайней мере, Аня не просит, чтоб я ей перезвонила», – думала Оксана, выходя из метро к вокзалу и направляясь к памятнику, который народ прозвал крабом. Она немного нервничала, поскольку ей всю дорогу думалось, что она одета как-то глупо и что люди косо посматривают на неё. Она в очередной раз одёрнула юбку и почувствовала, что сумка вибрирует. Телефон. Оксана пошарила в сумке, но он оказался на дне под всей кучей вещей. Она остановилась и стала извлекать телефон из сумки. Когда тот был спасён из-под завала, на нём обнаружилось три SMS с просьбой позвонить. Памятник-краб был уже через дорогу, и Оксана, глянув в его сторону, нашла взглядом Аню и маленькую разношерстную толпу вокруг. Необходимость звонить отпала сама собой.

Аня ее, естественно, не видела. Она была занята разговором с каким-то парнем в оранжевой рубахе и с гребнем на голове и девушкой с чёрными волосами, накрашенной тёмными тенями и тёмно-синей помадой. Остальные детали загораживали другие участники толпы, коих оказалось немало и все были одеты по-разному, среди них стоял даже рыцарь в доспехах. Как ему было не жарко? «Какой сброд! Похоже, сумасшествие и впрямь заразно, раз я согласилась поехать в лес с таким количеством панков за один раз. И самое смешное, что мой наряд впишется в этот винегрет как нельзя лучше».

Оксана улыбнулась и пошла на зелёный свет светофора вместе с немалым количеством людей, постоянно пребывавших на вокзал.

– Приветик, – произнесла она, когда подошла к толпе неформалов и своей подруге.

– О, привет! – воскликнула Аня. – Знакомься! Это Патрик, – указала она на парня с ирокезом в оранжевой рубашке, на нём также были широкие джинсовые шорты и военные ботинки. Он протянул ей руку для рукопожатия.

– Это Сирена, – указала Аня на размалеванную черным девицу в тугом корсете и черной широкой юбке с кучей кружев. «Интересно, отчего сирена – вопит что ли громко?» – подумала Оксана, пожимая ей руку.

Аня представила таким образом ещё около десяти людей, прежде чем сказать, что её подругу зовут Оксана.

В такой толпе, казалось, нечему удивляться, зоопарк – он и есть зоопарк. Но вот когда высокий, наголо бритый парень, в камуфляже и с гитарой, наклонился и поцеловал её руку вместо того, чтобы подержать или пожать, она была польщена. И даже запомнила, что его зовут Ящер.

– Почему Ящер? – вырвалось у неё.

– Потому что большой и вечно зелёный, как тираннозавр, – ответил Патрик со смехом. На что герой обсуждения слегка поджал губы, но ничего говорить не стал.

Как ни странно, из всей компании только у рыцаря оказалось русское человеческое имя, его звали Виталик. Он стоял в сторонке и разговаривал с девушкой в народном костюме, имя которой не задержалось в памяти ни на долю секунды. Когда ритуал знакомства иссяк, Оксана поинтересовалась, скоро ли поедем, и ей ответили, что электричка через полчаса и надо ещё дождаться близнецов.

– Близнецов? – с удивлением спросила Оксана.

– Да, близнецов, – ответил угрюмый и бородатый мужик неопределённого возраста. – Они вечно опаздывают, наверно, поделить одинаковую одежду не могут.

– Нет, они вчера в парке повстречали красивого мальчика, теперь косо смотрят друг на друга, – с улыбкой заявил Патрик.

«Фу, тут ещё и голубые», – подумала Оксана. – «Наверно, надо идти домой, такого я уже не переживу». Видимо, её мысли отразились на лице, раз Аня, смеясь, поспешила развеять их.

– Да не, они нормальные парни, да, одеваются женственно и разговаривают жеманно. – Потом приблизилась и тихо, слегка смущаясь, сказала: – Я даже думаю, какие они… ну ты поняла, – и засмеялась.

А Оксана подняла одну бровь и поджала губы, ей всё больше казалось, что вечер получится какой-то неудачный, но и уйти отчего-то не могла, стояла и смотрела на цирковое представление, которое разворачивалось перед ней.

Близнецов ждали около 20 минут, говорили о музыкальных группах, о которых она никогда не слышала и которые никогда не будет слушать. О каких-то событиях из жизни, часто глупых и отвратительных, а им они казались смешными, но львиная доля разговоров оказалась посвящена фестивалям, на которых собирались рыцари, и околорыцарским темам.

Она уже думала, что уйдёт, и тут появились близнецы. Они шли непринужденно, о чем-то возбужденно переговаривались, на обоих были незаправленные рубахи с весьма сочными рисунками, оба были в высоких армейских ботинках, в которые были заправлены штаны с большими карманами по бокам от каждого колена. На каждом из близнецов висел небольшой рюкзак с привязанным свёртком. И только причёски их с некоторой натяжкой можно было назвать разными, у одного чёлка закрывала правый глаз, у другого – левый, плюс пряди в чёлке у одного были салатовые, у другого – бледно-розовые. Они произвели на неё неизгладимое впечатление, их, похоже, ничего не волновало, они плыли вполне спокойно и уверенно. И она смотрела, как они медленно подплывают к ним.

– Вы совсем сдурели, где вы шастаете! – вдруг раздался сбоку голос Виталика, разрывая пространство. – Уже ехать пора!

– Так поехали, – совершенно не напрягшись, сказал близнец с салатовыми прядями.

Все тут же, без каких-либо разговоров, похватали огромные рюкзаки, на которые она до этого не обращала внимание. Оксана вдруг обнаружила, что она одна совсем налегке. «Интересно, а я думала у меня сумка тяжелая», – пронеслась в голове мысль. Она улыбнулась.

Вся толпа двинулась на вокзал, попутно здороваясь с близнецами, им жали руки, хлопали их по плечам. Девушки все по очереди обняли их. «Надо же, с какой теплотой они здороваются друг с другом, у них, наверно, секта», – подумала она. – «И я, наверно, попала под их влияние, раз иду вместе с ними. Интересно, как они это сделали?». Дорогу, похоже, они не выбирали. Шли толпой, прямым путём к вокзалу, парни помогали девушкам спуститься с высоких уступов постамента краба и перешагивать ограждения из толстой цепи.

На полпути к вокзалу оба близнеца оказались возле неё, они улыбались. С розовыми прядями шел справа от неё, с салатовыми – слева. И они оба были весьма привлекательны, теперь она понимала Аню.

– Приветик, – по-девичьи произнес красавчик справа. – Позволь представиться – мы близнецы.

– Мы восхищены твоей красотой, – почти промурлыкал красавчик слева. – Этого пижона зовут Димас.

– А этого – Алекс, – раздалось в ответ справа.

У неё уже начала кружиться голова.

– Как же зовут нашу новую подругу? – как-то очень вкрадчиво и завораживающе прозвучало сразу с двух сторон.

– Оксана, – услышала она свой голос, чувствуя, как краска приливает к её лицу, близнецы же при этом самодовольно улыбались.

– Приятно познакомиться, – так же хором произнесли они и нежно обняли ее с двух сторон. А она осталась в замешательстве, пытаясь понять, каким чудом еще стоит на ногах. Наверно, потому, что они нежно поддерживали её за талию с двух сторон. Оксана была потрясена происходящим настолько, что даже не заметила, как они оказались в подземном переходе вокзала и остановились напротив восьмой платформы. Табло над головами не работало, а потому сказать, куда они едут, она не могла. В тоннеле было прохладно. В переходе со стороны вокзала, словно муравьи, туда-сюда ходили люди, но ни один так до них и не доходил, пока из толпы не выскочил высокий кудрявый парень в джинсах и клетчатой рубахе и не понёсся к ним. У подъёма на перрон номер семь он закричал:

– Быстрее, быстрее, сейчас уйдёт! – и они, повинуясь его голосу, начали быстро подниматься на перрон.

У перрона стояла серая электричка с большими красными буквами РЖД, у каждой двери скучал перронный контроль, не было на перроне никого, кто хотел бы сесть в электричку. И тут к двум девушкам, стоящим в зелёных форменных жилетах в конце второго вагона, подошла их толпа. Кудрявый подал пачку билетов. Интересно, но она не помнила, когда просила хоть кого-то купить ей билет. Но билетов хватило на всех, они поднялись в вагон, там уже сидели два старика, наверное охотники. И только они расположились на синих креслах-скамейках, как машинист объявил отправление до неизвестной ей станции. Она села у окна, рядом сел Димас, напротив неё сидела Аня, напротив Димаса – Алекс, остальные расположились на других креслах-скамейках.

– Ну, как тебе наша компания? – спросила Аня.

На что Оксана могла только смущённо улыбнуться.

– Смотри, как улыбается, конечно, ей с нами не нравится, – хитро посмеиваясь, сказал Алекс.

– Не нравится? – спросил Димас. – Как с нами может не нравиться? – в его голосе читалось невероятное возмущение, потом он улыбнулся, и добавил: – Ну и ладно, мне с нами тоже не нравится, – и пересел к рыцарю и рыжеволосой девице в народном костюме. И, похоже, сходу начал с нею флирт, по лицу рыцаря было видно, что он недоволен, но отчего-то он ничего не делал.

Теперь Оксана чувствовала себя ещё хуже, ничего себе знакомство, какие дуры могут клевать на таких подонков. «Наверно, я дура», – тут же раздался голос в голове, и захотелось пересесть вслед за Димасом. Но она решила, что бегать за парнем как-то неправильно, и сменила тему:

– А вы тут все занимаетесь экспериментальной историей? – спросила она у Алекса.

– Нет, конечно, нет. Это для челяди, а мы с Димасом сами история. Как-никак потомки одного из знатнейших родов России, наши предки переехали на Русь тысячу лет назад, ещё при Рюрике, из Греции, и тогда уже были знатными людьми, – он прямо светился гордостью, произнося эти слова.

– Да ладно, – не поверила Оксана.

– Ну да, у нас есть сертификат, хочешь, покажу? – как-то нежно произнёс он.

– Ну, покажи, – согласилась Оксана, и он полез в рюкзак, который стоял на соседнем сиденье.

– О, это потрясающе, – заговорила Аня, – представляешь, я тоже не поверила, мы были у них в гостях, и они показывали оригинал.

– А где живёте? – спросила Оксана у роющегося в рюкзаке Алекса.

– На юго-западе, в пригороде, – ответил он, извлекая аккуратно завёрнутый в целлофан свёрток. Столь же аккуратно он его развернул и достал кожаный футляр. В футляре лежала обычная копия, её-то он и протянул ей.

– Смотри, опять хвастается, – услышала она сзади голос бородатого мужика, и вдруг с удивлением поняла, что его все так и зовут – Борода.

– Пижон, – фыркнула Сирена.

– Видишь, как завидуют, – нахально произнёс Алекс.

– Вот ещё было б чему завидовать, – мрачно произнесла Сирена.

Оксана посмотрела на протянутый лист формата А4 и прочла: «Сертификат, выдан представителю боярского рода Арефовых, Петру Анатольевичу Арефову, обществом Дворянских родов России». Черно-белая копия, похоже, была снята с красивой гербовой бумаги, и потому многое было напечатано невнятно.

– А оригинал цветной? – спросила Оксана.

Алекс посмотрел на неё, как на дуру.

– Конечно, цветной, – ответил он, забирая бумагу и упаковывая её так же тщательно, как она и была упакована.

«Надо же: повстречать принца, да ещё и двух разом. Это определённо интересно, надо продолжать допрос», – думала она.

– А на юго-западе, в пригороде, там посёлок Горный, если не ошибаюсь, рядом с горнолыжной трассой, у вас там особняк?

– Ну, почти, – сказал он, и тут же перевёл тему: – А ты бывала на Синей горе?

– На синей? Нет, первый раз слышу.

– Это такое удивительное место, мы туда, собственно, и едем, – восторженно начал рекламировать он. – Там уникальное место, заповедник. Единственное место в мире, не считая Стоунхенджа, где голубые камни, особенно это очень здорово видно на рассвете, я всегда, когда еду туда, встречаю там рассвет.

И на неё обрушился нескончаемый поток россказней, баек и хвастовства. И она не могла не улыбаться, её подруга тоже улыбалась, слушая эти истории, и самое удивительное, что Аня верила во всё это. Оксана попутно посматривала на второго близнеца, который уже разлёгся на скамейке и уложил свою голову на колени рыжеволосой. А Виталий пересел к компании, сидящей позади них. «Надо же, – опять удивилась она, – попробовал бы он на каком-нибудь денсе так подсесть, ему бы сразу морду начистили, а тут более крупный парень особо даже не сопротивлялся». Виталий на сидящих сзади произвёл ободряющий эффект. Ящер расчехлил гитару и стал на ней бренчать – настраивать. Алекс отошел от Ани с Оксаной и вернулся с полторашкой пива. Отпил первый. Потом протянул Оксане. Ей было как-то не по себе, не то чтоб она не пила пиво, просто обычно парни покупали нормальное пиво в стекле или в алюминиевой банке, во многих клубах были красивые высокие стаканы, а тут, как пьянь какая-то, из горла пластиковой бутылки – на это согласиться она не могла. Алекс увидел её замешательство и достал из своего рюкзака одноразовые стаканчики, разлил пиво по ним и протянул Оксане и Ане.

– Эй, про меня не забудь! – крикнул Димас, не отрывая головы от колен девушки.

– Обойдёшься, – сказал Алекс.

– Тогда я Лизе покажу твои фотки с нудистского пляжа.

– Вот эксгибиционист, – пробурчал Алекс, налил ещё два стаканчика и отнёс им.

Тут позади прозвучал первый тост за природу, все чокнулись, и это было справедливое название происходящему. Потом выпили. С заднего сиденья раздалась игра на гитаре, и хор голосов прокричал что-то знакомое. Но отчего-то – про какого-то мелкого, эльфов, маму Галадрель и, собственно, просто про эль. Близнецы скривились и предложили пересесть подальше. И Оксана, послушав песню, решила, что слушать байки близнецов ей намного приятнее.

Когда они расположились в другом конце пустого вагона, Димас произнес тост:

– Давайте выпьем за прекрасную половину, – начал он.

– За близнецов, – сказал Алекс и выпил свой стакан.

Долго ли они ехали? Оксана не знала, но точно знала, что они за это время выпили две бутылки пива. Ей стало легко и приятно, подошел Патрик, сказал, что им пора выходить, они вышли на платформу, вокруг которой был только лес. Она спросила, что это за станция, и ей сказали, что это какой-то километр. Надо же, кто придумал такую глупость – «станция километр» – посреди леса, где нет никого. «Может, это специально для туристов?», – думала она, пытаясь найти взглядом какую-нибудь дорогу или указатель, но видела только лес, два железнодорожных полотна и два разбитых временем перрона, на одном стояли они, другой скучал напротив.

У Оксаны закружилась голова, то ли от пива, то ли от свежего воздуха, или… она даже боялась подумать, что кроме них тут никого больше нет. А так ли хорошо её спутники знают, куда идти? Много ли они выпили? И что делать, если вдруг много? Она посмотрела на остальных, те не проявляли ни капли беспокойства, курили, передавали по кругу пиво и обсуждали, куда лучше пойти. «Нормально, они не знают, куда хотят», – удивлённо подумала она и смутилась, обнаружив, что вслед за всеми сделала глоток из горлышка бутылки. Потом, слушая разговор спорящих, она поняла, что местность они знают, но так и не решили, куда пойти. Борода настаивал на одном месте, Патрик на другом. Близнецы при этом о чем-то говорили в сторонке, иногда украдкой поглядывая на спорящих. Потом Алекс подошел к спорщикам и сказал:

– До утра спорить будем?

– А что, есть предложение? – спросил Ящер.

– Есть предложение. Идти, – сказал Алекс и зашагал в конец платформы.

– Пойдем! – сказал Димас Лизе и, обняв её за талию, пошел за братом. Аня и Оксана тоже пошли за ними, но решили чуть отстать, чтоб обсудить близнецов и Лизу, которая им обеим крайне не нравилась.

Их догнал Виталий. Одетый в доспехи, с огромным рюкзаком, он шел довольно легко, производя на Оксану немалое впечатление.

– А далеко идти? – спросила Оксана.

– Не очень далеко, – ответил Виталий и пошел догонять Лизу и близнецов.

Не очень далеко, по меркам Виталия, оказалось целым испытанием для Оксаны. Она никогда раньше так далеко и долго не ходила. Босоножки на её ногах натерли мозоли. Первую половину пути они шли по более-менее нормальной лесной дороге, слегка поросшей, кое-где в рытвинах с лужами, но в целом идти по ней можно было без особых трудностей. Но с дороги почему-то решили свернуть. И свернули на узенькую, еле заметную тропинку, которую постоянно перегораживали ветки, упавшие деревья и ручьи. Следующей преградой на их пути была небольшая река или крупный ручей, Оксана затруднялась сказать. Преграда была широкой, но неглубокой. В качестве моста через реку лежало дерево, ствол его от влаги был скользким. И требовалось немало ловкости, чтоб пройти по нему. Но её спутники не беспокоились на этот счет. Парни в сапогах и армейских ботинках просто перешли по мелководью. Лиза быстро скинула странные кожаные ботинки и перешла босиком. Сирену вместе с рюкзаком перенёс Патрик, после того как сходил на ту сторону и оставил там свой рюкзак. Аня повторила подвиг мальчиков, её ботинки ничуть их обуви не уступали. Оксана попыталась перейти так же, как Лиза, но обнаружила, что вода, несмотря на жару, жутко холодная, а камни на дне реки больно впиваются в ноги. «А эта Лиза так легко перешла, словно Иисус», – зло думала Оксана, наступая на очередной камень и отдергивая ногу.

– Может, помочь? – спросил Патрик с того берега, задумчиво глядя на то, как она мучается.

– Да нет, я сама, – сказала Оксана. Как она могла проявить такую слабость, когда Аня и Лиза уже были на той стороне и шли дальше по тропе с близнецами. «Предательница», – думала она про подругу.

Сирена же с Патриком переглянулись, улыбнулись, Патрик вернулся, ни слова не говоря, подхватил и перешел реку вместе с ней. Поставил между собой и Сиреной. Ей было очень приятно, никто никогда раньше не носил её на руках. То ли сил не было у парней, с которыми она была знакома? То ли непонятно, почему? Пару раз, конечно, ей предлагали, но она отказывалась: не проявлять же слабость. При этом ей всегда хотелось, чтоб её подхватили вопреки её отказу, но этого не случалось. А сейчас? Она посмотрела на довольного Патрика, на улыбающуюся Сирену, и поняла: они, наверно, над ней посмеялись.

– Ты впервые так далеко в лес зашла? – спросила Сирена. «Неужели не видит? Или издевается?» – в ответ подумала Оксана, но произнесла:

– Нет, я на даче гуляла по лесу, но чтоб вот так, – она многозначительно посмотрела на тот берег, – действительно первый раз. Мне Аня сказала, что у нас будет весёлый пикничок на природе, она не говорила, что это будет целый туристический поход.

– Ну, это и не поход, – продолжала с ней разговор Сирена, наблюдая, как Оксана надевает босоножки.

– А что же это тогда? – не сдержав злости, спросила Оксана.

– Прогулка на выходных, – невозмутимо уточнил Патрик.

– Да? И долго нам ещё прогуливаться? – спросила Оксана, не скрывая возмущения.

– Нет, недолго, – ответил Патрик, явно пытаясь её успокоить, – ещё минут десять, пятнадцать.

«Ничего себе успокоил, ещё минут двадцать мозолить ноги», – думала она, поднимаясь.

– Тогда надо идти, – сказала она и зашагала по тропе, по которой уже ушли все остальные.

– А тебе есть, где ночевать? – продолжала докучать расспросами Сирена.

«Вот это вопрос. А ведь и впрямь, как я буду ночевать, у меня нет ни палатки, ни одеяла», – промелькнула паническая мысль. А Сирена, как будто прочитав её мысли, продолжила:

– Давай с нами, у нас в палатке есть место и есть лишний спальник.

«Тут что-то нечисто», – всё с большим беспокойством думала Оксана. Если б ей предложил ночевку парень, она бы поняла, чего он хочет, но что надо этой ряженой в чёрное ведьме? Она посмотрела на то, как та была накрашена, на сигарету, которую она достала и пыталась прикурить от плохо работающей зажигалки. «Наверно, издевается, не может же она меня жалеть. Или жалеет и издевается», – пронёсся рой разных мыслей.

– Я, наверно, с Аней буду, – сказала Оксана, она была уверена в том, что та нашла им место.

Патрик заулыбался. Сирена захохотала.

– Не вижу ничего смешного, – сказала Оксана.

– О, конечно, – сказал Патрик, – мне, наверно, тоже смешно не было бы, – с этими словами его улыбка стала ухмылкой. – Да только у них у каждого по своему спальнику, спят под открытым небом. А если дождь, ночуют у меня. Скорее всего, они ночью пойдут на гору.

– Да? Как интересно, а Лиза? – спросила Оксана.

– Лиза всегда ночует в своей палатке, – с каким-то отвращением в голосе сказала Сирена. – И обычно одна, – с широкой улыбкой добавила она.

– А почему? – Оксане стало любопытно.

– Не знаю, – отвечала Сирена, – наверно, любит одиночество.

Патрик шел по тропе и, кажется, не замечал их разговора, хотя с таким улыбающимся и отстраненным видом, что мог бы и дороги не замечать.

– А вы здесь часто бываете? – спросил Оксана.

– Раз в год, – ответил Патрик и добавил, – в принципе мы уже пришли.

И правда, они вышли на большую поляну, на которой уже стоял лагерь, посреди которого над костром что-то готовилось в котелках и на вертелах. На первый взгляд Оксана насчитала семь палаток. Людей было много, женщины и девушки в большинстве своём были у костра, готовя еду. Мужчины ходили туда-сюда: приносили дрова, воду. Что-то сооружали на берегу небольшого озера, на противоположной стороне поляны от тропы, по которой они вошли в лагерь. Несколько женщин играли с маленькими детьми в сторонке. «Будут семейные пары», – вспомнила Оксана реплику подруги.

– Откуда столько народа? – спросила Оксана. – Нас же совсем чуть-чуть ехало.

– Часть приехала утром, большинство приехало ещё вчера, – ответил Патрик. – Здесь всегда много работы по подготовке к празднику… привет, Тиль! – прервался Патрик на приветствие к какому-то волосатому жилистому парню в джинсах и голым торсом, нёсшему большую охапку веток. На этом приветствия только начались, и Патрику стало не до продолжения повествования. «Неужто он знает тут всех?» – удивлялась Оксана, наблюдая, как люди в лагере его приветствуют и по-дружески обнимают. От Патрика не сильно отставала и Сирена. На некоторых она просто вешалась с криками счастья, что никак не вязалось с её мрачным образом.

Оксана почувствовала себя лишней на этой поляне. Все что-то делали и все всех знали, а она не знала никого. И стояла посреди лагеря так, как будто была на поляне одна. «И все-таки это секта», – сказала она себе. Такого количества мужчин с волосами, длиннее каре, и девушек в платьях и юбках она никогда не видела. На многих рубахах и сарафанах она увидела нашитую красную свастику, причудливо вплетённую в узоры. «Да. Еще и скинхеды, – констатировала с ужасом Оксана. Надо срочно найти Аню, – думала она, оглядываясь, – и предупредить её». Она стала озираться вокруг, ища подругу. Аня уже махала ей из-за стола, сооруженного неподалёку от костра. Оксана направилась прямиком к ней, рядом сидели близнецы.

– О, наконец-то мы тебя дождались! – воскликнул Алекс, когда Оксана подошла к столу.

– Могли бы и у реки меня подождать, – сказала Оксана.

– Да ладно тебе, не обижайся, – попытался успокоить её Димас, – мы тут тебе миску супа с курицей приберегли, ты ведь наверняка голодная.

– Прям сама любезность, – с вызовом сказала Оксана и добавила: – Аня, ты можешь со мной прогуляться?

– Да, могу, – сказала Аня, вставая.

– О, вы нас покидаете? – спросил Димас.

– Они недолго, – за девушек ответил Алекс.

И Оксана с Аней пошли в лес вдоль берега озера, оказалось, что на поляну вела дорога, о чем свидетельствовали два припаркованных в сторонке внедорожника. Когда они отошли довольно далеко от лагеря, так, чтоб Оксана могла не беспокоиться, она спросила у Ани напрямую:

– Они что, скинхеды?

– Кто? – очень удивлённо спросила Аня.

– Они, – ответила Оксана, мотнув головой в сторону лагеря.

– Это с чего ты взяла? – с ещё большим недоумением спросила подруга.

– Как? Ты разве не видишь? Они празднуют, ПРАЗДНУЮТ день памяти и скорби! – вдруг начала выкладывать всё свои наблюдения Оксана. – На нас Гитлер напал в эту ночь. Они это делают как-то странно, вдали от людей, и у них тут повсюду свастики.

– Свастики? – переспросила Аня. – Вроде вот этой?

Она указала на поляну. Напротив лагеря, недалеко от воды, устанавливали шест с большим красным стягом, а на нем золотыми нитками была вышита свастика, но она не заканчивалась, как у обычных фашистов, после поворота лучей. Каждый луч превращался в свастику и оттого производил ещё более мрачное впечатление.

– Да, это она, – сказала Оксана.

А подружка засмеялась, вот же дурёха, ей серьёзные вещи говоришь, что, мол, мы в опасности, а она в смех. «Может, у неё истерика?» – подумала Оксана и решила встряхнуть Аню. Она взяла свою безумицу за плечи и встряхнула со словами:

– Ты чего, дура, ржёшь, ты не понимаешь, во что ты нас втянула?!

– Я, ха-ха-ха, понимаю, – давясь смехом, произнесла сумасшедшая. – А ты, ха-ха-ха, нет, ха-ха, эта свастика называется коловрат, ха-ха-ха, славянский символ солнца, ха-ха, и это народные узоры, на рубахах. Ух, ничего себе, ты где живёшь-то? Я думала, ты знаешь.

– Что знаю – вот эту сектантскую чушь? – волновалась Оксана. – А если они нас убьют? Или чего похуже.

– Ничего с нами не случится, – твердо заверила Аня. – Если уж ты по клубам и денсам ходишь и с тобой ничего не происходит, то с этими мягкими и пушистыми тебе вообще нечего опасаться.

В это время двое мягких и пушистых на поляне под одобрение собравшихся начали дубасить друг друга деревянными саблями и закрываться фанерными щитами. Когда им надоело, их сменили двое других: один с копьём, другой с топором.

– Ну, раз ты за них ручаешься… – всё еще сомневалась Оксана, – то будь хотя бы со мной, а то я их побаиваюсь.

– Ладно, пойдём, а то близнецы уже заждались, – все еще немного посмеиваясь, сказала Аня. – Ну надо же такое придумать!

Надо признать, что к вечеру её настороженность стихла. Патрик показал ей палатку, выдал одеяло. У костра были не только шашлыки, но и изрядное количество разных яств, но ещё больше там оказалось выпивки. Люди на поляне пели и плясали, и это, конечно, были не клубные танцы, привычные ей, но как разовое развлечение годилось. К своему удивлению, она познакомилась с одной швеёй, с которой долго говорила о современной моде и моде прошлого. Только, как оказалось, Оксану раздражало, что она банальна в выборе одежды, тут в юбках ходили все девушки и, как она успела приметить, – некоторые мальчики. Где-то около десяти вечера к ней подошел Димас и предложил прогуляться.

– Мы идём на Синюю гору, – сказал он. – Пойдёшь с нами?

Голова её уже кружилась, она не смогла бы сказать, сколько выпила, но ещё могла стоять на ногах и, конечно же, после того, как так много слышала о Горе, не могла на неё не пойти, тем более с таким очаровательным и уверенным в себе принцем.

– Конечно, пойду, – сказала она.

Она думала, что принц обнимет её и поддержит, но Димас просто взял её за руку и повёл прочь из лагеря вдоль озера.

– А что, больше никто не пойдет? – спросила она, когда они преодолели ручей, впадающий в озеро.

– Они ушли раньше, – ответил Димас, – мы же говорили – тут заповедник, а потому разделяемся, чтобы не попасться.

– Попасться? – спросила она, перелезая через бревно, лежащее на тропе. Вокруг тропы росли папоротники, и в сгущающихся сумерках они смотрелись как-то зловеще.

– Ну, заповедники же лесничие охраняют, – начал рассказывать он, – если они поймают, то отправят на секретную базу, где будут проводить над тобой опыты.

– Да ладно рассказывать, нет тут баз, штраф выпишут, выпроводят с территории заповедника, – отчего-то слушать байки ей сейчас не очень хотелось, было и так как-то жутко.

– Скажи лучше, нас змеи не покусают? – спросила она, настороженно глядя на папоротники.

– А почему нас должны змеи покусать? – как-то нежно переспросил он и даже обнял её.

Оксана слегка смутилась, ей показалась, что она говорит какие-то глупости.

– Ну, говорят, что в папоротнике живут змеи.

– Разве? – спросил он с иронией в голосе. – Не бойся, пока я рядом, никакие змеи тебя не покусают.

Они поднимались в гору. Подъём становился всё круче и круче. Но он легко её обнимал, и ей было легко. Змеи и впрямь на неё не покушались, не было и комаров. «Какая тёплая ночь», – думала она. – «Как мне хорошо». Тропка из леса и папоротников резко вышла на скальный выступ.

Перед ней раскинулось звёздное небо и долина. Скала нависала над лесом, и, несмотря на то, что на горизонте виднелись горы и повыше, на краю скалы перехватывало дух.

– Как красиво, – вырвалось у неё.

– Да, очень красиво, – раздался Анин голос.

Оксана вздрогнула и обернулась. Оказалось, что в этой скале есть углубления, которых не видно с тропы, в одном из этих углублений и сидела Аня с Алексом. В другом углублении сидела Рыжая, которая отравляла ей всё путешествие, и сейчас она была тут. Но сидела с каким-то тощим и длинноволосым хлипиком. Димас стоял на тропе между углублениями и на сам выступ не выходил.

– Зачем пугать-то? – громко произнесла Оксана.

– Тихо, – сказал шепотом Тощий, – а то лесники услышат. Иди к нам. А то тебя видно издалека на этом камне.

Димас спустился с тропы к выступу, помог спуститься и ей и уселся между ней и рыжей. Она думала, он обнимет её, как обнимал всю дорогу, а этот хлипик – с рыжей, но оказалось не так. Она сидела с одной стороны, хрупкий парнишка, которого ей представили как Жеку, – с другой от обнимающейся парочки. Ей становилось прохладнее с каждой минутой. Тогда она поняла, что так совсем замёрзнет. Парочка и Жека поменялись местами, и этот худой, неприятный тип попытался её обнять, со словами, что ей холодно, и он хочет ей помочь. Кто кому ещё помогать будет? Но она согласилась, он обнял её своими костлявыми холодными руками. Она оттолкнула его руки.

– Ты сам-то холодный, – произнесла она, поражаясь, с какой злостью это прозвучало. – Мне нужно отойти, сейчас приду.

Но возвращаться она не собиралась. Она поднялась на тропинку, Аня её даже не заметила, и пошла сначала медленно, а потом побежала прочь от этого места, бежать с горы было легко. Сколько она бежала, Оксана не знала, но пары по физкультуре не прошли зря. Она очень быстро спустилась к ручью, но идти в лагерь не собиралась, слёзы просто душили её, на берегу ручья лежал большой камень, она забралась на него и дала волю слезам. Зачем её сюда затащили? Зачем так над ней смеяться? Она точно могла сказать, что вряд ли сможет общаться с этой дурой Аней дальше, лишь бы выбраться из этой секты скинхедов. Слёзы высохли, она решила притвориться, что она такая же, что ей всё нравится, главное – выбраться отсюда. Она осмотрелась, не следит ли кто из этих маньяков за ней. Никто не следил. Зато она заметила огонёк в траве, ей стало интересно и она пошла посмотреть, что там такое. Оксана вышла на небольшую полянку и обнаружила, что та вся усеяна огоньками. «Светлячки!» – радостно вскрикнула она про себя и напрочь забыла обо всём остальном. Разве может что-то волновать, когда такая красота вокруг?

Она пошла по поляне, увлекаемая куда-то светлячками, «вот Аня будет завидовать, когда я расскажу ей это, она-то, наверное, никогда не видела светлячков». Оксана и сама их видела впервые, и от этого их очарование росло с каждым шагом. Постепенно поляна сменилась лесом и пошла в гору, и неожиданно светлячки закончились, и Оксана уткнулась в папоротники. А в папоротниках что-то мерцало намного ярче светлячков, ей стало жутко, она захотела повернуть назад, но любопытство оказалось сильнее. Она медленно пошла к большому желто-красному светлячку, стараясь идти так, чтобы большие листья не заслоняли его, она боялась, что если упустит его из виду, то упустит совсем. Он уже был близко, это был какой-то предмет из золота с большим красным светящимся камнем в центре.

«Ничего себе, как мне повезло», – подумала она. – «Прямо сказка какая-то». Она протянула руку к амулету, и он дернулся в сторону. «Что за черт», – выругалась она про себя и снова потянулась к светящемуся объекту. А он снова отпрянул от неё. «Да что такое, может это чья-то шутка? Тогда она несмешная», – думала она.

– Эй, кто там прикалывается? Покажитесь, – позвала она в темноту. Но темнота предпочла промолчать.

– Да что ж такое, – вслух подумала она. – Ну, пошутили и хватит, зачем так-то издеваться?

Она обошла светящийся предмет по кругу, осмотрела всё вокруг, но не нашла никого и ничего.

«Ладно», – думала она. – «Я поймаю эту хрень. Или она приведёт меня к тем, кто дёргает за верёвочку, и я выцарапаю им глаза».

И она вновь потянулась к амулету – он прыгнул от неё, она сделала шаг и снова протянула руку, чтоб схватить его, но он оказался быстрее. Она повторила попытку ещё несколько раз, но так и не поймала его, разозлилась, решила во что бы то ни стало его достать и прыгнула на него. Но он снова успел отскочить в сторону. Тогда Оксана пригнулась и побежала за ним следом. И чем быстрее и изобретательнее она старалась его поймать, тем быстрее и изобретательнее он от неё ускользал. И делал это отнюдь не по прямой, а в разных направлениях, но это она неожиданно поняла только в тот момент, когда в очередном прыжке настигла добычу. Оксана схватила украшение крепко обеими руками, его свет проступал между пальцами, просвечивал её тонкую кожу. Она ждала, что оно будет вырываться, но оно лежало в руках неподвижно. Ей было жарко и одновременно с этим очень спокойно. Она чувствовала смертельную усталость. Шевелиться не было сил, да и лежала она на чем-то тёплом, приятном, сверху её, как одеялом, тоже что-то укрывало. Так она и уснула.

Так крепко и сладко она никогда прежде не спала. И, похоже, уже не будет.

Её спустили к берегу, поставили на ноги в густую зелёную траву. Ноги не хотели её держать, и она непременно упала бы, но упасть ей не дали. В итоге она, связанная, стояла на коленях.

– О, боги, – произнёс Старший советник, – взгляните на эту колдунью, преступившую волю вашу и покусившуюся на порядок, созданный вами.

Он ходил кругами, то в одну сторону, то в другую, и читал длинную молитву.

– Сегодня именем вашим и устами наместника вашего мы предадим её воде, дабы была очищена от силы тёмной и принята в царствие подземное, как и положено всякому духу нечистому.

В это время на вершину холма из-за деревьев выехал всадник. Он остановился в тени деревьев. Редкие лучи, пробивавшиеся сквозь листву, играли бликами на его до блеска начищенной кольчуге и шлеме. Обеими руками держа поводья, он смотрел прямо на Оксану, но разглядеть его лица она не могла. Слишком далеко он был и слишком яркие блики играли на его шлеме. Но она знала – это он.

Она не слушала, что там вокруг неё болтает советник. Она была удивлена своим мыслям: после того как царевич отправил её на смерть, ей впору было сыпать проклятиями, но проклятий не было, было только тепло в груди. Тепло и воспоминания…

Из огня да в омут

Она всё время ощущала холод, холод, с которым не могла расстаться. Она часто выходила на солнце, чтобы погреться в его лучах, иногда этот холод отступал, давая ей отдых и умиротворение. Холод исходил от золотого медальона на её шее. Казалось бы, что может быть проще – сними его и не мучайся. Но вместе с медальоном уходило ощущение жизни, жизнь как будто теряла краски, хотелось просто лечь и умереть. Не могла Оксана позволить себе этого. Наверное, всё дело в воспитании, которое она получила от родителей, лица которых сегодня не могла вспомнить. Но с детства ей говорили: «Не сдавайся! Учись! Работай! Только сильного ждёт успех». А лечь и умереть это слабость, она не понимала тех, кто говорил, что на самоубийство требуются силы. Так говорили люди, которые никогда бы не совершили подобное, потому что знали, что такое ответственность перед собой и другими. Отказаться от ответственности бывает сложнее, чем от жизни.

Ответственность. Она чувствовала, что в ней нуждаются, что только она способна помочь тем несчастным, которые вокруг неё собрались. Ей казалось, что она чувствует их боль, и эта боль обжигает её холодом через амулет.

И ей, возможно, было бы намного легче и приятнее в этот вечер, но её обнимали холодные руки.

Она стояла на холме к западу от её дома и смотрела на закат, на поля и редкие деревья. Поля простирались до горизонта по невысоким холмам. Это был самый высокий холм в известной ей округе. С его вершины отлично виднелись деревья, что росли в логах, у ручьев и реки. Также с холма прекрасно обозревалось поле, возделываемое её подопечными, и крыша её дома.

Также с холма она наблюдала лагерь из десятка шатров, что стояли на поле, до возделывания которого у неё пока не дошли руки. «Дармоеды», – отчего-то всплыло в голове слово, которым она никогда не пользовалась, и не пользовался никто из тех, кого она знала. Холодные же руки принадлежали главному дармоеду.

– Ты только представь, – говорил он ей с притворной нежностью слова, которые ей давно набили оскомину, она слушала их в разных вариациях уже много раз, – ты можешь жить в прекрасных хоромах с коврами из шкур дивных тварей, и десятки слуг будут ухаживать за твоей красотой. Оставь эту лачугу и будь моей королевой.

Солнце опустилось за горизонт, оставив кроваво-красную полосу, вся зелень полей стала синей, и цветы, что виднелись в зелёной траве, спрятались в синеву. Оксана так и стояла, смотря в горизонт. «Что предпримет это чудовище, когда больше не сможет ждать?» – думала она. – «И чего хочет на самом деле?»

Если ответ на первый вопрос ей был очевиден, и она не понимала лишь, что до сих пор его останавливало, то ответа на второй найти не могла. Конечно, она могла сказать, что ему нужен её медальон, на который он смотрел жадным взглядом. Но тогда что мешало ему расправиться с ней ещё в первый день? Найти себе женщину на ночь такой, как он, наверно, всегда сможет. А в то, что он просто своеобразен и просто влюбился в неё, она поверить не могла: судя по всему, такое чувство, как любовь, не входило в его добродетели.

Оксана перевела разговор.

– Помнишь, я рассказывала об обычаях моей страны? – говорила она.

– Конечно, я помню все, что ты говорила мне, я ловлю каждое слово, лишь бы исполнить твои желания, – продолжал он говорить с притворной интонацией ей на ухо.

– Тогда где кино, – возмущённо спросила она, поворачиваясь к нему лицом, – что ты обещал мне достать?

Его тонкие губы стали ещё тоньше и омерзительнее, в глазах вспыхнули злые магические огоньки. И в следующее мгновение он расплылся в широкой улыбке, оскалив удивительно белые зубы. Огонёк в глазах погас, но улыбаться они не начали.

– О, прекрасная, – сладко-сладко заговорил он, – когда просила ты подумать, я уезжал. И много времени общался я с заморскими послами и мудрецами. О том, что такое Кино, не знает никто в целом свете. И мне пришлось посетить мёртвые земли и спросить там, у вечных хранителей, что имеется в виду. И нам было открыто великое знание, и скоро все, что требуется для этого ритуала, прибудет сюда.

Ей стало ещё прохладнее. Её начала бить дрожь, которую она и скрыть-то не смогла. Он отстранился от неё и расстегнул большой кожаный плащ, висевший на его плечах.

– В силу некоторых своих особенностей я не могу согреть тебя своим теплом, – с вкрадчивой заботой прошептал он. – Но я могу отдать тебе часть одежды, что ношу сам.

Он не спрашивал, просто накинул плащ на неё. Одеяние оказалось тёплым, но оно не могло остановить её дрожь. «Что-то совсем не так», – тревожно думала она. – «Неужели он и впрямь нашел, как сделать кино в этом отсталом мире? Или придумал что-то другое? Но что?» Ей не нравился ни один вариант, и она под предлогом, что её всё равно знобит, пошла вниз, к дому. Ей хотелось быстрее избавиться от этого урода.

Он больше не обнимал её, он шел впереди по узкой тропе с вершины холма, иногда поворачивался и чему-то улыбался. Его руки обычно были такими холодными, что невольно думалось, что он замёрз, но, похоже, и без плаща он чувствовал себя также непринужденно, как и с ним. На удивление, плащ начал согревать не только её тело. Некое тепло подавляло её внутренний холод.

– Пойдём до моего лагеря, – сказал он, когда они спустились, и протянул ей руку. Брать в руку эти холодные, костлявые пальцы ей было неприятно, но какая-то сила подтолкнула её руку, она положила свою ладонь в его – и удивилась. Впервые за долгое время рука была теплой. Что-то громко брякнуло в сарае, который они проходили. Иногда неприятности случались с её подопечными, особой ловкостью почти никто из них не отличался.

– Зачем? – спросила она, глядя на него и уже проходя мимо крылечка своего дома.

– Я приготовил для тебя не один подарок, – сказал он.

– Да? – спросила она с непонятным чувством. Должно было быть недоверие, а получилось удивление. Она захотела остановиться. Она боялась его подарков, сильно хотелось убежать, спрятаться в своём доме, но вместо этого она просто стала медленнее идти. Тело повиновалось не ей.

– Конечно, моя будущая повелительница, – произнёс он. – Я не раз говорил тебе о том, что я повелеваю сильным государством на западе. И не могу остаться голословным, своей будущей супруге я просто обязан оказать подобающие почести.

– Будущей супруге? – с ещё большим удивлением спросила она. – Я ведь ни на что ещё не дала согласие.

– О, конечно, конечно, – быстро произнёс он, – но это вопрос времени, и я уверен в том, что ты примешь моё предложение, а оказать достойную тебе честь я обязан вне зависимости от того, что ты скажешь. Это вопрос самоуважения, ведь я не могу предлагать своё царство абы кому, а раз предлагаю, значит нужно проявить подобающую учтивость, – говорил он, и с каждым словом ей становилось всё теплее. Они уже шли через его лагерь к большому шатру, который стали устанавливать после возвращения её гостя. – Конечно, на всё это тоже требовалось время, и требовало моего присутствия в моих землях. Меня там сильно ждут, но ничего важнее тебя в моей жизни просто нет.

За долгое время их общения она впервые обратила своё внимание на то, что хочет верить его словам. «Может, он говорит правду?» – звучали мысли в её голове. – «Пусть он противен со своими особенностями, но, может, действительно любит меня?».

Шатер, к которому он подвёл её, был огромен. В него бы поместился весь её дом и ещё место для пары сараев осталось.

– Этот шатёр я приказал возводить сразу как приехал, – хвастался ухажер. – Для кино нужен большой зал. В этом шатре будет всё, как и должно быть. А сегодня я хочу, чтобы ты отужинала со мной в этом шатре.

Она не ответила ничего, есть ей не хотелось. Отказаться она не могла, поэтому просто проследовала в шатёр.

Двое слуг откинули перед ней полог в две стороны, и она увидела за ним небольшой тамбур, в конце которого стояло ещё двое, они открыли следующий полог, когда она подошла к ним. В это время за принцем уже завязывали вход, она повернулась из любопытства, посмотреть, что происходит. Оказалось, что тамбур кончается только третьим пологом. Слуги, как на представлении по синхронному плаванию, делали всё быстро, аккуратно и одинаково.

За тамбуром она ожидала увидеть огромное помещение шатра, но оказалось в… вестибюле. На полу лежали толстые ковры. Трое слуг поклонились, когда они вошли. Они были в длинных черных кафтанах. Один из них предложил ей снять плащ, она согласилась. Он учтиво принял плащ с её плеч. Слуга был высок, широк, с суровым лицом. «Отличная морда, – думала она, – для головореза». Все воины и слуги отличались синюшной белизной. Ей всегда казалось, что они как-то недомогают. Но для больных они всегда были на удивление расторопны и точны.

– О, моя прекрасная, – говорил хозяин шатра, – я хотел бы, чтоб ты приняла в дар от меня несколько нарядов, принятых в моих землях.

– Нарядов? – неловко переспросила Оксана, у неё были кое-какие платья и юбки, но большинство из них было ей не по размеру, некоторые износились и вообще не соответствовали общению с принцами. Ещё за то время, что она обитала в этом мире, она собрала себе одно платье из шкур. Но этот наряд выглядел дико в сравнении с рубахами и кафтанами воинов и слуг её ухажера. Он, впрочем, похоже, не любил блистать и потому одевался не намного изысканнее своих подчинённых.

– Да, нарядов, – подтвердил он. – Я наблюдал за тобой и мне показалось, что тебе подобает иной наряд. Не хочу сказать, что твой наряд плох. Нет. Но ты держишься по-иному, и кажется, что это платье тебе приносит некоторое неудобство.

Она промолчала.

– Оренча, – громко и четко произнёс он. Один из пологов открылся, и в комнату вошла низенькая женщина. Оксана сначала подумала, что перед ней девочка, причем весьма маленькая, но приглядевшись, поняла, что служанка намного старше её.

– Чего изволите, повелитель? – произнесла она, присаживаясь в глубоком реверансе.

Он проигнорировал её обращение и обратился к Оксане.

– Это Оренча, она будет твоей служанкой, при ней есть ещё несколько девок, они помогут тебе с нарядами.

– А вы обращайтесь с ней так, будто она уже повелительница, – с металлом в голосе обратился он к служанке.

– Ваша воля, повелитель, – присела она в реверансе перед ним, потом повернуласьь к ней.

– Простите, что обращаюсь к вам, ваша милость, – произнесла с опаской, снова приседая в глубоком реверансе и остановившись в нижнем его положении. Было очевидно, что она чего-то ждёт. Чего? Оксана посмотрела на неё, на повелителя, на его слуг. На лицах слуг не выражалось ничего, а вот предводитель широко улыбался, он поймал её вопросительный взгляд, и она увидела, что он, продолжая улыбаться, беззвучно трясется от смеха. Он постоял ещё пару мгновений, потом, не прекращая бесшумно сотрясаться от смеха, указал на служанку. И она поняла, что надо что-то сказать. Но что? От замешательства Оксана совершенно забыла, с какими словами обратилась к ней служанка, и потому не знала, чего та хочет.

– Говори, – произнесла она несколько смущенно.

– Не изволите ли вы пройти со мной в банную и платяную комнаты? – спросила служанка, поднимаясь из реверанса.

Оксана поняла, что отвечать надо соответственно предложенному статусу.

– Веди, – коротко ответила она.

Женщина снова коротко присела и пошла к пологу, из которого только что появилась.

– Она полностью в твоем распоряжении, – сказал Оксане хозяин шатра. – Можешь её даже съесть, вряд ли она будет сопротивляться, – он улыбнулся, поймав её возмущенный взгляд. – А я подожду тебя в основном зале, – он отвернулся, перед ним слуги распахнули полог в противоположной стене, и вышел.

Оксана повернулась к Оренче. Та так и стояла, держа полог и ожидая, пока её госпожа соизволит пройти. Подобное прислуживание ей казалось чрезмерным. Она, конечно, видела что-то такое по телику, и по истории они проходили что-то подобное, но чтобы она сама попала в такие условия… Ей было дико. «Но ничего не поделаешь, если они тут мирятся с рабством, придётся и мне мириться», – думала она. – «Может, что-то интересное узнаю». Она не торопясь прошла в предложенное ей помещение.

В этом помещении, сидя на коленях вдоль стены, располагались девушки, на них не было одежды, они были худые и бледные. С другой стороны находился большой сундук и скамья. Девушки никак не отреагировали на её появление, продолжили молча сидеть. За спиной у неё Оренча запахнула и завязала полог.

– Что это за палата? – спросила Оксана.

– В данной палате повелительнице подобает раздеться, – ответила Оренча.

– А если мне не хочется раздеваться? – спросила Оксана и повернулась к служанке.

– Как будет угодно госпоже, – присела в реверансе служанка.

Оксана показала взглядом на сидящих девушек.

– Зачем они? – спросила с отвращением Оксана. – Для декорации?

Служанка присела в реверансе и произнесла:

– Простите мою необразованность, госпожа, – Оксана услышала смущение в её голосе, – но мне не знакомо слово, что вы молвили мне.

Оксана смутилась сама, она привыкла, что её гость не знает многих слов, которые были для неё обыденными, но принять, что этих слов не знают и все другие, ещё не успела.

– Декорация – это украшение, – произнесла она и услышала в своём голосе надменные нотки, – просто ответь мне, на вопрос: зачем они нужны?

– Благодарю вас, госпожа, – произнесла Оренча, вновь приседая. – Девки нужны, чтоб помочь вам снять платье, помочь совершить омовение и помочь с новыми нарядами.

Оксана смотрела на бледных и худых девушек, и ей казалось, что они сами нуждаются в помощи и уж ей-то точно не могут ни в чём помочь.

– В следующей палате ванна? – спросила Оксана.

– Да, госпожа, – услышала она в ответ.

«Да уж, в ванну одетой не ходят», – думала она. – «Нормальные люди, по крайней мере, точно не ходят». Чтобы раздеться, помощь ей не нужна, тем более этих несчастных. Она стала развязывать шнуровку.

– Простите, что обращаюсь к вам, госпожа, – произнесла Оренча, – но не угодно ли вам принять помощь от меня?

Оксана посмотрела на неё и кивнула, после чего пожалела об этом, но и сказать уже ничего не могла. Оренча трижды хлопнула в ладоши, и девушки, что сидели на коленях, обступили Оксану. Стали развязывать шнуровку на шкурах, две отошли к сундуку. И прежде чем она успела произнести хоть слово, уже стояла нагая на толстом тёплом ковре, а перед ней развязали полог, из-за которого в палату повалил густой пар.

Оксана смотрела на зеркало, как на чудо, так давно она не видела собственного отражения. Она боялась, что увидит нечто ужасное: синяки под глазами или морщинки, или какое-нибудь иное уродство – но ничего особенного не нашла. Перед ней стояла красивая девушка, длинные русые волосы обтекали её плечи, стройное тело обтягивал корсет с множеством кружев тонкой работы. Широкие бёдра были подчёркнуты и одновременно скрыты огромной юбкой, под которой было ещё две кружевных, придававших объем. Из трёх платьев она выбрала то, что с высоким воротом, охватывающим, как водолазка, шею. На груди платья был аккуратный вырез точно под медальон. Не больше, не меньше. Он висел чуть выше груди, и в этом платье оказался обрамлён черной бахромой, переплетенной с золотыми. Вышивка расходилась от амулета вверх по плечам и вниз по груди за спину. Потом возвращалась из-за спины на живот и внизу упиралась в изгиб юбки. Юбка же была вышита красными нитями, но столь тонко, что ничего подобного ранее она не видела.

Дома, где производство стоит намного дешевле, три таких платья стоили целое состояние. «Во сколько же обошлись эти платья этому Чудовищу?». Ей преподнесли диадему, сделанную так, будто она составляла комплект с её медальоном. Но она решила, что лучше будет с распущенными волосами и отказалась от дорогого подношения.

С каждым мгновением она всё больше убеждалась: чародей, так настойчиво вокруг нее ошиваясь, имеет на неё серьёзные планы. Ведь нельзя же столько вкладывать сил и средств в ничто. Единственное, что не давало ей покоя, так это – что же его привлекает именно в ней? Она не думала, что ему интересно просто провести с ней ночь. Хотя она сомневалась, что найдётся настолько больная, что захочет разделить с ним ложе по собственной воле, не из корысти. Она гнала от себя мысли, что рано или поздно ей придётся это сделать.

Она расчесала волосы, отказалась от предложенных ей помад, белил и капель. Когда-то она слышала, что раньше использовали яды, чтоб стать красивее, Она в последний раз оглядела себя в зеркало. Когда ещё выдастся такая минута. Потом обернулась к Оренче и произнесла:

– Где ждёт меня повелитель?

– В главной зале, – ответила та.

– Веди, – распорядилась Оксана. Надо же – распоряжаться ей казалось естественным, так, как будто она всю жизнь только этим и занималась. Служанка повернулась к одной из безымянных девиц, та кивнула, и две другие развязали передней полог и открыли его, так что сами были не видны из залы.

Оксана услышала в зале своё имя в обрамлении каких-то титулов и пошла в открытый полог. Играли скрипки и барабаны. За пологом её ждали ступеньки, она поднялась по ним и вышла на деревянную площадку. На площадке были установлены два кресла и стол, за одним из кресел сидел её ухажер, который отчего-то не потрудился встать, но жестом пригласил её к столу. Она подошла к столу и опустилась в кресло.

В зале, кроме той площадки, на которой располагался стол, была другая – больше – и на ней лежали разные предметы. Повелитель дважды хлопнул в ладони, и зажглась свеча, стоящая посреди стола. Тут же на большой постамент стали выбегать и спускаться на верёвках из-под купола люди. Некоторые на ходу играли музыку, некоторые жонглировали – и все в одном ритме, очень слаженно и все вживую. Оксана смотрела на них с открытым ртом, и больше всего её удивляло, где разместились все эти люди и когда они прибыли. Она смотрела за представлением, а слуги длинной вереницей накрыли стол.

– Нравится? – самодовольно спросил организатор праздника, она попыталась вспомнить, как его зовут и не смогла.

– Не то слово, – произнесла она. Такое представление ради неё! Она не хотела поворачивать голову в его сторону, она знала, что увидит, и видеть этого ей не хотелось. Опять над ней посмеялась жизнь, вот он, похоже, и впрямь её любит, надо же – столько усилий и всё для неё. Её амулет наверняка не стоит того, что он уже затратил на неё, и это, судя по всему, начало, а ей просто противно смотреть на него. Она сделала над собой усилие и улыбнулась, повернувшись в его сторону.

– Я в шоке, – произнесла она.

Он вопросительно поднял одну бровь. Она улыбнулась, но решила не переводить и вообще говорить, так как ей удобно.

– Откуда и как? – спросила она.

– Из моего царства, – произнёс он легко, да ещё пожал плечами так, словно это мелочи. И что-то изменилось в его внешности, что-то вообще поменялось. «Тот ли это человек, что стоял со мной на холме и смотрел на закат? И чьей пленницей я, по сути, являюсь?» – на второй вопрос она ещё могла ответить, но вот на первый – отчего-то нет.

Она протянула руку к кубку, который принесли ей, и попробовала… это было самое отвратительное пойло из всего, что она пила когда-либо. Похоже, что это было вино, но какое-то невнятное и кислое.

– Это что? – спросила она, не скрывая отвращения.

Хозяин вечеринки поднял свой кубок и отпил из него. Потом поджал губы и после засмеялся.

– Да что смешного? – возмущенно спросила она.

– Ты бы видела своё лицо! Я впервые вижу человека, который, попробовав лучшего вина Рениста, так бы скривился и возмутился. Многие бы правители сочли бы сказанное тобой личным оскорблением.

– Это-то лучшее вино? – это был отличный повод для возмущений, и она решила хоть так выпустить накопившееся напряжение. – Да уж лучше пить спирт, чем это.

– Спирт? – спросил он.

– Да. Спирт, спиртягу, самогон, боярышник, – перечисляла она, – всяко лучше, чем это. – Ничего из перечисленного она сама не пила, но думала, что всё это гораздо вкуснее вина, предложенного им.

– Ты, похоже, разбираешься в напитках, – произнёс он, – раз столько простонародных напитков перечислила. И при этом не известных мне.

Он повернулся к слуге, стоящему рядом:

– Приведи мне вон того жонглера, – и указал на здорового мужика, крутившего три огромных молота так, словно те ничего не весили.

– Зачем? – спросила Оксана.

– А мы сейчас у него спросим, знает ли тот, что такое спиртяга, – улыбаясь, произнёс он.

Слуга передал распоряжение и стал ждать дальнейших приказаний хозяина. К жонглеру направился посыльный и, судя по всему, изрядно удивил силача. Ибо тот, поймав все молоты, выронил их так, словно враз забыл об их существовании. И пошел к их площадке. Пред подъёмом к ним он опустился на колени и опустил голову. Слуга, что сопровождал его, испросил разрешения силачу подняться.

– Разрешаю тебе подняться и принять место у наших ног, – произнёс повелитель. – Я своим великодушием дозволяю тебе говорить, когда к тебе обратятся. И говорить всё начистоту по заданным тебе вопросам.

Силач встал с колен, потом поднялся на их подиум и опустился на колени рядом со столом.

– Скажи мне, – обратился к нему повелитель, – ты знаешь, что такое спиртяга?

– Нет, мой повелитель, – коротко ответил он.

– И всё? – разочарованно спросил хозяин шатра. – А во многих ли странах ты побывал?

– Я побывал во всех странах от Загорья до Великого Моря, и даже на некоторых островах, один раз ходил за Чёрную пустыню, – произнёс он дрожащим голосом.

Похоже, её пленитель был доволен ответом.

Он повернулся к слуге, который стоял рядом со столом, и обратился к нему:

– Ты бывал хоть в половине из указанных мест?

– Я не бывал и в половине от половины, – кланяясь, ответил слуга.

Хозяин шатра кивнул и снова обратился к жонглёру:

– И ты нигде никогда не слышал о спиртяге?

– Простите меня, мой повелитель, – на удивление дрожащим голосом произнёс огромный силач, – но я никогда не слыхал этого слова.

– Вот и я не слыхал, – довольно произнёс чародей и протянул её кубок жонглёру.

– Испей у моего стола и ступай, – распорядился он.

Жонглёр принял кубок, испил и уставился на повелителя, потом допил содержимое залпом. Потом поставил кубок на пол, пробормотал хвалебные слова и, кланяясь, не вставая с колен, попятился к ступеням.

– Заметь, – обратился повелитель к ней, – он понял, какую честь ему оказали этим напитком. Значит, знаком и с достойными напитками.

– Воды госпоже, – распорядился он.

Слуги поменяли кубок и налили ей простой воды.

Она ожидала продолжения разговора, но отчего-то хозяин ужина предпочел молча есть блюда, которые ему приносили. И это молчание угнетало её чуть ли не больше, чем его допрос. Когда блюда поменяли три раза, в залу вошел солдат в доспехах. Он наклонился к чародею и прошептал что-то ему на ухо. Чародей посмотрел на неё и враз изменившимся голосом вкрадчиво произнёс:

– Что-то не так, моя госпожа? Я чем-то не угодил вам?

– Да нет, почти всё было прекрасно, – ответила она, поразившись перемене, произошедшей в нём.

– Быть может, после всего, что я делаю, вы всё ещё не доверяете мне? – спросил он, глядя на неё жестким и холодным взглядом.

– Я не понимаю, – произнесла она. И она действительно не понимала, почему он так переменился после сообщения этого солдата.

Он заулыбался какой-то очень жестокой улыбкой.

– Значит, не понимаешь, – он встал, ему принесли меч в ножнах и пристегнули к поясу.

– Ну, пойдем, посмотрим на твоё непонимание, – приказал он.

«Да что происходит?» – мысли её метались, и ей крайне не нравилось происходящее. И, конечно, ей было страшно, она прочитала в глазах чародея, что он готов порубить её на кусочки в любой подходящий момент. Она встала и пошла за ним к выходу, с обеих сторон от неё встали солдаты, ещё двое пошли сзади. «Конвой, – подумала она. – Как будто я им чем-то угрожаю».

Молча проследовав в гардероб и через коридор, по которому она заходила в шатёр, они вышли в ночь.

И стали лицом к её подопечным. Они стояли плотным кольцом в два ряда, полностью окружив шатёр. Судя по их дыханию, они были чем-то недовольны, если подобное слово можно было к ним применить.

А вот кто точно был недоволен происходящим, так это хозяин лагеря.

– Ну, и как ты объяснишь это? – в его голосе она слышала негодование.

Она посмотрела на стоящую вокруг толпу. У многих в руках были дубины, камни, у некоторых вилы и мотыги, которые те приволокли к ней, когда она начала с ними заниматься земледелием. Но этого было мало против хорошо защищенных и вооруженных солдат чародея. Да и воинами её подопечных никак нельзя было назвать, скорее инвалидами. Но эти инвалиды тревожили её пленителей. И надо было что-то делать, чтобы предотвратить бойню.

– Я честно не знаю, почему они так поступили, – заговорила она, – всё это они делают без моего ведома, сами по себе.

Он пронзительно посмотрел на неё. Смотрел некоторое время, потом произнёс:

– Иди домой и забери всё это отродье, – в его голосе слышалась ненависть и злость, и ей казалось, что он прямо сейчас её изрубит, но он просто смотрел на неё, в его глазах плясали синие огоньки.

Она сделала шаг и поняла, что она и сама не знает, чего ждать от этой толпы вокруг шатра. Но и выбора не было. Она могла надеяться на то, что её не тронут её инвалиды, и была уверена, что если не пойдёт, то головорезы за спиной точно не пощадят. Она сделала еще один шаг, и толпа перед ней отшагнула назад. Затем ещё один – толпа продолжила своё движение назад. Дальше Оксана шла уже без опаски. Долго отступать строем они были не в состоянии и очень быстро сбились в кучу перед ней, по бокам, они в два ручья обходили шатер и следовали за ней.

Она шла через лагерь среди настороженных, одетых в чёрное головорезов. И чувствовала, что ей с каждым шагом становится легче, она шла всё быстрее и быстрее и готова была побежать.

Но были у неё и другие мысли: она вспомнила тёплую ванну, зеркало… Ей было печально, что всё так сложилось. «Он ненавидит тебя», – думала она, – В её голову не укладывалась логика его поступков. Почему она чувствует, что он убить её готов? Но при этом он делает ей подарки и отпускает, когда она в его руках.

У неё заболела голова.

Надо было дойти до дома и лечь спать.

Дома её ждала тишина и прохлада, сегодня она не топила печь, хорошо хоть шкур у неё хватало. Платье, которое на ней было надето, не подходило для сна. Она попыталась его снять, но после непродолжительных попыток сделать это самостоятельно поняла, что не может. Получилось разве что расстегнуть часть ворота. «Да, теперь понятно, почему королям помогали одеваться и раздеваться слуги», – подумала Оксана. – «А как мне быть? Не обращаться же к моим убогим».

Она выглянула в окно и увидела, как они ходят вокруг дома, не собираясь расходиться. Она решила позвать кого-нибудь, может, хоть как-то помогут.

– Эй, иди сюда! – крикнула она одному из шатавшихся у двери и поманила рукой, он перестал шататься и вопросительно, ну, или ей так показалось, уставился на неё. – Да, ты, – повторила она жест, – иди ко мне.

Он пошел к ней, а за ним увязалось еще трое – такая стадность для них была нормальной. Она всех трёх позвала в дом. В него они входили с опаской, их пугал запах дыма, но ей, похоже, отказать не могли. Войдя в дом, Оксана остановилась напротив одного из них, показала шнурок, за который надо было потянуть, и как это сделать. Подала ему в руки, он несильно стал дёргать за верёвочку. Тогда она нащупала пару завязок и показала их другим подопечным. Они ухватились за них, и не успела она ничего сделать, как начали резко дергать поданную им шнуровку, а потом стали хватать за детали платья и тянуть в разные стороны.

– Стойте! – она пыталась отпихнуть их. Неуправляемые подопечные дергали платье, пытаясь его разорвать. Их становилось все больше, теперь они не боялись зайти в дом. Оксана чувствовала, как её мотают из стороны в сторону, ей стало страшно, что ее разорвут вместе с платьем. Остервенело дергая платье на беспомощной девушке, подопечные тащили её из дома. Наконец платье поддалось, и Оксана сумела выбраться из него.

Она лежала, тяжело дыша, поверх шкур, невероятно усталая. У нее саднило горло. Да ещё навалился холод, о котором она успела забыть, да так, что она дрожала всем телом. Но содрогалась она не только от холода, но и от слёз. Кое-как подтянув к себе шкуру, укрылась, но это не спасло от холода. А за окном было слышно, как её подопечные продолжали, рыча, драться за право рвать платье. Ей казалось, что она ещё долго рыдала под звуки борьбы, прежде чем уснуть. Теплее так и не стало.

Когда она проснулась, было уже светло. Шевелиться не хотелось, свербело надсаженное горло. Болело тело, ей казалось, что на ней нет ни единого живого места, наверное, она сейчас вся жёлто-синяя. Однако не потянуться после сна она не могла – было больно, но и приятно. Она посмотрела на руки, синяков на них не было, похоже, мышцы болели от перенапряжения. Оглядела дом – он был неизменным уже пару месяцев. Этим утром ей было не так прохладно, как раньше, и тем более не так холодно, как вчера.

Превозмогая ноющую боль в теле, выбралась из шкур, осмотрела себя. Внешне всё было в порядке, значит, просто перенапряглась.

Она оглядела избушку, в которой жила, на предмет погрома. Погрома не наблюдалось. Судя по пению птиц и стрекоту, за окном тоже всё было в порядке. На всякий случай она решила выглянуть за занавеску из шкур, которая служила ей дверью. На пороге её ждали два деревянных ведра воды и корзинка, сплетённая из веточек, наполненная яйцами. Треть яиц были небрежно смяты. «Значит, всё хорошо», – с облегчением подумала она. По полю ходили подопечные, ели личинок разных жучков, которые могли бы повредить посевам. Иногда ели их вместе с посевами, но тут уж ничего поделать было нельзя.

Она подумала, что неплохо бы помыться, и решила дотянуться до одного из вёдер, не показываясь из-за занавески. «Мало ли кто смотрит», – покосилась она в сторону разбитого по соседству лагеря. Но до воды так и не дотянулась. «Придётся в сорочке», – решила Оксана и вернулась в дом. Над глиняной печью весела груботканая сорочка, которую она использовала как ночную. Это был её первый местный наряд, в нем она чувствовала себя спокойно и уверенно. Пусть и срамно, по меркам местного населения. В сорочке она могла спокойно выйти из дома. В принципе, она вообще могла бы ходить в ней или в одном из шерстяных или льняных платьев, что лежали у неё в сундуке, но в них ей было прохладно, и потому она постоянно ходила в шкурах. Но сегодня она решила во что бы то ни стало надеть платье из тонкой шерсти. А перед этим надо обязательно помыться. И поскольку идти на реку не хотелось, она внесла вёдра в дом и стала разводить огонь.

За всё то время, что она жила в этом доме, Оксана так и не смогла приноровиться быстро разводить огонь: то она не успевала вовремя подуть на занявшуюся солому, то тёрла огниво недостаточно быстро или сильно. Обычно она старалась поддерживать угольки, закапывая их в золу, потом раздувала их, но в последние дни совсем не разводила огонь.

Она уже собиралась бросить это занятие и просто обтереться холодной водой, но солома всё-таки соизволила заняться и загореться. Вслед за соломой она бросила пучок хвороста, а потом небольшие полешки. Оксана нашла котел, налила в него воды и поставила в углубление на вершине печи. В крыше над печью было сделано отверстие, которое приходилось открывать каждый раз, как разводился огонь, это делалось изнутри длинной жердью. А вот чтобы закрыть его, требовалось залазить на крышу. И как сделать иначе, она не могла даже представить, потому почти привыкла к подобным неудобствам. Вот если загнать на крышу одного из инвалидов, то он, скорее, провалится вместе с крышей, чем поставит колпак на место.

Пока она возилась с огнём, на пороге появились две корзины с ягодами из леса и яблоками. Она оставила корзину с ягодами на пороге, ей было не до нее, но поесть требовалось. Съела пару яблок, в воде, которую поставила на огонь, сварила яйца. Заварила в этой же воде душистые травы и поставила остывать.

В доме было жарко, сорочка давно прилипла к телу, и она решила её снять. «Надо же, стала пещерным жителем: и дом, и баня в одном помещении», – подумала она, не зная, то ли улыбнуться, то ли скривиться от отвращения. Дыра в крыше отлично спасала от дыма и пара, но жар, исходящий от печи, всё равно прогревал стены и потолок, создавая ощущение сауны.

Остатки горячей воды вылила в ведро и разбавила холодной, обтёрлась, потом надела сорочку и побежала на реку купаться.

И только после того как вышла из прекрасной прохладной воды на реке, она поняла, что теперь отмылась от всего, что ей вчера пришлось пережить. Ей стало намного приятнее. Она бы пошла не через бор, а через поле, но боялась наступить босой ногой на колючки.

Выйдя из бора к своему полю, она увидела, что соседний лагерь сворачивают и переносят. Подданные чародея, как муравьи, перемещались, чем-то занимаясь. На её же поле царило спокойствие. Пара подопечных хромала между грядок, остальные наверняка разбрелись по окрестностям.

«Интересно, что он там ещё затеял», – подумала она и пошла к дому.

Оставшийся день Оксана занималась хозяйством. Ей всё время приходилось исправлять мелкие и не очень мелкие огрехи её инвалидов. И только на закате к ней явился гонец из соседнего лагеря и сообщил, что его чудовищность не может почтить её своим вниманием, но отправляет свои извинения за его вчерашнее поведение. «Он, конечно, молодец», – брезгливо подумала она, видя перед собой его полный злобы взгляд. И спросила:

– Вы переезжаете?

– Да, госпожа, – без промедления ответил он. – Повелитель обеспокоен тем, что мы, возможно, доставляем вам неудобство, так близко располагая лагерь.

– Раньше его это не беспокоило, – сказала она.

– Раньше лагерь был меньше, – пояснил посланец.

Она улыбнулась. Ей нравилось, что эти мерзкие типы будут стоять лагерем дальше от неё. Даже посланец, несмотря на всю учтивость в разговорах, выглядел так, как будто только что отсидел на голодном пайке срок в пятнадцать лет. И при этом всё равно сохранил вид зверя. Встретить такого в подворотне она точно никогда бы не пожелала ни себе, ни кому-то ещё.

– Скажи своему правителю, – холодно произнесла она, – что мне нравится его забота и что я подумаю о его прощении.

На лице гонца не дрогнула ни одна мышца, но какое-то напряжение возникло, или ей так показалось.

– Как скажете, госпожа, – с доброжелательной интонацией ответил гонец, после вскочил на лошадь и ускакал.

«Надо же, они могут быть доброжелательными», – от этой мысли ей стало прохладнее, особенно когда она вспомнила, что попросила передать. «Ну, ладно, обидится − так пусть обижается, а у меня и своих дел по горло». Ей предстояло ещё проверить все стойла с живностью, все ли подопечные с животными вернулись.

Два дня никто не приходил из соседнего лагеря. Притом сам лагерь переехал за реку, оставив рядом с ней только большой шатёр, в котором ей обещали показать кино. Он одиноко возвышался посреди поля, и казалось, жизнь замерла рядом с ним. Она ни разу не видела следов хоть какой-то деятельности с тех пор, как остальные шатры перевезли.

Жизнь продолжила идти своим чередом. Оксана нашла в сундуке платье из толстой шерсти, чтоб не трястись от холода каждый раз, когда солнышко спрячется за облаками или подует легкий ветерок. Сегодня она решила собрать жилет из шкур. Когда закончит с жилетом, сделает целую коллекцию разных вещей из шкур.

Вчера среди её подопечных обнаружился один новый инвалид, он примкнул к ней в кольчуге и без правой руки. Всю ночь просидел, глядя на большой шатер. Она посмотрела в ту сторону и обнаружила, что он всё ещё там сидит. Удивительное дело, большинство её подопечных страдали исключительной непоседливостью и всё время где-то бродили, ползали, хромали. «Может, он умер?» – подумала она.

Она ни разу не видела, чтоб они умирали сами по себе. Но иногда некоторые из них не возвращались, уходя куда-то далеко. Может, вот так и они там застывали навсегда. Решив посмотреть, что с ним, она отложила в сторону шкуры и костяное шило и пошла к нему.

Он сидел в высокой траве, приклонив одно колено. На втором колене он держал крепко сжатый кулак. Когда она подошла к нему, он резко дернулся, развернув тело к ней. Она от неожиданности отпрыгнула на метр. А он так же резко поднялся, развернувшись к шатру. Руку с зажатым кулаком поднёс к глазам, несколько раз разжал и сжал её, глядя с каким-то удивлением. А потом резво зашагал к шатру, на который так долго смотрел.

«Вот чёрт. Что он делает?!» – подумала она и крикнула:

– Стой! – он встал.

– Иди ко мне! – позвала она.

Он повернулся к ней, потом обернулся, посмотрел на шатёр.

– Иди ко мне, – повторила она.

Он развернулся и пошел к ней. Подойдя на расстояние одного шага, опустился на колени и преклонил голову.

– Отлично, – с иронией в голосе произнесла она.

Она опустилась рядом с ним, ей отчего-то хотелось пожалеть его, но она нашла в себе силы лишь прикоснулась к его плечу. Она прикрыла глаза, почувствовала печаль. Затем поднялась и, улыбнувшись, произнесла:

– Пойдём, – и пошла к дому. Попутно стала рассказывать ему о своей земле и как они тут живут. Ей казалось, что ему это интересно. Рядом с домом она взяла шкуры и решила продолжить брошенное рукоделие. А он стал рядом с домом, посмотрел по сторонам и вновь уставился на шатёр.

– Что ж ты такого в нём нашел? – спросила она.

Он повернулся к ней и прохрипел:

– Фляся тюсю.

– Что? – удивлено спросила она, ошарашено на него глядя.

Но он не ответил, лишь подёргал обрубком руки.

– Ты можешь говорить? – Оксане очень хотелось прояснить это удивительное обстоятельство. – Ну скажи ещё что-нибудь?

Но он молчал и смотрел в сторону шатра.

Снедаемая любопытством, она села за выделывание шкуры и продолжила наблюдать за новым и необычным подопечным. Но не успела она проткнуть и трёх дырок, как он беспокойно заозирался, а после направился на поле с грядками. В это время по полю ходил Носатый, зачем-то таская с собой тяпку. Носатый осматривал куст смородины, когда у него бесцеремонно вырвали тяпку из рук и опрокинули его на спину. «Одной левой», – удивленно подумала она. А потом ей стало жалко Носатого, она встала и громко произнесла:

– Так нельзя делать, – но новый подопечный, похоже, не понял, что она сказала, а Носатый как ни в чём не бывало поднялся и продолжил осматривать смородину. Она была разозлена и не знала, что делать с таким новым помощником. Он шел к ней, а смотреть продолжал в столь нравившемся ему направлении. Она невольно посмотрела туда же. И обнаружила, что через поле к ней собственной персоной и без сопровождения идёт её ухажёр.

Оксана мгновение смотрела на колдуна, потом перевела взгляд на нового подопечного − и всё поняла.

– Стой, где стоишь, – скомандовала она и подскочив к инвалиду, ухватилась за мотыгу. – Отдай! – произнесла она, но он и не думал её отпускать, ей пришлось ещё трижды повторить приказ, прежде чем он разжал свою мёртвую хватку. В этот момент она пыталась вырвать мотыгу, и потому встретила гостя, сидя на заднице.

– Неприятности? – спросил колдун, с любопытством разглядывая её нового подопечного.

– Ничего особенного, – ответила она ему. Он протянул ей руку, и она приняла помощь, хоть и чувствовала отвращение к его холодным рукам.

Когда она оказалась на ногах, она указала новенькому, чтоб тот шел к дому.

Потом повернулась к гостю и спросила:

– Что привело Вас ко мне?

Он приподнял одну бровь, потом, улыбнувшись, ответил:

– Меня привело к вам обещание, – в голосе его слышалась торжественность.

– Сегодня ночью я представлю вам обещанное, – продолжал говорить он. – А пока прошу провести со мной этот вечер, пока мои слуги готовятся к показу.

Отказаться. Вот что она хотела больше всего. Но как отказаться? Надо тянуть время, чем дольше она его тянет, тем лучше, тем больше вероятность, что найдётся выход. И ей было страшно соглашаться. Что её ждёт?

– Сегодня я хочу представить тебе несколько великих людей, которых я имею честь знать, – произнёс он так, как будто прочел её мысли. – Многие из них приехали издалека, чтобы познакомиться с тобой и увидеть то чудо, на которое ты подвигла меня.

Откуда столько чести для неё? Что происходит? Вопросов становилось всё больше, но задавать их она боялась.

– А кто они? – спросила она.

– Они правители – как и я, – отвечал он. – Наделённые необычными дарованиями, некоторые просто прекрасные, замечательные люди, которые своей благодетельностью делают честь любому правителю.

Она попыталась представить подобного благодетеля в белой рубахе, колпаке и с большим тесаком, шарящего глазами в поисках одинокой девушки.

Она мотнула головой. И вдруг поняла, что так, в непонимании, находиться больше нельзя, это пройдёт с одним, но не с двумя или тремя собеседниками.

– Почему я? – спросила она.

– Потому что я люблю тебя, – уверенно и не моргнув глазом произнёс он.

«Да? Неужели?» – подумала она, вспоминая, как он смотрел на неё пару дней назад.

– Но властители не женятся на первой попавшейся крестьянке и не тратят ради нее столько усилий.

– А ты не первая попавшаяся крестьянка, – улыбаясь, произнёс он.

– А какая − вторая, третья? – её злил его невозмутимый и спокойный тон и эта самодовольная улыбочка, так и хотелось залепить ему пощечину.

Он медленно и демонстративно осмотрел округу и даже задумчиво поглядел на её новенького, который переминался с ноги на ногу у входа в дом. При этом его улыбка стала ещё самодовольнее.

– Единственная, – произнёс он, глядя ей прямо в глаза. И она была поражена, насколько это звучало искренне на фоне бесконечной фальши и наигранности. Но смириться она не могла. Единственная. Почему? Она, конечно, могла бы согласиться, но хотела услышать ответ от него.

– Да? Разве мало крестьянок вокруг? – продолжала спрашивать она.

– Крестьянок не мало, таких, как ты, нет ни одной в землях, что посетил я. И мне был знак, что сказал: ты та, которая мне и нужна.

Она смутилась и спросила:

– Какой знак?

Он посмотрел на неё с какой-то теплотой, которую она почувствовала в тот вечер, и произнёс:

– Реликвия, которую ты носишь, много лет назад была утеряна моей семьёй, но сама по себе реликвия не является знаком. Знаком является то, как ты ее хранишь.

«О, как может быть подобное», – думала она, ощущая тепло в его голосе и вспоминая тот убийственный взгляд. Как такие разные личности могут сочетаться в нём! И, конечно, она поняла, о какой реликвии идёт речь, но в чём её особенное отношение к ней, для неё так и осталось загадкой.

– Поначалу я думал поступить по-простому, – продолжал он откровенный монолог. – Но чем больше наблюдал за тобой, тем больше думал, как здорово бы было, если б мы были вместе. Какое я величие бы приобрел, будь ты рядом. Ещё я пытался разгадать твой секрет, но не смог, я даже обратился за помощью к моему наставнику и главному магистру ордена, где я проходил обучение, и ты не представляешь, как я удивился, получив благословение нашему союзу.

«Надо же, в таком разговоре больше фамильярности, чем он себе позволял раньше», – думала она.

В это время громко брякнула дверь одного из сараев. Она обернулась и увидела, как из дальнего сарая стали выползать на солнце калеки, что-то злобно рыча. Она решила прикрыть своё нежелание идти заботой о своих подопечных.

– Послушай, – доверительно начала говорить она, – уже несколько дней мои подопечные ведут себя как-то странно, наверное, поэтому они так бесцеремонно прервали наш ужин. Посмотри, они должны спать сейчас, а им не спится и поэтому они такие раздражённые.

Он посмотрел на подопечных, вылезавших из дальнего сарая, они, рыча, расползались в разные стороны. Носатый предпочёл уйти с поля сразу как открылась дверь.

– Хорошо, сегодня мы не будем задерживаться, и обещаю: мои люди предупредят раньше, чем повторится прошлая неприятность.

В его голосе слышалось беспокойство.

– Поверь, я сделаю все, чтобы больше не доставить подобного неудобства тебе. Но нам надо идти, ведь сегодня собралось столько дорогих гостей, и все они хотят узреть мою избранницу.

«Какие слова», − подумала она, и вне сомнения, она бы растаяла, если б подобное произнёс кто-то другой, а тут придётся выкладывать последний козырь.

– Что-то мне нездоровится, может, потому они нервничают, – произнесла она.

Услышав её жалобу, он засмеялся. Любой бы проявил заботу, посочувствовал, а он засмеялся. Надо же, засмеялся!

– О, как же ты могла подумать, что я пропущу твой недуг, но и помочь, пока ты не просила, не смел, но сейчас иной случай, – улыбаясь, произнёс он и протянул к ней руки.

Он не коснулся её лица и головы, но тепло глубоко проникло в неё. Он свел запястья вместе, широко расставив пальцы, а потом повернул ладони, и пальцы оказались внутри, а запястья снаружи, напротив её плеч. Она почувствовала, как сила охватила её со всех сторон, а в центре неё скрутилась в тугой жгут, заставляя сделать глубокий вдох и вытягивая её по стойке смирно. Его руки продолжали движение. Ладонь правой руки повернулась пальцами вверх, а ладонь левой руки чуть отодвинулась от её плеча. И Оксана с удивлением обнаружила, что тело ей больше не подчиняется. Руки колдуна своим движением заставили её развернуться к нему спиной. Глаза её смотрели в голубое небо. Потом её голова закружилась, и всё поплыло. Она увидела сараи, поле, дом, нового подопечного с занесённой над её головой рукой...

Она вышла из высокого здания и оказалась на широкой проезжей части, побежала по ней. А ей навстречу неслись машины, она ловко уклонялась от них. На перекрестке дорогу ей преградил большой двухэтажный автобус. Из автобуса вышли её старые друзья и позвали с собой. Это было круто, денс в автобусе. Драм и стробоскоп, что ещё нужно для оттяга. Дверь в автобус закрылась, видны были только яркие белые вспышки, выхватывавшие из тьмы людей и предметы. Вспышка − и перед ней в прыжке застыл какой-то парень. Вспышка − его загородила большая грудь знакомой с первого курса. Вспышка − за стойкой сидит старикан с безвольно шатающейся рукой. Вспышка − парень смотрит в потолок пустыми глазницами. Вспышка − выпученные глаза на лице без носа и щек в упор смотрели на неё. Она дернулась.

И чуть не упала с кресла, на котором спала. Музыка не пропала. Множество барабанов продолжало отбивать басы. Она огляделась. Голова кружилась, в глазах было мутно. Вокруг двигались какие-то люди, они были одеты в цветные обтягивающие одежды. В руках у них были факелы, у некоторых их было по два и даже по три. И людей этих было много, похоже, они танцевали. «Я в каком-то клубе?». Нет, не может быть, слишком многое она помнила, что не могло быть просто сном. «Тогда где я?» – подумала она.

Зрение начало приходить в порядок, а голова меньше кружиться. Теперь она чётко видела, что сидела на вершине пирамидальной сцены, а вокруг неё двигались разукрашенные узорами голые люди, жонглирующие огнём. Пирамида стояла под огромным овальным куполом. У подножья располагалась площадка, на которой стоял длинный полукруглый стол. По окружности сидело несколько человек, и, похоже, до неё им не было дела. Одно кресло в центре пустовало, оно стояло, вне всякого сомнения, рядом с хозяином вечеринки. «Наверно, для меня стоит, – догадалась она. – Тогда почему я сижу здесь?», – всплыл следом вопрос.

Она оглядела себя. На ней было всё то же платье, её всё так же холодил амулет, который просто обязаны были отнять, но не отняли. Она пошевелила руками, ногами. Всё было в порядке. С ней обращались бережно и аккуратно. Обычно незнание порождает страх, но когда уже и бояться не можешь, рождается злость. Она была зла до безрассудства, так многого она не понимала. Обычно незнание порождает страх, но когда уже и бояться не можешь, рождается злость. «Я ему всю рожу расцарапаю, надо же, колдун нашелся, играет со мной, сука, как с мышкой. Вот я ему», – она оперлась о подлокотники, попыталась встать, но её подвели ноги. Точнее, она была уверена, что встанет, но не была уверена в том, что сможет сделать хоть шаг, не упав с вершины пирамиды.

Зрители представления, судя по всему, заметили её неуклюжую попытку встать на ноги. Глава стола поднялся, поднял руку с кубком и выпил. Ей вспомнились несколько матерных слов, которые помогали кратко охарактеризовать ситуацию, она впилась ногтями в подлокотники. Колдун же поставил кубок и пошел к ней. На его пути танцоры выстроились, образовав огненный коридор, пламя в котором крутилось вихрями.

Он шел, гордо, довольно улыбаясь. Она смотрела на его шествие. И вся подобралась, чтоб врезать ему как следует, когда он окажется достаточно близко. Шаг за шагом он приближался. Вот он для чего-то склонился над ней. Она приподняла руку и опустила ему на щёку. Его голова повернулась, он приподнял одну бровь, выпрямился и чуть не упал с пирамиды прямо в огненный коридор. Так смешно вдруг ему стало. Чтоб устоять на ногах, он опёрся на левый подлокотник кресла, рядом с её рукой. Она смотрела на него и думала, что получилось не так, как она ожидала. Она попыталась вновь поднять руку, но сил на это так и не нашла. Единственное, на что остались силы, это дышать и зло смотреть на ржущего маньяка.

Смеялся он довольно долго, потом извлек из-за пазухи платок, утёр слёзы. Выпрямился и произнёс:

– Надо признать, я поступил несколько бесцеремонно, воспользовавшись вашим недомоганием. Но как я говорил, у меня гости, которые не могут ждать и которым нужно оказывать честь вне зависимости от здоровья. Готов загладить вину свою позже. А пока предлагаю спуститься к гостям.

Он протянул ей руку. Постоял так секунду, она пошевелиться даже не попыталась.

– Ой, прости, при подобном недуге часто бывает слабость, скоро пройдёт, – произнёс он, обходя её с левого бока. Потом мягко просунул руки под неё и поднял. Оксана безвольно висела у него на руках и не знала, что делать, вся её злоба ушла глубоко внутрь. Хотелось плакать, но сейчас она не могла себе этого позволить. Он нёс её вниз, через огненный коридор, созданный танцорами. Вокруг неё кружился с гудением огонь. Когда коридор окончился и чудище спустилось с пирамиды, она почувствовала, что может шевелиться, и произнесла.

– Хочу идти сама, – голос звучал слабо. Но колдун услышал её и, мягко придерживая, поставил на ноги. Ей ничего не осталось, кроме как опереться на него. Он подвёл её к столу, за которым сидело семь человек в разноцветных пышных нарядах.

– Позвольте представить вам, мои гости, мою избранницу, её имя Оксана, – произнёс он. – Я надеюсь, вы простите нам нашу неучтивость, но у нас лёгкое недомогание.

– Ничего страшного, – ответил за всех человек в глубоком капюшоне. – Нам нравится твой выбор. Рад был увидеть её, теперь мне пора, мой мальчик, – он поднялся из-за стола и ни слова больше не говоря, направился к выходу. Все так и застыли, ошарашенно глядя на его удаляющуюся фигуру. И никто не посмел его окрикнуть или помешать ему. И только когда он вышел, кудрявая рыжеволосая девица возмущенно произнесла:

– Они вечно позволяют себе оскорблять высокородных, сколько можно это терпеть, – в её глазах плясали злые огоньки. Она оторвала от копченой курицы на блюде ногу и впилась в неё зубами.

– Эта очаровательная злыдня − Оделия, Княжна Змеиной долины, – пояснил ей хозяин пира. – Она единственный противник моего ордена. Ума не приложу, как она тут оказалась.

– Я тоже рада знакомству с тобой, Чердан, и твоей возлюбленной, – произнесла она, не переставая жевать большой кусок мяса.

«Чердан?» – спросила Оксана у самой себя – «Мне он представлялся как-то по-другому». Но как, она так и не вспомнила.

В это время её опора повернулась и указала на человека в высоком колпаке.

– Это наш большой друг из Закатного моря, Старший Звездознатец Красного острова, Повелитель ветров Нарио Орх.

– Осень фрияно фоснахомия суами хос’хожа, – произнёс Нарио.

«Гы, гы, гы», – услышала Оксана со стороны злюки. Та держала кость в зубах и зверски улыбалась. «Вот мерзкая», – думала Оксана. – «Как они её не убили».

– О, он очень рад, – произнёс Чердан. – У них очень певучий язык и произносить наши слова для них сплошное мучение, и то, что он попытался, говорит о том, что он восхищён.

– Да, они очень интересно говорят, наслушаться не могу, – вставила реплику Оделия, закончив истязать остатки ноги.

Колдун посмотрел на неё, а она сделал вид, что не видит его взгляда и закрылась кубком. Оксана почувствовала, что может стоять сама и перестала опираться на этого урода.

– У меня тоже есть вопрос, – произнесла Оксана. Он убеждал ее, что она станет равноправной госпожой в его владениях, значит, можно уже распоряжаться и вести себя соответственно − либо он её защитит, либо терять всё равно нечего. И хоть на ком-то сорвать злость.

– Как вы терпите такую чмошку?

– Кого? – спросил Колдун, и все уставились на неё.

– О, Чердан, ты говорил, что она иностранка, вот и говорит что-то невнятное, как и наш друг Звезащё, – улыбаясь, проговорила рыжая.

Оксана больше не могла сдержаться. Она взорвалась на собравшихся длинной тирадой из матерных и сленговых слов. Ей стало легче, слабость прошла. Она вдруг почувствовала, что холод стал её бодрить, а когда увидела, с какими лицами они смотрят на неё, чуть не рассмеялась.

– Да уж, она, по-моему, не только иностранка, но ещё и сумасошедшая, – произнесла Оделия. – И мне показалось в её речах, что она меня не шибко хочет видеть, как ты думаешь, хозяин стола?

– Она сегодня правомочная хозяйка наравне со мной, – спокойно произнёс колдун.

– Да? То есть ты позволишь ей меня обзывать разными чужими словами? – Оделия, похоже, кипела от злости, она даже привстала и опёрлась о стол когтями. Все косились на неё и их взгляды не были дружелюбными. Но никто не смел посмотреть прямо.

– А разве я могу ей запретить? – наигранно беспомощно произнёс Чердан.

– Ну, конечно! – воскликнула злыдня, развернулась и широким шагом пошла от стола, громко шурша юбками. Все наблюдали за ней.

– Если ты собралась уйти, то выход не там, – крикнула ей вслед Оксана. Но Оделия не отреагировала, она прошла через весь зал и, разорвав ткань шатра одним движением, вышла в образовавшуюся прореху.

– Или там, – подвела с улыбкой итог Оксана. Потом осмотрела собравшихся и спросила: – Как вы вообще терпели её?

Вместо ответа сидящие за столом заухмылялись и закивали. После этой сцены весь её страх пропал напрочь.

– Давайте знакомиться дальше, – произнесла она.

Теперь все смотрели на неё молча и мрачно.

– Простите, гости, за поведение моей госпожи, – произнёс хозяин шатра, – она, как вы уже могли убедиться, из далёкой земли и у них там иные обычаи.

Он повернулся к низкорослому и носатому старику.

– Имею честь представить... – начал говорить колдун и оборвался на половине фразы, когда на их подиум длинной шеренгой вошли солдаты. – Да что ещё стряслось?

– Горяне! – коротко доложил идущий впереди воин.

– Горяне? – подскочили со своих мест гости пирушки.

«Горяне», – произнесла она про себя и сама себя спросила: «так далеко в степях?». Почему-то окружающие были не столько удивлены, сколько напуганы.

– Как далеко? – спросил повелитель, облачаясь в доспехи, принесённые солдатами.

– Уже в лагере.

– Как в лагере? – произнёс один из гостей, бородатый двухметровый мужик. – Вы же мне обещали, что я тут буду в безопасности! – в его голосе слышалась невообразимая ярость. – Что будет с моими книгами? Где мой топор?!

– Успокойся, Витро, – говорил ему молодой и щуплый парень, – сейчас с Горянами споём пару песен и найдём твои книги, а может, ещё и пользу для твоих знаний из них извлечём.

Оксана смотрела на спешку собирающихся почетных гостей и солдат и что-то ей не давало покоя, ведь если им угрожают, то почему музыка не стихла и танцоры, не обращая на них внимания, продолжают свой танец?

– Это розыгрыш? – спросила она.

– Что? – переспросил её полностью облачившийся повелитель.

Но не успела она пояснить, как в зал вбежал человек в кольчуге.

– Проклятье, – произнёс колдун и направил клинок на вбежавшего, тот схватился за сердце и упал по ступеням вниз, под ноги бегущим следом.

– Они уже тут, – не останавливаясь, произнес колдун. – За мной.

И все побежали за ним, и Оксана побежала за ним к другому выходу. Из него им навстречу выскочил воин, и колдун одним взмахом отрубил тому обе руки, словно кольчуга ничего не значила. А на следующем шаге колдун ударил воина рукоятью меча, после чего ноги и нижняя часть тела вылетела из зала, а плечи с головой остались. Оксана так и застыла, глядя, как кровь течёт из разрубленного тела. Она смотрела на убегающих маньяков и понимала, что с ними ей не по пути. Она попятилась назад, надеясь, что они её не заметят. Те были полностью поглощены бегством.

Сзади она услышала топот множества ног и обернулась. К ней подбежали двое, у одного был каплевидный щит и короткий меч. У второго был только меч. В этот момент мимо пробежал целый отряд воинов, на всех были длинные кольчуги, острые шлемы. Воин со щитом был рослым и широкоплечим. Воин с одним клинком – чуть выше неё, и судя по седой бороде, немолод. Старик обошел ее, и мужчины встали с двух сторон.

Она стояла и смотрела на них, боясь пошевелиться, она даже представить боялась, что могут эти горяне, если от них бежал колдун.

– Кто ты? – спросил бородатый.

– Я Оксана, – ответила она.

Он посмотрел на неё, оглядел сверху вниз.

– А рода, племени, чьих будешь? – продолжил спрашивать бородатый.

– Ничьих, ‒ ответила она. – Своя собственная, – при этих словах она вспомнила старый детский мультик, который смотрела когда-то.

– Так не бывает, – продолжил допрос бородатый, с любопытством рассматривая не только её, но и пирамиду за её спиной. – У каждого есть папа и мама, а у тех − род и племя. Как папу зовут, из какого он рода, в чьей земле живёт? Ты, гляжу, не местная, коль не разумеешь, о чем я толкую, или скрываешь чего. Смотри, с псами колдуна у нас разговор короткий, – и он, сделав к ней короткий шаг, взмахнул мечом.

– Я не с ним, – быстро проговорила она. – Я его пленница.

Бородатый отступил, опустил меч и спросил:

– Так чьих ты будешь? Откуда ты?

«Вот заладил», – подумала Оксана и решила сказать правду.

– Я из России, – произнесла она.

Старый с молодым переглянулись.

– Нет такой страны, – сказал старик.

«Опять всё одно и то же», – подумала она. Потом сделала шаг назад, села на ступеньку пирамиды, и слёзы потекли по её щекам, она закричала на них:

– Ну, нет! Нет такой страны! Что вам ещё надо? Ну не знаю я, откуда я и как сюда попала!

Она опустила голову на ладони и зарыдала, и какой-то частью себя она понимала, что не время и не место, но сдерживаться уже не могла. Вокруг одни инвалиды, маньяки, психи и все ей чем-то угрожают. Задают одинаковые вопросы, на которые она не знает ответов.

Неожиданно бородатый подошел к ней и по-отечески её обнял.

– Ну-ну-ну, не реви так. Всяко в жизни случается, – произнёс он. – Вот ответь на последний вопрос: вот то креслице наверху не для тебя ли предназначено?

– Там я очнулась, в этом шатре, – сквозь слезы проговорила она.

Он опустился передней на колени и поцеловал в лоб.

– Успели, – произнёс он и обнял её, – теперь всё хорошо будет.

Какое-то время он обнимал её, потом поднялся и сказал стоявшему рядом воину:

– Надо подождать царевича, побудь с ней, да подобрее. Ей и так сегодня многое пришлось пережить.

– Слушаюсь, – ответил воин, ставя свой щит, и сел рядом. Она думала, он что-нибудь говорить будет, а он молчал. А она смотрела за стариком, который бродил вдоль пирамиды в разные стороны, что-то высматривая и теребя бороду.

В зал вошли трое, все, как один, статные, в стальной чешуе. Они направились к ступеням пирамиды. Один шел впереди, двое других чуть позади. Впередиидущий был безоружен, двое сопровождающих наоборот − обвешаны всевозможным оружием. Сидящий рядом с ней воин поднялся на ноги, старик обернулся, и оба коротко поклонились. Впередиидущий посмотрел на неё, улыбнулся и снял шлем. На плечи упали золотистые кудри.

– Опять ускользнул, – сказал он старику.

– Жаль, – вздохнул старик, – но ничего, настигнем в другой раз, главное, мы и в это солнце помешали ему с пляской теней.

– Если бы мы его настигли, нам бы больше не пришлось гоняться за ним, – сказал воин с золотистыми кудрями. – Ладно, хоть прихвостней его мы всех перебили. Особенно с мелким повозиться пришлось, ух и вёрток, наверно, из речников. Придётся теперь с ними держать ухо востро.

– С ними и так приходится так поступать.

Златокудрый кивнул и вновь посмотрел на неё. У него были красивые голубые глаза, благородные черты лица. Тонкие губы.

– Мне думается, тебе нужно представить мне эту прекрасную деву, что мы спасли нынче, – произнёс он.

– О, простите, – сказал старик, направляясь к ней. – Совсем в суматохе запамятовал об учтивости. Я и сам-то не представился, настолько необычно всё нынче.

Старик протянул Оксане руку, та подала ему свою, и он помог ей подняться.

– Позвольте представить вам, царевич, – церемонно произнёс старик, – Оксана.

После того как он произнёс её имя, повисла пауза, царевич смотрел на неё своими красивыми глазами, потом переводил взгляд на старика, потом обратно. Оксана глянула на старика, тот тоже смотрел то на неё, то на царевича, с нескрываемым любопытством. Царевич трижды перевёл взгляд с неё на старика, потом поджал свои губы, взгляд его напрягся, но лицо не стало суровым, оно стало несколько комичным. Оксана почувствовала, как на её лице расплывается улыбка.

– И всё? – спросил царевич, упирая руки в бока.

– Оксана, – также церемонно произнёс старик, – пред тобой царевич Мирослав, правитель предгорного царства, Сын царя Василия пятого, правителя горных вершин и лесов.

«Сам царевич, – подумала она, – как в сказке».

Царевич коротко склонил голову, и она, не задумываясь, протянула ему правую руку. Его глаза округлились от удивления, он посмотрел на её руку, потом туда, куда она указывала, потом снова на неё. Она почувствовала себя неуютно от его удивлённого и пронзительного взгляда. Она посмотрела по сторонам, на неё не менее удивлённо смотрел телохранитель справа, телохранитель слева свёл брови и положил одну руку на рукоять клинка. Оксана опустила руку и почувствовала жар на щеках. А блондин перевел взгляд на старика:

– Как ты сказал: «настолько необычно всё нынче»? – спросил царевич.

Оксана посмотрела на старика, тот улыбался и задумчиво теребил бороду.

– Да, так, – задумчиво ответил тот.

Царевич вновь перевёл на неё свой взор, внимательно посмотрел на её платье, руки, волосы.

– Простите, что доставляем вам неудобство, – заговорил он, – должно быть, вы сильно напуганы происходящим, но смею вас заверить, вы в безопасности под моей защитой и больше не попадёте в лапы этого колдуна. Также смею предложить вам своё общество до прибытия в Страдполье. Там, если вы откажетесь принять участие в празднике, посвященном нашей победе, я отряжу почётную охрану, чтоб вас проводили домой, к отцу и матери, – он сделал короткую паузу, продолжая смотреть на неё, и добавил, ‒ и можете не беспокоиться, вам окажут все необходимые почести.

«Вот же ерунда», – думала она. – «Он меня тоже принимает за кого-то другого. Надо срочно что-то делать, сколько может продолжаться одно и то же!».

– Спасибо большое, – произнесла она, – за вашу храбрость, царевич, я так много слышала о ваших подвигах. О них слагают песни. Я уже отчаялась, не знала, как избавиться от этого маньяка. А потом он приволок меня сюда, знакомил с другими такими же... – она вспомнила название церемонии, упомянутой ими. – А что такое Пляска теней?

После этого вопроса царевич скривился, он не скрывал удивления и, похоже, удивляться ему уже надоело.

– Вас, должно быть, издалёка привезли сюда, – произнёс царевич, глядя ей прямо в глаза. – Вы не знаете местных обычаев и даже страшилок, которыми пугают родители непослушных девочек. Ладно, хоть имя моё вам известно. Должно быть, ваша семья обладает огромным могуществом, раз колдун привёз вас сюда и решил под нашим носом провести пляску.

Она тонула в его взгляде, его голос лился в неё, и золотой ореол окаймлял его. Ему надо что-то ответить.

– Я из далёкой страны России, – начала свой рассказ она. – Настолько далёкой, что этот господин, – она указала на старика, – не знает такой страны. Она огромна. Но где она, мне неизвестно, потому что сама не знаю, как сюда попала. И ничего из рассказанного о местных землях колдуном мне незнакомо. И конечно, ни о каких своих ритуалах он мне не говорил, – грустно произнесла она.

Царевич кивнул и сказал:

– Ну, что же, считаю долгом своим помочь вам найти родину, а до тех пор могу предложить приют в моей обители.

«Надо же, – подумала она, – как всё обернулось, жить во дворце такого красавчика». И при этом её донимали мысли: – «Как-то странно всё получается, уже второй жених принимает меня не за ту, кем я являюсь, и готов ради меня на многое».

–Так что же такое, эта пляска теней? – повторила она вопрос.

– Позвольте представить вам моего Старшего Советника, – так и не ответив, царевич указал на старика, успевшего отойти от них метров на десять, разглядывая рисунки на пирамиде, – Мыслеслава. Князя Пологих склонов. Одного из величайших мудрецов современности.

Старик, услышав громкий голос царевича, поклонился ей и снял свой шлем, оголив блестящую лысину. «Надо же, как он отвратительно выглядит», – думала она, смотря на советника.

– Вот он вам, Оксана, всё и объяснит, – произнес плечистый блондин. – А мне нужно ещё проверить кое-что. Встретимся в лагере за ужином.

Он обернулся к телохранителям и произнёс:

– Пойдемте, надо посмотреть, все ли ребята целы, – и с этими словами направился к выходу.

Наблюдая, как он удаляется, Оксана не заметила, что советник подошел к ней.

– Пляска теней – это пир тёмного колдуна, в результате которого приносится в жертву невинная высокородная Дева.

«Тогда со мной он точно промахнулся», – подумала она. И неожиданно поняла, что советник и принц принимают её за какую-то даму, принцессу или королевну. Ей стало страшно, а вдруг они узнают, что она никто. Благо, и спросить про нее не у кого.

– Он меня хотел принести в жертву? – перед глазами всплыли разные сатанисты, вешающие кошек и вырезающие младенцам сердца. Этим она и поделилась с советником, глядя на то, как танцоры сидят в неподвижных позах и глядят в пространство. Бой барабанов давно стих.

– Не совсем так, – пустился в объяснения внешне весьма неприятный человек, – вас бы обвенчали, потом он воссел бы на трон, что стоит наверху, при этом будущей жене говорят, что это её трон. И усадил бы тебя на колени, после чего вас бы сожгли вместе с танцорами.

– А он что, – удивлённо спросила она, – самоубийца?

– В некотором роде, – ответил советник, она не поняла и вероятно как-то изменилась в лице, раз он решил пояснить. – Он бы, в отличие от тебя, не умер бы в том представлении, в котором ты думаешь. Ты бы сгорела в муках, а он бы приобрел огромное могущество.

– Да ладно, – произнесла она, глядя на тот трон, о котором шла речь. «Да, с днём рождения, – произнесла она про себя, – только остался вопрос, который им не задать, – почему я?»

– Наверно, такой ритуал должен проходить в тайне? – спросила она. – Как вышло, что вы так вовремя тут оказались?

– Мы давно за ним охотимся, – без промедления произнёс советник, – нам его могущество не нужно, а потому мы гоняем его повсюду и срываем его коварные планы, благо многие обряды не проведешь просто так и абы когда.

–Значит, вы знали, где мы? – спросила Оксана.

– Нет, – ответил, улыбаясь, мудрец. – Мы знали, когда.

Её мысли направились к царевичу, он спас ей жизнь, такой сильный, благородный и красивый.

– И много раз вы мешали колдуну? – спросила она, думая: «Сколько же дев он спас?»

– Уже три лета подряд, – довольно ответил советник.

– И что стало со спасёнными?

– Были возвращены на родину с почестями, в целости и сохранности.

В этот момент один из танцоров встал и бросил под ноги факел, и сцена вспыхнула так, как будто её бензином поливали.

– Бежим! – крикнул старик, хватая её за плечо и дёргая в сторону одного из выходов, да так, что она чуть не упала.

Старик бежал быстро и крепко держал её, и она чувствовала себя маленькой девочкой, которая пытается поспеть за папой, держа его за руку, и её шаги становятся длинными лёгкими прыжками. Следом бежал телохранитель советника. Шторки в проходах были не завязаны, и они быстро пробежали два помещения, в которых стены были разорваны, в беспорядке валялась сломанная мебель. Третье помещение было вестибюлем. Они влетели в него, а им навстречу, со стороны бани, выскочили тощие серые девицы. Одежды на них так и не прибавилось. Они кинулись на советника и сбили его с ног. Он отпустил её плечо, и Оксана остановилась, не зная, что делать. Советник яростно отбивался, не давая выцарапать себе глаза. Одна из серых девиц кинулась и на неё, сбила с ног, вцепилась в волосы и... осталась без головы. Оксана услышала свой визг. Сопровождавший их воин скинул с неё это чудовище ударом ноги.

– Беги, – резко и твёрдо произнёс он, разворачиваясь к ней спиной. Ей стало мутно только от одного взгляда на происходящее там, ноги сами подняли её и понесли. Дышать было трудно.

Уже без помощи, столь же быстро она преодолела тамбуры перед вестибюлем и выбежала на свет солнца. Свет был настолько ярким, что она зажмурила глаза, но не остановилась. Она бежала, пока какие-то руки не схватили её. Она попыталась вырваться, не получилось, руки были крепкими, они встряхнули её, и она услышала:

– Ещё раз спрашиваю, куда бежишь?

Она открыла глаза и увидела перед собой невысокого, приземистого мужичка, он крепко держал её и не менее пристально смотрел голубыми глазами. Ещё двое воинов стояли рядом с ними, у них были красные щиты и длинные копья. На головах всех трёх блестели шлемы.

– Т-туда, – она неопределённо мотнула головой, так как и сама не знала, куда именно бежит.

Они посмотрели на холм, в указанном направлении. Улыбнулись. Она тоже посмотрела «туда». Там, сколько глаза видели, были холмы и поля.

– Может, лучше с нами? – спросил старший, всё ещё крепко её держа.

– С вами? – испугано спросила она.

А сама услышала голос одного из воинов.

– Смотри, как полыхает.

Она тоже обернулась и с замиранием сердца увидела огромный столб огня, рвущийся в небо из середины шатра. Столб разрастался, и она чувствовала, как нарастает жар даже на том месте, где они стояли. Она увидела вход, из него повалил дым, потом из дыма выбежали двое.

– Смотри, ещё двое и не к нам бегут, – сказал один из воинов.

– Костик, пригляди за дивчиной, а мы пока посмотрим, кто там бегает, – сказал державший её и сильно, но аккуратно толкнул назад. Крепкие руки высокого парня, стоявшего позади, поймали её за плечи.

– Будьте спокойны, – ровным басовитым голосом ответил тот.

Мужичок подобрал копьё со щитом и побежал с неизвестным ей воином.

Она услышала треск и обернулась к шатру, треск исходил от него. Он складывался внутрь, и с каждым таким провалом становилось всё жарче.

– Надо отойти, – пробасил над её головой Костик, – а то тут скоро станет невыносимо жарко, – и потащил её на вершину холма от шатра.

Но не успели они отойти и на десяток шагов, как стены шатра упали, обнажив ещё не загоревшиеся опоры. Жар ударил по ним, и они побежали. Костик был рядом и иногда подхватывал её. Они преодолели холм, и он загородил их от жара, но Костик не собирался останавливаться и продолжил бежать по высокой траве. Так бежали они, пока не достигли глубокого лога, на дне которого протекал широкий ручей. Слева от них ручей резко поворачивал и устремлялся к реке, образуя лог до самой реки.

– Зачем так далеко бежать было? – спросила Оксана у воина, переведя дыхание и наблюдая, как горят за полем и холмом остатки шатра.

– До чего ж бабы глупые, – произнёс он. – Чего не видишь: трава высокая?

Она посмотрела на поле, трава высокая, зелёная, кое-где виднелись цветы. Вокруг них летали разные жучки.

– И что, трава высокая, зелёная? – повторила она и добавила: ‒ Нравится по травке с красавицами как угорелый носиться?

Он скривился:

– Если от жара пал бы начался, то мы бы с тобой точно угорели, – объяснил он своим басом,– а тут нам спрятаться есть куда.

– Пал? В зелёной траве? – спросила она, думая, что весь мозг у данного горянина ушел в рост.

– Да. От большого пожара, – уверенно пояснил он. – Да ещё в этой траве есть не только зеленая, но и прошлогодняя, сухая.

– Ааа, – понимающе протянула она, догадываясь, у её спутника что-то не в порядке с головой. «Надеюсь, мне недолго придётся терпеть его общество», – подумала она, чувствуя, что начала замерзать.

– Может, пойдём куда? – спросила она.

Он, продолжая криво улыбаться, помотал головой.

– Ждать будем тут, – хотел сказать еще что-то, но застыл: – А это ещё что?

Она посмотрела в указанном направлении и обомлела. Её спутнику ответ не требовался. Он вытащил из-за плеча щит и длинное копьё. Галопом к ним неслось несколько всадников в чёрных доспехах. Двое первых всадников опустили копья, направляя на них. И только Оксана собиралась произнести что-то, как её защитник, мельком глянув на склон лога, спихнул её вниз. Возмущенная, она упала на мягкую траву и покатилась по склону, завершилось падение в холодном ручье. От холода она выскочила из ручья, с желанием собственноручно убить этого Костика.

Она глянула наверх. И увидела, как по краю лога скачет несколько всадников. Её защитник кинул в лог щит. И когда между ним и всадниками осталось совсем немного, воткнул в землю копьё и прыгнул вниз сам. Лошадь первого всадника на всём скаку налетела на остриё, Оксана услышала треск ломающейся рукояти. Передние ноги лошади подогнулись и она перевернулась. Всадник вылетел из седла, а следом ещё двое, чьи лошади запнулись о его скакуна. Костик ловко скатился в лог и схватил щит.

– Прячься за меня и всё будет в порядке, – резко скомандовал он, подбегая к ней.

На край лога выехал черный всадник с луком, он собирался выстрелить в них, но другой воин в чёрном резко что-то гаркнул, и тот опустил лук, они говорили коротко о чем-то на неизвестном ей языке.

– Они говорят о тебе, – произнёс Костик. – Ты нужна им живой. Почему?

– Не знаю, – ответила она, думая, а что ей ждать от их повелителя теперь. Ближайшие несколько месяцев ей ничего от него не грозит, но как он будет с ней обходиться.

– Ладно, – произнёс он. ‒ Пойдем наверх. По этому склону, – он указал на противоположный склон, на котором не было черных всадников, – может, успеем подняться и убежать прежде, чем они преодолеют эту преграду.

– Эй, горянин, – услышали они голос одного из всадников, – отдай нам красавицу и ступай к своим с миром.

– Я не верю в ваш мир, – произнёс её защитник, – вы убьёте меня, как только она окажется в ваших руках. И не надо мне никаких увещеваний.

Она услышала позади себя ржание. Обернулась и увидела ещё троих, ждавших, пока они поднимутся прямо к ним. Она повернулась к Костику и обнаружила, что и он их увидел. Он взял её за руку и повёл к ручью.

– Сейчас мы спустимся, – заговорил он. – Они наверняка за тобой пойдут, я постараюсь их отвлечь, а ты беги, пока я их отвлекаю. Поняла? – и он испытующе на неё посмотрел.

– П-поняла, – произнесла она. Ей было страшно, как никогда, она поняла, что Костик обречён на смерть. И она сказала: – Сам беги, мне они не причинят большого вреда, – а у самой сердце сжалось от мысли, что вновь попадёт в лапы этого чудовища. – А тебя... – она почувствовала резь в глазах, но слёз на сегодня, похоже, достаточно.

Он посмотрел на нее так, как будто сам её сейчас убьёт. Вдохнул – выдохнул.

– Ты побежишь, – произнёс он, с каким-то странным безумием в глазах.

И она поняла, что лучше не спорить.

– Великолепно, горянин, – раздался голос сверху, похоже, он принадлежал предводителю отряда, – ты сам выбрал свою судьбу.

Шестеро воинов в чёрных латах и накидках стали спускаться в лог. Они двигались медленно и слаженно, по трое с каждого берега. Костик начал отступать и оттеснять её к повороту лога. Потом четко и твёрдо произнёс:

– Беги, – и она побежала вниз по течению ручья.

– Да куда ж ты, – услышала она голос и топот множества ног. Она побежала быстрее, и за поворотом наткнулась ещё на троих, уже ждавших её. Оксана решила, что на полном ходу столкнёт одного из них, но он подхватил её и, держа за талию, поднял на плечо. Она начала дергаться, но рука, держащая её, только крепче прижала к плечу. И тут сзади раздался резкий звериный рёв. Держащий её уже начал разворачиваться, как вдруг удар огромной силы подбросил их обоих и они вместе упали в небольшой разлив ручья. Оксана больно ударилась о воду руками, которыми закрыла лицо, ещё больнее стукнулась бедром о доспех чёрного воина. Она поняла, что у неё есть шанс, оттолкнулась ногами и попыталась соскользнуть в воду. Руки доставали до дна мутной воды, и она помогала себе ими. Сзади слышались рычание, рёв и множество звонких и глухих ударов, и эти звуки заставляли её двигаться изо всех сил. Она с трудом могла бы сказать, что происходило в этот момент, но глубокая вода кончилась, и она что было сил понеслась по дну ручья. Бежать было неудобно. Ей казалось, что одна нога длиннее другой, к тому же нога горела. Она повернула по ручью ещё раз и увидела реку.

Беглянка обрадовалась, что точно сможет уплыть от закованных в доспехи воинов. И тут она увидела, как из воды вышел самый уродливый воин из всех, что она видела, на его кольчуге повисли водоросли, в одной руке он держал топор с длинной рукоятью, а другой не было вовсе. Он шел ей навстречу. Она узнала его, но теперь не знала, чего ждать. И это напугало её, она оступилась, в очередной раз плюхнулась в воду ручья. И всё же что-то подсказало ей, где безопаснее, и она поползла к реке. Правая нога нещадно горела, и она не могла найти в себе сил подняться. Сердце её сжалось, когда она увидела, как он шагает к ней, слишком бодро для инвалида. Его челюсть была свёрнута набок.

Когда ему осталось до неё пару шагов, она услышала, как шлёпают ноги по воде. К ним приближались. Инвалид прошагал мимо неё, навстречу бежавшим. Они вывернули прямо на него, а он не дал им опомниться. Его шаг превратился в замах, и он одним ударом свалил первого бежавшего. И развернулся сам, двое пробежали мимо, и бежавший справа получил удар в спину. Инвалид шатался и крутился на ногах и, в такт им, как пропеллер, в одном суставе вращалась его рука с топором, обрушивая на противников чудовищные удары и выбивая из рук клинки. Один из черных воинов изловчившись, поднырнул под топор и с силой вогнал свой меч в тело инвалида, да так что клинок вышел из спины. Оксана вскрикнула. А потом услышал глухой хлюпающий удар, и болезненный рёв. Она невольно посмотрела и увидела, как инвалид, пытается извлечь топор из бока ловкого война. Последний из черных всадников увидав затруднения инвалида, занёс меч в ударе. Но её подопечный в этот момент дёрнул всем телом, нагнулся, топор с чавканьем вырвал кусок тела и отогнул мешавшую пластину доспеха и полетел навстречу нападающему. Меч всадника прошел над затылком инвалида, и рука всадника звонко встретилась с обухом топора. Всадник упал, а сверху на него одним завершающим движением упал топор. По мнению Оксаны, то, что сейчас произошло, было не боем, а, скорее, расправой. Так быстро это всё закончилось. Инвалид выдернул топор из тела и направился к ней, ей было страшно, она пыталась отползти от надвигающегося монстра − таким он ей теперь казался. А он, как будто почувствовав её страх, бросил топор, опустился на колени и так застыл.

Вода в ручье стала принимать багровый оттенок. Оксана дёрнулась и выскочила из воды. Постепенно она стала приходить в себя, осмотрелась. Платье было порвано в двух местах. На груди образовалось глубокое декольте, и если бы не жёлтый топик, то её грудь оказалась бы на всеобщем обозрение. Талисман, который она так тщательно охраняла от чужих глаз, спрятать было некуда. Юбка тоже была разорвана, на левой ноге остался сапог, а на правой был только большой синяк на лодыжке. Саднили расцарапанные пальцы.

Сколько она так сидела, она не знала, но солнце уже ушло за горизонт. На неё навалился холод, и она поняла, что придётся идти домой, а то недолго и замёрзнуть. Она сняла с левой ноги сапог и попыталась встать. Было тяжело, оказалось, что ещё болит левое бедро, похоже, там тоже синяк. «Как я теперь покажусь на глаза царевичу?», – поймала она себя на мысли и тут же смутилась. Вслед за ней из воды поднялся её инвалид. Она посмотрела на него, проткнутого мечом, который так и остался в нём, хромого, со свёрнутой набок челюстью и без руки. Он спокойно поднял топор из воды. Она подковыляла к нему. «Он спас меня, мой терминатор», – подумала она о нём, подошла к нему, обняла и заплакала, вспомнив ещё одного защитника, который, несмотря на всё своё женоненавистничество, отдал за неё жизнь. А терминатор как стоял, так и остался стоять, смотря куда-то в пространство. Но у неё неожиданно потеплело на душе. Она отстранилась.

– Пойдём домой, – сказала она своему телохранителю, стоящему как истукан. Она поняла, что её подопечные, по крайней мере некоторые из них, могут постоять за себя и за неё. – А завтра мы найдём нашего героя и если жизнь в нём, как в тебе, до конца не угасла, с почестями примем его в наш приют или с почестями на третий день захороним, – потом посмотрела на тёмные силуэты в ручье и добавила: – И их тоже.

В лунном свете трудно было отыскать место, где они могли бы подняться из лога. Пришлось подниматься на ощупь, цепляться за колючую траву расцарапанными пальцами. Благо, подъём в этой части не был так крут, как в том месте, где они спустились в лог, и можно было спокойно подняться, будто это просто холм.

Выбравшись из лога, Оксана увидела синие ночные поля и зарево за холмами. Шатер всё ещё горел. Она посмотрела в сторону лагеря колдуна. Шатров не увидела, хотя костры там ещё горели.

«Может, остатки лагеря догорают», – подумала она, «А может, они и не стали его сильно жечь, опасаясь, что лес загорится. Да какая в принципе разница», – думала она.

Она хорошо знала место и шла прямо к дому. С каждым шагом в ней нарастала тревога, что-то было совсем не так. За ней бодро ковылял её телохранитель. Она посмотрела на свое поле, кусты и стебли сливались в синеве, и только отдельные стебли и листья луна выхватывала своим светом. Оксана посмотрела в сторону сараев, но и там было тихо. Она заглянула в один из них. В сарае лежала разорванная овечка на подстилке из соломы. Оксана отошла от сарая и встала посреди поля, посмотрела на все постройки, вздохнула и пошла в дом.

«Они ушли все, кроме одного, и забрали с собой всё», – она почувствовала себя одиноко. Ей вновь стало прохладно. Она обняла себя за плечи, чтобы меньше дрожать, и пошла в дом. Её дом. Оксана избавилась от платья, надела на себя белую сорочку, амулет не стала прятать под нее, чтобы было удобно спать. Завернулась в шкуры и уснула.

Наутро она услышала громкий стук.

– Эй, хозяин или хозяйка, есть кто? – услышала она хриплый голос.

– Да я же тебе говорю, нет тут никого, – ответил другой голос. – Мы вчера проверяли. В окрестностях нашли пару могил да двух ходоков. Наверно, вымерли все или этот их в рабство угнал.

– Ходоки... хм... нашел, чем удивить, их везде, где нет нормальной культуры, навалом, – произнес хриплый голос. – Но в последнем ты, может, и прав. Посмотри. Оно, конечно, не идеально, но если и брошено, то совсем недавно.

Пока они говорили, она проснулась и осмотрелась. Её телохранитель сидел в доме тихо, в обнимку с топором, меч, торчавший из него с двух сторон, похоже, не доставлял ему никакого дискомфорта.

– Так давай заглянем и посмотрим, – произнёс второй голос.

– Не надо, – произнесла Оксана. – Я сейчас выйду.

– О, слышишь, – весело произнёс хриплый голос. – Там кто-то есть. И судя по голосу, красна девица.

– Красна девица? – спросил второй. – Эй, как ты тут очутилась и где вчера была?

– Сейчас я выйду и расскажу, – ответила Оксана, вылезая из-под шкур и охая. Она посмотрела на свои ноги, синяки стали больше и ярче Она поднялась − было больно, но не смертельно − и направилась к сундуку.

– Всё в порядке? – услышала она вопрос и поняла, что слишком громко оповещает округу о своих неудобствах.

– Да, всё хорошо, – ответила она, выбирая платье из лежащих в сундуке. Но ни одно не подходило по размеру. Среди платьев была одна широкая юбка, её она и надела поверх сорочки. Прислушалась. Разговорчивые притихли. «Что-то странно они притихли», – подумала она.

– Не выходи, – прошептала она, проходя мимо своего единственного воина.

Выйдя на крыльцо своей хижины, Оксана увидела, что рассвет только занялся. Длинная тень от дома тянулась да самого поля, и в этой тени стояло двое воинов в длинных кольчугах и блестящих шлемах. Они смотрели на неё поверх красных щитов в виде капли, и наставив на неё по копью.

– Ах вот как вы красных девиц встречаете, – произнесла она. И с удивлением поняла, что после вчерашнего дня ей совсем не страшно. Да к тому же теперь у неё был защитник.

– Ну, мало ли как морок говорить может, – сказал вторым голосом парень слева, он был на полголовы выше своего напарника.

Она подошла к скамейке у входа в хижину, на которой часто рукодельничала, и присела на неё.

– Теперь, я думаю, вы видите, что я никакой не морок, – спокойно сказала она.

Они переглянулись. Потом обладатель хриплого голоса объявил:

– Нам поручено разыскать двух человек, – он сделал паузу и критически осмотрел её, потом продолжил, – Красавицу Оксану и Богатыря Костика Бравого.

«Костик Бравый, – подумала она. – Вот и впрямь имя по человеку».

– Нет больше Костика, – спокойно и грустно сообщила она.

Воин с хриплым голосом удивился и приподнял щит. Воин повыше остался стоять, как стоял.

– Мы знали Костика, – как-то гневно произнёс высокий, – и не раз стояли с ним плечом к плечу, и не мог он вот так взять и сгинуть, – он сделал шаг к ней и наставил копьё. – А ну говори, змея, как Бравого извела?!

«Хватает же идиотов», – подумала она, глядя прямо на них.

– Он защищал меня в логу и погиб как герой, – также спокойно и грустно произнесла она.

– Значит, ты и есть Оксана? – спросил воин.

– Я и есть, – подтвердила она, вздыхая.

Оба воина убрали щиты и копья. Низко поклонились. И тот, с хриплым голосом, заговорил:

– Простите-с за подозрительность и слова обидные, что произнесли мы, но другом был нам Костик, – с искренней грустью произнёс воин. – Меня зовут Осип.

– А меня Братислав, – сказал второй. Вновь поклонился и добавил, – нам велено сопроводить со всякими почестями вас в наш лагерь.

Вот чего Оксана точно не хотела, так это идти куда-то далеко, лодыжка ныла при каждом шаге.

– Простите, – ответила она, – но я не могу пойти с вами, мне тяжело ходить и пару дней я бы побыла тут.

– Да как можно-с, – возмущённо произнёс Осип, – отказывать царевичу!

– Передайте ему так, – сказала она, – на нас напали, друг ваш погиб, ну и меня немного потрепали.

Лица обоих вытянулись.

– Прям так? – спросил Осип.

Она вздохнула и произнесла.

– Хоть как, – сказала она, – а теперь оставьте меня.

– Как угодно-с, – сказали воины и пошли в обход её дома.

Оксана подождала, пока они уйдут. Они о чём-то опять заговорили, слов она не разобрала, а когда голоса отдалились, сама хромая пошла на ближайшее поле с мягкой травой, легла и стала смотреть в небо. Она не спала, но и мыслей никаких не было. И лежала так, пока не услышала блеяние овец.

Она приподнялась и увидела нескольких инвалидов, ведущих овечек за собой. Посмотрела по сторонам и заметила ещё нескольких. «Они возвращаются», – радостно подумала она. Приободрилась, поднялась и пошла им навстречу. Она видела, что они на вид омерзительные, знала, что холодные, но не было для неё никого роднее их. Она подошла к каждому и обняла. Тут был и Носатый. Она ходила между ними и думала, как отпраздновать их возвращение, даже забыла о синяках. Она решила посмотреть в доме, что она может приготовить, и тут на двор к ней влетели всадники и на полном скаку срубили Носатого и ещё двоих.

– Нет! – крикнула она и кинулась к ближайшему всаднику. Один из них соскочил с коня и поймал её бежавшую.

– А мне сказали, ты не можешь ходить. И я решил почтить тебя своим присутствием лично, – произнёс воин, обнимая её, а она дёргалась в его объятиях и кричала:

– Не трогайте! Не надо, – она стал вырываться из его рук, колотить кулаками по кольчуге.

– Всё в порядке, – стал он утешать её, ‒ они не тронут тебя, не бойся, мы уже тут.

Она дёрнулась что было сил из его рук, с криком сквозь громкое рыдание.

– Отпусти! Отпусти меня! Я ненавижу тебя. Убирайтесь!

Он отпустил, а она упала на колени и рыдала.

– Плохо дело, – услышала она голос советника. – Колдуны да беспокойные совсем девку запугали, как-то нам с ней бережней надо.

Кто-то подошёл со спины и обнял её, тихо нашептывая на ухо, что всё хорошо, что она в безопасности, она несколько раз пыталась вырваться, но крепкие, теплые и нежные руки её удержали. Оксана обернулась и увидела перед собой голубые глаза царевича.

– Почему вы убили их? – спросила она.

– Кого? – не менее удивлённо спросил он.

И она не знала, как быть, она смотрела в его глаза и верила, что он не мог поступить плохо. Но она видела произошедшее своими глазами.

– Они никому не причинили вреда, никому, – прошептала она.

А он смотрел на неё с таким искренним непониманием, что она и не знала, что еще сказать, и просто тонула в его взгляде.

– Смотрите ‒ Сечеслав, – произнёс кто-то.

Царевич повернулся. Оксана перестала тонуть и увидела, что её вчерашний защитник вышел из дому. Топор он и не думал бросать. Царевич отпустил её, поднялся, она услышала, как выскользнул меч из его ножен.

– Нет, не трогайте его, – произнесла она громко. Сама не помня как оказалась на ногах, бросилась к своему спасителю.

Царевич поймал её за руку, она попыталась вырваться, но он держал крепко. Сечеслав повернул лицо к царевичу, и ей показалось, что слегка поклонился, узнал.

– Почему вы их убиваете? – спросила она.

– Во даёт, – произнёс кто-то.

– А в ваших землях разве нет таких? – спросил царевич.

– Таких нет, – сказала она. – А те, что есть, просто больные люди, нуждающиеся в помощи и уходе.

– Тогда прости нас, – сказал царевич. – Но в наших землях они проклятие, нападают на людей и скот, и единственный способ им как-то помочь – это отрубить голову.

– Но он вчера спас меня, – произнесла она, – когда я убегала от всадников колдуна. Они убили Костика и бежали за мной, а он защитил меня.

Это удивило всех. Она услышала перешептывания, воины не верили, что инвалид, даже их славный знакомый, мог быть лучше, чем Костик. Сечеслав начал раскачиваться и смотреть по сторонам. А к ней подошел советник, пристально разглядывая её грудь. И в этот момент Сечеслав, не переставая качаться, шагнул к ним, а царевич молниеносно ударил советника в нагрудную пластину рукоятью меча. Советник только и успел произнести «что хе» и упал на землю. А в том месте, где он только что стоял, прямо перед ней просвистел топор. Царевич оттолкнул её в сторону, там её поймал другой воин. На помощь советнику пришел его телохранитель, принявший на щит такой удар, что щит раскололся. А царевич ловко замахнулся и... − она отвернулась и уставилась в плечо державшего её. Она уже не плакала, болеть просто было нечему.

К ней подошел царевич и спросил:

– Теперь ты понимаешь, что они опасны?

– Понимаю, – шепотом произнесла она.

– Ей нет веры, – услышала она голос советника.

– Это почему? – спросил царевич и отошел от неё.

– Потому как она колдунья, – воин, державший ее, отшатнулся, да ещё и её оттолкнул так, как будто увидел в своих руках бомбу. Она упала на спину, думая, что падать у неё скоро войдёт в привычку.

– Да что же вы делаете! – воскликнул царевич, подходя к ней и протянув руку. – Поднимайся. Пока не будет веских доказательств твоей вины, я никому, – он посмотрел на воина, который толкнул её, и тот отвёл взгляд, – не позволю обижать девушку, которой, только вдумайтесь, столько пришлось претерпеть.

Царевич осмотрел всех, она подала ему руку, и он поднял её.

– А теперь мы внимательно слушаем тебя, Мыслеслав.

Мыслеслав оглядел её, задержал взгляд на амулете и спросил.

– Кто видел, откуда вышел Сечеслав?

Несколько воинов шагнули вперёд.

–Скажи ты нам, Ратислав, – обратился он к бородатому, широкоплечему мужику.

– Да что тут говорить, из лачуги этой. Все видели.

Его поддержали стоявшие рядом.

– Все видели, – подытожил советник. – А где нашли нашу красавицу Осип и Братислав?

– В доме, – услышала она знакомый хриплый голос.

– В доме, – повторил советник, – хорошо. В доме есть он, а где есть Костик? – и он посмотрел на неё испытующе.

– Он в логу, – произнесла она и указала в направлении лога.

– Съездите и проверьте, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс советник, кто-то вскочил на коней и уехал. – А мы рассмотрим главное доказательство. Я долго размышлял над символами в шатре. Когда мы спасали какую-нибудь княжну или боярыню, символы так и говорили: княжна, боярыня. А тут околесица. Пришла из-за пелены или завесы, что-то о духах воплощающихся и прочее. Я ночь не спал, мучился. Ученики и прислуга соврать не дадут. И вот я вижу эту сцену, а потом медальон на её шее, посмотрите ‒ и вы увидите знаки, известные даже крестьянам, но при этом запрещенные во всех известных королевствах и царствах.

Царевич резко развернул её за плечи и уставился на медальон, его глаза становились шире с каждой секундой.

– Откуда? – только и спросил он.

Ей стало больно, так сильно он сжал руки на её плечах.

– Нашла по дороге сюда, – ответила она.

– Тогда выбрось, скажи, что не знала, что это. И дело с концом. Уедешь с нами, место тебе найду при своём дворе. И все тебя поймут и простят, коль за колдовством больше не поймают.

Она стояла и смотрела на него. И вот так просто − выбросить и отдаться отчаянию, пусть и поехать с царевичем при его дворе. Кружились мысли в голове. Она поймала себя на нескольких весьма сладких мыслях о нем, таких соблазнительных, что отказаться было трудно. Но. Оксана вспомнила чувство потерянности и пустоты, возникающее у нее, когда она снимала медальон, и поняла, что не сможет жить с такой пустотой в душе. Потом она глянула на Носатого, на Сечеслава, на других лежавших, которых только что жестоко и безжалостно истребили, и произнесла:

– Я не могу.

– Замолчи, подумай, – рявкнул царевич и сильно встряхнул.

– Я подумала, я не могу.

Он отпустил её, отошел на несколько шагов, смерил взглядом и твёрдо произнёс:

– Я, король предгорного царства и царевич Мирослав, именем моего отца, царя горных вершин и лесов Василия пятого, повелеваю. Оксану, что стоит перед нами, прозвать колдуньей и предать её, как подобает по закону, воде.

Её поставили на ноги и понесли на мосток, всадник на холме развернулся и скрылся за деревьями. Смирение и принятие. Дергаться и сопротивляться сил не было, но даже если бы и были, то что толку против трёх здоровых мужланов брыкаться, когда по рукам да ногам связана. А они рады стараться, набрали в большой мешок песка и привязали к её ногам. Потом подняли за ноги и плечи, и козлобородый водрузил на неё мешок. Ей показалось, что она порвётся раньше, чем её начнут кидать, но ей было безразлично. Двое державших её молодцов разбежались и швырнули её в воду. Мешок с песком оторвался от нее, и она успела сделать глубокий вдох, прежде чем устремилась на дно вслед за мешком.

Вода была теплой и мутной, Оксана не могла видеть далеко, но почувствовала, как опускается в густые водоросли. На дне было темно из-за мутной воды, несмотря на небольшую глубину. Она видела, как наверху играют пробивающиеся лучи солнца. Время, похоже, застыло. Вокруг неё, в водорослях среди полумрака стали сгущаться тени, ей было тепло...

Лес теней

Хотелось пить. Но вокруг не было ни малейших признаков цивилизации. Два дня Оксана ходила кругами по лесу в поисках хоть чего-нибудь. Она кричала, всматривалась и прислушивалась, но ничего найти не могла. Вроде бы совсем рядом был лагерь с людьми, и их должно быть слышно, они должны искать её, звать. Но никто не искал. Может, она и сама в первый день зашла слишком далеко, когда пыталась вернуться к людям.

Но теперь ей просто хотелось пить, она прошла ещё один ручей. В нём между камешков весело бежал быстрый поток. «В наше время, если попить из лужи, не то что козленочком – мутантом станешь», – думала она, перешагивая ручей. И всё же пить хотелось страшно. А может, ну их всех к чертям, вроде мусора не видно, червей медицина выведет, а радиация с ядами... да где их нет. Если и умирать, так хоть горло драть от сухости не будет.

Она вернулась к ручью. Наклонилась. И внимательно в него посмотрела, пытаясь разглядеть паразитов и вредные вещества, но вода была прозрачной и ничем не пахла. Она помыла в ручье руки, вроде вода как вода. Зачерпнула в ладони воду и поднесла ко рту, сделала глоток. Вода была прохладной и поразительно вкусной. После второго глотка Оксана закашлялась. Когда прошел кашель, она начала черпать воду и жадно её пить, пока не заболело горло и живот. Странная резкая боль в животе перехватила дыхание и выбила слезу из глаз. Оксана так и легла у ручья, держась за живот. Она сделала глубокий вдох, затем ещё и ещё, и живот отпустило. Она продолжала глубоко дышать, ей становилось всё легче и легче. Она вытянулась на земле.

«Ну, вот, – думала она, – если мне будут попадаться ручьи, а они мне попадаются часто, то от жажды я не умру. Стану женщиной-пауком или ещё кем из Икс-менов», – с этими мыслями она перешагнула через ручей и пошла дальше.

Она шла и радовалась тёплой погоде. Будь погода прохладнее, и ей пришлось бы очень тяжело в одном купальнике и топике. Блузка и юбка её совсем превратилась в рванину. И она сняла их, решив, что приличнее и красивее она будет выглядеть так, чем в лохмотьях.

Кроме весьма скудного гардероба, в своих руках она обнаружила крепко зажатый амулет. Он был очень красив, покрыт множеством каких-то узоров. А в центре был большой камень, размером, наверное, с перепелиное яйцо. «Наверно, рубин», – пыталась догадаться она, смотря, как переливаются грани. Что-то в этом камне одновременно и завораживало, и пугало. Казалось, что он огранён не только снаружи, но и изнутри. «Когда я выберусь из леса, я стану сказочно богатой», – думала она, глядя на амулет. Потом надела его на шею. И вдруг поняв, что расстаться с ним ей будет трудно, решила, что не обязательно его отдавать, но он станет гарантом её деловой активности. И придя к подобной мысли, она спрятала украшение под топик, чтоб не болталось, пока она идёт по лесу.

Оксана не знала, куда идти, и просто шла. На земле живёт семь с половиной миллиардов человек, значит, везде есть люди. Странная уверенность, что всё с ней будет в порядке, наполняла её. Да, в лесу. Да, одна. Да, не знает, что делать и как выжить. А ещё она слышала, что в каком-то городе пропал целый самолёт, то ли с генералами, то ли с чиновниками, и никого не нашли. «Ух, от таких мыслей даже холодок по коже», – подумала она. – «Нет, меня обязательно найдут! Или я сама найдусь».

В первый день ей было не до еды, а сейчас, попив воды из ручья, она поняла, что очень хочет есть. Но что есть в лесу, оно ведь всё грязное, а бывает ещё и ядовитое. По телику часто показывали, как всякие дикари едят муравьёв, личинок и другие мерзости, но они живут кто в джунглях, кто в Африке. А она-то в России. Что можно есть в родных лесах, Оксана не имела не малейшего представления, вокруг были одни ёлки да сосны. И разная трава под ногами. Есть эту траву было страшно, но из походов с бабушкой в лес, в очень далёком детстве, она точно знала, что земля богата и вокруг должно быть много ягод.

Но как она ни оглядывалась, ягоды ей не попадались, и она шла дальше. Оксана думала, что поднимется на какую-нибудь гору и осмотрится, но в первый день сделать это не догадалась, а сейчас и гор никаких поблизости не было.

Почва под ногами становилась всё более влажной, а потом лес кончился, и она увидела странную поляну, покрытую разноцветными холмиками, иногда из этих холмиков росли деревья. Наверное, поляной все-таки назвать это было нельзя, скорее − поле, причём широкое, большое поле. Она какое-то время смотрела на лес с той стороны. Думая: обойти странное поле или пойти по нему? Обходить ей казалось очень долго, а идти по непонятно чему не хотелось. Но она все же попробовала стать на странный холмик. Он оказался необычайно мягким, но под ногами не проваливался. Оксана перешагнула на следующий и пошла вперёд. Оказалось, что по этому полю можно неплохо идти. Так она и шла, пока не наткнулась на черную лужу. «Вот туда я точно не полезу», – подумала она и попыталась её обойти, но холмики вокруг стали проваливаться под ногой достаточно глубоко. А место, куда ставала нога, наполнялось водой. Оксана вернулась на те холмики, на которых стояла, но они не выпрямились. И теперь, когда она шла по ним обратно, они тоже проваливались до воды. Ей стало страшно, но бежать она не рискнула, боясь, что почва совсем уйдёт из-под ног. «Это болото», – догадалась она, обнимая дерево, когда ужасные, хищные кочки закончились, и под ногами снова оказалась твёрдая почва.

«Болото», – думала она. – «Теперь понятно, почему люди тут пропадают. Многие, наверно, как я, и не догадываются, что оно может быть таким. Обычно представляются заросли камышей». Жуткие кочки-холмики завораживали своим разноцветьем. Глядя на них, она пошла в обход. Иногда ей попадались такие кочки на твёрдой земле, но она старалась держаться от них подальше. Обойдя очередную кочку, она увидела множество красных бусин на поверхности, подошла поближе и рассмотрела, что это ягоды, много ягод. «Ягоды из кочки, какая мерзость, – подумала она. – Наверняка ядовитая». Хотя что-то в этой ягоде было знакомое, она попробовала одну, но поморщилась и скривилась, так сильно ей свело челюсть. «Ну и кислятина, такое точно есть нельзя», – решила она, выплёвывая раскушенную ягоду.

Оксана шла дальше вокруг болота. Продолжая искать хоть что-нибудь, похожее на еду. Она старалась избегать полянок с высокой травой и кочками. И обходя очередное такое место, обнаружила маленькие кустики с темно-зелеными и синими листьями. На них ягоды-бусины росли небольшими гроздьями. «Ладно, я попробую,– подумала она. – И будь что будет». Эти ягоды на вкус оказались приятнее тех, что росли из кочки. Они хоть и были кислыми, но в них была и сладость, и лёгкая горчинка. Она огляделась. Увидела, что ягод этих растёт здесь огромное множество, и решила съесть их сколько сможет, надо же что-то есть.

Так она и ползала вокруг ягод до самой темноты.

Вместе с темнотой появились комары, которых отчего-то не было прошлой ночью, и тогда она, мучаясь от прохлады и неудобства, всё-таки уснула и вполне неплохо спала. А этой ночью сон, похоже, отменялся. Может, дальше от болота комаров нет. Идти по темноте ей совсем не хотелось, но ничего не поделаешь. Она оторвала ветку у молодой ёлочки и принялась яростно обмахиваться.

«Я давно иду вокруг этого болота», – думала она, разворачиваясь к нему спиной и шагая в тёмную чащу.

Какое-то время она шла уверенно, ночь еще не вступила в полное владение миром. Но с каждым шагом ей думалось, что всё хуже и хуже она видит дорогу, а комаров, казалось, становилось всё больше и больше. Огромный их рой гудел подобно пылесосу, только сосать он собирался явно не пыль. «А может, люди не в болота попадают,– думала она, – а их до костей съедают насекомые вроде этих». Шагая в лес, Оксана забрела в чащу, ей казалось, что лес стоит стеной, чтобы её не пропустить. Деревья так близко жались друг к другу, что между ними с трудом можно было бы протиснуться, если бы у них не было веток. Но увы. Веток, пусть и сухих, было много. И каждая веточка тянулась к соседнему дереву, явно желая обнять. «Да, уж, – подумала она зло, когда дерево, на которое она опёрлась, упало под её весом. – Вот тебе – друзья закадычные, некоторых уже на смерть заобнимали». Продираясь через стену, она больно ударилась ногой о корягу, лежащую где-то внизу в темноте.

Оксана решила громко высказать все, что думает об этом лесе, комарах и темноте в частности. Русский в сочетании со сданным на пять английским дал ей широчайший простор для творчества. И, наверно, кто-то её всё-таки услышал, по крайней мере, сломав очередное сухое и хлипкое дерево, она вышла на полянку и обнаружила, что в небе ярко светит луна, и в её свете она вполне неплохо видит. Комаров, правда, меньше не стало, но она, по крайней мере, не боялась, что наткнётся глазом на ветку.

Идти по поляне в темноте ей не хотелось, недавний страх от болота еще не утих. В ночи что-то ухнуло. Она вздрогнула. Пока Оксана продиралась сквозь чащобу, она ничего не слышала, кроме треска веток. А сейчас слышала стрёкот цикад и странный скрип, как будто где-то неподалёку висели ржавые качели и равномерно раскачивалась. Щють – Тщюю – Щють – Тщюю. Ей и не нравились фильмы ужасов, которые предлагал ей Голливуд: в чем-то эти фильмы были и впрямь страшными, а в чем-то просто отвратительными, − и оказаться самой участницей этого фильма ей ни разу не мечталось. Сквозь скрипящий звук качелей послышался шум воды.

И она пошла на звуки воды, обходя иссиня-чёрную поляну и уворачиваясь от корявых пальцев, что тянулись к ней от стены. Они то и дело норовили выскочить из темноты под равномерный свист ржавых качелей, вцепиться ей в лицо или хлестнуть по рукам и спине. Причем последнее им удавалось с завидной регулярностью, но чащобе было мало просто цепляться за неё. Чащоба злилась, издавала звуки, похожие на перемалывание костей. Оксана, конечно, никогда не слышала, с каким звуком перемалываются кости, но готова была поклясться, что именно с таким. В недрах стены послышался глухой удар, потом заскрипели деревья...

Позади неё с треском упало дерево. Она подпрыгнула и бросилась от чащи через поляну, высокую траву, которая резала ноги. Сзади неё нарастал треск и скрип. И ей казалось, что некая сила из этого леса хочет вернуть её обратно, в чащу. Она очень хотела оказаться от этого всего как можно дальше, но преодолев поляну, она увидела в лунном свете, что бежит прямо в сухие и кривые пальцы, тянущиеся прямо к ней. Она попыталась остановиться, поскользнулась на росе и упала в траву.

В небе снова ухнуло и пролетело прямо над ней, затмив луну. Оксана подскочила и побежала по поляне, ища выход, но куда бы она ни бежала, всюду её ждали сухие, кровожадные пальцы сучьев. Её сердце бешено колотилось. Ей казалось, она окружена, и сейчас все эти деревья сомкнутся и укутают ее своими смертельными объятиями. Она уже собиралась остановиться и посмотреть опасности прямо в глаза, но тут увидела просвет между деревьями, достаточно широкий, чтобы в него пробежать, и ринулась туда, закрыв лицо руками. Несколько тонких веток-ручек пытались преградить ей дорогу, но не могли с ней соперничать. Она сломала их и выбежала к реке.

Река совершенно не соответствовала шуму, который производила. Она была всего в два шага шириной и глубиной не больше чем по щиколотку.

«Может, это та река, через которую меня переносил Патрик? – подумала она. – Пойду-ка я вдоль неё». Оксана перешла реку вброд, не снимая босоножек. Вода была ледяной настолько, что ее заколотила дрожь, когда она вышла из воды. Но от мысли, что она пойдёт по тому берегу, ей становилось ещё хуже, деревья на том берегу стояли стеной. А некоторые нависали над рекой, пытаясь и её заключить в свои мерзкие объятья.

На этом же берегу деревья росли редко, и в основном лишь очень толстые и высокие, и ветки на них были только у самых верхушек.

Она перевела взгляд на тот берег, где деревья стояли вдоль реки и некоторые пытались перелезть через неё, и на этот − где, казалось бы, раздолье, но что-то было не так. Эти лысые, одинокие стволы давили не меньше, чем яростные объятия на соседнем берегу.

«Это всё ночь, у всего есть какие-то естественные причины и не надо поддаваться выходкам дурного воображения», – уговаривала она себя, вздрагивая при резких скрипах или от громкого уханья. Куда бы она ни шла, её продолжали сопровождать ржавые качели, они не ускорялись и не замедлялись, только пугающе монотонно посвистывали. На этом берегу ей то и дело попадались лежащие деревья, их приходилось обходить и перешагивать.

Вдоль реки она шла недолго, вскоре почва под её ногами вновь намокла, большие деревья сменились множеством маленьких ёлочек и какими-то кустами. И Оксана решила обойти это всё стороной. «Лучше редкие угрюмые великаны, чем стоящие вплотную кусты да ёлки», – подумала она и пошла в обход мокрой земли.

Для этого ей пришлось подниматься на небольшой пригорок и перелезать через несколько лежащих деревьев. И чем дольше она углублялась в страну угрюмых одиночек, тем больше под ногами попадалось деревьев, кое-где они лежали уже в два ряда. Она карабкалась по ним до тех пор, пока не наткнулась на скользкий ствол, лежащий под верхним слоем. Она села на то бревно, на котором стояла и потрогала ещё одно, ей стало страшно, она сидела на бревне и ноги её не дотягивались до земли, под ногами было лишь еще одно скользкое бревно и верхушки папоротников. Вокруг стояли в темноте одинокие и лысые деревья, а вокруг лежали друг на друге те, кто стоять больше не мог. Но они не просто лежали. Они ждали. Пока она пойдёт по скользким стволам, и тогда они спихнут её с себя, и она упадёт на других, подобных им, и останется навсегда лежать с ними. В небе больше не ухало, лишь мерно поскрипывали ржавые качели.

«Надо спуститься к земле и ждать рассвет», – решила она и стала медленно и аккуратно спускаться в папоротник.

Там, у самой земли она неожиданно поняла, насколько устала. Было тепло. Она убила двух комаров и обнаружила, что больше назойливых насекомых нет. Там она и уснула.

«Как же чешутся руки и ноги. Проклятые комары», – думала Оксана, шлёпая рукой по ягодице. Где-то рядом с ногами она услышала шипение и шелест. Сна как не бывало. Она поджала ноги и села на корточки, пытаясь осмотреться.

Вокруг рос папоротник и другие неизвестные ей травы. Вокруг и поверх папоротника в несколько рядов лежали друг на друге деревья. Верхний ярус в некоторых местах оказывался выше её роста.

Она смотрела на этот дикий бурелом и не верила своим глазам. «Как сюда вообще можно забраться, даже днём?» – задавалась она вопросом, а она ведь сделала это ночью. «Куда идти-то теперь?» – растерянно озираясь, думала она, понимая, что совершенно не представляет, где находится. Она не могла даже сказать, в какую сторону идти, чтоб выбраться к реке. Ей снова хотелось пить и есть. «Да, так я точно сгину, – уныло подумала она и согнала очередного назойливого комара. – Пусть я умру, но точно не от этих паразитов». Она поднялась на ноги и вскарабкалась на одно из брёвен. В темноте ей казалось, что деревьев тут раз-два и обчёлся, а оказалось, что лес как лес. Просто много брёвен лежит выше травы. А так, деревья в нём росли ненамного реже, чем ей показалось ночью. Да, были высокие, да, ветки у них были только наверху. Но угрюмыми, как ночью, они не казались. Она старательно осматривалась, пытаясь хоть как-то понять, откуда пришла, но везде видела один бурелом и никаких признаков подъёма, по которому она шла от разлива реки. «Да как же...», – не верилось ей, что она по всему этому могла залезть настолько далеко. «Ладно, как залезла, так и буду выбираться», – решила Оксана, раз уж всё равно выбора нет. И пошла, как говорится, куда глаза глядят. Точнее, полезла.

И вот когда солнце уже скрылось за деревьями, склоняясь к вечеру, она, спустившись с очередного дерева, наткнулась на чёткую, хоженую тропу. Один раз она оказалась на поляне. Поляна была странной, никогда она не видела столько грибов. Посреди поляны росла жуткого вида коряга. «Да ладно, – думала она на той поляне. – Только отделалась от мыслей о стрёмных ужастиках, как вот снова». Так, борясь с образами из фильмов ужасов, она вернулась на скользкие брёвна, и ещё дважды опускалась на них перевести дыхание от страха, когда еле оставалась на ногах. «Вот где перелом ноги или руки ‒ точно плохая примета», – подумала она, когда в первый раз отдыхала. Теперь, похоже, всё это останется позади. Там, где есть тропа, должны быть и люди.

Правда, есть и пить ей хотелось очень, она думала, что скоро начнёт валиться с ног. Но пока она шла, и шла неплохо, воодушевлённая своей находкой. Вскоре тропа преподнесла ей ещё один приятный сюрприз.

Это была полянка, посреди которой было нечто вроде лужи, из которой вытекал ручей. Вода в этой луже была прозрачнее воздуха. Наверно, так выглядит родник, решила Оксана и попила. Её ожидания вполне оправдались, вода была прохладной и вкусной, отрываться от неё совершенно не хотелось. А когда утолила жажду, то поняла, как устала, и теперь не хотела никуда идти. Единственным минусом этого места были комары, которые вроде оставили её в покое, а теперь вновь накинулись. Она поднялась и пошла. «Я такой путь по непролазному лесу совершила, неужто какую-то тропу не преодолею!». Она поднялась и зашагала по тропе, отмахиваясь от комаров.

Похоже, ей не придётся больше думать о воде. Ручей журчал рядом с тропой и не собирался с ней расставаться.

Небо было ещё светлым, а тропа становилась всё темнее, всё чернее выглядел и лес там, куда она вела. По сторонам лес всё больше напоминал синий холст с чёрными дырами, всё чаще сухие ветки были похожи лапы монстров. «Опять эта ерунда в голову лезет», – раздраженно думала Оксана, но шла осторожно, чтоб не наткнуться случайно на такую лапу.

Небо вслед за лесом потемнело очень быстро, и с угасающим светом затихли и звуки. Всё четче и громче она слышала жуткий мерный скрип-свист. «Да что за психи качаются по всему лесу на качелях ночью!» – продолжала всё больше раздражаться она, а по телу побежали мурашки, она даже оглянулась. «И почему я так и не встретила ни одной качели?».

– Кха, – вдруг раздалось над её головой, Оксана даже вздрогнула от такой насмешки над её мыслями и пошла быстрее, внимательнее всматриваясь в лес и тени в нём. Тени. Она посмотрела в небо и увидела яркую, слегка жёлтую луну.

Тени в лесу затаились и не двигались. «Ух и хитрые», – подумала она, и в лесу ей что-то ответило: – «Уху». «Он ещё и мысли мои читает», – всё еще раздосадовано думала она, а лес соглашался: «Уху». И при этом неизвестные любители качаться ночью всё качались и качались. «Вот ведь какие настырные, надо им таскать за мной по всему лесу качели и при этом продолжать на них качаться, – думала она. – Что им от меня надо?». Она осмотрелась ещё раз, но повсюду её окружала тьма, из которой то и дело возникали черные силуэты на фоне синего неба. Ей казалось чудом, что она различает чёрную тропу в чёрном окружении. Лёгкое журчание ручья превратилось в громкое течение небольшой, но бурной реки.

За ручьем что-то громко треснуло и зашуршало, она обернулась и увидела какую-то тень.

– Если ты человек, отзовись, – зачем-то произнесла она.

И услышала в ответ странный рыки издевательское «уху» откуда-то сверху. «Если это человек, то я с ним не хочу встречаться», – подумала она. И когда ещё одна ветка хрустнула, уже ближе к ней, опрометью бросилась по тропе. Тропа часто поворачивала, и Оксана старалась поспевать за ней. Она становилась всё более коварной, но сбавлять скорость Оксана не собиралась. Чем дальше она окажется от того рычащего «человека», тем лучше. И вдруг лес по бокам от неё расступился, и она выбежала на просторный берег реки. Река громко шумела, хоть и была маленькой. У реки было каменистое дно, а через саму реку было перекинуто толстое бревно. «Да, это место я хорошо помню, – подумала она. – Значит, дальше дорога и станция, только шли мы, наверно, по другой тропе, после перехода реки». Она попыталась найти ту тропу, но не нашла.

От одной мысли, что ей придётся лезть в эту холодную воду, уже становилось зябко. Но теперь рядом были только дикие звери, с которыми встречаться она не собиралась. Да и что ей холод теперь. Она спустилась к воде. И в лунном свете четко рассмотрела разорванную тушу лося, лежащего у кромки воды. Конечно, по этой отвратительной куче она бы никогда не догадалась, что это лось, но его голова с рогами аккуратно лежала поверх груды костей. Во всём остальном это была просто куча костей и плоти. От этого зрелища ей стало по-настоящему жутко, и она рванула через реку, подольше от подобных находок.

У самого берега она поскользнулась и упала в ледяную воду. Поднимаясь, украдкой глянула на тот берег и так бы и застыла, если б не холодная вода, а вместо этого подпрыгнула и оказалось на берегу. И ещё раз посмотрела на тот берег. Из леса к реке выходили тени. Люди. «Люди!» – обрадовалась она. Но какие-то они были странные. Пьяные что ли.

– Эй, я здесь! – крикнула она им. – Я заблудилась, помогите.

А в ответ раздались горловые хрипы, бормотания, рык и шипение. Тени людей приободрились и пошли к ней, более четко, чем до этого. Она вдохнула и попятилась от них. А потом и вовсе побежала...

Она продиралась сквозь какой-то кустарник. Где она и как здесь оказалась, она не знала, не могла даже вспомнить, от чего бежит. Горло горело огнём. Всё тело болело. Куда-то подевались босоножки.

Бежать она больше не могла, но и остановиться тоже. Надо было спрятаться, думала она, но куда? Как? И тут она увидела большую корягу и залезла под неё.

Наверно, лучше бы она не просыпалась, умерла бы под корягой. К чему подобные мучения? Болело всё. Она лежала, свернувшись в клубок, и ей, на удивление, было тепло. Она открыла глаза и увидела: на некотором отдалении от неё, прислонившись к дереву, сидел человек в лохмотьях и с синяком на всё лицо. В руках он держал тушку зверька и, остервенело рыча, грыз её зубами. «Вот о таком спасителе я точно никогда не мечтала», – подумала она. Умирать ей расхотелось. От мыслей, как именно захочет воспользоваться её трупом такой вот бомж, ей стало совсем нехорошо. «Оптимист всегда знает, что может быть хуже», – горько подумала она. И стала тихонько ползти, как можно дальше от этого бомжа.

Как же ей было больно, всё тело было покрыто царапинами и синяками. Она еле сдерживалась, чтобы не застонать. Кое-как она оперлась о руки и колени и приподняла себя. И застыла в беззвучном вопле. Потом она начала обползать корягу. Земля под локтями и коленями была намного мягче, чем раньше. И вокруг росли не только елки, но и берёзки. «Я в лесу. Надо только отползти подальше, и он меня не увидит и не услышит», – испуганно озираясь, думала она. Она нашла взглядом несколько плотно стоящих ёлочек, там можно будет подняться на ноги.

Отползая от коряги, Оксана задела левой ногой какую-то травку, которая сильно обожгла и без того расцарапанную ногу.

– А! –непроизвольно громко вырвалось у неё. «Дура», – корила она себя, но было уже поздно. Бомж, не отпуская тушки, уставился прямо на неё. Со всех сторон в лесу раздалось шевеление, сопение и множество других звуков.

Она думала, что больше не может бежать, но оказалась не права. Единственное, чего она не могла, так это быть уверенной в своей памяти. Например, она не знала, как оказалась на ногах и побежала к намеченным ёлкам. Но там наткнулась на ещё двоих. У одного не было глаза, и вместо волос ‒ страшная язва. Второй был худ, кожа да кости и, похоже, гол. Но она не стала рассматривать. Оба смотрели на неё, и она предпочла скрыться от их взоров. Резко свернув направо, выбежала на тропу и побежала по ней.

И всё-таки силы покинули её и она, пробежав по тропе, пока не закололо в боку, продолжила по ней хромать. А вокруг со всех сторон слышала, как они идут за ней, некоторые шли параллельно, стараясь обогнать её. Некоторые постепенно приближались к ней. «Может, это лес заблудших, как и я? – вдруг подумала она, глядя на разодранные руки и сломанные ногти, – А я на самом деле умерла и скоро совсем стану такой, как они?». Многие даже хромали, как она. Она решила с ними поговорить:

– Эй, вы кто, как сюда попали?

Некоторые повернулись на её голос, но отреагировали по-разному. Кто-то взбодрился и пошел к ней, кто-то встал как вкопанный, а кто-то решил убежать.

– Вы знаете, где мы находимся и куда идти? – спросила она и услышала, как охрип её голос. «Точно, скоро стану такой же, как они», – ясно осознала она.

Её же спутники, ковыляя по лесу за ней, с удовольствием откликнулись на её вопрос и указали в разные стороны. Или... Она осмотрелась и поняла, что большинство, за редким исключением, показывают прямо на неё. И в этот момент на тропу, расставив ручищи, вышел огромный урод, наверно, он был больше двух метров роста и раза в три её шире. Один его глаз был значительно больше другого, а губы искривлены в некотором подобии улыбки. Он широко расставил руки и пошел к ней. И, наверное, она бы так и застыла, смирившись со своей участью, да только радостный рык со всего леса подстегнул её и она бросилась с тропы, лесом, туда, где не видела ни одного из этих хромоногих уродов. Ей стало наплевать теперь на всё, и она поняла, что остановится, лишь когда сердце её вырвется из груди. Ей было безразлично, что попадалось ей на пути, деревья и кусты мелькали так, как будто она не бежит, а мчится на спорткаре. И даже какое-то болотце она промчалась, не заметив.

И вдруг лес кончился, она выбежала на большое поле, на поле были люди. Похоже, они выполняли какую-то работу. Оксана обрадовалась и похромала к ним. Люди заметили её и стали показывать пальцем. И чем ближе она подходила к ним, тем больше понимала, что это нормальные люди, не уроды, как те, что были в лесу.

– Люди, – произнесла она, и жар объял её тело и разум.

Тени схватили её и потянули за путы. Какое-то мгновение она чувствовала тяжесть мешка на ногах, но вскоре тяжесть исчезла. Тепло в её теле росло. Сколько она уже не дышит? Минуту, две, от этой мысли у неё начало жечь лёгкие. "Быстрее надо, быстрее", – думала она, дергаясь в путах. Солнечные лучи резко приблизились, её вытащили на берег и понесли. А она резко вдохнула воздух, глядя на тот берег. Но мостка не видела из-за высокого и колючего кустарника. «Сколько же я пробыла под водой?» – думала она, наблюдая, как её всё глубже и глубже уносят в лес. Во многом она чувствовала себя измученной и истерзанной, но в её душе, кроме отчаяния, теперь зиждилась надежда, она жива и не все из её подопечных были истреблены.

Её нёс один из самых крупных и самых первых её подопечных, она прозвала его Бык за его огромные размеры и соответствующую им мощь. Он редко появлялся в приюте и много времени проводил в лесу, то и дело притаскивая шкуры, кости, а иногда и целые туши разных зверей. Он всегда был молчалив, не рычал, не сопел. И, как ни странно, оказался смышленее многих.

По хрусту и по тому, как поднимаются примятые им молодые деревца и трава, она поняла, что идут они не по тропе, а по прямой, и вероятно, куда глаза глядят. «И это не мои глаза, – подумала она с опасением, но потом решила расслабиться. – Наплевать, они столько для меня делают, мне следует доверять им». Потом она вспомнила про то, как они собирают ягоды, и решила, что проверять все же не помешает.

– Стой, – произнесла она, – отпусти и развяжи меня.

Она приготовилась к тому, что её сейчас просто уронят, так, по крайней мере, поступило бы большинство из её инвалидов, но на этот раз её мягко положили на траву. Правда, немного ударили головой о торчащий из земли корень, но это можно было пережить. Большое тело Быка перекрыло ей половину неба и леса, он смотрел на неё и смотрел с неопределённым выражением на перекошенной морде. Потом его ухмылка вновь стала зверской, он нагнулся, схватил её путы и стал тянуть в разные стороны. Через мгновение у него выпучился второй глаз, и он вцепился в верёвку зубами.

Он рвал и грыз верёвку на ней, а она смеялась. Смеялась, видя, как страшно выглядит эта сцена со стороны, и как бы сама испугалась происходящего раньше.

Но вместо этого она довольно похлопала Быка по плечу, когда тот закончил рвать её путы. Правда, с ними он порвал и ночную рубаху, но тут ничего изменить было нельзя.

Свободная от пут и почти голая, в одном желтом топике, она осмотрела место, в котором она находилась. Это была берёзовая роща. Место их остановки нельзя было назвать поляной, но на пару человек места тут хватало. Вокруг шаталось ещё немало инвалидов. И видя их, всё больше и больше она радовалась, что не все из них были истреблены. В старом мокром топике она чувствовала себя неуютно, поэтому встала и сняла его. И осталась стоять обнажённая. «Теперь я другая, – думала она. – Теперь я родилась заново». И она принялась обнимать каждого своего подопечного, что был рядом с ней, они были единственными родичами в этом мире.

Когда она обняла каждого, то поняла, насколько замёрзла. К ней подошел инвалид, которого она раньше не видела, маленького роста, в длинном плаще. И протянул ей кресало с огнивом. А другой подопечный подал уже ободранную сухую бересту. И со всех сторон от неё развернулась бурная деятельность. Её подопечные принесли сухие дрова, котелок, несколько выделанных шкур, две корзины с грибами и ягодами вперемешку, пару корнеплодов и ещё много чего. Но сложив принесенное, они отходили подальше от того места, где она собиралась разводить огонь. Больше всего на свете они боялись огня. И наверно, это был их единственный страх.

Кресало с огнивом, что дал ей карлик, были не чета тем, что лежали у неё в сундуке. Они давали больше искр, и она быстро развела огонь, не сильно заботясь, увидят её с того берега или нет. Оксана согрелась и принялась готовить себе еду из плодов и кореньев, которые принесли ей её родичи.

И вспомнилось ей, как грелась однажды у огня и как отреклись от неё люди.

Колдунья

Она сидела у очага большой кирпичной печи и не могла согреться. Не помогал и горячий морс, приготовленный хозяйкой дома. В морсе были заварены какие-то травы. У хозяйки также нашлась длинная сорочка, которую она благословила своей гостье со словами:

– Надевай, нечего телеса на показ выставлять.

Рубаха была белой и плотной, из очень грубой ткани. «Такая, наверно, будет тело натирать», – подумала Оксана, рассматривая рубаху.

– Что смотришь, кривишься? – сварливо произнесла бабка. – Дарёной лошади в зубы не заглядывают, а задарма тебе лучше не сыскать будет.

Деваться было некуда, пришлось надевать этот мешок на себя.

Хозяйка же вышла из избы и куда-то пропала. Оксана отпила морса и стала рассматривать дом в поисках хоть чего-то современного. Это была обычная деревянная изба из толстых брёвен, в центре которой стояла печь. В доме было три маленьких оконца, вместо стекла на которых была натянута мутная плёнка. Два окна находились с солнечной стороны по правую руку от входа. В них и сейчас светило солнце, мягко освещая стол, красиво вырезанный из дерева. Два высоких стула со спинкой и два табурета. На столе лежала скатерть с искусно вышитыми узорами, правда, нити были трёх цветов: чёрные, серые и рыжие, но мастерица ими сотворила просто чудо. От двери к столу вёл не менее искусный ковёр. Слева от двери стояла большая бочка с водой. Как поняла Оксана, чтобы всякий входящий, а иногда и выходящий, мыл руки. Сама она сидела напротив двери, а за её спиной третье окно кое-как освещало странные приспособления, ей неизвестные. За печью находилось ещё какое-то помещение, но оно было скрыто от глаз плотным ковром.

«В какую это глушь меня занесло, – удивлялась она. – Ни электричества, ни машин на улицах. Одно утешает, у них есть полиэтилен».

Наверно, в морсе были заварены непростые травы, Оксана почувствовала, что царапины и ссадины перестали её беспокоить. Да и мышцы уже не сворачивались в болезненные комки. «Завтра пойду искать отделение полиции или еще какую управу, меня наверняка уже ищут», – думала она, глядя в морс. Потом почувствовала, как закружилась у неё голова, и легла на лавку...

– Эй, просыпайся, – раздался над ней голос старухи. «Кажется, её зовут Глаша», – вспомнила Оксана и открыла глаза.

Глаша стояла над ней у скамьи и смотрела на неё. У Оксаны кружилась голова.

– Если надумала прикорнуть, – продолжила хозяйка, увидев, что Оксана открыла глаза, – то у меня есть гостевая перина, а спать посреди избы да в таком виде не нужно, мало ли кто зайдёт, срамно.

Оксана покивала старухе в ответ. Как она срамно спала, она не знала. Старуха взяла в руки чашку с морсом, понюхала.

– Ой, боги милостивые, что ж я так то, – заохала она и протянула Оксане руку. – Подымайся, давай, подымайся, сейчас тебя положим тепло и мягко.

Оксана протянула старухе руку, рука была тяжёлая и какая-то ватная. Глаша помогла ей сесть на скамейку. Она сидела поперек, свесив по ноге с каждой стороны, и хоть сорочка и была длиной до пят, она задралась выше колена. Оксана посмотрела на хозяйку. «Чего она от меня хочет, всё вроде нормально, и спала я хорошо», – плавно текли в голове мысли.

– Вставай, чего смотришь, – произнесла старуха, её стальные глаза смотрели прямо на неё, а ещё на неё смотрела большая бородавка. И много страшных зубов. Оксана попыталась встать на ноги, но почувствовала, что не может оторваться от скамейки. Ей пришлось приложить чуть большее усилие, она дёрнулась и чуть не свалилась лицом вперёд. Хозяйка дома успела придержать её, и Оксана упёрлась левой рукой о скамейку.

– Осторожнее, красавица, – услышала она голос старухи. – Если ты упадёшь на раскаленный очаг, я тебе ничем помочь не смогу.

Оксана посмотрела по сторонам, слева от неё была печь, она скалилась на неё в злобном омерзении. Повернув голову, Оксана обнаружила, что держит за руку маленькую, неприятную, горбатую старуху. «Зачем я держу её за руку? Или это она меня держит?». Старуха медленно вдохнула и выдохнула.

– Давай, пойдём, – произнесла старуха и повела её за руку. Оксана пошла следом.

Оксана резко проснулась, огляделась, вокруг царил полумрак. Она лежала на мягком матраце и была укрыта тонким шерстяным одеялом. «Где, интересно, я нахожусь?» – спросила она у самой себя. Слева от неё и у головы были бревенчатые стены, они держали такие же брёвна потолка, их Оксана с трудом различала в полумраке. У её ног четко выделялась из мрака белая стена. Справа от нее не было стены, только занавес из плотного материала, висящий у потолка на верёвке. Занавес состоял из двух створок, между ними образовалась тонкая щель, сквозь которую пробивался тусклый лучик. Судя по свету, с той стороны от занавеса было ненамного светлее, чем с этой. «Но вот что там?» – спросила она у себя, и ей сильно захотелось посмотреть, что же там, за занавеской.

Сколько же сил и труда ей понадобилось, чтобы откинуть покрывало. Так тяжелы были её руки. Но их вес не шел ни в какое сравнение с весом головы.

Голова напоминала большой чугунный шар. И этот шар требовалось поднять и по возможности пронести до занавесок. И тут ей захотелось потянуться всем телом так сладко-сладко, но сладость получилась с тягучей болезненностью. Потом она зевнула, потихоньку села, подтянув под себя ноги. Они напоминали ноги тряпичной куклы. Но ей требовалось опереться на них, а при кружащейся голове это будет сделать трудно. Она спустила их на пол и дёрнулась ‒ по полу дул сквозняк, он был прохладен и взбодрил её. Оксана встряхнулась и слегка задрожала, зябко обхватила себя за плечи, они все были в царапинах. Она горько скривила губы и поставила ноги на пол. На полу лежал ковёр, он был потёрт и всё же неплохо защищал ноги от холодного пола.

– Доброе утро, – неожиданно пожелала она сама себе и снова потянулась. На этот раз зря: голова её закружилась и она вцепилась в ложе руками, чтоб не упасть на пол. Она поджала губы, посидела в таком состоянии, пока голова не придёт в равновесие. Равновесие к ней не пришло, а вот спокойный сон сидя пришел довольно быстро. И она только успела вцепиться в свою лежанку, чтоб не упасть. «Так больше продолжаться не мажет», – твёрдо заявила она себе, вздохнула и поднялась на ноги...

Похоже, стало темнее, пол куда-то пропал, и голова, казалось, полетела в космос. Её левая рука наткнулась на что-то шершавое и тёплое. И ноги вернулись на пол, а голова ‒ на плечи. Она опиралась обеими руками о белую стену.

Оксана оттолкнулась от стены и на этот раз уже твёрдо встала на ноги. На руках, похоже, осталась побелка со стены. Но с этим она смирилась и пошла посмотреть, что находится за шторой.

Она осторожно выглянула за занавес. Перед ней стояли неизвестные ей приспособления, их, насколько могло, освещало маленькое оконце с натянутым на него полиэтиленом. Или чем-то похожим и условно прозрачным. Но и его прозрачности было достаточно, чтоб сказать, что уже давно не утро, а яркий и солнечный день. Это было заметно, несмотря даже на то, что окно явно находилось на теневой стороне дома. Так же оконце оповещало её о том, что за ним много зелени. И тут Оксана всё вспомнила.

Вспомнила, как её привели в этот дом два мужика и одна широкая и мощная баба, которая ими помыкала как могла. Вспомнила, как горбатая старушка встретила их очень сварливо и неохотно. А когда глянула на неё, столь же сварливо, но уже весьма и весьма расторопно стала распоряжаться похлеще той бабы, та не успевала рот открывать. Оксана же и не пыталась ничего делать, у неё просто не было сил, руки и ноги ей намазали какими-то мазями и оставили на скамье пить пряный морс. «А ещё сказали, что очень срамно выгляжу, и потому нашли мне сорочку», – вспомнила она, дотрагиваясь до длинной рубахи, надетой на неё.

В доме никого не было, она вышла из-за занавески к очагу и направилась к бочке с водой для мытья рук, умылась, остановилась в растерянности: а что теперь делать. Куда идти, что ей можно, а чего нельзя ‒ она отошла к скамейке и села на неё. «Я в чужом доме, – думала она. – Если я просто уйду? Это будет неуважение к хозяйке, да и куда я пойду?» Она посмотрела в сторону двух других окон, обтянутых плёнкой. Одно из них, похоже, было чуть более прозрачным, через него можно было посмотреть, что происходит на улице.

Она подошла к окну и опёрлась на стол, на котором лежало три небольших яблока. Деревянная чашка с водой, что-то накрытое полотенцем. «Наверно, это для меня», – подумала Оксана и смутилась, ибо с чего вдруг так думать.

За окном она смогла различить зелёные насаждения, забор и пару домов. Там за плёнкой она слышала жизнь, она слышала визг и плачь ребятишек, лай собак. И даже какую-то неразборчивую ругань.

Оксана улыбнулась и развернулась к столу. Наконец-то она среди людей, они наверняка помогут ей вернуться домой. «Да, наверно, это всё-таки мне», – улыбаясь, решила она, и опустилась на стул рядом со столом. Она отпила чуть из чашки, вода была необычной на вкус, и ей не очень понравилась, но всё же была водой. Она чувствовала, что очень голодная, но аппетита хватило только на два яблока. Их она запила водой и решила выйти на солнышко да посмотреть, где находится.

За дверью оказалось небольшое помещение, в нём лежали какие-то приспособления: два деревянных ведра или корыта с водой, валенки и множество удивительных предметов из бересты и другой коры. Тут были и лапти, и сумки, и корзинки. «Надо же, а я думала такое можно только в музее встретить или у психа какого, который по старине убивается», – удивилась Оксана, разглядывая диковинные вещи.

И так засмотрелась, что и забыла вовсе о том, что собиралась идти дальше на улицу. Из раздумий её вывела открывшаяся дверь.

– Ох, надо же, проснулась, – сварливо произнесла сгорбленная старуха, стоящая в ярком свете дверного проёма. Оксана вспомнила, что приведшие её сюда люди называли старуху уважительно и просто ‒ баба Глаша. – А ты чего тут стоишь? Из дома или в дом идёшь?

– Из дома, – не задумываясь, ответила Оксана.

– Тогда выходи, чего в сенях стоять, – скомандовала старуха и отошла в сторону. И Оксана подчинилась команде, подчиняться ей вообще казалось естественным состоянием, и, судя по обрывкам воспоминаний, это чувствовали и другие.

За дверью было невероятно ярко. Оксана не просто зажмурилась, она прикрыла лицо руками. А как тепло... Только сейчас она поняла, что чувствовала себя очень зябко. Глаза потихоньку привыкали к свету, и она начала различать окружающее. Но даже не видя, она чувствовала жизнь вокруг. До ноздрей доносился запах не только разнотравья, но и навоза, и ещё чего-то ей неизвестного, и дышалось гораздо легче, чем в городе. Звуки были все те же, но слышались отчетливее. Вот ребятишки играют вместе с собаками. Вот громко ругаются две бабы. «Наверно, если сейчас постоять и прислушаться, можно будет узнать всё о них и их родне», – подумала Оксана, слыша эти вопли. Также она слышала где постукивание, где шуршание, слышала, как ветер играет с травой и деревьями. Мир был наполнен звуками: ржанием, хрюканьем, кудахтаньем и кряканьем. И чего-то так сильно не хватало. К этому времени её глаза полностью привыкли солнечному свету.

Она увидела двор, на котором стояла. К ней, стоящей на крыльце, шла широкая, хорошо утоптанная дорожка, начинающаяся высокими, слегка покосившимися воротами. Вдоль всей дорожки росли кусты. Между кустами от дорожки отделялись борозды, они были вымощены дощечками. Поверх кустов она видела грядки, особенно много их было слева от неё, а справа за кустами виднелось несколько сараев. Забор был высотой с Оксану, и она могла видеть несколько домов, стоявших за ним.

– Как твои царапины с синяками? – спросила баба Глаша, успевшая за это время усесться на скамейку.

– Чешутся и побаливают немного, – ответила Оксана.

– Это хорошо, значит, поправляешься, – она посмотрела на Оксану и улыбнулась настолько доброй и искренней улыбкой, что Оксана даже поверить не могла, что это сморщенное лицо с такими бородавками и зубами способно на такое. – Покушала уже?

Оксана кивнула.

– Умничка, – произнесла старуха и перестала улыбаться, взгляд её стал жестким. – А теперь поведай бабушке, из каких краёв ты да как сюда попала совершенно голая.

– Разве голая? – переспросила Оксана, понимая, что купальник и топик всё ещё на ней.

– А разве нет? – спросила старуха, приподняв бровь. – Приличной девице не подобает так разгуливать, даже одной в лесу, а тем более такой прелестной, как ты. Если тебя ещё чуть откормить, так завидной невестой будешь, – и она осмотрела Оксану настолько оценивающим взглядом, что Оксана была уверена, что теперь баба Глаша знает о ней больше, чем она сама.

Но и с расспросами старуха не собиралась останавливаться.

– Благодарю, – произнесла Оксана.

– За что? – спросила с удивлением старуха.

– За комплимент, – ответила Оксана.

Старуха удивилась ещё больше. Посмотрела на неё внимательнее и спросила:

– Что ещё за комлимен?

Оксана на мгновение задумалась, как объяснить слово, которое все знают. Потом подумала, что есть тут какой-то подвох, просто не может быть, чтоб не знали, что же это за глухомань такая, где не знают обычных слов.

– Комплимент, – повторила Оксана, видя, что старуха действительно не понимает, – это когда хотят сказать человеку что-то хорошее, подчеркнуть какое-то его достоинство или просто сделать приятно.

– Ага, комлимен – добрые слова, – перевела для себя старуха. ‒ И долго ты блуждаешь по лесам?

Интересный вопрос, на который Оксана не могла с уверенностью ответить, то ли три, то ли четыре дня.

– Наверно, дня четыре, – ответила Оксана.

– Четыре дня в лесу, – произнесла старуха в задумчивости. – Если знать, куда идти, то и быстрее можно дойти, а у нас тут каждый ребёнок места знает, значит не местная, – резюмировала она вслух. Потом повернулась и спросила:

– Не из Топоров или Громкой Речки?

– Нет, не из тех и не из других, – ответила Оксана.

– Хм, – задумалась старуха. – Может, Враный камень или Златопольск?

Но ни одно название ничего не говорило Оксане, и она отрицательно мотала головой.

– Ну, хорошо, скажи сама, откуда ты?

И Оксана назвала ей город и крайне удивилась, ибо старуха ответила ей, что никогда не слышала о таком.

– Да не может быть такого! – в возмущении произнесла Оксана. – Да, на электричке мы заехали далеко, да, вышли на перроне без станции, но там были автомобильные дороги. Не могла же я за четыре дня зайти в такую глушь, где не слышали о моём городе. Ведь он один из крупнейших городов в стране!

Старуха сидела, невозмутимая.

– Среди крупнейших городов, что мне известны, нет такого города. Я хожу на ярмарку в Старьград и знаю многих купцов из разных земель, но о твоём городе ни разу не слыхала, – спокойно произнесла старуха.

Оксана больше не могла стоять и села рядом со старухой.

– А в какой тогда я стране? – спросила она. Понимая, что одно поселение ещё может жить дикарем, но целая страна одна внутри другой ‒ точно нет.

– Что ты заладила ‒ сторона да сторона, будто как крылатый змей можешь несколько сторон света за пару дней одолеть, – заворчала старуха. – Я не знаю, которая у нас сторона, наверно серединная, так все говорят, и купцы со всех сторон приезжают. А вот живём мы на земле, и на какой земле, я тебе поведать могу.

– И на какой земле мы живём? – спросила Оксана с ехидством в голосе.

– Мы живём в Темнолесье, – с гордостью сказала старуха.

– Так это местность, – произнесла Оксана, голова у неё шла кругом, и она впервые ощутила с каким трудом могут даваться мысли. – А государство какое? Вот я живу в России.

– А у нас нет ни государя, ни императора, никакого другого правителя, – заявила старуха с презрением в голосе. – Да и не надо нам такого счастья.

«Вот значит как?» – подумала Оксана. – «В незнакомой местности да ещё неизвестно где?»

– И как мне быть? – вслух уже думала она. – Может, полиция или пожарные есть, или управа какая?

– Да если нужно, мужики да бабы соберутся ‒ и тут не только по лицу может быть... – старуха выразительно помолчала, – и с пожарами, и со всем так управляемся.

– Ясно, – со вздохом произнесла Оксана и поняла, что бабка, наверно, безумна, или, может, все тут безумны.

Что теперь делать, она не знала. Ну, раз есть люди, и они общаются с внешним миром, значит надо попросить у них еды и узнать дорогу к другому поселению побольше, там-то точно должны все быть в своём уме.

– А долго идти до ближайшего поселения? – спросила Оксана.

– Если по дороге, то полдня, по некоторым тропам можно быстрее, – ответила старуха и внимательно посмотрела на Оксану. – Только не думай вот так взять и пойти, – очень твёрдо произнесла она.

Оксана в очередной раз удивилась, насколько легко эта маленькая бабулька читает её мысли.

– Это почему же? – спросила Оксана.

Похоже, старуха была недовольна вопросом, который ей задали, лицо у неё скривилось и её правый глаз стал больше левого.

– Сразу видно, что ты неместная, – очень сварливо произнесла старуха. – А ещё какая-то несмышлёная, как дитя малое, хотя и ростом вымахала, и всё от природы приобрела как надо, – Оксана смутилась и разозлилась одновременно, но ничего сказать не успела. – И не злись. Так и есть. Сама подумай: за четыре дня в лесу ты изголодалась и изнемогла так, как будто все это время ничего не ела, хотя наши леса более чем изобильны. Ты выглядишь так, будто совсем не выбирала дороги, я бы даже сказала, что за тобой гнались, но кто? – она пристально посмотрела ей в глаза. – Ты не дойдёшь до соседнего посёлка, потому что ты истощена, у тебя нет сил. Ко всему прочему из леса вчера вышло несколько Неупокоенных, и, похоже, их там нынче много, а это не лучшие попутчики для одинокой девицы. Ты когда-нибудь видела Неупокоенных? – старуха уставилась на неё.

Теперь Оксана была уверена, что эта бабушка безумна – «надо же, пугает её живыми мертвецами». Оксана попыталась вспомнить последние дни в лесу, но ничего, кроме страха и что бежала от чего-то, вспомнить не смогла. «Но чтоб живые мертвецы... что за бред», – думала Оксана. – «Но, похоже, придётся согласиться и сбежать или познакомиться с кем-нибудь, менее безумным, чем эта старуха».

– В чем-то ты сомневаешься, – сказала старуха. – Не сомневайся, до завтра поживёшь у меня. Потом поживёшь с семьёй старого Бряги, а потом либо у меня останешься, либо пойдёшь родину искать.

Оксана уставилась на старуху. Она не могла понять, о каком житье та говорит, как она вообще может тут задерживаться! Ведь у Оксаны пудель не ел уже дней шесть, у неё мама и папа волнуются. И вообще, она с трудом представляла, как тут можно жить, если у неё даже дача была более благоустроена, чем этот бревенчатый дом. И Оксана понимала, что у остальных жителей посёлка дома явно не лучше. И тут у неё возник вопрос:

– Хорошо, мы живём где-то в лесу, но разве нет техники: автомобилей, телевизоров, телефонов? – спросила она.

– Я не знакома с такими словами, – недовольно пробурчала старуха.

– Хорошо, тогда что за плёнка у вас на окнах в место стёкол? – Оксана была очень горда своим вопросом, она смотрела на то, как старуха открывает и закрывает рот, не зная, что сказать. У неё сжались кулаки, и Оксана поняла, что теперь её хотят поколотить, но осознание собственной правоты не дало ей испугаться. Потом старуха расслабилась и захохотала, да так, что у Оксаны побежали мурашки. А две сварливые бабы по соседству враз заткнулись. Старуха смеялась долго, смеялась до слёз. Потом сказала:

– Пойдём в дом. Поедим.

Оксана не поверила своим глазам и такой перемене в настроении. Где-то она слышала, что такие перепады бывают у психически больных людей, и ей стало страшно идти с этой сгорбленной старухой в дом. Тут было просторно и светло, а там Оксане некуда будет деться, если та затеет что-то недоброе. Старуха не стала ждать и ушла в дом, оставив её одну на солнышке.

На небе потихоньку собирались тучки, но они обходили солнце стороной, позволяя ему светить и согревать Оксану. «Может, просто взять и уйти?» – думала она. Но вспомнила, с каким уважением относятся люди к этой старухе, и значит, она нигде не спрячется от неё в этой деревне. А от мыслей, что она вновь окажется одна в лесу, у неё холодело внутри и пробегала дрожь, даже сейчас ей хотелось сжаться и спрятаться. «Нет, в лес я не пойду, – без сомнения подумала она. – И не потому, что там какие-то мертвецы ходят. Нет, это бред, такого не бывает. А потому что я действительно не готова к такому походу, я не знаю, как там выжить, да и нет ничего подходящего из одежды». Приняв мысль, что не может уйти и деваться ей некуда, она вздохнула и пошла в дом. Умирать и подвергаться пыткам, наверное, лучше сытой, вдруг это последний раз, когда по-доброму предлагают поесть.

Первым, на что обратила внимание Оксана, когда вошла в избу, был запах. Пахло чем-то вкусным, пряными травами и выпечкой. Скамейка, которую пододвигали к печи для Оксаны, теперь стояла у стены напротив очага. Баба Глаша ходила вокруг стола и что-то готовила.

– А вот и ты, милочка, – произнесла она добродушно, – не поможешь старушке? А то идти к Сидору мне не хочется, а в яму надо слазить.

– В яму? – переспросила Оксана и отчего-то ей вспомнилась сказка о Бабе-Яге.

– В яму, – улыбаясь, ответила старуха, потом остановилась, присмотрелась к Оксане и спросила: – А что это на тебе лица нет?

– Т-так я... – только и смогла ответить Оксана, её сердце ушло в пятки. «Что теперь она сделает?» – стучала в её голове мысль.

– Так, Оксана, сядь на лавочку, успокойся и скажи, что случилось.

– Что в-вы хотите с-со мной с-сделать? – продолжая заикаться, выдохнула Оксана.

– Я собираюсь накормить тебя вкусным обедом, – произнесла старуха.

– Тогда зачем мне лезть в какую-то яму? – произнесла Оксана.

Старуха стояла, уперев руки в бока. Лицо её помрачнело, скривилось.

– Успокойся же! Тебе говорят, – громко и твёрдо произнесла она, – сядь на скамью и успокойся, тебе никто не желает зла.

В голосе старухи была такая сила, уверенность и искренность, что Оксана повиновалась и подумала «наверно, и впрямь стоит посидеть, если что ‒ встать успею». Старуха же подошла к Оксане. Та попыталась отстраниться, но баба Глаша крепко и нежно обхватила её и прижала к себе.

– Успокойся, – услышала она тихий и твёрдый голос. – Здесь ты в безопасности, тут помогут тебе. Кем бы ты ни была и что бы с тобой ни приключилось, здесь желают тебе только добра.

– Да? – не верила Оксана. – Зачем же тогда сажать меня в яму?

– В яме хранятся варенья, соления и коренья, – произнесла старуха, ‒ но если это вызывает в тебе опасения, то пойду к Сидору, пока пирог не остыл. А ты подожди, пока варенье из малины не достанем.

– Да, так, наверно, будет лучше, – облегченно прошептала Оксана.

Спустя полтора часа Оксана уже сидела, наевшись до отвала, и про себя стыдилась того, что так плохо думала о бабе Глаше. Нет, конечно, от мыслей о ее сумасшествии она не отказалась, просто поняла, что безумны тут все. Так, Сидор много поведал ей о местном быте: как заготавливают разные припасы, как возят на ярмарку, какие слухи у них, приключения и небылицы. Сама хозяйка, поев немного, залезла на печь и уснула. Ей не было дела до россказней. Она заверила Оксану, что с первым крупным купцом отправит её в Старьград. Пусть там Оксана сама разбирается, откуда она и кто. Но то, что она издалека, в этом была старуха уверена, как и в том, что Оксана очень небедная, так и сказала, прежде чем уснуть:

– Воротишься домой, о нас вспомни и нуждах наших.

Вход в яму оказался прямо в доме, под ковром. Она смотрела чернотой из глубины, и Оксана ни за что бы не полезла туда. Даже со свечой, которую предлагала старуха Сидору, но тот бывал там много раз и быстро достал деревянную лохань с репой, редькой и морковкой. И глиняный горшок, горлышко которого было плотно замотано.

В горшке было малиновое варенье, с медом вместо сахара. И несмотря на то что варенье немного забродило, Оксана с огромным удовольствием на пару с Сидором набросилась на горшочек. Если верить Сидору, то секрет приготовления варений знает немного хозяек.

– А почему вы не пользуетесь сахаром? – спросила Оксана.

И по взгляду поняла, что собеседник не знает, о чем идёт речь. Так она окончательно уверилась, что все в этой деревне отстали от прогресса. Напоследок Оксана поинтересовалась, что же за плёнка натянута на окна. Оказалось, что плёнка эта ‒ особым образом выделанные мочевой пузырь быка или коровы. Интересный и познавательный ответ, но поверить в него означало поверить в нечто невероятное. В ходячих мертвецов, параллельные миры, инопланетян, экстрасенсов и прыгающие амулеты в папоротниках. С этими мыслями она прикоснулась рукой к амулету, который до сих пор держала не только под платьем, но и под топом. И тут же сердце её похолодело, мурашки побежали по коже, а за окном раздался гром.

От грома проснулась баба Глаша и слезла с печи. Посмотрела на стол и на тех, кто за ним сидел, с явным неодобрением. Потом вздохнула и, ни слова не сказав, пошла к бочке умываться. Сидор рассказывал о том, как ходил в чёрный бор и повстречал там Неупокоенного. Он говорил об этой встрече так спокойно, как будто он каждый день с ходячими мертвецами в обнимку гуляет. «Он врёт», ‒ твердо сказала себе Оксана, держась за амулет. К столу подошла хозяйка и сходу давай браниться на Сидора:

– Ты чего, болван неотесанный, страсти рассказываешь?! Смотри, запугал девчонку уже до полусмерти, посмотри, как вжалась в стул.

– Дак, я ж... – пытался вставить он хоть слово.

– Молчи лучше, коль путного ничего говорить не можешь, – и строго уставилась на него. Похоже, баба Глаша пугала Сидора больше, чем ходячие мертвецы.

«Жители деревни её тоже боятся, – поняла Оксана. – Может, она как-то ими управляет, и это на самом деле секта? Надо будет поаккуратнее вести себя. Откровенного насилия они вроде бы проявлять ко мне не собираются и то ладно».

– Что, пойдём до Бряги? – спросила Оксана.

– Пойдём, – ответила старуха. – Солнце, видишь, в дальнее окно светить начало, значит, доить надо скоро идти. И до этого времени нам вернуться надо.

– Хорошо, баба Глаша, а как быть с дождём? – спросила Оксана, стараясь, чтоб её голос выражал покорность.

– Туча мимо прошла, только гремит, но, наверно, вернётся к темноте, – спокойно ответила она. – И будет лить всю ночь. А теперь хватит говорить и пойдём.

Скомандовав, старуха вышла в сени.

В сенях Оксане досталась пустая корзинка, но таковой пробыла не долго. Выйдя на улицу, они обошли дом по одной из борозд и оказались рядом с несколькими столами и столбами. На столах лежали сушеные травы и ягоды, на столбах висели мешочки и пучки с травами и ещё непонятно с чем. В этом месте корзинка Оксаны очень быстро наполнилась и потяжелела.

Потом они с бабой Глашей принялись накрывать большими кожаными чехлами столы, а травы, висящие на столбах, переносить в сарай, все до единого пучка.

Баба Глаша накинула себе на плечи ещё два пучка и пошла к воротам. Ворота, судя по их виду, уже давно не открывались, а открывалась только дверь, сделанная в них. Оксана даже удивилось, насколько это напомнило ей ворота в гараж отца, только у отца гараж железный, а тут железные петли да засов, остальное деревянное.

– Да, пока муж не ушёл в вечные скитания, жили мы весьма богато и зажиточно, а теперь одной мне трудно поднимать всё хозяйство, – пояснила старуха, глядя на удивление Оксаны. – Соседи помогают, кто чем может, ну, и я им в ответ: когда советом, когда делами, требующими особых знаний.

«И что это за особые знания такие», – думала Оксана, пока они отходили от ворот. «Надо же, она не закрыла ни ворота, ни дом, – продолжала удивляться Оксана, – тут нет воров или просто мы будем ходить недолго?». И тут её осенило, что брать-то у старухи нечего.

Оказалось, что старуха живёт на краю деревни. Как её привели сюда, Оксана помнила с трудом. За домом колосилось поле, а за полем высился и чернел лес. Оксана поспешила отвернуться. Впереди её ждала улица, мощёная брёвнами, вдоль высились заборы, выстроенные на разный лад. За каждым забором стояли избы, у всех были маленькие окна, обтянутые плёнкой. Все избы были похожи, но если присмотреться, то можно было увидеть индивидуальность хозяев в каждой избе. Вот много резных украшений и резной забор. А вот основательные ворота и два этажа с широким крыльцом. А вот покосившийся от старости домик и такой же старичок на скамейке сидит рядом с калиткой.

– Здоровья, Елеся, – поздоровалась с ним старуха и со смехом добавила, – помирать-то, смотрю, так и не собрался?

– Не собрался, – буркнул он, – благодарю за заботу, я, может, ещё дружиной обзавестись хочу.

Старуха захохотала.

– Вот так сват, – произнесла она, отсмеявшись, – ты, поди, скоро внуков переживёшь. А всё куда-то за девками бегать собираешься.

Старик побагровел, весьма резво поднялся и произнёс:

– Внуки мои в Старьграде. А может, уже и правнуки давно живут, – в его голосе слышалось раздражение. – А вот куда и как я бегать собрался, я тебе могу рассказать, коли вечером зайдёшь, – сказал он и хлопнул не менее кривой калиткой, чем сам. «Как только она не отвалилась», – подумала Оксана.

– Его никакая холера не берёт, – будто прочитав её мысли, сказала старуха, когда кривая калитка осталась позади. – Правда, и дела никакого в хозяйстве, только толки.

– Искусно языком чешет? – спросила Оксана.

– Ой, и не говори, – так загадочно произнесла старуха, что у Оксаны загорелось лицо, и она не стала больше ничего уточнять.

Тем временем они пришли к центру деревни. «Да. Небольшая», – подумала Оксана, глядя, как вокруг большого колодца играет гурьба ребятишек, и вокруг них с радостным лаем прыгают две большие собаки. «Это вот их слышно на всю деревню», – поняла Оксана, глядя, как они бегают, кувыркаются, дерутся, малышам было от трёх до семи лет. Наверно, те, кто постарше, уже заняты помощью в хозяйстве.

К дому старого Бряги они шли медленно. Навстречу постоянно попадались люди, которые не только хотели поздороваться с бабой Глашей, но и спросить мудрого совета. Но она отправляла всех по своим делам твёрдо и без затей.

От колодца они повернули налево и там, почти в конце улицы стоял высокий дом, двухэтажный, с резным палисадником, широкими воротами.

– Посмотри, у него большая семья и большое хозяйство, – напутствовала старуха, – и ему нужно помогать, когда у него кто-то болеет. Но и он в долгу никогда не остается. И вот что, покажи себя хозяйственной и сильной, у него есть ещё два сына не женатых.

Ворота на широкий двор были открыты, во дворе на лавочке сидели две девушки. Они разговаривали и то ли шили, то ли вязали толстыми белыми иглами. Обе были одеты в сарафаны, вышитые узорами. И тут Оксана поняла, что с непокрытой головой здесь ходят только старухи и совсем маленькие девочки, все остальные, кого она видела, были в разных головных уборах, а некоторые женщины даже закрывали лица кружевными вуалями, прикреплёнными к кокошникам и другим головным уборам. Очень многие были в тонких платках. На этих тоже были платки, из-под которых торчали толстые косы.

Оксана и баба Глаша прошли через открытые ворота на большой двор. К ним подбежала, виляя хвостом, большая чёрная собака. И Оксана наверняка бы испугалась, но старуха шла спокойно. Собака обежала их вокруг, приветственно гавкнула пару раз и убежала. Девушки на скамейке глянули на них, отложили вязание, поднялись и подошли. И хоть действия их и были одинаковы, сами девушки очень различались. Одна была худощавой с большим животом, который не прикрывал даже широкий сарафан, а вторая наоборот ‒ пухленькой и при этом стройной.

– Здоровья вам, баба Глаша, – произнесла пухленькая. – Это, я так понимаю, та самая девка, о которой вы просили проявить заботу, пока будете заняты.

Оксане крайне не понравился тон, с которым была произнесена фраза. Её явно считали за приблудную собаку, а не за человека. Однако возмущаться, похоже, не было смысла.

– Да, её зовут Оксана, – спокойно сказала старуха и представила Оксане стоящих напротив девиц, ими оказались старшая дочь и жена второго сына. Старшая дочь разговаривала с бабой Глашей тоном хозяйки. Вроде как всем тут распоряжалась. Её звали Залия. Вторая девушка ‒ жена сына ‒ молчала, ей, похоже, многое было в тягость. Её старуха представила, как Светлану. Тут же, из разговора Оксана узнала, что худощавая должна на днях разродиться, и на эти дни старуха хочет забрать её к себе.

– Нам нужно поговорить с самим Брягой и с кем-то из сыновей.

– Но вы же знаете, что в это время все на страде, а отец болен и видеть никого не желает, – ответила старухе Залия.

– Меня это не касается, – отрезала баба Глаша.

– Вас нет, – с намеком произнесла Залия и внимательно посмотрела на Оксану.

– Ах, вот ты про что, девочка... Мне кажется, тебе не стоит совать нос в дела, в которых ты совсем ничего не смыслишь, – произнесла старуха с неподдельным сочувствием. Глаза у Залии чуть расширились, а кулаки сжались. – И не ищи во мне или в Оксаночке врага, – так же напутственно произнесла старуха.– У тебя один враг – ты сама. А теперь веди нас к отцу, – последнее распоряжение было столь твердо и безоговорочно, что Оксане опять подумалось, что главная тут старуха, с которой она пришла, с ней можно спорить лишь до тех пор, пока она слушает, но если она приказывает, все тут же бегут выполнять её волю.

И сейчас они вчетвером пошли в двухэтажный дом. Вход в дом был по резному крыльцу. Первый этаж располагался на высоком каменном фундаменте. Далее два этажа были выложены из толстого бруса. Если бы Оксана не боялась отстать от быстро шагающей старухи, то она бы остановилась рассмотреть внимательнее. Таких больших окон, как в этом доме, в этой деревне она не видела больше нигде. Они состояли из рам на шесть маленьких окошек, три в высоту и два в ширину. На них тоже была натянута плёнка, но она была во многих местах прозрачнее, чем виданные ею до этого. Поднявшись по крыльцу, они вошли в просторные сени, и уже из них‒ в сам дом. Дом встречал гостей большой светлой комнатой, в ней было пять окон. Два ‒ со стороны входа, три ‒ на противоположной стене. Также из комнаты вели четыре двери. По две на каждую стену без окон. Это была удивительная комната, в Оксанином представлении, в такой комнате должны были стоять диваны и журнальные столики. Но тут были только скамейки вдоль стен, покрытые длинными коврами, на стенах висели сплетенные из черных нитей подсвечники. Больше рассмотреть Оксане не удалось, они быстро прошли через зал в дальнюю от входа левую дверь. Там была маленькая комната с картинами, окном, небольшим столиком и двумя креслами. Комната оказалась проходной, за ней было просторное помещение.

Тот, кому принадлежала эта комната, был явно очень богат. Четыре окна, резная кровать, всюду ковры с изображениями разных пейзажей, столики и стулья. И даже зеркало. Оксана уставилась на него так, как будто впервые увидела подобное чудо.

– О, похоже, это прелестное создание и есть твоя дикарка, – услышала она сиплый голос.

– И тебе не хворать, – ответила голосу баба Глаша.

На резной кровати лежал старик. У него была седая борода и копна седых волос, он лежал на подушках в белой рубахе и быстро вязал двумя металлическими спицами.

– Ну, что ж, тогда представь мне её поскорее, – распорядился старик.

– Я смотрю, ты куда-то сильно спешишь? – спросила баба Глаша с улыбкой.

– Вот тут ты права, – произнёс старый Бряга и закашлялся, посмотрел на вязание, скривился и стал распускать. – Так много надо успеть.

– Это что ж такое! – в сердцах произнесла старуха. – Ну-ка, Залия, сбегай на кухню, принеси нам мёда горячего, да и ты, Светланочка, сходи, отдохни немного, скоро до меня пойдём.

– С чего вдруг ты тут распоряжаешься? – возмутилась Залия.

– А ну цыц, – услышала Оксана не то скрип, не то хрип. – Делай, как сказано, дочка.

После этих слов обе девушки удалились. И старуха накинулась на Брягу:

– Да ты что, старый. Совсем умом тронулся! Никак помирать собрался? – говорила она, а он молчал и вязал заново то, что недавно распустил.

– Да ты посмотри, – продолжала баба Глаша, – Оксаночка.... Кстати, знакомься, Оксана с завтрашнего дня будет жить у тебя. Подай мне стул, – обратилась старуха к ней, – я хоть посижу немного. – Оксана взяла стул и принесла его старухе, а та продолжила свой разговор с Брягой. – Ты подумай и посмотри вокруг, у тебя большое хозяйство, оно держится только на тебе. У тебя прекрасные дети, которые тебе всегда могут помочь. У тебя скоро будет третий внук.

– Вот я и говорю ‒ мало времени, – спокойно сказал Бряга. Так спокойно и смиренно, что у Оксаны пробежали мурашки по спине. А баба Глаша только кивнула.

В комнате повисло молчание, оно длилось до прихода Залии, она принесла две кружки ‒ отцу и бабе Глаше. На Оксану же посмотрела очень сердито. Похоже, этот взгляд не ускользнул и от хозяина дома.

– Благодарю тебя, доченька, – произнёс он, принимая из её рук большую глиняную пиалу.

– Благодарю, милочка, – произнесла баба Глаша. – И теперь ты можешь пойти по своим делам, нам о многом надо поговорить. И вот, возьми с собой Оксану и покажи ей хозяйство.

«Вот ведь повезло», – с саркастическим восторгом подумала Оксана. Бряга захрипел. А Залия уставилась на Оксану так, как будто опасалась нападения.

– Ну, пойдём, – произнесла Залия, направляясь к выходу и пристально её разглядывая.

Залия, молча вывела Оксану из комнаты отца, потом они вышли из дома. Нашли на скамейке Светлану, вышивающую цветы на платке. Залия пристроилась рядом с ней, и взялась за свою то ли вышивку, то ли вязание. Сделала несколько петель и предложила:

– Могу дать тебе иглу и клубок шерсти.

«Прекрасное начало разговора, – подумала Оксана, – и что я буду с ними делать?» – но ответила:

– Только если покажешь мне, как с ними обращаться.

Обе девушки очень странно посмотрели на Оксану, с недоумением и недоверием.

– Ты не умеешь вязать? – с интересом спросила Светлана.

– Нет, – ответила Оксана, и ей было даже как-то стыдно, она поняла, что не умеет нечто такое, что умеют все, или почти все. Она только что видела, как вяжет старик, и он делает это пошустрее своих дочерей. А ещё она теперь вспомнила, что люди вокруг ходили в основном в вязаной одежде, хотя попадались и тканевые наряды.

– Надо же, даже самой стыдно, – проворчала Залия.

– Ну, может, она умеет что-то ещё, – произнесла Светлана. – Я слышала, что в городах люди многого не умеют из того, что умеем мы, но при этом делают много такого, что нам не под силу.

– Например? – спросила Залия.

– Например, зеркало в комнате отца, – улыбнувшись, сказала Светлана.

Залия в ответ тоже заулыбалась и обратилась к Оксане:

– Может, и ты умеешь нечто такое?

«Прекрасный вопрос», – думала Оксана, она всю жизнь училась, зная, что когда будет устраиваться на работу, её спросят «а что вы умеете?» ‒ она, конечно, сама будет выбирать место своей работы ‒ и она честно скажет: «Умею сводить годовой отчёт, разбираюсь в законодательных и других актах. Если коротко, то всё, что связано с бухгалтерским учётом, и даже больше». Она гордилась тем, что сама могла настроить компьютерные программы, связанные с её специальностью. А ещё бегло говорит по-английски и разбирается в биржевых котировках и сделках. Предъявит диплом. Ее, конечно, возьмут без опыта работы, потому что помогут связи папы или мамы. И вдруг она решила всем этим поделиться:

– Умею управлять автомобилем, вести финансовую статистику. Умею сводить финансовый отчёт. Знакома с программированием. И вообще, умею читать, писать, считать, – и тут она поняла по их лицам, что попала в самую точку.

– Читать, писать и считать, – медленно повторила Залия, – это прекрасно. Пусть не все из нас, – она посмотрела на Светлану, ‒ но кое-кто этими искусствами владеет, – и на этом самодовольно улыбнулась, ‒ по крайней мере, ещё никто не сказал, что два больше трёх.

Оксана засмеялась, Светлана же снисходительно заулыбалась.

– Но вот в нашей жизни, – и Залия повела рукой, – эти знания не нужны совсем. Счётом владеют все, иначе не прожить. Но читать нечего, писать незачем. А вот если не умеешь вязать, валять, страдать, доить, то и прожить тебе будет трудно. И я не знаю, как люди живут в городе, не умея всего этого, но умея читать и писать.

«Да, правда, – думала Оксана, – хлеб прямо на полках в магазине респаунится из ничего».

– Но есть вопрос, – с сомнением произнесла Залия. – Если ты из города, то почему так смотрела на зеркало, как будто впервые увидала?

– Я не ожидала увидеть его в этой деревне, где вместо стёкол в окнах какая-то плёнка из кишок.

Залия хотела поправить Оксану, но не успела, Светлана первая начала говорить.

– О, расскажи нам про свой город, какой он? Какие люди там живут?

Залия воззрилась на Светлану, потом кивнула и произнесла:

– Возьми там, – указала на небольшой сарай рукой, – скамейку, неси к нам, садись напротив и рассказывай, а познакомиться с хозяйством мы всегда успеем, всё равно это, похоже, долгая повесть, раз ты ничего не умеешь.

Скамейку Оксана нашла быстро, но нести её было тяжело и неудобно. А когда на трети пути к ней на помощь подоспела Залия, Оксана поняла, что её послали не просто так. Для Залии эта ноша оказалась легкой.

И когда скамейка оказалась напротив скамейки Залии и Светланы, дочка хозяина произнесла:

– Ну, мы слушаем, в каком городе живут столь нежные и холёные.

И Оксана начала рассказывать о своём городе и отвечать на множество удивлённых и скептических возгласов.

– Много миллионов? – первое, что спросила Залия – это что такое?

– То есть? – переспросила, не поняв, о чем идёт речь Оксана.

– Много чего? – повторила Залия

– Миллионов, – ответила Оксана.

– Вот мне и интересно, что это такое, – ответила Залия.

– Это такое число, – сказала Оксана, подумала и продолжила, – равное тысяче тысяч.

– Тысяча тысяч, – повторила Светлана, как завороженная.

Залия воззрилась на Оксану и спросила:

– И ты думаешь, я поверю, что столько народу может жить рядом друг с другом? – и после небольшой паузы добавила, не дав ответить Оксане. – Всё равно рассказывай, интересная сказка, никогда не слышала ничего подобного.

Так Оксане несколько раз пришлось разъяснять слова и понятия, рассказывая о домах до неба из стекла, камня и стали. Но долго рассказывать не получилось, Светлана неожиданно забеспокоилась.

– Кажется, началось, – в волнении прошептала она.

Залия внимательно посмотрела на неё, вздохнула и потом сказала:

– Сейчас позову старуху, – в ее голосе слышалось не меньшее волнение, чем в голосе Светланы.

– А что началось? – спросила Оксана, и удостоилась такого взгляда, что сама поняла: задала глупый вопрос. Но ещё большей дурой она себя чувствовала от того, что не могла догадаться, о чём идёт речь.

Потом, когда Залия уже ушла, Оксана снова глянула на Светлану, вспомнила, зачем они тут. И вдруг всё поняла.

– Ты что, рожаешь? – спросила Оксана, удивляясь, насколько потрясенно звучит её голос.

– Какие глупые у вас живут люди, – улыбаясь невероятно добродушно, произнесла Светлана, – но ты мне нравишься.

Оксана даже не смогла ничего ответить на подобное добродушное оскорбление. Оно повергло её, отличницу экономического института, в дикое замешательство. Какая-то деревенщина назвала её глупой, и при этом с такой убежденностью, что даже спорить не хотелось.

Из задумчивости её вывела только вышедшая из дома с Залией старуха.

– Вот ведь, еле как в постели удержали, – говорила старуха Залие, та согласно кивала.

– О, вот и вы, милочки. Похоже, перехода ко мне для Светланы не будет. Ведите её на второй этаж. В дальнюю комнату, всех оттуда выселяйте и найдите им другие места, – распорядилась баба Глаша. – И пусть сходят ко мне и подоят моих коз.

Оксана и Залия предложили Светлане свою помощь, но та сказала, что может идти сама. И пошла. А они ‒ следом, держась к ней поближе и готовые её подхватить. Солнце уже клонилось к закату, и коридор на втором этаже был хорошо освещён. По пути в дальнюю комнату Залия стучала во все комнаты. И кто бы ни выходил, всех отправляла в дальнюю комнату делать приборку. Вскоре в доме началась суета и суматоха, не протолкнуться. И когда роженицу довели до её палаты, Оксана оказалась не у дел, она спустилась вниз и села в большом зале. Мимо ходили люди, они что-то беспокойно обсуждали, но на неё не обращали внимания. Когда солнце почти скрылось, в комнаты отца семейства вошёл человек со свечой, а через пять минут вышел, глянул на неё и подозвал.

– Я вижу, вы ничем не заняты, – сказал молодой человек. – Я спешу и представлюсь потом, а сейчас составьте компанию моему отцу, а то он ужасно нервничает.

Он провёл её в большую комнату со стариком и оставил её с ним.

– О, кого я вижу, новое лицо немного отвлечет меня от моего волнения, – просипел старик в кровати.

– Чем могу помочь вам? – спросила Оксана.

– Ты будешь некоторое время жить в моём доме, помогать по хозяйству, вот и расскажи о себе, что умеешь, что любишь, где жила раньше.

– Ваши дочки сказали мне, что моя история — это фантазия, – сказала Оксана.

Он не менее удивленно, чем его дочери, посмотрел на неё, поднял одну бровь и переспросил:

– Что сказали мои дочки? – после чего закашлялся.

– Что моя история — это фантазия, сказка, – повторила Оксана.

– Вот этих слов я и не понимаю, – пояснил Бряга.

Оксана задумалась, какой привести синоним, и стала перечислять, начиная с матерных слов. На что получила ответ от старика:

– Ты ерунды-то не говори, – гневно произнёс он.

– Вот и они так сказали, – смущённо произнесла Оксана.

– Значит, ты иноземка, – произнёс он. – Надо же, а по-нашему очень неплохо говоришь, пусть и не все слова объяснить можешь, но смотрю, всё понимаешь.

Она кивнула. И их разговор пошел о далёких землях, старик рассказывал о народах и небылицах, которые знал. Она рассказывала о своём доме, о России, о себе. И с каждым словом, что она произносила, за окном сильнее лил дождь. Потом он долго выспрашивал о её способностях, выясняя, что значат те или иные слова, и когда выяснения окончились, он не поверил ни единому её слову.

– Да нет такого царства-государства, свободной или рабской земли, где казначеем стала бы баба, – хрипел он в кровати, прерывая своё негодование кашлем.

– Отчего такая дискриминация? – спросила Оксана и сама смутилась, что вновь ляпнула слово, которое он не знает.

– А это что за словечко опять? – не понял он.

– Да внимание не обращайте, я вас поняла, – смиренно произнесла Она.

– Вот и прекрасно. Казначеи нам не нужны, остальному, наверное, научим, ты вроде неглупая девочка. Читать, говоришь, умеешь? – он закашлялся и указал на шкаф. – Возьми с верхней полки книгу да неси ко мне.

За окном послышалась громкая возня и крики.

– Да сколько можно, уже третью ночь Неупокоенные вокруг шастают, – произнёс он с раздражением, но в целом весьма обыденно. От такой обыденности у неё кровь в жилах застыла. «Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда», – повторяла она про себя, доставая книгу в толстом кожаном переплёте. В комнате было темно, и свет падал только от двух канделябров, стоящих рядом с кроватью. На кожаном переплёте книги были выдавлены неизвестные ей символы. Она пошла с книгой к старику, тени плясали в свете десяти свечей, он внимательно смотрел на неё. А за окном шум становился громче.

И прежде чем отдать книгу старику, Оксана спросила:

– Мы говорили о работе и финансах, – начала она и увидела, что он не все слова понял, но продолжила, – и вот такой вопрос: могу ли я купить поездку до города и нужные припасы?

– Если у тебя есть товар, который устроит извозчика, то почему нет, – с сомнением произнёс Бряга.

– У меня есть, – произнесла Оксана, неожиданно она поняла, что так не хочет пахать в деревне, почище, чем у мамы с папой на даче. Лучше она поедет в город, где точно найдётся применение своим талантам и знаниям. Она извлекла из-за платья и топика амулет.

– Я знаю, это стоит дорого и уверена, что за такую штуку вы дадите мне платье, организуете мою дорогу до города и ещё добавите немного монет на первое время, – уверенно говорила Оксана, и уверенность её крепла с каждым словом. Бряга, глядя на амулет, весь ожил и алчно потянулся к ней.

– Дай поближе взглянуть, – просипел он и протянул руку.

Оксана не стала снимать амулет с себя, а просто придвинулась ближе к старику. Старик протянул руку, осторожно взял и поднес украшение к глазам. Смотрел он недолго, и с каждым мгновением глаза его расширялись, а рот открывался.

– В-вот почему, – произнёс он и зажал амулет в кулаке.

– Что вы делаете! – Оксана дернула за цепочку амулета и попыталась отодвинуться. – Отдайте, это моё.

– Т-твоё? – в его голосе был страх и злость одновременно. – Чего ты хочешь от нас?

Вопрос Оксане показался странным. «Он что, тоже больной, точно я в заповеднике для умалишенных?». Она дёрнулась сильнее.

– Да отпустите вы! – резко сказала она и попыталась нормально объяснить всё ещё раз. – Я же вам говорю: я поменяю эту штуку на дорогу, не вижу поводов для паники.

С каждым словом он багровел всё больше и больше, казалось, что даже его седые волосы становятся красными.

– Ты, проклятая землёй колдунья, – проскрипел он, и если б не больное горло, это был бы рык, который сотряс бы дом, – зачем ты пришла со своим проклятием в мой дом? Да ещё пытаешься его мне продать. Мало разве бед ты нам за три дня причинила?!

Его глаза просто горели безумием, Оксане стало страшно.

– Вы с ума сошли, – произнесла она.

– Сейчас посмотрим, кто с ума сошел, – Бряга попытался дотянуться до верёвки справа от себя и чуть не упал с подушек. Оксана поняла, что это верёвка с колокольчиком, чтобы больной мог позвать помощь при необходимости. Но сейчас их желания не совпадали. Чтобы достать до верёвки, Бряге пришлось отпустил амулет, и Оксана, повинуясь чему-то внутри себя, спихнула его с подушек влево, а сама побежала к двери.

– Надо предупредить отца, – услышала она голос бабы Глаши из-за двери на лестницу.

«Вот она мне поможет, подтвердит, что он сошел с ума», – с надеждой подумала Оксана и задержалась у выхода в сени в ожидании старухи. Та с первого взгляда поняла волнение Оксаны.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Он сошел с ума, – выпалила Оксана, – когда я показала ему амулет, – и она протянула его старухе. И по её реакции поняла, что была права: тут все безумны. Раньше, чем старуха справилась с удивлением, дёрнула амулет к себе и рванула во двор. В дождь. В это время кто-то бежал в спальню к Бряге.

Во дворе суматошно бегали люди, лаяли собаки, но Оксане было всё равно, она и не от такого убегала. Навстречу вышел уже знакомый мужик.

– Я же просил побыть с отцом, – удивленно произнёс он.

Тут дверь в дом отворилась, и она услышала вопль старухи:

– Бей злодейку!!!

Оксана так быстро бежала, что перестала видеть дорогу, лишь обрывки: два уродливых бомжа и огромные собаки рвут на куски друг друга. Пятеро с вилами тыкают ещё одного пригвождённого к земле. Двое с факелами, острые вилы прямо в лицо, грязь, небо, ворота, люди с факелами что-то кричат, забор, рычащая собака, много уродливых бомжей, много безумцев с огнём и вилами....

Лес. Лес. ЛЕС.

Как горит горло, ноги не держат, и полные глаза слёз.

Теперь ей всё было безразлично, она всё равно погибнет, если не от голода, то Неупокоенные придут за ней, и никто ей не поможет.

– Прощай, мама, прощай, папа, – захлёбываясь слезами, произнесла она , сидя на коленях посреди леса. – Прощай, Чиппи. Прощай, моя безумная подруга Аня.

Сколько она плакала, сколько лил дождь ‒ даже вечность не могла ей поведать. Она продрогла насквозь. И пришла в себя, только когда луч рассвета проник сквозь деревья в лесу. И пусть он не согрел её, но дал ей новую надежду, Оксана подняла голову и увидела вокруг себя сидящих на коленях людей. Они не пытались причинить ей вред или сделать ещё что-то, они просто сидели вокруг неё.

Теперь, когда её суп был готов, они сидели так же, образовав круг, с ней в центре. Она была их солнцем и их надеждой, а они ‒ её.

Она была сыта, но ей принесли двух кроликов и их требовалось приготовить сразу. Она насадила одного на вертел и повесила над углями. Запах паленого мяса вызвал воспоминания о кострах и горящих воинах – и желудок сжался. «Больше никогда не смогу есть варёное и жареное мясо», – подумала она, бросая принесённых кроликов в толпу инвалидов. Те с радостью на них набросились.

В темноте тускло светили угли, и ей, завернутой в шкуры, было тепло и уютно.

Сбоку треснула ветка, она повернула голову и в темноте увидела фигуру всадника. По очертаниям доспехов Оксана поняла, что это один из черных воинов чародея, она поднялась, вместе с ней поднялись её инвалиды, и всадник галопом ускакал.

Она ощутила силу и при этом беспокойство, она помнила, как чародей приехал к ней в первый раз. И знала, что теперь он никогда не оставит её в покое. С чувством тревоги она погрузилась в воспоминания.

Принц

«Похоже, тут не бывает зим», – думала она, глядя на звёзды. «Может, где-то севернее, но не тут». Её жизнь текла размеренно и даже однообразно. А думать об этом ей не хотелось. Хотелось мечтать. Мечтать о принце, о том, как он посадит её на лошадь и увезёт в свой дворец, и там устроит бал в её честь. И они будут кружиться, кружиться, кружиться. И, конечно, у него большая кровать...

Кто-то ударился об стену сарая, зарычал и забурчал. «Сказочка-то у меня жуткая, о каком принце я вообще думаю», – прервала она свои мечтания. Внизу возня продолжалась недолго, мертвяк нашел нужную дверь и ввалился в сарай. Каждый раз, когда она думала о них, в её душе что-то холодело. Вот и сейчас ей захотелось теплее закутаться в шкуры.

Оксана слезла с крыши и пошла в дом мимо смородины, трёх рядов грядок с кореньями. «И всё-таки какие здесь ночи», – думала она, глядя на освещенные луной поля. И она бы остановилась полюбоваться, но ей было холодно, и с каждым мгновением становилось всё холоднее. Иногда в таком состоянии ей казалось, что если она прикоснётся к воде, то та замёрзнет. Но окружающий мир не реагировал на этот холод.

Она вошла в дом, в нём было намного теплее. Оксана заранее об этом позаботилась, зная, что на неё навалится холод. В очаге ещё тлели угли. Она сняла платье, которое надевала, чтобы помечтать, и упрятала его в сундук. Из одежды на ней остался только амулет, который она никогда не снимала. Зажав его в кулаке, она пошла к шкурам и завернулась в них.

Теперь ей было теплее, теперь можно помечтать и о принце...

Утром она просыпалась рано, но вставать не хотела и ворочалась так долго, насколько хватало сил. Так она пыталась выразить свой протест против однообразия. И первое время ей даже удавалось проспать и ночь, и большую часть дня. Теперь она ложилась спать с закатом, просыпалась до рассвета и ворочалась, пока не взойдет солнце и не начнёт согревать своим светом окружающие холмы.

«Ну вот, ещё один день», – говорила она себе и выбиралась из-под укрывавших её шкур. Утренняя прохлада казалась сильнее вечерней. Оксана ‒ хотя она была уже не уверена, что ее зовут именно так ‒ надевала платье из сундука. В нем лежало несколько платьев, некоторые, шерстяные, ей очень нравились. Сегодня же она надела просто белую длинную рубаху. Ей было безразлично, как одеваться. Сборищу ходячих мертвецов, которые собирались вокруг неё штук по сорок, тоже было безразлично. Она могла ходить голышом, но постоянный озноб мешал бегать по полям без одежды.

Надо сказать, что последнее время справиться с холодом шерстяные платья ей не помогали, и она начала шить себе наряд из шкур, подходящий инструмент для шитья нашелся в телеге. Там лежало ещё много полезных вещей, до которых у неё пока не дошли руки или она просто не знала, как применить ту или иную штуку. Сегодня этот наряд она собиралась закончить.

Но это будет потом, а сейчас необходимо развести огонь в очаге, сварить себе немного яиц да запечь каких-нибудь корнеплодов. Оксана заглянула в очаг, сделанный из глины, взяла длинную палку и покопалась в золе. Иногда в ней попадались горячие угольки, спустя день после того, как всё вроде потухло. Но в этот раз ей не повезло, она в раздражении отбросила палку, ей совершенно не хотелось возиться с огнивом. А поесть горячего было бы так же хорошо, как завернуться в шкуры. И то, что подобный бонус сегодня требует дополнительных усилий с её стороны, – страшно раздражало. «Надо попробовать самой закапывать угольки, может, они тогда будут лучше храниться».

У неё было сушёное мясо и корнеплоды. «Да и яйца можно есть сырыми», – подумала она и неожиданно удивилась: подобная мысль больше не вызывала в ней отвращения. «Всё можно есть сырым», – заключила она и вздрогнула, представив, как она наравне с её бродягами разрывает тушку овечки. «Я всё больше напоминаю их», – думала она, – «нет, этого я точно не хочу». И чтобы доказать, что она не такая, как они, все-таки достала огниво с кресалом и занялась растопкой очага.

Солнце было высоко, когда она соизволила выйти из дома, чувствуя сытость и усталость. Сил придавали только родные матерные слова, наверное, это единственное, что невозможно у неё отнять. Без них и очаг отказывался разводиться. Но сейчас всё было позади. Или почти всё.

На пороге её ждали две корзинки с ягодами, корзинка с грибами и корзинка с яйцами, тушка задавленного кролика и большая бадья с водой. В первую очередь её внимания требовали яйца, в процессе сбора инвалиды давили от трети до половины и складывали всё это в одну посудину. Оксана вынесла бадью поменьше и налила в неё воды, потом опустила в неё корзину с яйцами. Так она могла помыть яйца вместе с корзинкой. И чтобы не доставать другую тару под яйца, всегда мыла корзинку, выкладывая её содержимое в воду. Потом складывала в неё помытые яйца.

У кустов смородины крутился один мертвяк с большим носом. Нос был настолько длинным, что Оксана долгое время смотрела на него и думала: «таких носов не бывает». Но теперь привыкла и стала называть его Носатым, и что удивительно ‒ он отзывался на это прозвище.

– Эй, Носатый, – позвала она, когда помыла руки от остатков раздавленных яиц. Он обернулся и поковылял к ней. «Жуть какая», – в очередной раз подумала она, наблюдая, как к ней приближается ходячий мертвец. «Нет, этого не может быть, – заявила она себе. – Мертвецы лежат в земле, а не ходят. А это просто больные люди, которым никто не может и не хочет помочь». Только с такими мыслями она могла принять своё сосуществование с ними.

– Вот, возьми, – сказала она и подала Носатому бадью с помоями. И приготовилась резко отпрыгнуть в сторону, чтобы не быть облитой. Так, когда она в первый раз попросила его забрать и вылить бадью под кусты, он вылил содержимое ей на голову. Она была невероятно зла в тот день. Мало того что пришлось идти на реку и там отмываться, так ещё и ягоды с грибами, которые тоже попали под этот замечательный душ, были испорчены. Ещё три раза он поливал себя, стоя рядом с ней, один раз пришлось стирать платье и выкидывать ягоды, в остальные разы страдали только грибы. Вообще предсказать его действия было трудно, хотя в последнее время он всё чаще выливал содержимое под куст, а не на себя или кого-то из собратьев по несчастью. На этот раз он счёл содержимое бадьи вкусным и отпил немного, потом повернулся спиной к Оксане и пошел в сторону сарая. «Интересно, что на этот раз ему пришло в голову?» – думала Оксана, наблюдая за самым активным своим садоводом. Ему навстречу вышел ещё один такой же, как он, только без имени, Носатый подал ему бадью и вернулся к кустам. Счастливый обладатель бадьи так и застыл с ней в руках. Оксане было интересно, как будут развиваться события, но, похоже, счастливчик застыл в стоп-кадре надолго.

Далее нужно было заняться грибами и ягодами, это был длительный и кропотливый труд, надо было перебрать содержимое, отделить съедобное от незнакомого и ядовитого, а также от живности и мусора, которых в корзинку набиралось не многим меньше, чем ягод. «Нет, ‒ сказала она себе, – сегодня это всё надо отправить на удобрение и заняться шкурами, а то я скоро буду мёрзнуть, даже выходя на солнце».

Сидя под палящим солнцем в одной рубахе, она чувствовала лёгкую прохладу. «Раньше в такой день обливалась бы потом или сидела бы на пляже, а нынче мне, видите ли, холодно», ‒ пробормотала она с раздражением, вынося из дома шкуры.

Изготовить подобный наряд она решила, когда нашла в телеге торговцев длинные кожаные ремешки и острое шило. «Да, крепкие мужские руки мне пришлись бы сейчас в самый раз», ‒ думала она, пытаясь проковырять шилом очередное отверстие. Поначалу, когда она только собиралась делать себе наряд из шкур и поняла, что протыкать шкуры даже шилом дело тяжёлое, она решила приспособить к этому занятию одного из своих убогих. Теперь она искренне была благодарна великим силам, что шило осталось в целости и сохранности, чего нельзя сказать о паре рук, одном глазе, спине и овечьей шкуре, которая превратилась в волосатый дуршлаг. И, конечно, особенно она была благодарна за то, что пострадали не её части тела. «Тогда не пострадали, так теперь страдают с лихвой», ‒ угрюмо думала она, облизывая уколотый палец.

Солнце клонилось к горизонту и ей осталось продеть один ремешок в ещё не сделанные дырки, мимо уже прошли пастухи и заперлись с овцами в сарае. Носатый, похоже, собрал всех гусениц и кузнечиков на грядках и пошел за ними в поле. А тот, кого он осчастливил бадьей, так и стоял, разве что чаще стал крутить головой. «Надо, наверно, освободить его от столь тяжкого бремени», ‒ улыбнулась Оксана.

Из-за сарая прямо на поле с грядками, что находились за кустами, выехал всадник на черном скакуне. На нём были черные доспехи и чёрная накидка. Оксана до глубины души была возмущена тем, что этот козел потоптал её посадки! Даже овцы с её больными научились ходить по бороздам. А этот...

Она поднялась, чтобы высказать ему всё, что думает, и наткнулась на его холодные и жестокие глаза. И слова застряли у неё в горле, она кашлянула, пытаясь снова начать дышать. А он медленно ехал к ней, не скрывая своего интереса. Оксана застыла от страха, вдруг поняв, что убежать ей не удастся. Всадник, надвигаясь, стоптал куст смородины. И когда поравнялся со Счастливчиком, был облит содержимым бадьи. Желтки медленно стекали по его латам и лошади. Судя по выражению на лице Счастливчика, он и впрямь был счастлив. А вот всадник и его лошадь этим чувством похвастаться не могли. Конь встал на дыбы и сильно ударил в грудь обидчика передним копытом. Тот, не сменив счастливой улыбки, улетел в траву за сараем. Всадник извлёк из ножен длинную кривую саблю. Повернулся к ней, огляделся холодными глазами и вложил оружие обратно в ножны. После развернул скакуна и галопом проскакал мимо неё за дом. Какое-то время она ещё слышала топот его копыт, но сдвинуться с места не могла.

«Что это было?» ‒ первое, что пришло в голову. Из ступора её вывел Счастливчик. «Вот теперь всегда его так буду звать», ‒ решила она. Он поднялся из травы всё с той же счастливой улыбкой на молодом лице и бодро подойдя к бадье, поднял её и принес Оксане. В его груди остался глубокий след от копыта, но ему это не мешало.

‒ Спасибо, Счастливчик, – прошептала она.

Услышав её голос, он радостно коротко подпрыгнул, потом прыгнул выше головы, перевернулся в воздухе, но на ноги встать не успел, ударился о землю коленями, а потом лицом. Оксана вдохнула и прижала руку ко рту от испуга за своего именинника. Но тот так же резво поднялся и поковылял по своим делам. На его лице навсегда осталась рваная рана на лбу, а левая нога время от времени сгибалась, как у кузнечика.

Оксана вспомнила о грядках, поджала губы и пошла посмотреть, что уцелело под копытами всадника. Она прошла поле по периметру, посмотрела на два растоптанных вилка капусты, разбитую тыкву, смятую фасоль и на брешь в кустах смородины. «Всё в пределах погрешности», ‒ всплыло в её голове. Она потеряла не больше, чем теряла обычно в результате действий своих помощников. «Может, он тоже больной, как и все вокруг, и не отдаёт себе отчет в своих действиях, ‒ размышляла она. ‒ Похоже, я тоже с ними с ума схожу. Приехал какой-то типчик, стоптал мои посадки, пнул моего помощника, а я считаю это в порядке вещей». От этой мысли ей стало не по себе. «Пофигизм» ‒ дала она определение состоянию своего разума. А это состояние считалось в её семье одним из самых страшных грехов. Если тебя что-то не устраивает, ты должен с этим бороться, говорил отец. И мать с ним соглашалась, вся их жизнь была в постоянной борьбе. Конкуренты – вот главная тема их разговоров, всегда надо быть лучшей и никому не позволять вытирать о себя ноги, а как только в тебе появилось безразличие к своим трудам, значит, ты перестал себя любить. И в самолюбовании, наверное, не было никого, равного её родителям. «Я всё больше напоминаю своих мертвяков в своём отношении к жизни», ‒ неожиданно пришло осознание.

Эта мысль её разозлила. Она пнула первую попавшуюся тыкву, но она оказалась твёрже ноги, и Оксана, вскрикнув от боли, опустилась на колени, обхватив ушибленные пальцы и лодыжку. «Ладно еще когда какая-то тупая скотина портит мой урожай, но сама-то я что творю?» ‒ подумала она и успокоилась.

Всё было, как всегда. Солнце уперлось в высокий холм, и его тень легла на постройки и её поле. Доделывать наряд сегодня она уже не собиралась, но вот что надо сделать прямо сейчас, так это развести огонь в очаге. Иначе потом придётся копошиться в полной темноте. А этого она совсем не хотела.

Следующий день прошел без приключений, Оксана доделала свой наряд, искупалась и облачилась в меха. Так было значительно теплее. Платья она постирала на реке и убрала в сундук до поры до времени. Поврежденные грядки взялись восстанавливать её «мастера садового искусства». Они заново перекопали повреждённые участки, удивительно ровно нарезали борозды и посадили новые семена. Оксана долго смеялась, когда они выкорчевали тыкву, которую она пнула, отделили от стебля, с большим почтением положили её в водрузили её в небольшую ямку и слегка прикопали, оставив на поверхности маленькую оранжевую верхушку и зелёный хвостик.

Весь следующий день она решила посвятить прогулкам в новом наряде, чтоб узнать, надо ли переделать поудобнее. Но и так было вполне хорошо. Конечно, ещё требовалось переделать ворот и один шов на талии, иначе придется научиться ходить с мозолями. Вариант номер два ей точно не подходил. Она, наверное, единственный человек, который мог позаботиться о ней самой в полной мере. И от этой заботы отказываться было весьма глупо. Но сегодня заниматься переделками она не хотела и надела под шкуры старую длинную рубаху. Это, конечно, смягчало дискомфорт, но не убирало его полностью, а потому с утра следующего дня она собиралась переделать плохо получившиеся швы и стыки.

Вечером она взобралась на высокий холм, чтобы любоваться на волнистые поля и закат. Лёгкий ветерок трепал волосы. «Эх, жаль, нет гребня в сундуке», ‒ подумала она и вдруг увидела, как на один из холмов у горизонта поднялся всадник, за ним ещё, и ещё один. Длинной вереницей они поскакали к её дому. «Похоже, конец одинокой жизни», ‒ с надеждой и тревогой подумала она. И пошла встречать гостей. Спускаться с высокого холма приходилось по спирали, так круты были его склоны. На пути росло много кустов, некоторые из них приходилось обходить, за другие было удобно держаться. На высокий холм редко поднимались и животные, и инвалиды. Она на него тоже редко взбиралась. Потому удобная тропка появилась только в поле, по которой часто ходили пастухи с овцами.

На своё поле Оксана вышла одновременно с гостями. Гостей было много, и не все стали подъезжать к её дому. Многие разъехались по соседним полям. На её дворе остановились трое, все спешились и обратили взор к ней. К этому времени многие из её подопечных попрятались по сараям, а ночные жители просыпаться, похоже, и не думали. Черные лошади и воины в чёрных доспехах в свете вечернего солнца напоминали тени. Они все, как один, смотрели на неё. И она осознала, что стоит и боится пошевелиться, словно не человек, а дерево, вросшее корнями в землю. Она ждала, когда к ней подойдут и представятся, а они стояли и ждали чего-то. Тень от высокого холма становилась всё длиннее, ветер стих и со всех сторон из полей донеслось карканье. «Надо же, ‒ удивилась Оксана, – ни разу не видела и не слышала в округе ворон». Заслышав голос десятка ворон, один из всадников снял шлем и пошел к ней.

На его сером, сухом и вытянутом лице было угрюмое, но спокойное выражение. Сказать, сколько ему лет, она бы не смогла. Морщинки вокруг глаз и на лбу старили его лет до пятидесяти, а щёки и подбородок были идеально выбриты, они были худыми, как и выпирающие скулы. Но Оксана была уверена, что ему не больше тридцати‒тридцати пяти. Он смотрел на неё исподлобья, злыми глазами, в глубине которых плясали странные огоньки.

‒ Приветствую тебя, сестра, – церемонно произнёс он.

‒ Что? – не поняла она.

Она вдруг поняла, что бешено соображает, что делать и говорить. И вот надо же приехал какой-то хмырь, и тут же обзывает её сестрой. И с какого вдруг перепуга ‒ спрашивается.

Он пристально посмотрел ей в глаза и широко улыбнулся мерзкими, тонкими губами, обнажив два ряда идеально белых зубов.

‒ Наверное, тяжело жить вдалеке от людей, не зная особых ремёсел? – как-то уж очень загадочно спросил он.

Она глубоко вдохнула, потом выдохнула.

‒ А вы тут для того, чтоб задавать одиноким девушкам странные вопросы? – спросила она и увидела, что его улыбка может стать шире. Он оглядел поле и постройки.

‒ Мне кажется, что вы не так уж и одиноки, – ехидно произнёс он.

‒ Да? – спросила она с вызовом. – А что вы знаете об одиночестве?

‒ Всё! – жестко и уверенно произнёс он. Глядя на пляшущие огоньки в его глазах, она почувствовала страх. Да и солнце совсем спряталось за холм, и тьма стремительно наступала. А она стояла одна рядом с этими серолицыми упырями.

‒ И чем я могу помочь вашему одиночеству? – спросила Оксана, отлично поняв, что надо поддерживать разговор и что такое количество вооружённых мужиков не самая лучшая компания для одной одинокой девушки, живущей в глуши. На дворе стало темно, и только луна освещала окрестности. В чулане со свистками послышалась возня. «Что-то сегодня они заспались», ‒ подумала она.

Свистки – очень странные, постоянно дёргающиеся и сильно покалеченные, спали весь день и только ночью выходили на свет, чем напоминали ей некоторых знакомых клабберов-наркоманов. Во многом они были самыми бесполезными из её подопечных, они чаще других проявляли непредсказуемость и агрессивность. Всё, что они делали по хозяйству, сводилось к шастанью всю ночь по окрестностям и дракам друг с другом. Иногда они ловили ночных зверьков, но то, что приносили ей, было никуда не годно. «Надо же так испортить», ‒ думала она каждый раз. Оксана не могла дать им имена и даже сказать, сколько их обитает рядом с ней. Они были похожи друг на друга, а еще складывалось впечатление, что одни уходят, другие приходят, так сильно менялся их вид от ночи к ночи. Но из всех её подопечных именно у них был самый большой сарай, в котором жили только они, что там творилось, она даже думать не хотела. Они его построили сами, без помощи строителей.

‒ Моему? – загадочно переспросил он и осмотрел её с ног до головы. – Может, и смогли бы, ‒ продолжал улыбаться он, – хотя редкой красавице выдается такой случай.

‒ И вы всегда так откровенно говорите, чего хотите? – его сила и уверенность зачаровывали её, пусть внешне он и был противен.

‒ На этом свете редкое существо осмелится мне отказать в моём желании, – самодовольно заявил он, и в это время дверь сарая свистков традиционно отпала от косяка, и они толпой начали вываливаться во двор, лихо топча тех, у кого не хватало прыти убежать подальше. Несколько из них устроили драку за право ремонта двери. Это было у них каждодневным ритуалом, и она научилась не обращать на это внимание.

‒ Тогда от чего же ваше одиночество? – спросила она, глядя на него. А он с большим любопытством наблюдал за тем, как затоптанных затаскивают обратно в сарай, причем треть из затоптанных изо всех сил сопротивлялась, не считая себя таковыми. Сегодня к затоптанным отнесли и ремонтников двери. Втащили их в сарай вместе с дверью, где и устроили массовую драку.

‒ От искренности, – произнёс он неопределенно, но она точно могла сказать, что в словах его не было того качества, о котором он ей заявил. «Ну, теперь всё ясно, ‒ подумала она. – Но от меня-то ему что нужно?». А он, как будто услышав её мысли, спросил:

– И много у вас таких «помощников»? ‒ в его голосе явно слышался сарказм и недоверие.

Она пожала плечами. Осмотрела подворье и поняла, что затрудняется произнести цифру.

‒ Может полсотни, может, больше, – спокойно ответила она, – посчитать их довольно сложно, дисциплине они учатся с большим трудом, что-то получается, что-то нет.

Поначалу он просто слушал, но к концу фразы на его лице отразилось откровенное удивление и несогласие.

‒ Насколько известно мне, они неуправляемы и дики, и все правители вокруг пытаются их истребить, – произнёс он так, будто сам был одним из таких правителей, но при этом в его голосе сквозило явное несогласие с таким положением дел.

‒ Да? Если эти правители правы, то как я умудряюсь держать своё хозяйство? – спросила она.

‒ Это поистине прекрасный вопрос, достойный великой госпожи, ‒ произнёс он. Потом кивнул каким-то своим мыслям и продолжил: – Надеюсь, вы не возражаете, если мы недолго постоим лагерем рядом с вами и немного у вас погостим?

В его вопросе читалась не просьба, а угроза. «Либо мы тут потусуемся в твоей компании, либо повеселимся», ‒ перевела она на более понятный для себя язык. И Оксана не сомневалась в своих представлениях о том, как будут веселиться такие герои.

‒ Если вы не будете мешать моему хозяйству, – как можно увереннее проговорила она, – то можете остановиться на любом соседнем поле.

Он повернулся к ней и огоньки в его глазах стали ярче и злее, он уставился ей в лицо, а улыбка сползла с его лица сама собой. Он смотрел долго, она так и чувствовала, как внутри него борются несколько решений некой задачи и ей вдруг стала страшно, ведь от его решения зависела её дальнейшая судьба. Она стояла спокойно, старалась выглядеть гордой. Наконец он кивнул, развернулся и, не произнеся больше ни одного слова, направился к своим воинам. Вскочил в седло, двое сопровождающих, как тени, повторили за ним, и все вместе они галопом умчались в ночные поля.

Когда они исчезли из её видимости, Оксана услышала громкое уханье филина, колени её подогнулись, и голова закружилась...

...Что-то холодное и липкое обхватило её руки и волочило ногами по земле, голова всё ещё шла кругом и даже немного тошнило. Она открыла глаза, и поняла, что её тащат два свистка.

‒ Куда? – спросила она. Один из них отпустил её руку и посмотрел на товарища, потом ‒ за спину. Тащить её перестали оба. Она тоже посмотрела в ту сторону, куда они направлялись. «Ну конечно, я ведь одна из них», ‒ сообразила она, увидев вход в сарай.

‒ Не туда, – прошептала она, но результатом стало лишь то, что второй свисток отпустил её руку и уставился на первого, они недолго смотрели друг на друга, бормоча что-то невнятное, потом оба вновь ухватили её за руки и потащили к сараю. Безумная карусель в её голове отказывалась останавливаться. Её мутило и в сарай не хотелось совсем.

‒ Домой, – произнесла перед самым входом. Тащившие её остановились в явном недоумении. К ним подошел третий, посмотрел на них и на неё.

‒ Домой, ‒ повторила она громче, и третий залепил ближайшему из свистков такую оплеуху, что тот, отпустив Оксану, провалился в недра сарая. В это время оттуда вышли ещё двое. Все по очереди посмотрели друг на друга и на неё. Она постаралась как можно увереннее произнести: «Домой», после чего провалилась во тьму. Очнулась она от того, что её встряхнули и положили на землю. Четверо свистков не стали ждать, пока она придёт в себя и, когда она окончательно смогла оценить, где находится и что происходит, преодолели уже половину поля по направлению к очередной массовой драке у стен сарая, которая протекала на этот раз с особым ожесточением. Её голова ещё кружилась, но уже не так сильно, правда, добавилась ноющая боль. Оксана приподнялась и вгляделась в свалку у дальнего сарая. На первый взгляд казалось, что там просто дерутся все против всех, но потом она поняла, что в бою участвуют три стороны, и применяются не только конечности и зубы, но и разные предметы вроде палок и камней. Кто побеждает, было неясно до тех пор, пока к общей драке не добавились четверо нёсших её, после чего она быстро сошла на нет. Оставшиеся стоять также аккуратно и заботливо стали стаскивать лежащих в сарай.

Оксана поняла, что и ей пора в дом, но сил идти не было и поэтому она поползла туда на четвереньках, кое-как разделась. «Да, теперь я отлично понимаю змей» ‒ усмехнулась она и, оказавшись под шкурами, сразу улетела в страну снов.

Проснувшись утром, она долго не могла заставить себя открыть глаза. Жутко болела голова. Но встать всё равно было нужно. «Что вчера было?», ‒ спросила Оксана себя, с трудом вспоминая каких-то всадников и странное побоище у дальнего сарая. Шкуру она решила не надевать, шею и бедро она всё-таки натёрла. Солнце, похоже, вновь ярко светит, но сегодня её морозило сильнее обычного. Ей казалось, что она окунается в ледяную воду, вылезая из-под шкур. Дрожа всем телом, она открыла сундук и стала выбирать самоё тёплое из шерстяных платьев. «Сегодня надену широкое платье, вторую юбку под него и шаль сверху накину, ‒ думала она. – Жаль только, размер великоват, а с другой стороны ‒ перед кем красоваться?». Это была странная мысль для неё, мать всегда наставляла, что нужно выглядеть безупречно. И краситься, даже если выходишь на лестничную площадку к мусоропроводу. На вопрос, зачем же прихорашиваться, ведь она и так безупречна, мама отвечала, что истинная ее красота ‒ для её отца, для всех остальных ‒ показная. Мысли о родителях всегда вгоняли её в тоску, они, вне сомнения, любили её, и даже когда не уделяли ей внимание, всё равно продолжали помогать, чем могли: где деньгами, где связями. «Теперь я одна, без помощи», ‒ думала она, и ей стало прохладнее. На дне сундука она нашла железную заколку, которой закрепила шерстяную шаль на плечах, скрывшую большой размер платья. «Теперь можно и из дома выйти», ‒ решила она, оглядывая себя.

На улице светило яркое солнце. «Если так будет и дальше, то скоро я останусь без посадок», ‒ подумала Оксана, пытаясь вспомнить, сколько дней назад был дождь. «Хуже всего будет моим молодым яблонькам», ‒ опасалась она. И тут поняла, что если не организовать полив, всё и впрямь погибнет. Этим утром на крыльце её ждали только яйца и вода, ягоды и грибы, похоже, некому было собирать. И тут она обнаружила, что её поле подверглось просто дичайшему разорению.

Она направилась в конец поля, туда, где напротив «Клуба» свистков росли её яблоньки. Из пяти посаженных деревьев осталось только три, была напрочь вытоптана фасоль и гряда с редькой. «Здесь что, была битва?» ‒ подумала она и поджала губы. Она вдруг вспомнила всё, что происходило прошлым вечером, кулаки сжались от злости. Но выместить своё негодование было не на ком, и потому она занялась каждодневными делами.

День прошел весьма обыденно, за исключением того, что бадью она сама вылила к яблонькам и не перебирала ягоды. А вечером, когда закончила переделку стыков на платье из шкур, решила принести воды для яблонь. Взяла ведро и пошла на реку. «Сегодня мои хулиганы решили проснуться пораньше», ‒ с раздражением наблюдала она, как они выползают из сарая.

Вечер был прохладный, в лёгком ветерке шуршала листва в бору. Где-то наверху стучал дятел, и пели птицы, название которых она не знала. Тропа в бору поворачивала и резко шла вниз. Деревья расступались, и тропа выбегала по крутому склону к маленькому мостку на берегу реки. Он на пару метров выступал из берега, его брёвна лежали на воде, так, чтобы было удобно достать до зеркальной глади. До той стороны берега он не дотягивался ещё метров пятнадцать. Там его ждал лес.

Она ещё не спустилась к воде, но уже слышала кваканье жабы. Здесь трещали цикады. «Наверное, вокруг дома всех сожрали мои обормоты», ‒ подумала она, слушая приятные вечерние трели. У самой воды пахло тиной.

‒ Ещё мне не хватало, чтоб вода зацвела, ‒ проворчала она и зачерпнула воду ведром, стоя на мостике. «Надо же, ‒ думала она – раньше мне подобное показалось бы дикостью, а теперь вот как, вроде даже не тяжело».

Свое мнение о тяжести она поменяла, пока несла ведро до ближайшей яблони, цикады и птицы теперь не имели значения. Но одного ведра было недостаточно и для одной яблони, а их было три.

‒ Фух, – выдохнула она, утирая холодный пот со лба. «Что за подстава! Устала и замёрзла сильнее прежнего, ‒ это состояние вызвало у неё негодование. – Наверно, надо идти спать, завтра, может, два принесу».

Следующим днём она облачилась в свой новый наряд, полностью подогнанный и удобный. Утро вновь было ясным, но в воздухе пахло влагой. «Наверное, сегодня будет дождь», ‒ подумала она, но когда взглянула на поле, поняла, что «дождь» уже выборочно прошел по всему полю. «Оперативно», ‒ похвалила она про себя своих мертвяков, и ей даже почудилось, что стало немного теплее.

‒ Вот и прекрасно. Можно тогда заняться повседневным бытом, – произнесла она, усаживаясь на лавку.

Но не успела она взяться за первую корзину, как услышала топот копыт.

На двор въехал всадник на большом вороном скакуне, резво спрыгнул на землю, издав негромкий звон, и коротко поклонился ей. В поводу он держал еще одну лошадку, она была столь же черной, как и его скакун, но имела удивительную белую гриву, белый хвост и копыта. Сам всадник был облачён в длинный чёрный кожаный плащ. На ногах у него были черные остроконечные сапоги со шпорами, на руках перчатки, на лице широкая лицемерная улыбка.

‒ Прекрасное утро, – произнёс он.

«Где-то этого урода я уже видела, ‒ подумала Оксана, глядя на его тонкие губы на бледной коже. – Наверное, в кошмаре каком-то приснился, или может в кино».

‒ И вам доброе, – произнесла она и спросила: – А вы тут что, кино какое-то историческое снимаете?

Его улыбка сразу стала менее широкой. Он немного наклонил голову и вопросительно поднял бровь, потом отпустил кобылу.

‒ Простите, коль побеспокоил вас, – извинился гость, в его голосе звучало искреннее недоумение, ‒ но мне хотелось пригласить вас разделить с нами завтрак.

«Завтрак, какое красивое слово... Наверное, означает приём пищи утром», ‒ саркастично подумала она. Её завтрак часто сводился к поеданию ягод, травок, каких-нибудь корешков вроде моркови. И лишь иногда, когда руки доходили до очага, появлялась более или менее человеческая пища. Она согласна была признать, что искусством соблазнения этот монстр из «графа Дракулы» владел не хуже самого графа.

‒ Я согласна, – кивнула она, он снял перчатку и подал ей руку, чтоб помочь подняться со скамейки. Она приняла помощь. Его рука была холодной, а пальцы ‒ тонкими и шершавыми, он крепко обхватил ими её ладонь. Она поднялась со скамьи, лишь обозначив, что опирается на эти отвратительные руки, ей стало противно, но она поборола свою неприязнь.

‒ Вот и прекрасно, – произнёс он довольным тоном. Потом осмотрел её наряд и добавил: – Вам будет неудобно ехать в этом на отдельной лошади и потому я предлагаю вам свою и сам держать вас буду.

Как только Оксана представила, что придётся ехать в обнимку с ним, завтрак перестал казаться ей привлекательным.

‒ А далеко ли ехать? – поинтересовалась она.

‒ Совсем недалеко, – ответил он и повел её к краю дома. За углом она увидела на соседнем полем маленький шатёр. «Надо же, а вчера его не было», ‒ удивилась она, вглядываясь в происходящее там.

‒ Вы прибыли ночью? – спросила она у него.

‒ Что? ‒ переспросил он как-то рассеянно, она повернулась и увидела, как он смотрит на работающих мертвяков. В его глазах плясали яркие огоньки. И тут она вспомнила, как он и другие воины прискакали ночью на её двор и разговаривали с ней. «Так это же я им разрешила лагерь рядом поставить», ‒ она улыбнулась и сменила тему.

‒ Я думала, вы почтите меня своим вниманием вчера, – как-то легко соврала она.

‒ О, вчера почтить вас своим внимание нам было невозможно, мы решали множество важных дел, чтобы освободить время для общения с вами, – заискивающе произнёс он. – И вот сегодня я ваш, – он снова заулыбался, приподнял одну бровь и поклонился. ‒ Позвольте представиться ‒ ЫцТеЧё’тель, правитель закатных земель, от ледяной до пустынной земли.

Эти географические подробности ей ни о чем не говорили, зато она поняла, что перед ней стоит принц, собственной персоной. Держит под уздцы красивую лошадку для неё, и его конь смиренно ждёт. Она взглянула на его лицо и мысленно взмолилась: «О, господи, за что такое наказание? Неужели я мало настрадалась? Почему принцем не мог быть красавчик? Почему холодный урод с непроизносимым именем?»

В тот день приступы озноба стали значительно сильнее и не прекращались всё время проживания чародея по соседству. Лагерь чародея потихоньку рос, и вскоре ей не приходилось вставать со скамьи и обходить дом, чтоб увидеть шатры. Он захаживал и уделял ей внимание, ей было противно, но сильно сопротивляться его обществу она не могла. У него был интерес к ней, и этот интерес сохранял ей жизнь и даже давал простор для манёвра. Но с каждым днём этот простор становился всё уже и уже.

Зато благодаря поливу у неё пышно зацвели яблони. Но проблема с яблонями теперь осталась в прошлом, а вот проклятый колдун никуда не девался. И с этим надо было что-то делать.

«Утро вечера мудренее», ‒ думала она, заворачиваясь в шкуры, принесённые ей родичами. Как же когда-то было тепло, тепло без шкур... Оксана забылась, но вместе со сном пришли воспоминания.

Ферма

Она с трудом могла вспомнить, сколько дней или недель бесцельно шла по лесу, и даже не могла представить, куда именно она идёт. Но судя по тому, что ей становилось прохладнее, думала, что направляется на север. Ещё она могла с уверенностью заявить, что похудела килограммов на десять, питаясь ягодами, что ей попадались.

Идти куда глаза глядят, голодной, в одной длинной сорочке, босиком, через лес, да ещё и в компании странных вонючих уродов ‒ не может входить в планы ни одной нормальной девушки. И то, что ей выпала такая участь, её сильно беспокоило. Поговорить с бомжами оказалось невозможным, они были напрочь бестолковые и сами себе на уме. Две вещи можно было понять определённо: первое ‒ они не причинят ей вреда, второе ‒ их что-то удерживает рядом с ней. А ещё она понимала, что с такой компанией её откажутся принимать в любом городе или селе. «Здесь, наверное, где-то военная база», ‒ в какой-то момент подумала Оксана. Это было единственное разумное объяснение того дурдома, который она наблюдала вокруг себя последнее время. «Они ставят тут какие-то эксперименты на психике людей, выпускают их, как на полигон, посмотреть, как жить будут, ‒ размышляла она, шагая по прелым листьям и низкой траве. – Одни совсем разум теряют и становятся дикими, как вот эти».

Оксана глянула на тройку ходоков, пытающихся поделить пойманного кролика, и резко отвернулась. На многих из них были странные следы, ожоги, увечья, опухоли. С такими травмами обычно живут с большим трудом, но этим, похоже, было безразлично, они просто жили.

«Другие умудряются приспособиться, ‒ продолжала размышлять Оксана, ‒ но всё равно живут в придуманном маленьком мирке. Да, теперь понятно, откуда всякие байки про армию и почему туда мальчики идти не хотят. Главное, не сойти с ума самой». Она перешагнула через ручеёк и наклонилась, чтобы попить из него.

За всё время своих блужданий Оксана не помнила, чтоб встречала следы человека. Хотя могла с точностью сказать, что берёз и других лиственных деревьев стало больше, чем елей и сосен. Меньше стало буреломов, и больше полян.

В принципе, она уже немного привыкла, хищные звери ей не попадались. «Медведи и волки, наверное, тоже не в восторге от встречи с такой тусовкой», ‒ усмехнулась Оксана, но от мыслей её отвлек громкий треск слева. Она повернула голову и увидела, как упало в траву дерево толщиной с запястье. Перед местом, где только что росло дерево, в недоумении стоял один из бомжей, в оборванной рубахе и с длинными грязными волосами, и удивлённо глядел на дерево.

Она шагала сквозь подлесок спокойно и уверенно, ничем не уступая своим спутникам, ей даже нравилось ощущать траву, ветки и неровности земли. Единственный недостаток ходьбы босиком ‒ это грубость подошв. Теперь они были жесткие, как у мужика. «Придётся тратиться дома на дорогой педикюр, ‒ подумала Оксана. – И долго мазать кремом, чтобы ножки снова стали мягкими и нежными».

‒ Эх, – громко вздохнула она вслух и подумала: «Помыться тоже бы неплохо», ‒ но кроме болот и мелких ручьёв ей пока ничего подходящего не попадалось.

В ответ на её громкий вздох она услышала множество вздохов, хрипов, рычания и других горловых звуков. «Похоже, их вокруг целая армия, ‒ удивилась она. – И клич для этой армии долго придумывать не пришлось».

Вдруг среди всех этих хрипов Оксана расслышала ржание лошадей и встала, пытаясь определить, откуда. «Может, показалось?» ‒ промелькнуло сомнение. – «Может, и показалось», ‒ согласилась она и ещё раз громко вздохнула. Лес вокруг вновь отозвался рыком, хрипом и воем. И среди этих жутких звуков впереди и слева она услышала ржание коней. «Может, в деревню или город мне не войти, но у путников я смогу спросить, где, что и как», ‒ решилась она и пошла напрямик, с хрустом и треском продираясь, как её уродливые спутники, через густой кустарник.

Идти пришлось недолго, и она вышла на довольно широкую, утоптанную, просёлочную дорогу. На дороге уже стояло несколько бомжей, они смотрели на обоз из трёх повозок, в каждую из которых были впряжены по две лошади. Возницы – так вроде звались люди, сидящие в повозках ‒ ошарашенно смотрели на испуганных лошадей и на препятствие. Перед обозом верхом на лошадях ехали двое всадников, в плотных кафтанах и меховых шапках. Увидев вышедших из леса мертвецов, они достали из ножен кривые сабли. По бокам обоза ехали ещё шестеро всадников в кафтанах и оружием наготове. Воины, по всей видимости, собирались расчистить себе путь сквозь полуживую преграду, видно было, что им это не в диковинку. Но её появление их явно напугало, один из всадников, что ехал впереди, даже выронил саблю. А из леса вслед за ней всё выходили и выходили её спутники и останавливались на некотором расстоянии. Лошади под всадниками всё больше испуганно пританцовывали.

‒ Мертвая дева, – выдохнул выронивший клинок всадник. Второй, постарше, нахмурился.

‒ Кто ты? – спросил он зычным голосом. – И чего ты хочешь от нас?

Оксана огляделась и поняла, что не знает, что сказать, потому ответила, как есть:

‒ Я заблудилась в лесу, повстречала вот этих несчастных, – она обвела рукой всех собравшихся вокруг неё, ‒ и просто хочу выйти из этого дурного леса к нормальным людям.

‒ Каким людям? – переспросил всадник.

‒ К нормальным, – повторила Оксана, похоже, эти, с обозов, к таковым тоже не относились.

‒ Малые люди из нор, – произнёс второй, и его конь попятился.

«Эти, похоже, ещё больнее, чем те, что стоят за моей спиной», ‒ подумала Оксана. – «Я что, такая страшная?». Она посмотрела на свои руки, на грязную рубаху, осмотрелась по сторонам и поняла, что встретить себя в лесу она бы не хотела. И потому решила заверить этих мужчин, что не причинит им вреда. «Что за абсурд! Я, без оружия, буду говорить одиннадцати вооруженным мужикам, что не причиню им вреда». Невольно она усмехнулась и сделала шаг вперед, чтоб произнести свои слова и успокоить их.

Всадник без сабли дрогнул, мимо неё что-то просвистело, за левым плечом раздался громкий рык, и все, кто стоял за её спиной и рядом, лавиной кинулись на обоз. Второй охранник постарше рубанул саблей ближайшего из кинувшихся на них уродов, и увидев, что его напарник уже скачет в конец обоза, последовал его примеру. Охранники справа сразу помчались галопом за предводителями.

‒ Стойте! – непонятно к кому обращаясь, крикнул кучер первой повозки, соскочил и тоже побежал в конец обоза.

Лошади поднялись на дыбы, и тут на них накатилась волна из хромых и увечных, кто-то из них получил удар копытом и отлетел в сторону. Оксана услышала громкое визгливое ржание, и лошади опрокинулись набок под весом навалившейся, кусающейся, царапающейся и дубасящей палками и камнями массы. В это время воины слева прорубили себе путь к отступлению через хлынувших на них уродов из леса. Тем, что сами замешкались, дали возможность другим сидящим в повозках убежать в конец обоза, туда, где были лошади без повозок и всадников. Стоило их освободить от привязи, как они тут же поскакали кто куда, кто ‒ в лес, а кто ‒ за ускакавшими уже далеко охранниками.

Оксана смотрела на происходящее с открытым ртом и не могла понять, то ли всё происходит слишком быстро, и она не успевает отреагировать. То ли слишком медленно, так, что она успевает увидеть, кто что делает. Тем временем дикое ржание продолжалось, как и расправа над брошенными лошадьми. Ей было жалко лошадей, но как поступить ‒ она не знала. Не могла и отвернуться, чтобы не смотреть, как делала это раньше, когда видела, как они поступают с пойманным зверьём.

‒ Отстаньте, поганые упыри! – услышала она хриплый, надрывный вопль с дальнего конца обоза, и он вывел её из ступора. Оксана побежала туда, мимо толпы дерущихся и рычащих, пирующих «зомби». Когда это слово промелькнуло в её голове, она чуть не остановилась: так похоже на западные фильмы ужасов и боевики.

За последней повозкой, в грязи, между изувеченными телами катались двое. Оба рычали, один был без одежды, с тёмно-малиновой кожей, глубокими порезами на спине и кривым ножом во рту. Второй был снизу, старый, весь в морщинах, с коротко стриженными волосами и бритым лицом, одной рукой он держался за нож, другой ‒ за правую руку нападающего, пытаясь ему помешать. Оксана сразу поняла, кому нужна помощь, подбежала и пнула в бок мертвеца с тёмно-малиновой кожей. Он приподнялся, и уставился на неё. Поперек глотки у него торчал нож.

В его глазах была ненависть, настороженность и страх. Он смотрел на неё почти целую вечность. Ей было страшно, она не знала, что будет делать, если он кинется на неё. Если уж нож в горле ему не вредит, то она, маленькая и хрупкая, и подавно не сможет. Ей стало прохладно, намного холоднее, чем раньше, и мертвец, отскочив в сторону, убежал к пирующим у одной из повозок собратьям.

Она перевела взгляд на спасённого. Тот смотрел на неё с ужасом в глазах. Старик неуклюже отползал, опираясь на руки и корчась от боли, иногда он помогал себе, опираясь на левую ногу, а правую просто волочил по земле.

‒ Не бойтесь, ‒ обратилась к нему Оксана. ‒ Я не причиню вам вреда, ‒ она постаралась произнести это с максимальной уверенностью и мягкостью, на какую только была способна на фоне беснующейся толпы безумных бомжей.

‒ Не подходи ко мне, призрак, ‒ прошептал пострадавший, продолжая отползать от неё по пыльной дороге.

‒ Хорошо, я не подхожу, ‒ произнесла она и выставила обе ладони вперёд, демонстрируя, что перед ней невидимая стена. Она надеялась, что и он остановится, но он продолжил пятиться. ‒ Но куда же вы? Я же обещала, что не причиню вам вреда! Стала бы я отгонять этого бомжа, если б думала иначе?

‒ Наверное, стала, ‒ произнес он, приподнялся, подтянул левую ногу и, пытаясь на нее опереться, упал на бок и правое бедро, громко вскрикнул и зарыдал. Больше он не шевелился. "Наверное, у него что-то с бедром или боком", ‒ подумала она.

Оксана решила, что к старику лучше подойти, но стоило ей сделать шаг, как он запричитал:

‒ Не подходи, не подходи...

Подходить к нему, пока он в таком состоянии, ей и самой не хотелось, мало ли что, но и оставить старика так, как есть, она не могла.

‒ Да что же вы заладили "не подходи, не подходи", ‒ начала злиться Оксана. ‒ Я спасла вам жизнь, отогнала бомжа и хочу вам помочь.

‒ А кто тогда натравил их на нас? ‒ спросил старик, глядя ей прямо в лицо.

‒ Никто. Они ‒ сами по себе, я ‒ сама по себе, ‒ уверенно ответила она.

‒ Ни разу не слышал, чтоб они хоть кого-то послушались, ‒ с сомнением в голосе пробормотал он.

‒ Вот видите, они никого не слушают, ‒ произнесла Оксана уже более весёлым голосом, ‒ просто я повстречала их в лесу, и они решили идти вместе со мной.

После этой фразы старик забеспокоился, заёрзал. Оксана подумала: "Да что, чёрт побери, я опять не так сказала?!".

‒ В чём дело? ‒ спросила она у него ‒ Что вас обеспокоило?

Он не ответил, просто лежал на боку c гримасой боли на лице. Она поняла, что отвечать ей он не собирается, и решилась подойти к нему. Он всё хрипел "не подходи, не подходи" и царапал землю левой рукой, а когда она все же подошла, резко вдохнул, голова его и руки безвольно опали на землю.

‒ Ну вот, не хватало еще, чтоб ты умер, ‒ вздохнула Оксана.

Что делать дальше, она не имела не малейшего представления. "Вроде надо пульс пощупать и дыхание проверить", ‒ лихорадочно пыталась вспомнить она обрывки из прошлой жизни. В сериалах про медиков, пульс у умирающих искали на шее. Она попыталась воспроизвести это, вспомнила, что у всех людей есть сонная артерия, нащупала у себя. Потом наклонилась к старику и, найдя у него на шее то же место, почувствовала четкую пульсацию. Старик был жив. "Буду ждать, пока очнётся", ‒ решила она. Но просто ждать было глупо и потому она пошла посмотреть, что находится в обозе, который она случайно ограбила. "Может, нормальная еда даже будет или карта", ‒ надеялась она.

Взобраться на первую телегу она успела вовремя, некоторые из её сопровождающих уже набили брюхо кониной и теперь ходили вокруг телег. Один из них собрался залезть на телегу вслед за ней, но она как-то машинально спихнула его, он упал на спину. Остальные, посмотрев на него, пошли к следующей телеге. А те, кто стояли у телег, полезли на них.

‒ Эй, вам что, мало еды было? Оставьте телеги в покое, ‒ крикнула она и они уставились на неё, ей стало страшно: "А если они сейчас разозлятся?" ‒ подумала она. Но они просто отвернулись, проигнорировав её, и стали рыться в содержимом. Она вздохнула, подумала: "Ладно хоть одну отвоевала" ‒ и принялась сама смотреть доставшиеся ей трофеи. Основным грузом на телегах были сундуки, накрепко закрытые на замки, ключей от которых, естественно, не нашлось. "Хоть еда есть", ‒ подумала она, обнаружив под скамьёй баранки, сушеное мясо и пару кожаных мешков с водой. Взяв одну баранку, она посмотрела на старика, лежавшего на дороге. "Надо бы его чем-то укрыть", ‒ подумала она, сняла с сундуков покрывала и подобрала котомку, которую можно было бы положить под голову. И вдруг увидела, как к старику с палкой направляется один из бомжей. Его намерения Оксане были понятны, и она поспешила защитить старика. Обогнав мерзкого урода, встала между ним и стариком. Бомж, увидев её, зарычал, потом замахнулся, задумался, выпустил из руки палку и пошел в лес. Она вдохнула и выдохнула, теперь она была уверена: её не тронут. Оксана положила подушку-свёрток под голову старика и укрыла его одеялом из шкуры. «Ладно, пусть пока так, ‒ зевнула она, ‒ когда проснётся, тогда и думать будем».

Она решила отдохнуть, пока не проснулся старик, и соорудила лежанку рядом с ним на дороге. Пока она собирала себе постель, один из бомжей принёс старику ещё одно одеяло, укрыл его и уковылял в лес. «Надо же», ‒ мысленно произнесла она, наблюдая происходящее, это проявление заботы со стороны мертвеца поразило её до глубины души. Потом она хотела поискать и принести себе ещё каких-нибудь свёртков для лежанки, но идти самой не пришлось, больные сами ей всё принесли.

Их было пятеро, каждый в руках держал по предмету, которых как раз не хватало: два одеяла и три подушки. Но отдавать ей принесенное собирались не все. Первые двое пришли, подали одно одеяло и подушку и ушли. Следующий долго стоял с протянутой подушкой, а когда Оксана хотела ее взять, обнял свою находку и побежал в лес. Четвертый не стал отдавать ей одеяло, а просто бросил его в кучу уже лежащих вещей. Пятый, пронаблюдав за четвёртым, тоже развернулся и бросил подушку под ноги, потом осторожно перешагнул через неё и поплёлся к обозу. Под раздававшиеся в лесу звуки рвущейся плотной ткани. Она же стояла и смотрела вслед удаляющемуся и пыталась понять, что происходит, но ничего путного в голову не приходило. Что они хотели от неё: то ли помочь, то ли посмеяться?

Оксане надоело ломать над этим голову, и она вернулась к собиранию постели. Завернула подушки и свёртки в одно из покрывал и получила матрац, потом улеглась на него рядом со стариком и укрылась парой одеял. Посплю, как человек, подумала она и уснула.

Спала хорошо, укрывшись одеялами с головой. Ей снилось, как она бродит по сказочной стране с большими бабочками, порхающими от одного яркого цветка на лугу до другого. И она тоже была такой бабочкой и летала с цветка на цветок, пока гром среди ясного неба не свалил цветок, на который она села. И она долго парила между травами, а землю сотрясал грохот. Она услышала рев, и цунами поглотило её и травы.

Спать было мокро. Мокрым был матрац, одеяла. Вспышки молний просвечивали её укрытие. Но ей было тепло, а из-за влажности даже душно. Оксана вытащила на воздух левую руку, почувствовала дождь и приподняла одеяла, чтобы посмотреть, что со стариком.

Оказалось, что уже ночь. Но во вспышках молний и лунном свете, который кое-как пробивался сквозь кроны деревьев, можно было разглядеть, что тот не спит. Старик пытался вылезти из грязной лужи, в которой очутился. Несмотря на гримасу боли, он делал это молча. Дорожная грязь не давала ему опереться, как следует, и он всё время соскальзывал в лужу.

Оксана вздохнула, вылезать из своего мокрого укрытия не хотелось, но старику определённо требовалась помощь. Резонно решив, что она уже и так мокрая, Оксана откинула свои одеяла и потянулась. Сорочка прилипла к телу, плотно его облегая. «Ладно, заодно помоюсь и постираюсь», - подумала она, хватая за руку барахтающегося в луже старика. К её удивлению, он начал что-то кричать и даже сопротивляться. Она держала его за руки, а он вырывался и даже отпихнул её, да так, что она уселась в лужу по соседству. Её рубаха была теперь совсем грязной. Она поднялась, позволила дождю сбить грязь с сорочки, насколько это возможно, всё это время хладнокровно наблюдая, как ямка, в которой лежит старик, наполняется водой. Оксана злилась. "Что за идиот, я его спасаю, а он сопротивляется!".

Она подошла к нему и прокричала:

‒ Ты что, старый козёл! Я тебя вытащить хочу, поживёшь еще немного! Если решу тебя прибить, обещаю сделать это быстро и безболезненно.

Он молча уставился на нее.

Оксана протянула к нему руку, но он опять отстранился. Тогда, разозлившись ещё больше и уже не выбирая слов, она стала кричать, что оставит его умирать в этой луже, а потом сделает таким, как все её спутники. Глаза старика расширялись с каждым словом. Потом, когда её тирада закончилась, он что-то произнёс, но из-за шума дождя она не расслышала, что именно. Она нагнулась к нему, приказала повторить и он с трудом повторил:

‒ Я в твоей власти.

Оксана кивнула, поднялась и обнаружила, что в шуме дождя к ней подошел один из бомжей ‒ однорукий, в рваном кафтане и штанах на кривых ногах ‒ и наблюдал за стариком из-за её плеча. Вид у него был мерзкий, лицо напоминало фарш с одним глазом. В свете молний он был ужасен. Его вид и те слова, которые она сказала старику, заставили её улыбнуться, но смеяться было некогда.

Она обошла старика, взяла его за руки и потянула, но он оказался тяжел, ей явно не хватало сил. Она попыталась ещё раз, но старик так и остался в луже. Он не собирался ей помогать, безвольно висел, мол, «делайте что хотите». К третьей попытке присоединился Фаршеликий, и она не стала ему препятствовать, раз уж старик совсем смирился. Он ухватил старика за вторую руку, и как тот не пытался вырваться, справиться с этим ужасным монстром оказался не в состоянии. Эта попытка оказалась намного удачнее. При этом Оксана, скорее, делала вид, что тянет, а всю работу за неё проделывал Фаршеликий. Он очень ловко вытянул старика за одну руку, тот только успевал постанывать. Лучшим местом для старика Оксана посчитала место под третьей повозкой, она стояла на небольшой возвышенности и потому под ней было почти сухо.

Когда они дотащили старика до повозки, она осмотрела ее ещё раз и поняла, что лучше накрыть его тканью как тентом, да и самой под него спрятаться. Подходящее полотно лежало поверх сундуков, она стянула его с сундука, накрыла старика им, и сама залезла под него. Тяжелое полотно оказалось из выделанной и сшитой кожи, дышать под ним было тяжело. А потому пришлось вылезти и найти способ закрепить его повыше.

Искать в темноте подходящие предметы дело неблагодарное, стоило чуть сойти с дороги, где хоть как-то светила луна, и Оксана переставала видеть совсем. В конце концов она решила смастерить крепёж из уже успевших намокнуть свёртков одеял и подушек, лежавших на дороге, но пока обдумывала, как и что сделает, дождь закончился. «Не бросать же дело на половине, ‒ разочарованно подумала она. – вдруг снова польёт». Таскать грязные, мокрые подушки оказалось тяжело, но у неё нашлись помощники, и потому она управилась за один раз.

Часть шкуры Оксана закрепила на повозке и часть ‒ на земле, получилось нечто похожее на палатку. Она была достаточно широка, чтобы туда поместились двое без всяких стеснений. Взяв оставшееся шерстяное одеяло почище, Оксана залезла под тент.

Поскольку под ним всё равно оказалось душно, пришлось взобраться на повозку. Оксана улеглась на плотно стоящие сундуки, укрылась мокрым одеялом и уснула.

Утро оказалось на удивление приятным, она проснулась с первыми лучами и впервые за долгое время ей не пришлось искать еду и воду для завтрака. Довольная, она воспользовалась припасами, любезно оставленными ей неизвестными. «Надо ещё покормить оставшегося со мной благодетеля», ‒ с усмешкой подумала она и спустилась на землю.

Благодетель под тентом не спал, и когда она приподняла импровизированный полог, со страхом на неё посмотрел.

‒ Что ты со мной собираешься делать? – спросил он, будто ожидая чего-то омерзительного. Оксану это даже позабавило.

‒ Для начала я собираюсь убрать тент, – ответила она.

‒ Тент? – вопросительно прохрипел старик. Она указала на кожаное покрывало, натянутое над ним. В ответ он беспокойно забормотал:

– Нет! Не надо. Там Беспокойные ходят.

‒ Ну и пусть ходят, – пожала плечами она, – они же вас сюда и принесли.

После этих слов он заметно дрогнул.

‒ О-они... п-принесли... м-ме-ня...? – заикаясь, он попытался отползти, скривился от боли и спросил:

‒ О-они подчиняются тебе, ты ‒ колдунья?

Оксана задумалась. Напрямую они ей не подчинялись, но и не трогали, чего нельзя сказать о других. Может, и колдунья.

‒ А если и так, то что? – переспросила она.

Он помрачнел, вздохнул и смиренно спросил:

‒ Для каких злодеяний я тебе нужен?

Вопрос её позабавил. Из заблудившейся студентки она неожиданно стала колдуньей, наводящей ужас на всю округу, вот и впрямь мечта любой девушки ‒ повелевать армией мужиков. Пусть даже увечных идиотов.

‒ Для начала я хочу найти нормальных людей, ‒ произнесла она, снимая тент. «Ночью он был значительно легче», ‒ подумала она, откидывая полотно в сторону.

Старик вздрогнул, увидев, сколько Беспокойных бродит по дороге и вокруг, потом посмотрел на неё, на них. Понял, что он им не интересен и произнёс:

‒ Малый народ в норах, говорят, живёт в горах у Южного моря.

Она тяжело вздохнула: этот тоже был болен, а значит толковать ему что-то бесполезно. Или...

‒ А есть тут такие места, куда люди под страхом смерти не ходят, и выйти можно, только если стражи позволят? А у стражей оружие, разящее громом, – удивляясь самой себе, спросила Оксана.

‒ Говорят, есть такие земли в странах восхода. Там ходят великаны и умеют громом поражать. Есть и в Мёртвых землях такие колдуны, но я не знаю никого, кто туда бы ходил.

‒ Прекрасно, значит, туда мы и пойдём, – заявила она, а старик уставился на неё, как на сумасшедшую, потом кивнул, перевёл взгляд на Беспокойных и произнёс:

‒ Ну да, куда ж ещё идти такой, как ты?

‒ В смысле? ‒ не поняла она.

Он вновь внимательно посмотрел на неё.

‒ Посмотри, ты выглядишь, как призрак, кто-то сказал бы, что ты красива, особенно если откормить чутка.

"Они что, все сговорились тут? Может, это шоу типа Дом-2?" ‒ возмутилась Оксана, услышав эту фразу во второй раз.

‒ А так ты призрак, да ещё и якшающийся с Беспокойными, – он посмотрел на неё. – Как ты научилась управлять ими? ‒ приняв от неё кусок вяленого мяса, указал он на ходящих вокруг бомжей, ‒ но не знаешь простых вещей, которые знает каждый?

‒ Да кто бы говорил! – резко произнесла она. – Ты вот даже слова норма и его производных не знаешь.

Он в ужасе смотрел на неё.

‒ Что тебя опять напугало?

‒ Если эта норма требует чьего-то изведения, то зачем это нужно?

«Он точно ненормальный, ‒ поняла она. – Как с ним разговаривать? Как вообще тут общаться с людьми?!»

‒ А далеко идти до Мёртвых земель? – решила она спросить что-то более простое.

‒ Идти? ‒ переспросил он. – Не знаю, но думаю, что и на лошади туда месяц ехать, а то и более.

«Этого не может быть», ‒ четко сказала она себе. – «Он просто больной, как может быть месяц? МЕСЯЦ!!!! Да ещё и на лошади» ‒ и продолжила вслух:

‒ Россия, конечно, большая страна! И у нас бесследно пропадают самолёты, но не в такой же глуши я живу? И не так долго блуждаю, даже если прибавить к этому электричку, на которой мы ехали. Как я могла углубиться на военный полигон так, чтоб месяц из него на лошади выбираться?

‒ Никогда не слыхал о такой стороне, как Россия, – задумчиво произнёс старик.

‒ Вот и поговорили! – прокричала она, немало его этим напугав, но ей было всё равно. Теперь она могла мыслить только матерными словами с общим смыслом «Что все вокруг больные говорят ей ерунду. Этого не может быть, и где она вообще находится и как отсюда выбираться». Она отошла от дороги. Хотелось убежать в лес, спрятаться под корягу и умереть. Эта мысль ещё больше разозлила Оксану, в сердцах она пнула какой-то трухлявый пень и ушибла указательный палец на правой ноге. – Да чтоб вас всех...

И вдруг услышала, как позади неё ломаются ветки и даже берёзки с осинами. Потом несколько больных пробежало мимо нее, и лес наполнился треском. Она обернулась и увидела, как кто-то ломал молодые и сухие деревья, кто-то дрался друг с другом. «Вот идиоты», ‒ подумала она и захромала обратно к старику: вдруг с ним что-то произойдет в таком бардаке.

Старика она нашла под телегой. Он смотрел на неё, как на безумную, широко открытыми глазами, его трясло. Разговаривать с ним она не собиралась, ей нужно было хорошенько подумать. Она залезла на вторую телегу, на которой в кожаных мешочках росли какие-то деревца, они чудом не пострадали в творившемся вчера и сегодня. Оксана уселась рядом с ними и уставилась в лес на бесчинствующих зомби.

«Зомби». Мерзкое слово, о которое она вчера чуть не запнулось, и которое отгоняла от себя долгое время. Тут их звали ходячими мертвецами и Беспокойными. Она приняла их за бомжей, но откуда в лесу их так много и почему они ходят за ней? Более того, она чётко видит, что иногда им свойственны чувства и поведенческие качества живых, и Оксана готова была поклясться, что медицина в её мире точно посчитала бы их просто психически больными людьми.

Медицина в её мире. Наверное, точнее теперь не скажешь. Что толку твердить, что такого не бывает, потому что так говорили в институте и школе, а над желтой прессой смеялись мама, папа и друзья? Есть факты. Все вокруг сумасшедшие? Такого не бывает. Даже если большинство против того, что ты говоришь, всегда найдётся пара человек, которые с тобой согласятся, а тут: «Я получаюсь сумасшедшей, говорящей странные слова», ‒ горестно думала она. При этом люди, которых она встретила здесь, не понимали даже обыденных слов, уровень их развития представлялся ей допотопным. Она была в музее в Риме, ездила туда с мамой, так там "Такие Вещи" делали, а тут какие-то кожаные пузыри вместо стёкол да деревянные ложки. И главное, блуждает она уже давно и повстречала уже разных людей, и они одинаково считают, что до чудес, к которым она привыкла, либо далеко ехать, либо их не существует. Но так не бывает!

Оксана облокотилась на сундук и подняла глаза к ярко-голубому небу, по которому медленно плыли редкие, похожие на рваную вату облака.

Больше ничего не хотелось. Как она теперь будет жить? Без всего, что ей могла дать цивилизация, и без всего, что могли дать родители?

‒ Это всё светлячки, – вслух подумала она. – Или сон.

Она приподняла с груди амулет, посмотрела на него и вспомнила, как смотрела на него в деревне знахарка и как назвала её колдуньей. «А ещё их все боятся, а меня они не трогают, даже пытаются помогать», ‒ гордо подумала она, глядя на красный камень и успокаивающихся в чаще больных. Ей казалось, что камень растёт в её ладонях. А внутри плясали маленькие огоньки. «Если я сплю, то сняв его, проснусь», ‒ она приподняла голову и увидела крупного мертвяка, бредущего мимо сломанных берёзок. Нет, снимать амулет она не станет, а то вдруг эти друзья передумают. И тогда она если в своём мире не проснется, то в этом точно уснёт.

Оксана долго лежала и смотрела в небо, вспоминала родителей и пуделя. От мысли, что больше их никогда не увидит, щипало уголки глаз. Её отвлёк оклик:

‒ Эй, как там тебя! – кричал старик из-под телеги. – Помоги выбраться, мне тут уже надоело.

‒ Мне тоже, – в тон ему ответила Оксана и поднялась на ноги, потом присела возле старика, он смотрел на неё в недоумении. И она пояснила:

‒ Я из очень далёкой страны, России, где множество чудес происходит каждый день, я не знаю, как попала сюда, но мне тут тоже уже надоело, – в её голосе непроизвольно проскользнули нотки злости и старик снова сжался. Она вздохнула и добавила: – Не бери в голову и давай руку.

Он нехотя протянул ей руку, и она вытянула его из-под телеги. Он болезненно скривился и привалился к колесу.

‒ Почему ты не ускакал со всеми? – спросила она у него. – Что случилось?

Он пожал плечами и произнёс:

‒ Когда взбирался на коня, он встал на дыбы, я не удержался и упал на бок, – он вздохнул. – Так было у старика Симона, когда я был мал ещё, так он после этого ходить перестал, и никто ему помочь не мог.

Она кивнула, и он спросил:

‒ Может, огонь разведем, поедим чего? У нас котёл есть.

Это, наверное, было самое прекрасное предложение, какое она могла бы услышать. «Жаль, в жены не зовет», ‒ усмехнулась она.

‒ Да, хорошо! Где котёл и как развести огонь? – радостно спросила Оксана.

Он опять уставился на неё. Что такое? То он её боится, то смотрит, как на тупицу.

‒ В чем дело? Откуда я могу знать, где у вас лежит котёл? – возмутилась она, а он только приподнял бровь, но заметив ее раздражение, произнес:

‒ Не гневайтесь, – попросил он. – Просто я думал, вы из диковинной страны и огонь делать умеете.

Она горько усмехнулась.

‒ В том-то и дело, что в диковинных странах всё делают диковинные предметы вместо людей. – грустно произнесла она.

‒ Ну, высекать огонь из пальцев и не требуется, ‒ заулыбался старик. – Есть огниво, под котелком.

«О, это волшебное слово "огниво", ‒ подумала она. – В сказках и в книгах по истории герои легко добывают огонь с его помощью...». А погреться у огонька и покушать нормально приготовленную еду она была бы просто счастлива. В предвкушении праздника Оксана побежала к первой телеге, там действительно лежал котелок, он был перевернут. Всё, что было в нём, оказалось раскидано и растоптано. Как выглядит огниво, она не знала, но могла с уверенность сказать, что это не еда и не столовый прибор. «Вроде это камни какие-то, их надо друг о друга тереть», ‒ думала она, перебирая разные кожаные и матерчатые мешочки. В одном из кожаных мешочков лежал белый камень. «Белым оно вроде не должно быть», ‒ засомневалась она, но отложила в сторонку. Ещё там были мешочки с травками, которые все вымокли. Ещё в одном мешочке, напоминавшем маленькую сумочку или большой кошелёк с плотными двойными завязками, лежал камень с железкой и какими-то плотно скрученными верёвками. «Странный набор», ‒ удивилась Оксана, а потом её осенило: это же то, что она ищет.

‒ Ура!!! ‒ закричала она и побежала с мешочком обратно. ‒ Нашла!!!

Она подбежала к старику, который с опаской и любопытством наблюдал за перемещениями Беспокойных.

‒ Вот, ‒ протянула она ему два мешочка.

‒ А мне зачем протягиваешь? Я не могу, – сварливо проговорил он.

Потом посмотрел на мешочки и добавил:

‒ Этот с солью, ‒ указал он на мешочек с белым камнем.

Она посмотрела на мешочек с солью, отложила его в сторону.

‒ А я не умею этим пользоваться, – с вызовом и смущением произнесла она.

‒ Да? И как вы там в своей России еду греете, дома освещаете, и вообще живёте без огня? – удивился старик.

‒ У нас в каждом доме электрическая или газовая печь, электрическую разжигать не нужно, она сама, ей только сказать надо, чтоб она начала греть, а газовую надо зажигать, но для этого существуют электрические зажигалки или спички. Освещение ‒ тоже электричество, просто нажимаешь выключатель, и лампа над головой начинает светить, без пламени.

‒ Электричество... – медленно повторил он, будто пробовал слово на вкус. – Это что, какое-то колдовство?

‒ Вроде не колдовство, – ответила она. – Оно доступно каждому и все им пользуются.

‒ Вот и воспользуйся электричеством, – уверенно предложил старик.

‒ Так как? Тут его нет, – Оксана развела руками. – Да и самим по себе электричеством пользоваться опасно, нужны приборы, которые им питаются и делают полезные вещи.

‒ И без этих приборов вы жить не можете? – недоверчиво уточнил он.

‒ В принципе можем, некоторые живут. Но многое из того, что нужно уметь у вас, мне неизвестно, – объяснила она.

‒ Понятно, ‒ произнес он с отвращением в голосе. – Давай покажу, как этим пользоваться. – Он взял в руки кошелёк, вытряхнул из него два камня и верёвочку. – Это кремень, – произнес он, доставая чёрный камень, – это кресало, – с этими словами на свет появилась железка, – а это трут, – сказал он, доставая верёвку. – Смотри внимательно, надо всё сделать точно, тогда получится быстро.

Он взял в руки кремень с трутом и пояснил:

– Положи трут на кремень. Так, чтобы искры, которые ты будешь высекать из кремня, летели прямо на трут, и когда тот начнёт тлеть, просто раздуй его и положи в костер или печь, – он сделал, как говорил, оставил кремень с трутом в левой руке, в правую взял кресало и несколько раз ударил кресалом по кремню. За каждым ударом следовала яркая вспышка, и трут затлел.

-Поняла? Сделай сама, – старик протянул ей приспособления для разведения огня. Трут слегка дымился, она подула на него, он покраснел и потух.

Оксана попробовала сделать, как он сказал, но с первого раза у неё даже искру высечь не получилось. Она попробовала ещё пару раз, искра появлялась, но трут отказывался зажигаться.

-А ты когда трут зажжешь, что потом собираешься делать? – уточнил старик.

‒ Зажечь костер, – ответила Оксана. И заметив, как недовольно старик скривил губы, спросила:

‒ Да что не так?

‒ Да всё не так, ‒ ответил старик. – Нас напугала девица, которую, как маленькую девочку, нужно учить обычным вещам, ‒ он вздохнул, и прежде чем она нашла, что на это сказать, продолжил: – Ты же не будешь бегать по всему лесу с зажжённым трутом, ища дрова для костра? У тебя он просто сгорит. А потому сначала надо сложить костер, а потом уже зажигать трут.

С непривычки всё это показалось Оксане очень сложным, она расстроилась, но ей ничего больше не оставалось, кроме как идти в лес на поиски дров. «Какие нужны дрова? ‒ думала она. – Большое полено я не унесу, да и рубить его нечем, а от маленьких веточек разве толк будет?». Оксана ходила по лесу и даже представить не могла, что из того, что лежит уже наломанным, годится на дрова, а что нет. Но она знала, что береста хорошо горит, а значит и берёза тоже. Поэтому насобирала берёзовых веточек и палочек толщиной до двух сантиметров и принесла в лагерь.

‒ Мало, – отрезал старик.

Пришлось собирать еще. Но на этот раз собирала она не одна, и когда принесла целую охапку, вместе с ней мертвецы принесли ещё десять. Получилась огромная куча, которой хватило бы не на один костёр, и веточки были разные, некоторые сошли бы и за брёвна. «Наверно, для костра нужны сухие», ‒ догадалась она и стала выбирать веточки посуше. Когда набралась приличная куча сухих веток, Оксана решила, что костёр сложен и пора его разжигать. За это время куча дров выросла в два раза. «Если это всё поджечь, то можно и повозки сжечь, а с ними ещё и пол-леса, ‒ думала она, стуча кресалом по кремню. – Да почему оно не получается!». Она уже собиралась бросить это занятие: «Жила же я как-то эти дни без огня, так, наверно, и ещё проживу», ‒ но тут ей соизволил помочь старик. Вначале он долго объяснял, как правильно сложить веточки, чтоб они точно загорелись. Потом показал, куда класть трут, когда он загорится, и сам его зажёг. Она видела, что движения доставляют ему страдание и решила отнестись к его брюзжанию с пониманием.

Костер под руководством старика быстро загорелся, и ей оставалось только следить, чтобы он не потух. Потом она узнала, что кроме котелка у них есть подставка, на которую его удобно ставить, и пошла искать всё необходимое для готовки. Настроение было прекрасным настолько, что Оксана не сразу обратила внимание на то, что Беспокойные попрятались и притихли. «Интересно, что это с ними?» ‒ вдруг заметила она, выбирая крупу и шаря в поисках ножа...

«Надо же, этот вечер еще замечательнее, чем предыдущий», ‒ думала она, лёжа на приготовленной для себя лежанке рядом с костром и обсуждая со стариком лучшую дорогу к Мертвым землям. Единственное, что она поняла из их разговора, ‒ он не знает ничего про эти земли и про то, как туда добраться. Зато он знал, что эта дорога ведёт из Стополья к свободным поселениям, и если в Стополье узнают, что дорогу перегородили Ходячие мертвецы, то сюда пошлют отряд воинов. И это была нехорошая новость. По лесу дорогой ехать дня два, потом до Стополья ещё два. По пути будут деревни, одна прямо на краю леса, она снабжает Стополье дровами. «Значит завтра утром, или послезавтра, мне навстречу поскачут солдаты», ‒ подумала она и почему-то встречаться с этими солдатами ей не хотелось. Старик хоть и говорил «четыре дня», но ей думалось, что он может врать или говорить исходя из скорости повозки, а никак не лошади с одним всадником. И тут она поняла, что времени лежать нет совсем.

Оксана поднялась и стала спешно всё закидывать в повозку.

‒ Ты что? – спросил старик, глядя на её поспешные действия.

‒ Надо уходить, ‒ произнесла она, думая, что бы взять с собой. – Тебе оставляю костёр и кое-какие припасы. Значит, дней через пять-шесть тебе помогут.

‒ Это точно, – произнёс он с улыбкой. ‒ Дней через пять всем моим мучениям придёт конец, – в его голосе звучала безысходность.

‒ Что-то не так? – спросила она.

‒ Да всё так. Ты узнала у меня, где тут что находится, я тебе больше не нужен. Через несколько дней сюда приедут солдаты с племянниками, они меня сначала зарубят для верности, потом разбираться будут с товаром, – в его голосе была спокойная убежденность, и Оксана с удивлением поняла, что бросать старика не хочет.

‒ Хорошо, я могу взять тебя с собой, но нести тебя не смогу, а доверить тебя с травмой одному из этих больных, пожалуй, тоже нельзя, – задумчиво произнесла она.

‒ Да я и сам не соглашусь на такой ужас, – вторил он ей.

И они сели у потухающего костра, близился вечер, солнце давно скрылось за деревьями и в любой момент могло начать темнеть. Из всех решений, что пришли в голову Оксане, лучшим было смастерить волокуши и тянуть старика по земле в лес подальше от дороги, а там ей беспокойные помогут. Она рассказала об этом старику.

‒ А они всегда повторяют то, что ты делаешь? – спросил старик. Оксана пожала плечами. – Тогда туши огонь и помоги мне взобраться на повозку, а то на земле мне уже плохо.

‒ Зачем? От костра хоть тепло, – возразила Оксана.

‒ Туши. Туши, они боятся огня, – уверенно повторил он. ‒ Помоги мне залезть в телегу. Бери верёвки в первой телеге, обвязывай третью и начинай тянуть.

‒ Да что за ерунда? – возмутилась Оксана, не понимая, как она одна сможет утащить целую телегу.

‒ А ещё лучше обвяжи все три телеги, – спокойно продолжал старик, игнорируя её возмущение.

«Ну, хорошо, ‒ зло думала она, – но если это не поможет, я оставлю тебя им на съедение».

Самым сложным из рекомендаций старика оказалось поднять его на телегу. Он был тяжёл. Старался, как мог, но травма ему сильно мешала. По сути, втягивать его на повозку пришлось ей одной. Иногда он даже пробовал опираться на здоровую ногу и руки, но всё равно в конце этого действия они оба лежали в телеге, тяжело дыша, она от усталости, а он от боли. Отдышавшись, Оксана пошла за верёвками, они лежали в первой телеге, в больших мешках, скрученные в бухты. Она стала доставать из мешков верёвки и обвязывать ими телеги. Наступила ночь, когда она закончила с обвязыванием, истратив почти всю веревку. К этому времени Беспокойные, уже не боясь, шныряли вокруг и между повозок. Она успела пожалеть, что не убрала котелок, потому как эти гады сожрали всю остывшую пищу и бросили его на обочине, устроив за него маленькую драку. Она падала с ног от усталости. Но ничего не поделаешь, требовалось как-то выбираться из этого леса и с этой дороги. И потому Оксана, держась за веревку, привязанную к третьей телеге, тянула из последних сил. Но вот что-то скрипнуло в районе первой телеги, Неупокоенные стали присоединяться к ней и тоже тянуть. Где-то ухнул филин, и повозка сдвинулась с места, она потянула её в сторону, чтоб развернуть, и они пошли за ней, а за ними развернулась и телега.

‒ Ура!!! – радостно крикнул с телеги старик.

‒ Ура, ‒ пробормотала Оксана и дернула верёвку вперёд по направлению дороги. А когда её подопечные потащили телегу дальше, отпустила ее. «Это возможно», ‒ радостно подумала она, отходя в сторону, давая проход своим помощникам, и сама на ходу залезла в телегу. – «Даже если их энтузиазма сейчас надолго не хватит, завтра мы много проедем, прежде чем остановимся». С этими мыслями она уснула.

Спала она крепко. Проснулась от того. что её толкал в бок старик и приговаривал:

‒ Оксанушка, рассвело, пора вставать.

‒ Ладно, ещё немножко посплю, – отвечала она машинально, как же давно её никто не будил, да ещё так ласково... «Интересно, что это на него нашло, что он ко мне такой любовью проникся, вчера ненавидел и боялся, презирал», ‒ удивилась она, открывая сонные глаза, когда старик в очередной раз потрепал её за плечо.

‒ Просыпайся, – продолжал он. – Мы у второго родника, он достаточно далеко, чтоб сюда не ходили деревенские, и уже близко к окончанию леса, полночи-то мы точно ехали.

Она поднялась, потянулась, солнышко яркими лучами пробиралось между деревьями. Было душно. Жужжали комары, которых она почему-то не замечала. «Блин, стоило их заметить, так и укусы зачесались», ‒ возмутилась она, почёсывая руку, стопу и отгоняя очередного нахала, желающего крови. «Надо больше двигаться и тогда их будет меньше», ‒ решила она и поднялась.

Она стояла на телеге и не узнавала местность вокруг. Они, похоже, вчера ещё много проехали после того, как она пошла спать. Отчего-то первое, о чем она подумала, это котелок на обочине, но не смогла вспомнить: подбирала она его или нет. В телеге, в которой она ехала, его не было, она осмотрела следующую, та почему-то оказалась первой, на ней котелка тоже не было. «А куда пропала ещё одна телега?» ‒ недоумевала Оксана, оглядываясь назад. Потом повернулась к старику, может, тот что-то видел, но его помощь не понадобилась. Телега, которая раньше ехала посередине, стояла неподалёку ‒ впереди. «Надо же, они ночью ещё и наперегонки бегали», ‒ улыбнулась Оксана и пошла к повозке, которая теперь стояла впереди. В этом месте дорога была хуже, чем в том, где она встретила эти телеги. Она вся была изрезана колёсами, того и глядишь ‒ оступишься, ногу подвернешь.

Котелок она нашла среди саженцев. «Видать, бросила в первую попавшуюся телегу, ‒ подумала она, разглядывая искомую ёмкость, – но теперь его надо помыть, всё равно за водой идти, раз родник рядом».

Родник оказался не так уж и рядом. Оказалось, тропу они проехали, к ней пришлось минут пять возвращаться пешком, а потом ещё дольше идти по ней. Оксана следовала указаниям старика и нашла это место между камней. Вода там действительно была прозрачной. Хотя вокруг ‒ сплошное болото, комары и стрекозы. Она перевела дыхание и бросила котелок, в котором лежало восемь пустых бурдюков и черпак с воронкой для них. На вопрос ‒ «Как я всё это потащу?» ‒ старик весело ответил:

‒ Так они тебе помогут.

И этот ответ её разозлил. «Да как он вообще умудрился от страха так легко перейти в уверенность, что эти инвалиды – какое прекрасное слово, лучше и не скажешь – будут всё делать, им только покажи?!». Однако она могла на него злиться сколько угодно, но как ни странно его уверенность работала. «Может, меня просто злит, что я сама не додумалась до такого простого решения? ‒ думала она. – Да, конечно, меня злит, что какой-то допотопный деревенщина, который их вчера боялся и думал, что они его съедят, оказался умнее меня, отличницы экономического института. Что ж, попробую извлечь из этого урок».

Решив смириться с его правотой, она начала набирать воду из родника в бурдюки. Процесс этот оказался небыстрый. Вода в роднике, по её мнению, исчерпалась уже на втором бурдюке. Точнее, вода между камнями ещё была и была даже прозрачной, но сильно пахла болотом. Такую воду она пить точно не хотела, а потому решила просто помыть ей котелок.

Мыть котелок без чистящих средств и приспособлений вроде железной губки было делом неблагодарным и трудоёмким. «На это уйдёт ещё куча времени», ‒ решила она, отмыв от котелка то, что легко от него отставало. Время её не ждало, потому Оксана бросила это грязное дело до следующего раза, сложила в котелок бурдюки ‒ пустые и с водой ‒ и понесла.

Нести было тяжело, но с этим она могла справиться и сама, пусть даже замучавшись и запыхавшись.

Когда она вернулась к телегам, то обнаружила, что старик спит, его разморило на солнышке. «Ладно, в справочнике местных обычаев и умений я пока не нуждаюсь», ‒ подумала она и пошла тянуть телегу. На этот раз помощи долго ждать не пришлось. Такое впечатление, что инвалиды только и ждали, что им отдадут команду на старт. И через пять минут телеги бойко покатились по дороге. Оксана радостно зашагала рядом, держась за веревку, мол, тоже тянет.

Так шли они долго. Она устала шагать и решила залезть в повозку, надеясь, что они, как прошлой ночью, будут тянуть без неё, но её надежды не оправдались. Стоило ей залезть в телегу, как некоторые из её инвалидов попробовали сделать то же самое, а другие стали тянуть телеги в разные стороны. Ей пришлось сгонять их на землю, вновь вставать в упряжь и тянуть вместе со всеми. Благо, она уже находила себе достаточно мозолей, чтоб достаточно легко идти вперёд и вести за собой свой безумный обоз.

Шла она до темноты. Перекусывала и пила на ходу, чтобы не отвлекаться от дела. Старик просыпался, но оставаясь без собеседницы, вновь засыпал. Поздней ночью Оксана уже валилась с ног от усталости. Те, кто шёл с ней изначально, уже дважды менялись, то ли они бегали от телеги к телеге, то ли их было так много, что они могли меняться, то ли что-то ещё. В любом случае до темноты они поменялись уже все, а Оксана так устала, что ей уже не было дела, поедут они без неё или нет. Она залезла в телегу, которая теперь была первой, и там, среди саженцев – как она узнала у старика, яблони ‒ уснула.

Проснулась она от того, что подлый старик, которого кстати звали Салахмиром и которого ей «посчастливилось» подобрать, кинул в неё лаптем с какой-то тряпкой для утяжеления. А когда она повернулась на другой бок с просьбой дать ей поспать ещё, кинул в неё вторым. Надо признать, даже со сломанной ногой метал лапти он метко и оба раза попал ей аккурат ниже спины. Она приподнялась и начала ему выговаривать, что он, видите ли, всё время спит, а она работает, а потому мог бы и ей дать отдохнуть.

‒ Не время да не место спать, ‒ невозмутимо отвечал он ей, ‒ тут уже из ближней деревни по дрова ходят. Надо тянуть до полей и там с дороги сворачивать. А чтоб ты не так уставала, я, вот, тебе лапти нашел, да и носочки удобные, вязанные по женской ножке.

‒ Да уж, спасибо за заботу, ничего не скажешь, ‒ пробурчала она, потянулась. Спрыгнула с телеги с яблонями и пошла посмотреть, как дела у старика.

Дела его оказались лучше всех, у него была сушеная рыба с сушеными яблоками. «И где он только их откопал?» ‒ думала она, отбирая половину на завтрак. Он не протестовал, понимая, несмотря на все попытки командовать, кому теперь принадлежит.

Оксана оставила его там, где он обитал постоянно, и пошла тянуть свой караван дальше. День был пасмурный, ветерок шелестел листьями, солнце иногда выглядывало из-за туч посмотреть, как там живут на земле без него, и снова пряталось.

До конца леса идти было недалеко, как и говорил Салахмир, лес всё редел и редел, а после просто превратился в сплошное поле. Конечно, нельзя сказать, что совсем не было деревьев, кое-где на горизонте Оксана даже видела отдельно стоящие лески. Но они были разделены полями. Оксана остановилась и отпустила повод. Ей пришлось пройти ещё чуть-чуть, прежде чем зомби поняли, что можно остановиться и не тянуть повозки в разные стороны. После этого Оксана пошла на совещание к старику. В какую сторону сворачивать отсюда к Мёртвым землям, она не имела ни малейшего представления, старик, похоже, тоже не знал, но мог сказать, как избежать местного населения.

Не успела она дойти до повозки, как услышала его вопль:

‒ Сворачивай в поля вправо! Не давай им разбрестись! – в его голосе слышалась мольба и тревога. – А то они к нам привлекут кучу народу.

Оксана поняла, что спорить глупо, выбрала такое место съезда с дороги, чтобы телеги не перевернулись или, чего доброго, не задавили тянувших. Вернулась к первой повозке и потянула её в поле. На её пути стаяло высокое разнотравье, чего тут только не было: высокие желтые и красные цветы, репей, крапива, много другой травы, которой она не знала или видела в первый раз. «Нет, в таком виде я туда не полезу», ‒ решила она и, отпустив верёвку, отошла в сторону. На удивление, её спутники не стали останавливаться и пошли напрямик, вместе с телегами через поле. Ей только и осталось, что дождаться вторую телегу и запрыгнуть в неё на ходу. Взглянув из телеги на происходящее, она вдруг поняла, что прокладывать путь через поле мертвякам интереснее, чем идти по дороге.

‒ Надо же, нашла способ заставить их тащить нас днём без своего участия? – полюбопытствовал старик.

‒ Нет, я просто хочу одеть что-то другое, а то в этой траве я вся изрежусь, – ответила она.

‒ А почему ты решила, что я могу чем-то помочь? – спросил старик.

‒ Ну, ты же нашел лапти с носками, может, и ещё что есть, – уверено заявила она, не понимая, зачем он ей сейчас голову морочит.

По выражению её лица он понял, что лучше не юлить, и показал два сундука с лаптями и носками.

‒ Сундук с носками был открыт, как и сундук с лаптями, остальные на замках, что откроешь, то твоё, – пояснил он.

«Ладно, ‒ подумала она. – Поищем в сундуках».

‒ А ты все смотрел? ‒ спросила она, осматривая сундуки.

‒ Все, – со вздохом ответил он, – они закрыты на замки, по крайней мера в этой телеге.

«Значит, в других телегах по-другому», ‒ подумала она, спрыгнула в густую траву и стала ждать третью повозку. Вокруг летало огромное количество насекомых: жуки, разноцветные бабочки, пчелы, стрекозы и, конечно, комары. Стрекотали кузнечики.

В третьей телеге её ждал бардак, устроенный инвалидами ещё в день ограбления. Сундуки были сдвинуты, мешки разбросаны. Среди всего этого великолепия нужно было найти что-то полезное. Оксана стала перебирать всё, что под руку попадет, и складывать по порядку. В одном мешке она нашла два комплекта мужской одежды огромного размера. В эти «чехлы» можно было запихнуть двоих таких, как она, да ещё место останется. Да, такой вариант ей не подходил, хотя если как-то подвязать, то тоже нормально. Но она продолжила искать. Нашла топор. «Ну вот, теперь будет чем лес рубить», ‒ усмехнулась она и посмотрела на сундуки. Некоторые были обиты железом, а некоторые ‒ просто деревянными. «Если я не найду ключ, то сундуки всё-таки открою», ‒ уверенно подумала она. Оксана так хотела отомстить хоть кому-нибудь за всё, пусть даже и сундукам. Но месть пришлось отложить: ещё в одном мешке с мужской одеждой она нашла небольшой кошель, а в нём лежал ключ, по размеру как раз такой, как скважины на замках. Этому ключу она была рада больше, чем топору.

К этому времени и телеги остановились, а все упряжные разбрелись по окрестным полям. Но ей было безразлично, она искала сундук, к которому подойдёт этот ключ, она торопилась. А как не торопиться? В любой момент один из этих беспокойных может войти в поселение неподалеку и тут начнётся война, а войны-то она точно не хотела, из оружия был только топор. Оксана попробовала открыть все замки на телеге, но ни к одному ключ не подошел. «Он может вообще ни к чему не подойти, ‒ думала она, лихорадочно хватая один из мешков с мужской одеждой и спрыгивая в высокую траву, – он, может, от дома хозяина вещей».

Она вернулась ко второй телеге, где лежал старик. Кинула туда мешок. Услышала шипение и недовольное бормотание. Ему, конечно, было больно, но кому сейчас легко, не до сантиментов. Взобралась на телегу и давай пробовать все сундуки подряд. Некоторые сундуки, к её удивлению, закрывались на два, а то и на три ключа. Как сказал старик, «совместное имущество, на распоряжение которым имеют права двое или трое только с обоюдного согласия». Ключ подошел к сундуку, у которого было три врезных замка. Он открывал средний замок и, к изумлению старика и Оксаны, сундук полностью.

-Так что это получается, – произнёс старик, – Колька нас дурил, и не всё у него по чести было?

‒ Не знаю, ‒ пожала плечами Оксана.

В этот момент её интересовало только содержимое сундука. И чего в нём только не было... Какие-то инструменты, разглядывая которые старик присвистывал от удивления, два подсвечника, глядя на которые старик не мог даже слов вымолвить, а главное – множество прекрасных платьев и юбок разных размеров.

Все платья были с длинными, просторными юбками. Она выбрала то, что, по её мнению, лучше подходило той местности, по которой ей придётся идти, надела ещё одну юбку на всякий случай и побежала собирать своих больных для дальнейшего рывка через поля.

Но мало было их просто собрать, требовалось ещё и удерживать их возле себя, поля были изрезаны дорогами, которые то и дело приходилось пересекать. Но пахотных земель, по словам старика, тут не должно было быть. Зато встречались пастухи, по крайней мере один пастух с овцами встретился, когда они пересекали очередную дорогу. Сначала из-за травы Оксана услышала громкий лай с рычанием, потом она вместе с телегой и своими помощниками выехала на дорогу, где их встретила огромная овчарка. На той же стороне дороги, на большом поле ходила огромная отара овец. Пастух сидел, взъерошенный, в траве и глядел на свою собаку и Оксану дикими глазами. А когда Оксанины попутчики обрадовано закричали и зарычали, соскочил и побежал наутёк быстрее своих овец.

Оксана вновь пыталась остановить их, кричала «Стойте!», и кто-то даже слушал, останавливался, потом снова срывался с места, глядя на сотоварищей, бегущих полакомиться бараниной.

Старик, сидящий во второй телеге, не имел ни малейшего представления, что происходит. Когда она рассказала ему, что стряслось, он сильно встревожился:

‒ Да ты что! Мы сейчас тут всю округу переполошим. За таким большим количеством Беспокойных обязательно объявят охоту, – он посмотрел на небо.

‒ И что теперь делать? – спросила она.

‒ Да я откуда знаю? – пожал он одним плечом, потом ответил: – Бежать!

Она посмотрела на него и засмеялась, а он скривился от недовольства.

«Отличная идея ‒ бежать», ‒ думала она. Но куда бежать? Что её там ждет? И оставят ли её там в покое охотники? То, что больные останутся с ней, она была уверена. Просто бегать по лесам Оксана не хотела, а тут, в трёх телегах есть все, чтобы хоть как-то где-то обустроиться, пусть и с такими корявыми помощниками.

‒ Нет, повозки я не брошу, – проговорила она скорее для себя, чем для старика, и пошла дальше тянуть верёвку.

Поначалу, как ей показалось, она долго переминалась с ноги на ногу одна, но постепенно к ней стали присоединяться инвалиды, и они поехали через хорошо утоптанное поле. На трупы разодранных овец она старалась не смотреть, но они лежали повсюду и иногда попадались под ноги.

К вечеру они были уже далеко. Им, конечно, приходилось объезжать логи и холмы, но в целом дорога через поля была довольно ровная. Оксана обратила внимание, что вечером её сподвижники вновь поменяли состав и, потянув ещё недолго, уверенно пошла спать. Она знала, что эти будут тянуть до утра.

Так продолжалось три дня. Они ехали через поля. Один раз выезжали на дорогу, чтобы перейти вброд реку. Старик сказал:

‒ Судя по дороге, ей очень редко пользуются. Но всё равно лучше свернуть в поля, мало ли к какому селу выедем.

И они свернули. Теперь днём они ехали медленнее, останавливались в полдень, чтобы на огне приготовить обед. Оксана пыталась освоить технологию разведения огня, но получалось у неё скверно. Как мечтала она о спичках... Но в остальном всё было хорошо, трут ей обычно зажигал старик, а она неожиданно для себя быстро научилась складывать костер и готовила еду в котелке. Воды, благо, на речке набрали полные бурдюки и вёдра.

В ночь на четвёртый день пути, под самое утро её разбудил крик старика:

‒ Стойте! Остановитесь!

Оксана ехала в повозке с саженцами. Спать в повозке, едущей по неровному полю, неприятно, её постоянно трясёт на ухабах и кочках. Оксана приподнялась и увидела, что повозка старика едет медленнее других. "Вот ведь черт", ‒ выругалась она про себя. Быстро соскочила в траву и давай поворачивать усердно разогнавшихся инвалидов. Было очень зябко. Роса быстро сделала её одежду мокрой, как после дождя. Но ей было не до того, она тянула верёвку в одну сторону, а «помощники» телегу ‒ в другую.

Тогда она решила действовать, подбежала к впереди идущему инвалиду, дёрнула его в сторону. Он дернулся в противоположном направлении, она упала, выпустив его одежду из рук. «Нет. Так дело не пойдёт», ‒ со злостью подумала она, встала и вновь дернула его за одежду, потянув в сторону. Он остановился, и остановились все. Но потом вдруг дернулся и попытался вырваться из её рук. На этот раз она была готова и держалась крепко, когда он просто продолжил движение, таща её за собой. В это время мимо повозки проходил огромных размеров монстр, по-другому назвать этого инвалида она не могла. Увидев, как её волокут по земле, подошел к тащившим её мертвякам и устроил с ними драку, Оксана едва успела отскочить. Беспокойные, тянувшие вторую и третью телегу, сбежались на её вопль и драку, одни полезли драться, другие ‒ вытаскивать телегу из района боевых действий. Драка закончилась с рассветом сама собой, и все драчуны разбрелись кто куда.

Оксана пошла посмотреть, что же там случилось со стариком.

‒ Ось сломалась, ‒ сказал Салахмир, когда она подошла к нему. ‒ Это не исправишь. Я услышал хруст, когда мы заехали на очередную кочку, ‒ он скривился и продолжил, ‒ думаю, из-за того, что на этой телеге самый большой груз.

«Значит, остальные телеги тоже рано или поздно сломаются, ‒ смекнула Оксана. ‒ Надо выбросить с них всё лишнее, а сначала пересадить старика".

Перетаскивать старика и весь груз было неудобно, уж слишком далеко уехала от старика телега с яблонями. Оксане пришлось вернуться к первой телеге и взяться за веревку. К ней тут же присоединились бывшие зеваки и они оттащили телегу поближе к сломанной.

Старик в свою очередь уже прижился и почти прирос к телеге, на которой ехал, и никуда пересаживаться не собирался. Предлагал остановиться прямо тут, но Оксана собиралась ехать, пока есть такая возможность. Пришлось поставить старику чёткое условие: или он пересаживается, или остается один посреди полей. Он подумал и решил перебраться на другую телегу. Сам, конечно, он был не в состоянии это сделать, потому помогали ему всем их своеобразным миром. Когда его брали за ногу, он вскрикивал. Оксана начала его потихоньку стягивать с телеги, потом ей на помощь подошел волосатый, бородатый, сильно хромой инвалид и стал помогать его тянуть, потом ещё один, а потом ещё, и их набралось пятеро, они держали старика, как могли, и под её руководством перенесли к саженцам. Там старик некоторое время ещё охал да ахал, потом стал осматривать саженцы, половина, по его словам, погибла. Эту половину они выкинули, и освободилось место под сундук с платьями, потом Оксана осмотрела все сундуки и отбраковала закрытые и плотно обитые железом, их она тоже выбросила. Так она поступила и со всеми обитыми железом сундуками на всех повозках. А те, что остались, собрала на оставшихся двух, их груз значительно уменьшился и они поехали дальше.

С каждым днём деревьев вокруг становилось меньше, а цикад с комарами по вечерам всё больше.

Но вопрос поломки телег был только вопросом времени. Ещё одна телега сломалась на пятый день, когда они выехали к реке, текущей меж двух крутых берегов. Река постоянно петляла, и часто приходилось поворачивать. На одном из таких поворотов сломалась телега с сундуками, и ещё через два, когда они огибали высокий холм, со стороны реки поросший сосновым бором, сломалась их последняя телега.

‒ Ну и что? ‒ спросил старик. ‒ Пойдём теперь пешком? Или уже остановимся?

‒ Не знаю, ‒ ответила Оксана.

‒ Ну а кто знает? Ты у нас предводитель, ‒ сказал Саллахмир, ‒ тебе и знать положено.

‒ Отличная постановка вопроса, ‒ произнесла Оксана, ‒ только я не знаю о вашем мире ничего, ни кто тут живёт, ни куда идти, ни что делать.

‒ Тут до самого Предгорного царства, наверно, нет ни единой души, ‒ заверил старик.

‒ Хорошо, и что мне с того, что нет ни одной живой души? ‒ Оксана несколько раз глубоко вздохнула, вспоминая дыхательное упражнение, которому она научилась у мамы, чтобы успокоиться и не допустить истерику.

‒ Как что? ‒ усмехнулся он. ‒ Тебя с этими, ‒ он указал на двух оголодавших, которые пытались поймать неожиданно бойкую овечку, забравшуюся на холм, ‒ ни одно поселение не примет. А тут раздолье, пусть что хотят, то и вытворяют, ‒ потом подумал и добавил: ‒ Может, их в других местах меньше станет.

‒ Ага, прекрасная перспектива, ‒ улыбнулась она, ‒ жить посреди поля. Или, может, ‒ она указала на блеющую от страха овечку на вершине холма, ‒ мне тоже на холм к овечке залезть? Будем там вместе кричать от безнадёги.

‒ Почему безнадёги? ‒ улыбнулся старик. ‒ Она спасла себе жизнь. Может, они потеряют к ней интерес, и она даже сумеет спуститься. ‒ потом он перевел взгляд на Оксану. ‒ Но ты же не овечка. Можешь действовать по-другому. Посмотри, тут есть большие деревья, в сундуках ‒ кое-какой инструмент, я знаю, как построить дом или сарай, у тебя есть руки и работники. Так почему не поставить тут усадьбу? Для начала посадим яблони, а то они скоро совсем засохнут.

Вот это предложение! Ей, хрупкой девушке, студентке экономического института, взять в руки инструмент, который она видела только в кино, и что-то построить. Он что, совсем рехнулся, пока ехал?

‒ А у вас все девушки дома строят? ‒ язвительно спросила Оксана.

‒ Такие, как ты? Да, ‒ ответил старик.

‒ Может, мне тебя этим скормить, а самой дальше пойти? ‒ злорадно предложила она.

‒ Скорми, ‒ смиренно ответил Салахмир и достал откуда-то сухарь. «Откуда он берёт еду? ‒ подумала она, ‒ Уже ведь всё перетряхнули по три-четыре раза».

‒ Только ты сама-то ничего не умеешь, удивительно, как выжила в лесу, ‒ с усмешкой продолжил старик.

‒ Как видишь, выжила, ‒ разъяренно ответила Оксана и пошла прочь от телеги. Мимо большого холма, напрямую через бор, пробралась сквозь густой кустарник и спустилась к реке.

Тут она долго стояла, сжав кулаки. И дело, наверное, даже не в том, что старик прав, хотя и в этом тоже, а в том, что придётся заниматься неженской, грубой работой. Она лихорадочно пыталась найти иной выход. Спустилась к воде и отчаянно захотелось окунуться в воду. Да и жарко было. Оксана сняла с себя платье, развязала лапти, сняла топик и в чем мать родила пошла в воду. Потом остановилась. «Я сняла ещё не всё», ‒ сказала она себе и обнаружила на шее амулет, который уже перестала чувствовать.

‒ Его тоже надо снять, – произнесла она почему-то вслух Она и поймала себя на том, что стоит и ждёт ответа, глядя в никуда. «Странно, от кого и почему?» ‒ недоумевала она про себя. Но ответ так и не пришел, а может, им был крик птицы из леса на том берегу. Она посмотрела на лиственный лес, на глубокую гладь спокойной реки. «Не зря я посещала бассейн и регулярно ездила на море, эту речушку я легко переплыву и прощайте, безмозглые уроды, буду жить нормальной жизнью, если так вообще можно сказать об этом отсталом мире». От подобных мыслей что-то внутри сжалось и по телу пробежали мурашки, но она решила не отступать. Сняла с шеи медальон, бросила его в одежду. Ей показалось странным, что она избавляется от всего, что у неё есть, как она к людям-то выйдет? Но почему-то ей казалось, что любая мелочь удержит её и оставит с этими мерзкими монстрами.

«Свободна», ‒ шепотом выдохнула Оксана, почему-то боясь, что её услышат. Где-то из-за холма раздался неистовый вой, казалось, тысячи глоток. Этот вой подстегнул её и она побежала в воду. С разбегу нырнула вперёд головой и ... силы покинули её, она с трудом развернулась на спину, чтобы не захлебнуться. И так и застыла на поверхности. Её голова невероятно кружилась, хотелось рыдать от одиночества. «Наверно, я самый одинокий человек», ‒ подумала она, и от этих мыслей на неё навалилась смертельная апатия, стало всё равно: жить или тонуть.

Она поплыла по течению на спине, но плыла недолго, река поворачивала и один из её потоков прибил Оксану к берегу. Это был тот же берег, с которого она и ныряла. Кроме одиночества, ей овладело чувство безысходности, ей некуда деваться, от головокружения она даже не могла встать на ноги. Так, лёжа в воде на берегу, Оксана свернулась калачиком. И уснула.

Её разбудил холодный и хлёсткий дождь, он почему-то её взбодрил, вдруг стало неуютно умирать, и она пошла посмотреть, что там с одеждой. Оказалось, что идти долго. Причём идти пришлось через весьма неприятное топкое место, по колено в непонятной жиже, из которой кое-где рос высокий ирис. Но ей было всё равно.

Когда Оксана добралась до одежды, она уже продрогла насквозь. Зубы стучали, руки тряслись, а пальцы не хотели сгибаться. Одежда была холодная, мокрая ‒ её совершенно не хотелось надевать на себя. С другой стороны, ей уже было и холодно, и мокро. Кое-как, трясущимися руками она надела на себя всё, от чего собиралась отказаться, только медальон остался лежать на земле. Мокрая одежда всё равно грела. Оксана долго стояла, смотря на медальон. В её голове не было ни одной мысли, только чувство одиночества. Оно росло и ей стало казаться, что если она сейчас протянет руку, то и медальон от неё отшатнётся, как делал это в их первую встречу.

Она прерывисто вздохнула. Осмотрелась. Дождь кончился, сумерки опускались на поля, выкрашивая зелень в синеву, стрекотали цикады, квакали жабы, в сосновом бору запела птица. Оксана вновь вздохнула, протянула руку к медальону ‒ и он прыгнул ей в ладонь. Она посмотрела на него, улыбнулась, прошло отчаяние, но странный дискомфорт остался.

Возвращаться к повозкам не хотелось, вместо этого она пошла вдоль берега дальше и нашла небольшой мосток, крепко поставленный в воду. Села на него и опустила ноги, вода оказалась тёплой. Оксана смотрела на лес на той стороне, и в её голове крутились разные мысли. Сейчас ей хотелось, чтоб её обняли и пригрели. И может, даже поцеловали. Она вспомнила несколько ничего не значащих романов в своей жизни и даже скривилась. Те мальчики, с которыми она встречалась, неожиданно напомнили ей инвалидов, толпами ходящих за ней. «Да, а таких инвалидов вокруг всегда было много», ‒ подумала Оксана. Неважно, что у них было больше мозгов на первый взгляд.

Ей надоело наивное ожидание, что найдётся кто-то поблизости, не слишком противный, чтобы обнять её. Встала и огляделась.

Всё вокруг казалось сине-чёрным, луны на небе не было и силуэты деревьев кое-как проглядывали через тьму. А небо было близко-близко и можно было рассмотреть огромное количество звёзд. Как-то папа показывал ей Большую Медведицу, но тут, как она ни пыталась найти даже похожее созвездие, не смогла. Постепенно чернота начала наливаться большей синевой, звёзды ‒ отдаляться. Поля вокруг Оксаны стали намного более синими, и теперь она могла различить ландшафт по разным оттенкам черноты. Деревья обрисовались четче, но большой кусок поля и реки, в середине которого стояла она, так и остался черным. «Вот и прекрасно», ‒ саркастически подумала Оксана, представляя себя злой черной ведьмой. И в этот момент, между деревьями соснового бора она увидела, как поглядывает на неё луна.

И Оксана пошла в сторону бора, как-то сама собой оказалась на тропинке и направилась вверх по берегу. К этому времени луна поднялась настолько высоко, что в её свете деревья отбрасывали тени как днём. И в этих полосках стала хорошо видна тропинка, заросшая травой, ей либо редко пользовались, либо давно забросили. По тропинке она вышла на большое поле, а в конце этого поля виднелись постройки. Она пошла к ним. И вдруг в синеве что-то изменилось. С каждым шагом синева наполнялась красно-оранжевым сиянием, она мягко распространялось вокруг неё. Оксана посмотрела на амулет, который несла за цепочку. Кристалл, установленный в него, ярко светил, как в ту ночь, когда она нашла его.

Она продолжала идти, поле было разделено бороздами на грядки, на которых ничего не росло. Слева от неё стаял сарай, а перед ней стоял кривой дом из плохо обработанных брёвен. На лавочке рядом с домом сидел человек, Оксана обрадовалась и помахала рукой, но человек не отреагировал.

‒ Эй, привет! – позвала она, но силуэт так и остался сидеть. «Может, спит», ‒ подумала Оксана и пошла посмотреть.

Она шла по борозде прямо к сидящему человеку и ей казалось, что он смотрит на неё, но не шевелится и не реагирует. Красный свет выхватывает из синевы камешки окантовки грядок, сорные травинки, что посмели посягнуть на их чистоту, скамейку, и даже дом постепенно обрисовался в красных лучах. А человеческая фигура так и осталась тёмной. Оксане стало жутко, но осталось пройти совсем чуть-чуть. Она протянула руку с амулетом, чтобы разглядеть спящего.

На неё смотрело высохшее лицо со впалыми глазницами и открытым ртом. За последнее время она много повидала таких, но это заставило её замереть от ужаса. Амулет ярко вспыхнул, и погас. Она перестала видеть. А он вспыхнул снова ‒ и перед ней уже стояла старуха в лохмотьях, она поклонилась и завалилась на бок. Амулет резко погас.

Оксана отскочила в ужасе как ошпаренная, боясь, что этот ужасный призрак упадёт на неё. Она ничего не видела после двух таких ярких вспышек и не знала, куда бежать. Повернула голову налево, направо, перевела дух, и зрение начало возвращаться. Она стояла напротив очень кривого дома, без крыши, а между ней и им лежало тело старухи.

Оксана больше не хотела тут задерживаться. Она повернулась спиной к этому страшному зрелищу и побежала по направлению к высокому холму, не разбирая дороги. Ноги её проваливались в мягкую, рыхлую землю. И она старалась бежать ещё быстрее, ей всё время казалось, что старуха гонится за ней.

Добежав до холма, она остановилась и оглянулась. Никакой старухи не было. Она выдохнула. «Надо обойти холм и посмотреть, как там мои инвалиды», ‒ подумала Оксана, надела амулет, повернулась и закричала.

Перед ней стоял очень уродливый, одноглазый, без носа бомж, левая половина его головы была покрыта жуткими шрамами, а правая обладала и длинными волосами, и бородой, только усов с губами не было. Уродливо торчали зубы.

От её крика чудовище резко отшатнулось и упало, приняв сидячее положение, это было так комично, что Оксана невольно засмеялась. Ей было очень холодно. Она зябко поежилась и пошла вокруг холма.

Когда она дошла до телег, то не увидела ни единого Беспокойного. Она подошла ближе и заметила у повозки двух мертвецов с расколотыми головами, но её состояние не позволяло ей резко реагировать на подобное зрелище, слишком много впечатлений за один раз. Из повозки послышалось резкое и нервное сопение. Она стало обходить повозку, сопение стало резче, и Оксана решила заговорить.

‒ Салахмир, – позвала она, – это ты?

Сопение резко прервалось. Но и ответа не последовало. Оксана решила отойти от телеги и обойти её по большому радиусу. Посмотрев на телегу сзади, увидела в ней ещё два трупа и одного взъерошенного старика, держащегося за топор. Несколько саженцев валялись, сломанные, на земле. Старик, увидев ее, сжался ещё сильнее и закричал:

‒ Пропади, сгинь, поганая! – его голос стал ещё более хриплым. – Подойди, я проломлю тебе голову так же, как им!

Оксане стало страшно, она решила, что старик свихнулся окончательно. «Что теперь делать?» ‒ думала она. Подойти она боялась, говорить ‒ тоже не знала, о чём. «Он же неадекватный, что с ним говорить?». Маячила мысль: «А мне нужны вещи в телеге». Поняв, что почти готова избавиться от старика, Оксане стало стыдно. Она постояла ещё чуть-чуть и почувствовала, что невероятно устала. "Утро вечера мудренее", ‒ решила она и пошла в бор, там она думала улечься поудобнее и уснуть, наплевав на холод, комаров и все возможные трудности.

‒ А! Испугалась?! ‒ кричал старик, потрясая топором. – Давай, иди. Иди к своим мертвецам! Я тут помру хоть спокойно, потом заберёшь всё, что захочешь.

Оксана шла к бору той же дорогой, что и прошлым днём. Вокруг по полям ходили Беспокойные, которым совершенно не было дела до старика, и он то ли не видел этого из-за высоких бортов повозки, то ли действительно сошел с ума и думал, что они его боятся. Но Оксана-то знала, что с чувством самосохранения у них большие проблемы. А значит, их остановило либо что-то другое, либо они на него и не нападали, как она думала. Потом вспомнила, как поругалась с ним. «Может, он сам спровоцировал их на агрессию, когда я ушла? Точно! Наверно, так и было», - думала она, глядя на мирно бродивших среди овечек инвалидов.

Дойдя до бора, она села под ближайшее дерево, обняла колени и положила на них голову. Но уснуть так и не смогла, её мучил целый ворох мыслей, и выделить из него ни одной конкретной было невозможно. Она думала и об амулете, и о старике, и о мертвых. С каждой минутой становилось всё холоднее. Иногда она смотрела на горизонт и видела, что близится рассвет. «Утренние часы самые холодные», ‒ думала она, потирая плечи и колени.

Уснула Оксана только тогда, когда солнце поднялось над горизонтом и согрело землю своими тёплыми лучами, и засыпая, она услышала, как пропели петухи.

Сколько она спала? Солнце было уже высоко, когда она проснулась, одежда высохла, а вокруг ходило огромное количество мёртво-инвалидов. Они все занимались своими делами, но старались находиться к ней поближе.

Она потянулась, поднялась, тело ныло и болело. Пошла посмотреть, как там себя чувствует старик. Он спал. Топор лежал рядом, но никому из её бомжей и в голову не приходило обращать на него внимание. «Ну, точно, сам задирался», ‒ первое, что подумала Оксана, и зацепилась юбкой за длинную сухую соломину. Соломина с громким треском сломалась, старик встрепенулся, крепче сжал топор.

‒ Ну что, гадина, насобирала побольше прихвостней и пришла расправу чинить?

‒ Мне не надо никого собирать, они сами собираются, ‒ поправила она старика. ‒ Если бы я хотела с тобой расправиться, то давно бы это сделала.

‒ Да? Тогда зачем ты натравила их всех на меня? ‒ он толкнул лежащий рядом труп.

‒ Я на тебя никого не натравливала, а если натравила бы, то всех бы ты точно не перебил. Посмотри, они мирно ходили вокруг тебя всё это время, ‒ пока она говорила эти слова, в душе её росла ярость. – Наверно, ты сам их спровоцировал.

Её предположение ещё больше обидело старика, он молчал и зло смотрел на неё. «Так дело не пойдёт, надо что-то решать», ‒ подумала она и посмотрела на старика, в это время кто-то из Беспокойных кинул в телегу камень, тот ударился о борт и отскочил. «Да, и так не пойдёт тоже, это он, чего доброго, глупостей наделает», ‒ поняла Оксана, глядя, как и в других инвалидах растёт напряжение, как их движения становятся более ломанными.

‒ Послушай, я никого на тебя не натравливала, ‒ спокойно повторила она. ‒ И я даже не знаю, что тут произошло. Знаю только, что пришла, а тут ты с этими, ‒ она кивнула на лежащие рядом со стариком трупы, ‒ а вокруг ходит ещё два десятка и внимания на тебя не обращают. ‒ Она помолчала и договорила: ‒ Подумай, что мешало мне натравить на тебя всех? Может, случилось что-то еще?

‒ Ничего не случилось, ‒ пробурчал он с сомнением, ‒ ты так говоришь, как будто не знаешь, что произошло.

‒ Не знаю, ‒ подтвердила Оксана.

‒ Зато я знаю, ‒ сказал он и крепче взял в руки топор. ‒ Ты на меня разозлилась и ушла, потом твои прихвостни взвыли и кинулись на меня, еле отбился.

‒ Тогда почему они тебя не раздавили, ведь их вон сколько, ‒ Оксана оглянулось, и сердце её замерло, она впервые поняла, как много вокруг неё собралось мертвяков, ‒ тут, наверно, и опытному, здоровому воину туго бы пришлось.

Старик нашел в себе силы подняться на руках, опираясь о сундук сзади, и осмотреться. Руки его задрожали, и он упал обратно, топор он уже не держал, а схватился за больную ногу. Вокруг ходило около пятидесяти Беспокойных и никто из них не проявлял признаков агрессии.

Салахмир некоторое время глубоко дышал, потом сказал:

‒ Может, ты и права. Они не все разом напали, сначала, когда ты ушла, вели себя мирно, а потом произошло нечто непонятное, они взвыли все, как один, началась возня, вроде драки, потом один залез ко мне. Я попытался его отогнать мирно, ну как обычно, а он попытался меня укусить. Как я его оттолкнул, сам не понял. Топор был рядом, дальше какой-то сумбур, и только после того, как кончился дождь, они успокоились.

«Когда кончился дождь, они успокоились», ‒ повторила Оксана про себя и всё поняла, но показывать старику своё раскаяние она не собиралась и потому перевела разговор на самое важное:

‒ Я тут кое-что нашла неподалёку, и мне нужна твоя помощь.

‒ Да? И как я пойду? ‒ с сомнением спросил он.

‒ Ты не пойдёшь, тебя понесут, ‒ ответила Оксана.

Салахмир потянулся к топору.

‒ Только без глупостей. ‒ с волнением произнесла она, ‒ всё будет в порядке, тебе вреда никто не причинит, и такого, как вчера, больше не повторится.

‒ Как я могу быть в этом уверенным? ‒ спросил он.

‒ Да никак. Просто живи, можешь жить с топором, пока не надоест, ‒ улыбнулась Оксана. ‒ Ну что, пошли, посмотрим на интересное место.

Она подошла к телеге, залезла на неё, столкнула два омерзительных тела, они уже пахли. Она скривилась от отвращения, но делать было нечего. Потом принялась поднимать старика. Процедура уже была отработана и особых проблем не вызвала, более того ‒ ей не пришлось это делать самой, до заброшенного дома его донесли инвалиды. Он так и не расстался с топором, боясь, что его предадут в любой момент.

Вначале, когда старик увидел, что она нашла, он был воодушевлён таким приобретением и высказывал много идей о том, как этим можно воспользоваться. Особенно восторгался тем, чего Оксана не видела, а именно ‒ жителями сарая. Там жили куры, и это действительно порадовало и её. Но когда они подошли к скамейке и он увидел предыдущую хозяйку, его энтузиазм и оптимизм сменились страхом. Хорошее и удобное место моментально стало проклятым.

‒ Так определись, – попросила Оксана. – Ты только недавно говорил, что тут проще, чем с нуля начинать, а сейчас мне о проклятиях твердишь.

‒ Если тут есть мрачный наговор, то беда у нас однажды случится. Посмотри ‒ это же колдунья.

Оксана посмотрела на скрюченную бабку, теперь ей не было страшно, скорее противно. И тут ей пришла в голову идея:

‒ А давай эту бабку похороним со всеми почестями как подобает. Может, она будет нам благодарна и станет нам покровительствовать, – Оксана улыбнулась, увидев удивленное лицо Саллахмира. – Она же не зря нас так долго ждала на этой скамейке.

‒ Ты серьёзно? – переспросил он.

Оксана сначала пожала плечами, потом посмотрела на старуху, вспомнила, как та поклонилась ей, прежде чем упасть.

‒ Серьёзно, – ответила она. – По-моему, у нас есть лопата. Пойду принесу, а ты посмотри, чтоб эти ничего не сделали старухе.

‒ Что? – возмутился старик, ему, похоже, не нравилось оставаться наедине не только с ходячими мертвецами, но и трупом колдуньи.

‒ У тебя есть топор, – напомнила ему Оксана.

Теперь она была уверена в своём настоящем и недалёком будущем.

Старуху они закопали на поле, по левую руку от дома. Оксана копала могилу хозяйке земли, её инвалиды вырыли ещё две могилы, в которых без сожаления зарыли троих своих сотоварищей.

«Оксана стояла над могилой старухи и улыбалась. «И тягловой лошадью я уже побыла, и могильщиком, ‒ от этих мыслей улыбка становилась шире, – похоже, жизнь готовит ещё не одно увлекательное занятие для меня».

И действительно, увлекательных занятий оказалось много. Она посадила дожившие до фермы яблони. Принесла и расколола сундуки, ей активно помогали Беспокойные, постоянно что-то портя или нанося себе много увечий. Под руководством Салахмира она заготовила солому для кровли. В доме оказалась вполне годная к применению печь. «Справочник местных знаний» назвал её мазанкой.

«Никогда не любила огородничество, ‒ бурчала про себя Оксана, перекапывая поле для посадки семян, что ехали в сундуках вместе с яблонями. ‒ Но и кушать что-то скоро потребуется».

Как оказалось, огородничество было не чуждо некоторым из её подопечных, и пусть первое время приходилось гонять их с овцами с посевов, но потом они сами уже заботились об урожае.

В сундуках, кроме топора, оказалась ещё и пила. На неё старик смотрел, как на чудо, и говорил, что такой предмет стоит огромное состояние. Оксана лишь пожала плечами. Но она и впрямь оказалась бесценной. Испилив два десятка сосен на мелкие поленья, мертвяки всё-таки занялись заготовкой брёвен для постройки «Овечьего дома» ‒ Оксана никак не могла вспомнить, как называется такая постройка. Да так увлеклись, что пила бесследно пропала, но они заготовили столько бревен, что хватило ещё на три сарая, последний из которых строили полуночники, которых она в итоге прозвала свистками. Брёвна они приносили издалека, потому что бор больше не трогали. С каждым днём она обнаруживала всё новые и новые таланты у своих инвалидов. Вскоре ей осталось только контролировать, чтобы они своими талантами не уничтожили всё вокруг.

Самым трудным из всего, что ей пришлось делать, стало покрытие кровли на все эти дома и сараи. На дом старой хозяйки она ставила крышу под чутким руководством Салахмира. В тот день, когда «Овечий дом» был готов, она пошла помочь ему выйти на солнце. Было прекрасное утро, пели птицы. А он умер.

Они жили в одном доме. Утром она сходила на реку, умылась, принесла воды. А он лежал очень тихо, и ночью она не слышала его обычных стонов. Он лежал скрюченный, держась за бок. Увидев его, ей стало холодно и одиноко, из строящегося дальнего сарая донёсся вой. Оксана вытащила Салахмира во двор и заплакала. «Три дня, ‒ подумала она. – Надо ждать три дня, пока отлетит душа».

Он был прекрасным человеком и много знал об этом мире, но их бытовые дела так и не позволили ей расспросить его хорошенько о тех людях, что живут вокруг. В общем она знала, что на восходе живут горяне, на закате было много царств, но самое большое царство находится у Закатного моря. Старик говорил о Свободных горах, в предгорьях которых они повстречались. О том, что горяне по какой-то причине воюют с королевством у Закатного моря, богатым и процветающим во всех отношениях. По словам Салахмира получалось, что вокруг множество мелких царств. «Что ни город, так королевство», ‒ вспомнила она что-то из древней истории.

На третий день они всей фермой отправились его хоронить. Оксана оглядела собравшихся.

‒ Посмотри, Саллахмир, они все пришли проститься с тобой, все те, кого вы в вашем мире считаете угрозой.

По её щекам потекли слезы, и она принялась копать могилу, вместе с ней мертвые копали еще одну. А попутно откопали тех, кого похоронили в прошлый раз.

Но на этот раз хоронить никого не пришлось. Когда могила была почти готова, Салахмир дёрнулся. Сел, потом встал. Оксана, как завороженная, смотрела на него и не верила своим глазам. Он глянул на неё и заковылял прочь.

‒ Подожди! ‒ кричала она ему, но он не стал слушать. А её любезные помощники принялись её закапывать. Она с трудом вылезла, из ямы, но Салахмир уже куда-то скрылся и больше она его не видела.

Не открывая глаз, Оксана потянулась под шкурами. «Как было бы замечательно скушать яблочко», ‒ подумала она. Высунув руки из-под шкур, она почувствовала, как что-то острое защекотало запястья. Она отдёрнула руки обратно. «В моем доме не растёт трава», ‒ возникла у неё мысль. Она выглянула из-под шкуры.

Перед ней у костра сидел Салахмир и подкладывал тонкие веточки в огонь. Яркое солнце пробивалось сквозь густые кроны деревьев, пели птицы и стучал дятел. «Где я?» ‒ невольно задалась Оксана вопросом, так неожиданно было видеть ей старика. «Я, наверно, сплю». Она присела, придерживая шкуры, чтобы не остаться по пояс голой.

Вокруг была поляна, на которую её принесли вчера, по краям поляны ходили её неуклюжие родичи. У её ног лежало шерстяное платье, носки и лапти. Оксана с улыбкой посмотрела на старика и тот повернулся к ней, у него не было половины лица. Ей стало искренне печально видеть его уродство, но она была рада, что он снова с ней, она приподнялась из шкур, обняла его и заплакала. Она плакала и рассказывала ему, как ей было без него тяжело и как она познакомилась с двумя правителями, и они оба решили её убить. Когда она перешла на рассказ о Мирославе, её плачь превратился в рыдание. Мысли путались, она не знала, что и думать. Он приказал её утопить. Он защитил её от домогательств. Он убил её близких. Он пытался её оправдать. Он спас её от колдуна. Он спасал не её, а свой народ. У него такие сильные руки и широкие плечи.

Удивительно, но всё это время, пока она плакала, Салахмир не шевелился, обнимая её. Когда слёзы иссякли, она отстранилась от него, глядя в обезображенное лицо.

‒ Я знаю, ты уже не тот сварливый старичок, что сопровождал меня на эту ферму. Но я рада, что и в новом качестве ты со мной, – и она вновь обняла его. – И ты, в отличие от других своих сородичей, не боишься огня.

Эпилог

Шел второй день, как она вышла из леса. Она не знала, куда направляются её стопы, быть может, она вновь бессознательно ведома амулетом. А может, на этот раз она шла собственным путём. Её больше не пробирал озноб, и она уверенно шагала сквозь дождь. Шкура укрывала от дождя плечи и голову. А на груди, поверх одежд висел амулет.

Вместе с ней сквозь дождь шел её маленький народ. Их было много, и они были разные, но их объединяло одно: они были больны странной болезнью и только она через амулет могла как-то повлиять на их недуг. Теперь с ней было восемь неустрашимых воинов, и это, насколько она могла судить, была внушительная сила. Никто не посмеет теперь безнаказанно тронуть её народ.

Но и люди не зря боялись их неуправляемости. Она вполне допускала, что бесконтрольные инвалиды вполне могут причинить вред слабым. А потому к людям выходить ей было опасно.

Но у неё был враг и посерьёзнее ‒ колдун с запада с трудно произносимым именем. Он знал, что она жива, и она была уверена, что от амулета и его секретов он не отступится ни за что. Всё дело во времени. Сколько ему понадобится, чтобы придумать и подготовить очередное нападение на неё? Каким оно будет? Станет ли он снова к ней свататься или просто убьёт? А может, прибегнет к своим чарам? Сколько она совершила не своих поступков в его присутствии. И сколько могла бы совершить, но что-то её уберегло. Так многого она не знала ещё об этом мире.

Но все познается в сравнении, и кое-что она знала. Знала, что не одна, знала, как выжить. И знала, что может намного больше.

И был ещё Мирослав.

Оглавление

Начало

Амулет мертвых

21 Июня

Из огня да в омут

Лес теней

Колдунья

Принц

Ферма

Эпилог