Девять поводов влюбиться
Сборник
Сола Рэйн, Эшли Хэшброу, Мария Манич и др

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Иллюстрации – Демара (Мария Смирнова).

Художественное оформление – Виктория Давлетбаева

© Коллектив авторов, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Плейлист

Настроение «Джесси и его цыпочки»

JP Cooper «She’s On My Mind»

Настроение «Близнецы, сноуборды, любовь и я»

Halsey «Could Have Been Me»

Настроение «Любовь пахнет корицей»

Taylor Swift «Fearless»

Настроение «Неспящие в Дилдополе»

«Hozier Work song»

Настроение «Экскорт»

Ava Max «Sweet but Psycho»

Настроение «Дорогой теней»

Whitney Houston «I Wanna Dance with Somebody»

Настроение «Снежная буря»

Taylor Swift «Enchanted»

Настроение «По осколкам прошлого»

Lana Del Rey «Born to Die»

Настроение «Ты мое желание»

Blondie «One Way Or Another»

Сола Рэйн
Джесси и его цыпочки

Плейлист

1. Cloe Wilder «I Wanna Be Alone with You»

2. OneRepublic «Sunshine»

3. Priscilla Ahn «Dream»

4. Natasha Bedingfield «Unwritten» (Cover by Davina Michelle)

5. JP Cooper «She’s on My Mind»

6. Dahl «Can I Kiss You?»

7. Survivor «Eye of the Tiger»

8. Ryan Caraveo «Peanut Butter Waffles»

9. Taylor Swift «Long Story Short»

11. Matt&Kim «Daylight»

12. Smokehouse «Cadillac in the Swamp»

Глава 1
Пока, Фелиша

Ладно, старички, поделитесь с нами мудростью, опытом и прочей чепухой.

Симпсоны (The Simpsons)

Саманта

Я останавливаюсь на тротуаре и хмуро смотрю на дом братства, в котором живут футболисты. Музыка внутри настолько громкая, что гравий буквально вибрирует под ногами. Вечеринки «Каппа Гамма» – одни из самых значимых событий Греческой жизни^[1]. Я успешно избегала их два учебных года, с первого дня, как поступила в «Шарлотту»^[2].

До сегодняшнего вечера.

Совет будущим первокурсницам: никогда не спорьте с девчонками из своего сестринства на желание. Это ловушка дьявола.

– Всего тридцать минут, Сэм! – кричит моя соседка по комнате Бри, дергая меня за руку. – Если не понравится, просто уйдешь.

– Но мне уже не нравится. – Мой голос звучит почти жалобно. – Пожалуйста, давай вернемся домой. Закажем пиццу с ананасами, посмотрим новый сезон «Извне»…

– В последний раз, когда я смотрела с тобой это дерьмо, мне неделю снились кошмары. О, смотри, Дилан! Ладно, мне пора. Повеселись, – радостно щебечет Бри и почти вприпрыжку направляется к своему парню, поджидающему ее на крыльце «футбольного дома».

– Непременно, – вздыхаю я, с грустью наблюдая за ее удаляющейся фигурой.

Я знала, что она меня бросит, потому что такие девчонки, как Брианна Бейтс, не тусуются с теми, кто занимает низшую ступень в иерархии популярности «Шарлотты», но не думала, что это произойдет так скоро.

Ради бога, мы ведь даже в дом еще не вошли…

Рядом раздается чей-то смех. Я смотрю на шумную компанию парней, которые вразвалочку пересекают лужайку, направляясь к дому, и вскрикиваю, когда один из них, проходя мимо, щиплет меня за задницу.

Ну все.

Плевать на проигранный спор. Я проиграла Брианне желание, а не мозги.

С твердым намерением уйти отступаю назад, и в тот момент чья-то рука хватает меня за одну из двух кос и рывком тянет на себя.

– Куда собралась?

Поворачиваю голову и вижу незнакомого парня в оранжевой бейсболке с логотипом университетской баскетбольной команды, который едва стоит на ногах. От него воняет пивом и потом, а из растянутого в ухмылке рта свисает тлеющая сигарета.

– Отпусти! – Схватив его за руку, удерживающую меня за волосы, пытаюсь ее разжать, чтобы освободиться, но терплю неудачу.

– Ты первокурсница? – едва ворочая языком, спрашивает он, обшаривая мое лицо остекленевшими глазами. – Никогда раньше тебя здесь не видел.

Продолжая удерживать меня, как собачонку на поводке, парень глубоко затягивается. Его рот складывается в букву «О», когда он выдыхает кольцо густого дыма мне в лицо.

– Да что ты делаешь?! – с отвращением выкрикиваю я, маша рукой, чтобы разогнать дым.

Выражение его лица резко меняется, и мерзавец смеется, свободной рукой сбивая пепел, а затем снова крепко затягивается сигаретой. Пока я пытаюсь справиться с паникой, стремительно охватывающей тело, он рукой сжимает мое лицо, до боли в щеках, после чего наклоняется и выдыхает вонючий дым мне прямо в рот.

Я начинаю сильно кашлять. Стекла очков запотевают. Слезы застилают глаза. В голове молнией проносится мысль, что я сейчас задохнусь и умру на глазах у десятков студентов или, что еще хуже, – меня стошнит. Потому что я бы никогда сознательно не стала блевать на чьем-то переднем дворе.

– Да чтоб тебя, Бриггс… – раздается за спиной, и в следующую секунду я слышу глухой удар.

Быстро моргаю, заставляя зрение проясниться, и вижу перед собой высокую мужскую фигуру в джинсах и зеленой футболке с вышитыми греческими буквами «Каппа» и «Гамма», из которой торчит мощная татуированная шея. Поднимаю голову выше, и мои глаза расширяются от удивления. Напротив стоит Джесси Чемберс. Четверокурсник. Квотербек^[3] университетской футбольной команды. Будущая звезда НФЛ. Парень, в которого влюблены все. Без преувеличения.

– Пойдем в дом. – У меня отвисает челюсть, когда Чемберс протягивает мне руку. Его красивые карие глаза на секунду встречаются с моими, а затем снова возвращаются к парню в оранжевой бейсболке, который теперь почему-то валяется на траве. – А ты вали на хер отсюда, Бриггс! Еще раз увижу тебя на своей территории – надеру задницу.

– Пожалуй, я тоже пойду, – охрипшим от кашля голосом бормочу я.

– Да ладно тебе, очкарик. Веселье только начинается! – Джесси одаривает меня своей фирменной улыбкой на миллион ватт и, прежде чем я успеваю опомниться, хватает за руку и тащит за собой.

Тепло от его прикосновения распространяется по моему телу странным покалывающим ощущением. Я смотрю на наши руки, гадая, это только мне так кажется или он тоже это чувствует.

За два года учебы в «Шарлотте» я встречала Джесси в кампусе тысячу раз, но он ни разу даже не взглянул на меня. И совершенно точно никогда со мной не разговаривал. Знаете, тот самый момент из старых диснеевских мелодрам, когда на ботаника-невидимку впервые обращает внимание самый крутой парень университета? Так вот, я переживаю это сейчас.

Лавируя между студентами, толпящимися у главного входа, Чемберс ведет меня в дом своего братства, где является президентом. Все хлопают его по плечу в знак приветствия, когда мы проходим мимо.

В гостиной полно народу. Еще нет и десяти, а большинство людей уже мертвецки пьяны. Потные полуголые тела тонут в море бело-зеленых стаканчиков. Белый и зеленый – официальные цвета «Шарлотты». Черный кофейный столик в центре комнаты полностью заставлен выпивкой. На северной стене висит огромный баннер с названием футбольной команды «Шарлотта 49»^[4]. Я оглядываюсь по сторонам, отмечая, что, несмотря на холодный октябрь, многие студенты очень легко одеты, и быстро понимаю почему: здесь ужасно жарко.

Крепко сжимая мою ладонь, Джесси приводит меня на небольшую кухню с открытой планировкой, куда следом за нами заходят двое парней.

– Чувак, мы это сделали! – встречает его объятиями симпатичный рыжеволосый парень, в котором я без труда узнаю второкурсника Райана Коди, играющего с Чемберсом в одной команде. – Третий, мать его, раз подряд!

– Будет и четвертый, – говорит Джесси, неожиданно опуская руку мне на талию. Жар его ладони обжигает кожу даже через плотную ткань свитшота. – Правда, сладкая?

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть к кому он обращается, но кроме меня и троих парней на кухне больше никого нет.

– Хрен знает, мужик, – пожимает плечами другой футболист, имени которого я не помню. – В прошлом году ссаные «Альпинисты» уделали нас как младенцев.

– Ну а в этом году отсосут, – громко заявляет Коди и под одобрительные возгласы парней демонстрирует пошлый жест, упираясь языком щеку.

Взгляд Джесси бездумно блуждает по кухне, затем возвращается ко мне, и тут наконец я понимаю, что он тоже пьян.

Пуф! Диснеевские чары развеялись.

– Хочешь чего-нибудь выпить или поесть? – спрашивает Чемберс, глядя на меня.

– Нет, спасибо.

Мне действительно следовало остаться в своей комнате и пропустить эту дурацкую вечеринку.

– Джесси! – На кухню заглядывает красивая брюнетка в коротком черном платье. – Станешь моим партнером по пиво-понгу?

– Спрашиваешь, – подмигивает ей Чемберс и снова переводит взгляд на меня: – Ты как? С нами?

– Спасибо за приглашение, но я не пью.

– Совсем?

Да, чертов гений. Совсем. Наверняка ты знаешь много людей, которые дожили без воды до двадцати.

– Алкоголь, – уточняю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить глаза.

– Окей. – На его лице мелькает замешательство. Затем он наклоняется и говорит мне на ухо: – Если проголодаешься, поднимись наверх в комнату под номером «1», там увидишь незаправленную кровать с постельным бельем цвета бедра испуганной нимфы, где под подушкой найдешь мою секретную заначку вяленой оленины.

– Цвета… кого? – ошарашенно спрашиваю я, поворачиваясь к Джесси, но его уже нет рядом.

Честно говоря, понятия не имею, на что, черт возьми, я пялюсь и что вообще происходит вокруг. Я ощущаю себя невидимкой. Никто не пытается заговорить со мной. И я никак не могу понять, нравится мне это или нет.

Наверное, правильнее всего было бы развернуться и уйти, но я проиграла спор и в качестве наказания должна пробыть в доме «Каппа Гамма» минимум тридцать минут, и раз уж я уже здесь, глупо сдавать назад.

Мои глаза сканируют толпу и останавливаются на Чемберсе, который стоит возле старого бильярдного стола, заставленного стаканчиками с выпивкой. Девушки порхают вокруг него, как мотыльки, но он не обращает на них внимания. Его взгляд направлен на меня.

Взгляд, который я не могу расшифровать.

Когда на кухне становится слишком много народу, я отправляюсь на поиски места поспокойнее и нахожу небольшой темный уголок под лестницей, мимо которого все ходят туда-сюда, словно его не замечают. Снова смотрю на Джесси и взволнованно прикусываю внутреннюю сторону губы, наблюдая за тем, как он огибает бильярдный стол, перехватывает у Коди красный стаканчик и направляется в мою сторону походкой человека, знающего, что он здесь главный. Чемберс пересекает гостиную, ныряет в сумерки и прислоняется плечом к стене рядом со мной.

– Я участвую в конкурсе женских трусиков, победит тот, кто принесет самые необычные. – Его пухлые губы изгибаются в нахальной усмешке. – Ставлю сотню на то, что твои макси в горошек с кружевными оборочками уделают всех конкурентов.

– У меня не… – Я осекаюсь и хмурюсь. – Идиот.

– Тебе здесь не нравится.

Это утверждение, не вопрос.

– Интересно, что меня выдало?

– Ты минут двадцать стояла на одном месте – там, где я тебя оставил, – ни с кем не разговаривала и почти не двигалась, а сейчас выглядишь так, словно собираешься запереть в этом доме все двери, а затем всех здесь на хрен взорвать.

– У меня нет способности к телекинезу.

– Поверю на слово, – пьяно пропевает он, распыляя свое знаменитое обаяние, словно феечка волшебную пыльцу.

Может, Джесси и красавчик, но я не одна из его бесчисленных цыпочек, которыми он лакомится как канапе с тарелки с закусками.

– Есть ли шанс, что я смогу заставить тебя что-нибудь выпить, расслабиться или хотя бы улыбнуться? – В его глазах появляется лукавый блеск. – Я бы предложил тебе заняться сексом, но ты, скорее всего, упадешь в обморок еще до того, как мы начнем раздеваться, так что…

– Ты отвратителен.

– Поэтому ты пялилась на меня целый вечер?

– Это неправда, – фыркаю я, вытирая внезапно вспотевшие ладони о шерстяную ткань своей клетчатой юбки миди.

– Влюбилась – так и скажи.

– Не хочу показаться неуважительной, но такие парни, как ты, вообще не в моем вкусе.

– Такие – это какие?

– Которые больше заботятся о том, куда бы пристроить свой член, чем о результатах тестов на экзаменах.

Он тяжело вздыхает, прежде чем встать напротив меня, засунув свободную руку в карман.

– Думаешь, что знаешь меня?

Я киваю в сторону пьяного голого парня, который прыгает ногами на диване, изображая рев орангутана, и пожимаю плечами:

– Как говорит моя бабушка, человек узнается по его окружению.

– Господи, а чего ты ожидала от студенческой вечеринки? – Теперь его тон становится враждебным. – Что парни достанут спиритическую доску, девчонки – бесцветный лак для ногтей, и мы всей компанией будем смотреть сопливые мелодрамы, заедая малиновый чай шоколадками?

– Я предпочитаю мистические триллеры и кофе.

Чемберс шумно вздыхает и смотрит в потолок, как будто этот разговор – самая раздражающая вещь, которая случалась с ним за долгое время. В этот момент проходящая мимо девчонка толкает его в спину, выбивая из руки пластиковый стакан. Вонючая жидкость, попав на мой свитер, расплывается на нем огромным пятном.

– Блестящая реакция, квотербек! – взрываюсь я. – Ты мяч так же легко теряешь?

– Значит, вот как мы поступим, лапуля. – Джесси придвигается ближе, опираясь ладонью о стену над моим плечом, и я невольно вдыхаю древесный аромат его парфюма. – Ты сейчас развернешься и свалишь отсюда, навсегда забывая дорогу в «Каппа Гамма». Ну а я, с твоего позволения, пойду искать себе на вечер парочку сладких бедер, между которыми сегодня пристрою свой член. – Он опускает голову, слегка касаясь своими губами моих, и говорит: – Пока, Фелиша^[5].

Его слова вынуждают меня содрогнуться. Жгучее чувство унижения поднимается по шее к лицу и разливается огнем на щеках. Собрав то, что осталось от моей самооценки, я отталкиваю Чемберса и бросаюсь прочь. Пробираясь сквозь толпу к выходу, по пути мечтая провалиться под землю, я все еще чувствую на себе насмешливый взгляд карих глаз.

Глава 2
Дерьмовая пятница

Джесси

Есть только одна вещь хуже, чем проснуться от запаха собачьего дерьма: вступить в него.

Я выплевываю ругательство, когда пальцы правой ноги погружаются в мягкую, уже остывшую кучку, и яростно вскакиваю с кровати, едва не споткнувшись о спортивную сумку Коди, которая за каким-то чертом валяется раскрытой посреди комнаты. От резкого движения головная боль усиливается в десять раз, угрожая взорвать мне череп. Я застываю на одной ноге, как хренов фламинго, и несколько мгновений стою неподвижно, сдерживая рвотные позывы.

– Коди! Гребаный ты мудила!

Мой лучший друг, товарищ по команде и сосед по комнате лениво отрывает рыжеволосую башку от подушки и морщится с отвращением, глядя на обосранный пол.

– Прости, чувак. Наверное, безмозглый Поуп снова накормил Ки-Ки сладким.

Ки-Ки – его пятилетний йоркширский терьер. Двухкилограммовая истеричка со скверным характером и манерами члена уличной банды. Кто-то должен сделать выговор этой стерве, которая в данный момент уютно устроилась у Райана в ногах. Но я не привык грубить дамам, так что…

– Разберись с ней, приятель, – требую я, медленно прыгая на одной ноге в сторону ванной комнаты. – Или, богом клянусь, отправишься жить к изгоям в «Сигма Пи». И когда я вернусь с тренировки, здесь все должно сиять и пахнуть как в райском саду.

– Вообще-то мы играем в одной команде, придурок. И тренируемся тоже вместе.

Голос друга кажется чрезвычайно громким. Я останавливаюсь и сжимаю пальцами переносицу, но это не помогает унять пульсацию в висках.

– Думаешь, самый умный?

– По крайней мере, от меня не воняет дерьмом.

Я прыгаю обратно к сумке Коди и пинаю ее прямо в зловонную кучку.

– Какая же ты нечисть, Чемберс! – верещит Райан.

Мелкое отродье дьявола по имени Ки-Ки просыпается, спрыгивает с кровати и с истошным лаем бросается на меня.

Охренительное начало, мать его, дня!

В раздевалке царит режим тишины, потому что у большинства из нас адское похмелье. Даже жирные бургеры с беконом и жареным яйцом, которые принес Кормак, не облегчили наши страдания.

Вечеринки по четвергам – одна из самых нелепых студенческих традиций. Потому что утренние тренировки в пятницу превращаются в настоящее испытание. Но вчера мы выиграли третью игру подряд – товарищеский матч, но все же – и это достижение стоило того, чтобы надраться.

Я захлопываю свой шкафчик и едва не роняю кал от испуга, когда вижу стоящего передо мной тренера Берри.

– КАК САМОЧУВСТВИЕ, ЧЕМБЕРС? – орет он мне прямо в лицо.

Срань. Господня.

Я отшатываюсь и хватаюсь за голову обеими руками, потому что боль в висках становится такой сильной, что кажется, будто кто-то вышиб мне мозги. Оглядываюсь и замечаю, что в раздевалке, кроме нас двоих, больше никого нет. Блеск!

Кто всегда самый крайний?

Конечно же, капитан Джесси Чемберс.

Должно быть, снова какой-то первокурсник-недоумок загрузил фотки с нашей тусовки в социальные сети, и Берри их увидел. Как будто главное правило вечеринок «Каппа Гамма» – «Убрали на хер свои телефоны» – для них сраная шутка.

Воспоминания о прошлой ночи проносятся в голове размытыми картинками, вынуждая поморщиться. Проклятие. Сейчас тренер наверняка заставит меня драить толчки, как в прошлый раз, или наматывать круги на стадионе до тех пор, пока меня не вывернет наизнанку. Или, что еще хуже, – позвонит моему отцу.

Я из семьи, которая живет и дышит футболом. Моя старшая сестра – физиотерапевт «Викингов Миннесоты», отец – легендарный квотербек из Зала славы, который десять лет назад завершил карьеру из-за хронической травмы голеностопа. Старик чуть не лопнул от радости, когда я сообщил ему, что полон решимости участвовать в драфте НФЛ. И если сейчас он узнает, что я нарушаю режим из-за выпивки и девчонок, его хватит удар. Кроме шуток.

К моему удивлению, тренер больше не орет. Он молча протягивает мне листок бумаги с каким-то графиком и самодовольно ухмыляется.

– Что это? – с опаской спрашиваю я.

– Общественные работы, Чемберс. Семь волонтерских смен в доме престарелых «Энсли-Пайнс», который закреплен за нашим университетом. – Берри указывает пальцем на пустые квадратики, расположенные справа от дат. – Через неделю здесь должны стоять семь подписей от координатора волонтеров из «Шарлотты». Ее имя Саманта Уолси.

Я провожу рукой по волосам и чешу затылок, пытаясь осмыслить услышанное.

– Какой дом престарелых, тренер? Сезон в самом разгаре. У меня нет времени даже на подготовку к экзаменам.

Не то чтобы меня это особо волновало, но все же…

– На вечеринки время находишь, значит, и на уход за милыми беспомощными старушками тоже найдешь. – Он снова тычет пальцем в свою треклятую бумажку, которую мне до смерти охота обоссать. – Если здесь не будет хватать хотя бы одной подписи – матч с «Альпинистами» ты пропустишь.

Это что, шутка?!

– При всем уважении, сэр, но вы в своем уме? – Бог свидетель, я безгранично люблю этого мужика и пытаюсь научиться у него как можно большему, чтобы улучшить свою игру, но прямо сейчас старик несет какую-то чушь. – На этой игре будут присутствовать скауты из «Баффало Биллс» – команды, за которую я мечтаю играть с детства! Это мой последний сезон, в котором я могу обеспечить себе место в первом раунде драфта. Вы не можете отнять у меня этот шанс!

– Ты прав, я не могу, а вот ты – да. – Его крепкая рука опускается на мое плечо, и взгляд серых глаз немного теплеет. – Сделай это для себя, Джесси, а не для меня. Как сказал однажды великий Майк Тайсон, «без дисциплины не имеет значения, насколько ты хорош, ты ничто».

Из моей груди вырывается тяжелый вздох.

– Когда тренер отдает приказ, что нужно ответить, Чемберс?

– Есть, сэр.

Когда тренер уходит, я падаю на скамейку, упираюсь локтями в колени и роняю голову на ладони.

Ну что за дерьмовый день. И худшее еще не позади.

Почему жизнь всегда должна быть такой чертовски сложной?

Глава 3
Сверхъестественное знакомство

Саманта

Плохие воспоминания о вчерашней вечеринке в «Каппа Гамма» медленно тают под лучами осеннего послеполуденного солнца. Порыв прохладного воздуха с запахом прелых листьев приятно холодит лицо. Тепло любимого фисташкового латте просачивается сквозь картон, согревая руки. Над головой щебечут птицы…

Идеально.

Дом престарелых «Энсли-Пайнс» – это атмосфера сдержанности, почтения и умиротворения. Мой островок безопасности, где я не чувствую себя лишней, одинокой или ненужной.

– Миссис Диллон, кормушки из чертополоха для щеглов и вьюрков, они предпочитают семечки, а не мучных червей. – Я осторожно беру пожилую леди за локоть, подвожу ее к другому скворечнику и указываю на гладкий деревянный поднос. – Оставьте червей здесь, для малиновок и синих птиц.

– Сколько можно повторять, дочка, зови меня просто Люси, – бормочет женщина, дрожащей от болезни рукой заполняя поднос из банки.

– Как скажете, – пожимаю плечами, окидывая взглядом территорию.

«Энсли-Пайнс» состоит из трех небольших двухэтажных зданий, расположенных буквой «П». В центре находится внутренний зеленый дворик с фонтаном из светлого камня. Между кустарниками азалии и можжевельника вьются выложенные камнем пешеходные дорожки. Повсюду поставлены удобные скамейки, где я могу часами проводить время за книгой или домашним заданием. Потому что здесь тихо и спокойно. Не считая отдаленного гула машин, доносящего с главной трассы.

– Ну, как ваши дела?

Я оборачиваюсь и вижу Ташани, стоящую в дверях центрального входа. Ташани – пышная сорокалетняя темнокожая женщина, которая работает здесь старшей медсестрой. Временами она бывает немного грубой, но, несмотря на это, мы неплохо ладим.

– Уже закончили, – отвечаю я, выбрасывая пустой стаканчик из-под латте в урну.

Медсестра кивает и обращается к миссис Диллон:

– Время художественной терапии.

– Кому нужна моя треклятая мазня, – недовольно ворчит старушка, пока Ташани помогает ей подняться по ступеням.

– Вы чудесно рисуете, Люси, – подбадриваю ее я.

– Какая я тебе Люси? Соплячка!

– Простите, миссис Диллон. – Мы обмениваемся с Ташани понимающими улыбками.

Уход за пожилыми людьми, безусловно, сопряжен с немалой долей трудностей, но меня этим не напугать. Я выросла в маленьком луизианском городке с размеренным ритмом жизни, где средний возраст населения переваливает за шестьдесят. Поэтому здесь я чувствую себя почти как дома.

Когда женщины исчезают из виду, я устраиваюсь на скамейке и достаю из рюкзака книгу, намереваясь немного почитать перед уходом. Переворачивая очередную страницу, краем глаза замечаю миссис Хоффман. Самая таинственная жительница «Энсли-Пайнс», которая не любит говорить и редко покидает свою комнату, шаркающей походкой проходит мимо и занимает соседнюю скамейку.

Старушка, как всегда, выглядит безупречно. На ней клетчатый твидовый костюм в стиле «Шанель», кокетливый красный шарфик и ортопедические туфли. Полностью седые волосы подстрижены в строгое каре. Поймав мой взгляд, миссис Хоффман поджимает тонкие, накрашенные красной помадой губы и отворачивается, всем своим видом демонстрируя презрение. Но я уверена, что за внешностью ледяной королевы скрывается доброе, одинокое сердце, в которое она просто никого не впускает.

Мои размышления прорезает рокот быстро приближающегося мотоцикла. В поле зрения появляется черный сверкающий спортбайк. Оглушительный рев его двигателя эхом разносится по округе, разрывая в клочья идиллическую тишину. Я впервые вижу на территории «Энсли-Пайнс» мотоцикл. И, судя по ошарашенному выражению на лице миссис Хоффман, не я одна.

Тем временем байк резко сворачивает в нашу сторону, наезжая передним колесом на свежую рассаду азиатской лилии, и с визгом тормозит, поднимая вокруг себя облачко пыли. Водитель опускает подножку, спрыгивает с мотоцикла и снимает шлем, освобождая густые темно-каштановые волосы. Наши взгляды встречаются на несколько долгих секунд, и мои глаза расширяются от шока.

Джесси Чемберс?

Какого черта он здесь забыл?

Мое сердце стучит громче с каждым шагом, который он делает, стремительно приближаясь ко мне.

– Мне нужна некая Саманта Уолси.

– Это… я.

Уголок его верхней губы приподнимается в ухмылке, когда Джесси окидывает меня оценивающим взглядом. Разумеется, засранец меня не помнит. Наше вчерашнее общение было не то чтобы захватывающим, но, на самом деле, это довольно обидно.

– Отлично. – Чемберс вытаскивает из заднего кармана какой-то помятый листок и машет им у меня перед лицом. – Значит, расклад такой, Сэмми: я даю тебе вот эту бумажку, ты ставишь на ней свой изящный автограф и, если сюда позвонит мой тренер, говоришь старику, что трудолюбивее волонтера в жизни не видела. Ну а я пока пойду найду какой-нибудь мягкий диванчик и вздремну немного, идет?

Не дожидаясь ответа, он разворачивается и направляется по дороге, ведущей в главный корпус.

Мой рот открывается и закрывается.

Мне не нравится плохо думать о людях, но Джесси Чемберс, несомненно, самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречала.

Я делаю глубокий вдох чтобы успокоить нервы, затем вскакиваю со скамейки и бегу за ним.

– Сэмми – двенадцатилетний малыш с пухлыми щеками, а я – Сэм, ясно?!

Джесси останавливается и поворачивается ко мне. Карие глаза сканируют мои конверсы, длинную клетчатую юбку яблочно-зеленого цвета, белый свитшот с гербом университета и поднимаются к лицу.

– Цитируешь «Сверхъестественное»? – В его голосе слышится неподдельное удивление. – Я думал, зануды вроде тебя смотрят «Аббатство Даунтон» или «Бриджертонов».

– А я думала, что такие, как ты, вообще не думают.

– Туше́, – смеется Джесси, и от широкой улыбки на его щеках образуются ямочки.

Господи, почему он так хорошо выглядит, когда улыбается?

И почему я вообще думаю об этом?

– Значит, тебя отправили в «Энсли-Пайнс» на общественные работы? – спрашиваю я, пытаясь разобраться в том бардаке, который Джесси на меня обрушил.

– Типа того. И ты вроде как мой босс.

– Твой босс?

Чемберс наклоняется, и я застываю, когда его теплое дыхание касается моей щеки.

– Тебя это заводит, Сэмми?

Мои щеки вспыхивают. И наверняка приобретают лиловый оттенок, который, я уверена, идеально сочетается с моими розовыми сережками в форме пончиков. Я отступаю, поправляя очки, и смотрю на Джесси так, словно он сошел с ума.

– Ты хоть понимаешь, где находишься?

– С нетерпением жду, когда ты проведешь мне экскурсию, – отвечает он, невинно моргая.

С мыслями о скором возмездии я мрачно улыбаюсь.

– Ладно. Пойдем, преступник.

– Вообще-то у меня имя есть.

– Охотно верю.

Оказавшись в помещении, мы проходим мимо общей жилой зоны, где несколько пожилых леди играют за столом в криббедж. Внезапно Джесси останавливается и заглядывает к ним в комнату.

– Привет, сладкие. Парней обсуждаем?

Глаза старушек округляются. Одна из них тихо ахает, прикрывая костлявыми пальцами рот.

– О господи… – Я хватаю его за куртку и тяну обратно в коридор. – Ты не можешь так обращаться к пожилым женщинам, Джесси!

– Значит, ты все-таки знаешь, как меня зовут. – Он дергает меня за косичку, но я отталкиваю его руку.

– Все знают, как тебя зовут.

Мы проходим сестринский пост с двумя медсестрами в бледно-розовых медицинских халатах. Чемберс подмигивает женщинам и обращается ко мне:

– Куда мы идем?

– Минутку…

Я устремляюсь вперед, по пути заглядывая в каждую из спален на этаже, и облегченно вздыхаю, когда наконец нахожу то что нужно.

– Где все? – спрашивает Джесси, оглядывая пустую палату, в которую я вошла.

– На групповых занятиях. Время социальной активности.

– И ты пригласила меня сюда, чтобы… – Он вопросительно вскидывает брови, глядя на меня сверху вниз с невыносимо самодовольной ухмылкой.

Я киваю на единственное использованное судно, которое стоит на полке под кроватью мистера Доуси, и говорю:

– Бери эту штуку и следуй за мной.

Проследив за направлением моего взгляда, Чемберс сглатывает. Его глаза округляются. И я наслаждаюсь каждой чертовой секундой этого.

– Ты про корыто с мочой?

– Судно, – строго поправляю я.

– Брось, ты же это несерьезно…

– Как скажешь.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Джесси останавливает меня, схватив за руку.

– Ладно-ладно. Что мне нужно с ним сделать?

– Отнести в техническую комнату и вымыть с помощью специальных дезинфицирующих средств.

– Окей. – Он поджимает губы от отвращения. – Ты же поможешь мне, правда?

– Извини, Чемберс. – Настала моя очередь самодовольно ухмыляться. – Здесь каждый сам за себя.

– Да ты прямо-таки воплощение альтруизма, Сэмми!

Джесси

Шесть часов спустя…

– Я определенно не переживу эту неделю, – стону я, зарываясь лицом в подушку. – От меня до сих пор воняет ссаниной.

– Нет, не воняет, – устало отвечает Коди, читающий комикс на своей кровати. – Ты принял душ. Трижды.

Я переворачиваюсь на другой бок и засовываю руку под голову, пытаясь устроиться поудобнее. Обычно мои мысли витают где-то в другом месте: футбольное поле, тренажерный зал, расписание игр…

Но не сегодня.

Конечно, я не мог ее не узнать. Потому что это было самое странное и запоминающееся знакомство с девчонкой, которое у меня когда-либо было. Но мне казалось, если я притворюсь, что вижу ее впервые, это упростит наше общение. С чистого листа, типа, и все такое. Но, похоже, это разозлило Уолси еще больше. Не думаю, что какая-либо девушка когда-нибудь смотрела на меня с такой враждебностью.

Завораживающее зрелище.

Глава 4
Болотный блюз

Джесси

На входе в «Энсли-Пайнс» меня обдает теплым воздухом от работающих обогревателей, слабым запахом антисептиков и ароматом свежей выпечки, который моментально вызывает урчание в желудке. Мое и без того дерьмовое настроение становится еще паршивее, когда я вижу Саманту, идущую по коридору в противоположном направлении.

Бесшумно догоняю девчонку и следую за ней, наблюдая за ее маленькой попкой, затянутой в классические джинсы. Сэмми идет так быстро, что ее длинные толстые косы практически подпрыгивают за спиной. Я нахожусь достаточно близко, чтобы слышать, как она что-то напевает себе под нос.

– Надеюсь, это Metallica.

– О господи! – Сэм резко останавливается, едва не врезаясь в меня.

– Зови меня просто Джесси.

– Ты не завоюешь у меня уважения, цитируя мой любимый сериал. – Ее южный говор звучит более протяжно, чем техасский, к которому я привык, проживая с хьюстонцем Коди, и мне становится интересно, откуда она родом.

– Тогда почему ты улыбаешься?

Ее тонкие пальцы взлетают к губам. У Сэмми короткие аккуратные ногти без лака, но такие же идеально ухоженные, как и все остальное в ней. Признаться, мне до смерти хочется внести немного беспорядка в этот отглаженный образ. Например, распустить ей волосы, расстегнуть парочку верхних пуговиц на блузке, целовать ее маленькие губы в форме сердечка до тех пор, пока они не распухнут…

У-уф… Полегче, Чемберс.

Почему я вообще думаю о поцелуях с этой девчонкой?

Мне кажется, целовать Саманту Уолси – это то же самое, что целовать Спящую красавицу, не будучи принцем.

– Что тут у тебя? – Я выхватываю у нее из рук пластиковый ланч-бокс и, приоткрыв крышку, заглядываю внутрь. – Отварная куриная грудка и овощи? А ты неплохо подготовилась к нашей встрече, Сэмми.

– Это для миссис Хоффман. – Уолси строго смотрит на меня сквозь тонкие стекла очков, и я не могу оторвать взгляд от ее красивых глаз, пытаясь с точностью определить их цвет, колеблясь между спаржей и зеленым папоротником. – Женщина считает местную еду «сраными подачками от правительства, в которых она не нуждается», поэтому ест только то, что приношу я или медицинский персонал.

– Знаешь, а мне она уже нравится, – говорю я, с драматическим вздохом возвращая контейнер с едой. – Кстати, не хочешь где-нибудь перекусить, прежде чем снова начнешь меня унижать?

В этот момент из комнаты отдыха, возле которой мы стоим, выходит щупленькая старушка в цветастом халате и останавливает свои ходунки.

– Мой тебе совет, парень: не налегай на местную стряпню. – Ее голос звучит как скрежет гвоздя по классной доске.

– Принято к сведению. – Я демонстрирую ей традиционное скаутское приветствие, салютуя тремя пальцами, и снова смотрю на Сэмми.

– В прачечной есть торговый автомат с напитками и закусками, – с хитрым блеском в глазах говорит Уолси. – Я отведу тебя к нему, но при одном условии…

– Разумеется, – гримасничаю я. – Легких путей с тобой не бывает.

На ее губах мелькает тень улыбки.

– Сыграй партию в шахматы с мистером Керри, пока я отнесу еду миссис Хоффман. – Она делает шаг назад и заглядывает в комнату отдыха. – Пожилой джентльмен у окна в темно-синей рубашке-поло.

– Считай, уже выполнено, Сэмми.

В небольшом помещении находится около десяти человек. Кто-то смотрит телевизор, кто-то дремлет в кресле, кто-то разгадывает кроссворд, а кто-то разговаривает сам с собой. Большинство из них выглядят так, будто им уже нет дела ни до чего на свете. И я задумываюсь, круто это или все-таки грустно.

В углу скудно обставленной комнаты за столиком в одиночестве сидит седой старик с нелепой бородкой Джона Прайса^[6].

– Ты новенький? – спрашивает он, когда я занимаю свободный стул напротив.

– Вроде того. Но я здесь не задержусь, так что знакомиться нам необязательно.

– Отлично, – кивает мистер Керри, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Значит, буду звать тебя просто «мелкий говнюк».

– Ладно, ладно, – сдаюсь я, застревая между неловкостью и раздражением. – Мое имя Джесси.

– Поздно, мелкий говнюк.

– Мой рост сто восемьдесят шесть сантиметров!

– Расскажи это тем, кому не плевать.

К нашему столику подъезжает пожилая леди в инвалидной коляске с электроприводом. На вид ей лет шестьдесят, или, быть может, сто двадцать. Трудно сказать, сколько на самом деле, потому что, несмотря на дряблую, морщинистую кожу, напоминающую кору старого дерева, в ее глазах все еще горят озорные огоньки.

– Позавчера мы были на ярмарке, и Сэм сфотографировала меня с самой большой тыквой в Северной Каролине. Эта оранжевая хреновина оказалась и впрямь огромной. Хочешь посмотреть фотографии?

Я выдавливаю улыбку.

– Как-нибудь в другой раз, лапуля.

Когда мне стукнет сто восемь.

– Последние слова перед казнью? – спрашивает мистер Керри, расставляя шахматные фигуры на исходные позиции.

– Я квотербек, – с гордостью заявляю я. – Стратегические действия, спланированные на десятки ходов вперед, – это то, в чем мне нет равных.

– Да я уже в штаны наделал, – кривляется старик, и по комнате прокатываются смешки.

После третьей проигранной партии я с позором сбегаю из комнаты отдыха и отправляюсь на поиски Саманты. Ничуть не удивляюсь, когда нахожу ее в библиотеке на втором этаже. Уолси складывает книги в тележку, сверяя их названия со списком, который держит в руке.

– Поддался старику, чтобы он не выглядел аутсайдером в глазах местных цыпочек.

– Какое же ты трепло, Чемберс.

Я смеюсь, когда она морщит нос. Взгляд Уолси на мгновение перемещается к моим губам, и притяжение вспыхивает между нами как ток. Ее зрачки расширяются, как будто она тоже это чувствует. Я поднимаю руку, касаюсь ладонью ее лица и провожу подушечкой большого пальца по мягким губам. Таким чертовски манящим…

– Джесси. – Я слышу ее учащенное дыхание, когда Сэмми отстраняется, чтобы сердито посмотреть на меня. – Зачем ты делаешь это?

– Делаю что?

– Флиртуешь со мной.

– А почему бы и нет?

– Потому что.

– Понял. Это слишком серьезный аргумент, чтобы продолжить.

Сэмми закатывает глаза, но я замечаю на ее щеках слабый румянец.

Стоять рядом с Уолси, держа свои руки при себе, – все равно что бороться с магнитом, а учитывая мою природную нетерпеливость, просто чудо, что я до сих пор не набросился на нее. Еще ни одна девчонка не вызывала у меня подобных эмоций. Это похоже на то, как если я хочу встряхнуть ее и вместе с тем поцеловать.

– Мне нравится твой южный говор.

– Я из южной Луизианы, – пожимает она плечами, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. – Странные законы, болота, аллигаторы, служба в церкви по воскресеньям…

– Сэм, милая, – слышу грубый голос у себя за спиной. Оборачиваюсь и вижу темнокожую женщину в медицинском халате, стоящую в дверях библиотеки. – Мне нужна твоя помощь.

– Уже иду, – отвечает Саманта, разворачивая нагруженную тележку в сторону выхода, и обращается ко мне: – Ты тоже займись делом.

– Брось, Сэмми… – Я с трудом сдерживаю жалобный стон. – Эта грязная работенка не для меня. Ты знаешь, как футболисты дорожат своими руками?

– Тебе нужна моя подпись или нет?

– Знаешь, даже странно, что ты фанатка «Сверхъестественного», ведь на таких, как ты, Винчестеры обычно открывают охоту.

Уолси нахально улыбается и уходит, оставляя меня смотреть, как ее самодовольная задница раскачивается из стороны в сторону.

Пятнадцать минут спустя в техническую комнату, где я, сгорбившись, стою над раковиной, оттирая очередное корыто от дерьма, входит симпатичная молоденькая медсестричка, толкая перед собой тележку с медикаментами.

– Что ты делаешь? – удивленно спрашивает она. – Волонтеры не моют судна, парень. Вообще-то, их не моют даже сиделки. Потому что для этого у нас есть специальная посудомоечная машина.

Я застываю на месте.

Мне требуется секунда, чтобы осмыслить ее слова.

– Твою мать… – Я стягиваю оранжевые резиновые перчатки и бросаю их в раковину, используя каждую унцию самоконтроля, которая у меня есть, чтобы не взорваться от гнева.

Я слышу, как девчонка смеется. Смеется над моим унижением. И этот смех гремит в моей голове, даже когда я оказываюсь на улице.

– Джесси! – Ко мне бежит Уолси.

– Да пошла ты! – со злостью выплевываю я, надевая шлем, завожу мотор и, сорвавшись с места, направляюсь подальше отсюда.

Глава 5
Брак Эммы Стоун под угрозой

Джесси

Тихий стук заставляет меня приподнять голову. Захлопываю ноутбук, отбрасываю его в сторону и одергиваю футболку, гадая, кого там принесло. Вскочив с кровати, открываю дверь и на мгновение теряю дар речи, когда вижу стоящую на пороге Сэм.

Она похожа на ангела: длинные волосы распущены, капли дождя усеивают сливочные локоны, ниспадающие каскадом на плечи, и стекают по гладким, порозовевшим от холода щекам, на лице ни капли макияжа. В руках большая картонная коробка с надписью «Пицца», от которой исходит потрясающий аромат.

– Как ты смотришь на то, чтобы начать наше знакомство с чистого листа? – Слабая улыбка приподнимает уголки ее губ, и все мои претензии, гнев и обиды сдуваются, как воздушный шарик, когда я замечаю в ее глазах слезы. – Привет, меня зовут Саманта Уолси. Я стипендиатка, волонтер и комнатное растение, которому не хватает смелости, обаяния и социальных навыков, чтобы завести друзей.

Я отнимаю у нее пиццу, швыряю коробку на кровать и протягиваю Сэм руку:

– Привет, я Джесси Чемберс. Дар божий и все такое.

Ее улыбка становится шире. Смахнув слезы, Сэмми мягко пожимает мне руку, и по моей коже пробегают мурашки удовольствия. Непривычно, но так чертовски приятно видеть ее такой эмоционально открытой – ведь это может значить лишь то, что я нравлюсь ей. Определенно. И, дьявол, как же она нравится мне!

Жестом приглашаю ее в комнату и пинком закрываю за нами дверь.

– Какая у тебя специальность, Саманта? – решаю продолжить нашу игру.

– Социальная работа.

– Компьютерные науки.

– Я в курсе, – фыркает она, а затем начинает смеяться, и я чувствую, как по телу разливается приятное тепло. – То есть рада узнать тебя получше, Джесси. Кстати, можешь звать меня просто Сэм. Или Сэмми, если тебе так больше нравится.

– У тебя очень красивые волосы, Сэмми.

– Э-э… Спасибо. – Смущенно переминаясь с ноги на ногу, Уолси оглядывает нашу с Коди комнату, прежде чем ее взгляд останавливается на моей кровати. Она подходит к ней, слегка приподнимает покрывало и проводит пальцем по краю простыни. – Так вот какой цвет бедра испуганной нимфы.

Мы оба смеемся, пока я достаю из ящика комода чистое полотенце и протягиваю его Сэм, чтобы она могла вытереть промокшие волосы и лицо.

– Моя мама – колорист. Когда я был помладше, мы с ней часто разучивали всякие названия тонов и оттенков, в том числе и смешные.

– Понятно.

Я сажусь на кровать и приглашающе похлопываю по месту рядом с собой. Светлые брови хмурятся в замешательстве, но когда Сэмми все же принимает приглашение, мои мысли меняют свое направление.

– Какой сезон «Сверхов» твой любимый? – спрашиваю я, набирая сообщение Коди, который повез Ки-Ки к ветеринару и должен вернуться с минуты на минуту.

Чемберс:

Зависни сегодня у Тони.

Коди:

Обойдешься.

– Тот, в котором появляется Кастиэль, – отвечает Сэмми.

– Четвертый? Мой тоже. Устроим марафон?

Чемберс:

Я не один.

Коди:

Я тоже!

Чемберс:

Ты мне должен две сотни.

Коди:

У Тони так у Тони.

Коди:

С тебя две сотни.

Коди:

И новая зимняя курточка для Ки-Ки.

Сэм растерянно моргает.

– Сейчас?

– Конечно, – говорю я с облегченным вздохом, засовывая телефон в карман спортивных штанов. – Пицца у нас уже есть. Я принесу из холодильника пиво. То есть… колу?

– Кола подойдет, – с улыбкой кивает она.

Когда я возвращаюсь, Сэмми лежит на спине на кровати и что-то печатает на своем телефоне. Ее длинные светлые волосы разметались по подушке, как у принцессы. Член в штанах напрягается, и я мысленно делаю ему строгий выговор.

Остаток вечера пролетает незаметно. На третьей серии экран ноутбука гаснет, но я не встаю за зарядным устройством. Свет в комнате выключен. Шум, доносящийся с вечеринки на первом этаже, кажется, для нас не существует. Время тоже потеряло всякий смысл. Мы просто лежим на спине, полуобернувшись друг к другу, болтаем и смеемся в темноте.

– О чем ты мечтаешь? – спрашиваю я.

– Сделать этот мир лучше.

– Ты делаешь лучше жизнь многих людей.

Сэмми вздрагивает, когда за окном раздается очередной раскат грома, и я тянусь к ее руке, переплетая наши пальцы.

– А у тебя есть мечта? – тихо спрашивает она.

– Разрушить брак Эммы Стоун.

Сэмми смеется, и этот звук наполняет меня нелепой радостью. Не помню, когда в последний раз лежал в кровати с девчонкой, не занимаясь при этом с ней сексом. Случалось ли такое вообще когда-нибудь?

Повернувшись, я, приподнявшись на локтях, смотрю на нее сверху вниз. Наши глаза встречаются, и я слышу, как прерывается ее дыхание. В этот момент все, чего я хочу, – это уничтожить разделяющее нас расстояние, снять с нее одежду и почувствовать прикосновение ее кожи к моей. Но я этого не делаю. Не хочу торопить события. Не хочу ее отпугнуть. Мне нравится наслаждаться происходящим.

Наслаждаться ею.

– Джесси, прости меня, – почти шепотом произносит Сэм, и впервые ее голос звучит по-настоящему расстроенным. – За судна, и вообще…

– Прости за свитер и Фелишу, – искренне извиняюсь я, перерезая между нами последнюю нить напряжения. – Я немного перебрал в ту ночь и вел себя как мудак.

На мгновение между нами повисает тишина, и единственное, что я слышу, – это грохочущую музыку из-под пола.

– Значит, ты все-таки меня узнал. – Даже в темноте я вижу, как вспыхивают искорки радости в ее зеленых глазах. Она прикусывает нижнюю губу, и выражение лица становится задумчивым. – Почему ты иногда ведешь себя как мудак?

С моих губ срывается хриплый смешок.

– Потому что это весело. Я прекрасно могу себя контролировать. Просто временами предпочитаю этого не делать. Попробуй тоже как-нибудь.

– Не контролировать себя?

Я киваю.

– Не все в нашей жизни нуждается в контроле, Сэмми.

– Звучит немного безумно… – Ее голос затихает, а взгляд останавливается на моих губах. – Но я как-нибудь попробую.

Глава 6
Планы на вечер? Дожить

Саманта

Мне не следовало сегодня приезжать в «Энсли-Пайнс». Я должна была поручить кому-нибудь другому поставить последнюю подпись в бланке общественных работ Джесси. Потому что я не хочу прощаться с ним. Мне становится трудно дышать, когда я просто представляю это.

Хватаюсь пальцами за края раковины и наклоняю голову, мысленно считая до пяти, чтобы успокоиться, прежде чем плеснуть в лицо холодной водой и вытереть насухо бумажным полотенцем. Выхожу из туалета в коридор и по пути в комнату отдыха решаю поздороваться с медсестрой Харпер, которая работает сегодня в ночную смену.

Когда я подхожу к сестринскому посту, Харпер жестом просит меня замолчать и указывает куда-то в сторону, с трудом сдерживая смех. Я останавливаюсь рядом с ней, прислушиваясь к странному гудению.

– Что это за звук?

– Гонки на инвалидных колясках в восточном крыле, – хихикает она, прикрывая рот чьей-то историей болезни.

Я непонимающе смотрю на нее.

Должно быть мне послышалось.

– Прости, ты сказала… гонки?

И тут меня осеняет.

Сбрасываю на пол свой рюкзак и бегу по коридору так быстро, как только могу. Оказавшись в восточном крыле, пробираюсь сквозь толпу, часть которой составляет персонал ночной смены.

– Что здесь проис… – Мой голос обрывается, когда я замечаю сидящего в инвалидной коляске Джесси.

Я несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что то, что я вижу, реально.

– Только не поддавайся, – обращается к нему миссис Мэй, нетерпеливо постукивая ладонями по подлокотникам своего инвалидного кресла.

– Не в моих правилах, ласточка, – подмигивает ей Чемберс.

– Три… – начинают отсчет зрители. – Два… Один!

Коляски резко срываются с места. Я в ужасе закрываю ладонями глаза и открываю их, только когда толпа вокруг взрывается громкими аплодисментами.

– Побеждает Джиллиан Мэй! – торжественно объявляет Джесси. Его карие глаза горят от возбуждения и легкой усталости. – Всем спасибо за участие.

По коридору прокатывается одобрительный гул. Я вздыхаю с облегчением, а люди начинают расходиться. Миссис Мэй жмет кнопку на своем инвалидном кресле, и оно с жужжанием поворачивает ее лицом ко мне.

– Сэмми, смотри, что у меня есть! – радостно говорит женщина, размахивая билетом. – Завтра мы идем на футбол.

– Мы? – рассеянно спрашиваю я, наблюдая, как Чемберс подхватывает на руки сидящую на стуле миссис Кавински, осторожно усаживает старушку обратно в ее коляску и набрасывает ей на колени разноцветный вязаный плед.

– Я, Люси, Хэдли и Кавински. Все, кто победили сегодня в гонках.

– Ты совсем обезумел? – набрасываюсь я на Джесси, когда мы остаемся в коридоре одни.

– Ой, да ладно тебе. – Он щиплет меня за щеку. – А какой твой самый безумный поступок? Отрезала челку?

Мое лицо краснеет от стыда, потому что засранец не так уж далек от истины, но я не собираюсь давать ему повод уйти от темы.

– Форсаж на инвалидных колясках, Чемберс! Это даже для тебя слишком.

Джесси беспечно пожимает плечами.

– Просто хотелось как-то развлечь девчонок напоследок, и это первое, что пришло мне в голову.

– О, в ней много свободного места.

– Слова ранят, Сэмми.

– Жаль, не убивают.

– Опять эти твои занудские штучки? – Он бросает на меня дразнящий взгляд, приглаживая свои взъерошенные волосы, торчащие из-под красной шапки, нелепо сдвинутой на самую макушку. – Кончай драматизировать, солнышко. Жизнь становится веселее, когда в ней есть немного опасности. Оглянись вокруг: здесь живут обычные люди, которым по большей части не нравится, когда с ними нянчатся как с трехмесячными младенцами. Даже если у некоторых из них нет зубов или они вынуждены носить подгузники – это все еще взрослые люди.

Словно в трансе, я киваю, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Джесси, но меня отвлекает его запах. Иисусе, как же приятно он пахнет. Смесью мыла и чего-то древесного с едва уловимыми нотками дыма, как будто парень только что вернулся из похода, где был ответственным за разведение костра.

Мысль о том, что это может быть последний раз, когда мы с Джесси проводим время вместе, погружает меня в отчаяние. Я так старалась не влюбиться в него, но все же влюбилась. Я знаю это. По тому, как мое сердце замирает в груди каждый раз, когда он улыбается.

Боже, я действительно облажалась, не так ли?

– Эй… Что-то случилось? – спрашивает Чемберс. Я опускаю голову, но он поднимает ее за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Мой пульс учащается под тяжестью его внимания. – Ты вся напряжена. И выглядишь охренеть какой грустной.

Я отстраняюсь, чтобы создать некоторое пространство между нами, и качаю головой.

– Все в порядке. Просто немного устала. Ты уже уходишь?

– Черта с два, – отвечает Джесси, зажигая тоненькую спичку радости.

Он обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и мы идем по коридору вместе. За окнами еще светло, но в небе уже сгущаются сине-фиолетовые сумерки. Я не фанатка холода и коротких дней, но осень – мое любимое время года. Особенно здесь, в Северной Каролине, с ее потрясающим сезонным колоритом.

– Как поживает моя любимица? – подмигивает Чемберс выходящей из библиотеки миссис Хоффман.

Женщина фыркает и демонстративно отводит взгляд, но я готова поклясться, что ее тонкие морщинистые губы трогает едва заметная улыбка.

Мы сворачиваем в комнату отдыха, и Джесси сразу направляется к свободному стулу, занимая место за большим круглым столом, рядом с Люси и другими пожилыми дамами.

– Девочки, какие планы на вечер?

Миссис Патаки отрывается от своего пазла и прищуривается, глядя на него сквозь толстые стекла очков.

– Мне девяносто четыре. Дожить.

Смешок вырывается у меня прежде, чем я успеваю его остановить. Боже, я буду скучать по этому.

Я буду скучать по нему.

Атмосфера в комнате быстро меняется с сонной на игривую. Вокруг все смеются, шутят и оживленно болтают, одновременно разговаривая о нескольких вещах. Миссис Диллон включает электрический чайник. Харпер приносит чашки, печенье и стаканчик моего любимого фисташкового латте из автомата.

– Итак… – играет бровями Джесси, оглядывая сидящих за столом. – У вас наверняка есть много постыдных историй из вашей молодости. Так вот: сегодня хочу услышать их все.

Я толкаю его ногой под столом.

– Чемберс… – Внезапно в моей голове всплывает вопрос, который вертится в ней уже целую вечность. – Постойте, а кто-нибудь знает историю таинственной миссис Хоффман?

– Она немного грустная, – вздыхает Харпер.

– Немного? – фыркает миссис Мэй. – Да ничего печальнее я в жизни не слышала.

– Выкладывайте, – оживленно кивает Джесси, поднося дымящуюся кружку к губам.

Он пьет чай как ребенок: сначала шумно дует на него, а затем делает крошечный глоток и морщится от того, что жидкость все еще горячая. Это так забавно. И мило.

– Мэри Хоффман – дочь эгоистичных негодяев, – начинает миссис Мэй. – Но если бы я была в лучшем расположении духа, то назвала бы их состоятельными людьми с высокими требованиями и ожиданиями, которые однажды решили поиграть в Бога. Когда Мэри встретила Саймона, каждый понимал, что их путь окажется тернистым. Сын плотника и швеи являлся невыгодной партией для дочери Хоффманов. Конечно, родители Мэри были против этих отношений. Они считали, что ее избранник должен быть по меньшей мере представителем их круга. – Она заключает последнее слово в воздушные кавычки и закатывает глаза в раздражении. – Родители отправили дочь учиться в Англию, в надежде, что время, расстояние и бурное течение оксфордской жизни смоют ее наивные чувства к Саймону. Но Мэри верила, что их любовь преодолеет все препятствия.

В то время у нас не было всех этих навороченных технологий, связь поддерживалась только письмами, и Мэри писала их каждый день. Но время шло, а ответа не приходило. Первый курс… Третий… Выпускной… Годы мелькали с невероятной скоростью. Англия открывала перед ней множество дверей, но ни одна из них не вела к ее счастью.

Как-то раз родители признались дочери, что подкупили местного почтальона, который тщательно следил за тем, чтобы письма Мэри никогда не попадали в почтовый ящик Саймона Филча. Когда женщина узнала об этом, она тут же прилетела в Шарлотту. Но увы, в доме Саймона ее ждало горькое разочарование. На пороге стояли незнакомые люди, которые ничего не знали о Филче. Мэри не решилась искать его. В ее воображении Саймон уже встретил другую женщину и построил свое счастье. Так и прожила бедняжка всю свою жизнь в одиночестве, не позволив никому другому коснуться ее сердца…

Когда миссис Мэй заканчивает историю, ее карие глаза полны грусти и непролитых слез. В комнате воцаряется тишина. Все выглядят погруженными в свои мысли. Я сглатываю комок в горле, стараясь не расплакаться, и вздрагиваю от неожиданности, когда теплая ладонь Джесси сжимает под столом мое колено, а затем медленно скользит по бедру.

Боже мой…

Боже мой…

БОЖЕ МОЙ!

Я задерживаю дыхание, изо всех сил стараясь сохранить хоть какую-то связь с мозгами, и бросаю на него взгляд. Но его красивый профиль непроницаем – Джесси неотрывно смотрит на миссис Мэй.

– Что еще вы знаете об этом парне? – спрашивает он.

– О Саймоне? – Ее серебряные брови сходятся в замешательстве, когда Джесси кивает. – Только дату его рождения. Как-то раз у Мэри из книги выпала фотография с ним, а Люси нашла ее. Сзади было написано его имя и какая-то дата… Вероятно, его рождения, потому что на снимке он задувал свечи на праздничном торте.

– Вы помните эту дату?

Миссис Мэй задумчиво переглядывается с подругой.

– Четырнадцатое марта? – хмурится Люси.

– Может быть, – пожимает плечами миссис Мэй. – Я точно помню лишь год рождения, потому что у нас он совпадает, – тысяча девятьсот сорок пятый.

Тем временем ладонь Джесси ныряет между моих бедер. Не сдержавшись, я громко ахаю, и все за столом поворачиваются ко мне.

– Уже так поздно! – выдаю первое, что приходит в голову.

Харпер смотрит на часы, висящие у нее на запястье.

– Действительно.

Когда я поворачиваюсь к Джесси, мерзавец изображает невинность, хлопая своими густыми ресницами. Он мгновение смотрит мне в глаза, затем наклоняется к моему уху, слегка задевая губами щеку, отчего у меня мурашки бегут по коже, и шепчет:

– Я бы никогда не уехал. Я бы тебя дождался.

Эти слова проникают мне прямо в сердце, разливаясь внутри теплом. И это ощущается так… правильно. Как будто им там самое место. Наши взгляды встречаются, и мир вокруг расплывается, пока я не слышу, как кто-то произносит мое имя.

Оглядываюсь, с удивлением обнаруживая, что кроме меня, Джесси и миссис Диллон в комнате больше никого нет.

– Оу, а где все?

Старушка улыбается, демонстрируя искусственные зубы.

– Милая, вы так смотрите друг друга, что остальным становится неловко находиться с вами в одной комнате. Так что я тоже, пожалуй, пойду.

– Простите, я не…

– Никогда не извиняйся за свои чувства, Сэмми.

Мои щеки немедленно начинают гореть.

– Нет никаких чувств.

– Я старая, но не слепая, – ворчит миссис Диллон. – Увидимся, мелкий говнюк.

– Я Джесси! – кричит ей в спину Чемберс.

Когда Люси уходит, он откидывается на спинку стула, поправляет свою нелепую шапку и закидывает руки за голову.

– Как насчет партии в криббедж? – улыбается засранец, пуская в ход все свое обаяние. – Если выиграю я, ты идешь со мной на свидание. Если выигрываешь ты, я иду с тобой.

Джесси

Как только мы оказываемся на открытом ночном воздухе, Саманта вручает мне мой листок, где стоят все семь подписей, и на меня накатывает странная волна пустоты. Я окидываю взглядом кирпичные здания «Энсли-Пайнс» и как будто бы уже начинаю скучать по всем этим ворчливым старикам. Они крутые. По-настоящему. Не знаю, что за волшебство случилось в этом недельном отрезке времени, но я чертовски проникся этим местом.

Словно прочитав мои мысли, Сэм кладет ладони мне на плечи и мягко сжимает их.

– Ты можешь приезжать сюда в любое время.

– Ну да, – фыркаю я. – Делать мне больше нечего.

Уолси смотрит на меня с мягкой улыбкой, как будто не верит ни единому моему слову. Уличный фонарь, горящий за ее спиной, очерчивает хрупкий силуэт мягким светом. Ветер треплет выбившиеся из толстой косы пряди, бросая их в разрумяненное лицо.

Какая же она красивая…

Я беру ее руки, обвиваю их вокруг своей шеи и обнимаю за талию, притягивая к себе. Когда наши взгляды встречаются, сердце совершает экстремальный скачок, увеличиваясь в полете на три размера, и в этот момент я понимаю, что по уши влюбляюсь в Саманту Уолси.

– Я видела, как загораются глаза местных жителей, когда они слышат звук твоего байка. – Ее голос становится тише с каждым словом. – Ты нравишься им, Джесси. Ты… нравишься мне.

С этими словами она приподнимается на цыпочки и целует меня.

Наверное.

Скорее всего.

Я ни черта не успеваю понять, потому что Сэмми сразу же отстраняется и ошеломленно смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Я немедленно сокращаю расстояние между нами и прижимаюсь губами к ее губам, раздвигая их языком. Как только Уолси отвечает на поцелуй, я понимаю, что мне конец. Моя рука быстро перемещается с ее талии на затылок и обхватывает шею, притягивая ближе. Ее пальцы запутываются в моих волосах, сбрасывая шапку. Она издает сладкий стон, и этот звук отдается прямо в паху, отчего член мгновенно твердеет. На вкус она как сладкий ореховый кофе. На ощупь как бархат и рай. Ее тело буквально тает в моем, когда я углубляю наш поцелуй. Не думаю, что когда-либо чувствовал себя лучше, чем сейчас. Это похоже на затянувший прыжок с высоты. Даже мои гребаные кости вибрируют от удовольствия.

У Сэмми самые нежные губы, которые я когда-либо целовал.

Мы с трудом отрываемся друг от друга, задыхающиеся и нуждающиеся. Ее пылающие огнем глаза над запотевшими стеклами съехавших набок очков, припухшие губы, растрепанные волосы и раскрасневшееся лицо навсегда врезаются мне в память. Уму непостижимо, как много она стала значить для меня за такой короткий промежуток времени. Но я без ума от нее.

Вообще прям на хрен спятил.

– Знаешь, а это приятно – не контролировать себя, – тяжело дыша, произносит она.

– Ты очень послушная ученица, – довольно ухмыляюсь я, опуская свободную руку, чтобы поправить стояк. – Не хочешь прогуляться в кампус пешком?

Наблюдая за моими действиями, Сэмми снова краснеет, к моему большому удовольствию, и кивает.

– Волнуешься перед завтрашней игрой? – спрашивает Сэм, когда мы подходим к дому ее сестринства.

– Немного, – честно отвечаю я. – Мы играем с «Альпинистами». Их линия защиты крепче, чем у монашек-девственниц, принявших обет безбрачия. К тому же на матче ожидаются скауты, которые будут наблюдать за мной.

– Уверена, ты надерешь им зад.

– Кому? Скаутам? – спрашиваю я со смехом.

– И скаутам тоже, если понадобится.

Когда мы останавливаемся у массивных входных дверей, я чувствую потребность прижать Сэм к себе и никогда не отпускать.

– Ты занимаешь все мои мысли, Сэмми. – Я провожу кончиками пальцев по линии ее подбородка и улыбаюсь, когда она наклоняется навстречу моему прикосновению. – Придешь завтра поболеть за меня?

– Хм-м… – Она кокетливо поджимает губы. – Надо подумать…

– Давай сделаем это вместе.

Я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе, пока она не сталкивается с моими губами. Маленькая жадина тут же обивает руками мою шею и прижимается ближе, вызывая у меня счастливую улыбку. Мы целуемся так, словно у нас в запасе все время мира. Из моей груди вырывается стон, когда она нежно посасывает мой язык. Я тону в удовольствии. Теряю гребаный рассудок. Мои ладони опускаются ниже, чтобы сжать ее попку, пока рот скользит по ее подбородку к шее, оставляя за собой дорожку поцелуев.

– Ты такая вкусная… – Захватываю ее нижнюю губу зубами и тяну, пока она не выскальзывает из моего рта, провожу языком по щеке, кусаю за подбородок… Проклятие, я не могу от нее оторваться.

Я хочу быть в ней. Я хочу быть с ней.

Навсегда.

– Бог мой, я приду, – слышу ее прерывистый шепот. – Джесси…

Мое имя еще никогда не звучало так хорошо.

Глава 7
Вперед, девятки!

Саманта

Мы занимаем отличные места рядом с полем, где есть зона для инвалидов-колясочников. Рядом со мной сидят лучшие гонщицы «Энсли-Пайнс», размахивая огромными пальцами из пенопласта. Миссис Диллон даже нарисовала плакат с игровым номером Чемберса – двадцать девятым – и трогательной надписью «ВПЕРЕД, МЕЛКИЙ ГОВНЮК!». На моей щеке тоже нарисован этот номер. Как и на спине бело-зеленой джерси, которую сегодня утром мне подарил Джесси.

Звучит одноименный командный гимн, и чирлидерши начинают свое выступление:

Футбольная команда «Альпинисты Аппаччинского университета», представляющая Аппалачский государственный университет в Буне, с незапамятных времен является одним из главных соперников «Шарлотты». Между нашими студенческими секциями нередко происходят драки, и яростные болельщики обеих команд всегда с нетерпением ожидают этот матч, который является главным событием в турнирной таблице. В прошлом году «Альпинисты» обыграли всех в своем расписании, выиграли матч чемпионата AAC^[7] и вышли в плей-офф. Поэтому зрителей на стадионе Джерри Ричардсона сегодня больше, чем обычно, и воздух буквально гудит от напряжения.

– Пока мы с нетерпением готовимся к развязке, приближаясь к захватывающим последним неделям регулярного сезона…

Я отвлекаюсь от болтовни комментатора и снова смотрю на красивое выступление чирлидерш. Рядом с девчонками отплясывает Норм Девятка – знаменитый талисман нашего университета, который выглядит как золотоискатель, одетый в командную форму «Шарлотты», в широкополой шляпе, которую он никогда не снимает, и с киркой в руке – символом первопроходческого происхождения^[8]. Наконец начинают объявлять состав игроков, и все мое внимание сосредотачивается на тоннеле.

– Квотербек «Шарлотты» Джесси Чемберс демонстрирует потенциал первого раунда НФЛ, – торжественно говорит комментатор, когда Джесси выбегает из тоннеля под оглушительные возгласы зрителей. – Бесстрашный любитель риска с непредсказуемым подходом, который делает его одним из самых сложных игроков для координаторов обороны соперника при планировании игры. И это отнюдь не единственная черта, которая выгодно выделяет его среди других перспективных…

Джесси трусцой бежит по полю. Взгляд карих глаз беспокойно блуждает по трибунам… пока не останавливается на мне. На его лице вспыхивает широкая улыбка, освещая сиянием соседние штаты. Он изображает пальцами сердечко, которое разлетается бабочками в моей груди, и я смущенно прикусываю нижнюю губу.

Боже милостивый… как же он хорош.

Ладно, представьте высокого парня с широкими плечами, поверх которых надеты массивные накладки. Теперь подключим к этому образу белые лосины, облегающие неприлично мускулистые ноги, шлем, сквозь металлические полосы которого проглядывает мужественное лицо с черными полосами под глазами… И если вы все еще не потеряли голову, то что с вами не так?

Тем временем команды занимают свои позиции. Миссис Кавински что-то гневно выкрикивает на польском, когда «Альпинисты» выигрывают подбрасывание монетки. Звучит свисток судьи, наша бело-зеленая форма смешивается с черно-золотой соперника, и начинается грандиозный замес.

Футбол редко производит на меня впечатление, но сегодня все ощущается иначе. Каждая эмоция обострена до крайности. Я с гордостью отмечаю, с каким восторгом люди наблюдают за игрой Джесси. И точно знаю, что прямо сейчас все жители и персонал «Энсли-Пайнс» собрались вместе перед большой плазмой в комнате отдыха и так же, как и мы, всем сердцем болеют за «мелкого говнюка».

Который не подводит.

Наша команда лидирует на протяжении всей игры. Джесси бегает как ветер и действует как вулкан, великолепно координируя работу своей команды. Почти каждый раз, когда меняется счет на табло, я испытываю прилив эйфории. Потому что наше преимущество поистине впечатляющее.

На последних секундах четвертого периода Чемберс описывает на поле идеальную молнию, уворачиваясь от полудохлых защитников, которых он вымотал своей энергичностью, грациозно взмывает в воздух, где ловит пас от Коди, и, крепко прижав мяч к груди, приземляется в конечной зоне.

Судья дует в свисток, поднимая руки над головой:

– ТАЧДАУН!

– Команда «Шарлотты» побеждает со счетом 63:10! – гремит голос диктора, эхом разносящийся по всему стадиону.

Когда зрители с криками вскакивают на ноги, празднуя победу, я уже сбегаю вниз по лестнице. Подошвы моих конверсов буквально гудят от шума вокруг. Пробираюсь сквозь толпу к ограждению и цепляюсь пальцами за металлическую решетку, наблюдая, как команды встречаются в центре поля, чтобы обменяться рукопожатиями.

После церемонии Чемберс снимает шлем, встряхивает мокрыми от пота темно-каштановыми волосами и направляется к какому-то мужчине, одетому в деловой костюм, который ждет Джесси у боковой линии.

«Воротничок» протягивает ему черную карточку, похлопывает по плечу и уходит. Чемберс поднимает карточку вверх, показывая ее своему тренеру, и что-то возбужденно кричит, прежде чем уделить внимание скачущей вокруг него репортерше с микрофоном ESPN в руке. Несколько коротких комментариев, и он отстраняется.

– ДЖЕССИ! – кричу я так громко, как только могу, когда его глаза обшаривают трибуны в поисках меня.

Наши взгляды встречаются, и я вижу чистую радость на его красивом лице. Он кивает охраннику, чтобы тот открыл ограждение. Джесси встречает меня на полпути, подхватывает за талию и кружит, как в сцене из романтичного фильма. Взвизгнув, я цепляюсь за его шею и обвиваю ее руками, когда он осторожно ставит меня на ноги.

– Скаут^[9] дал мне визитку! – Его голос звенит от восторга.

– Потому что ты был невероятен.

– Пять тачдаунов, Сэмми! – Он поднимает руку в белой перчатке и машет растопыренными пальцами. – Пять! Но это еще не все. Сегодня я побил рекорд «Шарлотты» по количеству результативных бросков квотербека. Когда я подпишу контракт с НФЛ, имя Тома Брэди^[10] тут же уйдет в закат вместе с его смазливой мордашкой.

Я качаю головой, улыбаясь.

– Какой же ты воображала…

Джесси смотрит на меня так, словно я единственная девушка на планете, где через пять минут случится апокалипсис. Его взгляд, как шелк, скользит по моему лицу, а руки опускаются на ягодицы и сжимают их. На глазах у пятнадцати тысяч человек, включая главного тренера «Шарлотты 49», который стоит в пяти футах от нас.

– Притормози, Чемберс… – Я смущенно упираюсь ладонями ему в грудь, пытаясь создать между нами хоть какое-то пространство. – Три поцелуя не делают нас парой.

Он притягивает меня за задницу, и наши губы соприкасаются словно две половинки одного целого, идеально подходящие друг другу.

– А четыре? – Он снова целует меня. – Пять? – Еще поцелуй. – Как насчет шести? – Поцелуй. – Может, семь?..

Я счастливо смеюсь, уворачиваясь от его губ, которые уже повсюду.

– Ты невозможен.

– Я нереален!

Бум. Бум. Бум.

Я чувствую свой пульс везде: на шее, в ушах, в висках и даже в кончиках пальцев. Я пытаюсь держаться спокойно и не вести себя как очередная его фанатка, но терплю неудачу, когда снова тянусь к нему за поцелуями. Весь мир сужается до мягких губ Джесси Чемберса, и все остальное становится неважным.

– ДЖЕССИ! ДЖЕССИ! ДЖЕССИ! – слышу голоса неугомонных гонщиц.

– Мощная группа поддержки, Чемберс! – кричит тренер, кивая в сторону банды седовласых старушек.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь не рассмеяться, когда стоящая за металлическим ограждением миссис Диллон поднимает вверх свой плакат. Джесси широко улыбается. На его лице безошибочно читается гордость.

– Мои цыпочки.

Эпилог
Гребаный «дневник памяти»

Саманта

Две недели спустя

Я взволнованно постукиваю ногтями по экрану телефона, наблюдая за миссис Хоффман. Мэри неподвижно стоит на солнечном месте во дворе у старого каменного фонтана, прижимая к груди потрепанный экземпляр «Поющих в терновнике», и смотрит куда-то вдаль, задумчиво приложив два пальца к подбородку.

Очередной порыв ветра подхватывает ворох сырых листьев, закручивая их в разноцветные спирали вдоль тротуара. Влажный после недавнего дождя воздух заполняет легкие приятной свежестью. Я плотнее кутаюсь в куртку, чувствуя, как все мое тело дрожит – но вовсе не от холода.

Знакомый рев двигателя моментально выводит миссис Хоффман из задумчивости. Она бросает на меня быстрый взгляд и устремляет его на проезжую часть, поправляя на шее красный кашемировый шарф в шотландскую клетку, который резко контрастирует с ее серебряными волосами.

Несколько секунд спустя на подъездную дорожку влетает черный спортбайк. За спиной Джесси сидит пассажир. Мужчина. Я начинаю плакать, как только вижу в его руках букет красных роз – таких же царственных и элегантных, как сама Мэри.

Боже правый, это и в самом деле он. Тот самый Саймон Филч. Первая и единственная любовь миссис Хоффман. Невероятно…

Пока Джесси помогает пожилому джентльмену слезть с байка, я быстрыми шагами иду к Мэри. Мое сердце бьется так сильно, что кажется, будто оно вот-вот пробьет грудную клетку.

– Похоже, у вас посетитель, – шепчу миссис Хоффман, когда мужчины направляются в нашу сторону.

С замиранием сердца смотрю, как замешательство застилает бледно-голубые глаза пожилой женщины, прежде чем в них вспыхивает узнавание.

– Это… – Ее тонкие губы дрожат, словно она пытается произнести имя, но не может этого сделать.

– Саймон. – Я издаю тихий всхлип, обнимая ее за хрупкие плечи. Слезы катятся по щекам непрерывным потоком. – Ваш Саймон, Мэри.

– Мой Саймон… – едва слышно выдыхает она, и темная аура одиночества вокруг ее маленького, хрупкого силуэта рассеивается, как чары злой колдуньи под воздействием настоящей любви.

В глазах миссис Хоффман собираются слезы, но тень улыбки на морщинистом лице дает понять, что она счастлива, а не расстроена.

Шаркающей походкой, но с чертовски прямой осанкой Саймон приближается к Мэри. Его шаги медленные, однако уверенные. Даже на расстоянии видно, как мужчина волнуется. Наконец их взгляды встречаются, и кажется, будто все время мира останавливается, чтобы продлить это волшебный момент.

– Гребаный «Дневник памяти», – бормочет стоящий рядом Джесси.

Он обнимает меня сзади за талию, прижимаясь подбородком к макушке, и мы стоим так какое-то время, молчаливо наблюдая за трогательной сценой воссоединения, которая останется с нами навсегда.

Готова поспорить, что в молодости мистер Филч был тем еще сердцеедом. У него большая белоснежная борода, как у Гэндальфа, и такого же цвета волосы, стильно зачесанные назад. Одетый в кожаную куртку с эмблемой Rolling Stones, красную фланелевую рубашку и черные джинсы, которые заправлены в высокие ботинки, он смахивает на старенького байкера-лесоруба.

– Пойдем, не будем им мешать, – шепчет Джесси, потирая тыльной стороной ладоней глаза.

На плече у меня висит рюкзак, который Джесси забирает и закидывает себе на плечо. Когда мы сворачиваем в сторону подъездной дорожки, по безоблачному небу тянется радуга, которой раньше там не было. Я улыбаюсь про себя, воспринимая это как знак, что все у Мэри и Саймона будет хорошо.

– Не хватает только единорогов, – фыркает Чемберс, глядя на радугу, и я толкаю его плечом.

– Ты и в самом деле привез семидесятидевятилетнего мужчину сюда на байке?

Джесси сдвигает шапку, чтобы потереть лоб.

– Не пойму, ты ругаешься или восхищаешься? – Он останавливается перед байком и поворачивается ко мне лицом. – Слушай, а давай стареть вместе?

Боже, эти слова…

Они ощущаются так, будто Джесси выжег мне их на сердце без анестезии, а затем залил рану шампанским и сверху посыпал блестками.

Я обхватываю ладонями его лицо и притягиваю к себе. Мои губы медленно соприкасаются с его губами. Это один из тех нежных поцелуев, которые обычно дарят тем, кого планируют поцеловать еще миллион раз. Примерно лет до ста… Это и есть мой ответ.

Мгновение спустя Джесси надевает мне на голову шлем и ловко застегивает крепления под подбородком, прежде чем забраться на мотоцикл. Скользнув на пассажирское сиденье, я обхватываю руками талию Джесси и прижимаюсь широкой к спине.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, седлая волну предвкушения высотой с гору Денали.

Оглядываясь через плечо, Джесси одаривает меня озорной улыбкой и надевает шлем.

– Есть пиццу, смотреть «Сверхъестественное» и заниматься сексом.

Эшли Хэшброу
Близнецы, сноуборды, любовь и я

Глава 1
Пердечный сриступ, или Как не откинуться в ожидании отличных новостей

Никогда не занимайся сексом втроем, если второй не грудастая блондинка, а третий не горячая калифорнийская цыпочка с отличным бампером.

© Рэйф Барнс

Трэвис

Все началось с отвязной университетской вечеринки на Хеллоуин. Я в образе опасного пирата Джека Воробья, мой придурковатый брат – типа Драко Малфой и наша общая знакомая Оливия Лав в горячем костюме феи Динь-Динь. Девчонка захотела переспать с нами, а мы на тот момент посчитали это охренительной идеей. Два гребаных брата-полных-идиота, которые не отказались воплотить грязную мечту Лав в реальность.

Что такого может быть в секс-трипе втроем? Да ни хрена, кроме того, что теперь эта девчонка беременна и мы вообще не знаем, от кого из нас!

Наверное, вы сейчас думаете: а как же тест на отцовство, тупой ты баклан?

Ответ: я и мой брат Рэйф однояйцевые близнецы.

Идите к черту со своей сообразительностью!

– Ты выглядишь как куча испражнений верблюда.

– Забавно, что это говорит мой брат-придурок-близнец. Ведь ты выглядишь точно так же, как и я.

– У нас разные татуировки и прически, а еще мои бицепсы больше твоих.

– Пусть мои мышцы и уступают твоим на несколько дюймов, но в отличие от тебя я не страдаю деменцией и мой дружок больше.

– Пошел ты! Он больше всего на на-хрен-вообще-нисколько!

– Если, по-твоему, три дюйма – это неизмеримая херня, то твой член еще меньше, чем ты себе представляешь. – Откинувшись на спинку кресла, я бросаю методичку о том, как стать папочкой, в своего брата и тру пальцами переносицу. – Эта цыпочка, вероятно, спятила, если думает, что мы будем жить втроем как счастливая семейка и воспитывать общего ребенка.

– Общего? – поднимает брови Рэйф. – Я не в теме!

– Да? А как же: «О да, Олив! Мой резерв уже в тебе, детка»? – Выделяю слова кавычками из пальцев, стреляя в брата недовольным взглядом, и издаю мычание, по-кроличьи толкаясь бедрами вперед, имитируя его движения и звуки в тот самый момент.

– Да ты не так все понял, Трэв!

– Я вообще ничего не понимаю, уловил? Я был мертвецки пьян в ту ночь. – Ударив ногой по столу с журналами для будущих мам, я сжал руками голову. – Черт, мы в дерьме!

Мы находимся в коридоре ожидания «Здоровая мама и бла-бла-бла малыш», и администратор этой охренительно дорогой частной клиники наблюдает за нами как за персонажами дешевой комедийной драмы, попивая матча цвета детской неожиданности из прозрачной кружки с надписью «Беременность – это счастье!».

– Ты готов стать отцом? – отвлекает меня брат, пока я недовольно прожигаю взглядом женщину в форме копа, чьи глаза прилипли к нам с того момента, как мы вошли в клинику с девчонкой, цепляющейся за наши руки, словно мы – одна гребаная шведская семейка.

– Нам по девятнадцать, ты вообще соображаешь, о чем говоришь? Мы второкурсники. Наш заработок с канала и соцсетей настолько ничтожен, что мы не сможем позволить даже подгузники.

– Ты подрабатываешь спасателем на склоне, этого будет достаточно, чтобы обеспечить ребенка.

Мой телефон издает звук пердежа, который снова поставил на входящие сообщения полоумный брат.

– Очень смешно, Рэйф. Твой пердеж – именно то, что добавляет этой ситуации еще больше абсурдности.

Вытягиваю смартфон из кармана под громкий булькающий смех гаденыша, родившегося на несколько минут позже, и открываю сообщение.

Джарвис_долбозавр_менеджер_Уолкинс:

Сегодня ваши мудозвонские задницы должны быть на склоне в три часа. Какая-то девчонка из Нью-Йорка хочет снять вас в ролике для фильма к своей книге про любовь.

Протираю лицо от подбородка до лба и печатаю ответ.

Трэв:

Иди к черту! У нас сейчас проблемы посерьезнее, чем твои пятьдесят баксов, Уолкинс. Засунь их себе в зад и снимись в фильме «Я и мой близнец в заднице».

Джарвис_долбозавр_менеджер_Уолкинс:

Она платит пять штук за несколько роликов, тупица. Но если ты и дальше собираешься притворяться девственницей, я найду других близнецов.

– Ну и засранец!

– Что там?

Трэв:

Мы придем. Оставь место в своей заднице для чего-то другого, а не для наших пяти штук.

– Джарвис написал, что какая-то сумасшедшая заплатит пять штук «франклинов» за видео с нами.

– Она хочет повторить на камеру то, что мы делали с Олив? – улыбается он. – Я готов на это и бесплатно.

– Ты вообще должен забыть о перепихоне и своем члене! Если Лав действительно беременна и мы станем папочками, то твой дружок больше никогда не увидит новой кис… – Я затыкаюсь, потому что дверь кабинета открывается и оттуда выходит бледная Оливия.

– Парни, у меня безумно плохие новости.

Твою мать… Олив… Их будет двое? Они девчонки?

Ты хочешь назвать их Мэри-Кейт и Эшли, как сестер Олсен?

– Я… – Она делает глубокий вдох, а я уже мысленно рою себе могилу и представляю, как мои долбанутые друзья пьют «Микки» и говорят о том, каким хреновым ублюдком я был, потому что бросил на брата двоих девочек-близняшек, которых зачал. – …не беременна. Это была ложная тревога.

– Да чтоб я сдох и на мою могилу пописала Дженнифер Лопес! – вскрикиваю я и обнимаю своего недалекого брата, как будто он мой самый близкий родственник. – Ты слышал это?

– Да, Трэв! У меня будут новые киски!

Полоумный идиот.

Глава 2
Привет, пап, я дома

Если твоя семья со странностями

и тебя это ни капли не смущает,

то ты – Шелби Грэхем.

© Шелби Грэхем

Шелби

– Да-а, Элфи, я все помню. «Не говори с незнакомцами, не пей из открытых бутылок, не занимайся сексом с эльфами-помощниками Санты и не верь засранцам».

– Господи, я вообще не понимаю, зачем ты полетела в Аспен. Твоей книге не нужны никакие фильмы со сноубордистами. «Парни, сноуборды, любовь и я» уже бестселлер! У тебя несколько дополнительных тиражей, много подписчиков на Wattpad, ты и так популярна!

– Да, ты и вправду не понимаешь. Я хочу показать читателям книгу такой, какой ее вижу я. Ты слышала, что я сказала на прошлой неделе, а? Гребаный Netflix отказал мне в экранизации, а это – моя мечта!

Прижав телефон плечом к уху, я медленно пробираюсь сквозь сугроб к родному дому, находящемуся неподалеку от склона.

– Ты сумасшедшая. Любая другая на твоем месте потратила бы авторский гонорар на развлечения, новые шмотки, игрушки из магазина для одиноких, в конце концов, а не на книгу, которая их и принесла. И уж точно мечтала бы о принце на белом McLaren или миллиарде долларов и местечке в списке Forbs, а не о ролике с какими-то качками-недоумками, которых она использовала в качестве прототипов. Эти Трэв и Рэйф явно не такие клевые, как Джас и Оливер. Я сталкерила их соцсети во время создания эстетик для твоей книги, они – тупоголовые гориллы, чьи мозги находятся ниже пояса, а не в черепной коробке.

– Бла-бла-бла, Элф. Я знаю Трэвиса и Рэйфа. Если ты не забыла, наши родители дружат, а мы знакомы с детства. Мы встречались на праздниках, выходных и…

– Да-а. Только эти парни, судя по твоим рассказам, явно не вспомнят тебя. Как думаешь, они вообще замечали малышку Би с причудливыми хвостиками, которая была младше их на год? Сколько им было? По десять? В таком возрасте парни еще не интересуются девчонками, Грэхем.

Закатываю глаза, отпускаю ручку чемодана и открываю дверь в дом.

– Ты лучше расскажи мне, твой несносный начальник отпустит тебя на Рождество? Я все еще готова оплатить тебе билеты в качестве подарка.

– Еще не знаю, Шел. Джеральдина уволилась, а новая девчонка… – Элфи переходит на шепот. – Она даже не умеет готовить кофе, не говоря уже о том, чтобы сделать боссу его любимый сэндвич с рукколой, арахисовой пастой и тунцом.

Смеюсь, затаскивая чемодан, закрываю дверь и, стянув куртку, бросаю ее на комод.

– Я знаю решение этой проблемы.

– И какое?

– У тебя есть целых пять дней, чтобы научить ее готовить и повторять твое фирменное: «Да, мистер Фэтч, минута – и ваш кофе будет у вас!» – подшучиваю я, приступая к расшнуровке ботинок.

– Ты настоящая язва, Шелби Грэхем, мастурбирующая на несуществующих парней с книжных страниц, но даже несмотря на этот факт, я все равно люблю тебя.

– «О боже, наша близость продлилась целых десять минут. Ты не представляешь, Стивен настоящий гигант!» – пародирую ее вчерашние восхищения доставщиком пиццы. – Не думаю, что твой сексуальный опыт с настоящими парнями гораздо лучше моего вибратора, который может удовлетворять меня, пока я не нажму на красную кнопку. Знаешь, сколько он держит зарядку?

– Помнишь, что я сказала несколько минут назад? Ты – язва! Говори что угодно, но лучше доставщик пиццы и десять минут, чем бездушный латекс!

– Жду тебя в Аспене, Элфи Хоторн. И да, – я перехожу на шепот, – я уверена, что найду того самого «несуществующего парня», который сделает со мной то, о чем я читаю в книгах. Пока-пока!

Скидываю звонок и, стянув ботинки, прохожу в кухню-гостиную. Я не была в этом доме с девяти лет, а все потому, что мама решила развестись с отцом и перебраться в Нью-Йорк к мужчине, с которым была знакома всего несколько дней по переписке. Конечно же, они не поженились и даже не прожили вместе и недели, но это абсолютно ничего не поменяло. Мы остались жить в Нью-Йорке. В маленькой съемной квартире, с отвратительными соседями сверху, вечно выясняющими отношения и примиряющимися так, что лопасти вентилятора на потолке моей спальни напоминали листья пальмы, на которой сходила с ума шимпанзе. Я не осуждаю маму за выбор такой жизни. Мой отец – он классный и все такое, но его любовь к склонам, сноубордам и свободе была гораздо сильнее, чем к ней, во всяком случае, она так считала. Что насчет меня? За все эти девять лет я ни разу не была в Аспене, а все только по той причине, что мама отказывалась летать сюда, а я, по ее мнению, слишком несамостоятельна для перелетов с пересадками. Но, конечно же, я видела отца. Он прилетал в Нью-Йорк на выходные раз в несколько месяцев. Мы ходили на симулятор сноуборда, в скейтпарк, а также на взрослые тусовки нью-йоркских сноубордистов, где я впервые попробовала отвратительное ирландское пиво и узнала значение «Игры головой».

– Шелли-Джелли-Белли!

И да, я забыла сказать: отец вечно коверкает мое имя, смешивая его с названиями жевательных конфет, которые я ненавижу с детства из-за того, что переела их и разукрасила блевотной радугой мамин любимый белый ковер.

– Привет, пап! – Я успеваю помахать рукой, прежде чем утонуть в его медвежьих объятиях.

– Как полет?

– Если не считать того, что на последней пересадке самолет попал в зону турбулентности и старушка рядом со мной начала истошно кричать «Мы все умрем!», а потом схватила бумажный пакет и отправила туда сэндвич с тунцом как раз когда я пережевывала протеиновый батончик, то прекрасно. Ты как?

Отстранившись, я осматриваю его. Как и всегда: растрепанные темные волосы, холостяцкая небритость, которая, к слову, очень ему идет, и выцветший пижамный костюм Гринча – подарок матери десятилетней давности.

– Улет! Как там поживает моя повелительница драконов?

Закатываю глаза от нелепости прозвища для мамы.

– Все еще играет роль одинокой самодостаточной женщины, чей бывший муж оказался настоящим ослом. – Натягиваю безобидную улыбку и пожимаю плечами. – Она в полном порядке. Читает книги про драконов и мечтает попасть в их мир.

– Твоя мама – очень горячая штучка, Ше-Дже-Бел, и мне не верится, что она не может найти достойную замену снобу-сноубордисту, который ее не ценил, – говорит он, вытягивая из холодильника яйца, бекон и галлон молока.

«Наверное, потому, что не существует мужчины лучше, чем ты, пап, а она все еще хочет, чтобы ты сделал первый шаг и вернул ее», – думаю я, но произношу:

– Я не лезу в ее жизнь. Лучше расскажи, как ты справляешься здесь в абсолютном одиночестве.

Поставив на керамическую панель сковороду, он бросает туда нарезанный бекон, разбивает шесть яиц и посыпает это все пряностями из обрезанной банки от Pepsi.

– В будние дни тренирую туристов и смотрю глупые телепередачи по квадратной коробке с названием «телевизор». Слышала что-нибудь о такой инновации? – улыбается он, и я отвечаю тем же. – В выходные – катаюсь с парнями по диким тропам весь день в поисках снежного человека, а потом отмокаю в джакузи под открытым небом и пью отвратительный разливной эль из забегаловки твоего дяди Бенджамина.

– Скучно. – Я зеваю в ладонь, подходя к кухонному островку, и, взяв яблоко из фруктовой корзины, делаю большой укус.

– Я одинокий старый волк, Шелби. Чем, по-твоему, я должен заниматься в тридцать семь?

– Не знаю – может, завести себе сенбернара, пачкающего мебель, играть в бильярд, ходить на вечеринки и напиваться в барах, пока тебя не похитит НЛО?

Он смеется, накладывая глазунью с беконом на тарелки, а я устраиваюсь поудобнее на барном стуле, осматриваясь по сторонам. Здесь все, как и в тот день, когда я уезжала. Сдержанный минимализм в серых тонах, несколько виниловых пластинок «Bad Company» на стенах и наши фотографии: я, мама и отец. Счастливые и еще не предвидящие дерьма, которое произойдет дальше.

– Ты надолго в Аспен?

Пожимаю плечами, забирая тарелку из его рук, и, вынув вилку из подставки, накалываю кусочек бекона.

– Останусь на праздники, чтобы не дать тебе умереть от скуки, старый волк.

– Кайф! Мне не хватало напарника, чтобы пересмотреть все части «Один дома», любимого «Гринча» и «Полицейского из Беверли-Хиллз».

– О не-ет, только не просмотры фильмов со своим стариком, – смеюсь я, закидывая в рот еще один ломтик бекона и наблюдая довольную улыбку отца. – Это испанский стыд!

– Когда ты успела побывать в стране паэльи^[11]?

Булькнув от смеха, беру перечницу и посыпаю кулинарный шедевр отца на своей тарелке перцем.

– «Испанский стыд» – это…

– Я знаю, что такое «испанский стыд», просто решил тебя подколоть.

– «Подколоть»? – возмущаюсь я. – Ты и вправду слишком стар. Это слово никто уже не использует.

– И как же это называется сейчас?

Прожевав, взмахиваю вилкой.

– Пранк.

– Пранк, – повторяет он, наливает молоко в два стакана и, придвинув их к тарелкам, накрывает моим любимым печеньем с шоколадной крошкой.

– Жаль, твоя мама отказалась приехать, я очень скучаю по нашим совместным семейным вечерам. Особенно по дню, когда ты сделала это.

Усмехнувшись, он заводит большой палец за спину, и, проследив взглядом, я замечаю в прошлом белый, в настоящем уродливый ковер.

– Фу! Почему ты не выкинул его? – кривлюсь я, встряхивая головой и передергивая плечами.

– Я повешу его на стену, и когда ты приведешь знакомиться своего будущего мужа, я скажу ему, что в детстве ты была очень творческой натурой.

– Это совсем не смешно!

– Разве? Как по мне, отличный пранк.

Откинувшись на спинку стула, он принимается заразительно смеяться, и я не замечаю, как начинаю смеяться вместе с ним.

Глава 3
Юху и черепашки ниндзя!

Деньги не пахнут, пахнет дерьмо твоего брата, который решил обделаться на глазах у симпатичной Нью-Йоркской куколки.

© Трэвис Барнс

Трэвис

– Как долго мы должны здесь торчать? – ноет Рэйф, сжимая в руках бумажный стаканчик с какао, который ему принесла одна из его фанаток, работающая на склоне.

– Мы здесь всего несколько минут, тупица. Судя по времени, нью-йоркская заказчица должна прийти… – Стянув с пальцев перчатку, достаю из кармана телефон, чтобы посмотреть на время. – Прямо…

– Привет, парни.

Сейчас.

Подняв глаза, я чуть не поперхнулся собственной слюной, когда узнал в девчонке маленькую милашку, носившую причудливые хвостики и плакавшую из-за того, что я стриг ее кукол. Шелби, дочь миссис Грэхем, лучшей подруги нашей матери. В детстве мы часто зависали вместе, но потом она уехала и не возвращалась в Аспен, хотя, буду честен, я этого очень ждал.

Не то чтобы Шелби совсем не изменилась, но я оказался бы полным лузером и идиотом, если бы не узнал свою первую симпатию. К тому же не часто встретишь девушку, чьи глаза выглядят настолько запоминающимися. Гетерохромия. Один яркий голубой с коричневым пятнышком, а второй темно-карий с забавной светлой точкой, которая напоминает северную звезду в ночном небе.

Грэхем неловко улыбается, сжимая в руках блокнот, а ее щеки ярко полыхают, пока я все еще без стеснения ее рассматриваю.

Длинные темные волосы, заплетенные в косы, яркая алая помада на губах и подкрученные густые ресницы. Ее забавный вздернутый нос морщится, стоит брату сделать несколько шагов вперед и натянуть посильнее на ее лоб милую плюшевую шапку с медвежьими ушами.

– Шелли-Джелли-Белли!

Шелби недовольно фыркает, когда Рэй сжимает ее в крепких объятиях и поднимает в воздух.

– Привет, Рэйф. Ну все, отпусти!

Оказавшись на земле, Би встает на носочки и поднимает голову, выглядывая из-за плеча братца.

– Привет, Трэвис. – Когда она обращается ко мне, ее голос меняется. Он становится нежнее.

– Привет, Шелби.

Мы смотрим друг на друга молча. Она все еще стоит на носочках, а я улыбаюсь, пока в моей голове играет какая-то тупая тошнотворная мелодия, подходящая для ванильных моментов мелодрам. И все было бы не так уж плохо, если бы не брат, который громко высмаркивается прямо на снег, от чего на лбу Грэхем появляется морщинка.

– Какой-же ты ублюдок! – рычу я, отталкивая его в сторону.

– Я что, должен был проглотить свои сопли?

– Лучше захлопнись, Рэйф!

Би неловко хмыкает, ее щеки заливает смущенный румянец, а я чувствую себя самым отвратительным образом, понимая, что мой близнец практически наложил кучу в священный Грааль.

– Этим жестом Рэйф хотел показать, что мы снимемся в твоих роликах бесплатно.

Ты не лучше своего брата, тупой ты баклан! Кто называет сопли знаком благодарности, черт дери?

– Отлично, – кивает девчонка, натягивая наигранную улыбочку, и демонстрирует большой палец.

Отлично? Как по мне, это ни хрена не отлично, медвежонок.

Брат весело смеется, хлопая меня по плечу в успокаивающем жесте, а я сбрасываю его руку и ударяю себя по лицу невидимым клоунским кулаком.

– Та-ак… – Что ты хотел спросить? Не видит ли она, что ты взорвешься прямо сейчас, как рождественская петарда? – Что за кадры мы должны отснять?

Шелби оживляется и, сделав несколько шагов в мою сторону, протягивает девчачий блокнот, переливающийся под солнечным светом как диско-шар.

– Прочти это.

Взяв методичку, открываю первую страницу, пускаюсь взглядом по пунктам, выделенными цветными маркерами.

1. Прокатка по склону и несколько крышесносных трюков для нарезки моментов.

2. Вечеринка. Джаспер (Рэйф) и Оливер (Трэв) влюбляются в Аманду. Ссора братьев из-за нее и импровизированная драка. В конце концов братья обнимаются, а девчонка достается Оливеру.

3. Оливер учит Аманду кататься на сноуборде. Сцена под звездным небом на склоне. В один момент они падают, и Оливер ее целует.

6. Сцена в кафе, с бельгийскими вафлями и мороженым. Оливер делает девушке предложение.

– Девушка и поцелуи? – вскидываю бровь я.

– Эм-м. – Грэхем, выхватив из моих рук блокнот, быстро его закрывает. – У тебя есть подружка? Это все облегчит. – Она шумно выдыхает и поджимает губы, заметно смущаясь. – Если тебе не нравится эта идея, Трэвис, я все пойму…

Шелби отступает на шаг, натягивая плюшевую шапку так сильно, словно собирается скрыться в ней целиком и исчезнуть, как белый пушистый кролик в цилиндре фокусника.

– У меня нет подружки, Шелби. И это не кажется мне плохой идеей.

– Правда?

Правда, что у меня нет девчонки, медвежонок? Или о идее?

– Дайте мне посмотреть, – влезает в диалог Рэйф, пытаясь отобрать у Грэхем блокнот, который она быстро прячет за пазуху экипировочной куртки.

– Дважды правда, – киваю я под ее облегченный вздох. – Но если ты хочешь, чтобы я участвовал в этом, у меня есть условие.

– Я согласна на все что угодно, Трэвис. Это и вправду очень важно для меня!

Глава 4
Полный провал

Если тебе кажется, что ты проваливаешься под землю, расслабься и дай этому случиться, в противном случае ты все еще останешься на глазах у всех с красным носом, как у Рудольфа, оленя Санты.

© Шелби Грэхем

Шелби

– Что он сказал? – вскрикивает Элфи, оглушая меня визгом.

– Что роль Аманды должна сыграть я. – Ударившись в подушку затылком, я издаю измученный стон. – Это полный провал!

– Это еще почему?

– Потому. Что. Я. Не. Аманда! Я. Не. Справлюсь! – Продолжаю самоистязания вместе с ударами головой на каждое слово о мягкую поверхность кровати. – Ты хоть можешь себе представить, что я решусь на эти бутафорские поцелуи с парнем, от взгляда которого фолликулы в моих яичниках, подобно кукурузе в микроволновке, взрываются, превращаясь в попкорн?

– Мне уже нравится этот парень.

– Элф, я серьезно!

– Я тоже. Напомни мне… За восемь лет нашей дружбы было ли так хоть с одним парнем? Я помню только: «О нет, ну этот парень полный отстой!», «Нет, Элфи, мне не нравятся баскетболисты, особенно этот!», «Полный придурок!», «Отвратительный сноб», «Золотая задница, испражняющаяся бриллиантами», «Ботаник», «Ты видела, как он сжимает мяч? Как озабоченная горилла перед спариванием!».

– Ты можешь остановиться?

– Только если ты признаешь, что Трэвис, возможно, и есть тот самый не-настоящий-настоящий парень, который сделает с тобой…

Зажав нос пальцами, выдаю, как автоответчик:

– Пип! Если вы сейчас же не заткнетесь, абонент вас заблокирует.

– Хорошо! Ты можешь ныть и повторять себе, что это дерьмовая идея и все такое, но будь я на твоем месте… я бы не занудствовала, упуская судьбу, а наслаждалась горячими поцелуями с красавчиком. И вообще, ты можешь говорить, что кадр получился неудачным, и целоваться с ним, пока он в тебя не влюбится! Как тебе такое, малышка Би?

– Иногда ты генерируешь идеальные советы.

– Спасибо, подруга! Думаешь о тысяче неудачных кадрах с Трэвисом?

– О том, что продолжу ныть и повторять себе, что это дерьмовая идея. Добрых снов, Элфи.

Скинув звонок, я быстро поднимаюсь с кровати, бросаю телефон и выхожу из комнаты на принудительный просмотр «Тупого и еще тупее» со своим папочкой, который подготовил для нас напитки и закуски.

– Шели-Джели, ты чуть не пропустила начало фильма.

– Как жаль, что этого не случилось, – фыркаю я, падая рядом с ним на диван. Закинув ноги на журнальный столик, ставлю на колени пластиковую миску с соленым попкорном и наполняю им рот.

На экране появляется Джим Керри, и, даже несмотря на нервное состояние, я непроизвольно улыбаюсь, толкая отца локтем в бок.

– Твой дядя сказал мне, что его приятели видели тебя на склоне с близнецами Барнс. Тебе все еще нравится этот парень?

Чуть не подавившись кукурузой, я поворачиваюсь в его сторону.

– Этот парень?

– Трэвис.

– С чего ты решил, что он мне нравился? – Делаю невозмутимое лицо, заталкивая в рот целую горсть попкорна.

Отец улыбается, воруя из миски несколько вздутых кружочков, закидывает их в рот и возвращает взгляд к экрану.

– На День святого Патрика ты подарила ему трилистник, а на Хеллоуин отдала все свои конфеты, соврав нам с мамой, что их отобрал какой-то одноглазый пират, сбежавший с корабля Джека Воробья.

– Что? – смеюсь я. – Я этого не помню. Полный бред!

– А еще ты разрешала Трэвису стричь твоих Барби и даже давала любимую куклу Клубнику.

– Кукла Клубника?

– Та страшила с розовыми волосами, для которой ты придумала шляпку из скорлупы от яйца. Она так жутко воняла! – Отец кривится и, зажав нос пальцами, испускает шумный вздох. – Маме пришлось выкопать яму на заднем дворе и похоронить куклу, соврав тебе, что она вышла замуж и улетела в Сиэтл.

Прижав ладонь ко лбу, я стекаю вниз по спинке дивана.

– А на Рождество, Шели-Би, вы хотели вместе сбежать из Аспена и начать новую жизнь, – продолжает отец.

– Остановись, пожалуйста.

Я чувствую, как мои щеки становятся такого же цвета, как волосы у куклы Клубники. И нет. Не только потому, что отец знает о моих чувствах к Трэвису. А из-за того, что теперь я не то что не смогу поцеловать его, я не справлюсь даже с миссией «Посмотри ему в глаза»!

– Как по мне, Трэвис неплохой парень, и если ты решишь выйти за него замуж…

– ПАП!

– Я уверен, это не такая глупая идея. Во всяком случае, он уже видел твое искусство на ковре.

– Господи, какой ужас! – Зажимаю глаза ладонями, а мой отец смеется надо мной, отнимая миску с попкорном.

Глава 5
Леденцовая трость

В каждом человеке есть хоть капля разума и щепотка мозгов, если, конечно, он не Рэйф Барнс.

© Трэвис Барнс

Трэвис

«Шелби Грэхем» – ввожу в поисковик Гугл и сразу же натыкаюсь на ее книгу, которая называется «Близнецы, сноуборды, любовь и я».

Выполнив несколько несложных действий, покупаю электронную версию на Amazon и открываю файл в читалке, которую ранее использовал только один раз, изучая биографию Трэвиса Райса – легенды сноубординга. К слову, думаю, нас с Райсом не зря зовут одинаково, ведь я собираюсь обогнать этого парня в рейтинге. И как бы пафосно это ни прозвучало, я имею на это все шансы.

– Трэв, Лав зовет нас на вечеринку! – разрывается брат за дверью в мою спальню.

– Забудь эту девчонку, если не хочешь попасться на ее удочку еще раз! – отвечаю я, пробегая глазами по первым строкам в книге Шелби.

«Это был рождественский вечер. Заснеженный Аспен сиял от разнообразия гирлянд. Аманда спешила домой с тяжелыми бумажными пакетами, наполненными продуктами, не желая опоздать на праздничную вечеринку подруги Хейли, где соберутся самые выдающиеся сноубордисты Гленвуд-Спрингс…»

– Ты что, оглох? – отвлекает меня от чтения ворвавшийся в комнату Рэй.

Не спеша нажав на кнопку блокировки экрана, перевожу на него взгляд.

– Что?

– Нам ведь нужно отснять для фильма Шел сцену на вечеринке. Почему бы не воспользоваться предложением Олив, чтобы сделать это?

Прикусив губу, пялюсь на него, удивляясь тому, что его крошечный мозг может генерировать и полезные идеи, а не только всякий шлак.

– Я позвоню ей.

Кивнув, Рэйф натягивает идиотскую улыбочку и, напевая себе под нос Jingle Bells, утанцовывает за дверь.

Хорошо. Нужно просто набрать ее номер и сообщить о первых съемках.

Разблокировав телефон, открываю переписку с Джарвисом-долбозавром-менеджером-Уолкинсом и нажимаю на контакт, который я попросил прислать его при нашем последнем общении.

Шелби Грэхем. Девчонка, чьи ямочки на щеках вынуждают меня быть серьезным и превращаться в хорошего парня с джентельменскими наклонностями.

Я не очень помню то, что происходило между нами, когда мы были детьми, но ее жест с конфетами я точно никогда не забуду. В день Хеллоуина мы с братом набрали полные мешки сладостей, но малышка Би была гораздо проворнее нас. Она умудрилась собрать вдвое больше леденцовой карамели и шоколадок, заполнив ими карманы, бумажный пакет и даже отцовский походный рюкзак, который тащился за ней по заснеженным улочкам Аспена. Что же было дальше? Она отдала все это мне, вытряхнув на пол моей спальни. Да, именно: маленькая Шел отдала все свои сладости парню, который на тот момент даже не догадывался, что это он сам должен был поступить так. Мы ели эти конфеты с Рэйфом целый год, а одна из них даже осталась у меня на память.

Поднявшись с кровати, открываю первый ящик стола и вытаскиваю полосатую леденцовую трость с моим любимым вкусом «Черника – мята». Она завалилась под кровать и нашлась только в прошлом году, когда я решил сделать перестановку мебели в комнате.

Ухмыльнувшись, прокручиваю леденец между пальцами, кладу его обратно и снова смотрю в экран смартфона. Нажав на кнопку вызова, прижимаю динамик к уху плечом, откашливаясь и настраивая голос.

– Да-а? – неуверенно спрашивает Грэхем.

– Шелби, это Трэв. Ты готова начать первые съемки?

Глава 6
Санта, ты сошел с ума!

Симпатия к парню – то же самое, что и школьный экзамен. Если твой взгляд поймают не там, где следовало, – ты завалил!

© Шелби Грэхем

Шелби

– Сегодня? – Убавив громкость на телефоне, я поднимаюсь с дивана и под заинтересованным взглядом отца спешу к лестнице на второй этаж.

– Да. Оливия проводит предрождественскую вечеринку. Думаю, можно воспользоваться случаем и отснять первые кадры.

– Но-о, – тяну я, прикусив губу, – мой оператор еще не вылетел из Нью-Йорка, и сегодня, наверное, не самый подходящий день…

– Оператор не проблема, медвежонок. Джи-Кей, то есть Джейкоб, один из моих друзей-сноубордистов, сможет сделать отличные кадры. Он профессионал в своем деле.

Трэвис Барнс только что назвал меня медвежонком?

Маленькая Би с причудливыми хвостиками, кажется, сейчас разгромит все в приемной моей души, писаясь в колготки от восторга.

– Ты в деле?

– Да-а.

– Я зайду за тобой. Тебе хватит полчаса на сборы?

Чертики. Конечно же нет!

– Да, Трэвис. Я бы справилась и за несколько минут, – наигранно смеюсь я и, испуганно сдвинув брови, быстро оглядываю комнату в поисках нужных вещей. – До встречи.

Скинув звонок и швырнув телефон, будто это горячая картошка, я несусь в ванную комнату, прихватив с прикроватной тумбы дорожную косметичку. Я должна принять душ, накрутить волосы, чтобы они выглядели как у Аманды, и нанести макияж. Встав под воду, закрываю глаза и вспоминаю, как выглядела моя героиня в тот самый вечер.

«Оказавшись в своей комнате, я поспешила к туалетному столику, чтобы нанести макияж: яркая алая помада, несколько мазков туши и тонкие стрелки с мягкой дымкой, добавляющие образу невинности и романтизма».

Глава 7
Раз, два, три – Трэвис, действуй!

Хочешь завоевать сердце девушки, которая тебе нравится?

Прочти ее любимую книгу.

© Трэвис Барнс

Трэвис

«Когда я зашла в дом Хейли, мое сердце упало в желудок. Я никогда раньше не была на вечеринках, а сегодня выдался особенный день. День моего рождения».

Остановившись, я свернул приложение и вернулся в поисковик, чтобы найти биографию Би.

«Писательница Шелби Аманда Грэхем родилась в Аспене, штат Колорадо, тридцать первого октября две тысячи шестого года…»

Какой же я кретин, черт возьми! Я отобрал у девчонки конфеты в ее день рождения.

– Ты готов? – ворвался в спальню Рэйф, одетый в костюм пасхального кролика, вынуждая меня откинуть телефон, словно я пубертатный подросток, которого поймали за мастурбацией.

– Ты издеваешься? Что за дерьмо ты напялил?

– Я пасхальный кролик.

Пройдясь ладонью от подбородка до лба, шумно выдыхаю.

– Мы идем на вечеринку, чтобы отснять материал для любовного романа, а не для извращенного фанфика «Алисы в Стране чудес». Ты должен выглядеть как человек, придурок!

Застряв взглядом на моем лице, Рэйф задумчиво накручивает на палец плюшевое ухо, пока в его голове, по всей видимости, скрипят заржавевшие шестеренки.

– Надень толстовку и джинсы, гребаный олень Санты, – помогаю ему я.

– Да, ты прав. Это похоже на человека, – улыбается он, воодушевленно убираясь из моей спальни.

Поднявшись с кровати, открываю шкаф и ищу подходящую одежду.

Что бы понравилось Шелби?

Свитер с надписью «Привет, киски, ваш папочка уже здесь», который Рэйф подарил мне на день рождения, – нет.

Футболка со спаривающимися гориллами, еще один подарок брата, но на День благодарения, – нет.

Вернувшись к кровати, беру телефон и возвращаюсь к истории в поисках пасхалок на прохождение этого уровня.

«Оливер Тэрэнс – кажется, так его назвала незнакомая мне девушка – был одет как настоящий бэдбой. Белая футболка, расстегнутая красная клетчатая рубашка, а на бедрах парня отлично сидели спущенные светлые джинсы. Зачесав волосы, он взял со стола банку Bud и, словно почувствовав на себе взгляд, повернулся в мою сторону, одарив меня игривой ухмылкой».

Подняв глаза в потолок, напрягаюсь, вспоминая, где видел похожую рубашку. Вроде такая же была на оборотне. Кажется, его звали Джейкоб.

О чем ты, на хрен, вообще думаешь? Ты же не возьмешь свой гребаный телефон и не позвонишь актеру, чтобы одолжить у него одежду, кретин!

Музыка из комнаты брата дает мне главную подсказку. Рэйф – шопоголик, любящий копировать образы звезд для своих тупицких роликов. Если у него нет такой рубашки, тогда «Сумерки» не одна из лучших киносаг.

Отбросив телефон, направляюсь к его комнате.

– Эй, Рэйф!

Открыв дверь, я застываю на пороге, наблюдая, как брат записывает очередную нелепую херню в костюме дерьмового кролика, тряся пушистым хвостом и мотая ушами в такт песне «Alaska» группы Little Hurt.

– О, Трэв, давай со мной!

Закатив глаза, я быстро прохожу по спальне и нажимаю «стоп» записи видео, останавливая дикий процесс конвульсий пасхального придурка.

– Мне нужна клетчатая рубашка красного цвета.

Кивнув, брат моментально выворачивает весь шкаф, достает нужную помятую тряпку и бросает ее в меня.

– Не порти ее, она мне нравится.

– Я так же тебе говорил о Саре Сэйлар, за которой ухаживал несколько недель.

– Та девчонка, чья собачка нагадила в мои ботинки? Она была совсем плоха в постели, ты должен сказать мне спасибо.

Выставив средний палец, забрасываю рубашку на плечо и направляюсь к двери:

– Пошел ты к черту!

Глава 8
Модельер кукольной одежды

Если парень, который тебе нравится, смотрит на тебя не отрывая взгляда, возможно, вы просто играете в игру «Кто я?», и он пытается понять, что написано у тебя на лбу.

© Шелби Грэхем

Шелби

– Пап, это ко мне! – кричу я, быстро спускаясь по лестнице под трель дверного звонка, но стоит мне оказаться внизу, я замираю с открытым ртом, наблюдая за тем, как отец приглашает Трэвиса пройти в дом.

– Как поиски снежного человека? – отшучивается Барнс, неловко переминаясь с ноги на ногу, словно мой отец не тот, кто менял ему подгузники, когда Трэвис оставался у нас с ночевкой.

– Иногда мне кажется, что я и есть этот странный чувак, оставляющий следы на снегу, – отвечает папа, складывая руки на груди и внимательно наблюдая за Трэвисом. – Ты пришел позвать на свидание мою дочь?

Отлипнув ногами от плитки, я набираюсь решимости и подхожу к ним.

– Нет, пап, это не свидание. Трэвис согласился сыграть в ролике для моей книги, и сегодня у нас первые съемки.

Повернув голову, отец осматривает меня с головы до ног и, ухмыльнувшись, продолжает свои попытки вывести нас с Трэвом на чистую воду.

– За полчаса ты из ужасного огра превратилась в прекрасную принцессу. Твой отец не идиот, Мармеладный Боб^[12].

– Пап, – шепотом произношу я, заметив улыбку Барнса, – я сказала правду, и нам действительно уже пора.

Подняв ладони над головой, отец пятится в сторону гостиной, но, прежде чем скрыться из вида, наводит два пальца на свои глаза, переводит взгляд на Трэва и, шевеля губами, говорит что-то наподобие «Я слежу за тобой, говорящий осел».

– Обожаю твоего старика, – смеется Трэвис.

– Можешь забрать его себе. Он всегда мечтал о сыне-сноубордисте, – набрасывая куртку, недовольно бормочу я.

– Я все слышу, Фиона! – усмехается отец.

– Буду поздно, Фея-крестная!

Вытолкав Трэвиса за порог, я закрываю дверь на ключ и, выдохнув, поворачиваюсь в сторону парня.

– Покажешь, куда идти?

– Конечно, принцесса Фиона. Но только если обещаешь не превратиться в огра, – смеется Барнс, а я с улыбкой на лице толкаю его в плечо.

– Я не была похожа на огра, он преувеличивает!

– Не оправдывайся, Би. Я знаю, что это шутка.

Идя по левое плечо от Барнса, засовываю руки в карманы куртки и, глядя на светодиодные прожекторы, освещающие склон, меняю тему:

– Чем занимаешься в Аспене помимо сноубординга и ведения соцсетей?

Пожав плечами, Трэвис смотрит в ту же сторону, куда и я, подражающе засунув руки в карманы.

– Учусь в местном университете и подрабатываю на склоне.

– Дай угадаю! – Усмехнувшись, поворачиваю голову в его сторону. – В детстве ты мечтал стать спасателем.

– В цель. Хочу продолжить дело дедушки.

Киваю, поглубже натягиваю шапку.

– Ну а ты, писательница из «Большого яблока»^[13]. – Улыбка на его лице заставляет бабочек в моем животе танцевать фламенко. – Учишься на архитектора домиков для кукол, как мечтала в детстве?

Засмеявшись, наклоняюсь и, быстро слепив снежок, кидаю им в Барнса, но он уворачивается.

– Я мечтала шить для них одежду!

– Практика в модном домике Барби?

– Нет! – Отряхнув руки, подношу их ко рту, пытаясь согреть дыханием. – Я нигде не работаю и не поступила в университет.

– Черт, прости.

– Нет, ты не так понял. Все в полном порядке, правда. Я просто взяла перерыв после окончания школы, чтобы написать книгу.

– «Близнецы, сноуборды, любовь и я», – произносит он, и я шире открываю глаза.

– Ты что, нашел мою книгу?

– Шелби, ты сказала, что для тебя это очень важно.

Нахмурившись, я проваливаюсь в мысли, молча шагая рядом с Трэвисом.

В моей книге очень много того, что я бы предпочла держать в тайне от парня, в которого была влюблена, будучи маленькой девчонкой. Особенно стоит учесть тот факт, что во время написания я сталкерила его соцсети, не пропуская ни одного рилса и влога, чтобы создать идеальную копию.

– Пришли! – окликает меня Трэв, и когда я поднимаю глаза, до меня наконец-то доходит, кто такая Оливия Лав.

*Страничка из дневника Шелби*

«Привет, дневник. Сегодня был ужасный день. Трэвис и Рэйф отказались играть в северных оленей и Санту из-за того, что Оливия притащила к их дому свою собаку Джанни. Я не играю с собаками. Мама сказала, что они могут откусить руку, а я не смогу без руки, потому что, когда я вырасту, хочу шить одежду для кукол. Ненавижу Оливию, она стерва! Не знаю, что значит это слово, но так мама назвала нашу соседку. Пока, дневник».

– Оливия Лав все еще живет здесь?

– В Аспене остались все, кроме тебя. – Барнс пропускает меня вперед, а я мысленно представляю, что Оливия – все еще та девчонка с кривыми зубами, какой была в детстве. От этой мысли мне становится немного легче, но ровно до того момента, пока не открывается дверь в дом и я не встречаю Оливию Лав 2.0.

Длинные ноги, отличная фигура и красивое розовое платье, подчеркивающее идеальную тонкую талию. Лав широко улыбается, и я с уверенностью могу сказать, что от кривых зубов ни осталось и следа. Она смотрит на меня сверху вниз, отчего мне становится еще отвратительнее.

Да, я маленький леприкон ростом в пять футов, с дурацкой медвежьей шапкой на голове. Улыбаешься, так как считаешь, что жизнь обошлась со мной справедливо после того, что я написала о тебе в своем дневнике?

– Привет, мы знакомы? – Блондинка хлопает ресницами и поправляет блестящие длинные волосы, такие же идеальные, как у куклы Барби.

– Эм-м… – Я запинаюсь, замечая ее шикарные туфли.

– Это Шелби Грэхем, не помнишь ее? – перекрикивая музыку, вмешивается Трэвис, закрыв дверь и проходя вперед. – Моя лучшая подруга детства.

Он назвал меня лучшей подругой детства? Чертики, подержите мою сумочку, я собираюсь прыгнуть в жерло вулкана, прямо в раскаленную лаву, от этой новости.

– Шелби! – вскрикивает Лав и, сделав шаг, прижимает мое лицо к своей упругой «тройке». – Ты так изменилась!

Ты тоже… Не зря говорят, что обезьяна эволюционировала в человека.

– Всего несколько футов в росте, – подшучиваю я, отодвигаясь от ее огромной груди.

Выпустив меня из объятий, Оливия переключается на Трэвиса, и я мельком замечаю, как она тянется поцеловать его в губы, но Барнс поворачивает голову, подставляя щеку.

– Рэйф и Джи-Кей уже здесь? – спрашивает он, откашливаясь в кулак и, забрав мою куртку, вешает ее на свободный крючок.

– Да-а, они играют на бильярде.

Барнс кивает, берет меня за руку, переплетая наши пальцы, и от этого внизу живота начинается настоящий пожар. Приятное покалывание распространяется по телу, когда его большой палец нежно поглаживает мое запястье. Книги «18+» со сценами, начинающимися так же, всплывают перед глазами, и я уже не могу воздержаться от фантазий.

Я и Трэвис наедине. Он смотрит на меня невероятно красивыми голубыми глазами, в которых отражаются языки пламени потрескивающего камина, и, облизнув губу, касается кончиками пальцев моего подбородка, медленно притягивая к себе для поцелуя…

– Кстати, Шелби, – отвлекает меня Оливия, возвращая в пространство Eminem’a и дерьмовой вечеринки. – Классная шапка, прямо как у моей младшей сестренки.

Натянуто улыбнувшись, стягиваю с головы плюшевое недоразумение.

– Классные зубы, выглядят почти как настоящие, – почти неслышно огрызаюсь в ответ, и улыбка тут же исчезает с лица Лав.

Упс. Кажется, я недооценила эволюцию. Эта стерва умеет читать по губам.

Глава 9
Камера, мотор, бей его!

Каждая девчонка заслуживает лучшего парня. Я, к примеру, – Трэвиса Барнса.

© Шелби Грэхем

Шелби

– Идем, медвежонок, – шепчет мне на ухо Трэвис и проходит вперед, потянув меня за собой.

Поджав губы, я следую за ним, сконцентрировав взгляд на наших переплетенных пальцах. А вокруг происходит настоящая вакханалия. Игры в пиво-понг, сумасшедшие танцы на столе и поедание бургеров наперегонки. Все здесь не кажется романтичным, но поглаживания Трэвиса зарисовывают сердечками оголенные тела девчонок и парня, которого рвет в чан с пуншем.

Когда мы преодолеваем несколько кругов ада и спускаемся по лестнице, Трэв открывает дверь в подвальное помещение, и мы оказывается в бильярдном зале. На стенах ржавые номера от машин из разных уголков Соединенных Штатов, виниловые пластинки Queen и яркие маленькие огоньки. Это место выглядит гораздо лучше, чем весь дом семьи Лав. Здесь играет старое кантри, а парни пьют пиво, по очереди ударяя киями по шарам, и бурно обсуждают предстоящие соревнования для сноубордистов.

– А вот и они, – воодушевленно говорит Рэйф, открывая бутылку пива об угол винтажного бильярдного стола.

– Привет! – машу я, когда мы подходим чуть ближе к нему и парню с рыжими волосами, заплетенными в милые косички.

– Это Джи-Кей, он легенда. Снимает лучшие ролики в Аспене, – знакомит нас Трэвис, выпустив мои пальцы из своей руки, и я чувствую разочарование.

– Это Шелби. Та самая писательница, о которой я тебе рассказывал. Она с твоей помощью хочет снять фильм по своей книге.

– Рад познакомиться.

– И я, – смущенно отвечаю, опустив глаза в пол, когда ловлю на себе пристальный взгляд Барнса-старшего.

– Ты принес? – спрашивает Трэвис.

– Обижаешь.

Отойдя в сторону, Кей поднимает с пола спортивную сумку и, расстегнув молнию, достает профессиональную камеру и фотофонарь.

– Будешь, Шел? – предлагает мне пиво Рэйф, на что я молча мотаю головой, ощущая подступающий нервяк, когда рыжий парень наводит на меня объектив камеры.

– Расслабься, Би, – улыбается Трэвис. – Это всего лишь камера.

Ему легко говорить. Он постоянно снимается в роликах, а я избегаю даже записи ответных видео лучшей подруге в Snapchat.

– Так что мы должны отснять? – интересуется Джи-Кей, убирая штуковину, которая действует на меня, как фары пикапа на дикого оленя.

Откашлявшись, я выхватываю у Рэйфа бутылку и делаю несколько жадных глотков, чтобы избавится от сухости, образовавшейся во рту.

Чертики, ну и дрянь!

– Моя героиня приходит на вечеринку, и там на нее западают два брата-близнеца, – хриплым голосом выдавливаю я.

Рэйф присвистывает, но Трэвис тычет его локтем в бок, вынуждая заткнуться, чтобы я смогла продолжить.

– Братья обсуждают девчонку между собой, а потом дерутся.

– Надеюсь, победит Трэвис, – шутит еще один парень, чье появление я даже не заметила из-за волнения.

– Да, – неловко отвечаю, мысленно заставляя себя говорить и оставаться в сознании. – Рэйф должен будет уступить девчонку и обнять брата после драки.

– Класс. Снимаем. Сначала запишем драку, а перед уходом отснимем кадры, как твоя героиня приходит на вечеринку. Идет?

Кивнув, я перевожу взгляд на Трэвиса, который, кажется, все это время не спускал с меня глаз.

– Что?

– Твои щеки. Они такого же цвета, как волосы у куклы Клубники.

Черт! Он тоже помнит про это дурацкую куклу. Святая Санта-Барбара, надеюсь, я не заставляла его нюхать ее скорлупичную шляпку.

– Так, стоп! То есть он должен мне по-настоящему вмазать? – Рэйф хмурит брови, а Джи-Кей начинает громко смеяться.

– Ты можешь немного увернуться, но сделать вид, будто удар попал в цель. Чтобы выглядело правдоподобно, мне достаточно взять правильный ракурс.

Рэйф поднимает большой палец, а я ухожу из кадра, перемещаюсь за спину оператора.

– Камера, мотор, бей его!

– Что ты о ней сказал? Ты гребаный кусок дерьма, Джастин! – яростно выплевывает Трэвис слова из диалога в моей книге, а я прикрываю ладонью рот, когда он бьет брата, а тот не уворачивается, подставляя щеку под его кулак.

– Черт, ты ударил меня, чувак! – возмущается Рэйф, но затем, словно по сценарию, хватает Трэвиса за грудки и тоже наносит удар. Парни перемещаются к бильярдному столу, а Джи-Кей следует за ними по пятам, снимая сцену крупным планом.

– Ты это заслужил!

– Ты, вообще, понимаешь, что ударил родного брата из-за девчонки?

– Да пошел ты! – отшвыривает его в сторону Трэв.

– СТОП! – кричу я, влезая в кадр, когда понимаю, что драка заходит слишком далеко.

– Снято, – смеется Джи-Кей. – Никогда не видел Трэвиса таким серьезным, – тихо говорит мне он, а я задерживаю дыхание, чтобы уменьшить бешеное сердцебиение.

– А теперь, парни, – похлопав меня по плечу, Кей снова направляет камеру на братьев, – вы должны обняться.

Глава 10
Можете закопать меня? Спасибо

Ты нервничаешь и чувствуешь себя гребаным пубертатным подростком, когда держишь девчонку за руку, а не за грудь? Поздравляю, баклан, ты влюблен в нее по уши.

© Трэвис Барнс

Трэвис

Я не мог оторвать взгляда от Грэхем, которая снимала куртку и шапку вот уже в пятый раз и проходила в гостиную. Если Рэю и приходилось все это время играть влюбленность в эту девчонку, то для меня это не являлось необходимым.

– Снято! – выставляет большой палец Джи-Кей, и я замечаю, как на лице Би проявляется «О Господи, спасибо!». Она шумно выдыхает и, отобрав бутылку с пивом у какого-то незнакомца, открывает ее зубами и заливает в себя содержимое, как яблочный сок.

– Воу! А эта девчонка пожар, – шепчет мне на ухо Джейкоб, и я перевожу на него «она-моя»-взгляд.

Подняв руки, он выставляет кулак вперед в прощальном жесте, и я отвечаю ему тем же.

– Спасибо, чувак. Ты – легенда.

– Жду продолжения съемок. Мне определенно понравилось.

Одарив его улыбкой, киваю и направляюсь к Грэхем.

– Твой трюк с бутылкой почти заставил меня отобрать кольцо с бриллиантом у той богатенькой брюнетки, чтобы сделать тебе предложение.

Хохотнув, Шелби ставит пустую бутылку на захламленный стол.

– Хочешь повторить историю Джастина и Хейли Бибер?

Приподнимаю бровь, пытаясь понять, кто это, на хрен, вообще такие.

– Бибер?

– Забудь. Мы уже можем отсюда уйти? Мне не нравится эта дурацкая вечеринка.

Шелби

Проводив меня до дома, Трэвис молча останавливается у крыльца, а я не знаю, что со мной происходит, но я становлюсь смелее и делаю шаг в его сторону.

– Это было восхитительно. Нет, не так! Ты – восхитительный, – облизнув губу, говорю я, не отрывая взгляда от его почти неоновых из-за освещения глаз.

Трэвис напрягается. Его легкая полуулыбка, которая не пропадала всю дорогу, исчезает. Наклонив голову, он заправляет мои волосы за ухо и медленно приближает свои губы к моим.

Я совершенно точно уверена, что через секунду мы сольемся в жадном поцелуе, от которого тянет внизу живота, прижимаясь к друг другу, как сумасшедшие влюбленные. В моей голове даже начинает играть Taylor Swift. Но кто я вообще, на хрен, такая, чтобы решать за отца, который распахивает входную дверь, вынуждая нас отскочить в разные стороны?

– Ты нарушила комендантский час, конфетная радуга.

Закатываю глаза от очередного оригинального прозвища мистера Гринча.

– Всего лишь полночь. И почему ты, вообще, не спишь? – злюсь я, наблюдая за тем, как он рассматривает моего будущего парня.

– Звонила твоя мама, обеспокоенная тем, что ее дочь не выходила с ней на связь с самого прилета в Аспен. Она была уверена, что ты проспала пересадку или стала кормом для гризли.

– Шелби, я пойду. Завтра ранний подъем, нужно отснять рекламу протеиновых батончиков, – привлекает к себе внимание Трэв. – До встречи, мистер Грэхем.

– Брату привет, – улыбается папа, а я, махнув Барнсу на прощание, проскальзываю в дом.

Отец следует за мной и закрывает дверь.

– Вы собирались поцеловаться?

– Обняться на прощание, – быстро стягивая ботинки, бормочу я.

– Нет. Это больше было похоже на почти состоявшийся поцелуй влюбленных голубков.

Бросив шапку и куртку на комод, быстро прохожу гостиную и взбегаю по лестнице.

– Спокойной ночи, Руфус Хамфри!^[14]

– Это еще кто?

– Это ты, пап!

Глава 11
Яйцо Фаберже

Если утро начинается с дурных новостей, не обязательно хоронить весь день, можно просто похоронить тех, кто принес эти новости.

© Шелби Грэхем

Шелби

– Ты серьезно, Элфи? Она не прошла стажировку из-за того, что купила не ту арахисовую пасту? Какой-то абсурд.

– Она купила соленую арахисовую пасту, а мистер…

– А Мистер Задница посчитал это оскорблением? Тогда это все объясняет.

– Я не смогу приехать в Аспен, Шел.

Выдохнув, достаю электрическую щетку и, нанеся на нее пасту, приступаю к чистке.

– Ты что, включила вибратор? – доносится смех Хоторн.

– Меня не возбуждает твой капризный босс. Слышала что-то о чистке зубов по утрам?

– Хоторн! Где мой кофе?

– Упс. Веселье закончилось. Младенец обделался, нужно срочно сменить подгузник.

– Прости, Грэхем. Мне пора.

– Передай этому гребаному Гринчу, укравшему твое Рождество, что он должен повысить тебе жалованье!

– Не обижайся, я люблю тебя.

Сбросив звонок, избавляюсь от остатков пасты и, прополоскав рот, спускаюсь на первый этаж, где уже вовсю гремит посудой старый волк в пижаме с Джоном Ленноном^[15].

– Глазунья или скрэмбл^[16]?

– Отец, который не достает меня вопросами о парнях.

Усмехнувшись, он разбивает несколько яиц на сковородку и посыпает их тертым сыром и зеленью.

– Так все-таки это был почти поцелуй?

– Предлагаю сделку. Я спокойно завтракаю без твоих вопросов, погружаясь в депрессию из-за того, что моя лучшая подруга не сможет приехать в Аспен на Рождество, а взамен обещаю показать тебе, чему научилась в Нью-Йоркском парке на симуляторе сноуборда.

Отец, искривив лицо, издает шипение.

– Мармеладный Боб собирается стать Яйцом Фаберже?

– Посмотрим, как ты заговоришь, когда твоя дочь покажет тебе первоклассный бэкфлип^[17] на самом опасном трамплине.

Он улыбается и изображает, что закрыл рот на замок, а я беру в руку телефон, открываю в соцсетях профиль Трэвиса и включаю без звука тот самый ролик с рекламой протеиновых батончиков.

Трэвис

– И это все, на что ты способен, Гуфи^[18]? – кричит Джи-Кей, когда я приземляюсь и, затормозив, засыпаю его снегом.

– Получилось? – Сдвигаю защитную маску на макушку и смотрю в экран его камеры, пока он отряхивается от снега.

– Шутишь? Мы отсняли отличные кадры, Шелби будет в восторге.

И стоит ему это сказать, как я мельком замечаю на склоне знакомую шапку с медвежьими ушами.

– Снимай, – командую я, направляя его видеокамеру на Грэхем, показывающую отцу язык. Она натянула полосатый шарф до самого носа и, выкрикнув «Юху!», мчится на самый опасный трамплин.

Джи-Кей перемещается в сторону, чтобы поймать лучший ракурс, а я, не отрывая взгляда, наблюдаю за девчонкой, которая только что чертовски вовремя подорвала борд из точки вылета трамплина и идеально сработала ведущим плечом, демонстрируя крышесносный бэкфлип.

– Вот же черт! – кричит Джейкоб, отбегая спиной, чтобы заснять ее приземление, а я продолжаю стоять, как вкопанный в снег, подбирая челюсть, которая туда провалилась.

– Яйцо Фаберже! – кричит старший Грэхем, свистит, и это возвращает меня в реальность.

Совсем забыв о том, что я все еще на доске, пытаюсь сделать шаг и падаю к ногам Шелби.

– Трэвис? Ты в порядке? – Подняв маску, медвежонок рассматривает меня, а я принимаю удобную позу, подставив локоть под голову.

– Загораю. Сегодня повышенная солнечная активность.

Би смеется и, отстегнув ботинки, садится рядом, пока ее папа уже готовится испортить нам очередную миленькую болтовню.

– Я не нравлюсь твоему отцу? – спрашиваю ее я.

– С чего ты взял?

Киваю в сторону старшего Грэхема, несущегося к нам.

– Он думает, что мы влюбленная парочка, которая от него скрывается.

На ее щеках проявляется румянец, и я точно уверен: это не из-за холода.

«Влюбленная парочка». А что, если я скажу ей, что хочу этого на самом деле?

– Это было круто! – Оказавшись возле нас, Норвуд показывает большие пальцы. – Только не могу понять, ты в Нью-Йорке точно писала книгу или сутками тренировалась на батуте и симуляторе с Шоном Уайтом^[19]?

– Просто признай, что твоя дочь – уникальна. – Шелби закусывает язык и ритмично двигает плечами под музыкальный рингтон Avril Lavigne «Bite me», доносящийся с вершины склона.

– Уникальна, – не сдерживаюсь я, и все взгляды устремляются на меня. – Я не встречал в Аспене ни одной девчонки, которая на это способна.

– Он прав. Ты крута, Яйцо Фаберже! – добавляет мистер Грэхем, отчего Би закатывает глаза. – Трэв, ты присмотришь за моей дочерью до вечера, пока мы с ребятами исследуем дикую тропу? Ну, там… знаешь… Чтобы она не сломала шею, демонстрируя эту крутость Грэхемов, пока меня не будет рядом.

– Пап, мне не пятнадцать! Я сама могу позаботься о себе.

– Для меня ты всегда останешься малышкой, Мармеладный Боб.

– Конечно, сэр. Никаких проблем, – откашливаюсь я.

– Отлично!

Пожав мне руку, он наклоняется к дочери и шепчет ей на ухо:

– Это был первоклассный бэкфлип, милая.

Шелби улыбается, а я думаю о том, что хотел бы слышать тоже самое от своего старика, который считает, что сноубординг – всего лишь глупая херня.

– Обожаю твоего старика, – тихо усмехнувшись, говорю я Би, внимательно рассматривая ее разноцветные и невероятно красивые глаза. – Кхм. Мы с Джейкобом отсняли трюки для твоего фильма.

– Правда? Трэвис!

Шелби бросается ко мне в объятия, окончательно повалив на снег. Она оказывается верхом на мне, и я не могу не заметить, как дрожат ее губы, находящиеся в нескольких дюймах от моих. Ресницы прикрывают большие глаза девчонки, словно она вот-вот меня поцелует.

– Прости, просто я… – Отстранившись, она садится рядом, еле сдерживая улыбку, и это чертовски сносит мне крышу, вынуждая болтать лишнее.

– Я не настолько крут, как этот парень с камерой, но если ты настаиваешь, не откажусь от поцелуя благодарности.

Би покрывается румянцем и переводит взгляд на Джи-Кея, вызывая его смех.

– Я пас, отдаю свою награду Трэву. Но если честно, я проголодался и не отказался бы от сэндвича с двойным сыром и порции картошки.

– Одинаково! Готов расправиться с мамонтом. – Отстегнув крепление, поднимаюсь на ноги и протягиваю руку Грэхем. – Идем, медвежонок, угощу тебя лучшими бургерами во всем Гленвуд-Спрингс.

Глава 12
Бутафорский или настоящий поцелуй?

Когда тебя целует парень твоей мечты, не забывай дышать, иначе он может подумать, что ты прикидываешься мертвой, потому что он тебе не нравится.

© Шелби Грэхем

Шелби

За разговорами, едой и несколькими порциями глинтвейна я даже не заметила, как за окном кафе стемнело, а дневное освещение сменилось яркими огнями вывесок и рождественских украшений, под светом которых падающие большие хлопья казались бриллиантовыми.

– Чертов прогноз! Снегопад обещали на следующей неделе, – ругается Кей. – Я только откопал гребаный снегоход, чтобы завтра добраться в Вуди-Крик!

– Снегопад, – говорю я.

– Да, это хренов снегопад, Шелби! Добро пожаловать в Аспен, крошка из Нью-Йорка, – продолжает он.

– Да нет же! – Я улыбаюсь. – Снегопад – это просто превосходно! Мы сможем отснять самую важную сцену уже сегодня.

– Важную сцену? – переспрашивает Джейкоб, забрасывая в рот несколько ломтиков фри, измазанных в кетчупе.

– Первый поцелуй. – Не отрывая от меня взгляда, Барнс пополняет стакан оставшимся глинтвейном и опустошает его. – Ты уверена, что готова, Шелби?

Натянув наигранную улыбочку, пытаюсь задержать дыхание, чтобы умерить сумасшедшее сердцебиение и тряску рук.

– Это всего лишь бутафорский поцелуй, Трэвис. Пустяк!

Трэвис

Будь я проклят, в моем животе творится что-то странное, и дело не в том, что я расправился с двумя бургерами, начос и картошкой, которую не доела Би. Это другое. Ощущение, что в мой живот пробрались бабочки, которые щекочут изнутри крыльями. Я словно под действием экспериментальных веществ сумасшедшего ученого из фильма «Без чувств», только вместо зуда в заднем проходе и превосходного слуха у меня появляются крылья. Мои ладони потеют, во рту полная засуха, а сердце… Сердце стучит так сильно, когда я наблюдаю за неловкостью Грэхем, что хочется удариться головой о стену, чтобы прийти в себя.

Шелби смотрит на меня и протягивает руку. Ее блестящие темные волосы заплетены в забавные косы, а на голове черная шапка Джи-Кея, потому что медвежонок не вписан в сюжет.

– Ты должен сказать, что научишь меня кататься.

– Я это сделаю, медвежонок.

– Сценарий, – усмехается она, а я качаю головой, понимая, что несу полный бред, но я ничего не могу с собой поделать.

– Не бойся, Амелия. Я научу тебя кататься.

Взяв ее за руку, я перемещаюсь вперед, страхуя ее, а она делает вид, что очень шатко стоит на ногах.

Еще несколько мгновений, и Шелби упадет, а я должен буду приземлиться сверху и на мгновение прикоснуться к ее губам. Я должен сделать это, и я бы хотел оказаться профессионалом в бутафорском поцелуе с Грэхем, но чувство, что я поцелую ее по-настоящему, потому что ощущаю дикое притяжение, не отпускает.

– Ой! – издает она писк, а я делаю все, чтобы не удержать ее.

Шелби падает, а я поскальзываюсь и осторожно приземляюсь сверху, выставив ладони по обе стороны от ее лица. Время останавливается, лишь медленно падающие крупные хлопья снега напоминают, что стрелки часов продолжают движение. Я смотрю на Би несколько секунд, находясь в дюйме от ее лица, и, наклонившись, целую. Наши губы соприкасаются, и я держусь изо всех сил, заставляя себя отстраниться, но мое влюбленное сердце выполняет крышесносный бэкфлип, пока я делаю самый чертовски опасный прыжок с трамплина, целуя Грэхем глубже. Шелби не сопротивляется, она осторожно запускает пальцы под мою шапку и впивается пальцами в волосы, прижимая меня к себе и одобряя мои действия.

– Снято! – кричит Джи-Кей, и я с трудом отстраняюсь от губ Шелби, желая провалиться с ней под землю и продолжить начатое.

Ее раскрасневшиеся щеки и прерывистое, как и у меня, дыхание отвечают на вопрос, на который мне был необходим ответ.

Я тоже нравлюсь Шелби Грэхем. Наш поцелуй – не бутафорский, а настоящий.

Глава 13
Взрослые – маленькие соплежуи!

Хочешь изменить что-то в окружающих? Начни с себя.

© Шелби Грэхем

Шелби

Он поцеловал меня. Трэвис Барнс углубил поцелуй, разрушая все сомнения о взаимности наших чувств. Я думаю об этом всю дорогу к дому и не могу заткнуть мысли и на секунду, вспоминая его вкус.

«И вообще, ты можешь говорить, что кадр получился неудачным, и целоваться с ним, пока он в тебя не влюбится! Как тебе такое, малышка Би?»

Вспоминаю слова подруги, и тихий смешок срывается с моих губ.

– Ты смеешься? – спрашивает Трэвис, останавливая меня прямо у дома. – Что означает этот миленький смешок?

Барнс поправляет мою шапку, пока я нагло рассматриваю его невероятно красивую улыбку.

– Ты поцеловал меня.

– И это смешно? Звучит как оскорбление, медвежонок. Я что, настолько плох?

Настолько хорош, что я сделаю это…

Шагнув вперед, я хватаюсь за края расстегнутой куртки Барнса и, встав на носочки, целую его. Трэвис не теряется, обхватив мою талию, он углубляет наш поцелуй, запуская язык. Миллионы маленьких стеклышек вонзаются под кожу, пока я наслаждаюсь вкусом губ лучшего парня, сжимающего меня в объятиях, как самое дорогое, что у него есть.

Отстранившись на мгновение, блондин заглядывает в мои глаза.

– Ты станешь моей девушкой, Грэхем?

Улыбнувшись, я смущенно киваю:

– Я буду твоей девушкой, Барнс.

– Доброе утро, Шелби.

Шумно зевнув, тру костяшками пальцев веки, чтобы помочь себе проснуться.

Шелби?

Быстро открыв глаза, пытаюсь рассмотреть выражение лица отца, который удобно устроился на краю моей кровати.

– Я думала, ты забыл мое настоящее имя, пап. А как же Шелли-Джелли-Белли? Мармеладный Боб? Яйцо Фаберже?

– Мне позвонил твой дядя и рассказал, что совершенно точно видел, как ты целовалась с Трэвисом на склоне, а потом и у нашего дома.

– А мой дядя продал свой бар и нанялся в частные сыщики?

– Он просто прогуливался у спуска.

Фыркнув, я поднялась с кровати и, скрестив руки, встала напротив отца.

– Это твоих рук дело?

– Я что, похож на того, кто будет нанимать людей для преследования собственной дочери? – смеется он, поедая пенку с капучино.

Отобрав чашку, выпиваю кофе в несколько глотков и, присев на корточки, прожигаю отца взглядом.

– Поклянешься на мизинчиках, что это не ты?

– Бен должен был мне две сотни.

– Ты хреновый отец! – Помещаю пустую чашку ему в руку и захожу в гардеробную комнату, чтобы напялить поверх пижамы первые попавшиеся вещи.

– Вот как? А может, я отец, который просто переживает за свою единственную и любимую дочь? – слышится из кухни.

– Я уже взрослая, и за меня не нужно переживать!

– Ну уж прости, Шелби. Не хочу, чтобы ты сделала то, о чем будешь жалеть всю свою жизнь. Ты вернешься в Нью-Йорк, а Трэвис останется в Аспене. Вы из разных миров!

– Я буду жалеть, если не сделаю этого, пап! – Я срываюсь на крик и возвращаюсь в комнату, натягивая по дороге шерстяной свитер.

– Думаешь, он тот самый?

– Чертики, да! Я влюблена в него с того дня, как ты притащил меня к Барнсам на просмотр Олимпийских игр! Как считаешь, он заслуживает звание «тот самый»?

– Трэвис отличный парень. В этом нет ничего плохого.

– Кроме того, что моего отца волнуют мои чувства больше, чем его собственные. Вы, взрослые, – маленькие соплежуи! Мама постоянно повторяет, какой ты сноб и идиот, что позволил ей уехать. А ты вечно говоришь о ней, как о нефритовом будде. Может, отстанете от меня со своей гиперопекой и займетесь своей жизнью?

– Шелби… – пытается успокоить меня отец.

– Все сложно, да? Сложно взять себя в руки, позвонить ей и сказать, что она единственная, кого ты когда-либо любил и будешь любить? Прошло девять лет!

Заткнувшись, я понимаю, что по моим щекам текут слезы.

Я никогда не лезла в дела родителей. Никогда не пробовала их помирить, но только лишь по той причине, что я прекрасно понимала: как бы я ни любила этих двоих – это их личное дело.

– Милая, не стоит плакать. Хочешь, я приготовлю твои любимые блинчики с кленовым сиропом и раскрою тайну фокуса с исчезновением салфетки?

Усмехнувшись, вытираю слезы рукавами свитера.

– Я позавтракаю на склоне, а фокус с салфеткой я раскрыла еще в восемь! Было весело наблюдать, как взрослый человек выбрасывает ее за плечо и думает, что это не заметно.

– Так ты знала?

– Пап! Это именно то, что тебя действительно волнует прямо сейчас?

Глава 14
Провальный кадр

Не хочешь засовывать руку в дырку унитаза? Несколько раз подумай, прежде чем соглашаться на дерьмовую херню, которую не сможешь смыть.

© Трэвис Барнс

Трэвис

Выбравшись из постели, в первую очередь открываю переписку со своей девушкой и набираю сообщение.

Трэвис:

Привет, медвежонок. Сегодня никакой рекламы и тренировок. Что насчет совместного завтрака?

Отправляю и натягиваю футболку, направляясь в ванную комнату, но задвоенный звук пердежа Рэйфа останавливает меня.

– Сукин ты сын! Когда ты успеваешь поменять мой гребаный рингтон?

Швыряю бутылку в стену с уверенностью, что по ту сторону звучит дурацкий смех брата.

Быть близнецами – это ни хрена не весело, ведь FaceId считает, что этот клоун и есть я.

Взяв телефон, открываю сообщения.

Медвежонок:

Я в Big Wrap.

Медвежонок:

Никогда не думала, что вегетарианская еда может быть такой вкусной.

Трэвис:

Никуда не уходи, буду через пятнадцать минут.

Медвежонок:

Я и не собиралась. Поругалась с отцом, и вообще не хочется торчать дома.

Трэвис:

Что-то серьезное?

Медвежонок:

Нет. Напомнила ему о том, что они с мамой любят друг друга, но игнорируют эти чувства девять лет. Все в порядке.

Медвежонок:

Помнишь, ты обещал мне, что когда мы вырастем, то вместе покатаемся на фуникулере?

Закусываю губу, чтобы не улыбаться, печатая ответ.

Трэвис:

Я плохо помню то время, но если обещал…

Трэвис:

Конечно, Би. Буду рад кататься с такой крутой сноубордисткой, как ты.

Медвежонок:

Взяла для тебя карамельный латте на кокосовом молоке и бельгийские вафли. Поторопись, Чак Басс^[20].

Шелби

Отложив телефон, устраиваюсь поудобнее, зажав в губах трубочку, опущенную в кофейный напиток.

Я все еще не знаю, как правильно вести себя с Трэвисом. У меня никогда не было настоящего парня, а обстановка дома только добавляет волнения. Что, если родители никогда не помирятся и у их любви не будет второго шанса?

– Шелби! – отвлекает меня знакомый визг, и я поднимаю глаза.

Оливия Лав. Сжимая в руке бумажный стакан, она садится напротив, поправляя идеальные светлые волосы.

– Ждешь кого-то?

Внутренний голос, словно взбешенный, твердит: не говори ей ни слова!

Но мое собственное Я считает, что я должна утереть ей нос и рассказать.

– Жду Трэвиса. Мы вроде как типа встречаемся. – Улыбаюсь, наблюдая за тем, как она сводит брови.

– Встречаетесь?

– Да. – Покручиваю в руке стакан и откидываюсь на спинку дивана. – Он мой парень. Какие-то проблемы?

– Нет. Все нормально, – усмехается она, делая глоток. – Просто… Знаешь, я думала, его не интересуют серьезные отношения. – Поставив локти на стол, Оливия подставляет ко рту ладонь и переходит на шепот. – Не то чтобы я хорошо знала Барнса с такой стороны, но у нас недавно был секс, и я точно уверена, что я не единственная, кто спал с ним в течение последней недели. – Театрально вздохнув, она отстраняется. – Трэвис ни с кем не остается надолго. Будь готова к этому, Грэхем.

Тихая мелодичная музыка в кафе уходит на второй план, как и болтовня Лав, которая миленько улыбается, скорее всего, наслаждаясь моим похоронным выражением лица. Ее слова, словно кинжал, вонзаются в сердце, и я чувствую, что вот-вот заплачу от режущей боли. Поднявшись с дивана, беру со стола телефон и молча направляюсь к выходу.

Если бы мне сказали, что я должна отметить в календаре самый провальный день в своей жизни, он бы был сегодня, в канун гребаного Рождества.

Глава 15
Чертовски дерьмовый день

Если ты дерьмо, веди себя как дерьмо, а не скрывайся под оберткой от шоколадного тортика.

© Трэвис Барнс

Трэвис

Открыв дверь в кафе, я замечаю официантку, которая несет на подносе кофе и бельгийские вафли. Улыбнувшись, следую за ней, но стоит нам оказаться у стола, как я вижу не ту девчонку, от которой я без ума, а Оливию Лав, рассматривающую меня с непонятной стервозностью во взгляде.

– Привет, Трэвис. Ты немножко опоздал.

Усмехнувшись, она подвигает к себе мою порцию вафель.

Мне не нужно спрашивать, почему она здесь вместо Шелби. И уж точно не требуется много времени, чтобы понять происходящее. Лав была моей тенью столько, сколько я ее знаю, и лишь один раз мне стоило облажаться, как она решила перевернуть игру против меня.

– Зачем?

– Зачем, Трэвис? Эта девчонка уедет отсюда, разбив тебе сердце.

– Поэтому ты решила, что имеешь право сделать это вместо нее? Я был пьян на той вечеринке и не соображал, что вытворяю. То, что было между тобой и мной, самое вонючее дерьмо, которое я когда-либо совершал.

Оливия широко открывает рот, а я сжимаю кулаки, удерживая себя от того, чтобы не разнести это вегетарианское кафе.

– Надеюсь, ты испытала сейчас то же самое, что и Шелби. Приятного аппетита, любительница острых ощущений.

Развернувшись, я направляюсь к выходу и, достав из кармана телефон, звоню Грэхем, но звонок не проходит. Набросив на голову капюшон, перехожу с шага на бег, чтобы догнать Шелби и объясниться.

В ту гребаную ночь я и представить не мог, что сломаю две жизни одновременно. Да, это оказалось отвратительной выходкой, даже несмотря на то, что я просто был мертвецки пьян и развлекался, но я не отрекаюсь от того, что вытворил, и собираюсь все исправить.

Выбежав на тропу к ее дому, ускоряюсь, скользя по заснеженной узкой дорожке, чуть не врезавшись в почтовый ящик.

Хренов Санта-Клаус!

Поднявшись по лестнице, нажимаю на звонок несколько раз, но меня встречает минутная тишина, и я начинаю бить в дверь кулаками.

– ШЕЛБИ, ПОЖАЛУЙСТА, ВЫСЛУШАЙ МЕНЯ! – кричу во всю глотку, складывая руки у рта. – Я ДОЛЖЕН БЫЛ РАССКАЗАТЬ РАНЬШЕ. Я ЗНАЮ, Я ПОЛНЫЙ КРЕТИН!

Ударив еще один раз, я заношу руку и собираюсь врезать сильнее, но дверь открывается, и на пороге появляется старший Грэхем, который, поджав губы, качает головой.

– Трэвис, она слишком расстроена, чтобы говорить с тобой. – Я пытаюсь открыть рот, чтобы объясниться, но он перебивает меня: – Не сейчас, парень.

Похлопав меня по плечу, Норвуд закрывает дверь перед моим носом, а я продолжаю стоять, как вкопанная в снег ель.

Если меня попросят выбрать самый ничтожный день в моей жизни, это будет сегодня. В канун гребаного Рождества.

Глава 16
Еще один шанс?

Если ты хочешь что-то исправить, не откладывай это на завтра. Ведь завтра может не наступить.

© Трэвис Барнс

Трэвис

Шелби добавила меня в черный список во всех соцсетях. Считаю ли я себя дерьмом? Дважды да. В первый раз – в тот день, когда согласился на авантюру с девчонкой, которая влюблена в меня с детского сада. Во второй – прямо сейчас, когда могу потерять ту, о которой я всегда мечтал.

Я нахожусь на склоне, потому что сегодня моя рабочая смена. Спасатель должен следить за тем, чтобы никто не пострадал, но, кажется, я уже провалил эту миссию, так как один пострадавший здесь есть. Это я.

– Трэвис, – слышу голос отца Би и оборачиваюсь.

– Доброе утро, мистер Грэхем.

– Черт возьми! Ты можешь звать меня просто Норвуд? Вуди? Или еще как-то, но не так, словно мне уже сорок.

– Вам почти…

– Заткнись.

Подняв руки над головой, я киваю.

– Она собирает вещи.

– Шелби?

– Я не знаю, что произошло между вами, но она не вышла завтракать и не разговаривала со мной вчера. Как хороший отец я должен вырвать твои яйца, и я сделаю это, парень. – Он убирает руки в карманы, а я шумно выдыхаю, прекрасно осознавая, что заслужил эту взбучку. – Но для начала я дам тебе объясниться, потому что знаю тебя с первого дня появления на свет.

– Я совершил ошибку… – начинаю я, переводя взгляд вдаль. – Но это было до того, как Шелби вернулась в Аспен. Несколько месяцев назад я переспал с девушкой, которую ваша дочь, мягко говоря, недолюбливает еще со времен, когда Рэйф мочился в колготки прямо посреди вашей гостиной. – Закусив щеку, смотрю ему в глаза. – Я был мертвецки пьян. Мы с Рэйфом просто развлекались.

– Ты же сказал, что это было с девчонкой, – кашляет Норвуд.

– Рэйф тоже принимал в этом участие.

– Святой Гринч, – выдыхает он. – Я уже подумал… Не важно!

Я вроде бы хочу засмеяться от того, что приходит в голову, но, кажется, во мне нет на это никаких эмоций.

– Мне правда очень важна ваша дочь. Наверное, я даже могу сказать, что люблю ее.

Шумно выдохнув, Вуди вынимает из кармана связку ключей и прокручивает их на пальце.

– Я позволил своей жене уехать. Прошло девять лет, Трэвис, и только сейчас я понял: даже я оказался достойным второго шанса. Не совершай моих ошибок и объяснись с ней, пока не стало поздно.

Хлопнув по плечу, он опускает на мою ладонь ключи от своего дома.

– Если я должен буду благословить будущего мужа для своей дочери, то только такого выдающегося сноубордиста, как ты.

Улыбнувшись, сжимаю отца Шелби в крепких объятиях.

– Спасибо, мистер Грэхем!

– Еще раз назовешь меня так, и Мармеладная Радуга встретит старость в одиночестве.

Усмехнувшись, я отстраняюсь от него:

– Вуди, ты лучший отец в мире.

Найдя взглядом своего босса и свистнув, складываю руки у рта:

– МИСТЕР КРАНЧ, Я УХОЖУ!

– Но смена только началась, Трэвис!

– У МОЕЙ КОШКИ ОТОШЛИ ВОДЫ. МНЕ НУЖНО ПРИНЯТЬ РОДЫ, СЭР!

Вуди хватается за живот, заполняя склон смехом, а я уже бегу в сторону своего дома, чтобы забрать одну вещь, которую хранил с надеждой увидеться с Шелби вновь.

– Всегда мечтал о таком сыне, как ты, Барнс! Не подведи!

Глава 15
«Любовь» – больше, чем просто красивое слово

Если ты хочешь сойти с ума и проваляться неделю в депрессии, не забудь о просмотрах сериалов 2000-х, которые добавят ко всему прочему дерьму еще и ручьи слез о прошлом.

© Шелби Грэхем

Шелби

– Я не хочу обсуждать это, Элфи.

– Ты ведешь себя как маленькая девчонка! Ему девятнадцать, и он не похож на сопляка, который никогда не занимался сексом.

– Она сказала, что это случилось на этой неделе! Я уже была здесь, Хоторн!

– Ты веришь болтовне какой-то сучки, которая вела себя как стерва даже в детстве?

– Мне пора. Нужно собрать чемодан и… – Замолкаю, ощущая ком в горле и подступающие к глазам слезы.

– Не смей плакать, слышишь? Не смей реветь из-за парня, Грэхем!

Сбросив звонок, кидаю телефон в сторону и падаю на кровать. Громко всхлипнув, прижимаюсь лицом к подушке, бью кулаком по матрасу.

– Иисус, дай знак, если я должна поговорить с этим парнем!

– Присутствие этого парня в твоей комнате считается?

Оторвав голову от подушки, я заползаю на кровать с ногами, наблюдая за Трэвисом, который виновато смотрит мне в глаза и подходит ближе.

– Пожалуйста, выслушай, Шелби.

Сглотнув, я молча вытираю лицо от слез.

– Я действительно спал с Оливией Лав несколько месяцев назад, но я был мертвецки пьян и…

– Несколько месяцев назад?

Он кивает, осторожно присаживаясь на край кровати.

– Тот секс и все это дерьмо…

– Нет, подожди, – опять перебиваю я, – ты не спал с ней, когда я вернулась в Аспен?

Усмехнувшись, он накрывает мои пальцы холодной ладонью и смотрит мне прямо в глаза.

– Если бы перед отъездом из штата ты сказала, что вернешься ко мне, я бы держал целибат до нашей встречи, Грэхем. Я не знаю, можно ли говорить такие слова, когда мы встречались всего день, а если точнее, меньше суток, но я совершенно точно влюблен в тебя по уши. И, если ты сможешь простить меня, я обещаю…

Я не даю Трэвису договорить, потому что забираюсь к нему на колени и целую его. Вкус моих слез на его губах кажется таким соленым, но это не отменяет того факта, что я взлетаю к небесам. Мое сердце буквально разрывается на частички, когда Барнс прижимает меня к себе крепче, запускает руку под свитер и сжимает ледяными пальцами талию.

– Я люблю тебя, – говорю я, прямо в поцелуй.

– И я тоже люблю тебя, Би, – отвечает он, отстранившись на несколько дюймов, и, засунув руку в карман, извлекает леденцовую трость «Черника и мята». – Она завалилась за мою кровать, и я нашел ее только год назад, но решил, что оставлю на случай, если мы когда-нибудь вновь увидимся.

Издав смешок, я забираю леденец и прокручиваю между пальцами.

– Леденец или жизнь, Трэвис Барнс?

– Поцелуй самой прекрасной девушки в мире, пожалуйста.

Широко улыбнувшись, я снова целую его, но на этот раз глубже и чувственнее.

– ШЕЛБИ! – кричит мама, но я не останавливаюсь, расстегивая куртку Трэвиса одной рукой, а второй сжимая его затылок.

Мама?

Отстранившись от Барнса, я широко открываю рот.

– Беги! – Кивнув, я спрыгиваю с его колен и спешу к двери.

– Мам?

Сбежав по лестнице, я зажимаю рот ладонью при виде самой милой картины: отец кружит маму, крепко обнимая ее, а она что-то шепчет ему на ухо, улыбаясь так ярко, как никогда раньше.

– Святые чертики! – вскрикиваю я.

Заметив меня, родители расходятся в разные стороны, как дети, которых поймали на воровстве сладостей.

– Мам, ты приехала!

Я с писком влетаю в ее объятия.

– Я не смогла отказаться от предложения твоего отца вернуться, – дрожащим голосом говорит она.

Папа обнимает нас обеих, целуя поочередно в макушки, а я не могу сдержать слез.

– Это лучший канун Рождества!

– Добро пожаловать домой, миссис Грэхем, – доносится голос Трэвиса, и я, повернув голову, наблюдаю, как мой парень с улыбкой на лице спускается по лестнице.

Мама выпускает меня из объятий и, широко разведя руки, направляется в его сторону.

– Рэй, милый, ты так вырос!

– Мам! – смеюсь я сквозь слезы. – Это Трэвис.

– Это была всего лишь шутка, Шелби. Забыла, что твоя мама умеет быть веселой?

Отец смеется и толкает меня в бок.

– Она всегда больше любила Рэйфа, потому что он был маленькой ябедой. Но, поверь, знала бы она его сейчас…

– Я все слышу, Вуди! – затыкает она отца. – Я любила больше Трэвиса, потому что он вел себя как настоящий мужчина, даже когда был маленьким. В отличие от тебя.

Громко засмеявшись, я в свою очередь толкаю отца, который что-то недовольно бормочет себе под нос.

– Я скучал по вам, миссис Грэхем! – Сжав мою маму в объятиях, Трэвис улыбается и переводит взгляд на меня. – По всем вам.

Глава 16
Не конец, а только начало

Если ты чувствуешь, что этот день особенный, делай снимки, записывай события в дневнике и снимай на камеру. Кто знает, может наступит время, когда ты захочешь прожить его снова.

© Трэвис Барнс

Трэвис

Слушая разговоры семьи Грэхем, я не могу перестать улыбаться. Они ведут себя, словно еще вчера был тот самый канун Рождества, когда мы виделись с Шелби в последний раз. Вуди обнимает Кару и то и дело целует ее при каждой возможности, а Би краснеет и просит его замолчать каждый раз, когда он пытается напомнить нам историю с ковром, находящимся у моих ног.

– Милая, а ты помнишь куклу Клубнику? – С трудом удерживаясь от хохота, Вуди уклоняется от дочери, которая пытается заткнуть ему рот огурцом.

– Пап, пожалуйста!

– Норвуд, прекрати смущать дочь! – Кара тихонько ударяет его по руке и переводит взгляд на меня. – Твоя мама будет в шоке, когда узнает, что я вернулась в Аспен.

– Да-а, – тяну я, забирая огурец у Шелби и откусывая кусок. – Вы надолго сюда?

Пожав плечами, она переходит на шепот:

– Я выставила квартиру в Нью-Йорке на продажу и надеюсь, что Шелби согласится остаться.

– Я согласна! – кричит медвежонок.

– На что согласна? – встревает ее отец. – Барнс, ты сделал предложение моей дочери?

– Так вы встречаетесь? – добавляет вопрос миссис Грэхем, прикрывая ладонью рот.

– Да, – киваю я.

– В каком смысле «да»? Вы вместе всего день, Трэвис! – возмущается Норвуд, и, засмеявшись, я заключаю Шелби в объятия.

– У тебя прекрасная семья.

– Со странностями, – добавляет она.

– И это меня не смущает.

– Я хочу услышать ответ на свой вопрос! – продолжает старший Грэхем.

– Замолчи уже! Ты что, не видишь, они же сейчас поцелуются, – умиляясь, шикает Кара.

Столкнувшись носами, мы с Би синхронно улыбаемся друг другу.

– Леденцы или жизнь, Шелби Грэхем?

– Поцелуй самого лучшего в мире парня, пожалуйста.

И я целую ее. Нежно и требовательно. Крепко сжимая в своих объятиях, как самое ценное, абсолютно забив на то, что ее родители смотрят на нас.

Если вы точно уверены, что влюблены, – действуйте!

Иначе можете упустить свой шанс.

Шелби Грэхем и Трэвис Барнс

Мария Манич
Любовь пахнет корицей

Глава 1
Лиз

– Ваш двойной капучино на обезжиренном!

Поставив стаканчик на стойку, смотрю, как его забирает девушка с раскрасневшимся и влажным после пробежки лицом, и возвращаюсь к кассе, приветствуя нового клиента.

Губы сводит от улыбки, хотя на самом деле мне хочется зевнуть и почесать слезящиеся глаза. Подъемы в четыре утра даются мне легко почти всегда, но бывают дни-исключения. Например, когда вместо сладкого сна в девять вечера я нахожу потрясающую интересную книгу и не могу от нее оторваться до часу ночи, а потом пытаюсь не уснуть за прилавком или в цеху…

– Добрый день, сэр. Что приготовить для вас сегодня? Как обычно? – спрашиваю у офицера полиции, который всегда вместе с коллегами заезжает перед сдачей своей утренней смены.

– Привет, Элизабет. Черный кофе и яблочный пирог, без мороженого, но с кленовым сиропом.

– Принято. Пирог разогреть? – уточняю, пробивая заказ.

– Да. Это будет наградой за отвратительную ночь.

Переложив пирог с витрины на тарелку и обильно полив его сиропом, ставлю разогреваться в микроволновку. Пока делаю кофе для других офицеров и слушаю их ворчание и шутки, раздается звук колокольчиков, висящих над входной дверью в кофейню. Мне не нужно оборачиваться, чтобы посмотреть, кто пришел, – в это ранее время заходят только постоянные посетители, и я по памяти с закрытыми глазами могу приготовить их заказы.

– Доброе утро, Элизабет! – раздается звонкий голос миссис Сатум, воспитательницы из частного детского сада, расположенного дальше по улице. – Бананового хлеба не осталось?

– Доброе утро, специально для вас припрятала со вчерашнего дня один большой кусочек. – Бросаю через плечо приветственную улыбку.

– Спасибо, дорогая! Я буду его и…

…И холодный персиковый чай с минимумом сахара и льдом только на дне.

Вот видите? И так каждое утро. День за днем одни и те же люди и обязанности. День сурка. Но я люблю эти дни.

Когда в пекарне «Nibble pie»^[21] уже не остается ранних пташек, а до постоянных клиентов, работающих в соседнем бизнес-центре, еще есть время, я возвращаюсь к печи. Достаю оттуда хрустящий свежий хлеб, бисквиты для будущих ламингтонов^[22], шоколадные маффины и румяные булочки-синнабоны. Мне предстоит покрыть булочки сливочным кремом, выставить их на витрину и упаковать часть изделий для доставки постоянным клиентам.

Курьер должен появиться на пороге с минуты на минуту, и когда я отпущу его, то наконец планирую найти время на собственный утренний кофе и десять минут тишины перед началом долгой двенадцатичасовой смены.

Но где я, а где долгосрочные планы?

И когда я вижу на своем мобильном входящий вызов от Хэнка, то уже знаю, что развоз заказов ляжет на мои плечи.

– Что случилось, Хэнк?

– У Розали отошли воды, и мы едем в госпиталь. Сама понимаешь, в пекарне сегодня появится не смогу, даже не проси, – нервно смеется в трубку наш курьер.

– Господь! Конечно, какие вопросы. Обязательно напиши, как у вас все пройдет.

– Я уже позвонил Софи и попросил несколько дней отгулов в счет будущего отпуска. Она обещала прислать тебе Кэтти на помощь в пекарню… – В трубке слышится стон Розали, и Хэнк обеспокоенно говорит в сторону: – Потерпи немного, родная, мы уже близко. Пока, Лиз!

– Пока… – произношу рассеянно, осматривая упакованные заказы.

Почему рожает жена моего дяди, а страшно мне?

Потому что Кэтти нельзя оставлять один на один с кофейной машиной, лучше сразу вызвать мастера по ремонту на вечер.

Этот день обещает быть чертовски долгим.

Через двадцать минут сонная и помятая Кэтти паркует свой велосипед перед входом и, широко зевая, заходит внутрь.

– Доброе утро, – приветствую младшую сестру, сверяя по накладной последний заказ.

Четыре штуки шоколадных маффинов, два сливочных круассана, два кусочка лимонного пирога с меренгой, свежеиспеченный хлеб с хрустящей корочкой и…

– Издеваешься? Я легла спать в пятом часу!

– Мы живем в одном доме, и я слышала, как ты пришла в четыре и гремела на кухне в поисках еды. Не жди, что я тебя пожалею. Где ты была?

– Не включай маму, мне хватает гиперопеки от нашей.

– Она переживает за тебя, и я тоже. Иногда.

– Если беспокоишься обо мне, то, пожалуйста, возвращайся побыстрее, а то я боюсь словить галлюцинации от недостатка мелатонина.

– А ты постарайся ничего не сломать, никому не нагрубить и не съесть все печенье с шоколадной крошкой.

– Не обещаю. У меня дерьмовое настроение, и я хочу есть.

– Серьезно, Кэт, будь паинькой.

– Добрый день, рады приветствовать вас в пекарне «Кусок пирога», чем хотите порадовать себя сегодня? – Нацепив улыбку на свое милое личико, Кэтти делает реверанс и устало машет рукой в сторону выхода. – Иди уже. Я справлюсь. Не первый и не последний раз. Просто возвращайся побыстрее.

Вздохнув, снимаю голубой передник с вышитым розовым названием пекарни и передаю его сестре, поправлю голубую ленту в волосах и беру в руки собранные заказы, чтобы отнести их на заднее сиденье своей машины.

Сегодня курьером «Нибл пай» буду я, и мне действительно лучше не задерживаться, а то от семейного детища может остаться груда пепла, и я не уверена, что страховка способна покрыть ущерб от урагана по имени Кэтти.

Через полтора часа я подъезжаю к дому Вейтов. Забрав с заднего сиденья крафтовые пакеты, мысленно перечисляю состав заказа: четыре шоколадных маффина, два сливочных круассана, два кусочка лимонного пирога с меренгой, свежеиспеченный хлеб с хрустящей корочкой и…

– Вот дерьмо!

…и булочки «Синнабон», покрытые сливочным кремом с дробленым орехом пекан.

– Тебе не идет сквернословить, Лиззи.

Именно эти булочки миссис Вейт заказывает каждую неделю, когда ее старший сын Кристиан приезжает в город. И именно он сейчас, лучезарно улыбаясь, встречает меня на крыльце дома своих родителей. С влажными после душа волосами, в одном, мать его, полотенце, низко сидящем на его бедрах. Настолько низко, что я вижу греховные V-образные косые мышцы его пресса, которые убегают под махровый белый край.

Так, Лиз, направь свои глаза куда угодно, только не на великолепный торс с восьмым чудом света, то есть кубиками пресса Кристиана Вейта. И встряхни затекший сладкой патокой мозг, чтобы он вспомнил, что Крис все такой же придурок, каким и был, когда в школьном кафетерии прочел из твоего дневника отрывки, посвященные ему. А потом вместе со своими дружками публично их высмеял. Этот поступок разбил мое наивное влюбленное сердце на тысячи осколков и до сих пор преследует в самых страшных снах.

Я ненавижу Кристиана Вейта. И стараюсь его избегать. До сегодняшнего дня мне это неплохо удавалось: после школьного выпускного мы виделись всего раза три.

– Если ты не в курсе, меня зовут Элизабет. Что ты здесь делаешь?

– Это дом моих родителей, ты должна быть в курсе, – усмехается Крис, скрещивает руки на груди и, бросив взгляд на мои ноги, быстро возвращается к лицу. – Ты принесла мне кусочек своего фирменного яблочного пирога, Лиззи?

В шоке таращусь на этого самовлюбленного кенгуру. Правда, если быть честной, он намного симпатичнее сумчатого животного. Темные влажные растрепанные волосы, идеальное тело парня из «Тик-Тока», аккаунтом которого девушки со всего мира любуются перед сном. Карие глаза, в которых сейчас пляшут веселые огоньки. Милые ямочки на щеках. При виде них мое сердце начинает отплясывать степ, прямо как на уроке хореографии в седьмом классе, когда нас с Вейтом поставили в пару и он отдавил мне все ноги.

Кажется, тогда я в него и влюбилась.

Но это все в прошлом.

– Я принесла только то, что заказывала твоя мама, и кусочка моего пирога в этом списке нет.

– Жаль. В следующий раз обязательно захвати и его, Лиззи.

– Элизабет, – поправляю не без раздражения.

– Как скажешь, – улыбается Вейт, – Лиззи.

Он невыносим.

– Передай своей маме, что, к сожалению, в ближайшую неделю мы больше не принимаем заказы на доставку.

Поспешно сую в руки Криса пакеты из пекарни. Он пытается их перехватить, чтобы ничего не упало на крыльцо, и следом происходит сразу несколько событий, которые в последующем повлияют на мою дальнейшую судьбу.

Полотенце Криса падает на пол. Я не успеваю зажмуриться.

В дверях появляется миссис Вейт.

Глава 2
Лиз

– Это правда?

– Что именно?

– Что ты согласилась обеспечить бал дебютанток десертами? И приготовишь на финальный вечер трехъярусный торт в стиле шебби-шик? Лиз, скажи, что это правда, умоляю!

Сдув челку с глаз, перевожу на сестру сердитый взгляд.

– Кто рассказал?

В этом городе сплетни разносятся быстрее, чем я успеваю моргнуть.

– Джастин.

– Ты общаешься с Вейтом-младшим? – кошусь на Кэт я.

– Мы вместе ходим на математику, историю и делали общий проект по химии. Так ты согласилась?

Ее щеки вспыхивают румянцем, и мне хочется закатить глаза. Нашу семью что – прокляли и обрекли влюбляться только в парней, что носят фамилию Вейт? Хорошо, что дети у них закончились и у младших двойняшек Дэвис есть шанс попытать счастье с кем-то еще.

– М-м-м… – мычу невнятно, продолжая месить тесто для булочек-синнабонов.

Разговор с миссис Вейт, а именно она является организатором бала дебютанток в этом году, состоялся вчера утром в уютной гостиной их коттеджа. Мои щеки пылали после встречи с Крисом и тем, чем щедро наградила его природа, а мозг плохо воспринимал информацию.

Сначала даже не поняла, чего от меня хочет мать Кристиана, а потом, когда поняла, словила паническую атаку. Снабжать десертами такое мероприятие – огромная ответственность и шанс, который выпадает не так часто. Мне нужно было соглашаться сразу же, времени подумать не было, чтобы миссис Вейт не предложила это какому-нибудь более опытному и известному пекарю-кондитеру из Сиднея. Зато, переспав ночь с мыслью об этом, я поняла, что совершила ошибку, согласившись.

У меня нет опыта. Я боюсь не справиться. Не хочу видеть Криса Вейта, а мне придется, потому что его мать организатор бала дебютанток!

– Так да или нет? Мама в курсе? Ты ведь сможешь тогда оплатить учебу в академии, как всегда мечтала.

И только эта мысль мне не дает набрать номер миссис Вейт и отказаться.

– Не всем мечтам суждено сбыться, Кэтти.

– Глупости не говори, Лиз. Ты лучший пекарь и кондитер в радиусе трехсот километров. Хотя чего это – во всем Сиднее! Нет, во всей Австралии!

– Спасибо за веру в меня, Кэт, но я трезво оцениваю свои возможности. Я самоучка.

– Ты гений, Лиззи, – я замираю, когда за моей спиной раздается серьезный голос Криса.

По моим рукам ползут невидимые букашки, заставляя мою кожу покрыться мурашками. Это на них так реагируют мои нервные окончания, а не на голос Вейта!

– Это именно то, что я пытаюсь ей сказать! – довольно кивает Кэтти.

– Вернись за стойку – в кофейне у нас посетители, – прошу сестру и, бросив взгляд через плечо, намекаю, что и «посетителю» нужно убраться обратно в зал.

Крис заглядывает через стекло в духовку, где выпекаются свежие багеты, и не собирается никуда уходить. Парень ловит мой недовольный взгляд и отзеркаливает его своим дружелюбным.

Крис не испытывает ни капли стыда из-за того, что вчера я познакомилась с его анатомией чуть ближе? А вот я заливаюсь краской, потому что теперь воспоминания об этом будут преследовать меня всю сознательную жизнь!

Мне нужно найти себе парня. И заняться с ним сексом. Может быть, тогда образ голого Кристиана Вейта слегка померкнет в моей голове.

– Ты что-то хотел? Кэт тебя обслужит, – бросаю в его сторону, все еще борясь со стоп-кадрами в своей черепной коробке.

– Вообще-то я к тебе, Лиззи.

– Элизабет, или у тебя плохо с памятью, Вейт?

– «Элизабет» слишком официально, а мы вчера стали с тобой намного ближе, Лиззи, – приподнимая бровь, произносит Вейт.

К щекам вновь приливает румянец. Однако в этот раз совсем не от смущения, а из-за чертовой злости.

Кристиан Вейт вторгся в мой пекарный цех! Это моя территория. Мой маленький мир, где я медитирую наедине с запахом выпечки, корицы и ванили и где ему и его совершенному телу нет места!

– Чего тебе? Мне некогда с тобой болтать. – Демонстрирую испачканные в муке руки и вновь сдуваю падающую на глаза челку.

– Мама не могла тебе дозвониться и просила передать, что заедет сегодня в кофейню под закрытие, чтобы обсудить меню на бал.

– Я хочу отказаться, потому что боюсь не справиться, – зачем-то озвучиваю свой главный страх.

Черт. Нужно было промолчать!

Брови Вейта сходятся на переносице, а из глаз пропадает все веселье.

– Глупости. Ты со всем справишься, Лиззи.

– Забудь, тебе не понять. – Я отмахиваюсь от Криса рукой и, зажмурившись, громко чихаю от поднявшейся в воздух муки.

Это было фатальной ошибкой, потому что, стоит мне открыть глаза, я вижу рядом Вейта.

Он стоит близко. Намного ближе, чем раньше. А вот моя сестра, наоборот, испарилась, оставив нас наедине.

Крис теперь заглядывает в мое лицо, очерчивая его пристальным взглядом.

Опять эти чертовы мурашки активизировались и армией приподнимают волоски на моих руках!

– Да, мне не понять, как можно принижать свои достоинства и каждый раз сдавать назад при виде трудности. Твои десерты и выпечка – лучшее, что я пробовал в жизни, и готов питаться ими каждый день.

– Спасибо, – в шоке бурчу себе под нос.

– Они достойны того, чтобы о них говорили все и в кофейне выстраивалась очередь. Какого черта ты не даешь людям права узнать о себе, Лиззи?

– Кто сдает назад? Я? – произношу зло, сощурившись. – Я не пошла в колледж, чтобы родители не потеряли семейный бизнес. Я придумала новую линейку десертов и разработала их с нуля, чтобы привлечь новых посетителей. Помимо этого я каждое утро на протяжении трех лет, встаю в четыре часа утра, чтобы у всего района была возможность купить свежий хлеб из нашей пекарни! И ты после этого говоришь, что я боюсь трудностей? Ты ни черта меня не знаешь, Кристиан.

Тыкаю пальцем в грудь Вейта, оставляя на его черной футболке белые пятна от муки. Он смотрит сначала на них, а затем вновь на меня. В его взгляде много незнакомых эмоций, которые вводят меня в смешанные чувства. Злюсь, нервничаю, смущаюсь и чувствую что-то смутно похожее на гордость. И я теряюсь еще больше, когда Крис начинает наступать на меня, до тех пор, пока не упираюсь поясницей в холодную металлическую столешницу.

– Ты не взяла свадебный заказ Бастеров, а потом отказалась от детского праздника со сладким столом на пятьдесят человек, сославшись на занятость. Тебя пригласили провести несколько мастер-классов для студенческих сообществ в Сиднее, и ты опять отказалась. Одно из женских сестринств хотело заказывать у тебя именные кексы на каждое мероприятие, но ты и здесь отказалась. Ответь мне, Лиззи, почему ты каждый раз упускаешь шанс заявить о себе? – мягко обхватив мое запястье и опуская мою руку вниз, спрашивает Крис.

В горле пересыхает, пульс бьет по вискам.

– Откуда ты знаешь, куда меня приглашали, а куда нет, Вейт? Ты следишь за мной?

Кристиан не спешит с ответом, а я боюсь ошибиться с догадкой, которые, одна безумнее другой, проносятся в моем мозгу.

– Может быть, – криво улыбнувшись, тянет Вейт.

– Зачем? – Почему от волнения я скриплю, как седло на старой кляче?..

Крис ставит руки на столешницу вокруг моего тела, захватывая меня в капкан, наклоняется ниже. Так что наши лица теперь находятся почти на одном уровне. Он заправляет выбившуюся прядь моих волос за ухо и нежно проводит большим пальцем по линии моего подбородка.

Что он делает? Очень похоже на мой оживший сон прямиком из седьмого класса.

– На то есть причина, Лиззи, – тихо произносит Вейт, наклоняясь еще ниже.

Крис смотрит на мои губы, а я задерживаю дыхание, боясь пошевелиться.

– Лиз! Кофемашина опять плюется молоком! Сделай с ней что-нибудь!

Глава 3
Лиз

Миссис Вейт заходит в пекарню, когда на двери уже двадцать минут как висит табличка «Закрыто». Но я даже рада ее опозданию.

Я успела промыть кофемашину, подкормить закваски для будущего хрустящего хлеба и проверить заготовки для завтрашнего утра. Завтра не я буду открывать смену, а мама, но за годы ее внезапного декрета с близнецами я так привыкла все контролировать в пекарне, что не могу прекратить это делать.

– Добрый вечер, Элизабет! Прости, пожалуйста, за задержку, безумный день! Пожалуй, это последний раз, когда я взялась организовывать бал дебютанток, иначе Кристиану и Джастину придется сдать меня в дом престарелых с Альцгеймером намного раньше, чем они планируют, – добродушно посмеивается миссис Вейт, опускаясь за один из столиков у окна, и расстегивает пиджак.

Толстая папка, которую она принесла с собой, занимает почти все свободное пространство, и мне приходится поставить вазочку с желтыми фрезиями на соседний столик.

– Ничего страшного. Будете что-нибудь пить?

– Если можно, только воды со льдом, и все. И не предлагай мне ничего из своих вкусных творений, я не смогу удержаться и съем все! А мне еще предстоит влезть в платье, которое пока что собирается на моей талии ужасными складками, до боли напоминающими мой любимый сливочный круассан.

Теперь уже я смеюсь, понимая, что зря волновалась перед встречей: миссис Вейт, в отличие от ее старшего сына, само очарование.

Налив себе стакан молока, а гостье воду, я устраиваюсь напротив и, сбросив голубые кроксы, украшенные розовыми цветочками-джибитсами, вытягиваю гудящие после смены ноги.

– Что вы хотите видеть из десертов на балу? – решаю я сразу перейти к делу.

Глаза миссис Вейт загораются азартом, и она раскрывает лежащую перед ней пухлую папку, постукивая аккуратными ноготками по фотографии с дюжиной белоснежных капкейков.

– Я немного подготовилась, но с удовольствием послушаю твои предложения. Посмотришь? И называй меня Скарлетт. Нам предстоит долгое сотрудничество, и у меня уже дергается глаз при упоминании собственной фамилии.

– Хорошо.

Мы вновь смеемся, и я смущенно прикусываю губы.

Мои ладони потеют, украдкой вытираю их о джинсы и придвигаю папку к себе. Не могу поверить, что я решилась на это. Что я действительно буду печь угощения для дебютанток, их партнеров, организаторов и всех-всех приглашенных.

Слова Кристиана о том, что я пасую перед трудностями, гвоздем засели в моем мозгу.

Целый день гоняла мысли об отказе, а потом в один момент отмела их, разозлившись на Вейта почти так же сильно, как в тот момент, когда он читал мой дневник на глазах у целой толпы.

Я докажу ему, что ни черта подобного. Я ничего не боюсь. Он совершенно не знает меня. Он ошибается.

Мы с миссис Вейт около трех часов обсуждаем концепцию праздника и десерты. Я предлагаю, она соглашается. Ни разу не отметает в сторону мои идеи, только дополняет и корректирует их своим видением. Мы никак не можем остановиться, перебиваем друг друга, потому что идеи так и сыплются, фантазия и воображение играют яркими красками, и мы едва успеваем их записывать.

Накидываю в блокноте быстрый эскиз финального торта. Миссис Вейт одобряет его, и на этом мы решаем закончить вечер.

За это короткое время мы почти стали лучшими подругами. Я очарована этой прекрасной женщиной и совершенно не понимаю, как у нее мог родиться такой мерзкий сын, как Кристиан!

– Дорогая, я вижу, у тебя остались брауни с малиной и синнабоны.

– Хотите забрать? – Улыбаюсь, встаю на ноги и устало потягиваясь. Тело затекло. Завтра нужно заскочить на тренировку по йоге.

– Да! Ты понимаешь меня с полуслова, я так рада нашему сотрудничеству. Благодарю Господа за то, что Кристиану пришла в голову эта гениальная идея, как только я озвучила, что на балу мне нужен самый лучший кондитер.

– Это предложил Крис? – удивляюсь я, застывая около витрины с пирожными.

– Да, он тебе не говорил? Мне казалось, вы были очень дружны в школе.

– Не говорил. Мы были детьми, и после того, как он поступил в колледж и уехал, почти не общаемся, – мямлю я, разглядывая свои кроксы.

– Очень жаль. Он всегда про тебя спрашивает, милая, когда звонит или приезжает.

О господи… Зачем Скарлетт мне это рассказывает? У меня начинают гореть уши и оживают мурашки на руках, вновь поднимая волоски на коже.

– Это просто вежливость с его стороны.

– Как знать, – хитро улыбается женщина и заговорщически подмигивает мне.

Уши становятся пунцовыми.

Миссис Вейт уходит, напоследок предложив подвезти меня до дома, но я решаю прогуляться, чтобы наедине разобраться с одолевающими меня мыслями. А их в моей голове целый пчелиный рой!

С чего Крису узнавать обо мне у своей матери? С чего ему следить за моей пекарней и предлагать варианты работы?

Теперь я почти уверена, что все масштабные заказы, которые мне поступали, были поданы с его руки. Это какая-то форма благотворительности для неудачников?

Морщусь.

Придется вызвать Криса Вейта на разговор и раз и навсегда обозначить ему, что Элизабет Дэвис не нуждается в его подачках.

Глава 4
Крис

– Куда ты едешь, Вейт? Ты пропустил поворот на пляж.

– Заскочим за кофе в «Нибл пай», – произношу я, поглядывая в зеркало заднего вида, чтобы перестроиться в другой ряд.

Я скорее чувствую, чем вижу, как на пассажирском сиденье Ник, мой друг еще со времен младшей школы, закатывает глаза.

– Что у тебя с Дэвис? Все еще дрочишь на нее и не решаешься подойти? Покупаешь ее сладкие пирожки вместо того, чтобы засунуть свой хер в ее пай?

– Заткнись, Стоун! – Не отрывая взгляда от дороги, отвешиваю этому кретину подзатыльник.

Он, посмеиваясь, пригибается.

– Твоя проблема в том, что тебе нужно с ней трахнуться и раз и навсегда забыть об этой девчонке. У меня так работает с каждой цыпочкой. После секса интерес испаряется как по щелчку, – с умным видом делится своей философией Ник.

Не сомневаюсь, что у него это так и работает. Он не пропускает ни одной короткой юбки, глубокого декольте или отсутствия лифчика на девчонке. На какой бы вечеринке Ник ни появился в одиночестве, он всегда уходит оттуда в компании какой-нибудь красотки.

– Моя проблема не в этом, придурок. Проблема в том, что ей на меня наплевать.

– Какой же ты убогий, Вейт. Если тебе нравится девчонка, просто скажи ей об этом. И дело в шляпе.

Потираю ладонью подбородок.

С Лиззи все непросто. Она великолепная, красивая, умная, острая на язычок и… ненавидит меня.

Мы неплохо общались в средней школе, даже сдружились, а потом в старшей как-то незаметно отдалились. Стали существовать в разных галактиках, которые пересекались лишь на переменах и факультативах по французскому языку.

В школе я был придурком типа Ника. Мы играли в сборной школы по футболу, тусовались на вечеринках и встречались с девчонками из группы поддержки. Оглядываясь назад, понимаю, каким идиотом я был, идя на поводу у собственных гормонов.

На свой выпускной я пригласил Лиззи быть моей парой, и она в довольно грубой форме меня отшила. Этот отказ больно резанул по моему эго. И на какое-то время я постарался вычеркнуть ее из своей памяти, но ее образ всегда оставался со мной.

Она не поступила в университет и не уехала из города в Сидней, как многие наши однокашники. Про нее мало сплетничали, и ее имя редко всплывало в разговорах среди моих знакомых. Лиззи почти не обновляет свои соцсети. Очень редко выкладывает ролики рецептов – и на этом все. Поэтому пришлось подключить более прочные связи в виде мамы и Джаспера. Брат давно сохнет по младшей Дэвис.

Видимо, у нас это семейное. Только вот Кэтти, в отличие от Элизабет, не притворяется ледяной королевой.

Завернув на парковку, отстегиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к Нику.

– Подожди здесь.

– Окей. Возьми мне только дюжину ламингтонов и фраппучино. Что? Я люблю сладкое!

В «Нибл пай» всегда пахнет корицей. Этот запах прочно ассоциируется в моем мозгу с Лиззи. Где бы я ни был и где бы он меня ни настиг, в мыслях всегда всплывает образ белокурой Дэвис и ее аквамариновых глаз.

Мне нравится наблюдать за Лиззи издалека, видеться с ней, даже украдкой и если она при этом смотрит на меня как на грязь под ногтями. Поэтому, когда я бываю в городе, никогда не упускаю возможности заглянуть в «Нибл пай».

Кроме всех прочих достоинств Элизабет Дэвис она потрясающе вкусно готовит.

Завидев меня, Лиззи морщит нос и отворачивается, сдувая со лба челку.

Улыбаюсь. Под ребрами теплеет.

Она такая красивая.

– Доброе утро, – говорю я. – Потрясающая погода, не правда ли?

Отлично, Вейт, давай поболтаем о глобальном потеплении и сдвиге полюсов с девчонкой, которая нам нравится.

– Доброе утро, рады приветствовать вас в пекарне «Кусок пирога». Чем хотите порадовать себя сегодня? – произносит дежурную фразу Лиз, не обращая внимания на мои попытки завязать непринужденный разговор.

– Что с настроением, Лиззи?

– Все было хорошо, пока ты не переступил порог моей пекарни, не вторгся в зону моего комфорта и не исковеркал мое имя. – При каждом слове голубой бантик на голове Лиззи угрожающе покачивается.

Моя фурия сегодня определенно не в духе. Придется двигаться как по минному полю, чтобы хотя бы один раз увидеть, как ее губ касается улыбка.

Подхожу ближе к прилавку, за которым стоит Лиз, и облокачиваюсь на стойку.

Дэвис складывает руки на груди в защитном жесте.

– Почему ты так реагируешь на меня, Лиззи? Мы ведь раньше неплохо общались. Мне казалось, даже были друзьями.

Улыбаюсь, как мне кажется, обворожительно. Лиззи хмурится еще сильнее, чем до этого.

Дьявол. Мимо.

– Тебе это лишь показалось. Ты что-то будешь заказывать, Вейт? Или зашел просто поболтать? Извини, но у меня много дел.

Почему она всегда такая закрытая?

– Не переводи тему, Лиззи. Я тебя чем-то обидел?

– Нет. Какой будет заказ?

– Я думаю об этом уже пять лет. С тех самых пор, как ты отказалась со мной танцевать, перешла из класса истории и французского и не пошла со мной на выпускной.

– Я вообще не ходила на выпускной.

– Я знаю. Так почему?

Лиззи устало вздыхает, глядя куда-то поверх моего плеча. Я чувствую, как ее колючая броня начинает давать трещину.

– Я тебе не враг, Лиззи. И никогда им не был.

– Да ну? – невесело усмехается Дэвис. – За два года до выпускного тебе в руки попал мой дневник. Я его уже давно не вела, но активно там писала с двенадцати до четырнадцати. В то время я была безумно в тебя влюблена, все странички там были изрисованы твоим именем в сердечках. Ты читал вслух мои стихи, смеялся со своими друзьями и Сьюки Оуэн, ты как раз с ней тогда встречался. Вы высмеяли мои чувства при всей школе, раздавили мою репутацию и самооценку. Ладно другие, но ты… Ты ведь был моим другом, Вейт. Так что ты мне действительно не враг, Крис. Ты мне никто. Будешь что-то заказывать?

От удивления у меня приоткрывается рот. Подняв руку, озадаченно почесываю затылок, чувствуя долбаный стыд. Такой эпизод действительно имел место в моем прошлом, и я ни хрена им не горжусь.

Я уже говорил, что был придурком в старшей школе? Так вот: я был полным придурком.

– Я не знал, что это твой дневник. Думал, это чей-то прикол, шутка. Его притащила Сьюки, – звучат мои жалкие оправдания.

Лиззи презрительно фыркает.

– И хочешь сказать, ты не понял отсылок к нашим танцам? К тому, что я всегда носила в школу на ланч несколько булочек из нашей семейной пекарни? В том числе одну всегда для тебя!

Теперь это обретает смысл, но тогда… Тогда мне просто было весело. Я припоминаю, что Лиззи единственная не смеялась. Она сидела чуть дальше нашей компании, смотрела на свой поднос, а затем, резко встав, вышла из столовой. Я сразу перестал читать этот дневник, потому что хотел рассмешить в этой толпе лишь ее. Получается, тогда я разбил ей сердце. Ранил. А потом вместо извинений позвал на выпускной, и, конечно, она приняла это как издевку, отказав мне.

Вот кретин.

– Мне жаль.

– Мне тоже, Вейт.

– Извини меня, Лиззи. Пожалуйста. Я был придурком. – Протягиваю руку, касаясь ее ладони, лежащей на стойке.

Дэвис отдергивает пальцы, и этот жест доставляет мне боль.

Заслуженно.

– Я давно не злюсь на тебя, Вейт. Но и другом твоим быть не хочу. Пожалуйста, больше не пытайся подкинуть мне работу. Я в этом не нуждаюсь.

Глава 5
Лиз

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

– Нет!

– Ты самая беспощадная сестра на свете! – ноет Кэтти. – На костре будут все! И Джаспер! И Мири! И все дебютантки! А мама не пускает меня одну, только с тобой, будто мне нужна нянька.

Выйдя из ванной, я обнаружила сестру сидящей на своей кровати и глядящей на меня глазами кота из «Шрека». Сегодня все дебютантки и их партнеры собираются ночевать на пляже под открытым небом, всю ночь будут жарить на костре сосиски и зефир и вести разговоры до утра. На рассвете состоится мастер-класс по серфингу от старшеклассников из школы.

Это мероприятие совсем новое, раньше ничего подобного не проводилось. Его придумала Скарлетт Вейт. Эта женщина просто генератор идей. Хорошо, что мне не пришлось готовить и для этой ночевки. Все самостоятельно закупились печеньем, зефиром, сосисками и колой.

– Наверное, потому что тебе всего шестнадцать, а на прошлой неделе папа застукал вас с Джаспером Вейтом в его машине, где вы оба сосались так, будто хотите выиграть в конкурсе пылесосов.

– Фу, это так мерзко звучит!

– А представляешь, как это выглядит? – Усмехаюсь, промокая влажные после душа волосы полотенцем.

– Если я не пойду, Джаспер может лечь в палатку с другой.

– Отличный способ проверить верность твоего парня.

– Я не хочу ничего проверять! Ну Лиз, ну пожалуйста! Я буду неделю загружать посудомойку в пекарне! И чистить орехи, мыть и сушить орехи! – Кэтти складывает руки в умоляющем жесте и сводит брови домиком.

– Две недели плюс мойка яиц и фасовка заказов.

– Да ты бездушный монстр, Элизабет Вейт!

– Ты согласна или я иду спать, а ты идешь в свою комнату?

– Согласна, – бубнит Кэт.

Мы скрепляем наш уговор тайным рукопожатием, как делаем это с самого детства. Кэтти взвизгивает и, поцеловав меня в щеку, убегает в гостиную, чтобы сказать родителям, что ей удалось меня уговорить.

Я живу в родительском доме около месяца. Мою съемную квартиру залили соседи сверху, и теперь там невозможно находиться из-за постоянного запаха плесени и сырости. Арендатор обещал сделать ремонт еще три недели назад, но пока даже не приступил. И если ремонт не сделают до конца этого месяца, я планирую разорвать договор и съехать окончательно. Жаль, потому что мне очень нравилось жить одной и было очень удобно добираться до пекарни.

С тоской вылезаю из теплого махрового халата и домашней пижамы с изображением Гарри Поттера и переодеваюсь в джинсы, футболку и безразмерную белую толстовку.

На кухне набираю в бутылку воды и запихиваю несколько снеков в рюкзак. Обязательно кладу беруши и маску для сна.

Папа принес из города два спальных мешка, которые Кэтти забрасывает на заднее сиденье моей машины.

– Вон они! – кричит Кэт, показывая пальцем на большой костер на пляже. – Ты видишь среди них Джаспера?

– Если бы у меня были очки ночного видения, то я бы смогла ответить на твой вопрос, а так с такого расстояния я вижу просто толпу людей.

Все еще не могу поверить, что согласилась на эту авантюру и собираюсь добровольно спать на песке в спальном мешке вместо своей теплой постели.

– Можешь никому не говорить о нашем родстве? – усмехается Кэтти.

– Плюс одна неделя мойки орехов.

– Ладно-о…

Мы спускаемся на пляж по лестнице, до моего носа долетает запах жареных сосисок и хлеба. Рот наполняется слюной. Может быть, эта ночь окажется не так плоха.

Я люблю вкусную еду, а вкусная еда отвечает мне взаимностью, не откладывая лишние килограммы на моем теле.

– Кэтти! Ты пришла!

Мою сестру сметает огромная фигура Джаспера Вейта. Он приподнимает Кэтти над землей и кружит, запечатав совсем не целомудренный поцелуй на ее губах. Толпа у костра взрывается свистом и улюлюканьем.

Здороваюсь с несколькими знакомыми и среди пестроты лиц замечаю Кристиана.

Наши глаза встречаются. Он коротко кивает в знак приветствия и первым отводит взгляд, устремляя его на языки пламени.

Сердце подскакивает к горлу.

После нашей последней встречи прошло несколько дней. Я вывалила на него обиду, жившую во мне годами, и увидела, как он искренне был растерян и подавлен, а мне почему-то совсем не стало легче.

Затем я позвонила своей подруге Аманде, которая уехала учиться в Нью-Йорк. Спросила ее, помнит ли она историю из старших классов, когда Вейт читал в столовой чей-то дневник.

И она с трудом смогла ее вспомнить и никогда даже не проводила параллели между мной и тем случаем. Получается, все это действительно выглядело как шутка, которой никто не придал значения. Кроме меня.

– Привет, здесь не занято? – Показываю на бревно рядом с Крисом.

Все остальные сидят плотным кольцом вокруг костра. Кэтти и Джаспер устроились со своими друзьями, несколько родителей, которые тоже приехали приглядывать за своими детьми, оставались в стороне – там, куда уже почти не доставали свет и тепло огня.

Свободное место только рядом с Вейтом.

Около его колена стоит гитара, в песке зарыт стаканчик с газировкой.

– Нет. – Крис переставляет гитару на другую сторону, освобождая мне место.

Я присаживаюсь рядом, зажимая между бедер ладони. Вейт отодвигается – так, чтобы его нога не касалась моей, и этот жест больно царапает сердце.

– Тебя тоже прислали быть нянькой? – Решаю завести разговор первой.

Нужно перестать вести себя как стерва и отпустить старые обиды. Крис не смеялся надо мной. Он пригласил меня на выпускной не из жалости и не из-за стыда пытался помочь с заказами. Он сказал, что был влюблен в меня, и эта мысль не дает мне спокойно спать.

– Твой отец на днях звонил моей маме и просил проследить, чтобы твоя сестра не забеременела от моего брата до конца старшей школы.

– О господи! – Прячу лицо в ладонях. – Он действительно так сказал?

– Ага, у моей мамы тоже был шок. Она запихала во все карманы Джаспера все презервативы, которые нашла. А потом заставила нас всех вместе посмотреть выпуски «Беременна в 16». Это была пытка.

– Твоя мама потрясающая женщина. – Улыбаюсь, вспоминая веселый нрав Скарлетт Вейт.

– Согласен, – говорит Кристиан и поворачивается ко мне.

Наши глаза встречаются. Я вижу оранжевые блики от костра, которые играют на его мужественном лице и делают его еще красивее, чем я когда-либо видела.

Я открываю рот и закрываю его, не зная, что еще сказать. Выгляжу ужасно глупо, чувствую себя так же. Кристиан улыбается, вокруг его глаз собираются лучики, а на щеке появляется ямочка. Я тоже улыбаюсь.

– Я хочу еще раз извиниться, Элизабет. Я был придурком. И не важно, чей это был дневник, не стоило читать его при всех. А теперь, когда я думаю о том, как сильно ранил тебя, мне каждый раз хочется утопиться.

– Не делай этого. Ты уже неплохой парень, Крис.

– Уже неплохой?

– Да.

– Простила меня?

– Простила и забыла.

– Спасибо, Элизабет.

Я хочу в шутку спросить его: а как же «Лиззи»? Но забываю все слова.

Вокруг нас толпа людей, а в этом моменте существуем лишь мы вдвоем.

Шум волн. Треск поленьев в огне. Мягкий свет костра. Крис придвигается ближе. Скользит взглядом по моим губам. Мурашки начинают свой марш по коже.

– Крис! Сыграй нам! – кричит кто-то.

И магия рассеивается.

Кристиан отворачивается, подбирает гитару и устраивает ее на колене. Дергает головой, откидывая со лба волосы, начинает перебирать струны, рождая из них мелодию, которая отзывается в моем сердце. А потом Кристиан начинает петь, и мои мурашки уже не остановить!

Глава 6
Лиз

Все расходятся и укладываются спать только около трех утра.

Я борюсь с песком в глазах и зевотой, сводящей мою челюсть весь вечер, а еще понимаю, что снова вляпалась, как в дерьмо, в обаяние Кристиана Вейта. По самые уши! Пора сваливать.

Кэтти и Джаспер устроились спать рядом на песке. Хорошо, что у них у каждого свой спальник и все настолько вымотались и устали, что засыпают почти мгновенно. Во сне они держатся за руки, и это самое милое, что я видела в своей жизни.

Первая любовь – самая искренняя и хрупкая вещь на свете. Надеюсь, эти двое смогут сберечь свои чувства как можно дольше.

Я оглядываю притихший пляж и вижу вдали, у кромки воды, Кристиана.

– Надеюсь, ты не решил утопиться? – говорю я, подходя ближе.

– Ты меня простила, и больше в этой жизни нет смысла, – улыбается Крис. – Ты уходишь?

Он засовывает руки в карманы толстовки и поднимает плечи, пряча уши от утреннего прохладного бриза.

– Да, нужно доехать до пекарни. Испечь свежий хлеб и проверить заготовки для бранча в клубе у твоей мамы.

– Помощь нужна? – вдруг спрашивает Вейт.

– Ты хочешь мне помочь? – Я удивленно вскидываю брови.

– Ты не спала всю ночь, вдвоем мы управимся быстрее, и ты будешь свободна. Можешь поручить мне самую гадкую и грязную работу. В оплату приму пару синнабонов.

– А-а-а, продаешься за булочки? Все с тобой ясно! – Шутливо бью его в плечо и тут же жалею об этом контакте.

– Только за твои. Ты потрясающе готовишь, Элизабет. Я готов откусить себе пальцы.

– Этого делать не стоит, иначе ты не сможешь играть на гитаре.

– Тебе понравилось? – заглянув мне в глаза, интересуется Кристиан. Кажется, он даже делает шаг ближе.

– Да, не знала, что ты умеешь играть.

– Этот навык не особо пригодился во взрослой жизни. Так что? Я могу поехать с тобой?

– Не знаю даже… – Мнусь с ноги на ногу.

Затея выглядит заманчиво. Вдвоем реально быстрее все сделать. На кухне всегда есть работа. Потом можно будет уехать домой и поспать пару часов перед возвращением в пекарню.

– Обещаю выполнять все четко по твоим инструкциям.

– Ладно. Поехали. Только скажу Кэтти.

– Не буди ее, лучше я растолкаю и предупрежу Джаспера. Встретимся на парковке.

Крис появляется через пять минут. Мы залезаем каждый в свою машину, я трогаюсь первая, Вейт за мной.

До пекарни ехать около сорока минут, по живописному шоссе вдоль океана, но вместо того, чтобы наслаждаться пейзажами, я постоянно смотрю в зеркало заднего вида на Криса.

– Что мне делать? Надеть перчатки? Или чепчик на голову?

– Для начала вымыть руки и переобуться. Там в углу лежат кроксы, посмотри, какие могут подойти тебе по размеру. И потом приходи, я дам тебе фартук. Толстовку тоже лучше сними, чтобы не заляпать.

– Я готов! – гордо заявляет Крис, появляясь на пороге кухни в розовых кроксах.

– Тебе очень идет, – говорю я, пряча улыбку.

– Знаю, мой цвет!

Мы вместе смеемся.

Я подаю Кристиану фартук и замечаю на его шее шнурок, на котором висит белый акулий зуб. Я помню это украшение еще со времен школы, но никогда раньше не придавала ему значение.

– Что он означает? – спрашиваю я.

Перехватив мой взгляд, Крис накрывает амулет рукой и прячет под футболку.

– Говорят, зуб акулы приносит удачу, защищает от сглаза и порчи и просто классная штука, чтобы клеить девчонок. Я добыл его в схватке с хищником. Хочешь, покажу тебе свои шрамы? – играя бровями, интересуется Кристиан.

– Я видела тебя без всего и шрамы не разглядела.

– Они есть в моей душе!

– Вот в чем дело. И кто-нибудь хоть раз купился на эту историю?

– Ты не представляешь, сколько раз, – хитро улыбается Крис. – Вообще этот амулет привез мне из путешествия отец, когда мне было девять. Я ношу его как память о нем.

Отец Кристиана умер пару лет назад после продолжительной болезни.

– Мне так жаль, – говорю я искренне.

Огоньки озорства потухают в глазах Вейта, когда он думает о своем отце. И я жалею, что мы затронули эту тему.

– Все нормально, Элизабет, он сейчас в лучшем мире. Что мне нужно делать? – оглядывая кухню, интересуется Кристиан.

– Фронт работы предстоит небольшой. Нужно сделать хлеб для утренней доставки, покрыть глазурью муссовые пирожные для бранча, испечь брауни с белым шоколадом и печенья с арахисовой пастой и украсить кремом три дюжины капкейков, ну и так, по мелочи, – говорю я, загибая пальцы.

– «По мелочи»? И ты серьезно каждый день делаешь это в одиночку?

– У нас есть помощники, и объем работы не всегда такой большой. В обычные дни намного меньше, больше всего работы перед праздниками или когда есть заказы на мероприятия. Но как ты знаешь, я не особо люблю за них браться.

– И мне непонятно – почему?

Пожимаю плечами и отворачиваюсь от Вейта, включая духовые шкафы на нужную температуру.

– Я привыкла к тому темпу жизни, который имею, и трудно переношу перемены. Не люблю выбираться из своей раковины.

– Но ты взялась за заказ для бала, это уже шаг вперед.

– За это нужно сказать спасибо тебе, ты предложил своей матери обратиться ко мне.

– Да брось, она в любом случае додумалась до этого сама. Я просто подсказал верное направление.

– А потом ты меня разозлил, и я решила не отказываться тебе назло.

– Оу. Тогда действительно спасибо мне.

Кидаю в самодовольное лицо Вейта скомканное полотенце и велю ему достать из холодильника кремчиз и перестать болтать.

Вдвоем мы действительно справляемся быстрее, чем я себе представляла.

В шестом часу утра приходит мама, сегодня она будет работать в кофейне, а вечером ее должна будет сменить Кэтти.

У меня заслуженный выходной до завтрашнего утра.

– Ты вызываешь такси? Зачем? – хмурится Вейт, заглядывая через плечо в мой телефон.

– Я так устала, что боюсь заснуть за рулем на дороге.

– Отменяй заказ. Я довезу тебя.

– Правда? – Поднимаю на него взгляд. – Тебе ведь в другую сторону.

– Правда. Без проблем.

Как только я оказываюсь в теплой машине Вейта, меня начинает клонить в сон. Я борюсь со слипающимися веками, но в итоге проигрываю, проваливаясь в сладкие объятия Морфея.

– Господи, какая же ты красивая, Дэвис! – Моей щеки касается что-то мягкое и теплое, голос Криса ласкает слух.

Это мне снится? Или Кристиан Вейт действительно только что назвал меня красивой?

– М-м-м… – Я боюсь открыть глаза.

– Мы приехали, Элизабет. Просыпайся.

Все-таки это был сон.

Глава 7
Крис

Элизабет Дэвис в своей стихии похожа на фею. И это несмотря на то, что одета она в белую футболку, джинсовые шорты и голубой передник. Ее щека и лоб испачканы в муке. На голове голубая повязка с бантиком, а волосы собраны в тугой пучок.

Она месит тесто на отполированном до блеска островке в кухне своей пекарни, покачивая бедрами в такт льющейся из колонок музыке, и выглядит при этом восхитительно сексуальной.

В моей голове проносится безумный фильм, где я подхожу к Лиззи со спины и прижимаю ее горячие бедра к своему твердому паху. Она удивленно замирает, а когда понимает, что это я, расслабленно и с удовольствием откидывается на мое плечо. Ее глаза закрыты, ресницы подрагивают, она часто дышит и смачивает свои соблазнительные губы быстрым касанием язычка.

– Эй, Вейт, ты чего там застыл? – Голос Лиззи выдергивает меня из грязной фантазии.

У нас с Дэвис вроде как перемирие. Она больше не тренирует на мне пассивную агрессию, а я стараюсь держать при себе свои руки и желания. Дьявол. Это сложно, потому что Элизабет Дэвис горяча. И совсем не из-за того, что около нее постоянно на полную мощность работают духовые шкафы.

– Привет, – говорю я и откашливаюсь в кулак, прочищая горло. – Мама прислала узнать, не нужна ли тебе помощь? Если что, я могу таскать ящики и даже покрывать кремом капкейки, я все еще помню, как это делается.

Вечером бал, и моя мать никуда меня не посылала. Не уверен, что сегодня она помнит о существовании своих сыновей. Это только моя инициатива – узнать, не нужно ли чего Лиззи. Дэвис не умеет просить помощи, поэтому приходится предлагать ее самому.

– Она звонила мне час назад. У меня все под контролем.

У Лиззи усталый вид, и это меня беспокоит.

– Ты одна? – спрашиваю я, оглядываю кухню в ожидании, что из-за стола вылезут дюжины эльфов-домовиков.

– Да. Но я не сумасшедшая, не смотри на меня так, Вейт. Мама и Кэт помогали мне с самого утра. Сейчас я их отпустила, потому что остались уже мелочи, которые я и сама могу сделать. Тем более Кэтти нужно готовиться к балу, она хоть и не дебютирует в этом году, но собирается блеснуть на танцах вместе с Джаспером.

– Я в курсе. Он купил ей браслет с белой фрезией и нервничает перед его вручением как девчонка.

– Они такие милые влюбленные, – улыбается Лиззи.

Наши глаза встречаются. Сердце под ребрами ускоряется. Скоро мне нужно будет вернуться в Сидней на учебу, а девушка, которая волнует меня до потных ладоней и каменного стояка, останется здесь.

Пока моя жизнь там, она может найти себе достойного парня, который никогда не подумает ее обидеть, и выйти за него замуж. Нарожает кучу маленьких Лиззи и… Дьявол! я даже думать об этом не могу.

– Ага. Очень милые… – хриплю я и потираю ладонью шею, оглядывая пустую кухню еще раз. – Так тебе моя помощь не нужна?

Элизабет мотает головой, смущенно переступая с ноги на ногу.

– Хэнк уже доставил торт в ресторан, чуть позже я сама туда подъеду и покрою его кремом. У меня все под контролем.

– Тогда что ты делаешь здесь? Прячешься? – вдруг осеняет меня догадка. – От кого?

И по тому, как хорошенькое лицо Лиззи заливается румянцем, я понимаю, что попал в яблочко.

– Я очень мечтаю попасть в кулинарную академию Сиднея и сегодня узнала, что один из ее представителей будет на балу. Представляешь, какое совпадение? Он является отцом одной из дебютанток. И… вдруг у меня получится с ним переговорить? Угостить своими десертами или выпечкой. Конечно, за одно пирожное меня никто не возьмет на обучение, но если я смогу впечатлить Фреда Коллинза и он запомнит меня, то мои шансы взлетят, – выдыхает Лиззи. Она прикладывает испачканные руки к своим пылающим щекам и, зажмурившись, мотает головой из стороны в сторону. Выглядит чертовски мило. – И я понятия не имею, что приготовить. А еще совершенно не хочу идти на бал. Я боюсь, Крис. Понимаешь? Ужасно боюсь провалиться.

Подойдя к Элизабет, аккуратно беру ее за плечи. Заглядываю в ее растерянное лицо и тону в ее потрясающих аквамариновых глазах, полных слез. Вроде она не собирается мне врезать, поэтому притягиваю ее ближе. Обнимаю. Успокаиваю.

Иногда человеку всего лишь нужны объятия и чье-то надежное плечо рядом, чтобы можно было опереться на него и вытереть свои слезы.

– Эй, послушай меня. Элизабет, ты удивительная. Твоя выпечка никого не оставит равнодушным.

– Что, если ему не понравится?

– Тогда он идиот.

Лиззи слабо улыбается и отстраняется, смущенно смотрит на пятна от муки на моей футболке.

– Спасибо за поддержку, Вейт.

– И еще один момент, – говорю я.

Снимаю с шеи шнурок с зубом акулы и аккуратно надеваю его на Лиз.

Она накрывает кулон ладонью и потрясенно смотрит на меня.

– Что ты делаешь? Это же твой талисман на удачу.

– Мне она сегодня не нужна. Пусть побудет пока что у тебя.

Глава 8
Лиз

– Это восхитительно, Элизабет!

– Я рада, что вам все нравится, Скарлетт.

Смущенно оглядываю плоды своих трудов.

В этом году бал дебютанток организован в стиле Марии-Антуанетты. В зале преобладают пастельные оттенки розового, голубого, бирюзового и лилового. Много хрустальных подсвечников, прозрачных ваз с обилием розовых цветов и декоративная мебель на гнутых ножках.

Я постаралась сделать десертный стол в духе французской королевы. Макарон, пирожные Мадлен, горка из шоколадного брауни, крокембуш из пирожных шу, много мини-«Павловых» и булочки-синнабоны в миниатюре на один укус. Украшением стола стали трехъярусный торт в стиле шебби-шик, украшенный сахарными цветами, и дюжина капкейков с кремом к ним в тон.

Вечер только начинается, но я очень горда проделанной работой. Что смогла не спасовать, что взялась за этот заказ и прыгнула даже выше своей головы. И, конечно, спасибо Вейту. Понимаю, что без его толчков в спину в нужном направлении я бы решилась на такую авантюру еще очень нескоро. У моего страха очень большие глаза. И только рядом с Крисом все видится не таким масштабным.

Накрываю пальцами кулон на шее, украдкой оглядываю зал. Вейта нигде не видно. Как и Фреда Коллинза.

– А почему ты не в платье, милая? – вдруг строго спрашивает Скарлетт.

Она лакомится капкейком и закатывает от удовольствия глаза.

Это лучшая похвала для кондитера: видеть, как твои творения доставляют радость.

– Я не планировала… – отзываюсь я растерянно.

На мне джинсы и белый поварской китель, который пылился в шкафу несколько лет. Удивительно, как я до сих пор могу в него влезть.

– Ты проделала огромную работу. Теперь время расслабиться и потанцевать, – покачивая бедрами в такт играющей музыке, говорит миссис Вейт.

– Мне кажется, это как-то неправильно.

– Веселиться и позволять себе отдыхать всегда правильно, милая. У тебя есть полчаса, чтобы переодеться в платье и приехать назад на бал. Иначе… я еще не придумала для тебя наказание, но обязательно это сделаю.

– Звучит угрожающе. А как же сладкий стол?

– За ним теперь присмотрят официанты.

Дома тихо и никого нет. Кэтти, родители и близнецы на балу. Кажется, там собрался сегодня весь город. Имеется, конечно, соблазн остаться дома. Забраться на диван с новой книгой и погрузиться в другой мир. Но есть несколько причин, почему сегодня я выбираю другой вариант. Первая – мое платье с выпускного так и не увидело свет, вторая – я все еще надеюсь впечатлить мистера Фреда Коллинза своими десертами, и третья – я до безумия хочу увидеть Кристиана Вейта.

Когда я возвращаюсь на бал, уже давно стемнело, а парковка заполнена автомобилями. Мне понадобилось больше, чем полчаса, чтобы принять душ, уложить волосы волнами и слегка подкрасить ресницы и губы.

Захожу в зал, тревожно оглядываясь по сторонам. Все давно сидят на своих местах, а Скарлетт Вейт стоит у микрофона. Завидев меня, она широко улыбается. Свет от прожектора бьет мне в лицо, и я чувствую, как на меня устремляют взоры десятки глаз.

– Поприветствуйте Элизабет Дэвис, она сегодня наша сладкая фея. Все, что попадет к вам на тарелку с десертного стола, сделано ее волшебными руками. Без этой девушки мы бы ели с вами сладкую вату и кукурузные палочки.

Зал взрывается хохотом и аплодисментами.

Мои щеки горят от смущения. И я еле сдерживаюсь, чтобы не протереть вспотевшие ладони об атласную голубую ткань платья.

Я вижу в конце зала за столиком своих родителей и близнецов. Чуть ближе к центру Кэтти в великолепном красном платье и Джаспера в черном смокинге, который обнимает ее за плечи. Голова моей сестры покоится на плече парня, и время от времени младший Вейт целует ее волосы. Они выглядят абсолютно счастливыми.

Кристиана нигде нет. Неужели он не придет?

Скарлетт что-то говорила о его возвращении в Сидней. Вдруг он уже уехал и мы не успели попрощаться?

На секунду тоска холодной рукой сжимает мое сердце.

Зато я замечаю около десертного стола Фреда Коллинза. Он придирчиво разглядывает пирожные и перед тем, как откусить кусочек, подносит каждое впритык к своему крючковатому носу.

Была не была.

Вот он, мой шанс.

Амулет Криса приятно холодит ямку на шее и придает мне уверенности.

– Здравствуйте. Меня зовут Элизабет Дэвис, я кондитер этого мероприятия, – произношу я, протягивая руку для пожатия мистеру Коллинзу.

– Добрый вечер, юная леди. Скарлетт много о вас говорила, и я рад познакомиться с вами лично. Вы одна все это приготовили? – спрашивает мистер Коллинз, разглядывая меня с интересом.

– Да. То есть нет. Почти. Мне помогала моя семья.

– Вы где-то обучались? Может быть, Франция? Эти пирожные макарон божественны. Я съел уже дюжину и собираюсь драться со всеми, кто будет на них покушаться, – посмеивается Фред.

– Я нигде не училась. У моей семьи есть небольшая пекарня недалеко от набережной, «Нибл пай». Я работаю там. А все рецепты достались мне от дедушки – он, кстати, француз. Но со временем я переработала эти десерты и адаптировала под современные ингредиенты и оборудование.

– Потрясающе, просто потрясающе. Вы думали об обучении в академии?

– Да. Это моя мечта.

– Набор у нас бывает примерно раз в год. Осенью. И при поступлении всегда есть практический экзамен – будем считать, что вы его только что прошли, мисс Дэвис.

Я теряю дар речи.

Мистер Коллинз широко улыбается, довольный произведенным эффектом.

– Спасибо большое, – только и получается выдавить из себя.

– Вот моя визитка, там указан личный номер моей помощницы. Созвонитесь с ней перед экзаменами. Я введу ее в курс дела.

– Еще раз большое спасибо.

– Это вам спасибо, мисс Дэвис, за доставленное гастрономическое удовольствие.

Мистер Коллинз уходит, а я прижимаю к груди заветную визитку и готова визжать от счастья.

Мне хочется поделиться своей маленькой победой только с одним человеком.

Выбегаю из душного бального зала и спешу к своей машине, как вдруг меня окликает знакомый голос:

– Эй, Элизабет, куда ты? Ты должна мне танец!

Развернувшись, смотрю на Кристиана. Он стоит на ступеньках крыльца, и в отличие от нашей первой встречи пару недель назад, сегодня на нем намного больше одежды, чем одно полотенце.

Черный строгий смокинг потрясающе идет ему. Делает старше и мужественнее. Вейт красивый. Очень красивый. Его темные волосы зачесаны назад, а шоколадные карие глаза смотрят на меня тепло и с нежностью. И он улыбается. Улыбается только мне.

Подхватив юбку своего платья, чтобы не запнуться о струящуюся ткань, бегу к Кристиану.

Он спускается мне навстречу и раскидывает руки. Я влетаю в его объятия, и он крепко сжимает меня. Я смеюсь и вдыхаю запах Криса, прижимаясь носом к его шее.

– Неужели ты решила сбежать с бала, как Золушка, не подарив принцу даже танца?

– К черту принца, я собиралась найти тебя.

– Правда? – искренне удивляется Вейт.

– Да.

Мы смотрим друг на друга. Взглядом я нахожу его рот и замираю, заставляя посмотреть себя на что-то другое. Например, на тысячу огоньков гирлянд, которыми украшено крыльцо.

– У меня все получилось, Кристиан, – произношу я тихо.

Я поглаживаю его шею пальцами, в ответ он сжимает мою талию сильнее. Никто из нас не хочет размыкать объятия.

– Я не сомневался в тебе ни секунду.

– Без тебя бы ничего этого не было. Ты подтолкнул меня к действию и поделился своей удачей.

– Глупости, – качает головой Вейт. – Это все ты, Элизабет. Всегда только ты.

– Зови меня, пожалуйста, Лиззи.

Кристиан улыбается.

Он наклоняется ближе ко мне, и наши носы сталкиваются.

– Завтра я уеду в Сидней. Но скоро вернусь и хочу позвонить тебе и пригласить тебя на свидание.

– Хорошо. Я буду ждать.

Дыхание перехватывает. Мурашки на моих руках оживают.

Потрясающее чувство ожидания первого поцелуя. Оно похоже на прыжок с тарзанки. Очень страшно сделать первый шаг в пропасть, зато потом захватывает дух от полета.

Крис целует меня. Прижимается своими губами к моим и стирает ими из памяти все остальные поцелуи. Наше дыхание и языки переплетаются. Поцелуй углубляется и становится очень чувственным и нежным.

Раздается залп фейерверков, и мы с Крисом одновременно открываем глаза. Кристиан еще несколько раз целует меня в губы, оставляет поцелуй на кончике моего носа и на виске, прижимает мою голову к себе и шумно вдыхает:

– Ты всегда так потрясающе пахнешь корицей, Лиззи.

РЕЦЕПТ БУЛОЧЕК-СИННАБОНОВ,

покоривших сердце и желудок Кристиана Вейта,

от Элизабет Дэвис

Для теста:

• 500 г муки;

• 250 мл теплого молока;

• 1,5 ч. л. сухих дрожжей;

• 70 г мягкого сливочного масла;

• 70 г сахара;

• 1 яйцо;

• 1 ч. л. соли.

Для начинки:

• 80 г мягкого сливочного масла;

• 30–40 г сахара (регулировать по своему вкусу и любви к сладкому);

• 1 ч. л. ложка корицы.

Для крема:

• 150 г сливочного сыра;

• 2 ст. л. сахарной пудры;

• 30 мл сливок 20 % жирности.

Готовим:

Смешиваем в глубокой емкости теплое молоко, сухие дрожжи, сахар, мягкое сливочное масло и одно яйцо. Добавляем муку и соль. Замешиваем тесто. Накрываем и убираем в теплое место примерно на сорок минут для того, чтобы оно увеличилось в объеме в два раза.

Раскатываем получившееся тесто в прямоугольник, смазываем 80 г растопленного сливочного масла, посыпаем смесью сахара и корицы. На этом этапе можно добавить в начинку что-то еще по желанию.

Сворачиваем тесто в плотный рулет, нарезаем шайбочками. Должно получиться примерно 12–14 штук.

Выкладываем шайбочки в форму на пергаментную бумагу для выпечки, сверху можно смазать остатками масла. Дадим постоять 5–10 минут.

Выпекаем в духовке при 180 °C около 30–40 минут (ориентируемся на свою духовку) до румяной корочки.

Пока булочки выпекаются, взбиваем маскарпоне с сахарной пудрой, добавляем сливки.

Достаем булочки из духовки и, прямо горячие, смазываем кремом!

Готово!

Вы можете добавить в начинку джем, шоколад, орехи, яблоки – и каждый раз у вас будут разные восхитительно вкусные булочки!

Саммер Холланд
Неспящие в «Дилдополе»

– Косарь, – заканчиваю считать мелочь я. – Чертов косарь, это даже не стоило того, чтобы выходить из дома.

Потертые пенни летят обратно на ковер, и когда Доналл поворачивается на спину, я ложусь рядом, головой ему на живот. Только не ухом: слушать, какую дискотеку устраивает его желудок, не хочется. Там сейчас добрый фунт индийского карри, прополосканный английским пивом.

– Ифа! – зовет Доналл, и его пальцы сжимают мне лоб. – Это целый косарь. За вечер. Вот так легко: вошли, вышли – косарь. Мы почти собрали на аренду в этом месяце.

– И что, завтра искать новую забегаловку? Это не только напряжно, но и опасно.

– Почему завтра? Мы можем подождать следующих выходных.

– Серьезно? – Поднимаюсь и переворачиваюсь на живот. – А на что мы будем жить? В холодильнике только полкурицы и вчерашние спагетти.

– Этого хватит на завтра. А потом я возьму сотку из нашего косаря и куплю что-нибудь еще.

– Ты не понимаешь.

Веснушчатое лицо Доналла напоминает мне о собственном, таком же усыпанном темными пятнышками, похожими на тараканий помет. Мы слишком типичные ирландцы для Лондона, и мне приходится красить волосы, а ему бриться, чтобы не быть настолько заметными – рыжина у нас разная, но она все равно есть. Разница между нами в том, что Доналлу идет быть ирландцем, а мне нет.

Я-то из Скибберина, мы там все страшненькие. Все две тысячи человек. Вот только Доналлу это не объяснишь, он все повторяет, что нормальные у меня уши и что веснушки – это красиво. Национальная особенность.

– Чего зависла? – уточняет он. – Мной любуешься?

– А что ты говорил?

– Что не понимаю, что там я не понимаю.

– Это мелко. – Возвращаюсь мыслями к проклятому косарю. – Больше не хочу грабить забегаловки. Индусы и китайцы так трясутся над каждым пенни, аж противно.

– Ладно, печенька, – улыбается Доналл и откидывает голову на ковер. – На следующей неделе пойдем грабить ресторан.

– У них есть кнопки охраны, и поверь, они на них нажмут.

– Тебе не угодишь. У индусов мало денег, рестораны опасны…

– Нужно что-нибудь придумать, – вздыхаю я. – Просто найти что-нибудь поприличнее, но без новомодных охранных приемов.

После того, как соседи снизу вызвали полицию, услышав, как мы трахаемся, пришлось купить этот ковер. Но и черт с ним, он на самом деле отличный: мягкий, с высоким ворсом, в котором можно утонуть, и цвета как солома у папы в сарае.

Теперь мы часто трахаемся здесь, на этом ковре. Нет, мы не делаем это слишком громко или как-то страшно, просто наши соседи – престарелые куски дерьма. Они вроде как беспокоятся о покое всего дома, а на самом деле просто ненавидят ирландцев.

Скатываюсь с живота Доналла лицом в мягкий ворс: мне нужно подумать. К щеке прилип чертов пенни, и если сейчас не встать, на коже отпечатается профиль королевы. А мне оно нужно?

– Напомни, зачем мы сюда переехали? – отряхиваю щеку я. – Индусские блевальни и дома есть.

– Они еще беднее, – смеется Доналл, поднимаясь, – там косарь был бы отличным уловом.

Когда его пальцы касаются моей ноги, по спине бегут приятные мурашки, и я машинально подаюсь назад, к его рукам. Обычно после пересчета денег мы празднуем добычу, но сегодняшний косарь выбил меня из колеи. Зато Доналлу хоть бы что: кажется, его амбиции не страдают и от косаря.

– А ты помнишь, какой сегодня день? – тягуче интересуется он.

– Вторник. Возможно, поэтому нам не повезло? По субботам в забегаловки ходит больше людей.

– Дурашка.

Доналл поднимается было, но тут же перекатывается и оказывается сидящим у меня на заднице, как наездник. Через секунду чувствую, как его пальцы начинают разминать мои затекшие плечи. Этому невозможно сопротивляться: слишком круто, чтобы даже пытаться.

– Три года назад в Корке я встретил тебя, печенька, – произносит он.

– Черт!

Опускаю лицо в ковер, сгорая от стыда: не то чтобы забыла… Я даже не пыталась по-настоящему вспомнить, когда наша годовщина. В прошлом году было то же самое, но Доналл случайно проболтался за неделю, что готовит сюрприз, и я успела подготовиться, но сейчас…

– Так и знал, что ты забудешь, – почему-то довольно говорит он. – Не прячь лицо, я хочу видеть твой стыд.

– Нет, – глухо бурчу я.

– Как по-взрослому. Что, еще скажешь, что подарок потерял курьер?

Руки продолжают разминать мне плечи, но куда сильнее, и теперь опускаются ниже. Когда первая волна неловкости спадает, снова поворачиваю голову набок.

– Доналл, я люблю тебя в любой день. – Я пытаюсь исправить положение. – Даже когда у нас нет годовщины.

– Ты невыносимая врушка. Пять минут назад ты меня не любила.

Приподняв голову, пытаюсь скосить на него взгляд, но Доналла не видно. И по голосу не понять, расстроен он или нет, или, может быть, разочарован? Боже, не голова, а чертово сито – ничего не задерживается, даже настолько важная дата!

– Ты… – А как такое спросить, если не напрямую? – Ты злишься на меня?

– Ну, другого я от тебя и не ожидал, – легко отвечает Доналл. – Ты даже про свой день рождения забываешь. И маму твою обычно я поздравляю…

– Прости.

– Эй, печенька, ты серьезно пригрузилась? – опускается он к моему уху. – Забей. Если хочешь, можем вообще ничего не праздновать или делать это в любой день по настроению.

– Три года, – бурчу ворсу ковра, – не верю, что мы уже три года вместе.

Доналл смеется и сползает на ковер, заставляя меня перевернуться. Его узковатые голубые глаза еще сильнее прищуриваются, и теперь в щелочках совсем ничего не видно.

– Насколько виноватой ты себя чувствуешь? – с интересом спрашивает он.

Ах он… Только сейчас понимаю, что все это время он специально выводил меня к этим чувствам, чтобы попросить что-то взамен.

– Не настолько, чтобы продолжать грабить индусские забегаловки.

– Прекрати говорить о работе. – Он прижимает палец к моим губам. – Иначе заставляю тебя рассуждать… в процессе.

– Вот как. – Слежу за его взглядом, опускающимся к моей груди. – Значит, ты просто хочешь потрахаться?

– «Просто» не хочу. У меня подарок.

Когда Доналл поднимается, не могу в очередной раз не отметить его крепкую круглую задницу, которую не способны скрыть даже спортивные штаны. У парней есть всего две красивые части тела: член и задница, в зависимости от степени везения.

В этом вопросе Доналл сорвал джек-пот, и я вместе с ним: у него вообще все в порядке. Еще и плотный торс с широкими плечами и сильными руками. Перед глазами словно встает – о боже, Ифа, это что, каламбур? – его прямой, окруженный короткими рыжими волосами, член. Широкий, с пропорциональной розовой головкой. Рот моментально наполняется слюной, и теперь игривое настроение Доналла становится мне на руку.

– Я чувствую твой взгляд на своей заднице, – сообщает он.

– Она слишком одета.

– Понял, принял. – Доналл без вопросов стягивает с себя штаны, открывая мне почти идеальный вид.

– Боже, надеюсь, что твой подарок – это не стриптиз, – вздыхаю я, – танцор из тебя как из говна пуля.

– На себя посмотри, – бросает он взгляд из-за плеча. – Перед тобой мужик в одних трусах, а ты лежишь мешком.

– Ладно.

Стягиваю с себя футболку, отбрасываю в сторону, и туда же вскоре отправляются джинсы. А еще сдвигаю к стене деньги, которые мы сегодня украли. Доналл прав: о работе мы подумаем позже. Сейчас, когда мой парень покачивает бедрами из стороны в сторону, роясь в ящике тумбы, последнее, о чем я хочу думать, – это грабеж забегаловок.

В конце концов, сегодня три года, как мы встретились в пабе в Корке, надрались, как две свиньи, и переспали у него в крохотной комнате под косым потолком. Что значит – три года, как мы больше не расстаемся.

Однажды я позову его жениться. Сам Доналл вряд ли сделает предложение – он, конечно, помнит про нашу годовщину, день матери или мой день рождения, но вряд ли придает значение кольцам и обрядам. Правда, мне уже хочется замуж… Но следующий год – високосный, так что к концу февраля можно будет как раз подготовиться.

Я уже придумала, как все будет: с какого-нибудь большого дела куплю кольцо, завяжу его в мешочек и помещу в центр эрекционного кольца, а его – в коробку. Представляю, с каким лицом он будет принимать мое предложение!

– Ну что, печенька, ты готова? – возвращается ко мне Доналл, тоже успевший раздеться до трусов.

Когда он опускается на одно колено, у меня едва не останавливается сердце: он что, решил порушить мой план? Но я не успеваю возмутиться: перед глазами вырастает его указательный палец, гордо поднятый вверх.

– Ты опоздал, маффин. – Еле сдерживаю смех. – Я не смеюсь над пальцами уже лет десять.

– Так и знал, что у тебя позднее развитие, – подмигивает Доналл. – Но ты торопишься: это все еще не подарок.

– Это радует, мы ведь уже обсуждали, что засунуть человеку палец в задницу – это не признак любви.

– И я все еще не согласен с этим. Если бы ты засунула палец мне в задницу, я бы тебе слова не сказал.

– Так у меня будет подарок или нет?

– Кажется, ты кое-что забыла. – Доналл резко убирает руки за спину. – Я тут единственный приготовил сюрприз нам на годовщину.

– Ладно. – Делаю виноватую рожицу. – Прости, любимый, больше не повторится. Могу я, пожалуйста, увидеть свой подарок?

– Какая же врушка, – закатывает глаза он. – А знаешь, мне все-таки нравится эта идея.

О чем он говорит? Сейчас все, о чем я могу думать, – это его член. Но пока Доналл не решит, что я достаточно наказана, он не даст даже прикоснуться к своим трусам. Боже, и в кого я влюбилась?

– Не знаю, о чем ты, но готова на все, – подмигиваю я. – Только перестань дразниться и покажи подарок.

Палец возвращается на место у меня перед носом, но уже не один: Доналл успел нацепить на него какой-то странный черный чехол.

– Что это?

Я не успеваю возмутиться: палец уже прижимается к моим губам, и когда Доналл нажимает средним на кнопочку на чехле, начинает вибрировать. Вот оно что: это какой-то особенный вибратор… И он очень приятный.

– Знал, что ты забудешь, поэтому купил подарок, который подойдет обоим, – гордо произносит Доналл, сильнее прижимаясь к моим губам. – Но сегодня опробуем на тебе.

Вибрация опускается ниже, по подбородку и шее к ключицам, потом еще ниже и влево, и вот палец оказывается на моем уже затвердевшем соске. Тело пронизывает возбуждением, но я не отвожу глаз от веснушек на щеках Доналла.

– Люблю тебя, – говорю я тихо.

– Я тебя тоже, но…

Все внутри вспыхивает: что это было за «но»? О боже, нет, он же не решит закончить три года нашего отличного «вместе» только потому, что я забыла об этой чертовой дате?!

Доналл смотрит на меня внимательно, но вдруг его разносит от смеха.

– Ты сумасшедшая дурила, в курсе? – Он убирает палец с моего соска и прижимает меня спиной к ковру. – Видела бы ты свою панику.

– Какое херово «но» ты выдумал?!

– Но сегодня не разрешу тебе только радоваться, потому что ты врушка, дурашка и дырявая башка.

Когда он захватывает зубами мою нижнюю губу, в голове все окончательно путается, и единственное, что удается придумать, – это лизнуть его верхнюю. Это вызывает у него еще один короткий приступ смеха.

– Хочу, чтобы ты придумала, кого мы ограбим, до того, как кончишь, – довольно говорит Доналл. – А уж я постараюсь, чтобы у тебя не было слишком много времени.

– Ты же шутишь?

– Нет, – вибрация возвращается к моему соску, – время пошло.

Я не успеваю ответить: Доналл затыкает меня поцелуем. Пока палец все еще держится на моей левой груди, посылая волны возбуждения по всему телу, его вторая рука собственнически поднимается к моей шее, сжимает… Воздух заканчивается.

Касания губ и пальцев, вибрация, легкое трение почти обнаженных тел – и становится так хорошо, словно я была рождена только для того, чтобы трахаться с Доналлом. Каждый раз, когда он отнимает у меня способность дышать, все становится с головы на ноги, как и должно быть.

Наверное, поэтому мы уже три года не расстаемся ни на день. Его тело ощущается родным, своим, почти не отделимым от моего. И мне не нужен воздух, потому что поцелуи Доналла намного круче. Мы прикасаемся языками, его палец сильнее прижимается к моему соску, и вибрация пронизывает меня до костей.

Это слишком для моей чувствительности: невольно начинаю ерзать, захват горла становится слабее, и вместе с воздухом из гортани вырывается стон, только для того, чтобы затихнуть во рту Доналла.

Он разрывает поцелуй, приподнимается и смотрит на меня с плотоядной улыбкой.

– Уже есть идеи?

– Да. – С готовностью киваю. – Трахни меня быстрее.

– О, да ты не поняла. – Вибрация смещается вниз, пропадает и через пару секунд оказываясь между моих ног. – Идеи, кого мы ограбим следующим.

– Антиквара, – отвечаю первое, что приходит в голову.

– Ты даже не пыталась.

– Брось, я не могу сейчас думать.

От сумасшедшей смеси ощущений и взгляда Доналла я почти чувствую, как мокну, и все внутри сжимается и ноет, требуя, чтобы мы перешли к самой вкусной части. Сейчас.

– Мой подарок мешает?

Доналл убирает руку, и я машинально подаюсь вслед за ней, не сдерживая разочарованного стона.

– Ладно! Мы можем попробовать угонять машины!

– Мы? – хмурится он. – В Лондоне? Ты даже в Корке врезалась в дерево.

Вибрация снова касается клитора, заставляя меня выгнуться и взвыть от неожиданности. Доналл улыбается, мы соприкасаемся лбами, и мысли снова куда-то уплывают, отдавая свое место страсти.

И спустя три года лучший парень в Ирландии не прекращает удивлять: он выдумывает игры, покупает приблуды и не выпускает меня без оргазма. Сейчас тоже, ведь не проходит и пары минут его вибрирующих ласк и жадных поцелуев, как внутри начинает расти маленькая пульсирующая точка, но, словно замечая, что я готова, Доналл останавливается.

– Хер моржовый!

– Еще мысли по поводу того, кого мы грабим?

Вдох, выдох, пара секунд, чтобы осознать его слова, – и вот возбуждение сменяется злостью. Да, я виновата, но не настолько же!

– Хватит делать вид, что ты совсем не возбужден. – Голос звучит хрипло. – Все, ты меня наказал, я все осознала.

– И?

– Сними трусы и трахни меня.

– Пф-ф, как несексуально, – притворно расстраивается Доналл. – У меня так член не встанет.

– Ах, не встанет. – Я приподнимаюсь. – Дай мне свой подарок.

В его глазах зажигаются огоньки: без лишних слов он протягивает мне насадку и, послушно повинуясь моим движениям, укладывается на спину. Моя очередь дразниться.

– Я тут не одна врушка. – Оцениваю виднеющийся под тканью трусов член. – Не встанет, говоришь?

Насадка оказывается простой в управлении, так что я стягиваю с него трусы и тут же ее включаю. Посмотрим, сможет ли он думать, когда я буду над ним издеваться. И еще ему не стоит ждать пощады.

– Есть несколько вариантов. – Прерываюсь, чтобы провести языком вдоль члена, и слышу одобрительный шумный выдох. – Вряд ли мы сможем ограбить банк, да?

– Согласен, – почти мурлычет Доналл.

Кладу палец ему на яйца и включаю насадку. Наградой мне становится нетерпеливый стон.

– Супермаркеты тоже не подойдут. Но знаешь, кто точно не ожидает ограбления?

– Кто? – дрогнувшим голосом спрашивает он.

– Сувенирные магазины.

– Их слишком мало.

– Мы в Лондоне, маффин…

Опускаюсь ртом на член, не забывая ласкать заднюю сторону языком, и теперь у Доналла нет вариантов, кроме как согласиться. Судя по его усиливающимся вместе с моим ускорением стонам, если я вовремя не остановлюсь, у нас ничего не выйдет. Поэтому затыкаюсь и слежу за реакцией.

Мне нравится этим заниматься: он так благодарно реагирует на ласку, держится за мое плечо, пытается наблюдать за процессом, но быстро сдается. Доналл жмурится, когда ему хорошо, а когда просто крышесносно – не может даже поднять голову. И мне самой хочется двигаться все быстрее, впускать его все глубже, даже когда становится сложно.

Передвигаю палец ниже, прижимаюсь к коже под его яйцами, и через пару секунд и без того каменный член у меня во рту словно становится больше. Пора.

– Так вот, в Лондоне достаточно сувенирок, чтобы заработать нормальные деньги. – Поднимаю голову и ослабляю руку.

– Все, печенька, завали, – мгновенно приходит в себя Доналл.

Он перехватывает мою руку своей, отводит в сторону и садится. Второй рукой легко поднимает меня под бедра и притягивает к себе.

Когда Доналл наконец оказывается во мне, становится не до шуток и не до мести: это именно то, что было нужно с того самого момента, как он опустил глаза на мою грудь.

– Люблю тебя, – шепчу ему в губы.

– С годовщиной, – отвечает он.

Мы сразу берем свой привычный темп, и на члене Доналла я чувствую себя как дома. Может ли человек быть настолько родным и близким, что даже в сексе с ним не только хорошо, но даже уютно? Мы целуемся, оба не сдерживаем стонов, и я цепляюсь за его плечи, а он крепко держит меня за бедра, помогая ускоряться, насаживая на себя до конца.

Никогда не думала, что в моей жизни будет именно так. Нищенка с сеновала живет в Лондоне с лучшим в мире парнем – что еще за ирландская Золушка? И все же это произошло. У нас есть маленькая квартира с одной спальней, мягкий ковер, косарь фунтов… А еще у нас есть мы.

– Вместе? – Доналл на секунду отрывается от моих губ.

– Вместе, – эхом повторяю я.

Не слишком ловко он просовывает руку между нами, и на клитор снова ложится вибрирующая насадка. Теперь можно не сдерживаться: я полностью отдаюсь всему, что мне предлагают. Царапаю спину Доналла, кусаю его губы, сама поднимаюсь и опускаюсь, глубоко, жестко, быстро.

Он прижимает палец сильнее, и, как вспышкой, меня накрывает сильным пульсирующим оргазмом. Ядерный взрыв. Пустота в голове. Неописуемая эйфория. Внутри становится еще теплее: это Доналл с победным стоном на губах замирает, заполняя меня спермой, и тут же обрушивается с мелкими нежными поцелуями.

Выдохнув, мы падаем обратно на ковер, мокрые от пота и невозможно счастливые. Доналл разглядывает мое лицо, а я кладу руку ему на щеку, постепенно приходя в себя.

– Ты ничего не придумала. – Он тихо смеется. – Значит, проиграла.

– Мы завтра все придумаем. – Разворачиваюсь к часам на стене. – Уже почти час ночи.

– Значит, признаешь свое поражение?

– Я не соглашалась с самого начала.

– Врушка, дурашка и дырявая башка, – снова говорит он и поднимает руку, чтобы убрать с моего лица прилипшие волосы, но там все еще надета насадка. – Черт, я, кажется, тоже.

– Отличную штуку ты подарил. – Забираю насадку, чтобы рассмотреть получше. – Будет звездой коллекции.

– Не зря сбегал в секс-шоп на соседней улице, – довольно заявляет он.

Разглядывая насадку, я вдруг понимаю: вот оно. То что нужно. И как мы только не догадались раньше?!

– Доналл! – Резко поворачиваюсь к нему.

– Ифа, – ласково мурчит он.

– Секс-шоп.

– Не обижайся, что ходил без тебя, хотел сделать сюрприз. Кстати, я попробовал на вкус одну смазку, а она – не поверишь! – чистый виски!

– Мы можем ограбить секс-шоп.

– Ты гений! – сияет он. – Они же еще и круглосуточные. Можем сделать это ночью, когда посетителей нет.

– Сейчас, – предлагаю я. – Мы можем сделать это сейчас. В честь годовщины, и я как раз подберу там то, что украду тебе в подарок. Раз уж не подготовилась.

– Два ограбления за день? – смотрит он горящим взглядом. – Кто-то вошел во вкус…

– Просто у нас большой день.

– Дай мне пять минут, и я буду готов одеваться.

– Чушь, ты просто вырубишься. – Тянусь укусить его за подбородок. – Идем сейчас. Давай! Раз, два…

– Три, – заканчивает Доналл, и мы поднимаемся вместе.

Одеться получается не с первого раза: мы оба немного пошатываемся после секса и из-за этого даже падаем на кровать, я – запутавшись в джинсах, а Доналл просто за компанию. Возможно, идти сейчас было не лучшей идеей, но давать заднюю я не готова. Вот если он…

– Ладно, давай, пока решились, – разбивает мои надежды он. – Мы же в «Дилдополь»?

– Конечно. – Позволяю ему застегнуть на мне джинсы. – Я не знаю других круглосуточных в округе.

– Херово, что он рядом. Вдруг продавщица меня узнает.

– Если сорвем нормальный куш, сможем залечь на дно. Но знаешь, «Дилдополь» не настолько близко – там больше, чем два квартала.

– Надеюсь, лица нас снова спасут.

Доналлу и мне повезло с чертами лиц – они совершенно незапоминающиеся. Небольшие бесцветные глаза, не выделяющиеся носы и стандартные тонкие губы. Единственное, что действительно бросается в глаза, – это веснушки, но их мы сейчас замажем.

Однажды мы видели свои фотороботы, и они совершенно не были на нас похожи. Просто случайные люди, и даже не отличить от англичан. Наверное, поэтому мы когда-нибудь сможем ограбить одно и то же место дважды, ну, если станет совсем скучно.

– Замазка, – выдает мне флакон Доналл и сам заводит волосы назад.

– Это тональник.

– То, что замазывает мне веснушки, как трещины на стене, называется замазка.

Принимаюсь за работу. У нас не так много вещей, которые помогают спокойно грабить заведения: профессиональный тональник, который я стащила в «Сефоре», обычная одежда из «Асоса» и пневматический пистолет – наша самая дорогая покупка. Когда мы в первый раз грабили чайную лавку, Доналлу пришлось притворяться, что у него ствол в кармане ветровки. Чуть не спалились.

Когда я заканчиваю с его лицом, остается только дорисовать свое. Брови тоже пора подкрашивать – замечаю в зеркале рыжие корни. Доналл тем временем достает пистолет, который мы убрали в тайник в шкафу всего пару часов назад.

Второе ограбление за день. Кажется, мы сходим с ума, но мне это даже нравится. Что-то свежее и новое, и точно интереснее, чем торчать на кассе «Ко-опа», где лысеющий и стареющий менеджер Дэн обращается с тобой как с персональной рабыней. Когда тот занудно, дроча на свою маленькую власть, учил «тупую ирландку», как правильно заваривать чай, не забывая пару раз за день хлопнуть по заднице, мне было сложно сдерживать Доналла и не давать ему бить Дэна.

После полугода в «Ко-опе» мы решили, что корпорации не для нас. Наших зарплат с трудом хватало на то, чтобы оплачивать эту дрянную квартиру на окраине Бромли, а питаться приходилось самым дешевым дерьмом из нашего же супермаркета.

Такая жизнь мало чем отличается от Корка или даже от Скибберина – правда, еда там получше. Так что мы с Доналлом занялись грабежом. Теперь у нас есть уйма свободного времени и нормальные деньги на кармане: он начал участвовать в турнирах в своей онлайн-игре, а я своими руками делаю разные штуки по туториалам из «Тик-тока». Недавно даже получилось продать на «Этси» настенные часы из эпоксидной смолы.

– О чем думаешь? – опускает руки мне на бедра Доналл.

– О «Ко-опе».

– Они больше не способны тебе навредить, – серьезно произносит он. – Забудь как страшный сон. Или хочешь, напугаем Дэна до смерти?

Я откладываю кисть, закончив с веснушками, и улыбаюсь его шутке.

– Конечно, притворимся грабителями, чтобы он вызвал копов?

– Зачем притворяться грабителями?

Доналл поднимает мои руки и, вложив в них ствол, направляет на зеркало. Он обхватывает мои ладони своими: мы выглядим как постер к дурацкому фильму.

– Мы притворимся убийцами. Помнишь, Макс, увольняясь, угрожал Дэну, что убьет его?

Да, не только по отношению ко мне тот был полным уродом, многим доставалось. Я внимательно смотрю на черное дуло в отражении, представляя, как его видят индусы-управляющие в тех забегаловках. Они ведь не знают, что ствол пневматический и стреляет пластиковыми пулями, которые максимум оставят синяк.

– Идем. – Откидываю голову назад, на грудь Доналла, и поднимаю взгляд. – А то не выберемся до завтра.

На улице прохладно: только что закончился дождь, от которого мы успели скрыться дома, и воздух не нагреется до самого утра. Кутаюсь в серую толстовку, натягивая капюшон посильнее, цепляюсь за руку Доналла и просовываю ладонь в карман его куртки.

– Давай сначала выберем тебе что-нибудь классное, чтобы я могла это украсть и подарить.

– А ты хочешь это незаметно забрать?

– Может привлечь ненужное внимание, и потом – вдруг это будет что-то в большой коробке? Давай я выберу, попросим упаковать, а потом заберем кассу и подарок и пойдем домой.

– Звучит отлично, – хмыкает Доналл. – Почти пришли.

Неоновая розовая вывеска «Дилдополя» на углу старого кирпичного здания мигает тускло и неровно. Наверное, она уже давно тут висит и ни разу не ремонтировалась. Ниже размещается желтая стрелка, указывающая на металлическую дверь.

– Черт, – понимаю я, – а если здесь есть охрана?

– Проследим, чтобы продавец не успел ее вызвать.

Доналл останавливается и разворачивает меня, чтобы быстро и жадно поцеловать «на удачу». Наша добрая традиция.

– Зашли, вышли, касса, – обещает он.

Внутри царит полумрак, обычный для секс-шопа. Они любят навесить странной атрибутики, считающейся эротичной, и поставить у входа манекен в дешевом костюме медсестры. Но здесь было как-то необычно: небольшое пространство умудрились зонировать, а над полками и на них разместить лампы с мягким светом, каждая из которых подсвечивала товар, выставляя его, как хор на сцене.

– Мне нравится, – шепчу Доналлу и оглядываюсь в поиске продавца.

Вот она. С угольно-черными бровями, которые словно занимают половину лица, с бледными от желтоватого тональника губами, высоким хвостом и огромными угрожающими серьгами-кольцами. Мне казалось, такие девушки остались далеко в десятых, но эта – памятник из прошлого – смотрит прямо на нас.

– Помочь? – развязным тоном спрашивает она.

– Мы пока сами осмотримся, – отвечает за нас обоих Доналл.

В глубине магазина слышатся голоса, на нас оборачивается парочка: мы здесь не одни. Что же, идея сначала присмотреть подарок кажется вполне разумной. Но что эти двое делают здесь в такое время? Девчонка совсем тощая, бледная, со светлыми волосами до плеч и острыми чертами лица. Ее огромные глаза так выделяются, что делают ее похожей на героиню аниме. Мы с Доналлом иногда смотрим такое по вечерам.

Парень так вообще выбивается не только из атмосферы магазина, но и всего района. Такую дорогую одежду ни с чем не спутаешь – что это, какой-нибудь «Берберри»? У него широкие плечи и шикарная светлая борода – такая же, только рыжая, была у Доналла, когда мы познакомились. И глаза… Какой-то очень знакомый взгляд.

– Не залипай на англичан, – тихо предостерегает Доналл, отводя меня в сторону.

Оглянувшись, сначала я иду в сторону костюмов. Мы редко пробуем ролевые игры – может, что-то из этого получится применить?

– Кем ты хочешь меня видеть? – поворачиваюсь к Доналлу. – Медсестрой? Учительницей? Стюардессой?

– Печенька, ты устраиваешь меня той, кто ты есть, – смеется он, подхватывая тему. – Но если очень хочется, бери костюм Белоснежки.

– Ты будешь оленем, который придет на мое пение?

– Найму семь карликов, – обещает Доналл. – Ты же мечтала о двойном проникновении.

– Ладненько.

Значит, костюмы – не вариант. Как минимум я не готова к семи карликам, а Доналл выглядит слишком серьезным. Пора двигаться дальше – может, попробовать кожаную портупею или другие штучки из раздела БДСМ? Не то чтобы мы были фанатами этой темы, но там часто встречаются интересные вещи.

– Я это не надену, Эрик, – доносится голос той белобрысой девчонки. – Если тебе так нравится, сам носи.

– Не тупи, я не для себя. Уверен, это нравится Рэю, – басовито отвечает ей бородатый парень. – Он вообще извращенец.

– Боже, может, вы тогда займетесь этим сами? Как-нибудь без меня.

– Просто признайся, что влюбилась в него.

– Слушай, прекрати ревновать.

– Протестую, это не ревность и не может быть ею – я в тебя не влюблен, что бы ты себе ни придумала.

Спор между ними становится все жарче, и теперь мне и самой любопытно, что эти двое никак не могут поделить, но Доналл не дает мне подслушивать: он вдруг распрямляется и тащит меня в другой угол, к полке.

– Я думала о портупее, – пытаюсь спорить я.

– Придержи эту мысль, – шепчет он мне на ухо и закрывает телом от зала. – Нам нужно дождаться, пока те двое уйдут, они мне не нравятся.

– Они там срутся, это может быть надолго.

– А мы пока сыграем в незаметную парочку. Вот, посмотри на эти трусы, они такие… красные.

– И что в них особенного?

Доналл еще раз смещается, и теперь меня совсем не видно со стороны зала.

– Они с жемчужным кольцом. Представляешь, я еще никогда не трахал жемчуг. – Он понижает голос. – Камеры висят над теми двоими и над кассой. Если обойдешь кассира, сделав вид, что интересуешься дилдаками рядом с ней, окажешься в слепой зоне.

– Какая разница?

– Не думай, что это паранойя, но я боюсь, что этот парень – коп. Поэтому чем меньше у них доказательств, тем лучше.

– Я уже засветилась на камерах.

– Как посетитель – да. Но никто не сможет доказать, что ты сама не жертва обстоятельств. Даже слова кассира – это всего лишь слова.

Боже, какая чушь: слова кассира точно будут главными свидетельскими показаниями. Но когда моего непробиваемого Доналла разбивает паранойя – слава богу, это случается нечасто, – просить его включать здравый смысл бесполезно, можно только успокоить, напридумывав еще большей херни.

– Давай успокоимся, – предлагаю я. – Что копу делать здесь в такое время? К тому же у него разборки с девушкой, он точно не на службе.

– Не нравится мне это.

– Если хочешь, вернемся домой.

– Я не ссыкло, – мрачнеет Доналл. – Дай мне минуту.

– Если хочешь трахнуть жемчуг, я тебе не нужна. – Поднимаю повыше трусы, которые он мне впихнул. – Просто купи браслет на резинке.

– Нужна, – тут же начинает спорить он. Кажется, его отпускает. – Без тебя все остальное трахать скучно.

– Давай все же посмотрим портупеи?

– Подожди. – Мы вместе смещаемся влево. – Посмотри, это идеально.

Доналл снимает с полки запакованную анальную пробку – эту форму ни с чем не спутаешь, – к внешнему краю которой приделан пушистый рыжий хвост.

– Серьезно? – поднимаю голову я. – Фурри?

– Ты же лисичка, трахнуть тебя под хвостик – это круче, чем любая сексуальная фантазия.

Пытаюсь представить, как это будет выглядеть, но пока кроме дискомфорта фантазия ничего не подкидывает.

– Странно, ты ни разу меня так не называл.

– Забыла? Мы ведь смотрели это аниме про кицунэ. И тогда я сказал, что ты сама как рыжая лисичка, которая притворяется бурой.

Повернувшись, заглядываю Доналлу в глаза и понимаю, что он не притворяется. Ему правда нравится идея с дурацким хвостом… И, кажется, я заражаюсь от него. Его рука словно невзначай оказывается на моем бедре, и все происходящее снова нас распаляет.

Сердце ускоряется в груди, и, сжав упаковку, которую Доналл держит в руках, я приподнимаюсь на цыпочки и оставляю легкий поцелуй у него на губах.

– Тогда решено. Сейчас возьмем, и если все пройдет удачно, ты трахнешь меня под хвост уже сегодня.

– Второй раз за день? – ухмыляется он. – Я в деле.

Снова оглядываюсь и понимаю, что та парочка уже исчезла. Странно, я не слышала, как хлопнула дверь… Но теперь мы в идеальном окне возможностей. Англичанка за кассой выглядит безразличной ко всему происходящему и, скорее всего, не успеет даже сообразить, что произошло.

– Захожу сзади, – произношу тихо.

– А я несу хвост на кассу.

– Действуем по привычной схеме?

– Как всегда.

– Я люблю тебя, маффин. – Смотрю в любимые глаза.

– Я люблю тебя, печенька.

Рядом с кассой стоят резиновые дилдо в коробках. Притворяясь, что заинтересована одним из них, я подхожу так близко, что практически могу опереться на столешницу.

– Может, те чо пкзать? – лениво уточняет продавщица с жутким акцентом. Фу, Лондон.

– Мы почти определились, – отвечает за меня Доналл, подошедший к кассе. – Один вопрос: есть ли у вас такая же штука с бурым хвостом?

– Дай сюда. – Продавщица тянется к ней, но мои руки уже оказываются на ее шее.

– Руки на стол! – быстро и жестко говорю я. – Только попробуй что-нибудь сделать, я отсюда все вижу.

Идеально. Продавщица ошеломленно застывает, давая Доналлу нужные пару секунд, чтобы достать ствол и направить его на нее.

– Доставай деньги из кассы! – командует он своим самым сексуальным голосом.

Когда он становится вот таким жестким, сконцентрированным и непререкаемым, я готова снять трусы прямо здесь. И сейчас вопрос становится решенным: как бы поздно ни было, я дам ему использовать хвост, как только вернемся домой.

– Быстрее, – подгоняю я и сжимаю пальцы на ее шее посильнее.

– Тк руки на стле или ткрывать кассу? – безразлично спрашивает продавщица.

Какого… Слева от Доналла отодвигается черная штора, и из подсобки появляется тот бородач, которого называли Эриком. Я ничего не успеваю заметить: он поднимает руку, и в ней тоже оказывается ствол. Скорее всего, настоящий.

Меня прошибает паникой, и я чуть не сворачиваю продавщице шею, когда бородач начинает спокойно говорить.

– Убери руки. А ты, – он приставляет ствол к затылку Доналла, – опусти ствол. И никто не пострадает.

– Тебе какая на хер разница? – вырывается у меня.

– Убрала, я сказал! – жестче повторяет бородач. – Скажи своей девчонке убрать руки с шеи Бренды.

Доналл, в глазах которого клубится паника, только кивает, я расцепляю пальцы и медленно поднимаю руки вверх.

– Отпусти девушку, – хрипло просит Доналл. – И я опущу ствол.

– Слушай, твоя пукалка может напугать только Бренду. Я отсюда вижу, что ты если и выстрелишь, то флажком из мультика. И я вам ничего не сделаю, нам нужно поговорить.

– Ифа, сделай два шага в сторону, – говорит Доналл.

Я подчиняюсь, но страх в его глазах не дает мне дышать. Если он хочет, чтобы я оставила его здесь, этого не произойдет. Расцарапаю этому гребаному ублюдку всю рожу, если он посмеет…

Доналл опускает пистолет на стойку перед собой и разводит руки в стороны.

– Отлично, – бородач отводит свой ствол от его затылка и направляет дуло вверх, – теперь мы можем поговорить.

– Эрик, зачем ты возишься с этими дебилами? – Из-за той же шторы выходит белобрысая девчонка. – Пусть идут, ты уже герой.

– Включи мозги, детка, – вдруг широко улыбается тот. – Они – те самые грабители, которые нам нужны. А то, что дебилы… так это даже к лучшему.

Доналл поворачивается к нему, но бородач, убрав ствол за спину, протягивает ему руку.

– Приятно познакомиться. Я Эрик, а это – Уна. Вы же двое любителей карри, которые грабят индийские забегаловки?

– Что? – на секунду бросает на меня взгляд Доналл. – С чего ты взял?

– Узнал по внешности. Менее приметных ирландцев во всем Лондоне не найдешь. В общем, ребята, у меня есть для вас работенка. Конкретно по вашему профилю.

Делаю пару шагов вперед, наши с Доналлом пальцы переплетаются, и теперь мне чуть менее страшно. Правда, я все не пойму, о чем говорит этот Эрик…

– Если это так… – медленно произносит Доналл. – Мы в неподходящем месте.

– Сам в шоке, – кивает Эрик. – Но прежде чем мы найдем подходящее, забери пукалку и успокой свою девчонку, вон она как трясется.

Только теперь понимаю, что меня и правда бьет мелкой дрожью. Прижимаюсь к Доналлу сильнее, он расцепляет пальцы и обнимает меня за плечи. Почему-то то он становится спокойнее от этого разговора.

– Что за работа?

– Нужно ограбить тут одного урода, но не просто ради денег: хочу, чтобы он обосрался три раза подряд. Я плачу за работу, плюс все, что найдете у него.

Доналл наклоняет голову, заметно расслаблаясь: кажется, единственные, кого он по-настоящему боится, – это копы. А бородач не коп.

– Кто ты такой? – спрашивает он.

– Сказал же – Эрик. Ваш новый работодатель. Бросайте свои тупые забегаловки, пора переходить к чему-то настоящему.

Переведя взгляд на меня, Доналл одними глазами спрашивает: «Ты готова идти в это?»

Я лишь улыбаюсь: вот за это я его и люблю. Любая дичь. В любое время. Даже со стволом у виска.

«Будет весело!» – отвечаю так же безмолвно.

– Мы готовы обсудить, – поворачивается к бородачу Доналл.

И это, дамы и господа, тот самый момент, когда у «любителей карри» появилась первая настоящая работа.

Вики Харт
Эскорт

1

– Только не вздумай в меня влюбиться, – объявил он, и в его зеленых глазах полыхнули огонечки вызова.

– Даже не надейся, – парировала я. – Если ты не заметил, я девушка не про любовь, а про совсем другое.

Не прошло и часа после этого разговора, как я выхватила пистолет и нажала на курок.

Да, некоторые знакомства заканчиваются совсем не так, как начинались. К данной фразе наверняка можно было бы приплести какую-нибудь трехгрошовую мораль, но поверьте, мне совсем не до этого. Потому что теперь я сижу и судорожно пытаюсь вспомнить, есть ли в нашем штате смертная казнь за покушение на убийство или нет.

Что-что? Посмотреть в интернете? Хорошая идея, но интернет для меня в данный момент недоступен, а смартфон приказал долго жить. И все из-за этого паршивого Джерролда Деккера, чтоб ему больше не заработать ни одного миллиона непосильным трудом. Ох!

Но, наверное, надо все-таки начать с самого начала, и тогда станет понятно, как скромная (вообще-то нет) Кларинда Арден докатилась до жизни такой. Кто не понял, Кларинда Арден – это я.

В жизни есть одна проблема (помимо ста тысяч других, конечно): когда ты делаешь самый пустяковый выбор, ты попутно делаешь еще массу сопутствующих выборов, о которых даже не подозреваешь.

Можно переехать в другой дом, найти по соседству парня своей мечты, выйти за него замуж и прожить с ним в любви и согласии – ну, допустим, целых три года. Или пять. Или всю жизнь, черт побери, но если бы ты не переехала, скорее всего, вы бы вообще никогда не встретились. А можно, к примеру, просто выйти в магазин за какой-нибудь ерундой и нарваться на пороге на неадеквата, который отправит тебя на тот свет. Без всякой причины, просто потому, что ты появилась на его пути в неподходящий момент. Но когда ты собиралась пойти в магазин, тебе просто надо было что-то купить, и ты даже не подозревала, чем это для тебя обернется.

Делая выборы – или, наоборот, не делая их, – мы постоянно проходим мимо вариантов своей судьбы, иногда даже не подозревая о них. Самый простой пример: человек купил билет на самолет, потом съел что-нибудь неподходящее, решил не лететь, а самолет возьми и упади. Не отравись гражданин, оказался бы он в самолете и погиб точно так же, как все остальные пассажиры. Но на помощь явилась спасительная диарея – и помогла одержать над судьбой верх.

Что касается меня, то самолет моей судьбы развалился еще на старте, потому что моя так называемая мать оставила меня на попечение государства и свалила в неизвестном направлении. Отец у меня определенно имелся, но он не то что свалил, а, скорее всего, вообще не подозревал о моем существовании. Не знаю, кому при этом больше повезло – ему или все-таки мне.

Столкнувшись со мной, государство не стало забивать себе голову (которой у него все равно не было). Оно пожало плечами и проявило заботу так, как могло, – то есть сплавило меня в приемную семью, где помимо меня были еще четверо детишек.

Кому пришла в голову светлая мысль дать мне редкое имя Кларинда, я не знаю, и по какой причине мне дали именно его, тоже остается тайной. Все приемные родители, которые попадались на моем пути, первым делом собирались его переменить, но оно, судя по всему, прилипло ко мне так крепко, что отодрать его было уже невозможно. В конце концов его устно переиначивали в Клару, Клари и даже Клер, на французский манер, и на этом все заканчивалось.

Первые мои приемные родители слыли среди соседей приятными людьми. В самом деле, когда вы намерены всю жизнь палец о палец не ударить и существовать на пособия, которые получаете за приемных детей, вам приходится прилагать некоторые усилия, чтобы вас не вывели на чистую воду. Но как выразился какой-то писатель в книжке, которую я зачем-то прочитала, лицемерие – чертовски утомительный порок, потому что нельзя врать двадцать четыре часа в сутки на протяжении семи дней в неделю без перерыва. Вернее, можно сколько угодно пудрить мозги посторонним людям, которым нет до вас особого дела, но нельзя долго обманывать тех, с кем ты проживаешь на одной территории.

Лет в девять я впервые сбежала из дома. В двенадцать я сбежала снова, но уже из второй приемной семьи, старшие члены которой напивались два-три раза в неделю. В шестнадцать меня застукали за попыткой поджога дома. Это была уже третья приемная семья, и тоже вроде как приятные люди, которые, правда, считали, что дети – разновидность рабов, которых можно заставить вкалывать на ферме за кров и еду.

В двадцать два я шла себе по улице Лос-Анджелеса, никого не трогая, когда небо внезапно покрылось тучами и хлынул тропический ливень. Синоптики, разумеется, станут говорить, что всему виной циклон, или антициклон, или завихрение чего-то там в каких-нибудь слоях атмосферы, но я точно знала, что ливень пошел спецом для меня. Потому что у меня сломалась машина, которая помнит еще эпоху черно-белых фильмов, нет зонта, на ногах тряпичные кеды и в два часа меня ждет еще незнакомый мне Сэм, в магазинчике которого вроде есть вакантное место. Сэму обо мне рассказала Делла, с которой мы вместе работаем на кухне одной дрянной забегаловки. Место так себе, но, может быть, Сэм меня возьмет.

Я еще не упомянула, что делала между шестнадцатью и двадцатью двумя годами, то есть между попыткой поджога и ливнем, но это как страницы скучного романа, которые смело можно пролистать. Кажется, я страдала от прыщей, влюбилась, разлюбила, снова влюбилась, научилась заниматься сексом, водить машину и стрелять, а еще не по своей воле посещала государственного психиатра, который всегда смотрел на меня так, словно я собираюсь его укусить. Все это время я мечтала только об одном: как я вырасту, стану зарабатывать собственные деньги и не буду ни от кого зависеть.

Ну что ж, пожалуйста: мне двадцать два, я получаю паршивые гроши, большую часть которых приходится отдавать за жилье, и завишу от мира еще больше, чем прежде. И бежать-то уже некуда. Может быть, потому, что от Кларинды Арден, то есть от себя, не убежишь. Бесполезно даже пытаться.

Дождь падал отвесной стеной, и чтобы он не размыл меня окончательно, я забилась под какой-то козырек и прижалась к стене. Кеды промокли насквозь, волосы свисали из-под бейсболки мокрыми сосульками, и я приняла героическое решение обстричь их на фиг, как только вернусь домой.

– Уру-ру, – послышалось возле меня.

Я почувствовала, что кто-то трогает меня ниже колена, и уже собиралась высказать все, что об этом думаю, когда все-таки догадалась опустить взгляд. Возле меня стоял тигр.

Нет, все же тигренок, судя по размерам. Ошибиться было невозможно: оранжевый, в черную полоску, с медовыми глазами, весь мокрый, но полный любопытства. Он покрутил головой, фыркнул и снова тронул меня лапой. Это было мягкое прикосновение, но очень хорошо ощущалось, что там, в этой бархатной лапке, скрыты ого-го какие когти.

В Лос-Анджелесе, где пересекаются не то что миры, а целые вселенные, можно встретить кого угодно – от бывшего губернатора до голливудской звезды в драных джинсах и майке с распродажи. Я, например, однажды встретила своего как бы брата из первой приемной семьи, причем встреча эта случилась в морге (трупом, как вы, разумеется, догадались, была не я). Однако к встрече с тигром на улице я оказалась все-таки не готова. Более того, меня пронзило смутное подозрение, что вряд ли местные законы позволяют хищникам гулять где им заблагорассудится.

– Ур-рум, – тем временем прокурлыкал тигренок и поглядел мне прямо в душу. Загипнотизированная, я уже протянулась, чтобы его погладить, но в последний момент опомнилась и руку убрала.

– Да ладно, ты небось кусаешься, вон какие у тебя зубищи, – сказала я вслух.

– Ур-р, – проурчал он протестующе.

– Ну да, рассказывай теперь, что ты отрастил такие клыки, чтобы мирно грызть травку. Ни за что не поверю!

Из-за стены дождя выскочил человек с выпученными от ужаса глазами. На незнакомце был халат вроде докторского, а волосы на его голове честно пытались стать дыбом, но ливень им не позволял.

– Мисс!.. Ох! Ради бога, простите! Он вас не укусил?

Он кинулся ко мне, раскрыв объятия. Не для меня, само собой, а чтобы поймать тигренка, который присел, прижал уши к голове, сказал что-то вроде «гр-р-р» и быстро спрятался за моими ногами.

– Тедди, иди сюда! Тедди…

Тип в халате беспомощно посмотрел на меня. Судя по свирепому урчанию, даваться тигренок не собирался – а я не собиралась сдвигаться с места.

– Тедди? – удивленно спросила я, вскинув бровь.

– Так его хозяйка назвала. Знаю, глупо, потому что Тедди называют обычно медведей, но… – Незнакомец вздохнул. – Мисс, вы не отодвинетесь в сторону?

– С какой стати? Мне и тут хорошо.

– Не подумайте ничего такого, – объявил мой собеседник, – я вообще-то ветеринар. Меня зовут Джонатан Мерсер, и я работаю в этой клинике. – Он махнул рукой, указывая сквозь пелену дождя куда-то через дорогу.

– А-а, – протянула я. – Получается, это ваш пациент?

– Ну да.

– И он от вас сбежал?

– Ну да. Вы ведь не собираетесь подавать на нас в суд? Я имею в виду, он же не напал на вас, не испугал, не…

Дождь стал стихать, стена его сделалась прозрачной, и я увидела, что клиника, о которой говорил незадачливый Джонатан Мерсер, была громадным зданием с помпезной вывеской над входом. Кроме того, я заметила на ветеринаре дорогие часы – такие может себе позволить даже не каждый доктор, который имеет дело с людьми.

– В вашей клинике случайно нет свободного места для девушки, которая любит животных? – поинтересовалась я невинным тоном.

(Позже Мерсер по секрету сообщил мне, что я говорила, многозначительно щурясь, и каждое мое слово словно вбивало гвоздь в его гроб.)

– Э… а вы любите животных? – несмело спросил он.

– Обожаю, – ответила я, утаив в уме окончание фразы: «особенно в виде котлет».

Хотя я не люблю котлеты, но кому интересна правда, когда представляется возможность красиво соврать? Пусть даже врать приходится самой себе.

– Кажется, нам нужна ассистентка, – помолчав, решился Мерсер. – Отвечать на телефонные звонки, напоминать клиентам о том, на какое время им назначено, и вообще…

– Тиграм напоминать? – не удержалась я.

– Нет, хозяевам, конечно. – Он улыбнулся. – А вы забавная, мисс… Как вас зовут?

– Зовите меня Клара, – велела я. – Дождь почти кончился? Ну что ж… Пошли, Тедди. Идем, малыш!

– Нет, так он не пойдет, он не пойдет! – вскинулся ветеринар.

Но я уже двинулась к клинике, а Тедди, помедлив немного, побежал за мной. При этом он не забыл обогнуть Джонатана Мерсера по широкой дуге.

2

Итак, случай в лице тигренка с медвежьим именем привел меня в клинику – и устроил на работу, которая, по правде говоря, была куда лучше той, которую мог предложить мне Сэм. Конечно, будь моя воля, я бы предпочла не работать, а жить на проценты с солидного капитала, путешествовать по миру и вообще ни в чем себе не отказывать, но когда вас зовут Кларинда Арден и у вас трижды менялись приемные семьи, надо снизить планку и стремиться прежде всего к тому, чтобы не околеть в канаве.

Благодаря чудесному Тедди призрак канавы отступил – по крайней мере временно. Я сняла жилье чуть лучше прежнего, починила машину и купила новые туфли. Государственный мозгоправ в свое время потратил немало усилий, доказывая, что я асоциальна, склонна к разрушению и все вокруг превращаю в хаос. Однако среди всех ассистенток клиники я оказалась самой пунктуальной. Я никогда не ошибалась в записях и помнила клички всех зверей, которых приносили к нам на прием. А животные попадались самые разные – от домашних варанов до фламинго из частного зоопарка и полицейской собаки с огнестрельным ранением. Собаку прооперировали, и она выжила. После того как ее, всю перебинтованную, снова привезли для проверки, все ли заживает как надо, я так обрадовалась, что не удержалась и выпалила:

– Дай лапку!

– Это не домашняя собака, мисс, – прогудел сопровождавший ее полицейский. Собака изумленно посмотрела на меня, но лапку дала.

– Вот! – гордо объявила я. – Она знает, как я за нее переживала!

Говорят, сущность человека проявляется в том, как он относится к животным. Я бы сказала, что все немного сложнее и присматриваться надо прежде всего к тому, как сами животные относятся к людям – и как в принципе себя ведут.

Я видела, как сытые, богатые, благополучные люди привозили издерганных, болезненных, истеричных питомцев, которые в их отсутствие почти приходили в норму, а когда хозяева приходили их забирать, возвращались в прежнее состояние. И наоборот – какой-нибудь с виду маргинал мог явиться на прием с собакой или кошкой, по поведению которой было ясно, что она полностью приручила своего обладателя и вообще – если мир вращается, то исключительно благодаря ей.

Надо сказать, что пребывание в должности ассистента и общение с ветеринарами и сотрудниками давало богатую пищу для размышлений. Я видела, как люди готовы были до последнего бороться за жизнь питомца, который угасал от тяжелой болезни, – и как другие люди обсуждали, не усыпить ли им здоровое животное, потому что они собираются отправиться в долгое путешествие, а брать его с собой не могут или не хотят. Много, очень много можно было понять о людях, наблюдая их отношение к животным и то, как сами животные относились к ним. И поэтому, когда в нашей клинике появилась Сандра Уистлер, я не стала делать никаких скоропалительных выводов – даже несмотря на то, что она мне совершенно не понравилась.

Собственно говоря, мисс Уистлер не могла понравиться ни одной здравомыслящей женщине на свете. У нее были пухлые губы, красивое лицо без единой морщинки, идеальная фигура, и как будто этого мало – она разъезжала на дорогущей машине, носила дизайнерские шмотки и расхаживала в умопомрачительных туфлях на шпильках. Было достаточно увидеть ее один раз, и у вас уже чесались руки дать ей лопатой по голове и закопать где-нибудь в пустыне вдали от посторонних глаз.

Правда, подобный поступок не помог бы вам заполучить ни ее губы, ни лицо, ни фигуру – и вообще был способен привести к таким неприятностям с правосудием, что вы бы предпочли забыть даже слово «лопата».

Под мышкой мисс Уистлер держала какое-то инопланетное создание с вытянутой мордочкой. Блестящие умные глаза посмотрели на меня, и я смутно подумала, что поторопилась с выводами и о пустыне тоже лучше забыть.

– Это уиппет, – гордо объявила мисс Уистлер и улыбнулась.

– Валентайн, не так ли? – Я уже упоминала, что не имею привычки забывать имена питомцев. – Какой красавец!

Мисс Уистлер опустила Валентайна на пол. Уиппет – разновидность борзых собак, у них тонкие длинные ноги и заостренные мордочки. Этот был белый с коричневыми пятнами, а шее его мог позавидовать любой лебедь.

– Гладьте, гладьте, не бойтесь, – подбодрила меня Сандра. – Он любит, когда его гладят.

– Я сегодня держала Наполеона, – призналась я. – Он не против кошек?

Наполеон – громадный мейн-кун бывшей жены одного сенатора. Этого императора котов периодически привозят к нам подстричь когти и подровнять шерсть. Характер у него тот еще, и Стив, ассистент Мерсера, уверяет, что, если я сначала почешу Наполеону спинку, он будет милостив к ветеринарам и не оторвет им головы, а всего лишь попытается откусить конечности. Жизнь работника ветеринарной клиники порой бывает чертовски непростой, и приходится выполнять и такие просьбы.

– Наполеон – это что, кот? – изумилась Сандра. – У меня один клиент, который… Короче, он любит, когда во время секса его так называют.

Я не стала заострять внимание на этой информации, потому что Валентайн приблизился ко мне и ткнулся носом мне в ладонь.

– Ого, – сказала Сандра, и в голосе ее прозвенело удивление. – Впервые вижу, чтобы он сам к кому-то подходил.

Я не знала, что можно на это ответить, и постаралась улыбнуться как можно шире. Люди – всегда люди, и никогда не угадаешь, когда им взбредет в голову испортить вам жизнь. Для этого может сгодиться и такой пустячный предлог, как излишнее внимание к вам собаки. По счастью, пришло время приема, и Сандра с Валентайном скрылись в кабинете.

После того случая я сталкивалась с Сандрой и ее питомцем еще несколько раз. Уиппет держался настоящим аристократом. Некоторые собаки, когда им подстригают когти, завывают так, что у людей неподготовленных легко могут сдать нервы. Но Валентайн вел себя практически безупречно. Лишь один раз, когда его вместо Сандры привезла какая-то девица в очках, он, очевидно, растерялся и стал скулить.

Вечером Сандра позвонила, чтобы узнать, все ли прошло гладко, и я не стала скрывать от нее, что Валентайн в ее отсутствие немного нервничал.

– Но я не могу приходить с ним каждый раз, – ответила она довольно резко. – У меня дела, у меня работа.

Воображение, которого я никогда не была лишена, тотчас стало подбрасывать мне всякие похабные картины. Поймите меня правильно: я не ханжа, но все-таки есть в нашем мире занятия, которые не следует называть работой таким серьезным тоном, как будто человек занимается спасением людей на пожаре или учит детишек в школе.

– Разумеется, мисс Уистлер, мы все понимаем, – сказала я, подпустив в голос сочувствия, готовности войти в положение, желания услужить и всего, на что только способен живущий от зарплаты до зарплаты человек. – Просто вы спросили, и я ответила. Без вас Валентайну было неуютно, хотя он знает нас; Стив – хороший ветеринар, и вообще…

– Да, конечно, – рассеянно проговорила Сандра. – Спасибо, мисс… э…

– Арден.

– Да, конечно.

И она повесила трубку.

3

Дня через три телефон зазвонил снова. Я бодро выпалила в трубку название нашей клиники и выразила готовность помочь во всем, что только не запрещено законом.

– Мисс Арден? Это Сандра Уистлер.

– Хозяйка прекрасного Валентайна, я помню.

Когти ему подстригли буквально на днях, в груминге он не нуждался. Интересно, по какому поводу она тогда звонит? Съел что-нибудь не то или проглотил нечто несъедобное? Такое с животными случается сплошь и рядом.

И Мерсер, и Стив могли рассказать не одну историю о том, что им доводилось вытаскивать из кишечников и желудков своих клиентов на свет божий, но первенство пока держал флегматичный пушистый кот-симпатяга, которого в клинике прозвали копилкой. Его специальностью было глотание монет, и однажды он ухитрился проглотить целых три. Дополнительную пикантность истории придает то, что его хозяйка пользовалась только карточками и совершенно непонятно, где он эти монеты брал и какие мечты лелеял, глотая их. Стив, у которого было отличное чувство юмора, предполагал, что кот всерьез намеревался отложить себе капитал на безбедную старость, но у него не имелось ни малейшего шанса открыть счет в банке, и поэтому он предпочитал хранить деньги, так сказать, при себе. Точнее, в себе.

– Э… гм… Скажите, Клара, могли бы вы прямо сейчас перезвонить мне со своего номера? – спросила Сандра. – Я так понимаю, все разговоры с телефона клиники записываются, а у меня к вам вопрос личного характера.

– Хорошо, – сказала я, – я сейчас перезвоню.

Может быть, ей надо отлучиться на несколько дней и она решила оставить на меня Валентайна? А почему нет, собственно? Поладить я с ним точно смогу лучше, чем та девица, которая после приема даже не сумела пристегнуть поводок.

– Мисс Уистлер, вы просили меня вам позвонить.

– Ах, да, Клара. Или Клер?

– Вообще-то Кларинда, – объявила я.

– Да? Отличное имя. – Я слегка напряглась, но в ее голосе не было и намека на иронию. – Я тут подумала насчет того, что вы мне сказали о Валентайне. Вы не против заработать лишнюю пару сотен?

– Долларов? – на всякий случай спросила я. Уточнять никогда не вредно, а то вдруг она имела в виду пару сотен неприятностей, к примеру.

– Ну конечно. Знаете что, приезжайте ко мне, и мы обо всем поговорим.

– Когда приезжать?

– Да прямо сегодня. Когда вы освободитесь?

Что-то в ее голосе мне не понравилось. Она говорила словно с заложенным носом и не совсем так, как обычно. И потом, к чему такая спешка?

С другой стороны, я все-таки круглая сирота с тремя приемными семьями в анамнезе, а это кое-что да значит. Не то чтобы я никого не боялась – это глупо, разумный страх помогает выжить в нашем непростом мире, – но обидеть меня можно, только переехав на танке. Дважды.

Она продиктовала адрес, но я, сверившись с картой в интернете, предупредила собеседницу, что не смогу приехать раньше десяти вечера.

– Хорошо, я буду ждать. Когда подъедете к дому, позвоните, я скажу консьержу, чтобы он вас пропустил.

Мысль о том, что я заявлюсь в дом с консьержем, мне понравилась, но я решила на всякий случай уточнить кое-что и залезла в интернет. Валентайн, конечно, замечательный пес, но уж не собираются ли меня втянуть в нечто криминальное?

Однако интернет мог предъявить мне только несколько ослепительных фото Сандры, которая улыбалась так, словно у нее было 64 зуба, и ее страницы в соцсетях, совершенно приличные, из которых я выяснила, что она любит балет и подписана на несколько пабликов музеев. Всегда подозревала, что люди, которые активно интересуются искусством, могут таить массу сюрпризов.

Улучив момент, я поймала Мерсера в коридоре.

– Джонатан, а это правда, что пишут про мисс Уистлер?

– В смысле? – удивился мой собеседник. Обычно он знал все про наших клиентов, но я не могла спросить у него в лоб, не замешана ли хозяйка Валентайна в чем-то предосудительном.

Слово «предосудительный» я вычитала в словаре, если что. Вообще, знание некоторых слов здорово поднимает самооценку. Беда только, что большинство думают, что это совсем другие слова.

– Ну, про нее всякое говорят, – неопределенно протянула я, – ты же понимаешь…

– Господи, Клара, ну, каждый зарабатывает как может. Она зарабатывает эскортом, но это ее дело.

– И полиция не имеет к ней претензий?

– Насколько мне известно, нет. А что?

– Так. Ничего.

Впрочем, это мне вовсе не помешало переложить пистолет из бардачка в карман куртки, когда через несколько часов я припарковала машину недалеко от дома Сандры. Видите ли, я не против доверять людям и в какой-нибудь другой, идеальной жизни я обязательно этим займусь. Но пока я живу в Лос-Анджелесе, я чувствую себя спокойнее со стволом под рукой, хоть он и достался мне не совсем законным путем.

4

Валентайн с лаем выбежал мне навстречу, покружился на месте и побежал обратно. Сначала меня озадачило, что Сандра, открывшая мне дверь, отошла в тень и стоит ко мне почти что спиной, но когда мисс Уистлер все же пришлось повернуть голову, я поняла, в чем дело.

– Заходи, Клара.

И мы оказались в гостиной, но кроме игрушек Валентайна, разбросанных повсюду, и картины на стене в ней не было ничего необычного. Картина изображала девушку в зеленом платье и перчатках, которая одной рукой придерживала шляпку. Тысячи картин изображают девушек в платьях – и без платьев, – но именно от этой нельзя было отвести взгляд.

– Это Тамара Лемпицка, – пояснила Сандра, видя, что я зачарованно таращусь на картину, – копия, конечно, – оригинал мне никак не потянуть. – Она усмехнулась.

Моя собеседница говорила слегка в нос, потому что он, судя по всему, был сломан, а под глазом красовался начинавший сходить фингал. Рот с одной стороны тоже распух, и явно не от инъекций красоты.

– Хорошо, что ты не делаешь, ну, как другие, – пробормотала Сандра, зорко наблюдая за мной. – Не охаешь, не причитаешь, не спрашиваешь, что со мной случилось, и вообще…

– Давай выпьем, – предложила я.

Вообще, мне не хотелось пить, но надо же было сказать что-нибудь ободряющее.

– Мне лучше не пить, – отозвалась Сандра. – У меня гастрит.

– Тогда не будем, – легко согласилась я. – Он был один?

– Нет. – Она поморщилась. – Долгая история. Я сама виновата, потому что… Понимаешь, в нашем мире ведь все обо всех известно. Кто на что способен. Я думала, что сумею удержать ситуацию под контролем. Но не удержала.

Значит, вот какой ценой иногда даются квартиры вроде той, в которой я находилась, дизайнерские шмотки и дорогие машины. Я покопалась в своей душе и попыталась отыскать там хоть гран сочувствия. Его не нашлось, что не помешало мне сделать понимающее лицо.

Валентайн обежал вокруг дивана и ткнулся носом мне в ладонь. Я рассеянно его погладила. Если мисс Уистлер временно потеряла работу – а судя по внешнему виду, иначе и быть не могло, – вряд ли ей требовался кто-то, чтобы заботиться о собаке. Тогда что? Зачем она позвала меня?

– Скажи, Кларинда, ты ведь не против подзаработать?

Когда-нибудь я все-таки сменю это имя. Бесит, когда меня так называют. Особенно женщины.

– Все зависит от работы. – Когда правда не может тебе повредить, не стесняйся ее говорить.

– Ты свободна завтра вечером?

– Вечером – со скольки именно?

– С семи часов. Плюс-минус.

– Кажется, свободна. Это ведь не имеет отношения к вашей собаке?

– Нет, я просто упомянула о Валентайне по телефону, потому что мне не хотелось… В общем, некоторые вещи лучше обсуждать с глазу на глаз, понимаешь?

– Понимаю. А в чем все-таки дело?

Сандра задумчиво покусала губы. Она явно выдерживала паузу, и я решила ей не мешать.

– Что ты думаешь об эскорте? – наконец спросила она.

– Ты мне предлагаешь им заняться?

Где-то в моей родословной притаился кто-то очень въедливый, и стоит мне ослабить внимание, как он тут как тут. Это создает определенные неудобства, потому что в целом люди не любят вопросы в лоб. Но моему неизвестному предку начхать на такие тонкости.

– Я хочу, чтобы ты подменила меня, – объявила Сандра. – Один раз.

Я открыла рот, чтобы высказать все, что думаю о ее предложении. Люди не врут – жизнь в Лос-Анджелесе открывает невероятные перспективы. Взять хотя бы меня: работаешь себе ассистенткой в ветеринарной клинике, иногда приходится гладить свирепых котиков размером с газонокосилку, и тут ни с того ни с сего тебе предлагают заняться проституцией.

– Я заплачу тебе тысячу долларов, – добавила Сандра.

Я закрыла рот.

Тысяча долларов. Во-первых, эта сумма похожа на деньги. Но во-вторых…

Валентайн схватил мячик и принес мне. Я бросила мячик в угол комнаты, и пес побежал за ним.

– Видишь ли, – начала я, выбирая слова тщательнее, чем обычно, – если клиент попытается вести себя со мной как с тобой – не обижайся, пожалуйста, но ваше агентство недосчитается клиента. Кроме того, разве можно посылать вместо себя кого-то, кто в агентстве не состоит?

– Это не совсем агентство, – пробормотала Сандра. – То есть оно не имеет отношения к заказу.

– А что тогда? Подряд по знакомству?

– Ну, почти. Слушай, там клиент не садист какой-нибудь, я тебя уверяю.

– Ха, – сказала я, глядя на ее нос.

– Хороший клиент, – проговорила она с нажимом.

– В смысле? Дает деньги за так? За одно сопровождение без секса?

– Вот именно.

– Совсем без секса?

– Вообще. Идеальный клиент. Правда, мозг выносит.

Вот, начинается. Так я и знала: когда появляется слово «идеальный», следом за ним возникает что-нибудь настолько отвратное, что и думать о нем не хочется.

– Ложечкой из головы выскребает? – хмыкнула я.

– Боже, какие у тебя фантазии. Нет, он просто любит поговорить. Ты удивишься, сколько таких на самом деле. И даже очень успешные мужики.

– Хорошо за восемьдесят. – В беседу снова встрял мой невыносимый предок.

– Не обязательно. Знаешь, сейчас куда ни плюнь, везде секс: и в сериалах, и в рекламе, и где угодно, а на самом деле мы-то видим, что люди к сексу остыли. В смысле, посмотреть горячую киношку, анекдот похабный рассказать – это да. А так – мужикам интереснее зарабатывать деньги и в игры компьютерные сражаться.

«В общем, ты на грани разорения, бедняжка», – хотел съязвить мой предок, но тут я его все-таки заткнула. Как-никак мне пообещали тысячу долларов, а такая фраза могла мне этой тысячи стоить.

– Мне нужны подробности, – объявила я. – Сколько ему лет?

– Двадцать девять.

Лучше бы восемьдесят, конечно. Тогда я точно сумею с ним справиться, если что-то пойдет не так.

– Он программист, – продолжала Сандра, – очень крутой.

Мир заиграл новыми красками. Программист – почти наверняка хлюпик. В общем, я почти была готова согласиться.

– Две тысячи баксов, – решилась я.

– Ой, Клара. – Моя собеседница прищурилась и сразу стала выглядеть старше лет этак на десять.

– Две тысячи – и по рукам.

«И я точно не отстрелю ему башку», – добавила я про себя, но вслух этого не сказала. Я не была в восторге от того, во что меня втягивали, но знала, что в случае чего сумею за себя постоять.

– Полторы, – объявила Сандра.

Мы поторговались еще немного и сошлись на тысяче семистах.

– Я дам тебе несколько советов, – добавила Сандра. – Не обижайся, но с бровями придется что-то сделать, такие брови сейчас не в моде. И, конечно, никаких кед, только каблуки.

Я поглядела на свою обувь и тихо вздохнула.

– А платье?

– Тебе подберут, и туфли тоже. Я звякну знакомой, которая работает в бутике. Только учти, скорее всего, платье будет шелковое. Лучше, чтобы на него не попадали брызги шампанского и не падала икра. Ну и вообще… Платье придется вернуть, и обувь тоже.

– Так вечер будет с икрой и шампанским? – спросила я.

– О, чего только там не будет. И голливудские звезды тоже будут. Может, удастся с кем-нибудь познакомиться. Тебе кто из них нравится?

– Никто, – ответила я.

– Почему? – Она изобразила на лице изумление, хотя ее абсолютно не должен был волновать ответ на этот вопрос.

– Не люблю людей, которые изображают других людей. – Тут я решила, что пора все-таки сменить тему. – Я только одного не понимаю. Почему ты выбрала именно меня? У тебя же должна быть масса подружек… ну, по бизнесу, так сказать.

Сандра некоторое время изучала мое лицо, потом усмехнулась и откинулась на спинку дивана.

– Ты понравилась моей собаке, – сказала она. – Это значит, что ты… ну, нормальный человек.

Я молча таращилась на нее, временно утратив дар речи.

– Слушай, – продолжала она, – я надеюсь, что потом еще буду иметь дело с этим клиентом, и я не хочу, чтобы его увели. Понимаешь? Это очень хороший клиент, выгодный, ничего не требует. Ну, говорит всякое, но это ерунда, на самом деле.

– Про несчастное детство небось рассказывает? – предположила я наугад.

– Вроде того. У него родители погибли в авиакатастрофе, его воспитала тетка, то есть не воспитала, а засунула в какую-то школу, католическую или типа того. Он там болтался круглый год, а она сама путешествовала по миру. В общем, сложно ему пришлось, – добавила Сандра.

– Ну надо же, какие страдания, – вздохнула я. – Католические школы дорогие, и образование там ого-го. Пожил бы он в семье, где били по рукам за то, что посмела взять сладкое печенье…

– Что?

– Да так, ничего. – Я заставила себя улыбнуться. – Начнем с бровей или с платья? А может быть, обсудим аванс?

5

Брови мне позже нарисовали что надо, но в жизни, когда вам говорят, что надо изменить всего лишь одну деталь – «незначительную, ей-богу, и много времени это не займет», – всегда выясняется, что менять придется чуть ли не все. Оказалось, что огромное внимание в эскорте уделяется волосам, причем не только тем, что на голове, но и на других частях тела. Макияж тоже должен быть наложен определенным образом, да и маникюр следует делать только такой, какой сейчас востребован в профессии.

Все эти процедуры в Лос-Анджелесе стоят не сказать чтобы дешево, но Сандра каким-то образом ухитрилась задействовать свои связи и добилась-таки того, чтобы мне все сделали бесплатно, в качестве одолжения ей лично. Утешило меня и то, что губы мне милостиво разрешили оставить свои.

– Хороший у тебя мастер, – похвалила их Сандра, – видно, что стремится к натуральности. В принципе, надо бы немного пухлее, но сойдет и так.

Я открыла уже рот, чтобы сказать, что это мои собственные губы, без всяких косметических процедур, но передумала и рот закрыла. А то мало ли.

Туфли мне подобрали роскошные, но они явно решили, что обязательно натрут мне ноги, и двигаться в них пришлось осторожно. Зеркальный лифт бесшумно вез меня на верхний этаж здания, в котором жил многообещающий программист Джерролд Деккер. Я разглядывала свое отражение и не верила, что это я.

Короткое открытое платье из красного гипюра было соблазном в чистом виде. В придачу к нему я получила маленькую сумочку, в которую можно было положить разве что телефон, презервативы и помаду. До сих пор не понимаю, как я ухитрилась вместо помады запихнуть туда ствол, но мне это удалось. Впрочем, после того, как я выжила и не сломалась в трех приемных семьях, где собрались психи и уроды всех мастей, это казалось сущим пустяком.

Дверь открыл молодой мускулистый брюнет, одетый в белый свитшот, голубые драные джинсы и заковыристые татуировки. У него были потрясающие зеленые глаза, тонкие черты лица и рот, форме которого позавидовала бы любая голливудская звезда. Я поглядела на него и вздохнула. Черт возьми, почему по-настоящему красивым людям никогда не везет? Небось служит у Деккера охранником, до смерти боится потерять свое место, лебезит и будет сейчас меня обыскивать. Еще и объясняться придется, что в моей сумочке делает пистолет.

– Привет, – сказала я весело, – а мистер Деккер дома?

– Вы девушка из эскорта? – спросил он таким тоном, словно я пришла не в красном открытом платье, а в костюме монашки.

– Нет, пиццу разношу, – отозвалась я, крутя сумочку в руке и глядя собеседнику прямо в глаза.

– А где пицца?

– У нее выросли ноги, и она сбежала. Я пошутила, – пояснила я, так как он пристально смотрел на меня, и я не была уверена, что моя шутка до него дошла.

– Я понял. Заходи. – И без паузы: – Кстати, Джерролд Деккер – это я.

Я перестала улыбаться. Между нами было, наверное, всего полшага, но я почувствовала, как его словно окружает невидимая стена. Есть такие люди – они могут казаться любезными, отзывчивыми и вообще приятными, но от них веет отчужденностью и холодом. Стоящий передо мной человек был именно таким.

– Черт, – выпалила я.

– В смысле?

– А?

– Ну то, что ты только что сказала, что это значит?

Боже, так он еще и зануда. Но тут я увидела искорки в зеленых глазах – и поняла, что мой собеседник забавляется.

– Я думала, что ты выглядишь, как типичный программист, – объяснила я.

– А что, типичные программисты выглядят как-то особенно? Ты многих из них знаешь?

Я подумала, что тетке, которая его воспитала, перевалило за семьдесят, и от нее он воспринял худшие старческие черты. Нельзя же в таком возрасте и с такой внешностью быть настолько въедливым.

Или можно?

– Понимаешь, – начала я, – люди, с которыми я имею дело…

– Да?

– Ну, они обычно выглядят не лучше рулона туалетной бумаги, которую пожевала собака. А ты… ну… очень даже ничего.

Несколько мгновений он изучал меня взглядом. Потом его губы изогнулись в улыбке, и я поймала себя на мысли, что хочу их поцеловать. Но, скорее всего, это было бы непрофессионально.

Как же на этом свете все сложно, черт возьми.

– Только не вздумай в меня влюбиться, – объявил Джерролд, и в его зеленых глазах полыхнули огонечки вызова.

– Даже не надейся, – парировала я. – Если ты не заметил, я девушка не про любовь, а про совсем другое.

Он фыркнул. Тем временем я уже успела войти в квартиру и стала оглядываться. Бардак, который царил вокруг, некоторые писатели поспешили бы окрестить «творческим беспорядком», хотя это был именно бардак в чистом виде. Упаковки от пиццы надо выбрасывать, а одежду хранить лучше в шкафах, а не бросать как попало на стулья и на пол. Где-то в моей родословной притаилась Великая чистюля, и ее (а значит, и меня тоже) коробит от таких вещей. Но тут я осознала, что Деккер крайне внимательно наблюдает за мной, и поспешила улыбнуться так широко, что у меня аж заболели мышцы, причем на затылке.

– Извини, я забыл, как тебя зовут, – сказал он.

– Кларинда. – Я не видела смысла скрываться.

– Ну и странный ник ты выбрала, – протянул зеленоглазый красавец. – Я-то готов поклясться, что тебя зовут как-нибудь совсем просто. Ну там Джейн или Эмили.

Слушая его, я окончательно поняла, что никогда не стану менять свое имя. Ни за что.

– А как насчет тебя? – поинтересовалась я. – Насколько я помню, Джерролд тоже не самое простое имя.

– Но оно мое. А ты же не будешь утверждать, что тебя действительно зовут Кларинда?

Интересное ощущение – стоишь напротив молодого красивого мужика при деньгах, и все, чего тебе хочется, это посильнее хлопнуть дверью и уйти. Тут я очень кстати вспомнила, как мне выдирали лишние волосы в не скажу каких местах^[23], и решила, что эта жертва все-таки не должна быть напрасной.

– Ты угадал, меня зовут Джейн, – объявила я. – Но в нашей профессии это имя не котируется.

Джерролд расплылся в улыбке.

– Надо же, я так и знал. Ты ведь не так давно занимаешься этим делом? У тебя не очень уверенный вид. Тебя предупреждали насчет моих требований?

– Кхм… Ну я типа сопровождаю тебя на какой-то званый вечер, и все. Только сопровождаю.

Щас обязательно выяснится какой-нибудь подвох, шепнул мой внутренний голос. Принадлежал он какому-то моему предку-параноику, благодаря которому я, однако, до сих пор была в живых.

– Вот именно, – сказал Деккер в ответ на мои слова. – И я же просил, чтобы платье было поприличнее.

О черт.

– Там собираются такие люди… – продолжал он. – Хотя с другой стороны… будет забавно увидеть их физиономии. И ноги у тебя красивые.

Я приосанилась. Ну надо же, мистер Замкнутость умеет делать комплименты. Кто бы мог подумать.

– А что это вообще за вечер? – спросила я. – Кто его устраивает?

– Стрэттон, – ответил мой собеседник. Я замерла – Стрэттону принадлежит крупнейшая компания, которая владеет популярнейшими соцсетями в мире. – Он хочет купить мой «Вельд».

– Прости, купить что?

– Мессенджер, который я разработал. Принципиально новая штука. – Деккер оживился, говоря о своей работе. – Там можно не только отправлять сообщения, но и смотреть видео, слушать музыку, устраивать видеоконференции… Короче, такой мессенджер будущего.

– И его придумал ты?

– Я.

– Ну ты молодец, – сказала я. Совершенно искренне – люблю людей, которые сами что-то из себя представляют, без помощи мам, пап и прочих подстилателей соломки. Деккер скользнул взглядом по моему лицу и усмехнулся.

– Не все так просто. Стрэттон хочет получить его задешево.

– Так не продавай, – мгновенно ответила я.

– М-м, – неопределенно протянул Джерролд. Он менялся на глазах, его замкнутость и настороженность куда-то отступали. – Понимаешь, возникает много проблем… Авторские права, например. Я же упоминал о музыке… Это очень непросто. Ну и, кроме того, спецслужбы, конечно.

– Какие еще спецслужбы?

– Ты что, Джейн? Мессенджеры – это же информация. В наш век информация стоит дороже всего. Все, что ты делаешь в интернете, может стать достоянием третьих лиц. Что бы тебе ни говорили о конфиденциальности и прочем, все это брехня. Есть методики, которые позволяют составить портрет человека только по лайкам, которые он ставит. Даже если он вообще ничего не пишет. Для спецслужб очень важно контролировать всех и вся. И для государства тоже.

– Господи, какой ужас, – пробормотала я. – Завтра же уберу из интернета фото, как я глажу кота, а то вдруг кто-нибудь сделает вывод, что я это самое… общественно опасная личность, или как это называется. – Я еще раз оглядела царивший вокруг бардак. – Слушай, а у тебя кто-нибудь есть?

– В смысле девушка?

– Нет, я не об этом. Собака или кот. Или попугай, например.

– Еще животных мне тут не хватало. Они же будут везде гадить. Зачем мне это?

Ну да, если бы кто-то еще начал тут гадить, то ситуация стала бы катастрофической. Я зареклась смотреть в сторону ноутбука на столе, потому что зрелище это было не для слабонервных, но мне все-таки пришлось поглядеть туда. Горы кофейных стаканчиков, упаковок от готовой еды, соломинок почти закрывали экран. Деккер заметил выражение моего лица и усмехнулся.

– Мне надо переодеться, а то мы уже опаздываем… Хотя на такие вечеринки все равно никто к началу не приезжает, – добавил он.

У него зазвонил сотовый, и Джерролд удалился в другую комнату, чтобы ответить на звонок. Я посмотрела на захламленный диван и пошла на приступ, который позволил мне расчистить примерно квадратный фут пространства, куда я и села и сняла туфли. Невзначай я опять бросила взгляд на стол, после чего мне немедленно захотелось выпить. Но тут вошел Деккер – босиком и с голым торсом, и у меня пересохло во рту.

У него была идеальная фигура – о черт, я, кажется, употребила слово «идеальная»? В общем, в этом случае оно совершенно к месту и не таит никаких подвохов. Многие самовлюбленные люди придают значение внешности, но тут человек явно перещеголял всех в стремлении к совершенству. Чтобы иметь такую фигуру, надо было приложить немало усилий. Зато теперь понятно, отчего у Джерролда дома такой беспорядок: стоит зациклиться на одном, обязательно не хватит времени на другое.

– Слушай, ты не думал сниматься в кино? – пропищала я, откашлявшись.

– А ты забавная, Джейн. Зачем мне это? Актеры получают гроши по сравнению с тем, что имеют продюсеры. Да и вообще лицедейство – профессия прошлого. В отличие от айтишника.

От человека, который запросто употребляет в разговоре слово лицедейство, можно ждать чего угодно, и на всякий случай я стиснула сумочку покрепче.

– Тут где-то была светлая рубашка, – добавил Джерролд, – ты ее не видишь?

Я перестала таращиться на дивные кубики на его прессе, покопалась в куче рядом со мной и подала ему требуемое.

– Если тебе нужна туалетная вода, – добавила я, – она на толстой книжке в том углу.

– Спасибо, милая, – произнес он таким тоном, что мне захотелось спустить его примерно с тридцатого этажа. Но так как мы находились только на двадцать шестом, пришлось смириться и смотреть, как он аккуратно, пуговица за пуговицей, застегивает рубашку.

6

– Разумеется, я не буду уступать Стрэттону, – говорил Джерролд, когда мы ехали в лимузине на вечеринку. – И «Вельд» я ему за так не продам.

Я пыталась отвлечь себя мыслями о шампанском, которое будет литься рекой, но вообще-то больше всего мне хотелось скинуть платье. Причем немедленно.

Сандра обещала мне платье из шелка, но в итоге пришлось облачиться в гипюровое, которое оказалось сделано из черт знает какой искусственной дряни. Разгуливая в хлопчатобумажной майке и джинсах, я не замечала за собой аллергии, но стоило мне нацепить эту красоту за две тысячи долларов, как у меня стала зудеть кожа, и чем дальше, тем сильнее.

Я заерзала на сиденье, но наткнулась на пристальный взгляд зеленых глаз – и замерла.

– В конце концов, – продолжал Деккер, – я могу продать мою разработку кому угодно, хоть китайцам, хоть арабам.

Абсолютный и законченный эгоист, мелькнуло у меня в голове. Только о себе и способен говорить. Все остальное ему неинтересно. Вот, собственно, и разгадка той отчужденности, которую он источал. Но какие у него губы, черт побери. Если бы он только вел себя… ну, хотя бы чуть-чуть по-человечески…

– А они заинтересованы? – промямлила я.

– Ну, тут есть нюансы, – усмехнулся мой собеседник. – Китайцы вообще предпочитают красть, они не любят платить деньги за разработки. Да и не только китайцы, честно говоря. Такая сфера – стоит чуть-чуть зазеваться, и тебя обули.

– Какой кошмар, – вырвалось у меня.

– Да, в нашей сфере очень сильное давление на людей, которые в ней работают, – хмыкнул Джерролд. – Если я тебе расскажу, как мне угрожали, ты не поверишь.

– Тебе угрожали? Почему?

– Ну, потому, что я не желаю играть по их правилам. То, что я придумал, это потенциально миллиарды для экономики и одновременно источник данных для тех, кого эти данные интересуют. Так что…

– Странно, что тебе угрожали, а ты ходишь без охраны, – вырвалось у меня.

Зеленые глаза сверкнули.

– Ну, все не настолько серьезно, Джейн…

– Кларинда.

– Окей, Кларинда. Знаешь, с тобой легко общаться. Ты умеешь слушать.

М-да. Сейчас он еще предложит мне быть друзьями. Мог бы сказать, какие у меня красивые коленки, или глаза, или еще какие-нибудь части тела. И зачем я, спрашивается, подалась в эскортницы – для того, чтобы слушать разговоры о программных продуктах? Кошмар, да и только.

– Вообще, я не люблю людей, – продолжал мой собеседник, – и общаться с ними не люблю.

– Что так?

– Считай, что я всех вижу насквозь. Ты, например, думаешь, что я ничего так чувак, но это лишь потому, что у меня есть деньги. Не будь у меня денег, ты бы даже внимания не меня не обратила.

– Это что-то из современной психологии? – напряглась я. – Нет никаких «если бы». Мы сидим в машине, машину ведет твой шофер, небо наверху, земля внизу. Тебе точно надо завести собаку.

– Нет, ну слушай…

– Лучше, конечно, кота. Кот тебе сразу докажет, что никакой психологии не существует, а если и существует, то она не работает или работает совсем не так.

– Я так понимаю, у тебя есть кот, – улыбнулся Джерролд.

Когда он хоть на мгновение забывал, что стоит в центре своего мира, и улыбался просто по-человечески, от этого можно было растаять, как масло на сковородке. Я заерзала на сиденье.

– Нет, – отрезала я. – Ты думаешь, что всех видишь насквозь, но ты даже такую простую вещь определить не можешь. Если бы у меня был кот, я бы уже затрахала тебя его фотками. И если бы ты не согласился, что он чудо, я бы…

– Ну и кто только что говорил, что нет никаких «если бы»?

А ведь он меня подловил. Я открыла рот, чтобы сказать – ну, хоть что-нибудь, но именно в это мгновение все и произошло.

Завизжали тормоза, машину занесло, потащило куда-то вбок, я завопила, меня дернуло вперед, потом впечатало в сиденье, но ремень безопасности держал меня крепко, а я, в свою очередь, зачем-то держала сумочку.

Машина остановилась, потом грохнула дверца, и мне показалось, что шофера Деккера просто выдернули из салона, как рыбку из консервной банки. Потом дверца распахнулась с моей стороны, и я уставилась на дуло пистолета, который держала рука в перчатке.

– Мать твою, – обладатель руки выругался по-испански, – тут баба!

Вместо последнего слова он произнес другое, тоже на букву «б», но более энергичное.

– Если вам нужны деньги, – быстро проговорил Джерролд, – я все отдам.

Меня всю трясло, а он мгновенно принял решение: не сопротивляться, не злить бандитов и вообще не усугублять. Очень разумно, надо отдать ему должное.

– Вылезайте из машины, – велел скучающий голос, доносившийся снаружи. Это был другой человек, не тот, который держал оружие.

– Вы нас убьете? – пропищала я, возясь с ремнем безопасности.

– Нет, просто объясню мистеру Деккеру кое-что.

– Вы меня знаете? – напряженно спросил Джерролд.

– У меня сломался каблук, – простонала я. Сняла туфлю и, держа ее в руке, выбралась из машины.

Деккер вышел следом за мной. Оглядевшись, я была вынуждена признать, что место для засады выбрано идеально. Трое нападавших, один держит на прицеле шофера, который лежит на земле и делает вид, что ему страшно. А ведь это именно он завез нас на этот глухой участок дороги. Все интереснее и интереснее, однако.

– Я вам все отдам, не надо ее трогать, – мрачно сказал Джерролд. Я даже не сразу сообразила, что он имеет в виду меня.

– А ее никто и не собирается трогать, – отозвался главарь нападавших. – Мы просто совершим небольшую прогулку. По вельду.

Намек был чрезвычайно весомый. Вообще вельд – нечто вроде африканской степи, только вот говорящий упустил из виду, что находились мы совсем не в Африке, а в куда менее безопасном месте. По крайней мере, я чувствовала, что мне очень хочется сделать его таким.

– Какая прогулка, – заныла я, – у меня каблук…

Не могу сказать, что я точно рассчитала момент, но, вероятно, среди моих предков нашелся и такой, который не имел привычки давать себя в обиду. Р-раз – и ближайший бандит получил удар туфлей в лицо. Каблук, кстати, был цел и вовсе не сломался, о чем свидетельствовал отчаянный вопль. Два – я отшвырнула туфлю и выхватила пистолет.

Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.

– Джерролд, за руль, живо! Шофера бросаем, он с ними заодно!

Но туфлю я оставлять не стала – я все-таки подобрала ее, пока трое нападавших корчились на земле. Иначе мне пришлось бы заплатить за обувь 800 долларов из своего кармана, а я была совсем не уверена, что в результате сегодняшнего сногсшибательного дебюта в эскорте получу что-то, кроме неприятностей.

7

– Я думал, такое бывает только в кино! – вырвалось у Джерролда, пока мы мчались на помятом лимузине обратно.

– Они не едут за нами?

– Нет.

– Кто это был? – спросила я.

– Кто угодно. Люди Стрэттона или другие – они тоже давили на меня, чтобы я сбавил цену на мессенджер. Не знаю. – Глаза у Джерролда горели, он похорошел еще больше, хотя это казалось почти невозможным. – Откуда у тебя ствол?

Я пожала плечами.

– Брат подарил.

Ничего он мне никогда не дарил, но сейчас это вряд ли важно. Пистолет я украла, когда ко мне стал приставать очередной приемный родственник. Оружию этому я дала имя (не скажу какое), и вообще оно было мне как друг. Пару раз оно выручало меня в серьезных переделках, но тогда до стрельбы дело не доходило. Зато сейчас дошло – и все потому, что я решила заработать тысячу семьсот баксов. Некоторые деньги и впрямь даются чертовски нелегко.

– Ты цела? – спросил Джерролд. – Тот говнюк успел выстрелить в тебя…

– Все в порядке, – буркнула я. Прежде чем заметила, что пуля все-таки достигла цели, только застряла она в смартфоне.

К огромному счастью для меня.

– Не могу поверить, что ты работаешь в эскорте, – объявил Джерролд, глядя на меня сияющими глазами.

Я уже открыла рот, чтобы сказать, что я не работаю в эскорте, а согласилась подменить случайную знакомую, потому что ее собака просто прелесть. Но даже если предположить, что Джерролд поверил бы в это, дальше пришлось бы объяснять, откуда у меня взялся пистолет и зачем я прихватила его с собой.

Волна адреналина схлынула, и я вновь обрела способность рассуждать логически. На нас напали, я стала обороняться и в процессе обороны ранила трех человек. Вообще я не собиралась никого убивать, но очень трудно объяснить это мишеням и еще труднее – добиться, чтобы они стояли смирно.

Как бы там ни было, один из нападавших, судя по всему, был ранен довольно серьезно, а у меня даже нет разрешения на оружие. Черт его знает, на кого эти ребята работали. В Лос-Анджелесе юристов как собак нерезаных, и опытному крючкотвору вполне по силам будет доказать, что мне и моему спутнику угрожали оружием исключительно потому, что хотели, чтобы мы вышли из машины понюхать цветочки.

Джерролду, разумеется, вполне по силам найти адвоката, который в случае чего его защитит, и нанять с сегодняшнего дня охрану. А вот что буду делать я – большой вопрос.

– На тебе лица нет, – сказал мой спутник.

Разумеется, потому что я только что осознала, что у меня вообще никогда не было желания заняться эскортом. Надо было работать с Мерсером, слушать шутки Стива и гладить мейн-куна Наполеона, который, несмотря на свои человекоубийственные порывы, всегда норовил повернуться так, чтобы мне было удобнее чесать ему спинку. Зверям можно доверять – до известного предела, разумеется. Людям доверять нельзя. Потому что тебе обещают вечеринку с икрой, шампанским и голливудскими звездами, а в итоге ты оказываешься в таком дерьме, что непонятно, как теперь его разгрести.

– Я сейчас позвоню в полицию, – проговорил Джерролд. – Пусть с этими уродами разберутся.

– Да ну?

– Что «да ну»?

– Ты уверен, что тебе надо звать полицию?

Все-таки он думал очень быстро. Обычно люди проходят через некоторое количество промежуточных стадий, в которых нередко вязнут, как мухи в сиропе. По тому, как сверкнули глаза Джерролда, я поняла, что он кое о чем догадался. Ну, например, что у меня нет особого желания объясняться с полицейскими.

– Ладно, я сначала поговорю с Рут, – заявил он.

– Рут – это кто?

– В общем и целом она моя семья.

Я вспомнила, что из родных у него осталась только тетка. Интересно, что в его квартире, довольно просторной, несмотря на горы заполняющего ее хлама, я не видела ее фотографий. И несмотря на это, она была первым человеком, у которого он решил спросить совета по поводу того, что случилось.

Никто не подстерегал нас ни возле дома, ни в квартире Джерролда, и я удрала в ванную комнату – меня подташнивало из-за сознания того, что пришлось стрелять в людей. Одновременно меня очень заботило, как бы не испачкать платье, потому что выплачивать его стоимость я вовсе не собиралась.

Прополоскав рот и умыв лицо, я растерянно уставилась на свое отражение. Тушь не текла, и вообще макияж держался как прибитый, не считая того, что немного поплыла помада. Тут я все-таки заметила на платье небольшое пятно, тихо взвыла, чертыхнулась, расстегнула молнию и сняла его. Пришлось повозиться, чтобы устранить неприятность, и я так увлеклась этим занятием, что не заметила, как в ванной появился Джерролд.

Так вот, картина: я стою босиком, в одном белье, а в двух шагах от меня – красивый мужик, чей рот прямо-таки создан для поцелуев.

– А, черт! – вырвалось у меня, и я отбросила платье в сторону.

В следующее мгновение Джерролд обхватил меня и притянул к себе. Я физически ощутила силу его рук, теплоту его тела, даже услышала, как стучит сердце у него в груди. У меня перехватило дыхание.

– Я надеюсь, ты не будешь в меня стрелять? – шепнул он, зарываясь подбородком в мои волосы.

– Что? Да ну тебя!

Но меня разобрал смех.

– Ты поговорил с… – начала я.

– Она пока не может говорить, Рут сказала, что перезвонит. В любом случае, Стрэттон это был или не Стрэттон, он еще пожалеет… Я тебе говорил, что моя тетка знакома со всеми, кто хоть что-то представляет из себя в этой стране?

– Нет. – Не удержавшись, я провела пальцами по его губам. Он перехватил мою руку, но мешать не стал.

– Ну вот теперь ты знаешь, маленькая храбрая Джейн.

– Кларинда, – поправила я.

И все словно замедлилось.

Пальцы его свободной руки сжимают мое бедро, проскальзывают под трусики. Колени у меня подгибаются. Взгляд зеленых глаз гипнотизирует меня, а в следующее мгновение его горячие губы накрывают мои.

Я запускаю пальцы в его волосы и притягиваю к себе его голову. От поцелуя по телу словно разлетаются электрические искорки, и я забываю обо всем на свете. Наши языки переплетаются, а когда мы все-таки отрываемся друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, Джерролд приподнимает меня, позволяя моим ногам обхватить его талию.

Он очень возбужден, и я это чувствую. Куда девалась окружавшая его стена отчуждения? Должно быть, туда же, куда и мой лифчик, который я скинула, и он помятой красной тряпочкой валяется на полу.

Джерролд целует мои соски, я хочу расстегнуть его молнию, но он справляется с этим сам, и мы сливаемся в таком страстном поцелуе, от которого все здешние зеркала должны были бы треснуть, если бы у них была хоть капля совести.

– Презер… – шепчу я, на мгновение вернувшись с небес на землю.

– Сейчас.

Джерролд сажает меня на край ванны, с грохотом выдвигается какой-то ящик, я помогаю своему любовнику раскатать презерватив по члену и окончательно избавиться от одежды, причем рубашка расстегиваться не хочет, и я сдергиваю ее с него так, что отлетают пуговицы. Это вызывает у нас обоих приступ смеха, который только усиливает предвкушение оргазма.

Я целую Джерролда и испускаю хриплый стон, когда он разводит мои ноги своими. Наши языки вновь сплетаются, волна желания захлестывает нас и увлекает за собой, Джерролд рывком входит в меня, глубже – еще глубже – и я задыхаюсь, дрожа от наслаждения. Кажется, я оцарапала его спину, вцепившись в нее ногтями. Я отвожу руку, и Джерролд на мгновение отрывается от моих губ.

– Нет, все хорошо, продолжай… – шепчет он.

Его глаза затуманены, и они уже не зеленые, а какого-то сине-зеленого оттенка, который мне безумно нравится. Джерролд ускоряется, испускает хриплый стон, кончает, я кончаю, в голове моей пляшут фейерверки, а колени подгибаются от наслаждения.

А потом мы услышали, как звонит телефон.

Джерролд вздохнул.

– Черт… Я только отвечу на звонок.

Он вышел. Губы у меня распухли, тело сладко ныло. Я заметила фен и высушила ту часть платья, с которой смывала пятно, потом натянула одежду на себя. Джерролд все не шел. Я вышла из ванной и двинулась к комнатам. Кажется, он до сих пор общался по телефону.

– Говорю тебе, я не знаю, откуда у нее оружие… Слушай, Рут, я не хочу, чтобы ты приехала и допрашивала ее. Со всем уважением, но ты не умеешь обращаться с людьми. Нет, я…

Он замолчал, слушая то, что ему говорила невидимая собеседница. Стараясь ступать как можно тише, я подобрала свою сумочку, прихватила туфли и двинулась к дверям.

А потом я сбежала. Не оглядываясь, потому что запретила себе оглядываться.

8

Залечь на дно можно разными способами, и, конечно, первым моим желанием было сбежать куда подальше, но надо смотреть правде в глаза – бежать мне было особо некуда.

Кроме того, хотя происшествия в Лос-Анджелесе обычно освещаются широко, почему-то нигде не мелькнуло и намека на трех человек, которые словили пули, любуясь на звезды мирным калифорнийским вечерком. Я решила, что это хороший знак, и приободрилась. Кто бы ни нанял этих людей, у него могли иметься свои причины, чтобы не поднимать шума и попытаться сохранить все в тайне.

Сандру я попросила никому обо мне не говорить, кто бы меня ни искал. Подробности случившегося я ей рассказывать не стала, ограничившись намеком, что все было совсем не так, как она обещала. Но она оказалась настоящей профессионалкой и сразу же догадалась, что между мной и Джерролдом что-то произошло.

По-моему, ей это очень не понравилось, и я даже не удивилась, когда некоторое время спустя она сменила клинику и перестала приводить к нам Валентайна. Мне, конечно, было жаль, но к нам приносили и приводили на прием столько животных, что буквально было некогда дух перевести. Тем более что я уже получила среди хозяев некоторую известность как «мисс, которая отлично ладит с любыми питомцами», и у нас отбоя не стало от клиентов.

Что касается Джерролда, то я запретила себе о нем думать. Конечно, он мне очень нравился, но проблемы, связанные с ним, никуда не делись. Он был слишком эгоистичен, слишком богат и слишком любил разбрасывать свои вещи.

Я не строила себе иллюзий, что когда-нибудь смогу зарабатывать хоть сотую часть того, что он, а деньги – это не вещь в себе, они как на буксире тащат слишком многое. Когда один может выложить за ужин в ресторане столько же, сколько другая тратит на еду за целый месяц, не стоит обманывать себя и говорить о каком-то будущем их отношений. Кроме того, мне не хотелось в один прекрасный день пристрелить Джерролда за его манеру швырять одежду как попало. Ну и характер его, скажем честно, было уже поздновато исправлять.

В общем, я проявила в этой истории редкое благоразумие, а судьба, как известно, большая мастерица опрокидывать всякие расчеты, даже самые благоразумные. Как-то раз, выйдя из кабинета, где трое ветеринаров пытались взять анализы у Наполеона (он брыкался, как лошадь, завывал, как все шекспировские ведьмы разом, и взором зажигал несгораемые материалы), я стала накладывать пластырь на расцарапанную руку. Ко мне подбежала наша младшая администраторша и сказала, что какой-то псих требует срочного приема, а она не знает, что с ним делать, потому что все заняты мейн-куном.

– Ну, кто-нибудь освободится после того, как раненых врачей эвакуируют, – заметила я со вздохом. – Посмотрим, кто у нас…

В холле ко мне подскочил взъерошенный молодой мужчина. Позади него маячили фигуры двух охранников. Один их вид мог одновременно заставить заболеть икотой и вылечить от излишней самоуверенности.

– Мисс, кажется, он проглотил кусок провода, но я не уверен. Ему срочно нужно… Кларинда?

Передо мной стоял Джерролд Деккер. На его руках сидел молодой светлый кот с полосатыми лапками и темными ушками. Всем своим видом кот демонстрировал неприкрытое презрение к окружающему миру, а к программистам, которые создают мессенджеры будущего, – в особенности.

– Это ты? – вырвалось у потрясенного Джерролда. – Какое счастье! Наконец-то я тебя нашел!

Кэтрин Кей
Дорогой теней

За огромным, до самого пола, окном клубился туман, в котором тонули старые дома и брусчатая мостовая. Тускло-желтые, будто смазанные вечерние огни не разгоняли туман, а словно усиливали его, делая еще более глубоким и загадочным. Это было красиво, как в сказке. А почему бы нет – сказочный городок как он есть. Такой прекрасный, даже несмотря на то, что стены многих домов обветшали и штукатурка потрескалась, а у гипсовых крылатых львов на главной площади облупились лапы и носы. Туман действовал лучше нейросети, сделав из красивого городка идеальный, без мелких несовершенств.

Должно быть, вечер и туман – самые надежные союзники, украшающие все вокруг. И Элис видела в стекле свое улучшенное отражение: светлые длинные волосы, бледное лицо, белая футболка с низким вырезом, подчеркивающая хрупкую фигуру. Отражение казалось красивым и загадочным, как нельзя более кстати подходящим к этому месту. Как будто она была своей в этом призрачном городе.

– Ваш заказ.

Темноволосая красивая официантка с темно-карими, почти черными глазами, поставила на столик большой бокал, где над кофе возвышалась целая башня сливок, присыпанная разноцветной глазурью, сбрызнутая карамелью и горьким шоколадом, и керамическую голубую, явно сделанную и выкрашенную вручную тарелочку с глянцево блестящим оранжевым муссом, отчетливо сладким с легкой кислинкой даже на взгляд. Это было не только красиво, но и потрясающе пахло. Горечь кофе и шоколада смешивалась со сладостью ванили, взбитых сливок и манго.

Элис машинально взяла ложечку и тут почувствовала, что по щекам, обжигая их, побежали слезы. Сердце болезненно сжалось, стало трудно дышать. Она поспешно опустила на глаза солнечные очки – пусть уж лучше считают идиоткой, чем истеричкой. Девушка посмотрела по сторонам. Официантка, конечно, уже ушла, за соседним столиком сидела большая шумная семья, и абсолютно никто не обращал на нее внимания. Люди вообще редко обращают внимание на других, хотя нам иногда кажется, будто мы центр мира.

Элис с трудом сглотнула и задержала воздух в легких, стараясь успокоиться. Чертовы слезы подступали всегда невовремя, без предупреждения, а боль не отпускала уже целую неделю – просто иногда удавалось не акцентировать на ней внимание, зато потом случались вот такие приступы. Дышать… нужно просто очень медленно дышать… и все будет хорошо. Наверное.

Элис вообще не должна была оказаться здесь, тем более в полном одиночестве. Еще неделю назад все шло… почти хорошо. По крайней мере, она связывала с наступившим летом и каникулами очень много сумасшедших надежд. Да, Элис не могла не заметить, что Артур отдалился и постоянно бывал занят, отменяя встречу за встречей, но тем больше надеялась на совместный отпуск: только они вдвоем у моря, а там, конечно, вернутся и нежность, и страсть – все то, что связывало их уже почти два года, с того времени, когда они впервые встретились в университетском кафе, где он опрокинул ей на джинсы чашку кофе. Они были идеальной парой, а этот отдых планировали еще с Рождества – подрабатывали, откладывали деньги, тщательно выбирали отель, читали многочисленные отзывы. Отель, кстати, пригодился. Артур и поехал туда. С другой девушкой – самое смешное, тоже с филологического курса, Элис прекрасно ее знала.

«У нас ничего не получится, ты слишком сложная», – сказал Артур на прощание.

«Сложная? Кретин! – горячилась Мэл, единственная, кто пока что был в курсе разрыва. – Какая неожиданность! Это знаешь как, не имея прав и не умея водить машину, сесть на старый механический «Форд» и жаловаться, что он слишком сложный в управлении. Чего он вообще ожидал от Элис Фэнси?!»

Эти слова, как, впрочем, и все другие, мало утешали Элис. Ее утешило бы только одно: если бы Артур признал, что ошибся, и попросил начать все сначала. Нет, Мэл, конечно, сказала: «Вот и к лучшему, что он ушел. Не вздумай соглашаться, если он надумает вернуться». И теоретически Элис была с ней согласна. Теоретически. И все же каждую минуту ждала его звонка, даже в ванную телефон приносила, чтобы не пропустить. А потом узнала, что он уехал, и поняла, что просто не может оставаться в городе, ходить по тем же улицам, где они, обнимаясь, шли с Артуром, видеть кафе, в котором они познакомились и ровно через неделю впервые поцеловались, встречать друзей – его и ее, которые все еще не знали (или уже знали?!), что они больше не вместе. Нужно было немедленно уехать, неважно куда (но только не к морю, море – это слишком болезненно). И вот она здесь – в небольшом старинном городке, затерянном среди бесконечных холмов и зеленых лугов, таком маленьком после Лондона, таком декоративном, игрушечном, что, кажется, можно обхватить его ладонями, как чашку кофе.

Элис осторожно сдвинула очки, салфеткой промокнула глаза, которые ужасно чесались от слез, и принялась торопливо есть сливки с кофе, даже не замечая их божественного вкуса. Это было хоть какое-то подобие дела.

Тренькнул телефон.

Мэл:

Как ты?

Ну конечно, стоило вспомнить – и вот она. Ну что тут ответить?

Элис:

Прекрасно. Чудесно устроилась.

Городок великолепный.

Чего-то недоставало, и Элис добавила гиф с восторженно кружащейся девушкой. Для убедительности.

Подруга принялась что-то набирать. Видно, усомнившись в радужной картинке, но, судя по тому, что сообщение так и не пришло, безжалостно стерла. Решила не бередить – ну и правильно. Мэл сейчас носилась с Элис, словно с китайской вазой династии Мин. И это тоже было аргументом для того, чтобы держаться от Лондона подальше. Нет ничего хуже сочувствующих друзей, которые насильно пытаются вытащить тебя из состояния горя и не забывают регулярно проверять, не готовишь ли ты веревку и мыло, не ищешь ли по шарлатанам рецептик на сильнодействующее снотворное, чтобы принять потом целую горсть, не оцениваешь ли мосты на предмет высоты и дефектов в ограждении.

Подумав, Элис снова взялась за телефон.

Элис:

А ты как? Как твоя стажировка?

Подруга тут же снова принялась набирать на клавиатуре. Очевидно, время для общения у нее все же оставалось.

Мэл:

Тут все такие серьезные! Ужас! Но мне нравится. Доверили просмотреть верстку. И я нашла ошибку! Представляешь! Я молодец. А еще мне сказали, что я смогу поучаствовать в подготовке одной рукописи… Ты не поверишь, КАКОГО АВТОРА!

Элис покачала головой. Известно, что Мэл просто бредит детективами. И если она не ошибается, подруге удалось устроиться как раз в то издательство, где издается ее любимый автор.

Элис:

Николас Сайлс.

Мэл:

Ты знала! Правда, редактор жалуется, что Николас все никак не сдаст рукопись. Его агент отделывается неопределенными обещаниями. Я повешусь, если они протянут до конца моей стажировки! Ты представь, какой краш! Я могу увидеть эту рукопись первой!.. Ну, второй, если честно, но все равно.

Элис невесело усмехнулась и тут же увидела, что текст изменяется – подруга поспешно заменяет слово «повешусь» нейтральным, на ее взгляд, «рехнусь». А как же, в доме повешенного о веревке не говорят. И, кажется, вовсе не Мэл сейчас мечтает умереть из-за мужчины. Она сунула телефон в карман джинсов и снова посмотрела в окно на укутанный туманом город.

К десерту Элис так и не притронулась, хотя ей казалось, что она очень голодная, и, расплатившись, отправилась в гостиницу – небольшую, как и все в этом городке, но вполне уютную, с нормальными кондиционерами, которые сейчас, по промозглой погоде, Элис включила на обогрев. Спать не хотелось, и она пошла в ванную, где долго стояла под горячей водой, льющейся из душа. Если бы только боль и разочарование можно было смыть с себя вместе с пылью. Уже собираясь выходить, девушка машинально бросила взгляд на запотевшее зеркало и замерла. Раньше стекло казалось чистым, но сейчас под воздействием пара на нем появилась надпись, оставленная когда-то пальцем: «Берегитесь, здесь убийца».

С минуту Элис стояла перед зеркалом, не понимая, что это – дурацкая шутка или… странное предупреждение, а потом со злостью махнула рукой: сколько раз за эту бесконечную неделю ей хотелось умереть. Может, как раз подходящий случай?

Утром Элис разбудил гул сирены. Выглянув в окно, девушка заметила желтые ленты, огородившие узкий переулок, примыкающий к гостинице. Таких переулков в городке со старой тесной застройкой было множество. Несколько раз из-за ленты появлялся полицейский, и сердце тревожно замерло: там явно происходило что-то нехорошее.

Умывшись и надев короткий светлый топ, открывающий полоску кожи на талии, и низко посаженные джинсы, Элис спустилась в холл. За стойкой ресепшена стоял симпатичный темноволосый молодой человек, может быть, только немного старше Элис; она не видела его раньше – при заселении здесь была грузная пожилая женщина.

– Доброе утро. – Молодой человек в аккуратной белой рубашке приветливо улыбнулся. На его бейджике стояло имя Луис. – Вы на завтрак? Вот эта дверь слева.

– А что… – Девушка взглянула в сторону выхода.

– О! – Луис наклонился через стойку и слегка понизил голос. – Это ужасно. Настоящее убийство, и прямо рядом с нашей гостиницей! – От слова «убийство» Элис вздрогнула, немедленно вспомнив надпись на зеркале, а портье продолжал: – Бедная девушка! Я слышал, совсем молодая, кажется, туристка. Говорят, что ее задушили.

По позвоночнику пробежал холодок. В этот миг Элис показалось, что она чувствует на себе пристальный тяжелый взгляд, но, оглянувшись, девушка никого не заметила – проход был свободен, и только дверь вращалась, как будто через нее только что кто-то прошел.

– И кто ее… убил? – тихо спросила Элис.

– Очень надеюсь, что полиция разберется. – Молодой человек развел руками. – Но, пожалуйста, будьте очень осторожны. Берегите себя. У нас тихий городок, и обычно ничего такого не происходит.

«Это я принесла вам смерть», – некстати подумала Элис и, кивнув, поспешила в указанную дверь, сама удивляясь дикости пришедшей в голову мысли.

Зал оказался совсем небольшой, столиков на десять, декорированный стандартно: светлые настенные панели, квадратные столы, стулья с высокими спинками темного дерева. То ли посетителей в отеле сейчас было не много, то ли они уже успели позавтракать, но большинство мест пустовало. Элис взяла себе кофе, омлет и устроилась в дальнем углу полупустого зала. Есть по-прежнему не очень хотелось, тем более после таких новостей, но она заставила себя немного позавтракать.

Когда Элис возвращалась, в холле уже были два полицейских, проводивших опрос. Пришлось ответить на вопросы. Говорить про зеркало не было смысла – мало ли что там написано, а больше ничего подозрительного Элис и не видела. Не видела, не слышала, спать легла рано, к окнам не подходила.

– Вы встречали эту девушку? – Полицейский показал ей фото, кажется, взятое из интернета: миниатюрная светловолосая девушка в светлом сарафане беззаботно улыбалась в камеру. Совсем молоденькая, наверное, как и сама Элис.

– Нет. – Она пожала плечами. – Я только вчера приехала.

Приняв традиционную визитку и пообещав немедленно связаться с полицией, если что-либо вспомнит или увидит что-то подозрительное, Элис поспешила к себе. Сидеть в номере не было смысла – напротив, следовало занять себя самими разными делами, чтобы не позволять себе думать, вспоминать.

За окном моросил дождь, но и это не помешало. Элис взяла маленький городской рюкзачок из мягкой кожи, который так любила когда-то, положила в него зонтик и отправилась бродить по городу.

В центре его находилась площадь и большой собор с красивой башней со шпилем и изваяниями пророков, застывших по бокам от западного входа, охраняемого львами. Внутри царила тишина, едва мерцали электрические свечи, и Элис вдруг стало очень жаль, что все реже можно увидеть настоящие, восковые. Электричество словно отнимало часть магии. Она медленно прошла по боковому нефу, разглядывая мраморные изваяния, остановилась почти у самого алтаря – там тень от витражной розы падала на темные плиты пола леденцовыми отблесками, это было необыкновенно красиво, – и вдруг снова почувствовала на себе тяжелый настойчивый взгляд.

Девушка оглянулась. У самого выхода стоял мужчина. Она не могла разглядеть его лицо, видела только темный силуэт, но отчего-то почувствовала уверенность, что он смотрел именно на нее. Это ему принадлежал тот тяжелый взгляд, который почувствовала Элис. Сердце болезненно кольнуло, Элис решительным шагом направилась к незнакомцу, чтобы посмотреть ему в лицо, но тот, не дожидаясь ее приближения, стремительно исчез в дверях.

У собора бурлила ярмарка – продавали всевозможные безделушки, сидр, глянцевые яблоки в карамели, сновали люди, и незнакомец, конечно, давным-давно затерялся в толпе. Девушка с трудом перевела дыхание, ощущая, как стучит в висках пульс. За ней следят?.. Интересно, кто и зачем? Что, если это тот самый маньяк?..

Тренькнул телефон, Элис вытащила его из рюкзачка и взглянула на экран. Новое сообщение от Мэл.

Мэл:

ТЫ КАК????

Она теперь каждый день так спрашивать будет?.. Подруга не хотела отпускать Элис одну, но не могла прервать стажировку в одном из крупнейших издательств – такими местами не разбрасываются, да и Элис не слишком желала ехать куда-то с кем-то, даже с Мэл. Лучше уж одной – взять передышку, поставить жизнь на паузу, – чем переносить постоянную заботу и чувствовать заботливый, но такой тяжелый контроль. Впрочем, с паузой, кажется, не получилось. Вздохнув, девушка поспешно набрала короткий текст.

Элис:

Все хорошо, я же говорила. Гуляю.

Она навела камеру на собор и сделала фото – пусть Мэл видит, что она не режет себе вены, не пьет горстями снотворное, а ведет вполне себе социальную… ну, почти социальную жизнь. Развлекается, можно сказать.

Мэл:

Я прочитала, что где-то у вас убили девушку.

Элис покачала головой. Как же быстро разлетаются новости! Ну и вообще, лучше бы уж подруга своей стажировкой занималась, а не серфилась в сети. Она отошла к самой стене, чтобы не мешать проходящим, и принялась набирать ответ.

Элис:

Ты не поверишь, это сделала не я.

Мэл:

Не смешно. Ты вообще ее видела?

Элис:

Ты прямо как полицейский. Да, меня утром уже допрашивали, будь пооригинальнее. Не видела, не убивала. Не замешана.

Вместо ответа на нее обрушилось штук шесть фотографий той самой светловолосой девушки, которую уже показывал полицейский. Мэл сошла с ума? Решила сама заняться расследованием? Знакома с жертвой?

Элис:

Не понимаю, в чем фишка.

Мэл:

Посмотри не нее!!! Вы же похожи!

Элис замерла с пальцем, занесенным над клавиатурой, так и не отправив подруге выбранное эмодзи с взбешенной рожей. И вправду: светлые волосы, бледная тонкая кожа, хрупкая фигура… один типаж… а она даже не подумала об этом, впервые увидев фотографию жертвы. Занятное совпадение.

Мэл:

Что, если это маньяк?! Ты должна вернуться. На фиг такие каникулы.

Элис невесело усмехнулась. Кажется, в одном хорошем историческом романе говорилось: «если тебе суждено быть повешенным – не утонешь». У маньяка не много шансов убить ее, потому что это сделали уже до него. Артур убил ее – пусть не физически, но от того еще страшнее, еще изощреннее.

Подумав немного, Элис написала ответ и отключила звук, чтобы не вздрагивать от приходящих сообщений.

Элис:

Твой маньяк опоздал. На фиг маньяка, и никуда я не уеду. И вообще читай поменьше детективов Николаса Сайлса – это не идет тебе на пользу.

Весь день Элис осматривала достопримечательности, ходила по музеям, делая все то, что требовалось делать туристам. Снова пошел мелкий дождик, и это как нельзя лучше соответствовало ее настроению. Уже зажигали вечерние огни, а город, размытый дождем, казался акварельным. То туман, то дождь, то убийство, то тревога – хорошенький же город, удачное лето, идеальные каникулы. На душе было пусто, и Элис побрела куда глаза глядят, даже не думая доставать из рюкзака зонтик. Вскоре она наткнулась на оживленную улицу, сплошь состоящую из баров. Здесь, перекрывая друг друга, звучала разнообразная громкая музыка. Ночная жизнь только-только начала вступать в свои права, тем не менее отдельные бары уже оказались заполнены, там пили и танцевали. Это было как раз то что нужно для того, чтобы забыться.

Элис вошла в первый попавшийся бар, протиснулась к стойке и попросила у симпатичной рыжеволосой девушки первый, но явно не последний коктейль, который собиралась выпить сегодня. Ей подали что-то очень яркое, с бумажным зонтиком и веточкой гипсофилы. Элис выпила коктейль моментально, почти не ощутив вкуса – что-то ягодное, при этом с пузырьками, – и тут же заказала еще один, потом еще.

Рядом целовалась парочка. В их сторону лучше не смотреть.

– Привет!

Чья-то рука легла поверх ее пальцев, Элис машинально отстранилась и посмотрела на подсевшего к ней парня. Симпатичный, молодой, в белой рубахе, и лицо смутно знакомое…

– Выпьем? – спросил парень ей в ухо, стараясь перекричать музыку.

Ну что же, почему бы не выпить. Он сделал заказ, а Элис с вялым интересом разглядывала случайного знакомого. Нет, она определенно видела его совсем недавно. Девушка взяла бокал, поставленный перед ней, и посмотрела на парня через прозрачную красную жидкость. Его белая рубашка стала кроваво-красной, да и он сам казался каким-то инфернальным существом.

– А я тебя з-знаю, – сказала Элис, наконец вспомнив. – Ты… мой портье! Ко мне клеится мой портье! О боже!

Это показалось таким забавным, что девушка громко расхохоталась, не обращая внимания на то, что алые брызги из ее бокала разлетаются вокруг, падают на стойку, на ее руки, на белую рубашку парня.

– Луис. Я Луис. – Похоже, парень нисколько не смутился. – И поверь мне, мои таланты не ограничиваются работой на ресепшене.

– Ну, я это уже поняла. – Смеяться резко расхотелось.

– Ты мне нравишься.

Зато он ослепительно улыбался и снова попытался поймать ее пальцы. Его рука оказалась слишком холодной и слегка влажной от бокала, и Элис снова отстранилась. Парень был симпатичным, даже очень. Определенно стоит остаться с ним. Хотя бы для того, чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний. Может быть, привести его в ту же гостиницу, где он работает. Это же забавно! Девушка захихикала.

– Мне надо еще выпить, – сказала она, пытаясь поровнее устроить локти на скользкой стойке.

Новый коктейль появился перед ней как по мановению волшебной палочки. Да, похоже, портье всерьез собирается ее споить, а потом воспользоваться случаем. И почему бы нет? Да здравствуют мелкие интрижки! Изменить Артуру с портье – в этом есть стиль!.. Хотя, наверное, это и не назвать изменой.

Музыка била в барабанные перепонки, словно приглашая к испытанию. Элис отставила очередной стакан с коктейлем, обратив внимание на то, как красиво смотрится на лакированной поверхности стойки мокрый круг, и решительно встала.

– Ты куда? – попытался перехватить ее Луис, или как его там. Она мгновенно забыла его имя.

– Не трогать! – Она оттолкнула его руку. – Я буду танцевать! Смотри!

А музыка уже подхватила ее, повела за собой. Что может быть естественнее этих то плавных, то резких движений? Алкоголь и адреналин, казалось, заполнили все ее тело, ставшее вдруг неожиданно пластичным. Элис и сама не подозревала, что умеет так танцевать, а может, просто давно следовало послать на фиг все тормоза и жить в моменте, ловить ртом ароматный от чужих вейпов воздух и просто двигаться, двигаться, двигаться. Изгибаться, скользить, ускользая от чьих-то рук, быть в толпе и в то же время оставаться одной.

Внезапно она ощутила тепло чужой руки, прикоснувшейся к плечу… Кто-то обхватил ее в танце. Она почувствовала спиной поджарое сильное мужское тело, тепло и какой-то странный уют. Ага, значит, не стал сидеть в одиночестве у стойки – и это правильно. Объятия оказались неожиданно приятными, и Элис, не оборачиваясь, заскользила в них, словно покачиваясь на морских волнах в жаркий летний день. Музыка внезапно стала медленной, переливчатой, тягучей, как мед. Элис прикрыла глаза и снова позволила мелодии вести себя. Теперь рядом было горячее сильное тело. Уверенные руки скользили по ее талии, ее бедрам, дразнили, ласкали. Это было похоже на секс, но, пожалуй, гораздо чувственнее, изощреннее. Элис медленно выдохнула и запрокинула голову, полностью находясь в объятиях парня, прижатая к его телу, и тут же почувствовала его губы у себя на шее. Дразняще, обжигающе приятно. А портье действительно не промах и может кое-что, кроме исполнения прямых обязанностей. Девушка медленно обернулась, все еще не открывая глаза.

Они уже стояли лицом к лицу. Элис неторопливо подняла ресницы и вздрогнула от неожиданности: вместо Луиса в белой рубашке, которого она ожидала увидеть, ее держал в объятиях совершенно другой человек. Явно постарше, хотя тоже с темными волосами, которые сейчас падали на лицо неровными прядями, оттеняя светлую кожу и неожиданно светлые пронзительные глаза. На незнакомце была черная рубашка, расстегнутая почти до половины и открывающая потрясающий вид на гладкий рельефный торс. Вот это сюрприз.

На какое-то время они так и застыли друг напротив друга среди танцующих.

А потом его пальцы прикоснулись к ее обнаженной коже, прочертили дорожку от ключицы до начала груди, остановившись на границе, обозначенной резинкой топа. Девушка вздрогнула. А почему бы и нет. Пора стать взрослой девочкой, которая может не заморачиваться этой дурацкой сказочкой про любовь и все прочее, сказочкой, которая всегда лжет, а в финале приносит только жгучую боль. В конце концов, ей же все равно, с кем она уйдет из этого бара – лишь бы не одна, сейчас она категорически не хотела оставаться одна.

Незнакомец, словно почувствовав ее решение, снова притянул Элис к себе, и ее едва не ударило током от его сильного тела. Она больше и не вспоминала о портье, оставленном за стойкой, и даже не ощущала направленного на нее взгляда темных глаз. Это было что-то из разряда тайных снов, которые не рассказывают даже лучшим подругам. Может, в этом виноваты выпитые коктейли, но ничего подобного у Элис никогда не было.

– Я Ник, – сказал незнакомец. – Пойдем? – И он протянул ей руку.

Они ушли из бара вместе, обнявшись, оставляя позади какофонию музыки, льющейся из соседних заведений и сливающейся в странную реку, пьяные крики и смех. Старый город, подсвеченный редкими огнями, бережно нес их в своих ладонях. Дождь закончился, и ощутимо потеплело, а ветер ласково и нежно прикасался к разгоряченной коже. Все было как-то хорошо и правильно, и Элис даже не поскользнулась на мокрой брусчатке. Девушка не спрашивала, куда они идут, она даже не думала об этом. Они не разговаривали. Тепла чужого тела, ощущения надежной руки оказалось достаточно. Да, пожалуй, разговоры бы только помешали, разрушив эту невероятную магию.

Белый портик какого-то дома вырос перед глазами внезапно. Элис видела все словно урывками: деревянная потрескавшаяся дверь, сырой подъезд, двери лифта со старомодной металлической решеткой, хищно клацнувшие за ее спиной…

Целоваться они начали уже в лифте. И поцелуи оказались такими же обжигающими, как руки незнакомца… Ника… Не было сейчас ничего естественнее, чем прижиматься к нему – плотнее, еще плотнее – так, чтобы между ними не осталось ни единого миллиметра, ощущать его жар, его желание, чувствовать поцелуи на губах, на шее, бешено, безостановочно проводить руками по его плечам, по его совершенному торсу… и когда только она успела полностью расстегнуть его рубашку?..

Когда лифт остановился, они не сразу вышли из него и едва снова не уехали на первый этаж, а когда выходили, их чуть не прихлопнуло автоматической дверью, и это вдруг показалось Элис таким смешным, что она расхохоталась, и незнакомец рассмеялся вслед за ней красивым бархатистым смехом, от которого в груди снова сладко вздрогнуло. Все так же, ни на миг не отстраняясь друг от друга и целуясь до боли в губах, они дошли по темному коридору с редкими неяркими светильниками до какой-то двери, к которой парень прислонил Элис и еще долго целовал перед тем, как наконец они все же ввалились в небольшую квартиру-студию, из которой пахнуло старым деревом и ароматом той же туалетной воды, которую девушка ощущала от Ника. Это было сумасшествие. Самое настоящее, и даже пытаться противостоять ему казалось невозможным.

Незнакомец приподнял Элис, она обхватила ногами его бедра и немного запрокинула голову, полностью подчиняясь ему.

А дальше все словно затянуло туманом – и только необыкновенно яркие, острые ощущения. Даже с Артуром никогда не было ничего подобного, когда каждое прикосновение, каждое его движение отзывалось во всем ее теле, взрывалось в голове ослепительным фейерверком, от которого на глазах выступали слезы.

Элис пришла в себя на кровати рядом со спящим парнем, о котором ничего не знала – только имя, да и то не факт, что настоящее. В голове все еще не прояснилось окончательно, а от воспоминания о недавних ласках по телу прошла дрожь. Неужели не врут все эти глупые романы, уверяющие, что самый яркий секс бывает именно с незнакомцем?! Кто бы мог предположить, что это так необычно, так охренительно!..

Он безмятежно спал, положив на нее руку, а Элис тем временем почувствовала смущение. Из окна уже брызгал еще скудный утренний свет. Вот-вот и настанет тот неловкий момент, когда парень откроет глаза и нужно будет посмотреть в лицо партнеру по случайному сексу. Интересно, он вызовет ей такси или просто выставит ее за дверь?.. Как это вообще бывает?.. «Спасибо, милая, я позвоню»?

Девушка осторожно высвободилась из-под руки и встала с кровати… Так, Ник еще крепко спит. Отлично. Нужно тихо уйти – и никаких неловких моментов. Они просто никогда больше не встретятся… Она быстро оглядела аскетично обставленную комнату – не похоже на постоянное жилище, скорее временное, вероятно, съемное: единственной дорогой вещью казался большой серебристый ноутбук на столе. Элис, стараясь не шуметь, принялась собирать разбросанную на полу одежду, натянула джинсы и вдруг увидела под столом лист с распечатанным фото… На траве лежит девушка со странно запрокинутой головой и искаженным от муки лицом. Явно мертвая девушка… И это не постановочное фото любителей темной эстетики. Она могла бы поручиться, что фотография подлинная.

Элис ощутила, как в животе появился колкий ледяной ком. Она медленно распрямилась, все еще полуодетая, и уставилась на тумбочку, где белой стороной вверх лежали еще несколько листов. Перевернув первый, она увидела уже другую девушку. И тоже несомненно мертвую. Дышать стало трудно.

Скрипнула кровать, и Элис едва удержалась от вопля. Она замерла, вся сжалась, ожидая, что вот сейчас до нее дотронутся чужие руки, и вот тогда она точно закричит так громко, что перебудит половину сонного города… Но ничего не происходило… Секунды казались свинцовыми каплями, бьющими прямо в висок. Говорят, была страшная пытка, когда заключенного помещали под медленно капающую воду, которая постепенно, очень постепенно пробивала его череп. Девушка медленно повернула голову к кровати. Ее случайный партнер по сексу просто перевернулся во сне на бок. Его глаза были по-прежнему закрыты, а дыхание казалось ровным.

Элис выдохнула и тут же закусила губу, боясь, что его может разбудить любой пустяк. Господи, выходит, это совершенно разные вещи: знать о существовании маньяка и думать, что и так готова умереть, это только принесет облегчение, – и вот так оказаться с ним в одной комнате… Как все меняется, когда смерть в самом буквальном смысле оказывается прямо у тебя за спиной.

Она огляделась, ища свой топ, и наконец увидела его у самой двери.

Так, всего лишь с десяток шагов – и Элис сможет выбраться. Мысли бешено крутились в голове. Если Ник проснется, можно сделать вид, будто она ничего не видела, ни о чем не подозревает… Просто решила уйти, чтобы избежать неловкости. А что, вполне себе нормальная причина.

Когда он собирался ее убить? Неужели прямо здесь, в квартире?.. Нет, скорее предложил бы проводить, завел куда-то в укромное место… В такой же переулок, где нашли убитую девушку. А может, и здесь. Сдавил бы руками шею так, что не пикнешь, – и все дела. Руки у него сильные, она только недавно в этом убедилась.

Элис медленно двинулась к двери, каждый миг ожидая услышать скрип кровати или, еще хуже, ощутить на шее чужие руки. Что, если этот человек умеет подкрадываться абсолютно неслышно?.. Судя по фото, на его совести уже не одна жертва. На миг Элис кольнуло чувство вины за то, что она оставила распечатки на своих местах. Наверное, следовало взять одну из них и предъявить полиции. Но она просто физически не могла этого сделать. Она не могла даже оглянуться, не то что сделать хотя бы шаг назад.

«Я скажу им, а они пусть сами его обыскивают, – думала девушка, еще на шаг приближаясь к цели. – Он, конечно, может уничтожить улики, если заподозрит, что я их видела… Да, он наверняка так и сделает… Но я могу поторопиться. Если полицейские мне поверят и нам повезет, мы можем застать его еще спящим… В любом случае, лучше уйти отсюда и привести подмогу, чем стать очередной жертвой».

Она схватила топ и только сейчас заметила на нем побуревшие брызги. Кажется, это следы от какого-то коктейля, но до того похоже на кровь, что мурашки пробивают. За спиной по-прежнему было тихо, и это еще сильнее напрягало Элис. Так бывает во всех этих глупых фильмах, когда играет закадровая, неслышная персонажам, тревожная музыка, а жертва погибает, находясь уже в одном-единственном шаге от спасения.

Тяжело, словно все ее тело стало свинцовым, Элис оглянулась, почти уже ожидая увидеть мужчину прямо за собой… Но нет – Ник по-прежнему спал, только, словно почувствовав ее взгляд, сонно пробормотал что-то.

Она поспешно отвернулась, прижала к груди топ, взялась за дверную ручку и медленно потянула ее на себя, молясь, чтобы не разбудить спящего. Когда дверь едва слышно скрипнула, Элис почувствовала, что у нее оборвалось сердце. Уже не думая о тишине, она распахнула створку и бросилась по коридору, на бегу натягивая топ. Рюкзак с карточками, косметикой и зонтиком так и остался где-то в комнате.

– Эй, ты куда? – послышалось вслед.

К счастью, лифт был не на их этаже, поэтому Элис просто бросилась вниз по старым сбитым многочисленными ногами ступенькам. Так быстро она не бегала никогда. Девушка слышала жужжание лифта и обрадовалась тому, что не стала на него надеяться.

Она выбежала на площадку первого этажа раньше, чем пришел лифт. К счастью, наружная дверь открывалась кнопкой, и Элис выскочила на еще пустую улицу. Здесь, ощутив на разгоряченной коже прохладный утренний ветерок, она почувствовала себя немного лучше. Но рано, рано еще радоваться. Ее преследователь наверняка уже рядом. Надо бежать. Но куда?! Она судорожно огляделась и вдруг увидела на углу дома знакомую фигуру. Господи, как же ей повезло! Это же их портье, который клеил ее у бара. Как его там… Хосе? Мануэль? Да какая разница! Одно его появление здесь – огромное счастье!

Элис бросилась к нему и за руку втащила парня за угол. Как раз вовремя, потому что в дверях подъезда появилась высокая мужская фигура в накинутой на плечи черной рубашке.

Портье смотрел на Элис с удивлением.

– Что… – начал он, но девушка зажала его рот рукой.

– Потом, – одними губами произнесла она.

И он понял, потому что не задал больше ни одного вопроса. Они побежали вместе, петляя между домами, и остановились в каком-то узком переулке, когда Элис уже едва могла дышать. Она судорожно втягивала в себя холодный утренний воздух, перед глазами плясали черные мошки. Знать бы, что удалось скрыться, что маньяк их не догонит… Неужели все закончилось?..

Она на миг закрыла глаза, а когда открыла их снова, взгляд наткнулся на руки в черных кожаных перчатках. Черные кожаные перчатки, пусть и не в самый жаркий летний день. Для чего они?.. Только тут Элис вдруг словно иглой прошила мысль о том, зачем портье ее гостиницы оказался ранним утром у того дома, где она заночевала. Откуда там взялся… Луис… да, Луис. Перед мысленным взором отчетливо возник белый гостиничный бейджик, а затем и надпись, появившаяся на зеркале под воздействием пара. Неужели этот довольно робкий парень, неумело клеившийся к ней в баре, и есть жестокий убийца?..

Элис подняла взгляд и увидела, как тонкие губы портье изогнулись в нехорошей усмешке. Он шагнул к ней. Девушка закричала и отскочила в сторону. Несколько шагов оказалось достаточно, чтобы понять: она в тупике, а фасады домов по обеим сторонам абсолютно глухие, без окон. Никто не услышит, никто не увидит.

«Он специально привел меня именно сюда», – поняла Элис, похолодев.

Луис, очевидно, ощущал себя хозяином положения. Абсолютно спокойно он извлек из кармана металлическую струну и растянул ее в руках, разминая пальцы.

– Я заплачу. У меня есть деньги… – пробормотала Элис, отступая в угол. Господи, только с ее счастьем она могла, едва вырвавшись из лап одного маньяка, угодить прямиком ко второму!

Луис снова усмехнулся. Элис затравленно огляделась. Ничего подходящего для защиты, кроме обломка кирпича. Девушка схватила его, не ощущая уверенности, что этого незамысловатого оружия достаточно, чтобы отбиться от молодого сильного мужчины.

И тут в узком проулке появился еще один силуэт.

– Помогите! – успела крикнуть Элис, прежде чем узнала этого человека.

Луис оглянулся.

Теперь маньяков было двое. Оставалось надеяться, что они не работают вместе и у нее появится шанс сбежать, пока они выясняют между собой отношения: кому достанется сегодня жертва. Луис сунул в карман струну и вытащил большой нож.

«Значит, будут драться за то, кому из них доведется меня убить», – мелькнуло в голове у девушки. Ей вообще казалось, что она смотрит какой-то дурацкий фильм и если крепко зажмуриться, а потом открыть глаза, ничего этого не будет.

А мужчины уже сцепились в драке. Молча и страшно. Но в этом был очевидный плюс: если двое хищников дерутся за еще не убитую добычу, она может и ускользнуть от обоих. Двое в этом случае гораздо лучше, чем один. Элис невольно отметила, что ее ночной любовник не вооружен и без перчаток. Он вообще был в одних джинсах и поспешно накинутой, даже не застегнутой рубашке.

Не выпуская из рук обломок кирпича, девушка изловчилась и, к собственному изумлению, проскользнула в узком пространстве мимо дерущихся. В этот момент Луис нанес удар ножом, и его соперник застонал. Элис увидела кровь и почувствовала железистый запах. Бежать! Немедленно бежать отсюда! А Луис уже нанес новый удар противнику, угодив коленом в пах. Ник застонал и стал медленно заваливаться на бок. Кажется, исход боя был предрешен.

Элис метнулась к выходу из смертельной ловушки, в которую угодила по собственной же глупости, но… просто не смогла убежать.

«Я идиотка! Самая ужасная из всех идиоток!» – подумала она, поворачиваясь к дерущимся.

Луис уже бил ногами упавшего соперника, торопясь добить его.

Элис сжала зубы и, стремительно преодолев расстояние между ними, изо всех сил ударила портье по голове обломком кирпича. Она вложила в этот удар весь свой страх, обиду, разочарование. Послышался неприятный хрустящий звук, и Луис рухнул, заливая землю кровью.

Пальцы Элис разжались, липкий от чужой крови кирпич выпал из них. Ей хотелось завыть – упасть на землю, свернуться калачиком и глухо страшно завыть, – и бог с тем, что произойдет дальше, это уже абсолютно перестало ее заботить.

Но тут ее ночной любовник зашевелился и приподнялся. Девушка просто смотрела на него расширившимися глазами. У нее не осталось сил даже для того, чтобы бежать.

– Помоги мне. – Он, шатаясь, поднялся, одной рукой опираясь о стену дома, другой зажимая рану в боку. – Нужно позвать полицию. И скорую. Пожалуйста.

Слова доходили до Элис будто сквозь вату. Девушка, кажется, не понимала их до конца. Что он хочет? Просит позвать полицию? Но зачем?.. Разве…

– Он может очнуться. Нам нужно кого-то позвать, – повторил парень хрипло.

И Элис будто отмерла.

Она сама не осознавала, как выбралась из узкого переулка, что говорила пожилому мужчине, гулявшему с собакой совсем неподалеку, но, кажется, он ее испугался, откуда взялся полицейский. Затем тишину прорезал шум двигателей. Полицейская машина и скорая прибыли фактически одновременно.

Элис колотило. Она сидела на мостовой, обхватив плечи руками, и никак не могла успокоиться. Кто-то говорил с ней, она слышала голоса, но так отдаленно, словно они звучали из другой галактики. Кто-то накинул ей на плечи плед, затем руку пронзила боль – укол. А Элис смотрела, как из переулка выводят двоих. Одного со скрученными руками тащат в полицейскую машину, второго, подставив плечо, ведут к скорой. День только начинался, но вокруг уже собрался народ. Люди говорили, говорили что-то, смешно открывая рты, словно в старом немом кино, а Элис наконец позволила себе закрыть глаза.

Розы, оплетавшие беседку, пахли так сладко, что кружилась голова.

Элис сразу заметила Ника, сидящего в самом углу. Он выглядел потерпевшим кораблекрушение, но отнюдь не сломленным. Взлохмаченный, бледный, отстраненный – как ежик, выставивший иголки. Возможно, поэтому никто из пациентов больницы не решался его тревожить.

– Привет. – Элис улыбнулась, отмечая, что хмурый взгляд Ника медленно прошелся по ее легкомысленному короткому платьицу.

– Сама пожаловала прямо в логово маньяка. Храбрая маленькая птичка, – иронично проговорил он. – Снова ищешь приключения на свою хорошенькую заднюю часть?

– Ага. – Девушка, не обращая внимания на то, что Ник даже не подумал подвинуться, села рядом с ним, на самый край скамьи. Наверное, слишком близко к нему, потому что ее обожгло тепло его тела. – Уже почти неделю мне живется слишком спокойно. Ты не поверишь, никто даже не пытается меня убить. Этот город начинает меня разочаровывать.

– Недопустимое легкомыслие. И куда только смотрят лучшие маньяки города. – Ник покачал лохматой головой. Элис знала, что ему стало лучше настолько, что его уже выпускают в больничный сад, хотя заострившиеся скулы и проглядывающая через тонкую ткань белой футболки повязка на ребрах придавали ему болезненный вид. Бедный храбрый ежик!

Элис сидела рядом с Ником на узкой неудобной скамейке. Оба молчали, слушая неугомонное чириканье птиц. Какая-нибудь любопытная серая пичуга то и дело заглядывала в беседку, поворачивала голову, блестя черными бусинками глаз, и, заметив людей, поспешно улетала.

– Я не сказал тебе спасибо, – наконец прервал Ник неловкое молчание.

– Ну… – Элис замялась. Она сама не понимала, зачем пришла к этому человеку. Просто ей показалось, что в ту ночь между ними протянулась какая-то невидимая нить, просто невозможно было уехать из города просто так, не зная, что с ним, не поговорив с ним напоследок. – Вообще-то, не за что. Если бы я не решила сбежать от тебя, ничего бы не случилось. Но знаешь…

– Знаю, вернее, догадываюсь. – Ник хмыкнул. – Ты увидела распечатки и испугалась.

– Еще бы не испугаться. – Элис бросила на него быстрый взгляд, как тот самый любопытный воробей, и поспешно отвернулась, избегая возможности встретиться глазами. – Я слышала, что здесь орудует маньяк, и у тебя были фотографии убитых девушек.

– Не фотографии, а распечатки, – мягко поправил парень. – Они нужны мне для работы.

– Ты работаешь в морге? – Она нервно хихикнула.

– Хуже. – Ник выждал драматическую паузу. – Дела обстоят гораздо хуже. Я пишу детективы.

– Детективы! – Девушка покачала головой. Принять писателя за маньяка – это было возможно только с ее счастьем. И, убегая от него, нарваться на настоящего маньяка, который как раз поджидал именно ее.

– И довольно известные, между прочим. – Он серьезно посмотрел на Элис. – Я попрошу своего агента отправить тебе экземплярчик… Если оставишь адрес.

– Ты пишешь детективы, ты известный писатель и тебя зовут Ник… – Она тяжело вздохнула и закончила убитым голосом: – Ты Николас Сайлс.

– Ну да. – Ник наклонил голову в подобии поклона. – Инкогнито раскрыто. Но не понимаю причины уныния. Ты не из моих фанаток?

– На моем месте должна была оказаться Мэл… Моя подруга, – пояснила девушка, поймав его недоуменный взгляд. – Она просто бредит твоими детективами. Она теперь точно меня убьет…

– На твоем месте могла оказаться только ты. – Он усмехнулся, и его лицо стало каким-то очень простым, почти родным. – И вряд ли твоя Мэл приняла бы меня за маньяка.

– Ты прав. – Элис снова тяжело вздохнула. – Такое могло случиться только со мной. Я уже представляю, как ты опишешь то, что здесь случилось, в следующей книге.

– Элис… – Его пальцы коснулись ее руки, и девушка вздрогнула, словно через нее пропустили заряд тока. – Ты ушла от ответа, когда я намекнул на продолжение нашего общения. Я знаю, через что ты прошла, и пойму, если ты не захочешь больше меня видеть…

Элис посмотрела на него. Такой красивый. Бледный, но при этом удивительно красивый. А от воспоминаний о той ночи, которая случилась у них, щеки немедленно вспыхнули румянцем. Говорила же Мэл: никогда не влюбляйся с первого секса, не путай физиологию с чувствами. А бесполезно. Еще тогда, после той ужасной ночи, немного придя в себя после глубокого тяжелого сна под воздействием сильных успокоительных препаратов, Элис подумала не об Артуре, не о напавшем на нее маньяке, а именно о Нике: как он там?

Затем были длинные допросы в полиции, шушуканье за спиной и любопытные, навязчивые, словно мухи, взгляды – новости в небольшом городке распространялись с огромной скоростью. Но Элис не могла уехать не только потому, что ее свидетельские показания еще были нужны. Она знала, что никуда не уедет, пока не поговорит с Ником… Вернее, с Николасом. С человеком, чьи романы переведены на множество языков, причем не только европейских, с человеком, которого называли самым таинственным молодым писателем, постоянно отказывающимся от встреч, интервью и раздачи автографов. Даже в сети, она теперь припоминала, была одна-единственная его фотография, как раз с оборота обложки книг – в темных очках… но если приглядеться, его, пожалуй, можно узнать.

– Элис, просто поверь мне, очень прошу, – сказал он, глядя на нее своими невероятными пронзительными светлыми глазами.

А потом он поцеловал ее. Его губы оказались настойчивыми, не верить им было невозможно.

– Я еще об этом пожалею, – пробормотала Элис, когда снова смогла говорить.

– Ты не пожалеешь об этом. – Ник не сводил с нее взгляда.

– Ой, – опомнилась она. – Моя подруга…

– Которая тоже собирается тебя убить? – уточнил он, пытаясь состроить серьезное лицо, но в глазах, выдавая его с потрохами, плясали озорные искорки.

– Ну да – Мэл… Она сейчас на стажировке в издательстве и мечтает успеть одной из первых прочитать твой роман…

Ник громко застонал.

– Боже! – Он поднял глаза к потолку беседки. – Сейчас окажется, что все это – авантюра, придуманная издательством, чтобы я побыстрее сдал обещанную рукопись… Ладно, – Ник махнул рукой, видя, что Элис возмущенно на него таращится, – верю, пока что верю. Но думаю, что моим поклонникам придется потерпеть: мне просто необходимо кое-что переделать в романе. Но раз уж ты начала пользоваться нашим странным знакомством, последую твоему примеру. Я хочу, чтобы ты поехала со мной на мою родину, в Колмар. Это удивительный город. Он не всем подходит, но я почему-то уверен, что тебе там понравится, ты окажешься в Колмаре на своем месте. В тебе есть какая-то… магия.

Вместо ответа Элис сжала его руку. Может быть, все идет именно так, как нужно. Не зря же говорят, что неисповедимы пути Господни, а судьба ведет порой самыми извилистыми тропами. Может быть, нужно просто довериться ей… Может быть.

Миранда Блейн
Снежная буря

День первый
Мэдисон

Первое правило хороших каникул – взять с собой лучшую подругу, которой исполнился двадцать один год, чтобы она могла купить текилу и заглушить ею мое разбитое сердце.

Второе правило хороших каникул – улететь подальше от Нью-Йорка, от места, где живет он, и принять, что жизнь не заканчивается на мужчине, даже если он был твоим лучшим другом детства и любовь к нему длится четырнадцатый год.

Третье правило хороших каникул – не произносить его имени и избегать посещения социальных сетей, которые кишат новостями о хоккейных победах Брукфилда, нападающим в которой является он. А лучше выкинуть сотовый в урну, как я попыталась сделать несколько раз в аэропорту.

Четвертое правило хороших каникул – познакомиться с новым парнем и закрыть страничку в жизни под названием «Себастьян Кофилд».

Это обязано сработать. В противном случае я стану не только неудачницей, но и той, кто собирается провести наступающее Рождество в слезах и довести лучшую подругу Хлою до нервного тика и психиатрической клиники, потому что ее левый глаз дергается от злости, как только с моих губ слетает его имя.

– Почему твой план обязан включать место с минусовой температурой? Неужели альтернатива полететь на Капри и найти себе горячего итальянца не так привлекательна? – ворчит она, как только таксист высаживает нас в унылой плохо освещенной местности, где должна находиться гостиница, и потуже затягивает шарф на шее. – Господь, сюда хоть цивилизация успела дойти, Мэдс? Потому что, судя по тому, что вокруг нет фонарей и других источников света, мы попали в Средневековье.

Хлоя поправляет на себе дизайнерскую шубу, и по одному брошенному по сторонам взгляду становится ясно: она чертовски недовольна. Грязный снег способен испортить ее новенькие сапожки, а этого подруга не простит! Корни семьи Хлои восходят к азиатским, но все детство она провела в высших кругах Франции, начав курить в четырнадцать лет и ругаться, как настоящая парижанка, пока бизнес ее семьи не потерпел крушение и они не перебрались в Нью-Йорк к бабушке. Смешение двух рас привело к рождению Хлои Браун – девушки с черными смоляными волосами, раскосыми глазами темного оттенка, кричащими сейчас, что мне остается жить недолго, и поджатыми губами, когда она понимает, что из-за обильного снегопада не может зажечь сигарету.

Я же полная ее противоположность. Блондинистые волосы, зеленые глаза, молящие подругу о пощаде, и усталая улыбка. Мои родители не родились богатыми, строили карьеру постепенно и никогда не переезжали из Нью-Йорка.

Там, где я смеюсь, она молчит. Там, где Хлоя ругается, Мэдисон извиняется перед другими за вспышку эмоциональности. Это лучшее сочетание – луна и солнце в человеческом облике! Никто не подходит Хлое так, как я.

– Не утрируй! Это всего лишь Колорадо, а не пустыня Намибии! – Я с трудом перекатываю чемодан по заснеженной дороге, держа в руках телефон с включенным фонариком.

Брекенридж – город, в котором мы находимся, в штате Колорадо, славится горнолыжным курортом и домами в стиле «золотой лихорадки». Здесь также много баров, которые смело могут называться «Место для заведения интрижки». Я часто приезжала сюда в детстве с родителями, чтобы покататься на сноуборде в период зимних каникул, когда Нью-Йорк становился переполнен туристами, но позже мы познали красоту горнолыжных курортов Швейцарии и перестали появляться в Колорадо. Единственная причина, по которой я сейчас здесь, это ограниченный бюджет. У меня нет двадцати тысяч баксов, чтобы отдохнуть на вилле в Давосе, как того желает душа!

– Да, это не пустыня! Я, черт возьми, не слепая, потому что мы идем по метровым сугробам! Ты уверена, что забронировала гостиницу, а не место, где нас с удовольствием поджидает Джек-потрошитель?

Ее негодование понять можно, но я не собираюсь отчаиваться так рано, хотя предчувствую, что удар мизинцем о камень станет началом истерики. Я просто сяду в сугроб и заплачу! Никто не имеет права осуждать меня. Две недели назад парень, в которого я была влюблена с детства, проигнорировал мою записку – признание в любви – и пошел на вечеринку с Бетани, а затем с мастерством гинеколога изучал все ее прелести. Более того, он не просто сделал вид, что чувств лучшей подруги для него не существует, а поставил новую цель – исключить меня из списка общения. И я, как настоящий представитель знака зодиака Рыбы, после просмотра всех романтических комедий, во время которых обливалась слезами, импульсивно потратила все сбережения на отпуск с подругой в отеле, который, возможно, даже не существует.

Черт!

– Гостиница должна быть где-то здесь! – уверенно произношу я, не поворачиваясь назад, чтобы иметь возможность не встречаться с подругой лицом к лицу.

Кто-то должен сказать, насколько неубедительно звучат мои слова, потому что вокруг нас темный лес с проблесками света от звездного неба и узкая дорога.

– «Где-то здесь» подразумевает ближайшие двадцать метров или в принципе штат Колорадо?!

– Я не знаю! – Я ставлю чемодан в вертикальное положение и усаживаясь на него. – Я не знаю! По геолокации он находится прямо там, где я сижу!

– Хреновый же ты отель выбрала, раз его никто не видит! К нему прилагаются очки виртуальной реальности, чтобы мы могли надеть их и представить, что сидим у камина?

Пропускаю мимо ушей язвительный комментарий Хлои и поднимаю голову к небу. Снежинки мягко ложатся на лицо и остужают разгорячившуюся от волнения кожу.

Вселенная не хочет быть ко мне снисходительной. Это кармический год или я что-то пропустила, потому что мне не понятно, за какие грехи плачу сейчас. Тяжелый чемодан тем временем накренился, я упала на живот и уткнулась лицом в сугроб. Снег заполняет обувь, мгновенно разнося неприятные покалывания по телу.

– Эй, простите, не могли бы вы подвезти нас к ближайшей гостинице? – раздается милый голос подруги, который она использует для флирта с парнями. Я резко поднимаю голову из снега и замечаю в шести метрах от нас остановившуюся машину, чье приближение прошло мимо ушей. – Я могу заплатить вам!

– Никаких денег от прекрасной девушки. Садись.

– Я не одна. – Хлоя указывает в мою сторону.

Я стираю перчаткой с лица остатки снега и машу в знак приветствия. Парень хмурит лицо и поджимает губы. Отлично! Я не претендую на роль «Мисс Брекенридж», но не стоит пялиться так, будто перед ним йети, а не расстроенная и уставшая девушка.

– Вы заблудились?

– Что-то вроде этого. Похоже, забронировали гостиницу, которой не существует.

В машине нас встречают двое парней. Брюнет с длинными волосами, почти полностью скрытыми под шапкой, и таким выражением лица, словно я испортила ему жизнь. Рядом с ним, на водительском месте, оказывается рыжеволосый парень, радушно улыбающийся мне в зеркале. Возможно, в список стоит добавить пятое правило: не общаться с брюнетами. Может, их производят на одном заводе, внедряя с рождения нахальство и ублюдочное поведение?

– Рядом только «Снежный дом». Он находится в двух километрах отсюда. Мы пятый год приезжаем в Брекенридж, и о существовании «Красного склона» слышим впервые, – объясняет брюнет Хлое, которая рассказала в красках о наших поисках.

Я с разочарованием откидываюсь на спинку сиденья, понимая, что гостиницы не существует и меня развели мошенники. Неужели они не могли понять, как мне необходима эта поездка, и сжалиться, хм?

– Невероятно! – бурчу под нос.

– Отлично, везите нас к этому «Снежному дому», чем бы он там ни был. Мне просто необходимы глинтвейн, теплый душ и мороженое, чтобы пережить ужасный полет и дорогу.

Я перевожу на нее изумленный взгляд и шепчу:

– Я потратила все деньги на оплату проживания в «Красном склоне».

– Будем считать, это мой подарок на Рождество в этом году. И в следующем, и через одно, и до тех пор, пока ты не научишься бронировать отели на проверенных сайтах. – Я стискиваю Хлою в объятиях, из которых она пытается вырваться, и благодарю Вселенную за возможность иметь финансово грамотную подругу, держащую при себе деньги на непредвиденные ситуации.

Каникулы обязаны стать лучшими в жизни. У меня нет права вернуться в университет, встретиться там с Себастьяном и выглядеть как измученное животное, которого ранили. Так и есть, просто Себастьяну этого знать не нужно. Многие подумают, что у меня нет прав злиться на него, ведь он не может взрастить в себе чувства к подруге детства, с которой жил по соседству восемнадцать лет, пока мы оба не переехали в кампус Брукфилда. Но за неделю до признания у нас случился поцелуй. И не только. Секс тоже. Конечно, мы оба были смертельно пьяны, и его нельзя рассматривать как что-то серьезное, особенно учитывая, что наутро об этом помнила только я. Но в ту ночь все казалось настоящим и реальным. Словно я перестала быть для Себастьяна надоедливой подругой, которая против его воли заставляла слушать обо всех медийных конфликтах, а он другом, смотревшим на меня как на сестру, которой у него никогда не было.

– Мы так и не познакомились. – Когда мы доехали до гостиницы, ко мне подошел парень с рыжими волосами, чтобы помочь мне донести чемодан до входа. – Я Брайан.

– Приятно познакомиться. Мэдисон. – Пожимаю ему руку. – Обычно я выгляжу лучше. Сегодняшний день исключение.

– А мне нравится, – сдерживает улыбку Брайан и прикасается к моим волосам, доставая оттуда еловую веточку. – Достаточно по-новогоднему.

– Господи! – Я краснею и поправляю волосы, проверяя на наличие еще чего-нибудь, например жвачек или шоколадных конфет, которые хранятся в сумке.

– Внизу есть бар. Там делают классные рождественские коктейли. В меню есть даже сливочное пиво. – Он облизывает нижнюю губу и от волнения, потянувшись к кудряшкам, зачесывает их назад. – Если ты не против, можем посидеть вместе и поближе познакомиться.

– Я…

– Не сегодня. А завтра, к примеру?

– Да, завтра было бы отлично. Если на меня не свалится елка и я не умру к тому моменту. – Между нами повисает неловкое молчание, и я еще пару секунд стою, после чего направляюсь вслед за Хлоей к стойке администрации. – До встречи!

– С нетерпением жду завтрашнего дня!

Брайан выглядит как типичный образец хорошего парня. Того, с кем в будущем обзаведешься семьей с двумя маленькими детьми, собакой и домом с бассейном. Я придерживаю на языке горечь, оставшуюся от слов согласия на встречу. Его волнение и смущение, невинные взгляды, невесомое прикосновение к волосам – я должна ощутить облегчение, встретив полную противоположность Себастьяна, но вместо этого лишь чувствую, как голова начинает болеть, а тело отвергать чужие руки. Разум, главный предатель, прокручивает ту ночь, когда Себастьян прикасался ко мне. Совершенно безумно и далеко за границей целомудренности. И руки Брайана на моих волосах, и моя реакция на них – главное подтверждение, насколько я нуждаюсь в экзорцисте, который изгонит гребаного дьявола и заставит смотреть на вещи здраво.

«Снежный дом» с первых секунд моего нахождения внутри вызывает изумление. Я даже сама не замечаю, как сжимаюсь, словно высокие потолки, украшенные деревянными балками, на которых висят старинные люстры, смотрят на меня с презрением. Фасад гостиницы выполнен из светлого камня, покрытого, наверное, вековой патиной. Стены украшены картинами с изображением горных пейзажей. А персонал одет в несколько сотен раз лучше, чем я. Не удивлюсь, если они обязаны носить исключительно люкс.

– Можно сразу заказать бутылку вина в номер, – прерываю разговор Хлои и администратора, демонстрируя обоим сумасшедшее выражение лица. – Нет, не нужно одну. Принесите две.

Подруга поджимает губы, сдерживая смешок, и склоняет голову в мою сторону, вопросительно выгибая бровь.

– Скоро Рождество! В моей семье принято начинать пить заранее.

– Твоя мать десять лет как не пьет, а отец в принципе никогда не пил. – Хлоя отдает мне ключ-карту от номера и ведет нас к нему. – Я не против вина на ночь, оно сгладит сегодняшний день. Но я не позволю тебе напиваться из-за парня, Мэдс! Знаешь замечательные слова: «На Земле восемь миллиардов человек. Какого хрена ты паришься из-за одного парня, когда вокруг полно других?» Это наш отпуск, детка. Позволь себе хоть раз в жизни влюбиться в другого…

Она не заканчивает фразу. Мы обе застываем в холле, а моя рука так и повисает в воздухе с ключ-картой, не притрагиваясь к панели. Себастьян стоит в конце коридора рядом с чемоданом и Тобиасом, который замечает нас первым. Он хмурится в естественной для него манере и поджимает губы. Себастьян же отвлекается от разговора и оборачивается к нам.

Кожа леденеет, а язык тяжелеет.

Себастьян, мать его, Кофилд тут. В гребаном Колорадо! Он даже не любит зимнюю погоду и тем более горнолыжный курорт! Я зависаю, рассматривая его. Идеально выглаженные черные брюки, но помятая белая рубашка, поверх которой накинута зимняя куртка. Он с детства сочетает в себе несочетаемое. Небрежно зачесанные темные волосы и карие глаза, сужающиеся в узнавании, – я мгновенно представляю, как Себастьян за несколько секунд до выхода в аэропорт приводил в порядок прическу.

В плане «влюбись в другого» появляется огромная проблема под названием «Счастливого Рождества, Мэдисон Паркер, в одной гостинице с лучшим другом, который разбил тебе сердце!»

День второй
Мэдисон

Ужас в груди не уменьшается на протяжении всего дня. Мне не удается расслабиться и насладиться катанием на сноуборде. А это одно из самых любимых занятий с детства! Родители шутят, что им кажется, будто кроме сноуборда и учебников по журналистике я ни в чем не нуждаюсь. И, конечно, они заблуждаются. Третьим пунктом в списке всегда оказывалась дружба с Себастьяном. Одержимость, которую я вскармливала больше десяти лет. Потакала ей, а не стремилась изжить. По этой причине находиться с ним в одном пространстве без возможности поговорить и увидеть его улыбку ощущается странно. Незнакомо.

Вчера ночью мы кивнули друг другу и разошлись. Не знаю, чего я ожидала – может, того, что он подойдет ко мне и, как обычно, начнет перебирать мои волосы, пока мое лицо не окрасится в красный от злости, а у него на губах так и останется нахальная ухмылка, которая с годами не исчезает, все больше олицетворяя его.

– Ты как? – Хлоя подходит ко мне, крепко держа в руках доску для сноуборда. – Еще один круг?

Я приподнимаюсь со снега, отряхиваюсь и киваю, надевая горнолыжную маску.

– Не хочешь после пойти со мной в бар?

– Разве ты не идешь на свидание с тем парнем? Бруно вроде.

– Брайан, Хлоя. И это не свидание. Мы просто договорились встретиться.

– Нет, не хочу. Я лучше пройдусь по магазинам и закрою гештальт. И, к твоему сведению, Мэдс, парни не зовут девушек выпить «просто». Он хочет трахнуть тебя! А я как твоя лучшая подруга считаю, что ты должна трахнуть его!

Она отъезжает, начинает медленно спускаться по склону и оставляет последнее слово за собой, словно я не понимаю, что Брайан не рассчитывает обсуждать со мной погоду. Согласиться встретиться с парнем до того, как Себастьян появился в гостинице, было несложно. Сейчас все кажется неправильным.

Как мы вообще оказались в одном месте? Я не верю в случайное стечение обстоятельств, особенно в том случае, когда Себастьяну нужно заплатить миллион баксов, чтобы он вообще ступил на горнолыжный курорт. Может, с недавних пор мы и прекратили общение, но должно пройти еще очень много лет, чтобы я смогла забыть все его привычки и предпочтения.

Снег летит мне в лицо, ветер бьет по щекам, когда я рывком начинаю движение. За склоном, к которому направляются жители гостиницы «Снежный дом», виднеются сверкающие от солнца горные вершины. Я проезжаю заснеженные сосны и глубоко дышу, наслаждаясь видами. Небо с высоты тысячи метров кажется бездонным.

Взлетаю на гребень холма и замечаю несущуюся вниз и медленно раскачивающуюся по сторонам Хлою. На моем лице появляется улыбка, а любимое с детства занятие наконец расслабляет, тело становится одним целым с доской. Я совсем забыла, какие красивые пейзажи Брекенриджа можно увидеть во время спуска по склону вдоль соснового леса. Это отличается от фотографий в интернете и статичных картинок.

– Ты была хороша! – Хлоя хлопает меня по плечу. – А то мне показалось, что пропала та Мэдс, которая всегда надирает мне зад и приезжает первой.

– Как же здесь классно! – восклицаю я, когда мы подходим к подъемнику. – Теперь мне не так грустно, что с нашей гостиницей вышел облом. Эти виды стоят лишних двух тысяч баксов, которые мы отдали, чтобы кататься на частном склоне!

Мы планировали вернуться в номер к четырем часам дня, но только в шесть пересекаем порог комнаты. Я сбрасываю с себя одежду и быстро захожу под горячие струи душа, чтобы к девяти быть готовой спуститься в бар. Не стану лгать: если бы Себастьян не находился со мной в одной гостинице, я бы не так сильно волновалась за внешний вид. Совет от мамы, полученный за пару дней до отъезда, звучит в голове как напоминание:

«Если жизнь снова сведет тебя с человеком, который причинил тебе боль, ты должна быть готова выглядеть идеально. Тогда он расстроится не от того, что в нем взыграет совесть из-за твоего несчастного вида, а от потери».

И, учитывая, что мама плохого советовать не станет, я перестаю крутить сережку, пытаясь себя чем-то занять, и делаю пару глубоких вдохов, приглаживая волнистые волосы, которые сверкают в размытом зеркале полутемного лифта. Белая атласная кофта с открытой спиной и лентой на шее вынуждают нервно подергивать ногой от волнения. Это не моя одежда. Хлоя одолжила, сказав, что верх будет отлично сочетаться с черной мини-юбкой и сапожками-трубами того же цвета.

Желтый приглушенный свет начинает бить по рассудку, и я прикусываю губу, стараясь не застонать в голос от желания сбежать. Вот чувствую, что стоит закрыться в номере и смотреть с Хлоей «Отчаянных домохозяек», но продолжаю идти, протискиваясь между маленьких круглых столиков, и поднимаю руку, коротко здороваясь с Брайаном. Перед тем как встать, он поправляет галстук и проводит ладонью по белоснежной рубашке. Его рот приоткрывается от изумления.

– Ты… ты выглядишь потрясающе, – сглатывает Брайан и отводит глаза в сторону, проведя рукой по подбородку. – Нет, правда, у меня нет слов, Мэдисон.

Клянусь, кожу уже должно покалывать от разности. И все же брошенное невпопад в тот момент, когда мы оба тяжело дышали, «Ты чертовски сексуальная, Мэдс», принесло мне гораздо больше удовлетворения.

– Спасибо. Ты тоже выглядишь прекрасно, Брайан. – Усаживаюсь на противоположную сторону дивана рядом с окном в огороженном от посторонних глаз месте.

– Я думал, ты уже не придешь.

– Ты не сказал точное время, и мне показалось, что девять вечера идеально подходит для встречи. А ты долго ждал?

– С пяти вечера. – Он хмыкает, а после того, как замечает мой удивленный взгляд, пожимает плечами. – Бар открывается в пять. Раньше в Брекенридже попросту невозможно попасть сюда.

– А ты вправду серьезно настроен на то, чтобы получше узнать друг друга.

И это все не вяжется, отдается каким-то неприятным покалыванием по спине. Атмосфера дорогого ресторана, который местные называют баром, дизайнерские костюмы и часы, вино, чей возраст составляет не меньше двадцати лет, и учтивые комплименты. Кажется, в несуществующем «Красном склоне» с обещанными хот-догами больше правдивости. Или я просто не из этой среды.

– Откуда ты, Мэдисон?

Я поджимаю губы, не позволяя себе исправить его, потому что не люблю свое полное имя.

– Нью-Йорк. Ты?

– Нейплс.

Я должна была догадаться. Богатенький джентльмен с загаром, словно посещает солярий каждый день, живет в одном из самых дорогих городов США. Мы отдыхали там с семьей Себастьяна, и даже моих родителей – успешных людей – удивил ценник.

Неужели все вокруг просто обязано ассоциироваться с ним? Потому что в возрасте двенадцати лет, находясь в Нейплсе, я поняла, насколько серьезна влюбленность в Себастьяна, когда он впервые назвал меня красивой.

– И как тебя занесло в Колорадо?

– У моей семьи здесь частный дом. Мы проводим каждое Рождество в Брекенридже. – Он улыбается официанту, когда тот наполняет наши бокалы красным вином. – К сожалению, произошла неполадка, и электричества не будет еще несколько дней. Поэтому я здесь.

– И теперь ты вынужден проводить сочельник в «Снежном доме». – Хмыкаю. – Тебе грустно от этого?

– Нисколько. Я ведь встретил здесь тебя.

Его комплименты сладкие, но горечь вина позволяет держать баланс и не фыркать. Отлично, Мэдс, ты думаешь, как грубиянка! Возможно. Но общение с мужчинами у меня ограничивалось Себастьяном и его командой. А они скорее напугают до смерти всех присутствующих, чем позволят себе сидеть, поправляя салфетку из ткани на брюках.

– Ты умеешь кататься на сноуборде?

– Конечно! Мы с семьей выступаем здесь на ежегодных соревнованиях. – Он поднимает взгляд, улыбаясь мне из-за бокала; складка между бровями расправляется, словно ему стоит усилий вести себя спокойно после моего очевидно глупого вопроса. – Видел тебя сегодня на склоне. Твоя езда впечатляет.

И даже обнаруженное общее хобби не усиливает мой интерес.

– Спасибо. Я, правда, не участвую в соревнованиях, но каждую зиму выбираюсь на горнолыжный курорт.

– Тебе стоит попробовать…

Я должна была осознать раньше, за секунду до того, как человек за моей спиной начнет говорить, что мурашки появились не из-за холода. Обязана была вспомнить, что только его присутствие вызывает подобную реакцию в моем теле.

– Не помешаю? – Себастьян сразу садится, показывая, что не нуждается в разрешении. Я застываю, оценивая острые скулы и тяжелый блеск в глазах, который появляется, когда он смотрит на Брайана. – Привет, Мэдисон.

Себастьян не поворачивается ко мне, чтобы хоть немного проявить уважение.

– Вы знакомы?

– Да, – виновато улыбаюсь Брайану, не зная, куда себя деть. – Мы дружили в школе.

– Школе? – нахально выгибает бровь Себастьян и хмыкает, отбирая мой бокал с вином. Другая его рука покоится на столе, словно неприглашенные гости здесь мы – я и Брайан.

Это все кажется тем нереалистичным сном, от которого человек просто обязан проснуться в поту, а после рассказывать в подробностях знакомым. Но он не собирается заканчиваться. Я это понимаю по тому, как вальяжно Себастьян откидывается на спинку стула. Его мышцы напрягаются под белой рубашкой, облегающей не только плечи, но и кисти.

– И в детстве, – добавляю шепотом. – Это Себастьян, Брайан.

Я начинаю говорить на автопилоте, выдаю какие-то заученные фразы, потому что в голове все заполнено непониманием, какую игру затеял он. Зачем Себастьяну это? Он своим фирменным игнорированием после секса показал, что я ни стою ни хрена.

– О, и вы случайно встретились в «Снежном доме»? Просто, Мэдс, ты была так удивлена, когда увидела его, – заинтересованно спрашивает Брайан, не обращая внимания или не понимая, что Себастьян не желает никому из нас хорошего вечера.

– Да, случайно.

– Удивительно, не правда ли?

Я закрываю глаза всего на миг, чтобы сделать глубокий вдох и не переставать улыбаться. Не переставать – именно так и ощущается происходящее. Не переставать делать вид, что дыхание не прерывается, когда грубость проявляется в голосе Себастьяна. Не переставать часто моргать, чтобы сохранять бдительность.

– И вы оба из Нью-Йорка? – Улыбка Брайна, черт возьми, искренняя. И в этом заключается его ошибка. Он не гадает по поводу меня и Себастьяна.

Я мысленно благодарю официанта, который в этот момент появляется и выкладывает на стол разные брускетты и приготовленную рыбу. Это дает мне преимущество в несколько секунд, чтобы опередить Себастьяна.

– Да, мы жили в соседних домах.

– А ты, Брайен, откуда? – Я чувствую, что Себастьян специально коверкает его имя. В этом заключается какое-то гребаное удовольствие: чтобы только я одна знала, насколько все фальшиво.

– Нейплс, – отвечаю за Брайана. – Он из Нейплса, Себастьян.

Мой голос становится чуть уверенней, чтобы показать Себастьяну, что я осведомлена и способна расстроить его. Но вместо этого он на миг поднимает брови и улыбается, скрывая эмоции за бокалом. Я прикасаюсь рукой к груди, но не поднимаю голову, боясь, что тогда волнение станет слишком очевидным.

– Отличный город. Мы с Мэдс там были.

Он делает это специально. Не просто создает видимость наших близких отношений, но и уничтожает уверенность в Брайане. Просто взять и сказать так, словно это не было детской поездкой!

– Семьями, – поправляю я и поворачиваюсь к Брайану. – И в возрасте двенадцати лет.

Я чувствую, как нагло ухмыляется Себастьян. Мне не нужно подключать боковое зрение. Ему нравится то, с каким рвением я пытаюсь оправдаться и поправить его.

– Похоже, вы были близки.

И вот тут происходит то, что должно было случиться еще несколько минут назад. Брайан тушуется, ощущая неуверенность, он делает большой глоток вина, затем снова подзывает официанта, чтобы тот наполнил бокал.

– Были, – соглашаюсь. – А ты, Брайан, ведь здесь тоже не один? Твой друг?..

– Сводный брат – Майкл. Ему восемнадцать, но по поведению не больше пяти. Думаю, ты успела это понять. Мне положено следить за ним, пока родители не прилетели на сочельник.

– А че сейчас не следишь?

Он не мог сказать этого. Себастьян… не может разговаривать подобным пренебрежительным тоном с человеком, которого не знает. Мой взгляд скользит по нему, я качаю головой. Но ему все равно – он не останавливается там, где не видит для этого смысла.

– Вот это я имела в виду, когда сказала, что мы были близки.

Брайан поджимает губы. Никто из нас троих не притрагивается к еде. Мы словно не замечаем, как официант бегает вокруг, разносит тарелки и доливает алкоголь.

– Очень близки, – снова добавляет Себастьян.

И в этом нет ни капли лжи. Мы были лучшими друзьями на протяжении многих лет. Но по его тону становится ясно: он подразумевает не дружбу. Тогда в голову закрадывается подозрение: Себастьян помнит? Потому что я – да. Особенно хорошо помню, как на следующее утро после вечеринки он, заметив меня на первом этаже дома, похлопал по плечу и спросил, когда я успела прийти.

– Ты приехал с Тобиасом. Не хочешь поговорить с другом и уделить ему внимание? – твердо шепчу, поглядывая искоса на него. – Мы с Брайаном планировали вечер вдвоем.

Последнее предложение сказано намеренно едко. Каждая буква произнесена с особым видом яда, чтобы показать ненужность Себастьяна. Пусть прочувствует на себе все то, что я испытывала две недели его игнорирования.

– Но мне нравится сидеть с Брейаном. – Себастьян театрально поджимает нижнюю губу. – Говорят, в «Снежном доме» есть традиция: знакомиться с теми, чье имя начинается на «Б», и тогда удача всю жизнь будет на твоей стороне!

Брайан никак не реагирует на него, смотрит на меня взглядом, выражающим желание убраться.

– Прекрати, Себастьян! – шикаю на него. – Просто уходи, хорошо?

– Или мы можем уйти? Здесь неподалеку есть хороший ресторан, – любезно предлагает Брайан, и я благодарю его за сохранение вежливости. На его месте я бы давно встала и ушла, послав всех к черту.

– Или ты можешь, наконец, свалить, хм?

Себастьян кладет в рот виноградину, перекатывает ее языком по рту так, будто оскорбления и грубые фразы присущи ему с рождения. И, наверное, я была ужасно слепа, раз не замечала этого раньше, потому что подобное не взращивается при одном взгляде на Брайана. Пропускала мимо ушей, ведь это никогда не касалось меня.

– Дай мне минутку. – Я беру Себастьяна за предплечье, заставляя встать. – Я разберусь и вернусь к тебе.

Не дожидаясь одобрительного кивка от Брайана, я полностью сосредотачиваюсь на человеке, который легко подчиняется моей хватке, словно ждал этого.

– Что ты творишь? – Я оглядываюсь, проверяя, не видно ли нас двоих Брайану.

Я прижимаю рукой Себастьяна к стене. Он откидывает голову, уголки его губ тянутся вверх, и он скрещивает ноги, демонстрируя расслабленность.

– Рыжий? Серьезно, Паркер? С каких пор ты ходишь на свидание с рыжими? К тому же настолько миловидными. Он, вероятно, из тех, кто лепечет о любви к матери каждую свободную секунду?

Ядовито. Вот как разговаривает Себастьян со мной, несмотря на внешнее спокойствие.

– Ты его даже не знаешь!

– А ты?

– Я пыталась узнать его, пока ты не пришел и не начал вести себя так, словно Брайан виноват перед тобой!

– Может быть, виноват.

Я отстраняю от него руку и потираю ее о ткань юбки, стараясь стереть прикосновение к его телу.

– Во что ты играешь? Зачем ты здесь?

– Приехал отдохнуть.

– Лжец! Слушай, Себастьян, я не знаю, возможно, ты привык относиться к девушкам так, как сочтешь нужным. – Я специально увеличиваю дистанцию, отдаляюсь от нашей дружбы, используя подобные формулировки. – Но я приехала сюда отдыхать. И не нуждаюсь в том, чтобы видеть тебя. Тем более не хочу, чтобы ты оскорблял парня, с которым я собираюсь познакомиться поближе. Ради всего святого, что с тобой не так?

– Лгунья, – отвечает он, проводя кончиком языка по нижней губе. – Ты не хочешь знакомиться с ним ближе. Он неинтересен тебе.

– Интересен. С чего ты берешься рассуждать о моих предпочтениях в отношении парней?

– С того, что знаю тебя, Мэдс. Ответь честно, сколько раз ты мечтала встать из-за стола и сбежать? – Много. – Не забывай, что я был первым, кому ты рассказала о своих предпочтениях в отношении парней. «Милый, галантный, услужливый» не входит в список.

И это то, в чем я просчиталась. Невозможно играть с человеком, который знает твои карты, и надеяться на победу.

Он был первым, кому я рассказала. Мне стоит горько усмехнуться от неприятной правды, потому что быть в моей жизни первым – его привилегия. Во всем. Первый поцелуй, который я представляла иначе: на первом свидании в кино. А случился он в ходе короткой ссоры, после который Себастьян набросился на меня так, словно давно размышлял, какие на вкус мои губы. Первая влюбленность, чьей миссией является получение девушкой горького опыта. И с этим Себастьян справился лучше всего. Первый секс.

Я отдала ему все.

– Решила изменить приоритеты, – грубо заявляю я. – Разве последние две недели ты не делал вид, что меня не существует? Может, хочешь продолжить? Потому что я не буду возражать!

– Так вот в чем дело, Мэдс. Неприятно?

– Пошел ты! – Делаю попытку уйти, но Себастьян обхватывает мое запястье прежде, чем я успеваю сделать шаг. – Отпусти и дай насладиться вечером!

– Иди к нему, но не забывай о том, кого хочешь видеть на его месте, – шепчет он на ухо.

С этими словами Себастьян отпускает меня, и я четко понимаю: всю жизнь я была слепой дурой, которая не замечала, каким жестоким он умеет быть, когда захочет. Ему не составляет труда потешаться над моими чувствами, зная, что он не ощущает то же.

День четвертый
Мэдисон

Он наблюдает за мной. Куда бы я ни пошла, всюду ощущаю пристальный взгляд в спину. Прожигающий. Себастьян не подходит ближе и не пытается завести разговор, но его присутствие доказывает, что он нуждается в другом: ему необходимо показать мне, что он где-то неподалеку. Просто чтобы я знала.

Даже сейчас, когда я еду по склону, имею четкое представление о его местоположении. Себастьян сидит на террасе ресторана, окна которого выходят на заснеженную площадку.

– Чего он добивается? – спрашивает Хлоя, закуривая сигарету, когда я подъезжаю к ней. – Либо ты мне не все рассказала о вас, либо он психопат!

– Ты прекрасно знаешь, что я все тебе рассказала. Именно поэтому нахожусь в таком же недоумении, как и ты.

– Может, мне стоит поговорить с Тобиасом? Поугрожать ему? Он вроде не тупой. – Я останавливаю подругу за плечо и разворачиваю к себе.

– Тобиас не станет тебя слушать. – Лучший друг Себастьяна имеет особое предубеждение относительно моей подруги, а она любит ради собственного удовольствия нарушать его личную зону комфорта. – И ты не будешь ничего предпринимать. Себастьян не психопат. Он просто… Я не знаю, Хлоя, он никогда раньше не вел себя так.

Себастьян может быть нахален и жесток в хоккее или в своих компьютерных олимпиадах, из которых он выходит победителем. Но его отношение ко мне всегда проходили по категории «это другое».

– А Брайан больше не объявлялся?

– Нет.

Наш вечер два дня назад окончился сущим ужасом. Мы не могли нормально поговорить, потому что оба ощущали смущение и вкус горечи из-за испорченной встречи. Думаю, и мне, и Брайану хотелось поскорее разойтись по номерам. Он сказал, что напишет и мы сможем вместе покататься на сноубордах, но с того момента тишина. И я не то чтобы ей не рада.

– Не знаю, почему в тебе так много доброты и сочувствия, Мэдс. Я бы уже давно надела ему на голову мешок с мусором и подожгла бы его тачку за подобное! – пыхтит Хлоя. – Ну или хотя бы ударила! Он забыл о вашем сексе, а сейчас думает, что имеет право разрушать твою личную жизнь!

– Я знаю. Знаю, что стоит надрать ему зад, Хлоя. Но у нас чертовы каникулы! Сочельник через три дня! Я не хочу развивать конфликт, потому что велика вероятность, что это ранит меня сильнее, чем его. Поэтому просто постараюсь не обращать внимания и наслаждаться временем с тобой!

Хлоя недоверчиво поглядывает на меня, но все равно кивает.

Ближе к вечеру мы выбираемся в город, заходим в маленькие бутики, где как нельзя лучше ощущается контраст высоченного ценника и наших пустующих кошельков, что не особо волнует подругу. Она заставляет меня перемерить все черные платья с пайетками, а после, опознав в директоре магазина француза, выторговывает сапожки на каблуке.

Брекенридж в центральной туристической части не так красив, конечно, как с высоты тысячи метров. Узкие улочки, украшенные гирляндами, низкие дома и огромные толпы народа. Но я решаю полностью отдаться прогулке с подругой, блокирую в голове любое воспоминание о последних днях. Если Санта не оставит мне в носке Себастьяна, я уже буду считать это победой!

– Пойдешь в бассейн? – Тело кричит от усталости и умоляет о массаже или джакузи. Вряд ли к двум часам ночи в гостинице кто-то согласится разминать мне спину.

– Не-а. Это хлорка, Мэдс. Я не хочу, чтобы мою кожу снова разъело, а после оставлять на восстанавливающие крема всю зарплату. – Хлоя примеряет у зеркала новые сапожки, радуясь принятому решению потратить деньги. – Иди одна. И не смей возвращаться без номера богатенького парня.

– Ну уж нет, мне хватило.

– А мне нет! Я спрашиваю не ради тебя, а ради себя!

Со смехом я выхожу из номера, добираюсь до четвертого этажа, быстро снимаю с себя одежду и залезаю в джакузи с подогревом, расположенное на террасе. Вид на зимнее звездное небо расслабляет даже больше, чем теплая вода. Вокруг ни души. Я благодарна подаренным минутам одиночества, пока единственный человек, способный выбить землю у меня из-под ног, не появляется снова.

– С Брайаном не удалось? – проходится по затылку его голос, я от неожиданности ударяюсь головой о бортик и жмурюсь.

Себастьян присаживается на скамейку около входа, опирается руками о согнутые колени, склоняет голову, наблюдая, как капли воды разводами проходят по его серым спортивным штанам.

– Ты сумасшедший?! Нельзя так пугать людей! – Хватаюсь за сердце в попытке привести сбившееся дыхание в норму.

– Вопрос, Мэдисон.

– Какой вопрос? – Я отплываю на противоположную сторону джакузи, неторопливо изучая взглядом Себастьяна. – Что тебе нужно?

В голове не укладывается происходящее! Вот эта его напряженная поза, сжатые в замок пальцы, глаза, впивающиеся в меня, словно я обязана ответить. Ничего из этого не говорит о холодном и расчетливом интересе. Мне стоит уйти, чтобы окончательно не потеряться в игре Себастьяна Кофилда. Но я остаюсь.

– Признай, Паркер, он идиот, который не сумел заинтересовать тебя и у которого ноль шансов, чтобы ты смогла испытывать что-то помимо скуки.

– Для чего?

– Я снова оказался прав. – Он потирает подбородок большим пальцем, улыбаясь и не дожидаясь моего ответа. Ему это кажется невероятно смешным?

Я делаю резкое движение рукой, и брызги приземляются прямо на его лицо.

– Придурок!

Себастьян медленно стирает капли с лица.

– Что за приколы следить за мной? Я не понимаю тебя, Себастьян! Вначале ты просто перестаешь разговаривать со мной после… после вечеринки, а теперь появляешься и ведешь себя как идиот!

– Не стесняйся говорить слово «секс», Мэдисон. Ты ведь не ханжа, не правда ли?

Я застываю с поднятым указательным пальцем, но быстро отпускаю, смиряясь. А чему ты удивляешься, Мэдисон? Разве такое отношение не свойственно ему так же, как нахальные ухмылки и желание всегда побеждать? Себастьян помнит о том, что произошло той ночью. Он лишь изображал короткую амнезию после нескольких стопок виски, чтобы сейчас выкинуть на стол всю информацию, заставив меня ощутить ком в горле, и остаться в выигрыше.

Он помнит.

– Ты помнишь…

– Тебе от этого плохо?

Да. Так я не могу оставить воспоминания о сексе при себе, не позволить им стать чем-то грязным. Чем-то, о чем можно вот так сказать со смешком.

– Нет, мне все равно. – Передергиваю плечом. – Ты игнорировал меня, Себастьян. И знаешь, за эти две недели я успела смириться с твоим отсутствием в моей жизни. – Ложь вылетает из рта, потому что смирение – не то, что присуще журналисту, а я учусь на факультете журналистики. – Если хочешь кому-то докучать, обратись к Бетани.

Понимание лавиной захлестывает его, и Себастьян отклоняется и смеется. Еще бы он отреагировал иначе.

– Теперь все ясно. Ревнуешь, Паркер?

– Да, к десятку девушек, с которыми ты переспал. Моя жизнь настолько скучная, что думаю исключительно о тебе! – Показательно фыркаю, говоря так, чтобы его задел мой сарказм.

– Я уже успел забыть, что тебе нравится быть единственной, с кем я общаюсь.

– Ты меня плохо слышишь?..

– Могла бы просто спросить, что у меня с Бетани. – Он наклоняется так, что его локти прижимаются к коленкам. – И узнала бы, что ничего. Между мной и Бетани ни хрена, Мэдс.

– Мне все равно.

Я отворачиваюсь от него, начиная отсчитывать в голове секунды. Раз – два – три. Это помогает сконцентрироваться на чем-то помимо «ничего». Реакция рассудка раздражает. Эта черепушка в голове с такой легкостью принимает его ответ?

– О, да, я вижу. – Снова раздается смех.

– Тем более я не просила оправданий. Все и так знают, что ты спал с ней недавно.

– Нет, не спал.

– Твое дело, Себастьян.

– Она не в моем вкусе.

Я прикусываю язык, взывая к силе воли, чтобы не поддаться на его глупую провокацию и не начать расспрашивать.

– Итак, Брайан в отлете или все еще пытаешься доказать мне, что я не прав? – после минутной паузы спрашивает он.

– Ты не дал мне с ним нормально поговорить! Напугал его, Себастьян! Чем он тебя так обидел?

– Ну и зачем тебе парень, который бежит, как только чувствует опасность? – Он выгибает бровь, словно поражается тому, что я все еще цепляюсь за Брайана. – Он не мог обидеть меня, Мэдс. Я спасал тебя.

Настает моя очередь смеяться.

– Спасал? Спасибо, Капитан Америка, никто еще так не оказывал помощь, портя неначавшееся свидание!

– Мы будем ходить по кругу?

К черту его! Я вылезаю из джакузи, стараясь поскорее свалить в номер, но Себастьян останавливает меня, взяв за запястье. Он прекрасный хоккеист с отработанными рефлексами, и я не могу быть быстрее!

– Что на этот раз? Будешь снова убеждать, что кто-то не в моем вкусе? – Я стараюсь не обращать внимания на то, что кожа мгновенно покрывается мурашками.

На террасе, если находиться не в джакузи, смертельно холодно. И мне не понятно, как Себастьян так спокойно передвигается, не клацая зубами, когда на нем лишь толстовка с логотипом его команды «Брукфилд Флеймз».

– Скажи, ты вспоминала, как я прикасался к тебе, когда ты сидела с ним за одним столом? – требует ответа он.

Себастьян чертовски хорош в том, чтобы пудрить мне мозг подобными словечками. Раньше он ограничивался взглядами, которые бросал на меня, находясь в пьяном состоянии, а я всегда убеждала себя, что это лишь влияние алкоголя. Сейчас же все иначе!

– Зачем ты здесь, Себастьян? Ты ненавидишь горнолыжные курорты.

– Больше нет. Теперь нахожу в них особое удовольствие.

– Как ты узнал, что я буду здесь?

Он пожимает плечами, не отвечая, но в то же время давая мне ответ. Себастьян здесь из-за меня.

– Бессмысленно! – Делаю попытку уйти, но хватка на запястье лишь становится сильнее. – Чего ты хочешь?

– Отвечать вопросом на вопрос невежливо, Мэдс. – Он медленно тянет руку к моему лицу, чтобы заправить волосы за ухо и подушечкой пальца вычертить круг на щеке. – Вначале ты, потом я.

– Нет, Себастьян, я не вспоминала, как ты прикасался ко мне. – Ложь. – Единственное, о чем я думала в тот момент: «Неужели я встретила нормального парня, который не забудет, что трахнул лучшую подругу на вечеринке!»

Он поджимает губы и делает шаг назад.

– Я здесь затем, чтобы вернуть свое.

Гребаное квипрокво, от которого я еще минуту неподвижно стою на месте, ощущая, что ноги заледенели от холода, и смотрю в пустоту, в которой исчез Себастьян, так и не сказав, что подразумевает под словом «свое», заставив теряться в пугающих догадках.

День пятый
Мэдисон

– Боже, Себастьян!

Я вскрикиваю и толкаю его в плечо. Хлоя остается внизу, у подъемника, одна с самым комичным выражением лица – ее сигарета падает на землю, а губы приоткрываются в изумлении. Не у нее одной. Он просто опередил ее и сел рядом со мной!

Вагонетка начинает движение, и у меня не остается возможности уйти. Я медленно передвигаюсь подальше к краю, чтобы увеличить расстояние между нами. Себастьян же выглядит как довольный кот.

– С тобой явно что-то не так. – Я качаю головой. – Сходи проверься у психиатра.

– Тут нет фиксированной очереди. Рядом с тобой мог сесть кто угодно.

– Да, и должна была Хлоя, – огрызаюсь я и устремляю взгляд вниз, замечая, что подруга не садится в другую кабину, отходит подальше от подъемника и наверняка закуривает еще одну сигарету, приходя в себя от наглости Себастьяна. – Какая-то новая цель – доставать меня?

– Цель все та же, Мэдс. Мне нужно вернуть свое.

– Что «свое»? Я у тебя ничего не забирала! – Складываю на груди руки и поворачиваю к нему голову. Он же смотрит прямо и всякий раз, когда я злюсь, проводит кончиком языка по губе, сдерживая улыбку. – Если тебе необходим компьютер, который ты подарил мне на прошлое Рождество, то можешь и не надеяться, я ничего тебе возвращать не собираюсь!

– Мне не нужен твой компьютер.

Естественно, я понимаю, что он здесь не ради вещи. Это так легко читается в нем. Себастьяну плевать на деньги и вещественные подарки – он не привязывается к ним. Поэтому я всегда старалась на праздники дарить ему что-то особенное.

– Тогда чего ты хочешь, хм?

– Вернуть тебя.

Я предполагала, что он имел в виду под «своим», но все равно спросила, надеясь услышать другой ответ. А этот бархатистый голос, которым он проговаривает фразу, невероятно злит!

– Все, я прыгаю. – Берусь за поручень, стараясь поднять его наверх. Высота примерно семь метров. Отделаюсь переломами, но хотя бы не буду вынуждена слушать этот бред. – Отпусти руки, Себастьян! Я серьезно говорю. Дай мне, черт возьми, прыгнуть!

Он одной рукой придерживает поручень, и против его хватки я бессильна.

– Ты с ума сошла, Паркер?

– Да! Ты сводишь меня с ума! – кричу на него и пытаюсь сползти, чтобы перелезть под низ поручня, пока высота не успела увеличиться.

– Да что с тобой не так?

Себастьян за талию притягивает меня к себе, обездвиживая.

– Что разозлило тебя?

Я делаю несколько безуспешных попыток вырваться из его хватки, но оказываюсь намертво приклеена к нему.

– Ты! У меня есть другие причины злиться помимо идиота, который… который пытается довести меня до психического припадка?

– Я даже не пытался! Ты задала вопрос – я ответил.

Я злюсь, наверное, ощущая себя загнанным раненым животным, которому побольнее пытаются надавить на рану. Себастьян прочел записку, проигнорировал мои чувства, ушел с Бетани на вечеринку. Плевать, что у них ничего не было. А сейчас просто заявляется ко мне с решением вернуть «свое»? Это ощущается так, словно он пытается забрать у меня остатки себя. Я уже давно многое отдала ему.

– Заткнись! – рявкаю на него. – Раз ты сел рядом, то соизволь закрыть свой рот!

– Знаю, я мудак, Мэдс, что не сразу вспомнил о сексе, – начинает откровение Себастьян, поражая меня, потому что подобная искренность не вяжется с ним. Он обычно отмалчивается, принимая извинения за уязвимость. – Но мне понадобился час, чтобы сопоставить все и наконец осознать, ясно? А потом… потом ты просто подошла ко мне и поблагодарила, сказав: «Я рада, что именно ты мой друг, Себ. Надеюсь, наша дружба будет длиться вечность». Лучшего способа отфрендзонить я еще не встречал!

– Невероятно! Ты просто, черт возьми, невероятен! Да дело даже не в сексе, Себастьян!

– А в чем?

Я замолкаю и зажмуриваюсь. Не могу выдавить ни слова о записке и чувствах, потому что дело касается задетого самолюбия. Слабости. Я показательно отворачиваюсь в сторону.

– Очень по-взрослому, Мэдс, – бурчит Себастьян, явно теряя прежнее спокойствие.

– Очень по-взрослому игнорировать лучшую подругу две недели!

Мы оба молчим, пока вагонетка не подъезжает к гостиничной базе. Ноль реакции друг на друга. Слишком много эмоций внутри, и стоит одному из нас открыть рот – полыхать начнет все вокруг. Наши родители были правы, когда сравнивали Себастьяна с огнем, а меня – с розжигом.

Гребаный пожар посередине горнолыжного курорта Брекенридж!

– Поговорим, когда ты успокоишься, – напоследок предлагает Себастьян и сразу идет к «Снежному дому».

– Отлично, значит это будет… никогда! – кричу ему в спину и ногой бью сугроб.

Весь следующий день я веду в голове мысленный диалог с Себастьяном, считая, что недостаточно колко отвечала, жалуюсь Хлое и провожу вечер в номере за просмотром дорамы, которая ничуть не уменьшает огонь внутри.

День седьмой
Себастьян

Я должен был послушать рассудок и не ехать сюда за ней, в место, которое ненавижу больше всего на свете – горнолыжный курорт. И мне никак не помогает компьютерное образование, которое мы с Тобиасом используем для достижения не самых легальных целей, занимаясь хакерством. Не то чтобы каждый день пытаемся взломать Пентагон, но иногда превышаем полномочия, как и случилось с Мэдс.

Тобиас пытался остановить меня, неся разумную херню о том, что она уезжает на неделю, не на вечность. Я не собирался прислушиваться к нему в тот момент, когда пришел к ее дому, а дверь мне открыла мама Мэдисон, радостно сообщив о каникулах, которые ее дочь резко устроила для себя и Хлои. Не смог удержаться от навязчивой мысли. Это же Брекенридж, место, где многие пары находят друг друга, ну или, по крайней мере, так считает мой мозг.

Естественно, я рад, что у нее ничего не вышло с Брейаном, потому что он маленький сопливый мальчик, не способный ни на что, кроме жалких комплиментов. И только это успокаивает меня в момент, когда я вынужден сидеть в номере с Тобиасом и смотреть в стену от скуки. Мэдс всегда была упертой. Врожденная черта журналиста.

Одна мысль о том, что здесь она может найти кого-то себе, сводит с ума. Кого-то лучше. Я не хороший человек и не верю в бредни интернета, которые твердят: «если любишь, значит, отпустишь». Простите? Мэдс сделала выбор, когда потянулась ко мне ради поцелуя, прижавшись лопатками к стене. И я уж точно не буду отпускать ее. Не-а. Я не умею делиться и не собираюсь этому учиться.

Смело заявляю: я эгоист.

Она была подругой детства до того момента, пока мне не стукнуло шестнадцать. Я могу воспринимать ее по-разному – типа «девушка», «та, с кем секс я изначально забыл», «блондинка с самыми сексуальными губами», – но «подруга» сюда не вписывается.

Я хотел ее долгое время.

Я хочу ее сейчас.

Я буду хотеть ее и дальше.

Гребаная Бетани нисколько не интересует меня. Ни капли. Я скорее стану импотентом, чем займусь сексом с любой другой девушкой после Мэдс. Она как хроническое заболевание, обретенное с детства, которое долго не проявлялось, но при нужном толчке сбило с ног. Показала истинное положение дел и причину, по которой все остальные девушки кажутся пресными. Стоит же Мэдс переступить порог комнаты, и появляются новые краски.

Я не собирался переставать с ней разговаривать навсегда. Это, черт возьми, невозможно. Дни, проведенные без ее нотаций, становились безынтересными, и даже хоккей не смог ничего исправить. Я пытался сделать самую бессмысленную херню на свете – выгнать Мэдс из рассудка после ее явного отказа. Пошел на вечеринку с Бетани, но через час свалил оттуда домой.

Один вывод: невозможно. Невозможно убрать Мэдс из своей жизни и продолжать жить дальше, словно блондинистые волосы прохожих девушек не напоминают о ней.

– Ты пытаешься испепелить стену? – Мой лучший друг приспускает очки на носу и хмурится, изучая меня. – Как успехи?

– Сидел бы я здесь, если бы все было удачно?

Тобиас выразил желание поехать со мной, наверное, в попытке проследить, что все пройдет хорошо. У него вместо мозга компьютер, эмоциональность которого приравнивается к нулю.

– Может, для того, чтобы получить результат, стоит прекратить просто сидеть?

– Когда ты молчишь, нравишься мне больше. – Друг на это лишь зачесывает назад каштановые волосы и пожимает плечами.

– Могу сказать точно, где она находится.

– Не следи за ней, – предупреждаю его. – Увижу у тебя в компьютере хоть намек на взломанные аккаунты Мэдс – и сожгу тебя вместе с твоей библиотекой.

Мне необходимо расставлять границы дозволенного в отношении Мэдс, потому что из-за узкого эмоционального спектра Тобиас может не понимать, что это моя привилегия, не его.

– У тебя нет доступа в мой дом.

– Тогда я просто пошлю к тебе Хлою. – И эта угроза действует. Тобиас мгновенно ощетинивается и хватается за книгу.

У друга особая неприязнь к Браун. Он, вероятно, считает, что быть настолько заносчивой преступление. А ее эмоциональность и желание вывести его из себя воспринимает как сумасшествие.

К вечеру я выхожу из номера на первый этаж, решая захватить для нас с Тобиасом поесть, но обнаруживаю Мэдисон, эмоционально разговаривающую с администратором.

– Мисс, мы не можем ничего не сделать!

– Я заплатила несколько тысяч баксов отелю, чтобы вы не могли вызвать мне такси? – Я подхожу ближе к разгневанной Мэдс и останавливаюсь позади нее. – Утром мне сказали, что такси будет ожидать меня в семь вечера!

– Мы приносим вам наши сожаления, но из-за приближающегося сочельника никто после шести вечера не принимает заказы. Администратор должен был вас предупредить. Не могли бы вы назвать его имя?

– Разочарование! – с сарказмом выплевывает она, оборачивается и из-за резкости своих движений врезается в мою грудь. – Ты издеваешься?

– Я могу отвезти тебя. Мы с Тобиасом арендовали машину.

– Спасибо, обойдусь без твоей помощи. – Она кривит лицо и проходит дальше.

Я подбегаю к ней и снова загораживаю проход. Она сжимает кулаки и делает глубокий вдох. Определенно эта поездка была очень важна, в противном случае Мэдс никогда бы так не отреагировала.

– Давай же, Паркер. Обещаю не приставать.

– Это последнее, чего я боюсь, Себастьян.

Я закрываю глаза на мгновение, чтобы, открыв, увидеть, как она скрывается за поворотом коридора, ведущего к выходу. Неужели Мэдс собирается идти пешком? Сейчас декабрь, и мы находимся в горах!

– Не иди за мной! – говорит она, когда я ее догоняю.

– Садись в машину, Мэдисон!

– Идти пешком пятнадцать минут от силы. Ты должен знать, что я не принцесса с горошиной в заднице и могу перетерпеть холод, учитывая, что единственной альтернативой являешься ты.

– Садись в машину, или я затащу тебя в нее! – Я повышаю голос.

Она пониже натягивает шапку и останавливается, не разворачиваясь ко мне.

– Слушай, Себастьян, я не в настроении разговаривать даже сама с собой, поэтому тебе стоит развернуться и уйти.

Кругом темнота, разгоняемая лишь гостиничными фонарями. Не знаю, что творится с Мэдс, если только она не хочет к утру значиться в списках без вести пропавших.

– Выбирай: либо ты добровольно садишься, либо я затаскиваю тебя туда сам.

Мэдс оборачивается, поднимая брови от удивления.

– Нет.

Я вместо слов делаю к ней шаг, чтобы исполнить сказанное.

– Отлично! – вскрикивает она, останавливая меня, и проходит мимо, задевая плечом. – Только не начинай разговоры. У меня не осталось нервных клеток на твое эго.

Эта девушка… Черт возьми, она безбашенна!

Я сажусь на водительское сиденье и мысленно хмыкаю, замечая, что она не открывает дверь напротив. Мэдс устраивается позади, укутывает лицо в шарф и затихает. Я тоже утепляюсь, надев куртку, лежавшую в багажнике.

– Обычно ты всегда просилась сесть рядом.

– Рот закрой. – Она выставляет указательный палец. – Просто давай насладимся тишиной!

– Как мне тогда спросить, куда тебе нужно попасть?

Она передает мне телефон с открытой картой, и я прикрепляю его на приборной доске.

– Что там находится?

– Центр экзорцизма.

Отлично, ей определенно стоит избавиться от нескольких демонят, которые видят цель в уничтожении меня.

Я не продолжаю диалог долгие десять минут, кидая на нее лишь заинтересованные взгляды в зеркало заднего вида. Мэдс целенаправленно не поворачивается, продолжая сверлить взглядом окно. Ее розовая шапка с помпоном абсолютно не соответствует тому образу, который она изображает.

Мэдс не умеет злиться, и ей бесполезно разыгрывать передо мной подобную карту. Я знаю ее с самых малых лет. Ее привычки, мимика и поведение – то, что мне пришлось изучить.

Машина останавливается на узкой дороге, двигатель глохнет.

– Что случилось? – Мэдс сразу прекращает свое театральное представление.

Я пытаюсь завести ее снова, но безрезультатно. Никого звука работающего стартера. Гребаная тишина. Выхожу из машины, открываю капот и прихожу к выводу: посреди заснеженного леса, вдали от гостиницы, аккумулятор тачки разрядился.

– Похоже, заглохла. – Вернувшись, я откидываюсь на сиденье и тихо стону. – У тебя есть номер Тобиаса? Я оставил телефон в гостинице.

– Должен быть. – Я передаю Мэдс ее сотовый, и она сразу принимается искать. – Черт возьми, нет связи!

Превосходно!

– Не хочу расстраивать, но похоже, нам придется добираться до отеля пешком.

– Я должна была попасть в тот магазинчик и подыскать Хлое подарок! – разочарованно пыхтит она и пару раз стукается головой о заднюю сторону моего сиденья.

– Сделаешь подарок, если вернемся живыми и невредимыми.

Холодный ветер начинает бить по щекам, как только я открываю дверцу. Фонарик в руке освещает дорогу, но недостаточно для дальнего обзора. Мы идем наобум, и Мэдс шаркает сзади, стараясь поспевать за мной. Я опускаю голову ниже, чтобы потоки ветра не туманили зрение.

– Подожди! – раздается сзади писк. Мэдс поскальзывается и приземляется задницей на ледяную поверхность дороги. Я ставлю ее обратно на ноги. – По прогнозу погоды сегодня должна быть тихая ночь!

– Прогноз погоды в горах – это как ставки на спорт.

Увеличивающаяся с каждым мгновением мощь ледяного ветра начинает напрягать. Идти становится труднее, а возвращаться в машину нет смысла: скорее всего, мы просто замерзнем там. Отличный, черт возьми, сочельник в компании девушки, которая не желает разговаривать со мной, сугробов и диких животных.

– Это твоя вина.

– Что? – Я останавливаюсь, с изумлением глядя на нее. – Моя?

– Да, твоя. Если бы ты не предложил меня подвезти, мы бы праздновали сочельник в теплом месте и раздельно!

– Ты собиралась пойти пешком до магазина в темноте.

– Да не пошла бы я! – Она разводит руками. – Я была зла, что мои планы разрушились. Мне требовалось несколько минут, чтобы успокоиться, ясно?! И я вернулась бы назад, потому что не идиотка. Знаешь, сколько вообще людей умирают ночью в лесу, хм? Статистика ужасающая! А тут появились ты и твоя гребаная тачка!

– Так это теперь моя вина, что я предложил подвезти тебя, не предусмотрев заранее, что ты не собираешься идти до магазина пешком, когда ты сказала напрямую, что собираешься?

– Да!

– Прекрасно!

Мы перестаем разговаривать на долгие минуты. Ветер все крепчает. И открывать рот становится невозможно. И тут в глаза бьет яркий красный луч, я щурюсь. Кто-то вдали, со стороны леса, светит в нас.

– Эй? Кто там? – громко кричит Мэдс.

– Вы сумасшедшие? Снежная буря начинается! – раздается хриплый старческий голос, который еле различим из-за ветра. – Давайте сюда!

Я обхватываю Мэдс за плечо, и мы идем в направлении красного луча, надеясь, что нас не встретит очередной Тэд Банди^[24]. Спустя минуту прохождения через сугробы мы оказываемся на пороге маленького деревянного домика. Старый мужчина в очках оглядывает нас строгим взглядом из приоткрытого окна, после отворяет дверь и делает шаг назад, пропуская внутрь. На его седых волосах и коричневом шерстяном свитере виднеется гора снежинок.

Маленький рост и неатлетическое сложение старика успокаивают.

– Вы что забыли в лесу?

Мэдс, не обращая внимания на вопрос, разувается, подбегает к печке, усаживается около нее и издает удовлетворенный стон, протягивая руки к теплу.

– Машина заглохла, связи тоже нет, чтобы дозвониться до кого-то, – объясняю я.

Пол, выложенный широкими досками, скрипит под ногами. Обшитые деревянными панелями стены выкрашены в бежеватый цвет. Семейные фотографии, висящие на них, вызывают доверие к старику. Не будет же милый дед, представившийся Карлом и обнимающий внуков на снимках, убивать нас в сочельник?

В самом углу комнаты стоит печь, сложенная из красного кирпича. В доме витает запах сосновых дров. Мебель вокруг простая, но добротная: массивный стол посередине напротив маленького старенького телевизора, с перебоями транслирующего новости, две деревянные лавки, выкрашенные в красный, и небольшой диван. Я опираюсь рукой о комод, чтобы снять мокрую обувь, и случайно задеваю книги в кожаном переплете, ставлю их быстро на место и решаю ни к чему не прикасаться, чтобы не оказаться в одиночестве на улице.

Громкий свист ветра слышен сквозь единственное окно, но приглушается треском тлеющих бревен.

– Внуки должны были приехать сегодня, – говорит старик, усаживаясь на лавку. – Но погода совсем испортилась. Надеюсь, к завтрашнему дню утихнет. Может, тогда через два дня им удастся приехать.

– Два дня? – восклицает Мэдс. – Но… на улице не все так плохо. Разве за ночь буря не утихнет?

Старик смотрит на нее как на ненормальную и поправляет очки.

– Пройдет, но дороги-то заметет! Дай бог найти вам машину. А со связью тут всегда плохо.

– То есть мы не вернемся на Рождество в гостиницу? – Глаза Мэдс полыхают от ужаса. – Хлоя сойдет с ума! Она, вероятно, через пару часов начнет обзванивать морги.

Да, это проблема. Тобиас не сможет отследить наше положение, если в округе из-за снежной бури начнутся перебои с электричеством.

– Пока есть электричество, можете позвонить. – Карл указывает в сторону комода. – Там стационарный телефон.

Мэдс быстро делает звонок Хлое, но успевает лишь вкратце объяснить ситуацию, после чего связь обрывается.

– Черт возьми!..

– Ваша девушка очень беспокойная, – шепчет мне Карл, вызывая у меня ухмылку. – На этот случай у меня есть алкоголь. Вам стоит согреться. Я принесу для вас одежду внуков и накрою стол. Не пропадать же еде.

– Спасибо. У меня нет с собой наличных, но я обязательно отплачу вам, когда мы выберемся.

– Не стоит. – Милая улыбка появляется на его лице. – Одному быть в сочельник еще хуже. Так хоть какая-то компания!

Через десять минут мы все усаживаемся за стол. Зеленый салат с хрустящими овощами, запеченная тушка индейки с румяной корочкой и пряным картофелем, сочный ягодный пирог сносят мне голову и напоминают, по какой причине я вышел из номера.

– Это вы все сами приготовили?

Мэдс, уже переодетая в шерстяную одежду, тоже облизывается.

– Конечно! У нашей семьи традиция: внуки приезжают ко мне на сочельник, а я к ним на День благодарения. Они просили меня приготовить для них именно эти блюда.

– Передайте им благодарность, потому что у них хороший вкус! – Она набирает себе полную тарелку, все еще не смотря на меня. А я продолжаю сверлить ее взглядом.

Только через полчаса мы, досыта наполнившие животы, переходим на диван и слушаем рассказы Карла. Я поражаюсь собственной реакции, но этот старик, рассказав пару историй, полностью разрушает все сомнения и вызывает исключительно положительные эмоции. Оказывается, он всю жизнь прожил в Брекенридже в этом домике вместе с женой. Они ни в какую не соглашались переехать в Лос-Анджелес поближе к цивилизации, несмотря на просьбы детей и внуков. Когда он говорит о Мэри, погибшей два года назад, с которой он прожил больше пятидесяти лет, его лицо не становится грустным. Только тоска сквозь улыбку.

– Так что берегите друг друга. – Карл похлопывает меня по плечу и встает. – Первая любовь – она ведь самая особенная, и очень важно сохранить ее!

Мэдс неловко кивает, тушуясь и не решаясь сказать что хочет. Точнее, солгать. О том, что я не ее первая любовь.

– А где можно лечь спать?

– Вот. – Старик указывает на единственный диван в комнате. – Если не хотите, конечно, спать вместе со мной. Но предупреждаю: я сильно храплю, – посмеивается он. – Точно! Сейчас вам вынесу плед и подушки.

Я начинаю смеяться, как только дверь за ним закрывается. Мэдс все еще находится в состоянии шока, словно перед ней пролетел Санта.

– Нет! – Она переходит на шепот. – Я не лягу с тобой!

– Правда? – Поднимаю брови, проходясь рукой по еще влажным волосам. – Тогда у тебя остается два варианта: либо лавочка, либо пол.

– Настоящий джентльмен уступил бы место!

– Ну, возможно, Брейан и уступил бы, а я собираюсь хорошо выспаться.

– Брайан! – снова поправляет она, будто этот недоумок ей и вправду важен.

Она усаживается обратно на диван, подгибает под себя ноги и отворачивается. Я закатываю глаза, но не приближаюсь, чувствуя с ее стороны усталость и злость из-за ошибки в имени ее нового знакомого. Мэдс придает ему такое важное значение?

– У вас с ним что-то было? – Я не повышаю голоса, но говорю жестко и серьезно.

– Хм. С каких пор я обязана перед тобой отчитываться? Помнится, я не просила тебя рассказывать о своей личной жизни.

– Потому что ты трусиха.

Секунда. Вот оно. Надутые от злости алые губы и злой блеск в глазах.

– Прости?

– Да, ты трусиха, Паркер. – Обхватываю спинку дивана одной рукой и поворачиваюсь к девушке. – Ты всегда была слишком труслива, чтобы спросить об этом меня.

Я только что задел ее за живое, раскрыв неудобную правду. Мэдс всегда росла уверенной в себе девушкой – во всем, что не касалось меня. Словно я ее гребаное слабое место.

Карл заходит в комнату, оставляет подушки и плед на лавочке, желает нам хороших снов, уходит, словно чувствует напряжение, повисшее между мной и Мэдс.

– Меня не ин-те-ре-со-ва-ло, – по слогам проговаривает она, как мантру, заученную назубок.

– Ложь.

– Нет.

– Тогда почему тебя так задело, что я пошел на вечеринку с Бетани?

– Меня не задело, Себастьян! – Она приближает ко мне лицо, направляя указательный палец мне в грудь. – Мне было грустно, что столько лет я потратила на такого человека, как ты.

– Такого, как я? – Обхватываю ее руку и притягиваю девушку к себе так, что наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. – Какого же, Мэдс?

– Эгоистичного козла.

– И все же ты любишь меня.

Она приоткрывает рот, собираясь возразить, но останавливается, когда ощущает, как мои пальцы скользят по ее шее, вычерчивая круги. Мэдс сглатывает, не произнося ни слова.

– Интересно, что только на «эгоистичного козла» ты так реагируешь. – Я улыбаюсь, замечая реакцию ее тела. – Возможно, это и есть твой типаж?

Я прикасаюсь губами к шее Мэдс, оставляя на ней легкий поцелуй. Девушка тихо стонет, вызывая у меня победную ухмылку.

– Или я ошибаюсь? Скажи мне прекратить, и я это сделаю.

– Во что ты играешь, Себастьян?

В этом и заключается главная ошибка Мэдисон Паркер. Я ненавижу игры вне ледовой арены. Меня они попросту не интересуют. Она ищет во мне подвох, не подозревая, насколько я открыт перед ней.

– Я не играю. Я делаю что хочу.

И что-то в ней ломается. На ее лице появляется заметное разочарование, и она отстраняется.

– Точно. Типичный Себастьян Кофилд.

– Да, Мэдс, и не делай вид, что удивлена. Я всегда был таким. Только смысл в том, что наши желания совпадают.

– Совпадают? Боже, Себастьян, я знала тебя, да! Но, наверное, я всегда пропускала мимо ушей, насколько жестоким ты умеешь быть, когда действительно этого хочешь.

Я с полным непониманием смотрю на нее.

– Да что не так на этот раз?

– Господи, и ты делаешь вид, что не понимаешь! – восклицает Мэдс, но сразу тушуется, оглядываясь на дверь в спальню Карла. – Или правда не осознаешь?

– Что я должен понять? – Во мне закипает кровь, и я встаю с дивана. – Я приехал сюда, чтобы вернуть тебя, Мэдс. Не как подругу. Я, черт возьми, облажался, когда забыл о сексе! А потом подумал, что мне одному нужно нечто большее, чем ярлык «друзья детства», натворил херни, когда согласился пойти с Бетани на вечеринку, но сразу свалил с нее! Потому что эта девушка не та, с кем я хотел быть там!

– Не играй со мной, – шипит она, толкая меня в грудь. – Лучше снова возвращайся в свою ублюдочную стадию, но не смей говорить обо мне так, словно что-то чувствуешь! Я. Не. Твоя. Игрушка.

Я притягиваю ее за запястье к себе, так близко, что мы оба чувствуем жар тел друг друга.

– Ты слепая? Или тебе нравится верить в обратное?

– Закрой свой рот, Себастьян! Не смей говорить мне подобное! Я была тем человеком, который любил тебя с детства!

Она признается мне в любви впервые. Но с болью и злостью. Не открываясь, а обвиняя меня в собственных чувствах, словно я должен был отрезать их на корню, а не взращивать.

– О, ну хорошо, Мэдс, что мы в этой лодке вдвоем!

Мэдс замирает и закрывает глаза.

– Не смей!

– Не сметь что, хм? Не сметь говорить, что я не вижу в тебе подругу, что хочу быть с тобой? Ты трусиха, Паркер. Возможно, тебе просто комфортно в скорлупе и нежелании верить в мои чувства!

– Ты! – Она взрывается, снова и снова продолжая толкать меня в грудь, пока не оказывается зажата в захвате. – Да как ты смеешь! Я написала тебе признание, которое ты нагло проигнорировал и пошел с другой девчонкой на вечеринку! А сейчас заявляешь, что это я трусиха, потому что я тебе не верю? Насколько же ты лицемерный…

Я мгновенно отпускаю ее и делаю шаг назад, смотря на нее как на привидение.

– Какая записка?

– О, началось…

– Какая записка, Мэдс? – Я повышаю голос.

– Это какой-то способ поглумиться, Себастьян? – рявкает она. – Мне что, снова повторить то, что я тебе написала?

– Я ничего, черт возьми, не получал! О какой записке идет речь?

Мэдс затихает, наверное, только сейчас осознавая, что я говорю правду. Никакой записки с признанием я не получал! Мы бы не стояли здесь, если бы письмо попало ко мне в руки.

– Я оставила ее на твоем столе. Ты… ты не получал ничего?

– Нет!

– Господи…

Я больше не терплю ни секунды, обхватываю ее щеки, и наши рты сливаются в неистовом поцелуе. Она тихо вздыхает, прежде чем сжать мои плечи. Мэдс оказывается вжата в стену. Чувствую, как наши языки встречаются, и это сносит мне голову. Прохожусь ладонями по телу, исследуя.

Я приподнимаю ее ногу, закидывая себе на бедро. У меня нет никакого желания делать этот поцелуй нежным. Я желаю доказать ей, насколько глупой, черт возьми, она была, если решила, что ее записка осталась бы проигнорирована мной. Наказываю не только Мэдс, но и себя. За то, что позволил возобладать своему страху оказаться отвергнутым и смог быть вдали от нее столько дней.

Она обхватывает мою шею. Никто не смеет отрываться. Поцелуй так необходим нам обоим. Кажется, буря, царящая за стенами дома, врывается внутрь и проникает в нас.

– Это…

– Ни слова. – Не позволяю ей отстраниться, снова углубляя поцелуй.

Бедный старик Карл, надеюсь, к седьмому десятку оглох, иначе получится неловкая ситуация. Ему не нужно слышать наши сдавленные стоны и жалеть о том, что дал наставление хранить первую любовь, потому что именно этим мы и занимаемся.

– Как ты могла подумать, что я проигнорировал бы записку? – Прижимаюсь к ее лбу, сдавленно дыша.

– А что мне оставалось?

По приезде в Нью-Йорк я перерою комнату, чтобы найти письмо от Мэдс.

– Скажи, что там было написано?

– Хм?

– Записка. Скажи, что было в ней.

– «Привет, Себастьян. Наверное, ты удивлен, что я пишу тебе записку, потому что вроде как данный способ связи уже устарел и все пользуются телефонами. Но сейчас мне кажется это правильным. Пожалуйста, не смейся (я знаю, что ты уже начал). Это серьезно. Я люблю тебя. Господи, я это написала! Аж руки дрожат. Твоя подруга детства влюблена в тебя. Очень давно. А, и это Мэдисон. Надеюсь, за эти дни молчания ты не забыл меня».

Я улыбаюсь все время, пока она повторяет написанное.

– Привет, Мэдисон. Наверное, ты удивлена, что я сейчас это скажу, потому что мы были близки к смерти всего полтора часа назад и ты не хотела разговаривать со мной несколько минут назад. Но сейчас мне кажется это правильным. Пожалуйста, не улыбайся, хотя ты уже это делаешь. Все серьезно. Я люблю тебя. Господи, я это сказал! Ничего не дрожит. Твой друг детства влюблен в тебя. Очень давно. А, и это Себастьян. Навеки, эгоистичный козел.

Она сдавленно смеется, уткнувшись мне в грудь, а я обхватываю ее за затылок, прижимая к себе.

Только Мэдс и я. В домике посреди леса в снежную бурю.

Хлоя со стопроцентной вероятностью скоро заставит Тобиаса взять лопату, чтобы пойти откапывать нас. А старик Карл в соседней комнате проклинает свое радушие. Но сейчас нам плевать.

Я ненавидел Брекенридж и все горнолыжные курорты мира до сегодняшнего дня. Больше нет. Снежная буря помогла мне вернуть Мэдс. И теперь я ее должник.

Юся Нова
По осколкам прошлого

– Добро пожаловать в прекрасный город Лос-Анджелес, расположенный в штате Калифорния, США. Температура за бортом плюс тридцать градусов, – объявил командир воздушного судна, когда самолет плавно приземлился.

– Ну что, здравствуй, дом, милый дом, – произнесла я про себя.

Пока все толпились на выход, принялась собирать свои вещи и вызвала Uber до отеля, в котором заранее забронировала номер на неделю. Навигатор показывал, что через двадцать минут я должна оказаться на месте.

Наконец-то смогу выспаться.

В этом городе меня не было больше четырех лет. Но когда я смотрела по сторонам, из окна такси казалось, что все осталось как прежде. Все те же дома, вечно спешащие по своим делам люди. Хотела бы ощутить восторг от того, что я снова здесь. Однако… внутри меня бушует ураган эмоций: счастье, страх, надежда. Они сливаются воедино, и хочется на все наплевать, купить билет обратно и никогда не появляться в этом месте вновь.

Здесь я прожила всю свою сознательную жизнь, пока в одно мгновение не поняла, что если не уеду сейчас, то не смогу этого сделать никогда. И именно поэтому собрала вещи, купила билет на ближайший рейс и улетела в другую страну. У меня не было обратного билета. Толком не знала чужой язык, первое время приходилось общаться на языке жестов, показывая на пальцах и тыкая переводчик в лицо собеседнику. Что же подвигло меня на такой шаг? Все очень просто – любовь. Однако это в прошлом. Или мне так хотелось бы думать…

Появилась в городе прошлого я не просто так, а по работе. Так как наша компания презентует один из главных и масштабных проектов, который вела я, то начальник предложил мою кандидатуру для представления конечного продукта. Был ли у меня выбор? Нет. Мечтала ли я втайне вернуться сюда? Да. Но не более. Несмотря на это, у судьбы на нас свои планы, и мы никак не можем на это повлиять.

Внезапно на экране мобильного появилось новое уведомление.

«Я скучаю по тебе, детка…» – написал Джимми и приложил фото, на котором он сидит в полном одиночестве перед телевизором, поедая жирную пиццу в обнимку с пушистой попкой.

«Не много ли углеводов? Тебя потом тренер прибьет за висящий жирок. Хотя нет, сначала он выскажет все мне, а затем будет бегать за тобой с клюшкой по полю!» – набрала я в ответ.

Джимми – это просто парень мечты. Приносит утром завтрак в постель, выгуливает собаку, занимается спортом и зарабатывает баснословные деньги. Мы познакомились в кафе, когда он пролил кофе на мою одежду и при этом тоже не знал местного языка. Он хоккеист. В тот день ему суждено было оказаться в Италии, неподалеку от отеля, где расположилась вся сборная. Между нами вспыхнула искра, а уже позже он попросил номер моего телефона. Первое время я не воспринимала происходящее между нами всерьез. Только после того, как Джи познакомил со своими родителями, поняла, что наши отношения перешли на более высокий уровень.

«У меня просто есть один эффективный способ, как избавиться от лишних калорий», – ответил он, и я лишь усмехнулась.

«Боюсь, что грейпфрут тебе не поможет».

«Но я бы не отказался от одного сочного фрукта… Жаль только, ты находишься слишком далеко».

«Ради того, чтобы увидеться пять минут, ты готов пролететь океан?»

«Ради встречи с тобой я готов переплыть его».

«Думаю, ты и сам сможешь справиться со своим фруктом. Тем более что я проведу здесь не больше недели, да и кто запрещал нам развлекаться? Секс по телефону и FaceTime разнообразят сексуальную жизнь».

«То есть тебе мало было вчерашнего фонтана из презерватива? Сливки забрызгали всю комнату». – Джимми добавил смешной эмоджи в конце сообщения.

«Ну, подумаешь… всего лишь наполнила его сливками и начала совать в надувную куклу… Кстати, а откуда она вообще взялась?»

«Это был мой подарок Стивену на мальчишник, но теперь придется покупать другой, этот мы уже использовали, в ее промежности дыра, и сливки я не стал с нее слизывать. Вместо меня это сделала собака…»

«Хотела бы я на это посмотреть!»

«Конечно, это же я оттирал все со стен».

Я лишь усмехнулась в ответ и положила телефон в сумочку.

Войдя в холл отеля, ощутила знакомый аромат парфюма. Мускус, табак и свежесть – именно эти ароматы ударили в нос. Осмотревшись, я не увидела никого знакомого, кроме персонала, шнырявшего из одного зала в другой. Получив ключ от номера, направилась в сторону лифта. Он спускался мучительно долго. Когда я вошла в номер, первым делом подошла к окну и посмотрела вниз. Мне достался высокий этаж. Самый страшный кошмар в моей жизни. Больше всего боюсь высоты. Да, знаю, что мы боимся не высоты, а того, что упадем и разобьемся. Однако это не успокаивает меня.

– Как же я скучала, Лос-Анджелес… – проговорила я вслух, и в это время раздался звонок мобильного телефона.

Посмотрев на входящий вызов, скривила лицо и закатила глаза.

– И почему я должна узнавать от СМИ, что одна из самых перспективных архитекторов Италии вернулась домой, чтобы представить свой новый проект перед гребаными толстыми кошельками? – Первое, что произнесла моя сестра, когда я приняла вызов.

– Может, я хотела сделать сюрприз? И тебе привет, пончик.

– Ты же знаешь, что я похудела. Прекрати меня так называть! – парировала она, но по голосу все же чувствовалось, что она улыбается.

– Твои милые щечки не ушли, Джесс. И между прочим, это именно ты у нас обожаешь уплетать эти высококалорийные плюшки, от которых потом приходится в зале полдня сжигать жиры.

– А вы с Джимми точно не поменялись ролями? Потому что недавно я видела у него в сторис сочный гамбургер. Только не говори, что это я тебе сказала! Он записал ее для друзей. Я так понимаю, что в этот список не входят ты и его тренер, – усмехнувшись, произнесла сестра.

– Вот же зараза!

И мы обе начали смеяться. Но вскоре Джессика замолчала.

– Ты уже видела его? – внезапно спросила она.

– Кого?

– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.

– Папу нет, да и с братом я еще не разговаривала, потом…

– Джексон. Вот о ком я. Прекрати делать вид, что не понимаешь! – не дав мне закончить предложение, начала говорить Джессика.

– О, ты об этом подонке, который использует одновременно двух девушек и им льет в уши красивые сказки? Нет. И не планирую это делать.

– Послушай, Мил, когда-то же вам придется это сделать. Вы должны поговорить. Ты ведь знаешь, что он будет… – оборвала я ее на полуслове, как она меня до этого.

– Мне плевать, где он будет. Главное – я пробуду здесь меньше недели, представлю проект и улечу отсюда подальше. Чтобы не навевать воспоминания и не терзать себя раздумьями о жизни рядом с ним.

– А ты стала такой…

– Какой? Жестокой и со своими личными границами? Стала себя уважать?

– С одной стороны, ты осталась маленькой девочкой, которая внутри держит обиду на парня. А с другой стороны, жизнь тебя закалила.

– Чтобы добиться высот, порой приходится чем-то жертвовать, – криво усмехнулась я.

– И чем же пожертвовала ты?

– Гордостью, любовью и принципами. Зато сейчас я многого добилась и получила больше, нежели отдала взамен прежде.

Горечь и тоска нахлынули на меня. Я вспомнила, как пыталась выжить среди акул, что поселились по соседству. Помимо этого моя душа была разбита на сотни тысяч мелких осколков. И просто чудо, что я смогла выйти из состояния апатии, не дойдя до депрессивного расстройства. Именно книги помогли справиться с эмоциональными скачками. Ну и огромная коробка сладостей да гамбургер из закусочной, расположенной напротив кампуса.

– Я пришлю тебе несколько платьев на выбор. Этим вечером ты должна быть самой обворожительной, – нарушила молчание сестра.

– Надеюсь, что ты не превратишь меня в Барби. Такого удара я не переживу.

– О нет, детка. Ты будешь блистать так, что все взгляды будут прикованы к тебе, – хихикнула Джессика. – Скинь адрес отеля. Через час жди курьера. Ах да, какой размер ты носишь? Милки Вей не превратилась в Наггетс?

– Еще одно слово, и я…

Да она что, издевается? Эта нахалка сбросила звонок прямо в тот момент, когда я начала говорить. Но ей простительно. Ведь именно сестра умеет подбирать самые потрясающие наряды для особенных вечеров. В моем чемодане лежат несколько джинсовых шорт, свитшоты, майки и пара платьев, которые недавно приобрела на распродаже. Однако в тот момент, когда ровно через час на моем пороге оказывается курьер с несколькими огромными пакетами, я уже чувствую радость от того, что у меня такая сестра.

– А вот и я! – внезапно врывается в холл Джесс. – Ой, прекрати на меня так смотреть! У нас осталась пара часов, чтобы превратить тебя из Шрека в диснеевскую принцессу! – Когда она произносит эти слова, я замечаю, что сестра держит огромный чемодан с косметикой.

– У нас?

– Конечно. Признайся, ты ведь даже не взяла с собой тушь для глаз.

– А что не так у меня с ресницами?

– Вот и я о чем. Все, хватит трепаться. У нас еще гора дел! – Последнее Джессика прокричала уже заходя в ванную комнату.

Спустя час моих мучений и борьбы за более натуральный макияж мы перешли к выбору платья.

Несколько из них были слишком откровенные либо и вовсе придавали моему лицу оттенок как у зомби.

– Если ты хотела, чтобы я выглядела как креветка, то тебе удалось, сестренка! – фыркнула я от недовольства, примеряя какую-то розовую порнографию.

– Ты выглядишь как Барби! А этот шоколадный оттенок волос…

– Да-да, именно он превращает меня в болезненную креветку. Меня испугается даже акула! И вообще, что это за отросток?

– Это корона!

– НА ЖОПЕ?!

– Она у тебя и так плоская, так что будет хоть какой-то объем.

Тут я схватила подушку и швырнула в сестру.

– Остался последний вариант, – выдохнула я. – Если платье не подойдет, то надену шорты и майку.

Примерив последнее платье, что выбрала Джесс, я подошла к зеркалу и не поверила глазам. Передо мной стояла красивая и утонченная девушка с шоколадным оттенком волос и глазами цвета морской волны. Не хватало только небольшого украшения и туфель. В качестве дополнения я выбрала свои любимые сережки в виде снитча с крыльями.

– Ты прекрасна, Милли Браун… – произнесла сестра, не отводя взгляда ни на секунду, очерчивая взглядом каждый мой изгиб.

Когда подошло время выходить из номера, я в знак благодарности кинула Джесс ключи от своей машины, которую она так любит.

– Ты это серьезно? – Она округлила глаза, не веря в происходящее.

– Машина твоя. Тебе она нужнее. – Я пожала плечами.

– Боже, ты самая лучшая сестра! – И она принялась обнимать меня так крепко, что стало трудно дышать. После чего отодвинулась, подняла голову и посмотрела на меня более серьезно. – Помни, снитч раскрылся под конец. Сначала узнай, а потом смотри на всю картину в целом.

– И к чему мне это, пончик? – удивилась я.

– Придет время, и ты поймешь.

Подъезжая к дворцу, я ощущала небольшое волнение. Сделав пару вдохов и выдохов, ступила на гравийную дорожку. Оглядевшись вокруг, заметила на парковке множество машин. А это значит, что я приехала одной из последних и теперь все взгляды будут точно обращены на меня. Лакей открыл дверь. После улицы, где по небу разливался алый закат, передо мной было темное пространство, подсвеченное фонарями, висящими на стенах. Внутри было достаточно шумно, гости собирались компаниями или парочками. Пройдя к барной стойке, я взяла любимую пинаколаду и сделала пару глотков. И как назло, в тот момент, когда я шагнула, мечтая пройти к своему месту незаметно, передо мной выросла гора мышц. Пришлось задрать голову вверх, чтобы разглядеть неожиданное препятствие.

– Мисс Браун, верно?

– А вы…

– Я Эндрю Гарфилд. Организатор этого мероприятия.

– Очень рада познакомиться, сэр.

– Можно просто Эндрю, – улыбнулся он.

– Тогда можно просто Милли.

– Я знаю, что вы, то есть ты здесь выросла. Тяжело возвращаться туда, откуда сбежал несколько лет без оглядки в поисках лучшей жизни?

– Не думаю, что сейчас время для обсуждения данной темы, – уклончиво ответила я ему. Хотя хотелось во все горло проорать ему, что это не его, черт возьми, собачье дело. Я не обязана отчитываться и рассказывать о себе и своем прошлом первому встречному.

– И все же мне хотелось бы узнать ответ на свой вопрос. – Этот мужчина был слишком хитер, а сузившиеся глаза выдавали в нем раздражение и опасность, так и намекали, чтобы держалась от него подальше.

Я оглянулась по сторонам. Почти все гости уставились на нас и перешептывались. А вскоре, когда заметили мой взгляд, то и вовсе прекратили говорить.

– Почему все они смотрят на нас?

– Они смотрят не на нас. А на тебя, Милли Браун.

Теперь я посмотрела на него. Подняв голову как можно выше, задрала нос и в открытую принялась разглядывать стоящего передо мной человека. Он высок, красив. Но все же морщинки возле глаз выдавали его возраст. Но при этом одет так, словно сошел со страниц модного журнала.

– С чего бы им на меня смотреть? Я самая обыкновенная девушка, не имеющая за душой почти ничего, кроме нескольких тысяч в кармане.

– Вы разве не слышали? – таинственно сказал он.

– Что именно? Может, прекратите говорить загадками и уже скажете все как есть? – Теперь я начала раздражаться.

– Сегодня средства массовой информации опубликовали одну статью, в которой говорится, что вы та самая девушка, что разбила сердце юному Джексону Вега. После чего он бросил заниматься профессионально спортом, ушел с головой в бизнес и стал инвестировать крупные проекты.

Вытащив из кармана брюк мобильный телефон, Эндрю открыл статью, о которой говорил. Журналист подробно описал, как и где мы с Джексоном выросли, когда начали встречаться и даже приложили видеофайл. Именно благодаря этому видео я умчалась за сотни тысяч километров от родного дома, бросив все и решив начать жить с чистого листа.

– Но почему именно сейчас? – Я все еще не понимала, к чему мужчина клонит.

– Так как ты являешься одним из лучших архитекторов-проектировщиков, у тебя есть возможность оказаться среди лучших и показать свою значимость. Но знаешь ли ты, что LJK – это компания, одним из основателей которой является мистер Вега?

Шестеренки в голове крутились, складывая все пазлы.

– Тогда кто вы такой? И что вы хотите от меня? Да и для чего решили мне это рассказать? По доброте душевной? Хах, что-то я в этом сомневаюсь, Эндрю.

– Я тот, кто видел все взлеты и падения Джексона. И хотел бы предупредить тебя, детка, что если ты вновь разобьешь ему сердце, то я лично раскатаю тебя по асфальту. Потому что этот молодой человек заменил мне сына. Он так на него похож…

– Можете не волноваться, я завтра же уеду отсюда и больше никогда не вернусь. Тем более прошло почти пять лет с того момента, когда я в последний раз видела Джексона. Мы выросли, у каждого свои планы на жизнь, – закусив губу с внутренней стороны, произнесла я. И, подняв руку вверх, указала на помолвочное кольцо. – Через несколько месяцев у меня свадьба.

Подняв со стойки бокал с алкогольным напитком, который поставила туда немного раньше, я посмотрела в глаза мужчине, кивнула и направилась наконец-то к своему столику.

Когда погас свет и вышел на сцену ведущий, я решила проверить свою почту. Вдруг там есть письма, которые не терпят отлагательств.

– Итак, сейчас на сцене появится один из самых важных людей, который помогает приютам, бездомным и инвестирует во множество проектов. В зале есть незамужние девушки? Готовьтесь, завидный холостяк – Джексон Вега. – Моя голова взлетела вверх так быстро, как будто я увидела перед собой золотой снитч и готовилась его схватить.

Твою мать… А он стал еще лучше выглядеть… Одет в бежевый костюм, волосы зачесаны назад, а его глаза все такие же красивые… Господи, помоги мне пережить этот вечер!

– Друзья, я рад приветствовать вас сегодня здесь, и мы…

Дальше я не слышала, что он говорил. Потому что все мое внимание было сосредоточено именно на нем. Я не представляла, что первым желанием будет побежать к нему на всех парах, обнять так сильно, чтобы на его теле остались синие отметины, и вдыхать аромат его парфюма… Но вместо этого сцепила руки как можно крепче вокруг телефона, держась как за спасательный круг. Вжалась в спинку кресла и принялась молиться – только бы не заметил меня и я смогла уйти незамеченной.

Вот только, кажется, Бог решил сегодня не внимать моим молитвам и сделать все наоборот, чтобы я горела в адском пламени.

Джексон продолжал свою речь, попутно всматриваясь в лица слушателей. Повернув голову вправо, он лениво вел взгляд по присутствующим, и когда дело дошло до моего столика, то мельком посмотрел на меня. Сквозь, не ожидая увидеть ту, о которой сегодня пишут социальные сети. И буквально через секунду до него дошло, что перед ним находится та, которая сбежала пару лет назад, ничего не сказав, оставив без объяснений. А что именно я должна была ему сказать? «Любимый Джексон! Спасибо, что морочил мне голову и трахнул мою лучшую подругу!»

Я еще не говорила об этом? Это был последний месяц лета, мы были влюблены друг в друга так сильно, что почти никогда не расставались. Порой нас называли сиамскими близнецами. Потому что приросли крепко-накрепко. И мне казалось, что мы будем вместе всегда, что ничто не встанет между нами. В особенности моя лучшая подруга (спойлер: уже бывшая), которая вечно говорила, как я не подхожу Веге. То у меня прыщ вскочил и мне надо срочно сходить к косметологу. То у меня слишком сухие волосы и пора посетить парикмахера. Подобные советы я выслушивала день через день. И как бы ни раздражали эти гадости, Ники была моей единственной подругой. К сожалению, только потом я поняла, что «подруга» мне завидовала. Причем во всем. Ее сжигала изнутри зависть, она хотела получить то, что ей не принадлежит.

В тот роковой день произошло столько всего, что порой хочется укутаться в кокон и больше никогда не возвращаться в прошлое. Однако прямо сейчас передо мной стоит моя первая любовь, тот, кому я отдала свое сердце. Я знаю, что все взгляды направлены на нас и, возможно, кто-то тайно нас снимает. Только мне плевать. Сейчас важен только он. В голове проносятся воспоминания, и слезы тихо подкатывают к глазам в попытке найти выход. Я первая не выдерживаю этот немой диалог, вскакиваю с места, подхватываю сумочку и быстрым шагом иду в сторону запасного выхода. Но на выходе мне перекрывает проход мужская рука. И я ощущаю тот самый родной запах, который пыталась забыть все эти годы.

– Решила сбежать и даже не поздороваешься? – спрашивает он и попутно пытается нормализовать дыхание из-за бега. В то время как за ним бегут журналисты и вспышки камер ослепляют нас.

Однако Джексон не собирается сдаваться. Он за руку уводит меня к другому служебному выходу, закрыв дверь прямо перед журналистами.

– Привет. И пока. – Пытаюсь обойти его, но Джексон не позволяет сделать мне и шага. Вместо этого он ставит руки на стену по разные стороны от меня, заключая в подобие клетки.

– Не так быстро, малышка Милли. Мне кажется, что спустя столько лет я имею право на объяснение, почему ты умчалась на другой континент, ничего не сказав мне.

– Выпей святой воды, раз кажется. Может, поможет, – фыркнула я ему в ответ.

– А ты все такая же бойкая… – Подняв руку, Джексон коснулся моей щеки и провел вдоль скулы. Словно проверяя, настоящая я или это иллюзия.

– А ты рассчитывал, что я останусь все той же наивной девчонкой, что внемлет каждому твоему слову? Очнись, сними розовые очки, Вега.

– Я так скучал по тебе, Милки Вей, – проведя носом вдоль моей шеи, произнес он, обдавая своим разгоряченным дыханием.

Как бы я ни была горда и обижена на его поступок, но все же повернула голову и встретилась с ним глазами. Наши взгляды выражали многое: злость, отчаяние и надежду на будущее. Но когда я взглянула в эти голубые глаза, мое сердце вновь предательски начало биться так, словно я пробежала без остановки десять километров.

– Если я скажу, что не скучала по тебе, то это будет ложь. Но я все еще зла на тебя и я не готова тебе открыться так, как это было прежде, – выдохнула я, откинув голову назад, чтобы лучше его видеть, поскольку Джексон был выше меня.

Он выпрямил спину, протянул ладонь ко мне, словно приглашая на танец.

– Готова сбежать? Устроим самый лучший вечер и незабываемую ночь в Калифорнии? – лукаво улыбнулся он.

– Только если мы зайдем куда-нибудь и купим самый сочный стейк, который есть поблизости. Иначе я готова буду загрызть мамонта.

– А как же картошка фри с сырным соусом?

– Разве это можно обсуждать?

И тут мы разразились смехом, как в старые добрые времена.

Я вложила свою ладонь в его, он накинул пиджак мне на плечи, и мы пошли вдоль набережной, наслаждаясь гаснущим закатом.

– Итак. Почему же ты вернулась? – первым прервал молчание Джексон.

– Завтра утром будет презентация одного проекта, которым занималась я.

– Подожди, то есть ты спроектировала ту самую больницу, где будут лечить людей с лейкозом?

– Она самая. Там много света и пространства. А еще должен быть свой сад и…

– Я лично принимал работы на объекте. Там просто прекрасно, Милли! Не думал, что настолько молодая девушка сможет сразить наповал своими мозгами мужчину.

– Прекрати мне льстить. Эндрю Гарфилд обещал открутить мне голову, если я вновь разобью тебе сердце. Что это значит?

– А ты не догадываешься? – нахмурил брови Джексон.

– О чем именно? Это же ты изменил мне с моей лучшей подругой. А не я.

– Ты про Ники Ларсон? Что за бред ты несешь? – тряхнул он головой в непонимании. – Она никогда не была мне интересна, кроме как советчик, что тебе подарить.

– В тот день, когда я решила уехать, я приехала к тебе домой. Меня встретила служанка и сказала, что у тебя гость и вы находитесь в кабинете твоего отца. Подойдя ближе к заветной двери, я услышала, как ты говорил, что не можешь без нее жить и готов всю жизнь ее оберегать. А после я услышала тоненький голосок Ники, она говорила, что любит тебя.

– Почему ты не ворвалась туда? Почему не устроила истерику? Или хотя бы не потребовала объяснить, что происходит?

– А какой был в этом смысл, Джеки? Я услышала довольно много информации, которой хватило для того, чтобы сложить два и два и умчаться как можно быстрее оттуда. Мне казалось, что больше в жизни я не смогу никому довериться. Что моя жизнь разрушена и нет никакого смысла продолжать строить из себя непонятно кого. Именно поэтому я попросила отца купить мне билет в один конец и не искать меня, пока сама не позвоню. И звонок от меня они услышали почти через год.

– Что же ты там делала? И почему именно архитектор-проектировщик?

– Я с детства обожала делать чертежи и строить что-то по ним в гараже из досок. А прилетев в чужую страну, я сняла недорогую комнату, устроилась на работу и поступила в университет. Да, это не Гарвард, но все же я смогла построить свою жизнь с нуля. При этом не сидя на шее у родителей. – Я пожала плечами.

– Никогда бы не подумал, что ты станешь той, от кого до этого убегала.

– То, что я дочь одной из самых известных медийных личностей, во мне остался все тот же стержень. Я готова грызть стену зубами, если смогу себя пересилить и идти по карьерной лестнице.

– Я не признавался Ники в любви в тот день.

– В смысле? Я же сама слышала, как ты…

– Ты все не так поняла, так как слушала не с начала. Я не знал, как признаться тебе в любви и предложить переехать ко мне, и попросил твою подругу со мной прорепетировать, так как жутко волновался. Ведь ты первая, кому я хотел предложить быть по-настоящему вместе. Но, видимо, навсегда останешься первой и последней, – грустно улыбнулся Джексон.

– Ты так и не смог найти мне замену? – Я взметнула бровь от удивления.

– Таких, как ты, нет нигде. Ты – лучшее, что случалось в моей жизни, Милки Вей.

Пару часов мы бродили по набережной, затем окунули ноги в воду и обрызгали друг друга. И, счастливые, направились в сторону наших домов. Точнее, он проводил меня до такси, а потом остался стоять на набережной, всматриваясь в удаляющуюся машину.

На следующий день состоялась презентация проекта. Все прошло успешно. Все хвалили проект и говорили, как будет свободно дышать людям. Только свободой трудно назвать место, которое либо станет твоим спасением, либо погибелью. Не знаю почему, но я решила взять билет на самолет на ближайший вечерний рейс. Было ощущение, что я делаю свою самую большую ошибку в жизни, но и мне необходимо идти вперед. Даже если я грезила о другом. Перед полетом я заехала к родителям, отдала отцу те самые пять тысяч долларов, которые он дал мне перед отъездом.

– Пап, это самая лучшая инвестиция в мое будущее. И спасибо, что не стал тогда меня отговаривать.

– Ох, Милли, я так по тебе скучал! Как бы я мог отпустить, если б не знал, что ты в порядке? – обнимая меня, проговорил отец.

– Ты помогал мне? – Я не поверила своим ушам.

– Скорее присматривал. У меня есть друг, который смог узнать, как ты там справляешься. Думал, что при первом препятствии ты позвонишь мне и прилетишь обратно, в родной дом. Но я так сильно ошибался. Ты безумно сильная девушка. Чтобы ни случилось, ты всегда можешь обратиться за помощью. Помни об этом всегда.

– Надеюсь, что в скором времени вы с мамой прилетите ко мне на свадьбу и мы снова встретимся. И сможем покататься на серфе, как в старые времена.

– Береги себя, малышка.

Спустя час я была в аэропорту и проходила паспортный контроль.

– Милли! – вдруг раздалось на весь аэропорт.

Я остановилась как вкопанная, боясь пошевелиться. Спустя пару секунд все же решилась обернуться и увидела его. Моя первая любовь. Моя вселенная.

– Что… что ты здесь делаешь? – спросила я. – Как ты прошел в зону вылета?

– У меня есть билет. – Он улыбнулся в ответ, вынул из кармана брюк билет и показал мне.

– Зачем ты это сделал?

– Что именно? Купил билет?

– Нет. То есть да… Зачем ты купил этот чертов билет и пришел сюда?

– Милли, это всего лишь билет.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Перестань переводить разговор на другую тему.

Джексон опустил плечи и нахмурил брови. Стал более серьезным.

– Я пришел за тобой.

– Между нами давно ничего нет.

– Ты любишь меня. Я люблю тебя. Мы любим друг друга. Зачем все так усложнять? Только скажи мне «да», и я сделаю тебя самой счастливой на планете. Да что уж планете, во всей Вселенной.

Его глаза небесного оттенка так напоминали о доме. И нет, я имею в виду не место, где я выросла. Именно Джексон стал для меня самым родным, близким человеком, ради которого была готова свернуть горы, ради которого хотелось просыпаться по утрам.

Я подошла ближе к нему, вдохнула поглубже любимый мускус, словно пробуя аромат, запоминая на годы, которые мы проведем порознь. Подняла голову, дотронулась кончиками пальцев до его ладони. Затем начала вести по его руке вверх, попутно очерчивая взглядом его мускулистое тело, запоминая все, до последней детали.

– Мой милый Джексон. Я знаю, что ты делаешь. Ты думаешь, что если ты купил билет на… – я посмотрела на билет в его руке, – Мальдивы, даже заплатив за самое дорогое место в бизнес-классе, это не означает, что я побегу к тебе в объятия. При том, что я уже пообещала одному прекрасному мужчине, что выйду за него. И это кольцо, – я указала на безымянный палец, – мой знак верности. Как душевно, так и физически.

– Но ты же не любишь его. Это между нами химия, а с ним ты не почувствуешь того, что ощущаешь со мной.

– Возможно, но я люблю его. Хоть эта любовь и другая. С Джимми мне хорошо. С ним спокойно.

– И прямо сейчас он может трахать какую-то суку, пока ты в разъезде.

Я покачала головой.

– Ты его не знаешь!

– Очнись, Мил! Он хоккеист! С ним у тебя не будет спокойной жизни. Вокруг него всегда будут тереться девушки, а ты станешь лишь довольствоваться малой долей его внимания, которое он оставит для тебя после очередных игр. Сможешь ли ты жить на пороховой бочке, которая изо дня в день готова взорваться? – продолжал Джексон.

– Наши мнения расходятся. И как бы ты ни пытался меня уговорить остаться здесь, я не сделаю этого.

– Но почему? Разве ты не хотела бы все вернуть назад? Чтобы все стало как раньше?

– Джек… Ты действительно не понимаешь?

– Что именно?

– Пойми, невозможно вернуть то, что было в прошлом. То, что там было, навсегда и останется там. Даже если мы с тобой и решим попробовать построить отношения, я всегда буду оборачиваться назад и думать, с кем ты сейчас находишься. Тот день перечеркнул доверие к тебе раз и навсегда. Как бы ни пыталась пересилить себя, не смогу сделать просто потому, что я так захотела. Мы можем лишь строить будущее… Да, я всегда буду помнить тебя, и моя любовь никогда не угаснет. Но мы уже взрослые люди и пора бы отпустить друг друга, чтобы каждый из нас смог найти свое счастье. Я выхожу замуж за другого человека, у нас есть общая собака. Мне с ним легко. Знаешь, мне казалось, что, будь такая возможность, я бы побежала в твои объятия и не думала ни о чем другом. Я не готова пожертвовать своей карьерой ради кого-либо. В один момент ты есть, а уже в следующий я останусь одна. И вот тогда моя жизнь рухнет навсегда. С того дня, когда я думала, что ты меня предал, я пообещала сама себе, что ни при каких обстоятельствах не променяю карьеру на любовь. Незадолго до отъезда в Калифорнию мне предложили возглавить департамент компании. И я не хочу упускать такую возможность. Потому что почти всю жизнь об этом мечтала. И ты прекрасно понимаешь, что я права.

– Но я не хочу тебя отпускать… – По его щеке текла одинокая слезинка.

Я подняла руку и подушечкой большого пальца смахнула эту соленую каплю горечи. Он дотронулся до моей ладони, глядя на меня с тоской. Каждый из нас понимал, что это последний раз, когда мы видим друг друга.

– Знаю, милый, знаю… Но однажды ты поймешь, что я поступаю правильно. Иногда стоит отпустить прошлое и идти вперед. Даже если внутри ты будешь разбит на миллиарды осколков, снаружи ты цел. – Произнеся эти слова, я опустила руку и отодвинулась от Джексона. – Я люблю тебя, Джексон Вега. И всегда буду любить…

– Всегда и навечно?.. – грустно улыбнувшись, спросил он.

– Всегда и навечно.

– Мне всегда будет тебя мало, малышка Милка…

– Ты навсегда останешься тем самым бунтарем, который смог растопить мое ледяное сердце.

Джексон протянул руки ко мне, и я шагнула ему навстречу. Меня окутал все тот же любимый и так хорошо знакомый аромат мускуса и свежести. Буду ли я жалеть, что не осталась рядом и уехала от того, кто занимает все мои мысли? Возможно. Хотела бы я сказать ему, что мы всегда будем вместе и неразлучны, как пингвины, что выбирают свою пару раз и навсегда? Да. И эти чертовы глаза, которые я ищу в каждом прохожем, будут вечно преследовать меня. Но у каждого из нас есть жизнь, которую мы построили за эти годы. Мы уже не те подростки с бушующими гормонами, и взрослая жизнь бывает порой слишком сурова. Именно поэтому я первая отстраняюсь и делаю шаг назад. Никто из нас не решается сказать ни слова, какое-то время мы стоим в тишине и запечатываем этот миг в своей памяти. До того момента, пока по громкоговорителю не называют номер моего рейса и приглашают на посадку. Оцепенение сходит, и я делаю еще один шаг назад. Подхватив чемодан, разворачиваюсь и иду к эскалатору. В этот момент я вспоминаю отрывок из фильма «The Kissing Booth 3», ощущая себя Ноем, который улетает от любви всей своей жизни. Просматривая концовку фильма, думала, какой же он дурак. Упускает свое счастье. А сейчас жизнь дает возможность прочувствовать то, что ощущали герои фильма. Поднявшись на верхний этаж, порываюсь оглянуться и посмотреть на Джексона. Но если сделаю это, то не смогу выдержать его взгляда и понесусь к нему, забыв обо всем, о чем говорила прежде. Закусив губу, сильно-сильно, ощутив металлический привкус крови, продолжила путь, на котором меня ждут мягкое кресло самолета и лучшая жизнь в Италии. Но уже без Джексона…

Рухнув в кресло, я пристегнула ремни безопасности и начала ждать взлета. Экран мобильного телефона оповестил о входящем сообщении. Этот номер телефона я узнала бы из тысячи и судорожно разблокировала экран.

«Я всегда буду любить тебя, Милка. Будь счастлива. В твоей сумке лежит небольшой прощальный подарок от меня. Надеюсь, что тебе он понравится. В знак любви и верности. Прощай».

Протянув руку в открытую сумку, я нашла на самом верху коробочку. Открыв ее, увидела внутри обручальное кольцо. Оно идеально подошло мне. Боже… Он хотел сделать мне предложение?! Что же я наделала…

Слезы текли по моему лицу и застилали глаза пеленой. Когда я немного успокоилась и выдохнула, то увидела, что на дне коробки лежит записка.

Развернув ее, начала читать:

«Дорогая, Милли! Если ты читаешь эти строки, значит, уже сидишь на борту самолета, ожидая взлета, или летишь на расстоянии пяти миль над землей. Знаю, что ты боишься высоты. Просто помни, что я всегда с тобой. Когда тебе становится страшно, представляй, что я рядом, и все проблемы уйдут на второй план. Думаю, уже догадалась, что кольцо, лежащее в коробке, я хотел преподнести в качестве символа моей любви и верности.

В тот день, когда ты улетела в Италию, я стоял на пороге твоего дома, под проливным дождем, сжимая коробку в руках и не понимая, за что так со мной обошлась, даже не попрощавшись. Боже! Пишу письмо, а волнуюсь, как будто бы впервые решаюсь пригласить девчонку на танец. Не таю надежды, что ты вернешься ко мне, но я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. У нас было не так много времени ощутить вкус свободы и перенестись в прошлое. Почувствовать, как от одного только взгляда на тебя сердце пускается вскачь. Ощутить тепло рук и любимый аромат клубники, исходящий от твоего тела. Теперь при виде каждой девушки с глазами цвета морской волны я буду думать о прекрасной малышке Милки Вей, которая ворвалась в мою жизнь много лет назад и не выходит из головы ни на секунду. Обещаю, что не потревожу тебя. Будь счастлива. И неважно, скажешь ли в итоге своему хоккеисту «да» или «нет», я поддержу тебя. Ведь кроме тебя у меня никого нет. Несмотря на то, что меня окружает множество других людей. Никто из них не будет важнее и ценнее, чем ты, Милли Браун.

И да, твою подругу я не любил никогда. Мне никогда и никто не был нужен, кроме тебя.

Возможно, мы не встретимся больше никогда. Но знай, моя любовь к тебе навечно. Никогда не думал, что стану Северусом Снейпом и буду любить одну девушку сквозь года. Тогда… всегда и навечно?

P.S. Ты думала, что я купил билет только для того, чтобы пройти к тебе? Но нет. В душе я надеялся, что ты никуда не улетишь. Поэтому взял билеты для нас двоих. Ты могла бы выбрать любую страну или штат, чтобы построить новую жизнь. Только вместе со мной.

Прощай, Милли Браун. Я люблю тебя и всегда буду любить. Никто и никогда не сможет затмить тебя. И да, «Милки вей» – до сих пор мой любимый шоколад, даже не пытайся сказать, что он тебе не нравится!»

Слезы текли рекой и не хотели останавливаться ни на секунду. К тому моменту, как иссяк запас соленых капель, я перечитала это письмо несколько раз.

Весь оставшийся полет я размышляла, что мне делать дальше… Это письмо поколебало мою уверенность в том, что я делаю. Но в конце концов я решила после того, как прилечу в Италию и поговорю с Джимми, собрать чемодан и вернуться к Джексону. Наплевав на то, что себе обещала выбрать карьеру вместо любви. Как бы я ни отрицала, но Вега остается первой и единственной моей любовью. В то время как жениху я лишь позволяла себя любить. Да, он симпатичный, и каждая будет рада оказаться в его постели. Только вот он первый признался в своих чувствах. А я… невозможно заставить себя любить другого, когда в твоем сердце уже прочно засел один несносный засранец. И ради него я готова кардинально изменить свою жизнь.

Спустя несколько часов полета, выйдя в аэропорту Италии, я первым делом начала звонить Джексону. Но он не отвечал. Первый звонок. Гудки. Второй. Гудки. Третий. И автоответчик перевел меня на голосовую почту.

На экране внезапно высветился звонок от сестры.

– Я прилетела и пытаюсь дозвониться до Джексона. Ты случайно не знаешь его рабочий телефон, вдруг он занят и секретарь сможет передать, что звонила я… – сказала я, приняв вызов.

– Милли, Джексон не сможет тебе ответить, – словно с трудом произнесла Джессика.

– Что? Говори громче! Тебя плохо слышно. Он обиделся на меня? Я понимаю, что вот так улетела, но…

– Джексон больше никогда не сможет тебе ответить, Мил…

– Что ты такое говоришь? О чем ты? – Кровь отхлынула от моего лица.

– Когда он ехал из аэропорта, пошел сильный дождь, и в машину Веги на полной скорости врезалась фура. Он погиб… У Джексона не было никаких шансов выжить. Машина сплющилась и превратилась в груду металлолома.

Первое, что я ощутила – неверие в происходящее.

– Нет-нет, ты просто не хочешь мне говорить, что он с другой сейчас развлекается, да? Этого не может быть… Нет! – Ноги подкосились, я упала на пол, а слезы текли водопадом.

– Милли, постарайся успокоиться! – Последнее, что я услышала от Джессики, а после телефон выпал из моих рук.

Больше меня ничего не интересовало. Я рыдала навзрыд. Ведь сердце разбилось вновь и больше там не осталось ничего, кроме горечи от утраты любимого человека.

Когда я пришла в себя, то уже лежала в нашей с Джимми кровати, и рядом стоял остывший чай с травами. Как я сюда попала? Ничего не помню… Посмотрев вокруг, я нашла взглядом свою сумочку и встала с кровати. Ноги подкосились, и я оперлась на тумбу. Твою мать! Это ж сколько я так провалялась в кровати, раз даже ноги отвыкли от напряжения?

Дотянувшись, я открыла сумочку, чтобы отыскать то самое кольцо. И вот наконец-то я его заметила. Оно все так же лежало внутри коробочки с тем письмом, что написал Джексон. А ведь я ему так и не ответила, что люблю и буду любить его всю жизнь.

Надев кольцо на левую руку, я убедилась, что оно подошло как влитое.

– Прости меня, Джексон Вега. Прости за то, что мы потеряли столько времени и теперь я никогда не смогу сказать, как сильно нуждаюсь в тебе. Все это время ты являлся для меня центром Вселенной. Прости за то, что я люблю тебя так сильно. Надеюсь, что однажды мы сможем быть счастливы, только уже в другой вселенной. Прощай, моя любовь.

Я легонько прикоснулась к кольцу губами.

Всегда и навеки.

Энни Дайвер
Ты мое желание

Глава 1
Сиенна

Я же говорила, что этот самовлюбленный кретин разобьет нежное сердце моей Эш.

И я во всем была права.

Но вместо того, чтобы давить на больное, я сажусь рядом с подругой на диван и крепко ее обнимаю. Эшли проваливается в мои объятия, шумно всхлипывает и вдруг начинает рыдать в голос. Я глажу ее по волосам и целую в макушку.

– Поплачь, солнышко. Вылей все слезы и смой этого придурка из своей жизни. Он не достоин такой красотки, как ты. – Я баюкаю ее в своих руках.

– Он позвонил мне раз сорок за все это время. И написал. Черт, Си, я люблю его…

– Ты хочешь ему ответить?

– Я хочу, чтобы он был здесь в нашу годовщину, а не в долбаном Ричмонде! Он обещал прилететь, а не задерживаться там на две чертовые недели! – Она выпрямляется, приглаживает растрепавшиеся волосы. – Мы все спланировали, хотели поехать на пикник с палаткой. Я вчера забрала посылку у курьера, а он… – Она снова рыдает.

– Когда вы там должны были ехать? – Бросаю взгляд на настенный календарь. Эшли и Дэйв собирались отмечать вторую годовщину отношений в последние августовские выходные. Суббота или воскресенье. Зная Эш, уверена, что она бы отправилась в мини-путешествие уже в пятницу, чтобы не стоять в пробках на выезде из города и не пропускать драгоценные часы отдыха.

Перевожу взгляд на календарь. Завтра у меня собеседование на должность менеджера в новом спортклубе. Оно закончится примерно в два, и после него я совершенно свободна на все выходные.

– З-за-а-автра. – Эш вытирает слезы. – Дэйв прилетит в лучшем случае в субботу, и все насмарку! Я планировала эту поездку два месяца. Все должно было пройти идеально!

– К черту Дэйва и его заморочки! Если у тебя все готово, то мы поедем в этот кемпинг. – Порывисто поднимаюсь с дивана и взмахиваю рукой. – Я не позволю тебе сидеть все выходные и жалеть себя из-за какого-то там хоккеиста.

– Т-т-ты уверена, что хочешь? Это ведь природа, а ты никогда не…

– Брось, Эш, я же из Техаса. Там с детства умеют разводить костры и жарить мясо на огне. – Опустим тот факт, что я от этого не в восторге. Я делаю это ради Эшли. – Справимся.

Мы приезжаем на место в четыре часа. Нас шестеро, и все настроены на роскошный девичник. Возле озера прекрасно: вокруг лес, все утопает в зелени, нет никого, кроме нас, а водная гладь отражает солнечные лучи. Здесь красиво и спокойно – то что нужно нашей компании.

– Предлагаю ставить палатки там. – Мари показывает на небольшую полянку около деревьев. – Здесь так классно! Я рада, что мы выбрались. – Она улыбается и хлопает в ладоши.

Мари – девушка одного из хоккеистов в команде Дэйва. Они с Эш сдружились как-то на матче. Мари хорошо общается с Эмили, сестрой своего парня, и Брианной, подругой Эмс, безответно влюбленной в очередного спортсмена. У меня скоро глаз начнет дергаться от количества хоккеистов в моей жизни. А еще с нами поехала Диана, наша с Эшли университетская подруга.

– Я за, – поддерживает Бри.

– Я пока займусь костром, – заявляет Диана. – Соберу дрова.

Подумать только, насколько организованной оказывается каждая из нас. Мы не повышаем друг на друга голос ни разу, не спорим из-за обязанностей. Просто все выполняют то, что необходимо на данный момент.

И вечер проходит прекрасно.

Мы готовим еду на костре, поем песни и пьем вино. Этот вечер не может испортить ничто, даже звонки Дэйва, которыми он уже достал Эшли, перестают мешать после второго бокала.

Расходимся спать с рассветом. Еле волоча ноги, падаем поверх спальников и моментально проваливаемся в сон.

Я надеюсь, следующий вечер будет хотя бы вполовину так же прекрасен, как этот, но утром нас ждет сюрприз.

– Нет, Дэйв! Нет! – Останавливаю его на входе в палатку, тыча пальцем в грудь. Наше сегодняшнее утро испортили хоккеисты, заявившиеся прямо на поляну, где разбит лагерь. И конечно, мы остались недовольны, потому что прошла всего пара часов после того, как мы отправились спать. Дэйв решил, что ему необходимо вымолить прощение немедленно, поэтому вот уже полчаса ходит вокруг нашего временного дома, пока его друзья ставят палатки по соседству, собираясь провести еще целый день и ночь в веселой компании. – Уходи. Ты и так причинил ей слишком много боли. – Мельком смотрю на поджавшую колени к груди Эшли. Она выглядит отстойно, будто ее перемололи в измельчителе и собрали в похожую на мою подругу девушку.

Эшли никогда не была настолько грустной. Я заметила еще вчера ее натянутое веселье. В какой-то момент ей действительно стало радостно, но печаль от ссоры с парнем никогда никуда не исчезала. Только вот всякие засранцы вроде Дэйва не стоят ни одной ее слезинки.

– Сиенна, я поговорю с ней в любом случае.

– Не в мою смену, здоровяк! – Отмахиваюсь от него, как от назойливого жука.

На его лице мелькает растерянность. Через мое плечо Дэйв заглядывает в палатку и, увидев Эш, виновато поджимает губы.

– Эшли, детка, поговори со мной.

– Подожди снаружи, Дэйв, – прерывает наш спор тихий голос.

О’Донохью кивает и охотно отпускает полог палатки.

– Ты уверена, Эш? – Спрашиваю тихо, потому что ни на секунду не верю, что ее парень оставил нас в покое. Ненавижу тех, кто подслушивает.

Сажусь рядом и обнимаю ее, крепко прижимая к себе. Такие тесные контакты у нас – редкость, а еще Эшли слишком огорчена происходящим, поэтому принимает мои объятия спокойно и даже немного расслабляется. Я готова придушить Дэйва за то, что он заставляет мою обожаемую подругу проходить через подобное. Никто не должен терпеть снисходительность в отношениях. Тем более Эшли, которая отказалась от престижной работы в Канаде, чтобы быть с Дэйвом.

– Ему правда нужно тебя ждать? – Цепляюсь за слово, которое удивило меня сильнее всего.

– Я больше не могу думать о нем, Си. И он не оставит меня в покое.

– Ты же знаешь, я могу защищать тебя вечность.

– Знаю. И очень тебя за это люблю. Но ты сама мне постоянно твердишь, что нужно доводить дело до конца. Вот я и довожу.

Эшли целует меня в щеку и крепко сжимает в объятиях. Я знаю, что Дэйв может сделать ее счастливой. А еще я знаю, что пары могут крупно ссориться, но это необязательно должно приводить к расставанию. Особенно когда оба любят друг друга больше жизни. У Эш и Дэйва любовь именно такая. На самом деле я фанат их пары и сильнее, чем кто-либо еще, хочу, чтобы они были вместе. Они заслуживают своего «жили долго и счастливо», особенно Эшли. И только одному человеку под силу подарить ей романтическую жизнь, как в лучших голливудских фильмах.

– Ладно, хорошо, я дам вам поговорить. Но… одно условие… – Я достаю из рюкзака блокнот и вырываю оттуда листок. Маркером пишу на нем надпись «Вход только для девочек» и, вооружившись булавкой, спешу на выход. – Никаких парней внутри. Это пространство, свободное от мудаков.

Прикрепив записку, награждаю Дэйва недовольным взглядом.

– Эш, я прогуляюсь до озера. Если что – кричи. – Затем останавливаюсь напротив О’Донохью и тихо говорю: – Это последний шанс. Постарайся не просрать его.

Развернувшись, иду к озеру. Оно недалеко, возможно, было слишком опрометчиво ставить палатки настолько близко к воде, но ночь мы пережили вполне себе нормально.

Иду по пирсу, стараясь держаться посередине. Я не неуклюжая, но плавать так и не научилась, поэтому не хотелось бы оказаться в воде, когда вокруг ни души.

– Ты всегда такая злюка или просто ненавидишь парней?

– Я недолюбливаю тех, кто обижает моих друзей. Это другое. – Я закатываю глаза, уже зная своего преследователя.

Это Макс Льюис, лучший друг и сокомандник Дэйва, и до сегодняшнего дня я была рада не знать его. Он невыносимый, самовлюбленный и… слишком красивый. Темные волосы, прямой нос, дерзкий взгляд и внушительная спортивная фигура. Уверена, у него нет отбоя от фанаток.

– Или ты просто хочешь держать всех под контролем, мисс командирша.

Макс попадает в цель. У меня есть проблемы с контролированием всего и вся. Я постоянно пишу списки, слежу за тем, чтобы все шло по плану, и ненавижу спонтанные перемены. Вот, например, как сегодняшние с появлением хоккейной команды на нашей поляне, потому что за полдня наш девичник превратился в любовные баталии на свежем воздухе.

– И что? Переживаешь, что мои командирские замашки распространятся и на тебя?

– Со мной это не сработает, крошка.

– Сиенна. Меня зовут Сиенна. Не «крошка» и не «детка».

– Я Макс, – отзывается он с улыбкой, не испытывая никакого дискомфорта. Напротив, ему нравится наш странный разговор.

– Я знаю, кто ты такой.

– И что же ты обо мне знаешь? – спрашивает он с вызовом, глядя на меня через плечо.

Мы стоим на расстоянии двух шагов. Макс поравнялся со мной, поэтому я просто поднимаю голову, чтобы посмотреть в его бесстыжие глаза.

– Макс Льюис, двадцать четыре года. Хоккеист, одержимый спортом, лучший крайний нападающий в сезоне. У тебя есть своя квартира в элитном районе, машина и пес, за которым в твое отсутствие следит экономка. А еще у тебя есть армия фанаток и тебя никогда не видели с одной девушкой дважды, – выдаю я тираду на одном дыхании и гордо вздергиваю подбородок.

Макс смотрит на меня несколько секунд, а после закатывается смехом.

– Гуглила меня?

– Да.

– Я же говорил, ты одержима контролем. – Он весело хмыкает и скрещивает руки на груди.

– И что в этом плохого?

– А что хорошего?

– Я бы точно не стала отвечать вопросом на вопрос.

– Если бы не Дэйв, я бы вообще к тебе не подошел.

Вот же засранец! О’Донохью взял его в качестве живого щита от меня? Черт, неужели я настолько увлеклась ролью опекающей подруги-матери?

– Думаешь, я настолько ненормальная, что бросилась бы на него?

– Кто знает, что будет, когда ты потеряешь контроль. – Макс усмехается. – Дэйв попросил отвлечь тебя на полчаса. – Он поворачивается ко мне лицом и делает шаг навстречу. Отступаю на один. Макс подходит на два. Мы слишком близко друг к другу. Это неприлично и совершенно не вписывается в рамки первого общения. – Как насчет того, чтобы немного поплавать? – Он теснит меня к краю пирса, и я, наплевав на приличия, хватаю его за руки.

Черт, они такие мускулистые.

– Нет!

– Что такое, боишься намочить укладку? Или тушь потечет? – Его тон слишком ядовитый.

Качаю головой. К горлу подступает ком, а вместе с ним страх опутывает тело. Иисусе, когда я успела попасть в такую нелепую ситуацию? Говорили мне, что с моим характером долго не живут.

Макс делает еще шаг к краю. Я нервно облизываю губы и беззвучно прошу его этого не делать. Когда одна моя нога перестает чувствовать опору, я взвизгиваю.

– Я не умею плавать! – кричу я, заваливаясь назад.

Перед глазами мелькает вся жизнь, я мысленно прошу Эшли помнить обо мне и смиряюсь с падением. Макс пытается поймать мою руку, но я так активно ими машу, что получается с точностью до наоборот, и вот я уже лечу в холодную воду и быстро погружаюсь на дно.

Глава 2
Макс

Твою мать.

Ее голос тонет вслед за головой, и я ныряю следом. У меня разве есть выбор?

Под водой ничего не видно, но я нахожу Сиенну на ощупь. Обхватываю ее плечо и всплываю с ней вверх. Вода прохладная, но бодрит меня не это, а то, что из-за моего неосторожного движения чуть было не утонула девчонка.

Это все Дэйв. Я не планировал хоть как-то подкатывать к Мисс Злючке. Но друг просил отвлечь внимание Сиенны от его девушки, потому что иначе он не смог бы с той поговорить. И конечно же я согласился.

Мы выныриваем на поверхность. Тряхнув головой, открываю глаза и смотрю на девушку. Она отплевывается от воды и хватается за меня двумя руками. Моего плеча в качестве поддержки ей мало, и она прижимается ко мне и обхватывает меня за шею. Ненадолго уходим под воду, но быстро возвращаемся на поверхность.

Сиенна визжит от страха, стучит кулаками по моей груди и плечам. Она выглядит как грозная амазонка, не знающая, что такое сдаваться.

– Ты чуть меня не угробил! – кричит она, но прижимается теснее.

– Прости, это вышло случайно. – Пытаюсь удержать нас над водой, но это сложно, когда тебе пережимают шею и не дают нормально дышать.

– Я подам на тебя в суд!

– Тогда я оставлю тебя здесь. – Расслабляюсь, и мы снова уходим под воду, но быстро возвращаемся наверх, потому что Сиенна сжимает меня слишком сильно. – Эй-эй, расслабься немного, иначе мы оба утонем.

Из воды на пирс нет лестницы, поэтому приходится грести к берегу, но я не тороплюсь. Почему-то тепло тела Сиенны, плавные изгибы, которых я случайно касаюсь, вызывают интерес и пробуждают желание. Только вот характер девчонки несоизмеримо бесит. Проблемных малышек я предпочитаю обходить стороной.

– Я не могу расслабиться, потому что мне страшно! – кричит она.

Сиенна напряжена, и это чертовски мешает нормально грести. Ее ноги обвиваются вокруг моего торса, сама она уже давно висит на мне, как мартышка. Одной рукой я обхватываю ее талию и крепко сжимаю. Сиенна порывисто выдыхает.

– Давай, я держу тебя. Мы никуда не поплывем, если ты продолжишь висеть на мне, как на буйке.

– Эм… я… – Она оглядывается по сторонам, оценивая расстояние до ближайшей опоры. Кивает, смотрит на меня. Капли стекают по ее красивому и немного испуганному лицу. Сиенна снова кивает, ее взгляд останавливается на мне, и мы тупо пялимся друг на друга. В воздухе что-то меняется, наше дыхание смешивается. Ладонь Сиенны соскальзывает с моей шеи по плечу, и меня бросает в жар. – Дай мне минутку, ладно?

Я чувствую, как от страха колотится ее сердце, отчетливо ощущаю ее напряжение, вижу ужас в зеленых глазах. И мне хочется, чтобы этого не было. Уж лучше пусть она остается заносчивой сучкой с манией контроля, чем будет испуганно жаться к незнакомцу, ища спасения.

– Окей.

Обнимаю ее крепче, придавая уверенности. Сиенна и правда спустя какое-то время немного расслабляется, ее горячее дыхание обжигает мою шею. На контрасте с прохладной водой это слишком сильно меня заводит.

– Для справки, – говорит она, когда мы медленно плывем к берегу. Я могу быстрее, но зачем-то продлеваю мгновения наедине с девчонкой. – Я так близко к тебе только потому, что ты меня спасаешь, а не потому что я мечтаю о романе со спортсменом.

– Не парься, контролирующие истерички не в моем вкусе, – отвечаю я с усмешкой, чувствуя, как Сиенна моментально напрягается.

– Ты сволочь!

– Я тебя спасаю.

– Ты сам меня столкнул!

– Я не хотел. Извини.

Мои слова разрушают ее враждебный настрой. Сиенна замолкает, и мы в тишине добираемся до берега. Она выходит первой, бросает на меня недовольный взгляд и уходит в свою палатку.

Между нами остается какая-то недосказанность, как будто мы начали, но не закончили или не пришли к нужному выводу. Я ненавижу такое состояние. Неопределенность порождает нестабильность, а в моем случае это недопустимая роскошь. Когда вся твоя жизнь подчинена графику, любая мелочь, способная его разрушить, должна быть обезврежена.

Смахнув ладонью воду с лица, я провожаю Сиенну взглядом, а после иду к парням. У них собирается небольшой карточный турнир, к которому я с удовольствием присоединяюсь, потому что нужно отвлечься от несносной красотки, вдруг занявшей все мои мысли.

– Как водичка? – насмешливо интересуется Джейк.

– Идеальна, чтобы утопить тебя, если продолжишь задавать идиотские вопросы.

Больше и правда никто не рискует – мы переключаемся на игру. Правила простые и максимально ленивые – играем на желания. Первый победитель загадывает желание проигравшему. Это немного встряхивает нас. В прошлый раз Джейк голым прыгал в бассейн во дворе спортивного центра, я на игре признался в любви Тиджею, а Дэйву пришлось взять номер телефона у журналистки и отправить ей секси-фотку. Правда, это было еще до того, как он начал встречаться с Эшли.

Игры – это всегда весело. Правда, после первого проигрыша я всерьез задумываюсь отставить все и просто полежать на траве, пялясь на небо. Но что-то подталкивает играть дальше. И во второй раз я выигрываю. Несколько партий проходят для меня средне: я избегаю проигрыша, но выхожу из игры вторым или третьим.

Последняя игра не задается с самого начала. Я не могу собрать ни одной комбинации, пока все по очереди избавляются от карт. Когда мы остаемся вдвоем с Дэйвом, по его довольному лицу становится понятно, что мне не светит избавиться от очередного задания, которое придумает Тиджей.

Бросаю карты, сдаваясь раньше времени. Дэйв отбивает пять Джейку и Эндрю. Я качаю головой и тру переносицу. Нужно заканчивать с этим цирком.

– Ну давай свое тупое желание. – Закатываю глаза. Тиджею везет, либо он мастерски тасует карточки. – Что теперь? Принести тебе «Доктор Пеппер» из холодильника или приготовить сморы^[25]? – Хлопаю ладонями и, склонив голову набок, приторно улыбаюсь, как будто мы сладкая парочка из второсортной романтической комедии.

– Давай на этот раз попробуем кое-что повеселее, чувак. – Тиджей трет кулаком подбородок и отводит взгляд в сторону, задумавшись. Ему вообще есть чем? Последние мозги ему вышибли в драке во время финального матча.

– Быстрее, Харпер. – Поднимаюсь и забираю пустую бутылку «Черри-колы» без сахара. Надо бы размяться и больше не играть на желание. Самое идиотское занятие, которое только можно придумать во время отдыха на природе в компании сокомандников. Закатываю глаза. Парни предложили бы еще в хоккей на траве погонять. – У тебя двадцать секунд.

– Эй, это нечестно! – В меня летит его бейсболка. – Ладно, пять секунд. – Он осматривается, вертит головой. А потом улыбается слишком, мать его, коварно. Интуиция вопит послать чувака на хер и все-таки притащить пачку маршмеллоу, потому что насмешки парней в течение недели – это определенно меньшее из зол. – Есть! Ну что, готов? Это будет охренительно! – Он даже хлопает в ладоши. Мудак.

– Тебе хана, парень, – звучат сочувствующие голоса ребят вперемешку со смешками.

– Выкладывай уже.

– Поцелуй злюку Сиенну. Взасос. И так, чтобы мы видели.

У девчонки тут уже сложилась репутация грозы. Ее обходят стороной, но при этом каждый пялится на ее задницу.

– Чего? Ты совсем охренел?

– Между вами вспыхнула искра, мы все видели. – Он играет бровями и вытягивает губы трубочкой. – И кстати, пососаться в кустах две секунды не считается, Макс. – Тиджей с важным видом выставляет указательный палец, обозначая условия.

Парни гогочут, кто-то подбадривающе хлопает меня по плечу, а я смотрю на девчонку, которая выходит из воды, вытирая волосы. Она умопомрачительно выглядит в своем странном купальнике с открытой задницей и длинными рукавами. Так, что мы все бессовестно залипаем.

Не спорю, я был бы не против провести с этой горячей малышкой незабываемый вечер и жаркую ночь. Возможно, даже согласился бы на приторно-сладкое утро. Но пихать свой язык в ее рот на виду у всех – это перебор.

Глава 3
Макс

Нам что, по пятнадцать лет? Какого черта в списке заданий существуют поцелуи с другими девчонками? Это же бред! Особенно когда эта девчонка – одержимая контролем Сиенна.

Перед ней все ходят на цыпочках. Если бы эта девушка была тренером нашей хоккейной команды, мы бы уже стали чемпионами мира. Она строит всех так ловко и умело, что никто не способен оспорить ее решение. Даже сейчас она умудрилась дать всем задания, пока мы вместе готовим ужин на нашу большую дружную компанию.

Сама Сиенна не только руководит парадом, но и активно шинкует овощи для салата. Мне выпала честь держаться подальше и не мозолить глаза нашей местной королеве, поэтому я ушел собирать дрова.

Поцеловать ее так, чтобы видели все. Это же бред!

Возвращаюсь с охапкой дров. Сиенна о чем-то воркует с Тиджеем. Она улыбается ему и ведет себя так мило, словно внутри нее не прячется маленькая стервочка, способная свернуть в крендель кого угодно. Какого, на хрен, черта?

Бросаю дрова у костра, на шум оборачиваются все, и я пожимаю плечами.

– Я все. Помощь нужна?

Сиенна не обращает на меня никакого внимания. Это бесит, особенно если учесть, что она только что общалась со всеми. В груди поднимается волна протеста. Да, у нас все началось не очень гладко. Да, мы бесим друг друга с первого взгляда. Да, формально я столкнул ее в воду и у нее нет ни одной причины мне доверять или быть со мной милой. Но в отношении Тиджея тоже нет этих причин! Тогда почему этому засранцу достается все, а мне – ничего?

– Мы почти закончили, – бодро отзывается Джейк.

– Эндрю остается за шефа, а мы хотим освежиться. Правда, куколка? – Тиджей подмигивает Сиенне, и она смущенно улыбается.

Если этот засранец решил усложнить мне задачу, то я сверну ему шею на ближайшей тренировке. Но друг выглядит так, будто не происходит ничего сверхъестественного. Хотя для Тиджея это даже не флирт, он общается так абсолютно со всеми девушками.

– Подождешь меня на берегу? – подмигивает Сиенна и, отложив нож, вытирает руки бумажным полотенцем.

– Я готов ждать тебя вечность, – нараспев тянет Тиджей вслед уходящей Сиенне.

Остальные девушки тоже разбредаются по своим палаткам, и мы остаемся привычной мужской компанией.

– Какого хрена, чувак? – Толкаю Харпера плечом. – Мы не договаривались, что ты будешь усложнять мне задачу!

– Я и не усложняю. Мы просто поболтали с кудряшкой Си. И, к слову, она не злюка, я забираю свои слова обратно. – Тиджей хлопает меня по плечу. – Увидимся в воде!

Долбаный хаос.

Сняв футболку, оставляю ее на покрывале. Солнце пока еще ласково прилипает к коже. Осматриваюсь. Кто-то уже ныряет в воду, другие идут не спеша. Дэйв уводит Эшли от палатки в сторону озера. Среди всех я не вижу Сиенну, поэтому недолго думая иду в сторону ее временного дома.

Внутри какая-то возня. Свистит молния, и я слышу, как девчонка тихо ругается себе под нос.

– Сиенна, ты здесь?

Ситуация хуже не придумаешь. Я стою у палатки и не знаю, что делать дальше. Поцеловать ее прямо сейчас и наплевать на то, что мы без зрителей? Или все-таки постараться не выглядеть в ее глазах полным придурком и хотя бы пригласить на прогулку, а после наговорить романтического бреда и прижаться на пару секунд к ее губам?

Отодвигаю полог палатки, и тут мне навстречу вылетает разъяренная фурия и тычет пальцем в небольшой листок. Прищурившись, читаю надпись. А, девчачье пространство. Скажите это Дэйву!

– Только не говори, что ты собирался сюда войти! – Она тяжело дышит. Кудрявые волосы торчат во все стороны, пара завитков свисает на лицо, и Сиенна, пыхтя от злости, убирает их, приглаживая волосы руками.

– Я собирался пригласить тебя прогуляться. Ну, знаешь, посмотреть окрестности и все такое.

Мой взгляд падает на ее тело, и я замолкаю. Сиенна в своем купальнике с длинными рукавами и голой задницей, и ее длинные стройные ноги… снова сводят меня с ума.

Концентрация противоположных эмоций к этой девчонке зашкаливает. В один момент я хочу снова столкнуть ее с пирса и больше не спасать, а в другой – зажать у ближайшего дерева и насладиться ее смущением. Черт возьми! Это слишком.

Нужно как можно быстрее решить проблему с желанием и закончить это представление.

– И ты вообразил, что я соглашусь? Серьезно? – Она кривит губы и хмурит брови.

– Ты не умеешь плавать, и я подумал, что тебе будет некомфортно.

– Тиджей был так любезен, что согласился меня научить. Так что подвинься. – Она отталкивает меня в сторону ладонью и собирается уйти.

Я точно убью этого сукиного сына. Утоплю прямо сейчас! Мне и так нелегко подобраться к Сиенне, а Харпер только усложняет задачу. Это больше не весело, как и то, что он будет распускать руки и прикасаться к девчонке.

Скольжу взглядом по идеальному телу. Мне требуется один вдох, чтобы вспомнить, как Сиенна прижималась ко мне в воде, как ее дыхание жгло мою шею. Возбуждение простреливает поясницу.

Маленькая грозная Сиенна выглядит фантастически. Ее дерзкий язык и колючий характер – термоядерная смесь, способная свести с ума кого угодно. Например, меня.

Я не знаю, что движет мною в эту секунду. Не могу назвать это ревностью, потому что не считаю Сиенну своей, но в душе растет протест, стоит мне представить, как Тиджей будет лапать девчонку, как она прижмется к нему с той же силой, с какой жалась ко мне. В мозгу что-то замыкает, все программы сбиваются. Одним резким движением обхватываю Сиенну за талию, разворачивая лицом к себе.

– Прости, малышка, я не могу отдать тебя ему.

Впиваюсь в ее губы с энтузиазмом. Прикосновение настойчивое и требовательное. И безответное. Облизываю ее нижнюю губу и обвожу языком верхнюю. Становится жарко. Первые секунды я просто целую Сиенну, изучая ее губы со вкусом вишневого блеска, и это самое вкусное, что я когда-либо пробовал.

Девчонка напрягается в моих руках, впивается ногтями в плечо. А после рвано выдыхает и робко мне отвечает. Движение едва уловимое, полное сомнений, но мне хватает, чтобы взорваться. Прижимаю Сиенну к себе увереннее. Ее губы приоткрываются, впуская мой язык, руки ложатся мне на плечи, пальцы гладят шею. По венам течет концентрированное удовольствие, от которого я не откажусь ни за что в жизни.

Но оно испаряется, когда Сиенна сжимает свои зубки, кусая меня до боли и искр перед глазами.

Отстраняюсь, но не отпускаю ее. Наши взгляды сталкиваются, противостояние набирает обороты. Сиенна отвешивает мне пощечину, от которой звенит в ушах, и, тяжело дыша, толкает меня в грудь.

– Больше никогда не смей меня трогать!

Тру лицо и в очередной раз отворачиваюсь от озера, из которого выходят Тиджей и Сиенна. Он и правда учил ее плавать, а она смущалась и вела себя так, словно не целовалась со мной еще двадцать минут назад.

Мне не помогла остыть даже прохладная вода, в которую я нырнул с головой после того, как Сиенна от меня сбежала. Не помогла и сделка с совестью, которую я заключил: выполненное условие взамен на спокойный отдых. Ничто не помогало. Сиенна продолжала сидеть в моей голове, а ее вкус ощущался на губах даже после орешков с острым перцем, от которых до сих пор жжет рот.

– Чувак, твоя щека до сих пор горит, – откровенно ржет надо мной Джейк и проводит кулаком по своей скуле.

– Я, блин, чувствую. – Добавляю специи в салат, который готовила Сиенна, и перемешиваю все еще раз. Вот теперь хорошо.

– Да ладно тебе, заживет до следующей красотки, – усмехается Джейк и толкает меня локтем в плечо.

А я уже не уверен, что заживет. Точнее, что следующая красотка мне в принципе нужна. Целовать Сиенну было вкусно, и я бы с удовольствием продолжил. Но дело не только в этом, а еще кое в чем глубинном, что прорастает с самого дна души.

– В следующий раз я не буду выполнять ваши тупые желания. Проще на спор выйти голым на лед во время финала, чем еще раз поцеловать девушку.

– Что? – слышу за спиной женский голос и мысленно чертыхаюсь.

Ну почему мне всегда так везет?

– Сиенна, стой! – Я почти бегу за ней.

Девчонка, не думая, помчалась в лес, пиная по пути ветки и кусты. Она идет, не разбирая дороги. Выплескивает свою ярость на все, что попадается под руки и ноги.

Когда я собираюсь рвануть к ней и обхватить так, чтобы она больше не пошевелилась, Сиенна резко оборачивается. В меня летит ветка, от которой я уворачиваюсь.

– Ты… Да ты… Ар-р-р-р! Черт, подумать не могу, что ты поцеловал меня на спор!

– Ты слишком преувеличиваешь.

– Преувеличиваю? По-твоему, я игрушка, с которой можно делать что угодно ради тупого пацанского спора?

– Во-первых, это был не спор, а карточный долг. Это про честь и все такое. Во-вторых… – Я подхожу ближе. Напряжение между нами можно резать ножом. Обычно я бегу от подобного. Заносчивые девицы – не мой тип. Но в случае с Сиенной все работает с точностью до наоборот. Мы словно в школе: я задиристый мальчишка, который дергает понравившуюся девчонку за волосы. – Во-вторых, мне все понравилось. В-третьих, тебе тоже.

Еще один шаг. В нос бьет запах ее спрея для тела. Я вспоминаю вкус ее губ, как отвечала мне на поцелуй и как сама обняла меня за шею. Сердечная мышца в усиленном темпе сжимается и разжимается, качая кровь, кипящую в венах. Меня заводит эта девчонка, и я хочу узнать, чем все между нами закончится.

– Я не разменная монета в ваших идиотских играх. Так что иди в задницу, Макс!

Она разворачивается, собираясь уйти, и я обхватываю ее плечо, резко потянув на себя. Сиенна громко ругается и едва не падает в мои объятия, удержавшись на ногах только из-за бурлящей злости. Наши взгляды врезаются друг в друга с такой силой, что летят икры. Сиенна гордо вздергивает подбородок и упирается ладонями мне в грудь. От ее грубоватых прикосновений меня бросает в жар.

– Я бы не стал тебя целовать, если бы этого не хотел. – Мои слова сбивают с Сиенны спесь. Она хмурится и смотрит на меня с недоверием. Между нами искрит, мы оба накалены до предела. – А если ты еще раз отправишь меня в задницу, то я воспользуюсь предложением и пойду в твою.

– Знаешь что…

Ее рука на миг ослабевает, переставая давить мне на грудные мышцы. Хватает секунды и одного неосторожного движения, чтобы все полетело к черту. Подавшись вперед, я набрасываюсь на ее рот жадно и неосторожно. Провожу языком по пухлой нижней губе. Сиенна кусается, и мы одновременно стонем, забывая, о чем спорили еще пару секунд назад.

– Катись к черту, Макс, – порочно шепчет она мне в губы, на мгновение разорвав поцелуй.

Стук сердца долбит по барабанным перепонкам. Я обнимаю Сиенну крепче, рука скользит вниз по спине и обхватывает талию. Вторая путается в кудрявых волосах девушки. Грозовая туча закинула меня в шторм, из которого уже невозможно выйти.

– Я уже там, милая.

Ее ладони скользят вверх к моей шее. Углубив поцелуй, толкаюсь языком в ее манящий рот. Наше маленькое противостояние перерастает в настоящую битву, в которой мы оба заведомо выиграли. Я одурманен, сражен и восхищен Сиенной. Мне нужна она здесь и сейчас. Не-ме-длен-но.

– Я тебя хочу, – произношу быстрее, чем успеваю подумать.

Это не просто сиюминутная блажь. Я не пьян, у меня не бывает недостатка в женском внимании, я не сплю с девушками из скуки и не меняю их как перчатки. Мне нужна Сиенна. Мои внутренности переворачиваются от одного только ее взгляда, а когда она оказывается в моих руках, я чувствую себя так охренительно, как еще никогда в жизни.

– Пообещай, что это будет только один раз. – Ее поплывший взгляд впивается в мое лицо. Я фокусируюсь на ней целиком и полностью. От предложения зудит под кожей и неприятно тянет за грудиной. – Мы не станем вспоминать это следующим утром.

– Еще никогда девушки не предлагали мне одноразовый секс. Это даже немного оскорбительно.

И в первую очередь потому, что я никогда так не делал. Возможно, сейчас все так и выглядит, но это не значит, что после у нас не может быть нормального свидания. Просто не все должно начинаться идеально. Хотя идеальнее нашего мэтча нет ничего на свете.

– Пообещай, Макс. – В ее взгляде плещется что-то настолько глубокое, что я не могу расшифровать. Страх, боль, борьба. Ее будто затягивает в пучину болезненных воспоминаний. И чем дольше я молчу, тем сильнее она в них погружается.

– Хорошо. Завтра утром мы не будем вспоминать о том, что случилось между нами.

Наше соглашение вынужденное. Если я попытаюсь поспорить сейчас, ничего не выйдет. Сиенна с вероятностью в сто процентов уйдет от меня и забудет все как страшный сон.

Утвердив соглашение, я снова нахожу ее губы, и мы улетаем куда-то за пределы этой вселенной. Чем ближе мы друг к другу, тем сильнее разгорается пожар в груди.

Глава 4
Сиенна

– Пойдем, – говорит Макс и снова переплетает наши пальцы.

У меня кружится голова и печет губы от его поцелуев. Стоит нам отстраниться друг от друга, я тут же облизываюсь. Мне хочется провалиться сквозь землю, потому что я только что согласилась на секс без обязательств с парнем, которого знаю полдня.

В ушах стучит, пульс разгоняется до запредельных значений. Я киваю, и мы идем куда-то в сторону, дальше от всех. Макс держит меня уверенно. Я таю от того, насколько правильно и хорошо лежит моя рука в его. Мы выходим через лес к стоянке, здесь несколько машин. Останавливаемся у пикапа, Макс снимает сигнализацию.

В теле просыпается неуместная нервозность. Это ведь я, Сиенна Миллер, девушка, которая пообещала себе больше никогда не ввязываться в странные истории с парнями. А теперь меня зажимает хоккеист, которого после матчей видят с разными подружками. И я наверняка в его глазах одна из них. Маленькая наивная зайка, готовая прокатиться на родео под названием Макс Льюис.

– Слушай, я, наверное, поторопилась. – Кусаю губу, формулируя мысли. Как назло, ни одна из них не хочет оформляться во что-то дельное. – Давай отмотаем все назад до того момента, в который мы на дух друг друга не переносим?

Макс мрачнеет. Его руки крепче стискивают мою талию. Зажатая между крепким телом и машиной, смотрю по сторонам. Вокруг никого, и тревога затягивается веревкой на шее. Что, если он не отпустит меня сейчас? Что, если не остановится после твердого «нет»?

– Поздно, птичка, мне слишком сильно понравилось тебя целовать. – Он улыбается по-доброму и наклоняется ко мне. Я замираю, тело напрягается. Я не могу ни вдохнуть, ни пошевелиться, просто смотрю в лицо Макса и боюсь предположить, что он сделает дальше. Но он просто целует меня в кончик носа и неохотно отстраняется. Без его прикосновений становится холодно, и я обхватываю свои плечи. – Доверься мне. – Макс протягивает мне ладонь.

Смотрю то на его руку, то на лицо. Во взгляде – ожидание и мольба. Он просит невозможного. Как можно доверять тому, кого знаешь меньше одного дня? Это абсурд. Тем более учитывая историю нашего знакомства, последнее, что я должна делать, – это доверять ему.

Между нами расстояние в два шага. Я могу развернуться и уйти в любую секунду. За деревьями видно костер, вокруг которого сидят все остальные. Я просто присоединюсь к ним и сделаю вид, что ничего не было. Но вместо этого я улыбаюсь Максу и вкладываю свою руку в его ладонь. Он сжимает ее на секунду и переплетает наши пальцы.

Мы обходим машину, Льюис открывает для меня дверцу и помогает забраться в салон. Внутри чисто и… пусто. На зеркале заднего вида висит брелок с двумя хоккейными клюшками и шайбой. И больше никаких личных вещей.

Макс оказывается в салоне спустя пару секунд. Он заводит двигатель и включает музыку. Мы смотрим на дисплей проигрывателя, из которого играют Imagine Dragons. В груди разливается тепло. Становится в миллион раз спокойнее от одной из любимых композиций. Макс барабанит по рулю в такт и плавно выезжает с парковки.

У меня в душе раздрай, я в эмоциональной яме, из которой не смогу выбраться. С одной стороны, я свободная молодая женщина, которая может делать что угодно, даже предлагать понравившемуся парню секс без обязательств. С другой же, я прекрасно знаю, чем все это заканчивается. Слезами, болью и разбитым сердцем, которое уже не получится склеить.

Мои двухлетние отношения пошли прахом. Я встречалась с баскетболистом, который сначала заявил, что переезжает на другой конец страны в новый клуб, а после и вовсе изменил с какой-то девушкой, караулившей его на протяжении нескольких игр. Он обвинил во всем меня, сказав, что поступил так, ища утешения, ведь встреч раз в две недели ему было мало и я должна была бросить работу и уехать за ним.

Так что спортсмены, не слишком озабоченные моральными принципами, больше не моя история. Это Эшли повезло, и я искренне за нее рада. У меня же все гораздо хуже. Мои отношения полностью оправдали все слухи о нравах спортсменов. Так что больше я в это болото ни ногой. А секс, даже если он случится всего один-единственный раз, все равно способен доставить массу проблем.

Но я все равно поступила как сумасшедшая, раз позволила Максу куда-то себя увезти.

– Эй, расслабься. – Он осторожно касается моей руки, вытягивая из задумчивости. Я только сейчас осознаю, что все это время была чертовски напряжена и сидела с ровной спиной. – Я не собираюсь убивать тебя в лесу.

Мы одновременно смеемся. Тихо и осторожно.

– Ты столкнул меня с пирса, я понятия не имею, что у тебя в голове, – отзываюсь я весело.

– Я извинился за это раз десять, – закатывает глаза Макс.

– Заткнуть мой рот своим языком – способ так себе.

– Это лучший способ предотвратить ссору.

– И на скольких ты это проверил?

– До тебя только в теории. – Он подмигивает мне.

Закрываю глаза и качаю головой. Улыбка растягивается на лице против воли. Макс Льюис – самый заносчивый парень из всех, кого я знала.

– Я не куплюсь на это.

– Я тебя и не покупаю.

Мы едем вдоль озера. Объезжаем почти половину. Дорога недолгая, при желании этот путь легко можно пройти пешком.

– Ты решил впечатлить меня соседним берегом?

– А ты решила кусаться весь вечер?

Проехав еще немного, Макс паркуется. Не дожидаясь его, выхожу из машины. Берег озера здесь круче, вниз уходит песчаный склон, покрытый низкой травой. От берега к воде идет пирс, выход к которому немного зарос кустарниками и деревьями. Это похоже на сказку. Лунная дорожка освещает путь. Вокруг никого, ребята на другом берегу, до нас долетает их смех, но эти отголоски затмевают звуки природы – сверчки, шелест листвы и плеск воды.

Макс останавливается рядом со мной. В одной его руке фонарик, которым он светит под ноги, во второй – плед, а на одной лямке за спиной болтается рюкзак. Парень выглядит вполне себе довольным.

– Ну как тебе?

Мне не хочется признавать, что место фантастическое. В детстве я грезила о ночевке на природе в месте, подобном этому. Теперь мечты исполняются, и мою грудь распирает от радости. Пока кто-то думал о дорогих курортах, брендовых шмотках и смартфонах последней модели, я грезила о путешествиях. Потом, правда, случилась жизнь, которую пришлось учиться жить, но это история для другого вечера.

– Здесь красиво, – отвечаю я сдержанно, а у самой от слез блестят глаза.

– Рад, что тебе нравится. Пойдем. – Переложив фонарик в другую руку и засунув плед под мышку, он берет меня за руку и уже привычным движением переплетает наши пальцы.

Мы спускаемся на пирс. От воды тянет свежестью, и я обхватываю свое плечо свободной рукой. Заметив это, Макс укутывает меня в плед.

Мы останавливаемся на краю. Отсюда открывается фантастический вид на воду и берег. В лунном свете все выглядит таинственным. Даже легкие прикосновения Льюиса приковывают внимание сильнее обычного.

– Что в рюкзаке? – спрашиваю я, отказываясь признавать вслух, что Максу удалось меня приятно удивить. Я ни за что не признаюсь ему, что сейчас он исполняет мою маленькую мечту.

– «Доктор Пеппер», теплый, но все еще нормальный на вкус.

– Ты подготовился ко всему?

– Конечно, – довольно отзывается он, а у меня в голове выстраивается вереница девушек, с которыми он так же развлекался, показывая им красивую картинку, чтобы поскорее залезть в трусы. – Я ведь хочу тебя впечатлить.

Сняв обувь, Макс садится и опускает ноги в воду. Он помогает и мне устроиться, и вот мы уже сидим, касаясь друг друга плечами.

– У тебя получается. – Пожимаю плечами. Я не знаю, что происходит в этот момент, но все страхи разом уходят на второй план, и мы остаемся на пирсе только вдвоем: я и Макс. Мы фактически два незнакомца, и от осознания этого факта у меня развязывается язык. – Знаешь, в детстве я мечтала вот так вот сидеть на пирсе и смотреть на озеро. Мне казалось, что походы – это весело. Теперь я в этом полностью убедилась.

– Вы часто так выбираетесь?

– Нет. Если получается хотя бы раз за лето выехать, это уже достижение. На самом деле мы очень городские девчонки. Технологии, удобства и все такое. Кемпинг – это вызов самому себе.

Мы с Эшли выяснили это во время первой нашей вылазки шесть лет назад. Тогда мы храбрились, но при этом боялись каждой мелочи: шорох в кустах приводил нас в шоковое состояние, не проходившее два часа. Потом стало лучше, правда, душ до сих пор вызывает у меня шок.

– Ты круто со всем справляешься, амазонка. Серьезно, я восхищен. – Он поворачивается лицом ко мне. Даже в темноте я вижу, как горит его взгляд. Мы просто смотрим друг на друга, а мир вокруг нас уже полыхает. – Держать под контролем целый лагерь девчонок – это почти как быть тренером спортивной команды.

– Я никого не контролирую, не преувеличивай.

– Ты все утро рассказывала всем, что им нужно делать, а после проверяла каждый чих, – усмехается Макс. И да, я так делала. Но вовсе не потому, что мне это нравится. Просто… не было других вариантов. Кто-то ведь должен. – Но ты хороша в этом. Я даже возбудился от твоего командирского тона.

– Любишь подчиняться? – подначиваю его.

– Только если ты будешь верхом на мне.

Закатываю глаза от пошлой шутки. Макс снова сводит все к сексу. Толкаю его локтем в бок, и мы оба смеемся. В какой-то момент наши взгляды встречаются. Воздух вокруг меняется. Лица оказываются близко-близко, так что горячее дыхание оседает на губах. Я облизываю свои. Льюис хмыкает.

Я не планировала снова с ним целоваться. Поцелуи Макса сбивают меня с толку и заставляют мой мир переворачиваться. Но мы на расстоянии вдоха, и уже оба искрим. Если он наклонится, я не стану отстраняться.

Закрываю глаза, не справляясь с напряжением.

И магию разрушает звонок телефона в моем кармане. Я резко выпрямляюсь, достаю мобильный и принимаю вызов, пока Макс тихонько смеется.

– Да, Эш. Все в порядке?

– Эм, нет, – звучит растерянное. – В смысле, я рада, что ты жива и тебя не сожрал медведь, но ты где, Си?

– Я в полном порядке. – Осматриваюсь, ища оправдание. – Гуляю у озера. – Я практически не вру.

– Иисусе, Сиенна! Ты что, там с Максом?

Эшли всегда удается моментально меня раскусить. Она визжит в трубку, я слышу голос Дэйва на заднем плане. Даже знать не хочу, чем занимались эти двое в мое отсутствие!

– Да, – отвечаю коротко, пока Макс распускает руки, обнимая меня.

Его губы касаются моего виска. Я вздрагиваю.

– И он сейчас рядом с тобой?

Ладонь Макса опускается мне на бедро, пальцы поглаживают кожу ниже кромки шортов. Эмоции коротит от этого касания. Я вся как оголенный провод, любое прикосновение к которому приводит к короткому замыканию.

– Да.

– О мой бог, Сиенна! Я знала, что так будет!

– Это не то, что ты думаешь. – У меня горят не только щеки, но и кончики ушей.

Макс обхватывает меня и усаживает к себе на колени. Одной рукой цепляюсь за его шею. В один миг «не то, что должна думать Эшли» превращается именно в то.

– Я думаю только о том, что тебе нужно трахнуть этого красавчика и наконец-то расслабиться. – Она вдруг замолкает, а после невинно продолжает: – Прости, родной, но даже ты не можешь отрицать, что Макс очень горяч.

Льюис тихо смеется и одними губами говорит мне заканчивать. Я толкаю его кулаком в плечо и хмурюсь, надеясь, что он поймет намек и прекратит подслушивать. Макс качает головой и утыкается носом в мою шею. Мне жарко и щекотно, но я не могу отстраниться, потому что он крепко держит меня.

– Эш, пожалуйста! Ты заставляешь меня краснеть.

– Лучше красней от оргазмов. Как минимум два, Си!

О, черт! Макс проводит языком по коже. Мурашки устремляются вскачь по телу. Кусаю губы, чтобы не выдать себя с потрохами. Свожу бедра, между которых уже все ноет. Кажется, еще одно такое прикосновение, и я загорюсь как спичка.

– Мы не будем это обсуждать.

– Поэтому просто пойди и сделай! Все, люблю, целую. Оторвись на полную катушку! – С последними словами она сбрасывает вызов, не дав вставить и двух слов.

– Эй, хоккеист, ты всегда так смело распускаешь губы и руки?

– Ты слишком мило смущаешься, я не удержался, – бессовестно улыбается этот засранец. – И мне понравились слова про оргазмы. И те, где я горяч.

– Я убью ее. – Закатываю глаза. – И тебя, к слову, тоже. От свидетелей нужно избавляться в первую очередь.

– Я же говорил, ты одержима контролем. – Макс не воспринимает мои угрозы всерьез.

– Тебя это возбуждает.

– Меня возбуждает все, что касается тебя. – Он поправляет меня у себя на коленках так, чтобы я почувствовала бедром его стояк. Если это не бутылка пива, то у Льюиса там все очень хорошо.

– Кажется, ты забыл достать из кармана пистолет.

Мы смотрим несколько секунд друг другу в глаза, а потом взрываемся смехом. Макс, забравшись рукой под плед, проводит вверх по моему плечу. Я полностью сосредотачиваюсь на этом движении, забывая даже дышать. Завороженно наблюдаю за процессом. Он поднимается выше, обводит ключицу, почти невесомо скользит пальцами по шее, повторяя движение языка. Шумно сглатываю, прикрываю глаза.

– Пойдем на свидание. – Пальцы скользят по щеке, обводят контур губ. – Скажем, завтра вечером.

Шальной взгляд Макса лениво блуждает по моему лицу. Я напрягаюсь, сидя у него на руках. Ничто не предвещало беды: нам было весело и классно вместе ровно до слова на букву «С». Свидание – значит ожидание, надежда на что-то. А мне не нужны очередные обманутые ожидания. Я сыта ими по горло. Это в начале все хорошо, ведь каждый старается друг друга впечатлить. А спустя месяц начинается реальность, в которой все очень далеко от идеала, показанного в первые недели.

У меня нет сил проживать это снова.

Но я уже слишком возбуждена, чтобы оставлять все как есть, поэтому прижимаюсь ближе и, облизнув его нижнюю губу, тихо спрашиваю:

– На заднем сиденье твоей машины достаточно места для нас двоих?

Макс

Помогаю ей забраться в машину и запрыгиваю следом. Руки сразу же находят ее тело, губы тянутся к губам. Сиенна стонет, когда я притягиваю ее за майку к себе, и я съедаю стон, толкаясь языком в манящий рот. Мне сносит крышу от того, что происходит в этот момент. От наших поцелуев, от бешеного ритма, который отбивает сердце, от того, что сейчас она моя.

Я посылаю к черту всю мораль. У меня будет целое завтра, чтобы убедить Сиенну в том, что все это не только секс. Я не знаю, почему ввязываюсь в это перед турниром. Соревнования, перелеты, режим – все это моя рутина на девять месяцев в году. И в этом графике сложно выкраивать время для другого человека, точнее, не каждая будет готова ждать. И здесь действительно нужно быть готовой, потому что одного желания недостаточно.

Недостаточно.

Внутри что-то зудит. Это долбаное предчувствие, которое включается каждый раз, когда я пру напролом, не прогнозируя возможные итоги. И каждый раз после этого жизнь доказывает мне, что спешка никогда не была кстати.

Но девушка уже стягивает с меня футболку, и я не готов отказаться от Сиенны, поддавшись секундному сомнению. Прохладные ладони опускаются на мою грудь, контрастируя с жаром кожи.

Я пялюсь на ее тело, провожу руками по ткани, поднимая ее вверх. Сиенна не сопротивляется и позволяет снять с нее майку. Перед моими глазами оказывается небольшая грудь с твердыми сосками, и я давлюсь воздухом.

– Вау. – Облизываю губы и, подавшись вперед, целую Сиенну в ложбинку. Она стонет от удовольствия, запрокинув голову. Мое сердце сбивается с ритма. Скольжу языком по коже. Сиенна – самый вкусный из всех десертов, которые я когда-либо пробовал. – Ты охренительная, ты в курсе?

– Ты тоже ничего. – Она подмигивает и, обхватив мое лицо ладонями, впивается в мои губы.

Глава 5
Сиенна

Шея ноет от неудобного положения. Я открываю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь, пока не слышу сопение. Меня обнимают руки Макса. В лицо бьет жар от стыда.

Я занималась сексом с парнем, которого знаю чуть больше суток, и это, мать его, лучший секс в моей жизни. Запрокинув голову, смотрю на него. Макс спит, оперевшись затылком на стекло. Он такой большой и красивый, что я уже готова реветь от досады.

Зачем я переспала с ним?

Тру лицо и уже продумываю план побега. Под ногой что-то вибрирует. И еще дважды.

Аккуратно достаю телефон. Это Макса. Мы смотрели фильм, прежде чем уснули.

Я не имею привычки читать чужие сообщения. Никогда этого не делала, но экран загорается, и я случайно смотрю на два сообщения от какой-то Минди.

Минди:

Привет, красавчик. Ты уже вернулся?

Минди:

Может, встретимся сегодня вечером?

У меня для тебя есть сюрприз.

Следом приходит еще одно фото, и я боюсь представить, какие сюрпризы устраивают девушки для Макса в семь, мать его, утра.

Злость поднимается из живота. Пока я таяла от его рук и верила комплиментам, он коллекционировал девчонок и ждал предложения поинтереснее. Интересно, со мной на свидание он собирался идти до или после сюрприза? Козел!

Кладу телефон на его бедро и медленно, чтобы не разбудить, выбираюсь из его объятий. Когда я почти добираюсь до двери, Макс обхватывает мою талию руками и тянет обратно к себе. Целует за ушком, проводит носом по коже. Мурашки колесят по ногам, а сердце тает. Иисусе, это всего лишь одна ночь! Почему я тогда таю так, будто по уши влюблена в Льюиса?

– Доброе утро. – Хриплые интонации оставляют царапины на моей душе. Мне не хватило мозгов остаться беспристрастной после одной ночи, и я запала на Макса. – Планировала сбежать, не попрощавшись? – Пальцы зарываются мне в волосы, слегка сжимают их на затылке.

– Не хотела усложнять, – отзываюсь лениво, будто не придумала план пару минут назад. Мне бы, конечно, хотелось устроить скандал и рассказать Максу, что не стоит спать с девушками, когда тебя ждут другие с впечатляющим сюрпризом, но у меня на это ровно ноль прав. Я сама согласилась на одну ночь с ним и сама позволила снять с себя одежду и довести до умопомрачительного оргазма. Так что приходится проглотить обиду и вспомнить, что Макс мне кое-что пообещал. – Мы ведь решили, что это будет всего одна ночь. Дальше каждый сам по себе.

– Сиенна… – Он напрягается, моим лопаткам больше не уютно лежать на его груди.

– Я бы хотела вернуться в лагерь до того, как все проснутся и поймут, что всю ночь я пропадала с тобой.

Его руки расслабляются, и я, пользуясь моментом, сажусь ровно. На лице Макса растерянность. Он ерошит волосы и пока еще сонно моргает, выныривая из легкой утренней дремы.

– Я не понял, тебе стыдно, что ли?

– Не имею привычки стыдиться классного секса, просто не хочу, чтобы болтали за спиной. – Я заправляю волосы за уши. – К тому же у нас был договор, и нет никаких причин его нарушать.

Ладонь Макса обессиленно падает на его бедро. Он стискивает челюсти так, что на лице проступают желваки. Мы режем друг друга взглядами. Льюис противится, но данное мне слово сильнее сиюминутных желаний.

– Я отвезу, не надо бродить по лесу в одиночестве. – Он опускает ноги на пол и трет шею. – Дай только пару минут, схожу умоюсь.

Мы едем в абсолютной тишине. Макс даже не включает радио, будто намеренно давит на меня молчанием. Но я тоже кремень, поэтому героически выдерживаю это испытание.

Останавливаемся на парковке, и я выхожу сразу же, не дожидаясь неловких фраз и каких-то сомнительных предложений. Нас ничего не может связывать с Максом, теперь мы два посторонних человека. Такими были правила игры, которые придумала я сама, но почему мне теперь так плохо, стоит подумать, что больше мы с Льюисом не обмолвимся и словом?

Сердце тянется обратно, но ноги упрямо идут к нашей с Эшли палатке. В лагере еще тишина, никто не проснулся, а значит, есть шанс остаться незамеченной и после уверенно сделать вид, что я ночевала в своем спальном мешке.

В полуметре от палатки слышу тихие стоны. Мне достаточно сделать еще один шаг, чтобы и остальные звуки проникли в уши. Вот черт! Она там что, занимается с Дэйвом утренним сексом?

А мне что делать? Караулить их под дверью, слушая, как сильно они рады воссоединению? О нет! Я хочу продолжать дружить с Эш после этой поездки.

Развернувшись, осматриваю наш сонный лагерь, в котором поселились два кролика. Взгляд скользит по палаткам, на одной из них колышется дверца. Я собираюсь сделать вид, что не ошарашена и что не вернулась две минуты назад. Взбиваю волосы и поправляю одежду. Она не выглядит мятой, этот эпитет больше подходит моему лицу.

Натягиваю на лицо дружелюбную улыбку и запихиваю руки в карманы шортов, чтобы выглядеть непринужденно.

– Ждешь меня, солнышко?

Улыбка сползает с лица, когда я вижу фигуру Макса. Он щурится от солнца и идет прямо ко мне. На его плече полотенце, а в руках щетка и зубная паста. На нем уже чистая одежда, а волосы выглядят так, будто после пробуждения на его голове не было настоящего гнезда. Боже, этот парень почти идеал.

– Или ищешь палатку, чтобы переночевать? – Он усмехается и кивает в сторону своей. – Можешь воспользоваться, Дэйв явно вернется не скоро.

– Я лучше еще раз прыгну с пирса, чем войду туда. – Закатываю глаза.

– Лучше еще раз запрыгни на меня, – говорит он шепотом, оказываясь совсем рядом. – Покажем им, что такое настоящий секс. – Макс подмигивает мне. В его глазах плещется веселье, но тело напряжено. Стоит мне дать хотя бы крохотный намек на то, что я согласна, и он набросится на меня за полсекунды.

– Ты обещал мне, Макс! – шиплю на него и тычу пальцем в его крепкую грудь.

– Я обещал не вспоминать. Насчет предложений договоров не было. – Он щелкает меня по носу. – Если не хочешь, просто скажи нет, Сиенна. Где вход, ты знаешь. – Он показывает большим пальцем на палатку за своей спиной и, обойдя меня, уходит к небольшому походному душу.

Предложила ни о чем не вспоминать я, но в проигрыше остаюсь тоже я, потому что чертов Макс Льюис продолжает выглядеть и вести себя как бог.

Чертыхнувшись, иду к своей палатке. Там, кажется, все стихло. Я не знаю, что делать. Покричать, подать признаки жизни или просто открыть молнию и забраться внутрь, наплевав на них. Боже, я отвратительная подруга.

Достаю из кармана телефон и пишу Эшли сообщение.

Сиенна:

Эш, напиши мне, когда закончите. Я бы хотела переодеться и принять душ.

Отправляю. Слышу, как пиликает ее телефон.

– Черт, Дэйв, это Си! – слышу я голоса.

Чувствую себя вуайеристом, который подсматривает за чужой жизнью. Радость от процесса я тоже испытываю: мне нравится, что меня наконец-то заметили.

Мой психолог оказался бы в восторге от этого уикенда. Хорошо, что у меня его нет. И я сейчас о психологе. В выходных я себе никогда не отказываю.

Дэйв появляется на улице, натягивая футболку. Он выпрямляется в полный рост и замирает передо мной.

– Доброе утро, Сиенна.

Мы оба немного смущены, но я не позволяю этому чувству захватить меня.

– Привет, Дэйв. Надеюсь, мое отсутствие пошло вам на пользу. – Подмигиваю ему и ныряю в палатку.

– Си, прости, пожалуйста. Иисусе, я и подумать не могла, что ты вернешься так рано. Прости-прости-прости! – Эшли просто прикрылась одеялом и даже не пытается скрыть тот факт, что она только что занималась любовью.

– Все в порядке, Эш. Потом ты обязательно мне все расскажешь. – Я роюсь в своих вещах, достаю из сумки чистый комплект и беру косметичку. – А пока что я не могу тут находиться, здесь до сих пор воняет сексом.

Подмигнув подруге, выхожу на улицу. К моему счастью, Макса нигде не видно. Мы даже не пересекаемся с ним в душевых. Все правильно, так и должно быть. Я не хочу усложнять свою жизнь отношениями с хоккеистом. В принципе любыми отношениями, потому что они всегда заканчиваются моим разбитым сердцем.

За завтраком мы с Максом старательно делаем вид, что не провели вместе ночь. Если быть точнее, я просто его избегаю, а его, как любого нормального человека, бесят мои игры, поэтому он в какой-то момент сосредотачивается на парнях, которые обсуждают две последние игры.

Эшли и Дэйв не расстаются ни на секунду, и мне приходится присоединиться к разговору о косметике и парфюмерии. В какой-то момент сидеть становится неудобно, я все время ерзаю в кресле, а в груди разгорается пожар. Я рассеянно киваю на предложение присоединиться к шопингу в следующий четверг. Мозг перестает соображать. Поправляю майку и убираю в сторону полупустую тарелку. Взгляд падает на парней напротив и тут же замирает, останавливаясь на одном.

Макс пялится на меня, как волк на невинную овечку. Кажется, еще пять секунд, и он поднимется и утащит меня в свою пещеру. Тело напрягается, движения становятся дергаными. Льюис одним взглядом заставляет меня смущаться, потому что я снова возвращаюсь к нашей безумной ночи. Щеки горят, пульс стучит в горле. Я скрещиваю руки на груди, закрываясь от всех, и первой опускаю глаза, разрывая наш странный зрительный контакт.

Черт, я не хочу думать о том, что произошло, но этот взгляд лапает меня, словно наглые руки, коснувшиеся меня везде прошлой ночью. Я помню, как Макс целовал меня – губы до сих пор горят. По шее бегут мурашки. Свожу бедра сильнее, борясь с не вовремя нахлынувшим возбуждением. Это были простые гляделки, а я уже завелась до предела! Что будет дальше?

– Эй, Си, с тобой все в порядке? – Эшли касается моего плеча и легонько его поглаживает. Вздрогнув, поворачиваюсь к подруге. Поджимаю губы и легонько киваю в сторону Макса.

– В полном. – Я натянуто улыбаюсь.

– Давай отойдем на пару минут, мне нужно помочь с купальником. Хочу окунуться перед тем, как мы уедем. – Она резко поднимается и, схватив меня за руку, тянет за собой.

Мы идем к нашей палатке. Эш буквально заталкивает меня внутрь и застегивает молнию, закрепляя ее так, чтобы никто снаружи не открыл.

– А теперь ты мне все расскажешь!

– Тише, снаружи все прекрасно слышно, ты в курсе?

– И нас с Дэйвом тоже?

– Вас особенно. – Закатываю глаза и смеюсь.

– По хрен, пусть завидуют, – отмахивается подруга. – Что у вас с Максом?

Я тру шею, взгляд бегает по палатке, только вот тут особо не за что зацепиться. Эшли усаживается напротив и скрещивает ноги. У меня никогда не было тайн от Эш. Мы делимся всем, что происходит в наших жизнях. Но я впервые не уверена, что мне стоит говорить с ней о Максе. Не потому что я стыжусь того, что переспала с парнем в первый день знакомства, и не потому что предложила ему все забыть. Просто все оказалось более запутанно, чем я предполагала, и я понятия не имею, как собрать все в логичный рассказ, особенно когда между собой спорят мозг и сердце.

– У нас был секс, – говорю я тихо, но в душе гремит взрыв. – Поправка: самый лучший секс в моей жизни.

– О боже, он настолько хорош? – Эшли едва не пищит от восторга. Я знаю, она радуется за меня. После расставания я предпочитала избегать мужчин в принципе, но вчера вечером что-то пошло не так. Хотя я знаю что: Макс взбесил меня так, что дальше случился бы либо секс, либо драка. Мы оба выбрали первое.

– Да, но это ничего не значит. – Останавливаю поток радости, льющийся от Эш. – Я сказала ему, что это только на одну ночь. Он, кажется, расстроился.

– Расстроился? Ты так спокойно об этом говоришь? – Она всплескивает руками. – Да он был готов придушить тебя прямо за столом! Уверена, Макс так легко от тебя не отстанет.

– Ему придется, потому что я не хочу ввязываться в отношения с очередным спортсменом. – Слова звучат истерично. Я приглаживаю волосы и сцепляю руки в замок, пряча нервозность. Глупая затея, ведь Эшли знает меня как свои пять пальцев.

– Не все из них говнюки, Си. – Она улыбается, приободряет меня. – То, что тебе не повезло один раз, не значит, что нужно ставить крест на всех. Макс хороший парень и уж точно не такой, как твой бывший.

– Ему кто-то написал утром, ясно? Какая-то девица прислала сообщение с вопросом, вернулся ли он в город, и сказала, что у нее есть для него сюрприз. Я случайно увидела, потому что проснулась первой. Там еще была какая-то фотка, но я не стала смотреть. Он звал меня на свидание вчера вечером, а сегодня ему приходят сообщения от других девушек! Мне даже ждать два года не пришлось, как в прошлый раз. Тут все понятно с самого начала.

– Может, это все какая-то ошибка? – хмурится Эшли.

– Ошибкой было переспать с ним.

– Нельзя так говорить про лучший секс в жизни! – улыбается подруга. – Я думаю, вам просто нужно поговорить, пока вы своими искрами не спалили весь лагерь к чертям.

– А я думаю, нам надо закрыть тему. Нам с Максом не по пути. Точка.

– И почему ты такая упрямая?

Глава 6
Макс

Сиенна. Одна девчонка, и целая гора проблем.

И первая из них – мне было мало одной ночи в машине. Я хочу еще. Как минимум пятнадцать. Сиенна была такой податливой и одновременной дерзкой и горячей, что мозг отключился, и верх взяли собственнические чувства. Забрать, подмять под себя, заставить хотеть до беспамятства.

Вторая – мне плевать на все ее обещания забыть обо всем. Я не могу забыть, я помню каждую секунду нашей близости, каждый ее вздох и крышесносный оргазм, который она испытала, прыгая на моем члене. Иисусе, это была самая горячая картинка из всех, что я видел.

Третья – Сиенна теперь живет в моих мыслях. И как бы старательно я ни пытался выкинуть ее из головы, только сильнее увязал в фантазиях. Девчонка ведь не хочет, сама отказывается и просит ничего не вспоминать. Это заведомо сложный случай, но у меня не возникает и крошечного импульса отступить.

Четвертая – я не могу оторвать от нее взгляда. Даже когда Сиенна уходит в палатку с подружкой, я слежу за девчонкой до тех пор, пока она не скрывается внутри. И после продолжаю гипнотизировать взглядом, дожидаясь, когда же она выглянет. Парни подшучивают, что я запал после одного поцелуя, но меня они не задевают, потому что друзья правы, и это, мать его, пятая проблема.

Я настолько зациклился на Сиенне, что до сих пор не ответил Минди, сообщения от которой болтаются непрочитанными на главном экране. С Минди меня связывают двухнедельные отношения. У нашей команды был длинный перерыв между играми, выдался свободный вечер, и мы пошли в бар. Там я познакомился с веселой девчонкой. Минди оказалась легкой на подъем, а еще чертовски раскованной и чрезмерно романтичной, поэтому секс у нас состоялся не ночью, а на рассвете, который она потащила меня встречать на чертову крышу.

Мы начали встречаться, сходили на парочку свиданий, и обычно они заканчивались тем, что мы оказывались в одной постели. Это было чертовски горячо, а еще Минди не требовала от меня ровным счетом ничего. Если я забывал позвонить, она не обижалась и писала сама. На пятый день наших отношений она прислала мне нюдсы, сказав, что ждет меня после тренировки. Клянусь, я думал тогда, что попал в рай.

Все закончилось в тот момент, когда у меня началась череда выездных игр. В раздевалке я услышал ее имя и узнал, что Минди – «хоккейная зайка», которая собрала коллекцию хоккеистов в своей постели. Наши отношения закончились в тот же день. Она не стала ничего отрицать, но попросила не быть таким категоричным, ведь у каждого из нас свои цели и мечты.

Я не стал спорить, но общение с ней прекратил. Иногда Минди писала мне, предлагала увидеться. На все ее сообщения я отвечал отказом. Сегодня, видимо, в ее графике стояло напоминание отправить мне парочку фоток в надежде, что я все же решусь с ней увидеться. Но у меня нет ни малейшего желания.

Единственная, кого я немедленно хочу увидеть и не отпускать как минимум до конца дня, – это Сиенна.

Открываю чат и пишу Минди, что не ищу с ней встреч. Прошу больше мне не писать.

– Чувак, что это за горячая цыпочка! – присвистывает Тиджей, хлопая меня по плечу. Он заглядывает в экран моего мобильника, там видно часть фотки. Минди расстаралась и купила белье, которое состоит из одних ниточек и не закрывает почти ничего. – Познакомь меня с ее подружкой.

– Могу познакомить прямо с ней, хочешь?

– Ты что, собираешься ее отшить?

– Ага. Уже сделал.

– Чертов идиот! Кто в здравом уме откажется от такой крошки?

– Считай, я сумасшедший. – Пожимаю плечами. Перевожу взгляд на палатку Сиенны. Вижу, как оттуда выходят девчонки. Они обнимаются, Эшли идет к нам, а Сиенна – в другую сторону, к озеру. Это мой шанс поговорить с ней наедине. Утром я был слишком взбешен ее решением и не мог связать двух слов так, чтобы не накричать на нее. Теперь самое время разобраться во всем, пока не стало слишком поздно. – Скоро вернусь.

– Эй, а телефон?

– Потом! – бросаю я, уходя.

Спешу за Сиенной. Она идет к пирсу, с которого у нас все началось, и это охренеть как символично. Оборачиваюсь на нашу компанию – до меня никому нет дела, а значит, не будет вопросов, на половину из которых я не найду ответов.

– Тебе настолько неприятна моя компания, что ты сбежала, не закончив завтрак? – Я останавливаюсь на краю пирса. Сиенна стоит в центре.

– О, черт. – Она запрокидывает голову. Уверен, просит Бога избавить ее от меня. – Ты меня преследуешь?

Подхожу ближе. Сиенна поворачивается ко мне лицом. В свете утреннего солнца она еще красивее, чем обычно. Кудри небрежно торчат в разные стороны, во взгляде плещется недовольство, а сама она выглядит слишком привлекательно в футболке, обтягивающей грудь и плоский живот, и в коротких шортах. Сиенна – ожившая мечта, за которой я готов пройти даже через ад.

– Немного. Хочу кое-что прояснить. – Касаюсь ее плеча. Сиенна отступает на шаг, но я не привык так легко сдаваться. Обхватываю руками ее талию и прижимаю девушку к себе. – Это чтобы ты снова не упала в воду, – поясняю, когда она открывает свой прекрасный рот, чтобы выдать гневную тираду.

– Мы уже все прояснили, Макс. Нам больше не о чем говорить. – Она закатывает глаза, а у меня моментально встает. Потому что ночью Сиенна делала так от удовольствия, и я маниакально воспроизвожу в памяти этот момент.

– Я не хочу забывать все, что между нами было, Сиенна. Мне нужно больше одной ночи с тобой. И, кстати, мое предложение о свидании все еще в силе. – Улыбнувшись, я провожу пальцем по ее ключице, шее и подбородку. Мурашки бегут по ее коже. Во взгляде плещется что-то откровенное и нежное. Будто заслонка сдвинулась в сторону, и я снова вижу настоящую Сиенну, которая не прячется за маской Снежной королевы.

– Засунь себе в задницу это предложение! – Она перехватывает мою руку. Подношу ее ладонь к губам и целую пальцы. Сиенна растерянно ахает, но быстро берет контроль над эмоциями, снова превращаясь в ледышку. – Мы уже обо всем договорились, – чеканит она твердо.

– Я думаю, что некоторые вопросы стоит обсудить еще раз. – Наклоняюсь. Мы снова близко, на расстоянии одного неверного движения. От Сиенны пахнет сладкими духами, которые вчера не давали мне покоя. Сегодня они как напоминание и сигнал к действию. Мой взгляд падает на ее губы, и я подаюсь вперед, забивая на то, что нас могут увидеть.

С Сиенной нужно действовать напролом. Разговоры здесь не работают. А вот поцелуи – вполне. Стопроцентная гарантия.

Закрываю глаза, предвкушая, как впиваюсь в ее рот, но вместо этого встречаюсь с ладонью, накрывающей мои губы.

– А я думаю, что стоит держать свое слово и данное обещание. – Она сверлит меня злобным взглядом. Это не женщина, а волна негатива. Кто ее так обидел? Я сверну ему шею, а потом вернусь и вытрахаю из Сиенны всю эту дурь. – Если ты на это не способен, то я повторю для особо одаренных: я не заинтересована в продолжении, Макс. Оставь меня в покое. Если у тебя спермотоксикоз, обратись к фанаткам, уверена, в твоей личке полно сообщений с предложениями увидеться и с фотками девушек в белье.

Сбросив с себя мои руки, Сиенна отстраняется и обходит меня по дуге. Она движется осторожно, постоянно на меня оглядывается, словно я могу броситься на нее, как сорвавшийся с цепи пес. И я действительно в шаге от того, чтобы именно так и поступить.

Схватить за руку, дернуть на себя и впиться в ее пухлые губы. А после доступно объяснить, кто я и что из себя представляю. И что я не выбираю, с какой фанаткой провести вечер, разбирая сообщения в мессенджерах. С чего она вообще решила, что в моей личке полно этих сообщений? Если только…

– Ну-ка постой! – Я ловлю ее запястье и разворачиваю Сиенну. Она падает на мою грудь, упирается руками, но уже поздно: добыча поймана, а тиски захлопнулись. Выхода больше нет. – Ты видела сообщение от Минди?

– Не собираюсь с тобой это обсуждать. Я не запоминаю твоих девиц.

– Значит, видела, – усмехаюсь я, смакуя крохотную победу. – Сиенна, это моя бывшая, с которой у меня давно ничего нет.

До конца не понимаю, зачем оправдываюсь. Это происходит интуитивно, но на Сиенну действует отлично – она обмякает в моих объятиях.

– Только вот она так не считает, Макс. А мне все эти проблемы не нужны.

– Проблемы? С каких пор бывшие – это проблема? Можно подумать, у тебя нет бывших, Сиенна. Или тебе нужен парень-девственник, у которого ты будешь первой и единственной? – Из моих слов сочится яд, но сказанного не вернуть.

– Уж точно не тот, который спит со всеми подряд.

– Судишь по своему опыту?

Сиенна распахивает глаза, ее рот округляется. Она застывает на пару секунд, а после медленно моргает, обрабатывая информацию. На ее лице сменяются эмоции. И если еще мгновение назад там была страсть, прикрытая негодованием, то теперь остается только горькое разочарование.

Я кретин, и я очень сильно ее обидел своими словами.

– Сиенна, я не это имел в виду.

– А по-моему, именно это, Макс. Если решишь еще раз подойти ко мне, вспомни, пожалуйста, об обещании. Всего хорошего. – Она уходит, а я тупо смотрю ей вслед, не предпринимая ни одной попытки броситься за ней.

Глава 7
Сиенна

Гребаный Макс Льюис!

Зачем только он появился в моей жизни? Без него было гораздо спокойнее. До вчерашнего дня я его и знать не знала, а сегодня едва не плачу, потому что его слова оказались слишком едкими и слишком сильно меня задели.

И я больше не смогу смотреть на него и ничего не чувствовать. Мне хочется устроить скандал или хотя бы закатить небольшую истерику. И обязательно хорошенько врезать Максу, чтобы у него перед глазами замелькали звездочки. Потому что девочек нельзя обижать, даже если они больно кусаются.

Забираюсь в палатку, сажусь, скрестив ноги перед собой. Закрываю глаза и дышу. Вдох. Я не буду думать о том, что сказала мне Макс. Выдох. Мне до сих пор больно. Вдох. Я тоже обидела его словом. Выдох. Но это было за дело. Вдох. К черту все, это не помогает.

Подтягиваю свой рюкзак ближе и порывисто скидываю в него вещи. Если мы останемся здесь хотя бы еще на пару часов, точно что-то произойдет. Макс не отступит, я уверена. А мое терпение не бесконечно. Еще пара его фразочек, и я сдамся. Поэтому единственно верный вариант – уехать как можно дальше.

Девчонки поймут, они вообще не склонны к осуждению.

Когда я заканчиваю со сборами, полог палатки поднимается, и внутрь входит Эшли. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, а после она качает головой и поджимает губы.

– Прости, Эш, я не могу больше здесь находиться.

Она садится рядом, обнимает меня и гладит по волосам. Мы меняемся местами. Еще недавно ее успокаивала я, теперь – она меня.

– Все в порядке, милая. Я шла сказать тебе, что обратно поеду с Дэйвом.

– У вас все хорошо?

– Ты даже не представляешь насколько. – Интонация меняется. Эшли счастлива, и я этому несказанно рада. – Но мне немного неловко, потому что ты в печали. Все настолько плохо?

– Он невыносимый. – Поднимаю голову, смотрю на потолок палатки, а перед глазами звезды ночного неба, под которым сидели мы с Максом. – И он меня бесит.

– Чем?

– Тем, что видит меня насквозь. – Я вздыхаю. – Ладно, Эш, я справлюсь с этим. Просто мне нужно побыть одной. А ты бери быка за рога и не упускай свое счастье. И никакой неловкости – ты заслужила все это.

– Люблю тебя, Си. – Мы крепко обнимаемся. – Не пропадай с радаров.

Я быстро прощаюсь с девочками, они напоминают мне о шопинге на неделе и берут с меня обещание встретиться за бранчем. Спешу к машине, сердце отстукивает чечетку. Мне кажется, что за мной следит Макс. Его не было в поле зрения все это время, и мне становится еще хуже.

Почему в тот единственный раз, когда мне действительно понадобилось его внимание, он просто испарился?

Я дура, если на что-то надеялась. У нас с Максом не может быть ничего общего, мы должны забыть друг друга как страшный сон и больше никогда и ни за что не возвращаться к проведенной ночи даже мысленно.

На парковке первым замечаю пикап Льюиса, но самого Макса внутри нет. Да, я заглядывала в окна. И да, я надеялась увидеть его, чтобы, развернувшись, гордо уйти и ни разу не обернуться. Сама не знаю, зачем мне это нужно, но кажется, таким образом я пытаюсь доказать себе, что меня не волнует мнение одного смазливого хоккеиста.

Под дворником моей машины лежит небольшой букет полевых цветов. Они разноцветные, но такие красивые, что я не могу сдержать улыбки. Запах просто фантастический! А еще там записка:

«Мы еще не закончили, Сиенна».

И мне даже не требуется гадать, от кого это, потому что ниже Макс написал свой номер телефона.

Две недели переписок.

Ровно столько мы общаемся с Максом, не выходя за границы онлайн-общения. Это было мое условие. Никаких встреч и намеков, только соцсети.

Он звонил мне трижды, каждый мой день начинается с перечитывания ночной переписки и ответа на утренние сообщения. Мы уже знаем друг о друге все, и я до чертиков боюсь, что нам придется выйти в офлайн.

Наш секс был прекрасен, но он не гарантирует ровным счетом ничего, потому что в отношениях есть много всего, кроме постели. Макс добрый и внимательный, он прислал мне уже два букета цветов и трижды заказывал мне ужин, когда я в рабочей запаре забывала поесть.

Словом, он делал все, чтобы меня впечатлить, а я по-прежнему продолжала прятаться в свою раковину, в которой было холодно и одиноко, но безопасно для когда-то разбитого сердца.

Макс:

Как насчет ужина? Я собирался готовить пасту с морепродуктами.

Очередное сообщение от Макса я читаю сразу же. У нас новый эксперимент – мы вместе готовим. Вчера я жарила блинчики, пока мы висели в видеозвонке. Сегодня он, видимо, решил покорить меня своими кулинарными способностями.

Сиенна:

М-м-м, ты знаешь, что морепродукты – это афродизиак?

Макс:

Переживаешь за мой стояк? Как мило!

Сиенна:

И не надейся. Просто сказала:)

Макс:

Я бы хотел поужинать с тобой.

Может, присоединишься?

Сиенна:

Ужин в твоей квартире? Ни за что!

Макс:

Ресторан? Я знаю один неподалеку от тебя.

Сиенна:

Нет.

Макс:

Тогда выгляни в окно.

Что?

Я подскакиваю с дивана и делаю несколько кругов по комнате. Недоверчиво смотрю на окно. Макс не мог так поступить со мной. Он не мог заявиться ко мне домой. В конце концов, я не давала ему адрес!

Поднимаю створку и выглядываю на улицу. Макс и правда там.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю серьезно, пряча улыбку, готовую растянуться от уха до уха.

– Я подумал, к черту твои условия, Сиенна. Ты украла мое сердце, и я хочу твое взамен.

Я должна растаять, как сыр в микроволновке. Сердце стучит быстрее. По телу проносится горячая волна оттого, что кровь ускоряет бег.

Макс улыбается своей похабной ухмылочкой, смотрит на меня снизу вверх. На нем белая льняная рубашка, расстегнутая на три верхних пуговицы. Его темные волосы идеально уложены. Он готов сожрать меня взглядом в этот момент, в карих глазах так много похоти!

Он выглядит как ожившая мечта, как любимый герой любовного романа, сошедший с книжных страниц. В одной его руке букет красных роз, в другой – пакет из продуктового магазина.

Я хочу Макса так, что живот сводит, но будь я трижды проклята, если позволю этому бабнику разбить мое сердце.

– Оставь эти подкаты для более сговорчивой подружки. – Я демонстративно закатываю глаза и с хлопком закрываю окно, опуская створку.

Выдыхаю с облегчением, сажусь на стул и закрываю глаза. Считаю до десяти, успокаиваясь. Нет, десять – это мало. Приходится до тридцати пяти. Так уже лучше.

Мне не нужен Макс Льюис. Ни за что! Я не стану очередной строчкой в его послужном списке. Я хочу спокойных отношений, в которых будет комфортно и в которых парень не улетит на чертову игру в нашу годовщину. И плевать мне, что Макс считает, будто я украла его сердце. Я не буду думать, что это почти признание в любви. Не-а. Мы не созданы друг для друга. После одного секса на заднем сиденье машины люди не сходятся на всю жизнь, так что Макс Льюис совершенно точно не мое «жили долго и счастливо».

И пока я убеждаю себя во всех своих бредовых мыслях, мое сердце уже давно ждет Макса.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть. Я знаю, что это он, и поначалу даже всерьез подумываю не открыть дверь. Стук повторяется. Макс, кажется, читает мои мысли и не позволяет сомнениям взять верх, поэтому я иду в прихожую. Мои руки дрожат. Встряхиваю ими, прежде чем повернуть замок в двери.

Льюис улыбается широко и приветливо. Он искренне рад меня видеть. Я же в полной растерянности. Машинально принимаю цветы и пропускаю Макса в квартиру.

– Если ты не хочешь идти со мной на ужин, то ужин придет к тебе. – Он встряхивает пакетом. – Сиенна, я больше не могу с тобой только переписываться. Понятия не имею, что у тебя случилось в прошлом, но я не такой, как твои бывшие. И я остаюсь, – произносит он твердо. Мы наконец смотрим друг другу в глаза. Мое сердце падает в пятки, а потом подскакивает к горлу. Макс подмигивает мне, возвращая нашему общению былую непринужденность. Он так уверен в себе, что я заталкиваю свои подозрения куда подальше и просто киваю, принимая новую реальность. В конце концов, если вечно сидеть в раковине, можно пропустить всю жизнь, в которой много прекрасного. – Показывай, где что лежит. И убери в холодильник вино, мне сказали, к морепродуктам нужно подавать ледяное белое.

Плейлист фильмов

Настроение «Джесси и его цыпочки»

«Девочки Гилмор», сериал

Настроение «Близнецы, сноуборды, любовь и я»

«Как выйти замуж за миллиардера»

Настроение «Любовь пахнет корицей»

«Рататуй», мультипликационный фильм

Настроение «Неспящие в Дилдополе»

«Большой куш»

Настроение «Экскорт»

«Шугар», сериал

Настроение «Дорогой теней»

«Кассл», сериал

Настроение «Снежная буря»

«Дневник памяти»

Настроение «По осколкам прошлого»

«Будка поцелуев» (Калейдоскоп любви)

Настроение «Ты мое желание»

«Один день»

Иллюстрации

Примечания

1

Греческая жизнь (англ. Greek life – собирательный термин, описывающий студенческие общественные организации (GLOS), разделенные на братства и сестринства. Названия этих сообществ обычно состоят из двух-трех греческих букв. В 1776 году, когда было основано первое братство, древнегреческий язык был популярным предметом в высших учебных заведениях, и студентов привлекало ощущение его элитарности и таинственности. Они верили, что такое название хорошо передаст их интеллект.

(обратно)

2

«Шарлотта» (англ. UNC Charlotte) – Государственный исследовательский университет Северной Каролины в Шарлотте.

(обратно)

3

Квотербек (англ. Quarterback, QB) – позиция лидирующего игрока нападения в американском футболе.

(обратно)

4

Число 49 отсылает к 1949 году, когда основатель Университета Северной Каролины в Шарлотте Бонни Коун спасла учебное заведение от закрытия, а также олицетворяет дух сороковых годов, времен золотой лихорадки.

(обратно)

5

«Пока, Фелиция» или «Пока, Фелиша» (англ. «Bye Felicia») – так говорят при прощании с неинтересным или надоевшим тебе человеком, имя которого даже не хочется запоминать. Фраза берет свое начало в далеком 1995 году в фильме «Пятница».

(обратно)

6

Джон Прайс (англ. John Price) – один из главных персонажей серии компьютерных игр Call of Duty.

(обратно)

7

AAC (англ. American Athletic Conference) – американская спортивная конференция.

(обратно)

8

Местом первого крупного месторождения золота в США стал золотой рудник Рида, находящийся неподалеку от Университета Северной Каролины, и образ золотоискателя с киркой отдает дань уважения истории, демонстрируя авантюрный дух эпохи золотой лихорадки.

(обратно)

9

Скаут (англ. Scout) – в профессиональном спорте человек, который занимается отбором перспективных спортсменов. Как правило, это профессиональные спортсмены, завершившие карьеру, или опытные тренеры, которые помогают команде определить, какие игроки находятся в оптимальной форме.

(обратно)

10

Том Брэди (англ. Tom Brady) признан одним из лучших квотербеков всех времен, завершил карьеру после 23 сезонов в НФЛ.

(обратно)

11

Паэлья – национальное испанское блюдо из риса, подкрашенного шафраном, с добавлением оливкового масла.

(обратно)

12

Намек на драже-бобы Jelly Belly.

(обратно)

13

У Нью-Йорка есть прозвище – «Большое яблоко».

(обратно)

14

Руфус Хамфри – персонаж телесериала «Сплетница», отец Дэна и Дженни Хамфри.

(обратно)

15

Джон Леннон – британский рок-музыкант, вокалист и ритм-гитарист группы The Beatles.

(обратно)

16

Скрэмбл – это яичница-болтунья, которую часто подают на завтрак.

(обратно)

17

Бэкфлип (англ. Backflip) – трюк в сноубординге, который заключается в выполнении сальто назад, обычно на большой скорости.

(обратно)

18

Гуфи (англ. Goofy) – сноубодист, предпочитающий кататься правой ногой вперед.

(обратно)

19

Шон Уайт – американский профессиональный сноубордист. Рекордсмен по количеству золотых медалей X-Games и по количеству золотых медалей Олимпийских игр среди сноубордистов. Обладатель десяти наград ESPY.

(обратно)

20

Чак Басс – герой телесериала «Сплетница».

(обратно)

21

Nibble pie (англ.) – кусочек пирога.

(обратно)

22

Ламингтоны – кубики бисквита, обваленные в шоколадной глазури и кокосовой стружке.

(обратно)

23

Вообще-то в носу. Но не только. (Примечание автора.)

(обратно)

24

Тэд Банди – серийный убийца, похищавший и убивавший молодых женщин и девушек.

(обратно)

25

Десерт, в состав которого входят поджаренные маршмеллоу, печенье и шоколад.

(обратно)

Оглавление

Начало

Плейлист

Сола Рэйн Джесси и его цыпочки

  Плейлист

  Глава 1 Пока, Фелиша

  Глава 2 Дерьмовая пятница

  Глава 3 Сверхъестественное знакомство

  Глава 4 Болотный блюз

  Глава 5 Брак Эммы Стоун под угрозой

  Глава 6 Планы на вечер? Дожить

  Глава 7 Вперед, девятки!

  Эпилог Гребаный «дневник памяти»

Эшли Хэшброу Близнецы, сноуборды, любовь и я

  Глава 1 Пердечный сриступ, или Как не откинуться в ожидании отличных новостей

  Глава 2 Привет, пап, я дома

  Глава 3 Юху и черепашки ниндзя!

  Глава 4 Полный провал

  Глава 5 Леденцовая трость

  Глава 6 Санта, ты сошел с ума!

  Глава 7 Раз, два, три – Трэвис, действуй!

  Глава 8 Модельер кукольной одежды

  Глава 9 Камера, мотор, бей его!

  Глава 10 Можете закопать меня? Спасибо

  Глава 11 Яйцо Фаберже

  Глава 12 Бутафорский или настоящий поцелуй?

  Глава 13 Взрослые – маленькие соплежуи!

  Глава 14 Провальный кадр

  Глава 15 Чертовски дерьмовый день

  Глава 16 Еще один шанс?

  Глава 15 «Любовь» – больше, чем просто красивое слово

  Глава 16 Не конец, а только начало

Мария Манич Любовь пахнет корицей

  Глава 1 Лиз

  Глава 2 Лиз

  Глава 3 Лиз

  Глава 4 Крис

  Глава 5 Лиз

  Глава 6 Лиз

  Глава 7 Крис

  Глава 8 Лиз

Саммер Холланд Неспящие в «Дилдополе»

Вики Харт Эскорт

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Кэтрин Кей Дорогой теней

Миранда Блейн Снежная буря

  День первый Мэдисон

  День второй Мэдисон

  День четвертый Мэдисон

  День пятый Мэдисон

  День седьмой Себастьян

Юся Нова По осколкам прошлого

Энни Дайвер Ты мое желание

  Глава 1 Сиенна

  Глава 2 Макс

  Глава 3 Макс

  Глава 4 Сиенна

  Глава 5 Сиенна

  Глава 6 Макс

  Глава 7 Сиенна

Плейлист фильмов

Иллюстрации