Детектив к весне

Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Алекс Винтер
Артур и его команда

Машину немилосердно подбрасывало на ухабах. Все-таки дороги на дачные поселки могли быть более проходимыми, но это если ваша дача не находится где-то на краю цивилизации, а на дворе не разгар весны, со всеми ее прелестями, вроде грязи и луж, под толщей воды которых скрывается как неглубокая ямка, так и бездна, куда можно ухнуть носом. Несмотря на то, что дорога была знакомой, я старательно объезжал каждую подозрительную лужу, если была такая возможность. На предпоследней возможности не оказалось, ее моя видавшая виды «Тойота» пересекала как до краев загруженная плоскодонка. Мутная жижа плескала в стекла. Я подумал: если сейчас, не дай бог, заглохнет мотор, нам хана, даже сухими выбраться не удастся. Но машина вывезла, дай бог здоровья трудолюбивым японцам. Через два поворота дорога стала лучше, а еще через пару километров на ней появилось даже какое-то подобие асфальта. Погода стояла, кстати, преотличная, я даже окно приоткрыл, вдохнув полной грудью аромат корабельных сосен.

– Красиво тут, – задумчиво сказала Алекс. – Тысячу лет не была в лесу. Всё город, город… Ой, смотри, какая чудесная полянка… А что там? Кажется, подснежники? Стас, останови, я хочу набрать подснежников.

– На кой? – резонно спросил я. – Пусть растут себе.

– Неудобно, – скривилась Алекс. – Едем в гости, а цветов не купили. А так какой-никакой знак внимания.:

– Ты что, падчерица? – поморщился я. – Не к злой мачехе едешь, чтобы с корзинкой подснежников. У нас полный багажник мяса и овощей, мы вообще-то на шашлыки собрались, вряд ли там оценят твой жест. И так опаздываем.

– Стас, останови машину. Пять минут – и поедем дальше, – твердо сказала Алекс. – Даже если там не оценят, я оставлю их себе. С самого детства не собирала подснежники, могу я устроить себе маленький праздник перед тем, как меня сожрет твоя дракониха?

Я сдался и остановил машину, а Алекс, выпорхнув из машины, поскакала к поляне с цветами, ловко перепрыгивая через упавшие ветки и кочки. Ее желание хотя бы как-то подстраховаться было понятно. История нашего знакомства началась после совершенного преступления, где Алекс выступала в неопределенной роли: от подозреваемой в убийстве до свидетельницы^[1]. Позже мы встретились вновь, у нас завязался бурный роман. И все бы ничего, но сейчас мы ехали на дачу к моей коллеге из следственного комитета Агате Лебедевой, вместе с которой работали над делом. Роман с фигуранткой она не одобрила. Мы пересекались всего несколько раз, и на каждой встрече Алекс и Агата радостно скалили зубы, да так, что они щелкали. Взаимную неприязнь дамы скрывали плохо, но я изо всех сил старался эту неловкость преодолеть. И Агата, и Алекс в кулуарных разговорах признавали: делить им нечего и в общем-то они ничего не имеют друг против друга. Однако стоило им оказаться в одном помещении, как между ними тут же начинали лететь искры, и это было никак не изменить.

Агата первой предложила закопать топор войны и пригласила нас на шашлыки, пообещав, что будет невероятно добра и приветлива. Тем более, что у нее имелся шкурный интерес: после зимы дачу было бы неплохо слегка привести в порядок, требовалась мужская рука, а лучше – две. Руки у меня были, я не возражал немного поработать, если потом ожидали банька и шашлык, тем более, что Агата обещала быть паинькой. Все это я изложил Алекс, и она, к моему удивлению, не стала отнекиваться, в свою очередь пообещав не подначивать Агату. Мне слабо верилось в их обещания, но в багажнике, кроме мяса и овощей, позвякивали несколько бутылочек с горячительным, которые должны были залить пламя несуществующей войны.

Через выделенные на флору пять минут я нажал на клаксон, и Алекс торопливо поскакала обратно, держа в руках аккуратный букетик из желтоватых и сиреневых первоцветов с пушистыми стеблями. Усевшись рядом, она сунула букет мне в лицо, я с удовольствием вдохнул горьковатый запах подснежников.

– Ну, по-моему, довольно миленько, – сказал я. – Возможно, эта икебана спасет тебе жизнь.

– Давай, давай, добей меня, – проворчала Алекс. – Что ты начинаешь? Мне и так страшно.

– Не бойся, не сожрут тебя там. В это время года Агата обычно бывает миролюбива, – успокоил я.

* * *

Агата встретила нас у открытых ворот и махнула рукой, мол, заезжайте. Я заехал и приткнул машину рядом с грязным «УАЗом Патриот». Этот танк Агата унаследовала от отца и в распутицу ездила на дачу только на нем. Пока мы выгружали из багажника припасенную для отдыха снедь, Агата закрыла ворота. Только тогда я ее разглядел. На ней был старый спортивный костюм и куцая, неуместная в плюс восемнадцать, шубейка из свалявшейся овчины, которую даже моль побрезговала доесть.

– Рада вас видеть, волоките провиант внутрь, – сказала Агата. – Сейчас будем обедать, а потом уже займемся делами.

– Погоди, я еще этот шик-модерн не разглядел, – рассмеялся я. – Это что еще за мексиканский тушкан?

– Фомин, иди в пень, – оскалилась Агата. – Я банки из подвала таскала, а там, между прочим, холодно. Небось огурчиков и грибочков под водочку вам хоцца?

– Нам хоцца, – признался я. – И огурчиков, и помидорчиков, и грибочков, а особенно водочки, холодненькой, из морозилки. Я просто не могу не оценить ваш look и выкидыш рафинированного эстетства. Где-то ведь нервно курит Карден.

– Да, это Версача, Центральная Мордовия, – недовольно отмахнулась Агата. – Саш, не стой столбом, иди в дом.

– А, да, это тебе, – спохватилась Алекс и протянула букет. Та приняла его и даже повертела в руках, словно не зная, что делать с цветами.

– Ну, здорово, – наконец сказала она. – Очень люблю первоцветы. Знала бы, что остановитесь, попросила б с луковичками надергать, я бы их тут посадила, поди, прижились бы. У меня есть подходящая пустующая клумба.

Алекс не поняла, благодарность это или упрек, и метнула на меня вопросительный взгляд, но я и сам нахмурился. Агата выглядела взвинченной и непохоже, что мы были тому причиной. Я подхватил сумки и пошел к дому. Алекс слегка поотстала, а я, догнав ее у дверей, прошипел:

– Ты мне вообще-то обещала!

Агата развернулась и вытаращила на меня глаза:

– Ты о чем вообще?.. Господи, Фомин, да я вообще ничего не имела в виду.

– А чего тебя так колбасит?

Агата махнула рукой и не ответила. Мы вошли внутрь, она торопливо сунула цветы в стеклянный стакан и поставила в центр накрытого стола. Алекс бросилась на кухню помогать, а я, пока дамы возились, сбегал во двор, проверить, в каком состоянии баня и мангал. Наколотых для бани дров, естественно, не оказалось, так что мне предстояла физическая нагрузка, но баки с водой были наполнены до краев, что уже облегчало задачу.

– Я намерена тебя припахать, – заявила Агата. На столе уже стояли парочка салатов, водка, вино, соленья и печеные крылышки. – Дармовых шашлыков не бывает.

– Ну, назвался гвоздём, полезай в пузо, – меланхолично ответил я. – Что там у тебя по списку? Песчаный карьер – два человека? Огласите весь список, пожалуйста.

– Да особо ничего делать не надо. Если тебе не сложно, перекопай мне теплицу, я хочу сегодня посадить огурцы и помидоры, а то рассада уже переросла. И еще одну грядку во дворе под редиску. Хочу посеять под плёнку. Там в общей сложности четыре квадратных метра, работы минут на сорок. А потом уже можно и баньку, и шашлыки. Так что не наедайся сильно, чтобы было не тяжко работать.

– Перекопаю, – согласился я. – А пока не начал, может, скажешь, чего ты такая дерганая?

Алекс метнула на Агату подозрительный взгляд, но та и ухом не повела.

– Да чего… Дела давно минувших дней, – ворчливо ответила Агата. – Душевная травма, объявился тут человек, который выстрелил мне в сердце и погнул его. Я решила, что на моем… так сказать, курортном романе поставлен жирный крест, однако этот крест не далее, как сегодня с раннего утра объявился с сообщением, что никто не забыт и ничто не забыто. Оказывается, моего мнения на этот счет никто не спрашивал. Так что хочу я или нет, придется ждать гостя из стран заморских.

Я сочувственно покивал. Недавняя заграничная командировка Агаты расцвела невероятными последствиями. Кроме того, что ей пришлось поучаствовать в расследовании Интерпола, она закрутила роман с гражданином другой страны, из которого выкарабкалась с большим трудом и глубокой раной на сердце. Кавалер, естественно, был женат, клялся, что разведется, но у него имелась не только жена, но и дети. Рушить семью Агата не желала, но и забыть любимого не могла, разрываясь между чувствами и стремлением поступить правильно.

– А ты его видеть не хочешь? – спросил я. Агата жалобно поглядела на меня.

– Да откуда мне знать, чего я хочу? Точнее, видеть-то хочу, но боюсь, что не удержусь, и тогда хана всему моему благородству.

– А если отказаться от встречи? – робко предложила Алекс, которая, конечно же, была в курсе ситуации. – Ну, если запретный плод не маячит перед глазами, удержаться гораздо легче.

– Да, но тогда я думаю: что за черт, мы живем один раз, и почему я должна отказывать себе в счастье? – проворчала Агата. – Тем более у меня не сказать, что много радостей в жизни. Нет, видимо, мне придется с ним встретиться и либо грубо разорвать отношения, либо вновь окунуться в пучину страсти.

– И сия пучина поглотила её в один момент. В общем, все умерли, – едко процитировал я. Агата бросила на меня недружелюбный взгляд.

– Родной, – сказала она сладким голосом, – если ты покушал, то почему до сих пор без лопаты?

Я допил водку, крякнул и пошел во двор, где Агата выдала мне лопату и отправила в теплицу. Работы действительно было немного. Я быстро перекопал теплицу, затем перешел в другую часть огорода, где вскопал еще одну грядку под редис, после чего пошел топить баню. Алекс и Агата в то время высаживали огурцы и помидорную рассаду. К тому моменту, когда котел в бане загудел, девчонки уже управились с огородничеством. Мы с Алекс пошли в баню первыми, где-то через час уступив место хозяйке.

Больше ничего особенного делать не пришлось. Алекс резала овощи, а Агата выволокла на улицу замаринованное мясо и шампиньоны. Я засыпал угли в мангал и раздул огонь, а когда они дошли до нужного жара, нанизал мясо на шампуры. Шашлык жарился, девчонки сервировали колченогий стол, и, когда мясо дошло до кондиции, мы сели ужинать. Выпили тоже изрядно. Алекс уснула прямо в плетеном креслице, поджав ноги к подбородку и укрывшись куцей шубейкой Агаты. Хозяйка поглядела на нее со снисходительной жалостью.

– Что, Фомин, не приучены спортсмены, пусть и бывшие, пить как бывалые опера? – спросила она.

– Не приучены, – вздохнул я. – Потерянное, потерянное поколение…

– Ладно, забирай свою красавицу и волоки на второй этаж, я вам там постелила. Утром, если каким-то чудом проснетесь раньше меня, прошу не кантовать, позавтракайте, чем найдете.

Я растолкал сонную Алекс и увел в дом. Она, отчаянно зевая, предложила свою помощь по уборке, но Агата лишь отмахнулась от нее, как от сонной мухи. Решив не возражать, Алекс последовала за мной. Укладываясь на старый раскладной диван, мы еще планировали немного пошалить, но оба уснули, едва только головы опустились на подушки, и, возможно, проспали бы до обеда, но рано утром, едва рассвело, меня разбудил отчаянный вопль.

* * *

Я подскочил на своем ложе и выпучил глаза. Алекс рядом не было. Схватив штаны, я затолкал одну ногу в штанину, одновременно пытаясь нащупать на тумбочке табельное. Вспомнив, что приехал без него, я вскочил. Меня повело в сторону, когда попытался натянуть джинсы, я споткнулся и повалился на пол лицом вниз. Плюнув на то, как выгляжу, я побежал по лестнице вниз. На кухне у мойки со стаканом в руке стояла перепуганная Алекс, вполне живая и здоровая. Дикий вопль повторился, но на сей раз это был крик ярости, и доносился он с улицы.

Кричала, безусловно, Агата, что вообще было ей несвойственно. За десять лет нашего знакомства мне не приходилось слышать, чтобы она хоть раз издала такие звуки. Значит, произошло что-то совершенно кошмарное. Я натянул штаны с третьей попытки, прихватил из сеней топорик и выскочил на улицу.

Поначалу я ее не увидел, а потом заметил какое-то мельтешение за полупрозрачным пластиком теплицы. Готовый наброситься на непрошеных гостей, я влетел в распахнутые двери и остановился на пороге. В доме хлопнула дверь, спустя мгновение я услышал прерывистое дыхание Алекс у себя за спиной.

Никаких злодеев в теплице не наблюдалось. Агата ползала по земле, отклячив зад. Она обернулась на шум и встала. Такой злости на ее лице я не видел никогда.

– Мои помидоры! – воскликнула она. – Мои огурчики! Цветочки!

Только теперь я оценил масштаб разорения, на которое первоначально не обратил внимания. Вчерашние труды Агаты и Алекс пошли насмарку. Почти все саженцы были безжалостно выдернуты из земли, грядки разорены, сразу в нескольких местах зияли разнокалиберные ямы, землей из которых засыпали все вокруг. Если и остались какие-то саженцы, которые не выдернули из земли, их безжалостно растоптали. Разве что в дальнем углу чудом уцелел кустик фиалок.

– Что за черт? – возмутилась Алекс.

– Вот и я хочу знать, – взбешенно ответила Агата. – Кому потребовалось губить все мои посадки, да еще и бить шурф? Я надеюсь, что это не вы вдвоем по пьяной лавочке тут оргию устроили?

– Не-не-не, – сказал я и попятился. – Мы не так много выпили, к тому же земляные работы меня и вчера утомили. С чего бы я тут ямы стал рыть?

Агата перевела взгляд на Алекс, но та лишь испуганно помотала головой. Агата поджала губы. Невозможность обвинить кого-то сразу ее очень раздражала. Алекс нагнулась и осторожно подняла подвявший росток томата.

– Вряд ли что-то можно спасти, – с сожалением сказала она. Агата хмуро кивнула, а затем присела и стала внимательно изучать следы. Я тоже с интересом уставился на землю, почти сразу увидев отпечатки подошв, после чего аккуратно поставил ногу рядом со следом и убрал. Агата посмотрела на новый отпечаток.

– Фомин, у тебя какой размер обуви?

– Сорок второй.

– А это… Сорок пятый, не меньше. И вроде бы от резинового сапога.

– У меня есть с собой сапоги, но моего размера. И клянусь, что это сделал не я.

– Да верю я, – скривилась Агата. – Нет, это просто бессмыслица какая-то… Я понимаю, осенью залезли бы за урожаем, но сейчас-то зачем?

– А может, полицию позвать? – предложила Алекс. – С собаками. Ведь кто-то тут носит такие сапоги.

Две пары глаз уставились на нее, и Алекс смутилась. Предложение было так себе, учитывая корочки Следственного комитета и МВД в наших с Агатой карманах. Хотя мне показалось, мысль пригласить служебную собаку Агате очень понравилась, но она быстро отогнала соблазн, представив, как будет писать заявление на возбуждение уголовного дела по факту гибели саженцев. Именно потому она, прекратив смотреть на Алекс как на идиотку, ответила с неожиданной мягкостью:

– Ущерб минимальный, даже взлома не было. А в сапогах сорок пятого размера тут ходит половина дачников. Замучаемся устанавливать.

Я вышел из теплицы. На дорожке следы вандалов терялись. По всей вероятности, они спокойно вошли через калитку. Агата, нюхая следы, как ищейка, прошла до самого края участка и вернулась разочарованная.

– Черт знает что, – покачала головой она. – Охраняемый поселок, при живых хозяевах просто зашли, перекопали участок и удалились.

– Зачем копали-то? – спросил я. – Да еще так глубоко? Ты клад в теплице не зарывала?

– Ни клад, ни наркоту, ни прадедушкин пулемет «Максим». Ладно. Мы тут уже вряд ли что-то сделаем. Участковому я, конечно, позвоню, но чует мое сердце, толку будет немного. Пойдемте завтракать.

– Я могу снова все перекопать, – предложил я. Агата апатично пожала плечами.

– А смысл? Сажать все равно нечего.

* * *

Завтракали мы в мрачном молчании. Агата хмурилась и о чем-то сосредоточенно размышляла, а мы боялись потревожить ее мысли. Алекс не горела желанием оставаться в доме, который враз стал негостеприимным, но уехать было неудобно. По углам будто летали грозовые тучи, сталкиваясь лбами и огрызаясь молниями. Я подумал, что после завтрака все-таки приведу теплицу в порядок, – вряд ли смогу вырваться на следующие выходные, а больше помочь Агате некому. Ее неистовое желание внезапно стать огородницей слегка настораживало, вероятно, в этом была попытка уйти от терзающих ее душу сомнений, что делать с личной жизнью.

В дверь постучали, и мы все подпрыгнули. Я покосился на брошенный в угол топорик. Агата заметила мой взгляд и выразительно покрутила пальцем у виска, после чего зычно крикнула:

– Открыто!

В дом вошел мужчина лет шестидесяти, с жиденькими усами, торчащими волосами, одетый в сальную телогрейку поверх майки сомнительной свежести, старые спортивные штаны и резиновые сапоги, на которые мы бросили хищные взоры.

– Здорово, хозяйка! – сказал мужчина и ощерился, обнажив частичное отсутствие верхних зубов. Оставшиеся отливали металлическим блеском.

– Привет, дядь Лёня, – беззаботно ответила Агата. – Чайку выпьешь, или тебе чего покрепче налить?

– Можно и покрепче, если не жалко, – обрадовался дядя Лёня и торопливо уселся за стол. Агата поставила на стол тарелку и рюмку, я налил гостю водки. Он вопросительно поглядел на нас, но мы отрицательно покачали головой, после чего торопливо хлопнул рюмашку, сморщился и закусил огурцом.

– Я чего пришел-то, – прокашлявшись, сказал дядя Лёня. – Вопросик у меня: а не случилось ли у тебя, Агатушка, этой ночью чего-то непредвиденного?

Я насторожился, Агата прищурилась и посмотрела на гостя с подозрением:

– Например? – спросила она.

– Ну, например, не забрался ли к тебе кто? Я вчера видел, что ты гостей принимаешь, и поначалу подумал, ну, всяко бывает, а потом ты так орать с утра начала… Вот я и подумал, не случилось ли чего?

– Да случилось, случилось, – раздосадованно ответила Агата. – Какие-то мерзавцы влезли на участок ночью и зачем-то раскопали теплицу, все саженцы повыдирали, ямы оставили.

– М-м-м, – промычал дядя Лёня. – Значит, к тебе тоже?

– Что значит – тоже? – привычным тоном опытного следака осведомилась Агата, у которой уже вспыхнули глаза, предвкушающие охоту.

– Да дня четыре уже такая оказия. Вчера к Ильиничне залезли, это слева от тебя. Позавчера ко мне. А третьего дня к Петровне, это за три дома от нас. И ведь лазят только на участки с теплицами, где их нет, обходят стороной. Ничего не крадут, приходят ночью и роют. Все в тишине. Я вчера увидел, что у тебя в теплице вроде как фонарики мелькают, но подумал, может, все-таки ты, хотя чего бы тебе ночью было там ковыряться… Но мало ли, заморозок обещали, может, ты посчитала, что теплицы недостаточно, вот и встала ночью укрыть грядки.

– Что за ерунда? – удивился я. Алекс, кашлянув, предположила:

– Может, это… как их называют… тимуровцы? А что? Я как-то книжку читала, были такие в начале века, приходили по ночам, перекапывали огороды, воду таскали, помогали… этим… того… пожилым…

Агата одарила Алекс таким взглядом, что та поперхнулась и чуть под стол не полезла. Я подумал, что «пожилую» Агата непременно моей девушке припомнит, поэтому вмешался:

– А давайте-ка прогуляемся по этим участкам. Надо же понять, чего там роют эти тимуровцы.

– А давайте, – сказала Агата и посмотрела на меня: – Только ты позвони в отдел, дерни сюда парочку ребят с металлоискателем и собачкой, натасканной на наркоту. Пусть подъедут без шума и пыли. Дядь Лёнь, у нас тут случаем никто новенький не объявился? Дачку, может, на лето снял или прикупил?

– Никак нет, – вытаращил глаза дядя Лёня. – Только свои, никаких посторонних.

– И никто не шастал, ничего не разнюхивал? Ты же тут постоянно живешь, должен знать.

– Никого не было. То есть зуб не дам, их и без того немного, но я не заметил. И соседи ничего не говорили, – поклялся дядя Лёня.

– Ладно, разберемся, – недобрым тоном пообещала Агата. Дядя Лёня поежился, представив, как Агата будет «разбираться». А я вздохнул и пошел звонить, думая о том, куда пошлют меня опера, узнав, что им придется тащиться за город в выходной день.

* * *

Мы стояли у третьего по счету дома соседей и без особой надежды смотрели, как опер проверяет металлоискателем теплицу. День выдался прохладный, Алекс, которая не прихватила теплых вещей, куталась в мою толстовку, Агата нацепила старый плащ, а я – куртку, которая мне была велика на два размера. Несмотря на все наши просьбы, соседи собрали огромную толпу и с вялым интересом обменивались репликами, удастся ли полиции хоть что-то найти. Надежды таяли с каждой минутой. Кроме нескольких ржавых гвоздей, старого горшка и молотка ничего найти не удалось. Участковый, которого Агата выдернула из дома, недовольно косился в нашу сторону и все время курил, демонстративно поглядывая на часы. Мы сделали вид, что не замечаем его страданий.

– Кажется, сокровища тут не зарывали, – констатировала Алекс и заныла: – Может, пойдем уже? Я замерзла.

– Иди, – сказала Агата. – Заодно свари нам супчика, там все, что надо, в холодильнике. Очень хочется борща. Справишься? А мы еще немного тут походим.

Варить супчик Алекс не рвалась, но оставаться с нами ей тоже не хотелось. С озера дул пронизывающий, почти ледяной ветер, даже в куртке было прохладно. Серые тучи выглядели так, словно зима вознамерилась вернуться и засыпать все снегом. Я поглядел на небо, вынул телефон и залез в приложение прогноза погоды. Ну, так и есть, снег на подходе. Алекс поглядела на меня и, потеряв надежду, побрела к дому. Минут через пятнадцать из теплицы соседки вышел опер и покачал головой.

– Сворачиваемся? – спросил я. Агата не ответила. Она подошла к теплице, заглянула внутрь и принялась озираться по сторонам.

– Если вандалы не местные и им не донесли о действиях полиции, они явятся этой ночью, – сказала она. – Вопрос только – куда?

– Почему ты думаешь, что они придут?

Агата постучала пальцем по лбу.

– Дедукция, Ватсон. Так работают серые клеточки. Моя теплица была последней в списке, и там они точно ничего не нашли. Во-первых, потому что там ничего не прятали, а во-вторых, ты сам перекопал ее вчера. Если бы на участке были сокровища, ты бы сам на них наткнулся.

– Я так глубоко не копал, а клады редко прячут под верхним слоем чернозема, – возразил я. Агата скривилась.

– Ну, допустим, ты бы не нашел. Но есть нюанс. Эту дачу еще моему деду дали, на минуточку, служившему в органах всю жизнь, потом она перешла отцу, а после его смерти ко мне. Уверяю, если бы тут был клад, его бы уже сорок раз нашли. Да и вряд ли у моих предков было припрятано золотишко, я бы знала. Дед помирал вполне в своем уме, вряд ли он хотел унести тайну с собой в могилу. Ну, а если клад был бы чужим, по мне, верх идиотизма зарывать его на участке потомственных ментов, да еще в таком месте, которое без конца перекапывают. Выходит, наши мародеры ничего не нашли, а раз они появлялись каждую ночь, есть надежда, что не изменят своим традициям.

– Почему бы им не притормозить?

– Начало дачного сезона, Стас. Ты же видел дорогу, там не каждая тачка сможет проехать. Если у тебя не внедорожник, шансы застрять велики, поэтому основная часть дачников появится недели через полторы-две, когда дорога подсохнет. Они будут рыться в теплицах и, не дай бог, найдут искомое. Потому наши ребятишки и торопятся. Ну, это я так вижу, если сделать предположение в порядке бреда.

– По-моему, тебе просто делать нечего, – фыркнул я. – Может, это правда тимуровцы-неумехи. Давай ребятишек местных опросим еще. Дёрнули людей в выходной… Может, отпустим ребят?

– Не помрут твои ребята, – резко ответила Агата. – Очень хочется знать, что за тимуровцы тут орудуют, и мне видится, их старания вовсе не заботой о ближнем обусловлены. Так что зуб даю, они объявятся… Дядь Лёнь!

Околачивающийся рядом сосед торопливо подбежал к Агате и едва ли не по стойке «смирно» вытянулся.

– Дядь Лёня, а у кого тут еще есть теплицы в радиусе ста метров? – спросила Агата. – Ну, из тех, у кого еще не рыли.

Мужчина почесал затылок и уверенно сказал:

– Ну, у Пановых, Ковязина и Усовой. Это вон там и через дорогу еще. У Усовой и Пановых точно не копали, я спрашивал, а Ковязин с прошлого года не появлялся.

– Пошли, пообщаемся, – приказала Агата.

Панова и Усова визиту полиции не обрадовались, но перспектива, что их теплицы, где уже были высажены овощные культуры, разгромят, радовала их еще меньше. Так что они без лишних церемоний пустили нас на участки. Первой в теплицы отправили подуставшую собаку, которая без интереса обнюхала огурчики и помидорчики. После собаки участки отправился проверять опер с металлоискателем. На участке Усовых ничего не нашли, а вот в теплице Пановых металлоискатель начал издавать нервный вой. Под самой большой грядкой с огурцами явно находилось что-то металлическое.

– Надо копать, – задумчиво сказала Агата. Хозяйка подбоченилась и зло сказала:

– Ни за что! У меня огурцы уже зацветают! А если там ржавая бочка или какая другая железяка?

– А если там пулемет или снаряд со Второй мировой? – возразила Агата.

– Ну и ладно. Сто лет лежал, пусть еще полежит, – не сдавалась хозяйка. – Я и так вам навстречу пошла. Копать не дам. У вас оснований нету.

– Нету, – доброжелательно согласилась Агата. – Что ж, если вы не хотите, то копать не будем. Одна только просьба. Вы же на участке ночевать останетесь? Запишите на всякий случай мой номер и номер участкового держите под рукой. Ну и, по возможности, бдите ночью, не явится ли кто. Может, нашим налетчикам именно ваша дачка и нужна. И двери заприте как следует.

– Здорово ты ее успокоила, – прошептал я, когда мы покинули участок побелевшей от страха Пановой. – Она теперь всю ночь глаз не сомкнет.

– Я ее честно предупредила, – ответила Агата. – Можно было избавиться от подозрений, но ей огурцы дороже. Впрочем, мне не особенно хочется рыться в земле соседей, а напрягать оперов сверх меры как-то совестно. Может, там и правда бомба. Хотя я сомневаюсь, что бомбу бы искали с таким энтузиазмом. Ладно, пошли на участок Ковязина.

– Хозяина нет, – напомнил я. – Это вообще-то незаконное проникновение.

– Будем считать, что это оперативные действия. Да мы и не будем там ничего трогать. Просто посмотрим.

Просто посмотреть не получилось. Теплица была закрыта на висячий замок, но петлю легко можно было выдернуть, что я и сделал. Оперативник запустил собаку, и та вышла из теплицы спустя пару минут, виновато поджав хвост, так что наркотики мы снова исключили. А вот металлоискатель опять начал пищать, как ненормальный. Мы переглянулись.

– Там хозяйка против, тут хозяина нет, – сказал я. – Что будем делать?

– Суп есть пойдем, – раздраженно ответила Агата. – Надеюсь, Саня его сварила. У нас действительно нет оснований тут рыть. Отпускай ребят, короче. Черт, я даже засаду не могу поставить, шеф засмеёт. Пойду, заряжу участкового, но боюсь, что он тоже не пошевелится, а заставить его я не могу, я ж ему не начальница. Но если что за ночь произойдет, его, по крайней мере, взгреют.

– Мстительная ты баба, Агата, – рассмеялся я. Она нисколько не смутилась.

– А пусть работает. Ему про раскопки сразу сообщили, только он ничего не предпринял. Ладно, пошли домой, я замёрзла, как собака. Сейчас только скажу участковому пару ласковых и пойдём.

* * *

Алекс сварила суп, который мы обозвали «псевдо-борщ», поскольку, несмотря на почти все ингредиенты, на борщ он не походил ни по вкусу, ни по запаху. Алекс расстроилась, я бросился ее утешать, хотя суп показался мне не особо вкусным, жидким, как во второсортной столовке, разваренные овощи были порублены слишком крупно, а мясо оказалось жестким, как подошва. Агата накидала в свою тарелку чесночных гренок, порезала соленой грудинки и стала заедать сало супчиком. Я последовал ее примеру. Не могу сказать, что суп стал вкуснее, но так его хотя бы можно было есть.

– Никогда не варила борщ, – уныло призналась Алекс. – Агата, прости, я только продукты перевела.

– Ничего, настоится, будет вкуснее, – соврала Агата. Я не мог не признать, что она вела себя вполне прилично. Был шанс, что девушки между собой рано или поздно поладят или, на худой конец, примирятся с существованием друг друга, погасив желание оттаскать за косы. Алекс тоже расслабилась и перестала ждать, что ее распнут. Когда мы мужественно дохлебали варево, в дверь вновь постучали, и, уже не дожидаясь приглашения, в дом вошел сосед.

– Дядь Лёнь, супчику? – коварно предложила Агата. – Под рюмочку и с сальцем?

– Это я завсегда готов, – согласился сосед, получил свою тарелку, попробовал, икнул и слегка скривился, но тут же закинул в рот сало, потом запил все водкой и снова закинул сало. После второй рюмки супчик пошел на «ура».

– Агата, ты думаешь, что наши тимуровцы сегодня ночью тоже явятся? – спросил дядя Лёня.

– Не исключаю, – ответила она. – Из твоего дома ведь и дачу Пановых, и дачу Ковязина видно?

– Видно, правда, там забор и кусты мешают, но кое-что разглядишь. Могу покараулить, тем более у меня есть берданка и солонка. Я зимой лосей подкармливал, у меня соль крупного помола, так что, если явятся, кому-то придется очень несладко.

– Соседей не подстрели только, – сказал я. Дядя Лёня обиделся.

– Да я до сих пор со ста метров белку в глаз бью.

– Ты б на водочку не налегал, а то ведь белка может и отомстить, – предрекла Агата. – Настаивать права не имею, но, если вдруг ночью что-то увидишь, не пали сразу с двух стволов, сперва позвони мне. Номер дать или есть?

– Есть, – важно ответил дядя Лёня, выпил еще рюмочку и удалился, не доев суп. Агата убрала его тарелку и повернулась ко мне.

– Вы когда домой поедете?

– Пожалуй, мы до завтра останемся, – ответил я. – Очень уж хочется посмотреть, чем кончится дело, если ты, конечно, права. Да и совестно мне бросить тут тебя одну защищать участки в компании алкаша с ружьем. Алекс, ты же не против?

– Конечно, не против, – неубедительно ответила Алекс. – Никогда еще не проводила выходные так весело. Только мне в понедельник на эфир, так что придется выехать пораньше.

– Ничего, нам всем на работу, – беззаботно отмахнулась Агата. – Фомин, может, мы на участке Ковязина ловушку оставим? Вряд ли мы сумеем убедить Панову, но у Ковязина нам никто не помешает навязать каких-нибудь консервных банок на веревке.

– Спугнем. И тогда ничего не докажем, – возразил я.

– Если вы всерьез намереваетесь ловить ночью бандитов, то советую хотя бы днем поспать, – веско заметила Алекс. – К тому же они могут быть вооружены. А у вас из огнестрельного – одна берданка с солью, и та у алконавта-соседа.

– У меня есть травмат, – похвасталась Агата. – Но я его не регистрировала. Надеюсь, не придется применять и объясняться. А еще есть наручники, правда, одна пара. Тебе могу предложить бейсбольную биту, а Саню мы оставим дома в засаде.

– Спасибо, – серьезно сказала Алекс. – Но я могу вспомнить, что в прошлом фигуристка и с тройного тулупа зарядить врагу в жбан. Ноги – мое сильное место.

Мы рассмеялись, напряжение немного спало. Агата действительно была готова вывести злодеев на чистую воду. Я, в принципе, не возражал, видя в нашем плане только один недостаток: если мародеры придут не на эту ночь, а на следующую, когда мы разъедемся по домам. Но Агата об этом и слушать не хотела. Убрав со стола, мы разбрелись по спальням и действительно поспали пару часов. Сотрудники полиции и Следственного комитета давно выработали привычку засыпать в любое время. Что до Алекс, она, как бывшая спортсменка, могла заставить организм бодрствовать или расслабляться – примостившись у меня под боком, уснула еще быстрее меня. Проснувшись под вечер, мы доели суп, немного посмотрели телевизор и, когда стемнело, приготовились к нашествию. Но часики тикали, а снаружи не доносилось ни звука. Выходя на разведку, ни я, ни Агата, которая действительно вооружилась травматом, никого так и не увидели. Где-то в три ночи мы разочарованно разошлись по спальням, решив, что праздника на нашей улице не будет. Но заснуть не успели. В окно тихо стукнули, а следом телефон Агаты ожил. За стеклом я увидел веселую физиономию соседа, который держал в руках ружье. Агата осторожно открыла форточку.

– Явились, – прошептал дядя Лёня. – У Ковязина орудуют.

– Звоню участковому, – предупредила Агата. Я подхватил биту и выскользнул на улицу, оставив Алекс дома, напряженную и напуганную.

* * *

Погода испортилась, снег, правда, выпал в виде нескольких снежинок, но на улице заметно похолодало. Дом неизвестного нам Ковязина был темным, а вот в теплице проходило какое-то шевеление, мелькали блики фонаря, а на пластиковые стены падали копошащиеся тени в количестве двух штук. Судя по всему, неизвестные копали землю с внушительной скоростью и о чем-то переговаривались вполголоса. Жестами я велел дяде Лёне обойти теплицу с другой стороны, где тоже имелась дверь, а сам пошел к открытой, оставив Агату прикрывать меня с тыла. Участковый должен был прибыть с минуты на минуту, но нас раздирал азарт. Потому я включил прихваченный с собой фонарь и, направив луч в теплицу, грозно рыкнул:

– Руки в гору! Выходим по одному!

Одновременно с этим случились сразу три действа: мне в грудь полетела лопата, из дверей выскочил плотный мужчин с длинной бородой, а сбоку второй выломал легкую стенку ногой и выскочил наружу, побежав в противоположную сторону. Лопату я отбил фонарем, который, к сожалению, разбился и погас. Мужчина с воем летел на меня, намереваясь сбить с ног. Я перебросил его через себя, уронив на землю, и придавил коленом, однако мужчина был вдвое крупнее меня. Извиваясь, как уж, он вывернул руку, что я держал, и по-паучьи, на четвереньках бросился в темноту.

Хлопнул травмат Агаты. Мужчина взвыл и схватился за ягодицу. Агата выстрелила второй раз, для симметрии попав во вторую ягодицу. Мужчина рухнул на землю. Я как тигр прыгнул сверху и, не дав опомниться, сковал руки. Едва я, отдуваясь, уселся прямо на задержанного, за забором треснул, как сухая ветка, еще один выстрел, после чего до нас долетел вой. Оценив силы, Агата метнулась на голос дяди Лёни, который вопил:

– Уходит! Ухоо-одит, зараза-а-а!

Со своего места я увидел, как к нашему дому, отчаянно виляя и держась за зад, бежит тощий мужчина. Однако далеко он не ушел. Ему навстречу выскочила крохотная фигурка с чем-то блестящим. Послышалось негромкое «бонг!», и мужчина упал как подкошенный. На дороге появились сине-красные мигалки. Я перевел дух с облегчением.

– Участковый приехал. Он уже повязал второго, которого Санька встретила, – сообщила вернувшаяся Агата. Мужчина, валяющийся на земле, выматерился. Я ткнул его лицом в землю.

– При дамах не выражаться. А чем она его встретила?

– Моей электровафельницей. Прямо в жбан, как обещала. Ты никогда не бил людей электровафельницей, Фомин? Рекомендую, там очень удобные ручки. А чего он у тебя мордой вниз лежит? Переверни его.

Я перевернул задержанного, Агата посветила ему в лицо фонариком мобильного и удивленно всплеснула руками:

– Ба, какие люди!

– Ты что, его знаешь? – удивился я.

– Ну, как знаю… Не лично, конечно. Ты тоже должен бы его знать. Это же господин Косов, Артур Викторович.

– Геннадьевич, – зло поправил мужчина и сплюнул на землю. А Агата, нисколько не смутившись, продолжила:

– Геннадьевич, миль пардон. Две ходки и недавний побег из мест не столь отдаленных. Его во всероссийский розыск подали, а он, оказывается, вон где, у нас под носом. Фомин, да нам с тобой медаль дадут за поимку особо опасного.

– Угу, орден, – буркнул Косов.

– Артурчик, а чего ты в теплице-то рылся? – ласково спросила Агата. Тот поглядел под ноги и криво улыбнулся.

– Шампиньоны искал. Страсть как люблю шампиньоны.

– Нашел? – спросил я. Косов не ответил. Я подхватил его за руку и, отводя к машине, ободряюще произнес: – Ну, тогда мы поищем.

* * *

Вызванная бригада экспертов, что ковырялась на участке Ковязина, вернулась разочарованной. Металлическими предметами в земле оказались железяки, которые никак не удалось распознать. Недолго думая Агата отправила бригаду копаться на участке Пановой, которая встретила правоохранительные органы с яростным сопротивлением. Но быстро сдалась, когда Агата в деталях рассказала, что может скрываться под огуречной грядкой и что ей грозит в случае отказа сотрудничать. Вернулась домой Агата с мрачным видом. Я дожаривал картошку с сушеными грибами, что нашлись в кладовке, и едва не упустил момент, иначе пришлось бы нам угольки со сковородки соскабливать.

– Пановы теперь со мной здороваться перестанут, – пожаловалась Агата. – И я их понимаю, я вон за свои грядки людей порвать была готова.

– А я не поняла, за что сидел этот Артур? – спросила Алекс, которая рубила помидоры и огурцы на салат. – И что он искал в теплице? Клад?

– Несколько лет назад Косов и его подельники совершили нападение на воинскую часть, – объяснил я. – Это было на майские праздники, солдат вывезли в город на усиление, в части мало кто остался. Ну, они прошли через лес, вырубили часовых, забрали два автомата, а потом вломились на оружейный склад, где взяли еще шесть «калашниковых» и боеприпасы. Но солдатики очухались, доложили на КПП. Артура и его команду встретили автоматчики. Часть добычи они бросили, к тому же одного из бандитов ранили. Пришлось бежать. Артур и подельники разделились и спрятались на дачах, где их и повязали. Только оружия с ними не оказалось. Кое-кому из его ребят удалось скрыться. Мы вышли на след одного из самых молодых членов банды недавно, но расколоть его не удалось, а потом он умер от переизбытка свинца: был застрелен при побеге.

– Косову дали двенадцать лет, – продолжила Агата. – И зимой он сбежал вместе со своими бойцами. Его, конечно, объявили в розыск, но никому и в голову не пришло, что он едва ли не с Чукотки побежит сюда. А он вернулся за оружием, видимо, планировал какие-то налеты.

– Тебе удалось выяснить, чего он по всем теплицам искал? – спросила Алекс. Агата рассмеялась.

– Косов не сам прятал оружие, его зарыл тот сопляк, которого застрелили. И он перед побегом дал Косову приблизительное описание места. Улица Березовая, двухэтажный дом с теплицей. На этом всё. А на Березовой улице почти все дома двухэтажные, тут же дачи давали в свое время академикам, политикам и милицейским чинам, вроде моего деда. Косов где-то скрывался всю зиму, рыть-то несподручно, земля мерзлая, поселок охраняемый, точного адреса нет. Вот он и ждал весны.

– И что с ним будет? – спросила Алекс.

– Досидит свой срок, получит еще пару лет за побег, – равнодушно ответила Агата. – Его подельнику больше досталось, полная задница соли, да расквашенная вафельницей физиономия. Ибо нечего связываться с бывшими фигуристками. Гораздо больше меня волнует, что с нами сделает Панова, если на ее участке не найдут боеприпасы. Пожалуй, в этом случае я на даче в этом году больше не появлюсь…

Агата не успела договорить, как ее телефон начал дергаться и издавать чирикающие звуки. Она взглянула на высветившийся номер и, вздохнув, подняла трубку.

– Да… Да… Нашли? Сейчас идем… – Она повернулась ко мне и скомандовала: – Бросай свою картошку, потом доешь. Пошли, посмотрим, что там ребята выкопали.

Я в два счета доел остатки картошки с грибами и, глотнув чаю, выскочил следом за Агатой и Алекс. Мы торопливо подошли к участку Пановых, где эксперты осторожно вытаскивали из разоренной огуречной грядки завернутые в плащ-палатки автоматы и цинки с патронами. Хозяйка дома смотрела на все это с ужасом. Агата удовлетворенно усмехалась, а потом спросила у крутившегося тут же соседа:

– Дядя Лёня, у тебя саженцев не осталось? Огурчики, помидорчики?

– Огурцов нет, а помидоров десятка два корней могу выделить, – оскалился он щербатой улыбкой. – А ты огурцы так посей, прямо в землю, они ж в теплице все одно вылезут.

Эта мысль явно пришлась Агате по вкусу.

– Фомин, – обратилась ко мне она, – с моей стороны будет большой наглостью попросить тебя перекопать теплицу второй раз?

Через два часа мы уже вновь были в теплице, где я только что закончил перекапывать землю и сделал грядки, куда почти счастливая Агата посадила томаты. На ее перемазанном землей лице светилась улыбка. Алекс поливала саженцы под корень. Теперь теплица выглядела образцово, даже выживший кустик фиалок смотрелся обнадеживающе. Когда с посадкой было покончено, мы убрали инструменты и уселись на крыльце. Заморозки отступали, а солнце неохотно прогревало стылую землю и побитую холодом траву. Агата зажмурилась и подняла лицо. Я впервые увидел веснушки на ее носу.

Зазвонил телефон. Агата недовольно поглядела на номер и нерешительно улыбнулась.

– Твой заграничный Ромео? – спросил я.

Она кивнула с явной неохотой. Я ободряюще улыбнулся:

– Ответишь?

Агата выдержала паузу, глядя на трясущийся телефон. Тот наконец замолчал. Экран потух. Агата вновь задрала голову кверху. Телефон опять зазвонил.

– Жестокая, жестокая женщина, – фыркнул я. Агата рассмеялась, встала, отряхнула штаны и сдвинула иконку сигнала на зеленую трубку:

– Привет, – ласково сказала она. – Это я.

Елена Дорош
Весна в душе

Неважно, какое время года на дворе. Важно, какое время года у тебя в душе.

В Лизиной душе с недавних пор царила настоящая, яркая и цветущая весна.

У весны было имя – Станислав Кучеров.

Красавец, умница и сын известного в городе предпринимателя.

Лизу он заметил в ночном клубе, и это было настоящим чудом, в которое она долго не могла поверить. Во-первых, ночные клубы ей удавалось посещать от силы раза три-четыре в год. На большее того, что присылали родители и удавалось заработать по выходным и летом, не хватало. В этом году она вообще завалила сессию, пересдачи длились почти весь июль, поэтому устроиться на приличную работу не удалось, пришлось перебиваться с хлеба на квас. А, во-вторых, в этом самом модном в городе клубе тусовалось полно девушек, одетых гораздо лучше нее и к тому же тюнингованных в крутых клиниках. Переделанные носы, губы, скулы нынче в моде. Не потому что это красиво, а потому что дорого, и всем сразу ясно – девушка с прида-

ным.

Кстати, грудь у Лизы была своя и, можно сказать, всем на зависть, но этот факт очков не прибавлял, потому что отличить настоящую от целлулоидной было практически невозможно.

И все равно Стас ее заметил. Заметил!!!!

Вечер они провели вместе, но Лиза не обольщалась. Вдруг она – всего лишь замена той, которая на самом деле должна быть на ее месте? Однако Стас предложил подвезти ее домой, и у Лизы затеплилась наде-

жда.

До общаги они не доехали, а утром она проснулась в его квартире в центре го-

рода.

Это был настоящий триумф! По крайней мере, для нее, девочки из небольшого посёлка на краю области.

Лиза была счастлива неподдельно, и, кажется, Стас тоже остался ею доволен. В постели он не был ни мачо, ни секс-гигантом, и все закончилось так быстро, что она даже не успела как следует изобразить оргазм, но утром Стас несколько раз намекнул на ее и свою усталость, что могло означать лишь одно – он не разочарован.

Чтобы достигнутый успех не был одноразовым, ночью Лиза успела выстроить целую стратегию и стала реализовывать ее, что называется, не отходя от кассы.

Через месяц встреч она поняла, что титанические усилия увенчались успехом. Стас сам предложил оплатить съемную квартиру и не обманул: заплатил сразу за год вперед, а на новоселье подарил кулончик с бриллиантом.

Не кольцо, конечно, но и не проездной на автобус.

Получив в свое распоряжение небольшую, но чистенькую двушку в приличном районе, Лиза придала ей вид любовного гнездышка, и они со Стасом зажили в свое удовольствие. Нет, он не переехал к ней, но приходил почти каждый вечер и после бурного секса зачастую оставался ночевать.

Лиза считала, что их отношения развиваются логично и в направлении ЗАГСа, к тому же Стас не раз давал понять, что ему так хорошо, как не было никогда.

Что касается ее, то с каждым днем Лиза привязывалась к Стасу все больше. Он был самым умным, самым талантливым, самым добрым и самым красивым, разумеется.

Конечно, Лиза понимала, что троечница с факультета обработки промышленных материалов не ровня парню с экономического и к тому же престижного вуза. Но зато у нее было то, что, по ее мнению, с лихвой компенсировало сомнительную образованность и рабоче-крестьянское происхождение. Влюбившись, она расцвела на глазах, а шикарные наряды добавили сексуальности и шарма.

Конечно, красота не вечна, но с помощью любимого мужчины она надеялась сохранить ее надолго. С деньгами возможно все!

Правда, порой Лизе казалось, что Стасу с ней скучно, однако на прямой вопрос он рассмеялся и, притянув к себе, так поцеловал, что она тут же отбросила все опасения.

Весна в ее душе цвела пышным цветом.

Оставалось только набраться терпения и ждать, когда же свершится страстно желаемое – свадьба.

Однако вышло иначе.

В тот день они должны были встретиться с партнером Стаса по бизнесу в ресторане.

Лиза прикупила новых нарядов, тщательно продумала каждый нюанс и не ошиблась. Увидев ее выходящей из подъезда, Стас словно задохнулся от восторга и с ходу предложил вернуться домой и залезть в постель.

Обворожительно улыбнувшись, Лиза пообещала, что они наверстают упущенное, и впорхнула в открытую перед ней дверцу «Инфинити».

Ей нравился автомобиль Стаса и нравилось сидеть на переднем сиденье рядом с ним. Жаль только, что на улицах областного центра почти не встречались знакомые. А еще было бы неплохо приехать на шикарной тачке в родной поселок! Это было бы покруче появления Анжелины Джоли в «Мерседесе»!

Партнер по бизнесу звался Самсоном Бенедиктовичем, и было ему за шестьдесят. Впечатлить его Лизе не составило труда, но вслед за каскадом комплиментов мужчины сразу принялись что-то обсуждать, не забывая прикладываться к спиртному, Лизе стало скучно, и она решила прогуляться до дамской комнаты.

У них в семье говорили – «уборная». Даже не туалет, а именно уборная. И не «сходить в туалет», а «справить нужду». Теперь Лиза говорила иначе, и ей казалось, что, изменив речь, она и сама стала другой – утонченной, интеллигентной, в общем, девушкой иного круга.

Лиза приблизила лицо к зеркалу, поправила локон и осторожно мизинчиком вытерла залезшую за контур помаду.

Вот теперь все хорошо. Даже отлично.

В туалет забежала какая-то девчонка в бледно-розовом совершенно не шедшем ей платье и взглянула на нее с завистью. Лиза ответила снисходительной улыбкой.

Да, я знаю, что ослепительно хороша, ну и что?

Шмыгнув в кабинку, девчонка принялась шуршать юбками, и Лиза поторопилась вернуться в зал.

– А вот и моя красавица, – лениво протягивая к ней руку, произнес Станислав.

Она пожала его пальцы и заметила, что они влажные и холодные.

– Вы очаровательны, Елизавета, – осклабился Самсон Бенедиктович, вытирая сальные губы.

– Благодарю, господа, – улыбнулась Лиза, усаживаясь на свое место.

Лучше бы встали и стул отодвинули. Да какое там. Оба уже порядочно набрались, поэтому ждать джентльменского поведения не стоит.

Лиза выразительно посмотрела на свой бокал, но мужчины, занятые беседой, ее взгляда не заметили. «Не наливать же самой», – подумала она, оглядываясь. Подскочивший официант исправил ситуацию, наполнив бокал шампанским.

– У меня тост, – провозгласила Лиза с улыбкой. – За настоящих мужчин!

И взглянула Стасу в глаза. Тот ответил обжигающим взглядом и пригубил из своего бокала.

Самсон Бенедиктович, подмигнув, опрокинул в себя рюмку водки.

– Напрасно вы цедите по капле, Станислав. За такой тост не грех!

Стас поднял бокал.

– Я пью за тебя, Лиза!

И выпил коньяк до дна.

Лиза обольстительно улыбнулась и придвинула тарелку с форелью в белом соусе. Теперь можно нормально поесть.

Она успела проглотить лишь пару кусков, как вдруг сидящий напротив Стас захрипел, схватился за горло и стал медленно сползать на пол.

Лиза ничего не поняла. Сидела, таращась, а Самсон Бенедиктович вдруг тоненько закричал и, вскочив, стал тыкать в Стаса пальцем.

– Он… он… он…

К столику подбежали сразу несколько человек, стали поднимать упавшего, а когда поняли, что это бесполезно, подоспевший официант стал делать Стасу искусственное дыхание.

Пока все суетились, Лиза медленно поднялась и застыла возле стула, оторопело глядя на помертвевшее лицо любимого человека, на мутную слюну, ползущую по краю рта и на полные боли стремительно стекленеющие глаза.

У нее что-то спросили, она не поняла и не ответила. Ее оттолкнули, она не среагировала, и только когда в зале появились две женщины в синих костюмах, вдруг покачнулась и осела на пол. Вилка, которую она продолжала держать в руке, упала со звоном, брызнув остатками соуса прямо на платье.

Через несколько томительных минут – ей показалось, невыносимо долгих часов – вошли полицейские.

Один, самый суровый, громким голосом попросил всех отойти в другой конец зала и ждать.

Лизе, которая все никак не могла прийти в себя, помог подняться официант и отвел на диванчик в углу. Она села и тупо уставилась на свои руки – они немного дрожали.

Сколько прошло времени, прежде чем она смогла взглянуть на то место, где лежал Стас, не поняла. Наверное, много, потому что его уже унесли.

Куда? В больницу?

Лиза оглядела людей вокруг и не нашла, у кого спросить. На нее никто не обращал внимания, словно она вообще ни при чем.

Тогда Лиза сцепила пальцы и стала смотреть в черное окно. За ним ничего не было видно – ни улицы, ни деревьев, – зато отражался зал ресторана, свисающие с потолка лампы и барная стойка, за которой в ряд выстроились официанты в белых рубашках.

Наконец очередь дошла и до нее. Тот же серьезный полицейский пригласил к столу и стал задавать вопросы. Лиза очень хотела ответить, но, хотя напрягалась изо всех сил, сказанного не понимала. Глядела бессмысленно и щурилась, как от яркого света.

Полицейский сообразил, что у нее шок, и, подозвав какую-то женщину, попросил помочь свидетельнице.

Та пожала плечами, ушла и вскоре вернулась со стаканчиком, пахнущим корвалолом. Запах был Лизе знаком. Мать часто принимала от сердца.

– Вам легче? – равнодушно спросил полицейский и посмотрел на нее неприязненно.

«Она подозреваемая», – догадалась Лиза и собрала волю в кулак. Надо держаться.

Допрос начался с простого: кто такая, где живет, чем занимается, – а потом уже по всей форме:

– Кем приходитесь Кучерову? Когда познакомились? Что делали утром, днем, накануне похода в ресторан? Не ссорились ли? Что знаете о третьем участнике? Кого еще знаете? Родителей? Друзей? Подруг? Что ел Кучеров? Что пил? Что говорил перед тем, как…

Вопросы сыпались один за другим, и по мере того, как полицейский восстанавливал картину произошедшего, его взгляд, направленный на Лизу, становился более цепким, а она, наоборот, чувствовала себя все увереннее.

Скрывать ей нечего, вот что говорили ее ответы, и к концу разговора полицейский поверил. Или сделал вид.

– Подпишите протокол и вот еще – подписку о невыезде за пределы города до окончания следствия.

– Конечно, – уже совсем спокойно ответила Лиза, поднялась и тут же покачнулась.

Стоящий рядом мужчина удержал ее от падения и под руку повел вниз.

Ее усадили в полицейскую машину и отвезли домой, в их со Стасом любовное гнездышко.

Поднимаясь по лестнице, она мечтала только об одном: упасть на кровать и заснуть. Сомнения, что получится, конечно, были – ее снова начало трясти.

Не раздеваясь, Лиза прошла в кухню, достала из холодильника водку и, налив, выпила залпом. Дрожь мгновенно улеглась. Уже неплохо. Теперь раздеться и в постель. Все остальное – завтра.

Если оно наступит.

Завтра наступило и было вовсе не таким мрачным, как она думала. Словно кто-то внутри нее решил позаботиться о ее рассудке и выключил неприятные воспоминания. Точнее, как бы прикрутил ручку – все случившееся стало казаться не таким страшным. По крайней мере, для нее.

То, что Стас умер, она поняла еще вчера. А раз с этим уже ничего не поделаешь, то надо собраться с силами и выстроить все заново. Свою жизнь то есть. Поставить крест на прошлом, разобраться с настоящим и идти дальше.

Лиза набрала ванну и долго лежала, успокаивая и уговаривая себя.

Кажется, получилось.

Через час, собравшись с духом, она позвонила по оставленному полицейским телефону и узнала, что Станислав Кучеров был отравлен, заведено уголовное дело, о результатах расследования она узнает, когда это будет возможно.

– Спасибо, – пролепетала Лиза.

Она долго плакала на кухне, а потом собралась и пошла гулять в парк. Прогулки всегда возвращали ей душевное спокойствие и бодрость духа.

– Что думаешь об этом? – спросил Сапожков, глядя, как Кудельников читает заключение эксперта.

Капитан пожал плечами.

– Обычное отравление. Химикат со сложным составом. Промышленный.

– Ну и кто наш герой? Девка или старик?

– Для тебя всегда все очевидно, – поморщился Кудельников. – Раз сидели за одним столом, значит, кто-то из них.

– А зачем усложнять? – копируя жест капитана, пожал плечами лейтенант.

– Да я не против не усложнять, если назовешь мотив.

– У старика с Кучеровым общие дела, мог устранить конкурента, или у того было на Зайцева что-то.

– Отличная версия. Проверяй.

– А девка могла из-за ревности. Жениться не хотел, например. Или другую нашел, а эту в отставку.

– Еще лучше. Копай дальше.

– А ты что делать будешь? Отчеты писать? – обиделся Сапожков, считая, что со стороны напарника нехорошо вести себя откровенно надменно.

Версии вполне годные, чаще всего именно так в жизни и случается, поэтому пренебрежение к мнению товарища – пусть и младшего по званию – не лучшая основа для сотрудничества.

– Я займусь всеми остальными. Их тоже немало. Друзья-завистники, отвергнутые барышни, которых Кучеров променял на новую подругу, обиженные подчиненные и так далее. Заметь, все сложное себе оставляю.

– Я так и понял, – хмыкнул Сапожков и обиделся еще больше.

Вот почему Саня постоянно перед ним выставляется? Умничает на каждом шагу.

– Ладно, – сказал лейтенант, поднимаясь, – начну с любовницы.

– Красивая девушка, кстати.

– Да мне пофиг! – ответил Сапожков уже из-за двери.

Кудельников поглядел ему вслед и вернулся к заключению криминалиста.

Из полиции ей позвонили в половине десятого утра. Полицейский назвался лейтенантом Сапожковым и предупредил, что приедет для разговора. Приехал не один, а с криминалистом, двумя понятыми и ордером на обыск.

– Надо осмотреть вашу квартиру на предмет следов отравляющих веществ, – с порога заявил он.

– Ну надо, так надо, – сухо ответила Лиза, посторонилась, пропуская их, а потом села на стул посредине комнаты и сложила руки на коленях.

Снуя туда-сюда по квартире, Сапожков все смотрел на нее. Видимо, пытался понять, нервничает ли она. Лиза сидела с отсутствующим видом и даже не повернула головы, когда стали осматривать ее туалетный столик и вытряхнули на кровать аптечку.

– Вы так спокойны, – не выдержал наконец лейтенант.

– Просто успокоительных наглоталась, вообще ничего не чувствую, если честно, – устало ответила Лиза.

– Понимаю, – уже другим тоном заметил Сапожков и присел рядом. – А Станислав когда-нибудь говорил вам о своих врагах?

– Нет. Он говорил, что я – его девушка, а не соратник по борьбе. У нас было много тем для разговоров, но рабочие проблемы он со мной не обсуждал.

Она помолчала и добавила:

– Только однажды…

– Так-так.

– Ему позвонили поздно, я была рядом, и он ушел на балкон. Слышала разговор всего несколько секунд…

– Кто звонил?

– Стас не назвал имени и даже не поздоровался с этим человеком. Было похоже, что он продолжает начатый разговор. Услышала лишь фразу: «Нет, я сказал, нет, этого никогда не будет». Все. Больше ничего.

– Его тон звучал угрожающе?

– Он злился, но не угрожал.

– Понятно. Расскажите еще раз про вечер субботы. Вы были дома вместе и потом пошли ужинать?

– Нет. Стас заехал за мной. Я спустилась, села в машину, и мы поехали в ресторан.

– То есть он не поднимался?

– Нет. Времени не было.

– А по пути вы никуда не заезжали?

– Говорю же: мы опаздывали. Этот… мммм… Самсон Бенедиктович уже был там.

– Раньше вы с ним не встречались? Или Кучеров упоминал о нем?

– Нет. Я его не знаю, и Стас никогда о нем не говорил.

– Теперь еще раз: что вы делали в ресторане. Пошагово.

Наморщив лоб, Лиза, запинаясь, принялась рассказывать. Подробно. Шаг за шагом.

– Наверное, больше ничего не вспомню, извините. Все как в тумане.

И вздохнула с тоскливой безнадежностью.

Около них остановился криминалист с чемоданчиком.

– Все. Я пошел.

Сапожков взглянул вопросительно. Тот отрицательно покачал головой. Лейтенант поднялся и вышел следом, прикрыв дверь в комнату.

Лиза слышала, как понятые что-то спросили, лейтенант ответил и через пару минут вернулся.

– Мы закончили. Спасибо за содействие. И еще раз напоминаю, что выезжать из города нельзя.

– Да куда я денусь, – грустно прошептала Лиза, поднимая на полицейского заблестевшие слезами глаза. – А хоронить Стаса когда можно будет?

– Не могу пока сказать, но… вы ведь официально женаты не были. Наверное, тело выдадут родителям. У вас есть их телефон?

– Нет. Стас не успел нас познакомить. Собирался свозить меня к ним на майские, но не успел.

Она опустила голову. Слезы закапали на светлую юбку, оставляя пятна.

Сапожков взглянул сочувственно и вышел.

Кудельников ждал его в отделе.

– Ну, как наша девушка? Нашли что-нибудь?

– Никаких следов. Подробный анализ будет готов завтра. Но, знаешь, судя по всему, типичная подружка богатого мальчика. Практически деревенская, не очень умная, надеялась на свою внешность. Больше за душой ничего нет. Кучеров для нее – единственный шанс вырваться из нищеты. Второй раз такой случай выпадает нечасто. Он с ней ни о чем серьезном не говорил, даже с родителями не познакомил.

– У меня еще в ресторане создалось впечатление, что она – обычная пустышка, мечтающая об одном: выскочить замуж за богатого. В голове одни знаки препинания. Судя по показаниям сотрудников ресторана, они не ссорились, смотрели друг на друга сладкими глазками. Даже Самсон Зайцев сказал.

– Кстати, она упомянула о звонке неизвестного. Такое впечатление, что Кучеров с кем-то ругался.

– Дождемся Лемешко. Он с его телефоном возится.

Не успел Кудельников помянуть Лемешко, как тот ввалился в кабинет и шлепнулся, отдуваясь, на стул.

– Черт! Без обеда остался из-за вашего покойника, – выдохнул он, обмахиваясь пачкой бумаг.

– Тебе на пользу, – безжалостно заметил Кудельников, оглядывая бесформенную тушу эксперта.

Лемешко, который свои сто сорок семь с половиной килограммов холил и лелеял, взглянул на капитана с праведным возмущением.

– Завидуй молча, Шурик. Тебе до меня расти и расти.

Сапожков, привыкший к их словесному пинг-понгу, нетерпеливо шагнул к эксперту.

– Ну, чего там у него в телефоне?

– Много чего, малыш. Но из интересующего нас переписка с некой Миленой. За день до убийства в двадцать сорок восемь он написал: «Я не хочу тебя видеть. Или ты не поняла?». А в вечер убийства прямо из ресторана отправил еще одно: «Я не боюсь твоих угроз».

– Тепло, – оживился Сапожков и повернулся к напарнику:

– Выяснил, кто такая?

– Бывшая девушка. Милена Сойл. Модель. Расстались полтора года назад. Вскоре Сойл уехала в Германию и вернулась чуть больше месяца назад. Живет в доме родителей и делает ремонт в своей квартире. Заметьте, эти сведения лежат вне обязанностей эксперта. Любопытно стало.

– Интересно, какое у нее алиби на вечер убийства, – заблестел глазами лейтенант.

– Проверим, не суетись. А ее ответы сохранились? – повернулся к эксперту всем корпусом Кудельников.

– Она не отвечала. По крайней мере, в мессенджере.

– Могла угрожать по телефону.

– В мобильнике Кучерова звонков от Сойл нет. Как и его ей.

– Надо проверить рабочий. Не факт, что следы остались, но все же. И Сойл могли там видеть.

– Поедем вместе к нему в офис, – предложил Сапожков.

– Погоди. А фотки? Есть что-нибудь интересное? – спросил капитан.

– Фоток много, и почти на всех он или с партнерами, или один.

– А с невестой? Или с этой Миленой?

– С невестой есть пара штук, не больше. Насчет бывшей не знаю. Если и есть, то на групповых снимках. Отдельно с другой девушкой нет. Сам посмотришь.

– Совместные фото с невестой, скорей всего, в ее телефоне, – хмыкнул Сапожков. – Всем подругам, поди, рассылала.

– Не очень, кстати, интересные, чтобы всем рассылать, – утирая потный лоб, заметил Лемешко. – Я про те, что в мессенджерах в их с Кучеровым переписке. Пейзажи в основном.

– А с любовником?

– Есть, но намеками. То две руки держатся, то две ноги переплетены, то тени на воде.

– Запретил?

– Наверняка.

– Интересно, почему? Не хотел, чтобы кто-то был в курсе его связи с девушкой из народа?

– Или чтоб родители раньше времени не пронюхали и палки в колеса не начали ставить, – предположил лейтенант. – Они в Питере живут, занимаются бизнесом. В соцсетях ведут аккаунты, рекламу публикуют, так что если бы фото всплыли, легко могли узнать о новой пассии.

– Теперь соцсети Кучерова, – все еще обмахиваясь, продолжил Лемешко. – Все в том же стиле. Про себя любимого. С друзьями ничего интересного, хотя смотрел бегло. У Веткиной тоже одни розовые сопли, о женихе упоминает туманно: типа счастлива, и все такое. И фотографии те же самые.

– А у Милены Сойл что с соцсетями?

– Ну вы даете, блин! Еще и эту работу за вас работать? Вообще обнаглели! Просили вскрыть мобилу Кучерова и все! Я и так больше, чем надо, сделал!

– Ладно, Лемешко, не кипешуй! Я просто так спросил. Милену мы сами окучивать будем, – усмехнулся Сапожков.

– Да окучивайте кого хотите! – окончательно рассердился тот. – Я свою задачу выполнил, а ваши рассуждения мне без надобности. Телефон с распечатками оставляю и иду на обед с роскошным десертом. Комментарии по теме оставьте при себе.

С этими словами Лемешко тяжело поднялся и потопал к двери. Сапожков взял телефон и начал просматривать снимки.

– Не сейчас, – остановил его капитан. – Поехали к Милене Сойл. По дороге посмотрим ее страничку в соцсетях и проверим, подписан ли на нее Кучеров.

– А к Самсону этому?

– Он никуда не денется.

Дома Милену Сойл они не застали, но, приложив чуточку усилий, обнаружили ее в салоне красоты.

Девица оказалась ничуть не хуже Лизы Веткиной, но гораздо шикарнее. Сразу видно, что росла не во саду ли в огороде, а в столицах.

Глядя на нее, Сапожков сразу подумал, что такая хищница съест любого, кто посмеет ее обидеть.

Вопросу о Кучерове Милена сначала удивилась, потом, узнав о его смерти, немного поморгала, якобы прогоняя непрошеные слезы, а когда дошло до переписки и ее угрозах, стала все отрицать. Дескать, со Стасом не виделась после приезда, не звонила, не писала и вообще не имеет к этому никакого отношения. На предъявленную запись с возмущением заявила, что не понимает, зачем он ей это написал. Наверное, по ошибке. На своем телефоне его сообщение она сразу удалила – не хотела, чтобы эти глупости увидел ее молодой человек.

Когда добрались до алиби на время убийства, Милена сказала, что провела вечер с любимым, но при этом нервничала и косила в сторону.

Скоро выяснилось почему. Ее приятель был женат.

– Он собирается разводиться. Жена хочет обвинить его в измене и под эту сурдинку оттяпать больше, чем полагается. Информация о нашей связи может всплыть в суде, поэтому я не хотела бы его вмешивать.

Это было логично. Однако Милена нервничала гораздо больше, чем полагается человеку с чистой совестью, укрепляя в полицейских мысль о своей виновности.

Установить, кто именно является ее любовником, особого труда не составило. Бойфрендом оказался пятидесятилетний управляющий банком, кроме жены имеющий троих детей.

Согласившись на приватную беседу, алиби Милены – при условии, что информация не дойдет до жены, – он подтвердил, но его клятвенные заверения тоже не вызвали доверия. Было очевидно, что банкир врет, как дышит. Милене, кстати, тоже. Ни о каком разводе и речи не шло. В семье у него все было в шоколаде, а любовницу – по его же словам – банкир содержал, потому что так положено. Статус обязывает.

Стало очевидно, что алиби Сойл не выдерживает никакой критики. Хотя опровергнуть его не удалось, – больше в субботний вечер ни Милена, ни ее дружок нигде не засветились, а банкирская жена вообще была у родителей, – решили копать под красотку-модель, и полицейские с жаром принялись за дело.

А на следующий день прибавилась еще одна тема: из сейфа в личном кабинете Кучерова пропала приличная сумма нерусских денег. Доступ в кабинет имели многие, но лишь один мог знать шифр – заместитель Кучерова Олег Пономарев.

На допросе он все отрицал, но как-то неубедительно. При обыске денег у него не нашли, но Пономарев стал подозреваемым номер два.

Между делом выяснили, что на рабочий телефон Кучерову действительно звонила какая-то женщина, но была ли это Милена Сойл, неизвестно. Она не представилась, просто сказала, что Стас будет рад ее звонку.

Сотрудники фирмы также вспомнили, что вечером в пятницу, накануне убийства, к Стасу приходила Елизавета Веткина. Они пробыли в кабинете несколько минут и уехали вместе.

О приходе Лизы полицейские уже знали от нее самой, а за звонок уцепились. Именно это они и предполагали. Милена наверняка добивалась возобновления отношений с Кучеровым и решила расправиться с бывшим любовником, получив отказ.

Все складывалось не в пользу Сойл, да и Пономарев вел себя все подозрительней.

Правда, следов яда, которым был отравлен Кучеров, не нашли ни у кого из подозреваемых. Но тут надо учитывать, что преступление готовилось не один день, к тому же оба были достаточно умны, чтобы продумать все детали.

Каждый день приносил в клювике новые данные.

Старый друг Кучерова, художник Георгий Гольц, подтвердил, что Стас с Миленой расстались плохо. Ловелас Кучеров бросил девушку, когда Милена меньше всего была к этому готова, – она только что сделала аборт, – и Сойл не простила. Угрожала ли она бывшему любовнику? Да, и не раз. Милена – девушка экспрессивная. Могла ли она отравить Стаса? Этого он утверждать не может, но не раз замечал у нее вспышки неуправляемого гнева, хотя расчётливость тоже была ей свойственна. Встречались ли они со Стасом после ее возвращения? Точно известно только, что Кучеров ходил на показ с участием Сойл со своей новой девушкой. Знала ли Веткина о Милене? Вряд ли, но даже если бы знала, не посмела бы ревновать или упрекать. Лиза держалась за Стаса двумя руками и ни за что не стала бы рисковать своим положением.

Пока занимались Миленой, информацию для размышления подкинул Пономарев. Выяснилось, что он очень нуждался в деньгах, пытался получить кредит в нескольких банках, но безуспешно. Время поджимало, и Пономарев был в отчаянии. Секретарша Кучерова вспомнила, что он приходил к начальнику, и разговор шел на повышенных тонах.

Кудельников предположил, что речь шла о займе. Когда Стас в долг дать отказался, Пономарев решил деньги украсть и отравить Кучерова, чтобы об этом никто не узнал.

Его стали дожимать, но Пономарев ломаться не хотел. Видимо, надеялся, что от него отстанут и он сможет каким-то образом воспользоваться деньгами.

Все вроде шло неплохо, однако непонятным оставался главный вопрос: каким образом Сойл или Пономарев смогли отравить Кучерова. Когда и как яд оказался в бокале с коньяком?

– Может, все-таки Самсон в деле, – предположил Сапожков. – Сам посуди, больше некому. Он мог быть знаком с Сойл, а с заместителем – уж наверняка. Они же в одной нише работают. Пономарев мог предложить старику часть денег.

– Займись им серьезно, – согласился Кудельников. – А я вернусь в ресторан и поговорю с тамошними сотрудниками. Ну не может быть, чтобы никто и ничего.

– Самсон вообще рядом с Кучеровым сидел! Если не он травил, то уж точно мог видеть, кто добавил яд в коньячную тару. Следов на одежде мы не нашли, но ведь он не дурак! Через салфетку или платок, а потом выбросил.

– Ты передо мной не распинайся, а придумай, как его прижать. Через связь с Сойл или Пономаревым – это хорошо, но у него все же могут быть и свои мотивы. Мы просто еще не копали глубоко.

Разделив зоны, Сапожков и Кудельников разошлись каждый в свою сторону.

Уже с первых минут разговора с таким прожжённым типом, как Самсон Бенедиктович Зайцев, Сапожков понял, что задешево его не купишь.

Все, начиная с фамилии, у Самсона было фальшивым. Сменить в лихие девяностые Зильберминча на Зайцева – еще куда ни шло, но подтяжка лица и «унитазные», поражающие неестественной белизной зубы были для Сапожкова за гранью понимания. Однако все остальное, включая умение предугадывать вопросы противника и задавать, якобы на понимание, свои, уводя разговор в сторону – было выше всех похвал.

Промучившись почти полтора часа, лейтенант так и не нашел, за что зацепиться.

Знакомство с Миленой и Пономаревым Зайцев отрицал полностью. Сотрудничать с Кучеровым его контора начала лишь два месяца назад, дальше предварительных обсуждений дело пока не продвинулось.

– Это в порядке вещей, поверьте! Бизнес в наше время чреват рисками, поэтому поспешать, как говорят французы, надо, не торопясь. Сначала я должен был определить степень надежности компании Кучерова и уровень возможного доверия между нами лично. Вот почему мы решили встретиться в неформальной обстановке, можно, сказать, в семейном кругу. Я сидел рядом со Станиславом, не отпираюсь, но на данном этапе нашей встречи был гораздо более сосредоточен на его спутнице Елизавете. Знаете, женщина в любом деле играет немаловажную роль, даже если думает, что не играет никакой роли. Возможно, предвзятым взором, каким обладают, к сожалению, все компетентные органы, можно подумать, что я не мог не заметить злоумышленника, совершившего преступление прямо у меня, простите, под носом. Но если взглянуть непредвзято, то станет понятно: если ты не ожидаешь от ситуации какого-то подвоха, то проявлять бдительность и не думаешь. Сам посудите. Субботний вечер, ресторан, приятная компания… Неужели вы думаете, я только и делал, что смотрел вокруг орлиным взором? Таки нет, не смотрел. Вернее, смотрел, но в тарелку или на прекрасную грудь нашей дамы. И это, знаете ли, не преступление. Или вот еще прошу обратить внимание на следующий нюанс: я был расположен как к Станиславу, так и к его спутнице. Я им доверял, поэтому не ждал подвоха ни от одного из них. Его и не было! Тот, кто совершил ужасное убийство, находился где угодно, но только не за нашим столом.

И так далее, и тому подобное.

Из офиса Самсона Сапожков вышел с жуткой головной болью и решил на работу не возвращаться. После такого надо расслабиться сначала в спортзале, а потом с банкой пива на диване.

Кудельников меж тем тщательно опрашивал всех, кто в тот вечер работал в ресторане. Сам устал, и от него устали, но ухватиться хоть за какой-то факт – даже кусочек факта – не удавалось.

Но когда Кудельников уже решил заканчивать эту канитель, ему вдруг подфартило, да так, что он сам не поверил в этакое счастье.

Администраторша в разговоре упомянула, что хозяин заведения появляется здесь нечасто и всегда в компании. Капитан стал уточнять, что за компания, и между прочими услышал фамилию Сойл.

У Кудельникова аж в зобу дыханье сперло. Так вот где собака порылась! Милена в друзьях у хозяина ресторана, а для друга чего только не сделаешь. Например, отравишь того, кто этому самому другу крепко насолил!

Призвать владельца заведения к ответу немедленно не удалось: тот наслаждался отдыхом на Маврикии, куда вылетел лишь два дня назад.

Услышав это, Кудельников сразу понял, что этот торопливый отъезд не случаен. Наверняка Миленин дружок – пока реальна опасность быть обвинённым в соучастии – решил отсидеться в бунгало у теплого моря, а в худшем случае – не возвращаться вообще.

Поскольку объявлять его в розыск было рановато, Кудельников решил давить на Милену. Хорошо бы, призналась во всем сама.

Для того чтобы девушка стала сговорчивей, начальник дал разрешение на задержание. Сорок восемь часов в камере – хороший стимул для чистосердечного раскаяния.

На предъявленное обвинение Милена среагировала, как и положено избалованной истеричной особе: орала, визжала, грозилась, требовала адвоката, однако от сотрудничества со следствием отказалась и очень даже решительно.

Была уверена, что улик все равно не найдут?

С уликами в самом деле было туго. Следов на одежде, поверхности кожи, сумочке, да и во всей квартире Сойл во время обыска не обнаружили. Непонятно, как она вообще могла достать жидкость, которую использовали в промышленности.

Не легче было и с Пономаревым. Как ни искали, не могли найти следов украденных денег. Никаких вкладов на предъявителя, никаких транзакций, никаких вмурованных в стену сейфов и даже тайников под кустом сирени на даче тещи Пономарева обнаружить не получилось.

Это было не просто плохо. Это было очень плохо. Кудельников с Сапожковым уже не знали, что еще придумать и куда кинуться. Начальник рвал и метал, а оба подозреваемых обзавелись адвокатами, которые развили такую бурную деятельность, что дело стало рассыпаться на глазах.

Наверное, тем бы все и закончилось, если бы в одной из больниц города не обнаружился пациент с химическим ожогом конечностей, а именно обеих рук. Пациент принадлежал к славному племени бомжей, жил в старом сарае, кормился на помойках. В одной из них он и нашел пузырёчек с непонятной жидкостью. По виду пузырек напоминал флакон для духов, вот бомж недолго думая и решил использовать его по прямому назначению: плеснул содержимое себе на руку и начал растирать в ладонях. Тут, как говорится, сказке пришел конец, а бедолагу еле успели спасти. В полицию информация попала случайно. У одного из Управления в той больнице с термическим ожогом – кипятком случайно обварился – лежал отец, он и рассказал сыну о придурке, который льет на себя невесть какую гадость, когда тот пришел навестить родителя. До Кудельникова информация дошла через три дня. Он, сам не зная почему, вдруг заволновался и поехал выяснять подробности.

Оказалось, что помойка, на которой все случилось, находится как раз возле квартиры Милены Сойл, где шел ремонт. Пузырек искали долго. Бомж не мог сказать, куда он делся: от боли себя не помнил. Однако Сапожков, который ничего не боялся и был готов ради благого дела и премии пожертвовать собой, просидел в помойке два дня – мусор, к его большому счастью, в выходные не вывозили – и пузырек все же нашел. На поверхности никаких следов обнаружить не удалось. Расплескавшаяся ядовитая жидкость уничтожила даже ДНК, но сам факт, что место обнаружения улики находилось рядом с жилищем главной подозреваемой, придал расследованию новый импульс. Немало тому способствовало и то обстоятельство, что владелец ресторана в назначенное время в городе не появился.

«Раз удрал, значит, виноват», – решили следователи.

Милену Сойл арестовали и предъявили обвинение в преднамеренном убийстве.

А вот проныру Пономарева уличить не удалось и пришлось отпустить восвояси.

«До следующего раза», – решили Кудельников и Сапожков, не сомневаясь, что рано или поздно денежки всплывут где-нибудь в офшорах.

В суде дело об убийстве Станислава Кучерова чуть не развалили ушлые адвокаты. Упирали на недостаточность улик и на то, что Милену могли подставить. Правда, кому это могло понадобиться, сказать не смогли, поэтому Милена все же получила срок.

О том, когда и где похоронили Стаса, Лиза узнала в полиции. Ее на похороны никто не позвал. Родители Стаса так и не узнали о ее существовании.

Лиза рыдала всю ночь, но изменить уже ничего было нельзя.

Самолет вырулил на взлетную полосу и стал набирать скорость. Лиза откинулась в кресле и закрыла глаза.

Это случилось месяца три назад. Стасу зачем-то понадобилось заехать к старому приятелю Гоше Гольцу, и Лиза попросила взять ее с собой. Она нравилась Гоше и не хотела упускать возможность лишний раз перед ним покрасоваться. Это было совершенно безопасно, но доставляло немало удовольствия.

Гоша слыл подающим надежды художником, много рисовал и жил прямо в мастерской – огромном помещении, переоборудованном из склада.

Пока Стас с Гошей разговаривали, она отправилась бродить по мастерской. Заодно забежала в туалет в конце длинного коридора.

Возвращаясь, Лиза услышала, как Стас произнес ее имя, и ей стало любопытно, что он говорит о ней в ее отсутствие. Сняв туфли, Лиза на цыпочках подкралась поближе, встала за углом и затаила дыхание.

– У австрийского психиатра Виктора Франкла есть определение хористки. Это безликая женщина, с которой не надо брать никаких обязательств, женщина, которую мужчина может иметь, а, следовательно, любить ее нет необходимости. У нее нет индивидуальности, поэтому нет и личной ценности. Любить можно только личность. Безликость типа хористки любить нельзя. С ней не встает вопрос верности, ее легко заменить на такую же массовую девушку.

– А почему хористка, Стас?

– Она – часть хорового строя, – рассмеявшись, ответил ее любовник.

– Но однажды она для тебя может стать единственной и неповторимой.

– Никогда. Она – часть механизма, поэтому не может выйти за рамки.

– Я думал, ты любишь Лизу.

– Конечно. Я люблю Лизу. Она – мой идеал, потому что типичная хористка. С ней мне не грозят ни страдания, ни любовные муки, потому что она легко заменима. Я не боюсь ее потерять, вот в чем фокус, дружище. Поэтому мне всегда хорошо.

– А ей?

– Ну перестань изображать из себя зануду, Гоша. Ты что, не видишь? Лиза просто на вершине блаженства. Она имеет все, что захочет, и даже больше.

– А если она тебя любит?

– Разумеется, она меня любит. Вернее, я люблю ее и делаю это регулярно. В отношениях с хористками качество счастья компенсируется количеством сексуального удовольствия. Почитай Франкла, кстати. Хорошо пишет. Книга называется «Человек в поисках смысла».

– Лучше коньяку налей, – засмеялся Гоша.

Забулькал коньяк, мужчины чокнулись, выпили и включили телевизор. Начинался матч, который Стас обязательно хотел посмотреть, да вот – засиделся в гостях.

– Хотя бы первый период. В перерыве успею добраться до дома, – сказал Стас, устраиваясь на диване поудобнее.

Никто из них не слышал удаляющиеся шаги за углом. Отойдя подальше, Лиза надела туфли и вернулась, громко цокая каблуками по цементном полу мастерской.

– Нам не пора? – нежно улыбаясь, поинтересовалась она, глядя на Стаса и краем глаза замечая, каким плотоядным взглядом окинул ее Гоша.

На следующий день после того, как Стас на два дня отправился по делам фирмы в Москву, Лиза поехала в свой маленький поселок на краю области и вечером пошла на берег озера. В дупле склонившейся над водой старой ивы она с детства привыкла прятать свои немудреные «сокровища». Сейчас ей был нужен пузырек с бесцветной жидкостью, которой на лесопилке, где работал отец, обрабатывали древесину. Химикат Лиза стащила давно, еще в девятом классе. Никого травить она не собиралась, но это было так волнующе – хранить у себя смертельную опасность! Папка говорил, что яд сильный – для человека хватит всего пары капель.

С тех давних пор пузырек лежал в дупле и вот пригодился. Жидкость пахла, но не слишком сильно. Кроме того, у Стаса хронический насморк, который обострялся весной, так что почуять яд он все равно не сможет.

О существовании Милены она знала. Как-то подслушала разговор, в котором Стас ее упомянул, – с пренебрежением в голосе, что было приятно, – а потом нашла Сойл в соцсетях. Месяц назад они со Стасом побывали на показе модного дома, и Лиза своими глазами увидела его бывшую. Та держалась надменно, глядела на всех с презрительным прищуром, и Лиза решила, что жалеть ее не стоит. Сразу видно – стерва и гадина. Ведет себя так, словно сошла с трона, а не с подиума. Ну и что, если у нее богатые родители и училась она в Англии! Ну и что, если владеет тремя языками и ездит на шопинг в Милан! Да, у Лизы ничего этого не было, но будет, обязательно будет!

Впрочем, придумывать, как подставить Милену, не пришлось. Высокомерная сучка подставилась сама. Зачем-то позвонила Стасу на работу и предложила встретиться. Об этом Лиза узнала все тем же проверенным способом: подслушала разговор Стаса с Гошей. Кучеров признался, что Милена еще тогда надоела ему до чертиков и возобновлять с ней отношения он не планирует: потом не отвяжешься.

Написать сообщение Милене с телефона Стаса накануне вечером труда не составило. А потом еще одно в ресторане. Она незаметно вытащила его сотовый из кармана пиджака, висевшего рядом на стуле, и, вернувшись из туалетной комнаты, так же легко опустила телефон обратно.

Но больше всего Лиза была довольна тем, как сумела обеспечить себе безбедное существование на несколько лет вперед, пока не встретится достойный ее мужчина.

Она бывала у Стаса на работе и не раз видела, как он открывает сейф, в котором держит наличные. Она сумела незаметно снять на камеру телефона момент, когда он набирал шифр. А едва Стас на несколько минут вышел в туалет, залезла в хоронушку и переложила купюры к себе в сумочку.

Он ничего не заметил.

Это было за день до похода в ресторан, в пятницу вечером, когда она зашла за ним, чтобы вместе заехать за продуктами и отправиться в их любовное гнездышко. В выходные Стас никогда не работал, Лиза это знала, поэтому ни капельки не нервничала. Пропажу денег обнаружат не раньше понедельника, но уже без него.

До последнего момента она не была уверена лишь в одном: сумеет ли незаметно подлить яд в коньяк.

Но и тут ей сопутствовала удача. Все вышло почти случайно и ни для кого не заметно.

С трех сторон их столик был закрыт от постороннего глаза выступом стены, – они выбрали самый уютный и подходящий для разговоров на любые темы, – а четвертую закрывала широкая спина Самсона Бенедиктовича. Правда, сбоку от стула, на котором сидела Лиза, метрах в пяти начиналась барная стойка. Возле нее стоял всегда готовый подскочить официант, но он обслуживал четыре стола и, к счастью, часто покидал свой наблюдательный пункт.

Один из таких моментов показался Лизе удачным. Объявив о желании пройти в дамскую комнату, она встала, но при этом салфетка, лежащая у нее на коленях, упала на пол. Стас наклонился, чтобы поднять, Лиза отступила на шаг, повернувшись к Самсону спиной, закрывая собой стол, и капнула в бокал с коньяком немного жидкости из пипетки, зажатой в защищенной перчаткой руке. Не зря она выбрала именно такой наряд. Платье без рукавов и черные перчатки до локтей. Стас еще похвалил: «Ты секси, детка».

Когда шла к туалету, руки дрожали и очень хотелось оглянуться, чтобы убедиться: они ничего не заметили.

Пипетка улетела, смытая мощной струей унитаза, а вот с перчатками пришлось повозиться, да и с руками тоже. Хорошо, что она не раз видела, как отец чистит себя и одежду после работы. Память не подвела.

Впрочем, все остальное тоже.

Самолет благополучно поднялся и стал набирать высоту. Впереди десять часов полета. Она успеет выспаться и отдохнуть, чтобы ее новая жизнь началась прямо у трапа самолета.

Она не хористка. Жаль только, что Стас так и не успел этого понять.

Молодой мужчина в соседнем кресле скосил на нее глаза, осторожно разглядывая.

Ничего такая. Ноги длинные, грудь. И одета не в ширпотреб. А главное, улыбается так, что сразу ясно – у нее все в порядке.

Надо будет познакомиться у ленты выдачи багажа.

А Лиза спала и во сне видела весну.

Татьяна Устинова
Оранжевый медведь

Поздний субботний вечер. Супермаркет был не из дешевых. По пустынным и прекрасным залам слонялись дамы и джентльмены. Облаченные в форму продавцы с усталыми, но приветливыми улыбками рекомендовали им, то есть нам, слоняющимся, тот или иной сорт рыбы, а также коробочки со свежей мятой и французским тимьяном.

Все как у людей.

На этих троих я обратила внимание не сразу – потому что хотелось домой и я изо всех сил мечтала о горячем чае и бутерброде с колбасой. Хотя мне всегда есть дело до окружающих, я подслушиваю, подглядываю, вытягиваю шею и повожу ушами. А потом все это идет в дело, то есть в романы.

Помните, как у великого русского писателя Гончарова?.. «Только смотри, будь осторожен, а то и тебя воткнет в роман!»

Она была в весенней шубейке и темных очках, задранных на платиновые волосы, он в короткой куртке и норвежском свитере, а их сын в чем-то на редкость неопределенном. Впереди шла она с каменным, напряженным стиснутым лицом, потом он, с лицом гневным и красным, а позади тащился пацан, сгорбив плечи и сунув в карманы ручки-палочки, на которых в силу переходного возраста «уж отросли здоровенные мужские кулачищи» (см. того же самого Гончарова, роман «Обрыв»).

И они все время ссорились.

Вернее, ссорился в основном глава семьи. Как только супруга пристраивала в корзину очередную упаковку, супруг тут же подскакивал, выхватывал пристроенное, изучал ценник, закатывал глаза, говорил, что это невозможно, невозможно дорого, и какого лешего это все надо, только бы транжирить, положи на место, кому сказал!..

Парень молчал. Ему было неловко, время от времени он стрелял по сторонам глазами, не слышит ли кто папашиных экзерсисов, а потом опять опускал взгляд в пол, как будто самое интересное было именно на полу.

Папаша все зудел и зудел, а я все шла за ними, как привязанная, и красивая еда, обещавшая так много радости, как только удастся добраться до дома, меня больше не интересовала, а интересовало только одно: остановится он когда-нибудь или нет?! Ну ведь ежу понятно, что у него «все как у людей», и в магазин этот он пришел по своей воле, вернее, приехал, уж точно не пешком перся, и не последняя тысяча у него в кармане, и жена с сыном не виноваты в том, что все так дорого. Так чего зудеть-то бесконечно?!

И тут дошло дело то ли до блинов, то ли до пирогов, которые супруга положила в корзину, а он, разумеется, немедленно выхватил и швырнул обратно, а парень, на свою беду, очень тихо сказал, что ему хочется этих самых блинов или пирогов…

Папаша возликовал, ощутив почву под ногами. До этой секунды все молчали, и его красноречие и эмоции явно пропадали даром. А тут такая удача!..

– Да ты знаешь, как я вкалываю?! Я сутками сижу на этой гребаной работе! А для чего, спрашивается?! Для того, чтоб ты блины жрал?! Отвечай! Для этого, да?! Не-ет, голубчик, так не пойдет! Ты будешь жрать, а я вкалывать?! Нет, ты не отворачивайся, ты на меня смотри! Я тебя кормлю!

И так далее и тому подобное, и во всех вариациях, и не хочу я продолжать, потому что противно.

Парень слушал, опустив лицо, и уши у него горели, и дрожали длинные девчоночьи ресницы. Нет, он не плакал, конечно, он ведь совсем «большой» и к спектаклям такого рода наверняка привычный, не в первый раз и не в последний, чего там, переживем!..

Пока он выступал, мамаша догрузила корзину и направилась к кассе, папаша устремился за ней, и парень поднял голову. И посмотрел на меня, а я посмотрела на него.

Я не знала, как его утешить, чтобы не сделать хуже. Ему и без меня было неловко и стыдно, и уж точно расхотелось и блинов и пирогов, и любое сочувствие только добавило бы страданий и унизило еще больше, а ему уже достаточно унижений для одного вечера.

Что мне было делать? Я пошла в отдел игрушек и разыскала там самого большого и самого дорогого медведя. Покупать игрушки в таких магазинах – идиотизм и нелепость. Очень дорого и бестолково, но я должна была его купить.

Я влетела домой, втащила за собой медведя и кинулась обнимать первого подвернувшегося под руку сына – подвернулся старший – и совать ему медведя. Он страшно удивился, а я целовала его девятнадцатилетнюю изумленную морду, а потом, громко топая, прибежал младший, и его я тоже целовала и обнимала, и говорила им, как я их люблю и какое счастье, что они у меня есть, и сейчас, сейчас мы все будем пить чай с тортом, и станем смотреть кино, хоть до самой ночи, и разговаривать о хорошем, и мечтать, как в отпуск поедем, все вместе.

Они не догадались, конечно, что я утешаю вовсе не их, а того мальчишку из магазина, который уже не первый год гнусно объедает своего папашу!..

И мы пили чай, и ели торт, и смотрели кино, и оранжевый медведь сидел на отдельном стуле, и все у нас было как у людей.

Наталия Антонова
Бабушек обижать не рекомендуется

Действующие лица и события романа вымышлены, сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

От автора.

Весна! Слово-то какое! Волшебное! Точно облако цветочного аромата с легчайшими полупрозрачными крыльями плывёт над землёй! И всякий, кто узрит его или вдохнёт его благоухание, тотчас счастливым делается!

Анатолия Витальевича Тарова оно буквально объяло с ног до головы! Оттого и настроение у него было не просто хорошим, а великолепным! Оно и немудрено! Ведь он завершал свою трудовую деятельность. И радовался этому, как несмышлёный ребёнок. В общем-то, это было вполне объяснимо, если учитывать то обстоятельство, что работа его, мягко говоря, была не совсем обычной. Она хоть и шла у него ровно, без сучка и задоринки, и заработать позволяла немалые деньги, всё ж таки имела большой недостаток, ею не то что нельзя было похвастаться, её приходилось на протяжении всей жизни скрывать от окружающих людей. Не поймут, осудят.

Из-за этой работы и личная жизнь Тарова пошла наперекосяк. Жену свою он просто обожал, да и женился он на своей Лидочке по большой и, как ему тогда казалось, взаимной любви. И жили они первые годы душа в душу. Жена, если и выказывала ему своё недовольство, то только по поводу его отъездов из дома. Говорила:

– Толя, смени ты эту работу! Найди такую, где нет командировок. Твои отлучки меня огорчают. Я сильно скучаю, и вообще…

Он, как мог, объяснял ей, что сменить работу не может по двум причинам: во-первых, его с этой работы не отпустят, а во-вторых, он ничего другого делать не умеет.

«Считай, не хочет», – думал он про себя.

А тут дочка у них родилась. Не девочка, а настоящее чудо! Волосы льняные, глаза синие-пресиние! Ни у кого, кроме своей дочери, Анатолий таких глаз не видел. Он сразу же стал называть её Синеглазкой, а ещё своим ангелочком.

Когда он смотрел на своего ребёнка, у него от счастья кружилась голова. На глазах выступали слёзы радости. Он поднимал их к небу и шептал:

– Видно, я в прошлой жизни что-то очень хорошее сделал.

Может, и сделал, кто знает. Проверить же это возможности не было никакой.

Во всяком случае, если и сделал хорошее, то в прошлой жизни. А в этой…

Поначалу он скрывал от жены специфику своей работы, ссылаясь на финансовую необходимость многочисленных командировок. Ведь семье нужны деньги. Лидочка нехотя соглашалась с его доводами, им и впрямь нужны деньги, думала она. Нужно платить за хорошую квартиру в новостройке, за две машины Для него и для неё. Как и всякой молодой женщине, Лиде было приятно, что муж делает ей дорогие подарки. А уж тому, что у неё есть автомобиль, завидовали почти все её подруги.

Но рано или поздно правда выходит наружу. Не зря в народе говорят, что шила в мешке не утаишь. От чужих-то глаз ещё можно скрыть, но ни от глаз и ушей собственной жены.

Анатолий тогда ещё молодым был и проявил халатность. Не услышал, что Лида домой пришла, а она проявила свойственное большинству женщин любопытство, поняла, что муж с кем-то разговаривает по телефону, прокралась к двери на цыпочках и услышала то, что слышать была не должна.

Когда она, распахнув дверь, появилась в проёме, он буквально остолбенел, только и смог спросить:

– Ты уже пришла?

Она, не проронив ни слова, кивнула и ушла на кухню, подала ужин на стол, вела себя как обычно.

Анатолий уже подумал, что пронесло, спокойно уехал в свою так называемую очередную командировку. А когда вернулся, ни Лиды, ни дочки Светочки дома не было. На кухонном столе лежала записка, написанная Лидиным каллиграфическим почерком. Он всё понял ещё до того, как прочитал её.

В записке было написано: «Я всё знаю. Не пытайся встретиться с нами. На развод подам сама».

Он не удержался, позвонил ей. Только и успел выдохнуть:

– Лида!

Она перебила его, проговорила укоризненно:

– Я же просила! Больше не смей! Лучше жить с деревенским золотарём, чем с таким, как ты! – и отключила связь.

Анатолий от этих её слов рухнул на табуретку вместе с пищащим мобильником. Потом выключил аппарат и положил его на стол. Потёр подбородок тыльной стороной ладони. В нос тогда ему ударил неприятный запах, вызванный его ошалевшим воображением. И он вспомнил деревенского золотаря, которого не раз видел, когда в раннем детстве жил в деревне у бабушки.

Золотарь – дурно пахнущая, грязная работа, Анатолий часто видел, как золотари вычерпывали из ям надворных туалетов вёдрами на верёвках накопившееся в них «золото» в кавычках и сливали в стоящую на телеге бочку.

Правда, золотарь уже давно превратился в ассенизатора и ездил теперь не на телеге с бочкой, а на специальной ассенизационной машине, которая имеет специальный шланг и насос, так что теперь работа золотаря стала не такой противной, хотя откачка фекалий при всех усовершенствованиях не стала пахнуть розами.

«Бедная Лида! – пронеслось в голове Анатолия, и сердце его сжалось от боли. – А как же Светочка?!»

То, как Лида поступила после развода, убедило Анатолия в том, что он за вместе прожитые годы недостаточно хорошо изучил характер своей жены.

С одной стороны, можно сказать, что Лида сдержала обещание, вырвавшееся у неё в гневе и в отчаянии, и вышла замуж за золотаря.

Золотарём называют ведь не только ассенизатора, но и старателя на золотых приисках и ювелира.

Лида пошла дальше и вышла замуж за владельца сети ювелирных магазинов. Это в какой-то мере успокоило и даже обнадёжило Анатолия. Главное, чтобы жена и дочь ни в чём не нуждались.

Хотя горечь и обида в душе его, конечно, были, ведь он живой человек. К счастью, он не страдал от отсутствия чувства юмора. Даже анекдот вспомнил о том, что первый ювелир появился в образе змея, преподнёсшего первую «драгоценность» – яблоко, как только Бог создал женщину.

Да и само слово ювелир от латинского – «jocellum» – «драгоценность» и «jocus» – «шутка», «забава» явно располагало к тому, чтобы воспринять замужество Лидии с юмором, что и постарался сделать покинутый супруг.

Тем не менее о втором муже своей жены и отчиме Светочки он узнал всё возможное и невозможное и решил стать его неофициальной охраной. Хотя тот, скорее всего, в ней и не нуждался. Но бережёного бог бережёт. А если быть честным, то так было спокойнее самому Анатолию.

Правда, свою Светочку он мог теперь видеть только украдкой, из-за угла, или схоронившись в толпе, прибегнув вдобавок к тому или иному маскараду.

Сам Анатолий зарёкся иметь вторую семью, наоборот, он стал вести замкнутый образ жизни одинокого среднеобеспеченного холостяка.

Год шёл за годом. Анатолий не терял из виду бывшую жену и дочь. Лида с самого начала их разрыва дала ему понять, что его грязных денег не примет. И он не стал настаивать. Просто завёл тайный счёт и стал откладывать деньги на будущее своего ребёнка. Как ни странно, но ему не пришло в голову, что дочь, точно так, как и её мать, не захочет иметь ничего общего с его деньгами.

Не додумался до этого Анатолий. Жил жизнью неправедной и копил зарабатываемые грязной своей работой деньги.

Совесть он свою успокаивал тем, что покойный римский император Веспасиан, который ввёл налог на общественные уборные, получающие доход от продажи мочи, хоть и жил в I веке, дураком не был. И раз он сказал, что деньги не пахнут, так, значит, так оно и есть.

По крайней мере, у Анатолия оснований не верить Веспасиану не было.

Для него было полной неожиданностью то, что его отыскала дочь. Он был в полной растерянности, он не мог понять, как ей это удалось.

Он-то не выпускал её из вида. Но она! Как она сумела выйти на его след.

Главное, что и сам-то он хорош! Ведь увидел в глазок, кто стоит перед его дверью, так нет же, распахнул её настежь! Хорошо ещё, что не закричал от радости: «Света! Светочка! Дочка!»

Нет, он стоял молча с вытянутым лицом. А она посмотрела на него с едва уловимой иронией в синих-пресиних глазах и сказала:

– Ну, здравствуй, папа!

Он едва сумел выдавить:

– Здравствуй, дочь.

– Так и будем стоять на пороге? – спросила она, и теперь улыбка уже тронула её губы.

– Проходи, – ответил он, отступая в прихожую.

– Я вижу, что ты удивлён, – проговорила Света.

Он невольно кивнул.

– Не бери в голову, – посоветовала она, – я давно тебя вычислила.

– Мама сказала?

– Я из неё кое-что вытянула, – не стала скрывать дочь. – Но основную информацию получила из других источников.

– Вот как?! – только и сумел выговорить Анатолий.

– Ты уже седой, – проговорила дочь, с нескрываемым интересом разглядывая его.

– Так возраст у меня уже не юный, – зачем-то принялся оправдываться он.

– Я поэтому и пришла, – сказала Светлана.

– Тебе зачем-то понадобился твой состарившийся отец? – попробовал пошутить он.

– Не прибедняйся, – махнула она рукой. А потом сказала уже серьёзно: – Мама сказала, что ты в детстве называл меня своим ангелом.

– Я тебя всю жизнь так про себя называл, – признался он дрогнувшим голосом.

– Вот поэтому я и пришла, – тихо вздохнула она.

– Почему поэтому? – не понял он.

– Кто же может спасти твою душу, если не твой ангел? – грустно улыбнулась дочь.

– Ты шутишь, Светочка?

– Нет, папа, – проговорила она решительно, – пора тебе завязывать.

– Ты хочешь сказать, – грустно улыбнулся он, – что мне пришла пора уходить на пенсию.

– Можешь и так считать. Хотя я имела в виду другое.

– Да-да, понял, пора замаливать грехи, – усмехнулся он.

– Не ёрничай! – одёрнула она его, как строгая учительница заигравшегося ученика.

– Какая ты большая стала, – вырвалось у него.

– Ещё бы, – поджала она губы, – мне на днях тридцать исполнится.

– Я помню…

– А ты в курсе, что я замуж вышла?

– Два года назад.

– Точно. А теперь я хочу стать матерью, – призналась дочка.

– Я рад, Светочка! – растрогался он.

– Так вот, я не хочу, чтобы у моих детей дедушка был киллером. – Она уронила это тяжёлое слово, как камень, и ему показалось, что камень этот ударил его в голову.

– И что ты предлагаешь? – спросил он и вдруг догадался: – Я должен исчезнуть?

Она кивнула.

– Ты предлагаешь мне самому выбрать способ и оружие?

– Папа! Я не настолько цинична.

– А насколько? – спросил он с неожиданно проснувшимся в нём любопытством.

– Скажем так, ты ведь знаешь, что я обеспеченная женщина?

– Знаю, – признался Анатолий.

– Так вот, я купила дом в одной далёкой стране, ты уедешь туда и будешь жить там, где никто и ничего никогда не узнает о том, чем ты занимался раньше.

Он недолго подумал и, к явному облегчению Светланы, согласился:

– А знаешь, Светик, я принимаю твоё предложение.

– Папа, у меня одно условие.

– Какое?

– Все свои деньги ты отдашь в фонд нуждающихся для лечения больных детей.

– Ты с ума сошла! – вырвалось у него. – На что же, по-твоему, я буду жить?

– Я обеспечу тебе безбедное существование. Об этом ты можешь не беспокоиться.

– Не знаю, что сказать тебе, – признался он несколько растерянно.

– А я знаю. Нельзя начинать новую жизнь, прихватив с собой из прошлого обагрённые кровью деньги.

– Как скажешь, – ответил Анатолий, неожиданно для себя самого полностью покорившись её воле.

– Вот и договорились, – сказала она.

А потом подошла и обняла его крепко-крепко.

– Спасибо тебе, доченька, – прошептали плохо слушающиеся губы отца.

– Не за что, папочка. Я просто выполняю свой дочерний долг, – ответила она. И, помолчав, добавила: – Так, как я его понимаю.

Потом они сели и обговорили всё в мельчайших подробностях. Было ясно, что дочь, прежде чем идти к нему, уже всё продумала и распланировала.

– А теперь жди, – сказала она перед самым уходом. – К тебе придёт человек от меня, посадит в самолёт. А на месте тебя встретит другой человек и отвезёт в дом, где ты будешь жить.

– А ты? – вырвалось у Тарова. – Я что же, больше никогда тебя не увижу?

– Отчего же, – отозвалась она, – увидишь, я приеду к тебе ровно через шесть месяцев.

– Ты не обманешь меня?

– Нет, папа, – покачала головой Света.

Они ещё раз крепко обнялись, и Таров проводил её до двери.

Всё, что ему теперь оставалось, это ждать человека от дочери, который отвезёт его в аэропорт и посадит на самолёт.

Оставшись один, Анатолий долго смотрел в окно, совершенно не замечая того, что же там происходит. Перед ним проплывала вся его жизнь, чуть ли не с самого раннего детства. Счастливыми были в ней те дни, когда он жил с Лидой, и, конечно, появление на свет его дочери. А всё остальное сливалось в одну багряно-чёрную полосу. И тут он, пожалуй, впервые в жизни испытал что-то похожее то ли на угрызения совести, то ли просто на сожаление о быстро пролетевших годах, пустых, как дыры, или вовсе тонущих во мраке днях своей не такой уж и короткой жизни.

Отойдя от окна, он машинально, всё ещё занятый горьким послевкусием своих воспоминаний и ощущений, подошёл к плите, взял чайник, налил в него воду и поставил на огонь.

Спустя некоторое время закипевший чайник загудел, весело приплясывая на огне. Анатолий снял его и залил кипяток в заварочный чайник, приготовив чай по давней привычке, так крепко, чтобы напиток получился насыщенным и в меру терпким.

«А всё-таки хорошо, – подумал он, – что наступила весна. Сейчас вот попью чаю и посижу с кроссвордом на балконе».

Распланировать время на оставшийся вечер он не успел.

Стационарный телефон в его квартире не подавал голоса уже много лет. Почему он не отключал его, регулярно оплачивая приходящие квитанции, кто знает. Может быть, ему мешала расстаться с ним ностальгия по прежним временам. А может быть, он просто забыл о его существовании.

Ну, стоит себе в углу на тумбочке в прихожей, помалкивает в тряпочку и никому не мешает.

А тут вдруг как заголосит.

Анатолий Витальевич чуть не выронил из рук чашку с горячим чаем, которую как раз наливал себе.

– Ты чего вопишь? – спросил он телефон строгим голосом, точно тот был живым существом и мог понять его. А потом укорил, покачав головой: – Надо же, какой переполох устроил.

Он почему-то подумал, что телефон умолкнет сам собой. Наверное, кто-то просто ошибся номером. Ведь он не ждал ничьих звонков. И даже номер своего домашнего телефона помнил только благодаря своей натренированной памяти. Зато то, кому и когда он давал номер своего домашнего телефона, вылетело из его памяти давно и бесповоротно. Он даже предположил, что знать заветные цифры его старомодного аппарата могла только его бывшая жена, но она-то уж точно ни за что на свете не стала бы их набирать.

Телефон продолжал захлёбываться от непрерывно звучащих трелей.

«А вдруг…» – точно молния ударила его непрошеная надежда.

«До каких пор он ещё будет надрываться?» – задал он самому себе риторический вопрос.

И внутренний голос ответил: «До тех самых пор, пока ты не снимешь трубку».

И рука сама собой потянулась к трубке.

– Алло, – произнёс он слегка охрипшим голосом.

– Это Авита? – услышал он явно немолодой уже голос.

Трубка выскользнула из его рук. Но он успел подхватить её на лету. При этом в голове его стучали молоточками тугие мысли.

«Нет! Этого не может быть, – успел он подумать, – потому что быть не может».

Никому из деловых партнёров и тем более так называемых клиентов он не давал этого допотопного номера.

– Вы кто? – осторожно спросил он.

– Ниловна я, – ответил ему голос из трубки.

– Откуда у вас мой телефон? – В его голосе прозвучали нотки предостережения и даже угрозы.

Но собеседник, вернее, собеседница их то ли не расслышала, то ли намеренно проигнорировала, так как отозвалась со вздохом:

– Так у меня и не было вашего номера.

– То есть? – удивился он.

– Я звонила наобум, – доверчиво призналась она, – набирая те цифры, которые приходили мне в голову..

– Зачем?

– Потому, что меня к вам послали!

– Кто послал?!

– Гаврик, – сердито ответил голос.

– Я должен его знать? – удивился Анатолий Витальевич.

– Не знаю, – устало ответили ему.

– Зачем же вас послал ко мне Гаврик? – И не удержавшись, добавил: – Судя по-вашему голосу, вы женщина немолодая.

– А ты мои годы не считай, – неожиданно для него обиделась собеседница.

– И всё-таки, что заставляет вас на старости лет брать грех на душу?

– Какой ещё грех? – судя по тону, искренне растерялась неведомая собеседница.

– Вы же зачем-то звоните мне! – напомнил он.

– Конечно! Гаврик мне ясно сказал, – звони, мол, Авита. Он-то тебе всё и починит.

– Починит? – недоумённо протянул он.

– Ну да, унитаз-то течёт и течёт! А у меня счётчик. Пенсия небольшая. Я воду отключила. А без воды, сыночек, так плохо, – пожаловалась бабуля проникновенно.

– Вы что же, – всё ещё не веря услышанному, переспросил он, – звоните мне для того, чтобы я вам унитаз починил?

– А ради чего же ещё я стала бы вас беспокоить? – ответила она слегка обиженно.

– Хорошо, – сказал Анатолий. – Называйте адрес. Я приеду и всё сделаю.

– Спасибо-то тебе большое, сыночек. Ты только приезжай поскорее.

– Вы адресок свой назовите, – напомнил он, – Авита завтра к вам придёт и всё починит.

Она назвала адрес и спросила:

– А сегодня, сыночек, никак нельзя?

– Так поздно уже! – вырвалось у него.

– Оно поздновато, конечно, – согласилась неведомая собеседница, – но уж больно плохо без воды.

– Хорошо, – неожиданно сдался он на её мольбы, – я сейчас подъеду. Ждите. Как зовут-то вас?

– Ниловна я!

Он решил больше не донимать её вопросами, положил трубку. И когда уже было направился к двери, вернулся к тумбочке, на которой стоял стационарный аппарат, и выдернул провод из розетки.

– Всё, брат, – сказал он телефону, – тебе, как и мне, пора на отдых. У тебя-то он точно заслуженный. Чего нельзя сказал обо мне, – добавил он сокрушённо, – если только с большой натяжкой, учитывая мой немалый стаж и не забывая характер работы.

Анастасия Ниловна Лаврентьева, или просто Ниловна, именно так звали её в последние годы все окружающие, от мала и до велика, была уже женщиной весьма преклонного возраста. Этой весной ей исполнилось на днях восемьдесят девять лет. Здоровье оставляло желать лучшего, но особенно Ниловна страдала из-за своего плохого зрения.

И вот как нарочно сразу же после юбилея у неё потёк бачок унитаза.

Офис управляющей компании находился не как ему надлежало по закону, в шаговой доступности, а за тридевять земель. Чтобы добраться до него, нужно было целый квартал идти до автобусной остановки, потом около часа ехать на автобусе, а там ещё и пройти километра три пешком.

Так что на деле выходило, что офис этой компании, чтоб ей неладно было, как думала Ниловна и многие другие пенсионеры, находился в шаговой доступности от конечной автобусной остановки.

УК в ответ на укоры и жалобы нагло заявляла, что она круглые сутки находится на телефонной связи с несчастными жильцами, оказавшимися в домах под её управлением.

И сколько жильцы ни просили открыть офис поближе, согласно закону, изданному правительством, толку не было.

Ведь, как известно, в нашей действительности, коли у компании есть крыша, то и закон ей не писан.

Так что никакого другого выхода у Ниловны не было, как позвонить слесарю по телефону, номер которого висел в подъезде на стене.

И ей ответили. Но, как выяснилось, не слесарь, а шишка! Хоть и на ровном месте – сам заместитель главы УК Гаврила Макарович Задов.

Услышав, чего от него хочет Ниловна, замглавы УК вознегодовал. Говорит ей:

– Ты чего, не слыхала, что у нас недавно авария была, все слесари неполадки устраняют, а ты тут, старая, лезешь со всякими глупостями. Шла бы ты!

– Куда? – растерянно спросила ошалевшая от такого ответа Ниловна.

– На «Авито»! Доставай денежки из чулка, и тебе враз всё починят.

– Сыночек, – взмолилась Ниловна, – да где же мне искать этого самого Авита?

– Ты что, совсем тёмная? – хмыкнул зам главы УК.

Потерявшая на некоторое время дар речи Ниловна не сразу нашла, что ответить Задову, которого жильцы между собой называли просто Гавриком. А Гаврик, он и в Африке Гаврик. А за то, что Задов любил гонять жильцов в разные места, дабы они не досаждали УК своими проблемами, люди, поминая его недобрым словом, добавляли его отчество к пословице, мол, и он их посылает туда, куда Макар телят не гонял. А уж звучная фамилия Задова и вовсе рождала в головах народа наиярчайшие ассоциации.

Так и отводили люди душу, хоть легче от этого никому не становилось.

Вот и в этот раз, вытаращившись на трубку, Ниловна слушала гудки. Потом трубку положила на рычаг и стала думать, как же ей найти этого загадочного Авита, который придёт к ней, бачок починит и беду отведёт. А то вон уже какая лужа накапала.

Старушка расстелила на полу тряпки, а потом и вовсе перекрыла себе воду и решила звонить наобум по всем номерам, что в голову ей придут. Авось, так и Авита найдётся.

Звонила Ниловна долго, да всё без толку. Нигде Авиты не было. И народ на её звонки реагировал странно, можно даже сказать, нервно. Кто просто трубку вешал, кто бурчал что-то невнятное, кто откровенно смеялся.

Другая на месте Ниловны давно отступилась бы. Но только не Ниловна. Она человек советский, старой закалки, готовность к преодолению трудностей впитала с молоком матери.

Родилась-то она до войны. Отец во время войны под бронью был, домой, можно сказать, совсем не приходил, нельзя ему было с завода отлучаться, дядя на фронте, мать работала с утра до ночи. Девочку свою, крохотную дочку, оставляла на попечение подслеповатой, плохо слышащей соседки по коммунальной квартире. Жили тогда трудно, но дружно. Все старались друг другу помочь.

Война закончилась, но пришли с неё не все. Дядя Ниловны остался лежать под Прагой. Мама сильно о брате горевала, все глаза выплакала. Не одна она такая была. Люди говорили, что их семье ещё повезло, кормилец цел и невредим остался. Отец, и правда, после войны каждый вечер с работы домой возвращался. Только болеть стал часто. Мама на двух работах трудилась, но жили всё равно не ахти. Только ведь тогда почти все так жили.

В молодости Ниловна закаляла характер на комсомольских стройках, вволю по всему Союзу помоталась. Потом вернулась к родителям, на завод пошла работать. Энтузиазма ей тогда было не занимать, в три смены у станка стояла, усталости по молодости не чувствовала. На заводе ударницей труда стала. Квартиру получила. Одно тяжко: жених её совсем молоденький от туберкулёза умер. И никого она больше полюбить не сумела.

Хотела, было, сиротку взять из детского дома, да не дали. Сказали: «Ты ж матерью-одиночкой будешь. Сама роди, если так приспичило».

Но не родила. Побоялась огласки, того, что на неё пальцем стали бы тыкать и за спиной шептаться, что нагуляла, мол. А у ребёнка в графе, где имя отца пишут, поставили бы прочерк. Такие тогда были времена. Радовалась она тому, что родители её прожили всё ж таки не короткие жизни. Но девяностые годы их подкосили, не перенесли старики, что страну у них отняли, точно землю из-под ног выдернули. И ушли они один за другим. Осталась Ниловна одна в своей квартире двухкомнатной. Иной раз так тоскливо ей делалось, что жалела она о том, чему в своё время радовалась – переезду из коммуналки в отдельную квартиру.

Из родственников у Ниловны была двоюродная сестра, да ей уже девяносто два стукнуло. А племянник с женой и детьми далеко живут, аж за Полярным кругом.

Поэтому делать нечего, продолжила Ниловна искать своего Авита и на второй, и на третий день.

А на чётвёртый под самый вечер он возьми и найдись!

Услышал он голос Ниловны и спросил, кто, мол, его спрашивает.

– Это я, Ниловна! – обрадованно закричала она в трубку.

– А зачем вам Авита понадобился? – поинтересовался голос из трубки.

И даже вроде как бы усовестить её попытался. Ниловна подумала, что оторвала его от важных дел, испугалась, что осерчает он на неё и трубку положит. А чтобы этого не случилось, Ниловна ему всё начистоту выложила.

– А что же вы, – спросил он, – слесарю-то не позвонили из управляющей компании?

– Я звонила, – горестно вздохнула Ниловна, – трубку-то сам Задов взял.

– Кто это?

– Так Гаврик же! – вырвалось у Ниловны.

– Гаврик? – недоумённо переспросил голос из трубки.

– В смысле Гаврила Макарович, заместитель управляющего.

– И что, он не прислал вам слесаря?

– Какой там! Гаврик послал меня к Авита и велел его больше не беспокоить. Он ведь всё-таки шишка.

– На ровном месте.

– Так-то оно так. Да только я уже который день за водой к соседям хожу. У себя-то я воду перекрыла.

– Вы вот что, мать, – обнадёжил её собеседник, – адресок свой скажите. Авита завтра к вам придёт и всё починит.

Она и сказала, отчего же не сказать?! А потом стала умолять его, чтобы сегодня пришёл. Будь он рядом, она бы в ножки к нему кинулась.

И он внял её мольбам, и вправду пришёл к ней в тот же вечер мужчина представительный, Авитой назвался. Только лицо его маска закрывала, и очки тёмные на глазах.

Ниловна по простоте своей спросила, что же это он так закутался-то.

А Авита ей ответил, что, мол, болею я сильно.

– Вы бы тоже, бабушка, маску надели.

Ниловна не поленилась, доброго совета послушалась, маску надела.

А потом, пока он в её туалете с бачком для унитаза возился, в кладовке отыскала заветную баночку малинового варенья. Она сама прошлым летом за малиной на рынок съездила и своими руками сварила его, так, на всякий непредвиденный случай простуды или гриппа. Но бог миловал, Ниловна за всю зиму ни разу не заболела. Баночка с малиной целёхонька осталась. Ниловна уж решила, что стоять ей в кладовой до следующей зимы. Ан нет, случай непредвиденный настал, и теперь малина её поможет выздороветь хорошему человеку. Ещё покойная мать Ниловны говорила, что малиновое варенье от всех хворей первое средство. В том, что Авита – хороший человек, Ниловна ни на минуту не усомнилась. Разве плохой пришёл бы к одинокой старухе, да ещё на ночь глядя.

Вон Гаврик Задов – плохой человек! Бросил её в беде, и совесть его не мучает. Хотя откуда у Задова совесть?!

Авита же из её туалета нос не высовывал, трудился сердечный в поте лица своего. Только и было слышно позвякивание инструментов, которые он принёс с собой в тёмно-синем, на вид потрёпанном чемоданчике.

Сразу видно, что человек ответственный, работящий, думала Ниловна, пришёл к ней, несмотря на недомогание. К сердцу старушки прилила волна сочувствия.

Её даже совесть заедать стала, как нехорошо получилось – больного человека вытащила из постели.

Посокрушавшись мысленно пару минут, она достала денежки из шкафа и решила отдать ему столько, сколько он ни запросит. Хоть бы и весь остаток её скромной пенсии.

«Пусть этот добрый человек хотя бы лекарства себе купит», – думала старушка.

Ниловна поставила на плиту чайник, чтобы перед уходом напоить Авита чаем и, усевшись на кухне на расшатанный табурет, стала ждать, когда её спаситель завершит своё доброе дело по спасению её квартиры от грозящего ей наводнения из протекающего бачка.

И вот он вышел, заглянул на кухню и сказал:

– Всё я тебе, мать, сделал. На сто лет хватит. И вообще, будешь ты моей работой довольна.

– Дай бог тебе здоровья, добрый человек, – искренне пожелала ему Ниловна и, затаив дыхание, спросила: – Сколько я тебе должна? – Опасалась она, что её денег не хватит, чтобы вознаградить его за труд.

Он же ответил:

– Ничего ты мне, мать, не должна.

– Как так? – забеспокоилась Ниловна.

– А так, – пожал он плечами, – считай, что у нашей фирмы сегодня день благотворительных выездов.

– А разве так бывает? – удивилась Ниловна.

– Ещё как бывает, – заверил он её. – Скажи только имя и фамилию того, кто надоумил тебя искать Авита, и подскажи мне его адресок.

– Зачем вам? – удивилась Ниловна.

– Хочу по заслугам наградить его за то, что он мне протекцию составил и рекламу организовал.

Ниловна мало что поняла из его слов, но сказала ему всё, о чём он спрашивал.

Когда Авита от неё уходить собрался, она предложила ему чаю попить с пирожками.

Но он наотрез отказался, ответил с добродушной улыбкой:

– Спасибо тебе, мать, но я на диете.

Ниловна огорчённо вздохнула и ухитрилась-таки вручить ему баночку малинового варенья со словами:

– Не побрезгуй, сыночек, от чистого сердца. Сама варила.

– Спасибо тебе, мать, – ответил он, принимая варенье. И голос его при этом слегка дрогнул от умиления.

Когда киллер по кличке Авита спускался по лестнице, он тихо пробормотал себе под нос:

– Никогда за мою работу ещё никто не расплачивался со мной баночкой малинового варенья.

А на следующее утро, когда зам главы УК Гаврила Задов спешил в свой офис, расположенный за тридевять земель от обслуживаемых, или, правильнее сказать, оббираемых им домов, с одной из крыш упал кирпич и с сочным чавкающим звуком приземлился прямёхонько на его лысину.

Чмок! Словно бы поцеловал. И отлетел в сторону.

– За что? – только и успел спросить зам главы УК, покидая сей несовершенный мир.

И кирпич или тот, кто его сбросил, ответил:

– Не надо посылать бабушек к Авита.

И всё бы благополучно сошло за несчастный случай, если бы дотошный стажёр, прибывший вместе со старшими товарищами на место происшествия, не обратил внимания следователя на то, что на кирпиче, убившем работника управляющей компании, было написано «Авита».

– Реклама, – отмахнулся следователь Наполеонов Александр Романович, весьма недовольный тем, что следственную группу вызвали по такому пустяковому делу.

– А вот и нет, – возразил ему набравшийся смелости стажёр и указал на то, что рекламу с ошибками не пишут.

– Тоже мне, грамотей нашёлся, – проворчал следователь, но был вынужден согласиться, что рекламщики написали бы слово правильно.

«Они, конечно, те ещё деятели, – подумал он с неудовольствием, вспоминая все те немногие случаи, когда рекламе удалось надуть его и всучить невкусный продукт или бесполезную услугу, – но по основам правописания-то их должны были всё-таки натаскать, прежде чем напустить на беззащитных потребителей».

– Да и зачем реклама на кирпиче? – не удержавшись, вставил своё слово стажёр.

– И то верно, – вздохнул Наполеонов, – значит, у нас убийство.

– Точно, Александр Романович! – почему-то обрадовался стажёр.

– И, скорее всего, висяк, – влил струю оптимизма судмедэксперт Шахназаров.

– Умеешь ты, Руслан Каримович, людей подбодрить, – сердито проговорил следователь.

– А то, – чуть ли не весело отозвался Шахназаров, – мой оптимизм всегда к вашим услугам.

Потом в своём кабинете Наполеонов долго ломал голову над тем, что может значить неправильно написанное слово «Авито». Вместо привычного «о» на конце буква «а».

Ответ нашёлся у начальника Наполеонова полковника Солодовникова. Помрачнев, он сказал:

– В лихие девяностые был киллер Авита, только его никто никогда не видел.

– Как это не видел? – спросил следователь. – Он что, Невидимкой, что ли, был?

– Наивный ты, Саша! – укоризненно проговорил полковник. И, помрачнев ещё больше, добавил: – Авита, хоть и представлял собой не призрак, а злодея во плоти, был и остался неуловимым.

– Но постойте, Фёдор Поликарпович, – воскликнул Наполеонов, – ведь в девяностые годы прошлого века никакого «Авито» не существовало! Его только в октябре 2007 года основали шведские предприниматели Йонас Нордландер и Филип Энгельберт.

– Саша, я знаю, что ты парень эрудированный, но, всего святого ради, не грузи меня, – попросил полковник Солодовников следователя, – ненужными мне ракурсами в историю создания сайта. Я знаю, что «Авито» в девяностые годы прошлого века не было, – согласился полковник, – а Авита, как видишь, был, и выходит, что есть до сих пор.

– То есть погоняло вашего Авита никак не связано с сайтом объявлений…

– Не связано, – оборвал его полковник и добавил сердито: – Теперь это не мой, а твой Авита. Вот и ищи его!

– Вы же сами сказали, что он неуловим.

– Неуловим, – согласился полковник. – Но искать тебе его всё равно придётся.

– А этот Авита давно не попадал в поле зрения правоохранительных органов? – спросил Наполеонов.

– В последние годы о нём вообще ничего не было слышно, – ответил Солодовников.

– Ищи ветра в поле, – проворчал Наполеонов, выйдя из кабинета начальника.

Вернувшись к себе, Наполеонов попытался узнать хоть что-то о невидимке Авита в интернете. Но там ничего не было. Архив он посетил с тем же результатом.

Сжалившийся над подчинённым полковник Солодовников посоветовал Наполеонову съездить к давно вышедшему в отставку Якову Никаноровичу Богданову, возглавлявшему Убойный отдел в те самые лихие девяностые. Он даже сам позвонил старику и попросил поделиться с молодым следаком информацией. Полковник пошёл в своей благотворительности ещё дальше, достал из своих запасов бутылку дорогого коньяка и перед поездкой Наполеонова к Богданову вручил её следователю, заверив его, что старик неравнодушен к этому напитку. Закуску Наполеонов догадался купить сам.

Богданов, соскучившийся по общению с коллегами, приезду Наполеонова обрадовался. И посидели они хорошо. Так хорошо, что Наполеонову для того, чтобы добраться домой, пришлось вызывать такси. За руль своей «Лады-Калины» в таком состоянии он сесть не решился.

Старик охотно делился с Наполеоновым различными сведениями, но все они к его делу отношения не имели. Всё, что ему удалось узнать об Авита, так это ходившее в ту пору между операми и следаками предположение, что кличка Авита состоит из букв его имени, отчества и фамилии. Рисковый был парень. Но этот риск сошёл ему с рук. Доподлинно выяснить его имя-отчество, тем более фамилию, так и не удалось, хотя составлялось огромное количество всевозможных комбинаций.

– Хитрый был тип, – шепнул на прощанье Богданов молодому коллеге.

С этим и отбыл Наполеонов восвояси.

Прошла неделя в бесплодном разгадывании криминальной загадки. Наполеонов с удовольствием бросил бы это дело. Но полковник Солодовников стоял на том, что работник коммунального хозяйства, даже проявивший пренебрежение к своим служебным обязанностям, тоже человек.

Человек человеку рознь, считал следователь, но был согласен с начальником в том, что преступник должен быть найден.

Незаметно подошла суббота…

Вечером следователь отправился за город, в коттеджный посёлок, в котором жила подруга его детства, ныне частный детектив Мирослава Волгина, со своим помощником Морисом Миндаугасом и котом Доном.

Поехать к ней Наполеонов планировал давно. Хотелось подышать свежим воздухом, послушать соловьёв. И главное – хорошо покушать. Помощник Мирославы Морис был высококлассным кулинаром. Его умению готовить не только обычную пищу, но и кулинарные шедевры мог бы позавидовать сам известный римский гурман и чревоугодник I века до нашей эры Марк Габий Апиций.

Хотя от Апиция Морис отличался тем, что не был транжирой и умел готовить свои шедевры из продуктов, за которые не нужно было платить заоблачную цену.

В доме подруги детства Наполеонова встретили радушно, он сразу почувствовал, что ему рады.

– Шурочка! – воскликнула Мирослава. – Где ты пропадал? – Она чмокнула его в щёку.

– Молодец, что приехал, – сказал Морис, пожимая ему руку.

– Надеюсь, что я сделал это не напрасно, – пошутил Шура и подмигнул Морису.

– Если тебя интересует ужин, – проговорил Миндаугас, – то да, он тебя заждался.

– Тогда тащи его скорее на стол! – почувствовал прилив вдохновения Наполеонов.

– Марш умываться! – распорядилась Мирослава, и Шура пулей улетел в ванную комнату.

Разговор о киллере он решил отложить на потом, рассудив, что сначала ужин, занятие весьма приятное, а потом уже работа.

Но наевшись чуть ли не до отвала, Наполеонов не забывал о деле.

– Слава, – проговорил он, – у тебя связи имеются во всех кругах нашего общества?

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась она.

– Хочу попросить тебя помочь старому другу в поисках очень опасного убийцы.

– Старый друг – это ты? – уточнила она, не скрывая иронии.

– Ну, в общем, да, – важно кивнул он.

– А кто убийца?

– Если бы я это знал, то не обращался бы к тебе за помощью.

– Логично, – согласилась она. – Но при этом ты назвал его опасным.

– Мы так думаем, – обронил Наполеонов.

– И кого же он убил?

– Заместителя главы управляющей компании.

Мирослава наморщила нос:

– Смешно! За что опасному убийце было убивать его?

– Понимаешь, тут всё запутано, – признался Наполеонов.

– Рассказывай!

Шура пожал плечами и начал свой рассказ:

– После установления личности жертвы, а это не составило труда, так как при нём был мобильник, мы решили выяснить, были ли у убитого враги.

– И что, были?

– Не перебивай! Если помнить о специфике его работы, то если и не враги, то недоброжелатели у него имелись. И, надо думать, в немалом количестве.

Мирослава фыркнула:

– Ты имеешь в виду обитателей тех домов, из карманов которых они кормились?

– Можно сказать и так, – не слишком охотно согласился Наполеонов.

– Есть ли конкретные люди, которые имели на него зуб?

– О конкретности говорить трудно. Но из последних обратившихся к нему за помощью и получившая отказ была некая пожилая женщина.

– Ага. А кто тебе об этом сказал?

– Фанатки покойного Задова! – вырвалось у Наполеонова, он сморщился от досады так, словно выпил стакан неразведённого лимонного сока.

Мирослава сделала вид, что пропустила мимо ушей фамилию убиенного, только и спросила:

– Что значит фанатки? Он же не был звездой эстрады.

– Звездой он не был. Но мне удалось узнать от других жильцов, что две дамы из всего дома буквально грудью закрывали его от нападок других жильцов.

– Ты знаешь, Шура, тот факт, что они стояли за него горой, наводит на определённые подозрения.

– На какие именно?

– На обыкновенные! Этот твой убитый чем-то задобрил горлопанок.

– Чем?

– Пообещал, например, им ремонт, который другим и не снился. Стояки заменить старые..

– Может, ты и права, – согласился Шура, – теперь никто просто так ни за кого глотку драть не станет. Но фанатки мне пригодились.

– Чем?

– Одна из них стояла рядом с убитым, в то время как он пререкался со старушкой.

– Фанатка подтвердила, что он грубил старой женщине?

– Ну что ты! Как можно! – Наполеонов закатил глаза. – Она утверждала, что он был сама вежливость!

– То есть фанатка убитого утверждает, что они со старушкой не поссорились?

– Ни-ни.

– Но старушка осталась недовольна?

– Скорее всего, да.

– Ты вырвал у неё адрес той старушки?

Наполеонов пожал плечами.

– Я навестил старую женщину, и она встретила меня неласково.

– Надо думать. Но она сообщила тебе, что он отказался ей помочь?

– Понимаешь, он послал эту старушку в ответ на просьбу починить бачок унитаза на «Авито».

– Куда? – Брови Мирославы поползли вверх.

– Ты что, не знаешь о сайте услуг?

– Знаю, – кивнула она. – И что?

– А то! – закричал Шура. – Что старушка понятия не имела о сайте в интернете. Она начала упорно обзванивать абонентов обычного городского телефона по всем приходящим ей в голову номерам.

– И дозвонилась до Авита? – усмехнулась Мирослава.

– Представь себе! Естественно, она попала не туда, куда послал её… ну, в общем, понимаешь.

– Понимаю. Так ему и надо! Если бы этот бездельник не измывался над старой женщиной, а обошёлся с ней по-людски, то есть пришёл и починил кран…

– Бачок унитаза, – машинально поправил её Наполеонов.

– Пусть бачок унитаза, – не стала спорить Мирослава, – то был бы сейчас жив и здоров.

– Допустим, что ты права! Но если я не выйду на след этого Авита, начальство снимет с меня голову! Это ты понимаешь?

– Это я понимаю, – вздохнула Мирослава. И пообещала: – Попробую тебе помочь.

– Ты уж постарайся, подруга, – жалобно вздохнул Шура.

– Но ты мне всё-таки скажи, откуда у этого убийцы такая извращённая фантазия?

– Что ты имеешь в виду?

– Почему он решил присвоить себе название российского интернет-сервиса для размещения объявлений о товарах, недвижимости и прочее-прочее?

– Ты меня не поняла! Не присваивал он ничего! – с досадой отозвался следователь. – Наш киллер Авита начал свою деятельность задолго до появления этого известного ныне сайта. И вообще он не «Авито», а Авита! Понимаешь разницу? Это бабуле всё едино, – пробормотал он.

– Да, я услышала тебя, – сказала Мирослава. – Скорее всего, он составил свой псевдоним из букв своего имени, отчества, фамилии.

– Да, – поморщился Наполеонов, – правоохранительные органы ещё в прошлом веке склонялись именно к этой версии. Но расшифровать кличку не смогли.

– И ты хочешь, чтобы теперь это сделала я в одиночку?

– Конечно, хочу! – подтвердил Шура. – Ты же умная.

– Думаю, что прежние следователи тоже не были дураками.

– Не были, – уныло согласился Наполеонов и спросил: – Но, может быть, ты тоже подумаешь об этом?

– Подумаю, – согласилась она.

– Ну вот, – обрадовался Наполеонов.

– Зовут его, скорее всего, Андрей, Антон, Анатолий…

Наполеонов быстро закивал:

– Вот, видишь, у тебя уже получается, – ободрил он подругу.

– Отчество может быть Витальевич, Викторович, Витольдович…

Морис скривил губы и проговорил:

– Фамилию можно отгадывать до морковкиного заговенья.

– Что верно, то верно, – согласилась Мирослава.

А Шура бросил на него уничижительный взгляд, в смысле – чего ты путаешься под ногами и лезешь туда, куда тебя никто не просит.

– Мы пойдём другим путём, – задумчиво проговорила Мирослава.

Морис пожал плечами.

А Наполеонов, сразу же оживившись, спросил:

– Каким?

Она не ответила, и Шура решил набраться терпения и не дёргать подругу за нервные окончания, пока она сама ему не расскажет о своих идеях.

На следующее утро следователь уехал в город так рано, что утренняя заря едва окрасила край неба на востоке.

И много позже Мирослава позвонила своему знакомому Владимиру Константиновичу Драпецкому.

Они давно знали друг друга, но отношения частного детектива и бизнесмена, вышедшего из кругов, близких к криминалу, складывались непросто. Вернее, никак не складывались, пока однажды у Драпецкого не случилась беда. Наплевав на гордость, он чуть ли не в ноги к Мирославе бросился, вернее, бросился бы, если бы не знал, что этим ничего не добьётся. Он просто рассказал ей, что похитили его любимую племянницу, которой он заменил отца после гибели своего старшего брата. Сказал он и то, что, если девушка погибнет, он не пожалеет ни виноватых, ни правых и уничтожит не только похитителей, но и всю их родню до седьмого колена.

Мирослава тогда спросила:

– Они-то тут при чём?

В ответ он выдавил из себя помертвевшими белыми губами:

– Мне всё одно. Без моей девочки мне не жить, и я заберу с собой всех, кого найду.

Мирослава понимала, что времени на рассуждения у неё нет, она сразу же приступила к поиску, подняв все свои связи и вытянув информацию из всех доступных ей источников.

Где находится похищенный ребёнок, Мирослава выяснила настолько быстро, как смогла. Но всё-таки девочку продержали в подвале без еды и воды три дня. Мирославе удалось вычислить не только место, где содержали узницу, но и преступников.

Полиция, проинформированная ею, прибыла на квартиру похитителей раньше, чем туда прибыли бойцы Драпецкого.

Кровопролития удалось избежать.

От умопомрачительного гонорара, который захотел выплатить ей Драпецкий, Мирослава тактично отказалась и попросила правильно понять причину её отказа.

Он всё понял правильно. На прощанье сказал:

– Я ваш вечный должник, и нет ничего, чего бы я не исполнил для вас.

Сам Владимир Константинович после этого случая буквально переродился, вдруг стал человеком совестливым и набожным.

Благодарностью Драпецкого Мирослава не злоупотребляла. Обращалась к нему за информацией в редчайших случаях.

Теперь вот обратилась.

Он попросил её подождать до вечера. А вечером позвонил и проговорил преувеличенно весело:

– Мирослава Игоревна, милости прошу ко мне на чай.

– Когда? – спросила она.

– Прямо сейчас, – ответил он и отключил связь.

Она, не откладывая дела ни на минуту, села за руль своей «Волги» и через сорок семь минут уже сидела в его доме на террасе за столиком, сервированным для чая на двоих.

– Здравствуйте, Владимир Константинович, – сказала она.

Он скорчил уморительную физиономию, поднимаясь ей навстречу, и проговорил:

– Сто раз просил называть меня Вова, Владимир в крайнем случае.

– Я по делу, – сказала Мирослава.

– Что ж, – вздохнул он, – приветствую частный сыск! Добро пожаловать, Мирослава Игоревна.

Она рассмеялась, глядя на его ставшее постным лицо, и сквозь смех проговорила:

– Ваша взяла, Володя.

– Слава тебе богу! – искренне вырвалось у него.

Они сели пить чай, лакомились вкусным десертом, обменивались новостями.

Наконец Мирослава решила перейти к делу:

– Володя, мне нужна ваша помощь.

– Я весь во внимании, – ответил он, став серьёзным.

– Мне нужно разгадать ребус.

– И какой же?

– Расшифровать кличку одного опасного человека.

– Не убийцы, надеюсь?

– Увы, его самого.

– Киллер?

– Скорее всего, да.

– И как же его называли?

– Авита.

Хозяин дома присвистнул, потом внимательно посмотрел на Мирославу и спросил:

– А оно вам точно надо? – Предупредил: – Подумайте, прежде чем отвечать.

– Надо, – уверенно ответила она.

– Давным-давно, будучи ещё зелёным пареньком, я знал одного Авита. Страшный был человек. Настоящее его имя Анатолий. Фамилия Таров.

– Отчество?

– Витальевич, – нехотя обронил Драпецкий.

– Володя, вы не знаете, где он сейчас?

– Если очень надо, то узнаю, – ответил он усталым голосом. – Но пообещайте, что вы лично не планируете с ним встречаться.

– Обещаю, – ответила Мирослава.

– Тогда позвоните мне на днях.

Она согласно кивнула, поблагодарила заранее.

– Я ещё ничего не узнал.

– Не сомневаюсь, что узнаете, – ответила она.

Прошло два дня, Мирослава думала, что звонить Драпецкому, пожалуй, ещё рано.

Но она ошибалась. Он сам позвонил и спросил весело:

– Что же вы мне не звоните? Или надобность в человечке этом уже отпала? – добавил он лукаво.

Мирослава подумала, что веселится Драпецкий неспроста. И предчувствия её не обманули.

– Так что, разговор не телефонный?

– Отчего же, – ответил Драпецкий, – можно и по телефону. Уехал он.

– Куда?

– В Таиланд. Но я уверен, что эта страна не является конечной точкой его назначения. Сел Иван Сидорович Петров в самолёт. В Таиланде сошёл с самолёта. Растворился на просторах экзотической страны. На время. А там новый самолёт – и поминай, как его звали.

– Вы думаете, что он не вернётся? – спросила Мирослава.

– Уверен, что нет, – ответил он.

Мирослава поблагодарила, обещала при случае заезжать в гости.

Информацию она передала следователю Наполеонову.

Начальство приняло к сведению и сделало запрос о выдаче Ивана Сидоровича Петрова. Власти Таиланда у себя такого не обнаружили. Может, искали плохо? Или опоздали с поиском?

* * *

Анатолий Витальевич Таров, который уже носил совершенно другие имя и фамилию, притом не русские, лежал возле самой кромки океана на белоснежном песке.

Дул тихий приятный ветерок, светило мягкое солнце, от которого можно было бы и не прятать глаз. Но всё-таки на нём были большие солнечные очки. И вспоминал он, бывают же на свете такие совпадения, о своём последнем деле, в награду за которое он получил баночку малинового варенья.

Губы Авита, почти не разжимаясь, обронили насмешливо:

– Не посылайте бабушек на «Авито».

Он широко улыбнулся и, зажмурившись от удовольствия, предался приятной дремоте, убаюкивающей его постепенно успокаивающуюся душу…

Игорь Карде
Красавчик и смерть

Глава первая

– Вставай, Красавчик, пора, пора! – раздалось противное карканье.

– Отстань, Клюв! – привычно отмахнулся я от наглого ворона.

И даже кинул в него подушку. Промахнулся, как всегда: Клюв ловко увернулся и перелетел со шкафа, где обычно сидел, на спинку кровати. И снова противно закаркал. Ну что за вредная птица, никогда не даст поспать! Хотя в данном случае он был абсолютно прав: мне действительно пора уже было вставать.

Нехотя поднялся и поплелся в ванную. Самая неприятная для меня часть утреннего туалета – бритье. Не потому, что боюсь порезаться (хотя у меня острейшая стальная бритва), а по иной причине: не могу смотреть на себя в зеркало. Кому, скажите, может понравиться такая рожа?

Добрая половина лица изуродована рубцами – следствие страшного пожара, случившегося четырнадцать лет назад, в котором погибли мои папа и мама. А я вот чудом уцелел – меня вытащили из огня. Но на память об этой трагедии у меня на всю жизнь остались ужасные отметины на лице. Отсюда, кстати, и мое прозвище – Красавчик. Оно появилось еще в школе – так меня стали дразнить ребята. Школа была новая, чужая (мне пришлось переехать к деду после гибели родителей), и отношения с одноклассниками сложились не сразу. Даже пытались вначале побить…

Дед на все мои жалобы ответил так: «Алекс, ты должен сам постоять за себя! Если не научишься, всю жизнь будешь страдать от чужих насмешек. Поставь обидчиков на место!» И в качестве помощи он отвел меня в секцию бокса. Результат не замедлил сказаться: уже через два месяца меня перестали дразнить, а потом и начали даже уважать. Правда, для этого пришлось сломать кое-кому нос и выбить зубы…

Однако позже, когда начал свою детективную деятельность, я решил взять детское прозвище в качестве псевдонима. А что? Если подумать, звучит неплохо. Я действительно внешне ничего: высокий, стройный, с хорошей мускулатурой. И если бы не это уродство… Но что делать! Я давно смирился с ним и стараюсь не обращать на него внимания. Однако зеркал в доме не держу. Кроме одного – в ванной комнате. Сами понимаете: как иначе бриться? Неудобно, да порезаться можно. А я люблю во всем порядок – так меня воспитал дед, Артемий Михайлович. Я ему всем обязан и, став совершеннолетним, даже взял его фамилию. Теперь меня зовут Алекс Ро.

Дело у меня сегодня было всего одно, но очень важное: встреча с Митрофаном Степановичем Петровым, владельцем самого известного у нас казино. Вчера мне позвонил его личный секретарь, Борис Добрянин, и настоятельно просил прибыть в десять утра в «Семь чудес света».

Вставать так рано (следовало подняться в восемь, чтобы успеть привести себя в порядок) я не любил, но обстоятельства сложились так… За последние несколько месяцев у меня не было ни одного серьезного дела (пара мелочей не в счет), и мой кошелек изрядно похудел. Поэтому я и попросил Клюва разбудить пораньше (знал, что сам не встану).

Ворон живет у меня уже два года – ровно столько, сколько я занимаюсь частным сыском. Подобрал еще желторотым вороненком во время одного дела, вылечил (тот был серьезно ранен) и оставил у себя. Теперь мы с ним – друзья до гроба. Клюв помогает мне в расследованиях, и мы с ним прекрасно ладим. Единственное, что нас разнит – отношение к женщинам. Я их люблю (особенно молодых и красивых), он же относится к ним настороженно. А все из-за прежней хозяйки, Марьяны Власовой. Прямо скажем – та была еще ведьма! Жадная, злая, вредная… Она не раз нарушала правила магической лицензии, практиковала черное колдовство. За что в итоге и поплатилась: угодила в одно закрытое учреждение…

Я, кстати, принимал участие в ее аресте (одно из первых моих дел) и чуть было не погиб, но ничего, обошлось. От этого приключения у меня остался небольшой шрам на боку, да еще Клюв. Ворон не любит вспоминать о своей прежней жизни, и я его прекрасно понимаю! А так он обрел волю и верного друга… Кстати, Марьяна для каких-то своих целей обучила Клюва понимать человеческую речь, за что ей большое спасибо, и теперь он мой верный помощник и надежный напарник во всех делах.

После умывания и бритья я занялся завтраком. Времени это заняло немного: чай, пара бутербродов, булочка с корицей (моя любимая!). Потом последовало одевание. К этой процедуре я всегда отношусь тщательно – ведь, как вы понимаете, одежда у меня непростая. Я ведь еще и морф, могу превращаться в животное. Мой аватар – большой пушистый серый кот. Все девушки (от двух до ста двух лет) просто обожают меня, так и норовят погладить и потискать. Я эти фамильярности не люблю, но порой приходится терпеть – ради дела.

Поэтому одежда для меня нужна такая, чтобы, во-первых, исчезала во время обращения (где вы видели кота в пиджаке, брюках и ботинках?), а во-вторых, возвращалась при перекидывании в человека (совсем не хочется оказаться голым посреди улицы!). А такие вещи стоят очень дорого (это существенная статья моих расходов), да и достать их нелегко. А ведь мне всегда нужно выглядеть прилично: встречают-то у нас по-прежнему по одежке. И провожают, кстати, не всегда по уму.

После завтрака я отпустил Клюва полетать – пусть разомнется и заодно соберет последние слухи: может, что-то пригодится. Все равно он мне пока не нужен – не являться же к игорному магнату с птицей на плече? Я же не пират какой-то! Клюв правильно всё понял и, каркнув на прощание, вылетел в окно. Я запер квартиру, наложил легкое охранное заклятье и вышел на улицу.

День был чудесный, весенний: май в самом разгаре! Тепло, солнечно, птички поют, дует легкий ветерок. Поэтому я не стал брать извозчика, решил пройтись пешком. И денег сэкономлю, и моцион сделаю. Ведь нужно поддерживать себя в хорошей форме…

Глава вторая

Идти было недалеко – казино находилось в самом центре города, на Владимирской улице, где были все наши главные учреждения: мэрия, дума, полицейское управление, Дворянское собрание… Рядом, на Казанской улице, – банк «Империя» и гостиница «Неаполь», а также трехэтажный особняк главы города, Евстратия Павловича Мороза, человека заслуженного и всеми уважаемого. Так что место для своего игорного заведения господин Петров выбрал самое удачное.

Естественно, в «Семь чудес света» пускали далеко не всех, контроль при входе был строжайший. Даже сейчас, в утреннее время, когда заведение еще считалось закрытым, у дверей топтались два охранника. Оба – крепкие, коренастые, с массивными головами и тяжелыми челюстями. Судя по всему, тоже морфы, кто-то из собачьих: бульдог, стафф или бульмастиф. Не то чтобы я не люблю псовых… Но между кошками и собаками идет вечная война. При виде меня охранники напряглись – тоже почувствовали морфа. И преградили путь:

– Казино не работает, приходите вечером. А если вы в наш ресторан, то пожалуйте в другую дверь. Вон там, сбоку…

– Я к господину Петрову, – показал им свою визитку. – Меня пригласил его секретарь, господин Добрянин.

Один из охранников скрылся в глубине заведения, второй остался на месте. И по-прежнему бдительно следил за всем. Да, выдрессировали их неплохо. Минут через десять появился вертлявый молодой человек, личный секретарь господина Петрова.

– Митрофан Степанович ждет вас!

Мы вошли в здание: пустота, тишина, полумрак. Освещали помещения лишь редкие двойные бра. Я прежде здесь не бывал – не доводилось, а потому с интересом смотрел по сторонам. Богатое убранство, столы для рулетки и карточных игр, тяжелые, плотные портьеры на окнах и полное отсутствие часов (чтобы игроки не могли следить за временем), в воздухе витали запахи дорогого табака, вина, женских духов и пыли. Я слегка поморщился – слишком сильные ароматы для моего тонкого обоняния.

Мы поднялись на второй этаж и подошли к кабинету директора. Борис осторожно, вежливо постучал и, получив разрешение, вошел. Я, естественно, следом за ним. Посреди большого помещения (примерно три мои квартиры) за массивным письменным столом сидел хозяин заведения.

На вид ему было лет пятьдесят: очень солидный, хорошо, со вкусом одетый господин, волосы темные, но уже с проседью. Властное выражение лица, сильный подбородок, резкие складки у рта – признак воли и характера. Митрофан Степанович разговаривал с кем-то по телефону. Он сделал нам знак («подождите!»), и мы с Борисом уселись в кресла, стоявшие у стола. Я невольно прислушался к разговору.

– Полностью с вами согласен, Евстратий Павлович, это просто безобразие! Господин полицеймейстер, Антон Федорович, мне уже звонил… Непременно займусь этим делом. Лично! Надеюсь, что вскоре все наладится.

Господин Петров закончил разговор и положил трубку на место, а затем пристально посмотрел на меня. Честно говоря, взгляд его мне не понравился: тяжелый, сверлящий, пронизывающий, можно сказать, насквозь. Но я его выдержал. В таких случаях, если человек мне неприятен, я поворачиваюсь к нему изуродованной частью своего лица, и это, как правило, срабатывает: человек тут же отводит глаза. Кому приятно смотреть на урода! Однако владелец казино еще примерно с полминуты внимательно изучал меня. Затем обратился к своему секретарю:

– Борис, это и есть знаменитый сыщик Алекс Ро?

– Совершенно, верно, Митрофан Степанович, – подтвердил вертлявый секретарь.

– Не слишком ли вы молоды для детективного дела? – обратился уже непосредственно ко мне хозяин кабинета. – Справитесь ли с делом, которое я намерен вам поручить?

Я пожал плечами:

– Это решать вам. Но, судя по тому, что вы послали за мной, на нашу полицию вы больше не надеетесь. Это оказалось им не по зубам. Верно?

Господин Петров чуть кивнул – да. Потом еще раз задумчиво взглянул на меня:

– Я навел справки, отзывы практически все в вашу пользу: умен, расторопен, хорошо знает свое дело и, главное, умеет крепко держать язык за зубами. Последнее для меня крайне важно!

Я позволил себе чуть улыбнуться:

– Это часть моей работы. Чужие тайны меня интересуют лишь в ходе расследования, а потом я их сразу же забываю. Напрочь. Так что можете не волноваться. Однако моя лицензия требует, чтобы я сотрудничал с полицией и делился с нею полученными результатами. Особенно если дело касается убийства или какого-то другого тяжкого преступления…

– Вы можете спокойно сотрудничать с полицией, – ответил Митрофан Степанович, – она будет только рада. Более того, она окажет всю необходимую помощь. Вы же слышали мой разговор с мэром? И он, и наш дорогой полицеймейстер, Антон Федорович, крайне недовольны тем, что некое… э… странное и загадочное преступление до сих пор не раскрыто. Точнее – целая серия преступлений. Полиция уже почти месяц бьется над ним, но результата, увы, нет. А начальство требует. Да и мне тоже, честно говоря, хочется во всем этом разобраться. Поскольку касается, хотя и косвенно, моего заведения.

– Могу я узнать подробности? И кто занимается этим делом в полиции?

– Следствие ведет Савелий Прокофьевич Смирницкий. Знакомы?

Я кивнул: да, знаю прекрасно. С Савелием мне не раз доводилось работать вместе. Но не всегда это было приятное сотрудничество. Детективное расследование – дело не только трудное и опасное, но еще и достаточно деликатное: важно не переступить некую грань. Чтобы и закон не нарушить (иначе лишат лицензии), и личные интересы клиента соблюсти. А Савелий по своей природе – крайне негибкий человек, прет напролом и руководствуется лишь буквой закона. Забывая, что есть еще и дух. Поэтому отношения у нас с ним сложные. В общем, Смирницкий для меня не слишком удобный человек. О чем я честно сообщил господину Петрову. Но тот лишь махнул рукой:

– Вам детей вместе не крестить! Как-нибудь сработаетесь! Официально расследование ведет он, значит, придется общаться. Не волнуйтесь, ему уже дали указание ввести вас в курс дела и оказать, если нужно, содействие.

На том наш разговор с Митрофаном Степановичем закончился. Игорный магнат вынул из ящика стола пухлый конверт и протянул мне.

– Ваш гонорар. Если раскроете дело в течение недели, получите еще столько же. Докладывать о результатах будете лично мне, вот номер моего прямого телефона. По всем текущим вопросам обращайтесь к Боре, – кивок на секретаря. – Он парень деловой, если что, решит все проблемы.

Через минуту я уже покинул казино. Кивнул на выходе охранникам: пока, ребята, еще увидимся! Те проводили меня мрачными взглядами. Видимо, не любят кошек… Но ничего, переживут как-нибудь! Главное, в правом кармане моего пиджака лежал пухлый конверт с деньгами. Я не утерпел, сел на лавочку в сквере и заглянул в него. Однако! Сумма более чем приличная. А если получу еще столько же… Но прежде следовало раскрыть это преступление, которое, как я предчувствовал, будет совсем не простым.

Глава третья

Предчувствие не обмануло меня: то, что придется изрядно побегать и повозиться, я понял уже во время разговора со Смирницким. Из казино я прямиком направился в полицейское управление – благо, идти недалеко, всего пять минут.

Савелий, к счастью, оказался на месте и сразу же принял меня. Даже не стал мариновать по обыкновению в узком коридорчике перед своим кабинетом, где ужасно жесткие стулья и дует из окна.

Высокий, сухой, с желтоватым, вечно недовольным лицом, Савелий Смирницкий очень напоминал цаплю. Но морфом он не был, это точно. Самый простой, обыкновенный человек: неплохой служака (умный, честный, знающий свое дело, когда надо – принципиальный, въедливый, дотошный), отличный семьянин (жена и двое детей), прекрасный игрок на бильярде.

Последнее объединяло нас и отчасти мирило. Я регулярно сталкивался со Смирницким в бильярдном зале Дворянского собрания – покатать шары мы любили оба. Однако побеждал все-таки чаще я, и это вызывало у Савелия разлив желчи – проигрывать он очень не любил (впрочем, как и я). Разумеется, партии шли за символический рубль, однако дело было не в деньгах, в самом принципе: Смирницкого злило, что я в чем-то лучше его. Но, к чести старшего следователя, он всегда держался достойно и не пытался отомстить, используя служебное положение. В общем, мы не были друзьями (и даже приятелями), но относились друг к другу вполне терпимо.

Смирницкий сидел за столом, заваленным бумагами. Кабинет у него был крошечный, места хватало лишь на пару шкафов (где лежали текущие дела), стальной сейф (для особо важных бумаг и оружия), письменный стол и пару старых скрипучих стульев. Увидев меня, Савелий скривился, как от сильной зубной боли. В его взгляде читалась тоска: за что мне это наказание?

Я дружелюбно улыбнулся и изобразил на лице максимальное радушие:

– Добрый день, Савелий Прокофьевич! Как дела?

Когда мы находились в официальной обстановке, то общались на «вы», однако в бильярдной (и вообще вне полицейского управления) быстро переходили на «ты». Савелий старше меня на двенадцать лет, но разница эта почти не чувствуется.

– Что вам, Александр Николаевич? – обреченно вздохнул старший следователь.

– Да вы же сами знаете, Савелий Прокофьевич, – продолжал улыбаться я, – по известному вам делу. Митрофан Степанович сказал, что вы введете меня в курс…

Савелий еще раз скорбно вздохнул («вот навязали на мою голову!») и полез в сейф. Достал довольно толстую папку с бумагами, открыл на первой странице. Я прикинул: листов в деле много, значит, материала собрано уже прилично. Это хорошо: чем больше фактов и свидетельских показаний, тем легче искать преступника. Если эти факты и свидетельства, конечно же, не противоречат друг другу. Смирницкий вздохнул третий раз и начал читать тихим, чуть хриплым голосом:

– Двадцать второго апреля сего года, примерно в одиннадцать часов пополудни, возле казино «Семь чудесь света» было совершено нападение на купца Милошеева. Прохор Федорович уже вышел из игорного заведения и направлялся к своей коляске, стоявшей на другой стороне улицы, как вдруг ему навстречу из-за деревьев вышла какая-то женщина, одетая во все черное, и выстрелила с близкого расстояния. Предположительно из револьвера, ибо гильзу мы не нашли. Попала в сердце… Купец упал на землю и вскорости умер. Преступница скрылась в темноте, задержать ее не смогли: людей на улице не было, а кучер Селифан бросился к своему хозяину. Но Милошееву помощь уже не потребовалась.

Я хмыкнул:

– Попала прямо в сердце? В темноте? Меткая дамочка!

Савелий пожал плечами – не такое бывает.

– Кучер не разглядел ее?

– Нет, – покачал головой Савелий. – Сказал, что была одета во все темное, как вдова, на лице – черная вуаль. Да и фонари у нас горят через один. Мэрия экономит!

Я кивнул. У наших городских властей железная логика: честные люди ночью сидят дома, а преступникам свет не нужен. Савелий между тем продолжил:

– Прибывшие на место сотрудники полиции установили, что в этот вечер Милошеев выиграл в казино довольно крупную сумму, однако при осмотре тела денег не обнаружили: бумажник со всем содержимым исчез. Разумеется, допросили и обыскали кучера, проверили все вокруг – нет ничего. Селифан клянется и божится, что денег не брал. Я разговаривал с ним и склонен верить: он, безусловно, предан своему хозяину.

Я молчал: ждал, что будет дальше. Савелий перевернул несколько страниц и снова принялся читать:

– Тридцатого апреля, около одиннадцати часов вечера, возле казино «Семь чудес света» выстрелом из револьвера убит советник мэрии Владимир Михайлович Слепцов. Он в тот вечер тоже выиграл неплохую сумму и решил отметить удачу в ресторане. Для чего направился в «Везувий», что при гостинице «Неаполь»…

Я понимающе кивнул: «Везувий» славился своей отменной кухней. Да и варьете там весьма неплохое.

– Но до гостиницы он не добрался: буквально через пару минут к нему подошла неизвестная женщина в черном и выстрелила в грудь из револьвера. Господин Слепцов был убит…

– И преступнице опять удалось скрыться? – проявил я чудеса догадливости.

– Именно так, – кивнул Савелий. – Кроме того, при убитом снова не оказалось бумажника. Далее, третий случай. Двенадцатое мая, опять около одиннадцати часов пополудни, учитель гимназии Василий Михайлович Лисицын. Все то же самое: выигрыш, черная женщина, выстрел, пропавшие деньги. Итого – три убийства за три недели. Один и тот же почерк, один и тот же преступник, вернее, преступница. Поэтому все убийства и объединили в одно дело. И поручили мне.

– Вы установили связь между жертвами? – задал я логичный вопрос.

Савелий посмотрел на меня с недоумением: ты что, совсем за дураков нас считаешь?

– Разумеется, в первую же очередь, – недовольно процедил сквозь зубы. – Связи никакой: люди из разных общественных сфер, никогда между собой не пересекались. Их даже никогда не видели вместе. Проверили послужные списки, опросили знакомых – никаких зацепок. Ничего, что указывало бы на их связь друг с другом или с некой дамой. Приличные люди, видимых пороков не имели (ну, умеренная игра в казино не в счет – все мы в той или иной степени любим пощекотать нервы), без больших долгов, отношения с сослуживцами и коллегами – вполне корректные…

– Богатый купец, чиновник мэрии и учитель гимназии, три выстрела – три трупа, – повторил я. – Свидетелей нет, зацепок нет…

И тут меня осенило:

– А почему я ничего не читал об этом в газетах? Такая тема – и ни одной статьи! Даже мелкой заметки! Хотя, по идее, это должно быть на первых полосах! Настоящая сенсация: в нашем городе – и женщина-убийца! Маньячка, стреляющая в мужчин после крупного выигрыша в казино! Господи, да репортеры должны были зубами вцепиться в эту тему!

Савелий снова болезненно скривился:

– Потому и нет, что Митрофан Степанович настоял, чтобы дело велось в глубочайшей тайне. Если кто-то что-то разнюхает… Такой удар по его казино! Наш уважаемый мэр, Евстратий Павлович, полностью на его стороне: через полгода – новые выборы, и портить репутацию какими-то там убийствами… Про него и так уже все говорят: стар стал генерал, хватку потерял, пора бы уже на покой…. А тут еще и это! Точно проиграет выборы, да еще с треском! Такой позор будет! Наши газетчики, если пронюхают про убийства, тут же поднимут вой: «В городе орудует маньячка! Власть ничего не может сделать! Жители в опасности!» Нет, такое не нужно! Поэтому о деле знает лишь очень ограниченный круг лиц. Убийства пока удается скрывать от общественности: благо, все жертвы – мужчины холостые, без семьи… Но сколько это стоит денег Митрофану Степановичу и хлопот мэру, Евстратию Павловичу, страшно даже представить!

– Что нужно конкретно от меня? – перешел я к делу.

– Найти Смерть, естественно, – вздохнул Савелий.

– Кого? – не понял я.

– Даму в черном. Мы ее между собой Смертью окрестили. По-моему, очень точно. И, зная твои особые способности…

Савелий перешел на «ты» – видимо, решил, что раз мы теперь работаем вместе, то и отношения должны быть менее официальными. Я против ничего не имел – так намного проще.

– В общем, там, наверху, подумали, – продолжил старший следователь, – что ты лучше, чем наши полицейские, сможешь во всем этом разобраться и найти убийцу. Но главное – провернуть все надо тихо, чтобы никто и ничего! Скажу по секрету, был отдан приказ: убийцу при задержании… ну, того самого…

Я удивленно посмотрел на Савелия: а как же закон? Каждый, даже самый жестокий и кровавый маньяк имеет право на открытый, честный и беспристрастный суд. Конституция, между прочим, это гарантирует.

Савелий покраснел:

– Приказ сверху, от самого полицеймейстера. Негласный, разумеется.

Я понимающе кивнул: если разобраться, суд над Смертью и в самом деле никому не нужен. Ни мэру (шумиха перед выборами), ни хозяину казино (дурная репутация), ни полиции (долго не могли поймать). А так – труп, и никаких проблем. Я же нужен в качестве своеобразной ищейки – чтобы найти маньячку. Всё верно: способности у меня и правда особые, по идее, должен справиться.

И отказаться, что интересно, я не могу: деньги-то уже взял! Впрочем, и не хочу отказываться: дело интересное, к тому же – благое: надо избавить наш город от убийцы. Три трупа уже есть, а сколько их еще будет? Нашей полиции с этим точно не справиться: ни сил, ни опыта, ни таланта, а привлекать кого-то со стороны (тем более – из столицы), судя по всему, ей строго-настрого запретили.

А я свой, меня все знают, есть репутация. И, главное, я всегда под боком. Кроме того, я умею хранить тайны – это часть моей профессии. Если вдруг взбрыкну – всегда можно надавить, пригрозить лишить лицензии. При нашей работе найдется, к чему придраться! В общем, хочешь не хочешь, а придется поймать убийцу.

Глава четвертая

Да, дело трудное. Непонятно даже, как за него браться. Первый вопрос, на который я должен дать ответ: что связывает между собой этих трех совершенно разных мужчин? Пожалуй, только одно: все они были в одном и том же казино и выиграли довольно значительные суммы. Которые потом загадочно исчезли вместе с бумажниками… Банальное ограбление? Но тогда какое отношение к нему имеет таинственная дама в черном? Женщина-грабительница? Да еще и убийца? Что-то новенькое в нашей отечественной криминалистике… Никогда прежде про такое не слышал. А может, это была просто женская ревность или еще что-то? Скажем, сведение старых счетов? Ответов на эти вопросы у меня пока не было. Но что-то мне подсказывало: все дело именно в казино. А своему внутреннему чувству я привык доверять.

Поэтому начать я решил с вечернего променада возле игорного заведения. В темное время суток у него уже неделю сидели в засаде стражи порядка, и им был отдан четкий приказ: увидите женщину в черном – берите сразу же. Но тихо! Если что – открывайте огонь на поражение. Не раздумывая! Причем второе, как я понял, было для властей даже предпочтительней первого. Значит, мне тоже надо потереться возле казино и поохотиться на Смерть. Разумеется, в своем кошачьем виде. И с Клювом в качестве помощника и наблюдателя. Может, что и выяснится.

Я простился с Савелием, зашел в банк «Империя» (надо пополнить изрядно похудевший счет), а потом направился домой. По моим расчетам, Клюв должен был уже вернуться. Поговорю с ним – вдруг сообщит что интересное! Клюв оказался уже на месте: сидел, как всегда, на шкафу. При этом вид имел чрезвычайно довольный: значит, узнал что-то важное.

– Выкладывай! – сказал, проходя в комнату.

Ворон покосился на меня черным глазом и прокаркал:

– Говорят, в городе появилась «черная вдова».

– Это же легенда! – возразил я.

На самом деле – довольно известная история, часть нашего городского фольклора. Якобы в прошлом веке некий богатый, но уже пожилой купец решил жениться на молоденькой красавице. У той, однако, был уже жених-студент. И она, естественно, отказала. Но купец соблазнил родителей большими деньгами, и они заставили дочь выйти за него замуж. Жених, узнав об этом, с горя покончил жизнь самоубийством – застрелился.

Но примерно через полгода после свадьбы купец неожиданно скончался: болтали, что молодая жена якобы отравила его в отместку. Доказать ничего не смогли, дело просто замяли… Однако, как выяснилось, вдова на этом не успокоилась – начала мстить за поломанную жизнь всем богатым мужчинам города: подкарауливала в укромных местах и убивала из револьвера. Из того самого, из которого застрелился жених. В конце концов «черную вдову» поймали, судили и отправили на вечную каторгу. И вот теперь она вроде как вернулась…

Мне сразу пришло в голову: может, кто-то, хорошо знающий эту легенду, использовал ее в своих целях? И даже антураж соответствующий подобрал: черная одежда, револьвер, стрелять только в богатых мужчин. Ну, или же в тех, кому крупно повезло – много выиграл. Да, внешне всё соответствовало легенде, кроме одного: как объяснить исчезновение бумажников? Они-то здесь при чем? «Черная вдова» свои жертвы не грабила – своих денег вполне хватало. В общем, тоже вопросы…

Поздним вечером я вышел на охоту. Разумеется, в своем кошачьем виде. Удобно: меня никто не видит (кто обращает внимание на уличных котов?), зато ничто и никто не ускользнет от моего взгляда. Благо, в темноте я вижу не хуже, чем днем, правда, только в черно-белом цвете. Но оттенков серого, как известно, бывает очень много…

Мягко перебирая лапами, от дерева к дереву, от лавочки к лавочке, осторожно, неторопливо, смотря по сторонам, я приблизился к игорному дому. Когда ведешь охоту (тем более – на опасного преступника), спешить не стоит, чтобы самому не оказаться в роли добычи.

Мы, кошки, подкрадываемся тихо, незаметно, а потом прыжок – и вот добыча уже у нас в когтях. Или же в зубах. Так я думал и поступить с нашей Смертью: подкараулить на месте преступления, налететь, схватить. Стимул у меня был хороший: чем раньше закончу – тем быстрей получу оставшийся гонорар. А это весьма приятная сумма…

Меня, как всегда, сопровождал Клюв. Я крался по земле, он следил за обстановкой с воздуха. Как говорится, нам сверху видно всё… Если надо – каркнет, предупредит об опасности. Ну, и самому мне тоже зевать не стоило. Почти возле казино нос с носом столкнулся с двумя бульдогами – те с громким лаем бросились в атаку. В две секунды оказался на дереве, зашипел на них сверху. Глупые псы уселись внизу, подняли морды, загавкали. Я присмотрелся – а это два моих знакомых охранника! Как я и думал – тоже морфы. Я поздоровался с ними, представился, спросил, что они тут делают. Оказалось, по приказу господина Петрова они охраняют территорию – чтобы снова никого не убили.

Только вот как-то странно они ее охраняли: убийства происходили не у самого игорного дома, а дальше, в темноте. Однако Митрофан Степанович приказал им сидеть поближе к крыльцу и далеко от казино не отбегать… Ладно, попросив псов мне не мешать, спустился на землю. Бульдоги опять заняли свои позиции у входа в казино.

Быстренько пробежав по кустам, я нашел засады полицейских – те контролировали улицу с двух сторон. Они сидели тихо и смотрели, что называется, во все глаза. Только что они увидят в такой темноте? Фонари опять горели через раз… И это в самом центре нашего города, на главной улице! Позорище! Ну ладно, это, в принципе, не мое дело. Я вернулся к казино и залез на дерево, чтобы наблюдать за ситуацией. На соседнюю ветку опустился Клюв, доложил:

– Все спокойно, никакой дамы в черном!

– Сам вижу! Будем ждать.

Сидеть в засаде всегда скучно, особенно если не знаешь, появится добыча или нет. Но я не отвлекался, бдительно смотрел по сторонам. Время от времени из казино выходили мужчины, шли по своим делам, но дамы в черном всё никак не было. В принципе, она могла сегодня и не появиться – никакого расписания у нее же нет. Захочет – придет, не захочет… Оставалось только надеяться на удачу.

Часы на мэрии пробили одиннадцать раз: самое время для Смерти! Тут я заметил, что из казино вышел солидный, представительный, хорошо одетый господин и, не торопясь, направился в сторону гостиницы «Неаполь». Или он живет там, или решил поужинать в ресторане… Я проводил его внимательным взглядом.

Мужчина отошел от игорного заведения метров на сто, и тут откуда-то из темноты появилась худая, высокая женщина, одетая во все черное. Она буквально сливалась с ночью: лицо закрыто черной вуалью, ни единого светлого пятнышка. Возникла совершенно внезапно, буквально из ниоткуда и шагнула навстречу одинокому господину.

Меня словно подкинуло на ветке: в два прыжка я слетел с дерева и понесся по земле. Перекидываться времени уже не было – надо помешать убийце! А в том, что это была она, я уже не сомневался. И точно: дама вскинула руку, в слабом свете фонарей блеснула вороненая сталь. Револьвер!

Я несся со всех лап, повторяя про себя: «Где же эти чертовы бульдоги? Почему их нет, когда нужны? Вот она, Смерть, хватайте!» Полицейские в засаде, похоже, ничего не видели: темнота плотно скрывала обе фигуры, убийцы и ее жертвы. Я со своим острым кошачьим зрением и то с трудом различал их на фоне ночи… Но почему нет бульдогов? Они-то должны были ее почувствовать!

В голове билась одна мысль – успеть бы! Не вышло: грянул выстрел, мужчина схватился за грудь и кулем повалился на тротуар. Темнота тут же рассеялась, и я с удивлением обнаружил, что дама исчезла. Как я и говорил – просто мистика! Я затормозил возле тела убитого, принюхался: какой-то очень знакомый запах, где-то я его уже слышал… Причем совсем недавно.

Глава пятая

С двух концов улицы раздался топот сапог – бежали полицейские. Наконец-то! Я не стал их дожидаться: все, что нужно, мне завтра расскажет Смирницкий. Я прыгнул в кусты и понесся домой. Сверху летел Клюв. Дома я перекинулся обратно и первым делом спросил у ворона:

– Что ты видел?

Тот задумчиво посмотрел на меня:

– Темнота… И страх. Как тогда, в детстве.

Клюв, разумеется, имел в виду свой собственный страх – натерпелся, когда вороненком жил у ведьмы. Но мне этого было мало.

– Что еще? Куда подевалась женщина?

– Ее не стало. Темнота, страх, потом… какая-то тень. Кто-то побежал к деревьям.

– Мужчина, женщина?

– Нет, морф.

– Уверен?

– Да.

– Какое животное?

– Не разглядел. Темно. Небольшой, бежал на двух ногах. А в руках что-то держал. Похоже – револьвер и бумажник.

Я без сил опустился на стул: час от часу не легче! Еще один морф, причем мне незнакомый. Какой зверь? Руки, ноги… Обезьяна? По размеру небольшой… Значит, мартышка? Тогда все сходится.

Убийца, похоже, действовал по такому плану: где-то переодевался «черной вдовой» и в таком виде подходил к казино. В темноте поджидал жертву, совершал убийство, мгновенно перекидывался в мартышку (одежда, понятное дело, была не простая, а тоже магическая), подхватывал бумажник, револьвер и скрывался. Скорее всего, он залезал на дерево и ждал, когда всё успокоится. Затем в виде мартышки он возвращался в свое убежище (скажем, через открытое окно) и снова оборачивался женщиной в черном. А затем переодевался в нормальную одежду. Не идти же ему по городу в женском платье в виде «черной вдовы»? Из дома выходила уже не дама… а кто? Пока не знаю. Но хочу выяснить. Я был практически уверен: наша Смерть – переодетый мужчина. Причем, как мне показалось, достаточно молодой…

Около десяти часов утра меня разбудил телефон. Звонил Савелий, и голос у него был крайне встревоженный и озабоченный. «Надо срочно встретиться! Жду в управлении!» Я обещал быть – следовало обсудить то, что произошло.

Савелий выглядел бледным и где-то даже слегка пришибленным:

– Начальство… – ответил на мой немой вопрос.

Сегодня в утренней газете вышла статья одного из самых известных наших репортеров, господина Колебанова, в которой он в самых ярких красках, со всеми подробностями расписывал убийства возле казино, в том числе – и последнее. И задавал вопрос: «Если власть неспособна защитить своих граждан, то не пора ли ее поменять?» Удар, само собой, был направлен на мэра, Евстратия Павловича Мороза. Более чем понятный намек: уходи в отставку сам, не позорь седины! Все равно выборы, считай, уже проиграл… Попутно досталось и нашему полицеймейстеру, Антону Федоровичу: он, мол, только в бридж хорошо играет, а свои прямые обязанности исполняет крайне неважно. В общем, как я понял, наступление уже началось, причем сразу по всем фронтам. Выход был один: в кратчайшие сроки найти даму в черном, арестовать и успокоить общественность. Господин Мороз, прочитав за утренним кофе статью Колебанова, пришел в крайнюю степень негодования и накричал на Антона Федоровича, а тот, как положено, спустил всех собак на Смирницкого, ведущего следствие.

Савелий тяжело вздохнул и задал единственный вопрос: «Что делать?» Я пожал плечами:

– Искать.

– Кого?

– Морфа. Я примерно знаю, как он выглядит, нужно только найти место, где он прячется после убийства. И где переодевается в костюм…

– Думаешь, наша Смерть – мужчина?

– Уверен! А платье «черной вдовы» – лишь маскировка. Чтобы сбить со следа нашу полицию.

– Сможешь отыскать? – с надеждой посмотрел на меня Савелий.

Я кивнул: «Постараюсь!» Сам в этом крайне заинтересован.

Глава шестая

Искать преступника я решил в кошачьем виде, так намного проще. И в сопровождении Клюва, само собой. Я перекинулся дома и снова отправился к казино. Меня интересовали соседние дома: где-то среди них находилось тайное логово морфа-преступника. Большинство зданий в центре были старые, трехэтажные, обследовать их труда не составляло. Я пробирался вдоль окон по карнизам, заглядывал в комнаты, выясняя, кто там живет.

Если требовалось проникнуть внутрь, ворон залетал через открытую форточку и подцеплял клювом шпингалеты. Он у меня не только умный, но еще и тренированный, много чего умеет. Тогда я запрыгивал внутрь и быстро осматривал помещение. Главным образом – принюхивался. Мне нужен был тот запах, который я почувствовал на месте преступления. Который шел от убийцы.

Через два часа мне наконец повезло: в очередной крошечной каморке я уловил знакомое сочетание: дорогой табак, женские духи, вино и пыль. Это был запах казино. Он намертво въелся в того, кто там часто бывает… Мое внимание сразу привлек большой гардероб, занимавший полстены. Подцепив когтем дверцу, я ее приоткрыл. И сразу увидел черное платье – точно такое, какое было вчера на убийце. Значит, я попал по адресу. Оставалось лишь выяснить, кто здесь живет. Комната была съемная, ее использовали только на короткое время – практически никаких личных вещей. Зато в нижнем ящике того же гардероба я нашел пустой бумажник. Очевидно, убийца еще не успел его выбросить…

Я уже заканчивал осмотр комнаты, когда дверь приоткрылась и вошел… Борис Добрянин, собственной персоной. Вертлявый молодой секретарь господина Петрова. Да, аватар мартышки очень ему идет… Наши глаза встретились, и Борис все понял. Его рука тут же нырнула в карман, миг – и появился револьвер. Я бросился в приоткрытую дверь, чтобы выскочить в коридор, но не успел – Борис ловко захлопнул ее. Я оказался в ловушке.

– Не зря говорят, что кошку погубило любопытство, – зло произнес Добрянин и прицелился в меня.

Я мгновенно нырнул под кровать и угрожающе зашипел: только сунься! Зубы у меня острые, а когти длинные. Борис все правильно понял и доставать меня не рискнул, а поступил по-другому: упал на пол и открыл огонь. К счастью, стрелять ему было крайне неудобно, поэтому он все время мазал. Да и я не сидел на месте – метался под кроватью, как бешеный, а потом и вовсе выскочил обратно в комнату и в два прыжка взлетел на гардероб. Борису пришлось залезть на стул, чтобы попасть в меня… Но, к счастью, на помощь мне пришел храбрый, верный Клюв – он ворвался через открытую форточку и принялся кружить над секретарем, стараясь попасть крыльями по лицу.

– Проклятая птица! – выругался Борис и сделал еще пару выстрелов, но, к счастью, опять мимо. Да, в людей он попадает гораздо лучше, чем в кота и птицу… Неизвестно, сколько бы еще продолжался наш бой, но в помещение наконец ворвался Савелий (он услышал выстрелы и поспешил на выручку). Как хорошо, что я взял его для подстраховки! Успел вовремя – Добрянин чуть было не попал в Клюва… С Савелием находились двое полицейских, они вместе быстро скрутили Добрянина. И потащили в полицейское управление. Я перекинулся обратно и поспешил следом: нужно было еще кое-что обсудить…

Савелий в благодарность за помощь разрешил мне присутствовать на допросе Добрянина. Разговор не затянулся – всё было предельно ясно. Борис запираться не стал, наоборот, откровенно и даже, я бы сказал, с каким-то вызовом отвечал на вопросы. Он, оказывается, давно мечтал о больших деньгах, но заработать их никак не мог: оклад у него был хороший, позволял жить, однако все-таки далекий от тех сумм, о которых думал Добрянин. Особо на эти деньги не разгуляешься… А хотелось, как всегда, всего и сразу. Вот Борис и придумал, как раздобыть деньги: вспомнил легенду о «черной вдове» и решил использовать ее образ.

Вечером в казино он следил за игроками, узнавал, у кого большой выигрыш, затем в съемной комнатушке переодевался в черное платье и в таком виде поджидал жертву у казино. После убийства он мгновенно обращался в мартышку, хватал револьвер, бумажник и прятался на ближайшем дереве. После того, как полиция уезжала, он возвращался в свое убежище, перекидывался обратно, переодевался в свой обычный костюм и спокойно уезжал к себе. А для того, чтобы его не могли случайно заметить, использовал черную магию, уроки которой, как выяснилось, брал у ведьмы Марьяны. Борис умел создавать тьму, которая его и укрывала от посторонних глаз. Вот потому-то Клюв и вспомнил про свой страх – почувствовал магию своей бывшей хозяйки… В общем, с секретарем господина Петрова все было ясно – его ждало заслуженное наказание. Четыре убийства – точно смертная казнь. И мне абсолютно не было его жалко.

Ольга Володарская
Весенний экстрим

Таня любила весну. Не ту, позднюю, когда все цветет и зеленеет, а раннюю, с ручьями, серым, неаппетитным снегом, проплешинами влажной земли, птичьим гомоном, запахом прелой прошлогодней травы…

Любила. Но этой весной у Татьяны не получалось насладиться всем тем, что так радовало многие годы. Причина была проста и понятна – ее бросили. Нет, не так! Она сама прогнала своего парня. Прожили они два года, и вроде бы все ладно было, но в один далеко не прекрасный день Тане вдруг взбрело в голову залезть в его телефон. Из обычного бабского любопытства она туда сунулась, пока Гоша (так звали ее парня) был в душе, и нашла кучу СМС-сообщений от абонента под именем Александр. Таня сразу заподозрила неладное. Мужчины ведь друг с другом предпочитают перезваниваться, жалея время на писанину. Гоша сам не раз говорил: «Легче номер набрать, чем по клавишам жмакать!» Вот Таня и решила проверить, что за Александр такой пишет ее избраннику…

«Котик, как тебе спалось?» – вот каким было первое сообщение. Заподозрить Гошу в нездоровой любви к лицам мужского пола Таня не могла, она уверилась в своих подозрениях относительно того, кто скрывается под именем Александр, и продолжила чтение.

«Мне так скучно… Позвони. Хочу услышать твой бархатный голос!»

Вообще-то у Гоши был раскатистый бас, но ворковать он умел. А барышня не отставала: «Почему ты молчишь? Пожелай мне спокойной ночи, милый!» Посмотрев, когда пришло сообщение, Таня поняла, почему «милый» молчал, – спал уже, так как ложился не позже десяти, а СМС было отправлено в двенадцатом.

Дальше – больше!

«Мой самый нежный, ты лучше всех!» Или: «Для меня ты как оазис в пустыне!» Читая эти несусветные глупости, Таня, хоть ей и было тошно, не могла не отметить, что «Александр» явно перечитал любовных романов. И умом не блещет! Иначе разве стал бы писать такие банальности?

Когда Гоша вышел из душа, Таня с суровым лицом заявила: «Между нами все кончено! Уходи!» Тот, естественно, не понял, что вдруг произошло с его гражданской женой, и решил, что у нее просто-напросто ПМС, и она покапризничает и перестанет. «Ты мне изменяешь. Зная об этом, я не могу с тобой жить!» – заявила Таня, швырнув к голым Гошиным ногам чемодан. Тут он понял, что дело не в ПМС, а в чем-то другом, и стал допытываться, что случилось. Она быстро раскололась, предъявив доказательства Гошиной вины, и вновь потребовала, чтоб он убирался.

Но Гоша убираться не хотел. Он с пеной у рта доказывал, что девушку, посылавшую ему сообщения, ни разу не видел. Наткнулся на ее номер в телевизионном видеочате и написал ей. Она ответила. Между ними завязалась переписка, вот и все.

«Не делай из меня дуру!» – воскликнула Таня и указала Гоше на дверь.

Парню ничего не оставалось, как уйти.

Первые сутки после того, как Гоша ушел, Таня хорохорилась. Стимулируя себя обидой, она держалась молодцом и даже не плакала. На следующий день, чтобы не плакать, пришлось напиться с подружкой, а затем забыться тревожным сном. На третьи сутки на алкоголь смотреть было тошно, а от подруг Таня пряталась, чтобы не слушать их дурацких советов и подбадриваний. Она стала ждать, когда же Гоша явится с повинной и скажет, что без нее ему не жить. Прошло еще два дня, но этого так и не произошло, тогда Таня написала ему СМС. Позвать назад не могла из гордости, просто спросила, как дела. Гоша ответил: «Нормально» – и замолчал. Как будто не страдал все эти дни и не хотел вернуться. Но ведь такого быть не может! Если Таня мучается, то и он тоже должен… Хоть немножечко…

Через неделю Таня ему позвонила. Гоша долго не брал трубку, а когда ответил, оказалось, что он находится в боулинге с друзьями (и подругами – ей очень хорошо был слышен женский смех), и его настроение можно назвать скорее радужным, чем упадническим. В общем, Таня оскорбилась окончательно и бесповоротно и ушла в депрессию.

Длилась она долго. Неделю! И, как назло, на эти дни выпала оттепель. Весна пришла ровно в срок – первого марта. Природа стала преображаться: побежали ручьи, оголилась земля, веточки начали наливаться силой…

А на душе было тоскливо, хоть вешайся. Но ничего такого делать Таня не собиралась, она очень хотела поскорее избавиться от депрессии и начать новую жизнь. В этом ей взялась помочь подруга Светлана.

– Таня, ты дура! – сказала она при встрече. – Радовалась бы, что избавилась от него!

– Да чему тут радоваться? Теперь я одна… А хочется замуж!

– Сколько вы прожили?

– Два года.

– Тогда расслабься. Твой Гоша все равно бы тебя в загс не позвал.

– Почему это? – насупилась Таня. В принципе, она сама была того же мнения, но возмутилась, чтобы узнать, почему его разделяет еще и подруга.

– Ты «Космополитен» читаешь?

– Ну… Иногда.

– Там давным-давно написано было, что если мужчина в первые полгода замуж не позовет, то можно уже об этом и не мечтать!

– Ну он звал… Когда-то…

– Падал на колено и вручал колечко?

– Нет. Говорил, что видит своей женой только меня.

– А-а… – многозначительно протянула Света. – Короче, подруга, отвлечься тебе надо… Сменить обстановку.

– Надо, – согласилась Таня. – Я собираюсь в Международный женский день съездить к бабушке в деревню. Будет три выходных, так что…

– Таня, ты дура, – повторилась подруга. – Я тебе не о бабушкиной деревне говорю. Езжай на море. Отдохнешь, развеешься…

– Да что там сейчас делать? Холодно же.

– Ну ты темная, мать! Кроме Черного и Азовского существует еще множество морей. Я предлагаю тебе Красное. Была когда-нибудь в Египте?

Таня, хоть и имела загранпаспорт, за пределы бывшего СНГ ни разу не выезжала. Поэтому отрицательно мотнула головой.

– Еще лучше! Когда туда впервые едешь, все нравится! Хочешь, помогу тебе путевку недорого купить? У меня сестра в турбюро работает!

– Нет, спасибо, не нужно… Я лучше к бабушке!

– И это ты называешь сменить обстановку? Да ты в деревне еще больше скуксишься. Что тебе там делать? Грязь в резиновых сапогах месить да на местную пьянь смотреть? Тебе, кроме всего прочего, новый роман закрутить не мешает…

– Как будто это так просто!

– На курорте как два пальца, туда много одиноких мужчин приезжают. Я сколько раз моталась и ни разу без кавалера не оставалась.

– Так они все женатые были! – припомнила Таня рассказы подруги.

– И что? Женатый – не мертвый! На курорте это значения не имеет.

– Нет, я так не могу. Некрасиво как-то…

– А если это любовь с первого взгляда? У меня со всеми было именно так. Увидели друг друга, и бац – любовь!

– Я в такую не верю… Вот с Гошей…

– Да забудь ты про своего Гошу, – оборвала ее Света. – Ну что, будем путевку брать?

Таня, конечно же, ответила отказом, но Светлане противостоять было трудно. По всей видимости, подруга имела свой процент с продажи путевок клиентам, приведенным ею, поэтому с таким жаром уговаривала ее отправиться в путешествие. Таня еще долго отнекивалась, но потом вспомнила, что на носу Восьмое марта, а цветочков ждать не от кого, и согласилась.

Сборы много времени не заняли. Запихнув в чемодан шорты, три футболки и два платья (одно простое, а второе нарядное и, что называется, секси), нижнее белье, предметы гигиены, шлепки и босоножки на каблучке, тушь и помаду, Таня посчитала, что этого достаточно. Ни о защитном креме, ни о таблетках она почему-то не вспомнила, но в аэропорт отправилась в полной уверенности, что ничего не забыла.

В зале аэропорта Таня заметила, что всех, кроме нее, провожают. Кого кавалеры, кого родители, кого друзья. И только она одна. Гоша самоустранился, мама живет в другом городе, а приятельницы на работе – день был будний. Короче, было, отчего загрустить. Особенно при взгляде на тех счастливиц, возле которых ворковали мужчины и у кого в руках были цветы. Кто бы знал, как Тане хотелось, чтобы ее провожали вот так, с цветами.

Задушив в себе приступ жгучей зависти, Таня уселась в кресло и стала ждать, когда объявят регистрацию на рейс. Она открыла купленный по дороге журнал, но читать не могла – нервничала перед полетом. Тут очень кстати к ней подсел худощавый длинноволосый парень и завел беседу. Звали его Егором. Он летел тем же рейсом, и Таня благодарила за это судьбу. Когда есть компания, это же здорово! Тем более что она первый раз за границу отправлялась… Да и просто летела первый раз в жизни и понятия не имела, где багаж сдавать, где потом его получать. А вот Егор был бывалым путешественником и обещал все ей показать и помочь с чемоданом. Он даже его транспортировку на себя взял. Тащил Танин баул на плече (у всех нормальных людей были сумки на колесиках, а у нее мамина, с застойных времен).

В самолете они сидели вместе и весь перелет болтали ни о чем. Егор был в Египте уже пять раз и рассказывал Тане о стране. Было интересно! Особенно ей понравилось слушать о семейном укладе. Оказалось, что жен египетским мужикам выбирали матери. Обычно мать шла в дом потенциальной невесты и тестировала ее на «профпригодность». То есть заставляла грызть орехи зубами, чтобы проверить, здорова ли она (о здоровье было принято судить по зубам, почти как при покупке лошадей), заваривать кофе и обниматься. Последнее делалось для того, чтобы определить, что у невесты все натуральное. А то вдруг она себе в лифчик ваты наложила? И как после этого на ней жениться?

В общем, четыре с лишним часа пролетели незаметно. А когда пассажиры лайнера наконец оказались в аэропорту Шарм-Эль-Шейха и получили багаж, Таня с Егором сердечно распрощались и договорились как-нибудь встретиться.

До отеля Таня ехала недолго, минут десять. Кроме нее в автобусе не было туристов, которые отправлялись бы туда же. Так что вышла она одна. И на ресепшене оказалась одна. Явилась она в районе восьми часов утра, и менеджер огорошил ее известием о том, что вселят ее не раньше полудня, а скорее – в два, так как номер еще убрать надо.

Таня приуныла. Она-то думала, что ее отдых начнется уже через полчаса, оказалось…

Таня угнездилась на кожаном диване, одном из многих, стоящих в холле, и стала ждать. Но время как назло тянулось медленно. Чтобы убить его, Таня погуляла по территории, отметила, что здесь очень красиво: кругом цветы, пальмы, водопады, обвитые вьюнами беседки – и еще больше захотела поскорее оказаться полноправным членом отельного сообщества. Но вселять ее не собирались. Она несколько раз спрашивала, а менеджер все одно твердил: «Ждите до двух».

А тут еще пьяный толстяк (и это в начале одиннадцатого!) с обгоревшим до свекольного цвета пузом брякнулся рядом и стал приставать с разговорами. Рассказывал, как ему не нравится в этом отеле, хвалил те, где отдыхал раньше, и хуже того – лез к Тане обниматься. Когда она вежливо попросила не трогать ее, Гриша Мерешко из Кременчуга (так отрекомендовался толстяк) сделал вид, что не слышит, но стоило ей рявкнуть: «Грабли убери!» – руки свои распускать перестал. А едва Таня вслух заметила, что в сумке, стоящей на крыльце рядом с чемоданом, у нее лежат сланцы, в которые ей очень хочется переобуться, как Гриша вскочил и побежал за ними. Принес не совсем скоро, но все же принес. Сменив кроссовки на резиновые шлепки, Таня почувствовала себя намного лучше, но ненадолго. Хотелось принять душ, натянуть купальник и бежать на море. Она еще несколько раз подходила к стойке ресепшена, но получала один и тот же ответ: «Заселение в два» и возвращалась на свой диванчик. А до двух оставалось еще очень много времени…

У Тани, видимо, был очень несчастный вид, так как проходящая мимо женщина вдруг остановилась и спросила, все ли у нее в порядке. Вешать на постороннего свои проблемы было некрасиво, но Таня не сдержалась. Выслушав ее сбивчивые жалобы, Вера (так звали новую знакомую) хмыкнула:

– Дай им двадцатку – и все дела.

Таня так и сделала и уже спустя пятнадцать минут заселилась в номер. А еще через десять к ней в гости явилась Вера. С коньяком и сливами. Таня коньяк не любила, да и пила очень мало, но отказать не могла. Во-первых, была благодарна Вере, во-вторых, та не приняла бы ее отказа. Вера явно относилась к категории людей, которые считают, что всегда и во всем правы, а на тех, кто думает иначе, смертельно обижаются. Выглядела она соответственно. Воинственный хохол на макушке, острый нос, упрямый подбородок, поджарая фигура закаленного в вечных боях за свою правоту воина.

Когда Вера ушла, Таня, вместо того чтобы пойти на пляж, прилегла и не заметила, как уснула. Разбудил ее стук в дверь. Таня вскочила и побежала открывать.

Ожидая увидеть уборщика, она очень удивилась, когда обнаружила перед своей дверью мужчину славянской наружности в шортах и майке.

– Хай, – сказал он и лучезарно улыбнулся.

– Здравствуйте, – откликнулась на приветствие Таня.

– О, русская! – обрадовался он. – Это хорошо, а то я по-английски плохо говорю. Войти можно?

Таня молча посторонилась. Мужчина вошел. Походка у него была уверенная. А фигура красивая: мускулистая, но не перекачанная, короче, то, что нужно. «Не то что у Гоши», – подумалось вдруг Тане. Лицо незваного гостя тоже впечатлило, но не по-журнальному. То есть он имел сломанный нос, заметные морщинки у глаз и золотую коронку на коренном зубе, но все равно выглядел потрясающе. Эталонных красавцев Таня никогда не любила, поэтому мужчина ей очень понравился.

– Меня Сережей зовут, – представился гость. – А вас?

– Меня Таней.

– Очень приятно. Тань, есть что попить?

– Минералка подойдет?

Сережа кивнул, и Таня отправилась к холодильнику.

– Только приехали? – спросил Сергей, кивнув на нераспакованный чемодан.

– Да. Утром.

– А я уже неделю тут киплю, до чертиков надоело.

Таня достала воду и, перед тем как подать ее, глянула на себя в зеркало. То, что она увидела, ее ужаснуло. Помятая физиономия, всклокоченные волосы, а к подбородку прилип кусок сливовой кожуры. Таня быстренько вытерлась и кое-как пригладила вихры. После этого можно было и к Сереже повернуться. Хотя, конечно, эти полумеры ее не сильно украсили, но на бомжа она перестала походить.

– Спасибочки, – поблагодарил Таню гость, взяв бутылку и прикладываясь к горлышку.

– А мне сказали, что тут все включено. В том числе и вода, – заметила Таня.

– Совершенно верно, – сказал Сережа и, изменив вежливости, «тыкнул»: – Я к тебе не за этим…

– А зачем?

– Можно я с твоего балкона на соседний влезу?

Таня нахмурилась.

– Да ты не бойся, я не вор… Соседний номер мой. Но ключ электронный остался в нем – забыл я его и теперь попасть не могу.

– А-а… – растерянно протянула Таня. – А вы что, балконную дверь не запираете?

– Не-а, – беспечно мотнул он головой. – Все ценное в сейфе отеля, а мои запасные шорты вряд ли кому-нибудь понадобятся.

Таня не нашла, что на это сказать, молча кивнула и провела Сергея на балкон. А затем понаблюдала за тем, как он перемахнул на свой. Сделал он это играючи, нисколько не испугавшись высоты (они находились на третьем этаже) и особо не напрягаясь. Его фигура, казалось, была создана для того, чтобы преодолевать препятствия. Когда он оперся на поручень, мышцы на руке вздулись, а кубики на животе стали выпуклыми (он как будто специально снял майку перед тем, как полез на балкон). Таня залюбовалась им, хотя раньше не замечала за собой тяги к мускулистым парням. Иначе не обратила бы внимания на Гошу, у которого что плечи, что талия, что бедра – все на одном уровне, а вместо кубиков на животе небольшая, но заметная прослойка жира.

– Спасибо тебе, Таня, – сказал Сережа на прощание. И скрылся за балконной дверью.

«Мог бы и на ужин позвать! – подумала она. – А лучше на дискотеку! – И с разочарованием решила: – Не понравилась я ему! Поэтому и не пригласил…»

От этой мысли стало очень тоскливо, но потом вдруг в Татьяне проснулся азарт. Не понравилась, значит? А вот я сейчас оденусь в свое лучшее платье, волосы распущу, макияж на помятую мордашку нанесу… Такой красоткой стану, что ты в меня влюбишься!

И решительно направилась к чемодану, чтобы достать из него то самое платье…

Когда вещи были вытряхнуты, Таня испуганно ойкнула. Но не потому, что с ее барахлишком произошел какой-то конфуз, просто в потайном кармане она обнаружила неопознанный предмет. Вернее, это совершенно точно был тюбик шампуня с логотипом известной немецкой фирмы, но Таня его туда положить не могла. Во-первых, она пользовалась средствами других компаний, а во-вторых, вообще ничего для мытья головы не взяла – Светка сказала, что это ей будут даром давать.

Таня открутила крышку пузырька и заглянула внутрь. Там вместо перламутровой жидкости обнаружила белый порошок, похожий на крахмал. И как он появился в ее чемодане, можно было только гадать. Да и что это за порошок, Таня не поняла. Не крахмал же!

Таня поднесла тюбик к носу, понюхала. Ничем не пахло.

«Наркотики! – осенило ее. И стало так страшно, хоть кричи. – Ну точно они, а что же еще? – И с еще большим ужасом подумала: – В моем чемодане лежит героин, тянущий, судя по количеству, на астрономическую сумму!»

Когда первый приступ паники прошел, Таня стала лихорадочно соображать, что делать. Первой мыслью было немедленно отправиться к представителю тур-оператора и все ему рассказать. Но, представив, во что после этого превратится ее отдых, передумала. Она приехала купаться, загорать, нырять и отрываться, а не таскаться по полицейским участкам. Вот в последний день можно было бы и проявить свою гражданскую сознательность, но теперь, когда отдых только начался…

«Спрячу-ка я этот пузырек где-нибудь, – приняла она решение, но тут же его изменила: – А вдруг его кто-то найдет и присвоит? Что мне тогда делать? Ведь тот, кто это мне подложил, обязательно явится, чтобы забрать тюбик».

Тут Танины мысли направились по несколько другому руслу: «Кто мне это подсунул? Неужели Сережа? Больше-то некому».

«Как это некому? – самой себе возразила Таня. – А Вера? Приперлась с коньяком средь бела дня! Явно неспроста! Да и сливы свои дурацкие положила в большущий пакет, где, возможно, еще что-то лежало… И подкинуть тюбик у нее была возможность. Я то в туалет выходила, то к телефону подбегала».

«Но и Сережа мог, – тут же вступила в полемику с собой Таня. – Пока я ему воду доставала и пыталась себя в порядок привести… Сумки при нем не было, но в карманы в шортах мог поместиться не то что тюбик – трехлитровая банка!»

Тут ей вспомнился хмельной украинский турист. Он крутился у чемодана довольно долго, делая вид, что ищет в пакете рядом ее сланцы, и очень даже мог сунуть в него тюбик.

«Да кто угодно мог! – вдруг осенило Таню. – Ведь чемодан стоял возле отеля два часа».

В общем, Таня совсем запуталась. Наверное, именно поэтому не нашла ничего лучше, чем вернуть тюбик на место. «Когда тот, кто его подложил, – подумала она, – явится ко мне, чтобы забрать, я сделаю вид, что ничего не знаю, и все будет прекрасно». Да, конечно, Таня отрицательно относилась к наркоторговле, но считала, что с ней должны бороться профессионалы, а не слабая, трусливая, а главное – брошенная и несчастная женщина.

В общем, Таня вернула «шампунь» на место и пошла на ужин. Кусок в горло не лез (было страшно – вдруг обыск, а у нее в чемодане наркотик), но она втолкнула в себя порцию рыбы и два фужера вина – чтобы расслабиться.

Египетское полусладкое подействовало магически. То ли было крепче отечественного, то ли попало на старые дрожжи, но результат превзошел все ожидания, и Таня отвлеклась. Так что после приема пищи сиделось на веранде очень даже весело. Интересно было наблюдать за другими отдыхающими, особенно за русскими. Алкоголь они поглощали в количествах немереных, но при этом самыми шумными были итальянцы, а самыми пьяными оказались немцы. За благопристойной с виду бюргершей, упавшей в бассейн, Тане понаблюдать не дали. К ней за столик подсела Вера.

– Привет, Танюха! Ну как успехи?

– Нормально, – ответила та.

– Что, уже присмотрела себе мужичка?

Таня смущенно потупилась. Вера говорила, что приехала в Египет для того, чтобы заняться сексом с каким-нибудь симпатичным арабом, и настоятельно рекомендовала Тане последовать ее примеру. По мнению Веры, ничто так быстро не избавляет от страданий, как необременительный секс с горячим парнем. Таня была категорически с ней не согласна, но не спорила, знала – это без толку.

Теперь, когда всплыли новые обстоятельства и как следствие – подозрения, Таня стала сомневаться в правдивости Вериных речей. Небось усыпляла ее бдительность, старалась казаться легкомысленнее, чем есть на самом деле, как, впрочем, и сосед…

– Привет, соседка, – услышала Таня и вздрогнула от неожиданности. Не ожидала встретить тут Сергея – возле бассейна сидели одни женщины и пенсионеры, мужчины же тусовались в спорт-баре.

– Добрый вечер, – откликнулась Таня. – Поужинали уже?

– Ага. Теперь думаю, чем бы заняться…

Вера, услышав это, многозначительно хмыкнула и сказала:

– Не буду вам мешать, голубки…

Она встала из-за стола, но, перед тем как уйти, незаметно указала на Сережу и скорчила кислую мину. Типа и что ты в нем нашла? Молодые арабы гораздо интереснее… А этому уж и лет около сорока, и нос кривой, и глаза усталые, к тому же волосы торчат в разные стороны, будто он никогда не расчесывается…

Тут Таня могла бы поспорить. На ее взгляд, среди местных было не много интересных парней, и даже самые эффектные (почему-то это были массажисты) не шли ни в какое сравнение с Серегой. Да, у арабов были удивительной красоты глаза и чувственные губы, но у этого такое мужественное лицо и атлетическая фигура, что Таня просто таяла.

«Только он, скорее всего, женат», – грустно подумала Таня и тяжело вздохнула. От своих принципов ей не хотелось отказываться.

– Не откажешься позаниматься со мной завтра кайтингом? – спросил Сережа.

– Надеюсь, это что-то пристойное?

– Смотря что понимать под непристойностью…

– Нет, не хочу, – поспешно выпалила Таня.

– Женщины… – фыркнул он. – Только и думают что о сексе. Кайтинг – тот же сёрфинг, только с воздушным змеем.

– Это как?

– Ты вообще почему именно этот отель выбрала?

– Ну так… Просто.

– Сюда, вообще-то, больше сёрферы ездят. Тут хорошие условия для занятий.

– То есть ты сёрфингист?

– Я кайт-сёрфер. А еще сноубордист и дельтапланерист. Словом, экстремал.

«А еще наркокурьер, – добавила про себя Таня. – Что неудивительно! Вам, экстремалам, вечно не хватает острых ощущений и денег».

– Так что? – вновь обратился к Тане Сергей. – Хочешь завтра попробовать?

– Хочу, – вдруг сказала она. И, вспомнив о тюбике в своем чемодане, предложила: – Не заглянешь ко мне сегодня?

Сергей хоть и понял это приглашение превратно, но, надо отдать ему должное, ответил нейтрально:

– Если пригласишь.

Секунду подумав, Таня выпалила:

– Приглашаю. – И трусливо добавила: – Чаю попьем. А то одной скучно.

– Ну тогда пошли.

– Сейчас?

– Ну да. А то я в девять лечь хочу, чтобы выспаться…

На лице Тани, по всей видимости, отразилось легкое недовольство. Немедленно идти желания не было. Хотелось попозже. И чтобы Сергей был непричастен к наркотикам, а просто стремился побыть с ней… Она и платье свое сексуальное надела, губы и ресницы накрасила. В общем, выглядела если не на все сто, то на девяносто пять точно.

– Не хочешь уходить? – прочитал по ее лицу Сережа. – Тогда чаю в другой раз попьем, а сегодня мне рано лечь надо. Вчера в Нааму на дискотеку ездил, не выспался, а завтра надо в форме быть… – Он подмигнул Тане. – Пока, что ли?

– Пока! – попрощалась она с соседом. А про себя подумала, что балконную дверь не закрыла специально для него, и если он захочет, то сможет влезть в ее номер, чтобы забрать героин.

Сережа кивнул и удалился. Не успела Таня проводить его взглядом, как к ней за столик подсел хохол Гриша. Он был привычно пьян, но не так, как утром, а в меру.

– Салют! Ты как?

– В порядке, – вежливо ответила Таня. – А ты?

– И я, – гоготнул он. – Я вечером всегда в норме, а вот с утра… Почему тут все бары с десяти работать начинают, а? По мне, так уже в восемь пора открываться… – Он опрокинул в рот Танин стакан, в котором был слабо разбавленный джин-тоник, и скривился. – Как ты это пьешь?

– Я не пью, – честно призналась Таня. Она взяла джин с тоником только для того, чтобы не сидеть за пустым столиком.

– И правильно! Надо употреблять чистый!

С этими словами он встал и направился к бару.

– Ты сегодня не собираешься ко мне в гости? – крикнула ему вслед Таня.

– Сегодня нет, – ответил он с совершенно идиотской улыбкой. – Я бухой по бабам не хожу… Но если хочешь, то завтра…

Таня пожала плечами, типа, как вам будет угодно, после чего встала из-за стола и пошла к танцплощадке, откуда как раз раздались зазывающие крики аниматоров.

В номер Таня вернулась около полуночи. Спать хотелось ужасно, но, перед тем как лечь, она проверила чемодан. Тюбик был на месте!

Пробудилась Таня от громкого стука. Казалось, что стучат по ее голове, но она решила, что ей это снится. Однако, когда Таня открыла глаза, оказалось, что звуки имеют место быть. Она вскочила с кровати и побежала открывать.

Распахнув дверь, она увидела Сережу. Он был немного заспан, но бодр, а в руке держал алую кепку и солнцезащитные очки со специальными креплениями, не позволяющими слететь при резких движениях.

– Пошли, что ли? – спросил он и только после этого поздоровался.

– Доброе утро… – Таня спряталась за дверь, вспомнив, что не одета. – А завтрак?

– Уж очень хороший сейчас ветер, – заметил Сережа. – Грех этим не воспользоваться… Перекусим на пляже. В одиннадцать будут пиццу давать, тогда и покушаем.

Таня есть не очень хотела, поэтому согласно кивнула. Да если бы и хотела, все равно кивнула бы, потому что Сергей ей чрезвычайно нравился. Да и немного похудеть не мешало! Гоша все два года твердил о том, что у Тани на боках слишком много лишнего.

– Подожди минутку, я оденусь, – сказала она, впуская Сережу.

– Давай быстрее…

– Две минуты! – Таня на самом деле могла собраться за это время. В отличие от большинства женщин, она не тратила на макияж и гардероб по два часа.

Она ушла в ванную комнату, давая Сергею возможность взять то, что ему нужно (если, конечно, ему что-то было нужно, а то ведь вполне возможно, что она на его счет ошибается).

Таня быстро умылась. Так же споро сменила майку с трусами на купальник и шорты. Когда она вышла, Сережа сидел в кресле и увлеченно смотрел документальный фильм по российскому каналу, где рассказывалось о наркоторговле.

«Передачка в тему», – решила Таня и спросила:

– А в Египет наркотики возят?

– Не думаю, – ответил Сергей. – Тут наркоманов мало. Траву курят, конечно, но она здесь растет, а тяжелые мало кто употребляет.

– А туристы?

– Торчки сюда не поедут. Зачем им зря деньги тратить? Но, вообще-то, бедуины, говорят, занимаются черным бизнесом. То есть перевозят наркотики и оружие. Их местные власти не трогают – боятся связываться.

– Откуда ты все это знаешь?

– Так гид рассказывал. – Он встал. – Потопали, ладно?

Таня была не против. Топать так топать. Но перед тем как покинуть номер, она заглянула в свой чемодан и обнаружила, что тюбик на месте.

На пляже народу было немного. Что неудивительно – в начале девятого все либо спали, либо были на завтраке. Исключение составляли всего четверо: Таня с Сережей, старикан-бегун и все тот же вечно пьяный хохол Гриша. Последний маялся на лежаке, всем своим видом выражая нетерпение. Тане сразу стало ясно, что Гриша ждет не дождется, когда откроется бар и можно будет опохмелиться.

– Мне сюда, – сказал Сережа, указав на домик, возле которого в ряд стояли сёрф-доски. – Возьму все прибамбасы, и пойдем в море.

Он двинулся к кайт-станции, а Таня угнездилась на лежаке, чтобы подождать его возвращения. Через десять минут он уже спешил к ней, облаченный в гидрокостюм и какой-то невероятный пояс с крючком на животе. Выглядел он в своем обмундировании очень эффектно. Тане пришлось постараться, чтобы не выказать восторга. А то стоит продемонстрировать мужчине свою симпатию, как он сразу, одолеваемый гордыней, меняется в худшую сторону.

– Пошли, что ли? – сказал Сергей в своей привычной манере «чтолить» и кивнул на участок моря, который был отгорожен канатами. – Это кайт-спот. Оттуда мы выходим. Ты посмотри за мной, и, если не испугаешься, я поучу и тебя.

Таня кивнула. Поучиться новому, а еще важнее – экстремальному очень хотелось. В своей жизни она ни разу не занималась ничем подобным. Даже велосипед у нее был не спортивный, а прогулочный. Коньки фигурные, подростковые. А на лыжах, не говоря уже о сноуборде, она никогда не стояла.

Надув свой кайт (для этого имелось специальное устройство), Сергей прицепил его стропы к тому самому крюку на животе и вошел в море. Ветер он ловил недолго. Уже через минуту Сережа забрался на доску и помчался по волнам.

Зрелище было эффектным. Высокий мускулистый мужчина, затянутый в гидрокостюм, походил на бога морей. Но не на того седого бородача с трезубцем, которого принято изображать на картинках в детских книжках, а на пышущего энергией и молодостью повелителя волн и ветров.

Пока Таня любовалась Сергеем, на пляж прибежала Вера. Как обычно, очень энергичная и излишне суетливая, она плюхнулась рядом, едва не проломив лежак.

– Салют! – поприветствовала она Таню. – Ты чего так рано?

– Кайтингом заниматься буду, – гордо молвила та. – А ты?

– А я своего мачо пасу. Он массажист. – Она закатила глаза и гордо добавила: – Он самый красивый из местных. Его зовут Али. Вчера у меня был предпоследний сеанс массажа, и сегодня он станет моим. Надеюсь, еще до сеанса… Массаж бы стал хорошим десертом. А как твой извращенец?

– Кто? – испугалась Таня.

– Ну, тот мужик, что вчера подходил к тебе. Склонял тебя к какому-ту кайтингу, я краем уха слышала… Это явно что-то непристойное.

– А вот тут ты ошибаешься. Кайтинг – это… – Тут Таня увидела, как Сергея повело на вираже, и он свалился в воду. – Ой! – вскричала она. – Прости, я на минуту…

– Куда?

– Да вон там… Сережа! – И хоть поняла, что с ним ничего не случилось, обеспокоенно проговорила: – Мой извращенец упал! Надо спросить, как дела…

Вера расхохоталась и заявила:

– Дура ты, Таня! Нашла кого выбрать. Сразу ж видно – опасный тип!

– В каком смысле?

– В прямом! – И добавила безапелляционно: – Бандит какой-то… Да и вид у него потрепанный. Мой массажист в сто раз лучше!

– На вкус и цвет…

– Кстати, я хочу зайти к тебе перед обедом!

– Зачем?

– Да выпить не с кем. Завтра я уезжаю, а у меня бутылка коньяка осталась… Не везти же обратно?

Таня в ответ улыбнулась. Никакого коньяка она не хотела, но дать согласие на посещение ее номера Таня была обязана. Если именно Вера подсунула ей наркотики, то прийти она намеревается именно затем, чтобы их забрать. Так к чему ей мешать? И вообще… Гораздо спокойнее думать, что именно она преступница, а не Сережа. Может, он и подозрительный тип, но все же очень приятный. И как мужчина, и как человек. Оказалось, что он химик, кандидат наук. Работает заведующим лабораторией и преподает в университете. И кто бы подумал? На вид так чистый бандюган!

– Таня! – прокричал он издали. – Притащи мне, пожалуйста, кепку… Голову напекло!

Таня кивнула, но потом на всякий случай уточнила:

– Ты не ушибся?

– С чего бы? – удивился он. – В нашем деле валиться с доски – это нормально.

Таня быстренько сбегала за бейсболкой и принесла Сереже. Тот, нахлобучив ее, спросил:

– Ты к Международному женскому дню как относишься?

– Нормально, – растерянно ответила Таня. – А что?

– В смысле, что требуешь от мужчины в этот день?

– А с чего такие вопросы?

– Да он вроде сегодня… Вот думаю, как тебя поздравить.

– Я люблю цветы.

– Все женщины их любят.

– Возможно. Но другие требуют в дополнение к ним что-нибудь более долговечное. Например, золото, а мне цветов достаточно.

– Болтаешь.

– Нет, правда. Только беда в том, что мне никогда не дарили цветов.

– Как это?

– А вот так… Нет, понятно, что на работе мужчины вручали нам по гвоздичке, но это все не то… Я ждала цветов от своего парня, но он…

– Что – он?

– Он всегда считал, что это лишняя трата денег и лучше преподнести что-нибудь более полезное и менее банальное. Например, чайник.

– Чайник? Какой еще?..

– Электрический. Я все говорила, что на газу греть воду долго и хорошо бы иметь что-нибудь более удобное… Ну вот он и подарил мне его на прошлое Восьмое марта.

– Грустно, – почему-то сказал Сергей. – Ладно, я прокачусь еще… А ты? Будешь пробовать?

– Пожалуй, нет, – ответила она, вспомнив, как Сережа свалился с доски. Если бы ее подбросило, она запросто могла бы долбануть его по голове.

– Почему?

– Страшно.

– И правильно, – одобрил ее решение Сережа. – Вот если бы ты хотя бы на сноуборде умела стоять, тогда легче… А так… Лучше поберечься!

И помчался на своем кайт-сёрфе в сторону горизонта. Кроме него море рассекали еще несколько человек, а в голубом небе реяли разноцветные воздушные змеи, похожие то ли на бабочек, то ли на рыб, чудом попавших из морской сини в синь небесную.

Оставшись одна, Таня выкупалась. Когда Сережа вернулся, они отправились на завтрак. Потом Таня вернулась на пляж, а ее сосед пошел в номер, чтобы, как он выразился, помять репу, то есть поспать. По всей видимости, утомила его борьба со стихией.

Она валялась на лежаке, купалась, пила вкусное местное пиво, пока ее не сморил сон. Во сне Таня видела сначала Гошу, который выходил из ванной комнаты в набедренной повязке, затем Серегу, выбирающегося из воды без ничего, вместо привычного глазу фигового листочка на его причинном месте красовался огромный розовый бутон (Таня обожала розы). Проснулась она от того, что кто-то ее щекотал. Таня вскочила и уставилась на того, кто ее разбудил. Им оказался не Сережа, хотя она очень на это надеялась.

– Привет! – с улыбкой проговорил Егор, ее недавний попутчик.

– Привет, – растерянно ответила Таня. – А что ты тут делаешь?

– В гости к тебе пришел!

– Здорово! – обрадовалась она. Человек, помогший в трудную минуту, всегда кстати.

– Искупаемся? – предложил он.

– Может, просто погуляем по берегу?

– Давай, – покладисто согласился Егор. – Только мне в туалет хочется… Покажешь, где это?

– Да вот он! – Таня указала в нужном направлении.

Егор благодарно улыбнулся и заспешил к домику.

Вернулся он буквально через пару минут.

– Там грязно, – заявил он. – Египетские пять звезд всегда равнялись трем. Я не могу там нужду справлять… Может, к тебе сбегаем? Ты наверняка живешь неподалеку.

– С чего ты взял?

– Ну, поскольку мы с тобой прилетели в семь утра, то резонно предположить, что тебе сразу номер не дали. Коли так, ты заплатила, чтобы тебя вселили, а за двадцать баксов обычно вселяют в хорошие корпуса, находящиеся на самом берегу.

Тане ничего не осталось, как кивнуть и проводить его в свой номер.

Пока Егор был в туалете, Таня сидела на балконе и все заглядывала за перегородку в надежде увидеть Сергея. Но тот, похоже, спал. Поняв, что лицезреть соседа «онлайн» не получится, она перевела взгляд на оконное стекло своего номера и тут заметила Егора. Он крался из туалета в направлении Таниного чемодана. Их разделяла пара метров.

Таня сделала вид, что не заметила маневров гостя, а на самом деле следила за ним очень внимательно. Вот Егор подошел, вот забрался рукой под крышку, пошарил…

«Значит, это он, – подумалось Тане. – Надо же, а я его совсем в расчет не принимала… Выходит, он познакомился со мной в аэропорту именно затем, чтобы подложить в мой чемодан наркотики. Наверное, сам он уже был на примете у органов».

– Таня, – послышалось из комнаты.

– Что?

– Можно тебя на минутку?

Таня встала со стула и шагнула с балкона в комнату.

– Ты, когда чемодан разбирала, ничего лишнего не обнаружила? – спросил Егор. И лицо его при этом было очень серьезным, если не сказать напряженным.

– Нет, – ответила Таня. – А что?

– В кармашке, например?

– В каком?

– В этом! – Он продемонстрировал ей тот самый карман, в котором лежали наркотики.

– Ничего. Я туда даже не лазила…

– Врешь! – вдруг заорал он. – Куда ты ЭТО дела?

Что под «этим» подразумевает Егор, Таня поняла, а вот почему он тюбик не нашел, даже представить не могла. Тюбик там, совершенно точно, так с какой стати?..

– Убью! – взревел Егор и кинулся на Таню. Среагировать она не успела и уже в следующую секунду лежала на полу, а ее горло обхватывали сильные пальцы.

Объяснить, что она «не верблюд», Таня не смогла бы при всем желании. Егор так сдавил ее горло, что не то что говорить – дышать мочи не было. Егор, похоже, впал в неадекватное состояние и, видя, что его жертва закатывает глаза, не ослабил хватки. Таня уже прощалась с жизнью, как вдруг…

Дверь отлетела, грохнувшись ручкой о стену. В комнату ворвался вихрь, затем Таня увидела, как исказилось лицо Егора, после чего он разжал пальцы и отлетел в сторону балкона. Поверить в то, что он ни с того ни с сего обрел дар левитации, Таня не могла и вскинула глаза, чтобы увидеть того, кто так экстремально передислоцировал Егора. Им оказался Сережа. Но что самое забавное, в его руках Таня не обнаружила биты или другого тяжелого предмета. А вот цветы были. Розы! Явно сорванные на территории отеля.

– С праздником! – проорал он. – С Международным женским днем! – И протянул букет Тане. Потом Сергей сделал два шага в сторону Егора, трясущего головой в углу комнаты, взял его за шкирку и поднял.

– Что ты с ним хочешь сделать?

– Сдам детективу отеля, а тот уж пусть вызывает местную полицию, чтобы разобраться с этим типом.

– Он, между прочим, мне наркотики в сумку подбросил. Только сейчас я не знаю, где они.

– Они у меня, – сказал Сережа.

– Как? Так получается, что ты… Ты действительно… опасный тип!

– Тип я совершенно безопасный, – заверил ее Сергей. – А наркоту я изъял, чтобы тебя обезопасить.

– В смысле?

– Я заметил, как ты нервничала, когда смотрела на свой чемодан. Мне стало любопытно, почему, вот я в него и заглянул. Сначала ничего подозрительного не обнаружил, но когда сунул нос в потайной кармашек и нашел там пузырек с порошком, то сразу все просек. А тут ты еще у меня про наркоту спрашиваешь, вот и понял я, что тебе ее кто-то в чемодан подсунул.

– То есть меня ты не заподозрил? Вдруг это я ее транспортировала?

– Таня, не смеши, – хмыкнул он. – Да какой из тебя наркокурьер? – Тут Егор затрепыхался, окончательно придя в себя, но Сергей так его тряхнул, что парень вновь обвис. – В общем, я решил тюбик из твоего чемодана изъять и оставить до поры у себя…

– Но когда ты умудрился это сделать? Я же смотрела, как ты…

– Да сразу после того, как с пляжа ушел. Тебя в номере не было, я перелез на твой балкон – ты по моему примеру тоже его не закрыла.

– И что ты собирался делать с наркотиками?

– Подержать у себя, пока курьер не объявится. Я присматривал за тобой постоянно, вот только все равно опоздал прийти на помощь вовремя… А все из-за этих цветов дурацких.

– Почему дурацких? Очень даже красивые розы.

– Возможно, однако хотелось подарить что-то особенное, но за букетом пришлось бы ехать на Наама-Бей, а я боялся тебя здесь без присмотра оставить…

– Ты такой сердобольный?

– Просто ты мне очень нравишься, – сказал он, сверкнув фиксой.

– Но ты, скорее всего, женат, – зачем-то озвучила свои мысли Таня. – Так что все равно ничего не выйдет… Я не связываюсь с женатыми даже на курортах.

– Я в разводе уже восемь лет, – признался Сергей. – А теперь ставь цветы в вазу и пойдем к детективу отеля, вечером у нас ужин в рыбном ресторане на берегу моря…

После того как Егор был доставлен в полицейский участок и Таня с Сережей дали показания (это было не так долго и страшно, как ей думалось), можно было возвращаться в отель. Что они и сделали. А вечером отправились в рыбный ресторан, где ели тунца под белым соусом и пили белое вино. На столе стояли свечи, приглушенно звучала арабская музыка. Обстановка была очень романтичная. Никогда в жизни Таня так здорово не отмечала Восьмое марта.

– Смотри, твоя знакомая! – воскликнул Сергей.

Таня обернулась и увидела Веру. Она шла по берегу под ручку с красивым молодым арабом, и на ее лице читалось выражение полного довольства судьбой. Оно же прослеживалось и на физиономии Григория, возлежавшего на лежаке чуть поодаль. В его руках было по стакану чистого виски, и он подносил то один, то другой ко рту, отхлебывал, смакуя, затем отодвигал руку и рассматривал янтарную жидкость на лунный свет.

– Ты, случайно, не замужем? – спросил вдруг Сергей. – А то у меня спросила про семейное положение, а о своем скромно промолчала.

– Случайно нет, – ответила Таня, смутившись. В тридцать лет уже пора было окольцеваться и даже развестись.

– Хорошо, – улыбнулся Сережа. – Значит, наш экстремальный роман сегодня не закончится.

– Почему именно сегодня? – спросила Таня.

– Потому что завтра я улетаю. – Он взял ее за руку. – Когда ты вернешься, встретимся?

Таня, просияв, кивнула. Похоже, не зря она послушала Свету и поехала в Египет… Да и в телефон Гоши залезла не зря. Если бы не это, она никогда бы не познакомилась с Сергеем и не узнала, что такое любовь с первого взгляда.

Людмила Мартова
Обжигающее счастье

Она пристегнула страховочный трос и еще раз проверила, все ли в порядке. Эта привычка – несколько раз убедиться в том, что все сделано по правилам и спуск будет безопасным, – въелась в плоть и кровь. Мозг фиксировал надежность креплений и карабинов автоматически, на это даже отвлекаться не приходилось. Яна и не отвлекалась.

Сейчас она думала о том, что уже весна. Снег практически совсем сошел, оставив грязные, будто изъеденные прожорливым жучком ноздреватые кучки, конфузливо съежившиеся на уже теплом, хотя еще и не обнаглевшем солнце. Листвы еще не было, да и глупо ее ждать в середине апреля-то, но деревья уже были готовы явить ее миру. Почки набухли, как губы женщины на позднем сроке беременности. Вокруг них даже появилась какая-то робкая, больше похожая на фантастическое марево легкая зелень. С высоты крыши Яне было особенно хорошо видно, как она накрывает город тончайшей, заметной только самому внимательному глазу кисеей.

– Готова? – спросил ее Илья.

– Готова. – Она шагнула к краю крыши и легко скользнула вниз по туго натянутой веревке. Илья держал ее на совесть, да и закреплена веревка была прочно, не оборвется.

Тяжесть собственного тела, как всегда в свободном падении, на долю секунды удивила и тут же сменилась всепоглощающим восторгом. Вот только ради этого чувства Яна и занималась роупджампингом. Мама не понимала ее увлечения. Впрочем, мама практически ничего не понимала в ее жизни.

Мимо глаз проскальзывали окна. Они отражались в Яниных зрачках, как сама она отражалась в стеклах. Мимолетно, несерьезно, на миг, не более. Веревка спружинила, и Яна с огорчением поняла, что достигла цели своего короткого путешествия. До земли было не более метра. Можно было подождать, пока Илья потравит веревку, чтобы опустить ее на газон, а можно было отцепить карабины, держащие основной и страховочный тросы, и спрыгнуть вниз самой. Так Яна и сделала, неожиданно оказавшись нос к носу с нелепым мужчиной средних лет, держащим на поводке разлапистого, тоже чуть нелепого щенка.

Щенок при ее появлении с размаху сел на попу, а мужик, наоборот, чуть подпрыгнул, видимо, от неожиданности. На нем была клетчатая красно-зеленая кепка, делающая его похожим на клоуна Олега Попова, замшевая коричневая куртка, застегнутая на все пуговицы, зеленое кашемировое кашне и очки на довольно крупном, чуть вздернутом носу. Из-под кепки во все стороны торчала буйная шевелюра, тоже точь-в-точь как у Олега Попова. Только красных кругляшков на щеках не хватало для завершения образа, да еще клоунского носа на резиночке.

– Вы что? Вы откуда тут? – спросил «Олег Попов» и даже голову задрал, чтобы посмотреть наверх. Там была только нескончаемая синь весеннего неба, с которого, по его разумению, никак не могла появиться странная девица в цветастом непромокаемом комбинезоне и каске на голове. – Вы строитель или домушница? Вы что, из окна выпали?

– Нет, с крыши спрыгнула, – честно призналась Яна. – Мы – роупджамперы, к соревнованиям готовимся.

– Роуп… кто?

– Джамперы. – Яна решила по возможности быть вежливой. Ссориться с жильцами, а судя по собаке, мужик жил именно в этом доме, ей не хотелось. Их право тренироваться именно здесь руководство клуба отстаивало несколько месяцев. Дом был подходящим – высотным, с глухой торцовой стеной, на которой они сделали стальные скобы для подъема и натянули трос. Конечно, via ferrata^[2] получилась так себе, очень условная, но тренироваться где-то было надо. Все лучше, чем ничего. – У нашего клуба договор с вашим ТСЖ. Председатель не против, что мы тут тренируемся. У нас соревнования, кстати, скоро, – неизвестно зачем добавила она. Мужик пожал плечами и смешно почесал свой крупный нос.

– Да прыгайте, на здоровье. Кто ж вам мешает, – пробормотал он. – Кто как с ума сходит, Штефан, пойдем.

Щенок вопросительно посмотрел на хозяина, потом на Яну, неохотно поднялся и гордо понес себя к тротуару.

«Я ему его дела сделать не дала, – запоздало поняла Яна. – Они для этого на клумбу залезли, а тут я, как снег на голову».

– А это какая порода? – спросила она скорее из неудобства, чем из искреннего интереса.

– Акита-ину, – не оборачиваясь, ответил «Олег Попов». – Фильм про Хатико видели?

Фильм про Хатико Яна видела. Обрыдалась вся. Но то, что независимо цокающая лапами уже по асфальту собака ни при каком приближении не может считаться акита-ину, она видела прекрасно.

– А вы уверены? – вырвалось у нее. – Ну, что это акита-ину?

– Конечно, уверен, – мужчина высокомерно пожал плечами. – Я, правда, на выставки ходить не собираюсь, поэтому купил его без родословной. Так гораздо дешевле, но собака, несомненно, породистая. Я видел ее маму, когда ходил забирать Штефана.

– А вы охотой увлекаетесь?

– Почему? – на лице повернувшегося мужика было написано такое изумление, что Яна даже рассмеялась.

– Потому что акита-ину – это охотничья собака. Японцы, которые вывели эту породу, называли таких собак матаги кэн – собака для охоты на крупного зверя. Ну, кабан там, или олень, или медведь.

– Господи боже ты мой, девушка, какой медведь, – мужчина даже засмеялся от такого нелепого предположения. – Ни на какую охоту я не хожу. Я профессор, литературу преподаю в нашем университете. А собака… Порода нынче модная. В квартире содержать можно. Ухода особого не требует. Два раза в неделю вычесал, и все. Вот и выбрал. И правильно сделал. Отличная оказалась собака. Да, Штефан?

Услышав свое имя, пес усиленно завилял хвостом, поднял морду и преданно посмотрел на хозяина.

– Не хочу вас расстраивать, но у вас дворняжка, – мягко сказала Яна. – Вас обманули.

– То есть как? – «Олег Попов» ошарашенно смотрел на нее. – Что вы глупости говорите? Откуда вы можете это знать?

– Янка, ты идешь? – с крыши свесилась голова Ильи, практически неразличимая снизу. – У нас еще три прыжка по плану.

– Иду, – заорала она. – Да просто все, – она снова повернулась к хозяину и его собаке, – я ветеринар. В собаках разбираюсь. А акита-ину моя лучшая подруга разводит, так что про них я знаю вообще все. Для акита-ину допускаются только три окраса: рыжий с белым уражиро, тигровый с белым уражиро и белый без единого пятнышка.

– Что такое уражиро?

– Внутренние поверхности лап, груди и маски морды. У вас пес рыжий, маска у него белая, а грудь и лапы – черные. Такого быть не может, если собака породистая.

– Когда я его брал, у него лапки тоже рыжие были, – сообщил мужчина растерянно. – А потом потемнели. Я думал, такое возможно.

– Возможно. Если вашего щенка перед продажей покрасили. А потом краска смылась. Вы же лапы ему после прогулки моете?

– Как покрасили? – голос мужика вообще упал до шепота.

– Нормально, краской для волос. Так всегда делают мошенники. Вы извините, мне идти нужно. Меня ждут.

– А что же мне теперь делать?

– Не знаю, – Яна пожала плечами и пошла в сторону угла дома. – Надеюсь, выгонять собаку на улицу вы не станете.

* * *

Заполнять анкету на чешскую визу с непривычки было трудновато. Да еще на английском языке. Яна даже язык от усердия высунула. В мусорной корзине уже «отдыхали» обрывки трех испорченных анкет. Сейчас она пыталась четкими печатными буквами заполнить четвертую, боясь ошибиться снова.

– Ипатова, там тебя спрашивают, – в кабинет заглянула сидящая в регистратуре Лена.

– Сейчас иду, – откликнулась Яна, обрадовавшись, что ненавистную анкету можно отложить. – Там кто, кошка или собака?

– Там мужчина. – Лена пожала плечами. – Один, без питомца.

Клинику, в которой она работала уже пять лет, Яна обожала. Еще учась в институте, она мечтала попасть именно сюда – в ветеринарный центр, открытый доктором Цыплаковым. К Владимиру Владимировичу ездили не только со всего города и даже области, но и из соседних городов. Он был не просто хороший врач, а отличный. Брался за любые, даже самые сложные операции и делал их с блеском.

У них весь коллектив был хороший – дружный и слаженный. Цыплаков – директор и хирург, сама Яна – терапевт и дерматолог, Ольга Дмитриевна – стоматолог, Павел Семенович – кардиолог. Это Цыплаков придумал – сделать в ветеринарной клинике узкую специализацию. Он был уверен, что нельзя одинаково хорошо лечить все, хоть у человека, хоть у собаки, хоть у ежика, поэтому его врачи специализировались по профилям, он отправлял их на семинары и конференции, заставлял читать специализированные журналы и даже самим писать в них статьи. На данный момент в клинике также работал новичок Ленчик Макаров. Он был еще студентом, поэтому специализацией не обзавелся, оставался у всех на подхвате.

Несмотря на весьма еще юный возраст, Ленчик был женат чуть ли не с первого курса, и его жена Маша ждала уже второго ребенка. При этом семья жила в общежитии, ютилась в четырнадцатиметровой комнатке.

– Ленька, зачем вам второй ребенок? – схватилась за голову Ольга Дмитриевна, когда гордый Макаров сообщил, что скоро станет отцом во второй раз. – Куда вы нищету плодите? Сами еще почти дети. Надо же на ноги встать, квартиру приобрести, а уж потом плодиться и размножаться.

– Так как же, – искренне удивился Ленчик. – Меня же иначе в армию заберут. А так я институт в июне закончу, а к июлю справочку в военкомат представлю, что детей двое. Машка как раз в конце июня родить должна. А деньги – дело наживное. Будут.

Оптимизм Ленчика поражал Янино воображение, но в принципе сильно она не удивлялась. В каждом домушке, как известно, свои погремушки. Если уж так хочется отмазаться от армии, живя вчетвером в облезлой общежитской конуре, так ради бога.

Сейчас Ленчик работал не покладая рук, ловко раскидывая собравшуюся очередь. Высокоспециализированной помощи никому не требовалось, поэтому Яна вполне могла поговорить с тем, кто ее спрашивает, а потом вернуться к ненавистной анкете. Выйдя в самую первую комнату, в которой и располагалась регистратура, она увидела мужчину, скрашивающего ожидание чтением стендов с полезной информацией:

– Здравствуйте, это вы меня спрашивали?

Он повернулся, и Яна невольно оторопела. Перед ней стоял тот самый «Олег Попов», под самый нос к которому она спланировала с крыши неделю назад. Клетчатой кепки на голове у него не было, а вот куртка и кашне были теми же, что и в первую встречу. Кудрявые буйные волосы в беспорядке торчали вокруг головы. Без кепки мужчина напоминал то ли Игоря Корнелюка, то ли Валерия Леонтьева, правда, слегка подстриженного.

– Вы? – удивленно спросила она. – Как вы меня нашли?

– Вы сказали, что вы – ветеринар, и я объехал несколько клиник с вопросом, не у них ли работает девушка, увлекающаяся роупджампингом, – на полном серьезе ответил он.

– Но зачем?

– Я вас искал, потому что вы должны мне помочь. Мы можем поговорить?

– Можем. – Яна пожала плечами. – Пойдемте в мой кабинет, только недолго, а то у нас очередь собралась.

Проведя мужчину в свой кабинет, она усадила его по другую сторону стола и приготовилась слушать.

– Давайте хоть познакомимся, – как ей показалось, жалобно сказал мужчина.

На секунду у Яны мелькнула мысль, что именно это и было целью его визита – познакомиться, но она тут же отогнала ее как неконструктивную. Никогда ни один мужчина не мечтал с ней познакомиться после внезапной встречи. В ней не было ничего привлекающего внимание. Яна сама знала, что обладает совершенно неброской, незапоминающейся внешностью. Не могла же она привлечь этого мужика только тем, что спустилась с неба на глазах у изумленной публики…

– Меня зовут Яна, – сказала она. – Яна Ипатова.

– А меня Ярослав Васильевич Петранцов. Можно просто Ярослав.

Ярослав Васильевич – это ничего. Нормально. Судя по его внешнему виду и манере одеваться, его вполне могли звать как-нибудь иначе, более эпатирующе. Лаэрт Никанорович, например. Лаэртом Никаноровичем звали нового маминого мужа, с которым Яна никак не могла найти общий язык. То ли из-за дурацкого имени, то ли из-за невыносимого снобизма и дурного характера.

– Итак, Ярослав Васильевич, вы сказали, что я должна вам помочь. В чем именно?

– Моя собака… Штефан… Он действительно оказался беспородным, вы были правы.

– И что теперь? Вы хотите сдать его в приют и не знаете, с чего начать? Или вы предлагаете мне его усыпить? – Голос Яны прозвучал резко. Сидящего напротив нее человека она в эту минуту презирала.

– Что? Нет, я не собираюсь его усыплять, что вы. – В голосе ее нового знакомого промелькнула растерянность. – И в приют сдавать не собираюсь. Он – мой друг. Ну, вы понимаете. В конце концов, мне совершенно все равно, породистый он или нет. Мы с ним прекрасно ладим вдвоем. Мама всегда говорила, что мне нужен кто-то, о ком можно заботиться, и вот теперь, когда мамы нет, у меня появился Штефан, и я его никому не отдам. Вот только этого человека, который мне продал щенка под видом породистого, его же нужно найти.

– Зачем? – не поняла Яна. От того, что Ярослав Васильевич не собирался выкидывать своего беспородного пса на улицу, у нее как-то потеплело на душе. Неприязнь к собеседнику разом прошла, и она вдруг заметила, что он – вовсе не старый, сорока еще нет, и довольно симпатичный. А что одевается непривычно глазу, так что ж с того.

– Ну как вы не понимаете? – Он вдруг разволновался. – Я провел расследование, несколько часов сидел в Интернете и хочу вам сказать, что мой случай – не единичный. Этот человек уже несколько раз так поступил. Он преступник, мошенник. А значит, его нужно остановить. Обезвредить.

– Так этим полиция должна заниматься. – Яна все еще не понимала, чего он от нее хочет. – Вы обратились в полицию?

– Господи боже ты мой, – он даже, кажется, рассердился из-за ее бестолковости. – Яна, что вы, какая полиция? Кто будет заводить дело из-за какой-то перекрашенной собаки? Нам нужно найти всех обманутых людей, объединиться, собрать заявления, чтобы их было как можно больше, и уже только после этого обращаться в полицию. А еще можно попытаться поймать этого негодяя на живца.

– Как?

– Да очень просто. По объявлениям о продаже собак. Вот тут-то мне и нужна ваша помощь. Со мной он больше встречаться не станет. Я же видел его в лицо. И телефон мой у него наверняка в базу данных занесен. Впрочем, телефон не проблема. У меня есть запасной. Я уже попытался ему позвонить, не скрою. Его аппарат вне зоны. И думаю, что после каждой сделки он меняет номер. Именно для того, чтобы не быть пойманным.

– План ваш мне ясен, – сказала Яна. – Признаю, что он не лишен смысла. Но все равно, почему вы решили обратиться за помощью именно ко мне? Вы же меня только один раз в жизни видели.

– Да это же просто, – рассмеялся он. – Вы разбираетесь в собаках. Более того, вы их любите и жалеете. Вам невыносима мысль, что кто-то может выбросить на помойку своего пса только потому, что он оказался дворняжкой. Именно поэтому вы наверняка согласитесь мне помочь. А еще вы решительная. Нерешительные девушки не станут заниматься этим вашим роупджампингом и сигать с крыши.

В его словах была логика. Яна подняла голову и внимательно посмотрела в его лицо – открытое славное лицо, которое вовсе не портил крупный вздернутый нос.

– Кроме того, я тоже могу быть вам полезен, – вдруг сказал он. – Как говорится, услуга за услугу. К примеру, я в два счета помогу вам оформить чешскую визу. И вообще, я очень хорошо знаю Чехию, более того, у меня свой дом в Праге, то есть не дом, а небольшая квартирка в доме на две семьи, но это не важно.

Теперь уже Яна смотрела на него чуть ли не с испугом.

– Откуда вы знаете, что я собираюсь в Чехию? – спросила она чужим, ставшим скрипучим голосом. – Вы что, справки обо мне наводили?

– Да не пугайтесь вы так, – он, кажется, всполошился. – У вас на столе лежит анкета, заполненная лишь наполовину, а в мусорном ведре обрывки. То есть я понимаю, что вы подаете документы на визу впервые, и у вас это вызвало затруднение. А то, что виза чешская, на ней написано. Яна, я ничего про вас не выяснял, я даже как вас зовут, узнал только что. Просто я довольно наблюдательный.

– Да уж, – сказала она сухо. – А по вам и не скажешь. И уж про дом в Праге – тем более. А я действительно собираюсь в Чехию. Правда, не в Прагу, а в Дечин. Там оборудовали отличную via ferrata. Это трассы для альпинистов, их там пять. На Пастыржской скале. Это место еще называют Чешской Швейцарией.

– Слышал, но бывать не приходилось, – отозвался Петранцов.

– Ну, в общем, у нас там соревнования через месяц. С этой скалы роупджамперы тоже прыгать могут. Вот мы и тренируемся сейчас. А Прагу я, конечно, очень хочу посмотреть. Всегда мечтала там побывать, но боюсь, что не смогу себе позволить еще и это. Дорого.

– Вот! Я и говорю, что могу быть вам полезен, – с воодушевлением заметил он. – Когда ваши соревнования закончатся, вы можете приехать в Прагу и поселиться в моем домике. На жилье сэкономите. А питание там совсем недорогое. Тем более что можно продукты в магазине покупать и самой дома готовить.

– Заманчиво, – признала Яна. – Но так далеко мы пока заглядывать не будем. Пока вы мне действительно помогите заполнить анкету, а то я с ней совсем замучилась, и будем искать вашего злоумышленника. Сегодня я до десяти вечера работаю, а потом у меня два дня выходных. Тренировки, конечно, есть, но я думаю, что мы все прекрасно успеем. Тренируюсь я на доме, в котором вы живете, так что давайте договоримся, что завтра я к вам приду, и мы все решим. Хорошо?

– Отлично, – вскричал он. – Тогда завтра я вас жду. И Штефан тоже. Мы живем в сто семьдесят пятой квартире.

* * *

Заниматься расследованием оказалось неожиданно увлекательно. Яна даже и не ожидала, что ее так захватит выслеживание таинственного продавца беспородных собак, выдаваемых за элитных.

В первый раз придя домой к Ярославу Васильевичу Петранцову, она с удивлением обнаружила, что мошеннический промысел в их городе поставлен на поток. Петранцов нашел в социальных сетях четырнадцать человек, пострадавших так же, как и он, вступил с ними в переписку и собрал всю необходимую фактуру. Глядя на составленную им табличку с датами, адресами, именами владельцев, породой и кличкой собак, а также уплаченными суммами, она невольно почувствовала уважение к этому человеку. Работу он проделал огромную и всю информацию собрал качественно и системно.

– Ну а как же, – ответил он на высказанное вслух удивление, – я же ученый. Собирать и систематизировать факты – моя работа. Как говорится, кто на что учился. Кстати, в том, что я попался именно на такую удочку мошенника, тоже есть некоторая закономерность.

– Какая же? – заинтересовалась Яна.

– Видите ли, я специалист по творчеству Ярослава Гашека. Знаете такого чешского писателя?

– Конечно, знаю, – обиделась Яна. – Он про похождения бравого солдата Швейка писал.

– Не только, хотя это и не важно. Пусть это и нескромно, но я – один из лучших в мире экспертов в этой области. У меня несколько монографий вышло. Я лекции читаю о творчестве и жизненном пути Гашека, причем не только в России, но и в Праге. Собственно, у меня и квартира там есть, потому что я регулярно веду курс в Пражском университете. У меня несколько грантов было от чешского правительства, потому что они ценят мой вклад во всемирное продвижение их главного писателя, национальной гордости. Но, впрочем, я не об этом.

Дело в том, что в биографии Гашека был один маленький эпизод. Он, знаете ли, вообще был, так скажем, хулиган. Ему на одном месте не сиделось и не работалось. Он нигде удержаться не мог, потому что его тянуло путешествовать. Бродяжничать даже. И пока он не начал зарабатывать себе на жизнь написанием юмористических заметок в различные чешские газеты и журналы, его отовсюду выгоняли.

Вообще в биографии Гашека накопилось изрядное количество легенд. Большинство из них было основано на сплетнях или вообще представляло собой анекдоты, которые он сам о себе охотно распространял, но тем не менее его биографы все это тщательно собирают. Как и полицейские протоколы, поскольку его частенько приводили в полицию.

Яна слушала не очень внимательно. Творчество Гашека ее нисколько не интересовало, даже про бравого солдата Швейка она в детстве начала читать и бросила. Ей не понравился ни стиль, ни содержание. А тут надо же, человек научную карьеру на этом построил. Интересно, чем его этот Гашек так зацепил? Тем, что их зовут одинаково, что ли…

Краем уха она вдруг зацепилась за слово «кинология», мелькнувшее в речи Ярослава.

– В общем, после этого Гашек открыл свой «Кинологический институт», – азартно рассказывал Петранцов, не замечая ее слабого интереса к теме, – попросту это была контора по продаже собак. Однако денег на то, чтобы начать разводить породистых щенков, у него не было, поэтому он просто ловил дворняг, перекрашивал их, как этот наш пока еще не пойманный мошенник, выправлял липовую родословную и продавал.

– Да вы что? – ахнула Яна. – И вправду любопытное совпадение. И долго ли этот бизнес продолжался?

– Недолго. Гашек попал под суд, причем вместе со своей женой Ярмилой, которая значилась совладелицей «Кинологического института». В общем, теперь ты понимаешь, почему я считаю своим долгом разыскать этого мошенника?

– Понимаю, – пряча улыбку, ответила Яна. Она заметила, что он перешел на «ты», но решила, что ничего не имеет против. В конце концов, они собирались вдвоем вести частное расследование, а это сближало. – Так, и что мы теперь будем делать?

– Мы выпишем телефоны из газет частных объявлений и будем обзванивать владельцев, предлагающих породистых щенков. Я купил Штефана именно по такому объявлению. Звонить будешь ты. Потому что мой голос преступник мог запомнить. Кроме того, ты, в отличие от меня, разбираешься в собаках, поэтому сможешь лучше задать наводящие вопросы, которые позволят понять, что это – тот человек, которого мы ищем.

– Хорошо, – покладисто сказала Яна. – А скажи мне, когда ты списывался с этими людьми, которых тоже обманули, они говорили тебе, что они сделали со своими собаками, ну, после того как узнали, что те беспородные?

– Меня этот вопрос тоже волновал, – понятливо кивнул Петранцов. – Из четырнадцати владельцев только один отвез собаку в приют. Остальные сказали, что быть лохами, конечно, обидно, но собаки в этом не виноваты, поэтому они их никому ни за что не отдадут. Будут любить просто так, без родословной. Хороших людей больше, чем плохих. Да, Штефан?

Щенок, услышав свое имя, отчаянно застучал хвостом по ламинату.

Всю следующую неделю все свободное от работы и тренировок время Яна и Ярослав посвящали обзвону и объезду потенциальных мошенников. Конечно, отводить на это получалось не больше часа-двух, да и то не каждый день, но с каждой новой встречей с очередным продавцом росло число вычеркнутых номеров телефонов, занесенных в сделанную Петранцовым еще одну специальную табличку.

Они ездили смотреть на лабрадоров и колли, американских кокер-спаниелей и птибрабансонов, московских сторожевых и чихуахуа. Как гласила таблица номер один, подделки касались практически всех пород без исключения. Найдя щенка, подходящего по внешнему виду, преступник красил его, выбривал шерсть и даже приклеивал скотчем уши. Породистые и непородистые щенки практически ничем не отличались. По крайней мере, заметить подмену мог только опытный глаз. Именно такой, какой был у Яны. Примерно на третьем визите она поняла, почему Ярослав так настаивал, чтобы она вела расследование вместе с ним, и признала правильность его решения.

Она уже успела заметить, что он все делает правильно и как-то основательно, что ли. Давно уже была заполнена и сдана в визовый центр ее анкета вместе с остальными документами, куплен билет на самолет и забронирована недорогая гостиница в Дечине.

– Вам с Ильей номер на двоих? – невзначай поинтересовался Ярослав, и Яна улыбнулась, заметив его отчаянный, но тщательно маскируемый интерес.

– Нет, мы с ним просто друзья, – мягко сказала она. – У Илюхи жена есть. Это моя самая близкая подруга. Та самая, что акита-ину разводит. Я тебе говорила, помнишь?

– Помню, – радостно ответил он. – Я все помню из того, что ты рассказываешь.

– А я одна, – почему-то добавила Яна. Вообще-то не в ее правилах было делиться личными переживаниями с практически незнакомыми людьми, но Петранцов вызывал у нее доверие. – Два года жила в гражданском браке, все думала, что привыкну, что он ко мне привыкнет, что стерпится, слюбится и сгладится. Но не срослось. Слишком мы оказались разными. Я все время работала и прыгала с крыш, а он лежал на диване, пил пиво и запрещал мне ездить на соревнования, потому что это деньги на ветер. А ты?

Он понял, что она хотела спросить, и так же легко ответил:

– А я тоже один. Сначала был вдвоем с мамой, а теперь один. Так сложилось. У меня было много работы, наука, Гашек, лекции. А мои подруги, они, конечно, появлялись регулярно, как же без них, я же нормальный мужик, интересовались только тем, как это все можно монетизировать. Моя зарплата в университете их оскорбляла. А вот счет в чешском банке, наоборот, вдохновлял. А я никак не мог взять в толк, почему я должен делить свои счета с человеком, который не разделяет моих интересов. Мне хотелось, чтобы меня любили безусловно, вот как Штефан.

– Всем бы хотелось, – согласилась Яна. – Ну что, звоним по следующему телефону?

* * *

Сегодня они пришли по объявлению о продаже породистых щенков джек-рассел-терьера без родословной. Владелец в телефонном разговоре совершенно точно ответил на все Янины вопросы, призванные вывести на чистую воду мошенника, так что она даже хотела предложить Ярославу обойтись без визита, но потом передумала.

Ей нравилось вести это расследование. Нравилось встречаться с Петранцовым в чужих дворах, вместе смотреть на умильных толстопузых щенков с разъезжающимися лапами. Нравилось вдыхать терпкий собачий дух, смотреть в ревнивые, чуть печальные глаза собак, которые, казалось, понимают, что у них хотят отобрать очередного дитенка. Ей нравился сам Ярослав. Его неспешность и обстоятельность, занудность даже, которые отчего-то совсем не раздражали. Она старалась не думать о том, что рано или поздно преступник будет найден, и после того как они сдадут его в полицию, их больше ничего не будет связывать. На сегодня у них было одно на двоих приключение, а в скором завтра Яну ждала поездка в Дечин и, если повезет, Прагу.

Говорят, что каждый человек о чем-то мечтает. Яна мечтала увидеть Прагу. Почему-то ей казалось, что это – город счастья, после визита в который все в жизни должно измениться до неузнаваемости.

Она подписалась в Фейсбуке на сообщество ценителей Праги и теперь каждый день, затаив дыхание, рассматривала красные пражские крыши, Карлов мост, туман над Влтавой, величественный храм Святого Витта, оригинальные часы на Староместской площади, крутой подъем к Пражскому граду, узкие, бесконечно запутанные, извилистые улицы Старого города.

– А ты все это видел? – спросила она у Ярослава. Они пришли по адресу, который назвал им владелец джек-рассел-терьера, но не рассчитали время, дома еще никого не было. Теперь сыщики топтались на пятачке перед подъездом простой панельной пятиэтажки. Ярослав почему-то выглядел растерянным и все оглядывался на подъездную дверь.

– У нас минут сорок еще, – сказал он, посмотрев на часы. – Вон скамеечка есть, пойдем посидим. Тепло уже.

Весна уже действительно пришла насовсем. Снег сошел. Обещание скорой зелени было уже настолько искренним, что становилось ясно – природа не обманет. Асфальт просох, и Яна сегодня впервые рискнула сменить привычные ботинки на модельные лодочки. Немного стесняясь, она призналась самой себе, что это из желания произвести впечатление на Ярослава. Ноги у нее были красивые, а он до этого момента видел ее только в брюках.

Ноги произвели должное впечатление. Это она отметила сразу. И сейчас, сидя на залитой молодым солнцем скамеечке, Петранцов то и дело косился куда-то вниз и вбок, словно проверял свое первое впечатление, не обманулся ли. Яну это очень умиляло. Вот тут-то она и спросила его про Прагу.

– Конечно, – кивнул он. – Я еще в первую свою поездку обошел ее пешком практически всю. Это было как раз весной. Я приехал заранее, до начала лекций оставалась почти неделя. Я выходил из отеля в семь утра, понятно, что никакой своей квартиры у меня тогда не было и в помине, и шел куда глаза глядят. Бродил до глубокого вечера, пока темно не становилось. Где-то останавливался, где-то ел. Каждый раз это было очень сытно и очень вкусно. Вокруг было все время так красиво, что дыхание останавливалось. Когда я с Карлова моста посмотрел вдаль на Влтаву, как раз зажглись фонари, и в этот момент я перестал дышать. У меня даже слезы выступили на глазах. Понимаешь?

– Понимаю, – тихо сказала Яна. – Примерно так я себе это и представляю. И мечтаю увидеть воочию.

– Увидишь, обязательно, – с горячностью сказал Петранцов. – А пока ты мне расскажи, как тебе пришла в голову мысль начать прыгать с крыш?

– Экстрима захотелось, – честно призналась Яна. – Знаешь, у меня не очень хорошие отношения с матерью, поэтому я со скандалом ушла из дома, сняла квартиру и начала жить самостоятельно. На особые развлечения денег не хватало, какие зарплаты у ветеринара, а тут еще за квартиру платить надо. Моя подружка как раз вышла замуж за Илью, а он оказался роупджампером со стажем. Разговорились, он предложил попробовать, я рискнула, мне понравилось. Вот, собственно говоря, и все.

– Это же страшно, наверное. Я бы не смог, – Ярослав зябко повел плечами.

– На самом деле не страшно. Там же очень сложная система амортизации из альпинистских веревок и снаряжения. Это все придумал американский скалолаз Дэн Осман. Он понял, что из-за страха сорваться со скалы не преодолевает сложные маршруты, и стал приучать себя к намеренным срывам, чтобы убедиться, что при правильном подходе к делу падать не страшно. Потом у него появились последователи, и роупджампинг перерос в отдельный вид спорта.

У профессиональных команд дублированы все страховки. Все двойное – веревки, карабины. Поэтому если одна веревка рвется, то вторая все равно выдерживает твой вес. Правда, так стали делать только после того, как сам Осман погиб. Как раз веревка оборвалась. Он тогда совершал прыжок с трехсот метров.

– Со скольких? – В голосе Ярослава послышался священный ужас.

– С трехсот. – Яна засмеялась. – Ты что, это еще немного. К примеру, в 2010 году в Норвегии был поставлен мировой рекорд – 360 метров падения, из них 280 свободного. А в этом году в январе команды из Хабаровска, Владивостока и Москвы совместно совершили серию прыжков с самого высокого в мире моста Siduhe Bridge^[3]. Его высота 496 метров, а глубина их свободного падения составила 392 метра.

– А ты с какой высоты прыгала? – тяжело сглотнув, спросил Ярослав. Но она не успела ответить. Их внимание привлекла женщина, подходившая к нужному подъезду, держа на поводке красивого джек-рассел-терьера. Яна толкнула Ярослава локтем в бок. Локоть у нее оказался острый, так что он даже поморщился невольно.

– Простите, вы в этом подъезде живете? – спросила Яна, невольно любуясь собакой. – Мы к вам, наверное.

Женщина посмотрела на них с легким недоумением.

– Вовсе нет, – ответила она. – Мы по делу пришли. Пошли, Бонни.

Они скрылись в подъезде, и спустя несколько минут женщина вышла оттуда уже одна.

– Странно, – задумчиво сказала Яна. – Зачем она оставила кому-то собаку? И почему не появляется наш продавец щенков?

В этот момент у нее зазвонил мобильный. Не основной, с которым она ходила все время, а дополнительный, выданный Петранцовым для их спецоперации. «Это мамин», – коротко пояснил он. Звонил заводчик, которого они ждали на лавочке.

– Здравствуйте, – ответила на вызов Яна. – Мы не опаздываем. Мы давно уже здесь. Это вас нет дома. Как? Мы звонили в дверь, но вы нам не открыли. Не слышали? Хорошо, мы уже идем.

– И впрямь странно, – заметил Ярослав, когда она положила трубку. – Выходит, все это время он был дома, но откликнулся только после того, как в этот же подъезд привели такую же собаку? И это при том, что нам обещали показать мать щенков. Яна, ты понимаешь, что, кажется, это то, что мы искали.

– Не делай скоропалительных выводов, – осторожно сказала она. – Он мог быть в ванной и действительно не слышать звонка в дверь. А женщина привела свою собаку совсем в другую квартиру.

– Подожди. – Ярослав вдруг схватил Яну за рукав стильной кожаной курточки, которую она надела сегодня, тоже чтобы покрасоваться перед ним. – Квартира… Я все думал, откуда мне знаком этот адрес. А сейчас вспомнил. Эта квартира сдается. На час-два.

– В смысле? – Яна непонимающе посмотрела на него. Ярослав покраснел.

– Видишь ли, при маме я никогда не водил своих женщин в дом. Ей это не нравилось. Поэтому, когда у пассии не было собственного жилья, я снимал квартиру на несколько часов. Всегда одну и ту же, поскольку так было безопаснее. После первого визита уже понимаешь, что тебя ждет. Так что я был в этой квартире. Давно, нечасто, но был.

Яне вдруг стало скучно жить. Весенний мир вокруг вдруг разом превратился из цветного в черно-белый, из весеннего – обратно в зимний. У этого мужчины, с которым было так хорошо просто разговаривать, причем обо всем на свете, были женщины. Он водил их в съемные квартиры, а после смерти матери необходимость в них отпала.

Сейчас они зайдут в этот подъезд, схватят за руку злоумышленника, который одолжил у кого-то породистую собаку, чтобы выдать ее за мать щенков, вызовут полицию, а потом Ярослав вернется в свою прежнюю жизнь, в которой есть домик в Праге, лекции про жизнь и творчество Гашека и подруга для плотских утех, но в которой нет места для Яны. Ее роль подруги на час никогда бы не устроила.

Не подозревающий о ее душевных терзаниях Петранцов потянул ее за руку.

– Пойдем, я просто убежден, что это именно он. Ты только держись позади меня, хорошо? Он меня обязательно узнает, в конце концов, я купил Штефана не так давно, и вряд ли он успел меня забыть. Так что реакция его непредсказуема. Вдруг в драку полезет?

– Хорошо, – уныло сказала Яна, неохотно плетясь за его спиной, вдруг оказавшейся неожиданно широкой и надежной.

В полном молчании они зашли в подъезд, поднялись на третий этаж, и Ярослав нажал пимпочку звонка. Пару секунд ничего не происходило, затем послышался громкий лай, бряканье замка, дверь распахнулась, и Яна, выглянув из-за спины Ярослава, вдруг охнула, отступила на шаг назад, а затем бросилась через порог и вцепилась в джемпер на груди стоящего на пороге молодого субтильного парня.

– Осторожно, это он, – вскрикнул Ярослав. – Он продал мне Штефана!

– Да, это он, – тяжело дыша, отозвалась Яна. – Наш стажер Леня Макаров.

Услышав свое имя, парень, вначале остолбеневший от неожиданности, громко взвизгнул, отряхнул вцепившиеся в него Янины руки и оттолкнул ее. Не ожидавшая толчка Яна отлетела в сторону, упала и больно ударилась о дверь в комнату, из которой выглядывала любопытная щенячья мордочка.

– Ах ты сволочь, – взревел Ярослав, бросился к Макарову и впечатал свой кулак тому в челюсть. Коротко вздохнув, Ленчик как подкошенный упал к его ногам и потерял сознание.

* * *

Размазывая по лицу кровь и то и дело шмыгая разбитым носом, Ленчик рассказывал, как ему пришла в голову идея заняться продажей фальшивых собак. Денег на жизнь катастрофически не хватало, учась на дневном отделении, он мог подрабатывать в клинике Цыплакова, беря всего несколько смен в месяц.

Жизнь в обшарпанной комнате была тяжела и беспросветна, к тому же жена Маша ждала второго ребенка. Макаров судорожно искал, на чем заработать, но все предложения оказывались либо малооплачиваемыми, либо неинтересными, либо у него не хватало для них нужной квалификации.

Однажды на прием в клинику пришла пожилая женщина, которая хотела сделать прививку своему щенку.

– Это у вас лабрадор? – из вежливости поинтересовался Ленчик. Псина была очень похожа на лабрадора – черная, с гладкой шерстью, в меру длинной мордой и аккуратно сложенными по бокам головы ушами.

– Да откуда у меня деньги на лабрадора? – засмеялась женщина. – У пенсионерки-то. Дворняжка это, может, полукровка. В приюте взяла. Одной скучно, а с ним веселее. Да и ему спасение от тяжкой доли.

В голове Ленчика забрезжила смутная идея. Съездив в собачий приют, он обнаружил там достаточное количество щенков, которые при минимальных усилиях вполне могли бы сойти за породистых. Маленькие, симпатичные, не вызывающие ничего, кроме умиления, щенки сразу цепляли за душу потенциальных владельцев.

Взяв на пробу одну собаку, Ленчик купил баллончик с краской, на общежитском балконе произвел все необходимые манипуляции, а затем разместил в газете и на интернет-сайтах объявление, что недорого продаст породистого щенка лабрадора без родословной.

Звонков от заинтересовавшихся покупателей было так много, что Ленчик обрадовался. Скорое обогащение казалось ему вполне возможным, а главное – необременительным. Покупательнице «лабрадора» он объяснил, что у жены началась аллергия на взятого щенка.

Затем он забрал в приюте трех рыжих лохматых щеночков, которых легко сбыл с рук под видом шелти. За одну неделю он заработал шестьдесят тысяч рублей, сумму, еще вчера казавшуюся ему невероятной. Обдумав детали, предприимчивый Ленчик поставил дело, сулящее несусветный барыш, на поток.

– Я ведь как рассуждал, – говорил он, жалобно глядя то на Ярослава, то на Яну. – Все хотят купить приличную собаку, но не готовы выложить за нее по тридцать-сорок тысяч рублей. А на выставках и чистопородном разведении помешаны далеко не все. Поэтому большинству покупателей сумма в пятнадцать тысяч кажется разумной и доступной. Поэтому у меня отбоя от покупателей не было.

У таксистов Макаров приобретал симки от сотовых телефонов, номера которых указывал в распространяемых объявлениях. Симки он менял после каждой сделки, во-первых, чтобы его нельзя было отследить, а во-вторых, чтобы кто-нибудь не обратил внимания, что с одного и того же номера предлагаются щенки разных пород. Квартиры, на которых он встречался с покупателями, он каждый раз тоже снимал разные.

Все шло гладко. За три месяца, на протяжении которых процветал его бизнес, предприимчивый Ленчик заработал почти полмиллиона. Собак он отвозил и в соседние города, а также продал несколько кошек, подвернувшихся ему под руку и за милую душу сошедших за перса, ориентальную и невскую маскарадную. Впрочем, с кошками возни было больше, желающих приобрести их меньше, а цены ниже, поэтому Макаров принял решение сконцентрироваться именно на собаках.

– А как ты не боялся, что кто-то из твоих жертв придет к нам в клинику со своим питомцем и тебя опознает? – задумчиво спросила Яна.

– Риск был, конечно, – пожал плечами Ленчик. – Но, во-первых, клиника в городе не одна, и я визитки раздавал с телефоном и адресом «Усов, лап и хвоста». Говорил, что это лучшая клиника в городе, и я рекомендую при любых проблемах обращаться именно туда.

– К конкурентам, значит. – Яна нехорошо сощурилась.

– Да и, кроме того, я же не собирался долго у Цыплакова прозябать. До конца института только. А потом мы бы с Машей в соседний город уехали, там, где у нее родители живут. Квартиру бы там купили. Там цены ниже, так что еще месяца за три-четыре я бы вполне на однушку бы заработал. А если нашу комнату в общежитии продать, то и на двушку бы наскребли. Эх, если бы не вы, все могло бы получиться, – он посмотрел на Яну и Ярослава с неожиданной ненавистью.

– Ты бы все равно попался, – спокойно выдержала его взгляд Яна. – Любая мерзость обязательно наказуема. А такие подлецы, как ты, обязательно получают по заслугам.

– Можно подумать, я один подлец, а все остальные – святые, – огрызнулся Ленчик.

– А ты знаешь, так и есть, – спокойно сказал Ярослав. – Никто твоих собак на помойку не выбросил и обратно в приют не сдал. Один человек только. А остальные себе оставили, любят, воспитывают и ничуть не жалеют, что им именно такой друг достался. Но тем не менее тебя они без наказания вряд ли оставят. Заявления в полицию я со всех уже собрал, так что вместе с тобой мы их туда и сдадим. Графа Монте-Кристо из тебя не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы, как говаривал товарищ Бендер.

– Может, пожалеете? – угрюмо спросил Ленчик. – Янка, ты же знаешь, у меня жена беременная, ребенок маленький, мне через месяц на диплом выходить.

– Нет. – Яна покачала головой. – Если тебя простить, то немного пересидишь, пока волна уляжется, и снова за прежнее возьмешься. Проучить тебя надо, чтобы запомнил хорошенько. Да и деньги пострадавшим вернуть. Ты же не все на шестые айфоны истратил, осталось же что-то, наверное.

Ленчик густо покраснел. Свекольная волна залила его щеки, нос и даже лоб.

Спустя час все было позади. Вызванный наряд полиции записал показания Яны и Ярослава, недоверчиво покосился на кипу заявлений от потерпевших и забрал Ленчика до выяснения всех обстоятельств. За джек-рассел-терьером пришла недоумевающая хозяйка, которая так и не поняла, зачем улыбчивый парень из ветеринарной клиники попросил у нее одолжить на часок ее собаку. Ключи от арендованной квартиры тоже были возвращены владельцу, и Яна с Ярославом вышли на улицу, держа на руках смешного щенка, пятна на шкурке которого были выкрашены хной.

– И куда его теперь? – задумчиво спросил Ярослав. – Не думаю, что Штефан одобрит такое соседство.

– Себе заберу, – усмехнулась Яна. – Надо же посоревноваться с тобой в благородстве. Давно собаку хотела, да все не решалась. Это ж ответственность за живое существо, а в моей жизни чего с перебором, так это ответственности. При моей матушке у меня и так вся жизнь – борьба.

– А что, у тебя плохие отношения с мамой? – сочувственно спросил Ярослав.

– Не плохие. Сложные. Ее папа в свое время избаловал. Она всегда была пупом земли, у которого все жизненные неурядицы решались по щелчку пальца. Потом папе надоело, и он ушел. А привычка, что окружающие делают жизнь необременительной, осталась. И в качестве главного распорядителя по необременительной жизни была выбрана я. А я с этим не согласилась. Мама сочла это жутким оскорблением, а так как в ее жизни к этому времени появился новый муж, тоже согласный, чтобы я их обстирывала, готовила, покупала продукты, причем исключительно на свои деньги, и надраивала полы, то он тоже счел себя оскорбленным, когда я от них съехала. Так что теперь мы сухо поздравляем друг друга с праздниками. Как-то так.

– Бедняжка, – искренне сказал Ярослав. – Это же счастье, когда мама – главный друг, соратник и помощник. Вот у меня, к примеру, замечательная мама. Ты ее обязательно полюбишь, когда я вас познакомлю.

– Как познакомишь? – тупо спросила Яна. – А разве твоя мама не умерла?

– Типун тебе на язык. С чего ты это взяла?

– Ты говорил, что взял Штефана, когда мамы не стало.

– А-а-а-а. Я имел в виду, что мама уехала. Она живет в Праге. Год назад вышла замуж за профессора Пражского университета, мировую знаменитость, специалиста по Гашеку. Это к нему я в Прагу езжу по работе. Однажды взял с собой маму, чтобы показать ей этот чудный город, они познакомились и вот… Мама вышла замуж. А я остался здесь один и, помыкавшись, взял Штефана, чтобы не скучать в одиночестве. Впрочем, знаешь что?

– Что? – Яне почему-то показалось, что сейчас он скажет что-то очень важное.

– Мне кажется, что одиночество мне больше не грозит. И дело тут совсем не в Штефане.

Эпилог

Над городом плыл запах каштанов и сирени. Розовая и белая, она была повсюду. Мутные воды Влтавы, успевшие отдохнуть от ледяных оков, деловито рассекали прогулочные кораблики.

Стоя на Карловом мосту, Яна вдыхала воздух, который пах счастьем, и представляла, как вечером поплывет на таком маленьком кораблике и будет смотреть на уже полюбившийся ей город с воды.

Справа и слева от нее вздымались в бесконечное небо шпили пражских башен, накалывая на себя облака, как использованные билетики в кино в далеком Янином детстве. В кино они ходили вдвоем с папой, и мало что могло сравниться с воспоминаниями об этих походах. Они были… теплые, как объятия Ярослава.

Яна посмотрела на часы. Он задерживался. Опаздывал с лекции, которую читал сегодня. Они договорились, что встретятся здесь, на Карловом мосту, затем по Парижке выйдут к Староместской площади, заглянут в полюбившийся Яне музей шоколада, чтобы купить маленькие подарки подругам, коллегам, Илье, уже улетевшему домой, ну и, конечно, маме с Лаэртом Никаноровичем. Присутствие в ее жизни Ярослава как-то примирило ее с несовершенством матери и отчима.

Яна волновалась. Сегодня их ждали в гости мама Ярослава и его отчим-профессор. Трусила она отчаянно.

– Привет, – он появился, как всегда, неожиданно. Яркое кашне развевалось на майском, совсем теплом ветру, делая его образ немного странным, но невообразимо стильным. – Ну что, проголодалась? Мы сейчас доберемся до трамвая, и я тебя уверяю, что через полчаса ты будешь есть блюдо, вкуснее которого в жизни не встречала. Ты мне веришь?

– И что именно мы будем есть? – спросила Яна, улыбаясь. Глядя на него, она улыбалась почти всегда.

– Печеное вепрево колено, – серьезно ответил он.

– Что-о-о???

– Это национальное чешское блюдо. Моя матушка умеет его готовить как никто другой. Вот представь. В идеале берется нога дикого вепря, ну, кабана. Но так как это возможно не всегда, то матушка моя обходится свиной рулькой. Кусок мяса промывается, просушивается полотенцем, обсыпается смесью душистых трав.

– Каких трав? – заинтересованно спросила любившая готовить Яна.

– Перец обязательно, соль, само собой, петрушка, майоран, имбирь, лавровый лист и тмин. Затем все это великолепие заливается двумя литрами темного пива. Чешского, разумеется. Кастрюлю плотно закрывают крышкой и варят рульку примерно три часа, не меньше.

– А в скороварке нельзя? – усомнилась Яна.

– Ни в коем случае. Важно именно три часа, иначе все будет не то. Затем вареную рульку выкладывают на сухой, прогретый в духовке противень, как следует натирают чесноком, поливают соевым соусом, обмазывают медом и снова посыпают перцем. А затем сбрызгивают оливковым маслом. Томят в течение получаса в духовке и подают прямо к столу. Знаешь, как вкусно? Ум отъесть можно.

– Откуда же мне знать, – засмеялась Яна. – Я же до этого момента никогда не была в Чехии. И ты знаешь, – тут она стала серьезной, – у меня такое чувство, что раньше я вообще не жила. Я имею в виду до встречи с тобой.

– Наша жизнь только начинается, – так же серьезно ответил он и привлек ее к себе. – В ней все будет, не только печеное вепрево колено. Я тебе обещаю.

Яна уткнулась носом ему в плечо, сморгнула непрошеные слезы и вдруг увидела, как по Карлову мосту удаляется от них пожилая пара – мужчина и женщина, ведущие на поводке двух собак. Акита-ину степенно вышагивала рядом с хозяином, а вертлявая и юркая собачонка породы джек-рассел-терьер так и норовила выскочить вперед, натягивая поводок в руках старушки.

Над Влтавой, над городом, над башнями плыл и плыл запах сирени и каштанов, разливался задорный собачий лай, и от острого чувства счастья Яна вдруг на миг перестала дышать.

Сноски

1

Подробнее читайте об этом в романе Алекса Винтера «Штрафной удар сердца».

(обратно)

2

Via ferrata – термин, принятый в области альпинизма. Обозначает он скальный участок, специально оборудованный металлическими конструкциями, помогающими преодолевать его с большей скоростью и меньшими затратами энергии.

(обратно)

3

Мост через Сыдухэ. Висячий мост через долину реки Сыдухэ в провинции Хубэй в Китае. Максимальная высота над уровнем земли составляет 496 метров, что делает его самым высоким мостом в мире. Мост является частью автомагистрали G50, соединяющей Шанхай и Чунцин.

(обратно)

Оглавление

Начало

Алекс Винтер Артур и его команда

Елена Дорош Весна в душе

Татьяна Устинова Оранжевый медведь

Наталия Антонова Бабушек обижать не рекомендуется

Игорь Карде Красавчик и смерть

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

Ольга Володарская Весенний экстрим

Людмила Мартова Обжигающее счастье