Наталья Ручей
На осколках тумана

Наталья Ручей

* * *

Глава № 1. Даша

– Тебе нужно выбить его из головы, – говорит Ольга. – Новое знакомство, новые отношения, новый любовник… понимаешь?

Я согласно киваю.

От наших общих знакомых я знаю, что у Кости стабильные отношения с новой девушкой. Знаю, что ее зовут Тамарой, и она на целых десять лет младше меня. Так же по секрету мне сообщают, что давно не видели его настолько счастливым. И что Тамара живет не только в его квартире, но и в его сердце, он влюблен в нее, как мальчишка. А я взрослая девочка и должна понимать, что три месяца – слишком долгий срок, чтобы надеяться на то, что он может вернуться ко мне.

Взрослая девочка, да.

Но даже спустя тридцать шесть дней я все еще не могу смириться с тем, что наш разрыв навсегда.

Возможно, я цепляюсь за эту ниточку отношений, потому что Костя мне так и не сказал, что их уже нет. Он вообще мне ничего не сказал.

Он просто однажды исчез. Сообщил, что у него много работы, и он сам позвонит, когда станет немного свободней, вернее, сразу приедет ко мне, но…

Целую неделю черный экран телефона смотрит на меня с молчаливым упреком. А когда я решаюсь позвонить Косте сама, мой звонок постоянно сбрасывается, не успев сделать и второго гудка.

Помню, как мчусь в такси по ночному городу к Ольге, потому что не знаю точного адреса Кости – новостройки, новый район, я была там всего пару раз, в основном мы встречались на моей территории. Помню испуганный взгляд подруги, когда я появляюсь у нее на пороге с криком, что Костя пропал и с ним что-то случилось. Помню, как она звонит Косте со своего телефона, а он ей неожиданно отвечает. С первой попытки, после второго гудка, который у меня не проходит.

Они говорят…

Я порываюсь взять телефон, но Ольга качает головой, отходит в сторону от меня и слушает, слушает дальше то, что ей говорит Костя. А вскоре взгляд подруги становится уже не испуганным, а сочувственным, с нотой вины.

– Даша, все… – выдыхает она после разговора.

И именно она сообщает, что Костя влюбился в другую. Она, а не он.

– Но… – хриплю я, не в силах продолжить, не в силах поверить, что не ослышалась, и с трудом выталкиваю из себя еще одно слово. – Как…

– Я не знаю, – она замолкает, не решаясь продолжить, а потом видимо, приходит к выводу, что это мне хоть как-то может помочь, и признается. – Даша, ему сейчас тоже плохо, потому что он влюбился, а вот эта девочка в него – еще нет.

Становится ли мне легче?

Нет.

Я словно попадаю в какой-то запаянный купол, из которого наблюдаю за жизнью, а сама тщетно жду, когда кто-нибудь выпустит меня на свободу. Но с каждым днем дышать в этой стеклянной тюрьме становится все сложнее. Большой город становится слишком маленьким, и наши общие знакомые как будто намеренно так часто попадаются мне на глаза, чтобы поставить в известность о том, как там Костя.

Благодаря им я в курсе, когда именно девушка наконец отвечает ему взаимностью и переезжает к нему в квартиру. По слухам, они даже подумывают о свадьбе, потому что и родители девушки, и она сама смирились с такой разницей в возрасте.

– Еще бы, – добавляют многозначительно те, кто сообщает об этом факте, – это любовь.

Как будто я понятия не имею, что это за чувство. И как будто до этого Костя не говорил, что любит меня.

– Конечно, – вздыхают они сочувственно, – ты по возрасту ему подходишь гораздо больше, но…

И замолкают, предлагая продолжить самой, что по всем остальным параметрам новая девушка подходит Косте куда лучше, чем я.

Но я хватаюсь даже за эту малость, убеждая себя, что ей восемнадцать, ему тридцать два – и кто-то из них должен опомниться, что это слишком огромный разрыв. Она ведь практически девочка. Он – взрослый мужчина. Но календарь отсчитывает уже не дни, не недели, а месяцы, а в их отношениях ничего не меняется. Они по-прежнему вместе.

И я начинаю копаться в себе, искать причину, почему даже наши общие знакомые считают меня для Кости менее подходящей партией. Придирчиво рассматриваю свое отражение в зеркале, но оно причины не называет. Многие мужчины находят меня не красивой, но симпатичной, многие говорят, что у меня очаровательная улыбка – и я растягиваю губы, чтобы взглянуть на эту теперь редкую гостью. Зеленые глаза, длинные светлые волосы, пухлые губы, фигура благодаря тренировкам в порядке – что не так? Чем та девушка лучше? Не знаю, тем более что по слухам она тоже блондинка и даже чем-то напоминает меня.

– Чем она лучше, Оль? – спрашиваю подругу, когда ответ не приходит.

Оля мне ближе других, она знает обо мне практически все, а еще она хорошо знает Костю, потому что именно она и познакомила меня с ним.

– Ничем, – отвечает она.

Мне так плохо, что не хочется возвращаться в чужие коммунальные стены, которые я арендую. Там невозможно остаться одной, кажется, что каждый твой шаг отслеживается и фиксируется, чтобы потом было что обсудить с другими соседями коммуналки.

На ночь я остаюсь у подруги, и наконец получаю ответ на вопрос, который так долго терзает.

Случайность, которая открывает глаза…

Просыпаюсь ночью от сильной жажды, иду на кухню, и слышу, как мама Ольги ей говорит:

– Гадаете – гадаете, а тут и гадать нечего. Даша – не местная. У нее нет ни богатых родителей, ни квартиры, а сейчас это важно. В одной квартире живешь, а вторую сдаешь. Это вклад в семью. У новой девушки Кости все это есть. А какой вклад в семью может сделать твоя подруга?

Я слышу, как Оля спорит, доказывает, что это обязанность мужчины – обеспечить семью и привести девушку в свой дом. Но ее мама отмахивается.

– Можешь думать, что хочешь, а правда – она другая. Ни одна мать не захочет, чтобы сын приводил в дом невестку ни с чем. Да и твоего будущего мужа я без ничего не впущу, – слышится тягостный вздох. – Пропишется, оттяпает половину квартиры, и что потом? Нет, Даша хорошая девушка, и я уверена, что у нее этого в мыслях нет, но это я ее хорошо знаю, потому что вы давно дружите. А другие? Н-да, если бы она была местной…

Обратно в комнату я крадусь по стеночке, потому что в ушах стоит шум, а перед глазами как белесая пелена. Сажусь на кровать, смотрю на Луну, которая робко заглядывает в окошко. И здесь, в чужом доме, в темноте, за закрытой дверью, когда точно никто не увидит и не услышит, позволяю себе взглянуть правде в глаза – жестко, больно, без романтичных прикрас.

Мама Оли права…

И, кажется, я теперь понимаю не только причину того, почему меня бросил Костя. Но почему так же, спонтанно и без каких-либо объяснений разрушились мои предыдущие отношения.

Объяснения в любви, намеки на совместное будущее, обсуждение, какие кольца мне нравятся больше…

А потом молчаливое расставание, бегство и переданная через общих знакомых просьба не звонить, как будто я сутками висела на телефоне.

Квартиру с такими ценами я вряд ли куплю, возвращаться в свой город не планирую – здесь работа, друзья, здесь вся моя жизнь, так что…

Похоже, единственный вариант отношений с мужчиной, который доступен мне – это временная любовница.

От которой вот так просто уйти.

Глава № 2

Бессонная ночь самоуничижения сказывается только на внешности, а кардинально ничего не решает. Мне все еще хочется позвонить Косте, хочется услышать его голос или, что скорее всего, заставить его поставить эту злополучную точку, без которой я не могу двигаться дальше.

Утром я прошу Ольгу дать мне свой телефон, она мнется, нервно сдувает со лба длинную черную челку, пытается перевести тему, заговорить меня, а потом не выдерживает.

– Не могу, Даш, – отказывает подруга, а заметив мой взгляд, буквально взрывается. – У тебя много друзей, а у меня только двое! Ты и он. И я не хочу терять никого из вас!

Весьма сомнительное утверждение насчет того, что у меня много друзей. Скорее, много знакомых. Потому что никому из них я не могу вот так, открыто показать, что еще не отболело в груди, ноет, зудит, тянет, как случайно оставшийся в десне корень зуба.

– Отпусти его, Даш, – уговаривает подруга. – Помнишь, мы с тобой говорили недавно: новое знакомство, новый резвый любовник…

– Желательно, состоятельный, потому что у меня за душой ничего нет, – добавляю я с учетом того, что говорила мама моей подруги.

– И хорошо бы вам поскорее подумать о том, чтобы родить ребенка, – мечтательно вздыхает подруга. – Ну а что? Нам обеим пора об этом подумать. Но мне первой страшно, я как подумаю… как подумаю… ух! А вот ты все расскажешь, я настроюсь, поверю тебе. К тому же, ты на целых полгода старше меня! Мне кажется, все справедливо!

Я смеюсь.

Даю обещание присмотреться к другим мужчинам, которые меня окружают. И правда пытаюсь хотя бы на этот раз, спустя месяцы, что Костя счастлив с другой, отпустить его.

Горжусь тем, что не покупаю новую сим-карту, хотя это проще простого. Отвлекаюсь на работу, на тренировки, на скупое общение с соседями по коммуналке, которые «радуют» новостью, что пока меня дома нет, туда заходит хозяйка комнаты.

Но отсутствие откровенного, пусть и последнего разговора, держит в подвешенном состоянии. Да и сердце просит хоть как-нибудь действовать. Ему все еще кажется, что все, что произошло с нами – ошибка, помутнение, кризис.

А гордость и здравый смысл останавливают, тормозят, не позволяют шагнуть открыто. Скорее всего, они понимают, что это шаг в никуда.

И я вторгаюсь в мир Кости единственным способом, который тешит сердце и смиряет гордость-гордыню. Единственным способом, когда вроде бы и опять рядом, и так, чтобы не заметили, не указали на двери.

Его любимые песни звучат в плейлисте на моем телефоне, а ночью я включаю музыкальный канал, без которого ему было трудно уснуть.

Теперь не могу уснуть я, даже с этим каналом.

Смотрю на мелькающие картинки, и думаю: а вдруг и он сейчас смотрит? Нет, это не то же самое, что одновременно смотреть на звезды – такое у нас было раньше. А теперь вместо настоящей близости суррогат – через экран, отголосками чужих голосов, которые говорят вместо нас.

Как назло, на работе тоже начинает не ладится, и мне не удается нырнуть в нее с головой. Появляются новые заказчики, они готовы платить за сотрудников, которых я им найду, но вакансии неинтересные, неперспективные, и будь ты даже крутым HR-ом крутого рекрутингового агентства, люди идти не хотят.

Бесконечные поиски, нескончаемые телефонные разговоры, толпы соискателей, которые проходят через меня за день, и нулевой результат. В конце недели меня заслуженно вызывает на «ковер» мое руководство.

– Мне не нужна массовка, – говорит строго Татьяна Борисовна, – мне нужно, чтобы были закрыты вакансии. А то, что вы делаете… в этом месяце я буду должна из своего личного кармана заплатить за аренду офиса. Это не бизнес. Я бы давно сама закрыла эти вакансии, но я вместе с Дмитрием Викторовичем занимаюсь рекламой. Ответственность за эти минуса исключительно на вас, Даша.

После этого разговора, я спускаюсь в магазинчик у нашего бизнес-центра, покупаю сигареты и зажигалку, и на час прописываюсь в курилке. Разочарование перекрывает тоску по Косте, и я с мазохистским удовольствием в сотый раз прокручиваю в голове слова своей начальницы, с которыми, как всегда, согласен Дмитрий Викторович. Ну а как иначе, если они любовники?

Обидно. И кажется несправедливым. Они ведь сами переманили меня с прежней работы, завлекли хорошими процентами и обещанием, что всегда готовы помочь. А в итоге отстранились полностью от заказов, и да, теперь прибыль нашей компании из троих человек целиком зависела от меня.

Мысль об увольнении крутится вокруг меня очень назойливо, ее не отпугивает даже такое количество дыма. Но ужас в том, что я не могу себе этого позволить. Попросту не могу. Скоро платить за аренду жилья, а здесь, если постараться и сделать невероятное, и закрыть эти немыслимые вакансии, меня ждет хороший процент.

Я настолько изматываю себя мыслями о работе, о том, что все вокруг меня просто разваливается, что вечером бездумно и без малейшего звука просматриваю клипы на музыкальном канале. Раздражаюсь от того, что в углу экрана мелькает дурацкий чат, по которому бегут строки одиночества этого города, но взять в руки пульт не могу, несмотря на то, что он лежит рядом.

Кто-то кого-то ищет, кто-то назначает кому-то встречу, кто-то признается кому-то в любви. Но в основном обещают невероятное – любить всю жизнь, носить на руках с первой встречи, ну и остальную романтику.

А я читаю все это светлое и воздушное и машинально отмечаю лишь дикое количество ошибок в чужих сообщениях.

Смешно.

Да и вранье это все – те цели, которые озвучены для знакомства.

На самом деле мужчинам нужно просто перепихнуться, а девушкам-неудачницам вроде меня, которые бездарно упустили все шансы на счастье в реальности, нужен тот, кто их вытянет из этой трясины.

Мне становится настолько невыносимо читать этот бред из притворства, что я не выдерживаю. Беру телефон и отправляю честное сообщение, с учетом всех своих обстоятельств. Так, для примера:

«Хочу встретить спонсора, чтобы родить от него ребенка и по возможности сделать их обоих счастливыми».

И удивленно выдыхаю, когда практически мгновенно вижу свое сообщение на экране телевизора. Вот только в отличие от тысяч лживых признаний, которые сегодня уже мелькали, мое появляется с моим номером телефона в конце.

И с комментарием админа, который пропустил это сообщение в чат: «Удачи – потом расскажешь?»

А еще через пару мгновений мой телефон практически разрывается от звонков и сообщений неизвестных абонентов, которые готовы дать мне именно то, что я не постеснялась озвучить.

Н-да, никогда не думала, что в нашем городе столько бездетных и непристроенных спонсоров.

Глава № 3. Артем

Лина носится по гостиной со скоростью сумасшедшей белки, наверное, думая, что если она уберет с моих глаз разбросанную одежду, то и воспоминания вытрет. Она что-то бормочет, пытается оправдаться, но это уже не имеет смысла.

Я даже не разбираю того, что она говорит – просто смотрю на то, как порхает белыми крыльями ее пеньюар. Мне нравится этот цвет невинности – он словно контраст с порочным ртом, который умело отсасывал.

Но теперь я отчетливо понимаю, что суть не изменится, даже если заставить ее носить маску, которая жмет.

Лина запихивает в шкаф собранные вещи одним разноцветным комком, и на секунду я даже верю, что действительно для нее что-то значу. Она трясется над дорогими тряпками как дракон над сокровищами, но понимает, что я не буду ждать, пока она разгладит все складочки.

– Артем, – нервно выдохнув, она разворачивается ко мне и уверенно заявляет. – Это не повод для расставания!

Я потираю костяшки пальцев, смотрю на женщину перед собой и пытаюсь вкурить тот факт, что оказался участником мелодрамы. Но Лина принимает мое молчание за сомнение. Я вижу довольный блеск в ее темно-карих глазах, она поднимает вверх руки, делая вид, что поправляет прическу, и ее пеньюар призывно распахивается, чтобы я увидел, чего могу лишиться по глупости.

Окидываю безразличным взглядом красивое подтянуто тело, чуть задерживаюсь на пышной груди, которую мне нравилось мять пальцами, сжимать ладонями, опускаюсь к длинным ногам, которыми она раньше жадно обхватывала меня, а всего десять минут назад с не меньшей жадностью – другого чувака, которого я с нее снял.

Нет, глупостью было думать, что отношения, которые начались с минета в машине, приведут к чему-нибудь путному.

Я молча выхожу в другую комнату. Стряхиваю пыль со своего чемодана, скидываю в него свои немногочисленные вещи. Я слышу, как Лина входит в спальню практически следом за мной. Держится минуту, и я уже надеюсь, что мы обойдемся без лишних пустых разговоров, но нет.

– Артем, – она втискивается между мной и шкафом, цепко хватает меня за руку, и прикладывает мою ладонь к своей груди, прекрасно зная, как мне это нравилось раньше.

Она дышит тяжело, имитируя возбуждение, которое на нее мгновенно нахлынуло, хотя я не делаю ничего. Не сжимаю ее соски, не прокатываю их между своими пальцами и уж, конечно, не собираюсь лизать их.

– Нам же так хорошо вместе, – она изгибается и трется о мои пальцы сама, добиваясь того, чтобы ее соски затвердели.

Пытаюсь убрать ладонь, но она прижимается сильнее, и уже не только грудью, но и всем обнаженным телом. И тут же приподнимает ногу, закидывает ее на мое бедро и трется мартовской кошкой о пах, начиная постанывать.

Ее стон очень похож на те стоны, которые она издавала, когда была подо мной, но только сейчас я замечаю, насколько он неестественный. Нет, она действительно возбуждается – я вижу, как расширяются ее зрачки, на лице появляется румянец уже не от испуга, что ее застали не вовремя, и я уверен, что если засуну сейчас в нее палец, она будет мокрой.

Но это как стоны в немецком порно, которые заводят, но мало общего имеют с реальностью.

Я одергиваю руку от груди Ланы, спихиваю с себя ее ногу, зачем-то забрасываю в чемодан и костюмы, которые практически не ношу. Наверное, просто не хочу однажды увидеть их на ком-то другом и понять, что он тоже спал с моей женщиной. Моей бывшей женщиной, которую я постараюсь выплюнуть из памяти, едва выйду за двери.

– Артем, ты совершаешь ошибку! – раздраженно бросает Лина.

– Даже если и так, – пожимаю плечами, – не только у тебя на них право.

Я подхожу к столу, отключаю от сети зарядку от ноутбука, но Лина подкрадывается и обнимает меня со спины. Прикладывает голову, дышит горячо, так, что жжет своим дыханием мои лопатки. Знает, как мне это нравилось раньше. И так же знает, что еще мне нравилось после этого проявления близости.

Она медленно обходит меня, запрокидывает голову, всматривается в лицо, как будто видит там что-то необыкновенно красивое, а в это время ее проворные пальцы начинают расстегивать мой ремень.

– Лина, хватит, – пресекаю эти попытки и встряхиваю ее за плечи, удерживая от того, чтобы опустилась передо мной на колени.

– Почему нет? Я поняла, что ошиблась, признала, если хочешь, если это как-то потешит твое самолюбие – убедилась, что ты в сексе лучший любовник, что когда-нибудь у меня был.

Я даже не хочу анализировать то, что она говорит, потому что внутренний счетчик тут же начнет подсчитывать: сколько было этих любовников, и какой у нас счет. Теория вероятностей, которую любил больше всех предметов в универе, не даст успокоиться.

– Давай просто проверим… – ее пальчики порхают по моему ремню, как бы случайно соскальзывая вниз и проверяя – может, уже все наладилось, может, я уже хочу ее снова.

– Лина, – говорю медленно, четко, чтобы она поняла. – Я не сплю с женщиной, которая еще не остыла после другого мужчины.

Мне кажется, хоть это должно ее отрезвить, но с этой женщиной я в который раз ошибаюсь.

– Ты прав, – поддакивает она, поглаживая ладошкой мой пах через джинсы. – Нам просто нужно немного времени. Немного времени – и у нас все будет, как раньше.

Она так старается меня убедить в этой чуши, что я позволяю ей повозиться пару минут, чтобы понять самой – как раньше уже не будет. Разочарованный взгляд вниз, когда она осознает, что, несмотря на ее старания, я действительно ее не хочу, ставит на моем терпении точку.

– Зубную щетку, бритву и прочие мелочи можешь выбросить, – говорю я, потом вспоминаю, что замена мне уже есть, и равнодушно пожимаю плечами. – Или не выбросить.

Я подхватываю свой ноутбук, чемодан, выхожу из комнаты. Но мне удается сделать всего пару шагов, когда Лина снова меня настигает.

– Артем, послушай меня, нам надо поговорить… – просит она, не зная, какую интонацию выбрать: злости, обиды или печали, а потому ее голос звучит странно и непривычно.

– Не очень удачный ход – разговаривать в этой комнате, не находишь?

Она окидывает взглядом гостиную, недоуменно приподнимает черные брови – ну да, что мне может не нравиться, ведь вещей, который снимал с нее незнакомый любовник, на виду уже нет.

Только пустая бутылка шампанского, коробка конфет, к которой подступиться не успели или не захотели, и тот самый музыкальный канал на экране, под который они кувыркались.

Не знаю, как у них получалось, с учетом, что на этом канале все вразнобой. За пятнадцать минут, что я в доме, успеваю послушать и рэп, и рок, и шансон.

– Извини, – отцепляю от себя пальцы Лины, потому что сама она или не хочет, или не может разжать их. – Мне пора.

Она позволяет сделать мне только шаг, и наконец определяется с оттенком эмоций.

– И что дальше, Жиглов?! – кричит со злостью, снова преграждая дорогу. – Что у тебя будет дальше?! Станешь дрочить на кафель в ванной и ждать ту единственную, которой позволишь заменить свою руку на члене?!

– Хороший план, – соглашаюсь я.

За последний год я научился тому, о чем мечтал мой отец – теперь даже он с трудом различает мои эмоции. И я уверен, Лина понятия не имеет, что на самом деле ей удалось задеть меня своими словами – не сильно, броня намного окрепла, но даже когда ты в броне, а тебя окунают в сгусток зловонья, запах преследует долго.

– Мы – хорошая пара… – бормочет Лина, немного тушуясь.

– Были, – киваю я. – Возможно.

– Ты… – в ее глазах снова появляется злость, – ты никогда не относился ко мне серьезно… никогда не заговаривал, не намекал, что мы однажды поженимся…

– И ты подумала, что если приведешь в дом другого, я тут же сделаю тебе предложение.

Ее кулачки сжимаются, и, наверное, нам обоим было бы легче, если бы она дала мне пощечину, но она снова прибегает к удару словами.

– Ты хоть понимаешь, что у тебя будет после меня?! – выплескивает желчь, которая накопилась за три месяца наших с ней отношений и, как я теперь понимаю, из-за отсутствия кольца на ее безымянном пальце. – Да после меня… после меня…

Она тщетно ищет угрозу той жизни, которая меня ждет без нее, крутит отчаянно головой, как будто стараясь найти подсказки, которые там мог оставить ее сбежавший любовник, а потом победно тыкает острым коготком в экран телевизора:

– Вот что тебя ждет в лучшем случае!

Не то, чтобы мне было интересно, что она имеет в виду. Машинально поворачиваю голову, и так же машинально читаю строку непонятного содержания:

«Хочу встретить спонсора, чтобы родить от него ребенка и по возможности сделать их обоих счастливыми», – и номер телефона в конце.

– Интересный вариант, – говорю я.

– Интересный?! – взрывается Лина. – Да это же блядь! Продажная блядь, которая открыто говорит, что ей нужно! А мне от тебя никогда… ничего… я же…

– Аренда дома оплачена еще на три месяца, – немного сдуваю комок белого пуха, которым она так усиленно пытается осыпать себя. – Ноутбук и смартфон, которые ты хотела, доставят завтра – был небольшой нюанс на границе. Прощай, Лина.

Воспользовавшись растерянностью женщины, я оставляю в прихожей ключи и наконец выхожу из дома.

Делаю глубокий вдох, потому что там не хватало свежего воздуха – казалось, что все пропиталось чужим.

Закидываю чемодан и ноутбук в машину, и возвращаюсь домой. Ночь, перед глазами мелькают фары встречных машин.

А еще странное сообщение из музыкального чата – про спонсора, ребенка и счастье для них обоих. С номером телефона в конце.

Глава № 4. Даша

Меньше всего я хочу сейчас участвовать в задушевных беседах с соседями на тему того, что пить можно, потому что это тихо и никому не мешает, курить тоже можно – потому что почти весь дым уходит в форточку, а в туалете даже помогает справиться с микробами, а вот ночные звонки – это зло, потому что мешают уставшему организму восстановиться для новых подвигов. Поэтому мгновенно выключаю на телефоне звук.

Но звонки продолжаются – идут один за другим, особо настойчивых уже узнаю по последним цифрам их номера, но отвечать и не думаю.

Мне хватает выхода в вайбер, куда сваливаются сообщения, чтобы понять, что некоторым так называемым спонсорам не помешало бы вложить деньги не в любовницу, а в собственное лечение. У многих явные проблемы с головой, наверное, поэтому они и присылают свои фото не в профиль и анфас, а с другими, более выигрышными, по их мнению, частями тела.

Рассмотрев ассортимент, я уже более благосклонно смотрю на фото с демонстрацией втянутого живота над приспущенными трениками. И даже бицепс почти на весь экран телефона, где на заднем фоне висит на стене одинокий ковер, уже не вызывает отторжения. Потому что в сравнении с другими желающими познакомиться – теми, кто забыл про треники, или забыл, что снял не только их, и в итоге прислал то, что заслоняло обзор фотокамере, это просто душки и джентльмены.

Мне нравится, как сложено мужское тело, но, откровенно говоря, будь я скромной монашкой, которая видит это впервые… Я бы сделала все, чтобы с мужчинами никогда больше не пересекаться.

Сообразив, что по волосатым задницам и членам я уже практически могу угадывать национальность и темперамент, я выключаю телефон. А чтобы теперь ничего не приснилось, впервые за последние месяцы переключаю канал, и вместо музыкального, засыпаю под какой-то старенький фильм.

Кажется, даже с чего-то смеюсь…

С практически выключенным телефоном приходится ходить еще несколько дней. Периодически включаю, чтобы проверить – все ли уже поняли, что ко мне пристроить их главную гордость не получится, или нет. Чищу все, что там появляется, всех новеньких блокирую и опять выключаю телефон, потому что иногда мужчины все же бывают настойчивыми.

На работе у нас есть офисный мобильный, так что звонки делаю с него. Много звонков – я все же хочу закрыть хотя бы пять заказов, чтобы было чем заплатить и за аренду офиса, и за собственное жилье.

Работать приходится практически до девяти – десяти вечера, и я настолько устаю и настолько вкладываюсь в эту задачу, что мне удается закрыть три заказа меньше, чем за два дня.

– Молодец! – хвалит меня Татьяна Борисовна. – Теперь бы еще остальные заказы закрыть… Даш, я верю – вы справитесь. А сегодня отдохните, отпускаю вас домой пораньше.

Скупую похвалу выдает и молчаливый Дмитрий Викторович, так что я на какое-то время озадаченно подвисаю. И только гораздо позже, дома, когда собираюсь ложиться спать, несмотря на то, что еще только сереет, я вспоминаю момент, когда Татьяна Борисовна и Дмитрий Викторович многозначительно переглянулись.

Вроде бы ничего особенного – они влюблены друг в друга, и это нормально, постоянно искать любимого взглядом, и все-таки…

Сейчас от этой переглядки, и от какой-то загадочной улыбки моей начальницы, которая вдруг тоже припомнилась, становится не по себе. Настолько, что я невольно передергиваю плечами и даже набрасываю на себя плед, хотя в комнате и не холодно.

Возможно, именно под давлением этого странного ощущения, когда кажется, что к тебе подкрадывается что-то невидимое, я машинально включаю телефон, хотя и собиралась до этого просто лечь, закрыть глаза и спать. И на вайбер тут же падает новое сообщение.

Артем Ж – первое, что я вижу.

Не то, чтобы я не насмотрелась – было у меня за последнюю неделю в вайбере достаточно снимков и Ж, и Ч разных форматов. Ну, здесь хотя бы человек честно предупреждает о том, что именно я увижу, если открою от него сообщение.

А еще мое любопытство подкупает фотография мужчины.

Нет, лица на ней не видно. Просто фигура на пирсе, в обычных джинсах, с капюшоном на голове, издали. Толком не рассмотреть. Но сумерки, когда уставшее за день солнце прячется за горизонтом, и буйные волны, которые пытаются подкрасться к мужчине на фотографии, а тот стоит к ним спиной, полностью игнорируя, словно затягивают в себя.

И мне хочется рассмотреть лицо мужчины, заставить его откинуть капюшон, поднять голову. Почему-то очень хочется увидеть его глаза и понять: серые ли они, как бушующие за ним волны. И хочется спросить: почему все настолько пронизано одиночеством, что, кажется, я его слышу.

Я открываю сообщение и поверить не могу тому, что там вижу. Во-первых, там нет фотографий никаких частей тела. А во-вторых…

«Привет, Даша. Ты знаешь, почему-то мне кажется, что ты тоже любишь сумерки, как и я.»

Я не знаю, что ответить ему.

Не представляю, что написать.

Потому что понятия не имею, почему он написал именно это и… как догадался.

И только спустя пару минут осознаю, что я не удалила его сообщение, не внесла в черный список, а вожу пальцами по буквам, стирая и набирая заново свое сообщение.

«Угадал», – пишет он, не дождавшись ответа.

«А еще я люблю деньги», – напоминаю о том сообщении в чате, чтобы сбавить нотку романтики.

«И детей?» – на полном серьезе интересуется он.

Самое простое – ответить какой-то гадостью, и я знаю, что больше он не напишет. Но я словно слышу тон, которым он спрашивает. Там нет насмешки или язвительности. Живой интерес.

Смотрю на его фотографию, долго смотрю. И понимаю, что не хочу, чтобы это сообщение было последним.

Не знаю почему. Возможно, я просто устала, возможно, перегорела и во мне слишком мало энергии, хочется подпитаться хоть так, от незнакомого человека. А, возможно, мне все-таки хочется попытаться увидеть, рассмотреть, что так настойчиво прячется под этим капюшоном.

«Сообщение в чате было ложью, игрой, – сознаюсь я. – На самом деле, я не ищу спонсора и о детях пока не думаю».

«Уверена?»

И я опять зависаю над буквами.

Глава № 5. Артем

У меня идеальная память не только на цифры, в нее забивается много лишнего – того, что вряд ли когда-нибудь пригодится. И сегодня я этим пользуюсь.

Раньше я бы сказал, что вероятность моего звонка по телефону, мелькнувшему в чате – стремится к нулю. А сейчас подсчитываю вероятность того, что девушка мне ответит.

Прошло несколько дней с момента появления ее сообщения в чате. Она могла уже встретить спонсора, с которым в данный момент пытается зачать их ребенка. Могла окрутить его на деньги и бросить, что скорее всего.

А еще высока вероятность, что сообщение писала даже не девушка, а какой-нибудь шизофреник, гей или извращенец, которым своя жизнь кажется скучной, если нет возможности залезть в чью-то другую. И подсматривать за ней, пусть даже так, через своеобразную замочную скважину.

Трудно что-то писать человеку, которого ни разу не видел. Еще труднее – если понятия не имеешь, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Но это сообщение мне кажется слишком сложной схемой, чтобы просто повеселиться.

Куда больше шансов увидеть ответы, если написать чушь про то, что мечтаешь встретить любовь всей своей жизни. А еще лучше приписать, что тебе ничего нужно – ни деньги, ни внешность, лишь бы человек был хорошим, и все.

Ну да, что-то далекое от реальности всегда воспринимается легче, в это хочется верить. Наверное, детские сказки не остаются там, в прошлом, а оставляют свой след.

А здесь человек четко определяет то, чего хочет, и именно это меня подкупает.

К тому же, если это окажется какой-нибудь придурок, я не против размяться.

Я зависаю над первой фразой, понятия не имея, с чего начать. А потом вдыхаю в себя сумрачный воздух, поднимаю голову к небу, которое поспешно скрывают черные сгустки, представляю себе девушку, которая могла написать это сообщение, и пальцы скользят по экрану сами, не ища с моей стороны какой-то подсказки.

Просто я вижу ее в этих сумерках. Мне кажется, ее сообщение пронизано сумерками.

И когда я замечаю, как она то вводит ответное сообщение, то удаляет его, понимаю, что угадал.

Она любит сумерки. Как и я. Общение завязалось…

Не помню, чтобы когда-нибудь нервничал при общении с девушкой, но сейчас в мою кровь поступает такая доза адреналина, словно я мчусь по ночной дороге на байке без шлема.

Глупое объявление, глупый поступок того, кто его написал. Ничего глупее раньше не видел.

Но когда она медлит с ответом, не говоря, все ли в ее сообщении было игрой, я как полный придурок, сжимаю в ладони телефон и мысленно прошу ее: «Давай, давай уже, скажи «да»! Напиши это долбанное «да». Это несложно, всего одно слово».

Но Даша не только не отвечает – она выходит из сети, как будто до ужаса боится двух букв.

И я разочарованно выдыхаю.

Смешная. Бояться нужно не правды – другого. Хотя бы того, что для правды окажется слишком поздно.

– Не замерз? – раздается рядом со мной голос Алены.

Не дожидаясь ответа, она прикасается пальчиками к моей спине, чуть поглаживает, но не так, как делала раньше. Теперь это дружеский жест, дружеское прикосновение. Просто чтобы проверить: в норме я или нет.

– Не холодно, – отрезаю я, глядя, как сумерки сжирает беспощадная ночь.

Алена одергивает от моей спины руку, но не оставляет меня в покое, и то ли не понимая, то ли не желая понимать, что я не очень хочу ее видеть, становится четко напротив меня. Загораживая осколки уже холодного солнца, заставляя взглянуть на себя вместо неба, которое никуда не денется.

Небо – нет. В отличие от нее.

– Артем, – зовет она едва слышно и с каким-то надрывом.

Этих оттенков не было в ее голосе раньше. Даже когда она говорила, что встречи с подругами только для девочек, а потом оказалось, что все девочки приходили по парам, кроме нее. Даже когда позже она призналась, что влюбилась в другого и хочет, чтобы я ее отпустил.

Она всегда была уравновешенной, спокойной и хладнокровной. Меня это более чем устраивало – ни претензий, ни женских капризов, ни пустых разговоров, на которые у меня не было времени, ни эмоциональных качелей, на которых укачивает. Многим мы казались почти идеальной парой. И никто не мог предположить, а тем более я, что однажды она захочет уйти от меня. И не к кому-то, а к моему лучшему другу.

Сука-жизнь.

Поначалу я думал, что у них не любовь. Просто я изменился. А мой лучший друг – нет.

А потом я понял, что, скорее всего, на самом деле нелюбовь была у меня и Алены. Потому что даже раньше она никогда не смотрела на меня так, как на Глеба. А любые мысли о том, что у нас может появиться ребенок и я буду не против, более того, хотел бы, чтобы так и случилось, отвергались жесткими аргументами: нет, слишком рано, она хочет сделать карьеру, а не сидеть с малышом, а тем более с двумя, как хочу я. Позже… когда-нибудь позже, когда мы оба будем готовы…

Для нас это «позже» так и не наступило.

А за год многое изменилось.

Я простил лучшего друга, потому что когда женщина от тебя уходит, причину нужно искать в себе. А я эту причину видел слишком явственно, чтобы не понимать. Отпустил Алену не только на словах, но и мысленно. Не раз пытался начать новую жизнь, обламывался и делал очередную попытку. Решился на еще одно совместное проживание с женщиной, которую спустя три месяца застал в своем доме с любовником, который, возможно, был там не впервые.

Глеб стал ответственней, его перестал интересовать перепих на одну ночь. Деньги уже не текли рекой на пустышки-подарки для незнакомок. Он впустил на свою холостяцкую территорию не только собаку, но и женщину. А эта женщина…

Алена похорошела, стала мягче, еще более женственной, немного поправилась – со мной она как будто боялась нормально есть и питалась травой с овощами. В ее карьере не наметилось никаких изменений к лучшему, более того, она сама говорила, что хозяин компании не раз собирался уволить всех поголовно, чуть срезал зарплату, а на должность, которую она метила, взяли другого.

Но сегодня я узнаю, что, несмотря на все эти факты, Алена беременна.

Новость, которая и вытолкнула меня на улицу в разгар застолья с друзьями.

Нет, любви или как там правильно называлось то, что у нас было с Аленой – уже больше нет. Просто меня словно ударило по голове осознанием, что если бы, блядь, все сложилось иначе, этот ребенок мог быть моим.

– Артем, – Алена поглаживает мои ладони дрожащими пальцами и смотрит в лицо, а не на переносицу, на лоб или в сторону. – У тебя тоже будет все хорошо… обязательно…

Я усмехаюсь, не могу удержаться, даже зная, что это выглядит зловеще и неприятно. Дурная привычка, от которой сложно избавиться.

– Да, – соглашаюсь спокойно, но заметив, как сильно она расстроена, обнимаю ее за плечи и поясняю. – Я не злюсь, Ален. Все прошло. И я рад, действительно рад, что ты счастлива. За Глеба я тоже рад.

– Правда? – светлеет она.

Я киваю, растираю ее плечи, чувствуя, что ей холодно в одном свитере. Дурочка – выскочила за мной, не оделась, как следует, а думать-то надо уже о двоих.

– Ты тоже будешь счастливым, – лепечет она несусветицу, прячет глаза на секунду и вновь смотрит открыто и прямо. – И сделаешь счастливой ту, которая увидит тебя настоящим.

– Хороший план, – соглашаюсь я. – А пока пойдем внутрь, ты замерзла.

Она кивает, семенит на высоких каблуках рядом со мной, не желая лишаться тепла руки, которой я ее обнимаю за плечи, а у двери останавливается и виновато бормочет:

– Артем… он… если ты правда не злишься…

Я выжидающе смотрю на нее, и чтобы она решилась договорить и перестала торчать на холоде, еще раз киваю.

– Глеб предложит тебе стать свидетелем! – выпаливает Алена.

Я толкаю дверь бара, пропускаю вперед Алену, и, глотнув уходящие сумерки, захожу следом за ней.

Официантка, которая несет кому-то заказ, заметив меня, непроизвольно сморщивает смазливое личико. Набрасываю капюшон, опускаю чуть голову и, кривя губы, которые немного саднят, прохожу мимо.

Позже, когда она подходит к столику, окидывает взглядом нашу компанию и принимает приличный заказ, расчетливо прикидывает, кто в паре, а кто свободен. Бросает в мою сторону заинтересованный взгляд, примеряясь: а, может, смогла бы…

Я выдавливаю улыбку, и официантка поспешно уносится прочь.

Закономерно.

Проще догадаться, сколько денег у нас на банковских карточках, чем увидеть меня настоящим.

Глава № 6. Даша

Уверена ли я, что мне спонсор не нужен? Простой. Очень сложный вопрос.

Мне не нужны чьи-то деньги – так, просто и ни за что; я не хочу себя продавать, тем более не представляю, что могла бы родить исключительно потому, что у партнера есть средства, чтобы со мной расплатиться.

Но я бы не отказалась от поддержки, участия. Я бы очень хотела не болтаться в зыбкой безвестности, а знать, что дома меня ждут любимые люди, те, кому я дорога, те, кто обо мне беспокоится.

Семья – это крепость.

Я была уверена, что все это у нас будет с Костей, он не просто давал повод так думать, он сам не единожды заговаривал на тему нашего совместного будущего. Его не смущало ни то, что я не местная, ни то, что живу в коммуналке. Вернее, мне казалось, что его это ничуть не смущает и не заботит, а по факту…

Если мама Ольги права, по факту в это время он искал себе более подходящую партию.

И да, признаюсь, я пыталась прикинуть эту ситуацию на себя. Наверное, поэтому подсознание и выплеснуло все это в чат. Мелькали у меня мысли, как было бы хорошо встретить человека, который помог бы мне выскользнуть из этой трясины обыденности. А потом случайно увидеть Костю. И чтобы он увидел меня и понял, что я могу быть другой, и пожалел, что меня потерял.

Но это разочарование, обида и не всерьез. Потому что мне очень хотелось, чтобы мужчина, который будет со мной, любил меня. Любил так, чтобы я опять поверила в то, что меня можно любить.

Нет, чисто спонсорская поддержка не для меня…

Жаль, что я не ответила Артему сразу на сообщение, а теперь ни к чему. Скорее всего, он уже общается с кем-то другим, кто более быстро печатает и не прячется от себя, отключив телефон…

И к лучшему.

Наверное, к лучшему.

На следующий день я кручусь с заказами, неимоверно устаю от телефонных разговоров, встреч с соискателями и задумчивых взглядов Дмитрия Викторовича в тот момент, когда из кабинета выходит Татьяна Борисовна.

У нас маленький офис, и мы все трое сидим в одном кабинете, на десятом этаже бизнес-центра. Полгода, что я здесь работаю, меня все устраивало, и только сейчас хочется чуть больше пространства, какую-то свою, закрытую территорию, чтобы мои беседы с кандидатами не подвергались постоянной прослушке, и чтобы не было этих странных взглядов, которые ускользают, стоит мне повернуть голову.

Кажется, на нервах мне удается закрыть еще один сложный заказ, но результат удовольствия не приносит.

Весь день я и в работе, и далеко от нее. Буквально заставляю себя включаться, потому что что-то выбивает меня из четких первостепенных задач. И только когда вайбер пиликает сообщением, и я вижу имя Артема, понимаю, что это было затаенное ожидание. Несмотря на все уверения, что если он больше не проявится, это к лучшему, я хотела, чтобы он опять написал.

И мне ужасно интересно, с чего он начнет на этот раз, чтобы снова меня зацепить, но я не открываю сообщение. Не хочу читать при всех то, что предназначается только мне. Да и работы все еще много. Все, что я позволяю себе – посмотреть на окна, и улыбнуться: сумерки, его и мое любимое время.

– Ну вот что, ребята, – резко открыв дверь в кабинет и заставив вздрогнуть Дмитрия Викторовича, сообщает нам с порога Татьяна Борисовна. – Я решила: раз у нас теперь есть деньги на аренду офиса, лучше переехать куда-нибудь в центр города. Все-таки это престиж компании.

Дмитрий Викторович угодливо поддакивает, но, наверное, если хочешь быть рядом с такой властной женщиной, иначе нельзя. Они оба тут же срываются посмотреть варианты, я оставляю их решение без комментариев. Понятно, что меня просто поставили в известность. И если руководство считает, что сможет потянуть аренду в центре города, кто я, что бы их отговаривать? Правда, по моим подсчетам нам едва хватит на аренду этого офиса и мою зарплату. Но ведь говорила же начальница, что у нее есть свои сбережения.

– До завтра, – небрежно бросается мне Татьяна Борисовна и выходит из кабинета с таким решительным видом, что я не сомневаюсь: переезд грядет в ближайшие дни.

И только Дмитрий Викторович задерживается, что-то ищет на своем практически пустом столе, где стоит один ноутбук, у двери бросает на меня долгий взгляд, но уходит, так и не решившись что-либо сказать.

Мне даже без разницы, что он забыл попрощаться.

Едва офис пустеет, беру в руки телефон, открываю окно, впуская в комнату сумерки вместе с весенним, еще немного прохладным ветром, который несет в себе сладкую горечь зеленой травы и набухающих на деревьях почек, и открываю сообщение от Артема.

«Привет, – пишет он, – расскажешь, о чем думаешь на самом деле?»

На самом…

Я понимаю, что это новая попытка оживить разговор, который я не смогла продолжить вчера.

Но я снова не могу ему ничего ответить.

Потому что не могу рассказать, что на самом деле, даже не отдавая себе в этом отчета, думаю не о чем-то, а о ком-то. О нем.

«Хорошо, начну я, – пишет он, видя, что я не собираюсь ничего отвечать. – Кроме сумерек, я люблю своих близких, детей, скорость, машины, одеколон с древесными нотками, удобную одежду, растоптанные кроссовки, которые не подведут. А думаю о тебе».

Я молчу, и спустя всего мгновенье, он добавляет:

«Целый день. Хотя это до чертиков отвлекает меня от работы. И подчиненные начинают коситься».

Я улыбаюсь.

Качаю головой, не веря тому, как все совпадает. Не понимая, почему эти строки незнакомого человека заставляют румяниться щеки. И не зная, зачем все же пишу ему:

«Я люблю своих родных, друзей, белые розы, толстых котов, высокие каблуки и красивые мужские голоса».

Закусываю губу, сообразив, что последнее можно было и не писать, потому что я не хочу полчаса объяснять, что такое «красивые голоса», да и вообще это признание какое-то нелепое, не представляю, из каких глубин оно вырвалось.

Но поздно.

Мое сообщение отмечается как «прочитано».

И практически мгновенно приходит ответ от Артема:

«Про розы запомню, про котов уточню (надеюсь, это действительно относится только к котам, а то я медленно набираю вес). А что касается голоса… Хочешь услышать мой?»

Я отхожу от окна, убираю в сторону телефон, несколько часов обзваниваю кандидатов на должность, которая никому не нужна за такие деньги. А потом откидываюсь на спинку кресла, рассматриваю списки приглашенных на собеседование и понимаю, что, скорее всего, все, кого я сейчас пригласила, завтра придут лишь для того, чтобы отказаться.

И все эти два часа я специально занимала себя хоть чем-то, чтобы не отвечать, увильнуть, чтобы спрятаться, потому что так проще.

Беру телефон и долго рассматриваю силуэт в капюшоне. Интересно ли мне услышать его голос? Хочу ли я этого или лучше…

И прежде, чем остановить себя, я пишу короткое:

«Да».

«Сейчас ты свободна?» – спрашивает Артем.

И, наверное, меня подкупает, что с его стороны нет глупых обид и расспросов, почему так долго молчала, почему пропала вчера. А еще это, конечно, весна, которая как-то особенно заставляет ощутить степень своего одиночества.

«Да», – пишу лаконичный ответ второй раз.

А спустя всего пару секунд на мой телефон поступает звонок.

Глава № 7. Даша

Я в нерешительности смотрю на свой телефон.

Не знаю, почему так сильно волнуюсь. Да, это всего лишь разговор, и я в любую секунду смогу его прекратить, но…

Телефон продолжает звонить, а я все еще сомневаюсь, отвечать ли на вызов. А в какой-то момент чувствую, что если не отвечу сейчас, он больше не позвонит, и, выдохнув, нажимаю на зеленую клавишу.

– Привет, – первым я различаю даже не голос, не слова, которые слышу, а улыбку мужчины.

– Привет, – выдавливаю чуть хрипло.

И замолкаю, не представляя, что сказать ему дальше.

– Устала? – это скорее не вопрос, утверждение.

Я киваю, как будто он может меня увидеть.

Нервничая, опять подхожу к окну и вбираю в себя спокойствие вечера, рассматриваю окна, в которых все больше появляется огоньков. Потому что там кто-то кого-то ждет. Там кто-то кому-то нужен.

– Немного, – признаюсь нехотя.

И уже начинаю подумывать прекратить разговор, который ни к чему не ведет, просто потому, что мы два чужих человека, которые друг друга ни разу не видели, и вряд ли увидим.

– Знаешь, у меня дома живет старый кот… – начинает Артем за секунду до того, как я собираюсь нажать на отбой.

И я продолжаю слушать его.

Не потому, что меня интересует судьба кота, который ест много, но толстеть не желает, а потому, что мне нравится и улыбка, которую чувствую даже на расстоянии, и спокойный, чуть уставший голос Артема.

В нем нет хрипотцы, которая задевает нервные окончания, нет резкости, которую я терпеть не могу, нет властности, по которой сходят с ума книжные героини. В нем есть уверенность и тепло, которое располагает настолько, что исчезает неловкость. Заставляет перестать думать о том, что это посторонний для меня человек, просто кто-то случайный, кому, как и мне не спалось.

И я улыбаюсь, слушая историю про кота, который себя старым не признает, более того, чувствуя свое превосходство над толстыми кастрированными собратьями, активно пользуется своим положением. Немного сочувствую пушистику, когда узнаю, сколько раз ему за это влетало от хозяек любимых кошечек. И не могу удержаться от смеха, когда Артем рассказывает, с каким трудом ему приходится пристраивать по знакомым худых котят, которых ему частенько подбрасывают на порог, чтобы наконец урезонил мохнатого папашу.

Как-то так, ненавязчиво, Артем делает вставки и про себя, и я узнаю, что свою работу он любит, что он не женат, поэтому пока работа занимает большую часть его времени, и что ему тридцать один.

«На год младше Кости», – отмечаю я машинально.

И, злясь на себя, немедленно выбрасываю из головы эти мысли.

Это оказывается не так сложно, как раньше, потому что голос Артема втягивает меня, или притягивает к себе – не знаю, как передать, чтобы было точнее.

Может быть, дело в том, что их голоса с Костей сильно разнятся. Может быть, дело в том, что нет анкетирования, которого я опасалась, глупых вопросов и напоминания о моем сообщении в чате.

Артем просто рассказывает – о своем домашнем питомце, ненавязчиво – о себе, и как-то совсем незаметно, я понимаю это только постфактум, он так же что-то узнает обо мне.

Понятия не имею, когда успела рассказать ему о своем возрасте и кем я работаю. Наверное, это было в момент, когда он спросил: дома я уже или нет. Но едва у меня мелькает мысль: «а не слишком ли я раскрываюсь незнакомому человеку», как Артем отгоняет ее.

Я слушаю его голос. И настолько в него погружаюсь, что мне кажется, будто я начинаю видеть его хозяина. Нет, не лицо. А то, что его сейчас окружает.

Распахнутое окно, за которым раскинулся яблочный сад. Широкий подоконник, у которого он стоит в данный момент. Полка с книгами, которые он читает в свободное время. И пятнистый кот, сидящий у ног с такой противной и недовольной мордочкой, что его никто не хотел брать к себе в дом, когда он еще был просто некрасивым котенком, а не угрозой добропорядочности соседских кошек.

– А почему же ты его взял? – интересуюсь, не выдержав.

– Его хотели выбросить, – отвечает Артем без раздумий, и добавляет спустя пару секунд моего молчания. – А мне тогда казалось, что некрасивые имеют право на такую же хорошую жизнь, как другие.

– Тогда? – уточняю я то, что меня зацепило.

– Я же говорю: старый кот, – напоминает мужчина, – я был гораздо моложе.

И на этот раз я отчетливо различаю в его голосе не улыбку, а едкую насмешку, которая вряд ли относится к его пушистому другу. Скорее, это ирония над собой, над своими представлениями, которые спустя годы кажутся наивными, и, возможно, не раз ломались или гнулись под гнетом реальности.

Мне как-то хочется поддержать его, вернуть веру в светлое. А еще мне снова хочется услышать не усмешку, в которой невольно сквозит некая горечь, а улыбку, которая мне понравилась.

– Внешность не главное, – говорю я ему, и невольно кривлюсь от этой банальности.

Только собираюсь перекинуть разговор на другую тему, как слышу вопрос:

– Ты правда так думаешь?

И на этот раз в голосе Артема нет ни насмешки, ни улыбки, ни каких-либо иных оттенков эмоций. Голос какой-то бесцветный. Он словно отгородился, чтобы не дать мне подсказки.

Глава № 8. Даша

Мне кажется, это самый простой вопрос из всех, что звучали. Про работу и возраст – это из личного, некий доступ на свою территорию. А произнести вслух то, что давно знают и все – легко.

И потом, для каждого своя красота.

Я, к примеру, считаю Ольгу довольно красивой, и не раз говорила ей, что будь я мужчиной, утащила бы ее в загс даже силой. Пышные, чуть кудрявые черные волосы, огромные карие глаза, хозяйка, и, что интересно, ей заниматься домашним делами одно удовольствие, а еще это верный, надежный, проверенный друг. Но когда-то я познакомила Ольгу с другими своими друзьями, с прежней работы, и те, увидев ее, весьма удивились.

– Ты же говорила: она красивая, – послышалось со всех сторон изумление, когда Ольга ушла.

– Ну да, – ответила я, не понимая, к чему они. – Разве нет?

И когда они ответили, у меня возникло ощущение, что они увидели не Ольгу, а кого-то другого, человека, которого я не знаю и сама не видела никогда. И рост маленький, и вес ей надо бы сбросить, и сутулится, и нос какой-то огромный.

– Страшок, – припечатал в конце парень, с которым я хотела познакомить подругу.

– Идиот, – расстроилась я за подругу. – Ольга красивая, просто у нее южные корни.

С этим парнем у Ольги, ясное дело, ничего не срослось, но я до сих пор считаю, что он упустил свой шанс. И до сих пор считаю подругу красивой…

Нет, я не рассказываю об этом Артему: друзья – это тоже личное. Я просто даю уверенный и короткий ответ на вопрос, который повис между нами:

– Да.

И отчетливо слышу, как он медленно выдыхает. Негромко, едва уловимо, как бриз.

– Ты у моря? – озвучиваю мелькнувшие ассоциации.

– Нет, – его голос опять «улыбается», – хотя живу от него в двадцати минутах ходьбы.

– Это какой район города?

– Это за городом.

Он называет поселок.

И на этот раз медленно выдыхаю я. Прикрыв телефон ладонью, чтобы он не услышал, не почувствовал моего невольного разочарования.

Не то, чтобы я на что-то надеялась и чего-то хотела. Мы практически незнакомы, обмен именами – не в счет.

Просто… вряд ли мы даже увидимся.

Я живу в старой части города, а он далеко и от новой. Если мы договоримся встретиться посередине той территории, которая нас разделяет, каждому из нас добираться как минимум два часа.

Два часа в одну сторону.

Два часа в другую.

То есть, четыре часа просто вычеркнуть.

При современном ритме большого города, думать, что мы захотим увидеть друг друга – все равно, что стоять на двух берегах широкой реки и пытаться найти призрачный мост.

– Извини, мне пора собираться домой, – начинаю неловко, и чтобы он понял то же, что я, поясняю: – старый город, пока доберусь…

– Да, конечно, – он легко отпускает меня, а потом, наверное, чтобы у нас двоих остались хоть и короткие, но приятные воспоминания, добавляет с улыбкой: – У тебя очень красивый голос, Даша.

– Спасибо, – благодарю скомкано и чуть резко и нажимаю отбой.

Вместо того чтобы собираться домой, я достаю из сумочки сигарету, зажигалку и выпускаю облачко дыма на чернеющий город в огнях. Мне кажется, это хоть как-то поможет избавиться от разочарования или хотя бы его приглушит.

В ход идет вторая сигарета, но и она ничего не меняет – лишь добавляет легкой горечи. Или это все весна и цветущие травы.

Жаль, что все так.

Нет, правильно и логично, но жаль…

Вспоминаю, как отстраненно звучал мой голос, когда мы с Артемом прощались, и усмехаюсь. Может, Костя и правильно сделал, что ушел без этого холода в спину.

Холодно.

От своих же слов холодно.

Мне хотелось сказать Артему, что мне тоже понравился его голос. А еще его улыбка, которой было пропитано практически каждое его слово. И мне нравилось то, что он писал без ошибок – такая редкость в поколение клипового мышления и социальных сетей.

Нравилось…

Уверена, теперь можно говорить об этом в прошедшем времени, потому что вряд ли он еще позвонит.

Он правильно меня понял.

Бросив последний взгляд на чужие окна, в которых плещется свет, я наконец собираюсь домой. Туда, где моей заслуженной компанией будут соседи, которые с трудом переносят даже себя, черные окна и притихший смартфон.

Но когда подхожу к дому, с удивлением замечаю в окнах комнаты свет. Яркий, слишком яркий, и не от бра, которое обычно включаю я.

Борюсь с дурными предчувствиями, но они давят на плечи так, что я с трудом заставляю себя подниматься на третий этаж. Ковыряюсь в замке, как будто ключи не родные, подхожу к комнате, и слышу громкую музыку, которая пронизывает старыми мелодиями советской эстрады весь коридор.

– Не повезло тебе, Даша, – проходя мимо, замечает сосед.

И тут же, словно сболтнул лишнего и теперь боится понести за это какое-то наказание, исчезает за своей дверью.

А я открываю дверь комнаты, которая оказывается незапертой. И вижу седовласую женщину – закинув ногу на ногу, она сидит на моем диване и делает звук телевизора громче.

– О, Даша, – заметив меня, она оборачивается, слегка приглушает звук, но он все равно противно бьет по ушам, настолько, что я даже глохну.

А, может, быть дело в другом.

Просто я замечаю, что она в домашнем халате и тапочках, и понимаю, что это не светский визит. И еще до того, как она озвучивает причину прихода, догадываюсь, что именно она скажет.

– Слушай, Даш, – говорит она, – я же из комнаты уходила, потому что сходилась с одним старичком. А сегодня я его бросила – надоел, жадный, у него пенсия большая, но он тратит ее на внуков. Ну я и подумала – к чему его дальше терпеть? Вот, вернулась. Я-то не бездомная!

Да, она не бездомная.

А вот я теперь, кажется – да.

Глава № 9. Артем

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что от меня захотели отделаться.

Неприятное чувство, к которому сложно привыкнуть. Нет, я не строил на счет Даши какие-то планы. Смешно – после первого разговора. Мне просто понравилось, что ответила именно девушка, а не какой-нибудь старый хрыч, которому нечего делать.

Потом понравился ее голос. Не постановочный, как учат говорить менеджеров по продажам, с придыханием и напускными нотами радости, как будто с неба спустился мессия.

У нее голос оказался естественный, настоящий и в нем так явственно сквозили волнение и усталость, что было трудно их не заметить.

Захотелось как-то отвлечь ее, заставить ее улыбнуться. Если бы мой кот услышал, что я о нем говорю, он бы долго фыркал и недоуменно шевелил седыми усами. Барсу можно только завидовать – удивительная самоуверенность в собственной неотразимости, невзирая на мнение окружающих.

Но у меня получилось – голос Даши стал мягче, из него исчезла колючая настороженность. Я уверен: мой вопрос про внешность не вызывал у нее никаких подозрений. Она думала, что мы все еще обсуждаем кота.

Понятия не имею, что ее от меня оттолкнуло, но очевидно, что звонить больше нет смысла.

Всегда воспринимал планерки как неизбежность, предпочитая оставаться в тени, но на этот раз принимаю живое участие. Несколько раз ловлю на себе задумчивые взгляды отца, но он выслушивает все доклады, раздает советы и указания и только после всех распускает.

Когда мы остаемся в его кабинете одни, он ослабляет галстук, достает из бара бутылку коньяка и оборачивается ко мне:

– Выпьешь?

– Я за рулем.

– А меня подвезут, – усмехается он. – Такое вот небольшое преимущество у большого начальника.

Налив коньяк в один бокал, он возвращается в свое кресло, делает крупный глоток и снова окидывает меня внимательным взглядом.

– Не соблазнил, – делает правильный вывод.

На самом деле, мы оба знаем, что я могу позволить себе безболезненно для бюджета нанять личного водителя, но слишком люблю сидеть за рулем, чтобы кому-нибудь уступать.

Мне нравится скорость, дорога и чувство, что я держу свою жизнь в руках. Несмотря на то, что по сути она упрямо катится под откос.

– Хотел поговорить с тобой о двух важных вещах, – начинает отец. – В субботу приезжает мама, поэтому в воскресенье мы ждем тебя и Катерину на ужин. Можешь захватить с собой эту… как ее…

Он машет бокалом, предлагая ему помочь.

– Можешь не вспоминать, – упрощаю задачу.

Причину называть не приходится.

– Вот как, – отец заметно приободряется. – Хорошо. Ладно. Теперь второе. Как ты знаешь, через месяц открывается новая международная выставка «BuildPlaza». Наша строительная компания там тоже участвует.

Пока я пытаюсь понять, к чему отец скармливает мне старые новости, он продолжает:

– Я хочу, чтобы ты был среди представителей нашей компании. Точнее, хочу, чтобы ты возглавил представительство нашей компании.

Судя по твердому взгляду отца, он готовится к тому, чтобы настоять на своем, но у меня нет причины отказывать. Обычно на таких выставках мало появляется незнакомых лиц, руководителю не обязательно там сидеть целый день, а у меня все равно теперь все выходные некуда деть, если не считать мастерскую. Но это так, для души. Там и без меня прекрасно справляются.

– Отлично, – отец заметно приободряется. – Просто отлично. Значит, договорились. Не забудь порадовать Катерину новостью о семейном ужине.

Сомневаюсь, что сестренку это обрадует – в отличие от меня, у нее составлено расписание на две недели вперед. И наверняка на это воскресенье тоже были какие-нибудь свои, девчачьи, планы, ведь мама не посчитала нужным сообщить о своем приезде кому-нибудь еще, кроме отца.

К тому же, Катерина опасается, что мама снова заведет разговоры о том, что престижней учиться в Англии, а не здесь. Однажды сестра поддалась уговорам, но через полгода сбежала обратно.

Учится теперь на первом курсе юридического, вопреки планам отца на нее, мечтает со временем открыть собственную компанию, и, кажется, ни о чем не жалеет. Но то, как хорошо умеют убеждать наши родители, особенно, если работают в паре, запомнила хорошо, поэтому и предпочла жить со мной.

Меня это тоже устраивает. Не знаю, ехал бы я с такой скоростью или нет, если бы знал, что вернусь в пустой дом.

Первым встречает кот. Окидывает меня недовольным взглядом – мол, так поздно, еще и без корма?! Фыркая, скорее терпит, чем получает удовольствие, когда я поглаживаю его. Но с порога уходит, позволяя войти, наконец. Ритуал, к которому привыкли мы оба.

Я пришел. Он дождался.

Прислушиваюсь – тихо, но свет в комнате Катерины горит. Или учится, или слушает музыку. Когда прохожу мимо ее двери, понимаю, что, скорее всего, второй вариант, иначе уже бы выскочила.

Вкусно пахнет чем-то мясным, поэтому я спешу принять душ и переодеться. Скинув пиджак и выложив телефон, отлучаюсь максимум на десять минут, а когда возвращаюсь в комнату, понимаю, что кому-то любопытному и особо чувствительному этого времени хватит не только на то, чтобы придумать трагедию, но даже немного поплакать.

– И… – тихонечко спрашивает Катерина, сжимая в ладони мой телефон. – Ты ей позвонил?

А в серых глазах такая печаль, что и ругать за то, что прочла переписку, язык отнимается.

– Просто тебе позвонили, а я как раз зашла в комнату, – поспешно оправдывается она. – Ну вот и…

Она отдает телефон, когда я к ней приближаюсь, но еще до того, как я просматриваю список пропущенных звонков, с грустью мне сообщает:

– Звонила не Даша.

Вижу. И, несмотря на то, что этого номера нет в списке моих контактов, легко определяю, что это Лина. Дала мне время, чтобы остыл и одумался и надеется, что я примчусь по первому зову.

– А… – Катерина забавно трет пальцем свой нос, и опять поддается своему любопытству. – А я за все варианты общения, да. И я верю, что по интернету тоже можно познакомиться с кем-то хорошим. Ну а что?

Она немного тушуется под моим скептическим взглядом и принимается доказывать, что это вот просто лучший способ знакомства из всех. Сейчас все в интернете. Можно вот так вот случайно встретить своего человека, а потом прожить с ним всю жизнь.

– Это не тот вариант, – сбиваю слегка ее пыл.

Иду на кухню, терзаемый голодом, а заодно и сестрой, которая увязывается следом за мной. Не только ради того, чтобы помочь насыпать в тарелку картошку с мясом, а чтобы замучить меня расспросами.

И только чтобы прекратить пустой разговор и спокойно поесть, я кратко ввожу ее в курс дела. Да, я звонил Даше. Поговорили. Потом что-то пошло не так. Что – понятия не имею, да и какая разница.

– И… – Катерина смотрит на меня с изумлением. – Ты что, правда не собираешься ей больше звонить?

– Зачем?

– Ну… – сестра принимается накручивать на палец длинный каштановый локон, чему-то смущенно улыбается и просвещает меня. – Мы, девочки, любим, кода нас добиваются. А еще мы очень любим, когда нам дают второй шанс.

Откладываю в сторону вилку, смотрю с подозрением на сестру и пытаюсь понять: она все еще говорит о Даше или уже о себе. Девятнадцать лет, высокая, стройная, симпатичная, наверняка, ухажеры имеются.

– Мне кажется, ромашка, у которой один лепесток оторван, а над следующим застыла рука, может указывать на ранимость. На то, что, возможно, что-то случилось, и теперь человек в растерянности, грусти или печали, – воодушевленно продолжает сестренка, на секунду выбивая меня из сути нашего разговора.

Но все становится на свои места, когда в памяти всплывает аватарка Даши из вайбера. Обычная белая ромашка. Даже не роза, хотя она их и любит. Мне кажется, ее аватарка – простое нежелание, чтобы кто-нибудь рассматривал ее фото и хоть что-нибудь о ней знал.

– Конечно, никому не хочется, чтобы ему оторвали еще один лепесток! – развивает свою теорию Катерина. – К тому же, кто-то чужой, незнакомый. А вот когда она узнает тебя получше…

Она мечтательно вздыхает, оставляет в покое чай, который даже не пригубила, склоняется надо мной, обнимает и, целуя в щеку, шепчет:

– Позвони ромашке, Артем. А вдруг ты убережешь ее лепесток? А вдруг она того стоит?

Глава № 10. Даша

На меня накатывает такая слабость, что я не могу сделать и шага – так и стою на пороге. Стою и слушаю бред, который несет Татьяна Гавриловна. Что-то насчет нашего совместного проживания, и что нам обеим будет удобно…

Хочется закрыться в пустой комнате, выключить свет и просто расплакаться.

Я как безвольная кукла, которой пообещали, но забыли купить ее собственный кукольный домик. И теперь все, что остается игрушке – пылиться на полках, диване, полу – в общем, там, где придется.

Пока я пытаюсь вынырнуть из кошмара, который меня окружает, хозяйка разводит бурную деятельность. Заставляет соседа вернуть односпальную кровать, оставленную ему на хранение, занимается перестановкой мебели и продолжает так, мимоходом, убеждать меня, что все это к лучшему.

Я не верю.

Ни в это. Ни в то, что все это происходит на самом деле, со мной.

Внезапный уход Кости к другой, тягостная атмосфера на работе, странное поведение руководства, грядущий переезд в новый офис, единственный и последний разговор с мужчиной, которого я никогда не увижу, и вдобавок ко всему – Татьяна Гавриловна на соседней кровати.

– Так, вижу, ты сильно устала, – причитает она, любовно поправляя простынь и взбивая подушку. – Сейчас, Даш, будем ложиться.

У меня нет сил даже кивнуть или выдавить улыбку благодарности за то, что меня не выставили ночью на улицу. Я знаю, бывает и так. Хозяин квартиры все равно всегда прав, тем более что договор аренды мы, естественно, не заключали.

Мне предлагают остаться. С меня будут брать денег в два раза меньше. Но возможная экономия не радует, не заставляет расслабиться – наоборот, словно скручивает тяжелыми веревками, из которых невозможно освободиться.

Из распахнутого шкафа на меня с готовностью взирает моей чемодан на колесиках. Проще простого подхватить его, высказать Татьяне Гавриловне все, что я думаю по поводу ее визита и предложения, и умчаться домой.

День удовольствия и свободы мне обеспечен.

А дальше?

Смотреть на свое отражение и понимать, что я не просто неудачница, а слабачка. Забыть про пять лет института, красный диплом и пытаться устроиться в своем городке хоть куда-нибудь, скорее всего, сесть в продуктовый за кассу. Приезжать в этот город раз в год, на неделю. Постепенно отдалиться от друзей и знакомых, с которыми меня свела жизнь за последние десять лет…

Все пройдет, отболит, выветрится из памяти.

Да, так проще.

Если я так и сделаю, мне уже сейчас будет легче, а все остальное нахлынет постепенно, потом, когда я не буду одна.

Но, может быть… ведь может такое быть, что это последнее испытание? Хотя бы последнее в этом году. Иначе я точно не выдержу.

И я убеждаю себя не горячиться, раз десять прокручиваю мысленно фразу, что утро вечера мудренее, переодеваюсь и практически безжизненным камнем падаю на диван.

Камнем… потому что только камень может лежать неподвижно и притворяться глухим, когда над головой горит слишком яркая люстра, когда телевизор готов захлебнуться от собственной громкости и когда настолько устал и измотан, что как будто выталкиваешь себя в иную реальность.

Туда, где в комнате, до мелочей похожих на эту, все еще звучат признания в чувствах. Туда, где смеются двое, а не один. Туда, где закрывать глаза не страшно, потому что утро будет светлым, из поцелуев. Туда, где меня уже нет…

Выныриваю обратно в свое незавидное настоящее лишь когда гаснет свет, выключается телевизор и комнату наполняют звуки уже не советской эстрады, а храпа. И наконец позволяю себе то, чего так хотелось весь вечер – позволяю глазам увлажниться.

И все. Слез нет, просто нет.

Или сил на них нет, потому что мне плохо, невыносимо, хочется хоть какой-то отдушины, хоть какого-то просвета, пусть небольшого и призрачного, даже похожего на мираж.

Признаюсь себе, теперь уже можно – я бы очень хотела вновь услышать голос Артема. Он какой-то… теплый, спокойный, какой-то словно знакомый…

Но я сама его практически оттолкнула: прощание вышло быстрым, холодным, без намека на продолжение и интерес к этому продолжению с моей стороны. Нет, все правильно – во-первых, мы далеко друг от друга, а во-вторых…

Пытаюсь придумать еще хотя бы одну причину, но не могу. Да и первая кажется притянутой за уши.

Все, хватит!

Теперь уже все.

Нужно просто не думать о нем – нет его, да и все. Не думать так часто о Косте уже получается, а здесь мы даже еще не знакомы, так что…

Внезапный писк вайбера обрывает храп Татьяны Гавриловны, и я поспешно прячу телефон под подушку.

А через пару секунд, когда понимаю, что хозяйка спокойно спит дальше, убираю на телефоне звук и смотрю на входящее сообщение.

Всего три слова, которые заставляют меня улыбнуться, выдохнуть и понять простую истину – жизнь продолжается, просто она подхватывает меня на свои крылья с другой стороны. Не под руки, как я привыкла. А сзади, незаметно, нагадано и вовремя как никогда.

«Спокойной ночи, Даша», – читаю сообщение от Артема.

И с улыбкой смотрю на фото страшного пятнистого кота, который явно не собирался позировать, но так уж и быть, если надо… то вот так – прищурив глаз по-пиратски.

«Хорошего сна, – пишу я, – вам обоим».

«За кота не ручаюсь – он целый день спал. А вот за себя… Готовься Даша. Если я увижу во сне тебя, буду считать, что сбылось и просить пожелать то же самое завтра».

Хм, это он так намекает, что напишет и завтра?..

«А если не сбудется?» – не могу перестать улыбаться.

«Буду надеяться, что смогу скоро увидеть тебя в реальности», – отвечает Артем.

Интересно, думаю я, засыпая после этого разговора. Вроде бы и намекнул на скорую встречу, и в то же время, усомнился, что она вообще состоится.

Самое странное приглашение на свидание, если честно.

Хотя, признаю, все же не более странное, чем мой последний способ знакомства.

Глава № 11. Даша

Едва проснувшись, я выхожу в вайбер, чтобы взглянуть – нет ли каких-нибудь сообщений. Вернее, ищу – нет ли новых сообщений от Артема.

Пусто.

Пытаюсь отогнать легкое разочарование. Если один раз он пожелал доброй ночи, это не значит, что теперь он будет писать в обязательном порядке.

Мелькает мысль написать ему первой, но…

Перед глазами всплывают слова Кости, когда кто-то из наших общих знакомых девчонок присылал ему забавные смайлики или веселые гифки.

– Неужели так трудно понять, – раздраженно сетовал он, и его красивое лицо искажала неприятная гримаса, – у нормального мужчины нет времени на этот бред! И вообще, это выглядит как навязывание: ты сам давно не звонишь, мне тоже нечего тебе сказать, но я ляпну хоть что-то.

Именно поэтому первым мне в основном звонил он. Именно поэтому у нас с ним нет и не было ни одной переписки.

Теперь я понимаю, что к лучшему, а то бы смотрела на экран, читала сообщения и наверняка пыталась найти хоть какие-то намеки на возможное расставание. И, скорее всего, он прав – это действительно может выглядеть как навязывание.

Вздохнув, я закидываю телефон в сумочку, избавляя себя от соблазна все-таки что-нибудь написать незнакомцу у пирса. На работу собираюсь быстро, как никогда, может, потому, что в голове стучит марш из храпа хозяйки, которая все еще спит. Она открывает глаза, лишь когда я уже в дверях.

– Ты же надолго? – спрашивает с надеждой, которую трудно не разобрать.

– Да, – мой ответ заставляет ее улыбнуться. – И, скорее всего, после работы заеду к подруге.

– Отлично, – хвалит она. – Молодая девушка не должна сидеть дома.

На самом деле я понимаю, что она хочет остаться дома одна. Я бы тоже хотела, если бы у меня был этот дом.

Кстати, о доме…

Я подхватываю сумочку, уже открываю дверь, когда женщина меня окликает.

– Даш, у меня голова раскалывается, – печально вздыхает она.

И пока я пытаюсь сообразить, зачем она сообщает мне о своем состоянии и есть ли у меня таблетки от головной боли, женщина добавляет с еще одним горестным вздохом:

– Надо что-то делать, Даша. Надо это как-то решать. Ты молодая, симпатичная девушка, но так громко храпишь…

Не уверена, что как-то комментирую эту нелепую новость. У меня просто нет слов. Но и к лучшему, потому что я бы точно открыла правду, кто на самом деле храпел этой ночью и что я думаю по поводу советской эстрады, а новую квартиру я пока не нашла.

Этим я и пытаюсь заняться, едва прихожу на работу, но меня отвлекают – то звонки, то соискатели, которые перепутали время или просто пришли наобум, хотя я и пыталась им объяснить, что они не подходят под свободные должности.

Разговор с последними настолько выматывает, что через пару часов мне начинает казаться – у меня нет и не было в жизни никакой черной полосы. И серой полосы не было тоже. Просто я по ошибке попала в дурдом.

К моменту, когда на пороге все-таки появляется руководство, я уже просто без сил. Наверное, поэтому полностью игнорирую их переглядывание и спокойно встречаю еще одну сногсшибательную новость этого дня:

– Мы нашли новый офис. Сами не ожидали, что так повезет – центр города, всего две минуты, и открывается превосходный вид на море, огромный поток туристов, как ты понимаешь…

Про туристов я понимаю. Но какое отношение поток туристов имеет к нашей рекрутинговой компании, понять не могу. Или пока просто не в состоянии. Как и расшифровать, почему Дмитрий Викторович так усиленно прячет глаза и делает вид, что что-то читает на пока еще черном экране своего ноутбука.

– Конечно, тот офис дороже, но он необходим для престижа компании, – терпеливо поясняет Татьяна Борисовна, чего за ней раньше не наблюдалось. – Через неделю мы уже переедем, я дала согласие и со всеми договорилась, нас даже здесь не заставят выплатить неустойку за спонтанный разрыв договора аренды.

Она бросает взгляд на своего любовника, но тот закрыл лицо ноутбуком, как будто его здесь нет. И Татьяна Борисовна по привычке берет удар на себя. Вернее, сама наносит удар.

– Так как аренда там выше, – сообщает она непреклонно, – Даша, я буду вынуждена задержать вашу зарплату на пару недель.

Мои возражения, что мне нужны деньги, потому что надо искать другую квартиру, отметаются легким взмахом руки.

– Может, вам лучше не торопиться с переездом, – говорит жестко Татьяна Борисовна. – Тем более что новый офис практически у вас под боком, даже не нужно будет тратиться на проезд.

– Вы не понимаете, – пытаюсь я объяснить, – вернулась хозяйка комнаты, и…

– И вряд ли вы будете платить за проживание столько, как раньше, – перебивает мое руководство. – Даша, просто поймите, что престиж компании гораздо важнее. К тому же, я собираюсь вложиться в рекламу, и куда будут приходить люди? Там центр города, море!

Не знаю, почему в ее глазах наличие моря под боком является аргументом, который перевешивает человеческие отношения. В конце концов, там купаться нельзя – там же порт. И люди, которые там прогуливаются – туристы, а не соискатели новой работы. Но спорить с начальницей бесполезно.

Дмитрий Викторович бросает в мою сторону осторожный взгляд, чтобы никто не заметил, но меня мало волнует его сочувствие. Оно не поможет.

Никто не поможет мне, кроме меня.

И я с сожалением понимаю, что с поиском нового жилья придется повременить, потому что первостепенная задача теперь – это найти другую работу.

Присматриваюсь к вакансиям, которые открыты в данный момент, но интересных и подходящих попросту нет. Рассматриваю вакансии в интернете, и тоже ничего путного не нахожу. Ничего, убеждаю себя, не с первого раза. Главное сейчас – не вспылить, потому что пусть и с задержкой на пару недель, но мне должны выплатить хорошую сумму.

Вот получу ее, и можно уже уходить, а пока…

Наверное, на нервах, иных причин для везения просто не вижу, мне удается найти нескольких кандидатов, один из которых, скорее всего, закроет еще один горящий заказ. Вовремя. Мне деньги нужны.

– Отлично, Даша, – хвалит Татьяна Борисовна, которая, конечно, слышала все мои разговоры и поняла, что к чему. – А теперь, для вдохновения, давайте мы покажем вам новый офис. И ты все сразу поймешь!

Я пытаюсь отнекаться, говорю, что у меня еще много звонков, но начальница убеждает, что мне необходим отдых и хорошее настроение. В последнее я верю слабо, и правильно.

Такси подвозит нас к центральной улице города, а дальше Татьяна Борисовна его отпускает.

– Мне кажется, здесь настолько приятно пройтись пешком, – поясняет она, – что грех не воспользоваться этой возможностью.

Я с ужасом смотрю на брусчатку, которой выложена улица. Потом – на свои высокие острые каблуки. Перевожу взгляд на кроссовки Татьяны Борисовны и еще до того, как замечаю торжествующую улыбку женщины, начинаю подозревать, что это не случайная поездка ради моего вдохновения, а тщательно спланированная акция.

– Не отставайте, – бросает она небрежно, подхватывает под руку своего кавалера и удаляется так бойко, что вскоре я перестаю различать их среди потока прохожих.

Солнце беспощадно светит в глаза, каблуки пытаются остаться в расколах брусчатки, так что к новому офису я добираюсь через двадцать минут и лишь для того, чтобы осознать – лучше маршрутки, лучше даже трамвай, чем такое испытание каждый день.

Стены нового офиса не производят на меня впечатления: снаружи обычные, кое-где виднеются надписи, есть какой-то яркий стрит-арт – все как обычно на старых домах. Внутри помещение тоже не удивляет. Как и памятник основателю города, который я смогу лицезреть, если просто свернуть за угол.

Я настолько устала, пока доскакала сюда на своих каблуках, что не чувствую ног, да и видеть уже ничего не хочу. Меня даже не расстраивает, а радует, когда Татьяна Борисовна, посчитав, что достаточно меня вдохновила, вызывает такси и уезжает вместе с Дмитрием Викторовичем.

Я сажусь на ступени у закрытого офиса, приваливаюсь спиной к белым жалюзи, даже не думая: чистые они или нет, и поднимаю взгляд вверх. К небу, которое понятия не имеет, за что мне все это или просто упрямо молчит. К облакам, у которых есть силы куда-то плыть.

И к подступающим сумеркам.

Которые прячут солнце, но больше сегодня не приносят мне ничего, кроме тени.

Артем не звонит.

Глава № 12. Артем

В моей жизни становится слишком много Лины.

Мне кажется, столько ее не было, даже когда мы жили с ней в одном доме и кувыркались в одной постели.

После неудачных попыток мне дозвониться, она несколько раз по утрам «случайно» проезжает мимо нашей компании на такси, которое «случайно» ломается как раз под окнами моего кабинета. И, конечно, пока водитель делает вид, что ищет поломку, она выходит подышать воздухом и продемонстрировать мне свое декольте. Несколько раз я, естественно, совершенно «случайно» замечаю ее проходящей мимо компаний партнеров, с которыми мы работаем. Один раз она появляется на строительном объекте, делая вид, что присматривает квартиру.

С учетом, что ей приходится пройтись в замшевых ботинках по грязи и пыли, без которых не обходится ни одна стройка, и надеть на голову каску, что слегка сминает ее безукоризненную прическу, это приличная жертва.

Она не подходит ко мне. Знает, что я рядом, вижу ее, но ждет, когда я не выдержу и сделаю шаг.

Надеется, я пойму, что она стоит даже того, чтобы простить ей измену.

Я вижу, как ее провожают жадными взглядами рабочие стройки, слышу их восхищенные возгласы и зависть к тому, кто имеет такую красотку. В них говорит голод по женскому телу, многие из других городов, жены и любимые далеко, видятся редко. Уверен, если бы их мечты сбылись, и они заполучили Лину, быстро, возможно, даже быстрее меня сообразили, что пустота, даже такая эффектная, не греет. Просто дает временную разрядку.

Ребята из мастерской говорили, что Лина заглядывала, интересовалась ценой техобслуживания. У нее нет авто, еще один расчет на нашу «случайную» встречу, который срывается, потому что всю неделю я слишком устаю на основной работе, и могу тупо уснуть во время ремонта машины.

Когда планы Лины срываются, и она понимает, что я не буду нестись за ней вслед, капая жадной слюной и радуясь тому, что все можно списать на случайность, она предпринимает отчаянный шаг.

Ничем иным я это назвать не могу.

Мы сталкиваемся с ней в магазине. У полок с кошачьим кормом. Она терпеть не может котов. Судя по Барсу, который всегда шипел на нее, это взаимные чувства.

А теперь Лина делает вид, что с интересом читает состав какого-то корма, словно переживает, что может случайно отравить пушистого питомца, которого у нее нет и не будет.

– Артем, – она притворяется, что замечает меня только когда я тянусь за пакетиком корма, тут же избавляется от своего, забросив его небрежно на полку, натягивает на лицо смущенную улыбку и разворачивается ко мне.

Ну да, конечно, чтобы я увидел, как тяжело она дышит, только увидев меня. Дышит так, что пышная грудь почти выпадает из тесной преграды.

– Лина, – отвечаю взаимным приветствием, скольжу взглядом по тому, что мне предлагается оценить. – Красивое платье.

Платье не просто красивое – оно обтягивает ее как черная перчатка из бархата, и сшито с единственной целью, чтобы хозяйку этого наряда жестко оттрахали. Его не нужно расстегивать. Достаточно поддеть пальцем край выреза, и пышная грудь сама качнется в ладони. А если взяться за подол короткого платья и, не отнимая ладони, скользнуть вверх, ткань с легкостью оголит длинные ноги, чуть задержится на ажуре чулок, и с готовностью, практически само, поднимется выше.

На секунду с Алины слетает маска радушия – она сморщивает носик, потому что явно ждала не этих слов. Не такой спокойной реакции.

– А я вот, – кивает на полки, – подумываю: не завести ли себе кота. Рассматриваю цены, и… Дороге удовольствие, не каждый может себе позволить.

Даже если ее кот будет болеть и нуждаться в помощи ветеринара минимум раз в неделю, это все равно раз в тридцать дешевле, чем ее новое платье.

Мне хочется добавить, что любое домашнее животное – это еще и ответственность. Не такая, как хранить верность мужчине. И все же.

Но я молча беру парку пакетов корма для Барса, и уже разворачиваюсь, чтобы уйти, когда Лина, устав притворяться и не надеясь больше на то, что я среагирую на «случайность», оббегает меня.

Поднимает ладонь, отталкивая в сторону капюшон от толстовки, прижимает ладонь к моей щеке и с мольбой заглядывает в глаза.

– Я не могу без тебя, – шепчет она.

И тут же, отражая ее печаль, в карих глазах появляется влага. Лина тяжело вздыхает, качает головой, заставляя длинные каштановые пряди эффектно взметнуться. Холодный расчет, чтобы у меня вновь мелькнуло желание зарыться пятерней в ее волосы, потянуть ее голову на себя, заставить ее приоткрыть губы, впиться в них…

Красивая. Доступная. Жаркая. Смотрит так, будто ей нравится то, что она сейчас видит. Сплошной соблазн в этом платье. И меня не волнует то, как сильно она любит роскошь. Красивая женщина может себе позволить практически все, и многое можно спустить на тормоза, не заметить, простить. Кроме доступности для других.

– Не могу, понимаешь, – с придыханием лепечет она. – Просто… ты так часто отсутствовал… и… Это была усталость, одиночество, попытка до тебя достучаться… Я бы никогда… никогда…

– Для «никогда» уже слишком поздно, Лина.

Ее ладонь приходится практически отдирать от себя. И я легко читаю по ее лицу, что это не точка, она не собирается отступать. Наверное, если бы не покупатели, которые теснят нас немного в сторону, она бы обхватила меня как лиана, прижалась так плотно, как тогда, когда я уходил.

Не понимаю, зачем ей это.

Не понимаю, зачем она так хватается за меня.

Дом оплачен еще на несколько месяцев, она может спокойно и открыто встречаться со своим любовником. Может подцепить кого-нибудь из наших бывших соседей, думаю, там найдется достаточно желающих удовлетворить ее интересы. Может вернуться в квартиру к родителям. Может наконец позволить себе просто влюбиться, без оглядки на кредитные карты и марки машин.

У каждого человека огромное количество шансов, но, к сожалению, многие из них осознаешь лишь когда окончательно упускаешь. Нет смысла в том, что мы топчемся рядом. Чем дальше мы оттолкнемся, тем быстрее окажемся на своей дороге, а не на той, что свела нас как случайных попутчиков.

Моя очередная попытка снова с треском проваливается. Устав притворяться кроткой, раскаявшейся, Лина хватает меня за руку, прищуривает со злостью глаза и цедит каждое слово:

– У тебя ведь все равно никого нет, Жиглов. Никого. Так почему нет? Почему ты не можешь закрыть глаза на «маленький» недостаток, как это делаю я?!

Она так явно подчеркивает интонацией слово «маленький», что не заметить этого невозможно.

Но это уже не удар. Просто ее тупой отголосок.

– Почему мы не можем попробовать снова?! – кипятится Лина, наплевав на то, что на нее оборачиваются.

И я так же плюю на тех, кто становится невольным участником этой трагикомедии, стряхиваю с себя пальцы Лины и поясняю настолько доходчиво, насколько умею.

– Я хочу, чтобы женщина рядом со мной не закрывала глаза на мои недостатки. Хочу, чтобы она принимала меня вместе с ними.

– Но… – Лина задыхается, не зная, что мне ответить, потом принимается хохотать, резко, зло, и бросает в лицо: – Ты думаешь это реально? У тебя же все еще никого нет! Только я и…

Она говорит так, как будто мы расстались как минимум год назад, и у нее самой уже появились дети и муж. Но я настолько устал от этого разговора, бессмысленной встречи и слов, которые не несут за собой никакой смысловой нагрузки, что нахожу быстрый способ все прекратить одним махом.

– Спасибо за телефон, – прерываю ее, и добавляю, чтобы она поняла. – Теперь это мой любимый музыкальный канал.

Иногда, если это не касается темы, что я не вернусь, Лина на удивление быстро соображает. Я вижу, как в ее глазах отражается понимание. Она открывает рот, силится что-то сказать, что-то придумать, но слов нет.

Пользуясь этим моментом, я разворачиваюсь и ухожу. Подальше от полок с кошачьим кормом. Подальше от карих глаз, которые провожают меня. И подальше от платья, которое просто грех не задрать.

По сути, я не солгал. У меня нет времени, чтобы пялиться в экран телевизора, и я не мазохист, чтобы напоминать себе о музыкальном сопровождении, под которое мне изменяли.

Но я благодарен этому каналу за то, что однажды там мелькнуло сообщение Даши.

Не знаю, что из этого выйдет. Огромная вероятность, что ничего. Но мне нравится ощущение того, что мы есть друг у друга. Пока в виде аватарок и сообщений на телефоне, а еще голосов, которые тянутся, стремятся навстречу.

Мне очень хочется снова ей позвонить, вдохнуть в нее чуточку силы, потому что ромашка ощущается немного уставшей, как будто долго не было солнца или дождя. Но стоит мне вернуться домой, как мой телефон оживает сообщением от Лины:

«Если ты не приедешь, Жиглов, завтра уже не будет случайной утренней встречи под офисом».

Что-то не позволяет мне облегченно выдохнуть. Пафосный текст, много слов, все в духе Лины.

Перечитываю ее сообщение и понимаю – нет ни одного смайлика, от которых она без ума. Ни грустных, ни со слезами, ни каких-то нейтральных. Ни одного. Потому что она понятия не имеет, в какие тона окрашивать ультиматум.

«Это будет на твоей совести. Ты никогда себя не простишь», – приходит спустя пять минут.

Матерясь на идиотку, которая, возможно и врет, но все равно, пусть мысленно, пусть на словах, но все же играет со смертью, я отодвигаю от порога кота и снова сажусь в машину.

Глава № 13. Даша

Меня что-то подталкивает позвонить Артему самой, и я так долго кручу телефон в ладонях, что он нагревается.

Не знаю почему, но мне кажется, что сделать звонок сейчас – очень важно.

Но внутри все буквально переворачивается, стоит представить, как он, увидев, что звоню именно я, скривит лицо, как и Костя, когда звонки были не от тех и без повода. А, если и ответит, то лишь потому, что почувствует себя обязанным мне ответить.

Он занят. Если не звонит, значит, занят. Или вообще ему просто не до меня. Он может быть с друзьями, с подругами – с кем угодно. С тем, кто ближе. С тем, кто в реале.

К тому же, надо взглянуть правде в глаза. Я прекрасно знаю, какие дома отстроены за городом. Не все, конечно, встречаются домики и попроще, но некоторые напоминают собой мини-дворцы. Артем вполне может быть владельцем такого мини-дворца: он упоминал про любовь к скорости, машинам и вскользь промелькнуло что-то про подчиненных.

Мы можем быть с ним не просто на разных социальных площадках. Мы можем быть из двух разных вселенных.

Позвонил по приколу, послушал, узнал, кем я работаю, примерно прикинул расклад, понял, что не стоит даже тратить время на встречу.

И вместо него я набираю подругу.

В отличие от меня, она радуется, что я в центре города и просит далеко не уходить без нее.

– Я и с тобой далеко не уйду, – заверяю ее, крутя в руках свои туфли.

Проходящие мимо офиса люди, поглядывают в мою сторону, но без осуждения. В основном, ободряюще улыбаются. Причем так искренне, что я улыбаюсь в ответ. Ну действительно, что особенного? Сидит босая девушка у порога, рядом стоят красивые туфли.

Один из туристов даже фотографирует меня. А когда понимает, что я замечаю, просит разрешения сделать еще несколько снимков. Я хохочу, заметив азарт а глазах мужчины, и позволяю. Почему нет? То немного дурачусь, то делаю серьезное лицо, а потом успокаиваюсь и просто устремляю взгляд в сторону, не переставая поглаживать экран своего телефона.

Фотограф снова приободряется и начинает активно работать фотоаппаратом, то оббегая меня и позволяя рассмотреть свои смешные кудряшки, то прячась в сторону, так, чтобы его совсем не было видно.

– Отлично, – слышу его возбужденные комментарии. – Просто отлично, великолепно…

После небольшой фотосессии он неожиданно предлагает оплатить мне такси, и удивляется, когда я отказываюсь.

– Может быть, тогда – в ресторан? – неуверенно предлагает он.

– Спасибо, но нет, – отказываюсь от предложения. – Я жду подругу. И единственное, чего хочу в данный момент – это чашечку кофе и отдохнуть.

Глядя на то, как светлеет лицо мужчины, понимаю, как же мало человеку нужно для счастья. Мне кажется, когда он уносится прочь, у него сзади на куртке появляются крылья. Или это его яркий и длинный шарф, который прощально мне машет.

Не знаю.

Случайная минутная встреча, которая никого ни к чему не обязывает, но дарит удивительно светлые ощущения.

Ровно до момента, когда приезжает подруга и узнает из моего маленького пересказа о том, что я только что позировала, устала и мне нужна минутка, чтобы морально подготовиться и заставить опять встать на каблуки.

– Даша! – ее и без того большие глаза округляются. – Даша, ты сумасшедшая! А если теперь твои фотографии появятся на каком-нибудь порно-сайте для извращенцев?!

– Ну, – говорю я, пожимая плечами, – в таком случае, это точно сайт извращенцев, если на него будут заходить, только ради того, чтобы полюбоваться на мои босые ступни.

– Нет, ну правда… – горячится она.

И вдруг сдувается, словно шарик.

Повернув голову в сторону, я понимаю, что ее удивило – к нам спешит тот самый фотограф, о котором я только что говорила. Его легко узнать из моего описания по кудряшкам и яркому шарфу. Только на этот раз фотоаппарат просто висит у него на груди, а в руках он держит два картонных стаканчика, и я даже отсюда слышу запах ароматного кофе.

– Это он? – растерянно бормочет Ольга.

– Прячься! – советую я, кивая.

Подруга бросает в мою сторону укоризненный взгляд, потом переводит его на фотографа, который уже близко, всего в двух шагах, и неожиданно густо краснеет. Не знаю уж, что ее так смутило – возможно, то, что он тоже кудрявый, но она действительно немного отходит, практически спрятавшись у меня за спиной.

– Моя благодарность, – фотограф передает мне стаканчик с кофе, бросает оценивающий взгляд на Ольгу и передает ей второй стаканчик. – Мое восхищение.

Забавно наблюдать, как подруга пытается спрятать лицо, приподняв воротник куртки. Но, кажется, фотограф все равно рассмотрел то, что его заинтересовало в первую очередь – ее глаза и пышные, шикарные волосы.

– Нам пора, – тут же нахохливается Ольга, – извините, мы сильно спешим.

– Я и не собирался навязываться, – пожимает плечами фотограф.

– Спасибо за кофе, – распробовав напиток, искреннее благодарю незнакомца, втискиваюсь в туфли, которые кажутся кандалами после долгого дня, и поднимаюсь со своего пьедестала. – До свидания.

– Хорошее прощание, правда? – повернувшись ко мне, наверное, чтобы не смутить Ольгу окончательно, мужчина приветливо улыбается, достает из кармана визитку, передает мне, но говорит, бросив взгляд в сторону Ольги. – Оно дарит надежду на встречу. Буду рад, если так и получится.

Подруга что-то скомкано бормочет, подхватывает меня под руку и заставляет улепетывать от офиса с такой скоростью, что мне с огромным трудом удается не расплескать кофе.

Минут через десять она оглядывается, и мне кажется, слегка расстраивается, что погони не наблюдается.

Мне кажется, ты ему понравилась, – говорю я и, пользуясь минуткой отдыха, делаю глоток еще горячего кофе.

– Кому это? – ершится она.

– Как кому? Этому извращенцу, конечно.

– Он не… – начинает она заступаться, а потом замечает, что я смеюсь, и отмахивается. – Ладно, ладно, хватит здесь прохлаждаться. Взбодрись и пойдем. У меня на тебя сегодня грандиозные планы!

Пока мы довольно стремительно несемся дальше по курсу, Ольга успевает прочесть мне лекцию на тему того, как сейчас опасно с кем-то знакомиться. И похитить могут, и изнасиловать, и начать шантажировать. К концу ее рассказа я прихожу к выводу, что попасть на простого альфонса – за счастье.

– Это мне не грозит, – отмахиваюсь от данного варианта. – А ты, кажется, увлеклась любимыми передачами своей мамы.

– А еще я читаю форумы и смотрю новости, – угрюмо добавляет она. – Даша, случаи бывают разные. Кому-то везет, но многие попадают. Особенно часто такое, если знакомишься в интернете.

Она снова принимается пересказывать мне грустные истории с невероятно печальным концом, а я невольно ежусь, примеряя эту ситуацию на себя. Я ведь тоже понятия не имею, кто такой Артем. И зачем он мне написал.

То ли дело я. Со мной все понятно – это просто шутка, порыв, не всерьез. Я ведь не собиралась на самом деле знакомиться.

А вот он…

– Ты хоть знаешь, сколько людей ежедневно пропадает в стране? – припечатывает меня окончательно Ольга. – Да хотя бы в нашем городе – знаешь? Он ведь не зря издавна считался бандитским.

– Сейчас так можно сказать про каждый город, – пожимаю плечами, пытаясь избавиться от холодка, который начинает пронизывать спину.

– Конечно, – соглашается подруга. – И все-таки… Даша, возьмем даже сегодняшний случай… А если бы этот фотограф оказался маньяком, заманил тебя куда-нибудь и… и…

Пока Ольга пыжится придумать вариант пострашнее, я вспоминаю вялую попытку фотографа пригласить меня в ресторан, и снова отмахиваюсь. Да этот маньяк был безмерно рад, когда я его отпустила!

– И потом, Даш, – так и не придумав, что бы мог со мной сделать фотограф, Ольга переводит дыхание и заходит с другой стороны. – Одно дело, когда пропадает человек местный, это хотя бы заметит кто-то из близких. А ты… Ну вот случись что, кто тебя будет искать?

– Вообще-то, я надеюсь, что ты, – пытаюсь перевести все это в шутку, хотя на самом деле мне становится немного не по себе.

Нет, я не думаю, что фотограф маньяк. Но такие ужасы, которые описывает Ольга, мне до этого в голову не приходили. Конечно, нужно быть осторожней, но, если видеть опасность в каждом, постоянно накручивать себя до состояния параноика, можно уже сейчас пешком отправляться в психушку.

Даю себе твердое обещание никогда не смотреть передачи, на которые Ольгу подсадила ее мама. Уж лучше наследство, которое оставил мне Костя – безобидный музыкальный канал.

– Угу, – мрачно ворчит подруга. – Чтобы ты знала, у меня даже заявление не примут. А пока приедут твои родители, пока начнут разбираться, пройдет как минимум несколько дней, и за это время…

От живописного описания того, что со мной может случиться за этот срок, меня спасает то, что мы приступаем к первому пункту грандиозного плана Оли на этот вечер.

– Нам сюда, – подруга уверенно заходит в магазин с сумасшедшими ценами.

Я иду следом за ней, с грустью глядя на стеллажи. В другой момент я бы обрадовалась: как любой девочке, мне нравится шопинг. Но когда руководство предупредило, что зарплата задержится, мне нужно думать не только о том, чтобы остались деньги на еду и проезд, но и чтобы было чем заплатить за квартиру, мои ноги так горят, словно провалились в подземный Ад, а цены на вещи в магазине такие, что хозяин магазина как минимум небожитель, удовольствия ноль.

Минут сорок я послушно брожу между стеллажами, наблюдая, как Ольга разочарованно перебирает одежду, а если что-то и примеряет, но нехотя, будто делает кому-нибудь одолжение, и не выдерживаю.

– Скажи хоть, что конкретно ты ищешь, – прошу ее, чтобы активно включиться в поиски.

– Платье, – вздыхает она. – Мне нужно красивое вечернее платье.

– Зачем?

Я начинаю присматривать что-нибудь подходящее на нее, прикидываю, что хорошо сядет на фигуру и лучше всего подойдет по цвету, и только потом понимаю, что ответа не поступало.

– Так зачем тебе платье?

Оля закусывает губу, прячет взгляд и вздыхает.

И я понимаю ответ. Даже без слов, которые она силится, но не может произнести. Смотрю на два платья, которые выбрала для нее, и одно возвращаю обратно, надеясь, что незаметно, как дрожат мои пальцы.

– Полагаю, – говорю я, – белое нам не подходит. В белом будет невеста.

– Даш… – Ольга громко вздыхает. – Дашка, прости, я не подумала, что… как это… в общем… мне не стоило… просто с мамой же не пойдешь, а у меня только Костя и ты, и…

– Примерь это, – протягиваю ей красивое коктейльное платье небесного цвета. – Мне кажется, тебе должно подойти.

Она, не глядя, берет платье, которое я предлагаю. Сглатывает, переминается с ноги на ногу, взгляд виноватый и… с ноткой сочувствия.

– Перестань, – прерываю поток извинений до того, как они готовы сорваться, – меня это уже не волнует.

– И правильно, – тараторит она. – Дашка, ты такая красивая! На тебя все мужчины засматриваются! Мы пока шли, я же видела! И этот фотограф… Ты обязательно встретишь другого мужчину!

– Ну, допустим, фотографу куда больше понравилась ты, – равнодушно пожимаю плечами, и сама не понимаю, зачем говорю: – А другого мужчину я уже встретила.

– Правда?

Ольга как будто вновь оживает, порывисто обнимает меня, сверкает улыбкой. А мне так плохо, что кажется упаду. Наверное, все дело в этих чертовых туфлях.

– Правда, – продолжаю лгать дальше.

Прикусываю язык, чтобы не развивать эту тему. Пытаюсь завести Ольгу в примерочную, чтобы хотя бы выдохнуть, но она настолько счастлива за меня, что ей не терпится узнать все подробности.

– А как его зовут? Где вы познакомились? У вас все серьезно, да? Дашка, скажи, что серьезно!

Я все-таки заталкиваю подругу в примерочную, чтобы она не заметила, насколько натянуто я улыбаюсь. И когда никто, кроме продавщицы-невидимки не может увидеть меня, отвечаю:

– Артем, – имя слетает легко и само, как будто это действительно правда.

– А где познакомились?

Стоит только представить очередную лекцию на тему того, как опасно с кем-то знакомиться, как фраза «ложь во спасение» перестает казаться мне глупым набором букв. Быстро прикидываю возможные безопасные варианты.

– Он – один из наших заказчиков, – перевожу дыхание после вранья и говорю так, как есть. – И нет, пока не могу сказать, что между нами есть что-то серьезное.

– Почему? – слышу искреннее удивление.

– Потому что я больше не строю планы на будущее.

Вопросы иссякают мгновенно.

За ширмой раздается вздох и упрямое сопение, и я возвращаюсь к стеллажам, понимая, что нам определенно нужно другое платье.

Нам…

Забавная оговорка.

Меня на этой свадьбе не ждут.

– А ты меня с ним познакомишь? – раздается новый вопрос.

– Только после того, как буду твердо уверена, что он не маньяк и в его планы не входит похитить мою подругу.

Под хихиканье и облегченный вдох передаю еще одно платье в примерочную и окидываю задумчивым взглядом наряды. Интересно, а в каком платье пошла бы я, если бы меня все-таки пригласили? Или не пригласили, но я бы там все равно оказалась… случайно…

Глава № 14. Артем

Мне кажется, самое элементарное, что можно сделать – это вызвать для Лины скорую помощь. Но я слабо верю в то, что она действительно хочет что-нибудь с собой сделать.

Шантаж.

Обыкновенный бабский шантаж, на который стоит повестись только раз, и можно смело перебираться обратно, потому что вцепится и уже не отпустит.

В мои планы это не входит, но Лину точно необходимо встряхнуть. Возможно, тогда она откроет глаза и посмотрит на ситуацию без романтических рюшек, когда она стерва, но настолько красивая, что он готов расстелиться ковриком у ее ног. Ходи, дорогая, дырявь меня каблуками – лишь бы не поскользнулась.

Обстоятельства могут меняться, внешность, статус, вкусы, привычки, но не принципы и характер. Возможно, выгляди я как раньше, ей было бы проще принять то, что между нами уже все закончено. А так она вбила себе в голову, что никуда я не денусь, а если и денусь, то достаточно погрозить поводком с шипами, чтобы снова вернулся.

Охрененные выводы.

Как знать, возможно, ее тактика была бы логичной, будь я уродом всю жизнь. А я просто таким однажды проснулся.

Поначалу казалось, что стоит снова уснуть, и этот кошмар рассеется, разорвется, как старая тряпка. Потом пришлось принять этот факт и пытаться бороться. А после принять и другое, что этот кошмар – теперь и есть моя жизнь.

Сумерки сгущаются, в них вливается туман, в глаза ударяет свет фар, и дорога начинает напоминать какой-то тоннель в зазеркалье, который втягивает в себя серыми кляксами.

Идеальное отражение моего состояния.

И хорошо, что машина как будто сама знает дорогу, позволяя мне отвлекаться на чушь, которая в данный момент уже не имеет значения.

– Толик, ты дома? – набираю по пути номер еще одного лучшего друга, и услышав ответ, продолжаю: – Я буду через пять минут. У тебя есть белый халат?.. Отлично, захвати его и какие-нибудь лекарства… Слабительное тоже… и от диареи… угу, ты правильно понял.

Через пять минут Толик уже стоит у высоких красных ворот. В одной руке небольшой чемоданчик, в другой – как и заказывали, белый халат.

– Есть вероятность, – предупреждаю, когда он садится в машину, – что я нашел тебе пациента.

– Я даже боюсь себе представить, что это за пациент, – усмехается Толик, – если практически ночью ему может понадобиться помощь психиатра, вооруженного домашней аптечкой.

– Это Лина.

По дороге я кратко ввожу его в курс дела, в том числе упоминаю, зачем нужен белый халат, и он выдает шедевральную реплику:

– Н-да, зря я градусник целых три минуты искал…

Мы подъезжаем к дому, в котором я раньше жил, и здесь все по классике – во всех окнах готическая темень, которая должна нагнетать, приглушенный свет лишь в гостиной, дверь – понятное дело, открыта, потому что ключей у меня уже нет.

Толик бросает куртку на заднее сиденье, натягивает халат, подхватывает чемоданчик и тут же делает строгое лицо, как и полагается доктору скорой. В доме нас встречает грустная мелодия Баха, и я с трудом воздерживаюсь от мата. Похоже, Лина уже ничего не может делать без музыкального сопровождения.

Хозяйка дома обнаруживается в гостиной – и здесь все тоже по всем драматическим канонам. Она лежит на диване в эффектной позе Дездемоны, которая ожидает Отелло – рука свисает вниз, демонстрируя обновленный маникюр в черных тонах. Волосы не просто распущены, а уложены красивой волной. На лице макияж. Короткий пеньюар чуть распахнут, чтобы каждый входящий зашел и сразу же пожалел красоту, которая по его вине может вот так вдруг увянуть. И как вишенка на этом тортике грусти – весь дом пропитан духами.

Так и видится, как в последнюю минуту перед нашим приездом Лина пишет не записку с обвинениями, где во всем виноват только я, а бегает по комнатам с ароматным флакончиком тех самых духов, которые я когда-то и подарил. Мол, смотри, бессердечная сволочь, все это из-за тебя, меня уже практически нет, но я тебя еще помню!

Мы с Толиком понимающе переглядываемся. Я прислоняюсь к косяку двери и попросту наблюдаю. А он, с трудом совладав с мимикой, снова делает угрюмое лицо доктора и входит в гостиную с громким окриком:

– Так, и где у нас здесь больной?

Больная, услышав голос незнакомого мужчины, вздрагивает, но глаза не открывает.

– Так, что у нас здесь… – Толик окидывает взглядом стакан с водой и пустой блистер таблеток на столике возле дивана и приближается к Лине. – Ага, вот и больной!

Он присаживается на диван, задумчиво щупает пульс девушки, а потом устремляет взгляд на ее грудь, едва прикрытую кружевом пеньюара, и озвучивает решение:

– А теперь послушаем сердце…

И все бы ничего, думаю, Лина спокойно бы переживала холодное прикосновение стетоскопа, но Толик, распахнув ее пеньюар еще больше, видимо, решил послушать сердцебиение ухом – это же быстрее, а она умирает! И когда он уже начинает склоняться над девушкой с благими намерениями, случается чудо – больная открывает глаза!

– Так, хватит! Прекращаем этот театр! – Лина довольно сильно как для умирающей отпихивает от себя доктора, приподнимается, запахивает пеньюар, оборачивается и устремляет на меня полный негодования взгляд. – Не ожидала от тебя, Жиглов!

– Чего именно? – уточняю прохладно. – Тебе было скучно – я придумал, как тебя можно развлечь. Или я тебя неправильно понял? Нужно было вызвать скорую, чтобы тебя определили туда, куда помещают всех суицидников?

Лина силится что-то сказать, но, присмотревшись ко мне внимательней и осознав, что я не шучу, издает только выдох и прикусывает губу.

У меня начинает раскалываться голова от этой напускной обиды. И от сильного запаха духов. И от мелодии Баха. Заметив, как Лина сосредотачивается, чтобы выдавить слезы, резко выдыхаю, чтобы не сорваться.

Лина подскакивает с дивана, хочет ко мне приблизиться, чтобы я убедился – в ее глазах уже влага! Она так страдает! И все, что ей было необходимо – только еще раз увидеть меня…

Театр.

Точно театр.

Но ей нужно больше работать не над оформлением сцены, а над эмоциями, потому что все это выглядит жалко, мерзко, и отталкивает от нее еще сильнее, чем раньше.

– Артем… – голос Лины срывается, пауза, выдох, грудь высоко вздымается, а пеньюар от ее шага снова распахивается как будто бы невзначай.

– Повторение репертуара, – мой голос удерживает бывшую любовницу от того, чтобы кинуться мне на шею.

– Ну и урод же ты! – бросает она уже без надрыва, позволяя вырваться настоящим, живым эмоциям.

Я усмехаюсь, прекрасно зная, что она видит в данный момент.

– Кстати, Лина, это действительно доктор, – говорю сухо, спрятав улыбку. – И если у тебя мелькают мысли что-нибудь сделать с собой, чтобы я почувствовал свою вину и вернулся, мой тебе совет – используй возможность и поговори с ним. Потому что предупреждаю сразу и один раз. Если я получу еще хоть одно сообщение от тебя подобного рода, хоть один звонок, будь уверена, я сделаю именно так, как и говорил. Не думаю, что в психушке жить лучше, чем в этом доме. Но в любом случае, это будет твой выбор.

Развернувшись и не глядя на нее больше, я выхожу из дома под сопровождение Баха и крики:

– Урод! Ты полный урод!

Ну здесь ей даже играть не приходится – реплики звучат эмоционально и отражают сущую правду.

Как там у Станиславского?

Верю.

Закрыв за собой дверь, я спускаюсь по ступенькам, сажусь на одну из них, и пока жду, когда выйдет Толик, закуриваю сигарету.

Ночь впитывает в себя дым от пяти сигарет, но друг по-прежнему в доме.

Он появляется, когда я почти расправляюсь с шестой. Бросает неодобрительный взгляд в мою сторону, словно не психиатр, а нарколог, но от комментария воздерживается.

– Она выговорилась и уснула, – отчитывается о проделанной работе и прислоняется к колонне крыльца. – Склонности к суициду я не заметил – она слишком любит себя. Слишком вкладывает в себя, чтобы уничтожить такую красоту. Растеряна, немного подавлена, но не из-за сильных чувств к тебе, уж прости. Скорее, ей страшно выйти из привычной зоны комфорта.

Он выдерживает небольшую паузу и все же добавляет, глядя не на меня, а в сторону, словно рассматривая забор.

– А вот о том, что сделала, она сожалеет.

Может, и так. Но все это уже не имеет значения.

Закончив с сигаретой, я первым выхожу за ворота, надеясь, что был здесь в последний раз. Хотя что-то подсказывает, что лучше не надеяться, а не пожалеть времени и поставить в церкви свечу, чтобы Лина быстрее нашла для себя новую зону комфорта.

В горле першит от дыма, глаза режет от усталости и гаджетов, правая щека какого-то черта принимается ныть, простреливая узнаваемой болью от уха к затылку.

"Отличный" вечер.

Не удивлюсь, если завтра будет не менее "прекрасное" утро.

Глава № 15. Даша

Наши отношений с Артемом (если их можно назвать отношениями) постепенно сходят на «нет».

Ломать всегда проще, чем строить, а строить, не видя фундамента, вообще невозможно.

Один раз он звонит тогда, когда я на работе и не могу говорить. Один раз я набираюсь храбрости и звоню в момент, когда ему говорить неудобно. По одному звонку, когда ни он, ни я не успеваем подойти к телефону. И у нас остаются только редкие сообщения в вайбере.

«Доброе утро», «Хороших снов», «Как дела?».

И заготовленная фраза с обеих сторон – «Все в порядке».

Не знаю, возможно, у него действительно все хорошо. Я же за этой фразой прячу реальность и прячусь сама.

Я не могу рассказать постороннему человеку о том, что меня всю неделю словно кто-то испытывает на прочность и заставляет не раз с вожделением посматривать в сторону чемодана.

Не могу рассказать, как мне не хватает какого-нибудь уголка, чтобы просто побыть в одиночестве. И не думать. Хотя бы час не думать ни о заказах, ни о квартире, ни о деньгах, ни о том, о ком уже давно нужно забыть, но не получается, как ни стараюсь. Перед глазами часто мелькает белое платье разных фасонов, и я пытаюсь угадать: какое наденет она.

Та, которую я ни разу не видела.

Та, которая, по словам тех, кто видел ее, очень напоминает меня, но… не я.

Мне кажется, я вообще не могу сейчас адекватно общаться с людьми, потому что представляю собой какой-то сгусток негатива и неудач. И с каждым днем этот сгусток ширится и растет, пытаясь поглотить ту меня, которая любила часто смеяться, а теперь выдавливает улыбку; ту меня, которая любила бывать у друзей, а теперь избегает их, чтобы они не заметили, как сильно я изменилась.

И главное – чтобы не рассказали об этом Косте.

Я не хочу выглядеть в его глазах неудачницей, которая не смогла отряхнуться и пойти дальше. Не хочу, чтобы в глазах, которые некогда смотрели на меня пусть не с любовью, но теплотой и желанием, отразилась даже секундная жалость.

Мне нужно выкарабкаться, продержаться, я убеждаю себя, что если стараться, если хотеть, то однажды все наладится. Мечты ведь сбываются, правда? Но пока я только и делаю, что царапаю эту реальность, а она как стальной кокон, покрытый мягким бархатом унылого серого цвета – оставляет следы, но не гнется. И не меняется, представляя собой идеальную форму – замкнутый круг.

Невозможность нормально выспаться накладывает свой отпечаток на внешность. Круги под глазами замечает даже Татьяна Борисовна. И мне уже не кажется, я действительно вижу ее тихую радость.

– Вам нужно высыпаться, Даша, – говорит она с таким напускным сочувствием, что меня едва не подташнивает. – Вам же ничего не мешает. А хороший внешний вид очень важен, мы ведь работаем с людьми.

Она прекрасно знает о моих стесненных условиях. Прекрасно знает, что хочу, но не могу пока переехать. Поэтому, я уверена, что фраза про то, что мне ничего не мешает – это намек на мое одиночество.

Ну да, естественно. Ее взгляд в сторону Дмитрия Викторовича, который притворяется глухим и слепым – становится тому подтверждением.

Но здесь мне возразить нечего, да и не хочется. Нет, можно попросить кого-нибудь из своих знакомых позвонить мне и начать нести чушь, чтобы было слышно, как меня ценят и любят.

Но это не те зрители, ради которых стоит стараться и жевать свою ложь. У нас только бизнес. Бизнес и ничего личного.

А что касается «мы» – это довольно спорный момент. Практически всю неделю, как и обычно, людьми занимаюсь я. Дмитрий Викторович шуршит мужскими журналами и чем-то любуется в интернете. Татьяна Борисовна все это время занимается вопросами переезда, как будто это не дело пятнадцати минут – найти в большом городе небольшое авто, которое перевезет вещи из этого офиса в новый.

Раньше она хотя бы искала новых заказчиков, а теперь чаще парит в облаках, чем работает.

– Мы должны научиться работать с теми заказами, что у нас уже есть, – вот ее аргумент. – Нужно просто проникнуться этими должностями. Много кто хочет работать. Наша задача – найти этих людей и свети с заказчиком. Это элементарно. У вас обязательно получится, Даша. Иногда я вижу в вас себя, когда начинала работать HR-ом.

Она расщедривается настолько, что выдавливает улыбку. И, наверное, я должна чувствовать себя польщенной от этого комплимента. А я смотрю на нее и вижу женщину, которую не интересует ничего, кроме любовника, которого нужно тащить на себе. Женщину, которая в свои тридцать пять выглядит на сорок с небольшим хвостиком. Женщину, которая, как по мне, бездействием при наполеоновских планах, сама делает все, чтобы ее маленький бизнес перестал страдать от арендной платы и налогов и тихо отдал концы.

И нет, я не хочу, чтобы между нами было хотя бы элементарное сходство.

И не хочу ждать, когда мои прогнозы по поводу этой компании сбудутся. Нужно уйти, но как уйти, если моя зарплата все еще здесь?

– Я же предупреждала, – напоминает Татьяна Борисовна. – Но если вы закроете новый заказ, то можете рассчитывать на аванс. Мне кажется, так будет справедливо.

Я бы многое рассказала начальнице о том, что такое справедливость в моем представлении. И, возможно, я так и сделаю, но только после того, как получу свои деньги. Я не хочу оставлять свои деньги им. Да и попросту не могу позволить себе так дорого заплатить за поджог фитиля, который и без того давно тлеет.

Другими словами, у нас «высокие» рабочие отношения.

Но однажды я узнаю, что личное в этих отношениях все-таки есть.

Глава № 16. Даша

Я считаю, что если проникнуться заказом, если загореться им, кандидата найти значительно легче. Поэтому предупреждаю Татьяну Борисовну, что опоздаю и иду в магазин, где уже несколько месяцев требуется продавец женских сумок.

Зарплата, конечно, маленькая, график не очень удобный, но хорошая транспортная развязка, в чем я убеждаюсь на собственном опыте. И потом, у некоторых на женские сумки болезнь. Если удастся найти подходящего человека, и ему удовольствие смотреть каждый день на свои анаболики, и мне плюс к зарплате.

Я иду на полном энтузиазме, предвкушая, как буду заражать им соискателей, но уже через пятнадцать минут покидаю магазин, окончательно внеся заказ в «нереальные». Сумки дешевые, или ручка, или замок, или побрякушки на них порвутся в первую же неделю, и потом придется выслушивать недовольство и исправлять брак своими руками, как это в углу делала уставшая продавщица.

И вокруг не удовольствие, а грусть – что на полках, что на лицах тех, кто вынужден обойтись такой сумкой.

Я отпрашивалась на два-три часа, а справилась значительно раньше. Домой все равно не вернешься, по магазинам без денег не погуляешь, поэтому я иду в офис. Ну и как обычно случается, когда приходишь без предупреждения, тебя ожидает сюрприз.

Приближаясь к нашему кабинету, я слышу довольно громкие и резкие голоса. Я бы очень удивилась, если бы один из них принадлежал Дмитрию Викторовичу, но скорее всего, он как та продавщица, молча сидит в углу. Говорят двое – Татьяна Борисовна и женщина, которую я не знаю.

Понятия не имею, что меня заставляет остаться стоять у приоткрытой двери, а не просто войти, как обычно. Скорее всего, обрывок фразы, которая долетает.

– … Ты бы ее видела! – горячится Татьяна Борисовна.

И почему-то я знаю, что речь обо мне. Даже не слыша имени, знаю. Наверное, я просто видела, что она кипит изнутри, в последнее время особенно, и подсознательно ждала, когда же ее рванет.

– Ну а что с ней не так? – удивляется женщина. – Таня, ты же сама ее отбирала. Из многих кандидатов, кстати. И она делает хорошие продажи. Сколько она закрыла вакансий в этом месяце? Шесть? Ты у меня закрывала столько же, и я считала тебя лучшим сотрудником.

– Свет, ты просто не видишь, как она крутит задом перед Димкой! – ошарашивает меня начальница. – Он уже и смотреть в ее сторону не может. Это же стыд – то джинсы, которые едва не спадают с бедер, то юбки и платья… Они какие-то… вызывающие, обтягивающие. А блузы! Да у нее все блузы с декольте!

– Таня-Тяня, – слышится смех. – Ты же видела, что девочка молодая и симпатичная. Когда же ей носить красивые вещи? Ей, в отличие от нас с тобой, скрывать пока нечего.

Моя начальница затихает. Наверное, просто в шоке от того, что кто-то осмеливается указать ей на некоторые недостатки или напомнить о возрасте. А мне хочется схватиться за голову и заорать, чтобы до нее наконец-то дошло: мне не нужен ее любовник! Я не смотрю на него – я его попросту не замечаю! А глаза он не поднимает, потому что, когда целый день ничего не делаешь, ресницы слипаются – ему элементарно скучно и хочется спать!

Меня начинает мелко лихорадить от эмоций, которые я пытаюсь сдержать. Ну это же глупость… это полная глупость…

Зачем мне ее никчемный Дмитрий Викторович? Который настолько стерся, настолько согнулся под гнетом власти своей любовницы, что его впору называть Дмитрием Татьяновичем.

– Тань, – слышу вновь голос незнакомой женщины, – перестань нести чушь. Ты и меня к Димке ревновала настолько, что уволилась и открыла собственное агентство. И девчонку теперь изводишь. Если она тебя не устраивает, я могу ее взять к себе.

– Нет, – отрезает жестко моя начальница. – Мы вообще собираемся расширяться, я думаю заняться еще и туристическим бизнесом… Сейчас не подходящее время. Но у меня есть новость, которая должна прекратить это ее…

Дальше я слушать просто не в состоянии. Вернее, не в состоянии слушать и не иметь возможности что-то сказать в ответ.

В одном наши мысли с Татьяной Борисовной сходятся – сейчас неподходящее время для моего увольнения. Поэтому я выбираю тактику отступления – направляюсь в курилку, пытаюсь успокоиться и как-то настроить себя на то, что мне все это только послышалось.

Не знаю, что привиделось начальнице по поводу меня и ее любовника. Это так же нелепо, как придирки к моей одежде. Да, это не офисный стиль, но в городе солнца невозможно ходить закрытым, попросту задохнешься. И потом, я не ношу мини-юбок, единственное, что оголяют джинсы – щиколотки, а декольте у меня не пытаются продемонстрировать всем окружающим цвет бюстгальтера.

Я настолько погружаюсь в свои мысли, что практически налетаю на какого-то человека.

– Извините, – бросаю поспешно и пытаюсь его обойти, но мужчина не больно хватает меня за руку и разворачивает к себе, заставляя взглянуть на себя. И я добавляю уже с другой интонацией, когда его узнаю. – Ой, извините.

– И так всегда, – улыбается он, отпуская меня, а когда я хмурюсь, не понимая, к чему его реплика, Дмитрий Викторович поясняет с заметной охотой. – Ты всегда, когда идешь, смотришь или на дорогу, или вдаль. А так ведь нельзя. Нужно быть здесь и сейчас. А ты уже там, где твой взгляд. Мне кажется, так можно пропустить много интересного.

В свете того, что я только что услышала под кабинетом, его слова несут подтекст, который мне неприятен. Как будто самое интересное, что я только что, и, возможно, уже не раз пропустила – это он.

– Думаю, – говорю по возможности мягко, – если это действительно что-то интересное, я обязательно это замечу.

Пожалуй, мы никогда не стояли так близко друг к другу. И никогда не разговаривали один на один. И я впервые замечаю, что у него удивительное лицо – не в том смысле, что красивое. Нет, он симпатичный, но на любителя, потому что у него мягкие, немного женственные черты лица, про таких говорят: «смазливый».

Просто его лицо словно непроницаемое. Глаза живые, но они как будто на глиняной маске, поэтому выглядит это немного жутко.

Пытаюсь представить себя в объятиях этого мужчины, и невольно морщусь – настолько отвратительная мелькает картина.

– Что случилось? – подмечает мгновенно Дмитрий Викторович.

– Ходила к заказчику, – говорю ему, – немного натерла ногу туфлями.

– Новые, – замечает он, бросив взгляд вниз.

Я выдавливаю улыбку, киваю и под предлогом, что хочу сначала перекурить, чтобы с энтузиазмом приняться за работу, наконец удаляюсь в курилку. Хорошо, что она находится на распутье, и не понятно, что я шла не из лифта, а от кабинета. Хорошо, что у меня в сумочке есть эти мерзкие сигареты с холодящим ментолом. Потому что мне действительно нужно хотя бы десять минут, чтобы попытаться остыть.

Дмитрий Викторович не угадал на счет туфель. Они прошлогодние. Но в офис я их обула впервые.

А он это заметил.

И теперь вопрос: это простая наблюдательность, которой не отличаюсь я, или стоит задуматься, что еще «интересного» мне удалось пропустить?

Например, с каких пор и когда мы с Дмитрием Викторовичем успели переключиться на «ты»? И самое интересное – какова будет реакции Татьяны Борисовны, когда она тоже это заметит?

Нет, от этих мыслей можно на самом деле взорваться. Буду считать, что его «ты» – это случайная оговорка, и она не имеет ничего общего к степени близости и границам, которые люди сами возводят и сами ломают, когда им удобно.

Глава № 17. Даша

Когда я возвращаюсь в кабинет, там уже только мое руководство. Теперь я замечаю, как внимательно Татьяна Борисовна осматривает мои джинсы и блузу, когда я снимаю куртку. И, видимо, что-то снова ее не устраивает, потому что она на секунду прищуривается, а потом выдает ту самую новость:

– Мы с Дмитрием Викторовичем скоро поженимся!

– Поздравляю, – говорю я, не желая даже искать других слов и изображать дикую радость.

О том, что они любовники, я знала еще когда только устраивалась сюда на работу. Какое мне дело, что они решили узаконить свои отношения? Хотя по напряженному взгляду начальницы понимаю, что она несколько разочарована – точно ждала какой-то более бурной реакции.

Извините, мои эмоции чуть припорошены ментолом и дымом. А на подарок по такому радостному событию, даже если бы и хотела потратиться, все равно денег нет.

– И так как мы скоро уедем в небольшой свадебный отпуск, – продолжает начальница, – я бы хотела обсудить еще кое-что…

Я слушаю вполуха то, что она говорит о перспективах компании. Какая-то нелепость – при таком скудном бюджете мечтать захватить целый мир. Какой туристический бизнес? Это огромные вложения, ниши четко разделены. О, Боже, она хочет заняться организацией именно экстремального отдыха…

Но у нее самой к нему ноль наклонностей. Из разговора я узнаю, что они с Дмитрием Викторовичем в своем путешествии предпочитают просто отсидеться у подножия гор, сидеть при свечах и каминах и любоваться закатами. А ведь могли бы продумать что-то экстремальное, присмотреться, проверить на собственном опыте, сделать первый шаг в сторону нового бизнеса.

Но руководство в качестве первого шага озвучивает иную, не менее нелепую цель – надо сделать красивые, новые визитки, на которых будет указано уже два направления деятельности.

– Я бы хотела вас попросить этим заняться, Даша, – говорит Татьяна Борисовна. – Мне нужно что-то эксклюзивное не только для визиток, но и для буклетов. Возможно, нужно будет даже найти какого-то начинающего художника, фотографа, дизайнера – кого-то, у кого есть чутье и вкус. Это не к спеху, и все же… А то у меня столько дел, сейчас вот надо ехать выбирать платье и костюм.

Все же иногда у Татьяны Борисовны слова не расходятся с делом. Сказала, что надо уехать – и тут же за двери. Вместе с будущим мужем, который вяло пытается отбиваться, что у него разговор с каким-то заказчиком.

– Я сама с ним поговорю, по дороге, – отмахивается она. – Ты же знаешь, у меня это получится лучше.

Я уже даже не удивляюсь, что мужчина с легкостью проглатывает намек на ее превосходство над ним. И облегченно выдыхаю, когда остаюсь одна. Дышать становится легче, а чтобы глотнуть еще больше свободы – я распахиваю окно и жадно впитываю в себя вольный весенний ветер.

Хотела бы и я так, как он…

Чашечка кофе, когда никто не сверлит взглядом спину. Приветливые окна домов напротив и других бизнес-центров, где и живут и работают люди, которым, возможно, однажды тоже было несладко, но они все смогли, настраивают на позитив, проветривают голову, снимают легкую головную боль и дарят чуточку вдохновения.

Я неожиданно вспоминаю, что у меня есть один знакомый фотограф и нахожу визитку, которая выдает его имя – Максим Щавель. Кстати, отличное имя – один раз услышишь, и не забудешь.

Пытаюсь продумать наш разговор, как я буду ему объяснять, кто я такая, поэтому мой голос звучит поначалу чуть напряженно. Но вскоре оказывается, что волновалась я совершенно напрасно.

Стоит только упомянуть про то, как я сидела на ступеньках с туфлями в руках, как фотограф меня узнает. Увы, разработкой логотипа, визиток или буклетами он не занимается – не тот уровень. Но пару контактов дизайнеров и фотографов в этой сфере обещает мне дать.

– Но только с одним условием, – говорит он. – Если вы придете на выставку.

– А что за выставка?

– «В ритме большого города», – поясняет фотограф. – Интересная современная выставка, которая каким-то чудом объединила в себе трех талантливых личностей.

– И одна из них – вы? – не могу удержать улыбки.

– Я – ее главный талант, – усмехается он. – И мне бы очень хотелось, чтобы вы это увидели и сами все осознали. Так что, Даша, буду вас ждать. И потом, это же не просто так – вы ведь тоже заинтересованы, чтобы мы с вами увиделись.

– А по телефону нельзя? – надеюсь на чудо. – Я посмотрю в интернете ваши работы, готова даже сейчас… А вообще, я почему-то уверена, что они гениальны. А вы мне – контакты, а?

– Нет уж, – смеется он. – Приходите в эту субботу или воскресенье. Как только придете на выставку – позвоните, и я подойду. Только так, Даша. Только так. И да, захватите с собой подругу. Два восхищения мне будет приятней, чем одно.

Возможно, мне бы и удалось поторговаться с ним и все же уговорить. Но мне действительно хочется увидеть выставку. Может быть, я не только смогу убедиться в гениальности фотографа, но почувствую какой-то иной, более подходящий мне, ритм этого необычного города, состоящего из моря, песка и солнца, но предпочитающего частенько разбрасывать камни.

Но на самом деле, я думаю, что эта выставка – тот маленький шаг, который нас иногда заставляет сделать судьба. Смотрит, смотрит, как мы стараемся, но упрямо идем не в те стороны, вздыхает – и пытается хоть что-то исправить.

Глава № 18. Даша

Неделя у меня выдается насыщенной и напряженной – то ревность начальницы, то странные взгляды ее любовника в мою сторону, то переезд в новый офис. Он состоит из двух кабинетов – один метров шестнадцать, второй метров семь, и меня более чем удивляет, что Татьяна Борисовна решает занять место отдельно от нас.

– Это будет кабинет руководства, – заявляет она с гордостью, – надо будет заказать табличку.

Ну да, конечно. Самое время тратить время и деньги на то, чтобы почесать свое самолюбие.

Меня удивляет, что при такой паталогической ревности, она располагает стол Дмитрия Викторовича в одном кабинете со мной. Удивляет, что его не волнуют ее оговорки про то, что хозяйка и руководитель компании здесь только она. Впрочем, меня слишком многое в последнее время удивляет в своем руководстве.

Как и то, что мне все-таки выплачивается какая-то сумма из тех денег, что я заработала.

Но хотя бы на выставку теперь можно идти в настроении. Правда, не знаю, кто радуется этому событию больше – я, потому что это расширит мой кругозор, я смогу пообщаться с забавной творческой личностью и заполучить контакты, которыми он обещал поделиться. Хозяйка моей квартиры – потому, что это мероприятие займет как минимум половину дня, и она сможет спокойно провести выходной. Или Ольга, которая, подумав, приходит к выводу, что да, она все же понравилась фотографу больше, чем я. Не зря ведь он настаивал на том, чтобы я пришла не одна!

Думаю, что не зря. Хотя кто знаете этих творческих личностей, мне иногда кажется, что за одним лицом можно увидеть не одну, а несколько сущностей. Ну а как бы иначе они возвращались в реальность из своих фантазий и троп гениальности? Кто-то же дергает их время от времени вниз, заставляя опомниться и оглянуться.

В общем, на выставку я собираюсь так, как будто иду на свидание. Даже ощущения те же – немного волнения, предвкушения и ожидания чего-то необычного, чего-то, что пусть капельку, но изменит мой мир.

Заметив Ольгу у галереи, понимаю, что не только я расстаралась. И пышные волосы уложены красиво, и макияж интересный. А еще сегодня подруга предала любимые джинсы, и теперь немного мерзнет под порывами ветра в платье, которое очень красивое, да, но больше подходит для лета. И куртка ничуть не спасает, потому что ее невозможно натянуть на колени.

Я тоже в платье, но оно из плотной и теплой ткани. Не обтягивает, но и не позволяет ветру раздувать его в стороны. Ольга же выглядит как зонтик, который время от времени разлетается и его приходится ловить, чтобы не улетел в небо.

– Привет, – вздыхает Ольга, подхватывая и прижимая к себе платье, которое настойчиво старается улететь. – Надо было нам все-таки вчера на выставку идти – вчера не было такого сильного ветра!

– Угу, – поддакиваю я, старательно сдерживая смех, – вот только вчера кто-то говорил, что у него эта суббота давно расписана по минутам.

– Ну да, просто я уже договорилась на маникюр, педикюр, депиляцию и… – заметив все-таки, что я прячу улыбку, она немного смущается, а потом воинственно вскидывает подбородок. – Что?

– Ничего, – пытаюсь успокоиться, но получается слабо. – Не знаю, какие у Щавеля на твой счет планы, но мое мнение – ты правильно сделала, что подготовилась на все случаи жизни.

– Дашка! – щеки подруги алеют. – Я даже не думала… ты… все, я теперь не пойду!

Смеясь, я подхватываю Ольгу под руку, чтобы она не сбежала, тащу ее в сторону галереи и по пути нахожу весомые аргументы, чтобы все же зайти.

– Во-первых, он увидит только то, что ты позволишь ему сама. Я имею в виду, что про депиляцию он может и не узнать. Во-вторых, внутри помещения ветра нет. А так как это выставка гениальных личностей и она пользуется успехом, а у тебя теперь одна рука занята, – добавляю я, когда подруга начинает упрямиться, – и ты не в силах удерживать подол платья, может так статься, что о твоей депиляции будет не в курсе один только Щавель.

На самом деле, я сильно лукавлю – потока зрителей или очереди у входа не наблюдается. Но на подругу моя угроза действует так, как и нужно – она ахает и практически добегает до двери галереи. Я едва за ней поспеваю.

У входа она чуть задерживается, оглядывается на меня, решительно выдыхает и заходит.

Я делаю так же, чтобы сбить волнение, которое вдруг усиливается. Удивительно – мне даже чуточку страшно. С чего – непонятно. Фотограф меня интересует лишь в качестве талантливой личности, так что трепещу я точно не по поводу встреч с ним. И все же у меня четкое ощущение, что сравнение со свиданием было не зря.

Нелепо и странно, но я чувствую себя так, как будто иду не посмотреть фотографии, а на встречу с мужчиной, который мне нравится, но об этом пока даже не знает.

Глава № 19. Даша

Я редко бываю на выставках, поэтому меня удивляет, что вопреки тому, что помпезное открытие было вчера, сегодня все равно в галерее довольно много людей. Гардеробная – по желанию, но Ольга очень хочет продемонстрировать свое платье, поэтому говорит, что здесь душно и убеждает в этом меня.

– Хорошо-хорошо, – сдаюсь я, избавляясь от верхней одежды.

Подруга крутится по сторонам, и я шепчу ей, что Щавель придет только, если мы ему позвоним.

– А ты позвонишь? – интересуется она.

– Да. Но так как он захочет услышать в свою честь дифирамбы, надо хоть подготовиться. Давай посмотрим работы?

– Конечно, – соглашается она живо. – Мы ведь для этого и пришли.

Ну да, ну да. Обеих из нас на выставку привели совершенно иные интересы. Меня – контакты фотографов и дизайнеров, а ее… ну здесь даже пояснять не приходится – лично сам Щавель.

Галерея довольно большая, и здесь много работ, мимо которых с задумчивым видом прохаживаются зрители. У некоторых фотографий они останавливаются, словно увидели что-то необычное, обсуждают и не торопясь идут дальше. Ни Ольга, ни я в искусстве фотографии не разбираемся, поэтому не можем оценить ракурс, свет или что там еще, и все же многие работы словно тормозят возле себя, заставляя всмотреться.

Старый, заброшенный трамвай, красная краска с которого облезает крупными хлопьями. Он кажется разбитым, больным и забытым на отстойнике, куда его загнали. Но над ним нависают ярко-сиреневые ветки сирени. Они заботливо прячут его от солнца, дают тень, в которой он может и дальше едва заметно дышать, надеясь, что однажды снова понадобится людям, которым служил столько лет.

Дождь, вечер и лужа, на которую смотрит худой котенок. Несчастный, потерянный и голодный, он словно выискивает в темной воде светлые звезды. И, пожалуй, одну точно находит, потому что на той стороне улицы видны два силуэта детей – мальчик и девочка. И девочка уже делает шаг в сторону котенка, хотя мальчик и пытается ее удержать.

Море – свободное, неприступное, бьющееся о пустынный пирс в густых сумерках и своим нравом заставляя сгущаться серые тени. Солнечный луч пронзает сизое небо, где мечется беспокойная чайка. Эта фотография настолько живая, настолько глубокая, что я долго не могу от нее отойти. И так долго всматриваюсь в нее, что мне начинает казаться – я уже видела этот пирс.

Старые, сломленные лавочки, на которых старушки тщетно пытаются найти место, куда можно присесть, чтобы не упасть от усталости.

Ночные фонари, которые заглядывают в окна людей, чтобы им было спокойно и уютно. И они не жалуются на ливень, просто немного согнулись, чтобы спрятать «лицо».

Люди – много людей: целующиеся, в ссоре, за минуту до расставания, в пути и уставшие от долгой дороги.

Меня настолько потрясают работы, что хочется навсегда забыть о встроенной камере в телефоне. Как ни старайся, это все равно будет не то и не так.

Не так пронзительно. Не так по-настоящему. И не так жизненно.

На Ольгу, наверное, работы производят такое же сильное впечатление, потому что не слышно ни одного комментарии, не поступает ни одного намека позвонить Щавелю. Мы просто молча идем от фотографии к фотографии, любуясь городом, собирая его по кусочкам, чтобы узнать с тех сторон, которые до этого словно были спрятаны в чей-то тайник.

Мы обходим едва ли половину работ, но я уже сейчас готова позвонить Щавелю и признать, что он гениален. Он – и два других фотографа, чьи имена видны внизу фотографий.

Я достаю телефон, пытаюсь унять волнение, которое меня охватило от такого таланта чувствовать душу города, улавливать его ритм, то медленный и томительный, то быстрый, за которым попробуй угнаться. Нахожу контакт фотографа, нажимаю на зеленую кнопку, и вдруг…

– Ну и как? – слышится мужской голос по ту сторону телефона.

А я не могу ничего сказать. Я понятия не имею, кому я звоню. Забываю.

– Хм, значит, вы уже в галерее, – делает кто-то вывод.

Я киваю, слышу в ответ гудки, медленно возвращаю свой телефон в сумочку.

И завороженно смотрю на фотографию, к которой только что подошла. Хотя она кажется мне даже не фотографией, а картиной – настолько она нереальная, хотя и из жизни.

Моей жизни.

Потому что на этой фотографии я.

– Красиво, – доносится до меня голос Ольги. – Ты очень красивая, Даш.

Подруга говорит что-то еще, я киваю на каждое ее слово.

А потом становится тихо, удивительно тихо, как будто я остаюсь с этой фотографией один на один.

Склоняю голову набок, прикусываю губу и смотрю, впервые смотрю, как выглядит со стороны кусочек моей собственной жизни.

Расколотые с одной стороны ступени, позади закрытые жалюзи, на которых осела пыль. А на этих ступенях сидит девушка, сжимая в одной руке туфли на каблуках. Девушка настолько глубоко погружена в свои мысли, что не замечает, как ветер треплет ее волосы, собранные в хвост, и не поправляет светлую прядь, что уже выбилась из прически. Она даже не обращает внимания, что шнуровка на боковом разрезе ее длинной юбки расслабилась и позволяет увидеть ажурную кромку чулок.

Ей нет никакого дела до людей, которые, проходя мимо, оглядываются на нее с интересом. А еще…

– Она так напряженно всматривается вдаль, – слышу, как звучат мои мысли, – словно надеется, что сейчас в этот поворот свернет…

Приятный голос, знакомый, но, наверное, так и должно быть. Это ведь мои мысли.

– Кто? – раздается в ответ уже иное, чуждое удивление, которое заставляет меня слегка удивиться.

Неужели здесь непонятно? Как можно этого не увидеть? Это же элементарно.

– Счастье, – выдыхаю очевидный ответ.

– Счастье… – слышу ответный выдох, словно кто-то пробует давно забытое слово на вкус.

И на секунду мне кажется, что фотография умеет творить волшебство, потому что на меня накатывает странное ощущение, как будто счастье действительно бродит поблизости.

И если набраться храбрости и обернуться, его даже можно увидеть.

Странное чувство, которое холодит, будоражит, страшит, и я хочу, но не могу заставить себя повернуть голову.

А вдруг это только иллюзия?

А вдруг это тоже самообман?

И все-таки я так сильно хочу, чтобы это было реальностью, хочу на секунду позволить себе поддаться безумию…

Опускаю голову, чтобы разочарование не было сильным, уже хочу обернуться, но…

– Да ну, ерунда какая-то! – фыркает кто-то резко у меня за спиной.

И я выныриваю из непонятной прострации, где реальность граничила с волшебством.

И отчетливо понимаю, что так не бывает.

Счастье не пыталось подкрасться, оно не собиралось даже подкрадываться. Я в реальности. В галерее. А позади меня два незнакомца – мужчина и женщина. Которые даже не видят меня, не замечают меня, потому что смотрят на фотографию, и пытаются понять, почему именно это захотел снять фотограф.

– Какое может быть счастье в таких условиях? – продолжает капризно женщина, которую я не вижу и видеть уже не хочу. – Ты посмотри… Я вообще не понимаю, как это могло оказаться на такой выставке! Нет, Щавель не гениален, бедный мальчик просто сошел с ума. Как это могли выставить в галерее?

Мне хочется сжаться от слов незнакомой женщины, но я лишь сильнее выпрямляю спину.

– Ну, посмотри-посмотри, – продолжает она убеждать своего собеседника, который не торопится с ней соглашаться. – На стене не графити, а какое-то убожество, я даже разобрать не могу – это точно цветок? А надпись? Ты видишь, что там написано? А ведь это могут увидеть и дети!

Я бросаю еще один взгляд на фотографию и впервые, как обычно, замечаю детали, которые от меня ускользнули. На стене дома, у которого сидит девушка, кто-то пытался нарисовать некий цветок, но изобразил его в виде набора каких-то осколков. А вот кто-то другой уверенно и так, что в смысле не приходится сомневаться, черканул над ромашкой пошленький лозунг: «Fuck me».

Нет, женщина в чем-то права. Ну можно же было замазать эту надпись? Или отфотошопить цветок, чтобы с уверенностью сказать, что конкретно эти осколки собой представляют.

Я грустно вздыхаю. Всматриваюсь в цветок, и мне кажется…

– Это ромашка, – без толики сомнений сообщает за моей спиной мужской голос. – Ромашка, которая мерзнет от первой изморози.

– Ты о графити? – интересуется женщина.

Мужчина медлит с ответом.

Я замираю. Не знаю почему, но очень хочу услышать, что именно он скажет, хочу услышать, наверное, потому, что мне нравится то, что он видит. Он умеет видеть оттенки, которых я даже не замечаю, но которые мне интересны.

– Знаешь… – начинает мужчина задумчиво.

Но я не успеваю услышать, что именно он говорит.

Ко мне подлетает вихрь в разноцветном платье и уносит меня к художнику, который уже пришел и желает послушать оды в честь своей гениальности.

Это чушь, и так не бывает, я, видимо, просто снова на секунду шагнула за какую-то грань, потому что мне кажется, что два выдоха звучат в унисон.

Мой.

И мужчины, который остается у фотографии.

И только спустя минуту, когда мы оказываемся уже достаточно далеко и я вижу улыбающееся лицо Щавеля, я замедляюсь, высвобождаюсь из хватки подруги и оборачиваюсь.

Мне очень хочется обернуться. Меня словно что-то толкает обернуться и увидеть мужчину, который не только уверенно заглядывает в самую суть, но и вскрывает ее.

Но мужчина и женщина уже отходят от фотографии, плавно перебираясь к другим, и я вижу не так и много. Темноволосая женщина одета в эффектный брючный костюм, сколько ей лет, пожалуй, точно не скажет и паспорт, потому что она ухоженная, явно очень следит за собой и денег на себя не жалеет. Женщина неожиданно поворачивает голову в мою сторону и мне начинает казаться, что она смотрит именно на меня, хотя вряд ли. Возможно, она смотрит на Щавеля, которого, кажется, знает. Красивая. Очень красивая женщина.

А вот мужчина…

Он словно избегает взглядов. Нет, не боится, но старается, чтобы в первую очередь было заметно женщину рядом с ним, отнюдь не его.

Все, что я различаю – это синий модный костюм, жилистую фигуру, высокий рост и короткие черные волосы.

А потом мужчина и женщина переходят в другой зал.

И я знаю, что мы уже вряд ли пересечемся. Потому что фотограф подхватывает меня и Ольгу, убеждает, что его гениальные работы мы видели, а остальные можно и пропустить, и мы идем на чашечку кофе в ресторан, который находится всего в двух минутах ходьбы.

Ольга пытается произвести впечатление и действительно заказывает только кофе. Мы же с фотографом уверенно выбираем вино.

Хочется не столько выпить, сколько прочувствовать вкус этого дня. Он чуть терпкий, приятный, но с ноткой легкой горечи. Как будто все в порядке и хорошо, и все же что-то пошло немного не так.

Глава № 20. Артем

Мы с доктором настолько часто видимся, что можно начинать подумывать о том, чтобы купить квартиру поблизости с клиникой – выйдет приличная экономия времени.

Очередное полное обследование, новое назначение, и его, а не моя уверенность, что зараза, которая вцепилась в меня распухшей клешней, однажды все же отпустит.

Возможно, он говорит так всем своим пациентам и всем показывает фотографии тех, кому удалось восстановить лицо полностью. Снимков мало, гораздо меньше тех, что я нарыл в интернете, когда изучал ту дрянь, что атаковала меня. Но уже то, что эти снимки имеются, на какое-то время снова вселяет надежду.

Я знаю, что в сравнении с остальными, могу считаться счастливчиком. Перекос пока очевидный, но, по крайней мере, у меня уже закрывается глаз, часть лба прорезает морщина, а другая часть идеальная, как у младенца, рот все еще кривоват, но из него не вытекает слюна, прошло полное онемение одной стороны, я могу выговаривать все буквы алфавита без риска забрызгать чью-то тарелку или походить на Герасима из «Му-му». Но самое главное – я не женщина.

Я видел женщин с той же проблемой, и на начальной, и на запущенной стадии, когда проходит несколько лет, за плечами всевозможные попытки лечения, а на лице ничего не меняется. Только в глазах поселяется отчаяние, а на безымянных пальцах иногда остается лишь след от кольца.

Не каждый выдержит ежедневно смотреть на урода. Только тот, кому ты действительно близок.

Детей эта дрянь с красивым названием затрагивает редко, но я видел и тех, кого она не захотела жалеть и все-таки царапнула.

На самом деле, не застрахован никто. Вечером ты можешь с удовольствием смотреть на свое отражение, а утром будешь мечтать перебить в доме все зеркала. Начнешь биться во все открытые и закрытые двери, надеяться, верить, ждать, а потом…

Или поймешь, что иногда ждать приходится долго и научишься этому. Или сдашься, забьешь.

Во-втором случае забить придется на многое – на то, что на тебя постоянно оглядываются, на то, что поначалу друзья будут стараться отводить в сторону взгляд, делая вид, что любуются природой, даже если там нет ни черта интересного, на то, что они будут подбирать слова в разговоре, чтобы тебя не задеть, на то, что для некоторых твоя оболочка значила куда больше, чем для тебя.

Так себе перспектива. Думаю, поэтому я больше встречал тех, кто борется, пробует, снова и снова, пытаясь не оглядываться на оставшихся позади, отошедших в сторону и забывших.

И видя детей, на которых несколько лет не может без слез взглянуть мать, и женщин, которые достают зеркальце и все равно красят губы, я впитываю их силу духа, заражаюсь энергией, чтобы не топтаться бессмысленно на пустом месте.

Больше года…

Без четкой уверенности, что однажды все это закончится.

Врачу удается дня за четыре снять боль, которая простреливала лицо, словно желая исказить его больше, а сеансы иглоукалывания и массажа давно в моем расписании. И я двигаюсь дальше.

Просто, мать твою, двигаюсь дальше.

А в один из дней оглядываюсь и понимаю, что, скорее всего, уже потерял на этом пути еще одного человека – Ромашку.

Чтобы забыть о боли и не думать о том, что меня снова могло искорежить, как авто в жесткой аварии, я настолько погружаюсь в работу, что на что-то другое не остается ни сил, ни желания.

Мужчина не должен показывать слабость, и я гашу эти зачатки в себе, незаметно отстраняя и отстраняясь.

Вместо разговоров, к которым тянулись мы оба, остаются пустые обрывки фраз. И, не сговариваясь, а словно чувствуя, что до стадии, когда друг другу можно будет отправить лишь смайлики, мы одновременно уходим в тень.

Вроде бы есть – на связи, звони и пиши.

И вроде бы нет.

«Доброе утро», «Спокойной ночи», «Все хорошо» – мы как будто оба надели маски без прорезей и бродим в этой тени, не замечая, упуская, отпуская друг друга. И почему-то оба не в силах написать одно слово – «Прощай», которое разорвет нечеткую линию, у которой мы пока еще можем увидеться.

– Ты назначил встречу Ромашке? – будто догадываясь, интересуется Катерина.

– Нет.

– Почему? – она искренне негодует. – Артем, вам надо увидеться! Посмотреть друг на друга, пообщаться вживую! Надо хотя бы знать, от чего ты отказываешься!

Катерина права. Тем более что мне не хватает Ромашки. Вот только оттолкнуть куда проще, чем сблизиться вновь.

А еще, мне и хочется этой встречи, и нет. Все чаще мелькают мысли, что лучше не пугать девочку, потому что не всякий сумрак приятен. И, быть может, я даже надеюсь, что однажды она ничего не ответит на мое сообщение. Несмотря на то, что ее сообщения у меня всегда в статусе ожидания.

Я знаю, что если в ближайшее время мы не увидимся, то потеряемся окончательно. Тихо отступим на территорию «вне зоны доступа». Но тяну. Пестуя то боль, то работу, и не понимая, почему я так сильно не хочу увидеть разочарования в глазах человека, которого ни разу не видел.

И я даже рад, что эти выходные загружены так, что не выдохнуть. В субботу я разгребаю проблемы на мастерской: заказы, спецслужбы, которые хотят срубить денег, чтобы хорошо отдохнуть. А в воскресенье назначен семейный ужин. Отменить его невозможно – мать уже прилетела, и это точно не та женщина, которую я бы хотел хоть как-то расстроить.

Даже Катерина отменяет все планы на вечер, хотя и знает, что, скорее всего, в очередной раз прослушает лекцию на тему того, что сама портит себе блестящее будущее.

Мама – есть мама.

И она вновь удивляет, когда звонит мне и просит приехать не вечером, а пораньше.

– Соскучилась? – шучу я.

– Конечно, соскучилась, – она делает вид, что немного обиделась, но долго продержаться не в силах. – Просто ты знаешь, я прилетела вчера, сегодня уже достаточно пообщалась с твоим отцом, посмотрела, что в доме без изменений, успела увидеться с подругами, ну и подумала: что же мне теперь, просто сидеть и ждать вечера?

– Не выдержишь?

– Нет, – признается она в страшной тайне, которую знает каждый в нашей семье. – Да и тебе нечего сидеть дома. Наверное, только этим и занимаешься, пока меня нет.

Я усмехаюсь. Мама прекрасно знает, что у меня, как и у отца, много работы. Но в ее представлении сидеть дома – это ограничивать, ограждать себя от появления в свете. Очень живая, энергичная и общительная, для нее одиночество и свободные пару часов – как отсидка в камере по случайному обвинению.

– Так что давай, Артем, – продолжает мама, – бери Катерину, себя, садитесь в машину и приезжайте. Ты знал, что Максим участвует в выставке?

– Серьезно?

Я бросаю взгляд на три пригласительных в галерею, где указана вчерашняя дата. Надо бы выбросить, кстати.

– Да. Представь себе. Я случайно заглянула в его профиль в сети, и увидела. Конечно, открытие мы пропустили, но мальчика еще можно порадовать и немного помочь ему раскрутиться.

– Каким образом?

– Куплю у него пару картин, повешу у себя на работе. Будет мне напоминанием о городе детства. А то, знаешь, непонятное дело – в последнее время меня мучает ностальгия!

Действительно, странно. Мама предпочитает жить в Лондоне уже лет пять или шесть. Говорит, что лишь по ошибке Судьбы родилась здесь, а не там. И так как они с городом наконец-то друг друга нашли, обратно сюда на постоянное место жительства она возвращаться не собирается.

И меня настолько удивляет ее заявление о ностальгии, что я оставляю без комментария то, что у Макса не картины, а фотографии. А вот зная то, чем занимается мать за границей, не могу удержаться, чтобы не уточнить.

– Мам, открой секрет. Каким образом на раскрутку Макса повлияет то, что его работы будут висеть или в модельном агентстве, или в питомнике для бездомных животных?

Глава № 21. Артем

В ответ звенят колокольчики смеха и обещание выполнить мою просьбу, только если я приеду за ней.

Я позволяю маме думать, что шантаж произвел на меня впечатление. Катерина от поездки отказывается, машет на меня пальчиками со свежим маникюром и торопит с поездкой, пока мама не вызывала такси и не приехала сюда сама. Тогда-то у сестры отвертеться не выйдет – под натиском маминого напора и обаяния устоять невозможно.

В принципе, Щавель всегда раздражал Катерину: она находит его балбесом и легкомысленным. Узнав про выставку, мнения не меняет и строго так говорит, что в такие годы уже нужно четко стоять на земле, а не бегать по ней наперевес с камерой. «Такие годы» – забавно звучит, с учетом, что мы с Максом бывшие одноклассники.

– Не сравнивай, – ворчит Катерина, когда я ей напоминаю об этом, – ты уже позаботился о том, чтобы твоя семья ни в чем не нуждалась, а он… От него в наследство останутся только его фотографии! Ни о ком не думает, кроме себя!

– Только между нами, сестренка, – я понижаю голос, и она заинтересованно приближает лицо к моему, чтобы лучше расслышать. – Ни он, ни я пока не планируем умирать, так что с наследством у него еще очень даже может сложиться. И потом, за раскрутку его таланта берется не кто-нибудь, а наша мама!

Катерина фыркает, а потом всерьез о чем-то задумывается. По-моему, единственный, кто замечает, что я ухожу из дома – Барс, да и то, потому что приходится сдвинуть его от порога.

Кот смотрит на меня, как на предателя, взъерошивается, надувает щеки, но не издает ни единого «мяу».

– Следи за домом, – говорю ему. – Остаешься за старшего.

Глаза кота не добреют, но он крутит усами и важно направляется в комнату Катерины – не иначе, присматривать.

До дома отца ехать всего полчаса, но когда я подъезжаю, мама уже крутится на крыльце. Ни одной пластики на лице, но последние лет десять она неизменно выглядит максимум на тридцать пять. Она говорит, что это хорошие гены, которые передались и нам с Катериной. Я больше склоняюсь к версии, что она заключила с кем-то договор на крови.

Худощавая, эффектная, необыкновенно красивая – она как легкая бабочка, порхает по ступенькам, чтобы занять место на соседнем сиденье и наполнить салон ароматом горькой черемухи.

– Здравствуй, солнышко, – мама целует меня в изувеченную щеку и трогательно ее поглаживает.

– Здравствуй, самая красивая женщина этой вселенной, – я запоздало вспоминаю, что лучше не улыбаться, но мама не отшатывается, не прячет глаза.

Она продолжает смотреть на меня с той же любовью, которую я видел в ее глазах с самого детства. Ее взгляд ореховых глаз настолько глубокий, настолько открытый и столько в нем теплоты, что я понимаю, почему, несмотря на расстояние, разные страны и города, они с отцом не расходятся окончательно. Он просто не в силах ее отпустить.

Да, у него кто-то есть. Но это как сахарозаменитель, который долго есть невозможно, и вроде бы чувствуешь сладость, а удовольствия ноль.

Но удержать маму рядом практически невозможно – это все равно что оторвать у бабочки крылья. Она любит свободу, простор, любит пробовать что-то новое, любит этот чертов Лондон, а еще она любит нас с Катериной, и я даже не сомневаюсь – отца. Просто у них с ним разные ритмы, разные представления о собственной жизни. Но совсем порознь им обоим нельзя.

– Самая красивая… – мама переводит взгляд на дорогу, которая несется нам под колеса. – Если ты так говоришь, значит, так и не встретил ту самую? Почему?

Она громко вздыхает и переводит взгляд на небо, как будто пытается договориться с кем-то там уже на мой счет.

– Ну, – говорю я, чтобы хоть как-то вернуть ей хорошее настроение, – если бы я хотя бы знал, как она выглядит, было бы проще…

Мама бросает в мою сторону острый взгляд, и мы оба без слов понимаем. Когда действительно встречаешь ту самую, тебе почти все равно, как она выглядит. Потому что она твоя. Просто твоя. Точка.

Оставшуюся дорогу мы оба молчим, но это молчание не в тягость, приятное. Так можно молчать только с человеком, который идеально тебя понимает и перед которым не нужно играть, напрягаться, пытаться выглядеть лучше, чем есть.

Мелькают мысли о том, что несколько раз молчание с Дашей казалось таким же. Оба на связи, телефоны у уха, но иногда разговор обрывался на полуслове, и мы просто молчали. Словно выдерживали паузу, чтобы немного соскучиться и снова услышать друг друга.

Наверное, я просто размяк. Несмотря на работу, которая начинает сжирать теперь вечера, несмотря на тренировки, которые я не собираюсь бросать, размяк, как желе, которое забыли вернуть в холодильник.

И я делаю это сам. Напоминаю себе, что в моем случае все это куда больше напоминало бы правду, если бы Даша просто хотела ребенка и денег.

Мама с таким интересом рассматривает фотографии на выставке, что я давлю мрачные мысли, которые бьют под ребра, пытаясь меня согнуть, и с интересом жду, каким будет выбор.

Мы долго стоим у фото кота, который топчется возле лужи, и я понимаю: это выбор номер один. Вторым, скорее всего, будет старый заброшенный скверик, по которому под дождем беззаботно бредут две фигуры.

А вот возле фотографии, где море бушует у пирса, долго стою уже я. Зуб даю, что этот снимок Макс сделал два года назад, когда мы устроили пляжную вечеринку, и вдруг потеряли его. Я нашел его у этого пирса – Макс был в песке, с исцарапанными от ракушек ладонями, с безумной улыбкой, и все повторял, что нашел идеальный кадр, который не мог поймать несколько месяцев.

Тогда же он сделал и фото, которое я теперь использую в качестве аватара на вайбере. Забавно – холод, который заставил меня накинуть тогда капюшон, заботливо скрывает от холода первого впечатления спустя пару лет. Макс талантлив, я в этом ни разу не сомневался. Он именно охотится за моментами, которые трудно выбить из памяти. К примеру, волны моря на этом снимке выглядят настолько живыми и взволнованными, как будто хотят о чем-то предупредить того, кто через минуту ступит на пирс.

Если мама не захочет взять эту работу, ее возьму я. Мне кажется, она лучшая на этой выставке мастерства. Повешу у себя в кабинете или в холле нашей компании – внесу свой вклад в развитие творчества Макса.

Мама выбирает две другие фотографии. Ничего, любопытные, я соглашаюсь, что они помогут ей справиться с ностальгией. Мы, смеясь, переходим к другой фотографии, и, только взглянув на нее, я понимаю, что с выводами немного поторопился.

Если ту фотографию с пирсом мне захотелось купить, при взгляде на эту просыпается иное желание – выкрасть.

Глава № 22. Артем

Мама так резко набрасывается на этот снимок, словно догадывается о моем желании и пытается предотвратить преступление. Да, я вижу и графити, которое мне, кстати, кажется очень удачным. И надпись над цветком, у которого лепестки похожи на битые осколки, как будто цветок кто-то сорвал, растоптал, а потом попытался собрать из того, что попалось под руку.

Влияние человека, или… нет… не так.

– Это ромашка, – говорю я, глядя на девушку и символ на стене, который не случайно с ней рядом, а притянул к себе то, что его отражает. – Ромашка, которая мерзнет от первой изморози.

Я вчитываюсь в надпись в углу фотографии – «Тихий вечер. Макс Щавель» и качаю головой. Ему удалось снять идеальный момент, но он понятия не имеет, как правильно он называется.

Девушка, которая стоит перед нами права – эта фотография просто дышит ожиданием счастья, и я бы назвал ее «За мгновение до…»

Потому что когда смотришь на этот снимок, когда всматриваешься в лицо незнакомки, начинает казаться, что так и случится. Пройдет лишь секунда, мгновенье, и в этот переулок свернет чье-то счастье.

Мама не видит этих оттенков, быть может, потому, что ей в принципе не свойственно ожидание. Или она уже нашла все, что хотела, распробовала и знает вкус своего личного счастья.

Я слышу, как она подмечает одни недостатки. А я понимаю, что тоже сегодня вложусь в раскрутку приятеля, потому что эта фотография уйдет вместе со мной.

– Знаешь, – я как раз собираюсь сообщить матери о своем решении, но замолкаю.

Случайно мазнув взглядом по незнакомке, которая, притихнув, стоит прямо передо мной, я понимаю, что это она.

Девушка, которая смотрит на этой фотографии вдаль. Девушка, которую Макс поймал за мгновение до.

Только сейчас она в платье, которое так ее облегает сзади, что невольно хочется сжать упругие полушария. А еще очень хочется, чтобы рядом с фото висело зеркало, и я мог увидеть, как это платье обтягивает ее грудь. Скорее всего, при таком складе фигуры – второго размера. Идеальное наполнение для моих рук.

Волосы собраны не в хвост, а в косу, уложенную в виде короны. И невольно мелькает мысль – а если их распустить, чтобы увидеть не принцессу, к которой и не притронешься, а распутницу. Опустить ее на колени, сжать эти пшеничные пряди в ладони, намотать на кулак, и заставить ее открыть рот, чтобы она впустила меня.

И наблюдать – каким будет взгляд. Чего она будет хотеть. Так ли будет мечтать о том, чтобы к ней заглянуло счастье. Или насытится тем, что будет иметь благодаря мне.

Полное погружение…

Я бы наполнил ее до отказа и заставил смотреть мне в глаза хотя бы до первого хрипа, первого стона ее удовольствия, первого шепота, который попытается удержать и не сможет.

Делаю резкий выдох, чтобы прийти в себя.

Качаю головой, пытаясь сбросить накатившее наваждение. И понимаю, что оно не собирается отступать.

Мне хочется развернуть незнакомку к себе, еще раз услышать ее голос, потому что мелькают странные мысли, что я уже его слышал. Но пока я силюсь придумать и что-то сказать, ее подхватывает подружка.

Они так быстро уносятся – наверное, за секунду пересекают всю галерею.

Я вижу, как Щавель заботливо помогает каждой одеться, берет их под руки и они поспешно уходят из здания.

И только потом замечаю, что моя рука чуть приподнята вверх, как будто я собирался или дотронуться до незнакомки, или ее удержать.

Бред какой-то.

Наверняка, это одна из моделей, которых он заводит на пару ночей, вдохновляет их собой для лучшего снимка, а потом с легкостью отпускает, потому что удачный кадр уже пойман.

Я вновь смотрю на фотографию, пытаюсь увидеть ее в новом свете, но ничего не меняется.

– Я хочу ее.

– Что? – доносится до меня удивление мамы.

Значит, я сказал это вслух.

– Я хочу ее купить, – пожав плечами, спокойно киваю на фотографию, как будто изначально вкладывал в свои слова именно этот смысл.

Мама склоняет голову набок, давая фотографии еще один шанс понравиться и ей тоже, но через секунду разочарованно выдыхает.

Мы медленно обходим второй зал с работами, и да, там тоже есть довольно удачные, но они не цепляют. Неправильное расположение, неправильный выбор – все самое удачное выставить в первом зале. Здесь тоже нужно было оставить зацепки, а так и по количеству зрителей, да и по времени, которое они проводят у фотографий, видно, что самое интересное там, откуда ты вышел.

Потому туда возвращаются.

Потому туда возвращаемся мы, и первое, что я замечаю – возле фотографии, которую я уже выбрал, с задумчивым видом стоит какой-то напыщенный хлыщ. Присматривается, примеряется, отходит со скучающим видом. Зато тут же подходит другой.

– Ну что, – мама осматривается по сторонам, – позвоним мальчику? Он ведь, как и раньше, живет за квартал от галереи? Надо же, подобрался к своей мечте. А я всегда в него верила!

– И не зря, – усмехаюсь.

Сомневаюсь, что Макс возьмет трубку, потому что он сейчас занят – развлекает двух барышень. И лучше уж он соврет что-то мне, чем моей матери. Присмотрев кофейный автомат и два кресла в углу, предлагаю маме немного отдохнуть, а сам выхожу на улицу под предлогом выкурить сигарету.

На удивление, Макс на звонок отвечает после второго гудка. Я слышу приглушенную музыку, и моя фантазия тут же дорисовывает то, что я не в силах увидеть – его квартира, разбросанные подушки по полу, и девушка со светлыми волосами, которая на них возлежит, ожидая любовника.

Или две? У второй необычная внешность – она тоже может рассчитывать на пару ночей и свой собственный снимок.

Не знаю, с чего вдруг, но мысль о том, что в моих руках будет лишь фотография, а не сама девушка, злит, и я говорю резко, отрывисто. Коротко поздравляю, сообщаю, что мы с мамой выбрали пару работ и хотели бы забрать их сегодня же.

– Марина Витальевна в городе! – мне кажется, из всего, что я говорил, Макс услышал только первые фразы. – Круто! А надолго?

– Пока не в курсе, – я чуть смягчаюсь, вспоминая, что у них всегда были хорошие отношения. – Наверное, как обычно, недели на три.

Когда отца Макса посадили за кражу, а его мать из-за этого стали гнобить на работе, он частенько обедал и ужинал у нас в доме. Потом моя мама помогла его матери найти работу и с переездом в другой район, чтобы соседи перестали судачить. Прошло много лет, но привязанность мальчика к женщине, которая когда-то помогла его маме, не улетучилась, не прошла.

Каждый раз, когда мама приезжает в наш город, они обязательно видятся. Мне кажется, Максу по-прежнему ужинать в нашем доме нравится больше, чем у себя. Несмотря на то, что сейчас он может позволить себе все, чего не мог раньше.

Макс заверяет, что очень хочет увидеться с моей матерью, и будет счастлив лично ей что-нибудь подарить.

– Уверен, увидеться она тоже захочет, – говорю я. – Но от подарка откажется. Макс, я хочу купить твои работы. И забрать их сегодня.

– Слушай! – музыка становится тише, и я понимаю, что, скорее всего, приятель выходит в другую комнату. – Я не могу прямо сейчас отлучиться… Но ты сбрось мне названия работ, и я сделаю дубли.

– Ты не понял, Макс, – отвергаю его предложение. – Сток меня не интересует.

Проходит секунда.

– Так, – выдыхает приятель, – прости, туплю, вино ударило в голову. Скажешь, что вы выбрали – я передам все снимки, они будут у тебя в единственном экземпляре. По оплате обсудим, раз ты так настаиваешь. Я подъеду. А сами работы заберешь через две недели, после закрытия выставки, договорились?

– Сегодня.

– Но как же…

– Хотя бы две работы я забираю сегодня, – иду на компромисс, к которому и стремился. – Остальные привезешь потом сам, после выставки.

– Ну хорошо, хорошо, умеешь ты уговаривать, Жиглов, – хмыкает приятель. – А какие хоть работы? Я бы очень хотел, чтобы трамвай пока остался, и…

– Трамвай останется, не волнуйся. Сегодня я заберу работы с котом у лужи и ту, где грустит светловолосая девушка.

Я намеренно сообщаю, что первый выбор в этом списке – фото с котом. И ожидаю услышать все, что угодно, кроме того, что говорит Макс.

– Хороший выбор, да, – соглашается он. – И ты бы слышал, как эта грустная девушка умеет смеяться!

– Ничего, – усмехаюсь, хотя меня вымораживает, – увижу на снимках, которые ты принесешь.

Завершив разговор, я закуриваю сигарету, но вкус настолько противный, что я тут же тушу ее и выбрасываю.

Следом в урну бросаю и пачку – скорее всего, это просто подделка.

Глава № 23. Артем

– Поговорили? – интересуется мама, когда я возвращаюсь в галерею. – Макс подойдет?

– Занят. Но очень хочет с тобой увидеться, так что скоро объявится на горизонте.

Мама слегка улыбается и кивает.

– Тогда поехали?

Она поднимается с кресла. Я только успеваю обернуться, чтобы найти того, кто отвечает за выставку, но ко мне уже спешит смутно знакомый мужчина.

– Я – Ларс, – представляется он. – Щавель мне позвонил, выбранные работы вам сейчас принесут.

Пока мы обмениваемся рукопожатием, я успеваю вспомнить, что это не только приятель Макса, но и один из участников этой выставки. Мама просто догадывается, и принимается расписывать, насколько у него интересные работы. Поначалу Ларс слушает только из вежливости, думая, что и хвалят его из тех же чувств, но узнав, что одно его фото вскоре уедет в Лондон, чтобы напоминать о родине, мгновенно преображается.

Они с мамой настолько увлекаются разговором и настолько начинают друг другу симпатизировать, что я не знаю, о чем сильнее переживать. О том, что сейчас выбор мамы распухнет до невозможных размеров, и ее багаж не поместится в самолет. О том, что бедные собачки и кошечки, насмотревшись на наш город, захотят сбежать из питомника, чтобы хоть ночь провести в подворотне и в старом дворике. Или о том, что Макса могут потеснить с пьедестала талантливого любимчика.

Проходит всего пятнадцать минут, но мама и Ларс прощаются, как друзья, которые долго не виделись, пересеклись на секунду и их вновь разлучают жестокие обстоятельства.

Пожалуй, только то, что мне неудобно держать принесенные администратором фотографии, заставляет маму наконец-то выйти из галереи.

Она так легко и непринужденно, и с такой открытой улыбкой идет к машине, что на нее оглядываются мужчины всех возрастов. Ларс провожает нас, стоя на лестнице. И я делаю вывод, что переживать нужно не о ком-то, а кому-то – отцу.

– Меня так вдохновляют талантливые люди! – делится впечатлением мама, не обращая внимания на возможных поклонников, потом бросает на меня хитрый взгляд и добавляет как бы так, невзначай. – И увлеченные делом. Как ты и твой отец.

– Надеюсь, ты хоть иногда напоминаешь ему об этом? – подтруниваю над ней так же, как и она надо мной.

– Всегда, – смеется она. – Когда он того заслуживает.

Я помещаю нашу добычу в багажник, открываю дверь машины перед мамой и сажусь сам.

Пока мы едем, мама успевает поделиться впечатлением от выставки, посетовать, что такую красоту не видела Катерина, поблагодарить, что я ей не отказал, обсудить, на какой день лучше пригласить Щавеля, чтобы мы все точно собрались, а потом неожиданно умолкает.

Я не сразу понимаю, почему так резко и вдруг становится тихо. Повернув голову, замечаю, что мама смотрит не на дорогу, не на город, по которому очень соскучилась, а на меня. И тихонечко так, практически и не слышно, вздыхает.

– Говори, – предлагаю.

– Эта фотография… – она прикусывает губу, чем окончательно меня интригует. – Мы ведь могли ее забрать после выставки.

– У Макса есть и другие работы, – пожимаю плечами. – Если ты не заметила, их уже повесили вместо этих двух.

Мама кивает, отводит взгляд в сторону, пытается успокоиться, и все равно не выдерживает.

– Артем, – она поглаживает меня по предплечью, пытаясь успокоить, хотя я совершенно не нервничаю. – Девушка на фотографии… Это ведь просто девушка на фотографии, понимаешь?

– Пока нет. Но надеюсь: ты объяснишь.

– Я не хочу… – слышу глубокий вдох. – Не хочу, чтобы ты прятался от реальности. Не хочу, чтобы ты ее подменял. Да, ты мой сын и поэтому можешь мне не поверить. Но ты достоин большего, ты достоин лучшего. Ты достоин счастья, но настоящего, живого и своего.

И теперь медленно выдыхаю я.

– Это просто красивая фотография, – перевожу взгляд на маму. – Не более.

Макс прав – у меня талант убеждать. Особенно, когда я не хочу распыляться на долгие и никому не нужные разговоры и врать.

Но это не единственная женщина, которую мой выбор заставляет поволноваться. Во время семейного ужина, на который приезжает и Катерина, мама делится впечатлениями от сегодняшнего дня, и я еще за столом замечаю, как сестра настораживается и бросает в мою сторону задумчивый взгляд.

А стоит закончиться ужину, как она требует показать ей фотографии, чтобы тоже проникнуться и, возможно, даже посетить выставку.

– Они в машине, – отмахиваюсь.

И на меня наседают уже две женщины сразу. Одна сгорает от любопытства, а второй не терпится приобщить дочь к прекрасному. Отец кивает, молча прося пойти им на уступки. Отставив стакан с бренди, я иду за картинами, небрежно ставлю их у стены в гостиной, куда перебралась наша компания.

– Так! – тут же спохватывается Катерина и спешит оценить то, что мы прикупили.

Она долго рассматривает фотографии, потом переводит взгляд на меня и безошибочно угадывает:

– Ты точно купил не кота!

– Кот очарователен, – пожимаю плечами, – но я не хотел, чтобы Барс ревновал.

– Кстати, как он? – интересуется мама. – Хоть немного поправился?

– Жив, здоров, – отчитываюсь, как на духу, – и на всякую попытку его раскормить, только фыркает в усы: «Не дождетесь!»

– Да уж, – усмехается отец, потягивая бренди и не проявляя к фотографиям ни толики интереса. – Он предпочитает видеть толстыми кошек, а сам на беременного быть похожим не собирается. Мужская позиция. Уважаю.

– Ты не любишь котов! – тут же напоминает мама отцу о его маленьком недостатке.

– У меня на них аллергия, это разные вещи, – парирует папа. – И я не признавался Барсу в любви. У меня для этого есть своя кусачая «кошка».

Отцу проще руководить огромной компанией и отвечать за сотни людей, чем выдавить из себя что-то ласковое, нежное и мимимишное. И мама прекрасно об этом знает, поэтому даже такой неудачный комплимент попадает в цель: «кошечка» немного смущается и тут же прячет свои «коготки».

Выждав еще пару минут, я оставляю фотографию с котом у стены, а вторую несу обратно в багажник. Разместив ее, вижу, что рядом со мной топчется Катерина.

– Почему не накинула куртку? – замечаю, как она немного дрожит от вечернего весеннего ветра, и снимаю пиджак. – Ну? Что у тебя?

Она не курит, так что ее выход на улицу следом за мной точно связан не с этим. Да и взгляд не намекает на то, что она просто хочет расслабиться, подышать свежим воздухом.

– Артем, – она кутается в мой пиджак, заглядывает в глаза и быстро тараторит, явно сильно волнуясь. – Артем, я тоже увидела на фото ромашку. Да, она красивая, как и девушка, я не спорю. Вернее, девушка не красивая, но там есть на что посмотреть. И снимок очень удачный. И ракурс, и я даже готова признать, что иногда у Щавеля что-то таки получается, и, возможно, ты прав, он не будет всегда подрабатывать фотографом на свадьбах и работать во второсортных мужских журналах. Возможно, у него даже будет блестящее будущее, и я к нему придиралась…

– Если ты хочешь пропеть оду гениальности Максу, – усмехаюсь, – я дам тебе его телефон. Уверен: он будет весьма удивлен и, возможно, немного рад.

– Да при чем здесь твой Щавель! – сестра от возмущения даже топает туфелькой. – Я говорю тебе о другом, я…

Пока она мучительно подбирает слова, я успеваю найти в бардачке сигареты и закурить.

– Артем, – тихо, так, что и в тишине вечера едва разобрать, говорит Катерина. – Ты ведь понимаешь, что это не твоя Ромашка?

Я не собираюсь никого убеждать, что не планирую закрываться в четырех стенах, отгораживаться от реальности и дрочить на фотографию незнакомки. Да, пара недель воздержания уже сказывается, это понятно по моей реакции на девушку в галерее. Когда просто хотелось схватить ее, задрать ее платье и отыметь так, чтобы ее светлый "нимб" перестал так ярко светиться, а голос стал хриплым не потому, что она долго молчит, а от стонов.

Но этот вопрос несложно решить, и думаю я сейчас о другом.

Мазнув взглядом по небу, я понимаю, что сумерки уступили настойчивой ночи, а мой телефон молчит. Сегодня я впервые не отправил ни одного сообщения Даше.

И она тоже не написала.

"Твоя Ромашка"…

Возможно, никакой "моей" Ромашки уже нет и в помине.

Интересно, а была ли она вообще? Или это так, пустое, и я вдруг ударился в фантазии, которыми не страдал даже в детстве?

И что будет, если я не напишу ей и завтра?

Глава № 24. Даша

Раньше я бы с уверенностью сказала, что невозможно скучать по человеку, которого ты не знаешь. Более того, человеку, которого ты ни разу не видел. Но реальность довольно четко показывает, что я заблуждалась.

Мне не хватает Артема.

Не хватает его голоса, который действовал на меня как безопасный энергетик. Не хватает его сообщений, которые заставляли отвлечься от дел, взглянуть в окно и увидеть любимые сумерки. Не хватает двух слов «Спокойной ночи», или «Хорошего сна», которые как по волшебству отправляли меня на свидание к Морфею.

Мне просто его не хватает.

И дни, и поздние вечера, и сумерки – все теперь без него. Его больше нет. И я бы могла уверить себя, что и не было, если бы исчезло и ожидание.

А оно не просто остается со мной – оно растет, крепнет и пухнет, превращаясь в какой-то колючий комок, который мешает переступить через него, отбить его, забить в угол, чтобы он спрятался и сдулся подобно праздничному шарику, о котором забыли.

В воскресенье я даже не обращаю внимания на то, что за день от Артема нет ни единого сообщения. Много событий, много впечатлений, хорошая компания, в которой проходит весь день.

А потом начинаются будни, но даже они не могут втянуть в себя настолько, чтобы я перестала думать о мужчине на пирсе. Заглядываю в вайбер – вижу, что он в сети, аватарка не изменилась. То есть, по сути человек стоит там же, на той же точке, той же отметке, с которой мы начали наше знакомство. Но такое ощущение, что ждет он уже не меня.

Я так же ищу кандидатов на должности, так же пытаюсь закрыть вакансии, которые, в принципе, можно закрыть. Но мир словно чувствует отголоски пустоты, которые я прячу, и отвечает мне тем же – дает в ответ пустоту.

– Спасибо за контакты, конечно, – говорит Татьяна Борисовна, когда я передаю ей координаты фотографов и дизайнеров, полученные от Макса. – Только это что-то за гранью фантастики! Я считаю, что их работа таких денег не стоит.

На самом деле, за гранью фантастики – работа этих специалистов. Макс мне показывал, и я не могла сдержать своего восторга. Он даже посмеивался, когда я замирала от восхищения, рассматривая портфолио. И мне не терпелось показать эту красоту своему руководству, потому что она ведь хотела вывести нашу компанию на новый, серьезный уровень. А вместо этого…

– Хорошо, – вздыхает Татьяна Борисовна, не дождавшись от меня покаяния за то, что заставила ее надеяться понапрасну. – Я сама займусь этим вопросом.

Она закуривает сигарету, открывает интернет и с важным видом обзванивает объявления от тех, кто тщетно и давно ищет хоть какой-то заработок в этой сфере, потому что, увы, с чем-то лучшим у них не сложилось.

Я с радостью покидаю кабинет руководства, прикрываю дверь и пытаюсь отдышаться, потому что там дышать было нечем. Теперь я понимаю, почему она захотела сидеть отдельно – чтобы курить, не вставая с кресла.

В ее кабинете маленькое окошко, которое не помогает проветривать, а так, иногда позволяет заглянуть туда пугливому ветру, который через пару секунд тут же сбегает с приступом астмы. Выдержать запах сигарет невозможно. Вероятно, поэтому Дмитрий Викторович довольно редко захаживает на тет-а-тет к своей любовнице.

Или его оставили, чтобы приглядывал за мной, что тоже весьма вероятно. Я частенько замечаю, как он бросает в мою сторону взгляды, как прислушивается к моим разговорам с соискателями и что-то черкает при этом в блокнотике.

Раздражает.

И вечный надзор. И то, что я теперь не имею понятия, когда именно получу свои деньги. И то, что работаю вхолостую, несмотря на толпы людей, которых обзваниваю и с которыми потом провожу собеседования. И брусчатка, по которой приходится ежедневно идти, чтобы попасть в новый офис. И замок в двери, который временами заедает, как будто не желая меня впускать.

– Да нет, он нормально работает, – говорит Дмитрий Викторович, когда однажды на его вопрос «что у меня с настроением» я указываю на дверь.

Он даже встает, берет ключ и проводит эксперимент. И да, замок ему поддается легко!

А вот я с ним воюю практически каждое утро, потому что именно я открываю наш офис. Руководство является, когда вздумается, а у меня четкий график.

И это меня раздражает тоже.

К середине недели мне начинает казаться, что у меня приступ ненависти ко всему миру. И я пытаюсь разобраться в себе, понять, что со мной происходит. Выбираю лучшее время – когда офис пустой, никого уже нет, и я могу в одиночестве выпить кофе в любом количестве чашек, потому что все равно сплю теперь плохо.

В принципе, я легко сознаюсь себе, что причины моего раздражения те же – проблемы, связанные с жильем и работой. Душу в себе порыв разорвать хотя бы одну сеть, которая связывает, потому что без нее могу просто рухнуть.

Проговариваю про себя четкий план: как только со мной рассчитается руководство, буду присматривать варианты с квартирой. Пока же просматриваю вакансии, которые есть, и наудачу закидываю в сеть резюме. Нужно же понимать, что происходит на рынке, и часто HR-ы компаний не ждут, когда к ним постучатся в двери, а ищут людей так же активно, как я.

Так, немного становится легче.

Но только немного, потому что есть еще одна мучительная проблема, в которой я себе признаюсь – это моя проявившаяся зависимость от телефона. Я постоянно его ношу с собой, и смотрю на него, даже когда он молчит.

Смотрю на него и… жду.

И не могу сама написать.

Пытаюсь несколько раз, специально выбирая моменты, когда Артем не в сети, чтобы не было так неловко, и тут же стираю, потому что…

Да, я не могу написать одному мужчине потому, что другой вбил мне в голову, что мужчины это не переносят.

"Это навязчивость, Даша, навязчивость…" – звучат отголоски чуждого теперь голоса.

И я понятия не имею, как заставить его замолчать.

Снова начинаю писать Артему… и снова стираю.

Набираю по новой, и…

Все так же, без изменений.

Я не могу снять эту чертову установку!

Меня злит, что прошлое пытается мной управлять, как будто оно все еще имеет значение. Закрываюсь от него, отвергаю, а оно лезет уже не в двери, не в закрытые ставни, а в щели между плотными плитами.

В пятницу вечером я возвращаюсь с работы, и случайно встречаю нашу с Костей общую знакомую. Она живет совершенно в другом районе, считает, что прогулки по центру города для приезжих, и вдруг дефилирует мне навстречу. Несколько слов о том, как дела и что нового, а потом сразу в лоб:

– Ты знаешь, что у Кости свадьба в это воскресенье?

Всегда подозревала, что она была влюблена в моего бывшего парня, а теперь лишний раз убеждаюсь. В голосе вроде бы и торжество, что он не достался мне, и отголоски обиды, что ей тоже не перепало.

– А я должна это знать? – пожимаю небрежно плечами.

– Ах да… – понимающий взгляд с ноткой сочувствия. – Жаль, что вы не расстались друзьями. Вообще с мужчинами лучше дружить.

– Как знать, – говорю я с улыбкой, – иногда дружба с ними только дружбой и остается.

Девушка поджимает губы, но проглатывает намек, чтобы все-таки вывести меня на эмоции.

– Будет интересно. Роспись в центральном загсе в двенадцать, потом банкет…

Она называет помпезный ресторан и разве что не напоминает, как туда лучше добраться. Наверное, на самом деле подозревает, что будет не весело, а скучно неимоверно, и хочет за мой счет немного развлечься.

– Рада за вас, – роняю чуть отстраненно.

– А у тебя какие планы на выходные? – простой вопрос у обычных знакомых, но в данном случае каждое слово старательно пропитано жалостью.

– Не менее грандиозные, – улыбаюсь, и по глазам девушки вижу, что у меня с эмоциями получается куда лучше, чем я ожидала.

Мы расстаемся на возвышенных нотах, заверяя друг друга, что были рады увидеться. Сделав пару шагов, я оборачиваюсь и замечаю, как из сумочки тут же поспешно извлекается телефон – и я не сомневаюсь, кому поступает звонок.

Не знаю, зачем Косте информация, что я делаю, как живу и как выгляжу, но снабжают его ею обильно – девушка говорит долго и с чувствами, я слышу ее голос даже когда удаляюсь достаточно далеко.

А проходя мимо витрины магазина, в котором мы выбирали платье для Ольги, вдруг останавливаюсь и задумываюсь…

А что, если и в самом деле устроить себе грандиозные планы?

Просто плюнуть на все, сорваться, взять и устроить!

Глава № 25. Артем

За эту неделю я делаю интересное наблюдение – на фотографию с девушкой реагируют исключительно девушки. Она висит в моем кабинете, не заметить ее невозможно, но мужчины принимают ее появление с не большим рвением, чем мой отец.

Если и мазнут взглядом, то вскользь. Ну, висит что-то себе на стене, и висит. Подумаешь, городская тематика! А вот дамы, которые переступают через порог моего кабинета, присматриваются внимательно, как будто пытаясь понять, почему выбор был именно этот.

Они стараются сделать это по возможности незаметно, но излишний интерес выдает. Я замечаю оценивающие взгляды, небрежное пожатие плечами и то, что они задерживаются в моем кабинете дольше обычного. И так же замечаю робкий взгляд в мою сторону, в котором стынет вопрос, который они не решаются мне задать.

Робкие птахи не рискуют обсуждать со мной тему, которая их не касается.

Но встречаются и другие.

Анжела, наш менеджер по рекламе, принеся свой проект, думает, что я настолько им поглощен, что ничего больше не замечаю. Но вместо того, чтобы сесть в кресло, она задерживается у стола, пару секунд раскачивается на высоченных туфлях с острой шпилькой, бросает осторожный взгляд в мою сторону и направляется к фотографии.

Я пролистываю документы и с интересом наблюдаю, как та, которая всегда контролирует малейшие оттенки эмоций, за что заслуженно получила среди коллег прозвище «Снежок», чуть сдвигает брови, удивленно качает головой, подносит ко рту ладонь и неожиданно кусает в задумчивости указательный палец.

– Что вы там увидели? – окликаю ее.

Она качает головой, снова беря над собой полный контроль, разворачивается ко мне всем корпусом, думает пару секунд и все-таки не выдерживает.

– Мне просто интересно понять: что здесь увидели вы.

И тут же спохватывается, надеясь, что я не успел подметить в ее словах некий вызов. Цепляет на лицо дежурную улыбку и живо интересуется: «как проект».

– Есть некоторые вопросы.

Я останавливаюсь на том, что меня озадачило в документах, и девушка с готовностью оставляет в покое и стену, и фотографию. Садится в кресло, одергивает узкую юбку, по-деловому уточняет, с чем связаны эти вопросы и принимается меня убеждать.

Она говорит четко, со знанием дела и весьма увлекательно, но сейчас меня куда больше интересует другое. Случайная фраза, которую она обронила, заставляет меня присмотреться к Анжеле.

И я замечаю смущенный румянец, когда наши взгляды встречаются. Блеск темных глаз, в которых искрится нечто похожее на восхищение, когда мы с ней спорим. То, что она практически постоянно поправляет идеально уложенные волосы. А еще – что она довольно часто переводит взгляд от моей переносицы к моему рту.

Я откидываюсь на спинку кресла, задумчиво постукиваю по столу ручкой, беря паузу на раздумья, и отмечаю, что Анжела подается вперед, будто следуя за мной. Склоняется над бумагами, продолжает говорить, но уже не так бойко и убежденно, потому что ей мешает ее же дыхание.

Оно сбивается.

Но вместо того, чтобы сменить позу на более комфортную, она еще больше подается вперед. Обращает мое внимание на какие-то цифры, и думая, что я их увлеченно рассматриваю, прикрывает ресницы и делает довольно громкий, глубокий вдох, словно не в силах устоять перед запахом моего одеколона.

А когда наши взгляды встречаются, она закусывает изнутри пухлые губы, и уже неотрывно и прямо смотрит исключительно на мой рот.

Сомнений не остается – она хочет, понимает это сама или нет, но хочет, чтобы я ее трахнул.

Но я пока не дошел до крайней точки, чтобы раскладывать на столе сотрудниц компании. Она хороший специалист, и не хотелось бы ее потерять из-за разовой бешеной скачки и пары минетов, поэтому я оставляю документы и говорю, что хочу ознакомиться с ними сам.

– А может быть… – Анжела сглатывает, нервно облизывает нижнюю губу и тщетно пытается посмотреть мне в глаза. – Может быть, я вам помогу…

– Если у меня будут вопросы, – охлаждаю ее жестким тоном руководителя, – я с вами свяжусь.

Она кивает, поднимается с кресла, но перед тем, как выйти из кабинета, бросает острый взгляд на фото, как будто увидела там соперницу.

Кстати, помимо профессионализма, у Анжелы хорошая интуиция и чутье.

Едва она покидает кабинет, я оставляю в покое документы и беру телефон. Даже зная, что сообщений от Даши не поступало, все равно проверяю – а вдруг пропустил. Усмехаюсь, когда вижу, что все без изменений, и закончилось тогда же, когда перестал писать я.

Ну вот и ответ.

Теперь я знаю, что происходит, когда теряются оба.

Скорее всего, ей изначально все это не было нужно – разговоры, мои звонки, сообщения. И, несмотря на ее заявления, что сообщение в чате – ложь и игра, она сказала именно то, что хотела.

Прости, Ромашка, но если тебе действительно нужен спонсор, лучше бы ты не юлила и не тянула. Тот, у кого есть средства и желание что-то купить, не будет ждать, пока созреет товар и продавец решится выставить его на витрину. Он зайдет в другой магазин и выберет то, чего хочет сейчас.

Мелькает мысль, что я ошибаюсь и Ромашка на самом деле такая, какой мне и казалась, но я ее отгоняю. Какая разница, даже если и так? Теперь никакой. За эту неделю она наглядно продемонстрировала – я ей на хрен не сдался.

Развернув кресло к фотографии, я еще раз окидываю взглядом светловолосую девушку и набираю телефон Щавеля.

Он настолько бурлит эмоциями от выставки, что легче выслушать, чем перебить. Таким образом, я становлюсь в курсе событий, что его работы многим понравились, их даже прорекламировал кто-то довольно весомый из этой области деятельности.

– Поздравляю, – успеваю вставить всего пару слов. – Я всегда в тебя верил.

– Это да-а, – соглашается он. – Кстати, Жиглов, ты принес мне удачу. Как только на выставке увидели, что некоторые работы забирают уже на второй день после открытия, тут же купили еще. Так что, если тебе приглянулось что-то, кроме того, что ты уже выбрал, всегда пожалуйста, велкам, Макс Щавель к твоим услугам.

– Отлично, я как раз поэтому и звоню. Я хочу купить фотографию с пирсом и узнать телефон модели, которая позировала тебе для «Тихого вечера». Хочу предложить ей одну работу.

Макс держит паузу в пару минут. Я подозреваю, он ищет предлог, чтобы не давать контакты модели. Если сам не остыл к ней, наверняка заподозрил мой интерес и что-то придумает, чтобы мне отказать.

И я уже прикидываю начать поиски незнакомки с другой стороны, когда слышу ответ, который меня удивляет.

– Эм… Артем, она не модель.

– То есть?

– То и есть, – поясняет охотно он. – Это не постановочный кадр. Я случайно ее увидел, и не смог пройти мимо. Просто на нее так падал свет интересно – заходящее солнце, прощальный луч поглаживал кожу, но она его словно не замечала… и эти каблуки, которые она держала в руках…

– И на выставку она тоже пришла совершенно случайно? – усмехаюсь, потому что не верю в такие дикие совпадения.

– Нет, конечно, – отметает Макс мои подозрения. – Я оставил ей визитку – она позвонила, ей нужны были контакты фотографов там, дизайнеров. Ну я и сказал: баш на баш. Она приходит на выставку – я даю ей контакты.

– Ну вот видишь, – я стараюсь не думать о том, что еще у них было в качестве взаимообмена. – Значит, она все-таки работает или планирует работать в сфере моделинга.

– Неа, – смеется приятель. – Спроси у своей матери – она туда по параметрам не проходит.

– Дай мне контакты девушки, которая не модель, – предлагаю я, – и я сам с ней все обсужу.

– Ой… – Макс чертыхается. – Слушай, я ее номер не сохранял. Она мне звонила разок, перед выставкой. Но после нее было столько звонков… Давай так. Я пороюсь в звонках, и если найду, сброшу тебе ее телефон. Правда, там было столько неопознанных номеров…

Я успеваю только перевести дыхание, как Щавеля осеняет.

– Слушай, Артем. Если я не найду ее номер, у меня есть еще один способ его получить. Только надо кое-с кем связаться. Надо?

– Надо.

– Все! Будет сделано!

Ну что же, вполне возможно, эта неделя окажется не настолько паршивой, как я полагал.

На этот раз я не стану тянуть.

Если эта девушка сможет закрыть глаза на мою внешность, у меня будет, что ей предложить.

В пятницу от Макса звонка так и не поступает. В субботу он тоже молчит. Не думаю, что забыл. Скорее всего, не так уж ему и хочется связываться с тем, с кем он там планировал.

Что касается меня, не могу сказать, что мечусь, терзаюсь и жду. Я четко знаю, что если контактов не будет от Макса, я сам найду эту девушку. Может, даже и к лучшему, что не приходится действовать сгоряча, и есть время обдумать стратегию по захвату той территории, на которой я бы хотел разбить временный, но устойчивый лагерь.

Так как у меня образуется свободное время, всю субботу я кручусь в мастерской. Вожусь с Порше, который пригнал один из знакомых, общаюсь с ребятами, с которыми в последнее время видимся редко, отвлекаюсь от городской суеты и молчащего по вечерам телефона.

Мне нравится возиться с железом. Помню, отец говорил, что нужно так же чувствовать и людей, но с этим бывают сбои. С машинами проще – у них нет эмоций, нет спрятанных мыслей, и если поломка имеется, машина не будет, как девушка, врать, что у нее все в порядке, чтобы ты почувствовал себя бесчувственным идиотом.

Я настолько погружаюсь в работу, что не ощущаю ни жажды, ни чувства голода. Прерваться через пару часов заставляет Пашка, наш слесарь и гордость команды, приглашая на перекур.

– Я смотрю, – усмехается он, – босс сегодня домой не спешит.

– Никуда не спешит, – соглашаюсь я.

Тщательно мою руки, но все равно они пахнут маслом, железом и гаражом. Так, ладно, не на свидание. Ищу в жилете свои сигареты, и вдруг замечаю, что экран телефона светится.

Проверяю – смс-ка от службы такси – сразу в урну. Сообщение в вайбере. Может, Щавель проснулся?

Выхожу в сеть и пару секунд оторопело рассматриваю картинку с ромашкой. Открываю, готовясь прочесть «Добрый вечер», «Как дела» или на крайний случай «Куда ты пропал».

Но там написано совершенно другое:

«Если мы все-таки хотим увидеться, у нас есть один шанс. Жду тебя сегодня. В семнадцать часов. У центрального входа жд вокзала».

Стоит переварить первое сообщение, как я вчитываюсь в другое:

«Я бы хотела тебя увидеть, Артем. Хотела бы понять, что ты пытаешься спрятать под капюшоном».

Не знаю почему, но слова от нежной, ранимой ромашки – по ощущениям, как резкий удар под дых.

Когда дышать больно.

Но и не сделать вдох – невозможно.

Глава № 26. Артем

У меня возникает ощущение, как будто я стою на высокой горе, где нет точки опоры, и вдруг начинается камнепад. Пока не двигаюсь – просто за ним наблюдаю. А сделаю шаг – и меня собьет с ног.

Перечитываю сообщение, но слова не меняют заложенной сути. Это по-прежнему ультиматум и попытка содрать часть кожи с той части тела, которая все еще ноет, не может зажить.

Даша меня боится. Совершенно очевидно – боится. Потому и уводит от своего района, назначает встречу в оживленной точке, чтобы было легко затеряться. Просто шагнуть – и пропасть.

И, тем не менее, она назначает мне встречу.

Понятия не имею, что ее подтолкнуло к этому. Может, ей и правда нравилось наше общение? Может, она действительно такая, какой мне и казалась?

Не знаю, выдумка эта Ромашка или реальность, искренняя она или играет с разными масками, но те минуты, когда мне казалось, что она настоящая, стоят часа езды на бешеной скорости ради последнего разговора.

Скорее всего, последнего, хотя вживую он будет первым.

Я бросаю взгляд на часы, и понимаю, что времени на раздумья нет, но так даже к лучшему.

Времени нет даже на то, чтобы заскочить домой и переодеться, поэтому я снимаю рабочую одежду и облачаюсь в то, в чем приехал. Джинсы, толстовка с капюшоном, жилет, растоптанные кроссовки. Не самый подходящий вид для свидания, но тоже неплохо.

Заодно и узнаю, лгала ли Ромашка, когда говорила, что внешность для нее не имеет значения.

Ее сообщение – как вызов, и оно заставляет шевелиться внутри меня те камни, которые давно там осели.

Мозг сверлит мысль, что пока она ждала моего звонка, моего сообщения, я сам решил за нее, что это конец и строил планы, как купить и уложить в постель незнакомку, позировавшую для Макса.

Может, отчасти поэтому мне хочется, чтобы Даша увидела меня таким, как сейчас. Чтобы не питала иллюзий. Хочется, чтобы на первом фоне не были машина, дорогие костюмы, фирменная одежда, очевидная финансовая стабильность. Она ведь назначила встречу не им. Пусть и увидит только меня. Без всего, что меня окружает обычно.

И даже без капюшона, если ей хочется именно этого.

Выйдя на улицу, я останавливаюсь. Мелькает какая-то смутная мысль, какое-то предчувствие.

– Босс, огоньку? – окликает Пашка.

И это как выстрел, который отправляет меня на старт.

Качаю головой, сажусь в машину и, отбросив все мысли, еду на встречу, которая вряд ли продлится хоть десять минут. Что она там нафантазировала? Каким представляла меня себе?

Думаю, я превзойду ее худшие ожидания.

Но это лучше и гуманней, чем оторвать еще один лепесток. Возможно, подействует, как прививка – чтобы лепестки с ромашки больше не осыпались.

Не осень сейчас – весна, в самую пору любить, не бояться и не ждать неизвестности, которая может не оправдать трату времени.

Закуриваю сигарету, включаю музыку на такой громкости, чтобы забить свои мысли, которые уверяют, что я еду не потому, что хочу дать девчонке урок, не потому, что она меня разозлила своим приглашением, с условием одного шанса. Не потому, что хочу удовлетворить ее любопытство и поставить жирную точку.

А потому, что сам хочу увидеть ее. Сам хочу еще раз услышать голос, который был со мной в сумерках.

Увидеть, услышать, а потом уже отпустить к тому, кто не сделает больно.

Я столько курю, что, несмотря на открытое окно, пожалуй, дымом пропитался не только салон, но и одежда. Может, и к лучшему – перебьет запах железа и масла. Это тоже часть моей жизни, так что все по-честному, только разве что без прикрас.

И, тем не менее, уже подъезжая к вокзалу, я выскакиваю из салона, едва заметив цветочную лавку.

У меня остается всего пять минут – девушка не должна ждать мужчину. Мне наспех сооружают букет, с которым я практически выбегаю.

На вокзале хорошая транспортная развязка, но огромные проблемы с тем, чтобы найти, где припарковаться.

Две минуты…

Ничего не остается, как прижать потертое старенькое авто советского производства с приспущенным колесом, и припарковаться параллельное ему.

– Эй, мужик! – ко мне спешит какой-то тощий чудак в очках, пытается доказать, что я неправ, и должен отъехать, потому что сейчас приедут его родственники, и…

Одна минута…

Не дослушав, достаю из бумажника деньги и отсчитываю пару крупных купюр.

– Я минут на пятнадцать максимум, – говорю.

Не знаю, что убеждает мужика успокоиться – мое обещание, деньги, на которые он сможет купить новое колесо или то, что он успевает рассмотреть мое лицо под накинутым капюшоном, но он оставляет меня и машину в покое.

У меня в запасе секунд тридцать, не больше…

Издали я пытаюсь рассмотреть, есть ли у выхода Даша, но, видимо, только что пришел поезд, потому что в толпе разобрать ничего невозможно. Несколько девушек без чемоданов, но, судя по виду, кого-то ждут. Одна говорит с кем-то по телефону – эта вообще вряд ли кого-то ждет, как будто оказалась случайно.

Когда до вокзала остается метров пятнадцать, я достаю телефон, чтобы набрать Ромашку, и по той девушке, что ответит, понять, где она. Но едва оказавшись в ладони, экран начинает светиться и издает писк, известивший о сообщении.

На ходу открываю, чтобы стереть очередную рекламу такси, понимаю, что сообщение от Щавеля – видимо, все-таки нашел телефон своей немодели. Ну да, точно, после приветствия идет поток извинений за то, что так долго. Усмехнувшись, я уже думаю закрыть сообщение, прочитать его позже, потому что все равно сейчас звонить девушке не планирую, но…

Мой взгляд цепляется за первые цифры и самовольно скользит по другим.

Усомнившись, проверяет, нет ли ошибки, и убеждается – все четко и точно.

Но мне проще поверить, что Макс взломал телефон, увидел в вайбере мою переписку и теперь решил приколоться, чем признать существование таких совпадений.

Я делаю пару шагов, поднимаю голову – теперь уже видно лица людей, и, возможно, я догадаюсь, кто же из них Ромашка, и пришла ли она вообще.

Но так и замираю у лестницы, глядя на светловолосую девушку, которая общается по телефону и осторожно при этом осматривается по сторонам.

– Блядь… – выдыхаю я, глядя как ветер пытается спрятать ее лицо от меня.

Но она упрямо откидывает назад длинные волосы, а потом устремляет взгляд не в сторону, не на кого-то, а на меня, и медленно опускает руку со своим телефоном.

– Просто… мать твою… блядь… – выдавливаю из легких рваные фразы.

Других слов тупо нет.

Но совершенно точно в этом мире есть дикие совпадения.

Потому что это девушка с фотографий Щавеля. Потому что эта девушка – Даша.

Она смотрит настороженно, неуверенно и с опаской, как будто ей непривычно и страшно было выйти из фотографии у меня на стене и шагнуть в реальность. Но это правильно, это верно, потому что мысленно я уже сдираю с нее это платье. Не думая о том, сколько при этом отлетит лепестков.

Хочу подойти к ней, и не могу.

И этим взглядом, и неловкой улыбкой, и тем, что делает нерешительный шаг ко мне, несмотря на то, что ветер сбил с моей головы капюшон, она словно бьет своими острыми каблуками по панцирю, к которому я привык.

А это больно… это, мать твою, больно…

Глава № 27. Даша

Я стою на верхней ступеньке, практически у двери, чтобы меня было не так просто сразу заметить. Но здесь прекрасный обзор, и, еще до того, как незнакомый молодой человек, бросив взгляд на часы, уверенно направляется к центральному входу вокзала, я понимаю, что это Артем.

Слежу за высокой фигурой, которая рассекает не только пространство, но и толпу, пытаюсь унять нервозность за пустым разговором с подругой, и не могу. Мне страшно. Страшно, что все это зря, и он окажется не таким, как я себе представляла.

А еще страшно, хотя и до ужаса хочется разгадать, что прячется под надвинутым на голову капюшоном.

Артем так стремительно приближается, что заставляет умолкнуть все страхи. Он словно давит их своей аурой, которую чувствую не только я, но и те, кто подобно льдинам, с хрустом отскакивают от этого ледокола.

Невозможно смотреть на кого-то другого, невозможно даже сделать вид, что смотришь на кого-то другого, потому что взгляд все равно прикипает именно к этой фигуре мужчины.

Даже если бы в руках у него не было белых роз, мне кажется, я бы все равно догадалась, что это именно он.

Когда он приближается к лестнице, я прижимаюсь спиной к двери и, наверное, несу в телефон какую-то чушь, потому что слышу, как Ольга в который раз повторяет: «Что? Даша, что? Что это значит, Даш?..»

Хотела бы я сама это знать.

Мужчина неожиданно останавливается у лестницы, как будто наткнулся на невидимую преграду, и с таким интересом принимается изучать собственный телефон, что на секунду мелькает сомнение. А, может, он не ко мне? Может, это не он? Не могу же я подойти и спросить… а сам он не торопится этого делать…

Он близко, но его капюшон и ветер, который теребит мои волосы, мешают рассмотреть мне лицо. И я уже молчу про цвет глаз.

А потом случается две вещи одновременно. Мужчина отрывается от своего телефона и устремляет пронзительный взгляд на меня. И в ту же секунду ветер, вдоволь наигравшись со мной, переключается на мужчину, и срывает с его головы капюшон.

Я вижу его лицо.

Нечетко, возможно, придумывая детали, которые рисует воображение и расстояние, которое все еще между нами, но вижу.

Он…

Наверное, меня спасает то, что в последнее время я не жду чудес от реальности. А еще любопытство и интерес, которые, несмотря ни на что, заставляют меня остаться, а не сбежать.

И подталкивают к тому, чтобы самой сделать шаг.

Убедиться.

Проверить.

Узнать хоть немного того, кто долго скрашивал мои вечера своим голосом. Кто был для меня загадочной аватаркой, а теперь открыто предлагает взглянуть на то, что скрывалось за ней.

Он не пытается накинуть вновь капюшон.

Не пытается ко мне подойти, хотя и знает, уверена, знает, что это я. И знает, что я понимаю, кто он.

Но он смотрит так пристально, и так властно, что не оставляет мне выбора.

И я спускаюсь к нему по лестнице.

Останавливаюсь напротив, подбирая какие-то слова, ожидая каких-то слов от него. А пока мы оба храним молчание, мой взгляд начинает скользить по его лицу, которое словно разделено на две половины.

С правой стороны глаз прищурен, возле него залегла сеть морщинок, которые в таком возрасте обычно появляются только при улыбке или же смехе, а эти как будто уже решили обосноваться на постоянной основе. Бровь чуть приподнята, и складывается ощущение, что она же потянула за собой и уголок губ, из-за чего рот выглядит искривленным. А длинная морщина, которая прорезает лоб, словно увидела своих подружек и решила замерзнуть на половине пути.

Такое ощущение, что после прогулки по лабиринту кривых зеркал, отражение решило тоже чуть-чуть прогуляться, да так и осталось. И если мысленно прикрыть рукой то, что чуждо этому лицу, то, что искажает черты, я бы сказала, что передо мной не просто симпатичный мужчина, а видный.

Не красивый, как Костя, не в моем вкусе, но видный.

Несмотря на то, что я сегодня на каблуках, он все равно немного выше меня. Хорошо сложен, хотя из-за свободной одежды трудно понять: он просто не толстый, жилистый или подкачанный благодаря тренировкам. Короткие черные волосы, чуть оттопыренные уши, которые ему даже идут. Худощавое лицо, впалые щеки, легкая небритость, которая не пытается скрыть недостатки, потому, что это все равно не поможет – просто она уместна, и в отличие от болезни, которая так изменила черты, точно на своем месте.

Глаза карие – да. Взгляд спокойный, и не жестокий, не ожесточенный, каким мог бы быть. Жесткий. Пронизывающий. Из-за чего кажется, что мужчина так сосредоточенно рассматривает мое лицо, будто ищет, где бы лучше поставить метку.

Не знаю, откуда такое сравнение, но эта мысль холодит и снова немного пугает. Мне становится неуютно под этим взглядом, запоздало хочется спрятаться, потому что я не различаю оттенков, не понимаю, почему он так смотрит, и так и не придумала, что можно сказать.

Опускаюсь взглядом к рукам мужчины, скольжу по запястьям, переключаюсь на белые розы, которые он так сильно сжимает длинными пальцами, что еще немного – и сломит длинные стебли.

И будто готовясь к этому и оплакивая участь, которая уготована, на асфальт падает лепесток. И уносится ветром, который продлевает его агонию, показывает напоследок, что жизнь прекрасна и удивительна, просто иногда, увы, слишком хрупкая.

– Неврит лицевого нерва, – голос мужчины заставляет перестать следить за лепестком и возвращает мой взгляд к себе. – Паралич Белла.

– Что? – не понимаю, о чем он.

Правда не понимаю, и он усмехается, чтобы я увидела, что след от кривого зеркала глубже, гораздо глубже, чем мне показалась. Оно не только искажает черты, оно дает и завесу, за которой легко найти новую сущность. И этот взгляд, и ухмылка – все это делает мужчину похожим на злого пирата, который думает: не взять ли на борт новую пленницу.

Но стоит моргнуть, откинуть иллюзии, которые лезут в голову, и я снова вижу обыкновенного человека, который устал носить свою маску.

– Не заразное, не наследственное, – между тем продолжает Артем, – есть вероятность, что может пройти, но не такая большая, как мне бы хотелось. Так что рассчитывать на этот шанс не приходится.

– Понятно, – говорю я, немного придя в себя, делаю вдох и, припомнив детали, тоже отчитываюсь. – Ветрянкой переболела в детстве, прививка от оспы есть, частенько подхватываю простуду, так что, наверное, с иммунитетом проблемы. Наследственных заболеваний нет или не выявлены, хотя мне бы хотелось, чтобы правильным был вариант номер один. Но, сам понимаешь, жизнь такая, что на все шансы, которая она раздает, рассчитывать не приходится.

Непроницаемый взгляд карих глаз.

Через секунду – еще одна кривая ухмылка, которая кажется просто зловещей.

И тут же, не дав времени испугаться, знакомый голос:

– Ну, здравствуй, Ромашка.

Глава № 28. Даша

От слов мужчины становится жарко. Или это солнце вдруг решает, что сегодня можно было обойтись только платьем. Не знаю. Но очень хочется стянуть с себя куртку, вдохнуть чуть свободней, и я даже тянусь пальцами, чтобы именно это и сделать, но вдруг замечаю взгляд Артема, направленный на мою грудь.

Наверное, нужно было все же покупать платье на размер больше.

Но если застегнуть куртку – я задохнусь. Если скрестить руки, он подумает, что я испугалась. Нет, чуточку что-то такое действительно есть, но…

Наши взгляды встречаются, и, мне кажется, он мгновенно все понимает.

– Это тебе, – вручает мне розы.

Они очень длинные и тяжелые, потому что их много. Не могу сосчитать – тринадцать-пятнадцать?

Чтобы хоть немного остыть, я делаю пару шагов – просто так, без какой-либо цели. Артем идет рядом, так же не называя пункт назначения и наши дальнейшие планы. Может, сделаем пару кругов вокруг вокзала, помашем друг другу рукой – и разъедемся? Вполне себе вариант. Как раз из моей реальности.

– Нет, прости, – он усмехается, наблюдая за моими попытками пристроить цветы поудобней, и забирает себе, – наверное, лучше отдам их потом.

– Или не отдашь, – улыбаюсь в ответ и поясняю, заметив вопросительный взгляд. – Как на проекте «Холостяк». Если девушка понравилась, холостяк вручает ей розу, если разочаровала – оставляет себе.

Понятия не имею, зачем говорю это. Ясно как белый день, что мужчины такие передачи не смотрят. А сейчас он подумает, что моя единственная мечта – выйти замуж, и…

– Хм, выгодное мероприятие для участника, – комментирует Артем. – Можно и не платить гонорар. Полагаю, к концу проекта у него остается приличный розарий.

– Я тоже об этом думала, – начинаю смеяться.

И обрываю смех, когда замечаю, что теперь взгляд мужчины приклеен к моим губам. Тут же начинает хотеться пить, и кажется, что помада размазалась, и вообще образуется много мыслей, которые мешают, отвлекают, вводят в растерянность.

Зачем я здесь? Такие встречи все равно ни к чему не приводят. И нет той легкости, которая была, когда мы оба были лишь аватарками.

Может быть…

Но прежде чем я успеваю себя накрутить и снова чуточку испугаться, Артем переводит взгляд на мое лицо, чуть прищуривается, а потом, кивнув себе за спину, интересуется:

– Предложишь свои варианты? Куда скажешь – туда и поедем.

За его спиной такое старенькое жигули и с таким избитым дорогой колесом, что мне стоит труда не рассмеяться. На этом мы далеко не уедем. Пожалуй, и сюда Артем добирался с трудом – слышно, как от него пахнет то ли машинным маслом, то ли бензином. Но с таким транспортом даже удивительно, как он вообще умудрился приехать.

И потом, одно дело – общаться по телефону, и думать, что так ты узнаешь человека. А на самом деле он может оказаться другим. Пока я точно знаю, что он не врал на счет того, что любит растоптанные кроссовки. А что еще?..

Практически ничего больше.

Тут же всплывают предупреждения Ольги про маньяков, которые только и думают, как бы заманить к себе наивных, доверчивых девушек воде меня.

– Давай лучше прогуляемся.

Артем осматривается по сторонам, как будто недоумевая, где здесь можно найти место для нашей прогулки. И действительно, вокруг людей становится еще больше, постоянно что-то кричат таксисты, один так вообще, увидев нас, усиленно машет руками, протирает очки и вновь машет, пытаясь зазвать к себе.

Активно так надрывается, а между тем, возле него уже стоят трое, и взгляды у этих пассажиров дружелюбными не назвать.

– Здесь неподалеку есть сквер, – глядя на таксиста, который уже разве что слюной не брызжет, тороплюсь уйти хоть куда-нибудь.

– Хорошо, – соглашается Артем, потом, заметив мой взгляд, оборачивается и просит. – Одну секунду меня подожди.

Он направляется к этому таксисту, о чем-то с ним говорит, а я отвлекаюсь на звонок Ольги, которая не понимает, почему наш разговор прервался так резко и неожиданно.

Поясняю, что гуляю по городу, не могла говорить, и в ближайшее время тоже вряд ли смогу.

– Эх, я бы тоже лучше с тобой прогулялась, – вздыхает подруга.

Я оставляю ее сожаление без комментария, потому что мы обе знаем, что она увлечена подготовкой к завтрашней свадьбе лучшего друга. И, возможно, немного – фотографом, с которым у них, кажется, что-то да складывается.

В любом случае, эту неделю мы с ней не виделись. И мне просто необходимо заполнить себя положительными эмоциями, чтобы они перекрыли те, которые возникнут, когда Ольга начнет пересказывать, как прошла свадьба. А она точно начнет, не сможет сдержаться.

– Извини, – голос Артема заставляет меня обернуться.

– Все, Оль, пока, – поспешно прощаюсь с подругой.

– Даша, кто это? – не желает прощаться она, и в голосе не интерес, а волнение, которое как зараза передается и мне.

– Позвони мне вечером, – прошу ее и добавляю на непредвиденный случай, который тоже всплывает как вариант благодаря ее страхам. – У меня сейчас встреча.

Я нажимаю отбой и разворачиваюсь к Артему.

За время, пока мы идем к скверику, я успеваю узнать, почему в вайбере он подписан как «Артем Ж». Оказывается, это сестра так сократила его фамилию, он пару раз случайно отправил сообщения с таким ником, а потом просто не стал исправлять. Он успевает узнать, когда у меня день рожденья и с кем планирую его отмечать. У меня закрадывается подозрение, что он уже сейчас думает о подарке, потому что вскользь интересуется тем, что мне нравится, что бы я хотела получить от друзей и осматривает уже не конкретные участки моего тела, а меня полностью.

Я узнаю, где расположен тот самый пирс. А он – имя моей подруги и как давно мы знакомы.

Много вопросов. Много ответов. Общаться непривычно, но абсолютно несложно. Так же, как и по телефону, лишь за тем исключением, что сейчас можно увидеть реакцию собеседника, а не придумывать, иногда ошибаясь.

И только спустя минут двадцать, когда мы уже занимаем скамейку и можно чуть отдохнуть, я вновь напрягаюсь от осознания, что я спрашиваю его о простых вещах, не пытаясь залезть к нему внутрь и узнать что-то емкое. А его вопросы словно загоняют меня в ловушку, окружают в попытке узнать круг общения, мой характер, мои интересы и вкусы. И последней каплей, которая заставляет насторожиться, становится вопрос: где именно я живу.

– Я хорошо знаю старый город, – поясняет Артем, – часто бываю там. Может быть, даже не раз проезжал мимо окон.

– Я бы все равно не смогла тебя пригласить на чашечку кофе, – пытаюсь улыбнуться, но не выходит, бросаю взгляд на мужчину, который все еще ожидает ответа, называю одну из улиц в нашем районе и добавляю, чтобы он не думал, что я одна в этом городе. – Я живу… с бабушкой.

К моему облегчению, он эту тему не развивает. Так, следует пара вопросов про возраст и самочувствие. Нет, я уже достаточно хорошо изучила Татьяну Гавриловну, и мой рассказ не вызвал бы подозрений, что бабушка существует – теперь я точно знаю, что значит жить с пожилым человеком. Но вплетать хозяйку квартиры в свой «день без нее» не хочу. Мы обе друг от друга сейчас отдыхаем.

Настроение портится. Маленькая ложь, несущественная, по сути она не имеет значения, и все же…

Неприятно. Противно. Как будто я начинаю плести клубок из интриг, которых и не планирую.

От грустных мыслей, которые кажутся липкими, отвлекает гомон голубей – их, сидя на лавке напротив, кормят сухим батоном мальчишки. Птицы стараются урвать друг у друга, и все же самцы уступают самкам кусочки побольше. А мальчишки смеются и дразнят, и отгоняют воробьев, потому что те кажутся им не такими благородными и красивыми птицами.

Я не сразу понимаю, что мы с Артемом не просто оба молчим – возможно, даже давно. А вместе наблюдаем за этой сценой. Я – с улыбкой. Он – с какой-то грустью, которая отражается в его взгляде.

И только теперь я вдруг понимаю, что он специально сел с правой стороны от меня, чтобы я видела только лучшую сторону, чтобы взгляд мой не спотыкался об изувеченное. А еще до меня доходит, что я почти не смотрю на него. Вопреки его стараниям, не смотрю.

Куда угодно – в сторону, на деревья, которые уже наполняются зеленью, на траву, по которой бродят собаки, на трамваи, на мальчишек, на птиц. Только не на Артема.

Несколько взглядов при встрече – не в счет.

И… только теперь замечаю, что розы лежат между нами. Не потому, что он хочет этой преграды. А потому, что когда он подсел на лавку следом за мной, я подвинулась.

Прикусываю губу, стараясь избавиться от неловкости.

Разворачиваюсь так, чтобы видеть Артема.

И смотрю на него.

Даже когда он оборачивается, чтобы взглянуть на меня, и становится видна другая половина лица, смотрю на него.

И он, словно бросая вызов и проверяя, сколько я выдержу, садится поперек лавки и усмехается, заставляя уголок губ искривиться больше обычного.

– Хочешь, я покажу тебе этот пирс? – неожиданно спрашивает меня.

И я понимаю, чего именно мне и не хватало, чтобы расслабиться – улыбки в знакомом голосе.

Он становится мягче, и словно обволакивает невидимыми бархатными волокнами.

Это именно тот голос, к которому я успела привыкнуть. Именно тот голос, по которому я успела соскучиться.

– Хочешь? – повторяет Артем, внимательно наблюдая за мной.

Он так спрашивает, с каким-то таким огоньком в глазах, что я загораюсь его азартом и начинаю правда хотеть этого – поехать за город, увидеть пирс, на котором нет никого, и где будут только волны моря и мы.

Забываются предостережения Ольги, отголоски пустых страхов уступают место жуткому любопытству. У меня даже пальчики ног поджимаются от какого-то скрытого нетерпения, которое пытается пробиться фонтанчиком.

И в этот момент у меня звонит телефон – навязчиво, громко и долго, заставляя очнуться, вынырнуть из какого-то странного состояния, когда казалось, что я все могу. Могу позволить себе любое безумство, потому что я не одна, а вместе сходить с ума совершенно не страшно.

Достав телефон из кармана куртки, я жму на отбой, но телефон надрывается снова. И снова. Пугая голубей, заставляя перешептываться любопытных мальчишек и оборачиваться случайных прохожих, которые музыку не заказывали, а тут ишь, фифа расселась, еще и с цветами!

– Может, ответишь? – предлагает Артем.

Я смотрю на незнакомые цифры, снова сбиваю звонок, а когда номер перезванивает, все-таки не выдерживаю и отвечаю.

И это становится серьезной ошибкой, потому что я слышу в телефоне мужской голос, который не узнать невозможно.

– Даш, – говорит Костя с каким-то тягостным вздохом, – Даш, я бы хотел увидеть тебя.

Глава № 29. Даша

Мне кажется, у меня немеют не только руки и ноги, но и язык. Я не могу ничего сказать, не могу пошевелиться и не могу нажать на отбой. Пальцы так цепко сжимают телефон, как будто боятся упустить ту тонкую нить, которую неожиданно протянуло прошлое.

Я не могу даже отвернуться, чтобы не чувствовать взгляда Артема. И не могу взглянуть на него, потому что он сразу поймет.

Поймет, что наша встреча – это всего лишь попытка забыться и навязчивое желание поставить точку в личных записях, которые уже сожжены.

– Даша, – настойчиво завет меня Костя.

А я не могу понять, почему слышу его, если для меня его больше нет. Так не бывает. Так не должно быть. Это неправильно.

Я хочу это крикнуть, хочу сказать, хочу хотя бы шепнуть, но все, что мне удается – это дышать.

Ветер не вовремя вспоминает об играх, несется ко мне, взъерошивает мои волосы, скрывая за ними лицо. А я не могу их даже убрать. Так и сижу за этой завесой, глядя на окружающий мир через самодельные «жалюзи», и вдруг отчетливо понимаю, что именно так, с такими эффектами я все видела последние… сколько?.. месяца три… или…

Пытаюсь вспомнить точную дату, когда Костя пропал, и понимаю, что не могу. Не могу. Информация кажется настолько неважной, что память отказывается запускать какой-то там счетчик.

И не знаю, то ли от осознания этого, то ли потому, что Артем протягивает ладони и поправляет мои волосы, с которыми только что порезвился весенний ветер, но мне становится легче.

Я снова слышу звуки, которые меня окружают. Снова могу смотреть на мужчину, который продолжает отводить от лица мои волосы и потому очень близко ко мне. Так близко, что я могу рассмотреть, что у него глаза вовсе не карие, как мне показалось.

Они цвета гречишного меда.

Но прошлое тянет, снова зовет меня, и я отзываюсь, чувствуя, что уже могу ответить ему.

– Извини, – выдавливаю улыбку Артему и встаю со скамьи.

Наверное, это откат. Сначала онемение конечностей, а теперь я не могу ни сидеть, ни просто стоять. И я медленно бреду мимо лабиринта кустарников, пытаясь понять, что от меня хочет мужчина, которому я не нужна.

Он говорит долго, монотонно и путано. Ни одного извинения за то, что не простился – сбежал. Только сентиментальный бред на тему того, что прошлое – это сокровище, и иногда надо его доставать, чтобы им любоваться. И хорошо это делать в приятной компании, совместная ностальгия – это незабываемо, и…

И тут до меня доходит.

Становится так противно, что чувствуется во рту привкус горькой полыни. Но я все еще верю, что накрутила себя, не так поняла, ведь так не бывает, чтобы тот, кто завтра собирается жениться, сегодня захотел переспать с той, которую уже бросил.

– Что это за номер? – перебиваю монотонный голос из прошлого.

– Номер? – я слышу неподдельное удивление, но не знаю, чему он удивляется больше.

Тому, что мне удается вставить хоть слово. Тому, что я перебиваю его наплыв ностальгии. Или тому, что вообще, услышав его, еще могу говорить.

– Номер, с которого ты звонишь, – поясняю, – чей он?

– Мой, – усмехается и добавляет польщенно: – Значит, ты все еще не удалила мои контакты. Я думал: не заметишь разницы. Даша, ты понимаешь, что…

– Он у тебя давно?

– Достаточно, – огрызается, показывая недовольство тому, что наше настроение не совпадает, как он ожидал. – У тебя в телефоне тоже можно вставить несколько карт, ты не знала?

Качаю головой, потом киваю, как будто он может увидеть меня.

Нет, я не знала другого. Того, что пока мы были с ним вместе, он, вероятно, с другого номера уже общался с той, которую выбрал вместо меня. С другого номера или с другого телефона – не важно, не суть. Но для чего-то же он скрывал этот контакт от меня. А теперь решил, что скрывать не имеет смысла – так же, как и невесту, и предстоящую свадьбу.

– Послушай, Даш, так бывает, – его голос снова становится мягче, словно пытаясь задобрить меня. – Но это не значит, что прошлое нужно вычеркивать. Это приятные воспоминания, которые иногда можно даже оживлять. Ты знаешь, мне кажется, нам обоим пойдет на пользу, если мы увидимся, если мы с тобой по-приятельски…

– Трахнемся, – добавляю я, потому что он неожиданно мнется, не в силах придумать синоним.

Я не вижу его лица, но уверена, что он морщится, как будто ему вместо персика кто-то подсунул дольку лимона. Ему нравится, когда девушка нежная, нравится, когда ею легко управлять, и когда она под его ладонями послушна, как глина.

– Зачем же так грубо, – упрекает, но не оспаривает. – И потом, только если ты сама будешь не против. Ты, наверное, просто не понимаешь. Завтра все уже будет совсем по-другому.

– Мне кажется, измена с кольцом или без – все равно выглядит как измена, – говорю ему, и не верю, что мы вообще обсуждаем это как возможный вариант наших действий.

– Любишь ты придираться, – следует новый упрек. – Я просто хотел, чтобы у нас остались друг о друге приятные воспоминания – вот и все. Я мог провести этот вечер с друзьями, как полагается, устроить мальчишник, но я решил провести это время с тобой. Я думал, что тебе это надо.

– Нет, – говорю ему жестко. – Тебя не волнует то, что мне надо. Тебя волнует лишь то, что надо тебе. Ты просто хотел устроить себе мальчишник с доставкой на дом, не так ли?

Я слышу резкий, отрывистый и насмешливый хохот, и образ мужчины, которого я любила, начинает рассыпаться, как сброшенная со стола картинка из маленьких паззлов. Сначала они падают по одному, пугаясь тому, что оторваны от красивого, цельного, а потом начинают осыпаться горстями, да так, что уже не собрать.

– Не хочешь – как хочешь, – говорит Костя, перестав смеяться, но все еще улыбаясь. – Но так, чтобы ты знала – вдруг еще пригодится. Ты – не лучшая партия для постели. Так, перебиться, конечно, можно, но чтобы всерьез и надолго…

– Перебился? – стараюсь, чтобы голос звучал, как обычно, но сомневаюсь, что у меня хоть что-то выходит.

Наверное, я произношу это жалко, потому что Костя снова смягчается. И, наверное, в память хоть о чем-то хорошем примирительно говорит.

– Тебе просто нужно набраться опыта. Тогда мужчины перестанут сбегать. Я бы дал тебе дополнительных пару уроков, но ты отказалась. Потренируйся на ком-то. Пока не научишься, к тебе так и будет тянуть – только до первого секса.

Мне не больно. Ни капельки. Просто мне кажется, что я замерзаю, застываю, каменею, перестаю чувствовать хоть что-нибудь, перестаю понимать, где я, куда иду и с кем говорю.

– До первого секса, – повторяю машинально за ним. – А как же твои слова о любви? Как же планы о том, что мы…

Я не могу произнести это вслух, потому что очевидно – планы о том, что у нас будет свадьба, уже нереальны.

– Что-то такое действительно было, – соглашается Костя с мучительным вздохом. – И до сих пор что-то есть. Мне не все равно, что с тобой происходит. Какие-то выдумки про то, что ты нашла богатого мужика!.. Я как услышал…

Я не спрашиваю, откуда у него новости из моей личной жизни. Единственный человек, при котором я упоминала Артема – это наш общий друг, один на двоих. А подробности на счет состояния мужчины вполне могут быть уже собственной фантазией Кости. Он настолько зациклен на улучшении благополучия, что наделяет этим стремлением и других.

Наверное, он бы снова смеялся, если бы увидел, что мужчина, с которым я встречаюсь – самый обыкновенный.

– У нас большой, но маленький город, – продолжает повествование Костя, – у нас много общих знакомых, и если бы у тебя кто-то действительно был, я бы знал. Подумал, что это от недотраха, вот и решил…

– Спасибо, – выдавливаю из обожженной правдой души. – Но не надо больше решать за меня. У тебя это получается скверно.

– Нет, конечно, если ты мне покажешь его… – усмехается Костя, в полной уверенности, что я тут же назначу встречу, чтобы предъявить ему доказательства, или стушуюсь, потому что их нет.

– Не покажу, – говорю своему прошлому. – Потому что тебя для меня больше нет.

Я слышу, как Костя что-то бормочет, кажется, спорит, но пусть. Теперь уже пусть.

Заношу в черный список два его номера, разворачиваюсь и ищу взглядом мужчину, от которого я ушла так далеко и надолго.

Ищу, но… его уже нет.

На лавочке только белый букет.

Самый огромный букет из всех, которые мне когда-либо дарили мужчины.

Глава № 30. Артем

Не помню, когда я в последний раз вот так вот сидел на лавке. Мимо проходят любопытные прохожие, вокруг кустов с громким гавканьем носятся собаки, готовые к случке, напротив сидят мальчишки, которые кормят голубей, но то и дело посматривают на меня и перешептываются, решая, в какой аварии меня так перекосило.

Но все это не имеет значения. Потому что рядом со мной Ромашка. И самое главное – кажется, для нее не имеет значения моя внешность.

Заметив ее пристальный взгляд, я намеренно сажусь так, чтобы она видела мое лицо полностью. Она очень долго предпочитала смотреть куда угодно, только не на меня, и теперь, когда у нее неожиданно просыпается интерес, я хочу, чтобы она рассмотрела меня еще раз, вблизи.

Не опускает взгляд, скользит по лицу, и не морщится, не дергает непроизвольно бровями, не прищуривается в тщетной попытке увидеть как можно меньше, спрятаться от реальности за ресницами.

Она изучает меня, и я терпеливо жду, когда вновь окунусь в малахитовую зелень осени, которая рядом, несмотря на весну.

Осень. Она – именно осень, я даже чувствую горький запах трав, из которых она соткана. Вижу ливень внутри нее, готовый пролиться из собранных туч, ощущаю в мыслях легкий туман, по которому она любит блуждать, не задумываясь: найдет ли выход обратно.

И ветер, который к ней рвется, пытаясь показать, что они знакомы и давно общаются налегке, тому лишнее подтверждение. Он пытается спрятать ее за пшеничной завесой, но я не хочу упускать ее взгляд.

Отвожу от ее лица длинные волосы, пропускаю их через пальцы, любуясь солнечным светом, который так же хочет затеряться в них, как и я. Она не видит, не понимает, что со мной происходит – смущается, тихонько вздыхает, когда мои пальцы случайно скользят по ее вискам.

Пусть думает, что случайно.

Пусть думает что угодно – только продолжает смотреть вот так, как смотрит сейчас.

Глаза в глаза.

Неразрывно.

Прикусывая губу от неловкости, и все равно позволяя к себе прикасаться.

Смотрит доверчиво, немного наивно и отстраненно, не подозревая, что все уже решено. Это лишь первая степень близости, начальный этап того, чего я хочу и к чему постараюсь ее привести.

Мне хочется не просто смотреть на нее, мне хочется сжать ее, притянуть к себе, заставить ее на мне ерзать и не прикусывать губы, а открывать для меня. Ее пухлый рот рисует в моей голове картины, как этот рот лучше использовать, и я хочу сразу все.

Хочу слышать громкие стоны, хочу слышать, как она умоляет, хочу слышать молчание, где самое громкое – только вдох или выдох, потому что я хочу всадить в этот рот не только язык.

А еще я хочу, чтобы ее каблуки упирались не в старый, затертый асфальт, который все равно этого не оценит, а в мою спину и ягодицы. Хочу принять эту боль от нее, чтобы вбиваться в нее без опаски, чтобы мы были в расчете, и чтобы позволить ее ногтям исполосовать мою спину, когда она перестанет носить эту маску «хорошей, правильной девочки». Она просто не сможет ее удержать, потому что вцепится за меня.

Хочу увидеть ее подо мной – доступную, открытую, ждущую, раздвигающую колени при моем приближении, чтобы предложить мне попробовать свой осенний коктейль. Слизать его, заставить заиграть пряными нотками, а потом прикоснуться губами к губам и передать этот вкус.

И крутится еще одна блядская мысль – лучше бы она действительно искала себе просто спонсора. Потому что, глядя в эти глаза, у меня сносит крышу от понимания, что в ближайшее время мне будет позволено только дрочить, представляя вместо собственных пальцев – ее.

Ромашка так близко, что, кажется, если протянуть руку – можно потрогать хрупкие лепестки. Заставить их привыкнуть к этим прикосновениям, приучить к тому, что ранимое хорошо контактирует с жестким. Но цветок вырывают из рук. И, кажется, именно тот, кто уже делал больно, потому что, услышав голос того, кто звонит, Даша бледнеет и с такой силой сжимает свой телефон, будто от этого зависит как минимум жизнь.

Я слышу голос мужчины, который ее называет по имени, и который пытается пробиться сюда, стать третьим на нашей сегодняшней встрече. Вижу, как она прячет взгляд, сомневается, а потом поднимается и уходит, послушная кукловоду, к которому я не могу дотянуться.

Она уходит все дальше, я уже больше не слышу звука ее шагов, но по вискам словно бьют молоточки. Не знаю, что ее тянет к тому, кто ей позвонил, но это причиняет ей боль – у нее совсем другая походка, она будто не помнит, не умеет ходить на каблуках, которые сама же и выбрала. Часто останавливается, силясь то ли прекратить этот разговор, то ли обернуться. Иногда ускоряется, нервничая или желая куда-то бежать.

Я слежу за ней сквозь дым сигареты, а потом поднимаюсь, устав ждать впустую, устав тупо сидеть.

Есть шанс, что она вернется не для «прости и прощай» – не все считают уместным хоть что-нибудь говорить, уходя навсегда. Но, возможно, она придет за цветами.

И если да, я не хочу, чтобы она была в таком заторможенном состоянии, не хочу, чтобы думала о другом. Не хочу, чтобы думала, что вообще я ей позволю уйти, не сделав ни единой попытки.

Я подкупаю двух следопытов, которые присмотрят за цветами и Дашей вместо меня. Отлучаюсь всего на пару минут, думая, что успею до ее возвращения, но, приближаясь к скамейке, понимаю, что опоздал.

Ромашка уже вернулась, и в каком-то разобранном состоянии. Она не просто сидит на лавке, наверняка думая, что меня уже нет. Она так отчаянно прижимает к себе цветы, словно они без шипов, и это подушка.

Мне остается сделать всего пару шагов, когда двое мальчишек, выбросив остатки крошек для голубей, со всех ног несутся ко мне.

– Мы все сделали, как вы сказали! – отчитывается один, едва не захлебываясь словами, так спешит получить на руки деньги. – Но она никуда из сквера не уходила, так что за номером маршрутки следить не пришлось!

– А это считается? Нам даже не пришлось отгонять никого от цветов и не пришлось ее уговаривать подождать, – немного понуро отчитывается второй сорванец и с надеждой интересуется: – Это ничего, что она осталась сама?

– Ничего, – успокаиваю ребят, отдаю им оклад за бдительность, как договаривались, и пока они уносятся со счастливыми визгами, приближаюсь к скамье, на которой оставил свой личный цветок.

Даша не оборачивается. Как будто не слышит, не хочет слышать и видеть того, что ее окружает.

Мне хочется прикоснуться к ее спине, чтобы убрать это напряжение, чтобы она снова расслабилась, но я опасаюсь ее испугать. Поэтому отхожу в сторону и приближаюсь по дорожке, чтобы она заметила меня первой.

Не смотрит.

Взгляд – на цветы.

– Не успела соскучиться? – я намеренно не упоминаю про телефонный звонок, потому что вижу, что он принес одну херь.

Она заметно вздрагивает, хотя я специально говорю негромко и с улыбкой. Поднимает взгляд на меня, и мне хочется не просто достать кукловода, а медленно его задушить. Только последний ублюдок мог из теплой, солнечной осени сделать холодную, колючую зиму.

Она не отвечает, пожимает плечами. Но взгляд вполне неплохо говорит за нее. Возможно, даже более искренне, чем это сделали бы слова.

В ее глазах нет радости от моего возвращения. Лишь толика облегчения, капля растерянности, нота неловкости и целый грамм интереса. Но даже если отталкиваться от того, что имеем, высока доля вероятности, что это свидание не станет последним только из-за того, что этого хочу я.

Молча сажусь рядом с ней, ближе, чем раньше, вплотную, потому что цветы она держит в руках. И Даша не отодвигается, не дергается, не пытается отдалиться – с интересом следит за тем, как я разламываю купленный батон на две части, а потом одну часть передаю ей.

– Угощаешь? – улыбается, наблюдая за тем, как ко мне уже начинают слетаться первые голуби.

– Предполагалось, что мы угостим птиц, – мельчу батон, чтобы пернатым было удобней. – Тебе я бы все-таки предложил съездить в какой-нибудь ресторан.

Я вижу, как ее плечи вздрагивают, но не сразу понимаю, что она пытается не рассмеяться. Может быть, чтобы подавить этот смех, она отламывает кусок от батона, но бросает его не птицам, а себе в рот.

– Так, – говорю я, принимаясь крошить свою часть батона активней. – С рестораном надо поторопиться.

И мне приходится стучать по спине Даши, потому что она неожиданно давится. То ли смехом, то ли батоном, хрен разберешь, когда ее не просто трусит, а сотрясает в моих руках, как маленький вулкан, который решил вдруг проснуться.

– П-прости… – выдавливает она, успокоившись, делает несколько глубоких вдохов, а потом сознается. – Прости, я просто поняла, что это была твоя машина. Не хочу тебя как-то обидеть, но тебе бы еще благополучно домой вернуться на ней.

Не понимаю, к чему она. За чем, за чем, а за своей машиной я слежу так же четко, как за котом.

– Мне кажется, – говорит она доверительно, – у заднего колеса небольшая проблема. Может, тебе еще самому на маршрутке возвращаться придется. Отсюда к тебе что-нибудь ходит?

Пока я пытаюсь представить идиота, решившего поиграть с тем, за что вряд ли расплатится, Даша отламывает еще один кусок от батона и снова его активно жует.

– Эй-эй! – возмущаюсь я деланно. – Посмотри, в каком шоке голуби! А к ним же еще и воробьи прилетели. Те самые, которых мальчишки от себя отгоняли!

И кто бы знал, чего мне стоит изображать эту строгость, когда я вижу, что Даша опять расслабляется, кладет цветы с другой стороны от себя, не пытаясь впихнуть между нами преграду, разворачивается ко мне и улыбается так, словно смотрит на что-то прекрасное.

По-моему, зима медленно отступает, понимая, что немного поторопилась.

Глава № 31. Артем

Всегда не любил резкую смену времени года, но, пожалуй, впервые ощущаю это так остро.

Вот стужа делает шаг назад, позволяя уловить теплый ветер и вкусить дух весны, а вот снова заявляет свои права и врывается так резко, что трудно сдержать разочарование и протест.

Покормив голубей, Даша спохватывается, выдает что-то про то, что ей пора, и отвергает любые попытки продлить свидание в ресторане или ее подвезти. Такси горячо отметает, хотя, думаю, догадывается, что я бы не разрешил ей платить. Единственное, что она позволяет – это проводить ее до трамвая. Да и то настолько спешит в него сесть, что я сомневаюсь: видела ли она номер маршрута.

Мы не обмениваемся обещанием созвониться или встретиться завтра. Даша отдаляется так стремительно, словно как раз и боится хоть что-то такое услышать.

И это какие-то долбанные ощущения – стоять по ту сторону грязного стекла городского транспорта, видеть, как девушке, которая едва держит огромный букет, не только не уступают место, а будто пытаются задеть посильнее. Или ее, или цветы – что получится.

Просто потому, что она выделяется и не заметить ее невозможно.

Мне хочется ворваться в салон, растолкать мужиков, которые притворяются инвалидами, чтобы сидеть на первых местах, но я могу только стоять и ждать, когда трамвай наконец-то отъедет.

Даша не смотрит в мою сторону, как обычно случается у тех, кто расстается, чтобы еще раз увидеться. И намеренно или нет, но еще до толкучки, которая образуется в трамвае, становится так, что ее фигура скрывается от меня полностью. А потом уезжает, под скрежет колес, который сверлит мне мозг.

Потому что это что-то за гранью моего понимания, за гранью моей реальности, и потому, что я, блядь, не понимаю, что сейчас происходит.

Подойдя к машине, я вспоминаю слова Даши и внимательно рассматриваю колеса – на всякий случай, и передние тоже. Не знаю, что ей здесь померещилось, но у меня никаких замечаний нет.

И только уже отъезжая и сигналя старому «Жигуленку», решившему смело перекрыть мне дорогу, до меня вдруг доходит.

Даша видела, как я отходил к мужику, который, стоя у «жигули», подавал мне какие-то знаки. Но так как говорила по телефону с подругой, не обратила внимания, что за «жигули», у которого действительно проблема с колесами, стояла темно-серая бэха, которую я отгонял.

Теперь понятно, почему она так мужественно пыталась не рассмеяться. И любопытно, какой будет реакция, когда она увидит мое «BMW» – полагаю, прокатиться уже не откажется.

И хорошо бы – оставила привычку от меня ускользать.

Самое сложное – вырваться из пробки, которая, сколько я помню, в этом районе всегда. Это тот самый пример, который заставляет поверить, что вечность все-таки существует.

Стоя в потоке других машин, я успеваю отправить Даше сообщение с просьбой написать, когда она будет дома. Успеваю получить от нее ответное сообщение – лаконичное, короткое, без единого смайлика, которых девушки обычно любят юзать даже без малейшего повода.

Так же я успеваю закинуть вопрос, который предполагает только вариант сказать «да».

«Завтра – пирс или все-таки ресторан?»

И успеваю вдоволь налюбоваться экраном с прочитанным сообщением, где ответного нет.

Но словно в компенсацию за мои нервы, автомобильная пробка начинает рассасываться, и через полтора часа я все-таки подъезжаю к дому. Привычно отодвигаю кота от порога и глажу усатую морду, разочарованно рассматривающую мои пустые ладони.

– У тебя все есть, – сообщаю ему.

Кот громко чихает и тут же усиленно машет мордой, будто понимая, что согласно примете, только что согласился с моим заявлением. В доказательство иду за его кормом и подсыпаю еще немного. Немного, потому что миска кота не пустая. Барс делает одолжение, вяло жует и с глазами, полными разочарования, наблюдает за тем, как я наливаю в стакан себе коньяка.

– Обойдешься, – многозначительно киваю на миску с водой.

Кот смотрит настойчиво, начинает скрести лапой пол, явно раздумывая запрыгнуть на стол, чтобы поближе к бокалу, но не желая нести ответственность за свои действия.

– Для потенции вредно, – поясняю ему.

И хмыкаю, когда кот, подумав, разворачивается и улепетывает, помахивая хвостом. Ну да, куда ему пить? У него в планах выводок новых котят. А мне хоть упейся – без разницы.

Но на втором глотке коньяка ко мне заходит еще один зритель.

– И где ты был? – строго интересуется Катерина, приближается ко мне, целует в щеку и морщит хорошенький носик.

Отодвигается, потом снова меня обнимает и недоуменно отталкивает.

– Такое чувство, что ты только что из мастерской, – делает вывод, – но я туда заезжала днем, и мне сказали, что ты поспешно уехал. Не скажешь – куда?

Я салютую бокалом, дразня ее любопытство, но она щурится, и что-то замечает во взгляде.

– Да ну… – не может поверить. – Что, правда? Неужели встречался с ромашкой?

Осматривает меня, качает головой, трет нос и не выдерживает.

– Тебя не было часов пять, – медленно произносит она, обдумывая вывод, который напрашивается. – Значит, свидание состоялось. Но если она не сбежала, когда увидела тебя в этом… и услышала, как и я, отчетливый запах бензина…

Она вздыхает, отбирает у меня стакан, делает крупный глоток коньяка, откашливается с непривычки и жалобно мямлит:

– Она уже просила у тебя денег? Вернее не так – сколько ты ей уже дал?

И совершенно теряется, когда слышит мой хохот.

– Много, да? – приближается ко мне, и несмотря на запах, который ей неприятен, обнимает, вздыхает в толстовку и горячо говорит: – Ух… Я бы за тебя оборвала ей все лепестки!

Приходится пояснять сердобольному Шерлоку Холмсу, что свидание было, но денег никто не просил. Я даже рассказываю про «жигули» и про то, что Даша была уверена, что эта колымага – моя машина, и переживала, хоть бы я сам благополучно доехал.

– Это может быть продуманный ход, – неуверенно бормочет сестра, – чтобы ты подумал, что ей от тебя ничего не нужно и дал больше, чем она попросила.

Отметаю эти доводы – жестко, беспрекословно. И Катерина вскоре выбрасывает тревожные мысли, что меня хотят развести и принимает другую сторону. Да, говорит она, ромашке могло снести от меня голову – причем настолько, что было все равно на прикид и все остальное. Просто потому, что я – самый лучший, и иначе никак!

Усмехаюсь, обнимаю ее, и, чтобы не взбивать новую пену волнений, молчу, что я бы дал денег Даше, если бы она попросила.

Когда знаешь, чего человек хочет – проще. Ты либо даешь это и принимаешь, выдвигая свои условия, либо ставишь на место.

А так…

Я стараюсь отбросить мысли, что даже думая, что у меня херня, а не машина, и сомневаясь, смогу ли на ней добраться домой, она не позвонила, чтобы поинтересоваться: удалось мне это или все-таки нет. И так и не ответила на сообщение, где я спрашиваю, куда бы она хотела отправиться со мной завтра.

И как понять, чего она хочет?

И главное – как это дать?

По ходу, цветы стоят тех денег, которые за них просят. Не так-то просто за ними ухаживать.

Но в отличие от рыбалки, которой увлечен мой отец, уход за некоторыми «цветами» вызывает у меня не только интерес, но и небывалый азарт.

Глава № 32. Артем

Друзья приглашают посидеть в баре, но я съезжаю на то, что у меня уже наметились интересные планы. Сменив одежду и, наконец, приняв душ, прихватываю бутылку коньяка и ухожу в комнату.

Долго в сети искать не приходится – мне без разницы, какой сезон и какая серия шоу, просто хочется понять, что в нем может привлечь настолько, чтобы упоминать на свидании.

Меня хватает минут на сорок. А потом накатывает такая сонливость, что даже лень обновить в стакане коньяк. С трудом держу открытыми глаза и слежу на экране за тем, как один делает вид, что выбирает себе супругу, а другие – что они ему верят. Хотя, мне кажется, всем очевидно, что и главному герою, и участницам нужен только пиар.

Слушаю чушь, которую несут якобы влюбленные девушки, и почти в каждой вижу потерянную сестру-близнеца Лины. Те же неискренние слова, те же признания, те же наигранные ожидания чего-то серьезного и внеземного, театральные паузы, пустые истерики, выяснение отношений. Но с Линой понятно. А что касается этих, пытаюсь прикинуть: сколько им заплатили?

К концу серии у меня, вероятно, слипаются глаза, потому что мерещится, что я что-то ищу среди большой кипы долларов, а потом слышу, как одна гора денег вздрагивает и из нее раздается радостный визг.

– Ой, ну надо же! – с трудом открыв глаза, пытаюсь сообразить, что в моей комнате и, главное, в обнимку с подушкой, делает Катерина.

Между тем, она, не глядя на меня – все внимание на экран, усаживается поудобней, издает еще один удивленный возглас и принимается с интересом смотреть проект про одинокого холостяка, которого со всех сторон атакуют женщины разной степени тюнинга.

– А я эту серию пропустила! – сетует сестра. – Хорошо, что ты напомнил. Надо же, как интересно… А как ты думаешь…

Что именно она спрашивает, понятия не имею, так как мой мозг напрочь отказывается думать на эту тему и нокаутом отправляет меня в сонное царство. Но ничего не проходит бесследно: всю ночь мне снится, что я брожу по развалинам, ищу какой-то цветок и прошу его: «Отзовись! Покажи мне, где ты!»

Возможно, я кричу и в реальности, сквозь сон, потому что на мой крик отзываются. Только ко мне является не безобидный цветок, а кот, которому просто жизненно необходимо почесаться усами о мои щеки и надвить лапой на рот.

От взбучки Барса спасает лишь то, что мой телефон пиликает сообщением в вайбере.

Отодвинув от себя наглую морду, упрямо не признающую воскресенье выходным днем, тянусь за телефоном и не без удивления читаю послание от Ромашки:

«Привет. Если ты вчера удачно добрался домой, и готов повторить этот подвиг, давай увидимся в час?»

Вместо ресторана или пирса, как я предлагал, она пишет название одного из пляжных районов города. И, несмотря на вопросительный знак в конце, это, как и в прошлый раз, ультиматум.

Но так как ультиматум совпадает с моими интересами, я его принимаю.

На этот раз я уже четко знаю, с кем у меня встреча и, главное, чего я от этой встречи хочу. Поэтому ни мой внешний вид, ни запах одеколона не вызывают у сестры неприятия.

– Я бы в тебя влюбилась, – говорит она, осмотрев меня перед выходом, хитро прищуривается и интересуется. – Кстати, она еще не влюбилась? О чем думает эта ромашка?

Хотел бы я и сам это знать.

Для меня Даша, как закрытая на ключ книга, которая сама время от времени приоткрывается, чтобы можно было лишь рассмотреть: содержание есть. Можно выбрать другую – их много, доступней и даже с обложками покрасивей. Но по острому желанию открыть конкретную «книгу», начинаю подозревать, что там скрыты те тайные знания, и то содержание, за которыми я довольно долго охотился.

Причем, долго настолько, что и сам забыл, что ищу.

Не полагаясь на случай, цветы покупаю в магазинчике возле нашей компании. Продавщица – незнакомая молодая девушка, которую я ни разу не видел, но, собирая букет, награждает меня таким взглядом, как будто я ее предал.

– Упаковать? – интересуется мрачным тоном.

– Добавьте только ленту внизу, – киваю на разноцветные мотки за спиной девушки, – изумрудную.

– Цветы будут колоть вам ладони, – насупливается продавщица.

– Ничего, – сдерживаю улыбку, чтобы не напугать, – потерплю.

Не люблю целлофан – он словно душит прекрасное, закрывает доступ к нему. А мне хочется, чтобы цветы вольно дышали, и чтобы были открыты хотя бы для взгляда.

Интересно, в чем будет сегодня Ромашка? В таком же платье, которое пытается приподняться от каждого дуновения ветра, но лишь дразнит, заставляя смотреть на стройные ноги? Ноги, которые хочется видеть разведенными у себя на плечах, и чтобы единственной тканью, которая их прикрывает – были чулки. А согреться помогут мои руки и губы. Или выберет джинсы – закроется, попытается спрятаться, не подозревая, что только усилит желание снять преграду пожестче, заставить ее открыться, вольно дышать без всего, что мешает.

– Повезло ей, – голос продавщицы вырывает меня из грез, в которые я окунулся.

Пока это только грезы, потому что вряд ли Даша позволит хоть что-то на этом свидании. Не говоря уже о том, чтобы воплотить мои фантазии в жизнь.

Но хотя бы сегодня она будет со мной, а не с тем кукловодом, который хотел ее увести.

– У вас что-то случилось? – замечаю пристальный и какой-то расстроенный взгляд продавщицы.

– Ничего, – признает она, усиленно покраснев. – Ничего не случается, в том-то и дело.

Не имея понятия, как поднять настроение незнакомому человеку, оставляю приличные чаевые. И не собираюсь разбираться, почему вместо радости она громко вздыхает и печалится пуще прежнего.

И только когда выхожу из магазина, замечаю из окна печальный взгляд продавщицы, но направленный не на меня, а на бэху. Теперь понятно. И мне даже нравится, что все четко и ясно.

А Даша – это загадка, причем настолько закрученная, что, кажется, если дать неверный ответ, она взорвется, как зашифрованный сейф. То пропадает, то пишет сама, то идет на свидание, то отвечает другому.

Воспоминания о мужчине, который звонил ей вчера, заставляют сильнее сжимать руль и гнать машину там, где возможно. В этом пляжном районе довольно обширная пешеходная зона, так что приходится оставить бэху на парковке. Цветы решаю тоже оставить в машине, потому что не припомню, есть ли здесь лавки, а ходить с букетом не очень удобно.

Не прикоснешься, не возьмешь за руку, не обнимешь, да и просто не сможешь расслабиться, а мне хочется именно этого.

И прикоснуться, и взять за руку, и обнять, и заставить Дашу расслабиться. Мне хочется с ней всего, что она мне позволит и что я смогу урвать сам.

Я приезжаю раньше минут на пятнадцать, но замечаю, что Даша уже на условленном месте. Вот только смотрит не на дорожку, по которой я к ней подхожу, а вдаль, как будто даже через каменные стены громоздких аттракционов видит море, которое ее манит.

Снова что-то манит ее. Что-то другое. Не я.

И пока она не видит меня, я замедляю шаг и рассматриваю ее – прямо, внимательно и столько, сколько хочу.

Она не стройная, как мне показалось вчера, а какая-то хрупкая. Кажется, дунь ветер сильнее – и оторвет ее от земли, закружит, унесет за собой. Сегодня очень тепло, солнце вообще решило, что надо готовиться к лету, и нещадно греет макушку, но Даша выглядит так, будто мерзнет.

Руки не просто скрещены. Она обнимает себя, нервно поглаживая пальцами плечи. Да и платье на ней не такое легкое и воздушное, как вчера. Оно обтягивает ее фигуру, демонстрируя благодаря приталенной и распахнутой куртке – и талию, и грудь, которая снова вызывает желание проверить ее на упругость, заставить соски возбудиться от моей жесткой ладони.

А ноги…

Бля…

Мне практически больно от того, что я все еще не могу закинуть их на свои плечи.

Я даю себе пару минут на то, чтобы успокоиться. Но чем дольше я наблюдаю за Дашей, тем сильнее мне начинает казаться, что она в шаге от того, чтобы убежать.

– Привет, – приближаюсь к ней, и встречаю растерянный взгляд.

Как будто она понятия не имеет, как здесь оказалась и кто я. Но через секунду в зеленых глазах появляется узнавание, а на искусанных губах с легким тоном блеска – улыбка.

– Привет, – выдыхает.

И еще до того, как я успеваю спросить о наших дальнейших планах, она начинает медленно идти по дорожке в сторону моря. Она не смотрит по сторонам, не оглядывается элементарно, чтобы проверить – иду ли я следом. Словно, как и вечера, подчиняется невидимым нитям, которые ее к себе тянут.

А потом неожиданно оборачивается, смотрит прямо в глаза и неловко интересуется:

– Тебе приходится далеко добираться, да?

И это вряд ли выглядит как забота. Скорее – как попытка избавиться от меня, найдя причину, которая нас обоих устроит.

Глава № 33. Артем

Пользуясь тем, что ветер выбил из ее строгой прически длинную прядь, я заправляю ее за ухо, и прежде чем она успевает догадаться о том, что я хочу сделать дальше, обнимаю ладонями ее лицо.

Ее глаза распахиваются, губы приоткрываются, пытаясь сдержать изумленный выдох, потому что я делаю шаг, становясь к ней вплотную.

– Не имеет значения, как далеко добираться, – говорю почти по слогам, чтобы она поняла, и мы могли закрыть эту тему, – когда знаешь, ради чего это делаешь.

Пытается улыбнуться, быть может, ищет какую-то шутку, чтобы разрядить обстановку, потому что воздух вокруг нас не просто сгущается, а становится плотным и почти осязаемым.

Делает вдох, настолько глубокий, что ее грудь мимо воли соприкасается с моим телом. Пытается шагнуть назад, отойти, но не может – потому что я не собираюсь ее отпускать.

Не хочу, чтобы она ушла к тому, кто, возможно, и в мыслях, но далеко. А значит, не хочет ее так сильно, что невозможно выбрать – обнять, сломать или поддаться этой наивности взгляда и прижать к себе, отогреть.

– Поняла, – звучит едва слышно признание, которое снова включает у меня тормоза.

Я отпускаю ее лицо, позволяю шагнуть назад и тут же беру ее за руку, переплетя наши пальцы.

Легкое сопротивление, какая-то борьба теней в зеленых глазах, но она уступает.

И кажется, наконец начинает оттаивать, согреваться. По крайней мере, ее ладонь расслабляется, и Даша охотно поддерживает разговор ни о чем.

Впрочем, это для нее ни о чем, возможно, потому она так открыта. Но я успеваю узнать, что снимки Щавеля – это действительно случай. Сам Щавель не имеет к ней никакого отношения, а вот к подруге – вполне может быть.

– Ты знаешь, – делится она, – я бы хотела, чтобы у Ольги все получилось. У нее давно не было серьезных отношений, а сейчас она словно летает.

Зная Макса, сомневаюсь, что этот полет продлится достаточно долго. Но не скажу, что переживаю за девушку, которую даже не знаю. Меня так и тянет спросить: а когда были серьезные отношения у Ромашки, и что она чувствует рядом со мной.

Пока мне кажется, что это мало напоминает полет. Скорее, вальс, да и то, когда двое напрочь не слышат музыки и пытаются угадать, как двигаться дальше. Иногда соприкасаются, иногда наступают друг другу на ноги, и все, что объединяет их в этом танце – переплетенные руки.

– А как твоя бабушка? – задаю нейтральный вопрос. – Ей понравились твои фотографии.

– Бабушка? – задумчиво переспрашивает, пытается вырвать ладонь из моей, словно вновь вспоминает, что хотела сбежать, но когда понимает, что и эта попытка проваливается, прячется за ресницами. – Нет, не видела. Думаю, это не входит в круг ее интересов.

И тут же, не давая возможности развить эту тему, начинает говорить о подруге, о каких-то знакомых, которых даже не называет по именам, о временах года, о самом замечательном городе – нашем.

Она говорит о чем угодно, чуть смущаясь, отвечает и на вопросы, которые касаются ее предпочтений. Не любит двух важных тем – всего, что касается ее семьи и работы.

А еще она не решается спрашивать. Или ей просто не интересно узнать что-нибудь обо мне. Возможно, рассчитывает, что мы ограничимся этой стадией – два незнакомца, которые ищут точки соприкосновения. И так и тянет прижать ее и шепнуть на ухо, чтобы слышала только она, никто больше: «Нет, милая, точек соприкосновения будет больше, и они будут гораздо глубже, чем ты пока готова представить».

Даша не смотрит в сторону многочисленных кафешек, зазывающих в свои уютные гнезда, и только посмеивается, когда я пытаюсь ее туда завести.

– Ты голодный? – спохватывается на третьем отказе зайти внутрь заведения.

А я не знаю, что ей ответить. Просто смотрю на ее губы, на которых медленно тает улыбка от понимания, осознания того, что выдает мой пристальный взгляд.

Она смотрит на меня без отвращения – я это отчетливо вижу. Ее не отталкивает мое лицо, ей определенно нравится слышать мой голос, но ее не тянет ко мне. Нет искры, и на все попытки ее зажечь она только тлеет, но не горит.

Более того, у меня стойкое ощущение, что она упрямо гасит в себе все, что имеет хоть маленький шанс однажды воспламениться.

Рано. С другими бывало и проще, и гораздо быстрее. Но с ней – слишком рано.

Я все отчетливо понимаю, но когда мы подходим к морю, и она прикрывает ресницы и жадно втягивает в себя морской воздух, становлюсь позади нее, чтобы она могла опереться, чтобы ее не качнуло, когда откроет глаза – и обнимаю ее.

И пальцы снова переплетаются.

Но уже только мои.

На ее животе.

И, следя за тем, как парит в небе чайка, я отчетливо слышу, как бьется сердце Ромашки. Так же, как у маленькой испуганной пташки, которая обдумывает: удариться о воду или позволить ветру нести себя дальше.

«Пожалуйста, – прошу про себя не понятно кого, – пожалуйста, позволь себе полетать».

Глава № 34. Даша

Я чувствую, как на моей талии сжимаются пальцы Артема, и мне становится просто невыносимо.

Невыносимо стоять, невыносимо дышать, невыносимо и дальше притворяться, что все хорошо и давать надежду на то, что у нас с ним что-то получится.

Я хочу обернуться к нему, сказать ему это, и не могу.

Мне так плохо, что голос не слушается, да и сама я как эта чайка, которая парит в небесах – вроде бы и есть крылья, вроде бы и есть воля, а все равно она повинуется ветру.

Так и со мной.

Я знаю, что надо двигаться дальше. Я хочу двигаться дальше. Но продолжаю вязнуть в прошлом, которое вроде бы и отпустило, но оставило на подошвах липкую массу, которая тянет обратно.

Я пыталась, я правда пыталась…

И мне даже казалось, что у меня получается вырваться, освободиться, снова начать дышать полной грудью.

Но вчера я отчетливо поняла, что если не уйду, если не оставлю Артема сейчас же, развалюсь у него на глазах. И он увидит все то, что я спрятала, все, что я скрыла – и то, что у меня никакой бабушки нет, и то, что у меня вообще ничего не имеется, кроме пут, которыми обмотали, и забыли освободить, уходя. И то, что я пустая внутри. Ничего не чувствую, не могу, не умею.

Да и зачем? Зачем что-то чувствовать и сближаться, если все это приведет к единственной точке – постели. И станет холодно уже не только мне – нам обоим.

Но я слабая. Не смогла выдержать сегодняшний день в одиночестве, не смогла остаться в том ужасе реальности, которая окружает меня, и потянула его за собой. Назначила встречу, приехала и не сбежала, хотя собиралась, был момент просветления…

И я тяну время сейчас, не могу отпустить его, не нахожу в себе силы для этого. Потому что мне слишком нравится тот покой, которым он окружает меня, словно пытаясь отгородить от этой реальности.

Где-то там, за пределами его рук, в самом разгаре свадьба, на которой танцует и кричит тосты моя подруга. Где-то там, за пределами этих горячих ладоней, невеста целует уже не жениха, а супруга. Где-то там рекой льется не только шампанское, но и счастье, надежда и вера, а я…

Я знаю, что мужчина, который стоит у меня за спиной, который предлагает на себя опереться и закрывает меня не только от ветра, но и взглядов случайных прохожих, достоин того, чтобы знать. Достоин того, чтобы тоже искать свое счастье. И встретить ту, которая сможет ему это дать вместо моей пустоты.

Знаю.

Все понимаю.

Но цепляюсь за эти минуты и жадно втягиваю в себя аромат холодного одеколона, которым он так же окружает меня, остужая, пытаясь выветрить эти мысли, пытаясь оставить меня рядом с собой. И осторожно, так что он наверняка даже не чувствует, касаюсь пальцами его ладоней, позволяю себе будто случайно качнуться назад и стать к нему еще чуточку ближе.

И слушаю вместе с ним тишину.

Тишину между нами. Настолько уютную и густую, что она забивает голоса проходящих мимо людей, забивает крики детей, забивает заунывный гомон торговцев, зазывающих опробовать сладости.

В эту тишину пробивается только ветер моря и изумленный крик чайки, которая понятия не имеет, куда лететь дальше.

Хорошо, что Артем без цветов. Хорошо, потому что прежним не нашлось места в комнате. Слишком пахнут, слишком большие, слишком дразнят глаза, слишком мешают спать. Не мне. А «кусочку реальности», который имеет право выдвигать собственные условия.

Вчера я долго сидела на кухне и смотрела на хрупкие лепестки, которые подвергались вечернему ветру из-за распахнутой форточки. Закрыть ее было нельзя, потому что хозяйка квартиры хотела, чтобы кухня проветрилась, и оставила форточку открытой на длинную и еще по-весеннему холодную ночь.

У этих цветов оказалась короткая жизнь. Из-за меня. Из-за того, что я не могу наладить свою. Из-за того, что боюсь, опасаюсь и медлю.

Как и сейчас.

Медлю, хотя надо поговорить, надо сказать все Артему, надо его отпустить. Туда, где живое и настоящее. Туда, где его будут любить. Туда, где и он найдет свое счастье. И где не будет ненужной, неловкой лжи и меня.

Но я знаю, что вместе с ним потеряю и это тепло, и тишину, и голос – голос, к которому я успела привыкнуть и которому доверяла свой смех. Пропадет ожидание сумерек, со временем я избавлюсь от телефонной зависимости, перестану постоянно смотреть на экран, ожидая входящего сообщения. И я больше не увижу, как темнеют его глаза, когда он смотрит на мои губы. Необычные ощущения – наблюдать за тем, как сгущается мед.

Теплые ощущения, дразнящие и неимоверно пугающие, потому что если откликнусь на немой зов – сделаю шаг к той же постели, а там…

«Но так, чтобы ты знала – вдруг еще пригодится, – пробивается через эту уютную тишину голос бывшего. – Ты – не лучшая партия для постели. Так, перебиться, конечно, можно, но чтобы всерьез и надолго…»

Ночь без сна, свидание с мужчиной, которому нравлюсь – не могут вытравить эти слова, не могут задушить ту обиду, которая поселилась внутри меня и душит непролитыми слезами.

Бессильными слезами, потому что он прав. Я – не лучшая партия в постели любого мужчины. И не лучшая партия в жизни по всем остальным показателям.

Пытаюсь собраться с мыслями, пытаюсь решиться и начать разговор, который оттолкнет мужчину, который надеется на другое, который видит во мне что-то другое, видит то, чего во мне нет. Нет, не будет и не было. Выдыхаю, даю себе обещание, что вот сейчас, сейчас, через десять секунд… восемь… семь… одну… еще десять, и все…

Артем осторожно прикасается к моей шее. Видимо, поправляет волосы, чтобы мне не мешали, перекидывает их на одну сторону, а потом…

Неуловимое касание, но я остро чувствую прикосновение губ, которые обжигают меня и словно нажимают на спусковой крючок, к которому я не могла, не хотела сама прикасаться.

– Я солгала… – выдыхаю.

Разворачиваюсь в его руках, нахожу в себе силы окунуться в темный поток, который не набрасывается, хотя и безумно этого хочет – пока наблюдает за мной. Чтобы в зависимости от того, что услышит, или втянуть меня в себя, накрыть с головой, позволив дышать лишь собой, принимая эту стихию полностью, без остатка. Или обойти стороной, даже не прикоснувшись.

– У нас ничего не получится… – губы немеют, но слова отлетают четко, как холодные льдинки.

Он не пытается меня перебить, и от этого почему-то становится только хуже, сложнее.

– Я… – замолкаю под выжидающим взглядом.

Я знаю, что как только заготовленные слова прозвучат, это станет точкой, концом в истории, которая зародилась однажды в серые сумерки. И у меня даже темнеет на минуту в глазах, как будто кто-то пытается мне напомнить, как мне нравилось слышать голос, который прорывался ко мне через расстояние и черный экран телефона.

А еще мне становится холодно, хотя Артем все еще меня обнимает – теперь его руки держат меня за спину, но холод идет из меня, и потому его невозможно вытравить, от него невозможно спрятаться.

– Я тебе солгала, – набираюсь храбрости, чтобы на этот раз договорить до конца. – На самом деле я как раз в поисках спонсора.

Слова прозвучали, упали камнем на мои плечи, и я прикрываю ресницы, чтобы не смотреть на Артема. Чтобы не видеть на его лице отвращения, которое наверняка отразилось сейчас.

Но проходит секунда.

Вторая.

А ничего не меняется.

Он по-прежнему меня обнимает, и, кажется, даже сильнее, чем прежде.

– Ты что, не услышал меня? – поднимаю взгляд на мужчину, в глазах которого плещется уже черная буря, но все так же, не задевая меня, и я сама зову ее, призываю, чтобы она сорвалась. – Мне не нужны отношения! Мне нужны только деньги!

И не верю своим ушам, когда слышу ответное, очень тихое, но жесткое и уверенное:

– Блядь… – резкий выдох, прищуренный взгляд и еще более плотное кольцо из рук, которые не отпускают, как я полагала, а сильнее прижимают к себе. – Наконец-то!

Глава № 35. Даша

Мне кажется, что я выпадаю в какую-то параллельную, другую реальность, потому что глохну, слепну и перестаю хоть что-нибудь понимать.

Руки Артема отпускают меня, но лишь для того, чтобы обхватить пылающее от стыда и позора лицо, заставить смотреть на него, не опускать взгляд. А потом я слышу спокойный голос, без обвинений, без толики осуждения. Голос, который деловито интересуется:

– Сколько?

Мы стоим так близко, что со стороны, наверное, кажемся единым целым, ярким пятном, но внутри меня разливается серый цвет, заполняет собой, вытесняя другие оттенки.

Нет желтого солнца. Нет синего неба. Нет почти черного моря. Нет песка с белыми ракушками.

Только густой и гречишный мед.

Только эти глаза, которые не изучают, не пытаются замаскировать насмешку или же холод. Они просто ждут, когда я отвечу.

Пытаюсь вырваться, пытаюсь отойти от мужчины, потому что мне начинает казаться, что я схожу с ума, и я хочу пережить это состояние в одиночестве. Но он не пускает.

И вместо того, чтобы оттолкнуть самому, как я ожидала, продолжает удерживать рядом с собой и повторяет вопрос, пробиваясь через мою глухоту.

– Просто скажи, сколько ты хочешь. Деньги для меня – не вопрос.

И теперь смеюсь уже я. Не потому, что не верю. Да, я не думаю, что у него нашлись бы те деньги, которые я бы запросила у спонсора, если бы и правда искала его. Просто я не верю, что все, что происходит – не шаг к безумию и не сон.

Такого не бывает на самом деле.

Такого не может случиться со мной.

– Извини… – пытаюсь отдышаться, прийти в себя, но мне не дают этой возможности.

– Хорошо, – говорит жестко мужчина, вновь переплетает свои пальцы с моими и ведет прочь от пляжа.

Оставляя у нас за спиной прощальный крик чайки, торговцев и случайных прохожих, которые провожают нас удивленными взглядами.

А мне смешно. Мне постоянно смешно – стоит взглянуть на серьезного Артема, который уверенно прокладывает нам путь среди пестрой толпы. И который куда-то так сильно спешит, что в середине бессмысленной гонки у меня немного сбивается дыхание, несмотря на постоянные тренировки в спортзале.

– Отпусти меня, – прошу его тихо.

Не слышит.

Не хочет слышать.

И отпускать меня не собирается точно.

Мы быстро пересекаем пешеходную зону, подходим к парковке машин, а потом он останавливается у одной из них, достает из кармана брелок, и после писка, открывает дверь иномарки цвета асфальта, впитавшего слезы дождя.

– Присядь, – не взглянув на меня, практически заставляет проникнуть в салон, закрывает дверь и, обойдя за две секунды машину, чтобы я не успела сбежать, садится с другой стороны.

На сиденье водителя.

Мы молча смотрим в затемненные окна авто. Не знаю, что видит он, но я различаю лишь мазки, которые медленно проносятся мимо. В салоне так тихо, что слышно лишь два дыхания – и оба такие рваные, как будто мы пробежали как минимум половину спартанского марафона.

Бежать…

Я правда собиралась бежать от него?..

Мне снова становится невыносимо смешно, но силы на смех уже нет.

И нет сил, чтобы выйти. Мне кажется, последние капельки силы я оставила там, на дороге, по которой меня вел Артем. Или они закончились раньше, когда я ему солгала и когда ждала с замиранием, что он поверит моим словам, выплеснет на меня эмоции. Любые. Негатива и неприятия – я бы жадно впитала и эти, потому что своих не осталось.

Выжали.

Высушили.

Опустошили.

И нет поблизости никакого источника, чтобы к нему приникнуть, чтобы впитать в себя силу, которая снова запустит внутри меня часовой механизм, который внезапно сломался.

Пальцы Артема едва уловимо касаются моей левой щеки, и я понимаю, что, пожалуй, он все-таки чувствовал, когда я прикасалась к его ладони. Потому что это как отражение. Потому что эти прикосновения очень похожи – с вкраплениями нежности, сожаления и какой-то тоски. Но стоит, повинуясь им, повернуть голову, как я вижу другой оттенок, доминирующий над другими эмоциями – темную жажду, которая пожирает зрачки.

– Даша, – на удивление, голос Артема звучит с теми же теплыми нотками, что и раньше, – я в состоянии обеспечивать девушку, которая мне нравится.

Мне не нужно осматривать салон дорогого авто, чтобы поверить с первого слова. Я бы и раньше это заметила, если бы смотрела на мужчину рядом с собой чуть внимательней. Джинсы, которые обманчиво кажутся такими же, как у всех. Белая футболка с какими-то замысловатыми кляксами. Черный пиджак с небрежно закатанными рукавами. И совсем, совсем другие кроссовки.

Все это приправлено запахом одеколона, которым я не могла надышаться на пляже, несмотря на то, что стояла в шаге от моря; и аурой уверенности и власти, которую ощутила еще на первом свидании.

– Нам обоим будет гораздо проще, если ты перестанешь смущаться, и мы спокойно обсудим детали, – голос мужчины произносит настолько невероятные вещи, что мне хочется снова оглохнуть.

Или хотя бы закрыть глаза, чтобы не видеть, что он это всерьез. И всерьез ожидает, что я назову ему сумму или начну обсуждать позы, к которым готова и которые больше люблю.

И я позволяю себе ускользнуть от него хоть так, как могу – закрываю глаза.

– Это не значит, что я стану набрасываться на тебя прямо сейчас, – пытается успокоить меня Артем.

И к голосу, в который я окунаюсь, он подключает осторожные прикосновения пальцев, которые медленно опускаются по лицу – к моей шее.

Задерживаются на выемке, словно проверяя мой пульс и определяя – жива ли еще. Чуть поглаживают, заставляя привыкнуть к себе – вот так, ненавязчиво, не давая возможности испугаться.

– Даша… – зовет меня голос мужчины, который раньше желал доброй ночи, а сейчас всерьез обсуждает возможность за деньги разделить эти ночи со мной.

– Не могу, ты… я… просто… Мне не нужны твои деньги…

Качаю головой, отстраняясь, заставляя его ладонь соскользнуть. Открываю глаза, потому что, возможно, так он прочувствует сам, и мне не придется ничего говорить, не придется ничего пояснять, не придется…

И он действительно что-то чувствует, потому что отстраняется сам. Изучает меня цепким взглядом, буквально впиваясь, но понимает по-своему. Понимает не так.

– Я настолько тебе противен? – спрашивает он, и тут же, не дожидаясь ответа, просит: – Солги – я поверю.

Становится больно – от того, что он добровольно хочет впустить между нами еще одну ложь, согласен даже на это.

Становится страшно – от того, как сильно мне хочется, чтобы его глаза снова стали теплее, избавились от льдинок, которые пытаются занять территорию, которая нравится мне.

Становится жутко от того, что именно я причина разочарования, причина того, что сейчас внутри него что-то меняется и, возможно, рвется на части так же, как некогда у меня.

И становится пусто.

Так пусто, что я с удивлением слышу стук сердца в груди.

Неужели он не понимает, что у нас ничего не получится? Неужели не понимает, что все, что я могу дать ему – пустота?

Если бы он поверил моим словам и отпустил меня сам, нам обоим было бы проще,

а так…

Я не хочу смотреть на него. Не хочу ничего ему говорить. Все, о чем я мечтаю – поскорее уйти.

Но меня держит и взгляд, и эти слова, которые заставляют понять – он, как и я, тоже видит все не в том цвете, который его окружает.

Не в том. Но ему нужен совсем другой человек, который разбавит эти тона, наполнит их радостью, наполнит их чувствами, светом. Мне кажется, во мне этого больше нет, а два «дальтоника» не увидят красочный мир даже одними глазами.

Мы не подходим друг другу – это же очевидно.

Наверное, я произношу это вслух, потому что что-то мелькает во взгляде Артема. Он рассеянно кивает, пытает меня проникновенным взглядом пару долгих минут, а потом, видимо, приходит к такому же мнению, потому что отстраненно… не просит – приказывает:

– Скажи адрес.

И едва я его называю, машина уносится прочь по узким улицам города.

Выискивая дорогу свободней, обгоняя, пугая других водителей настойчивостью, наглым напором. Ныряя в переулки, которых не знают приезжие. И спеша оставить на обочине пассажира, который не оправдал ожиданий хозяина.

Это как будто и не машина, а послушная хищница, которая подчиняется лишь поглаживаниям владельца, негромкому стуку по рулю его длинных пальцев, и взгляду, устремленному на серую полосу впереди.

Он не видит меня – слишком занят, слишком сосредоточен, слишком глубоко в своих мыслях, где меня, скорее всего, уже нет. И потому я могу выдохнуть, успокоиться, заставить притихнуть страхи и, чуть повернувшись, еще раз взглянуть на мужчину, которого отпускаю.

И словно мешая мне, словно заставляя меня отвернуться, лишить этих последних минут, когда мы все еще вместе, мимо проносится кортеж свадьбы.

Крики, сигналы авто, фата невесты, упавшая на асфальт, свист свидетелей из открытых окон. Мимо нас проносится счастье, которое уже кто-то нашел. Артем встречает его равнодушно, возможно, даже не обращая внимания, а я…

Закрываю лицо ладонями, хочу отдышаться, понять, что со мной происходит, хочу избавиться от зависимости, от обиды и зависти. Хочу что-то выжечь, перечеркнуть, переступить через это, чтобы двигаться дальше.

– Даша? – слышу взволнованный голос мужчины.

Убираю ладони, осматриваюсь – какой-то тихий дворик, в который нырнули, чтобы пролететь мимо очередной городской пробки. Тишина. И мягкие ветки, чуть тронутые зеленью, которые опускаются на капот, закрывая, стараясь закрыть от всего, что не должно иметь значения, но имеет.

– Даша, что? Воды? Тебе плохо? – Артем убирает пряди волос с моего лица, пытается понять по глазам, и все же решает спросить напрямую. – Скажи – я сделаю. Просто скажи, чего хочешь?

Киваю.

Выдыхаю.

И, прежде чем он понял, что я задумала, и попытался остановить меня, перебираюсь к нему. Да, вот так гораздо удобней – кода расстояние между нами измеряется только глубиной вдоха и выдоха.

Усаживаюсь поудобней, обхватываю его лицо своими ладонями – теперь моя очередь, можно.

Склоняюсь к нему, вдыхаю аромат, который может конкурировать с морем, и, не тратя время на разговоры, которые нам сегодня явно не удаются, выдыхаю в губы мужчины всего одну фразу:

– Я хочу попробовать… потеряться.

Глава № 36. Артем

Смелости Даши хватает только на эту фразу. Она смотрит на мои губы, дышит в них, но не решается прикоснуться своими губами.

Немного дрожит – я чувствую это, когда сжимаю ладонями ее талию и помогаю сесть поудобней. Ее щеки опаляет легкий румянец, губы пересыхают, и она машинально облизывает их, пожалуй, не представляя, не задумываясь, как это действует на меня.

Я отстраняюсь немного назад, чтобы видеть ее, чтобы попытаться понять, что, блядь, сейчас происходит, потому что у меня четкое ощущение, что я держу в руках готовый взорваться вулкан.

А потом наши взгляды встречаются – всего на доли секунды, и я понимаю, что смотрю не на вулкан, который пока раздумывает: проснуться ему или нет, а на землетрясение, которое уже что-то крушит, разрушает, сметает. Пока только внутри себя, но следующий на очереди у этой стихии – именно я.

Один резкий выдох, удар двух сердец, и Даша прикасается ртом к моему. Это мало похоже на поцелуй. Отчаянная попытка поглотить, завладеть, насытиться наконец.

И страх это сделать, потому что губы Даши, не дав времени почувствовать их, познать этот сокрушающий вкус, отступают. И пытаются вновь заменить себя лишь дыханием.

Еще одна попытка наброситься – на этот раз более смелая, но какая-то неуклюжая. Как будто она понятия не имеет, чего хочет на самом деле и стоит ли это делать.

– Я… – тихо бормочет Даша.

Взгляд в сторону, попытка вернуться обратно, свернуть, но для отступления поздно.

Провожу костяшками пальцев по ее скулам, опускаюсь к сжатому рту, заставляя раскрыться, поглаживаю в награду подушечкой пальца и говорю так же тихо, как и она, но в отличие от нее, без тени сомнений:

– Я безумно хочу твой рот. Разными способами. Но в первый раз возьму его так, как ты предлагаешь – своими губами.

Глаза Даши изумленно распахиваются, зелень взгляда становится заметно насыщенней, и как будто этой подсказки, чтобы знать ее ответ будет мало, она прикусывает губу.

И я перестаю ждать каких-то слов и другого ответа.

Мне достаточно того, как она задыхается, когда я показываю ей разницу между тем, когда целует женщина, и когда целует мужчина. Мне достаточно того, что ее тихий стон проникает в меня через наше дыхание. Мне достаточно того, что она прикрывает глаза и, кажется, действительно чуть теряется…

Нам обоим плевать, что мы в машине в каком-то дворе, и что кто-то нас может заметить даже через затемненные окна. Максимум, что они различат – это тени. Тени, которые кружат возле нас, потому что мы наконец сплетаемся языками, проглатываем дыхание друг друга, и тянем на себя то, к чему в силах получить хоть какой-нибудь доступ.

Пальцы Ромашки тянут на себя мои короткие волосы. Я тяну на себя ее всю – заставляя прижаться к себе, заставляя обхватить себя еще больше ногами, заставляя ее платье задраться, чтобы позволить моим ладоням дойти до кромки чулок и чуть дальше.

Мои пальцы горят от жара, который я чувствую так близко, что от него отделяет лишь несколько поцелуев, которые уговорят ее, которые ее успокоят, которые ее еще больше раскроют.

Поцелуй… глубже, еще глубже, чем этот, чтобы голова закружилась и исчезли все мысли, которые ее тормозят, отвлекают. Несколько рваных выдохов, которые я поглощаю и за которые дарю новую ласку, скользнув по контуру ее трусиков.

Она вздрагивает, напрягается, а потом сама начинает искать мои пальцы, чтобы скользить по ним в своем ритме.

Невозможно о чем-то думать, когда она ерзает на мне как безумная, когда танцует на моих пальцах, всхлипывая особенно сладко, когда я заменяю подушечку пальца костяшками.

Невозможно думать, и все же в меня проникает смутная мысль, что что-то не так. Что-то, блядь, хорошо, но не так.

И вдруг Ромашка, в очередной попытке заполучить прикосновение моих пальцев, позволяет им большее, сама невольно отодвигает легкое кружево, и все, что остается мне – принять как факт, который ударяет не в голову, а скорее по сжатым от напряжения яйцам.

Она сухая.

Она, твою мать, совершенно сухая!

Мы понимаем это одновременно, потому что Даша мгновенно замирает на мне. Вздыхает и, не решаясь или не желая взглянуть мне в глаза, пытается отодвинуться.

– Прости… – выдыхает она виновато. – Я думала… я надеялась…

Она силится произнести это вслух, но разговор с неудовлетворенной девушкой на моем члене кажется мне полной тупостью. Нет, милая, не так быстро и не в таком состоянии – пресекаю очередную попытку ускользнуть от меня.

Приподнимаю пальцами ее лицо, всматриваюсь в потемневшие глаза, в которых где-то на дне плещется желание, которому не позволили вырваться на свободу, и беру в плен эту разбитую стихию. Губами, которым нравится целовать ее ключицы и шею. Руками, которые накрывают пышную грудь и заставляют Ромашку невольно прогнуться и снова вернуться ко мне. И членом, который упирается в нее, заменив собой мои пальцы.

Да, через ткань моих брюк и ее трусиков, но так она откликается больше, жмется сильнее, трется жестче, старается.

Ее отчаянный выдох подстрекает не останавливаться, а лишь сменить тактику.

Прерываю все поцелуи. Обхватив ее бедра, прекращаю движения. Не обращаю внимания на застывший вопрос в растерянном, но горячечном взгляде.

А потом опускаю вниз руку, задираю платье, которое словно создано только для этого, чтобы не прикрывать, а обнажать эти безупречные бедра, любуюсь лепестком белого кружева и едва держу себя от того, чтобы тут же сорвать его, открыть для себя полный доступ.

Нельзя. Слишком хрупкая. Слишком боится. Слишком не знает себя. И слишком привыкла прятаться.

– Посмотри, – говорю жестко ей.

И она отчетливо выполняет приказ, не задавая лишних вопросов. Опускает взгляд, послушно следит за тем, как мои пальцы подбираются к кромке ее трусиков и, не давая времени на раздумья, уверенно в них ныряют.

– Стараешься, – хвалю ее, и поощряя за то, что она уже чуть более влажная, провожу по ней двумя пальцами, прихватываю клитор, но отпускаю, не обращая внимания на жадный и чуть разочарованный выдох. – Давай постараемся больше.

Подношу к ее рту пальцы, которыми только что к ней прикасался, и едва не кончаю от взгляда, которым она меня прожигает.

У нее удивительные глаза юной развратницы, которой в далеком-далеком детстве какие-то сектанты – извращенцы успели внушить, что желать мужчину так сильно, как может и хочет она, это стыдно.

Какое-то время она позволяет моим пальцам просто кружить по своим сжатым губам, а потом инстинкты берут свое над запретами, и она открывает рот, позволяя нырнуть в него. Облизывает мои пальцы, неотрывно глядя в мои глаза и как бы спрашивая: так хватит, довольно? Но когда я убираю пальцы, дарит им прощальную ласку своего языка.

Одно мгновенье, и удовлетворенный выдох – когда я вновь опускаю вниз руку, и насыщаю ее пока искусственной влагой.

На данном этапе она принимает и это, потому что ей нравится ерзать, потому что ей нравится насаживаться на пальцы, и теперь это делать значительно легче, приятней.

Она совершенна и настолько прекрасна в этих извечных движениях. Ее приоткрытые губы как приглашение, но я хочу ее видеть.

Видеть взгляд, в котором загорается не искусственное, а живое желание. Видеть, как плавно и с какой жадностью она каждый раз качается мне навстречу. Видеть свою руку у нее между ног.

И видеть, как ей это нравится.

Нравится настолько, что это все-таки происходит. Она не просто становится влажной, не просто горячей, она изменяет стихии, которая бурлила в ней, и все-таки оборачивается огненным, жадным вулканом, которому мало, которому хочется большего, и который, не встречая сопротивления, раскрывается окончательно.

Она пытается подавить свои стоны, но я не даю. Заставляю ее качнуться ко мне, прикасаюсь к ее приоткрытым губам, и, чувствуя, что она безуспешно танцует на грани, но боится с нее соскочить, прошу, хотя мой голос звучит так резко и хрипло, что скорее напоминает приказ:

– Потеряйся… Давай, не бойся, потеряйся со мной… попробуй.

Мне кажется, по моим яйцам кто-то со всей силы долбит молотком, но оно того стоит. Я понимаю это, когда слышу протяжный, немного испуганный стон, и спустя пару резких движений бедер Ромашки, ловлю ее всхлип своими губами.

Я чувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев, и не убираю их, наоборот, проталкиваю чуть глубже, чтобы продлить ее удовольствие.

Непередаваемые ощущение – она лежит на мне, наполненная моими пальцами, которые ее чуть поглаживают, успокаивая, утешая и словно обещая, что в следующий раз может быть глубже, лучше и еще дольше. И будет еще с более глубокой наполненностью – когда единственный выход, это раскрыться, принять.

Но когда она приходит в себя и поднимает глаза, я вижу в них все, что угодно, кроме согласия на еще один раз.

Такое ощущение, что она не просто потерялась так, как хотела. Но и потеряла, оставила что-то там, за чертой удовольствия, куда я отправил ее.

Глава № 37. Артем

У меня такой сильный стояк, что прикосновение ткани к члену болезненно. Хочется или засунуть его в рот Ромашки, или хотя бы кончить в кулак, но меня вымораживает всего одно слово:

– Спасибо.

Что, блядь? Минуту я надеюсь, что эти слуховые галлюцинации связаны со спермой, которая жмется в каменных яйцах. Но Даша опускает глаза и соскальзывает с моих коленей так быстро и легко, что мне остается только принять и переварить этот факт.

Пока пытаюсь сообразить, что вообще происходит, она подхватывает свою сумочку, открывает дверь и выталкивает себя за пределы машины.

– Сядь, – говорю в приоткрытую дверь резче, чем собирался. – Я тебя подвезу.

Она замирает у машины, смотрит куда угодно – на деревья, которые нас скрывали, на небо, готовое позволить тучам сменить жаркое солнце, на воробьев, возможно, тех самых, которых мы с ней однажды кормили. А потом едва заметно качает головой, хлопает дверью и решительно удаляется.

Терпеть не могу уговаривать женщин, не помню, чтобы приходилось за ними бегать.

Сжимаю руками руль, не собираясь нестись за ней следом. Не знаю, что с ней случилось и что я сделал не так, и не могу вкурить, почему, блядь, у меня такое чувство, будто меня только что трахнули.

Трахнули и оставили.

Ее фигура удаляется так стремительно, что у меня остаются только секунды, чтобы принять окончательное решение. Я знаю, что если она уйдет – вот так, как сейчас, и я промолчу, мы вряд ли еще раз увидимся.

Опускаю окно, смотрю на то, как ветви деревьев у нее на пути начинают скрывать ее от меня, и… нет, не бегу.

– Прозвони, когда доберешься домой!

Она останавливается – всего на секунду, словно раздумывая: не лучше ли притвориться глухой. Оборачивается, и снова едва заметно качает в ответ головой.

И на этот раз у меня сжимается не ниже пояса, а где-то в груди, потому что сомнений не остается. Это «нет» означает не только то, что она не будет звонить, когда окажется дома. Это «нет» означает, что она не будет звонить вообще.

Мазохизм никогда не входил в круг моих интересов, поэтому я душу в себе повадки неудачника, наблюдающего за девушкой, которая стремится осуществить свою мечту и наконец-то от меня убежать, и сам валю на хрен с этого места.

Город как будто застыл в этой духоте апрельского вечера, и пытается каждого, к кому может дотянуться своими щупальцами, заставить ощутить этот вкус. Проехать свободно практически невозможно, и я вязну в очередной тянучке потока машин. Невольно вбираю в себя желтизну одуванчиков на обочине, пыль на асфальте и запах бензина, к которому я привык.

Ненапряжная музыка, которую я включаю, и эта медлительность позволяют выдохнуть, переключиться.

И домой я приезжаю если не в благостном, то в настроении, которое уже вполне можно терпеть. Правда, кот, окинув недоуменным взглядом белый букет, и убедившись, что я в очередной раз разбудил его просто так, упорно не хочет отодвигаться от порога и впускать меня на его – не мою территорию.

Прикрывает глаза, делая вид, что снова мгновенно уснул, и на этот раз беспробудно, и только хвостом нервно дергает, когда я настойчиво пытаюсь его отодвинуть.

– Придется потесниться, – склоняюсь над ним и дарю скупую ласку наглой морде, которая этого не заслужила, более того, чихает, унюхав запах цветов. Кстати, о них… – Кать!

Дом отвечает молчанием, если не считать стука лапок кота, перебирающегося на подоконник, где его сегодня больше не потревожат и где не воняет белыми розами. Они коту ни к чему. Как и мне.

К тому же, пост сдан – пост принят, теперь за тем, чтобы в жилище не проникли чужие, предстоит следить уже не Барсу, а мне.

Не дождавшись хоть какой-то реакции на свой зов, оставляю цветы в гостиной и поднимаюсь к себе. Чтобы не забивать голову пустым ожиданием, погружаюсь в изучение документов, которые прихватил с работы домой. Несколько часов у меня получается не отвлекаться, а потом я все-таки проверяю свой телефон.

Была в вайбере – вижу. Но сообщения, как я и думал, не поступало.

Смотрю на аватарку в виде ромашки, пытаюсь представить, с кем она говорила, от кого ждала сообщения или звонка. И в голову лезут мысли, что после меня, после того, как я погружался в нее пальцами и языком, она пошла к тому кукловоду. И что, возможно, уже сейчас, когда она может сравнить…

От дальнейшего красочного представления картины, что Ромашка уже сидит на ком-то другом и стонет в рот другого мужчины, активно двигая бедрами, спасает звук подкатившей к дому машины.

Выглянув в окно, замечаю сестру, впорхнувшую в ворота, но продолжающую говорить с тем, кто ее подвез. Водителя не видно, но эту подержанную машину я сам ставил на колеса, поэтому легко узнаю того, с кем Катерина не может долго проститься. Голос ее звучит звонко, но слабо проникает даже через распахнутую форточку – дом довольно далеко от дороги.

Отхожу от окна, вновь погружаюсь в документацию, но меня отвлекает входная дверь, которая хлопает так, будто хочет не впустить, а прибить кого-нибудь подходящего. В принципе, Катерина и Щавель всегда кружились на разных полюсах, даже не пытаясь найти точек соприкосновения, и у меня только одна догадка, что впихнуло их в один салон на двоих.

И она подтверждается, едва я слышу стук каблуков на лестнице и как медленно приоткрывается дверь моей комнаты.

– Повезло тебе, – говорит Катерина чуть нервно и входит, заметив, что я оторвался от документов. – А мне пришлось за двоих отдуваться на ужасном семейном ужине.

– Что тебе показалось ужасней всего? – стараюсь не рассмеяться, заметив, что она и правда сильно расстроена.

– Ну… – Катерина подходит к моему креслу, склоняется у меня за спиной, и обнимает меня с тягостным вздохом. – Мама снова пыталась убедить меня, что Лондон только и ждет, когда я куплю билет и вернусь… Но это так, это привычно. А вот увидеть там Щавеля…

Она машет одной рукой, едва не пропадая мне в глаз, а когда я ловлю ее ладонь, усмехается и становится менее агрессивной.

– Ты знаешь, он ни капельки не изменился за эти несколько лет, – обвинительно заключает она. – В голове по-прежнему одни фотографии и его «недельные» музы.

– Кать… – пытаюсь заступиться за приятеля.

– Он сам так сказал! – возмущается она. – Представляешь, я даже похвалила его работы! Сказала, что в них что-то есть, и, пожалуй, я буду не против, если он сделает мне портфолио, а он…

Могу себе представить, что ответил ей Макс, по таланту которого проехались так, ненароком. Да еще кто – девчонка, которая при каждой встрече только и делала, что высмеивала его увлечения и нежелание становиться серьезным и взрослым мужчиной с нормальной профессией.

– А он сказал, что подумал бы, – пыхтит в ухо мне Катерина. – Только есть две проблемы. Первая – я – маленькая сестра его друга…

Эмоции у сестренки зашкаливают, поэтому ей требуется минута, чтобы их выровнять и начать снова дышать спокойно.

– А вторая причина заключается в том, – продолжает она еще более обиженно и возмущенно, – что чтобы вдохновиться и сделать удачное портфолио при моих данных, ему надо вкусить музу, так сказать, изнутри…

Прежде чем я успеваю дотянуться до телефона и спросить у приятеля: не попутал ли он берега, Катерина успевает закончить бурный рассказ.

– А он сказал, что далеко не уверен, что это удачная мысль и… и что вряд ли мое портфолио того стоит!

Оставляю в покое свой телефон и приятеля. Глажу сестру по ладони и давлю в себе вопрос: что все же ее так сильно расстроило? То, что не будет портфолио от Щавеля, которого она никогда не ценила, или что не судьба стать его музой на несколько дней. Нет уж, лучше даже не думать об этом.

– Артем, – через пару минут она успокаивается и, кажется, оставляет тему, которая ее зацепила. – Ой, вот же…

Вручает мне флешку.

– Это он передал, – чуть морщится, – еще притащил фотографию, которую ты выбрал на выставке. Она там, в гостиной… рядом с цветами.

Обходит меня, становится напротив и участливо смотрит в глаза.

– Она не взяла их, да? – спрашивает с неприкрытым волнением и до того, как я успеваю сказать, что Даша вряд ли их видела вообще, развивает свою теорию грусти. – А если девушка не принимает цветы, если не берет их у Холостяка, то по правилам, она выбывает с проекта.

Пронзительный взгляд, и уже она гладит меня по руке, утешая.

– Она выбыла, да? – спрашивает немного неловко.

И мой мат на тупой проект, как и этот вопрос повисают в воздухе троеточием со знаком вопроса в конце.

А спустя несколько дней ответ образуется сам.

Ни звонка, ни единого сообщения – от Ромашки вообще ничего, как будто и нет меня, как будто и не было ничего. Ни ее смеха по вечерам, ни ее голоса по ту сторону телефона, ни совместного кормления голубей и улыбки, когда заполучить вкусные крохи успевали и воробьи, ни моих поцелуев.

Я практически привыкаю к мысли, что это действительно была последняя встреча, потому что глупо следить за женщиной и пытаться ее вернуть, если она не хочет, чтобы ее нашли и вернули.

Кручусь в городской суете, погружаюсь в работу настолько, что зуб даю – в этом месяце мы побьем все рекорды. Готовлюсь к выставке, на которой буду присутствовать в выходные.

Стараюсь не смотреть на фотографию девушки на стене своего кабинета, потому что, несмотря на то, что меня тянет к ней, я знаю наверняка: она ждет отнюдь не меня. Договариваюсь на пятничный вечер увидеться в баре с приятелями и затусить как положено, расслабиться, отключиться от всего, что мешает, волнует и беспокоит.

Но я успеваю только сделать заказ и познакомиться с девушками, которые жаждут составить компанию нашему столику, когда мой телефон пиликает сообщением вайбера.

Читаю.

И опять перечитываю, потому что меня глушит ощущение какой-то неправильности и какого-то искривления нормы реальности. Я даже прикинуть себе не могу степень одиночества, которая подталкивает человека, вряд ли желающего увидеть меня и который обратился бы ко мне далеко не в первую очередь, плюнуть на все, растереть и неожиданно написать:

«Мне нужна твоя помощь».

Аватарка Ромашки и значок – онлайн, и на связи.

Глава № 38. Даша

Отправив сообщение Артему, я тут же прячу телефон в сумочку, чтобы не терроризировать экран телефона, и чтобы окончательно не раскиснуть.

Делаю себе пятую чашку кофе, достаю не знаю какую по счету сигарету – пожалуй, сегодня я бью рекорд по убийству собственных легких, потому что в пачке остается всего несколько штук.

Подхожу к открытому на проветривание окну – это его возможности максимум, полностью оно просто не открывается. Дрожащими от волнения пальцами примерно с пятой попытки выбиваю огонь из зажигалки, и выпускаю в темную улицу спящего города дым.

Пить кофе или курить совершенно не хочется, я вообще не считаю это своей вредной привычкой. Так, возможность отвлечься, сбить стресс, занять себя чем-нибудь и подумать. Вот только в последнее время у меня что ни день, то повод перебрать с кофеином и купить новую пачку.

Я знаю, что такое состояние грусти, печали, одиночества и никчемности, когда начинает казаться, что ты ничего не можешь, ни на что не способен и, вопреки абсурдности, списываешь все неудачи на то, что твой первый день рождения пришелся на понедельник.

Я знаю, что такое состояние подавленности, когда трудно сделать даже единственный шаг, кажется, что не выдержат легкие или остановится сердце.

И я знаю, что все это проходит.

А состояние раздавленности, в котором я пребываю сейчас, кажется бесконечным и без точной даты отсчета. Не могу сказать с уверенностью, когда впервые в него окунулась, не могу утверждать: было ли это связано с внезапным бегством и предательством Кости. Мне кажется, его поступок был просто снежком, который он сбросил с горы, а тот, спускаясь ко мне, впитал в себя все, что встречал на пути и обернул меня огромным снеговым комом.

И каждое шевеление, каждая моя попытка вырваться и шагнуть хоть куда-нибудь, приводит только к тому, что этот ком не крушится, а лишь разрастается.

Возвращение в квартиру хозяйки, проблемы с выплатой на работе, напряженная атмосфера, умирающие на кухне белые розы, ледяной, отстраненный взгляд Артема, когда я уходила с нашей последней встречи…

Но самое поразительное, что к этому состоянию привыкаешь, и разрушить его становится даже страшно. Да, мне пришлось хорошенько покопаться в себе и выкурить не одну сигарету, чтобы это понять.

Помню, я как-то листала журнал и зацепилась взглядом за статью, где говорилось, что некоторые люди несчастливы лишь потому, что сами боятся иного – оказаться счастливым. Тогда мне показалось, что автор пишет на тему, в которой не разбирается, ведь очевидно, что каждый человек хочет счастья.

А теперь я понимаю, что желание быть счастливым и страх действительно стать им могут уживаться в одном человеке и мешать ему.

Я хочу быть счастливой, и я даже знаю, что мне для этого нужно в первую очередь. Не так много. Я пока не строю планы на счет хорошего и верного мужа, двух детей, кота и лабрадора в загородном коттедже. Вернее… пока я знаю, что это все далеко, и если и будет, то где-то там, за невидимым горизонтом, к которому я пока не дошла.

В данный момент меня бы сделала счастливой нормальная квартира, даже просто отдельная комната, чтобы попросту иметь возможность закрыть дверь и выспаться без песен советской эстрады и храпа. Выплата денег, которые я заработала. И новая работа, где морально не давят, куда хочется приходить.

И что я для этого делаю?

Правильно.

Ни-че-го.

Потому что снежный ком, к которому я привыкла, в котором мне холодно, пусто и одиноко, позволяет и дальше легко катиться вниз, а за каждую остановку и попытку одуматься платит снежинками, запуская их щедрой горстью в лицо…

– О, сегодня ты без цветов, – встречает мое появление после встречи с Артемом хозяйка комнаты. – Это хорошо, а то с теми на кухне не развернуться, и такой запах… С ними рядом просто невозможно находиться на одной территории!

Она действительно радуется тому, что я без цветов и, несмотря на все, что я чувствую в эту минуту, я разделяю и эти эмоции. Потому что смотреть на еще одну красоту, которая мерзнет и пытается украсить собой старенький стол – не самое лучшее извращение.

А еще потому, что розы… после всего… я бы просто не выдержала. Розы – это нежность, симпатия, а я этого не заслужила.

Заслужила…

Паршивое слово.

Но оно отражает мое настроение и все, что со мной происходит. Дома – хозяйка, которая во главе ставит только свои интересы. На работе – начальница, которая помимо того, что во главе и без того стоят ее интересы, ставит еще и нереальные планы. Но мало того…

– Даша, – говорит Татьяна Борисовна в понедельник, не обращая внимания, что я в разобранном состоянии, – я бы хотела с вами серьезно поговорить. Пожалуйста, зайдите в мой кабинет.

Не понимаю, почему нужно делать вид, что у нас состоится конфиденциальный разговор, если в кабинете, где я нахожусь, еще только один человек – ее же любовник. Мне не нравится ни это заявление, ни колкий взгляд руководства, ни сочувствующий – Дмитрия Викторовича, но я захожу в накуренный кабинет Татьяны Борисовны.

– Даша, – начинает она, даже не предложив мне присесть и вздернув в удивлении бровь, когда я делаю это сама. – Кхм… так вот, Даша, буду с вами откровенна. Я не сплю ночами, я делаю все во благо компании, я стараюсь не только для себя, но и для сотрудников…

Ну да, я заметила новые часы на запястье у Дмитрия Викторовича, но сомневалась, что меня пригласили обсудить их преимущество перед старыми.

– Мне кажется, – продолжает между тем мое руководство, безжалостно поджав пухлые губы, – я делаю все для того, чтобы вы развивались в профессиональном плане. Предоставляю вам такие возможности, о которым сама когда-то могла только мечтать…

На самом деле, мне бы хотелось, чтобы возможности, которые она предоставляет мне, были в финансовом плане. Но я уже знаю, что если ее несет сказать речь, тут два варианта: или выслушать, или написать заявление. Но так как я все еще надеюсь получить свои выплаты…

– Так вот, Даша, после всего, что я делаю, я не ожидала такого подвоха… – обиженно заключает она и разворачивает экраном ко мне свой ноутбук.

Мне хватает секунды, чтобы узнать сайт вакансий и увидеть открытым на нем – свое резюме.

Не знаю, на что рассчитывала Татьяна Борисовна. Возможно, на то, что я примусь утверждать, что это ошибка и я сделала это случайно, но я молча разворачиваю ноутбук к ней обратно.

– И как это понимать? – уточняет она.

– Как то, что на данном месте работы меня не устраивают некоторые условия, – поясняю охотно, хотя и чувствую волнение, как перед первой попыткой нырнуть с головой.

– Не понимаю… – выдыхает она и смотрит на меня так, как будто поражена небывалым коварством. – И потом, это так не вовремя. Вы же знаете, что у нас скоро свадьба с Дмитрием Викторовичем, сейчас идет подготовка, и… Я не могу оставит офис пустым, не могу не поехать в свадебное путешествие!

Чем больше я ее слушаю, тем сильнее ощущение, что я или нахожусь в сумасшедшем доме, или работаю там, присматривая за тихими психами. Возможен вариант два в одном, потому что иначе мое добровольное нахождение здесь объяснить невозможно.

Татьяна Борисовна какое-то время ждет, что я сделаю правильный выбор – покаюсь и пообещаю заключить рабский контракт на всю жизнь. А потом, всмотревшись в меня, молниеносно меняет тактику.

– Даша, – говорит она ласково, – вы ведь, как девушка, должны меня понять… Свадьба… Свадьба сейчас забирает все мои силы, я не могу сейчас срочно искать нового сотрудника…

– Татьяна Борисовна, – мой голос немного дрожит, но я стараюсь говорить уверенно, потому что чувствую, как она мастерски продавливает меня под себя. – Я все понимаю. Но и вы, как женщина, должны понимать, что я не могу обходиться без денег. Это попросту невозможно.

Она берет секундную паузу, искоса посматривает на мое резюме, которое я не дала обещания удалить, и вздыхает.

– Я понимаю, но давайте договоримся так, – говорит она примирительно. – Девятьсот долларов – это слишком огромная сумма для бюджета нашей компании, поэтому я выплачу вам какую-то часть, прямо сегодня, а остальное… ну, скажем, через пару недель. Но вы удаляете с сайта свое резюме, чтобы я больше напрасно не переживала.

Я соглашаюсь. Не столько потому, что верю в такой легкий исход затянувшегося конфликта. Просто мне действительно очень нужны деньги, а по резюме все равно не поступало звонков.

И мне даже щедро выдают двести долларов, которые не просто расходятся, а улетучиваются, пытаясь заткнуть те «дыры», которые успели образоваться. Татьяна Борисовна держится в небывало прекрасном настроении практически всю неделю – то ли потому, что ее окрыляет предстоящая свадьба, то ли потому, что проблема заглажена, то ли потому, что я на нервах удачно закрываю еще пару заказов.

Мне кажется, я практически живу в этом офисе. Не потому, что настолько люблю работу и хочу улучшить благосостояние своего руководства. Просто дома находиться невыносимо, как и оставаться наедине со своими мыслями, потому что… слишком часто в них мелькает Артем…

Глава № 39. Даша

Я скучала по его голосу, неосознанно отвлекалась от работы и всматривалась в сумерки за окном, а потом невольно бросала взгляд на темный экран телефона.

Но это скорее привычка и рефлекс, смешанные с одиночеством и неловкостью после того, что я сделала.

Мы взрослые люди, и вроде бы ничего особенного. К тому же, мне очень хотелось попробовать и действительно выбить Костю из мыслей. Просто до этого все мои отношения начинались с чувства влюбленности, а уж потом…

У меня не было случайных ночей с первым встречным, не было загулов, когда встречаешься сразу с двумя. У меня были серьезные чувства и отношения, которые изначально казались стабильными.

А здесь…

Не юная девочка и не девственница – это да, я все понимаю. Но все, что случилось в машине, с мужчиной, к которому я не чувствую ничего и которого видела всего второй раз…

И после характеристики, которую мне на прощанье озвучили…

Развратно, бесстыдно, остро, невыносимо для памяти, которая пыталась стыдливо спрятать кое-какие моменты, все это слишком не для меня и, наверное, потому несмотря на взрывной эффект, в остатке какая-то гудящая пустота.

И в то же время, это было именно то, что мне нужно, потому что Костя в моих мыслях заткнулся, исчез из них, испарился.

Наверное, потому, что это пустота абсолютная, и находиться там хоть чему-нибудь невозможно.

Я видела, знала, что нравлюсь Артему, но не хотела никаких новых отношений, мне не хотелось даже думать об этом. И мне казалось, что будет честнее отпустить его, чтобы он встретил менее проблемную девушку. Ту, у которой сердце будет открыто.

И я бы ни за что не написала ему, я бы отвыкла от того, что с ним можно связаться, я бы забыла и голос, и всплеск эмоций в машине, если бы обстоятельства сложились иначе.

В конце концов, неделю мы вполне нормально обходились друг без друга. Вполне нормально – это, конечно же, мое состояние. Но так как и он не делал попыток связаться, думаю, для него разрыв отношений, которые даже не начались, тоже прошел незаметно, легко.

Но иногда так бывает, что какая-то мелочь образует проблему, с которой не справиться в одиночку. И когда ты осматриваешься, несмотря на список контактов в своем телефоне, понимаешь, обратиться попросту не к кому.

Так и сегодня.

Татьяна Борисовна, сверкая довольной улыбкой, отлучается с работы еще в обед, прихватив в собой Дмитрия Викторовича.

– Мы пораньше, – удивляет меня разъяснением, как будто я требую отчета за неотработанный час. – Поедем за город, к родителям Дмитрия Викторовича, проведем там два дня.

Я киваю, не понимая, к чему мне эти лишние знания. И она наконец поясняет.

– В эти выходные будет проходить большая выставка, – на мой стол ложится буклет. – Нам нужно расширяться, искать новые заказы. И, мне кажется, для вас это будет еще один опыт…

Вопреки тому, что они спешат, Татьяна Борисовна с удовольствием начинает рассказывать, как сама раньше посещала подобные мероприятия. Помимо того, что это интересно, это новые связи. Можно подойти, познакомиться, оставить визитки – ведь крупные предприятия часто в поисках новых сотрудников. И потом, на таких выставках есть буклеты со всеми участниками, а там есть названия фирм и контакты.

– Считайте это еще одной ступенькой к повышению вашей квалификации, – улыбается она и оставляет у меня на столе собственные визитки.

Я не сильно сопротивляюсь предложению пройтись на это мероприятие, потому что все равно выходные свободны. Одна бы я не пошла – это да, но надеюсь, что Ольга меня поддержит.

Поэтому с руководством мы расстаемся на позитивной ноте. Я остаюсь еще поработать, но так увлекаюсь, что прихожу в себя только в десять вечера. Выключаю ноутбук, подхватываю визитки своего руководства, и…

И понимаю, что я не могу выйти из офиса!

Попросту не могу!

Чертов замок – он опять заедает, позволяя лишь проворачивать ключ!

И давлю на дверь, и пытаюсь ее чуть приподнять, и бесконечно кручу в замке ключ, но ничего не меняется.

Я по-прежнему в офисе, а город там, за дверью, которая не поддается!

Немного успокоившись, вспоминаю, что если открывать дверь со стороны улицы, таких проблем не случается и немедленно набираю Ольгу. Да, поздно, конечно, но если она возьмет такси…

– Ой, Даш, привет! – кричит она в трубку, даже не успев спросить причину моего звонка в позднее время. – Ты как там? У тебя все хорошо? А мы тут так отрываемся, что… Ой, подожди, я выйду.

– Оль, – говорю я, когда крики и смех рядом с ней становятся тише, – ты не могла бы сейчас приехать…

– Ой, нет! – отказывается она. – Давай увидимся в понедельник или на следующих выходных, а? Мы просто сейчас тусуемся на даче у Кости…

– А у Кости что, появилась дача?

– Ну… у Тамары, – немного тушуется Ольга. – Какая разница? Так что я не могу приехать физически. Увидимся позже, ок?

– Ок, – отзываюсь я.

И с удивлением понимаю, что мне все равно, действительно все равно, что и как происходит у Кости. Это уже не моя реальность. Это больной зуб, который вырвали, вручили мне на хранение, а он неожиданно потерялся.

Я делаю попытку позвонить уже не друзьям, а знакомым, но с тем же эффектом. Кто-то не берет трубку – возможно, спит или гуляет так, что телефона не слышно. Кто-то отвечает таким сонным голосом, что единственная их цель – скорей бы я замолчала.

И вот когда вариантов не остается…

Я повторяю попытку борьбы с чертовой дверью, потом переключаюсь на окно – если бы мне удалось открыть его, я бы прыгнула вниз. Но все попытки выбраться из офиса с треском проваливаются, и все, что мне остается – это или остаться здесь на все выходные, или попытаться завтра докричаться до какого-нибудь прохожего, дать ему через приоткрытое окно ключ и надеяться, что он не сбежит, или…

Мое сообщение Артему – это необдуманный шаг, отчаяние. Я смутно помню, как набираю ему сообщение, а отправляю его, закрыв глаза, потому что мне стыдно, просто стыдно и как-то тошно, невыносимо.

И да, у меня почти никакой надежды, что он хотя бы ответит, а уж просить его о том, чтобы приехал…

Возможно, у него есть кто-нибудь из друзей, который живет поблизости, и сегодня не за городом, как сделали многие…

Но я не успеваю докурить сигарету, когда на мой телефон поступает даже не сообщение, а звонок от Артема. Ни приветствия, ни упреков, ни намека на то, как я поступила, а теперь вдруг опять напомнила о себе.

Только короткое:

– Где ты?

И спустя пять минут моего сбивчивого рассказа, еще более короткое:

– Еду.

Глава № 40. Артем

Друзья, услышав, что мне срочно нужно уехать, пытаются уговорить остаться и хорошенько снять стресс за неделю. Понятно, что речь не только о коньяке или пиве, потому что мое колено уже сжимает худенькая ладошка какой-то блондинки, чьего имени я не знаю и не собираюсь его узнавать.

– Может, прокатимся вместе? – безымянная девушка, что сидит со мной рядом, недвусмысленно облизывает язычком свои губы и водит пальчиком по бокалу. – Уверена, моя компания лишней тебе не покажется. А я люблю ночную… гонку на скорости. Мне кажется, ты как раз их таких.

Я успеваю перехватить ее ладонь до того, как она ляжет на пах.

– Извини, – пожалуй, впервые внимательно смотрю в ее хорошенькое личико, и заметив за длинным искусственным рядом ресниц зеленые глаза, которые смутно напоминают другую, немного смягчаю ответ. – Не сегодня.

Я уже поднимаюсь, когда блондинка, поспешно открыв свою сумочку, достает визитку и уверенно протискивает ее в карман моих джинсов.

– Если что, я на связи, – мурлычет с улыбкой.

Она смотрит мне прямо в глаза, причем смотрит настолько открыто и недвусмысленно, что дураку ясно: она действительно хочет. Хочет того же, что нужно и мне – быстрого, жесткого траха.

Прощаясь с друзьями, замечаю, что к ней уже начинает подкатывать Толик. Пытается приобнять, что-то шепчет на ухо, но она только морщится, сбрасывает с себя его руки и бросает укоризненный взгляд на подругу, которая ее привела. Норовистая. Но, скорее всего, ненадолго – Толик хорошо находит подход к женским душам.

– Меня зовут Лиза! – слышу уже у двери.

Выйдя на улицу, сажусь в машину, и замечаю, что девушка Лиза тоже выходит из бара.

Подозрение, что она все же решила настоять и прокатиться со мной, разлетается, когда она дефилирует мимо, садится в красный Порше и, посигналив мне, уезжает в сторону не города, а поселка.

Ночные дороги свободны, так что я довольно быстро оказываюсь на том месте, где в плену находится Даша. Первое, что я замечаю – это горящие окна, а уже потом – хрупкую фигуру, которая пытается что-то рассмотреть за стеклом.

Щавель прав – иногда свет падает именно так, что очень хочется запечатлеть именно этот момент, хотя вроде бы и нет в нем чего-то особенного. И, честно говоря, я не понимаю, почему город спит и у этого офиса нет толпы из мужчин, потому что там, за стеклом, застыла красивая бабочка, опустившая крылья.

Нас разделяет стекло и несколько метров. И какое-то время я просто стою у машины с включенными фарами, и наблюдаю за девушкой.

Почему-то сейчас, несмотря на преграду и расстояние, она кажется мне доступней и ближе, чем раньше.

Может, потому, что я знаю – ей некуда убежать. И я могу наблюдать за ней так долго, как хочу этого сам, а не столько, сколько позволит она.

Откинув мрачные мысли, приближаюсь к окну.

Но ничего не меняется. Даша по-прежнему не шевелится, просто смотрит уже не рассеянно – заметив меня, пытается улыбнуться, но не выходит. И мне кажется, я слышу ее разочарованный выдох – не получается притвориться, что все просто, легко и то, что было, и то, что происходит в данный момент, не имеет значения.

Не отдавая себе отчета, она прикасается к волосам, прикусывает губу и, кажется, забывает моргать – так пристально всматривается в темноту, в которой нахожусь я. Прячется за ресницами, и снова встречает мой взгляд, чуть смущенно, с долей неловкости, но не только с этими нотами, как бы она не пыталась это скрывать.

И в эту минуту я понимаю, что сделал правильно, не отправив ее в службу спасения или полицию и не вызывав их сам.

Потому что так, как смотрит она на меня – смотрят на тех, по кому успели соскучиться.

– Привет, – слышу немного растерянный голос, как будто она сомневалась, что я правда приеду.

– Ключ дашь или сразу взламывать дверь? – пытаюсь шутить, чтобы немного сбить с нее напряжение, растормошить ее, заставить ожить.

– Первый вариант мне нравится больше, – улыбается.

Уже хорошо.

Она просовывает в приоткрытое окно немного согнутый ключ, который, впрочем, открывает дверь с первой попытки.

Зайдя в офис, застаю Дашу в полной растерянности. Смотрит на меня такими огромными глазами, как будто я медвежатник и тупо взломал эту дверь.

– Ну и как это называется? – вздыхает, качает головой, подходит ко мне за ключом.

И когда она оказывается достаточно близко, а ее ладонь задевает мою, я с удовольствием даю ей подсказку:

– По-моему, кто-то просто соскучился.

– Да нет… – отнекивается она, заливаясь румянцем. – То есть, да… может быть… да, но…

Она силится придумать, как пояснить, старается подобрать слова, и краснеет еще сильнее, даже избегая смотреть на меня.

– Собирайся, – останавливаю ее попытки спрятаться за надуманным, и поясняю то, что она могла упустить, но не упустил я. – Ты сказала три «да». На сегодня мне этого хватит.

– На сегодня? – повторяет она изумленно.

Но это тоже всего лишь очередная попытка к побегу – от себя, от меня, возможно, от нас. Потому что в ее глазах не только растерянность, но и трудно скрываемое предвкушение момента, когда даже думать о побеге будет уже невозможно.

Офис, в котором она находится, очень маленький, а еще в нем очень узкий дверной проем, и в данный момент мне кажется это гениальным решением архитектора. Потому что Даша, пытаясь пройти мимо меня, не может этого сделать. Невольно задевает мое плечо, руку, бедро. И так и стоит, как будто наткнулась на преграду, которую не в силах преодолеть.

Не протискивается.

Не просит меня подвинуться, отойти.

Вместо этого упирается спиной в дверной косяк с другой стороны, позволяя нашим телам разлепиться, но взамен скрещивает наши взгляды так, что это напоминает сварку. Только вместо огненных искр – дыхание, которым мы невольно обмениваемся.

Нет лишних слов.

Нет лишних движений.

Мы застываем напротив друг друга, и не знаю, что видит она, а я вижу, что она изменилась. Немного похудела, глаза потускнели, и сейчас жадно впитывают в себя отсвет включенных фар, словно пытаясь насытиться и опять заискриться. А еще, пусть это только на уровне ощущений, в ее взгляде я вижу жадность и жажду… ко мне.

– Я твоя должница, – произносит чуть хрипло она.

И я сжимаю пальцы в кулак, чтобы не прикоснуться к ней и не взять этот долг так, как хочу.

– Хорошо, – мой голос, привыкший к переговорам, не выдает меня, в отличие от нее, хотя в нем спокойствия, думаю, меньше, меньше намного. – Я это запомню.

Ее глаза изумленно распахиваются, губы приоткрываются, но позволяют себе только выдох.

Наверное, она ожидала услышать ответ хорошего парня, который скажет: «Что ты? Забудь». Вот только рядом с ней все рыцарские порывы, которые, возможно, забились в память занозой из наивных сказок типа «Айвенго», перекрываются темными полотнами современности, на которых я вижу два силуэта. Обнаженных, скрещенных всеми конечностями, издающих жадные стоны и которым плевать, если их кто-то услышит. Потому что они слышат только себя и друг друга.

– Нужно закрыть эту дверь… – Даша начинает нервно крутить в пальцах ключ, как будто смогла заглянуть в мои мысли. – Тем более, завтра будет тяжелый день…

– Завтра суббота, – напоминаю.

Но мало ли, вдруг она имеет в виду домашние хлопоты. Поэтому я уже почти предлагаю уехать, как она продолжает.

– Мне завтра нужно будет посетить одну выставку, – она вздыхает, и я понимаю, что для нее по каким-то причинам поход туда точно не в радость. – Международную. Нужно будет взять буклеты, раздать визитки, желательно найти новые контакты…

Понятно. Новые контакты не для той, которая прячется в себе изо всех сил. Даже сейчас, вопреки своему заявлению, она не спешит никуда уходить. Смотрит на меня так, что я почти осязаю ее желание. Но не делает ничего, чтобы выплеснуть его, чтобы взять то, что хочет, чтобы хотя бы попробовать.

Пока я раздумываю, успею ли быть завтра в двух местах в одно время и стоит ли ей навязываться, она называет название выставки, и я выпадаю в осадок. И не знаю, как пояснить еще одно совпадение, потому что… что это, если не знаки, в которые я не верю?

Даже если бы я не приехал, мы бы все равно увиделись завтра.

Но мне нравится эта ночь и именно этот момент. И глядя на то, как Ромашка тяжело дышит и то и дело опускает глаза, чтобы вновь взглянуть на меня, и чувствуя ее нежелание уходить, я отчетливо понимаю, что использую любую возможность, чтобы картинка, которая сверлит мне мозг, оживилась.

И чтобы та, что боится шагнуть ко мне и поцеловать не только взглядом, как делает это сейчас, захотела открыться, захотела рискнуть и захотела опять оглушить меня сладостным стоном. И чтобы когда я буду вбиваться в нее, она забывалась, терялась, но не потому, что ее что-то тянет назад, а оттого, что в ней я – глубоко, неразрывно, и… блядь… уверен, надолго, потому что одного раунда из ее языка и затуманенных глаз вряд ли мне хватит.

Я хочу заполучить ее всю.

И хочу, чтобы она так же жадно хотела заполучить и меня. Чтобы она перестала чего-то бояться, перестала цепляться за принципы или условности, и цеплялась лишь за меня. Губами, зубами, руками, ногами, длинными прядями волос, которые хочется накрутить на кулак.

Всем.

Только, блядь, пусть она будет готова не только к медленным танцам, но и к бешеной скорости, потому что первое, что мне хочется сделать – это врезаться в нее со всего разгона. Вжать, смять, захватить, поглотить изумленные стоны. А уже потом, когда не сможет дышать без меня, когда станет зависима от моего дыхания, темпа и ритма, позволить ей небольшой перерыв и дать просто расслабиться под моим языком.

Представив, как она подо мной извивается, невольно усмехаюсь, предвкушая этот момент.

И в эту секунду мертвый фонарь у этого офиса решает ожить и направляет яркий свет прямо мне на лицо.

Я знаю, что видит Даша.

Знаю, как сильно искажаются мои черты, когда я забываю, что мне лучше не улыбаться, как прежде.

Мне слышится более резкий выдох Ромашки, и я делаю все, чтобы закрыть от нее отпечаток «красивой» болезни – мгновенно набрасываю на голову капюшон.

– Надо закрыть эту дверь, – повторяю ее слова, и разворачиваюсь, шагнув на крыльцо.

Но не успеваю уйти.

– Да, – слышу выдох Ромашки уже у виска.

Повернув голову, встречаю глубокий взгляд и понимаю, что она сделала это, преодолела шаг, который нас разделял. И теперь не просто близко, не просто возле меня. Она меня практически обволакивает.

Дыханием. Ароматом легких духов. Предвкушением, с которым прикусывает губу. Прикосновением холодных, немного дрожащих пальцев, к моему лицу. И несмелой улыбкой, с которой сбрасывает с моей головы капюшон.

– Мне нравится, – говорит она едва слышно, скользнув руками на мою шею и вынуждая склониться к ней, пожалуй, чтобы было легче разобрать этот сбивчивый шепот. – Мне нравится, когда ты улыбаешься. Тебе очень одет.

И, наверное, решая, что недостаточно оглушила меня, тянет за руку, заставляя вернуться внутрь помещения, придавливает хрупкой ладонью к стене и не в первый раз ставит меня в известность:

– У нас ничего не получится.

И тут же, не дав шанса ответить, впивается в мои губы.

Жадно.

С тихим стоном, который срывается лишь для того, чтобы позволить вырваться новому и тем самым отключить у меня тормоза.

Глава № 41. Даша

Я не могу разобрать, от чего у меня сильнее кружится голова. От того самого одеколона, напоминающего о море и чайках. От алчного взгляда, который прожигает меня даже в относительной темноте, разбавленной светом фонаря, пытающегося заглянуть в помещение. От поцелуя, который как неразбавленный виски, вливается в меня, прожигая все внутренности и заставляя хмелеть.

Или от самого мужчины, от которого настолько разит властью, что ноги не держат, и я обхватываю его за шею, цепляюсь за его волосы, тяну его к себе, ближе, еще ближе…

Так близко, что думать о чем-то другом, анализировать и пытаться в которой раз пояснить ему, что все бесполезно, становится невозможным.

Нет мыслей и слов. Нет ничего поблизости – только он, покрывающий мое лицо поцелуями, сжимающий мою шею, словно проверяя ее на хрупкость, и после моего гортанного выдоха дарящий ухмылку, от которой тушуются стыдливость, страхи и совесть.

Мне становится плевать, что будет через минуту, через полчаса или час. Становится неважным, что будет, когда мы сможем дышать по отдельности. Единственное, чего я хочу, чтобы его губы и дальше позволяли пить свои выдохи, и чтобы его руки не прекращали меня изучать.

Повсюду… я чувствую их повсюду.

Он жадно водит ладонями по моему телу, напоминая слепого, который пытается через прикосновения увидеть цвета этого мира. Скулы, глаза, виски, мои волосы, которые с удовольствием пропускает через длинные пальцы, чуть натягивает, заставляя меня запрокинуть голову и снова взглянуть на него.

Проверяет – его ли я вижу.

И я с удовольствием скольжу по его лицу ладонями, не делая различия между левой стороной или правой, задеваю пальцем уголок его губ, целую усмешку, которая на них отражается и тут же взлетаю.

Приподнимает меня, вынуждая обхватить свои бедра ногами.

– Да, вот так, – издает будоражащий шепот и тут же вжимается в меня, чтобы я ощутила силу его желания и поняла, что он прав.

Все должно быть именно так, как сейчас. Жестко, на полном отрыве, без ласковых слов или глупых признаний.

Просто секс. Потому что мы оба хотим потеряться друг в друге и сорвать друг у друга еще больше шепота, еще больше стонов, хотим украсть у этой ночи еще больше бесстыдных прикосновений.

Он вдавливает меня в холодную стену, заставляя сделать выбор – опереться на нее, выбрать эту пустышку и снова чуть отдалиться, или стать ближе к нему. Мне кажется, выбор здесь очевиден, и я выгибаюсь вперед, трусь о жесткую ткань его джинсов, которая так упоительно скользит по моим трусикам и помогает немного унять этот жар, сводящий с ума.

Видя это, его пальцы задирают мою юбку до талии, чтобы мне было легче, приятней скользить, и тут же берутся за блузу. Движения резкие – он не думает о том, что сомнет ткань или заденет хрупкие пуговички. Он просто открывает путь к тому, чего хочет.

Окидывает взглядом бюстгальтер и нетерпеливо освобождает грудь из плена ажурных чашечек. Но лишь для того, чтобы определить их в более жаркий плен – из своих губ, языка, из пальцев, которые обхватывают мои полушария, чтобы ему было удобней сосать, кружить языком и снова впиваться губами.

Не дав времени утонуть в этих ощущениях, отодвигает пальцами мои трусики и удовлетворенно выдыхает мне в губы:

– Блядь… ты такая влажная, что я хочу насадить тебя на себя.

Странное заявление, ведь его пальцы уже во мне, а мои бедра обхватывают его так плотно, что сильнее уже невозможно. Но он дает лишь минуту покопаться в этих обрывочных мыслях, отстраняется, прожигает меня взглядом, запрещающим шевелиться, вскрывает пакетик презерватива, и делает то, о чем говорил.

Не входит в меня, не погружается. А именно что насаживает.

Жестко, до упора, заставляя чувствовать себя полностью и так глубоко, что я забываю дышать.

– Привыкай, – не просьба, приказ, который еще больше заводит.

И едва я делаю попытку и правда привыкнуть к нему, пытаясь понять: он слишком большой или же я слишком отвыкла, как он начинает вколачиваться. Без какой-либо передышки, выбивая эти глупые мысли и заставляя принять как факт, что все… он во мне. И все, что мне остается – это только принять.

Я слабо понимаю, что со мной происходит. Хватаюсь за его плечи, за стену позади себя, за сжавшийся вокруг нас воздух, и понимаю, что мне хватает сил лишь на то, чтобы принимать эти толчки.

Руки повисают бесполезными плетьми, потому что выдержать это удовольствие невозможно. Невозможно пошевелиться – его пальцы сжимают бедра и управляют ими вместо меня. Закрыть глаза невозможно – его взгляд заставляет нырнуть в него, заставляет смотреть на то, как сильно меня хочет мужчина и заставляет поверить, что меня можно так сильно хотеть.

До искажения на его лице, и момента, когда его это мало волнует. До состояния, когда мои тихие стоны переходят в состояние всхлипов, потому что я не выдерживаю, не могу, не умею так долго блуждать по грани, зная, что сорваться с нее не получится.

Он двигается молча, в отличие от меня. Только выдохи наполняют комнату офиса – резкие, громкие, вынуждающие меня забываться и стонать еще громче. Заставляющие меня хватать воздух ртом, потому что кислорода уже не хватает. Размазывающие меня по этой стене своим неприкрытым желанием.

Я не знаю, сколько проходит времени – оно смазывается, растягивается, прячется за этими ощущениями принадлежности мужчине, который не отпускает меня. Я дрожу так, что мне чуточку больно, и так же больно смотреть на лицо мужчины, который всматривается в меня так пристально, словно не ждет, а требует. И мне становится просто невыносимо, когда я понимаю, что ничего не меняется, этот момент повторяется, и сейчас… я знаю, что нужно ему сказать, и даже нахожу в себе силы на шепот, который отпустит его, который позволит ему получить свое удовольствие.

– Кончай, – скольжу губами вокруг его губ, чтобы успеть насытиться и запомнить их вкус, потому что скоро все это закончится. – Кончай без меня, я… не умею… у меня все равно не получится…

Он снова обхватывает пальцами мою шею, заставляя взглянуть на себя. Но вместо того, чтобы сделать пару движений, издать стон и отпустить нас обоих, наматывает мои волосы на кулак. А в глазах его вместо облегчения – усмешка и вызов.

– Спорим на еще один раз, что у тебя все получится, – говорит он.

И это не вопрос. Это еще один приказ, которому я бы и рада последовать, но…

Он не позволяет мне что-либо сказать, не позволяет как-то оспорить, не позволяет мне ускользнуть. Он просто втягивает меня в этот спор, затыкая мой рот поцелуем и считая, что мое молчание – это согласие, не иначе.

А потом отпускает, наслаждаясь моей потерянностью и тем, как жадно я хватаю воздух и в то же время снова непроизвольно тянусь к его рту.

– Знаешь, – ускользает от поцелуя, прижимается губами к моему виску и шепчет чуть громче, не забывая двигаться внутри меня, но так, через шепот проникая еще глубже, еще сильнее, как будто не только внутрь, но и под кожу. – Эта чертова дверь так и осталась открыта… и каждый может войти и посмотреть, как я трахаю тебя у этой стены…

У меня нет сил обернуться или проверить. Нет сил испугаться, потому что от его голоса, от его шепота становится жарко, и я начинаю бояться другого – что он сожжет меня заживо.

Чтобы прекратить эту пытку, прикрываю глаза и опускаю руку вниз, чтобы хоть как-то помочь себе, чтобы мне стало чуточку легче, но он перехватывает мои пальцы, кладет их на свою грудь, удовлетворенно выдыхает и продолжает шептать:

– Хочу, чтобы сегодня ты кончила не от пальцев – оставь это для душа, когда будешь вспоминать обо мне. Хочу, чтобы ты кончила от моего члена. От того, что я беру тебя у стены, и тебе плевать, что кто-то может войти. Ты просто соскучилась по траху, соскучилась по жжению между ног, соскучилась по члену, который внутри тебя, и ты хочешь, но не можешь взять его в рот.

Я не знаю, не понимаю, что со мной происходит и почему эти слова действуют как наркотик, который заставляет меня хотеть еще больше. И чувствовать – острее, четче, глубже, больнее, приятней, до черных точек перед глазами, когда весь мир сужается до глаз гречишного меда.

– Ты ведь хотела бы пройтись по нему языком, не так ли? – искушает меня чей-то голос откуда-то издали. – Чтобы потом он снова вошел в тебя, заполнил тебя, чтобы ты снова стонала так, как сейчас… Блядь, как же сладко ты стонешь… Ты настолько сильно хочешь взять мой член в рот? Настолько хочешь отсосать у меня? Может, мне достать его прямо сейчас?

Я так живо представляю, что опускаюсь перед ним на колени, и он так же властно наматывает на кулак мои волосы, как сейчас, что, скорее всего, перебираю с этим наркотиком.

Перестаю различать, что говорит этот голос. Перестаю различать какие-либо звуки, запахи, перестаю что-либо чувствовать – меня скручивает, простреливая сладкой болью по всему позвоночнику. И, мне кажется, я все-таки начинаю гореть, и это пламя заставляет меня изогнуться, схватиться за единственную опору, которая продолжает вбиваться в меня и одновременно удерживать, не позволяя упасть безвозвратно.

И отправляя туда, где невозможно что-либо увидеть. Туда, где лишь глухота. И где теряются краски. Туда, где ответный протяжный стон, легкие поцелуи и знакомый голос, встречающий мое возвращение:

– Хочешь поспорить на еще один раз, что ты можешь кончить два раза подряд?

Глава № 42. Даша

Предложение Артема кажется мне еще более интимным, чем секс, которым мы занимались.

И я не могу отчетливо передать, что чувствую в этот момент. Удивление, интерес, желание проверить здесь и сейчас, желание снова почувствовать его вкус, вдохнуть его запах, снова услышать стон, когда он кончает, и в то же время…

– Я усну на тебе, – признаюсь.

– Мне нравится эта фантазия, – говорит он, приподняв пальцем мое лицо, – но я бы внес в нее коррективы. Утро, ты все еще сонная, а я придвигаюсь к тебе сзади…

Я выдыхаю так громко, что мой выдох проходится эхом по офису. Прижимаюсь лбом к груди Артема и всего на секунду прикрываю устало глаза, но когда вновь слышу его голос, такое ощущение, что он меня будит.

– Поехали, – говорит с легкой усмешкой. – Оставим нашу фантазию на следующий раз. Может, с нее и начнем?

Меня заводят его слова, сладко греет обещание и уверенность, что следующий раз состоится. Но всю дорогу, пока мы едем, Артем молчит, и когда подъезжаем к моему дому, тоже не произносит ни слова.

Ни просьбы перезвонить, ни вопроса о том, когда снова увидимся. Он просто меня отпускает.

– Спасибо, что выручил, и вообще… – роняю, глядя на сонный город за окнами, и уже тянусь, чтобы открыть дверь машины, как он меня останавливает.

– Нет, – наконец произносит с каким-то разочарованным вздохом, – пожалуй, начинать надо с того, чтобы научить тебя, как правильно говорить мужчине «спасибо».

– А что не так с моей благодарностью? – вскидываюсь я удивленно и все-таки смотрю на него.

– Все, – отвечает он.

И в ту же секунду, прерывая возможный спор, обхватывает мою голову, чуть тянет к себе, заставляя склониться, и оставляет на губах поцелуй.

Поцелуй, после которого из машины я выхожу словно пьяная. И после которого легко переношу упрек Татьяны Гавриловны на то, что ее разбудила, а личную жизнь можно устраивать и в светлое время суток. Поцелуй, с которым я засыпаю, не пытаясь анализировать то, что случилось, а принимая это как данность.

Ожидаемо, что после стольких ярких событий я полностью отключаюсь, и просыпаюсь только к полудню. Идти никуда не хочется. Хочется сделать кофе, обнять подушку и выкроить из памяти все моменты, которые случились после того, как заклинило дверь.

Но телефон высвечивает имя начальницы, и я понимаю, что она жаждет не только узнать, как там выставка, а уже уточнить результаты. Соблазн принять звонок и солгать, что я приболела, сметается чувством ответственности: не люблю, не привыкла подводить людей, если что-то пообещала.

На долгие сборы времени нет, так что я быстро облачаюсь в джинсы и рубашку, накидываю легкую куртку, вместо каблуков выбираю кроссовки, и на выставку практически мчусь.

Жаль, конечно, что Ольги нет рядом – вдвоем я чувствовала бы себя чуть уверенней, но я убеждаю себя, что всю жизнь прикрываться подругой все равно не получится, и я просто попробую. Не получится диалога с заказчиками, не получится договориться о новых заказах – просто посмотрю на людей, отвлекусь, возможно, узнаю что-то полезное.

Кстати, кто бы напомнил – на какую тему эта международная выставка? Хорошо бы, не была связана с одеждой и модой, потому что потрачусь, точно тогда потрачусь, а мне нельзя разбрасываться деньгами.

И думать об Артеме тоже сейчас нежелательно, потому что отвлекает неимоверно. Настолько, что я проезжаю нужную остановку и пять кварталов потом возвращаюсь. И пока иду, меня осеняет мысль ему написать. Причем вот прямо сейчас, почему-то прямо сейчас, и не позже!

Сопротивляюсь этому желанию, все же первым шаги должен делать мужчина, и потом, возможно, он за ночь подумал и понял, что… ну, что с другой будет проще, и…

И злюсь на себя, потому что прекрасно знаю, откуда эти сомнения, неуверенность и нежелание тоже пошевелиться навстречу мужчине. Но все это в прошлом. В прошлом, к которому я не хочу возвращаться.

А теперь все иначе.

Другой мужчина, другие отношения. Да, я не знаю, как правильно общаться с Артемом. Не знаю, что я могу себе позволить с ним, что его раздражает, к чему он привык. У нас просто был разовый секс.

Но я знаю, чего бы хотела я.

Я бы хотела еще раз увидеть его и попробовать вот так – когда просто притяжение, симпатия, и ничего больше с обеих сторон. Без туманящих голову обещаний, намеков на кольца и болезненного разрыва после предательства.

Просто секс.

Никто никому ничего не должен.

Никто никому не делает больно. По-моему, идеально.

Остановившись в паре шагов от здания, где проходит выставка, достаю телефон и пишу сообщение ночному спасителю:

«Ты не выходишь у меня из головы. Надеюсь, я правильно пожелала мужчине доброго утра?»

Отправляю.

Закидываю телефон в сумочку, чтобы не отвлекаться. В конце концов, я здесь по работе.

Взглянув на вывеску, которая освещает тему строительства, решительно захожу внутрь помещения.

К моему удивлению, людей очень много. Есть посетители, которые слоняются просто так, из праздного любопытства. Сразу видно тех, кто приценивается – возможно, прорабы, присматривающие новые веяния и материалы. И очень выделяются те, кто уже здесь и сейчас ведут важные переговоры – о поставках или работах.

Выставка поражает масштабом, а еще заражает каким-то вдохновением, и когда смотришь на представленные товары, тут же начинаешь представлять, что эти обои хорошо бы смотрелись в комнате для двоих, эти – в гостиной, а эта плитка и краска хорошо бы сочетались на кухне.

Особенно ярко мечтается, если рассматривать строительные проекты, которые тоже представлены. И коттеджи, и целые маленькие городки, которые обещают построить, и большие дома вип-уровня, где продумано все до мельчайших подробностей. Возле одного такого проекта я задерживаюсь надолго – настолько он кажется идеальным, настолько живым, что кажется еще секунда – и в больших панорамных окнах зажжет свет один из жильцов.

Это не картонная работа, напоминающая лего-игрушку, а голограмма, которая словно парит в воздухе.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – слышу у себя за спиной вежливый женский голос. – Может быть, вам рассказать детальней о нашем проекте?

– Нет, спасибо, я… – неохотно отвожу взгляд от такой красоты, оборачиваюсь к собеседнице и совершенно забываю, что собиралась сказать.

Мне кажется, я даже теряюсь, где нахожусь и зачем, потому что в нескольких шагах от девушки замечаю Артема. Он выглядит непривычно – в темно-синем костюме, который сидит на нем идеально, а в место кроссовок более подходящая обувь. И он не просто прохаживается по выставке, а о чем-то беседует с двумя не менее представительными мужчинами.

О чем они говорят, разобрать невозможно, но создается ощущение, и вряд ли оно обманчиво – что он ведет деловые переговоры. И не в качестве стороны, которая ищет контакты. Он скорее тот, с кем другие пытаются создать этот контакт.

Жесткое лицо, сосредоточенный взгляд, полный контроль над жестами и эмоциями. Сейчас этот мужчина слабо напоминает моего любовника, который шептал пошлости, чтобы меня завести.

И от него за версту разит такой уверенностью, властью и силой, что, не будь мы знакомы, я бы вряд ли решилась задержать на нем взгляд дольше обычного. Придавит. Подавит. Раздавит.

И на секунду я даже теряюсь, видя его таким.

А потом чувствую, как начинает быстро-быстро стучать мое сердце, просто потому, что я вообще вижу сегодня Артема.

Интересно, он прочел мое сообщение? Или увидит его позже, когда будет свободен? А еще интересно, изменится ли его цепкий взгляд, когда он тоже увидит меня?

– Может быть, я все же смогу вам помочь? – отвлекает меня от созерцания женщина, о которой я успела забыть.

Обернувшись к ней, я немного тушуюсь под ее взглядом, настолько холодным и острым, что можно смело рубить глыбу льда. Красивая, эффектная, стильная, деловая – настоящая бизнес-леди, которая должна сразу чувствовать людей, представляющих для нее интерес и тех, кто прибыль не принесет. И тем не менее, она все еще рядом, несмотря на то, что у проекта крутятся более перспективные зрители. Один солидный мужчина даже оглядывается, пытаясь найти того, кто ответит ему на вопросы.

Но женщина продолжает стоять возле меня, как будто ее приклеили к полу. Впрочем, такое же ощущение и с вежливой улыбкой, застывшей у нее на лице. Улыбка не смягчает черты, а на удивление делает резче и опять же, как-то острее.

Качнув головой, я снова хочу взглянуть на Артема, но женщина делает два шага, становится напротив меня и, изогнув смоляную бровь в легкой насмешке, продолжает тему сотрудничества:

– Если вас что-то заинтересовало в нашей компании, с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Как вы смотрите на то, чтобы выпить по чашечке кофе и спокойно все обсудить?

– Да нет, я…

– Вряд ли, – перебивает она меня все с той же улыбкой, – вам сможет уделить время заместитель генерального директора. Вы же понимаете, что у человека такого уровня весь день расписан практически по минутам. Сегодня все эти минуты посвящены исключительно крупным сделкам.

Никогда не задумывалась, кем работает Артем. На первом свидании я была уверена, что он, скорее всего, автослесарь. На втором решила, что если он и автослесарь, то довольно успешный, а теперь…

– С простыми посетителями, – беглый взгляд женщины на мою одежду, и снисходительная поправка, – вернее, со всеми остальными людьми, кому интересна самая крупная и успешная строительная компания нашего региона, сегодня общаюсь я. Поэтому не стесняйтесь – задавайте вопросы.

Прочитав на бейджике имя девушки, собираюсь повторить Анжеле в который раз, что меня в их компании ничего не интересует. Вернее, ничего из того, что она могла бы мне предложить, но она делает ход конем.

– Артем… Геннадьевич мне полностью доверяет, – она склоняет голову набок, прищуривается, изучая меня, и веско так, с явным оттенком многозначительности, на которой и без того сделала упор намеренной паузой, добавляет. – Во всем.

Глава № 43. Даша

Анжела – красивая женщина, и не могу сказать, что мне безразличны эти намеки на некую более близкую связь с Артемом, чем начальник и подчиненная. Но она настолько четко пытается убедить меня в этом, что добивается иного эффекта.

Подавив сгусток темных эмоций, прихожу к выводу, что она напоминает мне кошку. Породистую, ухоженную кошку, которая уверена, что нравится всем априори и имеет право на многое.

И сейчас она пытается заявить права и очертить территорию. Не ту, по которой привыкла ходить. А в которую у нее самой нет желанного доступа. Или к которой она этот доступ утратила.

Иначе она бы не стояла у меня на пути, пытаясь заслонить от Артема и делая все, чтобы он меня не заметил. Не пыталась задеть словами и взглядом, призванным указать мое место – не рядом с заместителем генерального крупной компании, а среди прочих, на которых у него времени нет.

Возможно, я бы даже поверила ей и прониклась. Случись это хотя бы несколько дней назад.

Но теперь я знала: что бы ни было между Артемом и этой Анжелой, на меня у него время находится.

Хотя да, возможно, сейчас его действительно нет, и переговоры важнее. Конечно, важнее.

– Вы правы, – говорю женщине и, делая вид, что не замечаю довольной улыбки, которая теперь действительно отражает эмоции, продолжаю: – наверное, Артема не стоит сейчас отвлекать.

Надо отдать ей должное – она умело «держит лицо», хотя и обратила внимание, что генерального директора, о котором она говорила с придыханием и, пусть и с заминкой, именовала по имени-отчеству, я называю просто по имени.

Делаю шаг, отворачиваюсь.

А потом, словно вдруг что-то вспомнила, останавливаюсь и достаю из сумочки телефон.

– Не буду мешать важным переговорам, – бросаю заговорщический взгляд на женщину, как будто она моя сообщница, – просто отправлю ему сообщение, что выставка мне понравилась.

Пусть думает, что он меня пригласил.

И вообще, пусть думает, что я действительно пишу ему эту чушь, которая не имеет значения.

А вместо этого под прицельным взглядом женщины, не забывая чуть рассеянно улыбаться, просматриваю, что предыдущее сообщение не прочитано и отправляю еще одно:

«Тебе очень идет костюм. Настолько, что его хочется с тебя немедленно снять».

Отправляю.

И вот теперь действительно ухожу, с каждым шагом пытаясь раздавить в себе зачатки легкой ревности, которая неожиданно проявила себя, несмотря на всю абсурдность и неуместность.

Хотя, может, я ошибаюсь, потому что… с чего бы мне ревновать? Скорее всего, это простое нежелание делиться тем, что мне нравится, вернее, успело понравится, то есть…

В общем, ладно. Главное, что это не ревность. Совершенно точно не ревность.

Конечно, удаляюсь я рановато, да и с заданием руководства, раз за разом пытающегося ко мне дозвониться, я не справилась совершенно. Но, если ей так нужны новые связи, могла бы и сама прокатиться на выставку, я же решаю ограничиться довольно толстым рекламным буклетом, в которым вписаны все участники вместе с контактами.

Наверное, буклетов распечатали много, но мне удается перехватить один из последних.

С чувством выполненного долга, прячу его в сумочку, смотрю на светящийся телефон с именем Татьяны Борисовны, и решаю не портить себе настроение разговорами с ней. В конце концов, сегодня у меня выходной.

Мне хочется теплых эмоций, спокойных, хочется просто отдохнуть, забыть обо всем, что само напомнит о себе в понедельник. А еще, заметив у выхода кофейный автомат, я понимаю, что не уйду без стаканчика горячего шоколада. Не знаю, почему я выбираю именно этот напиток – возможно, это нить из беззаботного детства, но первый же глоток доставляет неимоверное удовольствие.

Прикрываю глаза, чтобы продлить эти удивительные ощущения, и не сразу верю, что действительно слышу шепот мужчины у самого уха:

– Мне понравилось твое пожелание «доброго утра». Если ты подождешь, пока я освобожусь, я позволю тебе снять с меня костюм, и пожелать мне доброго дня.

Открываю глаза, но не оборачиваюсь. Потому что мне нравится чувствовать его сзади, нравится, когда он так близко, и мне нравится этот шепот, будоражащий что-то внутри меня.

И он тоже не делает попытки увидеть мое лицо. Мы оба в молчаливом сговоре. Пытаемся продлить, удержать этот момент, потому что он необычен. Дыхание друг друга кажется громче своего. Запах моих духов смешивается с нотами его холодного одеколона. А его пальцы задевают мои, когда он берет стаканчик с горячим шоколадом, чтобы сделать глоток.

– Я был уверен, что тебе нравится что-то более горькое, острое, – усмешка Артема проходится жаркой стрелой по моему позвоночнику, напоминая о вчерашней ночи в помещении офиса. – Но вынужден признать: сладкое тоже бывает приятным.

– Иногда хочется чего-то вроде этого шоколада, – бормочу я и, когда в горле пересыхает, он возвращает стаканчик с напитком, чтобы я сделала новый глоток.

И тут же снова берет его.

– На «иногда» я согласен.

Мне становится душно от слов мужчины, в которых я слышу открытый подтекст, и я расстегиваю на блузе пару верхних пуговиц.

– Оставь это мне, – хриплый голос Артема делает только хуже.

Мне хочется уже просто сорвать эту блузу, хочется ощутить прохладу ветра, и как моей обнаженной спины коснется жесткая ткань мужского костюма. Мне хочется слишком многого, и прямо сейчас, хотя я отчетливо понимаю, что даже если мы выключим свет и закроем все жалюзи, так, как вчера, не получится, потому что вокруг слишком много людей.

Смотрю на двери, за которыми ветер, и можно снова спокойно дышать. Но Артем замечает мой взгляд, и трактует по-своему.

– Ты бы правда ушла? Отправила сообщение, завела меня и спокойно ушла? – и прежде чем я успеваю ответить, что не хотела ему мешать, получаю новое замечание. – Пожалуй, я напишу отзыв организаторам, что выставка ужасна, если, несмотря на ранние грандиозные планы, с нее сбегают спустя тридцать минут.

И меня просто разворачивает к нему от того, что я наконец понимаю.

– Ты знал, что мы сегодня увидимся! – у него настолько непроницаемый взгляд, что мне хочется добиться его признания. – Поэтому и не позвонил! Не сказал вчера, что…

И осекаюсь, понимая, что выдаю себя с головой. Подумает еще, что я дурочка, которая влюбилась в него после первого секса. Начнет сочинять, как избавиться, бросить быстрее. Никто не любит навязчивых женщин, тем паче тех, которые ни с того, ни с сего решают, что вправе выдвигать какие-то условия.

Но Артем не выглядит раздраженным. Делает медленный глоток шоколада, прищуривается и спокойно со мной соглашается.

– Знал. И не позвонил. Мне казалось, тебе не нравится, если я часто звоню.

– Когда это я… – замолкаю, вспоминая, что не всегда брала трубку, даже когда мы плотно общались, выдыхаю и договариваю уже не так бойко и сама не знаю зачем: – Сообщения от тебя тоже не было. Это я…

– Мне казалось, тебе не нравится, если я часто пишу, – так же спокойно напоминает Артем.

И да, случаи, когда я не отвечала на его сообщения, тоже были, не раз. Поэтому все, что мне остается – принять, как факт, что я сама его отдалила, и то, что случилось вчера – не повод снова сближаться.

– Прости, – признаю его правоту, – просто тогда все было сложно, запутано, я не хотела никаких отношений… я тебе говорила…

На этот раз он не берет стаканчик с шоколадом из моих рук. Обхватывает мои ладони, тянет к себе, и так, считай, из моих ладоней, делает новый глоток.

– А теперь?

– Теперь… – не могу сосредоточиться, когда он так смотрит, не могу подобрать слова, а потом решаю, что, пожалуй, и не нужно этого делать, ведь мы оба все понимаем. – Теперь, уверена, нам будет значительно проще, потому что у нас не будет выяснения отношений, глупой ревности, пустых ожиданий, упреков, соответственно, и разочарования тоже не будет. Ну… это если мы придем к выводу, что нам вообще что-то нужно… друг от друга… двоим…

Немного смущаюсь под его пристальным взглядом, никогда не думала, что мед может настолько притягивать, что забываешь моргать.

– То, что ты описала, звучит почти нереально, – комментирует Артем мои сбивчивые реплики. – И как же называются эти ровные отношения? Дружить нам с тобой уже поздно, да и то в дружбе побольше эмоций.

– Ну… – с надеждой смотрю на него. – А сам не догадываешься? Даю подсказку: это идеальные отношения для любого мужчины, и эмоций там более чем хватает. Приятных, к тому же.

Не знаю, то ли он правда не догадывается, то ли не верит, что ему так подфартило, но мне хочется поскорей закончить этот разговор, поскорей расставить все точки над «i», и, если что, поскорей разойтись. Или все же снять с него этот пиджак! Тут только два варианта.

– Любопытно, – Артем отпускает мои ладони, и несмотря на то, что напиток все еще довольно горячий, мне становится чуточку холодно. Он скрещивает на груди руки и снова не просит, а требует, таким тоном, с такими нотками власти, что отказать невозможно: – Ну же. Давай, просвети меня, Даша.

– Секс, – озвучиваю вместо него очевидное. – Секс без каких-либо обязательств.

Глава № 44. Артем

Даша действительно озвучивает практически идеальные отношения. Но мои представления о ней настолько не совпадают с тем, что она сейчас говорит, что я бы удивился значительно меньше, предложи она зайти в загс на обратном пути.

Но указывать ей на это несоответствие бессмысленно – она и без того напоминает испуганного воробья, который вроде и залез в кормушку, признал, что он голоден, но есть пока опасается. Сидит, оглядывается, растопырив крылья, готовый вот-вот улететь от малейшего шороха. Но мне, как и мальчишке, который смастерил этот маленький домик, очень хочется, чтобы птица осталась, и в этот раз поняла, что ей ничего не грозит, и в следующий раз уже прилетала без страха, не подозревая, что за ней наблюдают.

– Хорошо, – соглашаюсь, и замечаю, как глаза Даши изумленно распахиваются.

– Правда? – не толика, а поток удивления.

– Почему нет? – пожимаю плечами. – Только даже эти отношения нужно все равно обсудить.

– Что здесь обсуждать? – тут же вскидывается она. – По-моему, все прозрачно и очевидно. Никаких пустых слов, никаких рамок.

Не могу разобрать, что в ней сейчас превалирует – злость или страх. Злость на то, что даже эти отношения не будут так просты, как она надеялась. Или страх, что я захочу получить больше, чем она собирается мне предложить.

Остается единственный способ не спугнуть ее окончательно – показать, что на самом деле это не я, а она хочет большего. Даже если не отдает себе в этом отчета. Поэтому лучше потратить время сейчас на ее убеждение, чем потом получить механический секс, скупые слова на прощанье: «Все было отлично, увидимся завтра» и пустую кровать в тот момент, когда нам обоим на самом деле будет хотеться другого: нежиться рядом друг с другом, спать или продолжать заниматься сексом до одури и пустоты в мыслях и теле.

Взяв ее за руку, отвожу в сторону, оттесняю к стене, и да, она сразу становится чуть податливей. Наверняка мелькают ассоциации, которые мне сейчас на руку.

– Главный вопрос, – упираюсь рукой в стену, чуть повыше ее головы, любуюсь тем, как темнеют ее глаза и едва держусь, чтобы не смять губы, которые она невольно облизывает. – Предполагает ли секс без обязательств, что я могу трахать не только тебя, а кого захочу?

– Что? – она даже не до конца произносит этот вопрос.

И я скорее читаю его по губам, чем действительно слышу.

В ее глазах на секунду проявляется паника. Даша нервно сглатывает, всматривается в меня недоверчиво, как будто просит улыбнуться и сказать: «Тебе не послышалось, но я пошутил».

Но вместо того, чтобы помочь ей и сделать так, как она хочет, так, как ей будет проще, я продолжаю просто смотреть на нее, делая вид, что всерьез ожидаю ответа.

– Нет! Я не собираюсь тебя с кем-то… – она прикусывает губу, давя собственнические замашки, которые в ней прорываются вместе с возмущением, выдыхает и немного смягчает свои показания. – Я не хочу спать с мужчиной после кого-то!

Меня на секунду накрывает эффект дежавю, потому что Даша почти слово в слово повторяет то, что я говорил Лине, когда мы расставались.

Тяну паузу, вроде бы как раздумывая над ее заявлением, хотя это редкий случай, когда я безоговорочно согласен с тем, что она произносит, и мне не хочется что-либо менять или убеждать, что она ошибается.

А потом все же киваю.

Даша выдыхает так громко и сладко, что мне хочется начать снимать с нее кофточку прямо сейчас, пока без всяких условий. Но нет, лучше в данный момент воздержаться, чтобы потом не у меня одного, а у нас обоих сорвало тормоза, и мы неслись навстречу друг другу без страха и без оглядки на правила.

– Предполагает ли секс без обязательств, что у тебя могут быть другие мужчины? – задаю новый вопрос, и встречаю еще большее удивление.

– Нет, – горячо возражает Даша, и забавно морщит миленький носик. – Мужчины… несколько сразу? Да даже если один… Конечно же, нет!

– Хорошо, – покладисто соглашаюсь я, – с этим разобрались.

– С этим? – переспрашивает она. – То есть, это еще не все?

– Не все, – возражаю на полном серьезе, заставляя ее понервничать, – меня очень интересует: должна ли каждая наша встреча обязательно приводить к сексу? Или мы можем позволить себе встречаться просто чтобы увидеться. Поговорить, как сейчас. Выпить паршивый напиток, и отдаленно не напоминающий шоколад. Побыть вместе на выставке, даже если она покажется одному из нас скучной… Как ты считаешь, Даша, мне стоит прямо сейчас найти укромное место, стянуть с тебя джинсы и трусики, или мы можем позволить себе встречи не только для траха?

Ее щеки румянятся, взгляд оглаживает мое лицо, опускается к пиджаку, задерживается на единственной пуговице, на которую он застегнут. Она пожимает плечами, пытается сделать вид, что мы не обсуждаем что-то из ряда вон, и она взрослая деловая женщина, да и только.

Но сбивчивое дыхание и то, что она силится, но не находит в себе смелости посмотреть мне в глаза, выдают как на ладони не вертихвостку, не прожженную кокетку и не ту, что привыкла крутиться на мужских членах, не запоминая имен случайных любовников. Я вижу даже не девушку, которая прекрасно знает разницу между сексом по дружбе и сексом без обязательств. А девчонку, которая настолько разочаровалась в мужчинах, что теперь избегает любых отношений, повторяя как мантру, что ничего не получится.

И при этом не замечает уж совсем очевидного – что она дает куда больше, чем предлагает, и получается у нас куда лучше, чем она мысленно допускает.

– Так как ты скажешь? – спустя пару минут молчания напоминаю о теме нашего разговора.

Мне кажется, она успела забыть о том, что именно мы с ней обсуждаем. И максимум, что мне удается заполучить – сбивчивые слова, что да, я прав, и мы можем позволить себе не только секс и не только прелюдию, которая к нему приведет.

– Отлично, – я скрепляю наши ладони до того, как она решит, что на сегодня с нас обоих достаточно, и веду ее за собой в зал. – Ты уже раздала все визитки?

– Даже не начинала, – она расслабляется, осознав, что с обсуждением отношений без отношений как минимум на сегодня покончено. – Я решила удовлетвориться буклетом с контактами.

– Зачем довольствоваться меньшим, если можешь получить больше?

Она замолкает, я слышу только тяжелый вздох. Но в мои планы не входит проводить бизнес-урок, вернее, теория не по моей части. Поэтому я предлагаю ей сразу практику.

У меня несколько важных встреч, Даша рядом со мной, прекрасно видит и слышит, что я общаюсь с представителями крупных компаний. В ее глазах интерес, она с большой охотой наблюдает за тем, как ведутся переговоры, но даже не делает попытки предложить хоть кому-то услуги рекрутинговой компании. Хотя такая возможность возникает не раз, и я даже намеренно подвожу разговор с партнерами к этой теме, чтобы увидеть реакцию Даши, подтолкнуть ее, ну и чтобы она смогла заработать, потому то заказы были бы жирными.

– Доставай визитки, – подсказываю за секунду до того, как начинается новая встреча.

Даша так долго копается в сумочке, что мы с возможным партнером успеваем практически все обсудить.

– Кстати, – беру визитку, которая все же увидела свет, передаю своему собеседнику, – как у вас с кадрами? Такая же нехватка, как и везде?

– Все хотят денег, но совершенно разучились работать, – соглашается представитель лакокрасочной индустрии и принимает визитку.

– У нас была та же проблема, – говорю я и киваю на Дашу, – пока мы не обратились к специалистам.

– Хм… – мужчина с интересом рассматривает Ромашку, с готовностью переводит взгляд на визитку и расплывается в широченной улыбке. – Такие специалисты – да, это находка… Рад познакомиться, Татьяна Борисовна!

Вместо того, чтобы оживиться и порадоваться началу грядущего сотрудничества, Даша заметно сникает. Но прежде чем она успевает признаться, что у нее нет личных визиток, я снова встреваю вместо нее.

– Это визитки компании. Личными визитками такого специалиста я не разбрасываюсь, сами должны понимать.

– Кхм… – мой собеседник немного грустнеет и окидывает Дашу завистливым, но куда менее плотоядным взглядом, чем прежде, на который она, впрочем, снова не реагирует. – Я дам контакты компании своему кадровику – думаю, он с вами свяжется. Так как на счет нашего вопроса, Артем Геннадьевич?

– Кхм… – отзеркалив его реакцию, бросаю взгляд на Дашу, чтобы он понял, что пустые отговорки меня не устроят так же, как и его. – Посмотрим. Возможно, мы с вами свяжемся.

Он так же смотрит на Дашу, кивает и наконец-то уходит. В принципе, у него неплохое предложение, но недостаточно интересное, чтобы за него уцепиться или жалеть, что не сделал этого. Думаю, он все понял правильно: если он пойдет в каких-то вопросах навстречу, я тоже могу взглянуть в ту же сторону.

– Спасибо, – говорит Даша, когда мы остаемся одни.

Она так трогательно сжимает мои пальцы своими, что я решаю плюнуть на все, тем более, что важные переговоры больше вроде бы не намечаются, и оставить выставку на помощников.

– Не за что, – провожу костяшками пальцев по ее алеющим от смущения скулам. – Ты просто пока не умеешь использовать шансы, но этому учишься быстро.

– Имеешь в виду: вовремя перетягивать на себя одеяло?

– И это тоже, – подтверждаю выводы, которые она сделала за сегодняшний день. – Но иногда даже не нужно бороться за постельные принадлежности. Просто сказать, что тебе это нужно.

– Кому? – смеется она и крутит по сторонам головой. – И что, вот так просто возьмут и дадут?

Обхватываю ее лицо ладонями, заставляю взглянуть на себя и поясняю, заметив, что в ее глазах все, что угодно – интерес, желание, нота смущения от осознания этих желаний, только не озарение.

– Мне, например, – подсказываю. – И да, хотя бы такие вещи я могу тебе дать. Не так просто, конечно…

Она напрягается в моих руках, и я перестаю выдерживать паузу.

– Но за еще один стаканчик горячего шоколада – пару заказов я тебе обеспечу.

Упоминание этого напитка действует на Даша весьма необычно. Она не прячется, не пытается отшутиться или как-нибудь от меня отстраниться.

Не обращая внимания на то, что вокруг нас довольно много людей, она делает шаг ко мне и обнимает, пытаясь крепко скрепить свои пальцы у меня за спиной, как будто не хочет, боится меня отпустить и забывая в этот момент ложную мантру, что у нас ничего не получится.

Получится.

Совершенно точно получится что-то куда более приятное, чем секс по звонку. Даже если для этого придется встряхнуть кадровика и выпить еще не один стаканчик мерзкого горячего шоколада из автомата.

Глава № 45. Артем

Уйти с выставки так быстро не получается. Стоит только объявить помощникам, что я ухожу, как оказывается, что срочно необходимо обсудить вопросы, которые мы сто раз обсуждали до этого.

– Если вы не справляетесь, – говорю я, устав отбиваться от пустяков, которые Анжела пытается представить мне как проблемы глобального плана, – могу предложить поменяться местами с более уверенным в своих силах сотрудником.

Я даже не успеваю воспроизвести в памяти несколько кандидатур тех, кто точно ухватился бы за такой шанс, как Анжела мгновенно собирается.

– Не стоит, – отвечает холодно, по-деловому, перестав изображать растерянного новичка без малейшего опыта. – Все будет в порядке. Можете на меня… вернее, на нас положиться.

– Отлично.

Она чуть прищуривается, видимо, желая, но не рискуя намекнуть мне на то, что я должен быть благодарен за ее рвение. Но она получает хорошую зарплату, присутствие на выставке было ее инициативой, и свою лояльность я проявляю тем, что не акцентирую внимания на том, что заслуги нескольких человек она пыталась преподнести как личные.

– Кстати, Артем Геннадьевич, – несмотря на то, что мы попрощались, она снова не дает мне уйти к Даше, которая бродит между рядами. – Я слышала, что вы говорили о рекрутинговом агентстве… Мне бы тоже в отдел не помешало найти одного сотрудника. Помните, я как-то упоминала.

– Нет, – отзываюсь уверенно.

– Ну, видимо, я собиралась сказать, но не стала вас отвлекать, – сообразив, что я на память не жалуюсь, немедленно исправляется женщина.

– Откровенно говоря, – замечаю, – не думал, что при таких высоких зарплатах, которые предлагает наша компания, с квалифицированными кадрами может возникнуть проблема. Тем более, при ваших связях в этой сфере деятельности.

Анжела принимается уверять, что ей нужен редкий специалист и всех, кого могла, она уже обзвонила.

– Хорошо, – немного подумав, я все же выдаю ей визитку агентства, – попробуйте найти сотрудника так.

В конце концов, если Даша закроет этот заказ, она должна получить неплохие проценты. Если не закроет, думаю, страшного ничего не случится, просто подкину ей пару заказов попроще.

Анжела с таким рвением принимается изучать визитку, словно собирается позвонить и сбросить заказ прямо сейчас. И я выбираю этот момент, чтобы наконец уйти с этой выставки.

– Мы свободны, – говорю Даше, с интересом рассматривающей нелепую огромную люстру. – Тебе нравится этот ужас?

– Нет, – смеется она и, взяв меня за руку, тянет на улицу, отвлекая от дорогущего безобразия.

У нее очень красивый смех – не колокольчики, как частенько описывают. Приглушенный, напоминающий блюзовый. И он ей настолько идет, что я намеренно иду медленно, делая вид, что подумываю купить тот абсурдный кошмар, а на самом деле просто любуюсь.

Любуюсь девушкой, которая не обращает внимания на то, как иногда косо посматривают на меня. И которая не делает вид, а действительно не замечает прилипчивых взглядов мужчин – на нее.

Чем быстрее мы выйдем и сядем в машину, тем быстрее я смогу заняться с ней сексом. Но я иду все медленней и медленней, оттягивая этот момент и впитывая его. Он кажется простым и обыденным, ничем не выделяющимся среди других. Но почему-то мелькает мысль, что сейчас Даша ближе, гораздо ближе ко мне, чем даже когда я входил в нее и пил ее стоны.

– Ко мне нельзя, – чуть извиняясь взглядом, ставит она меня в известность, – к тебе далеко и…

Мнется, и хотя понятия не имеет, что я живу не один, явно не хочет совершить эту экскурсию. Наверное, это тоже попытка прировнять отношения просто к сексу.

– Остается гостиница? – спрашивает бойко, показывая готовность к этому варианту и даже пытается припомнить, есть ли она поблизости.

– Разберемся.

Даша согласно кивает, но странное дело. Она в приподнятом настроении, пока мы выходим с выставки, пока идем с ней к машине, даже когда мы едем, она продолжает посматривать на меня и смущенно прятать улыбку. Но когда я останавливаю авто у гостиницы, неуловимо меняется.

Нет, не бежит. Закрывается.

Пытается выровнять дыхание, опускает голову, а потом решительно выдыхает, толкает дверь и первой выходит на улицу. Я наблюдаю за ней из салона – она упрямо смотрит в одну точку, то ли на камни у лавочки, то ли на саму лавку, и нервно кусает губы.

Выйдя из машины, я окидываю взглядом старинное здание, где, пожалуй, лучшие в городе номера, потом смотрю на Ромашку, и не могу избавиться от безумной мысли, что если я заставлю ее войти, если просто подтолкну ее к этому, своими руками оторву еще один лепесток.

Понятия не имею, откуда у меня эти сентиментальные бредни. Пожалуй, так аукается сон под постановку «Холостяка» и сказывается проживание с романтичной младшей сестрой, но я понимаю, что гостиница, даже такая, как эта – не наш вариант.

– Подожди меня здесь, – прошу Дашу.

– Да, конечно, – бормочет она.

Зайдя в гостиницу и постояв в холле пару минут, выхожу снова на улицу.

– Можем ехать, – открыв дверь со стороны пассажира и делая вид, что не замечаю удивления Даши, подталкиваю ее вернуться в салон.

– А… – она бросает в мою сторону взгляд, лишь когда мы уже отъезжаем.

– Взял у приятеля ключи от корпоративной квартиры, – говорю я, и в награду за это вранье получаю улыбку. – То, что там чисто, я уверен, а вот за продуктами нужно будет заехать.

И прежде чем Даша задаст свой вопрос, – мол, а что, мы собираемся еще и есть? – сообщаю:

– Ужасно проголодался.

Мы заезжаем по пути в магазин, и я беру продукты почти наугад, потому что Даша изо всех сил делает вид, что не голодна и здесь ей мало что интересно. Приходится ориентироваться на свой вкус и ее неосторожные взгляды, так что, надеюсь, голодными мы не останемся.

Со спиртным проще. Пара бутылок вина, виски, коньяк – что больше будет отвечать настроению, то и откроем.

– Мы собираемся много пить? – шепчет у кассы Даша.

– И пить, и есть, и заниматься сексом, как ты предлагала, – шепчу ей в ответ. – Так что лучше предупреди дома, что у тебя на эту ночь грандиозные планы.

– На всю ночь?!

На нас оборачиваются, и на этот раз у многих взгляды завистливые – слишком много в городе одиночек, слишком много тех, кому повезло меньше, чем мне. Потому что этой ночью я собираюсь делать все, что угодно, только не спать. А утром планирую проснуться не от приставания Барса.

Нагло усмехаюсь Ромашке, и целую ее, не могу удержаться. Мне кажется, ее губы до сих пор хранят вкус горячего шоколада, и я, не отрываясь от Даши, наощупь беру с полки пару молочных и горьких плиток. Тоже для настроения.

Кто-то сзади ворчит, что очередь подошла, и только тогда я оставляю Дашу в покое. Заметив ее взгляд на цифры, которые на кассе меняются с каждой секундой, прошу ее подождать у выхода и использовать это время для того, чтобы сделать звонок родным. То ли у нее напряженные отношения с бабушкой, то ли та слишком старых взглядов на то, с кем прилично общаться незамужней девушке, но предстоящий звонок энтузиазма у Даши не вызывает.

И все же она это делает. Складывая покупки, я вижу, как она, выйдя на улицу, торопливо объясняется по телефону. Нервничает, потому что не только снова кусает губы, но при этом еще и ходит туда-сюда, но когда я выхожу с пакетами, приветливо и, кажется, облегченно, мне улыбается.

– Отпустили?

– Да.

Все, что касается ее родных или работы, удостаивается максимум отрывистых реплик, так что я на подробностях не настаиваю.

От магазина до корпоративной квартиры всего пара минут, и этот короткий путь Даша держится молодцом. Нервозность к ней возвращается лишь когда мы заходим в парадное. Она делает попытку перехватить у меня хоть один пакет с провизией, чтобы чем-то занять пальцы и перестать их то и дело сжимать.

– Возьми лучше ключи, – киваю на карман брюк, куда переложил связку. – Будешь открывать дверь.

Она приободряется, и мне стоит труда не рассмеяться тому, как сильно она хочет справиться с таким простым, но важным для нее поручением.

Но едва мы выходим из лифта и приближаемся к нужной квартире, Даша растерянно замирает у двери. И вместо того, чтобы просто открыть, водит ладонью по замочной скважине, то ли стирая пыль, которой здесь нет, то ли отогревая металл.

Я молча стою позади нее.

Это ее решение, ее выбор, и если она захочет сейчас отступить…

Нет, вряд ли я буду благородным настолько, чтобы просто ее отпустить. Но точно придется придумать другой вариант и потратить время на «реверансы», которые мы вроде бы уже обошли.

Не знаю, сколько проходит времени, когда я слышу негромкий голос Ромашки:

– Ну вот и… пришли.

И когда она все-таки делает это – открывает дверь, и проходит внутрь темного помещения, которое спустя секунду тут же встречает нас приглушенным светом.

Нет, это, конечно, не знак – Даша нащупала выключатель. Но глядя на нее, в этом искусственном освещении, подчеркивающем ее ранимость и хрупкость, я с удивлением отмечаю, что переступаю порог не с мыслью: «Скорей бы она разделась».

Почему-то в меня въедается совершенно другая, с несвойственной мне неуверенностью: «Хоть бы ничего не испортить».

Глава № 46. Даша

Я совершенно не представляю, как себя дальше вести. Одно дело, когда секс у нас получался спонтанно, а тут…

Но Артем ведет себя так, будто мы приехали не для того, чтобы переспать, а лишь отдохнуть от городской суеты.

Все остается там, за дверью этой квартиры – и пыль дорог, и запах цветущих деревьев. А здесь только нотки одеколона, который из-за замкнутого пространства или из-за того, что нас только двое, я чувствую гораздо острее, чем раньше. А еще какой-то уютный покой, в который меня втягивает этот мужчина.

– Ну что, – сняв обувь, он подхватывает пакеты с продуктами, скрывается внутри помещения, и спустя минуту, пока я пытаюсь привыкнуть к новым для себя ощущениям, возвращается с деловым предложением: – Сначала переоденемся? Кажется, здесь должно что-то быть…

Он не стоит у меня над душой, не подталкивает меня пройти дальше – он снова уходит, бросив на меня взгляд с хитринкой. И мне становится интересно тоже взглянуть на то, что предлагает эта квартира.

Сбросив обувь, иду за Артемом. По пути замечаю просторную кухню в шоколадных расцветках, гостиную – дорогую, тоже в мужских спокойных тонах, но какую-то безликую. Услышав шорох чуть дальше, прохожу в комнату, и застаю Артема у открытой двери гардероба.

– Как ты относишься к унисекс? – не оглядываясь, он передает мне серые спортивные штаны и черную футболку с мрачными черепушками. – Примерь. Мне кажется, тебе должно подойти. Так, тапочки…

Он вскрывает пакет одноразовых тапок, но не гостиничных, на которых хорошо кататься по комнате и так же хорошо падать, а довольно добротных на вид. Выбирает самый меньший размер из имеющихся и опять же вручает, не оборачиваясь, а сам рассматривает довольно скудный ассортимент из одежды.

Я мну в руках обновки, пытаясь принять как факт, что это не сюрр или сон. Честно говоря, пока мы ехали сюда, я все немного не так представляла. Я думала, все будет определенно, подведено к единственной цели, тем более, что условия озвучены, приняты и мы оба знали, зачем, собственно, едем. Но Артем в мою сторону даже не смотрит.

– А где можно переодеться? – намеренно провоцирую его обернуться, но он с интересом рассматривает пару футболок, как будто это вопрос жизни и смерти.

– Где тебе больше нравится, – следует еще более странный ответ, чем его поведение.

– Может, здесь… – начинаю расстегивать пуговицу.

И вместо того, чтобы вспомнить, что собирался сам снять с меня всю одежду, он… просто кивает, не отрывая взгляда от гардероба.

В полном недоумении расстегиваю вторую пуговицу – реакции ноль. И тогда я удаляюсь в гостиную, в таком удивлении, что скорее придумываю себе облегченный выдох мужчины, чем действительно его слышу.

Он не пытается догнать меня, не присоединяется тоже переодеться в гостиной. Вообще я уже успеваю даже привыкнуть к новой одежде, когда он наконец появляется из комнаты.

– Тебе идет, – ухмыляется, оценив довольным взглядом имидж, в котором я предстаю.

И мне настолько нравится, что он больше не стесняется при мне улыбаться или вот так насмешливо кривить губы, что я мирюсь с тем, что брюки, хотя и с резинкой внизу, все равно некрасиво собираются из-за разницы размеров между мной и хозяином. И с тем, что футболка оказывается слишком большой, и болтается на мне смешным балахоном из черепов.

А еще мне нравится то, как преобразился Артем. Сразу понятно, что пусть эти вещи и не любимые, раз они здесь, на запасном аэродроме, но хозяин у них именно этот. Домашние штаны держатся скорее не на завязках, а честном слове. Вернее, на кодовом, и кажется, что если знать его и произнести, они с готовностью продемонстрируют все, что только что скрыли. Белая футболка не настолько коварна – она так плотно обтягивает тело мужчины, что я могу с легкостью отследить все рельефы жесткого пресса.

Вроде бы ничего необычного – мужчина в штанах и футболке, но, пожалуй, играет роль то, что контраст слишком резкий. От уверенного руководителя в туфлях и костюме – до босого мужчины, который кажется избалованным домашним котом, вольготно чувствующим себя на своей территории.

У меня даже ладошки покалывает – так хочется подойти к нему, обнять его, и…

– Так, теперь займемся обедом, – уверенно заключает Артем, и, не заметив моей реакции, проходит мимо меня.

Меня настолько ошеломляет то, что сейчас происходит, что я так и остаюсь стоять в гостиной, прислушиваясь к тому, как где-то неподалеку шуршат пакеты с продуктами. Не знаю, как скоро я бы выбрала тактику поведения, которой лучше придерживаться с Артемом в домашних условиях – как-то в машине и в офисе было проще, понятней, если бы он не вернулся.

– Ты же не думала, – говорит, взяв меня за руку и утягивая на кухню уже вслед за собой, – что я обойдусь без тебя?

– То есть, – говорю неуверенно, – я нужна тебе на кухне?

– На кухне, – перечисляет он, – в коридоре, в гостиной, в спальне, в ванной. Это не принципиальный вопрос. Просто мне больше нравится, когда ты рядом со мной.

И от этих слов внутри меня словно загорается яркое солнышко, которое наконец заставляет разомкнуться невидимую пружину с рамками поведения. Не важно, что будет дальше и как мы подойдем к тому, для чего приехали в эту квартиру. Важно, что сейчас, рядом с этим мужчиной, мне действительно хорошо.

Кухня очень просторная, каждый из нас занят своим процессом – я салатом и бутербродами, Артем берет на себя мужскую заботу – мясо. Мы занимаем разные островки столешницы, между нами продукты, чтобы было удобней и не приходилось тянуться, но мы то и дело соприкасаемся.

Когда Артем вместо того, чтобы попросить, сам берет нож, а тот висит на магните передо мной. Когда я тянусь за тарелками, а они расположены в шкафчике возле Артема, и он не хочет отодвигаться, потому что занят, голоден, и вообще, разве он мне мешает?

Ни капельки. Нет. Даже когда мне приходится практически повиснуть на нем, чтобы все-таки достать то, что мне нужно.

А еще, несмотря на темные окраски, у этой кухни удивительно светлая аура – постоянно тянет смеяться. Над тем, каким горделивым взглядом Артем любуется нарезанными кусками. Над тем, как он не выдерживает и, жалуясь на голод, сам искушается и искушает меня шоколадкой. Над тем, как он хохочет, что я жалею на бутерброды икры, и требует в качестве моральной компенсации хотя бы одну ложку только икру, без хлеба и масла, добавки ему не нужны! И над тем, о чем я забываю мгновенно, стоит только ему хитро взглянуть на меня, так, как будто у него есть большая-большая тайна, которая тоже мне интересна, но с которой со мной пока рано делиться.

– Ну что, – сообщает он, рассматривая наши заготовки, – я сделаю пару важных звонков и начинаю жарить мясо, а ты…

– Поняла, – я все же поддаюсь искушению и, подойдя к нему, оставляю легкий поцелуй в уголке его губ, – не буду мешать и подслушивать. А когда закончишь – снова вернусь тебя вдохновлять.

– Отличный план, – соглашается он, – я в мясе ас, так что тебя ждет безупречное блюдо.

Видимо, звонки не только важные, но и срочные, потому что строгий голос Артема раздается еще до того, как я дохожу до гостиной. Кстати, а чем же заняться? В сторону телевизора не смотрю – боюсь, моя психика не выдержит, если я случайно попаду на старинный попсовый концерт. Полку с книгами осматриваю с интересом, но здесь больше профессиональная литература по управлению и маркетингу, а также классика – в любом случае, для этого нужно полное погружение, эти книги не подходят для отдыха на тридцать минут.

Прохаживаясь по дому, отмечаю, что здесь две спальни – очень большие, не похожие на мышеловку. Может, потому и удалось так быстро расслабиться. А еще… еще здесь совершенно потрясающая огромная ванная комната, в которую я влюбляюсь с первого взгляда!

И такое ощущение, что это чувство у нас возникает взаимно и намертво, потому что эта комната никак не хочет меня отпускать, соблазняя своими габаритами и возможностями.

И, собственно, почему бы нет? Пока Артем занят…

Слишком большое искушение понежиться в горячей воде, не думая о том, что кто-то в любую минуту может постучать в дверь и поинтересоваться: «Скоро ты там?»

И полотенца имеются – судя по запаху, чистые, свежие, видимо, за квартирой присматривают хорошо. Ну и как удержаться?

У меня, например, не выходит. Прикинув, что в запасе у меня как минимум минут двадцать, начинаю набирать воду в белоснежную ванну, выдавливаю побольше пенки из множества разных тюбиков, поспешно раздеваюсь и с удовлетворенным вздохом откидываю голову на широкие бортики.

Вода набирается быстро, словно спеша обнять меня, помочь отдохнуть, насладиться ею, и я прикрываю глаза, полностью ей отдаваясь. Чувствуя, что могу уснуть, открываю глаза и набираю в ладони пушистую белую шапку из пены. Дую на нее, заставляя, кружась, снова возвращаться в свою стихию. И тихонько смеюсь, когда пузырьки не лопаются, а множатся.

Горячая вода и пена с запахом моря заставляют вспомнить о мужчине, который ведет деловые разговоры и попутно готовит нам ужин. И, наверное, я думаю слишком «громко», потому что дверь открывается, и этот мужчина появляется на пороге.

Ни единого слова.

Медленно проходится взглядом по моему лицу, шее, задерживается на груди, едва прикрытой белыми остатками пены, чуть прищуривается, замечая, что я дышу рвано и тяжело. В этот момент он действительно напоминает кота, который увидел перед собой вожделенную миску сметаны.

– Надеюсь, – не спрашивает, а судя по тону чуть хриплого голоса, ставит меня в известность, – ты любишь горелое мясо.

И делает шаг ко мне.

Глава № 47. Даша

Вопреки моим ожиданиям, он не раздевается, чтобы присоединиться ко мне, а просто садится на бортик ванны с другой стороны. Зачерпывает воду, небрежным жестом стряхивает капли с пальцев и, вновь взглянув на меня, выдает очевидный вердикт:

– Горячая.

Только собираюсь ответить, что естественно, я бы не сидела в холодной воде, как он загоняет меня в тупик, на полном серьезе интересуясь:

– Ты уже тоже горячая?

И если до этого жарко мне было лишь от температуры воды, то теперь начинает бурлить и кровь. Я буквально чувствую, как спешно она несется по венам и на пару секунд перекрывает мне кислород. Или так действует взгляд мужчины, который упирается в бортик ладонью, явно размещаясь с удобством, а потом просит о невозможном:

– Покажи мне, насколько ты горячая, Даша. Хочу увидеть, как ты кончаешь.

Я делаю попытку к нему дотянуться, но он качает головой и недовольно прищуривает глаза.

– Хочу увидеть, как ты справляешься без меня. Поласкай себя, Даша, – и чуть сбивает мое смущение сладостным обещанием. – Если ты хорошо справишься с заданием, я дам тебе то, что ты хочешь.

Он медленно, давая время хорошенько себя рассмотреть, снимает футболку, откидывает ее в сторону, задумчиво тянется к завязкам на брюках, и даже чуть приспускает их, но…

– Единственное условие, – оставляет брюки в покое и снова принимает расслабленную позу стороннего наблюдателя. – Ты должна кончить. Кончить по-настоящему.

У него очень красивое тело. Не знаю, сколько лет нужно провести на тренажерах, чтобы добиться такого безупречного пресса и вызывать желание – облизать, зацеловать, прикоснуться.

Мне так сильно хочется пройтись языком по его животу, покружить у пупка, пройтись ладонью по темной дорожке, убегающей вниз с призывом по ней прогуляться, что сопротивление кажется невозможным.

Он близко, и в то же время запрещает к себе прикасаться, и это испытание мучает. Меня словно засунули в огненный ад, из которого только единственный выход – договориться с хозяином территории. Сделать так, как он хочет, потому что иначе… иначе я взорвусь от сгустка эмоций, которые скручивают меня и наполняют желанием.

Желанием угодить этому мужчине. Желанием заполучить то, что он может мне предложить, если я справлюсь с заданием.

Я не знаю, как проще – смотреть на него или закрыть глаза, потому что никогда не делала этого раньше рядом с мужчиной. Хочу зажмуриться, и не могу – его взгляд удерживает, запрещает мне прятаться и подталкивает к тому, чтобы быть посмелее.

И подсказывает, с чего начинать.

Провожу пальцами по соскам, прихватываю их, чуть пощипывая, но издаю тихий стон разочарования. Не чувствую ничего, мне не нравится так. И я пытаюсь начать с другого – вожу пальцем возле пупка, делаю то, что мне бы хотелось сделать с Артемом, а потом опускаю руку вниз и делаю первое движение.

Взгляд мужчины напряжен, да и сам он замер в ожидании того, когда можно будет ко мне прикоснуться, когда же я справлюсь, а я…

Я продолжаю стараться, движения получаются плавными, нежными и мне даже действительно нравится.

Приятно.

Приятно, но это не то.

Не то, чего хочет он. Не то, чего теперь хочу я.

Потому что сколько бы я ни пыталась ублажить себя пальцами, отголосков оргазма нет и в помине. У меня устает ладонь, а кончить так и не получается. Не получается, хотя я стараюсь. Правда стараюсь.

Внутри все горит и требует большего, но я понимаю, что это дешевая имитация. И самое простое, что можно сделать – выйти из этой воды, закончить на этом.

Но мне действительно хочется кончить, хочется ощутить этот вкус сладкой судороги, хочется получить удовольствие. И да, мне хочется заполучить мужчину, который за мной наблюдает, хочется стянуть с него эти штаны, рассмотреть его полностью, хочется попробовать его вкус, мне хочется…

Хочется, только ничего не выходит!

Артем наблюдает за мной с показным спокойствием. Показным, потому что его выдают глаза, ставшие практически черными. Заметив, что моя очередная попытка себя ублажить с треском проваливается, он усмехается, встает с бортика ванны и наконец подходит ко мне.

– Тебе придется хорошо постараться, если ты хочешь кончить, – слышу строгий голос с хриплыми нотками. – И если ты все-таки хочешь вместо своих пальцев – мои.

Он обхватывает жесткими пальцами мое лицо, заставляя взглянуть на себя. Медленно проходится взглядом по моему телу, чуть задерживается на груди, по которой я скольжу одной ладонью, и уверенно откидывает ее. С единственной целью – чтобы заменить ее собственной.

Завороженно слежу за запястьем мужчины и завожусь еще больше от его уверенных прикосновений и от голоса, который обдает меня холодком:

– Пока я вижу, что стараюсь один.

И прежде чем я успеваю понять, что нужно сделать, он убирает от моей груди свои пальцы и озвучивает подсказку, которую я так долго ждала:

– Возьми мой член в рот.

Это не просьба. Приказ.

Я не хочу и не могу больше противиться этому указанию. Он подавляет меня, подчиняет себе – этим взглядом, уверенностью, что имеет право мной управлять и этой аурой власти, от которой я начинаю дрожать и желать сделать так, как он хочет.

Приподнимаюсь, тянусь к завязкам на брюках, пытаюсь их чуть ослабить, но влажные пальцы соскальзывают.

Мне кажется, я борюсь с этими завязками бесконечность, и тогда он отдает мне роль пассивной свидетельницы. И все, что мне остается – это с жадностью наблюдать, как он сам приспускает штаны и достает член, который мне нужно будет принять.

Я вижу его впервые, и…

Пытаюсь качнуть головой, когда понимаю, что не смогу принять его полностью. Артем медленно выдыхает через сжатые зубы и практически цедит:

– Не бойся. Открой рот и постарайся расслабить горло, я пока просто хочу узнать глубину.

Его голос немного пугает и одновременно неимоверно заводит. Я втягиваю в себя терпкий запах мужчины, как будто пытаюсь впустить его в себя не только физически. И я делаю так, как он хочет – расслабляю горло и стараюсь принять его полностью.

Вопреки моим опасениям, он действительно входит в мой рот медленно, толкается, упирается в горло, пронизывает меня внимательным взглядом, как бы проверяя: могу ли еще, выдержу ли чуть больше.

– Язык, – его голос хлесткий, как плеть, и это заводит, заставляет снова забыть обо всем, что вне пределов этой комнаты и его.

Я стараюсь, вроде бы все делаю правильно, но все равно что-то идет не так, не так, потому что Артем выдыхает:

– Нет, Даша, так не пойдет.

Он обхватывает своими пальцами мои, сжимает их, чтобы стало тесно, и уверенно толкается через эту тугую преграду в мои приоткрытые губы. Поначалу неглубоко. Я знаю, уже знаю, что это обманный маневр и попытка заставить меня привыкнуть. А спустя пару секунд, увидев, что я справляюсь, он делает резкий выпад бедрами и одновременно удерживает мою голову, чтобы не смогла противиться, чтобы на этот раз приняла его всего, без остатка.

Его жесткие пальцы теперь в моих волосах, его запах, вкус на моем языке, его взгляд – на моих губах. И все, что мне остается – это просто ему позволить толкаться в меня.

Он наблюдает за мной через опущенные ресницы, следит за тем, как жадно я встречаю его движения, а я слышу его рваные выдохи. И не выдерживаю, не могу больше ждать, когда он поможет мне: опускаю вниз руку, чтобы прикоснуться к себе.

Влажно. Горячо. И так пусто, что когда я лишь чуть-чуть проникаю в себя первым пальцем, издаю долгий стон.

Мне кажется, он впервые доволен мной. И в награду за послушание, продолжает движения – они становятся резче, жестче, ускоряются одновременно с моими. Мне практически нечем дышать, я делаю вдохи лишь тогда, когда он мне позволяет, когда замедляется и дает молчаливое разрешение.

У меня темнеет в глазах от этой наполненности, от этого солоноватого вкуса и от бесстрастного взгляда мужчины, который успевает смотреть не только на то, как его член проникает в меня, но и как я ласкаю себя пальцами, чтобы унять охвативший жар, чтобы мне стало чуть легче, и чтобы…

Я вскрикиваю, когда меня накрывает оргазм, пронизывая все мое тело, сводя судорогой и рождая единственное желание – отдышаться, забыться. И Артем освобождает меня – вынув член, но не сводя с меня глаз, он делает несколько резких движений, издает приглушенный стон и тоже кончает.

Мне кажется, я сделала все, как он требовал, но он выглядит все равно недовольным. Окинув меня взглядом, от которого становится холодно даже в теплой воде, приводит себя в порядок, разворачивается и…

Молча уходит.

Не дав свои пальцы. Не подарив поцелуя. И даже на меня не взглянув.

Я слежу за тем, как растворяется в проеме двери его силуэт, и снова тянусь к себе, успокаивая, утешая, и…

И так увлекаюсь, так завожусь, что кончаю еще раз.

Громко.

С хриплым, протяжным стоном.

Который не только пронзает тишину ванной комнаты, но и возвращает меня в реальность, чтобы принять: он все-таки это сделал. Заставил меня кончить два раза подряд.

С трудом приоткрыв ресницы, делаю несколько выдохов, чтобы прийти в себя окончательно, и с удивлением вижу Артема, присевшего у бортика ванны.

– Мяса нет, – говорит он, пропускает через пальцы мои волосы, отпускает их, любуется тем, как влажные кончики снова падают мне на грудь и тепло улыбается. – Вся надежда на салат и твои бутерброды.

А потом он склоняется ко мне, и я наконец получаю свой поцелуй… поцелуи… настолько нежные, что голова идет кругом и уж точно не хочется думать о какой-то еде…

Не сейчас… потом… когда-нибудь позже…

Глава № 48. Даша

Два выходных, которые я провожу с Артемом, не проходят бесследно.

Они раскрывают его для меня, показывают те грани, о которых я даже не подозревала и не задумывалась.

Теперь я знаю, что он любит в сексе не только властность. Ему нравится покрывать меня поцелуями, брать медленно и с такой нежностью, что не единожды хотелось его придушить и умолять действовать быстрее, активней, напористей. И ему нравится наблюдать за моими «мучениями» и заставлять меня изнывать и желать его еще больше.

Знаю, что ему нравится лежать со мной рядом, смотреть телевизор и делать вялые попытки отобрать пульт. Знаю, что он любит свою работу, потому что с удовольствием отвлекается на телефонные звонки, и выслушивает проблему, чтобы ее разрешить, а не пытается переключить на кого-то.

А мне нравится следить за этим преображением – как буквально за пару секунд, стоит прозвенеть телефону, он из смеющегося и расслабленного, утомленного отдыхом и заслуженной ленью мужчины, превращается в строгого и делового руководителя. Я не пытаюсь уговорить его отключить телефон, не пытаюсь настоять на том, что все его время в эти два дня должно принадлежать мне. Во-первых, этого не было в условиях наших отношений, а во-вторых, эта уверенность в своих силах и любовь к делу, которым он занимается, меня заражают.

Мне тоже хочется стать специалистом высокого уровня, который знает себе цену. И которого ценят. Хочется не плескаться в привычном болоте, в котором давно задыхаюсь, а сделать рывок и выплыть в новое русло. И самое главное, я понимаю, что это не новая цель.

Это моя изначальная цель, та, с которой я начинала, та, которая билась во мне, пока я училась в институте и та, которая долго пульсировала, пока я не попала под асфальтированный каток Татьяны Борисовны, впав в финансовую зависимость.

Просто эта цель и стремления запорошились, запылились, отошли на второй план, забились приступами легкого страха, что я могу потерять хотя бы относительную стабильность.

Артем настолько подпитывал своей энергией, что, несмотря на то, что мне было с ним хорошо, не терпелось поскорее расставить все точки со своим руководством и приступить к работе на нормальных условиях. Или уволиться и начать активно искать себе новое место.

Адреналин и предвкушение буквально бурлили во мне. Может, причина и в том, что мужчина, с которым Артем общался на выставке, отзвонился, сказав, что сделал заказ на пару специалистов, и я, прошерстив интернет, знала, что смогу заработать приличные проценты.

– Тебе нравится твоя работа, – замечает мою неприкрытую радость Артем.

– Нравится, – соглашаюсь, – и понравится еще больше, когда я решу вопросы с условиями работы.

– Помощь нужна?

– Нет, – отказываюсь, потому что это мой гештальт, и закрывать его мне. – Или договоримся, или найду что-то новое.

– Просто знай себе цену, – говорит он, серьезно взглянув на меня. – И не позволяй никому тебя убедить, что она значительно меньше. Другого специалиста найдут, незаменимых не существуют, ты по долгу профессии сама это знаешь. Но другие – это не ты. Вот главный козырь, о котором стоит не забывать.

– Не забуду, – обещаю ему так же серьезно.

Он так сладко меня целует, словно хваля и вознаграждая за мои намерения и ответ, что в меня вливается новая порция силы, которая не утихает, даже когда в понедельник мы расстаемся.

– Вечером увидимся? – говорит Артем, подвезя меня к офису.

– Я допоздна, – неуверенно смотрю на него. – Не знаю, когда смогу освободиться: столько новых заказов…

Договариваемся на том, что первым позвонит тот, кто раньше освободится. Артем уезжает к себе на работу, а я подхожу к офису, и с удивлением замечаю, что кто-то открыл его раньше меня.

Сначала пугает мысль: а вдруг я не закрыла его в пятницу, и у нас уже нет ни столов, ни компьютерной техники. Осторожно, боясь увидеть именно это, тяну на себя дверь и… так широко улыбаюсь Дмитрию Викторовичу, сидящему за столом, что он немного теряется. В отличие от Татьяны Борисовны, которая стоит у его стола и медленно пьет чай из огромной чашки, попутно попыхивая сигаретой.

С трудом сдерживаюсь от того, что не морщиться. Я и сама иногда курю, но на улице, не заставляя других дышать своим дымом. Раньше Татьяна Борисовна хотя бы курила в своем кабинете – все-таки в этот приходят люди на собеседование, если уж не заботиться о здоровье любовника, который не курит вовсе.

– Доброе утро, – говорю я, так как остальные хранят подозрительно тягостное молчание.

– Доброе, – наконец отвечает Татьяна Борисовна.

Ее любовник несмело кивает и прячется за монитором, то ли от меня, то ли от дыма, которым его окружают.

– Должна отметить, Даша, – говорит мое руководство до того, как я успеваю озвучить, что хотела бы с ней побеседовать, – вы хорошо использовали шанс, который я вам дала.

Она с усмешкой кивает на окна офиса, а я понять не могу, о чем она. Не могут же там уже толпой идти кандидаты на те вакансии, которые к нам поступили. Понятно, что ими заниматься мне, а я пока никому не звонила, даже не начинала искать.

– Хорошая машина, – добавляет она, и я наконец понимаю на что она намекает. – Я забыла вам подсказать, что на вставке могут быть интересные мужчины, но вы сами проявили смекалку.

Дмитрий Викторович принимается так ожесточенно бить пальцами по клавиатуре ноутбука, как будто пишет прощальную записку и завещание. Татьяна Борисовна растягивает губы в улыбке, тщетно пытаясь изобразить ее добродушной.

Я начинаю злиться. Настроение работать улетучивается, как будто его и не было. И тон, и эти слова представляют меня охотницей за мужчиной с деньгами. В то время, как единственный деньги, которые я бы хотела отбить – мои собственные.

– Вы ошибаетесь, – к сожалению, эмоции выпирают, и голос выдает негодование, – с хозяином этой машины я знакома давно. А на выставке была исключительно по работе.

– Пусть так, – женщина покладисто кивает, оставаясь при своем мнении и якобы разрешая мне думать иначе, смотрит на часы, выпускает колечко дыма и дает еще одно разрешение: – Приступаем к работе.

Под ее взглядом Дмитрий Викторович кивает и начинает еще активней стучать по клавиатуре. Татьяна Борисовна разворачивается и удаляется к себе в кабинет. А у меня шок и стресс – пожалуй, все вместе одновременно.

Она похвалила машину, на которой я приехала. И отметила это как единственный результат моего посещения выставки. Но заказы…

Я ведь знала, что заказы уже поступили!

Ну все, откладывать разговор больше нельзя. Меня просто толкает к кабинету начальницы, и все, что я успеваю – это немного перевести дыхание и вспомнить слова Артема, что стоит знать себе цену и не позволять другим ее опускать.

Подняв руку, я стучу в дверь.

Глава № 49

– Хорошо, что вы зашли, – потушив сигаретку и махнув рукой, как будто это может уничтожить сизые кольца дыма, нависающие над ней как тяжелое одеяло, говорит мое руководство. – Я хотела поговорить с вами по поводу работы…

– По поводу новых заказов? – я сажусь на стул и замечаю недовольный взгляд женщины.

Наверное, опять негодует, что я снова сделала это без ее позволения. Но, если глаза мне не изменяют, я не на приеме у королевы. Хотя, пожалуй, сегодня Татьяна Борисовна ведет себя именно так.

Нет, она и обычно не страдала радушием и доброжелательностью, и, как по мне, слегка завышала свою значимость в этом мире. Но такое ощущение, что за пару выходных стараниями неприметного эльфа Дмитрия Викторовича у нее вместо кресла трон, а на голове вместо ободка корона из бриллиантов.

– Новых? – скептический взгляд. – Нет, Даша. У вас хватает старых заказов. То, что вы не хотите ими заниматься, не значит, что их уже нет. Сколько заказчику ждать в салон сумок нового продавца?

– Если он не повысит оклад и не изменит условия к кандидатам, – говорю я звенящим от обиды и злости голосом, – думаю, вскоре ему самому придется стать за прилавок.

– И если бы у вас был только этот косяк, – словно не слыша меня, продолжает величественно вещать Татьяна Борисовна, – но у вас есть три других не менее интересных заказа, которые могли бы принести деньги нашей компании.

– А те заказы, которые я закрыла, разве денег не принесли?

– Их недостаточно, чтобы компания существовала и могла позволить себе работать в прежнем режиме, – отсекает мои доводы руководство.

И у меня на какое-то время пропадает дар речи. То есть, тех денег, что я заработала, недостаточно, чтобы содержать любовника директрисы и оплатить их круиз, если я правильно понимаю.

– И потом, – она кивает на стопку безликих буклетов с визитками, – у нас появились дополнительные расходы.

Которые не составили и одной трети стоимости новых часов Дмитрия Викторовича, но кого это волнует, кроме меня.

– Татьяна Борисовна, – я все еще надеюсь, что нам удастся если не договориться, то расстаться мирным путем, – насколько я знаю, поступили новые крупные заказы, и если их закрыть, то…

– Их закроют, – нетерпеливо прерывает меня руководство. – Дмитрий Викторович уже ими занимается. Пока вы отдыхали, он все воскресенье уже работал.

– Наверное, непривычные ощущения… – бормочу я.

– Что? – тут же вскидывается женщина. – Даша, я пошла вам навстречу, освободила вас от лишней работы, чтобы вы могли закрыть заказы, с которыми тянете. Дмитрий Викторович – соучредитель, он вообще не обязан этим заниматься. Но мы из-за вас в таких минусах, что другого выхода не остается!

Пожалуй, эту женщину можно сравнить с каруселью непредсказуемости, потому что с каждым словом, что она произносит, у меня все сильнее ощущение, что это слуховые галлюцинации. Ну не может человек в здравом уме и при памяти нести подобную чушь и выдвигать настолько нелепые обвинения!

– И вообще, – не замечая, в какое состояние вогнала меня, Татьяна Борисовна поправляет пальчиком ободок-корону и провозглашает: – Я все подсчитала и пришла к выводу, что нам нужно пересмотреть условия нашего сотрудничества.

– Я тоже, и поэтому…

– Так вот, – снова перебивает она. – Мне не выгодно платить вам такие проценты. Я просто не в состоянии вытягивать и вас, и компанию. Поэтому теперь не будет процентов за каждый заказ. Только ставка.

Теперь у меня четкое ощущение, что нет, я все правильно слышу, просто Татьяна Борисовна курит не сигареты. Потому что ни один руководитель, которому нужны продажи, не посадит сотрудника, отвечающего за них, на голую ставку. Это бессмысленно. Лишено логики.

Да, можно морально давить, можно устраивать планерки, можно стыдить, но если нет личной заинтересованности в продажах, их и не будет.

– Мне это не подходит, – справившись с удивлением, уверенно говорю я.

И не верю своим глазам, когда замечаю, что мое руководство не расстроено отказом, а искренне недоумевает, что вообще могло услышать нечто подобное.

– Подумайте хорошо, Даша, – голос женщины становится мягче, вкрадчивей, взгляд теплеет, у меня мелькает ощущение, что она готова подняться, подойти ко мне и по-матерински обнять, – я посмотрела условия на рынке труда, и знаю, что зарплата, которую я предлагаю, конкурентоспособна. Офис в центре города, до моря рукой подать, двести пятьдесят долларов на руки, если закрыты все заказы – то премия плюс еще пятьдесят… Стабильно на руки, каждый месяц, можем оговорить конкретную дату…

Сил слушать этот бред просто не остается. Внутри меня все бурлит и сопротивляется тому, что я все еще здесь. Теперь я знаю, уже знаю, что не получу тех денег, что заработала, но так, просто хочу убедиться, чтобы не питать лишних иллюзий и не думать потом: а вот если бы я спросила…

– Мне было бы проще думать в позитивном ключе, – говорю я, – если бы я получила свою зарплату за уже проделанную работу. Мне очень нужны деньги.

– Их нет, – разводит руками женщина. – Они все ушли на развитие компании. Но если вы примете новые условия, как я уже говорила, там с выплатами все будет стабильно.

– Так же стабильно, как раньше, – киваю с усмешкой.

И поднимаюсь, замечая очередной негодующий взгляд. То ли из-за ответа, то ли из-за того, что не спросила позволения на свои новые передвижения по этому кабинету.

Смотрю на эту женщину, а вижу не ее, а тех неудачливых девчонок, которых заманят такими же красивыми обещаниями, как и меня. Потому что она умеет не только общаться с людьми, но и убеждать, внушать свою точку зрения. И со мной у нее это прокатывало довольно долго, пока наши интересы не пересеклись.

Деньги – вот ее слабая сторона. Даже не Дмитрий Викторович, который идет просто как приложение к статусу успешной, состоявшейся женщины. И со временем она, возможно, пересмотрит свои приоритеты и расстанется с любовником, но деньги никогда не упустит.

Ради них она будет притворяться, манипулировать, примерять на себя новые маски. Но самое паршивое, что по закону их с нее не получишь. Минимальная ставка приходила на карточку, налоги с нее платились, проценты, естественно, нигде не оговаривались, только устно.

Сомневаюсь, что если похитить ее любовника, она заплатит за него выкуп в размере моего гонорара. Только если похитить ее саму и посадить на диету, которая, откровенно говоря, ей бы не помешала.

И я просто уверена, что озвученный ею план родился не за эти выходные. Она продумывала его давно, а сейчас, прикинув, что те деньги, которые она мне выдала, уже на исходе и я в невыгодном положении, решилась его внедрить. На случай моего отказа у нее есть приличные заказы, которые она получила.

– То есть, – уточняю, перед тем как сделать рывок из этой трясины, – денег вы мне не заплатите?

– Я же сказала, что их нет, слишком большие расходы, и…

– В этот офис, который вы выбрали, несмотря на более высокую цену, чем мы платили за прежний, – перебиваю ее так же невежливо, как она меня раньше, – добираться неудобно не только мне, но и почти всем соискателям. Вы даже представить себе не можете, как иногда приходится поуговаривать людей пройтись двадцать минут по брусчатке и счесать себе каблуки. И да, вид на море их мало привлекает. Может, потому, что это порт, и все равно не поплаваешь, этого, каюсь, не уточняла.

Руководительница в таком шоке, что не делает попытки вставить хоть слово. Рот открыт, как будто она по привычке пускает колечки дыма, глаза огромные, лицо пошло пятнами гнева.

– Что касается возможной премии, – продолжаю я, раз терять уже нечего, – с таким заказом, как продавец одноразовых сумочек, это может быть вечной, но нереальной приманкой.

Пожалуй, решив, что сидеть с открыты ртом просто так не по статусу королевы, Татьяна Борисовна тянется за сигаретой.

– И самое главное, – добавляю со вздохом, потому что это очевидные, как по мне вещи, и странно, что приходится объяснить их человеку с собственным бизнесом, – самый удачный способ скосить продажи – посадить «продажника» на голую ставку. Любую, даже в разы больше, чем та, на которую расщедрились вы. И да, не менее важное: помимо зарплаты хорошо бы пересмотреть систему отношений с сотрудниками, потому что все это вкупе может привести не к процветанию и не к открытию второго направления в бизнесе. А – максимум к его краху.

Щелкает зажигалка, я берусь за ручку двери.

Обернувшись, замечаю, что Татьяна Борисовна тщетно ищет в пустой пачке еще одну сигарету, и, открыв свою сумочку, кладу на стол свою. Полную, нераскрытую. Мне они ни к чему: слишком плохие ассоциации, да и запах, который они источают, несмотря на начинку с ментолом, не самый приятный.

– И да, – бросая последний взгляд на величественную особу, у которой отняло дар речи вместо меня, позволяю себе усмешку, хотя она и дается с трудом. – Не буду добавлять: «хорошо бы, я ошибалась». Надеюсь, вы понимаете почему.

Едва первое облачко вырывается в кабинет, я из него выхожу.

Без единого слова в спину.

Только взгляд, который прожигает так, что лопатки начинают чесаться.

А может, именно так растут крылья свободы?

Глава № 50. Даша

Трудовая у меня на руках, так что кривой записью ее не испортят. Пусть лучше там будет пропуск в датах, чем еще раз сюда приходить, видеться с Татьяной Борисовной и ее любовником и о чем-то просить их.

Напишут заявление сами, если не захотят лишний месяц платить налоги. Это уже не мои проблемы.

Подхватив сумочку, не оглядываясь и не прощаясь, я выхожу из офиса, пропитанного сигаретным дымом, жадностью и безликостью. За поворотом, когда все грустное безвозвратно остается у меня за спиной, я останавливаюсь и с удовольствием дышу бурлящей весной.

Она жарит солнцем, настолько ярким и сочным, что слепит глаза и греет макушку. Благоухает цветущими деревьями, зовет к себе насладиться тенью. Манит взгляд сочной травой и тихими лавочками. Окунает в сказку пушистыми облаками, нависающими над старыми зданиями. И насмешливо предлагает услышать гудок пассажирского судна, отходящего от порта.

Зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох, с удовольствием подпитываясь дарами природы и думаю: а собственно, теперь почему бы и нет? Могу позволить себе денек побыть обычным туристом и погулять по улицам города.

– Даша! – мужской голос, прозвучавший у меня за спиной, заставляет открыть глаза и немедленно обернуться.

Но теперь у меня ощущение, что я перегрелась на солнышке, потому что напротив меня никто иной, как Дмитрий Викторович. И судя по дыханию, он спешил, пытаясь догнать меня.

Наверное, минуту мы просто рассматриваем друг друга. Я – удивленно и не представляя, что ему от меня нужно, но уже готовясь к сопротивлению, если он попросит вернуться и передать дела по текущим заказам. Он – с каким-то отчаянием, как будто уже сейчас чувствует, что не оправдает надежд своей любовницы и не сумеет закрыть новые вакансии.

– Я так понимаю, что вы ушли, – говорит он очевидные вещи. – И возвращаться уже не будете…

Не комментирую, потому что пока продолжаю гадать суть этой встречи.

– Я знаю, что Татьяна не заплатила вам, и я бы хотел… – он вздыхает, лезет в карман своих джинсов, достает бумажник и, покопавшись в немногочисленных купюрах, протягивает мне сто долларов. – Вот, возьмите, пожалуйста.

А я не могу взять деньги. Знаю, что мне должны, и он, пусть косвенно, но в ответе за то, как со мной поступили.

Но взять не могу.

Хотя они мне очень нужны, но я медлю.

Смотрю на мужчину, и даже представить себе не могу, насколько сильна совесть у человека, если ее не сумела подавить Татьяна Борисовна. Он ведь боится, что она тоже выйдет из офиса, заметит, что его нет, и начнет разыскивать. Незаметно несколько раз оглядывается, нервно сжимает в руках телефон, наверное, опасаясь, что тот прозвенит и выдаст его.

– Конечно, – говорит он, – это не та сумма, но… на первое время… А потом, если вы согласитесь…

Теперь каменной статуей, которая, может, и хочет, но не в силах произнести ни единого слова, застывает он, а не я.

Нет, я все еще думаю, что ошибаюсь и то предположение, что всплывает, ошибочно, но…

– Мы могли бы как-то вечером встретиться с вами, где-нибудь, например, в кафе, ресторане, и… – все менее уверенно выдавливает он под моим взглядом. – Если вы не против… Конечно, всех денег у меня нет, но… хоть часть… мы могли бы все обсудить, и…

Иллюзий больше не остается.

Наверное, так не бывает, чтобы и голос, и совесть прорезались одновременно.

Все сходится один к одному. И частые взгляды Дмитрия Викторовича в мою сторону, и его познания относительно моего гардероба, и ревность его любовницы.

– Спасибо за щедрое предложение, – не могу удержать горькой усмешки, и крепче цепляюсь за сумочку, чтобы не поддаться искушению, за которое перестану себя уважать. – Но у меня есть, с кем проводить вечера.

И вместо того, чтобы настоять на принятии хотя бы ста долларов, все равно ведь по сути они мои, Дмитрий Викторович тут же прячет их обратно в бумажник.

У меня нет желания больше стоять рядом с ним, хотя он уходить не спешит. Наверное, надеется, что одумаюсь, он ведь наверняка слышал, как я говорила, что мне очень нужны мои деньги.

И ухожу я, надеясь, что это последняя встреча с любовным дуэтом. И не подозревая в тот момент, что на самом деле это не так.

Брожу по улочкам города, сижу на лавочке, щедро сдобренной тенью, ем мороженое, любуюсь гостиницей, расположенной на маленьком островке и окруженной морскими волнами и белыми суднами и стараюсь не думать о том, как много предстоит сделать, когда я отсюда уйду.

Позже.

Хотя бы чуть позже.

А пока я выполняю свое обещание, достаю телефон, набираю номер Артема и сообщаю:

– Привет. Я уже освободилась. А ты?

– Так, – говорит настороженно он, не купившись на мой радостный голос, – давай-ка рассказывай, что у тебя там случилось.

Меньше всего мне хочется ему жаловаться. Наверное, потому что не хочу выглядеть неудачницей на его фоне. И потом, почему-то сейчас, когда он спросил, чувствую, что у меня влажнеют глаза и начинает подозрительно першить в горле.

– Ничего особенного, – пытаюсь продолжать в том же тоне, и отвлекаюсь на прекрасный вид, раскинувшийся передо мной, чтобы не всплывали в памяти лица моих бывших руководителей. – Я решила уволиться.

Пару секунд Артем держит паузу, и я успокаиваюсь. К чему рыдать, если этот уход из компании долгожданный. Просто обидно, противно и…

Не хочу вспоминать.

Спохватившись, что слишком громко вздыхаю, прикрываю телефон ладонью, снова пытаюсь отвлечься, тщетно ищу новую тему для разговора, но Артем опережает меня.

– Еще утром ты ехала на работу, полная воодушевления, – констатирует он. – И на выходных тебе не терпелось поработать с новыми заказами. С ними что-то не так? Мало? Твоему руководству не понравились результаты посещения выставки?

Не знаю, как ему удается попасть в одну из болезненных точек, но на этот раз, несмотря на старания, мне не удается сдержаться.

– О, ей понравилось! – прорывается раздражение. – Особенно она оценила твою машину!

– А заказы? – Артем не покупается на мою вспышку, голос по-прежнему спокойный, что действует на меня подобно легкому бризу.

– Заказы ей тоже понравились, – выдыхаю устало я. – Настолько, что она решила отдать их не мне, а любовнику. Практически оставила для себя.

Я слышу в трубке какие-то приглушенные голоса, и запоздало понимаю, что, в отличие от меня, он действительно занят.

– Прости, – стараюсь проститься скорее, чем это сделает он, – просто… мы договаривались, кто первый… Я не подумала, что ты на работе.

– Даша, – в его голосе прорезается холодность, – во-первых, я рад твоему звонку. Во-вторых, твое увольнение – не повод так сильно расстраиваться.

– Да, – соглашаюсь с ним вяло, – я все понимаю.

– Ну, а в-третьих, – продолжает перечислять Артем, – сейчас я действительно занят, и как бы сильно мне ни хотелось, не могу приехать к тебе. Но вечером я надеюсь немного скрасить твое увольнение.

Я бормочу благодарность, слышу в ответ усмешку и заверение, что все будет хорошо. Нет, понятно, что будет, и то, что случилось – к лучшему, но Артем говорит с такой уверенностью, как будто это «хорошо» наступит прямо сегодня. Только чтобы его не расстраивать, я поддакиваю и тороплюсь прекратить разговор, потому что голоса рядом с Артемом звучат уже громче, кажется, его ждут.

Так, ладно, все правильно. У него ответственная работа, когда мне было чем заняться, тоже не было лишнего времени на разговоры. Но домой идти совершенно не хочется, а сидеть на лавке одной, несмотря на окружающую красоту, становится грустно, и решаю сделать звонок Ольге.

По-моему, с ней легче поговорить теперь именно днем, потому что все вечера она посвящает фотографу, а выходные – второму лучшему другу.

Но Ольга на вызов не отвечает.

Ни с первой попытки, ни со второй дозвониться не получается. А когда я звоню в третий раз, она сбрасывает и отсылает автоматическое смс «Перезвоню позже».

Никогда не думала, что внеплановый отдых так утомляет, особенно, когда у тех, с кем ты бы хотел провести свободное время, дела. Приходится возвращаться домой, где меня меньше всего ожидали.

– О, – говорит Татьяна Гавриловна, жуя булочку и сидя на диване, на котором я сплю, – что-то ты рано.

И пересаживаться на кровать она явно не собирается. Не делает этого и когда видит, что я переодеваюсь, и когда посвящаю ее в планы поработать за ноутбуком. Увлеченно продолжает жевать и смотреть телевизор на громкости-максимум, которая бьет по ушам всем обитателям коммуналки, кроме нее.

– Ну ты смотри, – напутствует она, когда я принимаю решение удалиться с ноутбуком на кухню, – не сильно перебирай с новой работой. Я-то соглашалась на квартирантку, которая не сидит целый день дома.

Мне очень хочется ей напомнить, что я снимала эту комнату без хозяйки, и тогда не возникало подобных претензий. Но денег, которые у меня есть, слишком мало, чтобы еще одного человека осчастливить правдой, которую он сам точно не видит, хлопнуть дверью и уйти в никуда.

Настроение от такого приема скатывается в минусовую отметку, и я без азарта и предвкушения размещаю в инете свое резюме. Не жду мгновенных звонков, заставляю себя искать вакансии, которые могли бы мне подойти. И я бы и рада хоть завтра устроиться, но ничего подходящего нет.

– А вечером ты здесь будешь? – открыв дверь, протискивается Татьяна Гавриловна. – Или опять к кавалеру? Гуляй, Даша, пока предлагают, потом посидишь дома, как я.

Конечно, это не тот совет, который дал бы человек, которому ты не безразличен. Но ее не интересует ни то, с кем я, ни то, что из себя представляет Артем. Главное, чтобы я как можно меньше проводила времени дома.

И она не просто вернулась за новой булочкой, а принимается шуршать пакетами из холодильника, нервничать, что из-за ноутбука их некуда выложить и вздыхать, что я все еще здесь.

– Думаю, что на ночь уйду, – подхватив ноутбук, выхожу из кухни, чтобы ей не мешать.

– На ночь, – доносится ее бормотание через не плотно закрытую дверь. – Ну да понятно, что на ночь. Кто же в здравом уме будет заводить серьезные отношения с лимитой, да еще безработной…

Глава № 51. Артем

Несмотря на то, что сегодня много работы, мне удается распланировать ее так, чтобы вечером успеть заехать домой за вещами.

С учетом, что меня не было несколько дней, осторожно приоткрываю дверь и тут же трясу пакетиком с кормом перед лицом потревоженного кота. Он окидывает меня придирчивым взглядом, переводит его на пакетик и нехотя отодвигается в сторону, делая вид, что припомнил, что я тоже имею право здесь находиться.

– Привет, – глажу усатую морду, – скучал?

– Еще чего! – слышится возмущение Катерины, а потом и она выходит в прихожую, чтобы обнять меня, чмокнуть в щеку и так же, как кот, внимательно осмотреть. – Ты немного потрепанный. Приехал отоспаться после бурных выходных?

– За вещами, – остальное оставляю без комментариев.

Но Катерина не из тех, кто просто сдается, и идет за мной следом в комнату. Включает телевизор, щелкает каналами, садится на кровать, но смотрит не на экран, а как я выбираю пару свежих рубашек.

– Значит, – комментирует она, постукивая по полу соскальзывающей с ноги туфелькой, – можно не спрашивать, как тебе наша Ромашка.

– Моя, – поправляю на автомате.

И слышу, как в комнате становится удивительно тихо.

Ни телевизора, ни стука по полу, только медленный выдох.

– Твоя, – тянет довольно Катерина, акцентируя внимание на то, чего я не заметил, – вот значит как.

Она не просит ответа, наверное, знает, что не получит его. Порывисто подскакивает с кровати, подходит ко мне и прислоняется к спине, обнимая.

– Это хорошо, – говорит она, – я так рада, что ты… в общем, я буду только рада, если у вас все получится.

Обернувшись, обнимаю ее в ответ. И вот так, в уютной тишине рядом с дорогим человеком позволяю и себе проникнуться этой мыслью. И как только она укореняется, начинаю спешить.

– Кстати, – наблюдая за мной, как бы невзначай замечает сестра, – мама отложила свое возвращение в Лондон.

– Хорошая новость, – отзываюсь, продолжая собирать свои вещи.

– Мне кажется, – усмехается Катерина, – она надеется не только дождаться тебя на семейном ужине, но и то, что ты появишься там не один.

– Хочет устроить перекрестный допрос? – усмехаюсь, прекрасно зная, на что она иногда способна. – Сестренка, будь добра, просмотри, какие у нас в городе интересные мероприятия и сбрось мне, чтобы я смог порадовать маму.

– Попробуешь откупиться? – смеется она. – Ну-ну. Пока с этим справляется Щавель, но точно тебе говорю: она не только соскучилась по тебе, но и хочет удовлетворить свое любопытство, посмотреть ну и все такое.

– Она уже видела Дашу, – припоминаю, – на выставке. Правда, она не знает, что это она.

– И что она сказала? – заинтересовывается сестренка.

– Что не взяла бы ее в свое агентство, – щелкаю любопытную барышню по носу. – Но сама понимаешь, мне это на руку.

Забрасываю в спортивную сумку вещи, целую сестру, наказывая присматривать за котом, делаю вид, что не замечаю укоризненный взгляд Барса, который, заметив мой уход, пыхтит: только потревожили зря! И возвращаюсь в город, который, несмотря на отсутствие облаков, пахнет дождем. Город, где ждет меня Даша.

Минут за пятнадцать до ее дома звоню, чтобы предупредить, но видимо, все же просчитываюсь, потому что замечаю ее у парадного. И она так напряженно всматривается в проезжающие мимо авто, как будто ожидает давно.

– Привет, – сев в машину, выдавливает улыбку, бросает взгляд на мои губы, но тут же смущенно отводит глаза.

Надо что-то делать с ее привычкой отвыкать от меня слишком быстро, и я сам тянусь к ней. Показывая, насколько соскучился и насколько мне жаль, что днем не было возможности вырваться.

Податливая, нежная, она мгновенно отзывается на мой поцелуй, и так стонет в губы, что я с трудом заставляю себя от нее оторваться.

– Вот теперь привет, – отвечаю, и она улыбается, на этот раз открыто и искренне, вспомнив недавние уроки на тему, которую мы уже проходили, но к которой пришлось так скоро вернуться.

Пока мы едем, оба молчим, но я с удивлением понимаю это лишь когда мы практически подъезжаем. Бросаю взгляд в сторону Даши, и замечаю, что она чем-то сильно расстроена. Кусает губы, смотрит в сторону, не пытаясь за что-нибудь зацепиться взглядом, ломает ручку сумочки, которую почему-то не забросила на заднее сиденье, а держит у себя на ногах.

– Жалуйся, – предлагаю с усмешкой ей.

Но вместо того, чтобы воспользоваться возможностью, она пожимает плечами и продолжает молчать.

– Так расстроена тем, что тебя уволили или есть что-то еще? – не даю ей возможности отсидеться в раковине, к которой она привыкла.

– Меня не уволили, – тут же спорит, и это уже хорошо, это ладно, пусть продолжает. – Я просто ушла. Не захотела там больше работать.

Видимо, решив, что говорила слишком порывисто и открыто – интонации выдали больше, чем она бы хотела, выдыхает и оставляет неприятную тему в покое.

– Сегодня раскидывала по сети свое резюме, – говорит преувеличенно бодро. – Завтра начну активные поиски, потому что если просто сидеть и ждать…

И снова обрывает признание, которое рвется. И о сути которого я догадываюсь, но не хочу из нее вырывать.

Откроется.

Если захочет, откроется.

– А как у тебя прошел день? – интересуется.

И судя по тому, что она не просто отвела взгляд от дороги, а развернулась ко мне, ей действительно интересно. Усиленно припоминаю: было ли что-нибудь такое, от чего девушка на соседнем сиденье не успеет уснуть, пока мы приедем, и кратко говорю об итогах выставки.

– Вы молодцы, – хвалит она с нескрываемым восторгом, – у вас очень крутой проект, и в доме, который вы предлагаете, действительно, хочется жить.

– Тебе больше нравится жить в квартире?

– Наверное, – роняет она странную фразу и, думая, что я не замечу или не обращу на это внимания, опять отворачивается.

И я уже прикидываю не рассказать ли ей новости, которые, возможно, поднимут ей настроение прямо сейчас, но мы уже въезжаем во двор. Мне кажется, нам обоим не терпится выйти из машины, зайти в квартиру, сменить одежду, в которой появляемся на людях на ту, в котором удобно, когда мы вдвоем, и просто побыть вне города и людей. Но стоит припарковаться, как у Даши звонит телефон.

– Оля? – удивляется она, бросает на меня извиняющийся взгляд, улыбается и принимает вызов, выходя из авто. – Привет, рада, что…

Пока я проверяю окна и тоже выхожу из машины, Даша удаляется на пару шагов и продолжает нервно расхаживать из стороны в сторону, о чем-то негромко переговариваясь с подругой.

А когда прекращает разговор и подходит ко мне, от улыбки уже нет и следа, да и малейших отблесков радости незаметно.

– Артем, прости, – говорит она, явно волнуясь, – мне нужно срочно уехать.

– Садись, – киваю в стороны машины, и уже направляюсь к ней, как замечаю, что мой пассажир прилип ногами к асфальту. – Даша?

Она приближается, нерешительно смотрит на дверь, которую я для нее открываю.

– Ты правда… – натыкается на мой взгляд, порывисто обнимает и бормочет куда-то в карман рубашки. – У Ольги что-то случилось, я мало что поняла, но… По-моему, она напилась, сильно напилась. Ты очень не любишь пьяных женщин?

– На дух не выношу, – провожу рукой по светлым волосам, в которых теряется заходящее солнце. – Но я так понимаю, чем раньше мы приедем, тем трезвей она будет, так что надо поторопиться.

– Да-да, – соглашается Даша, но не отпускает меня, а прижимается только сильнее, как будто отогревается после прогулки по холоду.

И все, что мне остается – это оставить в покое дверцу машины, и обнять девушку, с которой расставаться не хочет даже солнце, что говорить обо мне. Мне нравится, что она так близко ко мне, нравится вдыхать едва уловимый аромат горьких трав, приправленный грядущей грозой, которую безоблачное небо почему-то упрямо скрывает. И, несмотря на усталость и планы поскорее уложить Дашу в постель, я рад, что был этот звонок от подруги.

Потому что эта близость, та, что сейчас, какого-то иного, более терпкого вкуса. Вкуса, от которого я отвык.

Глава № 52. Артем

Дорога немного очистилась от вечерних пробок, и всего через полчаса мы подъезжаем к одному из баров этого города. Неброская вывеска, если не знаешь, вряд ли найдешь – сюда или попадаешь случайно, или по наводке тех, кто уже открыл для себя это место.

В этом баре какая-то особенная атмосфера, в которой любят находиться исключительно творческие натуры, несмотря на довольно высокие цены. Здесь нет криков, пьяных рож и футбольных матчей по телевизору. Здесь настолько спокойно, что легко впасть в нирвану или постигнуть дзен.

Ну и так как этот бар для меня открыл Щавель, я уже примерно догадываюсь о том, что случилось с подругой Даши. Хотя Макс удивил: видимо, чем-то все-таки Ольга его зацепила, потому что с момента выставки прошло гораздо больше недели. Но для барышни, которая слишком быстро привязывается, запоздалый, но неизбежный разрыв даже хуже.

И да, я понимаю, что прав, едва мы заходим в бар. За столиком у зеркального окна сидит кудрявая девушка – Макс любит наблюдать за жизнью вокруг, потому всегда занимает столики не в углу. Впрочем, взглянув на кудряшку внимательней, я понимаю, что вряд ли можно утверждать, что она сидит. Она практически распласталась на соседнем сиденье, и так цепляется руками за спинку дивана, словно не хочет отпускать того, кто уже давно встал и ушел от нее.

– Ольга! – Даша тут же бросается в ее сторону.

С учетом состояния девушки, первоначальные планы остаться сторонним наблюдателем, отпадают. Я прохожу внутрь заведения, останавливаюсь в паре шагов, чтобы, когда клиент дозреет, помочь с его выносом.

– Ольга! – тормошит Даша девушку, и та оборачивается.

Глаза красные, на щеках черные разводы от туши, щеки припухшие, а может, такие и есть. Я плохо помню, как выглядит подруга Даши в обычном состоянии, но сейчас ее не спасают даже миловидные кудряшки.

Она не просто подшофе, она хорошо набралась, и далеко не с первой попытки фокусирует взгляд на Даше и ее узнает.

– Ой, – икает и повисает уже не на диване, а на подруге. – Ты п-р-риехала… а он… он с-сказал…

Она начинает всхлипывать, и дальнейшая речь тонет в этом потоке.

– Он с-сказал, – уже более разборчивое бормотание, – ч-что вс-се, Муза у… уш-шла, и я… Он меня б-бро-с-сил, и… я…

Теперь ничего невозможно разобрать из-за громкой икоты, но меня как раз отвлекает официант.

– Добрый вечер, – смотрит с сочувствием на рыдающую девушку, которая, несмотря на старания Даши, никак не успокоится. – Я так понимаю, выкуп за нее заплатите вы?

Я киваю, отсчитываю купюры, с удивлением задерживаюсь взглядом не на цифрах, а на количестве спиртного.

– Молодой человек, который с ней был, ушел, не расплатившись? – интересуюсь у официанта.

– Макс? – удивляется тот. – Нет, все оплатил, оставил, как и вы, приличные чаевые, но даже их не хватило, чтобы… скажем мягче, утолить это горе. Другие его бывшие Музы успокаивались гораздо быстрее, хватало буквально парочки рюмок.

Добавляю еще чаевых, понимая, что первые уже ушли в этот счет, но погасить его не сумели.

– Сделайте крепкий чай, – прошу парня, – и побольше сахара.

Он кивает и удаляется, а между тем, ничего не меняется. Ольга по-прежнему висит на Даше и пытается доказать, какой фотограф подонок. Даша терпеливо слушает, ищет слова поддержки, но тщетно.

Мне кажется, Ольге нравится упиваться своим несчастьем, и все попытки утешить ее она старательно отвергает.

– Ну конечно, – бормочет девушка, – тебе легко гов-ворить… у тебя же есть этот… как его… В общем у тебя же он есть, причем богатый, кр-расивый, как и всегда, а я…

Удивленно вскидываю бровь, услышав эти признания. Интересно, это пьяные бредни или так меня представляла Даша подруге?

Официант поспевает с чаем, но я киваю на столик. Парень понятливо ставит чай перед рыдающей девушкой.

– Н-не хочу, – капризничает она, – я уже с-столько выпила, ч-что…

Официант не настаивает, удаляется молча. Даша пытается уговорить подругу попробовать чай, но та ведет себя как маленький ребенок, который долгое время по какой-то причине не имел права жаловаться, и вдруг его прорвало.

Пожалуй, такими темпами мы все вместе встретим здесь утро.

– Выпейте, и поедем, – подойдя к столику, говорю без эмоций сострадания, которых хочется девушке, и это действует отрезвляюще.

Ольга отрывается от Даши, и та делает глубокий вдох – надо понимать, когда тебя обнимают так рьяно и обливают слезами, дышать очень сложно. Неуверенно поднимает голову, переводит взгляд на меня, прищуривается, стараясь навести резкость, а потом открывает широко рот и издает какой-то полузадушенный писк.

Пока она закрывает глаза и трет их кулаками, я набрасываю на голову капюшон, и когда она пытается рассмотреть меня в следующий раз, у нее это слабо выходит.

– Ф-фух… – выдыхает она, растерянно смотрит на Дашу и выдает нечто путанное, но уже без следов заикания. – Просто мне показалось… капец просто что показалось, но такого же не бывает… С тобой бы точно такого не было… чтобы с тобой и такой…

– Перестань! – резко осаживает Даша подругу, поспешно бросает на меня извиняющийся взгляд. – Артем, прости, она просто перебрала.

– Пейте чай, – взглянув на Ольгу, которая пытается рассмотреть теперь не только мое лицо, повторяю я, и опять отхожу на пару шагов, на этот раз отворачиваясь, чтобы ей ночью не снились кошмары.

– Нет, он что… – громко шепчет подруга Даши, – он правда, что ли… такой, и… с тобой… но ведь раньше… Костик, к примеру… он же такой красивый, что дух захватывает, он же…

– Мне плевать на твоего Костика! – в голосе Даши прорезается откровенная злость. – И мне плевать, что ты думаешь по поводу Артема. Это понятно? Все, что тебе нужно знать – да, мы вместе, и меня все устраивает. Если не хочешь и дальше здесь оставаться, пожалуйста, выпей чай. Не знаю, как у тебя, а у меня на этот вечер есть более приятные планы. И да, если тебя это волнует, хотя в последнее время, мне кажется, что тебе все равно – мои вечерние планы связаны с Артемом.

Отповедь Даши что-то сжимает внутри меня, и я вновь оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее.

Маленький хрупкий воин, который борется с пьяным, но дорогим ей драконом. Иначе она бы так не рвалась приехать как можно скорее к подруге. И не помогала бы ей удержать в руках чашку с чаем.

Маленький хрупкий воин, который меня защищает, будто зная, что с женщинами я не воюю.

Маленький хрупкий воин, которого хочется взять в плен, чтобы оградить от переживаний и потрясений. И для которого хочется вывернуться ужом и как можно скорее вернуть свою нормальную внешность, чтобы ей не пришлось опять меня защищать.

Скорей бы мы вновь остались одни.

Даша и сама была чем-то расстроена, а теперь ей приходится возиться с подругой, утешать, уговаривать, приводить в чувство, спорить, а это изматывает. По-моему, она вообще старается избегать хоть каких-то конфликтов, но ее подруга то ли не понимает этого, то ли слишком сегодня на них настроена.

Я слышу, как она что-то бормочет, Даша едва слышно ей отвечает, пытаясь заставить ее допить чай, и потом вывести с бара. И наконец-то невероятное происходит – Ольга упирается в спинку дивана и поднимается.

– Уф, – выдыхает она, заметно пошатываясь и теряя равновесие, опирается на Дашу, но когда я делаю шаг в ее сторону, чтобы помочь, еще сильнее прилипает к подруге, не желая ее отпускать.

Подзываю официанта и договариваюсь о помощи. От нее переборчивая Ольга не отказывается. Послушно отлепляется от Даши, позволяет обхватить себя незнакомому парню и усадить себя на заднее сиденье моей машины.

Ромашка садится сзади, и вскоре ее плечо используют, как подушку. Пока я еду по озвученному адресу, кудряшка то посапывает, то просыпается и удивленно осматривается. А в какой-то момент ее вновь тянет на разговоры.

– Прости, – бормочет она в плечо Даши, – я все о себе да о себе… Макс – он… И мы же столько не виделись…

– Ничего, – улыбается примирительно Ромашка, – это поправимо. Вот выспишься, и увидимся снова. Хочешь?

– Хочу! – активно кивает кудряшка, издает стон, видимо, голова закружилась и опять закрывает глаза, прислонившись лбом к плечу подруги. – Я все хочу! Поговорить, увидеться, узнать, как ты… Как ты вообще? У тебя же столько проблем…

– Спи уже, – усмехается Даша, – ты – моя проблема дня, и ничего больше.

– Правда? – едва разборчиво бубнит Ольга. – А как же… как же твоя мечта переехать, ты уже нашла что-то… нашла или терп…?

– С остальным у меня все в порядке, – обрывает ее Ромашка довольно резко, ловит мой взгляд в зеркале и пытается улыбнуться.

– Как скажешь, – покладисто соглашается кудряшка, и опять засыпает.

– Устала? – спрашиваю, когда вновь ловлю в зеркале взгляд Даши.

Она неопределенно пожимает плечами и отводит глаза, глядя на город, скрытый вечерними тенями.

И пытаясь сама, как этот город, спрятаться, опять хотя бы немного закрыться.

«Скорей бы мы вновь остались одни» – мысленно повторяю я про себя. Потому что я вновь хочу увидеть не эту красивую, но отстраненную девушку, которая сейчас где угодно, но не со мной.

Хочу, чтобы со мной опять была Даша.

Крепче сжимаю руль и позволяю еще раз пробиться мысли, которая не беспокоит, не пугает, а то греет, то холодит, как будто не может определиться хорошая это весть или нет.

"Хочу, чтобы со мной опять была моя Даша."

Глава № 53. Артем

К моменту, как мы подъезжаем к дому Ольги, она немного приходит в себя, и, хотя и заметно пошатывается, но в состоянии передвигаться самостоятельно. Убедившись, что лифт работает, я возвращаюсь к машине. Прислонившись к ней, достаю сигарету и пытаюсь выкурить легкую горечь.

Черное небо наконец прорезает молния, приближается гром, на пыльный за день асфальт падают первые капли. Даша выходит из парадного, и ее волосы тут же подхватывает ветер, бросает в лицо, но она их не убирает.

– Спасибо, – подходит ко мне, и я, а не ветер или она сама, отвожу от ее лица длинные пряди, как в первый день, когда мы увиделись.

Легкое дежавю.

Но неожиданно Даша тоже поднимает ладони и, несмотря на то, что дождь усиливается, заявляя серьезность намерений, отбрасывает мой капюшон, проводит пальцами по моим щекам, но не соскальзывает вниз – переходит к скулам, подбородку, лбу и вискам.

Медленные движения, трогательные, наполненные каким-то трепетом, будто она лепит скульптуру.

– Она просто пьяна, – шепчет так тихо, что ее шепот доносит лишь ветер, – тебе нечего прятать.

Я проглатываю слова, которые мог бы сказать по этому поводу, но она словно читает их по глазам.

– Ты привык, что что-то не так, – качает головой и поглаживает подушечкой пальца мои искривленные губы, – тебе просто нужно сменить эту привычку.

– Как? – обнимаю ее и выдыхаю дым в сторону, чтобы не окутывать им белый цветок, который расцветает в руках.

– Заменить ее новой.

Она прислоняется ко мне, устало прижимает голову к моей груди и обжигает своим дыханием сердце.

Гром раскатывается закадровым смехом, дождь подбирается к коже через одежду, но мы продолжаем стоять у чужого парадного в отсветах окон незнакомых людей, и дышать этим моментом уединения.

– А какие у тебя привычки и зависимости? – интересуется Даша. – Кроме сигарет. Чай или кофе? На завтрак – каша или бутерброды? Вино, пиво или коньяк? Что тебе нравится больше всего?

– У меня нет зависимостей, – потушив сигарету, отбрасываю ее в унылую урну, обнимаю Дашу двумя руками, чтобы спрятать от дождя, который ее почему-то не беспокоит. – Эти мои привычки ты скоро узнаешь сама. Но первой узнаешь другую.

– Какую же? – поднимает лицо, и я замечаю прищуренные глаза и улыбку. – Понятно: наверное, первая привычка, которая сейчас актуальна – это то, что ты, в отличие от девушек, которые вечно сидят на диетах, ужин не пропускаешь? Да, угадала? Ну угадала же?

– Да, – говорю, чтобы дать ей возможность вкусить кусочек победы.

А потом наглядно показываю одну из главных привычек, от которых я бы не хотел отвыкать – склоняюсь и целую эту улыбку. И с жадным удовольствием впитываю в себя приглушенный стон, зарываюсь пальцами в длинные волосы, и вжимаю в себя эту нежность…

Не знаю, сколько проходит времени, и как долго и громко гремит гром над нашими головами, но я отрываюсь от Даши только тогда, когда понимаю, что ее волосы становятся влажными.

– Так, – заметив растерянный взгляд, которым она продолжает смотреть на мои губы, открываю дверь машины и усаживаю ее. – Едем домой. Переодеваться, мыться, сушиться и… – улыбаюсь в ответ на улыбку, – правильно: ужинать.

Город во время дождя удивителен – ему идут эти серые краски, и после, когда выглянет солнце, он окажется только ярче. Разлетаются под колесами лужи, торопливо бегут запоздалые пешеходы без зонтиков, яркими бликами проносятся рекламные вывески и неоновые витрины, а рядом сидит притихшая Даша, которая с таким наслаждением любуется полусонным городом, что не хочется ее отвлекать.

К тому же, это молчание совершенно иное. До дома осталось всего ничего, и я надеюсь, что сумею заполучить улыбку Ромашки еще раз.

– Иди переодеваться, – отправляю Дашу сменить одежду, едва мы переступаем порог квартиры.

– А первая я потому, что у тебя теперь большой выбор? – она с улыбкой кивает на сумку, которую я захватил из машины, и я только теперь понимаю, что сама она не брала запасную одежду.

Нет, возможно, какие-то мелочи, без которых не обходятся женщины, и лежат в ее сумочке, но кардинальных вариантов типа остаться здесь на несколько дней и не кататься туда-сюда, она не рассматривала. Четко придерживается озвученных планов, мечта для заядлого холостяка, она даже не прихватила свои личные тапочки, а спокойно обула те, в которых была.

Но радоваться, что никто не посягает на мою территорию, не получается. Может, потому, что я был бы не против увидеть в ванной не случайную, а ее любимую зубную щетку и мне было бы интересно увидеть, в чем она ходит дома, в чем ей нравится ходить дома, а не там, где она просто ночует.

Наверное, она долго возится с брюками, которые для нее все же большие, потому что я успеваю переодеться и начать заниматься ужином, когда она тоже приходит на кухню.

– И что у нас здесь? – приобняв меня, заглядывает в сковородку, и я чувствую запах геля для душа и как начинает дрожать ее тело, еще до того, как смех принимается щекотать теплым дыханием мои ребра. – Мясо? Правда, мясо? Опять?

– Хочу доказать тебе, что в этом я все-таки лучший, – заявляю на полном серьезе, чем вызываю очередной приступ смеха, на этот раз тихого, как будто она боится разбудить поздний вечер за окнами. – Садись пока, отдыхай.

– А потом?

– А потом будешь есть то, что я приготовлю.

Она отходит, садится на стул у меня за спиной, и хотя я не вижу ее, уверен, что продолжает смотреть на меня.

Желая проверить, оборачиваюсь, и да – встречаю задумчивый взгляд.

– Что случилось?

– Ничего, – качает головой, выдыхает, как будто сбрасывает с себя невидимый груз и улыбается. – Отдыхаю. Просто я действительно отдыхаю.

Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, и такое ощущение, что молнии, сверкающие за окнами, растягивают эти мгновенья, сплавляют взгляды и зажигают что-то внутри нас под раскаты далекого грома.

– Ты знаешь, – Даша прячет взгляд за ресницами, а потом, прикусив губу, вновь прожигает им насквозь. – Мне кажется, что ты – Доминант. Угадала?

И вздрагивает от неожиданности, когда слышит мой смех.

– Даша-Даша… – говорю, отсмеявшись и все же опять оставляю мясо на пару минут без присмотра, потому что мне очень хочется поцеловать ее губы.

Приближаюсь к ней, приподнимаю пальцем ее лицо, прищуриваюсь, глядя в расширенные глаза, полные предвкушения, и ставлю ее в известность:

– Обряд посвящения ты не пройдешь, ошейник в подарок можешь не ждать и стоп-слова между нами не будет.

Она приоткрывает губы, и я проглатываю ее дыхание, заполняю им свои легкие, и с наслаждением наблюдаю, как чернеют ее зрачки изумрудного цвета.

– Но да, – говорю так же честно, – я над тобой доминирую.

Она переводит взгляд на мой рот, и я прикасаюсь к ее губам.

Запустив пальцы в еще влажные волосы, тяну ее на себя, чтобы ближе, еще ближе, чтобы ее вдохи и выдохи стали моими, и чтобы я слышал, даже сквозь пелену этого грома, как бьется ее сердце от моих поцелуев.

И она отзывается.

Ее не пугает напор и сила желания, она покорно впускает меня, дурманя ответным желанием, которого не скрывает.

Обхватывает мои плечи, пытается вжать меня в свое нежное тело, и ей без разницы, что за спиной у нее подоконник, окна открыты, и кто-то нас может увидеть.

Стонет мне в губы, царапает кожу ногтями, вряд ли осознавая, что делает, и разочарованно выдыхает, когда я оставляю ее в покое, не желая устраивать порно для кого-то другого, не желая делиться тем, что она отдает только мне.

– И самое главное, – провожу пальцем по ее припухшим губам, – тебе это нравится.

Не спорит.

Не люблю глупых споров, поэтому в благодарность позволяю ей сделать вид, что это она оборвала поцелуй.

Проверив мясо, оставляю Дашу на кухне одну, и заметив в ее глазах любопытство, кладу на стол исписанный лист.

– Письмо? – улыбается. – Уже не по вайберу, а как раньше? Любопытно. Можно сказать, новая форма знакомст…

Она замолкает на полуслове, видимо, сумев разобрать мой не самый каллиграфический почерк.

Качает головой, не веря своим глазам, и я уже думаю подойти и ей зачитать, как она отрывается от листка и переводит на меня взгляд, в котором так много эмоций, что я не могу выловить главную.

– Это… – листок начинает дрожать в ее пальцах, и она аккуратно, бережно, как великую драгоценность, возвращает его на стол. – Это… что? Это… это же…

– Заказы от «Лако-нест», – подтверждаю ее догадку, и вскидываю в удивлении бровь, потому что Даша смотрит на меня ошарашенно. – Ты же не думала, что я оставлю заказы твоему руководству?

Она прислоняет к шее ладонь, словно хочет пропихнуть в себя кислород. Пытается что-то сказать, что-то ответить, но пока у нее получаются лишь резкие выдохи.

– Даша, – говорю строго, потому что мелькают у меня подозрения, что она захочет поиграть в добрую девочку, которая всегда и со всеми поступает по-честному, даже когда люди того не заслуживают. – Закроешь заказы сама. Офис для встреч с кандидатами в современном мире не обязателен. Многие встречи проходят в обычных кафе. Пригласишь, если не получится сразу, хоть кофе вдоволь напьешься. Или ты любишь чай? Кстати, я этого тоже не знаю пока.

– Ты… – она резко отворачивается и смотрит в окно, а я смотрю на ее отражение, и не решаюсь приблизиться.

Настолько она сейчас настоящая в этом отражении, настолько открыта – ни маски благополучия, ни вуали «не лезьте, у меня все в порядке», что боишься дышать, чтобы ее не спугнуть.

– Ты… – выдыхает она, обернувшись.

Протягивает руки, призывая к себе, и когда я приближаюсь, обнимает, утыкается раскаленным лбом в моб грудь и, борясь с подступающими слезами, выдавливает признание:

– Ты лучший, – делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и продолжает. – Лучший. Даже если ты опять спалишь мясо.

Ну и, естественно, придя в себя после такого признания, я решаю, что мясо на ужин – выбор не лучший. Лучшее, что можно сделать сейчас – это выключить плиту и задвинуть шторы на кухне.

– Чтобы гроза не завидовала? – шепчет мне в ухо Даша. – Может, оставим шторы открытыми?

– Нет уж, – возражаю я и привожу веский довод. – Решение Доминанта!

Смех Даши – это последнее, что я позволяю увидеть и услышать кому-то, кроме себя.

А потом все.

Все, что потом – только для нас, для двоих.

И немного – для ночи, потому что она не только страстная, но и скрытная. И потому, что она тоже для нас.

Глава № 54. Даша

Следующие недели так плотно заполняются событиями, что я теряю счет времени и, кажется, мало что успеваю.

Днем я под редкие недовольные бормотания Татьяны Гавриловны работаю дома за ноутбуком, потом встречаюсь в кафе с кандидатами на должности, которые нужно закрыть для «Лако-нест», и пока это, к сожалению, не то, что ищет руководитель компании.

Но здесь хорошая мотивация: в случае, если у меня все получится, я заработаю не двадцать процентов, а все. Так что я снова пробую, снова ищу, и, пожалуй, несмотря на хорошие показатели в агентстве Татьяны Борисовны, я еще никогда не работала с таким вдохновением.

Кстати, она пару раз мне звонила, а когда поняла, что я не собираюсь ей отвечать, сбросила сообщение. Не для того, чтобы удивить, что у нее проклюнулась совесть и пригласить за зарплатой, а чтобы сказать, что я ее подвела и вместо того, чтобы радоваться, она перед свадьбой сильно огорчена. Ну и что мне отольются все ее слезы, и в этом городе я по данному профилю карьеры не сделаю, уж она постарается.

«В отличие от вас, – написала она, – у меня хорошие связи».

Не скажу, что мне было приятно это прочесть. На самом деле, я долго не могла успокоиться, даже когда закинула номер бывшего руководства в черный список на телефоне.

Мне кажется, это низко – что-то кричать в спину человеку, которого ты обидел. Довлело чувство несправедливости, и да, на какое-то время меня подкосили ее слова. Я ничего не говорила Артему. Не хотелось впутывать его в застарелые разборки, не хотелось жаловаться, не хотелось казаться никчемной. Я и без того на фоне его успеха выглядела молью-неудачницей, которая на пару мгновений поверила, что может стать бабочкой и сменить крылья.

– Главная проблема, почему у тебя не получается, – сказал он, все равно прочувствовав мое настроение, – заключается в том, что ты заранее предполагаешь провал. И готовишь отходные пути. Ты сама себя так настраиваешь, и в итоге получаешь именно это. А ты думай, что все получится и строй мосты именно в этом направлении. Вроде бы материл тот же самый, итог тот же – мост, по которому ты пройдешь. Но пути разные, понимаешь?

И в качестве доказательства, что этот метод срабатывает, он стал приводить примеры, сколько раз у него самого все валилось из рук и сколько раз он сам едва не подставил компанию и отца.

И вот как-то умеет он вдохновить. После таких разговоров хочется забыть про отдых и сон, забыть про все страхи и пробовать, ошибаться и пробовать снова.

Особенно у него получается убеждать, когда между поцелуями он шепчет, что у меня все получится и дразнится, ожидая, когда я повторю за ним, чтобы поцеловать меня снова.

С Артемом мне так хорошо, что, пользуясь его методом, я стараюсь не думать о том, что ожидает нас после.

Я просто беру все, что позволяет взять настоящее. Совместные скорые завтраки, когда он спешит на работу, жаркие поцелуи, когда мы расходимся на целый день в разные стороны, и сладкие – когда снова встречаемся.

Разговоры ни о чем, спонтанные прогулки поздними вечерами, когда приятно просто пройтись, держась за руки. Совместный просмотр телевизора, когда он идет только фоном, а главное – это просто быть рядом. Ужины, которые угрожали бы превратить нас двоих в вегетарианцев, если бы в магазин перестали завозить колбасу. И чай или кофе – без разницы, когда в комнате тихо, а за окном стучит дождь, тарабаня по стеклам и рисуя узоры с признанием, как нам повезло.

Отношения с Артемом давно вышли за рамки обычного секса, а, может, и не были изначально такими. Не знаю. В голове иногда такой туман, что разобрать ничего невозможно.

Мне хочется быть рядом с ним. Мне нравится быть рядом с ним. И мне страшно от того, что я чувствую.

Настолько страшно, что я стараюсь не думать об этом, не загадывать, не мечтать, не придумывать. Я уже строила планы когда-то, я уже думала когда-то, что все всерьез и надолго, а по факту…

Нет, сейчас я только рада, что так получилось. Но прошлое отучило меня делать ставки на отношения.

Нужно принимать то, что есть. Без иллюзий, без романтических бредней, без слов, которые не были сказаны, а значит, и додумывать их не нужно.

Тем более что Артема, кажется, все устраивает. А его предложение не мотаться, а поработать за ноутбуком в этой квартире – не в счет. Просто я тогда немного простыла, а на улице зачастили дожди.

Это было единственным намеком на то, что он бы хотел как-то свернуть наши отношения в новое русло. И он легко позволил мне отказаться от этого предложения, и больше не повторял его, и значит…

Не думать, не думать об этом. С благодарностью принимать то, что есть. Потому что это так просто испортить, все какое-то и без того слишком хрупкое, а еще мне кажется, что в последнее время я учусь балансировать на канате между двумя башнями с острыми шпилями.

Первая башня – Артем. Вторая – моя подруга. А между ними – огромная пропасть и я.

После расставания с фотографом Ольга не стенала неделями, не закрылась в четырех стенах, она как будто боялась остаться с ними один на один. И я была только рада, всегда с готовностью отзывалась на ее предложения встретиться, вот только…

Наверное, я плохая подруга, но в какой-то момент эти встречи стали меня тяготить.

Пять лет в институте бок о бок, семь лет после, но, мне кажется, так плотно, как сейчас, мы никогда не общались. Каждый вечер, и не по одному часу, чтобы просто обменяться новостями и убедиться, что все хорошо.

Ей было мало общения, хотелось успеть везде, и непременно со мной, потому что я ведь подруга, а ей нужно развеяться и забыть. И я все понимаю, и пытаюсь помочь, поддержать, пытаюсь как-то отвлечь, но…

Трудно, когда привык общаться без оглядки на запретные темы, а теперь приходится иногда останавливаться на полуслове. Пару раз Ольга пытается начать разговор, что мы с Артемом не пара, и чтобы не поссориться, эта тема по умолчанию становится нашим главным табу.

Ольге не нравится Артем, а Артему не нравится Ольга. И если поведение подруги мне непонятно, то Артема я понимаю более чем. У нас с ним теперь остается гораздо меньше времени, чтобы провести его вместе.

Иногда я освобождаюсь только около десяти вечера, и вряд ли ему сильно хочется приезжать за мной в это время. А он настаивает на том, чтобы приезжать за мной лично, чтобы я не разъезжала так поздно в городском транспорте, ну вот и…

Как-то раз я закинулась ему, что если он очень устал, то, может быть, лучше увидеться завтра.

– Как хочешь, – ответил он, – если по подруге ты скучаешь больше, и тебе интересней с ней, не смею настаивать.

Это была наша первая ссора без ссоры.

Первая ночь без него.

И первое утро, которое я начинаю с того, о чем успела забыть – сообщений по вайберу, потому что…

Потому что так мне проще признаться ему. Потому что соскучилась. Потому что мне его не хватает. И потому, что я понимаю: он прав. Прав, что обиделся, так как нехотя, но я отодвинула его на второй план.

Несколько раз, чтобы провести с Артемом весь вечер, который он специально освободил для меня, я переношу нашу встречу с Ольгой, и вместо того, чтобы понять, она начинает обижаться и злиться.

И я снова иду, когда она приглашает. Стараюсь не так долго, стараюсь пораньше вырваться, но получается не всегда, да и перед Ольгой становится неудобно, она ведь замечает, что я дергаюсь и то и дело посматриваю на часы.

– Конечно, – роняет она как-то в кафе, заметив мои метания, – я все понимаю: у тебя есть мужчина, и что такое подруга в сравнении с ним? Просто… ну а когда нам дружить, Даш? Сначала у тебя был один, потом Костик, теперь этот…

– Перестань, – мне становится неприятно от этих слов.

И от того, что она мешает все в одну кучу, и выглядит это так, как будто я только и делаю, что прыгаю по постелям мужчин. И от того, что она так пренебрежительно, даже не назвав по имени, снова упоминает Артема.

– Дашка, – она держится ровно минуту, а потом продолжает тему, которую я уже ненавижу, – ты просто сравни… Нет, я помню, я сама советовала тебе поскорей завести нового любовника, но… Ты просто сравни Костика и его… Такого я тебе в страшном сне не желала!

– Прекрати! – неожиданно для самой себя я срываюсь на крик, и плевать, что на нас оглядываются посторонние люди. – Ты совершенно не знаешь Артема. Его даже нельзя сравнивать с Костей.

– Верно, – ворчит упрямо она, – потому что они несравнимы. Ты оглянись, Даш, на тебя же даже в этом кафе все мужчины засматриваются, а ты…

И на этот раз не выдерживаю я.

Срываюсь с места, ухожу из кафе, несусь по улице так стремительно, что слабо соображаю, куда иду. Мне просто обидно. Обидно, что можно судить поверхностно о человеке, которого совершенно не знаешь. И главное – пытаться навязать свое мнение.

А еще бесит постоянное упоминание Кости, с таким благоговением, как будто с него срисовали икону и пронесли по улицам этого города.

Я не понимаю, зачем Ольга так делает. Не понимаю, что делать мне. И совершенно не представляю, как смогу с ней заговорить, когда кто-то из нас сделает шаг к примирению.

В данный момент я настолько на взводе, что хочется рвать, бить, жечь и ломать, и делать это не страшно, а лишь в удовольствие.

– Дашка! – Ольга нагоняет меня на перекрестке каких-то улиц, хватает за руку, заставляет взглянуть на себя, чтобы я увидела, что она расстроена и все осознала. – Дашка, ну прости ты меня. Просто я… просто я не хочу, чтобы ты обожглась так же, как я, понимаешь?

– Нет, – говорю совершенно честно. – Не понимаю, Оль. Не могу понять, что с тобой происходит.

– Не можешь… – бормочет она. – А как ты думаешь – что? Только честно.

– Я думаю, что тебе плохо, – отвечаю искренне, как она и просила. – И все эти встречи, все эти походы за ненужными покупками, долгие прогулки по одним и тем же улицам и нежелание возвращаться домой – из-за того, что ты не хочешь принять, что между тобой и Максом все кончено.

Она усмехается, поправляет кудряшки, долго молчит, бросает на меня острый взгляд, а потом все же озвучивает свои мысли.

– Может, и так, – говорит она сипло. – Может, я только теперь понимаю, каково тебе было, когда ты просила меня о возможности поговорить с Костей. Я теперь в твоей лодке, Даш. И ты, как никто, должна меня понимать, а ты… У меня ведь с Максом вышло так же, как у тебя, и я знаю, что если ты ему позвонишь, он ответит. В отличие от меня. Но я тебя не прошу. Не требую невозможного, хотя вы с ним не друзья, и тебе не страшно испортить с ним отношения. Я прошу, чтобы ты была рядом, и все, чтобы все поскорее прошло.

Мен разрывает от разных эмоций – сострадания, жалости, сочувствия и толики неприятия с недоумением.

– У нас разные лодки, Оль, – поясняю ей то, что она упустила, один маленький факт. – Макс тебе сообщил о разрыве, а не просто сбежал. И он не заставлял тебя волноваться и перебирать сотни вариантов, что с ним что-то случилось. У вас была последняя встреча.

– Ну да, – она упрямо слышит только то, что ей интересно, – но Костик хотя бы не вгонял тебя в траты перед тем, как вы разошлись. А я… сколько я там должна твоему? Это же он меня выкупил?

– Артем? – удивляюсь я, впервые услышав, что он за что-то платил.

– Ну да, – подтверждает Ольга. – Меня же так просто не отпускали из бара, иначе я бы тебе не звонила, а уехала на такси. Так что там на счетчике?

– Понятия не имею. Артем мне ни слова не говорил.

Но вместо того, чтобы оценить эту помощь и поступок мужчины, Ольга еще больше настраивает себя против него. Теперь, мол, она чувствует себя должницей, а ей это неприятно.

– У меня хватает денег, – воинственно заявляет она, – и я ему обязательно все верну!

– Как скажешь, – пожимаю плечами, – если хочешь, уточню у Артема точную сумму.

– И он возьмет? – тут же вскидывается она.

– Но ты же именно этого хочешь, – не ведусь на ее провокацию выставить его в алчном свете. – Думаю, я смогу уговорить его пойти навстречу моей лучшей подруге.

Не знаю, то ли мой тон, то ли осознание, что никто не считает ее должницей, кроме нее самой, то ли упоминание о том, что она моя лучшая подруга, но что-то срабатывает как стоп-слово в БДСМ.

Ольга тут же меняется, выбирает нейтральную тему, и даже соглашается, чтобы ее подвезли домой, когда за мной приезжает Артем. И ни слова про долг, который она себе возомнила.

А когда выходит из машины, мило прощается с нами двумя, а не только со мной.

– Ладно уж, – говорит она примирительно уже стоя на улице и склонившись к открытому окну, – все обдумаю хорошенько, приду в себя, а потом… Ты тоже от меня отдохни, но… Дашка, на твой день рождения увидимся, так и знай! Это традиция, которую нельзя изменять, несмотря ни на что.

Мне кажется, ей очень сильно хочется бросить прощальный взгляд на Артема, проверить его реакцию, но ему все равно. Все время, пока Ольга прощается, он смотрит в боковое окно на случайных прохожих.

И только когда подруга уходит, а мы выезжаем с ее двора, роняет странную фразу:

– Она тебе завидует.

– Кто? – удивляюсь, но он молчит, позволяя сделать вывод самой. – Ольга? Мне? Но чему?

Я начинаю смеяться, потому что это предположение ужасно забавно. И натыкаюсь на взгляд Артема – совершенно серьезный, без капли сомнения. Но зарождающий сомнения у меня…

Глава № 55. Артем

Я редко жалею о том, что делаю или говорю, но в данном случае сомневаюсь: может, и стоило промолчать. Даша настолько глубоко погружается в свои мысли, что всю дорогу молчит.

Наверное, когда очевидное находится у тебя под носом, его труднее всего заметить. Не даром говорят: хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место.

Я тоже долго не замечал, что любимая женщина больше не любит, упустил момент, когда она полюбила другого, и им оказался мой друг. С Линой, казалось, изначально было все очевидно, просто я не учел рамок вседозволенности, которые она установила сама для себя.

Так и с подругой Даши.

Она знает, что у нас отношения, и настойчиво в них влезает. Один раз – случайность. Случайность, повторенная дважды – частный случай закономерности.

Поначалу я тоже подумал, что эти частые встречи – попытка поскорее отвлечься и забыть Щавеля. Но хватило нескольких дней, чтобы я понял, что у Ольги цель совершенно иная. Она хочет, чтобы наши отношения с Дашей закончились так же, как и ее.

После их долгих прогулок Даша выглядит изможденной, как будто из нее высосали энергию. И когда мы встречаемся, проходит какое-то время, прежде она вновь оживает. И это не усталость от того, что они много ходили, потому что она с удовольствием соглашается пройтись вечером по скверу, посидеть на лавочке и покормить птиц или морально поучаствовать в приготовлении ужина.

Но после этих прогулок с подругой Даша тянется ко мне особенно сильно, как будто долго хотела пить, но источника не нашла. Ее прикосновения в эти моменты не просто нежные, а какие-то трогательные, она часто и с удовольствием гладит мое лицо и так проникновенно смотрит в глаза, как будто мысленно отметает что-то, что в нее заложили, пока мы не виделись.

Она никогда не вдается в подробности, чем именно они занимались на встрече с подругой. Так, поболтали, прошлись, пробежались по магазинам, посидели в кафе…

И я бы тоже в последнюю очередь думал об Ольге, если бы не замечал ее взгляды.

Не в мою сторону. На меня ей по-прежнему смотреть неприятно, и при встрече со мной она ведет себя так, как будто я предложил ей вступить в свой гарем, а она отказалась из-за высокой морали.

Но ее взгляды на Дашу, когда та отворачивается, и Ольга уверена, что никто не заметит… Так не смотрят на человека, за которого рады. Так не смотрят на человека, который тебе безразличен или наоборот – очень дорог и о котором ты очень волнуешься.

Так смотрит бессильная зависть. Слишком перченое чувство, чтобы держать маску, когда есть уверенность, что все равно никто больше не видит. Но не даром оно ослепляет: Ольга не учла зеркала.

Зеркала в машине, когда мы отъезжаем, и она в силу гордости и неприятия остается одна.

Не знаю, что именно зародило в девушке это чувство, недавно оно в ней зреет или долго маскировалось. Но ее зависть по отношению к Даше достигла высокого уровня.

Может быть, дело во внешности? Человек, который сам зациклен на этом, не может не замечать очевидного. Да, в этом она уступает подруге, и сильно. Но я знаю не один пример девушек, которые берут не красотой, а харизмой, юмором и характером, причем настолько тебя закрутят, что будешь свято уверен, что сохнешь как минимум по принцессе.

Или здесь что-то другое? Упоминание Костика в баре, когда мы за ней приезжали. Что отражали ее эмоции? Ясно помню обиду, непонимание, а было ли что-то еще, без понятия.

То, что Костик – прошлое Даши, понятно без объяснений, потому я и выбросил о нем любые воспоминания. Но сейчас, под тихое шипение колес и под присмотром серой дороги, в абсолютной тишине, разбавляемой лишь дыханием Даши, вскрываю слой забытья, чтобы еще раз как наяву услышать слова Ольги:

«– Нет, он что… он правда, что ли… такой, и… с тобой… но ведь раньше… Костик, к примеру… он же такой красивый, что дух захватывает, он же…»

Дух захватывает…

Хм, может быть, в этом ключ к этой разгадке? Но тогда почему она так расстроена, что Даша и тот, от кого просто захватывает дух, разошлись? Наоборот. Все дороги открыты.

Или нет?

Нет, понимаю мгновенно.

Оттого и Даша поначалу была сама не своя, оттого и казалась цветком, по которому потоптались.

Теперь я знаю имя того кукловода.

Но главное совершенно другое.

Я помню, что ответила Даша подруге. Это то, что память бережно сохранила и вытаскивала для меня время от времени:

«Мне плевать на твоего Костика!» – заявила она.

Твоего – то есть, Ольгиного. Но уже не ее.

Значит ли это, что Даша осознает, что она уже только моя? Или признает это, но неосознанно?

– Я верну тебе деньги, – говорит неожиданно Даша.

– А я разве тебе занимал? – взглянув на нее, пытаюсь понять, о чем речь.

– Нет, – возражает она и заверяет с горячностью. – Я бы у тебя не взяла! Даже если бы они были мне сильно нужны! Просто я узнала, что ты заплатил за Ольгу в том баре…

– Ей я тоже не занимал, – обрываю поток чепухи.

И, пожалуй, делаю это резко, потому что Даша опять в себе замыкается, но меня кое-что слишком царапает в ее речи, чтобы и дальше молчать. Кое-что, о чем я сам мог бы и раньше подумать.

– Даша, – дожидаюсь, пока она взглянет на меня, – если вдруг тебе понадобятся деньги, пообещай, что не постесняешься обратиться ко мне.

Она упрямо молчит, отворачивается к окну. Хочу попросить ее взглянуть на меня, но замечаю, что ее щеки алеют смущенным румянцем.

– Конечно, в долг, – предлагаю вариант, который смягчит предложение, – под проценты из поцелуев.

Она не оборачивается, нет. Прижимает ладони к щекам, но я ловлю в зеркале ее улыбку, и выдыхаю.

Кто бы подумал, что девушка из чата, которой я спонтанно написал сообщение, начнет для меня столько значить? И что более чем щедрого предложения с сексом без обязательств мне окажется катастрофически мало.

Но попытка свести отношения к большему, с треском проваливается. Несмотря на простуду и плохое самочувствие, Даша мгновенно отвергает мое предложение остаться в квартире.

До сих пор помню, как поспешно она подскочила с кровати и начала собираться, как будто ее бабушка достала розги и угрожала наказать за малое опоздание. И самое паршивое, что в ее глазах была паника, она до чертиков боялась, что я настою на своем и заставлю ее отлежаться.

Провести со мной вечер и ночь – это да. Провести со мной утро за завтраком – тоже пожалуйста. Провести день без меня на своей территории – тоже ноль претензий или каких-то капризов.

А остаться на день в квартире, в которую все равно вечером возвращаться – это почему-то за гранью.

Она страшится того, что наши отношения выйдут на новый уровень, и я пока совершенно не представляю, как подвести ее к мысли, что для ее страхов уже слишком поздно.

– Может, пройдемся? – предлагает она, когда я паркую машину у дома.

Мы идем за продуктами, хотя в холодильнике столько всего, что нам не съесть за неделю. Бродим по скверу, держась за руки, как будто подростки, которые не могут показаться родителям. Дышим уходящей весной, которая скоро уступит лету. И бросаем друг на друга такие жаркие взгляды, что можно сгореть, но сгореть с удовольствием.

– Я знаю Ольгу одиннадцать лет, – прорываются откровения в Даше, когда мы уже сворачиваем к тропинке, что ведет к дому. – В институте нам завидовали все одногруппники – мы как-то быстро нашли общий язык и сдружились. И смогли не потеряться потом. И, честно говоря, если и завидовать кому-то из нас, то именно Ольге. У нее все стабильно, спокойно, устроено, а я…

Она улыбается, прижимается к моему плечу, как бы ища поддержки, и продолжает с улыбкой:

– Не поверишь, я даже смотрела в инете: не родилась ли я в понедельник. Думала: может, поэтому у меня частенько все кувырком и до сих пор многое под большим знаком вопроса.

– И как результат?

– Ну… – вздыхает. – Списать все на день недели не удалось.

Она так искренне переживает, что не получилось найти отговорку каким-то неприятностям, которые случались с ней раньше, что я не могу удержаться от смеха. Нет, поначалу стараюсь, особенно когда замечаю подозрительный взгляд Даши, но все же сдаюсь.

И так же сдаюсь, когда мне хочется в этот момент обнять причину веселья. Светлую, до боли наивную, которая до последнего пытается разогнать мои тени.

– Она хорошая, правда, – бормочет она, обнимая меня и прислоняясь к груди, как будто хочет впитать в себя смех, поймать его в момент зарождения. – И у нее нет повода мне завидовать. Правда. Просто если бы ты знал все… то есть, если бы знал ее больше…

Обхватываю ладонями ее лицо, заставляю взглянуть на себя и поверить, что я не услышал ее оговорки.

Не знаю, что это «все», и что она пытается скрыть. Но маскироваться так ловко, как у подруги, у нее не выходит. Что-то есть – глаза выдают.

Но суть в другом.

Я понимаю, что ничего она не осознает, и что надеяться на внезапное просветление практически бесполезно. Но и сказать в лоб нельзя, только дать подсказку, которая не спугнет.

– Ты не Ромашка, тебе нужно сменить аватарку, – шепчу в ее приоткрытые в немом приглашении губы. – Ты ежик. Мой личный ежик в тумане.

А потом склоняюсь и пью туман.

Сладкий, но с толикой легкой горечи страха.

Дурманящий.

И, как я теперь знаю, способный вызвать зависимость, которая не лечится сексом.

Глава № 56. Даша

Наверное, это удача и благотворное влияние уверенности во мне Артема – других причин я не вижу. Но у меня получилось! У меня действительно получилось!

Я зажимаю ладонью рот, чтобы не сорваться на крик, когда мне звонит секретарь «Лако-нест» и сухо ставит в известность, что три последних кандидата, которых я отправила в компанию на собеседование, приняты на испытательный срок.

– Спасибо, что сообщили, – говорю, старательно давя всплеск эмоций, который подталкивает к тому, чтобы возвестить весь мир о том, что счастье есть, если долго искать. – Будем надеяться, что они его успешно пройдут.

– Конечно, – голос секретаря чуть теплеет. – Через две недели мы с вами свяжемся, пока перешлите мне реквизиты, чтобы, если все сложится, мы не задержали оплату.

Завершив разговор, я тут же набираю в сообщении номер своей карточки и, отправляя секретарю, скрещиваю пальчики на удачу и, наконец, выдыхаю.

Если все получится, если кандидаты продержатся две недели, и обе стороны все устроит, мне перечислят мой гонорар за работу.

Ух!

Почти три недели поисков, сотни кандидатур, десятки чашек кофе в кафе и испытующих взглядов соискателей, которые не очень были настроены работать с посредником, несколько попыток обойти меня и получить должность напрямую, и вот…

Меня так распирает от радости, что кажется: я взорвусь, если немедленно с кем-то не поделюсь ею.

– Привет, – говорю, когда после третьего гудка Артем отвечает на вызов. – Я знаю, что отвлекаю тебя, просто…

– Я рад, что ты отвлекаешь, – слышу его улыбку, и не выдерживаю.

Начинаю тараторить, как сумасшедшая, начинаю рассказывать, перепрыгивая с одного на другое и боясь упустить, забыть самое важное.

– Спасибо, – говорю ему, – спасибо тебе, если бы не ты…

– При чем здесь я? – он с усмешкой отметает свои заслуги. – Ты сделала эту работу сама, я просто тебе ее предоставил.

– А еще вдохновил, – добавляю хотя бы малость того, что он сделал. – Вселил уверенность.

– Это я готов делать и чаще, – предлагает он. – Вот увидимся вечером и повторим. Так сказать, чтобы ты не утратила навыки. Ты как хочешь – быстрый поток вдохновения или растянем совместное удовольствие?

Я знаю, что он не видит меня сейчас, но у меня такое ощущение, будто он наблюдает за мной, и может заметить, как у меня предательски вспыхивают щеки. Прислоняю ладонь, чтобы чуть остудить их, но…

– Я так соскучился, Даш, – вкрадчивый голос Артема рушит все планы прийти в себя. – Что, наверное, сначала будет быстро и жестко, а потом уже медленно. Ты как?

– Я тоже… – прочищаю горло, но все равно немного сиплю. – Я тоже соскучилась по тебе.

– Неплохо, – говорит он, подумав, – но тебя еще подпитывать и подпитывать своим вдохновением, чтобы уверенности хватило озвучить не только эти слова.

– А какие еще? – немного теряюсь.

– Подпитывать, подпитывать и подпитывать, – повторяет туманно он. – С большим удовольствием.

После разговора с Артемом я заказываю в кафе холодный мохито, потому что в таком возбужденном состоянии не могу выйти на улицу. Мне кажется, все сразу поймут, о чем я думаю, сразу почувствуют, что я не здесь, а мыслями там, где сейчас мужчина, с которым я провожу только ночи, а дни…

– Ваш мохито, – ставит передо мной стакан улыбчивый официант.

Он чуть задерживается, словно хочет, но не решается что-то сказать, но, заметив, что я не обращаю на него внимания, тут же уходит.

Я бросаю рассеянный взгляд за окно, и чувствую зависть, заметив, как там, под жарящим солнцем, медленно бредут влюбленные парочки. Наверняка у них есть право не только на ночи, в отличие от меня.

Нет, выходные мы тоже проводим вместе с Артемом, и все-таки…

Мне страшно это признать, чуть больно, но я позволяю этой мысли пробиться – и все-таки это не то. Не так, когда знаешь, что имеешь право на большее. Потому что нет этих прав, и только моя вина, что их и не будет.

Сама озвучила условия наших свиданий, сама настояла на том, чтобы это был просто секс, а теперь…

Я боюсь того, что теперь мне всего кажется мало. И длинных ночей, и поцелуев, и ласк, и взглядов Артема. Так мало, что хочется утром обнять его и не отпускать, хочется попросить остаться и хотя бы раз пропустить работу, забыть о ней, остаться со мной. И чтобы утренний кофе или чай (здесь мы оба неприхотливы) можно было пить, не спеша, не бросая взгляд на часы и не вырывая у скорого утра минуты.

Но уже ничего не исправить, тем более, что его все устраивает, и…

И да, я прекрасно помню сказку о старце и золотой рыбке, и до ужаса боюсь пожелать большего, впустить эту мысль в себя и заразить ею Артема. Это простая жадность, убеждаю себя, простая жадность, а добром она не заканчивается.

Да и как она может обернуться чем-то хорошим, если между нами до сих пор присутствует ложь. Маленькая, как казалось тогда. Необъятная, как кажется мне сейчас. И раскрыть которую страшно, потому что я могу потерять даже это…

Боюсь потерять то, что между нами сейчас – оно и без того невесомое, хрупкое, безымянное и ранимое.

Нужно принимать настоящее.

А потом, когда-нибудь… если у нас будет «когда-нибудь»…

Мои невеселые мысли прерывает мобильный звонок, и я с минуту недоуменно смотрю на незнакомый номер, что высвечивается на экране моего телефона. Не знаю, кто это. Не хочу отвечать.

Но мелькает мысль, что это могут звонить по работе. Вот так – тишина столько дней, как будто мое бывшее руководство и правда подговорило весь город, и вдруг…

Деньги, которые я получу за заказы – приличные, но постоянный заработок необходим. В моих обстоятельствах – жизненно.

– Добрый день, – слышу женский голос, когда все-таки принимаю звонок. – Меня зовут Светлана Игнатьевна.

Голос кажется смутно знакомым, но я не могу вспомнить: где его слышала. А может, и показалось – очень много звонков, много разговоров по телефону.

– Добрый день, – отзываюсь я.

– Я – директор рекрутингового агентства «Империя Кадров». Вы можете сейчас говорить?

И я понимаю, что действительно уже слышала голос этой женщины, и даже припоминаю: где именно.

В офисе, который раньше снимала наша компания. Когда под дверью услышала разговор Татьяны Борисовны с ее бывшим руководителем. Они вместе работали. Вернее, Татьяна Борисовна раньше работала на эту женщину.

Интересно, зачем Светлана Игнатьевна звонит мне? Чтобы передать привет от Танечки, потому что та не может этого сделать лично?

– Даша, – продолжает разговор руководитель самого крупного и успешного рекрутингового агентства этого города, – я нашла на сайте ваше резюме, и если вы все еще рассматриваете предложения о работе, хотела бы вам предложить кое-что интересное.

– Рассматриваю, – говорю я, справившись с шоком, – а что за предложение?

– Не по телефону, – я слышу в ее стальном голосе улыбку, и понимаю: она действует так же, как я.

По телефону отказать быстрее и проще. Да и наговорить можно всякого. Кандидат должен прийти, и уже при личном общении принимается окончательное решение, даже если изначально кажется, что этот кандидат на сто процентов то, что ты ищешь.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Когда подойти?

– Да можно прямо сейчас, – слышу ответ. – Или когда вам удобней – назначим день. Просто я редко бываю в офисе.

Взглянув на часы и прикинув расстояние, которое отделает меня от агентства, я договариваюсь на встречу через полчаса. Пока что мы со Светланой Игнатьевной остаемся очень довольны друг другом, но я не строю радужных планов, зная, как много вроде бы подходящих на первый взгляд кандидатов уходили от меня восвояси.

На встречу я прибываю даже чуть раньше, но не топчусь у здания офиса сиротой. Окинув взглядом неброскую вывеску агентства, которое заработало себе репутацию не пылью в глаза, а многолетней работой, захожу внутрь и тут же окунаюсь в приятную прохладу кондиционера.

Мало того, что сегодня жарко на улице – все-таки лето готовится постучать в окошки календаря, так и я еще сильно переживаю. Пока о моем визите сообщают руководству, вспоминаю наставления Артема, а заодно успеваю освежиться стаканом воды.

Так что в кабинет начальства я захожу с легкой, безликой улыбкой вежливости и уверенностью, которую удалось наскрести по сусекам.

– Проходите, присаживайтесь, – едва переступаю через порог и за мной закрывается дверь, предлагает мне Светлана Игнатьевна.

Вот и главное отличие с Татьяной Борисовной – этот руководитель не маринует долгими взглядами и паузами, вынуждая постоять и получить разрешение, чтобы присесть.

Женщина выглядит лет на пять старше, чем моя бывшая начальница, крупнее килограммов на пять, но сразу видно, что ее не заботят ни возраст, ни вес. Она слишком уверена в себе, чтобы страдать по таким пустякам.

Цепкий взгляд, такая же вежливая улыбка, как у меня, лишь на секунду трогает ее губы, а дальше притворяться и раздавать реверансы нет смысла. Мы здесь обе по делу, и обе спешим.

– Откровенно говоря, – начинает Светлана Игнатьевна, – я рада, что вы уволились с предыдущего места работы.

– Откровенно говоря, – улыбаюсь, на этот раз искренне, – я тоже этому рада.

– Я была уверена, что надолго вы там не задержитесь, – просвещает меня дальше женщина. – Татьяна – мой бывший сотрудник, довольно неплохой по тем временам, но она слишком ревнива, чтобы терпеть рядом с собой такую красивую девушку.

Не знаю, как комментировать эти слова, поэтому ограничиваюсь молчанием, позволяя говорить директору агентства.

– А вот вы… – женщина чуть задумывается, а потом все же озвучивает то, что у нее на уме. – Татьяна – слишком беспечный руководитель, поэтому так уж вышло, что я в курсе, какой объем работы был возложен на вас. И сколько заказов в месяц, а главное – какой сложности, вы закрывали.

Заметив мое удивление, она кивает, заставляя просто поверить ей на слово.

– С некоторыми из этих заказов, – усмехается Светлана Игнатьевна, – Татьяна ушла из моего агентства в свободное плавание. Я за них не дралась, потому что считала их «висяками», но… Позже я узнала, что вы их закрыли.

Пожимаю плечами и продолжаю молчать.

– Увидев ваше резюме на сайте, – продолжает говорить директор агентства, – я поняла, что это удача, и я хочу за нее уцепиться. Наверное, вы уже догадались – я хочу, чтобы вы работали в моей компании, Даша. И пригласила вас, чтобы мы могли обсудить условия, на которых можем договориться.

И да, возможно, и нужно было смолчать. Но в рекрутинговых агентствах все равно принято собирать информацию о предыдущих местах работы, так что лучше уж сразу, чтобы не тратить зря время.

– Вы в курсе, что мы с Татьяной Борисовной не расстались друзьями? – решаю спросить напрямую.

И на этот раз вижу не маску, а живую улыбку на устах этой женщины.

– При таких обстоятельствах, – кивнув, подтверждает она, – это не удивительно. Меня не волнует ее реакция. Более того, с учетом сложившихся обстоятельств, я предлагаю вам гарантию того, что в моем агентстве вас не кинут на деньги.

– Какую же?

– Все будет прописано в договоре, приличный аванс, который покрывает минимальную ставку в любом случае, не двадцать, а двадцать пять процентов с каждого успешного заказа. И жилье за счет агентства. Конечно, не вся квартира, но хорошую комнату в двухкомнатной квартире я вам гарантирую. Во второй комнате живет девушка примерно вашего возраста, так что, думаю, вы найдете общий язык.

По мере того, как она перечисляет, у меня, наверное, все больше и больше от удивления увеличиваются глаза.

Нет, ну правда. Как-то все очень идеально, а мне подходит не на сто процентов, а на двести, нет… даже на триста подходит!

Нормальный договор, ставка, которая станет подспорьем даже в трудные времена, очень приличные проценты, но самое главное, за что я готова вцепиться зубами – это возможность съехать от Татьяны Гавриловны и вычеркнуть из памяти все советские песни!

– А… – говорю нерешительно, тихо, потому что боюсь спугнуть неосторожным словом такую удачу, но не спросить не могу. – В чем подвох?

Женщина откидывается на спинку массивного кресла, пожимает плечами, как ранее делала я: мол, пустяк, да и только, и честно мне отвечает:

– Переезд в другой город. И как можно скорее. Как это ни удивительно, в столице, как и везде, нехватка с хорошими кадрами. Вас ведь, как я понимаю, именно в этом городе мало что держит?

Глава № 57. Даша

Наверное, если бы меня ударили пыльным мешком по голове, я была бы меньше потрясена, чем от таких новостей.

Да, это хорошие новости, просто отличные, и это шикарное предложение – от таких не отказываются. Просто… если бы оно поступило чуть раньше…

Не помню, что именно я отвечаю Светлане Игнатьевне – просто вижу ее улыбку, а слова как будто проходят мимо сознания. Но если она улыбается…

– Хорошо, – прорывается ко мне ее голос сквозь плотную вату, – рада, что предложение вас заинтересовало. Знаете, у меня чутье на такое – уверена, не пожалеет ни один из нас. Жду звонка.

А, вот значит как…

Поднимаюсь, бреду на непослушных ногах, и только на улице оглядываюсь на офисное здание, которое кардинально пытается изменить мою жизнь, и сомневаюсь: сказала ли я «спасибо», простилась ли вообще.

До вечера занимаюсь пустыми делами – лишь бы занять себя, лишь бы была уверенность, что я делаю что-то важное. Потому что думать о том, что случилось, я не могу.

Мне больно и плохо. И начинает тошнить. А еще хочется плакать. Так сильно, как, наверное, никогда – аж глаза болят, будто в них кинули горсть песка. И все попытки привыкнуть к песку или избавиться от него с треском проваливаются.

Устав перебирать свои вещи в шкафу, я сажусь в углу дивана, подгибаю колени и смотрю в экран ноутбука. Не сразу понимаю, почему он такой черный, и я ничего не вижу, а потом доходит, что я забыла его включить.

Вовсю шумит телевизор, радостные мелодии разносятся по всей коммуналке, хозяйка комнаты радостно улыбается и качает головой в такт мелодии. А я продолжаю смотреть в ноутбук, как будто там есть ответы, которые мне нужны.

Ответы!

Спохватываюсь, лихорадочно начинаю искать онлайн-гадания, где предлагают лишь щелкнуть мышкой и узнать ответ из таинственной книги судеб или предсказания оракула.

– Даша, что случилось? – слышу чье-то искреннее удивление.

Недоуменно смотрю на Татьяну Гавриловну, которая о, невероятно – убрала звук в телевизоре и теперь нависает надо мной, изображая беспокойство.

– Ничего, – хриплю я.

И только когда она кладет ладонь поверх моей, я понимаю, что все это время до онемения в пальцах щелкала мышкой, потому что мне не понравились предсказания. Они несли какую-то чушь! А этого просто не может быть, не может быть, чтобы опять все было так плохо.

К чему? Ведь теперь у меня все хорошо, у меня перспективы, работа, которая нравится, да и не только.

– Даш? – не унимается Татьяна Гавриловна.

– Я… – запинаюсь, не верю, что она всерьез беспокоится, но уже разницы нет, уже недолго терпеть нам друг друга. – Я скоро съезжаю от вас. Мне предложили работу в другом городе. И жилье, так что…

И не верю своим глазам, когда женщина облегченно выдыхает и сжимает мою ладонь в знак поддержки.

– У тебя все получится, Даша, не волнуйся по пустякам, – говорит она убежденно. – И потом, когда пробовать, если не сейчас, пока ничего не привязывает?

Ну вот, и она туда же – сразу же веский довод, который подталкивает к тому, чтобы прямо сейчас позвонить директрисе агентства и сказать, что согласна.

– К тому же, – делится со мной хозяйка, – мои дети решили продать эту комнату, меня забирают к себе. У них трехкомнатная квартира, и я им сразу сказала, что переезжаю только со своей квартиранткой! Я без Даши – ни шагу!

Мне кажется, что в глазах песка прибавляется. Вдруг появляется желание обнять эту чудную, строгую женщину, которой во мне, быть тоже многое что не нравилось, но она думала о том, чтобы я не осталась на улице.

– Спасибо, – подтянувшись, я все-таки ее обнимаю.

– Ну-ну, – говорит она строго, чтобы самой не растрогаться. – Не переживай, Даша, все с чего-нибудь начинают. Иногда начинают не раз и не два, прежде чем что-то получится. Ты главное не бойся и не упусти свой счастливый билетик. Как я понимаю, молодой человек, с которым ты встречаешься, этим счастливым билетиком не стал? Ничего, ничего, Даш… сколько их у тебя еще будет…

Я согласно киваю, и женщина, решив, что со мной все в порядке, и то, что мы обсуждали – обычный житейский пустяк, возвращается к себе на кровать, вновь включает музыку и даже предлагает мне подпевать.

Я снова киваю, но продолжаю смотреть в ноутбук. И молчать. Потому что… какие здесь песни?

Какие песни, если я не только говорить – дышать не могу.

Мне противно думать о том, что у меня будет кто-то после Артема. Противно представить, как ко мне прикасается кто-то другой, и я шепчу не его, а имя чужого мужчины, который будет рядом со мной.

И я не могу даже в мыслях представить, что не я, а другая будет рядом с Артемом. Не я, а она будет ждать от него поцелуев. Не я, а она будет терять сознание от нежных медлительных ласк, которые сводят с ума. Не я, а она будет дрожать возбужденно от тех пошлых слов, которые он иногда говорит, когда страсть сметает барьеры, условности, приличия и все правила этого мира.

А ведь будет…

Именно так все и будет, если я сделаю этот шаг. Если я уеду, если между нами препятствием станет не то, что у меня нет квартиры, а города. Огромные мегаполисы, в которых легко найти кого-то другого, кто станет заменой мне и ему.

Но если останусь…

Я не знаю, сколько смогу еще продержаться. Я не могу, не умею просить, а деньги уже на исходе. Но дело даже не в этом.

Как объяснить Артему, что я солгала? Как пояснить, почему это сделала? Даже если для него моя прописка не имеет значения, это все равно ложь. Придумала бабушку, которой нет, а теперь…

Татьяна Гавриловна щелкает пультом, и я машинально выхватываю кадры из кинофильма «Москва слезам не верит». Все в тему, все про меня.

Я могу остаться, не знаю, как все пройдет, как я протяну, пока не устроюсь, но…

Правда все равно однажды всплывет.

Не лучше ли уехать сейчас, пока он не думает обо мне плохо? Пока… нет, вряд ли скажет, не верю, но, как и другие подумает, что я – лимитчица, которая хотела устроиться за его счет.

И он ничего не узнает, не будет думать, что встречался с обычной обманщицей, не будет вспоминать обо мне с отвращением.

Я очень, очень сильно стараюсь убедить себя, что поступить так проще и правильней. И так и мне, и ему будет менее больно.

Но не могу.

Не могу смириться, что это всерьез, что надо принимать решение, делать выбор – именно сейчас, когда нам так хорошо.

Нестабильно, хрупко, без обязательств, обещания и слов, которые бы все разложили по полочкам, но хорошо.

Я не могу думать о том, что расстанусь с Артемом. Не могу представить, что когда-то у меня будет ночь без него: уже была, уже было плохо, и еще раз я не хочу. Не могу предположить, как пройдет разговор, и смогу ли я что-нибудь говорить.

Но я понимаю, что не смогу уйти от него, не попытавшись все ему объяснить. И не смогу отсидеться, спрятаться и не увидеть его.

Я не знаю, что именно чувствую к нему: все запутано, затуманено, спрятано глубоко в душе за замками. Я не знаю, есть ли с его стороны вообще какие-то чувства.

Но уже сейчас, пока мы в одном городе, пока ходим по одним улицам… уже сейчас мне его не хватает.

Бросаю взгляд в окно, и, подстрекаемая сумерками, которые наступают, успокаивая дневное солнце, пишу правду мужчине, без которого плохо:

«Мне тебя не хватает. Мне так безумно тебя не хватает…»

Глава № 58. Артем

Голова и без того болит целый день, так еще и Анжела пытается добить меня своими духами.

В малом количестве и при нормальных условиях, допускаю, что этот запах приятный. Но сегодня она не просто частит с визитами в мой кабинет по любому вопросу, а такое ощущение, что ищет, нет ли возможности приткнуть где-нибудь ее стол.

И главное, что вопросы, с которыми она ко мне обращается, раньше вполне решала сама. Может, это весна? Делаю скидку на то, что на нее так влияет смена погоды, потому что в ином случае скоро придется подумывать о замене такого специалиста.

– Кстати, – осеняет меня, когда я вижу ее раз в пятый в своем кабинете, – вы же хотели найти себе в команду помощника. Это еще актуально? Я могу свести вас с хорошим специалистом по поиску кадров.

За всей суетой не удивительно, что вспоминаю об этом только сейчас. Даше не помешал бы еще один заказ. Зарплаты у нас хорошие, а за ее услуги я могу выбить деньги вперед.

– Нет, – отвечает Анжела, а заметив мой взгляд, поясняет. – В том смысле, что я связалась по тем контактам, в визитке, и теперь просто провожу собеседования.

– Может быть, увеличите шансы? – киваю на папки, с которыми она ко мне прискакала. – Пусть сотрудника поищет еще один специалист своего дела.

– Не стоит, – с непривычной для нее улыбкой и мягкостью в голосе, будто боясь меня обидеть отказом, отвечает Анжела. – Мы нашли общий язык с директором рекрутингового агентства, и мне не хотелось бы что-либо менять. В этом вопросе.

Я оставляю без комментария не только весь монолог, но и последнюю фразу, которая была рассчитана на то, чтобы пробудить во мне интерес.

– Как хотите, – пожимаю плечами, – но, надеюсь, что на сегодня с вопросами, которые вы можете решить без меня, мы закончили.

Несмотря на мой тон, женщина спокойно считывает все между строк, понятливо кивает и даже, – о, чудо! – собирается уходить, чтобы я мог спокойно поработать над действительно важной темой.

Головная боль так сильно сдавливает обручем, что я все же выпиваю таблетку, отхожу к окну и, не взирая на кондиционеры, распахиваю его. Хочется вдохнуть свежего, пусть и горячего воздуха, к тому же, на улице как раз разливается приятная серость. Пожимаю плечами, чтобы чуть их размять, делаю глубокий вдох, но вопреки ожиданиям, в нос ударяет не запах улицы и прощальной весны, а женских духов.

Повернув голову, с удивлением замечаю, что Анжела никуда не ушла. Более того, стоит у меня за спиной и медленно опускает руки под моим жестким взглядом.

– Что-то еще? – добавляю в голос холода, на который она реагирует адекватней.

– Нет, просто я… я хотела…

Она выдыхает, опускает глаза, и уже готовится сознаться в том, в чем ее уличили, но это лишнее.

– Вы свободны.

Она потирает ладони, которыми хотела прикоснуться к моим плечам, но вместо того, чтобы все понять и уйти, продолжает стоять.

– Анжела, – окликаю ее, чтобы привести в чувство.

Она вздрагивает, как будто я дал ей пощечину, резко разворачивается, и уже направляется к двери, но неожиданно опять застывает. Бросает взгляд на фотографию Даши у меня на стене, выдыхает, на что-то снова решаясь и, не оборачиваясь, роняет:

– Я просто очень хочу, чтобы вы не ошиблись. Очень хочу, чтобы у вас открылись глаза, и вы поняли…

И только после этого наконец-то уходит.

Слава Богу, не хлопнув дверью, иначе бы моя голова взорвалась.

Перевожу взгляд на фотографию, с которой на город задумчиво смотрит светловолосая девушка, и чувствую, как боль медленно отступает.

Кто бы подумал, что эта девушка с фотографии и есть моя Даша? Кто бы предположил, что эта Ромашка однажды сама будет тянуться к моим рукам лепестками?

Но такое ощущение, что она тянется ко мне не только физически, но и мысленно, потому что в эту минуту я получаю от нее сообщение. И у него настолько сильное притяжение, что я не хочу смотреть на гору документов, которыми нужно в срочном порядке заняться.

Завтра.

Все завтра.

А сегодня – Ромашка, которой меня не хватает.

Как назло, я опять попадаю в городские пробки, но именно они заставляют задуматься: может пора прекратить эти пустые поездки? Квартира, в которой мы встречаемся с Дашей, вполне может стать пригодной для жизни. Если Даше так нравится город. И если она готова смириться с худым котом, который не простит ей редких встреч только по выходным, когда мы будем выбираться с ней за пределы камней и бетона.

Мысль о том, чтобы не отпускать Ромашку каждое утро, так согревает, что головная боль отступает совсем, да и машины, словно почувствовав, как я спешу, рассасываются по другим улицам.

– Привет, – звоню Даше за пару минут до того, как подъеду. – Выходи.

– Сейчас? – удивляется она.

– Конечно, – не могу удержать улыбки от того, как остро она всегда на меня реагирует. – И поторопись, пожалуйста, потому что мне тебя тоже очень, безумно так не хватает.

В трубке раздается какой-то подозрительный звук, как будто Даша всхлипывает. Но я считаю, что это фантдопущение, ровно до тех пор, пока спустя буквально минуту Ромашка не выбегает из парадного и не садится в машину.

Ни слова, ни полуслова.

Разворачивается ко мне, склоняется и целует в губы так отчаянно, с таким удовольствием и так долго, словно мы не виделись не день, а неделю.

Но провести меня не удается, и когда она отстраняется, чтобы вдохнуть, я провожу подушечками пальцев под ее покрасневшими глазами. Она прикрывает ресницы, пытается спрятаться, и чуть склоняет голову, предлагая продолжить, перебраться к ее шее, ушам, вискам. Обратить внимание на что угодно, кроме того, что меня взволновало.

– Соринка попала или поделишься, что случилось?

Она молчит, и внутри меня сжимается какой-то комок – сотни предположений, что могло ее так расстроить. И кто мог обидеть ее, пока меня не было.

– Даша, – обнимаю ее лицо ладонями, чуть поглаживаю – не столько, чтобы ее успокоить, а чтобы самому успокоиться. – Даша, скажи мне. Пожалуйста.

И, наверное, я впервые, как вышел из детства, верю, что это волшебное слово, потому что Ромашка открывает глаза. Но вместо того, чтобы все рассказать, снова тянется к моим губам, снова берет меня в плен, надеясь, что я забуду вопрос.

Сладкая горечь. Изумительный вкус, который заводит сильнее, и мне хочется не просто узнать имя обидчика, а стереть его в порошок.

– Даш… – повторяю с нажимом, когда мы отрываемся друг от друга и снова врываемся в реальность, где ей больно, а я не знаю причины.

– Я… – она прерывается, прочищает горло, пытается отстраниться, вырваться из моих рук, но когда понимает, что не пущу, выдыхает признание. – Я закрыла заказы для «Лако-нест» и… мне предложили работу.

– Хорошую?

– Да. Очень. Даже слишком хорошую, о таком предложении можно только мечтать, но я…

– Так это же хорошо, Даш, – улыбаюсь глазам, которые смотрят на меня настороженно и с грустью, которая не отражает суть сообщения. – Это же хорошо. И если работа тебя устраивает, предлагаю это отметить!

Облегченно выдохнув, что все обошлось, отпускаю Дашу, как она и хотела, но только моя рука прикасается к рулю, как поверх нее ложатся пальцы Ромашки.

– Дело в том, – говорит она медленно, словно в трансе, – что мне предложили работу не в этом городе.

И как только ее слова проникают в мое сознание, заполняют собой, заставляют принять то, что я не ослышался, обруч боли, который весь день давил мою голову, застревает в груди.

Ей предложили работу, о которой можно только мечтать… Слишком хорошую, чтобы ее упускать…

– Ты готова уехать? – взглянув на нее, выбиваю из горла вопрос. – Готова оставить все здесь?

Она пожимает плечами, долго молчит, всматриваясь в меня, кусает губы, которыми меня целовала, а потом тихо скребет по обручу боли ответом:

– У меня в этом городе мало что есть.

Глава № 59. Артем

Она явно рассчитывает, что я отпущу ее сразу после такого признания. Но я только сжимаю зубы, чтобы сдержать при себе все, что думаю о проклятом мире, который дарит, а потом отбирает, завожу машину и срываюсь в забег по вечернему городу.

Городу, который окружает тенями, чужими машинами и молчанием девушки, которая смотрит растерянно. Знаю, чувствую ее взгляд, хотя смотрю исключительно на дорогу.

Светофоры мелькают с обочины и врут, показывая, что всюду зеленый цвет. Красный. Он, сука, красный. Перекрывающий на хрен все, что было до этого.

– Артем, – пробивается через красную дымку ко мне голос Даши.

Не оборачиваюсь.

Не могу.

Потому что если взгляну на нее, мы вряд ли куда-то доедем. Рванем вдвоем в ту дыру, которая стремительно расползается внутри меня и требует: запретить, спрятать, украсть, приковать, удержать, прогнуть, заставить, сломать.

– Артем, – повторяет Даша.

– Молчи, – цежу, качнув головой, – просто молчи пока.

Послушная девочка, она тут же стихает и это становится искушением сделать хоть что-нибудь из того, что проносится в моих мыслях сейчас.

Я могу уговорить ее, убедить, что у нас все получится и что я стою этого шанса. Но спустя время она может признать, что это было ошибкой, и чтобы вместо того, чтобы ее поддержать, я украл ее выбор.

Не скажет. Смолчит. Но видеть, как медленно тускнеют ее малахиты, как меняется взгляд, и в нем рождается сожаление…

Она не просит поддержки.

Ей на хрен не нужна моя помощь. Ни одной просьбы, ни намека на то, чем я мог бы ее привязать.

Деньги…

Твою мать, как было бы проще, если бы ей были нужны мои деньги…

С этим было бы проще смириться, я чувствовал бы себя везунчиком этой жизни, если бы все было так просто, но…

Вырвавшись из тисков посторонних машин, мы молча несемся по улицам, ветер из открытого окна врывается запахом трав и цветов, словно пытается заставить запомнить, сохранить в памяти эти минуты. Потому что потом будет только запах пыли, бетона, улыбок, которые не вставляют, и духов, бьющих сладостью по вискам.

Пытаюсь взять себя в руки, пытаюсь принять как факт, что Даша уже приняла решение, и я не вправе стоять у нее на пути. Но получается только сдержать свои маты, не запугать ее окончательно. Она и без того смотрит на меня как на безумного в первой… второй… или какая там стадия?

И загоняет на новый уровень сумасшествия, всего лишь коснувшись моей ноги. Всего лишь проведя по моему бедру изящными пальцами, которыми с большим удовольствием обхватывала мой член. И если я только увижу сейчас ее взгляд, видит Бог, мы скорей разобьемся, чем я сдержусь и не заставлю ее обхватить его напоследок, крепко, с трепетом, как умеет только она.

С трудом помню, ставлю ли машину на сигнализацию. Она на парковке, у дома – это тот максимум, который я соображаю на автомате. Хватаю Дашу за руку, и заставляю не идти за мной, а скорее бежать. К парадному, мимо консьержа, а потом, в обход лифта, по бесконечным ступенькам.

Чтобы успеть остыть, чтобы перехватило дыхание и не был сил говорить.

Открыв дверь, вталкиваю Дашу внутрь полутемного помещения, бросаю ключи – хрен знает куда, может, и на пол.

Придавливаю Дашу к стене, обхватываю ладонями лицо, которое горит нетерпеливым румянцем под моими ладонями. И вот теперь хочу наконец выдавить из себя: «что тебе предложили взамен нас».

Но чертов обруч сжимает горло стальными тисками, и все, что мне позволяет, это спросить:

– Что тебе предложили взамен?

– Хороший оклад, – перечисляет она таким хриплым голосом, как будто ей тоже нелегко произносить приговор, – стабильность, карьерный рост и… жилье.

В отличие от Анжелы, которая намеренно расставляла акценты, чтобы зажечь во мне интерес, Даша пытается скрыть то, что волнует ее больше всего. Или мне только кажется, что была секундная пауза.

– Ты могла бы жить здесь, – предлагаю ей, пытаясь прочесть по губам, чтобы не слышать ответ, который вижу в глазах, прожигающих меня насквозь. – Ты могла бы…

– Нет, – выдыхает она, запускает пальцы в мои короткие волосы, тянет их, заставляя склониться к себе. – Не могу… я так не могу, я…

И я не могу.

Я тоже так не могу – не железный.

Глушу своим ртом все слова, которыми она хочет меня раздавить.

Нетерпеливо приподняв ее, заставляю обхватить себя ногами, упереться в стену и наблюдать. Не прикасаться ко мне, потому что сорвусь. А видеть, чувствовать, как я хочу ее удержать.

В глазах чернота, и если бы не взгляд Даши, я бы потерялся в этой тени. Я бы рехнулся, если бы не сжимал ее в эту минуту, и если бы она так покладисто не позволяла к себе прикасаться.

Мы оба дышим с трудом, оба едва переносим тот факт, что на нас слишком много одежды. Но позже. Нет сил сейчас ее раздевать, не выдержу, если промедлю еще хоть минуту и не почувствую, что Ромашка моя.

Моя, хотя и пытается вырваться, вообразив, что ее лепестки – это крылья.

Задрав ее платье, с трудом вспоминаю о защите в фольге – секундное промедление, которое кажется адовой вечностью, а потом просто отодвигаю пальцами тонкое кружево и врываюсь в нежную плоть. Влажную. Для меня. Чтобы я мог скользить в ней в том безбашенном ритме, который бьет по вискам молотками. Чтобы я мог пить вкус ее губ, ловить ее стоны – без боязни причинить малейшую боль.

На этот раз нет прелюдии, слов. Они не нужны, бессмысленны. Мы просто бьемся телами, несемся навстречу друг другу, принимая взамен укусы, царапины, приятную тяжесть и легкость одновременно. И жуткое ощущение, что этого мало, этого, блядь, до чертиков мало, даже когда мы одновременно кончаем.

Хрен знает, как и когда добираемся до кровати, и кто из нас избавляет другого от избытка одежды.

В какой-то момент просто соображаю, что кровать стонет так, что еще чуть громче, и перекроет Дашины стоны, мои хрипы, наши совместные выдохи. Плевать! Пусть хоть разломится надвое, я не могу остановиться, не могу перестать вбиваться в тело Ромашки, не могу перестать смотреть на нее, когда она закрывает глаза, мотает головой по подушке и шепчет лишь мое имя.

Послушная, нежная, страстная, она извивается под моими ладонями, подставляет мне шею, чтобы я спрятал лицо или мог наблюдать, как пульсирует едва заметная венка на ее безупречной коже, покрытой испариной.

А я смотрю на нее – всю, и понимаю, что она не подо мной, нет, это тупо обман. Она под моей кожей, во мне.

«У меня в этом городе мало что есть» – проносится в мыслях, и заглушает сентиментальный бред, готовый сорваться.

Только стоны и хрипы, только звук наших тел, которые тянутся навстречу друг другу, которые могут бесстрашно позволить себе признать, что им хочется большего, что им хочется все…

Мы снова взлетаем и падаем вместе.

Пытаемся отдышаться.

Нет силы двигаться, как нет сил вспомнить, сколько раз и как долго мы вместе гуляли в безумии.

И единственное на что нас хватает – подвинуть друг к другу руки на шелковых простынях, горячих от жара, которой пульсируют наши тела, и переплести наши пальцы.

И молчать.

Молчать, позволяя услышать сердце друг друга и попытаться хоть что-то понять по неровному стуку.

Глава № 60. Даша

Кровать после нас представляет собой поле боя, но нас двоих это мало волнует.

Мы просто лежим и пялимся в потолок. Ни слова с его стороны. Ни слова с моей. Как будто мы уже простились, уже отпустили друг друга, и сейчас просто ждем, когда одного из нас заберет проводник.

Резко выдохнув, Артем поднимается, осматривает комнату, в которую заползли не только тени улицы, но и наши, бросает равнодушный взгляд на одежду, лежащую на полу как крупное конфетти, и, не оглядываясь, уходит.

Переворачиваюсь на бок, поджимаю ноги, потому что, несмотря на жару за окном, чувствую холод. Смотрю на открытые двери и жду.

Жду, что вернется. Он ведь вернется. Мы это уже проходили.

Сначала холодность – показная, чтобы слаще казались контрасты, а потом нежность, в которой я утону.

Я слышу шаги его босых стоп.

Другая комната, гостиная, кухня – понимаю по звуку. Щелчок, спустя секунду шипит электрический чайник, хлопает дверь холодильника. Стук приборов о стол. И снова шаги, в отдалении.

Но в эту комнату Артем не заходит.

Он близко, я слышу его. Но ему лучше быть там, где меня нет.

Наверное, все, что случилось, это и было прощанием.

Не знаю, сколько я так лежу и откуда нахожу в себе силы, но мне удается подняться. Осматриваюсь, как и Артем, нахожу свою одежду и одеваюсь. Нет смысла искать ту, в которой я здесь оставалась, как и нет смысла здесь оставаться.

Все выяснили, узнали, так что…

Бреду по квартире, не включая свет, потому что за столько дней успела запомнить здесь все. И потому, что вижу впереди довольно четкий и яркий ориентир – льющийся свет из кухни. Так странно: он как единственный островок в этой темени, и на этом островке находится мужчина, который вряд ли заметит, как я от него уйду.

В коридоре приходится повозиться – наша обувь валяется вперемешку, кажется, натыкаюсь рукой на носки, а это…

Я не сразу понимаю, что держу в руках кусочек фольги от «защиты». Смотрю на него, и только сейчас до меня начинает доходить, насколько я была беспечной, безумной рядом с Артемом, и что если бы он не вспомнил об этом…

Мне только беременности и не хватает для полного счастья. Самой бы устроиться, встать на ноги, а потом…

Но от мысли, что у меня когда-то потом будет ребенок, становится дурно. Потому что у этого ребенка не будет глаз цвета гречишного меда. Не будет такой улыбки, как у мужчины, который упрямо возится на кухне, не желая больше меня замечать. И да, у него не будет такого упрямства.

Слышу какой-то звон, и вот теперь приходится зажечь в коридоре свет, чтобы найти в этом бардаке свою сумочку, а в ней телефон.

– Да? – взглянув на экран, тут же принимаю звонок.

Возможно, мне станет легче и проще, если я мысленно переключусь на другое, если Ольга заговорит меня, утянет в реал вне пределов этой квартиры.

– Дашка, привет, – радостно щебечет она, оправдывая мои ожидания. – Ну что, скажи, что я молодец!

– Молодец, – повторяю, но лишь потому, что она просит об этом.

– Столько держалась, – наконец поясняет она. – Не мешала вам… ворковать. Но сегодня, прости, смолчать не могу. Ты как там? Во сколько завтра увидимся?

Не с первой попытки вспоминаю о собственном дне рождения. Но так как я не планирую устраивать массовый праздник, легко предлагаю увидеться в семь, посидеть в каком-то уютном кафе. Ольга настаивает на конкретном, с террасой, а мне все равно.

– Давай так, – выдвигает она предложение, – мы с тобой встречаемся в семь, а твой… Ну, Артем, пусть придет на часик попозже, а? Мы пока поболтаем, о нашем, о девичьем, а потом уж все вместе, а?

Пожимаю плечами, кручу в одной руке свои босоножки, в другой телефон, киваю, потому что так, наверное, лучше. Часик посидим с Ольгой, а потом разойдемся, и она не узнает, что Артема не будет совсем.

Вряд ли ему захочется приходить. Какой в этом смысл… теперь?

– Ладно, – озвучиваю решение, устав слушать, как подруга настаивает на часе уединения и приводит для этого все новые и новые поводы. – Договорились. В семь у «Дядюшки Сэма».

Мне посылают сотни воздушных поцелуев, загадочно обещают сюрприз, который меня порадует.

Верю слабо, но верить другим не мешаю.

Бросаю телефон обратно в сумочку, склоняюсь, чтобы все же обуться, и…

Так и застываю в полусогнутом состоянии, увидев Артема в дверях кухни.

Руки скрещены, в одной руке острый нож, но прищуренный взгляд, которым он окидывает меня, пожалуй, режет гораздо острее.

– Что-то забыла в машине? – спрашивает с таким пугающим холодком, что меня начинает знобить.

– Да, – почему-то лгу я, потом понимаю, что это какой-то гипноз, не иначе, качаю головой и признаюсь уже честно. – Нет. Просто подумала, что раз мы уже…

На губах мужчины появляется едкая усмешка. Он понятливо кивает, и когда я думаю, что он действительно понял все правильно, он приближается, достается из тумбочки тапочки, в которых я обычно ходила по дому, ставит их на пол и просто сбивает с ног своими словами:

– Это для дома подойдет больше. Переобуешься – жду на кухне. Я все-таки хочу, чтобы ты попробовала, как я готовлю мясо.

После чего разворачивается и уходит, снова скрываясь на кухне.

Я слышу, как рядом со мной что-то падает, и вот не уверена – это босоножки или же моя челюсть.

Даже если и челюсть, я настолько растеряна, что упавшее не подбираю. На автомате ныряю в тапочки и так же на автомате, без каких-либо усилий с моей стороны перебираюсь из коридора на кухню, сажусь на стул и смотрю на обнаженную спину Артема, наконец-то понимая, чем был вызван этот гипноз.

Он делает вид, что не замечет меня. Крутится возле плиты, и довольно успешно – на этот раз мясо действительно пахнет вкусно, а не так, как обычно, вернее, в другие попытки его приготовить.

– Сделай салат, – так же стоя ко мне спиной, Артем указывает лопаткой в сторону холодильника.

Поднимаюсь, выбираю огурцы, капусту и зелень.

– И вино, – добавляет он, едва я думаю закрыть дверцу. – Как и собирались, отметим.

В холодильнике две бутылки вина, я уже тянусь, чтобы взять белое, но рука зависает.

– Что именно?

– Лично я планирую отметить то, что у тебя вышло закрыть заказы для «Лако-нест». – Артем поводит плечами, разминая их и снова почти вводя меня в транс, потом оборачивается и прожигает цепким взглядом, от которого ничего не укроется. – А ты? У тебя есть другой повод отметить?

Достаю бутылку красного – все-таки у нас сегодня планируется мясо. Но от обиды мои руки начинают дрожать, и я с таким стуком ставлю бутылку на стол, что удивительно, как она не разбивается на осколки.

– Ты что, издеваешься?! – шиплю рассерженной кошкой.

Мне плохо, больно даже думать о том, чтобы уехать, чтобы все изменить, а он…

Он осторожно кладет на столешницу лопатку, которой перемешивал мясо, заботливо ее поправляет, как какой-то педант – и все так медленно, плавно.

И вдруг в один шаг оказывается не просто рядом со мной, а уже нависает надо мной, заставляя поднять голову и встретиться с практически черным взглядом мужчины в первой… ну надеюсь, что в первой стадии бешенства.

– Нет, – цедит он зло, зарывается пятерней в мои волосы и так жадно вдыхает их запах, словно между нами уже пробежали сто лет разлуки. – Это ты надо мной издеваешься!

Он медленно выдыхает, ерошит пальцами мои волосы, издает какой-то приглушенный, полузадушенный стон, через который я с трудом различаю тихое бормотание:

– Чего тебе не хватает… вот чего тебе не хватает…

И я обнимаю его, царапаю его спину, потому что не могу сказать это вслух. Но может, вот так… вот так догадается, прочитает тактильный посыл, когда я пишу на его обнаженной спине, вывожу то, что у меня на душе.

И едва не рыдаю, потому что он не догадывается и это послание читаю лишь я: «Не хватает… мне так не хватает… тебя…»

Что-то гудит, звенит, но я не обращаю внимания – рисую, пишу, заставляю его понять. И когда мне начинает казаться, что он понимает…

Артем отстраняется, отпускает меня, нащупывает в заднем кармане брюк телефон и долго смотрит на номер. Он явно не хочет отвечать тому, кто звонит. В прищуренном взгляде сквозит раздражение, и я уже думаю, что он просто сбросит звонок, но, взглянув на меня, он все-таки отвечает.

Я не слышу, что ему говорит собеседник. Единственное, что успеваю понять, пока Артем не выходит из кухни, что ему звонит женщина, и она очень взволнована.

– Когда?.. – слышу обрывки речи Артема. – Где… От меня что нужно?..

Я отхожу к плите, не зная, чем занять свои руки, перемешиваю мясо и выключаю его. Перекладываю в тарелки. Нарезаю салат. Открываю вино. Достаю бокалы.

Мне нужно делать хоть что-то, лишь бы не думать о том, с кем именно сейчас говорит мой мужчина.

Подняв голову, замечаю, что он стоит в дверях, уже полностью одетый, и злой как черт.

– Что случилось? – пугаюсь я.

Таким он не был, даже когда я сообщила ему о возможном скором отъезде. И, откровенно говоря, я даже не представляю, что нужно сделать или сказать, чтобы так его довести.

– Мне нужно уехать, – неохотно говорит он, обводит взглядом накрытый стол, усмехается, заметив, что мясо уже приготовилось и только и ждет, когда к нему прикоснутся. – Жаль, что я не услышу похвалу, когда ты попробуешь.

– Я тебя подожду!

– Не стоит, – вздыхает он. – Я понятия не имею, надолго ли это и когда все закончится.

Подойдя ко мне, он запечатлевает на моей макушке целомудренный поцелуй, разворачивается и уходит.

– Подожди! – догоняю его в коридоре. – А я? Мне что делать?

– Попробуй мясо, – перечисляет он, обуваясь и открывая входную дверь. – Выпей вина, сколько тебе требуется, чтобы хорошенько подумать.

Озадачив меня, он уже выходит в коридор, потом оборачивается и добавляет строго и сухо, что с ним случается редко:

– И главное: не забудь закрыть дверь.

После чего быстро сбегает по ступенькам и исчезает в пролете лестниц, а я…

Возвращаюсь на кухню, недоуменно смотрю на стол, приглашающий к празднику, но не прикасаюсь к еде. Есть не хочется. Настроения – ноль.

Заметив сигареты, оставленные Артемом, открываю форточку и выпускаю струю сизого дыма.

Плеснув себе вина в бокал, запиваю бывшую дурную привычку, проталкиваю в себя, а потом понимаю, что не могу.

Тушу сигарету, бесцельно слоняюсь по комнатам, примерно через час набираю Артема, чтобы узнать, когда он вернется, но трубку он не берет. Пробую еще через час – с тем же эффектом. А в третий раз мой звонок просто сбрасывают, и еще разок, и еще…

Мешаю…

Не вовремя…

Или не хочет со мной говорить…

Не могу оставаться здесь.

Не могу притворяться, что у нас все в порядке и меня не волнует, что происходит. И потом, я просто физически не могу находиться здесь одна, без Артема. Не выдержу, не смогу.

В порыве отчаяния, вызываю такси. Заметив, что машина подъехала, меняю тапочки на свои босоножки и делаю так, как меня и просили.

Закрываю дверь.

Проверяю – точно ли не забыла закрыть ее.

И, спустившись вниз, оставляю ключи у консьержа.

Глава № 61. Даша

Утро встречает меня хмурым моросящим дождем, и это правильно, хорошо. Это так четко отражает мое настроение, что лучшего подарка и не придумаешь.

От Артема ни сообщения, ни звонка, но я стараюсь не думать об этом. Не думать о том, что вчерашняя встреча последняя, и что больше я его не увижу. Стараюсь не думать, но не могу…

Наверное, сегодняшний день – прекрасная иллюстрация, как я буду жить без него. В голове пустота, двигаться лень. И все, что я делаю – просто лежу. Лежу, кутаюсь в теплое одеяло, потому что от эмоций меня так лихорадит, что холодно. Но даже теплое одеяло практически летом не в состоянии согреть мою душу.

Хозяйка комнаты напевает под песни по телевизору, я смотрю на экран, но вижу не эти пустые картинки, нет. В памяти всплывает тихий вечер, музыкальный канал и мое сообщение, в котором я заявила, что ищу спонсора, чтобы сделать его счастливым и родить от него ребенка.

Тогда мне казалось, что все в чате пишут вранье, кроме меня. А теперь…

Теперь я знаю, что сама солгала. Я встретила мужчину, который и правда мог бы стать чьим-то спонсором, состояние позволяет, мог стать счастливым и ждать появления первенца, но не повезло ему. Не повезло, потому что он встретил меня.

Может, и к лучшему, что он уехал вчера. Может, и к лучшему, что все так. И не сорвались слова, которые очень хотели вчера прозвучать. Так было бы только больнее. И мне, и ему.

Мне – потому что я бы ждала в ответ тех же слов. Ему – потому что он не смог бы сказать то, что не чувствует.

Другие бы солгали, как делали до него. Но не Артем.

Из теплого кокона меня заставляет вынырнуть мой телефон. Думая, что это Артем, пытаюсь унять сердцебиение, чтобы не пропустить ни единого слова, еще раз услышать голос, от которого я без ума.

Но это не он, и я с трудом заставляю себя успокоиться и ответить. Сейчас тяжело, но это ведь шаг в будущее, его просто необходимо сделать. Жить, как сейчас, я больше уже не могу, не могу постоянно от кого-то и чего-то зависеть.

– Добрый день, Даша, – слышу голос Светланы Игнатьевны. – Решила позвонить и поздравить вас с днем рождения.

– Спасибо, – ей удается на секунду меня удивить, но потом я понимаю, что дата рождения была в моем резюме.

– Но я звоню не только поэтому, – продолжает директор агентства. – Я бы хотела узнать: что именно вы решили. Видите ли, завтра уезжает еще один сотрудник, и вы могли бы уехать вместе, к тому же, билеты уже на руках, да и скорее освоитесь.

– Завтра? – горло так сдавливает, что я просто пропихиваю в себя воздух.

– Почему нет? – удивляется женщина. – И потом, когда еще принимать кардинальные решения, если не в такой день, как сегодня? Если вы хотите все изменить, если то, что окружает сейчас, не устраивает, к чему медлить?

Она права.

Сто процентов права. И говорит убедительно, и так в точку, что я не нахожу за что уцепиться, чтобы отсрочить отъезд. К тому же, она дает тонкий намек, что сотрудник в столице ей нужен не когда-то – сейчас, и что такое предложение может быть интересно не только мне.

И потом, к чему отсрочка для неизбежного? Да, мне трудно представить свою жизнь без Артема, но… все равно ведь придется.

И я соглашаюсь, пытаюсь запомнить время отбытия поезда, но на память в этот момент не рассчитываю. Посмотрю потом в интернете. Главное – вагон и места, и контактный телефон девушки, которая уезжает из этого города вместе со мной.

– Вам повезло, – говорит на прощанье Светлана Игнатьевна, – что вы будете не одна.

Молчу.

И медленно выдыхаю, чтобы изгнать из сознания мысль, что все в точности до наоборот. Я буду одна, несмотря на компанию в поезде. Одна. Потому что единственный человек, которого я бы хотела захватить с собой вместе – это Артем.

Прекращаю связь.

А потом поддаюсь порыву, понимая, что пусть это и малодушно, но я очень хочу увидеть его хоть еще один раз, и пишу ему в вайбере сообщение:

«Завтра я уезжаю. Но очень хотела бы увидеть тебя сегодня».

Два выдоха, сто ударов сердца в секунду, и я добавляю:

«Пожалуйста».

Да, я прошу его.

Вчера сбежала – можно сказать и так. А сегодня прошу. Мне все равно, что он подумает. Все равно что подумает кто-то другой.

Мне вообще все равно.

Все безразлично.

Кроме того, что ответа не поступает.

На встречу с Ольгой я собираюсь на автомате – идти никуда не хочу, не хочу принимать поздравления, потому что, несмотря на шикарное предложение о новой работе и перспективы, которые мне снова красочно обрисовали, я чувствую себя неудачницей.

Когда подхожу к кафе, замечаю, что подруга уже на месте. Увидев меня, она радостно машет рукой, на лице ни тени страдания по ушедшему Максу, и я думаю: а может, я справлюсь? Если у других все так быстро проходит, может, я справлюсь? Может, мне только кажется, что на этот раз все гораздо глубже, серьезней и кажется, что без этого не живут?

– Отлично выглядишь, – делаю комплимент, и искренний, потому что Ольга не только принарядилась, но и потратилась на макияж и укладку. – Для меня могла бы так не стараться.

Она довольно смеется, отмахивается, что надеется поразить не только меня, а, возможно, встретить свою судьбу.

С сомнением осматриваю клиентов кафе – парочки, по многим сразу понятно: туристы. Свободных мужчин, желающих влюбиться или хотя бы просто познакомиться, на горизонте не наблюдается. Но подругу решаю не расстраивать: если у меня с настроением не задалось, это не значит, что его можно портить другим.

Тем более, что уже завтра я уезжаю из этого города. И как знать, когда мы снова увидимся с Ольгой.

Она дарит мне красивый шейный платок и хотя я такие никогда не ношу и совершенно не представляю, как их завязывать, торжественно обещаю, что научусь. А в конце длинной речи не выдерживаю и, глядя на подругу, которая была со мной столько лет, начинаю стирать глупые слезы.

– Даш, ты чего? – она немного теряется, сжимает мою ладонь. – Что случилось?

И я рассказываю. О предложении о работе, о скором и неизбежном отъезде, и ожидаю чего угодно, кроме того, что слышу в ответ на признание.

– Вот значит как…

Ольга серьезно задумывается, опускает глаза, а потом спохватывается и начинает что-то писать в телефоне.

– Может, это и к лучшему, – говорит он между делом. – Новый город, новые перспективы, а здесь и правда тебя мало что держит.

И у меня такое чувство, как будто ко мне тихонько подкрались и осторожно, любя, ударили кирпичом.

Нет, я не ожидала рыданий, терзаний и заверений, что мы и дальше будем дружить. Несмотря на современные гаджеты, долго поддерживать отношения на расстоянии сложно. И я не говорю про любовь, мне могу о ней даже думать, потому что… не могу, да и все.

Но дружба тоже должна как-то поддерживаться. Увидеться пару раз в год – это совсем не то, что прогулки, совместный шопинг и смех, разделенный на двоих.

Кручу в руках шейный платок, как будто он может помочь, смотрю на проходящих мимо террасы людей, и стараюсь изгнать из себя неприятное чувство обиды. Ну а чего ожидала, действительно? Это ведь добровольный выбор, и я это я бросаю подругу, а не она уезжает.

– Слушай, – говорит неожиданно Ольга, и даже спохватывается. – Может, уйдем отсюда?

– Зачем? – перевожу на нее удивленный взгляд. – Ты же настаивала на этом кафе.

– Ну… да, – соглашается она нехотя. – Но, видишь, сколько сидим, а официанты и не шевелятся. Ну и потом, что-то я понимаю, что вряд ли здесь встречу кого-то достойного. Давай просто уйдем, Даш? Ну пожалуйста!

– Да мне, в принципе, все равно… – улыбаюсь, наблюдая за этой горячностью.

А Ольга уже и сумочку взяла под мышку, уже и платье поправила, и прическу. Только нервно оглядывается, как будто боится, что вот сейчас, когда мы уже собираемся уходить, в кафе зайдет именно тот мужчина, ради которого она так расстаралась.

– Ну хорошо, – соглашаюсь я.

А потом бросаю взгляд в сторону и понимаю, что просто уйти не получится.

И вообще просто у нас не получится.

Потому что к кафе стремительно приближается Костя.

С огромным букетом из красных роз, хотя знает, что я люблю белые. В элегантном костюме, хотя не помню, чтобы он любил их носить. И с улыбкой, когда замечает меня. Улыбкой, которая яснее слов говорит то, что он думает: «А вот и я. Заждалась?»

Перевожу взгляд на притихшую Ольгу, и да, понимаю, конечно, теперь понимаю, что все это не случайность. Не верю в такие случайности.

Она уже никуда не торопится, только нервно сжимает пальцами сумочку, кусает губы и тоже смотрит на Костю, который с каждым шагом все ближе.

Артем ошибался. Если здесь и присутствует жалость, то замешана она совсем на других чувствах ко мне.

Подруга, которую я знаю одиннадцать лет…

Подруга, с которой у нас было много приключений, совместного смеха и мелких девичьих тайн.

Подруга, которая не раз рыдала у меня на плече, и которой не раз плакалась я.

Но вижу я сейчас не ее. Не то прошлое, по которому все равно буду очень скучать. Впервые я вижу то, что держит нас вместе теперь. Крепкое чувство. Говорят, даже крепче любви.

– Оль, – окликаю ее, а когда наши взгляды встречаются, спрашиваю ее напрямую. – Скажи, пожалуйста, за что ты меня ненавидишь?

Глава № 62. Даша

Оля теряется всего на мгновенье. Но, скорее, не потому, что услышала от меня подобное обвинение, а потому, что я догадалась.

Но по какой-то причине, возможно, потому, что я уезжаю, она больше не хочет скрываться.

Поразительно, как быстро и на глазах меняется человек. Всего пару минут назад рядом со мной была подруга, по которой, я думала, что буду сильно скучать. А сейчас – практически незнакомый мне человек, который долго, слишком долго притворялся, и устал это делать.

Взгляд Ольги жесткий и отчужденный, в нем нет обычной в себе неуверенности. Губы съедает усмешка – едкая, неприятная, которая искажает ее черты и действительно превращает в девушку, которая казалась некрасивой, отталкивающей моим знакомым, с которыми я имела глупость знакомить ее.

– Знаешь, – она кокетливо поправляет прическу, как будто мы обсуждаем с ней пустяки, – все мужчины всегда в первую очередь замечали тебя. И в первую, и во вторую. А меня словно не было рядом.

– Просто, – выдавливаю, не в силах поверить, что действительно слышу этот упрек, – эти мужчины были не твоей половинкой. При чем здесь я, Оль? И я же не встречалась со всеми из них, я только…

– Да-да, – перебивает она меня громким смехом, на который все оборачиваются, а она и довольна, потому что сейчас все внимание на нее. – Ты хорошая, правильная, искала любви, а я хотела хотя бы узнать, что такое симпатия. Но куда там? Ты ведь все продумала, правильно? Я правда долго думала, что мы – подруги, и старалась, берегла нашу дружбу, а потом…

Мне кажется, что от таких неестественных откровений замираю не только я, а весь мир.

Костя, который уже приближался к кафе, теряется на подходе. Люди вокруг застывают с открытыми ртами и любопытными взглядами. А кучерявая девушка неожиданно упирается руками в стол, чтобы наши глаза оказались напротив, долго рассматривает меня, а потом опять усмехается.

– А потом я поняла, что ты задумала, Даша, – говорит она сладким голосом. – Из двух подруг одна обязательно должна быть страшненькой, верно? И твой выбор пал на меня!

– Но я никогда…

– Да-да! – перебивает снова она. – Ты пыталась меня убедить, что я не хуже, что я симпатичная, а на самом деле… Эти твои попытки меня с кем-нибудь познакомить – ты хоть представляешь, как все это унизительно? Это как отдать драное платье!

– Ты ошибаешься, – пытаюсь ей возразить, пытаюсь ей объяснить. – Я не встречалась с теми мужчинами, и я правда надеялась, что у вас что-то получится, потому что никогда не считала тебя некрасивой.

– Да-да, – повторяет Ольга, не поверив ни единому слову, а, возможно, и не услышав то, что я говорю, потому что продолжает свой монолог обличения. – Но самое паршивое, знаешь что? То, что это «драное платье», несмотря на то, что ты от него отказалась, не желало меня замечать!

Все, что я слышу – не смешно, и не грустно. Отвратительно – вот подходящее слово.

Но я благодарна этому мерзкому чувству, потому что оно отрезвляет. Я словно вырываюсь из пелены этих слов, могу выдохнуть, могу снова двигаться и да, могу говорить.

– И в том, что это происходило, – с сомнением смотрю в глаза бывшей лучшей подруги, – тоже моя вина? В том, что ты не могла удержать рядом мужчину.

– Конечно, – подтверждает она. – Ты специально находила для знакомства таких, которые при другом раскладе в мою сторону даже не посмотрели бы! Это было издевкой с твоей стороны.

– Ты бредишь.

Устав слушать безумные речи, я встаю, чтобы уйти, потому что здесь меня больше не держи ничто.

– И, смею напомнить, – добивает меня откровением Ольга, – что с Максом именно ты меня познакомила.

– И в постель к нему уложила, – добавляю с усмешкой.

И хотя бы на этот раз надеюсь, что до Ольги дойдет весь абсурд ее обвинений. Но вместо того, чтобы одуматься, что-то понять, вместо того, чтобы остановиться на этом, она… согласно кивает.

– Ты, – она выпрямляется тоже, но так как я выше, такого же эффекта глаза-в глаза не выходит, и ее это злит. – Ты, Даша, ты. Я переспала с ним побыстрее, чтобы хоть раз оказаться первой! А если бы он действительно мной увлекся, изначально мной, я бы не торопилась, я бы сначала хорошенько его помучила, потом познакомила с мамой, показала бы, что мы имеем…

– О, Боже… – у меня просто шок от ее откровений. – Ты думаешь, что мужчина мог бы остаться с тобой только из-за квартир?!

– Я думаю, – говорит она веско, – что ты, как никто другой, должна понимать, что в современном мире, не в твоих сказках, это имеет значение.

– Не понимаю, – пропускаю ее яд мимо ушей, хотя задевает, солгу, если скажу, что она не знает, по каким точкам бить. – Что мешало тебе сказать о квартирах тем мужчинам, которые тебе нравились? Возможно эти «драные платья», как ты говоришь, никуда бы не убегали?

– Ты. Опять же, – заверяет Ольга. – Уж слишком они за тобой торопились. Не все догнали – это я в курсе событий. Но все же пытались догнать.

Качаю головой, чтобы не слышать все это, забыть, поскорее уйти, и не пересекаться еще с одним своим прошлым.

– Спасибо, – улыбаюсь девушке, которую еще полчаса назад считала лучшей подругой, а не скрытым врагом. – Незабываемое поздравление с днем рождения.

Она кивает, как будто и правда сделала что-то приятное. Окидывает меня снисходительным взглядом, и вместо того, чтобы тоже уйти – высказалась, словила аплодисменты из изумления посторонних людей, толку и дальше сидеть за пустым столиком?

Она садится обратно, распрямляет подол платья и награждает меня счастливой улыбкой.

– Тебе спасибо, подруга, – отвечает с елейной улыбкой. – Теперь, когда ты уезжаешь, мне не нужно ни притворяться, ни ревновать.

Нет, я не буду спрашивать, чем вызвана еще и ревность. Не выдержу еще одного водопада из жалящих ос. Я знаю четко, что ревность не имеет никакого отношения к мужчине, которого я люблю, а все остальное…

Я замираю.

Сердце начинает биться так громко, что я не слышу того, что говорит дальше Ольге. Я слушаю то, что пытается донести меня этот бешеный стук, который рад тому, что пробился ко мне, рад, что его не только услышали, но и поняли правильно.

– Самое главное, Даша, – Ольга тянется за платком, который мне подарила, но который я оставила на столе, помахивает им, потом примеряет к себе. – Ты не заешь самого главного.

– О том, что теперь этот платочек ты будешь носить вместо меня? – усмехаюсь и делаю шаг, чтобы уйти, но…

– Я не просто познакомилась с Костиком первой, – говорит мне вслед Ольга. – Я с ним первой переспала!

Обернувшись, по-новому смотрю на девушку, которую так и не узнала за одиннадцать лет. Слишком ловко она научилась приспосабливаться, мимикрировать, притворяться ужом вместо другого, более опасного вида змеиных.

– Так вот в чем причина на самом деле… – доходит неожиданно до меня. – Тебе просто нужен был Костя.

– Просто! – фыркает она обиженной кошкой. – «Просто» он нужен был тебе. Вон как ты быстро утешилась. А у меня к Косте серьезные чувства, и теперь, когда ты уедешь… Сначала я все хотела испортить, поссорить тебя и твоего этого… Но теперь мне плевать, потому что ты сама его бросишь! А мы с Костей снова…

– Желаю удачи, – обрываю поток откровений, которые мне уже не нужны. – Правда, надеюсь, ты не забыла, что у этого «платья» уже есть жена. У которой куда лучше с недвижимостью. И если в отношениях с мужчинами, как ты говоришь, это самое главное, боюсь, максимум, что тебе выпадет – это лишь изредка, да и то в будний день, залатывать «дыры».

Ольга собирается что-то ответить, взгляд горит такой неприкрытой ненавистью, что сейчас было бы глупо спрашивать, что она ко мне чувствует. А потом снова прибегает к тактике хамелеона, и изображает улыбку милой, доброй, наивной девушки.

Но этот концерт уже без меня.

Хватит, наслушалась, да и не до нее теперь. Тут бы с собой разобраться, понять, убедиться, что не показалось, и то, что я чувствую к мужчине, от которого собираюсь отгородиться километрами и другим городом, это…

Я успеваю сделать только два шага от столика, когда на террасу практически вбегает запыхавшийся Костик.

Не обращаю на него внимания – он не ко мне. Пусть идет к той, которая готовилась к этой встрече, которая ждала его столько лет и ради которого мелко, но каждый день предавала.

Но попытка обойти Костика, с треском проваливается.

Он преграждает дорогу.

И вместо приветствия буквально впихивает мне в руки огромный букет, который по дороге (не знаю, где так долго носило Костика и что его задержало) успел потерять как минимум горсть лепестков.

– Дашка! – видимо, решив, что мало огорошил меня своим появлением и этим букетом, радостно восклицает он. – Я так рад, что ты меня пригласила, что ты одумалась, что все поняла…

– Не дури хоть ты, – тяжко вздыхаю и пытаюсь избавиться от цветов, которые жутко меня раздражают. – Это не я тебя пригласила, а Ольга.

– Да, знаю, – кивает он, продолжая так широко улыбаться, словно планирует меня ослепить блеском зубов. – Но это ведь ты меня захотела увидеть!

– Не я. Более того, – поясняю хоть этому человеку элементарные вещи, – если бы я знала, что ты будешь здесь, я бы точно не приходила.

– Да ну… – сомневается он. – И что, хочешь сказать, что все это время ничуть не скучала, ничуть не думала, как хорошо нам было раньше с тобой и не хотела хоть раз повторить?

А мне неожиданно становится так смешно, что я не могу удержаться. Такая самоуверенность, такая убежденность в том, что мне было с ним хорошо! Не удивлюсь, если в этом его давным-давно убедила именно Ольга. Вот и пошел мальчик дальше, чтобы не только одной девушке, а и другим было с ним хорошо.

Но я-то теперь знаю разницу. И знаю, насколько нелепы эти убеждения Кости в собственной неотразимости и в том, что его амплуа – это неутомимый герой-любовник, которого невозможно забыть.

– Не смеши меня, – снова пытаюсь вернуть ему букет и уйти, но он пресекает и эту попытку.

Пожалуй, они с Ольгой действительно идеальная пара, слишком друг на друга похожи. Настроение и поведение Кости меняется так стремительно, что я не успеваю не только уйти, но хотя бы от него отстраниться.

А он неожиданно оказывается рядом со мной, обхватывает меня за плечи, чтобы не вырывалась, склоняется и…

Последнее, что я вижу – это не лицо мужчины, который мне неприятен.

Я замечаю в двух шагах от террасы Артема.

Не знаю, как именно он нашел меня в этом кафе, но в том, что это именно он, нет ни капли сомнений.

Мысли проносятся хороводом за доли секунды. У меня настоящая паника, ужас, мне плохо, но…

Доли секунды, увы, не помогают Костику одуматься, не помогают ему понять, что я не шучу и между нами не может быть ничего.

Нависнув надо мной, он сжимает сильнее мои плечи и… прижимается своими губами к моим.

И я знаю, знаю, как это выглядит со стороны – я с этим проклятым букетом в руках, а он целует меня в ускользающую улыбку…

Глава № 63. Артем

Звонок Лины, на который я отвечаю, не просто выдергивает меня из квартиры, он нагружает проблемами, которые я разгребаю всю ночь.

Нет, я не добрый самаритянин, и вряд ли ответил бы вообще, но я хватаюсь за эту возможность, чтобы остыть, и чтобы запретить себе то, чего хочется, то, о чем уже думал. Ломать, убеждать, заставлять меня Дашу планы…

Я многому научился за столько лет в жестком бизнесе, я знаю, как заставить собеседника сменить точку зрения, как заставить его принять условия, которые более выгодны мне – не ему.

Но меня просто воротит от мысли провернуть такой номер с Дашей. Меня выкручивает от осознания, что если она сделает так, как того хочу я, может потом пожалеть.

Я не хочу, чтобы она о чем-то жалела. Не хочу, чтобы ей было плохо рядом со мной. Даже если мне рядом с ней хорошо.

Ночной город меня не задерживает – я мчусь по нему, рассекая не столько ночные тени, сколько желание развернуться, заграбастать девушку, которая осталась в квартире и пообещать ей все, что попросит – лишь бы осталась.

Я бы запретил себе вспоминать, что она останется не просто так, а потому что я надавлю на нее. Но она не забудет. А прожженным дельцом я мог быть где угодно, с кем угодно, но не в отношениях и не с ней.

Она – как глоток свежего воздуха. И даже если я без нее задохнусь, не хочу ее заставлять.

Ее жизнь…

Жаль, что я не могу сказать то, что навязчиво лезет в голову: ее жизнь+моя=

Не могу, потому что это то уравнение, которое я не в силах решить, и высшая математика, и теория вероятностей не помогут.

И я отвлекаюсь на то, что меня окружает. Вытравливаю из себя невероятные мысли, в которых я возвращаюсь домой, а Даша мне сообщает, что все обдумала и решила, что я стою того, чтобы остаться со мной. Пусть не сегодня. Когда я вернусь, она наверняка будет спать, и все, что я смогу сделать – это смотреть на нее, обнимать и гадать ответ по дыханию.

Завтра.

Пусть завтра.

Или когда… сколько у нас в запасе с ней дней?

Мысли о Даше и том, что нас ждет, когда я вернусь, вытесняет реальность. Лина в больнице, попытка суицида, на этот раз настоящая, и почти с тем эффектом, которого она ожидала.

Я с таким упорством занимаюсь ее проблемами, которые липнут одна на другую, как будто мы все еще вместе. Родители Лины, которые без сил сидят в коридоре больницы, пожалуй, думают именно так. Но правда в другом. Я делаю все, что угодно, чтобы отвлечься, чтобы не сломать сейчас, на эмоциях свой любимый цветок.

На то, чтобы все уладить, уходит куда больше времени, чем я ожидал. Приходится подключать не только деньги – все же встречаются еще принципиальные доктора, за что им мое уважение. Приходится выдергивать Толика, и ехать за ним, потому что он выпил, таки ночью не доверят, а никто не поймет так друг друга, как коллега коллегу.

А это время.

Все это время.

Которое дает мне остыть, заставляет понять, признать – уже точно, без оглядки назад, что именно я чувствую к Даше.

Но это же время действует против меня.

Пока мы решаем вопрос с тем, чтобы Лину не отправляли в психушку, договариваемся о том, чтобы перевести ее в хорошую клинику, и она все равно была под присмотром врачей, пока я прощаюсь с родителями Лины и успеваю ускользнуть от их благодарности, от меня ускользает Ромашка.

Ключи от консьержа – похлеще удара под дых.

Пропущенные звонки от нее замечаю уже только когда, забрав ключи, разворачиваюсь и возвращаюсь в машину. Беспокоилась? Или хотела сказать, годе ключи.

В любом случае, звонить уже поздно. Наверняка, она спит. Надеюсь, что спит, потому что я уснуть не могу.

И утром, едва рассветает, уезжаю из дома, подальше от мечтательной Катерины, которая, кажется, в кого-то опять влюблена, от кота, который неодобрительно смотрит на мои отлучки из дома и пробуждение в такую рань, когда ему еще даже не хочется есть, а уже надо двигаться от двери. А главное – от себя.

Загружаю себя работой – благо, сегодня удачный день, и приходится столкнуться с тем, что я несколько запустил. Срочно. Все срочно. И я даже рад. Это возможность взять себя в руки, успокоиться, разложить все по полочкам, прочитать…

Но то и дело бросая взгляд на подарок, который я приготовил для Даши, понимаю, что она и расчеты – несовместимые вещи.

Ничего, нужно просто нырнуть в эту прорубь. Пусть даже кажется, что выбраться из нее нереально, и на глубине ничего, кроме холода, я хочу попробовать это сделать. Хочу увидеть ее глаза, хочу обнять ее, хочу ей сказать, что…

Телефон булькает сообщением. Даша! Отодвинув все документы, игнорирую появление в дверях кабинета отца – потом, все потом!

Открываю сообщение, читаю и… мне кажется, я не знаю другого языка, кроме матов. Матов на эту чертову жизнь.

Завтра она уезжает, а сегодня хочет увидеться, чтобы проститься…

Она в сети, ждет ответа, но что я могу ей ответить? Явно не то, что она хочет услышать.

Целый день я хватаюсь то за одно, то другое, пытаюсь отвлечься, забыться, пытаюсь отпустить ее – для начала мысленно, чтобы потом, когда она и правда уедет, выжечь в себе те чувства, которые мешают находиться в этой реальности и остаться в здравом рассудке.

А потом понимаю, что к черту! К черту все это! Не хочу ее отпускать! И даже если спустя время она мне этого не простит, у меня будет время, которое я украду.

Взглянув на часы, понимаю, что могу и так даже лучше – обойтись без звонка. У нас не получается говорить откровенно, когда мы видим друг друга, и я мало полагаюсь в этом вопросе на телефон.

Спасибо моей идеальной памяти, слуху и такому же знанию города.

Кафе «У дядюшки Сэма» издали ничем не выделяется из других. И я не понимаю, почему подруга Даши настаивала конкретно на нем.

Не понимаю до тех пор, пока не приближаюсь к нему.

Смех, который я узнаю, а потом испуганный взгляд Ромашки – за мгновенье до ее поцелуя с каким-то мужчиной – и у меня сносит крышу.

Перед глазами лишь красная пелена, не понимаю, что делаю, пока не слышу испуганный женский крик, напоминающий вой. Что-то сжимает мне руку, оборачиваюсь, пытаюсь рассмотреть, но не понимаю, что вижу или кого.

– Артем, – приводит меня в себя голос Даши. – Артем, с него хватит.

Качаю головой, закрываю глаза, и все, что ощущаю в этот момент, все, что ко мне прорывается – это осознание, что Даша со мной. Рядом. И не она рыдает, опустившись в красивой платье на пол, над мужчиной, который изображает из себя убиенца на красном фоне цветов.

– Артем, – ладонь Даши ложится на грудь, словно пытаясь задобрить сердце, которое минуту назад готовилось сделать кульбит. – Пойдем…

Я слепо делаю шаг следом за ней.

А потом оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с женщиной, которая причитает над красавчиком на полу.

– Ты – урод! – кричит она, едва не захлебываясь. – Полный урод!

Ее слова не затрагивают, наоборот – не долетают до цели, как полые камешки. Потому что я наконец ее узнаю – это Ольга. Слова человека, которому ты неприятен, и это взаимно, не могут задеть.

К тому же, я не один.

И та, что со мной, плевать хотела на мою внешность.

– Костик, Костик, – зовет Ольга страдальца, решающего приоткрыть глаз и чуть-чуть осмотреться. – Родной мой, он ушел, я рядом… я с тобой… всегда буду с тобой…

Последнее, что я успеваю увидеть – как мужчина отталкивает ее ладонь. Последнее, что успеваю услышать – как он зовет мою Дашу.

И она тоже слышит, не может не слышать, но вместо того, чтобы повестись на его стоны, переплетает наши с ней пальцы и выводит с террасы.

Какое-то время мы просто идем. Мне кажется, цели у прогулки нет точно. Даша просто пытается увести меня от кафе. По крайней мере, моя машина в другой стороне. Но так я думаю ровно до тех пор, пока Даша неожиданно не останавливается напротив меня и не поражает признанием:

– У меня нет бабушки.

Она так взволнована, словно мы собрались составлять ее родословную и под это дело взяли долларовый кредит.

– У меня тоже, – успокаиваю ее. – И давно. Деда тоже нет, если что.

– Ты не понимаешь, – она закусывает губу, зажмуривается и выпаливает: – Я тебя обманула! У меня нет бабушки! Соответственно, у этой несуществующей бабушки нет квартиры!

Пока я пытаюсь понять, с чего Даша взяла, что, даже будь у нее бабушка, меня бы интересовала ее квартира… А тем более коммуналка, потому что прекрасно знаю, что именно они в тех домах, где обитает Ромашка, она, так же, зажмурившись, продолжает:

– У меня ничего нет в этом городе, даже подруги, как оказалось. И я говорила правду, когда призналась, что здесь меня ничего и не держит, вот только…

Она тяжело вздыхает, а когда я пытаюсь поправить ее волосы, которые снова заслоняют лицо, она прижимается лбом к моей груди и дышит-дышит… Дышит и согревает меня.

– Вот только я умолчала о главном, – говорит она так тихонько, что ее слова ко мне доносит только неравнодушный ветер. – Меня держишь ты. Сильно держишь, я даже не думала, что бывает вот так… не думала, что я…

Она опять прерывается, и я боюсь ее подгонять. Боюсь, что она передумает, снова закроется.

Обнимаю ее, удивляясь, почему не догадался об этом раньше, и она тут же цепляется за мою рубашку, тянет ее на себя, будто боится, что я ускользну. Медленно выдыхает и все же решается еще раз качнуть этот мир.

– Я люблю тебя! – ошеломляет признанием, но не дает времени посмаковать его, тут же принимается нести чушь. – И если ты согласишься… если позволишь… если тебе не противно… если ты простишь, что я тебе солгала…

– Даша, – зову ее, хочу увидеть глаза, хочу увидеть ее, просто хочу ее, и чтобы не пряталась. Хватит!

Но она лишь сильнее ко мне прижимается, будто не слышит, и продолжает нести милую чушь.

– Может быть, у нас все-таки есть с тобой шанс… Если ты… Маленький шанс, небольшой… Пожалуйста… – И вот здесь она отпускает меня, поднимает лицо, заставляет окунуться в зеленое море из непролитых слез и повторяет мои же слова. – Пожалуйста, пожалуйста, солги – я поверю.

Дальше она не в состоянии говорить. Мне кажется, после такого признания и на ногах еле держится.

Но мне приходится ее отпустить – ненадолго, всего на минуту, чтобы достать свой подарок, потому что он скажет лучше, чем я. В отличие от меня, он, надеюсь, ничего не испортит и не закроет ее сердце опять.

Достав бархатную коробочку, я достаю из нее цепочку с кулоном в виде ключа, и не спрашиваю – лишь позволив увидеть и осознать, застегиваю на шее Ромашки. У нее такая горячая и нежная кожа, что я с трудом заставляю себя убрать пальцы. Не трогать. Оставить до момента, когда она будет знать, почему именно и как я хочу прикасаться к ней.

Мимо проходят любопытные зрители, но меня это мало волнует. Даже если они видят перед собой красавицу и чудовище, для меня главное то, как меня видит именно Даша.

– Помнишь… – голос хриплый, и мне приходится тоже прибегнуть к паузе. – Помнишь, я тебе говорил, что у меня нет зависимостей?

Даша обхватывает пальцами кулон-ключ и с надеждой, которая отразилась в ее глазах, которая смотрит на меня и манит любовью, согласно кивает.

– Так вот, я тогда тебе тоже солгал. Ты… – обхватываю любимое лицо ладонями, склоняюсь, и прежде чем стереть с ее губ другой поцелуй, признаюсь. – Моя зависимость – это ты.

Но вместо того, чтобы прикоснуться к ее губам, я стираю слезинки, которые катятся по щекам Даши.

Нельзя…

Не хочу…

Никаких слез больше.

Не из-за меня – это точно.

Да и из-за других пустяков не позволю!

Моя ранимая, нежная, моя смелая и любимая Ромашка стоит того, чтобы уберечь все ее лепестки.

Эпилог

Ну что я могу сказать спустя почти год после этих событий? Много что могу сказать – это точно!

Ну, во-первых, я не жалею о том, что никуда не уехала из этого города. Да, он не встретил меня с распростертыми объятиями, не устилал дорожки коврами, но я благодарна ему. Потому что в этом городе жил мужчина, которого я люблю, и город сделал все, чтобы наши дорожки пересеклись.

С Ольгой я не общаюсь. Однажды, спустя несколько месяцев после моего дня рождения, она написала мне сообщение, чтобы я позвонила ей, потому что ее маме плохо, и она не находит себе места из-за волнения. Я ограничилась ответным сообщением, в котором пожелала ее маме скорейшего выздоровления, но не стала звонить. И не ответила, когда позвонила она.

Не смогла, не захотела опять услышать ее. Я очень надеюсь, что с ее мамой все хорошо, потому что мама – это святое, но…

Впускать бывшую подругу в свою жизнь больше я не хочу.

Не хочу наполнять ее темными пятнами, не хочу, чтобы моего мужа кто-то там посмел называть уродом, вернее, напоминал ему о том, что когда-то так можно было сказать. Потому что, к счастью, ему удалось… хотя Артем считает, что это моя заслуга, а я не хочу спорить по пустякам, но дело не в этом.

Теперь, глядя на Артема, никто не посмел бы сказать, что перед ними урод, или хотя бы подумать так. Он и до этого был красивым, а сейчас… Болезнь отступила, выпустила его из жестких тисков, но первым заметил это врач, а не мы. Просто однажды Артем вернулся с приема, удивленно взглянул на меня и сказал:

– Ты знаешь, а у меня все прошло.

И я, взглянув на него, с таким же удивлением подтвердила: да, и следа не осталось. Тьфу-тьфу…

Я знаю, как сильно он переживал по этому поводу. Не говорил мне, не показывал этого, но знаю, чувствую.

После свадьбы мы живем за городом. Во-первых, Артем так привык, ну а во-вторых, он сумел меня убедить, что дом куда лучше квартиры. И потом, в этой квартире настолько харизматичный кот, что выбора просто не было! Харизматичный и похотливый – мы уже разок пристраивали котят, и Артем говорит, что надо искать еще желающих, потому что, скорее всего, новые котята от Барса тоже скоро объявятся.

Что касается Катерины, мы легко нашли с ней общий язык, и то, что она живет в одном доме с нами, никого точно не напрягает. Наоборот. Мне пока сложно это признать, но, кажется, у меня может появиться не просто новая родственница, а подружка.

А еще в пользу того, чтобы жить за городом, сыграло то, что у Артема машина, и он все равно подвозит меня на работу. И забирает, конечно. Нет, в то рекрутинговое агентство я на работу так и не вышла.

Позвонила, извинилась, объяснила причину и… к своему удивлению, услышала пожелание счастья.

– Не верьте никому в бизнесе, – сказала мне на прощанье Светлана Игнатьевна. – Вы действительно хороший специалист, и я была бы рада, если бы вы приняли мое предложение, но вы сделали правильный выбор. По всем пунктам. Даже сами того не зная.

На тот момент никакого бизнеса у меня не было. Почти полгода я закрывала заказы, которые находил для меня Артем или «Лако-нест». Потом потянулась цепочка заказов уже от новых компаний, которым я помогла, а потом заказов стало слишком много для одного человека. Тем более для человека, у которого молодой муж.

Так что с подачи и, конечно, при помощи Артема два месяца назад была открыта новая рекрутинговая компания. Название не такое вычурное, как у других, но более близкое для людей – «Отдел кадров».

И вот здесь один очень интересный момент…

Однажды, когда я искала помощника, поступил звонок от одной соискательницы. Очень настырной и очень самоуверенной. Она пыталась меня убедить, что она – именно то, что нужно агентству, и вообще, она в этом хорошо разбирается, потому что не так давно сама возглавляла подобное агентство. И даже почти открыла на его основе туристическое направление!

– А что случилось с вашим агентством? – поинтересовалась я, уже понимая, с кем говорю.

– Финансовый кризис, – ответила женщина, которая представилась просто Таней, прислала резюме без своей фотографии и с графой, что не замужем. – Временные проблемы, конечно.

– Конечно, – согласилась с ней я. – Только вряд ли мы вам подходим. Все заказы на вас повесим, а зарплату будем задерживать, а то и не платить вовсе. Прощайте, Татьяна Борисовна.

Мне все равно: в разводе она или замуж так и не вышла. Больше она не звонила, и ладно, проехали.

Не до нее совсем.

Притирки с очень интересной, но необычной для меня семьей Артема, котята опять же, Катерина. Которая, зуб даю, сохнет по Щавелю, но делает все, чтобы тот этого не заметил. А еще…

А еще то, чем я поделилась не только с мужем, не только со своими родными – прежними и новыми, не только с котом, чтобы он знал, что мы тоже не лыком шиты! Но и с админом одного музыкального чата.

«Привет, – написала ему сегодня, – скорее всего, ты не помнишь мое сообщение про то, что я хочу найти спонсора, сделать его счастливым и родить от него ребенка, но… ты просил, чтобы я поделилась новостями. Делюсь! Спасибо, что пропустил тогда в чат мое сообщение! Потому что благодаря тебе я познакомилась с любимым мужчиной, изо всех сил стараюсь сделать его счастливым, как обещала. А скоро… скоро я подарю ему доченьку!»

Артем прочитал мое сообщение перед отправкой, потом прочитал его на экране. Меланхолично отметил, что на этот раз моего номера в сообщении нет – админ молодец. Без особых эмоций прочитал пожелание от админа вселенского счастья.

А потом обнял меня, погладил мой пока еще плоский живот и вкрадчиво поинтересовался:

– А спорим на еще один раз, что у нас будет мальчик?

Конец

Оглавление

Начало

Глава № 1. Даша

Глава № 2

Глава № 3. Артем

Глава № 4. Даша

Глава № 5. Артем

Глава № 6. Даша

Глава № 7. Даша

Глава № 8. Даша

Глава № 9. Артем

Глава № 10. Даша

Глава № 11. Даша

Глава № 12. Артем

Глава № 13. Даша

Глава № 14. Артем

Глава № 15. Даша

Глава № 16. Даша

Глава № 17. Даша

Глава № 18. Даша

Глава № 19. Даша

Глава № 20. Артем

Глава № 21. Артем

Глава № 22. Артем

Глава № 23. Артем

Глава № 24. Даша

Глава № 25. Артем

Глава № 26. Артем

Глава № 27. Даша

Глава № 28. Даша

Глава № 29. Даша

Глава № 30. Артем

Глава № 31. Артем

Глава № 32. Артем

Глава № 33. Артем

Глава № 34. Даша

Глава № 35. Даша

Глава № 36. Артем

Глава № 37. Артем

Глава № 38. Даша

Глава № 39. Даша

Глава № 40. Артем

Глава № 41. Даша

Глава № 42. Даша

Глава № 43. Даша

Глава № 44. Артем

Глава № 45. Артем

Глава № 46. Даша

Глава № 47. Даша

Глава № 48. Даша

Глава № 49

Глава № 50. Даша

Глава № 51. Артем

Глава № 52. Артем

Глава № 53. Артем

Глава № 54. Даша

Глава № 55. Артем

Глава № 56. Даша

Глава № 57. Даша

Глава № 58. Артем

Глава № 59. Артем

Глава № 60. Даша

Глава № 61. Даша

Глава № 62. Даша

Глава № 63. Артем

Эпилог