Светлейший-7. Праздник под угрозой

Глава 1

Черкасов выпустил из захвата Юпитера-Жорина. Тот отполз в сторону, баюкая ушибленную руку.

— Нас увезут в отделение? — прошептал он.

— Всех отвезут для установления личности и прочих обстоятельств, — проворчал Черкасов. — Сейчас идите к остальным. Вас допросят отдельно.

Я почти слышал, как скрипели шестеренки у него в голове. Экспедитор судорожно пытался прикинуть все варианты.

От чего нас пытались отвлечь?

Сначала кража большого количества стабилизированной формы энергии Искажения в виде жидкого концентрата. Руками Мейделя, у которого обнаружили маску. Теперь — отвлекающий маневр с вечеринкой. И все выглядело так стройно, так ладно, словно мы наконец-то поймали ниточку…

— Маску подбросили лаборанту, — выдохнул я, упорядочивая все в голове. — Нас специально направили по ложному следу. Еще там, в его квартире. Еще и припрятали так, не на самом видном месте, но чтобы мы точно ее обнаружили… И мы клюнули на это. Проклятье.

Юпитер бочком отполз в сторону двери — где его тут же принял под белы рученьки Арсеньев. Сбежать по-тихому не получилось, и горе-громовержца усадили вместе с остальными потрепанными обитателями Олимпа.

Черкасов устало привалился к стене, собираясь с мыслями.

— Предположим, Алексей. Но сейчас нужно прикинуть, от чего именно нас отвлекают. Если они вложили столько сил и ресурсов на этот отвлекающий маневр, значит, вопрос серьезный. Я должен немедленно доложить наверх.

Я стоял посреди бильярдной, запах дыма от гранат еще чувствовался в воздухе, а Черкасов, сжимая рацию в руке, яростно отдавал приказы.

Он хмуро посмотрел на меня, затем снова включил рацию.

— Центральный, это Черкасов. Объявляйте красный уровень готовности. В особняке чисто. Обыск продолжается, но мы здесь ничего не найдем. Организаторы — подставные лица. Римский клуб мог отвлечь наши силы, чтобы провести собственную операцию за пределами особняка. Поднимите все доступные группы и будьте готовы к любым неожиданностям.

Экспедитор выключил рацию и взглянул на меня.

— Вы сказали, что не смогли найти своего брата. — Черкасов тряхнул головой и сфокусировал взгляд на мне. — Но выходы из особняка отрезаны. Он не мог никуда деться.

— Я хочу сам все проверить, — сказал я, прерывая Черкасова. — Может, его вырубили и спрятали. Может, похитили. Я не уйду, пока не буду уверен.

Черкасов кивнул:

— Возьмите помощь. Только осторожно. Если найдете что-то важное, сразу докладывайте.

— Конечно.

По рации я связался с Деляновым — капитан как раз скучал в большом зале, и согласился помочь мне с поисками.

Я решил идти сверху-вниз и двинулся к лестнице, ведущей на верхний этаж. Пустые комнаты с гигантскими зеркалами и мраморными каминами. В каждой из них я искал следы аномальной энергии или недавнего присутствия людей, но все было напрасно. Чисто, пусто. И Виктора нигде не было.

Обследовав второй этаж, мы с Деляновым спустились на первый и разделились, обследуя служебные помещения. Капитан отправился в левое крыло. Я — в правое. Я обошел кухню, кладовые, даже залез в каждый шкаф — тщетно. Но уже выходя из дальнего коридора, что соединял оранжерею и летнюю веранду, я заметил странный выступ на стене.

— Ну-ка, что это тут у нас…

Пришлось активировать «Люмен». Неровности камня под светом заклинания отразили слабый металлический отблеск. Сердце заколотилось быстрее. Наклонившись, я увидел среди одинаковых деревянных панелей небольшую дверную ручку. Если не приглядываться, толком и не заметишь.

— Делянов, подойдите ко мне, — позвал я по рации. — Кажется, нашел кое-что интересное.

— Иду.

Капитан прибыл через минуту и с любопытством уставился на мою находку.

— Тайничок, значит.

— Если ничего не путаю, по плану здания здесь должен быть просто коридор, — сказал я.

На всякий случай я проверил дверь — не повесили ли с обратной стороны еще один сюрприз в виде колбы с энергией Искажения. Но нет, дверь была вполне обычной. Просто тайной. Когда мы открыли ее, перед нами предстал тёмный узкий проход, уходящий глубоко вниз.

— Может, ледник? — спросил Делянов, но в его голосе слышалась настороженность. — Здание старое, позапрошлый век. Тогда холодильников не было. Могли и ледник выкопать поближе для удобства. Кухня-то рядом, нужно где-то продукты хранить.

— Сейчас проверим, — ответил я.

Я сделал огонек поярче, и мы принялись спускаться. Деревянные ступени были старыми, скрипели и опасно шатались, а воздух с каждым шагом становился всё тяжелее. Вентиляции никакой. Даже заклинание света не особенно помогло разглядеть то, что было вокруг — просто холодное каменное помещение, сырое.

Ноги ступили на земляной пол.

— Дверь, — сказал Делянов, осветив огоньком находку. — Железная. Даже если это и был ледник, то он с сюрпризом.

Помещение вокруг нас и правда напоминало подвал. Но вот массивная металлическая дверь не особенно вписывалась в концепцию обычной кладовки. Делянов дернул ее и покачал головой.

— Заперто.

— Не проблема.

Я сосредоточил в руках чистый эфир и от души долбанул по преграде. Настроение у меня было не то, чтобы работать аккуратно. Металл застонал, смялся — от противного скрежета сводило зубы. А затем дверь просто сорвалась с петель и рухнула.

— Опасный вы человек, Алексей Иоаннович, — улыбнулся Делянов. — Страшно с вами ссориться.

— Там может быть мой брат.

За дверью открылся туннель, который тянулся далеко вперёд, теряясь во мраке. Делянов остановился и взглянул на меня:

— Что ж, вот и ответ на вопрос, как мимо нас мог проскочить Плутон, если он вообще здесь был. Или ваш брат.

— Вопрос в том, куда он ведёт, — пробормотал я.

Мы двинулись вперёд, ускоряя шаг. Туннель оказался длиннее, чем я ожидал, но вскоре он вывел нас к лестнице, а оттуда — в просторное помещение с высокими сводчатыми потолками. Запах сырости и химикатов ударил в нос.

Я огляделся и понял, что мы находились в старом цеху кожевенного производства. Буквально через квартал от особняка.

— Да уж, таких ходов в плане точно не было, — проворчал напарник.

— Тут точно ходили, — пробормотал я, показывая на свежие следы на пыльном полу. — Недавно.

Делянов вытащил рацию и доложил Черкасову:

— Мы нашли тайный выход из подвала здания. Это старый кожевенный цех. Нужна подмога.

Черкасов подтвердил, что направляет подкрепление, а я тем временем обследовал помещение. На кой-черт они увели Виктора? Он же бесполезен. Разве что романовская кровь, что текла в нем, могла быть интересна… Я старался не думать о худшем, но не мог не беспокоиться о брате.

Мои глаза заметили что-то блестящее в пыли у стены. Я наклонился и поднял небольшой предмет. Это была запонка — тонкая серебряная вещь с выгравированным гербом нашей семьи. Виктор носил их, причём именно эту пару матушка подарила ему на двадцатилетие. Сердце сжалось.

— Виктор был здесь, — тихо сказал я, показывая находку Делянову. — Это его вещь.

Он прищурился, взглянув на запонку, и кивнул:

— Значит, его действительно вывели через этот цех. Хорошо, что мы нашли хоть какой-то след.

Я крепче сжал запонку в ладони. Было ли это случайностью или Виктор специально оставил её, чтобы указать путь? Неважно.

Пока мы осматривали помещение, в углу что-то зашевелилось. Делянов моментально обнажил эфирный клинок, а я активировал магический барьер. Но вместо ожидаемого нападения мы услышали ворчание и хриплый голос:

— Ну и кто тут шарудит? Спать мешаете, черти.

Из кучи тряпья и грязных мешковин вылез человек. Он был худым, грязным, со всклокоченной бородой и запавшими глазами. На нём висела какая-то жалкая одежда, и он выглядел так, словно не ел несколько дней. Мужчина лениво потянулся, зевнул и обвёл нас мутным взглядом.

— Ты кто такой? — спросил Делянов, не убирая клинка.

— А ты кто? — лениво ответил незнакомец. — Сторож штоль новый? Опять гонять будешь, навуходоносор? — Он фыркнул. — Ладно, не важно. Я — Палыч. А вы чего тут лазаете?

Я шагнул вперёд, пытаясь говорить как можно спокойнее:

— Мы ищем людей, которые проходили здесь сегодня. Видел кого-нибудь?

Палыч почесал бороду, хмыкнул и протянул грязную руку:

— А ты мне на бутылку дашь? Выпью за здоровье государя.

Делянов со вздохом достал из кармана ассигнацию и бросил её мужику. Тот схватил деньги с неожиданной проворностью и расплылся в почти беззубой улыбке:

— Вот это другое дело! Спрошу у чертогов разума, так сказать.

Он уселся прямо на полу, задумчиво глядя в потолок, а потом начал говорить:

— Этот цех давно проходным двором стал. Оборудование перевезли, а производство потихоньку умирает. Я-то раньше прям тут, в этом цеху, и работал… Пока не погнали. Теперь тут только такие, как я, да редкие гости. Но сегодня… да, были двое. В костюмах таких дорогих.

Он выразительно повёл рукой, будто рисуя в воздухе силуэты.

— Кто они? — перебил я. — Что делали? Куда пошли?

— Кто такие, не знаю. Пиджаки какие-то. А пошли к машине, — ответил Палыч, почесав грязный затылок. — Чёрная такая, блестящая. Один из них по телефону болтал. А потом… сели и уехали. Один молодой, другой постарше…

— Этот молодой… — я с трудом сохранял спокойствие. — Темноволосый в очках? Его ты видел?

Палыч посмотрел на меня и кивнул:

— Ага. Молодой был, да. Темноволосый. Похож на тебя чем-то. Но они тут только прошли. Ничего не сказали, кроме того, что тот, который по телефону болтал, что-то про Шпалерную говорил. Может, адрес. Кто их знает.

Шпалерная улица. Моё сердце ускорило ритм. Неужели догоним?

— Ты уверен? — спросил я, стараясь не показывать свою взволнованность.

— Уверен, уверен, — усмехнулся Палыч. — Память-то у меня отличная. Особенно за деньги.

Я оглянулся на Делянова. Он уже включал рацию, чтобы сообщить Черкасову новые данные.

Палыч, тем временем, снова устроился в своём углу, явно довольный сделкой. А я крепче сжал в кармане запонку Виктора и принялся перебирать в памяти, что такое могло быть на улице Шпалерной.

А затем застыл как вкопанный, когда меня осенило.

— Кажется, я знаю, от чего нас отвлекают. На Шпалерной находится главная станция водопровода.

Делянов опустил руку с рацией и уставился на меня.

— Но это старая станция…

— Но она рабочая. Снабжает водой как раз центральный район. Где живет большинство одаренных.

Делянов побледнел.

— По-вашему, они хотят пустить эту дрянь в воду?

— Да, чтобы вывести из строя большинство магов, — хрипло сказал я.

Глава 2

На миг меня самого взяла оторопь от собственной идеи. И хотя звучала она дико, но… мозаика складывалась.

Мы не теряли времени и направились прочь из цеха. Делянов связывался по рации с Черкасовым и потребовал сбор, а я обдумывал всё, что услышал от Палыча.

Выбор Шпалерной точно не был случайным. Это была старейшая водопроводная станция в городе. Ее даже подумывали закрыть, поскольку мощностей со временем не хватало, но городская администрация все же оставила ее в строю, сильно ограничив радиус действия. Все же памятник промышленной архитектуры.

Теперь старинное сооружение обслуживало в основном императорские дворцы, государственные учреждения и особняки аристократии в самом центре Петербурга. И заговорщики об этом, конечно же, знали.

— А ведь и правда сходится, — на ходу размышлял Делянов. — Ведь из лаборатории Толстого украли препарат в стабилизированной и концентрированной форме… И если растворить его в питьевой воде, то…

— То они разом обезвредят всех магов в центральных районах, — сказал я, ускорив шаг. — Это будет катастрофа.

— Сколько погибнет…

— Мы не знаем, какой получится концентрация вещества в воде, — ответил я. — Это невозможно рассчитать даже примерно. Ведь помимо лабораторных препаратов у них может быть партия из Сердоболя — мы не знаем, сколько тогда успели произвести и тайно переправить.

Делянов покачал головой.

— Все равно слишком большие риски. Организм мага еще может пережить, но неодаренные… Им кранты.

Мы свернули за угол и вышли на финишную прямую. В особняке Бруснициных свет горел во всех окнах — обыски продолжались. Черкасов и Арсеньев курили на улице, и мы ускорили шаг, когда они нас заметили.

Арсеньев стряхнул пепел в подмерзшую лужу.

— Не понос, так золотуха, — мрачно произнес он. — Только было обрадовался, что мы наконец-то накрыли этот Римский клуб, а они нас как детей облапошили…

Черкасов жестом велел помощнику замолчать.

— Алексей, докладывайте, — его голос звучал напряжённо.

Я вытащил из кармана запонку и протянул экспедитору.

— Нашел в том цеху, куда вывел тайный ход. Это моего брата. Значит, он пошел с ними. Свидетель слышал, что они поехали на Шпалерную. А на Шпалерной находится водопроводная станция. Если они собираются использовать концентрат аномальной энергии, это идеальное место для диверсии.

Черкасов тихо выругался.

— Даже если тревога ложная, все равно нужно отработать.

— Даже если тревога ложная, с ними мой брат и наследник моего рода, — отрезал я. — Не дадите людей, поеду за ним сам.

— Тише, Алексей. — Делянов положил руку мне на плечо. — Никто здесь и не подумает оставлять вашего брата в лапах этих уродов.

Черкасов кивнул.

— Он пошел на огромный риск ради нас, и ваши родители доверили мне его жизнь. Мы его вытащим, Алексей Иоаннович. Пять минут на координацию — и выезжаем.

Делянов тоже отошел на перекур и принялся звонить кому-то по мобильному. Подъехали черные ведомственные автобусы — должно быть, для перевозки задержанных. Всех в легковушки не погрузишь — не напасешься.

Вокруг Черкасова собирались сотрудники, и я почувствовал, что напряжение среди всех нарастает. Экспедитор раздавал чёткие команды, его голос звучал резко и властно.

— Ростопчин, вы остаётесь за старшего. Перевозите задержанных в Дом со львами. Убедитесь, что каждый из них под охраной и доставлен без происшествий.

— Есть, ваше благородие! — отозвался капитан. За его спиной оперативники уже начинали выводить первых задержанных. Начали с ряженых «богов».

Черкасов повернулся к нам, его взгляд остановился на Делянове.

— Свяжитесь с подполковником Кушелевым. Сообщите ему о ситуации. Пусть Спецкорпус направит дополнительные силы к водопроводной станции. Готовьтесь к наивысшему уровню угрозы. И на всякий случай доложите Шереметевой.

— Уже делаю, — коротко ответил Делянов, не выпуская из рук телефона. Его лицо было сосредоточенным, а напускную веселость как рукой сняло.

Черкасов повернулся ко мне:

— Николаев, вы поедете со мной и Арсеньевым.

— Понял.

Я отошел в сторону, чтобы не мешать работавшим оперативникам. В этот момент сотрудники выводили нескольких девушек из числа гостей, и меня окликнул знакомый голос:

— Алексей!

Черт. Ида.

Я резко обернулся. Юсупова ловко вывернулась из захвата оперативницы так, что у той в руках осталось лишь меховое манто, и бросилась ко мне.

— Стоять! — Сотрудница «Четверки» ринулась за ней с заготовленным шоковым жезлом — вспыхнула голубоватая искра, но я вскинул руку, останавливая ее.

— Спокойно. Княжна Юсупова ничего никому не сделает. — Я пристально посмотрел Иде в глаза. — Княжна Юсупова проявит благоразумие, не так ли?

— Я просто должна тебе кое-что сказать. Все выглядит некрасиво, и я не могу уйти вот так, ничего не объяснив… Алексей, пожалуйста, дай мне сказать. Всего минуту.

Ну допустим. Впрочем, выслушать человека всегда можно. Я едва заметно кивнул, разрешая ей говорить, а оперативница отступила на шаг. Ида оглянулась по сторонам, словно боялась, что нас услышат.

— Я пришла сюда по семейному делу, — тихо затараторила она. — Можешь уточнить у моей матушки, она все подтвердит. Среди гостей есть графиня Елизавета Рибопьер. Это моя кузина. Меня отправили приглядеть за ней. Моя матушка — тетка Лизи — опасалась, что она может совершить одну… глупость.

Я удивленно приподнял брови.

— И почему это тайна?

— Потому что ситуация… деликатная, и наша семья стыдится этого. Это касается внутрисемейных отношений. Есть одна тайна… Расскажу потом, когда ты пожелаешь, но без свидетелей. Не знаю, что ты обо мне подумал, но, поверь, все совершенно не так.

Я коротко кивнул.

— Обсудим это позже. Сейчас мне пора идти.

— Приходи к нам на обед — матушка все расскажет. Просто я не хотела говорить при других людях…

Сотрудница взяла Иду под руку и повела в автобус. Девушка обернулась, метнула на меня тревожный взгляд — а затем скрылась за тонированными стеклами.

— Судя по всему, ее сиятельство в вас влюблена, Алексей.

Я обернулся на голос Делянова. Улыбчивый капитан кивнул в сторону автобуса.

— Чтобы сама княжна Юсупова так за кем-то бегала и беспокоилась о том, что о ней подумают… Видимо, вы и правда дороги этой девице.

— Этой девице еще предстоит провести полночи в Доме со Львами, — отозвался я.

— Уверен, адвокат ее быстро вытащит. К тому же она ничего не нарушила. При ней не обнаружено ничего запрещенного. Девушка чиста.

Хоть какие-то хорошие новости. Признаюсь, я был бы сильно разочарован, узнав, что Ида не устояла перед порочными удовольствиями, которые предлагал Римский клуб. Впрочем, судя по результатам обыска, эта вечеринка и правда больше походила на детский утренник. Наши обнаружили только алкоголь в баре да несколько пакетиков порошка у некоторых гостей. Что в очередной раз подтверждало — мероприятие было подставным.

— Алексей, забирайтесь! — позвал Черкасов.

Автобусы с задержанными тронулись с места, а мы с Деляновым сели в машину к Черкасову и Арсеньеву.

— Город уже свободный, минут за двадцать домчим, — сказал лейтенант, поддав газу. — Постараюсь побыстрее.

На улицах Васильевского острова царила напряжённая тишина, словно город застыл в оцепенении перед тем, что должно было случиться. Город напряженно ждал — успеем ли? Домчим ли вовремя?

Черкасов не отрывался от телефона. Ухо экспедитора натурально побагровело, да и сам аппарат тревожно пищал, сообщая, что батарея разрядилась. Пришлось воткнуть зарядку в прикуриватель.

— Добрый вечер, Михаил Петрович. Это Черкасов из «Четверки», — представлялся он, совершая очередной звонок. — Да, прошу прощения за поздний звонок. Есть срочный вопрос. Нужно выяснить, снабжается ли Зимний водой со Шпалерной.

Он замолчал, явно ожидая ответа. А затем мрачно кивнул.

— Благодарю за информацию. Пожалуйста, выслушайте меня внимательно, это важно. Мы отрабатываем вероятность диверсии на этой водопроводной станции. Да, конечно. Необходимо немедленно перекрыть доступ воды! Есть риск заражения аномальной энергией. Уведомьте дворцовую службу и запретите использование воды в ближайшие часы. Нам потребуется помощь с информированием населения. Да, до утра. Благодарю.

Черкасов отключился и перевел дух.

— Ну и ночка.

— Воистину.

Экспедитор снова повернулся к Делянову:

— Свяжитесь с вашими химиками. Пусть готовят полный ртутный обвес.

— Уже запросил, — улыбнулся капитан. — Кушелев все выбил. Будут вам «слоники» с двойными баллонами.

«Слониками» у нас называли отряды, напрямую занимающиеся ртутью. Не у всех были новенькие легкие маски с фильтрами — некоторых укомплектовывали противогазами со «шлангами», оттуда и пошло прозвище.

В это время я, сидя на заднем сиденье, вытащил «секретный» телефон и написал Аграфене сообщение с предупреждением. Особняк моих родителей находился на другом берегу, на Петербургской стороне, и должен был получать воду с другой станции. Но лучше перестраховаться. Помощница не станет задавать лишних вопросов — просто сделает все так, как я сказал.

— Зачем выводить из строя столько магов одномоментно? — бормотал я вслух, больше для себя, чем для других.

Черкасов обернулся ко мне.

— Есть версии?

— Если уничтожить эфир магов, — начал я, — они станут беспомощными. Даже если вывести их из строя на непродолжительное время, это обескуражит всех, поднимется паника. Аристократы, императорский Дом — все они давно привыкли полагаться на магию гораздо больше, чем на оружие. И этим обстоятельством можно воспользоваться, например, чтобы совершить переворот.

Делянов нахмурился.

— Ладно, не буду спрашивать, что может захотеть подобное — желающие всегда найдутся. Вопрос в другом — кто способен организовать такое нападение? У кого столько ресурсов?

— Пока не знаю, — ответил Черкасов. — Но если мы схватим Плутона и его людей, мы узнаем. А пока, полагаю, нужно усилить охрану Зимнего и ключевых объектов государственного управления.

Машина свернула на Шпалерную. Напряжение в салоне достигло пика. Черкасов снова схватил телефон и принялся набирать очередной номер.

Сидевший рядом со мной на заднем пассажирском сидении Делянов тряхнул головой, словно пытался сбросить пелену наваждения.

— Поверить не могу, что все это происходит наяву. Если вы правы, Алексей…

Он не успел договорить. Автомобиль проехал мимо Таврического дворца и затормозил напротив высокого каменного забора, которым был обнесен комплекс сооружений водопроводной станции.

Все здесь было выстроено из красного кирпича. Над территорией, словно донжон средневекового замка, высилась старая восьмигранная водонапорная башня, а вокруг нее были разбросаны постройки пониже.

Мы выбрались из машины под гул двигателей подъезжающих автобусов и грузовиков. На территории водопроводной станции кипела деятельность: бойцы Четвёртого отделения и Спецкорпуса выстраивались в боевой порядок.

Полицейские оцепили Таврический дворец — одну из императорских резиденций, где обычно размещали высоких иностранных гостей. Рации трещали от коротких команд. Ситуация накалялась с каждой минутой. От движения прожекторов по территории становилось ещё напряжённее — свет разрывал тёмное небо на острые полосы.

— Внимание, внимание, — голос Черкасова разнёсся по периметру. — Вся станция под угрозой. Мы имеем дело с профессиональной диверсией. Все группы — к ключевым точкам! — Он повернулся к нам: — Николаев, Делянов, со мной. Арсеньев, займись координацией снаружи.

— Есть, — коротко ответил Арсеньев, устремляясь к прибывающим группам.

К нам бежал мужчина в синем рабочем комбинезоне с каплей воды на эмблеме, лицо его было напряжённым, покрытым потом. Он остановился перед Черкасовым, тяжело дыша.

— Я Михаил Платонов, начальник смены, — представился он, глотая воздух. — Что происходит? Почему сюда стянули столько людей?

— Михаилч, — спокойно, но твёрдо начал Черкасов, — мы получили данные о готовящейся диверсии. На вашей станции могут находиться диверсанты, которые планируют отравить водоснабжение. Если они добьются успеха, последствия будут катастрофическими. Речь об аномальной энергии.

Платонов смертельно побледнел, на мгновение его взгляд затуманился, но он быстро взял себя в руки.

— Ч-чем мы можем помочь?

— Покажите, где находятся ключевые узлы станции, — потребовал Черкасов. — Нам нужно знать, где можно вмешаться в процесс.

— Это… Это центральный резервуар очищенной воды, магистральные насосы, вход в распределительную систему и смесительные камеры для химикатов.

— Мы должны проверить и перекрыть все эти точки. Как давно был обход?

— П-примерно п-полчаса назад. Я выделю людей, чтобы провести вас.

Черкасов повернулся к командирам групп, выстроившимся полукругом.

— Группа первая — к резервуару! Группа вторая — к магистральным насосам! Группа третья — распределительная система. Николаев, Делянов, со мной. Мы идём к смесительным камерам. Пятая, шестая, седьмая — оцепить всю территорию. Восьмая — внешний периметр.

Платонов скомандовал своим сотрудникам:

— Петров, Ломакин, возьмите первую и вторую группы. Сидоренко, с третьей. — Он обернулся к нам. — Я сам поведу вас.

Мы двинулись через территорию станции. Ночные огни освещали массивные трубы и корпуса. Вокруг всё ещё стояли группы сотрудников, наблюдающих за происходящим с тревогой и любопытством.

Мы вошли в корпус смесительных камер. Легкий запах химикатов смешивался с тяжёлым воздухом машинного отделения. Михаил махнул рукой, показывая путь, и мы направились по узкому коридору. Шум оборудования заглушал шаги, но каждый звук отдавался напряжением. Где-то вдали тягуче гудели трубы, от чего у меня начинали зудеть нервы.

— Стойте, — сказал Черкасов, поднимая руку.

В дальнем углу я заметил тела. Четыре человека в униформе станции лежали неподвижно, наспех стащенные в одну кучу.

— Это наши, — хрипло прошептал начальник смены. — Егоров, Филиппов, Кузнецов, Ягодкин…

— Проверить, живы ли, — тихо скомандовал Черкасов.

Делянов подошёл ближе и покачал головой:

— Мёртвы. Похоже, их убрали быстро и бесшумно.

— Значит, мы по адресу, — сказал я, осматривая помещение.

Черкасов прищурился, оглядывая обстановку.

— Идём дальше, — приказал Черкасов. — Осторожно.

Мы подняли взгляд вверх. На платформе над камерами несколько человек возились с оборудованием. Рядом с ними стояли ящики со светящейся характерным зеленым жидкостью. Концентрированная стабилизированная форма, ее сияние невозможно было ни с чем перепутать. Движения диверсантов были быстрыми, выверенными. Один из них обернулся, и у меня перехватило дыхание.

Виктор. Брат уставился в нашу сторону, но не заметил нас. Или сделал вид, что не заметил.

Черкасов указал на двоих бойцов:

— Выходите на платформу с двух сторон, — шепнул он. — Заблокируйте им путь к отступлению.

Бойцы бесшумно двинулись вдоль стен, чтобы обойти платформу и перекрыть выходы.

Мы с Деляновым направились к лестнице, стараясь двигаться как можно тише. Я не мог отвести глаз от Виктора. Его лицо было напряжённым, но он не выглядел пленником. Он активно участвовал в их действиях — подавал новые колбы и четко выполнял приказы.

Когда мы поднялись, один из диверсантов заметил нас и закричал:

— Гости!

— Продолжайте работу! — рявкнул другой.

В ту же секунду начался хаос. Черкасов выкрикнул команду, бойцы активировали щиты, вспыхнуло зачарованное артефактами оружие. Диверсанты попытались укрыться, но один из них упал, схватившись за плечо. Колба с концентрированной энергией Искажения упала и покатилась по ступеням нам под ноги.

Виктор остался стоять, его взгляд встретился с моим. На мгновение время словно замерло.

— Витя, брысь оттуда! — крикнул я. — Прыгай с платформы!

Но вместо того, чтобы послушаться, Виктор выставил магический барьер прямо под ногами наших бойцов.

Глава 3

Я замер, не понимая, какого черта творил брат. Но в следующий миг он вскинул руку в предупредительном жесте.

— Стойте! — громко выкрикнул Виктор, обращаясь к нам. — Это ловушка! Платформа заминирована. Если подойдете ближе, они все здесь взорвут вместе с реагентами!

Один из диверсантов, а если точнее, то уже террористов, усмехнулся, склонившись над баком смесительной камеры, куда до этого заливали отраву.

— Это правда! — сказал он с хищным оскалом и продемонстрировал нам руку с зажатым в ладони брелком. — Нажму на кнопку — и все мы взлетим на воздух, хе-хе. А взрывная волна разнесет аномальную энергию во все концы города. Шах и мат, господа.

Я шагнул вперед:

— Вы уже проиграли. Вас вовремя вычислили. Станция отключена от городской системы. Все ваши старания — тщетны.

Черкасов вытаращился на меня. Я блефовал: у меня не было информации о том, что станцию вывели из системы. Но сейчас это было первое, что пришло мне в голову. Я не веду переговоров с террористами. Они либо сдаются, либо погибают.

— Значит, я могу нажимать на кнопку, Алексей Иоаннович? — улыбнулся террорист одними глазами поверх защитной маски. Его голос звучал глухо. — И тогда вы оба вместе со своим братом взлетите на воздух. О, как, должно быть, расстроится ваша матушка. Черный Алмаз погиб при исполнении, хе-хе…

Черкасов жестом велел нашим бойцам остановиться. Если я сейчас блефовал, то у террористов причин лгать не было. Они и правда могли пойти на крайние меры. Их все равно ждала жестокая кара — такие обычно и до суда не доживают.

И если будет взрыв, накроет почти весь город. Масштабы поражения страшно даже прикинуть. Сил Спецкорпуса и всех маголекарей не хватит, чтобы нейтрализовать все последствия. Да у нас даже столько ртути не найдется — в столице больше пяти миллионов жителей! Нет, нельзя этого допустить.

— Ну так что, господа, — хохотнул самый наглый террорист. — Сдается мне, мы с вами оказались в весьма безвыходном положении…

Я сделал глубокий вдох, стараясь сосредоточиться. Моё сознание работало на пределе. Единственный выход — попытаться обезвредить террористов своими силами. Времени дожидаться подкрепления не было, да это бы и не помогло.

Черкасов, держа руку на рации, обратился к бойцам:

— Всем группам — покинуть территорию станции! Повторяю: всем группам и персоналу — полная эвакуация с территории станции.

— Не поможет! — усмехнулся террорист. — Если вы, конечно, не научились телепортироваться, хе-хе…

— Ну и сволочи, — прохрипел начальник смены. — Твари безбожные.

— Тихо.

Я встретился глазами с братом. Виктор застыл с очередной светящейся колбой в руках. Он пристально посмотрел на меня, затем перевел взгляд в сторону, на террориста с кнопкой…

А затем резко бросился к нему и со всей дури попытался огреть его баллоном. Террорист увернулся и отскочил от бака, а двое его приспешников бросились к Виктору. Этот безрассудный маневр брата заставил противника отвлечься — он выругался и на мгновение ослабил хватку на кнопке. Это было всё, что мне нужно.

— Сейчас!

Я бросился вперёд, активируя пятиэлементную защиту. Подпрыгнул, помогая себе стихией воздуха, чтобы добраться быстрее. Все заняло секунду.

Магический импульс сорвался с моей руки, эфир смешался со стихией воздуха — и пространство вокруг террориста завибрировало. Он вскрикнул, его тело подбросило в воздух. Следующим импульсом я выпустил ледяную стрелу — она вонзилась в запястье врага, заставив того разжать руку. Брелок упал на пол с тихим стуком.

Черкасов и бойцы одновременно ринулись вперёд.

— Витя, в сторону! — рявкнул я.

Брат хотел было перемахнуть через ограждение на платформе, но один из террористов что-то швырнул ему в спину. Сверкающая защита брата мгновенно погасла, и он, коротко вскрикнув, только смог вцепиться в поручень. Его лицо перекосило от нестерпимой боли.

— Вик, держись!

Боевые артефакты.

Я перемахнул через парапет и успел пробросить защитный барьер между братом и террористом. Он снова попытался атаковать Виктора — в ход пошел новый артефакт. Маленькие зачарованные дротики врезались в барьер и увязли в нем, как на мишени для дартса.

— Прикрою! — прогудел один из бойцов и переместился к Виктору, закрывая его собой.

Я коротко кивнул и бросился к баку, пнув ногой брелок в другой конец помещения.

Колбы. Нужно обезвредить колбы. Поглотить столько, сколько смогу.

Террористы отбивались — как минимум один оказался одаренным, а остальные использовали настолько навороченные боевые артефакты, что даже бойцам «Четверки» пришлось туго.

Я опустился на колени возле контейнера с колбами и возвел защитный купол — не дай бог, какой-нибудь идиот пальнет прямо в яд.

Контейнер на двадцать литровых колб уже был наполовину пуст. Если в этих сосудах концентрация вещества была такой же, как при испытании, то это колоссальная мощь. Сами колбы были сделаны из сплава амальгамы и ртутного стекла — от них почти не шел фон. Но жидкость светилась так же ярко, как эпицентр в Искажении.

Только что террористы уже вылили в бак эквивалент десяти Искажений, и еще столько же осталось в запасе.

— Алексей, что у вас?

— Жопа, ваше благородие! Работаю!

— Вам не жопа, — террорист ловко увернулся от заклинания и выпустил артефакт-сетку на бойцов. — Вам пи…ц! Хе-хе!

Да уж, химиков сюда лучше вообще не подпускать. Я вытаскивал из контейнера колбы по одной, срывал крышки и, накрывая ладонью, принимался поглощать энергию. Уже после трех колб меня начало колотить — энергия была колоссальной. Но следовало продолжать.

Четвертая, пятая, шестая… Надо мной свистели заклинания, к отряду бойцов присоединился Виктор — с трудом он помогал Черкасову теснить террористов от бака.

Седьмая колба, восьмая… Я почти перестал чувствовать руки. Внутри меня кипело столько дикой силы, что кровь начала натурально закипать. Пришлось сделать паузу на несколько секунд, сконцентрироваться, чтобы хоть как-то ускорить переработку аномальной силы в эфир.

Девятая, десятая…

— Контейнер обезврежен! — хрипло прокаркал я и сплюнул на пол. Слюна оказалась зеленоватой и слегка светилась.

Я был полон под завязку. Еще немного — и разорвет даже меня. У всякого мага-преобразователя есть предел поглощаемого. И до этого момента я ни разу его не достигал.

— В баке десять колб! — крикнул я Черкасову.

В тот момент раздался зловещий сигнал с платформы. Один из баков, подключённых к системе, начал издавать странный гул, нарастающий с каждой секундой. Я бросился к панели управления — там все замигало. Я увидел горящую кнопку: «СБРОС СМЕСИ».

Прижатый к стене террорист рассмеялся.

— Что значит сброс смеси? — крикнул Черкасов начальнику смены.

— Что готова новая порция отфильтрованной воды. Смесь необходимых реагентов сейчас сбросит в эту воду, чтобы она пошла в трубы… У нас же все автоматизировано…

— Отменяй, мать твою! Как хочешь отменяй!

Двое бойцов наконец-то скрутили особо ретивого террориста, но тот лишь хохотал в их огромных лапищах.

— Вы, идиоты, думаете, мы не знаем, как здесь все устроено? — хихикнул он. — Думаете, мы не перестраховались? Мы с вами взлетим на воздух примерно через тридцать секунд!

— Ты что несешь, собака сутулая?

— Заряд заложен внизу бака, в подвале. Вы не успеете до него добраться, хе-хе! Алгоритм настроен так, что если я не буду давать команду отсрочки каждые полминуты, то запускается детонация. Одно хорошо — смерть быстрая и почти безболезненная, хе-хе. Вот только хоронить будет нечего…

Черкасов схватил рацию:

— Всем бойцам немедленно покинуть зону камеры! Маги, все доступные — начать возводить защитный купол над смесительной камерой! Срочно! Выполнять!

Я вгляделся в бурлящую магическую энергию внутри бака. Теперь я хорошо чувствовал эту разрушительную силу, что уже начала накапливать критическую массу.

Столько поглотить я уже не смогу. Но если мы успеем возвести еще один защитный барьер, то сможем сбить силу взрывной волны.

— Все пшли вон отсюда! — крикнул я бойцам. — И этих гоблинов уводите! Маги, купол над баком. Быстро! У кого ртуть, вяжите!

— Это самоубийство! — рявкнул Черкасов, но его взгляд выдавал отчаяние.

— Есть другие варианты? — ответил я и прыгнул на платформу.

Если уж и погибать при исполнении, то только героически. Чтоб некрологи во всех газетах.

— Вик, пособи!

Черкасов кивнул командиру группы, и те, прихватив с собой возившегося у пульта начальника смены да двоих оставшихся в живых террористов, выбежали из здания камеры. Остались мы втроем — Черкасов, Витя и я.

— Вяжем! Возьмем на себя, сколько сможем.

Они не проронили ни слова — принялись включаться в работу. Я тут же пробросил крепкую структуру купола, не страшась потратить весь эфир. Витя и Черкасов тоже вливали от души. Время, казалось, почти остановилось — или это наши руки и мозги работали так быстро.

А затем всех нас подбросило к потолку вместе с полным химикатов баком. Грохот, треск металла, скрежет труб, едкая вонь… И вспышка.

— Держааать!

Искажение пульсировало, пытаясь вырваться наружу вместе со взрывной волной. Я вложил всё, что у меня было, в удержание энергии, поглощая её в себя. Тело начало ломить от боли, но я сжимал зубы. Платформа раскололась под натиском неудержимой силы.

Я упал на колени, из последних сил стараясь забрать как можно больше аномальной силы. Купол едва сдерживал взрыв — но бурлящая энергия уже почти разорвала его.

— Твою ж дивизию… — кажется, это ругался Черкасов.

Виктор подполз ко мне.

— Что ты делаешь? Как поглощаешь? Я твой брат, твоя кровь. Я помогу. Только скажи, как.

Я взглянул на свои руки — вены светились зеленым.

— Просто клади ладонь, должен быть контакт. И вбирай в себя… Отключи эфир, не борись. Просто позволь перетечь этой дряни в тебя.

В следующий миг купол треснул — зеленая волна смела пульсирующий барьер и прорвалась в мир. Я вскинул руки перед собой, пытаясь собрать поток. Виктор бросился навстречу силе с раскинутыми руками, словно пытался обнять зеленый взрыв.

— Ааа!

— Вик!

Он рухнул на колени, корчась от боли. Его тело, окутанное зеленым свечением, выгнулось, как от столбняка. Неожиданно в зале стало оглушающе тихо. Из последних сил я подполз к брату — жив ли?

— Вик! Витя!

Он не ответил. Лежал неподвижно, распластавшись на искореженном полу.

А меня поглотила тьма.

* * *

Когда я открыл глаза, передо мной был только дым. Горький, едкий, обжигающий горло и глаза. Голова гудела, словно в ней одновременно играли все колокола Исаакиевского собора. Всё тело ломило, как после ожесточённой драки. Я пытался сосредоточиться, но пульсирующая боль в груди мешала.

А через мгновение я зашелся в таком приступе кашля, что, казалось, выплюну легкие.

— Живой! — раздался голос где-то над головой. — Чёрт, он живой! Носилки сюда! Живо!

Сквозь дым я увидел размытый силуэт, склонённый надо мной. Это был один из бойцов Четвёртого отделения. На его лице читались облегчение и тревога. Резкие движения вокруг, голоса, отдающие команды, суета — всё это словно происходило в замедленной съёмке.

— Виктор, — прохрипел я, с трудом выговаривая слова. — Где мой брат?

— Здесь, Алексей Иоаннович, рядом с вами. Господи, как вы вообще в себя-то пришли…

Я попытался повернуть голову, но меня тут же снова зафиксировали.

— Не шевелитесь! Не двигайтесь!

— Да к черту вас!

Я кое-как смог приподняться — несмотря на то, что на плечи мне давили двое бойцов Черкасова. Через дым и хаос я различил бледное лицо брата. Протянул руку, запустил диагностику. Виктор выглядел измотанным, но дышал. Это уже было достаточно, чтобы я смог вдохнуть хоть немного легче.

— Так, поднимаем одновременно без рывков и переносим по команде на счет «три». Один, два… Три!

Меня подняли, аккуратно положив на носилки. Руки и ноги ломило так, что казалось, кости стали хрустальными и вот-вот разлетятся. Я слышал приглушённые голоса вокруг:

— Они поглотили почти всю аномальную энергию…

— Вроде там было десять колб, в том баке…

— Если бы не они, здесь бы ничего не осталось… Оба просто чудом выжили!

Меня несли наружу, и с каждым шагом воздух становился чище, а звуки хаоса и суеты сменялись строгими голосами командующих. Оказавшись на свежем воздухе, я снова закашлялся. За каменным забором станции шумели собравшиеся зеваки. Полицейские пытались удержать горожан, собравшихся посмотреть очередное бесплатное шоу «героическое превозмогание доблестных стражей безопасности, или на что ушли наши налоги».

В толпе я заметил знакомые лица. Матушка. Отец. И с ними Аграфена, помощница матери. Они все стояли у самого ограждения, выглядели встревоженными. Увидев нас, матушка тут же прорвалась через оцепление и бросилась к Черкасову. Экспедитор шел позади нас и сам едва держался на ногах.

— Это что за безобразие, Женя⁈ — Ее голос прозвучал резко, как плеть. — Как ты посмел подвергнуть моих сыновей такой опасности⁈

Черкасов обернулся к ней, но ничего не успел сказать — поток ее упреков хлынул на него:

— Двое моих детей! Мои мальчики! Ты хоть представляешь, что было бы, если бы я потеряла их⁈ Как вам вообще в голову пришло отправлять их на такой риск?

Светлейший князь попытался успокоить жену:

— Анна, успокойся. Они живы, слава богу. Это главное.

— Живы? Посмотри на них! Это ты называешь «живы»? — она указала на нас с Виктором. — Да они оба еле дышат!

В этот момент сквозь оцепление прокралась специализированная карета маголекарей. Бело-красная с желтыми полосками и «люстрой», от сияния которой у меня едва не вытекли глаза.

Двери открылись, и к нам тут же подбежали трое в форменных комбинезонах скорой помощи. Один из них бегло оглядел меня, а затем Виктора.

— Пожар?

— Взрыв, — ответил за нас Черкасов. — Сильнейшее поражение аномальной энергией.

Лекари переглянулись.

— В Военмед. К Заболоцкому.

Я нервно усмехнулся.

— Я ему скоро в кошмарах сниться буду.

Брат захрипел и тоже принялся кашлять.

— Второй пришел в себя! Диагностика!

— Что-то болит? — спросил один из лекарей, оглядывая меня. — Головокружение? Потеря чувствительности?

— Только самолюбие, — ответил я, стараясь изобразить слабую улыбку. — Хотя кажется, я всё-таки повредил гордость, когда пытался поглотить сразу все.

— Удивительно, что вы вообще говорите, — пробормотал лекарь. — В таком состоянии и выжить-то — везение.

А затем он увидел на моем пальце ранговый перстень и нервно проглотил слюну.

— Черный Алмаз. И это ВАС так помотало?

— И у меня бывают плохие дни.

Виктор, лежащий на соседних носилках, тихо хмыкнул:

— Леш, ты только со своим остроумием не выгори. А то вместо трех героических физиономий будут две и некролог.

— Ты сам поаккуратнее, братец. Тебе до некролога поближе, чем мне, — ответил я. — А то выглядишь так, как я себя чувствую.

Лекари переглянулись, качая головами. Один из них пробормотал:

— Откуда, блин, они этих уникумов откопали…

Я приподнял голову — был обзор через распахнутые створки дверей машины. Черкасова тоже окружили медики, но он отмахивался от них, как от назойливой осы. К нему подошла Аграфена — бледная от страха, с распахнутыми глазищами и растрепанной прической. Мне показалось, что она даже всплакнула — или это красный свет от «люстры» так попал на ее лицо.

Феня приблизилась к Черкасову, коснулась его плеча. В следующее мгновение она обняла его и… поцеловала.

— Да ладно!

Ликование и одобрительные возгласы тут же раздались среди бойцов Четвёртого отделения. Один даже крикнул:

— Все, герой получил заслуженную награду!

— Евгенсаныч, а вы это предпочтете или орден?

— Заткнулись, чайки обнаглевшие!

Черкасов покраснел, но не сдержал улыбки. Он что-то тихо сказал Аграфене, и она отступила на шаг, но её взгляд остался тёплым.

— Ничего себе, — прошептал Виктор, поднимая голову, чтобы посмотреть. — Ты видел это, Алексей? Черкасов и наша Аграфена. Вот это новости.

— Что ж, это хорошие новости для Черкасова и… Впрочем, он давно пытался заслужить ее внимание, — пробормотал я.

— Но Бастилия пала лишь сегодня…

Во взгляде брата промелькнула тоска — то ли потому, что в свое время Феня так и не ответила ему взаимностью, то ли накатило чувство вины за старую грубость. Но брат улыбнулся.

— Рад за них. Правда. Черкасов, кажется, хороший мужик.

А тем временем герой-любовник направился к нашей машине. За ним следовал Арсеньев. Когда они приблизились, Арсеньев тихо сообщил Черкасову:

— Личность одного из террористов подтверждена. Это человек светлейшего князя Юрьевского. Что будем делать?

Глава 4

Черкасов нахмурился и так сильно стиснул свою рацию, что та едва не треснула в его руке.

— Доложи Хлопину и запроси подтверждение. Нужно проверить все адреса, связанные с Юрьевскими. Немедленно! Поднять из дела отчеты по каждому члену их семьи. Никто не должен покинуть город без нашего ведома. И вызовите их на допрос. Пусть Хлопин согласует — сами привезем, чтобы на этот раз наверняка.

Арсеньев с готовностью кивнул.

— Да, ваше благородие. Сейчас доложу Хлопину.

Лекари, занятые нами, все же обратили внимание на состояние Черкасова. Один из них подошёл к нему:

— Вы получили высокую дозу аномальной энергии. Согласно регламенту, вам надлежит пройти полное обследование и выдержать карантин. Мы не можем рисковать.

— Ребят, я в порядке, — отмахнулся Черкасов, даже не повернув головы. — У меня есть работа. Вас там внутри не было, а мы с парнями — были. И, поверьте, сейчас важнее прижать организатора этой диверсии.

— Но ваше состояние может ухудшиться в любой момент! — настаивал лекарь. — Силы истощены, у вас налицо симптомы первой стадии эфирного выгорания, плюс вы схватили такую дозу… Вам срочно нужно под наблюдение!

— У вас пять секунд, чтобы перестать отвлекать меня, — резко бросил Черкасов и снова повернулся к Арсеньеву. — Убедись, что никто из наших людей не задержится. Проверка по Юрьевским должна быть завершена как можно быстрее.

Но в следующий момент его лицо исказилось от боли. Черкасов пошатнулся, его руки ослабли, и рация выпала на землю. Он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Экспедитор вмиг побледнел, обмяк и рухнул, как подкошенный.

— Евгений Александрович! — вскрикнул Арсеньев, подхватив его, прежде чем тот ударился о землю.

— Я же говорил — ехать надо, — отозвался лекарь. — Работаем! Готовьте вторую машину!

Лекари тут же бросились к нему, один из них замерцал заклинаниями, запуская диагностику.

— Носилки! — приказал старший лекарь. — Началось! Критическое истощение эфирной энергии. Взяли, понесли! В Военмед!

Всего за несколько секунд экспедитора водрузили на носилки и унесли в соседний автомобиль скорой помощи. Даже в бессознательном состоянии Черкасов выглядел так, будто продолжал бороться. Лишь бы повезло и на этот раз.

Я жестом подозвал Делянова, стоящего неподалёку.

— Ему нужен маг, способный вбирать в себя аномальную энергию, — обратился я к лекарям. — Я не смогу стянуть — сам полон под завязку. Для Черкасова это критично. Свяжитесь со Спецкорпусом и запросите Шереметеву или кого-то из прошедших проверку курсантов. Направьте их в Военно-медицинскую академию. Заболоцкий запросит все то же самое, но сработайте на опережение.

— Конечно, — пробормотал капитан. — Сейчас все организую.

Делянов, не теряя ни секунды, схватил телефон и быстро набрал номер. Я услышал, как он торопливо излагал ситуацию и требовал немедленных действий. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась тревога.

Да, так они и бьют, Искажения. Даже когда покажется, что все закончилось, ничего на самом деле не заканчивается. Просто начинается другая битва.

Двери кареты закрылись с резким щелчком, и машины с мигалками рванули в сторону Военно-медицинской академии. Водитель кареты запрашивал по рации подготовленный приёмный покой.

— Это семерка. Едем в Военмед вместе с пятнашкой. Трое зараженных аномальной энергией, — проговорил он в рацию. — Код шесть-пять-эр! Один совсем тяжелый. Подготовьте всё необходимое. Будем через пятнадцать минут.

На том конце диспетчер уверенно подтвердил:

— Персонал будет предупреждён. Гоните, ребята.

* * *

Мы втроем оказались в одной спецпалате, стены, пол, двери и даже стекла которой были из материалов, содержащих амальгамные сплавы. Свет в палате был мягким, почти стерильным, но даже он раздражал мои уставшие глаза. Лекари суетились вокруг нас, больше всего — вокруг Черкасова.

— Критическое состояние, — раздался напряжённый голос старшего маголекаря. — Эфир почти полностью выгорел. Лейте больше!

— Да мы едва успеваем! Он сгорает еще на подходе!

— Больше! Если мы не остановим процесс…

Я приподнялся, насколько позволяли силы, чтобы посмотреть на их лица. Виктор лежал неподалёку, прикрытый тонким одеялом, но его дыхание было ровным. На фоне всего происходящего это уже казалось чудом.

А вот Черкасов выглядел так, словно его тело боролось из последних сил. Так, впрочем, и было. Кожа бледная, почти прозрачная, под глазами тёмные круги, а на руках и шее начали проступать болезненные следы — признаки аномальной перегрузки.

— Может все же я помогу? — сорвался мой хриплый голос. — Хоть немного оттяну.

Один из лекарей взглянул на меня и пригрозил кулаком.

— Лежите смирно, Николаев. Вас самого едва не разорвало!

— Мы держим его, насколько это возможно, но организм не справляется. Скоро будет преобразователь?

В этот момент двери палаты распахнулись с силой, от которой металлическая рама звякнула. Влетел майор Заболоцкий, за его плечом… Катерина.

Зеленые глаза однокурсницы быстро пробежались по палате, и она, оценив ситуацию, тут же направилась к кровати Черкасова.

— Привет, Леш, — коротко бросила она, встретив мой взгляд. В её голосе слышались решимость и лёгкая нотка напряжения. — Виктор Иоаннович, здравствуйте. Опять мир спасали?

— Всего один город, — улыбнулся брат.

Заболоцкий жестом велел коллегам расступиться, и Катя подошла к изголовью каталки.

— Простите, но у нас нет времени на разговоры, — сказала она, приложив руку. — Все скверно.

— Катя, справишься? — спросил я.

Она кивнула, не открывая глаз.

— Слишком много поглотил, но шансы есть, — ответила она, скорее себе, чем мне. — Чуда не обещаю, но стяну столько, сколько смогу.

Катя подняла руки, её пальцы засияли мягким светом. Это был не просто магический процесс — это было сродни искусству. Её задача заключалась в том, чтобы не только стянуть аномальную энергию, но и перенаправить её в безопасное русло в собственном теле. Это требовало не только силы, но и невероятной концентрации.

Ну, Катюш, давай, покажи им, чему я тебя научил.

— Катерина Дмитриевна, если вы сомневаетесь… — начал Заболоцкий, но она резко перебила его.

— Не сомневаюсь, — твёрдо заявила Катя. — Приступаю. Пока не лейте эфир. Я скажу, когда потребуется.

В палате повисла тишина, нарушаемая лишь гудением приборов. Я наблюдал, как её свет усиливается, а на лице Черкасова появляется слабый румянец.

Катя продолжала работать, а её руки слегка подрагивали от напряжения. Она старалась скрыть свою неуверенность, но я улыбнулся, чтобы поддержать её морально:

— Ты молодец. Продолжай. Главное — не теряй концентрацию.

Она бросила на меня короткий взгляд, в котором читались благодарность и стальная решимость. Её руки замерли на несколько мгновений, после чего мягкий свет снова начал усиливаться.

Через несколько минут приборы, фиксирующие состояние Черкасова, начали подавать менее тревожные сигналы. Я услышал, как кто-то из лекарей облегчённо вздохнул.

— Показатели стабилизируются! — объявил один из них.

Катя опустила руки, вытирая пот со лба. Она выглядела истощённой, но довольной.

— Готово. Все забрать не смогла — у меня резерв меньше, чем в него вошло. Но осталось немного.

Заболоцкий улыбнулся.

— Отличная работа, Катерина Дмитриевна, — сказал он. — Благодарю за помощь.

Лекари пялились на девушку со смесью уважения и удивления. Да, всего лишь курсантка — а может такое! Катя устало кивнула, а затем посмотрела на меня:

— Алексей, теперь твоя очередь. Думаю, тебе тоже нужна помощь.

Я покачал головой:

— Нет, Катя. Ты и так сделала достаточно. Отдохни. Тебе еще несколько дней все это переваривать. А мне привычнее. Виктору тоже нужно самому научиться ее преобразовывать.

Она усмехнулась, села на стул рядом с нашими кроватями.

— Корпус на ушах стоит. Меня направили к вам, Андрей остался с ребятами, которые в программе. А остальных вывели на зачистку водопроводной станции. Хорошая же практика.

Это хорошо. Ребят послабее можно использовать и как рабочую силу. Мы долго тренировались, но одно дело — моделировать ситуации во внутреннем дворе Корпуса, другое — видеть все в реальной жизни.

— Как там одногруппники? — Спросил я. — Феликсу и Салтыковой лучше?

Катерина кивнула.

— Они ещё под наблюдением в стационаре, но кризис прошёл почти так же быстро, как и начался.

— А Лёва как? — спросил я, беспокоясь за будущего лекаря. — Была реакция?

Катя нахмурилась и тихо ответила:

— С ним сложнее. Он медленно адаптируется, но шансы, что он положительно чувствителен, есть. Пока что ему дают дополнительные дозы ртутных капель и поддерживают эфиром. Время покажет.

— Хорошо бы, чтобы и он к нам присоединился. Маголекарь-преобразователь — это высший пилотаж.

Катя улыбнулась, но её улыбка была грустной:

— Мы все надеемся. Да и он сам настроен решительно. А вот Аполло так выворачивало наизнанку, что, казалось, бедняга совсем двинет кони. Адаптацию он не прошел.

Ну… Карма — дело такое. Впрочем, я с самого начала сомневался, что Безбородко обнаружит склонность.

— А что с ребятами из второй группы? — продолжил я. — Салтыкова была не единственной, кто отреагировал? Еще есть?

Катя кивнула:

— Да, медленная реакция, похожая на кризис, началась у Славы Одоевского, Валеры Волконского, Гриши Румянцева и, неожиданно, у Бэллы Цициановой.

— Бэлла? — удивился я. — Вот уж не ожидал.

— Все удивлены. Она, конечно, Рубин, но на нее никто не делал ставку. Да и показатели в учебе у нее средние… — Катя улыбнулась. — Зато теперь ее неугомонная тетушка точно сможет сбагрить ее замуж. Любой род захочет иметь у себя мага-преобразователя.

— А третья группа?

— У Нади Литвиновой, Олега Бобринского, Маши Голициной и Тони Лопухиной подозрения на начальную стадию адаптации. Но пока рано что-то утверждать. Им нужно больше времени. Все же у ребят потенциал послабее, все раскручивается медленнее. Да им и дозу давали послабее, так что только время покажет.

Я вздохнул, оценивая услышанное.

— Четырнадцать человек на три группы. Это превосходный показатель, Катя. С этим уже можно работать.

Она улыбнулась, впервые за весь разговор расслабившись:

— Да, Алексей. Это даёт надежду. Шереметева явно воодушевлена такими показателями. Хотя наверняка среди ребят со средним потенциалом и ниже положительно чувствительных будет меньше.

Катя встала, её движения были немного замедленными от усталости. Она поправила складки на своей форменной юбке и посмотрела на меня и Виктора.

— Ладно, господа. Была рада увидеться. Мне нужно возвращаться в Михайловский замок. Там тоже хватает работы. — Она повернулась к Виктору. — Берегите себя. Особенно вы, Виктор Иоаннович. Выглядите героически, но, честно говоря, неважно.

— Исправлюсь, Катерина Дмитриевна! — отозвался он, слегка улыбнувшись. Я заметил в его взгляде неподдельный интерес.

Когда она вышла, Виктор продолжал смотреть ей вслед. Затем он обернулся ко мне и сказал с лёгкой ухмылкой:

— Она отлично танцевала на Драгоценном балу. Помнишь?

— Помню, — ответил я, немного удивлённый сменой темы.

— Я бы не отказался пригласить её снова. Она очень интересная.

— Интересная, — повторил я, улыбнувшись. — Но сейчас, Вик, тебе стоит больше беспокоиться о своём восстановлении. Ты не представляешь, как близко ты был к смерти.

— Зато теперь я тоже смогу помогать вам.

Тем временем Черкасов, чья ситуация уже начала улучшаться, пытался заставить маголекарей вернуть ему мобильный телефон.

— Мне нужно сделать пару звонков, — требовал он, пытаясь подняться на постели. — Это важно.

— Вы будете отдыхать, — отрезал старший лекарь, перекрывая доступ к тумбочке. — Никаких телефонов.

— Я экспедитор Четвёртого отделения! — возмутился Черкасов. — Меня сорвали с операции в самый важный момент!

— Не сорвали, а предотвратили вашу преждевременную кончину, — заявил Заболоцкий. Лекарь наклонился к нему, понизив голос. — Сейчас вы не начальник, а наш пациент. Так что лежите спокойно, иначе я введу вам успокоительное.

Черкасов фыркнул, но подчинился, хотя его взгляд выдавал явное недовольство.

Поздним вечером, когда в палате наконец установилась относительная тишина, я повернулся к Виктору.

— Расскажи, как всё было, — попросил я. — С самого начала. Что произошло, когда ты переступил порог особняка Бруснициных?

Виктор замолчал на мгновение, собираясь с мыслями, затем заговорил:

— Ко мне сразу подошёл человек в чёрной маске с символом Плутона. Он сказал, что хочет поговорить наедине, и отвёл меня в отдельную комнату. Там было темно, пахло каким-то странным благовонием. Этот человек начал задавать вопросы… довольно личные.

— Какие именно? — спросил я, нахмурившись.

— Он знал о нашем конфликте, — продолжил Виктор. — Они явно хорошо собирали слухи. Даже упомянули о нашем конфликте за наследство. Давили на то, что ты представляешь для меня угрозу.

— Значит, в сказочку поверили. И что ты сказал?

— Я… — Виктор отвёл взгляд. — Я согласился с тем, что у нас есть серьезные разногласия. Но сказал, что не знаю, как с этим справиться.

— И что он предложил?

— Он сказал, что может помочь. Что у него есть способ… — Виктор посмотрел на меня. — Я не хотел ничего делать, Алексей. Честно. Я не предполагал, что они сразу потащат меня на водопроводную станцию. До последнего не знал…

Я глубоко вздохнул. Черкасов обернулся к Виктору:

— Они предложили вам услугу за услугу?

— Можно и так сказать, — пожал плечами брат. — Мне сказали, что все можно устроить так, что Алексей… случайно погибнет при исполнении. Но все имеет свою цену. И чтобы помогли мне, я должен был помочь им. Когда я ответил согласием, меня сразу же повели через тайный ход.

— Звучит странно, — сказал я. — Брать на столь важную операцию непроверенного человека…

— Если только они не планировали убрать как ненужного свидетеля, — сказал Черкасов. — Полагаю, они видели в Викторе Иоанновиче приманку для вас, Алексей. Они знали, что вы пойдете за братом. И хотели убить двух зайцев: совершить диверсию и избавиться от Черного Алмаза. Тем более они сняли при нем маски.

— Я надеялся, что вы меня найдете, — хрипло сказал Вик. — Оставил кое-какие следы, чтобы вы поняли.

Я вспомнил про запонки.

— Так, значит, ты намеренно разбрасывался подарками матушки?

Виктор кивнул:

— Да, незаметно снял обе. Одну бросил в коридоре, где располагается тайный ход, а вторую — в том месте, куда он выходил. Вы по ним меня нашли?

— Ход я обнаружил сам, — нахмурился я. — А вот вторую увидел, уже в том цехе. И один свидетель подтвердил, что ты там был не один. Заодно и про Шпалерную рассказал.

— Вы успели очень вовремя.

* * *

Утро следующего дня выдалось ясным, но, несмотря на солнечный свет, проникавший сквозь жалюзи, палата казалась угрюмой.

Я чувствовал себя удивительно хорошо после ночи, полной странных и глубоких снов. За ночь мне удалось переработать часть полученной аномальной энергии в эфир. Тело, привыкшее к подобным нагрузкам, восстанавливалось быстрее, чем я ожидал. Совсем другое дело были Виктор и Черкасов.

Вик лежал на своей кровати, свернувшись под одеялом, лицо его было бледным, а каждая попытка повернуться сопровождалась болезненным стоном. Черкасов выглядел не лучше. Его кожа оставалась сероватой, и малейшее движение доставляло ему видимые страдания. Он не проявлял никаких признаков адаптации к аномальной энергии, и я решил ему помочь. Встав с кровати, я подошёл к нему.

— Лежите спокойно, Евгений Александрович, — сказал я, поднимая руки. — Так уж и быть, облегчу ваши страдания.

— Тогда лучше сразу дайте мне табельное — и я положу этому конец по-офицерски, — пробормотал он, с трудом открывая глаза. — Эта аномальная дрянь явно собралась меня добить.

— Ничего не добьёт, — усмехнулся я. — Расслабьтесь, это займёт всего пару минут.

Я сосредоточился, чувствуя, как остатки аномальной энергии начинают перетекать из его тела в моё. Это было похоже на жар, обжигающий изнутри, но я уже привык к такому ощущению. Черкасов тихо застонал, а затем его дыхание стало ровнее. Я отступил, чувствуя лёгкую усталость.

— Вот видите? — сказал я. — Уже лучше.

— Вам виднее, — хрипло рассмеялся он. — У меня такое ощущение, будто меня переехал паровой каток. Но всё равно спасибо, Алексей.

Я навис над ним и принял серьезный, даже несколько грозный вид.

— Рано расслабляетесь. Вам еще предстоит полноценная взбучка от нашей матушки — она явно с вами не закончила. Кроме того, Евгений Александрович, — я переглянулся с Виктором, и тот кивнул, — вам предстоит объяснить нам, что это вчера было между вами и Аграфеной.

Глава 5

Черкасов, читавший какую-то бумажку, поднял на меня взгляд. Его лицо сохраняло спокойное выражение, но я заметил лёгкое напряжение в его глазах. Он отложил бумажку в сторону и вздохнул, словно готовился к долгому разговору.

— Алексей Иоаннович, — начал он сдержанно, — при всем уважении, Аграфена — взрослая женщина, и я не думаю, что должен отчитываться перед вами за свои действия.

Виктор кашлянул.

— Она нам как сестра, — перебил я, делая шаг ближе. — Если вы думаете, что можете использовать её или играть на её чувствах…

— Николаев, — спокойно, но твёрдо сказал Черкасов, — я ухаживаю за Аграфеной. Но принимать ли мои ухаживания — её выбор. Она вольна как одобрить это, так и отказать мне.

Я почувствовал, как напряжение в палате все нарастало. Еще немного — и приборы начали бы сбоить. Что-то в тоне Черкасова заставляло меня сомневаться.

Мои руки вспыхнули зелёным светом аномальной энергии. Экспедитор невольно вжался в подушку, его взгляд метнулся к моим рукам. Однако он быстро вернул самообладание.

Я наклонился ближе, пристально глядя ему в глаза. Атмосфера в палате накалилась до предела, воздух вокруг нас вдруг так сгустился, что стало трудно дышать.

— Слушайте меня внимательно, Евгений Александрович, — сказал я тихо, но не скрывая угрозы в голосе. — Я никому не позволю использовать Аграфену. Если вы играете с её чувствами, если вы её обидите… Даже если она проронит хоть одну слезу по вашей вине, я не посмотрю на ваши звёзды и должности в Четвёрке. Я сотру вас в порошок.

Виктор откинулся на подушку, прикрыл глаза и усмехнулся:

— Мой брат не лжет. Он действительно никому не даст ее в обиду.

Черкасов выдержал мой взгляд, но это далось ему тяжело. Его лицо оставалось непроницаемым, но я видел в его глазах проблеск понимания. Он знал, что я не шутил, и, судя по всему, адекватно оценивал степень угрозы.

— Я уважаю ваши чувства к Аграфене, Алексей Иоаннович, — медленно произнёс он. — Но повторяю: она вправе сама решать, что делать. Я не собираюсь ни принуждать ее, ни обманывать. Я честен с девушкой.

— Надеюсь, что так, — процедил я сквозь зубы, но отступил на шаг и погасил магическое свечение. Напряжение между нами не ослабло, и я решил, что нужно расставить все точки над «и».

Глубоко вдохнув, я добавил:

— Если вы хотите продолжать пользоваться расположением Аграфены, то должны делать это по всем правилам. С официальными визитами в наш дом, приглашая на мероприятия в публичные места. И если Аграфена согласится принять ваши ухаживания, то будьте готовы раскошелиться на кольцо с крупным самоцветом.

Я сделал паузу, позволяя своим словам повиснуть в воздухе, затем продолжил, ещё более серьёзно:

— А если вы разобьёте ей сердце, Евгений Александрович, то я разобью вам череп.

Черкасов кивнул. Его лицо оставалось серьёзным, но взгляд стал мягче. Он явно обдумывал мои слова. А затем улыбнулся.

— Что ж, приятно видеть, что у девушки, которая мне нравится, столь серьезные защитники. И я всецело вас понимаю, Алексей Иоаннович.

Напряжение в палате постепенно спало, но осадок остался. Он говорил с достоинством, но я всё равно чувствовал себя победителем в этом разговоре.

— Значит, мы друг друга поняли.

Я повернулся к своей кровати, намереваясь дать себе минуту, чтобы успокоить бурление энергии Искажения в крови. В этот момент Виктор приоткрыл глаза, его взгляд был слегка сонным, но полным понимания.

— Ты закончил? Или собираешься поставить ему ультиматум на следующий год? — спросил он с ленивой улыбкой.

Я обернулся и увидел его хитрый взгляд.

— Тебе лучше, Витя? — спросил я, подходя к его кровати, чтобы проверить его состояние.

— Думаю, получше, чем Евгению Александровичу, — ответил он с усмешкой.

Внутри меня ещё бушевал гнев, но я был уверен в одном: Аграфена заслуживала только самого лучшего, и я сделаю всё, чтобы этого добиться.

Обстановку разрядило появление Заболоцкого вместе с целой делегацией маголекарей. В один миг в палате стало невыносимо тесно и начало рябить в глазах от обилия белых халатов.

— Доброе утро, господа, — громко произнёс Заболоцкий и сделал свет поярче. — Как самочувствие, господа?

Я поднял голову с подушки и натянуто улыбнулся. Виктор, лежавший справа от меня, только что перевернулся набок. Черкасов, напротив, уже сидел, опираясь на подушки, но его уставший вид говорил о том, что ночь для него прошла нелегко.

— Доброе утро, Артем Юрьевич, — ответил я, наблюдая, как маголекари принялись окружать каждую из кроватей. — Как видите, пережили.

Заболоцкий усмехнулся и кивнул своей группе. Маголекари тут же приступили к работе: кто-то проверял приборы, фиксирующие наши показатели, кто-то осматривал записи и делал пометки в тетрадях. Палата наполнилась звуками жужжания приборов и шорохом бумаги.

— Начнём с вас, Алексей Иоаннович, — сказал Заболоцкий, подходя ближе. Его взгляд был цепким, как у хищника, готового разобрать добычу на части. — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Даже лучше, чем ожидал.

Он пристально смотрел на меня ещё несколько секунд, затем кивнул и начал диагностику. Его пальцы легко касались моей шеи, проверяя пульс, затем он внимательно осмотрел мои глаза, попросил сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. После этого он прикоснулся к моему плечу, где вчера ещё была глубокая рана. Сейчас там остался лишь лёгкий розовый шрам.

— Удивительно, — пробормотал он, отстраняясь. — На вас всё заживает как на собаке. Никогда не видел, чтобы эфир работал на столь высоких оборотах.

— Приятно слышать, — усмехнулся я. — Значит, выписываете сегодня?

Заболоцкий покачал головой.

— Нет, Алексей Иоаннович. Несмотря на ваше состояние, я хочу оставить вас ещё на три дня. Полное восстановление требует времени, и я хочу, чтобы вы просто отдохнули.

Я кивнул, понимая его логику. Три дня — не так уж много.

Следующим был Виктор. Заболоцкий подошёл к его кровати и, склонившись, внимательно изучил его лицо. Бледность на щеках сменилась лёгким румянцем, а дыхание стало ровным, хотя брат всё ещё выглядел измотанным.

— Как себя чувствуете, Виктор Иоаннович? — спросил Заболоцкий, осторожно касаясь его запястья.

— Лучше, чем вчера, — тихо ответил Виктор. — Но всё равно слабость чувствуется.

— Ничего удивительно, ведь вы впервые получили такую дозу. Но кровь — не водица, я наблюдаю у вас значительные улучшения.

Заболоцкий провёл осмотр так же тщательно, как и мой. Когда он закончил, его лицо оставалось задумчивым.

— У вас всё идёт по плану, — сказал он. — Но, учитывая, что это ваш первый опыт работы с такой дозой аномальной энергии, я рекомендую оставить вас в стационаре на неделю. Это позволит нам держать вас под наблюдением и убедиться, что не будет осложнений.

Виктор лишь кивнул. Он выглядел так, будто готов был согласиться на что угодно, лишь бы его оставили в покое.

Наконец, Заболоцкий подошёл к Черкасову. Тот встретил его взгляд с выражением лёгкой иронии.

— Ну что, Артем Юрьевич, скажете, что мне пора на пенсию? — бросил он, когда Заболоцкий начал осмотр.

— Пока рано, — ответил тот, усмехнувшись. — Но на неделю в стационаре вас оставлю. И да, разрешу пользоваться телефоном. Иначе вы точно через окно сбежите.

— Как великодушно, — пробормотал Черкасов, качая головой. — Истинное милосердие.

Осмотр продолжался ещё несколько минут, пока маголекари не завершили запись всех данных. Когда Заболоцкий наконец выпрямился и отступил, его взгляд остановился на Черкасове.

— Кстати, у вас посетитель, Евгений Александрович, — сказал он. — Медсестра сейчас его проводит.

Маголекари начали собирать свои приборы и покидать палату. Через несколько секунд дверь приоткрылась, и внутрь вошёл капитан Ростопчин. Его фигура, как всегда, заполняла собой почти всё пространство. На его широченных плечах медицинский халат выглядел как детский плащик.

— Доброе утро, господа, — проговорил он, входя в палату. — Как чувствуют себя наши герои?

— Как избитые коты, — ответил Виктор, не поднимая головы с подушки. — Но спасибо, что спросили.

— А вы что скажете, Евгений Александрович? — спросил Ростопчин, переводя взгляд на Черкасова.

— Скажу, что мне нужен отчёт, — пробормотал Черкасов, пытаясь подняться. — Допросили ли Юрьевского?

Ростопчин вздохнул, с его лица тут же сползла улыбка.

— Светлейший князь Юрьевский бежал, — сообщил он.

Черкасов с трудом приподнялся на локтях, его глаза сузились.

— Сбежал? — прошипел он. — Как это произошло? Как вы это, вашу мать, допустили⁈

Ростопчин виновато съежился под грозным взглядом начальника.

— Мы схватили только его мать, вдовствующую светлейшую княгиню Ирину Александровну. — Ростопчин сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Она утверждает, что сын отправился на рыбалку на своей яхте. На залив. Но по нашим данным, яхта два часа болталась на границе в Финском заливе, а затем направилась в сторону Швеции, когда стало ясно, что диверсия провалилась. Сейчас Юрьевский в Швеции, и выковырять его оттуда будет сложно.

Черкасов выругался, опустившись обратно на подушку. Его лицо выражало смесь усталости и злости.

— Что сказала Ирина Александровна на допросе? — спросил я, чувствуя, как внутри начинает закипать раздражение.

— Прикрывает сына, — пожал плечами Ростопчин. — Заявила, что они ничего не знают ни о какой диверсии. А отъезд Юрьевского на рыбалку — лишь случайное совпадение. А то, что он решил отправиться в Швецию — так, якобы, матушка нашего подозреваемого ни о чем не знала.

— Ага, конечно, — проворчал я.

— Вы думаете, она в курсе его планов? — уточнил Виктор.

— Скорее всего, да. Но доказать это будет непросто, — сказал Ростопчин, качая головой. — Она урожденная княжна кров, у неё очень хорошие адвокаты, а в её возрасте тюрьма вряд ли станет для неё реальной угрозой.

— Это ещё мы посмотрим, — пробормотал Черкасов, пытаясь поднять руку к виску, но тут же опустил её с гримасой боли. — Мы должны выковырять Юрьевского. Любой ценой.

— Это будет непросто, Евгений Александрович, — заметил Ростопчин. — У Империи и Швеции нет договора об экстрадиции. Король не выдаёт своих гостей без серьёзных доказательств. А у нас пока только косвенные улики.

* * *

Парк при Военно-медицинской академии был пустым и тихим, словно сам воздух вокруг замер в преддверии зимы.

Листья с деревьев давно облетели, покрывая землю хрупким ковром, перемешанным с первым снегом. Тропинки и газоны припорошены белыми хлопьями, которые скрипели под ногами, будто напоминая о том, что ещё немного — и город погрузится в морозную стужу.

Я вдыхал ледяной воздух и плотнее кутался в пальто. Аллеи были почти пусты, лишь иногда можно было увидеть медсестру или молодого курсанта, спешащего к корпусу. Моё внимание привлёк звук шагов, раздающийся издалека. Тяжёлые, уверенные шаги. Я замедлил ход и взглянул в ту сторону.

По аллее ко мне направлялся высокий, изящный мужчина в щегольском костюме-тройке, подчёркнутом длинным пальто. Его тёмные волосы были безупречно уложены, а на лице застыло выражение строгой серьёзности. По бокам его сопровождали двое охранников в тёмных плащах.

Я замер, мгновенно узнав этого человека. Это был князь Феликс Феликсович Юсупов старший — отец Феликса и Иды.

— И что он здесь забыл? — прошептал я, наблюдая, как гости направлялись прямиком ко мне.

Юсупов остановился передо мной и слегка склонил голову в знак приветствия.

— Здравствуйте, Алексей Иоаннович. — Он слабо улыбнулся. — Я рад, что вы достаточно поправились, чтобы выйти на прогулку. Вас не затруднит уделить мне немного времени?

Я кивнул, скрыв удивление.

— Разумеется, Феликс Феликсович. Чем могу быть полезен?

— Не здесь, — коротко ответил он, взглядом показывая в сторону стоящего неподалёку автомобиля. — Вопрос конфиденциальный, и я бы не хотел рисковать.

Его тон не оставлял места для возражений, но моя природная осторожность заставляла задуматься, стоит ли соглашаться. Однако отказаться я не мог — Юсуповы были влиятельной семьёй, и открытое возражение могло иметь неприятные последствия.

— Хорошо, — наконец ответил я. — Но если вы хотите, чтобы я пошёл с вами, я должен знать, куда именно. У нас здесь пропускной режим.

Юсупов слегка улыбнулся, но в его глазах не было тепла.

— Всего лишь небольшая поездка во дворец моей семьи. Я обещаю, это займёт не больше пары часов. Дело срочное, и от него зависит репутация моего Дома.

Князь направился к выходу из парка, ожидая, что я последую за ним. И лишь единожды обернулся:

— Вы идете, Алексей Иоаннович?

Глава 6

Машина Юсупова плавно остановилась перед трехэтажным желтым зданием в классическом стиле. Белые колонны дворца выделялись на фоне свинцового неба, а фасад, украшенный лепниной, казался строгим и величественным.

Я видел этот дворец прежде, когда провожал Иду домой после ужина, но никогда не бывал внутри.

— Добро пожаловать в нашу резиденцию, Алексей Иоаннович, — улыбнулся Феликс Феликсович, выходя из машины и делая жест в сторону парадного входа. — Надеюсь, вы найдете наш дом достаточно гостеприимным.

Ох уж эта напускная скромность! Уже два столетия весь Петербург толковал о гостеприимстве Юсуповых. Лучшие балы и вечеринки, коллекция произведений искусства, достойная любого государственного музея, самые изысканные обеды…

Я кивнул и последовал за князем. Нас встретил лакей в безупречной ливрее, который, поклонившись, молча распахнул массивные двери.

Внутри дворец поражал своим великолепием. Первое, что бросилось в глаза, — парадный вестибюль с мраморной лестницей, устремляющейся вверх, к богато украшенным потолкам. Отсюда открывался вид на реку через огромные окна.

— Это наша гордость, — заметил князь, уловив мой взгляд. — Дом, который служит визитной карточкой семьи Юсуповых. Мы — восьмое поколение нашего рода, владеющее этой резиденцией.

— Я слышал, в вашем владении целых пятьдесят семь дворцов во всех частях России и Европы, — припомнил я. — Этот дворец — ваш любимый?

Старший Юсупов улыбнулся.

— Мне больше по душе дворец на Садовой — там живописный парк. А моя супруга обожает наше имение в Архангельском. Когда дети были помладше, они каждый год проводили там три летних месяца.

— Я наслышан о красоте Архангельского, ваше сиятельство, — улыбнулся я. — Подмосковный Версаль — так его величают.

Феликс Феликсович польщенно улыбнулся.

— Да, это прекрасное место. Надеюсь, вы однажды воспользуетесь нашим приглашением и увидите имение собственными глазами. Я бы с удовольствием провел вам экскурсию, но дамы уже ждут нас в Гобеленовой гостиной. Прошу за мной.

Мы поднялись по лестнице и миновали несколько залов, каждый из которых был настоящим произведением искусства.

В Гобеленовой гостиной, куда мы вошли, стены украшали огромные французские гобелены и шпалеры. На полке мраморного камина отбивали ход времени часы из золочённой бронзы и фарфора.

Княгиня Лионелла Андреевна, супруга князя, сидела в кресле с прямой осанкой. Матушка Иды была признанной красавицей — стройная и изящная, словно изваяние, с темными волосами, убранными в элегантную высокую прическу. Она была одета в простое темное платье, а из украшений на ней была лишь длинная нить крупных жемчужин. Плечи княгини укрывала шерстяная шаль.

Возле окна стояла Ида. Как и мать, дома она носила простое платье. Волнистые волосы девушки были распущены, и лишь две драгоценные заколки по бокам убирали мешающие пряди. Ида обернулась к нам и присела в коротком реверансе.

— Отец, Алексей Иоаннович…

Обе женщины выглядели напряжёнными, хотя на их лицах сохранялось подобие улыбок.

На резном низком столике уже дымился кофейник, окруженный вазочками со сладостями.

— Алексей Иоаннович, добро пожаловать, — сказала Лионелла Андреевна, жестом приглашая меня сесть. — Благодарю за то, что нашли время на визит. Надеюсь, вы не откажетесь выпить с нами кофе?

Я церемонно поклонился.

— Благодарю за приглашение, ваше сиятельство. Я рад быть вам полезным, — ответил я, занимая предложенное место. — И не смогу отказаться от чашечки. Ваш сын превосходно разбирается в кофе, и, полагаю, вы привили ему эту страсть.

Княгиня улыбнулась.

— Действительно, в нашем доме очень любят кофе. — Взмахом тонкой руки Лионелла Андреевна попросила дочь подойти. — Ида, душа моя, сделай все сама. Не будем звать слуг.

Девушка принялась разливать напиток по чашкам из старинного французского сервиза и передала мне одну. Её пальцы чуть дрожали, но взгляд был твердым.

— Алексей Иоаннович, — начала княгиня, когда мы все устроились за небольшим столом, — Ида рассказала нам о вашей случайной встрече в особняке Бруснициных и о том, что за этим последовало. Полагаю, присутствие нашей дочери на этом мероприятии вызвало у вас много вопросов. В частности, должно быть, вы опасаетесь за моральный облик нашей дочери. Ведь вечеринки Римского клуба имеют определенную… репутацию. Отчасти поэтому мы пригласили вас сегодня.

Феликс Феликсович добавил сахара в свою чашку и продолжил разговор:

— Вы, конечно, знаете, Алексей Иоаннович, что семейные дела часто выходят за рамки светских бесед. Сегодняшний разговор касается одного деликатного вопроса, который, возможно, потребует вашей помощи. Мы можем надеяться на конфиденциальность?

— Разумеется, ваше сиятельство, — ответил я.

Лионелла Андреевна бросила взгляд на мужа, словно поддерживая его молчаливым согласием, и затем перевела взгляд на меня.

— Дело касается моей племянницы, молодой графини Елизаветы Рибопьер, — начала она. — Лизавета — дочь моего брата. Она рано осталась без родителей и воспитывалась в нашем доме до совершеннолетия. Она была нам как родная дочь.

Я припомнил, что мать Иды в девичестве носила фамилию Рибопьер. Дом Юсуповых был тесно связан с Рибопьерами, Сумароковыми и Эльстонами. Однажды они породнились и с Романовыми, что также подняло престиж семьи.

— С Лизаветой связана одна неприятная ситуация, — осторожно продолжил князь, его тон стал жёстче. — С самого детства она была влюблена в своего двоюродного брата, Василия Сумарокова. И, к несчастью, их чувства оказались взаимны.

Я напрягся, понимая, что речь идёт о чём-то гораздо более серьёзном, чем просто юношеская влюблённость. Княгиня продолжила:

— Мы думали, что это увлечение со временем пройдёт. Все же первая детская влюбленность редко перерастает во что-то большее. Но с годами чувства только укрепилось. Дошло до того, что Лизавета и Василий заговорили о браке.

— Браке? — удивился я, не сдержавшись. — Но это же невозможно! Слишком близкое родство! Ни Совет, ни Синод не одобрят такого союза.

— Именно, — ответила Лионелла Андреевна. — Да, в былые времена подобные союзы были распространены, особенно в Европе. Но с тех пор наука и медицина достаточно далеко продвинулись, чтобы выяснить, насколько рискованными могут быть такие связи. И, конечно, мы не могли этого допустить.

Ида кивнула, нервно теребя складки платья.

— Такой брак бросил бы тень не только на семьи Сумароковых и Рибопьер, но и на репутацию Юсуповых. Ведь мы — старший Дом и несем ответственность за родственные Дома.

Князь вздохнул и добавил:

— Мы сделали всё, чтобы разлучить их. Василия отправили служить в Тифлис, подальше от Петербурга. Но это не помогло. Лизавета, достигнув совершеннолетия и вступив в наследство, отправилась за ним. Они планировали бежать за границу и пожениться там, но тогда мы успели их остановить.

— И с тех пор вы за ней присматриваете? — спросил я, понимая, что разговор всё больше приближается к чему-то тревожному.

Ида кивнула.

— Именно. Я узнала, что она получила приглашение на вечеринку в особняке Бруснициных. Поскольку Лизавета уже не находится под опекой, она могла пойти куда угодно. У нее в Петербурге свой дом, свои слуги… И я переживала, что она может совершить какую-нибудь глупость. Поэтому я решила проследить за ней и тоже отправилась на вечеринку.

— И она действительно была там? — уточнил я.

— Да, — подтвердила Ида. — Но после допроса она пропала. Поехала домой и… Не вернулась. Сейчас никто не знает, где она. Мы полагаем, что она сбежала.

В комнате повисла напряжённая тишина. Я посмотрел на князя, затем на Иду. Их тревога была ощутимой.

— Мы надеемся, что вы поможете нам найти её, Алексей Иоаннович, — наконец сказал князь.

— Но почему вы решили воспользоваться моей помощью? — удивился я. — Даже если не хотите обращаться в полицию, есть частные сыскные агентства. Они гарантируют конфиденциальность. Да и ваша служба безопасности…

Феликс Феликсович сделал глоток кофе и покачал головой.

— Вопрос слишком щепетилен, чтобы доверять его непроверенным людям. Да и девушку пугать не хочется. Буду с вами откровенен: Лизавета — не самая осмотрительная девушка, склонная к бездумным поступкам. Но она — графиня. Я буду ходатайствовать о продлении опеки над ней перед великим князем в частном порядке, но для начала нужно вернуть ее в столицу. Мы доверяем вам, Алексей Иоаннович. Вы — друг наших детей, да и зарекомендовали себя как ответственный человек, умеющий хранить чужие тайны.

Я медленно тянул божественно вкусный кофе.

— Предположим, я соглашусь. Но у меня служба в Спецкорпусе. Никто не отпустит меня ради решения частного дела.

Родители Иды переглянулись.

— Вам дали три дня больничного, насколько нам известно, — улыбнулась княгиня. — Если позволите, у меня есть предположение, куда Лизавета могла отправиться.

— С чего начинать поиски?

— Имение «Новое село» под Вязьмой, — ответила княгиня Лионелла. — Это небольшая усадьба на берегу реки. Ее унаследовал мой покойный брат, а недавно она перешла к Лизавете. Место тихое, там можно перевести дух. А дальше — Смоленск, Минск, Варшава…

— Все, чего мы хотим — не допустить скандала, Алексей Иоаннович, — добавил князь. — Поэтому вернуть племянницу нужно тихо. Все, чего мы просим от вас — помочь Иде вернуть Лизавету в Петербург.

Я удивленно уставился на Иду.

— Ваша дочь поедет со мной?

— Это моя ошибка, — виновато отозвалась девушка. — Я должна была проследить за Лизаветой, но упустила ее. Мне же и исправлять. А твоя помощь нужна мне… для уверенности.

Или родители Иды что-то задумали. Очередная семейная интрига, чтобы, например… сблизить нас. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — Юсуповы очень набивались моей семье в друзья. Сначала подарили бриллиант, затем всячески поддерживали, помогли разыграть наш с Виктором конфликт.

Разумеется, дело было в моей силе. И не только в ней — еще и в знаниях. В Юсуповых текла романовская кровь, и они очень хотели подружиться с энергией Искажений. А я, как ни крути, был самым надежным источником информации и сильных генов. Такая привилегия стоила дорого. Но Юсуповы действовали аккуратно и решили пойти на сближение через оказание множества взаимных услуг.

Впрочем, иметь в должниках самих Юсуповых было полезно и мне.

— Итак, Алексей Иоаннович, вы согласны помочь нам? — спросила княгиня Лионелла.

Я улыбнулся.

— Если вы поможете мне уладить вопрос с моим отсутствием в больнице.

Феликс Феликсович подмигнул мне поверх чашки.

— Господин Заболоцкий оказался весьма сговорчив. Тем более, что дело, возможно, касается его коллеги Сумарокова. Он родственник Василия, и ошибки молодых могут бросить тень и на его карьеру.

Что ж, дело и правда серьезное. Маголекаря Сумарокова подставлять не хотелось. Хороший был мужик.

— Тогда я готов выезжать хоть сейчас, — ответил я. — Полагаю, следует поторопиться.

Юсуповы переглянулись, и княгиня жестом велела Иде подняться.

— Собирайся, дочь. У тебя десять минут.

Ида торопливо вышла. А ее матушка лично долила мне кофе.

— Ваша светлость, я не имею водительского удостоверения, — сказал я, кивком поблагодарив за кофе. — Надеюсь, вы выделите нам машину с водителем?

Юсуповы переглянулись, и княгиня рассмеялась. Получилось немного нервно.

— Автомобиль у вас будет, Алексей Иоаннович, — отсмеявшись, сказала она. — Его подадут на аэродром. Вас доставит в Вязьму наш частный самолет.

* * *

Частный джет мягко приземлился на небольшом аэродроме под Вязьмой.

Из иллюминатора я видел короткую взлетно-посадочную полосу, обрамлённую заснеженными полями. Аэродром был скромным: пара ангаров, несколько служебных автомобилей и облупившееся здание диспетчерской. Казалось, время здесь замерло.

Сам самолёт был настоящей противоположностью окружающей скромности. Небольшой, но роскошный, он поражал своей отделкой. Мягкие кресла со светлой кожаной обивкой, инкрустированные столики, шелковые подушки. Каждая деталь сдержанно напоминала о статусе и богатстве владельцев. В салоне тихо играла классическая музыка.

Стюардесса в идеально выглаженной блузке нависла надо мной с кофейником в руках.

— Желаете ли еще кофе, ваше сиятельство?

— Благодарю, мне хватит.

На борту нам подавали изысканные блюда. Хрустальные бокалы с гранёными краями искрились в свете, когда в них наливали минеральную воду. На фарфоровых тарелках лежали миниатюрные закуски: канапе с икрой, нежные ломтики копчёного лосося, ломтики сыра с тонкими трюфельными пластинками. Главным блюдом был крем-суп из белых грибов, поданный в небольших серебряных чашах. Всё это сопровождалось безупречным обслуживанием. Помимо нас на борту находилось несколько сотрудников охраны.

Ида переоделась в дорожный брючный костюм и сейчас доедала блинчик. Она выглядела напряжённой, её взгляд часто устремлялся за окно, а её молчание было красноречивее любых слов.

— Нервничаешь?

— Конечно, Леш! Ситуация… дурацкая. По-человечески я понимаю Лизу: я желаю ей вступить в брак по любви. Но с двоюродным братом… — она тряхнула головой. — Это уже за гранью разумного. Мы же не Габсбурги, черт возьми!

— Согласен, — улыбнулся я. — Вы гораздо симпатичнее.

Ида сокрушенно покачала головой.

— Они не понимают, что их не простят. Им придется бежать из страны и всю жизнь жить вдали от семьи и друзей. Да, деньги у Лизы есть, дядя оставил ей хорошее наследство. Это сейчас им кажется, что они все вынесут ради любви. Но… — Ида подняла на меня глаза. — Я знаю, что Лиза не справится. Она слишком привыкла к легкой жизни, к друзьям, к родне. Испытания ее сломают, и она пожалеет. Беда в том, что сама Лиза пока что этого не осознает.

Неожиданно мудрые слова из уст молодой девушки.

— А Василий что?

— Он тоже довольно легкомысленный юноша. Он чем-то похож на Феликса, но мой брат куда прозорливее. Феликс пытался отговорить Васю, но все как о стену горох… Леш, нам пора выходить.

На взлётной полосе уже ждали два автомобиля. Черный комфортабельный седан с тонированными стеклам и неприметный серый фургон.

Из седана вышла женщина, которая сразу привлекла мое внимание. Высокая, стройная, в идеально сидящем сером деловом костюме и коротком меховом пальто. Её строгий пучок подчёркивал изящные черты лица, а глаза выражали холодную сосредоточенность.

— Ваше сиятельство, — поклонилась женщина. — Разрешите представиться, Валерия Петровна Дятлова, управляющая имением «Новое село». Добро пожаловать в Вязьму.

Её взгляд был сосредоточен и холоден, но в голосе звучало почтение. Она внимательно осмотрела нас обоих, прежде чем перейти к делу.

— Елизавета Леонидовна прибыла в имение сегодня утром, — сообщила Дятлова. — Её поведение вызывает вопросы, поэтому мы решили действовать осторожно. Сообщили Лионелле Андреевне и стараемся тянуть время.

Ида нахмурилась.

— Кто был с ней? — спросила она.

— Только водитель, — ответила Дятлова. — Они приехали на автомобиле с петербургскими номерами. Госпожа Рибопьер сейчас в поместье, но, судя по всему, не собирается задерживаться надолго.

— Почему вы так решили? — спросил я.

— Она приказала подготовить автомобиль к отъезду, — пояснила Дятлова. — Её вещи всё ещё в машине. Госпожа взяла в дом лишь одну смену одежды. Очевидно, она планирует продолжить путь сегодня. И она много говорит по телефону, запершись в спальне.

Ида встретилась со мной взглядом, её лицо выражало смесь тревоги и решимости.

— Мы должны поторопиться, — заключила Юсупова. — Времени у нас мало. Не хватало еще гнаться за ней до самого Минска. По машинам!

Глава 7

— «Новое село» — одно из старейших имений Рибопьеров, — рассказывала Дятлова, пока мы ехали. — Оно досталось Лизавете Леонидовне по наследству от её отца, графа Леонида Андреевича. Некогда усадьба была очень известной. Здесь даже проводились балы и концерты, поэты представляли оды и поэмы. Но за последние годы место стало… более уединённым.

То есть заброшенным. Рибопьеры предпочли петербургскую суету размеренной жизни на лоне природы. Как и многие аристократы.

Когда автомобиль свернул на дубовую аллею, перед нами открылся вид на старинную усадьбу. Господский дом возвышался на холме, окаймлённом ухоженным парком с прудами. Снег живописно покрыл крышу дома и ветви деревьев, словно на картине.

Вдалеке за парком виднелся шпиль старой церкви, а река, обрамлённая заснеженными берегами, текла медленно и тихо. Воздух был наполнен лёгким ароматом хвои и морозной свежести.

— Добро пожаловать в «Новое село»! — учтиво улыбнулась управляющая.

Дом выглядел внушительно: колонны на фасаде, широкая терраса вела к парадному входу. Но при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что усадьба видела лучшие времена. В некоторых местах краска облупилась. Парк, хоть и ухоженный, уже не блистал прежним великолепием — скульптуры и мосты слегка обветшали, а аллеи засыпал снег.

Мы вышли из автомобиля, и я сразу огляделся. Охрана высыпала из фургона и заняла позиции рядом с нашим чёрным седаном, дожидаясь приказаний. Я обернулся к безопасникам Иды:

— Оцепите выходы. Выставьте людей у автомобиля госпожи Рибопьер и задержите водителя. Графиня не должна воспользоваться транспортом.

Ида кивнула, поддерживая мое распоряжение.

— Сделаем, ваша светлость, — прогудел один из охранников.

— Где сейчас госпожа Рибопьер? — спросил я у Дятловой.

— Ее сиятельство должна быть в своих покоях, — ответила она. — На втором этаже. Слуги сообщили, что она практически не выходит оттуда. Ужин ей принесли в комнату.

— Мы хотим увидеть её немедленно, — решительно сказала Ида, и я заметил, как она слегка сжала руки в кулаки. — Предупреждать о нашем визите не нужно. Пожалуйста, проводите нас.

— Как пожелаете, ваше сиятельство…

Дятлова повела нас к входу. Внутри усадьба была такой же величественной, как снаружи, но чувствовалось запустение. Мебель, хоть и сохранила изысканность, выглядела потускневшей. На стенах висели потемневшие от времени картины. Лёгкий запах пыли витал в воздухе, смешиваясь с запахом дров, горящих в камине где-то в глубине дома.

Слуги поспешно кланялись нам с Дятловой, когда мы проходили через холл. Один из них выглядел встревоженным, но быстро выпрямился и исполнил легкий поклон.

— Где водитель и графиня? — спросила Дятлова, её голос был твёрдым и властным.

— Водитель на кухне, ужинает вместе со слугами, — ответил один из лакеев, не поднимая глаз. — Ее сиятельство приказала его накормить и собрать еды в дорогу. Сама она у себя.

— Отлично, — коротко сказала Дятлова и жестом указала нам следовать за ней. Мы направились вглубь дома, старый паркет скрипел под нашими ногами.

Поднимаясь по широкой деревянной лестнице, я замечал мелкие детали: скрипящие ступени, старинные резные перила, блеск бронзовых подсвечников на стенах. На стенах висели портреты предков Рибопьеров.

— Это комната ее сиятельства, — шепотом сказала управляющая.

Мы с Идой замерли, прислушиваясь. За дверью был слышен легкий скрип половиц, словно кто-то нервно измерял шагами комнату.

Я толкнул дверь с неожиданной резкостью, не желая больше терять время. Внутри просторной комнаты, обставленной старинной мебелью, было тепло и тихо. Мягкий свет настольной лампы отбрасывал тёплые блики на резное деревянное изголовье кровати и стены, обитые светлым шёлком. У окна стоял маленький столик, на котором стояла дамская сумочка.

Графиня Лизавета Рибопьер застыла посреди комнаты с прислоненным телефоном к уху. Белокурые волосы спадали на плечи, а лицо выражало смесь испуга и гнева. Её голубые глаза широко раскрылись, и она вскрикнула, завидев нас:

— Меня нашли! — воскликнула она в трубку, явно забыв, что мы можем её слышать.

Ида шагнула вперёд:

— Лизавета! Что ты делаешь?

Девушка бросила телефон в сумку. В глазах застыла паника. В следующую секунду она схватилась за сумочку и так крепко сжала ридикюль, словно от нее зависела вся ее жизнь.

— Ида, нет! — её голос дрожал, но в нём звучала оборонительная нотка.

Я сделал шаг вперёд. Лизавета, сжав свою сумочку, резко развернулась и бросилась к окну. Все случилось меньше, чем за секунду. Её движение было столь стремительным, что Ида едва успела крикнуть:

— Лизавета, стой!

Но было поздно. Девушка открыла окно и прыгнула. Её тело окутала защитная аура — простейший магический щит смягчил удар. Рибопьер приземлилась на снег с изяществом, почти бесшумно. А в следующую секунду она уже поднялась на ноги и огляделась.

— Она сейчас сбежит! — крикнула Ида, мгновенно бросаясь к окну.

— Не сможет.

Я не стал мешкать. Прыгнув следом за Идой, я ощутил морозный воздух, обжигающий лицо, и мягкий снег, хрустнувший под ногами. Лизавета уже мчалась по аллее, направляясь в сторону парка. Мы с Идой одновременно бросились за ней.

Лизавета, видимо, поняла, что её машина заблокирована охраной, и решила полагаться на свою магию. Её движения стали быстрее, почти нереально стремительными. Она использовала «Лёгкую походку», которая увеличивала скорость, позволяя почти скользить по поверхности снега. Каждый её шаг был точным, будто она едва касалась земли.

— Стой, Лизавета! — выкрикнула Ида, но девушка не оборачивалась. — Нам нужно поговорить!

Мы гнались за ней через аллею, скользя и уворачиваясь от покрытых снегом кустов. Лизавета, понимая, что мы не отстаём, оглянулась через плечо. Её глаза сверкнули, и в следующую секунду она выбросила руку в нашу сторону. Из её ладони сорвалась ледяная стрела, направленная прямо на нас.

Я вскинул руку, отбив заклинание магическим щитом. Стрела угодила в барьер, разлетевшись блёстками льда. Едва я успел восстановить равновесие, как Лизавета крикнула:

— Прекратите меня преследовать! Это моя жизнь, и я сама решаю, что с ней делать!

Её голос был полон отчаяния и упрямства. Ещё один магический разряд сорвался с её ладони — на этот раз огненный шар, яркий и горячий, осветивший заснеженный парк. Я уклонился, позволив огненному заклинанию ударить в сугроб, который тут же зашипел и задымился.

— Елизавета Леонидовна, остановитесь! — выкрикнул я, продолжая её преследовать.

Ида увернулась от брошенной в нее ветки.

— Ты нарушила закон, дура! Остановись!

Но беглянка не слушала. Её заклинания становились всё более хаотичными, хотя она продолжала двигаться с удивительной ловкостью. Я чувствовал, как холодный воздух разрывал лёгкие, но не мог позволить себе остановиться. Ида тоже не отставала.

Лизавета метнулась вправо, к старому мосту через замёрзший пруд. Я понял, что она пытается использовать узкий переход, чтобы увеличить дистанцию. Но её шаги стали замедляться — заклинание ускорения истощало её силы. Мы были уже близко.

— Елизавета Леонидовна, я не хочу использовать против вас силу! — выкрикнул я, концентрируя свою магию. — Но сделаю это, если понадобится.

Девушка остановилась на середине моста, её плечи тяжело вздымались от быстрого дыхания. Она обернулась, её глаза метались между мной и Идой. В её взгляде мелькнуло нечто, похожее на отчаяние, но она не опустила рук.

— Уходите, — прошептала она, дрожащим голосом. — Я не вернусь.

Я сделал шаг вперёд, продолжая держать щит наготове. Снежинки кружились в воздухе, создавая ощущение почти нереальности происходящего. Ида остановилась рядом со мной, её взгляд был направлен прямо на Лизавету.

— Ты уже зашла слишком далеко, — твёрдо сказала Ида. — Если продолжишь, это закончится ещё хуже.

Лизавета сжала кулаки, её руки вновь засияли магической энергией. Я приготовился к следующей атаке, понимая, что она может быть непредсказуемой. Но вместо того, чтобы атаковать, Лизавета внезапно опустила руки и закрыла лицо, её плечи задрожали.

— Я просто хотела быть свободной, — прошептала она, и её голос эхом отозвался над замёрзшим прудом. — Почему вы не можете меня понять?

Я обменялся взглядом с Идой. Моя спутница шагнула вперёд, осторожно протягивая руку.

— Лизавета, мы здесь, чтобы помочь тебе. Но ты должна довериться нам. Пожалуйста, перестань бежать.

Девушка замерла, её руки опустились. Я почувствовал, как напряжение начинает спадать, хотя внутри был готов к любому развитию событий. Лизавета смотрела на нас, её глаза были полны слёз.

— Вы хотите помочь? Тогда отпустите меня. Позвольте мне уехать.

Ида покачала головой, её лицо оставалось серьёзным.

— Это невозможно, Лиза. Ты не понимаешь, что сейчас поставлено на кон.

К тому же эта взбалмошная девица только что применила боевую магию. Пусть не в общественном месте, но все же. И что-то мне подсказывало, что за ней тянулся целый след ошибок. Нужно только поковыряться.

Я шагнул вперёд, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

— Елизавета Леонидовна, позвольте представиться, — начал я, глядя ей прямо в глаза. — Алексей Николаев, светлейший князь Балтийский. Я здесь — нейтральное лицо. Посланник, если вам угодно. Князь Феликс Феликсович понимал, что вы можете не поверить Иде, поэтому он отправил меня.

Ида украдкой вытаращилась на меня, не понимая, что я имел в виду. Я же старался успокоить и без того напуганную девчонку, чтобы она не закопала себя еще глубже.

Лизавета настороженно посмотрела на меня, но я почувствовал, что её внимание теперь было сосредоточено на моих словах.

— И с чем же вы пришли, посланник?

— Феликс Феликсович намерен пригласить вас обоих — вас и Василия — в Петербург. Все три семьи: Юсуповы, Сумароковы и Рибопьеры, соберутся вместе, чтобы решить эту ситуацию. Если понадобится, будут приглашены представители Императорского Дома. Всё можно уладить, но это нужно сделать по правилам.

— По правилам? — переспросила Лизавета, её голос прозвучал с горькой усмешкой. — Вы действительно думаете, что это возможно? Никто не позволит нам быть вместе. Мы потому и бежим, чтобы сделать то, что хотим.

Как же порой хочется огреть эту молодежь чем-нибудь тяжелым. Чтобы проняло. Но вместо этого я лишь сдержанно улыбнулся.

— Хорошо, Елизавета Леонидовна, предположим, у вас получится бежать. Однако вы должны в полной мере представлять последствия, которые вас коснутся. Вы уже вывели все средства на зарубежные счета? Приобрели недвижимость там, где собираетесь жить? Позаботились о том, чем вы будете заниматься в изгнании? Ведь это будет именно изгнание. Подумали ли вы о Василии? О его карьере? О его семье? У него есть дядя, служащий в Спецкорпусе. Как вы полагаете, что со всеми ними будет, когда скандал вскроется? Они лишатся постов и доброй половины средств к существованию. Вы этого хотите для семьи человека, которого любите?

Лизавета опустила взгляд, её руки задрожали. Её уверенность, казалось, начала рушиться под тяжестью моих слов. Но прежде чем она успела ответить, Ида шагнула вперёд, её голос зазвучал громко и резко:

— Ты — эгоистичная девчонка, которая думает только о себе! — воскликнула она, и её слова прозвучали, как удар. — Ты — графиня! Ты должна была понимать с самого детства, какую ответственность накладывает твоё происхождение. Ты просто не имеешь права думать только о себе!

Лизавета подняла голову, её лицо стало пунцовым. Она пыталась что-то сказать, но Ида не дала ей шанса:

— Аристократ должен думать на поколения вперёд! Ты своими действиями собираешься разрушить не только свою жизнь, но и будущее семьи Сумароковых! Ты хоть раз подумала, что это значит для всех нас? Любовь? Нет, ты просто не привыкла получать отказ! Ты всегда делала только то, чего тебе самой хотелось. И этот твой демарш лишь демонстрирует твой эгоизм!

Слёзы застыли на щеках Лизаветы. Она открыла рот, но слова застряли в горле. Ида продолжала, её голос дрожал от гнева:

— Мы — не простые люди, Лиза. Господь наградил нас статусом и даром. Наши поступки — это не только наша личная ответственность. Они отзываются эхом в судьбах всех, кто нас окружает. Ты бежишь от своей роли, но это не избавляет тебя от обязательств. Ты хочешь быть с Василием? Тогда сражайся за это, но не так, как ты сейчас делаешь.

Я положил руку на плечо Иды, осторожно, чтобы остановить её порыв. Она тяжело вздохнула, немного успокоившись, но её взгляд оставался ледяным.

— Елизавета Леонидовна, — сказал я мягче, — мы здесь, чтобы помочь вам. Иначе за вами отправили бы других людей. И если вы действительно любите Василия, то должны подумать о том, как сохранить его честь и будущее.

Лизавета снова заплакала, её руки бессильно опустились. Её голос прозвучал тихо, почти неуверенно:

— А если ничего не получится? Если они нас всё равно разлучат?

— Тогда ты точно будешь знать, что сделала всё возможное, — ответила Ида. — Но если сейчас убежишь, то оставишь за собой только пепелище. Иногда любовь требует от нас самопожертвования.

Молодая графиня замерла, казалось, борясь с самой собой. Мы с Идой молчали, позволяя ей обдумать наши слова. Лизавета тяжело вздохнула, её плечи опустились.

— Хорошо, — наконец, прошептала она. — Я поеду с вами. Но только чтобы поговорить. Никаких обещаний.

* * *

Мы вернулись в Петербург уже поздним вечером, но город и не думал засыпать. Юсуповский дворец на Мойке встретил нас огнями множества окон и рождественскими украшениями, словно сам был рад нашему возвращению.

Вестибюль, украшенный мраморными колоннами и позолоченными люстрами, наполнял лёгкий аромат еловых веток. Княгиня Лионелла Андреевна появилась в дверях ещё до того, как мы успели ступить на ковровую дорожку. Она направилась прямо к Лизе, её лицо светилось радостью.

— Лизавета, девочка моя, ты наконец дома! — сказала княгиня, распахнув руки для объятий. Но Лиза, ссутулившись, сделала шаг назад, избегая её прикосновений.

— Простите, тётя Лила, — тихо произнесла она, — я… Мне нужно отдохнуть.

Беглянка так. Не посмела поднять глаза на тетку. Княгиня замерла, но потом, собравшись, быстро повернулась к слугам:

— Сервируйте чай в Гобеленовой гостиной! Девочке нужно согреться. Ида, будь добра, присмотри за ней.

Ида кивнула и, поддерживая Лизу под локоть, повела её в сторону гостиной. Лионелла Андреевна осталась стоять в нерешительности, пока их фигуры не скрылись за дверью. Затем она повернулась ко мне, её взгляд был напряжённым.

— Феликс Феликсович ждёт вас в кабинете, — сказала она, не добавив ни слова больше.

Я направился вслед за лакеем. Кабинет князя располагался в восточном крыле дворца. Двери из тёмного дуба распахнулись передо мной, и я вошёл внутрь.

Комната, окутанная мягким светом настольных ламп, была похожа на ларец с драгоценностями. На стенах висели подлинники Рембрандта и Ватто. Массивный стол из красного дерева стоял у стены, а за ним — сам князь Феликс Феликсович, сосредоточенно изучавший какой-то документ. У противоположной стены, под пристальным надзором двоих охранников, стоял водитель — тот самый, который доставил Лизу в Вязьму.

— Алексей Иоаннович, присаживайтесь, — пригласил князь, кивая на кресло напротив стола. — Благодарю за оказанную услугу. Надеюсь, никто не пострадал?

Я покачал головой. Князь повернулся к водителю, его голос стал строгим:

— Итак, кто вас нанял?

Мужчина, очевидно нервничая, переминался с ноги на ногу, теребя кепку в руках.

— Я частный водитель, ваше сиятельство, — начал он дрожащим голосом. — Ко мне по телефону обратился мужчина, попросил отвезти девушку в Минск. Заплатил заранее, хорошие деньги, передал наличные с курьером. Сказал, что важно доставить её вовремя…

— То есть вы его не видели? — Уточнил Юсупов.

— Нет, ваше сиятельство… — пожал плечами водитель. — Я же как таксист, только автомобиль комфортабельный. А люди разные заказы делают, в нашем деле расспрашивать не принято… Мне передали деньги, там же был адрес, где и во сколько забрать пассажира. Я даже не понял, что она из знати, пока мы в Вязьму не приехали…

— Где вы подобрали девушку?

— На вокзале, вчера в полночь. Она подошла точно в назначенное время. Была одна, с небольшой сумкой. Сверилась с записями в телефоне и села. Мы почти не разговаривали…

— Куда вы должны были ее привезти? — спросил я.

— На центральный вокзал Минска…

Князь Феликс Феликсович, скрестив руки на груди, внимательно слушал. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах читалось напряжение.

— Почему вы остановились в Вязьме? — задал новый вопрос князь.

Водитель сглотнул:

— Пассажирка сама попросила. Сказала, что хочет перевести дух. Всё время была какой-то нервной…

Князь молчал некоторое время, обдумывая услышанное. Затем он жестом велел охранникам вывести водителя. Когда мы остались наедине, он медленно поднялся из-за стола и подошёл к окну.

— Василий Сумароков, — произнёс он, не оборачиваясь. — Я почти уверен, что он замешан.

Я достал из кармана фальшивые документы и билет на поезд, которые нашёл в сумочке Лизаветы. Положив их на стол, я тихо сказал:

— Она бы не смогла найти таких людей сама. Я не профессионал, но документы вроде бы сделаны очень качественно.

Старший Юсупов обернулся ко мне, и на его губах играла легкая улыбка.

— Ладно, Алексей Иоаннович, признаюсь, я не просто так обратился к вам с этой просьбой. Закрались у меня кое-какие мысли, и мне показалось, что будет уместно поделиться своими соображениями с вами. Василий до своей ссылки на Кавказ посещал вечеринки Римского клуба и все пытался затащить на них моего сына.

Я удивленно приподнял брови.

— Полагаете, он мог обратиться к ним с просьбой организовать побег?

— Никто в окружении Василия не поддержал бы их с Лизой стремлений. И никто из аристократии не стал бы помогать, чтобы не быть замешанным в скандале. Я лишь высказал предположение, но… Быть может, если я организую вашу с Василием встречу, это поможет и вам в ваших поисках?

Глава 8

Утро в палате Военно-медицинской академии началось с того, что лучи зимнего солнца пробились сквозь шторы, мягко осветив белоснежные стены и стоящие в ряд кровати. На прикроватных столиках стояли аккуратные стаканы с водой, а в воздухе витал слабый запах дезинфектанта.

Я лежал на кровати, не желая просыпаться, когда дверь в палату резко распахнулась, и на пороге появился Черкасов. Он, как всегда, был полон энергии, хотя его лицо ещё выдавало следы недавнего недомогания.

— Доброе утро, Алексей Иоаннович! — громко произнёс он, приближаясь к моей кровати. — Извольте объяснить, где это вы шлялись вчера до полуночи?

Я приподнялся на локтях и ухмыльнулся, чувствуя, как во мне закипает лёгкая игривая злость.

— У каждого должна быть личная жизнь, Евгений Александрович, — ответил я уклончиво.

На соседней кровати Виктор, который читал газету, разразился смехом и подмигнул экспедитору.

— Видите, Евгений Александрович, — вставил он, отложив газету, — мой младший брат стал совсем взрослым. Даже личную жизнь завел! Того и гляди упорхнет из гнезда птенчик…

Черкасов, не обращая внимания на мой насмешливый взгляд, сел на край своей кровати и скрестил руки на груди.

— Вы, конечно, можете ничего не говорить, — сказал он, напуская на себя серьезный вид. — Но учтите, ваша светлость, что мы всё равно выясним, где это вы повадились задерживаться.

Я закатил глаза к потолку.

— Господин Черкасов, у вас дела закончились, раз вы переключились на выяснения подробностей моего досуга? Или я под подозрением?

— Личное счастье и общее благополучие боевых товарищей — наша приоритетная задача!

Виктор криво усмехнулся.

— Ставлю сто рублей на то, что в этом деле замешана женщина!

Ох, братец, даже две…

— Если так дальше пойдёт, Алексей, ты женишься раньше меня, — задумчиво добавил Виктор. — А это все же не по правилам. Давай-ка ты притормози.

— Лучше ты поддай газу, Виктор Иоаннович, — отмахнулся я, встав с кровати и натягивая халат. — Хватит меня допрашивать, все равно ничего не скажу. Я проспал завтрак, или еще не подавали?

Черкасов ухмыльнулся, но было видно, что он не собирается сдаваться. Я знал, что их любопытство только разогревается, но продолжить разговор нам не удалось — дверь в палату снова открылась, и внутрь вошёл Заболоцкий в сопровождении группы маголекарей. Его внимательный взгляд скользнул по каждому из нас.

— Ну что, господа маги, утро стало добрее относительно вчерашнего? — спросил он, поднимая блокнот и делая пометки.

— Как огурчик, — бодро заявил Черкасов. — Думаю, уже можно отправить меня на службу.

Заболоцкий хмыкнул и подошёл к его кровати, беря с тумбочки записи с прибора. Он быстро пробежался по цифрам и покачал головой:

— Выглядите лучше, Евгений Александрович, но пока никуда не пойдёте. Ваш организм ещё не восстановился. Все же уже не мальчик, с возрастом регенерация замедляется…

— Давайте еще меня на пенсию отправьте, — фыркнул экспедитор.

— Ну, до пенсии вам еще как пешком до Томска, но точно потребуется неделя под наблюдением.

— Неделя? — воскликнул Черкасов, словно это было приговором. — Да я за это время с ума сойду!

— Лучше с ума сойти здесь, чем потерять сознание в разгар какой-нибудь важной операции, — сухо ответил Заболоцкий и повернулся к моему брату. — А у вас, Виктор Иоаннович, ситуация тоже улучшилась. Но, как и у вашего соседа, полного восстановления пока нет. Придётся остаться ещё на несколько дней.

Виктор кивнул с притворным смирением, хотя его взгляд ясно говорил, что он тоже был недоволен. Наконец Заболоцкий обратился ко мне. Он внимательно посмотрел на меня, словно пытался уловить что-то невидимое, затем кивнул.

— Алексей Иоаннович, вы, как всегда, отличаетесь невероятной скоростью восстановления. Я бы сказал, заживаете, как на собаке. Если всё пойдёт так же, послезавтра утром я вас выписываю.

Я широко улыбнулся, когда на мне едва не прожгли дырку завистливые взгляды соседей по палате.

— Отличные новости, — ответил я. — Значит, еще день отдыха.

Но Заболоцкий наклонился ближе, его голос стал тише:

— Имейте в виду, что ваша вчерашняя отлучка — исключение. Если бы не просьба одной высокопоставленной особы, вы бы ещё неделю здесь провели. Так что больше никаких выходок. Поняли меня?

Я кивнул, скрывая улыбку. Ничего, денек потерпим.

Заболоцкий отступил и хлопнул в ладони, призывая маголекарей завершать осмотр. Когда обход закончился, он повернулся ко всем троим и произнёс:

— И помните: никто не выписывается без моего разрешения. Даже если вы думаете, что полностью здоровы. Никаких самовольных походов за территорию корпуса. Всех гостей принимайте здесь.

Когда он вышел, Виктор обернулся ко мне с хитрой улыбкой:

— Итак, братец, кто эта высокопоставленная особа? Может, все же расскажешь?

Я только отмахнулся:

— Отстань уже от моей особы и обзаведись своей. Вон, воспользуйся случаем и возьми пару уроков у господина Черкасова. Он-то у нас признанный мастер соблазнения.

Экспедитор усиленно делал вид, что читал вчерашнюю газету. И лишь когда открылась дверь палаты, оторвался от новостей.

— О… Ваша светлость, вы записались в сестры милосердия?

В палату с подносом в руках вошла наша с Виктором матушка.

Мы, забыв про свои болячки, тут же попытались встать, чтобы поприветствовать вошедшую по всем правилам этикета. Черкасов, сгибаясь пополам и хватаясь за бок, даже умудрился выдавить из себя что-то похожее на поклон.

— Сидите, сидите, герои, — печально усмехнулась Анна Николаевна, оглядывая их. — Хотя, Евгений Александрович, я могла бы велеть вам остаться на ногах. Это меньшее из наказаний, которого вы заслуживаете за то, что так безрассудно поступили с моими сыновьями.

— Ваша светлость, — начал Черкасов, но тут же замолчал под её строгим взглядом.

Матушка мягко улыбнулась и направилась сначала к Виктору, потом ко мне, поочерёдно обнимая нас и спрашивая, как мы себя чувствуем. Мы, конечно, храбрились, хотя её внимательный взгляд явно замечал все наши мелкие нестыковки в ответах. Закончив осмотр, она поставила поднос на стол и сняла с него покрывало, под которым оказались несколько контейнеров.

— Нормальная домашняя еда способствует исцелению не меньше, чем вливания эфира, — сказала она с улыбкой. — Я подумала, что вы заслужили настоящий завтрак, а не эту больничную баланду.

Я заметил, что еда была не просто домашней, а практически ресторанной: в одном контейнере была нежная овсяная каша с медом и орехами, в другом — свежие сырники с густой сметаной. Была и большая порция запечённой рыбы под лимонным соусом, а рядом — пышные булочки с корицей. В углу подноса стояла банка с густым вареньем из чёрной смородины.

Матушка принялась раздавать контейнеры, но когда дело дошло до Черкасова, она вдруг начала дразнить его, убирая контейнер каждый раз, как он тянулся к нему.

— Анна Николаевна, — начал Черкасов, приподнимаясь на кровати. — Сколько ещё мне придётся просить у вас прощения?

— Долго, Евгений Александрович, — строго ответила она. — Очень долго. Вы живы только благодаря тому, что мои сыновья остались невредимы. Но больше я не хочу слышать, о том, чтобы их вовлекали в ваши опасные расследования. Это моё последнее предупреждение.

Виктор тут же вступился за Черкасова:

— Матушка, это было наше решение. Мы пошли на риск добровольно. Без нас последствия могли быть куда хуже.

Я кивнул, поддерживая брата:

— Евгений Александрович всегда ставил нас в известность о рисках. И к тому же, наша помощь была решающей. Мы город спасли. За такое, вообще-то, орден положен.

Матушка покачала головой и устроилась в кресле у окна. Её взгляд стал мягче, но строгость не исчезла полностью.

— Ешьте, — сказала она, взмахнув рукой. — Похоже, пока вас не накормишь, вы и дальше будете спорить.

Мы принялись за еду с видимым удовольствием. Домашние блюда были восхитительны. Сырники таяли во рту, а булочки источали аромат, от которого кружилась голова. Пока мы ели, матушка открыла свою сумку, извлекла из неё термос и налила нам всем по чашке густого ароматного кофе.

— Милосерднейшая богиня и благодетельница! — провозгласил Черкасов, поднимая чашку. Его шутливый тон вызвал улыбки у всех нас. — За ее светлость Анну Николаевну!

— Все фиглярствуешь, Женя, — вздохнула светлейшая княгиня. — Вроде серьезной работой занимаешься, а не повзрослел нисколько.

— Жениться ему нужно, — ухмыльнулся я, бросив на экспедитора многозначительный взгляд.

Черкасов едва не подавился кашей, но тут же наткнулся на внимательный взгляд Виктора. Матушка тем временем устремила взгляд на меня.

— Алексей, в следующее воскресенье мы даем бал. Ты помнишь?

Я замер, вспоминая, и поморщился:

— Совсем вылетело из головы. Простите, матушка. Столько всего произошло за эти дни…

— Ничего, наряд для тебя уже заказан, — сказала она, прерывая мои оправдания. — Я специально назначила бал на воскресный день, чтобы у тебя не было проблем с отсутствием на учебе. Так что манкировать не выйдет. Бал будет тематическим, как и хотела императрица.

Я прикинул, что бал выпадал на начало декабря, и не удержался от саркастического комментария:

— Какой же это Осенний бал, если он будет уже зимой?

Виктор, отложив вилку, усмехнулся:

— Все балы, которые проходят до Рождества, считаются осенними. Ты что, забыл? А Зимний сезон стартует с Рождественского бала.

— К тому же, — добавила матушка, — поскольку наш бал выпадает на время поста, все угощения будут постными. Это традиция, и мы её соблюдаем, хотя многие давно игнорируют. Императрице это понравится, она постится.

Черкасов, отпив кофе, поднял бровь:

— И какая тематика на этот раз?

Светлейшая княгиня улыбнулась:

— Эпоха Елизаветы Петровны. Парики, пышные платья, подолы, под которыми можно спрятать телевизор, яркие краски и драгоценности. Будет весело. И ужасно неудобно.

— Вы мне тоже отправляли приглашение, — заметил Черкасов. — Но, признаюсь, ещё не успел ответить.

— Успевайте, Евгений Александрович, — ответила она с лёгкой улыбкой. — Я ожидаю вашего появления в костюме, соответствующем эпохе.

Черкасов кивнул, его лицо вновь стало серьёзным, но в глазах читался ужас. Я же только мог представить, как он будет выглядеть в парике восемнадцатого века.

Но хуже всего было то, что нацепить этот проклятый парик придется и мне.

* * *

— Как думаешь, зачем нас всех позвали? — Спрашивала Бэлла Цицианова, нервно теребя свой рубиновый перстень.

Лена Салтыкова оглянулась.

— Здесь только те, кто предварительно прошел адаптацию. Наверное, нам расскажут, как мы будем дальше учиться…

Тренировочный зал в Михайловском замке был огромным, со сводчатыми потолками и стенами, покрытыми амальгамным сплавом для нейтрализации аномальной энергии. Здесь не было никаких украшений — только строгость и функциональность, необходимые для работы с силой.

А еще здесь были мы: пятеро из первой группы, столько же из второй и четверо — из третьей. Четырнадцать человек, которым предстояло стать магами-преобразователями.

— Добрый вечер, господа курсанты!

Шереметева, высокая женщина с пронзительным взглядом и седыми волосами, собранными в строгий пучок, предстала перед нами, сложив руки за спиной.

— Добрый вечер, ваше превосходительство! — хором поприветствовали мы.

— Сегодняшнее занятие посвящено взаимодействию с аномальной энергией, и поведу его я лично, — без прелюдий объявила начальница. — Каждый из вас показал склонность к работе с этим типом силы, и теперь я хочу, чтобы вы освоили базовый навык — поглощение остаточной энергии. Этот навык будет ключевым в вашей дальнейшей подготовке. Времени на раскачку нет, так что ваша подготовка идет параллельно с базовой программой. Вести занятия я буду лично.

Ребята переглянулись. В их глазах читалась смесь гордости и страха. Оно и понятно: сама Шереметева будет наблюдать за каждым, и ее слово будет последним, когда дело дойдет до распределения на практику.

Генерал-лейтенанат кивнула в сторону стола, на котором находился артефакт — нечто вроде небольшого шара, окружённого слабым зеленоватым свечением. Заражённый предмет, по всем признакам насквозь пропитанный аномальной энергией.

— Этот артефакт мы изъяли во время одной из операции, — продолжила Шереметева. — Он относительно безопасен, но требует осторожности. Ваша задача — не уничтожить его, а очистить, стянув излишки аномальной энергии. Я покажу, как это делается. Затем вы потренируетесь на других.

Она подошла к столу и встала боком, чтобы все собравшиеся могли наблюдать за ее действиями. Встав перед артефактом, она вытянула руки, и в воздухе сразу ощутилось напряжение. Зеленоватое свечение вокруг шара начало двигаться, как будто тянулось к её ладоням. Шереметева оставалась абсолютно спокойной, её лицо не выражало никакого напряжения, хотя работа, которую она проделывала, была не из лёгких.

Ведь и сама она лишь недавно научилась работать с этой силой. Впрочем, у нее, в отличие от курсантов была моя книжечка с ценными заметками. Курсантам этот материал преподавали дозированно.

Через несколько секунд свечение исчезло, и Шереметева аккуратно опустила руки.

— Вот так. Никакой спешки, только полная концентрация. Я сделала это, временно погасив течение эфира, за счет чего аномальная сила смогла перетечь в мое тело. Не все артефакты светятся, но со временем вы научитесь определять уровень заражения диагностикой. Пока что свечение послужит для вас индикатором того, что артефакт еще заражен. Кто желает повторить?

Я выступил из шеренги.

— Николаев, ваше превосходительство!

Шереметева слегка улыбнулась.

— Подойдите. Покажите товарищам и расскажите, как вы это делаете. Возьмите другой предмет.

Я шагнул вперёд, чувствуя, как взгляды всех присутствующих устремились на меня. Подойдя к столу, я внимательно посмотрел на артефакт — кусок дерева, в котором осталось немало остаточной энергии.

— Сначала вы должны сосредоточиться, — начал я, поворачиваясь к остальным. — Это не столько физическое усилие, сколько работа с вашей эфирной оболочкой. Вы чувствуете поток энергии, как бы настраиваетесь на него. Учитесь отличать течение одного потока энергии от другого — вашего эфира. Затем тянете её к себе, но очень осторожно, чтобы не нарушить внутренний баланс.

Я вытянул руки, чувствуя, как энергия Искажения начинает реагировать на моё присутствие. Это было похоже на тончайшие нити, которые я постепенно тянул к себе, стараясь не порвать их.

Зеленоватое свечение медленно начало перемещаться в мою сторону, окутывая мои ладони. Я сосредоточился, чтобы не позволить энергии выйти из-под контроля, и делал все нарочито медленно, чтобы ребята все увидели.

Через несколько секунд артефакт остался чистым, а я аккуратно завершил процесс.

— Всё дело в концентрации, — добавил я, обращаясь к собравшимся. — Если вы теряете контроль, энергия может либо вернуться, либо, что вероятнее, выжжет ваш эфир.

Шереметева кивнула, её взгляд оставался строгим, но одобрительным.

— Хорошо, Николаев. Теперь каждый из вас проделает то же самое. Одоевский, вы следующий.

Слава Одоевский, командир второй группы, шагнул вперёд с заметным волнением. Его движения были немного скованными, но он быстро взял себя в руки. Процесс занял больше времени, чем у меня или Шереметевой, но он справился. Свечение артефакта исчезло, и стоявший рядом со мной Андрей облегчённо выдохнул.

— Я тут немного учил его факультативно…

— Не сомневался, — улыбнулся я.

Далее очередь дошла до Лены Салтыковой. Русоволосая красотка подошла к артефакту с видимой уверенностью, как и всегда. Её движения были плавными, и энергия подчинилась ей с удивительной лёгкостью. Я заметил, как Шереметева одобрительно кивнула, наблюдая за её работой.

Так, по очереди, каждый из курсантов подходил к артефакту. Феликс Юсупов немного замешкался, но, в конце концов, справился. Лев Львов явно нервничал, и ему понадобилось больше времени, но он также завершил задание. Вторая и третья группы проявили себя по-разному: некоторые работали с энергией уверено, другие — осторожно и медленно. Тяжелее всего пришлось Бэлле Цициановой и Олегу Бобринскому.

Когда все завершили задание, Шереметева собрала нас в круг.

— Хорошая работа для первого раза, — сказала она, её голос звучал твёрдо. — Но это только начало. В дальнейшем вам придётся работать с куда более мощными артефактами. Запомните: контроль и сосредоточенность — ваши главные инструменты. Ошибки здесь стоят слишком дорого. Мы продолжим тренировки завтра. А сейчас — отдыхайте.

* * *

— Тревога! Внимание, тревога!

Проснулся я резко, словно кто-то толкнул меня в плечо. Комната, обычно залитая мягким светом уличных фонарей в парке, утопала в тревожном алом свете. Глухой звук сирены прорезал тишину, резонируя с пульсом в висках.

Я подскочил на кровати, рефлекторно сжав в кулак камень рангового перстня, готовый в любую секунду активировать магическую защиту.

— Что за…

Койки товарищей были пусты. Ни Андрея, ни Феликса, ни Левы — никого не было. Матрасы аккуратно застелены, словно они ушли по собственной воле. Но куда, черт возьми? Да еще и среди ночи…

— Ребят? — позвал я, не надеясь на ответ.

Единственным ответом мне была монотонная голосовая запись из динамика в стене. Слова были едва различимы из-за громкой сирены, но я уловил: «Тревога. Всем немедленно покинуть помещения. Тревога…»

Я тут же активировал магическую защиту. Затем, на всякий случай, сосредоточил в руках немного эфира. И вышел из комнаты.

Коридор встретил меня всё тем же алым светом и звуком сирены. Пусто. Никаких признаков жизни. Словно вся кордегардия вымерла.

Я сделал несколько шагов, прислушиваясь. Ничего, кроме звуков тревоги. Но внезапно я уловил едва слышный шум за одной из дверей. Там точно кто-то был. Какое-то шуршание, скрежет, возня.

Собравшись с духом, я шагнул к двери и толкнул её, одновременно усиливая защиту. Дверь распахнулась с громким скрипом, и я влетел внутрь.

— Какого черта⁈

Глава 9

Комната была наспех украшена: на стенах висели самодельные бумажные гирлянды, под потолком раскачивались разноцветные шарики, а в центре комнаты огромными буквами сияла надпись: «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!».

Я моргнул, не веря своим глазам. В общем зале собрались мои друзья-курсанты, включая Феликса, Андрея и даже сурового сержанта Баранова, который какого-то лешего допустил нарушение дисциплины.

— Поздравляем с совершеннолетием! — раздался радостный голос Феликса Юсупова, и в следующую секунду он дёрнул за нитку хлопушки. Сухой хлопок раздался в комнате, и цветное конфетти посыпалось на пол.

Курсанты хором закричали:

— С днем рождения, Алексей!

Я остолбенел, по-прежнему не опуская руки, в которой едва не зажёг заклинание. Да они меня разыграли, черти лохматые! Я переводил взгляд с одного лица на другое, пока наконец не выдохнул.

— Вы что, издеваетесь? — прошипел я. — Я же чуть не поджарил половину из вас, идиотов!

Феликс расхохотался и хлопнул меня по плечу:

— Спокойнее, Леш! Мы знали, что ты воспримешь всё всерьёз, но ведь это был лучший способ устроить сюрприз. Видел бы ты свою физиономию!

Я покачал головой, пытаясь подавить улыбку. Конечно, они спланировали всё до мелочей. Небось еще и воспользовались моим отсутствием и, пока я отлеживался в Военмеде, развили бурную деятельность тайком от меня.

Баранов, стоящий в углу с каменным лицом, неожиданно заговорил:

— Господа, я и так позволил вам слишком много. У вас всего один час. Поблажек завтра не будет — подъем по расписанию. И чтобы прибрали здесь все за собой!

Баранов жестом пригласил за собой коллег, и те отправились в сержантскую. А курсанты дружно расступились, открывая вид на здоровенный торт, стоящий на столе.

— «Черный лес», — я расплылся в улыбке. — Откуда вы узнали, что это мой любимый?

— Татьяна Иоанновна рассказала, — улыбнулся Андрей.

На торте разноцветными огоньками горели восемнадцать свечей, и это зрелище неожиданно тронуло меня. Сколько лет меня не поздравляли товарищи?

Я уставился на Феликса:

— Ты что сделал с Барановым? Загипнотизировал?

Юсупов усмехнулся ещё хитрее:

— Это секрет, Алексей. Все, ставьте чайник, ребята! Тащите кружки! Тортик не должен дожить до утра!

Ребята принялись суетиться, а Феликс с Андреем занялись нарезкой торта. Шум в комнате был таким, что казалось, будто в казарме происходит небольшое народное гуляние. Я стоял в центре, оглядывая всё это безумие, и невольно улыбался.

Это действительно было неожиданно. Конечно, я предполагал, что кто-то из одногруппников вспомнит о моей дате и поздравит, но такого размаха не ожидал. И это было чертовски приятно.

— Ну давай, Леш! — крикнул Андрей, размахивая ножом для торта, словно жезлом. — Задувай свечи и загадывай желание. Но загадай что-нибудь важное. Совершеннолетие наступает только раз в жизни!

Я подошёл к столу, где стоял огромный торт. Кондитер явно потрудился: шоколадные стружки покрывали верхний слой, вишни ровным кругом венчали композицию, а свечи горели синим, зеленым, желтым и красным огоньками.

— Да не верю я в эти желания, — пробормотал я, хотя внутренне всё равно ощутил лёгкое волнение. — Человек сам кует своё счастье.

— А ты всё равно загадай, — настаивал Феликс, его глаза сверкали от азарта. — А вдруг и правда сбудется?

— Давайте быстрее! — подбодрил меня кто-то с конца комнаты. — Чай стынет!

Я глубоко вздохнул, позволив себе на мгновение забыть обо всём, и склонился над тортом. Ребята замерли в ожидании. Кто-то даже начал отсчитывать:

— Три… Два… Один!

Я сдувал свечи медленно, ровно. Пламя дрогнуло, а затем разом погасло под взрыв ликования и аплодисментов. В комнате приятно запахло дымком.

— Теперь точно сбудется, — сказал Феликс, подмигивая. — Только не забудь нас потом поблагодарить.

Комната снова наполнилась движением. Кто-то нёс кружки с горячим чаем, кто-то пристраивал тарелки с кусками торта, а кто-то просто шутил и смеялся, заполняя пространство настоящим, живым теплом. Казарма, где ещё пару часов назад стояла тишина, вдруг превратилась в настоящий праздник. Ребята вовсю наслаждались легальной возможностью пободрствовать ночью.

Я сел на койку, рядом с Феликсом и Андреем, и откусил первый кусок торта. Насыщенный вкус шоколада и вишни мгновенно вернул меня в былые годы, когда матушка пекла точно такой же торт на мои дни рождения. На наши семейные праздники светлейшая княгиня всегда сама готовила десерты.

— Как вы вообще это провернули? — спросил я, разглядывая довольные лица друзей.

Андрей засмеялся:

— Это был сложный план, друг мой. Феликс договаривался с Барановым, я заказывал торт, а Лев вообще целый час фиглярствовал, чтобы отвлечь дежурного!

— Баранов в этом участвовал? — удивился я, глядя на Феликса.

Феликс скромно улыбнулся:

— Умение договариваться — ключ к успеху, Николаев. Я не подкупил его, если ты об этом, — уточнил он, заметив мой прищуренный взгляд. — Просто напомнил, что на его дежурстве никто не хочет праздников с драками или нелегальной выпивкой. А чай и торт — это же чистая невинность. Ну ладно, подкупил… Но чем — не скажу!

— Не на ту службу вы отправились, Феликс Феликсович, — заметил Аполло Безбородко. — Поступи вы на дипломатическую службу, империя бы все войны закончила.

Все рассмеялись, а я пристально взглянул на всех своих друзей. Порой не хочешь признавать, как важны те, кто стоит рядом. Стараешься не привязываться, потому что риск потерять их очень велик. Да, все там будем, но… Преобразователи, воины — у большинства из них век короче. И боль от утраты каждый раз настоящая. Не та, что притупляется раз за разом.

Но эти ребята уже заняли место в моем сердце. Мы всего полгода были под одной крышей, а я уже прикипел ко многим из них.

Час пролетел незаметно. Пока мы пили чай, разговаривали и шутили, прощаться не хотелось. Казалось, будто это был единственный момент спокойствия за последние месяцы — никакой тревоги, аномалий, интриг и угроз.

Лева похлопал меня по плечу.

— Ну что, Леш, теперь аттестация — и первое офицерское звание? А там — балы, красавицы, лакеи…

— И распределение на практику, — отозвался я.

Феликс захохотал:

— Ты даже совершеннолетие умудряешься не воспринимать как праздник! Николаев, ну ты даёшь.

Андрей поддержал смех:

— Вот поэтому он и командир. Никакой романтики, всегда начеку.

— Должен же кто-то прикрывать ваши задницы, — парировал я, подмигнув им. — К слову об этом. Сейчас Баранов всех нас разгонит. Давайте не усугублять ситуацию.

Праздник праздником, а с завтрашнего дня нас снова ждали учебные тревоги, тренировки и магические упражнения.

Сержант Баранов, видимо, всё это время стоял где-то за дверью, и ровно через час он появился в проёме, хлопнув ладонью по косяку:

— Всё! Веселье закончено, орлы! По койкам! Кто опоздает на построение — будет сдавать физнормативы мне лично.

Раздалось дружное ворчание, но ребята не спорили — все понимали, что позволенная поблажка была большим подарком. Баранов был строг, но справедлив, и если бы не он, этой вечеринки точно бы не было. И все же, чем его умудрился подкупить Феликс?

Я собрал упаковку от торта и помог Андрею убрать лишние кружки. Феликс с видимым сожалением уносил последние куски сладостей, завернув их в пергамент.

— Утром доедим, — объяснил он мне с серьёзным видом. — В казарменной столовой такое не подают.

Мы вернулись в спальную комнату, и я направился к своей кровати. Но ребята не спешили разбредаться по койкам. Вместо этого они столпились возле шкафа и с чем-то возились.

— Вы чего там?

— Мы тут подумали, — начал Андрей с широкой улыбкой, держа за спиной что-то завёрнутое в бумагу, — день рождения должен быть с подарками. Так что… держи.

— Подарки? Вы серьёзно? — пробормотал я, но уже начал улыбаться.

Андрей гордо развернул свёрток и вручил мне тяжёлую, внушительную книгу. Переплёт был из тёмной кожи с золотым тиснением, а на обложке красовалось название: «История Выборгской губернии» под редакцией профессора Анисимова.

— Ух ты! Анисимовская монография… Это же редкость! — воскликнул я, переворачивая книгу в руках.

Андрей ухмыльнулся:

— Специально для тебя, любитель истории и архивов. Придётся читать от корки до корки, Николаев, не отвертишься.

— Да ты просто благодетель, Романов, — отозвался я, сдерживая улыбку. — Спасибо.

Следующим выступил Феликс. Он подошёл ко мне с видом победителя и протянул аккуратную серебряную флягу с изысканным узором.

— Вот, держи, — сказал он, ухмыляясь. — Для особых случаев.

Я приподнял бровь и осторожно открутил крышку. Из фляги тут же донёсся тонкий аромат дорогого виски.

— Феликс… Ты все же у нас контрабандист.

Он хитро подмигнул:

— Я — Юсупов. Мы не контрабандисты. Мы просто умеем доставать нужное.

Судя по аромату, виски был отменным. Зато, кажется, я начинал понимать, чем Феликс подкупил сержанта…

Лева Львов шагнул вперёд и протянул мне футляр с перьевой ручкой. Она была гладкой, металлической и блестела в свете лампы.

— Чтобы писала всегда и везде, — серьёзно сказал он. — Стальная. Выдержит любую передрягу, даже если тебя снова в аномалию швырнёт.

— Спасибо, Лева, — ответил я, испытывая странное тепло. Ручка была простой, тяжёлой и надёжной — настоящая рабочая вещь.

Следующим подошёл Миша Эристов с квадратной коробкой в руках.

— А это тебе к кофе, Николаев, — ухмыльнулся он и вручил мне коробку с конфетами ручной работы. — Сладкое помогает от всех бед, проверено мной лично. А уж швейцарский шоколад точно подсластит любую пилюлю.

Я засмеялся и стиснул его плечо:

— Не ожидал, Миш, но приятно. Спасибо.

Наконец, выступил Аполлон Безбородко. Он шагнул вперёд и протянул мне небольшой блокнот в кожаной обложке. На обложке было тиснение в виде незатейливого орнамента.

— Помнишь, я говорил тебе, что каждый должен сам писать свою историю? — сказал он, не изменив своему серьезному выражению лица даже сейчас. — Теперь у тебя есть место, где её писать.

Я молча принял блокнот и пробежался пальцами по гладкой коже. Что-то в этом подарке показалось мне особенно личным.

— Ребята… — начал я, чувствуя, как у меня перехватывает горло. — Спасибо вам. Правда.

Общее уханье, шутки и похлопывания по спине заразили меня теплом. Все эти подарки, шутки и простые слова ребят показывали, что я здесь не только курсант, а ещё друг и часть их маленького мира.

* * *

В библиотеке снова не топили.

Высокие окна пропускали серый свет хмурого питерского дня, а запах пыли и старых книг переплетался с лёгким ароматом чая, который кто-то принёс тайком в термосе — только так и получалось греться. Мы всей группой расположились за длинным дубовым столом в углу зала, чтобы не мешать другим курсантам, и разложили вокруг себя кучу конспектов, учебников и черновиков.

— Так, кто следующий? — спросил Андрей и заглянул в список. — Зубова.

Я сидел во главе стола, а передо мной лежали тетрадь с аккуратными записями, пара изящных закладок, нарисованных Настей Гагариной, и вышитый бисером чехол для писчих принадлежностей — подарок Катерины. Последний неизменно вызывал восхищение у окружающих своей тонкой, почти ювелирной работой.

— Тамара, твоя очередь, — сказал я, глядя поверх стопки книг на Зубову, которая листала свои записи с таким видом, будто надеялась найти в них готовый ответ. — Триэлементное заклинание и расчёт процентного соотношения эфира. Начинай с базовых формул.

Тамара подняла голову и начала отвечать, чуть замешкавшись вначале:

— Основной расчёт основывается на теории трёх взаимодействующих магических компонентов: двух стихий и связующего эфира. Формула расчета эфира… выглядит как сумма удельного содержания эфира с учётом коэффициентов… эм…

Я молча выждал паузу, позволив ей закончить.

— Коэффициенты чего? — уточнил я, пытаясь не смотреть строго.

Тамара замялась, но в этот момент вмешалась Настя Гагарина. Она сидела рядом и, конечно, знала ответ наизусть.

— Коэффициенты конверсии и трансформации, — уверенно добавила Настя, поднимая голову. — При этом расчёт нужно проводить отдельно для каждого компонента, а затем сводить к общей величине. Трёхэлементное заклинание требует чёткой балансировки, иначе структура разрушится.

— Именно так, — кивнул я, не в силах скрыть лёгкую улыбку. — Настя, молодец. Тебе бы в преподаватели.

Настя, довольная, что смогла дополнить ответ, только усмехнулась и снова углубилась в свои записи. Я знал, что из всех девушек она готова лучше всех. Её знания были почти энциклопедическими, и это в некоторой степени раздражало остальных — не потому, что они завидовали, а потому что Настя всегда успевала первой. Им бы подружиться с Мариной, сестрой Андрея.

— Тамара, Катерина, — обратился я к ним, загибая пальцы. — Вам нужно подтянуть разделы по теории конверсии и структурам. Настя, я рассчитываю, что ты поможешь им с этим.

Катерина слабо улыбнулась и пожала плечами:

— Никуда не денемся, подтянем. Настя нас натаскает.

Тамара согласно кивнула и тихо пробормотала что-то вроде: «в следующий раз отвечу лучше».

— А теперь к парням, — сказал я, заглядывая в свою тетрадь. Андрей, как всегда, сидел рядом и вёл учёт результатов. Он записывал баллы напротив каждой фамилии и криво усмехнулся:

— Вот сейчас-то и начнётся…

Я открыл учебник по общей теории магии на случайной странице и взглянул на товарищей. Феликс Юсупов тут же надменно уселся ровнее и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди:

— Что значит «начнётся»? Я в теории магии разбираюсь не хуже других. Просто иногда… путаюсь в деталях.

— Путаешься в деталях? — повторил я с прищуром. — Хорошо, Феликс, назови мне четыре основных типа эфирных потоков и их свойства.

Феликс фыркнул и начал уверенно перечислять:

— Первый — статичный, он… эм… обеспечивает устойчивость магической конструкции. Второй — динамический, обеспечивает подвижность и распределение эфира. Третий… третий поток… эм…

— Вибрационный, — подсказал Аполлон Безбородко, который сидел рядом с ним. — Образует связи и помогает передавать энергию внутри конструкции.

— Вот именно, вибрационный! — подхватил Феликс. — И четвёртый — резонансный. Он используется для синхронизации сложных магических структур.

Я кивнул, делая пометку в тетради:

— Хорошо. Не идеально, но на «четвёрку» потянет.

Феликс довольно ухмыльнулся, а Аполлон добавил с тихой усмешкой:

— Радуйся, Феликс, что я рядом сижу.

Следующими на очереди были Лева Львов и Миша Эристов. Тут-то и начались сложности. Я открыл сводку результатов их проверочных работ и покачал головой:

— Лева, Миша, у вас пробелы по трети тем. Львов, объясни мне, как рассчитывается плотность стихий при создании двух параллельных заклинаний малой конструкции?

Лева почесал затылок и мямлил что-то невнятное о корреляции и магических коэффициентах, но из этого нельзя было вычленить ни одного правильного предложения. Я тяжело вздохнул:

— Львов, завтра занимаемся. Весь вечер, не меньше.

Лева сдул со лба чёлку и кивнул:

— Я понял, Алексей. Буду стараться.

— Эристов, твоя очередь. Расскажи про связь между стабилизирующим потоком и внутренним контуром магической структуры.

Миша замер, его глаза стали чуть круглее. Видно было, что он судорожно пытается вспомнить хоть что-то.

— Эм… Ну… стабилизирующий эфир… он… как бы…

— Он как бы ничего, — оборвал я и уставился на них со Львовым. — Завтра вечером втроем сидим и учим весь раздел заново.

Миша закатил глаза и изобразил мученика:

— Добиваешь, Николаев. Серьёзно.

— Я пытаюсь спасти репутацию нашей группы, — строго ответил я, хотя и не сдержал лёгкой улыбки. — У нас неделя до аттестации, и это последний шанс надрать задницы «двойке» в общем зачете. Так что будем разбирать каждый предмет столь же подробно.

Андрей кивнул, записывая результаты:

— Я подержу Мишу и Львова за уши, если ты не успеешь.

Феликс захохотал, а Лева и Миша притворно застонали.

— Всё, ребята, на сегодня закончили. У кого остались вопросы — вечером ко мне после занятий по аномалиям. Отработаем индивидуально.

Я записал темы, которые требовалось доработать с каждым, и уже собирался закрыть тетрадь, когда заметил, как Миша Эристов тихонько ткнул пальцем в сторону двери.

— Смотрите! — прошептал он.

Я поднял взгляд и увидел у входа фигуру Боде, помощника Шереметевой. Высокий, подтянутый и всегда безукоризненно одетый, адъютант направлялся прямо к нашему столу.

Андрей тут же взглянул на часы и нахмурился:

— Рановато для сбора на занятие по аномальной силе. Что-то случилось?

Боде остановился прямо передо мной. И физиономия у него вечно была настолько непроницаемая, что вообще не угадаешь, что стряслось на этот раз.

— Господин Николаев, — чётко произнёс он, — ее превосходительство требует вас к себе в кабинет. Прошу за мной.

Я переглянулся с Андреем и Феликсом, которые выглядели не менее удивлёнными. Я быстро сложил тетради и поднялся на ноги, сдерживая любопытство.

— Иду.

— Сейчас же.

Боде развернулся на каблуках и направился к выходу. В библиотеке снова стало тихо, но теперь все взгляды были прикованы ко мне.

Глава 10

Я шел за Боде по длинному коридору, в котором разносились эхо наших шагов.

— Что случилось? — тихо спросил я, поравнявшись с адъютантом.

— Увидите.

Боде, как всегда, был немногословен, что наверняка нравилось Шереметевой, а меня раздражало, особенно в такие моменты.

Кабинет генерал-лейтенанта Шереметевой находился в конце коридора, за массивной дубовой дверью с латунной табличкой. Адъютант постучал трижды и, услышав изнутри приглушённое «входите», толкнул дверь, пропуская меня вперёд.

Когда я вошел, первое, что бросилось в глаза — сутулая фигурка Лёни Уварова, моего одногруппника, который нервно теребил край своего мундира. На стуле сидел маголекарь Сумароков — дальний родственник возлюбленного взбалмошной Лизы Рибопьер.

Худощавое лицо Лёни выглядело напряжённым, а глаза бегали по сторонам, как у загнанного зверя. Я невольно остановился, глядя на него с удивлением. Последний раз я видел его в лазарете, куда его отправили после того, как он попробовал магический стимулятор, и его эфир оказался практически выжженным. Я был уверен, что его карьера в Спецкорпусе закончилась.

Шереметева подняла взгляд от бумаг и кивнула мне.

— Николаев, вот и вы. Проходите.

Я шагнул вперёд, заинтригованный неожиданной встречей. Боде вышел и плотно закрыл дверь снаружи.

— Господин Уваров, — продолжила Шереметева, — только что полностью восстановился и выписан из лазарета. Сегодня решится его судьба.

Лёня явно пытался сохранять спокойствие, но его руки дрожали, а дыхание казалось неровным. Я встал рядом с ним напротив стола генерал-лейтенанта.

— С вашего позволения, — начал я, глядя на Шереметеву и Сумарокова, — могу я узнать, зачем для этого понадобилась моя персона?

— Сейчас объясню, — ответила она сухо и обратилась к Лёне. — Уваров, напомните Николаеву, за что вы оказались в лазарете.

— Я… я принял магический стимулятор, — начал Уваров, избегая встречаться со мной взглядом. — И этим нарушил устав…

Шереметева жестом велела ему замолчать и повернулась ко мне.

— За столь грубое нарушение Уваров должен был быть отчислен, — сказала она холодно. — Однако, у него неожиданно нашёлся могущественный покровитель в Совете Регентов, который столь настойчиво рекомендовал мне дать ему второй шанс, что я не смею отказать.

Я заметил, как уголок её рта дёрнулся. Её раздражение было почти ощутимо. Шереметева не привыкла, чтобы кто-то диктовал ей, как управлять своими курсантами. Но приказ есть приказ. Тем более из Совета регентов. Интересно, кто из них решил прикрыть Лёню?

— Уваров, — продолжила она, — вы прекрасно понимаете, что даже этот шанс ничего не значит, если вы не докажете, что будете полезны Корпусу. До сегодняшнего дня от вас были сплошь проблемы. Тянули группу вниз в общем зачёте оценок, правила нарушали… Я навела о вас справки среди офицеров и преподавателей. И удивлена, что вы вообще так долго продержались в первой группе. Вы же совершенно не тянете нагрузку.

Я кашлянул, привлекая внимание начальницы. Шереметева метнула на меня вопросительный взгляд.

— Прошу прощения, ваше превосходительство. Но Уваров все-таки тянул программу. Курсанты прибыли в Спецкорпус со всех уголков империи, и совершенно нормально, что у всех разный уровень подготовки. Многие из тех, кого призвали на службу, не собирались связывать с ней свою жизнь. И по сравнению со многими курсант Уваров неплохо держался.

— Защищаете товарища, Николаев?

— Разумеется, ваше превосходительство. И раз уж мы заговорили о его проступке, но меня, как его командира, тоже нужно подвергнуть наказанию. Ведь это я за ним не уследил.

Шереметева криво улыбнулась.

— Вы, Николаев, каждое наказание превращаете в шоу с демонстрацией своих способностей. Нет уж, я вам очередные пять минут славы давать не буду. И так недавно отличились.

Лёня удивленно на меня посмотрел, но не посмел спрашивать.

— Итак, я приняла решение относительно Уварова. — Она пристально посмотрела на Леню, и тот съежился под ее тяжелым взглядом. — Я не могу пойти против воли высокопоставленного лица, которое за вас просило. Но и превращать вашу жизнь в сахар тоже не собираюсь. Поэтому сегодня вы пройдёте тест на адаптацию к аномальной энергии. Если проявите хотя бы минимальную положительную чувствительность, то останетесь в Спецкорпусе. Если же нет — я допущу вас до аттестации, которую вы, с вашей текущей успеваемостью, вероятнее всего, провалите. И тогда вы вернетесь домой. В конце концов, меня просили лишь не отчислять вас за провинность. Но я имею полное право отчислить вас за неуспеваемость. Это вам ясно?

Лёня нервно кивнул, пальцы снова сжали край мундира. На его лице мелькнула тень отчаяния, но он старался изо всех сил выглядеть уверенным.

— Предельно ясно, ваше превосходительство, — хрипло проговорил он. — Благодарю вас за предоставленный шанс.

— Николаев, — теперь генерал обратилась ко мне, — вы здесь для подстраховки. Сумароков уверяет, что господин Уваров восстановился и даже сохранил магические способности, что всех нас, признаюсь, удивило. Но в случае непредвиденной ситуации я рассчитываю на ваши компетенции.

Я кивнул. Шереметева вынесла из соседней комнаты небольшой ящик с артефактом, заражённым аномальной энергией. Это был сферический объект, обёрнутый ртутными полосками и помещённый в защитный контейнер.

Шереметева достала из ящика артефакт, который начал сиять ярким зелёным светом, и передала его Уварову.

— Господин Уваров, — голос Шереметевой стал ледяным. — Возьмите этот артефакт и держите его в руках. Сосредоточьтесь. А затем сконцентрируйтесь на том, чтобы подавить эфир, и позвольте инородной силе перетечь в ваше тело.

Лёня взял артефакт, его руки слегка дрожали. Как только он коснулся поверхности, зелёное свечение стало гаснуть, пока полностью не исчезло. Я почувствовал, как энергетическое поле вокруг артефакта буквально опустело. Сумароков удивленно крякнул.

— Так. Стоп. Так быстро? — пробормотал я, глядя на опустевший артефакт. — Он словно выпил энергию.

Шереметева нахмурилась, тоже заметив это, но ничего не ответила. Лёня непонимающе на меня уставился.

— Я что-то сделал не так?

— Нет, Уваров, — отозвалась Шереметева. — Просто вы слишком быстро поглотили энергию.

— Он ведь уже принимал стимулятор, — напомнил Сумароков. — Его тело знакомо с энергией Искажений. Вероятно, столь быстрая реакция обусловлена этим.

Лёня осторожно вернул пустой артефакт на место. Его лицо буквально у меня на глазах становилось серым, а глаза широко раскрылись. Тело парня вдруг начало мелко дрожать, и я понял.

— Начинается реакция! — выкрикнул я, подскакивая к нему. — Дыши глубже и сосредоточься на эфирных потоках. Попытайся стабилизировать их внутри себя. Раздели внутри себя два потока, направь параллельно, чтобы не пересекались. Так будет легче.

Шереметева тоже вскочила, готовая прийти на помощь. Но я выставил руку вперед.

— Подождите. У него молниеносное течение. Не мешаем.

Я положил руку ему на плечо и запустил диагностику, чтобы отслеживать, как он справляется с резонансом. Сумароков проделал то же самое. Я чувствовал, как его эфирное поле трепетало, но постепенно приходило в равновесие. Лёня изо всех сил старался следовать моим указаниям, дышал, вспоминая все техники концентрации, что нам давали. Его дыхание стало ровнее, а дрожь постепенно утихала. Через несколько минут его тело расслабилось, и он смог встать прямо.

Маголекарь снова запустил диагностику и изумился.

— Охренеть… Прошу прощения, ваше превосходительство, но такое я вижу впервые.

— В чем дело?

— Он прошел адаптацию. Вот так быстро.

Уваров все еще ничего не понимал и преданно заглядывал мне в глаза, ожидая объяснений. Я уставился на Шереметеву.

— Пусть присядет, я все объясню. Насколько сам понимаю.

Устроив Лёню на стуле, я оперся руками на стол начальницы.

— Помните, как прошло у Юсупова и Салтыковой? До этого у Катерины тоже была ускоренная реакция. Но быстрее всего, конечно, прошло у Феликса. Сейчас произошло то же самое, но еще быстрее. Уваров прошел полный цикл адаптации за несколько минут. Причем перенес на ногах.

— Невероятно, — произнесла Шереметева, не сводя глаз с Уварова. Её тон стал чуть мягче, хотя выражение лица оставалось строгим. — Думаете, это все же связано со стимулятором?

— Полагаю, да. У него уже был неоднократный контакт с аномальной силой, — предположил я, всё ещё держа руку на его плече. — И тогда он тоже перенес все побочные эффекты на ногах. Полагаю, настоящая адаптация уже произошла раньше. А когда Лёню поместили в лазарет и начали накачивать эфиром, то сгладили течение…

Лёня тяжело дышал, но на его лице уже появилась слабая улыбка. Он посмотрел на меня глазами, полными благодарности.

— Так, значит… я справился? — прошептал он, глядя то на меня, то на Шереметеву.

— Да, — ответила она, скрестив руки на груди. Её взгляд был пронизывающим, но в нём мелькнуло лёгкое одобрение. — Позитивная чувствительность подтверждена. Но не расслабляйтесь, Уваров. Свободны.

Лёня поклонился,. Он посмотрел на меня ещё раз, словно ища подтверждение, что всё действительно закончилось, и вышел из кабинета.

Я остался стоять, глядя на дверь, за которой он исчез. Шереметева перевела взгляд на меня.

— Николаев, — произнесла она. — Спасибо за помощь.

— Так я ничего и не сделал. Уваров сам себя подвел под удар и сам же себя вытащил.

— Тем не менее. Приглядите за ним.

— Как прикажете.

Я направился к выходу, переваривая увиденное. Ну и ну. Судьба всегда распоряжается по-своему. Насколько, наверное, было обидно Насте Гагариной, самой прилежной ученице, когда она узнала, что не прошла тест. Какой удар по самолюбию для Безбородко. А тут Леня, на которого вообще никто не делал ставку… показывает почти что интуитивное владение базовыми навыками.

Лёня ждал меня в коридоре. Его лицо было бледным, а пальцы всё ещё дрожали от напряжения. Увидев меня, он шагнул вперёд и, практически забыв про приличия, схватил меня за руку.

— Лёша, спасибо тебе! — воскликнул он. — Если бы не ты… Я даже не знаю, как бы я справился. Спасибо, что заступился.

Я аккуратно убрал его руку и посмотрел на него серьёзно.

— Лёня, — начал я, слегка понизив голос, — ты только что получил шанс, которого у других может никогда не быть. Теперь главное — не упустить его. Сейчас тебя не отчислили, но если скверно пройдешь аттестацию, то получишь плохое место. Ты это понимаешь?

Он кивнул, будто соглашаясь, но в его глазах я видел страх и неуверенность. Тем не менее, он выглядел лучше, чем я ожидал. Его дыхание стало ровным, и хотя дрожь всё ещё иногда пробегала по его рукам, он держался стойко. Даже слишком хорошо для человека, который только что хапнул такой сгусток аномалии.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, внимательно глядя на него.

— Нормально, — ответил он неожиданно твёрдо. — Я думал, будет хуже, но… вроде всё в порядке. Даже голова почти не кружится.

— Тогда идем в библиотеку. Нужно понять, в каких темах ты плаваешь.

Уваров шагал за мной, не задавая лишних вопросов. Когда мы вошли в просторный зал, я с удивлением обнаружил, что мои одногруппники всё ещё были здесь. Они сидели за длинным дубовым столом, окружённые учебниками и конспектами, повторяли материал. За другими столами я заметил курсантов из других групп. Видимо, у всех экзаменационная лихорадка.

Когда мои товарищи заметили нас, у стола повисло неловкое молчание. Андрей отложил ручку и уставился на Уварова.

— Лёня? — в его голосе прозвучало искреннее удивление. — Ты что здесь делаешь? Мы думали…

— Что его отчислят, — закончил за него Аполлон Безбородко, складывая руки на груди. Его взгляд был напряжённым и даже немного враждебным. — За нарушение устава.

Я, не обращая внимания на реакцию, жестом велел Уварову сесть рядом со мной.

— Лёня остаётся на курсе, — произнёс я. — И ему нужна помощь, чтобы подготовиться к аттестации. Я начну с общей теории магии. Андрей, передай мне мой учебник, пожалуйста.

Но прежде чем я успел задать первый вопрос, Безбородко резко встал. Его голос, хоть и приглушённый, звучал с явным возмущением.

— Алексей, ты серьёзно? — спросил он, едва сдерживая эмоции. — Ты привёл за наш стол человека, который едва не подставил всю группу! Какого черта Уваров вообще всё ещё в замке?

Я поднял взгляд на Аполлона. Опять выеживался. Тем не менее, я не собирался перед ним отчитываться.

— Ты хоть понимаешь, что он мог нас всех подставить? — продолжал Аполло. — И теперь ты считаешь нормальным просто взять его и…

— Хватит, — перебил я, стараясь говорить спокойно, но твёрдо. — Это решение Шереметевой. Лёня прошел тест и показал чувствительность к аномальной энергии. Он получил второй шанс, и я намерен помочь ему его использовать. Если у тебя есть вопросы, Аполлон, то задай их напрямую Шереметевой.

Тон моего голоса не остановил его. Безбородко шагнул ближе, собираясь продолжить, но тут вмешалась Тамара Зубова.

— Аполлон, хватит, — сказала она твёрдо. — Все мы могли ошибиться, и если Лёне дали шанс, то, может, стоит его поддержать, а не травить. Тем более, что в отличие от нас, он может работать с аномалиями напрямую…

Миша Эристов тоже поднял голову, немного смущённо взглянув на меня.

— Алексей прав, — произнёс он. — Если Шереметева решила оставить Лёню, значит, у неё были на то причины. Да и сейчас важнее сосредоточиться на экзаменах, а не на разборках.

Безбородко бросил на всех взгляд, полный разочарования, и хмыкнул.

— Ладно. Делайте, как знаете, — сказал он, резко отодвигая стул. — Но не ждите, что я с этим соглашусь. Я не стану покрывать нарушителя.

Он демонстративно покинул библиотеку, громко хлопнув дверью. Катерина, до этого молчавшая, быстро встала и поспешила за ним.

— Попробую его успокоить, — бросила она на ходу.

В комнате снова повисло напряжённое молчание. Настя Гагарина сидела с прямой спиной, хмуро глядя на дверь. Её явно раздражала вся эта ситуация, но она ничего не сказала. Феликс встал, поднял руки и хлопнул в ладоши.

— Так, ребята, давайте без драм, — сказал он с улыбкой. — Мы здесь, чтобы готовиться, а не выяснять отношения. Леонид, садись и отвечай на вопросы Алексея.

Я с благодарностью кивнул Феликсу и повернулся к Уварову.

— Лёня, сосредоточься, — сказал я, открывая учебник. — Начнём с основ. Объясни мне, как рассчитывается процентное соотношение эфира при создании трёхэлементных заклинаний.

* * *

Мы сидели прямо на резиновом полу тренировочного зала, дожидаясь Шереметеву. Кто-то медитировал, настраивая потоки эфира, другие жевали прихваченные с ужина булочки. Леня, для которого это было уже второе практическое занятие, о чем-то тихо разговаривал с Андреем, когда в зал вошла Шереметева.

— Добрый вечер, господа!

Мы тут же вскочили, побросав булки и тетрадки, и поприветствовали начальницу.

— Начнём с разминки, — объявила она. — Концентрация — это основа любого взаимодействия с аномальной энергией. Без неё вы рискуете не только провалить задание, но и напрасно сжечь эфир. Начинаем с дыхания…

Мы начали упражнения. Поднятие и распределение энергии по внутренним потокам, удержание стабильного уровня эфира — эти навыки были базовыми, но без них невозможно было перейти к чему-то более сложному. Я чувствовал, как энергия циркулирует внутри меня, подчиняясь моим мысленным командам. Краем глаза я заметил, что Лёня, несмотря на явное напряжение, справлялся вполне уверенно. Его прогресс за такое короткое время был впечатляющим.

Когда разминка закончилась, Шереметева жестом велела нам собраться в круг. В центре круга стоял небольшой стол, на котором лежал артефакт, излучавший характерное зеленоватое свечение.

— Сегодня вы будете работать с этим, — сказала она, указывая на артефакт. — Он заражён аномальной энергией. Ваша задача на сегодня — научиться извлекать энергию, передавать её друг другу и возвращать в артефакт. Использовать для передачи можно эфир и стихии. Передача должна происходить по воздуху, чтобы вы могли тренировать контроль над потоком.

Мы все переглянулись. Задача звучала просто, но ребята понимали, что она потребует от нас максимальной концентрации.

— Это как игра в «горячую картошку», только со сгустком аномальной энергии, — неожиданно улыбнулась Шереметева. — Первый извлекает и передает другому, и так по цепочке. Последний — возвращает энергию в артефакт. Одоевский, начинайте.

Слава вышел вперёд. Он протянул руки к артефакту, и его лицо стало сосредоточенным. Свет постепенно начал гаснуть, а затем совсем исчез. Слава поднял голову и посмотрел на Шереметеву.

— Хорошо, — сказала она. — Передайте энергию Салтыковой.

Слава повернулся к Елене, которая стояла рядом. Он поднял руки, и тонкая полоса энергии отделилась от него и зависла в воздухе, принимая форму сферы. А затем он послал ее в сторону Лены Салтыковой.

Лена поймала сферу и заставила ее задержаться у себя над головой. А после — перебросила Катерине.

— Романова, ваша очередь, — сказала Шереметева, и так процесс продолжился.

Сфера переходила от одного курсанта к другому. Катерина передала её Андрею, Андрей — Литвиновой, затем Бэлле Цициановой, и так далее. Каждый из нас сосредоточенно контролировал поток, следя, чтобы не было потерь. Процесс обретал динамику, и вскоре мы начали воспринимать это как своеобразную игру. Тома, передавая поток Феликсу, улыбнулась:

— Главное — не уронить!

Феликс усмехнулся и, словно поддерживая игру, сделал вид, что подбрасывает энергию в воздух, прежде чем передать её дальше. Это вызвало лёгкий смех в группе, и напряжение немного спало.

Когда энергия дошла до меня, я почувствовал её мощь и напряжение. Поток вибрировал, как живая сущность, требуя полной концентрации. Передача потребовала от меня всех моих навыков, но я справился, отправив её Лёне. Уваров был замыкающим в цепочке.

— Верните энергию в артефакт, Уваров, — велела Шереметева.

Он аккуратно принял сферу и направился вместе с ней к камню, из которого Одоевский извлек силу. Он напрягся и почти пыхтел от напряжения, стараясь затолкать энергию обратно в предмет.

— Нужна помощь? — спросил я.

— Нет, я справлюсь. Еще чуть-чуть…

У меня засосало под ложечкой, и в первую секунду я не придал этому значения. Аномальная энергия была везде, нутро должно было привыкнуть к постоянному фону. Но меня снова кольнуло в солнечное сплетение. Я поднял голову и принялся крутиться, ища источник беспокойства.

Воздух вокруг Лёни начал меняться. Пространство исказилось, как будто мы смотрели через изогнутое стекло. Я почувствовал знакомое давление, от которого замерло сердце.

Ребята тоже переполошились, почувствовав неладное. Всех вскинуло.

— Чёрт! — выдохнул Феликс, отступая на шаг и глядя на Уварова с суеверным ужасом. — Он что, умеет открывать эти порталы⁈

Глава 11

Шереметева мгновенно среагировала.

— Все немедленно выстраивайте защитный барьер! — скомандовала она.

Я увидел, как курсанты в панике начали поднимать руки, пытаясь создать общий защитный купол. Аномальная энергия вокруг Уварова сгущалась, воздух вибрировал. Я рванул к нему, не раздумывая.

— Лёня, прерывай контакт! — закричал я, толкая его в сторону.

Он покачнулся, но его руки всё ещё были подняты, а поток энергии не прекращался. Я встал между ним и артефактом, сосредотачиваясь на поглощении избыточной энергии. Поток был мощным, словно река, готовая снести плотину. Моя голова начала кружиться, но я продолжал.

— Николаев, что ты делаешь⁈ — крикнула Шереметева. — Ты сорвёшь себе эфир!

— Я справлюсь! — выкрикнул я, чувствуя, как энергия заполняет меня до предела.

Курсанты, собравшись в круг, поддерживали барьер, но их лица были напряжёнными. Катерина бросила на меня тревожный взгляд, её губы дрожали, но она не прекращала удерживать поток.

— Леш, помощь нужна? — спросил Андрей.

— Нет, я сам справлюсь.

Я закрыл глаза, сосредоточившись на том, чтобы направить энергию внутрь себя. Она сопротивлялась, словно живая, но я знал, что должен победить. Пространство начало стабилизироваться, и вибрации воздуха утихли.

— Барьер держите! — выкрикнула Шереметева. — Николаев, что у вас?

Сделав глубокий вдох, я поглотил излишек, который выдавил из себя Леня, а вытащенную из артефакта силу собрал и направил обратно в артефакт. Тот вспыхнул ярким зелёным светом, а затем замер, словно ничего не произошло. Пространство вокруг нас вернулось в норму.

— Всё, можно опустить барьер, — сказал я.

Курсанты опустили руки, но никто не расслабился. Лёня стоял неподвижно, его лицо было белым, как мел. Я подошёл к нему и положил руку на плечо.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Да… Я… я не понимаю, что произошло, — выдохнул он.

Феликс выступил вперед.

— Мне показалось, или он действительно активировал аномалию?

Я уставился на Уварова, затем на притихший артефакт, на Шереметеву…

— Судя по всему, да. Осталось понять, как ему это удалось.

Все тут же обратили взгляды на Лёню. Тот, не привыкший к вниманию, в страхе принялся пятиться.

— Клянусь, я не специально! Я сам не понял, что случилось.

— Уваров, что именно вы сделали, когда пытались вернуть энергию в артефакт? Каждая деталь важна. Рассказывайте.

Лёня вытер вспотевший лоб и нерешительно посмотрел на каменную сферу.

Шереметева посмотрела на Уварова так, что у того, казалось, ноги приросли к полу. Её голос прозвучал холодно, почти безэмоционально:

— Уваров, перескажите в деталях, что именно вы делали, когда пытались вернуть энергию в артефакт. Давайте же!

Лёня сглотнул, его руки дрожали, но он заставил себя поднять взгляд. Его голос был чуть слышен:

— Я… сначала пытался направить энергию обратно, но она… как будто не хотела возвращаться. Она сопротивлялась. Я почувствовал, что не могу просто так её вытолкнуть.

Шереметева сузила глаза.

— И что вы сделали?

— Я подумал, что, может быть, если я… добавлю немного энергии, то получится. Ну, чтобы усилить поток… — Лёня осёкся, видя, как нахмурилась генерал-лейтенант.

Я шагнул ближе, пытаясь разобраться в его словах.

— Ты добавлял эфир или уже поглощённую аномальную энергию? — спросил я, глядя прямо ему в глаза.

Уваров нахмурился, явно пытаясь вспомнить каждую деталь.

— Не уверен… Кажется, и то, и другое одновременно. Просто… я хотел, чтобы она вернулась в артефакт, вот и всё.

В зале повисла тяжёлая тишина. Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Это не просто неосторожность. Это могло быть чем-то гораздо более опасным.

— Он способен открывать активные Искажения, — пробормотал я себе под нос, но, судя по взгляду Шереметевой, она услышала.

Её лицо стало жёстким, как гранит. Она шагнула вперёд, с трудом сдерживая раздражение.

— Если это правда, то пока он не научится контролировать себя, он представляет угрозу не только для себя, но и для всех нас.

Уваров побледнел ещё сильнее. Он выглядел так, будто готов был провалиться сквозь землю.

— Простите… Я не знал… Я не хотел… — забормотал он.

Шереметева резко вскинула руку, останавливая поток его извинений.

— ИК черту извинения! Нам нужно понять, что здесь произошло. И для этого мы сделаем проверку. Николаев, останьтесь. Все остальные — на выход, занятие закончено.

Курсанты, хоть и с явным нежеланием, начали покидать помещение. Катерина задержалась на мгновение, бросив мне обеспокоенный взгляд, но я кивнул, показывая, что всё под контролем. Когда дверь за ними закрылась, Шереметева указала на артефакт.

— Николаев, вы будете наблюдать и страховать. Уваров, повторите ровно то, что вы делали. Но в этот раз — медленно и под моим контролем.

Лёня кивнул, хотя его движения были деревянными. Он снова подошёл к артефакту, и я увидел, как его руки дрожат. Я встал рядом, готовый вмешаться в любой момент.

— Вспомните каждую деталь, — велела Шереметева. — Начните с поглощения.

Лёня осторожно протянул руки к артефакту. Его лицо снова стало сосредоточенным, но на этот раз в нём была видна тень страха. Когда его пальцы коснулись поверхности, артефакт вспыхнул зелёным светом. Я почувствовал, как поток энергии начал перетекать в тело Лёни. Он сжал зубы, его плечи напряглись, но он не отступил.

В воздухе завис зеленый сгусток энергии.

— Теперь попробуйте вернуть её, — велела Шереметева.

Лёня сделал глубокий вдох и направил руки к артефакту. Поток энергии замедлился, но не вернулся. Воздух вокруг начал вибрировать, словно невидимый ток проходил через зал. Я увидел, как его лицо исказилось от усилия.

— Оно снова сопротивляется, — прохрипел он.

— Сейчас не добавляйте энергию, просто направьте её, — приказала Шереметева.

Лёня напрягся ещё сильнее, но, казалось, не мог справиться. Вокруг его рук начали образовываться слабые искажения, напоминающие маленькие вихри. Я сделал шаг вперёд.

— Лёня, притормози, — сказал я. — Ты снова добавляешь из своих резервов.

— Я… я не могу… — его голос дрожал, а вихри становились всё больше.

Шереметева нахмурилась.

— Николаев, подстрахуйте товарища.

Я протянул руку к его плечу и сосредоточился, направляя свой эфир, чтобы стабилизировать поток. Энергия начала выравниваться, но вдруг артефакт снова вспыхнул, и воздух вокруг нас принялся искажаться. Пространство снова искривлялось, словно в старом потешном зеркале.

— Проклятье! — выругалась Шереметева. — Снова начинается! Николаев, возьмите контроль!

Я сжал зубы и направил всю свою концентрацию на то, чтобы перехватить поток. Энергия Лёни была слишком нестабильной, но мне удалось подавить её и вернуть в артефакт. На этот раз пространство вокруг нас стало спокойным, а свет в артефакте погас.

Шереметева выдохнула, затем посмотрела на нас обоих.

— Это не просто случайность, — сказала она, глядя на Лёню. — У вас уникальная способность, Уваров. Судя по всему, вы можете воздействовать на эту силу, открывая активную зону аномалий.

И без того бледный парень стал белее мела.

— Господи… Ваше превосходительство, я бы ни за что не… Отнимите ее у меня!

— Тише, Лёнь, — я положил ему руку на плечо. — Не нервничай, никто не умер.

Шереметева хоть и выглядела потрясенной, но явно тут же принялась размышлять, как можно использовать этот редчайший дар. Он и правда был невероятно редким. Даже в своем родном мире я всего несколько раз за жизнь встречал людей, способных вызывать аномалии.

И всех их убивали. Просто потому, что те были слишком опасны и могли наворотить дел.

Уварову я такой судьбы не хотел — он не выбирал свое проклятье. Но требовалось срочно его обезвредить.

— Без должного контроля вы представляете серьёзную угрозу, — продолжала генерал-лейтенант, глядя на Лёню. — Поэтому я беру ваш прогресс под личный контроль. Николаев, вы будете его куратором на ближайшую неделю. Ваша задача — стабилизировать его состояние и обучить управлению энергетическими потоками. Если понадобится, снимайтесь с основных занятий — я предупрежу Ланского, сдадите вне очереди. Сейчас это — приоритетная задача.

Я коротко кивнул.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

— Каждый вечер я буду лично проверять прогресс.

Я кивнул, ощущая, как на мои плечи вдруг легла свинцовая плита. Лёня выглядел так, будто услышал приговор, но в его глазах мелькнула искра решимости.

— Я не подведу, — тихо сказал он, сжав кулаки. — Я больше никого не подведу.

* * *

— Я не понимаю, Лёша. — Лёня устало рухнул на прорезиненный ковер, покрывавший весь пол тренировочного зала. — Как вообще так могло получиться? Почему я?

Я вытащил бутылку воды и бросил ее подопечному. Тот с благодарностью поймал ее и открутил крышку.

— Никогда не знаешь, какие таланты раскроет в тебе аномалия. Кто-то умеет видеть аномальную энергию. Сейчас Шереметева на тренировках подсвечивает нам силу, но обычно ее не видно. А есть люди, у которых глаз ее ловит. Есть и те, кто чувствует эту силу на больших расстояниях. А я, например, быстрее других перерабатываю эту силу в эфир и быстрее восстанавливаюсь.

— А я, значит, могу открыть портал, из которого полезут твари и выльется куча этой аномальной дряни… — Леня закрыл бутылку и вернул мне. — Так себе талант.

Я криво улыбнулся.

— Это, друг мой, не талант. Это оружие. И попади оно не в те руки, быть беде.

— Ты не делаешь это проще, Алексей, — мрачно отозвался Уваров.

Я поднялся на ноги.

— А я здесь и не для этого. Мой долг — научить тебя управлять этой силой. И в первую очередь ты должен научиться превосходно владеть собой. Эмоции — враг любого мага. Но в твоем случае — это полный финиш. Причем для всех, кто тебя окружает.

Леня неуверенно выпрямился.

— И что теперь делать?

— Учиться специальным техникам, друг мой, — улыбнулся я. — Дыхание, концентрация, даже медитации — все будет полезно. Тебе придется научиться думать иначе. Сейчас ты напуган. Ты боишься того разрушения, что можешь принести миру. И этот страх дестабилизирует твой энергобаланс.

Лёня сокрушенно покачал головой.

— И получается чертов замкнутый круг!

— Именно, — кивнул я. — Нервничаешь — нестабильный баланс — можешь бахнуть — нервничаешь, что можешь бахнуть, и так далее. Поэтому начнем с того, что немного подкорректируем тебе мозги.

— Каким образом, Лёш?

— Все просто. Ты — оружие. Бомба не нервничает и не переживает. Бомба и взорваться-то может, если над ней провести определенные манипуляции. Ты — бомба, которая лежит себе спокойно, пока ее никто не трогает. Твое отличие от бомбы в том, что у бомбы нет своей воли. Тронут — рванет. А вот ты можешь решать, когда рвануть, а когда — нет. Поэтому ты и бомба, и тот палец, что запускает детонацию.

— Ну предположим…

— Так что каждую секунду своей жизни выбирай не рвануть.

Лёня тяжело вздохнул.

— Легко тебе говорить…

Мне? Ну как сказать? Вообще-то я бы тоже мог вызвать активную аномалию, если бы очень захотелось. Да, не пришлось бы приложить больше усилий, чем Уварову, но все же. У каждого из нас свои слабости, с которыми приходится сражаться каждый день.

Главная беда Лёни была в том, что он слишком быстро опустил руки и сам себя считал ни на что не годным.

— Садись на пол, — велел я. — Напротив меня. Давай, шевелись.

Лёня кивнул, садясь на прорезиненный коврик. Я приглушил свет и устроился напротив него.

— Закрой глаза, — сказал я. — Вдох — на четыре счёта, задержка дыхания — на четыре, выдох — на шесть. Представь, что воздух проходит через всё твоё тело, очищая его. Повторяй вслед за мной.

Он следовал моим указаниям, но его плечи оставались напряжёнными.

— Расслабься, — мягко напомнил я. — Дыхание — это основа. Если ты не можешь контролировать своё дыхание, то не сможешь контролировать и энергию. Сосредоточься только на дыхании.

Через несколько минут его грудная клетка уже мерно вздымалась. Я заметил, как постепенно расслабились его плечи, а выражение лица стало спокойнее. Даже разгладились заломы от неглубоких морщинок на лбу.

— Теперь открой глаза, — сказал я. — Представь, что внутри тебя горит пламя. Как огонек от свечки. Это пламя маленькое, едва заметное, но стабильное. Оно всегда горит в тебе. Ты должен сосредоточиться на нём.

Лёня послушно закрыл глаза и через минуту тихо сказал:

— Вижу.

— Отлично. Это пламя — твой эфир. Ты должен научиться удерживать его таким, каким оно есть. Без вспышек и затуханий. Это — твоя стабильность. А теперь представь рядом другой огонек — зеленый.

— Это аномальная энергия? — догадался Лёня, не открывая глаз.

— Все верно. Оба огонька в тебе, они рядом, как два параллельных потока. И ты должен держать оба спокойными. Каждый раз представляй себе эти огоньки и наблюдай за ними. Если огонь бьется, мечется, то направь свое внимание, чтобы выровнять пламя. И дыши…

Мы работали над этой техникой около часа. Я видел, как его дыхание становится всё более ровным, а движения — уверенными. Когда я убедился, что он справляется, перешёл к следующему этапу.

— Теперь — концентрация. Я буду задавать тебе вопросы, отвлекать, а ты должен удерживать внимание на своём пламени. Готов?

— Готов, — сказал он, хотя в его голосе звучало сомнение.

Я начал задавать ему самые разные вопросы: от теоретических по магии до совершенно бессмысленных вроде «Сколько пальцев на лапке у кошки?». Лёня сначала сбивался, но потом начал справляться всё лучше. Я видел, как в его глазах появляется уверенность.

— Хорошо, — сказал я, делая пометку в блокноте. — Теперь попробуем работать с реальной аномальной энергией.

Я достал из защитного короба небольшой артефакт, излучавший слабое сияние. Это был малоопасный тренировочный предмет, специально созданный для таких занятий.

— Возьми его, — сказал я, протягивая артефакт. — Почувствуй энергию, но не пытайся её поглощать. Просто сосредоточься на ней, как на том пламени внутри тебя.

Лёня осторожно взял артефакт. Его руки дрожали, но он быстро справился и сосредоточился.

— Теперь забери эту энергию. Но не в воздух, а в себя. Поглоти.

Леня принялся стягивать силу, сияние артефакта слабело с каждой секундой. когда артефакт погас, парень прерывисто вздохнул.

— Я держу! Я удерживаю ее в себе…

— Не спеши, — предупредил я. — Прочувствуй, сколько ее, насколько она концентрированная. Соприкоснись с ней, но не позволяй ей пойти дальше, к твоему эфиру. Два огонька внутри тебя не должны соединяться.

Лёне это давалось непросто, но у парня получалось. Больше того, некоторые вещи он делал интуитивно, но верно! Удивительно, что при таких посредственных магических знаниях Уваров оказался почти что самородком в области работы с аномальной силой. Все страхи был у него лишь в голове. Ведь когда он успокоился, все пошло как по маслу.

— Молодец, — сказал я. — А теперь — отпусти. Пусть энергия вернётся в артефакт.

Он медленно выдохнул и сделал, как я сказал. Артефакт начал светиться и становился все ярче и ярче, наполняясь энергией.

— Получилось! — воскликнул он, но тут же добавил. — Ты прав, Лёш. Это было не так уж сложно…

— Это потому что ты успокоился. Но не забывай: чем больше энергии, тем сложнее её держать в балансе. Поэтому будем тренироваться каждый день. Без исключений.

Леня распахнул глаза и удивленно на меня уставился.

— Но ты же уезжаешь в субботу. И вернешься только в понедельник… У вас же важный бал…

Я хитро подмигнул товарищу.

— Если я сказал, что будем тренироваться каждый день, значит, так тому и быть. Поедешь со мной, сменишь обстановку на пару дней. Тебе будет полезно. С Шереметевой я договорюсь, собирай вещи.

Глава 12

Суббота принесла с собой долгожданный момент — поездку домой. Мы с Леней подъехали к особняку. Декорации на Большой Дворянской улице уже вовсю напоминали горожанам о приближающихся праздниках.

— Уверен, что я вас не стесню? — робко спросил Уваров.

Я пожал плечами.

— Свободные комнаты у нас точно есть. Так что место мы тебе точно найдем. В крайнем случае уступлю тебе свою кровать, а сам заночую на кушетке.

Фасад нашего особняка украшали гирлянды еловых веток и ленты из красной и золотистой ткани, блестевшие на скупом зимнем солнце. Через высокие окна было видно, как в залах мелькали силуэты слуг, готовивших парадные залы к завтрашнему балу.

На крыльце нас встретил Виктор. Брат выглядел немного уставшим — должно быть, и его измотали предпраздничные хлопоты, но улыбнулся, увидев меня.

— Привез с собой гостя? — спросил он, с интересом разглядывая Леню.

— Разреши представить — Леонид Антонович Уваров, сын графа Уварова и мой одногруппник, — объявил я. — Лёня, это мой старший брат, Виктор Иоаннович.

Виктор кивнул и пожал руку Уварову.

— Добро пожаловать в дом Николаевых. Надеюсь, вы не привезли с собой работы? — усмехнулся он.

— Работа везде со мной, — отшутился я, заметив, как Лёня робко ответил на приветствие.

Тем временем на крыльцо выбежала Таня. Ее длинные светлые волосы развевались за спиной, а в руках она держала блокнот и карандаш. Она бросилась ко мне с радостным возгласом.

— Лёша! Наконец-то ты приехал! — обняла она меня и только потом заметила Уварова. — Ой! А это…

— Леонид Антонович Уваров, мой однокурсник. Лёня, это моя младшая сестра, Татьяна.

Лёня чуть поклонился, явно смущенный непосредственностью моей сестрицы. Таня улыбнулась и протянула ему руку.

— Добро пожаловать! У нас тут, конечно, немного суматоха из-за бала, но, думаю, вам будет интересно.

Я жестом велел Тане увести нашего гостя, а сам задержался на крыльце с братом. Таня быстро все схватила и предложила показать Лёне лестницу и парадный холл.

— Леша, зачем ты притащил его сюда? — шепотом спросил он. — Ты же должен понимать, что сейчас не самое удачное время для гостей…

— Так нужно, Вик. Я курирую его учебу и отвечаю башкой перед Шереметевой. Парень только адаптировался в аномальной энергии, и мне поручили за ним присматривать. Не волнуйся, он не доставит хлопот.

Виктор с недовольством покачал головой, но смирился.

— Ну, раз уж привел, накроем и на него. Сегодня же ужин по случаю твоего совершеннолетия. И мы рассчитывали провести этот вечер в кругу семьи… Ладно, что уж теперь. Идем.

Я нагнал Татьяну и Уварова у лестницы. Парадный холл сиял богатством и величием. Высокие потолки с лепниной, позолоченные канделябры и мраморная лестница с красной дорожкой, ведущей наверх — все обновили и отдраили до блеска.

Наверху нас встретила Аграфена, вежливо склонив голову.

— Добро пожаловать, Алексей Иоаннович. И вам…

— Господин Уваров, — сказал я.

— А, вы, должно быть, Леонид Антонович, — Аграфена поклонилась. — Прошу за мной, господа. Светлейшие князья ждут вас в кабинете.

Я поприветствовал Аграфену рукопожатием — так уж у нас с ней было принято, и она повела нас по анфиладе парадных залов.

— Как я понимаю, все уже готово к завтрашнему балу? — спросил я.

— Почти, — с легкой улыбкой ответила она. — С декорациями почти закончили, остались финальные штрихи. Кухня вовсю работает над завтрашним ужином — все заготовки, какие только можно, постараются сделать сегодня. Костюмы… Ох, это отдельная эпопея…

Мы прошли через Большой зал, который уже был украшен в стиле барокко. Огромные зеркала, золотистые гирлянды и цветочные композиции из белых роз и голубых гиацинтов создавали атмосферу праздника. Повсюду стояли вазы и подсвечники с хрустальными подвесками, которые играли в свете люстр. Даже картины временно заменили на более подходящие по эпохе.

В кабинете нас встретили родители. Мой отец, светлейший князь Иоанн Карлович, сидел в кресле у камина с газетой в руках, а матушка, Анна Николаевна, поправляла цветы в вазе.

— Ваша светлость, прибыли Алексей Иоаннович и Леонид Антонович Уваров, — объявила Феня и осталась у дверей, пропустив нас и Виктора с Таней.

— Алексей! — Отец поднялся нам навстречу. Его взгляд скользнул по Уварову. — Кажется, я видел этого юношу в Спецкорпусе.

Я кивнул.

— Да, отец. Это мой одногруппник Леонид Антонович Уваров. Я пригласил его к нам на выходные.

Родители обменялись озадаченными взглядами, но промолчали. После короткого обмена любезностями матушка попросила Виктора заняться подготовкой комнаты для гостя, а Татьяне поручила показать Лёне библиотеку. Когда все ушли, она повернулась ко мне.

— Что случилось у этого юноши, раз ты привез его сюда в такое время? — спросила она, явно обеспокоенная.

Я коротко рассказал о проблеме Уварова и своей роли в его обучении. Родители выглядели встревоженными, но я заверил их, что полностью контролирую ситуацию.

— У нас завтра бал, на котором будет присутствовать императорская семья, а ты тащишь в дом парня, который способен открывать Искажения и не может себя контролировать! — прошипела матушка. — Ты в своем уме, Алексей?

Я пожал плечами.

— Я не могу оставить его без присмотра. А я должен быть на балу. Так что мы либо возвращаемся в Корпус и пропускаем бал, либо…

— Пусть останется, — сказал отец. — Но смотри, Алексей, никакой самонадеянности.

— Я бы не стал подвергать риску это выстраданное мероприятие, ваша светлость, — улыбнулся я.

— Значит, решено.

Я кивнул, чувствуя, как в сердце разливается тепло. Дом — это место, где я всегда чувствовал поддержку, независимо от обстоятельств.

* * *

Особняк светлейших князей сиял в вечернем полумраке. Весь дом был украшен цветами — пышные букеты в изящных вазах придавали столовой праздничный вид. Богатая хрустальная люстра переливалась в свете свечей, освещая длинный обеденный стол, сервированный тончайшим фарфором и серебром.

Мы с Уваровым вошли в зал последними. Виктор уже стоял возле стола и помогал матери поправить её платье. Татьяна сидела в углу, листая книгу, и только подняла голову, когда мы подошли. Её глаза блеснули, и она тут же встала, чтобы нас поприветствовать.

— Приятно видеть новые лица в этом доме, — улыбнулась сестрица, глядя на Уварова. — Алексей редко приводит гостей, так что вы — особенный случай.

Лёня смущённо улыбнулся и поклонился.

— Быть приглашенным в ваш дом — честь для меня, Татьяна Иоанновна.

Сестра улыбнулась.

— Он просто прелесть, Алексей. И почему ты так редко приводишь к нам своих друзей?

— Господа! — Матушка жестом привлекла наше внимание. — Прошу к столу! Сегодня празднуем.

Меню было изысканным: на закуску подали кулебяки с осетром, пирожки с лисичками, домашние соленья и тарталетки с икрой. На горячее — стерлядь в белом соусе с картофельным пюре, запечённую телятину с клюквенным соусом и утку с яблоками. Всё это сопровождалось свежими салатами. И, конечно же, голицинским шампанским. Куда же без него?

Когда Виктор поднял бокал, все притихли. Отец медленно поднялся, его взгляд был одновременно тёплым и серьёзным.

— Алексей, сын мой, — начал он. — Сегодня мы празднуем не просто твой день рождения. Мы отмечаем начало нового этапа твоей жизни. Ты — не только наш сын, но и человек, который уже внёс значимый вклад в настоящее и будущее нашей империи. Твои успехи — наша гордость, а твои задачи — наша ответственность. Пусть этот день станет началом ещё более великих дел. С днем рождения, сын! За тебя!

— За Алексея! — поддержали все, включая Татьяну, которой впервые позволили попробовать шампанское и налили в фужер буквально на пару глотков.

— Я, кажется, стала взрослее, — хихикнула она, опустив бокал.

— Ещё успеешь, — мягко улыбнулась матушка.

После ужина мы переместились в гостиную, пока слуги сервировали стол к чаепитию. У нас было принято заканчивать чаем или кофе каждую трапезу.

— Должно быть, приятно праздновать день рождения в декабре, — улыбнулся Уваров. — Дважды за месяц получаешь подарки.

— К слову о подарках, — улыбнулась матушка. — Мы кое-что приготовили для тебя, Алексей.

Про один подарок я знал. К моему совершеннолетию Самарский Императорский автомобильный завод должен был закончить мой «Ирбис». Однако судьба этого подарка оставалась для меня неизвестной — слишком долгая была очередь на этих железных коней, и я не был уверен, что его успели перегнать.

Но тут отец положил на стол ключи с характерным брелком в виде готовящегося к прыжку снежного барса.

— Все-таки успели? — улыбнулся я.

— Успели, сын, — кивнул отец и подтолкнул ключи в мою сторону. — Но, прежде чем ты увидишь этот подарок, прими другие.

Первым шагнул Виктор. Его руки были спрятаны за спиной, а затем он протянул мне небольшую черную коробочку.

— Ты уже стал мужчиной, брат, и тебе по статусу положены настоящие мужские часы.

Я принял коробку и открыл ее. На меня смотрели массивные механические часы от Павла Буре. Часы были на металлическом браслете из особой стали, с лаконичным циферблатом, без лишних деталей. Все, как мне нравилось.

— Время — самый ценный ресурс, — добавил брат. — Пусть эти часы напоминают тебе о том, как его использовать.

— Спасибо! — Я обнял брата и сразу же надел подарок на левое запястье.

Таня подошла следующей и обратила мое внимание на стоявший на столе фарфоровый сервиз.

— Ты так любишь кофе, словно от этого и правда зависит твоя жизнь, — улыбнулась она. — Мне захотелось, чтобы ты каждый раз вспоминал наш дом, когда будешь пить кофе.

Это был полноценный кофейный сервиз из белого костяного фарфора. На каждой чашке вручную были нарисованы виды Выборга и нашей северной усадьбы, выполненные в синих тонах.

Я был тронут до глубины души. Такой подарок могла сделать только Таня.

— Это великолепный подарок, Таня. — Я обнял сестру. — И очень ценный для меня. Спасибо.

— И еще одна формальность, — отвлек меня Виктор.

Брат вытащил большой конверт и протянул мне.

— Ты вступаешь в право распоряжаться своим трастовым фондом. Однако это не все. Твоя идея с акциями горнодобывающих компаний выгорела, и я открыл счет на твое имя. Закупил акций, и ты уже можешь получать с них дивиденды. — Он улыбнулся. — Постарайся не спустить всё сразу.

Мы рассмеялись, и я поблагодарил всех за их щедрость и заботу. Отец поднялся с кресла и, положив мне руку на плечо, предложил:

— Хочешь взглянуть на свой автомобиль? Он во дворе.

— Конечно! — воскликнул я.

— Только ненадолго, господа! — предупредила матушка, ища глазами шаль. — Вы еще должны попробовать мой пирог!

Внутренний двор особняка был освещён мягким светом фонарей, что придавали всему пространству немного таинственную атмосферу. Подморозило. Снег блестел, словно рассыпанные алмазы, а тишину вечера нарушали только наши шаги по утоптанным дорожкам и отдаленный шум автомобилей на улице.

Как только мы вошли на парковку, мой взгляд тут же привлек автомобиль. Серебристый «Ирбис» сиял, словно мечта, окружённая ореолом света. Необычная краска-хамелеон переливалась под разными углами, и машина казалась живой, будто отражала каждый блик луны и фонарей.

— Твоё новое достояние, — торжественно произнёс отец, жестом приглашая подойти ближе.

Я сделал шаг вперёд, чувствуя себя словно ребёнок, впервые увидевший игрушку мечты. Леонид, стоявший рядом, буквально потерял дар речи.

— Господи, Алексей, — выдохнул он. — Это же… Это настоящий «Ирбис»? Последняя модель?

Я кивнул, а отец начал с явным удовольствием рассказывать:

— Самарский завод делает их исключительно по заказу Императорского дома. Без специального дозволения вывезти их за границу невозможно. Каждый автомобиль — это произведение искусства, и такой подарок можно получить только в знак особого расположения. Благодаря твоей матери мы смогли добиться такого для тебя, Алексей.

Леонид прищурился, словно старался ещё раз убедиться, что перед ним реальность, а не сон. Он медленно протянул руку и, с трепетом дотронувшись до кузова, отшатнулся, будто боялся повредить это чудо.

— Вы только посмотрите на это отражение! — восторженно сказал он. — Лёш, это… Тебе нереально повезло… Могу я осмотреть его изнутри?

Я улыбнулся и кивнул, бросив взгляд на отца, который в этот момент достал из кармана ключи и ловко бросил их мне. Я поймал их налету, почувствовав в руке холод металла. Подойдя к машине, я аккуратно открыл водительскую дверь и сел внутрь.

Аромат новой кожи заполнил салон. Обивка сидений была молочно-белой, а руль, рычаг переключения передач и панель — отделаны серебром с тонкой гравировкой. На руле красовался логотип — снежный барс в прыжке.

Отец подошёл ближе, положив руку на капот машины.

— Не забывай, Алексей, — сказал он, — тебе осталось сдать экзамен по вождению. Теорию ты уже знаешь, но практику сможешь пройти только теперь, достигнув совершеннолетия. Никакого вождения без прав.

Виктор ухмыльнулся:

— На рождественских каникулах у тебя будет шанс. Я договорюсь. Только не жди поблажек, брат. Специально подберу инспектора, чтобы гонял тебя в хвост и в гриву.

Я скользнул рукой по обивке, чувствуя каждую гладкую линию и изгиб, словно касаясь шедевра. Моя грудь наполнилась чувством благодарности. Я обернулся, чтобы сказать спасибо, но… вдруг свет во дворе погас.

Резкий щелчок, и всё погрузилось в темноту. Лишь лунный свет, пробивавшийся через разрывы в облаках, слабо освещал двор. Фонари, окна дома, гараж — всё было мёртвым.

— Что за… — Виктор резко повернулся к дому. — Это ещё что такое?

Леонид нервно переминался с ноги на ногу, оглядываясь.

Отец нахмурился и строго сказал:

— Алексей, Виктор, идите в дом и выясните, что происходит. Аграфена, проверьте генераторы. Леонид, оставайтесь рядом с нами.

Я выбрался из автомобиля и, бросив ключи в карман, направился к особняку вместе с Виктором.

— Слышишь это? — шепнул брат, остановившись у двери.

И действительно, изнутри доносился гул голосов. В доме явно что-то обсуждали. Я открыл дверь и шагнул в тёмный холл, где уже собрались несколько слуг. Кто-то включил фонарик на телефоне.

— В доме тоже света нет? — спросил я, оглядев комнату.

— Всё электричество отключилось, — ответил один из слуг. — Кажется, не только у нас…

Я посмотрел на Виктора, который молча скрестил руки на груди.

— Нужно позвонить в аварийную службу, — сказал я. — Они должны знать, в чем дело. Скажу Яне, чтобы связалась.

Вторая помощница матушки уже нервно ходила взад-вперёд по холлу, держа трубку телефона у уха. Её обычно ровное и спокойное лицо сейчас выглядело напряжённым.

— Да, мы на Петербургской стороне… Особняк светлейших князей Николаевых… Когда можно ожидать электричество?

Яна замерла, словно пытаясь переварить услышанное. В это время Илья, один из лакеев, отрывисто набирал номер слуги барона Кройца, что проживал на соседней улице. Все в комнате замерли, прислушиваясь.

— Алло, Петь, привет! Это Илья. У вас свет тоже отключился? Да, у нас тоже. Вы в курсе, что стряслось? Весь район? — он повернулся к нам и подтвердил: — Весь район погружён в темноту. Ага, спасибо!

Виктор подошёл к окну и приоткрыл штору. Я последовал за ним, бросив взгляд наружу. Улица остановилась. Ни одного горящего фонаря, ни работающих вывесок, ни электрического света в домах. На тёмных путях застыли трамваи и троллейбусы. Даже привычные огоньки окон были погашены.

— И правда, весь район, — тихо произнёс Виктор. — Это что-то серьёзное. Похоже на аварию на подстанции.

В этот момент подошла Яна.

— Авария на главной районной подстанции, — доложила она. — Что-то взорвалось, там пожар. Пока не могут точно сказать, когда возобновят подачу…

В этот момент в холл вошла Аграфена вместе с парой рабочих слуг.

— У нас есть два работающих генератора. Однако они рассчитаны на среднюю нагрузку — освещение и минимальные потребности. Для обеспечения всего электричества, необходимого на завтрашний бал, этого будет недостаточно.

Я почувствовал, как в воздухе повисла тишина. Проблема становилась всё более реальной.

— Бал… — медленно повторила матушка, входя в холл вместе с отцом и Леонидом. Её лицо побледнело. — Но ведь авария будет устранена, не так ли? Разве в городе допустят, чтобы столько людей остались без света на длительное время? Тем более зимой, в мороз?

Отец нахмурился, его руки были сцеплены за спиной. Он кивнул Яне, предлагая продолжить разговор с аварийной службой.

— Вопрос в том, насколько быстро смогут устранить повреждения. Взрыв на электростанции — это не мелочь, — произнёс он.

Яна лишь виновато развела руками:

— Повреждения серьёзные. Сейчас борются с огнём и пробрасывают питание с других станций. Но электричества в нашем районе не будет минимум до утра…

Анна Николаевна побледнела ещё больше, её пальцы невольно сцепились на груди.

— Как же бал? — голос Тани был едва слышен.

— К черту бал, — сказала матушка. — Люди замерзнут. На Петербургской стороне около миллиона жителей. Многие — в старых доходных домах. Нужно что-то делать.

Глава 13

Осознав масштаб проблемы, наша семья решила действовать. Вопрос бала временно отошёл на второй план — перед лицом такой аварии приоритетом стали помощь и поддержка жителей.

Мы собрались прямо в холле, куда слуги уже успели приволочь пару подсвечников. Матушка жестом отправила их вон и сама зажгла несколько «Люменов». Холл озарил бледный, почти мистический свет.

— Чтобы вышел толк, нужно распределить обязанности, — начал отец. — Первым делом я свяжусь с главой района и выясню, как эффективнее помочь администрации. Телефонная связь, к счастью, работает. Но, чую, прорваться к нему будет непросто.

Мать вздохнула и кивнула:

— Я свяжусь с роднёй в Зимнем и нашими соседями-аристократами. Мы сможем организовать несколько волонтёрских пунктов помощи на территории района. Только нужно понять, где…

— У церквей, — предложил я. — Перед церквями всегда есть пространство, где можно поставить палатки или, например, повесить защитные магические купола.

Таня и Виктор переглянулись. Им явно понравилась эта идея.

— А внутри куполов можно поддерживать комфортную температуру, чтобы люди не замерзли, — кивнула сестра.

— К тому же во все времена люди привыкли искать убежища у церквей, — добавил Виктор. — Но все равно понадобится проинформировать людей.

— Можно взять несколько машин с громкоговорителями, — сказала Феня. — У нас найдется парочка, плюс соседи наверняка поделятся…

— Займись этим, — сказала матушка. — Виктор, помоги отцу. Звонков будет много. Мне поможет Яна. Алексей, Татьяна, Леонид, для вас тоже задание.

— Слушаю.

— Ты возьмёшь на себя организацию первого пункта помощи. Площадка перед церковью на Троицкой площади — отличное место. Это буквально через дорогу от нас, и там есть пространство для установки магического купола. Договоритесь с батюшкой — отец Онуфрий живет при церкви, он должен быть на месте. И он наверняка поможет с оглаской среди прихожан.

— Понял. Сделаем. — Я взглянул на сестру. — Тань, накинь что-нибудь потеплее. У тебя вечерний наряд, а там мороз.

— Минуту!

Отец с Виктором отправились в кабинет. Матушка с Яной решили засесть с телефонами в малой гостиной — там все еще горел камин, было светло и тепло. Я слышал, как, поднимаясь, матушка предлагала забрать маленьких детей в матерями в особняк.

— Здесь им точно будет теплее и суше, — говорила она.

— Но, ваша светлость, бальное убранство, декор… Все это может пострадать.

— И к черту, если пострадает. Что-нибудь придумаем. При мне ни один ребенок не будет мучиться!

Она все еще слишком тяжело переживала трагедию, что случилась почти шестнадцать лет назад. Ведь тогда на корабле было много детей, и выжили далеко не все. Матушка никогда не афишировала эту боль, но боль была. Всегда с ней.

Аграфена отправила вместе с нами нескольких слуг для помощи. Таня лихо сбежала вниз по лестнице, одетая в подбитую мехом шубку и сапоги.

— Готова! Идем?

Мы с Уваровым вышли во двор, где уже начали собираться слуги. Я взял телефон и набрал номер Иды Юсуповой, чтобы рассказать о ситуации. Она ответила почти мгновенно:

— Алексей? Рада тебя слышать, но это очень неожиданно… У тебя все хорошо?

Я коротко рассказал ей о том, что случилось. Судя по фортепианной музыке на фоне, девушка была не дома. Ида помолчала пару секунд, а затем решительно ответила:

— Троицкая площадь? Я сейчас же выезжаю. Возьму с собой людей и дерну кого следует. Встретимся там.

И она сразу повесила трубку. Я оглянулся на Уварова и сестру:

— Ну что, ребята? Пора показать, на что мы способны.

Когда мы прибыли на Троицкую площадь, снег продолжал мягко кружиться, а морозный воздух обжигал лицо. Место было идеально: просторная ровная площадка перед церковью, окружённая старыми деревьями, которые могли частично защитить от ветра. Несколько слуг уже начали расчищать снег, освобождая пространство для установки купола.

Я закатал рукава пальто и обратился к Уварову:

— Начнём с основы. Я проброшу общую сетку и сплету основную связку. Вам нужно сосредоточиться на поддержании температуры внутри купола, чтобы она оставалась комфортной.

— Понял, — коротко ответил он, собираясь с мыслями.

— А мне что делать? — спросила Таня.

— Добавь стихий в мою сетку, потом помоги Леониду. И следи, чтобы связка не развалилась.

— Сделаем!

Я встал в центре площади, вытянул руки и начал формировать энергетический контур. Магия потекла из меня, как тёплый поток, рисуя в воздухе тонкие линии будущего купола. Уваров встал чуть в стороне, следуя моим указаниям. Постепенно вокруг нас начал вырисовываться прозрачный магический барьер, который переливался мягким светом.

А еще через пару минут он принял форму правильного купола диаметром примерно пятнадцать метров.

— Как красиво, — восхитился наш лакей Илья.

Таня подмигнула ему.

— И функционально! Илья, давай-ка на тебе проверим, как работает. Заходи внутрь и скинь бушлат. Увидим, греет или нет.

Я оставил небольшое пространства для входа под купол, и лакей послушно зашел внутрь. С любопытством огляделся по сторонам, затем стянул верхнюю одежду и замер. Прислушиваясь к ощущениям.

— А ведь не холодно, ваша светлость! Даже пар изо рта не идет…

Таня с гордостью взглянула сначала на меня, затем на Лёву.

— Ну вот, можем ведь!

Я кивнул сестре.

— Продолжайте держать купол. Я пойду к священнику.

Троицкий собор возвышался на площади и был одним из немногих зданий, заставших самого Петра Первого. Светлый фасад, украшенный колоннами и барельефами, излучал суровую строгость эпохи первого императора. Золотой купол, едва различимый в свете луны, блестел тусклым отражением. Это было место, где некогда сам Пётр I принимал титул императора, а на крыльце храма объявлялись его указы.

Я заметил слабый свет, пробивающийся из окна пристройки, где, предположительно, жил священник. Мороз сковывал всё вокруг, но этот маленький, дрожащий огонёк словно звал меня. Я ускорил шаг, направляясь прямо к двери, но не успел коснуться её, как она распахнулась, и на крыльцо вышел священник.

Он выглядел так, как и представлялся в моих мыслях: немолодой, с густой бородой, слегка тронутой сединой, в простой чёрной рясе, которая контрастировала с массивным золотым крестом на груди. Его взгляд был проницательным и доброжелательным.

— Добрый вечер, отче. Вы — отец Онуфрий? — спросил я, остановившись перед ним.

— Да, это я, сын мой, — ответил он, мягко кивая. Его взгляд тут же переместился за моё плечо, туда, где возвышался магический купол на площади. — Вы поставили это чудо?

Я кивнул.

— Купол защищает от ветра и сохраняет тепло. Авария серьезная, электричества не будет минимум до утра. Мы хотим помочь людям в этот холодный вечер. Замерзающие горожане смогут найти здесь укрытие. Благословите ли вы нас на использование площади перед храмом?

Священник склонил голову, помолчал, словно обдумывая мои слова, а затем улыбнулся.

— Конечно же, благословляю! Помощь страждущим — дело богоугодное, — его хорошо поставленный голос прозвучал уверенно, но мягко. — Чем мы можем помочь вам?

Я коротко кивнул. На самом деле этот отец Онуфрий был важным человеком — кого попало в один из старейших храмов не поставят, но сейчас у меня не было времени на почести и расшаркивания.

— Благодарю, отец. Нам нужно, чтобы вы разослали весть среди ваших прихожан. Пусть знают, что они могут прийти сюда, если в их домах слишком холодно.

Отец Онуфрий кивнул и повернулся, открывая дверь пристройки.

— Димитрий! — позвал он. Спустя мгновение в дверях появился молодой диакон, невысокий, с круглым лицом, ещё мальчишеским. — Димитрий, начинай звонить прихожанам. Сначала старосте Алевтине Пономаревой. Передай, что на площади перед собором открыли место, где можно согреться. Пусть идут, если есть нужда.

— Сделаю, батюшка, — Димитрий сразу скрылся в пристройке.

— А вы, сын мой, — продолжил отец Онуфрий, снова обращаясь ко мне, — продолжайте благотворительную миссию и будьте уверены: помощь придёт. Горожане не останутся равнодушными. Как оповестим паству, присоединимся к вам для работ.

Я поблагодарил его и направился обратно к куполу. Одна весточка, другая, потом люди увидят сияющий купол в окнах и наверняка спустятся посмотреть. А там и оповещение от администрации подоспеет.

Ничего, справимся. Даже если света не будет сутки, сдюжим. Совет регентов тоже не оставит никого прозябать.

Вернувшись к куполу, я заметил, что около входа собрались слуги, а среди них выделялась фигура Аграфены. Пальто распахнуто, лицо напряженное, и её обычно строгий взгляд теперь выражал смесь усталости и решимости. Я ускорил шаг, понимая, что новости у неё точно есть.

— Алексей Иоаннович, — позвала она, заметив меня, — есть важные известия.

— Слушаю, Феня, — ответил я, подходя ближе.

Она подошла вплотную, понизив голос, чтобы не привлекать внимания слуг.

— Анне Николаевне удалось быстро мобилизовать аристократов и купцов из нашего района. Они согласились оказать помощь горожанам. Уже началась организация пунктов обогрева возле нескольких церквей.

— Где именно? — заинтересовался я, чувствуя, как внутри поднимается облегчение от того, что дело движется.

Аграфена начала перечислять:

— Возле Крестовоздвиженской церкви на Большой Посадской, у церквей Апостола Матфея и Введенской на Пушкарской, у Князь-Владимирского собора, что у Тучкова моста и даже у Преображенской церкви в Котловской слободе. Купцы взяли на себя обязательство обеспечить горячим провиантом — супы, хлеб, чай. Никто не останется голодным. Ваш отец также выяснил, что пункты обогрева будут обустроены во всех детских садах и школах — этим занимается администрация района. Матери с детьми и пожилые люди смогут там укрыться от холода. Также будет организована раздача дров жильцам старинных домов, в которых остались печи. Хотя мне эта идея не нравится…

— Согласен. Эти печи не использовали уже бог знает сколько времени. И наверняка не заботились о трубах. Лучше уж пусть идут сюда или в школы.

Аграфена кивнула.

— Я о том же. Еще известно, что в район направляют солдат для помощи. Полевые кухни будут работать у каждого пункта, чтобы поддерживать порядок и организовать выдачу пищи.

— Это хорошо, — сказал я, хотя внутри ощущалась тяжесть. — А что с электростанцией? Есть ли новости?

На этом лицо Аграфены помрачнело:

— Пока ничего хорошего, Алексей Иоаннович. Пожар всё ещё продолжают тушить. Категория сложности — высшая. Повреждения значительные, и неизвестно, когда восстановят питание. На данный момент говорят о минимум шести часах, но это только на запуск резервных линий.

Я сжал кулаки, чувствуя нарастающее беспокойство. Эти шесть часов могут легко превратиться в сутки, а то и больше. Для зимнего Петербурга это серьёзное испытание. Хотя самое тяжелое — предотвратить панику и справиться с недовольством толпы.

— Хорошо, спасибо, — ответил я. — Феня, возвращайтесь в особняк, сообщите матери и отцу, что здесь мы справляемся.

Аграфена кивнула, но прежде чем уйти, посмотрела на купол, где внутри уже начали собираться люди. Под мягким светом барьера их лица выглядели спокойнее.

— Вы молодец, Алексей Иоаннович. Анна Николаевна вами гордится. Да и ваш отец тоже, — сказала она, добавив тепла в голос.

— Спасибо, Феня. Это наша общая работа.

Она ушла, а я повернулся к площади. Купол светился мягким ровным светом, защищая первых горожан от ветра и мороза. Таня помогала раздавать принесённые слугами одеяла — вытащили все, что можно, а Уваров проверял магические узлы барьера. Подоспело и духовенство — священник вытащил настоящий дровяной самовар и сейчас занимался огнем.

Не знаю, сколько времени прошло — меня то и дело отвлекали. Поэтому появление Иды показалось внезапным.

— Привет, Алексей!

Она быстро даже не чмокнула — клюнула меня в щеку и тут же отстранилась. За спиной Иды стояли ее родители и даже Лиза Рибопьер.

Я поклонился.

— Ваши сиятельства…

— Прибыли в полном составе на помощь, — улыбнулся Феликс Феликсович, пожав мне руку. — И не с пустыми руками. Братцы, выгружайте!

Только сейчас я увидел большой фургон, припаркованный позади черного «Ирбиса» князя. Несколько бравых молодчиков распахнули двери и принялись выгружать…

— Вы что, ресторан ограбили? — удивился я.

— Почти, — улыбнулась княгиня Юсупова. — Нагрянули в «Медведь» и смели весь шведский стол. Кажется, бефстроганов еще не успел остыть…

Ида руководила грузчиками — те заносили под купол целые палеты, нагруженные лотками с едой и одноразовой посудой.

— Спасибо, ваша светлость, — я кивнул князю, но тот лишь улыбнулся.

— Моя прабабка, княгиня Зинаида Николаевна, в честь которой я назвал свою дочь, воспитывала своих детей и завещала всем потомкам нашего рода следующее: «Чем больше дано вам, тем более вы должны другим. Будьте скромны. Если в чём выше других, упаси вас Бог показать им это». И мы помним этот завет, Алексей Иоаннович.

— Что ж, приятно, что наши подходы совпадают, — отозвался я. — Прошу прощения, мне нужно проверить купол.

Юсупов понимающе кивнул.

— Разумеется, Алексей Иоаннович. Мы займемся раздачей еды.

Народу прибавилось — да столько, что мне пришлось расширять диаметр купола. Теперь он занимал почти все свободное пространство между храмом и проезжей частью.

— Если так пойдет дальше, нам понадобится больше магов, — нахмурилась Таня.

— Благо с этим проблем не возникнет, — отозвался я. — Здесь Юсуповы.

Уваров, судя по всему, окончательно вошёл в ритм работы — его магический поток стал стабильным, и он поддерживал тепло внутри барьера. Но доводить парня до выгорания я не собирался и попросил Танню его сменить.

— Пока выпей чаю, — сказал я. — Передохни. Мы тут разберемся. И да — отличная работа.

Леня засиял от похвалы, аки медный таз. Мы с Таней перенастроили потоки внутри структуры купола, когда к нам подошла Лиза Рибопьер. Не отрываясь от работы, я представил девушку сестре.

— Я могу вам помочь? — спросила недавняя беглянка.

— Неплохо бы добавить эфира, пока я вяжу стихии, — сказала Таня.

Лизавета старалась не поднимать на меня глаз и тут же полностью сосредоточилась на куполе. Я убедился, что девушки справлялись и, добавив еще немного эфира, отошел в сторону.

Люди тем временем начали откуда-то приносить столы, лавки и котлы, которые должны были служить для приготовления горячих напитков и супов.

Неожиданно подтянулась и баронесса Витте, вдова барона, которая жила недалеко от нас в миленьком особняке на Каменноостровском. Колоритная старушка, видавшая, кажется, четырех императоров. Опираясь на трость с массивным набалдашником, она придирчиво огляделась по сторонам.

— Кто здесь главный? — зычным голосом объявила старушка.

Я вышел вперед.

— Видимо, пока что я, ваше благородие, — я коротко поклонился. — Алексей Николаев, сын Иоанна Карловича.

Старушка прищурилась на меня через старомодные очки.

— Я, ваша светлость, стара и подслеповата, но газеты все же еще читаю. И я знаю, кто вы такой. Вижу, вы тут волонтерствуете в связи с этой напастью?

— Немного замешаны. А вы желаете присоединиться к инициативе, Аида Павловна? Или, быть может, сопроводить вас погреться?

— Погреться я могла и дома, благо камин рабочий. — Старая баронесса обернулась к одному из своих слуг. — Скажи мальчишкам, пусть пробегутся по близлежащим домам и донесут до всех, что здесь есть пункт помощи. А сам поезжай к нам и возьми из гаража ту старую походную кухню на прицепе. Да те чаны, в которых Эля супы варит. И чаю прихвати короб! Лишним не будет…

— Сию минуту, госпожа!

Старая баронесса подмигнула мне:

— Мой покойный супруг приволок этот чудовищный тарантас, кажется, из Липецкой губернии. Раритеный, старинный. Все восстанавливал на досуге. Вот уж не думала, что эта колымага еще пригодится…

— Благодарю, Аида Павловна, — кивнул я и обернулся, чтобы подкорректировать потоки в куполе.

Слуга тем временем быстро поклонился и был таков. Сама же баронесса Витте стянула перчатки, обнажив на морщинистой руке опаловый ранговый перстень.

— Передохни пока, юноша, — обратилась она ко мне. — Не стоит тратить сразу весь эфир. Температуру держать много ума не надо… Я помогу девицам с заклинанием.

— Уверены?

Она смерила меня столь насмешливым взглядом, что я решил не давить на старую женщину. Хочет внести свою лепту — кто ж против…

А на площади тем временем было не протолкнуться.

— Я впервые за долгое время почувствовал, что мы действительно делаем что-то важное, — сказал Лёня, оказавшись рядом со мной. — Все эти Искажения и борьба с ними — это, конечно, серьезно. Но тут ты сразу видишь, что помог. Здесь все просто и понятно…

Я обернулся к товарищу.

— С Искажениями все тоже просто и понятно, Лёнь. Их нужно уничтожать. Это борьба жизни против смерти, а мы — те, кто стоит обеими ногами по разные стороны. Это наш дар и наше бремя.

— Зато сейчас, видя этих людей, я хотя бы вспомнил, ради кого мы все это делаем.

— Вот! Наконец-то, — улыбнулся я. — Тебе просто нужно почаще выходить в город.

Леня вернулся к куполу, а меня перехватила Ида. Младшая Юсупова в съехавшей набекрень меховой шапочке несла целую пирамиду одноразовых тарелок. Кто-то случайно толкнул ее, и все это нагромождение опасно покачнулось. Я придержал башню и улыбнулся.

— Осторожнее, ваше сиятельство.

Ида задержала на мне взгляд.

— Так я прощена вами за все свои безрассудства, Алексей Иоаннович? — едва слышно спросила она.

Глава 14

Я огляделся по сторонам.

— Сейчас не лучший момент, чтобы это обсуждать, Ида Феликсовна.

Девушка улыбнулась.

— Тогда помогите мне донести этот мусор до контейнера. По пути и поговорим.

Желание дамы — закон. К тому же она действительно немного не рассчитала — башня из использованной одноразовой посуды была легкая, но угрожала рассыпаться в любое мгновение. Я снял примерно половину и кивнул в сторону края площади, где на кустах развесили мешки для мусора.

Люди вообще как-то быстро самоорганизовались — и за порядком следили, и в очереди сами выстраивались, а все конфликты как-то затухали сами по себе, не успевая начаться. От нас, волонтеров, лишь требовалось придать всему этому процессу начальный импульс.

— Итак, Алексей, — Ида смущенно посмотрела на меня. — Мне и правда важно знать, что между нами… все хорошо.

— Ничего плохого и не было.

— И все же. Я запомнила твой взгляд, когда ты увидел меня в особняке Бруснициных на той вечеринке. И это не дает мне покоя. Я очень боюсь, что ты во мне разочаровался.

— Будь я в тебе так разочарован, то разве стал бы помогать с поимкой Лизаветы?

— Леша, я не первый год в свете, — хмыкнула девушка. — Мой отец — один из самых влиятельных людей империи. Ты мог согласиться помочь ему только потому, что не хотел с ним ссориться.

Я резко остановился.

— Зинаида Феликсовна, я похож на человека, который боится нажить врагов?

— Н-нет… Но я… Я просто почувствовала, что после той вечеринки между нами пробежал какой-то холодок. А ведь все было так хорошо. И я боюсь, что это я сделала что-то не так!

Ее волнение было искренним. Черт, а все же приятно, когда о тебе печется самая хорошенькая княжна империи.

— Ида, дело не в этом, — я мягко улыбнулся. — Просто я не хочу слишком глубоко лезть в дела вашей семьи. Все, что мне следовало знать, я уже выяснил.

Она рассмеялась, звонко, но как-то по-домашнему.

— Алексей, — её глаза озорно сверкнули. — Ты уже залез в них по самые уши. И даже не пытайся отрицать. Мой отец не стал бы посвящать в тайну Лизаветы кого попало.

— Ну, возможно, — я усмехнулся, — но это не значит, что мне понравилось копаться в вашем грязном белье.

Ида чуть наклонилась вперёд.

— Ты был честным и добрым даже тогда, когда мог отвернуться. Не стал рубить с плеча, хотя мог. Это многое значит, Алексей. Для всех нас.

Я отвёл взгляд, чувствуя, как её слова задели что-то внутри. Но времени на сентиментальность не было.

Мы выбросили все тарелки и стаканчики в раскрытые мешки и утрамбовали сверху. Я слышал, как за нами кто-то переговаривается, но не обращал внимания — все были заняты делом. Когда мы избавились от посуды, Ида вдруг остановилась и посмотрела на меня.

— Алексей, — начала она, доставая что-то из кармана пальто. — У меня есть кое-что для тебя. Подарок на твой прошедший день рождения.

Я удивлённо поднял брови.

— Подарок? Не рановато ли?

— Нисколько, — она слегка улыбнулась, опуская глаза. — Я долго думала, стоит ли дарить его сейчас, но решила, что это правильный момент. Да расслабься, это не Черный Орлов! Не каждый же раз дарить бриллианты с аукционов…

Она протянула мне маленький бархатный мешочек. Я взял его, ощутив прятную тяжесть, словно там было что-то металлическое. Распустив завязки, я вытащил тяжёлый серебряный кулон на толстой цепочке. На медальоне был изображён Георгий Победоносец — покровитель всех воинов. Тонкая работа, старинная — кулон явно хранил в себе историю.

— Это… невероятно, — прошептал я, оглядывая подарок. — Но он слишком ценен. Ты уверена?

Ида кивнула, её взгляд стал серьёзным.

— Алексей, этот медальон должен быть у тебя. Георгий Победоносец защищает воинов, а ты… ты воин. И не только в битве с Искажениями. Я хочу, чтобы он помогал тебе и берёг тебя от бед.

Я молча застегнул цепочку на шее, ощущая холод металла на коже. А еще медальон оказался артефактом — я почувствовал, как кожа завибрировала в месте, где металл касался шеи. Защитные связки. Не сказать, что особо мощные, и Ида явно зачаровывала медальон сама.

Тем приятнее было получить такой подарок.

— Спасибо, Ида, — сказал я, искренне тронутый. — Это прекрасный подарок.

— И ты правда будешь его носить?

— Почему нет?

Её серьёзное лицо вдруг озарилось улыбкой, но она тут же отвела взгляд.

— Пойдём, вернёмся к делам… — начала она, но я мягко взял её за руку.

— Подожди, — сказал я, чувствуя, что не могу упустить момент.

Она повернулась, и прежде чем она успела осознать, что делаю, я потянулся к ней и увлек за дерево, в самую тень.

— Что ты…

Наши губы встретились в коротком, но глубоком поцелуе. Всего секунда, еще одна… Но здесь было слишком людно, и нас могли увидеть в любой момент, так что мне пришлось отстраниться. С большим сожалением.

Ида бросила взгляд через плечо и тихо рассмеялась.

— Значит, ты и правда не держишь на меня зла…

— Идем, — я кивнул в сторону купола. — Продолжим завтра, на балу, есди он состоится. Ты ведь подготовила костюм?

Девушка задорно рассмеялась, а я заметил, как порозовели ее щеки от смущения.

— Сначала узнай меня среди всех этих напудренных гостей в париках! — сказала она.

* * *

Пожар потушили через час, а к трем часам частично перебросили подачу электричества, и в некоторых зданиях начал появляться свет. Увы, этого еще было недостаточно для того, чтобы Петербургская сторона вернулась к жизни.

Всю ночь мы дежурили на Троицкой площади. Поддерживали работу купола, кормили, поили, грели, распределяли людей, организовывали ночлег и даже транспортировку больных людей.

Тысячи людей высыпали на улицу. Кто-то в домах поновее заперся в своих квартирах, кутаясь во все одеяла. Другие спускались за свечами, дровами и водой — государственные автомобили ездили по всем улицам и бесплатно раздавали все необходимое. Солдаты раздавали сухие пайки. Кто мог, разъехались по соседним районам — к родственникам и знакомым.

И так по всему району.

— Полагаю, этой ночью мало кто спит, — задумчиво сказал Феликс Феликсович.

К трем часам Таня совсем выбилась из сил, и я решил отвести ее в особняк. Сестрица отчаянно сопротивлялась.

— Лёш, я еще не настолько устала!

— Ты сделала больше, чем требовалось, Тань. — Я аккуратно подтолкнул ее вперед. — Давай, марш домой. Ты потратила много эфира. Я провожу тебя и заодно выясню, есть ли новости.

Таня хотела было воспротивиться, но умолкла под моим строгим взглядом. Она знала, что я любил ее. И порой пыталась этим пользоваться себе на выгоду. Но со мной этот трюк не проходил. Собственно, единственным человеком, из которого у сестрицы иногда получалось вить веревки, был наш отец.

Старшие Юсуповы сменили нас у купола, помогая Уварову и на редкость стойкой баронессе Витте. А мы с Таней и Идой вернулись в особняк. На фоне темных домов, окружавших площадь, родной дом выглядел настоящим маяком — внутри светились окна, хотя это был мягкий, совсем слабый свет ламп от нескольких работающих генераторов. Над трубами вился дым от каминов, и на всей улице тоже пахло гарью.

Тая, немного уставшая, потирала руки и, кутаясь в подбитое мехом пальто, вяло улыбнулась:

— Ладно, Лёш, ты был прав. Я и правда устала. Мне нужно немного поспать, хотя бы пару часов…

— Вот и правильно. Иди отдыхай, — кивнул я. — Ты сегодня отлично поработала. Завтра твоя помощь тоже может понадобиться, так что набирайся сил.

— Хорошо. Но если понадоблюсь, сразу будите!

— Непременно.

Конечно, я не собирался тревожить сестру. Вряд ли теперь случится что-то такое, что понадобится и она. Уже весь город на ушах.

Шедшая рядом Ида тепло подхватила:

— Вы умница, Татьяна. Я поражена вашим талантом к магии. Я бы в столь юном возрасте не справилась с такими сложными заклинаниями.

Таня, слегка порозовев от похвалы, замахала рукой:

— Ой, бросьте, Ида Феликсовна, вы мне льстите. Это же простые связки…

— Ничуть, — улыбнулась Юсупова, поправляя воротник шубки. — Я говорю то, что вижу. Связки — простые. Но вот поддерживать стабильность структуры так долго — это уже сложная задача, с которой справится не каждый. Впрочем, я не удивлена. У вас сильная кровь, Татьяна. Уверена, вы получите Алмаз по итогу прохождения своих Испытаний. Быть может, даже Черный…

— Ой, скажете тоже…

Но Таня благодарно кивнула и поспешила вверх по лестнице, едва переставляя ноги от усталости. Я проводил её взглядом, а затем, подхватив Иду под локоть, направился прямиком в кабинет отца.

Но когда мы вышли в большую гостиную, перед нами развернулась весьма нетривиальная картина.

— Это ваши гости? — шепнула Ида.

— Полагаю, инициатива моей матушки.

На диванах, в креслах и даже на ковре перед камином устроились женщины с маленькими детьми. Кто-то качал младенцев, другие вполголоса пели колыбельные, а слеги, двигаясь на цыпочках, разносили всем горячий чай.

Все «публичные» залы теперь были заполнены людьми, завернутыми в одеяла — детьми, матерями, бабушками. Женщины выглядели немного растерянно, словно не могли поверить, что им, обычным горожанкам, предоставили приют в столь роскошном месте.

Матушка, как всегда, была с ними приветлива, но её прямая осанка и привычная строгость только добавляли напряжения в их и так растерянные взгляды.

Одна из женщин робко подошла к матушке и сказала:

— Ваша светлость, простите, что тревожим вас… Мы благодарны… но нам так неловко… Мы понимаем, что не место здесь таким, как мы…

— Вы здесь потому, что я так решила, — ответила княгиня, но затем её голос смягчился. — Ваши дети должны быть в тепле, и это главное. А остальное меня не волнует.

— Спасибо, ваша светлость…

Женщина растерянно поклонилась, отступив к другим горожанкам, и шёпот благодарности прошёлся по комнате.

Я встретился взглядом с матушкой, и мы обменялись кивками.

— Как у вас дела? — спросил я, когда мы подошли.

— Слава богу, у нас есть дополнительное топливо для генераторов. На несколько лампочек и электроприборов хватит. Хотя, конечно, стараемся экономить. Что на площади?

— Не хватает только блинов да чучела — и будут почти что масленичные гуляния, — улыбнулась Ида. — Люди успокоились, многие просто приходят за свечами или горячей едой и возвращаются спать к себе. Ночь пройдет спокойно, благо еще и гвардейцы помогают.

Матушку удовлетворил такой ответ.

— Еды всем хватает?

Я кивнул.

— С едой проблем нет. А вот теплые одеяла не помешали бы. Может, кто-нибудь подвезет.

— А может скоро дадут свет, — отозвалась матушка.

Мы оставили ее присматривать за гостями, а сами пошли дальше в кабинет отца.

Там уже привычно пахло бумагой, табаком и свежесваренным кофе. На столе лежали карты района и несколько выписок из городских служб. Виктор говорил по телефону, нахмурившись, но, увидев нас с Идой, коротко махнул рукой в знак приветствия и завершил разговор.

— Есть новости? — спросил я, усадив спутницу в кресло.

Виктор вздохнул:

— Частично восстановили подачу электричества. Но это временная мера. Пока подключили только больницы, школы и объекты первой необходимости. Остальные… — он пожал плечами. — Будут ждать. Говорят, ещё минимум шесть часов до полноценной подачи. И это не точно.

— Хорошо, что хотя бы так, — вмешалась Ида, стянув перчатки. — Значит, у служб есть план, и они его выполняют. Надеюсь, к утру всё наладится.

Отец покачал головой:

— Я бы не был столь оптимистичен. Устранить повреждения полностью не удастся и за сутки. Сгорела центральная районная станция. На полное восстановление уйдёт несколько дней или даже недель. Конечно, они перебросят резервы, но станут экономить. Полдня подача, полдня — отключение…

— Но это уже что-то, — отозвался Виктор. — И это возвращает нас к еще одной насущной проблеме. Нужно что-то решать по поводу бала.

Отец снял очки и устало потер глаза. В кабинете горела лишь одна тусклая лампа, и от такого скудного света казалось, что на его лице пролегли глубокие морщины.

— Пока нечего решать, Виктор, — сказал светлейший князь.

Брат покачал головой.

— Вы и правда считаете, что его стоит отменять? Столько сил и средств вложено в подготовку, разосланы приглашения… Люди готовили костюмы — тоже весьма недешёвые, к слову… У нас будут проблемы, если мы отменим праздник.

Я удивленно вскинул брови:

— Праздник? Какой к черту праздник, когда весь район мерзнет, а люди идут километр за плошкой супа? Это пир во время чумы, Виктор. Мы должны хотя бы дождаться утра. Если ситуация улучшится, тогда можно будет думать о мероприятии.

Отец задумчиво кивнул. Ида нервно теребила перчатки.

— Алексей прав, — сказал князь. — Люди не поймут, если мы сейчас станем веселиться, когда они в беде. Да и, давайте будем честны, нам самим этот праздник встанет поперек горла.

— Но финансовые потери…

— Не столь катастрофичны относительно потерь репутационных, — отрезал отец. — Да, мы организовали помощь и многим помогли в первые часы, но этого недостаточно. Люди должны видеть, что мы все в одной лодке и беда пришла ко всем. От нас этого ждут.

Брат не нашел, что возразить.

— Давайте подождём новостей хотя бы до девяти утра, — предложил я. — Станет понятнее.

— Но все равно нужно продумать, что делать, даже если подачу частично восстановят, — сказал Виктор. — Проблема в том, что наш особняк — не стандартная квартира в доходном доме. Нам не хватит этих объемов даже вместе с тем, что дают генераторы! Да и нагрузка на сеть большая — нам могут запретить превышать лимит.

Я пожал плечами.

— Ничего, переживем.

— Мы-то переживем. Но бал…

Ида внезапно подняла руку, словно школьница, предлагая решение:

— А что, если провести бал при свечах? Всё будет, как в эпоху Елизаветы Петровны. Аутентично и атмосферно. Гости наверняка оценят. Ну, конечно, в случае, если вы все же решите проводить мероприятие…

Отец задумчиво протер очки салфеткой.

— Это хорошая идея, но свечей нужно очень много. Мы должны обсудить, как их достать за оставшееся время. Ведь сейчас это самый ценный товар во всем городе. И ещё есть проблема с едой. Повара не успели приготовить все блюда, а кухонное оборудование требует энергии. Которой у нас нет и не будет. Словом, я все больше склоняюсь к тому, что бал придется отменить.

Мы с Виктором переглянулись. Я видел, как лицо брата исказила гримаса боли.

Бал был его проектом, его детищем. Да, организацией занималась матушка, но именно Виктор обеспечил семью средствами, чтобы его провести. Торговался, мотался по командировкам, консультировался с брокерами и коммерсантами… И у него получилось! Я лишь подал удачную идею и раздул ажиотаж вокруг акций, но именно Виктор выполнил самую тяжелую работу и так быстро превратил акции в деньги. Брат гордился этим — и не зря.

А сейчас то, над чем он так упорно работал, то, ради чего он вообще так рвал филей… просто просачивалось сквозь пальцы, и он ничего не мог поделать.

Ида поднялась с кресла, и мы, следуя этикету, тоже покинули свои места. Девушка пристально взглянула на моего отца, на Виктора, на меня…

— Алексей, могу я украсть тебя на пару минут?

Глава 15

Отец, услышав просьбу Иды, кивнул:

— Разумеется, Ида Феликсовна.

Но в этот самый момент Виктор, который до того безмолвно сидел у окна, склонившись над радиоприемником, вдруг насторожился и повернул ручку громкости. По комнате разнесся уверенный голос, который все мы узнали. Великий князь Фёдор Николаевич.

— Кажется, обращение. Я поймал волну официального радио, — пояснил брат, внимательно вглядываясь в приёмник, словно мог увидеть того, кто говорит.

— Я обращаюсь к жителям Петербурга и его окрестностей! — начал великий князь, и в комнате воцарилась тишина. — Петербургская сторона переживает нелёгкую ночь. Ввиду превышенной нагрузки и человеческого фактора на главной районной станции случился пожар, вследствие которого пострадало оборудование. Я хочу заверить всех вас, что приняты все меры для скорейшего восстановления энергоснабжения… Уже к девяти часам утра будет налажена частичная подача электроэнергии, а полное восстановление ожидается к восемнадцати часам…

Мы с отцом переглянулись. А дядюшка Федор тем временем продолжал:

— По всей Петербургской стороне развернуты пункты помощи из расчёта один пункт на каждые пять тысяч человек. Обращайтесь за поддержкой: горячая пища, тёплая одежда, медицинская помощь — всё будет доступно. От лица Его Императорского Величества и Совета регентов я благодарю всех за стойкость и терпение. Особая благодарность — добровольцам и спасательным службам за оперативные действия и самоотверженность. Петербург всегда был и остаётся символом силы и единства. Осталось потерпеть совсем немного. Мы справимся. Да поможет нам Бог!

Голос великого князя стих, затем диктор начал что-то комментировать, но Виктор убавил звук. Все важное мы уже услышали.

Первым нарушил молчание отец. Его усталое лицо наконец-то озарилось надеждой.

— Итак, — обратился он к нам, стараясь скрыть волнение за фасадом строгости. — Ситуация под контролем. Видимо, им удалось найти способ восстановить все быстрее.

— Да, это внушает оптимизм, — кивнул Виктор, откидываясь в кресле.

Ида, сидевшая рядом со мной, подняла глаза и улыбнулась. Её лицо, всегда живое, теперь светилось энтузиазмом.

— Если всё наладится к вечеру, значит, бал можно не отменять? — спросила она, обращаясь скорее к отцу, чем ко мне. В её голосе звучала лёгкая надежда.

Отец на мгновение задумался, будто обдумывал все возможные последствия этого решения, но затем кивнул, его лицо стало более уверенным.

— Да, но нужно обсудить детали с Анной Николаевной, — сказал он, глядя на меня. — Алексей, будь добр, сходи за матерью.

— Конечно, отец, — ответил я, поднимаясь. — Ида, ты со мной?

— Разумеется, — сказала она, поднимаясь, и мы направились к выходу из кабинета.

Коридор встретил нас тусклым светом лампочки, питаемой автономной системой.

— А здесь даже романтично, — усмехнулся я. На самом деле мне тоже полегчало. Теперь хотя бы был виден конец всей этой катавасии.

Шаги Иды звучали почти бесшумно на ковре, и я заметил, как её взгляд становился сосредоточенным.

— Алексей, я хочу помочь, — сказала она, вдруг остановившись. — Я знаю, как для твоей семьи важен этот бал. Уверена, ваши повара смогут воспользоваться кухней нашего дворца. Родители точно не будут против. У нас большая команда, и они смогут помочь приготовить всё вовремя. Конечно, это будет немного неудобно из-за необходимости доставлять блюда сюда, но это выход. К тому же недалеко…

Я остановился, удивлённый её решимостью.

— Ты серьёзно?

— Более чем, — уверенно ответила Ида, глядя мне прямо в глаза. — Это не только практично, но и правильно. Наши семьи помогают друг другу, и сейчас — самое время для этого.

— Значит, вы приглашаете моих кухарок хозяйничать на вашей кухне?

Мы обернулись на голос моей матушки. Кутаясь в теплую шаль, светлейшая княгиня вышла из-за угла. Её строгий взгляд, смягчённый лёгкой улыбкой, заставил Иду выпрямиться.

— Да, ваша светлость, — кивнула девушка. — Праздник нужно спасать.

— Вы слышали обращение великого князя? — спросила матушка, глядя то на меня, то на Иду.

— Мы как раз шли за вами, чтобы передать новости. Отец желает обсудить детали.

— Идем.

Анна Николаевна лишь кивнула, жестом приглашая нас вернуться в кабинет. Там Ида уже подробнее изложила своё предложение.

— Это достойное решение, — сказала она. — Не стоит переживать о том, что мы злоупотребляем гостеприимством. В конце концов, Юсуповы вам должны.

— Должны? — переспросил отец, нахмурившись. — С каких это пор?

Ида взглянула на меня с загадочной улыбкой.

— Скажем так, Алексей Иоаннович помог моей семье с решением одного деликатного вопроса. Внутрисемейного, ваша светлость.

Отец, матушка и Виктор тут же уставились на меня.

— А нам Алексей Иоаннович, как обычно, забыл рассказать, — вздохнул брат.

Я развел руки в стороны.

— Вопрос деликатный, братец. Ничего криминального, клянусь.

— И мои родители очень благодарны Алексею Иоанновичу, — Ида ковала железо, пока горячо. — Нам будет в радость ответить помощью на помощь.

Родители переглянулись.

— Анна, что ты думаешь? — спросил отец, переводя взгляд на матушку. — Стоит оно того, чтобы стеснять их сиятельств?

— Думаю, что Ида Феликсовна предложила достойный план, — сказала она, подумав. — Нашим поварам понадобится полноценная кухня. Некоторые заготовки испортились, поскольку холодильники не морозили…

— Тогда мне нужно немедленно переговорить с родителями, — заявила Ида. — Я вернусь к вам через четверть часа.

* * *

Весь следующий день прошел в хлопотах. Несколько часов неглубокого сна, торопливый завтрак — и суета до самого вечера.

Матушка дала волю неуемной энергии и проявила свой выдающийся организаторский талант в полную силу. Когда мы с Уваровым поднялись на второй этаж, они вместе с Таней заканчивали приводить в порядок декорации, несколько помятые за прошедшие сутки.

— О, вот и вы! — Таня широко улыбнулась, причем больше не мне, а Лёне. Видимо, пыталась оттачивать на несчастном Уварове столь необходимый для светских девушек навык обольщения. — Как там внизу? Успевают?

— Пока идем по графику, — кивнул я.

Горничные наводили лоск после ночных гостей: заново полировали зеркала, ставили свежие букеты в вазы, придирчиво отыскивали и оттирали каждое пятнышко с паркета.

Тускло горели лампы, их свет почти терялся в вечерних тенях, но несмотря на это, атмосфера в доме становилась всё более праздничной. Слуги, улыбаясь, шутливо подталкивали друг друга, передавая подсвечники и тяжёлые канделябры. Один из молодых лакеев умудрился споткнуться, уронив связку свечей, и, к счастью, никто не пострадал. Все дружно рассмеялись, а сам виновник покраснел до ушей.

— Вот здесь, у колонны, нужно добавить ещё пару подсвечников, — указала Анна Николаевна, её тон был деловым, но в голосе проскальзывала лёгкая нотка удовольствия от проделанной работы. — А этот канделябр перенесите ближе к окну. Пусть он создаёт игру света и тени. И подвяжите шторы повыше, чтобы ничего не загорелось.

Таня, стоявшая рядом, глядя на всё это великолепие, восхищённо вздохнула.

— Мама, это выглядит так романтично! — сказала она, озорно улыбаясь. — Будто мы вернулись в старые времена. Только представь: дамы в пышных платьях, кавалеры в кружевных манжетах… Как в сказке.

— Не начинайте снова, Татьяна Иоанновна! — Матушка наградила ее строгим взглядом. — Правила писаны для всех. Ты не имеешь права появляться на мероприятиях, которые начинаются после шести вечера.

— Но я же могу хотя бы одним глазком взглянуть? — с надеждой в голосе спросила Таня, посмотрев на мать как можно более невинным взглядом. — Хотя бы через дверную щелочку… Ну пожалуйста!

Матушка была непреклонна.

— Всему свое время, Татьяна, — покачала головой она. — Но в следующем году, обещаю, ты будешь блистать.

Таня обиженно надула губы, но промолчала. Её взгляд всё равно сиял, она была слишком взволнована происходящим. Тем временем один из лакеев с забавным выражением лица пытался удержать на подносе сложную композицию из цветов, поскользнувшись на паркете. Таня не смогла удержаться от смеха и магией помогла ему устоять на ногах.

— И что бы ты без меня делал, Илья? — усмехнувшись, сказала она и исчезла в соседнем зале.

Тем временем мы с Уваровым решили пройтись по залам, пока была передышка. Всё выглядело поистине великолепно. Матушка и её команда превзошли самих себя. Высокие потолки были украшены пышными гирляндами из цветов, мерцающий свет свечей отражался в огромных зеркалах, создавая иллюзию бесконечного пространства. Полы были натёрты до блеска, и в их поверхности, казалось, можно было увидеть весь потолок, словно в воде. Шёлковые драпировки на стенах добавляли помещению торжественности.

— Алексей, твоя мать — настоящий мастер, — заметил Лёня, остановившись у одного из окон. — Это просто чудо, что они успели всё организовать за столь короткий срок. Да ещё после таких событий. Думаю, я бы просто развёл руками и сдался.

— Она всегда такая, — ответил я с гордостью. — Ее светлость умеет вдохновлять. Она и сам первородный хаос упорядочит, если понадобится.

Лёня рассмеялся.

— Что ж, тогда это объясняет, почему здесь так идеально. Хотел бы я перенять хоть половину её организаторских способностей.

— Ты, вообще-то, на соответствующий спецкурс ходил несколько месяцев. Забыл?

— Лёш, это другое…

В это время Аграфена раздавала указания у входа, проверяя доставку блюд из дворца Юсуповых. Её строгий взгляд останавливался на каждом ящике и каждой корзине, словно она могла одним взглядом убедиться в их содержимом.

— Осторожнее с этим! — воскликнула она, указывая на корзину с десертами. — Это марципановые пирожные, их нельзя мять! Вы хоть знаете, сколько они стоят и как долго их делать? Господи, за что мне это…

Слуги суетливо кивали, торопясь исполнить её указания. С гиперответственной Феней они вообще предпочитали не шутить.

Яна, тем временем, сидела за столом в углу гостиной и сверяла списки гостей. Её почерк был ровным и аккуратным, она подписывала карточки для рассадки на ужин, время от времени шепча что-то себе под нос.

— Сколько гостей ожидается? — спросил я, подходя ближе.

— Примерно сотня, — ответила она, не поднимая глаз. — Но среди них император и императрица, так что всё должно быть идеально. Думаю, даже эти карточки будут рассматривать с лупой…

После того как все убедились, что залы сверкают, Анна Николаевна дала команду всем переодеваться. Мы с Лёней поднялись в мою комнату, где уже были подготовлены костюмы. Маскарадные, чтоб меня.

Лёня с любопытством рассматривал свой костюм. Бархатный камзол глубокого синего цвета с золотыми вышивками, белоснежный кружевное жабо и обязательный парик с пудрой — всё это, по задумке, должно было придать ему вид настоящего придворного кавалера.

— Алексей, ты только посмотри на этот парик! — засмеялся он, примеряя его. — Я выгляжу, как человек, готовый написать сонет о лунном свете.

— Лучше тебе не пудрить его слишком сильно, — поддразнил я, помогая ему надеть камзол. — А то дамы расчихаются.

— Полагаю, уж дамы-то к пудре привычны…

Мой собственный костюм был не менее роскошным. Тёмно-зелёный камзол с серебристыми узорами, широкий пояс и белые чулки завершали образ. Парик, конечно, был откровенно нелепым. Белый, с завитушками… Бррр!

— Алексей, тебе только веера не хватает! — сыпал соль на рану Уваров, ухмыляясь на меня из отражения зеркала. — Немного подкрасить, еще попудрить, мушку над губой поставить — и будем, чтоб нас, как две девицы на выданье.

Я его веселья не разделял. И так терпеть не мог балы, а тут еще и эта «метаморфоза», будь она проклята. Хорошо хоть, что фотографов сегодня не будет — хотя бы снимки не попадут в газеты.

— Так, чтобы пережить это унижение, мне нужна еще чашка кофе, — вздохнул я. — Идем, пока есть время. Скоро начнут съезжаться гости.

* * *

Насладиться напитком я не успел.

— Первые гости! — объявила Аграфена. — Юсуповы!

— Слава богу. — Я залпом допил свой кофе и поднялся, чтобы встретить друзей по всем правилам.

Суета в доме достигла своего апогея. Лакей, одетый в униформу с золотыми нашивками, распахнул дверь автомобиля, и первым выбрался князь Феликс Феликсович. Его высокий и статный силуэт выглядел ещё внушительнее в наряде эпохи Елизаветы Петровны: золотистая парча камзола искрилась в свете факелов, вышивка изящно подчёркивала строгость линий костюма. Его белоснежный парик с мягкими завитками был идеален.

— Да уж, с душой подошли, — проговорил Виктор.

— Юсуповы никогда не упустят возможности блеснуть нарядом, — улыбнулась матушка.

Следом появилась княгиня Лионелла Андреевна в голубом платье с серебряной вышивкой. На плечах красовалась бархатная накидка, на голове — венец из бриллиантов, а на шее блестело ожерелье из сапфиров.

Последней вышла Ида. Её наряд, выполненный в нежных тонах розового золота, был украшен кружевами и жемчугами, которые мягко поблёскивали при каждом её движении. Длинные локоны были убраны в высокую причёску, закреплённую гребнем из перламутра. Её лицо сияло, а глаза блестели от возбуждения и предвкушения.

Я стоял рядом с отцом, матерью и Виктором, приветствуя их с широкой улыбкой.

— Ваши сиятельства, наконец-то! — сказал отец, слегка поклонившись, его голос звучал тепло и искренне. — Благодарим за вашу помощь. Без вас наш вечер не был бы таким, каким мы его задумали.

— Не стоит благодарностей, — ответил Феликс Феликсович, пожимая руку отцу. — Мы лишь сделали то, что было в наших силах.

— Анна Николаевна, ваш дом — это настоящая сказка, — сказала княгиня Лионелла, оглядев украшенный зал. — Такие тонкие детали! Эти свечи, зеркала, эти гобелены — всё выглядит так, словно мы перенеслись на пару веков назад.

Ида посмотрела на меня, и в ее глазах заплясали черти.

— Алексей Иоаннович, вы прекрасно смотритесь в этом наряде, — сказала она, едва сдерживаясь от хохота. Её глаза задержались на моём камзоле и парике. — Я бы хотела запечатлеть этот момент в вечности.

С этими словами она вытащила из складок необъятной юбки телефон-раскладушку последней модели с камерой и… мне в лицо ударила вспышка.

— Снято! — она ловко захлопнула телефон перед моим носом и рассмеялась.

— Удали, — прошипел я.

— Ну уж нет! Буду любоваться каждый вечер перед сном.

Иногда она бывала невыносима. Но это тоже мне нравилось. И все же от компромата хотелось избавиться. Я протянул к ней руку, но девушка ловко выскользнула из захвата и, смеясь, умчалась в другой зал.

— Князь Рюмин с супругой! — объявил дворецкий.

Я оглянулся на Иду. Девица подразнила меня телефоном и скрылась вместе с родителями в соседнем зале. А мне предстояло приветствовать секретаря Совета регентов.

И многих, многих других.

Автомобили останавливались один за другим. Прибыли Рюмины, Черкасов, князья Голицины, Мещерские, Гагарины. Лакеи спешили к дверям автомобилей, помогая гостям выйти, а затем провожали их к залам.

Каждого гостя наша семья встречала с тёплой улыбкой. Многие восхищённо смотрели на убранство дома, отмечая внимание к деталям. Воздух наполнялся смесью веселья и благоговения перед атмосферой вечера.

— Это действительно впечатляет, Алексей Иоаннович, — сказал князь Львов, обращаясь ко мне. — Такое ощущение, что сам дух императрицы Елизаветы посетил нас сегодня.

— Благодарю, ваше сиятельство, — ответил я, гордясь работой матушки.

Потом приехали Цициановы, Одоевские, Волконские, графы Безбородко, Салтыковы, Зубовы, Румянцевы, Ламздофы, Брюсы и другие. В какой-то момент у меня зарябило в глазах от разноцветных костюмов.

Когда гости заполнили залы, оркестр заиграл увертюру. Лакеи, одетые в белоснежные рубашки и камзолы, начали разносить шампанское и лёгкие закуски. Гости кружились по залам, ведя светские беседы, смех и звон бокалов наполняли пространство. Но все ждали появления императора и императрицы — танцы должны были начаться только с их появлением.

Наконец, Аграфена, с блестящими глазами и лёгким румянцем на щеках, подошла к родителям.

— Государь и государыня прибыли, — сообщила она торжественным шёпотом.

Зал мгновенно притих. Лакеи поспешили занять свои позиции, а оркестр сменил мелодию на более торжественную. Парадные двери распахнулись, и вошли император и императрица в сопровождении свиты и гвардейцев. Государь, в роскошном мундире с золотыми нашивками и орденами, шёл уверенным шагом. Его высокая фигура и строгий взгляд внушали уважение. Но всё внимание гостей было приковано к его супруге.

Надежда Фёдоровна затмила гостей. Пышное платье, исполненное в нежных оттенках золота и лазури, было украшено тончайшим кружевом и драгоценными камнями. На шее сверкало многорядное бриллиантовое колье из бриллиантов, а высокую прическу парика венчала увесистая алмазная диадема. Императрица явно тщательно продумывала костюм.

Отец и мать церемонно поклонились. Я последовал их примеру.

— Ваше Императорское Величество, — начала Анна Николаевна, голос её звучал ровно и уважительно. — Для нас великая честь приветствовать вас в нашем доме.

— Тетушка Анна! — Император взял обе ее руки в свои и лучезарно улыбнулся. — Спасибо, что пригласили! Наденька так готовилась… А я репетировал танцы, чтобы ее порадовать.

Императрица улыбнулась и, склонив голову, ответила с сильным акцентом:

— Анна Николайевна, спасьибо. Я давно мечтала… побьивать на таком балу. Это как… как ожьившая сказка…

Её слова вызвали восхищённый шёпот среди гостей. Императрица осталась довольна — можно веселиться. Музыка сменилась на более ритмичную, и вскоре объявили первый танец — полонез.

Император подал руку императрице, и они первыми вышли на середину зала. Их движения были грациозными, каждый шаг — часть сложного ритуала. Собственно, полонез и предполагался как открывающий бал танец, торжественное шествие.

Следом за ними пошли хозяева бала — отец и матушка, затем — старшие Юсуповы…

Я уже собирался пригласить Иду на танец. Её взгляд, полный ожидания, встретился с моим, и я сделал шаг в её сторону… И замер, проверяя, не показалось ли мне.

Воздух вокруг словно стал густым, наполняясь невидимыми потоками аномальной энергии. Я повернулся, ища источник, и взгляд упал на Лёню Уварова. Парень побелел от волнения, руки дрожали, а в глазах начали появляться зеленые искры.

Я метнулся к нему.

— Даже не думай!

Глава 16

— Леш, клянусь, я не специально!

Я огляделся по сторонам и повел Уварова в сторону, подальше от гостей, что уже начали выстраиваться в пары для танца.

Уваров вцепился в мою руку так крепко, словно висел над пропастью. Я осторожно подвел парня в темный угол бального зала, где было меньше всего свечей. Лёня дышал тяжело, его взгляд метался, а руки мелко подрагивали. Я положил ему руку на плечо, отслеживая течение его эфира и стараясь передать через прикосновение своё спокойствие.

— Лёня, помнишь техники, о которых я тебе говорил? — тихо спросил я, глядя ему прямо в глаза. — Вспомни про два огонька. Закрой глаза и сосредоточься. Четыре на вдох, четыре на задержку дыхания…

Он кивнул, закрыл глаза и начал глубоко дышать. Его грудь поднималась и опускалась ровным ритмом, как будто он старался найти точку равновесия.

— Два огонька… два огонька… — бормотал он себе под нос. Голос его дрожал, но постепенно становился более уверенным. Я почувствовал, как напряжение в его теле немного ослабло.

Мой взгляд сосредоточился на его лице. Я продолжал держать руку на его плече, отслеживая прогресс. Ранее сгущавшаяся энергия вокруг нас начала рассеиваться, словно тяжёлый туман, который, наконец, подхватил ветер. Воздух снова стал прозрачным, у меня перестало сосать под ложечкой.

Кажется, на этот раз пронесло.

— Хорошо, Лёня, — сказал я, слегка пожимая его плечо. — Ты молодец. Справился.

Он открыл глаза, полные слёз. Его взгляд, полный вины и сожаления, встретился с моим.

— Прости меня, Алексей, — пробормотал он. — Прости, пожалуйста. Я просто… я перенервничал. Появление императора и императрицы… вся эта роскошь, эти люди… Слишком много людей. Я потерял контроль…

— Но ты его вернул, — отозвался я. — Ты еще не раз окажешься в стрессовых ситуациях, и тебе нужно научиться отслеживать свое состояние. Прислушиваться к себе.

Смысла ругать Уварова не было — я знал, что он оставался бомбой замедленного действия, хотя и работал на совесть. Но я предполагал, что понадобится что-то помасштабнее, чтобы вывести парня из равновесия.

С другой стороны, Леня не привык к подобным собраниям. Его род был древним, с богатой историей, но уже больше ста лет Уваровы не относились к Большим Домам. Сейчас это были типичные провинциальные аристократы, и Леня, воспитанный в другой среде, просто оторопел от яркости столичного блеска.

Был соблазн попросту вырубить его понадежнее или накачать успокоительными из тайной матушкиной аптечки — у нее разное водилось на всякий случай. Но я не был уверен, что эфир парня адекватно отреагирует на какой-нибудь сильный препарат. Кроме того, Уварову следовало научиться держать себя в руках. Я не смогу быть с ним рядом вечно.

— Лёня, — начал я, глядя на него со всей серьёзностью. — Сегодня я буду тебя подстраховывать. Всю ночь, если понадобится. Но ты должен продолжать концентрироваться. Ситуация под контролем, но мне нужно быть уверенным в тебе.

Он кивнул, глотая слёзы.

— Я обещаю, Лёш. Больше ничего подобного не повторится. Честное слово.

— Посмотрим, — тихо сказал я, решив не верить на слово, пока не увижу, что он действительно справляется.

В этот момент дверь, ведущая в соседнюю комнату, приоткрылась, и показалась Татьяна. Её лицо было немного встревоженным. Она помахала мне рукой, приглашая нас подойти — ей нельзя было появляться в бальном зале.

— Ты тоже это почувствовал? — спросила она шёпотом. — Энергия Искажений… Я подглядывала за танцами и гостями, но вдруг почувствовала что-то странное. Энергия… Она была где-то здесь, совсем рядом.

Я коротко кивнул.

— Ложная тревога. Это у нас Леонид Антонович расчувствовался, но все уже хорошо. Не переживай.

Таня удивленно взглянула на Уварова.

— Моя способность… она может быть опасной, если я потеряю самоконтроль, — смущенно ответил Лёня. — Мы уже справились, но мне нужно следить за этим.

Таня вытаращилась на моего однокурсника.

— Он что, может вызывать аномалии? — прошептала она. — И ты мне ничего не сказал⁈

— Не хотел пугать.

— Я не боюсь! Это же так интересно. Такой редкий дар… — произнесла сестра с интересом. — Лёша, я могу с ним остаться, подстрахую. У тебя все танцы расписаны. Если обманешь ожидания, будут проблемы. А нам проблемы не нужны.

Её предложение застало меня врасплох. Таня действительно куда дольше Лёни работала с Искажениями, но всё же она сама ещё не так давно обрела уверенность в своей силе. Однако, глядя на её решительное личико, я понял, что сестрица в себе не сомневалась.

— Уверена? — спросил я, внимательно смотря на неё.

— Конечно. У меня больше опыта, чем у твоего друга. Я справлюсь. А ты иди приглашай Иду на полонез — иначе сейчас ее уведет Горчаков.

Лёня улыбнулся.

— Я пришел в равновесие, Лёш. Правда. Танцуй спокойно.

После короткого раздумья я кивнул. Возможно, уверенность сестры поможет Лёне, а мне действительно нужно было выйти в зал. Впрочем, это не означало, что я не стану отслеживать фон. Ушки теперь постоянно будут на макушке.

— Хорошо, — сказал я. — Вернусь после танца.

Таня очаровательно улыбнулась.

— Не торопись, братец. У меня большие планы на твоего приятеля. Должна же я расспросить его о жизни в Корпусе…

Хитрая лиса! Явно положила глаз на Уварова. Нет, он парень милый и вроде даже симпатичный по дамским меркам. Но Таня явно хотела отточить на бедолаге навыки очаровывать противоположный пол. Лишь бы только Лёня не разволновался от столь пристального внимания моей сестренки.

Оставив их в соседнем зале, я поспешил вернуться к танцующим. Среди гостей я сразу нашёл Иду Юсупову. Она стояла в окружении нескольких кавалеров, которые один за другим пытались пригласить её на танец, но она лишь вежливо отказывала, явно ожидая меня.

Я подошёл к ней и, соблюдая все правила этикета, поклонился.

— Ида Феликсовна, окажете ли вы мне честь стать моей партнершей на полонезе? — спросил я, протягивая ей руку.

Её лицо озарилось улыбкой. Она положила свою изящную руку на мою.

— С удовольствием, Алексей Иоаннович, — ответила она.

Горчаков, Румянцев и Ламздорф, претендовавшие на танец с Юсуповой, покорно расступились, давая нам дорогу. Я услышал разочарованные вздохи за спиной.

Мы присоединились к потоку танцующих. Не будь среди гостей императорской четы, то полонез бы никто не ставил в программу. Это был слишком старомодный танец, больше напоминавший торжественное шествие. Зато это был лучший способ показать себя и свои костюмы во всей красе.

Мой отец вел под руку императрицу, а матушка шествовала с императором — по правилам, хозяин и хозяйка дома должны были представлять другим самых важных гостей.

— Каким вы находите наряд императрицы, Алексей Иоаннович? — спросила Ида, когда мы прошли мимо отца и государыни. — Не правда ли, он очень мил?

— Я ничего не понимаю в старой моде, Ида Феликсовна, — отозвался я. — Императрица всегда прелестна.

— Говоришь, как заправский льстец, — тихо хихикнула девушка.

— Скорее, как солдафон — прямо и по делу.

Пары двигались по залу, красуясь друг перед другом. Мужчины в камзолах и париках, дамы в пышных платьях с замысловатыми украшениями — всё и правда выглядело, как на ожившей картине эпохи Елизаветы Петровны.

Потом был менуэт — еще один церемониальный танец, который мне не получилось пропустить. Ибо императрица пожелала танцевать со мной. На первой кадрили я сбежал проведать Уварова — оказалось, Леня отлично себя чувствовал в компании моей сестры. Потом танцы, снова танцы, юбки, дамы, бриллианты…

Мазурка стала для меня истинным благословением — ведь после нее было принято прерываться на ужин. Мазурку я снова танцевал с Идой и, как того требовал этикет, после танца проводил девушку к столу.

— Ужин при свечах! — восхищались дамы позади меня. — Сто лет на таком не бывала…

Столовая выглядела роскошно, украшенная гирляндами из свежих цветов и серебряными канделябрами. На каждом месте лежали карточки с именами. Ароматы запечённого мяса, закусок и изысканных соусов дразнили нос.

Гости неспешно рассаживались. По залу разносился негромкий гул разговоров, смешанный со звоном бокалов. Я занял место рядом с Рюминым, а чуть дальше от нас сидел Черкасов в напудренном парике с завитушками — вот уж кого стоило фотографировать для компромата. Отец и мать, как хозяева вечера, заняли почётные места рядом с императором и императрицей.

Слуги наполнили бокалы шампанским и винами. Разговоры за столом стали более оживлёнными, но, как только император поднялся со своего места, воцарилась тишина.

Император, высокий и широкоплечий мужчина с детским выражением лица, неловко встал, держа бокал с газировкой. Его движения были нескладными, но он улыбался, как ребёнок, получивший новый подарок.

— Я хочу произнести тост в знак почтения хозяевам этого прекрасного бала, — начал он, широко улыбаясь. Его голос был высоким, почти карикатурным, но все слушали внимательно. — Спасибо за… этот вечер. Мне очень понравились танцы!

Он повернулся к отцу и матери, а его улыбка стала ещё шире.

— Спасибо светлейшим князьям Иоанну Карловичу и Анне Николаевне. Вы… молодцы. Хороший дом. Красивый. Очень красивый! Наденька, — он с нежностью взглянул на императрицу, — тоже в восторге.

В зале послышался лёгкий шёпот, но никто не позволял себе открыто улыбнуться. Император явно наслаждался вниманием и, сделав паузу, неожиданно повернулся ко мне, Виктору и Черкасову. Его лицо стало чуть более сосредоточенным, как будто он собирался сказать что-то важное, но слова давались ему нелегко.

— А ещё, — начал он медленно, словно подбирая каждое слово, — я знаю… я знаю про вас троих. Вы… молодцы. Вы помогли… помогли нам. На станции, где качают воду. Я знаю, что был взрыв, и вы рискнули жизнями, чтобы уберечь город. Спасибо вам! Вы многих спасли!

Зал замер, гости обменялись удивлёнными взглядами, словно не понимали, зачем об этом вспоминать именно сегодня. Император снова улыбнулся, явно довольный произведённым эффектом, и продолжил:

— Я решил. Я вас награжу за этот подвиг. Каждый из вас получит свой орден Святого Георгия! И Лёша, и Виктор, и… — император замялся, но слуга подсказал государю фамилию экспедитора. — И майор Черкасов!

Он ткнул пальцем в нашу сторону, и все взгляды устремились на нас. Моя спина напряглась — в ней разве что дыру не прожгли. Виктор, сидящий рядом, сохранял невозмутимое лицо, но я заметил, как его пальцы крепче сжали ножку бокала. Черкасов выглядел ошеломлённым, даже побледнел от неожиданности.

— Вы заслужили орден! — завершил император и поднял бокал. — За хозяев бала светлейших князей Николаевых!

Все присоединились к тосту, но по ошарашенным лицам гостей нетрудно было догадаться, что их удивило решение императора.

Когда все снова уселись и лакеи начали разносить блюда, в зале начались перешёптывания. Многие гости, среди которых были князья и графы, явно не скрывали своего недовольства. Орден Святого Георгия был высокой наградой, которую вручали далеко не всей знати. То, что он был обещан людям, занимающим довольно скромное положение, вызвало недоумение.

— Это поразительно, — услышал я шёпот от соседнего стола. — Орден Святого Георгия! И за что? За то, что они просто выполняли свою работу? Просто невероятно…

— Тише, ваше сиятельство! Мы все же в гостях…

Я наклонился к Виктору и шепнул:

— Ну что, готов к званию героя?

Он усмехнулся, но его голос оставался серьёзным.

— Готов ли я к зависти всей этой комнаты — вот вопрос.

Рюмин, сидевший по другую руку от меня, наклонился ближе и тихо добавил:

— Это может быть не только зависть, но и опасность. Будьте осторожны, ваша светлость.

Я кивнул, чувствуя, как обстановка за столом становилась напряжённой. Слуги, словно чувствуя настроение гостей, действовали ещё быстрее и точнее, меняя блюда и наполняя бокалы, стараясь отвлечь внимание от неловкой ситуации.

После ужина, когда гости начали переходить в другие залы, я почувствовал на себе взгляд Иды. Она стояла у одной из колонн, слегка склонив голову, и явно дожидалась меня.

— Чем могу служить, Ида Феликсовна?

— Скажите, ваша светлость, найдется ли в этом прекрасном доме такое укромное местечко, где двое могли бы укрыться от чужих глаз? — шепнула она, заговорщически мне подмигнув.

Я не мог отказать себе в удовольствии насладиться ее обществом.

— Разумеется, ваше сиятельство. Даже не одно.

— В таком случае, быть может, вы проведете мне совсем небольшую экскурсию? Я еще не готова возвращаться в зал и предпочла бы сперва размять ноги…

Не знаю, как у Иды это получалось, но в каждом жесте, взгляде, интонации сквозили интрига и обещание. И мне это нравилось.

— С удовольствием, но сперва я должен уладить одно небольшое дело.

— Жду вас здесь, — улыбнулась девушка.

А уладить мне предстояло вопрос с Уваровым. Не тащить же его на романтик, в самом-то деле!

Я нашел Леню в гостиной — парень не собирался танцевать и сейчас просто стоял рядом с другими гостями, слушая рассказ Голицына о новом урожае вина. Увидев меня, Уваров откланялся и подошел ко мне.

— Идем в кабинет, — велел я.

— Что-то случилось?

— Пока нет. Нужно сделать так, чтобы и не случилось.

В кабинете горела лишь одна настольная лампа. В это помещение гости не допускались, так что мы с Лёней оказались здесь одни.

— Леш, в чем дело? Я снова где-то проштрафился?

— Слава небесам, нет, — улыбнулся я. — И я должен заранее извиниться.

— За что?

Вместо ответа я быстро выбросил вперед руку и дотронулся до его лба. Резкий выброс психоэфира подкосил парня, и он обмяк — я едва успел подставить под его тощий зад кресло.

— Вот за это, — сказал я, вещая крепкое сонное заклинание.

Лучший сторож — бессознательное состояние. Хватит как раз на пятнадцать минут, а на большее время нам с Идой все равно нельзя уединяться — заметят.

Вернувшись к Иде, я протянул ей руку, предлагая следовать за мной. Она приняла её с лёгкой улыбкой, и мы отправились к задней части дома, избегая центральных коридоров и шумных залов. Узкие проходы, ведущие к крыше, редко использовались.

— Куда ты меня ведёшь? — спросила Ида, её голос звучал сдержанно, но любопытство в нём было очевидным.

— Терпение, ваше сиятельство, — ответил я с лёгкой улыбкой. — Обещаю, это стоит того.

Наконец, мы добрались до чердака. Я открыл небольшой люк и, поднявшись первым, протянул Иде руку, чтобы помочь ей выбраться. Холодный ночной воздух сразу окутал нас, но вид, открывшийся с крыши, компенсировал все неудобства.

Центр ночного Петербурга раскинулся перед нами во всей своей красоте. Огни Петропавловской крепости отражались в тёмной глади Невы, а Зимний дворец и Дворцовая набережная сияли вдалеке. На горизонте мерцали Ростральные колонны Васильевского острова.

Ида ахнула, её глаза широко раскрылись, словно она пыталась запомнить каждую деталь этого момента.

— Это невероятно, Алексей! — прошептала она, делая шаг вперёд. — Я не знала, что с Петербургской стороны открывается такой роскошный вид! Здесь весь центр как на ладони…

— Не весь, — ответил я, прислоняясь к каменной балюстраде. — Но отсюда вид не хуже, чем с другого берега, не так ли?

— Это волшебно, — сказала она, оборачиваясь ко мне. Её глаза блестели от восторга, а лицо светилось в лунном свете.

Мы стояли рядом, наслаждаясь тишиной и величием города. Я смотрел на неё, а она — на огни Невы. Её плечи подрагивали от холода, и я заметил это.

— Замёрзла? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально.

— Немного, — призналась она, потирая ладони.

Я снял свой камзол и набросил ей на плечи. Ткань показалась мне слишком лёгкой для такой прохлады, но Ида улыбнулась и крепче прижала камзол к себе.

— Теперь лучше? — спросил я, с искренним беспокойством глядя на неё.

— Гораздо, — ответила она тихо. Затем, сделав шаг ко мне, она неожиданно коснулась моих губ лёгким, но тёплым поцелуем. Я замер, удивлённый, но в то же время чувствуя, как сердце забилось быстрее.

— Это становится привычкой, — сказала она, отстранившись, её улыбка была озорной. — Кажется, я уже не могу без этого.

— Не все привычки вредны, — ответил я, пытаясь сохранить спокойствие, но не в силах сдержать лёгкую улыбку.

Её голос стал тише.

— Алексей, я… Мне нравится то, что между нами происходит. Настолько нравится, что… — она замялась. — Я не хочу торопить события. Точнее, хочу, но понимаю, что это неразумно. Ведь у тебя столько всего впереди — и учеба, и служба… Но я хочу, чтобы ты знал — я готова ждать.

Её слова прозвучали серьёзно. Я кивнул, понимая, что она говорит не просто о моменте, но о будущем, которое она видит для нас обоих.

Но в этот момент позади нас, на чердаке, раздался грохот. Звук был резким, словно что-то упало, и слишком громким, чтобы его можно было проигнорировать. Мы оба резко обернулись, и я почувствовал, как Ида крепче схватилась за мой локоть.

— Что это? — прошептала она, её голос дрожал.

Я прищурился, вглядываясь в темноту выхода.

— Мы здесь не одни.

Глава 17

— Черт! — Ида крепче прижалась ко мне и замерла. Её плечи дрожали то ли от страха, то ли от холода. Она взглянула на меня, безмолвно спрашивая, что мы будем делать дальше.

Я жестом показал ей оставаться снаружи на крыше, а сам медленно залез в окно чердака. Доски скрипнули под моим весом, и я, сдерживая дыхание, зажёг «Люмен». Мягкое голубоватое сияние осветило пыльные балки, свисающие паутины и хаотично разбросанные старые вещи, отправленные сюда в вечную ссылку.

— Кто здесь? — спросил я громким шёпотом. — Выходи по-хорошему.

Ответа не последовало, но я уловил шорох ткани и быстрые, нервные движения. Прислушиваясь, я двинулся к углу чердака, стараясь не наступить на старые доски, которые грозились выдать меня громким треском. Ощущение напряжения усиливалось — каждый мой шаг казался слишком громким, а сердце билось так, будто его могли услышать даже снаружи.

Свет магического шара осветил угол, и я, наконец, увидел…

— Да вы издеваетесь⁈

Черкасов и Аграфена, оба в съехавших набекрень париках, застыли, пойманные с поличным. Их лица выражали смесь паники, смущения и раздражения. Черкасов, всё ещё держа Аграфену за руку, беззвучно открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба.

— Алексей Иоаннович! — прошипела Аграфена, нервно поправляя накидку на бледных плечах. Её тон был одновременно сердитым и растерянным. — Что вы здесь делаете?

— Тот же вопрос хотелось бы задать и вам, господа, — сухо ответил я.

Черкасов покраснел так, что это было заметно даже в голубом свете. Забавно, а ведь мне казалось, что он давно утратил способность смущаться — с его-то донжуанским списком. Экспедитор спешно поправил воротник бутафорского камзола.

— Полагаю, Алексей Иоаннович прекрасно понимает, что мы здесь делаем, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Что ж, хотя бы не стал отнекиваться и искать дешевых оправданий. Аграфена запоздало отпрянула от своего визави, стараясь вернуть себе серьезный вид. Получилось скверно.

Я не выдержал и поднял руку, жестом предлагая им остановиться. Глубоко вдохнув, я попытался сохранить серьёзное выражение лица, но внутренне уже боролся с хохотом.

— Ты мне только одно скажи, Феня, — улыбнулся я. — Тебе нужна помощь, или все в порядке?

Аграфена сузила глаза и сложила руки на груди. Она явно собиралась что-то сказать, но тут я услышал за спиной движение — Ида, не выдержав ожидания, влезла внутрь.

Глаза Юсуповой округлились, как у испуганного котёнка, когда она увидела нас троих. Пауза, возникшая между нами, была настолько неловкой, что даже скрипучие доски чердака, казалось, напряглись.

Мы все замерли, переглядываясь. Я не знал, что было смешнее — выражение лица Аграфены, смущение Черкасова или то, что мы с Идой выглядели ничуть не лучше.

— Что ж, зная тебя, Феня, полагаю, ты отправилась сюда добровольно. В таком случае мы с Идой Феликсовной ничего не видели, — наконец сказал я. Мой голос дрожал от подавляемого смеха.

Аграфена снова открыла рот, чтобы что-то сказать — наверняка собиралась меня отчитать по привычке. Но затем вспомнила, в какой ситуации находилась сама. Её лицо приняло выражение сдержанного упрёка, но она решила не усугублять ситуацию.

— Ну и мы тоже ничего не видели, — заявила она наконец, её голос был резким, но уже без прежней злости. — Никто ничего не видел.

Черкасов коротко кивнул, не сводя глаз с моей спутницы. Да уж, ситуация, мягко скажем, дурацкая.

— Прекрасно, — ответил я, подавая руку Иде, которая всё ещё стояла с выражением человека, попавшего в самый странный момент своей жизни. — Тогда мы пойдём, а вы… наслаждайтесь моментом.

Аграфена и Черкасов проводили нас столь пристальным и тяжелым взглядом, что он ощущался физически. Я не мог сдержаться и, выходя с Идой в коридор, шепнул:

— Чердак, оказывается весьма популярное место уединения.

— Раз так, стоит поставить здесь лакея, — тихо отозвалась Ида.

Когда мы наконец спустились в тёмный коридор, девушка остановилась и прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться слишком громко.

— Алексей, — начала она, её голос был полон смеха. — Ты видел их лица? Аграфена была… Она нас чуть не испепелила взглядом!

Я прислонился к стене, прикрыв лицо рукой, чтобы скрыть свою улыбку.

— Что ж, у всех есть маленькие невинные тайны.

— Такие ли уж невинные? — вскинула брови Ида. — Сдается мне, ваша помощница и этот майор уже не впервые оставались наедине…

— Как и мы, Ида Феликсовна.

— Ну… да. И все же эту сцену я запомню надолго!

Мы ещё долго смеялись, подшучивая над ситуацией. Этот момент, полный напряжения и комичности, неожиданно сблизил нас ещё больше.

После того как мы спустились с чердака и вернулись в гостевые залы, я проводил Иду до компании знакомых дам. Она благодарно улыбнулась, но в её взгляде ещё теплилась искра пережитого нами момента. Я же, мысленно вздохнув, отправился в кабинет — проверить, как там Уваров.

Открыв дверь, я застал неожиданную картину: Татьяна сидела с книгой в руках, а Лёня мирно спал на соседнем кресле, его голова склонилась набок. Таня выглядела абсолютно спокойной.

— Что здесь происходит? — спросил я, прикрывая за собой дверь. — Ты присматриваешь за ним?

Она подняла на меня глаза, не отрывая пальца от страницы, словно чтобы не потерять место.

— Ага, — спокойно ответила она. — Полагаю, твоя работа, судя по сонному заклинанию. Кто-то же должен был позаботиться о твоём товарище, пока ты шастаешь по закоулкам со своей дамой сердца.

— И откуда это такая преступная осведомленность, сестрица?

Таня усмехнулась и отложила книгу.

— Оттуда, милый братец, что я, в отличие от тебя, сижу в этом доме почти безвылазно. И успела изучить каждый закоулок нашего особняка. А вы с княжной Юсуповой настолько сблизились в последнее время и так друг на друга смотрите, что даже слепой поймет — между вами что-то есть!

Что ж, сестренка явно натренировала наблюдательность. И, зная Таню, я бы поставил на то, что она наверняка захочет что-нибудь в обмен на свое молчание. Интересно, знала ли она об Аграфене?

Я улыбнулся, указав на Уварова.

— Спасибо, что приглядела за Леонидом.

Она взглянула на безмятежного парня и, слегка прищурившись, уставилась на меня.

— С тебя ещё станется, Алексей. Я уже придумала, что попрошу взамен. Но пока не скажу. Всему свое время.

— Где же твои милосердие и благотворительность, сестрица? — с сарказмом ответил я, слегка поклонившись. — Но всё равно спасибо.

Я подошёл к Лёне, потряс его за плечо, чтобы разбудить.

— Подъём, герой. Спать на балах — это уже слишком.

Он медленно открыл глаза, моргнул и натянуто улыбнулся.

— Простите, я… кажется, немного переутомился…

— Всё в порядке. Таня присмотрела за тобой. А теперь нужно вернуться к гостям, — сказал я. — Остался только котильон, потом все начнут расходиться.

Лёня кивнул, вставая. Таня поднялась вместе с ним и, махнув мне рукой, удалилась, что-то шепнув ему на ухо. Он смутился, но улыбнулся.

Я отправился в танцевальный зал. Там уже собрались гости, у которых ещё остались силы на развлечения. Оркестр заиграл лёгкую, но ритмичную мелодию, а распорядитель объявил котильон. В зале царила атмосфера оживления: дамы поправляли свои платья, а кавалеры оживлённо обсуждали, кого хотели пригласить на предстоящий танец.

В этот момент ко мне подошла матушка.

— Алексей, дорогой, — начала она с лёгкой улыбкой. — Ее величество будет очень рада, если ты пригласишь на котильон её фрейлину, княжну Мещерскую.

Я подавил лёгкий вздох. Это было ожидаемо, но не приносило радости. Мария Васильевна Мещерская, была дочерью главы Четвёртого отделения. Девушка с приданым, ранговым перстнем и титулом, но… увы, совершенно непривлекательная.

Это был редкий случай, когда если рассматривать каждую ее черту отдельно, то не увидишь сильных изъянов, но все вместе в человеке они складывались ужасно негармонично. Впечатление портила и манера держаться — девушка была до приторности любезна и прятала свои чувства за пластмассовой улыбкой.

Но отказать императрице я не мог. К тому же отец фрейлины имел огромное влияние, в том числе и на Спецкорпус.

Подойдя к государыне, я поклонился:

— Ваше Императорское Величество, позвольте мне пригласить на котильон одну из ваших дам.

Императрица улыбнулась.

— Кого бы вы хотьели пригласьить, вашье сийятьельство?

— Мария Васильевна оказала бы мне величайшую любезность, согласившись принять участие в игре-танце.

Императрица улыбнулась, глаза Мещерской удовлетворенно сверкнули — она явно подговорила свою госпожу.

— Коньечно, Алексьей Иоанновьич. Мария, ступайте.

Фрейлина слегка покраснела, но улыбнулась и подала мне руку. Да, лицом она не особо вышла, но двигалась грациозно.

— Благодарю вас, — сказала она, принимая мою руку. Голос девушки тоже оказался приятным. Наверняка она развлекала государыню пением.

Мы заняли свои места для танца, но мой взгляд невольно метнулся к Иде. Она стояла неподалёку и все видела, в глазах Юсуповой на миг вспыхнула ревность. Я заметил, как граф Левашов подошёл к ней с приглашением, и, к моему удивлению, она согласилась. Это был очевидный жест — она не собиралась стоять в стороне, пока я танцую с другой. Пусть даже ее пригласил самый неуклюжий танцор на свете.

Императрица, тем временем, с улыбкой приняла приглашение моего брата Виктора. Она, похоже, тоже хотела немного повеселиться.

— Первая фигура, господа! — объявил распорядитель танца. — «Иерихонская труба»!

Котильоны всегда казались мне утомительными, но их очень любила аристократическая молодежь. Это даже был не столько танец, сколько игра, в ходе которой образовались случайные пары. Котильон мог длиться часами и состоял из разных «фигур» на усмотрение распорядителя. А молодые любили его потому, что это была легальная возможность пообщаться друг с другом поближе.

— Идет!

Распорядитель появился с длинной позолоченной трубой, к которой были прикреплены шёлковые ленты разных цветов. Дамы получили такие же трубы, но с одной лентой. Дирижёр извлёк из трубы сильный звук, и в этот момент один из кавалеров потянул за ленту большой трубы. Дама, у которой лента на трубе была того же цвета, ответила таким же громким звуком, и таким образом составились пары.

Мне выпала ленточка княгини Цициановой. Мещерская явно осталась недовольна этим выбором, хотя ничего не сказала.

— Внимание, следующая фигура — «Посох»!

Это был один из самых зрелищных этапов котильона. Посреди зала появилась дама, державшая в руках небольшой посох, украшенный шестью разноцветными лентами, концы которых держали кавалеры. Распорядитель выбрал шесть дам, образовав вокруг танцующих кавалеров круг.

Мещерская стояла чуть в стороне, но взгляд охотницы выдавал ее намерения. Она внимательно следила за мной, явно надеясь на возможность снова оказаться рядом.

Дамы и кавалеры начали кружиться в противоположных направлениях. Музыка была быстрой, почти вихревой, и я с трудом удерживал внимание на происходящем, пока не услышал сигнал дирижёра. Круг остановился, и каждый кавалер оказался напротив своей дамы. Передо мной стояла Мещерская.

— Кажется, судьба нас снова свела, Алексей Иоаннович, — произнесла она с улыбкой, столь широкой, что я невольно задумался, как долго она её репетировала. Её рука уже была протянута, и я не мог отказаться.

— Судьба иногда бывает весьма настойчивой, — ответил я, принимая её руку и начиная вальсировать.

Танец вокруг посоха был сложным. Мы двигались в круге, следя за лентой, но Мещерская явно решила, что это отличная возможность для разговора.

— Вы прекрасно танцуете, Алексей Иоаннович, — начала она, сверкая глазами, как будто обнаружила клад. — Такой уверенный шаг, такая осанка. Видно, что у вас не только талант, но и врождённая грация.

— Благодарю, Мария Васильевна, — ответил я, стараясь держать тон вежливым, но отстранённым. — Это скорее заслуга моего учителя танцев, чем моя.

— О, не сомневаюсь, — продолжила она, не пропустив ни одного моего слова. — Но у вас есть природный шарм, который невозможно натренировать.

— Вы слишком добры, — сухо ответил я, мысленно добавляя: «И слишком настойчивы».

Мещерская продолжала говорить, источая комплименты и намёки. Каждый раз, когда я пытался сменить тему, она ловко возвращала разговор к себе или ко мне. Танец казался бесконечным, но, наконец, музыка замедлилась, и мы остановились.

Однако на этом её игра не закончилась. Когда я отпустил её руку, она сделала вид, что поскользнулась. Я успел подхватить её, не дав упасть, но Мещерская тут же обмякла у меня в руках.

— Ох, простите меня, Алексей Иоаннович… — прошептала она, прижимаясь чуть ближе, чем это позволяли приличия. — Наверное, я слишком устала…

Я сдержанно улыбнулся, стараясь не выдать своего раздражения.

— Не стоит извиняться, — сказал я, помогая ей встать на ноги. — Но, возможно, вам стоит немного отдохнуть.

Провожая девушку к другим фрейлинам, я заметил её удовлетворенную улыбку. Очевидно, что это падение не было случайным. Но я не дал Мещерской повода для дальнейших манипуляций и быстро удалился.

Когда объявили следующую фигуру, я наконец-то оказался в паре с Идой. Её глаза светились весельем, и, едва начав движение, она тихо сказала:

— Ты великолепно справился с Мещерской. Она все еще отчаянно ищет мужа.

— Отчаянно? — удивился я. — С ее-то положением?

— Когда твой будущий тесть — глава «Четверки», это, знаешь ли, отрезвит даже охотника за приданым. К тому же у князя очень высокие требования к женихам. Мнение самой Марьи он в расчет не принимает… Но, кажется, она всерьез на тебя нацелилась. — Глаза Иды расширились. — Бойся и трепещи!

Я усмехнулся:

— Но ты же меня спасешь?

— Хочешь, чтобы я выцарапала ей глаза? — Ида тихо рассмеялась. Мы кружились в вальсе, наслаждаясь моментом. — В принципе, я могу, но предпочитаю другие методы…

— Боюсь спрашивать.

Но вдруг музыка стихла. На противоположной стороне зала что-то происходило. Вначале раздался глухой звук, словно тяжёлый предмет рухнул с высоты. Затем крики — резкие, отчаянные, пронизывающие. Я инстинктивно оглянулся и увидел, как рядом с рождественской ёлкой разразился настоящий хаос.

— Что там такое? — спросила Ида, приглядываясь.

Кто-то случайно задел массивный канделябр, и тот, качнувшись, рухнул вниз. Свечи, стоявшие на нём, задели платье одной из дам, и через мгновение вспышка огня охватила её юбку. Женщина горела как живой факел, её испуганные крики разрывали воздух.

— Кажется… это императрица! — в ужасе прошептала Ида, сжимая мою руку.

Пламя жадно пожирало дорогую ткань маскарадного платья, и каждый новый вдох превращался в кашель, а затем в новый крик. Аристократы бросились к императрице, пытаясь колдовать. Одни направляли на пламя потоки воды, другие пытались заморозить воздух вокруг.

Внезапно раздался высокий голос:

— Наденька!

Император, до этого момента стоявший в стороне, резко бросился вперёд. Его лицо, обычно наивное и спокойное, исказилось яростью и решимостью. Лёгким движением руки он отбросил всех аристократов в сторону, словно они были пушинками. Магические барьеры рухнули, и люди отлетели назад, наталкиваясь на мебель и друг друга.

Словно забыв о своей репутации, он поднял руку, и из его ладони вырвался чистый, яркий поток воды, который тут же обрушился на пылающее платье.

Огонь затрещал и потух, оставив после себя обугленные края ткани и запах гари. Императрица, ослабевшая, но живая, упала в объятия мужа. Он держал её с такой осторожностью, словно она была фарфоровой куклой.

— Всё хорошо, Наденька, всё хорошо, — повторял он, гладя её по волосам. — Все закончилось, моя дорогая. Сейчас ты переоденешься, и я отвезу тебя домой.

Зал замер. Паника улеглась, и все взгляды были прикованы к императору и его жене. Никто не смел даже пошевелиться, пока он, по-прежнему держа её на руках, не поднял голову и не бросил один-единственный взгляд на собравшихся.

Это был абсолютно осознанный взгляд взрослого человека.

Глава 18

Император, всё ещё держа императрицу на руках, поднялся на ноги. Его лицо снова стало мягким, почти детским, но это не умаляло важности того, что только что произошло. К императрице тут же подбежали её фрейлины, Анна Николаевна и Лионелла Юсупова. Мать выглядела встревоженной, но старалась сохранять самообладание.

— Ваше Величество, позвольте предложить вам мои покои, — мягко сказала матушка, слегка склонив голову. Её голос был твёрдым, но доброжелательным, словно она знала, что сейчас важнее всего действовать уверенно. — Вы сможете привести себя в порядок и отдохнуть.

Императрица, ослабевшая, но благодарная, кивнула. Её голос был едва слышен:

— Благодарью вас, вашье сийятьельство. Это… очень любьезно с вашьей стороны…

Фрейлины помогли императрице подняться, окружив её такой заботой и нежностью, словно она была старинной фарфоровой статуэткой. Аграфена и Яна взяли инициативу в свои руки, отдавая распоряжения слугам:

— Немедленно принесите горячую воду и всё необходимое.

— Покои светлейшей княгини находятся в левом крыле. Проводите дам.

Лакеи тут же начали убирать последствия инцидента. На полу валялись остатки обгоревших тканей и опрокинутые свечи. Некоторые гости, всё ещё ошеломлённые произошедшим, стояли в стороне, переговариваясь шёпотом. Лица многих выражали смесь ужаса и растерянности.

— Как это могло случиться? — прошептала княгиня Рюмина, прижимая к груди веер. — Это так ужасно!

— Главное, что её величество спасена, — успокаивал её супруг, но его голос выдавал и собственное напряжение.

Отец, Виктор и я принялись успокаивать гостей. Светлейший князь, величественный и собранный, обходил приглашённых с доброжелательной улыбкой.

— Прошу всех сохранять спокойствие. Слава Богу, всё обошлось, — говорил он, пожимая руки и ободряюще похлопывая некоторых гостей по плечам. — Наши слуги уже наводят порядок.

Виктор, энергичный и уверенный, обратился к группе молодых людей, которые выглядели растерянными:

— Господа, не стоит паниковать. Мы были свидетелями необычного происшествия, но всё под контролем. Зато теперь у нас есть повод вновь поднять бокалы за здоровье императрицы.

— И за подвиг государя! — подхватил Левашов.

Я тоже фланировал между группок гостей, подбадривая их и разряжая обстановку. По приказу брата внесли несколько огромных бутылей французского розового шампанского, и в зале стало немного веселее.

— Инциденты бывают даже на самых изысканных мероприятиях, — сказал я одной из дам, чьё лицо выражало ужас. — Увы, в прежние времена, когда свечи были основным источником света, подобные события на балах были в порядке вещей.

Дама кивнула, пытаясь улыбнуться, и чуть ослабила хватку на своём веере.

— Главное, что всё разрешилось благополучно…

Слуги подносили на подносах сверкающие бокалы. Отец поднял бокал:

— За благополучное спасение нашей государыни! Пусть Господь всегда хранит её.

Гости поддержали тост. Многие улыбались, хотя улыбки были скорее нервными, чем радостными. Однако это помогло восстановить хотя бы видимость спокойствия.

Император тем временем снова превратился в… обычного себя. Он застыл возле высокой трехметровой рождественской ёлки, рассматривая игрушки, и хлопал в ладоши, как ребёнок, которому дали новую забаву.

— Какая красивая ёлочка! Игрушки, наверное, еще с позапрошлого века, да? А можно мне забрать вот эту лошадку? — радостно спросил он у ближайшего лакея, тот замялся, не зная, как реагировать.

— К-конечно, ваше императорское величество… Уверен, их светлости не будут против…

Я подошел к государю и сам снял с елки так понравившуюся ему игрушку. Это была миниатюрная копия детской лошадки, покрытая золотом и блестками. Но сделанная очень искусно.

— Прошу, ваше императорское величество. — Я подал подарок императору. — Пусть она станет вашим рождественским талисманом.

— Спасибо, Леша! — император заключил меня в объятия. — Я повешу ее на елку для Петеньки в его комнате!

Я пристально наблюдал за государем. Его поступок был неожиданным проявлением зрелости, но теперь он вернулся к своему обычному состоянию. Я невольно задумался, можно ли что-то сделать, чтобы эти редкие моменты просветления стали постоянными. Ведь если зрелый разум иногда прорывается, значит, он есть — скрытый, но существующий.

Ида, подойдя ближе, внимательно посмотрела на меня.

— Ты тоже это заметил? — спросила она, её голос был тихим, но полным смысла. — На мгновение он выглядел… другим. Сильным. Настоящим императором.

— Да. Увы, ненадолго.

— Это было потрясающе. Но как ему помочь? Как сделать так, чтобы это было не мгновением, а постоянным состоянием?

Я пожал плечами.

— Сложный вопрос. Но то, что эти моменты бывают, даёт надежду, — ответил я, чувствуя, как в её словах звучат мои собственные мысли. — Возможно, ответ есть, но мы его пока не знаем.

Прошло около четверти часа, когда императрица с фрейлинами вернулись. Государыня вновь всем улыбалась, хотя усталость и переживания всё ещё читались на её лице. Она переоделась в современное платье без излишнего декора, и это подчёркивало её молодость и… уязвимость.

Гости почтительно расступились, давая ей дорогу. Все взгляды были устремлены на неё, и в воздухе витало напряжение. Она остановилась, обведя всех взглядом.

— Еще один бокал шампанского — и после я бы хотела бы вернуться в Зимний дворец, — сказала она, обращаясь к своему окружению. — Вечер был прекрасен вопреки этому мелкому недоразумению. Однако время уже позднее…

Император тут же подбежал к ней.

— Наденька, ты больше не будешь гореть, да? — спросил он с искренней наивностью, которая разорвала тишину зала. Его голос был мягким, но слишком громким.

Императрица улыбнулась, хотя её глаза на мгновение потухли. Радость от счастливого спасения сменилась горьким разочарованием, когда император снова стал собой.

— Нет, ваше императорское величество. Всё уже хорошо, — ответила она, поглаживая его по щеке. Но я заметил, как её рука дрогнула. Она тоже, казалось, мечтала о том, чтобы её муж навсегда избавился от детской оболочки.

Свита императрицы начала готовиться к отъезду, но перед этим фрейлина Мещерская подошла ко мне.

— Алексей Иоаннович, её императорское величество хотела бы поговорить с вами перед отбытием. Она ждёт вас в соседнем зале.

Я кивнул и направился туда. Императрица стояла у окна, всматриваясь в ночь за стеклом. Лунный свет мягко освещал её фигуру, делая её похожей на призрак.

— Алексьей Иоанновьич, — начала она, обернувшись ко мне. — Благодарью вас и вашьу семью за этот вьечер. Несмотрья на случьившееся, он был организован безупрьечно.

Я поклонился.

— Благодарю, Ваше императорское Величество. Для нас было честью принимать вас.

Она улыбнулась, но в её глазах мелькнула тень.

— У менья есть важный вопрос, который я хочу обсудьить с вамьи. Но не здьесь. Я приглашаю вас в Зимний дворьец. Это будет частный визит. — Её голос стал едва слышен, она сделала шаг ближе. — Это очьень важно.

— Конечно, Ваше Величество. В любое время, когда вам будет угодно.

— Скоро, Алексей Иоанновьич. Скоро.

Императрица кивнула и направилась к выходу. Фрейлины уже ждали ее на пороге.

* * *

Проснуться мне пришлось аж в пять утра. Привести себя в порядок, погладить и почистить мундир — лакеям я эту работу не доверял. И выпить минимум две чашки кофе — все же с сегодняшнего дня в Корпусе начиналась аттестация, и голова должна была работать.

Дом ещё не проснулся полностью, но в столовой уже горел свет, а за столом собралась наша небольшая компания. Мы с Леней, уже облаченные в форму, готовились к отъезду в Спецкорпус. Родители и Виктор присоединились к нам, чтобы вместе позавтракать, обсуждая вчерашний бал. Татьяна, как всегда, наслаждалась утренним сном.

Столовая ещё хранила следы вчерашнего праздника. В воздухе витал лёгкий аромат заваренного кофе и свежего хлеба, а на боковой стойке стояли блюда с угощениями — сыр, ветчина, яйца и ещё несколько лакомств, которые слуги оставили для нас.

— В целом, бал прошёл отлично, — начал Виктор, раскладывая на тарелке тосты и яйца. — Гости остались довольны, да и сам император, несмотря ни на что, казался счастливым.

Матушка вздохнула, поставив чашку на блюдце.

— Это лишь поверхностное впечатление, Виктор. Инцидент с императрицей всё испортил. Я просто не могу избавиться от мысли, что такое произошло в нашем доме. Это ужасно! — Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Ей было больно, Виктор. Да, её спасли, но ожоги… это не просто неприятно, это страшно.

— Она уже забыла об ожогах — лекари быстро устранили все следы, — ответил Виктор.

— И все же…

Отец накрыл ее ладонь своей.

— Милая, никто не мог предвидеть такого. Главное, что всё обошлось. Императрица в порядке, и наш Дом проявил себя с достоинством.

Виктор кивнул, но в его глазах мелькнула искорка шутливой иронии:

— В позапрошлом веке такие инциденты случались сплошь и рядом. Пожары на балах были делом привычным. Многие дамы и кавалеры погибали, превращаясь в живые факелы. Даже историки не скрывают этого.

— Вот именно! — всплеснула руками мать, её взгляд стал строгим. — Общество этого не забудет. Все будут говорить: «Это случилось в доме Николаевых».

Отец слегка усмехнулся и посмотрел на неё с мягким укором:

— Уверен, милая, что время всё расставит на свои места. Мы сделали всё возможное, чтобы минимизировать последствия.

— Но это пятно на нашей репутации! — вздохнула Анна Николаевна. — Хотя, конечно, я рада, что всё закончилось именно так, а не хуже.

Я в это время обдумывал слова Виктора. Пожары на балах — привычное дело в истории. Но вчерашнее событие открыло мне нечто большее.

— Общество забудет быстрее, чем вы думаете, — вмешался я, поставив чашку с чаем на блюдце. — Но зато у императора произошёл момент просветления. Возможно, его психика мобилизовалась в экстремальной ситуации.

Мои мысли продолжали кружиться вокруг этого наблюдения. Я молча размышлял: а вдруг именно такие ситуации, где на кону стоит жизнь близкого человека, могут стать ключом к исцелению императора? Быть может, сознание, загнанное в угол, способно вырваться наружу, обретая силу?

Лёня, до этого тихо ковырявший вилкой в своей яичнице, посмотрел на меня с интересом, но не стал ничего говорить. Он выглядел напряжённым, словно внутренне готовился к предстоящей неделе.

Я взглянул на часы и решительно произнёс:

— Уваров, заканчивай завтрак. Нам пора. Надо успеть на построение. Сегодня начинается аттестационная неделя, и мы не можем опоздать. Наверняка напутствовать будет сама Шереметева.

Мы поднялись из-за стола. Родители и Виктор пожелали нам удачи. Отец протянул мне руку, крепко сжав её:

— Справьтесь достойно. Мы гордимся вами и верим, что вы не опозорите честь своего мундира.

Мать тепло улыбнулась, хотя её взгляд всё ещё оставался тревожным:

— Будьте осторожны, мальчики. Экзамены экзаменами, но помните — ваше здоровье и безопасность важнее всего.

Виктор молча, но крепко пожал нам руки.

Мы с Леней, переодевшись в форму, спустились по лестнице. Ступени, устланные мягким ковром, почти не издавали звуков. Но внезапно из бокового коридора нижнего этажа выбежала Аграфена.

— Алексей Иоаннович! Вот вы где! Я как раз вас ищу.

Я остановился, нахмурившись:

— В чем дело, Феня?

— За вами приехал спецавтомобиль из Зимнего дворца, — отдышавшись, доложила девушка.

Лёня замер рядом, ошеломлённый. Его глаза слегка расширились, а брови поползли вверх.

— Из дворца? — шепотом переспросил он, явно пытаясь найти логическое объяснение происходящему. — Но зачем ты им понадобился?

Я пожал плечами.

— Сейчас выясним. Спасибо, Аграфена.

С этими словами я шагнул к входным дверям.

На улице трещал мороз, и тишину нарушало лишь редкое чириканье воробьев. Как только мы с Леней вышли за порог, я сразу заметил чёрный седан с гербами Императорского двора.

Навстречу вышел один из камергеров в дворцовой форме. Его костюм был безупречно выглажен, каждая пуговица — начищена. Камергер остановился передо мной и сделал учтивый поклон.

— Алексей Иоаннович, прошу прощения за столь ранний визит.

— Ничего, я привык, — отозвался я.

— Её императорское величество желает видеть вас во дворце. Прошу следовать со мной, — сказал он, указав рукой на автомобиль.

Я нахмурился, быстро обдумывая ситуацию.

— А что с моим товарищем? — Я указал на Леню, который стоял рядом, напряжённо всматриваясь в лицо камергеру.

Тот не дрогнул.

— Господин Уваров будет доставлен в Спецкорпус сразу после того, как вы окажетесь в Зимнем. Мы позаботимся, чтобы он прибыл вовремя.

Лёня сжал руки в кулаки, но затем глубоко вдохнул, очевидно, применяя техники, которые я ему когда-то показывал. Его дыхание быстро стало ровным, а плечи расслабились.

— Всё в порядке, Алексей, — сказал он тихо. — За меня не волнуйся.

Я одобрительно кивнул, отмечая про себя его прогресс. Лёня действительно начал куда лучше контролировать свою энергию и эмоции.

Мы сели в автомобиль. Машина тронулась мягко, словно парила над землёй. Салон был отделан дорогой кожей, лёгкий цитрусовый аромат наполнял пространство. До рассвета было еще далеко — в зимнее время в Петербурге светало поздно. Улица за окном сменялась видами Троицкого моста и набережной, а вскоре мы оказались на Дворцовой площади.

Камергер вышел первым и открыл для меня дверь, а Лёня остался в машине.

— Удачи, — сказал он, прежде чем дверь захлопнулась.

Автомобиль развернулся на Дворцовой площади и, блеснув чёрным лаком в свете фонарей, увёз Уварова в Спецкорпус. Я проводил его взглядом, затем последовал за камергером. Нас провели внутрь через боковой вход, чтобы избежать любопытных взглядов.

Меня вели в ту часть дворца, где находились личные покои императорской семьи. На пути попадались слуги и придворные, которые почтительно склоняли головы. Каждое движение в этих коридорах было чётким, размеренным, словно каждый человек был частью сложного механизма.

«Домашняя» половина дворца оказалась удивительно уютной — в отличие от официальных залов, здесь преобладали пастельные тона, мягкие ковры и изящные картины в позолоченных рамах. Всё здесь дышало утончённой простотой.

Навстречу мне попадались фрейлины. Многие из них меня узнали, одарив лёгкими улыбками. Я раскланивался в ответ, стараясь держаться сдержанно, но учтиво. Одна из них, Мария Васильевна Мещерская, дожидалась меня в гостиной. Она подошла с неизменной грацией и слегка присела в реверансе, жестом отпустив камергера.

— Алексей Иоаннович, — произнесла она мягким, почти певучим голосом. — Как приятно снова видеть вас. Вчерашний вечер был настоящим триумфом, не считая… небольших неприятностей.

Я кивнул, удерживая нейтральное выражение лица.

— Мария Васильевна, рад вас видеть. Надеюсь, вы смогли отдохнуть после бала?

Её глаза сверкнули, и она сделала шаг ближе.

— Отдых — дело относительное, когда мысли заняты… приятными воспоминаниями. — Она явно ожидала, что я поддержу флирт, но я лишь вежливо улыбнулся.

— Воспоминания о бале действительно останутся надолго, — сказал я, намеренно сохраняя вежливый, но отстраненный тон.

Она на миг нахмурилась, но тут же сменила выражение лица на любезное. Её попытки были очевидны, но я не хотел участвовать в этой игре.

В этот момент дверь открылась, и я услышал шорох длинного платья. Мы с фрейлиной одновременно обернулись, и Мещерская тут же отпрянула от меня, как ошпаренная.

Еще бы! Ведь передо мной стояла сама императрица.

Только не спасенная вчерашней ночью супруга императора, а… вдовствующая императрица Екатерина Алексеевна, бабка государя. И моя — тоже.

Невысокая, но с горделивой осанкой, в строгом тёмном платье, она выглядела как статуя монахини. Императрица наградила Мещерскую ледяным взглядом и взмахнула рукой:

— Брысь отсюда, наглая девка.

Мещерская не успела и пискнуть — уже попятилась, чтобы убраться из комнаты. А вдовствующая императрица уставилась на меня.

— Ну здравствуй, дорогой внук. Тебе, должно быть, не сообщили, какая именно из императриц желает тебя видеть…

Глава 19

Мещерская бросилась вон из гостиной — двери с тихим хлопком закрылись за фрейлиной. Вдовствующая императрица презрительно усмехнулась.

— Идут годы, пролетают столетия, а эти безмозглые девки нисколько не меняются.

Я шагнул навстречу бабушке и склонился в поклоне:

— Ваше императорское величество, рад вас видеть.

— Ой ли? — усмехнулась бабка, но все же подала мне сухую морщинистую руку для поцелуя. — Даю голову на отсечение, что моё появление в Петербурге для тебя — неожиданность.

— Не без этого, дражайшая бабушка.

В комнате, наполненной мягким светом утренних лучей, вдовствующая императрица Екатерина Алексеевна заняла кресло возле камина.

За ней следовали две молчаливые фрейлины в строгих тёмных платьях, больше напоминавших не соблазнительные наряды придворных дам, а монашеские рясы. Их волосы были скрыты под вуалями, а из украшений виднелись только простые серебряные крестики. Ни яркой косметики, ни броских деталей — только едва уловимый аромат цветочных духов.

Я снова поймал себя на мысли, что бабка держит своих дам в излишней строгости. Их внешний вид напоминал скорее послушниц монастыря, чем придворных. Но это был её личный двор, и никто не смел указывать ей, как жить. Вдовствующая императрица имела право распоряжаться своим бытом, как хотела. И эти молчаливые женщины-тени казались частью её образа — таким же строгим, как и её осанка, и таким же холодным, как её взгляд.

— Девушки, вы свободны, — строго сказала она, обернувшись к фрейлинам. Те молча поклонились и вышли, плавно закрыв за собой двери. Даже их шаги были едва слышны, словно они передвигались по воздуху.

— Ну садись, Алексей Иоаннович, — старуха, крякнув, опустилась в глубокое кресло и указала мне на место напротив неё.

Я устроился напротив, не сводя внимательного взгляда с бабки. Её визиты в Петербург были редкостью — она давно старалась избегать столичного шума. Большую часть времени бабуля проводила в старинном монастыре в Старой Ладоге — а ее средства обитель отреставрировали, наладили хозяйство, да и сама бабка построила там большой дом для себя.

И все-таки что-то вытащило ее сюда из объятий благодати.

— Ваше императорское величество, — начал я, стараясь звучать уважительно, но без лишнего официоза. — Простите мою прямоту, но вы крайне редко посещаете столицу. Что привело вас сюда на этот раз?

Екатерина Алексеевна слегка улыбнулась, но её глаза оставались холодными. Это была не улыбка доброжелательности, а скорее выражение, которое говорило: «Я знаю больше, чем ты думаешь».

— У меня есть право отпраздновать Рождество в кругу семьи, — ответила она, медленно перекладывая чётки в руках. Её движения были размеренными, почти медитативными.

Я внимательно посмотрел на неё, понимая, что это лишь отговорка. И она сама тоже это понимала.

— Конечно, — сказал я, чуть склоняя голову. — Но подозреваю, что это не единственная причина вашего визита, дражайшая бабушка. Так в чем дело?

Вдовствующая императрица посмотрела на меня с выражением лёгкой усталости, но в её взгляде появилась тень одобрения.

— Ты всегда казался мне проницательным, Алексей, — произнесла она. Её голос был мягким, но в нём чувствовалась сила. — У меня есть вопросы, которые требуют обсуждения. Это касается твоего венценосного кузена и того, что случилось вчера вечером у вас в доме.

Ну разумеется. Неужели она настолько испугалась за государя, что примчалась из Старой Ладоги? Раньше я за ней подобного не замечал.

— Кстати, как чувствует себя императрица Надежда Фёдоровна? — спросил я.

Екатерина Алексеевна лишь махнула рукой, словно эта тема не заслуживала внимания. Её движения были резкими, и на мгновение мне показалось, что в них проявилась раздражительность.

— Да что с ней сделается-то? Английская кобылка — кобылка и есть, выносливая, — ответила она резко. — Важно не то, что случилось с ней, а то, что произошло с твоим кузеном!

Я почувствовал лёгкое негодование от её слов. Императрица не была скверным человеком. Наоборот, она мне нравилась. Молодая, иностранка, но она делала все, чтобы быть принятой в новом доме. Перешла в новую веру, старательно учила язык и культуру империи, родила сына… И ни разу не пожаловалась на своего супруга, а ведь наверняка ей стоило больших усилий сохранять спокойствие, когда император чудил.

И столь пренебрежительное отношение бабки к молодой императрице вызвало у меня раздражение.

— Я бы попросил вас выбирать выражения, когда мы говорим о коронованной императрице, — сухо сказал я.

Бабушка изумленно уставилась на меня.

— Смеешь меня поучать, щенок?

— Гав. Смею напомнить, что речь идет о матери наследника престола. Проявите уважение к женщине. Небрежность вас не красит.

Я ожидал, что сейчас в гостиной разразится настоящая буря, но вместо этого бабушка неожиданно… рассмеялась.

— Ну наконец-то. Хоть у кого-то в этой семье есть яйчишки. Сразу видно, что ты сын своей матери. А я всегда говорила, что Аннушка — императрица, которую страна заслуживает, но которой, увы, у нее никогда не будет. Что ж, другим моим внукам повезло, что у них есть ты, Алексей.

— Сочту за комплимент, — отозвался я. — И все же, Екатерина Алексеевна, что заставило вас так резко сорваться в столицу. Вы что-то выяснили?

Бабка по привычке огляделась по сторонам, словно проверяла, не притаилась ли за камином очередная фрейлина. Убедившись, что никого, кроме нас, в комнате не было, она подалась вперед:

— Это касается Коли. Я уверена, что он способен стать самостоятельным взрослым мужчиной с трезвым рассудком, — продолжила она. Её голос стал тише, но от этого не менее уверенным. — И я считаю, что ему не дают этого сделать.

Её слова насторожили меня. Она наклонилась еще ближе, не сводя с меня пристального взгляда. Я напрягся.

— Что именно вы имеете в виду?

— Совет регентов. Им выгодно, чтобы мой внук оставался в этом состоянии — мальчиком, неспособным принимать самостоятельные решения. Они бросили попытки помочь ему слишком рано. Не обучали его магии, не развивали его способности. Они сделали всё, чтобы он оставался лишь символом власти, а не её реальным носителем.

Моё сердце забилось быстрее. Такие заявления были опасными и вообще тянули на госизмену, но вдовствующей императрице было плевать на такие мелочи.

— Дражайшая бабушка, состояние императора нестабильно. Его не обучали магии из соображений безопасности. Это слишком большой риск. Он может причинить вред себе или окружающим.

Екатерина Алексеевна посмотрела на меня с лёгкой насмешкой. Её лицо стало почти равнодушным, но в глазах сверкнул вызов.

— Магическая сила у него есть, Алексей. И вчера все это увидели. Он, не зная толком ни одного заклинания, применил свою силу правильно. Более того, он вёл себя адекватно ситуации. Более того, это не единичный случай — у Коли порой случаются… просветления. Разве это не говорит о его потенциале?

В комнате воцарилась напряжённая тишина, нарушаемая лишь мягким потрескиванием дров в камине. Екатерина Алексеевна смотрела на меня, не отрываясь. Её глаза были прищурены, а пальцы, лежавшие на подлокотниках кресла, чуть подрагивали, выдавая скрытое волнение.

— Алексей, — начала она, и голос её стал ниже, почти заговорщицким, — ты когда-нибудь задумывался, почему мой внук остаётся в таком состоянии так долго? Почему все попытки помочь ему исправить его ментальное здоровье завершились неудачей? Ведь к его услугам были лучшие лекари всего мира!

Я хотел что-то сказать, но она подняла руку, призывая меня к молчанию.

— Я подозреваю, что на него воздействуют, — произнесла она, чётко выговаривая каждое слово. — Магически или какими-нибудь веществами, способными изменять сознание. И воздействуют регулярно.

— Ваше Величество, — осторожно начал я, — такие обвинения требуют доказательств. Кто мог бы делать это и зачем? Император постоянно находится под присмотром лейб-медиков и советников. Разве они не заинтересованы в его здоровье?

— Доказательств у меня нет, но я намерена их добыть, — шепнула вдовствующая императрица.

Я нахмурился, предполагая свое место в этом плане.

— И для этого вам нужна моя помощь?

Екатерина Алексеевна усмехнулась, но её усмешка была горькой, без радости.

— Все эти лейб-медики, слуги, советники — это люди Совета регентов. Они шпионят, докладывают, контролируют. Император в их руках, словно птица в клетке. Его состояние выгодно им. Пока он остаётся слабым и зависимым, они сохраняют свою власть.

Её слова прозвучали резко, как хлыст, и я почувствовал, как моё сердце забилось быстрее.

— Но как доказать это? — спросил я, немного напряжённо. — Даже если ваши подозрения оправданы, нужен способ подтвердить их. И я пока не представляю, как я могу помочь с этим.

Екатерина Алексеевна кивнула, словно ожидала этого вопроса.

— У меня есть идея. И для этого нужно временно лишить Совета возможности влиять на императора. Если мой внук будет вдали от их шпионов, их лекарств, их контроля, мы увидим, как он изменится. Если я права, Коля снова проявит истинную личность.

Она выдержала паузу, будто давая мне время обдумать её слова, затем продолжила:

— Я планирую организовать небольшой тур для императорской четы по монастырям южного Приладожья. Это благородный повод, который не вызовет подозрений — тем более что от них ждут рождения еще одного ребенка… Визиты в монастыри — традиция, и никто не заподозрит истинной причины поездки. Но это будут правильные монастыри, где за шпионами твоего дяди будут следить мои шпионы. А на своей территории я сыграю увереннее.

Я слушал её, и в голове мелькали сотни мыслей. План звучал логично, но всё же рискованно. Увести императора от его привычного окружения — это вызовет массу вопросов, к тому же путешествие должно затянуться, чтобы его сознание успело очиститься.

— Ваше Величество, — сказал я, стараясь говорить спокойно, — вы предлагаете серьёзный шаг. Вы уверены, что сможете организовать это так, чтобы не вызвать подозрений?

Её глаза блеснули азартом.

— Оставь это мне, Алексей. Я сама всё устрою. Но мне нужно, чтобы ты вошел в свиту императора. Паломничество будет частным, много народу брать не будут. И твой долг — обеспечивать безопасность Николая. К тому же ты человек разумный и наблюдательный. Сможешь понять, если что-то изменится в его поведении.

— Хорошо, — сказал я, наконец. — Я не брошу кузена. И если есть шанс улучшить его положение, то будет правильно им воспользоваться.

Бабка слегка улыбнулась, но её улыбка была сдержанной, почти незаметной.

— Ты не пожалеешь об этом, Алексей. Я поговорю с Надеждой. Как только всё будет решено, пришлю за тобой.

* * *

Я едва успел занять своё место в строю, когда перед нами появилась Шереметева. Её фигура, несмотря на возраст, выглядела крепкой, а осанка — безупречной. Она медленно прошлась вдоль рядов, словно оценивая каждого из нас своим острым, проницательным взглядом.

— Господа курсанты, — начала она, её голос прозвучал твёрдо и властно, — сегодня начинается ваша аттестационная неделя. Это не просто проверка знаний. Это испытание вашей стойкости, дисциплины и умения принимать решения под давлением. В жизни вы не раз окажетесь в ситуациях, где не будет места сомнениям, и вы должны будете действовать с холодной головой и горячим сердцем. Наверняка вы ждете, что я пожелаю вам удачи на испытаниях. Забудьте! Полагаться на удачу в нашем деле нельзя. В ближайшие дни вы должны проявить свои навыки и знания на все сто процентов. Это не просьба. Это приказ.

Её слова, произнесённые с отточенной интонацией, заставили сонных курсантов выпрямиться ещё больше. В рядах стало так тихо, что можно было услышать, как где-то в стенах Корпуса кто-то высморкался.

— Ваше благородие, — обратилась Шереметева к Ланскому, — прошу.

Куратор вышел вперед и уставился на нас немигающим взглядом.

— Господа, сегодня после завтрака на информационных стендах будет вывешено расписание аттестационных испытаний для каждой группы. Не задерживайтесь в столовой. У вас должно быть достаточно времени, чтобы ознакомиться с графиком и подготовиться. Свободны!

Курсанты на несколько мгновений словно оцепенели. Обычно после команды расходиться все сразу бросались в столовую. Но сегодня ребята замешкались — слишком нервничали.

В столовой, сидя за длинным общим столом, я разговаривал с ребятами из нашей группы. Стол ломился от обычного, но питательного завтрака: овсянка, омлеты, хлеб с маслом, чёрный чай. Все выглядели сосредоточенными, но старались сохранять бодрость духа. Рядом с нами оказались Феликс Юсупов и Лена Салтыкова из второй группы. Их появление стало сюрпризом — эти двое только недавно вернулись из лазарета.

— Ну что, как прошла адаптация? — спросил я, обращаясь к Феликсу.

Юсупов, как всегда, выглядел беззаботным. Он откинулся на спинку стула, сдвинул брови в насмешливой серьёзности и ответил:

— Спасибо, было больно. Очень. Но я ведь не привык жаловаться. Это, знаете ли, такой изысканный способ познания себя. Особенно когда тебе по вене начинают лить ртуть. Хотите попробовать?

— Нет уж, спасибо, — хмыкнул Андрей, сидящий рядом. — Нам и своего пути познания хватило…

Ребята за столом рассмеялись, хотя в их смехе чувствовалась лёгкая нервозность. Не всем удавалось так легко относиться к тренировкам и испытаниям.

— А что насчёт тебя, Уваров? — спросил кто-то из соседней группы. — Слышал, у тебя открылся необычный талант.

Лёня слегка покраснел, но быстро собрался и ответил:

— Я бы не пожелал такого и врагу, если честно. Но раз уж это моя особенность, сделаю всё, чтобы направить её в мирное русло.

— С такими талантами тебе только на обложку учебников, — пошутил кто-то, и смех снова разрядил обстановку.

— Нее, его надо использовать для проведения экзаменов, чтобы все было по-настоящему!

Пока все нервно шутили, пытаясь так сбросить напряжение, ко мне тихо подсел Андрей. Его голос был приглушённым, чтобы никто не подслушал:

— Алексей, пока тебя не было, в Корпусе всё было спокойно. Никто больше не жаловался на плохое самочувствие, ребята держатся молодцом. Вроде все готовы к экзаменам — насколько это вообще возможно в таких условиях.

— Безбородко угомонился? — шепотом спросил я.

— Вроде бы. По нему же не определишь — вечно рожа кирпичом. Но вряд ли он будет подставлять Леню…

Я кивнул, чувствуя облегчение. Главное — адаптацию все прошли без серьезных последствий. Здоровье курсантов было для меня не меньшим приоритетом, чем их успехи в учёбе. Андрей выглядел спокойно, но я знал, что он тоже испытывал давление, как и все мы.

— Идем смотреть расписание наших мучений! — Позвал Миша Эристов, собирая пустые подносы.

Мы направились в холл, Ланской обещал вывесить график. Толпа курсантов уже собралась вокруг доски, пытаясь рассмотреть свои группы и время экзаменов. Я пробрался ближе и начал искать наш график.

— Что⁈ О черт! — внезапно воскликнула Тамара Зубова. Она, широко раскрыв глаза, повернулась к нам. — Нам поставили экзамен по общей теории магии на сегодня!

Её слова вызвали лёгкий гул среди группы. Многие начали перешёптываться, кто-то покачал головой, а кто-то лишь тяжело вздохнул.

— Это шутка такая? — пробормотал Андрей, глядя на меня.

— Если шутка, то кто-то с чувством юмора явно перестарался, — ответил я, оглядывая остальных.

— Спокойно, — сказал я, привлекая внимание ребят. — Это всего лишь экзамен. Мы готовились к этому, и у нас всё получится. Главное — сосредоточиться.

— Алексей прав, — добавила Лена Салтыкова, стоявшая чуть поодаль. — Паника сейчас нам точно не поможет. Лучше подумайте, что вы знаете по этому предмету. И вообще, кто сказал, что это плохо? Лучше уж первый экзамен будет теоретическим.

Зубова продолжала таращиться на строчку с нашей группой.

— Все бы ничего, но беда в том, кто принимает экзамен.

— Трубецкая? — напуганно спросил Лёня.

— Трубецкая и Шереметева…

Глава 20

Учебная аудитория в стенах Михайловского замка была наполнена напряжённой тишиной, которую нарушали лишь редкие шорохи бумаги и скрип ручек — экзаменаторы делали подробные заметки.

Тёплый свет ламп падал на парты, за которыми нас рассадили по одному. Нас вызывали отвечать в алфавитном порядке. Ребята заметно нервничали.

— Катерина Дмитриевна, боюсь, это все же «четверка», — вздохнула Шереметева. — Задача решена прекрасно, но в первом теоретическом вопросе вы показали недостаточную подготовленность. Увы, на «отлично» не тянет.

Курсант Романова лишь вздохнула.

— Значит, так тому и быть, ваше превосходительство. Благодарю за ваше внимание.

Шереметева протянула Катерине экзаменационную ведомость — аналог зачетной книжки у студентов институтов, и девушка, поблагодарив начальницу коротким кивком, вернулась на свое место.

Профессор княгиня Трубецкая, изящная старушка в строгом тёмно-синем платье, записала оценку Катерины в таблицу и принялась изучающе разглядывать оставшихся курсантов.

— Итак, кто у нас следующий по списку…

Я уже сдал свой экзамен. Билет попался простой. Использование эфира в пятиэлементных заклинаниях и взаимодействие противоположных стихий. Я привёл в пример сложное заклинание «Всестихийный щит», описал его принцип действия и объяснил, как эфир управляет энергией между элементами.

Задача тоже попалась плевая — нужно было расписать расчеты починки нестабильного магического барьера в условиях ограниченного доступа к стихиям. Трубецкую мой ответ удовлетворил, и сейчас я отдыхал на своем месте, дожидаясь окончания экзамена. В ведомости красовалась первая «пятерка».

— К ответу вызывается господин Уваров, — объявила Шереметева. Я заметил, как Леня слегка побледнел, но тут же собрался.

Леонид поднялся со своего места. Его движения были немного неловкими, и я заметил, как он дважды поправил воротник формы. Его лицо было напряжённым, а глаза чуть шире обычного. Я знал, что внутри он кипел от страха, хотя старался держаться. И хотя мы здорово поднатаскали парня в общей теории магии, в некоторых темах он все равно плавал.

— Итак, господин Уваров, — произнесла Трубецкая, глядя на его билет. — Приступим. Первый вопрос: принципы взаимодействия стихий в составлении структур магических заклинаний. Излагайте.

Леонид сделал глубокий вдох и начал говорить. Его голос был ровным, хотя я уловил в нём нотки напряжения.

— Противоположные стихии, такие как Огонь и Вода, взаимодействуют через баланс или поглощение, — начал он. — Обычно их стабилизируют с помощью третьей стихии или Эфира, который направляет энергию. Например, в заклинании стабилизации магической бури используют взаимодействие Огня, Воды и Воздуха…

Он говорил уверенно, но пропустил несколько ключевых деталей. В аудитории повисло напряжение. Курсанты молчали, но их взгляды были устремлены на Уварова, как на арену, где происходила схватка. Даже лёгкий шорох листа бумаги от одного из экзаменаторов показался громким.

Трубецкая нахмурилась и сделала пометку в своих записях.

— Вода и Огонь действительно могут быть сбалансированы через Эфир, — прервала она, её голос прозвучал как укол. — Но как насчёт Земли?

Леонид запнулся. Его губы дрогнули, но он быстро собрался:

— Земля фиксирует заклинание, предотвращая его разрушение. Но я посчитал, что этот аспект второстепенен. Практика показывает, что стихия земли реже используется в боевых заклинаниях.

— А в защитных? — Шереметева подняла бровь, и аудитория словно замерла. Её тон был холоден и резок, как лезвие. — Уваров, ничего второстепенного в магии быть не может. Продолжайте. Что с защитными структурами?

— Стихия земли является самой инертной из всех четырех, — вспоминал Лёня. — По этой причине она используется в основном как базовая стихия, на которую при помощи эфира надстраиваются другие элементы…

Трубецкая кивнула.

— Что ж, принимается. Дальше, пожалуйста.

Леонид перешёл ко второму вопросу, объяснив роль Эфира в заклинаниях. Он хорошо объяснил теоретическую часть, но, как и в первом случае, упустил несколько деталей. Его голос звучал всё тише, а паузы между словами становились длиннее. Экзаменаторы переглянулись, и я заметил, как Трубецкая снова сделала пометку в своей записи.

— На четверку, — вздохнула Трубецкая. — С натяжкой. Из вас приходится все тянуть клещами. Теперь перейдем к задаче. Пожалуйста, покажите свое решение.

Леонид протянул исписанный формулами листок в клетку, и старушка, поправив очки на носу, принялась внимательно изучать ответ. А Лёня принялся вслух обосновывать свое решение.

— Я бы выбрал перераспределение энергии с заменой Воды на Землю, — сказал он. — Земля способна стабилизировать Огонь и погасить его избыточную энергию. Это удержит барьер от разрушения.

Трубецкая нахмурилась:

— Уваров, ваш ответ логичен, но вы не учитываете последствий. Исключение Воды из барьера делает его уязвимым для атак стихией воздуха. Вы уверены в своём выборе?

Лёня замялся, и его лицо покраснело. Он облизал губы, явно пытаясь собраться с мыслями.

— Быть может, вы хотите что-то добавить?

— Я… — он запнулся. Его руки дрогнули, и он судорожно взглянул на билет. — Не уверен…

Трубецкая вздохнула и повернулась к Шереметевой:

— Думаю, для этого ответа тройки будет достаточно. Уваров продемонстрировал знание основ, но недостаток гибкости и анализа…

Нет-нет, троек нашей группе получать нельзя! Я взглянул на Леню и поднял руку, привлекая внимание экзаменаторов.

— В чем дело, Николаев? — нахмурилась Шереметева.

— Простите, — прервал я, не выдержав. Все взгляды в аудитории обратились на меня. Сердце у меня заколотилось, но я знал, что не мог молчать. — Если позволите, я хотел бы указать, что задача сформулирована так, что может иметь два правильных решения. И решение Уварова верное.

Шереметева посмотрела на меня с интересом:

— Да, оно верное. Но задача предполагает и другие варианты развития событий.

Лёня ударил себя ладонью по лбу.

— Конечно! Вот я болван! Простите, ваше превосходительство! Да, тут же можно использовать Воздух и эфир для сбалансирования взаимодействия Огня и Воды! Воздух усиливает взаимодействие стихий, а Эфир стабилизирует их баланс, предотвращая разрушение барьера. Этот метод сложнее, но он сохраняет гибкость и универсальность защиты. Нужно добавить двадцать процентов эфира и десять — воздуха…

Трубецкая и Шереметева переглянулись. Наконец, генерал-лейтенант кивнула:

— Хорошо. Уваров, вы действительно растерялись, но всё же смогли исправить ситуацию. Второй ответ тоже верный и точный. За это я готова повысить вашу оценку до четвёрки. Давайте вашу ведомость.

Леонид тихо выдохнул, кивнул и вернулся на своё место. А затем обернулся ко мне и показал большой палец.

— Господин Эристов, вы следующий…

* * *

Мы вышли из аудитории, и напряжение, висевшее в воздухе во время экзамена, тут же развеялось и утонуло в привычном гуле голосов. Коридор, узкий и слегка душный из-за старинных стен Михайловского замка, сейчас показался мне огромным.

У большинства курсантов на лицах играли улыбки — мы выдержали первый экзамен. И не просто выдержали — ни одной «тройки»! Хороший задел.

— Ну что, как у вас прошло? — услышал я звонкий голос Лены Салтыковой. Она стояла неподалёку с группой курсантов из второй группы. Рядом с ней был Слава Одоевский, их командир.

— Какие вопросы? Насколько строгие были Трубецкая и Шереметева? — Ребята из второй группы обступили нас, заваливая вопросами.

Феликс Юсупов, который вышел из аудитории последним, тут же ухмыльнулся и, оперевшись на стену, заявил:

— Ох, они строгие, настоящие инквизиторы! Особенно Трубецкая. Она на меня так посмотрела, когда я ответил про взаимодействие стихий, что мне захотелось стать невидимым.

Лена фыркнула:

— Да ладно тебе, Феликс. Не пугай нас. Хотели бы завалить — завалили бы.

— Так меня почти и завалили! — воскликнул он. — Второй вопрос меня чуть не добил. Забыл упомянуть о связке «земля-воздух» в контексте пятиэлементных заклинаний, и она мне указала на это с таким холодом в голосе, что у меня внутри всё замёрзло.

— И что, оценка?

Феликс ухмыльнулся и поднял руку, показывая четыре пальца:

— Четвёрка. Но, если честно, я её выцарапал с боем.

— Да уж, это тебе не светские беседы вести, — заметил Андрей Романов, стоявший рядом со мной.

Феликс картинно приложил руку к сердцу:

— Ой, Андрей Федорович, опять сыпете соль на рану…

Мы все рассмеялись. Настроение быстро улучшалось. Настя Гагарина, которая, конечно же, получила «отлично», тоже не осталась в стороне. Она выпрямилась, глядя на Лену и Славу:

— Если вы хотите знать, как пройти этот экзамен, главное — быть уверенными в своих знаниях. Не бойтесь делать выводы, даже если они кажутся спорными. Главное — обосновать их. И еще — некоторые задачи предполагают несколько решений, вам нужно описать все.

— Настя, мы-то знали, что ты получишь «пятёрку», — сказал Слава. — Ты вообще когда-нибудь ошибаешься?

Настя улыбнулась:

— Конечно, ошибаюсь. Но не на экзаменах.

Опять послышался смех. Я с удовольствием смотрел на ребят: напряжение спало. Даже Уваров, который стоял чуть в стороне, выглядел спокойнее. Я подошёл к нему и похлопал по плечу:

— Лёня, всё в порядке? Ты молодец.

Он кивнул, но в глазах ещё виднелся след пережитого волнения.

— Спасибо, Алексей, — сказал он. — Если бы не ты, я бы точно завалился и опять подвел всю группу. Мне просто в голову не пришло, что нужно говорить все варианты…

— Ты сам справился, — возразил я. — Я просто напомнил. Но впредь будь собраннее. Впереди ещё много экзаменов. Кстати, магическая практика будет сложнее. Так что расслабляться не стоит.

Уваров глубоко вздохнул и улыбнулся:

— Понял. Ты прав. Буду готовиться.

К нашему разговору присоединилась Тамара Зубова. Она энергично хлопнула Уварова по спине и весело сказала:

— Лёня, ты только не переживай. Главное — на практике не растеряться. Если нужно будет, мы тебе поможем. Я, например, всегда готова прикрыть.

— Спасибо, — смущённо ответил он.

Ребята ещё долго обсуждали вопросы экзамена, делились впечатлениями и шутками. Лена и Слава из второй группы слушали нас с вниманием, пытаясь запомнить как можно больше. Настроение было почти праздничным — первый экзамен остался позади, а вместе с ним и часть напряжения, которое сопровождало нас всю подготовку.

Одоевский вдруг выпрямился и добавил:

— А знаете, завтра наша группа первой сдаёт артефактологию. Как только всё узнаем, передадим вам информацию, чтобы вы знали, чего ожидать.

— Было бы здорово, Слав, — ответил я, оценивая его готовность помочь. — Но главное — сами не завалитесь. Там, судя по перечню вопросов для подготовки, тоже будет жестко.

— Справимся, — уверенно сказал он. — Не зря же из раза в раз берем первое место в общем зачете.

— И хоть бы раз потратили эту привилегию на что-то стоящее, — проворчал Юсупов.

* * *

Вечер уже окутывал главный корпус густыми тенями. Дни, экзамены, последние попытки подготовиться сменяли друг друга, и время совсем не ощущалось. Все мы словно застряли в бесконечном цикле испытаний.

— Ну, посмотрим, чем Ланской сегодня нас обрадует…

Мы с Андреем и Феликсом остановились в холле у большой доски с таблицей общего зачёта результатов экзаменов. Майор Ланской только что обновил средний балл, и теперь там красовались свежие цифры за сегодняшний день. Золотистый свет ламп отражался от лакированной поверхности доски, и цифры, выведенные строгим почерком, притягивали взгляды всех проходящих мимо курсантов.

— Похоже, у нас всё ещё плотная борьба с двойкой, — заметил Андрей, скрестив руки на груди и прищурившись, будто пытался уловить скрытые закономерности в цифрах. — Интересно, удастся ли нам в этот раз обойти их?

— Значит, на этот раз вы и правда поставили себе цель нас обскакать? — раздался весёлый голос у нас за спиной.

Лена Салтыкова, с неизменной искоркой задора в глазах, подошла к нам. Андрей тут же напрягся, хотя старался этого не показывать.

— Вам, первой группе, нужно сдать оставшиеся экзамены только на отлично. Лишь тогда вы перевесите нас в среднем балле…

— Ты сомневаешься в нас, Лена? — спросил Андрей, в его голосе прозвучала игривая нотка.

— Нисколько, — ответила она, подняв бровь. — Я просто не сомневаюсь в своей группе. Мы сдадим великолепно.

— Великолепно? — подхватил Феликс, поворачиваясь к Лене с широкой улыбкой. — Это звучит слишком уверенно. Теорию — да. Вы те еще зубрилы. Но оставшийся экзамен — магическая практика, причем по работе с аномалиями. А в этом наше «единичка» лучшая.

Салтыкова засмеялась, склонив голову:

— Феликс, не думал ли ты, что у вас старые данные? Мы так-то тоже времени даром не теряли…

Феликс картинно приложил руку к груди:

— Что, уже успели закрыть с пяток настоящих аномалий?

— Нет, но отработали все, что только было можно.

— Значит, реального опыта у вас все еще нет, — улыбнулся Андрей.

— Реального опыта почти ни у кого нет, — огрызнулась Салтыкова. Феликс напомнил ей о главном, и вот здесь они с одногруппниками и правда мало чем могли похвастать. Наша группа была посильнее в том, что касалось аномалий. И Салтыкову это бесило.

— Значит, скоро проверим, чего стоят и теория, и практика, — улыбнулся Феликс. — Это будет славная битва.

— Поборемся, — согласилась Лена, склонившись в шутливом реверансе. — Только не забудьте прихватить аптечку.

Словесная дуэль закончилась, и разговор плавно перетёк в обсуждение предстоящих экзаменов. Время было уже позднее, и я напомнил всем, что скоро пора расходиться по казармам.

Но прежде чем успел закончить, я почувствовал резкий всплеск энергии Искажения. Оно ударило в сознание, как холодный порыв ветра, и заставило меня остановиться на полуслове. Я инстинктивно напрягся, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом, а в груди привычно скрутился маленький ледяной вихрь.

Ребята замерли.

— Вы тоже это чувствуете? — спросил Феликс, его голос стал тише. Он выглядел настороженно, и глаза его блеснули холодным светом.

Андрей кивнул:

— Это случаем не Уваров?

Я покачал головой:

— Нет. Уваров в мужской кордегардии. Дежурит. Фон идёт откуда-то из главного корпуса.

Мы переглянулись, а затем я мысленно подозвал Чуфту.

Чайка приземлилась на подоконник и уставилась на меня. Её глаза ярко светились в полумраке.

«Выясни, откуда фонит», — приказал я.

Чуфта не заставила себя ждать — развернулась, взмахнула крыльями и скрылась в ночи.

— Нужно сообщить дежурному, — сказал Андрей, уже направляясь к ближайшему посту. Мы с Феликсом последовали за ним.

Дежурный офицер, мужчина средних лет с усталым лицом, сразу понял, что дело серьёзное, увидев наши напряжённые выражения.

— Все трое почувствовали? — спросил он, нахмурившись.

— Четверо, — сказала Салтыкова.

Мы кивнули, и я добавил:

— Это не ошибка. Такое ощущение невозможно спутать. Энергия где-то рядом, в главном корпусе.

Офицер нахмурился сильнее, затем быстро потянулся к телефону.

— Сейчас же доложу, — сказал он. — Ждите здесь.

Тем временем в моей голове зазвучали образы, передаваемые Чуфтой. Они были смутными и фрагментарными, как фотографии, сделанные в спешке.

Я увидел кабинет Шереметевой, заполненный густым зелёным светом. На полу лежал кто-то в форме. Сквозь пелену свечения аномальной энергии я узнал адъютанта Боде. Шереметевой в кабинете не было или Чуфта ее не увидела.

Мне на плечо легла рука.

— Леш, ты в порядке? — спросил Феликс. — Ты так в себя ушел, что тебя не дозваться.

— Кажется, я понял, где источник, — хрипло сказал я.

Глава 21

— Источник на втором этаже, в административном крыле, — сказал я. — Замковая церковь или где-то рядом.

— Рядом только кабинет Шереметевой, — тихо отозвался Андрей. — Неужели…

— Алексей, откуда такая уверенность? — Лена Салтыкова посмотрела на меня прищуренными глазами, в которых читалось недоверие. — У тебя есть тайный детектор аномалий?

— Скорее, опыт, — ответил я уклончиво, не желая светить чайку, которая и без того следила за девушкой. — Энергия распределяется так, будто тянется из того крыла. Анализ потока — и ничего больше.

Феликс хмыкнул:

— Ладно, профессор Николаев. Ты звучишь так убедительно, что я готов тебе поверить.

В этот момент у дежурного зазвонил телефон. Резкий звук заставил ребят вздрогнуть от неожиданности. Дежурный снял трубку, и мы заметили, как его лицо побледнело.

Голос на другом конце провода был громким и нервным — даже мы слышали обрывки фраз:

— Кабинет генерал-лейтенанта… аномальная энергия… вспышка… пострадавший… тревога… Вызовите нейтрализаторов!

— Тревога! — пробормотал дежурный, бросая трубку. Он тут же начал нажимать на кнопки панели, активируя систему оповещения.

По всему корпусу раздалась пронзительная сирена, а за ней — механический голос.

— Внимание! Боевая тревога! Обнаружена аномальная энергия. Личному составу — действовать по инструкции. Гражданскому персоналу — немедленно эвакуироваться из здания. Это не учебная тревога! Всему личному составу применить средства защиты…

Мы переглянулись, и я уже знал, что будет дальше.

— Мы идём, — сказал я твёрдо.

— Конечно, — добавил Андрей, уже направляясь к лестнице.

Феликс и Лена бросились за нами, не задавая вопросов. Тревожный гул сирены сопровождал нас, эхом отражаясь от стен.

Лампы во всем здании перешли на аварийный режим и горели красным, усиливая зловещую атмосферу. Сирена тревоги продолжала звучать, когда мы выбежали из холла, оставив позади удивлённые лица курсантов, которые ещё не успели понять, что происходит.

По коридорам замка началось движение. Немногие гражданские сотрудники корпуса — секретари, архивисты и другие сотрудники — выбегали из своих кабинетов, растерянно переглядываясь. Некоторые, дрожа, держались за стены, будто боялись, что они рухнут. Их лица были бледными, а в глазах читалась паника. Голоса дежурных офицеров звучали поверх шума сирены, раздавая приказы:

— Гражданские — эвакуация во внутренний двор! Все выходы открыты! Быстро, без паники!

— Не задерживайтесь, двигайтесь быстрее!

— Средства защиты наготове, персонал без допуска — на выход!

Мы пробивались сквозь толпу, стараясь не терять времени. Сердце бешено колотилось. Судя по силе фона, это не был учебный камешек, на которых учили курсантов. Нет, это что-то по-настоящему мощное, почти как активное Искажение…

Мы добрались до лестницы. Движение стало упорядоченнее: персонал, эвакуируемый офицерами, быстро перемещался к безопасным зонам, охранники помогали распределять потоки людей, чтобы избежать столпотворения.

Один из них, заметив нас, окликнул:

— Курсантам нельзя в эту зону! Немедленно возвращайтесь в свои помещения!

Андрей, не останавливаясь, коротко бросил:

— В кабинете Шереметевой — источник аномальной энергии. Мы — команда нейтрализации.

— Вы куранты желторотые!

— Которые сейчас спасут ваши задницы с лампасами, — огрызнулась Салтыкова и протиснулась вперед. Андрей удивленно вытаращился — еще никогда он не слышал от Лены грубостей.

Охранник растерялся, но прежде чем он успел что-то сказать, мы уже пробежали мимо и прорвались в коридор. Его протесты потонули в вое сирены.

— Так, вот вход в церковь, — Феликс остановился, прислушиваясь к ощущениям. — Нет, точно не оттуда.

— Мы уже и так знаем, где источник, — сказала Лена.

— Нужно все проверять. На всякий случай.

Феликс был прав. Вообще, молодец парень. Пусть он где-то прихрамывал в теории, но практику всегда отрабатывал на все сто, да и умел думать. Всегда старался смотреть шире и поверх выданной задачи.

Перед дверями в тамбур кабинета Шереметевой нас встретил охранник — он как раз пытался натянуть на себя защитную накидку. Он выкинул руку вперед:

— Вам сюда нельзя! — крикнул он, заметив нас. — Зона повышенной опасности. Немедленно назад!

Феликс остановился на миг, его взгляд метнулся к закрытой двери кабинета.

— Источник за дверью, — сказал он. — Излучение очень сильное. Мы прибыли для поглощения.

Я шагнул ближе и спросил у охранника:

— Я знаю, что внутри человек. Что произошло?

Тот выпрямился, стараясь говорить чётко:

— Адъютант Боде зашёл за документами для её превосходительства. Пробыл там пять минут. Потом был громкий хлопок, и энергия начала выбрасываться наружу. Всем стало плохо. Мой напарник внутри…

Этого было достаточно. Я коротко кивнул ребятам:

— Заходим!

— Подождите, вы без защиты… — начал охранник, но Лена его перебила:

— Нет времени! Счет на секунды!

Охранник хотел было что-то ответить, но мы уже пересекли оставшееся расстояние до двери. Я толкнул её плечом, и мы ворвались внутрь.

Воздух в кабинете был насыщен густым запахом озона, смешанным с чем-то едва уловимо травяным. Зелёный свет энергии Искажения заполнял всё пространство, распространяясь откуда-то из-под стола. Это сияние мерцало и пульсировало, словно было живым.

На полу у края стола ничком лежал адъютант Боде. Пытавшийся вытащить его второй охранник оглянулся на нас.

— Какого черта, курсанты⁈ Вон отсюда, немедленно! Сюда запрещено входить без присутствия главной!

Мы дружно проигнорировали его крики.

— Энергия мощная, но стабильная, — сказал я, приближаясь к эпицентру излучения. — Это не просто всплеск. Это постоянное излучение.

Лена бросилась к Боде, проверяя пульс. Её руки действовали быстро и уверенно.

— Жив, но срочно нужен лекарь, — сказала она.

— Андрей, Феликс, помогите вывести Боде и доложите в медсанчасть. Если понадобится, сами несите, — распорядился я. — Лена, останешься со мной. Изолируем вдвоем.

Андрей и Феликс удивленно переглянулись, но спорить не стали. Салтыкова коротко кивнула и задрала рукава своего кителя.

Я сосредоточился на источнике. Энергия была настолько мощной, что казалась ощутимой физически. Каждый шаг к центру давался всё труднее, словно воздух сгущался.

— Вот и досрочный экзамен по магической практике… Алексей, будь осторожен, — услышал я голос Феликса. — Если что, зовите. Мы только рады принять участие в вечеринке.

— Ага.

Андрей взял Боде за плечи, а Феликс подхватил его за ноги. Вместе они аккуратно подняли его и двинулись к выходу. Боде был мертвенно-бледным, а тело казалось напряжённым до предела, словно его скрутил спазм.

Свет от зелёного мерцания наполнил всё пространство вокруг. Мысленно я тут же обратился к Чуфте, приказав ей ждать за окном и быть готовой вмешаться. Не время было объяснять, почему и как я использую чайку, особенно Салтыковой.

Девушка нахмурилась и принялась озираться по сторонам.

— Мне кажется или…

— Или.

— Энергия концентрируется, чтобы открыть аномалию! Леша, нужно поглощать!

Она была права. Воздух вокруг стола волновался, как вода под ветром. Всё казалось неправильным — линии гнулись, предметы приобретали странные формы. Ещё немного, и пространство откроется — аномалия станет порталом, вырвавшимся из нашего контроля.

Уже рефлекторно я пробросил защитный купол над столом, где должен был быть источник аномалии. Мы с Салтыковой оказались внутри этого купола.

— Кажется, вот оно! — Девушка указала на предмет, который лежал под столом. Совсем рядом с тем местом, где упал Боде.

Мой взгляд упал на какой-то небольшой, с кулак, металлический куб. Он ярко светился, излучая ту самую энергию, которая буквально разрушала реальность вокруг себя. На столе стоял открытый защитный короб с толстыми стенками, явно сорванный замок свидетельствовал о том, что кто-то пытался вскрыть его с большой силой. Лена заметила это тоже и указала на распахнутый сейф.

— Артефакт из лаборатории профессора Толстого, — пробормотал я, подходя ближе, и указал на клеймо на коробе. — Теперь понятно, почему он был заперт в сейфе Шереметевой.

Лена с сомнением посмотрела на меня:

— Как в таком маленьком предмете может быть столько силы? Применили технологию концентрации?

— Да. Но не в жидкой форме, а в твердой. Видимо, нашли подходящий сплав. Все, Лен, начинаем поглощать.

Салтыкова откинула за спину развалившуюся косу и положила ладони над кубом.

— Готова. Начинаем.

Я осторожно взял куб в руки. Он оказался невероятно тяжёлым. Мгновенно почувствовав, как энергия из него проникает сквозь мои пальцы, я глубоко вдохнул, пытаясь сосредоточиться.

— Лена, слушай меня внимательно, — сказал я, пытаясь удержать голос ровным. — Я буду направлять процесс, а ты подхватывай потоки. Не бери больше, чем сможешь. Лучше в несколько подходов, поняла? Этой дряни здесь очень много.

— Да я уж вижу…

Её лицо стало серьёзным. Я закрыл глаза, сосредотачиваясь на потоке энергии, который исходил от артефакта. Он был горячим, словно пламя, и холодным, как ледяная вода, одновременно.

Лена повторила за мной, её движения были немного неуверенными, но точными. Мы начали медленно поглощать энергию, направляя её в безопасные зоны нашего собственного энергетического поля. Поток был мощным, и я чувствовал, как каждое мгновение работы отнимало у нас силы. Я слышал, как Лена дышала часто и прерывисто, но она продолжала, несмотря на видимое напряжение.

— Почти… Почти все…

В какой-то момент куб задрожал в моих руках, и я увидел, как свет вокруг него начал тускнеть. Пространство перестало волноваться, линии и формы кабинета начали возвращаться к своей естественной геометрии. Через несколько минут, которые показались вечностью, всё было закончено.

— Готово.

Я осторожно положил потускневший куб в защитный короб, глубоко вдохнул и вытер пот со лба. Лена выглядела бледной, её руки дрожали, но она стояла прямо.

— Как ты? — спросил я, внимательно глядя на неё.

— В порядке, — ответила она, хотя голос был слабым. — Черт, теперь я понимаю, почему нас так пугали и учили контролю. Я с четырнадцати лет тренируюсь каждый день, но такой мощный поток пропускала в себя впервые…

— Ты молодец, — сказал я, улыбнувшись. — Но всё равно покажись маголекарю. На всякий случай.

Она кивнула, пытаясь отдышаться. Я заметил, что её пальцы всё ещё дрожали, но она держалась стойко, не желая показывать слабость.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась Шереметева. Её взгляд метался между нами и погасшим кубом на столе. Она быстро оценила обстановку, задержала взгляд на Лене, а затем посмотрела прямо на меня.

— Объясните, что здесь произошло, господа.

* * *

В лазарете было тихо, если не считать мерного жужжания приборов и торопливых шагов маголекарей, сновавших между палатами.

Кабинет Сумарокова, куда меня привели сразу после осмотра. Усиленная доза ртутных капель оставляла в организме странное ощущение: одновременно лёгкость и неприятную слабость, будто тело стало не своим. Никак не привыкну к этой дряни.

Шереметева сидела напротив, напряжённо постукивая пальцами по краю стола. Её обычно спокойное лицо теперь выражало смесь раздражения и беспокойства. Она мельком глянула на меня, затем снова уставилась на дверь кабинета.

— Значит, вы уверены, что в кабинете не было взлома, Николаев? Ни окон, ни дверей?

— Абсолютно, — кивнул я. — Единственное, что я заметил, — сорванный замок на коробе и открытый сейф. Но сейф не взламывали, насколько я успел оценить. Боде был один, и… судя по вашим словам, никаких распоряжений на открытие сейфа он от вас не получал.

Шереметева нахмурилась:

— Конечно, не получал! Я отправила его за бумагами, а не за проклятым артефактом. Что ему вообще понадобилось в сейфе? К тому же он не имеет к нему доступа.

Я приподнял брови.

— Уверены, ваше превосходительство? Быть может, шифр он все же подсмотрел?

Губы Шереметевой сжались в тонкую линию, но она ничего не ответила. Напряжённое молчание нарушил Сумароков, вошедший в кабинет. Усталый, ссутулившийся, мрачнее тучи.

Я заерзал в кресле. С таким лицом хорошие новости не приносят.

— Ну? — коротко бросила Шереметева, вскочив с места.

— Прогноз… пока непонятный, — произнёс Сумароков. — Ему в один момент выжгло почти весь эфир. Сейчас мы пытаемся спасти то, что осталось. Повреждения энергетических каналов значительны.

— Насколько? — спросил я.

— Девяносто процентов разорвало к чертям собачьим.

Я устало закрыл глаза. Девяносто процентов повреждений эфирных каналов — это почти приговор.

— Если в ближайшее время мы сможем стабилизировать состояние, возможно, он останется жив. Но… — маголекарь замолчал на мгновение, словно собираясь с духом, — Магические способности, скорее всего, будут утрачены. Впрочем, сейчас речь идет о том. Чтобы хотя бы спасти ему жизнь.

Лицо Шеремеетвой дернулось, словно от пощечины, но она ничего не сказала. У меня сердце сжалось от неприятного предчувствия и опасения за Боде. Так-то он мне нравился. Исполнительный парень, и не без иронии. Но потеря магии для мага, пусть и не слишком сильного — это трагедия, равносильно потере самого себя.

— Я должна поговорить с ним, — твёрдо сказала она, глядя прямо в глаза Сумарокову.

Тот нахмурился:

— Плохая идея, ваше превосходительство. Он в нестабильном состоянии. Любой стресс может усугубить положение.

— Несколько минут. Мне нужно понять, что произошло в моём кабинете, — настояла Шереметева. — Если будет хуже, вы сразу меня выставите.

Сумароков сдался, тяжело вздохнув:

— Хорошо. Но не больше трёх минут.

Мы с Шереметевой направились за ним в палату, где лежал Боде. Пространство здесь было заполнено мерцающим светом магических формул, выведенных в воздухе. Вокруг кровати стояли маголекари, сосредоточенные на заклинаниях и манипуляциях. Трубки капельниц, подключённые к рукам Боде, светились мягким белым светом — это был Эфир, который пытались передать его истощённому телу по оставшимся каналам.

Боде стонал, едва заметно дёргаясь. Его лицо было покрыто потом, а губы шевелились, будто он пытался что-то сказать.

— Он в сознании? — спросила Шереметева, подойдя ближе.

Один из маголекарей кивнул:

— Да. Но говорить ему сложно.

Шереметева встала у каталки и склонилась над Боде.

— Адъютант, — начала она. — Смотри на меня.

Боде открыл глаза, но тут же отвёл взгляд, словно не мог выдержать её пристального взгляда. Его голос был хриплым, слова давались с трудом.

— Простите меня, ваше превосходительство… Я подвёл вас.

— На тебя напали?

— Нет. Я… я сам взял…

— Бог мой, зачем⁈

Боде судорожно вздохнул, его тело дрогнуло, словно каждый звук причинял ему боль:

— Я… давно подсмотрел код сейфа. Думал, что… если смогу почувствовать энергию, смогу… быть полезнее. Пройти тест. Продвинуться по службе… Я… Я хотел проверить свою чувствительность. Если бы она оказалась положительной…

Шереметева замерла, затем её лицо исказилось от гнева:

— Ты идиот, Боде! Этот артефакт — не учебный. В нем была сила целой аномалии! Он убил бы любого неподготовленного!

Боде закрыл глаза, его лицо исказила гримаса боли:

— Я… не знал. Простите, ваше… превосходительство…

Шереметева на мгновение прикрыла глаза, затем резко поднялась.

Боде слабо пошевелил рукой, словно хотел оправдаться, но сил на слова у него не осталось. Сумароков мягко положил руку на плечо Шереметевой:

— Думаю, вы услышали достаточно. Нам нужно продолжить работу.

— Разумеется. Мы уходим. Николаев, за мной.

Шереметева стремительно вышла из палаты. Я последовал за ней. В коридоре она на мгновение остановилась, закрыв лицо руками, затем выдохнула и обратилась ко мне:

— Безрассудный идиот. Хотел выслужиться! Тест решил пройти… Какой же дурак…

— Что с ним будет? — спросил я.

— Не гоните коней, Николаев. Сами видели, в каком он состоянии. Сперва нужно вытащить его с того света, — холодно ответила она. — А мне понадобится новый адъютант.

Глава 22

Я стоял у длинного стола в просторном зале, где собралось больше двадцати человек, каждый из которых по-своему напряжённо готовился к экзамену. Шум голосов, перемежающийся короткими магическими вспышками тестовых заклинаний, создавал странную атмосферу.

Это был решающий день: перед нами стояла задача, которая должна была определить не только уровень нашего мастерства, но и наше место в дальнейшей иерархии Спецкорпуса.

Группа преподавателей, среди которых выделялись Ланской, Шереметева и Трубецкая, стояли в стороне, тихо обсуждая последние детали испытания. Ланской, как всегда, был строг. Его глаза скользили по присутствующим, будто проверяя каждого ещё до начала.

— Тишина! — низкий голос куратора перекрыл все разговоры. Зал мгновенно затих, и все взгляды устремились на него. — Сегодняшний экзамен состоит из двух этапов. Первая часть — групповое сражение. Вторая — выполнение задания, связанного с взаимодействием с аномальной энергией. От вас потребуется не только умение сражаться, но и командная работа. Те, кто первыми доберётся до последней двери, смогут перейти ко второй части. Вторые же… Навсегда в истории курса останутся вторыми.

Шереметева шагнула вперёд, в руках у неё был планшет. Я заметил за ее спиной нового офицера, выполнявшего функции адъютанта. судя по всему, временно, потому как этот лейтенант явно не был в восторге от нового назначения.

Лицо генерал-лейтенанта, как обычно, было холодным и сосредоточенным.

— Итак, господа курсанты, перед вами анфилада из трех помещений, — начала она. — Каждое из них наполнено ловушками и препятствиями. Ваша задача — не только преодолеть их, но и справиться с другой командой. В конце третьего зала — дверь в четвертый, где будет проходить вторая часть экзамена.

Я краем глаза заметил, как напряглись плечи Аполлона Безбородко, стоящего слева от меня. Его всегда отличала осторожность, но сейчас в его взгляде читалась решимость.

— Каждый из вас уже знает свою роль, — продолжила Шереметева. — Командиры групп — Николаев и Одоевский — несут ответственность за своих людей. Вы должны принимать решения быстро и эффективно.

Я коротко кивнул, встречаясь взглядом с Одоевским. Его лицо оставалось непроницаемым, но я знал, что он будет серьёзным противником. В отличие от остальных курсантов, только у Славы Одоевского был за плечами реальный боевой опыт. Наверняка он этим воспользуется.

— Ланской, вам слово, — Шереметева отступила на шаг назад.

Куратор глядел на нас, как генерал на поле битвы.

— В этом испытании нет места жалости, — произнёс он. — Используйте свои сильные стороны, прикрывайте слабости друг друга. И главное — внимательно смотрите под ноги и по сторонам. Ловушки в этих помещениях активируются мгновенно. Это больше не учеба, господа. Сегодня вы должны показать, на что способны.

Трубецкая, стоявшая чуть в стороне, впервые подала голос.

— Мы будем наблюдать за вами, фиксируя все ваши действия, — сказала она. — Любое нарушение или использование запрещённых техник будет немедленно пресечено. Вы можете использовать лишь боевую, защитную и целебную магию. Психоэфирная — запрещена.

Я оглядел свою группу. Настя Гагарина нервно теребила рукав кителя, но в её глазах горел огонь. Андрей и Катерина Романовы переглянулись и коротко друг другу кивнули — между ними всегда было удивительное взаимопонимание. Миша Эристов, стоявший рядом с Леонидом Уваровым, выглядел спокойным и веселым, но я знал, что это обманчивое спокойствие могло взорваться магическим штормом в любой момент.

— Приготовьтесь, — скомандовал Ланской.

Мы выстроились в линии, две группы, разделённые пустым пространством зала. Напротив нас стояли участники второй команды. Одоевский чуть склонил голову, приветствуя меня. Я ответил тем же.

— Старт через пять минут, — сообщил Ланской. — Разойдитесь и приготовьтесь. Вам дозволено использовать все методы для концентрации.

Мы отступили в сторону, чтобы обсудить финальные детали.

— Миша, ты первый идёшь на разведку, — сказал я, обращаясь к Эристову. — У тебя хорошие рефлексы. Если что-то пойдёт не так, прикрываем тебя. Аполло, помоги ему. Настя, Катя, ваша задача — держать защитный барьер для группы, если что. Лёва, Тамара — вы лекари на подхвате, но ориентируйтесь по ситуации. Но на рожон не лезьте. Лёня, Сергей, прикрываете группу сзади. Андрей, Феликс, вы со мной. Мы втроем — главная боевая сила. Так что соберитесь.

Феликс Юсупов кивнул и успел даже хитро подмигнуть Салтыковой — она, будучи заместителем Одоевского, тоже инструктировала свою группу. Салтыкова увидела его взгляд и показала ему кулак.

— Господа курсанты, готовность тридцать секунд…

Мы выстроились в условленном порядке, в нескольких метрах от нас то же самое проделала вторая группа.

— Удачи, Алексей, — кивнул Одоевский. От него всегда веяло каким-то средневековым рыцарством с его формальностями, этикетом и правилами.

— Удачи, Вячеслав, — ответил я.

Когда прозвучал сигнал к началу, я почувствовал, как напряжение в комнате достигло пика. Мы сорвались с места одновременно с другой командой, устремившись к первой двери. Эристов, поддав силы в стихий в ноги, оказался впереди, на ходу активируя свой магический щит.

Едва он пересёк порог, как пол вспыхнул ярким светом. Магическая ловушка активировалась с глухим хлопком, и Эристова отбросило назад.

— Ловушка!

— Нужно ее разрушить!

Он упал под ноги участникам второй группы — строй рассыпался, ребята шарахнулись в стороны, пытаясь обойти его. Лёня Уваров мгновенно подхватил Мишу за плечо, помогая подняться.

— Лена, давай! — крикнул Одоевский, и Елена шагнула вперёд, её руки засияли зелёным светом, когда она начала плести четырехэлементное заклинание. — Коля, помоги ей!

Щербатов присоединился к Салтыковой. Оба они сосредоточили силы, чтобы пробить прозрачный, но очень крепкий барьер.

— Умная ловушка, — прокомментировал Щербатов, вкладывая все силы в трехэлементное заклинание. — На такую храбрость не рассчитана.

— Коля, или ты быстрее работаешь, или молчишь! — рявкнул Одоевский, бросая короткий взгляд на товарища.

Пока вторая группа пыталась уничтожить барьер, я обернулся к нашим.

— Мы должны их опередить. Настя, Катя — готовьте воздушный поток. Нам нужно сбить их с ног.

Девушки синхронно кивнули, их руки засветились ярким голубым светом. Когда Салтыкова закончила своё заклинание и барьер исчез, наш удар оказался неожиданным. Мощная волна воздуха, созданная совместным заклинанием, подхватила вторую группу, отбросив их назад.

— Чёрт возьми! — выругался Румянцев, падая на пол.

— Николаев, ты так торопишься проиграть? — выкрикнул Волконский, пытаясь подняться, но ему не дал поток воздуха, выпущенный Безбородко.

— Просто помогаю вам размяться, — ответил я с усмешкой. — Не за что.

Пока их группа приходила в себя, мы ворвались в помещение. Пол сразу же засветился магическими знаками, а стены зашипели, испуская зелёный туман, который словно оживал, становясь всё гуще и холоднее с каждой секундой.

— Газ! — крикнул Эристов, первым заметив изменение.

— Я им займусь, — отозвался я. — Остальные — прикройте тыл и Мишу.

Я мгновенно активировал заклинание очищения воздуха, сосредоточив энергию на источнике газа. На мгновение светлый поток магии окутал мои ладони, а затем резко устремился вперёд, рассеивая токсичный туман. Волконский, воспользовавшись заминкой, ударил по нам заклинанием «Дриада». Из пола вырвались зеленые корни, скручиваясь вокруг наших ног, словно змеи.

— Уваров, Безбородко, разрушаем! — скомандовал я.

— Салтыкова, Волконский, Щербатов — держим давление! — параллельно раздавал приказы Одоевский.

Магический бой разгорелся с новой силой, превращая поле экзамена в настоящий хаос. Я прикрывал спину Эристова, пока тот бежал к следующей двери. Замечая из угла глаза, что Щербатов готовит новое заклинание, я сразу понял его намерения. Его глаза метнули холодный взгляд в мою сторону.

— Сначала попробуй пройти, Николаев, — выкрикнул он с насмешкой, и над дверью вспыхнула сеть изумрудных нитей, пульсирующих опасной энергией.

— С радостью, Щербатов. Но не забудь, что твои сети всегда распадаются при хорошей встряске, — парировал я, концентрируя энергию для разрядного импульса.

За моей спиной Катя и Настя синхронно завершили очередное заклинание. Их совместная атака создала вихрь энергии, который, подобно буруну, хлынул вперёд, направляясь прямо на защиту Щербатова. Барьер заискрился, и его изумрудные нити начали плавиться под давлением. Раздавался треск, похожий на звук разрывающихся струй.

— Держите его, пока я не закончу! — прокричал он, но было уже поздно. Энергия разорвала барьер, а Эристов, не теряя ни секунды, штурмовал следующую дверь, оставляя позади яркие вспышки заклинаний. Аполло следовал за ним, отбивая от парня все атаки. А все-таки он и правда был чудо как хорош в бою. Сражение — его стихия.

Тем временем Волконский и Салтыкова объединились, атакуя нас заклинанием стихийного резонанса. Потоки воды и огня переплелись в мощный удар, который, как смертоносный вихрь, устремился в центр нашей группы.

— Щит! — крикнул я, и Катя с Настей вновь синхронно активировали магическую защиту. Барьер засветился холодным голубым светом, поглощая атаку. Но давление было слишком велико — трещины начали расходиться по защите, словно по тонкому льду весной. Жуткий скрежет усиливался.

— Уваров, взрывай! — скомандовал я. Лёня, улыбнувшись, вызвал землетрясение локального масштаба. Пол заходил ходуном, отправляя Волконского и его напарницу на пол.

— Хороший удар, Николаев, — произнёс Одоевский, приближаясь ко мне. Его меч — магический артефакт, пылающий тёмным фиолетовым светом — вылетел из ножен, и он атаковал меня прямым выпадом.

Я успел отреагировать, вызвав магический щит, но сила удара была столь велика, что меня отбросило на несколько шагов назад.

— Ты всегда любил силу в лоб, — бросил я, делая обманчивый выпад влево, затем резко уходя вправо. — Но я — про тактику.

Он только усмехнулся и метнул в меня «Огненный вихрь». Я ушёл в перекат, контратакуя связкой земли и воды. Наши атаки столкнулись, создавая на мгновение ослепительную вспышку. Воздух вокруг наполнился запахом озона.

Тем временем, с другой стороны поля, Романовы вели дуэль с Румянцевым и Щербатовым. Андрей создавал ледяные копья, посылая их с высокой точностью, тогда как Катерина манипулировала потоками воздуха, усложняя противникам движения. Щербатов же отвечал заклинаниями земли, создавая барьеры и пытаясь поймать Романовых в магические ловушки.

Аполло и Миша тем временем прорвались вперёд, зачистив путь от оставшихся ловушек. Они вскрыли вторую дверь и оказались в комнате, заполненной светящимися сферами — магическими артефактами, которые хаотично перемещались, испуская разряды энергии. Их свет разливался по стенам, словно жидкий металл.

— Не трогайте сферы, они взрывоопасны! — крикнул я, подбегая к ним. — Нужно их стабилизировать.

— Одоевский близко, у нас нет времени! — ответил Эристов, уворачиваясь от разряда. — Что делаем?

Я кивнул и сосредоточился.

— Лейте воду. Заморозим все это.

— Принято!

Половина группы отбивалась от наступавших нам на пятки курсантов, а вторая собирала всю стихийную воду и ветер, чтобы устроить в комнате каток.

— Готово! — отчиталась Гагарина. — Должно всех выдержать.

— А надо, чтобы не всех, — заметил Феликс.

Гагарина лишь хитро улыбнулась.

— Сделаем.

На несколько секунд сферы замерли, позволяя нашей группе проскочить к следующей двери.

Позади нас Одоевский снова атаковал. Его группа ворвалась в комнату — и тут же пожалела об этом.

— Лед!

— Черт, как скользко!

— Топите лед! Огонь, эфир, давайте!

Но стоило «двойке» растопить наш лед, как шары-электрошокеры тут же начали метаться по всему полу. кого-то задело, и я обернулся на крик.

— Проклятье! Так вот в чем дело…

Где-то впереди хихикнула Гагарина.

— Соберите их потоками воздуха в одном углу, — велел Одоевский.

— Удержим барьером, чтобы не разбежались, — добавила Салтыкова. — Работаем!

Мы как раз пробились в третью дверь, когда Волконский, оправившись от удара током, активировал магический взрыв, заставивший нашу группу разбежаться в стороны. Воздух наполнился гулом разлетающихся обломков.

— На этот раз мы вырвемся вперёд, Николаев, — произнёс он с издёвкой, создавая новые магические сети на дверях. Его голос звучал громко, перекрывая общий хаос.

— Феликс, отвлеки его! — скомандовал я, и Юсупов с готовностью атаковал Волконского огненными шарами, которые взрывались, как фейерверки, озаряя всё вокруг яркими вспышками.

— Не дайте им добраться до двери! — кричала почти что в истерике Салтыкова.

Ситуация становилась всё более хаотичной, магические вспышки озаряли комнату, заклинания сталкивались, разрушая всё вокруг. С потолка сыпались мелкие обломки, стены трещали под натиском магической энергии.

И все же мы прорвались. Хотя тут же пожалели об этом.

Комната встретила нас гнетущей тишиной. В сравнении с тем хаосом, что мы оставили позади, этот момент затишья казался подозрительным. Пол здесь был выложен тёмно-зелёным камнем, из-за которого казалось, что мы стоим на замершем озере. Воздух был неподвижен, словно сама комната затаила дыхание.

— Лёш, что-то здесь не так, — пробормотал Андрей, держа наготове «Люмен». — Чувствуешь энергетический фон?

— Как на кладбище, — добавила Катерина.

Я молча кивнул, внимательно изучая помещение. На противоположной стороне виднелась массивная дверь — туда нам и следовало прорваться. Энергия окружающего пространства пульсировала, отзываясь глухим шумом в моих ушах.

— Это очередная ловушка, — уверенно заявила Настя Гагарина, подходя ближе к стене. — И, судя по её структуре, куда сложнее предыдущих.

— Какие мысли? — спросил я, обводя взглядом команду.

Тамара подошла ближе, сосредоточенно разглядывая плиты на полу.

— Здесь знаки. Формулы. Очень редкие. У них наверняка есть последовательность. Думаю, мы должны поочередно воспроизвести эти заклинания, чтобы дверь открылась. Но если мы активируем что-то не так, последствия могут быть… Разными. Я так думаю.

— Значит, действуем осторожно и строго по инструкции, — распорядился я. — Андрей, Безбородко, Уваров — со мной. Остальные держите оборону и прикрывайте нас.

— Это явно хуже, чем газ, — проворчал Безбородко, поднимая руку, чтобы осветить ближайшие символы. Его светлая магия сделала знаки на полу ярче, и от этого зрелища я невольно нахмурился.

— Если активировать неправильный элемент, они «ужалят» нас магией, — заключил Лёня, проведя пальцем над одним из символов, не касаясь его.

В это время вторая группа уже наверстывала упущенное. Их шаги и громкие выкрики доносились из соседней комнаты. Мы знали, что времени мало.

— Алексей, они на подходе! — выкрикнула Катерина, выставляя воздушный барьер у входа.

— Тогда придётся торопиться, — пробормотал я, сосредоточившись на центральной точке узора. — Катя, Миша, начинайте синхронизацию стихий. Настя, ты руководишь. Андрей, Феликс — со мной. Задержим ребят. Остальные — ставьте барьер.

— Принято, — коротко ответил Андрей, поднимая руки.

Мы начали работать — каждый по своей задаче. Гагарина тихо руководила действиями ребят, подсказывая и направляя. Формулы были редкие и сложные. Каждое движение магии требовало концентрации и точности.

— Это будет непросто, — прошипел Эристов, стараясь стабилизировать воздушный поток, в который вовлекались частицы земли. — Они сопротивляются!

— Держитесь! — крикнул я.

Раздался оглушительный треск. Один из символов взорвался, отбрасывая нас назад. Тамара с криком упала на колени, её руки были обожжены. Лева мгновенно оказался рядом, его светящаяся магия окутала её раны.

— Замри, Тамара, — прошептал он, тут же взявшись гнать поток эфира. — И больше не наступай на плиты с надписями.

В этот момент вторая группа прорвалась через воздушный барьер.

— Ну что, Николаев, — насмешливо бросил Волконский, появляясь в дверном проёме. — У вас тут весело, как я погляжу.

— Веселее некуда, — ответил я, поднимаясь на ноги. — Андрей, Феликс — держите их! Все остальные — барьер!

— Ага, конечно, — огрызнулся Щербатов и тут же направил под ноги Юсупову поток воздуха.

Начался бой. Щербатов атаковал Феликса с яростью, посылая в него огненные потоки. Волконский сосредоточился на разрушении наших защитных барьеров, его магия земли дробила лёд и создаваемые Катей воздушные барьеры. Салтыкова же метала ослепляющие вспышки, чтобы сбить нас с толку. Один энергетический заряд разбил защиту Левы, и Тамара бросилась ему на помощь.

— Настя, как там у вас? — спросил я, перекрикивая звуки заклинаний.

— Еще две формулы…

Феликс, не сдержавшись, выпалил в сторону Волконского:

— Ты бы хоть постыдился использовать такие дешёвые трюки! Где твоя фантазия?

— Лучше уж дешёвые трюки, чем твои провальные импровизации, Юсупов! — огрызнулся Волконский, отправляя в него магический заряд.

Феликс успел отразить удар, но едва не потерял равновесие. Тем временем Лева и Тамара продолжали исцелять раненых. Их магия светилась ярким золотым светом, заполняя помещение ощущением надежды, несмотря на бушующий хаос.

— Они нас давят! — крикнул Безбородко, прикрываясь барьером от очередной атаки Салтыковой. — Долго мы не продержимся! Настя, поторопитесь!!!

А «двойка» все продолжала давить, словно у них открылось второе дыхание. Одоевский нещадно поливал пятиэлементными заклинаниями Андрея и Феликса, я пришел им на помощь, но меня то и дело отвлекала Салтыкова. Щербатов подло пытался достать лекарей, но получил в ледяной стрелой в зубы от Левы.

И все же мы не успевали…

Ситуация казалась почти безнадёжной. Одоевский и его группа продолжали теснить нас, но в этот момент Настя и Катерина одновременно активировали последнее заклинание.

За нашими спинами тяжело заворочалась толстая металлическая дверь, открывая путь к второму этапу экзамена.

— Вперёд! — крикнул я, направляя поток энергии в сторону противников.

Волна смешанных стихий — огня, воздуха и льда — обрушилась на вторую группу, отбросив их назад. Волконский упал, Салтыкова потеряла равновесие, а Щербатов оказался прижат к стене.

— Это наш шанс! — закричала Катя. — К следующей двери! Быстрее!

Но в этот момент мои ноги снова парализовало.

Салтыкова усмехнулась.

— Спасибо, что сделали за нас всю грязную работу.

Глава 23

Салтыкова усмехнулась, её лицо выражало нескрываемое удовольствие. Её ярко-зелёные глаза сверкали, как у хищника.

— Как удобно, правда? — проговорила она с издёвкой, плавно шагая вперёд. — Пока вы тут ломаете головы над ловушками и тратите эфир, мы спокойно ждём, чтобы забрать победу.

В этот момент мои ноги снова парализовало. Я почувствовал, как магия скользнула по коже, словно ледяные цепи, сковывая мои мышцы. Дышать стало тяжелее, казалось, что воздух вокруг загустел. Они применили сразу несколько сковывающих заклинаний. «Дриада», «Ледяные цепи». Возможно, даже «Стихийное угнетение».

— Ты выглядишь уставшим, Николаев, — продолжила Салтыкова, опираясь на эфирное магическое копьё. Её голос капал ядом. — Может, пора признать, что вам нас не одолеть?

— У тебя слишком высокое мнение о себе, Салтыкова, — ответил я сквозь стиснутые зубы, пытаясь сосредоточиться, чтобы высвободить энергию. Мой эфир был на исходе, но в запасе оставалось много энергии Искажения. — Мы ещё не закончили.

— По-моему, здесь все уже очевидно, — хихикнула она.

Гагарина не сдержалась и плюнула себе под опутанные заклинаниями ноги.

— Всегда знала, что ты та еще стерва, но чтобы играть настолько подло…

— Это битва, Настя, — пожала плечами Салтыкова. — Ради победы все средства хороши.

Пока она говорила, её одногруппники продолжали наносить удары. Волконский поднял руки, направляя поток земли, который пронёсся волной по залу, заставляя нас терять равновесие. Щербатов послал в нашу сторону магический снаряд, который вспыхнул перед нами ослепительным светом, вынуждая Андрея отступить и закрыться барьером.

— Ха! Что, Николаев, слишком много на себя берёшь? — выкрикнул Щербатов, его голос был полон злорадства. — Где же твоя прославленная сила Черного Алмаза?

В этот момент Эристов, собрав остатки сил, попытался прорваться к двери. Но Волконский опередил его. Сложное ледяное заклинание пригвоздило Михаила к полу, покрыв его тело тонким слоем инея. Он замер, словно статуя, и лишь его глаза выражали ярость.

— Миша! — вскрикнула Катя и инстинктивно дернулась к нему, но не смогла двинуться с места. Её ноги оплели зелёные побеги «Дриады». Она яростно дёрнулась, но только сильнее запуталась.

— Он зашёл слишком далеко, — лениво заметила Салтыкова, направляя на меня ещё одно заклинание. — Ещё немного, и мы выиграем. Ну что, Николаев, готов к капитуляции?

Но её остановил голос Одоевского, твёрдый и властный:

— Хватит. Группа, стоп. Снимите заклинания.

Салтыкова застыла, не веря своим ушам, и возмущенно обернулась к своему командиру.

— Что⁈ — бросила она резко. — Мы побеждаем, почему я должна это делать? Слава, ты в своем уме?

— Потому что это не победа, — холодно ответил Одоевский, глядя ей прямо в глаза. — Мы просто воспользовались их усилиями. Победа должна быть заслуженной, а не украденной. Всю работу сделала группа Николаева, и мы должны уважать это.

— Ты издеваешься? — взорвалась Салтыкова, её голос звенел от гнева. — Это битва! Здесь нет места таким понятиям, как «честность». Мы использовали их ошибки. Это стратегия и тактика, Слава!

— Нет, это трусость, — тихо, но твёрдо сказал он. — Если ты этого не понимаешь, то мне жаль.

— Он прав, — вдруг вступил Румянцев, несмотря на израненное лицо. — Мы действительно просто шли за ними по пятам. Это не то, чем можно гордиться.

— Серьёзно? — фыркнула Салтыкова. — Ты тоже теперь моралист? Может, мы ещё извинимся перед Николаевым?

— Ребята, хватит, — попытался вмешаться Щербатов. — Мы здесь не для философии. Нам нужна победа. Идем же!

— Нет, — отрезал Одоевский, бросив взгляд на меня. — Мы снимаем заклинания.

Пока их спор продолжался, я использовал паузу. Собрав остатки сил, я активировал резерв Искажения и пережег его в эфир. Энергия внутри меня вспыхнула, словно волна огня, и я направил её на разрушение оков. Магические цепи разлетелись в стороны, а я почувствовал, как ко мне возвращается свобода движений.

А затем, соединив гигантские объемы стихии огня и эфира, пустил мощный огненный вихрь, сжигая оковы на ногах товарищей. Те едва успели натянуть щиты.

— Вперёд, к двери! — крикнул я. Андрей и Феликс немедленно повели нашу группу вперёд, поддерживая тех, кто был ранен. Катя помогла разморозить Эристова, и он, шатаясь, присоединился к остальным.

— Они уходят! — в истерике крикнула Салтыкова, но уже ничего не могла сделать.

Я поднял руки, создавая между ними и дверью пятиэлементный барьер. Магия вспыхнула всеми красками, образуя непроницаемую стену. Щербатов и Салтыкова сыпали проклятиями, их заклинания бессильно разбивались о мою защиту.

— Чёрт побери, Николаев! — выкрикнула Салтыкова, бросая в стену очередной поток магии. — Я достану тебя, сволочь!

Я ничего не ответил, лишь смотрел, как они продолжают попытки. Когда моя команда скрылась за дверью, я задержался на мгновение. Одоевский стоял, сложив руки на груди, его лицо выражало смесь усталости и решимости. Он коротко кивнул мне.

Я вернул кивок, прежде чем закрыть дверь, окончательно отрезая их от следующего этапа.

Мы вошли в следующую дверь, и за нашими спинами она закрылась с глухим стуком, словно ставя точку в очередном испытании. Просторный тёмный зал встретил нас напряжённой тишиной, нарушаемой лишь нашими прерывистыми дыханиями. Эхо шагов отдавалось гулким звуком, усиливая ощущение тревожного ожидания.

— Осторожно, — пробормотал Андрей, оглядываясь. — Здесь слишком тихо. Это никогда не к добру.

В центре зала, как живой маяк, вспыхнул светящийся куб. Его голубоватое сияние окрасило наши лица, и в тот же миг я ощутил, как что-то в воздухе изменилось. Мелкие волоски на коже поднялись, эфир дрожал, будто предвещая беду.

— Это похоже на тот самый куб, что едва не убил Боде, — тихо заметил я.

— Именно так, Николаев.

Ребята вздрогнули от неожиданности, когда откуда-то сверху из динамиков раздался голос Шереметевой. Её интонации были одновременно спокойными и настораживающими:

— Поздравляю, первая группа. Вы успешно прошли первый этап экзамена. Но не стоит расслабляться. Впереди вас ждёт последнее и самое важное испытание.

Я скривился. Конечно, всё самое важное оставляют напоследок. Но времени размышлять не было. Куб засиял ещё ярче, и от него повеяло чем-то неизмеримо чуждым, словно этот объект не принадлежал нашему миру. Колебания аномальной энергии стали ощутимы даже для тех, у кого была минимальная чувствительность к эфиру.

— Активная аномалия! Боевые построения! Быстро! — скомандовал я, чувствуя, как адреналин затопляет тело. — Аполло, Серега, Настя — на барьеры. Лева, Тамара — вы за ними, следите за состоянием всех. Андрей, Катя, Леня, Миша — на поглощение энергии. Феликс, держись ближе ко мне, мы будем на передовой.

Курсанты моментально заняли свои позиции. Мы тренировались месяцами, и теперь всё происходило автоматически, словно по нотам.

Но как только мы выстроились, аномалия раскрылась. Яркий взрыв зеленой энергии на миг ослепил каждого из нас. Пространство перед кубом исказилось, воздух заискрился, раздался второй взрыв…

— Тварь!

Она была огромной, худой, с переливающейся в темноте чешуёй, которая сверкала, как битое стекло. Длинные когтистые лапы излучали едва заметное зелёное свечение, а глаза пылали кроваво-красным светом.

— Это… химерный разрывник, — прошептала Гагарина, сдавленно сглотнув. — Они питаются аномальной энергией. И эфиром… живых существ. Он так называется, потому что может взрывать заклинания и пространство…

— Отлично, — пробормотал Андрей, сжимая эфирный меч. — То, что нужно, чтобы завершить экзамен с помпой.

— Барьерники, готовьтесь! — предупредил Андрей. — Сейчас прыгнет!

Разрывник взревел, его глотка вибрировала от чистой деструктивной энергии. В следующий миг он метнулся к нам с такой скоростью, что глаз едва успевал следить за его движением. Но Аполло уже был наготове. Барьер вспыхнул перед нами ярким голубым светом, и тварь врезалась в него, отлетев назад.

— Не расслабляться! — крикнул я. — Это только начало!

Тварь поднялась, её глаза пылали ярче. Она открыла пасть, выпуская поток аномальной энергии, которая обрушилась на барьер со стороны Сергея. Тот выдержал, но на его лице проступил пот. Мы не могли держаться только на защите — нужно было атаковать.

— Настя, помоги Сереге. Феликс, работаем! — крикнул я.

Настя одновременно залатала кусок барьера и метнула вперёд поток огня, который обвил лапу разрывника, заставляя его взреветь от ярости. Феликс в это время поднял руку, формируя ледяное копьё, и бросил его в сторону головы твари. Копьё разлетелось, попав в глаз разрывника. Существо яростно завыло, но не отступило.

Лишь разозлилось пуще прежнего.

Андрей и Катя стояли рядом, их руки светились от потоков энергии, которые они вытягивали из аномалии, пытаясь ослабить её влияние на разрывника. Но это было медленно. Слишком медленно.

— Он становится сильнее, — предупредил Леонид. — Эта штука подпитывается от самой аномалии!

— Разумеется! — заворчала Гагарина. — Нужно одновременно уничтожить и куб, и тварь!

— Феликс, Миша, Леня, отвлеките его! — велел я. — Я займусь кубом!

Эристов, казалось, ждал этого приказа. Он метнулся вперёд, его эфирный клинок вспыхнул магической энергией, когда он нанёс резкий удар по разрывнику. Уваров подключился, создавая мощный вихрь, который окружил существо, мешая ему двигаться.

— О, кажется, подцепил гадюку, — ухмыльнулся Уваров. — Ща я ему покажу, как открывать аномалии…

— Полегче, Леня, — предупредила Катя. — Две подряд мы вряд ли сдюжим.

Я бросился к кубу, ощущая, как энергия Искажения внутри меня набирала силу.

Куб сопротивлялся. Его поверхность пульсировала, а каждая попытка взаимодействия отзывалась болезненной волной через мои руки. Но я не сдавался. Стиснув зубы, направил поток энергии прямо в сердце куба, пытаясь разорвать его связь с аномалией и тварью. Куб начал вибрировать, его свечение стало хаотичным. Ад эпилептика.

В этот момент разрывник прорвался. Он разметал вихрь Леонида, отбросил Мишу в сторону и рванулся ко мне. Я уже видел, как его когти устремляются к моей голове. Но в последний момент перед ним возник барьер. Настя стояла, дрожа от напряжения, удерживая защиту.

— Быстрее, Лёша! — выкрикнула она. — Я долго не выдержу!

— Я помогу! — Андрей тут же взялся отвлекать тварь и вызвал весь огонь на себя.

Я вложил всю свою силу в последний удар. Куб вспыхнул, его свечение стало нестерпимо ярким, и в следующий миг он взорвался, оставив вместо себя только пустоту.

— Бей разрывника! — крикнул Уваров. — Его связь с источником потеряна!

Разрывник высоко и противно завыл, почувствовав утрату источника силы, и кинулся на нас в последней, отчаянной попытке сокрушить. Его движения стали резче, ярость кипела в каждом рывке. Я видел, как остатки аномальной энергии, окружавшие его тело, тускнели, будто растворяясь в воздухе.

Но я знал, что этим дело не закончится.

— Ребят, готовьтесь! — предупредил я. — Всем обновить щиты. Разрывник сейчас будет разрываться.

— Настя, барьер! Катя, прикрывай! — выкрикнул Феликс, увернувшись от очередной ядовитой вспышки. — Андрей, готовь заклинание!

Мои слова потонули в грохоте магической битвы. Настя вновь подняла барьер, её руки тряслись от напряжения и истощения, но она держалась. Катя выпустила несколько ледяных стрел, которые вонзились в бок разрывника, замедляя его движения. Феликс и Леня метнулись в разные стороны, отвлекая внимание твари. Взмах ледяного клинка Феликса рассёк воздух, оставив тонкую линию инея, а Леонид направил вихрь песка, чтобы дезориентировать тварь.

Разрывник метнулся к Андрею, но тот успел закончить плетение заклинания. Поток пламенной энергии вырвался из его рук, окутывая существо жаром. Оно взвыло, отбросив голову назад, и сделало резкий прыжок, чтобы вырваться из огненного плена.

— Ещё немного! — крикнул Андрей, его голос звучал напряжённо. — Я почти…

— Ударьте по лапам! — скомандовала Катя, направляя поток магии в одну из конечностей разрывника. Ледяной шип пробил её насквозь, заставив тварь завыть и рухнуть на колени. Андрей тут же воспользовался моментом и выпустил новую волну огня, которая обожгла разрывника и исказила воздух вокруг него.

— Держитесь! — крикнул я, сосредотачиваясь на энергии, пульсирующей в моих ладонях. — Сейчас я закончу!

Я собрал остатки эфира, переплетая его с энергией Искажения. Сложный узор заклинания вспыхнул в моей голове, требуя полной концентрации. Энергия внутри меня закипела, как перегретая вода, готовая взорваться. Я выбросил её вперёд, направляя прямо в грудь твари.

Мощный поток энергии ударил разрывника, его тело заискрилось, и раздался громкий треск, словно ломался металл. Существо завыло в последний раз, а затем рухнуло на землю, превращаясь в чёрную пыль с вьющимся над ней зеленоватым дымком.

— Уфф… — Настя опустилась на колени, тяжело дыша. — Мы… точно сделали это?

— Да, он мёртв, — подтвердил Андрей, с трудом удерживаясь на ногах. — Но не расслабляемся. Куб уничтожен, аномалия исчезает, но осталась очистка.

— За дело, — отозвался Леонид, отряхиваясь от пыли. — Катя, начни с северного сектора. Андрей, бери запад. Я займусь остатками энергии у входа.

Мы приступили к очистке зала, действуя по протоколу. Каждый из нас знал свою задачу. Катя поглотила то, что осталось от разрывника. Андрей аккуратно собирал остатки аномальной энергии по периметру зала. Леонид формировал вихри, очищающие воздух от мелких частиц, а затем поглощал зеленоватые пылинки. Мы с Феликсом занимались остатками куба, проверяя, чтобы его обломки не представляли угрозы.

Очистка была долгим и кропотливым процессом. Здесь была важна только внимательность — ничего нельзя пропустить. Мы не могли оставить даже намёка на опасность. Через минут десять зал был полностью очищен, и напряжение наконец начало спадать.

А динамик все молчал.

— Кто-нибудь ещё считает, что это был самый сложный экзамен за всю жизнь? — спросил Феликс, опускаясь на пол и вытирая лоб.

— Только ты мог бы назвать это экзаменом, — хмыкнула Настя. — Для меня это больше походило на войну.

— Ты просто недооцениваешь силу своего интеллекта, Настя, — пошутил Леонид, изображая театральный поклон. — И грации. Как она прыгнула с на барьер… Ребята, вы это видели?

— Уваров, если ты сейчас не замолчишь, я покажу тебе свою «грацию», — пригрозила Настя, но в её голосе звучала усталость, смешанная с облегчением.

— Да ладно тебе, это и правда было эффектно, — улыбнулся Аполло.

На него уставились сразу несколько пар глаз.

— Надо же! Сам Безбородко оценил! — не удержался Феликс. — ну если даже этот сухарь впечатлился, то, Настя, этот барьерный прыжок точно должен войти в историю Спецкорпуса…

Все засмеялись. Напряжение последних часов начало отпускать, и мы позволили себе немного расслабиться. Но смех прервал яркий всполох света. В одной из металлических стен появился прозрачный экран, за которым выстроились офицеры. В центре стояла Шереметева, рядом с ней — Ланской, Трубецкая и еще несколько преподавателей.

— Внимание, первая группа, — раздался голос Шереметевой. — Вы справились. Поздравляю с успешным завершением экзамена.

Мы спешно поднялись и выстроились в шеренгу пред очами экзаменаторов.

— Кажется, сейчас будет разбор полетов, — шепнул Андрей.

— Госпожа Трубецкая, вам слово, — добавила Шереметева, повернувшись к старушке.

Трубецкая сделала шаг вперёд. Её строгий взгляд скользнул по каждому из нас.

— Хочу отметить, что группа показала высокую эффективность, — начала она. — Хорошая координация, слаженные действия, быстрое принятие решений, минимальные потери энергии. Но… — она сделала паузу, и мы напряглись. — Были мелкие недочёты. Николаев, в начале боя вы потратили слишком много личного эфира на барьер. Уваров, ваше заклинание вихря получилось нестабильным, что позволило разрывнику прорваться. Романова, ваши ледяные шипы были недостаточно крепкими и рассыпались слишком быстро, не успевая нанести твари серьезный вред.

Мы молчали, принимая критику. Но в глубине души я знал, что это нисколько не умаляло наших достижений. Придирки были именно что придирками.

— В целом, — заключила Трубецкая, — вы отлично справились. Поздравляю.

— И это ещё не всё, — вмешался Ланской, улыбаясь. — По итогам всех экзаменов ваша группа заняла первое место в общем зачете баллов. А это значит, что именно вы будете решать, как пройдёт праздник по случаю окончания курса…

Глава 24

Утро нового дня началось относительно неторопливо. Разумеется, если не считать привычной спешки на построение.

Зато мы вышли из казарм с налётом лёгкого самодовольства, всё ещё ощущая себя победителями после вчерашних экзаменов. Ланской обновил таблицу общего зачета, и теперь все знали, кто занял первое место.

Но больше всего радовало, что, в отличие от других групп, нас больше не преследовали заботы о невыученных заклинаниях или недоделанных задачах. В столовой, куда мы направились завтракать, царила расслабленная атмосфера, смешанная с гулом голосов.

— Ну что, господа, кто теперь лучший? — ухмыльнулся Феликс, наклоняясь к столу с горячими пирожками.

— Только не слишком зазнавайся, — отозвалась Катерина, нарочито закатывая глаза. — Вдруг Шереметева найдёт повод снова нам что-то подкинуть.

Мы расселись за длинным деревянным столом, от которого раздавался аромат свежей выпечки и горячего чая. На нас украдкой посматривали курсанты из других групп. Кто-то шептался, кто-то посмеивался, но зависть читалась в каждом взгляде.

— О, цари горы пришли, — донеслось с другого конца столовой. — Говорят, они вчера разрывника завалили одной группой.

— Ага, и, видимо, теперь считают себя неуязвимыми, — отозвался другой голос, заметно более раздражённый.

— Но ведь разрывник — это не в тапки гадить. Они молодцы…

— Ага, но там почти каждый второй — алмазник…

Феликс ухмыльнулся, когда до нашего стола долетела очередная язвительная реплика.

— Как легко в одночасье стать всеобщим врагом, однако…

— Ребята, они нам просто завидуют, — улыбнулся я, откладывая ложку. — Но расслабляться всё равно рано. Ланской нам не даст спокойно сидеть.

— Что, опять дежурство? — скривился Эристов.

— Ага. Причем припахали всех.

Мой комментарий вызвал лёгкое недовольство. Лев и Тамара переглянулись, явно не желая слышать про новые задания. Лёня, задумчиво ковырявшийся в тарелке с кашей, скривился и тихо пробормотал:

— Дали бы хоть денёк безделья…

— Мечтать не вредно, Уваров, — отозвался Аполло. — Ну что, Алексей, какие планы на нас у нашего дорогого куратора?

— Ничего нового, скукота смертная, — я поочередно глядел на товарищей. — Лева, Тамара, вы отправляетесь дежурить в медсанчасть. У них там сейчас завал, и Сумароков очень вас ждет. Феликс, Миша — вас приписали к секретариату, будете помогать с бумагами.

— Полагаю, такая честь — за красивый почерк, — вздохнул Эристов.

Я продолжал оглашать назначения:

— Безбородко, Вороницкий, Уваров — стандартное дежурство в мужской кордегардии. Настя и Катерина — то же самое в женской. Что касается меня, я сегодня буду бегать между корпусами, ибо Ланской, кажется, решил использовать меня в качестве своего личного курьера.

Коллективное разочарование было ощутимо.

— Да уж, отдохнули, называется, — проворчал Андрей, откидываясь на спинку стула.

— А кто говорил, что служба будет лёгкой? — напомнил я с улыбкой. — Кроме того, мозолить глаза тем, кто ещё не сдал, — плохая идея. Вы же не хотите быть причиной срывов, верно? Мы и так бесим всех до чесотки.

Некоторые заулыбались, но большинство всё ещё выглядели не слишком довольными. Чтобы немного поднять боевой дух, я добавил:

— Кстати, Ланской ждёт от нас предложения по поводу праздника. Нужно решить сегодня. Что скажете?

Первым подал голос Лева:

— Маскарад! Это же весело. Все смогут расслабиться, и…

— И потратить кучу времени на подготовку костюмов? — перебил Аполлон, скрестив руки на груди. — Нет уж, спасибо. Лучше что-то более простое. Маскарадов и так будет полно на рождественских балах…

— Например? — вмешалась Катерина, бросая на него выжидающий взгляд.

— Спортивные состязания, — предложил он, глядя прямо в её глаза. — Активный отдых, все дела…

Катерина хмыкнула, не скрывая скепсиса.

— Ты серьёзно? Мы устали, Аполлон. Никто не захочет бегать, прыгать или метать заклинания ради твоего развлечения.

Феликс поддержал её, добавив:

— Да, ребята хотят расслабиться и все-таки отпраздновать. А значит, твой вариант отпадает.

Тамара подняла руку, как на уроке.

— А что насчёт концерта с фуршетом? — предложила она. — К нам же уже приглашали музыкантов…

Однако её идея также не вызвала восторга. Парни синхронно покачали головами.

— Концерт — это скучно, — заявил Леонид, отмахиваясь. — Мы же не на вечере классической музыки. Хочется потанцевать, повеселиться…

Наконец, Феликс предложил очевидный компромисс:

— А как насчёт обычного бала? Без масок и спецэффектов. Просто возможность потанцевать, поговорить, провести время вместе.

Я кивнул, внимательно смотря на остальных:

— Это хорошая идея. Это ведь наша последняя возможность собраться всем вместе, перед тем как нас распределят по разным уголкам империи. Думаю, многие захотят провести время с друзьями… или с кем-то особенным.

Мои слова вызвали лёгкую волну смущения. Я украдкой посмотрел на Аполлона, но он поспешно отвёл взгляд, стараясь даже не смотреть на Катерину.

— Ладно, — подытожил я. — Раз возражений нет и все подозрительно притихли, тогда решено. Сообщу Ланскому, что мы выбрали бал. А теперь за работу, господа. День только начинается.

* * *

Я спустился из канцелярии в лазарет, держа в руках плотный коричневый конверт с гербовой печатью. Документы для Сумарокова, уже третий пакет за этот день.

У дверей лазарета меня встретил один из дежурных маголекарей, молодой лейтенант с усталым лицом и гранатовым перстнем.

— Документы для его благородия, — доложил я и помахал пакетом в воздухе.

— Они не могут все сразу одной передачей отправить? — проворчал маголекарь.

Я пожал плечами и улыбнулся:

— Сам задаюсь этим вопросом.

Маголекарь провёл меня в кабинет. Сумароков оказался там не один: напротив него сидел майор Заболоцкий из Военно-Медицинской академии. Их разговор прервался, когда я вошёл.

— И снова здравствуйте… ваши благородия.

— Николаев, — кивнул Сумароков. — Что у вас?

— Как обычно. Пакет из архива, который вы запросили час назад.

Сумароков молча протянул руку, в которую я вложил плотный конверт.

Взгляд Заболоцкого, нервный и холодный, остановился на мне лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы почувствовать лёгкое напряжение. Я точно вломился невовремя. Неспроста он снова здесь оказался, ох неспроста.

Пока Сумароков вскрывал пакет, я краем глаза заметил, что сверху лежала папка с личным делом адъютанта Боде. Я украдкой перевёл взгляд обратно на Заболоцкого. Его присутствие только подтверждало мои опасения — речь шла о переводе Боде в Военмед.

— Алексей Иоаннович, раз уж вы здесь, может, ответите на пару вопросов? — предложил Заболоцкий. Его голос звучал ровно, но в нём угадывалась нотка профессионального интереса.

— Конечно, если это в моих силах, — ответил я, стараясь выглядеть спокойно.

Сумароков отложил бумаги в сторону и заговорил:

— Вы ведь часто контактировали с Боде. Быть может, у вас есть предположения, отчего он проявил столь вопиющую неосторожность? Мы сейчас обсуждаем его состояние и дальнейшие действия. К сожалению, удалось восстановить не больше пятнадцати процентов его эфирных каналов. Это… крайне мало. Теперь его предельный потенциал будет не выше Янтарного. И то через несколько месяцев терапии.

Янтарный. Предпоследний в списке. Удар по самолюбию любого мага, особенно такого, как Боде, гордого и амбициозного.

— Но это уже большое достижение, — вмешался Заболоцкий. — С учётом силы воздействия, мы вообще сомневались, что его удастся спасти.

— Мы не были друзьями, ваше благородие, — ответил я. — Но могу сказать, что подобный инцидент крайне на него не похож. Я всегда знал Боде как ответственного и серьезного сотрудника. Впрочем, пересекались мы не так уж и часто и общались мало.

Сумароков кивнул.

— Что будет с ним дальше? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал безразлично. Отчего-то мне было жаль адъютанта, хотя, конечно, он сам виноват.

— Теперь им займутся мои коллеги из Военмеда, — коротко ответил Заболоцкий.

— А… последствия? — осторожно уточнил я, намекая на трибунал.

Сумароков нахмурился, но ответил:

— Ее превосходительство не хочет выносить этот эпизод за пределы Спецкорпуса. Именно поэтому к восстановлению Боде привлечены доверенные специалисты. Мы сделаем всё, чтобы минимизировать последствия.

Я кивнул, решив не тянуть из Сумарокова информацию клещами. Тем не менее, поведение Шереметевой вызывало у меня вопросы. Значит, когда мой отец облажался, она сделала все, чтобы его привлекли к ответственности. А когда ее подставил Боде, мы, значит, аккуратно все замнем, так?

— Могу ли я его увидеть? — спросил я после короткой паузы.

Сумароков взглянул на меня с лёгким удивлением, но потом кивнул и снял трубку.

— Львов, проводите Николаева в палату адъютанта, — сказал он, обращаясь к моему товарищу.

Лева возник на пороге — в белом халате поверх кителя и шапочке, хоть как-то сдерживавшей его рыжие вихры. Он проводил меня к двери палаты, но перед тем как открыть её, остановился и взглянул на меня.

— Лёш, там все очень плохо. Я боюсь, что он может попытаться наложить на себя руки. Ему стыдно, тяжело. Не знаю, в чем именно дело, но… ты с ним помягче, хорошо?

— Конечно, Лёва. Я просто хочу сказать пару слов поддержки — и все.

Готовясь к худшему, я вошёл в палату. Боде лежал на кровати, бледный, с осунувшимся лицом и глубокими темными кругами под глазами. Вены истыканы, кончики пальцев все еще посиневшие.

Когда я поприветствовал его, он едва кивнул, даже не подняв глаз.

— Здравствуйте. Я был рад узнать, что ваш дар удалось спасти, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал тепло.

— В этом нет смысла, — тихо ответил Боде, его голос был полон горечи. — Я подвёл её превосходительство. Запятнал мундир. Это всё, что теперь имеет значение.

Он замолчал, но через несколько секунд продолжил:

— Я… я не знал, что артефакт в коробе был настолько мощным. Думал, это обычный осколок с минимальным фоном, как те, что использовались для тестирования курсантов. Хотел… произвести впечатление.

Его голос сорвался, и он отвернулся.

— Безрассудный шаг, — согласился я. — Вы ведь могли пройти тестирование в нормальных условиях, как все остальные. Да, пришлось бы подождать, но это было бы безопасно.

Боде покачал головой, слабо сжав кулаки:

— Теперь это неважно. Что случилось, то случилось. Нечего здесь обсуждать.

Неожиданно он резко повернулся ко мне, схватив за руку. Его взгляд вспыхнул:

— Алексей, у меня будет к вам просьба. Для меня это очень важно. Если можете, отнеситесь к ней серьезно.

— Чм я могу вам помочь? — удивился я.

— Ее превосходительству нужен новый адъютант. У нее всегда много работы, ей нельзя оставаться без помощников. Но нужен надежный человек… Найдите среди курсантов подходящего. Того, кому сами верите. Я подвёл её. Я… я не могу этого исправить, но вы можете.

— С чего вы взяли, что она ко мне прислушается?

— С того, что она вам доверяет, Николаев. Она несколько раз рискнула вам довериться, и вы не подвели ее. ее превосходительство это очень ценит…

Я удивился еще больше, но всё же кивнул:

— Хорошо, я попробую подобрать кого-нибудь. Впрочем, не уверен, что в этом вопросе Шереметеву будет интересовать мое мнение.

— Пусть она хотя бы рассмотрит кандидатуры, — прошептал он. — Это важно. Очень важно…

Его глаза потускнели, и он снова откинулся на подушку, впадая в забытье. Его губы шевелились, но слов я не разобрал.

Я вышел из палаты, ощущая на душе тяжесть. В голове крутились слова Боде: «Она доверяет тебе…» Возможно, это была его последняя попытка хоть как-то исправить собственную оплошность. Или, может быть, просто крик души человека, потерявшего почти всё.

* * *

Михайловский замок в этот вечер сиял ярче звездного неба. Величественные хрустальные люстры разливали мягкий свет по узорному паркету, отражаясь в полированных зеркалах стен. На тяжелых багряных шпалерах золотились гербы и вымпелы, символы величия Спецкорпуса.

Торжественная церемония, открывающая бал, обещала быть событием, которое запомнится надолго.

Курсанты, стояли в ровных шеренгах, едва сдерживая волнение. Впереди — ряды офицеров и преподавателей, неподвижных и сосредоточенных. Наша первая аттестация завершилась, и теперь мы могли отпраздновать эту победу. Однако главный момент вечера — прибытие важного гостя, великого князя Фёдора Николаевича, — только предстояло.

— Смотри, как зал убран! — шепнул мне Катерина, стоявшая рядом. — Даже в Зимнем не всегда бывает так красиво…

— Можешь сравнить, когда станешь женой великого князя, — ухмыльнулся я. Катерина закатила глаза, но улыбка не сходила с её лица.

Тут раздались фанфары, возвещая прибытие княжеской семьи. Мы выпрямились, как струны. В широко распахнутые двери вошли великий князь Фёдор Николаевич, его супруга и дочь — великая княжна Марина. Она шагала позади родителей с достоинством, которое, казалось, не оставляло ей места для волнения. Но я знал, что Марина ненавидела балы.

Когда княжеская семья двигалась вдоль шеренги, Андрей, слегка выпрямил спину. Фёдор Николаевич, едва заметно кивнул ему, и по лицу Андрея пробежала тень гордости.

— Неужели у них там всё так строго? — тихо спросил кто-то за спиной. — Даже улыбнуться нельзя.

— Это же сам великий князь! — прошипел другой голос. — Не представляю, как Андрей все это выдерживает…

Наконец Федор Николаевич с супругой поднялись на возвышение, где их уже ждала Шереметева, и повернулись к собравшимся. Его голос, глубокий и уверенный, разнесся по залу:

— Господа офицеры, преподаватели, курсанты! Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить ваше достижение — успешное прохождение аттестации курсантами первого набора. Это лишь первый шаг на пути к вершинам мастерства в борьбе с аномалиями, но именно он закладывает основу нашего будущего.Дорогие курсанты! Вы показали силу, упорство и стремление к познаниям. Такие качества важны не только для Спецкорпуса, но и для всего нашего государства.

Он сделал паузу, оглядывая зал, словно подчеркивая важность сказанного.

— Пусть этот бал станет не только праздником, но и напоминанием о том, что истинная доблесть — это сочетание дисциплины, знаний и чести. Желаю вам успехов в вашей дальнейшей практике и пусть эта ночь станет для вас светлым воспоминанием на долгие годы. А теперь… время заслуженного веселья! Объявляю бал открытым!

— Ура! Ура! Ура!

Аплодисменты заполнили зал, словно гром, и спустя мгновение заиграла музыка. Курсанты оживились, начались шепотки. Девушки, хоть и были в мундирах, щеголяли модными прическами и изящными драгоценностями — ради праздника Шереметева сделала курсанткам поблажки и разрешила немного покрасоваться.

— Посмотри, какая заколка у Цициановой, — шепнула Катерина, кивнув на одну из девушек. — Наверное, семейная реликвия.

— Лучше скажи, кто пригласит ее на первый танец, — ответил я, усмехнувшись.

— Думаю… Брюс!

— Не угадала, — улыбнулся я. — Наш Эристов его опередил.

— Ну он же не зря быстрее всех бегает кроссы, — рассмеялась Кати.

Друзья начали разбиваться на парочки. Андрей, конечно, пригласил свою сестру. Лева проявил солидарность к коллеге-лекарю и склонился в поклоне перед Тамарой Зубовой, заставив девушку залиться краской. Настя Гагарина весело пустилась в пляс с Феликсом — вот уж кто чувствовал себя на балу как рыба в воде.

И только Салтыкова, стоявшая в стороне, осталась без пары. Она нервно поправляла идеально уложенные волосы, но никто к ней не подходил. Даже те, кто был свободен, избегали её взгляда.

Видимо, недавний скандал с попыткой нечестного прохождения экзамена слишком запомнился. Некоторые девушки злорадно перешёптывались, поглядывая в её сторону.

— А Лена-то наконец-то довыделывалась… — услышал я чей-то голос.

— Давно следовало поставить ее на место.

Я отвернулся от этого жалкого зрелища и повернулся к Катерине:

— Ну что, продолжим традицию? Танцуем?

— Конечно, — улыбнулась она, протягивая мне руку.

Музыка захватила нас, и я почти забыл о Салтыковой и её унижении. Мы с Катериной кружились по залу, обсуждая парочки, офицеров и великого князя, когда мой взгляд упал на боковые двери.

Несколько человек в форме, незнакомой большинству, но хорошо узнаваемой для меня, двигались вдоль стены.

— Лёша, — тихо сказала Катерина, заметив то же самое. — А кто вон там пришел?

Я склонился к самому ее уху:

— Военная полиция. Это их форма.

Катерина вытаращила глаза.

— Но что они тут делают? — тихо спросила она.

— Понятия не имею, — ответил я, чувствуя, как холод пробежал по спине.

А военные полицейские тем временем аккуратно пробирались сквозь толпу в прямиком к Шереметевой.

Глава 25

А военные полицейские тем временем аккуратно пробирались сквозь толпу прямиком к Шереметевой. Их шаги были уверенными, но не слишком резкими, словно они не хотели привлекать лишнего внимания, но и не намеревались задерживаться. Мои ноги едва не сбились с ритма танца, и Катерина это почувствовала.

— Лёша, что-то не так? — её голос звучал обеспокоенно.

— Просто странно видеть их здесь, — признался я, продолжая следить за происходящим. — Особенно так внезапно. Не думаю, что они просто пришли поздравить Шереметеву с успехом.

— Да уж…

Танец закончился, но напряжение не отпускало. Я повел свою партнершу к стене, вдоль которой были расставлены стулья для дам. Мы подошли к группе девушек, я церемонно поклонился Катерине и развернулся. За моей спиной на девушку тут же посыпались вопросы:

— Что ты сделала с Николаевым, что он пригласил тебя на первый танец⁈

— Ты выглядела так, словно вы с ним всю жизнь танцуете!

— Ну же, расскажи, Катя, как ты его уломала?

Катерина только смеялась и пожимала плечами, отмахиваясь от их любопытства. Я воспользовался этим моментом, чтобы снова оглядеть зал.

Шереметева стояла у стены, разговаривая с представителем военной полиции. Судя по знакам отличия, капитан. Их лица были серьёзными, но выражение Шереметевой менялось каждую секунду. Её губы сжались, глаза на миг блеснули смесью гнева и… страха.

— Что-то случилось, — прошептал я сам себе.

В этот момент я заметил Андрея. Он подошёл ко мне и по привычке хлопнул по плечу.

— Не сомневался, что ты пригласишь именно Катерину. — Он кивнул в сторону незваных гостей из военной полиции. — Ты видел их?

— Конечно.

— И что ты об этом думаешь?

— Думаю, что дело явно серьёзное, — ответил я, украдкой взглянув на Шереметеву.

— Ничего, Персидская фурия с ними разберется. Меня больше беспокоит Лена. Смотри, она совсем подавлена.

Я проследил за его взглядом. Салтыкова стояла в углу возле окна, глядя на темные силуэты деревьев в Летнем саду. Её спина была прямой, но она явно пыталась сдержать слёзы.

— Неужели ты жалеешь её? — спросил я с недоумением. — После всего, что она сделала?

Андрей улыбнулся, но в его глазах была грусть:

— Да, она была жестокой. Но она играла по-своему, чтобы достичь цели. Это напоминает мне Макиававелли — иногда приходится делать грязные вещи ради результата. И знаешь что? Мне кажется, она просто читала его слишком много.

— Это ее не оправдывает, — ответил я. — Тебе сейчас ее жаль. Хрупкая и подавленная девушка, которую хочется спасти, так ты думаешь?

— Ну… Предположим, — замялся кузен.

— Уверен, она ни на секунду не пожалела о том, что сделала. Единственное, о чем она жалеет — это она сама. Ей сейчас жаль себя за то, что ее, такую умную и блестящую, не оценили.

— Ты слишком скор на принятия решений, Леш, — отмахнулся Андрей. — Я очень ценю твою скорость реакции и желание нас защитить. Но иногда и к врагам следует проявить милосердие.

Я хмыкнул, не зная, как ответить на это. Андрей был сложной натурой, и его доброта порой сбивала с толку. Меня часто удивляло, как в императорской семье, где все сплошь параноики и интриганы, смог вырасти такой вот искренний Андрей.

— Ты ведь не сделаешь то, о чем, я думаю, правда? — спросил я, видя, как он смотрел на Салтыкову.

— Почему бы и нет? — ухмыльнулся Андрей.

И прежде чем я успел его остановить, он направился к Салтыковой. Гул голосов в зале усилился, когда все заметили его намерения.

— Не может быть! Он что, приглашает её? — раздался удивленный шепот.

— Да он, должно быть, рехнулся! — донесся другой голос. — После того, как она подставила его группу?

— А вдруг это какая-то игра? Может, он просто хочет её унизить? — предположила одна из девушек.

Я внимательно наблюдал за ними. Андрей протянул руку Лене. Она подняла глаза, полные недоумения, застыла в нерешительности… На мгновение мне показалось, что она откажется, но потом, собрав все оставшиеся силы, она приняла его приглашение и заставила себя улыбнуться. Андрей увел её на середину зала, где уже собирались пары для танца.

— Он что, герой? — спросила Катерина, неожиданно появившись рядом.

— Или сумасшедший, — ответил я, пожимая плечами.

— Она ему нравится, — хмуро заключила Катерина. — И это не нравится мне.

Я улыбнулся.

— Неужели ревнуешь?

— Брось! — фыркнула Катерина. — Мне просто не нравится эта стерва с ангельским личиком и длинными ножками. Никогда не знаешь, что у нее на уме.

Здесь я был согласен. Салтыкова смогла выкрутиться и избежать обвинений в заговоре. Но ее род все же был замечен в связях со сбежавшим Юрьевским, и доверять этой девице не стоило. Лишь бы Андрей помнил об этом и думал головой, а не тем, что располагается на метр ниже.

— Ну а ты что же? — спросила Катерина. — От тебя ждет приглашения вся женская кордегардия. Кого выберешь?

— Лучше погляди, кто это идет по твою душу, — улыбнулся я и кивнул в сторону Безбородко. Аполло собрал всю волю и, преодолев стеснение, сейчас шел прямиком к моей подруге.

— Ой…

— Хорошо потанцевать, Кать.

Я же посмотрел в сторону великокняжеской семьи. Великая княжна Марина сидела рядом с отцом, наблюдая за происходящим. Её взгляд равнодушно скользил по парочкам и вдруг остановился на мне. Я заметил, как ее глаза загорелись интересом. Судя по всему, сестрица Андрея была рада меня видеть.

Сделав шаг вперед, я направился к ним.

— Ваше императорское высочество, — произнес я, обращаясь к Фёдору Николаевичу, — позволите ли мне пригласить вашу дочь на танец?

Великий князь отвлекся от разговора с супругой и одобрительно кивнул.

— Конечно, Алексей Иоаннович. Развлеките Марину.

Девушка встала, для приличия натянув на лицо улыбку. Я прекрасно помнил, что ей было ужасно некомфортно на балах.

— Буду рада, Алексей Иоаннович, — сказала она, протягивая мне руку.

Музыка сменилась на более мягкую и романтичную, оркестр наконец-то заиграл венский вальс — особенно волшебный танец в преддверии рождественских праздников. Я чувствовал на себе взгляды всего зала. Мы кружились в вальсе, и я заметил, что княжна Марина немного расслабилась.

— Кажется, с прошлого бала вы немного поднаторели в танце, — сказала она, улыбаясь.

— Видимо, сказывается регулярная физическая подготовка, — ответил я.

— Вас все еще гоняют по три часа в день? Помнится, Андрей на это жаловался.

Я улыбнулся.

— К счастью, с завтрашнего дня мы официально на каникулах. Целых две недели на отдых и восстановление.

Марина тоже позволила себе улыбку.

— Да, я очень рада, что Андрей на целых две недели останется с нами. Мы очень по нему соскучились. У матушки уже столько планов — завтра все вместе поедем в Москву, потом на Рождество вернемся в Петербург, чтобы присутствовать на службе и праздничном балу в Зимнем… Но, если честно, я бы предпочла более спокойное время.

— Что поделать, ваше императорское высочество. Праздники…

Вальс завершился на высокой ноте. Оркестр замер, оставив в воздухе едва уловимые вибрации последних аккордов. Я, сделав лёгкий поклон, предложил Марине руку, чтобы проводить её обратно к родителям. Она приняла жест с изяществом, почти непринуждённо, хотя в её глазах читалась некоторая усталость и скрытая отстранённость.

— Благодарю за танец, Алексей Иоаннович, — мягко произнесла она, когда мы подошли к возвышению, где её ожидали родители.

— Это была честь, ваше императорские высочество, — ответил я, чувствуя, как привычная формальность слов начинает раздражать. Хотелось сказать что-то более искреннее. — И невероятное удовольствие. Я очень рад за Андрея, что уже завтра он воссоединится с вами.

Фёдор Николаевич, заметив нас, кивнул и повернулся к Марине:

— Ну как тебе был, дорогая? И не утомил ли тебя кузен Алексей?

Марина чуть заметно пожала плечами и улыбнулась, но её взгляд был обращён куда-то вдаль.

— Бал очень красив, и курсантам идет эта форма, — сказала она, — Но вы же знаете, что я слишком быстро устаю от громкой музыки и яркого света… Я бы с удовольствием немного прогулялась подальше от танцующих.

Великая княгиня нахмурилась и уже хотела было тихо отчитать дочь за дерзость, но Фёдор Николаевич жестом остановил ее и взглянул на меня.

— Алексей Иоаннович, вы ведь, должно быть, прекрасно ориентируетесь в замке? Быть может, покажете Марине публичные залы? Разумеется, только помещения, куда разрешен вход гражданских лиц. Ей будет полезно сменить обстановку.

Я поклонился, чувствуя облегчение — возможность вырваться из плена бала и для меня была настоящим подарком.

— Конечно, Федор Николаевич. Буду рад сопроводить ее императорское высочество.

Марина склонила голову в знак благодарности, и через минуту мы уже шли по просторным коридорам Михайловского замка. Звуки музыки постепенно стихали, сменяясь гулким эхом наших шагов.

— Спасибо огромное, Алексей! — Девушка наконец-то вдохнула полной грудью и повеселела. — Вы меня спасли!

— Всегда рад угодить даме. А столь неординарной — вдвойне.

Марина застыла с занесенной для шага ножкой.

— Вы считаете меня неординарной? Матушка, наоборот, всегда напоминает мне о том, как заурядно я выгляжу.

— Мне не интересует, как вы выглядите, — отозвался я. — Я восхищаюсь тем, что происходит у вас в голове. У вас ум ученого, Марина Федоровна. Впрочем, если говорить откровенно, то и с внешностью у вас все в порядке. А тот факт, что вы плюете на моду, лично для меня делает вас еще интереснее.

От моих слов девушка раскраснелась и смущенно опустила голову.

— Мне… Мне никогда не говорили таких искренних комплиментов, Алексей Иоаннович. Спасибо вам. Думаю, это то, что хотела бы услышать любая на моем месте.

Лишь бы она не приняла мою дружескую поддержку за нечто большее. Хотя она умненькая девушка и прекрасно помнила, что наши родственные связи слишком близки, так что не позволит себе думать лишнего.

Марина мне и правда нравилась. Я всегда восхищался людьми, способными гореть стремлениями и идеями. Человек вдохновленный вдохновит и других. А страстью Марины оставалась магия. Причем, с учетом обстоятельств, ее теоретическая часть.

Марина уже написала несколько статей по взаимодействию эфира со стихиями и аномальной энергией, состояла в переписке с профессором Трубецкой и даже отправила в ученый совет комментарий к последнему изданию учебника по общей теории магии. Комментарий настолько понравился автору, что его приняли во внимание при подготовке следующего издания. И это в восемнадцать лет! Круто даже для представительницы самой влиятельной семьи империи.

При этом в остальной жизни Марина… терялась. И исполнение обязанностей члена Императорского Дома ее невероятно тяготило.

— Я помню, что читала об этом месте, — сказала она, озираясь по сторонам, когда мы вышли к парадной лестнице. — Замок Павла Первого, полный символизма и… трагедии.

— Вы правы, — согласился я. — Павел строил его как свою крепость, свою цитадель. Каждый элемент архитектуры здесь — его идея. Каналы вокруг замка подчеркивали его стремление к изоляции, к безопасности. Но, как вы знаете, всё это не уберегло его от роковой ночи и табакерки.

— Он ведь провёл здесь всего сорок дней, верно? — уточнила Марина. Её голос звучал задумчиво. — Я читала, что императору так и не удалось насладиться своим проектом.

— Да, сорок дней. Он был убит в своих покоях, которые, если верить слухам, должны были стать самым защищённым местом. Ирония судьбы. Кстати, знаете ли вы, что Павел сам выбрал это место для строительства? Он считал, что оно сакрально.

Мы вошли в просторный зал с высокими потолками, украшенными лепниной. Я остановился у одного из больших окон, пропуская Марину вперёд.

— Раньше здесь был Тронный зал, — объяснил я. — Здесь император принимал послов и устраивал приёмы. Всё здесь должно было внушать величие и порядок. Государь не любил помпезных украшений, поэтому и замок получился строгим.

Марина задумчиво улыбнулась, словно представляла этот зал таким, каким он был два века назад.

— Да, все получилось вполне в духе Павла Петровича… А как вам здесь живется?

— Наши казармы находятся в других корпусах, Западной и Восточной кордегардиях. Там не так красиво, но нам вполне уютно. А в этом корпусе мы занимаемся.

Марина медленно прошла по залу, проведя рукой по мраморной стене.

— А что с личными покоями? — спросила она, повернувшись ко мне. — Теми, где его… убили. Вы знаете, где они?

Я на мгновение замялся, но всё же ответил:

— Сейчас это… архив. Одно из служебных помещений. Историческая ирония: место, где обрывались жизни, теперь хранит документы. Увы, я не имею права вас туда провести. Прошу прощения.

Её лицо слегка омрачилось.

— Архив? — переспросила она с оттенком разочарования. — Такое место, такая история… и просто архив?

— Возможно, это символично, — сказал я, пожав плечами. — История уходит в бумаги. Так или иначе.

Она покачала головой, явно не удовлетворённая таким ответом, но ничего больше не сказала. Мы продолжили прогулку, переходя из одного зала в другой. Старинные картины, массивные люстры, рыцарские доспехи — всё говорило об амбициях императора, который хотел оставить свой след.

Когда мы вышли в холл, неожиданно услышали приглушённые голоса. Я сделал знак Марине остановиться и прислушался. Разговор шёл где-то за колонной, и голоса звучали напряжённо.

— Это безосновательно! — Голос Шереметевой, звучал резко, с нотками явного раздражения. — Вы не имеете права, капитан Власов!

Мы с Мариной переглянулись. Девушка вопросительно уставилась на меня, а я жестом велел ей спрятаться в нишу. Нельзя, чтобы нас заметили. Мы оба скользнули в тень и затаились, слушая разговор.

— У нас есть заявление, — ответил мужчина с хладнокровной отстранённостью. — Мы обязаны проверить информацию о нарушениях со стороны адъютанта Боде.

Шереметева фыркнула, её гнев ощущался даже на расстоянии.

— И кто подал это заявление? Я — начальник Спецкорпуса — ничего не подписывала.

— Информация конфиденциальна, — холодно сказал Власов. — Но заявление подано другим офицером, состоящим у вас на службе. В ваших же интересах сотрудничать. Если, конечно, вы не пытаетесь укрыть преступника.

Шереметева явно выходила из себя.

— Это смешно! — её голос дрогнул. — Боде — один из лучших, у меня никогда не было к нему претензий. Какие ещё нарушения?

— Неосторожное обращение с магическими артефактами, — ответил Власов, добавив строгости в тон. — А также подозрения во взломе вашего личного хранилища с целью завладеть материалами, представляющими государственную тайну. Мы уже направили сопровождение в Военно-медицинскую академию, чтобы взять вашего адъютанта под охрану, пока идет разбирательство.

— Взлом? — переспросила Шереметева, её голос поднялся на полтона. — Вы понимаете, что обвиняете его в предательстве? Это не просто ошибка, капитан, это… это провокация!

— Мы готовы взять на себя ответственность, если это так, — Власов ответил спокойно, но в его глазах мелькнула тень напряжения. — И, разумеется, принесем извинения по всей форме, если окажется, что мы зря поставили всех вас на уши. Но в первую очередь — проверка. Это — приказ, подписанный самим Мещерским. Достаточно убедительно для вашего превосходительства?

Наступила пауза. Шереметева, похоже, искала слова, её дыхание участилось.

— Хорошо, — наконец сказала она, её голос стал тихим, почти беззвучным. Мне пришлось напрячь весь свой слух. — Но если вы ошиблись… последствия будут серьёзными. Я позабочусь об этом.

— Не вы первая меня пугаете, ваше превосходительство, — невозмутимо отозвался Власов. — Мы привыкли получать угрозы за то, что выполняем свою работу. Итак, мы можем осмотреть ваш кабинет?

— Разумеется. Но лишь в моем присутствии.

— Тогда поторопимся…

Шаги удалились. Только тогда я выдохнул и посмотрел на Марину.

— Что это было? — прошептала она, глаза её были широко распахнуты. — Приказ Мещерского? Он же глава Четвертого отделения…

— И, видимо, подружил своих особистов с военными полицейскими, — мрачно сказал я.

— Вы что-нибудь знаете об этом, Алексей?

— Недостаточно, — сказал я.

Шереметева бы точно не стала защищать Боде так рьяно, будь он простым адъютантом. Кажется, настало время поговорить с ней по душам.

Интерлюдия

Замок Хага

Стокгольм, королевство Швеция

Снег покрывал парк Хага мягким пушистым покрывалом, которое отражало редкие лучи зимнего солнца. Высокие ели окружали величественный замок, чьи светло-желтые стены контрастировали с белизной покрова.

Светлейший князь Николай Владимирович Юрьевский выбрался из автомобиля и энергично зашагал к главному входу, на ходу кутаясь в пальто.

— Будь проклят этот ветер…

Его лицо оставалось непроницаемым, но взгляд выдавал усталость и напряжение. Путь от Петербурга был не только длинным, но и опасным, и теперь он стоял у двери, которая могла открыть новые возможности или поставить точку в его игре.

— Приветствуем в Хаге, ваша светлость! — поклонился облаченный в ливрею служащий и открыл перед светлейшим князем дверь. — Прошу вас. Все уже собрались.

В холле его ждала молодая принцесса Астрид. Взглянув на девушку, Юрьевский ощутил тоску по русскому двору. Там, дома, даже графиня выглядела и держалась изысканнее, чем эти шведы. Но друзей выбирать не приходится. Особенно сейчас. И особенно если они оказались единственными, кто пришел на помощь в трудную минуту.

Светлые волосы принцессы Астрид были собраны в простую прическу, а тонкие черты лица подчеркивали большие голубые глаза. Она была облачена в простое светло-серое платье и сама протянула руку гостю, чтобы пожать ее.

— Добро пожаловать в замок Хага, ваша светлость, — произнесла она мелодичным голосом.

— Благодарю за тёплый приём, ваше высочество, — ответил Николай Владимирович, кивнув в знак уважения. Рукопожатие девицы оказалось на удивление крепким, как у мужчины.

— Прошу за мной, ваша светлость. Я провожу вас в гостиную.

Николай Владимирович отдал слугам пальто и отправился следом за принцессой вглубь замка. Замком эту скромную усадебку назвать было трудно, но Юрьевский все никак не мог привыкнуть к тому, насколько миниатюрным все было в этом небольшом королевстве. Казалось, что с тех пор, как император Петр разбил шведов, они так и не оправились.

Когда они вошли в просторный зал с минимумом мебели, им навстречу поднялись двое. Первого Юрьевский уже видел не раз. Кронпринц Карл Густав — высокий мужчина чуть за тридцать, с атлетическим телосложением, коротко подстриженными светлыми волосами и холодным взглядом серых глаз.

— Николай Владимирович, рад видеть вас в добром здравии, — сказал он, протягивая руку. — Надеюсь, убежище, которое предоставила наша семья, вас устраивает.

— Более чем, ваше высочество, — поклонился Юрьевский. — Я признателен за вашу помощь и гостеприимство. Надеюсь, вскоре у меня будет возможность отплатить вам тем же.

Карл Густав улыбнулся и, сделав приглашающий жест, указал на своего собеседника:

— Николай Владимирович, рад представить вам посла Австро-Венгрии в Швеции, графа Эмиля Филиппа цу Шварценберга. Господин посол заверил меня, что у него есть сведения, которые будут вам интересны.

Высокий и худощавый, Шварценберг держался с достоинством, а его черные волосы с заметной проседью добавляли возраста его интеллигентному облику. Он был облачён в элегантный костюм, а очки не могли скрыть острого взгляда.

— Николай Владимирович, рад приветствовать вас, — сказал посол, слегка склонив голову. — Мы давно ждали этой встречи.

Они разместились за столом. У противоположной стены в камине потрескивал огонь. Карл Густав жестом предложил начать разговор, и граф, сцепив пальцы в замок, начал:

— Как вам известно, проект со стимуляторами пришлось срочно закрыть после провала операции с водой. Вещество теперь под полным контролем государственных органов. Спецкорпус предотвратил массовое отравление и частично научился бороться с симптомами жертв. Хаоса, на который мы рассчитывали, увы, удалось избежать.

Николай Владимирович медленно кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.

— Я читаю газеты, господин Шварценберг. Меня больше волнует судьба моей матери.

Граф слегка наклонился вперёд, как будто собираясь сообщить что-то особо важное.

— Светлейшая княгиня Ирина Александровна находится под домашним арестом в одной из императорских резиденций. Официально её причастность к заговору доказать не смогли, все обвинения легли на вас. Но и освобождать её великий князь не намерен. Она — почётная гостья Федора Николаевича, но одновременно и заложница.

Глаза Юрьевского вспыхнули гневом, но он быстро взял себя в руки.

— Это связывает мне руки. Пока она у них, я не могу действовать.

Граф выдержал паузу, а затем добавил:

— Вена также имеет свои козыри. Мать и дочь Павловичей, в свою очередь, являются почетными гостьями в Хофбурге… Счёт сравнялся.

Николай Владимирович резко поднял взгляд, его голос зазвучал твёрже:

— К чему теперь говорить о Павловичах? Они бесполезны. От них давно нет никакого толка.

Граф позволил себе лёгкую улыбку.

— Возможно, вы так думаете, но княжна крови Виктория всё ещё является активом Императорского дома. Молодая, незамужняя, с магическими способностями… Романовы точно попытаются вернуть её. И эту карту можно попробовать разыграть. В свое время.

Юрьевский раздражённо откинулся в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику.

— Всё застопорилось. Провал с отравлением воды, беспорядки — теперь снова приходится ждать. К тому же я далеко от Петербурга. Из Стокгольма не так-то просто координировать заговор. Особенно когда его знатные участники попрятали головы в песок.

Карл Густав кашлянул, привлекая к себе внимание. Принцесса Астрид все это время молчала — лишь разливала ароматный чай по чашкам.

— Николай Владимирович, возможно, пришло время перейти к другому плану, — сказал кронпринц. — Насколько я могу судить, у наших с вами друзей из Вены был разработан запасной вариант…

Шварценберг поддержал:

— Совершенно верно. В этой игре важно уметь переигрывать. У нас есть все еще есть ресурсы и лояльные люди в Петербурге. В том числе и в Совете регентов. Да, запасной план более рискован, да и дела не будут делаться быстро. Но с учетом того, что стоит на кону…

Юрьевский задумался, его взгляд устремился в огонь.

Это последний шанс. Мария-Амалия, эта старая интриганка, простит один провал, но после второго о поддержке императрицы можно забыть. Австрийцы не станут рисковать понапрасну и предпочтут пожертвовать самим Юрьевским, если поймут, что Романовы им не по зубам.

Открыто воевать они не решатся. Разве что он сам, Николай Владимирович, не придумает, как втянуть обе империи в конфликт.

— Мне нужна актуальная информация, — наконец произнес он, глядя на Шварценберга.

Посол улыбнулся.

— Это будет сложная игра в несколько туров, ваша светлость. Если не получилось разрушить Совет регентов беспорядками, придется заменить неугодных членов на тех, кто удобен нам.

Юрьевский кивнул.

— Предположим. Есть те, кто уже перешел на нашу сторону. Есть те, кого можно… переубедить, и те, чье слово ничего не значит. Но что с теми же Кутайсовым, Мещерским и Шереметевой? И самим великим князем? Как вы собираетесь заменить Федора Николаевича.

Шварценберг переглянулся с кронпринцем.

— Что касается великого князя, то его фигура настолько масштабна, что заменить ее невозможно. И в этом беда созданной им структуры. Не станет великого князя — и даже в Совете регентов начнется хаос…

Юрьевский ощутил приятное предвкушение. Неужели они все же смогут до него добраться? Он бы и сам, своими руками, придушил этого кукловода. Но куда Сапфиру тягаться с Алмазом? Слишком сильная кровь. В лоб действовать нельзя. И все же нужно торопиться, пока его дети не обрели силу и уверенность.

— На Мещерского есть компромат, — сказал Юрьевский. — Покопайтесь в биографии его дочери Марии, она фрейлина императрицы. Девица еще до своего назначения ко двору вляпалась в неприятную историю.

Шварценберг тут же взялся за ручку и бумагу.

— Мне нужны подробности, ваше высочество.

— Поищите записи в церковной книге в их подмосковной усадьбе Петровское-Алабино.

— И что мы там найдем?

— Запись о браке дочери князя Мещерского. Браке без благословения отца, разумеется. Этот брак был аннулирован, когда все выяснилось, и дело хорошо замяли. Но следы при желании найти можно.

Карл Густав улыбнулся.

— Должно быть, если подобное выплывет на поверхность, для главы Четвертого отделения это станет позором…

— По крайней мере, его уж точно снимут с должности, — отозвался Юрьевский. — Да и его дочь с позором изгонят со двора. А ведь Мария Васильевна — его единственная наследница, и после такого скандала ей будет нелегко найти партию…

Шварценберг закончил писать и отложил ручку.

— Что ж, с этим уже можно работать. Я поручу изучить этот вопрос. Что до остальных, мы взяли на себя смелость раскопать кое-что и о других членах Совета регентов. Наш дорогой друг Миних, лейб-медик его императорского величества, помимо того, что прекрасно справляется с возложенной на него миссией, также выяснил кое-что интересное о генерал-лейтенанте Шереметевой.

Глаза Николая Владимировича загорелись.

Из всех членов совета регентов он считал самым опасным союз Шереметевой, Мещерского и Кутайсова. Все трое — силовики. Но если найти управу на каждого из них, если взять их под контроль или сместить с постов… Что ж, тогда даже можно вернуться в родной Петербург.

— Что он раскопал о Персидской фурии? — спросил Юрьевский, тихо ликуя. — Я должен знать все.

Глава 26

— Удачи, братец! — Виктор похлопал меня по плечу и покосился в сторону древнего ведра с болтами, который отчего-то здесь именовали казенным автомобилем для сдачи государственного экзамена по вождению.

Я вздохнул и покачал головой.

— Ты это специально подстроил, не так ли? Старая машина, самый зубастый инспектор…

Вик широко улыбнулся.

— Ну я же не могу выпустить младшего брата в город на «Ирбисе», не будучи уверенным, что он никого не убьет. Так что сдаешь по всей строгости, Алексей. Без поблажек.

Зуб даю, они с Аграфеной поспорили на то, сдам ли я с первого раза. И, судя по всему, Виктор ставил на то, что не сдам. Что ж, придется его разочаровать. Если, конечно, брат не дал инструктору на лапу специально, чтобы тот меня завалил.

— Встретимся здесь же через час, Вик, — улыбнулся я. — И возьми мне кофе. Если я сдам с первого раза, с тебя причитается.

Братец лишь хихикнул мне вслед и, скрестив руки на груди, наблюдал, как я забирался в эту груду металла под маркой «Онега». Серьезно, она, должно быть, ездила не столько на бензине, сколько на ежедневной молитве.

— Вы готовы, Алексей Иоаннович? — спросил меня инструктор. Это был колоритный старший лейтенант, на пузе которого едва сходилась форменная куртка. Его взгляд вцепился в меня, как коршун, и мне даже стало неловко за то, что он зря силился меня напугать.

— Разумеется, господин Мельников.

— В таком случае приступайте, Алексей Иоаннович. Выезжайте с площадки в город.

Я невозмутимо пристегнулся, проверил зеркала и прочее. Завел двигатель, включил фары и медленно тронулся. Надо же для приличия изобразить робкого студентишку.

Сдача экзамена по вождению всегда была испытанием на выдержку и внимание. По этой причине многие купцы и аристократы предпочитали просто заносить определенную сумму, после чего их юные чада волшебным образом получали свои удостоверения.

А потом в газетах писали, что очередная коллекционная тачка какой-нибудь графини Орловой влетела в памятник…

Я уверенно ехал в крайнем левом ряду по широкому проспекту. Держался в потоке, не выпендривался, но и не робел. Просто спокойно ехал.

— Куда дальше? — спросил я, когда впереди показался перекресток.

— Развернитесь здесь, пожалуйста, — спокойно ответил инструктор, указывая на участок дороги с двойной сплошной линией.

Я бросил взгляд на разметку и знаки. Ах он хитрец! Разворот в этом месте был категорически запрещён.

— Прошу прощения, но это невозможно. Здесь двойная сплошная линия и запрещающий знак, — ответил я. — Только прямо или налево.

Мельников кивнул, уголки его губ чуть приподнялись в намёке на улыбку.

— Хорошо. Продолжайте движение и поверните налево на перекрестке, — сказал он, делая пометку в своём блокноте.

— Как пожелаете.

Стараясь держать ровный темп, я переключал передачи и смотрел в зеркала. Время было дневное — Виктор, зараза, едва дал мне дожевать бутерброд после возвращения из Спецкорпуса и тут же потащил сдавать экзамен. Зато машин на узкой дороге было мало.

— На следующем перекрестке едем прямо, — велел инструктор.

Я держался в правом ряду. И все шло по плану… пока из переулка прямо на нас не вылетел автомобиль.

— Твою же…

Я мгновенно среагировал — повернул руль вправо, чтобы избежать столкновения с оградой, и остановился за перекрестком, но при этом оставил достаточное расстояние до пешеходного перехода. Впереди была школа, и все утыкали предупреждающими знаками.

— Кхм. Прошу прощения за выражения, господин Мельников.

— Всецело вас понимаю, Алексей Иоаннович. И поддерживаю.

Нарушитель, будто чувствуя свою правоту, остановился, вышел из машины и с громкими криками направился к нам. Он выглядел ярко: красное лицо, взлохмаченные волосы и куртка, натянутая поверх слишком лёгкой рубашки. Его голос гремел:

— Эй, ты куда прёшь⁈ Ты вообще водить умеешь⁈

Я открыл рот, чтобы ответить, но инспектор опередил меня. Мельников, сдерживая смех, медленно опустил боковое стекло и одарил нарушителя самым насмешливым взглядом, на который был способен.

— Добрый день, — оскалился он. — Инспектор дорожной полиции, старший лейтенант Мельников. Сдается мне, вопрос о навыках вождения стоит адресовать вам. Будьте добры, предъявите документы. А вы, Алексей Иоаннович, припаркуйтесь у обочины.

Мельников вышел и взялся за нерадивого водятла. Я, зная, что инспектор продолжал следить за мной, включил указатель поворота и с точностью до сантиметра припарковал автомобиль в разрешённом месте.

Мельников тем временем чехвостил нарушителя, заставив того предъявить все вплоть до аптечки и огнетушителя. Тот начал было что-то возражать, но инспектор поднял руку, жестом призывая к тишине.

— Во-первых, вы не предоставили преимущество в движении, — начал Мельников, записывая данные в протокол. — Во-вторых, вы создали аварийную ситуацию. Ваши действия подвергли опасности не только других водителей, но и пешеходов. Штраф будет соответствующий. И молитесь, чтобы я не нашел других нареканий.

Нарушитель замолк, его лицо перекосилось, но спорить он не стал. Пока инспектор заполнял протокол, я смотрел в зеркало заднего вида и пытался понять, правильно ли я отреагировал. Вроде все четко.

Вернувшись в машину, Мельников бросил папку на приборную панель и снова посмотрел на меня.

— А теперь, Алексей Иоаннович, едем в здание дорожной полиции. У вас остался последний пункт программы.

— Что за пункт? — спросил я, хотя уже догадывался.

Он улыбнулся, на этот раз без насмешки:

— Получение водительского удостоверения. Вы сдали экзамен. Поздравляю, ваша светлость.

Тепло его слов растопило напряжение, накопившееся за этот день. Я снова завёл двигатель. Еще немного — и меня ждал «Ирбис», давно готовый к резвой езде.

В конце концов, я пообещал Тане, что она станет моей первой пассажиркой.

* * *

— Если хоть одна капля попадет на мой автомобиль, клянусь, придушу!

— Не волнуйся, Леш. Пока ты был в Спецкорпусе, я поднаторел в искусстве эффектного обращения с шампанским.

Виктор ловким движением сорвал пробку с бутылки. Фонтан пены все же брызнул, но братец аккуратно направил его в другую сторону, и «Ирбис» не пострадал.

— Вот теперь ты точно стал мужчиной, — усмехнулся он, плеснув в бокалы голицынского игристого. — Как говорил профессор в моем университете, научился водить, готовить мясо и варить кофе — можешь жениться. С первым и последним пунктом у тебя все в порядке, а вот экзамен на шашлык тебе еще предстоит сдать по весне…

— Я сдал его два лета назад, — припомнил я. — Тогда на рыбалке на островах, помнишь? Отличная свинина получилась.

— Свинина — отличная. А вот курицу ты передержал, — тоном знатока заявил брат.

Я шутливо нахмурился.

— Дражайший братец, вы совершаете непростительную ошибку. И от вас, юриста, обязанного подмечать все детали и нюансы, я подобного не ожидал. В приличном обществе курица не считается за мясо!

— Ага, курица — не птица, Финляндия — не заграница, — припомнил старую поговорку Виктор. — Все равно. Весной сдаешь экзамен по всем видам шашлыка.

— Просто признайся, что ты соскучился по нашим семейным вылазкам на природу, — улыбнулся я, подняв бокал.

— Ну… Лгать не буду. Порой мне этого не хватает. Я на все сто процентов горожанин, признаю. Но по нашей усадьбе скучаю. И если все сложится так, как я планирую, то я не увижу ее еще долго.

Я удивленно приподнял брови.

— Неужели все же Сенат?

— Государственный совет.

Не удержавшись, я присвистнул. Это даже круче. Высший законодательный орган. Интересно, кто именно решил продвинуть Виктора? Впрочем, опыт у брата имелся — не зря же они с отцом столько лет работали в финском Сенате…

— Маячит на горизонте, — продолжил Вик. — Но большего сказать пока не могу. Не хочу спугнуть удачу.

Я молча кивнул. Иногда Виктор был на удивление суеверен. Но я поддерживал его в том, что о своих планах следует помалкивать до последнего. Меньше шансов, что кто-нибудь решит их нарушить.

Вик снова плеснул в бокалы немного шампанского — вообще, «раздавить» бутылку было чисто символическим жестом и традицией. У нас в семье, да и не только в нашей, было принято «обмывать» дорогие покупки. А я что? С меня не убудет.

— Ну, за твою зверюгу, — Вик поднял бокал. — Надеюсь, ты ее укротишь.

— Ее?

— Ее, конечно. Твоя машина точно «девочка». Точнее, эффектная красотка, знающая себе цену. У техники есть душа, Леша. И характер. Пусть это и звучит дико, но я в этом убежден. И готов поспорить, что с ней вам еще придется притереться друг к другу…

Вик замолчал, когда заметил, что я смотрел в сторону крыльца. Мы стояли во внутреннем дворе возле парковки, и я увидел, что двери распахнулись, и на улицу выбежала Яна. Озираясь по сторонам, она увидела нас и замахала рукой.

— Ваша светлость! Виктор Иоаннович! Алексей Иоаннович!

Мы опустили бокалы.

— В чем дело, Яна?

— У нас неожиданный гость… Полагаю, вам стоит подняться в дом.

— Кто явился? — Раздраженно спросит брат, выплеснув остатки шампанского из бокала.

— Генерал-лейтенант Шереметева.

Мы с Виктором переглянулись.

— По твою душу? — тихо спросил брат.

Я пожал плечами.

— Да я вроде не косячил… Идем, узнаем.

Мы направились в гостиную, где уже находилась мать, светлейшая княгиня Анна Николаевна. Она сидела на краю дивана, излучая привычные достоинство и спокойствие. Едва мы вошли, она мягко посмотрела на нас и кивнула в сторону лестницы.

— Татьяна, поднимись наверх, пожалуйста, — сказала она младшей сестре. — Нам нужно поговорить с нашей гостьей.

— Конечно, матушка. — Сестра чуть поклонилась Шереметевой. — Была рада встрече, ваше превосходительство.

Бросив на нас короткий, но полный любопытства взгляд, полный любопытства, сестрица удалилась. А через несколько мгновений в гостиную вошёл отец. Лишь одного его взгляда хватило, чтобы понять — он не собирался проявлять гостеприимство.

— Лариса Георгиевна, — произнёс отец, приветствуя гостью с лёгким поклоном. — Чем обязан столь неожиданному визиту? Очевидно, это нечто важное, раз вы не сочли нужным предупредить нас.

Шереметева, невозмутимая и уверенная, слегка склонила голову:

— Прошу прощения за вторжение, Иоанн Карлович, Анна Николаевна. Но дело действительно неотложное.

— Тогда, прошу, проходите, — сказала мать, указывая на кресло. — Располагайтесь, Лариса Георгиевна. Хотите чаю?

Генерал-лейтенант отказалась, и на миг в комнате повисла тишина. Но мы все заметили её тревогу. Обычно железная и холодная, сегодня она едва скрывала эмоции. Отец не смог удержаться от саркастического тона:

— Вы говорите, что дело неотложное. Неужели ваши подчинённые не справляются? Или Спецкорпус решил вновь обратиться к Николаевым за помощью? Может быть, вам недостаточно предоставленных нами знаний об аномалиях?

На мгновение в глазах Шереметевой промелькнула ярость, но в следующий миг она сменилась сожалением. Моя начальница покачала головой.

— Сегодня я пришла не как глава Спецкорпуса, — произнесла она. — Это частный визит. Боюсь, мне нужна ваша помощь, Анна Николаевна.

Мы с Виктором переглянулись, предвкушая бурю. Я знал, что у отца все кипело внутри — он не смог и не захотел простить Шереметевой то, что почти шестнадцать лет назад она поставила под угрозу всю нашу семью.

— Лариса Георгиевна, — голос отца был одновременно вкрадчивым и угрожающим, — вы действительно считаете уместным просить помощи у нас? После всего, что было.

Шереметева коротко кивнула.

— Будь у меня другой вариант, поверьте, я бы не стала вас беспокоить.

Отец резко нахмурился, собираясь что-то сказать, но мать мягко положила руку ему на плечо.

— Лариса Георгиевна, мы вас слушаем, — произнесла она.

Я решил вмешаться:

— Ваше превосходительство, этот визит как-то связан с адъютантом Боде?

Шереметева посмотрела на меня с удивлением, но кивнула. Она медленно вытащила из-за пазухи конверт, но не спешила передавать его.

— Да. Анна Николаевна, я вынуждена просить о вашем личном заступничестве перед великим князем и министром внутренних дел Кутайсовым. Я прошу не за себя, а за своего адъютанта. Михаила Сергеевича Боде хотят отправить под трибунал, и это решение преждевременно. Несправедливый приговор разрушит не только его карьеру, но и жизнь.

Отец хмыкнул:

— Судьба, видимо, всё же существует. Спустя столько лет карма настигла вашего протеже. Лариса Георгиевна, на вас какое-то проклятье. Все ваши адъютанты идут под суд…

— Не все, — вмешался я. — Кочергин, Васильев и Щукин живы, здравствуют и исправно добавляют звезды на погоны.

Шереметева молча выслушивала уколы отца, даже не пытаясь спорить и оправдываться. Сейчас я совершенно не узнавал эту женщину. Передо мной была именно что женщина в генеральском кителе, а не глава Спецкорпуса.

Матушка жестом попросила отца дать ей сказать. Она подалась вперед и внимательно посмотрела в глаза гостье.

— Лариса Георгиевна, я больше не являюсь членом Императорского дома, и поэтому не могу обещать, что смогу решить эту проблему. Однако, думаю, я найду способ настоять на более детальном расследовании.

— Но сначала нам нужно понимать, во что вы нас втягиваете, ваше превосходительство, — сказал я, шагнув к начальнице. — Объясните, почему вы так защищаете именно Боде?

Шереметева печально усмехнулась и подняла глаза на мою матушку.

— Во-первых, — начала она, выдержав паузу, — потому что я не считаю его виновным. И у меня есть основания это предполагать. А во-вторых… Потому что Михаил Сергеевич Боде — мой родной сын.

Дорогие читатели! Книга завершена.

Новый том уже доступен по ссылке: https://author.today/work/413922

Если вам понравилась моя работа, пожалуйста, не забудьте поставить ей лайк — это очень вдохновит меня и поможет другим читателям сделать выбор.

Большое спасибо за то, что читаете!

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Светлейший-7. Праздник под угрозой

Оглавление

Начало

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Интерлюдия

Глава 26

Nota bene