80/20
Пугало

Эту невероятную историю рассказал мне изрядно подвыпивший пожарный в одном из тех многочисленных пабов, в которых я часто бывал в молодости. Это случилось настолько давно, что того пожарного, наверное, уже и в живых-то нет. По моим примерным подсчетам, ему теперь должно быть порядком за сто лет. Надо же, столько всего уже позабылось, а эта история мне запомнилась, въелась в память.

В правдивости рассказа пьяного пожарного можно бесконечно сомневаться, можно вовсе этому не верить, но мне, кажется, что эта история вполне могла случиться. Во всяком случае, я не вижу причин, почему этого не могло бы быть.

Я зашёл в тот паб немного после полудня, чтобы освежиться кружкой пива в жаркий день. Здесь предлагали весьма сносный ирландский эль, а с ирландцами меня связывала не только любовь к пиву и кулачным боям, но и страсть к литературе. Обычно в это время в пабах никого не бывает, поэтому мне и нравилась эта обеденная пора.

Но в этот раз за стойкой уже сидел некий мужчина в кафтане серого сукна и растянутых шароварах. Рядом с собой он положил помятый медный шлем с высоким гребнем. Шлем местами подёрнуло зеленью, как это иногда бывает со старой медью. Нетрудно было узнать в этом посетителе пожарного.

Я подсел тут же за стойку через стул от него и заказал себе пиво. Пока ждал свою кружку, закурил папиросу. В те давние времена в пабах разрешалось курить и повсюду стояли переполненные пепельницы и плевательницы. Треск разгоравшейся спички словно разбудил пожарного, и он медленно повернулся ко мне, хотя до этого не обращал на меня совершенно никакого внимания.

На вид ему было много больше пятидесяти лет, скорее даже ближе к шестидесяти, но несмотря на это, спину он держал ровно, да и весь торс его был крепким, жилистым, хотя и сухим. Рукава закатаны по локоть, а на предплечьях и кистях старые кривые вразнобой наколки: пожарные шлем и топор, разгорающееся пламя и полуголая девица в непотребной позе. Длинные чёрные усы были лихо закручены, а виски и затылок недавно выбриты. Он смотрел на меня бледно-голубыми глазами и слегка улыбался.

Я молча затушил спичку, выпустил струю дыма под потолок и вопросительно посмотрел на него. Признаться, мне тогда показалось, что этот мужчина перебрал пива и теперь ищет драки.

– Осторожней, не сгорите, как то Пугало, – пожарный зачем-то показал кривым пальцем на мою грудь и засмеялся.

Оказывается, уголек с папиросы упал мне на рубашку и едва не прожег её. Я смахнул искорку.

– Пугало? – переспросил я, будучи уверенным, что меня хотят оскорбить.

– Да, как то самое Пугало! Вы не слышали про Пугало, которое сгорело?

Бармен наконец-то подал мне мою кружку пива с толстым слоем белой пены и вытер мясистые волосатые руки о фартук.

– Не слышал я ни про какое пугало, – я с удовольствием сделал пару больших глотков.

Пожарный разочарованно покачал головой, глядя в свой стакан, потом снова улыбнулся и уже полностью развернулся ко мне.

– Похоже, вы и вправду ничего о нём не слышали?

– Ничего.

– Так я вам расскажу.

Я безразлично пожал плечами, как бы показывая, что мне не интересно, но из вежливости готов выслушать, если это не займёт много времени.

– Жило у нас на окраине города Пугало, – прокашлявшись начал пожарный. – Обычное Пугало. С деревянной крестовиной в основании, плотно набитое старой соломой. Носило широкую красную рубаху в клетку, какую часто носят фермеры на Западе, носило грязный драный комбинезон и нелепую дурацкую шляпу. В общем, выглядело Пугало именно так, как и положено выглядеть пугалу.

Я снисходительно улыбнулся, но не стал возражать.

– Каждое утро Пугало ходило на работу. У местного крестьянина был огород, где он выращивал кукурузу, капусту, репу и всё прочее, что в большинстве случаев выращивают здешние крестьяне. Пугало целый день гоняло по огороду ворон и сорок, которые так и норовили сесть на грядку. После того Пугало помогало крестьянину перенести мешки с урожаем или вскопать землю. За это оно получало свои скромные, но честные несколько монет и вечером уставшее возвращалось домой.

У Пугала и жена была. В белой блузке и красной юбке в горошек. Тоже пугало, набитое толстой золотистой соломой. И так Пугало любило свою жену, уж очень крепко, постоянно после работы зайдёт на рынок и купит ей то пряников, то голубики, то халвы, то ещё каких сладостей. На что ума хватит. Выкраивало постоянно из своих грошей, как какой-то прыщавый гимназист.

А дома прижмётся к ней и шепчет ей на ухо трепетно и нежно:

– Мя, мя, мя…

– Мя, мя, мя? – переспросил я.

– Да. Мя, мя, мя, – удивился пожарный. – Так все пугала разговаривают. Неужели вы и этого не слышали? Мявкают, почти как котята. Не то чтобы жалостливо или протяжно. Как бы правильней сказать? Как глупые котята. Словно мамку ищут. Скорее, «мяв, мяв, мяв», а, впрочем, что-то среднее между «мя» и «мяв». Да. Так о чём это я?

Одним словом, дюже любило Пугало свою жену. Детей только вот у них не было.

– И в самом деле, как же они детей заведут, если оба пугала, – ухмыльнулся я.

Пожарный оскорбленно фыркнул.

– Вы послушайте, послушайте, молодой человек. До конца послушайте. Быть может, так окажется, что это Пугало ещё больше человек, чем я или вы, – пожарный одним глотком допил своё пиво и вытер усы. – Впрочем, жена-то от него вскоре ушла.

Причин, разумеется, никто не знает. Да ведь бывает и так, что и нет весомых причин для развода, а развод всё равно случается. А иногда наоборот: причин, что блох у дворняги, а ничего, живут вместе, не расходятся. Сложно во всём этом разобраться. Поговаривают, что ушла жена к другому пугалу, у которого и рубашка поцелее и дырок на шляпе меньше. Да мало ли чего говорят? На молву ведь нет суда.

Так или иначе, осталось Пугало одно в своей скромной лачуге. Печалилось оно страх как. Бывало вернётся под вечер с огорода и сидит на табуретке молча всю ночь. Хорошо ещё если по дороге хвороста соберет и печку растопит, а то бывало и в холодной комнате всю ночь пробудет. Тут уже не до пряников, не до халвы, перекусит Пугало печёной луковицей и сыт весь день.

Крестьянин тот, у которого Пугало работало, больно уж ушлым оказался. Под это дело, часть заработка стал работнику водкой отдавать. Понял же, мерзавец, что Пугалу всё без разницы стало. В итоге, Пугало и выпивать стало. Нальёт себе стакан перед сном, тогда и забывается, спит крепче. Утром поправится половинкой стакана и снова на работу.

Пожарный попытался выжать что-нибудь ещё из своего стакана, но тот был безнадёжно пуст. Пожарный облизнул губы. Я своё пиво тоже почти допил и заказал ещё. Потом нехотя жестом показал бармену, чтобы тот и собеседнику налил за мой счет. В конце концов, надо же было дослушать историю.

Мы выпили свежего пива, пожарный довольно крякнул и продолжил, не смахнув белой пены с усов:

– Так и шло Пугало в очередное утро на работу, с похмелья, повесив тяжёлую голову. Засветло, темно ещё было, потому как к пяти утра Пугалу уже надо быть на огороде, раньше, чем птицы просыпаются. А то какое же это дело, если птицы раньше него явятся и поклюют всё, что можно?

Может быть, Пугало здорово задумалось или даже задремало, а скорее всего, что повозка ехала с огромной скоростью. Конечно, повозка… Ведь если бы Пугало заранее увидело её, то обязательно бы уступило дорогу, таков уж был его характер. Но авария всё-таки произошла. Наехала повозка из-за угла на Пугало так, что отлетело оно на три широких шага в лужу. Даже солома повылазила из всех щелей.

Но это ещё полбеды. Пугало бы встало, отряхнулось и дальше пошло. А настоящая беда была в том, что в повозке ехал какой-то коллежский асессор. Возвращалось его высокоблагородие под утро пьяное с очередной ассамблеи, а может от любовницы. Тут же он выскочил из повозки так, что касторовую шляпу уронил на землю в грязь и, не оправив костюма, кинулся к Пугалу. Схватил его за грудки, не давая подняться, и начал трясти, дыша в лицо перегаром.

– Ты что, чучело огородное, – кричит ему. – Не видишь, дурак набитый, куда прёшь? Так я тебя сейчас проучу, будешь у меня в оба по сторонам смотреть!

А Пугало только голову в плечи глубже втягивает:

– Мя, мя, мя, – испуганно бормочет, глаза прячет от страха.

Коллежский асессор схватил Пугало за шкирку и потащил к повозке.

– Смотри, – кричит. – Что ты наделало?

И показывает ему на треснувшее колесо повозки. Колесо и правда было треснувшее и покосившееся, но ведь кто ж знает, когда оно треснуло? Может быть оно от крутого виража сломалось.

– Кто мне теперь ремонт оплатит, а? – брызгал слюной асессор. – У тебя ж у беспорточного только вошь в кармане! Что я с тебя возьму?

– Мя, мя, мя, – тихо лепетало Пугало, не понимая, чего от него хотят. То есть оно, конечно, знало, что натворило что-то ужасное, но как теперь быть совсем не понимало.

– А вот знаешь, что я сделаю теперь? А я тебя засужу! Чтоб таким как ты лохмотникам не повадно было чужие повозки портить!

А после того коллежский асессор ещё и наградил Пугало смачным пинком под зад.

Пожарный по-матерному ругнулся и от негодования даже стукнул кулаком по стойке так, что его пожарный шлем подпрыгнул.

–А дальше-то? Дальше что было? – нетерпеливо спросил я, потому что пожарный надолго углубился в свои мысли.

– Что дальше? Судили Пугало, как полагается.

Тот самый асессор во всех красках описал случившееся, разумеется, перевернув всё в выгодную для себя сторону. Ещё и руку перебинтовал, якобы повредил её при столкновении. Чтоб его черти гоняли! Крестьянин от Пугала открестился, сказал, что тот никогда у него не работал и поручиться за него он никак не может. Наверное, испугался, не хотел себе коллежского асессора во враги заиметь, а может ему и денег дали, чтобы он так сказал. Да что крестьянин? Даже бывшая жена Пугала на суд не соизволила явиться. Когда судья спросил Пугало, что оно может сказать в своё оправдание, Пугало только что-то невнятно промявкало.

– Говорите по существу, – строго предупредил судья.

– Мя, мя, мя, – повторило Пугало, но ещё тише.

Короткий был суд. В счёт поломанной повозки у Пугала отняли его хибару, да и та, наверное, не окупила всего ущерба. Само же Пугало бросили в тюрьму, потому как доктор сказал, да и судья сам это видел, что Пугало совершенно не может жить с людьми, а, пожалуй, даже и представляет угрозу для них. На том и порешили, пусть Пугало сидит в тюрьме.

– Я точно не знаю, сколько лет Пугало провело в тюремной камере, – сказал пожарный, отпил дарового пива и хитро улыбнулся. – Но оно всех перехитрило.

В очередной свой день заключения Пугало молча лежало на сыром полу одиночной камеры. Из зарешеченного окна было видно только кусочек голубого неба. В дождливую погоду в это окно затекала вода. Тут лязгнул засов на тяжелой двери и в камеру заглянул розовощекий тюремный надзиратель.

– У тебя тут всё в порядке? – лениво спросил он.

Это был обычный ежедневный обход. Пугало вскочило на ноги и вытянулось стрункой, как на параде:

– Мя, мя, мя, – простосердечно ответило Пугало.

– Хорошо, – надзиратель уже собирался запереть дверь.

– Мя, мя, мя, – громко закричало Пугало.

– Чего тебе?

Пугало рукой постучало себя по губам.

– Есть хочешь?

Пугало отрицательно покачало головой.

– Пить? Опять нет?

– Мя, мя, мя, – терпеливо объясняло Пугало.

– А чего? Курить? – надзиратель удивился. – Ты же никогда не курило?

Пугало виновато пожало плечами и глупо улыбнулось. У тюремного надзирателя никогда не было проблем с Пугалом, оно всегда соблюдало тишину после отбоя и держало порядок в камере, поэтому он не отказал ему в маленькой просьбе. Достал папиросу из портсигара и дал Пугалу.

– Мя, мя, мя!

– Ну чего ещё? А, прикурить?

Тюремный надзиратель зажёг спичку, подождал пока Пугало прикурит и вышел из камеры дальше проводить обход.

Пожарный посмотрел на меня и глаза его блестели.

– Тюремщики говорят, что просто это Пугало было такое глупое и неуклюжее, что уронило окурок себе за шиворот, – пожарный ощерился. – Но я лично так не считаю. Я вот как думаю. Наверное, Пугалу так опостылела его жизнь… У него ведь ничего не осталось, верно? Начиная с жены. Потом у него и дом отобрали. Какой-никакой, а это был его дом. Убогий, косой, но угол. Работу. Пугало любило свою работу, у него хорошо получалось разгонять ворон. Я даже скажу, что ни у кого в городе не получалось это лучше, чем у него. Да чего там, я готов держать пари, что за всё время ни одна ворона не посмела подлеть к той кукурузе, которую сторожило Пугало. Но самое главное – его лишили права на справедливость. Там, в суде. Ведь даже самый маленький человек должен иметь такое право. Ну хоть на какую-то справедливость. Когда котёнка в порыве гнева незаслуженно пнут, чтобы не путался под ногами, так даже и он обижается.

И главное, как у него это всё отняли! В миг, в одно мгновение. Не оставив ни единого шанса побороться за своё, будто уличный вор вырвал монетницу из рук старика и сбежал.

Ничего из этого Пугало уже вернуть себе не могло. Но у него ещё оставалась сама его жизнь.

– Думается мне, – пожарный медленно и тщательно подбирал слова. Он говорил уже скорее не мне, а себе. – Думается, что Пугало не захотело отдать им последнее, свою жизнь. А захотело оно само распорядиться ею. Распорядиться самому. Хоть чем-то. Хоть какое-то последнее право. Это был… если угодно, это был протест.

Раскурив папиросу, Пугало расстегнуло пуговичку у себя на груди, и сунуло, впихнуло, вдавило туда окурок, в самую солому. Наверное, даже прижало подбородок к груди, вытянуло губы трубочкой и дунуло на огонёк.

– Соломенное Пугало сгорает меньше чем за минуту, – со знанием дела отметил пожарный. – Если в тюремной камере было совсем сыро, то, возможно, за две минуты. В любом случае, когда мы подъехали на пароконном ходу с бочкой воды, пока доковыляли… В то время пожарные команды набирались ведь из инвалидов, из солдат неспособных к строевой службе, как я, например. В общем, нам оставалось только смести на лопату пепел от Пугала. Маленькая горстка пепла – вот и всё, что осталось от Пугала, от всей его жизни, от всей его любви и работы.

Мы ещё немного молча посидели, допили выдохшееся пиво. Я стал прощаться. Пожарный взял было в руки свой шлем, будто собирался надеть его, но тут же положил его на место и еле заметно кивнул мне. Уходя мне захотелось тронуть его за плечо, но я не стал этого делать. Пожарный подкрутил усы и остался сидеть за той барной стойкой.

С тех пор, когда я вспоминаю эту невероятную историю, рассказанную мне подвыпившим пожарным, некоторые мысли не дают мне покоя. Я часто думаю, а много ли у меня есть того, чего у меня в одночасье не смогут отнять? И сильно ли я отличаюсь в этом плане от того Пугала? Но самое главное, хватит ли мне смелости в нужный момент вдавить в себя окурок?

17.11.2020