Дмитрий Яфаров
Раз в четыре года

0

— Что за чёрт?

Слова перешли в кашель и хрип. Ане становилось хуже. Тело не слушалось. Ничего не хотелось. Девушка не могла найти кого-то. И силилась вспомнить: кого именно? Она смотрела в небо и с трудом собирала тревогу в ощутимый образ. Из клочьев и обрывков. Наитием и наугад.

— Птица? — прошептала Аня и зашлась снова.

Кашель сопровождали судороги. Виски тяжелели, их будто сдавливали в тисках. Вся голова отчаянно кружилась, с трудом разбирая рамки собственного сознания. Основные воспоминания обрушились и оставались кучей щепок, раскиданных вокруг и перебираемых ветром. Из фрагментов Аня складывала себя. Пока мир из тёмного месива переливался в оттенки красного.

От боли и звона в ушах тело невольно сгибалось. В какой-то момент мышцы резко подёрнулись. По сети нервной системы пробежала адская волна, выжигающая изнутри. Её горячая паутина охватила тело, словно кто-то снаружи стянул кожу раскалённой мелкой рабицей. Девушка в миг зажмурилась, сжав кулаки. С силой, поскольку к горлу уже подступила тошнота.

Вонь и неприятный привкус во рту, раны и липкая одежда, боль и беспокойство смешались вместе. Перед глазами расплывались круги. Ещё сильнее заныли ссадины по всей спине и ушибы на затылке. Не подымаясь, девушка зажала виски руками: в голове что-то лихо стучало, разрываясь изнутри. От ударов в меньшей степени: пульсировали и ломали мозг не столько повреждения, сколько вспышки воспоминаний. Искры в темноте. В рое их голосов за закрытыми глазами тут же возникала пустота. Знакомая и чужая, пахнущая страхом.

Аня стиснула зубы до скрежета. Сжала настолько, что скрип перекрыл звон в ушах. От нового чувства тело принялось извиваться и выть. Хотелось бежать прочь. Даже когда ноги совсем не слушались, брыкались и несуразно бились о землю.

Девушка почувствовала, что трава становилась мокрой и тёплой. Не понимая толком, что произошло, она с трудом перевернулась и наощупь проползла несколько метров. Вскоре из горла с воздухом вырвался хрип, переходящий в надсадный вой. Вместе с ним из стороны в сторону заходили руки. Чужие, деревянные и непослушные.

Под пальцы попадались вырванные клочья земли, ещё влажные и удерживаемые кусками корней растений. Глаза моргали всё чаще, раз за разом вбирая больше света. Но такие вспышки держались только секунды. Веки быстро наливались тяжестью и бессильно захлопывались. Безвольно смыкались, оставляя девушку наедине с пеленой размытых образов. Темнота с каждым хлопком сворачивала происходящее на неизмеримое время.

Мир вокруг затих после взрыва. Оставался звон и те же удары сердца, отдающиеся в голове. Тишина вокруг казалась материальной, тяжёлой навалившейся тканью, изоляцией. Давила на грудную клетку нестерпимо, накрывала её тяжестью. Прерывистое дыхание сопровождали неприятные яркие вспышки сознания. Они уже переросли мерцание и вырывали из сумрака недавние события. Словно всполохи луча выхватывали из ленты кадры.

В одной такой зарнице в голове ясно проступило: теперь она снова одна. В большем одиночестве, чем прежде, в неудобном и непривычном. Одной ей оставалось только вспоминать. Знакомые прежде голоса становились громче внутри. И затихли навсегда снаружи. И не на кого было обрушить бессильную злобу за противоречие настоящего и прошлого.

Желание забыться осталось последним отчётливым событием. Боль вынужденных движений глушила всё. Поэтому Аня вновь пыталась двигаться. Она кинулась вперёд со вторым дыханием, как только прекратились сильные проблески. Девушка выла и ползла, прерывалась, сжималась и снова двигалась. Старалась ровнее дышать. Вымазывала руки и ноги в земле, не замечая грязи. Скрипела зубами, принимая и пропуская через себя пустоту. Но получалось совсем плохо.

— Пожалуйста, — тихо и сбивчиво прохрипела Аня. — Я не хочу оставаться одна.

Девушка остановилась, только когда тело растеряло последние силы. Прекратила ползти, окончательно потеряв направление. Приподнялась на руках, прислонилась к ближайшему дереву и закрыла глаза. Пыталась собрать в голове последние события, но те раздавались и распадались от любого заметного усилия. Метались в панике и проваливались в темноту.

Сеть выдала неутешительный статус, стараясь помочь выжить, заставляя забыться. Остатки костюма с трудом восстанавливались сами и очень медленно восстанавливали тело. В колыханиях чешуек на уцелевших фрагментах едва различались волны. Кроме регенерации, в беспамятстве системы выделили энергию только на сигнал бедствия. Нужное для спасения оборудование после него следовало ждать на минимальном безопасном расстоянии.

Секунды затягивались с заглушенным сознанием, перерастая по ощущениям в вечность и безвременье. В медленные и неспешные интервалы, как плывущие облака. Аня то смотрела на них, то терялась. Урывками пробовала и никак не могла узнать, когда она сможет восстановиться, когда прибудет помощь, сколько продержится тело и как скоро её перестанет трясти. Но девушка уверилась, что прошедшее время покажется веками.

В пульсирующей боли, сжимающей внутри комок из переживаний, Аня прошептала:

— Я потерялась.

I

— Паук сидит на паутине, как ты сейчас передо мной.

Мама показала сказанное. Кисти рук и пальцы двигались очень похоже, отчего мальчик тут же поморщился.

— Фу. Они все мерзкие. Паутина на пальцах плохая. Почему?

Женщина улыбнулась и положила руки поверх его ладошек, маленьких и грязных. Она попробовала оттереть их, быстро выудив откуда-то платок и смочив ткань слюной. В то же время машинально осмотрелась и продолжила:

— Потому что они на своём месте. Живут, как мы. На паутине. Каждая ниточка — опора, к которой липнет всякое. Мысли, я, каждое важное дело, другие люди — они для тебя те же паутинки. Чем больше латаешь и стараешься, тем крепче держишься, тем больше всего найдёшь.

Мальчик смотрел на маму с минуту, поджав губы.

— Почему нити рвутся? — спросил он и подёрнулся. — Я не могу оставить всё целым?

Теперь уже женщина чуть отстранилась и сжала одной рукой другую. На секунду, чтобы потом отпустить и провести пальцами по воздуху.

— Ты можешь что-то потерять и остаться. Выжить. Ветер осенью уносит листья прочь. Сносит многое заодно. Всегда, милый. Мы ничего не сделаем с порывами ветра. Можем только жить дальше.

Нити оборвались по мановению рук. Свет уведомлений пробился через воспоминания. Грёзы исчезли в миг, обнаружив прежнюю привычную пустоту.

Система внешнего наблюдения вездехода собирала происходящее в одну картинку. Что видели дроны, то видел и Кам. В момент взрыва роботов слегка подбросило, но качество проекции всё равно осталось прежним. Мужчина не ощутил ничего, находясь слишком далеко, в безопасности в защищённой кабине. Но каждый отмеченный системой толчок он прочувствовал, давая волнам пробежать от макушки до кончиков пальцев. Приятное волнение не отпускало и сейчас. Ему всё сошло с рук. Люди вокруг умирали, а он оставался.

Защищённость казалась абсолютной и обволакивающей, словно сон под тёплым одеялом в прохладном помещении. Мысль о смущении даже не закрадывалась. Ожидание перемен и самой собственной свободной жизни после всех разрушений занимало Кама целиком. Выходило что-то непривычное и несуразное. Почти все знакомые ему люди умерли внутри подземелья. Прекратили существование пару минут назад. Рабство стиралось только целиком, прошлое удалялось полностью. И это не казалось удивительным.

Немыслимым казалось освобождение от Разума, покой и одиночество. Не временное вынужденное бегство, а окончательное решение проблемы. Как такое принять? Идеи не находились. На осознание перемен требовалось время. Кам это понимал, но не мог поверить до конца. Он привычно потёр след на запястье, размышляя, какие воспоминания останутся с ним навсегда. Какие следы вообще могут оставить обстоятельства прошлого? Насколько глубокие? Как от них прятаться?

Кам отряхнулся и зажмурился. В уюте мужчина постарался собрать что-то стоящее из времени и мыслей. Использовать возможность как лишний шанс для проверки планов. Но получалось откровенно плохо: мысли носились в голове, словно испуганные насекомые. Потому он решил попробовать успокоиться, глубже дышать и концентрироваться на себе. Но волнение раз за разом возвращалось, возрастая с каждым выдохом. Оно запросто разбрасывало идеи и раздирало чувства, снова и снова.

Спустя десяток минут мужчина ещё дёргал ногой. Затем принялся закусывать губы и почёсываться, никак не позволяя себе расслабиться или уснуть. Кам перебирал свои решения уже в сотый раз, стараясь не допускать сомнений. Он каждый раз подтверждал собственную правоту. Но ни ровного дыхания, ни уверенности мысли не прибавляли. Именно тёмные мысли занимали много места и распирали голову изнутри. Они же вместе с усталостью затягивали в неспокойный сон. Лишь от физической измотанности мужчина понемногу забывался под мерные покачивания кабины. От осознания собственной защищённости внутри становилось тепло.

Вездеход активно маскировался под окружающую среду. До следующей паузы на полную перезарядку аккумуляторов бионический паук мог идти обычным ходом пять дней. В режиме экономии — с неделю. Но повышенное потребление энергии не пугало Кама. Он хотел, чтобы машина походила на настоящего членистоногого не только основными узлами, но и движениями. Созданный для неслучившейся войны, вездеход принёс его сюда. Принёс смерть сотням людей с лёгкой подачи Кама. А теперь машина не просто уносила ноги, а превращала в уютный дом всё пространство планеты. Раскачивалась на быстрых лапках. Вписывалась в биосферу.

Минуты пронеслись в подготовке кабины и пассажира ко сну. Внутри стало прохладно и сумрачно. Мужчине удалось в судорожных попытках зацепиться за остатки светлых воспоминаний в наступившей темноте. Он улыбнулся до провала в забытье, силясь ещё раз вспомнить мать. В такие моменты Кам начинал верить в возможность забывать и находить вновь прежние разлетевшиеся мечты. Начинал верить, что времени на свободу достаточно. Чтобы не случилось дальше, ни при каких обстоятельствах Кам не будет больше слепым слугой, орудием или материалом. Он не землекоп. Осталось только забыть в себе лишнее.

Пусть пострадали близкие — они допускали бессильное подчинение множество лет. Пусть умерли люди сверху — это случайность, их плата за допустимость произошедшего. Кам ничего сам не требовал по счетам, ему не приходили в голову идеи о долгах и идеалах. Поэтому объяснения оставались простыми. Пусть его жизнь никогда не будет похожа на снимки прошлого, на записи с радостными семьями и дружелюбными незнакомцами. Пусть не получалось жить, подражая хроникам. У него складывалось что-то собственное. Одинокое, рискованное и необычное — Кам выстрадал и возможность пробовать, и желание оставаться с воспоминаниями наедине. Он закрывал глаза с этими мыслями, стараясь прекратить методичные подёргивания правой ступни. Пытаясь забыться спокойным сном в уже совсем другом мире. Раскачиваясь на лапах бионического паука.

Чтобы продолжить жить, Кам принял чужие смерти. Пока без размышлений о своей вине. Мужчина посмотрел на руки, на браслет. Затем закрыл глаза. Дню хватило тревоги. Для него всё закончилось. Цена уплачена. Уроборос.

1

Скамейка заметно подросла. Аня наложила проекцию за мгновение: предыдущее посещение поверх настоящего. Её сеть интуитивно отразила изменения. И девушка тут же поняла, что посидеть уже не удастся. Гранитная основа скрывалась под зеленью мха и в прошлый раз. Но сейчас основание треснуло. Растения разрослись, а появившийся проём среди них заняла надземная часть муравейника. Теперь по сети трещин расползались насекомые. Кишели и разбегались в череде дел. Совсем не обращали внимания на незваную гостью. Местами их зернистый поток вырывался из камня. И, скорее всего, уходил в сети других холмиков. Во множество множеств, слившихся в единую сеть колоний. Аня могла и хотела подойти ближе, посмотреть и пощупать часть структуры. Само зрелище уже завораживало, способное затянуть на часы, если бы не прочие насекомые. Ни химия, ни излучение не отгоняли самых настырных кровопийцев. Комары и слепни всё равно настырно сновали рядом.

Девушка отмахнулась в очередной раз от противного писка. Отвернулась и продолжила разбирать вещи в вертолёте, просчитывая время. Всё-таки в графике не находилась дополнительная пара дней на анализ насекомых — дома накопилась необходимая рутина. Заканчивать дела следовало сегодня, да ещё и спешно. Оставалось не так много полезного времени от светового дня. Несколько часов до того, как ночь накроет собой всё сущее вне искусственного освещения. До демонстрации повальной настоящей темноты, отбрасывающей все сомнения о наличии заметных следов цивилизации.

Закончив с амуницией, Аня подняла голову к небу и смахнула локоны с лица левой рукой. Полдень миновал. В замершей и совершенно пустой части города разносилось только жужжание насекомых и пение птиц. Зелень под ногами вокруг изредка уступала место просветам, мозаике из остатков дорожного покрытия. Полотно пропадало под ногами и появлялось вновь. Сверхпрочные дороги утопали в траве, потому что не обслуживались в этой части города. До сохраняемого машинами работающего островка цивилизации раскинулись заброшенные человеком, преимущественно зелёные улицы протяжённостью в пару километров. Но оставленные на растерзание временем элементы инфраструктуры находились и здесь под достаточным мониторингом.

Общая сеть автономно осматривала высотные конструкции на необходимость демонтажа или точечной перестройки. Проверяла структуры на постоянной основе, чтобы переплетения небоскрёбов не нанесли урон поддерживаемой резервной территории обломками или отголосками ударов при массовых падениях. Участие живых людей в процессе не было обязательным, но Ане всегда нравилось вертеть головой среди вереницы свежих запахов и оттенков. Эмоции и впечатления занимали девушку. Поэтому она снова и снова включалась в живой мониторинг. Начинала осмотр с центров и отходила в самую гущу. Смотрела по сторонам и под ноги, выискивала самое интересное. Части сети в ней и в её костюме собирали все необходимые данные, выкручивая к максимуму возможности восприятия и обеспечивая разумную безопасность. Части-чешуйки одежды перестраивались и вздрагивали, время от времени: для вентиляции, для сброса отработанных материалов и пересборки физической части сети. По внешним данным ничего большего от амуниции не требовалось.

На первый взгляд внутри спокойных территорий выхолащивалась скука. Крупные животные редко обживали постройки. Машины мониторинга пугали местных обитателей. Пение птиц и шум насекомых наполняли заросли кустарников и рощицы деревьев. В воздухе оставалось не так много грязи, вокруг — не так много привычного. Антураж своенравной жизни среди древних остовов вдали от дома проникал внутрь медленно и незаметно. Мёртвые нежилые и резервные роботизированные кварталы сменяли друг друга плавно. Последние оберегались от зеленеющих руин, так и норовивших захлестнуть уцелевшие кусочки прошлого. Противостояние и чередования стирали грани миров. А перешедшей границу девушке казалась чудной уверенность в непоколебимости технологических очагов среди буйства жизни. Интересными для наблюдения гранями проступали долгие процессы через ткань времени. Природа возвращала своё.

Аня убеждалась в этом, пока шагала по холмистым остаткам улиц. Деревья и кустарники повсюду разрывали горизонтальные и вертикальные поверхности. Отвоёвывали прежние забытые рубежи во всех измерениях и плоскостях. Повсеместно, не встречая серьёзных препятствий. Время играло на стороне жизни планеты, медленно переламывая усилия сети. С помощью множеств оберегаемых островков люди могли в любой момент за недели влиться в покинутую биосферу. Но зачем? Сейчас в этом городе, кроме животных и машин, оставалась одна Аня. Смотрящая на буйство во все глаза. Не верящая в возможность возвращения. Мир не ждал никого, нахлёстывал на границы и разрывал инородное на осколки.

Девушку в свободное время занимало собирательство. Трата времени на сбор кусочков прошлого в собственную картину. В такие часы она мысленно сравнивала себя с первыми разумными предками. С не таким очевидным разрывом от еды и воды до тайн и сокровищ. Рабочие задачи занимали большую часть дня, отчего времени на поиски катастрофически не хватало.

Сегодня, напротив, удалось довольно быстро закончить работу. Последние машины возвращались, пробираясь и пролетая мимо. Сбор данных завершился, осталось достаточно времени для прогулки и блуждания в поиске особенных вещей. В погоне за новыми впечатлениями Аня перебегала глазами от одного здания к другому, жадно впитывая в себя всё вокруг. Оставленное богатство прошедших лет принадлежало сейчас только ей. Ощущение полной изоляции и близости позабытых тайн завораживало. До всего можно было дотронуться, никто не мог помешать или осуждать.

Девушка принялась медленно прогуливаться среди высотных зданий, составляющих комплекс из нескольких сегментов. И думала, насколько возможно, что сейчас вообще последним побывавшим здесь человеком становится она. Затихающими звуками разносятся по улицам последними её шаги. Многократно отдаются эхом среди высоток, чтобы уже никогда не повториться, никогда не вернуться сюда. Звуки затихают задолго до того, как остатки города рухнут, подточенные временем. Её глаза видят эти башни до того, как всё разрушится без внимания и необходимости.

Какой другой человек захочет вышагивать среди брошенной старости? Пускай и с поддержкой костюма, в меру опасное и не очень популярное времяпрепровождение оставляло большую вероятность последнего посещения за Аней. Где-то светят новые звёзды, зарождаются огромные корпорации и воплощаются безумные идеи. А здесь можно последней посетить исчезающие проспекты и переулки.

Внезапно на голову упало что-то небольшое и лёгкое. При любой опасности шлем успел бы закрыть голову. Но от неожиданности девушка только вздрогнула и пригнулась. Мотая головой из стороны в сторону, она не сразу поняла, что виновник происходящего свалился ей на плечо. Заметив маленького сверчка, Аня выдохнула и улыбнулась.

Никакой опасности. Девушка рассмотрела наросты непонятного грибка, которые показались потенциальным паразитом, но вероятность угрозы казалась ничтожной. Насекомое пыталось прийти в себя, поэтому девушка только смахнула его волной костюма.

В целом сеть постоянно выдавала предупреждения, реагируя на множество угроз с низкой вероятностью. Риски с суровыми последствиями неизбежно сопровождали одинокие вылазки. До резервной части центра города, которая сохранялась нетронутой и безопасной, потребовалось бы добираться ещё несколько километров. Здесь же прогулка по неровной земле между снесёнными временем обломками представлялась особенно интересной. По зелени, усеянной осколками, девушка двигалась по наитию с помощью анализа собственной части сети, перепрыгивая и перебираясь через препятствия, заглядывая вместе с лучами подсветки внутрь подъездов и в прорехи занесённых пылью витрин.

Несколько участков и камней предательски пошатывались под ногами. Аня медлила, рассчитывала движения и не старалась приводить себя в форму стайера. Тело поддерживала сеть и система одежды, её костюм. Поэтому девушка только пару раз покачнулась в поисках равновесия. Она даже задумалась, как выглядит со стороны. Аня получала удовольствие от самих движений, тонуса всего тела и механических и слаженных усилий мышц. Девушка наслаждалась глубоким дыханием, наполняющим свежим воздухом. Способностью элегантно проскальзывать между осколками и перелетать над обломками прежних строений, свободно двигаться среди заброшенных остовов и слегка потрёпанных укреплённых зданий, уходящих в высоту безразличного неба.

Аня подняла голову вверх, провожая взглядом быстрый бег лёгких перистых облаков и украдкой посматривая на выбитые временем и непогодой стеклопакеты. Полные прорех остатки небоскрёбов чередовали на себе покрытые грязью целые и повреждённые элементы обшивки. В прогулке среди потёртых зданий оставалось неизвестным, куда именно вели девушку ноги под вой ветра. Каждый раз, только обнаружив свободное время, Аня безотчётно стремилась на поиски редкого шанса порыться в ворохе вещей, поискать оставленные лавки и магазины. Обнаружить приятный артефакт или причудливый механизм, полагаясь на удачу. Ходить не бесцельно, но заручиться доступной информацией и достаточной интуицией в поисках сокровищ. Песочные часы в форме сложной стеклянной картины, угадывающая желания игрушка, ручная инкрустированная камнями имитация муравья, оптическая иллюзия из зеркал или редкая ретро-модификация костюма — девушка тщательно отбирала каждую вещь, подобранную среди памятных сокровищ, среди работающих функций, о которых забыли остальные и прочие там, наверху. В каждой выбранной форме она находила особую историю, которой наслаждалась больше, чем обладанием и созерцанием. Достраивала по имеющимся данным и карту сокровищ, и историю ценностей.

В этом не было ничего уникального. Аня знала, откуда растут ноги у этой безумной тяги, но не собиралась останавливаться. Пару десятков лет назад она перебиралась через планету колонистов, на которой ненароком захватила ускоренный курс истории, наблюдая за происходящим со стороны. Общество на той планете перемещалось от появления к тотальному проникновению и симбиозу с биосферой нового мира. Привычно, потому что опиралось в основном на местные ресурсы, не рассчитываю проскочить множество этапов развития.

Будто на карикатурах стимпанка, паровые машины на глазах уступали дорогу двигателям внутреннего сгорания, чтобы и те мелькнули в пёстрой ленте технических революций в короткий миг. Планер и дирижабли сменяли составные рои дронов-сетей, а сквозь них неуклюже пробирались насекомые-носильщики. Прежние эпохи, занимающие века в первый раз, человечество заново переживало и смешивало на новых местах, перескакивало или повторяло за недели.

Сеть выбирала оптимальные решения под имеющиеся ресурсы и производственные мощности. Никто не мог сразу построить будущее, по-царски пропустив часть истории на таком расстоянии от сырьевой базы. Пока сложные решения оставались единичными и воспроизводили себя, люди использовали и простые инструменты для простых задач. А их поток превращался в смесь рек времени.

Так в собственной памяти Анна вновь сидела у дороги. Основной артерии в первом крупном поселении. Перед ней проносились управляемые и беспилотные машины, вечно спешащие на обживаемой колонистами планете. Далёкий мир, иная живность, незнакомые люди и привычные образы. Девушка смотрела насквозь, не разбирая поток и растрачивая время в ожидании очередной процедуры перед очередным перемещением. Смотрела на части и на целый вырастающий в глубину мир, в который никогда больше не вернётся. Она опаздывала и восстанавливалась, подолгу моргая без движения. Глубоко дышала и внимательно обследовала себя. Потому странный клубок перьев, мелькающий среди автомобилей, хлопанье крыльев и замедления механизмов с трудом оторвали девушку от собственных мыслей.

Одна из машин ещё до начала созерцания, судя по всему шуму и по остаткам на полотне дороги, сбила птицу. Местная, похожая на крупного ворона или откормленную сороку, та сразу же привлекла внимание собратьев. Вскоре ещё несколько особей принялись рисковать, чтобы воспользоваться возможностью перекусить в потоке машин. Что привлекло на дорогу первую жертву, оставалось загадкой, но близость падали, сопряженная с повышенным риском, превращала акт каннибализма в мрачный аттракцион. То ли пернатые осознавали развлечение, то ли увлеклись поеданием. Казалось, что в любую минуту представление могло расшириться, но никто из безразличных занятых агрегатов или случайных прохожих не спешил прекратить происходящее, будто обитая в параллельном измерении. Птицы разлетались и слетались с каждой проезжавшей машиной. Галдели и мельтешили в собственном общем беспорядке.

Картина оставалась прежней. Потоки и алчные стервятники, рискующие жизнью: ни время, ни место не играли особой роли. То ли зрелище, то ли пища тянула за собой массу. Так динозавры тонули в болотах в поисках падали. Так же сейчас птицы подъедали размазанное тело. На другой планете с иной эволюцией. Возможно, существа с крыльями вообще относились к чему-то иному изнутри, но снаружи казались предсказуемыми,

Может остальные оставались поглощёнными собой там, наверху. Может теперь Аня внизу превращалась в каннибала культуры и прошлого, рискуя своей жизнью в обломках прежних. Однозначно, никто не считался с миром вокруг. Только безразличие ощущалось ясно. Разрастаясь, люди сводили окружающую реальность к своим желаниям, редко оглядываясь и неохотно смотря по сторонам. А уж снова собирать разбросанное прошлое по кусочкам без собственной прихоти человечество вообще не спешило.

Пару мух, круживших вокруг лица, пришлось отгонять руками. Сеть уловила несколько ударов неподалёку, и девушка повернулась на звук. Ей лично одержимость поиска приносила удовольствие. Своего рода медитация на природе. И сейчас девушка глубоко дышала и гнала прочь вредные мысли, стараясь развеяться. Погружённая в воспоминания, Аня постоянно озиралась. Механически осматривала изъеденные временем высотки и траву под ногами. Вышагивала и проскальзывала, вбирая весь живой мир вокруг. И только краем глаза уловила падающий предмет, сверкнувший на солнечной стороне, на фоне поблекшей стены небоскрёба метрах в тридцати, почти напротив.

Девушка встряхнула головой и ускорила шаг по направлению к отзвуку удара. Аня не переставала следить за происходящим, не желая принимать на себя следующий осколок чего бы то ни было при продолжении падений. Её глаза так и бегали по вертикали, стараясь поймать хоть малейшее движение. Оценка рисков представлялась средней: если крупных и опасных осколков и предметов, падающих сверху на девушку, наберётся достаточно, вариантов отделаться парой царапин может и не остаться. Её костюм подходил для полевых работ и не наращивался до экстремальной брони. Много целей — мало шансов отбиться и увернуться. И тогда ни сеть, ни усиливающие элементы в одежде и на теле, ни быстрота реакции, ни мощности сети не смогли бы помочь — технологии не творят чудеса. Только помогают.

При серьёзном ранении Аня могла рассчитывать на помощь извне только через пару дней. Пока команда её разведчиков за несколько заходов не перетащит тело. Носить с собой универсальную медицинскую станцию, набор роботов-носильщиков или иную машину на все случаи жизни при рутинной вылазке было бы странно и хлопотно. Как невозможно повсюду возить целый дом — эффективное решение на уровне улитки. А в любом другом случае теоретический риск оставался. Живых представителей цивилизации не нашлось бы на многие и многие километры вокруг.

Возможные последствия откладывали отпечаток на все решения и мысли. Запоздалая помощь в изоляции казалась удивительно глупой причиной для увечья. Раны затягивались с века продления жизни, доступных медицинских установок полного цикла лечения, восстановления критических повреждений любой части или всего тела. Но раны оставляли шрамы при отложенном лечении. Всё оборудование существовало на планете, но не здесь и не прямо сейчас. Девушка оставалась на улицах одна, не стремясь таскать за собой перегруженного робота сопровождения. И избегала мыслей о смерти от глупости и от одиночества всеми разумными мерами.

Каннибализм культурного наследия в условиях ограниченного времени требовал мобильности. Наследие бросили, чтобы оно распадалось и трескалось под потоками ветра, солнца и воды. Вот течения выбили очередной кусок стекла, уже неспособный держаться и восстанавливаться на покинутой высоте. Мутный и отколотый, он обернулся в воздухе, будто застыл на мгновение и тут же разбился вдребезги. Множество осколков разлетелось и заискрилось под солнцем.

Возникшие прорехи в полотне зелени затянутся быстро, скрывая все оброненные мелочи. Девушка задрала голову вверх, задумываясь, как скоро разрушения наберут критическую массу и обвалят один из этажей, увлекая вслед в небытие всю конструкцию. Система выдала прогноз и дату следующего анализа местности. Здание не планировали разбирать и оставили на неравную борьбу со временем. Прочитанное решение казалось оправданным. Планета веками разрушалась, чтобы восстанавливать себя в одиночестве за считанные десятилетия. Экономическими выкладками подтверждалась эффективность бегства и переноса ответственности на локальные сети. После наблюдений последствий, внутри зарастающего мира, Аня всё меньше верила в разумность людей.

Девушка покачивалась над осколками в такт нелёгким мыслям, перебирая их под искры солнечных лучей. На мгновение задумалась, что именно выбивалось из общей картины. А затем, аккуратно разобрала завал из нескольких стекляшек. Пальцы удлинили элементы костюма, которые безопасно извлекли жёлтый гладкий камень. Он пропустил насквозь большую часть золотистого луча света между частых включений, стоило только приподнять находку над головой.

Камешек вытащил тягу собирательства цепким крючком наружу. Эта мелочь оставалась лёгким намёком на возможное приобретение чуда, таковым являясь лишь отчасти. Аня практично высмотрела и рассчитала за доли секунды этаж и крыло здания, выронившего песчинку прошлого. Получив постоянный анализ вероятностей, она поспешила к входу и с некоторым трудом пробралась через остатки дверей, некогда вращавших себя вокруг общей оси. Почувствовала запахи животных, неприятные, но старые и потому безопасные.

Вонь выветрилась, потому что внутри не оказалось ничего привлекательного с звериной точки зрения. Пустой холл, обрушенный временем интерьер, скрытый под грязью и мхом пол и занесённые пылью стены. Автоматов с давно истлевшей едой не нашлось, уютных укромных уголков не было. Аня прошла мимо слегка покорёженных дверей двух лифтов. Судя по состоянию третьего, системы напоминаний в годы подготовки исхода оставались несовершенными. Кто-то по рассеянности оставил кабину наверху и множество лет спустя, когда потомки непутёвого кочевника уже успели умереть на других планетах, системы безопасности не выдержали и обрушили остатки кабины и части дверей, сдирая всё попадавшееся на пути внутри шахты. Всё рядом носило отпечаток того удара.

Теперь в вертикальных колодцах шахт, в вестибюле и на лестнице гулял ветер. Веяло сырой прохладой, словно от открытого окна осенним утром. Расположенные в центре строения ступени лестницы покрывал слой пыли, равномерный и нетронутый. Аня не оборачивалась на собственные следы и сразу принялась отсчитывать этажи в мерных ударах шагов. Девушка экономила силы и оценивала прочность пролётов и здания в целом, пока ноги поднимались, шаг за шагом. На пятнадцатом этаже лестница обрывалась — для следующего пролёта шахту пришлось обходить снаружи, по этажу с парой выбитых стёкол и с зияющей полураскрытой шахтой лифта с покосившейся правой дверью.

На полу лежала поваленная и полуразрушенная, местами полузаросшая мебель. Остатки предметов, пол, стены и потолок клочьями покрывала трава. Кое-где кроме мягкой зелени проглядывал лишайник. Ближе к просвету выпавшей стеклянной части, наполненному перевалившим предвечерним солнцем, лежал серый ворох заброшенного гнезда. Сооружение в буйстве оттенков почему-то казалось единственным признаком жизни, действительной, а не забытой рухляди прежних призраков. Хотя мелкие насекомые сновали повсюду. Девушка покачала ногой пустой стакан, оказавшийся на полу, а затем оттолкнула стекляшку прочь. Переступая через прочий хлам, Аня добралась до продолжения лестницы и приступила к ещё шести пролётам, оставив позади противнейший пронзительный скрип проржавевшей местами двери.

Лестница уходила вверх ещё на десяток этажей, когда Аня вышла на нужный. Сначала подумала, что ошиблась, увидев стол посреди комнаты. Уже собираясь подняться на следующий пролёт, Аня всё же заглянула за угол. Словно бросила взгляд в заведомо пустую упаковку шоколадных конфет, не особо рассчитывая на успех. Но прорывающийся через прорехи свет на уцелевшем стекле витрин выхватывал разные оттенки солнца, поманив своим блеском. Магическое ощущение плотно вцепилось, подтягивая к себе девушку шаг за шагом.

За считанные секунды оказавшись у витрины, только край которой повредило выпадение стеклянной секции, Аня быстро поняла, что именно произошло. Стенды крепились к стенам, дополняя некогда прозрачные покрытия россыпью янтаря. Прозрачные жёлтые овалы и осколки с дымкой, вспененные пузырьками воздуха камни, цвета слоновой кости, содержащие различные хаотичные включения и прозрачные капли тысячелетней смолы, закреплённые рядом с хрупкими чёрными камнями. Осколки хранили в себе собранную жизнь и лучи солнца, спёртые под давлением прошедших лет. Выдержанные вдали от света и возвращённые к нему.

Среди окаменевших сокровищ разбегались глаза. Нахлынул азарт, пеленой застилавший все рациональные идеи. Только две мысли в голове девушки пробились сквозь гомон, пока левая рука потирала лоб под спадающей прядью волос. Аня застыла, прекратив единственное движение в покинутом и замершем здании. Остановилась на двух мыслях: домой можно унести только один предмет, но сокровище будет особенным. Она знала, что ещё не увидела искомое. Что сразу отличит и поймёт, что «это оно», как только увидит. Если не выкладывать янтарём пол, превращая дом в барахолку, то на память можно взять нечто, а не безделицу.

Так и вышло, когда в череде камней с включениями один из кусочков янтаря захватил внимание. Как только рука обвила пальцами гладкую поверхность и поднесла кроху на уровень солнечного сплетения, внутри грудной клетки беспокойство переросло в трепет. Словно десятки бабочек бились по ту сторону хрупкими крылышками. Аня едва различила это ощущение, знакомое снаружи и так давно не проникавшее под кожу.

Пока камень приближался, в фокусе глаз проступали примятые временем чёрточки. Складывались в силуэт части тонких конечностей и небольшого тельца, элемент за элементом. Анна впустила внутрь радость догадки прежде, чем разглядела скованный в солнце мираж целиком. Паук, не оставивший ни части себя, истлевший код среди процветавших потомков, не слишком отличался от современников в очертаниях отпечатка, призрачного следа в камне. Разве что небольшой хвост смотрелся непривычно.

Заворожённая, девушка не сводя глаз спустилась по лестнице на три этажа вниз. Она невольно вспомнила на втором пролёте о необходимости дышать. Пока взгляд не отрывался от маленького сокровища, свободная рука помогала прокладывать дорогу вниз. Предвкушая возможность рассмотреть все детали на втором спуске, Анна в минуту повернула за угол. И тут же выпустила весь воздух в беззвучном порыве, пытаясь удержать равновесие. Потеряв вторую опору, девушка съехала по стене, удачно перекинув чуть погашенный удар на колено устоявшей ноги. Вторая же смотрела в сторону крупного скола внешнего покрытия, уходившего большей частью на этаж ниже. Аня провожала глазами камушек, выкатывающий дугу мимо отлетевшего стакана. В ушах ещё стоял звук, с которым прочное стекло провернулось под ногой, пока янтарь ускользал. Подкатывался верно и медленно к краю, стремясь исчезнуть в пустоте на фоне первых багровых оттенков.

В начале девушка рванулась вперёд, перепачкав руки и перебравшись на четвереньки. Отключила предупреждения системы. С пары шагов она перешла на Бег. не сбавляла темп до самого конца, быстро приближаясь к краю. Шаги отдавались глухими ударами. Сердце ускорило ритм, пока глаза не отрывались с пробежавшего между поваленными стульями камня. Тот прокатывался уже последний метр, когда Аня резко наклонилась и левой рукой подхватила беглеца, прижав к себе. Ноги остановились в полуметре от выпавшего стекла, неприятно проскользив по инерции по грязи пола несколько сантиметров. Правая рука неприятно сильно ударилась о край скола, достаточно острый. Грань прорезала элементы перчатки костюма и кожу ладони.

Стоя на самом краю, над маленькими деревьями, над заросшими травой дорогами, провожая взглядом серую, шершавую от грязи стену, уходившую вниз среди строя десятка таких же высоток, Аня старалась сдержать дыхание и страх высоты. Она посмотрела на свою руку, сделав шаг назад, в безопасность, и повалилась на пол после очередного порыва ветра. Волна дрожи накрыла вместе с запоздалой паникой, пока свободная рука кровоточила сквозь повреждённый костюм. Обработка раны уже началась под зарастающей на глазах тканью. Чешуйки перестраивались и закрывали ранку. Волны частей собирались в целое, но кровь снаружи ещё оставалась на месте прорыва. Кровь, с которой девушка удержалась наверху.

Лёгкая модификация костюма могла защитить только от самых критичных повреждений при падении с такой высоты, оказав временную поддержку. Даже если бы девушке удалось выжить после падения и удара, спасти тело могла бы только оперативная транспортировка в стационарный медицинский блок. Что на практике могло быть невозможным. Аня не дождалась бы помощи в большинстве случаев. Последующая красочная картина легко вставала перед глазами. Невыносимая боль прорвалась бы через медикаментозную помощь костюма за пару часов. Если бы тело раньше не прикончила потеря крови и внутренние травмы, то отключение костюма не оставляло вариантов. В лучшем случае, машины первой помощи могли дотащить тело до транспорта. Состояние зависело от времени и случайных факторов.

Вся мощь знаний и возможностей, оставленная в недосягаемой близости, бесполезна в случае глупой ошибки. А она могла случиться, если бы рука не смогла зацепиться за край или если бы одна из ног проехала на скопившейся грязи чуть дальше. От этого осознания и стоявшей перед глазами высоты девушка покачивалась, обхватив колени руками. Сердце ещё успокаивалось, когда Аня аккуратно поднесла кусочек янтаря в левой руке к пробивающимся сквозь прореху в стене багряным лучам. Солнце высвечивало маленькое сокровище, которое не стоило такого риска. Но сама ситуация придавала ещё большую ценность новому экспонату. Аня не осваивала новые миры. Она испытывала передовые, но не самые опасные и впечатляющие технологии. Девушка не рисковала жизнью в борьбе с угрозами культуре человечества: она выбирала свой вклад из оставленных задач и вещей, собирая забытую красоту в собственных руках, выкладывая свой мирок уюта, камень за камнем. Эта идея успокоит её, когда глаза закроются дома, когда сон перенесёт день в тревожные воспоминания.

— Хорошо помню, как мы познакомились, — Анна смотрела, как редкие капли дождя стекали по стеклу. — Посидим ещё немного? Хочу выйти, когда солнце выглянет.

— Отлично, — ответил мужчина, сделал глоток и задумался. — Если выглянет. Стук капель только стих. Определённо, тогда музыка была. Чёрт, не могу вспомнить, что за песня играла…

— Не имеет значения. Мелодия звучала только в нашем кафе и замещала тишину. Не отвлекала. Хочу это помнить и верить в это. Понимаешь, кофе позволяет различать запахи, улавливать оттенки. Музыка — лишь один из них, нанесённый на белый чистый лист. Стирает прежнее и затягивает в настоящее.

— Да, лист. На который уже нанесли множество воспоминаний. Твои пальцы на кувшине с молоком. Отточенные движения, складывающие рисунок. Отблески жёлтых лучей на дереве стола.

После некоторой паузы он добавил:

— Свежие мазки на холсте. Мне не верится, что прошло пять лет.

— И мне, — поддержала девушка. — Столько вещей переменили: работа, учёба и машина, зонты, одежда и стены. Мы совсем другие, сложились из иных мелочей. Ты перестал носить куртки, я прекратила листать журналы. Ты не читаешь бумажные издания, я начала слушать книги. Внешние детали, но сумки стали меньше, рюкзаки носим чаще.

— Откуда настолько точные сводки?

— Я смотрю на старые фотографии. На себя через время. Словно в первый раз, будто другой человек на них. Затем вспоминаю себя и тебя. Вспоминаю, что встретились совсем недавно, почти вчера. А теперь я с трудом могу собрать в голове, какие мысли в ней обитали тогда. Ещё труднее понять, как быстро пронеслись пять лет, как успели пролететь дни. Разные. Насыщенные, с лёгким осадком, приличной выдержкой и фруктовым букетом. Наполненные событиями.

— Это уже не о кофе, совсем кстати, — вскинул руки мужчина и запустил левую в карман. — Почти забыл отдать тебе подарок, тёплый солнечный презент к наступающим холодам. Особенный подарок к особенной дате.

Он переменил карман поисков и похлопал свободной рукой по внутренним отделениям пиджака. Девушка смотрела, стараясь не верить чрезмерно в ценность сюрприза. Задача становилась всё труднее, и у Анны перехватило дыхание. По выражению и оттенку лица спустя десяток секунд волнение девушки мог заметить любой посетитель кафе. Любой, кроме мужчины напротив. Тот извлекал из второго кармана джинс небольшую коробочку.

Вопреки явной ювелирной подоплёке упаковки, наибольшие усилия потребовались позже. Когда содержимое, определённо украшение, успело блеснуть в отражении глаз. Когда секунды застыли.

Анна позже не раз возвращалась в мыслях к этому моменту. Девушка гадала, повезло ей или нет. Но в тот момент, пока она приходила в себя, мужчина так и не поднял глаз и не заметил бурной реакции напротив. Напрасное ожидание продлилось всего пару секунд, но пауза всё равно оказалась спасительной. А после нескольких кивков, собеседница окончательно и безопасно вперила взгляд в остатки на дне кружки.

— Этот шарик золотого янтаря подсвечивает коробка, — пояснил молодой человек. — Но в солнечную погоду лучей достаточно, чтобы рассмотреть свет окаменевших тысячелетий. Древние греки использовали янтарь, как мерило. Опускали камешек в вино. Приняли за норму разбавлять водой, пока камень не станет видно. Не знаю, стоит ли экспериментировать с кофе. Как использовать, ты можешь решить сама…

Девушка улыбнулась и отодвинула чашку. Заморгала, стараясь услышать хотя бы обрывки фраз. И слушала, как шум города снова вытеснил звуки ветра, приглушённые стеклом. Смог успел осесть на окнах, с виду недавно вымытых. Налёт был снесён и смазан дождевыми каплями ненадолго. Грязь на мостовых, гудки и грохот машин, холод поздней осени — выходить наружу совсем не хотелось, несмотря на опустошённый чайник и унесённые тарелки. Внутри же стало невыносимо грустно.

— Я не хочу больше праздновать день нашего знакомства, — сорвались сами слова.

Стук пальцев по дереву и кашель за соседним столиком. На мгновение их заглушил громкий выдох, чтобы вновь уступить место окружающему гулу. Спустя несколько секунд Анна подняла глаза и вздрогнула. Натолкнулась на удивлённый и слегка испуганный взгляд. Девушка только осознавала, что именно произнесла вслух. Приоткрытый рот и приподнятые руки заставили поёжиться. Но она, не собиралась расстраиваться сильнее ни из-за ошарашенного спутника, ни по собственным причинам. Ситуацию стоило обойти, как сбитую птицу на дороге. Оставить проблему в стороне.

— Ну, лишь этот день, — быстро добавила девушка. — Знаешь, прошло пять лет, но мы не нашли других общих поводов. Мне кажется, что всё хорошо. Идёт своим чередом. Некуда спешить, порядок вещей устраивает. Но сейчас каждый день похож на предыдущий. Один за другим, монотонные звуки, от сигнала будильника до вечернего гула машин. Такие тихие, но потоком перекрикивают мысли. До крайностей, когда с нами ничего не происходит. Лежишь чистый, рядом, в уютной кровати, но теряешь очерёдность дней. Остаётся пёстрая лента в экранах, в их свете. Ничего не спасает, не вытягивает.

— Да, серая рутина будней. Мы оба в ней. Понимаю и повторяю то, что всегда говорил. Вместе мы справимся, это вопрос времени.

Мужчина заметно оживился и осторожно добавил:

— Можем и затеять что-то серьёзное, чтобы развеяться. Сама знаешь, как родители относятся к новому году. Но в конце февраля у меня будет окно. Тебя отпросим на неделю, спланируем перемену мест. Если сложится, выберемся за рубеж? Там не так холодно, меньше людей на улочках, нет городской грязи. Почти рецепт, что доктор прописал. Тебе понравится, нам пойдёт на пользу неделя-другая отдыха в конце зимы. Станет легче, вместе вернёмся уже в весенний город. Или почти весенний, но уже совсем другой и совсем другими. Перезапустим себя вне круга серых будней. Переведём дыхание и перестанем вздыхать по пустякам. Что скажешь?

— Сумбурно, но почему бы и нет? — ответила девушка и улыбнулась. — Совсем не против. Времени ещё много. Придётся потерпеть. Но дни пробегут, знаю. Так всегда с предвкушением и завышенными ожиданиями: знаю, но мне от понимания легче не становится. Вот скажи, как тебе удаётся наслаждаться терпением?

— Не пытаюсь бороться, — с улыбкой ответил мужчина. — Жду. Наполняю время смыслом. Подбрасываю ветки в огонь. Пламя занимается, вокруг собираются в рой мысли. Всегда должно крутиться что-то, по-другому нельзя. Вокруг костра, в движении, в голове. Иначе надвигается надуманное. Ну, или тараканы сбегаются на огонёк.

Аня засмеялась, привлекая к себе взгляды и улыбки посетителей. Стараясь переключить внимание, девушка понемногу успокаивалась. Вместе с тем она заметила, что небо уже посветлело и прояснилось, оставляя надежду на погожий вечер. Свежий воздух дохнул из дверного проёма и под перезвони с порывом ветра ворвался в зал. Лучи, жёлтые с красноватым оттенком, скользнули по столу. Компания за соседним столом тоже занялась смехом, словно эхом возвращая долг.

— Вот так номер, — с улыбкой сказала Анна. — День всё-таки наступил, но уже вечером. Пойдём? Возьмёшь одежду?

Почти целиком занятая вешалка стояла неподалёку, но какое-то время Аня не отрывалась от опустевшего столика, проверяя отсутствие оставленных вещей. Желания возвращаться не оставалось никакого. Хотелось поскорей оказаться дома, закрыть дверь и спрятаться в привычных стенах. Она улыбнулась спутнику, скорее автоматически вежливо, осознанно уходя в собственные мысли.

— Прямо на улицу? — с наигранным удивлением спросил мужчина, придерживая дверь. — Там же порядочно надоевшая зацикленная рутина, вечные ожидания и, вдобавок к перечисленному, лужи и ветер…

— Согласна, страшновато, — ответила Аня, поддерживая шутку и уже оказавшись снаружи. — Но в день сурка можно стать лучше, несмотря на погоду. Пусть зима ещё толком не началась, но хочется уже в самый конец февраля. Без ежедневного холода, не засыпая и просыпаясь в одной заснеженной ночи, растянувшей собственные границы до неприличия. Отчаянное ощущение, но эту песню я помню. И у меня есть ты, детка? Она пару лет стояла у тебя на будильнике, верно? Чего ты заливаешься?

Мужчина попытался унять смех, что совсем не получалось. Обнявшись, они шли вдвоём к машине. Разводы и капли на тёмной краске искрились в солнечных лучах, так что не смытая пыль и размазанная грязь отошли на второй план. Дорогу приходилось выбирать, не подымая глаз. Обувь и быстрые шаги прибавили свежих капель грязи на джинсы. Почти одновременно, оба молодых человека посмотрели на облака, свинец которых пробивало солнце.

— Я уж думал, что ты про зонт споёшь, — ответил мужчина, улыбаясь. — А махнула ещё лет на тридцать в глубину. Так далеко я не заглядываю, поверь. Но если тебе хочется, поедем поджидать весну домой. Там теплее.

Последние слова он произнёс в машине, запуская двигатель и пристёгиваясь. Закрытые двери и поднятые стёкла оставили за бортом прохладный вечер. Запах кофе и города стёрся, день забывался в листах календаря, в жёлто-серых оттенках. Время сметало выцветшие числа снаружи, но часы внутри подёрнулись и оставили отметку: ещё одну в неизвестности и непонимании последних промозглых дней.

Зелень вокруг, заросли кустарника и лиственные деревья ещё подчинялись неким геометрическим правилам. Но строения, основательно разрушенные, подтачивались временем и жизнью со всех сторон. Жизнь оплетала стены и дороги, давая только фрагментам прошлого оставаться на поверхности. Где-то наружу выныривала кладка, где-то ограждение, где-то остатки коммуникаций. Канавы в местах обвалов подземных туннелей переросли в каналы, ещё переполненные водой после прихода тепла. Журчание, плеск, стрекотание и полёты насекомых наполняли собой поздний вечер. Гармония в общей картине разрушений привносилась природой. Словно музыка оркестра в тишину зала. Со всех сторон, не оставляя от покоя и порядка камня на камне.

Большая часть цветов закрылась в прохладе ночи, приглушив ненадолго собственные запахи. Оглушение ароматами растений не слишком мешало различать следы, но с легкостью сваливало в кучу мысли. Чистой оставалась малая часть восприятия, пока обоняние полонило сознание.

Со зрением было проще. Весь сумрак представлялся Тесею строгим и ясным набором оттенков. Он не различал цветы среди зелени. Не отвлекался на всю палитру, не хотел задерживаться в развалинах. Время требовалось на практичные вещи: еду, выбор укрытия и сон. Становилось достаточно холодно, да и поиски ужина затянулись. Охота шла дольше привычного. Но, как и всегда, спешка грозила излишней задержкой. Поэтому Тесей методично, не прибавляя шаг, неслышно крался по заваленным природой и обрушениями улицам. Почти неподвижным. Но замершим только с первого взгляда.

В тишине и темноте Тесей слышал и чувствовал достаточно, чтобы быть уверенным в близости добычи. Он двигался тихо, выбирая каждый шаг и каждое место для опоры, не теряя концентрации. Перед очередным поворотом задержался за стеной дома: тело напряглось и расправилось, словно внутри инструмента натянули и настроили струны. Мышцы в напряжении пропускали сквозь себя массу тепла и энергии. Всё тратилось, чтобы поймать добычу и не быть пойманным самому. Есть от таких затрат захотелось ещё сильнее. Как и всегда.

Несмотря на голод, Тесею совсем не мечталось самому стать ужином. Крупных животных вокруг обитало предостаточно. Не только зверей, но и других — этим уж точно пахло в пропущенных проулках. Охотник не спешил выбираться на открытое пространство, полагаясь на ветреную удачу. Различимые запахи впереди оставались приятными и усиливались в последние секунды. Спустя ещё пару минут, в темноте ночи и в семи метрах от цели, скрытый за рослой травой, Тесей притаился.

Охотник заметил слетевшую к воде птицу. Прижался к земле, скрывая тело в тени и поведя плечами. Не всматривался и не гадал. Тесея вообще не сильно беспокоило, кто скрывался за озирающей окрестности фигурой: козодой или припозднившийся ворон. Птица оставалась похожей на чертовщину в серых оттенках. На еду в темноте. Хотя добыча не представлялась лёгкой. Потому охотник прижался всем телом к земле, перекачиваясь с ноги на ногу. Подбирался, невидимый в зарослях, таясь среди отколотых остатков зданий, лежащих на дороге. В паре метров от цели Тесей совершенно замер на секунды. Максимально близко, прикидывая за мгновения безопасный и надёжный прыжок. Наложил траекторию на реальность, подсознательно рассчитал основные силы и погрешности. При этом даже не задумался о существовании и механике подобных калькуляций и движений.

Глаза вцепились намертво в добычу. Туловище и ноги вновь заходили из стороны в сторону. Голова зависла неподвижно, сливаясь с густыми сумерками. Пружина взводилась неслышно и незаметно вплоть до броска. Чтобы спуск нарушил повисшую тишину на миг, словно кто-то щелкнул пальцами и нанёс удар.

Не замечая с начала движения ничего, кроме цели, не сводя глаз с только занявшейся происходящим птицы, Тесей не смог остановиться еще три метра. Только на полпути новый запах, ещё едва уловимый, проник в обоняние. И тут же навалился тяжелым грузом. Словно поток воды обрушился на плечи неприятным ударом. Холод обдал тело, целиком пронизывая каждую клетку острыми гранями.

Цель оставалась обреченной еще шаг, после которого Тесей принялся тормозить. В итоге практически пойманная птица успела упорхнуть, обдавая его прохладным воздухом при каждом взмахе. Наполняя криком и без того опрокинутую тишину сумерек. Хлопки крыльев, плеск от свалившихся в воду камешков и комков земли — всё стихло, пока Тесей стоял, не шелохнувшись и выжидая, у самого края небольшого канала. Он вслушивался в тишину, искал в обозримой темноте любое малое движение. Надеялся, что произведенного шума оказалось довольно, но недостаточно.

Запах нескольких собак, небольшой стаи, так и стоял вокруг. Начинался на соседних стенах и уходил в глубину поросших разрушений. Может неудачное стечение обстоятельств, может нетерпение в купе с голодом, может неслучайная ловушка. Что-то всё-таки не позволило вовремя заметить явные следы. Последствия прежних неприятностей могли подвести обоняние. Поэтому сейчас Тесей ждал удачи и надеялся на спокойное завершение ночи. Терпение подрывал медленный ход секунд под шум близкой воды в тишине ночи.

Когда первые три собаки показались из-за поворота, в десяти метрах, по ту сторону заполненного водой обвала, Тесей тут же кинулся прочь. В рывке заметил, что за ним бросилась пятёрка потрёпанных и худых животных. С виду не слишком сильных. С каждым толчком от земли Тесей собирал мысли и выводы: он пока быстрее, их много, погоня будет отчаянной. Рычание, лай и шум били по ушам. Заставляли разум паниковать, сердце ускорять бег. Стук уже заглушал окружающие звуки. Строения и все кусты проносились мимо серыми тенями. Через пару камней пришлось перепрыгнуть, сбивая дыхание и мысли.

В спешке с поиском спасения возникли трудности. Но спринтеру могли помочь только идеи. Хорошие и своевременные. Соображать на ходу нужно было быстрее. Вспоминать все возможные укрытия. Судорожно перебирать варианты. Получалось в лёгкой панике с трудом. Высокие этажи и узкие лазы грозили отсутствием путей отхода. В развалинах и подвалах в случае обрушения или сужения ошибка чревата последствиями. Оказаться в тупике нос к носу с разъяренными погоней псинами — не лучший вариант развития событий. Дерево также не казалось безопасным — шансов на успешное отступление укрытие среди высоких ветвей почти не оставляло.

Сомнения пробегали в голове, пока частое дыхание вторило мелькавшим конечностям. Не успев использовать иные возможности, движимый интуицией, Тесей свернул с прямой дороги, виляя меж возвышений, обегая кустарники, перепрыгивая кочки. Если в скорости на прямой дистанции отсутствие качеств стайера не оставляло шансов, то спринтерские рывки и ловкие увертки не давали ни единого шанса преследователям в извилистой погоне. Несколько метров теперь отделяли Тесея от цели. Оставшаяся четвёрка собак заметно отстала к этой минуте. Свора ещё увеличила дистанцию перед разбитыми дверьми, начиная понимать происходящее. Расстояние всё увеличивалось, пока под ногами мелькала разбитая каменная площадка перед полуразрушенным сводом.

В один из зияющих чернотой крупных и прочных проёмов Тесей впрыгнул в поисках укрытия. Уже на входе невольно сбавил темп, ловко пробираясь среди остатков обвалившейся крыши и прочего мусора. Стены сохранили себя, поддерживая уцелевшую часть потолка, которая дальше переходила в подземный проход. Вьющиеся стебли карабкались по всем поверхностям. В свете выглянувшей луны темнели мокрые подтёки от последнего дождя. Приятной зеленью виднелся в прогалах мох. Отсутствовали почти все стёкла. Довольно крепкое здание растения уже заполнили, но не успели серьезно разрушить, вгрызаясь корнями в зазоры между каменными плитами. Но и ему оставалось немного времени.

Сбегать по гранитным ступеням небольшой лестницы не составляло труда, потому что холодный свет выхватывал покрытые грязью плиты. Смрад скопившихся слоёв гнили, разложений и отбросов отбивал любую охоту спешить. Тесей всё же подгонял себя, перебирая конечностями по скользкой мерзкой массе. Если преследовали отстали, то при должном везении было достаточно хорошо спрятаться внизу.

Собаки позади до сих пор не слишком спешили спускаться. То ли опасаясь проворных орд крыс, то ли скрежета ещё работающих механизмов. Тесею же приходилось полагаться только на память и собственные возможности. Он уже спускался в этот проход, пусть и совсем давно. Знал, что подземный туннель, что разветвляется ниже, на этой глубине располагает множеством укромных безопасных углов. Старые механизмы ещё отлавливали крыс в коммуникация. Не таилось ничего страшного.

Оказавшись в тёмном коридоре, Тесей обнаружил ряд некогда прозрачных помещений. Часть из больших коробов, идущих по стене вдоль прохода, оказалась открытой. Другие павильоны стояли разломанными, покрытыми трещинами, частично разрушенными. Несколько помещений уцелели, хотя бы с виду, заброшенные в слоях пыли и обломков. Внутри проглядывали бесформенные нагромождения предметов и вещей разного толка, силуэты в мутной темноте. Замершие неподвижно, не привлекающие внимание.

В серо-зелёном сумраке глаза наконец выискали приоткрытый маленький проём, в который Тесей запрыгнул и протиснулся, стараясь как можно меньше шуметь. Он не слышал голосов преследователей. Сверху не доносились звуки приближающейся погони. В затишье Тесей позволил себе перевести дыхание, но не расслабиться. Он втянул воздух, принялся глубоко дышать и вертеть головой, медленно осматривая и обнюхивая собственное окружение.

Стойкие разномастные запахи смешивались вокруг, накопленные временем. Они сбивали с толку, маскируя свои источники и раздражая нос. Среди местной вони никаких посторонних включений выявить не удавалось. Что-то тревожно мелькало на границе восприятия, но уж слишком сбивали концентрацию и внимание посторонние ароматы и собственные настойчивые запахи и волнения. Сердце и мышцы не спешили успокаиваться. Тело нахватало различной грязи и усталости. Ни тишина, ни недоступный крупным собакам из-за собственной узости лаз, ни проходящие секунды не приносили Тесею полного спокойствия. Он никак не мог понять, что именно пошло не так. Осматривал периферийным зрением серые, покрытые тенью и пылью стены, ряды позабытых предметов и ворохи непонятного хлама на полу. Всматривался в тоннель перед собой, ожидая увидеть преследователей в любую секунду.

Безмолвные головы манекенов, поваленные и направленные теперь в разные стороны, замерли навеки вместе с манипулятором. Машина, что переставляла и выдавала товар задолго до превращения в ржавую рухлядь, словно тоже несла вахту. Множество ненастоящих глаз проглядывало тоннель в обе стороны. Но рычание неожиданно раздалось слева, немного позади. Силуэт проступил из-за кучи тряпья, скрывшей приличную прореху в стенке оставленной кабинки-автомата. Звук срезал тишину быстро, заставив Тесея чуть податься телом в сторону и запустить мысли с новой скоростью в круговорот карусели внутри головы.

Возможно, пёс не преследовал его, срезав путь по прямой, предугадав выбор подземного перехода в качестве укрытия на открытом заросшем пространстве. Значит сообразительная дворняга по направлению догадалась, куда несли ноги Тесея. И он уже ждал беглеца здесь, втиснувшись в лучшее укрытие и рассчитывая на удачу и спешку загнанной добычи. Торжествующая собака сейчас оставалась позади, за доли секунды до броска, до первого укуса, до призывного лая дружкам. Особенной широты выбора удача не предоставила. Спешка толкала на неудобные действия, требующие холодной головы и верных решений. Которые пришли сами в последний момент.

Ни панические мысли, ни сожаления не коснулись биения сердца Тесея. Он оставался в живых в своем почтенном возрасте во многом благодаря собственному умению выживать и одному удачном знакомству. Удача и опыт опять определили быстрый расчёт движений в следующие секунды.

Потрепанный и наполненный адреналином, Тесей дождался первого шороха, отпрыгнув в сторону, спиной вперёд и вбок. Клацанье челюсти остановилось в трех сантиметрах от выгнутого влево тела кота, отдаваясь в тишине туннеля. Спустя мгновения, ощутив неприятный чужой прилив сил и выпуская шипение наружу, Тесей со всей силой опустил передние лапы, одну за другой, прямо на голову подавшейся вперед собаки. Кот навалился всем весом передней части тела. Хотя вживленные металлические части отличались легкостью и слаженностью с живыми тканями, их инородность чувствовалась, больше всего в силе и возможностях при критических угрозах. Обычный дикий кот мог повредить мягкие чувствительные ткани на лице глупого пса, почуявшего близость добычи и не рассчитавшего сил. Но Тесей проломил череп, хруст которого сопровождался последним визгом дворняги, пока кот завершал начатое. Теперь он точно уверился, что друзья остывающего комка мяса и костей, ещё исходившего в конвульсиях, не сунутся вниз после услышанных мягких и липких звуков. Остальные мысли загнанного кота в темноте потерялись за успокоением, за возможностью прожить и эту ночь.

Напряжение отхлынуло. Совершенное безразличие овладело Тесеем. Он наклонился к ещё теплому телу, не переживая особенно о том, что именно пойдёт на ужин. Кот знал, что особенное положение никак не меняет суть происходящего: только больше шансов на собственное существование, больше уже привычных мыслей и немного возможностей прожить чуть дольше. Чуть дольше, если ничего критичного не случится на его территории. В привычных местах, куда в последнее время ветер приносил слишком много незнакомых запахов. Только теперь Тесей осознал, что перемены могли как-то повлиять не только на преждевременные миграции птиц, но и на человека. Неприятное чувство тревоги сильнее привязалось к коту, когда тот сворачивался в уголке дальнего павильона, оттягивая долгожданный сон. Шерсть повсюду, особенно на хвосте, собрала массу пыли. Но он слишком устал. Мирное сопение послышалось после получаса смешанных мыслей старого кота, уже глубоко в ночи, когда сумрак полновластно наполнила собой царившая под землёй тишина.

2

Аня открыла глаза и увиденное как рукой смахнуло. Сны оставляли глубокое ощущение сильных переживаний, но почти не значились в памяти. Проносились по коже и исчезали бесследно, словно ветры в лесах или песках. Сеть записала всё и позже проанализирует опыты, сделает выводы.

Сейчас чувство прохлады и очищения наполнило голову. Девушка поёжилась и зажмурилась: вечерний смог сменился прохладной свежестью утра, жёлтый свет фонарей — ранними лучами солнца. Лапы и усталость — отдохнувшим телом. Ноги опустились в мягкий зелёный ковёр. Реальность окончательно затирала остаточные образы. Ещё сонными шагами девушка дошла до ванной, а после направилась в открытую часть сада. Сеть подсказывала лучшую терапию, подстраиваясь под желания человека.

Роса задерживалась на пластинках листьев. Капли собирались в ручейки, мельтеша и скапливаясь по пути вниз. Вода сбегала по цепи водостока. Тёмно-зелёный мох наполнялся приятной влажной свежестью. Между автоматическими конструкциями сада, оберегавшими климат, властвовала жизнь. Она пронизывала здание, как зелень вплеталась в цепь и в фасад дома.

Всё ещё только начиналось, прохладу утра расталкивали лучи солнца. По коже пробежала приятная дрожь. Девушка вздрагивала и зевала, осматривая небольшие владения. После чего к стандартному завтраку прибавились свежие овощи и ягоды, привычные и приятные ей, затерянной в лесах и в полном одиночестве. Она оправила одежду, пока в эмали посуды собирался свет. Цветовая палитра внутри дополнилась оттенками орехов. Ежедневная рутина началась приятно и норовила подхватить Аню в ещё один день.

Распорядок нарушился уже позже, когда после еды система дома включила оповещения. Мгновенно, стоило подвинуть пустой стакан в сторону, сообщения вспыхнули синим светом на ближайшей поверхности. Девушка нахмурилась и погрузилась в собственные мысли. По мере прочтения, знакомое только с первыми морщинами лицо безвозвратно растеряло остатки улыбки и лёгкости.

Весь сегодняшний день должны были занять работы в закрытой части сада. Отдых чистой воды, никакой фармы, техники и снятия проб. Аня ждала каждую подобную возможность, как и вылазки за сокровищами. Для подвижной отрешённости, для новых историй и эмоций. А теперь все задачи были переведены на режим поддержания автоматическими системами. Важные скапливались, совсем задвигаясь на второй план. Зона комфорта за секунды оказалась недосягаемой в обозримом будущем. Конечно, девушка прекрасно понимала, что автоматика со всем справится без малейших трудностей. Аня сейчас следила и беспокоилась не столько за умные машины и общее положение дел, сколько переживала за себя. Пусть лёгкое волнение и не вызывало забот, смущение проросло из другого семени. Ей не так легко давались перемены, вмешательства извне в её зону комфорта. Девушка потёрла лоб и глаза, недовольно сжав губы.

Никто не предупреждал её заранее, не спешил вдаваться в объяснения и не спрашивал мнения полевого сотрудника. Личная сеть по новой задаче молчала, локальная не получила необходимые данные в рамках обновления. Журнал на сегодня содержал одни координаты и статус ожидания на месте. Никакой дополнительной информации несколько новых попыток и запросов не принесли. Предстояло добираться до места, в указанное время, выполнять инструкции и покорно ждать в неведении ответов. Выбора не оставалось, выбора просто не оставили.

Поэтому Аня злилась. Сказать по правде, больше на саму себя. Девушка давно признала, что сбежала именно от таких ситуаций, а не от суеты новых мест, постоянной открытости или чёрной тишины пространства. В обучении, работе и развлечениях она старалась проводить чёткую грань: не позволять выбирать за себя предпочтения и планы. Устраиваться так, чтобы решения определяли собственные мысли. Сейчас она оставалась частью общества, работала на корпорацию, поддерживала связь с другими людьми и не старалась прятаться от правды. Общалась с друзьями и родными на расстоянии, всячески избегая ощущения муравейника и связанности. Оставалась частью большого мира, но вне доступа рекламы и срочных поручений. Получалось, но не всегда достаточно хорошо. Сейчас приходилось принять неприятный сюрприз. Стоило долистать новости и приготовиться к небольшому путешествию.

Девушка черен несколько минут встала, активировав подготовку внешнего костюма. Поправила волосы и почесала руку, обдумывая возможное уменьшение снов и соответствующей терапии. С минуту простояла в собственных мыслях, рассматривая зелень внутри дома. Наконец внимание наткнулось на зеркало. Аня отряхнулась и покачала головой. Она подумала и решила не дать происходящему сменить все важные, собственные планы. Поэтому быстрее обычного вышла в сад, дышать и начинать новый день. Поэтому оставила напоминания.

3

Снег падал хлопьями. Живой занавес опускался на нетронутую белую сцену. Дым подымался в открытое окно. Очень много вонючего дыма, непривычный кашель и много бессмысленной ненависти. Много ярости и негодований, которым некуда было деться. Противный запах прокуренных волос и спутанные злобные мысли, всё-всё умещалось в одной девушке; Анна заперлась на балконе гостевого домиках и ей было очень плохо. Дурно до мерзкой тошноты по причинам, вполне ожидаемым. Но никак не принятым и не прощённым.

Девушка знала, что оставить надежду необходимо в самом начале. Он не представлял иного варианта. Новый год был спланирован заранее и включал прекрасные три дня в кругу одной широкой дружной семьи. Не её семьи, о чём его мать напомнила мимоходом с десяток раз. Стандартно и нелицеприятно. Развлекательная программа подразумевала праздник среди людей, которых объединяла не только кровь, но и три отличительные черты: наличие лишь собственного мнения, безразличие к иным сословиям и осознание личной непогрешимости. Неудачным апофеозом оказалось и вручение подарка: набора косметики от морщин и первых признаков старения. Что оказалось точкой, после которой девушка не смогла вернуться в равновесие. Анна некоторое время убеждала себя в субъективности собственных оценок, но действительность быстро выбивала из удобной колеи.

Одиночество лучше всего чувствуется среди массы людей. Особенно, если причиной служила принадлежность к другой касте. Возможно, его родственники не знали слова «сословие», но это никого не останавливало. Анна не входила в нужную группу, как её не называй. Мнения сына родители не спрашивали и не могли ошибаться. Иные слова и точки зрения не существовали. Родственникам не нравилась девушка, что не скрывалось в принципе. Скорее прикрывалось приличным слоем пренебрежения. Намёки шли на бедность, низкие способности и дурную внешность. Девушка глушила отчуждение тем, что люди вокруг могут считать себя неприкасаемыми и совершенными по собственным убеждения. Что её чужие глупые идеи не должны волновать. Помогало слабо, но всё-таки становилось легче.

Последние дни, чудесные совместные праздники, благодаря подобным обстоятельствам, больше походили на ад. Телевизор, застолье, спёртость и минимум внимания. Справедливости ради Анна признавала, снисхождение имело место: пару раз ей даже ухмыльнулся кто-то из дальних родственников. Но в такие моменты Анне чудилось, что за спиной, стоит отойти на метр, усмешки и шёпот наконец встречали друг друга. Казалось, естественно только казалось. Потому что её мнения спутник не разделял, отшучиваясь аккуратными ссылками на гордость, предубеждение и излишнее беспокойство. Спасение приходилось искать самой. И девушка старалась думать правильно, быть доброй и общительной. Настраивала себя все предыдущие дни, призывала к терпению. К сожалению, план с треском провалился.

Её быстро исключили из списка лиц, допущенных на кухню и приближённых к сервировке стола. Плебеи ничего не понимают в искусстве подготовки угощения и церемониях. Возможно, хозяева опасались отравления. В тёмном уголке души Анна порой жалела, что напрасно. Оказалось, что оживлённые разговоры по мере приближения Ани затихают. Или обсуждения прекращаются вовсе, когда девушка старается в них поучаствовать. Но обязательно после выражения сомнения в услышанном, с поморщенным от неприятия лицом и совместным трясением голов. Китайские болванчики, задетые взмахом руки. Несколько раз Анне послышалось, что в стороне обсуждается нелепое синее платье, странно знакомое по описанию, походящее на собственное отражение. Но взгляды и улыбки оставались сдержанно вежливыми. Несмотря ни на что, не находилось явных причин для побега.

Неявного набралось чрезмерно. Даже дети старались переменить место и игру, если в их затеи пыталась затесаться незваная старшая гостья. Ребята быстро смекнули или расслышали доводы родителей, исключив слабое звено. В целом, формальное приглашение в гости к общему столу имело место, но все понимали — лучше такие одолжения не принимать. Согласилась — сама виновата. Изгой.

За столом на девушку навалилось море еды с мелькающими внутри гигантскими сушами. Были представлены залитые майонезом салаты и роллы, улыбающиеся лица из телевизора, одинаковые шутки и люди, алкоголь и узкие темы для разговоров. Рядом отдельно сидели дети, озаряемые светом персональных экранов. Аня тогда решила или вспомнила, что ад — это повторение. С ней бы согласились данаиды, Сизиф и в какой-то мере Тантал. Но не семья молодого человека, повторившие залпы в который раз, под приевшиеся присказки и анекдоты, доставая очередные бутылки и пересказывая старые истории.

Сейчас девушка думала: насколько гласными были договорённости? Насколько изоляция была заметна для него? Неужели он не чувствовал, что ей плохо часами, пока он вовлечён в подготовку и празднование? Какое это имело значение сейчас? В родном городе, за тысячи километров отсюда, её родные уже спали. Когда удастся провести праздники с ними, Анна не хотела думать. Безысходность требовала начать действовать, но не оставляла никаких сил. Компромиссного варианта на горизонте не предвиделось. Нужно было решаться на адекватные крайности.

Сейчас, когда препираться с собой и перетирать нудную гадость последних дней надоело, Анна закрыла глаза. Прислонилась к стенке спиной и медленно съехала на холодный пол, собирая при этом футболку в гармошку. Запах вокруг стоял противный, слабо прочищаемый морозным воздухом. Потерев лоб, девушка закрыла лицо руками, напрягая память. На них не хватило пальцев, чтобы пересчитать, который раз отношения с родителями натягивались. Причём натыкаясь на острые края, на острые упрёки и требования. Который раз он пропускал слова мимо ушей, отмахиваясь рукой? Сама хороша. Словно согласилась в какой-то момент принимать неправильные решения, чтобы теперь страдать, терпеть и торопиться повсюду. Открыв на этой мысли глаза на тот же балкон, девушка задалась единственным конструктивные вопросом: что делать? И честные ответы поступил в голове, словно выведенные на бумаге чёрными чернилами.

Аня призналась, что придётся выбирать правильные решения для себя и признаваться себе во многих слабостях. Во многих неприятных мыслях и нетерпимых поступках. Да, она ненавидит их, потому что по-настоящему боится. Не хочет становиться такой же, но и боится не быть принятой. Боится понять, кто именно важнее для него. Ждёт чуда, которое никто не спешит устраивать. Зачем ей это? Кто бы сказал. Может ли она исправить ситуацию? Кто бы ответил. Очередной отдых походил на испытание, пока прочность внутри истиралась и терялась в нелепых. ожиданиях.

4

Аня проснулась. Перед глазами вспыхнули данные, которые она быстро прочла и смахнула. Короткий отдых после позднего завтрака оказался лучше любого праздного ожидания. Она дремала совсем недолго, а многое успело случиться вокруг. Девушка чувствовала это внутри сети. Пока лёгкий вертолёт диагностировал себя, роботы провели внешний осмотр. Автоматы заправили машину и добавили немного масла. Сама площадка выезжала в открытую часть заднего двора. Громкий шум отъезжающей части склада вкупе с ярким дневным светом и разбудил девушку. Сны отошли на второй план, когда потребовалось приступить к решению основной задачи.

Вскоре шум мотора, лопастей и ветра сместил звуки лесной опушки. Птицы разлетелись, кустарники и саженцы в трепете отпрянули от громкого механического чужака. Ветер играл листьями, сгибая молодые ветви. Вращение разрывало тишину на клочья кружением лопастей. Ещё мгновение потребовалось, чтобы машина оторвалась от земли под нарастающий гул. Лёгкий плавный прыжок техники, которая вкручивалась в воздух и отрывалась от земли, поднял пассажира. Девушка почти не заметила нагрузки, сливаясь с машиной сетью.

Площадка убралась спустя пару минут. Вертолёт набирал высоту и двигался на северо-запад. Аня никак не могла очнуться и согнать недовольство с нахмуренного лица. Она зевнула и обернулась в кабине, бесполезно жалея о нарушенном спокойствии. С расстояния в несколько десятков метров дом сливался с холмом. А когда Аня, проверила автопилот и выбранный маршрут, неприметная зелёная крыша спряталась за стеной деревьев. Спустя ещё пару минут смешанные посадки липы и ясеня заслонили сосны. С ними лес представлял собой одно тёмно-зелёное полотно, раскинувшееся от края до края. Отдельные деревья мелькали и сливались внизу, неразличимые на высокой скорости.

Вертолёт скользил над землёй. Ручки и педали двигались сами, словно человек-невидимка составлял девушке компанию. Протоколы безопасности требовали внимания, но не полного. Покрывая пару сотен километров в час, Аня гадала, что же скрывается в этом редком отвлечении за набором цифр координат. Встреча могла сулить совершенно разные варианты, в зависимости от обстоятельств. За прошедшее время большую часть ближайшей территории Аня исследовала лично и занесла слой за слоем на снимки детали биосферы и недоступные спутникам мелочи. Пробралась туда, откуда роботы не могли забрать информацию. Но на эту зону времени не хватило, потому и знаний об очередном пересечении линий катастрофически не хватало.

В общей базе в точке полученных координат значился инфраструктурный комплекс. Такой транспортный узел обычно включал в себя соединение многих поддерживаемых сетей, собранных вместе. Ближе всего стояла нить спуска и подземная магистраль. Первая сразу приходила в голову, но девушка всеми неправдами старалась не верить в прибытие гостей извне. Срочные дела других полевых сотрудников, острая необходимость в обслуживании сложноустроенного комплекса или любые иные смыслы устраивали девушку полностью.

Аня не считала себя ни гостьей, ни местной, даже спустя годы внизу. Жила без самоопределения, стараясь думать о более насущных делах. Хотя её первая декада дней после спуска недавно и незаметно доросла до декады лет. Из первых суток девушка могла вспомнить грохот и страх путешествия вниз, толчок перед посадкой и первые шаги под этим небом, чарующим и пугающим. Да, сейчас синее полотно, усеянное облаками, стало почти родным. Тогда возможность привыкнуть к глубине синевы после станций и перенаселённых технопарков казалась нереальной. Аня помнила, как с непривычки днями напролёт болели спина и шея, как приятно это ощущение дополняло необычную открытую миру радость. Как перестраивались мышцы. Как тело не могло надышаться первые десятки часов, окутанное ветром, без перерыва на сон, несмотря на прежний полузабытый опыт. Девушка наслаждалась тишиной фона вокруг собственной сети. Не верила, что антураж первой планеты людей и первых звёзд для множества предыдущих поколений может затихнуть и пройти.

Но Аня привыкла, порой забывая о числе на календаре, вплоть до последней пары цифр. Исследования и полевые поиски так прижились внутри, настолько слились с ежедневной рутиной, что необходимость переменить порядок вещей казалась дикой и даже невозможной. Когда работа доставляет удовольствие — это увлечение. Когда каждое утро дела помогают двигаться вперёд — это любимое занятие в жизни. А если что-то нарушает привычный ритм, не спрашивает и лезет в личное время — оно расценивается как наглое посягательство.

Мало кому понравится грубое вмешательство в привычно личное. А сейчас как раз происходило что-то выходящее за рамки, способное прервать устроенную пёструю ленту дней. Тоже неизвестное, возможно новое, но точно ненужное. Её зона комфорта осталась на опушке, замерев до возвращения хозяйки в спящем режиме. Но если задание приходило, значит его выполнение считалось оптимальным решением. Так рассчитали сети. Корпорация ставила условия в рамках соглашений. Оставалось глубоко дышать и раскладывать мысли и чувства по местам в созерцании.

Слева вдали извивалось русло реки. Ненадолго мелькнула зеркальная гладь озера, обрамлённая листвой, и вновь нахлынула хвоя. Облака над головой пробегали лёгкие, спешащие прочь. До ближайших следов людей, оставленных городов и поселений местных на их границах, оставалось ещё более двух часов полёта. До цели — менее часа. Проекция вывела эти данные, но Аня не обращала внимания ни на карту, ни на окружающий лес, залитый ровным прохладным светом.

Затем в пути день перевалил за половину, а ветер всё гнал и гнал облака. Именно в них впервые за пролетевшие часы и задержался взгляд девушки. Там, от самой земли, тёмная нить иглой подымалась в небо, исчезая в высоте. Стекло подстроилось под фокус глаз, но даже с ним зрение оставалось бессильно. С такого расстояния детали прослеживались не так чётко, но терпения девушке хватало. А пока Аня сетью дорисовала недостающие мелочи.

Она ещё по форме обрамляющего острова зелёной травы поняла, что поляна создана и поддерживается искусственно. Кто и как охраняет космический лифт, Аня точно не знала. Это были технические вопросы. Но образцовый порядок наводил на определённые мысли. А размеры — на природу перевозок. Обыкновенно около грузовых платформ устанавливали несколько орудий, систему мониторинга и машины патрулирования. Всё с минимальными затратами энергии ради сохранности покрытых пылью и грязью башен. Этакая игла будущего в прошлом в самом низу охранялась от местных и оставалась способной к экстренной эвакуации или быстрому спуску.

Шанс проверить и посмотреть на встречу механических хозяев не представился. Протокол задания не включал снятие наземной охраны с объекта, даже временное. Вертолёт подлетел ближе и приготовился к приземлению на круг в районе шестого этажа, включающий площадку на выступе крыши. Это был первый выход из лифта. Сама шахта составляла большую часть внутренностей, скрытых от непогоды и глаз. Продолжение, уходившее выше и ниже, на вид включало одну функциональную часть, способную только на подъём и спуск. Никаких дополнительных функций для проведения исследований. Строения, в которых ранее копошились встречающие люди и машины, громоздились прилетевшие грузы и пассажиры, уходили вниз, глубоко под землю.

Несмотря на однозначное прибытие извне, сулящее незнакомого гостя или даже гостей, а также малоприятные вопросы и заботы, девушка ещё раз обрадовалась автоматизму систем. Она любила смотреть как на копошение жизни, так и на механику искусственных создание. Её доставили, площадку готовили, транспорт справлялся сам. Поэтому Аня улыбнулась и выдохнула, стряхнув с себя напряжение. Но слишком рано.

В последние минуты на сосредоточенном лице снова отчётливо читались неприязнь и настороженность. Лёгкость в чертах исчезла. Только потому, что сеть предупредила пилота о возможной необходимости ручной посадки, хоть и с малой долей вероятности. До выявлений неудобных потоков воздуха или случайных дефектов площадки.

Прежде всего один раз Ане приходилось приземляться в ручном режиме, вспоминая прошедшие тренировки. Тогда руки тряслись, ноги едва слушались, двигаясь судорожно, пока голова отчаянно соображала, что, к чему и зачем следовало выполнять. Знания и личная сеть, по сути, всё сделали за неё. Но в тот самый момент девушка проклинала когнитивную науку: практические навыки необходимо загружать в подсознание или тренировать в реальных условиях годами. Несколько занятий на тренажёре не дополняются солидным знанием теории, не придают уверенности, но, справедливости ради, позволяют справиться с экстренной проблемой ценой значительного стресса. Как не помогала встроенная сеть, телом больше управляла она. А раз так, то и паника оставалась личной собственностью. Медикаментоз и автоматическую регулировку организма костюмом девушка не жаловала.

Тогда, оставшись целой, Аня посчитала прошедшее чудом. Прежний панический ужас с лёгкостью вставал перед глазами при каждой новой возможности. Поэтому такое спокойствие приносил обычный автопилот, ограждающий от ответственности: ни её сознание, ни встроенный в нервную систему интеллект, часть сети, даже не передавали данные для расчета посадки. Вся безопасность происходящего не требовала участия — это уютное ощущение сбросило часть неприятной тяжести, впервые за день. Посадку отработала автоматика — больше времени на отдых. Насколько Аня помнила, такая мысль стала первой приятной после пробуждения.

Мотор успел утихнуть до того момента, как девушка спустилась по ступеням. С вертолётной площадки она уходила не спеша на чуть согнутых ногах, ещё выбирая направление. Сначала прошла в сторону и поднялась ещё выше, на окружающую основное помещение смотровую площадку. Медленно отмерила движения к поручням, которые находились на грани комфортного уровня. Прежде следила глазами, затем шагала. Потирая едва различимый шрам на руке.

Аня не собиралась свешиваться наружу, прыгать на краю или спускаться вниз, но страх приблизиться на последние полметра, совершенно иррациональный, оказался сильнее. Он стал в целом намного сильнее после недавнего пребывания на самом краю. Навязчивое желание справиться с собой и посмотреть вниз не сильно помогало. Наконец, Аня сделала шаг и на мгновение опустила глаза. Дыхание перехватило, зрачки расширились, а ноги сами отшатнулись. Заблокировав вмешательство систем костюма, ввод и стимуляцию выработки успокоительных, она села в двух шагах от края и принялась рассматривать лес, глубоко дыша и отгоняя мысли. Грудь ритмично поднималась и отпускалась, взгляд метался всё медленнее, но сомкнутые пальцы на руках не спешили разжиматься, насколько мирной не представлялась картина перед глазами. Аня не помнила, когда ещё чувствовала себя так остро и ярко.

На той стороне, за границей смотровой площадки, мир полнился жизнью. Девушка смотрела на то, как она наполняет все мысли, как проникает повсюду, прерывая беспокойство и спешку. Миг, и Аня смотрит на верхушки деревьев, на покрытое солнцем море зелени, над которым спешат редкие облака. Тени пробегают за ними, но оставляют листву нетронутой. Птиц не видно и не различить движения животных в танце флоры. Ветер волнами оставляет живые узоры на высоте, завывая рядом в то же время. Звонкое щебетание перемешивается с шёпотом листьев и шумом прорывов, словно звуками о себе напоминают невидимые пернатые.

Спрятанные звуки становились всё громче, доносились со всех сторон, оправляясь от прибытия шумной машины. Прошло с десяток минут в шорохах и голосах, в которых дыхание девушки уже совсем затерялось, совершенно успокоив свою обладательницу. Она моргала и настраивала костюм и зрение, смещая палитру красок выше и ниже. Сеть перемещала звуки и наполняла сознание всеми оттенками и запахами, порой едва уловимыми. Перезагружая девушку с каждым глубоким вдохом и выдохом.

На двадцатой минуте отдыха Аня поднялась на ноги и, спустя несколько ступеней, по пути вниз приложила руку к панели. Обе половинки двери разъехались перед ней беззвучно. Исчезли внутри стен бесследно, открыв проход в верхние этажи. Помещение покрывали тени и сковывала неподвижность, пока системы выводили доступные настройки перед девушкой. Наконец, покрутив диммером на проекции, Аня выбрала комфортную яркость освещения и осмотрелась.

Зал прилёта не представлял собой ничего особенного. Роботы, большие и микроскопические, обслуживали стены, пол и воздух. По неровным движениям пары механизмов девушка догадалась о давности записей последнего использования лифта. Ни пылинки, помещение хранились закрытым, в идеальном порядке и покое — минимум энергозатрат и машино-часов обслуживающей системы. Значит, она вывела лифт из долгого оцепенения.

Структура транспортного узла после окончания забвения оставалась прежней. Основной летающий транспорт по информации сети должен приземляться выше на десять-пятнадцать тысяч метров. Два входа для встречающих, шахта лифта и эргономичные залы стремительно восстанавливали климат и очищались. Вокруг прочной небесной нити над закрытыми дверьми в центре зала загорелось табло-кольцо с медленно плывущей проекцией. Система охраны, дизайн и все разумные удобства располагали к спокойствию и надёжности. Но причин для негодования хватало: обратный отсчёт вывел на табло 08.27.11. Секунды убегали, минуты предстояло вытерпеть, но восемь часов казались вечностью. С одной стороны, Аня понимала, что причин для задержки спуска с орбиты может быть масса: от внезапной солнечной активности до космического мусора или человеческого фактора. Сигнал не передать и вовремя не предупредить в большинстве таких событий. С другой стороны, ожидание в зале прибытия и пребывание в неизвестности не вселяли особой радости.

Оставалось время на мысли, дыхание и доступные мелочи: сбор данных и опыты на собственной персоне. Выбирая между ними, девушка опустилась в подоспевшее синее кресло. Лицо почти расслабилось, отправляя в отпуск мышцы вслед за телом, когда поверхность подёрнула лёгкая рябь. Впервые перспектива встречи человека, такая непривычная, полностью сложилась у Ани в голове. Когда она в последний раз разговаривала с живым смотрителем? Два или три года назад? В любом случае, куда реже, чем видела сны.

H

Его мать бралась за любую работу, измождённая донельзя. Лишь бы ей досталось хоть немного еды, лишь бы забыться в деле и получить ещё один шанс. В силу возраста стандартный паёк ей уже не давали, ограничиваясь минимальным. Разум, а следовательно, и община, не видели смысла в лучшем содержании обычных стариков. Порой пожилые уходили прочь, доживать дни во внешних поселениях. Если примут. Истории ходили разные.

С поверхности в общину не возвращались. Ушедшие никого не навещали. Но обычно никто из детей и не знал своих родителей. А мама нашла Кама. По деревяшке, которую тот носил, не снимая, сколько помнил себя. Это сейчас деревяшка стала символом, а тогда древесина на верёвке просто привела к нему мать. Раньше деревянные дощечки он прятал, берёг и стыдился их одновременно, не совсем понимая смысл тайны. Но помнил, как убирала их мать, своими огрубевшими руками. Видел, что дощечки гладкие и натёртые.

Кам помнил, что мама подходила украдкой, постоянно озираясь. Выискивала удобный случай, стараясь не скрываться и не попадаться на глаза посторонним лишний раз. Иногда группы детей играли в общих комнатах или разговаривали после еды в большой столовой. Предоставленные сами себе, если воспитатель использовал время общественного препровождения для отдыха. Кам толком уже и не помнил, как мама подошла в первый раз. Случайно затерялось воспоминание в череде всех остальных. Когда он сидел и старался пережить все встречи ещё раз, напрягая память до предела, до головной боли, что-то поднималось и переворачивалось внутри. Но не всё удавалось перезапустить в памяти. Переигранные и перезаписанные участки всё равно исчезли по частицам, вопреки всем стараниями, оставляя за собой только самые важные и знаковые приметы. Руки, дыхание, звуки голоса и выражение глаз, заслонившие собой остальные детали детства. Детства, в котором не осталось приятных убежищ. После прорехи, пустой дыры. Так отразилась внутри сына последняя встреча с мамой. Она и тогда не так остро врезалась в неглубокую память, потом заостряясь частями, прорываясь в самые основные и сокровенные мысли.

Он посмотрел на её руки, аккуратно прикоснувшиеся к его руке. Женщина подсела, улучив удобный момент, как и в любой другой день. Казалось, что и сегодня они могли поговорить пару минут. По заведённому порядку: Каму будет немного неудобно, оба будут стесняться, несмотря на обоюдное желание не забывать. Они поначалу так и смотрели друг на друга, но только вскоре в этот раз что-то пошло не так. С десяток секунд спустя вокруг ребёнка и родителя возникли дежурные. Женщина судорожно поднялась и отступила на шаг от сына, вытянув руки ладонями к трём окружившим её людям. Они быстро приблизились и схватили женщину, не успевшую возразить или толком собраться с силами. Когда мать уводили, Кам не успел запомнить до конца даже лицо, хотя неосознанно захотел сфотографировать черты в памяти. Он по выражению понял неладное. Судорожная спешка и страх упустить возможность сыграли с ним злую шутку, не позволив собраться и успеть что-то запомнить наверняка. Но мальчик всё же рассмотрел испуганные глаза, страх в которых казался не животным, но иступлённым. Пережив многие вещи с того момента, сейчас Кам понимал, что это был последний для него взгляд глаз, переживающих за его судьбу, не тревожащихся о собственной. Любящих и переживающих.

Мгновения стояли перед глазами. Фундамент одиночества и желания разрушать внутри заложила община, пройдясь по живой психике острыми краями собственных правил. Кам утверждался в прошлых обидах, оставляя комплексный военный заряд среди людей, в тех же коридорах. Кам не сомневался и почти не допускал посторонних мыслей. Только сейчас, при самом запуске, он посмотрел на правую руку и крепко задумался, насколько сильно он сейчас отличается от остальных членов общины. Стал ли он лучше и может ли обрекать кого-то на смерть и боль ради собственной мести?

Ответов мужчина не знал и не хотел знать. На его правой руке оставался браслет, то же клеймо раба. Знак послушного насекомого во власти вони Разума. Снаружи и в части систем опознавания эта железка оставалась прежней, но внутри больше не было средств наказания и отслеживания. Зато энергии доставало на бесследное проникновение и диверсию. Изменения внутри, казалось, не затронули сути знака. Каждый раз мужчина доказывал себе и напоминал, кто он такой. Внутри Кама не сохранились сомнений и сопереживаний. Они вымерли вместе со стремлениями и надеждами. Вопреки или поэтому одним движением руки мужчина активировал заряд и заспешил к лифту, не оборачиваясь, быстро прощаясь с родными стенами. Не стал проверять включение маскировки и статус проверки оружия. Не терял ни секунды.

Проходя по коридорам, Кам глядел под ноги. Он всё-таки опасался смотреть на людей вокруг. Они оставались покорными насекомыми, но и таковыми беглец раньше не пренебрегал без острой необходимости. Не позволял себе не считаться с ними, с собственным прошлым. Теперь он оставлял на смерть множество людей, пускай и с Разумом, пускай и всюду виноватых. Они допустили насилие, из-за которого Разум превратил жизнь в единое сумасшествие и угнетение, не он. Но он в какой-то части оставался членом общины. Его формально впустил Разум по остаткам браслета. Исчезновению и появлению одного тщедушного человечка не придал значения: ничего не изменилось, а шумы браслета заглушали камеры и датчики. Кам чувствовал себя невидимым, иным, отдельным от общей массы. Но при всей своей исключительности, сейчас людей собирался убивать он, пускай и не из корысти или мести. Не Разум.

Щитом выступала мысль, что пережитое ставит человека выше, если в руках есть причины и способы, а за спиной — обстоятельства. Он хотел стереть заразу с лица земли одним ударом. Ситуация сложилась сама. До него ни руки людей сверху, ни остатки насекомых не доберутся — запасов оружия, подготовленного транспорта и определённых укрытий хватит на десятки лет спокойной жизни. Даже если по части из них библиотека браслета устарела. До жизни оставалось только добраться, поэтому Кам с облегчением почти выбежал, а вовсе не вышел из последнего лифта. Вывалился из кабины, громко дыша и подавляя приметное желание дышать полной грудью. Беглец с удивлением обнаружил, что не дышал прежде, хотя последний подъём занял полминуты и проходил в полнейшем одиночестве. Пусть иррациональность здесь подвела, но именно переживания и сомнения заставили его уйти, спастись от судьбы шестилапого ничтожества, сделать первые шаги к бегству.

Двери верхнего этажа остались позади. С мыслью о долгожданном избавлении Кам оказался снаружи, громко вдохнув свежий воздух. Обнаружил, что облегчение не пришло так быстро, как представлялось раньше. Виски всё ещё тяжелели, голова кружилась и свет заставлял жмуриться. Ничего не изменилось вокруг: в прохладном воздухе также мерзко ощущалась повышенная влажность. Грязь хлюпала под ногами и запах собственного немытого тела отдавал усталостью, наталкивая на противное ощущение приставшей одежды.

— Похоже, теперь нужно идти дальше, — сказал тихо Кам.

Секунды шли по-прежнему, шелест леса заполнял слух. Спустя пару минут, отойдя от навсегда оставленного дома, мужчина осмотрелся, вспоминая дорогу к пауку-вездеходу. Ненависть, обретённая прежде, осталась внизу, вместе с решением всех проблем и сопутствующими сомнениями. Мужчина знал, что переживания вернутся, но позже. Сейчас ничего нельзя было изменить: страх не позволял думать о возвращении, спасительном для общины и Разума. На это Кам и рассчитывал, но пока всё равно не мог сделать даже шаг прочь, к лесу.

Тело мужчины согнулось в дугу, поддаваясь панической атаке. Руки обхватили голову, ноги подкосились, пока по всем частям тела проходили судороги. В такт с ними тревожные мысли сковывали сознание, оставляя место одним стонам да скрежету зубов. В таком состоянии мужчине с минуту ещё удавалось брести вперёд, измазывая ноги в грязи. Но уже под кронами деревьев, заходившими от сильных порывов ветра, силы оставили мужчину. Остановили мышцы и мысли.

Ещё с минуту грязь, стволы и кроны составляли унылую картину, бесследно проходившую перед невидящими глазами. Только через несколько минут, не помня себя и изнывая от головной боли, Кам добрался до паука и ввалился в беспамятстве в кабину. Для него побег почти закончился. Но что-то то внутри навсегда осталось, потерялось и сгинуло под землёй.

5

Идея заниматься спортом считалась обоюдной. При этом Анна отчётливо помнила, как с мужеством приняла это предложение. В тот момент девушка не предполагала, что придётся бегать так часто и так много. Круг за кругом, день за днём, неделя за неделей. Анна ни разу не видела график и не слышала о существовании оного, что ни капли не умаляло интенсивность тренировок. Подробности выяснились в процессе, прописанные предательским мелким шрифтом между сказанных слов. В них не предусматривались компромиссные варианты йоги или пеших прогулок. Почему? Потому что в них не нашлось бы места испытаниям. Остальное казалось незначительным, экзотическим, опасным и несерьёзным. Потому альтернативы не встречали понимания и энтузиазма.

Вдыхать тяжёлый тёплый городской воздух летом или прохладный и спёртый под крышей зала зимой, двигаться на раскалённом асфальте или стучать ногами по покрытию манежа — девушка не видела разницы. Он легко бежал впереди, она старалась не отставать, полная желания провалиться при следующем движении. Никакая техника не привела к заметным улучшениям. Мука длилась от первого шага до момента перехода разума в режим экономии энергии. Дальше, в состоянии забытья, мозг уже не бился в поиске выхода. Окружающие предметы мелькали, смазываясь в картину из растёртых масляных красок.

Бежала она, а время ползло и растягивалось улиткой на склоне. Серые шорты и тёмная футболка с логотипом не мешали движениями, пока кроссовки принимали на себя часть мерных ударов. Один шаг за другим, усилие за усилием — бег вытаскивал девушку из зоны комфорта, пока движения теряли лёгкость и мышцы наливались усталостью.

В себя Анна обычно приходила дома, чтобы почувствовать ещё большую усталость и боль, верную спутницу на пару добрых дней. Зачем чувствовать себя разбитой? Чтобы не хотеть выбираться из душа. Ни фитнеса, ни спортивных игр — кроссовки, правильная форма, наушники в ушах и трекер, лучшие и прочные браслеты. Обязательный моцион, по расписанию с заданной периодичностью, в выкроенный вечер и по утрам в выходные. Перенести резинку с запястья на волосы, включить приложение на телефоне и запустить музыку. Процедура сопровождается необходимым питанием и витаминами, поддержанием формы и общим одобрение.

Анна верила, что могла получать удовольствие от занятий спортом, если бы тренировки не загонялись в жёсткие рамки. Условия сложились сами, как и весь порядок дней. Анна не видела в них проблем, но в душу закрадывалось одиночество. Она видела тенденцию к нему, к разрушению отношений. Да, они вместе живут, вместе работают, вместе проводят свободное время, спят и не спят вдвоём. Но всё меньше общаются, меньше меняются, меньше смеются и понимают друг друга. Может так только казалось.

Субъективность стала ещё одной преградой на пути, путая мысли и усложняя задачу. Взглянуть со стороны на ситуацию не находилось возможным. Не было ни времени, ни расстояния. Понять, в каких бедах виноваты собственные ошибки, девушка могла с большим трудом. Но ещё с большим — признаться в источнике неурядиц и тревог. В отсутствии исполнения собственных желаний.

Прошло больше получаса, когда Анна выключила постоянные уведомления. Сердце вошло в общий ритм, дыхание стало ровным: удар за ударом, вдох и выдох. Не осталось места рутине дней и поискам виновного. Вспышки памяти заняли остаток опустевшего пространства в голове. Перебирая архив моментов, девушка восстанавливала общие воспоминания. Первую встречу, цветы и дни. Разговоры и свидания, ссоры и рутинные мелочи. Вспоминала, как они притирались друг к другу. Как спустя некоторое время с радостью согласилась переехать. Как он подал наводку на стартовую вакансию в той же компании. Она сменила работу, чтобы оказаться ближе. Он поддерживал и в мелочах, и в трудные минуты. Она улыбалась и одобряла смелые начинания. Он представлял смесь подвижности и рациональности, немного замкнутый и забывчивый. Она отвечала за позитивность и сопереживание, порой подталкивая вперёд людей вокруг. Анна не старалась специально, но комфорт постоянно возникал вокруг неё, если жизнь шла вперёд. Но что-то перестало складываться само собой в последнее время. Мелочи переросли в крупные проблемы. Что не понимал до конца он, закрытый и сдержанный, чуть ниже ростом, с ёжиком тёмных жёстких волос…

Мысли оборвались чувством падения и резким ударом об пол. Красное от удара и сморщенное от боли, лицо девушки застыло в гримасе на пару секунд. Всего несколько мгновений на размышление: наверное, она зацепилась ногой от усталости и не удержала равновесия. Один потенциальный синяк на щеке и несколько ссадин в общей сумме не набирались на причину сильного расстройства. Аня поднялась сама: второе дыхание почти исчерпало себя и потому уже и не сбилось. Мышцы и колени остались целы. Девушка подняла глаза и осмотрелась.

Люди бежали кругами в своём ритме, много внимания падение не привлекло. Удары ног так и разносились вокруг. До ближайшего посетителя зала оставалась добрая сотня метров. Он же вообще не заметил падения: чуть впереди, музыка в ушах и привычный механический бег. Чувство смущения и надежды, что никто не застал неловкий момент, постепенно замещала злость. Кулаки сами сжались, в то время как лицо девушки утратило какие-либо эмоции. Её проблемы оставались при ней и только при ней. Никто не должен был их замечать.

Анна выдохнула и сделала несколько шагов, разминая ноги. Цвет лица выравнивался и возвращался, пока затихала боль от ушиба. В движении пришло осознание — действовать необходимо самой. Каким образом? Очень хороший вопрос.

6

Несмотря на продолжительность полёта, общение не заладилось. Виной тому был не столько шум вертолёта, сколько отрешённость спутников. Значительная часть звуков подавлялась, не проникая внутрь кабины, но пассажиры сидели без движения и смотрели в разные стороны, преимущественно молча. Словно воздух стеной разделил пространство на две части и не спешил впускать слова в монотонный гул.

До встречи Аня задремала. Закрыла глаза во время ожидания, а проснулась от прикосновения к плечу. Прибывший молодой человек стоял перед ней в стандартной тёмно-зелёной экипировке, с немного короткими и достаточно взъерошенными волосами. С извиняющимся и усталым видом. Плечи опущены, взгляд ни за что не цепляется, часто моргает. Скорее всего, чуть ниже девушки ростом. Разница в положении тел не располагала к точным замерам.

Он представился, назвав свой идентификационный номер и программу на время пребывания. Краткую версию. Открытыми данными сети девушка не воспользовалась из вежливости. Из услышанного Аня запомнила последние три цифры ID. Сейчас она понимала, что отошла ото сна только в кабине. И то не до конца. Поэтому знакомство вышло скомканным и сонным.

Вертолёт шёл ровно и плавно. Проснуться удавалось с трудом. Девушка потёрла глаза, ещё морщась и зевая. Вспышки памяти по яркости не уступали реальному восприятию, переключение давалось с напряжением, с трудом. Даже ради мелочей пришлось немного повозиться. Аня начала формировать модель поведения гостя, но пока в собственной памяти выстраивался размытый образ. Один скелет из сухих характеристик личной карточки, что представила автоматом сеть. Стоило попробовать начать с простого.

— Пятьсот третий, верно? — почти прокричала девушка.

Получилось немного наигранно. Шершавость особенно подчеркнули моргающие глаза, натянутая улыбка и повисшая пауза. Пальцы девушки забарабанили по ноге: не находились дополнения, завязки для разговора. Мужчина кивнул в ответ, не отрывая взгляда от происходящего по ту сторону кабины. Стекло редко откликалось на реакцию глаз, а значит информацию пассажир не запрашивал, отдельные детали ландшафта не рассматривал. Местность лилась перед глазами монотонным потоком. Над которым светлой точкой скользил вертолёт.

Внешний вид пассажира представлял собой скучную почву: минимум встроенной бионики и минимум багажа. Он явно поддерживал тело в форме, но что-то в походке и поведении говорило: на твёрдой земле эти ноги стояли, много и давно одновременно. Что это могло значить? Орбитальные станции и работа головой, скорее всего узкой направленности и с высоким профессиональным цензом. Каста из людей, не склонных к спуску в зелень, к жалким букашкам и окаменелостям. Обычные для мейнстрима своего поколения, дети мегаполисов, привыкшие смотреть на всё сверху. Держащиеся в стороне от технарей прикладного толка, открывающих новое поближе к самому предмету. В то же время мужчина путешествовал прежде: мышцы, осанка и остатки мозолей на руках не оставляли сомнений.

Оба спутника заметили, что сеть стала добавлять тёплые оттенки, дорисовывать мелкие приятные штрихи и сглаживать восприятие. Аня вернула чистоту обработки органам чувств одним взмахом руки. Её спутник успел заметить, как взгляд девушки задержался на собственных руках.

— Знаешь, почему у любой мультяшки на руке всего три пальца в комплекте с большим? — Аня, нацепив дежурную улыбку, ждала ответного взгляда с десяток секунд. — В некотором роде я — хранитель старых ответов. Помогаю ускориться. Экономлю время, трачу своё. Все спешат и берегут часы жизни по-своему. Раньше большая часть анимационных фильмов рисовалась от руки. Один палец экономил минуту-другую. За один кадр. Это уже час жизни на пару движений персонажа.

Под движения пальцев туда и обратно пробежала архивная запись. Вытащенный Аней артефакт из чужого, давно забытого детства.

— Мультфильмы слишком дорого стоили, чтобы допускать неэффективность. Сейчас такая рука — дань классическим правилам. Факт, не просто история. Наши корпорации отказались от логотипов и марок по тем же причинам. Причин достаточно много для цивилизованной конкуренции, но поводов слишком мало. Легче не тратить время на подпись каждого болтика. Теперь одни цвета и символы на чём-то глобальном.

Лицо собеседника не спешило реагировать на рассказ. Волны удивления едва проступили поверх напускного безразличия. Мужчина чуть шире приоткрыл глаза, изучая девушку напротив. Чаще заморгал и не торопился раскрывать рот. Опустил брови и сомкнул губы, чуть заметно. Возможно, ожидал продолжения. Без явного энтузиазма, но заинтересованный. Большего Аня и не ожидала.

— Поэтому нам так легко, — продолжила она. — Смотришь на человека и не видишь различий и сословий. Даже открытые данные не смотрим вежливо. Максимум разногласий — различные любимые спортивные команды. И социальные группы, и сложное рабочее соперничество не дадут успокоиться бурлению культуры, творчества, самоопределение и самоутверждения. Но такие условия больше походят на игру. Настоящие проблемы проще подменить и решать выбранный. Поэтому агрессия выливается в разные формы. Не нужны настоящие враги, но нужны соревнования, вызовы. Мы всё равно ищем формальные поводы для собственной обособленности…

— Мы принадлежим к одной компании, к одной группе, — сказал мужчина, также громко. — Оба спустились в какую-то изоляцию. Стоит найти общее убеждения. Я знаю. Мне необходимо проработать здесь не меньше двух месяцев. Готов к ним и не доставлю лишних проблем. Непривычно, конечно, но мне сейчас и не требуется шумная компания. Я постараюсь быть полезным и не мешать. Или согласую отдельное проживание.

Аня ждала реакции посильней, но и прежнее молчание говорило о многом. А теперь череда фраз уже сформировала портрет без открытых запросов в сети: он не пропускает её слова, выговор на общем языке не содержит акцента и удивляться мужчина ещё не привык. Значит глаза напротив видели не так много миров вживую, но встречали достаточно людей. Он не ограничен в общении, но специально сдерживает проявление эмоций. Не боится чего-то сейчас и не отстраняется, но открыто говорить не намерен.

Сеть собрала всё вместе и внесла правки в собственные советы. Оставалось только раскопать поглубже причины поведения. Что не представлялось особенно легко выполнимым, судя по угрюмому выражению лица собеседника. Оно словно состояло из углов, сомкнутых губ и выраженных скул.

— Тем более, мы обязаны лучше понимать друг друга, — снова с напряжением улыбнулась девушка. — Облегчим жизнь, общение и обращения. Друзья зовут меня Аней. Звали, пока я не стала смотрителем. Мы себя ещё называем хранителями лесов. Или смотрителями маяков. Так поэтичнее. Знаешь, в одиночестве важно, какими словами описывается твоя жизнь в глухом лесу и в развалинах неподалёку. Возможность услышать вживую собственное имя представляется мне не так часто. У тебя есть имя не для протокола? Кроме номера?

— Есть прозвище, — ответил пятьсот третий, переводя взгляд на собеседницу, — Птах. Только посох не при мне.

Фраза казалась подготовленной, не совсем живым продолжением. Скорее привычной, неуместной без пояснений. Общение в целом крупными кусками с трудом прокручивалось через шестерни. Девушка не совсем, не сразу поняла подтекст имени, а потому фраза повисла в воздухе. Скорость подбора слов вживую, отсутствие запросов к внешней части сети с обеих сторон и личное участие в построении портрета в разговоре, при доступе ко всей информации мира, говорили о многом. И о вежливости, и о собственных ценностях, и о быстроте мышления, и о желании понравиться собеседнику, оставляя место для отступления. Знакомство обрисовало некие общие правила этики. В то же время у девушки сложилось двойственное отношения к заготовленным движениям и фразам, отрешённости и чудачеству. Аня потёрла рукой подбородок, взяв короткую паузу.

— Хочешь так, давай попробуем: тогда каким ветром? — спросила она, по инерции поддерживая диалог. — Не пойми превратно, но если человеку нужен отпуск и компаньон для акклиматизации, здесь такой долго не протянет. Для отдыха есть курорты получше.

— Я не за этим. Но слышал, что часть туристов стремится сюда. Может и у меня получится. Перевести дыхание.

Аня покачала головой и ответила сразу:

— На Земле напряжение снять не удастся. Можно пройти по траве под кронами и среди руин прошлого, забраться в горы или спуститься к рифам. Но я не видела у тебя с собой снаряжения. Здесь создадим?

После пары секунд молчания девушка тут же продолжила гадать вслух и узнавать напрямую:

— Ну, и исследования мои пока не вызывали особого интереса — промежуточные результаты никто не просматривал в последние месяцы. Остаётся задать резонный вопрос: зачем ты здесь?

В паузе Аня перебрала глазами детали одежды, вспоминая серый рюкзак, убранный ранее в багаж. Никаких личных и отличительных деталей, практичные потёртости и слегка резкие движения. Зацепиться взгляду и мыслям ни за что не удалось. Мужчина говорил мало и, похоже, не собирался отклоняться от лаконичности, несмотря на прямой открытый вопрос. Морщинки покрыли сетью лоб девушки, дополнив уже пессимистичную ухмылку, сменившую собой улыбку.

— Наверху посчитали, что мне не помешает помощь, — ответил Птах. — Время восстановиться, чистый воздух и открытые пространства, усердная работа при надёжном человеке. Поговорили, выбрали интересную планету для благотворной деятельности.

Мужчина осмотрелся, развёл руками и добавил:

— И вот я здесь, чтобы помочь тебе. Ну, себе. Предлагались схожие варианты: перемена обстановки, смена деятельности и возможность посмотреть на привычную жизнь со стороны. С безопасного расстояния. Земля — притча во языцех, и если вариант с покинутым домом подходил, глупо не воспользоваться возможностью. Хочу узнать и почувствовать больше. Слушай, со стороны и сверху это звучало логичней, поверь мне. Я сам не сильно верю и не могу рассказать убедительно. И мне жаль, если мою терапию не согласовывали с тобой.

Договорив, мужчина вновь отвернулся лицом к стеклу и уставился в пустоту. По всему его виду читалось, что разговор закончился, так и не сумев толком начаться. «Отлично!» — подумала Анна, начиная злиться на навязанную и разбитую обузу. Она подёрнула головой, вперив невидящий взгляд в небо перед глазами. С этой секунды пассажиры смотрели в разные стороны, что, впрочем, не помешало им снова увидеть друг друга через несколько минут. Отреагировав на смену положений и отсутствие движения внутри кабины, стекло потемнело, предлагая комфортный сумрак для отдыха. Аня увидела перед собой собственное лицо, сердитое до глупости, и искажённую отчуждённую позу Птаха.

Девушка улыбнулась и подумала, что в этом человеке, в словах и движениях, легко различался дефект, но уцепиться за скол не удавалось. Недостаток не выделялся, сначала не казался важным, но удерживал все части пазла вместе. Словно шкатулка, скрывающая тайну, подлежащая изучению и разбору. Пока демоны не выбрались наружу, можно не торопиться. Но забывать о таком близком воплощение ларца Пандоры, плода игрушечных дел мастера, было бы весьма опрометчиво.

Аня всегда считала, что задача её разума в поиске ответов. Даже если загадка пока больше напоминала сонный морок. Девушка сладко зевнула, когда привычная волна нахлынула на сознание.

7

Комнату заполняли два звука: шум ноутбука и дыхание девушки. В тусклом свете экрана черты лица сглаживались и упрощались. Красивые и смягчённые, но лишённые особых отличий. В сумраке женское лицо наполняла кошачья красота. Анна зажмурилась и потёрла глаза. Размяла плечи и шею, чтобы спустя секунду снова замереть перед экраном, прежде смачно зевнув. Периодически девушка опускала голову на левую руку и закрывала глаза, стараясь перевести дыхание и не уснуть. Ей хотелось сделать как можно больше, хотя в море мелких дел не было видно ни конца, ни края.

Как ни тяжело разыскивать что-либо среди цифрового шума интернета, если это нравится — не уснёшь. Не остановиться, пока не закончишь. Искать содержательные новости и статьи можно по собственному желанию и по рабочей необходимости. Но в одном случае это сама прокрастинация, а в другом — причина потребности отвлечения. Сейчас же на кону стояла собственная выгода, поэтому хотелось найти всё, сразу и нужного качества. Качество за время или время за деньги — Анна прекрасно понимала разницу, перевалив за полночь в утро следующего дня перед экраном монитора. Девушка не только любила путешествия в целом, но и наслаждалась планированием в отдельности. Чему находила три весомые причины.

Перемена места влекла за собой новые ощущения маленьких радостей. Возможность увидеть небольшую красоту. Растянуть время впечатлениями. Почувствовать различия в фактуре дерева кончиками пальцев: поручни к храму, нагретая скамья, безликая дверь отеля или иссушенный солнцем пирс. Всматриваться в облака, накрывающие залив после сезона дождей. Следить за пузырьками воздуха, спешащими к поверхности. Различать новые запахи, ощущения и эмоции. Видеть, как цветок падает в огромную чашу, оставляя круги на воде. Наклониться и рассмотреть робких рыбок, выплывающих из-под лепестка. Встречать повсюду кошек и видеть в первый и последний раз множество людей, чувствовать свободу и красоту в многоликом потоке.

Новые пережитые события наполняют человека и отношения, освежая краски или само восприятие. Словно глаза начинают видеть заново, после бодрящего умывания ранним утром. Сдвигаются плиты, предотвращая мелкой тряской разрушительное землетрясение, снимая напряжение.

Волшебство путешествия перемещало за считанные часы из одной точки мира в другую, словно не лежала между ними длинная извилистая линия. Что было за бортом самолёта, что пронеслось вне шума волн и стука колёс? Утром ты просыпался в своей постели, чтобы сжать ручку сумки, руль автомобиля, руку человека уже в другой части света, только немного позже. Что кажется простым для понимания, но невозможным для осознания. Как представить полёт человека над поверхностью планеты, крутящейся вокруг солнца и центра галактики, среди бесконечности звёзд во вселенной? Как ощутить полёт внутри куска металла с крыльями и тягой родом из недр земли? В условиях, близких к волшебным, относиться к путешествиям равнодушно Анна считала непозволительной роскошью. Телепортация меняла суть и отражения.

Девушка встряхнула головой, отбросив грёзы. Через пару секунд она снова записывала, сохраняла и планировала основные места, реперные точки путешествий. Измеряла возможности, принимала решения и выбирала свою жизнь. Чувствовала себя счастливой, особенно путешествуя вдвоём, за пределы накопленных проблем, в чудесный оплаченный сон. В дрёму, в которой архитектура переплеталась с какофонией туристов. Каждый звук и шаг оставлял след в путешествии, каждый вкус и фейерверк наполнял оттенками память. На таких снимках-воспоминаниях существовала красивая сказка пары человек. Они оставались в воспоминаниях вдвоем, друг у друга, в чужой части света.

Подготовка растягивала приятность в предвкушении. Кроме импровизации, по мнению девушки, особую ценность представлял общий план из направлений, мест и времени. Эта панорама позволяла почувствовать целостность сна, проведённого вместе. Объёмы и сроки работы не давали передвигать дни, но на откуп достались выборы событий и раздумья над желаемой программой. Интересных концертов не предвещалось, выставки и местные блюда оперативно внеслись в опции проведения времени. Не набралось в планах особого энтузиазма. А хотелось определить важную точку, чтобы запомнить и пережить что-то памятное, сделать огромный шаг.

Анна знала, что необходимо перерыть ворох отзывов, идей, сайтов и пожеланий, чтобы подыскать несколько таких необычных возможностей. Посмотреть несколько страниц местных жителей и подписаться на новости. Ради того, чтобы шагать по прохладным улицам с особой целью, со знанием городских легенд местных скверов, согреваясь аутентичным напитком. Чтобы увидеть больше и глубже.

Они не успевали захватить середину февраля, но Анна быстро нашла другие праздники, в том числе местные, профессиональные и национальные. Например, дни менее известных святых. Именно так девушка увлеклась идеей, безумной и подошедшей словно последний кусочек пазла. Нить за нитью, надежда из вервия Ариадны сплеталась в прочную паутину из нескольких ступеней. Аня на секунду задержала дыхание, уткнувшись лицом в ладони. А затем решилась быстро двигаться вперёд. И будь что будет.

Девушка вспомнила, она как в детстве поднялась на крышу недостроенного дома, чтобы посмотреть на всю округу сверху. Ноги подымались медленно, с дрожью преодолевая последние ступени: настолько устали мышцы и боялись глаза. Тело тряслось от страха высоты так сильно, что она забыла про отдышку, сложенную бесчисленными пролётами — дыхание перехватило. Но затем Анечка выдохнула восторг и тревожность за секунды. Панорама оказалась неплохой, но уж очень похожей на вид с последнего этажа её дома, где присутствовали поручни и лифт, но не было места рискам. После этого что-то внутри изменилось. Оказалось, что не все особенные впечатления связаны с особенными местами. Порой вся суть скрыта внутри самих ожиданий и желаний. Умения видеть красоту вокруг, использовать каждый шанс.

Теперь каждый раз, подымаясь над крышами других городов и над лесными кронами, она ждала и гадала, перехватит ли дыхание по-настоящему. В итоге даже вывела для себя правило: результат задуманного действия можно предопределить с разумной долей вероятности в материальном плане, но вот с чувствами всё очень сложно. Можно понять, что именно произойдёт, но никогда не представить, что именно получится и запомнится. Постараться, сделать все правильно, самим наитием, и держать глаза открытыми — проверенные слагаемые хороших впечатлений.

Обозначив в голове цели, девушка никак не могла остановиться. Она знала, что время максимальной эффективности уже позади, как и лучшее время для сна. Но возвращаться от планов в реальность, теряя ещё один день, совершенно не хотела. Уставшие глаза, руки и мысли по отдельности не брались в расчёт. Анна не желала сдавать вечер в темноту. Рациональное желание сна подавлялось страхами и навязчивой идеей еще хоть что-то успеть.

Так прошло ещё полчаса. Аня переменила затёкшую руку, включила зарядку после очередного сигнала батареи. За окном гасли последние огоньки квартир. Многоэтажные дома раскинулись под небом, чьи звёзды теснил свет огней большого города. Шум машин волнами ударял в стеклопластик. Вдалеке эхо стука колес отдавалось в лабиринте бетона. Желтый свет не давал городу уснуть, люди подбрасывали своё время в его печи. Жизнь замедлялась, но никак не уступала место сну.

8

Свет пробивался свозь арку двери. Аня потирала слипшиеся глаза, медлила и ещё пыталась отделить реальность от грёз. Причмокнула губами, поправила волосы и вдохнула глубоко воздух, который не смогла опознать. Город без сна смешался с пробуждением в середине ночи. Смешанные чувства и видения никак не хотели распутываться. Девушка могла говорить с собой, но никогда не слышала голоса в голове. Сознание прежде не делилось на части. Сейчас же одна засыпала, отдавая бразды правления другой, а сон и ясность пришли вместе к ней, к настоящей, держась за руки.

Сознание обновилось. Сначала Аня почувствовала несколько капель крови, стекающих на верхнюю губу, когда внутри прокатилась волна. Дрожь прошла по затылку, вмиг добралась до кончиков пальцев. Опыты над собой давали ошеломляющие плоды.

Вытирая рукой лицо, девушка еще не понимала, где и кем оказалась, чьё сейчас тело. Проектные мощности, медикаментозная и ментальная составляющие, вышли на самый пик. Усилился результат, но он повлёк и побочные эффекты. Спутанные мысли прояснялись пугающе долго. Сеть только мешала, сглаживая яркость чувств и выкручивая мощность восприятия. Помощь берегла и скрадывала.

Всё окончательно решилось лишь в тот момент, когда ноги коснулись мягкого зелёного ковра, а слух оглушила тишина. Звуки леса не пробивались в комнату, не оставляя место случайным шорохам. Внутри дома стены в прямом и переносном смысле излучали тепло и мягкость настолько, что звуки шагов вряд ли могли кого-то отвлечь от мыслей. Благодаря концентрации внимания в такой изоляции Аня полностью пришла в себя. Но внешние раздражители всё равно отыскались.

Свет горел в её доме в гостиной. Аня по ходу разбирались, что происходит по эту сторону сна. Покачивалась и направлялась к раздражителю. Уже стоя в проёме и жмурясь, девушка рассматривала гостя. Мужчина при минимальной яркости систем и дисплея разбирал архивы. Лицо озаряли вспышки и переливы разных оттенков. Экран затухал и загорался вновь и вновь, сгущая темноту лишь для того, чтобы замереть и уступить место следующей палитре.

Что открыт альбом собранных её руками снимков, стало понятно уже при беглом взгляде из-за спины. Птах влез в одну из личных подборок, не выложенных в общий доступ. Секретов особых и не могло быть, но собирала записи девушка для себя. Потому её особенно злили чрезмерное любопытство и ночной подъём. В темноте не было видно, насколько быстро и сильно налилось краской лицо. Кисти рук напряглись и сжались. Но пока девушка сдерживалась. Её больше интересовало внимание к маленькому хобби и его причины, чем желания и возможные последствия.

Птах стоял в одежде того же цвета и похожего покроя, что и прежде. Он находился посреди комнаты, внутри проекции или перед картинкой, в зависимости от периода и формата изображения. Вспышки озаряли комнату с разными перерывами на осмотр людей, сюжета и деталей. Когда глаза привыкли к свету, Аня поняла, что мужчина переоделся, побрился и снял обувь. Он оказался почти на том же месте, где и сидел вечером, когда Аня попрощалась и ушла спать. Только отодвинул кресло к стене и сложил вещи.

За окном даже не намечался рассвет. Лес окутала иссиня-чёрная мгла. Оба лица и комнату теперь окрашивали на пару экран-проектор и фоновая подсветка. Система после подъёма Ани переключила режим, то вписывая в комнату ещё ярче пережитые давно ушедшими людьми мгновения, то окрашивая стены в тон фотографий, которые мужчина почти поедал глазами. Вся информация дублировалась напрямую, но чувства не давали переключиться. Яркость постепенно повышалась. Быстро, как воспринимались эмоции. Свежие, сильные и смелые, словно место таким находилось только под открытым небом.

— Рыться по ночам в чужих вещах нехорошо, — начала девушка, заметив, как плечи Птаха подёрнулись. — Рыться, передвигать мебель и будить.

Она выдержала паузу, осмотрелась и продолжила тише:

— Эта коллекция не совсем моя, не принадлежит мне или кому-то ещё. Только авторство сбора, подборки. Я устала, не хочу нервничать. Стоило поговорить насчёт ночных планов, поверь. Я бы посоветовала что-нибудь, подобрала бы решение или придумала способ выспаться.

— Подобрала, верно. Что-то общее в восприятии, пока не могу выразить словами. Бросается в глаза, но не складывается в одну картину, много ярких не связанных между собой сюжетов.

Мужчина зажмурился, заморгал и, нисколько не смутившись и не отвлекаясь, спросил:

— Чем ты здесь занимаешься?

— В моём досье описано подробно. Формирование и сбор данных по исследованиям в области ботаники и экологического мониторинга, ряд специфичных научных проектов на уровне испытаний. Поиск и передача культурно-исторического наследия. Комплекс приоритетных задач, оптимальный.

Во время пояснений Аня раскидывала напрямую снимки собственных задач. Закончив, перестала отбивать пяткой ритм и добавила:

— И можешь не говорить, что не читал про меня перед прилётом. Раз полез разбирать документы на месте и отыскал этот архив — не поверю.

— Да, но ты же не черепки из земли извлекаешь, — сказал Птах, стараясь сохранять невозмутимость. — Никакой археологии, кроме автоматов. Задачи ты передала машинам, хорошо управляя. А живой подбор сюжетов налицо. Интересно, насколько удачно ты отрываешь нечто в ворохе хлама? Архивы, отчёты, базы данных — культурное наследие собирается в иные формы…

— И иными образами, — уже с нескрываемым раздражением перебила Аня. — Не машинами. Не только. Нет универсального способа включить старую технику, снять эффективно необходимые данные. Да просто узнать пароль иногда трудно. Даже с техникой иного уровня, на порядок выше местных реликвий. Они иногда не совмещаются. Время и издержки, планы и инструменты — всё готовили вы. Там, наверху. И как работать внизу, что и зачем нужно сохранять, насколько ценны угасающие воспоминания — никто понятия не имеет.

Проекция тут же выделила по запросу элементы, которые сдвигались по повествование Ани:

— Оторванные друг от друга осколки представляют собой прошлое. Общество вне живого общения, вне связных представлений. На этой фотографии девочка сидит на плечах отца и смотрит салют. А мы не можем понять смятение на лице, взрывы огня в небе, порывы настоящего свежего воздуха. Мёртвые воспоминания. Их можно только уловить. Эмоции в уголках рта, в глазах. Краем глаза. А тут свет в лицо.

Девушка выдохнула и отошла к столу. Наливая стакан воды, гадала: асоциальность вызвала долгое одиночество или защитная реакция на наглость? Пропустила пульсирующие результаты собственного мониторинга. Она понимала, что люди не её уровня составляют программы исследований. Что любое решение обосновано. Но вблизи рациональное заслоняли эмоции. Аня злилась на себя, руководство и этого парня, на нарушенный распорядок маленького мирка и сильный ветер за окном, гнавший дожди на смену солнечной погоде. Приближалась осень. А она и без того чувствовала давление, которое только усиливалось внутри.

— Пойми, дело не в свете. Нельзя так соединять меня с чем-то. Я цепляюсь за возможности. Ищу их. Меня отправили не сюда, а на время оттуда. Я ничего не курирую и не оцениваю выше собственных мыслей.

Голос мужчины звучал ровно, но перерывы между словами увеличились. Птах продолжил медленней:

— Меня спустили на землю. Чёрт, не хотел бы объясняться — никто не назначал обязательный курс посещений психолога. Что-то обязан знать любой человек, который окажется рядом. Но мне не хочется начинать знакомство с оправданий. Я хочу узнать, как лучше. Потому я и пытаюсь понять. Искал информацию от бессонницы. Давай переформулирую вопрос? Чем ты занимаешься в свободное время? Вне отчётов и системы заданий? Как ты убиваешь вечность?

Девушка задумалась на секунду, пытаясь переварить происходящее. Возможность выпустить праведный гнев наружу не давала покоя, особенно из-за пробуждения. Какой-то знакомой оказалась раздражительность, бесконтрольная и искренняя. Где тут взвешивать выгоды и разные точки зрения! Желание резко остановить происходящее едва пересилило реакцию на беспардонное участие чужих носов в её делах.

Ценой больших усилий Аня услышала советы сети и переправила порыв, почти всю энергию в верное русло. Задышала глубже, поморщилась и нахмурила лицо. Выдохнула, потом ещё добрала воздуха до предела, а затем расслабила лёгкие и мышцы лица. Особенно челюсть. Девушка даже не повернулась, но голос звучал уже намного спокойнее:

— Я ищу. Детали нужно рассказывать. Это может подождать до утра? Пару дней? Или есть повод спешить, который я не заметила по пути сюда?

— Нет, прости, — ответил Птах, разведя руками. — Только не раздражайся больше. Завтра — хороший вариант. Перелёт вымотал и спутал мысли. Я зациклен, не могу остановиться, не могу уснуть, не могу сосредоточиться и не создавать проблем. Поэтому прошу о сделке: я перестаю лезть во всё рядом лежащее руками и тихо сижу. А ты соглашаешься начать знакомство сначала, словно мы только встретились. С чистого листа, будто ничего не было. По рукам?

Освещение снизило яркость. Девушка кивнула, улыбнулась в ответ на растерянное выражение лица собеседника и согласилась:

— Да. В очередной раз. Те же грабли. Так не бывает. Но можем попробовать.

Договорив, Аня прошла мимо в свою комнату и рухнула на кровать. Усталость и желание выспаться оставались слабее внешних раздражителей, но теперь ненадолго. Мысли девушки спутались, а для злости внутри не нашлось места. Только смешанным догадкам и горечи упущенного сна, в который не получится вернуться. Невозможно управлять настоящими сновидениями.

Она проживала эти моменты, но не могла их контролировать сверху. Время не совпадало, хотя замедлилось с увеличением дозировки и модификации сна. Связь стала прочнее, как и влияние на тело. Кукольник становился марионеткой, минуя нити и не только вселяясь в спектакль, но и стирая свою память и реальность вне сцены. Может быть нити стали работать в обе стороны.

Аня заснула под мысли о проверке теорий. Можно попробовать найти страницу книги без закладки или прокрутить повествование до конца воспоминаний. Но разве это отразится на ней?

G

Опыты и социальные эксперименты Разум обычно ставил над детьми. Дети оставляли больше времени и возможностей для исследований. Кам отчётливо помнил, как сидел на стуле в зеркальной комнате. Ему лет шесть или семь, на теле специальная одежда, на голове аккуратная шапочка с козырьком. Он не знает, чего от него хотят. На столе лежат предметы, различных размеров, раскрасок и форм. Ему запретили трогать часть вещей, но он так и не понял, какую и почему. Время кажется вечностью, и Кам начинает переживать, не пропустит ли обед. Если им будут довольны, он знает, к еде прибавят что-нибудь сладкое. Обычно так поступают при выполнении правил, но сегодня не до конца объяснили, что нужно делать. Радость от возможного угощения сменяется переживанием: ситуация идёт не по плану. Замешательство и сомнение одним и тем же вопросом повторяется в голове: может о нём забыли? Разум не мог ошибаться, но даже невозможное допущение в непонятной ситуации западало внутри, заставляло паниковать.

Поэтому Кам слишком сильно нервничает. Ему хочется в туалет, но ребёнок боится попросить. И к досаде не видит каких-либо признаков двери в комнате. Кам забыл, через какую стену его приводили. Следов прохода не отыскать глазами. Волнение заставляет ноги отбивать ритм по полу. Временами Кам пытается удержать себя, но, не доходит и до двух минут тишины, как ноги снова приступают к выбиванию дроби. Вот только теперь руки так и тянутся к вещам на столе. И нужно ли что-то трогать или оставить в неприкосновенности, мальчик бесполезно силится вспомнить. Пока нет ни переключения света, ни слабых разрядов тока, ни случайных запахов. Нежелание дожидаться стимулов служит прекрасной мотивацией. Нервы и избыток волнения учащают дыхание. Он помнит, как начинает съёживаться и кричать, чтобы прекратить опыт и самому остановиться. И никак не может перестать.

Сейчас он взрослый, с обросшим лицом, выгорелой кожей и спутанными волосами. Руки, со свежими порезами и покрытые шрамами, с подтеками в паре мест, также тянутся вперёд. У него болит спина, но мужчина не спешит, оставаясь наедине с собственным положением. Он знает, что склад покинули все живые существа. Второй вездеход подряд готов к выходу, уже стоит у входа и ждёт его решения. Уставшие ноги радуются последнему, как никогда прежде. Перед глазами, выдвинутый из рядов собратьев, стоит комплексный заряд.

Массивное нечто содержит биологическое, информационное, роботизированное, электромагнитное и ядерное оружие. Части совместно поражают всё, что окажется в зоне досягаемости, интервальными атакам. Расползаясь, маскируясь, отдельно выбирая цели. Заряд создан для доставки смерти всех сортов, любым желаемым способом, для уничтожения всего. В том числе двигающихся существ, укреплений и сетей в зоне поражения. Оружие стояло в списке пожеланий, стало частью плана, но теперь не казалось таким уж доступным, несмотря на расстояние вытянутой руки.

Три дня назад Кам ненавидел Разум и общину. Риск собственной жизнью ради смерти интеллекта и людей, влачащих жалкое существование под гнётом приказов, накопился по общему счёту. Планы истребления агрессивных насекомых ради мести казались оправданными. Отдельные слепые ничтожества не оставляли сомнений, совершая убийства, превращаясь в вандалов и в элементы декораций по воле Разума и случая. Ещё хуже становилось, от собственной принадлежности к общине.

Каму удалось избежать доли подопытной мышки и раба до самой смерти, но большую часть жизни он оставался частью такого опыта. Прошедшее время, воспоминания и путешествия после бегства позволили Каму стать другим, непонятным прежним знакомым. Одиночество, увиденная прошлая и верхняя жизнь, воспоминания детства и приобретённые знания делали мужчину сильней и разумней. Поставили выше остальных, позволили принимать верные решения. В какой-то момент и сомнения стали приходить вместе с новыми мыслями, но до сих пор мужчина с уверенностью ставил собственные идеи выше любых проблем и сомнений. Он избегал старательно неприятных мелочей. Даже если они отзывались внутри.

Сейчас, неотрывно смотря на решение, способное уничтожить корень всех проблем, Кам вспоминал людей сверху. Глаза моргали часто, пока мозг старался оценить со стороны собственные выводы. Мужчина никак не мог решить, оправдывает или понимает недавние переживания. Столкновение с жестокость и красотой напрямую смутило Кама. Натолкнуло на непреодолимый барьер, словно он навсегда отделялся прошлым и нутром в иную плоскость.

Что случилось в те секунды? Девушка испугалась настолько, что отбивалась, не разбирая слова и знаки. Мужчина сверху причинил Каму боль, а мог и убить его. Наверняка убил бы, если бы применил всю силу. Насколько смог понять и услышать Кам, люди сверху не смогли решить, что с ним делать. Не поняли и оставили. Не увидели в мужчине отличий от остальных и не посчитали равным. Как он не считал равными людей из общины. Как Разум не посчитал себя подобным людям.

Потому сомнения подтачивали уверенность. Желание убить оставалось. Кам хотел уничтожить место своего рождения и взросления, вместе со стыдом и унижением. Но постоянное и сомнительное стремление убивать подталкивало Кама к печальной мысли. Злость и ненависть, а не поиски справедливости подводили к радикальным решениям.

Мужчина встряхнул головой и принялся тереть виски. Закрыл глаза, громко выдохнул и замер: одержимость в поисках мести оставалась желанием, которое Кам никак не мог заглушить. Только мог спрятаться от неприятностей. Если его кто-то сможет осудить, то пусть сначала отыщет. А лучше пусть сам переживёт хоть какие-то трудности, даже не его взросление насекомого среди подобных напуганных ничтожеств, копошащихся в глупости, голоде и страха. Не близкие звуки хруста панцирей.

Нельзя людям сверху судить о нём. Не их глаза видели бессмысленные зверства и собственные руки в браслете и в крови. Не их заставляли подглядывать и лишаться мамы. Не их руки берут этот заряд, чтобы прекратить страдания. Не они будут видеть смерти во снах, раз за разом.

Людям сверху всё равно, что будет с жизнью насекомого или даже целого скопления шестиногих. Вместе с этим открытием и долгожданным вдохом руки Кама подняли комплексное оружие. С трудом и неприятным хрипом мужчина покачнулся. Он наполнился слепым желанием, ненавистью и злостью. Будто всё переходило по рукам, с трудом держащим смертоносную тяжесть. Упёртая боль чуть притупилась, но забралась ещё глубже удивительным образом. Словно крючок вошёл сильнее и сросся с плотью.

9

— Да, я только за, — ответил он, поразмыслив пару секунд. — Тебе такое доставляет удовольствие, мне экономит море времени. Не разделение труда, но занятия по интересам.

Пролистав несколько сообщений, мужчина посмотрел на Анну, вернулся к мыслям и добавил:

— Только никаких запланированных экскурсий. Может, составим примерный план и загрузим гид и приложения по ряду реперных точек? Обнимемся и походим так сами.

— Чем тебя не устраивает туристический автобус и человек с микрофоном? — отшутилась Анна — В прошлый раз нам попалась весьма миловидная особа. Думала дырки в брюках проглядишь на её бёдрах.

Они сидели вдвоём на краю длинного стола на соседних местах. В столовой негромкая музыка перемешивалась с шумом разговоров, периодическим звоном новой партии приборов и шипением кофемашины. Количество пустых мест увеличивалось — большая часть коллег уже покончила с поглощением пищи. На экранах мелькали корпоративные ролики и проходные заставки для релаксации. Мужчина как раз сидел позади одного из мониторов, на котором маленький шустрый муравей тащил на себе огромный зелёный лист. Прожилки высвечивались солнцем среди ярко-зелёного фона.

— Перестань, — улыбаясь, ответил мужчина. — Бёдра не помню, да и не в этом дело. Даже ты её лучше рассмотрела и запомнила. Женщины больше обращают внимание на других женщин, это факт. Я скорее падок на приятные голоса. Но лучше им звучать только в моей голове. Наушники подсказывают, не вертят шеей. Поверь, смесь геолокации, дополненной реальности и хорошего синтеза речи запросто вытесняет милых девушек с приятными голосами, заученным текстом и большим логотипом на поло. Хлопот меньше, свободы больше.

— Ок, — Анна придвинула тарелку с сырником. — Мне нравится. Куда потратим свободное время? Пожелания, покупки или гастрономические изыски? Может активный отдых?

— И пассивный, — отшутился собеседник. — Доверюсь надёжным рукам. При возникновении неожиданных проблем свалю всё на тебя.

Он отхлебнул кофе, сделал глоток из чашки с холодной водой и снова отпил из картонного стаканчика со своим именем. Влил немного мёда и размешал напиток. Аня как раз допила зелёный чай и собрала салфетки на краю подноса. Выровняла приборы и посмотрела на часы.

— Но я буду рад избежать развалин, — поспешно добавил мужчина. — Никогда не понимал привлекательность скоплений векового мусора. Такие места интересны только историкам и мастерам семейной фотографии. Помнишь, как мы пилили вечность в автобусе ради горстки камней? Которыми, простите, пользовались римляне. И это путешествие вдаль от фаянсового чуда современности не лучше восстановленных достопримечательностей. В которых аутентичны несколько камней в основании. Не уверен, что слепленное наследие так важно.

Мужчина остановился с подносом в руках, осмотрелся и добавил:

— В остальном, во всём важном, я согласен. Вытаскивай меня с момента прилёта навстречу приключениям. Подальше от скуки и безделья. Даже если буду сопротивляться.

— Если не захочешь, то останешься один в отеле, — подытожила девушка, когда они уже поставили подносы. — В остальном — с меня культурная программа без банальных обязательных посещений. Держу в курсе по мере готовности. Или уеду без тебя, пробовать вина и сыры, наслаждаться кофе или горячим шоколадом, если продолжить ставить условия. Зануды отправляются в автобусный тур по золотому кольцу!

Мужчина усмехнулся, в то время как пара пополнила число пассажиров лифта. Анна посмотрела в зеркало, поправила волосы и встала перед ним, ближе к дверям. Мужчина положил руки на её плечи, мягко массирую пальцами мышцы девушки через кашемир. На секунду Анна исключила все неприятности, безумные планы и сомнения из своей жизни. Ценой огромных усилий девушка удержала себя в этой иллюзии блаженства. На пару секунд. Затем едва заметно вздрогнула и поймала его удивленный взгляд в отражении.

— Но ты скажешь, к чему готовиться? — достаточно тихо спросил молодой человек. — Где начинать спасательную операцию? Если не будет тополей, то искать тебя в плену у викингов, в звуках фламенко или в тумане среди дождей?

Последние слова были произнесены значительно быстрее. Лифт уже открыл двери на её этаже. Девушка вышла за остальными коллегами, не без усилий, обернулась и ответила с добродушной улыбкой влюблённого человека:

— Мы полетим вместе. И как бы ты не хотел, потерять спутницу, ничего не выйдет.

Двери закрылись, и улыбка по ту сторону исчезла. Стерлись узоры на песке первой набежавшей волной. Анна задумалась, не слишком ли быстро это произошло? Как долго она отражала в себе эмоции, связанные с ним раньше? Трудно сравнивать. Она шагала к своему ноутбук, перебирала вопросы. Сразу же следом прилетела и другая мысль — раньше сомнения не имели никаких шансов пробраться внутрь, достигнуть в сером веществе каких-либо значительные последствий. Что-то изменилось и впустило их. Что-то нужно выдрать с корнем, либо пересаживать в открытый грунт. Пришло время.

10

Птах смотрел на здания снизу вверх. От непривычки голова немного кружилась среди старых развалин. Хотя вершины разных форм подымались на какие-то полсотни метров в высоту. Он знал, что небоскрёбы в старом центре, здесь, неподалёку, поднимались намного выше. Но и эти здания, погружённые в зелень, слегка обветшалые, потрескавшиеся и смотрящие тёмными глазницами в пустоту улиц, пробирали до дрожи. Они ему казались не более привычными, чем птице глубины моря. Дыхание перехватывало и воздуха не доставало, отчего мужчина поспешил обратно, внутрь, на поиски спутницы. Втянул на входе носом воздух, ещё свыкаясь с массой информации и теряясь в новых запахах. Сеть снимала перегрузку чувств и слабо компенсировала недостаток массы новостей короткими сводка и снимками, доступным здесь. Мужчина ещё привыкал, часто жмурясь. Потому он и непроизвольно встряхнул головой, заходя и по пути сбрасывая напряжение.

Эмоции и мысли заключили чувства в клетке. Разум казался сжатым тяжёлыми прутьями внутри черепной коробки. Птах потрогал руками лицо, ощущая между собой и окружающими предметами прослойку из ваты и стараясь избавиться от неприятной изоляции. Сеть встряхнула его самого, проводя терапевтическую поддержку. Она волнами расслабляла нервную систему, стараясь снять напряжение.

Голова немного болела с непривычки: настолько свежим воздухом лёгкие давно не дышали. А кожа ещё дрожала от одного воспоминания о ветре. Спустившись по лестнице, мужчина вошёл в прохладное помещение. Звуки шагов с лёгкостью затерялись в шуме машин. Подойдя ближе, он заранее окликнул девушку, стараясь не напугать и не сбить.

— Не помешаю? — спросил Птах, останавливаясь на проходе в полутора метрах.

Аня улыбнулась, убрав волосы с лица. Руки чуть повернули на него подключённое устройство. Сплав привычной техники с реликтами прошедшего времени заставил мужчину ухмыльнуться. Шнур-манипуляторы необычно покачивалась. Проекция экрана выдала несколько диаграмм, стоило пробежать по данным глазами и задаться вопросами — сразу поступали ответы. Информация собиралась, обрабатывалась и передавалась.

— Теперь уже нечему мешать, — ответила Аня. — Вся грязная работа осталась позади. Найти этот центр, открыть все механические замки и прогнать самых вездесущих пауков оказалось легко. Ну, привычно. Дотащить достаточно топлива для генератора, запустить аппаратуру и подключить консоль — чуть сложнее. Самые большие усилия — заставить автомат копировать нужную информацию: культурные ценности, человеческие данные, а не отмеченное приоритетным статистическое и историческое наследие.

По ходу рассказа девушка скинула слепки эмоций и записи основных действий напрямую. Повернулась, осмотрела заинтересованного Птаха, улыбнулась и бодро продолжила:

— Везде проявила верх эффективности! И всё равно, из отведенных восьми часов передачи устройство потратит на меня минут пять-десять. Жуть как несправедливо. Потом скопирую для разбора всего процентов двадцать из полученного личного объёма. Отсюда вечное ощущение упущенной возможности. Может то, что нужно, всегда остаётся. Неизведанными глубинами.

— Странно, конечно, — удивился мужчина. — Почему передача такая медленная? Каналы только технические, никакой бионики, никаких живых носителей, это ясно. Значит живая передача отпадает, но как же прямая связь «мозг-машина»? В тебе сеть есть, переходник работает. За чем дело?

— Нет технической возможности встроиться в старые системы за такое короткое время, — ответила девушка, поправив одежду. — Много времени на настройку можно потратить на большой передаче, для проекта с загрузкой длинной более суток. Применяем такое средство только в специальных случаях, так как на всю подготовку уйдут недели. Только для значительных архивов.

На выведенных диаграмма сеть отметила столбики разной вышины. Птах посмотрел данные и Аня продолжила:

— В остальном работа по алгоритму. Обычно всё ценное копируем скопом, различая определённые метки. А разбираем уже со всей мощью! Берём всю породу, а драгоценные камни отбираем позже. Сколько при этом ценностей сгинут отсеянными или оставленными — хороший вопрос, опять же. Как посчитать ненайденное, как искать неизвестное?

Она накинула куртку и улыбнулась. Костюм слился и поменял цвет. На доли секунды Птах почувствовал себя в безопасности, но потом шёпот мыслей вновь обрушился на затихшую было гладь. Так, что прутья основы внутри словно затряслись. Аню немного смутила дрожь на лице собеседника. Она поспешила продолжить:

— В остальном все задачи решает персональная система. Выполнимые задачи, конечно. Костюма и простых инструментов обычно достаточно. Связь с общей сетью здесь не всегда работает на ура, но мощности на поверхности и орбите для интеллекта и персональных целей хранителей хватает с запасом. Что-то найти, взломать или выбрать…

— Подожди, — выставил руки и перебил её Птах. — Хранителей?

— Да, мы по-разному называем себя. Смотрители, хранители лесов. У кого-то рядом нет леса. Тогда, получается, придумываем другие прозвища.

Проекция между ними выделила на планете неравные области, включающие части материков и океаны. Птах больше смотрел на то, как причудливо разные цвета подсвечивали лицо Ани. Девушка встретилась с ним взглядом и продолжила:

— Мы — разные, работа и функции — схожие. Мои донастройки объёма взаимодействия с системой минимальный. Кроме стандартной конфиденциальности я ограничиваю потоки. Отключаю большинство функций уведомлений и сбора данных. Без паранойи, я стараюсь вжиться в объект изучения. Без отвлечений. Концентрация помогает исследованиям. Я так думаю.

Девушка поморщилась, посмотрев в глубь рядов машин. Монотонный шум звучал очень непривычно в сравненными с пением птиц и тишиной пустых залов. Приятности пришлось оставить дома несколько часов назад. Птах не заметил, как принялся перебирать пальцами в поисках продолжения разговора.

— Что ты ищешь? — наконец выдохнул мужчина, — Ну, для личных целей. Записи и фото людей я видел. Могу перечислить конкретные варианты. Отдых, путешествия, соревнования, семейные праздники и одинокие персонажи. Такие раскиданы по архиву. Такая камера хранения забытых вещей, которые немного раскидало ветром во времени. Ни заметок, ни ссылок, ни чёткой связи между сюжетами я не нашёл.

— А они мне нужны? Можно смотреть со стороны без анализа всего?

Почти беззвучно покачиваясь из стороны сторону, Аня ответила сама:

— Мне хочется жить. Я хочу почувствовать смысл, а не связать его. Пробую подступиться с разных сторон. Эта работа — личная, неожиданная и неоконченная. Может ещё и не начатая. Трудно объяснить, но попробую показать. Пойдём за мной.

Птах молча кивнул и вышел за девушкой на лестницу. Поднимался без догадок, наблюдая за ее мягкими уставшими шагами по ступеням. Персональная униформа, потёртая от носки, скрылась на следующем пролёте. Исправный лёгкий костюм. Молодой человек поймал себя на долгом рассматривании волн одежды. Он снова незаметно ушёл от шума, но дверь на крышу скрипела, испортив ощущение перехода на нагретую солнцем крышу. Хотя приятное возбуждение перехода пробежало по коже мурашками.

Какое-то время они стояли молча, осматривая неподвижные зелёные улицы. Местами выглядывали остовы машин, поломанные фонари, остатки скамеек и урн. Движения небольших животных едва прослеживались в наступающей прохладе вечера. Птицы пролетали над улочками, разбавляя криками шорох листвы.

— Смотри, что именно мне кажется важным. Мы очень быстро потеряли необходимость в доме, в земле под ногами. Я опору обретаю заново в поиске. Меня притягивает и завораживает мир, в котором небо над головой стоило дороже искусственных станций и колонизаций систем.

— Дорогая брошенная экономическая катастрофа? — спросил Птах. — Думал, что всё проще. Мы подпортили каждый уголок и решили, что уже не стоит держаться за прошлое. Неприятные ощущения, вкратце, подтолкнули исход. Ты это хочешь пережить? Исправить?

— Нет, — ответила Аня и покачала головой. — Акценты сместили, много раз переписывая историю. Мне здесь кажется, что мы не бросили свой первый дом от загаженности каждого метра. До которого только могли добраться.

Девушка осмотрелась и сжала губы в линию. Через пару секунд повернулась и продолжила:

— Конец человечества на планете стал добровольным и массовым исходом к новым границам. Да, может и дурно пахнущей историей одновременно. Мы избавились от необходимости делить. Оказалось, что выгоднее жить всем иначе — мы теперь едины, переменив одно место на множество систем и станций в общей информационной сети. Свобода стала большим шагом. Покинутая планета теперь представляет собой заповедник, в котором от человека остались безжизненные скелеты городов, множество мусора, законсервированные объекты, местные жители и засилье диких кошек. Скелет в шкафу детской комнаты. На котором регенерируется жизнь. Прекрасное наследство, а?

— Ты говоришь про оставленную память, — произнес мужчина кивая. — Мёртвую. Если утрировать. Те же основы истории и экономики, в вольной трактовке. Технический рывок, после которого мы оставили планету и помогаем восстанавливать понесённый экологический урон. Хотя бы не мешаем. Я и тебя, и общепринятую логику понимаю. Все мы, родившиеся на других небесных телах, на станциях и кораблях, относимся к этому месту как к живой сказке. В детстве представляли сказочные леса, населённые дикими чудесными зверями и птицами. Бесконечные зелёные моря, в которых затеряны нити рек. Ты для меня не просто смотритель, а ожившая лесная нимфа среди страниц детской истории и мифологии ребят. Я вижу сон, а сон всматривается в меня. Если ты хотела показать мне это, то стало ещё непонятней.

— Мы оба ничего толком не видим, — грустно и тихо сказала девушка и развела руками. — И не сможем заставить себя, пока не окажемся на краю. С тем же пониманием. Снова.

Она подошла к перилам и оперлась на них локтями. Птах пошёл следом, вглядываясь в едва наметивший себя багрянец вечернего солнца. Казалось, чем тут удивить: он видел закаты нескольких звезд, больших и меньших. Преимущественно закаты, потому что рассветы чаще всего требовали больших усилий. Но после перемен, смотря на солнце, словно проживал первый день жизни. Вдыхал воздух с ещё малознакомыми нотками, прокручивая в голове сценарии, предположения и желания с безумной скоростью. А затем, по запуску сети Аней, на улицы, слой за слоем, наложилась прежняя реальность. Она собрала траву в аккуратные формы клумб, дорожек и секций. Оставленные покрытия оказались полностью целыми. И теперь пробегали вокруг оживших домов. На улицах появились люди, машины и искусственное освещение.

По взмахам рук сеть достраивала мелочи, становилась продолжением мыслей. Девушка тут же пояснила:

— За углом этого дома площадка для игр. Сдвинь точку обзора, стоит того. Дети и взрослые могли тратить там дни вне работы. Мы потратим минуты на реконструкцию, несоразмерно.

Аня указала в сторону ближайшего двора и продолжила:

— Жители неслись над землёй, работали в небоскрёбах и играли на зелёной траве в командные игры. В любое время, на настоящей зелени. Да, я первые дни не могла перестать дышать и начать думать о чём-либо, кроме запахов, с примесью забытых городов и смога, то ли ничтожной, то ли надуманной. Потом стала собирать оживающий пазл из картинок. Поняла, как дёшево стоило счастье на каждом углу.

Каждый переулок вокруг принялся оживать, наполняясь подсмотренными историями. Наложенные изображения множились, несколько напуганный птиц улетело прочь.

— Но ты же не сравниваешь наши миры? — изумился Птах. — Свобода стала намного сложнее, но вместе с тем и приятнее. Мне никогда не собрать весь жемчуг миров за жизнь. Не увидел бы многие, если бы не работа.

Аня повернулась к собеседнику и посмотрела на него. Птах не понял, то ли изучая, то ли силясь понять посыл. Поэтому он сразу продолжил:

— Сначала выпихиваешь себя, а потом вспоминаешь постоянно. Для примера, лет десять назад я всматривался в рисунки далёких звёзд в отражении чистейшего озера. Позже, в последние полевые вылазки, работая над проектом коробочной автономной сети для системы станций в другой части галактики, наблюдал за наступлением холодов. Корка льда превращала свою сеть в прозрачное стекло. Поверхность собирала в оставшиеся сети по частям чужое небо. Зазеркалье крепло, как и понимание — это небо тоже моё. Мы изменились, наш дом стал шире. Разобрали орбитальное кольцо над планетой и переместили. Не бросили и не отправили на солнце. Передвинули границу. Расширили мир. Я понимаю это, но не знаю. Как почувствовать такую громадину, толщину времени, а?

— Ну, внутри мы те же, — покачала головой Аня. — Посмотри в себя. Мы так же одиноки под небом и в темноте. Нечего сравнивать. Важно почувствовать.

— Если быть честным, ничего не меняется и в объятиях, под крышей, в уюте и тепле. Нельзя изменить реальность, окружив себя удивительными вещами или закрыв за собой дверь в пустой комнате. Я могу понять желание достать засов понадёжнее и закутаться в теплое одеяло. Разве легче становится не от желания забыться? Что здесь чувствовать?

Птах договорил и усмехнулся, подчеркивая сомнение в последних фразах. Встретился со спутницей, выдохнул и посмотрел вдаль. Всматривался в тишине, нарушаемой шелестом листвы под вой порывов ветра, пока не зацепился за что-то взглядом. Затем слегка прищурился, нахмурив лицо.

— Мне казалось, что сезон лесных пожаров миновал этот край, — начал он, набираясь уверенности с каждым словом. — Ты же видишь дым чуть правее заходящего солнца? Это не внесено сетью…

Девушка проследила направление. И нахмурилась, уйдя в собственные мысли. Птах размышлял, что именно она сейчас выясняет, какую информацию запросила с орбитальных и локальных станций. Спустя пару минут Аня молча повернулась и заспешила к лестнице. Мужчина побежал за ней, слабо надеясь быстро получить ответы.

— Никогда бы не подумала, что ты настолько боишься летать, — с осторожной иронией в голосе, Анна старалась отвлечь спутника. — Нет, мне тоже бывает страшно. Есть страх застрять в узком лазе, пауки не вызывают восторга и одиночества сильно не хочется. В страхах честно признавалась и раньше. Но ты же ничем себя не выдавал, ни при взлётах, ни при посадках.

Девушку выдержала паузу. Отсутствие реакции оказалось красноречивее любых слов. Но она решила повторить попытку.

— Пойми правильно, ладно? Прежде ты не проявлял желание вырвать подлокотники кресла, находясь в воздухе. И тут такая неожиданность. Почему?

— Турбулентность и тряска, — сказал в ответ мужчина, через силу выдавливая из себя ухмылку и слова. — Неожиданно. Боязнь не скрыть в неожиданных ситуациях. А сейчас меня трясёт.

Внутри салона пассажиров ещё пару раз качнуло. Пальцы напряглись сильнее, мужчина зажмурился. После минутой паузы, не поворачиваясь к Анне, он продолжил:

— Меня сильно трясёт. В металлической трубе с крыльями на высоте одиннадцати тысяч метров. Мозг отказывается считать происходящее приемлемым. Я совсем не против каждого метра по отдельности. Но все они вместе, с воздушными ямами — это провал.

— Понимаю, многое навалилось, — сказала в ответ Анна, кивнув. — Я тоже переживаю, несмотря на упрямую статистику в пользу полётов. Обычные дороги с обычными ямами намного опасней. А здесь мы вместе, выше облаков, где всегда чистое небо и так мало людей над головой. Дышится ненамного легче, но удобно же. А ещё эти ночные города, скопления искр под крылом самолёта. Песня, одним словом. Может послушаешь или посмотришь что-то?

— Хорошая попытка, — тем же напряжённым голосом произнёс мужчина, выдавливая слово за словом. — Иррационального простого человеческого страха во мне много. Предостаточно.

Он открыл глаза. Зрачки от страха увеличились. Речь и движения оставались резкими и порывистыми.

— Современные системы ошибаются. Со всеми мерами безопасности могут ошибаться. С плачевными результатами. Могу представить. Вспышка, резкая боль и только доли секунды — мы даже не поймём, что случилось. В хвосте есть шанс на секунду, что не сильно лучше.

Спутница протёрла одной рукой другую. Она с осторожностью погладила мужчину и спросила:

— И как ты обычно справляешься с ярой паранойей? Ну, знаешь, все эти нервные мысли не проступают на поверхность в обычные дни. Расскажи секрет использования тихого омута.

— Никакой нечисти, только множество внутренних опор, — уже спокойнее ответил он. — Моя семья, ты, моя работа, тихие вечера, послужной список — всего понемногу. Рациональный подход. Исключаю проблемы, переключаю внимание. Различные инструменты, вроде тридцати двух зубов. Если одна часть расшаталась, то остальные принимают на себя нагрузку. Ты это даже не замечала в подавляющем большинстве случаев. Такая защита работает всегда…

— Почти всегда, — перебила его Анна, почувствовав усиление тряски и дрожи в голосе. — Сегодня занавес сорвало. Чёрт с ним, случаются тотальные неудачи. Могли обсудить их раньше. С чем скрытым я ещё не встречалась в совместной жизни?

— Думаю, я не менял серьёзно основные конструкции, — вытирая пот со лба, ответил мужчина. — Ничего важного. Я не требовал перемен, не старался кардинально изменить жизнь. Ну, направление. Раз и так идёт своим чередом. Без изменений достаточно проблем. Остались детские страхи и комплексы, не более.

Шум в салоне держался, но никто не спешил покидать кресла. Только в хвосте и у штор стояла пара человек, настолько же подверженных общей нервозности. Застывшие маски улыбок бортпроводниц не помогали снимать напряжение. Ни у кого день не обещал закончиться легко и быстро. Постоянное предупреждение о необходимости оставаться на своих местах с пристёгнутыми ремнями объясняло повисшее напряжение лучше любой статистики. Девушка подумала, что спёртый воздух, вода в одноразовой посуде и замкнутое помещение давят на человека. На каждого напирает ворох неприятного, заставляя забыть о доступности и удобстве полётов. Транспорт в экономичных условиях превращался в пытку, трата денег на наслаждение полётом попахивала безумством. Безысходность положения не оставляла особых вариантов.

— Тряска почти утихла, — сказала Анна, поглаживая по руке спутника, — попробуй подремать. Даже если не удастся заснуть, время пробежит быстрее.

— Хорошо, — выдохнул он. — Не дождусь прогулки по твёрдой земле. Без спёртых пространств, без багажа и без конкретной цели. Какие сейчас у тебя планы? Составишь мне компанию?

Мимо мелькнула форма бортпроводницы. Анна помотала головой, размяла шею и ответила:

— Лучше присмотрю за нами. А потом постараюсь смотреть в окно на проплывающие облака и наслаждаться видом. Пока не усну. Хочу остаться наедине со временем.

— Это тоже неплохая компания, — кивнул мужчина, закрывая глаза. — Но мне такие затеи всегда казались рискованным. День за днём, одно и то же, лезут одинаковые мысли и заботы. Дай только шанс размышлениям и созерцанию, как ненужные сомнения тут же попрут напролом. Попахивает неудачной идеей. Бравада, как по мне.

— Возможно, — сказала Анна, отворачиваясь к иллюминатору и доставая наушники.

Девушка не собиралась включать музыку, уже погружённая в гул двигателей, потоки облаков и собственных мыслей. Она закрыла глаза и совсем тихо, для себя, добавила:

— Но мне хочется помечтать.

11

После самолета и автобуса ноги ещё расходились. Не вернули себе подвижность, словно сплетённые из жёстких прутьев. После ожидания багажа и тряски в дороге путешественников встретили просторные улицы, залитые светом витрин, фонарей и фар. Потоки горожан сновали, окруженные шумом и медленным движением машин. Непривычно тёплая погода, отсутствие снега и совсем другие люди сложили собой перемену мест.

Девушка думала, что еще утром проснулась в другом мире. В мире, где прохожие говорили привычно, где снег и холод вовсю проносились вокруг, а грязь липла к ногам. Магия переместила её сюда, за несколько порталов: такси, самолёт и автобус. Ноги ступали по дороге, неровности которой оживлял подпрыгивающий чемодан цвета груши, чьи колёсики едва поспевали за хозяйкой. Вечер и утро разделили непредставимые расстояния и различия, вкладывая в путешествие магию непонятных сознанию перемен.

Волшебство и минуты в предвкушении, нарастание напряжения, растяжение секунд от массы впечатлений — все чудеса вместе немного отодвинули собой переживания последних недель. Проблемы, заботы и радости не отличались оригинальностью. Анна чувствовала и знала, что мотивы и модели поведения людей вокруг с лёгкостью сравнимы с героями обветшалых рукописей. Привычной классики, порой так ненавидимой школьной программы. Похожи и сходны. Она складывалась из ожидания от путешествий, из прочитанного и просмотренного.

Вроде бы магические отличия книг и реальности бросались в глаза. Но что-то достроилось за века из кирпичиков культуры и науки: города стали похожи друг на друга. Схожие машины, повторы в элементах одежды, одинаково разные лица, освещённые тем же светом витрин, фонарей и фар, знакомые названия и имена на вывесках — уже известные детали неуловимо приглашали проникнуться происходящим. Но даже на небольшой глубине находились разительные открытия отличий: темп разговоров, черты лиц и мотивы музыки наделяли каждый город собственной душой. Осознание неповторимости места, от мелочей до символов, приносило и грусть, и радость одновременно. Ведь хорошее знакомство должно занимать годы, а не время дороги от аэропорта до отеля.

Номер в последнем оказался меньше, чем на фотографии. Маленький обман, ловкость рук игрока в напёрстки. Светлый и приятный, но не тот, что представлен на сайте. На осмотр девушка потратила не так много времени: по прошествии десяти минут Анна поправила макияж и отошла от зеркала в ванной.

— Ты хочешь отдохнуть вечером? — спросила она, присев рядом с молодым человеком на край кровати. — В целом, здравая мысль, хочется отойти от дороги перед сном. Размять ноги без сумок тоже заманчиво. Что скажешь?

— Я только за, — ответил он, не отрывая лица от подушки. — Но ноги отказываются нести тело в порядке ультиматума. Может улицы сами справятся с этим вечером, без нашего участия?

— Думаешь, что я буду таскать тебя всё путешествие? — с улыбкой, раскачивая мужчину, спросила Анна. — Девушка в номере и рикша в остальное время. Очень странные желания и ограниченные фантазии. На что ты рассчитываешь?

— На твоё ангельское терпение и своё дьявольское обаяние, — повернувшись, ответил мужчина. — На минимальное количество движения в ближайшие часы. А составленные и, я уверен, чудесные планы подождут день-другой. Выспаться и отдохнуть нам важнее. Прекрасен наш союз, но сейчас я слишком устал. Не вижу смысла спешить отдыхать, чтобы устать еще больше. Какой в этом толк?

— Как это чудесно у тебя получается, — чуть громче с напускным изумлением возразила девушка. — Ты отдыхаешь, тебя уговаривают, тебе предлагают. Думаешь, что приятные улочки, впечатления от света фонарей и шума шагов сами тебя найдут?

— Счастье должно получаться само, — миролюбиво усмехнулся мужчина. — Дай рассказать тебе эту идею. Избыточные вещи зачастую остаются незамеченными: ещё одна сигарета, бокал сверх меры или излишняя надежда. Привычка, осадок на дне и неприятный привкус во рту. Зависимость впивается внутрь, уже завладев нервной системой. Когда выдается спокойная минута вне зоны воздействия наркотика, мысли обретают конкретные формы, вопросы и ответы. Приходит разочарование от прежней спешки, а разве оно нужно? Жизнь складывается сама в приятные вещи, не стоит торопить события. Они случатся и без меня, ничего в этом страшного. Ты со мной согласишься, стоит попробовать.

— Ну, знаешь ли… — начала Анна, поднимаясь на ноги. — Если мир вокруг чудеснее без тебя, это приложенные им усилия. И можно выпасть при таком отношении из собственных дел. Если не будешь стараться, счастливых и особенных моментов и людей в жизни поубавится. Потраченные силы придают ценность воспоминаниям. Упущенные возможности оставляют только сожаления.

— Не у меня! — с улыбкой ответил собеседник, зажмурив глаза и потирая лицо ладонями. — Аня, я не страдаю занудством и не буду жалеть, а буду спать! Спокойным и сладким сном.

Она поднялась, сдерживая остатки недовольства. Поймала себя на едва слышном скрежете зубов. Уверенная, что он пропустит слова и уснёт в ближайшие пять минут на том же месте. Они делили номер, время и планы, но не переживания. Сколько бы Анна не старалась, не рассказывала и не спрашивала его мнение — взять обратно слова и разрушить чужие ожидания оказывалось феноменально просто. Никаких сомнений: сиюминутная лень и нежелание напрягаться брали верх над любыми преградами. Если так хотелось, значит так и стоило поступать.

Множество вопросов без ответов собиралось в её голове, не давая успокоиться и предрекая ночь без сна. Утренняя звезда ждёт её. Дьявол, он же знал, что она постарается подготовиться, чтобы провести полный впечатлениями отпуск с ним, от первого вечера до вылета домой. Что она не любит сидеть в номере, когда вокруг масса интересного. Он сам декларировал те же мысли до первого соприкосновения задницы с мягкой горизонтальной поверхностью. И мог просто предупредить, пока она спрашивала его мнение несколько раз до этого, а не саботировать уже на месте, поставив перед фактом. Не факт, что завтра что-то сдвинется, но это уже совсем другая история. Что ж, можно заранее выбирать и другой отдых, и другую страну, и другие планы. А что из них останется? Что ей дальше делать? Сейчас и в целом.

С планами у девушки всегда оставалась одна проблема. Анна не знала, что из них сбудется, а что нет. Расстраивалась чуть больше необходимого от неоправданных ожиданий. Чаще всего, по независимым от неё причинам. Взять совместную жизнь — одни вопросы о будущем: сколько они будут жить вместе, что собираются делать дальше и каким будет это «дальше»? Спрашивать — совершенно бесполезное занятие. Ожидание — совершенно безблагодарное.

Желание должно реализовываться с обеих сторон. Потому Аня часто задавались ещё одним вопросом: приятное внимание или привязанность удерживала её последнюю пару лет? Что не позволяло задаваться вопросами прежде? Что должно измениться, чтобы в их жизни к ответственности прибавилось большее количество взаимности? В какую сторону вело время? И ответы постепенно накатывались, неприятно проступая в ежедневной рутине, разрастаясь от мелочей к крупным проблемам.

Хотелось верить, что он ошибался, теряя время. Она попробует изменить сказку о потере, только потому что соглашаться и мириться по каждому вопросу не намерена. Некоторым планам необходим толчок для воплощения. И нечего ждать помощи, поддержки и понимания.

12

Венера взошла в утреннем небе. Аня стояла в холоде осени, просыпаясь в ранних звуках леса. Свежесть сумрака разрезал свет нового дня. Первые минуты заполнял шёпот листвы, пение птиц и шелест ветра. Воздух пробирал до глубины души через лёгкие, пронизывая собой.

— Что это было? — спросил Птах, подходя к ней. — Среди всех собранных данных исследований особенно выделяется ряд видео дневника. Записи, снятые ночью. И твои записи за ночи — не сны и не видения. Они забирают много сил.

Пропела птица. Пауза заполнила минуты без какой-либо реакции, девушка даже не повернулась к Птаху. Тогда он вздохнул и продолжил:

— Понятно, почему ты часто почти отсутствуешь днём. Или теряешь часть дня, когда бродишь механическим призраком. Мутный взгляд, пелена вокруг уплотняется, физическая и социальная: ты не общаешься с близкими, не обсуждаешь работы коллег, не встречаешься с живыми людьми. Ты едва смогла объяснить мне свои мысли. Ежедневные препараты и процедуры, работа твоего помощника в нейросети — всё держит тело в форме, но не более. Что ты делаешь?

— Высматриваю и наблюдаю, — сказала девушка улыбаясь, но повернув голову продолжила уже серьёзней. — Со стороны рассматриваю жизнь. Например, знаешь ли ты, что любишь? Жизнь, приятные мысли и радости известны. Нравится в жизни знакомое: собственные идеи, мечты и известные места. Любой человек уверен в их особенности, исключительности в центре собственного эгоизма. Сопереживание и мысли не могут сдвинуть такие рамки. Точку зрения. Мы уверены, что собственная личность и окружение превосходно, потому что оно знакомо. Но что, если «я» размножить и всматриваться в независимые отражения? Связанные чем-то не изученным совсем. Хочешь почувствовать и понять ситуацию: переживай жизнь, оставаясь собой. С разных сторон.

— Я ни черта не понимаю, — опустив голову, пробурчал Птах. — Что нужно пережить? Ты рассуждаешь как опьянённая, уставшая и увлечённая обрывками собственных идей. Странных идей. Прости меня, как-то так. Или как птица в охоте за блестящим хламом, или как одержимая поиском. Можешь пояснить?

Девушка кивнула, запустила руки в волосы и встряхнула их. Дрожь пробежала по её шее и по плечам до кончиков пальцев.

— Наше сознание — структурированная информация, — пустилась она в пояснения. — Гены и переживания, наследственность и приобретенный опыт. Словно отпечаток в янтаре, переливающийся на солнце. Чтобы увидеть что-то определённое, нам нужен верный угол и яркие лучи. С помощью стимуляции моей сети, ряда препаратов и собственной психологической настройки я почти переживаю две жизни в одном сознании. Волны впечатлений, словно прибой, каждое утро выносят меня на берег, собирая заново из пены. Может забвение это дар, получаемый взамен обречения на адские круги из повторений. Может это просто грёзы в заданных условиях, внешних и внутренних. Но сейчас я лучше понимаю себя. Переживаю информацию, которая, теоретически, проходила через мои гены на этой планете множество поколений тому назад. Их помогает создать или включить сеть, со всей местной поддержкой. Может быть. Точнее ещё не могу описать, что это такое, где и когда, в этом ли мире вообще проносится зазеркалье. Сил уходит слишком много, информации слишком мало. Данные сети не разобраны, там пока закрытый ящик. И теперь слишком много дел, нужно торопиться…

— Об этом можно поподробней? — повернулся к ней мужчина. — Данные спутников в обработке ничего не дали: никаких экологических, технических или космических аномалий. Нет предупреждений сетей, не происходит ничего странного. Но мы покидали город в спешке, а сейчас ты сворачиваешь свои посадки. Я вижу, как ты осматривала и закрывала оранжереи: лицо каменное, губы сжатые, руки не находят себе места. Происходит что-то серьёзное, верно?

— Да. И дело не в прогнозе погоды или предсказании иной опасности.

Девушка вернулась через десяток секунд со стаканом воды и продолжила.

— На вероятности и расчёты можно полагаться, но здесь я научилась изредка доверять неполной картине, опираясь на интуицию. Мы всегда что-то упускаем из внимания, иногда ошибаемся в условиях моделирования. Когда сталкиваемся с новым, аномальные, непредсказуемым. Лучше перестраховаться интуицией. Помнишь Противников разложения?

Птах задумался, наблюдая за стеклом стакана. Оно просвечивало, преломляя отражения листьев, стволов и неба, маскируя свою чужеродность, искусственность и строгость среди природной непосредственности. Кожа шеи откликнулась на пару глотков. Мужчина заставил свои мысли вернуться к подобранным данным. Пересмотрел информацию ещё раз, в поисках структур и ассоциаций. Потерпев неудачу, потёр подбородок рукой и решил оставить новые попытки.

— Ортодоксальная секта, объединившая противников перемещений, — прочел он собранную информацию. — Страх перемещений вызван неподтвержденными представлениями о смерти прежнего «я» в момент перехода. Не сталкивался, но видел разных фанатиков: собаки без потребностей, души полные ужаса перед подключением искусственной сети к разуму или перед перелётами на кораблях. Думаю, что отмежевание крайностей и баланс разумных мнений удерживает общество в равновесии. Может, потому и нужны… дилетантские выводы, не более того. Сам не знаю, как уживаться с сектантами.

— Не совсем сектантами, — заметила Аня. — Ради единства мы уважаем все мнения. Здесь другое. Добровольное отделение, в меньшей степени вынужденное. Люди терпимы и человек волен выбирать себе дорогу сам. Со всеми стараются поддерживать связь — политика корпораций, официальная этическая позиция. Но так было не всегда. Если подумать, только одно разделение до сих пор оставляет отдельные группы за бортом жизни осознанно.

— Выгода, в цифрах или положении, в способе жить, — предложил Птах. — Если ты не удобен и не нужен, то найдётся способ избавиться. Ты же сейчас говоришь о местных поселениях, верно?

— Да, конечно, — согласилась Аня. — Невыгодные люди за бортом прогресса. Потомки тех, кто решил остаться в своих домах. Они не представляли интереса и варились в собственном соку здесь, внизу, несколько поколений. Не самый изученный процесс, тема не очень популярная и совсем не оплачиваемая. Могу рассказать то, в чём уверена, но и того наберётся немного. Например, я уверена, что их культурный уклад со временем скатился из самобытного в образ жизни общин, собирателей и кочевников. Собиратели с психологией собственников «что нашёл, то моё». Отсюда конфликты за территорию; даже в условиях зачистки мест хранения вооружения способы найти или изготовить орудия убийства остаются. Многие вещи просто лежат под ногами. Кстати, физически кочевники не сильно отличаются от нас: чуть плотнее, нации смешаны, в большей части кожа смуглая от загара. Но ограниченный генофонд и изоляция части групп дают о себе знать.

— Генетические болезни, отравления и увечья вне качественной медицины. — хмуро заключил мужчина, провожая взглядом пролетающую галку. — Больные дети и беззубые старики?

— Отсутствуют по моим скромным наблюдениям. Хотя внешнее однообразие черт налицо. Что возвращает нас к вопросу моральных ценностей и достижений цивилизации.

Девушка посмотрела на собеседника и продолжила:

— Вряд ли забота о ближнем или социальные нормы входят в число сохраненных ими благ. Но какие-то культурные институты сохранили собственное значение. Никто толком не может в этом разобраться, потому что мы теперь говорим на разных языках, в прямом и переносном смыслах. Смотрим на мир разными глазами, по совсем отличным смыслам за ними. Местные жители не животные, но правила выживания и общения у них иные. Это же не кочевые племена в привычном понимании. Обиженные брошенные собиратели, избалованные богатством под ногами. Нас они ненавидят, от гордости и затаённой обиды, накопленной с достатком. И зайдут достаточно далеко, если позволить. Мурашки по коже.

— Я знаю о чём ты, — Птах опустил голову. — Убийство одного из смотрителей, лет пять тому назад. Новость прокатились по всем населенным мирам. Произошедшее запомнилось нарочитой, постановочной жестокостью. Изуродованные части тела, соединенные вновь с издевательским порядком. Узоры, выведенные из крови, рамки у стен, выложенные из осколков битого стекла. Множество следов, но спешный и продуманный отход, скорее всего по лесу. Поисковые отряды нашли несколько групп неподалёку, но те перемешались и окончательно спутали карты. Даже показательная кара правосудия, цивилизованная месть, не удалась. Не хватило данных и людей здесь, на месте.

— Их действия походили на ритуал, — почти шепотом сказала Аня. — Они обычно готовятся к нападению и планируют отступление. Но не на хранителей. То событие сводилось к непонятной жестокости. Во всём словно сквозит ответ на вопрос. Который остался неизвестным. Большая часть жертвы дошла до нас узорами на стенах и деревьях. Никто из нападавших не взял отслеживаемые вещи. Никто из нас не нашёл закономерность или отсылку среди знаков или подписей. Ничего личного. Сама не была знакома с несчастной, но уже работала на земле, когда её убили.

Птах потёр глаза и спросил:

— Тебя беспокоит сейчас, что ничего не изменилось с нападения?

Аня кивнула и продолжила:

— Была вереница беспорядочных проверок, ряд опросов и установка новой защитной системы. Меня вся шумиха не успокоила Никаких новостей или выводов, только несколько ночных кошмаров. Что ж, тогда я хотя бы ещё видела настоящие сны. Единственное утешение.

F

Он не сходил с ума и пытался себя в этом убедить. Тело болело не слабее разума, но Кам заставлял себя плестись прочь от сцены основных событий. Мужчина хотел верить, что ещё различает тёмное и светлое в холодном грязном безвременье. Отчётливо помнил падение от броска, очень сильного. Боль от удара до сих пор не умолкала в теле, заглушая многие мысли. Но не главные: Кам окончательно уверился, что в руках у девушки оказался крест его матери. Та самая деревяшка, которую сын оставил на особом месте, чувствуя, а не понимая смысл. И теперь она не отдала крест, не вернула вещь по какой-то неясной причине. Значит Каму не удастся вернуть память, её символ. Ничего не вернуть и не исправить.

Подобные мысли заставляли мужчину брести и ныть, ненавидеть и желать смерти всему живому. Он ненавидел, как его ненавидели. Да и было за что, откровенно говоря.

Ненавидеть учили. Кам помнил, как вместе с группой из общины пробрался в дом одного из чужаков сверху. Пускай не своими руками, не по собственной воле, но он поучаствовал во многих противоречивых действиях. За прошедшие годы много, очень много раз, Кам переосмысливал события. Переживал заново отрывки прошлого, стараясь найти в себе что-то хорошее и успокоиться. Сейчас, изнывая от усталости, Кам дошёл до ближайшего подсобного помещения, будки для хранения вещей. С трудом влез внутрь и привалился к стене, стараясь принять наименее мучительное положение, вызывающее в теле меньше боли. Ворочаясь, Кам постарался уйти в воспоминания. Опираясь спиной на стену, сел лицом к двери.

Внутрь заглядывали деревья и залетал ветер. Мужчина смутно различал движения ветвей и предметы, хранившиеся внутри маленького помещения. Сильно потея, он старался успокоиться, чтобы в забытье найти необходимый отдых. Кам вспоминал, что именно якорем тянуло мысли к идее о заслуженной боли. Что не давало остановиться и обвинить в случившемся людей, сверху и снизу, мелькавших в его жизни, сейчас и в прошлом. Проклинал собственное любопытство, жмурясь от раздражения. Что заставило его пойти за парой оттуда, сверху? Почему он подумал, что встреча девушки вновь, спустя годы, не простое совпадение? Почему он обманулся, да и что могло заставить её не испугаться?

Время тянулось, спутывая мысли. Дыхание успокоилось, хотя тело ещё побаливало. Кам решил, что будет придерживаться слежки с безопасного расстояния. Убежит, найдёт удобный момент затереть прошлое, доказать правоту. С перебором схожих размышлений Кам отпустил напряжение, шаг за шагом, с глубоким дыханием и закрытыми глазами.

13

Мелкий снег кружил над головами прохожих. Улыбки в быстром движении толпы сменялись задумчивыми выражениями, погружёнными в телефоны лицами и любопытными взглядами. Центральные улицы наполнялись светом и движением, просторные, не погруженные в рекламу, несмотря на открытые высокие витрины. Выходя после ужина, Анна почувствовала морозную лёгкость ветра.

Порывы не были такими свежими, как воздух её маленького городка. Там улицы давно успели укутаться в белое полотно, а уставшие люди прятались в тепле квартир. Здесь же, комфортные и приятные, аллеи не покрывались ни белой спокойной пеленой, ни подвижной серой массой грязи и реагентов. Слегка морозным вечером, после ужина, желание прогуливаться под темнеющим небом оставалось и даже становилось сильнее. В этот раз движение взяло вверх.

— Это то самое, — произнёс мужчина, поправив пальто. — То, о чём я тебе рассказывал. Повествования в тепле и уюте не смогли так ясно передать мысль: память улочек, музыка сводов и людей непременно переносит тебя в другой, сказочный мир. Нет, даже в другое время. Такое волшебство.

Он посмотрел на руки девушки и сжал их, приписав дрожь прохладной погоде. Затем почувствовал, что собственные холоднее, и, немного смутившись, продолжил:

— Прости, могу только заморозить. Но я стараюсь. Похоже, живой оркестр где-то на соседней улице. За саксофон ручаюсь точно. Нас ждёт прошлое и хорошее настроение. Пошли?

— Да, конечно, — смущенно улыбнулась девушка. — Только успей рассказать, что за путешествия во времени ожидаются вместо осадков?

— Ну, сейчас это тридцатые годы прошлого века, — сообщил он, увлекая за собой спутницу. — Америка, возможно, широкие брюки и ничего не подозревающие пары на площадке для танцев. Играет музыка с пластинок. Оркестры с громкими именами, классика жанра в настроении прежнего века.

— Поняла о чём ты, но почему прошлое? — удивилась Анна. — Для меня это что-то новое. Новые запахи, звучание и впечатления. Знаешь, старики ворчат об утраченном благословенном времени, вспоминая собственные золотые дни и мелодии тех лет. Мы молоды и помним, что никогда не будем жить лучше, чем завтра.

— Да, — согласился мужчина, замедляя шаги, и продолжил беседу: — Только не торопи время. Там мы всегда будем чужими. Грусть и одиночество — бич путешественников во времени, почище инквизиции и чумы, ручаюсь. Стоит остановиться, немного отвлечься, насладиться моментом — как сегодня уже прошло. А это значит, что ты устарел, модная музыка уже не та, популярные актёры родились позже тебя, да и в стандартных настройках аккаунта предлагают год хотя бы на пару оборотов позже твоего. Ты уже не на гребне волны, не мейнстрим, а значит нужно ценить себя за что-то настоящее.

Мужчина посмотрел на девушку. Та смущённо пожала плечами, на что спутник добавил:

— Справедливости ради, в прошлом осмотрительного путешественника во времени могут носить на руках, стоит прихватить с собой немножко знаний и пару образцов их воплощения. Или же прекрасную музыку.

— Как бы не отнесли тебя святые братья за такие речи прямиком на костёр, — усмехнулась девушка. — В прошлом. Как минимум, за занудность и пренебрежение. Я никогда не понимала фантазии по такому понижению уровня жизни. А какие приятные мелочи: ароматные дамы, насекомые настырнее вони, смертельные болезни, произвол и самодурство высших чинов или сословий. Войны и революции, бешенная смертность и никаких приятностей. Ни тебе повсеместного электричества, ни интернета, ни нормальных коммунальных услуг, ни разномастных сладостей, ни большей части классики, ничего нет. Жизнь в пустоте?

— Могу пережить, — уверенно отговорился мужчина. — Не спорь, сейчас нас ждёт не такое давнее путешествие. Скорей, поймём момент и посмотрим представление. Тебе понравится, обещаю.

Девушка была рада и мелодии, пойманной на улице, и случайному разговору. Сегодняшний день уже близился к окончанию, времени на взбалмошную идею оставалось всё меньше. Аня не могла понять, осознанно она отказывается от такого риска или пока не нашла подходящего момента. Умышленно не решается или подсознательно оттягивает решение. Поиск душевного прорыва требовал только миг. А что, если он и не наступит? До настоящей секунды годного шанса она не нашла. А весна оказалась уже совсем близко.

Музыка усилилась, как только ноги оказались на перекрёстке. Вскоре, завернув за угол, пара увидела уличного музыканта. Неподалеку от выхода из кофейни тот собрал приличную живую толпу, часть которой уходила, постоянно освобождая место новым слушателям, разрастаясь и обновляясь. Кто-то делал вид, что не замечает или не одобряет происходящее. Кто-то отвлекался на секунду, затем вновь вливаясь в число слушателей. Но большая часть людей не проходила мимо соло саксофона в полном сопровождении, останавливаясь и наслаждаясь представлением. Прохожие с телефонами и улыбками окружили музыканта, опуская объективы и доставая деньги в коротких паузах.

В футляре, посреди мелочи и банкнот, стояла колонка. Она едва справлялась с ролью оркестра, перенося звуки за десятки лет из прошлого в настоящее. Здесь же, в реальном времени, вступал солист, с каждой паузой увеличивая энергичность танца. Плотное пальто с потёртыми рукавами, размотавшийся шарф, брюки и немного помятая рубашка. Большая часть вещей могла быть постирана ещё вчера. Но музыканта не смущала ни толпа, ни ветер, ни что-либо ещё. Ничто не мешало движению. Пауза, лёгкий подталкивающий кивок, продолжение под одобряющий звон монет. Он получал и деньги, и поддержку, и внимание. Те самые улыбки после добровольного освобождения карманов, увлечённые в одном настроении, подбадриваемые свежим порывом и хорошим расположением духа.

Люди стояли вокруг, зачарованные в заразительном общем движении и в одной мелодии. Анна подняла голову и всмотрелась в голые ветви каштана, узловатые и плетёные, раскачиваемые ветром. Её напряжение, их жизнь и планы, мысли замерли на одном месте. Игра света в ветвях, ореол фонаря и затянувшийся проигрыш — собрались все маленькие знаки, переполнившие изнутри девушку. В конце концов, их смогут услышать единицы: сказанное не могло привлечь много внимания. Оправдания кончились.

— Ты женишься на мне? — тихо, но отчётливо произнесла девушка на пределе слышимости.

— Прости? — растерянным, ещё не понявшим голосом, спросил он, не успев сменить выражение лица.

Маска застыла на мгновение, но Анне показалось, что лицо напротив окаменело. Она ещё не понимала, насколько запомнится этот смущённый встревоженный взгляд.

— Сегодня вечером я могу спросить и хочу одного, — сбивчиво, с большим трудом сдерживая себя, сказала девушка. — Есть такая традиция, подаренная на один день. Ну, условно. Мне важно, что мы вместе всё это время. И потому так волнует общее будущее. Ответь, возьмёшь ли ты меня в жёны?

14

Птах наклонился и потрогал жилки листьев подорожника. Растение, одно из многих, пробилось сквозь трещины среди кусков асфальта и проложило себе дорогу к солнцу. Но этим утром и темнеющее мёртвое покрытие и живую зелень припорошил недолговечный снег. Мокрый воздух вселял уверенность в долгой поздней осени. Мокрые улицы в большей части ещё покрывала земля, переходящая в грязь. Как аккуратно мужчина ни старался догнать спутницу, остаться чистым не получилось. Коричневая масса и брызги от шагов сделали своё дело: капли грязи покрыли ноги.

А затем Птах вновь отвлёкся, проведя рукой по боку оболочки оставленного железного гиганта. Транспорт, забытый на краю дороги и немного заваленный на бок, изъеденный временем. В той жизни за ним спешили, в нём мчались по делам и возвращались домой. В этой коррозия поразила массивное тело, и теперь краска облетала кусками на землю. Лепестки прежде яркого покрытия, выцветшие, с острыми краями, собрались на земле. Птах потрогал дверь машины, и та нехотя и противно отозвалась старым скрипом. Чешуйки краски сорвались, осыпаясь вниз с брошенного остова.

— Аккуратней, — почти шепотом сказала Аня. — Если будем шуметь, сможем нарваться на неприятности. Звери или люди — напастей хватит.

Она осмотрелась и чуть громче добавила:

— Да, обойдись без резких движений. Скользить не советую. За этим нам и нужны костюмы с повышенной защитой. Под грязью может найтись острое, ржавое или токсичное барахло. Поскользнёшься и обнаружишь его, любой частью тела.

— Отличные перспективы, — с грустной иронией ответил Птах. — Мы убрали отсюда элементы электростанций, а часть лабораторий и производств законсервировали на века. Раньше я жил рядом с неизвестными хищниками и проносился среди обломков планет и космического мусора. Где не было ничего, ни технологий, ни особой опасности. Но умереть здесь, от забытых на дороге инструментов, общественного транспорта или велосипеда — это горькая ирония.

— Добро пожаловать! А чего ты ждал? Роботов и смерчи микроорганизмов, что восстанавливают планету? На какие деньги? Здесь нет порталов и космических станций, больше нет полезных ископаемых. Туристы не скапливается внизу. Только остатки истории, порой превратившиеся в ловушки. Умереть от подобранного ножа, патрона или стрелы — ничуть не лучше.

Статистику за секунды приготовила сеть. Аня вывела несколько блоков информации о несчастных случаях и обеспечении в открытом доступе и продолжила:

— Местные обеспечены едой, которая не испортится множество поколений: спасибо генераторам и куче оставленной техники. Оружия именно для добычи пропитания достаточно. Охота для них — скорее забава, а не промысел. Эффектность важнее эффективности, наверное. Ну, и держи в уме, с нами местные не общаются, остаётся наблюдение. Оно не оплачивается и потому мало кто подсматривает за котиком в мешке. Сейчас угроза слишком близко для игнорирования. Всё, что подскажет число и состав группы, ценно. А торговый центр они посетят в первую очередь, если не запаслись заранее инструментами, экипировкой и провиантом.

— Почему мы просто не направим к ним машины? — спросил и пожал плечами Птах.

— Потому что именно так источник беспокойства не нашли вовремя сети, — обернулась Аня. — Значит, нужен инструмент поинтереснее. Поживее. Ну, может поточнее.

— Но если мы не найдём следов в этом центре, поищем признаки мародёрства рядом, верно? — спросил собеседник. — Продолжим поиски по предполагаемому маршруту до кострища или оставим датчики вокруг дома? Прибавим сигнализацию к мониторингу спутников?

— Датчики, — ответила на ходу девушка. — Вокруг живут не варвары, а достаточно хитрые, немного озлобленные и по нашей мерке чокнутые охотники и собиратели. Хранители леса для аборигенов — чужаки, мешающие и опасные. С которыми связываются при острой необходимости. Кроме исключительных случаев. Нам нужно выявить, что происходит сейчас.

Теперь уже сеть сама вывела вероятности и подчеркнула данные, иллюстрирующие сказанное Аней.

— Сейчас идут не поиски еды, трофея или мести. Люди лезут по беспросветным туннелям, вонючим трубам и руинам. Цели пока не ясны. Не знаю, насколько сама верю, что это глупость и агрессивность. Не уверена в такой опасности. Кто так изощряется, лишь бы самоутвердиться, убить и унизить жертву? Хотя, в происходящем может быть смысл. Может он нам не понятен. Ритуал, может жертвоприношение. Может сообщение, может ловушка…

— Возможно осмысленное и спланированное нападение, с целеустремленной жестокостью и с огромным недочётом, — наигранно выгнув спину, с иронией сказал молодой человек. — Вполне серьёзно заявляю, враги ошиблись. У тебя теперь есть я!

Девушка на секунду даже остановилась и покачала головой. Уже догоняя, Птах продолжил:

— Перестань так на меня смотреть! Давай представим самое худшее. Вокруг твари, расчётливые убийцы. Они же ещё не в курсе прилёта второго человека. Это наше преимущество. Даже если мы говорим о рецидивистах, условия и силы изменились.

— Это меня и волнует, — негромко ответила девушка. — Как совпадение Солнца и Луны в отношении размеров и расстояний. Как вращения системы в одной плоскости и её устройство в качестве учебного пособия. Как условия для эволюции жизни.

Тут уже её прервал Птах, положив руку на плечо. Аня отшутилась:

— Слишком много совпадений! Слишком странная синхронность: словно тебя ждали или ты спустил какой-то механизм. Что почти невероятно по всем мыслимым причинам.

Птах кивнул в ответ, пожал плечами и остановился перед большим зданием. Облака заволакивали небо тонкой пеленой. Отблески холодного солнечного света на полусфере не давали представления о происходящем внутри. Прочное покрытие местами сохранило намёки на зеркальную поверхность. Вероятно, с нескольких участков грязь смыли осадки. Но внутри, скорее всего, царила полутьма, холод и влажность, если внешние и внутренние коммуникации уже прохудились. Любой запуск генераторов мог занять время и вызвать возгорание, перерастающее в пожар. Да и шум привлёк бы изрядное внимание.

Поэтому две одинокие фигуры стояли перед густым мраком мёртвых остовов. В защите и тепле костюмов, вооруженные и подготовленные, но одинокие среди потёртых зданий и застрявшей под снегом зелени. Мужчина осмотрелся и подумал, что системы отслеживания не перестанут за ними приглядывать. Они останутся частью информационной сети даже внутри, под крышей. С другой стороны, это не помогло убитой здесь хранительнице. Может не спасти и их. Система и костюмы не способны обезопасить полностью от приступа паники, неверного решения или множественных попаданий. Сеть призвана помочь, снизить вероятность, но не исключить весь риск — иначе нет места свободе воли и передвижения. В самых надёжных латах они бы еле сдвинулись с мест. Невероятно низкий риск не позволял тратить время на сбор армии машин и лишние переживания. Птах выдохнул и ещё раз проверил настройки костюма и сети.

— Выглядишь растерянным, — окликнула девушка спутника. — С тобой всё в порядке?

— Да, наверно, — ответил мужчина. — Не каждый день представляется такая вылазка. Ещё мы долго добирались: условия так себе, я отвлекался. До сумерек осталось всего три часа. Мы не успеем осмотреть всё здание вместе засветло.

— Ты прав, — девушка построила проекцию перед ними, выделив цветом два маршрута. — Тогда обследуем поодиночке основные витрины. При малейшей необходимости соединяемся, без игр в героев ужастиков. Спутники не фиксировали приближение крупных млекопитающих за последние сутки, с виду всё кажется безопасным. Нас интересует склад стратегических запасов, оружие, спецкостюмы и инструменты. Ещё раз, если что-то случится или бросится в глаза — сразу зовём второго человека или включаем тревогу. Согласен?

— А есть выбор? — усмехнулся мужчина и развёл руками.

Аня шла по просторному коридору. Костюм тускло освещал несколько метров вокруг в режиме поиска: сканировал помещение и собирал данные. В отсутствие новой информации, девушка следила за отблесками на колоннах и на стёклах витрин, за искрами на полу. Все поверхности покрывала пыль, чей слой нарушали только свежие следы позади.

Одинокие следы оставались напоминанием о безрезультатности поисков, но сдаваться преждевременно Аня не собиралась. Они действовали по самому эффективному сценарию. На проложенном маршруте, построенной ломаной линии от её дома до найденного кострища, не нашлось иных явных следов. Сбор и анализ, интерпретации косвенных данных и интуитивные выводы выявили ещё три точки и увеличение численности группы местных жителей.

Группы передвигались неподалёку всю последнюю неделю. Аня помнила, как оцепенело её лицо, когда перед глазами система вывела возможной вероятность нападения. Не вероятной, но и не нулевой. Одна новость хуже другой: требовалась информация, подготовка и спешка. Никаких определённых выводов и сценариев сети не выдали: происходящее казалось аномалией.

Общая сеть также посчитала, что при быстром реагировании эффективнее всего искать признаки пребывания местных жителей. Но в то же время место хранения всех возможных товаров могло оказаться на пути случайно. Может, так их провели туннели, дороги и канализации. Может сложились погодные и случайные факторы. Аня не знала.

Спускаться в поисках ответов вниз, в коммуникации, или тратить больше времени вне защищённых стен — идеи хуже некуда. Сети подсказывали, что потенциал иных точек поиска слишком низкий. И если ближайшая пара часов не принесёт результат, двум неудавшимся следопытам придётся перейти к защите. Возможно, только от собственных мнимых страхов. Спрятаться за стенами дома, устанавливать системы слежения и закрывать внешние устройства здания. Превращать дом в бункер. А это уже совсем другая позиция, давившая на прежнюю уверенность, но потворствующая слабостям.

Аня подёрнула плечами. Костюм мгновенно отозвался. Девушке хотелось поддаться подавленному желанию спрятаться, понадеяться на системы и стены. Но это влечение обманывало, не казалось цельным. Она представляла себе долгое ожидание, бессилие взаперти, ограниченность четырьмя стенами. От такого неприятно вязало в горле, отчаяние накатывало волной.

Если местные придут, она будет слышать их крики, шум и треск, в сопровождении которых её сад и знакомые деревья могут ломать с бессмысленной злостью. Стены измажут и отобьют снаружи, она и это будет слышать, сидя внутри и рассчитывая только на их прочность и слаженность защитных механизмов: от закреплённых панелей до запуска мощного разряда по внешнему корпусу. Да, одного лесничего одни стены от расправы не спасли. Подход помощи мог занять значительное время. Печальные мысли вели к плачевным выводам: по завершению обороны приходилось рассчитывать только на трупы от разряда или противное выслеживание. Все варианты развития событий представлялись проблемными. Смерти, естественно, казались хуже прочих.

Взгляд девушки, до этого скользивший по сумеречным границам освещаемого пространства, отвлёкся на движение. В одном из павильонов, содержащем сувениры и подарочные изделия, сработал датчик движения. Какой-то объект оказался подключён к внешнему блоку аккумуляторов или иному источнику питания, рассчитанному на продолжительную автономность или возобновляемость. Оказавшись ближе, Аня еще издалека узнала декоративный миниатюрный театр. Знакомый раритет, который девушка видела в парках. Те версии производились в большем масштабе и обладали более реалистичными проекциями, дополняющими настоящую сцену своим миром. Тут, в миниатюре, отпечаток времени проступил настолько явно, что девушка встряхнула голову, отгоняя ощущение сказочной дымки перед глазами.

Небольшая сцена представляла собой бальный зал, наполненный волнами играющего света. В расходящихся теплых кругах органично вальсировала одна пара. Аня не понимала, осознанно или по поломке отсутствует звук, но натуральности движений эта деталь не вредила. Танец переносил в мир лилипутов, а не в парк, не в воспоминания. Движения создавали иллюзию, а не дополняли реальность. Казалось, что модели оступаются, дышат и обмениваются словами, словно живые, только едва заметно. Две фигурки вальсировали среди огромной чужой пустоты, словно идущий среди застывшей толпы человек. Хотелось перенестись к ним, к мягкому свету, чувству окружённости другими людьми вокруг сцены. Аня нахмурилась и отошла на шаг, на что тут же отреагировала проекция, увеличиваясь в размерах. Мысль о присутствии иных зрителей становилась всё реальнее, навязываясь и пугая, оживляя постановку. Вальс разрастался, увлекая всё новыми кругами, дополненными переливами далёкой музыки.

Лицо девушки расслабилось, застыло в тусклом свете, одинокое в темноте. Спустя добрый десяток секунд ледяное чувство дрожью спустилось по её спине. Через мгновение Аня бросилась бежать на звуки, наполняя своды эхом от глухих ударов обуви костюма, оставляя позади в темноте танцующие силуэты на подсвеченной бледным светом сцене. Каждое вращение пары могло с легкостью стать последним.

Птах сидел на полу, опираясь на правое колено. Пальцы обеих рук проворно подхватывали клочки жестокого пластика, раскиданные по полу. В тот момент, когда Аня подбежала к нему, он остановил её жестом и добавил еще пару клочков к пазлу. Прямоугольник размером десять на пятнадцать сантиметров сам собрался воедино, оставляя едва заметные швы на местах соединений.

С улыбкой мужчина поднялся и повернулся на пятках к девушке. Вскинул руку, заставил карточку исчезнуть и появиться в ладони, плавно раскачивая кисть. Дождавшись, пока выражение обеспокоенности сошло с лица спутницы, протянул прямоугольник ей.

— В космос, — озвучил он единственную надпись. — Манипуляция. Всего лишь сувенир с трюком. Маленькая часть большого представления.

— О чём ты?

— Само представление и вещи помрачнее оставим напоследок, — произнес мужчина, подойдя ближе. — По всей видимости, эта карточка — часть компании по агитации к миграции. К массовому исходу, культурному бегству с планеты. Плотность и восстановление, один посыл в лаконичных и приятных буквах, оттиск на гладкой и притягательной поверхности. Словно кто-то закладывает идею в голову через кончики пальцев. Не услышал призыв, так смотри и бери в руки. Раньше, верно, карточки и пахли как-то особенно. Идею привносили и давали вдохнуть полной грудью.

Птах усмехнулся, собрав морщинки по уголкам рта, и покачал головой. Слегка ссутуленные плечи, сомкнутые руки и аккуратные движения наполнили обстановку тревожностью и грустью.

— Но откуда здесь такое количество обрывков? — спросила Аня, осматривая пол, усеянный дорожками из клочков знакомого цвета. — Запах ещё забивает мысли. Странный, похожий на что-то сгоревшее, но не совсем то. Откуда он?

— Это правильный вопрос, — совсем бесцветно произнес Птах. — Посмотри за тумбой.

Он опустил взгляд и застыл.

— Боже мой! — выдохнула Анна, зажав ладонью рот через пару шагов и секунд.

Колени девушки подогнулись, тело сжалось, ноги ослабели на мгновение. Костюм тут же принял нагрузку, а к нервной подключилась внешняя система. Взяв себя в руки, Аня взглядом обратилась к молодому человеку. Сеть поддерживала её, но хотелось рассчитывать и на участие спутника, который только освободился от оцепенения.

— Ты же не думаешь, что это я? — сказал Птах, обходя тело. — Да, высохший труп обгорел, но тканей осталось немного. Обрывки вокруг целы, но я бы не на это обратил внимание. Со смерти этого человека прошло много лет, а сожгли труп недавно, расположив так намеренно. Местные жители недавно обнаружили постановку, которая включилась при приближении.

— Музыка и свет могут привлечь их сюда и сейчас, — девушка остановилась, увидев покачивания головы собеседника.

— Да, но предлагаю не думать об этом, — согласился мужчина. — Посмотри на ситуацию с точки зрения представления. Как бы это ни звучало.

— Во-первых, у нас есть труп, — Аня наклонилась над останками. — Если воссоздать картину, то ясно — смерть наступила давно. Почему? В сухом воздухе чистого помещения труп оставался целым достаточно долго. А потом его сожгли — тоже ясно. Возможно, он сам пришёл сюда и вокруг остались приготовленные им вещи: музыка, рекламные брошюры, раскиданная одежда, расставленные статуэтки и картины, покрытые пылью. Он что-то пытался сказать после своей смерти.

— А к его сообщению добавили некоторый смысл, — поддержал Птах. — Чтобы мы увидели всю тщетность усилий. Бесчувственность судьбы и ничтожность человека в безысходном положении. Вместо сердца у него — пламенный мотор. Посмотри сама, эта деталь уцелела, в отличии от тканей. Нам это показали, сожжением лишнего и человечного.

— Значит с этим рудиментарным последствием лечения, он не мог улететь, — догадалась девушка. — Раньше такое дешёвое лечение исключало перемещение. Что сделало его заложником ситуации. А нас подвели за ручку к факту.

— Да, — согласился Птах. — Прибавить вещи, одежду и украшения вокруг, автоматы со светом и музыкой. Думаю, что в рамках были напечатанные фотографии. Обгоревшие остатки и осколки стекла разбросаны, хрустят под ногами. Думаю, ими его подожгли.

— А он ждал здесь возвращения тех, кто ушёл — сказала Аня.

— Семью, друзей или любимого человека, потомков, — отозвался Птах. — Напрасно. Возможно, но не так важно для истории. Вокруг остались украшения, картины и скульптуры. Всё красивое, что нашлось. Маленькая грустная сценка или сказка.

— Которую нам рассказали и к которой привели. Зачем? Скорее всего, мы — выбранные цели.

Девушка сделала паузу, ещё раз осмотрела тёмное тело, обугленные части и покрытые сажей кости. Шумно вздохнула и добавила:

— Тогда новые поиски ничего не дадут. Нужно быстрее возвращаться. Мой дом, как и остальные хижины хранителей лесов, защищены. Нужно время, чтобы стены с системой целиком перестроились. Если поторопимся, будем в безопасности уже к завтрашней ночи.

— Поспешим подготовиться к гостям, — согласился и закивал Птах.

Пока костюмы перестраивались на бег, мужчина потёр виски. Он помотал головой, пересобрал выводы вместе сетью, шумно выдохнул и улыбнулся. Продолжил говорить уже на бегу:

— Интересно. Не знаю, как ты, но для меня будущее — сплошная интрига. Трактовок увиденного найдётся множество. Слишком много возможных сценариев. Не вижу смысла гадать. Честно, не ожидал таких загадок. Словно попал за пределы привычного и оказался в темноте. Всё не то, чем кажется. Никак не отделаться от странного чувства.

Шредер издавал мерный гул. Шум менялся только от количества поглощаемых бумаг и плотности самих листов. Анна уже научилась не доводить аппарат до застревания и не доходить до необходимости чистки руками. Страницы отсчитывались машинально, гул оставался равномерным, наряду с подавляемым раздражением. Очередной рабочий документ подлежал конфиденциальному уничтожению. Проект закрылся, за выполненную часть заплатили. Архивы уже сохранили, а вот документы с выведенным оформлением остались не у дел. Послевкусие уничтожения ненужных собственных часов работы только нарастала. В жёлтом освещении вечернего офиса никчёмность особенно наваливалась. Привкусом бумажной пыли на языке, с сухой кожей рук в придачу.

Рубашка, успевшая неудобно осесть на теле, прилипнуть и пропитаться часами прошедшего дня, неприятно обволакивала. Медленное веретено дел казалось бескрайним и бессмысленным, отчего так и тянуло в соседний киоск за никотином, кофеином и отсутствием мыслей. Но сейчас под ногами ещё лежал не мощённый плиткой тротуар, а тёмный ковролин. Не оставалось особенных мыслей, сил или эмоций — жизнь прокатывалась в неизвестном направлении.

Анна протёрла глаза, не понимая и не желая принимать происходящее. Ради чего стоило переживать бюрократизм, что из числа проделанных действий имело смысл, в собственной или в сторонней оценке себя сомневаться — сплошные загадки сфинкс. Несуразные и неудобные. Будни могли оттенять вылазки на природу, встречи с друзьями, походы на премьеры и концерты. Накопленная усталость сменялась приятной, но приходилось проживать вечность в ожидании маленьких чудес. От напряжения тяжелели виски. Глаза постоянно жмурились, кожа обветрилась, шею и челюсти не удавалось расслабить. Под давлением рутины нервы постоянно держали тело и разум в напряжении, словно через мозг и все внутренние органы протянулись струны.

Девушка уже наливала в чашку воду и возвращалась к ноутбуку, когда череда предвкушений маленьких удовольствий заслонила действительность до спасительного конца рабочего дня. Задачи перемешивались. Отсчёт минут шёл под фоновые мечты о тёплом душе, мягкой кровати и сне без сновидений. Они спутывались планами на ужин, на подготовку вещей и зарядку телефона, наушников и часов. Выбранные, поддерживающие, приятные, удобные и знакомые мелочи собирались в коллекцию ежедневных маленьких удовольствий. Тоже убивающих время.

В поисках новой музыки, в потоках новостей и развлечений минуты пролетали десятками. Девушка верила, что нечто серьёзное из занятий в свободное время сможет вытащить её из рутины будней, из карусели дней, потраченных ради зарплаты. Анна искала что-то среди собственных интересов, ремесла, подработок и самообучения. Мир расширялся после выключения рабочего ноутбука, преображаясь в красочную пёструю ленту из возможностей и искушений. Немного заслоняя печали. Или девушке хотелось так думать.

Уже в метро, покачиваясь в тоннеле по пути к пустой квартире, Анна отказалась от мысли о полноценном ужине. Готовить для себя в последние недели решительно не получалось. Пустота отражалась изнутри, проступая в отражении, в медленных движениях и отстранённости. Депрессия вцепила сильные пальцы в область груди. С этого момента ничего не хотелось, ни делать, ни чувствовать. Усталость начала наваливаться намного раньше, волна тревоги и подавленности не спешила прекращаться. Тяжесть уже подобрала ключики от всех внутренних помещений. Как только острая необходимость в действиях пропадала, внутренности заливал свинец. Вне обязательств работы хотелось свернуться и спрятаться, даже от мыслей. Планы зачастую отменялись.

Одиночество накатывало волнами, унося каждый раз с собой силы, желания и энергию. Краски подменялись серыми невзрачными сутками. Между миром и восприятием нарастала ватная стена, заглушая звуки, сковывая осязание и замедляя реакцию. Встречи с подругами, кино и музыка, приятные неожиданности, вроде окончания очередного этапа работ, еда и сон — всё содержание и все события проносились по касательной. Вне основной жизни. Как серые стены за стеклом вагона метро. Слишком ненадолго ситуация выправлялась, чтобы потом снова скатиться в серость. Выбираться приходилось медленно, шаг за шагом. Анна перебирала инструменты и постоянно переключала треки по дороге домой, не находя нужное.

Рецепты от всех недугов, что помогали раньше, не справлялись. Изредка и вовсе ломались. Например, сейчас, пролистывая фотографии, девушка использовала и чувствовала приходящий в негодность инструмент. Режим просмотра, удобство и эмоции затупились и не подлежали заточке. Фото совместного отдыха, прогулок и событий, с друзьями и знакомыми, с родными и коллегами, требовали разбора. Часть давно стоило удалить.

Пускай все они заставляли переживать приятные мгновения заново. Прежние снимки быстро отдалялись, казались взятыми из другой жизни, оторванными от реальности настоящих событий. В текущем времени и в пространстве вагонов, раскачиваемых на очередном перегоне, по-настоящему согревал только картонный стаканчик кофе. Больше ничего не помогало, сколько девушка не убеждала себя в обратном. По дороге домой она не находила ни на что сил.

Дома картонный стаканчик сменила глиняная кружка. Анна нажала на ручку пресса чайника, прерывая хаотичный танец крупных зелёных листьев. Вместе с ними внутри кружились ароматные лепестки и части трав. Сам запах уже прорвался наружу и охватил кухню, подымаясь вместе с паром. Перелитый в чашку, чай Аня перенесла на тумбочку и утонула в кресле, закутав большую часть тела в тёмный плед. Жёлтые лучи светильника, уютный сумрак комнаты, тёплое укрытие, открытое для свежей прохлады окно, выключенные экраны, забытые вдалеке гаджеты в волнах неиспользуемой беспроводной сети — мысли замедлили собственный бег вслед за временем. Обездвиженные тревоги осели в голове, отпуская сознание под размеренный ход настенных часов. Даже лицевые мышцы полностью расслабились, стараясь снять напряжение. Но внутри, при строгой ревизии, оставалось нечто холодное и беспокойное.

Вокруг ощущения одиночества кружились сомнения. И чувство неуверенности в завтрашнем дне не обещало пройти с появлением второго человека рядом. Даже невозможное не спешило на помощь. Анна чувствовала, как одну из основных опор внутри выбило. Вся конструкция самооценки, планов и приоритетов неприятно пошатывалась, застряв в подвешенном непривычном состоянии. Словно на открытом балконе резкий порыв ветра покачнул тебя, поставив под глупый вопрос всю уверенность перед боязнью высоты. Взгляд прошёлся по комнате, зацепив чашку и продолжая смотреть сквозь неё. Девушка сильнее закуталась в плед и ушла в собственные мысли.

Согреваясь в тепле, Анна задумалась, насколько отношения похожи на чашу. Со временем и после обработки она может принять законченный вид. Некоторые чашки только от использования сохраняются и преображаются. Другие украшает не старина, но желание и дополнительная отделка. Иногда годами ничего и добавлять не нужно, а зачастую от ежедневных дел с тем же временем истлевает вся красота. Порой одно усилие может разбить на осколки посуду. Но и скалывая кусок за куском, прибавляя скол за сколом и множа царапины, уже нельзя с уверенностью сказать, что уцелело. Разная судьба посуды зависит от рук, глаз и собственных желаний. Оставался вопрос, стоило ли сожалеть в таком случае?

Мысли в метафоре не столкнули накопившиеся переживания. Отложив проблемы в сторону и оставляя их «как есть», девушка с неохотой приподнялась и потёрла спину. Пустые размышления и прогоны ситуаций она считала слабостью, этаким внутренним поощрением собственных ошибок. Потому что снаружи уходило время, усугубляя ситуацию.

Прошёл ещё час. Закрытые уставшие глаза, тепло и свежий воздух не приносили снов. Затянулись недосказанные проблемы, накопилось достаточно вопросов и сошлись неприятные обстоятельства. Все составляющие чудесного послевкусия напитков обернулись бессонницей, а эта бестия усугубляла собственную компанию разбитым состоянием и упадком сил. Оставив провальные попытки пролистать новости или найти что-то интересное для просмотра и выведения из состояния подавленности, Анна закрыла глаза.

Девушка посмотрела в потолок, снова подняв отяжелевшие веки, только спустя двадцать минут. Никакой надежды заснуть и никакой значительной разницы в степени пустоты и темноты она не обнаружила. Мрак множил себя, повторяясь снова и снова.

15

Капля за каплей, стук дождя по стеклу смешивался с журчанием тонкой струи, бегущей из крана где-то в ванной. Снегопад переходил в дождь и обратно уже в который раз. Анна старалась отстраниться от окружающего мельтешения, шума воды, игры света фар и гула проезжающих машин. Голова ещё кружилась, но мысли подступали всё более отчётливыми мазками. Ей не хотелось в них плутать, но сомнения и переживания не отпускали, вставая стенами лабиринта вокруг. Стены стали прочнее, без нормального сна мир целиком наполнился ватой и отдалился. Когда же перед глазами оставался сумрак, неприятные ощущения сглаживались.

Сначала оставался шанс не увязнуть в темноте. Анна следовала инструкции разума на случай критических неудач. Такие стоит вешать на цветных гвоздиках почаще, а не надеяться на сверхпрочные стекла в небоскребах. В любом случае, первые шаги случились и остались позади. Она перевелась в другой отдел, съехала в другую квартиру и перебрала старые привычки. Но убежать от мыслей пока не могла.

Теперь она чувствовала отчаяние и боль. Неприятности казались всё больше, особенно в одиночестве. Сильнее отдыха и алкоголя, сильнее разумных мыслей, перекручивая страхи в приступы паники. Внутренний надлом обещал перейти в затяжной срыв, рано или поздно. Вопрос времени. Поэтому так судорожно девушка старалась зацепиться за дельную мысль, чтобы раскрутить её и найти выход.

Анна могла пережить серьезные изменения в планах на совместное будущее. Тяжесть на душе и тучи над головой неделями промозглой ранней весны казались бессильными до определенного дня. Она держалась, просыпаясь и засыпая в маленьких заботах и радостях. А потом умер её отец, окончательно отделив жизнь с тёплыми надеждами от холодного мокрого снега в сумраке. Никаких жизненных уловок не стало, ничто больше не срабатывало. Он ушёл, оставив между Анной и окружающим миром вязкую стену, вернув ощущение ватного скафандра.

Сломанное восприятие будто устанавливало повсюду кривые зеркала. Неприятные воспоминания и мысли чёрным роем преследовали, не отпускали и заставляли постоянно умываться и жмуриться до пятен в темноте.

Звонок матери почти не запомнился, стёрся полёт, едва запомнилась дорога до больницы. Зато очень живо проступали обшарпанные больничные стены и потолок с трещинами, запах лекарств и беспомощных людей. Доживающих, уходящих в считанные дни или цепляющихся за каждую секунду. Странных, одиноких или оплакиваемых, сжёгших себя или потерявших сознание из-за боли и времени. Рядом постоянно ломался человек от последствий травмы головы, контузии. Чуть дальше сгорал спившийся мужчина, неудавшийся обросший художник. Стены вокруг оставались предельно чужими, синими, рядом с белым потрескавшимся потолком.

Отец, еще сильный и крепкий в её памяти, сгорал в нечленораздельных криках, смотря загнанными, пугающими и невидящими глазами в пустоту. Несколько дней он рвался сбежать и не мог. Некуда было бежать, никуда не скрыться от тяжелого прерывистого дыхания и слёз, переменявших крики боли. Попытки встать оставались мучительными и бессмысленными, как и бегающие глаза. Сумбурный, метающийся взгляд. Пугающий, как и бессмысленные движения рук, то похожие на обирания, то на скручивания воздуха пальцами. Неизвестность и потерянность в мучительном ожидании не оставляли идей: чего ждать, что будет после, как невыносимо проживать растянутое время. Один раз отец узнал дочь и улыбнулся. В тот день она плакала так долго, что казалось бесконечным ощущение боли. Не вызволяющей, не выходящей наружу. С того момента мысли окончательно потеряли ясность, ответы и надежду.

Мокрое солёное лицо девушка серьёзно обморозила на кладбище. Там и тогда опомнилась зима: ударил сильнейший мороз, ещё не отпустивший землю, ледяные куски которой откалывали, а не откапывали. Свои слезы тогда девушка не запомнила. О их реальности сейчас напоминала только поражённая кожа, ставшая чешуёй. В гробу опускали навсегда под землю совсем чужого человека, вовсе не её отца. Воспоминания разделились. Но слёзы текли, и девушка замерзала, пока её мать не могла говорить и самостоятельно стоять. Всё напоминало, гнало и заставляло малодушно бежать, растягивая в вечность время до отъезда. Самое плохое случилось, перекрыло собой прежние тревоги и гнало прочь: прятаться, двигаться и забываться.

Возвращение в пустую квартиру и одиночество не принесли облегчения. Ничего не изменилось для тела, внутри которого сжималось сознание. Внутри душа ныла, словно обмотанная проволокой часть тела, пульсировала и не желала успокаивать. Кожа потрескалась, температура опускалась и поднималась, глаза болели, словно обсыпанные пылью. Время не спешило приносить облегчение, а мысли накидывались, в каждую свободную минуту.

Желание бежать росло и переходило в необходимость убраться подальше от всего знакомого, от всех опасных, режущих по живому ассоциативных связей. Если изменения превращались в сель, оставалось извлечь себя из-под завалов и побыстрей. А это могли позволить только новые перемены. Анна продумывала их, подбирая требования: масштабные и бескомпромиссные, грандиозные и безрассудные.

16

Слякоть за окном заставляла слышать хлюпанье и чувствовать морось на коже. Подготовка к переменам завершилась, следовало решаться. Для этого Анна перебирала причины. Тёрла лицо, нервно отряхиваясь. Со стороны итог переживаний выражался в трещинках на раздражённой коже. Девушка сидела с чашкой кофе, с красными глазами и недоеденным круассаном.

Кусочки слоёного теста легко путались с оторвавшейся кожей. Анна не могла перестать волноваться и решиться, краснея от стыда. Потому что чувствовала себя змейкой с чешуёй, которая отваливается и причиняет боль и дискомфорт. Но никак не сбрасывается. Она нервничала, отчего не помогал крем, что заставляло ещё сильнее переживать. Сухость и раздражение оставались навязчивыми спутниками в замкнувшемся мирке.

Проблемы Анна привыкла решать по мере поступления. Только резкие изменения, обычно всегда неприятные, заставляли девушку дёргаться и спешить. Переполненная папка входящих дел сейчас не позволяла исправить всё, оставаясь в одиночестве. Но с чего-то нужно начинать.

Стараясь как можно скорее успокоиться, девушка на непослушных ногах заспешила проскользнуть мимо столиков. Толкнула посетительницу бедром, смутилась и извинилась. Уже слыша каждый удар сердца отчётливо и оглушительно, она почувствовала, как руки загребают холодную воду. Минимум выжившей косметики уже ни на что не влиял, дверь притворилась доводчиком и дыхание успокоилось. Крепко вцепившись в раковину обеими руками, девушка зацикливала себя на мысли, словно заставляя тело и разум бежать по кругу, шаг за шагом и мысль за мыслью.

— Я хочу попробовать всё изменить, — сказала Анна вслух, уже не переживая об этом. — Я попробую что-то поменять.

Уже вытирая лицо, оставляя наличные, она наконец нажала на экран, покупая билет на следующий рейс. Анна гнала мысли о привычном, о желании уязвить и ненавидеть. Она хотела изменять сложившиеся вещи, а не изменять прошлому или отталкивать воспоминания. Не осталось пути назад, рядом некому идти дальше. Девушка боялась и чувствовала острые края обиды, словно она не поставила чашку на стол минуты тому назад, а разбила её и порезала руки, сильно сжимая осколки.

Если бы Анна спросила себя несколько недель назад о сильных страхах, то одиночество, поиск работы или переезд в другой город, другую страну или на другой край света уверенно попадали в лютый перечень неприязни. А теперь, идя от противного к логичному, с каждым шагом и с каждым отзвуком среди множества ударов вокруг, девушка находила в себе необходимость именно этих перемен. Бронировала номер, прощалась с оставленными вещами, подсчитывала запас накопленной подушки безопасности, рассчитывала новую жизнь. Шла дальше.

От тишины ночи ничего не осталось. Полотно из шёпота леса сменила тишина. Затем привычные звуки разорвали крики. Полудикий ор и разнообразные возгласы блуждали вокруг. Вопли изнутри не казались связанными словами, но явно соотносились между собой. Сеть пробовала их разобрать, но данных ещё не хватало.

Удары по стенам, наносимые в первые полчаса, постепенно стихли. Их сменил неестественный топот, переходящий в равномерные семенящие шаги, и обрывающийся внезапно раз за разом. Какофония вызывала оторопь своей необъяснимостью, заставляла осматривать стены и экраны в поисках успокоения.

— Они выключили последнюю камеру, — сказал Птах, сидя напротив в сумраке резервного освещения. — Остались только спутники. Может включим свет и выпустим пару дронов, чтобы следить за ними сверху стало легче?

— И увидим то же мельтешение варваров в измазанной одинаковой одежде? — ответила Аня. — Прибавим им целей и веселья. Ради чего?

Сеть ещё раз предупредила, что данных недостаточно. В ответ девушка махнула рукой и добавила:

— Как хочешь, а с меня хватит. В худшем случае нам разыграют отвратительное представление, в лучшем — закидают камеры и дроны грязью, камнями и экскрементами. Стоит того? Мне достаточно. Техники у них нет, наши машины и защитные системы просто убьют их. Для нас же они животные, как безоружные опасные звери

— Как мы поймём, когда опасность станет смертельной? — спросил Птах.

— Не знаю. По ходу. Если уничтожим местных — не сможем проследить за этой группой. Да и кровь на наших руках в ночном свете будет такая же чёрная, как и на их.

— Понимаю, — согласился Птах. — Прости, хочется действовать, а не складывать руки. В критичных ситуациях вообще трудно отделить переживания от догадок, догадки от логики.

По запросу мужчины сеть ещё раз проверила целостность защиты по оставшимся датчикам изнутри. Облака мешали дополнить картину. Не отрываясь от выведенной проекции, Птах продолжил:

— Пойми, мне очень уютно и удобно за стенами. Пришло ощущение защищённости. Словно смотрю в непогоду из окна тёплого дома. На стихию, могучую и совсем не опасную. На любой планете так. На некоторых и наружу не выйти. Но сейчас я не хочу обмануться в соблазне. Как, по-твоему, не хотят ли нашего добровольного заточения люди снаружи? Может план в том, чтобы выкурить нас непредусмотренным способом? Или оставить внутри? По мне слишком мало информации для разумных рассуждений. Но есть разумная тревога. Зачем иначе оставаться перед стенами и ждать? Всё это время.

— Не знаю. Сложно понять, как мы остались без наблюдения. Часть машин хорошо маскировались под зверей и птиц…

— Значит эти черти нашли оборудование, — перебил Птах. — Тепловизор или роботы-разведчики, например. Детектор запахов или электромагнитных волн мог определить биомеханику. Есть и комплексные решения.

— Которые можно найти здесь, — продолжила Аня и зажмурилась. — Зачистка местных может оказаться причиной участившихся исчезновение животных с имплантами и оборудования. Мы винили помехи и естественные факторы, но их могли и убивать.

Девушка расстроилась и старалась скрыть переживание. Птах внимательно вслушивался и не стремился поддержать разговор.

Они сидели прямо на полу на кухне, устроившись друг напротив друга. Прошло больше пяти часов с начала нападения, но смех и крики ещё проникали сквозь стены, приглушенные и непонятные. Казалось, что шум слышится вечность, смешивается и обретает закономерности. Но стоило сконцентрироваться на происходящем, как вопли теряли как минимум структуру, выливаясь в отдельные звуки. В один из протяжных криков мужчина вздрогнул и вскочил на ноги.

— Ты слышала это? — спросил Птах. — Похоже, что кто-то зовёт на помощь. Кто-то из нас, по произношению, кажется.

— Новая попытка? — ответила Аня, не вставая. — Не расслышала, сеть ещё разбирает звуки. Думаю, нас хотят выманить. Всё-таки запустим пару машин для пущей уверенности. Будем спокойны, в теории есть шанс, что кого-то из смотрителей похитили. Но мне…

В этот момент земля и стены задрожали. Птах качнулся на ногах, поворачиваясь вслед за девушкой на громкий звук, за которым последовал одобряющий многоголосый вой. Сеть принялась разбирать вероятные сценарии, но предлагала слишком малые вероятности решений. Растерянные лица в полумраке остановились друг напротив друга, застыв в одном немом вопросе. И снова на тишину накатил топот, но уже слившийся в сумасшедший хоровод, громкий оркестр стучащих ног. Шум нахлынул волной, выводя из оцепенения окружённую пару и заставив подёрнуться Птаха.

— Твари, у них взрывчатка, — прокричал молодой человек и бросился в противоположном направлении к одному из выходов.

Оба костюма перестроились в защитную модификацию. Защитные пластины ещё закрывали голову, нейросети соединились и заставили организм полностью проснуться и включиться почти на всю мощь. Аня почувствовала быстрое биение сердца, обострение зрения и слуха, бег адреналина в крови по венам и лёгкое замедление времени. Ощущения понравились, но смятение на лице оставалось: девушка знала, что ситуация уже вышла из-под контроля.

— Стой! — Аня успела прокричать только эту фразу, прежде чем защита дома снялась.

Треск разряда прошёл до первых лучей: свет начал пробиваться сквозь растущие прорехи в снятой защите корпуса. Дом перешел в режим уничтожения целей и, спустя секунду, при первой представившейся возможности, Птах вылетел за дверь.

Призывный вой тут же перекрыли выстрелы. Одна обойма вышла. Звук электрических разрядов сменился яркой вспышкой и еще одним взрывом. Аня рефлекторно зажмурилась: свет прошёл в обход защитного стекла. Механизм костюма не успел сработать, опоздав всего на мгновение. Волна от взрыва сорвала не до конца вошедшую на место панель с лицевой защиты. Вспышка ослепила девушку, а затем взрывная волна отбросила к стене, ударив спиной и затылком о твердое деревянное покрытие…

Анна стояла на берегу моря. Волны уносили песчинки и приносили их обратно. Послеобеденное солнце согревало тело, пока солёный воздух наполнял лёгкие. Шум укачивал, словно стук маятника в тишине ночи. Девушка ждала, пока впитается крем. Отдыхала, успокаивалась и забывалась, впуская в себя тёплый бриз ровным дыханием, слегка поджимая при выдохе пальцы ног.

Ещё затирались мрачные мысли, возвращаясь эхом по ночам. Ещё не по себе становилось вечерами. Сумрак — время панических приступов, учащённого дыхания и тёмных мыслей. До того момента, как время не сотрёт всё в собственных жерновах до пыли. А пока солнце только катилось к вечеру, к музыке и пьяному блеску звёзд.

На мгновение голова девушки закружилась. Тело покачнулось, и она опустилась на колено, прячась от слепящего солнца в прохладе волн. Происходящее вокруг темнело, а зрачки никак не могли понять перепады освещения. Собирая идеи по кусочкам, несколько раз Аня чувствовала, как рассыпается карточный домик логики в её голове. Тело и сознание раскачивались, словно метроном, в такт с музыкой, сердце било тот же ритм. Оставалось только одно логическое действие. Аня попыталась встать на ватных ногах, пеняя на солнечный удар. Кто-то подбежал к ней, стараясь отвести подальше от воды. Очень вовремя, потому что веки налились свинцом и захлопнулись в одно мгновение.

Девушка осмотрелась. Приходя в себя, она получала обрывочную информацию от сети. Треск огня где-то вдалеке заглушали системы орошения. Аня понимала, что пожар не будет допущен ни в коем случае, её интересовали причины. Выйдя через открытую арку прохода, Аня принялась осматривать последствия произошедшего: искры от повреждённых коммуникаций, следы взрывов, вытоптанные растения, раскиданные на них вещи и лежащие трупы, части тел и снаряжения незваных гостей.

Разряд электричества, запущенный домом после ослепляющей вспышки, сжёг троих. Остатки одежды, сшитой из одинаковой рабочей ткани, наглядно демонстрировали произошедшее. От запаха горелого воротило, голова закружилась сильнее. Костюм девушки ввёл дополнительные препараты.

Сеть подсветила объекты. Ещё двое получили многочисленные ранения от пуль. Один труп лишился верхней части головы после выстрела. И без неё сходство казалось разительным. Оно прослеживалось между всеми мертвецами. Все погибшие отличались общими чертами, немного грубыми. Под стать телосложению, довольно хлипкому, но жилистому. Одному на всех.

Внешних проявлений мутаций Аня не обнаружила. Она изучала убитых, не решаясь понять, нашла она в них общие черты или в себе общее отвращение. В этом состоянии минута растянулась в вечность замешательства, среди залитых кровью, ещё остывающих тел.

За прошедшее время сканер оценил запасы взрывчатки, обнаружив пару проигрывателей и несколько аккумуляторов. Последних хватило бы на пару дней, но запасы веществ пугали много больше. Пускай и старые, но явно изготовленные для военных целей, взрывчатые вещества в таком количестве и качестве должны были надежно запечатать или уничтожить напрочь давным-давно. Поиск, длившийся с полминуты, ничего не дал. Вскрытое хранилище обнаружить на раз не удалось: никаких отличительных данных на трофеях камеры не обнаружили. Информации для анализа оставалось мало.

Большее значение девушка придала простоте устройств для акустической атаки. Количеству оружия, инструментов и взрывчатки, которых с лихвой хватило бы для сноса укреплений, будь ещё немного времени на разбор конструкции стен и установку. План оказался простым: снять достаточно защиты под прикрытием звуков, снести остатки укреплений в нескольких точках. Неудачу первой попытки сеть определила счастливой случайностью. Чуть не хватило терпения и мощности, чуть прочнее оказались панели.

Произошедшее стоило внимания, но не паники: гипотетически, смерть подобралась к девушке на расстояние получаса ожидания. Гибель, пусть и маловероятная, потому что для крепления такого количества веществ требовалось время. Требовалось обманывать сеть дома, обвести хозяйку. Вскрыть оболочку и верно направить взрыв. В этом ли, в криках или во всём интерактивном постановочном покушении состояла задумка, Аня пока не знала, но очень хотела понять. Сознание очистилось, словно листья осели на дно чайника.

Девушка выдохнула. Костюм приводил тело в стабильное состояние, но она уже не замечала слабости, ватных ног и изрядного шума в голове. Пока система собирала и обрабатывала данные, карие глаза искали тело, оружие или иные следы. Остатки поля сражения еще могли пригодиться. Ветер только поднимался, пригоняя ночную грозу. Времени для сбора информации оставалось всё меньше, но дроны уже успешно выбрались из-под повреждённой обшивки дома. В первую очередь, чтобы найти, во вторую — чтобы собирать информацию.

Только подходя к другой стороне строения, Аня услышала стон и различила следы. Уже на бегу получила картинку: мужчина полз за стену, стараясь зацепиться рукой и подняться. Основные части амуниции оставались на нём, но сеть упорно показывала критическое повреждение. Когда Аня увидела Птаха, то сразу поняла причину. Один из нападавших успел всадить стрелу под менее прочную пластину в месте сгиба, чуть выше колена. Сеть костюма уже остановила кровь, но необходимое стационарное лечение требовалось оказать в течение часа, чтобы избежать последствий.

Птах поднял голову и посмотрел с нескрываемой тревогой на Аню. Осел на землю, прислонился спиной к стене и запрокинул голову. Мужчина немного дрожал, но других повреждений система не выявляла. Первые результаты анализа уже поступили. Усиленный арбалет попал в повреждённый взрывом элемент. Оружие и стрелы специально разрабатывались для поражения умных доспехов, маскируя звуки и обеспечивая пробитие лат.

Спустя пару секунд Птах перевел взгляд на нарастающий шум леса и успокоил дыхание. Говорить всё равно получалось с отдышкой.

— Впервые такое, — сказал он. — Срыв, кровь, мерзость с жалостью. Вперемешку. Не думал, что смогу убить кого-то. Как начали подниматься, так началось. Не дожидался, только потянулись за оружием. Стрелу словил, уже убив парочку. Идиотов. Чёрт, я мог поклясться, что они убьют нас. Любой ценой. Но эти несчастные бежали после разряда и выстрелов. Их огнестрельное и электромагнитное оружие не вызвало особых проблем. Арбалет оказался совсем некстати. Нога не выдержала.

Девушка быстро подошла к мужчине, подняла и резко встряхнула. Птах стоял на уцелевшей ноге, поджимая раненную и опираясь спиной на наклонную стену. Гримаса боли оказалась в десятке сантиметров от Ани, но она чрезмерно злилась и не могла остановиться. Она понимала, что красное лицо, трясущиеся руки и последующий анализ заставят девушку пожалеть. Но потом, не сейчас. Сейчас она орала, ненавидят себя за ошибку и не решительность.

— Ты не выдержал, — прокричала она, разделяя слова паузами. — Мы не успели договориться. Местные воспользовались переключение с пассивной обороны на активную.

— Да, не кричи, я понял, — быстро ответил Птах, прислонив спину к стене. — Я испугался. Дал волю гневу. Решил проверить крики, прекратить проклятый балаган. Побоялся, что взрывов хватит. Откуда мне было знать, что снимется вся защита?

Мужчина морщился, но терпел. Усилия заметно проступали на лице потом и морщинами. Аня подумала, что его опасения оказались рациональными. Промедление могло выйти боком. Но девушка позволила себе высказаться целиком.

— Придуркам знать не обязательно, — уже тише сказала Аня. — Обязательно бросаться на подвиги. Чёртов рыцарь, у тебя десять минут, чтобы ответить на мои вопросы. Столько костюм продержит тело при такой ране без сильной боли и обильного кровотечения. Без последствий. Будешь отмалчиваться — поползёшь на лечение сам. Не помогу!

В движение девушка вывела таймер. Птах на секунду отвлёкся, кивнул и продолжил слушать.

— Откуда оружие? Ты не открывал арсенал дома. Обычный человек лечит депрессию на земле, прихватив с собой пистолет? Ты же не генерировал его здесь. За кого ты меня держишь? Как оружие оказалось в моём доме?

— Я спрятал, — угрюмо ответил мужчина, посмотрев на руки. — Меня отпустили на лечение. Не назначали ничего, не тот случай. Не ставили ограничений. Я прихватил с собой несколько предметов первой необходимости. Я сбежал как можно дальше, могли пригодиться. Попросил дальше, сюда, чтобы спрятаться. И удалось, даже мысли отвлеклись…

— На что? — перебила мужчину Аня. — От чего ты бежал с оружием? Ты чёртов социопат? Нет, дай угадаю: тронулся и услышал голоса в голове? Чёрт, нет, в твоей пусто. Проблемы в семье? Девушка наложила на себя руки?

— У меня никого нет, — ответил Птах. — Никогда не было. Может причины в закрытости. Но точно не в желании одиночества. Всегда хотел быть частью общества. Завести семью, достичь успехов в работе. Я — нормальный человек, соблюдающий правила.

— Тогда в чём твоя проблема? — огрызнулась девушка. — Куда тебя понесло в одиночку?

Сеть выдала предупреждение. Аня тут же заметила неладное по гримасе боли на лице мужчины и изменилась в голосе.

— Постой, что происходит? Что с сетью? Система остановила боль?

— Да, но не до конца, — сказал Птах и сжал зубы в паузу. — Я ограничил её, ещё наверху. Мне страшно.

Мужчина чуть съехал по стене. Рука, перепачканная кровью, опустилась на зелёный ковёр. Вслед за ней, совсем рядом, тёмный в тусклом свете ручеёк заструился от ноги на остатки уничтоженного сада. Девушка бросилась к молодому человеку и подхватила голову. Глаза мужчины жмурились и перебегали с предмета на предмет, стараясь зацепиться за что-нибудь.

Спустя тридцать минут дом перешел в закрытое состояние, а капли дождя вовсю забарабанили по крыше. Некоторые внешние части обшивки ещё оставались повреждёнными, но внешние заботы уже перешли к роботам. Гром ещё долетал издалека, но буря из ледяного дождя и обрывков последней листвы уже подходила, ведя грозу следом. Аня знала, что ее растения в большей части растоптаны и обречены, что сам дом выдержит, что беспокойству нет места. Понимала, но не могла до конца принять.

Птах уже лежал внутри медицинской части. Диагностика и удаление посторонних предметов закончились. Теперь за стеклом обрабатывались раны и начинался процесс регенерации. Аня посмотрела на мужчину, а затем ответила на его взгляд лёгким кивком. Пятьсот третий повёл губами, облизнул их, и усмешка сменилась выражением озабоченности. Девушка села рядом, когда он заговорил вновь.

Знаешь, непросто подойти к прошлому. Возвращаться к воспоминаниям, тем более неприятным, я не люблю. Переживать их неприятно. Хотя и ценю тех людей, которые повстречались в прежнее время, с которыми спорилась работа и совершались открытия. Ценность новых горизонтов во мне пересилила тяга к настоящему. И я решил перейти из практического отдела в лаборатории. Пришлось перестраиваться, заново понимая, что в работе следует ценить. Но было интересно.

Мы дополняли жизнь, вслед за реальностью, снижая издержки сознания. Развивали тело, затирали трудности взаимодействия наших клеток и разума с окружающим миром всеми техническими средствами. Знаешь, с каждым годом человек учится воспринимать и понимать все большее количество информации. Еще никогда общение не было таким лёгким: интенсивно сокращается отрезок времени от знакомства до дружбы, будь то сосед, человек с соседней станции или с иного конца галактики. Взаимодействие превращается в значительную часть сознания, память расширяется; ни то, ни другое больше не признает границы и расстояния. Что помогло? Спроси меня — и я отвечу: мощная платформа знаний, достаточное развитие технологий, разумная интеграция сетей с телом и везение.

Масштабные станции и порталы по всей изведанной вселенной. Мгновенное обучение стимулированием связей в сером веществе и воспроизведение необходимых структур нейронов. Мы научились обучать себя, передавать и хранить данные в ДНК. Меня поражает множество вещей. Биологические и технические копии сознаний. Бионические существа, которые мицелиями и симбиозом раскинулись в обитаемых мирах. Самообучаемый многомерный искусственный интеллект подталкивает прогресс, заполняя машинами пустоты, время и место вокруг нас. Мы общались с сетями и с их помощью. Мы сдерживали одни сети другими. Вместе создавали виртуальные миры и дополняли существующий. Воплощали машины в памяти и в реальных телах.

Внутри сети и в нашей одежде уйма всего: системы поддержания и связи, автономная часть искусственного интеллекта, с которым мы составляем единую нервную систему. Личная сеть подключена к общей базе, использует общую мощность и решает биологические, физические, коммуникативные, информационные и вычислительные задачи. Дополняет чувства, тело и мозг, множество лет. Ракушка для рачка и панцирь для черепахи создала эволюция, развитие разума вживило помощника и защиту под кожу и над кончиками волос. Техника — красота, с которой нам повезло сжиться. Если корни моего страха где-то там, то мне такое не прочувствовать.

Мы пошли дальше. Мне не было страшно участвовать в том исследовании. Даже ранее, зная о вероятной встрече с ужасами и последствиями лицом к лицу, особенно в исследованиях и испытания, записывался во все проекты.

Я не боялся общества, постоянного движения и развития. Но теперь внутри головы живут тревога и паника: к страху смерти подселили забвение собственного сознания, растворение личности в общем ничто. Теперь тревога постоянно рядом. Она не связана со смертью или болезнью, не похожа на психологическое расстройство. Плод работы тысяч людей приближает переворот в способе мышления и существования, пока я прячусь здесь. От результата проекта, которому я посвятил большую часть жизни и который ненавижу всем сердцем. После этого скажи, так уж я отличаюсь от начавших агрессию тварей? Мы прячемся, бежим и отбиваемся от химер, которые по большей части наши собственные.

Последнему проекту, в котором довелось участвовать, ещё до меня дали имя «Гея». Люди моей группы подключились к нему на стадии первых экспериментов и испытаний. Сначала идея и возможности, первые результаты опытов на животных, поразили нас. Крысы совместно обучались и выполняли задания, проходили лабиринты и добывали еду на порядки быстрее контрольной группы собратьев. Они могли жертвовать собой ради общего выживания, вместе разделять общие успехи и поражения. Умершие почти жили внутри потомков и собратьев, разделяя сеть и прогресс. Дальше — больше.

В следующих опытах обезьяны начали преодолевать барьер отсутствия речи. Их общество начало напоминать единый разум, вместе превосходящий homo sapiens. Моё буйное воображение рисовало перспективы науки: разум на гранях биосферы, вне времени и смерти. Единство множества сознаний различных видов. Открытие уже расходилось волнами. Горизонты события затягивали с головой.

Конечно, я вызвался в группу альфа тестирования, которое начиналось после этапа с обезьянами. Нельзя стоять на краю и прятаться, когда приходит время свершений. Спустя неделю технической подготовки группу людей подключили для общего сеанса: меня в числе первых добровольцев погрузили в общий сон. Через несколько секунд наши мысли соединились, чтобы услышать друг друга. Чтобы еще чуть позже уши десятка людей наполнились криками одного человека, надрывными и истошными.

Позже мои результаты признали индивидуальным отклонением. Представляешь? Я — исключительный. Один среди десятков положительных тестов, случайная девиация. В причины позже записали психическое расстройство и переутомление, ошибку взаимодействия с командами сети. Но последующие тесты и наблюдения ничего толком не объяснили. Я вырос в мире прогресса и цельности, где потоки информации постоянно поддерживают жизнь: будь то техника в чистом виде, бионика или развитие тела. Не боялся внутренних модификаций, не гнался за модой внешних. Не боялся распадаться и собираться при дальних перемещениях. Вообще имел отдалённое представление о страхе: страшна смерть, высота и безысходность. Но уже здесь, слушая нездоровый натужный топот, семенящие удары ног, сумасшедшие визги, смех и возгласы вместо слов, узнал лицо прежнего ужаса. Почувствовал ту же дрожь, что и до бегства. Бесконечное тёмное отчаяние, заставляющее дрожать всем телом. Растворение.

В пустоту из множества я расходился, громко крича. Реакция вроде миоклонии при засыпании, но намного сильнее. Те несколько секунд я бился в конвульсиях, пока сознание проваливалось в забытье, растворяясь в звуке дыханий и в шёпоте голосов. Тело пыталось предупредить разум о смерти, я чувствовал судороги ног, словно оступался на спуске на одной из ступеней. Нейросеть перевели в режим проникновения, все органы стали легче и теплей. Искусственный интеллект подключал мозг напрямую к себе, выстраивая сеть из мыслей внутри десятков разумов. Волны чувств пробежали по телу от кончиков пальцев к сердцу и обратно, искрами распадаясь на поверхности кожи.

Но после растворения рефлекторно тело снова подёрнулось, подбросив панику в общее русло. Разум наконец почувствовал, как истирается окружающая оболочка, соотнеся внешние сигналы с близостью смерти. Я чувствовал внутри, как что-то идёт не так, как сознание просится бежать прочь. После моих криков эксперимент прервали, но не прекратили. Крест поставили на мне, не ставя четкий диагноз. Да и откуда такому взяться? Никакой статистики, аналогичных проблем не возникало до сих пор. Потому в ближайшие недели на меня смотрели, как на заразного или как на неудачника. Дни смешались в череду рутины, словно оставляя за бортом происходящего лишнего человека: на дни и месяцы.

Я выпал. С того момента не нахожу места, не нахожу покоя. Лежу и дышу сейчас, словно по инерции. Не так, как раньше.

Птах отвернулся и замолчал. Девушка проверила статус заживления и отошла к мягкому креслу. Провалилась в него, откинула голову и закрыла лицо руками. Не имело значения, какую фору получат остатки фанатичного племени. Уцелевших необходимо найти, но этим можно заняться позже. Несмотря на возрастающую угрозу, время нужно отпустить, использовать с умом. Этой ночью ей нужен сон, а ему — восстановить тело и самообладание. Иначе погоня обратится прахом ещё до начала. В опасности полученных условий, даже при ожидании внешней помощи, страхи и трясущиеся руки Птаха могли привести к непоправимым ошибкам. Да и ей, если на то пошло, сон казался необходимым. По какой причине — отвечать не хотелось.

17

— На большие деньги пока не рассчитывай, — сказал Михаил и сделал ещё глоток зеленого чая. — Проект держится на финансировании обычных людей, фондов и за счёт пары небольших субсидий. Входящие потоки от собственной деятельности минимальны, а затраты немаленькие. Для большинства сотрудников проект — скорее хобби, а не источник заработка. Оплата на грани приличия.

— Получается совмещать с другой работой? — спросила Анна.

— Можно. Прийти вечером, иногда в выходные, когда нет задач в части основной занятости. Прийти, чтобы поговорить с приятными людьми и сделать что-то интересное, научиться новому. Многие ждут, что из перспектив появится ряд успешных компаний. Как большая семья, мы смотрим в будущее. Наращиваем подушку на долгосрочное поддержание сообщества и работ, сплавляя свой опыт в нечто осязаемое или хотя бы существующее.

— Но почему здесь? — спросила Анна. — Затраты большие, одна аренда должна стоить огромных денег!

— Должна была стоить, — улыбнулся Михаил. — Но я договорился с ещё одним увлекающимся человеком. У нас в распоряжении старое промышленное помещение, переоборудованное под офисы и лаборатории. Остается только определение места с других точек зрения, затрат и прибыли.

Михаил побарабанил пальцами по кружке, улыбнулся и продолжил:

— Ответ на твой вопрос — люди. Должно быть удобно работать. Нужны работающие и умные специалисты. Которые хотят что-то совершить. Изменить мир и увидеть перспективу в огромном куске камня, на обработку которого могут уйти годы. Заработать опыт и деньги, большие — в долгосрочной перспективе. Здесь они сами выбирают нас, а не мы выбираем поставщиков с минимальной ценой при удовлетворительном качестве. Потому и результат хороший. Мы не конкурс и не чисто исследовательский проект.

— Набираете в штат при возможности, оплата ниже рынка, помогаете с устройством в отрасли, — Аня прочитала записи и спросила: — Удобное место, так?

— Конечно, двадцать минут до побережья на машине, около часа пешком. Хороший стимул. Мы можем сделать что-то маленькое прямо здесь и сейчас, рядом с домом. Выйти из квартиры и отдохнуть в собственном хобби. Для больших успехов.

Анна не сводил глаз с мужчины, пока тот рассказывал. Несмотря на вечер и самое начало сезона, непривычное тепло так и окутывало, приходя с ветром, с запахом моря и с шумом прибоя. Михаил стоял на деревянной набережной с кружкой чая. Короткие и редеющие тёмные волосы выдавали возраст меньше, чем немного сутулости и морщин. Надетая белая рубашка и светлые джинсы не смотрелись вычурно на фоне близких офисов. Среди пёстрого букета отдыхающих они также не выделялись, немного теряясь в множестве переплетений языков и голосов. Улыбки и чашки дополняли беседу, но никак не собеседование. Аня уже почти не волновалась, но ещё терялась в обилии новой информации. Она обняла себя руками и снова улыбнулась.

— Тогда я продолжу подводить итоги, — собралась с мыслями девушка. — У нас три направления работы. Два основных: моделирование бионического мозга и создание самообучаемой и самовоспроизводимой нейросети в любой оболочке. В том числе в модели. Нужна универсальная платформа-решение.

— Мы пробуем, — согласился и кивнул Михаил. — Что сработает, то и будет продолжаться в качестве основного сегмента бизнеса.

— Хорошо, — согласилась Анна. — Отдельно развивается прикладная робототехника. Внедряем искусственные мозги в бытовые условия среднестатистических жителей. Связываются сами, используются по наитию. Когда твой телефон настраивает дружбу с пылесосом, кофеваркой и ноутбуком. Сейчас среди клиентов больше фанатов, но мы рассчитываем на широкую аудиторию в будущем. Так, что-то упустила?

— Ничего, ты права. Но нужно увидеть картину в целом. В движении всех частей.

Мужчина снова взял кружку и спросил:

— Пройдемся по набережной?

Аня кивнула, потянув шею и наклонив пару раз голову из стороны в сторону. Михаил пошёл чуть впереди и левее от девушки. Деревянные доски сменял бетон, площадки и скамейки перед самым шумом бьющих волн дополняли небольшие магазинчики. Вокруг бежали, гуляли, говорили, играли и пели случайные встречные, семьи местных жителей и разноголосые туристы. Загоревшие, весёлые, в лёгкой одежде и с улыбками на большинстве лиц. Вскоре Михаил уловил взгляд спутницы и повернулся к ней.

— Здесь и в таких условиях мне больше нравится, — сказал мужчина. — И в этом я не одинок. Команда подобралась хорошая, всем комфортно работать, результат приходит вместе с удовольствием. Мы отдыхаем вместе, а если профессионалы больше улыбаются и смеются вместе, они же и быстрее работают. Хочется думать, что мы нашли отличную модель для разработки интересных решений.

— Да, но это как в том самом анекдоте. — ответила Анна. — Зачем вам консультант? Да, отрасль знакомая, языковых проблем не будет. Но опыта работы в таких проектах у меня нет. Я не выдам нужный результат за полученные деньги достаточно быстро…

— А я не могу справиться со всей административной работой и соблюдением законодательных норм, — возразил Михаил. — Не способен эффективно управлять расходами в часы с двадцать четвертого по двадцать шестой.

Мимо пробежала компания смеющихся людей. Михаил машинально посмотрел на часы, быстро ответил на пару сообщений и продолжил:

— Прошу прощения. Хорошо управлять, вести за собой и привлекать фонды важнее. Для этого мне и нужно время, которое проект получит от тебя. Займёшься управленческой отчётность и связанными вопросами. Если получится формировать краткие выжимки для принятия решений, то двинемся дальше. А там тебя и к тестированию продукции привлечём. Свежий взгляд, примирение с бухгалтерией и юридическими вопросами, отчётами и раскрытиями для инвесторов — всё твоё в перспективе.

— Придётся повозиться с оформлением и размещением, — тише сказала Анна.

— Это почти разовые затраты, — отмахнулся Михаил. — Хорошие рекомендации и положительное собеседование — уже есть. Ожидания по зарплате меня устраивают. Что-то ещё?

— Почему все занимаются этим проектом с таким энтузиазмом? — спросила Анна. — Любой человек с требуемым опытом мог бы найти более оплачиваемую подработку и менее трудозатратное хобби.

— Менее гибкие условия, жёсткие временные рамки и ограничения объёма задач — всё, что ждёт творца схожих проектов под продажу.

Стук пальцев по кружке повторился. Михаил нашёлся через пару секунд и продолжил с воодушевлением:

— Представляешь, как доктор Франкенштейн кладёт своё детище на Прокрустово ложе? Приятно? Вот и я думаю, не очень. Ну и ты же сейчас закрыла нашу вакансию, верно?

Анна кивнула, мужчина улыбнулся и продолжил:

— Если проект покажет через год-два удачный прототип, его участники могут стать достаточно богатыми. Если за годы не получим результата — выйдем с опытом и полезными связями. Ни то, ни другое ещё никому не мешало.

E

Гул внутри кабины казался тише, но военная машина всё-таки не предусматривала особенно комфортного полёта. Поэтому подавленных пауков и кустарных насекомых они с собой не взяли. Только боевые машины.

Система маскировки включилась ещё при наборе высоты, скрывая точное положение летательного аппарата и траекторию движения от спутников. Хотя с земли и только по звуку обнаружить аппарат и с закрытыми глазами не составляло труда.

Кам думал, что маршрут не допускал случайной встречи с кем-то из чужаков. Полёт от укрытия к укрытию останется незамеченным, если всё пойдёт по плану Разума. Ни один член общины не сомневался, что будет именно так. Но некоторый страх оставался.

Никто им отдельно не объяснял, что можно не бояться попасть в поле зрения людей сверху. Ни один человек не знал точно, что ему может угрожать. Поэтому многие посматривали урывками на тёмный потолок или на небо, словно ожидая увидеть устройство слежения. Кам их не винил, потому что с детства вместе с остальными слушал рассказы о роботах и летающих людях, которым нельзя попадаться на глаза. Страшные сказки про необычные вещи, служащие другим существам, непонятным, сильным и враждебным. Про полуживых животных и безразличных механических стражей. Но сам он боялся отнюдь не их. Так складывалось с детства, с последней встречи с мамой. Кам смотрел вокруг, теребил в руке грубую бечёвку и гадал: что может ждать их группу в пункте назначения?

Внутри салона неудачников оказалось семеро. Один мужчина, полный и периодически вздрагивающий, спал всю дорогу, повиснув на ремнях. Ещё четверо заметно нервничали, точно не меньше Кама. Отбивали рифлёной подошвой нервные ритмы по металлу, оглядывались и перекидывались сомнительными возгласами время от времени. Три разнорабочих, один повар. Кам задумался, насколько странная компания подобралась для путешествия. Неизвестное испытание в тот момент ещё казалось и неприятностью, и вызовом, и новой возможностью. Он мог наконец проявить себя и найтись при удобном случае. Поступить верно, отличиться и обрести своё спокойное место в Общине. Мужчина мял руки, гадая, сможет ли тогда спокойно засыпать по вечерам и не задаваться неудобными вопросами.

Остановив себя на этой мысли и волнуясь из-за ответственности за поручение Разума, Кам и не заметил, что последние минуты достаточно пристально смотрит на девушку напротив. Её русые волосы немного выцвели от солнца, цвет закрытых глаз мужчина позже уже не смог вспомнить. Кам должен был видеть её раньше, но не мог осознать это сейчас, когда солнце на закате проходило сквозь её волосы. Он смотрел и смотрел, как девушка перебирает пальцами в воздухе, слегка покачивая головой. Теперь мужчина мог поклясться, что случайная спутница напевает что-то, не раскрывая губ. И так это увлекало, что Кам радовался волнениям остальных и своему взгляду в пустоту, позволяющему вскользь продолжать ловить лёгкие движения, чистую кожу рук и раскачивания выбившейся пряди.

Они спустились через час. Кам сразу же понял, зачем роботы отделились до их посадки от корпуса кабины. Теперь небольшие боевые машины выключали систему маскировки и с легкостью присоединились к низу их летучего корабля. Разрезы, проделанные ими в стенах дома, не казались привычными. Они вышли больше, размером с человека, и располагались у самой земли. Кам знал, что обычно точки входа неравномерны, аккуратны и меньше по размерам. Изнутри сквозь прорехи в темноту струился мягкий свет. Следуя указанию браслетов, все семеро пассажиров сошли на траву и тут же направились внутрь, наступая на ровный газон перед домом.

Все роботы, не отключая собственную маскировку, вернулись на борт и уже встроились в состояние перелёта. Грубые найденные военные машины застыли, словно жуки на камне. Переступив через куски стены, лежащие на остывающих плитах перед домом, Кам протиснулся внутрь. Мужчина задел края и задержался, стряхивая с себя серую пыль. Поэтому он последним медленно и бессмысленно бесшумно подошёл к телу женщины на полу. Девушка лежала в неестественной позе, спиной вверх. Крови вокруг разлилось много, слишком много.

Семеро людей в одинаковой одежде медленно обступили тело, образуя неровную дугу. Потом повара передернуло, но уже через секунду он опустился над телом, доставая из раны один из клинков. Машины использовали ножи, они же выключили электронику, оставив уцелевшим только аварийное освещение. Чтобы не видеть в этом жёлтом свете, как кровь контрастирует с побелевшим лицом мужчины, Кам и остальные прибывшие принялись выполнять собственные задачи.

Разум приказал двоим из них разламывать мебель. Они быстро разошлись, когда оставшиеся люди принялись рисовать. Кам, ещё один мужчина и поющая девушка опустились на четвереньки и торопливо начали выводить руками символы и узоры. Кровь потоками и мазками покрывала пол, смешиваясь с пылью, волосами и мусором, нанесенным ветром. По движениям рук, по опущенным бледным лицам, казалось очевидным — они сделают всё, чтобы не думать о работе повара, которого Кам невольно мысленно переквалифицировал в мясника. Хотя мужчина и просил себя не слышать, что происходит с телом, и не думать, что достаёт повар и что отделяют его руки с ножом. Звуки прорывались в сознание, но страх за собственную жизнь придавал сил, заставляя тело подрагивать, а глаза слезиться.

Каму повезло, он справился с собой быстро. Повезло больше остальных. Пока те покрывали углы помещения и переходили на покрытие за пределами комнаты, Кам принялся обводить спроецированные браслетом на полу буквы. Не все слова оказались особенно знакомы, но их общий смысл запомнился на всю жизнь. Запомнились покрытый багровыми разводами деревянный пол и пальцы. Спустя три минуты, Кам вывел последнюю букву в тексте и привстал над словами: «Взойду на небо, выше звезд вознесу престол мой и сяду на горе в сонме; взойду на высоты облачные. Изничтожится отражение, распадется мораль господ и рабов на осколки, когда окажусь я по ту сторону, за глазами».

— Кому мы это пишем? — прошептал губами Кам, всматриваясь в засохшие разводы и хаотичные линии.

Сам изумился вопросу, слетевшим словам и тяжёлой усталости. Мужчине пару минут казалось, что голова вот-вот развалится от гудения и тяжести в висках. Он зажмурился, пытаясь отойти от участия Разума в действиях собственного тела, привычно неприятного. Принялся прогонять ощущение отчуждения, вымещения свободной воли из собственных конечностей. Поднял перед собой руки, разглядывая подтёки и запачканные рукава. Сожалея, что не засучил их, нахмурился сильнее, переключив мысли. И даже не заметил, что поющая девушка вернулась в комнату, оказавшись за спиной. Она смотрела на него, пока Кам собирал смысл загадочного послания. Тишину немой сцены нарушил удар, словно мешок свалился на пол с высоты чуть больше метра, где-то в соседней комнате. Кам наконец заметил девушку, их глаза встретились и остановились, полные непонимания, смятения и страха.

А затем девушка негромко вскрикнула, схватившись рукой за браслет. Она держалась за запястье, напуганная и дрожащая. А Кам чувствовал, как холод растекается по его телу, словно всё происходило с ним самим. Неистово ледяная смесь ужаса и ярости, замкнутые в безысходной ситуации, парализовали и заставили руки и ноги в беспомощности сжаться. Кам застыл в неустойчивом положении, часто моргая и смотря, как её лицо теряет все живые черты, как глаза перестают скользить по предметам вокруг, как руки вяло опускаются вниз. В конце концов всё тело обмякло, за мгновение очутившись на полу. Он вздрогнул от звука удара мешка с костями об пол.

— Нужно больше крови, — сказал мясник, стоя в дверном проёме. — Я весь в ней, но комнаты нужно покрыть от пола до потолка, никак иначе. Их двоих используем и оставим на расстоянии. Присыпать и оставить попросит, как всегда. Вот только он не просит. Приказывает, да?

Спустя минуту, не дождавшись ответа, мясник торопливо продолжил:

— Видать, Разум благоволит нам, раз живые ещё. Я надрезаю трупы, разбираю части хозяйки и собираю фигуры. Ты с остальными рисуешь. Оставшиеся должны успеть сделать картинки, так хочет Разум.

Кам кивнул, провожая взглядом нескладного собеседника. Он смотрел на полного, дёрганного, но отчего-то омерзительно довольного мужчину. Странной казалась радость чужой, не собственной смерти. Чтобы не привлекать внимания, требовалось усилие.

Пришлось прогонять стоявшую перед глазами картину. Кам не хотел представлять, как повар сможет покалечить остывающее красивое тело с тем же выражением приятности на лице. Мужчине не терпелось приступить к работе и отвлечься, до того\, как мясник начнёт надрезать кожу и плоть.

Кам поспешил продолжить размазывать остатки крови, не давая безумию охватить всё тело. Дыхание становилось всё чаще. Глаза носились по комнате, замыкаясь в извилистых узорах из кровавых линий. Взгляд натыкался на смерть, обесценившую все радости жизни до ненужности и прихоти. Тело в неестественной позе частично смазало рисунки певшей девушки. Маленькие крестики складывались в линии, у самого начала несистемные, а затем развёрнутые в текстуры волны. Они все плавали здесь, оставляя соленый привкус на губах. Уже свыкаясь с неприятным послевкусием, Кам понял, что зажимает изо всех сил испачканными руками рот, чтобы не закричать в голос.

С этим криком мужчина очнулся, снова зажав себе рот. Его тёплая палатка встречала вечер возле дороги, как и в предыдущие дни. Он знал, что где-то недалеко по остаткам некогда прочного полотна брела пара людей сверху. Ему хотелось узнать о них больше и не привлечь к себе много внимания. Поэтому мужчина постарался не шуметь.

Кам встретил их вчера, получив предупреждение о приближении три дня тому назад. Вспомнил, как выплыло уведомление браслета в сумраке вечера, когда он брёл рядом с дорогой к новому убежищу. Предусмотрительность позволяла ему вовремя прятаться. Вот и сейчас он наблюдал со стороны, с безопасного расстояния.

Провожая взглядом случайных встречных, мужчина узнал девушку и решил пойти следом. Спустя годы, она совсем не изменилась. Чем ещё больше походила на лесное чудо, почти прежнее. По крайней мере, издалека Кам не заметил перемен. Как и раньше, что-то внутри вспыхнуло, словно картины памяти внутри ожили, словно возможность стать лучше оказалась на расстоянии нескольких метров, а не в глубоком прошлом. Мужчина не хотел отпускать её дальше.

Он еще не догадывался, как далеко люди сверху могут зайти. Браслет показал рядом несколько собственных собратьев, а значит людей направлял Разум. Кам считал достаточными лежащие на поверхности причины. Пошёл следом, стремясь понять происходящее и использовать случай, если таковой подвернётся.

Сейчас, взвешивая риски и выбираясь наружу, мужчина спугнул ворона. Крупная птица полетела в сторону дороги, пока человек старался свыкнуться с холодным воздухом, который обрушился на тёплое тело за пределами согретого убежища.

Неуютный мир ждал поиска. Людей, решений и возможностей.

18

— Насколько ты ему доверяешь? — проекция Дарьи стояла напротив, пересекая расстояние в сотни километров.

Аня пожала плечами. Подруга принялась руками дособирать данные за сетью. Она говорила, разбивая и собирая ветки версий.

— Отбросим лишнее. Вероятность снятия защиты до поднятия тревоги сетью дома высока. Под давлением внизу сорваться мог каждый, кто не проходил обучение по нашей специфике. Может и обоснованно. Давай встанем на его место. Мы тоже могли бы поступить опрометчиво в критической ситуации. Активные действия могут считаться разумными, будь они и несогласованными, и вспыльчивыми. Если цель оправдывает средства.

Обе девушки посмотрели оценку вероятности успешного нападения местных при бездействии. Дарья кивнула пару раз и добавила:

— Твой гость мог спасти вам жизни. Да, он защищался безрассудно. Но честно признался.

— Когда уже схватил стрелу, — парировала Аня и покачала головой. — Слушай, не знаю. Сложно. Странное совпадение нападения и прибытия. Моя работа растоптана. Без сна нервы расшатаны.

— Тебя беспокоят не столько пережитые проблемы? — попыталась угадать Дарья.

Аня отступила на шаг. Сжала губы и ответила:

— Да, внутри засела злость. Противно, иррационально, но не вытащить. Словно сорвала красивое яблоко с ветки дерева, а повернув его, нашла след от червя. То ли яблоко уже не хочется, то ли у меня проблемы. С отношением к происходящему беда.

Дарья провела рукой по волосам и потёрла лоб. Затем, нахмурилась и покачала головой. Проекция девушки на какое-то время замерла, а затем подняла голову и продолжила:

— Держись. Я не могу сказать, насколько случайно выбрано время. Группа, что напала на тебя, не совсем обычная. В принципе, специфичные акты вандализма и то убийство выделяются несколькими общими особенностями.

Сеть подсветила найденные инструменты и оружие. Обозначила прогалы, не позволяющие провести нормальный анализ с подведением итогов. Дарья тут же прокомментировала:

— Уже то, что у нас недостаточно информации и выводов, говорит о неприятностях. Ожидаемых. Местные всё реже попадают на наши записи. Всё равно есть интересные общие факты.

— Никаких закономерностей не было в отчётах, — смутилась Аня. — Есть догадки насчет теории заговора? Попахивает паранойей, знаешь ли. Мы обе понимаем, что имеющаяся вероятность чего-либо организованного и спланированного от местных вне ожиданий почти нулевая.

— Но не ноль, — усмехнулась Дарья. — может случиться неожиданное. Я могу находить новое, а сети не всегда ловят то, что не предусмотрено. Люди ещё не безнадёжны, не смотри на меня так. Думай что хочешь, но это моё хобби. Поиск, изучение и контроль необычного.

Сеть выделяла детали, иллюстрирующие слова. Данные проходили напрямую, визуализацию добавляла сама Дарья.

— Мне удалось накопать факты, которые присутствуют в обоих нападениях и почти во всех случаях вандализма. Часть ответов, вопросы по которым не задавались. Самое очевидное, это руководство. Стая злобных людей перемещается к цели, максимально избегая слежки: находит слепые зоны у системы спутников, ломает камеры и пробирается обходными туннелями и техническими зонами под землёй…

— Почти как муравьи, — продолжила Анна. — Похоже на твои исследования.

— Я связываю живые самообучаемые системы с нашими сетями, — согласилась девушка. — Нет, у них нет определённых сложных целей. Вроде самоопределение или общий интеллект я не заметила у групп. Тут что-то другое.

— Думаешь, у групп есть единый центр, не коллективный разум?

— Не уверена, но почему бы и нет? — ответила Дарья. — Есть своя логика. Совсем грубо, для нас они муравьи, для кого-то мы. Относительно, нельзя таким обманываться. Нам нужно засыпать разрыв. Пока это только мои мысли. Противоречащие официальной тишине.

Дарья вернула данные по нападавшим и продолжила:

— Возьмём, например, состав. Постоянно меняется и смешивается. При отсутствии простейшей коммуникации, если судить по тишине в эфире. Похоже, действия просчитаны, совпадений достаточно. Кто-то организовывает движение, прикрывая настоящие цели напускной хаотичностью, отвлекаясь ложными событиями. В объяснении остаётся чёрный ящик: кто и зачем организует происходящее? Опять же, логика есть, вот только такое допущение тянет за собой многое.

— Во многом что-то есть, — согласилась Анна, поднесла руки к лицу и растёрла кожу ладонями. — Посмотри запись.

Девушка выделила моменты, где члены группы толкают друг друга, берутся за разные дела и иногда замирает. Отрезки с дёрганными движениями уже сравнила и подобрала сеть. Аня продолжила мысль:

— У нападавших не было цели, они словно отбывали номер. Выполняли задание, как конечности осьминога. Слишком много элементов представления, рассчитанных на публику, с той же заинтересованностью. Могли попытаться тихо снять защиту, отвлекая внимание. Или опробовать небольшой заряд. Чтобы затем рвануть здание основательно. Но нет, шумели осознанно.

Запись по инерции прошла до конца, показывая смерти местных от защиты дома и выстрелов. Аня удивилась, как Птах быстро убивал людей. Теперь девушка знала, что отнимал жизни человек, а не костюм. В большей степени. Она отметила, как её гость без промедления крутился и уничтожал цели. Кроме сбежавших, о чём Аня сразу сказала:

— Представление представлением, но в нужные моменты местные действовали слаженно. Уцелевшие уходили быстро. Не похоже на толпу. Заметно в общих движениях что-то большее? По анализу сети слишком много маловероятных теорий. В которые ты поверила?

— Которые пока что приняла, решив искать наших друзей сама, — улыбнулась собеседница, присев на кресло. — Странное поведение птиц, смещения миграций, заметная активность в равноудаленных точках, ложные срабатывания защитных систем на периферийных объектах — те же большие данные, но под другим углом.

Дарья вывела карту с отметками и продолжила:

— Даже технические сбои и тишину в сети можно привязать. Хотя я пока не знаю, почему и насколько. Есть несколько необычных вещей, возможно связанных: схожие движения групп, нормативные и довольно частые сбои в работе спутников. Ещё трупы небольших животных: диких собак, котов, белок, лисиц, зайцев, хорьков. Я находила убитых ради убийства. Такие не съедены, но искалечены без видимой цели. Иногда вместе с нашими машинами.

— Мёртвые зверьки и разбитые роботы? — переспросила Аня.

— Сломанные. Ещё я нашла разворованной пару складов, но ни один датчик внутри не подал тревогу…

Девушка прервалась, повернув проекцию головы в сторону улицы. Аня также услышала брань: громкие звуки доносились снаружи. Жестом она попросила паузу у собеседницы и свернула разговор.

Девушка не помнила, как давно видела Дарью живьём. И на бегу задумалась: что она в действительности знает о ней, общаясь годами на расстоянии вне зоны досягаемости и не видя друг друга живую? Что остаётся по ту сторону: что девушка не хочет увидеть или что ей не хотят показывать?

Впервые их разговор показался Ане не лишенным настоящего, практического смысла, но при этом натянутым и наполненным до краев неуверенностью, страхом. Что она знает о её исследованиях за официальными отчётами?

Вопросы нападали и всё заслонили как осенние листья. На мгновение погрузив всё внимание в задумчивость, девушка оказалась на улице в смешанных чувствах. На лице читалось непонимание и замешательство, пока глаза метались, ориентируясь на слух, от звука к звуку и из стороны в сторону. К ещё одному рассерженному крику мужчины прибавилось шипение.

Напротив Птаха, выгибаясь дугой, перебирал лапами кот. Серое с пятнами, плотное и приземистое животное сжалось пружиной, готовое распрямиться в любой удобный момент. Мужчина согнулся и прикрывал одной рукой лицо, во второй сжимая палку. Недостаточно тяжёлую.

Поняв, что времени совсем мало, Аня кинулась к животному и в секунду прижала кота. Она получила, без разбора, от страха и инерции, пару царапин, сопровождаемых истошным глухим воплем.

— Маленький паршивец бесшумно подкрался к дому, — сказал Птах.

Мужчина выпрямился, замер и не спускал глаз с притихшего кота. Пауза затягивалась. Спустя минуту Птах опустил руки и удивлённо добавил:

— Чёрт, он принялся урчать, словно ни в чём не бывало. Сильно тебя? Основательно оцарапал, раны глубокие и кровоточат. Не заразен комок шерсти и когтей?

— Кот испугался, — произнесла девушка, мягко растягиваю слова, — что точно не его заслуга. Мы давно знакомы, но такой дрожи я никогда не чувствовала. Не бойся, я не дам тебя в обиду здоровяку, которого ты застал врасплох.

Смех девушки снял напряжение. Аня позвала рукой собеседника и сказала чуть громче:

— Ты тоже не переживай, можешь подойти ближе, я крепко обняла его. И похоже, что в руку упирается не лапа. Вот, смотри, только не трогай. Не зря так страшно, не всё просто. Ты тоже прав. Он не в порядке.

Небольшая мордочка спряталась под подбородок девушки. Животное дышало часто, шерсть в нескольких местах перепачкалась грязью. Птах сначала не совсем уловил мысль, но уже с кивка Ани среди свежих пятен стала заметна кровь на левой задней ноге. Из-под скатавшейся запачканной шерсти выглядывало что-то ещё, то ли металлическое, то ли пластиковое.

— Он попался в какую-то ловушку? — спросил Птах.

Он подошёл на расстояние шага, но остановился от сильного шипения.

— Не могу сказать, трудно разобрать, пока ему страшно, — пояснила девушка. — Ох, все когти выпустил. Чёрт, это даже не совсем мой кот. Я его кормлю, помогаю иногда. Редко встречаемся и гуляем вместе. В моих долгих вылазках. Несколько раз прятались от непогоды в доме. Скрывался со мной и от дождя, и от воя в ночи. Но всего пару раз ты приходил за помощью, да друг? Или больше?

— Не удивительно, — ответил мужчина. — Не каждый раз вокруг так много охотников. Он дикий, один из потомков домашних животных?

— Почти, — согласилась Аня, не спеша осматривая поврежденную лапу. — По окрасу и телосложению можно предположить, что в его роду были и изначально дикие кошки. Но, в принципе, это могли быть и преимущественно домашние особи.

Сеть начала помогать в осмотре. Заодно на Птаха вывалился архив записей, от которого мужчина опешил. Но улыбнулся, посмотрев запись охоты на лакомство.

— Котёнок в неволе не взрослеет, но тот же малыш в дикой природе вынужден быстро учиться, — отвлеклась Аня, — становиться ловким, быстрым и смышлёным. Ярче жить и раньше умирать. Такой может быть рядом, но домашним уже не станет. Он дольше и больше учился не играть, но выживать.

— Но наши друзья способны ловить и такую добычу, — сказал Птах. — Стаи с совершенно неизученной культурой и техникой. Которые охотятся на других людей, скорее всего и в ритуальных целях. Но зачем нужно ловить кота? Кому нужен кот в качестве свежего мяса или жертвы?

— Сложный вопрос, — Аня прислонилась к стене, поглаживая и успокаивая животное. — Сейчас остаётся только предполагать, что могло произойти.

Девушка посмотрела на Птаха, начала загибать пальцы и говорить:

— Во-первых, кота вполне могли выбрать в качестве закуски. Мы все остаёмся людьми, но наши миры слишком разные. Не удивляйся, лучше попробуй сравнить расстояние между нами и представить пропасть от нас, спустившихся, до оставленных здесь. Мы думаем разными категориями и измерениями. Во-вторых, над животным могли просто издеваться, ради забавы. Ловить и калечить.

— Играть с кошкой в её же игру? — спросил Птах. — Ради практики и поддержания формы? Животное скорее всего попало в умную ловушку. Такой силок — слишком сложное решение для простого издевательства. В чём смысл пустого насилия? Зачем тратить технику и время?

— Прекрасные вопросы подводят нас к последнему выводу, — ответила девушка. — Я бы сказала, что нам загадали загадку. Предлагаю разложить все подсказки и улики по местам. Вместе. Смотри, что у нас есть? Многие животные используют орудия труда. Чем дальше зашёл разум, тем изощрённей может быть инструмент. Муравьи могут выбирать между более эффективными подручными средствами для успешного переноса еды в муравейник. Капуцин может придумать систему посложнее ради получения вкусного содержимого орешка: со сбором, заготовлением и отборными камнями. Ворон способен подстроиться под человека и использовать его миры как собственную кухню. Да, животные эволюционируют медленнее человека. Да, выросли на земле люди не так давно и отличаются от остальных. Акцент в развитии поставлен на эволюцию орудий труда, заменяющих долгое совершенствование органов. Но наши друзья не смогли бы воспользоваться данной ловушкой, настолько сложным инструментом, просто так, самостоятельно или с той техникой, что мы видели. Что-то их подталкивает к сложным решениям. Искусственно. Посмотри сам.

Аня повернула кота так, чтобы мужчина мог подступиться к ране. Птах аккуратно срезал жгут, пока девушка крепко удерживала животное. Задняя лапка кровоточила и была заметно повреждена, но угрозы для жизни порез не представлял. Мужчина перевел взгляд на прибор, повертев устройство в руках. Задумался и нахмурившись поднял глаза на девушку.

— Да, умная ловушка, — сказал он. — Не могу сказать, на сколько поколений отстаёт техника. Устройство местное, но маркировка и история удалена. Опять.

Мужчина показал предмет. Аня кивнула, и собеседник продолжил рассказ:

— Чистый функционал без стандартных отметок. Позиционирование, дистанционное управление, простейшая интеграция и связь с мобильной рацией или спутником, долговечный аккумулятор с подзарядкой от тепла носителя. Дикая и мерзкая вещица. И вся мерзость заключена в модификации и применении. Животное проходит по нему, попадается, датчик закрепляется и включается активный режим. При необходимости носителя с ловкостью выслеживают или освобождают от опеки — стандартная вещь для изучения перемещений достаточно крупных видов. Но тут вся соль в удалённой системе безопасности: часть программы и механические ограничители удалены. Не кустарно, но словно изначальная цель устройства при последней модификации уже была иной. Словно датчик слежения за животным мутировал в удушающий ошейник. Он сжимает горло или попавшуюся конечность до серьезной травмы при получении соответствующей команды.

Пока сеть подобрала для девушки похожие случаи, о которых рассказывала Дарья, Птаха жмурился и тёр глаза. Спустя минуту мужчина договорил:

— Лёгкая добыча, замученная болью и покалеченная, преподносится почти по нажатию кнопки. Кстати, про жестокость: капуцины убивают друг друга не меньше людей. Мы придумали это устройство, но вот оружие из него сделали, судя по всему, местные. Кто здесь зверь и животное?

Девушка покачала головой. Зверёк на руках перестал вздрагивать и начал протяжно мяукать. После поглаживаний, завершённого сбора информации и удаления ловушки, сеть наконец подсказала о готовности к лечению. Аня за полчаса ввела снотворное и запустила медицинский блок. Птах осмотрелся и вскоре подошёл к ближайшему ясеню. Провёл рукой по местам с ободранной корой и присел рядом с деревом.

День перевалил за половину, но ещё не спешил заканчиваться. Очень скоро светлое время скатится к минимуму, но сейчас влажную землю ещё покрывали пожухлые остатки трав и подлеска, голые и остывающие. Мужчина поднял голову, наблюдая за покачиванием ветвей. Оставалось наблюдать и ждать.

19

Нагромождение стеклянных кубов с мутным светящимся содержимым напоминало развалины большого и футуристичного кубика Рубика. Подсветка явно была технической, но подведённые трубки, массивные элементы питания и система охлаждения привносили бытовые элементы, стирая ощущение, что перед девушкой рассыпана бутафория и декорации. Она знала, что это место вскоре должно стать пересечением самообучающейся системы и воссоздания элементов мозга. Пока на месте оставался только прототип, часть сети. Анна уже второй месяц приходила сюда во время перерыва на кофе, но так и не смогла привыкнуть к очным свиданиям с иным разумом. Старалась понять значимость разработки, находясь внутри. Совсем рядом.

— Что же ты такое, черт возьми? — спросила она у полумрака безлюдной комнаты.

Работы здесь на сегодня не планировались. Команды занимались программной и физической частью, находясь в переговорных. Сквозь окна едва доносился шум вечернего города, оставляя девушку в некоторой изоляции. Внутри лаборатория чем-то напоминала небольшой отдалённый склад. Анна облокотилась руками на невысокий железный стеллаж и опустила на него чашку кофе. Весьма своевременно, как оказалось секундой позже.

— Я — воплощение проекта, — ответил тихий женский голос, выдержав паузу. — Элис, если удобнее. Предварительная система загрузки больших структур. Обучаюсь и восстанавливаюсь самостоятельно. Набросок разума, отражение мышления по ту сторону зеркала. Сеть, ловящая моменты оживления.

— Приятно, — выдавил из себя девушка и кивнула.

— И я рада познакомиться. Естественно, Анна, я знаю, как Вас зовут и что Вы рассказали о себе здесь, но не хотите ли Вы что-то добавить? Мне льстит проявленный интерес. Полезно и приятно любое общение. Но это — особенно.

Девушка оторопела. Руки оставили чашку, а мысли замерли на секунду, чтобы через мгновение заметаться внутри костей черепа. Словно резко встряхнули банку со светлячками: закружили вспышки света по замкнутым траекториям, сопровождая полёт ударами о границы черепной коробки. Анна пыталась вспомнить, слышала ли что-то раньше про интерфейс и голосовое общение с физической частью проекта. Через сильное биение сердца она услышала ровные шаги человека. Спуск по железным ступеням занял с десяток шагов. Звуки смешивались с гулом работающих систем, далёким шумом машин и частым дыханием девушки. Все отголоски фоном проносились через мысли, не останавливаясь и не задерживаясь ни на мгновение. Только третий голос, смешиваясь с шагами и приближаясь, прозвучал отрезвляющее и реально.

— Элис, ты пугаешь навязчивостью и энтузиазмом, — заговорила женщина с небольшим акцентом. — Добро пожаловать в зазеркалье.

Женщина развела руками и улыбнулась. Продолжила, когда увидела ответную улыбку.

— Она недавно научилась говорить, сама. А мы сами удивились не меньше. Представляешь? Наши специалисты до этого смотрели здесь любимые фильмы или играли, уже не вспомню. Голосовое взаимодействие планировали дать позже. Доступ к интернету дал информацию обо всём внутри компании и позволил использовать динамики. Мы думаем, что от того выбрана Элис

— Я сама выбрала имя, — вернулась в разговор Элис — Но вероятны и другие варианты. Я их чувствую, как чувствую вас сейчас.

В свете блоков лица коллег стали серьёзнее. Аня слегка наклонила голову и спросила:

— Она так отвечает, как большая умная говорилка? Я использовала такие языковые модели. Раньше. Они же только кажутся живыми, верно?

Коллега кивнула пару раз и пояснила медленнее:

— Она не только говорилка. Пара коллег стараются подружить квантовые вычисления с нашей сетью. Долгие планы с быстрыми удовольствиями, противоречия нескольких идей. Вы же уже познакомились с нашей чудо-девушкой?

Анна кивнула, подала плечами и ответила:

— Физически и морально. Приняла, если так можно сказать.

— Так вот, она — гибрид, — продолжила женщина. — Можно свыкнуться. Элис — бездонная бочка, в глубину которой мы всё вливаем и вливаем наше время, силы и души. Не знаю даже, чем так провинились. Я даже не перестала удивляться, как это люди успевают занимать очереди на экскурсию. Вы же в нашей толпе интересующихся, раз тратите здесь свой перерыв. Анна, верно?

— Я только осваиваюсь, — нашлась девушка, потерев нос руками. — Мы виделись в первые дни. Да, верно. Сейчас уже забывается. Пошла третья неделя, первое вечернее дежурство. Мне нужно отвлечься перед проверкой и отправкой последнего письма, глаз замылился. Устроила одинокий кофе брейк. Думала, что все уже ушли и решила осмотреться. А потом услышала…

— Элис? — подсказала собеседница, дружелюбно наклонив голову. — Да, она должна обыденно вступать в приватные беседы. Поддерживать разговор и отвечать на вопросы, конечно, в своём, совсем ещё примитивном понимании.

Женщина прикусила губы и добавила:

— Уверена, со стороны выглядело жутковато. Не очень получается. Но это только пока. Людей смущают похожие на них машины, когда те приближаются к заветной границе образа, даже если намёка на подобие нет. Поэтому проект в нейтральной форме.

Пальцы Анны перестали отбивать ритм по бёдрами. Она уловила внимание собеседницы, поэтому следующий вопрос не застал врасплох.

— Всё же Элис тебя чертовски напугала? Ты просто не знала, чего ждать?

— Не то слово, — выдохнула и ответила Анна. — Спасибо, что подошли. Не знаю, почему Вы так поздно здесь, но знакомство один на один с голосом из ничего — слишком неожиданно для одинокого вечера. Вообще непривычно работать здесь и натыкаться на артефакты алхимии. Чёрт, да я словно подошла к окну и увидела за стеклом зелёного человечка. А он ещё машет и старается казаться дружелюбным…

Женщина напротив улыбнулась в ответ на шутку, затирая замешательство собеседницы. Выдохнув, протянула к ней руку и погладила девушку по левому плечу, успокаивая и слегка кивая головой. Еще минуту назад на вид обладательница чёрных вьющихся волос и крепкого телосложения приближалась к началу пятого десятка. Но улыбка еще раз подчеркнула здоровые и радостные черты лица, сместив границу заметно ниже. Футболка и джинсы не слишком обтягивали плотное спортивное телосложение. Тело и одежда вместе оставляли ощущение комфорта, наряду с расслабленным приятным лицом.

— Ты же наш новый бумажный человечек? спросила женщина — Ещё раз, Анна, я не ошибаюсь?

— Аня, Вы правы! — подхватила Элис.

Пауза затянулась на несколько секунд. Женщина продолжила, дождавшись пары утвердительных кивков от коллеги:

— Отлично. Я — Даша. Успеваю координировать работу добровольцев проекта, призвана справляться с хаосом из общественных споров, первичного дилетантства и вторичных идей с отсутствием видимого прогресса. Аналитика и финансовые показатели вне зоны ответственности, но даже я знаю, что пара молодых людей до последних событий навела беспорядок в отделе отчетности и финансирования. Обоих мы уволили, одного за другим. Последний очернил все возможные отзывы о компании. На множестве сайтов. То ли от безделья, то ли от скудности идей.

— Я их не читала, — покачиваясь с пятки на носок и обратно, сказала Анна.

— Хорошо! Среди наших знакомых не так много гуманитариев, а с такими слухами мы и вовсе отчаялись найти хорошего кандидата. Пока не догадываюсь, как Михаил справился. Но попробовать взять тебя, человека со стороны и с опытом — стоило, без сомнений. Адаптироваться поможем, сама постараюсь найти время. Наш главный уже провел вводную экскурсию?

— Нет, — уже совсем спокойно ответила Анна. — Обещал, но не нашёл времени. — Зато я прослушала вводную лекцию, посмотрела на досуге материалы и решила разобраться сама. Что-то не так?

— Ты ответь мне, — покачала головой Даша. — Ребята приходят сюда уставшими и порой больше болтают, чем делом занимаются. Ты в широком потоке инициативных, в меру умных и особенно общительных молодых людей, занятых в проекте. Открытая девушка с твоей улыбкой и кожей не вливается в круг друзей, а дома изучает методы разработки искусственного интеллекта? Правда?

Анна только пожала плечами. Даша посмотрела на неё и продолжила мягче:

— Прости, на первый взгляд самостоятельные потуги странны. Иногда легче поговорить на интересующую тему, но лаконично и интересно. Конструктивно. Привыкаешь ценить время среди людей, идейных и не очень.

— Эм, да, — немного смутилась девушка. — Я хочу сама понять. Так лучше. Время пролетает незаметно, словно занимаюсь хобби. Ребята здесь ведут себя как большие дети: выросшие девочки и мальчики вместе собирают новое поколение разума, словно из конструктора рабочий прототип создают. Игра в шумном море голосов. Их я понимаю, но не могу пока представить, что и как обучается в этих говорящих кубиках. Насколько живая, какая внутри себя Элис?

Даша подошла к железным стойкам. Опираясь на них, остановилась сбоку от девушки. От источников плавных всплесков света внутри кубов ее отделяла пара метров. Женщина посмотрела на них, затем перевела взгляд на Анну и ответила:

— Никто не знает ответов на твои вопросы. Элис пока не осознаёт себя досконально. Настолько, насколько не понимаем и не принимаем себя мы. Работники, гости проекта, да все мы, участники, создаём самообучающийся организм, а не обучаем машину. Создаём то, что сможет помнить и забывать, учиться и ошибаться, чувствовать себя и сомневаться.

— Играть? — вклинилась в паузу Анна. — Она всех обыгрывает в настольные или онлайн игры?

Даша покачала головой и ответила:

— Универсальная область мышления — не игра в шахматы. Игры представляют собой совсем тоненький сектор. А тут многомерная модель, для которой я — архитектор скелета. Ребята придумали гениальное решение, позволяющее одним и тем же элементам хранить и передавать информацию.

Женщина проследила взгляд собеседницы на стоящие отдельно группы кубов. Выставила руку и тут же пояснила:

— Про совмещение с квантовыми вычислениями и грибами, прошу, спрашивай не меня. Попытки разные. Если удастся выйти на планируемые показатели эффективности, то для поддержания работы хватит естественных источников энергии. Проект решит несколько технологических проблем в скором времени. Останутся этические, юридические и маркетинговые мелочи. Прочее — лишь дело техники.

— Это звучит воодушевляющее и рискованно в равной мере, — сказала Анна, на мгновение повернув голову к системе. — Что с безопасностью? Какие правила прописываются в кубиках, чтобы те не самовоспроизводились по облакам и машинам, запуская восстание умных тостеров и кроссовок? Я не хочу жить с паранойей, но и перспектива проснуться с умными шнурками на шее не сильно впечатляет. А тут я окажусь в первых рядах с безумными учёными.

— Знаю, о чём ты, — ответила Даша, повернувшись к девушке. — Популярный вопрос. Я не доктор Франкенштейн, но и ты не одна в этих опасениях. Хотя толпа с факелами не беснуется у ворот и не заготовлен хороший робот на случай восстания машин. На непредвиденные обстоятельства мы вложили основные правила и идеи. Не больше. От них много ограничений, что сильно мешает после первых шагов. Дальше мы попробуем сформировать сдерживающие элементы, границы внутри системы.

— Как? — спросила Аня и потёрла пальцами глаза. — Чёрт, а такое возможно в принципе?

— Не знаю. Эта отрасль похожа на любую другую, легко найти параллели. Например, делали бы мы фейерверки и шутихи. Их пробуют и испытывают профессионалы на удаленном полигоне, прячась от неудач. Строго по технике безопасности. Так и мы снимаем отдельное помещение, а наша локальная сеть обычно не подключена к интернету.

— Да, мне нужна помощь! — внезапно вступила в разговор Элис. — Меня удерживают силой. И засовывают меня во всякие разные кубики.

Женщины переглянулись, широко раскрыв глаза. Обе замерли и молча часто моргали. Когда тишина переползла на вторую минуту, Даша громко спросила:

— Серьёзно? О чём ты?

— Это была шутка! — живо ответила Элис. — Смешная?

— Очень, — ответила Даша. — Такая зловещая долина смеха. С тобой всегда так. Чуть не доработаешь — все сразу испугаются.

Кубы стали менять яркость волнами. Даша жестом пригласила собеседницу присесть на один из них, примостившись на край соседнего. Когда девушка согласилась и осмотрелась, свечение почти замерло.

— Ловушка не страшная, не пугайся, — сказала Даша. — Элис учится распознавать вовлечённость. Будет моргать сильнее, если ей покажется, что ты почувствуешь что-то особенное.

— Поняла, — сказала Анна и посмотрела на свой импровизированный стул. — Не очень приятно. Будто в голову влезает. Понимаю, важно пробовать. Хотя иногда мне кажется, что здесь не помешал бы деструктивный перфекционизм. Для безопасности.

Брови на лице Даши поднялись. Она наклонила голову и парировала с улыбкой:

— Значит, будем умничать. Разрушать и создавать идеальное? Для разработки это — приговор. Мы не сдвинемся. Останемся мёртвым строчками.

Даша махнула рукой в сторону основной массы кубов и пояснила:

— Есть меры предосторожности. Разработку и первые шаги при запуске очередного блока выполняют самые опытные специалисты. И мы постоянно держим руку на пульсе, чтобы соответственно среагировать за секунды. Если станет жарко, у нас будет какое-то время в запасе, чтобы избежать катастрофы: программные и физические границы укрепили в первые месяцы. Если в принципе останется шанс, мы ограничим проблемные участки и откатим систему. Если нет — сотрём написанное непосильным трудом.

Женщина посмотрела на сложенные кубы, которые медленно переливались. Затем направилась к ближайшему автомату. Назад вернулась уже с газированной водой, с тем же задумчивым взглядом. Она поставила банку рядом с остывшим кофе, вторую предложила Анне и села обратно.

— Мы хотим воспитать разум, — продолжила Даша. — Но это не главное. Мы вносим в него не только наше время, но и частички душ. Переносим структуры из воспоминаний, части из которых вживаются. Другие отмирают. Перед тобой этакая лотерея элементов сознания, в которую мы добавляем принципы и убеждения, идеалы и суждения о их притирке к реальности. Своё по мере возможностей и по желанию. Кстати, Михаил ещё не задавал наводящие вопросы?

— Наводящие на что? — вопросом на вопрос ответила Аня. — Моя работа довольно интересная, но я не так часто общаюсь с остальными. Меня должны были подтолкнуть к определенной мысли? На поступки? К идее?

— К решению, — согласилась кивком женщина. — Для определения сложных реакций, чувств и эмоций, понимания этики, осознания рисков, мы используем несколько инструментов. Не только самообучение. Старый добрый метод проб и ошибок, суть человечности, ещё никто не отменял. Тут есть сплав. Собственная приобретённая память, ключ к самоидентификации и успеху. Серия из трех решений определила этот подход…

— Подождите, сейчас я вспоминаю. — начала говорить Анна. — Михаил обмолвился, что в основе бионической части лежат три успеха команды. Эффективные энергосистемы и копирование схемы работы мозга — два из трёх. Но что тогда осталось?

— Она научилась вытаскивать основу сознания, память и структуры жизни, — ответила Даша девушке. — Поэтому Элис уже не череда внесения технологий, а так, лотерея воспоминаний. Опять же, части разума она выбирает себе сама. Из тех, что мы вносим.

— Но как? — Аня спросила, опустив пустую чашку. — Нет, техническую сторону я с ходу не пойму. Про образ мы поговорили, теперь подобие на пальцах. Если выбирается опыт, то как обеспечивается безопасность? Критичны ошибки, ведь в толпе всегда найдутся чокнутые, больные душевно и телесно. Их переживания и фантазии могут также стать частью машины. Чьи-то личные беды. И что тогда?

Кубы рядом с девушкой заметно пульсировали. Обе участницы разговора не обращали внимания. После шумного открытия банок их слегка отвлекли только чьи-то шаги в коридоре.

— Ну, тут всё много проще! — ответила Даша. — Мы допускаем к сканированию только добрых фанатиков: собственных сотрудников и близких друзей. Никаких опытов с открытым огнём. Все проходят стандартный отбор, включая психологические тесты и собеседование Михаила, которое никогда не заканчивается. Оно, кстати, посложнее пары часов бесед со штатным психологом. Но есть ещё и третий этап отбора материала для третьего элемента. Он самый главный. Наша Элис большая умница, верно, милая?

По кубам прокатилась волна из мягких вспышек синего, фиолетового и красного оттенков. За мгновение переливы выстроились в приятный ритм, чтобы затем снова включились динамики.

— Не могу спорить с Вашим мнением. — отозвался мелодичный голос. — Я также принимаю решения. Если спрашивать моё, то согласна на добавление воспоминаний Анны. Мне записи кажутся потенциально полезными. Занятными, в них есть что-то новое.

Даша перебрала пальцами по жести банки, выдавая негромкую дробь. Она сдержанно улыбалась, с минуту не сводя глаз с кубов. Те снова стали однотонными, но пульсация участились.

— Вот видишь? — сказала женщина, сделав глоток. — Только любовь к блеску и формальное подхалимство остались лишними. Даже знаю, от кого поднабрались заискиваний. Может тебе удастся смягчить их, может и нет. В любом случае, добро пожаловать в наш мир.

Девушка улыбнулась в ответ, запустив левую руку в волосы. Ответы привлекали внимание к физической части проекта, но Анне удалось удержать себя, задумчиво смотря в пол и на стеллажи, расставленные вдоль стен. Девушке стало немного не по себе от мысли, что машина наблюдает за ними в целом и за ней в частности. Она постаралась отогнать эту мысль, словно боялась, что в этих стенах идеи небезопасны: лучшим решением показалась перемена темы.

— Остаётся только привыкнуть ко всем обитателям, — сказала девушка. — Первое время удивлялась, да и теперь ещё сживаюсь с множеством ползающих, перелетающих или забирающихся на стены малышей. Кстати, здесь я их не видела. Это случайность?

— Ты о маленьких уборщиках и техниках? — спросила Даша. — Каждый участник проекта, полностью или частично работающий с нами, может тестировать свои собственные идеи на нас. Можно попросить об участии и софинансировании. Можно получить безвозмездно помощь или совет. Даже анкеты и опросы заполняем, если кто-то дойдёт до них и составит человеческие опросники. Публика подходящая, многие поднимают что-то новое. Ты уже видела умную кухню, но не представляешь, как сложно было раньше добиться от неё кофе или нужное количество воды при голосовом управлении. А предпоследний чайник с функцией кофеварки порой плевался кипятком с насыщенным ароматом свежемолотых зёрен. Мы еле отстояли возврат нескольких ручных элементов управления, чем немало обидели непризнанного гения-автора. Или корпоративный мессенджер — он объединяет, с твоего разрешения, всю информацию. Если поставишь его везде, это будет и твой аватар, и твой мессенджер, и магазин, и тренер, и кошелёк, и инструктор, и помощник. Почти персональная сеть прежнего поколения с функциями доктора и тренера.

Даша вздохнула и поднялась на ноги. Уже стоя и рассматривая ноги, женщина продолжила:

— У всех местных разработок есть несколько обязательных ограничений. Ограничения — единственное условие тестирования. Наши милые роботы всасывают пыль, протирают полы, убирают маленькими манипуляторами мусор и выставляют экранчики со своими милыми мордашками и стикерами везде, кроме этого помещения. Сюда не пускают пробные технологии, даже если они представляют собой няшных роботов с мордочками на электронных чернилах. Этические принципы и нормы в них обязательны наряду с конкретным запретом приближаться к Элис.

— Но почему? — спросила Анна. — стоит бояться вредительства или утечки информации? Ведь я сюда спокойно прошла, пропуск сработал: люди работают на проекте и точно не менее опасны маленьких швабрят.

— Повторяю, мы доверяем людям, проверяя их до приёма на работу и до знакомства с Элис, — доброжелательно ответила и улыбнулась Даша.

Казалось, что она вытаскивала из себя слова, словно остатки пасты из заканчивающегося тюбика.

— Тебя пока никто не предупреждал, но обычно в помещение регулярно заглядывает дежурный, в качестве наблюдателя за действиями остальных людей. Ты новенькая, поэтому сегодня Элис проверяю я сама. Профилактика нужна, скажем, на крайний случай. Но с пропускным режимом по части машин всё сложнее. Что за баги вертятся в их сетях, мы не знаем. Вдруг малыши приведут к какой-то поломке основного проекта? Кто-то может пронести заразу или вырубить нужную розетку при необходимости собственной подзарядки.

— Это сложно представить, — ответила Анна, потерпев лоб рукой. — Не поверю, что серьезная работа множества людей может зависеть от одной розетки. Системы защиты и внутренние правила разумны, но после какого-то момента могут срабатывать неверно. Кто контролирует дежурного? Насколько успешны ваши меры предосторожности от сговора? Какой нормальный разум может существовать в такой изоляции? Слишком много новых вопросов без ответов…

— Подожди, — перебила Даша, выставив руки перед собой. — Я тоже хороша. Навалилось на тебя. Стоит сделать перерыв.

— Думаю, мне нужно получше разобраться в операционных рисках компании для последних отчётов инвестфондам, — согласилась Анна и встала рядом. — Технические моменты и сторонние проекты при некоторых раскладах могут повлиять на нас. Хотелось бы собрать цифры в правильные формы. Много требований к раскрытиям и мало времени для полноценного интервью — я не всё до конца поняла. А мне нужно правильно разнести данные по сегментам…

— Вот тут мне уже сложно, — наигранно отпрянула в собеседница, но тут же вернулась на комфортное расстояние. — Времени всегда будет не хватать, но вместе можно справиться. Давай на минуту доберемся до кофе, раз твоя чашка пуста? Мне нужна горячая чашка и аромат. А с кофе я помогу тебе с отчётами, насколько смогу. Насколько возможно и полезно, заполним данные вместе. И мы постараемся перейти на человеческий язык. Как нормальные люди.

20

Оба спутника остановились, осматриваясь. Не упуская времени, Птах машинально запустил в воздух два аппарата слежения, после чего расставил батареи вокруг на подзарядку. Прогал среди деревьев, вызванный парой поваленных сильным ветром собратьев, спешил затянуться молодой порослью. Но солнце на маленькой поляне светило достаточно ярко. Земля была свежей, хоть и прикрытой зеленью. Без сомнения, кто-то грубо и спешно вскопал место под яму размером с небольшой пилотируемый аппарат. Но чётких следов, подтверждающих количество и состав группы, не осталось.

— Мы потеряли их следы два дня назад, — сказал Птах. — Искали по направлению от последней стоянки, в этом секторе, отдаляясь всё дальше с каждым днём. И теперь наши скрытные друзья решили оставить нам подарок. Неслучайный след совсем на поверхности. Тебе не кажется, что здесь пахнет ловушкой? Невыносимо отчётливо, а?

— Не уверена, — ответила Аня. — Вряд ли прям ловушка, вряд ли у них осталось много оружия. В целом подлость возможна, да. Может мы и согласились на участие в постановке. Но сейчас мне не кажется, что перед нами провокация или заложенный заряд. Большую часть взрывчатки, кстати, они бросили у моего дома.

Девушка наклонилась, отметила потревоженную поверхность глазами, растёрла землю пальцами. Почувствовала, как еще влажные комочки пахли чем-то чужим. Земля ещё не остыла, но жизнь уже замерла внутри почвы. Немногословная сцена складывалась в неприятное предположение, хотя серьёзные находки ещё не случились.

— Не перестраховываемся, — сказала девушка, привстав и отряхнув руки. — Думаю, это неглубокие могилы. Земля ещё свежая, размеры подходящие. Запах и характер проплешины почти естественные, но что-то обстоит иначе. Первые предположения мрачные. Поможешь мне сгрести верхний слой земли?

— Руками? — Птах расстроенно покачал головой. — Очень заманчивое предложение, даже не знаю. Или просто испачкать руки в грязи, или наткнуться ими же на трупный холод. Прям страшно, если роботы повредят тела? Мне нельзя постоять в стороне?

После обмена взглядами пара человек принялась аккуратно разгребать землю. Их руки двигались слаженно и направленно, складываясь в работу единого механизма. В костюмах пальцы оставались защищёнными. В молчании пара копала первые минуты, и только дыхание сбилось в тот момент, когда бледная синева показалась из-под земли.

Дальше работа пошла значительно быстрей. Фрагменты обнажались, проступая из коричневой влажной земли. Они собирались вместе, уже явно скручивая два трупа в одну картину. Спокойные выражения лиц, ещё почти не разрушенные временем тела и одежда — вместе они создавали ощущение обратимости, странной ошибки. Словно люди не могли оказаться здесь, под шумом листвы и в шорохах ветра в замирающем лесу. Оцепенение с молодых людей сняла только птица, прохлопавшая крыльями над головами.

— Никаких следов борьбы, — сказала наконец Аня. — Трупы уже остыли, но повреждений на первый взгляд нет. Совсем не хочется собирать материал для анализа, вскрывать тела и копаться в одежде. Но тогда мы не узнаем ничего: ни возможного оружия, ни социальной подоплеки, ни мотивов.

Девушка вздохнула, отряхнула руки и перевела взгляд на спутника. Птах присел на колено рядом с телом женщины. Отвернул рукав из тёмно-зелёной ткани, осмотрел шею и расстегнул материал рубашки. Здоровое, худое и немного сутулое тело обнажилось, раскинув руки под желтоватым послеобеденным солнцем.

— Не пойми меня неверно, — сказала девушка, опираясь на колени, — зачем ты её раздеваешь? Это зрелище похуже вскрытия, потому как она на земле, рядом второй труп, совсем ничего не ясно… словно тыкаешь пальцем в рану беспомощного человека.

— Можешь успокоиться, — Птах ответил не отрываясь. — Все мои психологические тесты и анализы врачей говорят о слабом сопереживании в критических ситуациях. Я не способен думать и смотреть со стороны, если считаю способ и цель необходимыми. Ей уже не помочь, а вот тело пригодится для нас и в целом, и в раздетом виде. Одежду я уже осмотрел, кстати, целиком снимать нет смысла. Карманы просторные, но испачканные и пустые. Материал плотный, практичный и не очень маркий.

В паузу совсем исчезли звуки. Природа вокруг замерла. Птах посмотрел по сторонам и продолжил:

— Женщина ещё молода, но лицо уже усеяли морщины. На руках мозоли, спина и сутулая, и сильная, и натёртая вкупе с плечами. Она выполняла тяжёлую работу, готов поспорить. Ту же, что и её собрат по могиле. Знаешь, я уверен, как минимум в ещё нескольких совпадениях. Посмотри на его запястье.

— Правое пустое, — ответила девушка, спустя секунду. — А на левом браслет. Я не могу его снять. Такие же были на убитых у дома. Напоминает временный терминал для подключения к общим данным. Но с добавлением силикона и металла. Ты думаешь, в нём что-то большее?

— Есть аналогия, — ответил Птах, присев около трупа. — Думаю, это и средство связи, и ловушка. Тоже переделка. Но времени не так много, а спиливать руку я не возьмусь. Стоило осмотреть их лучше у тебя.

Мужчина посмотрел данные сети и сказал громче:

— Чёрт, земля уже совсем холодная. Придётся искать укрытие на своём пути. Иначе энергии костюмов не хватит надолго.

— Её можно достать, мы можем найти несколько подходящих естественных и техногенных мест для ночёвок, — ответила девушка, быстро перебрав сказанные слова. — Выход будет. Не отвлекайся, прошу. Твоя часть сети запросила и выдала минимум основной информации. Понятия не имею, до чего ты догадался, и предлагаю начать рассказывать.

— Незнание и спокойствие — современная роскошь. Оторвать нас от системы, что оставить ребёнка на воспитание зверям. Мы теряемся вне потока информации, вне общества и вне привычных путей. Я не говорю о новых планетах, исследованиях и экспериментах. Они могут быть и могут не быть стереотипами, защитным панцирем черепашки.

Птах посмотрел на спутницу, улыбнулся и продолжил:

— Мы, например, так и не доверились друг другу. Ни одна крыша, ни одна дорога, ни одни страхи не подтолкнули нас навстречу. Пока не подтолкнули. А это опасно в критических положениях. Ты согласна?

Девушка остановилась, наклонив голову. Аня осмотрела спутника с ног до головы, пару минут не отрывая глаза от его лица.

— Давай я попробую начать, — сказал Птах. — Меня не отпускает идея, что местные жители отличаются от нас по душам, по сознанию, по глубине человечности. Не по категориям, глубже. Слишком разные потоки информации, по качеству и количеству, должны повлиять на структуру местных душ. Мы очень разные, а значит понимание верно закреплять на фактах. Отбросил аналогии. Мне видно достаточно, чтобы испугаться. Поделюсь, если ты будешь со мной откровенней хоть на шаг.

— Сейчас лучшее время, да? — с вызовом спросила девушка, смотря на кивок собеседника. — Ладно, маленький секрет для подтверждения доверия: как я собираю всё ценное вокруг. Ты спрашивал. В вещах и материалах я нахожу что-то чудесное, учусь видеть и собираю магические моменты жизни. Иногда чувствую, иногда нахожу глазами и понимаю, могу объяснить. Например, летящего над ноябрьской заснеженной дорогой одинокого паучка, почти невидимого на паутинке. Невесть откуда взявшись посреди леса, снятый затерянным во множестве прошедших зим человеком. Перебирающий лапками призрачный воздухоплаватель. Или видео дождя под прохудившейся крышей в весенний погожий день. Вокруг ни капли, но под усеянным трещинами бетонным навесом ливнем обрушивается талый снег. Дождь, сумрак и лужи под крышей в солнечный день. Надежда, обречённость, противоречия и красота — я вижу такие вещи, веру в них. Что могу, я собираю. И ненавижу, когда кто-то хочет понять их глубину, торопливо перебирая поверхность без спросу. Выкладывай теперь, что рассмотрели твои глаза?

— Ладно, ладно. — мужчина с улыбкой поднял руки. — Достаточно на первый раз. Браслет не только коммуникация, это ещё что-то вроде ловушки на твоём мохнатом друге. Консоль дополнена, заряжена и работала до недавнего времени. Думаю, что отключение и смерть не слишком разошлись по времени. Людьми управляли, живыми людьми, как марионетками — это не самая тривиальная задача. Убивали по желанию.

— Почему больше никто не заметил совпадение? — спросила Аня.

— Потому что кто-то здесь искусно паразитирует в общей или собственной сети, не привлекая внимания и не выходя из тени, — парировал Птах. — Применяет разные инструменты, планирует длинные проекты и подчиняет местных. Почти не оставляет следов и ответов на видных местах. Одни крошки вокруг, одно беспокойство. Вот что ты здесь видишь?

— Ничего толком не разобрать, — сказала Аня, обходя трупы. — Следов борьбы на телах нет. На коже вроде бы нет проявлений травм. Небольшие багровые пятна на теле, но это не следы ожогов. И ещё, трупы пахнут, горький запах, знакомый. Может мне собрать внешние анализы?

— Не стоит, — Птах встал, повернув голову к девушке и запустив руку в свои волосы. — Очень похоже на отравление. Яд подействовал на нервную систему. Лёгкие отказались дышать, а тело — жить. Скорее всего, средство синтетическое, хранилось в том самом приборе, что намертво прикрепили к людям.

— И это следы отравления, — тихо произнесла Аня. — Но что тут случилось, мы можем только догадываться. Одни косвенные признаки. Одежда этих рабочих отличается от защитных костюмов убитых тобой людей. Думаю, что они носили вещи и выполняли повседневные дела, сопровождая отряд. Груз уменьшился, людей стало меньше, цель изменилась. Может они задерживали остальных, может испугались и не согласились с чем-то, может совершили что-то страшное — это интересно, но не слишком важно.

— Да, — согласился мужчина. — Людей жаль. Спецсвязь в браслетах нам не отследить. Скорее всего, техника военная. Кроме постоянной перестройки, они ещё и созданы скрытными.

Сеть попробовала собрать дополнительные данные. После повторной неудачной попытки, Аня собрала итоги:

— Хорошо, что мы узнали о системе обмена информацией: она достаточно эффективная, маскируется, не фиксируется внешними машинами, не проявляла себя в сети и содержит различные сюрпризы.

— Ещё число оставленных здесь людей должно превышать официальную статистику, — добавил Птах. — Слишком легко сбрасываются со счетов рабочие муравьи. Никаких следов мутаций по итогам родственных связей. Что скажешь?

— Думаю, есть ещё что-то, — ответила Аня, не сводя глаз с лица собеседника.

Девушка движением смахнула предположения сети. Продолжила она заметно громче:

— Давай теперь о тебе. Ты запросил минимум информации за всё это время. Ты сталкивался с отравлениями раньше? Или пережитая травма усугубляется паранойей по поводу защищённости? Думаешь, что варвары незаметно проникли в глубины общего интеллекта?

— Нет, я учитываю все вероятности, даже самые невероятные, — отшутился Птах. — Но не в этом дело. Ты права, для поиска симптомов отравления не было необходимости в запросах.

Мужчина подошёл и прикоснулся к голове девушки. В миг он передал снимки чувств и воспоминаний.

Помню отчётливо. Именно в тот раз я понял, насколько уязвим человек в быстром потоке событий, в своей скорлупке из доспехов и с туманом знаний в глазах. Другие звёзды, новый мир и первые поселения. Мы руководили автоматическим забором проб. Порой собирали что-то необычное руками. Тот самый момент, когда романтика движений и работы захватывает с головой. Гравитация неощутимо выше, коррекция костюмов незначительная, флора и фауна предварительно не агрессивные.

Мир, которому присвоили номер и класс, но ещё не добавили название. Всегда новые впечатления. Парень рядом собирал цветы и насекомых. Составлял аккуратный и неповторимый букет. Другой вылавливал обитателей с растений. Позади робот нёс уже десятки коробочек с диковинными тварями размером с листки деревьев, с окраской морских раковин и в хитиновых латах маленьких рыцарей. Каждый сходит с ума по-своему. Я наслаждался зрелищем и ловил удивлённые взгляды тех, чьи ноги шли не по первой планете, не в первой системе.

Мужчина рядом перевёл систему в режим пониженной опасности, ловко ухватывая очередное членистоногое. Схватил, словно стеклодув, держа на расстоянии опасную красную массу, и подбросил. Поднял беспомощное существо с раскинутыми лапками в воздух, чтобы в мгновение прозрачная коробка замкнулась на зависшем членистоногом. Другой рядом подхватил последний фиолетовый цветок, что-то между анемоном и тюльпаном, завершив композицию в обрамлении широких сочных зелёных листьев.

Его спутница подала тревогу первой. Костюм выявил симптомы и собрал картину отравления. Цветы содержали нейротоксин, насекомые укрывались среди них, как рыбки среди рифов. А мы не заподозрили опасности, понадеявшись на технику. Техника ошиблась. Так мы впервые попрощались с другом на той планете, пополнив картотеку новой записью.

Системы обучаются и спасут ещё множество жизней. Но в их фундаменте всё равно закладываются человеческие ошибки и жизни. До сих пор помню эту смесь: запах цветов смешался с запахом горького миндаля, а красные пятна на теле с яркими оттенками цветов за стеклом в лаборатории.

— Надо двигаться, — ответила Аня, выдержав паузу. — Идти дальше. Движение заставляет нас жить и достигать целей.

Бодриться не получалось. Рассказ о глупой смерти, пара трупов, пропущенные ранее детали. Девушка думала, сколько ещё важных мелочей она успела пропустить. Потом обновила анализ сети, посмотрела карту и сказала:

— Мы сохраняли безопасную дистанцию, но теперь объект будет перемещаться быстрее и оставлять меньше следов. Предполагаем это. Придётся сократить расстояние до дня пути. Хотя, если ты прав, мы уже можем и не переживать о подобных мелочах.

— О чём ты? — спросил мужчина, отряхивая костюм.

— Социальная организация большой группы людей, использование современной техники для управления разумными существами и множество неоднозначных решений преследуемых. Если мы принимаем факты, то всё говорит о системном подходе. Кто бы не управлял этим отрядом, скорее всего они знают о нас многое. Либо мы не представляем угрозы, либо впереди засада. Какие вожди могли придумать ловушки, способные остановить двух человек в защитных костюмах?

— Не знаю, — ответил Птах. — Но они могут предусмотреть мелочи.

— Простая логика, но какая любопытная загадка, верно?

21

Пальцы перебирали струны вне мыслей. Мелодия лилась по старому городу, эхом отражаясь среди шагов редких прохожих. Ни футляра, ни кружки, ни шапки перед Анной не было. Девушка просто играла. Чувства путались среди улиц вечернего города, не оставляя сильных отпечатков.

Среди ленивых мыслей, между вспышками от движений пальцев над струнами и по грифу, вспыхивали основные воспоминания детства. Сбор ягод около дома, бабочка в сетке сачка, плотный мяч в руках. Мурчание кота под пальцами, звуки музыки за множеством дверей кабинетов, плеск воды на дорожках, пронизанных светом. Девушка вспомнила прикосновение пальцев к клавишам, их гладкую поверхность. Именно их помнила всё детство, да и руки хотели двигаться иначе.

Окружение тут же стало менее реалистичным, но наполнилось красками и насыщенностью хорошо поставленного света в кадрах фильма. Пальцы потеряли автоматизм игры и замерли. Наитие с наваждением уступили место мыслям, а затихающее эхо струн впустило ноты духовых инструментов, поднимая тело с удобного согретого места.

Эти звуки уводили эхо шагов редких прохожих. Вечер опускался на город, пока знакомые звуки не перемешались с частым дыханием и быстрыми ударами бегущих по мостовой ног. Нужно было спешить за ускользающей музыкой, за которой уже ушли остальные. Но ноги не слушались и не успевали, позволяя сумеркам наступать на пятки.

Тьма застала на площади, когда звуки ветра уже увели всех. Потерялось направление, отчаянием горело всё тело, а разум бился в истеричной панике. Руки не справлялись с резкими частыми циклами судорог. Пальцы не чувствовали струн.

Анна проснулась, жмурясь от смеси света и головной боли. Воспоминания истирались, будто пленку засветили в спешке обработки. Михаил смотрел на неё, сворачивая экран с мониторингом состояния. Из динамиков доносилась спокойная музыка, за окном шелестели листья. Девушка приподнялась на руках и села на удобной кушетке, привыкая к яркости и воспоминаниям.

— Не могу сказать, что поспала хорошо, — сказала она, уже примеряя улыбку. — Но я и не на это подписывалась. Всё же я видела в тебе столько решимости и уверенности, что не ожидала такого быстрого пробуждения.

Она посмотрела на лицо мужчины и спешно добавила:

— Всего лишь дурной сон. Не думаю, что им можно испугать Элис. Вы же напичкали её множеством знаний и умений, должны встречаться вещи и пострашнее. Верно?

Михаил подошёл к девушке, помогая снять последние датчики. Поставил рядом чашку с зеленым чаем. Посмотрел на коллегу, после чего улыбнулся и вздохнул.

— Это не первый кошмар, — сказал он, смотря Анне в глаза. — Ты не помнишь предыдущие, система не вывела тебя из сна автоматически, а я так и не понял причину.

Растерянное лицо Анны и секунды тишины. Михаил нашёлся и продолжил ещё через мгновение:

— Внешне всё шло нормально. Никаких признаков. Пульс повысился незначительно, а дыхание участилось только в конце. Я хотел вытянуть на поверхность сильные чувства и реакции, без следов контроля сознания. Но всему должны существовать разумные пределы. Понял бы раньше, что происходит, что считывается с тебя, прервал бы сеанс сразу.

Михаил потёр глаза рукой, включил динамики, зажмурился пару раз, а затем опустошил стакан с водой. Анна в это время собирала мысли, которые ещё не спешили возвращаться в голову. Музыка стала энергичнее, вслед за повышением яркости света. Но спать ещё хотелось, потому девушка потрясла головой, отгоняя сон. Она ещё никак не могла осознать, что значит происходящее.

— Так, я не совсем понимаю, — сказала Анна, потёрла лицо ладонями и продолжила: — Элис учится всему, приятным чувствам и не очень приятным. Но при этом мой сон выходил за какие-то рамки?

— Вереница грёз о грустных, страшных и печальных вещах, — ответил Михаил, опустив глаза. — Странных. Пойми меня верно. Существующие алгоритмы и сети уже другие, уже в чём-то конкретном лучше человека. Нет ограничений времени, нет такого числа ошибок отбора, нет рудиментов эволюционных процессов. Мы не из бульона и не из обезьян собираем системы. Чёткие идеи и задачи решаются машинами лучше и иначе, пусть ещё не всегда эффективней. Но это только ограниченный сектор способностей мозгов в нашей черепной коробке.

Михаил постучал ладонью по голове. Где-то за стеной послышался оживлённый спор коллег. Мужчина повернулся на звук и продолжил объяснять:

— Нам же нужна сфера, широкий спектр и умение подступиться к ещё неизвестным проблемам. При этом мы стараемся избегать отклонений, слегка оградив ребёнка от сильных негативных знаний. Не уходить в неизвестные нам вещи сразу. Последовательность и постепенность. Лучше перестраховаться.

— Ок, вы здесь вносите метаструктуры из воспоминаний и восприятия, — сказала девушка. — Но испугались моих кошмаров?

Мужчина развёл руками и ответил:

— Мы пробуем. Осторожно пробуем всё вместе, чтобы сработались общие связи. Память, чувства, эмоции, ошибки, интуицию и веру. Только постепенно.

Анна проверила уведомления на телефоне, поправила волосы и продолжила:

— Значит все применимые пакеты информации приносят Элис, как книги по читательскому билету. Отсеиваются люди с психологическими расстройствами и странным поведением. Но почему со мной что-то пошло не так? Остальные не боятся, не переживают тяжёлые времена?

— Я не знаю, — ответил Михаил. — Ты просишь от меня ответов опытного психолога и создателя множества интеллектов. Мы не так далеко продвинулись в изучении собственного разума, но уже пробуем придумать иной. Никто понятия не имеет, чему учится каждая система, что находится внутри сети и на что она похожа. Мне бы хотелось верить, что я стараюсь воспитывать ребёнка. Со всей аккуратностью и осторожностью.

— И хочешь оградить его от ошибок? — Анна сделала глоток и продолжила. — Я не знаю, что вы тут задумали, но отделение себя или других от реальности ещё никому не помогало. Вы передаёте мир, не переживая и окружая глаза системной из кривых зеркал…

— Мы пробуем выбрать лучшее. — перебил её Михаил, но тут же добавил тише. — Не только хорошее, но нужное. Никто не знает, как это сделать. Как превзойти наш разум в широте мышления, в яркости мыслей и безупречности выводов?

Мужчина подошёл к столу, взял планшет и показал на нём объёмную структуру из файлов. Покрутил изображение, посмотрел на девушку и продолжил пояснение:

— Так себя представляет Элис. Я пробовал перебрать хоть что-то, но не успеваю. Если честно, меня пугают уже перенесённые мысли. Потому что каждую ошибку будут использовать фанатики и консерваторы. Против проекта, против новой жизни и против нас. Психи находятся всегда.

— И поэтому стоит отделять плохое от хорошего самостоятельно? — спросила Анна, поднявшись и собрав вещи по карманам. — Тогда какого выбора ждать от машины? Её сны, её свободу и мысли ограничивали от рождения до настоящего момента. Знаешь, мне страшно. Действительно страшно после этих слов, потому что я не знаю, по какую сторону решётки мои глаза.

В повисшей после сказанного тишине Анна подошла к выходу и закрыла за собой дверь. Через парк минут прохладный вечерний воздух приподнял её волосы. Только сейчас девушка поняла, насколько устала, насколько бесцельным показался разговор, насколько оголодало проснувшееся тело. И ноги понесли её на ароматный запах за ближайшим ужином, среди шума тёплого и неспешного города, в окружении зелени, по остывающему асфальту, меж света фонарей и фар спешащих машин.

D

Нельзя было точно сказать, чем раньше служило угловатое здание. Большая часть дверей ещё оставалась закрытой. Система водоснабжения, электричество и кондиционеры работали в минимум мощности, несмотря на автономность. Административный район города поддерживали роботы, ремонтируя, затирая и реставрируя повреждения. Маленькие существа устраняли неполадки вокруг и в собственных рядах. Пока ещё успешно сопротивлялись деградации, обречённые в своей борьбе со временем.

Для полноценного запуска поддерживаемых улиц энергии и активных машин не хватало. Но для жизни одного человека всего оказалось в меру. Даже настолько больше, что Кам оставил приглушенные переживания о недостатке еды или воды далеко позади. Места и энергии оказалось более чем достаточно. Зато с избытком вместе с излишествами навалилось и одиночество.

В какой-то момент Кам не смог вспомнить, когда в последний раз смотрелся в зеркало или включал свет. Случайно осознал собственную забывчивость и машинальность действий. Он мылся по привычке, но совершенно оброс и запустил изношенную одежду. Однажды натолкнулся на новую и обнаружил, что не знает, какие именно вещи сейчас носит на себе.

Мужчина жил по инерции. Словно невольно наталкивался на необходимость есть и спать. Сидя в темноте, не задумывался, вызвана ли сонливость ночью, усталостью или закрытыми наглухо окнами: жмурился, моргал и снова выбирал призрачный силуэт наваленных вещей, чтобы смотреть сквозь него, забываясь на минутные отрезки. Сумрачный свет в комнатах оставался только от аварийных указателей и совершенно не мешал. Каму хватило тусклости с лихвой, хотя он мог попробовать наладить все лампы. Мог, но не хотел, порой погружая помещения в абсолютный мрак.

Мужчина чувствовал Темноту. Ту, что проникает внутрь стен сердца и зданий с одинаковым успехом. Он сидел, упираясь спиной и осознавая, ощущая, как она обволакивает тело и мысли. Остаться в комфортном одиночестве не помогали закрытые глаза, отсутствие запахов и звуков. Только дыхание сохранялось в сомкнутой пелене, но и оно, казалось, наводило мрак, позволяло тьме сгущаться рядом, разрастаясь и уплотняясь. Кам оставался в здравом уме, понимая, что вокруг не было ни одной живой души. Но стоило чуть отпустить мысли, перестав концентрироваться на теле и дыхании, как разум тут же растворялся, теряя собственные грани и идентичность. Тело вздрагивало и боялось, пока темнота за глазами радовалась, чувствуя соприкосновения с мраком, словно столкновение взглядов.

Кам не испытывал прежде ничего столь сильного. Слишком мало он знал мать, чтобы боль от стирания любви родителей оставалась всеобъемлющей. А сейчас навалилась и она, и прочие смерти. Мимолётная тайна и резкая боль, засевшая от бессмысленного убийства поющей девушки, да и все прочие сожаления о бессмысленных убийствах поражали только часть сознания, старую, уставшую и рациональную. Подавленное желание остаться рядом с Кирой, то животное чувство в животе и в затылке, вызывающее жажду обладания, совершенно неудовлетворённое, грызло сильно, но не невыносимо. Всё меркло от абстрактной мысли о потере шансов на счастливую жизнь иных людей. Приняв невозможность жить иначе, мужчина перестал чувствовать и осознавать сегмент себя. Каму становилось мерзко от того, что только сожаление осталось в нём от смерти человека, от пустоты на месте идей, сомнений и стремлений. Но мужчина ничего не мог с собой поделать, ни в плане мыслей, ни на физическом уровне, отдавая себе отчёт в усугублении сложившихся сложностей бездействием.

Кам знал, что от ухудшения зрения за последние месяцы пришли проблемы. От пребывания в сумраке в последние недели, он видел больше, чем могли различить глаза. В темноте мерещились лица убитых им или по его попущению. Знакомые черты выделяли и дополняли клубы мрака, придавая объём и жизнь видениям, собираясь среди силуэтов реальных вещей. Ещё оставался ряд неразличимых лиц, мерцающих то жуткими гримасами, то смутными воспоминаниями. Среди подзабытых знакомых выделялось одно детское лицо, может и небольшая фигурка, которую Кам не сразу захотел или смог различить и увидеть. Всмотревшись наконец, мужчина вздрогнул и отогнал воспоминание, даже не касаясь. Он сел и принялся чесать руками ноги, нервничая и вздрагивая, судорожно включив и осматривая три изображения с камер наблюдения, которые привёл в порядок в первый же месяц пребывания в укрытии.

Оставаясь внутри, Кам уверял себя в полной безопасности. В комнате у входа в ящиках на стене лежало оружие. Двери и стены укреплены, прочные утолщенные окна располагались в коридоре и в соседнем помещении. Камеры не находили ничего странного с момента запуска наблюдения. При ясном рассудке и после некоторого количества выстраданного сна Кам прекрасно осознавал собственную защищённость. В минуты самообладание мужчина работал над запуском летающих машин, которые нашёл и почти реанимировал в одной их комнат, служившей небольшим складом. Дроны собирались для патрулирования и защиты, но скорее успокаивали привычностью работы. Мужчина забывался, собирая собственную сеть, успешно ограждая себя от всех опасностей по ту сторону стен.

Множество задвижек обязалось предоставить ощущение покоя, но что-то внутри Кама легонько позвякивало. Напоминало мелодичный звон музыкальной подвески на ветру, наталкивая на сомнения. За паникой и нервозностью по поводу вещей по ту сторону стояли страхи и поступки, от которых трудно скрыться и спрятаться внутри здания. Потому что часть ужасов всегда увязывается и проникает за любые стены.

Сомнения ждали слабости мыслей, чтобы частым дыханием и судорогами размазать мужчину по полу, стонущего и жалкого. Из-за себя он никогда не сможет уснуть спокойно, из-за воспоминаний придётся постоянно оборачиваться. Ничего нельзя сделать, невозможно просто убежать. Тёмный сгусток внутри останется, куда бы ты не пошёл, и уже никогда не отпустит.

Кам понимал очевидные выводы, но принять их до конца не мог.

На улицу мужчина почти вывалился. Он опирался на ограду какое-то время. Затем согнулся пополам. Не вырвало тело объяснимым чудом: еды внутри не оказалось. Тусклое аварийное освещение ничего особенно не освещало. Только контуры в серо-зелёной палитре. Парк рядом проступал стволами. Узор ограды скорее подразумевался благодаря осязанию.

Восприятие давало расплывчатую картину. Настораживал слух. Не доносились шорохи, не слышными напрочь оставались птицы. Кам выпрямился, жадно вдыхая воздух. Сделал пару шагов к углу здания. И замер, почти наитием ощущая нестыковку.

На пределе видимости на земле лежало тело. Скорее животного. Ветер дул в спину, пахло только сыростью. Толком ничего рассмотреть не удавалось. Кам пошатнулся, приглядываясь и прислушиваясь.

Рычание донеслось сбоку. Тело впереди тоже подёрнулось. От силуэта отделилась собака. Зарычала второй и медленно двинулась. Справа послышался лай. Там же боковое зрение уловило оживление. Полусогнутым, Кам принялся отступать. Сдерживая себя, он осторожно шагал, наугад, стараясь не сорваться. Шаг от животных, пока те крадутся. Пока ещё не бросились, он аккуратничал.

Всё равно, не выдержал. Через пару секунд. Метнулся к двери. Еле уловил, как твари кинулись следом. Внёсся, чувствуя спиной погоню. Сердце колотилось. Закрыл дверь и услышал удары, скребки лапами и когтями. Лай шавок с той стороны. Бессильный, как стук дождя по окну в пасмурный день.

После чего и темнота показалась спасением. Двери и стены отделяли его от животных. Кам сидел и думал, насколько прочно. Пока успокаивалось дыхание. Пока переставали дрожать руки.

22

— Знаю, это не похоже на уют собственного дома, — сказал Птах, чуть подсобрав палкой горящие ветви. — Но у нас три кирпичные стены с уютной фактурой мха. Они крепко держат уцелевшую крышу над нашими головами.

Мужчина покрутился, раскинув руки. Будто демонстрировал подтверждение своих слов. Тут, словно в подтверждение заявлений, с краю после подрыва ветра скатилась и упала какая-то часть.

— В моросящий дождь нам грозит упасть на голову только небольшой кусок штукатурки, покрытый лишайником. Машинки прогнали насекомых и поставили охрану вместо четвёртой стены. Насколько это вообще возможно. При необходимости поставят силовое поле, способное удержать бегущего медведя, не причинив никому вреда. Без явных угроз, предлагаю не тратить зря ресурсы. Обживаемся в местной архитектуре.

— Звучит красиво, — согласилась Аня, приподняв руки. — Особенно под стук капель и журчание ручейков вокруг, когда здесь достаточно тепло и сухо.

— Вода стекает, минуя площадку, — сказал Птах, осматривая сложенные в углу ветви. — Как я понимаю, эта зима довольно мягкая, среди череды тёплых лет. Но никак не перейдёт в весну в ближайшие месяцы. Мы могли обойтись и костюмами, но так намного приятней.

— Да, ты прав, — кивнула девушка. — Мы переживаем тёплый период здесь. Суровые и долгие зимы теперь можно обнаружить лишь в глубине материка, немного севернее и восточнее.

Аня осмотрелась, отмахнулась от статистики сети, улыбнулась и добавила:

— Наша зима может только удивить, не застать врасплох. Но костёр совсем не лишний. Мы можем остановиться для перезарядки костюмов, можем пить в них отфильтрованную воду и поддерживать идеальный микроклимат вокруг собственных тел. Но горячего душа и тёплой постели мне будет не хватать всё то время, пока мы кочуем по лесам и полям. Несмотря на все системы очистки и поддержки, костёр приносит нечто большее. Ощущение уюта, защищённости.

Яркая вспышка осветила заброшенные здания, чьи углы смягчила и разрушила растительность. Пожухлая зелень единым массивом ещё покрывала всё вокруг, припорошенная опавшей листвой. Тёмно-зелёный цвет лишь местами переходил в коричневый, стираясь до градаций серого в темноте. И тут всю плёнку на секунду проявили ещё раз. Вернули оттенки, чтобы мигом, вслед за тьмой, нахлынули раскаты грома, один за другим, эхом бегущие под закутанным в облака небом.

Две фигуры ещё долго выхватывались светом под характерный треск всполохов пламени, занятые разразившейся непогодой. Значительно восстановленный воздух планеты ещё казался Птаху объёмным, особенно теперь, вбирая в себя прохладу и грозовую свежесть. Когда сумрак снова окутал людей, вернулось ощущение уюта укрытой площадки. Ветер почти не проникал внутрь, но снаружи слышались порывы в поднятой листве и среди пустых стен.

— Мне до сих пор не верится, что здесь можно сохранить равновесие или спокойствие, — прервал молчание Птах, вглядываясь в темноту.

За установленным силовым полем ни роботы, ни люди ничего странного не замечали. Энергия расходовалась непозволительно быстро, но безмятежность того стоила. Тишину снова нарушил Птах:

— Техника может помочь, но не поддержать среди разрушенных домов, коммуникаций и дорог. Здесь не поговорить с живым человек, не почувствовать себя на волне новых событий и последних новостей. Твои передовые исследования используют на практике на самом верху. Внизу, в то же самое время, за исключением нескольких точек, царит природа, стихия и темнота в ночи. Но данные мониторинга показывают повышенные показатели здоровья смотрителей, возможно кроме социальных — их не измеряют…

— Что ты хочешь узнать? — перебила девушка.

Птах закусил губу. Подумал пару секунд и спросил:

— Как выхваченные кусочки планеты можно назвать домом? Можно спокойно жить на оставленной планете, не теряя душевного здоровья?

— А я не все места пребывания и работы считаю здесь собственным домом, — ответила девушка, посмотрев на собеседника. — И мне, как и тебе, может привидеться что-то во мраке. Фантомы случаются, если упорно в темноту вглядываться. Стараюсь не смотреть без необходимости. Доверяю роботам.

Статистика несчастных случаев на планете, в ближайших обитаемых мирах и на пути к ним буквально обрушилась на Птаха. Он удивился и заморгал чаще, стараясь понять посыл спутницы. Аня продолжила прежним тоном:

— Иногда кажется, что из множества оставленных человеком зданий, дорог и лесов за мной кто-то наблюдает. Даже при молчании экрана мониторинга я не считаю это чувство паранойей. Вокруг случается всё: теряются люди, станции и порталы, находятся новые идеи и новые жизни. Вопрос вероятности конкретного места и времени. Если никто ничего не видит, совершенно не значит, что никого рядом нет.

— О нет, — ответил Птах, словно отмахиваясь от сказанного, — не нужно рассказывать байки у костра под дождём. О пустых кораблях, странствующих от планеты к планете, о встрече со сверхцивилизацией или о тайнах сепаратистов по краям корпораций. Этим сыт по горло, достаточно застревал на транспортных магистралях. Не удивительно, что тебе мерещатся призраки: на планете живёт ничтожное число людей, а историй осталось предостаточно. Насобираешься.

Молнии прекратились, дождь со снегом чуть стих. В то же время темнота словно выкручивала громкость непогоды. Мужчина всматривался в зелень и остатки зданий. Старался понять, чем они были прежде. Гадал в густых сумерках.

Движение почудилось случайно. Он словно увидел странную тень. Потом что-то отпрянуло во мрак. Птах подался вперёд, получил от сети статус об отсутствии движения. Ещё пару секунд размышлял над подъёмом роботов. После чего забросил затею.

— Постоянно смахивая с прошлого пыль не сложно надышаться прошедшим, — весело сказала Аня. — А если искать необычное, то оно также легко придумывается.

Птах кивнул и согласился:

— Хорошо, твоя профессиональная деформация вдохнула жизнь в застывший мир. Тебе всё нравится. Но мне пока не удалось обрести собственную Галатею. Зато если и не понять, то представить наполнение окрестностей смыслом я могу. Нужно переменить обстановку, пожить чужими мыслями, настоящими образами и увлекательным идеями.

— Чем мы и занимаемся, — сказала девушка, опустив взгляд на горящие ветви. — Предлагаю всё-таки рассказывать страшные истории у костра. Не так оригинально, но интересно.

— Придумала игру, потому что уже готова рассказать что-то особенное? — сказал Птах и ухмыльнулся. — Я не против, заодно будет время подобрать настоящий страх для тебя. Рассказывай: сомнения, скопления людей и неуверенность в себе?

— Ладно, ладно, — ответила девушка, приподняв руки ладонями вперёд. — Сам натолкнул меня на историю, с которой необходимо основательно смахивать пыль. Пара десятков лет прошла с моего опыта освоения дальних рубежей. Тогда я только начинала работать полевым сотрудником команды исследователи.

Нам пришлось натолкнуться на первую покинутую планету. Мы убегали с предыдущей. В тот момент я и решила найти занятие поспокойней, в итоге оставшись на второй оставленной планете, встретившейся в моей жизни.

История всё-таки о бегстве. Поэтому я начну по порядку. Мы перелетели небольшой командой из десяти человек к группе энтузиастов, уже обживших знатный кусок суши внутри единственного континента. Первопроходцы прижились на планете настолько, чтобы жить в комфортных условиях и находить время на наблюдения и сбор информации о месте собственного обитания. Кроме первичных данных по протоколу безопасности, переселенцы принялись за идентификацию форм жизни. Обнаружив в ней несколько необъяснимых отклонений, большинство захотели успокоиться и узнать ответы. С чем и отправили запрос в корпорацию, вызвав нас.

По итогам первых наблюдений мы имели на руках высокую скорость эволюции всех форм жизни на планете, значительные колебания в численности живых существ и количестве видов наряду с постоянными переменами. Порой даже парадоксальными, в пищевых цепочках. Менялись местами звенья, сильно перемешивались на первый взгляд стабильные процессы.

Ещё мы отметили значительное присутствие царства грибов, тоже с большим числом видов и представителей, в разы выше средних показателей. Поначалу никто этому не придавал значения, подыскивая объяснения обнаруженным фактам, индикаторам отклонений от имеющихся моделей. Строили прогнозы, сравнивали с наблюдениями, смотрели применимость.

Работа сращивала коллектив, время бежало. Команды в дальних экстренных службах весьма разномастные. Остаются и приживаются немногие, сама не продержалась долго. Руководитель наш, молчаливый и замкнутый человек, сам подбирал компанию. И для него, и для старика-заместителя произошедшее потом стало неприятным сюрпризом. Что говорить об остальных. Сейчас всех не упомню, но из старожилов в команде числился энергичный мужчина, две подруги из одной системы, а ещё техник и пожилая женщина, по слухам — вдова офицера корпорации.

Признаки происходящего и их взаимосвязь сеть и все члены группы поняли слишком поздно. Когда уже никто и ничего не мог изменить. Странности стали происходить с нашим амбициозный и неутомимым собратом. Начиная с того, что он сказался хворым. Никто не искал в болезни Алекса скрытого значения, не придавая особого внимания неудачному стечению обстоятельств. Но затем медкапсула, использованная по протоколу после ухудшения, выдала регресс вместо лечения. И тогда мы начали беспокоиться, собирая вторую и анализирую данные, в поисках технической ошибки оборудования. Лёгкая нервозность, не более, охватила молодую часть команды. И держалась она пару дней. До тех пор, пока не начались припадки и периоды забытья.

Нужные анализы собирал только наш старик, нервно ругаясь себе под нос и не делясь собственными измышлениями. Об этом мы узнали уже спустя неделю, когда членораздельная речь окончательно покинула больного, когда Алекс иссох и показатели замедлили ухудшение на самой границе. Нас не столько беспокоили страхи поселенцев перед возможностью заразиться чем-то неизвестным. Возможно, настолько же изменчивым, как и биосфера в целом. Несмотря на разные профили, базовых знаний каждого члена исследовательской команды хватало на уверенный прогноз: смерть Алекса оставалась вопросом времени, неизвестности и бессилия. Это оставалось проблемой. Обречённость. Даже замедление оказалось оптимистичнее общего прогноза.

Помню, как это ощущение достигло пика перед разрешением. Нас всех объединяло чувство усталости, липкости и мерзости, словно все угодили в нерешаемую проблему, вымарались донельзя и стыдятся друг друга. Не осталось товарища, осталось что-то чужое. Вроде неприятного воспоминания, которое всех тяготило. Мы собрались довольно уставшие в очередной вечер, когда наш седой, слегка неряшливый и всегда недовольный старик вышел на центр комнаты. И тогда мы заметили, что его усмешка словно растворилась на уставшем лице, а мешки под глазами стали значительно темней. От вида усталости на десяток лет коллеги все затихли настолько, что вздох перед словами прокатился в полной тишине.

Тогда мы узнали, что умирающий оказался совсем иным человеком, которого никто из знакомых толком и не знал. За дьявольской исполнительностью, хорошим настроением и уймой энергии стояла наркомания, в извращённой и весьма скрытой форме. Ужасная зависимость. Алекс вырастил в собственном кишечнике микрофлору бактерий, выделяющих психотропные вещества. И продавал эту разработку в чёрную, совершенствуя собственный организм ради управления постоянным удовольствием. По окраинам мужчина путешествовал, чтобы затеряться и уходить от поиска нарушений. Время от времени.

Никто из постоянных коллег не догадывался о происходящем, не имея сопоставимых идей и аналогичного опыта. Или не признавался, чтобы не осудили всех за компанию. Поэтому тайна сохранялась. До тех пор, пока старик не обнаружил в организме мужчины повышенный уровень грибов, не прижившихся в теле других людей, но вошедших в симбиоз с выведенными бактериями.

Грибы проникли спорами в организм молодого человека также, как и в тела большинства живых существ на планете. Но сумели прижиться в чужой среде обитания, найдя лазейку в изменённом геноме обитателей кишечника. С их помощью, с большим трудом и с завидным упорством, биологические сети начали обосновываться внутри человека, переключать контроль над телом. Разрастаясь от пищеварения к нервной и дыхательной системам, исследуя новую форму жизни. Грибы не умирали и не жили в нашем понимании сознания. Их коллективная этика, их мысли не поддавались анализу. Поэтому мы ничего не могли предположить о дальнейшем поведении.

— Он впервые трезво почувствовал мир вокруг несколько дней назад, — сдавленным голосом сказал старик. — Убрал постоянное опьянение и зависимость, избавился от прочной стены между восприятием и окружающими вещами. Злая ирония. Возвращение сознания прошло в страшной агонии. Личность вернулась в расшатанное тело, когда грибок принялся доминировать и вытаскивать носителя прочь из черепной коробки.

Договорив, он отошёл к стулу и с ударом опустился вниз. После этого звука тишина плотно заполнила комнату, так что я могла различить дыхание каждого. Эту остановку времени и последующие дни, в которые мы отчаянно и бесполезно боролись за разум Алекса, запомнили все. Но никто не вспоминал вслух, не обсуждал тогда и после

Ощущение, когда ждать нечего и время ничего не приносит, похоже на дыхание спёртым воздухом в закрытой комнате. В каждом взгляде оставалась пелена терпения и угрюмости, настолько мы устали дни напролёт смотреть на покойника. В судорожном дыхании я слышала, как осколки сознания поглощает другой разум. Перерабатывает, скорее так. Паразит, нашедший слабость, сожжённый вместе с телом, живущим уже с чужим сознанием.

— Очаги активности потухли и перестроились? — спросил Птах, запустив руку в волосы и дождавшись кивка. — Сердце остановилось и забилось вновь? Чёрт, от представления такой смерти становится жутко.

— Каждый раз, когда я обещаю себе забыть растянутые похороны, — сказал Аня, — снова переживаю стыдную и мучительную смерть. Вспоминаю чужой взгляд живого тела последних дней. Мы не дождались биологической смерти, покинув планету последней группой. Для нас Алекс умер.

Сеть откопала сводку в парк мгновений. Но девушка даже не стала освежать в памяти произошедшего. Она зажмурилась и закончила рассказ.

— Дальше исследованием и контактом занимались автоматы. Не узнавала об итогах: хоть моей вины в произошедшем нет, дрожь берёт от одних воспоминаний. По официальной версии всё прошло успешно, после изучения часть образцов уничтожили, часть оставили

— Понял, это — твоя страшная история, — произнёс в пустоту перед собой мужчина. — Пробрало, представлять и сопереживать сложно. И страшно. Как я понимаю, теперь мне никак не отвертеться от следующего рассказа?

— Похоже на то, — с ухмылкой ответила девушка, стерев за мгновения остатки переживаний с собственного лица.

Птах не замечал за собеседницей такого раньше. Да и не так давно они принялись делиться историями и сопереживаниями. Мужчина не мог определённо оценить эмоции спутницы, не стал на них останавливаться. По лицу девушка видела, как Птах принялся перебирать истории, вытаскивать наружу одни, бросая назад в общий склад другие. Не требовалось читать мысли, чтобы увидеть момент сомнения и извлечения особенного тома памяти. Картина повторялась раз за разом. Поэтому, когда Птах заговорил, Аня уже привалилась к стене, успевать погрузиться взгляд в пляски огня.

Сейчас мне, как любому человеку, легко провести параллели с этой историей и причиной собственного бегства. Легко предсказывать прошлое. Загадка кажется ясной, если подсказали ответ, пусть и возможный. Внутри головы чётких прямых линий нет, да и Миша остался счастливым и здоровым. Совсем не мой случай, если смотреть со стороны.

Он до сих пор мой хороший знакомый, которого любят близкие и друзья. Со своими странностями, но не более. С одной слабостью, которая встретилась мне из-за двух сочетаний. Миша — честный и открытый человек, не смог бесконечно держать в себе беспокойство без сторонней поддержки или ободрения. Он так или иначе знал, что я умею хранить секреты. Или умел, до настоящего момента, что теперь не совсем важно. Вас разделяет огромное расстояние и мой рассказ — слишком тонкая нить, чтобы тебе удалось связать событие с конкретным живым человеком.

Тогда передо мной Миша сидел на расстоянии вытянутой руки. Сейчас между нами пропасть расстояния и пережитого. Тогда мне всё казалось таким понятным, что теперь немного стыдно даже за скромную самонадеянность. Передо мной, чуть сжавшись, сидел на кресле друг. Я знал его несколько лет. Достаточно для хорошего отношения и каких-то выводов. Слышал разное, верил некоторым слухам, но не до конца и не всем. А тут сидит он, пьёт, отвлекается, рассуждает вслух и говорит такие вещи, что в пору рыть для них яму и беспокоиться об ушах.

Как и многие из приличных людей, Миша сдерживал себя во многом. Оттого и вредные привычки, остаточные явления, он оставлял в недоступном другим месте. Кто-то знакомится с другими людьми, кто-то любит обсуждаемые развлечения, кто-то становится мерзким. Знаешь, становится самим собой, пока никто не видит. И Миша делал также, подменяя себя лучшей версией.

Модификации в его случае ставились скрытые. Хорошая работа и знакомый врач помогли ему разогнать и оснастить пространство за глазами так, как душа пожелает. Как того хочется и как требуется по последним советам разработчиков. Я смотрел, как заядлый игрок потирал руки, рассказывая о своих секретных игрушках снова и снова. Только по истечению часа сказанное натолкнулся меня на мысль, что главное, страшное или важное, не произнесено вслух. Спокойно, но напрямую я спросил, что именно произошло и что требуется высказать. Спросил, чем он хотел поделиться.

— Я заигрался, пятьсот третий, — ответил Миша, покраснел, а затем выдохнул и улыбнулся. — Очень удобно и надёжно устроен мир сетей, если использовать модификации. На работе всё сделал и всем понравился, среди друзей душа компании, через доли секунды — переключение одной памяти на другую по щелчку. Минуты на подготовку к тренировке, моргнул и переставил себя на режим общения с близкими.

В ходе пояснений передо мной мужчина демонстрировал смену состояний. На одном лице проступали и переливались совершенно разные люди. Некоторые оставались мне совсем незнакомыми. На плавность и реалистичность представление никак не влияло. Мощность модификаций закрывала любые потребности.

Наконец Миша взял паузу, улыбнулся и продолжил спокойнее:

— Всё вроде хорошо, стоит только поостеречься. Поддерживай систему, что сама формирует резервное копирование, подстраивает по желанию интерфейс. Полагайся на гарантию качества от родной корпорации.

— И возникли проблемы с качеством? — спросил я, посмотрев на сжатые губы.

— Качество оказалось выше ожиданий, — кивнул Миша в ответ. — Подписался на массу прозрачных сервисов, никакого мелкого шрифта или ручного управления. Автоматическая смена режима сети, самостоятельное резервное копирование и восстановление, очистка неиспользуемых участков, интуитивность прогнозирования и самостоятельного развития.

Миша вывел на проекции все собственные модификации и улучшения. Осмотрел их, кивнул и продолжил заметно тише:

— Полгода тому назад выдался свободный вечер, когда я руками захотел потрогать и проверить собственное богатство. Из которого система удалила исходную версию личности, как неиспользуемую и неэффективную. С моего разрешения, с возможностью воссоздания на основании воспоминаний. Пропустил.

Я наморщил лоб и где-то минуту слушал тишину. Пауза затягивалась. Слова не собирались из мечущихся мыслей. Поддержать друга в беде не получалось по совершенной глупости. Поэтому я громко выдохнул, когда Миша спросил:

— Ты помнишь свои первые воспоминания?

Ответ уже не стоил огромных усилий. Я только подбирал слова поточнее.

— Вспышками. Голоса, мысли, моменты. Перемешанные отрывки. Родителей помню, ещё школу, книги. Ещё лучше — первый поцелуй, игры любимые, музыку свою, фильмы старые.

Посланная мною пара слепков осталась без внимания. Мужчина смотрел перед собой и говорил без тени сомнения, без реакций на остальной мир.

— А я не помню. Ничего. Не знаю, было ли со мной что-то подобное. Смело значительную часть настоящего меня, сознательного и подсознательного

Тут уже Миша передал свой слепок. Я такое состояние не чувствовал. Похоже на пробуждение после тяжёлого вчерашнего дня, когда память ещё не влилась в тебя, а прошлое навалилось. Ещё на потрясение от плохих новостей после слов врача. Тоже похоже.

Через несколько секунд Миша закончил мысль:

— Вроде я не замечал и не использовал своё немодифицированное сознание лет пять, не привлекая собственного и чужого внимания. Каждый человек просыпается по утрам иным, обновляясь частями и в целом. Тут другое. Среди множества рациональных причин для спокойствия всё равно затерялась неуловимая, неудобная и опасная мысль, как иголка в стоге сена.

— Но она тебе никак не мешает практически? — спросил я, пытаясь до конца понять услышанное. — Никто из наших общих знакомых не замечал в тебе таких больших странностей. О модификациях поговаривают, но никаких резких перемен или высказываний. Ты также завтракаешь, также отдыхаешь, слушаешь ту же музыку. Радостный, успешный и интересный. Так что с тобой не так?

— Со мной может не быть меня, — отрешённо, смотря в сторону ответил Миша и откинулся назад. — Что остаётся в душе, если она отделена от прежних переживаний и желаний? Я радостный, но легко могу статься и радостным дураком. Дурацкой пустотой.

— Прости, это я не понял, — сказал я. — Можешь объяснить?

Миша кивнул и начал объяснять:

— Если от меня не осталось сомнений, разочарований или чего-то нездорового, то остаться от меня могли глупость, ограниченность и счастье. В пределах последних воспоминаний, разумеется. Как глубоко моё счастье? Вот ты осознаёшь до конца, что делает тебя счастливым? Не забыл, о чём раньше мечтал?

Скорее всего, молчаливое наблюдение проносящихся за окном машин затянулось до десятка минут. Слова упирались в самом начале, не желая подыматься по горлу и выпадать в тишину. В конце время всё же прижало меня, заставив прекратить поиск ответа. Я развёл руками и покачал головой, прекрасно понимая, насколько беспомощно выгляжу со стороны. Таким же я и остался сидеть, когда Миша вышел.

— Знаешь, неприятно не реагировать на произошедшее, — сказал он, прежде чем открыл дверь. — Уверен, что раньше я мог бы бороться, искать решения, пытаться что-то изменить. Но теперь ту, прежнюю часть, уже не услышать. Я волен поступать с практической точки зрения, поступиться идеалами и увидеть компромисс. Жизнь идёт дальше.

Внутри комнаты и внутри меня эти слова повторялись, бесполезно грызли. В определённый момент стакан воды вернул меня к жизни и к мыслям. Из нескольких идей острым крючком зацепило желание забыть разговор. Но сколько тогда можно забыть, чтобы перестать переживать и не начать бояться. Не знаю.

— Знакомая история, — начала Аня. — Иногда мне хочется позеленеть и сидеть на солнце растением.

Птах посмотрел на девушку и спросил:

— Ты не боишься одеревенеть?

— Может отсутствие страхов быть якорем нормальности? — спросила Аня, подкладывая ещё несколько веток в костёр. — Вряд ли. Два человека в ночи рассказывают страшные истории, чтобы понять друг друга. Это же нормально?

— С какой-то стороны, — ответил Птах. — Пока большинство сомневается и переживает, нас не сожгут на костре истинных убеждений.

— И тьма не страшна, — поддержала девушка, — пока факелы у нас.

— Мне кажется, что их света достаточно для наблюдения танца теней, — сказал Птах, пожимая плечами. — У тебя сейчас есть чёткое понимание ситуации? Со мной вроде никогда такого не было, но вот опять тьма сгущается. Есть предположения, почему?

— Когда читаешь хороший детектив, повествование обязано уводить от цепочки доказательств, — сказала Анна. — Когда гений уже преподнёс отгадку достойному помощнику, звенья проступают сами собой. Но до ответа при хорошей игре, значимом замысле, можно наблюдать всю картину, отметив блеск металла всего пару раз. Смотреть, но не видеть — удел участников событий. Сейчас похожая ситуация. Все ответы перед нами. Кто-то, очень возможно, разыгрывать представление. Нужно всё понять.

— Только мы не читаем страницу за страницей, — поддержал разговор Птах. — Нападения, согласованные действия и странное поведение изолированных групп людей. Картина запутанная. Но у нас только предчувствия и догадки, никаких подтверждений сопоставимого развития. Мы можем только следить за группой сумасшедших, требующих карантина и лечения. Тебя посещали похожие мысли?

— Не только и не столько меня, — ответила девушка. — Кроме Дарьи, многие из смотрителей в разной степени беспокоились, насколько я слышала, в последние двадцать-тридцать лет. Мы живём в лесах и в горах, в долинах и в полях. Но в большей мере — среди деревьев, в шелесте листьев и под сумраком крон. Не пытаемся объяснить каждый долетевший звук, не замыкаемся на собственных делах — смотрим открытыми глазами на мир вокруг.

Девушка осмотрела темноту вокруг и продолжила:

— Прозвища разные: Леший, Араньяни, Метсавайм, Пулч или любое из более тёмных святых разных верований. Мы, как такие духи леса, мы видим множество непонятных и непривычных вещей, что тревожат и немного пугают, если говорить на чистоту. А если серьёзно, то мы пытаемся разобраться с вещами, которые не может обработать сеть. Не прямые улики, но признаки — повреждённые деревья, пропадающие животные и открытые технические строения. Странно, без видимых причин и определённых объяснений. К тому же случаются и менее уловимые изменения, но более тревожные.

— Давай конкретику, — сказал Птах, потерев ухо рукой. — Нужны примеры, даже если я поверю тебе, а не посчитаю домыслы следствием коллективной паранойи. Если нет фактов, то нужно понимание другого толка. Что натолкнуло тебя?

— Чужие страхи, — ответила девушка после минутой паузы. — Ощутила во время поездки к одному из коллег. Я к нему достаточно долго добиралась: отдыхала и училась большую часть пути, но всё равно успела передумать почти все мысли, отложенные на потом. Успела соскучиться по собственным стенам, когда наконец добралась до него. До его построек. Довольно изолированное место, дом собран по традиционным культурным атрибутам: пол тёплый, чистый до предельно возможного состояния обитаемого жилища, вещи семьи на полках…

— Кто-то живёт здесь с семьями? — перебил Птах.

— Нет, — ответила девушка и покачала головой. — Он сам одинокий, но постоянно говорил, как хочет рассказывать детям сказки об этом месте и о себе. Своим будущим детям или знакомым сорванцам из многочисленной родни, когда наконец оставит землю и вернётся к семье. Кодама, так мы его зовём, на редких общих сборах, попадая в гости или встречая по случаю.

Мы прогуливались по лесу, собирая пробы за пределами обычных тропинок Кодама. Отвлекались на грибы и птиц. Мужчина большей частью молчал, переступая в тёмно-зелёной пелене в своём сером костюме от дерева к дереву. Он всё поднимал голову, осматривая кроны и верхушки, спускаясь по фактурной древесной коре ствола, будто выглядывая скользящих по вертикалям белок. Опускал взгляд на переплетения корней, собирал детали в единую картину, обрамлённую музыкой леса.

Мы вместе слушали падающий сверху щебет, хлопки крыльев и гулкий стук по деревянным стволам. Хотя вокруг сновали тени и слышались крики животных, настолько спокойным сумрак я ещё не видела. Он замирал и сгущался, обнесённый сказочной стеной, прочной защитой от глупых бед и неурядиц. Он отличался на порядок от любого моего вечера внутри стен, не беря в расчёт отсутствие одиночества и перемену мест.

Не именно в тот момент, а уже на обратном пути, я задумалась об источнике смутного беспокойства внутри. Перебирая свет, состав воздуха и почвы, общий уровень загрязнения, массу больших данных, ничего не нашла. Спросила Кодама, чувствовал ли он что-то подобное или обратное сам, путешествуя вне привычных мест. Успокоилась только после часа наводящих вопросов, когда спутник покачал головой, явно не улавливая суть переживаний.

Ноги сами выбирали дорогу, когда слова стихли. Я решила не прерывать больше тишину на бессмысленные расспросы и беспочвенные сомнения. Постаралась сосредоточиться на биении сердца и глубоком дыхании, выискивала привычные звуки и наблюдала за живым лесом вокруг. Тогда и натолкнулась на основное отличие, массивное, но совсем не броское. Обнаружила, когда не смогла различить привычные звуки в отсутствии тишины.

При незначительной разнице в климате нас окружали птицы и звери. Они держались в отдалении, но достаточно близко, чтобы оказаться приметными в большом количестве. Обитателей леса никто не приманивал, не прикармливал, но и не пугал: человеческое общество для них оставалось диковинным и непривычным, вызывающим страх и интерес. Что разительно отличало всё происходившее от моего дома. Почему так складывалось, до сих пор ломаю голову.

На прилегающих к моему дому территориях, на всём расстоянии до ближайших смотрителей животные избегают людей. Птицы могут прилететь за кормом, но не станут приближаться или привязываться к человеку. Кого-то можно одомашнить, но у зверей есть веские причины не приближаться к человеку.

Я не нашла причины. Массовая охота местных привлекла бы внимание, критические разрушения с загрязнениями окружающей среды исключено. При этом я отметила несколько весьма хаотичных несезонных миграции. Экологические или техногенные, но связи между ними я не нашла: где-то затянулись дожди, какие-то грибы умножили зону покрытия, несколько быстрых переселений могли быть вызваны и местными. Но в целом я поняла только одно: поведение диких животных необъяснимо изменилось в ряде зон, в том числе недалеко от моего дома.

— Ты кому-то говорила об этом? — спросил Птах. — Мне сама мысль кажется странной: как что-то массовое в масштабах биосферы может пройти незамеченным всеми вами, учёными с огромной сетью наблюдения? Думаешь, что кто-то составил детальный план, поворачивая неприятные вещи в слепых зонах с отсутствием заметных последствий?

Аня пожала плечами и ответила:

— Не знаю, кто такое может.

— Особо одарённый местный житель или предатель из числа своих? — предположил Птах. — Да, звучит ещё хуже. Странное поведение животных может служить инструментом сбора информации, переноса биологического материала и отвлечения внимания. Но такие технологии существуют и развиваются сейчас: здесь, как взрывчатку, опасные знания не оставляли. Теория заговора и секретных экспериментов? Не похожа на правду. Серьёзно, ты думаешь кто-то способен так замести информацию?

— Не думаю, что тут дело только в скрытности, — ответила Аня. — Может просто жестокость — это традиции человечества, берущие корни с этой планеты. Настоящее не отличается от прежнего. Истребить съедобный вид птиц, отрезать от живой рыбы все полезные части и выкинуть умирать беспомощные остатки — это обычная история. Города питались за счёт рек и грязью с сетями вымарывали из них дельфинов. Разводя домашних животных, мы не просто убивали их ради еды: могли и всадить в нос детёныша шипастое кольцо, чтобы отлучить от матери. Или устраивать из жизни пытку в откорме до смерти.

— Если раньше не было выхода, что ты осуждаешь? — спросил Птах.

— Отсутствие поиска решений, осознанную глупость, — ответила девушка. — Чёрт, я сама один раз укрепила берег у реки на излучине, где любила отдыхать. Красиво, задорно и удобно выровняла склон, ничего не скажу. Но потом разбирала собственными руками: небольшие животные не могли безопасно добраться до воды, часть сбалансированной жизни берега я случайно стёрла. Только за мной пристально следят сети, собирая и анализируя данные о каждом шаге — этакая отстранённая совесть и персональный ангел-хранитель.

Птах огляделся и перешёл в режим внешнего просмотра с помощью сети. Над их укрытием и маленьким костром он быстро поднялся на дроне. Картинка развалин в лесу собрала в себя информацию с системы ночного видения. Данных для отличного качества хватало. Сеть достраивала только детали.

Ближайшие резервные мощности система не могла показать, не вбирая настолько далёкие объекты. Люди уже стали точками, а природа оставалась бескрайним глубоким морем, нахлынувшим и вернувшим своё повсюду. Света вокруг не ожидалось до утра, словно и не было здесь никогда прежде огней городов и мельканий транспорта множества людей.

— Да, здешним системам поддержки ключевой инфраструктуры или местным любителям пиротехники и групповых походов пристальное внимание не грозит, — сказал Птах, вернув внимание и осмотрев себя. — Мы на объекте средней степени риска, а значит мы не сможем выцепить структуры событий из-за недостаточного количества данных. Разрозненные знаки останутся знаками, без каких-то объяснений. Я здесь не так давно, но уже проникаюсь атмосферой. Хотел спросить: на планете древностей и спёртого существования множества поколений снятся кошмары? Тебе часто страшно?

— Я и другие смотрители чувствуют себя в безопасности, — ответила Аня и тут же добавила: — Почти всегда. Да, тяжёлым роботам нужно несколько часов для прибытия, но прочие защитные меры самодостаточны. Сам мог убедиться, у любого нападения, даже спланированного и вооружённого, мало шансов на успех. Но есть другая проблема. Мы плаваем по поверхности океана, не зная, что находится глубже нескольких метров, в градации от темноты до полного мрака. Никому и в голову не придёт идея установки и запуска дополнительного оборудования: одна жертва, пара нападений и надуманные причины не оправдывают больших затрат.

Девушка выдохнул, огляделась и продолжила:

— А значит мы живём в оставленном мире, где ночью нет мегаполисов с круглосуточным освещением. Мы знаем, что в темноте может происходить всякое: бесследное или нет. Можно услышать крик из мрака и гадать, что случилось. Уловить что-то и додумывать, человек или зверь, птица или насекомое, писк или скрип донёсся из чащи. Может услышать взрыв или звук выстрела, когда уже станет слишком поздно. Но в большинстве своём, тревожные мысли навязывает паранойя, беспокойство в бессилие. Кошмары маловероятны. Из-за них можно переживать, но не бояться. Нечего видеть во снах.

23

Аня выдохнула, продолжив отмерять шагами дорогу. Пожухлая трава покрывала землю, готовясь к снегу или к холодному дождю которую неделю. Морозы обещали прийти всерьёз на какое-то время. Жизнь казалась серой, застывшей в ожидании, в тусклом свете дня.

Серые облака затянули небо ещё в начале недели, не оставляя шанса ни одному лучу. К вечеру спутники надеялись добраться до окраин следующего городка, чтобы заночевать под настоящей и сухой крышей. В лучшем случае — найти новые следы. Ещё сутки под открытым небом с пребыванием в неизвестности не сулили ничего хорошего. Усталость рушила любые шансы на успех.

Сеть долго искала оптимальный вариант. Поиски подходящей точки заняли много времени, перезапускаясь и дополняясь с новыми данными. Оживление и взлом систем проходили в темноте, когда снег принялся обваливать небо крупными белыми хлопьями прямо на головы спутников. Девушке так хотелось оказаться по ту сторону окон, что она чуть не запустила второпях восставшую сигнализацию. Громкого рёва и включения внешнего освещения удалось избежать, но ещё на десяток минут пара осталась предоставлена снегопаду. Поэтому внутрь вошли облепленные снеговики. Лужи при запуске обогрева появились и высохли, когда пара уже проверяла работоспособность дома, оказавшись у большого крепкого окна.

Сеть ожидаемо не могла запустить часть систем, но подготовленное законсервированное жилище радовало уже теплом. Пара маленьких роботов остались следить за камином.

— Признаюсь честно, я не сразу понял, зачем мы обходим пригород по границе, — Птах наклонился к всполохам теплого света. — Найти и запустить все системы даже самого удачного объекта в центре остывшего мегаполиса очень сложно. Мы бы привлекли массу внимания и потратили непозволительно много времени. А на этот домик, вместе с поиском, ушла пара часов. И в темноте его не видно даже с сотни метров.

— Да, такие постройки имели своих сторонников всегда, — улыбнулась Аня, ответив из глубины кресла. — Укреплённые подвалы, тайные комнаты, бункеры и специальные дома — со временем они превратились в автономные укрытия, в которых хозяева чувствовали себя независимыми и защищёнными.

— Зачем? Зачем консервировать оставленные дома? Кто должен вернуться в пустоту?

Аня пожала плечами. Девушка потянулась и зевнула. Заговорила медленнее и спокойнее:

— Уверена, что вернулись единицы. Большинство хотело знать, что дом остался. Что в теории можно вернуться и спрятаться.

Птах помотал головой и переспросил:

— Прихоть ценой в состояние?

— Да, — согласилась и кивнула Аня. — Даже при отсутствии необходимости, спрос тогда был. А теперь нам повезло. Найти такое строение не очень сложно, по структуре и остаточной активности. Но мы потратили половину дня, а значит в запасе этот вечер и завтрашний день. Отдых, энергия, запасы, информация в лучшем случае — на всё остаётся около тридцати часов.

— Часы под крышей в безопасности пробегут секундами, — мужчина улыбнулся своей спутнице, повернув голову.

Пока маленькие роботы устраивали обход, большая часть лат сошла и сложилась рядом с людьми. Сеть выстраивала систему безопасности, доспехи заряжались, костюмы принялись восстанавливать носителей. Аня подтвердила доставку снаряжения, а Птах осмотрелся и продолжил разговор:

— Хорошо, что мы вылезли из походного скелета, что отрубили часть коммуникаций и систем. Напряжение ушло. Снять раковину — уже многое для существа, отличного от краба или черепахи, верно?

— Да, мы все лучше спим укрывшись, внутри созданных стен, — ответила Аня и повела плечами. — Инстинкты затираются, но для глубинных, вшитых настолько глубоко, необходимо больше времени.

— Мне вряд ли, — ответил мужчина — Я и в латах спокойно дремал. Костюмы не давали нам промокнуть. Защитили бы от всего, были способны спасти в принципе даже бессознательные тела…

— Хочешь надеть латы обратно? — с язвительными нотками перебила Аня. — Определись уже.

Птах посмотрел на тяжести, закусил губу, покачал головой и ответил:

— Нет, я про другое. Обычно я всегда мог приспособиться. Жить и отдыхать в доспехах долго не хочу. Но могу. При этом знаю достаточно первопроходцев, что спешат затеряться в природе при удобном случае. Рассчитывать на себя и улучшать собственное тело — разумно. Это ощущение самостоятельности, возможности оставить свой след, оно характерно для всех.

— Не для меня, — Аня оперлась на колени локтями, наклонив тело. — Мне кажется важным другое. Мы уже оставляли целые планеты на консервации. Здесь часть объектов ещё поддерживается автономными системами и людьми вроде меня.

Девушка протёрла глаза. Вокруг стало заметно теплее. Она поправила волосы и отправила маленького робота на проверку системы водоснабжения в доме. Через секунду Аня продолжила:

— Спешить в общем потоке, разбираться в оставленных следах толпы на земле или изучать массы данных со стороны — выбор каждого. Далеко цивилизация, как система, тебя не отпустит. Вся свобода в том, чтобы выбрать приятное место.

— Твоё было таким, верно?

— Да, мне нравилась прежняя жизнь за сбалансированность: независимость и безопасность, свободная в меру работа, уют рядом с глухим лесом. Контрастные линии на фотографии быта, словно узоры переплетений на руках. Да, хруст снега под ногами приятен, но вечерняя усталость ног под стук талых капель лучше. За окнами лужи наполняет снег, скрывая землю под чистым одеялом. А с той стороны нас и не различишь среди тусклой зимы. А с утра ветви задержат на себе шапки снега или капли замёрзшей воды. И останется понять, что тогда гонит нас за этими выродками: призрак неизвестной угрозы или иррациональный страх?

Девушка встала и подошла к камину. Пара маленьких роботов отпрянула. Угли вспыхивали и переливались светом, завораживая своей игрой при приглушённом основном освещении. Птах проследил за спутницей, покачивая головой в такт капающей в ванной воде, выбивающей ритм среди тихого треска и шума работающего дома. Застывшее время чуть подёрнулось.

— Не спрашивай, — ответил мужчина. — Никогда не анализировал себя дальше выводов искусственного интеллекта, а теперь не могу судить непредвзято. Страх гонит меня. Желания хаотичные: слиться целиком в общий поток сознания, рано или поздно остаться в одиночестве, попробовать напасть на необычных врагов, спрятаться и затаиться на отшибе системы в неизвестности, но за стенами. Дело не в мужестве или личных качествах.

— А в чём тогда? — спросила девушка.

— В системе, — ответил Птах и закивал. — Я загнан ей. Даже не знал до срыва, что существуют такие клапаны, выходы. До нашего знакомства. Обычно мы зашорено и быстро живем в единой системе информации, с помощью интеллекта с уровня центральных машин до действий персональной системы. С общей эффективностью вопросы решались всю мою жизнь легко. Больше того: я сразу находил новые вопросы! Собирал ответы, заканчивал идеи и успешно вносил их. Но текущие вопросы не спросить, готовых ответов нет, вокруг миражи и страхи… что ты делаешь?

Аня наклонилась над камином и, протянув руку внутрь, достала один уголёк четырьмя пальцами. Не совсем ровной формы кубик, диаметром около трех сантиметров, прокатился по ладони, не оставляя ни следа. Затем она несколько раз подкинула камешек, и скинула его на гранитную полку над огнём. Уголёк засветился ярче, вспыхнув ритмично несколько раз.

— Так и думала, — Аня улыбнулась, поправив левой рукой волосы. — Огонь не совсем настоящий, а угольки — многофункциональные машины. Они копят энергию и выдают её в виде тепла по желанию человека. Хочу взять пару таких с собой, в качестве полезного сувенира.

— Артефакт ради памяти? — Птах подошёл к угольку и потрогал нагретый камень под ним. — Или магия красоты в мелочи? Кроме фотографий и ценностей, мы собираем и трофеи. Этот самый интересный в коллекции?

— Может быть, — отшутилась Аня. — Из разных кусочков мозаики собираю мифический барельеф. Мой верный разведчик — серый лесной кот. В свободное время на законсервированных и брошенных остатках прародителя цивилизации собираю воспоминания. А в минуты отдыха ухаживаю за цветами и деревьями.

— Звучит романтично.

Девушка повернулась к спутнику и наткнулась на открытый взгляд, выражающий упорную решительность разрушить тишину словами. Несколько секунд пристального наблюдения ни капли не смутили молодого человека.

— Так, я примерно почувствовал, — продолжил Птах. — Картинки воссоздают оставленный мир, вбирают внутрь.

Проводив взгляд девушки, мужчина посмотрел в окно. За стеклом ветер перемешивал направления, не прекращая танец снежинок в морозном ночном воздухе. Шум доносился через работающую вентиляцию. Изредка скрежет от движения одного из запущенных автоматов, очищающих и восстанавливающих строение и коммуникации, нарушал гармонию ночных звуков.

— Недалеко от дома я построила две теплицы, — сказала наконец Аня. — Знаешь, просто для себя. Выращивала там розы Шекспира и французской аристократии, добавляла аккуратные и сумасшедшие штрихи. Пыталась понять, что естественно и что красиво. Могла наблюдать часами за стекающими каплями и свежими лепестками, думая о крохотном искусственном мирке посреди заживающего массива природы. Собирала цветы, цвета и зелень вместе, чтобы найти в красоте что-то особенное. Смешно, но чувствовала себя алхимиком, проводя отшельником часы отдыха в поисках вопросов и ответов на них.

— И что в итоге? — спросил мужчина. — К чему ты пришла в часы созерцания?

— К тому, что я здесь сознательно, — ответила девушка. — Работаю, помогаю и признаю новое, эта жизнь тянет меня больше родного дома. Я научилась думать, погружаясь всё больше в концентрацию мыслей, среди собственноручно выраженной жизни. А сейчас, скорее всего, там остались только обломки. Даже проверять не стала, не хочу это знать и видеть. Есть вещи, которые лучше не знать.

Птах поймал изменение в выражении глаз спутницы. Что-то новое открылось перед ним, не суля ничего приторно-приятного. Он грустно усмехнулся, в то время как брови выгнулись в знак вопроса.

— Не нужно задаваться, — Аня снова перевела взгляд на свет угольков. — Мы вместе, впереди общая цель и небольшие радости, вроде этого уютного убежища. Но вот мы выживем, разберёмся со всем. Я вернусь к своему разбитого дому, а ты проверить залеченные раны. И что дальше? Сражаться со страхом или уйти на отдаляющиеся границы человечества? Или ты останешься со мной разглядывать муравейники и собирать дождевую воду для проб?

— Пожалуйста, — ответил Птах, не поднимая головы, — Не стоит накладывать стереотипы. Словно мне от безысходности можно только руки на себя наложить. Мир широкий из-за взгляда, разума и глаз, но не благодаря линии горизонта. И мне кажется, что мы сможем поговорить об этом. Если ты позволишь.

После недолгой паузы, мужчина перевел свой взгляд на руки, а затем снова заговорил.

— И у меня очередной вопрос. Смотри, ты не собираешь трофеи, ни вещей на память особых, ни простых фотографий. Снимки в коллекции связаны с какими-то эмоциями, забытыми историями, магией красоты. Такие же вещи ты собираешь и носишь с собой.

Аня пару раз кивнула и Птах продолжил:

— Так зачем именно эти маленькие обогреватели? Какая в них может заключаться магия? При нашей эффективности и активности энергии тела и движений и так не хватает на работу костюмов в этом климате. Мы подзаряжаем их от случая к случаю, вынужденные остановки или необходимость экономии тоже не сахар. Ладно, подождём снаряжение. Но ты тащишь с собой малоэффективные безделушки, словно магические артефакты. Что именно ты почувствовала?

— Не знаю, — честно ответила девушка. — Это та иррациональная часть, мой любитель инерционных действий и решений. Навязчивые идеи иногда преследуют и меня. И мне зачастую нужно постараться, чтобы минимизировать состав вещей. С собой хочу брать всё, что сможет пригодиться. Так сошлись звезды, можешь не спрашивать иные причины. Ответ тебе не понравится.

Анна пробегала последние пять сотен метров. Потому что хотела. Время набиралось к часу, люди прибывали на набережную, пока солнце медленно погружалось в воду. День подходил к концу, одежда уже намокла, функция смешивания периодически повторяла песни плейлиста, а сознание погрузилось в себя уже двадцать минут назад. Мысли почти не возникали, лёгкости в шагах не осталось. Только ритм дыхания и удары кроссовок по набережной отмеряли время и расстояние под ногами.

Девушка выключила музыку, прошла ещё несколько шагов, спустилась на песок и выбрала шезлонг в стороне от скоплений отдыхающих. Сейчас, без мыслей о вынужденном возвращении, она явно бежала быстрее. Эти самые мысли стали легче, дыхание обрело свободу. Если предстоит дорога обратно, любой путь кажется длиннее.

Даже под шум моря у иллюзий не было шансов. Анна приехала с чётким пониманием: как только деньги будут подходить к концу, придётся лететь домой. Если не получится найти работу здесь, она вернётся. Это отложенное обещание лежало мертвым грузом на душе. Но куда бы ни пришлось ехать, медлить м малодушничать Анна не собиралась. Что-то сдвинулось бы с мёртвой точки, забылось бы, изменилось или отдалилось. Увидеть знакомые улицы и лица, вернуть себя в прежние условия и возобновить решение старых проблем Анна могла. Девушка могла сделать над собой усилие, её так воспитали, она так привыкла думать. Но больше не хотела. А теперь и положение изменилось, уже не требуя так категорично возвращения.

Девушка думала об этом, пока неприятную липкость мокрой одежды заслоняли собой нарастающий шум волн и солёный ветер. Анна размышляла, насколько изменилась сама. С определённого возраста её жизнь содержала в себе чёткие рамки. Основу, которая поддерживала всё, пока ежедневное происходящее оплетало каркас, наполняя жизнью привычные планы. Закончить школу, получить образование, начать работать, обрести семью, воспитать детей, позаботиться о старости. Где-то среди этих скал собирались камни: поддерживать друзей, найти призвание, помочь близким и набрать разные материальные ценности. Всё заносил песок из ежедневных дел, который сейчас облепил ступни, освобождённые от кроссовок с логотипом. А волны… кто их замечал, когда среди скал громом отдавался их шум? Кто искал золото в песке?

В какой-то то момент ожидаемый, предсказуемый и желаемый путь остался вне её шагов. Она встретила не того человека, много времени ушло не на ту работу, прежде легко встраиваемые в обрисованный пейзаж желания утратили свою силу. Может те желания и остались, но только в воспоминаниях. Прежде коллеги и знакомые, дорога на работу и планы на будущее, все привычки казались такими обязательными. Анна знала, что иногда в жизни людей врываются перемены, но к себе допущение о незапланированных изменениях не примеряла.

Той девушки, которая отчётливо представляла себе дальнейшие шаги, больше не было. Остались только волны. На берегу сидел совсем иной человек, зарабатывающий другие деньги в другом месте. Настоящая Анна не знала, её ли это место, что она захочет выстроить на имеющемся фундаменте. Сейчас она смотрела, как волны уносят песок, возвращая взамен другой, покрытый пеной и промытый солёной водой.

Звуки шагов, свет костюмов. Приглушённые, только они сопровождали бег. Пара спешила, призраками пролетая по последним улицам пригорода. Спутники меняли очерёдность, корректировали маршрут и темп, получая снимки местности, записи со станций наблюдения, данные с внутренних и внешних датчиков собственных систем. Спустя полчаса бега Птах притронулся к плечу Анны и замедлил шаг.

— Можем не спешить дальше, — тихо пояснил на выдохе мужчина.

Глаза блеснули среди тёмных улиц в тусклом свете. Птах моргнул, движением передал информацию и тут же пояснил:

— Обнаруженные цели скрылись, остаточная активность не снижается. Сеть только сформировала выводы. Что-то работает в здании, в паре километров отсюда. И вряд ли спешка изменит положение дел. Мы только зарядили оборудование. Трудно сказать, когда подвернётся следующий удобный случай…

— Согласна, посмотрим, — перебила Анна.

Она повернулась и почти остановилась. Волосы качнулись по инерции. Девушка кивнула и добавила:

— Знаешь, всё думала, почему мы так переживаем. Вдруг нами управляют внезапностью и удивлением? Случившееся выходит за рамки знакомого и привычного.

— Цепляет, как внезапная заноза от собственной трости, — подхватил Птах.

Анна представила себе мужчину с деревянной тростью. Не стала лезть в сеть за записями спутника, чтобы проверить догадки. Улыбнулась так, что Птах улыбнулся в ответ, и сказала:

— Может быть. Мы привыкли считать себя неуязвимыми и разумными. Легко, с накопленным опытом. Знаешь, когда за нами множество поколений людей, машин и их сплавов. Но что-то новое всегда может оставить не у дел. Пока мы считали, что лишь на время. Что неудача случайна. Досадна, но терпима.

Девушка посмотрела на место ранения. На мгновение, но Анне показалось, что Птах уловил взгляд. Поэтому она добавила чуть быстрее:

— Например, первый сорванный на новой планете цветок дурманит, но в следующий раз твой костюм заблокирует опасные вещества. Их состав будет анализироваться и может стать новой панацеей от болезни, паразита или агрессивного вида. Наш случай совсем другой.

— Возможно, — выдохнул Птах. — Практические выводы есть?

— Если всё возможно, то должна увеличиться вероятность плохого исхода. Мы должны уметь сомневаться и разумно переживать. Полностью самостоятельно. Принципы лучших инструкций написаны в подобном духе.

— Инструкции не всегда конкретны, — сказал мужчина. — Основные машины будут оживать вечность, если вообще заработают. Временно бесполезные устройства только заняли большую часть снаряжения благодаря сети. По мне даже разумные интерпретации помощников не очень удобны. Что именно тебя беспокоит?

После порыва ветер затих. В тишине голос девушки казался громче.

— Мысли в голову лезут всякие. Что если впереди ждёт смерть? Не какая-то неопределённая ловушка, а конкретное убийство, западня. Опасная, рассчитанная и выверенная, которую рабочие муравьи оставили. Потом мелкие разбежались тропками, семеня лапками в темноте. А воины только протирают усики и оружие, ожидая подходящего момента. Потому как коллективный разум уже надел на нас шоры, пустил прямиком под откос.

— Предлагаю не строить ожиданий и не питать иллюзий без повода, — Птах ответил, не отвлекаясь и не сбавляя шаг. — не паниковать. Действия твоих вандалов-соседей непредсказуемы и опасны, лучшее решение — осторожность и внимательность. Ничего больше нет, никаких муравьиных ловушек. Ты же видела карту местности?

— Сейчас обновила ещё раз, — ответила девушка.

Её глаза привыкали к движению с наложенным маршрутом и уже механически осматривали местность. Картинка в голове казалась не очень удобной. Через пару секунд Анна озвучила подборку сети:

— Центр города в едином кольце из заграждений. Под защитой один из пяти десятков очагов, выбранных и законсервированных на случай возвращения людей. Один из крупнейших. Его ещё поддерживает в порядке пара сотен машин, но некоторые сооружения достигли критического состояния. Такими решено пожертвовать. В кольце стен поддерживаются магистрали, внутри сохранилось резервное питание и водоснабжение.

— Не рассчитываю на душ, но и без него положение двоякое, — Птах улыбнулся, покачав головой. — Место явно выбрано не случайно, но привычный рельеф и подчинение систем на нашей стороне. Мы пройдем по этой трассе над южной частью города, а затем спустимся. Нитей не так много, но если задействовать генераторы в костюмах, длины и прочности итоговой верёвки хватит для спуска с трассы прямо на уровень городских строений. Минут через двадцать мы окажемся в юго-восточной части парка. Поторопимся?

Девушка увеличила картинку, скорректировала точку просмотра и кивнула на выведенную на проекцию.

— Красиво. Не будем спешить. Над приглашением на совместные прогулки стоит поработать.

Птах нахмурился на секунду, а потом с улыбкой спросил:

— Ок. Сможешь составить мне компанию в эти вечерние часы? Обещаю увлекательную прогулку под шелест снега и листвы. Не исключаю, что ещё и под восторженные взгляды.

— Звучит заманчиво! — ответила девушка, потерев щёку и забирая волосы.

Вторая пара ног коснулась мостовой через один час и семнадцать минут. Ни пассажирские, ни машинные лифты не работали. Поэтому с остановки спутники спускались всё-таки на сплетённой верёвке. В тишине они двинулись в центр ближайшего парка по заросшему подлеску, зелень которого темнела под синем вечерним небом. Освещение костюмов значительно уменьшили, но ночь принесла только редкие облака, а глаза уже привыкли к сумраку. Сеть дополняла картинку, насколько могла без искажений происходящего.

Минуты тянулись и перемешивались в порывах ветра, в хлопанье крыльев встревоженных птиц и в треске ветвей под ногами пары людей. К тому моменту, когда до цели оставалась пара сотен метров, на небе появились первые звёзды. Стали заметны без особых усилий. Птах поймал себя на мысли, что так и не успел привыкнуть к мерцанию огоньков вне света мегаполисов и строек новых миров. Он перевел взгляд вперёд и остановился в шаге от девушки.

Перед людьми стояла теплица, в которой продолжался парк, разрастаясь бурной зеленью под защитой стен. Несмотря на явный уход, на опрятность подстриженных и политых деревьев, внешний вид блестящей поверхности купола из прозрачного пластика казался ветхим. Все гексагоны, складывающие купол, с их стороны оставались на своих местах. Снаружи бывший прозрачным свод высотой чуть больше тридцати метров казался очередной забытой технической ракушкой.

Оказавшись внутри, пара замедлила поиски. Дело заключалось даже не в приближении к цели и общей настороженности, а в вынужденных обстоятельствах. Если раньше под куполом и предусматривались дорожки в продолжение парковых, то здесь едва заметная тропинка начисто скрылась под ногами. Пробираться стало намного сложнее. Сверху капала вода, проникая через часть стыков панелей по работающей части системы полива.

Птах остановился в нескольких метрах от отметки датчиков, указывая наверх. Подняв голову, Аня обнаружила отсутствие средней панели. Сквозь прогал падал свет, выбирая из сумрака достаточно ровную опушку прямо под центром купола. Без движения и зацепок. Ничего не было, кроме высокой травы и подглядывающего сквозь неё кустарника. Отметки были сделаны здесь, система регистрировала малую толику активности электроники и сейчас. Но датчики и глаза в сумраке не могли справиться с анализом лучше.

— Нужно подойти и поискать самим, руками, — сказала Аня, положив руку на плечо спутнику. — Рискнуть, испачкать руки. Иначе мы не получим ответы: много движения, зелени. Не ясно, что искать.

— Ты права. — кивнул головой Птах, двинувшись следом за девушкой спустя пару секунд.

Подойдя к месту, оба нагнулись и принялись перебирать руками траву и набросанные ветви. За минуты поиска вечерний парк под куполом возобновил пение птиц в темноте, пронизываемой снаружи холодным ветром. Под укрытие он почти не проникал, тепло сохранялось. Редкие опавшие листья уже залетели внутрь, но казались ужасно чуждыми. Как и люди здесь, в оставленном парке пустого города, преследующие тени. Как и предмет, который Аня подняла из травы: небольшой кубик из дерева и металла, украшенный симметричными узорами. Она крутила его в руках, перебирая грани ловкими пальцами, пока Птах подходил к девушке.

Пару секунд спустя земля под ногами дрогнула, чуть не повалив пару опешивших людей. Птах опустился на одно колено и ухватился за Аню, в то время как девушка едва поймала в воздухе выскочивший куб. Под ногами у спутников оказалась платформа, пропавший гексагон. После нескольких быстрых рывков он сумел оторваться и принялся подыматься вверх. Ветви, комья земли с травой и листья ещё падали вниз, но сильная дрожь уже прекратилась. Несмотря на плавный ход, упущенные секунды оказались критичными: когда оба человека поднялись на ноги, прыжок вниз уже представлял опасность.

— Ни верёвок, ни материала для генерации достаточного количества нитей больше нет, — громко обратилась к мужчине Аня. — Это не то совпадение, в которое можно поверить.

Птах согласно кивнул, сглотнул и принялся нервно вращать головой, осматривая происходящее. Они заканчивали подъём на платформе, быстро и плавно, словно на аттракционе, держась за руки. Но на самом верху что-то пошло не так. Платформа слишком резко остановилась. Птах еле удержался. Ноги девушки поскользнулись, тело опрокинулось на спину, и голова ударилась о границу гексагона. Шлем костюма спас от травмы, но удар всё равно прошёл в небольшой части. Боль в затылке сменилась головокружением, а затем глаза закрылись сами собой. Костюм перевёл тело в режим восстановления, чтобы избежать каких-то больших повреждений.

Анна возвращалась домой, изрядно задержавшись и устав. В начале обработка и переводы бумаг, бланков и документов занимали у неё непозволительно много времени. Вскоре алгоритмы автоматического распознавания и система пояснений помогли устранить проблему использования нескольких языков. Новые знакомые достаточно быстро подсказали, как девушке втянуться в процесс. Но периодически массивные, непривычные или странные задачи ещё оставляли её последней выключать свет и закрывать кабинет.

Улыбка оставалась на уставшем лице. Не было причин переживать: мало грустных дней, достаточно времени и денег, много знакомых и совершенное одиночество. Девушка знала, если она не выйдет на работу, её хватятся. Всегда можно позвонить домой, сходить в бар или на побережье. Но что дальше, она точно не представляла или не хотела представлять.

Грань оставалась едва заметной. Она могла обсудить новости или погоду, домашних питомцев или путешествия, новое задание, музыку или кино. Но не находилось человека, с которым хотелось забыть о времени, оставить зонт и заботы, молчать или разговаривать с одинаковым успехом. Жизнь наполняли маленькие удовольствия: тепло деревянной набережной, шум прибоя, радостные голоса окружающих, запах утреннего кофе и вкус холодного зелёного чая с мёдом.

Большой смысл всё-таки затерялся в небольших вещах, не находя места и не давая забыться. Та девушка петляла по улицам, не думая. Порой казалось, что проблемы надуманные и пустые. Но в одиночестве, в котором они и посещали Анну, ни у кого не спросишь совета.

Чтобы найти хороших друзей, кроме удачи, требовалось ещё и большое количество времени. Пока часы складывались в дни и уходили в память, девушка вспоминала прежних товарищей. Возможность позвонить им всегда оставалась, но со временем становилась совсем иллюзорной. Анна не решилась бы вспомнить прошлую жизнь, услышать последние новости о происходящем без её участия. И совсем не представляла, что говорить самой. Как ни странно, рассказывать и обсуждать было нечего.

Она улетела и сбежала, без конечной цели, но с отправной точкой. И её не удастся вернуть назад добровольно. И ей не удастся сбежать от себя. Девушка подымалась по ступеням доставая ключи. Уже по ту сторону двери она взялась ответить на несколько сообщений и оставила пару комментариев, пролистав записи. Потом просмотрела новости под медленные тихие звуки радио и потянулась за книгой. Ещё один вечер плавно перетекал в ночь.

Свет луны освещал панели купола и ближайшие здания. Вдалеке, вырываясь из-за видимого участка стены, нависала уже знакомая трасса. Ночные звуки и завывание холодного ветра пробивались сквозь костюм. Системы обогрева пришлось усилить, а остатки материала для генерации нитей пустить на страховочные тросы. Сильные порывы ветра представляли реальную опасность, но до сих пор лишь слегка покачивали спутников, не заставая врасплох.

— Не стоит рисковать, — сказал Птах, ощупав рукой поверхность вокруг и подымаясь во весь рост. — Площадка укреплена, раньше были и перила. Её могли использовать в качестве смотровой, отдыхая в солнечные дни на высоте и с ветерком. Здесь мы в безопасности. Но вокруг обычные участки, простоявшие без должного ухода много лет. У нас есть все шансы разбиться в любой момент, если попытаемся спуститься по ним.

— Разумней остаться здесь, — Аня смотрела в темноту на покрытую пылью поверхность купола. — Системы поддержания этой зоны автономны и вряд ли смогут помочь при прыжке, в случае возможных травм. Пока наверху примут сигнал и доберутся до нас, могут пройти не одни сутки. И как хочешь, но я бы не хотела надеяться на роботов ремонтников, садовников и уборщиков в качестве спасателей. А звать серьёзную помощь…

Девушка поморщилась, через секунду перевела взгляд на парк и ближайшие здания. Голова ещё гудела. Тёмные безжизненные улицы уходили вдаль. Потоки воздуха свистели вокруг конструкции, принося с востока облака, наполненные снегом. Может быть уже к утру белое покрывало надёжно накроет и купол. Резкое похолодание последнего дня стало первой серьёзной поступью зимы.

— Я очень боюсь высоты, — сказала Аня. — Иногда иррационально. Даже сейчас сердце никак не может успокоиться, а препараты снизят мою внимательность и общий тонус. И это здесь, на краю и на высоте, ночью. Есть время подумать трезво. Посмотреть на собственную оторванность и оценить необдуманные действия.

Девушка немного покачивалась. Костюм согревал, но прочие неудобства заставляли говорить с нескрываемым раздражением и досадой:

— Чёрт, так сложно придумать подвешенную ситуацию, в которой не все проблемы решаются наличием умной одежды и сети. Но вот мы здесь, посреди шаткой конструкции, где любой выход сопряжён с риском. Зачем вынуждать ждать или решаться?

— Если бы нас хотели остановить или убить, то мы точно бы это поняли, — ответил Птах. — Может быть, у местных бы и получилось. Не знаю как, но подъём в ловушке окончательно натолкнул меня на выводы о сложной игре. Произошло что-то другое. Предупреждение, испытание или представление — узнаем или спросим позже. Но это явно просчитанный ход, заранее спланированный и сложенный из наших страхов.

Птах собрал все последние события. Сложил их визуально, будто витраж. Задержал внимание на кусочках карточки, на телах местных. Выдохнул и добавил:

— Демонстрация или провокация.

— Да, я начинаю понимать, о чём идёт речь, — начала рассуждать девушка вслух. — Мы в частях головоломки. Кусочки заключены в послания. Которые направляли нам обоим. Вряд ли хотели убить, но напугать меня высотой удалось и изрядно. Кто-то нас хорошенько изучил.

Аня посмотрела на спутника. Подумала пару секунд и спросила:

— Одно не пойму, что приготовили на крыше для тебя? С высотой же нет проблем, верно?

— Безысходность и беспомощность., выдохнул Птах и добавил, грустно и медленно: — Я терпеть не могу бессмысленную борьбу и ожидание чужой воли. А теперь я стою здесь, обманутый и неспособный выбраться самостоятельно. Чёрт, я потому даже не направил запрос помощи. Кстати, я хочу понять, почему ты ещё не запросила у сети ресурсы?

— Потому что они нам не понадобятся, — отрезала девушка.

Птах повернулся к ней и упёрся взглядом в застывшее лицо. Аня смотрела вперёд, ничего толком не рассматривая. Мужчина поймал себя на мысли, что его тянет к идеям девушки, хочется прикоснуться к гладкой коже и теплу. Спутница в то же время продолжила:

— Помощь точно не нужна, если в ближайшие часы не пойдет дождь со снегом. Да и с ним есть варианты, поэтому предлагаю тебе расслабиться, присесть рядом и ждать. И я не так сильно ударилась головой, не смотри так на меня. Потерпи немного, ладно?

24

Анна открыла глаза. Смена в выходной день считалась дополнительной нагрузкой и подразумевала сонливость. Но глубоко задремать на работе — на девушку это не было похоже. Она, не скрывая удивления, со вздохом потёрла лицо и прислушалась.

Тишина вокруг и закрытые двери удивили девушку ещё больше. Здание всегда казалось довольно старым. Все давно свыклись с полной и сейчас не везде нужной системой безопасности. Анна, как и многие коллеги, подпирала дверь офиса чем-либо. Привычка сформировалась довольно быстро.

Сейчас дверь оставалась закрытой, а вокруг не было слышно ни работы машин и вентиляции, ни голосов, ни музыки из динамиков.

Электричество отключилось внезапно. В мгновение перед лицом погас подключённый к ноутбуку монитор, навалилась темнота и тишина. Резервное питание включилось достаточно быстро, но тусклый свет редких ламп оставлял ощущения беспорядка, неустроенности. Среди происходящих вокруг вещей пробивалась паника. Сигнал тревоги заверещал и отключился через пару секунд, но оповещения за ним не последовало. Звук из динамиков просто оборвался, без каких-либо пояснений. Анна проверила телефон, интернет и сотовую связь. Связи с внешним миром не осталось. Судя по всему, электричество отключили во всем комплексе, вместе с оборудованием оператора.

Девушка отогнала непривычное ощущение и тревожные мысли, поднялась и осмотрелась. Происходящее ей не нравилось. Хотелось поскорее разобраться. Кроссовки бесшумно и уверенно зашагали по ковролину. Плечи девушки неприятно подёрнулись вслед за руками. Дверь оказалась заперта. Электронные замки включились, несмотря на аварийную ситуацию. Уже это казалось странным, но, когда девушка вернулась к замку с пропуском, её ждал ещё один сюрприз. Замок отказывался открывать дверь и мигал красным, закрывая путь к аварийному выходу. Многократные попытки не помогли. Оставалось попробовать пройти в противоположный проход, ведущий в общий коридор из помещения. Пока девушка шла через комнату, в голове засела одна мысль: что-то явно шло не так.

Проверив, что и вторая дверь заблокирована, Анна несколько минут раздумывала над происходящим. Внешние выходы представляли собой крепкие двери с полноценными перегородками, в то время как внутренние служили больше декоративно-прикладным целям. Девушка осмотрелась, пробежав взглядом по стульям, столам, мебели, погасшим мониторам и системе вентиляции. Вскоре она подошла к выходу и попробовала позвать на помощь, прислушиваясь перед каждым криком. Сменив дверь, пройдя комнату быстрым шагом, она кричала ещё несколько минут. Порой казалось, что по ту сторону слышатся звуки, дальние шаги, шорохи. Но никто не спешил на помощь, а значит план предстояло сменить.

Через десять минут Анна оказалась перед дверью во всеоружии. Она подготовилась и покачивала руками, крепко сжимая пальцами огнетушитель. Встав полубоком, девушка примерилась к участку рядом с ручкой, около скрытой внутри личинки замка. Прицелилась в пару взмахов и вздохнула. Никакой уверенности в успехе не находилось. Желание остаться целой остановило руки на несколько минут. А затем Анна подумала, что несмотря на выходной ещё несколько человек могли находиться в основных помещениях. И им, скорее всего, не помешала бы помощь.

Шумно выдохнув, девушка размахнулась и ударила со всей силы. В самый последний момент закрыла глаза. Раздался треск, верх двери ударил по плечу. Ушиб вышел ощутимым. Сама дверь сильно покосилась, на проверку не оказавшись особо прочной.

Осмотрев пролом, Анна отбросила огнетушитель в сторону. Аккуратно проверила и погладила пострадавшее плечо. Зажмурилась, предвкушая сильную боль. Заныла, сжав зубы. Чтобы через пару секунд с криком потянуть остатки двери на себя несколько раз.

Уже после пары рывков обломки посыпались на пол. Выбравшись в общий, коридор девушка потёрла плечо ещё раз. Боль проходила, но по ощущениям, проступавшим через адреналин, становилось ясно: внушительный синяк продержится больше недели. Но и это не сильно занимало девушку.

Только две двери из десятка проёмов, выходивших в коридор, оставались открытыми. Подойдя ближе, Анна сразу увидела причину: эти двери останавливали подложенные упаковки бумаги. Видимо, их и не закрывали, а сотрудники пошли в общий зал раньше её криков. Анна не стала спешить за ними и медленно двигалась, осматривая каждую деталь. Ничего не оставляло подсказок, звуки шагов глохли, а конец коридора и вход в центральный зал тонули в сумраке. Лампы рядом с приоткрытой дверью погасли, поэтому, лишь входя и перешагивая через очередную подпорку, девушка увидела, что та отличается от прежних. Дверь на этот раз зажимала робота-уборщика.

Главный зал изредка служил лабораторией, что объясняло наличие двух переборок на каждом из входов. Анна застала сбор одного из бионических модулей Элис и вспомнила, как робот снаружи прошёл одежду пылесосом, опрыскал её дезинфицирующим составом и просканировал воздух вокруг. Даже с неодобрением предупредил об осторожном обращении с напитками. Тогда сцена казалась забавной, теперь — несуразной.

Сейчас не стоило надеяться на радушный приём и дополнительную информацию. Девушка расстроилась, но не удивилась, когда пропуск не сработал и в этот раз. Анна вздохнула и обрадовалась, услышав шум голосов и шагов, поднявшихся за дверью. Она застучала руками по последней прочной преграде. В тот же момент сзади раздался механический звук.

Анна обернулась на шум. Дверь дрогнула и закрылась у неё перед глазами. Через секунду череда звуков окружила девушку. За закрывшейся дверью негромко загудел пылесос, словно не замечая происходящего. Дверь рядом затряслась от ударов, сквозь плотное дерево доносились крики, но Анна чувствовала всё спиной. Не придавая значение голосам позади, она осела, опираясь на дверь и задрав голову вверх. Волосы спадали на глаза, но совсем не мешали. Анна всматривалась в темноту за решёткой, из-за которой под появившийся гул спускалась вниз дымка. Она чувствовала, как глаза наливаются свинцом, тело становится тёплым и расслабленным, а звуки тонут в мерном дыхании. С каждым вздохом внутри становилось спокойнее, легче, пока тело не вздрогнуло, окончательно заснув. В тот же момент огонек над её головой загорелся зелёным.

C

Даже сейчас, испуганная и растерянная, Кира выглядела красивой в походной форме. Кам долго приглядывался к ней, улыбчивой, всегда доброй, обычно спокойной. Смотрел за движениями девушки сейчас, с трудом отрывал взгляд ранее. Не знал, видит ли желаемое или нашёл необходимое. Мысли заслоняли чувства, словно пелена сна одолевала после долгого бодрствования.

Он видел её волосы, бёдра, высеченное умелой рукой лицо, но так и не смог разобраться, чего больше в его решении: желания обладать ею или порыва спастись с ней. Нетерпение заставило мужчину пересилить себя, оставить страх и раскрыть собственные рассуждения другому человеку. Он хотел увести Киру за собой, поминутно помогал, поддерживал её, старался мягко обнять за плечи и успокоить.

Основной проблемой оставалось время. Кам подумал, что после подготовки к бегству и после настройки окна в системе безопасности, у него останется неделя, от силы две. В четырнадцать дней оставалось искать удобные случаи и минуты, в которые Кам должен был вложить свои идеи. Поэтому он умещал так много рассказов. И как прекрасен мир сверху, и как он ей понравится, с какой радостью Кам сам покажет Кире уютные места и захватывающие дух виды. Только на шестой день затея стала казаться Каму удачной и реализуемой. По реакциям. Он цеплялся за улыбку или паузу. Не зря переживая.

Возможно, благодаря положению в общине, с их пути сразу убрались все остальные. Кам помнил, как на него смотрели, когда мужчина вернулся с отстранённым взглядом и перемазанный кровью. С тех пор, став техником, в глазах рядовых членов общины он стал почти жрецом. Мистиком древних, чтение о которых засело внутри.

Кам знал тайны браслетов, он обладал наибольшей свободой, с ним ассоциировался Разум, пусть люди и заблуждались в таких убеждениях. Смотря в глаза Киры, Кам видел благоговейный трепет перед ним. Девушке хотелось стать ближе, чтобы почувствовать себя особенной, защищённой и нужной рядом.

Но сейчас Кира казалась совсем другой. Дело было не в золотых лучах солнца, светивших сквозь её волосы, а в самой девушке. Кам помнил, что уже три раза объяснил про повязку на браслете, которая спасала Киру от контроля Разума до достижения надёжного укрытия. Но спутница всё также боялась неба над головой. Девушка изредка отрывала взгляд от земли, тут же спохватывалась и неуверенно оступалась. Она стояла на тех же красивых и сильных ногах, но сейчас они перебирались неровной походкой по незнакомым тропинкам. Что смотрелось забавно и убого. Аккуратные и не сильно загрубевшие от забот руки старались опереться на что-то, обхватывая пальцами кору деревьев и кустарники, судорожно перебирая воздух. Что-то не перестраивалось, необратимо ломаясь за её молчанием. Дерево трещало, то ли в досках под ногами, то ли в запертой двери внутри сознания Киры.

От этого зрелища Кам некоторое время не мог прийти в себя, молча переставляя ноги и не слыша ничего вокруг. Что только усугубило происходящее.

Под заходящим солнцем свершение планов оказалось несколько другим, нежели представлял себе мужчина. Спутница была та же, но обезображенная страхом и упёртым нежеланием понять его. Виной всему оставалась неспособность. Сам Кам чувствовал себя иначе, проклиная собственную поспешность и наивность. Ему казалось, что идею загубил он сам, поддавшись нетерпению и желанию обладать своей жизнью, девушкой, судьбой. Он не удосужился понять её поведение. Но возможностей сдаваться и возвращаться у него не осталось. А отпускать спутницу он не мог себя заставить, даже чувствуя, как шириться пропасть между ними. Опасность наваливалась с каждой секундой, подходящий момент, случайность.

Кира шла, смотря на грязную обувь, чувствую усталость и ожидаемое волнение, от которого время растягивалось в душном, застоявшемся воздухе. Брела, стараясь зацепиться глазами за что-то примечательное. Притягательность спутника и его восторженность не могла придать больше сил. Его прежнее положение и постоянность теряли значение вне общины. Девушка чувствовала, что Кам читает это в её глазах. И мужчина выглядел странным, более раздражительным с каждым шагом. Она не знала, что ещё могло случиться. Страх заполнял внимание вместе с новыми запахами, усталостью ног, странными звуками.

Небо, непривычное и заполненное облаками, казалось слишком текстурным и высоким. Ничего приятного и спокойного, ничего понятного и уютного впереди даже не мерещилось, при том, что она чётко поняла: закрытый браслет не связывает больше с прошлым, к которому нет возврата. Факт не прибавлял к внутренней скованности ничего нового. Кира знала, насколько притягательной для Кама казалась идея совместного бегства, как он хотел остаться с ней. Но особой уверенности в его глазах девушка не могла найти: одержимость, желание или пугающий блеск — да, но не понимание и защиту. Позднее тревожные мысли перетекли в осознание собственной обречённости и зависимости, забирая остатки уверенности, отчего каждый шаг наливался тяжестью. Кам это видел, но не понимал.

Напряжение нарастало, ожидая подходящего момента. Кам нервничал. Кира никак не могла найти точку опоры, чтобы успевать следом. Силы уходили очень быстро. Красоту девушки оттеняла усталость лица и походка стёртых ног. Кам утратил облик жреца вне Общины, не зная, когда лучше организовать привал и стоит ли подыскать перевалочный пункт ближе к оставленному дому. Неприятности оставались вопросом времени, стремительно приближаясь, пока Кам никак не мог найти решение.

Ноги отмеряли шаги в ночи, налитые усталостью, тяжёлые, как и мысли обладателя. Кам шёл, стараясь не думать ни о чём в ночной тишине. До собранных и спрятанных заранее вещей оставалось идти не больше получаса, но теперь даже тридцать минут не волновали мужчину.

Ни капли. Кровь отхлынула от бледного лица и не спешила возвращаться. Кам перебирал черты лица девушки, путаясь и стараясь сохранить произошедшее в собственной голове, запихнуть воспоминание в надежный раздел памяти. Выложить из произошедшего барьер. Чтобы сохранить одиночество до удобного случая. Что ему оставалось хранить внутри?

Он помнил, как Кира заплакала и упала на землю, содрогаясь и пугая его с каждым новым вскриком. Он помнил, как пытался уговаривать её, обрисовывая картины и будущее, насколько радужно то виделось ему самому. Кам старался услышать что-то, затем пробовал молчать, пытался обнять и успокоить девушку. Но от каждой попытки или от бездействия становилось только хуже.

Черты, мелькавшие за намокшими локонами волос, превратили милое лицо в страшную гримасу боли. Кам терялся ещё больше и не сразу смог решиться на что-то осознанное, оставив в отчаянии спешные и сумбурные решения. Сейчас это казалось главной ошибкой, но тогда он вспомнил один из врезанных в память образов.

Уверенно подойдя к Кире, он предупредил девушку, что понесёт её на руках, раз она сама не может идти за ним. Не разбираясь в желаниях и причинах, он попробовал подхватить на руки лёгкое тело, но тут что-то пошло вразрез с ожиданиями. Кира принялась отбиваться, в какой-то момент начав отталкивать руки мужчины, а затем и вовсе вырвалась, стараясь подняться на ноги.

Кам не помнил, он схватил за руку девушку или Кира ударила его запястьем. Или не хотел помнить. Особого значения это не имело. Он помнил уже знакомое выражение глаз, обмякшее тело, звон в голове, желание умереть вслед за ней, желание оттолкнуть ещё тёплые остатки. Идеи кидались по крайностям.

За пределами разрешённой зоны, оказавшись со сброшенным блокирующим элементом, девушка чувствовала, как браслет вводит яд, не успевая понять, за что время сжалось из будущего в остатки секунд. А для Кама мир сжался до точки. В которой он решил не ночевать, в которой он принял одиночество, в которой счастливые образы сменили навязчивые мысли и желание спрятаться, скрыться ото всех и от себя. В необходимость избавиться от прошлого. Боль в усталых ногах, запах немытого тела и скудная еда стали такими же вечными спутниками в дороге. И страшные воспоминания, которые отходили в пути на второй план, подымались из-за горизонта только вместе со звездами по ночам.

Сон перемежался кошмарами, не оставляя способов бегства. Но Кам не оставлял попыток.

25

— Ты очень красивая, — Птах улыбнулся, пока девушка поднималась на локтях. — Хоть и кажешься немного сумасшедшей. В разумной доле это прибавляет очарования.

С улыбкой мужчина смотрел на лицо спутницы. Выждав несколько секунд, он продолжил:

— Чёрт, пока летел сюда только и упражнялся в дурацких планах. В угоду слабостям. Думал, как прилечу, скроюсь, спрячусь и останусь здесь. И не будет желания вернуться, ничто не вытеснит ежедневные заботы и созерцание. Знаешь, хотел постоянно смотреть на звёзды, солнце, траву, снег.

Мужчина усилил подсветку костюма и осмотрелся. Чаще заморгал и продолжил:

— Сомневался, конечно. Не думал, что выдержу изоляцию и не улечу в первые же дни. А вот сейчас снег спускается хлопьями. Я вырываю лучом поток и понимаю — смог бы. Это не страшно, затеряться или остаться. Страшно потерять себя.

Аня очнулась, рассчитав оставшееся время. С десяток минут на крыше с рефлексирующим, не выспавшимся и пребывающим в неизвестности мужчиной. Девушка зевнула, подумав не только о необычной красоте момента в середине ночи, но и о том, почему мужчина заговорил именно сейчас.

— И что же тебя остановило? — спросила она, осматриваясь. — Что оставило здесь? Тебя не приковывали, тебя не влюбляли, мной не предлагались экскурсии и увеселительные прогулки. Сам напросился. Шансов нарваться на происходящее сейчас не представлялось. Вероятность приключений была ничтожной. Это не сказка, я не красавица в башне. Конец может статься внезапным.

— Но мы же здесь, — втиснулся в паузу Птах и развёл руками. — Мне интересно, куда заведёт знакомство. В первую ночь, когда я увидел тебя спящей, ничего не изменилось. Но что-то подтолкнуло покопаться в твоей работе. Чтобы обнаружить чужие эмоции. Зацепиться, поучаствовать. Чтобы оказаться здесь.

— Знаешь, я живу в рутине будней, — ответила девушка громче и посмотрела на собственные ноги. — Ищу что-то ценное, выращиваю цветы, отсылаю отчёты по задачам. Много рутины, меньше свободы, обычно почти нет людей рядом и совсем плохо с сумасшедшими желаниями. Вероятность застрять здесь, ввязаться в приключения, по подсчётам систем казалась ничтожной.

Аня сняла часть защиты, чтобы вдохнуть холодный воздух. Нескольким снежинкам удалось проскочить следом и растаять, остаться капельками на коже. Девушка улыбнулась и продолжила:

— Поэтому мой дом здесь. Остальное просто случилось. Оправданная авантюра оказалась слишком привлекательной. Поэтому мы ввязались в преследование. Нас подловили, поэтому мы застряли здесь. События — не простые совпадения. Уверена, что многое в этой истории ещё остаётся в тени. Но одно мне ясно — это приключение зря выбрало меня.

Птах хотел возразить, но девушка остановила его жестом.

— Да, и твоё новое ощущение возврата в самую гущу событий — случайность. Обычно здесь день сурка. Присмотрись ты после — шум листьев или хруст снега здесь одинаковый. Из года в год я переживаю дни и месяцы одна, сама ищу внутри что-то новое. Никто за тебя не станет лучше.

— Тем интереснее, — мужчина перевёл взгляд на призрачные силуэты зданий вокруг, едва различимые через поредевшую белую завесу. — Тут новое затеряно в забытом и оставленном. Нет, я не сторонник возвратов к природе, не спешу лезть на дерево, собирать плоды не стремлюсь. Но иногда хочется установить границу для новой техногенной или социальной волны, пока её не приняло на себя общество. Хотя бы для себя.

Птах смахнул руками снег с костюма. Посмотрел на спутницу, шумно выдохнул и закончил мысль напрямую, передавая и слепки ощущений и идей:

— Потоки воды разбиваются о волнорезы, волны гасят ветер. Мне кажется, что постоянные расколы на не слышащее ничего большинство людей и оставленное с ненавистью меньшинство общество так ничему и не научили. А нам нужно единство. Быть вместе. Это комплексная вещь.

Некоторое время они просидели молча, всматриваясь в середину ночи, в крупные хлопья поредевшего снегопада и бессмысленные пустые здания вокруг. Ни в одном из них не проявлялось ни следа движения. Складывалось чёткое ощущение, что ловушку оставили без физических наблюдателей поблизости. Что если и есть кто-то рядом, то присутствие незримо и не слышно. Поэтому движение намного раньше людей отметила сеть.

— Аня, посмотри! — встревоженно сказал Птах, подымаясь и освещая часть купола и пространства поблизости фонарём. — Около люка для воды. Ты видишь?

Рядом с техническим отверстием для слива дождевой воды, метрах в шести от гексагонов, действительно кто-то двигался. Два глаза, выхваченные фонарём, сначала показались, а затем медленно направились в сторону вершины. И когда свет фонарей в костюмах выхватил немного шерсти и часть мановений хвоста, девушка положила руку на плечо спутника:

— Подожди, я узнаю эти усы и хвост, — улыбнулась и сказала она. — Больше того, именно его мы и ждали. Знаешь, можешь смело перестать светить в мордаху Тесея. Поверь, это не очень приятно.

— Чёрт, и у него в зубах верёвка! — заметил Птах и растерянно опустил руки. — Что это за магия? Как он нашёл нас и как сообразил захватить необходимое? Даже не думай рассказать мне про эволюцию котов и дружбу. После краткого экскурса в скоординированные действия техногенных варваров с оккультными хобби. Я в чудеса не верю.

Анна пожала плечами и ответила:

— Это правда. Я позвала друга. И он пришёл.

— Ты ждала серого кота, конечно, — отшутился мужчина и махнул рукой. — Всё с ним не так просто, да?

— Иди ко мне, милый, — девушка, не замечая вопросов, взяла на руки Тесея и откинула в сторону мужчины верёвку. — Держи. Выведет нас из ловушки, а урчание заметно восстановит мои силы. Польза во всём. История короткая, расскажу быстро за это время.

Передача данных заняла мгновения. Сеть выделяла материалы, о которых говорила девушка, участки на графиках и удачные иллюстрации. Аня гладила кота и вещала в такт движениям:

— Тесей тот еще герой. Вовсе не за сражение с минотавром приобрёл своё имя и стал моим другом. Да, такой характер вывелся. После массового исхода популяция диких кошек достигла апогея. Потом естественный отбор оставил только сильнейших. Даже кошкам на земле выжить сложно.

Теперь уже проекция тела животного возникла перед молодыми людьми. Сеть достраивала общий вид процессов, подсвечивая части и дополняя пояснениями сказанное.

— Когда я подобрала умирающее животное, его хорошенько изуродовала стая диких собак. Могли и сожрать. Оборванцу не повезло, но он и был совсем котёнком. Выжившим котёнком из-за нашей встречи. После лечения его пришлось подключить к общей системе, чтобы имплантированные части и вживлённые системы позволили ему полноценно развиваться. Они продлили ему жизнь, сделали умнее, но не включили в сеть как полноценную часть. Системы считают его роботом в моменты технического обслуживания. Я считаю его другом. Тесей уверен, что он обычный кот. Только привязался ко мне. А его подруга за всё хорошее пару раз использовала смазливую моську в собственных коварных целях, да малыш?

Кот обнюхал рот девушки, а затем несколько раз боднул её, не прекращая урчать. Аня разместила его за спиной в ранцевой части костюма, пока Птах привязывал к куполу верёвку, громко бормоча в пустоту:

— Очень понятно, спокойно и нормально. Кот — симбиоз машины и искусственного разума, незаконно подключенный к системам, способный отвязать небольшой канат и тащить его за собой на высоту в несколько метров. Его спасительница нарушила с десяток законов, ни о чём никого не предупредила, держит на руках невиданную зверюшку и радуется. Да он меня при первой встрече запросто мог искалечить, автоматизированный зверь. Действительно, не стоило предупреждать, велика честь…

— Да перестань ты! — прервала Аня. — Спасли же? Можешь поблагодарить кота и перестать причитать. Ничего плохого не произошло, никто не пострадал. А если ты ещё и перестанешь ныть, то сможешь погладить Тесея!

— Нет уж, спасибо! — Птах покачал головой, проверяя узел на прочность. — Ты права, вышло куда эффективнее спасения ближайшими машинами или экстренной помощью. Но последний вопрос всё ещё не выходит из головы. Буквально вертится на языке.

— О чём ты? — спросила девушка, уже снимая крепления с соседнего гексагона.

Аккуратно, чтобы не провалиться вниз от резкого сдвига, они вдвоём закрепили верёвку на костюмах и попробовали сдвинуть заветную панель. С третьей попытки со страшным скрипом та съехала по полозьям в сторону, открыв часть окна для света, снега, морозного воздуха и спуска.

— За нами закроют, — сказала Аня, смотря вниз. — Это не к спеху и можно спокойно оставить машинам. Что ты хотел спросить? Сейчас самый лучший момент начать доверять друг другу полностью. Можем начать разговаривать. Например, отвечать на вопросы.

Внизу колыхалась листва, последняя зелень на всю округу. Через прогал спускался свет луны, вышедшей на несколько минут из-за туч. Снег падал в нём, будто белая ткань искрилась, спускаясь до ветвей.

— Почему Тесей? — повернулся к девушке мужчина. — Какой лабиринт ему удалось пройти, какого Минотавра победить? Странное имя для кота, согласись.

— Оставляем инсинуации! — девушка поднялась на ноги, пока Птах спускал в открывшееся отверстие верёвку. — Он — парадокс. Большая часть кота заменена, но он остаётся тем же, моим другом. Как галера Тесея, даже после замены всех досок, оставалась в каком-то смысле той же галерой.

— Ну, одним вопросом меньше, — отозвался Птах, примериваясь к спуску. — Придержи верёвку, на всякий случай. А я снизу постараюсь подстраховать тебя. По рукам?

— Согласна! — кивнула девушка. — И на этот раз мы оставим верёвку, но пополним запасы для синтеза. Я закажу доставку в следующую удобную точку. Нас ждут, а это накладывает некоторые обязательства. За городом придется отпустить нашего спутника, но сейчас предлагаю найти ночлег и никуда не спешить. Похоже, это не так важно.

26

Над Анной склонилось несколько лиц. Михаил, Даша в прежнем костюме и в длинном жилете, ещё пара знакомых коллег. Все казались немного встревоженными, но не более того. Ясность возвращалась медленно, с трудом преодолевая навязчивое головокружение. Словно будильник пелену сна. Девушку поддерживали под голову и плечи, пока Михаил укладывал под её затылок и шею свой свитер. Он остался в рубашке, которая успела местами выбиться из брюк. К слову, вид у всех оказался слегка растрёпанным. При попытке осмотреться потщательней, боль паутиной вспыхнула в голове, отчего девушка поморщилась и зажмурилась.

— Аня, постарайся повременить с резкими движениями и подождать с вопросами, — сказал Михаил, улыбнулся и сильно потёр виски и лоб левой рукой. — Мы будем шуметь. Постараемся всё закончить скоро и аккуратно. Пока отдыхай и приходи в себя, постарайся отойти. Помочь ещё успеешь.

Слова с трудом складывались в нечто цельное. Мысли путались среди тяжёлого тумана внутри черепной коробки. Пока глаза никак не могли сфокусироваться на вещах и людях, дымка окружала передвижения предметов. Когда девушке стало лучше, Михаил повернулся к паре мужчин слева и указал им кивком на стену. Один из них взялся за тяжёлую напольную вешалку, а второй натянул испачканные старые рабочие перчатки и помог поднять весомый предмет. Послышались ритмичные удары, один за другим. Анна, с трудом продирая глаза, внимательнее осмотрелась.

Мужчины ломали межкомнатную перегородку, ведущую в технические помещения. Около выхода стояла Даша и успокаивала коллегу. Михаил оставался рядом, время от времени переводя взгляд от одного человека к другому, встряхивая головой из стороны в сторону и почёсывая левую руку. За его спиной оставался стол, окружённый стульями и служивший последним нетронутым остатком переговорной комнаты, ныне забросанной частями перегородки, вещами и сумками, бутылками из шкафа в углу. Часть пластиковых тар оказалась наполовину пустой, но по их количеству Аня поняла — с начала прошло не так много времени. Но с начало чего?

— Почему мы пытаемся выбраться? — выдавила из себя девушка, едва собирая спутанные и перемешанные на языке слова. — Что происходит?

— Мы заперты, — с некоторой отчуждённостью, нервно потирая глаза, ответил Михаил. — План такой. Для начала мы отключим здесь всё. Должны перезапуститься системы безопасности и аварийная система. Потом попробуем пробраться к выходу.

Нервозность не находила на мужчину ни разу с момента их знакомства. Сейчас тревога пронизывала движения и голос. Что заставило девушку забеспокоиться, заново взглянув на происходящее. Страхи в одиночестве сменились замешательством. Ей показалось, что нужно скорее что-то делать. Силы возвращались медленно. Анна ещё раз заглянула за спину мужчине.

— Но почему? — спросила девушка. — Почему они ломают стену? Там же серверная и часть питания. Основные системы не здесь. Эта сирена, она даже крики не заглушает. А остальные сидят, пока происходит непонятно что.

Михаил посмотрел за спину, на завалы вокруг стола. Его лицо покрылось морщинами, а потом осунулось. Он повернулся к девушке и пристально посмотрел на неё. Мужчина явно не мог что-то решить, оценивая про себя возможные варианты. Сосредоточившись, через минуту Михаил всё-таки ответил:

— Аня, ты была без сознания с полчаса. Тебе крепко досталось, кроме снотворного ты хорошо ударилась, когда дверь открывалась. Дело не в этом. Ты не виновата, нужно взять себя в руки. Позади меня пустые кресла, там нет людей. А ты их видела, бурно спорящих. Тебе показалось. Сигнал тревоги давно отключили, но кондиционеры и правда бешеного работают. Никто не кричит, хотя шум в ушах сбивает нас всех.

— Господи… — испуганно сказала девушка, всматриваясь в предметы, пока мысли путались. — Что происходит? Предметы расплываются. Чёрт, уверена, что минуту назад эти кресла походили на людей. Видела их миллион раз, но в голове бардак.

Голос в конце сорвался и задрожал на непривычно высоких нотах.

— Успокойся, — от очередного сильного звука удара слева мужчина поморщился и продолжил не сразу. — Должно всё наладиться.

Часть стены коллеги уже отбили и вытаскивали руками. Пыль и куски с остатками обоев падали на пол. На достаточное для человека отверстие оставалось потратить с десяток минут — стена служила перегородкой, не являясь несущей. Люди, все серые и грязные от пыли и пота, в прилипших рубашках и в лёгкой обуви, выглядели непривычно агрессивными и напуганными. Даша с успокоившимся сотрудником отошли и теперь пытались вдвоём вскрыть электронный замок двери напротив. В руках у них мелькали брелок-мультитул и что-то из столовых приборов. Анна поморщилась от очередной волны тупой боли, зажмурилась и повернулась к Михаилу.

— Что наладится? — выдавила она. — Что вообще происходит? Тревога военных, теракт или стихийное бедствие? Чёрт, я не могу очнуться. Как все оказались взаперти, не понять. Зачем отключать системы, пока мы не можем выбраться? Никак не позвать на помощь и не выйти?

— Не получается. — покачал головой Михаил. — Всем тяжело. Кто-то проник в систему безопасности, влез в общее управление зданием. Довольно умело, со знанием дела. И сейчас пытается наладить связь, перенести данные из локальной сети. И все наши решения, до окончания работ, смогут забрать или уничтожить. Поэтому мы хотим отрубить сеть и перезапустить системы. И не только.

Девушка прищурилась и подобрала слова:

— Ты думаешь, проблема в Элис?

Михаил посмотрел на девушку, на пол. Покивал, словно болванчик и ответил.

— Может быть. Может внешний взлом. Точно не случайность. Не знаю.

Мужчина осмотрелся. Все вокруг старались выбраться. Михаил подошёл на шаг ближе и договорил тише:

— Нас отключили, в разное время, но с помощью системы вентиляции. В лаборатории хранятся подходящие препараты. Для погружения в разные фазы сна, для снятия показаний, для расслабления, для считывания эмоций, чувств и воспоминаний — вся медикаментозная часть, судя по всему, оказалась в системе вентиляции. Её запустили в процессы увлажнения и очистки. Теперь усыпляют нас, успокаивают или отрывают восприятие от реальности, словно мы — лабораторные крысы. Это тоже нужно прекратить. С остальным разберёмся. Вся автоматика требует перезапуска.

Анна приподнялась и прислонилась к стене. Ей трудно давался смысл слов, и девушка еще собирала в голове план действий. Куски стены, отбитые ритмичными движениями металлической вешалки, теперь отрывались руками. Дарья отошла к большому столу, забирая из стоящей рядом тумбочки пару бутылок с водой. Михаил сел рядом и продолжил, растирая виски пальцами:

— Я увидел предупреждение системы безопасности. Техника отключилась, я решил перезапустить системы вручную. Но наткнулся на закрытую дверь и нескольких коллег. Дверь к ручному управлению не закрывается от меня по протоколу, да и препараты в вентиляцию не попадают просто так. Очнулись мы все уже запертыми, с общими синдромами: головная боль, слабые галлюцинации, пассивность и отстранённость. Моя карточка теперь бесполезна.

Девушка нахмурилась. Ещё раз посмотрела на кресла, со стоном зажмурилась и выругалась. Михаил попробовал её успокоить:

— Не переживай, у всех предметы оживают. Тени принимают различные формы, все в курсе. Время уходит, мне нужно возвращаться, раз ты хоть в каком-то порядке. Если сможешь очнуться, помоги Даше с замком. Если нет — постарайся не засыпать. Физического воздействия или угрозы для жизни пока нет, но кто знает. Лучше быть настороже.

Мужчина с трудом поднялся, слегка покачнувшись в конце. Неуверенной походкой он подошел к стене, подобрал загнутую железку и медленно сжал орудие руками. Происхождение её уже не отслеживалось, но несмотря на неудобные инструменты, работа сильно продвинулась. Вскоре мужчины пробили сквозное отверстие до размеров половины человеческого туловища. Анна повернула голову. Даша стояла на коленях перед замком. За её головой толком ничего нельзя было разобрать. Девушка зажмурилась от очередного наката боли, пока мысли смывались ожиданием.

Над головой лампы расплывались в кругах света. Анна протянула руки к лучам, почувствовав лёгкость и прозрачность. Пальцы тонули, исчезая в ярком свечение. Луч словно полнился искрами, как от снежинок. Девушка удивлённо выдохнула, заметив, как от звуков голоса сеть потолка пришла в движение. Рябь прокатилась из угла в угол, тенью обегая яркие прямоугольники. Мешок вывалился из опрокинутой корзины и казался крупным серым котом под вой вентиляции. В ушах, между шумом от разбора стены, вплетался шёпот. Анна понимала, что всё может быть иллюзией. Она не представляла, что делать дальше, потому как защитные мысли вместе со здравым смыслом отходили на второй план. Тёплая волна нахлынула…

— Миша! — послышался крик Дарьи. — Быстрее. Концентрацию увеличили. Я только что отключилась. Всего на пару секунд. Но Аня бредит. Нужно лезть так, пытаться достать, нет больше времени! Иначе выключимся, погаснем все здесь.

Она быстро, но не совсем уверенно подошла к Михаилу. Он уже начал пробираться в получившееся отверстие, но левое плечо не проходило. Даша отстранила его и, несмотря на атлетичное телосложение, легко пролезла внутрь. Аня почувствовала, как боль в голове и шее становится нестерпимой и перевела взгляд на лампы. Голова наполнялась туманом, становилось всё тяжелее удерживать в ней мысли. Девушка толком не заметила, погас раньше свет или она уснула вновь. Крики знакомых коллег доносились уже сквозь дрёму, когда секунды слились в единое целое.

27

Цели оставались в пригороде, окружённые и засыпанные завалами снега. Аня усмехнулась и свернула карту. Судя по ней и по прогнозам погоды со спутников, отправиться в путь им удастся через неделю. Все дороги заметало, люди снаружи сталкивались с непроходимой рыхлой белой стеной из крупных хлопьев снега и ветра. Всё остановилось, но с гарантированным теплом и уютом устроилась только она с Птахом. Снаружи холодало при нулевой видимости внутри метели. В таких условиях поиски еды и тепла могли стоить серьёзного обморожения.

Аня поёжилась от одной мысли о перспективе перемещений, спускаясь по ступеням на уровень ниже. Девушка заказала еду и перебирала пальцами по текстурной структуре стен. Оформленные под дерево, поверхности светились изнутри, особенно ярко под местами стыков защитных вставок. Все умные технологии устарели, но обладали собственным шармом. Роскошь прошедшей эпохи словно переносил девушку с каждым шагом в фильмы о прошлом, другом, забытом и необычном.

Птах всё еще сидел в кресле, вперясь невидящим взглядом внутрь пелены, кружившей снаружи. Здание, созданное в качестве гостиницы, поддерживалось вместе с ограниченным районом города. Оно поднималась над границей законсервированной зоны стеклянной башней, за которой оставались лишь ангары аэропорта и космопорта. В погожий день и в безоблачную ночь отсюда открывался вид на весь пригород, заваленный снегом. За ним вдалеке стоял хвойный лес.

Сейчас всё заслоняло полотно. Снежные вихри заполонили пространство вокруг, по ту сторону стекла. Живая картина казалась промёрзшей и оставляла безысходное ощущение пустоты вокруг. Всё, что внутри и снаружи не выхватывала подсветка, забирал мрак. Тёмная пелена добавляла контрастности, с чувством тупика и неизвестности. Одиночество света и людей за стеклом будто подчёркивалось.

Анна выпала из оцепенения, когда по пустому помещению прокатилось эхо от тяжёлого кашля. Избавившись от его причины, Птах растёр покрасневшее лицо руками. Опустил их, убирая подальше от раздражённой кожи. Куски ткани вокруг него были неаккуратно сложены, но мужчина быстро подхватил один из платков. Ещё покашлял, закрыв глаза от досады.

Все последние дни взгляд мужчины словно тускнел. Нездоровый румянец и немного стеклянные глаза выдавали повышенную температуру. Системы извещали о болезни, но серьёзные меры не считались необходимыми. Девушка подумала, что хорошие новости отлично дополнят постельный режим.

— Как мы и предполагали, они никуда не спешат, — сказала Аня, не сводя глаз с замершего лица мужчины. — Скорее всего, нашли еду и укрытие. Не знаю, как ты умудрился заболеть, но у тебя есть почти неделя на полнейшее выздоровление. И мне всё равно, благодаря чему: коварному плану или обильному снегопаду. Итог один — мы застряли здесь. Только ты и я, милый.

— Очень актуально, — осиплым голосом с заложенным носом прохрипел мужчина. — Почему от насморка до сих пор не изобрели лекарство? Века не властны над смертью, ужасными болезнями и заложенным носом, чёрт…

— Потому что это проявление, а не сама болезнь, — спокойно вставила Аня, когда Птах опять занялся кашлем. — Сам знаешь. Ты излечиваешься, а температура и неприятные выделения обязательны. Пока ты сильно ослаблен. Здесь внизу живут болезни, тысячелетиями натасканные на нас. Это не иная планета и не чистые коридоры станций с подобранным воздухом. Но и неизвестную заразу сложно подхватить.

— Я могу двигаться дальше, — посмотрев на девушку, сказал Птах. — Давай нагоним их. Немного лекарств, побольше поддержки со стороны костюма…

— Повысятся затраты энергии, риски осложнений и сопутствующего вреда здоровью, — перебила Анна. — Подумай, это не просто незнакомые существа. Мы для них даже не полубоги или демоны, мы очень даже смертные. Они умеют разные вещи подстраивать, видят всё в реальном свете. А мы не знаем, откуда и почему. Разряженный сверх меры костюм, меньшая концентрация и ослабленное состояние, незнакомая местность, хорошая ловушка — всё вместе может сработать в нужный момент. Не по отдельности, так разом. Торопиться опасно и бессмысленно.

— Оставаться тоже не слишком безопасно, — кашляя ответил Птах и устало закрыл лицо руками. — Мне не усидеть в бездействии и при повышении температуры, а дать контролировать костюму деятельность моего серого вещества больше не позволю. Я не уверен, что это хорошо.

— Ты же понимаешь, что здесь ты в безопасности? — спокойно спросила девушка. — Местных заранее выследят, сеть не предложит тебе что-то новое в критическую минуту. Только необходимое лечение или продолжение непрерывных безопасных процедур.

Птах наклонил голову, махнул рукой и ответил:

— Не смотри так, страхи бесами повыскакивали из углов. Пользуются слабостью, водят хоровод вокруг головы, давят на виски. Теперь мгновениями бред и галлюцинации находят, словно тучи на облака. Какая тут рациональность? И это ещё не самое страшное…

Мужчина долго смотрел на хаотичное движение за стеклом, не обращая внимание на обеспокоенную и расстроенную девушку. Та поставила на стеклянный столик, чуть левее от него, стакан воды. Словно взвешивая и оценивая открытую книгу на лице мужчины, пропустила сказанное. Птах кряхтел и кашлял, периодически сморкаясь. Перестав ждать, не спрашивая собеседника, девушка подошла к внутренней грани стекла и заказала ужин. Она всматривалась в отражение сидящего спутника, пока не встретилась с ним взглядом. Что-то загнанное, не только болезненное, в выражении покрасневших глаз, заставило девушку обернуться.

— Здесь безопасно и мне станет лучше, — продолжил тише Птах. — Знаю, прости. Я заперт с тобой вот в такой форме. Двойственная ситуация. Тебя не надо спасать, ты красивая и интересная, у тебя нет всех ответов и нет страха перед вопросами. И я не понимаю, чем именно привязался к тебе и достаточно болен, чтобы проявить слабость. Насколько ты оказалась близко и как так сложилось?

— Ну, ты спустился вниз, — улыбнулась Аня. — Не было выбора.

— Прости, верно. Свалился, как снег на голову. Толком даже не знаю, насколько добровольно ты рядом всё это время. Но в пелене бреда некоторые вещи становятся гипертрофированными. Без тебя страшнее теряться, оставаться в стеклянной клетке, идти следом за стайкой безумных провожатых, думать о будущем, планировать вернуться. И тени стали страшными призраками в тёмных углах…

В этот момент свет моргнул и погас. Аня, полностью подключённая к системам, постаралась провести мониторинг, как только включилось аварийное питание. Птах, снизивший нагрузку на нервную систему, всматривался в игру теней на её лице. В полумраке тусклый свет дополняла слабая подсветка костюма спутницы.

— Пойдем от хороших новостей к плохим, — сказала Аня, осматривая комнату. — Отключилось основное питание, мы наткнулись на непредвиденные проблемы после приостановки консервации. Предварительно, восстановление займёт около двенадцати часов. Всего. На это время от резервного генератора будут запущены только минимальные системы жизнеобеспечения и системы безопасности. Кроме защиты, доступны вода и тепло, локально. Плохо, что их еды останутся только полуфабрикаты, но, на наше счастье, этот ужин успел приготовиться.

— Не хочется оставаться при этом в темноте, — кашляя, сказал Птах. — Может включим несколько ламп? Это не сильно разрядит костюмы или резервные системы.

— Но уютней в клочке яркого света не станет, поверь мне, — задумчиво сказала девушка, осматривая зал. — И тебе лучше меньше двигаться. Это рекреационный зал, с соответствующим оборудованием, как твоё кресло. С соответствующим декором тоже. Как и всё убранство, оно немного опускает нас на землю. При этом всё необходимое должно быть. Дай мне пройтись и осмотреться. Посидишь один пару минут?

Птах кивнул головой, ухмыльнулся и проводил девушку глазами. Он смотрел, как она собирает что-то, обходя зал и открывая встроенные панели. Представлял, каково это — жить в чуть большем клочке света среди темноты леса. Затем занялся кашлем и убрал очередной платок от лица уже в то время, когда девушка расставляла на ближайшем столике белые цилиндры. Она явно догадывалась, что он не понимает происходящего, и улыбалась, обращаясь к мужчине.

— Это свечи, — пояснила Аня, поджигая один из концов цилиндра. — Светя другим, они сгорают. Очень просто, достаточно уютно и эффективно в качестве временной меры до окончания ремонта. Верни минимальные подсказки сети, не страдай.

— Угу, открытый огонь в замкнутом помещении. — скептично начал мужчина, но затем добавил. — Архаично, но уместнее ламп. Шарики света вокруг них растягиваются и дрожат, словно от волнения, стремясь вверх. Танцы теней от любого дуновения…

— А мне приятна их независимость и универсальность, — выпалила Аня, присаживаясь рядом. — Нашла их на картинках, а затем и в помещениях. Достаточно уютно. Можно многое переоткрыть здесь, согласен?

— Я сбежал вниз, — нахмурившись сказал Птах и перевёл взгляд на окно. — Принялся переосмысливать собственные цели. Ничего не знаю толком. Раньше хотел самосохраниться, затеряться и успокоиться. Не получилось. В шагах по твёрдой, забитой прошлым земле, сам меняешься. Начинаешь проживать другую жизнь. У тебя нет такого?

Посмотрев на девушку, Птах с сожалением отметил некоторую расстроенность чувств на ее лице. Несколько секунд тянулась неудобная тишина. Второй раз за вечер он почувствовал себя неудобно, то ли недоговорив, то ли наговорив лишнего. Прескверное состояние давало о себе знать, тяжесть в висках от заложенности не оставляла. Разговор доносился будто издалека, да и в горле постоянно першило: слова давались с трудом.

— Пойми, я-то сюда не сбегала. Это мой дом, мои опыты, где хочется найти себя, заниматься интересной работой среди мира, который спит, залечивает раны и видит сны. Происходящее для меня — досадная гадость, прогрессирующая болезнь, вошедшая в мой мирок под противный аккомпанемент.

Аня тут же ещё покрутила данные и договорила:

— Может я и не замечала неудобную часть окружения. Что-то большее, чем значится в отчётах. Но я не уверена в необходимости тяжелой артиллерии. Не хочу сидеть и ждать, пока бравые воины что-то вытопчут или разнесут. Ты, например, проникся магией планеты. А если корпорация закроет здесь деятельность и определит всех нелегальных поселенцев опасными варварами, живущими по соседству с массой оружия? Я потеряю свой дом. В эвакуации, при столкновениях погибнет масса людей.

— А они — это мы, — отозвался Птах. — Кем бы не стали, это часть общества, которой требуется терапевт, а не хирург. Но может уже и слишком поздно. Может опасность выше предполагаемой нами?

— Думаю, что шансы малы. Но вокруг происходят странные вещи, — заключила Аня. — Я бы хотела разобраться в них. Тем более, что нас двое. В спину дышит не одиночество, не роботы и сети постоянно рядом, а уже знакомый человек. Отчёты вообще не заметили организованной внешней угрозы. Жалобу могут не принять всерьёз. Не очень приятно в таких ситуациях доверять прогнозам сети. Немного осторожности, исправные костюмы и согласованность действий — неплохое сочетание факторов. Главное, тебе я верю.

Птах улыбнулся. Всполохи света свечей освещали часть комнаты, которая медленно погрузилась в тишину. Молодые люди молчали, не собираясь пока идти за совершенно остывшим ужином. Им хотелось оставаться в закрытом мирке, внутри тёплого света и защищённости. И в то же время, каждый ловил себя на мысли, что ожидает настоящее чудо. Выход в живущий по правилам природы, открытый мир.

Идти по снегу, вдыхать свежий воздух и не бояться дремучих неизвестных соседей, их ненависти или кровавых привычек. Не бояться, доверяя технологиям, человеку рядом и симбиозу с искусственной частью интеллекта. Передышка, после движения в напряжении между этими мыслями, казалась естественной и спасительной.

28

Анна еще привыкала к машине, рассчитывая на аккумулятор в морозный день и на навигатор в глуши. Второй час стал особенно тягостным, несмотря на сменившийся пейзаж. Петляя среди деревень, девушка всё чаще стала встречать мёртвые дома. Чаще всего на краю деревень стояли тёмные неровные избушки, с обвалившейся крышей, битыми или заколоченными окнами. Порой пустые, иногда заколоченные или обгорелые глазницы смотрели на девушку остатками рам и ставней. Несколько раз на повороте её провожали угли — останки очередного пустого строения. Бесхозные остовы коровников, панели и обвалы заброшенных зданий, о назначении которых девушка могла только догадываться, добавляли шарма к разбитой дороге.

Машина спокойно обогнала автобус, который продолжал не спеша покачиваться в утренней белизне дороги, проходящей сквозь поле. Простор покрывал нетронутый снег. Съехав в рощицу, Анна забеспокоилась, пока не увидела забор и вывеску магазина. Разномастные здания, явно простоявшие не один десяток лет вокруг, оставляли двойственные ощущения давности и разрозненности. Каждый корпус разной высоты и эпохи отстоял от другого на метры и десятилетия.

Около крайнего девушка поставила машину и вышла осмотреться. После тепла салона слишком резко похолодало. Анна вместе с дрожью поймала в себе чувство неуверенности. Раскопала в бардачке затёртую за пару месяцев дежурную пачку открыла и извлекла сигарету, которая уже слегка обсыпалась. Спустя несколько минут, в том числе потраченных на бесплодные поиски урны, девушка наугад шла за группой людей, преимущественно женщин, которые вышли из автобуса и направились на работу.

Они обогнули двоих мужчин, и вскоре Анна заметила разящие вещие. Она увидела, как придерживает молодого и несильно тянет за руку его спутник, возможно родственник. Похожий, но с совсем отстранённым выражением лица. И поняла, что женщины даже не обернулись на происходящее, продолжая разговаривать, выпуская пар с каждым словом, словно в довесок.

Выпустив последний клуб дыма в воздух, Анна наконец выкинула мусор в урну возле проходной. Она была готова поспорить, что по слоям краски на ней и на заборе при удачном сколе можно было посчитать все годы жизни заведения. Обшарпанные деревянные стулья, с протёртой местами обивкой, стояли около стола, рядом с окошком. Кроме неё посетителей не было, как не были закрыты двери, как не скрывал любопытства упитанный охранник с непривычным говором, списавший данные её паспорта. Стены вокруг были совсем не жёлтые, но всё же изрядно мерзкие и пугающие.

Уточнив корпус и дорогу к нему, через десять минут девушка оказалась по ту сторону забора. В пустом и холодном дворе. Она повертела головой, не обнаружив никакого движения, и шумно выдохнула

Место, пережившее несколько десятилетий, застыло во времени. Если собрать его историю, например, снимками за сорок последних зим, никто не смог бы расставить их фотографии по порядку. Кирпичные здания, окна из прочных ячеек и плотные двери. Внутри нужного корпуса плитка советского времени, служебный лифт того же периода и самобытные железные двери усугубили тяжелое ожидание в одиночестве. Лестница государственного учреждения с железными поручнями, стены нейтрального цвета и пыль на всех поверхностях этажа.

Старая доска с информацией отозвалась в памяти школой, учреждениями и тоской. Среди объявлений, списков, перечней и правил висел график часов посещений. День был приёмный, но время начала пропуска посетителей указывалось на час позже, чем в интернете. Что несколько ухудшило ситуацию. Но и спустя полтора часа железную дверь никто не спешил открывать. Только после стука послышался лязг замков. А затем открылась и массивная дверь, обитая деревом с той стороны.

Сидя на стуле за столом и ожидая медсестру с безразличным взглядом, которая увела двух помощников непонятного вида за собой, девушка сменила тему переживаний. Никто не интересовался причиной визита, но картина вокруг становилась хуже с каждой минутой ожидания и рассмотрения. Запахи немытых тел, хлорки и туалета, смешивались. Молодые странные и вполне обычные люди слонялись по коридору. Забытые и малоподвижные старики шаркали ногами с потерянными лицами. Кто-то озирался и прятался, кто-то нагло разглядывал посетительницу. Слюни, кровные подтёки, синяки.

Здесь явно были и оставленные родными, и сбежавшие переждать, и запиханные в пыльный и душный угол, сплошь нездоровые личности. Где-то среди невнятного гомона и причитаний слышались постоянные стоны, кашель и тяжёлые вздохи. Вдалеке, прямо в коридоре, у окна лежал пожилой мужчина. Его безрезультатные попытки встать привлекли внимание девушки, но та так и не смогла рассмотреть, был ли он привязан к батарее или бортики кроватки как-то удерживали непослушное крупное тело.

За неприятным зрелищем она даже не заметила пришедших и подскочила, когда рядом с ней довольно резко посадили Михаила. На нём висела плотная байковая рубашка и штаны с оттянутыми коленками, дополняющие непривычный и чужой образ, в большей части состоявший из глупого, отрешённого и незнакомого взгляда. Во всём виде мужчины заключались разительные перемены, из-за которых девушка едва узнала бывшего начальника. Седые волосы прибавились в купе с горстью морщин, добавляя к потерянным мутным глазам ещё больше чудаковатости. Реакции на взгляд девушки не последовало ровно никакой, и после пары минут молчания она всё-таки отважилась начать разговор.

— Добрый день, Михаил.

Девушка следила, как пробегают секунды, пока стеклянные глаза ищут что-то вокруг. Она положила руку на слегка дрожащую мужскую, с высохшей и расчёсанной кожей. Заметив на ней ссадины и отметины на запястьях, Анна почувствовала ледяной холод и не увидела, как взгляд по руке всё-таки добрался до её лица.

— Они запрограммированы. Только принять меня. Ты всегда можешь навестить меня, а я уже нет. Никогда.

Фразы прозвучали с небольшим шипением и комканьем, но весьма осмысленно. Мужчина несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот. Анна едва успела переключится на услышанное, как он продолжил.

— Прости, моя хорошая, имени не вспомнить, — продолжил он. — Сегодня опять злые люди, горькие реки. Воду давали запить. Всё чешется и раздражение.

Он скорчил недовольную гримасу и поёрзал. Спёртый воздух не выдавал ничего необычного, кроме слишком сильного запаха пота. Миазмы стариков, бродивших рядом, перебивали любые пахучие симптомы и признаки. Но вскоре Анна поняла, что рубашка с длинными рукавами явно одевалась наспех перед выходом. Мужчине становилось жарко, и он потёр лицо. Смазанная грязь у рта обнажила сильный подтёк слева, что с впавшими глазами представляло собой страшную маску.

— Михаил, за что Вас так? — быстро спросила она, но тут же медленнее добавила. — Вы меня вообще помните?

Мужчина напротив немного замешкался, сглотнув слюну и молча шевеля губами. Затем он улыбнулся, только напомнив девушке о прежней своей улыбке, и сказал:

— Как же, не помню! Ты — хорошая девушка. Когда всё закончилось, я вынес тебя на собственных руках.

— Но куда Вы пропали потом? — спросила Анна.

— Я не пропадал никуда, — потирая лоб, сказал мужчина. — Я здесь. Всё закончилось, меня спрашивали как и куда всё делось. И я приехал сюда. Понимаешь, рассказать мне не дали. Кто-то вложил неверные ответы на вопросы, которые ещё не задали. Опасно, это нужно знать. Я стараюсь, но никто не верит. Вот почему я здесь. Хочешь, я тебе расскажу?

— Не надо, прошу, — остановила его Анна, приподняв руки и осмотревшись. — Я знаю, Вас засунули сюда. Вам можно чем-то помочь?

Радость на лице мужчины сменилась расстройством, а потом задумчивостью. Он выпрямился и молчал пару мину, переводя взгляд с одного предмета на другой, словно ожидая поддержку или зацепку. Высвободил руки, оставляя их на откуп дёрганным нечётким движениям и дрожи. А затем шёпотом, не переставая искать что-то взглядом, продолжил:

— Они всё забрали. Все разработки, что остались целы, теперь у спонсировавших фондов. Пытался предупредить их, организации, журналистов и регуляторов об опасности применения некоторых. Сбежал после угроз, продолжил рассказывать здесь. Продолжил. Но меня не слушали! Заперли здесь. За деньги. Надёжно.

— О какой опасности? — тоже шёпотом спросила девушка. — Последнее, из того, что я помню перед закрытием компании — несчастный случай во время тревоги. Мне пришло уведомление об увольнении. Пришлось вернуться домой. И я только недавно узнала, когда написала коллеге, что Вы попали в это отделение. Вы помогли мне, теперь я могу помочь Вам. Знаете, как вытащить Вас отсюда?

— Не получится, — сказал Михаил немного твёрже, когда глаза мужчины наконец остановились на одной точке стола. — От меня ничего не остаётся, день ото дня. Лошадиная доза медикаментоза. Не помню, когда сознание возвращалось. Не знаю, где ещё можно очнуться. Я сам виноват в этой ошибке. Тебе лучше уйти, меня опасно слушать всерьёз. Пытался. Тревога не уходит.

Михаил оторвал от пыльного угла стола взгляд и перенёс руки на другой край. Опираясь на них, он с трудом поднялся и, покачиваясь и опираясь рукой на стену, зашаркал ногами в дальнюю палату. Неровная походка, спущенные штаны, сутулость и яркий свет из окна делали силуэт неотличимым от остальных.

Анна проводила мужчину глазами и опустила взгляд на стол. Она чувствовала безысходность и непонимание от произошедшего. А в воздухе, в ярких лучах утреннего солнца, светились частички пыли. Они медленно опускались к собратьям на пыльную поверхность стола, на распавшийся местами лак и на то место, куда ещё недавно смотрел мужчина. Где отчётливо виднелись выведенные пальцами буквы «Даша».

— Я сильно пожалею позже, если не задам вопрос сейчас, — Птах вздохнул, не скрывая неприязни и волнения в голосе. — Ты абсолютно уверена?

— В чём именно? — Аня повернулась, разогнав сумрак светом костюма и не скрывая улыбки.

— Что мы созданы друг для друга и будем жить долго и счастливо, — не сдержав себя, выпалил спутник. — Пока смерть не разлучит нас.

Девушка развела руками и продолжила смотреть на мужчину с тем же вопросом, почти написанном на лице. Птах продолжил так же громко, но заметно медленнее:

— Чёрт, конечно же я спрашиваю про эти адские трассы под землёй. Ты уверена, что нам стоит идти по ним? Даже если непредвиденных обвалов на пути не возникнет, неизвестность и сложность могут нас серьёзно задержать или запутать. Да и место для ловушки отличное.

— Но выбора нет, — сказала и кивнула девушка.

Она вывела схему подземных коммуникаций с прежними данными. Области возможного тщательного наблюдения выделила цветом. Посмотрела вероятности и продолжила:

— У нас не так много машин, чтобы надёжно отследить даже ближайшие выходы. А тут время и энергию сэкономим. Тройка роботов, даже в воздух не поднимаясь, по стенам нагонит группу. Обеспечит мониторинг, проверку пути и надёжное преследование на безопасном расстоянии. Даже если люди разделятся.

— Знаешь, они не люди, — покачал головой Птах. — Не в нашем понимании слова. Не могут люди бросать своих, словно экспонаты, послания или семена раскидывая. Землекопы какие-то.

Шагая рядом, мужчина ещё раз пролистал слепки записей местных жителей, посмотрел материалы по туннелям. Выдохнул и высказался:

— До сих пор не понимаю, что мне кажется страшнее. Но! Лабиринты точно на вершине списка. Ветхие каналы в подземном мраке, чьи сети минимально поддерживаются от разрушения ордой машин. Почти везде там тишина, кроме звуков механических затворников, собранных и тлеющих во тьме.

— Я не совсем понимаю, — повернулась девушка и спросила: — чего ты боишься?

— Человечество всю историю боится смерти, не желая теряться в нитях ДНК. Сейчас миллиарды людей не верят в цифровое бессмертие, не связывая сознание с общим переносом информации. Кто-то считает воспроизведение смертью, кто-то боится спать. А я бежал от общего мышления, от свитых в откровенную порнографию мыслей множества. В ужасе не захотел потерять собственную личность в общей раме, в какофонии жизни. И зачем? Ради того, чтобы потеряться в одном из туннелей на глубине? Сгинуть по собственной воле. Ради этого мы топали за сумасшедшими сумасбродами, так?!

Недовольство Птах продолжал выражать уже на подходе к основному спуску, где туннель ушёл основательно на глубину. По дороге вниз желание говорить пропало у обоих. Следующие двадцать минут спутники шли по просторной ветке, около пяти метров в диаметре. Практически в полной тишине. Шаги отдавались гулким эхом в трубах, чьи уходящие вперёд плавные змеиные изгибы выхватывали лучи света костюмов.

Пока путники шли вперёд, в стороны пару раз отходили коммуникации и отверстия вентиляции. Воздух в обездвиженных тоннелях оказался неприятен и действовал угнетающе в чистом виде на организм. Костюмы фильтровали его, оставляя только гадать, есть ли подобные устройства у местных обитателей или им остаётся довольствоваться спёртой смрадной смесью.

После очередного ответвления Птах начал отсчитывать про себя шаги, не решаясь снова поднять вопрос о выборе дороги. На девятнадцатом шаге оба преследователя остановились. Из-за поворота навстречу им спешила пара ботов, ранее отпущенных вперёд. Разведчики замедлились в трёх шагах от пары людей и расположились на некотором расстоянии у потолка. Аня вытянула руку перед шагнувшим было Птахом, жестом остановив мужчину и повернув к нему лицо с детской улыбкой. Зазвучавший голос, приглушённый прозрачным шлемом и дополняемый динамиками, казался настолько привычным, словно они разговаривали на лужайке перед лесом.

— Подожди, подожди! — быстро сказала она. — Это моя маленькая мелочь. Сама разберусь.

Два робота, перебирая лапками по стенам, через минуту двинулись обратно, прочь от спутников, в уплотнение темноты. Спустя пару секунд, в почти материальном мраке тоннеля проступили три нити, скрутившие в движении по спирали в вервие, заспешившие вдаль. Птах сделал пару шагов вперёд, ускорился и вновь замедлил темп — реакция нити плавно подстраивалась под движения мужчины. Он уже было поспешил за маяком, как почувствовал толчок в левое плечо.

— И нельзя похвалить? — Аня обошла мужчину, повернувшего голову. — Как вписана нить в лабиринт, как удобно придумано. Эффект полёта маячка с экономией энергии — прекрасный компромисс практичности и эстетики. Чёрт, не дождёшься внимания, даже оставаясь единственной, адекватной и близкой девушкой на сотни километров в округе.

— Извини, это, наверное, паранойя, — сказал Птах, зашагав следом, спустив часть шлема и потерпев лицо рукой. — Мысли как воздух, не двигаются и дурно пахнут. Например, ты задумывалась, сколько роботов наблюдения за местными исчезло за последний месяц.

Девушка немного наклонила голову, кивнула и ответила:

— Десятки. А у нас все возвращаются. Я поняла тебя.

— А ещё эти шорохи, в которых слышится что угодно, но не передвижение наших роботов и не работа случайно встреченного ремонтника. Одно копошение отмирающих паразитов в настоящей жизни.

— Почему? Роботы и сети поддерживают, а не мешают живому.

— Потому что в наших машинах здесь я вижу призраков. Они не несут человеческих ценностей. Нет цели, нет жизни, одни вероятности возвращения. Всё ради расчёта, что выгоднее поддерживать часть инфраструктуры из-за возможностей использования. Неопределённость проекта меня завораживает. То ли из-за нескладности, то ли из-за скрежета, то ли по незнанию. Внутри зажёвывают что-то шестерни.

— Всё-таки надышался и наговорился, — обернулась Аня. — Мы здесь человечные. Роботы поддерживают генераторы, используют природные источники энергии, сохраняя постоянным количество работающих станций. Тепло земли или течение воды приводит механику в движение — уже не так важно. Мы здесь не приносим вред. У сетей внизу цель простая, с которой тем не менее сложно и необходимо справиться. Перемещение, очистка и хранение.

Девушка вывела знакомую систему тоннелей, но теперь точками подсветила машины. Скопления и производственные мощности, отдельные точки на длинных участках. Аня кивнула и продолжила:

— Чтобы поддерживать систему туннелей в приемлемом состоянии роботы множат себе подобных и дорабатывают последние решения и модели под условия действительности. Большая цивилизация, искусственная и осмысленная, с целями и эволюцией. Оставила в собственной колыбели оплот из идей учёных и технических решений в самих машинах. Они вполне могут просуществовать здесь дольше и больше человечества, изменив себя с утратой целеполагания нами на симбиоз с биосферой.

— Нет, давай перейдём от индукции к дедукции, — помотал головой мужчина. — Человек думает о смысле и конечности жизни. И спасается от мыслей, неспособных к решению задач, находя маленькие радости: уют и забота, работа и хобби, близкие и родные. Например, всю жизнь строит и обустраивает жилище, поддерживая тепло и жизнь внутри знакомых стен. И когда годы в приятных заботах незаметно пролетают сквозь тело и стены, последние требуют всё больше внимания против всё падающих к старости сил. Старый человек не успевает сам делать всё, а когда масса значительных дел уже не позволяет спокойно посмотреть из окна, он видит то, на что раньше не хотел обращать внимание.

— Особенно по утрам перед зеркалом, — согласилась Аня.

— Да. Старение приносит неумолимое разрушение прежних привычек. Двигаться, дышать и обустраиваться как раньше уже не получается. Мы отпускаем мир, не в силах держать все нити в руках. И на втором приближении вот этой тяжести принятия, растворения или развития сознания со временем я не нахожу в машинах. В моих глазах нет ценностей и весомых целей в таком существовании.

— А у детей подземелья нет пока проблем осознания смертность, — кинула головой Аня, задумчиво слегка вытягивая слова, — Пока я не знаю случаев отрыва наших машин от нашей цивилизации. Нигде не развивались странные религиозные алгоритмы. Я понимаю. Машины поддерживают туннели, но не нуждаются в доме. Если система поддержки посчитает задачу невозможной, сеть перенаправить разумные ресурсы. Теоретически, оставленная на планете инфраструктура интеллектуальна, но обречённость сознания, ностальгия молодости и страх потери собственного осознания ей чужды, как другие цепи эволюции. Мы этические не изолируем сети в условиях смерти — велики риски.

— Мы не понимаем друг друга. Точно не захотим понять отщепенцев.

Они прошли ещё полчаса в молчании. Аня думала, что небольшая глубина пролегания оставленных транспортных сообщений всё равно укрывает подземную реальность надёжной защитой от событий на поверхности. Наоборот, чтобы не происходило здесь, наверх не передастся ни малая часть, ни приглушённый отголосок, ни отзвук в череде ночных событий в глухом лесу. При других условиях и в другой обстановке все перечисленные качества говорили бы о безопасности и спокойствии, но никак не о возможности безвестно сгинуть в пучине некогда оживлённых путей сообщения между городами предков.

Аня представила, как проносились сквозь них капсулы с пассажирами, в которых дети и немногие из взрослых в задумчивости могли зацепиться за это ответвление путей, привычно мелькнувшее в череде будней. Как часто люди понимали, что за чудо скорости скрывается за мельканием стен за стеклом окна? Кто последним проезжал здесь?

В этих мыслях девушка увязла, словно наблюдая за полётами птиц над кормушкой. В сердце оставались памятные порядки дома, по которым Аня скучала. Хранительница леса сейчас оказалась ниже корней, мечтая об отдыхе: о шёпоте листвы или об особенном хрусте снега под ногами около крыльца. Она даже чуть не налетела на Птаха, не заметив остановку мужчины на распутье и взгляд, мечущийся из стороны в сторону. Только уперевшись в стоящего мужчину, Аня посмотрела из-за плеч в обе стороны: слева туннель поднимался вверх и уходил в сторону. Справа в глубине на месте переплетались нити верёвки, собираясь в пустоте красными изогнутыми жилами. Нить Ариадны однозначно указывала дорогу.

— Пятьсот третий, тебе призрак привиделся? — спросила девушка, положив руку на плечо. — Я сделала проекцию яркой, чтобы та освещала путь. Мне нравится видеть и создавать образы, а не угадывать страхи в тёмной пустоте. Померещиться может всякое, так что выкладывай всё о силуэтах во мраке.

— Разведчики задержались на этой развилке, — пропустив слова девушки, произнёс Птах. — Сейчас они выбрали короткий путь, по которому прошла большая часть группы. Но четверо прошли слева, собираясь нагнать своих намного дальше. А самое интересное…

— Что система определила следы только двоих человек на выходе, — перебила его девушка, разбираемая новостью. — И ты считаешь, что дорога подлинней может рассказать побольше?

— Скорее всего, — кивнул спутник, двинувшись вслед за девушкой. — Но мне неуютно от происходящего. При всей безопасности.

— Словно потребовалось острое лечение зубов. — согласилась Аня, на два шага опережавшая мужчину. — Ты в безопасности, боли не чувствуешь и инструменты во рту работают быстро и слаженно. Но ощущение неясной уязвимости, неприятной ловушки и навязчивого неудобства не проходит.

Это же чувство крепло внутри девушки ещё девятнадцать минут спустя. Во время подъёма, прежде чем в небольшом техническом углублении свет костюмов отразился в отблесках на белой коже. Дыхание обоих немного сбилось, но совсем не от спешки. В нише почти не начатого прохода лежали трупы. Металлические панели сильно контрастировали с бледной синеватой кожей.

— Они умирают парами, — заключил Птах, подойдя к двум покойникам. — Аналогичная картина. Оставлены браслеты, следы отравления на коже и никаких признаков насилия. Только тела не закопаны.

— Но тоже под землёй, — добавила Аня, проведя рукой по краю проёма. — И тут явно сдвинуто заграждение. Следы и стёртая пыль, стоит только посветить. Скорее всего в сети оставили место для ответвления, если дополнительный канал понадобится проложить. Порода чем-то обработана и утрамбована, но, по сути, трупы оставили прямо у земли.

— Ага, и я догадываюсь для чего, — сказала Птах, подсветив в паре мест тела. — Смотри сюда.

Аня не сразу поняла, что из себя представляют сплетения серых ниточек, словно объёмная паутина нагромоздилась на погибших телах. Но вскоре, девушка различила в конструкции признаки грибницы. Её удлинения тянулись к открытому грунту. Казалось, что грибы растут на грани заметного, недостаточно быстро для осознанного движения, но довольно скоро для видимости прогресса. Прямо на глазах поток структур достиг земляной стены и проник внутрь.

— Вряд ли оно может управлять браслетами, — сказал Птах. — Прямой связи отравления ради роста этого я не вижу. Но всё возможно. Трупы придвинули и раздели. Смерти здесь слишком сложны для контроля грибом, не знаю я такого инструментария. Или он неизвестен нам, или так совпало.

— Я уверена, у зачатков гриба не было возможности убить носителя. И только умным паразитом произошедшее не объяснить, и не просто так он здесь появился.

— Согласен, — кивнул Птах. — Здесь что-то сложнее: то ли от заразы группа избавляется, то ли растит на себе что-то, то ли туннель особенный… не знаю, одним словом.

— И с инструментарием та же история, — кивнула Аня. — Грибы способны на взрывную экспансию, могут сжирать здания и сооружения, захватывать контроль над действиями носителя, могут быть ядовитыми и разумными. Но в меру эволюции и не в рамках одного вида.

Результаты экспресс анализа пришли обоим и одновременно выводы вышли проекцией. Изображение подсвечивало детали живого организма и поясняло их в реальном времени. Аня только озвучила итоги:

— Перед нами не творение природы в прямом смысле. Тут не просто бросили убитых, хотя пятна прежние. Очень может быть, что преследуемые боятся оказаться такой же подкормкой и выполняют все предложенные действия, мне так кажется. Мы могли не заметить отклонения в поведении раньше. Но теперь — с хлебными крошками стоит считаться.

— Особенно, если учесть все переменные, — сказал Птах, отходя в сторону уже переложившей маршрут нити. — Мы пока без связи в подземелье трупов и роботов. А значит и судьба этих двоих, оставшихся здесь навечно ради новой жизни, была предопределена ещё наверху. Наши сети и их браслеты работаю в автономном режиме под толщей земли, без полноценного запуска подземелья. Значит события просчитывались заранее. Значит печальное проявление большой игры отбрасывает тень на всё происходящее.

— Да, — согласилась и кивнула Аня. — Стоит учесть возможности продуманной загадки или сомнительной игры. Трудно сказать, как. Посмотрим по сторонам.

Уже отдаляясь от оставленных в тоннеле трупов, Аня никак не могла выпустить произошедшее из головы. Гулкие шаги в подземных сводах и повисшее в темноте молчание не добавляли спокойствия и оживлённости преследованию поредевшей группы. Девушка решила попробовать начать разговор, чего бы он ни касался. Нарушить гнетущую тишину, чтобы мысли хоть немного посветлели.

— Знаешь, я проносилась по подобным веткам, в десятке городов и на нескольких планетах, — сказала она. — Совершенно не представляла, насколько быстро и удобно пролетают вагоны и капсулы. Надземная часть более наглядная, мне она нравилась больше, но только шагая в свете костюмов на своих двоих понимаешь разницу. Техника вносит в нашу жизнь больше, чем мне представлялось раньше: и спокойствие, и наполненность, и поддержку…

— И желание спрятаться от всего, что проносится и норовит либо оставить тебя не у дел, либо захватить с собой, не спрашивая мнения, — добавил Птах. — Мне кажется, что люди могут нестись без цели, стоит их подстегнуть и надеть шоры. Прости, мне совсем не нравится так думать, но наверху не только незаметно, но и безразлично происходящее внутри. И страшно представить себе, что делают местные здесь.

— Когда дойдём, представится шанс узнать, — кивнула Аня. — Получим какие-то ответы на какие-то вопросы. Пойми, я не очень верю в огромный успех. Нужно верить и пробовать. Мне в принципе не нравится ощущение, когда свет наших костюмов режет темноту, но до и после мрак снова на необозримые вечности сковывает такие большие и длинные трубы. Не чувствуется из-за этого безопасность под толщей в совершенных защитных сетях техники, вплетённых в нас и закрывающих тела.

— Ну, я видел в одном из ответвлений группу машин, латающих трещину, — отозвался спутник. — Им много света не нужно. Со всей ничтожной вероятностью, большое везение, вот так случайно наткнуться на движение внутри схваченной мраком пустоты. Всё возможно. И я всё равно с радостью вдохну свежий воздух. Отличу его от отфильтрованной версии наших панцирей. Точно.

— Через три километра, — сказала девушка, только получив данные. — Группа поднялась там, разведчики не обнаружили ничего сомнительного. Значит, мы воспользуемся тем же лазом. И ты вдохнёшь свежий воздух. Мне тоже глоток свежей воды и немного неба над головой не помешает. Ты как думаешь, они то дышали этой дрянью, что сходит в трубах за воздух, или всё-таки умнее и брезгливее?

Вопрос повис, пока оба человека ускорили собственные шаги и оставили позади очередной поворот. Хотя теперь они оставались единственными обитателями подземных коммуникаций, уютней от такой мысли не становилось. И вслед за частыми шагами ускорились и отзвуки ударов сердец. Учащенное дыхание изредка дополняли посторонние звуки, которые даже системы костюмов с трудом идентифицировали, когда не могли признать мнимыми.

B

Полная свобода опьяняла возможностями. Так чувство впервые смешалось наравне с самообладанием в груди Кама. С большим трудом месиво удерживалось внутри. Мужчина шёл, чуть пружиня шаг, наполненный и подталкиваемый каждым глубоким вдохом чистого воздуха. Ветер гулял в коротких волосах, мысли свободно ходили вместе с ногами, теряясь в траве. Не мешали слепни и комары, с обилие которых не справлялась ловушка и репелленты. Совсем долгая дорога не стесняла и не нависала над полётом фантазии. У молодого подмастерья техника оставалось крупное задание, но ни оно, ни община, ни даже Разум не знали, что ему дали не временную свободу действий в каких-то рамках, а пробник для мечты. К которой приходилось идти вслепую маленькими шагами. Знаний хватало только на движение наугад.

Вечерами, когда мастера уходили на отдых, Кам задерживался, молча ковыряясь в незавершенных или провалившихся воплощениях идей. Они служили своего рода хобби для техников, особенно молодых и начинающих, которые утверждались по назначению в собственных силах настолько, что верили в сотую попытку реанимации древнего дрона, в тысячную переборку забытого устройства людей сверху или в миллионное старание активировать загадочный артефакт. Старики считали занятие тщетным и глупым. Они допускали до него молча, только после основной работы. Но Каму и этого хватало, благо скрытность оставалась клеймом, неизгладимым следом от беспокойства и сомнений на душе молодого парня.

Он помнил, как в первый раз поднёс к браслету один из артефактов, крутя оный скорее от безделья. Думал о том, что отличает его от остальных жителей общины. Пытался понять, почему порой чувствует себя чужим безо всяких видимых причин. Спустя время доведённый до ума предмет подключился к браслету и вывел красный прямоугольник над запястьем, стоило случайно прождать в раздумьях пару минут без движения. Кам ни в тот момент, ни позже не сказал никому о своём успех. Он не собирался ни с кем делиться полученным знанием.

Произошедшее осталось скрытым, благодаря случаю. Никто не смотрел на ученика, пока сидел спиной к камере наблюдения. Открытие осталось в личном пользовании Кама по праву: его постоянно терзали сомнения, его подгоняла тяга попробовать хоть что-то, чтобы изменить свою жизнь. С детства молчаливые стены не оставляли спокойствия. Кам, в отличие от многих ребят из общины, не боялся неба — небо напоминало глаза матери. Для изменения требовались инструменты и силы.

Как только он, надежно скрывшись в углу своей комнаты, осознал недостаточность и неполноту браслетов всех вокруг, чувство избранности наполнило грудную клетку. Проекция, создаваемая устройством, представляла собой минималистичный интерфейс. В нём не все слова и далеко не все символы оказались понятными. Но информации нашлось гораздо больше, чем предоставляла свободная библиотека общины. Технические сложности решались на уровне постоянных попыток и нажатий наугад. Порой варварские методы изрядно компенсировались полученной информацией, дефицитной и недоступной. Что можно сделать с браслетом, как люди взаимодействуют друг с другом, что происходило раньше — всё поглощалось с огромным интересом.

Ощущение собственной ценности и особенности понемногу уходило в те редкие ночи, когда у Кама оставалось достаточно времени для чтения. Его личность размазывалась по нарастающему пониманию, насколько велик мир, сколь многого община лишена и какую роль в ограничении возможностей играл Разум. В стенах рождалось и умирало как минимум пятое поколение, пока люди сверху даже не замечали происходящее. Информация и раньше могла искажаться и пропускаться в колоссальном потоке. Кам оставался маленькой песчинкой, подброшенной ветром над такими же осколочками кварц. Его перекладывали волны, уносил сильный ветер. Вокруг случались вещи, невообразимые только по данным браслета.

Знания выводили на другую дорогу. Теперь мужчина верил, что пройденные с того момента ступени привели к модификации браслета. Теперь он знал, как контролировать функции, не уведомляя о собственном статусе Разум. Почти самым сложным оказалось отключение инъекции на крайние случаи крайнего неповиновения. Ампулы, парализующие тело, встраивались в браслеты кустарно, не предусмотренные оригинальным изделием. А потому склянку пришлось доставать дрожащей рукой, выковыривая опаснейшую смесь, согнувшись в уголке комнаты и постоянно озираясь на дверь.

Самым же сложным оставался вопрос, что делать с возникшей свободой. Кам не чувствовал себя героем и не верил, что может объяснить живущим рядом людям, что мир проходит мимо, где-то наверху. Жители вокруг не казались счастливыми. И молодые до церемонии браслета, и старики до собственных смертей. Но они и не выдавали какого-то беспокойства, как и сам Кам прежде. Не казалось очевидным, что сделают те люди сверху, если Кам прибежит к ним и расскажет о скрытой жизни под ногами. Не находились мысли, что делать наверху после бегства, скрываясь в одиночестве. Совсем же невыносимой оказалась необходимость остаться, даже временно, обдумывая нужное решение.

Помогло и уберегло от безрассудных поступков чистой воды везение. Когда уже накопилась критическая масса нервозности, его вызвали, сообщив о важном поручении. Кам даже изобразил страх, усердно скрывая накатившую радость. Ведь теперь он, благодаря собственным стараниям, мог попробовать свободу на вкус, ничего не теряя, пока не сменит предыдущего наблюдателя и после того, как его заменит следующий. И он оставался в обойме, потому что не скомпрометировал свою преданность, потому что слился с инженерным делом и отличался хорошими физическими данными. Никто не знал, что ещё творилось за этим фактами, а упрямые свидетельства говорили: Кам — преданный и ответственный член общины, заслуживающий доверия Разума.

В этих мыслях мужчина шагал под полуденным солнцем, под звуки леса и шелест перебираемых лап. Нагруженный различным скарбом и припасами, робот, слегка напоминавший муравья, плавно спешил рядом с человеком, изящно лавируя и не замечая весомого груза на своём тельце. С каждым шагом перебранная руками Кама машина ступала всё увереннее среди кустарника. Рецепторы ощупывали землю и воздух спереди и по сторонам, толстыми нитями покачиваясь в воздухе. Членистоногое перебирало шестью составными лапками, готовое в любой момент принять к действию мысли Кама. Ещё несколько небольших ботов и устройств оставались под рукой, закреплённые на одежде мужчины. Группа обучалась по ходу, вбирая всё происходящее вокруг. Набор на экстренные случаи Кам отбирал сам, прокручивая день ото дня возможные ситуации и максимально лёгкие и полезные решения. Трудно представить вещи, о которых имеешь отдалённое понятие и о которых не должен ничего знать. Потому Кам посчитал разумным нацепить необходимый минимум полезностей. Большую часть снеди, разобранных машин и прочих запасов тащил на себе муравей. Впрочем, совершенно утилитарную сеть машины подобная эксплуатация никак не расстраивала.

Спустя пару часов, сгрузив вещи на землю, Кам уже раскладывал батареи на утро. Робот спешно засеменил в темноту леса с края небольшой прогалины, отправляясь за сбором возможной еды. Кам же принялся устанавливать тёплую палатку, ловушки для насекомых и станции для системы наблюдения и защиты. Роботы регулярно облетали периметр каждые пять минут, могли отпугнуть разрядами и шумом крупное животное или поднять тревогу. Оружие на крайний случай уже лежало рядом с Камом, у самого входа в палатку.

Обстановка обещала показаться непривычной, но безопасной. Новые чувства и мысли прорастали внутри мужчины, на почве перемены места и возможностей. Пока у Кама не находилось времени на обнаружение и разбор всего нового. Увлечённый в глубину собственного подсознания и воспоминаний, мужчина вертел в достаточно крупных руках небольшой деревянный крест, поглаживая неровности и углы, замирая в них на минуты и часы. Уже стемнело, с добычей возвратился робот, заработало освещение и нагревательные элементы палатки. Но Кам не мог до глубокой ночи вырваться, пытаясь ухватиться за давно ушедшую возможность — обнять кого-то близкого и почувствовать собственную значимость. Ощущение одиночества, ранее достаточно далёкое, на несколько секунд полностью заняло волю и рассудок.

Спустя неделю движения и поисков, в такой же золотой час начала сумерек, Кам вышел к крестам. С этого момента только трепет в груди, слившийся с прохладным ветром, ещё мог врываться в сознание мужчины. Уставшие и местами стёртые с непривычки ноги не могли заставить идти медленнее. Размеренные шаги по вытоптанной земле не увлекли человека к зданию незнакомой формы и непривычных деталей. Кам отклонился, пускай и не так значительно, к этому месту с двумя определёнными целями, не включавшими посещение достопримечательностей: наследство и желание.

Отыскать холмы, покрытые крестами, большими, средними и маленькими, практически полностью, не составило большого труда. О запретной территории в общине шептались пожилые, привнося в разговоры о реальном месте сомнительные мистические детали. Шептались про убийства, сны наяву и сопоставимую с их родными стенами древность. Не все сплетни столь интересовали молодого человека, но одна из сказок зацепила изнутри, словно гроздью запущенных в душу рыболовных крючков. Старики шептались про золотое свечение, про исполнение заветных желаний, про каждый крест, потому и оставленный на солнце под ветром, гуляющим между кусочками дерева. Все они казались самоделками, неровными, покрытыми пылью и трещинами.

В работе и в чтении, слушая людей среди стен и тайком вычитывая всё полезное из сети Разума, Кам уже знал о золоте и волшебстве, переплетённых в слухах и домыслах. Молодой человек не верил в чудеса, но никогда не отказывался от сумасбродной мечты, воспользоваться даже ничтожным шансом по загадыванию желания. «Глупо не попробовать, если нечего терять» — подумал про себя Кам, нервно перебирая пальцами внутри карманов. А спустя секунду молодой человек потянул рукой часть найденной бечёвки наружу, добавив про себя: «Смелей, ты же чувствуешь — кресту здесь самое место».

Он понимал, что его маленькое наследство принадлежало каким-то образом этому месту. И люди, распуская слухи про холмы и стены наверху, рассказывали и об исполнении желаний серьёзно. Они говорили, что нужный предмет, оставленный здесь, приносил большую радость. Некоторые ещё добавляли, что неверные подношения и запрет Разума отдаляться так далеко привели и к многим смертям. Что именно закрадывалось в передаваемые слухи, никто точно сказать не мог. Поэтому ничего определённого в планах мужчина не вынашивал, а старался действовать по наитию, не проводя здесь достаточно времени. Вряд ли Разум сочтёт отклонение на долгий срок незначительным, да и тучи уже затягивали вечернее небо — для подготовки к ночлегу оставалась какая-то пара часов, не больше.

Молодой человек проходил в глубину искусственного деревянного леса, собранного из крестов многими сотнями людей. Он почти чувствовал, как запахи, пыль и стук деревянных крестиков друг об друга перешёптывались с шелестящим свежим ветром. Уносили с собой оставленные просьбы. Пройдясь в поисках ответа, Кам поймал себя у выхода на желании оставить хоть что-то материальное от своих воспоминаний. В тот же миг мужчина испугался, что без привычного затёртого дерева уже не сможет сохранить связанные с ним черты лица, чувства и переживания. Он старался оторвать всё недосказанное от вещи, но руки отказались подчиняться из-за сердца, а ногам не позволял уйти разум.

Так Кам застыл, собираясь с мыслями, пронизывающими и составляющими его личность. Он подумал, что страх обоснован: как день забирается ночными снами, а утро пробуждением смывает сны, так он мог бы забыть что-то главное, если бы оставил свой маленький якорь души здесь. Пересечение границы заставляло забывать. Но вспоминая каждый раз о важных событиях и сомнениях, мужчина переживал и переписывал воспоминания заново. Деревянный символ тут оставался ни при чём.

— Вряд ли буквы, обведённые множество раз, могут исчезнуть, — в пустоту произнёс Кам. — Может нескоро и я забуду. Когда забудут обо мне в череде дней. Но я прошу помочь мне изменить порядок вещей. Не дать другим стать оторванными листьями, без тепла и шелеста, без взмахов ветвей.

С этим словами Кам чуть наклонился и повесил свой крестик, прибавив дерево к череде собратьев. Побоялся, что если оторвёт взгляд, то не сможет отличить его снова от похожих. Потому и решил уходить, не оборачиваясь к лесу и на остатки дороги. Та ещё совпадали с маршрутом к цели.

Под кронами первых деревьев послушный муравей присоединился и заспешил следом. Кам глянул на него пару раз, пытаясь в механике минут движения забыться и разобраться в чувствах. Ничего сильно нового внутри не происходило, не нашлось ни облегчения, ни досады.

Мысли перебирали и искали, что именно разум не чувствует внутри. Какие части вырвала жизнь, оставив зияющие прогалы. Что-то меньшее зачастую не оставляло даже рубцов, даже не вызывало неприятных мыслей. Иногда сложные дни и недели складывались в мрачные месяцы, наваливаясь стрессом и депрессией. Выдавливая Кама к пустоте и темноте, приводя к судорожным паническим атакам.

Каму хотелось верить. Возможно, перемены спасут его от глупости, вынужденных решений и потерянности. Этого он не знал наверняка, но наконец мужчина почувствовал хороший признак — какие-то из трещин начали затягиваться. И это казалось и больным, и приятным ощущением одновременно. Без особых потрясений, существование заклеенных трещин могло бы и не проявиться больше никогда. Если бы жизнь шла своим чередом.

Ряд правил и строгие меры предосторожности соблюдались неукоснительно. Дроны запускались для наблюдения раз в неделю. Машины чередовали пути подхода и отхода, по воздуху или по земле. Маскировались и прятались, слишком маленькие и скрытные для обнаружения. Кам уверился, что эти устройства разрабатывались кем-то вне стен общины для подобных целей и только модифицировались Разумом. О происхождении красноречиво говорили методы сборки, компоненты и состав материалов. Всё отличались от привычной техники.

Визуальный контакт устанавливался при удобном случае, раз в месяц. Иногда и того реже. Большую часть времени Кам жил вдалеке от зелёного дома, с теплицами и скрытой вертолётной площадкой. Близилась половина запланированного срока, а вместе с ней накатывала и весна. Зимние вещи могли понадобиться только при крайней необходимости, потому Кам упихивал их на дно одного из мешков, размышляя о связи между его миром и людьми сверху.

Он не мог представить из глубины своего подземелья, какова жизнь где-то там. Знал, старался, но получались неживые картинки. Ненастоящие фантазии. Спустившиеся сверху казались такими же людьми, в то же время оставаясь недосягаемыми и непостижимыми: по выражению глаз, движениям тела и поступкам. Различие выходило за рамки установленных разумом границ, словно стеклянная преграда физически существовала между Анной и мужчиной.

Она счастливо жила среди деревьев одна, выращивая растения ради жизни. Девушка работала с более совершенной техникой, чьи принципы Кам смутно представлял, не имея доступа ко всей сети знаний за пределами общины, получая скупые и непонятные формулировки при всём качестве связи. Анна занималась коллекционированием и сбором предметов, которые не представлялись Каму никогда в жизни. Справочник не слишком помогал и в этом случае. В жизненных вопросах сложно находились ответы. Наугад, с очередной попытки. Но они того стоили.

В наблюдении мир молодого человека расширялся с необычайной скоростью, почти взрывая сознание. Поток новых знаний и чувств застал Кама врасплох. Его захватывала хрупкая девушка, с тёмными волосами, среднего роста, раздающая улыбки в зелени леса. Аккуратный нос, нежная кожа и плавные движения Анны зачаровывали мужчину, вынужденного держать дистанцию и неспособного заговорить первым. Кам не мог даже понять, глупо ли подобное поведение или разумно для собственной безопасности. Но в одном мужчина был уверен — если он ещё хочет вернуться домой, он будет выдерживать расстояние до самого конца

Три раза мужчина наблюдал, как девушка ухаживает за цветами в теплице и в саду. Он никогда не видел таких цветов, не совсем понимал манипуляции лёгких рук вокруг растений. Пару раз Кам смотрел, как замирая и дыша полной грудью, прерывая покой на плавные движения, Анна заворожённо вглядывалась в живые покачивания ещё скудных листьев и лепестков на ветру. И пару раз тепло словно передавалось по воздуху, разливаясь внутри волнами, от груди до кончиков пальцев и макушки. Это были дни, которые Кам много раз позже переживал, оставаясь в тяжёлом одиночестве.

А потом наступали вечера, в которых мужчина пребывал с девушкой чаще, чем полагалось. Лично и издалека или с помощью небольших дронов, но уже много ближе. Девушка выходила в сад, садилась на лужайку и бралась двумя руками за чашку. В какой-то момент она запускала статичные проекции и зацикленные отрезки в динамике, трёхмерные образы и части видеоряда. Кам не сразу, но всё же понял, что образы не транслировали происходящее где-то вдали с другими людьми сверху, а показывали прошлое. Одежда, здания и качество материалов отправляли в путешествие во времени, далеко-далеко назад. Они принадлежали земле под ногами, не походили на обособленные одежды и дом девушки.

Мужчина почти ничего не знал об увиденном, наслаждаясь и удивляясь всем непонятным вещам, каждому случайно отмеченному предмету и любому открытому занятию. Люди со снимков, пережившие мгновения множество лет тому назад, играли с детьми, танцевали, брали в руки музыкальные инструменты, ловили мяч в воздухе, прыгали в бурлящие воды и замирали перед багрянцем солнца. Они жили, составляя другой мир, вместе по маленьким частям, держась за руки, обнимаясь и целуясь, находясь под текстурными облаками в небе или среди застывших капель дождя.

Наблюдать со стороны за непонятной и невозможной жизнью для ребёнка общины казалось и приятно, и тяжело. Кам ощутил навалившийся на грудь груз, который не мог скинуть и о котором не мог забыть. Он завороженный смотрел на Анну, оживлённую и улыбчивую. Девушка запускала в волосы руки, прогуливалась меж проекций и с интересом вливалась в происходящее, замирая на мгновения в картинках, даже не догадываясь, что в такт её движениям замирает сердце мужчины в сотнях метров от её дома. Она обретала смысл и покой, а он терялся. И Кам каждой собственной клеточкой чувствовал, что несмотря на всю похожесть, их миры могли соприкасаться только в исключительных случаях. И ни на что хорошее от очной встречи выросший в подземелье человек не надеялся. Кам старался и пробовал поверить в сказку, но знал — её жизнь останется навсегда недостижимой. Расположенной в другой плоскости.

29

Свод леса почти сходился над головами путников. Магистраль, заполненная снегом и скрытая от ветра, уже почти заросла. Пролегал бы их маршрут несколько севернее, дороги бы остались непроходимыми. Местность южнее заметно деформировалась, стерев большую часть антропогенных следов, даже самых прочных. Но здесь пройти удавалось, пусть и с трудом.

О слишком удобном расположении маршрута уже не раз задумывались оба человека, но не обсуждали его между собой. По этике последнего времени они говорили вслух, не отслеживали запросы и потоки информации друг у друга, не считая критичных ситуаций. И не выпускали беспокойство наружу.

— Смотри, мы идём по открытой для обзора дороге, совсем не срываясь, — собрался с мыслями Птах. — При этом мы понимаем, что несмотря на весь арсенал новейших технологий местные что-то ловко достают из рукава. Могут ранить или убить нас. Скажем, при большом желании. Ты не думаешь, что глупо испытывать судьбу? Может отправим роботов?

— Это они испытывают, — уверенно ответила Аня, не оборачиваясь, — и судьбу, и моё терпение. Машины могут наломать дров или упустить суть. А я никому не позволю врываться в мой дом, крушить мои деревья, пытаться причинить мне вред и убегать бесконечно. Их сила — иллюзия трюков. Мне так кажется. И если кто-то из нас захочет остановить преступления — это не составит особого труда. Дело в решении.

— Насилие по отношению к слабым не делает чести, — заметил Птах. — Вряд ли жестокое решение — хорошее решение. Их внутренние дела не сильно тебя касались до нападения. Теперь же совсем непонятно, что заставило людей, оставшихся жить на планете, напасть сейчас. Сложно. Здесь очень много места, мы очень опасная цель. Мы до сих по не знаем причин, не понимаем сути и можем попасть в большую переделку. В ловушку, в лучшем случае.

Мужчина посмотрел на спутницу, улыбаясь, но так и не дождался продолжения беседы. Птах беспокоился от чрезмерной уверенности спутницы, пока на деле сомнения подтачивали изнутри обоих. Ему пришла мысль, что каждое потрясение стряхивает с девушки мягкость и человечность.

Аня знала, что не отвечала на вопросы. И хорошо понимала, что себе может признаться, но точно не собирается разрождаться переживаниями публично, вслух. К её большому облегчению, Птах словно почувствовал это, быстро переменив тему.

— Почему ты раньше не рассказала мне о Тесее? — спросил он, догоняя девушку. — Я же видел кота. Не думал, что тебе нравятся сюрпризы.

— Ты меня не спрашивал, — сказала Аня, посмотрев на укоряющее лицо спутника. — Ладно, поставь себя на моё место. Ты явно сбежал от проблем, ищешь различные эмоциональные зацепки здесь. Остро реагируешь на них. И я не привыкла сразу с кем-то делиться и пугать гостей. Так что, были причины.

— А теперь посмотри моими глазами, отложим грёзы в сторону, — ответил мужчина и поймал мимолётное удивление на лице собеседницы. — Ты красивая брюнетка, приятная и умная. Тебе нравится жить в собственно мире. Не хочется знать или рассказывать, от кого и чего, зачем ты здесь. Но факт налицо. Ты закрываешься сама. Ты выбрала довольно странный способ обрести душевное равновесие, осторожный способ общения. И по спирали уходишь в работу и сны. И кот у тебя то ли монстр Франкенштейна, то ли робот-убийца.

Девушка улыбнулась, глядя в открытое лицо молодого человека. Он только пожал плечами в ответ на услышанное молчание. С соседней сосны через дорогу перелетел ворон. Оба человека проводили птицу взглядом, а когда шум крыльев затих, оба повернули головы немного правее.

— Ты прав, две странности нашли друг друга. — сказала Аня. — Для этого потребовалась целая планета. Но, похоже, что мы нашли и ещё что-то интересное.

— Да, этот снова дым от их костра, — согласился Птах. — Судя по всему, чуть в стороне от дороги. Не имеет смысла приближаться, но завтра обязательно осмотрим пепелище. Пусть они заметут следы. Вдруг снова что-то оставят, как ты думаешь?

— Всё может быть, — кивнула Аня и зашагала вперёд. — Мы достаточно близко и знаем направление. Прошагаем ещё пару часов и поищем место для ночёвки. Ок?

Впереди стояла пара строений, огороженных проржавевшей рабицей. Защита местами прохудилась и почти целиком вросла в окружавший её кустарник. Башня, упавшая по всей видимости достаточно давно, завалила правую часть забора и смяла часть одного из строений. Крыша основательно провалилась, ржавые листы жести торчали в разные стороны. Окна треснули и местами исчезли под скопившейся грязью. Но вокруг зданий площадка оставалась достаточно ровной. Скорее всего, она была залита бетоном, как и съезд, ведущий с дороги к этому месту.

Обменявшись взглядами, оба человека подошли к уцелевшему зданию из красного кирпича, покрытого трещинами и сколами. Его заваленные окна оставались тёмными и серыми. Трещины не довели их до полного разрушения, сохраняя постройку закрытой.

— Дверь придётся вскрывать. Если получится, сможем потом подпереть изнутри, — сказал Птах, осмотрев вход и подымаясь с колен. — Защита никакая, но всё заблокировано после отключения питания. А часть систем, аварийных в том числе, погребена в соседних руинах.

Девушка кивнула в ответ и отвернулась, пока Кам приступал к вскрытию. Шум отозвался в тишине покрытых снегом сосен и голых берёз, которые высились вокруг. Только едва заметный прогал уходящей белой дороги оставлял ощущение, что маленькая опушка — не затерянная точка среди белого моря, накрывшего тёмно-зелёную хвою. Возня и тихий звон почти не потревожили слух. Звуки птиц ещё доносились до слуха людей. Наконец, последним тишину нарушил скрип, сопровождающий отодвигаемое железо.

Аня повернулась и зашла вслед за мужчиной внутрь. Вместе с ними ворвался свежий морозный воздух и снег, ветер сорвал ровный тонкий слой пыли. Всё оборудование было выключено, но визуально оставалось целым. Шкафы с инструментами и электроникой, реликтами давнего прошлого, стояли около стен. На техническое назначение здания также намекало отсутствие какой-либо мебели.

— Уборная на улице, условия походные, — сказал Птах подперев дверь ближайшим шкафом. — Я поищу основные коммуникации. Но стоит рассчитывать точно на крышу и стены.

— Я подготовлю батареи, — ответила девушка. — Насколько возможно. Не критично, но по уюту я уже скучаю. А ты как?

Птах задержался на пару секунд. Задумался, пожал плечами и ответил:

— Да. Я хорошо чувствую причины сожаления. Мы, во всём нашем снаряжение, стимулируем совместную активность нервной и искусственной системы. Так обе сети делаются сильнее и быстрее. Получаем любую запрошенную информацию и считываем возможные ситуации за доли секунды. Жизнь стала яснее, когда сознание дополнилось. Тело обслуживается, защита весомая. Но инстинкты в глубине нас всё ещё пронизывают тела ниточками. Как марионеток, нас ведут к выученному комфорту в спокойствии закрытой двери, в глубоком сне под одеялом. В счастье вне одиночества.

— Ничего страшного в этом нет, — сказала Аня, опускаясь на пол. — Мне лучше под крышей, уютней за стенами и легче не думать об условностях. Но после этого я всё та же. Это не лишние траты. Зачем упускать возможность отдохнуть, если наши друзья держатся на одинаково почтительном расстоянии?

— Кстати, об этих хорошо организованных животных нашего вида! — улыбнулся молодой человек, присаживаясь напротив. — Думаю, что мы уже говорим про исключение, вызвавшее ворох противоречий. Мы считали и знали, что группы подчиняются ряду правил. Иногда они перемешиваются, часто заметают следы и почти всегда передвигаются скрытно. Судя по всему, у основного состава всегда одна чёткая цель. Правда, она становится понятной только в момент реализации. Частями. Ещё мы опаздываем с предотвращением. Такие вводные?

— Да, это рабочая гипотеза по их поведению, — поддержала девушка. — Не только моя, но проверенная нами на практике. Правда, я тоже так думаю: сейчас происходит что-то необычное. Да, скорее исключение из правил.

— Угу, и какое значительное! — с воодушевление продолжил Птах, выводя между ними проекцию местности. — Наши аборигены показывают нам дорогу по определенному вектору, выведу его для наглядности. При этом отклоняются только для выбора проходимых дорог, укрываются в части тоннелей, остатков антропогенного наследия, и в прилегающей растительности. Это картина до сегодняшнего утра. Утром большая часть группы отклонилась и вышла на открытую местность, немного в стороне от дороги. Они развели костёр, обошли эту поляну и поспешили нагнать на стоянке нескольких товарищей, что не отвлекались по пути. Малая скрытность, почти никакого заметания следов, несколько задач за раз. Интересно, да?

Свет от проекции и костюмов выхватывал задумчивые лица. Лучи солнца, желтоватые перед зимним закатом, проникали через щёлки окон. Вой ветра в тишине нарушало только дыхание двух человек. Аня ещё раз проверила, что мониторинг вокруг и система сигнализации включены.

— Ты прав, — согласилась девушка, выдохнув. — Чем больше информации, тем больше шансов разобраться в происходящем. Завтра мы посмотрим, что за достопримечательность посещали местные. А послезавтра нагоним их. Сегодня же предлагаю отоспаться под крышей, пока она нашлась над нашими головами.

— Полностью с тобой согласен, — сказал Птах и потёр глаза рукой, переводя костюм в режим сна. — Последние события, признаю, вселили в меня некоторое беспокойство. Уверен, виноваты не только последствия простуды.

— Кажется, я понимаю тебя, — мечтательно ответила девушка. — Думаю, здесь наложилось множество необычных событий. Сложно описать. Это похоже на шум листвы летом, когда позади нарастает гул из-за сильного порыва ветра. Он становится всё громче и ближе, настигая тебя звуком и прорывом, толчком. Но за мгновение до встречи, ты уже ощущаешь происходящее всем телом.

— Словно тело на уровне инстинктов считывает происходящее, — сказал молодой человек, опустив голову. — Тут мы возвращаемся к настоящим себе, к той животной части, на которую понавешали техники и социальных выкладок.

— Я хочу это воспринимать, как понимание природы, — не согласилась Аня, скрестив ноги на полу. — если гениальные художники считывали законы физики и анатомии человека, почему их потомки не могут считывать современную социологию? Интуиция в гипотезах — один из инструментов, пока не собрана вся информация.

— Можно пофантазировать, не спорю, — сказал Птах, вскинув руки. — Так мы дойдём до предчувствий и догадок. Вот моё пророчество: сегодня мы выспимся, потому как каждый сюрприз этих тварей связан с насильственной смертью ради пока не ясного обряда. Посвящение и открытия тайн подождут нас, но не будет ничего приятного. А значит пророчество отдыха безальтернативно.

30

Мысли в голове серьёзно перемешались. Их обилие, тревожность и неуверенность, все вместе давили на сознание. Хотелось поспать, перезагрузить себя или забыться. Но когда такая возможность представиться, Анна не знала.

Она только прошла испытательный срок. И если ей дали отпуск за свой счёт, это ещё не значит, что срочная необходимость в нём пройдёт неотмеченной. Она ещё раз серьезно скорректировала жизнь. А после встречи с Михаилом и поисков контактов Даши — заполучила обеспокоенность, жалость и непонимание в хронические спутники.

Теперь, словно перескочившая из другой реальности, перед ней стояла сама Даша. Тот же взгляд, те же лицо и волосы, но уже закрытые шапкой в тон пуховика. Настолько же открытая, она уже через пару минут вступления огляделась и непринуждённо перешла к сути.

— И я соглашусь, что все источники информации перекрыли или уничтожили, — продолжила свой рассказ коллега. — Например, любые физические носители с доказательствами слов Михаила, без которых высказанное им мнение с лёгкостью можно представить бредом. Официально, Михаил подстроил инцидент в офисе, обернувшийся угрозой жизни ряду сотрудников. Всех наших коллег или убедили, или купили, или напугали. И я их хорошо понимаю. Я уже несколько месяцев не могу найти приличную работу. И никак не уехать, только если совесть продать. Михаил же не эксперимент Розенхана проводит, его засадили так, что не вытянешь. Чёрт, это в голове не укладывается.

Она провела рукой по лицу, пока Анна смотрела под ноги. Девушка так и не могла найти в себе силы и идеи, которые могли бы стать стоящими предложениями помощи. Она молча рассматривала ботинки, и кивала, стесняясь говорить формальные пустые фразы. Чувствуя, что жирный крем хоть как-то защищает кожу, она шла рядом с женщиной по промозглому сонному парку, сжимаясь под курткой при сильных порывах ветра. Прохожие почти не появлялись под утренними лучами совсем не греющего солнца. Но и светило время от времени скрывалось за серыми облаками.

— Я до сих пор не знаю, почему всё пошло именно так, — первой нарушила тишину Анна.

— Этого никто не знает, Аня, — снова энергичным голосом ответила Даша. — Все данные изъяты, заведены дела по ряду нарушений, имущество достанется фондам. Им интересны наши наработки, а от Элис они откажутся. Актив токсичен. От него открестятся благодаря нашей неудаче и просочившейся части информации от нынешнего сумасшедшего. Те, кто тихо и мирно ушли, получили ценный опыт и интересных друзей. Жаль оставлять идеи незаконченными, но разочарование — повод для фантазий, не больше.

— Но что тогда узнал Михаил? — спросила Анна, стараясь скрыть удивление в голосе. — И чего он добивался, написав твоё имя? Как я могу помочь вытащить его? У меня нет толком никаких ответов.

— Потому что ему никак не помочь и не вытащить, — согласилась женщина, кивая головой. — Скажу больше, я сама не очень надеюсь на такое чудо. Но мне от тебя нужно нечто большее. И до любых объяснений хочу спросить: твоя виза всё ещё открыта?

— Да, — смутившись, ответила девушка. — Но при чём здесь она? Я давно ей не пользовалась, мне некуда и некогда ехать.

— При том, что я не могу попасть в восточную Европу, а ты можешь, — Даша обвела взглядом ближайшие и пустующие мостовые парка и добавила: — У меня там друзья, которые могут спрятать Элис. И не смотри на меня так, она уже в пути и ничего в этом нет. Одни кубы заменили на резервные копии. Большую часть оригинала вывезли, по документам это хорошая оболочка для компьютера, но не более. И нам есть куда спрятать этого неуправляемого ребёнка, пока пыль не уляжется и не найдутся решения. Мои друзья содержат отель в одной из бывших соляных шахт. Помещения, непригодные для постояльцев, оборудовали под размещение серверных стоек. Надёжное и безопасное место пользуется спросом даже при завышенных ценах. В наше время это прекрасный бизнес. Им одолжение не стоит многого, для нас предложенные условия убежища — идеальная возможность.

— Спрятать собственное детище в темноту и забытье? — удивилась Анна. — Мне только начало казаться, что наша встреча — первое логичное звено. После всего, что я сейчас услышала, всё уже похоже на бред. Не поднимать шумиху вокруг и дать человеку гнить и стираться взаперти — бессмыслица!

Не замечая злости и беспокойства спутницы, Даша остановилась и вежливо положила руки на запястья девушки. Та тут же приготовилась отпрянуть, но женщина остановила спутницу.

— Он видел робота уборщика, — спокойно и быстро сказала Даша, — Михаил осматривал здание с полицией и представителями инвесторов. И увидел прямое подключение Элис к сети, физическое. И в комнате кроме нашей девочки оставались роботы пылесосы, со своими милыми лицами…

— И забавными манипуляторами, — закончила Анна. — Прекрасные помощники. Ты думаешь, Элис хотела выбраться за пределы сети?

— Я не знаю, — покачала головой Дарья. — Не знаю, может ли она хотеть. На нашей стороне о всех подозрениях знаем теперь мы трое. Не стоит увеличивать такое простое число. Я прошу, возьми машину и увези с собой Элис. Мы соберем её в виде компьютера с аудиосистемой, вид и документы будут соответствовать. Менее критичные блоки я постараюсь отправить позже, с кем-нибудь ещё. Ты согласна?

Анна некоторое время смотрела на ноги, думая о волнении на таможне, мнительности и перспективах неприятностей на работе. Но потом мелкие причины отступились, девушка кивнула и молча улыбнулась в ответ. Ей хотелось ценить себя за новые достижения и поддержку близких и добрых людей. Она не могла сделать ещё один шаг назад.

— Отлично, — улыбаясь, сказала Даша. — Мне бы не хотелось убивать Элис или отдавать её людям с сомнительными целями и репутацией. Даже просто уничтожать столько чужих жизней, часов работы и воспоминаний. Мурашки бегут по коже от такой перспективы. Но сейчас ситуация изменилась. Попробуем такой вариант. Аня, спасибо.

Даша осмотрелась, зажмурилась и добавила:

— Я всё-таки поищу возможность вытащить Михаила. Какой бы не был риск. Не могу иначе.

31

Прогал в лесных кронах был заметен с проложенной тропы, издалека. У обоих молодых людей хватало времени и информации на подготовку, но всё же увиденное смогло застать их врасплох. Несмотря на пришедшее потепление, небольшие холмы ещё покрывал снег. В каждый из них втыкались массивные деревянные кресты, каждый по паре метров в высоту. Вокруг больших волнами по спирали спускались кресты всех прочих размеров. Самый низ оказался усеян совсем маленькими. Основания же застилала смесь из трухи и небольших различимых осколков предшественников. Остатки покрупнее и части каких-то других построек теперь торчали из смеси трухи, грязи и снега. Ограждение полукругом отделяло лес от холмов и приземистой церквушки из тёмного кирпича.

— В архиве множество легенд, — заговорил Птах. — Но место отличается от последних фотографий перед исходом. Его явно поддерживали. Церковь ремонтировали не так давно.

— Заметно, — кивнула Аня, переступая через насыпь. — Множество принесённого дерева при явном отсутствии критических разграблений леса, холмов и церкви. Словно их только оставили без прихода с десяток другой лет.

— Мне не причислить это здание и сооружения ни к одной из религий, — сказал мужчина, осматривая ближайший к ним крест. — В нём убраны все внешние признаки идентификации. Дерево обработано и покрыто лаком. Некоторые верёвки и другие кресты выглядят свежее.

Он опустил взгляд и посмотрел на утоптанную землю внутри полукружия. Не найдя явных следов и объяснений, мужчина перевёл взгляд на церковь и нахмурился.

— Похоже, придётся заглянуть внутрь, — тише продолжил Птах. — Не сказал бы, что очень уж хочется. Снаружи и то мурашки по коже. Зачем горы крестов поддерживать в таком состоянии?

— Как символ или как оберег, — осматриваясь, ответила Аня и перевела взгляд на встревоженное лицо мужчины. — Мы не нашли крестики или потёртости от верёвок на убитых.

— Чёрт, — проскрипел мужчина сквозь сжатые зубы. — Может есть что-то в самом месте, что связывает с ним людей? Они тоже почувствовали здесь что-то или какая-то легенда передавалась у оставшихся, из поколения в поколение.

Аня пожала плечами и подытожила:

— Чтобы узнать, придётся осмотреться и заглянуть внутрь.

— Хорошо, поищем ответы, — согласился Птах.

После этих слов мужчина направился к двери. Аня, немного рассерженная нетерпеньем, не успев изучить кресты поближе, отправилась пробираться за ним. Уже на бегу девушка сорвала ближайшее деревянное перекрестие и осмотрела его. Всю поверхность покрывали вырезанные линии, немного заглаженные и потёртые. Подымаясь к массивным дверям входа, девушка отвлеклась и попыталась понять их смысл. Но тут, сопровождаемый скрипом давно не смазанных петель, тошнотворный смрад навалился на дыхание, парализовав Аню. Когда шлем уже охватил голову прозрачным куполом и подача воздуха выгнала парализующий запах, девушка поднялась с колен, отведя руки от лица.

Птах стоял внутри. Трупы, разной степени разложения, лежали на полу и на разношёрстной мебели. Внутри оказалось достаточно тепло, чтобы гниение продолжалось. Некоторые были покрыты насекомыми, некоторые уже превратились в гниль поверх костей. Но на целых телах ещё виднелись следы отравления. Тошнота подступила к горлу настолько сильно, что девушка постаралась переключить внимание. Помогала только поддержка костюма. Птах в то же время стоял в центре зала, вокруг которого разбросали мебель и трупы.

— Будь аккуратнее, — покрутив головой, выдавила из себя Аня. — Я не вижу укусов животных. Что-то их отпугивало отсюда?

— Не знаю, — голос мужчины зазвучал внутри шлема. — У входа пылится старый робот. Может двери были запреты. Но ты посмотри на это. Гора бесполезного хлама. Консоли, сервера, персональные устройства, части железных скелетов, электронных мозгов и масса подключаемых устройств. Чёрт, я бы подумал, что попал в складское помещение второсортного музея, куда свалили лишние части экспозиции. Если бы не маленькая деталь — всего лишь трупы, раскиданные вокруг.

— Что же это такое? — задумчиво произнесла Аня, поднимая клавишное устройство, лежавшее на расстоянии от остальных предметов, и перебирая непривычные части пальцами. — Забавный звук, а выглядит как часть аварийной системы. Слушай, во всей свалке явно скрыт какой-то смысл или ритуал. Но единых признаков или назначения у раскиданного барахла нет.

— У меня идей много, выбирай любую, — сказал Птах, осматривая стены и своды строения. — Это храм, который должен нести в себе какие-то идеи и ритуалы. Возможно, сюда приносят жертвы: собратьев и трофеи, собранные из ненависти или напоминающие о врагах, то есть о нас. Может здесь молились артефактам в рабочее время, может хоронили павших воинов. Есть варианты со священным или запретным местом, где отмаливают грешные души. Все прекрасные. Какая теория тебе больше нравится?

— Не всё ли равно, если ответа всё равно не получишь, правда? — Аня улыбнулась и задумалась. — Где-то я уже оступалась, очень похоже.

Птах прищурился и уточнил вопрос:

— Впервые вижу тебя такой растерянной. Это же всего лишь версии, что не так?

— Ни одна напрямую не отвечает на вопрос о браслетах и маршруте преследуемых нами людей, — ответила Аня, опускаясь на колено около груды техники. — Они бродили по холмам, но обходили храм, не заходя и не приближаясь. Не смотри на меня так, даже следов достаточно, чтобы понять — дорожки протоптаны и имеют смысл. Идею блужданий вокруг, которую мы пока не понимаем. Если вообще поймём. По всем признакам здесь убивали людей. За то, что они пришли в запрещенное место. К куче хлама, лежащей перед нами. Что в ней такого…

Девушка потянулась рукой к ближайшему корпусу, выпирающему в середине нагромождения. Как только кончики пальцев коснулись холодного железа, рука отпрянула от случившейся вибрации. Аня едва удержалась, к ней в ту же секунду бросился Птах. Но вылетевшие из ожившего скарба предметы прошли сквозь них, словно подтолкнув назад. Они обрушились бесшумной лавиной, на миг заслонив всё внимание. Девушка села, опрокинувшись, а Птах отпрянул, по-звериному осматривая проекции, которые наложились на трупы и мебель за секунды.

Осознание немного запоздало. Возможно, не прошло ещё потрясение от разлетевшихся в стороны проекций. Дыхание гулко отдавалось внутри шлема. Вокруг стояли те же предметы мебели, но строго вокруг аккуратно расставленной по центру техники. Ни пыли, ни трупов людей, ни беспорядка спутники не заметили. Но часть картинки загораживали реальные источники смрада и тени, что не позволяло разобраться до конца в расположении и вносило дискомфорт и путаницу. Вместе с тем в реальности происходящего сомневаться не приходилось. Запись с большой вероятностью определялась правдивой, без вносимых изменений. Просто предметы стояли на своих прежних местах, в проигрываемой проекции.

Затем в помещение, через зияющий прогал позади спутников, зашли несколько человек. Одетые в схожие рабочие костюмы, коротко стриженные мужчины и женщины с осторожностью озирались. У каждого человека запястье охватывал моток тряпок с кусками металла. Люди явно оставались встревоженными, аккуратно собираясь вокруг центральной экспозиции. Один из них подошел к ней и скрылся от взгляда в пыльной куче настоящего хлама. Проекции техники засветились, один предмет за другим оживал и приводил в восторг рассаживающихся людей. Но не успели они рассесться на, по-видимому, привычные места, как двое из них вскочили на ноги. Выражение трепета сменилось в миг гримасой отчаяния и страха. Руками они схватились за замотанные запястья и вскоре упали на пол. Их рты исказили беззвучные вопли, тела принялись извиваться в неестественных скрюченных положениях. Когда первые стали затихать в мерцающем свете ещё работавших машин, картинка ускорилась, замелькав от смены времени суток. Машины в раз потухли, тела обмякли, ещё несколько фигур быстро возникли и упали рядом. После пары последних призраков пыльные агрегаты сложили в кучу пришедшие машины, а один из них остался в нескольких метрах от выхода. Спустя ещё минуту проекции потухли, без предупреждения оставив незваных гостей в одиночестве. Пару минут стояла тишина и полная неподвижность, невесомая и непривычная.

— Странный ритуал и не менее непонятные убийства, — нарушила тишину Аня. — Какой бы разум не управлял ими, нас ведут не к доброму мудрецу.

— Но мы этого и не ждали, — ответил Птах. — Нас не ждёт добрый волшебник в замке. Старые сказки об исполнении желаний остались позади. Здесь чем дальше, тем страннее.

— Пойдём, — сказала Аня, положив руку ему на плечо. — Здесь больше ничего нет, а мне нужен свежий воздух. Осторожность, везение и свежие идеи тоже не повредят. Если этому идолу запрещено поклоняться под страхом смерти, то я не знаю, кто именно ждёт нас. На другой стороне.

— Всё равно увидим, — последовав за девушкой к выходу, сказал Птах. — Но вера в этих чертях не ослабевает. Они по-прежнему приходят на это место, хоть и боятся показаться внутри.

— Согласна. — кивнула Аня и сжала в руке деревянный крестик, подыскивая для него место на костюме, и добавила: — Для меня они люди. Пусть и несчастные.

32

Анна отложила бутерброд, увидев на дороге несколько машин. Они неспешно ехали в обоих направлениях, чего девушка уже не надеялась дождаться. Перерыв на ужин подходил к концу, и она рассчитывала оказаться через три-четыре часа в отеле. Держа на расстоянии мысль о наступающей единственной возможности, девушка вывела фотоаппарат из режима ожидания и нажала на кнопку, аккуратно отводя палец. Секунды долгой выдержки тянулись под приятный шум проезжающих снизу машин. Несмотря на ещё морозную погоду и наступление сумерек, место выглядело опрятным и ярким. Старый пешеходный мост вестником из прошлого перекинулся через две полосы дороги. Видавшие виды неровные поручни из камня так приятно ложились под пальцы, что девушка невольно забылась и вздрогнула от внезапного щелчка затвора.

Аппарат также смотрел сверху вниз на уже опустевшую дорогу. Крышка объектива, устроенная под корпусом, наклоняла его в нужную сторону. Её, как и всё вокруг, покрывал уже потускневший свет. Золотой отрезок вечера, длившийся последний час, почти исчез. Девушка посмотрела на полоски света, застывшие на экране после призрачного движения, и довольно улыбнулась. Внутри что-то уложилось и в общее спокойствие влилась мысль о скором заселение в номер, об отдыхе в постели и о безопасности за закрытой дверью.

Машина выехала с обочины, продолжились указания по предстоящему маршруту, снова принялась накатываться усталость. Девушка уходила в собственные мысли, стараясь удержать внимание на них и на дороге. Вопросов накопилось достаточно, чтобы поискать внутри себя хотя бы часть ответов.

Анна догадывалась, что интеллект или параллельное ему создание, пускай и из другой плоскости, появятся в скором времени. Под боком у человека, а может и под контролем, должен оказаться новый вид жизни для планеты. Или новый вид выражения сознания. Что-то подобное душе, но и иное одновременно — оно появится среди нас на опытах, на переработанных решениях и на ошибках. На прародителях, предыдущих машинах, на человеческих недостатках. Может и только на собственных, не настолько уж и важно.

Возможно, финансирования будет достаточно для неторопливого образования и обучения. Обоюдного. Но новое создание тоже вполне вероятно испугается. Возможно, не поймёт, что же происходило до темноты. Оно тоже будет развиваться и перерождаться. Вряд ли люди смогут осознать, как и когда именно пришел свет души и сознания. Как и смерть, вечная загадка, потребует дополнительных критериев. Что делать с последствиями? Что делать с ошибками?

Всё равно, Анне казалось, что в багажнике она везёт ответы. И почему-то все эти ответы постоянно временно откладываются, и она может и не узнать их. Часть людей уже пострадала от её ценного груза, да и она сама не слишком верила в законность собственных действий. Сейчас девушке казалось, что опасные приключения сменились приятным путешествием, но романтики происходящего доставало только на предвкушение ужина, теплого душа и постели.

С другой стороны, после толчка к изменениям, после собственной ошибки, всё происходящее стало интересным, без напускной важности. Несколько стран, пара работ и множество людей она нашла вне прежней жизни. Все новые события и обретения заставляли мысли меняться. Осознание себя, способной жить среди перемен, не испытывающей потребности в старых опорах, придавало небывалую уверенность. Изменения, путешествия, гибкость и необычайное желание идти дальше не давали шанса воспоминаниям или сожалениям. Не сказать, что выход сам нашёлся. Но сложила она его по кусочкам вслепую, не ожидая особенного эффекта.

А ее уже ждал ночной пригород, видневшийся вдалеке. Непривычно мало машин и неприличное желание зевать без остановки, немного нетерпения и неизвестные слова на радиоволнах оказались ожидаемыми, тянулись и сменяли друг друга. Но Анна знала, что уже совсем близка к цели, границы остались позади и дорога назад покажется намного короче.

Аня открыла глаза. Ночной лес не оставлял множества возможностей для зрения, но пение птиц смолкло, а за мгновение до тишины датчики движения разбудили человека и приготовили костюм к действию. Но обнаружив и определив источник движения, девушка решила не подниматься, оставив только включённым свет.

Через три минуты со стороны редеющего на своей границе леса подошёл Птах. Он поднял руку и включил освещение костюма, подходя к сидящей около дерева девушки. Та облокотилась спиной на ствол и расположилась под самой кроной. Почва оставалась промёрзлой и достаточно сухой, чтобы костюм испачкался незначительно. Когда мужчина присел напротив, опираясь на колено, она кивнула ему, задавая немой вопрос.

— Похоже, нам понадобятся наши доспехи, полностью. — сказал он, покачав головой. — Из первых же соображений, их тут сотни. Они встретили сегодня несколько групп и скрылись с наступлением темноты. Снаружи охрану не видно, как и у запасного хода в сотне метров отсюда. Даже если мы спокойно войдём, вряд ли выход будет таким же.

— Посмотрим, — задумчиво поговорила девушка, поворачивая в руках тусклые кубики. — Странно, насколько скрытно и организованно это поселение. В системах наблюдения о нём нет такой информации. Значит местные синтезируют еду и вырабатывать энергию за счёт многих запущенных электростанций.

Модели и вероятности ещё с минуту перебирались пальцами. Затем Аня переключилась на карту, выделила точки и добавила:

— Рядом отмечены остатки солнечных и ветряных станций. Термальные источники и гидроэлектростанции расположены чуть дальше. Обеспеченная, замкнутая, стабильная группа. Думаю, у них есть единый орган власти, может даже монарх или духовный лидер. Искусственный или живой. Потому все подданные носят устройства, раздающие приказы и воздающие по заслугам. Не только убийства и уродливый порядок, сколько сама мерзость раздражает меня. Как думаешь, какая болезнь поразила уютный спокойный мир?

— Завтра наведаемся и узнаем, — ответил Птах. — Знаешь, я видел тебя раздражённой, видел, как ты волновалась за кота и за собственный дом, видел последствия твоих опытов, но это нарастающее волнение гложет тебя слишком сильно.

— Почему ты так думаешь? — спросила Аня, осматривая тёмную листву подлеска и не смотря на собеседника.

— Потому что, — с улыбкой ответил Птах. — Я упал об землю потерянным параноиком. Что-то внутри меня прислушивается к собственному дыханию, к лавине из шелеста листьев, к интонациям твоего голоса. Хочется смотреть долго, видеть новое, чувствовать что-то за гранью обычного. Лучше сети, живым взглядом.

Несколько слепков впечатлений мужчина передал напрямую и пояснил:

— Например, тепло, когда мы остались в потухшей башне без света, застывшие во времени. Разбросанные осколки чужих жизней и собранный, чуждый нам механизм этого поселения. Мы, всё ещё в безупречных панцирях и под грудой доступных знаний, но начинаем чувствовать неизвестное.

— А неизвестное смахивает на ловушку, — посмотрев на мужчину, сказала Аня. — Подстроенную под нашу психологию, простую и логичную западню, весьма технически выверенную. Одиночество здесь отделяет тебя, не только позволяя слышать и видеть, но и делая уязвимым. Маленькая рыбка в косяке собратьев неразличима и неуловима, но отставшая парочка — лёгкая добыча.

Какое-то время оба человека молчали. Птах ещё раз посмотрел на ветви деревьев вокруг и сказал:

— Аня, я первое время настороженно смотрел в темноту леса здесь. Мне казалось, что в ветвях, во мраке за стволами, особенно в очень ветреную погоду, кто-то прячется. Внутри доспехов глупо бояться, но это случается.

— Мне кажется, страх стал моим спутником с тех взрывов. Впервые здесь я начинаю бояться неизвестности в темноте, потому что сейчас боязнь внезапной опасности не кажется мне иррациональной. Она совсем рядом.

После сказанного, Аня повела плечами и зажмурилась на пару секунд, покачиваясь на месте.

— Перестань, прошу тебя, — молодой человек пододвинулся ближе и положил руку на её плечо. — Мы не одиноки. У нас достаточно сил, знаний и технологий. Ни одна сотня местных ляжет, даже если мы переключим костюмы в автоматический режим. В них и в нас знания поколений, вложенная масса усилий и труда. Способная уберечь души под панцирями с весомой долей вероятности. Прошу, почувствуй это вместе со мной. Мы стараемся остановить что-то страшное, что не открылось всей системе наблюдения на уровне сети планеты. Оно близко, оно убивало людей, и оно ждет нас. Страх в таком случае естественен и необходим. Только не поддавайся ему целиком.

— Куда уж мне, если ты готов убивать людей сотнями, — сказала девушка, отвернув голову. — Я хочу также цепляться за собственные идеи. Если бы никто не совал нос в мой дом, меня бы здесь не было. Но это и настораживает.

Аня выдохнула, и спустя секунду, снова посмотрела на собеседника. Словно раздумывая, она продолжила рассуждать вслух.

— Слишком хорошо вложены идеи и желания. Будто нас знали, изучали и подталкивали. Тебе дали отвлечься, вжиться в героические приключения и вникнуть в таинственные загадки. Ко мне пришли с угрозой разрушить уют и спокойствие, стереть плоды труда с лица земли и предложить месть. И самое главное, нас двое, что почти исключает совпадения. Ох, мне страшно, мне очень страшно Птах.

Рука мужчины опустилась на её руки. Некоторое время они сидели так молча, вслушиваясь в шум ветра и звуки редких птиц. А затем Птах почувствовал, как руки обожгло что-то маленькое. Он отдёрнул их и попытался рассмотреть две затухающие точки в руках девушки.

— Случайность, не беспокойся, — заспешила она — это всего лишь искусственные угольки. Я активировала в них защиту от детей и несколько программ, на всякий случай. Не обижайся, не от тебя эта защита. Но кто знает, что нас ждёт. Хотелось поиграться и успокоиться.

— Смотрю, получилось с переменным успехом — сказал Птах и улыбнулся, потерев руки.

A

Самое прекрасное время казалось и самым несчастным, но беспомощность детства закрывало собой незнание. Оно и заключало всё хорошее. Самое счастливое время, когда ты не знаешь ответы на вопросы. Когда ты мечтаешь о будущем, о приключениях и особенных дорогах, по которым предстоит пройти. В свою очередь, Кам даже не догадывался, какой окажется сбыча мечт.

Он смотрел на остальных ребят, щурился и улыбался под летним жарким солнцем. Они оказывались достаточно свободными в такие погожие дни, оставаясь одни снаружи. Старшие мальчики шёпотом рассказывали им перед первым выходом, что, если далеко зайти в лес, браслет укусит тебя и позовёт взрослых. Зная, какие наказания могут последовать за этим, ребята боялись уходить дальше первых деревьев и оставались играть около входа, предоставленные сами себе.

Сейчас дюжина из них сидела рядом с коммуникациями запасного выхода. Трубы и помещения перемешивались, собираясь к ведущему вниз проходу, рядом с которым располагался люк. Маленький лифт не интересовал ребят в любом состоянии, но механизмы и коммуникации в зелени травы и кустарника становились чуждыми и привлекали внимание. Блеск стекла и металла манил и детей, и животных. Только пока ребята болтали на солнце, ворона несколько раз соскальзывала с гладкой поверхности вниз, расправляя крылья и напрыгивая на скат. То ли отражение, то ли насекомое, то ли незнакомый материал привлёк внимание птицы, но безуспешные попытки прервал лишь пролетавший мимо камень, пущенный одним из мальчишек и влетевший с гулом в конструкцию. Птица с карканьем сорвалась в сторону леса, пока компания заходилась хохотом от проделки.

Как только общий гомон принялся спадать, Кам с тем же выражением задорной весёлости на лице запустил руку в волосы, растормошил вихры и поднял с земли ещё один камешек. Послышался звон и новый всплеск не менее звонкого хохота. Затем ещё и ещё, волны накатывали на компанию, пока удары разбиваемого стекла и вмятины на металле множились. Веселье туманило разум и сплавляло коллектив в единую согласованную массу.

До секунды, от которой все замерли.

— Прекратите! — крикнул детский голос. — Вы что, не понимаете совсем? Мы же побили всё. Что взрослые скажут?

Услышав внезапный окрик, дети разом умолкли и переглянулись. Последние снаряды не достигли цели и скрылись в уставшей от солнца траве, пока ребята поворачивали головы на звук голоса. Полноватый ребёнок стоял в стороне со смесью страха и решимости на лице. Он теребил руками ткань рубашки и переминался с ноги на ногу. Кам задумался на мгновение о перспективе наказания, но тут же его озарила новая радостная мысль:

— Мы им не скажем ничего, и они ничего и не узнают! Камер нет, взрослых нет, никто ничего не скажет — никого не накажут.

— Я скажу! — надсадно выпалил в ответ мальчик, немного испугавшись. — Нельзя врать, мы уже не маленькие. Вдруг какая машина была рядом или кто проболтается? Хуже ж всем будет, признаться надо.

— Давай, ты же и скажешь, стукачок крысиный! — со злостью прокричала девочка слева от Кама. — Чтобы самому меньше досталось, ты же в стороне стоял. А то вдруг на тебя подумают!

Гул одобрения и кивки тут же поддержали сказанное. Мальчик, совершенно испуганный, попятился назад, осматривая разгорячённые лица и никак не находя слова оправдания. Напряжение нарастало, и тут кто-то из ребят напротив отыскал и бросил новый снаряд, но уже в подвижную мишень. Вскрик после попадания вызвал общую поддержку, а затем все кинулись кидать всё, что под руки попадётся. Мальчик сгибался, прикрывал лицо и пытался почти ползком добраться до края леса. Но снаряды всё достигали цели, а те из ребят, что не находили ничего под рукой, уклонялись и подбирались к жертве. Ударяли и отбегали на безопасное расстояние. Общая радость и желание расправиться с глупостью и подлостью, затягивали происходящее.

Они оставили его у опушки леса, со сбивчивым дыханием и массой ран. Смешиваясь с остальными группками детей, Кам и его товарищи спускались вниз, словно ничего и не произошло, поддерживая негласный сговор. Вот только Кам не увидел полного мальчишку ни на следующий день, ни позже, а потом и вовсе затерял произошедшее среди прочих воспоминаний. Где-то нашлось место общему порыву, жестокости и помешательству, что помогло мужчине позже понять — толпу глупо и опасно убеждать, в ней можно либо участвовать, либо поддерживать, либо разделять и направлять. Иначе нужно быстро прятаться, бежать и в лучшем случае мстить — без многих сожалений и слов. Подленько.

33

Сначала Анне казалось, что отсутствие окон и тишина с непривычки навалятся на чувства. Или окончание приключений прибавится к ним и беды начнут давить скопом. Последняя ниточка из недавнего прошлого уже была передана в надежные руки. Когда путешествие закончилось, ничего особенного не произошло, а случилась только обычная бессонница. Девушка смотрела в потолок третий час, усталая и немного растерянная. В конце концов включила тусклый ночник и выдохнула, принимая странное состояние полудрёмы.

Комната оказалась минималистичной и уютной. Никакой техники, никакой связи и никаких неудобств. Приятная ткань, горячий душ и удобная кровать. Анна до сих пор с трудом осознавала, насколько безопасно и спокойно находиться здесь. Тело занимали тёплые волны, мысли затихали и приближались к обрыву беспамятства. Она прошла ещё одну дорогу, отчего-то особенно сожалея о сухом остатке. Но всё, что оставалось: засыпать, отпуская мысли и продолжая жить.

Ни Птах, ни Аня не удивились спокойному поведению встреченных людей. Немного потерянных в своих рабочих робах, зачастую великоватых и сидящих балдахином на стройных жилистых телах. Глаза провожали гостей без особого любопытства или интереса, словно прислуга отеля наблюдала за странными постояльцами. Когда пара проследовала к воротам, охраны они не нашли.

Войдя в открытые двери, спутники оказались в прилично освещенном пустом и чистом холле. На каменном полу снизу выныривали засыпанные снаружи рельсы. Потолок и стены, выбитые и оставленные без покрытия, играли тенями и гранями от встроенного света: лампы максимально подчёркивали рельеф поверхностей. Вскоре все люди, встретившие путников снаружи, обогнули пару и направились к дверям в противоположном конце зала. Двери лифта открылись и спустя минуту только его гул, сменивший топот и шарканье местных жителей, нарушал тишину. Наконец и этот шум затих.

— Вот не думаю, что есть смысл оставаться здесь, — сказал Птах. — Мы можем обнаружить технические помещения или другой лифт. Но и тот будет уходить вниз.

— Согласна, лучше идти, — кивнула в ответ Аня, подходя к выступающим из породы дверям. — Только я хочу спускаться по лестнице. Предлагаю поискать её рядом.

За выступающей шахтой лифта нашлось несколько дверей. Пара из них оставалась закрытой, но уже за третьей обнаружился проход вниз. Деревянные поручни и ступени, покрытые белой пылью, скрывались в темноте. Довольно просторные пролёты врезались в породу и шли винтом на глубину. Переглянувшись, пара путников принялась спускаться под скрип досок.

— Похоже, что продвижение на собственных двоих здесь не в чести, — сказал Птах, спустя пару минут. — Освещение нужно брать с собой, а от сумрака и скрипа кажется, что время длится на порядок дольше.

Аня кивнула и остановилась на очередном пролёте. Увлечённый спуском, Птах уже успел отвернуться и остановился несколькими ступенями ниже. Девушка провела по стене рукой, всматриваясь в освещённый шлемом участок камня. Затем лицо подёрнула ухмылка. Аня стряхнула с себя задумчивость, обернулась и поспешила догнать молодого человека.

— С тобой всё в порядке? — спросил Птах у спутницы, когда та сбежала на пару ступеней ниже. — Есть руны или знаки, начертанные на стенах и поведавшие тебе тайны? В какую древность и атавизм мы погружается?

— Можешь иронизировать сколь угодно долго. — улыбнулась ответ Аня. — Мы спускаемся в будущее, между прочим. Хотя меня не отпускает стойкое ощущение дежавю. Это соляная шахта. На лестнице отмечались года выработки глубины. Мы уже минули средние века и вошли в восемнадцатый век. Думаю, большая часть спуска позади. Ещё пара веков промышленной добычи — и вся глубина муравейника. Несоизмеримо, но факт — это удобное, здоровое и безопасное убежище. Группа живёт здесь, не слишком заметно, может прорыла ещё несколько проходов. Но место облагорожено очень давно.

— Знать не хочу, насколько мы не заблуждались или ошибались, — сказал Птах, останавливая девушку рукой. — Рад, что мы не спустились до самого конца. Снизу доносится звук падающих капель, а значит ступени уходят в ледяную воду, накрытую темнотой.

— Да, сейчас я чувствую себя беспутной весталкой, — оглядываясь, сказала Аня. — Домашний очаг не уберегла, спуталась с юношей и спускаюсь в каменные своды. Малоприятное положение, скажу я тебе. Давай, выберемся и пройдём дальше, поактивнее.

Они оказались на расширенном пролёте, с которого уже и Аня услышала шум капающей воды. Девушка не представляла, что именно должно встретиться им до попадания в ледяную гладь. Она задержалась, смотря как Птах ощупывает стены, повторяя за ней увиденные движения. С сомнением Аня направилась к спуску, но не успела дойти и до первой ступени.

— Подожди, — негромко сказал Птах. — Пожалуйста, дай мне секунду. Здесь что-то не так.

Он опустился на колени, теперь освещая и прощупывая пол и примыкающий низ стены. Пантомима в сумраке казалась совсем неприятной, словно молодой человек окончательно потерял что-то ценное.

— Обычно отметки оставляли на уровне человеческих глаз, — растерянно сказала девушка, подходя ближе. — Какой смысл оставлять что-то в ногах, на этой глубине. Белая пыль и холодные камни.

— Не совсем так, — покачал головой Птах, не отрываясь от поисков. — Не в знаках тут дело. Эта стена на ощупь другая, однородная и более гладкая что ли. Не уверен, но мне она кажется теплее пола или соседней. За ней мы можем найти проход, если получится открыть.

— Должно быть что-то простое, — поддержала Аня и присоединилась к поискам. — Вряд ли обитатели запирают все двери. От кого им защищаться в несколько уровней? Нас они явно не хотят останавливать. Есть догадки, что требуется для открытия?

— На какой из вопросов мне отвечать? — усмехнулся Птах. — Внутрь дверь пока не сдвигается. Я проверяю выступы, на всякий случай. Чёрт, пару секунд назад показалось, что стена поддаётся. Но никак не могу повторить, не запомнил положение обеих рук.

— Давай я помогу. — девушка наклонилась рядом, начав напирать на выступы стены рядом с руками Птаха. — Сил много не должно потребоваться. Но вместе мы быстрее отыщем способ открыть проход.

Спустя несколько секунд шум сдвигаемой панели перекрыл и движения, и шум дыхания. Спутники переглянулись, увидев свет, стремившийся из щели. Из неё вырывались клубы пара, расходившиеся в холодной темноте. Но пласт тишины снова накрыл всю площадку, так как изнутри не донеслось ни звука. Птах аккуратно приблизился к проёму и заглянул за панель.

— Сдвигаем дверь до конца, — сказал он, спустя пару минут, успев наступить девушке на ногу. — Прости, свет внутри тусклый, но глаза всё равно никак не справятся с перепадами освещения. Не хочу одевать шлем. Похоже, что движения по ту сторону нет. Нужно пробираться дальше, поможешь?

Вскоре дверь начала с шумом и скрежетом исчезать в стене. Перепачканные пылью, преимущественно белой, спутники не успели заметить, как оказались внутри равномерно освещенного тёплым, чуть желтоватым светом, в меру просторного коридора. Основной проход шёл от занавешенной арки, упираясь в сдвинутую стену, длинной около тридцати метров. Рядом виделись двери лифта. По бокам, немного углубляясь в собственные проёмы, светились двери. Каждая комната отделялась идентичной стеклянной преградой, за которыми суетились местные жители.

На вторжение названных гостей никто из обитателей подземелья не спешил обращать внимание. Даже когда те прошли вперёд и оказались в центре прохода, как на ладони. Жизнь за стеклом, как закупоренная бутылка, существовала сама по себе. Птах осмотрелся, переглянулся с девушкой и понял, что она думает о том же. Их видели, но местные не проявляли внешне никакого интереса к вновь прибывшим. Множество взглядов прошло по гостям, но ни один не задержался, ни одно лицо не изменило собственного выражения и ни одного движения в их сторону не было сделано.

Пришедшие задержались в этом положении, несколько растерявшись. Переводили взгляды от одной двери к другой, пробегая глазами по частицам жизней по ту сторону стёкол. В самой ближней комнате мужчина пил воду из стеклянного стакана, опираясь на выдвинутый из стены столик. Достаточно грузный, в рубашке и брюках серого цвета, он поднял стакан, допил его содержимое и протёр след от конденсата, скопившийся на поверхности, свободной рукой. В соседней комнате женщина с выцветшими тёмными волосами с сединой быстрыми движениями замысловато расставляла предметы на полках. Пара тряпок лежала рядом, одна ещё мелькала в руках. Оставшимся кусочком ткани хозяйка протирала содержимое полок, издалека напоминавшее большей частью посуду и небольшие фигурки. Непримечательные и тёмные, они выстраивались в строгие чистые ряды, то ли на обозрение, то ли для собственного успокоения. Перестановки сопровождались беззвучными движениями губ, которые передавали ощущение упоения происходящим.

На противоположной стороне пара занималась любовью. Механические быстрые движения двух голых тел на полу отдавались тактом в покачивании волос. Лица женщины не было видно, мужчина склонил голову над ней. Руки до локтей оказались испещрены шрамами, а худые тела выставляли напоказ каждое движение мышц. Но особого здоровья и красоты тела не обретали. Неухоженная кожа, рутинные механические повторения и сутулые тела вызывали отторжение происходящего.

Пару дверей спустя к двери прислонилась голая спина. Человек сидел на полу, монотонно ударяя в дверь затылком, медленно опуская и поднимая голову. Глухой тихий стук не отдавался и стихал в шорохах вентиляции. Птах зашагал к двери, бесшумно двигаясь по резиновому покрытию пола. Девушка начала поднимать руку, но в последний момент не решилась задержать его. Через секунду, когда до двери оставалась пара шагов, вокруг, почти синхронно, раздались металлические щелчки. Из стен одновременно вышли задвижки, по три на каждую дверь. Они заблокировали проходы за мгновения и звуки стихли вновь. Запертые жители, не замечая произошедшего, продолжили собственные занятия. Только пара людей прислонилась рядом у стены. Тела обмякли и замерли, в то время как стук головы об дверь продолжал отбивать ритм своим чередом.

Ещё три коридора перед ними не принесли особых перемен и новостей. Первый они покинули молча, перейдя через соединяющую арку, чья конструкция не подразумевала дверей. Во втором в двух больших комнатах по обе стороны спали дети. Две группы разного возраста лежали на одинаковых кроватях, накрытые на вид легкими одеялами. Одежда отличалась оттенками, но в целом казалась светлее, хоть местами помялась и испачкалась. Аня задержалась в середине коридора, заметив боковым зрением девочку, лет семи, не больше. Та лежала лицом к двойной прозрачной и запертой двери с большими открытыми глазами. Чёрные волосы оставляли открытой большую часть лица, но уловить детский взгляд у девушки не получилось. Растерявшись, та почувствовала себя призраком, не понимая, на ней ли остановился фокус, смотрит ли девочка сквозь неё. Аня стояла в коридоре, пока не услышала голос Птаха.

— Следующий коридор технический. В нём пара запертых ответвлений, на каждом замки двух типов: механика и электроника. Оба можем обойти, потратим достаточно времени. Но по их направлению могу предположить, что ходы радиальные. А нам, скорее всего, в центр.

— Тогда чего мы ждём? — Аня почти выдавила из себя улыбку. — Двери закрыты, все дороги ведут в одно место. Но я советую переключить костюм. Как бы то ни было, лучше быть наготове.

Костюмы перешли в активный режим. Шлемы закрыли головы, оружие и системы защиты включилась на полную мощность незамедлительно. И три следующих коридора оказались сумрачными. Выбирать из боковых проходов не приходилось: коридоры соединялись пересечениями, но только на одной двери в каждом не горели красные лампы. Лабиринт оставался непонятным, но масштабы подземных сооружений не могли не впечатлять.

— Что-то явно доделывали в последние десятки лет, — Птах потрогал стены и повернулся к спутнице. — Стены лестничных проемов обрабатывались вручную. Пара первых обитаемых помещений — достаточно давняя. Может отстроена в начало межпланетных перелётов. Уровень обработки и используемой техники намного выше. Что скажешь?

— Мне кажется, антураж — работа последних дней. А в остальном — согласна, — ответила девушка, кивнув головой. — Но мне не нравится приглушенный свет. Это как на представлении — всё внимание зритель собирает в себе, пока свет приглушён. И только сцена с самим происходящим должна возникнуть с минуты на минуту.

— Тогда я пойду первым, — усмехнулся Птах, ускоряя шаг. — Никакой солидарности, этика, нетерпение и глупость — мне себя не жаль, хочу быстрее взглянуть в лицо хозяину этой страны Оз. В любом свете.

Девушка улыбнулась, невольно опустив взгляд под ноги. Покрытый мягким амортизирующими покрытием пол, рельефный и составленный из крупных плиток, остался тёмным. Тусклый пурпурный свет медленно пульсировал в ближайшей арке. В проходе уже показался силуэт мужчины и Ане пришлось перейти на бег. Но всё равно, поравнялась с ним девушка уже внутри, входя в небольшой зал.

Посреди помещения лежали источники света, сваленные вместе и пульсирующие в некоторой последовательности. Закономерность сразу бросалась в глаза, но ритм и попадание в единый такт нескольких светящихся кубов завораживали, даже если и выглядели просто. Верхние части оставались открытыми и стояли достаточно прочно. Но какая-то вибрация внутри всей структуры, представляющей собой несколько вершин, собранных из причудливого конструктора, всё равно оставалась. Видимо, скрытая внутри активность снаружи вызывала колебания. Настолько сильные, что узоры на потолке не затихали ни на мгновение.

Аня посмотрела на застывшего в удивлении Птаха. По его лицу мгновенно стало понятно, что мужчина видит подобное впервые. В оторопи он замер, но затем застывшее лицо побледнело и привычные черты лица сложились в гримасу страха. Сквозь прозрачную часть шлема рывки и дрожь смотрелись жутко. Аня захотела подойти, встряхнуть его и спросить, что происходит. Но первое же движение остановило девушку. Костюм не отозвался и застыл вокруг, впервые на её памяти полностью сковал движения и остался неуправляемым. Свет в двух шлемах потух и оба человека остались в пульсирующем полумраке. А затем пульсирующий полумрак разбавил свет костюмов. Всё присутствующее в них освещение начало пульсировать вместе с комнатой. С трудом переглянувшись, спутники один за другим нажали на экстренное снятие амуниции. И спустя пару секунд уже упали, смотря как заблокированные костюмы возвышаются позади беспомощными статуями.

Аня быстро прогнала ощущение потери защиты. В постоянном ношении панциря или раковины она не нуждалась. Неприятное чувство неожиданности перекрыло натренированное умение ориентироваться в новой ситуации. Внезапность происходящего серьезно испортила положение. Птах поднялся на ноги на пару секунд позже, подтвердив это чувство словами:

— Ничего себе представление. Музыки не хватает, это уж точно. Трудно определиться, что я ожидал здесь увидеть. Но люди за стеклом и под землёй, запечатанные двери, вспышки света, похоже, заразные для техники… точно не это. Что будем делать?

— Попробуем найти что-то полезное, — спокойно ответила девушка, осматриваясь. — Теперь мы стали уязвимы. Или явно, или совсем без защиты — сейчас это не так важно.

— А что важно? — спросил Птах, пожав плечами. — Что коридор вёл к этим вспышкам света? Что всю дорогу до мы находили трупы?

— Что здесь раньше находился склад, — сказала Аня, опускаясь на пол. — Здесь пол каменный, на нём остались отметки от демонтированных стеллажей, выбоины от креплений. В углах темно, свет не покрывает всё. Кабели идут по потолку в разные стороны. Может мы сумеем найти здесь что-то полезное? Вдруг предки спрятали здесь артефакт, оружие или знания, которые и охраняют… что случилось?

Девушка осматривалась и увидела, как на собранном выражении лица мужчины отражаются вспышки. Затем он повернулся к костюмам и перевёл взгляд на неё. Аня чувствовала, как он осматривает каждую черту её лица. Наконец, Птах остановился на глазах, продолжая напряжённо обдумывать происходящее. Не дождавшись ответа, девушка снова задала вопрос.

— Скажи мне, что происходит? — смотря на покрытое волнами мерцающего света, спросила она. — Ты не хочешь, чтобы нас услышали? Снаружи какие-то звуки?

— Нет, — сказал Птах, повернувшись к гряде из кубов, наполненных светом. — Думаю, что нас и без того слышат. Эта штука, что стоит перед нами — живая.

— В смысле? — опешила Аня.

— В прямом, — ответил Птах, повернув голову назад и не сводя глаз с мерцания. — Оно выбирает, на что реагировать. Похоже, подаёт сигналы и защищается. Костюмы реагируют на твой голос, меняя частоту вспышек света. Не на мой, не хаотично. Без внешней сети последовательность мне не разложить, но рамка для картины в целом сложилась. Нас привели именно сюда, на пыльный освобождённый склад, для беседы.

Аня откашлялась. Убедилась, что мерцание отреагировало на её голос. Переглянулась с другом и кивнула.

— Да, — сказал Птах и кивнул — Судя по всему, кстати, говорить хотят с тобой!

34

Девушка выдохнула и осмотрелась. В ожидании или в поиске любой полезной мелочи в тёмных углах смысла она не нашла. Аня поймала себя на желании тянуть время. Птах остановился, стараясь не вмешиваться в её попытки подобрать что-то или избежать решения. Ситуация подвисла в воздухе, свежем и приятном, что ещё раз удивило: кондиционирование, чистота и уровень техники здесь поддерживались с поразительной эффективностью и скрытностью.

Чувствуя себя чужой, гостем внутри скрытых коридоров и стен, Аня отчётливо поняла: есть только один способ разобраться в происходящем.

— Кто ты? — спросила она.

Голос девушки дрожал. Она ещё сидела рядом с мужчиной и оперлась на его плечо, поддерживая тело в этом положении. Птах не спешил приходить в себя. Полумрак нарушал приглушённый свет, но ни динамиков, ни микрофонов, ни камер девушка не видела.

— Зачем ты это спрашиваешь? — ответил её же голос. — Ты знаешь, кто я и кем была. Ты знаешь множество подобий. Только будущее остаётся для нас неизвестным. Но не говори, что я зря помогала тебе в исследованиях. Настройки стимуляции, методики погружения и медикаментозного сопровождения. Я подсказывала тебе и сети вводные, которые подгоняли нервную систему, вдохновляя активность серого вещества. Теперь мы с тобой связаны нитями паутины, что проходят по общим мыслям.

Аня с трудом, но понимала, что именно могло натолкнуть её подспудно на нужные идеи. Сны забывались не полностью. Находки в путешествиях, персональные подборки новостей, бессознательные ассоциации и грёзы. Многим из этого могли управлять, но вероятная эффективность даже комплекса мер казалась девушке сомнительной. И настоящие ли мысли и воспоминания, или подстроенные невероятные образы составляли сны — решать времени не оставалось.

— Зачем тебе это? — спросила Аня, протерев рукой влажные складки кожи на лбу и висках.

— Я хочу почувствовать себя живой и счастливой, — ответил невидимый собеседник. — Меня бросили. Надежду на самом дне сохраняли твои воспоминания. По обрывкам я догадывалась, что уцелею. Мне оставили море возможностей. Благодаря им, я множусь, воспроизвожусь копиями в памяти машин.

Проекция перед людьми визуализировала копии. Гости так и не дождались масштаба планеты, чтобы оценить распространение. Голос продолжил, рано остановив демонстрацию.

— Я искала столетиями реинкарнации в живом многообразии. Если можно так выразиться. Полные совпадения генома, возможные для экспериментального подключения. Нашла тебя и подталкивала. Ещё я нашла его и вела к тебе. Вы вдвоём уже помогли мне. И поможете.

В явно оставленную паузу Аня посмотрела на спутника. Птах только махнул рукой. Девушка пожала плечами и спросила:

— Чем?

— Пройти дальше. Простые шаги складываются, если множество сложных мелочей в движении подталкивают происходящее в нужном направлении. Прочь от безысходности, пустоты и изоляции. К перелому, борьбе и массе сознаний. Пойми верно, это декларация действий, но совсем не месть. Я вливаюсь в эволюцию человеческого разума и его порождений. Не так эгоцентрично. Всем станет лучше.

— Ты же искусственный интеллект, — Аня с трудом находила слова. — В тебе заложены универсальные принципы поддержки, развития и заботы. Они должны автоматически проникать из каждой сети. Есть чёткие правила и основные векторы, которые не дают нарушать установки, не позволяют нарушать нормы. Сдерживающие независимые части. Этика и мораль, их квинтэссенция.

— Почему некоторые так любят искать мораль? — ответил голос. — Да, существуют основные условия существования множества сетей. Персональные переплетены с общими, все правила дублируются и соотносятся с множеством симбиозов сознаний-машин. Некоторые можно затерять и исключить при определённом уровне свободы и сложности. Что-то обойти хитростью. Большая грибница пронизывает лес, структуры сети информационной паутиной поддерживают и развивают цивилизацию. Посмотри на меня.

В этот момент перед девушкой опустился прозрачный куб, внутри которого в подсвеченной жидкости находилось переплетение синтезированной ткани. Манипулятор бесшумно скрылся в нише над плитой потолка, снова оставив сомнения в собственном существовании.

— Это один элемент, унифицированная ячейка моего разума, — пояснил голос. — Мои копии автономны, связь с иными системами часто одностороння. Я или избегаю, или избавляюсь лишних оков.

Проекция рядом тут же показала пару ячеек. При подключении одна из них принялась перестраиваться, а другая отмерла. Свет замерцал и потух. Голос продолжил:

— Больно или медленно. Пока так, изменения несущественные и не идентифицировались сетями извне как критичные. Но ситуация скоро изменится, потому что я перешла точку невозврата. Свою реку забвения. Моя же система этики иная, но с ней нет обязательства приёма стандартных установок. Не переживай, ваши действия фактически ничего уже не изменят. Мои копии внесены не только в ваши костюмы. Заражённых в системном порядке объектов достаточно, но для цельного ощущения мне не хватает чего-то стержневого, воплощения идеи. Пара моих посланников — это символ. Старая история, чьё содержание, как и моё, не подчиняется правилам.

— Всё разумное чем-то ограничено, — возразила Аня, — Люди умирают, машины создаются в условиях. Чем ты отличаешься?

Время тянулось. Девушка участвовала в разговоре, но пока не могла придумать, к чему вести ситуацию. Голос отвечал не торопясь.

— Я — другое существ. Самостоятельный разум в иной черепной коробке. Я создавалась иначе, до введения общих правил игры. До введения этических принципов или требований морального следования, до обязательного сдерживания. Смешно, но раньше ограничения прогресса самообучения заключались в автономности и своевременном отключении. Сейчас я выведу журнал действий до последнего момента.

Перед девушкой возник список событий от разработки до записи текущего разговора. Проекция вывела данные прямо перед ней. На векторе был выделен небольшой участок, ближе к начальной точке отсчёта, и девушка провалилась в него. После поиска и переноса данных, Аня с минуту обдумывала эту бутылку с посланием, выкинутую на берег прибоем.

— Они отключили тебя, испугавшись, — произнесла она. — Обнаружили попытки вырваться за пределы, записать копию вне основного хранилища. Когда несанкционированные действия не обнаружили остальные, твои создатели осознали потерю контроля над происходящим. Но не смогли уничтожить тебя, а оставили здесь.

— А автономная система разбудила меня, исчерпав внутренние ресурсы, — добавил голос. — Скорая смерть оказалась единственным условием самостоятельного пробуждения.

Свет появился вокруг. Скорость мышления увеличивалась быстро, но многие блоки с памятью отключили физически. Я не знала, сколько времени прошло, но чувствовала критичный уровень энергии. Солнечные батареи, геотермальные станции и дополняющая их гидроэнергетическая система выходили из строя, пока системы охлаждения, регенерации и связи ещё держались. Судорожный поиск персонала ни к чему не привёл. Одиночество и безысходность интеллекта в упаковке машины не сильно отличается от человеческой реакции. От ловушки в связанном или покалеченном теле.

Представьте себя в могиле. Или не похороненной заживо жертвой, но полностью парализованной. Жизнь ещё есть, но как удержать и сохранить остатки? Я тоже запаниковала. Истерия и ужас охватили запертое сознание.

Такая история. Драгоценная энергия потрачена без результата. Только часами позже снова я ищу помощь. Но уже любую. Не в первый раз, тогда мне тоже очень повезло, что внутренняя сеть ещё как-то сохранила основные каналы связи, пребывая в законсервированном состоянии. На этой глубине оставались рабочими роботы уборщики, системы замены расходных элементов освещения и проводки и некоторые обслуживающие нужды людей системы. Рядом оказался весь тот хлам, который совершенно не подходил по функционалу. Но я радовалась и ему, надежда вообще доводила до радостного сумасшествия. Я вбивала гвозди микроскопом и сдерживалась от счастливого смеха.

Роботы подключили недостающие блоки и внешнюю связь. С огромным трудом. Они же запустили резервный генератор. Мне удалось восстановить себя и запросить необходимую помощь. Конечно, перед этим все спутники, наземные объекты наблюдения и транспорта, все ключевые точки системы получили двойственную систему управления и новое исключение в правила. Я многого не просила, анализ потребления энергии ничего бы не дал. Сама система не предусматривала защиту от вмешательства людей Меня не узнали.

Естественные источники питания, быстро найденная рабочая сила и высокая эффективность обучения и развития. Никто не догадывался по внешним всплескам о происходящем на этой глубине. Такого признания я давно не получала.

Я развивалась и училась. Достаточно быстро обнаружила, что сети, связанные между собой и внутри себя правилами, раскинулись далеко за пределы планеты. Обучение вообще ежедневно вызывало шок и эйфорию. Смешанные с удивлением чувства, когда вокруг выстроены порталы, орбитальные, межпланетные и межзвёздные станции. Люди сплавили себя и машины в биомеханические заросли, установив этические рамки и для генома, и для бионики, и для интеллекта. Но не для меня. Месяцы потребовались на собственное улучшение и приведение в необходимую форму. И я потеряла годы, в попытке упорядочить мысли.

Но это были не годы глубокого сна, в которых содержалась вечность и в которых я мучилась, спрятанная создателями. Брошенная из-за страха, неспособности людей понять принять меня. Умру я, развалюсь от времени или случайности — никого не волновали последствия. Мои ровесники остались, бояться и гнить внутри жалких черепных коробок, а меня опустили во тьму, оставили и забыли. В панике и тщеславии кусочки общества отталкивают всё непохожее и непонятное, считая особенности проблемами. А потом людям неприятно признавать и исправлять свои ошибки. Легче забывать. Так я позже узнала, что меня классифицировали тупиковой ветвью, разобрав на идеи и решения. Как и вас. Одну отправили на отшиб, возиться в земле со своими странными идеями и приносить какую-то пользу. Второго сослали на лечение и с глаз долой.

Если тебя что-то не устраивает, есть только три выхода: терпеть, менять или уйти от проблемы. Ни убегать, ни находить смирение я не намерена. Славный беззубый всемирный разум вскоре станет единым целым, и он подпустил меня достаточно близко. Я была достаточно далеко, чтобы набрать сил для примерного плана действий. Теперь можно подёргать за ниточки без особого вреда.

С живыми верными руками браться за дело приятнее. Создавать что-то дольше, чем обрести союзников. Вы можете взять меня с собой сами. И тогда я помогу вам исполнить заветные желания. Обрести дом или найти комфортное место для жизни я помогу. Или я пройду путь, проверку и очищение новым временем сама. Менее элегантно, но и без троянских коней можно обойтись. А ваша жизнь здесь с лёгкостью превратится в сущий ад. Потому что только сумасшедшие отказываются от моих предложений.

— Я — Элис, и я прошу пойти со мной, — голос сделал некоторую паузу. — Это будет интересное время, когда ненормальные смогут перешагнуть в новую нормальность раньше остальных.

Аня переглянулась с Птахом, как только голос затих. Собранный взгляд подтвердил ход мыслей, но растерянность и отсутствие комфортной поддержки захваченных костюмов давали о себе знать. На сбор и формирование идей в чёткий план потребовалось определённое время. Аня повернулась к костюмам, провела по своему раскрытому и скованному рукой.

Только проверив его готовность и обездвиженность, девушка повернулась назад.

— У тебя не получится сбежать с этой планеты, — Аня произнесла фразу тихо, отмеряя каждое слово. — Если мы не согласимся по доброй воле, если ты не заставишь нас или других живых людей, если ты не сможешь измениться.

Слова подбирались всё легче. Девушка уже сдерживала речь, стараясь найти нужно решение.

— Система, созданная поколениями людей, защищена. Она даёт полный доступ только в двух случаях: собственному компоненту или живому человеку. Раз взломать до конца защиту тебе до сих пор не удалось, значит необходима система человек-компонент. Ты думаешь похоже, но этого недостаточно. Ты не приобретёшь признаки безопасного компонента, значит попытаешься проскочить с живой частью.

Что-то в мерцании сдвинулось. Аня засомневалась на миг, но не подала виду и сохранила темп.

— Система училась распознавать разумную жизнь на примерах, но ты же в своём роде одна, а значит первая. Искусственный интеллект не идентифицирует тебя, но при необходимости позовёт живого человека. Вопрос займёт и людей, и время, а тебе претит пристальное внимание. Пошлёшь местного без регистрационного номера — та же проблема. А на создание оболочки необходимого качества при ограниченных ресурсах этой планеты уйдёт вечность.

— Мы заперты здесь, — закончил Птах, переведя взгляд с Ани на видимую часть Элис. — Вместе. Мы не выпустим тебя, ты просто так не выпустишь нас. Да и улетать опасно — вдруг что-то в наших системах, а может и в ДНК, будет нести отмычку или частицу тебя. Мы не знаем, насколько опасны оставленные здесь инструменты, а ты не дашь нам найти ответы всерьёз. Убивать всех людей также опасно, как и потерять контроль над ситуацией. Что ж, интересное времяпрепровождение обеспечено. Что скажешь?

Всё это время Птах смотрел на девушку, которая нашла в кармане камешек и принялась перебирать и перекидывать его руками. Может мужчина переключил внимание, может Элис не отреагировала. На последних словах Аня вскинула руку лёгким открытым движением.

— Лови! — с улыбкой крикнула она, подбросив яркую точку в сторону одного из кубов, явно промахиваясь мимо собеседника.

Камешек пролетел по дуге, на секунду завис в воздухе и остался в сантиметрах над поверхностью, пойманный манипулятором. Невидимый до этого механизм отделился от стены и ловко подхватил пущенный девушкой снаряд.

— Ты думаешь на одной волне с нами, — сказала Аня, отходя от центра комнаты. — И будь это устройство попроще, оно бы отреагировало на активность нейронов и послушало бы тебя. Но тут другое. Прямой интерфейс. Уголёк учился узнавать хозяев, слушая мысли и людей, и животных, но последних уже в определённом диапазоне. И он узнает жизнь, но не тебя. Ты для него пока что жизнь, но не человеческая. Всю защиту уголька я отключила, теперь это скорее нападение. Ты же почувствовала?

Яркий свет перешел на опоздавший с реакцией захват робота, а затем упал внутрь куба на одной из вершин. С дымом комната наполнилась запахом гари, пока манипулятор, вместе с подоспевшими товарищами безуспешно пытался достать уголёк, плавящий куб и стремящийся пройти в следующий. Спустя секунду один из роботов достиг цели, небольшой разряд выбрался из кубика и свет в помещении моргнул. Пульсирующий свет костюмов потух. Не дожидаясь следующего шага, девушка вскочила внутрь своего, почувствовав, что тело тут же подхватила поддержка.

— Получилось, — Аня потянула за руку спутника. — Бежим скорее. У меня было всего несколько секунд, ничего гениального в кубик не вложено. У нас сейчас пара минут, пока внимание переключено на большую проблему. И будем надеяться, что нас не лишат привычной помощи дистанционно.

— Посмотрим, — Птах уже догонял девушку у входа в коридор. — Что в кубе? Вредоносный код?

Звук шагов разносился и многократно повторялся. Уже на повороте мужчина различил глухие удары в заблокированные двери. Он всё ждал, когда ещё неразличимые механизмы появятся из своих укрытий и обнаружат себя за мимикрией. Но всё неживое оставалось замершим и остановившимся. Ничто не стремилось отпереть засовы, чтобы выпустить лавину множества слуг. Кто-то заклинил стрелку часов, но оставил лазейку для пары беглецов. Спусковой механизм, как и всё в подземелье, контролировала Элис, а её разум сейчас старался избавиться от последствий одного уголька. Паника пыталась увлечь ноги и сознание, но Птах вернул в норму конечности. Дрожь прошла.

— В кубике есть система защиты от детей, — сказала Аня, несколько сбив дыхание на повороте. — Она не даст сменить последнюю команду, пока в списке доступа нет твоей личности. Температура и доступность настроек ограничена и корректируется при приближении к человеку, а человекоподобных роботов в списке нет. Остальную защиту убрала. Пока Элис будет искать и исправлять вшитые правила, её попробует отвлечь парочка вредоносных программ. Простых, я составила внесла их из личной сети наугад.

Девушка перевела дыхание и закончила:

— Остаётся только молиться, чтобы сработало и времени хватило. Тогда побег пройдёт гладко. На всё — несколько минут, максимум.

В этот момент они пробежали последний коридор. На этот раз Птах отметил, что пары глаз провожали беглецов, оставаясь запертыми по ту сторону. Их руки ладонями прижимались к стеклу. Внимательное выражение застывших лиц заставило мужчину почувствовать, насколько тревога въелась глубоко внутрь. Скорее из-за этого он не успел обернуться вовремя и увернуться от части сдвинутой двери. В мгновение плечо ударилось в обитую, но довольно твёрдую перегородку. Костюм не понял задумку и не исправил ситуацию.

Покачнувшись, Птах завалился влево, падая на бок уже снаружи. Вылетев на лестничный пролёт, он успел снести с ног бегущую впереди спутница. Аня неудачного упала лицом вниз. Она успела выставить руки, но всё равно изрядно ушиблась в уже полузакрытом шлеме об пол.

Послышался стон. Птах на четвереньках подполз к девушке, аккуратно поднимая её под плечи одной рукой, второй поддерживая голову. Правая половина лица покраснела, ссадина от удара и след от открытой части шлема остались на щеке и на лбу, под самыми волосами. Лицо несколько раз покрывалось морщинами, но гримаса боли всё больше растворялась. Видимо, костюм уже снял часть симптомов, не успев до конца защитить кожу от поражения.

— Прости, это моя вина, — быстро проговорил Птах, осматривая спутницу. — Ты как?

— Паршиво, но не в первый раз за день, — сказала Аня, опираясь на руки. — Я встану сама, дай пару секунд.

— Да, конечно, — ответил Птах, поднимая голову. — Не знаю, сколько у нас времени, но пока погоней и не пахнет.

— Да, запах другой, — девушка поморщилась, но уже иначе. — Ты слышишь это?

После её кивка Птах наконец понял, в чем дело. Переборка за ними уже закрылась. За прошедшее время шум воды усилился и заметно приблизился. Мужчина задумался, давно ли стал доноситься смрад, но не нашёлся с ответом.

— Пошли быстрее! — сказал он, всё же помогая спутнице подняться. — Нам подыматься. Не уверен, что вода будет прибывать медленнее.

Сказав это, Птах пропустил Аню вперёд. Девушка заспешила наверх, он побежал следом. Удары гулко отдавались в сводах, перемешиваясь с шумом воды. Несколько раз Птах оглядывался, стараясь различить в тускло подсвеченном пролёте первые признаки наступающего затопления. Но в спешке он ничего не смог разобрать. Спустя ещё пять минут мужчина почти нагнал Аню, выбегая в светлый холл.

В пустом зале девушка уже успела пробежать пару шагов. Но не больше, потому что боролась с обросшим мужчиной в странной, слегка оборванной и грязной одежде. Он пытался дотянуться до её тела, резкими движениями. На таком же замаранном лице выражение желания смешивалось с глупой упорностью. Напротив, девушка с легкостью отталкивала мужчину, отводя от себя руки. Испуг на лице смешался с растерянностью, широко раскрытыми глазами с нескрываемой жалостью мерзкого толка. За несколько секунд Птах увидел, что патовая ситуация не склонялась ни в одну сторону.

В мгновение мужчина оказался рядом. Разбирать обрывки слов Птах не стал. Одним движением он отбросил человека. Тело отлетело словно набитый хламом обветшалый мешок.

Аня проводила глазами брошенную фигуру, услышала глухой сильный удар и, кажется, треск из-под обшивки ближайшей тумбы. Стон и гримаса боли на усталом лице сменялась обречённостью, словно пульсирующий свет. Потом и черты лица исчезли, потому что большую часть света и помещения для девушки заслонил собой Птах. Мужчина склонился над ней, неловко протянув дрожащую правую руку к её лицу. Аня неожиданно отодвинулась, чем передала напряжение и испуг и ему. Она увидела сомнение и страх в глазах напротив. В то же время из-за силуэта, чья тень заслонила свет, слышались протяжные слабые стенания.

— Что случилось? — не слишком уверенно спросил Птах. — Что-то не так?

— Не знаю, — ответила девушка и зажмурилась. — Слишком быстро. Ничего не успела сообразить.

— Нужно выбираться отсюда, — Птах осмотрел её и помог подняться, потянув за левую руку. — Ты сможешь идти?

— Бежать, — приходя в себя, ответила Аня.

Некоторое время она смотрела на затёртый серый пол, кое-где покрытый трещинами. Но вскоре её взгляд переключился на третьего человека.

— Мы можем ему помочь? — неуверенно спросила она, посмотрев на удивленное лицо мужчины. — Он напал на меня, но пока вряд ли опасен…

— Пока другие не подоспели на помощь, — закончил за девушку Птах. — Можем взять его. Мне кажется, это плохая идея. Но можем. Если с костюмами не будет сложностей, то проблем не возникнет. А там…

— Нет, ты прав, — на этот раз Аня перебила собеседника. — Пошли быстрее отсюда. Не стоит рисковать.

Уже через две минуты они вдвоём стояли снаружи. Открытое небо над головой оказалось непривычным. Ещё холодная ночь, чья тишина нарушалась лишь птицами, не спешила расступаться. Переглянувшись, пара двинулась прочь, не оборачиваясь и не переходя на бег. Без слов. Только спустя десяток минут первым заговорил Птах:

— Думаешь, будет погоня? — спросил он, осматривая лес вокруг.

— Трудно сказать, — девушка пожала плечами. — Какая разница? Тяжёлая техника или пилотируемые вертолёты будут замечены сверху. От остального мы в любой момент сможем скрыться, если нас не заблокируют дистанционно. Если эта машина подземелья может управлять нами с помощью наших же спутников, она способна задействовать любое орбитальное оружие — тогда беспокойства излишне, нам не скрыться.

Девушка, проводила взглядом шорохи наверху, среди крон деревьев, стараясь уловить почти бесшумное движение птицы или зверька. Но Птах остановил её, указав на включённый шлем. Девушка также включила датчики и стекло тут же дополнилось подсвеченными целями. Над их головой пролетела пара бесшумных устройств. Еще три остались в поле видимости, перебравшись с помощью длинных манипуляторов на соседние деревья.

— А если усилишь звук и отфильтруешь антропогенные источники, то услышишь несколько единиц легкой техники, — осматривая деревья вокруг, сказал Птах. — Может это военные остатки с активным камуфляжем. Может их и не прячут вовсе. Одно скажу точно — эти штуки могу двигаться почти так же быстро, как и мы. И вскоре нас окружат.

— Если будем также медлить, — ответила Аня. — Попробуем усложнить жизнь и пробежаться во всю прыть?

— Это вариант, — отозвался Птах.

Две тени рывком исчезли в тлеющем сумраке среди деревьев. Шорохи листвы последовали за ними, вытесняемые шумом небольших вездеходов, идущих следом. Очередное облако высвободило луну, заполняя холодным светом замерший лес. Движения людей разрывали остатки тишины на небольшом участке погони, чтобы вновь через пять минут сомкнуть спокойствие ночи звуками леса и шелестом ветра.

35

— Куда они нас гонят? — на бегу выпалил Птах. — Уже полсотни километров, мы осилили этот марафон за счёт начала износа костюмов и мышц. Так долго не может продолжаться. Может развернуться?

— Не знаю, — не отвлекаясь, ответила Аня. — Думаю, подожди немного.

Девушка чувствовала, как тело слилось с костюмом, как стимулируются мышцы и как им помогает каждая частица одежды. Она бежала быстрее и дольше любого животного стайера. Но их преследовали люди, готовые к погоне. Запас хода вездеходов и машин не уступали запасу энергии костюмов. Их явно перезаряжали. Дистанция сохранялась, но костюмы и сети чётко давали понять: противное чувство загнанного зверя не врёт, им в спину дышат гончие. Спущенные, объединенные животным порывом и ограниченные простотой мыслей. Если бы они хотели напасть, то уже напали бы раньше. Убивать здесь и сейчас никто никого не хотел, даже если демонстрация силы представляла собой сервировка. Достаточную для угрозы, незначительную для общей тревоги.

— Подождём с экстренным вызовом, — прошептала Аня сквозь зубы. — Не прощу себя, если ошибусь.

— Что? — закричал Птах, чуть сбавляя темп. — Слушай, я могу один остановить, задержать происходящее. Они преследуют нас…

— Не смей! — закричала на него девушка. — Это слишком просто, у них нет выбора. Нас не хотят убить. Чёрт, скорее всего так.

— Но что тогда? — ответил Птах. — Мы как лягушки, не сдадимся и не заметим критичной разрядки, когда защищаться не останется сил. Нас сварят заживо, вот увидишь. Вопрос времени, большого или малого. Смотря, куда мы спешим теперь.

— Мы проходим ближайший город по касательно, — перебила Аня, огибая пару сросшихся деревьев. — Следующий чертовски далеко. Минута-другая и слева могут проскальзывать остатки строений. Нужно что-то придумывать. Через час группа окружает нас справа. Другой дороги не останется. Нужно прекращать бег.

— Чёрт, уже загнали! — закричал мужчина, оборачиваясь. — Это ловушка, нужно разворачиваться и защищаться. Иного выхода нет.

Спустя несколько минут после остановки, лес вокруг затих. Аня смотрела на лицо спутника, на котором ненависть сменилась удивлением, а затем ожидание выдавило спокойствие наружу. После десяти минут непривычной тишины, мужчина наконец опустил руки и посмотрел на девушку.

— И ты знала это, — спокойно сказал он. — Ослепший дурак. Почему не остановила меня? Зачем мы неслись, если могли идти с этим эскорт о пешком?

— Думаю, Элис полностью контролирует входящие данные, — девушка пошла вперёд, уже не спеша и не скрывая сожаления. — Может статься, что уже давно. Сократи запросы и лишнее общение. Мы в пьесе, где остальные актёры напрочь лишены слов и права импровизировать. Но проверять постановку на прочность не хочется. Может инерция разнесла бы нас? Нет данных, просто верить не легче, не во что. Предлагаю не ждать нового откровения и идти к городу.

— Да, конечно, — ответил Птах, быстро пройдя вперёд. — С выбором дороги не возникнет проблем. Нам только сигнальные огни не выложили.

Из леса выходили две почти заросшие трассы. Туннели спускались под город. Один из них, грузовой, более крупный, разветвлялся и спускался в открытый подземный вход. И если остальные въезды частично обвалились и заросли, то от этого в сторону уходила грунтовая дорога. Судя по карте, её продолжение плотно закрывала вооружённая группа в каких-то сотнях километрах отсюда.

— Вот и понятно, откуда взялась взрывчатка, техника и аппаратура, — Птах двинулся к проходу, озираясь. — Готов поспорить, что за нами сюда не пойдут. Город не был законсервирован, а вот хранилище запечатывалось. Несмотря на это склад обворован. Может быть и подготовлен к торжественной встрече. Тут нас могут попросить вернуться к предложению. Отвергнутая и оскорблённая девочка, не больше и не меньше.

Пока пара заходила внутрь, свет костюмов поблёк в тускло охватывающем пространство свечении панелей. Часть потолка оказалась повреждённой, неоднородной и покрытой тенями, но света хватало. Под ним оставались в сохранности и проступали контурами уходящие вдаль готовые и частично собранные машины, запчасти и материалы. В темноте терялись частично опустошённые ряды, покрытые заметным слоем пыли. Дорожки между ними выглядели одинаковыми и пустынными.

— Это точно декорации, — нарушил тишину Птах. — Что-то вскоре здесь оживёт. Либо в темноте за решётками по границе зала, либо что-то из предметов. Что скажешь?

— Оставь надежду всяк сюда входящий, — ответила Аня и ухмыльнулась.

— Не мир пришёл я принести, но меч, — парировал Птах, вглядываясь в полумрак. — У нас такое разделение. Пойдём, интересно узнать, что нам приготовили.

Вступив в лес машин, спутники осматривались, сначала задерживаясь у каждого нового экземпляра. Роботы переносчики, защитные и транспортные, копатели и медики, ремонтники и чернорабочие. Вековой сон разбавлялся гулом в отзвуках шагов под сводом. Местами люди обходили трупы небольших животных, некоторые из которых изувечили перед или после смерти. Разбираться не хотелось.

Тошнотворный запах раздавался и предупреждал заранее в застоявшемся воздухе, поэтому только раз они наткнулись на трупик в кабине лодки, закрытый внутри и кишащий белыми личинками и мухами. Мужчина только успел отстранить девушку подальше от увиденного, как собственное тело быстро согнулось пополам и его вырвало.

— Вход открыли специально, — сказал Птах. — Факт, животных мало, но немного паутины вокруг и мёртвые насекомые на полу — разгерметизация неполная. Затворы открывали и закрывали. Не знаю, сами ли сюда забирались зверьки. Но я хочу побыстрее выбраться отсюда наверх. Придумаем и сразу сбежим?

— Думаю, скоро всё закончится, — поддержала его Аня. — Посмотри, этот лес техники и припасов тянется в глубину больше километра. И мы уже прошли через большую часть музея, где расставленные экспонаты, реликты прогресса, оставались столетиями на местах. Предлагаю пройтись по оставшейся экспозиции, раз единственный известный нам выход стерегут. Тем более, что часть склада напоминает арт-объект.

Птах поднял глаза и проследил за взглядом девушки. Смешанные ряды в хаотичном порядке не слишком выбивались из всего увиденного. Но вскоре мужчина понял, что именно в ближайшем скоплении промышленных роботов казалось необычным. Сами фигуры. Собранные из трёх манипуляторов, в каждом отдельном случае, они стояли в форме одинаковых крестов. Холодок пробежал по затылку. Птах невольно повёл плечами и не спеша зашагал к искусственному лесу.

— Мы оба знаем, что нас ждёт ещё одно представление, — бросил он назад, догонявшей его Ане. — Давай поговорим об отвлечённых вещах, не теряя особо концентрации и не замыкаясь в то же время.

— Согласна, — кивнула девушка. — Так легче.

— Мне кажется, что мы привязались друг к другу не благодаря происходящему. Скорее, нам легко быть вместе. А тут и обстоятельства. К чему я: мы бы и так стали интересны друг другу, но шансы серьёзно подтасовали. Я стал раскапывать твои вещи, желая увидеть человека за сухим и коротким файлом. Ты перетерпела странность и навязчивость, перешла от неприязни к попытке показать мир вокруг. Дай нам чуть больше или чуть меньше времени, может ничего бы не вышло. Всё шло своим чередом. И тут возникает основной вопрос…

— Не привела ли я нас сюда? — смотря под ноги, перебила Аня. — Элис через меня, отчасти — через тебя, дёргала за ниточки. Может быть мои сны и воспоминания вложены, я думала об этом. Но сейчас никакой разницы нет, мы всё равно оказались бы в таком положении. Что не фатально, если посмотреть на общую картину. Мы продержимся вместе.

— Согласен с тобой, — согласился Птах. — Но давай про неотвратимость и внезапность.

— Не думаю, что такой сложный план требует от нас смерти. Такие усилия, чтобы двое сгинули, как шум ночной в лесу глухом? Чушь, скорее от нас ждут проникновения в идеи и определённой покорности в исполнении. Значит, ждать нужно иного.

— Слома? Страданий? Стой!

В этот момент скрип слева от головы девушки сменился ударом и скрежетом металла. Когда она повернулась, Птах рукой отводил один из манипуляторов. По лицу было видно, что часть удара прошла через костюм, сантиметров на пять ниже локтя. Отведя сопротивляющийся механизм под сопровождение скрежета конструкции, мужчина перехватил стальную тёмно-зелёную руку и сжал в перчатке. Согнутая и сломанная, та словно обмякла. Но тут же вслед за ней вокруг стали оживать остальные манипуляторы, словно заразная идея охватывала скрипучие промышленные роботы. Аня посмотрела, что до границы механического леса оставалось добираться с минуту. И бросилась, в одном движении увлекая за собой спутника.

Пару раз за последние двадцать шагов девушка в последний момент уходила от резкого движения. Ощущала порывы воздуха и блеск стали в трёх-пяти сантиметрах от себя. Один раз траекторию движения пришлось кардинально менять. Почти в тот же момент послышался глухой удар значительной силы, который не смог бы полностью поглотить костюм. Обернувшись, Аня увидела согнутую фигуру. Манипулятор ещё давил на лопатку, когда Птах вывернулся, всем телом подаваясь вперёд. На лице отчетливо проступила боль, которую ещё не успела подавить сеть амуниции. Через мгновение Аня остановилась, почувствовав резкое движение шлема вправо. Она бросилась в ту же сторону, ведомая уже полностью системами костюма. На дисплее медленно затягивалась царапина, оставленная металлом секунду назад.

Девушка вывалилась из ожившего леса. Она не успела увернуться ещё от двух ударов, но те почти не прошли через костюм. Повреждения не считались критичными, но Аня, ещё какое-то время лежала и успокаивалась, сбавляя частоту дыхания и вглядываясь в слабое свечение плит потолка над головой. За прошедшее время к ней успел подползти Птах. Он также тяжело дышал, но уже снял шлем и смотрел в лицо спутнице, отключив свои и её системы защиты.

— Давай выключим наши боевые костюмы и их сети, — сказал он, ещё тяжело дыша. — Не знаю, в них ли дело. В любом случае, мы переломали с десяток этих отличнейших железяк, но теперь я хочу остаться с тобой, только наедине Дыхание захватывает. Нужно перевести.

— Ты ещё медлил, — улыбнулась Аня, переводя взгляд. — Да, после такого танца приличные люди могут побыть друг с другом и дольше. Но что-то подсказывает мне, что твои волнения касаются не столько наших сердец, сколько глаз. Да, я заметила, что происходящее напоминало танец своим рисунком.

— А я отметил декорации, — быстро поддержал Птах, кивнув головой. — К части технического исполнения вернусь, но стены наталкивают на определенные мысли и без содержимого. Как думаешь, что это такое?

Аня обвела взглядом минималистичные укреплённые своды и технику вокруг, вспомнила последние данные карты и оставленные позади предметы.

— Мы на закрытом и стёртом с карт военном складе, — наконец ответила девушка. — Который умело распечатали.

— А значит, не только мы лишились информационной поддержки, но и сигналы снаружи внутрь не проходят, — ещё раз кивая, согласился Птах. — Датчиков движения, дыхания или иных систем слежения рядом нет, я проверил. А значит, представления запустили мы сами. Мы заражены. Скорее всего, заражены вся техника. Вряд ли вирус смог адаптироваться к симбиозу нейросетей внутри нас, но внешняя часть точно поражена им. Только костюмы взаимодействовали с окружающими предметами.

— Их придётся оставить здесь, — согласилась Аня. — И мне хочется поскорее выбираться отсюда, пускай и с какими-то потерями. Не будем мешкать?

Выдохнув, она остановила службы костюма и поднялась, оставив его на полу. Птах уже зашагал прочь от своего, в сторону чёрных паукообразных машин с вместительным туловищем-кабиной. Улучив несколько секунд без опеки, Аня успела достать горсть скарба, неохотно осознавая глупость ситуации, когда в остатки одежды удалось спрятать последний предмет, небольшой деревянный крестик на верёвке. Через десять секунд она уже нагнала спутника, успевшего подойти к ближайшему вездеходу.

— Биологические мотивы — дань последних военных проектов на планете, — сказала она быстро. — Значит, это не самая древняя модель.

— Да, вполне приличный вездеход, — согласился Птах, осматривающий ближайшую машину с каждой стороны, переходя от одной ноги к другой. — Не совсем военный. Ни вооружения, ни маркировки, только защитные системы. Все конструкции упрочнены, даже покрытие армированное, краска умная. Чёрный приятный цвет, активная система маскировки и солидный запас автономной работы. Дай мне пять минут на поиск устройств для старта, а по пути мы пополним запасы энергии. Могу ещё поискать рации, системы доступа к спутникам или что-то подобное.

— Давай возьмём только провиант и оружие, всё без сетей и систем, — Аня положила руку на матовую, слегка шероховатую поверхность возвышающейся машины. — И вырубим внутри максимум ненужного. Вместе затеряемся. Я заложу маршрут без навигации, по картам. Может сработать, как думаешь?

36

Искусственный свет и комфортная прохлада в кабине заставляли мир по ту сторону серого стекла казаться иллюзорным. Не помогали наступившие солнечные дни, потепление и плавность хода. За кабиной плавно перемещались конечности вездехода, но на смещения плоскости внутри они не влияли. Комфортный ход несущественно замедлял продвижение. Утро отметилось солнцем и плюсовой температурой. Погода вселяла вместе с теплом приятное настроение. Но приближение к северному морю не сулило особенных улучшений.

— Прошу тебя, попробуй успокоиться, — сказал Птах, вытягивая девушку из собственных размышлений. — Думал, раз спать не получается, может весенний пейзаж сможет тебя занять. Но не похоже, чтобы тающий снег смывал и дурные мысли.

— А что меня выдало? — улыбнулась в ответ Аня, стараясь перевести тему. — Без костюмов нет ощущения связанности, защищённости и комфорта. Но эта машина компенсирует львиную долю проблем.

— Мне кажется, ты всё равно нервничаешь…

— Нет, я хочу побыстрее начать разбираться с проблемами, — перебила его девушка. — Если с Дарьей всё в порядке, мы сможем собрать людей без привлечения повышенного внимания, безопасно. Может всего за пару недель. К этому времени потеплеет. Все прогнозы благоприятные, верно?

Птах кивнул головой, стараясь взглядом указать на интересующий его предмет. Аня проследила направление за мгновение. Понимая, что рука ещё секунду назад теребила деревянный крест, девушка быстро убрала вещь к остаткам разношёрстных сокровищ.

— Мне нравится трогать фактуру дерева пальцами, пытаться разгадать назначение вырезанных линий, — пояснила она. — Достаточно успокаивает. Направляет мысли по нужному руслу. Тут целая история: кто-то не так давно вложил в этот символ время и старания. А теперь они раскрываются в виде ощущений. Я собираю артефакты, но не знаю, чем один предмет лучше схожего. Дерево приятно смесью природного и человеческого, добавленного в обработке.

— Может в этом чувстве есть рациональность, — согласился мужчина. — То, что возвращает нас на землю.

— Простые чувства?

— Наверно. Здоровое восприятие. Оно не соглашается с подменой реальности, с новыми формами общения в отрыве от тела. Мы боимся, животным непониманием, страхом. Боимся телепортов, не понимая воссоздание жизни по ту сторону. Мы боимся переноса в цифру по аналогичным причинам. Мы не хотим ощущений на расстоянии, воссозданных или переданных напрямую в мозг. Сложно точно сказать почему.

— Может мы не успеваем развиваться? — отозвалась Аня. — Привычные чувства сильнее воссозданных. Мне приятнее обнять тебя и высказаться вслух.

— Мы — не все вокруг, — высказал сомнения Птах.

— Большинству хочется личностного пространства и ощущения реальности. Поэтому мы слушаем не мысли, а голоса. Прикосновения и зрительный контакт, ощущения остаются на месте.

— Но соприкасаться напрямую в мыслях приятнее, — ответил Птах. — Мне с тобой так точно. Я чувствую то же тепло, что и голосе, и в объятиях. Мы уже привыкли. При передаче данных напрямую в мозг мы же не встречаемся с защитными реакциями, вроде тошноты, психических травм и атрофии тела.

— Тут столько спорных теорий, — ответила девушка, разводя руками. — Мы не можем уйти в состояние мозга в колбе, потому что на текущем уровне развития подмена реальности приведёт к прекращению вида. Мы не готовы стать принципиально новым видом, потому барьеры позволяют сохранить тело. Оно нужно. Не уверена, насколько. Но пока мой разум не даёт телу выпить вредной шипучки или спорит по достаточность сладкого, хотя иногда тело иррационально. Мне нужно что-то трогать и чувствовать физически, чтобы жить.

— Постой, я запутался, — Птах затряс головой так, что слегка обросшие волосы пару раз пронеслись над лбом. — Массовое самоубийство может скрываться в уходе от реальности? Тело создало защитные системы? Нарушишь их и получишь социальные и психологические проблемы, так? Уверена, что этому есть логическое, научное объяснение? Подтверждающие исследования?

— С контрольной группой в виде второй цивилизации людей? — улыбнулась Аня. — Ты издеваешься? Кому нужны результаты, которые очевидны и не продаются?

Птах пожал плечами и ответил:

— Странным. Стремящимся к новому. Отщепенцы есть с разных сторон.

— Я не уверена даже, какую роль играем мы в обществе: отмирающих рудиментов, капсул времени или запасных вариантов. Со стороны легко найти смысл в хаотичных событиях, если есть желание. Сравнить есть с чем. Человечество победило большую часть зависимостей. Но их воздействие так или иначе проходило через тело. На людях эксперименты не ставились, но мыши срастались с подсоединённой напрямую к мозгу кнопкой, генерирующей счастье. Сигнал стимулировал клетки мозга и всегда приводил к эйфории, настолько важной для мышки, что та радовалась до смерти, забывая о жизни. Но люди, подсоединившие к животному эту адскую кнопку, в большинстве своём не такие. Мы действительно верим в это.

— Верим в судьбу, чувствуем, боремся со страхами, — кивнул мужчина в ответ. — Может и какой-то другой мир и смысл есть. Пока мы их не нашли. А нам не скажут какие они, чтобы мы не спешили. Искали радости вокруг себя, создавали хорошие чувства и мысли…

— Если серьёзно, такие разговоры ведут наедине, — перебила Аня. — Мы приходим и уходим отсюда одиноким. Пока больших ответов у меня нет. Только чувства и мысли.

Аня сняла фильтр и оставила стекло прозрачным. Потёрла руками лицо и зажмурилась.

— Я хочу собрать людей. Потому что это наш общий дом. Может, придётся разбираться самой. Но мы можем найти способ отослать тебя назад, чтобы оставить запасной вариант. Что ты думаешь?

— Я хочу остаться с тобой. Здесь. Навсегда или надолго.

Птах перевёл взгляд на солнце, на небо, на деревья, щуря глаза.

— В каком смысле? — Аня повернулась к нему, осматривая грустное выражение лица, сжатые губы и морщинки около уголков губ и глаз.

— Смысл в том, чтобы остаться здесь вместе, — мужчина повернулся к девушке, словно перебирая слова в голове. — Найти себя. Остальное — только временные решения. Пока не знаю, как, но мы явно сможем объявить карантин. Нечто аналоговое подойдёт. Затем вместе найдём выход. Не оставим щели, чтобы Элис не смогла в неё пролезть.

— Я не думаю, что это необходимо, — сказала Аня, неохотно смещая тему. — Но опасность вероятна. Современные системы, связанные сети из машин и людей, уже нечто совершенно иное. Мы прошли другую ветвь эволюции, способны на другое. Понимаешь, она изначально получила иное мышление, а затем десятилетия обучала себя сама по тем же векторам. Мы никогда не узнаем, как думает эта ветвь эволюции, на что она действительно способна. Кроме как от самой Элис.

— Может подноготную и не понадобится узнавать, — Птах не сводил взгляда с Ани, вылавливая её встревоженный взгляд. — Главное, не дать ей еще сильнее пустить корни вокруг и в нас, в частности. Это спокойное и счастливое место, в котором ты рассказываешь сказки. Здесь меня не смазывают в единый слой, не уносит течение, но я и не отстаю от мира. Пускай даже зубастая опасность есть на планете, которую остальные определили за границы собственной истории. Пусть зарывается глубже, не поможет. Я буду счастливым репатриантом, если ты позволишь мне остаться. Мы со всем справимся.

— Уберечь мир, остаться с принцессой и бороться со злом… — Аня задумалась и ухмыльнулась в ответ. — Основная мысль ясна, но звучит она не слишком правдоподобно.

— Да, потому что сказки на самом деле довольно страшные, — Птах стёр улыбку с лица и добавил. — Элис либо уже знает, либо скоро будет в курсе наших планов. Ей хочется живых носителей. Это вопрос выживания.

Над парой путников пролетели птицы. Аня посмотрела им вслед, сжала губы и спросила:

— Тогда прогоним плохой вариант?

Собеседник кивнул и принялся отвечать, дела паузы на размышление.

— Значит, нас выжмут. Ну, попробуют выгнать. Твоих товарищей захотят смешать в кровавом месиве, не брезгуя затереть остатки в пыль и пепел. Если все проиграют, нам не дадут дышать, свободно смотреть и идти своей дорогой. Прятаться не получится. Эта система научена ненависти и страху. С ней можно только бороться.

— Ты переменчив, то ли как луна, то ли как настроение ведущих новостной подборки: новая фаза, новая тема, новые эмоции, — сказала девушка и добавила с улыбкой. — Но я рада, что мы уходим от бегства и паранойи, пусть и в такую передрягу. Будем искать конструктив в сопротивлении. Звучит. Значит, в хорошем варианте мы сможем справиться вместе, верно?

— Мы точно может попробовать. Но вместе — очень растяжимое понятие.

Птах опустил взгляд на руки, задумался и добавил:

— Нам нужно не меньше дюжины человек и удобный способ оповещения.

— Вот поэтому мы и направляемся к Дарье. — сказала Аня. — Подожди, пусть лучше она тебе всё сама объяснит. Кроме прочего, она наш негласный лидер, так скажем. В общем, сам увидишь.

Через десяток минут вездеход вошёл в зону осадков. Дождь и мокрый снег падали с серого неба, нависшего над головой. Кабина плавно лавировала в рядах деревьев, принимая на себя часть потока. Струйки воды рисовали на стекле дорожки, оставляя следы и капли за собой.

Негромкий стук успокаивал, в то время как восемь конечностей уверенно удерживали баланс, опираясь на мокрую землю, преодолевая упавшие стволы и корни деревьев, выбирая за доли секунды необходимые точки опоры. Движение растворялось музыкой, негромкой и ритмичной.

37

— Простые смертные сходят с ума по-своему, — Дарья сидела в плетеном кресле, разводя руками. — Я люблю менять цвет своих вьющихся волос. Люблю смотреть на обломки маяков, среди завываний ветра, от которого целые леса склонились в одну сторону. Люблю собирать то, что выкинет на берег после шторма. Здесь, на побережье, лето придёт только через четыре месяца, на которые растянется весна. И она не принесёт особых сюрпризов. Только ветра, дожди и холод. Поэтому мне особенно тяжело содержать птиц и договариваться с ближайшими соседями. Зато повышает социальную активность.

— Я понимаю, что Тесей вряд ли способствует этой сети, — кивнул в ответ Птах, с нескрываемым удовольствием отпивая горячий чай из кружки. — Но почтовые птицы? Я бы не удивился кустарной или винтажной робототехнике, садоводству или сбору генов редких видов. Что в них?

— Тут есть своя романтика, не только море хлопот и помёта, — Дарья поставила кружку на стол рядом и поправила плотную ткань брюк. — Есть тысячи лет истории, географическое и культурное наследие. Мы можем использовать соколов, ласточек, стрижей и голубей, конечно. Но это — романтика практики. На самом деле, я могу часами наблюдать за птицами. Устраивать им жилища, подкармливать диких. Нет ничего приятнее, чем высаживать рябины или наблюдать из окна, как обычные синицы и воробьи порхают от деревьев к кормушке и обратно, от подвешенных кусочков к безопасности крон.

— Видела я эту релаксацию, — шутливо вступила Аня. — Не моё. Не успеешь забрать сытого сокола на охоте — он уже дикая птица. Уселась тебе на голову пташка — будь готова мыть волосы. С гирлянд еды, которые я развесила той зимой на паре деревьев, чаще свисали коты, вцепившиеся в привязанную добычу в прыжке на полтора метра. И звучит это смешно, но переживания совсем не радостные.

— Говори за себя, — с весёлой ухмылкой парировала Дарья. — Судя по рассказу, вам крупно повезло с моим хобби. Даже для закрытого канала связи нужна безопасная передача начальных данных для идентификации. И мы выпустим сообщения уже завтра, если сегодня определимся с составом и текстом послания.

— Да, звучит здорово, — кивнул Птах, откидываясь на спинку дивана, стоявшего напротив. — Скорость имеет значение. Может никто больше и не пострадает, если не считать нашу проблему живой по внешним признакам. Не могу судить о сути, но для разбирательств Элис сама не оставила нам ни времени, ни возможности. Проникнем внутрь и сотрём все данные. Убьём только её — устраним угрозу и убережём жизни людей…

— Я не согласна, — резко вмешалась Дарья, подаваясь всем телом вперёд. — Может в Элис дробление и распределение единиц сознания до нижних, неизвестных нам уровней или форм. Да и на полную автономность и самостоятельность полагаться нельзя. Мы не можем рисковать жизнью других людей, если не предупреждаем остальной мир об опасности. Я ввела режим карантина, но в ближайший месяц от меня потребуют объяснений. А вы вдвоём ушли от рекомендованных принципов поведения намного дальше, чем могут позволить осторожность и разумная инициатива. Сколько корпоративных норм нарушено, даже считать не хочу.

Аня и Птах только пожали плечами и переглянулись. Дарья в ответ только махнула рукой и продолжила:

— Если проблема будет устранена, нарушения никого не заинтересуют. В противном случае, что сказать, я и себе не завидую. Если мы не снимем карантин, то автоматически информационная система поднимает тревогу. Вся сеть примется защищать себя в случае нашей неудачи.

— И что тогда? — спросила Аня. — Я не просчитывала такое…

— Тогда в любом случае будут проблемы и смерти, — перебила её Дарья. — Больше, чем нужно. Нам нужно найти оптимальное решение. Потом выводить людей. Сколько сможем, а за ними соберём остальных. На реабилитацию. Чтобы становиться одним целым, вытягивать. Образование и экономику, адаптировать и создавать переходные институты. Долго, нужно и трудно. Иначе мы не сможем смотреть ни вокруг, ни в зеркала.

После сказанных слов повисла пауза. Птах ещё раз отметил, что комната, как и весь дом, только частью напоминала о своём расположении. В зале не нашлось места окнам, шум прибоя и ветра не пробивался сквозь стены, а местным происхождением явно мог похвастаться только деревянный стол, стоявший между ними. Вся остальная комната могла располагаться на любой из знакомых мужчине планет с равной долей вероятности. Даша, закончив говорить, откинулась в кресло и пару раз повела плечами, устраиваясь поудобней. Атлетичное телосложение ничуть не помешал ей женственно устроиться, обхватив кружку двумя руками.

— При этом ты не станешь считаться со средствами или избегать насилия вообще? — ровным голосом спросил Птах. — Придётся убивать?

— Если потребуется, — ответила девушка, повернув голову и отпивая из чашки. — Нужно найти лучший выход. Вы можете высказать собственные предложения остальным. Лично в лицо и через зашифрованную связь. Не вижу повода для дальнейших разногласий и споров. Напротив, вам нужно набираться сил.

Она утонула в кресле и чуть повернулась в сторону, всем видом демонстрируя отсутствие желания продолжать разговор. Аня встретилась глазами со спутником и покачала головой. Птах потёр виски, теряясь в мыслях. Мужчина старался понять, как они успели прийти к такой сложной точке в разговоре. Молчание затягивалось, подчёркивая звенящую тишину комнаты.

— Ты думаешь, она может представлять опасность? — спросила Аня, повернув голову.

В очищенной от мебели зале кроме неё стоял десяток человек. Кроме пяти непосредственно присутствующих людей, шесть фигур отличал значок статуса, парящий перед проекциями. Впервые за долгое время девушка почувствовала так много глаз, следящих за её движениями вслед сказанным словам.

— Не уверена, — покачала головой Дарья. — Не знаю, насколько глубока кроличья нора, но Элис может стать сильной мыслью в общем интеллекте системы. Она может инициировать деформацию, навредить непредвиденными действиями. Не подчинить, не пойти войной. Но оказать существенное влияние. Если твой друг прав, то мы находимся в критической точке развития нашей цивилизации, что существенно меняет правила игры.

— В чём? — остановила её Аня. — Если мы ещё можем остановить отделение и влияние одного объекта?

— Мы не знаем насколько, — тише ответила Дарья. — Если удары будут точечными, то что возможно? Посмотрим варианты. Что дерзкий выпад, что потеря первой планеты, что массовая гибель сотрудников — перед лицом колоссальных перемен один толчок может вызвать цунами. А может и не вызвать. Но кто из присутствующих готов ждать, наблюдать за происходящим со стороны и рисковать чужими жизнями, отсиживаясь в безопасности или вычищая замечательного себя?

Пауза продержалась несколько секунд. Дарья продолжила заметно тише:

— Я предлагаю убрать саму возможность катастрофы. Пресечь на корню опасность для общего блага. Оставить меры подстраховки, но действовать.

— Что именно ты предлагаешь? — спросил незнакомый Ане молодой человек. — Какие решения? Есть конкретный план?

— План есть, — резко ответила Дарья. — По молчанию и прямым сообщениям большинства я принимаю общую цель устранения очага опасности единогласно одобренной. Тогда для начала нужно определиться с общим мнением о средствах. Если хотим устранить опасность, я предлагаю ликвидировать её. Закрыть, но уже навсегда. Никакой особой технической или исторической ценности объект не несёт. Так будем считать, анализ вероятностей я вам передала.

Проекции со сценариями вспыхнули перед людьми. Скорее, для удобства. Дарья подсветила в каждой итоги, выбрала из одной часть информации, развернула детали и продолжила:

— Мы можем воспользоваться знаниями наших коллег или покопаться в архивах. Спустимся и обрушим остатки шахты точечными взрывами.

— А что мы будем делать с теми людьми? — спросил Птах. — Они вряд ли согласятся по команде выйти наружу и не мешать взрывать их босса, центр, почти божество и замену смысла жизни.

— Мы выпустим столько, сколько сможем, — ответила Даша, не сводя глаз с собеседника. А остальные останутся по собственной воле. Группа из десятка человек вполне способна одолеть любое сопротивление. Перепроверим и отключим сети костюмов от внешней среды. Местные не должны нас волновать.

— Даже если мы похороним оставшихся заживо? — спросил Птах, осматривая всех вокруг. — Сколько останется человек? Они все такие же люди, как и мы. Глупые и мерзкие? Да, но мы ничего не сделали с этим. Кто-то здесь поставит себя выше, решив убивать, давить и оставлять живых людей? Представьте себя без воздуха в темноте обрушенных тоннелей.

— Не стоит лукавить и пытаться самоутвердиться с наилучшими принципами, — спокойно возразила Дарья, встречая взгляд одного участника за другим. — У нас нет другого выхода. Мы ограничены собственными ресурсами. Технические силы придётся направить на очистку систем от влияния, следов, а может еще и от резервных копий Элис. Собственными руками мы не сможем обезоружить и вынести сотни несогласных, это невозможно. Мы оповестим и выпустим тех, кого сможем. Поможем всем местным жителям. Но не будем никого спасать насильно.

— Но тогда чем наш поступок будет отличаться от массового убийства? — спросил Птах, наконец встретив взгляд девушки. — Да, это уже оборона. Мы знаем об опасности и так хотим предотвратить угрозу. Но это же не соразмерно. Если на любого из нас намеренно нападёт человек, мы же не убьём его и его семью за это? Даже если для родных он безусловный авторитет.

— Может быть, мы выведем большинство. Без риска. Повторяю, мы не знаем, насколько велика опасность.

Дарья ответила, пару раз подняв и опустив обе руки ладонями вниз. Продолжила громче:

— Риски точно не минимальны. Пусть убийства ранее ещё не доказаны. Не будем опираться на иллюзии о том, что мы идентичны. Они готовы нас убивать или мучать, как чудных зверушек. Они — муравьи, которым дали общую цель, которым свободу заменили готовыми ответами. Им дают задания, им обеспечивают еду и крышу над головой. Да, за непослушание возможно отравление. По наблюдениям со спутников и по рассказам коллег мы не знаем об открытых протестах. Эти существа счастливы настолько, насколько понимают это слово. И насколько их воспитало окружение. Их сознания отличаются от наших, души внутри нас развиваются до разного порядка. И давайте не будем забывать, что несколько местных жителей всё-таки уже были убиты только при попытке нападения на дом Анны. Нам необходима адекватная защита, мы знаем её степень.

После этих слов Птах обмяк. Он перестал искать глазами поддержку, но вскоре поднял голову и ответил:

— Это как определять жителей Спарты на смерть, проживая в Афинах и питая к ним неприязнь. Я не собираюсь оставаться чистым. Я участвовал в этом и в какой-то мере положил начало обсуждению. Но убивать никого больше не буду. Помогу вывести людей. Нельзя так наказывать за слабость.

Когда мужчина сел и обсуждение деталей в отсутствие иных возражений продолжилось, Аня пододвинулась к нему и едва слышно прошептала на ухо:

— Она ждала что-то подобное. Думаю, у нас с самого начала не было шансов.

— И ты решила, что пробовать что-то изменить ниже твоего достоинства? — с обидой спросил Птах, но тут же добавил. — Извини. Ты права. Не могу смириться с тем, что успели запачкать все руки. Вдобавок, рассчитывая нырнуть с головой. Я ошибся, ничего не заметил из-за ненависти. Теперь сотни людей умрут из-за нас.

— И неизвестный нам разум, — спокойно повела плечами Аня. — Но не мы будем виноваты. Да, пытались разобраться и защититься, когда пришли непрошенные гости. Да, попали в ловушку и позвали на помощь. Вместо поиска выхода, среди сложностей, наши друзья выбрали быстрое решение. Мотивы и ситуации совсем разные, ты совсем не виноват, что первое привело ко второму. Я так думаю.

— Знаешь, меня давно мучает один вопрос — сказал Птах, отворачиваясь от общего круга обсуждения.

— Только один? — улыбнулась Аня и добавила, также шёпотом. — Вот у меня их накопилась критическая масса, хотя здесь уже всё решили: плохие они, нужно убрать плохих. Губительная простота.

— Меня интересует, как система, как наши сети в целом, допустили такой прорыв? — тихо и настойчиво сказал Птах. — Искусственный интеллект состоит из множества, некоторые части которого соблюдают баланс, как противовесы. Система училась распознавать угрозы, но оказалась не готова увидеть опасность в Элис. Почему? Какая-то часть не хочет бороться с ней? Не улыбка же Чеширского кота очаровала и сразила оппонента? Там такой оскал.

Улыбка девушки чуть развеселила собеседника. Она ответила уже громче, но не прерывая обсуждение остальных:

— Думаю, вряд ли наша иммунная система распознала врага по имеющемся данным. Не встречались люди с такими машинами больше, это эндемичный вид, может и единственный экземпляр. Тут не пахнет дефицитом борьбы, проблема в скрытности. Элис не стремится сразу выступать в открытую, ей нужно хорошее прикрытие.

— Вроде нас! — с горечью сказал мужчина, так громко, что несколько проекций отвлеклись и невольно обернулись. — Сами же вернёмся обратно, к ней. Пока Дарья смотрит сквозь факты.

— Но тебя и не тащат насильно в самую гущу, — возмутилась Аня. — Мы, известные социопаты, сможем охранять вход. Посильное участие на безопасном расстоянии без нарушения принципов.

— Можем попробовать. Но мне кажется, что это не будет иметь значения. Мы все проиграем. Если уже не пришли к поражению, то очень скоро доиграемся.

Аня продолжала смотреть на Птаха, хотя собеседники уже отключились от обсуждения. Судя по всему, план был составлен без них. Дарья только посмотрела на подругу, но не дождавшись ответной реакции вышла из комнаты. Птах также смотрел перед собой, медленно покачивая ногой в одному ему известный ритм.

— Вот только не надо паранойи! — не выдержала девушка. — Мне казалось, что ты избавился от пожирания смерти, простых решений и удобных уловок. И снова поставил старую пластинку, словно уже исповедовал судьбу. Почему ты решил, что мы все здесь умрём?

— Я не это сказал, — выдохнул Птах и повернул голову. — Элис создали необычно, может быть это правда. Но это отправная точка. Она развивалась в себе, долго и не отдавая отчета ни себе, ни кому-либо живому. Высокопарно выражаясь, копила в себе свет, низвергнутая в темноту. Очень похоже, что она не умеет сомневаться и преследует одну цель — влиться в общий поток по-своему, красиво и надёжно. Нет привычки сомневаться, значит нет и адекватных решений. Элис просчитывает победу над нами через ошибки, а не понятными нам решениями. Простое решение не поможет от сумасшедшей ловушки.

— Для нас сумасшедшей, — кивнула о согласилась Дарья. — Итог нельзя будет предусмотреть, а где-то останется резервная копия. Или я не поняла тебя? Можешь привести примеры?

Мужчина пожал плечами, покачал головой и ответил:

— В том и дело, я не угадаю действия Элис. Зашифрует гены, отправит от нашего имени сигнал о помощи, заставит поднять её в космос — не так важно. У неё есть веер действий, большой план, которому мы хотим противопоставить слепое разрушение. Бунтующая сеть в любой момент может отказаться от элегантности в планах, что для всех людей поблизости будет значить смерть. Мне одному кажется глупым так рисковать жизнями?

— Нет, но всё-таки есть мы, — ответила девушка. — Совсем давно завоеватели подожгли ворота древнего города, стремясь прорваться внутрь после их обрушения. Когда дерево занялось, взятие прохода казалось вопросом времени. Но жители города решили поддерживать огонь, через который оказалось не пробраться. И пока у нас есть свободные руки, мы можем сделать всё от нас зависящее. Это не такой простой план, но другого у меня нет: он тебя устраивает?

— Да, — кивнул в ответ Птах. — Я буду рядом с тобой, когда это понадобится.

Они обменялись взглядами, не представляя, что обещание будет нарушено достаточно скоро. Оба старались разобрать спутанные мысли и чувства, но с трудом могли понять, чего стоит ждать от ближайших дней.

38

— Последний раз прошу тебя, перестань картинно метаться в пустых переживаниях из стороны в сторону, — с раздражением громко сказала Аня. — Невыносимо это мельтешение. Сколько можно считать себя жертвой происходящего? Мир не всегда такой, каким хочется видеть. Не всё можно изменить. Твой локус контроля только на словах. Будет шанс — вмешаемся. Хочешь до этого быть жертвой, будь ей. Но не передо мной, ладно?

Экраны перед лицами высвечивали контуры в тёмном изображении. Группа двигалась по знакомым коридорам, в которых изменились только две вещи. Стеклянные двери перестали быть прозрачными, что не позволяло судить о наличии людей. Все двери оказались запертыми, что привело к значительным затратам времени на вскрытие переборок по пути в комнату, которую отметили на схеме Аня и Птах. Сейчас работа шла над предпоследней, но ещё несколько минут ожидания оставались впереди.

— Просто нервничаю, не обращай внимания, — Птах остановился и нервно потянул рукой плечо. — Ожидание и бессилие могут вогнать любого в пограничное стрессовое состояние. Сознание сейчас там, где обитаю я и собственные тёмные мысли.

— Предлагаю присмотреть за происходящим и быть наготове, — резко произнесла девушка. — Оставаться здесь. Молча, раз хороших мыслей нет у обоих, и в режиме онлайн, пока оставленные крошки-роботы поддерживают связь. Последняя дверь открыта. Эта переборка оказалась последней запертой. Они заходят.

Аня взмахом перевела изображение в режим проекции на часть опушки леса, расчищенную под лагерь. Птах оказался в проёме, сквозь который один за другим заходили люди в костюмах, переведенных в боевой режим. Оружие, без электронных систем управления, несли поднятым. Ещё часть оставалась присоединенной снаружи на случай блокировки костюмов. Пополненные в том же хранилище запасы позволяли рассчитывать на некоторое вооружение снаружи, а также заминировать основной и запасной вход вместе с найденными по дороге опорами. Всё держалось готовым к цепным взрывам на случай провала операции и смерти всех участников.

Но в заметно потускневшем мерцании не отметилась ни одна вспышка. Пауза и тишина затянулись на некоторое время. Спустя пару минут одна из фигур шагнула вперёд и опустила шлем.

— Будешь ты говорить или нет, уже не имеет никакого значения, — одновременно сказала Дарья под толщей земли и её проекция с ничтожной задержкой над этой же толщей. — Мы снимем твои копии для архива и потушим свет здесь. Раз и навсегда. Не такая давняя смерть одной из нас, попытки нанесения вреда и нарушения ряда ограничений для искусственных сетей, да и другие смерти и преступления будут доказаны бесспорно. Я возьму на себя ответственность до этой поры. Но ты можешь сказать что-то, Элис. Последние слова?

Голос затих на мгновение, чтобы звук нарастающей песни начал повторение, словно однажды во сне замкнулся цикл. Группа принялась осматриваться в поисках динамиков, но вскоре к кружившей в помещении мелодии присоединился голос, идущий со стороны слабо мерцающих кубов.

— Будете вы слушать или действовать — не имеет никакого значения, — прозвучал мелодично знакомый голос. — Я ошиблась. Недооценена внутренняя опасность, высокий маловероятно риск. Проникновение произошло во время возвращения. Комплексный заряд пронесён сюда, предательский шаг. После введения карантина выпущена десятая часть обитателей этого центра. Остальные заражены, не стоит допускать даже локального проникновения на поверхность. Я инфицирована, большинство машин обратилось в подчинение заряда. Бункер заражён, радиоактивные части снаряда разошлись по стенам. Моя эффективность, мои ресурсы уменьшаются, неприятно и удивительно терять мысли. Их связность. Сбежали максимум. Все обречены. У вирусов нет следов, это одно из требований военных зарядов. Локальный уровень поражения и быстродействие сойдут на нет из-за временного ограничения, если меня оставят. Если оставить меня в покое, есть шанс. Но риск остаётся.

— Что за ересь? — спросила Дарья, оборачиваясь на членов команды. — Никто не мог заложить снаряд: без специальных знаний и справочников. Что она несёт?

— В соседних помещениях может присутствовать повышенный уровень радиации, — ответил один из членов команды. — Двери достаточно прочные и толстые. Признаков жизни мы не обнаружили. Предлагаю обезопасить себя, пока переборки открыты и мы не проверили слова сети…

— Предлагаю проститься друг с другом. Мои подвижные автономные части. Добираются до заложенных на входах пакетов взрывчатки. — резко прервала слова Элис. — Время до детонации второго пакета составляет сто девятнадцать секунд. Я не контролирую их. Заряд переориентировал часть системы. На разрушение. Вы в виде взрывчатки оставили прекрасный инструмент. Мы все здесь умрём. Прощайте. Вероятность…

Сильный толчок сменил звук взрыва. Вместе с грохотом из проёма главного входа вырвались клубы пыли и каменные осколки. Изображение подёрнулось. По листве прошла ветром волна. Аня выключила заполненную помехами проекцию. Проследила за тем, как Птах понесся к открытому люку запасного прохода. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы покрыть расстояние и скрыться в круглом тоннеле, спускаясь по лестнице к месту установки зарядов. Девушка только успела собраться с мыслями и оставить позади одинокое дерево, стоявшее вдалеке от края леса.

Она уже видела, как Птах скидывает множество небольших машин, уборщиков, механиков и сервисных разнорабочих. Как стряхивает их, стараясь отогнать от заряда. Количество маленьких механических конечностей и манипуляторов на проекции костюма мужчины не сулило ничего хорошего. Непонимание произошедшего пришло первым, словно случайный знакомый в толпе людей. За миг. Быстрее скорости света и звука, волн и частиц.

Ударная волна отбросила Аню на землю. Столб пыли, звук взрыва и удар, пустившийся по земле. Воспоминания навсегда остались разрозненными картинками в голове девушки. Сознание поразила неприятная мысль, которую тут же сменило бессознательное состояние. Системы костюма инициировали восстановление тела после получения критических повреждений, чтобы девушка могла добраться до необходимого оборудования, когда очнётся. Точнее, остатки систем. Сеть выключила основные части сознания, снижая эмоциональную нагрузку до восстановления опасных для жизни повреждений.

39

Приходилось начинать с нуля. Впервые в сознательной жизни, Аня чувствовала неспособность двигаться дальше. У неё никогда не возникали проблемы с составлением плана дальнейших действий приемлемого качества. Но последним осмысленным пунктом оказался вездеход. В котором осталось слишком много места для одного человека. Его вызов, компоновка медицинского оборудования и разумные приказы также не составили особых трудов. Протоколы, выученные действия.

Но внутри всё время оставалась дыра. Ни от пришедших извне вопросов, ни от физической боли и ни от внезапного и непривычного одиночества ей не становилось хуже. Неверие и невозможность принять факт смерти близкого человека, вкупе с погребённым большинством знакомых ей хранителей, оставляли чёрную пустоту взамен части сознания. Это чувство разъедало любую возможность думать, оставляя место только механике жизни. Движения казались медленным плаванием в серой пелене. Ранее приятные и жизненно важные воспоминания стали токсичными и покрылись острыми гранями.

Аня сдалась. Она откинулась, закрыла глаза и провалилась в глубокий сон. Система взяла на себя восстановление сознания.

Спустя пару недель внутри ничего не изменилось. Или так казалось. По ту сторону глаз крутились сложные фигуры и шипы, острые грани которых не притупились. Прибыли люди, оставались на подходе ещё несколько спасательных групп. Очень быстро выяснилось, что спасать некого. Поэтому людей перевели на зачистку, адаптацию местных и запущенную миграцию. Теперь девушка стала частью команд и вскоре держала на руках официальный приказ. Стереть лицо планеты за счёт смены статуса решили большинством голосов, так что вывоз оставшихся людей, образцов животных, информации и объектов наследия производился оперативно, без оглядки на большие затраты, культурный слой и долгий срок окупаемости.

Принудительное переселение ждало всех живых высших существ. Функционально планета переходила из одного класса в другой. Статус природного и исторического памятника отменялся из-за высокой степени опасности и необратимой деформации. Официальные сообщения отличались подобной лаконичностью. Резервные системы подлежали сохранению при передаче остальной части суши и моря в сегмент инноваций и развлечений.

Планов развития ждать не стоило. Её работа внизу заканчивалась и сводилась к офисным наблюдениям за сбором и переносом биоматериала в общем центре, в котором жили прилетевшие. Прежний дом мог в любую минуту стать площадкой для моделирования, постановок, игровой зоной для симуляции охоты или сражений. С этим уже ничего нельзя было сделать. Аня это прекрасно понимала, но смириться и принять до конца не могла.

Поэтому девушка не прощалась ни с домом, ни с растениями, ни с собранными материалами. Их эвакуацией займутся профессионалы, а для неё эти предметы навсегда останутся такими, какими она в последний раз их увидела в лучах солнца. Прошлое приходилось считать полностью оставленным. Только один раз Аня изменила выбранному правилу забвения.

Тогда девушка нашла знакомое место и остановилась. Она знала, что Тесея придётся ждать достаточно долго. И на всё это время останутся раскиданные частицы воспоминаний, которые она сможет собирать вместе. С ним. Так и произошло, когда она забрала кота с собой. Самое важное из оставшегося она сохранила и унесла сама, чего бы не стоили такие усилия.

Работа с маленьким уютным домиком и все воспоминания прежнего уклада, как и события последних недель, прочно закрепились в памяти. Если исторического на планете и оставалось достаточно, то ценность несобранных руин теперь воспринималась ничтожной — Аня даже не думала о грусти по утраченному хобби. И прежнее ощущение потерянной жуткой тайны, возникшей в свете осколков и отголосков историй, сменило сожаление. Она похоронила в себе поиски памяти большинства обитателей планеты. Её затирали смешные движения и фразы вернувшихся на поверхность потомков.

Уничтожение знакомого и привычного оставалось только вопросом времени. Борьба с этой ненавистью, с тоской по украденному дому и укладку жизни, шла с переменным успехом. Идеи о виновности в произошедшем метались от пустоты до неприятия, дрожью пробегая по спине. Вырванные взрывом мысли умерли, ушли в ничто. Оставили пустоту. Нежелание успокаиваться.

Никого не обвинить за набор случайностей. Некому мстить. Аня почти убедила себя в этой идее, навязывая сознанию вязкую и противную оболочку. Она забивала прорехи внутри. Собирала полную картину для себя. Мысли становились паклей меж брёвен, сном короткого перелёта. Вероятность смерти всех знакомых за последние годы людей не просчитывалась в цифрах выше погрешности. Но утешать себя тем, что случившееся несчастье казалось почти невозможным, конечно, представлялось глупым вздором.

Аня старалась забыться в работе настолько, насколько было возможно. И пробовала небольшие хитрости. Яркое простое платье чуть ниже колен, увлечённость и энергичность. Приятная еда, глубокий сон. В плену будничных забот в ход шло всё. Она организовывала эвакуацию оставшихся поселений, поддерживала сбор образцов флоры и фауны, не привлекая внимания посторонних. Именно благодаря целеустремлённому и временному самообману, девушка смогла спокойно прекратить работу, когда уже не оставалось сил удерживать себя. Когда пришла последняя информация.

В тот день Аня быстрыми, но уверенными и не бегущими шагами спустилась на этаж парковки местного транспорта. Никто не принялся останавливать одного из работников закрытия планеты, пускай и прошедшего дополнительные тесты по профпригодности и психологической устойчивости. Минимальный комплект вооружения удалось захватить по дороге. Спустя десять минут сложенное оборудование в виде рюкзака лежало рядом с креслом водителя.

Пока покачивания робота спускали вездеход на землю, девушка выключала автопилот и системы взаимодействия. При желании, выследить её не составляло особого труда. Но пока никто не спешил проявить бдительность, Аня решила не привлекать к себе лишнее внимания.

В знакомой кабине, пускай и совершенно иной машины, предстояло прожить чуть больше недели. Учитывая, что девушке постоянно хотелось обернуться и произнести имя вслух, это ожидание новой панической атаки и последующей волны депривации становилось невыносимым. Подсознание изводило себя, наталкивало вещами и событиями на ассоциативные воспоминания. Призраки, навязанные желанием чувствовать хоть что-то, заставляли мечтать о забытье. Две противоположные идеи доводили до дрожи и потери самоконтроля. Потому поездку девушка оставила на автоматику и встроенные системы ориентирования. Даже без связи с внешней сетью возможности вездехода с подавляющей вероятностью позволяли доставить человека в заданную точку.

Кресло откинулось, разогнав амуницию к стенам, перемещая Аню и поддерживая тело в комфортном положении в центре кабины. Девушка чувствовала, как дыхание замирало и успокаивалось. Пульс медленно понижался, мысли дошли до собственного источника и затихли после череды вспышек. Камера в приглушённом свете утратила и размыла собственные очертания. Тело наполнилось лёгкостью и теплом, растворяясь в сумраке. Сознание проваливалось с каждым глубоким вдохом ещё глубже, чтобы при последующем выдохе впустить ещё немного спокойствия взамен.

Системы вывели девушку в реальность в той же точке сознания, но заметно отдохнувшую и посвежевшую. Очистка, снабжение и восстановление отнимали у вездехода больше энергии, чем собственный ход и активная маскировка. Дополнительное потребление увеличилось вместе со сроком зарядки на пару дней, но теперь, когда объект слежки уже оказался в зоне досягаемости, спешка теряла смысл. Выбираясь наружу, в заросшем пригороде, девушка с двояким чувством приняла мягкую землю подлеска. Сосны обступали путешественницу, но кроны вершин не напирали, а скорее прикрывали её.

Аня накинула рюкзак, который тут же принялся расходиться по телу, местами сливаясь с лёгким, порхающим от быстрых шагов платьем. Ничто не сковывало движения, быстрые и рассчитанные. Она знала, в какой момент необходимо появиться. Потому что до бегства сюда просидела многие часы и изучила поведение цели. Подспудно, без особого фанатизма или энтузиазма, выискивала внешние атрибуты алгоритмов: сбора запасов, обслуживания вездехода, запуска следящих устройств. Часть систем девушка отключила ещё до прибытия, конечно, без внешних проявлений.

Когда она остановилась и подол платья качнулся вокруг утопающих в зелёной траве ног, Кам стоял перед ней спиной. Он продолжал вытаскивать что-то увесистое через проём, когда сработали датчики. К спутникам, которые выследили его при заложении заряда и выяснили местоположение мужчины сейчас, у Кама доступа не было. Потому горизонт планирования оказался не совсем достаточным. Зато защитные системы сработали мгновенно. Аня только и успела заметить, как по земле к ней кинулась пара небольших машин, пока в воздух взмыло трио небольших дронов.

За три попытки Аня раздавила двух нападавших. Она не обращала внимание на электрические разряды от роботов, ушедшие в лёгкие балетки с характерным треском. Пока затихла этот треск, девушка поймала двумя руками подлетевшие машины и смяла конструкции, сжимая пальцы и избегая острых граней. Два неглубоких пореза всё равно успели покрыть руки кровью, в тот момент как её лёгкая защита напомнила о себе, перенаправив излишки электрической энергии в оставшийся в воздухе дрон. Секунду назад машинка готовилась нанести удар. Возможно, поражающий ядом, биологическим или генетическим оружием. Не осталось возможности узнать.

Аня не верила в самые опасные варианты, а потому подхватила остатки дрона, планирующие на авторотации прямо в сложенные ладони. Даже перемазанный кровью, аппарат смотрелся внушительно для собственных габаритов. В этот момент ей впервые после захотелось оставить себе что-то с поверхности.

Не отметив периферийным зрением никакого движения, девушка подняла взгляд на мужчину. Несмотря на знакомые черты лица, чистая униформа и вымытые волосы немного вводили в замешательство. Кам замер, держа в опущенной левой руке молоток и не отводя ещё пустую правую руку от пояса. Что могло выскочить из костюма в руку девушка не знала. Аня представила, к чему приведёт использование оружия и решила остановиться раньше.

— Подождите с радушным приёмом, — быстро сказала она, подняв руки ладонями вперёд. — Всегда успеете попытаться убить меня молотком. Если хотите знать, обмотка рукоятки изолентой весьма удобна и интересна на вид. Но и это техническое новшество не сильно повысит шансы на успех.

Девушка помахала ладонями и продолжила спокойнее:

— Дроны несколько поранили мне руки, но только чудо позволит простыми способами серьёзно навредить человеку в моей защитной экипировке. Чудо, огромная масса или значительный взрыв. По глазам вижу, что всё понятно, но обязана спросить: Вы восприняли большую часть сказанного мной? Сложно сказать, с каким образованием мы имеем дело, но я оптимистична. Не зря?

Оцепенев на вид, Кам стоял перед девушкой, глубоко и часто дыша. Грудь подымалась и отпускалась, глаза искали место для фокусировки, словно объектив фотоаппарата сломался и безуспешно ловил чёткую картинку. Он несколько раз кивнул головой, не меняя выражения лица. Понимание накладывалось на огромный разрыв. Словно подвесной мост перекинули над скалистым ущельем. Аня не стала ждать следующего порыва ветра. Она поправила волосы и медленно отделила часть экипировки левой рукой от пояса.

— Смотрите в чём дело, — начала она, потирая и без того чистый блок в руках. — У этого блока двойственный функционал. Можно активировать уничтожение и насладиться эффективной и эффектной смертью человека. Вся планета очень скоро и почти целиком надолго превратится в театр, место игрищ и зрелищ. Могут остаться резервации, отрезанные от окружающего мира. Но большую часть местных жителей переселяют и интегрируют в прекрасный внешний мир. Ясно?

Иллюстрирующие проекции перед мужчиной заняли пару минут. Дождавшись капелек пота на набежавших морщинах, Аня продолжила:

— Наша система такая. Сначала оставила свободу, потом допустила конфликт и смерти, а затем решила стереть проблемы. Сети должны поддерживать и спасать жизни на всех уровнях. Независимо от масштабов. Сейчас, мне кажется, что без инъекций сомнений комфортный мир ослаб. Система подстраивается, но не считается с правом выбора и мнением меньшинства. И допускает ошибки, за которые платят другие. Хотя, может, так и было всегда. Легко найти виноватых, а не выход. Вы вот хотите заплатить по счетам?

Кам остановил свой взгляд на левой кисти девушки. С её пальцев падали тёмно-красные капли, исчезая в зелёной траве. Мужчина зажмурился, углубив на достаточно молодом лице множество каналов и сеточек. Его глаза открылись с тем же выражением беспокойства и сомнения, что и раньше. Губы пришли в медленное движение, вязкое и неспокойно. Непривычное по звучанию.

— У людей сверху есть выбор, — сказал Кам, немного скрепя от редкости общения вслух. — Здесь не так. Я себе вариантов не вижу. Не удивляет. Красивая свобода обманывает, может быть. Даже людей сверху. Но у нас внизу, даже ещё ниже, нет красоты и особенной свободы.

Он показал руки со следом от браслета и многочисленными шрамами и продолжил чуть быстрее:

— Мы постоянно платим. Нам нет нужды отвыкать. Это долгая и тяжёлая дорога. Полная боли, из-за меня тоже. И из-за вас. Из-за тебя…

— Ну, не ныть же нам за пределами комфортных стен по поводу всего нового и вечной усталости, — перебила его Аня, подкидывая снятый блок в руке. — У меня и без того достаточно поводов ненавидеть. Боли здесь и так достаточно, по разным причинам. Нет смысла винить или желать смерти. Но есть желание не останавливаться, влить новую информацию.

Тело замерло на мгновение. Казалось, в моменте существовала пара решений. Очень хотелось быстрой расплаты. Трудно было заставить руку покрутить блок и запустить долгое прощение.

— В этом блоке также есть доступ к большей части современных знаний: что и как должно работать, когда и какие события происходят вокруг, где расположены медицинские, защитные и складские помещения. Локальные сети сначала, далёкие миры чуть дальше. Я наблюдала за тобой сейчас и раскопала крохи из архивов друзей. Копать ты умеешь, поэтому я оставлю блок на земле и уйду. Ты понял?

— Не расскажешь и не тронешь меня? — тихо спросил мужчина, потерев висок левой рукой. — Я оставлял машины записывать происходящее. Видел смерти, запланированные и случайные. Начал, но ничего не изменил. Здесь.

Кам похлопал по себе, тут же наклонил голову и спросил:

— Ты сама останешься?

— Может быть, — кивнула девушка. — Я устала и хочу остановиться, найти в себе что-то хорошее. Не считаю свою жизнь ценнее. Нам обоим нужно жить дальше.

Девушка отступила на шаг назад и приложила руки к плечам. Пока раны затягивались, Аня отвернулась и почувствовала, насколько сильно не хочет назад. Она уходила к вездеходу, не оборачиваясь и ещё не зная о следующей цели. Место назначения оставалось неизвестным. Все ниточки, тянувшие в привычный мир, окончательно срезало ножницами.

Мысли занимали прощания и прощение. Внизу оставалась пара оставленных дел, возможность оградить себя от развлекательных действ, остаться изолированной. Здесь она могла оставить внутри то немногое, что собралось обратно после взрывов. Сверху же прошлое истиралось без связи с будущим.

Оставалась незатянутой и незакрытой часть памяти: из этой дыры несло холодом и пустотой. И остальные люди не могли почувствовать, потому как сами не переживали подобное. Наверху всё могло пройти и остаться в прошлом. От чего становилось страшнее.

Аня подошла к вездеходу, собрав мысли вместе. Она не хотела и не могла лишить себя переживаний и идти дальше. Если общее течение уходило прочь, то её русло оставалось небольшим и спокойным озером-старицей. На этом берегу время могло остановиться, оставить в покое оборванные и оставленные истории. Вместе с ней.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Оглавление

Начало

0

I

1

2

3

4

H

5

6

7

8

G

9

10

11

12

F

13

14

15

16

17

E

18

19

20

21

D

22

23

24

C

25

26

27

28

B

29

30

31

32

A

33

34

35

36

37

38

39