Олейников Алексей Владимирович
Роль России и Романовых в Великой войне 1914–1918 гг

УДК 93/99(419)

ББК 63.3(0) 53

Олейников А.В. Роль России и Романовых в Великой войне 1914–1918 гг. Екатеринбург, 2018 — 240 с.: ил. — (Серия «Царская обитель рекомендует»)

ISBN 978-5-8295-0602-5

Знак информационной продукции 12+

© Олейников А.В., текст, 2018

© Мужской монастырь святых Царственных страстотерпцев в урочище Ганина яма, общая редакция, 2018

© МБУК «Златоустовский городской краеведческий музей», фотографии, 2018

© ООО «ДЕРЖАВНОЕ НАСЛЕДИЕ», оформление, 2018

Предисловие редактора

Несмотря на то что прошло уже более 100 лет после окончания Первой мировой войны, в России о ней до сих пор знают очень немного. В то же время за пределами нашего Отечества нередко вспоминают и говорят о подвигах тех стран, которые на стороне Антанты принимали участие в боевых действиях лишь на заключительном этапе Великой войны (т. е. в 1917–1918 гг.). Следует отдать должное многим западным государствам, в которых спустя столетие не забывают об этой войне и о героических страницах своей истории. Мы надеемся, что с появлением в России подобных изданий соотечественники будут внимательней относиться к этой наиважнейшей для осмысления нашего прошлого теме.

Предлагаемая читателям книга рассказывает об участии нашего Отечества в мировой войне 1914–1918 гг. и о малоизвестных исторических эпизодах жертвенного служения представителей Дома Романовых. В данной книге будут рассмотрены деяния Великого князя Николая Николаевича (Младшего) и Императора Николая II на посту Верховного главнокомандующего.

Справедливости ради следует упомянуть и других представителей Российского императорского Дома, которые несли свое служение на благо Родины в эпоху тяжелых испытаний. В период, когда Верховным главнокомандующим был Великий князь Николай Николаевич, представители Дома Романовых принимали непосредственное участие в боевых действиях. В первую очередь, это касается князей Императорской крови Иоанна, Гавриила, Игоря, Константина и Олега Константиновичей, а также Великого князя Дмитрия Павловича. Один из сыновей Великого князя Константина Константиновича (более известного как поэта под псевдонимом «К.Р.») погиб на фронте. Речь идет о молодом корнете князе Олеге (1892–1914). Перед смертью он был награжден орденом святого великомученика Георгия Победоносца 4-й степени (далее — орден св. Георгия 4-й степени).

Летом 1915 г. в бою погиб муж княжны Татьяны Константиновны (1890–1979), князь Константин Александрович Багратион-Мухранский (1889–1915), проявивший героизм и воинскую доблесть в различных боевых и разведывательных операциях. За это он был награждён Георгиевским оружием и орденом св. Георгия 4-й степени. Княжна Императорской крови Татьяна осталась одна с двумя детьми.

Известно, что Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич (1856–1929) не поддерживал идею назначения Романовых на ответственные посты. Поэтому в начальный военный период некоторые Великие князья были задействованы поверхностно и не могли раскрыть весь свой потенциал. Однако Император Николай II старался исправить эту ситуацию. По его инициативе многие члены Дома Романовых привлекались к выполнению более ответственных и значимых поручений.

Родной брат Императора Великий князь Михаил Александрович (1878–1918) был назначен начальником Кавказской туземной дивизии, прозванной "дикой". Она состояла из Кабардинского, Дагестанского, Татарского (Азербайджанский), Чеченского, Ингушского и Черкесского конных полков. Дивизия была сформирована в августе 1914 г. в основном из добровольцев-мусульман — уроженцев Северного Кавказа и Закавказья. Великий князь Михаил Александрович был примером простоты, здравого смысла, трезвости, сметливости и отваги, поэтому его весьма уважали и любили сослуживцы. В начале 1916 года, получив пост командира Второго кавалерийского корпуса, Михаил Александрович покинул Кавказскую туземную дивизию.

Великий князь Павел Александрович (1860–1919) в годы войны командовал I Гвардейским кавалерийским корпусом. Он на деле проявил талант военачальника и продемонстрировал особую храбрость. Павел Александрович принимал участие в наступательной операции Юго-Западного фронта. За бои на реке Стоход в ноябре 1916 года Великий князь Павел Александрович был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. Тогда же Государь назначил его на почётную должность Генерал-инспектора Гвардейской кавалерии. В этой должности он оставался вплоть до весны 1917 года.

Когда началась Первая мировая война, Великий князь Дмитрий Павлович (1891–1942) со своим Кавалергардским полком в числе первых отправился на передовую. Исполнял обязанности офицера связи в штабе 1-й армии генерала П.К. фон Ранненкампфа. За героизм в боях и спасение жизни сослуживца Дмитрий Павлович был награжден орденом св. Георгия 4-й степени. В 1915 году, когда Император Николай II вступил на пост Верховного Главнокомандующего, Дмитрий Павлович был переведен в Ставку.

Георгий Михайлович (1863–1919), Великий князь, в январе 1916 г. по указанию Императора Николая II посетил с официальным визитом Японию для достижения союзнического соглашения между двумя странами. Великий князь, чьи функции в составе дипломатической миссии были скорее представительскими, тем не менее внес значительный вклад и преодоление «образа врага» у недавних противников России по Русско-японской войне. Целью этих поездок являлись также проверки реализации российских военных заказов.

Великий князь Александр Михайлович (1866–1933) в течение многих лет был опытным действующим офицером Русского флота и в своей профессии весьма хорошо разбирался, но в отечественную историю он вошёл прежде всего как инициатор создания в России военной авиации. При его содействии в 1910 г. была открыта «Севастопольская офицерская школа авиации». Во время Первой мировой войны он был шефом русского Военно-воздушного флота. В 1915 г. Великий князь стал председателем специальной комиссии, которая выработала мероприятия для улучшения авиационного и воздухоплавательного дела. Александр Михайлович внимательно следил за развитием новых методов ведения войны в воздухе. Он стал основателем истребительной авиации. В декабре 1916 г. Великий князь Александр Михайлович был назначен Генерал инспектором авиации.

Великий князь Сергей Михайлович (1869–1918) многое сделал для улучшения русской артиллерии. Он был инициатором усиления в армии скорострельной артиллерии. Добился резкого улучшения подготовки канониров. В январе-июне 1915 г. состоял председателем созданной Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части. С января 1916 г. был полевым генерал-инспектором артиллерии при Верховном главнокомандующем.

Кирилл (1876–1938), самый старший Великий князь из «Владимировичей», как и некоторые другие его Августейшие родственники, неоднократно выезжал на фронт с целью награждения отличившихся бойцов российскими орденами, георгиевскими крестами и медалями. Кроме того, он был назначен командиром Гвардейского экипажа и всех флотских отрядов на сухопутном театре военных действий. Великий князь следил за их снабжением, пополнением и подготовкой. В начале 1917 г. по указанию Императора Николая II Кирилл Владимирович проинспектировал новую мурманскую железную дорогу, посетил лагеря военнопленных и принял в Романов-на-Мурмане купленные у Японии корабли.

Его брат, Великий князь Борис Владимирович (1877–1943), в 1915 г. был назначен Походным Атаманом при Его Императорском Величестве. В его обязанности входили инспекционные поездки. В конце 1916 г. он ездил с официальным визитом в Тегеран, где встречался с Персидским Шахом.

С началом Большой Европейской войны 1914–1918 гг. Великий князь Андрей Владимирович (1879–1956), не дожидаясь призыва, по личной просьбе был отправлен на фронт в распоряжение генерала Рузского, командующего 3-й армией Юго-Западного фронта. В 1915 г. он предложил ввести новые нормы потребления боеприпасов и распределения орудийных парков между фронтами. В мае того же года был назначен командующим Лейб-Гвардии Конной артиллерией.

Генерал-инспектором инженерных войск был брат Николая Николаевича (Младшего) Великий князь Петр Николаевич (1864–1931). Последний на начальном этапе войны находился при Ставке Верховного главнокомандующего. После смещения Николая Николаевича с этой высокой должности его брат Петр Николаевич последовал за ним в Тифлис.

Деяния всех представителей Российского императорского Дома в годы Первой мировой войны подробно рассмотреть в одной книге невозможно. Тем более что помимо собственно «романовских» веток, в него входили и родовые отростки князей Лейхтенбергских и Ольденбургских, которые тоже внесли свой вклад в общее правое дело. В связи с этим автор книги — А.В. Олейников — рассматривает главным образом двух военных руководителей Российской армии, которые больше всего сделали для победы русского оружия.

В своем исследовании историк приходит к выводу, что Государь Император Николай Александрович оказался именно тем военным руководителем высшего звена, который был востребован в конкретных условиях войны нового типа. Спокойный, выдержанный и вдумчивый, обладающий настойчивостью в достижении цели, грамотно организующий работу военной машины и координирующий деятельность ее звеньев, способный подбирать квалифицированных исполнителей — именно таким, по мнению автора, должен быть Верховный главнокомандующий XX века.

Надо отметить, что Император Николай II (как и Наследник Цесаревич Алексий Николаевич и некоторые другие члены Августейшего семейства) состоял шефом многих войсковых частей. Как ни парадоксально, но даже вензель, нанесенный краской на погонах, вполне мог поднять боеспособность солдат русской армии. Осознание того, кто является шефом полков, возвышало дух солдат на поле брани. Поэтому становится непонятно, почему русский генералитет, народ и другие слои общества допустили Февральский переворот, предательство и арест Царя, своего Верховного вождя и полководца. Это привело к глубокому подрыву основ нашей доблестной Русской армии. Последствия этого сразу же сказались на фронте.

Огромную роль в достижении общей победы над кайзеровским военным блоком сыграла Россия, которая очень много отдала для этого. Принесла себя в жертву и семья Императора Николая II. Накануне решающего наступления войск Царская семья была арестована и отправлена в ссылку в Тобольск. Но и там, в глубокой сибирской глуши, преданный российской элитой и странами Антанты Император Николай II не изменил своему слову, данному народу и союзникам. Весной 1918 г. он говорил, что никогда не подпишет позорного мира с неприятелем, даже если ему будут грозить мучения. Вскоре он отдал свою жизнь не только за свой народ, но и за другие народы, которые в течение Великой войны оберегал Русский монарх от страшной кайзеровской агрессии. Царская семья умерла за Россию и за мир во всем мире.

В то же время цель была всё-таки достигнута. После того, как большевики заключили свой позорный Брестский мир (3 марта 1918 г.) и отдали западные земли бывшей империи на разграбление неприятелю, Россия фактически продолжила исполнять свои союзнические обязательства перед странами Антанты. Она удерживала на своих оккупированных территориях огромные силы кайзеровских военных частей, которые потом так и не были использованы Центральными державами для обороны своего Западного фронта. Жадность их погубила. Таким образом, уже к 11 ноября 1918 г. война закончилась победой Антанты. По мнению доктора исторических наук А.В. Олейникова, Россия сыграла решающую роль в достижении этой победы. Об этом более подробно расскажет книга, которую Вы держите в руках.

За что воевала Россия

Первую мировую войну вели две группы держав — Антанта (Россия, Франция, Англия и др.) и Четверной союз, иногда называемый «Германским блоком», что ближе к истине (Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария). Впервые в мировой истории в противоборство было вовлечено 38 государств, а военные действия, помимо Европы, происходили на Ближнем и Дальнем Востоке, в Африке, на Атлантическом, Индийском и Тихом океанах. Именно поэтому эту войну назвали мировой, да и по размаху она была крупнее предыдущих.

Инициатором развязывания войны была Германия, претендовавшая на передел уже поделенного мира. Источником конфликта между Германией и Россией являлись противоположные торговые интересы (высокие немецкие пошлины на русское зерно, конкуренция немецких промышленных товаров), главным образом, борьба за влияние в Турции (строительство немцами Багдадской железной дороги и т. д.). Между Россией и Австро-Венгрией также существовали противоречия (преимущественно из-за господства на Балканах), особенно усилившиеся после аннексии последней в 1908 г. Боснии и Герцеговины. Такое «мирное противостояние» могло тянуться бесконечно долго. Тем более что Россия не желала войны, да и не была к ней готова. Как тут не вспомнить ставшую крылатой фразу последнего реформатора Российской империи П.А. Столыпина: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Но судьба уготовила стране совсем другую историю.

Как известно, непосредственным поводом к войне послужило убийство наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. Он был племянником императора Франца Иосифа I. Убийство было совершено сербским националистом Г. Принципом в Сараеве 15 июня 1914 г. (все даты до 31 января 1918 г. приводятся по старому стилю).

Этот, на первый взгляд, рядовой «теракт» взбудоражил Европу. Германский император Вильгельм II, участвовавший в тот день в торжественном приеме английской эскадры в Киле, срочно вернулся в Берлин. Президент Франции Р. Пуанкаре, присутствовавший на бегах, покинул ипподром и прибыл в свой рабочий кабинет.

Под нажимом Германии правительство Австро-Венгрии предъявило сербской стороне ультиматум. В нем выдвигались заранее неприемлемые условия, и Сербия их не приняла. Ровно через месяц после сараевского убийства Австро-Венгрия объявила войну Сербии и на следующий день начала военные действия.

Как же отреагировало русское правительство на австро-венгерскую агрессию против дружественной братской Сербии? Оно объявило частичную мобилизацию, Германия же, заранее начавшая тайную мобилизацию и сосредоточение войск у своих границ, нагло потребовала от России прекращения начатых приготовлений. Эту попытку грубого вмешательства в свои внутренние дела Россия оставила без ответа. 19 июля Германия объявила войну России, 21 июля — Франции, на следующий день — Бельгии. Тогда Англия объявила войну Германии, Черногория (а вслед за ней Франция и Англия) — Австро-Венгрии.

Почти 400 млн. человек оказались втянутыми в войну. В последующие четыре года в ее орбиту было вовлечено еще 30 государств с населением свыше 1,5 млрд. человек, 70 млн. из которых влились в вооруженные силы противоборствующих сторон. Большая часть мобилизованных непосредственно участвовала в боевых действиях. На фронтах Первой мировой войны было убито и скончалось от ранений около 10 млн. человек, более 20 млн. получили ранения, многие из них на всю жизнь стали инвалидами.

Германия стремилась разгромить Англию, Францию и Россию, отторгнув от последней принадлежавшую ей часть Польши, Украину и Прибалтику, и совместно с Австро-Венгрией утвердиться на Балканах. Главными сухопутными фронтами стали Западный (Французский) и Восточный (Русский). Таким образом, наша страна стала одной из главных участниц Первой мировой войны.

Как отнеслось российское общество к этому глобальному конфликту? Патриотическая эйфория охватила значительные слои интеллигенции, студенчество, средние городские слои (мещанство), казачество, значительную часть рабочих и, конечно, самую многочисленную часть населения России — крестьянство. Угроза Германии разбудила в народе социальный инстинкт самосохранения.

Другим стимулом борьбы, казавшимся понятным нашему простолюдину, явилось то, что эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного Сербского народа. Это чувство отнюдь не представляло собой тот «панславянизм», о котором любил упоминать Кайзер Вильгельм, толкая австрийцев на окончательное поглощение сербов. Это было сочувствие к обиженному младшему брату. Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вел длинный ряд войн с турками. Рассказы рядовых участников различных походов этой вековой борьбы передавались из поколения в поколение и служили одной из любимых тем для разговоров «деревенских политиков». Они приучили к чувству своего рода национального рыцарства. Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое выражение в слове «братушка», которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов, и которое так и перешло в народ. Теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербов — и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна для народа.

Государь в манифестах от 20 и 26 июля так обозначил причины и характер вступления нашей страны в войну: защита территории Отечества, его чести, достоинства, положения среди великих держав и славянских народов. Именно такая постановка вопроса соответствовала распространенным в цивилизованных странах той эпохи представлениям: оскорбление достоинства государства требовало удовлетворения. В случае же отказа государство должно объявить войну.

Уже то обстоятельство, что именно немцы объявили нам войну, способствовало формированию ее восприятия в народных массах как отечественной, направленной на отражение вражеской агрессии. Повсюду в стране проходили молебны «о даровании победы над вероломным и коварным врагом», в городах устраивались шествия и манифестации, особенно мощные в Санкт-Петербурге и Москве.

Уже на следующий день после объявления Германией войны России на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге собрались тысячи людей разных сословий — интеллигенция, рабочие, крестьяне близлежащих деревень. Император Николай II объявил манифест о вступлении России в войну и первым торжественно принял присягу на Евангелии, по форме присяги императора Александра I в 1812 г.

Вот как вспоминал об этом дне председатель Государственной Думы М. В. Родзянко: «После молебна о даровании победы Государь обратился с несколькими словами, которые закончил торжественным обещанием не кончать войны, пока хоть одна пядь русской земли будет занята неприятелем. Громовое «ура!» наполнило дворец и покатилось ответным эхом в толпе на площади. После молебствия Государь вышел на балкон к народу, за ним императрица. Огромная толпа заполнила всю площадь и прилегающие к ней улицы, и, когда она увидела Государя, ее словно пронзила электрическая искра, и громовое «ура!» огласило воздух. Флаги, плакаты с надписями «Да здравствует Россия и славянство!» склонились до земли и вся толпа, как один человек, упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды затихли, но шум толпы, не смолкавшее ура!» не дали ему говорить. Он опустил голову и стоял некоторое время охваченный торжественностью минуты единения царя со своим народом, потом повернулся и ушел в покои. Выйдя из дворца на площадь, мы смешались с толпой. Шли рабочие. Я остановил их и спросил, каким образом они очутились здесь, когда незадолго перед тем бастовали и чуть ли не с оружием в руках предъявляли экономические и политические требования. Рабочие ответили: То было наше семейное дело. Мы находили, что через Думу Реформы идут слишком медленно. Но теперь дело касается всей России. Мы пришли к своему царю как к нашему знамени, и мы пойдем за ним во имя победы над немцами»^[1]. Так, вопреки более поздним уверениям большевиков, рабочие отнеслись к начавшейся войне.

Не лишне напомнить, что в те летние дни разъяренная толпа граждан, в которой были и рабочие, разгромила и подожгла здание германского посольства в Санкт-Петербурге располагавшегося на Исаакиевской площади. 4 августа Николай II с семьей и свитой прибыл в Москву, где его на улицах с воодушевлением встречали не менее полумиллиона москвичей и подмосковных крестьян. В Успенском соборе московского Кремля состоялся торжественный молебен «во славу русского оружия».

Другой крупный деятель Государственной думы А.Ф. Керенский писал позднее об этих судьбоносных для России днях: «В тот момент я ясно понял, что в грядущую войну будет вовлечен весь русский народ и что он выполнит свой долг. […] Эта вторая война за национальное выживание (первая была в 1812 году) предоставила царю уникальную возможность протянуть руку дружбы народу, обеспечив тем самым победу и упрочение монархии на долгие годы»^[2].

Эта война вызвала всенародный патриотический всплеск. 5 августа Санкт-Петербург переименовали в Петроград, символически открещиваясь от всего «немецкого» даже в названиях. Сама война называлась тогда не мировой (и не Первой мировой — этот термин, как известно, утвердился в исторической литературе значительно позже). В народе ее коротко назвали «германской», а официально Великой. А поскольку опасность нависла над самим Отечеством и война началась при общей народной поддержке, то привилось и другое официальное наименование — Вторая Великая Отечественная.

Следует особо подчеркнуть, что всплеск патриотизма выражался не только в манифестациях, шествиях и немецких погромах (для этого не обязательно быть патриотом), но, главное, в готовности к самопожертвованию. Достаточно напомнить, что первая из девятнадцати мобилизаций военного времени не просто прошла успешно, быстро и планомерно (явка призывников была почти стопроцентной), но и породила мощное добровольческое движение, охватившее часть молодежи, имевшей отсрочку от призыва в армию. Записывались в армию даже рабочие, имевшие бронь на оборонных заводах, студенты, интеллигенция. Добровольно ушли в армию писатели A.И. Куприн, В.В. Вересаев, поэты С.А. Есенин, Н.С. Гумилев и другие. Мальчишкой сбежал на фронт и B.В. Вишневский. Даже находившиеся в ссылке революционеры подавали прошение местным властям о желании вступить в ряды действующей армии. «Вся нация, жители больших и малых городов, — вспоминал А.Ф. Керенский, — как и в сельской местности, инстинктивно почувствовали, что война с Германией на многие годы вперед определит политическую судьбу России. Доказательством тому было отношение людей к мобилизации. Учитывая огромные просторы страны, ее результаты произвели внушительное впечатление: лишь 4 процента военнообязанных не прибыли в срок к месту приписки. Другим доказательством явилось неожиданное изменение в умонастроениях промышленного пролетариата. К удивлению и возмущению марксистов и других книжных социалистов, русский рабочий, так же как французский и германский, проявил себя в той же степени патриотом, как и его «классовый враг»»^[3].

Тогда же началось и женское добровольческое движение. Молодые женщины из разных концов страны стремились оказаться на фронте. Яркий пример тому — история сибирской крестьянки М.Л. Бочкаревой. Она впоследствии вспоминала: «Мое сердце стремилось туда — в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве. Дух жертвоприношения вселился в меня. Моя страна звала меня»^[4]. Прибыв на сборный пункт, Бочкарева обратилась с просьбой зачислить ее вольноопределяющейся, но получила отказ, так как женщин в армию не брали. Тогда она послала телеграмму (поскольку не умела писать) Николаю II и вскоре получила высочайшее разрешение. Как известно эта храбрая женщина прошла всю войну, была четыре раза ранена, стала полным Георгиевским кавалером и дослужилась до чина поручика. А в 1917 г. стала организатором женских ударных батальонов.

Вятская крестьянка А.Т. Палыпина повторила подвиг героини Отечественной войны 1812 г. Н.А. Дуровой: она с 1914 г. храбро воевала под видом мужчины, стала Георгиевским кавалером, дослужилась до чина младшего унтер-офицера. Только после очередного серьезного ранения А.Т. Палыпина покинула Действующую армию летом 1917 г.

Императрица Александра Федоровна и ее две старшие дочери работали медицинскими сестрами в Царскосельском госпитале. Великая княгиня Ольга Александровна также стала сестрой милосердия. Их патриотическому примеру последовали другие представительницы аристократии.

В первые дни войны был образован Всероссийский союз помощи раненым во главе с князем Г.Е. Львовым, затем Всероссийский городской союз во главе с московским городским головой М.В. Челноковым. Позже, в июле 1915 г., эти союзы слились в Союз земств и городов (Земгор), председателем которого стал Г.Е. Львов. Другой известный политический и общественный деятель — лидер партии октябристов А.И. Гучков — в качестве особо уполномоченного Российского общества Красного Креста (РОКК) занимался организацией в действующей армии полевых госпиталей. В короткий срок развернулась деятельность добровольного Общества помощи жертвам войны, Союза Георгиевских кавалеров и ряда других общественных организаций. Возникли также Комитет по оказанию помощи семьям лиц, призванных на войну, Комитет «Книга — солдату», Московский комитет по снабжению табаком воинов передовых позиций и другие. Благотворительные мероприятия проводили работники почты, телеграфа, пожарные, художники, артисты и другие.

Надо сказать, что российская творческая интеллигенция всегда почитала за честь участие в деле благотворительности. В годы Первой мировой войны ее представители стремились не только внести свою лепту в помощь ближнему, но и убедить его в исторической неизбежности происходящего, вселить уверенность в победу над врагом. Не случайно крупнейшие живописцы и графики (в их числе были братья A.M. и В.М. Васнецовы, К.А. Коровин, Л.О. Пастернак, Н.С. Самокиш, С.А. Виноградов, Г.П. Пашков, И.А. Владимиров, Б.М. Кустодиев, И.И. Нивинский) обратились к массовым видам искусства — журнальной графике, карикатуре, лубку, плакату, художественной почтовой открытке.

По некоторым версиям, даже песня «Священная война», звавшая народ на борьбу: «Вставай, страна огромная. Вставай на смертный бой», была написана еще в годы Первой мировой войны учителем из г. Рыбинска А.А. Боде, только слова были чуть-чуть другие: «С германской силой темною, с тевтонскою ордой…». А в 1937 г., будучи «русским немцем» и поэтому не имея шансов донести ее до слушателей, Боде подарил свою песню (слова и мотив) известному советскому поэту В.И. Лебедеву-Кумачу^[5].

В.А. Гиляровский (знаменитый «дядя Гиляй») в самом начале войны написал текст песни «Марш Сибирского полка», начинавшийся словами: «Из тайги, тайги дремучей от Амура от реки…». Вскоре она стала полюбившимся маршем всех солдат-фронтовиков. В годы Гражданской войны текст Гиляровского «переработал» С. Алымов^[6] (несколько лет тому назад авторство стали приписывать П.С. Парфенову). В советское время марш стал известен как марш дальневосточных партизан «По долинам и по взгорьям», а подлинный текст был забыт на многие десятилетия.

Таким образом, все слои российского общества с должным пониманием и с готовностью к самопожертвованию отнеслись к начавшейся войне.

Итак, агрессор напал на Россию (это касается и Германии, и Австро-Венгрии, и Турции; причем Турция в октябре 1914 г. — напала вероломно, без объявления войны, нанеся удар по российским черноморским портам) — и это было юридическим фактом.

Механизм Антанты приводился в действие только при условии — враждебной инициативы Германии. Поэтому война России на австро-германском фронте носила оборонительный характер. Да и создание Антанты было реакцией на сколачивание Тройственного союза, на усиление Германии и попыткой не допустить германской гегемонии на европейском континенте. Отторжение каких-либо территорий от Австро-Венгрии и Германии с включением их в состав России до войны не планировалось.

Таким образом, крупные военно-политические союзы повязали своих участников как бы круговой порукой — и по цепочке все начали вступать в войну. Включилась логика коалиционной войны.

Российское правительство уже во время войны сформулировало основные цели войны, стержнем которых являлась борьба с германской агрессией^[7].

Советский историк Ф.И. Нотович подробно охарактеризовала сущность германской агрессии в эпоху Первой мировой войны^[8]. Филипп Иванович стал одним из первых профессоров МГИМО, а в 1921–1930 гг. являлся сотрудником Наркомата иностранных дел и имел доступ к оригинальным документам, используемым им на страницах своего труда. Он обстоятельно доказал тот факт, что Германская империя начала Первую мировую войну с определенными целями, имея заранее разработанную программу покорения народов Европы в качестве основы для последующего завоевания мирового господства.

Как известно, задолго до войны политиками и учеными Второго Рейха была разработана концепция полноценности германской расы и покорения ею большей части мира. Утверждалось, что немцы являются народом № 1. Именно германский народ — создатель и носитель истинной культуры и государственных начал. Пангерманисты ввели деление народов на «полноценные» и «неполноценные». Декларировалось, что последние (как и подобает низшим животным) размножаются гораздо быстрее «полноценных» — и немцам, как «полноценному» народу, чтобы не быть задавленным (ведь тогда погибнет вся 1000-летняя культура человечества) остается покорять «неполноценные», подчиняя Европу, завоевывая мировое господство чтобы, в итоге, установить «новый порядок» на Земле.

Уже в первой половине XIX в. появилась политическая «теория» о «государственных» и «негосударственных» нациях, а также о «творческих» нациях и нациях, призванных служить навозом для «творческих». К первой категории относились немцы, а ко второй — романские и славянские народы. В 50-х гг. этого века баварский генерал Гайльбраннер обосновывал необходимость немецкого владычества над Италией: ведь Италия просто не в состоянии оставаться независимой. А Австрия порабощает итальянские территории «от имени всей Германии». Именно в эти годы появилась программа создания немецкой «Срединной Европы», и в нее должны были войти многие славянские и романские земли.

Была разработана обширная программа территориальных захватов. В соответствии с ней следовало:

1. Завоевать континентальную Европу, оттеснив Францию и переселив народы романо-французской ветви за Вогезы и за р. Сомма. «Границы Европы — должны стать границами Германии».

2. Оттеснить Россию, переселив восточных, западных и южных славян за Урал.

3. Установить германский протекторат над Передней Азией, Южным Китаем, Индокитаем и Сиамом.

4. Создать германскую Африканскую империю, включающую германские, французские, португальские и бельгийские колонии.

5. Создать германскую Тихоокеанскую империю с центром в Голландской Индии.

6. Учредить германский Южноамериканский протекторат (Аргентина, Чили, Уругвай, Парагвай, Южная Боливия, Южная Бразилия).

Интересен вопрос об отношении к Великобритании и США. Декларировалось, что лишь доброжелательный нейтралитет может спасти эти государства от участи Франции и России. В противном случае — расчленение их империй.

Пангерманские учения, проповедовавшиеся задолго до 1914 года, гласили, что основные черты «нового порядка» — лишение народов не-немецкой национальности всех имущественных и политических прав с безвозмездной передачей их движимой и недвижимой собственности немцам.

Первоначально германское правительство открещивалось от пангерманских программ, но на деле они оказывали все большее влияние на внешнюю политику Германии. Признает это и Т. Бетман-Гольвег^[9].

Порабощенная Германией континентальная Европа должна была стать военной, экономической и политической базой для последующего завоевания мирового господства. А без победы над Россией невозможно установление немецкого господства над Европой.

Союзница Германии — Австро-Венгрия — прекрасно вписываясь в пангерманские планы, имела свою обширную захватническую программу. Заслуга Австрии перед германством заключалась в 900-летней борьбе против славян.

Австро-Венгрия планировала порабощение остававшихся свободными славянских государств (Сербии и Черногории), подчинение Албании, установление господства на Балканском полуострове и на Адриатическом и Эгейском морях. А в дальнейшем — захват русской Польши и Румынии.

Реализация вышеназванных установок началась на практике сразу же после начала мировой войны. Аннексия Бельгии и большей части Франции была предрешена.

19 августа 1914 г. кайзер Вильгельм II заявил статс-секретарю по морским делам адмиралу А. фон Тирпицу: «Франция должна быть раздавлена». 28 августа Т. Бетман-Гольвег сообщал А. фон Тирпицу, что намерен аннексировать Намюр, Льеж, Антверпен и территории севернее последнего, а из южной Бельгии создать буферное государство.

Аннексионистским движением руководили Пангерманский союз, объединявший ряд союзов (Военный, Морской, Колониальный и др.), юнкерские объединения и политические партии (национал-либеральная, консервативная и независимая консервативная). Поддерживали и субсидировали аннексионистское движение банки, промышленные предприятия (например, фирмы Круппа и Тиссена) и Союзы промышленников и сельских хозяев. В письменной форме они требовали от правительства обширных аннексий как на Востоке, так и на Западе. Например, они требовали присоединить к Германии Бельгию, железорудные бассейны Лонгви и Бриэ и французскую Лотарингию.

Правительство попыталось возглавить аннексионистское движение. Т. Бетман-Гольвег одобрил записки, в которых содержались требования передела колоний и аннексии ряда французских территорий: бассейнов Лонгви и Бриэ, западных Вогезов, Бельфора и т. д.

28-го августа президиум Пангерманского союза сформулировал следующие цели участия Германии в Первой мировой войне:

1. Приобретение (для поселения немецких крестьян) российских территорий Польши, Литвы, Белоруссии, прибалтийских губерний и Украины.

2. Аннексия Бельгии.

3. Аннексия французских железорудных бассейнов Лонгви и Бриэ и перенесение германской границы с Францией западнее Бельфора, Туля, Вердена и р. Соммы.

4. Уничтожение морского владычества Англии и приобретение новых колоний.

5. Все захваченные Германией территории должны быть зачищены от местного населения, т. к. империи нужны лишь земли.

Гром орудий армий Антанты поставил крест на пангерманских замыслах. Последовал разгром германских войск на Марне, под Варшавой и Ивангородом и австрийских войск в Галиции развеяли возможность германской победы.

Но и в этот период Германия жаждала завоеваний. Так, начальник морского Генштаба адмирал Г. Поль 15 октября 1914 г. заявил рейхсканцлеру Германии Т. Бетман-Гольвегу, что следует аннексировать Брюгге, Антверпен, Остенде, Брюссель и Дюнкерк, а на Востоке «все русское» должно быть отодвинуто.

В конце 1914 г. канцлер обратился с доверительным письмом ко всем имперским центральным учреждениям, потребовав от них представления докладов с соображениями об экономическом и военном закреплении Бельгии за Германией. Совместная записка имперских министерств внутренних и иностранных дел от 31 декабря 1914 г. указывала на необходимость «восстановления Бельгии» «как вассального государства <…>, находящегося в распоряжении Германской империи». Для закрепления Бельгии, писали германские министры, Германия должна держать там постоянные гарнизоны, занять все железные дороги и иные транспортные средства, крепости и порты и запретить Бельгии иметь армию. Бельгия должна содержать германские гарнизоны и ежегодно выплачивать определенную сумму Германии. Суд и судопроизводство должны перейти к Германии. Бельгия лишается права сношения с другими государствами, а бельгийские колонии передаются Германии. Бельгия обязана ввести германское таможенное законодательство и передать взимание таможенных сборов германским чиновникам. Вместо франка вводится германская марка, а вместо бельгийского — германское рабочее законодательство.

В декабре 1914 г. Пангерманский союз сформулировал меморандум. В марте-июле 1915 г. он был сообщен имперскому канцлеру, Верховному военному командованию и ряду влиятельных лиц. Меморандум Класса-Гугенберга требовал перенесения германской границы западнее линии Булонь-Верден-Бельфор. На Востоке меморандум требовал включения в границы Германской империи земель, лежащих восточнее линии, идущей от Чудского и Псковского озер до устьев Днепра.

Было принято еще несколько меморандумов, суть которых сводилась к переделу Земного шара. Будущая империя будет делиться на две Германии — коренную и завоеванную. Жители последней будут лишены политических прав и всего движимого и недвижимого имущества в пользу немецких господ. «Сельскохозяйственная» база должна снабжать метрополию продовольственными продуктами и промышленным сырьем. Пригодные для этого земли находятся на Востоке, в России. Они должны быть присоединены к Германии, а Россия должна быть отброшена от Балтийского и Черного морей.

В секретных переговорах с лидерами партий в 1915 г. германское правительство согласилось, хоть и с некоторыми оговорками, с данными требованиями.

На основе изложенной выше программы в Рейхстаге был создан прочный парламентский блок, в который вошли консервативная, национал-либеральная, прогрессивная партии и католический центр.

«Умеренные» аннексионисты (среди них Г. Дельбрюк) отмечали, что Германия должна присоединить к себе русскую Польшу, Литву, Прибалтийский край, Белоруссию и Украину и занять место России на Балканском полуострове и в Малой Азии. Германия должна создать и обширную колониальную империю в Африке, в Азии и на островах Тихого океана. Вновь вспомнили о «Срединной Европе» с немецким «новым порядком» — базы для будущего завоевания мирового господства. «Россия, — писал П. Рорбах, — должна быть расчленена, раздавлена и уничтожена, а русский народ должна постигнуть такая же участь. Это должно совершиться, и гробовщик России и русского народа — Германия». Территории и богатства России очень нужны Германии. После аграрной реформы 1861 г. Россия сделала очень большие успехи во всех областях общественной и интеллектуальной жизни, а ее население слишком быстро размножается. Таким образом, реальна угроза, что в скором времени Россия настолько окрепнет, что сумеет покорить Центральную Европу. И германские политические партии (включая социал-демократическую) высказывались за территориальные приращения как на Востоке, так и на Западе.

Как отмечает Нотович Ф.И. «провал плана Шлиффена в исторических битвах в августе-сентябре 1914 г. на полях Франции, Галиции и Восточной Пруссии показал несостоятельность германских планов завоевания Европы и завоевания Мирового господства. Победа на Марне и русские победы в Галиции, под Варшавой и Ивангородом создали благоприятные условия для подготовки победы Антанты и предрешили военный разгром Германии. Вместо молниеносной победы началась тяжелая затяжная война, в которой временные преимущества Германии были израсходованы без осязательных политических результатов. Затяжная война означала для Германии ее неизбежный разгром»^[10].

Метания германского Верховного командования с октября 1914 г. по декабрь 1916 г. с Восточного на Западный фронт и обратно были попыткой вырваться из «удушающих англо-русско-французских железных объятий». Вместо обещанного 1 августа 1914 г. кайзером победоносного окончания войны «до осеннего листопада», германская армия была вынуждена перейти к обороне на Западе и перенести центр тяжести войны на Восточный фронт. Но это не принесло результатов, несмотря на то что австро-германское наступление летом 1915 г. привело к большим потерям русской армии.

Оно «стоило и австро-германским армиям немалых потерь, обескровило их и закончилось полной неудачей военных и политических планов Германии. Плохо вооруженная русская армия блестяще маневрировала, отступала, но не дала себя окружить или разрезать на части. Она отдала громадную территорию, но устояла и сохранила свою боевую мощь; она выдержала совместный натиск германской и австро-венгерской армий и приостановила в сентябре 1915 г. их дальнейшее продвижение. Россия отклонила неоднократно сделанные ей Германией в 1915 г. мирные предложения. Вместо уничтожения русской армии и победоносного сепаратного мира с Россией, как это предполагала Германия, началась позиционная война на всем Восточном фронте от Рижского залива до верховьев Прута. Германское верховное командование вынуждено было признать в декабре 1915 г. свою военную и политическую неудачу. Русская армия была официально объявлена уничтоженной, но в секретной записке кайзеру Вильгельму II Фалькенхайн откровенно поведал, что Германия не в состоянии выбить Россию из строя воюющих держав и продолжение в 1916 г. активных действий на Восточном фронте чревато опасностями для германской армии»^[11].

Несмотря на крупные оперативные успехи на Восточном фронте, кампания 1915 г. закончилась стратегической неудачей Германии: ни одна из поставленных политических и военно-стратегических задач не была достигнута. Оккупация огромных территорий в России и ликвидация Сербии «стоили Германии громадных жертв, ослабили ее и не приблизили к победе, а лишь отсрочили момент разгрома».

«Беспрерывное и постоянно нараставшее перемалывание русской армией живой силы германской, австро-венгерской и турецкой армий в непрекращавшихся боях в 1914 и 1915 гг. на Восточном и Кавказском фронтах и их обескровление изменили в 1916 г. коренным образом военную обстановку на Западном фронте. Перемещение центра тяжести войны на Восточный фронт и переход германской армии с октября 1914 г. по февраль 1916 г. к обороне на Западном фронте создали благоприятные условия для организации и обучения миллионной английской армии, переоборудования английской и французской промышленности, приспособления ее к военным потребностям и для создания новой мощной промышленности. В то время, когда германские армии истекали кровью с мая по сентябрь 1915 г. на полях Польши, Литвы и Белоруссии, Франция и Англия увеличили свой вооруженные силы на Западном фронте… Это вынудило германское верховное командование попытаться предупредить события, вторично перенести ранней весной 1916 г. центр тяжести наступательных операций на Западный фронт. Была сделана попытка уничтожить французскую армию… Германская армия встретилась в 1916 г. с совершенно новыми условиями на Западном фронте. Русская армия, объявленная полгода назад, «уничтоженной», сейчас же пришла на помощь французам и начала наступление в марте 1916 г. в районе озера Нароч, что помешало отправке немецких подкреплений с Восточного на Западный фронт. Точно также русские победы зимой и весной 1916 г. в Армении надломили военную мощь союзника Германии — Турции, после чего она уже не могла оправиться. В результате всего этого Германия потерпела поражение под Верденом»^[12].

И в 1916 г. наступил коренной поворот в войне.

Союзные армии перешли к согласованным активным действиям на Восточном и Западном фронтах, а армии Четверного союза вынуждены были перейти к обороне на всех фронтах. Наступление А.А. Брусилова и союзников на Сомме стало поворотным пунктом в мировой войне.

Но германцы считали, что поскольку их войска занимают обширные чужие территории, то они уже являются «победителями». И 23 апреля 1917 г. германское правительство и Верховное командование приняли решение продолжать добиваться огромных территориальных приращений за счет России, Бельгии и Франции. 17–18 мая германское и австро-венгерское правительства и военные власти договорились между собой о том, что Германия получает Курляндию, Литву и Польшу, а Австро-Венгрия присоединит на основе вассалитета уменьшенные Румынию, Сербию, Черногорию и Албанию.

Однако война была проиграна. Это начинали понимать. Тем не менее 9 августа Верховное командование и новый рейхсканцлер договорились о том, что будут добиваться аннексии Прибалтики, Литвы, Польши, вассальной зависимости Украины, Бельгии, аннексии Люксембурга и французских железорудных бассейнов Лонгви и Бриэ.

П. Рорбах, в частности, писал, что Россия должна потерять Польшу, Белоруссию и Финляндию. Он отмечал, что если Украина останется по-прежнему объединенной с Россией, это будет означать трагедию для Германии. Даже после отделения от России Польши, Белоруссии и Финляндии главная опасность для Германии по-прежнему не будет устранена — «Устранение русской опасности… последует путем отделения Украинской от Московской России».

Таким образом, германские цели на Востоке после революций 1917 г. в России, по П. Рорбаху, сводились к следующему:

1. Прекращение роста населения России.

2. Расчленение России на составные части, не связанные друг с другом, но связанные с Германией.

3. Присоединение к Польше Белоруссии и разжигание вражды между поляками и русскими.

4. Воспрепятствование стремлению России добиваться выхода к свободному незамерзающему морю.

5. Отделение от России Украины и других территорий, экономически тяготеющих к Чёрному морю.

6. Поддержка всех элементов в России, стремящихся к ее распаду, и отказ от мира с правительством, власть которого распространяется на всю страну.

7. Германия может допустить существование только окончательно побежденной России.

8. Если Германия не добьется закрепления этих целей в договоре, то она должна использовать положение в России и оккупировать Прибалтийский край, Литву, Польшу, Белоруссию, Украину и все Черноморье и держать их в качестве «залога» до тех пор, пока все ее цели на Востоке не будут закреплены в мирном договоре.

Выход России из войны привел к тому, что в стане союзников была пробита брешь — и агрессор, получив свободу маневра, в итоге избежал полного разгрома.

В «Брестский период» Германия и Австро-Венгрия попытались законодательно закрепить положения вышеуказанной программы, радуясь иллюзорным «успехам» на Востоке. Радоваться пришлось недолго: победа Антанты в Первой мировой войне, победа, которую Россия «приближала как могла» поставила крест на брест-литовских соглашениях. Аннулировав последние, союзники на страницах Версальского мирного договора (Ст. 116.)^[13] признали за Россией право на репарации с Германии, т. е. фактически причислили нашу страну к Победителям.

И это далеко не случайно. Ведь несмотря на 2 революции, несмотря на то что России не удалось продержаться последние 8 месяцев до близкой победы в Первой мировой войне, она решила важнейшие задачи. Россия грудью встала на пути германской экспансии. А русский солдат Первой мировой сражался не только за территориальную целостность своей Родины — впервые в истории XX века он спасал Европу.

Подытожим вопрос о целях войны для России.

Она воспринималась (и воспринимается) как бессмысленная, осуществляемой Россией исключительно в интересах западных союзников.

В коалиционных и глобальных войнах первоочередное значение имеют не непосредственные противоречия между государствами, а перспективы дальнейшего цивилизационного развития.

Очевидно, что без наличия в 1914-м году Русского фронта англо-французы были бы быстро разгромлены, и тогда Германский блок всей своей мощью стал бы решать проблемы на востоке. И тогда наступило бы расчленение России. Мы написали о территориальных притязаниях Германии (но не упомянули о, например, мечтах Османской империи о «Великой Турции»). На определенном этапе истории любая империя стремится не присоединять новые территории, а удержать то, что имеет. Остаться великой державой, не вступив в войну в 1914-м году, Россия просто не могла. Россия — не Америка, и быть в стороне от глобального европейского конфликта ей бы просто не дали. Речь шла о сохранении статуса великой державы. Именно поэтому война — Великая.

Таким образом, вопрос стоял лишь о том, на стороне какого блока России воевать. Как показывает исторический опыт, русско-германские союзы — всегда явление временное: и Россия и Германия рано или поздно будут оспаривать гегемонию в Европе. Воевать с Германией один на один и тем более со всем Четверным союзом Россия, конечно, могла, но ей было бы очень тяжело (достаточно вспомнить опыт 1941 года); тяжело воевать один на один с Германией было и Франции (можно вспомнить события 1870 и 1940 годов). Для облегчения этой задачи была создана достаточно прочная коалиция.

Непосредственные цели войны были очевидны. Российская империя выполняла союзнический долг перед Францией, подвергшейся германской агрессии, помогала Сербии, подвергшейся австрийской агрессии, оказывала помощь братскому армянскому народу, подвергшемуся турецкому геноциду. А с середины 1915 года, когда война пришла на российскую землю, война стала Второй Отечественной — в защиту своей Родины.

Система послевоенного устройства, организуемая императорским правительством, оказывалась достаточно стройной.

В случае победы вдоль границ России выстраивалась цепочка дружественных государств-сателлитов (схожая с системой безопасности Восточной Европы после Второй мировой войны): дружественная и получившая независимость из рук России Польша, Чехия (во главе с королем из дома Романовых), Югославия (где ключевую позицию занимала спасенная Россией Сербия) и Великая Армения (малоизвестно, например, что Высочайшим приказом от 1 января 1917 года из армян и добровольцев было образовано Евфратское казачье войско). Возможно, в эту систему вошла бы демилитаризованная Германия или ее часть. Контроль над Турецкими Проливами Босфор и Дарданеллы, которого по праву Россия давно добивалась, должен был придать новый импульс развитию хозяйственной жизни империи.

А вот если бы Российская империя в условиях коалиционной войны уклонилась от выполнения союзнического долга, то она была бы растерзана победоносными германо-австро-турецкими войсками, которые ПОЛНОСТЬЮ после разгрома Франции и Сербии оказались на границах России. Поэтому русский солдат в 1914 году воевал за СОХРАНЕНИЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ нашей Родины и ее статус великой державы Европы и мира.

На основе анализа совокупности операций, осуществляемых вооруженными силами нашего государства в 1914–1917 гг. в ходе Первой мировой войны, мы попытались доказать, что без усилий России не было бы победы Антанты, и вклад нашего государства в победу над Германией и ее союзниками — решающий.

Мы попытались развенчать некоторые из мифов, созданные адептами пропаганды и информационной войны Германии и Австро-Венгрии.

Попытались мы затронуть и вопрос о вкладе в общую победу Антанты двух первых Верховных главнокомандующих русской Действующей армией — Великого князя Николая Николаевича Младшего и Императора Николая II.

Надеемся, что наш труд будет интересен и полезен.

Ведь не случайно последний российский Император Николай II совершенно справедливо отмечал, что «написание истории этой кампании потребует титанических усилий»^[14]. И это не должно останавливать отечественных исследователей.

Глава I. Вклад русской армии в победу над кайзеровской коалицией

1.1. Кампания 1914 года

Стратегическое развертывание русской Действующей армии в кампании 1914 г. на Западном (австро-германском) фронте определялось, прежде всего, спецификой коалиционной войны. В коалиционной стратегии даже поражение одного из союзников вызывает успех другого, а иногда может привести к победе всего военно-политического блока — и в этом смысле оперативно-тактическое поражение может иметь иногда большее значение, чем победа. В коалиционной войне союзники должны помнить друг о друге во время проведения боевых операций и руководствоваться, прежде всего, не узкоэгоистическими интересами собственного фронта, а пользой коалиции в целом.

В 1912 г. был принят русский план стратегического развертывания в двух вариантах: план «А» — главный удар против Австро-Венгрии и план «Г» — основные военные усилия направлялись против Германии. Решающим было то, куда будет направлена главная часть германской военной мощи: против России (тогда вступал в силу план «Г» — «Германия») или Франции (в этом случае задействовался вариант «А» — «Австрия»). Русское командование пыталось увязать собственно русские интересы с военно-политическими обязательствами перед Францией (это, в основном, нормы Франко-Русской военной конвенции 1892 г.).

В связи с этим внимание русского военного руководства было приковано к двум театрам военных действий — восточно-прусскому и галицийскому. Фактически проводились две самостоятельные фронтовые операции — первая в интересах союзников (прежде всего Франции), вторая — в собственно российских интересах. Действующая армия сформировала в начале войны два фронта — Северо-Западный (против Германии) и Юго-Западный (против Австро-Венгрии).

Соответственно к началу кампании 1914 г. внимание Верховного командования (Верховный главнокомандующий генерал от кавалерии Великий князь Николай Николаевич; начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич; генерал-квартирмейстер Штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов) русской армии раздваивалось.

Задаче реализации союзнического долга способствовало максимально быстрое вторжение русских войск в Восточную Пруссию. Максимальная быстрота означала проблемы в мобилизации и сосредоточении войск, но русское командование шло на это ради спасения своего союзника — Франции. В августе 1914 г. единственная германская территория, на которую непосредственно могла воздействовать русская армия, — это Восточная Пруссия. Именно действия в данном регионе в начале кампании могли повлечь оперативную реакцию высшего германского командования и вызвать отток войск от Франции. Но Восточная Пруссия, эта естественная крепость Европы, была очень неприятным в смысле маневрирования ТВД, не прощавшим оперативных и тактических ошибок оперировавших войск. Совершенно обоснованной представляется характеристика восточно-прусского ТВД, данная военным журналистом К.М. Шумским в декабре 1914 г.: «Восточная Пруссия по справедливости считается самым трудным театром войны в Европе. Правильнее даже считать эту провинцию целой сплошной громадной крепостью, до того сильны препятствия на этом театре как естественные, так и искусственные, возведенные немцами»^[15].

Задаче реализации собственно русских интересов способствовали операции в Галиции. Этот ТВД мог принести гораздо большие стратегические и оперативные результаты. Он был благоприятнее для маневрирования крупных войсковых группировок. Наконец, здесь была сосредоточена главная масса австрийской армии, и заманчивым казалось нанести ей решительное поражение уже в самом начале войны.

Принятый русским Генеральным штабом план одновременного наступления против Австро-Венгрии и Германии^[16], казалось бы, отвечал задачам нанесения решительного поражения австро-венгерским армиям и оказания быстрой и эффективной помощи Франции путем наступления в Восточной Пруссии. Но этот план наталкивался на непреодолимые трудности, главной из которых была недостаточность сил русской армии на начальном этапе войны. Огромный по протяженности фронт, постепенность сосредоточения войск в условиях маневренных боевых действий накладывали существенный отпечаток на первые боевые операции русской армии.

К концу кампании 1914 г. сформировалось уже четыре театра военных действий.

1) Восточная Пруссия.

Восточно-прусские походы русской армии 1914 г. — Восточно-Прусская операция (включая Первое сражение у Мазурских озер 25–31 августа 1914 г.)^[17] и Второй поход в Восточную Пруссию (Первая Августовская операция 12–30 сентября 1914 г.)^[18] — имели важнейшее оперативно-стратегическое значение. Главная цель этих операций — помощь французам и овладение плацдармом для последующих действий против Германии, а также прикрытие правого фланга русских армий в Польше.

Восточно-прусский театр военных действий (далее — ТВД) приковывал войска самого тяжелого нашего противника — германцев. Стратегическое значение восточно-прусских походов для Русского фронта заключалась в том, что бои в Восточной Пруссии при их переменном успехе и тяжести обеспечивали правый фланг главной русской группировки в Польше. Германцы так и не смогли оказать содействие австрийским (в период Галицийской битвы 5 августа — 13 сентября 1914 г.)^[19] и австро-германским (в период Варшавско-Ивангородской 15 сентября — 26 октября и Лодзинской 19 октября — 6 декабря операций 1914 г.)^[20] войскам ударом на Седлец или иным способом в самый ответственный оперативный период кампании. Пока русские войска занимали хотя бы половину Восточной Пруссии, противник был очень ограничен в маневроспособности и на польском ТВД. Кроме того, удары по Восточной Пруссии были наиболее болезненны для немцев и могли в кратчайший срок, вызвав реакцию высшего командования противника, сказаться на обстановке на германо-французском фронте.

Именно операции в Восточной Пруссии выручили французскую армию в период Марнской битвы (5-12 сентября^[21]) и англо-французскую армию на Ипре и Изере (октябрь 1914 г.). Операции в Восточной Пруссии в большой мере сказались не только на выигрыше кампании 1914-го г. Антантой, но и, по сути, всей мировой войны. Бой под Гумбинненом 7 августа 1914 г.^[22] и первые победы войск 2-й армии генерала от кавалерии А. В. Самсонова ознаменовали начало войны Германии на два фронта. Теперь она вынуждена была раздваивать свои усилия, а не громить врага по частям. Воевать на два фронта Германская империя в силу различных обстоятельств (прежде всего из-за ограниченности ресурсов) не могла. Осенние операции только усугубили данную ситуацию для противника.

В августе 1914 г. немцы были вынуждены перебросить в Восточную Пруссию 4 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии (из Франции), и 2 пехотных дивизии (единственный на тот момент подготовленный резерв) из Германии в конце сентября — начале октября. Это имело важнейшее значение для союзников России — Германия проиграла Марнскую битву, не решила задачи в битве на Ипре. Германо-французский фронт стабилизировался.

Оперативно русская армия проиграла одну операцию (Восточно-Прусскую) и одну выиграла (Первую Августовскую). Восточно-Прусский ТВД был характерен тяжелыми потерями сторон — не менее 70 тыс. человек потеряли немцы и до 180 тыс. человек — русские. Но среди русских потерь значительный процент составляли пленные (до 30 тыс. человек в самсоновской катастрофе и до 30 тыс. человек в Первом сражении у Мазурских озер). Для немцев же цифра включает в себя в основном потери убитыми и ранеными. На сопоставимость безвозвратных потерь противников указывает и тот факт, что, по данным на 1939 г., на территории Восточной Пруссии было 2,2 тыс. могил эпохи Первой мировой войны, где покоилось около 61,2 тыс. солдат и офицеров, из них 27860 немцев и 32540 русских^[23]. Соответственно, боевые действия в Восточной Пруссии отличали повышенный союзнический эффект, позиционная безрезультатность и сопоставимые безвозвратные потери сторон.

2) Галиция.

Галицийские операции русской армии в кампании 1914 г.: Галицийская битва, Ченстохово — Краковская операция (1-14 ноября 1914 г.)^[24], первый этап Карпатской операции (октябрь — декабрь 1914 г.)^[25]. Главная цель этих операций — сокрушение австро-венгерской армии и вывод Австро-Венгрии из войны.

Операции на этом ТВД осуществлялись, прежде всего, в собственно русских интересах, но и они имели важнейшее значение для союзников России. Галицийская битва, без преувеличения, ключевое сражение не только на Русском фронте, но и всей мировой войны. Это сражение заложило основу всех последующих операций в Галиции, «сломало хребет» австро-венгерской армии, сказалось на стратегическом и оперативном планировании как немцев, так и австрийцев. Сражение сгладило оперативные неудачи в Восточной Пруссии и привело к складыванию новой оперативно-стратегической ситуации — русские войска выходили к Карпатам.

Галицийский фронт — главный ТВД для России. Стратегическая и оперативная обстановка на нем кардинальным образом отражалась на всем Русском фронте. Фактически была сохранена в рядах союзников Сербия — в этом также важнейшее стратегическое значение Галицийской битвы для Антанты. Австрийцы были вынуждены значительно скорректировать свои операции на Балканах. Неудачное для противника течение Галицийской битвы привело к сосредоточению на Русском фронте 2-й австрийской армии, предназначавшейся для ведения операций на Балканах. 8 пехотных дивизий стратегического резерва в составе этой армии попали на Русский фронт. Это спасло Сербию. Если же учесть, что сопротивляющаяся Сербия в какой-то степени изолировала Турцию (оказывался не нужным Салоникский фронт и т. д.), то понятным становится глобальность общестратегического значения галицийской победы. Австро-Венгрия также не решила своих задач по разгрому одного из противников (Россия и Сербия), а воевать на два фронта она была способна еще менее Германии.

Стратегически именно Галицийская битва, как центральное сражение кампании, способствовала выигрышу и кампании 1914-го г., а значит и всей войны. Оперативно бои на галицийском ТВД традиционно были для русской армии успешными (безрезультатно закончилась лишь Ченстохово-Краковская операция).

3) Польша.

Действия русских войск по двум вышеуказанным направлениям привели к интенсивным переброскам германских соединений на Русский фронт. Их структурирование и поиск новых оперативных решений привел к образованию еще одного ТВД — Польского (район р. Висла). Здесь были осуществлены одни из крупнейших и знаковых операций кампании — Варшавско-Ивангородская и Лодзинская. Осенью-зимой 1914 г. это центральный ТВД Русского фронта как по масштабности операций, так и по количеству задействованных войск противников. Для австро-германцев — это общекоалиционный ТВД. Важнейшие операции (Варшавско-Ивангородская и Лодзинская) шли с переменным успехом, сопровождаясь огромными потерями обеих сторон.

Стратегический результат операций в Польше не оправдал надежд противников. Русские не смогли осуществить вторжение в Германию, австро-германцы — прорваться к Варшаве. Вместе с тем стабилизация этого фронта объективно была выгодна русской стороне, истощение же противников привело к поискам новых оперативных решений. В деле облегчения положения союзников России операции в Польше были наиболее результативны — австрийские силы на Русском фронте возросли на 3 дивизии, немцы перебросили 8 пехотных и 6 кавалерийских дивизий, что в значительной степени облегчило положение сербов и особенно англичан и французов в сражении во Фландрии.

Оперативно из двух крупнейших операций в Польше одна была русскими выиграна (Варшавско-Ивангородская) и одна закончилась «вничью» (Лодзинская).

Маневренные операции стратегического значения привели к колоссальным потерям противников. Так, лишь 9-я германская армия за семь недель (конец сентября — середина декабря 1914 г.) потеряла более 100 тыс. человек, из них 36 тыс. — «похоронено на местах боев»^[26]. Совокупные потери австро-германцев в Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операциях — свыше 300 тыс. человек. Осенью-зимой 1914 г. русская армия в Польше потеряла свыше 400 тыс. человек (Варшавско-Ивангородская операция, Лодзь, Бзура).

4) Кавказ.

Вступление Турции в войну привело к образованию еще одного фронта — Кавказского. Центральной операцией на данном ТВД в кампании 1914 г. является Сарыкамышское сражение 9 декабря 1914 г. — 4 января 1915 г.^[27].

Русская Кавказская армия при минимуме первоочередных войск (4 дивизии) оттянула на себя 11 кадровых турецких дивизий и сильно их обескровила, чем оказала неоценимую помощь союзникам, прежде всего Англии. Благодаря Сарыкамышской победе произошло усиление турецких войск, действующих против Кавказской армии, что облегчило действия англичан в Месопотамии и в районе Суэцкого канала. Для русских войск в Европе Кавказский фронт всегда был «донором», выделяя новые формирования для борьбы с немцами и австрийцами. Стратегически и оперативно Кавказский фронт почти всегда был победоносен.

Россия в первые месяцы Первой мировой войны сорвала план противника в рамках одной кампании реализовать свое стратегическое планирование. Учитывая вступление в силу долговременных факторов ресурсного превосходства Антанты, можно сказать, что Россия сыграла ключевую роль в приближении грядущей победы блока. С конца кампании 1914 г. поражение Германии и ее союзников стало лишь вопросом времени.

1.2. Кампания 1915 года

К началу кампании 1915 г. установившаяся позиционная война в Западной Европе не позволяла достичь быстрого решения на Западном фронте. На Восточном же фронте растянутость русских войск и значительная протяженность фронта предоставляли австро-германскому командованию значительную свободу маневра. Главный удар германский блок в 1915 г. решил нанести по России. Противник стремился, во-первых, максимально ослабить русскую армию и, отбросив ее к востоку, высвободить часть активных сил для борьбы на западе; во-вторых, спасти Австро-Венгрию (после Галицийской битвы боеспособность армии Двуединой монархии была значительно подорвана, и приходилось в качестве «подпорок» использовать германские войска; русские стояли перед Венгерской равниной); в-третьих, успехи на востоке позволяли выиграть борьбу за возможных союзников.

Всего на Восточном фронте в начале 1915 г. 99 русских дивизий противостояли 83 австро-германским (41 германская и 42 австрийских). Но некомплект русских армий в людях составлял 500 тыс. человек, и уже в этот период недоставало свыше 200 тыс. артиллерийских снарядов.^[28]

Русское командование также планировало на 1915 г. решительные действия. Главная цель этих операций — постепенное выдавливание германских войск из Восточной Пруссии и форсирование Карпат с целью выхода на Венгерскую равнину. Противник именовал русское планирование «гигантским русским наступательным планом»^[29].

С целью парировать действия русских армий и попытаться замкнуть в кольцо центральную группировку русских войск, сосредоточенную в «польском балконе»^[30] австро-германское командование нанесло упреждающий удар — оно приступило к реализации «Зимних стратегических Канн». И в ходе серии операций нанесло мощные удары — также на флангах Восточного фронта. Один был нанесен в Восточной Пруссии (силами германских 10-й и 8-й армий, значительно превосходивших своего русского противника). В итоге, во Второй Августовской операции (Зимнем сражении в Мазурии) русская 10-я армия потерпела тактическое поражение, противник отбросил ее, окружив один из корпусов. Но ситуация была стабилизирована благодаря действиям 1-й и особенно 12-й русских армий, во Втором Праснышском сражении нанесших поражение германским 12-й и 8-й армиям.

Второй удар — в Карпатах. Австрийские войска были значительно усилены германскими континентами. Перейдя к активным действиям, они в ходе серии встречных сражений в значительной мере погасили наступательный потенциал Юго-Западного фронта. Карпаты русскими войсками были форсированы, но вследствие полного истощения войска Юго-Западного фронта перешли к обороне.

Неудавшиеся «Зимние стратегические Канны» побудили австро-германское командование искать новую форму оперативного решения на Востоке. Так родился замысел Горлицкой стратегической наступательной операции. Осуществив Горлицкий прорыв, противник пытался его развить целой серией операций — русские войска отходили, ведя тяжелые оборонительные бои и контратакуя.

В очередной раз замыслив окружить русские войска в Польше, противник нанес удары на севере и на юге «польского балкона», пытаясь реализовать «Летние стратегические Канны». Эти действия привели к Третьему Праснышскому и Наревскому сражениям на северном фланге «балкона» и Красноставскому, Грубешовскому и Люблин-Холмскому сражениям на его южном фланге. Русские войска вышли из-под удара, консолидировав фронт на новых позициях.

Особое место в ходе кампании 1915 г. имели операции на Пруте и Днестре — Хотинские, Заднестровская, Прутская и Журавненская операции. Это были одни из самых успешных сражений для русской армии в этой кампании.

Летом-осенью 1915 г. русские войска реализовали ряд оборонительно-наступательных операций, осуществляемых в целях стабилизации фронта. К операциям этой серии относятся Шавельская и Виленская операции в Прибалтике, Луцкая, Чарторийская операции, сражения на Стрыпе и Серете на Галицийском театре военных действий (ТВД).

В ходе кампании 1915 г. появились Прибалтийский и Приднестровский ТВД, а Восточнопрусский и Польский ТВД были утрачены.

Восточная Пруссия

В ходе Второй Августовской операции (Зимнего сражения в Мазурии)^[31] главной задачей русской 10-й армии было удержание стратегической позиции, занятой в ходе успешного осеннего наступления 1914 г., и сохранение восточнопрусского плацдарма до сосредоточения свежей 12-й армии. Тогда планировалось перспективное наступление на Вилленберг-Нейденбург-Сольдау.

Германцы же рассчитывали добиться серьезного стратегического результата, уничтожив русскую 10-ю армию «путем одновременного сильного глубокого охвата ее с обоих флангов». Для достижения этой цели они задействовали свой стратегический резерв на начало кампании: 6 дивизий (75-я, 76-я, 77-я, 78-я, 79-я, 80-я резервные дивизии) т. н. молодых корпусов (38-го, 39-го и 40-го резервных). Более того, в очередной раз был ослаблен Французский фронт: в Восточную Пруссию были переброшены 2 дивизии (31-я и 32-я пехотные) отлично себя зарекомендовавшего во Франции 21-го армейского корпуса.

В ходе развернувшейся операции три германских корпуса отбросили правофланговый корпус русской 10-й армии (3-й армейский), выйдя ей во фланг и в тыл. Отсутствие армейского резерва у русской армии имело самые негативные последствия для результатов этой операции. Приняв единственно возможное решение на вывод армии из-под удара, командование русской 10-й армии не смогло достаточно эффективно и быстро реализовать этот маневр. В условиях зимней лесистой местности связь между ее корпусами была нарушена. В этой обстановке 20-й армейский корпус получил приказ об отходе лишь 1 февраля, когда основная часть армии уже отступила. В то же время противник, благодаря захвату отставших солдат, а также перехвату по радио приказов и донесений, хорошо знал дислокацию русских корпусов.

В результате, 20-й армейский корпус был окружен втрое превосходящими силами противника. Бои в окружении продолжались в течение недели. Корпус поглотил энергию удара всей ударной группы противника, и во многом именно благодаря его стойкости попытка немцев взять в клещи всю 10-ю армию провалилась — фактически он прикрыл отход остальных соединений армии. Хотя в этой операции русские войска одержали ряд тактических побед, из рук русского командования «была окончательно вырвана инициатива действий и с этого времени все операции Северо-Западного фронта свелись к пассивной обороне или к отражению отдельных ударов, систематически наносившихся немцами»^[32].

Но, несмотря на двукратное превосходство в силах, германцам не удалось уничтожить русскую армию. Наступление германских 10-й и 8-й армий было остановлено, они были изрядно потрепаны. Стратегический резерв Германии был неэффективно растрачен в Августовских лесах, а реализация «Зимних стратегических Канн» противника на северо-западном стратегическом направлении была сорвана.

Потери в этой операции составили до 20 тыс. человек для германских 8-й и 10-й армий (части одного только 21-го армейского корпуса потеряли 120 офицеров и 5,6 тыс. солдат). Русская 10-я армия потеряла 56 тыс. человек, но не была уничтожена. Более того, позже она перешла в контрнаступление. Наиболее сильно пострадал 20-й армейский корпус, принявший на себя главный удар германских корпусов ударной группы: из 46 тыс. человек к началу боев он потерял 34 тыс. Русские потеряли 185 орудий^[33].

Германское командование смогло вытеснить русские войска из Восточной Пруссии, которую они в том или ином масштабе занимали в течение 7 месяцев. Это позволило немцам создать плацдарм для вторжения в Прибалтику, а также обеспечить операции на северном фланге «польского балкона». Русские войска потеряли возможность непосредственно воздействовать на территорию ключевой державы германского блока. Лишь 2 первых месяца кампании 1915 г. русские войска контролировали Восточнопрусский ТВД — ключ от северо-западного стратегического направления — и его утрата крайне негативно сказалась на ситуации на Польском ТВД и привела к образованию Прибалтийского ТВД.

Польша

Вокруг Центрального ТВД развернулись главные события кампании 1915 г. Ключевые операции противника были направлены на овладение «польским балконом» с перспективой уничтожения находящихся в нем русских армий. Если учесть, что примерно половина русской Действующей армии была сосредоточена в польском выступе, становится понятной значимость борьбы за данный ТВД — особенно за его фланги.

Первоначально германские войска на Польском ТВД попытались «продавить» оборону русских войск в ходе наступлений у Боржимова и Воли Шидповской. Начало германского наступления^[34] было расценено командованием 2-й русской армии и Северо-Западного фронта как очередная попытка прорыва противника к Варшаве.

Соответственно, было сделано все, чтобы не допустить этого: была создана мощная группировка (до 11 корпусов) во главе с командиром б-го армейского корпуса генерал-лейтенантом В.И. Гурко, подтянуты резервы фронта.

Неподготовленная операция, состоявшая из перемежающихся контратак противников, закончилась ничем, а русские войска понесли тяжелые потери. Группировка Гурко с 18 по 23 января потеряла до 40 тыс. человек^[35]. Не менее крупные потери понес и противник. Германцы оценивали свои потери в 40 тыс. человек в 8 дивизиях, причем лишь за 3 дня боев (особенно пострадали 1-я, 49-я резервные, 4-я, 36-я пехотные дивизии)^[36]. То есть, считая боевой состав германской пехотной дивизии, равный в среднем 10 тыс. человек, потери составили 50 % ударной группировки.

В ходе этой операции отвлекалось внимание от готовящейся крупной наступательной операции в Восточной Пруссии. Причем, германское командование не только отвлекло внимание от готовящегося удара в Восточной Пруссии, но в его преддверии измотало резервы Северо-Западного фронта.

Если осенью-зимой 1914 г. Польша — центральный ТВД Восточного фронта как по решительности и масштабности операций, так и по количеству задействованных войск, то в 1915 г. стабилизация этого фронта и истощение войск противников привели к поискам новых оперативных решений со стороны командования германского блока. Русское командование не увидело, что Польша превращается во второстепенный ТВД, и что операции января 1915 г. у Воли Шидловской и Болимова — это всего лишь грандиозные демонстрации с целью отвлечения сил и внимания русских от фланговых ТВД, где австро-германское командование замыслило широкомасштабные решительные операции в рамках «Зимних стратегических Канн».

При проведении противником «Зимних стратегических Канн» в ходе Второго Праснышского сражения^[37] русские войска 12-й и 1-й армий Северо-Западного фронта смогли прикрыть северный фланг «польского балкона».

Операция осуществлялась для стабилизации стратегической обстановки на северо-западном направлении. Стратегическое значение Второй Праснышской операции было чрезвычайно велико. Цель была достигнута — русские войска одержали решительную победу над равноценным противником. В значительной мере были устранены последствия тактически неудачного Второго Августовского сражения.

В течение марта армейская группа М.-К.-В. фон Гальвица при поддержке частей 10-й германской армии отражала русское контрнаступление. Наступление на Осовец и линию Бобра немцам пришлось прекратить. Но стабилизация продолжалась в течение месяца: уже в апреле началось вторжение немцев в Прибалтику.

Результат Второй Праснышской операции интересен трофеями победителей (до 14 тыс. пленных немцев — своеобразный «рекорд» был побит французами лишь более чем через полгода в наступлении в Шампани, — а также 58 орудий, около 100 пулеметов, 2 миномета). Были полностью разгромлены и почти уничтожены 2 германских корпуса (1-й резервный и Цастрова: один в Прасныше, другой, прикрывавший отступление остатков германских войск, — в арьергарде). Общие потери за всю операцию составили: для 1-й и 12-й армий Северо-Западного фронта 40 тыс. человек, для германских 12-й и 8-й армий 60 тыс. человек, причем немцы признали потерю лишь в Прасныше 13 тыс. человек, одного 105-мм орудия и знамени^[38].

С целью пленения русских войск в Польше противник начал реализацию «Летних стратегических «Канн». На севере предполагался удар армейской группы Гальвица и 8-й армии через Неман (группа стремилась выйти западнее Осовца через Прасныш и Пултуск), а на юге — армейской группы А. фон Макензена из 11-й и Бугской германских и 4-й австро-венгерской армий на Владимир-Волынский (группа наступала между реками Висла и Западный Буг через Холм-Люблин в общем направлении на Брест-Литовск). Таким образом, планировался мощный удар под основание польского выступа с целью уничтожения находящихся там русских войск. Этот грандиозный маневр должен был привести к окружению сразу нескольких русских армий.

И в этой ситуации вновь сыграл свою особую роль Польский ТВД, прежде всего его фланги. На первом этапе «Летних стратегических Канн» противника на северном фланге «польского выступа» состоялось Третье Праснышское^[39], а на южном фланге — Красноставское и Грубешовское сражения.

Несмотря на то что в Третьем Праснышском сражении на направлении главного удара противник имел в три с половиной раза больше пехоты и в семь раз больше орудий (100 тыс. немцев при 864 орудиях против 2-й и 11-й Сибирских стрелковых дивизий — 27 тыс. русских при 120 орудиях^[40]), наступление группировки противника было сорвано. Вследствие упорного сопротивления русских войск в течение почти недельных боев германцы смогли продвинуться лишь на 30–35 км, добившись тактического успеха ценой больших потерь в людях и материальных ресурсах. Русские войска не были разбиты, а только сдвинуты со своих позиций и оттеснены к р. Нарев. Они консолидировали фронт, создав по этому естественному рубежу плотную оборону. Оперативно Третье Праснышское сражение — успех немцев, но стратегически оно способствовало русскому плану грамотно эвакуировать материальные ценности и вывести войска из Центральной Польши. Таким образом, стратегический успех остался на стороне русских: они удержались на линии р. Нарев. Третий Прасныш пресек развитие северной клешни «Летних стратегических Канн».

Потери русских в этой операции — до 40 тыс. человек (что объясняется, прежде всего, подавляющим превосходством врага в артиллерии), в том числе убитыми около 12 %, ранеными свыше 37 % и около 50 % пропавшими без вести. Утрачено оказалось 12 орудий и 48 пулеметов. Потери германцев достигли 25 % от группировки Гальвица, т. е. свыше 40 тыс. человек^[41]. В ходе Красноставского^[42] и Грубешовского сражений^[43] противнику не удалось добиться тактического прорыва фронта русских войск.

Южные армии Северо-Западного фронта медленно отходили (например, в ходе 7-дневного Грубешовского сражения Бугская армия продвинулась лишь на 16 км, результат австро-венгерской 1-й армии был еще слабее), нанося противнику серьезные удары, снижая его наступательные темпы. Русская императорская гвардия показала в этих боях свою боевую мощь и тактическую силу. Но вследствие сложившейся неблагоприятной обстановки на правом фланге 3-й армии тактический успех русского Гвардейского корпуса не был преобразован в оперативный.

Германская гвардия в этой операции понесла крупные потери. Так, с июня по середину августа 1915 г., по немецким данным, 1-й гвардейский пехотный полк 1-й гвардейской дивизии потерял 53 офицера и 3005 нижних чинов, а 3-й гвардейский пехотный полк — 17 офицеров и 2116 нижних чинов — т. е. части фактически поменяли свой боевой состав. Австро-венгерские части были потрепаны еще до начала сражения. Так, по австрийским данным, 6-й армейский корпус только в боях 3 июля 1915 г. потерял 4,7 тыс. человек (в том числе 1,2 тыс. убитыми)^[44]. Наступательный напор группы армий А. Макензена постепенно ослабевал.

На втором этапе «Летних стратегических Канн» на северном фасе «польского балкона» Наревское сражение^[45] решало судьбу Варшавы. Противник не смог добиться своей главной цели — прорваться к Седлецу. За 11 дней крайне упорных боев группировка противника смогла захватить лишь несколько плацдармов на левом берегу р. Нарев. Задачей русских армий была оборона занимаемых позиций с целью выиграть время, необходимое для отхода соединений 2-й и части 4-й армий из центральной Польши. Наревская операция характеризовалась значительной протяженностью фронта (свыше 140 км) и обилием естественных преград (заболоченные участки местности, pp. Нарев, Бобр и др.). В ходе нее русские войска захватили до 2 тыс. пленных и несколько пулеметов.

В то же время в ходе Люблин-Холмского оборонительного сражения^[46] южная «клешня» «Летних стратегических Канн» противника также была остановлена. Люблин-Холмское сражение явилось важнейшей оборонительной операцией русских войск в ходе кампании 1915 г. В ходе этого сражения трофеями русских войск стали до 5 тыс. пленных, 36 орудий, до 10 пулеметов^[47].

Пока армии на флангах «польского мешка» сдерживали противника, войска в центральной Польше, оставив 21 июля Варшаву, медленно отходили на линию Соколов-Седлец-Луков. К концу июля армии Северо-Западного фронта отошли на фронт Осовец-Дрогичин-Влодава-Турийск, чем была решена участь крепости Новогеоргиевск.

Замысел неприятеля устроить стратегический «котел» для русских войск в Польше провалился. Русские армии вышли из «мешка» Передового ТВД. Стратегический откат русских войск осуществлялся по плану и был сопряжен с решением важнейших экономико-стратегических задач, главная из которых — отход войск и эвакуация ресурсов из «польского балкона».

Но утрата Польского ТВД оказала крайне негативное влияние на обстановку на всем австро-германском фронте: была нарушена связность Восточного фронта и в значительной степени подорвана маневроспособность русской Действующей армии, в значительной степени базировавшейся на польской сети железных дорог.

Галиция

Это ТВД, на котором традиционно для Восточного фронта решалась и решилась судьба кампании. Второе Карпатское сражение (Карпатская битва) (январь-апрель 1915 г.)^[48] — одна из крупнейших стратегических операций Первой мировой войны. Она включала в себя совокупность боевых действий, вначале наступательных для войск Юго-Западного фронта в рамках запланированного Ставкой прорыва на Венгерскую равнину, затем имеющих характер встречного сражения в контексте общей операции австрийцев и германцев по охвату русских в Польше в рамках «Зимних стратегических Канн» ых для русских войск в рамкахъ ких войск в рамкахъ запланированного ой Польши Росиией и Германией выиграно по одной ()роной общ.

Немцы перебросили в Карпаты до 100 тыс. солдат для подкрепления 45 австро-венгерских пехотных дивизий^[49]. Русская 8-я армия 23 января захватила Мезо Лаборч, а 26 января 12-й армейский корпус овладел Лупковским перевалом — ключом от Венгерской равнины. 11 марта 24-й армейский корпус 8-й армии овладел главным хребтом Бескид. В боях 16–19 марта были разбиты части австро-венгерской 2-й армии на Лубененских высотах, а в последующие дни отражено контрнаступление австро-венгерской 3-й армии и германского Бескидского корпуса. 30 марта Карпаты были форсированы.

Карпатская битва имела важнейшее оперативно-стратегическое значение. Русские войска вышли на Венгерскую равнину, что поставило германский блок на грань поражения. Пала крепость Перемышль, германские войска на австрийском фронте не смогли ни переломить ход событий в пользу Четверного союза, ни реанимировать деятельность своего австрийского союзника. Вместе с тем операция была не завершена (русские армии перешли к стратегической обороне и отходу на восток)^[50].

Битва за Карпаты — наиболее кровавое в истории Австро-Венгрии сражение, добившее остатки некогда блестящей австрийской армии и способствовавшее переносу тяжести операций германо-австрийцев на Востоке в полосу Юго-Западного фронта. Австрийцы потеряли возможность проводить наступательные операции без непосредственной поддержки германских войск.

Русские операции, сокрушившие «Зимние стратегические Канны» (Второе Праснышское сражение и Карпатская операция), а также подготовка к Горлицкой операции вызвали усиленные переброски германо-австрийских войск против русских войск. В течение марта были переброшены 5 германских пехотных (19-я, 20-я пехотные, 82-я, 81-я резервные, 11-я баварская) и 3 кавалерийских (3-я, гвардейская и баварская) дивизии. 11-я баварская пехотная дивизия прибыла из Германии, все остальные — с Французского фронта. Австрийцы к марту увеличили свою группировку на Восточном фронте примерно на 3 дивизии, сохранив этот показатель до июня включительно (до появления Итальянского фронта).

Во время Карпатской и Горлицкой операций (весна 1915 г.) группировка австро-венгерских войск на Восточном фронте достигла своего максимума — до 50 дивизий. К концу Карпатской битвы в полосе войск Юго-Западного фронта были сосредоточены 5 австрийских армий и до 5 германских корпусов. Общие потери русских войск Юго-Западного фронта в этой грандиозной битве — до миллиона человек^[51]. Австро-германские войска, по австрийским данным, потеряли до 800 тыс. человек^[52], в том числе 150 тыс. пленными (лишь с 20 февраля по 19 марта 1915 г. — до 59 тыс. человек, 21 орудие, около 200 пулеметов^[53]; в период 6-30 марта русскими захвачены 70 тыс. пленных, свыше 30 орудий и 200 пулеметов). Общие трофеи русских войск — до 60 орудий, до 460 пулеметов, до 5 минометов и бомбометов, 8 огнеметов^[54].

Именно в связи с итогами Карпатской битвы германцы в полосе Юго-Западного фронта запланировали крупную стратегическую наступательную операцию. С Французского фронта переброшены были лучшие германские части и соединения (из них была сформирована новая, 11-я армия, которая должна была стать тараном в проламывании обороны русских войск). Район прорыва — между верхней Вислой и Бескидами-Горлица. В операции, помимо германской 11-й и русской 3-й, приняли участие австрийские 3-я и 4-я и русская 8-я армии. Особенно неблагоприятной для русских войск была разница в количестве имевшихся артиллерийских боеприпасов. Если германо-австрийская артиллерия могла вести непрерывный огонь, имея к моменту прорыва по 1,2 тыс. снарядов на каждое легкое и по 500–600 снарядов на каждое тяжелое орудия, то русская артиллерия располагала всего 30–40 выстрелами на ствол.

Горлицкая стратегическая оборонительная операция Юго-Западного фронта 19 апреля — 10 июня имела важнейшее оперативно-стратегическое значение. На первом этапе этой операции, в ходе собственно Горлицкого прорыва, русская 3-я армия противостояла многократно превосходящим силам противника^[55]. Непосредственно на участке прорыва превосходство в силах и средствах было подавляющим (в живой силе почти в 2,5 раза, в 4 раза в легкой и в 40 раз в тяжелой артиллерии, в 2,5 раза в пулеметах). Но в результате боев с 19 по 21 апреля австро-германцы продвинулись лишь на 4–8 км.

Но неравномерное напряжение боевой деятельности русских корпусов и отсутствие взаимодействия между ними привели к тому, что 22 апреля на стыке между русскими 3-м Кавказским армейским и 24-м армейским корпусами образовался разрыв, в который и устремился противник. Действия русского командования свелись, по сути, «к латанию дыр». Русские войска отходили, не пытаясь маневром на фланги наступающего противника остановить его. Другим важным упущением были неумелые действия русского командования на стыках армейских соединений. Но, пользуясь ничтожными темпами германского наступления, русские войска имели возможность избегать охвата противника — русские войска в Галиции медленно отходили.

Контрудары 3-м Кавказским армейским и 21-м армейским корпусами изменений в обстановке не принесли, и 28 апреля 3-я армия, прикрываясь арьергардами, отходила, стремясь задержать продвижение противника и дать возможность тылам и главным силам корпусов отойти к р. Сан, а резервам фронтового командования выдвинуться в район боев. К этому времени германо-австрийские войска, в результате больших потерь и отрыва от баз снабжения, были уже не в силах сломить сопротивление русских арьергардов. Поэтому они, не дойдя до р. Сан, остановились.

1-7 мая между войсками русской 3-й и германской 11-й армий развернулось сражение на р. Сан за плацдарм у г. Ярослав, а 8-15 мая между войсками русских 3-й, 8-й и германской 11-й, австро-венгерских 4-й и 2-й армий развернулось сражение за оставшиеся плацдармы русских частей на левом берегу р. Сан — у Радымно и Сенявы. Противник продолжал наносить удары в стыки между русскими армиями и в наиболее уязвимые места их обороны. 5 корпусов 3-й армии, ослабленных предшествующими боями и вытянутых в линию, должны были задержать противника, который сосредоточенно «долбил» в одном направлении. Оборона в такой ситуации требовала не просто сильного резерва, а наличия маневренной ударной группы, но такого резерва не было.

19 мая — 3 июня состоялось наступательно-оборонительное сражение при Любачеве, но количественная и качественная слабость русской 3-й армии не привела к существенному изменению оперативно-стратегической обстановки на Юго-Западном фронте. Противник проигнорировал тактическое поражение одной из своих армий (австрийской 4-й) ради достижения стратегической цели, и, прикрывшись от русской 3-й армии австрийскими войсками, главный удар нанес по русской 8-й армии, задействовав для этой операции лучшие соединения — дивизии германской 11-й армии.

К 22 мая русскими частями был оставлен Перемышль. Решив стратегическую задачу, противник занялся вытеснением и остальных армий Юго-Западного фронта, последовательно нанося удары по 3-й, 11-й, а затем и по 9-й армиям. В ночь с 3 на 4 июня было принято решение на отход русской 3-й армии за р. Танев. 8-я армия в ночь с 6 на 7 июня 1915 г. отошла с Городокской на Львовскую позицию. Падением Львова 9 июня завершилась Горлицкая стратегическая операция.

С 19 по 27 апреля германо-австрийские войска взяли свыше 100 тыс. пленных, 80 орудий и более 200 пулеметов, 11-я германская армия захватила за апрель 398 офицеров и 152 тыс. нижних чинов пленными, 160 орудий и 403 пулемета^[56]. Потери 3-й армии Юго-Западного фронта (с учетом подходивших резервов) к моменту боев на р. Сан (т. е. месяц спустя с начала Горлицкого прорыва) немцы оценили в 140 тыс. пленных, 100 орудий и 300 пулеметов. К середине июня в качестве общих трофеев германо-австрийских войск (прежде всего 11-й армии) оказалось более 250 тыс. пленных, 224 орудия, 600 пулеметов^[57].

Понес тяжелые потери и противник. Так, лишь германские потери (11-я армия) и только за 19–30 апреля составили 28 тыс. человек^[58]. 11-я армия за период от начала Горлицкого прорыва и до взятия Львова (т. е. за период 19 апреля — 9 июня) потеряла 87 тыс. человек. Таким образом, потери в Горлицкой операции составили для немцев 69 % первоначального состава 11-й армии. Южная германская армия лишь за июнь месяц потеряла 25 тыс. человек^[59]. Еще более крупными были потери австрийских войск, прежде всего 4-й армии. Русские войска в ходе Горлицкой стратегической оборонительной операции пленили не менее 31 тыс. солдат и офицеров противника, захватили не менее 21 орудия, 60 пулеметов.

В ходе Горлицкой операции австро-германских войск русские войска за 2 месяца оставили Галицию, понесли огромный урон в силах и средствах. Стремясь добиться стратегически ненужной цели («удержания завоеванного пространства»), командование Юго-Западного фронта приносило в жертву свои лучшие войска — более того, переброской корпусов и дивизий в Галицию подрывался и потенциал Северо-Западного фронта.

14 августа — 15 сентября состоялась знаковая для Юго-Западного фронта Луцкая оборонительно-наступательная операция^[60]. Она началась с наступления австро-венгерской 1-й армии от Луцка в обход правого фланга войск русской 8-й армии. Австро-венгерская 2-я армия нанесла удар от Зборова. В ходе этих боев, а также сражения 23–26 августа на р. Горыни противник был остановлен. 31 августа 8-я армия контратаковала, нанеся поражение 1-й и 2-й армиям противника при Дубно и Вишневце.

10 сентября войска 8-й армии временно взяли г. Луцк. Германцы были вынуждены к 16 сентября перебросить в полосу 8-й армии до 3-х германских пехотных дивизий, 5 кавалерийских дивизий и 3 бригады польских легионеров. В ходе Луцкой операции австрийские 1-я и 2-я армии потерпели поражение, а 4-я была разгромлена. Луцкая операция не позволила противнику осуществить маневр флангового охвата отходящей центральной группы русских армий. В ходе этого знакового сражения трофеями русских войск стали до 70 тыс. пленных, 43 орудия, до 80 пулеметов^[61].

В течение осени войска 8-й армии вели бои местного значения в Полесье, на Волыни и в Галиции, взяв 5 октября г. Чарторийск. Крупный успех имела и русская 11-я армия, 16–17 августа контратаковавшая у Збаража наступавшие войска противника. 17–18 августа 1915 г. развернулось встречное сражение между войсками русской 11-й армии Юго-Западного фронта и Южной германской армии^[62], которая была остановлена. 25 августа русская 11-я армия перешла в наступление на Серете, в ходе 7-дневных боев нанеся тяжелое поражение Южной германской армии. 29–30 августа 9-я армия у Дзвиняче одержала очередную тактическую победу над австрийской 7-й армией^[63]. Битва на Серете-Стрыпе 16 августа — 3 сентября дала русским войскам свыше 62 тыс. пленных, более 70 орудий, 170 пулеметов^[64]. Операции в августе — октябре 1915 г. в Галиции — на Серете, у Луцка и Чарторийска имели важнейшее оперативно-стратегическое значение для всего Восточного фронта. Они привели к стабилизации фронта на важнейшем — Галицийском — ТВД.

14 декабря 1915 г. — 6 января 1916 г. южные армии Юго-Западного фронта (7-я и 9-я) прежде всего с целью оказать помощь гибнущей сербской армии провели наступательную операцию на р. Стрыпа. Недостаточно продуманная (прежде всего в тактическом отношении — узкий фронт атаки, бессистемность действий, отсутствие внезапности) и подготовленная (в плане артиллерийского обеспечения) операция не привела к прорыву глубокоэшелонированных позиций противника. Операция на Стрыпе знаменательна тем, что проиллюстрировала попытку единственного из союзников по Антанте помочь в боевом отношении сербской армии. Противник 7-й русской армии — части австро-венгерской 7-й и германской Южной армий. Трофеями русских войск стали 5 тыс. пленных, 12 орудий и более 10 пулеметов^[65].

События на Галицийском ТВД, в конечном итоге, оказали ключевое воздействие на ход и исход кампании 1915 г. на Восточном фронте. Именно на этом ТВД противник спланировал крупный стратегический прорыв. В результате, несмотря на то что обстановка на русском Северо-Западном фронте была спокойной, после Горлицкого прорыва противника необходимым являлось общее отступление, вывод войск из «польского мешка». Таким образом, Галицийский ТВД повлиял на стратегическую стабильность на других театрах военных действий. Но он же сыграл и важнейшую роль в стабилизации Восточного фронта после Великого отступления русских армий летом 1915 г.

Приднестровский ТВД

В марте — июне войска Юго-Западного фронта провели серию операций на Днестре, Пруте и в Букорине. В ходе наступательной Первой Хотинской операции 17–22 марта конная группа 9-й армии (2-й и 3-й Конные корпуса)^[66] нанесла убедительное поражение ударной группировке австрийской 7-й армии, парировав обходной маневр противника, захватив свыше 3 тыс. пленных и 8 пулеметов.

Заднестровское сражение^[67] (происходило в период с 26 апреля по 2 мая 1915 г.) — наступательная операция русской 9-й армии против войск 7-й австро-венгерской армии. Стратегическая задача, стоявшая перед 9-й армией в Заднестровском сражении заключалась в отвлечении стратегических резервов австро-германского командования. Трофеями победоносных войск 9-й армии стали 25 тыс. пленных, 20 орудий, не менее 33 пулеметов, 1 бомбомет^[68].

Но, осуществив успешный прорыв тактической и оперативной обороны противника, войска генерала от инфантерии П.А. Лечицкого из-за общей неблагоприятной оперативно-стратегической ситуации в центре Юго-Западного фронта вследствие развития Горлицкого прорыва противника, были вынуждены свернуть удачное наступление и отходить на исходные рубежи. Реальный стратегический результат этой операции заключался в том, что были надежно обеспечены коммуникации русской 8-й армии, что в условиях складывающейся в Галиции обстановки было крайне своевременно. Отбросив 7-ю австро-венгерскую армию далеко к югу, за р. Прут, русская 9-я армия надежно обеспечила пути отхода соседних армий, находящихся севернее.

9-я армия Юго-Западного фронта провела в конце мая успешную Прутскую операцию, взяв 17 орудий, 78 пулеметов и свыше 16 тыс. пленных австро-германцев,^[69] а Вторая Хотинская операция дала до 8 тыс. пленных, свыше 20 пулеметов, 1 бомбомет^[70]. Несмотря на тактические успехи 9-й армии в этих операциях, она была вовлечена в общий отход Юго-Западного фронта.

24 мая — 2 июня состоялось сражение у Журавно^[71] — оборонительно-наступательная операция 11-й армии Юго-Западного фронта (6-й, 22-й и 18-й армейские корпуса) в ходе битвы за Днестр. Операция у Журавно — оперативная и тактическая победа русской армии, причем даже с элементами стратегического успеха. Сражение не только показало высокую активность русской армии в оборонительный период кампании 1915 г. — оно способствовало изменению оперативного планирования противника. То, что дивизии 11-й армии не только выдержали сильнейший натиск австро-германцев, но и имели крупный успех, разбив их и отбросив за Днестр, привело к краху стратегического замысла противника — через Днестр выйти в тыл Львову и главной группировке войск Юго-Западного фронта. Общие трофеи русских войск в этой операции — около 28 тыс. пленных, 29 орудий, 110 пулеметов^[72]. Действия русских войск на днестровском направлении явились попыткой оперативного реагирования на результаты Горлицкого прорыва австро-германцев.

Несмотря на успех русских 9-й и 11-й армий, нанесших поражения австрийской 7-й и германской Южной армиям, стратегическое положение Юго-Западного фронта не улучшилось. Сказалась удаленность театра военных действий от важнейших операционных направлений. Общее поражение в центре Юго-Западного фронта вынудило свернуть удачные наступления и отходить.

Приднестровский ТВД имел второстепенное значение и не мог серьезно повлиять на обстановку в центре Восточного фронта, но он создавал позитивные предпосылки для последующих операций и был очень успешен для русского оружия.

Прибалтика

Русское командование, сосредоточив весной 1915 г. главное внимание на польско-карпатском участке Восточного фронта, недооценивало прибалтийское стратегическое направление — его силы и средства на данном ТВД были представлены в основном разрозненными частями слабого состава. В мае-июне войска русской 5-й армии вели бои местного значения с германской Неманской армией. И в этот период Риго-Шавельский район, через который был возможен обход крайнего правого фланга стратегического построения русских войск Восточного фронта, приобретал огромную значимость.

В Шавельском сражении^[73] германцы планировали окружить центральные дивизии русской 5-й армии, замкнув кольцо восточнее г. Щадова.

В ходе операции русское командование маневрировало силами и средствами, наносило контрудары (г. Митава, например, не раз переходил из рук в руки), однако перевес противника решил дело в пользу немцев. 5-я армия отступила к Западной Двине — на Ригу, Якобштадт и Двинск. Обе стороны понесли большие потери: немцам операция обошлась примерно в 10 тыс. человек, войска 5-й армии потеряли до 50 тыс. человек, причем немцы заявили о захваченных 27 тыс. пленных, 40 пулеметах и 25 орудиях русских^[74].

Русское командование планировало, сосредоточив у Вильно-Ковно ударный кулак, провести контрнаступление во фланг наступающим немцам. Противник опередил русских, и 26 июля германская 10-я армия генерал-полковника Г. фон Эйхгорна перешла в наступление. Главный удар немцы наносили 40-м резервным и 21-м армейским корпусами на участке 34-го русского армейского корпуса у Ковенской крепости. Штурм непосредственно ковенских укреплений осуществлялся с 28 июля. Первый натиск был отбит. Но из-за недостаточного взаимодействия крепости с полевыми войсками, 3 августа линия фортов была прорвана. Гарнизон держался, ожесточенные бои у крепости часто переходили в штыковые схватки. Ситуация усугубилась позорным поведением бежавшего коменданта крепости. Потеря управления привела к неэффективности разрозненных русских контратак, и 9 августа крепость Ковно пала.

В Виленском сражении^[75] особое значение приобрели действия на стыках русских армий Северного и Западного фронтов.

27 августа германские войска нанесли удар в стык между 5-й армией Северного фронта и 10-й армией Западного фронта. Нахождение на стыке лишь русской конной завесы значительно облегчало немцам оперативную задачу. Русская 10-я я армия выказала достаточную устойчивость, ее корпуса, удерживая северный участок фронта армии, оттягивали на себя добрую половину дивизий ударных групп германской 10-й армии. Но 28 августа германская 10-я армия прорвала фронт у Новосвенцян — между Вильно и Двинском. Образовался 50-километровый разрыв между левым флангом 5-й и правым флангом 10-й русских армий. Германская 10-я армия двинулась на Вильно-Сморгонь, Неманская армия наступала на Двинск с целью отбросить русские войска на Западную Двину и прикрыть 10-ю армию с севера. Кавалерия обеих армий под общим командованием генерала кавалерии О. фон Гарнье (5 кавалерийских дивизий) должна была прорваться на стыке между русскими 5-й и 10-й армиями, и, ударив им в тыл, перерезать железнодорожные линии Полоцк-Молодечно и Орша-Минск.

Германская конная группа, прорвав русские боевые порядки, вышла в тыл 10-й армии. Она осуществила Свенцянский прорыв. Энергичными действиями русского командования прорыв был локализован и закрыт.

Виленская операция состояла из различных по форме операций армий и армейских групп, очень сложных не только по своему характеру, но и по той предельной степени напряжения, какой подверглись войска обеих сторон. Стабилизация фронта после отступления — этот стратегический успех русской армии был одним из важнейших последствий данной операции. В операциях в Прибалтике только 12-я германская армия потеряла за июль и август 1,8 тыс. офицеров и 80 тыс. солдат, за октябрь потери Неманской армии составили 15 тыс. человек^[76]. Операции в Прибалтике летом-осенью в стратегическом плане были безрезультатны для германского командования. Суть боевых действий вновь свелась к фронтальному вытеснению русских войск, также как и на юго-западном направлении не удалось осуществить оперативные охваты и обходы в стиле «Канн».

Учитывая важность Прибалтийского ТВД для судеб Балтийского флота и операционного направления на Петроград, военно-политическое руководство России придавало ему особое значение. И не случайно благополучный исход Виленского сражения возвестил начало стабилизации Восточного фронта.

Кавказский ТВД

На Кавказском ТВД, когда 17 января 1915 г. русские войска взяли г. Тавриз, а в феврале-марте очистили от врага Чохорский край, война перешла на территорию Турции. Если в июне до 8 пехотных дивизий Кавказской армии (133 тысячи пехоты, 36 тысяч кавалерии и 356 орудий) противостояли 12 пехотным дивизиям противника (105 тысяч человек, 300 орудий), то в декабре — 180 тыс. русских солдат и офицеров при 384 орудиях вели боевые действия против примерно такой же группировки противника^[77].

Все операции на Кавказе проходили под знаком активности со стороны русских, в том числе — с целью удерживать в постоянном напряжении турецкую 3-ю армию, и не только не допускать ее ослабления, но всеми мерами привлекать на себя новые силы противника из района проливов Босфор и Дарданеллы. Кавказский ТВД являлся не просто донором других ТВД Восточного фронта — он реализовал важную союзническую миссию (боевые действия были перенесены вглубь территории противника).

Таким образом, кампания 1915 г., также как и кампания 1914 г., началась наступательными операциями русских войск на обоих флангах стратегического построения. Помимо положительных факторов оперативного и стратегического характера присутствовали и отрицательные: распыление сил по расходящимся направлениям, людские и материальные потери, затрата, а не накопление столь необходимых ресурсов. С переходом противника к широкомасштабным наступательным действиям весной-летом, кампания ознаменовалась тяжелыми оборонительными сражениями русских войск в Галиции, Польше и Прибалтике.

В период с мая по сентябрь были утрачены важнейшие в стратегическом отношении территории и ресурсы, понесены наиболее тяжелые потери в живой силе и вооружении. Главным в данной ситуации стал вывод войск и эвакуация материальных ценностей из-под ударов противника с наименьшими издержками. Апогеем этой тактики стало своевременное оставление Польши. Другой главной задачей стала консолидация фронта на новых позициях, борьба за оптимальное начертание его линии в расчете на будущие операции.

Заканчивалась кампания опять-таки активными действиями русских войск на флангах Восточного фронта (Виленская, Луцкая, Чарторийская операции, битва на Серете-Стрыпе). Успешная активность русских войск и истощение сил противника привели к стабилизации Восточного фронта. К августу из 262 дивизий германского блока русская армия оттянула 119 дивизий, или более 45 %, а к декабрю того же года из 252 активных дивизий врага — 92 (36,5 % войск германского блока). Германская армия потеряла убитыми, ранеными, пленными в 1915 г. на Восточном фронте 1 млн. человек (в то время как на Французском — 721 тыс.), австро-венгерская — 1 млн. 252 тыс. человек (на других фронтах — Итальянском — 181,6 тыс. человек, Балканском — 29 тыс. человек), турецкая — до 100 тыс. человек^[78].

Воюя с огромными проблемами в плане вооружения и снабжения, отступая, русская армия нанесла странам германского блока урон в 2 млн. 350 тыс. человек. Германская армия потеряла 58 %, австро-венгерская — до 86 %, турецкая — до 30 % от всех боевых потерь за год.

Имея на своем фронте менее 50 % от всех пехотных дивизий Четверного союза, русская армия нанесла врагу значительный ущерб — более 67 % от потерь вооруженных сил германского блока за год.

В ходе кампании германская армия потеряла до 70 тыс., австрийская — до 800 тыс. и турецкая — до 30 тыс. пленными. Карпатская битва, Второе Праснышское сражение и падение Перемышля дали в руки русской армии до 300 тыс. пленных — треть всех захваченных солдат и офицеров в 1915 г. Серия удачных операций на Пруте и Днестре в марте — июне (Хотинские, Заднестровская, Журавненская, Прутская операции и др. бои) — это еще до 100 тыс. пленных. А осенние битвы на Волыни и в Галиции дали русской армии до 150 тыс. военнопленных.

В кампании 1915 г. русские войска захватили до 550 орудий (без учета орудий Перемышля — в этой крепости трофеями русских войск стали почти 1 тыс. орудий). Наиболее значительные артиллерийские трофеи брались в ходе Второго Праснышского сражения, Карпатской битвы и в осенних операциях в Галиции (у Луцка и на Серете). По нашему приблизительному подсчету, трофеями русских войск стало более 1,3 тыс. пулеметов (самые масштабные трофеи брались в Карпатской битве, Втором Праснышском, Журавненском сражениях, битве на Серете-Стрыпе).

Русская армия, в течение всей войны одновременно сражавшаяся с основными силами Австро-Венгрии и Турции, в 1915 г. приняла на себя удар и главных сил Германии. Но желаемого страны германского блока не добились, получив лишь удлинившуюся линию фронта и увеличение количества театров военных действий, потребовавших значительного количества войск.

Общая логика действий германо-австрийских войск на Восточном фронте в 1915 г. была такова: вначале попытка окружения и уничтожения русской армии и ее частей с помощью больших и малых «Канн», а затем — фронтальное вытеснение русских войск на максимально удаленное расстояние (в географическом плане) и на максимально неудобные (в инфраструктурном плане) позиции — в леса и болота Белоруссии, западной Украины и восточной Прибалтики.

Расширяющийся Восточный фронт Первой мировой войны привел к увеличению количества театров военных действий. Новые театры военных действий к концу 1915 г. по своей стратегической связности уступали сложившимся к концу кампании 1914 г. Была устранена угроза воздействия русских войск на Венгрию и Восточную Пруссию. Огромной утратой явилась потеря важных регионов с сетью стратегических железных дорог. Постоянные перевозки в огромных масштабах вообще вели к постепенной разрухе в железнодорожной сфере, и возможности для осуществления маневренных операций снизились.

Расширявшийся Восточный фронт поглощал лучшие резервы германцев и австрийцев, тем самым союзники России получали преимущества на своих фронтах. В итоге кампании 1915 г. установилась позиционная война и на Восточном фронте.

1.3. Кампания 1916 года

К началу кампании 1916 г. русские оперативно-стратегические планы во многом обусловливались общесоюзным планом Антанты, выработанным в конце 1915 г. на конференции в Шантильи. На совещании в Ставке Верховного главнокомандующего 11 февраля 1916 г. был принят принципиальный план нанесения главного удара в летней кампании — левым флангом Северного и правым флангом Западного фронтов.

Общие сроки согласованного наступления французских и русских войск планировались на конец весны — начало лета, но германское наступление под Верденом внесло в эти замыслы значительные коррективы: русской армии опять пришлось спасать своего союзника. Неожиданность этой ситуации для противника усугубилась тем, что после ударов 1915 г. германское верховное командование считало Россию парализованной, а русскую армию неспособной произвести серьёзные сдвиги в оперативно-стратегической обстановке. Операции кампании 1916 г. развивались в условиях позиционной войны. К этому времени сформировалось 4 театра военных действий (ТВД): Прибалтийско-Белорусский, Галицийский, Румынский и Кавказский.

Прибалтийско-Белорусский ТВД

Данный ТВД прикрывал важнейшие стратегические направления и контролировался войсками Северного и Западного фронтов. К началу кампании на этом ТВД была сосредоточена крупнейшая на Русском фронте группировка германских войск — до 180 тыс. штыков и сабель против Северного фронта и до 358 тыс. штыков и сабель против Западного фронта^[79]. Реализация принципов коалиционной войны в связи с Верденской операцией привела к преждевременному наступлению войск Северного и Западного фронтов. Был выработан план их совместной операции в районе г. Двинск — оз. Нарочь — оз. Вишневское. Намечалось проведение двух наступательных операций, объединённых общей целью — отсечь виленскую группировку немцев от Ковно и от переправ через р. Неман. На Северном фронте наступление должно было развиваться от Якобштадта на Поневеж, а на Западном — от Сморгони на Вильно.

В основе замысла лежала идея стратегического прорыва — выйти на Вильно, овладеть Ковно, отрезав германские войска у Риги и Двинска, и продвинуться к границе Восточной Пруссии. Это была грандиозная стратегическая задача: в случае успеха русские войска отвоёвывали у германцев одним ударом сразу почти половину потерянной в 1915 г. территории. Но достижение цели русского командования упиралось в непреодолимые тогда трудности — эшелонированную оборону противника, разрушенные пути сообщения и, главное, великолепные коммуникации немцев. Овладев стратегической сетью прибалтийских железных дорог, они могли беспрепятственно перебрасывать резервы в любых количествах.

Русская ударная группировка в ходе Нарочской операции 5-17 марта (2-я армия и часть сил 5-й) состояла (вместе с резервами и XIV армейским корпусом 1-й армии) из 12 корпусов. Общее руководство операцией осуществлял командующий наносившей главный удар 2-й армией генерал от инфантерии В.В. Смирнов, но после того как он заболел, его армия была передана под командование генерала от инфантерии А.Ф. Рагозы. Фактически последний и осуществлял общее руководство Нарочской операцией. На участке главного удара сосредоточились довольно внушительные силы русских войск — до 460 тыс. человек (в том числе до 375 тыс. во 2-й армии, наносящей главный удар), — но слабо обеспеченные артиллерией. На 10 армейских корпусов имелось лишь около 1 тыс. лёгких и 150 тяжёлых (до 152-мм) орудий. Таким образом, на тысячу штыков приходилось не более 2,5 орудия. Что же касается плотности насыщения артиллерией на участке главного удара, то она была довольно высокой для того времени: в среднем 12–18, а на некоторых отдельных участках до 35 орудий разных калибров на 1 км фронта. Правда, эта норма была ниже тех, которые к тому времени были достигнуты на англо-французском фронте: до 100 орудий на 1 км фронта^[80].

Противостояли русским войскам 2-й и 5-й армий дивизии германских 10-й армии, часть сил армейской группы генерала артиллерии Ф. фон Шольца и 8-й армии — свыше 100 тыс. солдат и офицеров (в том числе 82 тыс. в 10-й армии), занимавшие глубоко эшелонированные и устоявшиеся позиции. Район наступления (лесисто-болотистая и озёрная местности), а также ограниченные силы русских, выделенные для удара, не предполагали достижения какого-либо крупного оперативного результата. Важнейшей задачей была помощь французам.

Западный фронт, наносивший главный удар, атаковал тремя группами: генерала от кавалерии М.М. Плешкова (I и XXVII армейские корпуса, I Сибирский армейский корпус, VII кавалерийский корпус); генерала от инфантерии Л.-О.О. Сирелиуса (IV Сибирский армейский и XXXIV армейский корпуса); генерала от инфантерии П.С. Балуева (XXV, V, XXXVI армейские, III Сибирский армейский корпуса, Уральская казачья дивизия) — до 375 тыс. штыков и сабель.

«Участок для наступления, — писал генерал-квартирмейстер штаба командующего германским Восточным фронтом М. Гофман, — был хорошо выбран: главный удар последовал, с одной стороны, между озёрами Вишнев и Нарочь, с другой стороны, у Постав. Двойной напор должен был охватить и опрокинуть 21-й германский корпус и таким путём осуществить широкий прорыв на Вильно-Ковно. Подсобные атаки имели место южнее Двинска, под Видзами, под самим Двинском и у Якобштадта. Атака открыта была 15 марта (здесь и далее в цитате по новому стилю. — А.О.) ураганным огнём невиданной на нашем фронте силы. С 18 по 21 марта и затем ещё раз 26-го длились пехотные атаки, ведённые, как всегда, смело и настойчиво, несмотря на тяжёлые потери»^[81].

Для тяжёлых позиционных боёв было характерно то, что значимого, но локального успеха достигла лишь левофланговая ударная группа (Балуева) — было захвачено мест. Поставы. Пристрелка, осуществлявшаяся три дня, выдала противнику направление главного удара.

Потери участвовавших в наступлении русских войск составляли свыше 78 тыс. человек. Немцы потеряли до 40 тыс. человек, в том числе — около 1,5 тыс. пленных у мест. Поставы и оз. Нарочь (20 офицеров и 1435 нижних чинов)^[82]. Особенно высокие потери противник понёс, когда контратаками пытался вернуть утраченные позиции. Косвенно вражеские потери подтверждает и размер переброшенных в полосу 10-й армии германских резервов.

Оперативно бои у Двинска и Нарочи оказались безуспешными, но закладывавшийся в них изначально результат тем не менее был достигнут. В частности, в течение недели нарочского наступления прекратились немецкие атаки на Верден. Германские армии в полосе русских Западного и Северного фронтов не смогли выделить на французский фронт в этот период (важнейший этап Верденской операции) ни одного соединения.

Главное значение Нарочской операции для русского командования заключалось в том, что сосредоточение резервов противника в полосе активности русских войск способствовало успеху летней операции Юго-Западного фронта. Основные резервы германского Восточного фронта с марта по июнь были сосредоточены как раз севернее линии припятских болот, т. е. против войск Северного и Западного фронтов.

Уже во время нарочских боев германские силы, противостоявшие 2-й армии, возросли на 30 тыс. штыков и 230 орудий^[83]. А в конце марта группировка германских войск, противостоящая Северному фронту, увеличилась до 200 тыс., а Западному фронту до 420 тыс. штыков и сабель — т. е. возросла на 82 тыс. бойцов^[84].

Важное место отводилось ТВД в ходе летнего наступления. Так, согласно директиве Ставки, нанесение главного удара него возлагалось на армии Западного фронта (главнокомандующий генерал от инфантерии А.Е. Эверт) в направлении на Вильно, а Северный и Юго-Западный фронты должны были оказывать лишь содействие — наступать с целью оттянуть на себя резервы противника. Тяжёлая артиллерия и часть войск резерва передавались Западному фронту. Но фактически был утверждён план общего наступления трёх фронтов: такая ситуация позволяла реализовать свободу манёвра в вопросе переноса тяжести главного удара.

11 июня в состав Юго-Западного фронта была передана 3-я армия, и командующий фронтом поставил задачу 3-й и 8-й армиям (до 200 тыс. штыков и сабель) разбить противостоящего противника и овладеть районом Городок-Маневичи. 22 июня, в ходе нового этапа наступления наибольший успех, как и раньше, наметился на правом фланге фронта. В результате трёхдневных боёв войска 3-й и 8-й армий прорвали оборону противника и нанесли ему очередное поражение. 24 июня 3-й и 8-й армиям была поставлена задача совместными усилиями овладеть Ковелем. И хотя в результате наступление русских войск было приостановлено, в боях 22–26 июня 8-я и 3-я армии нанесли ряд поражений германским войскам. 26 июня директивой Ставки нанесение главного удара вменялось в обязанность Юго-Западному фронту и указывалось его новое направление — Ковельское с перспективой наступления на Брест-Пружаны. Для этого в распоряжение главнокомандующего армиями фронта А.А. Брусилова был передан стратегический резерв Ставки — Гвардейский отряд и IV-й Сибирский армейский корпус, а с Северного фронта — III-й армейский корпус. Из этих войск Брусилов выдвинул группу генерала от кавалерии В.М. Безобразова (Особая армия) между 3-й и 8-й армиями. Хотя русские войска сбили противника в районах Селец и Трыстень, но дойти до Ковеля не смогли. Враг сосредоточил на их пути крупные резервы и оказывал ожесточённое сопротивление. 15 июля русскими был взят г. Броды, но было поздно — германцы постепенно локализовали прорыв.

На 25 июля был назначен второй удар на Ковель. На Ковельском направлении ситуация сложилась неудачно, и 30 июля действовавшие там 3-я и Особая армии были переданы Западному фронту. Тем не менее, по воспоминаниям Гофмана, «в некоторых пунктах положение стало угрожающим»^[85].

В августе переменным успехом бои велись на р. Стоход. Гофман писал в своём дневнике: «У Стохода идут тяжёлые бои в одном месте. В течение двух дней я был несколько озабочен… Мы только и делаем, что стараемся наскребать какие-нибудь полки, создавать новые резервы, так как совершенно нельзя знать, что понадобится в ближайший час»^[86]. Брусилов, считая Ковельское направление важнейшим, затормозил наступление у Луцка. По его мнению, наступление на Ковель, отвечало не столько интересам фронта, сколько стратегическим целям всей кампании. Оно должно было способствовать объединению усилий Юго-Западного (8-я армия) и Западного (3-я армия) фронтов и привести к разгрому значительных сил противника на этом стратегически важном участке. Но этому замыслу не суждено было сбыться по вине Эверта: при бездействии Ставки он не только не начал наступления (в указанный срок 28–29 мая), но и откладывал его четыре раза (до 20 июня), после чего вместо главного удара на виленском направлении произвёл второстепенный удар на Барановичи.

При отсутствии активности Западного и Северного фронтов немцы получили полную возможность перебрасывать свои войска против Юго-Западного фронта. Как отмечал генерал-лейтенант А.С. Лукомский, «германцы, обладая несравненно более мощными железными дорогами, сумели гораздо скорее нас подвезти свои корпуса к угрожаемым пунктам на нашем Юго-Западном фронте и к концу июля захватили инициативу в свои руки; уже нам пришлось, не думая о нанесении сильного удара противнику, парировать его удары, которые он начал наносить в различных местах. Войска Юго-Западного фронта, начав наступление с громадным успехом и не поддержанные своевременно, что называется, выдохлись, потеряли порыв вперёд и постепенно стали окапываться и переходить к занятию новых укреплённых позиций»^[87].

Были проведены и три наступательных операции у Барановичей (30–31 мая; 19–26 июня; 12–16 июля), но они имели минимальный тактический успех. В ходе первой операции Гренадерский корпус 4-й армии после почти 12-ти часовой артиллерийской подготовки и мощного штурма обороны противника овладел лишь частью передовых германских позиций. Осуществив до семи атак, корпус частично овладел и главной германской позицией, но развить успех либо удержать этот рубеж он не смог. Мощный огонь противника и настойчивые контратаки германских резервов вынудили части Гренадерского корпуса отойти в исходное положение. Корпус понес большие потери: до 7 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными (почти 27 % боевого состава). Потери обороняющихся германцев — до 3 тыс. человек (из них до 100 человек пленными). Бой носил упорный и тяжелый характер.

Операция изобиловала тактическими промахами русского командования: слабость артиллерии и погрешности в ее применении, недостаточность резервов, узкий фронт атаки не позволили решить поставленную задачу. Достигнутый большой кровью тактический прорыв вследствие отсутствия второго эшелона (эшелона развития успеха) преобразовать в оперативную победу не удалось. С отводом войск в исходное положение были утрачены и результаты тактического успеха. Более того, ненужная активность Гренадерского корпуса в преддверии широкомасштабного наступления показала противнику направление предполагаемого главного удара Западного фронта.

В ходе второго наступления у Барановичей на 145-километровом участке фронта русское командование сосредоточило 19,5 пехотных и 2 кавалерийские дивизии. Планировалось прорвать германские позиции на фронте Цирин, Чвиры, Городище, Жабинцы, р. Мышанка, Русины. В ходе этого сражения трофеями 4-й армии стали 4 тыс. пленных и 15 орудий (всего австро-германцы потеряли 25 тыс. человек, в том числе до 8 тыс. убитыми и до 13 тыс. ранеными) противника. Потери русских войск — до 80 тыс. (30 тыс. убитыми, до 47 тыс. ранеными и до 2 тыс. человек пленными) солдат и офицеров. В ходе этого сражения русские войска смогли овладеть оборонительными позициями противника, но тактический успех в оперативный преобразовать не удалось.

Третий бой под Барановичами являлся демонстративным. В ходе этого наступления 4-я армия должна была сковать противника, не дать ему перебрасывать свои войска на Пинское и Ковельское направления. 4-я армия наступала по двум направлениям — 35-й армейский и 3-й Кавказский армейский корпуса (в резерве 3-й Сибирский армейский корпус) на Городище; 9-я, 31-я пехотные и 11-я Сибирская стрелковая дивизии (9-й армейский корпус в резерве) — на Барановичи. Несмотря на упорство русских войск, продвинуться дальше первой линии окопов противника не удалось.

Все три наступательные операции у Барановичей при потере русскими войсками 120 тыс. человек (в том числе 50 тыс. убитыми) не принесли заметного тактического успеха. Противник потерял до 40 тыс. человек (в том числе 20 тыс. убитыми). Значительный процент кровавых потерь является яркой иллюстрацией ожесточенности барановичских боев. Длительно подготовляемая и неоднократно повторяемая силами одной армии операция Западного фронта вылилась в изолированные действия почти не связанных между собой групп корпусов. Это вынудило Ставку перенести центр тяжести наступательных операций на Юго-Западный фронт, развивая достигнутый там оперативный успех. Западный фронт в это время наносил удары, имевшие минимальный тактический успех в условиях позиционной войны.

Пользуясь этим, германское командование подтянуло в полосу Брусиловского наступления до 20 дивизий из Франции и Македонии, а также с других участков. Противник желал создать в районе Ковеля ударную группу и вырвать инициативу из рук русского командования. Австрийцы, в свою очередь, приступили к переброске войск, отправленных на Итальянский фронт для участия в операции в Трентино. 3–9 июля состоялось и наступление ударной группы 12-й армии Северного фронта в ходе в направлении на г. Бауск. В кампании 1916 г. Северному фронту отводилась вспомогательная роль. Наступление началось 3 июля после трехчасовой артиллерийской подготовки, не давшей положительных результатов. Завязались тяжелые позиционные бои в тактической полосе обороны германских войск. Атаки русских частей перемежались с постоянно возобновляемой артиллерийской подготовкой. Германцы постоянно контратаковали. К 7 июля ударная группа вышла на рубеж р. Кеккау. Безуспешные бои 12-й армии в период 3–9 июля стоили ее соединениям потери 15 тыс. солдат и офицеров.

Вместе с тем, операции в Прибалтике были особенно чувствительны для германцев. Кроме того, наступление 12-й армии сковало значительные силы противника и ограничило его возможности для войсковых перебросок на юг — для борьбы с наступлением русского Юго-Западного фронта. Гофман писал: «…под Ригой бои были тяжелые, — там русским удалось сильным ударом выиграть пространство… командующий восточным фронтом пока мало чем мог помочь (австрийской 2-й армии. — А.О.). Сильные русские атаки под Ригой были, правда, отбиты, но нельзя было предвидеть того, будут ли они продолжаться или нет… Рига была самым чувствительным местом северного фронта. Если бы русским удалось здесь сделать прорыв, то весь фронт отошел бы назад. Поэтому мы не могли отдать 1-й ландверной дивизии, имевшейся у нас там в запасе»^[88]. Особое значение имели операции Северного и Западного фронтов в период кризиса резервов австро-германского командования, когда все, что только было возможно, отправлялось в Галицию. В этой ситуации даже локальный успех мог оказаться последней каплей, опрокинувшей чашу весов противника против русских войск.

На излете кампании, 23–29 декабря силами 12-й армии Северного фронта была проведена локальная наступательная операция (так называемая операция по выравниванию фронта) в целях овладения участком германской позиции в районе оз. Баббит (правый берег р. Аа) и перерезания железнодорожной Олайской ветки (ответственной за боевое питание германской 10-й армии) и железной дороги Митава-Крейцбург. В отдалённой перспективе не исключалась возможность овладения Митавой. В операции были задействованы 110-я пехотная дивизия, б-я особая бригада, 1-я и 2-я латышские бригады, 3-я, 14-я и 5-я сибирские стрелковые дивизии.

Исполнявший в это время обязанности начальника Штаба Верховного главнокомандующего генерал от кавалерии В.И. Гурко так оценил Митавскую операцию: «Это наступление, явившееся для германцев полной неожиданностью, поначалу дало хорошие результаты…Тактическая оборона Рижского участка усилилась благодаря захвату ближайшего к Риге выступа германских оборонительных линий, который глубоко вклинивался в наши позиции к югу от озера Бабит на левом берегу реки Аа. Однако через несколько дней наши успехи закончились, а в нескольких местах наши части оставили ранее захваченную третью линию германских позиций. Это было вполне объяснимо по следующим причинам. Во-первых, при рытье новых окопов или при переделке для обороны старых германских траншей промёрзшая земля плохо поддавалась усилиям наших солдат. Вдобавок та же замерзшая земля затрудняла разрушение германских оборонительных сооружений. Как следствие, противник в результате успешных контратак вновь занимал хорошо укреплённые траншеи, удобные для отражения наших следующих штурмов. Другая причина трудностей, с которыми столкнулась при наступлении 12-я армия, состояла в том, что на всех европейских фронтах наблюдалось полное спокойствие. Это позволило германцам, не опасавшимся ослабления резервов других своих фронтов, перебросить под Ригу столько подкреплений, сколько они сочли необходимым. Если бы эта операция была предпринята одновременно с наступлением на других русских фронтах и на фронтах союзников, то возникла бы значительная вероятность дальнейшего развития наших первых успехов»^[89]. Операция интересна технологией проведения: русские применили новый способ прорыва оборонительных позиций противника.

В ходе Митавской операции и последовавшего за ней германского контрудара в январе 1917 г. русские войска потеряли до 23 тыс. человек (в т. ч. 9 тыс. пропавших без вести). Германские войска по немецким данным в ходе Митавской операции потеряли 3,5 тыс. человек^[90] (в том числе 1 тыс. пленными), а также 33 орудия, 19 пулеметов^[91].

Для кампании 1916 г. Прибалтийско-Белорусский ТВД стратегически имел второстепенное значение. Но он имел важнейшее стратегическое значение для Антанты. Военный историк и теоретик Б. Лиддел-Гарт писал: «Россия с изумительной быстротой, хотя быть может и искусственной, оправилась от поражения. Это позволило ей сорвать планы германцев на 1916 г. Уже в марте Россия повела атаку у озера Нарочь… жертвуя собой, чтобы ослабить нажим на Францию. Затем русское командование подготовило также на северном секторе крупное наступление на июль»^[92]. Генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов отмечал: «В период Верденских боёв, наши войска начали массовое наступление в районе Видзы — озеро Нарочь, приковавшее к себе все немецкие резервы Восточного фронта. Наступление это производилось в ужасающих условиях, при полной весенней распутице, — «в болоте и крови»… Много русских героев полегло здесь, но германское верховное главнокомандование лишено было возможности снять с нашего фронта какие-либо войска для отправки на запад, так как даже те немецкие дивизии, которые находились в районе действий австрийской армии и кои, при иных условиях, могли бы оказаться перед фортами Вердена, немецкому командование пришлось направить к месту нашего удара»^[93].

В ходе Нарочской операции войска Северного и Западного фронтов оказывали содействие французам, в ходе летнего наступления — ударным армиям Юго-Западного фронта, в ходе Митавской операции решались локальные задачи. Тем не менее войска Северного и Западного фронтов оттянули на себя львиную часть германских войск, сосредоточенных против русских войск и этим оказали важнейшее влияние на успешный для Антанты исход кампании 1916 г.

Галицийский ТВД

Центральное значение в кампании 1916 г. имело наступление Юго-Западного фронта 22 мая — 31 октября. Традиционно Галицийский ТВД был главным театром военных действий Восточного фронта Первой мировой войны. Наступление должно было пройти в соответствии с общесоюзническими планами кампании, но его сроки были сдвинуты в связи с необходимостью оказания срочной военной помощи одному из союзных государств — Италии. Прорыв Юго-Западного фронта должен был осуществляться в четырёх направлениях, что тем не менее отвечало задаче, поставленной перед фронтом, — демонстрации активных действий в помощь Западному фронту. Кажущееся распыление сил явилось новым словом в теории и практике военного искусства.

По опыту ведения позиционной войны, считалось обязательным прорывать фронт противника на одном направлении, сосредоточив там максимальное количество войск и артиллерии. Это давало возможность лучше оперировать резервами и боеприпасами. Но вся трагедия «мясорубок» позиционного этапа Первой мировой войны в том и заключалась, что противник по району артиллерийской подготовки, по подходившим частям и артиллерийским средствам догадывался о месте прорыва и подтягивал к нему свои резервы. Эффект внезапности утрачивался. Пробив брешь в обороне врага, атакующий должен был подтягивать резервы, боепитание и продолжать движение в условиях «лунного ландшафта» изрытой и опустошённой артиллерией местности, что резко снижало темп его движения, тем более при отсутствии механизации армии. И напротив, противник, оборонявшийся из глубины обороны, в условиях неповреждённой инфраструктуры более оперативно перебрасывал силы и средства, в конечном итоге, закрывая «горловину» прорыва. По сути, шла безнадёжная гонка: наступавший пытался протолкнуть свои резервы через «бутылочное горло» зоны прорыва, в то время как оборонявшийся подвозил свои резервы к участку боёв по нетронутым железным и шоссейным дорогам. Естественно, вскоре силы сторон уравнивались и наступление прекращалось. В этом и заключалась суть позиционного тупика.

Новое в плане главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала от кавалерии Брусилова состояло в том, что прорыв вражеских позиций предусматривался на четырёх направлениях сразу, чтобы рассредоточить внимание, силы и средства противника и лишить его возможности маневрировать резервами. Артиллерийская подготовка в четырёх местах не позволяла ему ответить на вопрос: где направление главного удара. Более того, в рамках каждой армии существовало несколько корпусных ударных участков.

Австро-венгерские войска располагали 448 тыс. штыков и 27 тыс. сабель, 1,3 тыс. лёгкими и 545 тяжёлыми артиллерийскими орудиями. В состав Юго-Западного фронта (протяжение 450 км от Стыри до Прута) входило 573 тыс. штыков, 60 тыс. сабель, 1770 лёгких и 168 тяжёлых орудий (из них 596 полевых и 74 тяжёлых в 8-й армии на направлении главного удара^[94]). Юго-Западный фронт, занимая 35 % общего протяжения фронта против Германии и Австро-Венгрии, имел в своём составе 27 % общего числа пехотных, 32 % кавалерийских дивизий и около 29 % от общего числа орудий^[95]. В любом случае перевес 1:3 в пользу атакующего, как требовала военная теория, не соблюдался. В артиллерии же (особенно тяжёлой) преобладания у русских войск не было. Все надежды были на тщательную подготовку операции и новую методику прорыва.

22 мая около 5 часов утра орудия Юго-Западного фронта открыли огонь по проволочным заграждениям и окопам противника, ознаменовав начало знаменитого Брусиловского прорыва. На первом этапе наступления брусиловские армии наносили 4 основных и 7 вспомогательных ударов. В зависимости от важности задач численность армий и приданных им средств была не одинакова. Примерно треть всех сил фронта сосредоточилась в правофланговой 8-й армии. Второй по значению и силам являлась 9-я армия на левом фланге. А 11-я и 7-я армии, находившиеся в центре фронта, были небольшими, и от них требовалось, главным образом, одно — сковать врага. Мощность и длительность артподготовки тоже рассчитывалась «индивидуально». В это время армии фронта провели Луцкую, Язловецкую, Доброноуцкую, Сопановскую операции.

Наступление 8-й армии до 2 июня шло по двум операционным направлениям: на Львов, где действия 11-й и 7-й армий не привели к успеху, и на Ковель — с целью установления взаимодействия с Западным фронтом, наступление которого откладывалось.

С 3 июня войска русских 8-й и 11-й армий отражали контрудар врага, стремившегося концентрическим наступлением вырвать у русских инициативу и попытаться разгромить их ковельскую группировку. 9-я армия к десятым числам июня успешно форсировала р. Прут, овладела столицей Северной Буковины — Черновицами, продолжив успешное преследование противника. 6 июня её корпуса вышли к р. Серет. 11 июня двум левофланговым армиям (7-й и 9-й) была поставлена задача продолжать наступление на Галич и Станиславов, а центральной (11-й армии) — удерживать занятые позиции. Контрудары германцев против русских 8-й и 9-й армий последовали 17–20 июня. Германский X армейский корпус, например, в течение 17–21 июня 44 раза безрезультатно осуществлял атаки. На левом фланге был отбит германский XXII армейский корпус, причём большая его часть фланговым ударом русского V армейского корпуса была уничтожена.

22 июня началось второе наступление Юго-Западного фронта. Австро-германское командование находилось в большой тревоге. «Русская атака в излучине Стыри, восточнее Луцка, — писал генерал Э. фон Людендорф, — имела полный успех. Австро-венгерские войска были прорваны в нескольких местах, германские части, которые шли на помощь, также оказались в тяжёлом положении, и 7 июля генерал фон Линзинген был принуждён отвести своё левое крыло за Стоход. Туда же пришлось отвести с участка южнее Припяти правое крыло армии генерал-фельдмаршала принца Леопольда Баварского, где была расположена часть армейской группы Гронау. Это был один из наисильнейших кризисов на Восточном фронте. Надежды на то, что австро-венгерские войска удержат неукреплённую линию Стохода, было мало»^[96]. На июньской стадии брусиловского наступления 7-я армия двигалась на линию Брзежаны-Подгайцы-Монастержиска. Ударным соединением армии был II армейский корпус.

Третий этап Брусиловского наступления начался после директивы Ставки от 26 июня, изменившей задачи фронтам. На 8-ю армию дополнительно возлагалось овладение Владимиром-Волынским, на 7-ю и 9-ю — рубежом Галич-Станислав, а на 11-ю — наступление на Броды и Львов. На 23 июля было назначено наступление 11-й, 7-й, 9-й армий.

31 июля 7-я армия ударом по Южной германской армии начала победное сражение под Збаражем. Новое наступление назначили на 16 августа: 8-я армия должна была действовать в направлении Владимира-Волынского, 11-я — Бржезан, 7-я — поддержать «соседей», а 9-я — наступать по расходящимся направлениям на Галич и Мармарош-Сигет. После перегруппировки, приведшей к задержке, 18 августа армии фронта перешли в наступление. В целом августовская операция при больших потерях не принесла ожидаемых результатов. Тем не менее в тот день 9-я армия, сбив Карпатский корпус немцев, преодолела лесистые Карпаты, 7-я армия нанесла поражение Южной германской армии на реках Золотая Липа и Гнилая Липа.

Некоторый успех русские войска имели в центре и на левом фланге фронта, где освободили города Броды, Галич и Станислав. В сентябре-октябре активность русских войск на северном и южном фасах наступления постепенно начала угасать. 7-я армия опрокинула Южную германскую и форсировала Гнилую Липу. Фронт стабилизировался по линии р. Стоход-Киселин-Золочев-Галич-Станислав-Делятин — Ворохта. Хотя Ставка и перенесла в полосу Юго-Западного фронта главный удар, однако момент уже был утерян, и фронт ввязался в затяжные кровопролитные бои, которые вёл до глубокой осени 1916 г.

Во время сражений с войсками Юго-Западного фронта в летнюю кампанию немцы были вынуждены перебросить против них в июне-ноябре части 34 пехотных дивизий, понёсших значительные потери. Например, лишь армия генерала пехоты А. фон Линзингена ещё в майских боях потеряла свыше 82 тыс. человек или 51 % от первоначального состава (германский 10-й армейский корпус — свыше 80 %). В ходе борьбы с войсками Юго-Западного фронта германские войска понесли самые большие потери за весь период кампании 1916 г. против русском войск.

В период наступления Юго-Западного фронта австро-германские войска потеряли убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести до миллиона солдат и офицеров, только пленными — свыше 400 тыс. человек (почти 9 тыс. офицеров и 408 тыс. нижних чинов)^[97]. Так, уже к полудню 24 мая были взяты в плен до 900 офицеров, свыше 40 тыс. нижних чинов, а к 27 мая — соответственно 1240 и свыше 71 тыс. человек. Эти цифры подтвердил и Э. фон Фалькенгайн: «… численное превосходство русских после потери свыше 200 тыс. человек, понесённой союзниками в три дня, стало слишком крупным»^[98]. Гофман отмечал: «В первые три дня свыше 200 000 австрийцев попали в плен»^[99]. К 30 июля русские армии пленили 8255 офицеров и 370 153 нижних чина. Наконец, к 1 ноября в русском плену находились до 9 тыс. офицеров и 408 тыс. нижних чинов.

Западные историки, говоря о Брусиловском наступлении как о самой крупной победе Антанты в 1916-м, также считали потери Германского блока в миллион и более человек. Так, Д. Киган писал: «Было взято в плен 400 тысяч австрийцев, и 600 тысяч было убито или ранено. Немецкие войска, противостоящие наступлению русской армии, потеряли 350 тысяч человек» ^[100].

Потери Юго-Западного фронта в ходе всей кампании 1916 г. были наиболее тяжелыми — только с начала Брусиловского прорыва (22 мая) по 30 июня они составили почти 498 тыс. солдат и офицеров (62 тыс. убитых и умерших от ран, 377 тыс. раненых и больных, около 60 тыс. пропавших без вести^[101]). Общие потери русской армии за операцию — не менее миллиона бойцов^[102].

Наступление Юго-Западного фронта стало крупнейшим достижением русского военного искусства — оно открывало новую форму прорыва позиционного фронта, наиболее успешную для своего времени, указывало выход из позиционного тупика. Направление главного удара Юго-Западного фронта — на Луцк — приводило к наиболее болезненным для австрийцев результатам, и, соответственно, итальянцам оказывалась наиболее эффективная помощь. Результаты операции намного превзошли ставившиеся перед ней цель и задачи. Наступление Юго-Западного фронта 1916 г. привело к крупному поражению австро-венгерских и германских войск в Галиции и Буковине. По мнению исследователя операции Л.В. Ветошникова, «наступление… глубоко потрясло австрийские войска в Галиции и Буковине, вызвав тревогу у командования центральных держав. Полный разгром 4-й и 7-й австрийских армий заставил австро-германское командование приостановить наступление в Трентино и облегчил обстановку для англо-французов под Верденом»^[103]. Характеризуя Брусиловский прорыв, Ю. Н. Данилов отмечал: «…наше июньское наступление на фронте от Луцка до Днестра, развившееся в широкий успех и едва не приведшее к полному крушению Австро-германского фронта, спасло от неминуемой катастрофы итальянцев. Это наступление вызвало крупную переброску на наш фронт австрийцев с итальянского и германцев с французского фронта»^[104].

Галицийский ТВД был центральным в ходе кампании. На нем была перемолота главная масса соединений австро-венгерской армии, оттянуты германские резервы. Наступление Юго-Западного фронта знаменовало окончательный переход стратегической инициативы к странам Антанты.

Румынский ТВД

После неудачного вступления в войну Румынии России пришлось спасать своего нового союзника, послав в Румынию войска. Уже в ходе наступления Юго-Западного фронта 1916 г. целая армия (9-я) была вынуждена обслуживать интересы нового направления. Общая ситуация, сложившаяся в противостоянии Румынии странам германского блока, настоятельно требовала поддержки русских войск. Терпя поражения, румыны к середине ноября 1916 г. были вынуждены отступать.

О том, насколько важна для Румынии была поддержка русских войск, свидетельствовал Людендорф, говоря о первых победах германского оружия над румынами: «Наша победа там стала возможной только благодаря их (русских войск. — А.О.) отсутствию»^[105]. Это привело к образованию нового ТВД. Генерал В.И. Гурко отмечал: «Первая помощь, которую мы оказали Румынии, — та самая, от которой она отказалась перед началом военных действий, — состояла в постепенном удлинении нашего левого фланга вдоль линии румыно-трансильванской границы. Разумеется, замена на этом участке румынских войск на русские позволила командованию румын получить свежие резервы…». Но «румынское Верховное командование и румынское правительство через своего военного представителя при Ставке генерала Коанду обратились к его величеству с просьбой оказать Румынии еще более действенную помощь не только путем замены на нашем левом фланге румынских частей нашими войсками, но вдобавок прислать несколько русских корпусов для непосредственной обороны Бухареста»^[106]. И необходимая помощь была оказана.

Русские войска (первоначально 47-й армейский корпус, конная группа графа Ф.А. Келлера, в дальнейшем 4-й армейский, 4-й сибирский армейский корпуса, 8-я кавалерийская, 3 стрелковая дивизии и др.) прикрыли отход румынских войск, сдерживая напор войск армейской группы генерал-фельдмаршала А. фон Макензена. Была создана 4-я армия (30-й, 7-й и 29-й армейские корпуса, 3-й кавалерийский корпус), противостоящая 9-й германской (до 7 пехотных дивизий), германской Дунайской и 1-й австрийской (8 пехотных, 3 кавалерийские дивизии) армиям. 9-я германская армия была усилена 3 пехотными дивизиями, переброшенными с других участков Русского фронта, и 7-й кавалерийской дивизией, прибывшей из Бельгии.

24 ноября 1916 г. был образован Румынский фронт, номинально возглавлявшийся королём Румынии Фердинандом, помощником его (и реальным командующим) стал генерал от кавалерии В.В. Сахаров. В состав Румынского фронта первоначально входили следующие русские оперативные объединения: 4-я (VII, VIII и XXX армейские корпуса, три кавалерийские дивизии), 6-я (IV Сибирский армейский, IV и XLVII армейские, III и VI конные корпуса, казачья дивизия) армии (XXIX армейский корпус и ещё одна дивизия — резерв фронта). Образование нового фронта привело к постепенной переброске (считая и русскую 9-ю армию) 15 армейских (35 дивизий) и трёх конных (13 дивизий) корпусов.

Действия русской армии позволили реанимировать Румынский фронт, спасти союзную армию, и хоть новый ТВД приковал к себе 25 % русской действующей армии (т. е. около 2 млн. человек), он помог оттянуть и значительные силы Германского блока (совокупные силы четырёх держав — Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии).

Кавказский ТВД

Намечая проведение Эрзерумской операции (28 декабря 1915 г. — 3 февраля 1916 г.), командующий Кавказской армией генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, по сути, предвосхитил стратегическую идею Брусилова.

Чтобы турки не увидели направления главного удара и не смогли произвести каких-либо перебросок с остальных участков обширного фронта, намечалось следующее: одновременно с переходом в наступление II Туркестанского (демонстрация) и I Кавказского (главный удар — силами 4-й кавказской стрелковой дивизии, Сибирской казачьей бригады и 1-го кавказского мортирного дивизиона) армейских корпусов проявить большую активность и на фронтах Приморского отряда (батумское направление), IV Кавказского армейского корпуса (эриванское), Ван-Азербайджанского отряда (ванское и урмийское) и экспедиционного корпуса в Персии (на керманшахском). Каждый командир корпуса считал, что решает главную задачу.

Уже к 31 декабря турки израсходовали свои резервы. В итоге, русские части (4-я кавказская стрелковая дивизия) вышли в тыл противника, и 4 января 1916 г. турецкие войска начали отходить к Эрзеруму. Был осуществлён чрезвычайно трудный переход через заснеженные горы, и 7 января русские части вышли к хребту Деве-бойну. 20 января они начали штурм Эрзерума (первоклассной крепости, усиленной германскими специалистами), и 3 февраля после 5-дневного штурма крепость, считавшаяся неприступной, была взята. Бои носили очень напряжённый характер, турки переходили в контратаки, бойцы с обеих сторон проявляли массовую отвагу.

Потери русской армии составили: офицеров 64 убитыми и 336 ранеными и контуженными, солдат — 2275 убитыми и 14460 ранеными, обмороженными и контуженными.

В ходе Эрзерумской операции были пленены свыше 300 офицеров, более 20 тыс. турецких солдат, трофеями стали более 450 орудий. 3-я турецкая армия потеряла более половины личного состава, почти всю артиллерию, многие части прекратили своё существование.

Взятие Эрзерума — один из немногих продемонстрированных в Первой мировой войне примеров законченной операции, тщательно продуманной, спланированной и реализованной. Относительно неё авторы британской официальной истории войны отмечали, что «единственной армией, которая наилучшим образом могла бы справиться с тяжёлыми условиями и победить — была русская… Мощь этой армии, помимо стратегических и организаторских способностей генерала Юденича, явилась важнейшим фактором успешной реализации боевой задачи». Взятие считавшихся неприступными позиций Деве-Бойну явилось «подвигом, даже союзниками России воспринятым с удивлением, и произведшим тягостное впечатление в Берлине, к тому же операция была проведена в один из худших зимних месяцев, в условиях снега, льда и с учётом… прочих трудностей». Турецкое командование лишилось крупнейшей базы проведения операций. Но «главная ценность захвата Эрзерума, помимо морального и политического эффекта, заключалась в использовании города в качестве новой базы на стыке всех наиболее важных дорог, результатом чего было разрушение связности и монолитности всего турецкого фронта»^[107].

Важнейшим итогом операции стало овладение русскими единственным укреплённым пунктом турок в Малой Азии — крепостью Эрзерум, что потребовало срочной переброски противником подкреплений в Армению со всех театров военных действий, чем было облегчено положение английских войск в районе Суэцкого канала и в Месопотамии. К середине 1916 г. на Кавказском фронте, помимо 3-й армии, турки были вынуждены сосредоточить 2-ю армию, переброска которой производилась по Багдадской железной дороге.

Занятие Эрзерума открывало русским путь в Анатолию — базовый во всех аспектах регион Оттоманской империи. Действия войск Приморского отряда при поддержке Черноморского флота в рамках Трапезундской операции (23 января — 5 апреля) — образец комбинированной десантной операции сухопутных войск при поддержке флота. 21 февраля Приморский отряд высадил в тыл турецких войск десант, а 24-го занял г. Ризе. 5 апреля был взят г. Трапезунд. Важность овладения этим городом заключалась в том, что это был важнейший после Эрзерума коммуникационный пункт турецких войск, а также административный центр. Кроме того, противник «испытал удивление от демонстрации морской мощи»^[108] России.

К лету русские авангарды вышли на линию Эллеу-Эрзинджан-Муш-Битлис (Эрзинджанская операция, 18 мая — 20 июля). В руки русских попал важнейший транспортный узел — г. Эрзинджан. После овладения Кавказской армией его районом и расширения трапезундской зоны под угрозой оказался центр Анатолии.

В ходе Эрзинджанской операции (18 мая — 20 июля) русские войска захватили 17 тыс. пленных, а 3-я турецкая армия потеряла способность к дальнейшим активным действиям и не смогла объединить свои усилия с действиями 2-й армии, которая из Дарданелл была переброшена на Кавказ для того, чтобы переломить ситуацию.

В июле — августе 1916 г., несмотря на превосходство противника, русские войска нанесли поражение и турецкой 2-й армии, заняв г. Муш (Огнотская операция, 21 июля — 29 августа).

В ходе операции (русские 1-й и 5-й Кавказские и 2-й Туркестанский корпуса противостояли 2-му, 3-му, 4-му и 16-му корпусам 2-й турецкой армии общей численностью 74 тыс. штыков, 7 тыс. курдов, 98 орудий) русские войска потеряли около 20 тыс. человек, турецкие — около 60 тыс. человек.

Сила турецких армий была сломлена. Так, к концу года 3-я армия насчитывала 36 тыс. штыков, а 2-я — 64 тыс., т. е. армии превратились в корпуса. В 3-й армии осталось 78 батальонов, во 2-й — 64 батальона, тогда как ранее их общий боевой состав достигал 309 батальонов, 156 эскадронов (кроме того, имелся контингент курдов численностью 12 тыс. человек). Соответственно, число батальонов в армиях уменьшилось на 54 %, эскадронов — на 74 % и курдов — на 66 %^[109]. Причём, нужно учесть, что в ряды этих армий вошли 14 пехотных дивизий (126 батальонов), ранее принимавших участие в отражении англо-французского десанта у Дарданелл: 10 вошли в состав 2-й армии, четыре усилили 3-ю. Эти дивизии, имевшие позитивный боевой опыт и высокий боевой дух, были перемолоты Кавказской армией и не попали в Сирию и Месопотамию. 16 турецких дивизий были воссозданы вследствие их уничтожения русской армией, и из них пять — два раза.

В ходе кампании 1916 г. в турецкой 3-й армии были уничтожены 9 дивизий, а 4 корпуса (V, IX–XI) преобразовали в дивизии с такими же порядковыми номерами и прибавлением наименований «Кавказские». Во 2-й армии были уничтожены в боях четыре дивизии (7-я дивизия XVI корпуса, 48-я дивизия IV корпуса и 49-я и 53-я дивизии III корпуса). II корпус армии стал состоять из 1-й и 47-й пехотных дивизий, IV — из 11-й и 12-й дивизий, XVI — из 5-й и 8-й дивизий (ранее корпуса состояли из трёх дивизий), III корпус расформировали. Реорганизация производилась именно вследствие разгрома русской армией.

К концу кампании Кавказская армия не только выполнила, но и перевыполнила стоявшую перед ней задачу: защитила Закавказье от вторжения турок на фронте огромного протяжения (к концу 1916 г. — 2,6 тыс. км) и способствовала достижению ряда стратегических целей. Кавказская армия питала резервами германо-австрийский фронт, наиболее результативно взаимодействовала с союзниками России. Взятие Эрзерума произвело особенно большое впечатление на союзников России по Антанте. После падения крепости турецкое правительство начало искать пути к сепаратному миру.

Таким образом, Прибалтийско-Белорусский ТВД оттянул на себя основную массу германских соединений на фронте, Галицийский ТВД выполнял стратегическую ударную задачу, а Румынский и Кавказский ТВД — решали важнейшие коалиционные задачи.

На август 1916 г. (разгар операций на всех фронтах) все ТВД Восточного фронта притянули на себя 129 пехотных дивизий четырёх государств Германского блока из 281 активной пехотной дивизии (и их эквивалентов — пехотных бригад и частей спешенной конницы), т. е. порядка 46 %, а в декабре (на этапе стабилизации фронтов) — 149 дивизий из 314; итого — свыше 47 %.

Боевые потери немцев в кампании 1916 г. здесь составили свыше 400 тыс. человек (при потерях против французов — сказались, прежде всего, Верден и Сомма, активные действия самих немцев — 983 тыс. человек и порядка 60 тыс. на других фронтах^[110]), соответственно, они понесли до 28 % людских потерь. Потери австрийцев в кампании составили не менее 650 тыс. бойцов в ходе борьбы с войсками Юго-Западного фронта и более 36 тыс. — с русско-румынскими (около 293 тыс. — на Итальянском и 6,7 тыс. — на Балканах^[111]), в целом до 70 % австрийских потерь за год. Австрийцы оценили свои потери на июль 1916 г. в 475 тыс. человек, из них 226 тыс. — пленными^[112]. Потери турок в боях с Кавказской армией в 1916 г. составили свыше 100 тыс. человек (более 50 % их потерь за кампанию). В целом в боях против русских войск противник (без болгар) потерял свыше 1 млн. 200 тыс. человек (от общего числа потерь Германского блока за год они составили 45 %), потерял не менее 1 тыс. орудий и 2 тыс. пулемётов — в основном за счёт наступления Юго-Западного фронта (581 орудие, 1795 пулемётов, 448 бомбомётов и миномётов) и Эрзерумского сражения (450 орудий). Потери германцев пленными в ходе кампании 1916 г. (включая бои на Румынском фронте) составили не менее 80 тыс. человек, а австрийской армии (с учетом осенних боев и Румынского фронта) — до 500 тыс. человек. Не менее 50 тыс. пленными потеряли турки. В данной кампании германские потери пленными составили до 15 %, австрийские до 77 % и турецкие до 8 % от общего количества военнослужащих армий стран германского блока, захваченных русской армией.

Потери русской армии были ненамного меньше, чем в кампании 1915 г. — свыше 2 млн. человек (так, лишь наступление Юго-Западного фронта и боевые действия на Румынском фронте за 9 месяцев 1916 г. обошлись русской армии в 1,5 млн. человек). Но при этом численность убитых и раненых в 1916 г. была больше, чем в 1915 г., количество пленных из 2 млн. составляли уже не 40 %, как при Великом отступлении 1915 г., а 10 %^[113].

Кампания 1916 г. позволила Антанте овладеть стратегической инициативой. Наступил коренной перелом в войне в её пользу — и это произошло прежде всего благодаря усилиям русской армии.

1.4. Кампания 1917 года

К началу кампании 1917 г. на Русском фронте Первой мировой войны сложилась уникальная ситуация.

Войска русской Действующей армии переживали пик своего организационного и материально-технического развития: на европейском (австро-германском) фронте они состояли из 158 пехотных дивизий, 5 пехотных бригад, 48 кавалерийских дивизий и 4 кавалерийских бригад, значительного количества технических и специальных частей и соединений. Произошло значительное техническое усиление войск. Так, вырос удельный вес русской полевой тяжелой артиллерии: к весне 1917 г. корпус тяжелой артиллерии особого назначения (ТАОН) насчитывал 338 орудий разных систем, калибров и назначения — от 120-мм пушек до 305-мм гаубиц. Мощность входивших в состав ТАОН калибров и его независимость от командований общевойсковых соединений позволяли и допускали использование тяжелой артиллерии исключительно в качестве могучего ударного средства. К 1917 г. значительно возросла насыщенность частей и подразделений Действующей армии минометами. Произошли изменения и в сфере связи: в войсках присутствовали армейские и корпусные радиотелеграфные отделения, радиотелеграфные дивизионы, конно-искровые и радиотелеграфные станции кавалерийских дивизий.

С боеприпасами положение на фронте в 1917 г. стало удовлетворительным. Так, при прорыве фронта противника в ходе Июньского наступления Юго-Западного фронта 1917 г. армия оказалась в состоянии ознаменовать свои действия непрерывной трехсуточной артиллерийской подготовкой, причем орудиями почти всех калибров (до 11-дюймового включительно).

Достаточно результативно действовала авиация. В Летнем наступлении действия 4-х армий Юго-Западного фронта поддерживали 225 самолетов в составе 38-ми различных авиаотрядов (2 из состава Эскадры воздушных кораблей, 6 армейских, 15 корпусных, 11 истребительных и 4 артиллерийских). Особое место среди них занимала 2-я Боевая Авиационная Группа (3-й, 7-й и 8-й корпусные авиаотряды) — средство завоевания господства в воздухе. Об эффективности действий русской авиации летом 1917 г. позволяют судить лишь некоторые цифры. Например, авиационными частями Румынского фронта было совершено более 2 тыс. вылетов общей продолжительностью около 3,8 тыс. часов. С 1 июня по 1 октября 1917 г. на этом фронте погиб 1 летчик (разбился на нашем аэродроме); 4 человека летного состава в воздушных боях были ранены; разбито 3 самолета. За этот же период противник потерял (сбитыми и пленными) 29 самолетов (20 сбито в бою и 9 — с земли и по др. причинам).

Летом 1917 г. русские летчики одержали на австро-германском фронте 23 безусловных воздушных победы, потеряв 8 машин.

К середине 1917 года в русской Действующей армии имелось 13 броневых отрядов (300 бронеавтомобилей) — солидный по тем временам броневой парк.

Противостоящие силы противника к началу кампании насчитывали 133 пехотных и 26,5 кавалерийских дивизий. Имелась мощная австрийская группировка. Германцы сосредоточили к началу кампании 8 своих армий и армейских групп (фронт принца Леопольда Баварского в составе армий — 8-я, 10-я, 12-я, Южная, Бугская армии, армейские группы Войрша, фон Шольца, Гронау), на Французском фронте 10 армий и армейских групп (4-я, 6-я, 1-я, 2-я, 7-я, 3-я, 5-я армии, армейские группы Штранца, Эльза, Гюнделя в составе фронтов кронпринца Прусского и кронпринца Рупрехта Баварского).

В начале кампании 1917 г. русская армия организационно и технически была сильна как никогда за всё время войны, но ее морально-идеологическое состояние после Февральского переворота начало стремительно падать. В итоге, вместо мощного наступления началось разложение русской армии, приведшее через год к её окончательной гибели.

Разрушение армии обусловлено было законодательными решениями и практическими действиями новой власти (симбиоз Временного правительства и Петроградского совета). Принятие трагического для войск приказа № 1 отменяло самые начала войсковой организации. Было смещено большое количество старших войсковых начальников (143 человека — в т. ч. такие достойные генералы, как В.Н. Горбатовский, В.В. Сахаров, В.Е. Флуг и др.), в результате чего произошла дезорганизация высшего звена управления войсками, началась череда перемещений и новых назначений. За 9 месяцев 1917 г. сменилось 6 Верховных Главнокомандующих русской армией, в воинских частях власть была передана выборным комитетам из представителей нижних чинов, что сильно способствовало разложению армии и упадку дисциплины среди солдат.

Все эти обстоятельства, а также учреждение института комиссаров Временного правительства привнесли с одной стороны хаос, с другой — двоевластие.

Появляются т. н. братания, носящие, с одной стороны, форму меновой торговли с противником со стороны уставших от войны русских солдат, с другой стороны — являющиеся проводником подрывной деятельности германо-австрийских спецслужб по разложению русской армии и подрыву ее боеспособности.

Братания на фронте носили все более усиливающийся характер (из 220-ти пехотных дивизий на фронте в марте 1917 г. братание имело место в 165-ти). Борьба с ними велась исключительно по инициативе старших фронтовых начальников. Начальник германского Полевого Генерального штаба генерал-фельдмаршал П. Гинденбург писал: «Наше положение на восточном фронте становится все более и более похожим на перемирие, хотя и без письменного договора. Русская пехота постепенно заявляет почти всюду, что она больше сражаться не будет. Но она все же… остается в окопах. В тех местах, где взаимные отношения принимают слишком явную форму дружественных отношений, от времени до времени постреливает артиллерия, которая еще подчиняется командирам»^[114].

Усилилось дезертирство. Так, если с начала войны до Февральской революции общее число дезертиров составляло 195 тыс. человек, т. е. в среднем 6,3 тыс. в месяц, то с марта до августа 1917 г. количество дезертиров увеличилось в пять раз, а в период с 15 июня по 1 июля — в шесть раз^[115]. В большинстве случаев это были т. н. «зарегистрированные дезертиры». Фактически шла стихийная демобилизация.

Система управления и снабжения армии была нарушена, боевой дух военнослужащих снизился, нарастала усталость от войны. После начала т. н. демократизации армия становится слабоуправляемой.

Брусилов А.А. писал: «Положение на фронте было тяжелое, дисциплина пала, основы ее рухнули, армия развалилась… Мне предстояло стоять на месте и ждать окончательной гибели армии… мы воевать больше не могли, ибо боеспособность армии по вполне понятным основаниям… перестала существовать»^[116].

Отмена принципа единоначалия в армии, учреждение солдатских комитетов в воинских частях и формирование многоуровневой системы солдатских комитетов и системы съездов солдатских и офицерских делегатов, отмена смертной казни на фронте и военно-полевых судов привели к моральному разложению армии, подрывали ее боеспособность и способствовали росту дезертирства.

Удивительной была сама возможность активных действий русских войск в 1917-м г. Военный историк А.Г. Кавтарадзе констатировал: «Состояние русской армии весной 1917 года принципиально отличалось от прежнего. Раньше к началу операции на том или ином фронте не возникало сомнений в боеспособности войск и главное затруднение состояло в плохом материально-техническом обеспечении боевых действий. К маю 1917 года положение изменилось. Впервые за время войны материально-техническое обеспечение в том числе тяжелой артиллерией, снарядами и т. д., не вызывало особых опасений, зато боеспособность войск, не желавших больше воевать, также впервые за время войны нельзя было признать удовлетворительной»^[117].

Все это в комплексе привело к потере русскими войсками в значительной степени своей боеспособности и управляемости, что и показали события лета-осени 1917 г.

Все это наложило более чем существенный отпечаток на кампанию 1917 г. — последнюю военную кампанию России в Первой мировой войне.

Разработанный в декабре 1916 г. временно исполняющим обязанности начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генералом от кавалерии В. И. Гурко совместно с генерал — квартирмейстером Штаба Верховного Главнокомандующего генерал-лейтенантом А. С. Лукомским стратегический план кампании предусматривал перенос основных усилий Действующей армии на Румынский фронт и Балканы. На Северном, Западном и Юго-Западном фронтах Ставка отказывалась от масштабных операций.

Верховный главнокомандующий Император Николай Второй поддержал этот план. Но из руководителей фронтов с планом Гурко-Лукомского согласился лишь А. А. Брусилов. Главнокомандующие войсками Северного и Западного фронтов категорически воспротивились балканскому направлению, и принятый план был компромиссом.

Главный удар в летней кампании 1917 г. должен был наносить Юго-Западный фронт, добившийся наибольших результатов в 1916 г. и традиционно наиболее успешный из всех фронтов австро-германского фронта (11-й и 7-й армиями в направлении на Львов, вспомогательный удар — 8-й армией в направлении Калущ-Болехов). На Румынском фронте русским 4-й и 6-й армиям совместно с румынскими 1-й и 2-й армиями предстояло разгромить противника в районе Фокшан и занять Добруджу, русской 9-й армии — сковать противника в Карпатах. На Северный и Западный фронты возлагалось нанесение вспомогательных ударов на участках по выбору главнокомандующих.

Русские войска оперировали на 4 театрах военных действий (ТВД): Прибалтийско-Белорусском, Галицийском, Румынском и Кавказском. Со второй половины 1916 г. русские ограниченные воинские контингенты действовали и на Западноевропейском, Балканском, Персидском ТВД.

Прибалтийско-Белорусский ТВД.

Данный ТВД, традиционно являясь вспомогательным, тем не менее прикрывал важнейшие стратегические направления и контролировался войсками Северного и Западного фронтов.

Особое значение имели двинский и якобштадский плацдармы: сосредоточение русских войск на левом берегу р. Западной Двины сковывало значительное количество германских войск. Продвижение противника к Двине давало ему возможность все время держать войска Северного фронта в напряжении, т. к. переправа немцев выводила их на режицкое направление, ставя в тяжелое положение Двинскую группу войск. Вследствие повышенной стратегической важности якобштадского участка фронта плацдарм был укреплен.

В рамках Летнего наступления на ТВД активно действовали 5-я армия Северного фронта и 10-я армия Западного фронта.

Главнокомандующий Северным фронтом генерал от инфантерии Н. В. Рузский исходил из того, что его фронт прикрывал пути к столице и, кроме того, имел такие стратегически важные пункты, как Рига, Двинск и Якобштадт. Кроме того, войска фронта занимали по отношению к армиям противника к северу от Полесья выгодное охватывающее положение.

Наступление из юго-восточной части Рижского плацдарма на участке ж/д. Эккау-Нейгут представлялось оптимальным, так как оно прорывало железнодорожную линию Крейцбург-Митава и выравнивало линию фронта. Дальнейшее наступление в направлении к г. Бауск было бы прямой угрозой не только флангу, но и тылу Якобштадтской и Двинской групп противника. Этот участок являлся на всем фронте Рижского плацдарма единственно удобным для развертывания больших сил и для действия артиллерийских масс. Командующий фронтом считал, что столь выгодное для наступления стратегическое положение было бы крайне желательно использовать. Важнейшими объектами ударов Северного фронта являлись районы таких железнодорожных узлов как Шавли и Вильно.

Но любое наступление летом 1917 г. фактически представляло собой покушение с негодными средствами. Рузский Н.В. считал Двинск и Ригу двумя особенно распропагандированными гнездами. Например, переброшенный оттуда на Юго-Западный фронт 7-й Сибирский армейский корпус настолько разложился, что люди отказывались идти в атаку, а одного ротного командира подняли на штыки. Армия, по словам Н.В. Рузского, представляла собой сборную милицию, в составе которой много элементов пользовалось первым удобным случаем для брожения и пропаганды. Боеспособными войска оставались только там, где еще сохранилась вера в начальников и спайка командного состава с солдатской массой. На Северном фронте близость очага революционной пропаганды — Петрограда, — активная деятельность фронтовых агитаторов особенно сильно подрывали боеспособность войск.

Во всех армиях фронта проходили многочисленные митинги, на которых солдаты обсуждали вопрос о переходе в наступление и не желали начинать активные боевые действия. В 5-й армии отказывались наступать многие полки. В конце июня командование сообщало о полном падении дисциплины в армии, отсутствии осознания долга, что затрудняло перегруппировку войск, необходимую для предстоящей операции, подготовку плацдармов и т. п. «Все это, — говорилось в донесении штаба 5-й армии, — заставляет сказать, что армия… к наступлению совершенно не готова… Во многих частях настроение крайне возбужденное»^[118].

В такой обстановке и началось наступление.

Войска 5-й армии Северного фронта генерала от инфантерии Ю. Н. Данилова должны были перейти в наступление на участке Медум-Скирна, нанося главный удар в общем направлении на Вильно.

8-го июля после сильной артиллерийской подготовки перешла в наступление ударная группа 5-й армии у Якобштадта: 13-й и 14-й армейские корпуса, усиленные резервами (1-й армейский корпус) и артиллерией. Было создано значительное превосходство над противником: 6 русских дивизий наступали против 2-х германских дивизий Двинской группы.

В этой ситуации наиболее рельефно высветилась вся картина падения боеспособности русской армии.

С одной стороны, разный уровень боеспособности соединений и частей привел к тому, что одна часть войск сражалась, а другая бездействовала. Так, 22-я пехотная дивизия (приданная 13-му армейскому корпусу) и 120-я пехотная дивизия 14-го армейского корпуса отказались наступать (в 120-й дивизии в атаку пошел только один батальон), 182-я пехотная дивизия бежала с поля боя (дивизия загонялась на плацдармы оружием, когда же по ее частям был открыт артиллерийский огонь, то они начали беспорядочную стрельбу в своих). В то же время 36-я, 18-я и 70-я пехотные дивизии сражались достойно. Особо отличились 280-й и 72-й пехотные полки. Последний захватил 1 тыс. пленных.

Фактически только две дивизии из шести были пригодны для наступательной операции, т. к. и 36-я пехотная дивизия, взявшая две линии неприятельских окопов, наступая на третью, повернула назад.

С другой стороны, размежевание внутри русской армии привело к появлению ударных частей и частей «смерти». Именно они стали средством прорыва в то время, когда основная масса армии, разлагаясь, утрачивала боеспособность. В составе ударных батальонов собрались бойцы, верные долгу и желающие воевать. Они служили примером верного исполнения присяги для остальной части полка или дивизии.

10 июля после сильной артиллерийской подготовки ударная группа 5-й армии Северного фронта у г. Якобштадта достигла некоторого тактического успеха, но обычные войска не поддержали успех ударников, отказались продолжать наступление и вернулись на исходные позиции.

Повсеместным явлением в летней кампании 1917 г. на Русском фронте было то, что, когда ударные части достигали тактического успеха, обычные войска не поддерживали успех ударников, отказываясь продолжать наступление и возвращаясь на исходные позиции. Это привело к гибели элитных частей.

Ударные части вначале действовали успешно. Так, в бою 10-го июля отличился 279-й пехотный Лохвицкий полк (70-я пехотная дивизия 14-го армейского корпуса 5-й армии), бывший на острие наступления ударной группы Северного фронта: «Роты, несмотря на потери, прошли первую линию и докатились до второй, ведя рукопашный бой с отступавшим противником, беря пленных и пулеметы»^[119]. В бою 10-го июля 279-й пехотный Лохвицкий полк потерял почти 1,1 тыс. человек: «Полк проявил исключительную доблесть. Люди шли беспрекословно. Все были на своих местах»^[120]. Трофеями полка стали до 90 пленных и 4 пулемета противника.

Также показателен и бой батальона «смерти» 38-й пехотной дивизии, приданному 1-му армейскому корпусу 5-й армии (ударный корпус армии в наступлении, участок прорыва) 8-11 июля 1917 г. у дер. Турмонт. Атака была подготовлена сильным и качественным огнем русской артиллерии, но порыв ударников вновь (как и на других участках фронта и иных фронтах) не был подхвачен основной массой пехоты. Были захвачены все три линии окопов противника, но проволочное заграждение третьей линии оказалось неповрежденным, и при взятии этой линии батальоном были понесены наибольшие потери: пришлось резать проволоку и выбивать отчаянно сопротивляющегося противника из окопов. В итоге, захватив 3-ю линию, батальон залег в ней и стал ждать поддержки, но ее не получил. Пехота, заняв первую линию германцев, испугалась их заградительного огня и ушла обратно в свои окопы. Усилия офицеров препятствовать этому ни к чему не привели. Батальон держался на высоте до 14-ти часов и, не дождавшись поддержки под сильным перекрестным артиллерийским, пулеметным, минометным и ружейным огнем, неся страшные потери, начал отходить в свои окопы. Возвратилось из состава батальона около 650-ти^[121] солдат — менее 60 %. Батальон «смерти» нанес большие потери двум германским батальонам, ведшим с ним бой (в т. ч. было захвачено 38 пленных немцев), в бою активно применялись ручные гранаты.

Якобштадское наступление 8-11 июля 1917 г. начало затухать уже после первых суток боев. Ударная группировка армии осуществила тактический прорыв линии фронта противника, заняла первую линию его окопов и завязала бой за вторую. Но развить этот успех русские части не смогли вследствие усилившегося сопротивления войск противника и отсутствия резервов, необходимых для наращивания удара. Резервы были, но они не хотели идти в бой. Потери 5-й армии составили до 13-ти тыс. человек.

После нескольких неопределенных телеграмм Ставки о том, чтобы неудавшихся ударов не повторять, а развивать только хорошо удавшиеся и то лишь до завладения первым рубежом обороны противника, наступление прекратилось. Верховный главнокомандующий приказал всем фронтам от наступления отказаться и обратить все внимание на сохранение армии.

Наступление Северного фронта в направлении от Двинска на Вильно должно было быть связано по замыслу и по срокам с наступлением Западного фронта.

Главный удар Западный фронт наносил 10-й армией в направлении на Вильно-Крево 9-го июля 1917 г. Артиллерия фронта практически уничтожила укрепления врага. По мнению исследователей, эта артиллерийская подготовка была проведена блестяще. Войска, поднявшись в атаку, почти не встретили сопротивления, прошли две-три линии окопов, побывали на неприятельских батареях, сняли прицелы с орудий и вернулись назад.

Главнокомандующий армиями Западного фронта А.И. Деникин писал: «Никогда еще мне не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На 19-верстном фронте у меня было 184 батальона против 29 вражеских, 900 орудий против 300 немецких; 138 моих батальонов введены были в бой против перволинейных 17 немецких. И все пошло прахом»^[122].

«Части 28-й дивизии были встречены сильным артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем и залегли у своей проволоки, будучи не в силах продвинуться вперед; только некоторым частям штурмовиков и охотников Волжского полка со взводом офицеров удалось захватить первую линию, но из-за сильного огня им удержаться не удалось, и к середине дня части 28-й дивизии вернулись в исходное положение, понеся значительные потери, особенно в офицерском составе. На участке 51-й дивизии… 202-й Горийский и 204-й Ардагано-Михайловский полки, а также две роты сухумцев, штурмовая рота сухумцев и штурмовая рота Потийского полка быстрым натиском прорвались через две линии окопов, перекололи штыками их защитников, и… стали штурмовать 3-ю линию. Прорыв был настолько стремителен и неожидан, что противник не успел открыть своевременно заградительного огня. Следовавший за передовыми полками 201-й Потийский полк, подойдя к первой линии наших окопов, отказался идти далее и, таким образом, прорвавшиеся части не могли быть своевременно поддержаны. Двигавшиеся вслед за потийцами части 134-й дивизии… задачи своей не выполнили и частью рассыпались, частью залегли в наших щелях… После неудачи утечка солдат стала все возрастать и к наступлению темноты достигла огромных размеров. Солдаты, усталые, изнервничавшиеся, не привыкшие к боям и грохоту орудий после стольких месяцев затишья, бездеятельности, братания и митингов, толпами покидали окопы, бросая пулеметы, оружие, и уходили в тыл»^[123].

Начальник штаба Главнокомандующего германским Восточным фронтом генерал-майор М. Гофман писал: «Нам пришлось немного еще поволноваться, когда 21-го числа (нового стиля — А.О.) сильной атакой около Крево, южнее Сморгони, русским удалось прорвать наш фронт и оттеснить одну ландверную дивизию, сражавшуюся… блестяще. Мы не могли там немедленно помочь: понятно, что лишь через несколько дней могла туда подойти одна сейчас же отправленная дивизия… Сильным артиллерийским огнем нам удалось задержать русских, проникших в наши позиции, и, в конце концов, принудить их снова отдать занятые ими окопы. Русская армия много потеряла вследствие революции в моральной стойкости, — раньше же наше положение могло бы стать тут… более тяжелым»^[124].

За два дня боев 10-я армия Западного фронта потеряла до 40 тыс. человек, что составляло около половины всех введенных в сражение войск.

Летние бои 1917 г. без видимых результатов выбили лучшие части русской армии, что в условиях приближающихся государственных катаклизмов было весьма значимо, особенно для Северного и Западного фронтов ввиду близости последних к столицам. Эти операции характеризовались как высшим развитием технической составляющей русской армии, так и неспособностью использовать достигнутые результаты вследствие разложения ее основной массы.

В рамках оборонительной Рижской операции 19–24 августа русская 12-й армия Северного фронта противостояла германской 8-й армии. Целью операции для противника было взятие г. Рига с перспективами дальнейшего наступления на Петроград и овладения балтийским побережьем. Для прорыва был избран икскюльский участок юго-восточнее города. Планировалась операция на окружение крупной группировки русских войск.

Район г. Рига в качестве центра приложения сил германской армии в кампании 1917 г. был избран не случайно. Операции в рижско-двинском районе осуществлялись в 1915–1916 гг. В 1917 г. к оперативным соображениям добавились политические. Генерал-фельдмаршал П. Гинденбург писал: «Наше наступление на Ригу вызывает в России беспокойство за участь Петербурга»^[125].

Ударную задачу выполняла германская 8-я армия генерала пехоты О. фон Гутьера в составе трех корпусов (11 пехотных и 2 кавалерийские дивизии при 2-х тысячах орудий). Ударная группировка — 2-я гвардейская, 14-я баварская, 19-я резервная и 203-я пехотная дивизии.

План операции предусматривал форсирование р. Западная Двина в районе Икскюля, прорыв обороны русских войск на восточном берегу реки и развитие наступления в направлении Икскюль, Роденпойс, Хинценберг с целью окружения и уничтожения в районе Риги основных сил 12-й армии Северного фронта. Одновременно в Рижский залив через Ирбенский пролив предполагалось ввести германскую эскадру и высадить десант в устье р. Аа Курляндская.

Обращает на себя внимание тщательная подготовка германцев к операции. Так, обстрел (по принципу ураганного огня) велся по заранее выверенным целям, «земля гудела так, что не слышно было ни отдельных разрывов, ни промежутков между залпами»^[126]. Как отмечал очевидец: «Немцы били без промаха, по заранее вымеренным и пристрелянным целям. И здесь сказалось то, как использовали наши враги предшествовавший рижским боям период затишья и братаний на фронте. В ранце убитого немецкого солдата наши стрелки нашли карты рижского района, тонко вычерченные…, прекрасно отпечатанные в три краски на плотной бумаге. На одной из карт были нанесены все дороги и даже тропинки в районе расположения наших войск. На другой карте… нашли обозначение всех наших укреплений первой и второй полосы — окопы, ходы сообщения, убежища, блиндажи, батареи. На третьей карте был намечен план предполагаемых операций немцев после их переправы на наш берег. Но всего поразительнее была четвертая карта, носившая название: «Цели для батарей в рижском районе». На этой карте весь наш плацдарм был разбит на участки с разнообразной штриховкой и условными знаками; штриховка и знаки указывали, какое число какого калибра орудий сосредоточено немцами для обстрела каждого аршина наших позиций. До сих пор мы не знаем в точности, как велики были силы артиллерии, выставленной против нас немцами на Двине. Военнопленные называли… цифру до 460 батарей 4-х орудийного состава… силы немецкой артиллерии на Двине были очень значительны»^[127].

Противостоящие противнику русские войска 12-й армии обороняли рижский плацдарм, прикрывавший на ТВД кратчайшее направление к Петрограду (командующий армией генерал-лейтенант Д.П. Парский). Армия в составе пяти армейских корпусов (13-й, 43-й и 21-й армейские, 6-й и 2-й Сибирские армейские — 15 пехотных и стрелковых дивизий, 3 стрелковые бригады, 3 кавалерийские дивизии, кавалерийская бригада, Усть-Двинская крепость) занимала фронт протяжением свыше 200 км от побережья Рижского залива до разграничительной линии с 5-й армией у Фридрихштадта.

В направлении главного удара германцев находился 43-й армейский корпус (109-я, 110-я и 186-я пехотные дивизии, 2-я Латышская стрелковая бригада). Они обороняли боевой участок протяженностью в 32 км — по обоим берегам Западной Двины от Борземюнде до Огера. Оборона икскюльского плацдарма была возложена на 186-ю пехотную дивизию (справа от нее оборону занимала 110-я пехотная дивизия, а слева — 185-я пехотная дивизия 21-го армейского корпуса).

Боеспособность 12-й армии оценивалась как слабая, на 4-е августа общий некомплект армии составлял свыше 30-ти тыс. солдат (примерно 15 % сил армии). Дисциплина в частях была низкая (последствие последнего этапа «углубления революции»), но артиллерия была обеспечена боеприпасами в достаточной степени.

В 6 часов 19-го августа германцы начали артиллерийскую подготовку на направлении главного удара, а в 11 часов 10 мин. — переправу первого эшелона войск. По свидетельству генерал-квартирмейстера германского Восточного фронта М. Гофмана, действия 19-й резервной, 14-й баварской и 2-й гвардейской дивизий поддерживали 170 артиллерийских батарей и 230 средних и больших минометов.

2-я гвардейская дивизия противника быстро и почти без потерь переправилась на восточный берег Западной Двины напротив Икскюля и вклинилась в первую позицию русских войск. Части русской 186-й пехотной дивизии, оставив разрушенные артиллерией окопы, отступали через лес, наполненный ядовитыми газами от разрывов германских химических боеприпасов. Но дальнейшее продвижение германских гвардейцев встретило сопротивление частей 186-й пехотной дивизии.

Попытки 14-й баварской дивизии форсировать реку на участке 21-го армейского корпуса провалились.

В 13 часов командующий 12-й армией приказал командиру 43-го армейского корпуса силами 33-й, 136-й пехотных дивизий, 2-й Латышской стрелковой бригады и бригады 116-й пехотной дивизии нанести противнику контрудар и отбросить его на западный берег реки. Однако сформировать ударную группу и осуществить контрудар одновременно всеми указанными силами не удалось, а разрозненные контратаки в основном успеха не имели.

Большое оперативно-тактическое значение имели действия отряда В.Е. Вязьмитинова. Генерал-майор В.Е. Вязьмитинов был назначен командующим 136-й пехотной дивизией (ему было поручено «оздоровить» эту разложившуюся и распропагандированную дивизию) и руководить приданными частями. Части его отряда смогли парировать удар противника вдоль рижского шоссе — этим были спасены от окружения 2-й и 6-й Сибирские армейские корпуса и штаб 12-й армии.

К вечеру 19-го августа германцы приобрели плацдарм до 15-ти км шириной и 5 км глубиной.

20-го августа противник возобновил наступление. Одновременно его тяжелая артиллерия начала обстрел Риги. В 15 часов 14-я баварская дивизия прорвалась на правом фланге русского 21-го армейского корпуса и отбросила части 185-й пехотной дивизии. В ночь с 20-го на 21-е августа германцы прорвали 2-ю линию русских оборонительных позиций.

Стойкость 2-й Латышской стрелковой бригады, остановившей наступавшую в направлении Роденпойс 2-ю гвардейскую дивизию противника, предотвратила окружение в районе Риги основных сил 12-й армии. Латышский стрелок, участник боя, впоследствии вспоминал: «Перед окопами стрелков накапливались целые груды немецких трупов. К вечеру 20-го августа, после того как много часов подряд немецкая артиллерия концентрированным ураганным огнем разрушала позиции стрелков, и когда казалось, что ничего живого на этих позициях уже не осталось, немцы со всеми своими резервами бросились в атаку на всем фронте Малой Юглы. Но и после этого они не пробились вперед. Опять заговорили пулеметы стрелков. Многие немецкие колонны были скошены, прижаты к земле. Там, где немцам удавалось ворваться в окопы стрелков, происходили самые ожесточенные рукопашные бои. В ход пускались гранаты, штыки, камни, котелки, кулаки и зубы»^[128].

Стойкость латышей подарила командованию 12-й армии 26 часов оперативного времени.

Не исчерпав всех возможностей обороны, командование 12-й армии в ночь на 21-е августа приказало оставить позицию на р. М. Егель и отходить, что явилось первым шагом к сдаче Риги и началу отступления на север. 21-го августа пала Рига, а войска 12-й армии беспорядочно отступали к Вендену, бросая артиллерию и военное имущество.

Противника сдерживали только части спешенной кавалерии, отряд партизан имени Л. Н. Лунина и Ударный полк подполковника П.В. Глазенапа.

В период арьергардных боев управление войсками осуществлялось в основном командирами дивизий. Германцы вели преследование неактивно, а подход русских резервов позволил стабилизировать ситуацию.

Потери 12-й армии составили 25 тыс. человек (из них 15 тыс. пленными и пропавшими без вести). Наиболее тяжелые потери понесла 186-я пехотная дивизия — из 6575 человек боевого состава она потеряла 3283 человека, т. е. 50 % (742-й пехотный Поневежский полк погиб полностью — в нем осталось около 150-ти солдат, отравленных газами). Были утрачены 190 легких и 83 тяжелых орудия, 256 пулеметов, 185 бомбометов, 48 минометов.

Потери германцев — до 5-ти тыс. человек. Фактически это почти исключительно жертвы огня русской пехоты, т. к. артиллерия (основной инструмент нанесения урона противнику в Первую мировую войну — до 75 % всех боевых потерь) 12-й армии была нейтрализована германцами с помощью химических боеприпасов еще до начала активной фазы операции. Маневрирование же резервами и подтягивание свежих огневых средств в условиях революционной разрухи было практически невозможно.

Очевидны и неудовлетворительные действия русского армейского командования, не сумевшего сгруппировать армейские резервы и провести эффективную контратаку: «С 21 августа (3 сентября) они (резервы — А. О.) распылились между корпусами и с тех пор фактического армейского руководства операцией не видно, кроме направления пакетами вновь прибывающих частей для замыкания постоянно образовывающихся прорывов, хотя директивы и отдавались каждый день. Не видно, собственно, и работы фронта, которая ограничилась только направлением в 12 армию мелкими частями подкреплений и приказа отойти на Венденские позиции. Вся работа легла на плечи корпусных командиров и, особенно, на комкора II Сибирского Новицкого (генерал-лейтенант В.Ф. Новиций — командир 2-го Сибирского армейского корпуса — А. О.) и XLIII армейского Болдырева (генерал-лейтенант В.Г. Болдырев — командир 43-го армейского корпуса — А. О.)»^[129].

Вновь на итоги операции оказало большое влияние состояние русской армии, в частности, многовластие или, лучше сказать, безвластие. Участник боев офицер С. Посевин рассуждал следующим образом: «…перейди русская 12 армия за Двиной, против Риги, в контратаку, и к вечеру 19 августа вся германская артиллерийская масса и большая часть территории Курляндии были бы в руках русских армий, без особых к тому усилий; а перебравшуюся через реку Двину у Икскюля германскую пехоту заставили бы вернуться обратно в исходное положение. Нужно подчеркнуть — это сделано не было. Всевластные комитеты и Главкосев были против»^[130].

Германцы провели тактически успешную операцию, но оперативные цели были ими достигнуты в весьма ограниченном масштабе (приобретен рижский плацдарм с г. Рига). 12-я армия в «котел» не попала, благополучно отойдя на заранее подготовленные Венденские позиции. Операция имела в основном политическое значение. В оборонительных боях 19–20 августа русские войска проявили достаточное упорство и сорвали планы германского командования по окружению и уничтожению в районе Риги основных сил 12-й армии.

В ходе последней на крайнем правом фланге ТВД комбинированной наземно-морской Моонзундской операции 29 сентября — 7 октября, последней боевой операции Первой мировой войны на Русском фронте (для Германии это второй этап операции «Альбион» — первым была Рижская операция) перевес в ресурсах на стороне атакующего над обороняющимся (вооруженные силы которого к тому же находились на стадии распада) никогда еще не был столь значителен. Однако он не принес противнику ожидаемого результата.

Операция Альбион имела единый замысел (овладение г. Рига и в конечном счете Рижским заливом) и общее руководство (командование 8-й германской армии).

Стратегическая цель операции для противника заключалась в овладении Рижским заливом — важнейшим плацдармом в расчете на будущие операции. Кроме того, овладев островами, немцы лишали русское командование возможности использовать свою авиацию в Рижском заливе (аэродромы находились, в основном, на острове Эзель) и обеспечивали приморский фланг 8-й армии от любых неожиданностей. Господствовать в Рижском заливе мог только тот, кто владел островами Эзель и Моон — в этом и заключалось стратегическое значение островов для сухопутного фронта, примыкавшего одним флангом к Рижскому заливу.

Моонзундская укрепленная позиция являлась важным элементом в системе русской обороны на ТВД: владение Моонзундом обеспечивало коммуникации в Рижском заливе, позволяло успешно оборонять Ирбенский пролив, а также содействовать флангу Северного фронта, действуя против левого фланга немецких войск.

С захватом же Моонзундской позиции немцы становились полными хозяевами в Рижском заливе, приобретали отличную базу для своего флота в устье Финского залива, охватывали южный фланг Передовой минно-артиллерийской позиции Балтийского флота (находился в оперативном подчинении командования Северного фронта). Кроме того, подвергалось непосредственной угрозе западное побережье Эстляндии — в направлении на Ревель, Пернов, т. е. в глубокий тыл армий Северного фронта.

Главная уязвимость Моонзундской позиции — доступность для вражеского десанта (почти все побережье благоприятствовало высадке, чем противник не преминул воспользоваться). Наиболее уязвимым местом Моонзундского архипелага был Соэлозунд — пролив, разделяющий самые большие острова архипелага — Эзель и Даго, и ведущий из Балтийского моря во внутренние воды Моонзунда.

Соответственно, главная тяжесть обороны островов лежала на их гарнизоне, недостаточном как в количественном, так и в качественном плане, а к осени 1917 г. еще и полностью разложившемся морально-психологически. Развернутый за минно-артиллерийскими позициями русский флот представлял из себя серьезную боевую силу, способную в любой момент выйти в море и напасть как на совершающий морской переход, так и на высаживающийся десант противника. Но его боеспособность была подорвана революционными событиями. Кроме того, немцы, имея (благодаря Кильскому каналу) возможность перебрасывать на Балтику корабли любых классов, сосредоточили к началу Моонзундской операции крупные силы и средства из состава флота Открытого моря.

Противник привлек к участию в операции свыше 300 кораблей, 6 дирижаблей, 102 самолета (94 самолета с базированием на авиаматке «Святая Елена» и на аэродромах, а также 16-й авиаотряд из 8-ми гидросамолетов), до 25-ти тыс. человек десанта (управление 23-го резервного корпуса, 42-я и 77-я пехотные дивизии, 2-я самокатная бригада) при 40 орудиях, 80-ти минометах, 220-ти пулеметах. Десант был принят на транспорты в г. Либава.

В составе группировки оперировали: линейный крейсер «Мольтке» (флаг адмирала Э. Шмидта), 10 новейших линейных кораблей (3-я и 4-я эскадры линейных кораблей во главе с адмиралами П. фон Бенке и В. Сушоном — линкоры «Байерн», «Кениг», «Гроссер Курфюрст», «Кронпринц», «Маркграф»; «Фридрих дер Гроссе», «Кениг Альберт», «Кайзерин», «Принц-регент Луитпольд», «Кайзер»), 9 легких крейсеров (2-я и 6-я разведывательные группы), свыше 100 миноносцев и эсминцев, 6 подводных лодок (флотилия «Курлянд») и свыше 100 вспомогательных судов (транспорты, тральщики, моторные катера и др.).

С русской стороны в Моонзундской операции принимали непосредственное участие Морские силы Рижского залива.

В их составе: 2 устаревших линейных корабля («Слава» и «Гражданин»), 3 старых крейсера («Баян», «Адмирал Макаров», «Диана»), 12 новых эсминцев (типа «Новик) и 14 старых эсминцев: 4-й, 5-й, 6-й, 11-й, 12-й, 13-й дивизионы эсминцев, эсминец «Новик», 3 английских подводных лодки, 3 канонерских лодки, сторожевые и вспомогательные суда, транспорты и др. (вспомогательных судов около 100). В ходе операции подошли подкрепления, включавшие несколько эсминцев.

Для русской стороны ситуация усугублялось рядом неблагоприятных обстоятельств.

Первое — техническое. Так, если на крупных кораблях Морских сил Рижского залива состояние механизмов было относительно удовлетворительным, то миноносцы и более мелкие суда были так «издерганы», что их материальная часть требовала постоянных переборок и исправлений. Морские силы Рижского залива, как и весь русский флот в 1917 г., ввиду плохо законченных ремонтных работ и почти полного отсутствия постоянного и правильного наблюдения командного состава за материальной частью, были в худшем состоянии, чем в предыдущие годы.

Характеризуя русские оборонительные позиции, необходимо отметить, что редкие минные поля, выставленные на подходах к Соэлозунду и у бухт, не могли служить для противника серьезным препятствием. В Ирбенском проливе полноценной минной позиции фактически не было. Большинство береговых батарей не были замаскированы, а самая оборудованная и большая гидроавиационная станция находилась в непосредственной близи от бухты Тагалахт — в полосе вероятного удара противника.

Авиация состояла из 36-ти самолетов. Береговых батарей насчитывалось 39 (калибра 47-305 мм), но половина из них — зенитные.

Второе — неблагоприятное морально-политическое обстоятельство. На моральное состояние гарнизонов островов (в основном, это части 107-й и 118-й пехотных дивизий, пограничники, саперы — всего 15 батальонов, 5 эскадронов, 140 пулеметов, 60 орудий) наложило отпечаток общее разложение и падение дисциплины в русской армии, недоверие к офицерам, вмешательство комитетов во все стороны проведения боевых операций.

Ситуация усугублялась огромной площадью района операции — около 3,8 тыс. квадратных миль.

29 сентября началась высадка десанта на острова архипелага. 3 октября в Рижский залив вошла эскадра вице-адмирала П. фон Бенке (линейные корабли «Кениг» и «Кронпринц», легкие крейсера «Кольберг» и «Страсбург», 17 эскадренных миноносцев и др.). Решающую роль сыграл прорыв германских эсминцев через Соэлозунд на Кассарский плес.

Сопротивление русских войск носило очаговый характер, и 6 октября командование Балтийского флота с согласия Центробалта эвакуировало острова.

В ходе Моонзундской операции германский флот потерял 26 боевых и вспомогательных кораблей и судов (в т. ч. 11-ти миноносцев и эсминцев и 6 тральщиков) — или 20 % корабельной группировки на начало сражения; 25 кораблей получили повреждения; русскими было сбито 5 самолетов; погибло около 400 солдат десанта и моряков^[131]. Во многом в результате высоких потерь германское командование отказалось от плана прорыва флота в Финский залив.

Русские войска потеряли 20 тыс. человек пленными, 140 орудий, 130 пулеметов, 15 минометов, 10 самолетов, 2 бронеавтомобиля. Погибли линейный корабль «Слава» и эсминец «Гром» («Слава» была уничтожена собственным экипажем ввиду невозможности провести линкор через недостаточно глубокий фарватер).

Успех с германской стороны проявился лишь в вытеснении русских в Финский залив. Хотя сопротивление русских войск было слабым, возможности оставленных позиций себя не исчерпали. Фактически были заняты острова Эзель, Даго, Моон. Германский флот прорвался в Рижский залив, а русские войска оставили Моонзундский архипелаг.

Традиционно стратегически второстепенный, в ходе второй половины кампании 1917 г. Прибалтийско-Белорусский ТВД имел ключевое значение для Русского фронта. Неудачи русских войск и флота в ходе Рижской и Моонзундской операций привели к серьезному изменению стратегической обстановки на правом фланге Русского фронта, выведя противника на исходные позиции для решающего броска к столице Российской республики.

Галицийский ТВД.

Данный ТВД летом 1917 г. имел центральное значение в кампании: именно от судьбы Летнего наступления во многом зависел ее исход.

Юго-Западный фронт наносил главный удар. Наступление вели четыре армии (с севера на юг): Особая, 11-я, 7-я и 8-я. Главный удар наносили 11-я и 7-я армии. 11-я — на Львов, 7-я — на Бобрки через Бржезаны, охватывая с двух сторон войска австро-венгерской 2-й и германской Южной армий. 8-й армии ставилась задача наступать вдоль Карпатского хребта на Калуш и Болехув, отбрасывая австро-венгерскую 3-ю армию за р. Стрый. Особой армии предстояло сковать группу армий генерал-полковника А. фон Линзингена.

Подготовка к наступлению была самой тщательной: в полосе, протяженностью более чем в 100 км, удалось сосредоточить 52 пехотные и 8 кавалерийских дивизий при поддержке 1114-ти орудий. Значительным было массирование сил и средств: до 2-х дивизий и 30-ти орудий на 1 км фронта. Русская артиллерия являлась грозной силой и в количественном, и в качественном отношениях. Управление артиллерийскими средствами было полностью централизовано; при подготовке к наступлению применялись новейшие методы разведки. На участках прорыва русские войска превосходили противника по людям в три раза, в артиллерии — в два раза.

Войска Юго-Западного фронта насчитывали свыше 1 млн. человек, имели около 7 тыс. пулеметов, 2,2 тыс. бомбометов, 568 минометов, 3,5 тыс. орудий, 226 аэропланов.

Противник — 7-я австро-венгерская армия, Группа армий Э. фон Бём-Эрмолли (2-я австро-венгерская, Южная германская армии), Группа армий А. фон Линзингена — насчитывал свыше 300 тыс. человек личного состава, имел более 4 тыс. пулеметов, 2,7 тыс. орудий, 226 аэропланов.

5 русских бронепоездов и 26 бронеавтомобилей противостояли 4-м бронепоездам противника. Классическое превосходство наступающих русских войск над противником 3 к 1 имело бы место, если бы все соединения и части Юго-Западного фронта обладали примерно равной боеспособностью, но боевые качества большинства русских корпусов и дивизий стремительно приближались к нулю.

Командованию Юго-Западного фронта пришлось различными способами поднимать боеготовность и дееспособность войск: формировались ударные части из офицеров и лучших солдат, боевые соединения войск обеспечивались техникой. Впервые за войну расход боеприпасов был неограниченным и на действия артиллерии (как и кавалерии, наименее разложившегося, рода войск) ложился значительный объем выполняемых задач.

Структурно операция включала в себя следующие этапы:

1) Тарнопольский прорыв (в период с 16 по 30 июня);

2) Контрнаступление на австрийцев и германцев (с 1 по 15 июля).

18 июня после двухдневной артподготовки, сровнявшей вражеские окопы с землей, 11-я и 7-я армии перешли в наступление. В сфере действительного огня противника наступление велось, в основном, ударными частями, остальная пехота неохотно следовала за ними. Благодаря результативному артиллерийскому огню и действиям отборных частей в первые два дня наступления был достигнут тактический успех: захвачены 2–3 линии окопов противника. Генерал пехоты Э. Людендорф отмечал: «Русское наступление в Восточной Галиции сопровождалось большим расходом боевых припасов…»^[132]. Вскоре продвижение замедлилось: войска стали обсуждать приказы и митинговать. Ушедшие вперед ударные части без поддержки главной массы войск, в основном, погибли.

Но неожиданно для командования успех пришел в полосе 8-й армии (против австро-венгерской 3-й). 23-го июня 16-й армейский корпус овладел южнее г. Станиславов передовыми позициями противника, а на следующий день удачно отразил контратаки, чем сковал его силы и отвлек внимание.

25-го июня правофланговый 12-й армейский корпус, наносивший в армии главный удар, севернее г. Станиславов успешно прорвал оборону противника на всю глубину, разгромил 26-й австро-венгерский корпус и взял в плен 131 офицера и 7 тыс. солдат, захватил 48 орудий. 27-го июня соединения 8-й армии заняли г. Галич, на следующий день — г. Калуш. Но, не имея резервов для наращивания успеха и достаточного количества боеприпасов, войска 8-й армии вынуждены были приостановить продвижение.

Противник оказался в критическом положении, о чем свидетельствовал генерал-квартирмейстер германского Восточного фронта полковник М. Гофман: «Если бы не удалось удержать линию Ломницы и взять обратно Калуш, а отступление 3-й армии продолжалось бы, то Стрый, главный тыловой пункт Южной армии, и нефтяные источники Дрогобыча оказались бы под угрозой»^[133].

Э. Людендорф подтверждал: «Большие русские силы прорвали австро-венгерский фронт между Зборовом и Бржезинами. Австро-венгерские войска массово сдавались противнику… русское наступление на 3-ю австро-венгерскую армию южнее Днестра увенчалось полным успехом. Австро-венгерские войска подались назад; только что прибывшая свежая германская дивизия пыталась остановить отступление, но была увлечена общим потоком. Русские продвинулись до Ломницы и заняли Калуш. Положение главнокомандующего Восточной зоной было критическим»^[134].

Противник организовал контрудар.

Из Франции 30 июня отправились на Русский фронт 7 отборных дивизий (они вошли в состав 23-го резервного, 51-го и Бескидского корпусов). Э. Людендорф писал: «Главнокомандующий Восточной зоной должен был ввести в бой значительные резервы, чтобы 20 июля (нового стиля — А.О.) сдержать натиск. Он сосредоточил на Тарнопольском направлении предназначенные для контрудара между Зборовом и Серетом войска, и туда же были направлены дивизии с запада»^[135].

Германский историк X. Риттер констатировал: «Германское верховное главнокомандование нашло в себе достаточно нервной силы, чтобы с напряженного до крайности французского фронта взять дивизии, предназначавшиеся для того, чтобы окончательно разбить русских»^[136].

Был создан так называемый Злочевский отряд (12 дивизий, из них 11 немецких — 92,5 тыс. штыков, 2,4 тыс. сабель, 935 орудий, 1173 пулемета)^[137]. Перед ним ставилась задача нанести удар по левому флангу 11-й армии в общем направлении на Тарнополь.

6-го июля Злочевский отряд перешел в контрнаступление, нанося главный удар вдоль железной дороги Львов-Тарнополь. Отряд силами девяти дивизий на фронте 20 км прорвал восточнее Злочева оборону 11-й армии, части которой не проявили стойкости и начали отступление. Противник устремился в образовавшийся прорыв, развивая успех в юго-восточном направлении.

К вечеру 8-го июля 11-я армия отошла к р. Серет, что вынудило и командующего 7-й армией начать отвод армии на восток. Русские войска почти не оказывали сопротивления, откатываясь назад. 9-го июля против соединений 11-й, 7-й и 8-й армий Юго-Западного фронта перешла в наступление вся группа войск Э. Бём-Ермолли.

Вследствие отхода 7-й армии начала отступление и 8-я армия, оставив без боя г.г. Галич и Калуш. 10-го июля противник на левом фланге 11-й армии форсировал р. Серет. 11-го июля шли бои за г. Тарнополь.

К 14-му июля русские войска отошли на государственную границу (р. Збручь). Противника сдерживали только кавалерия и отдельные, не потерявшие боеспособности пехотные части, в то время как остальные обсуждали на митингах и в комитетах боевые приказы, а чаще всего вообще отказывались их выполнять и неудержимым потоком устремлялись в тыл.

Однако дальнейшее наступление немцев было приостановлено.

Русские наносили контрудары (19-го июля у Гусятина 34-м, 41-м и 22-м армейскими корпусами были опрокинуты и отброшены за р. Збручь германский Бескидский и австро-венгерский 25-й корпуса, а 23-го июля 3-й Кавказский армейский корпус 8-й армии опрокинул германский 27-й), но общей картины это уже не меняло.

В самой крупной операции кампании — Июньском наступлении войск Юго-Западного фронта — противник понес значительные потери: 37 тыс. человек пленными^[138], 45 тыс. убитыми и ранеными. По австрийским данным, только Южная германская армия за период с 16 по 23 июня потеряла свыше 12,5 тыс. человек (5444 германца, 4556 австрийцев, 2526 турок)^[139].

В ходе Июньского наступления Юго-Западного фронта русские войска захватили 121 орудие, 99 минометов, 403 пулемета.

Армии Юго-Западного фронта с 18 июня по 6 июля потеряли около 50 тыс. убитыми и ранеными, свыше 8 тыс. пленными и пропавшими без вести, 257 орудий, 191 миномет, 546 пулеметов, 14 бронеавтомобилей и 2 бронепоезда. К концу июля общее количество русских пленных достигло 42 тыс. человек.

Галицийский ТВД был центральным и в ходе кампании 1917 г. как по количеству задействованных сил и средств, так и по стратегическому замыслу. Войска на остальных ТВД в ходе Летнего наступления выполняли вспомогательные задачи.

Румынский ТВД

На начало 1917 г. 9-я, 6-я, 4-я русские (36 пехотных и 11 кавалерийских дивизий) и 2-я румынские армии (всего 467 тыс. человек, 2,2 тыс. орудий) противостояли 1-й австрийской армии, германской армии Ф. Герока (фронт эрцгерцога Иосифа Августа), 9-й германской, германской Дунайской и 3-й болгарской армиям (фронт фельдмаршала А. фон Макензена).

4-й и 6-й русским армиям совместно с 1-й и 2-й румынскими армиями в ходе Летнего наступления предстояло разгромить противника в районе Фокшан и занять Добруджу, а 9-й русской армии — сковать противника в Карпатах.

Совместное наступление русских и румынских войск на Румынском фронте, начавшееся 7 июля, первоначально развивалось успешно.

11 июля 1917 г. после почти двухдневной артиллерийской подготовки перешли в наступление 2-я румынская (под командованием генерала А. Авереску) и 4-я русская (под командованием генерала А.Ф. Рагозы) армии в общем направлении на Марешты. Русско-румынские войска прорвали оборону противника на всю глубину, но А. Авереску в условиях пересеченной и горной местности не сумел организовать преследования отступающего противника.

На следующий день операция развивалась также успешно. В районе Намолосы, на направлении главного удара фронта, началась артиллерийская подготовка, вслед за которой должны были перейти в наступление 1-я румынская (командующий генерал Кристеску) и 6-я русская (командующий генерал А. А. Цуриков) армии.

Но 12 июля, напуганный падением Тарнополя и продолжающимся отступлением армий Юго-Западного фронта, А. Ф. Керенский приказал отменить наступление. Историк Дунайской флотилии и непосредственный участник боевых действий австрийский адмирал О.Р. Вульф отмечал в этой связи: «Несмотря на ясно заметные приготовления ударных частей в неприятельских окопах, пехотные бои почему-то не состоялись, по-видимому, ввиду отсутствия у противника в решительный момент желания атаковать»^[140].

За два дня боев было захвачено 4 тыс. пленных^[141] (в т. ч. 1 тыс. германцев и 40 орудий из состава 218-й германской пехотной дивизии — трофей 15-й пехотной дивизии 8-го армейского корпуса).

Однако румынский король Фердинанд все же предписал А. Авереску продолжать наступление на Марешты. В боях 13 и 14 июля румынские войска, поддерживаемые сильной артиллерией 4-й русской армии, успешно завершили сражение. С 25 июля фронту была передана 8-я русская армия.

После ожесточенных августовских боев (отражено наступление 9-й германской армии) на Румынском фронте наступило относительное затишье.

Бои июля-августа стоили германцам 47 тыс. человек^[142]. Потери румынских войск составили 27,5 тыс., а русских — 25 тыс. человек^[143] Там же.].

К началу кампании 1917 г. императорская Ставка отчетливо видела перспективность Румынского ТВД, но Верховное командование в послереволюционный период проглядело все возрастающую стратегическую значимость данного ТВД (особенно в июле-августе) и не смогло нарастить стратегические усилия на этом крайне перспективном и успешном в данный период боевых действий театре.

Кавказский и Персидский ТВД.

Русская Кавказская армия из-за чрезвычайно суровой зимы 1916–1917 гг. активных действий не вела. Чтобы не нести лишних потерь из-за морозов и болезней, ее командующий генерал от инфантерии Н.Н. Юденич оставил на достигнутых рубежах лишь боевое охранение, а главные силы разместил в долинах по населенным пунктам.

В начале марта 1917 г. 1-й Кавказский кавкорпус генерала Н.Н. Баратова разгромил персидскую группировку турок и, захватив в Персии важный узел дорог Синнах (Сенендедж) и город Керманшах, двинулся на юго-запад к Ефрату навстречу англичанам. В середине марта части 1-й Кавказской казачьей дивизии и 3-й Кубанской дивизии, преодолев более 400 км, соединились с союзниками у Кизыл Рабата (Ирак). Турция потеряла Месопотамию.

После Февральской революции активные боевые действия русской армией на турецком фронте не велись. А. Джемаль-паша свидетельствовал: «Русская революция, разразившаяся в начале 1917 года, разрушила дисциплину в русских войсках, занимавших Эрзинджан, Трапезунд и наводнивших наши восточные вилайеты до самого Битлиса… Теперь представлялась возможность снять несколько дивизий с фронта второй и третьей армии и отправить их на более важные фронты»^[144]. После заключения большевистским правительством в декабре 1917 г. перемирия со странами Четверного союза боевые действия Кавказской армии прекратились окончательно.

Намеченные в 1917 г. действия русских войск на Кавказе должны были стать образцом взаимодействия с союзниками. Так, операции изначально планировались в тесном взаимодействии с англичанами (экспедиционная армия генерала Ф.С. Мода). План русских операций предусматривал нанесение удара по туркам с целью не допустить переброски их войск в Галицию и на Балканы, а в дальнейшем наступательно действовать на Месопотамском фронте. Революция не дала осуществиться этим замыслам, но активно действовали на багдадском направлении корпус Н.Н. Баратова и отряд генерала A.M. Назарова. Фактически действия Н.Н. Баратова у Ханекина привели к установлению боевой связи с союзниками и образованию еще одного межсоюзного фронта. Предполагалось создать 2-ю Кавказскую армию во главе с упомянутым генералом — настолько важным представлялось это направление.

С марта 1917 г. русские и английские войска действовали совместно, и по предложению англичан начала готовиться Мосульская операция. Для операции предназначались 7-й кавказский армейский и 1-й кавказский кавалерийский корпуса. Наступление было запланировано на июнь, в тесном взаимодействии с британцами. Революционный развал затормозил проведение операции, она была отложена на весну 1918 г. Эта операция могла стать наиболее ярким примером непосредственного боевого сотрудничества крупных сил Антанты на одном театре военных действий (англичане даже брали на себя вопрос снабжения левого фланга русской ударной группировки).

Таким образом, в ходе кампании 1917 г. Галицийский ТВД выполнял ударную задачу, а Прибалтийско-Белорусский, Румынский и Кавказский ТВД являлись вспомогательными.

Но ключевой тенденцией было смещение стратегической важности ТВД на фланги Русского фронта — к Румынскому и Прибалтийско-Белорусскому ТВД. Верховное командование русской Действующей армии, находящееся в состоянии революционной кадровой чехарды, не смогло разглядеть это важное обстоятельство, что было одной из причин печального военного исхода кампании.

Успешное с тактической точки зрения, Летнее наступление 1917 г. ознаменовалось тяжелыми стратегическими последствиями. Очевидно, что в полной мере реализовать стратегическое планирование Ставки в послереволюционных условиях возможности уже не было. Огромное влияние на ход и исход кампании оказало падение боеспособности и боевой упругости русских войск.

Но даже в ситуации утраты боеспособности русская армия продолжала удерживать против себя значительные силы противника, наносить им потери, выполняя тем самым союзнический долг. Показательны в этом смысле Июньское наступление Юго-Западного фронта, июльско-августовские операции на Румынском фронте, Моонзундская операция.

Хотя Э. фон Людендорф писал о Русском фронте октября 1917 г.: «На всем огромном протяжении фронта постепенно установились оживленные отношения между неприятельскими и нашими окопами. Мы продолжали укреплять в русской армии жажду мира»,^[145] ему пришлось также констатировать: «В то время на Восточном фронте находилось приблизительно 80 дивизий, т. е. одна треть всех наших сил»^[146].

Последнее наступление русской армии благотворно сказалось на положении дел на Французском фронте — в очередной раз она помогла оттянуть на себя силы противника и облегчить положение французов, оправляющихся после революционных выступлений в своей армии весной 1917 г. Всего, пользуясь пассивностью западных союзников России, противник в период русского наступления перебросил на восток до 13-ти германских (из них 11 с Французского фронта) дивизий и 3 австро-венгерских дивизии с Итальянского фронта.

Немецкий генерал Э. Людендорф отмечал, что «для контрудара (июльского — А.О.)… были необходимы подкрепления с Запада… На Западном фронте командиры с большой неохотой отдавали дивизии на восток»^[147].

Если в августе 1917 г. против России было сосредоточено 150 пехотных дивизий противника (из 358 дивизий) — до 42 % (с германскими дивизиями на Русско-румынском фронте 43 %), то в ноябре — 128 пехотных дивизий (из 366 дивизий) — 35 % (с германскими дивизиями на Русско-румынском фронте 37 %). Именно на август 1917 г. приходится количественный максимум соединений стран германского блока, выставленных против России. Еще в ноябре 1917 г. практически прекративший свое существование Русский фронт притягивал к себе более 70-ти германских пехотных дивизий. И это не считая конницы и австро-венгерских войск.

В кампании 1917 г. армии германского блока на Русском фронте понесли значительные потери. Германцы потеряли до 350-ти тыс. (при 900-х тыс. на других фронтах) человек — 28 % от всех потерь пришлись на Русско-румынский фронт.

Австрийцы около 150 тыс. бойцов потеряли на Русско-румынском фронте (при 316-ти тыс. на других фронтах — впервые за войну их потери на Итальянском фронте превысили потери на Русском) — 32 %.

Относительно невелики были потери турок и болгар.

Общие потери русской армии в 1917 г. на всех фронтах оцениваются примерно в 400 тыс. человек.

В ходе кампании 1917 г. русские войска захватили значительные трофеи — до 100 тыс. пленных австрийцев и более 20 тыс. пленных германцев, 200 орудий и до 500 пулеметов.

Но, вынеся бремя войны в самые тяжелые годы, Россия лишилась лавров победителя. День 3-го марта 1918 г., когда был подписан Брест-Литовский мирный договор между РСФСР и Центральными державами, считается днем окончания участия России в Первой мировой войне — хотя русские воинские контингенты продолжали борьбу с врагом в составе армий союзников, а ТВД бывшего Восточного фронта продолжали удерживать значительное количество австро-германских войск.

Так, последняя надежда Германии — весеннее наступление 1918 г. во Франции не вылилось в стратегический успех, в том числе и потому, что не было подвижных сил для развития успеха — вся конница была на востоке: «…Наличие в первом мартовском прорыве на Амьен подвижного рода войск в виде конницы, соответственно оснащенной технически, как подтверждают исследователи мировой войны (Куль, Сект, Брандо и др.), имело бы огромное значение для германцев. Брошенная в прорыв, преследуя отходящего противника, конница захватила бы железнодорожный узел Амьена, в 15 км от которого залегла выдохшаяся германская пехота»^[148].

Бывший генерал-квартирмейстер германского Большого Генерального штаба генерал пехоты Г. фон Куль также отмечал, что наличие на амьенском направлении крупных кавалерийских соединений у германцев могло бы создать в вопросе захвата Амьена решающую роль: «Если бы конница прорвалась в широкий промежуток, образовавшийся против правого фланга 18-й армии (между Фукекур и южнее Рой) на стыке английской и французской армий, то она задержала бы перебрасываемые на автомобилях и по железной дороге французские дивизии, застигнув их врасплох, опрокинула бы подходившую без всякого прикрытия неприятельскую артиллерию и навела бы панику и ужас в тылу у французов и англичан, которые в то время вели еще бой с левым флангом 2-й армии и с 18-й армией»^[149].

Страх и уважение, которые Русский фронт внушал немцам, были таковы, что германское верховное командование все еще держало здесь значительные силы даже в период тяжелых и судьбоносных боев во Франции 1918 г. Э. фон Людендорф так объяснял создавшуюся ситуацию: «В тот момент русская армия не являлась боевым фактором, но русский фронт мог ежеминутно возродиться…»^[150].

В период последнего германского наступления на Западе весны-лета 1918 г. бывшие ТВД Русского фронта притягивали до 50-ти германских дивизий (при 193 на Французском фронте), чем оказали неоценимую и последнюю помощь своим бывшим союзникам. Именно этих дивизий не хватило Э. фон Людендорфу в последнем броске, и их отсутствие в нужный момент на Французском фронте было фатальным для немцев обстоятельством и их последней ошибкой стратегического масштаба.

Глава II.
Романовы — Верховные главнокомандующие русской действующей армией и мировая воина

С династией Романовых связано немало славных страниц отечественной военной истории. Значительный вклад в величие и военную мощь России внесли ее представители.

2.1. Первый Главком. Великий князь Николай Николаевич (Младший)

Первый Верховный Главнокомандующий русской Действующей армией Первой мировой войны Великий князь Николай Николаевич (Младший) — очень колоритная и неординарная личность. Внук Императора Николая I и сын Великого князя Николая Николаевича (Старшего), Главнокомандующего Русской армией в Русско-Турецкой войне 1877–1878 гг., он был прирожденным воином, как говорится, до мозга костей. Знания, полученные в Академии Генерального штаба (закончил с Серебряной медалью), масштабный опыт строевой службы, боевые отличия имели важное значение в формировании будущего полководца и администратора.

Мы не ставим целью рассмотреть весь жизненный путь Великого князя (об этом написана масса трудов — достаточно вспомнить фундаментальную работу генерал-квартирмейстера Ставки Ю.Н. Данилова), его политическую и военную карьеру. Остановимся лишь на некоторых аспектах деятельности Николая Николаевича как первого Главковерха Действующей армией на первом, наиболее ответственном этапе Великой войны.

Природа наделила Великого князя ясным умом, четкостью мысли, твердой волей и, что самое замечательное, безграничной верой в русского человека. Причем Великий князь постоянно совершенствовал свои знания, двигаясь по пути службы Родине.

Заслужив боевые отличия в огне Русско-Турецкой войны, Великий князь последовательно проходит все строевые офицерские должности в лейб-гвардии Гусарском полку — вплоть до должности командира последнего. И очень скоро возглавляемый им полк становится примером для подражания.

Дальнейшим этапом карьеры Великого князя стало командование (с декабря 1890 г.) 2-й Гвардейской кавалерийской дивизией. Вскоре соединение также становится образцом для подражания — теперь уже для всей русской конницы.

В 1895 г. Великий князь Николай Николаевич назначается на должность Генерал-инспектора кавалерии. Эта должность позволяет Великому князю развернуть во всю мощь свой организаторский талант и применить все знания и опыт в масштабах империи.

Генерал-инспектор не оставляет без внимания ни одного вопроса, касающегося как воспитания, так и обучения конницы. Свою деятельность он начал с реформирования системы ремонта конского состава. Под его руководством было издано соответствующее положение о ремонте. Затем решаются вопросы вооружения и строевого обучения, причем видное место отводится не только навыкам владения холодным оружием, но и умению вести меткий огонь из винтовок и пулеметов. Главное же внимание Великого князя направляется на тактическое обучение конницы. Без преувеличения можно утверждать, что прекрасное состояние русской императорской кавалерии, в котором она ушла на мировую войну — заслуга Великого князя. Как и велик его вклад в тактическую подготовку русской кавалерии — что и продемонстрировали ее действия в годы Первой мировой войны.

Каждая ступенька карьеры Великого князя делала его все более популярным в войсках.

Исключительные заслуги на должности Генерал-инспектора кавалерии в смутные месяцы 1905 года выдвигают Великого князя на пост Главнокомандующего войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа.

Именно на этом посту Великий князь трудился вплоть до начала мировой войны. Воспитание и обучение войск, обновление командного состава войск Гвардии, улучшение быта частей, забота о расширении военных знаний среди офицерского состава столичного округа — обо всех вопросах старался позаботиться командующий округом.

Природные качества, воспитание, образование, постоянная работа и вдумчивое изучение военного дела создали Великому князю в армейской среде заслуженный имидж первого военного руководителя империи.

И когда волей Государя Императора Великий князь был призван на пост Верховного Главнокомандующего, это было воспринято с глубоким удовлетворением и во дворцах, и в крестьянских избах.

Мобилизационный план оставлял пост Верховного Главнокомандующего вакантным вплоть до момента объявления войны. Данное обстоятельство не позволяло Великому князю Николаю Николаевичу участвовать в составлении плана войны, а также заранее подобрать чинов штаба будущей Ставки, что не могло не отразиться на стратегической инициативе и оперативном творчестве Великого князя в первые дни войны.

Воля Великого князя проявилась в принятии им своего первого и очень важного стратегического решения. Уже вечером 13-го августа 1914 г. в Ставке были получены тревожные сведения о положении дел во 2-й армии А. В. Самсонова. Через три дня — 16-го августа — катастрофа во 2-й армии стала для Ставки неоспоримым фактом. Неудача 2-й армии — гибель ее центральных корпусов и быстрый откат фланговых — фактически разрушили фронт на реке Нарев.

Для германской 8-й армии открывалась возможность угрожать тылам русских 4-й и 5-й армий — правофланговым армиям Юго-Западного фронта, которые и так терпели неудачи в боях с более сильной австрийской группировкой. Так, 4-я армия, сражавшаяся у Люблина, находилась под угрозой окружения со стороны австрийской 1-й армии, а 5-я армия распалась на группы корпусов и отходила под натиском австрийской 4-й армии.

Таким образом, стратегическая обстановка, сложившаяся к вечеру 16-го августа, как для всех армий Северо-Западного, так и для правофланговых армий Юго-Западного фронтов была крайне неблагоприятной, угрожающей крахом всему Русскому фронту.

И Великий князь принял замечательное решение, которое в дальнейшем привело к победе над всей австро-венгерской армией (ведь 4/5 ее было сосредоточено на Русском фронте).

В чем же суть этого решения?

Перед Главковерхом открывались две возможности.

Первая: отвод армий на реку Буг. Это приводило к оставлению Передового театра — русской Польши. Не к планомерной эвакуации, а к быстрому оставлению своих позиций с утратой огромных ресурсов. Не приходится доказывать, какие пагубные последствия имело бы для страны и армии принятие подобного решения.

Вторая: продолжение Галицийской битвы. Необходимо было собрать все свободные резервы в одну массу для нанесения главного удара.

Великий князь собирает все свободные силы на правом фланге Юго-Западного фронта. Ставка направляет в 4-ю армию новые корпуса, в т. ч. самые отборные (Гвардию и 3-й Кавказский корпус) и наносит сокрушительный удар австрийской 1-й армии В. Данкля. Также на правом фланге формируется 9-я армия. Этот контрманевр резервами имеет ключевые последствия — и приводит к стратегическому прорыву 3-х правофланговых армий Юго-Западного фронта (4-й, 5-й и 9-й).

Результаты Галицийской победы оказались очень благоприятными. Австро-венгерская армия так и не смогла полностью оправиться от этого разгрома в течение всей войны: ей требовалось все большее и большее количество германских войск, которые во все возрастающей пропорции перемешивали с австрийскими. Формировался своеобразный галицийский «корсет». Восточный германский фронт, соответственно, требует все больше и больше новых корпусов, многие из которых были предназначены к выступлению против союзников России по Антанте. Неудачи в Восточной Пруссии блекнут на фоне галицийских побед.

Еще одним результатом галицийской победы стало то, что в процессе битвы армия поверила в своего Главковерха, а последний — в войска.

Второе важнейшее стратегическое решение Великого князя — стратегическая рокировка — позволило в октябре одержать победу на средней Висле в ходе Варшавско-Ивангородской операции. Решения Ставки позволили также в ноябре 1914 г., в ходе Лодзинской операции, сорвать оперативные замыслы П. Гинденбурга и его начальника штаба Э. Людендорфа. В последнем случае также имела место рокировка русской 5-й армии: и она не позволила окружить русскую 2-ю армию. Более того — удалось добиться окружения крупной обходящей группировки германских войск.

Все три контр-маневра Великого князя (галицийский, варшавско-ивангородский, лодзинский) наши враги признают лучшими образцами русского военного искусства, в целом, и полководческого искусства, в частности. Союзники в лице маршала Ф. Фоша также считают, например, контр-маневр у Лодзи «замечательным проявлением военного искусства».

Активными наступательными операциями Великий князь связывал и инициативу германского командования на Западном фронте, а действия русских войск неизменно оттягивали на Восточный фронт все новые и новые германские корпуса.

Считается, что Первая мировая война дала военной истории 2 имени талантливых полководцев первой величины: Ф. Фоша и П. Гинденбурга. Мы возьмем на себя смелость заменить П. Гинденбурга (решения которого к тому же во многом определялись деятельностью Э. Людендорфа) на Великого князя Николая Николаевича. Ведь Великий князь в ходе Галицийской битвы сокрушил стратегию Ф. Конрада Гетцендорфа, а в ходе осенних операций 1914 г. в Польше — стратегию тандема П. Гинденбурга — Э. Людендорфа.

И очевидно, что во многом в основе проигрыша германским миром Первой мировой войны лежат полководческие решения первого Главковерха русской Действующей армии — Великого князя Николая Николаевича Младшего.

2.2. Августейший Главковерх
Государь Император Николай II

Как известно, российские императоры были теснейшим образом связаны с армией. Связь была и духовная, и административно-управленческая, и военно-строевая. С детских лет русские государи приобщались к военному делу.

Будущий Император Николай Александрович с момента принятия воинской присяги (1884 год) познал должности взводного, ротного и эскадронного, батальонного командира. Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Ко всем своим обязанностям относился серьезно и добросовестно»^[151]. Чин полковника сохранил на всю жизнь, так как считал недопустимым повышать собственное звание, тем более, что полковничьи погоны Николай II получил из рук отца — Императора Александра III.

Уже в первый период царствования, наряду с традиционными военно-политическими функциями монарха, Государь стал проявлять качества реформатора. Так, как известно, не все офицеры, успешно окончившие оба курса Академии Генерального штаба, переводились на Дополнительный курс с причислением к Генеральному штабу. Эта система в силу присутствия элемента случайности в процедуре отбора лучших кандидатов вызывала справедливые нарекания. Именно инициатива молодого Государя стала причиной пересмотра аттестационных правил — впоследствии все офицеры, успешно закончившие Академию, причислялись к Генеральному штабу. А.С. Лукомский, в эти годы офицер-слушатель Академии, вспоминал, как Император сказал военному министру генералу от инфантерии П.С. Ванновскому, что при отборе офицеров Генштаба присутствуют серьезные недостатки, и потребовал от министра изучить проблему и доложить предложения по совершенствованию академической системы. «…На всех нас Государь произвел впечатление человека чрезвычайно сердечного и доброжелательного; видно было, что Его Величество интересуется нами и что ему приятно с нами разговаривать. Дойдя до меня и спросив о моем переходном балле на дополнительный курс и о выпускном балле, Е.И.В. обратился к военному министру, генерал-адъютанту Ванновскому, и сказал примерно следующее:

Из расспросов представляющихся офицеров я выношу впечатление, что на дополнительный курс Академии могли попасть только те, которые имели, в среднем, около одиннадцати. Очень многие, имевшие в среднем много выше десяти, на дополнительный курс не попали… Я слышал, что оценка баллами на экзаменах носит часто случайный характер. В существующих правилах о переводе офицеров на дополнительный курс и выборе офицеров для службы в Генеральном штабе есть какие-то серьезные недостатки. Я прошу Вас подробно мне доложить этот вопрос и подумать, нельзя ли как-нибудь исправить несправедливость… Эти слова Государя произвели на нас очень сильное впечатление особенно потому, что мы сами чувствовали, что мы хотя и попали в число избранных, но что общие основания для выпуска в Генеральный штаб очень далеки от совершенства»^[152].

Много сделал Государь и в период военной реформы 1907–1914 гг.

Нас интересовала деятельность Императора Николая II как военного руководителя России в годы Первой мировой войны — самой тяжелой войны, которую когда-либо вела Российская империя.

Необходимо отметить, что существуют 2 периода в деятельности Николая Второго во время войны — до 23.08.1915 г., когда он выступал как общий (верховный) руководитель вооруженных сил империи, и в период 23.08.1915 — 02.03.1917 гг. — когда он действовал и как Верховный Главнокомандующий Действующей армии.

На наш взгляд, качества военного руководителя целесообразнее рассмотреть, отталкиваясь от реализуемых им функций. Перед тем как их рассмотреть, необходимо ответить на вопрос — знал ли Император вооруженные силы и основы военной службы, т. е. обладал ли первичной системой знаний, умений и навыков, необходимых как офицеру в целом, так и военному руководителю?

Император знал основы военной службы, любил русскую армию и русского солдата. Государь считал себя первым военнослужащим российской армии. Генерал от инфантерии А.Ф. Редигер (военный министр в 1905–1909 гг.) писал: «Он знал массу лиц, служивших в Гвардии или почему-либо им виденных, помнил боевые подвиги отдельных лиц и войсковых частей… знал номер и название каждого полка, состав каждой дивизии и корпуса, места расположения многих частей… Он мне говорил, что в редких случаях бессонницы, он начинает перечислять в памяти полки по порядку номеров и обыкновенно засыпает, дойдя до резервных частей, которые знает не так твёрдо… Чтобы знать жизнь в полках, он ежедневно читал приказы по Преображенскому полку и объяснил мне, что читает их ежедневно, так как стоит лишь пропустить несколько дней, как избалуешься и перестанешь их читать»^[153].

Особое впечатление на сталкивающихся с Государем по делам службы представителей генералитета производило доскональное знание структуры и дислокации армейских частей и соединений. Причем и в военное время этот вопрос находился под пристальным вниманием Николая II. Император знал состояние фронта, на каком участке находится та или иная часть и ее боевые особенности. Генерал-квартирмейстер Штаба Верховного Главнокомандующего А. С. Лукомский в диалоге с А. И. Деникиным следующим образом характеризовал эту сильную сторону Государя, одновременно говоря и о таком его качестве как скромность при рассмотрении стратегических вопросов: «Государь… знал наизусть фронт так, как дай Бог, чтобы знали Алексеев, Вы и я — как нач[альни]ки штаба; Государь знал точно, где и какие корпуса занимают фронт, какие и где в резерве; знал по фамилиям почти всех старших нач[альни]ков; отлично помнил все детали боев и очень [выделено А.С. Лукомским — А.О.] интересовался всеми предположениями, касающимися будущих операций.

Но… предоставлял полную мощь своему нач[альни]ку штаба и на заседании мог «произвести впечатление безучастного Верх[овного] Главнокомандующего» — вследствие своей чрезвычайной скромности, не рискуя давать какие-либо указания»^[154].

Теперь рассмотрим функции, которые выполнял Император Николай II в начальный период войны (август 1914 г. — август 1915 г.).

1) Военно-представительская функция — одна из важнейших функций русских государей. Реализуя ее, Император, прежде всего, занимался посещением воинских частей и соединений, выезжая как в Действующую армию, так и вглубь государства.

В ходе краткой кампании 1914 года он осуществил 5 посещений Действующей армии (4 были посвящены австро-германскому фронту и 1 турецкому).

Так, 20-26-го сентября Император посетил Ставку (награждал отличившихся представителей генералитета), крепость Осовец^[155] (благодарил геройский гарнизон за мужество и отвагу), города Ровно, Брест, Белосток и Вильно (посетил военно-лечебные учреждения).

Второе посещение Действующей армии состоялось 23 октября — 1 ноября. Император посетил Ставку, города Холм, Седлец, Ровно, Ивангород. Во время посещения Ивангородской крепости особое внимание он обратил на систему полевой связи между фортами, опорными пунктами и артиллерийскими батареями, посетив центральную артиллерийскую станцию — «мозг крепости». Комендант генерал-майор А.В. фон Шварц сделал доклад об обороне крепости. Был осуществлен и обзор ее передовых опорных пунктов.

Третий визит Государя, проходивший 19–20 ноября, был посвящен изучению района боевых действий и посещению раненых воинов. «Входя в палату, Государь обычно здоровался вполголоса и после ответа начинал обходить раненых по кроватям, останавливаясь и разговаривая с каждым. Просто и хорошо разговаривали солдаты, хотя и волновались от восторга. «Как же ты ранен?», спросил одного Государь. «Ручной гранатой, Ваше Императорское Величество». «А вы разве близко сошлись?» «Да вот маленько подальше, как Ваше Величество стоите передо мною». Государь улыбнулся, я подошел к следующему. Особо тяжело раненым Государь вручал Георгиевские медали, а некоторым кресты. Каждый крестился, принимая награду, целовал медаль или крест, благодарил Государя. И с каким восторгом смотрели они на Государя»^[156].

Показательно, что Император никогда не упускал случая навестить раненых. Так, в октябре 1914 г. в Ивангороде, узнав, что на станцию пришел поезд с ранеными, он сразу к нему поехал — общался с военнослужащими и вручал награды. В Сарыкамыше 1-го декабря 1914-го года Император, пока не навестил новых раненых, прибывших в госпиталь, не садился ужинать, хотя в течение дня ничего не ел.

Русский Император призывал заботливо относиться и к раненым врагам: «В одном из них [госпиталей — А.О.] находилось много немцев. Государь не пошел в их палаты, но сказал старшему врачу: «Надеюсь, что не делается никакого различия в содержании раненых и мы не поступаем так, как наши противники», и прибавил: «Да будет им стыдно»»^[157].

1-2-го декабря, во время визита в Кавказскую армию, Император лично награждал отличившихся военнослужащих, провел встречу с командным составом. Начальник охраны Государя следующим образом передавал свои впечатления: «Посетив собор и раненых, Государь объехал форты, выслушивал подробный доклад коменданта. Интересно было видеть, как нагнувшись над разложенным, на простом деревянном столе, планом, комендант водил по нему пальцем и делал доклад на одном из самых высоких фортов Карса… Государь слушал внимательно, задавал вопросы. Около него генералы Мышлаевский и Юденич (тогда начальник штаба)… В девять вечера 1-го декабря приехали в Сарыкамыш. Маленький населенный военный поселок. На вокзале Государь был приятно поражен, что его встречал почетный караул Кабардинского пехотного полка, в котором Государь состоял шефом. Здоровый, веселый вид солдат. Молодцеватая выправка. У офицеров характерные кавказские шашки… Государь подошел к лихому на вид знаменщику с тремя Георгиевскими крестами. Командир полка доложил, что это подпрапорщик Яковенко. Он был два раза контужен в бою. За выбытием офицеров командовал ротою, оставался в бою целую ночь и пошел в лазарет только после энергичного приказания командира батальона. Государь поблагодарил Яковенко, повесил ему Георгиевский крест первой степени и обратился к караулу со словами: «За боевую службу спасибо вам, молодцы». В ответ послышалось: «Рады стараться, Ваше Императорское Величество», — и чувствовалось, что в этом энергичном ответе обет своему Государю, обет, который выполнила вся Кавказская армия во славу Великой России»^[158]. Завершился визит Государя на Кавказский фронт поездкой на передовую — в Меджингерт.

Наконец, 13-19-го декабря Государь в Ставке принимал доклады о ходе боевых действий, награждал наиболее отличившихся воинов и благодарил части за службу. Особое внимание он уделил Варшавскому укрепленному району.

Обращает на себя внимание как частота посещения Государем Действующей армии, так и объекты визитов. Это важнейшие позиционные участки Русского фронта, сыгравшие ключевую роль в осенних операциях 1914-го года — крепости Ивангород и Осовец, а также такие центры связности фронта, как Седлец, Варшава, Вильно и Ровно. В частности, последний пункт имел чрезвычайное значение вследствие того, что через него шли единственные возможные для движения артиллерии и обозов коммуникации на север через Полесье. Сарыкамыш, который Император посетил во время визита в Кавказскую армию, стал в скором времени центром одной из важнейших операций на Кавказском фронте. Разумеется, поездки не обходились без посещения центрального органа управления Действующей армии — Ставки Верховного Главнокомандующего.

23-30-го января 1915-го года Император посетил не только Ставку и Действующую армию, но и Черноморский флот.

Наиболее запомнившимся его визитом была поездка в Галицию весной 1915-го года. Обходя вопрос о целесообразности объезда только что завоеванной территории, отметим, что Государь в период с 4-го по 13 апреля посетил Львов, Перемышль, Самбор, Проскуров, Каменец-Подольск, побывав на местах боев, могилах павших героев, в госпиталях, награждая отличившихся солдат и офицеров.

С 16 по 18 апреля Государь находился в Севастополе, где особое внимание он уделил частям кавказских казачьих войск. Мероприятие действительно имело большой общественно-политический и идеологический резонанс.

5-го мая Государь экстренно прибыл в Ставку. Там он провел 9 дней в самый тяжелый период развития Горлицкого прорыва австро-германских войск. 11-го июня Император вновь в Ставке. Он вникает во все сложности оперативно-стратегической обстановки.

Историограф Николая II генерал-майор Д.Н. Дубенский досконально воспроизвел всю программу посещения Государем Действующей армии с января по июнь 1915 г.^[159].

С 23-го августа 1915-го года (т. е. с момента принятия должности Верховного Главнокомандующего) военно-представительская функция Императора несколько видоизменилась. Она приобрела форму посещения войск фронтов. После принятия должности Верховного главнокомандующего активность в данной сфере со стороны Государя не ослабла. Причем для посещения выбирались узловые точки фронта.

Более того, в ряде случаев Император посещал части действующей армии вместе с наследником Цесаревичем. Так, 2-го октября 1915-го года Император и Цесаревич вместе провели в Режице смотр частям только что пришедшего с передовой 21-го армейского корпуса. Государь, обычно скупой на эмоции, следующим образом передавал свои впечатления: «На ровном поле стоял на три фаса 21-й армейский корпус. Обошел войска, пропустил их церемониальным маршем, поблагодарил их за боевую службу и объехал фронт в моторе. Вид всех частей превосходный, бодрый и здоровый, состав довольно большой. Душу подымающее настроение овладело мною после смотра этого славного корпуса — оно проникло и в Алексея»^[160]. Фактически весь октябрь 1915-го года Цесаревич провел в Ставке, наблюдая за повседневным ритмом деятельности этого высшего органа управления Действующей армии.

Пребывание наследника в Ставке было прервано трехдневной поездкой (11–13 октября) Императора с сыном на Юго-Западный фронт. Николай Второй вручал боевые награды, посещал раненых, проводил смотры частей. Один из полков был посещен вблизи боевой линии, под беспокоящим огнем артиллерии противника. Были награждены перед строем войск орденом Святого Георгия Победоносца 3-й степени генерал от кавалерии В.В. Сахаров и генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев. Очевидец вспоминал: «Сев в автомобили, приехали к обширному полю, где были собраны войска всех родов оружия. После обхода, смотра и беседы с офицерами и солдатами, Государь горячо благодарил войска за их геройскую службу и просил передать его привет и царское спасибо всем товарищам, которые не могли быть на смотру. Ура понеслось в ответ. Когда оно стихло, Государь особенно громко и отчетливо произнес: «За вашу геройскую службу награждаю командующего армией генерала Щербачева орденом Святого Георгия 3-ей степени»»^[161].

Обходя строй войск 9-й армии Государь поражал знанием полков, частей, операций, «дел». Генерал А.И. Спиридович вспоминал так об этом визите Императора в войска: «После обхода Государь взял Наследника за руку и пошел с ним на середину поля. Тишина полная. Государь стал говорить. Говорил четко, просто, задушевно. Он благодарил войска за подвиги, призывал любить Родину, служить ей, как служили до сих пор… Он кончил. На поле стало как бы еще тише, а потом грянуло ура, да какое ура! «Такого могучего, сердечного ура я никогда не слышал»…да и не услышу»^[162].

В конце октября Государь с Наследником посетили Ревель (Император наградил команды русских и английских подводных лодок) и Ригу (где провели смотр сибирским стрелковым частям). Очевидец так описывал обстановку, в которой происходило мероприятие в Риге: «29 октября Государь смотрел войска Рижского укрепленного района. В 8 утра поезд остановился в Вендене. Для доклада прибыл Командующий армией генерал Горбатовский. Он был в чудном, приподнятом настроении. Ночью его войска отбили десять немецких атак… Поезд тихо пробирается за город, за Двину. Проехали несколько сильно разрушенных домов… Зловещий шум моторов среди ночной тишины и затем взрывы бомб — действовали ошеломляюще. Сегодня утром уже был аэроплан. Императорский поезд остановился за городом. Высоко в облаках наши аэропланы. Издали доносятся выстрелы тяжелой артиллерии. Немцы в 16 верстах по одному направлению и в 25 по другому. Недалеко от железнодорожного полотна построено несколько Сибирских полков, стяжавших за войну вполне заслуженную славу. Некоторые части пришли из окопов. Государь беседовал с частями и горячо благодарил их, и желал успеха в борьбе с дерзким и сильным врагом… Кричали восторженно. Посетив после смотра вторую городскую больницу, Государь отбыл из Риги»^[163].

В период с 5 по 12 ноября вновь был посещен Юго-Западный фронт. 7-го ноября на поле, занятом 25-ю тысячами солдат и офицеров, Император верхом объезжал войска 7-й армии. 8-го ноября был проведен смотр 20-тысячного корпуса, 10-го ноября — Кавказской кавалерийской дивизии.

20-23-го декабря Император совершил визит на Западный фронт, встретился с Главнокомандующим армиями фронта генералом от инфантерии А.Е. Эвертом и двумя командующими армиями — генералами от инфантерии А.Ф. Рагозой (4-я армия) и Л.В. Лешем (3-я армия). Именно Западный фронт должен был наносить главный удар в кампании 1916-го года, а армии указанных генералов — находиться на его острие. Государь также встречался с командами от воинских частей, находящихся на позициях, посещал солдатские землянки, артиллерийские позиции, общался с солдатами и офицерами ряда пехотных и гренадерских полков.

1916-й год — также свидетель целой серии поездок Государя на фронт.

29-31-го января Император посетил Северный и Западный фронты (смотрел преимущественно кавалерийские части). Очевидец смотра на Северном фронте 29-го января писал: «Ясное, морозное утро. Государь тихо объезжал войска, отдельно говорил с частями, благодарил солдат и офицеров. Затем обратился с общей ко всем речью. — «Я счастлив, что мог прибыть сюда и увидеть хотя бы представителей вашей доблестной, пятой армии…». Звонко звучали слова Государя. — «Горжусь, что нахожусь во главе одной из наших армий, которую составляете вы, молодцы…». Речь Государя была особенно задушевна. Не менее задушевное неслось и «Ура» в ответ Государю»^[164].

Другой очевидец — кавалерист 5-й кавалерийской дивизии писал:

«Подъехав вплотную к тому месту, где стоял я со своей пятеркой, Царь остановился и, внимательно посмотрев на мои нашивки, спросил: — Где Вы были ранены? — Под Поневежем, Ваше Императорское Величество! — Да, это было тяжелое время… Потерпите, немного осталось… Вместе с усталостью, в бесконечно-добрых глазах светилась заботливость к этим наивным, по-детски кричащим «ура!» людям. Лица солдат и офицеров были согреты огнем готовности умереть в любую минуту за своего Царя и за родину. Какими влюбленными глазами смотрели они на Государя! Он был для них божеством. «Ура!» не прекращалось. Оно было настолько мощным, что казалось вылетающим не из грудей, а из огромных труб. Объехав фронт, Царь вернулся к центру поляны и поднял руку. Это был призыв к тишине. Мгновенно все замолкли. Снег к этому времени прекратился. Седые тучи разорвались. Показались голубые просветы. С простыми, бесхитростными словами обратился Царь к своим воинам: «Дорогие мои! Я знаю, что переживает армия, платя дорогой ценой за победы. Я знаю, какие тяжести несет вся Россия. Но все необходимо. До конца осталось уже немного, нужно только потерпеть, дорогие мои…». После выразительной, говорящей тишины снова загремело еще более мощное «ура!»^[165].

7-го февраля у Горной Дядины (Западный фронт) Император производил смотр 1-му Сибирскому армейскому корпусу. Государь благодарил войска за участие в трех войнах: Китайской, Японской и Германской и просил «окончательно победить и одолеть нашего упорного и коварного врага»^[166]. После смотра состоялся завтрак, данный Государю от корпуса.

Посещал Государь фронт в марте (28-30-го — части 9-й армии у Каменец-Подольска и Хотина), мае 1916-го года (в последнем случае были осуществлены визиты на Юго-Западный фронт и Черноморский флот) и позднее.

Выбор маршрутов был далеко не случаен. Визиты осуществлялись в узловые пункты ТВД, посещались войска, которым предстояло сыграть активную роль в предстоящих операциях.

Так, визиты осенью 1915-го года в Вилейку и Молодечно (важнейшие операционные пункты Виленской операции) и на Юго-Западный фронт (в период Чарторийской операции и боев на Серете и Стрыпе) фактически указали на стратегически переломные участки Русского фронта в кампании 1915-го года. Перед началом кампании 1916-го года Император посетил Западный фронт (как мы уже отмечали, он должен был играть ключевую роль), после же того, как акцент сместился в полосу Юго-Западного фронта, Государь в мае особое внимание уделил этому оперативному объединению. В 1916-м году под особым контролем Императора находился Черноморский флот.

В периоды инспекций Государя проверялась боеспособность войск, настрой и боевой дух представителей генералитета, офицерства и рядового состава.

Во время поездок на фронт Императора отличала особая внимательность и деликатность. Он стремился посетить все части и батареи в инспектируемых войсках: во время смотра здоровался со всеми военнослужащими (офицерами — лично). Так, на Празднике Георгиевских кавалеров 26-го ноября 1915 года Государь обошел всех 170 офицеров-кавалеров и пообщался с каждым. И хотя это заняло полтора часа времени, но произвело огромное впечатление на присутствующих.

Характеризуя значимость посещения Николаем II воинских частей на передовой, офицер управления генерал-квартирмейстера Штаба Верховного Главнокомандующего штабс-капитан М.К. Лемке писал: «Всем нравятся здесь частые поездки царя к войскам; Николай Николаевич ездил только в штабы фронтов, а войска почти не видел»^[167].

Наконец, визиты Императора на фронт носили и важную информационную нагрузку: общаясь с непосредственными участниками боевых действий, Государь мог составить свою картину реальной обстановки, зачастую отличную от преподносимой ему в Ставке, а также услышать мнение фронтовиков о тех или иных представителях высшего командного состава. Так, по свидетельству очевидца, данное обстоятельство приносило свои плоды: «Государь внимательно слушал доклады начальствующих лиц, вставляя свои замечания, которые ясно показывали, что он знает подробно все действия доблестных войск до отдельных частей и их начальников включительно. Это видимо не нравилось некоторым из высших чинов штаба»^[168].

Во время одной из таких поездок по фронту Император Николай II вместе с Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем оказался непосредственно на передовых позициях — в 3–4 км от передовой, в сфере огня полевой артиллерии противника. Граф Д.С. Шереметев вспоминал: «Государь настойчиво требовал, чтобы Его допустили до передовых окопов наших пехотных подразделений. Генерал-адъютант Иванов боялся взять на себя такую ответственность, но Господь Бог, видимо, благословил желание Государя: с утра пал сильный туман, дорога, ведущая к окопам и обстреливаемая неприятельской артиллерией, сравнительно была более безопасна. Генерал-адъютант Иванов настоял, чтобы было не более трех автомобилей… Окопы были заняты одним из наших пехотных полков. Государь приказал Цесаревичу хранить полное молчание. Рота солдат, вынырнувшая из окопа и возвращавшаяся на отдых, с удивлением узнала Цесаревича Алексея Николаевича. Надо было видеть радость и изумление солдат, когда они поняли, что перед ними Государь Император с Наследником Цесаревичем»^[169].

Значение смотров и посещений Императором частей и учреждений в период тяжелой войны имело огромное значение. Войска, ведущие однообразную военно-походную жизнь, зачастую видевшие лишь свое ближайшее начальство, буквально наэлектризовывались от вида самой фигуры монарха, подтягивались и ободрялись.

Генерал-майор П.Н. Краснов следующим образом писал о впечатлении, которое производили Государь с Наследником на солдат и офицеров: «Государь взял на руки Наследника и медленно пошел с ним вдоль фронта казаков. Я стоял во фланге своей 3-й сотни и оттуда заметил, что шашки в руках казаков 1-й и 2-й сотен качались. Досада сжала сердце: «Неужели устали?… разморились». Государь подошел к флангу моей сотни и поздоровался с ней. Я пошел за Государем и смотрел в глаза казакам, наблюдая, чтобы у меня-то, в моей «штандартной» вымуштрованной сотне, не было шатания шашек. Нагнулся наш серебряный штандарт с черным двуглавым орлом, и по лицу бородача, старообрядца, красавца-вахмистра потекли непроизвольные слезы. И по мере того, как Государь шел с Наследником вдоль фронта, плакали казаки и качались шашки в грубых, мозолистых руках, и остановить это качание я не мог и не хотел»^[170]. А.С. Лукомский отмечал: «Видя Государя я, как и другие, испытывал только чувство обожания, подъема и ощущение, что сделаешь всё, что будет приказано Царем… В войсках ощущались те же чувства к Царю и Наследнику»^[171].

Показательно, что уже на грани отречения монарха обаяние Николая II в глазах простых солдат и офицеров было все так же высоко. Очевидец следующим образом описал встречу Государя с военнослужащими идущего на фронт эшелона 28-го февраля 1917-го г.: «Мы проезжали медленным ходом какую-то небольшую станцию, на которой стоял встречный поезд с эшелоном направлявшегося на фронт пехотного полка. Им, видимо, было уже известно о проходе императорского поезда: часть людей с оркестром стояла выстроенная на платформе, часть выскакивала из теплушек и пристраивалась к остальным, часть густой толпой бежала около наших вагонов, заглядывая в окна и сопровождая поезд. Его величество встал из-за стола и подошел к окну. Звуки гимна и громовое «ура», почти такой же искренней силы, как я слышал на последнем смотру запасных в Петрограде, раздались с платформы при виде государя и невольно наполнили меня вновь чувством надежды и веры в нашу великую военную семью и благоразумие русского народа»^[172].

После Высочайших смотров военная цензура в течение недель читала восторженные солдатские письма на родину о посещении Государя, о том, какой он и т. п.

Соответственно, можно утверждать, что сама фигура монарха России была своеобразным знаменем, а появление Государя на фронте вызывало ни с чем не сравнимый подъем и воодушевление. Так, в Хырове (10-е апреля 1915-го года) солдаты 3-го Кавказского армейского корпуса бежали за автомобилем Императора, рискуя попасть под колеса, так же вели себя солдаты 13-го стрелкового туркестанского полка в Меджинкерте (1-го декабря 1914-го года), восторженно проявлял свои чувства гарнизон Осовца в сентябре 1914 года, радостно «ревели» пластуны в Севастополе 18-го апреля 1915 г. и т. д.

Реализация военно-представительской функции имела и практические последствия. Император 1-го ноября 1914 года объезжал форты крепости Гродно — и немцы были отбиты с большими потерями. Государь благословил под Сарыкамышем в Меджингерте 1-го декабря 1914-го года войска Кавказской армии — и последние, отражая турецкое наступление, в скором времени разгромили 3 турецких корпуса^[173]. Та же ситуация произошла и с 3-м Кавказским армейским корпусом после смотра в Хырове. В обстановке развития Горлицкого прорыва противника он одержал блестящие победы под Сенявой и Таржимехами, отражая германское наступление. Воодушевленные Государем русские войска даже в оборонительных боях были победоносны.

2) Кадровая функция — расстановка кадров высшего звена военного управления России. Прежде всего, это касалось сотрудников Ставки.

Оперативный аппарат Ставки был значительно обновлен.

Генерал-квартирмейстером стал генерал-майор М.С. Пустовойтенко — вдумчивый специалист-исполнитель. Его сменил затем генерал-лейтенант A.С. Лукомский — ведущий специалист по мобилизационным вопросам. За успешное проведение мобилизации 1914-го года он был удостоен крайне редкой награды — ленты ордена Святого Георгия к имеющемуся ордену Святого Владимира 4-й степени («в воздаяние особых заслуг, оказанных им делу блистательного выполнения мобилизации»). Дежурный генерал при Верховном Главнокомандующем генерал-лейтенант П.К. Кондзеровский был отличным и знающим работником, со стажем работы в должности 8 лет.

Ключевая должность — начальника Штаба Верховного Главнокомандующего была замещена очень удачно. Генералы М.В. Алексеев и заменявший его на этом посту (10.11.1916 — 17.02.1917) B.И. Гурко сделали много для стратегического руководства боевыми операциями русской армии. Если план кампании 1914-го года был выработан еще до войны и был призван увязать реализацию собственного стратегического планирования и интересы всей коалиции, то план кампании 1915-го года (наступление в расходящихся направлениях) был явно неудачен. Планирование же кампаний 1916–1917 гг. было вполне адекватным и отвечало сложившимся стратегическим и оперативным реалиям. М.В. Алексеев — классический штабной работник, военный ученый и хороший стратег. В.И. Гурко — талантливый фронтовой генерал, военачальник с широким военным кругозором, удивительной энергией, а также дальновидный стратег.

Генерал М. Свечин так отзывался о новом составе Ставки: «Разбирая вопрос о смене командования с военной точки, нельзя не видеть, что окружение Вел. князя и его ближайшие сотрудники слабее сотрудников Государя»^[174]. Д.Н. Дубенский также писал об аппарате Ставки: «Генералы: Клембовский, Лукомский, Кондзеровский — ближайшие помощники генерала Алексеева, — все это умные толковые люди, известные генералы генерального штаба, работали свое дело усердно и вообще Ставка была поставлена твердо»^[175].

В перспективе должен был быть обновлен и состав командующих фронтами.

Кампания 1916 г. показала, что из лиц, занимавших эти посты, один был хорош (А.А. Брусилов), один отличен (Н.Н. Юденич — т. к. Кавказский фронт включал в свой состав одну армию, то он фактически руководил фронтом) и двое посредственны (А.Н. Куропаткин и заменивший его Н.В. Рузский, а также А.Е. Эверт). Но положительные тенденции наметились и в этой сфере. Выдвинулся ряд талантливых командармов (В.И. Гурко, П.С. Балуев, П.А. Лечицкий и др.). Иллюстрацией тенденции служит назначение командующим Румынским фронтом В. В. Сахарова (официально — помощника августейшего Главнокомандующего армиями Румынского фронта — короля Румынии) — хорошего боевого генерала. П.А. Плеве, один из лучших командармов мировой войны в декабре 1915 г. возглавил Северный фронт (к сожалению, состояние здоровья вынудило его в феврале 1916 г. оставить эту должность). Стоит помнить, что чем выше стояли лица в военно-должностной иерархии, тем более медленным было обновление соответствующего звена в пределах, очерченных действующим законодательством.

Одной из важнейших задач, стоявших перед Государем, был поиск военачальников и создание условий для применения их способностей на деле. Император предоставлял максимальные возможности для генералитета в реализации своих способностей в сфере оперативного руководства боевыми операциями.

Вместе с тем необходимо отметить следующее: представители высшего генералитета России как военные специалисты (Ставки и фронтов) стояли на должном уровне, но уровень их морально-политического развития, как показали события конца февраля — начала марта 1917 г., оказалось не на высоте.

3) Военно-организаторская функция.

Принятие верховного командования в тяжелой обстановке конца лета 1915-го года — мера во многом необходимая. Император брал на себя непосредственную ответственность за действия русской Действующей армии. Здесь будет уместным вспомнить, что германский кайзер Вильгельм Второй, например, такой ответственности на себя не принял и даже не пытался взять военное командование напрямую в свои руки. Более того, армия все больше отбирала у него властные полномочия, и в 1916-м году фактически была установлена военная диктатура, т. н. «тихая диктатура» П. Гинденбурга и Э. Людендорфа. Русский Государь, напротив, принял ответственность за события на фронте в самый тяжелый момент, не выпуская нити управления военными действиями даже в период отсутствия в Ставке.

В прессе союзников России этот шаг Государя характеризовался следующим образом: «Русский народ так же, как и мы, увидит в этой благородной решимости лишнее подтверждение несокрушимой веры в окончательную победу. Принятие государем верховного командования доказывает, что стратегическое положение не только не безнадежно, но и находится накануне перемены к лучшему. Действительно, положение русской армии улучшается с каждым днем, благодаря увеличению количества боевых припасов и постоянному притоку подкреплений… Принятие царем верховного командования еще более придаст решимости его храбрым солдатам отстаивать родину… Государь принял на себя тяжелую ответственность верховного командования армиями не в качестве военачальника или любителя-специалиста. Для исторического романа достаточно присутствия на поле сражения одного такого государя. Между Николаем II и Вильгельмом II нет ничего общего. Последний прибегает постоянно к театральным эффектам и нуждается в одобрении галерки; о первом, избегающем всех феерических эффектов, у многих современников сложилось, вероятно, совершенно ошибочное мнение. Но Николай II может быть уверен, что приговор нелицеприятной истории будет в его пользу»^[176]. История мировой войны знает еще один пример принятия монархом верховного командования как доказательство высшей ответственности первого лица в государстве за свою страну — пример героя Бельгии короля Альберта.

По свидетельству Председателя Совета министров В.К. Горемыкина: «Государь не раз говорил мне, что никогда не простит себе, что во время японской войны он не стал во главе действующей армии. По его словам, долг царского служения повелевает монарху быть во время опасности рядом с войском, деля и радость, и горе. Когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войска и с ним либо победить, либо погибнуть»^[177].

Наиболее ярко военно-организаторская функция проявилась в деле восстановления мощи вооруженных сил в 1915-16-х годах. Достаточно вспомнить, что оснащенность армии в техническом и материальном плане возросла многократно^[178]. Причем важны были не только усилия по увеличению производства, но и шаги в вопросе наведения порядка в деле обеспечения оружием и снаряжением Действующей армии. Так, в беседе с представителем британской армии при Ставке Верховного Главнокомандующего русской армии Дж. Хэнбери-Уильямсом в декабре 1914-го г. Николай Второй заявил ему, что отдал приказ о немедленном принятии всех необходимых мер в деле поставок вооружений^[179]. И уже к январю 1916-го года в деле снабжения армии боеприпасами «наметился прогресс, несомненно, благодаря энергии, с которой Император взялся за этот важнейший вопрос»^[180].

Была проведена реорганизация гвардии.

В октябре 1915-го года Государь посвятил в свои планы генерала от кавалерии В.М. Безобразова, назначенного командующим войсками гвардии. Гвардия разворачивалась в два пехотных и один кавалерийский корпуса и должна была образовать самостоятельное оперативное объединение — Гвардейский отряд, с перспективой преобразования его в не номерную армию. Армия, состоящая из отборных войск, со всеми необходимыми средствами усиления, должна была стать тараном в прорыве вражеского фронта либо мощнейшим резервом в руках Верховного Главнокомандующего. Алексеев М.В. сообщил командованию Юго-Западного фронта, что Император «желает, чтобы в основе всех соображений по выбору района для расположения гвардейского отряда лежала главным образом активная цель, а предположения по отбитию контр-маневра противника должны иметь подчиненное значение»^[181]. Важнейшее значение имело то обстоятельство, что если ранее гвардейские дивизии и корпуса придавались армиям, раздергивались на более мелкие части, то теперь они должны были применяться в рамках единого объединения.

Генерал В.М. Безобразов начал войну участием в Галицийской битве 1914 года, когда его корпус сыграл видную роль в разгроме австро-венгров в боях у Тарнавки. За проявленное мужество он был награжден Георгиевским оружием. 3–5 июля 1915-го года В.М. Безобразов нанес поражение прусской гвардии в ходе Красносоставского сражения. Именно генерал Безобразов должным образом воплотил в жизнь идею своего монарха о создании (впервые в истории России) элитного оперативного объединения. Реформа проходила медленно: сказывалось тяжелое положение с укомплектованием личного состава (особенно в 3-й гвардейской пехотной дивизии). Но 15-го декабря 1915 года Государь уже инспектировал части Гвардейского отряда у Подволочиска.

Император Николай II также уделял большое внимание перевооружению русской армии. Начальник морского управления Ставки А.Д. Бубнов писал: «Государь неустанно заботился и беспокоился о всем том, что могло способствовать успеху нашего оружия: часто посещал войска на фронте, обсуждал разные оперативные идеи и лично знакомился с новыми средствами вооруженной борьбы»^[182].

Придавая особо важное значение вооружению и снаряжению своих войск, Николай Второй добивался принятия новых образцов оружия и экипировки на вооружение. Именно ему русская армия обязана внедрением таких технических новинок, как противогаз и огнемет.

Летом 1915 г., когда немцы развернули газовую войну, выдающийся русский ученый Н.Д. Зелинский уже в августе 1915 г. создал первые образцы противогаза. В лице принца А.П. Ольденбургского, ведавшего в то время санитарно-эвакуационной частью армии, Н.Д. Зелинский столкнулся с сильным и искушённым в интригах противником внедрения противогаза в ущерб защитным маскам, применявшимся до сих пор. И тогда Николай Дмитриевич решился написать личное письмо Императору.

3-го февраля 1916 г. в Ставке Верховного главнокомандующего под Могилевым по личному приказу Императора были устроены показательные испытания всех имевшихся образцов противохимической защиты, как русских, так и иностранных. Для этой цели к царскому поезду был прицеплен специальный вагон-лаборатория. Противогаз Н.Д. Зелинского испытывал на себе его лаборант С.С. Степанов. Испытания, на которых присутствовал Николай II, превзошли все ожидания. Степанов смог пробыть в смертельно ядовитой атмосфере хлора и фосгена свыше часа, в то время как несколько других испытуемых на протяжении 5 минут должны были покинуть испытательные помещения. Государь лично поблагодарил Зелинского, а С.С. Степанова за проявленное им мужество приказал наградить солдатским Георгиевским крестом. Последовал приказ об изъятии всех других систем защиты и начале массового производства противогаза Зелинского.

Так, с благословения Императора это спасительное средство было внедрено в Русскую армию. Более того, по личному распоряжению Государя информация о противогазе была сообщена союзникам, благодаря чему были сохранены жизни многих английских и французских солдат. Насколько же наши союзники по Антанте отстали в исследованиях угля от русских, видно из того, что «известный профессор фармацевтической школы в Париже Лебо только в 1916-м г. приступил к изучению поглотительной способности угля (вероятно, по поручению французского правительства) в условиях, сходных с работой угля в противогазе. В своих отчетах, датированных 29 июня 1916 г. и 29 января 1917 г., профессор Лебо приводит две серии опытов, показавших, что уголь обладает максимальной активностью в том случае, когда он активируется медленным прокаливанием при 600° в течение нескольких часов. Для русских ученых такие способы активации были уже давно пройденным этапом»^[183].

В сентябре 1915-го года Химический комитет начал испытания 20-ти ранцевых огнеметов профессора Горбова. Первое боевое применение русских огнеметов произошло 21-го марта 1916-го г. в 140 км юго-восточнее Риги. Всего же в России использовалось девять систем огнеметов: ранцевые (Товарницкого, Горбова, Александрова, Тилли-Госко, Лоуренса) и тяжелые (Винсента, Товарницкого, Ершова, московские огневые фугасы «СПС» (SPS)).

В начале апреля 1916 г. Император Николай II санкционировал учреждение Химического комитета ГАУ и формирование Учебного огнехимического 3-ротного батальона (674 человека). А в конце месяца Император участвовал в испытаниях огнемета Тилли-Госко. Об этом факте имеется отметка в его Дневнике.

В структуре Действующей армии появляются команды тяжелых огнеметов, выдаваемые армиям (вначале их было по числу армий — 13) и фронтам. Но вскоре — уже к концу 1916 г. — появились и специальные огнеметные команды, интегрированные в тактическое (полковое) звено армейской структуры. Как и полковые пулеметные команды, они становились важным инструментом огневой борьбы в ходе позиционных боевых действий. Полковая огнеметная команда была вооружена 12-ю переносными ранцевыми огнеметами и 4-мя 37-мм траншейными пушками.

Приказ от 11.09.1916 г. предписывал сформировать огнеметные команды в 12 гвардейских, 16 гренадерских и 208 первоочередных пехотных полках. Таким образом, должны были появиться 236 огнеметных подразделений, и решение Главкома Николая II было для этого процесса ключевым.

Всего за время войны в России было выпущено более 10500 огнеметов, и 10000 из них — легкие ранцевые, которыми вооружались огнеметные команды гвардейских гренадерских и пехотных полков. Русские войска шли в ногу со временем.

Военно-организаторская функция проявилась и в том, что одним из первых шагов Николая II как Верховного Главнокомандующего стало принятие решительных мер по восстановлению пошатнувшейся в условиях 3-месячного отступления дисциплины русской армии.

5-го сентября 1915-го года генерал М.В. Алексеев довел до сведения всех командующих фронтами: «Государь Император повелел мне сообщить вам, что до Его Величества доходят многочисленные жалобы от разных слоев населения театра войны на чинимые войсками и особенно отдельными воинскими чинами обиды и угнетения населению: нередки грабежи, особенно часты поджоги, совершенно не вызванные требованием военной обстановки. Его Величество повелевает не останавливаться ни перед какими мерами для водворения строгой дисциплины в войсках и перед суровыми наказаниями в отношении отлучившихся от своих частей чинов и в отношении грабителей, мародеров и поджигателей»^[184].

В свой Дневник Император сухо заносил лишь основные вехи прожитого дня, почти никогда не касался политических и государственных тем. Очень редко давал оценки людей и событий. Дневник Николая — лишь конспект, ориентиры осуществленных в течение рабочего дня действий. Но за сухими записями скрывается огромный многочасовой труд.

Ежедневные доклады, многочасовые совещания, смотры войск, назначения и, кроме того, вся внутренняя и внешняя политическая жизнь огромной империи — вот график работы последнего российского Императора — Верховного Главнокомандующего русской армией.

В.И. Гурко следующим образом характеризовал напряженность рабочего дня Государя: «Рабочий день императора начинался в десять часов утра, не считая того времени, которое он проводил за делами у себя в кабинете. В этот час его величество переходил в соседнее здание, занятое его штабом, где начальник штаба Ставки генерал Алексеев в присутствии генерал-квартирмейстера докладывал ему, зачитывая ежедневные сводки о положении всех четырнадцати армий и четырех фронтов. Генерал-квартирмейстер на заранее размеченных крупномасштабных планах показывал позиции армий и положение населенных пунктов и географических объектов. Затем начальник штаба докладывал о распоряжениях, которые необходимо издать, и о приказах, присланных для утверждения. После окончания части доклада, занятой исключительно решением стратегических вопросов, генерал-квартирмейстер уходил, а начальник штаба докладывал обо всех прочих проблемах, имевших отношение к ходу военных операций. Сюда относились, например, важнейшие основополагающие вопросы, касавшиеся общего положения дел, а также вопросы внутренней и внешней политики, постольку, поскольку они могли влиять на развитие военных событий. Большая часть менее важных проблем, которые на практике требовали только формального одобрения верховной власти, отправлялась в резиденцию царя в письменном виде. Устные доклады продолжались почти до часа завтрака, который был установлен на половину первого. К завтраку приглашалось большинство высших военных чинов из числа находившихся на данный момент в Ставке по личным или служебным делам и желавших быть представленными императору. Приглашались также все высшие чины иностранных миссий….»^[185].

Соответственно, наиболее продуктивная первая половина дня отводилась военным вопросам и вторая половина — вопросам политическим и иным.

Очевидец работы Императора в Ставке в 1915-17 годах писал: «Государь внимательно следил за сведениями, полученными с фронта за истекшие сутки, и удивлял всех своей памятливостью и вниманием к делам»^[186].

В период назначения В.И. Гурко исполняющим обязанности Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего ему довелось беседовать с предыдущим Верховным Главнокомандующим Великим князем Николаем Николаевичем. «Во время нашей беседы, — вспоминает генерал Гурко, — Великий князь коснулся характера Императора и сказал мне, что мнение толпы не дает верного представления о нем как о человеке. Великий князь посоветовал быть с царем совершенно откровенным во всех вопросах и не скрывать от него реального положения дел из желания уберечь его от беспокойства»^[187].

Режим работы был напряженный.

Итогом военно-организаторской деятельности Императора было изменение как настроения войск, так и их оснащения и, соответственно, боевой обстановки. «Царь с нами и отступать он больше не приказал»^[188], - таково было мнение массы русской армии к концу кампании 1915-го года.

4) Военно-идеологическая функция.

Идеология — важнейший элемент морального состояния любой армии. Выстоять в преддверии Победы — вот главная задача, стоявшая перед Верховным Главнокомандующим Николаем Вторым и его армией. Большое значение в этом контексте имели рассмотренные выше поездки Императора в Действующую армию.

Но реализовывалась эта функция прежде всего путем военной пропаганды. Напоминание о славных победах русской армии прошлого и настоящего, указание на цели и задачи войны, поощрение словом и делом отличившихся военнослужащих и воинских частей и соединений поднимали боевой дух армии. Император особое внимание уделял сохранению воинских традиций, взаимоотношений в армии, близкому отношению солдата и офицера, призывал заботиться о сохранении человеческих жизней на фронте.

Так, в речи Государя 1-го октября 1914-го года (посвящена производству юнкеров в офицеры) в Царском селе были следующие слова:

«…Служите честно и преданно Родине и Мне так же, как служат ваши старые товарищи на радость Мне и на славу Моей могучей армии. Относитесь с уважением к вашим начальникам… Относитесь внимательно и строго отечески к подчиненным вам нижним чинам, сближаясь с ними возможно больше и вникая в их… нужды… Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести и храбрости, но Мне нужна ваша жизнь, так как напрасная убыль офицерского состава может повести к тяжелым последствиям. Я уверен, что, когда нужно будет, каждый и из вас охотно пожертвует своею жизнью, но решайтесь на это только лишь в случае исключительной необходимости, иначе прошу вас беречь себя. Благословляю вас и в вашем лице всех дорогих Моих детей, будущих офицеров Моей славной армии»^[189].

В словах, обращенных к солдатам и офицерам одного из корпусов 2-го октября 1915-го года очевидны гордость Императора за свои войска и благодарность за их доблестную службу: «Счастлив был увидеть доблестный корпус впервые после того, как я вступил в командование доблестными нашими армиями. Ценю вашу беззаветную, преданную и верную боевую службу Отечеству и мне и выражаю вам за нее самую глубокую сердечную благодарность. Спасибо Вам, мои молодцы»^[190].

В речи перед войсками 11-й армии 13-го октября того же года вновь прозвучали гордость за русскую армию и слова благодарности за ратный труд.

Главный лейтмотив речей Верховного Главнокомандующего перед войсками — вера в силы русской армии и признательность за геройскую службу на фронте.

26-го ноября 1915-го года в Ставке состоялся парад георгиевских кавалеров. Для участия в параде были командированы георгиевские кавалеры — по 1 офицеру и 2 нижних чина от каждого армейского корпуса, Балтийского и Черноморского флотов, кроме того, участвовал в мероприятии и Георгиевский батальон охраны Ставки. В речах Государь, помимо благодарности за отличную службу, акцентировал внимание на том обстоятельстве, что георгиевские кавалеры — образец для подражания всех остальных солдат и офицеров.

Разумеется, подобные мероприятия способствовали престижу фронтовой службы и поднимали моральный дух войск.

Телеграммы Государя также выполняли важнейшую мотивационную функцию. Так, в телеграмме на имя Главнокомандующего армиями Кавказского фронта от 3-го июля 1916-го года Император писал: «С радостью узнал о переходе в наступление и одержанных важных успехах моими кавказскими богатырями. Передай им мое горячее спасибо и мою уверенность в дальнейшей их молодецкой беззаветной службе»^[191]. В это время войска Кавказской армии в ходе Эрзинджанской операции (18 мая — 20 июля) захватили 17 тысяч пленных, во многих ротах турок осталось по 20–25 человек — и 3-я турецкая армия потеряла способность к дальнейшим активным действиям.

Манифесты Государя Императора как главы государства определяли мотивационные установки для народов России применительно к важнейшим военно-политическим событиям.

Так, манифест от 26 июля 1914 года (о войне с Германией) указывал на справедливость начинающейся европейской войны для России, вставшей на защиту подвергшейся агрессии Сербии. В документе указывалось, что Россия в одном ряду с союзниками исполнит свой долг, а борьба с германской агрессией — главной угрозой спокойствию Европы — дело правое.

Манифест от 20-го октября 1914 года (о войне с Турцией), отмечая факт вероломного нападения Турции на российское черноморское побережье, указывал, что борьба с новым противником — это противоборство со старым притеснителем христианской веры и славянства. Выражалась также надежда, что безрассудное вмешательство Турции в мировую войну откроет для России возможность разрешить вопрос Проливов (помимо геополитической и военной значимости этого стратегического региона, необходимо отметить, что в начале XX века 50 % всего транспорта России (и 90 % зерна) проходило через Проливы).

Манифест от 5-го октября 1915 года (о войне с Болгарией) выражал сожаление о вероломном предательстве со стороны этого славянского государства: «…Коварно подготавливаемая с самого начала войны и все же казавшаяся невозможностью измена Болгарии славянскому делу совершилась. Болгарские войска напали на истекающую кровью в борьбе с сильнейшим врагом верную союзницу нашу Сербию. Россия и союзные нам великие державы предостерегали правительство Фердинанда Кобургского от этого рокового шага»^[192]. Но вместе с тем, отмечая тяжесть предательства со стороны столь многим обязанной России Болгарии, документ указывал на германцев как на главных виновников заблуждения недавно еще братского государства.

Став Верховным главнокомандующим, Император развивал эти идеологические установки, к которым летом 1915 г. добавилась еще одна, и, наверное, самая важная — необходимость изгнания войск противника с территории Российской империи.

Знаковые приказы по армии и флоту — от 19-го июля 1915 года (в ознаменование годовщины начала войны), от 23-го августа 1915 года (о принятии Верховного командования), от 31-го декабря 1915 года (об итогах кампании 1915-го года), от 12 декабря 1916-го года (о незыблемости главных целей войны) — служат яркой иллюстрацией сказанному.

Так, главными мотивами приказа от 19-го июля 1915-го года^[193] были указание на доблесть русского солдата и благодарность за его подвиг.

Приказ от 23-го августа акцентировал внимание вооруженных сил на необходимости защиты Родины и отражал твердую уверенность в конечной победе. Наверное, бедой николаевской России было отсутствие дееспособного репрессивного и идеологического аппарата: в период тяжелой войны они были бы очень кстати. Фактически установки приказа от 23-го августа можно уместить в более поздней, но такой идеологически емкой и яркой фразе: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами».

Приказ от 31-го декабря 1915 года^[194], в котором представлены итоги тяжелой кампании 1915-го года, знаменателен тем, что вождь русской армии и флота совершенно справедливо дал понять: без конечной Победы нет достойного мира и надлежащего послевоенного развития страны. И, что немаловажно, выражалась уверенность в грядущей победе. Кроме того, этот приказ подчеркивает единение Государя со своей армией: «В недавние дни Я приветствовал некоторые полки на прославленных сентябрьскими боями полях Молодечно и Вилейки. Я сердцем чувствовал горячее стремление и готовность всех и каждого до конца исполнить свой святой долг защиты Родины».

Приказ от 12 декабря 1916-го года был вызван очередной попыткой военно-политического руководства германского блока осуществить зондаж в руководстве держав Антанты на предмет заключения мира.

Документ интересен тем, что называет причины, по которым Россия не может пойти на этот шаг. Это:

1) нахождение противника в пределах России и Франции;

2) определена сущность Германского блока как коварного и жестокого агрессора и нарушителя международного права;

3) только полная победа приведет к цели войны и в какой-то мере будет компенсацией за пролитую кровь и понесенные лишения.

В приказе указывалось на необходимость обладания Проливами (экономическая цель войны), создания свободной Польши и решение других политических задач. Наконец, вновь отмечались верность союзническому долгу и вера в скорую победу.

Указание на СКОРУЮ победу имело под собой надлежащую почву. Стоит отметить, что общего наступления Антанты 1917-го года боялись сами немцы. И враги, и союзники России отмечали, что еще никогда за войну (как зимой 1917-го года) русская армия не была так сильна в материальном плане. Именно ослабление и гибель Русского фронта в 1917-м году позволили германцам провоевать на Западе лишний год, перебрасывая дивизии и вывозя ресурсы с востока на запад.

Война 1914–1918 гг. — война коалиционная. Это похоже на сообщающиеся сосуды: поражение на Востоке влекло победу на Западе и наоборот. Ситуация изменилась, когда не стало Русского фронта. Этот факт отмечает исследователь военной статистики французский подполковник Лярше: «Начиная с октября 1917… [присутствует] «опорожнение» русского фронта в пользу западного…»^[195]. И он же отмечает, что «свобода действий германского высшего командования стала очень широкой только с началом русского краха в 1917 г., который освободил массу германских армий на русском фронте и позволил немецкому командованию сосредоточить в начале 1918 г. 4/5 всех своих сил на западе»^[196]. И «цифры… дают выводы, что русский фронт был тем фронтом, который притянул на себя и потребил большую часть австро-венгерских сил, намного больше, чем итальянский. Представляется даже весьма вероятным, что Двуединая монархия рухнула бы еще в 1917 г., если бы Россия продолжала в этом году борьбу с такой же энергией, как в 1916 г. Мировая война несомненно была бы сокращена на 1 год» ^[197].

Кампания 1916-го года продемонстрировала кризис резервов Германии. Французский генерал Бюа писал: «Конец 1916 года отмечает самый критический момент германской армии, который она никогда еще не переживала не считая окончательного ее кризиса 1918 года. Ее фронт был прорван союзниками в двух местах в июне (в Галиции) и в июле (на Сомме) что ей угрожало падением; в августе наконец Румыния объявляет войну в пользу Антанты и таким образом расстраивает всю оборонительную систему австро-германского укрепления»^[198].

На кризис резервов Германии в период битвы на Сомме и Брусиловского наступления обратил внимание германский военный историк X. Риттер: «К жестоким ударам молота на Сомме присоединилось генеральное наступление русских на фронте от Румынии до Восточного моря. Германия, вся израненная, истекала кровью. Наступил кризис, ставший вопросом жизни…. за отливом всех сколько-нибудь излишних отрядов и отрядиков в австрийскую армию, для первоначального германского фронта, на протяжении почти 1000 километров, в резерве оставалась одна единственная кавалерийская бригада. Наконец, в роли спасителей появились даже турки»^[199].

Это говорит о том, что: а) кризис резервов противника в кампании 1917-го года носил бы еще более острый характер, и соответственно б) при условии согласования усилий союзников нанесением скоординированных ударов был реальный шанс добиться победы над германским блоком в 1917-м году.

Генерал А.А. Брусилов тоже считал, что война могла окончиться в августе 1917-го года^[200].

Возвращаясь к тексту приказа, можно отметить следующее.

Из приказа следовало, что только военное поражение врага — гарантия стабильного послевоенного мира. В наши дни, имея перед глазами опыт Второй мировой войны, можно констатировать, что и здесь Император был абсолютно прав. Недаром А.В. Суворов любил говорить, что недорубленный лес опять вырастает.

Наконец, особый интерес представляет впервые сделанное от имени Императора заявление о создании после войны независимой Польши.

30-го июля 1915-го года в речи перед производимыми в офицеры гардемаринами Император подчеркнул, что как бы ни были тяжелы времена, Россия их переживет и останется великой, единой и неделимой. На георгиевском празднике 26-го ноября 1915-го года из уст Государя прозвучало: «Будьте твердо уверены, что, как я уже сказал в начале войны, я не заключу мира, пока последний враг не будет изгнан из нашей земли. Я заключу мир лишь в согласии с союзниками, с которыми мы связаны не только договором, но и узами истинной дружбы и кровного родства». А 20-го декабря того же года перед строем частей Западного фронта он вновь говорил о верности союзническому долгу и о том, что долгожданный мир не будет заключен, пока войска противника не будут отброшены с российской земли.

Посещение Государем фронта указывало на его особое внимание войскам Действующей армии. Проникнутые высоким патриотизмом, ясные и четкие приказы, несомненно, поднимали дух войск, способствуя успеху в боях. Осенние сражения 1915-го года действительно являлись переломными: бои на Серете, Виленская, Луцкая и Чарторийская операции имели важнейшее значение для всего Русского фронта.

5) Функция оперативно-стратегического руководства.

Сам Император не считал себя квалифицированным специалистом в данной сфере. У него были отличные начальник Штаба и аппарат Ставки. Тем не менее, ряд вопросов и в данной сфере оказался под непосредственным рассмотрением Императора Николая II.

С момента появления Государя в Ставке происходит изменение стратегии. Наиболее заметным было то, что вместо нанесения ударов в расходящихся направлениях осуществлялась реализация единого стратегического плана.

Русское оперативное планирование на 1915-й год включало в себя две крупные наступательные операции: в Восточной Пруссии (силами Северо-Западного фронта) и в Карпатах (силами Юго-Западного фронта), т. е. наступления проводились на флангах стратегического построения, да еще и по расходящимся направлениям. Столь рискованное оперативное творчество было обусловлено следующими обстоятельствами. С одной стороны, способностью Ставки Верховного главнокомандующего координировать и направлять действия фронтов. С другой стороны, — чрезвычайно широкими оперативными полномочиями самих руководителей фронтов. Так, «Положение о полевом управлении войсками в военное время» устанавливало, что Главнокомандующий армиями фронта лишь руководствуется указаниями Верховного главнокомандующего, направляя «усилия подчиненных ему армий… к достижению поставленной цели, всеми способами, кои он признает нужными»^[201].

Начиная с кампании 1916-го года невозможно было представить, чтобы каждый из командующих фронтом реализовывал собственный замысел, лишь в общих чертах согласованный со Ставкой. Ставка начала именно управлять действиями фронтов. Статус Государя Императора — Верховного главнокомандующего устранил все недоразумения и недоговоренности в сфере субординации.

Интересен вопрос о том, какими качествами должен обладать верховный военный руководитель 20-го века. Должен ли он быть непоседлив, мобилен и энергичен или вдумчив, рассудителен, малоподвержен сиюминутным впечатлениям, обладать выдержкой.

В условиях войн 20-го века, характеризующихся быстрым изменением обстановки, значительным влиянием на психику полководца, часто попадающего в стрессовые ситуации, более востребованными оказались командующие второго типа. Такой военный руководитель в условиях тяжелой боевой обстановки должен вдохнуть уверенность в подчиненных и, не поддаваясь паническим настроениям, уверенно повести их к победе. Именно таким образом вели себя Ж. Жоффр (после тяжелейших неудач Приграничного сражения 1914-го года), П. Гинденбург (после поражения 8-й германской армии на первом этапе Восточно-Прусской операции) и Николай II (после катастрофических неудач лета 1915-го года). Но, учитывая масштаб и тяжесть обстановки, а также размер ответственности, русского Государя можно в этом смысле поставить на первое место. Отступление было остановлено, более того — русская армия начала проводить успешные наступательные операции.

Оперативная обстановка к моменту принятия Государем верховного командования была тяжелой. В Прибалтике к началу сентября 1915-го года смелым и широко задуманным Свенцянским прорывом германцы хотели достигнуть решительной цели: окружить русские армии, прижать их к лесисто-болотистой полосе между линией Лида-Молодечно и р. Неман, прервать железнодорожные пути на Полоцк и Минск, и, поставив русские войска в критическое положение, нанести им поражение. 3-го сентября пал г. Вильно, и германская конная группа, прорвав русские порядки, вышла в тыл 10-й армии Западного фронта.

Но последняя маневренная операция на Восточном фронте своих целей не достигла: прорвавшиеся германцы были частью оттеснены в нарочские болота, частью уничтожены. На последнем этапе Виленского сражения (10–18 сентября) наступление 10-й германской армии было отбито. Немцы начали отходить, причем отступление их носило беспорядочный характер и сопровождалось потерей пленных и утратой военного имущества. Э. Фалькенгайн писал: «Русские армии 10-я, 2-я и 1-я атакуют всеми силами 10-ю армию и правое крыло Неманской, имея задачей прорваться до дороге Двинск-Вильна…»^[202]. Активные операции у Сморгони и Двинска заставили германское командование лавировать в возможностях переброски войск с одних участков Восточного фронта на другие, при необходимости осуществлять переброски во Францию и на Балканы.

Роль Государя проявилась на наиболее ответственном и тяжелом этапе Виленской операции. Так, он провел ряд совещаний с высшим командным составом Действующей армии. Показательно, что Император требовал от генералов решимости, стойкости, широкого применения оперативного маневра. М.К. Лемке в своих воспоминаниях приводил интересные слова Николая II в телеграмме командующего 1-й армией генерала от кавалерии А.И. Литвинова от 8-го сентября 1915-го года: «При докладе общего положения дел и событий на фронтах армии государь император обратил внимание, что мы вообще утратили постепенно способность к свободному маневрированию, стали признавать возможность боя лишь плечом к плечу длинными растянутыми линиями. Опасаемся до болезненности прорыва и охвата и потому прорыв роты или батальона считаем законным предлогом для отступления корпуса. Его величество ожидает от всех начальников действий смелых, решительных и предприимчивых, проникнутых в то же время пониманием общей обстановки и согласованных с нею. Главнокомандующий приказал потребовать от всех начальников точного исполнения повеления государя императора^[203]».

Понимание сути оперативного маневра и стремление к нему — одно из важнейших качеств военачальника. Более того, Император требовал маневра силами обоих фронтов-участников Виленской операции — Северного и Западного. Так, командующий Северным фронтом генерал от инфантерии Н.В. Рузский телеграфировал своим командармам П.А. Плеве (5-я армия) и В.Н. Горбатовскому (12-я армия) 4-го сентября 1915-го года: «Государь Император повелел указать, что успех в настоящем положении дела может быть достигнут только энергичными и быстрыми ударами возможно большими силами Северного и Западного фронтов от Двинска и Неменчина совместно с наступлением II армии, сосредотачиваемой в районе Ошмяны-Молодечно»^[204].

Координация действий фронтов, сосредоточение максимальных сил на направлении главного удара, энергичное маневрирование — вот суть оперативных указаний нового Верховного Главнокомандующего.

Особое внимание при проведении Виленской операции уделялось Государем разведке во всех ее разновидностях. Телеграмма командующего 2-й армией генерала от инфантерии В.В. Смирнова своим корпусным командирам от 6-го сентября 1915-го года содержит следующие строки: «Государь Император повелел: 1) Развить шире разведку как войсковую, так и агентурную, особенно через местное население и чинов полиции, для выяснения сил противника в районе озер Свирь и Нарочь, Поставы и положения дел у Глубокое, 2) возможно скорее сменить конный корпус генерала Орановского пехотными частями, возложив на него разведку…»^[205].

Многие историки считают, что за фразой «Государь Император повелел» скрывается исключительно оперативная деятельность Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего М.В. Алексеева. О том, что это не так, и роль Императора проявлялась непосредственно, говорит следующий документ: «Разделяю соображения генерала Эверта о сборе частей гвардии в районе Вилейка-Молодечно. Николай»^[206]. Эта телеграмма, адресованная именно генералу Алексееву, говорит о руководящей и координирующей роли Государя, о том что он контактировал с руководством фронтов, вникал в оперативную обстановку и давал указания. Один из сотрудников Штаба Верховного Главнокомандующего, характеризуя М.В. Алексеева, отмечал, что он мог быть лишь техническим исполнителем воли Главкома, а на первые роли не годился: «Ставка… хорошо понимала, что генерал Алексеев верховным главнокомандующим ни по своему характеру, ни по своим способностям, ни по системе своего труда, при котором он стремился одинаково внимательно разрешить и крупные и мелкие вопросы, быть не может»^[207].

Спокойное и взвешенное руководство со стороны с Ставки и Императора лично принесло свои плоды — Пиленская операция заканчивалась в пользу русских войск.

Особое значение Государем придавалось борьбе с инерцией отступления, упадком и восстановлением боевого духа. Совершенно справедливыми представляются в этой связи слова генералов Д.Н. Дубенского и А.И. Спиридовича. Д.Н. Дубенский отмечал: «Этот крупный боевой эпизод великой войны, известный под названием Вильно-Молодечненской операции, является первым ответственным делом, совершенным, от начала до конца под личным водительством Верховного Главнокомандующего Государя Императора. Важность этой операции приобретает тем больше значение, что она положила предел дальнейшему продвижению германской армии в наши владения»^[208]. А.И. Спиридович писал: «Новое командование (Государь и Алексеев) с честью вышло из того критического положения… Смелый маневр германцев был побит искусным контрманевром русского Главного командования и доблестью русских войск и их начальников… Военный, историк расскажет когда-нибудь беспристрастно, как часто многое в той операции, казавшееся почти, невозможным, выполнялось блестяще только благодаря магическим словам: «По повелению Государя Императора», «Государь Император указал», «Государь Император приказал»… Беспристрастный военный историк должен будет указать на то, сколь большую роль играл в успехе той операции лично Государь Император, помогая генералу Алексееву своим спокойствием, а когда нужно было, твердым и властным словом. Еще столь недавно растерянный (в роли Главнокомандующего Северо-Западным фронтом), генерал Алексеев, как бы переродился, нашел себя, овладел своим умом и талантом. Таково было влияние на него спокойного и вдумчивого Государя. Это счастливое сочетание столь разных по характеру людей, как Государь и Алексеев, спасло в те дни русскую армию от катастрофы, а Родину от позора и, гибели»^[209].

П.К. Кондзеровский следующим образом характеризовал роль Государя в Виленской операции: «Дело было в первых числах сентября 1915 года. Вести со всех фронтов поступали все неутешительные… я пришел к начальнику штаба, дабы выяснить события на фронте. Генерал Алексеев сидел в своем кабинете за огромным столом, окруженный картами, бумагами. Вид у него был расстроенный, тревожный. На мой вопрос, в каком состоянии находится наши армии за эти дни и справедлива ли тревога охватившая Ставку, Михаил Васильевич схватил себя за голову и голосом полного отчаянья ответил: «Какие у нас армии? Войска наши погибли на полях Галиции и Польши. Все лучшее перебито. У нас в полках остались теперь сотни, а в ротах десятки людей. У нас иногда нет патронов, снарядов… Я не знаю, что мы будем делать, как сдержать напор и где остановимся. Я нахожу, что наше положение никогда не было так плохо. Вот я сейчас все это доложу Его Величеству». Видимо, человек находился в полном ужасе от событий и не владел собою. Я ушел от Алексеева смущенный и с большой тревогой в душе.

В половине первого в тот же день я снова увидел генерала Алексеева на Высочайшем завтраке. Он совершенно переменился, смотрел бодро, говорил оживленно и пропала та тревога, которую я видел несколько часов назад. Я задал ему вопрос, что вероятно с фронта получены лучшие вести, и он стал бодрее смотреть на будущее.

«Нет, известий новых не получено, но после доклада Его Величеству о положении на фронте, я получил от Государя определенные указания. Он повелел дать телеграмму по всему фронту, что теперь ни шагу назад. Надо задержаться и укрепиться. А прорыв Вильно-Молодечно приказано ликвидировать войсками генерала Эверта. Я теперь уже привожу в исполнение приказ Государя и, Бог даст, справимся».

Передо мной стоял другой человек. Вместо нервного, растерявшегося генерала Алексеева находился спокойный, уверенный начальник штаба Верховного, приводящей в исполнение воли Главнокомандующего, Русского Императора.

Результат этого распоряжения Государя был, как известно, громаден. Военная история оценит блестящие наши контратаки у Молодечно-Вильно и все последующие события. Только после этой удачной сентябрьской операции мы получили возможность не опасаясь дальнейшего наступления вражеских сил, готовиться к новой борьбе»^[210].

Изменилась ситуация и на Юго-Западном фронте.

25-го августа 11-я армия перешла в наступление на Серете, нанеся поражение Южной германской армии и взяв в ходе 5-дневных боев около 36-ти тысяч пленных. Всего же с 17-го по 30-е августа было захвачено свыше 40 тысяч пленных, 70 орудий и 165 пулеметов^[211].

10-го сентября войска 8-й армии временно взяли г. Луцк. В ходе Луцкой операции только 4-я «Железная» стрелковая дивизия взяла в плен до 10-ти тысяч солдат и офицеров противника. 5-го октября был взят г. Чарторийск. Одним из результатов операции у Чарторийска стал разгром 1-й пехотной дивизии немцев (захвачено 8,5 тысяч пленных, не считая раненых, в том числе почти целиком полк кронпринца германского и гаубичная батарея), захват 30-ти орудий и большого количества пулеметов.

Операция на Серете, Луцкая и Чарторийская операции имели важнейшее значение для всего Юго-Западного фронта.

Издатели Энциклопедического Словаря Русского Библиографического Института Гранат дали такую характеристику этой операции: «14–22 сентября, в районе Луцка, русская 8-я армия… произвела крайне удачную контратаку. 4-я австрийская армия… была разбита наголову. Австрийцы не только не смогли отправить на Сербский фронт 6-й и 17-й корпуса, как у них было условлено с германским командованием, но были вынуждены обратиться с просьбой о германской помощи. Группе Герока, двинутой во фланг русским из Полесья и составленной, главным образом, из 24-го германского резервного корпуса, удалось… остановить наступление Брусилова. Бои здесь затянулись до 23 октября. Наша контратака дала нам до 70 тыс. пленных»^[212]. Сами немцы оценивали потери германских дивизий армейской группы Э. Бем-Эрмоли и Южной германской армии с 8-го по 18-е октября почти в 10 тысяч человек^[213].

Австрийский генерал Э. Кабиш писал о боях августа-октября, успешных для русских, как о событии, стабилизировавшем Русский фронт в Галиции^[214]. А авторы британской «История Великой войны» считали «бои августа — сентября на линии р. Стрыпа точкой обратного отсчета — чертой, остановившей австро-германское наступление. Трехдневные бои, давшие 33000 пленных»^[215] австрийцев и германцев качнули маятник войны на Русском фронте в пользу Антанты, противник переходит к обороне.

Роль Государя в кампании 1915-го года трудно переоценить.

Русская армия была сохранена и восстановлена (противник в полной мере почувствовал это в следующем году), прекратилось отступление и начались активные действия. Президент Франции Р. Пуанкаре писал в телеграмме Императору: «Вся Франция восхищена не только храбростью и упорством, проявляемыми все время армией вашего величества, но и тем искусным маневрированием, которое позволило войскам… выйти из неприятельского кольца»^[216].

Русские планы кампании 1916-го года во многом обуславливались общесоюзным планом, выработанным в конце 1915 года на конференции в Шантильи. Важное значение имело совещание в Ставке 11-го февраля 1916-го года. Очевидец так описывал его постановку: «За длинным столом, стоявшим посреди комнаты, разместились; с одной стороны Государь, имея вправо от себя главнокомандующего Северным фронтом генерал-адъютанта Куропаткина, только что сдавшего командование этим фронтом генерала Плеве и начальника штаба фронта генерала Бонч-Бруевича, и влево — главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерал-адъютанта Иванова и начальника штаба фронта генерала Клембовского. С другой стороны стола напротив Государя сел генерал Алексеев, имея вправо от себя главнокомандующего Западным фронтом генерал-адъютанта Эверта и начальника штаба фронта генерала Квецинского и влево — меня, вице-адмирала Русина и генерал-квартирмейстера генерала Пустовойтенко.

Заседание началось с доклада генерала Алексеева… Верховный главнокомандующий, слушавший изложение своего начальника штаба, поглядывая на всех и следя карандашом по разложенной перед ним карте, только приподнял голову и, молча, с полуулыбкой, обвел всех глазами, как бы приглашая высказаться»^[217].

Уже после совещания Николай писал супруге: «…Я остался вполне доволен результатами нашего долгого совещания. Они много спорили между собой. Я просил их всех высказаться, потому что в таких важных вопросах правда имеет исключительное значение. Я предпочитаю не писать на эту тему, но все тебе расскажу при свидании…»^[218].

В этом вся философия Николая II — предоставить возможность генералитету проявить инициативу, а по результатам обсуждения вынести взвешенное решение. Только так можно принимать важнейшие решения.

На Совещании был принят принципиальный план нанесения главного удара в летней кампании 1916 года — левым флангом Северного и правым флангом Западного фронтов.

Общие сроки согласованного наступления на Французском и Русском фронтах планировались на конец весны — начало лета, но зимнее германское наступление под Верденом внесло в эти замыслы значительные коррективы — русской армии опять пришлось спасать своего союзника. Неожиданность этой ситуации для противника усугубилась тем, что после ударов 1915 года германское верховное командование считало Россию парализованной, а русскую армию неспособной произвести серьезные сдвиги в оперативной обстановке.

Совещание в Ставке 1-го апреля 1916 года имело историческое значение. Посвященное подготовке предстоящего наступления и проводимое под председательством Государя, оно привело к выработке следующих важнейших решений: 1) Главный удар наносят армии Западного фронта при содействии войск Северного и Юго-Западного фронтов; 2) подготовку к операции закончить к концу мая с возможностью начать и в более ранние сроки. Император особо акцентировал внимание на сохранении военной тайны принятых решений и на энергичном образе действий русских войск^[219].

Открывая совещание, Государь сообщил, что главный вопрос, который надлежит обсудить — план предстоящих военных действий летней кампании.

Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего генерал М.В. Алексеев доложил, что летом намечено общее наступление. Его общие контуры следующие. Западный фронт, которому будет передан общий резерв и тяжелая артиллерия, находящиеся в распоряжении Ставки, нанесет главный удар и направлении на Вильно. Северный фронт начнет наступление с северо-востока также на Вильно, содействуя Западному фронту. Он также получит часть тяжелой артиллерии и часть резерва.

Юго-Западный фронт должен держаться сначала оборонительно, он перейдет в наступление лишь тогда, когда обозначится успех двух первых фронтов. Главнокомандующий армиями Северного фронта А.Н. Куропаткин заявил, что, при сильно укрепленных немецких позициях надеяться на прорыв фронта трудно, на успех надеяться трудно, и что мы понесем крупные потери, особенно при недостатке снарядов тяжелой артиллерии.

Алексеев возразил Куропаткину, но заявил, что тяжелых снарядов у нас пока еще недостаточно. Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал А.Е. Эверт присоединился к мнению А.Н. Куропаткина и заявил, что пока тяжелая артиллерия не будет снабжена в изобилии снарядами, лучше держаться оборонительно.

Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал А.А. Брусилов не согласился с мнениями коллег: он стоял за общее наступление всех фронтов, считая, что его фронт должен наступать одновременно с другими. Фактически он просил разрешения на наступление. Такое мнение не могло не нравиться Государю, который его поддержал. По итогам совещания Брусилову было дано добро на активные действия в контексте общего плана.

Алексеев заявил, что он предупреждает Брусилова о невозможности дополнительного усиления и снабжения его армий. Брусилов отвечал, что он на это и не рассчитывает. Куропаткин и Эверт также были вынуждены заявить, что и их армии могут наступать, но только ручаться за успех они не могут.

Все три фронта к середине мая должны были быть готовы к наступлению — таково главное решение Совета.

Верховный главнокомандующий традиционно не стеснял своих генералов царским мнением, позволяя им свободно высказываться. Он, как Верховный Главнокомандующий, санкционировал окончательно выводы, делавшиеся его Начальником Штаба.

Но заслугой Ставки, в целом, и ее руководителя, в частности, была трансформация плана наступления: теперь это было общее наступление всех трех европейских фронтов Действующей армии. Это позволяло лучше реализовать свободу маневра применительно к вопросу о переносе, в случае необходимости, тяжести главного удара.

А учитывая и тот факт, что недавнее (март 1916 г.) выдвижение генерала Брусилова на должность главкома Юго-Западного фронта — инициатива Императора, то очевидна роль последнего в достижении одной из самых блестящих побед в истории русского оружия.

Позиция Николая II по поводу общего наступления фронтов осталась неизменной, когда к нему после совещания подошел бывший главком Юго-Западного фронта генерал от артиллерии Н.И. Иванов, умоляя отменить наступление войск его бывшего фронта из-за их переутомления.

Пораженческая позиция руководителей Северного и особенно Западного фронтов должна была насторожить Императора уже во время Совещания.

В ситуации, когда А.Е. Эверт четырежды переносил срок наступления своего фронта, а затем нанес удар не на Вильно, а на Барановичи, следовало изменить задачи фронтов. Директива Ставки от 26 июня вменила нанесение главного удара в обязанность Юго-Западному фронту в новом направлении — Ковельском — с перспективой последующего наступления на Брест-Пружаны. Теперь в распоряжение А.А. Брусилова передавался стратегический резерв Ставки — Гвардейский отряд (3 корпуса) и 4-й Сибирский армейский корпус, а 3-й армейский корпус, который перебрасывался с Северного фронта. Но было уже поздно. Противник (теперь это прежде всего немцы) постепенно локализовал Брусиловский прорыв.

При отсутствии активности Западного и Северного фронтов, немцы получили полную возможность перебрасывать войска против Юго-Западного фронта. Как отмечал А.С. Лукомский: «Германцы, обладая несравненно более мощными железными дорогами, сумели гораздо скорее нас подвезти свои корпуса к угрожаемым пунктам на нашем Юго-Западном фронте и к концу июля захватили инициативу в свои руки; уже нам пришлось, не думая о нанесении сильного удара противнику, парировать его удары, которые он начал наносить в различных местах. Войска Юго-Западного фронта, начав наступление с громадным успехом и не поддержанные своевременно, что называется, выдохлись, потеряли порыв вперед и постепенно стали окапываться и переходить к занятию новых укрепленных позиций»^[220].

В период затухания наступательной операции Юго-Западного фронта Императору принадлежала стратегически грамотная мысль о переносе наступления на Буковину и лесистые Карпаты. Государь неоднократно упоминал об этом обстоятельстве.

Именно Верховный Главнокомандующий воспротивился продолжению ковельской бойни в сентябре 1916-го года, считая, что продолжение наступления под Ковелем «обещает нам наименьший успех при громадных потерях»^[221].

После неудачного вступления в войну Румынии России пришлось спасать своего нового союзника. Уже в ходе наступления Юго-Западного фронта 1916 года целая армия (9-я) была вынуждена обслуживать интересы нового направления. Общая ситуация, сложившаяся в противостоянии Румынии странам германского блока, настоятельно требовала поддержки русских войск. Терпя поражения, румыны к середине ноября 1916-го года были вынуждены отступать. С осени командарм П.А. Лечицкий, которому была предоставлена значительная оперативная свобода, вел весьма успешные боевые действия.

24-го ноября 1916-го года был образован Румынский фронт (румынская и русские 4-я и Дунайская армии). Именно деятельность русской армии позволила реанимировать Румынский фронт, спасти союзную армию, оттянуть значительные силы германского блока (совместные силы четырех держав — Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии). К началу 1917-го года неприятель должен был снять с других фронтов и перебросить на Румынский 31 пехотную дивизию (из них 10 немецких, 14 австрийских, 3 турецкие и 4 болгарские) и 7 кавалерийских дивизий (2 немецкие и 5 австрийских).

Итоги помощи России союзнику выражены в констатации Э. Людендорфом следующего факта: «Румыния не была еще разбита»^[222]. Бои в Румынии повлияли на Французский фронт — операция под Игрденом германцами была окончательно свернута. Именно русская армия «реанимировала» румынское сопротивление, придала ему импульс, сцементировала своими частями фронт, именовавшийся теперь русско-румынским.

Противник был вынужден признать, что Румынии «Русские армии обеспечивали… сильную поддержку, как войсками, так и соответствующей организацией операций»^[223]. И в этом — очередная заслуга Государя перед союзниками, и, прежде всего, французами, ратовавшими за открытие данного фронта.

Ставка прекрасно понимала, что создание Румынского фронта повлечет значительный расход ресурсов. Так, в ходе беседы с назначаемым на должность главкома Черноморского флота А.В. Колчаком Государь сообщил, что вступление Румынии в войну ухудшит стратегическую обстановку — Румыния к войне не готова, ее придется поддерживать, удлинится фронт, и на плечи русской армии ляжет новая нагрузка. Но специфика коалиционной войны требовала вовлечения в войну новых держав и создания новых фронтов — руководство России это прекрасно понимало.

Союзники в кампании 1917-го года в этой связи в значительной мере рассчитывали на русскую стратегию. Разработанный временно исполняющим обязанности начальника Штаба Верховного Главнокомандующего В.И. Гурко совместно с А.С. Лукомским план предусматривал перенос стратегического решения на Румынский фронт и Балканы. На Северном, Западном и Юго-Западном фронтах Ставка отказывалась от масштабных операций. Николай Второй поддержал план: «Вопрос был решен заключительными словами Верховного Главнокомандующего, который высказался за продолжение наших действий в Румынии»^[224]. Но из руководителей фронтов с планом Гурко-Лукомского согласился лишь один А.А. Брусилов. Главнокомандующие войсками Северного и Западного фронтов категорически воспротивились балканскому направлению, считая, что «наш главный враг не Болгария, а Германия». Они не понимали специфики коалиционной войны. Генерал В.И. Гурко находился в Ставке временно и не мог настоять на принятии своего плана. Государь же в лучших традициях старых военных советов не хотел давить на генералитет. Ведь в условиях российской действительности позиция первого лица в государстве (а она также может быть ошибочной) значительно влияла на окружающих, и Государь, дабы не стеснять присутствующих, часто не высказывал своего мнения. В итоге, принятый план был компромиссом.

Необходимо отметить, что позиция Николая II повлияла на судьбу трех народов — сербов, армян и итальянцев.

Теснимые с севера превосходящими силами австро-германцев, атакованные на востоке болгарами, сербы в октябре 1915-го года попали в безвыходное положение. Наследник сербского престола двумя телеграммами от 3-го октября через сербского военного агента в Ставке, просил помощи. Николай Второй был серьезно озабочен положением сербской армии. По свидетельству посла Франции М. Палеолога: «Его величество очень огорчен поражением сербской армии; он беспрестанно спрашивает известий об агонии этой несчастной армии»^[225].

Доклад М.В. Алексеева был утвержден Государем. План предусматривал сосредоточение особой армии (7-й) на волочиском направлении, специально предназначенной переходом в наступление в Галиции оттянуть на себя силы противника с Балканского фронта.

В декабре 1915 — январе 1916 гг. южные армии Юго-Западного фронта (7-я и 9-я) провели наступательную операцию на р. Стрыпа. Операция на Стрыпе знаменательна тем, что проиллюстрировала попытку единственного из союзников по Антанте помочь сербской армии.

107-я германская пехотная дивизия была переброшена из Сербии на Русский фронт. В период тяжелейшего отступления сербской армии и значительной массы мирного населения Россия в очередной раз продемонстрировала, что является самым верным другом и союзником сербского народа.

Когда в апреле 1915 г. турки начали осуществлять геноцид армянского народа, уничтожая армянское население турецкой Армении, по личному распоряжению Николая II был предпринят ряд мер для спасения армян. Была начата Ванская наступательная операция Кавказской армии, обеспечен прием беженцев и материальное обеспечение последних.

В итоге, из 1.651.000 турецких армян было спасено 375.000 человек или 23 %^[226].

Сохранились рассказы очевидцев «о душераздирающих, разыгравшихся при этом сценах, о незабываемых проявлениях безмерной радости и слезах благодарности со стороны страдальцев, падавших на русскую землю и неистово ее целовавших, о русских солдатах-бородачах, стыдливо прятавших увлажненные слезой глаза и кормивших из своих котелков изголодавшихся армянских детей, о матерях, целовавших сапоги русских казаков, бравших в седло по одному, по два армянских ребенка и спешно увозивших их подальше от этого ада, о рыдавших от счастья стариках, обнимавших русских солдат, об армянских священниках, с крестом в руках возносивших молитвы, крестивших и благословлявших коленопреклоненную толпу.

У самой границы, прямо под открытым небом, было расставлено множество столов, за которыми русские чиновники принимали армянских беженцев без всяких формальностей, вручая по царскому рублю на каждого члена семьи и особый документ, дававший им право в течение года беспрепятственно устраиваться по всей Российской Империи, пользуясь бесплатно всеми видами транспорта. Здесь же было налажено кормление голодных людей из полевых кухонь и раздача одежды нуждающимся. Русские врачи и сестры милосердия раздавали лекарства и оказывали неотложную помощь больным, раненым и беременным»^[227].

Италия также была выручена ускоренным переходом в наступление войск Юго-Западного фронта в 1916-м году. Представители военно-политического руководства Италии многократно обращались в Ставку с просьбой о помощи. Итальянская армия оказалась в катастрофическом положении^[228]. Посол Франции в России М. Палеолог записал в своем дневнике 27 мая (нового стиля) 1916-го года: «Король Виктор Эммануил телеграфировал императору прося его ускорить общее наступление русской армии для облегчения итальянского фронта. Посол Карлотти изо всех сил хлопочет о том же»^[229].

В ответ на доклад генерала В.М. Алексеева Государь (а он в этот момент находился в поездке по югу России) ответил: «Даю вам полномочие начать Юго-Западным фронтом артиллерийскую подготовку к атаке 19 мая, если ход событий на итальянском Фронте потребует этого, также вести подготовку на Западном и Северном, фронтах и назначить от обоих по одному корпусу в мое распоряжение. Николай»^[230]. Приведенный документ демонстрирует не только руководящую роль Государя и тот факт, что М.В. Алексеев был, прежде всего, техническим исполнителем, но и то значение, которое Император придавал взаимодействию фронтов и наличию необходимых резервов.

Наступление было немного сдвинуто, и началось 22-го мая, ознаменовав не только начало одной из самых блестящих операций русских войск, но и фактическое спасение итальянской армии.

Итак, в сфере стратегического и оперативного руководства русской Действующей армией для Николая Второго характерны: общее руководство, заботы о координации усилий и взаимодействии оперативных объединений на Русском фронте.

В этом выразилась, если так можно выразиться, его руководящая и направляющая роль как Верховного Главнокомандующего. Но в необходимых случаях Государь вмешивался и в непосредственное осуществление боевых операций, проводя совещания, формулируя свое видение обстановки и давая указания высшему командному составу. В условиях России даже рекомендации носителя высшей власти в государстве воспринимались как руководство к действию. Соответственно, Император мог и оказывал непосредственное влияние на ход боевых действий на Русском фронте.

Один из аспектов стратегического руководства военными действиями — военно-политический, выражался прежде всего в регулярном общении с союзниками.

Так, в ответе на телеграмму президента Франции Р. Пуанкаре по случаю 20-й годовщины восшествия Государя на престол (23-го октября 1914-го года) Император в очередной раз подтвердил неизменность единения с союзниками ради достижения общей победы ради процветания Европы^[231].

В телеграмме английскому королю по поводу второй годовщины вступления Англии в войну Император вновь подтверждал единение с союзниками, необходимость полной победы и выражал надежду, что жертвы России не будут тщетными^[232].

20-го декабря 1915-го года Государь обратился к войскам Западного фронта с речью, в которой были следующие знаменательные слова: «Я сказал в начале войны, что я не заключу мира, пока мы не выгоним последнего неприятельского воина из пределов наших и не заключу его иначе, как в полном согласии с нашими союзниками, с которыми мы связаны не бумажными договорами, а истинной дружбой и кровью»^[233].

Британский военный агент в своем дневнике так передает впечатление от реакции Государя на очередное предложение германского императора о сепаратном мире в ноябре 1915-го года: «Министр императорского двора и уделов граф Фредерике… сказал, что получил сообщение от графа Эйленбургского, гофмейстера прусского двора (пост, аналогичный тому, который занимал Фредерике в России), о том, что кайзер настойчиво ищет средство вернуть дружбу русского Императора — дескать, как прискорбно, что они вынуждены воевать, и т. п., - пытаясь фактически склонить Россию к соглашению с Германией. Это сообщение, сказал Фредерике, было положено на стол Государю; по прочтении Император разрешил бросить письмо в огонь и обещал, что туда же полетят и другие подобные письма. «Это мой ответ кайзеру», — сказал Его Величество»^[234].

Заслуги Государя Императора Николая Второго как военного деятеля России были высоко оценены союзниками. Так, он стал фельдмаршалом британской армии (в английской печати подчеркивалось чувство гордости британского народа). 16-го февраля 1916-го года генералом сэром А. Пэджетом ему был вручен фельдмаршальский жезл. В своей речи британский генерал особо акцентировал внимание присутствующих на твердой решимости союзников победить общего врага.

6-го октября 1916-го года Император был награжден высокой наградой британской империи — орденом Бани 1-й степени За военные заслуги, а 22-го октября итальянской золотой медалью За военные заслуги. Итальянской медалью (фактически также 1-й степени), к этому моменту были пожалованы всего 10 человек и крепость Верден.

Эти награждения отражали различные стороны успехов Николая на посту Верховного Главнокомандующего: жезл фельдмаршала — успехи армии, орден Бани — военно-морского флота, а итальянская золотая медаль — роль в деле спасения Италии посредством ускоренного начала знаменитого Наступления Юго-Западного фронта 1916-го года.

От контрнаступлений (Виленская, Чарторийская, Луцкая операции 1915-го г.) к коротким ударам на разных фронтах (операция на Стрыпе 1915 г., Нарочская операция 1916 г.) и далее к общему наступлению всех фронтов в рамках единого замысла кампании 1916-го года и общесоюзному наступлению 1917-го года — таков итог оперативно-стратегической деятельности Верховного командования за 1,5 года руководства Ставкой Государем.

Все рассмотренные нами функции военного руководителя реализовывались Николаем Вторым в должной степени. Император знал изнутри вооруженные силы, добросовестно и интенсивно реализовывал военно-представительскую функцию. Много было им сделано в деле обновления кадров высшего военного управления, в сфере перевооружения и снабжения армии, была проведена реформа гвардии. Военно-идеологическая функция реализовывалась путем издания приказов по армии и флоту, в телеграммах, в речах перед войсками. Здесь еще раз можно пожалеть об отсутствии в императорской России идеологического аппарата, способного донести импульсы верховной власти до толщи народа. Такой аппарат особенно необходим в эпоху длительных и тотальных войн. Наконец, значительные успехи наблюдались у Императора и в деле оперативно-стратегического руководства боевыми действиями.

Возможно, недостатком Императора Николая II как военного руководителя был излишне демократичный стиль управления, во многом проистекавший из таких его человеческих качеств как личная скромность и деликатность в общении с людьми. Вместе с тем глубокая вера Государя в силы России, конечную победу придавали уверенность и генералитету, стратегическая информированность и знание основ коалиционной войны означали видение им безусловности конечной победы.

Как справедливо отмечал С.С. Ольденбург: «Самым трудным и самым забытым подвигом Императора Николая II-го было то, что Он, при невероятно тяжелых условиях, довел Россию до порога победы: Его противники не дали ей переступить через этот порог»^[235].

Государь Император Николай II был именно тем военным руководителем высшего звена, который был востребован в условиях войны нового типа: спокойный, выдержанный и вдумчивый руководитель, обладающий настойчивостью в достижении цели, грамотно организующий работу военной машины и координирующий деятельность ее звеньев, способный подбирать квалифицированных исполнителей. Таков Верховный Главнокомандующий XX-го века. Тем более в Российской империи, где, исходя из ее законодательства, в должной мере функцию верховного руководства вооруженными силами мог исполнять только монарх.

И он бы привел Россию к конечной Победе, если бы не роковое стечение объективных и субъективных факторов, из-за которых, вынеся бремя войны в самые тяжелые годы, Россия лишилась лавров победителя. Лишили ее плодов заслуженной победы новые политики.

У. Черчилль писал: «Ни к одной стране рок не был так беспощаден, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда пристань была уже в виду. Он уже перенес бурю, когда наступило крушение. Все жертвы были уже принесены, работа была закончена. Отчаяние и измена одолели власть, когда задача была уже выполнена»^[236].

Материальные результаты будущей общей победы оказались для России безвозвратно утраченными. Остались лишь моральное удовлетворение и чувство исполненного долга.

Заключение

Маршал Франции и верховный руководитель войск Антанты на Западном фронте в 1918 г. Ф. Фош писал: «Если Франция не была стерта с карты Европы, то этим мы прежде всего обязаны России»^[237].

Аналогично мнение и представителя второго главного союзника России — Великобритании — У. Черчилля: «В начале войны Франция и Великобритания во многом рассчитывали на Россию. Да и на самом деле Россия сделала чрезвычайно много… Быстрая мобилизация русских армий и их стремительный натиск на Германию и Австрию были существенно необходимы для того, чтобы спасти Францию от уничтожения в первые же два месяца войны. Да и после этого… Россия оставалась верным и могущественным союзником… Победа Брусилова в 1916 г. оказала важную услугу Франции и особенно Италии; даже летом 1917 г., уже после падения царя, правительство Керенского все еще пыталось организовать наступление, чтобы помочь общему делу. Эта выдержка России была важнейшим фактором наших успехов вплоть до вступления в войну Соединенных Штатов…»^[238].

И это не случайно. Со дня объявления войны в 1914 г. и до декабря 1917 г. Русский фронт сыграл в общей борьбе Антанты весьма существенную роль. Русские армии, несмотря на свои потери и зачастую ограниченные возможности, постоянно вели активные операции, отвлекая на себя огромное количество войск противника, в частности, германских. Поэтому уже после первого сражения на Марне и в течение всего 1915 г. Германия была не в состоянии вести крупные наступательные операции на главном (как она его понимала) театре войны — во Франции, и, за исключением Верденской битвы 1916 г., придерживалась на этом ТВД пассивного образа действий.

Лишь после выхода России из войны Германия смогла предпринять второе (после 1914 г.) большое наступление во Франции с целью сокрушения Западного фронта (весеннее наступление 1918 г.). Однако возможности у стран германского блока уже были не те, ведь время необратимо сработало на Антанту. И в этом колоссальная заслуга России. Три с половиной года ее участия в войне, когда русские армии отвлекали на себя значительные австро-германо-турецкие силы, позволили Франции, Англии, а затем Италии развить военную промышленность, усилить свою техническую мощь и привлечь на свою сторону почти весь цивилизованный мир.

Несомненно, что только передышки, сначала — в 1915-м, а потом в 1916-м гг., предоставленные Франции и Англии активными действиями русских войск, дали этим странам возможность одержать победу в 1918 г., когда России, уже, к сожалению, не было вместе с ними.

Говоря о вкладе России в общую победу союзников, следует отметить следующие обстоятельства.

Первым важнейшим обстоятельством была огромная роль России в осуществлении коалиционной стратегии Антанты. В коалиционной стратегии даже поражение одного из союзников вызывает победу другого — и в этом смысле поражение может иметь иногда большее значение, чем победа. Германия одерживала победы, приведшие ее в конечном итоге к поражению. Россия зачастую терпела поражения, приведшие Антанту к победе в войне. Ярчайший пример — Восточно-Прусская операция Северо-Западного фронта 1914 г.: если бы русские войска ждали полной мобилизации и сосредоточения войск, и уже потом начали вторжение, то, вполне возможно, избежали бы поражения в такой тяжкой форме, но временной момент был бы упущен, Французский фронт разгромлен, а война Антантой проиграна.

Вообще, самые неудачные операции, проводимые русской армией прежде всего в интересах своих союзников и без ярко выраженных собственных целей, благотворно сказывались на положении всего блока (Восточно-Прусская операция 1914 г., операция на Стрыпе 1915 г., Нарочская операция 1916 г.). Соответственно, в течение всей войны Россия проводила боевые операции, призванные облегчить положение союзников, рискуя в случае неудачи моральным духом и материальными средствами своих войск, психологическим настроем общества. Такие операции при тяжких потерях России положительно отразились на положении наших союзников.

В то же время боевые операции, проводившиеся в целях собственно российских интересов и на важных для России направлениях, приводили к важнейшим стратегическим результатам и большому успеху (Галицийская битва, Карпатская операция, Брусиловский прорыв, Эрзерумская, Трапезундская, Эрзинджанская, Огнотская операции). Но даже Брусиловское наступление началось раньше срока (что негативно сказалось на подготовительных мероприятиях) по прямой просьбе итальянского союзника. Соответственно, и операции, проводившиеся в собственных интересах России, также способствовали победе всей коалиции, т. к. отвлекалось внимание противника, перемалывались его дивизии, тратились вооружение и боеприпасы, под влиянием побед Антанты вовлекались в коалицию новые государства.

Как правило, операции, проводившиеся исключительно в интересах союзников (торопивших со сроками, навязывавших параметры операции) были в военном отношении неудачными и, наоборот, планировавшиеся последовательно русским командованием ради очевидной перспективы Русского фронта, были успешны.

Россия трижды «спасала» Францию (Восточно-Прусской операцией 1914 г., Нарочской операцией 1916 г., Июньским наступлением 1917 г.), дважды Сербию (Галицийской битвой 1914 г. и Карпатской операцией 1915 г.), Италию (Наступлением Юго-Западного фронта 1916 г.) и Румынию (специально создав для этого целый фронт), участвовала в образовании Салоникского фронта. Осенью 1914 г., сорвав германские операции на Изере и Ипре, Россия крупно выручила британскую и бельгийскую армии. Боевые действия на Кавказском фронте оказали большую помощь Антанте (прежде всего Великобритании) в реализации периферийной стратегии блока. Наконец, кампания 1915 г. и Брусиловский прорыв 1916 г. способствовали улучшению положения всех союзников по Антанте.

Оттягивая на себя войска противника, русское военно-политическое руководство грамотно осуществляло стратегию коалиционной войны.

К сожалению, Россия не всегда могла рассчитывать на адекватную взаимную помощь своих союзников. Недостаточные поставки вооружения и техники, непродуманные требования узкоэгоистического характера, запоздалость проводимых для облегчения России операций — яркое тому свидетельство. Одной из самых неприятных историй стало присоединение Турции к германскому блоку (допуск прорыва в Дарданеллы крейсеров «Гебен» и «Бреслау»), что привело к экономической изоляции России. А в 1915 г. англичане и французы действенной помощи России не оказали. По вине союзников был упущен шанс закончить войну в 1916 г.

Справедливости ради следует заметить, что союзные операции в некоторых случаях благотворно влияли на Русский фронт: это выступление Италии летом 1915 г., оттянувшее в сентябре 3 дивизии австрийцев, операция сербской армии в октябре 1915 г. (оттянула с Русского фронта в сентябре 7 германских и в октябре 5 австрийских дивизий), осенние операции 1915 г. на Французском фронте (в сентябре — ноябре 1915 г. убыло во Францию 13 германских пехотных дивизий), летние операции 1916 г. на Итальянском фронте (8 австрийских дивизий). В отличие от русских, англичане и французы не любили менять свои планы и передвигать сроки операций — вследствие этого был упущен ряд благоприятных стратегических обстоятельств.

В целом, ни по объему оттянутых войск германского блока, ни по стратегическому результату союзническая помощь неэквивалентна аналогичной помощи русской армии своим союзникам. Лучшей помощью союзников России в 1915 г. в стратегическом смысле было бы успешное завершение Дарданелльской операции.

Итак, в коалиционной Первой мировой войне России приходилось оперативно «разрываться» между выполнением союзнического долга и реализацией собственных стратегических задач. Главные фронты для России — Юго-Западный и Кавказский, в то время как Северный и Западный выполняли, прежде всего, задачу оттягивания германских войск, реализуя функцию выполнения союзнического долга. Это объясняет относительную пассивность Северного и Западного фронтов по сравнению с «ударными» фронтами — Юго-Западным и Кавказским. Российское военно-политическое руководство правильно осознавало сущность коалиционной войны, жертвуя собственными узкоэгоистическими оперативными интересами ради достижения общей победы Антанты, своим — ради общего дела. В грамотном ведении Россией коалиционной войны реализовался старинный русский воинский принцип: «Сам погибай, а товарища выручай». Ведь в одиночку победить в коалиционной войне невозможно.

Вторым важнейшим аспектом вклада России в поражение германского блока была роль российской армии в захвате Антантой стратегической инициативы. Наличие двух главных фронтов уже исключило для германского блока возможность выиграть войну как в боевом, так и в материальном аспектах.

Раздвоение стратегической мысли противника, оперативные метания, перевозки войск с одного стратегического театра военных действий на другой — реальность для стран Четверного союза, несколько облегченная удобством географического положения и возможностью маневрировать по внутренним операционным линиям. В целом, германскому блоку были свойственны маневрирование по внутренним операционным линиям и экономия сил на всех фронтах за исключением одного, где применяются все свободные силы, а Антанте — блокада центральных держав и попытки одновременного наступления сразу на всех фронтах. Именно усилия русской армии в значительной степени повлияли на принадлежность стратегической инициативы той либо иной коалиции.

Можно выделить следующие этапы процесса перехода стратегической инициативы.

Летом 1914 г. неудачные для Антанты в военном смысле Приграничное сражение на Французском и Восточно-Прусская операция на Русском фронтах привели к переходу стратегической инициативы в руки германского блока. Но в августе 1914 г. державы германского блока нарушают стратегию своей коалиции, рассредоточивая свои силы во Франции, Пруссии, Польше и на Дунае. Вторжение русских войск в Восточную Пруссию и Галицию сорвало планы А. Шлиффена и Ф. Конрада фон Гетцендорфа, германский блок столкнулся с реальностью войны на два фронта — воспользоваться разницей в сроках мобилизации и разбить своих противников поодиночке ему не удалось.

Осень 1914 г. (Марнская, Галицийская битвы, первая Августовская, Варшавско-Ивангородская операции, сражения у Ипра). Стратегическая инициатива перешла к Антанте и удерживалась ею до конца весны 1915 г. Фактически Россия выиграла кампанию 1914 г. за Антанту. Осенние операции в Восточной Пруссии и Польше явились важнейшей предпосылкой проигрыша Германией битвы за Фландрию и привели к окончательной стабилизации Французского фронта. Операции русской армии способствовали изменению стратегического планирования врага — германцы и австрийцы перенесли центр тяжести боевых операций своего блока против России и начали наращивать группировку на Русском фронте. Благодаря этому союзники по Антанте получали на Французском фронте годовую передышку.

С конца весны 1915 г. германский блок завладел стратегической инициативой и в течение года удерживал её в своих руках. Оттеснение русской армии на Восточном фронте, разгром Сербии, поражение союзников в Дарданелльской операции, наступление немцев под Верденом характеризовали этот период в целом. Ресурсы Германии распыляются на помощь союзникам и второстепенным фронтам (болгарам — в Македонии, туркам — на Кавказе, австрийцам — на Итальянском фронте). Русская армия не только приняла на себя главный удар объединенных сил германского блока, но и целым рядом боевых операций пыталась облегчить положение своих союзников.

В результате Брусиловского наступления и операции на Сомме стратегической инициативой вновь овладели державы Согласия. В этот момент (лето 1916 г.) была предпринята энергичная попытка Антанты координировать свои усилия: англичане и французы — на Сомме, итальянцы — в Альпах, союзные войска — в Салониках, русские — в Румынии, Галиции и на Кавказе. Началось ее общее наступление. Ответ германского блока заключался в натиске на наиболее слабого члена Антанты — Румынию, которая оказалась разгромленной. Но Румынский фронт был реанимирован действиями русских войск, внесших тем самым один из наиболее осязаемых вкладов в общую победу. И только в это время война между союзными державами превратилась в войну между двумя коалициями в собственном смысле слова. Именно крупномасштабное наступление русской армии в 1916 г. позволило Антанте уже в который раз овладеть стратегической инициативой. Зимой-весной 1917 г. германский блок с тревогой ждал ее решительного наступления.

Революция в России (связанное с ней разложение войск вызвало спад боевой активности) резко изменила стратегическую ситуацию. Германцы смогли теперь сконцентрировать все усилия на Французском фронте и решительным рывком попытаться разгромить союзников до переброски главных сил американских войск. Разгром итальянцев при Капоретто в октябре 1917 г., германские наступления в марте-июне 1918 гг. на Французском фронте характеризовали этот этап.

С июля 1918 г. стратегическая инициатива прочно находилась в руках англичан, французов и американцев. Австрийцы, вместо помощи германцам на Западном фронте, провели неудачное сражение на Пиаве. Имея централизованное управление, Антанта провела наступления во Франции, сражение при Виттория-Венето, Доброполе, Наплузе. Германский блок начал рушиться.

Необходимо отметить, что Русский фронт сыграл огромную роль в исходе всей войны. Большая координация усилий союзников по Антанте дала бы победу гораздо раньше. Но и при сложившейся ситуации выход России из войны был огромным несчастьем для всей Антанты, что признавалось и западными авторитетными специалистами. Так, Лярше отмечал: «Цифры… дают выводы, что русский фронт был тем фронтом, который притянул на себя и потребил большую часть австро-венгерских сил, намного больше, чем итальянский. Представляется даже весьма вероятным, что Двуединая монархия рухнула бы еще в 1917 г., если бы Россия продолжала в этом году борьбу с такой же энергией, как в 1916 г. Мировая война несомненно была бы сокращена на 1 год»^[239]. Кроме того, количественный максимум германского блока в военной сфере в 1917 г. также совпал с ослаблением Антанты вследствие краха России, показав тем самым относительную важность различных театров военных действий в коалиционной войне.

Германскую военную машину ряд исследователей и участников войны называли «пожарной командой» германского блока: германские войска исправляли ситуации, помогали союзникам, перебрасываясь на опасные участки — прежде всего из-за более высокой мобильности, лучшего качества войск, структурированности и способности к росту. Немцы воевали в Галиции, на Балканах, в Италии и т. д. Что касается русской армии, то ее можно назвать «пожарной командой Антанты». По первому зову союзников русские войска начинали неподготовленные или недостаточно продуманные операции, принося жертвы ради общесоюзных целей, воевали во Франции, на Балканах, в Румынии, действовали в Персии (Иране) и Месопотамии (Ираке).

Можно проследить интересную закономерность: гибель России как военной силы Антанты и ее «пожарной команды» привела и к гибели германцев в том же качестве. Роль «пожарных» в коалиции для германских войск сделалась невозможной в 1918 г. вследствие их массового сосредоточения на Французском театре военных действий, что привело к ослаблению и постепенной гибели вначале союзников Германии, а в конце 1918 г. — и самой Германии.

Тем не менее нужно отметить, что если германцы в рамках Четверного союза лидировали, и германская «пожарная команда» помогала фактически своим сателлитам и тем самым себе, то роль России недооценивалась: союзники по Антанте считали уместными постоянные требования к России. Большой ошибкой российского военно-политического руководства было то, что юридически ведущая роль в России в Антанте не была оформлена в тот период, когда вполне возможно было это осуществить. На начальном этапе войны союзники, в принципе, не смогли бы воевать без России, и они это понимали.

Одним из важнейших факторов коалиционной войны на несколько фронтов являются оперативные переброски войск. Русский фронт оттянул на себя большие силы противника — от 49 % (ноябрь 1917 г.) до 78 % (декабрь 1914 г.) австро-венгерских дивизий; от 18 % (август 1914 г.) до 41 % (август 1915 г.) германских дивизий; от 28,6 % (август 1915 г.) до 72 % (август 1916 г.) турецких дивизий; от 16,5 % до 33 % болгарских дивизий.

Средний удельный вес Русского фронта составил 42 % от всех сил германского блока на фронтах Первой мировой войны. Более того, Русский фронт отвлек на себя почти всю неприятельскую конницу.

Ослабляли переброски войск и стратегические резервы германского блока. Самая критическая точка в этом смысле — 1916-й г. Показателем явилось состояние германских резервов (а они были на такой же низкой точке лишь в ноябре 1918 г.): если к началу сражения на Сомме немцы имели в резерве 16 дивизий (из них 8 были отдохнувшими), то к середине июля — только 10 изнуренных тяжелыми боями дивизий, а к первым числам сентября в резерве было только 3–4 дивизии. Продолжение одновременного наступления союзников могло привести к военному разгрому Германии, но, к сожалению, этого не произошло. Это говорит еще раз о том, что при условии согласования усилий союзников нанесением скоординированных ударов был реальный шанс добиться победы над германским блоком уже к концу 1916 г. На кризис резервов Германии в период битвы на Сомме и Брусиловского наступления обратили внимание германские и французские военные историки.

Немаловажен и тот факт, что перевозки войск приводили к их утомлению, износу железнодорожного транспорта и, самое главное, — к потере времени. Снижался коэффициент полезного использования соединения противника. Так, 115 германских пехотных дивизий перебрасывались с одного ТВД на другой (41 дивизия один раз переместилась с Русского фронта на Французский или наоборот; 56 сделали два переезда; 4 были перемещены 3 раза; 12 — 4 раза; одна — 6 раз). Альпийский корпус побил рекорд передвижений — 9 последовательных перебросок между Францией, Россией, Сербией, Италией и Румынией^[240].

Крупнейшие переброски войск противника на Русский фронт укладываются в 5 крупнейших этапов: 1) Август-сентябрь 1914 г. — срыв стратегических планов германского блока — переброски германских войск из Франции и австрийских с Балкан; 2) Осень 1914 г. — переброски с целью предотвратить глубокое вторжение русских в Силезию и Венгрию. Перебрасываются не только войска с других фронтов, но и резервы; 3) Серия перебросок как элитных ударных соединений, так и резервных войск весной-осенью 1915 г. с целью проведения комплекса операций по выводу России из войны; 4) Летом-осенью 1916 г. переброски с Французского и Итальянского фронтов с целью локализации широкомасштабного наступления Юго-Западного фронта и противостояния вновь сформированному Румынскому фронту; 5) Летом 1917 г. — отражение во многом неожиданного последнего наступления русской армии, уже не принимавшейся противником в расчет. По нашим подсчетам, в 1914–1917 гг. на Русский фронт были переброшены 129 германских (из них 91 с Французского фронта), 35 австрийских, 15 турецких, 4 болгарские пехотные дивизий. Общее количество дивизий германского блока на Русском фронте возросло с 58-ми (в августе 1914 г.) до 150-ти (в августе 1917 г.). На Французском фронте, соответственно, — с 80-ти до 142-х дивизий.

Ради облегчения положения своих союзников Россия начала преждевременное наступление в Восточной Пруссии в 1914 г., заставив ослабить ударную группировку немцев на западе. Затем она предприняла ради облегчения положения наших союзников на западе и по их просьбе перенос военных действий на левый берег Вислы. Это вынудило Россию отказаться от намечавшегося полного разгрома австрийских армий, но заставило германцев перебросить войска на восток и внести коррективы в свои операции у Ипра и на Изере. В 1915–1917 гг. была осуществлена целая серия перебросок войск германского блока на Русский фронт. Весьма характерным является и то обстоятельство, что число полевых и резервных германских дивизий по сравнению с их числом на начало войны увеличилось на Русском фронте в разы, тогда как на Западном фронте число первоочередных пехотных дивизий (с частями морской пехоты) не увеличилось, а число кавалерийских дивизий значительно уменьшилось. Россия притянула на себя большую часть австро-венгерской армии, значительную часть турецкой армии.

Переброски войск на Русский фронт имели стратегическое и дипломатическое значение. Они облегчали ведение переговоров с Италией и Румынией, был отражён удар против Сербии. Россия также облегчила борьбу союзников в районе Дарданелл, в Египте и в Месопотамии (русский Кавказский фронт стабильно оттягивал на себя свыше 200 батальонов турецкой армии, причем Кавказская армия нанесла серию ударов Турции, что привело к надлому турецкой армии).

Важнейшим элементом вклада России в победу Антанты было нанесение значительных боевых потерь армиям государств германского блока. Цифры общих боевых потерь австрийцев и германцев подтверждаются словами Г. Блюментрита: «Я приведу малоизвестный, но знаменательный факт, что наши потери на Восточном фронте были значительно больше потерь, понесенных нами на Западном фронте с 1914 по 1918 гг.»^[241].

Опираясь на цифровой материал, можно констатировать, что общие потери (убитые, раненые, пленные, пропавшие без вести) германской армии на Восточном фронте в 1914–1917 гг. составили до 2-х миллионов человек, австро-венгерской армии за тот же период — 2 млн. 825 тыс. человек и турецкой — 300 тыс. человек, а всего свыше 5 млн. 100 тыс. человек. В данном случае не учитывались потери болгарской армии, потери, которые противнику нанесли русские воинские контингенты во Франции и на Балканах в 1916–1918 гг., а также потери военно-морского флота.

Для сравнения: на конец 1917 г. германская армия потеряла на Французском фронте 3 млн. 340 тыс. человек; австрийская армия на Итальянском и Балканском фронтах — 1 млн. 130 тыс. человек, турецкая армия на всех (кроме Кавказского) фронтах — до 450 тыс. человек^[242]. То есть все союзники России нанесли германскому блоку в рассматриваемый период урон почти в 5 млн. человек.

В целом, сравнивая потери германского блока на Русском фронте и на остальных фронтах по состоянию на конец 1917 г., следует отметить, что потери противника в боях с русской армией составили свыше 50 % от общих потерь германского блока.

Но, учитывая тот факт, что русская армия в 1917 г. воевала вполсилы, следовало бы сравнить потери противников с начала войны до конца 1916 г. Результат получается еще более впечатляющим. Так, на конец 1916 г. германская армия потеряла на Русском фронте свыше 1 млн. 600 тыс. человек (на Французском — 2 млн. 460 тыс.), австрийская армия — около 2 млн. 700 тыс. человек (на Итальянском и Балканском фронтах — около 730 тыс. человек) и турецкая армия — до 300 тыс. человек (и до 300 тыс. на других фронтах). Соответственно, от общих потерь германского блока к концу 1916 г. в 8 млн. 90 тыс. человек — 4 млн. 600 тыс. человек (57 %) выведено из строя усилиями русской армии.

Каждый из противников России, даже если их рассматривать отдельно, пострадал достаточно сильно. На конец кампании 1917 г. боевые потери германской армии на Русском фронте достигли более 37 %, австро-венгерской армии — более 71 % и турецкой армии — 40 % от их общих потерь за почти 3,5 года боевых действий. На конец 1916 г. соответствующие цифры составили: для германской армии — более 39 %, для австро-венгерской — почти 79 % и для турецкой — 50 %.

Русский фронт отнял у стран германского блока не только материальные и людские ресурсы, но и интеллектуальные. Лучшие представители германского (П. фон Гинденбург, Э. Людендорф, А. фон Макензен, А. фон Линзинген, Г. фон дер Марвиц, Р. фон Войрш, О. фон Белов, О. фон Гутьер) и австрийского (В. Данкль, М. фон Ауффенберг, С. Бороевич фон Война, Г. Кевесс фон Кевессгаза) генералитета воевали в основном против русской армии. Генералитет Центральных держав на других ТВД был, как правило, совершенно бесцветен. Более того, например, генерал-полковник А. фон Клук, считавшийся одним из самых талантливых военачальников кайзеровской армии и командовавший в начале войны 1-й армией на Западном фронте, допустил такие просчеты, которые привели к проигрышу Марнского сражения. Значительное количество генералов кайзеровской армии нашло свою гибель на Русском фронте (см. табл. № 6).

Наиболее кровавые боевые операции Первой мировой войны также проходили на Русском фронте. Например, Карпатская операция 1915 г. оставила далеко позади Верденское сражение и другие битвы Французского фронта.

Русские войска взяли свыше 2-х млн. пленных (против 1 млн. 387 тысяч, взятых другими союзниками, в т. числе американцами), или до 60 % всех пленных.

Русская армия захватила 3850 орудий (550 — у германцев, 2650 — у австрийцев и 650 — у турок). За то же время французы захватили 900 орудий, англичане 450 орудий и итальянцы 150 орудий^[243]. Соответственно, трофеями русской армии за рассматриваемый период стали почти 72 % захваченных орудий германского блока.

Соотношение кровавых и иных потерь русской армии составляет пропорцию 60 к 40 (ровно противоположное соотношение у союзников). И это притом, что русская армия в основном избежала преступных «мясорубок» по образцу Западного фронта. Хотя в конце Первой мировой войны (для России) войска противника стояли в Прибалтике и Западной Белоруссии, но они же занимали и северные департаменты Франции и почти всю Бельгию.

Итак, вопреки встречающемуся в мировой исторической науке мнению, недооценивающему роль Русского фронта Первой мировой войны, необходимо констатировать обратное. Боевой вклад русского участника Первой мировой войны больше любого из союзников по Антанте, взятых в отдельности (свыше 50 % людских потерь германского блока, до 42 % пехотных дивизий германского блока, значительная доля трофеев) и вполне сопоставим с вкладом Англии, Франции и Италии, вместе взятых. Важным обстоятельством является и то, что общая численность русской армии за войну (всего через нее прошло 15 млн. человек) составила 37 % от численности армий 9 главных воюющих держав Антанты и ее союзников (Россия, Англия, Франция, Бельгия, Италия, Сербия, Румыния, США, Греция), а ее боевой вклад в победу Антанты оказался более значительным.

Отмечая объем нанесенного врагу урона, его оттянутые силы, стратегическую важность проводимых операций, значительная часть которых была призвана облегчить положение союзников, следует констатировать, что Россия — ключевой участник Антанты: без ее боевого вклада была немыслима победа над Германией и ее союзниками в Первой мировой войне. Прав был военный теоретик и фронтовой офицер британской армии Б. Лиддел-Гарт, который утверждал: «Россия пожертвовала собой ради союзников, и несправедливо забыть, что союзники являются за это неоплатными должниками России»^[244].

Огромная роль в приближении грядущей победы антигерманской коалиции принадлежала первым двум Верховным главнокомандующим русской Действующей армией — Великому князю Николаю Николаевичу и Императору Николаю II, стоявшим у руля в самый ответственный период мировой войны.

Фотографии

Офицеры и генералы Ставки Верховного главнокомандующего у входа в походную церковь. На переднем плане слева направо: Начальник штаба генерал Н.Н. Янушкевич, генерал-квартирмейстер Ю.Н. Данилов и Великий князь Николай Николаевич.

Ставка. Осень 1914 г.

Император Николай II знакомится с офицерами и рядовыми казаками-гвардейцами. Россия, 1914 г.

Император Николай II принимает рапорт в присутствии Наследника Цесаревича Алексия Николаевича.

Россия, 1915 г.

Император Николай II приветствует кавалерийский полк, отправляющийся на фронт. Россия, железнодорожная станция Барановичи. 25 июня 1915 г.

Император Николай II с чинами Свиты. Стоит второй слева генерал-майор Свиты Е.И.В. и дворцовый комендант Воейков Владимир Николаевич, стоит первый справа генерал-майор Свиты Е.И.В. граф Граббе Александр Николаевич, командующий Собственным конвоем Его Величества. Россия, Ставка. 1915 г.

Император Николай II с чинами Свиты. Слева направо: морской офицер Саблин Николай Павлович, генерал-майор Свиты Е.И.В. и дворцовый комендант Воейков Владимир Николаевич, Император Николай II, генерал-майор Свиты Е.И.В. граф Граббе Александр Николаевич, командующий Собственным конвоем Его Величества. Россия, Ставка. 1915 г.

Император Николай II с английским военным атташе. Россия, 1915 г.

Император Николай II с Великим князем Николаем Николаевичем и министром Императорского двора графом В.Б. Фредериксом (в центре).

Россия, 1915 г.

Великий князь Николай Николаевич с начальником Военно-походной Е.И.В. канцелярии князем В.Н. Орловым и министром Императорского двора графом В.Б. Фредериксом.

Россия, 1915 г.

Император Николай II знакомится с отличившимися в боях солдатами.

Россия, 1914 г.

Император с отличившимися в боях казаками-гвардейцами. Россия, 1914 (?) г.

Император Николай II у знамени 261-го пехотного полка.

Россия, 1914 г.

Император Николай II и Цесаревич Алексий Николаевич на смотре войск.

Россия, 1915 г.

Император Николай II и его свита с флотским командованием на борту парового катера.

Россия, 1915 г.

Император Николай II и Цесаревич Алексий Николаевич на смотре батальона сформированного из георгиевских кавалеров.

Россия, 1915 г.

Император Николай II принимает рапорт дежурного офицера. Стоит третий слева Великий князь Дмитрий Павлович, четвертый слева — дворцовый комендант Воейков Владимир Николаевич. Россия, 1915 г.

Император Николай II выслушивает доклад георгиевского кавалера.

Россия, 1915 г.

Император Николай II на закладке линкора "Император Николай I".

Россия, 1915 г.

Император Николай II и Цесаревич Алексий Николаевич на церемонии награждения русских и английских подводников.

Россия, 1915 г.

Император Николай II снимает пробу солдатской каши.

Россия, 1915 г.

Император Николай II принимает рапорты генералов Н.И. Иванова и В.В. Сахарова.

Россия, 1915 г.

Император Николай II и Цесаревич Алексий Николаевич на смотре казачьего полка.

Россия, 1915 г.

Император и Цесаревич Алексий Николаевич с командованием Юго-Западного фронта.

Россия, 1915 г.

Великие княжны Ольга и Татьяна с ранеными в госпитале. Россия, Царское Село.

Осень 1914 г.

Великие княжны Ольга и Татьяна с ранеными в госпитале. Россия, Царское Село.

Осень 1914 г.

Великие княжны Ольга и Татьяна с ранеными и персоналом Дворцового госпиталя. Россия, Царское Село.

Осень 1914 г.

Сестра милосердия Императрица Александра Федоровна с ранеными в госпитале. Россия, Царское Село.

Осень 1914 г.

Великие княжны Ольга и Татьяна с ранеными и персоналом Дворцового госпиталя. Россия, Царское Село.

Осень 1914 г.

ОЛЕЙНИКОВ Алексей Владимирович

доктор исторических наук, кандидат юридических наук

Научно-популярное издание Серия «Царская обитель рекомендует»

Работа снабжена фотографиями из фондов Муниципального бюджетного учреждения культуры «Златоустовский городской краеведческий музей»

Общая редакция: кандидат богословия игумен Леонтий (Козлов)

Предисловие редактора: Кузнецов В.А.

Технический редактор: Рожин А.В.

Корректура: Бодайку Е.К.

Мужской монастырь святых Царственных страстотерпцев в урочище Ганина яма www.ganinayama.ru

Музейно-выставочный центр монастыря mvc.ganinayama@mail.ru

Телефоны музейно-выставочного центра монастыря: +7 (343) 219-08-49, +7 (912) 653-64-58.

Благодарим за помощь в издании книги Николая и Елену

Подписано в печать 30.11.2018. Формат 60x84 1/16

Бумага офсетная Печать офсетная

Заказ № 6522 Тираж 850 экз.

Отпечатано в типографии

ООО «Издательство УМЦ УПИ»

г. Екатеринбург, ул. Гагарина, 35а, оф. 2

Тел.: (343) 362-91-16, 362-91-17

Государь Император Николай II был именно тем военным руководителем высшего звена, который был востребован в условиях войны нового типа, какой была Первая мировая: спокойный, выдержанный и вдумчивый руководитель, обладающий настойчивостью в достижении цели, грамотно организующий работу военной машины и координирующий деятельность ее звеньев, способный подбирать квалифицированных исполнителей. Таков Верховный Главнокомандующий XX века.

<…>

Итак, вопреки встречающемуся в мировой исторической науке мнению, недооценивающему роль Русского фронта Первой мировой войны, необходимо констатировать обратное. Боевой вклад русского участника Первой мировой войны больше любого да союзников по Антанте, взятых в отдельности.

Олейников А.В.

Примечания

1

Родзянко М.В. Крушение империи // Архив русской революции. Т. 17. М., 1993. С. 57.

(обратно)

2

Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. M., 1993. С. 88, 89.

(обратно)

3

Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. M., 1993. С. 89.

(обратно)

4

Бударин М. Поручик Бочкарева (о судьбе командира женского батальона М. Л. Бочкаревой) // Омская старина. 1993. Вып. 1. С. 17.

(обратно)

5

Шамбаров В.Е. За веру, царя и Отечество! М., 1993. С. 639.

(обратно)

6

Алымов С. Стихи и песни. М., 1953.

(обратно)

7

РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 954. Л. 22–22 об.; Д. 957. Л. 16; Д. 959. Л. 35.

(обратно)

8

Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914–1918 гг. М., 1947.

(обратно)

9

Рейхсканцлер Германской империи и прусский премьер-министр. См. Бетман-Гольвег Т. Мысли о войне. М.-Л., 1925.

(обратно)

10

Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914–1918 гг. М., 1947. С. 35.

(обратно)

11

Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914–1918 гг. М., 1947. С. 36.

(обратно)

12

Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914–1918 гг. М., 1947. С. 37.

(обратно)

13

Версальский мирный договор. Полный перевод с французского подлинника под ред. проф. Ю. В. Ключникова. М., 1925. С. 55.

(обратно)

14

14 Sir John Hanbury-Williams. The Emperor Nicholas II. As I knew him. London, 1922. P. 73.

(обратно)

15

15 Ha два фронта // Нива. -1914. - № 52. — С. 1012.

(обратно)

16

16 См. Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 года на Русском фронте. План войны. — Париж, 1936.

(обратно)

17

17 Восточно-Прусская операция — сражение между 1-й (командующий генерал от кавалерии П.-Г. К. Ренненкампф; 6,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий, 402 орудия, до 100 тыс. человек) и 2-й (командующий генерал от кавалерии А. В. Самсонов; 11 пехотных, 3 кавалерийские дивизии — 702 орудия, 150 тыс. человек) армиями Северо-Западного фронта (командующий — генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский) и 8-й германской армией (командующий генерал-полковник М. фон Притвиц, впоследствии генерал пехоты П. фон Гинденбург; 16 пехотных дивизий или 200 тыс. человек при 1044 орудиях (из них 156 тяжелых)). См.: Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Восточно-Прусская операция. — М., 1939; Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на Русском фронте — начало войны и операции в Восточной Пруссии. — Прага, 1926; Вацетис И.И. Боевые действия в Восточной Пруссии в июле, августе и начале сентября 1914 г. Стратегический очерк. Действия 1-й и 2-й русских армий и 8-й германской армии. — М., 1923; он же. Операции на восточной границе Германии в 1914 г. Ч. 1. Восточно-прусская операция. — М.(1929; Евсеев Н. Августовское сражение 2-й русской армии в Восточной Пруссии (Танненберг) в 1914 г. — М., 1936; Храмов Ф.А. Восточно-прусская операция 1914 г. Оперативно-стратегический очерк. — М., 1940.

Первое сражение у Мазурских озер — операция между 1-й армией Северо-Западного фронта (командующий генерал от кавалерии П.-Г.К. Ренненкампф; в начале операции 12 пехотных дивизий; до 150 тыс. человек, 724 орудия) и 8-й германской армией (командующий генерал-полковник П. фон Гинденбург; в начале операции 18 пехотных дивизий; до 215 тыс. человек, 1146 орудий). См.: Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Восточно-Прусская операция. — М., 1939. С. 20; Ниман Г. Поход Гинденбурга в Россию. М., 1920. С. 44.

(обратно)

18

--224

18 Операция между 10-й армией Северо-Западного фронта (командующий генерал от инфантерии В.Е. Флуг; в начале операции 8 пехотных дивизий; до 120 тыс. человек, около 400 орудий) и 8-й германской армией (командующий генерал артиллерии Р. фон Шуберт; в начале операции 7 пехотных дивизий; до 100 тыс. человек, 500 орудий). См.: Краткий стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Русский фронт. Ч. 2. Составил участник войны В. Борисов. — М., 1919; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 2. — М., 1923; Флуг В.Е. X армия в сентябре 1914 г. Воспоминания участника // Военный сборник общества ревнителей военных знаний. Белград. — 1924. — Кн. 5.

(обратно)

19

19 Галицийская битва — сражение между 3-й, 4-й, 5-й, 8-й, 9-й (после сосредоточения) армиями Юго-Западного фронта (командующий генерал от артиллерии Н. И. Иванов; свыше 50 пехотных и кавалерийских дивизий — до 1 млн. человек, свыше 2 тыс. орудий) и 1-й, 2-й (после переброски с Балкан) 3-й, 4-й австро-венгерскими армиями при поддержке армейских групп Кевесса фон Кевессгаза, И. Фердинанда, Р.Г. фон Куммера и Силезского ландверного корпуса Р. фон Войрша (командующий — генерал пехоты граф Ф. Конрад фон Гетцендорф; около 60 пехотных и кавалерийских дивизий — до 950 тыс. человек, 1800 орудий). См.: Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 1. Период от объявления войны до начала сентября 1914 г. Первое вторжение русских армий в Восточную Пруссию и Галицийская битва / сост. Я.К. Цихович. — М., 1922; Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на Русском фронте. Галицийская битва. Первый период до 1 сентября нового стиля. — Париж, 1930; Белой А. Галицийская битва. — М.-Л., 1929.

(обратно)

20

20 Варшавско-Ивангородская операция — сражение между 2-й, 4-й, 5-й и 9-й русскими армиями Северо-Западного и Юго-Западного фронтов (командующие — генерал от инфантерии H. В. Рузский и генерал от артиллерии Н. И. Иванов; 33 пехотных и кавалерийских дивизии — до 520 тыс. человек, 2400 орудий) и 9-й германской (командующий — генерал-полковник П. Гинденбург) и 1-й австро-венгерской (командующий — генерал кавалерии В. Данкль) армиями (30 пехотных и кавалерийских дивизий — 310 тыс. человек, 1600 орудий). См.: Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Варшавско-Ивангородская операция. — М., 1938; Корольков Г.К. Варшавско-Ивангородская операция. — М., 1923; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 2. Период с 1 (14) сентября по 15 (28) ноября 1914 г. Августовское сражение, Варшавско-Ивангородская, Краковская и Лодзинская операции, операции в Галиции и Карпатах, Хыровское сражение / сост. Г. Корольков. — М., 1923.

Лодзинская операция — сражение между 1-й, 2-й и 5-й армиями Северо-Западного фронта (командующий — генерал от инфантерии Н. В. Рузский; 12 армейских корпусов и 9 кавалерийских дивизий — 360 тыс. человек, 1300 орудий) и 9-й германской (командующий генерал-полковник (в ходе операции произведен в генерал-фельдмаршалы) П. Гинденбург), 2-й австро-венгерской (командующий — генерал кавалерии Э. фон Бем — Эрмолли)) армиями при поддержке Силезского ландверного корпуса (12,5 корпусов и 7 кавалерийских дивизий — 380 тыс. человек, 1700 орудий). См.: Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч.2. Период с 1 (14) сентября по 15 (28) ноября 1914 г. Августовское сражение, Варшавско-Ивангородская, Краковская и Лодзинская операции, операции в Галиции и Карпатах, Хыровское сражение / сост. Г. Корольков. — М., 1923; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 3. Период с 12 (25) ноября 1914 г. по 15 (28) марта 1915 г. / сост. А. Незнамов. — М., 1922; Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Лодзинская операция. — М., 1936; Корольков Г.К. Лодзинская операция 2 ноября — 19 декабря 1914 г. — М., 1934; Рыбин Д.Н. Лодзинская операция на Русском фронте мировой войны в 1914 году. — М., 1938.

(обратно)

21

21 Здесь — по-новому стилю (в отличие от старого стиля применительно к операциям на Восточном фронте).

(обратно)

22

22 74,4 тыс. штыков немцев при 224-х пулеметах 408 легких и 44 тяжелых орудиях (1-й (командир — генерал пехоты Г. фон Франсуа) и 17-й (командир — генерал кавалерии А. фон Макензен) армейские корпуса германской 8-й армии (командующий генерал-полковник М. фон Притвиц)) против 63,8 тыс. штыков русских при 252 пулеметах, 408 орудиях (20-й (командир — генерал от артиллерии П. И. Булгаков) и 3-й (командир — генерал от инфантерии Н. А. Епанчин) армейские корпуса русской 1-й армии (командующий генерал от кавалерии П.-Г.К. Ренненкампф)). См.: Радус-Зенкович Л.А. Очерк встречного боя по опыту Гумбиненской операции в августе 1914 г. — М., 1920. С. 92.

(обратно)

23

23 http://ruskline.ru/analitika/2011/07/13/memorialy_gumbinenskogo_polya/

(обратно)

24

24 Сражение между 4-й и 9-й армиями Юго-Западного фронта (командующий генерал от артиллерии Н. И. Иванов) в составе 9 армейских корпусов (около 270 тыс. человек, свыше 1200 орудий) против 1-й и 4-й австро-венгерских армий (командующие генерал кавалерии В. Данкль и генерал пехоты И. Фердинанд — 8 армейских корпусов — всего свыше 300 тыс. человек, до 1300 орудий). См.: Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. Band 6. Der herbstfeldzug 1914. II. - Berlin, 1929; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 2. Период с 1 (14) сентября по 15 (28) ноября 1914 г. Августовское сражение, Варшавско-Ивангородская, Краковская и Лодзинская операции, операции в Галиции и Карпатах, Хыровское сражение / сост. Г. Корольков. — М., 1923.

(обратно)

25

25 Сражение между 1-й, 2-й, 3-й, 4-й австро-венгерскими армиями при поддержке армейских групп К. Пфланцер-Балтина и Р. Войрша (командующий — генерал пехоты граф Ф. Конрад фон Гетцендорф; 18 армейских корпусов, 10 кавалерийских дивизий — около 600 тыс. человек, около 2600 орудий) и 3-й, 4-й, 8-й, 9-й, 11-й армиями Юго-Западного фронта (командующий — генерал от артиллерии Н. И. Иванов; 23 армейских корпуса (считая 2 дивизии за корпус), 14 кавалерийских дивизий; около 750 тыс. человек, 2300 орудий). См.: Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. Bd. II. - Wien, 1931; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914 — 1918. Band 6. Der herbstfeldzug 1914. II. - Berlin, 1929.

(обратно)

26

26 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914 — 1918. Bd. 6. Der herbstfeldzug 1914. II. - Berlin, 1929. S. 360.

(обратно)

27

27 Сражение между Кавказской армией (командующий — генерал от кавалерии граф И.И. Воронцов-Дашков; 120 тыс. человек, 304 орудия) и 3-й турецкой армией (формально командующий — генерал-лейтенант Гассан-Иззет паша; 150 тыс. человек, 300 орудий). См.: Масловский Е.В. Мировая война на Кавказском фронте 1914–1917 г.г. Стратегический очерк. — Париж, 1933; Сарыкамышская операция 12–24 декабря 1914 г. (некоторые документы) / под ред. А. Андреева. — Париж, 1934; Корсун Н.Г. Сарыкамышская операция. — М., 1937; он же. Первая мировая война на Кавказском фронте. Оперативно-стратегический очерк. — М., 1946.

(обратно)

28

28 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 3. М., 1922. С. 36–37.

(обратно)

29

29 Гофман М. Война упущенных возможностей. М.-Л., 1925. С. 66.

(обратно)

30

30 Привислинский район, которому придавалась особое значение в планах стратегического развертывания русской армии. Вследствие того, что сильно вдавался вглубь территории держав германского блока, именовался Передовой театр (т. е. ТВД), «польский выступ», «польский балкон».

(обратно)

31

31 Вторая Августовская операция развернулась 25 января — 13 февраля между русскими войсками 10-й армии Северо-Западного фронта (командующий генерал от инфантерии Ф.В. Сивере; 11,5 пехотных и 2 кавалерийские дивизии — до 126 тыс. штыков, 516 орудий) и германскими войсками 8-й (командующий генерал пехоты О. фон Белов) и 10-й (командующий генерал пехоты Г. фон Эйхгорн) армий (15 пехотных, 2,5 кавалерийские дивизии — до 250 тыс. штыков, до 1,2 тыс. орудий). См.: Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7. Winter und Frühjahr 1915. Berlin, 1931; Каменский М.П. Гибель 20 корпуса 8-21 февраля 1915 г. По архивным материалам штаба 10 армии. Пб., 1921; Коленковский А.К. Зимняя операция в Восточной Пруссии в 1915 г. — М.-Л., 1927; Белолипецкий B.E. Боевые действия пехотного полка в Августовских лесах. 1915 год. М., 1940; Хольмсен И.А. Мировая война. Наши операции на Восточно-Прусском фронте зимою 1915 г. Воспоминания и мысли. Париж, 1935.

(обратно)

32

32 Будберг А.П. Из воспоминаний о войне 1914–1917 гг. Третья Восточно-Прусская катастрофа 25.01. - 08.02.1915. С.-Франциско, Б.г. С. 49.

(обратно)

33

33 Хольмсен И.А. Мировая война. Наши операции на Восточно-Прусском фронте зимою 1915 г. Воспоминания и мысли. Париж, 1935. С. 298.

(обратно)

34

34 Сражение у Воли Шидловской — оборонительно-наступательная операция 2-й армии (командующий — генерал от инфантерии В.В. Смирнов; 15 пехотных и 2 кавалерийские дивизии; до 200 тыс. штыков, до 800 орудий) русского Северо-Западного фронта против 9-й армии (командующий — генерал-полковник А. фон Макензен; 17,5 пехотных, 4 кавалерийские дивизии; свыше 200 тыс. штыков, 1,2 тыс. орудий) германского Восточного фронта 18–24 января 1915 г. См.: Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2190. Оп. 1. Д. 53.; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7.

(обратно)

35

35 РГВИА. Ф. 2190. Оп. 1. Д. 53. Л. 25.

(обратно)

36

36 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7. S. 167.

(обратно)

37

37 Вторая Праснышская операция 7 февраля — 17 марта — оборонительно-наступательная операция 1-й (командующий — генерал от кавалерии А.И. Литвинов; 10 пехотных, 6,5 кавалерийских дивизий; 100 тыс. штыков, свыше 500 орудий) и 12-й (командующий — генерал от кавалерии П.А. Плеве; 13,5 пехотных, 2,5 кавалерийские дивизии; 150 тыс. штыков, до 700 орудий) армий русского Северо-Западного фронта против 12-й и 8-й армий германского Восточного фронта (армейская группа генерала артиллерии М.-К.-В. фон Гальвица — 12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии; до 140 тыс. штыков, до 1 тыс. орудий). См.: Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7; Хольмсен И.А. Указ. соч.; Состав германских мобилизованных полевых корпусов, кавалерийских дивизий и резервных корпусов (по сведениям к 1 марта 1915 года). Б.м., 1915; Борисов А.Д. Праснышская операция // Военно-исторический журнал. 1941. № 3.

(обратно)

38

38 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7. S. 257.

(обратно)

39

39 Третье Праснышское сражение — оборонительная операция 1-й (командующий — генерал от кавалерии А.И. Литвинов) (при поддержке одного корпуса 12-й армии) армии русского Северо-Западного фронта против армейской группы генерала артиллерии М.-К.-В. фон Гальвица (12-й армии) германского Восточного фронта 30 июня — 5 июля 1915 г. Соотношение сил — 177 тыс. немцев (14 пехотных дивизий) против 107 тыс. русских (8 пехотных дивизий) и 1256 германских орудий против 377 русских. Более того, в ходе сражения М.-К.-В. фон Гальвиц получил 4 дивизии из состава 9-й армии, а количество его орудий возросло до 1382-х. См.: Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 8. Sommer und Herbst 1915. Berlin, 1932; Корольков Г.К. Праснышское сражение. Июль 1915 г. М.-Л., 1928.

(обратно)

40

40 Корольков Г.К. Праснышское сражение. Июль 1915 г. М.-Л., 1928. С. 14–15.

(обратно)

41

41 Корольков Г.К. Праснышское сражение. Июль 1915 г. М.-Л., 1928. С. 138.

(обратно)

42

42 Сражение 3-й армии (командующий — генерал от инфантерии Л.В.(П.) Леш; 16 пехотных, 2 кавалерийские дивизии; до 200 тыс. штыков, до 800 орудий) Северо-Западного фронта и группы армий (11-я германская и 4-я австро-венгерская армии) генерал-фельдмаршала А. фон Макензена (28 пехотных, 1,5 кавалерийских дивизий; свыше 300 тыс. штыков, свыше 2 тыс. орудий) 4–9 июля 1915 г., развернувшееся на люблинском стратегическом направлении. См.: Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II. Wien, 1931; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8; Состав германской армии по сведениям к 1 мая 1915 г. Варшава, 1915; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4. М., 1922; Корольков Г.К. Несбывшиеся Канны. М., 1926.

(обратно)

43

43 Сражение между 13-й армией Северо-Западного фронта (командующий — генерал от инфантерии B.H. Горбатовский; 13 пехотных и 5 кавалерийских дивизий; до 150 тыс. человек, свыше 600 орудий) и германской Бугской (командующий — генерал пехоты А. фон Линзинген; 8 пехотных и 1 кавалерийская дивизии; около 100 тыс. человек, свыше 600 орудий) и австро-венгерской 1-й (командующий — фельдцейхмейстер П. Пухалло фон Брлог; 6 пехотных, 2 кавалерийские дивизии; свыше 70 тыс. человек, свыше 400 орудий) армиями, развернувшееся 2–8 июля 1915 г. в районе г. Грубешов. См.: РГВИА. Ф. 2157. Оп. 1. Д. 116; Оп. 2. Д. 33; Бои на Западном Буге летом 1915 года. Обработано по официальным данным германского Генерального штаба в 1917 году капитаном Пэльман. Пб., 1921; Бои Бугской армии. Выдержки// Вестник Волынца. Белград. 1932. № 8–9; Der Grosse Krieg. Die Kampfe der Bugarmee. Oldenburg, 1918; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8. Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Корольков Г.К. Несбывшиеся Канны.

(обратно)

44

44 Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II. S. 624.

(обратно)

45

45 Сражение 10–20 июля 1915 г. между 1-й (командующий — генерал от кавалерии А.И. Литвинов; 14,5 пехотных, 3 кавалерийские дивизии; 150 тыс. человек, свыше 700 орудий) и 12-й армиями (генерал от инфантерии А.Е. Чурин; 8 пехотных дивизий, 1 кавалерийская бригада; около 100 тыс. человек, до 400 орудий) русского Северо-Западного фронта и германскими 8-й армией (командующий — генерал артиллерии Ф. фон Шольц; 5 пехотных дивизий, кавалерийская бригада; 60 тыс. человек, около 400 орудий) и армейской группой генерала артиллерии M.-K.-B. фон Гальвица (15,5 пехотных дивизий, кавалерийская бригада; 180 тыс. человек, до 1,1 тыс. орудий. См.: РГВИА. Ф. 2220. Оп.1. Д. 159, 160; Ф. 5265. Оп. 1. Д. 4, 5; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Корольков Г.К. Несбывшиеся Канны.

(обратно)

46

46 Сражение 3-й (командующий — генерал от инфантерии Л.В.(П.) Леш; 14,5 пехотных, 1,5 кавалерийские дивизии; 200 тыс. человек, до 700 орудий), 4-й (командующий — генерал от инфантерии А.Е. Эверт; 8 пехотных, 2 кавалерийские дивизии; до 100 тыс. человек, до 350 орудий) и 13-й (командующий — генерал от инфантерии В.Н. Горбатовский; 14 пехотных, 3 кавалерийских дивизии; до 200 тыс. человек, до 700 орудий) армий русского Северо-Западного фронта против германских 11-й (командующий — генерал-фельдмаршал А. фон Макензен), Бугской (командующий — генерал пехоты А. фон Линзинген), австро-венгерских 1-й (командующий — фельдцейхмейстер П. Пухалло фон Брлог) и 4-й (командующий — генерал пехоты эрцгерцог Иосиф Фердинанд) армий (всего 35 пехотных, 2 кавалерийские дивизии; свыше 500 тыс. штыков, свыше 2,5 тыс. орудий) при поддержке армейской группы генерал-полковника Р. фон Войрша (5 пехотных, 1 кавалерийская дивизия; до 60 тыс. штыков, свыше 350 орудий) 9-22 июля 1915 г. См.: РГВИА. Ф. 2157. Оп. 1. Д. 116; Оп. 2. Д. 33; Ф. 2279. Оп. 1. Д. 222; Ф. 3352. Оп. 1. Д. 56; Бои на Западном Буге летом 1915 года…; Бои Бугской армии. Выдержки // Вестник Волынца. Белград. 1932. № 8–9; Der Grosse Krieg…; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Корольков Г.К. Несбывшиеся Канны.

(обратно)

47

47 Олейников А.В. Люблин-Холмское сражение // Россия в Первой мировой войне. Энциклопедия. М., 2014. Т. 2. С. 307.

(обратно)

48

48 В январе 41,5 австро-германских пехотных и 8 кавалерийских дивизий (свыше 500 тыс. человек, 3 тыс. орудий) армейской группы генерала кавалерии Ф. фон Пфланцер-Балтина, Южной германской (командующий — генерал пехоты А. фон Линзинген), австрийских 3-й (командующий — генерал пехоты С. Бороевич фон Бойна) и 4-й (командующий — генерал пехоты эрцгерцог Иосиф Фердинанд) армий противостояли 31 пехотной и 11 кавалерийским дивизиям (около 400 тыс. человек, 1,5 тыс. орудий) Юго-Западного фронта (главнокомандующий — генерал от артиллерии Н.И. Иванов). А в конце марта 30 пехотных (из них 9 германских) и 1 кавалерийская (германская генерала кавалерии В. фон Маршаля) дивизии (350 тыс. человек, 2,2 тыс. орудий) в составе 2-х австрийских, одной германской (Южной) армий и германском Бескидском корпусе (командующий — генерал кавалерии Г. фон Марвиц) вели бои с русскими 8-й (командующий — генерал от кавалерии от кавалерии А.А. Брусилов), 9-й (командующий — генерал от инфантерии П.А. Лечицкий) армиями и двумя отдельными корпусами (7-й и 22-й армейские) (23,5 пехотных и 7 кавалерийских дивизий — свыше 300 тыс. человек, 1,2 тыс. орудий). См.: Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. 4. 3; Борисов А.Д. Карпатская операция // Военная мысль. 1940. № 3.

(обратно)

49

49 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7. S. 142.

(обратно)

50

50 Борисов А.Д. Карпатская операция. С. 103.

(обратно)

51

51 Nowak K.F. Der Weg zur Katastrophe. Berlin, 1919. S. 76.

(обратно)

52

52 Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II. S. 270.

(обратно)

53

53 Иванов Ф.К. Великая война. M., 1915. Ч. 2. С. 205–206.

(обратно)

54

54 Олейников А.В. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. М., 2014. С. 316.

(обратно)

55

55 В ходе тактического прорыва обороны 3-й армии русского Юго-Западного фронта, состоявшемся 19–20 апреля 1915 г. (дал название Горлицкой операции 19 апреля — 10 июня 1915 г.) германская 11-я (командующий генерал-полковник А. фон Макензен), австрийские 3-я (командующий — генерал пехоты С. Бороевич фон Война) и 4-я (командующий — генерал пехоты эрцгерцог Иосиф Фердинанд) армии (31,5 пехотных дивизий и 3 кавалерийские дивизии — около 400 тыс. человек, 2,3 тыс. орудий) противостояли 3-й армии Юго-Западного фронта (командующий — генерал от инфантерии Р.Д. Радко-Дмитриев; 18,5 пехотных дивизий, около 6 кавалерийских дивизий — около 300 тыс. человек, до 1 тыс. орудий). См.: Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Горлицкая операция. М., 1941; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Роткирх Т. фон. Прорыв Русского Карпатского фронта у Горлицы-Тарнова в 1915 г. Пб., 1921; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Бонч-Бруевич М.Д. Потеря нами Галиции в 1915 г. Часть II. Катастрофа в 3-й армии. М.-Л., 1926; Сражение при Горлице-Тарнов 2–6 мая 1915 г. Очерк о совместных действиях пехоты с артиллерией. М.-Л., 1929; Келлерман Г. Прорыв 11-й германской армии у Горлице 2–5 мая 1915 г. // Война и революция. 1934. Март-апрель.

(обратно)

56

56 Роткирх Т. фон. Прорыв Русского Карпатского фронта у Горлицы-Тарнова в 1915 г. Пб., 1921. С. 79, 87.

(обратно)

57

57 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7. S. 428; В. 8. S. 237.

(обратно)

58

58 Роткирх Т. фон. Прорыв Русского Карпатского фронта у Горлицы-Тарнова в 1915 г. Пб., 1921. С. 87.

(обратно)

59

59 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 8. S. 236, 252.

(обратно)

60

60 Русская 8-я армия Юго-Западного фронта (командующий генерал от кавалерии А.А. Брусилов; 15,5 пехотных, 5 кавалерийские дивизий — 200 тыс. человек, до 800 орудий) противостояла 4-й (командующий — генерал пехоты эрцгерцог Иосиф Фердинанд), 1-й (командующий — фельдцейхмейстер Пухалло фон Брлог) и 2-й (командующий — генерал кавалерии Ф. Бем-Эрмолли) армиям (до 30-ти пехотных, 3 кавалерийских дивизии — до 400 тыс. штыков, свыше 2 тыс. орудий). См.: Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 8; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4.

(обратно)

61

61 Олейников А.В. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. С. 317.

(обратно)

62

62 Русская 11-я армия Юго-Западного фронта (командующий — генерал от инфантерии Д. Г. Щербачев; 6 пехотных дивизий, 1 кавалерийская дивизия — до 80 тыс. человек, до 300 орудий) противостояла германской Южной армии (командующий — генерал пехоты фон Ботмер; до 6-ти пехотных дивизий — свыше 70 тыс. штыков, свыше 400 орудий). См.: Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 7; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8.

(обратно)

63

63 Русская 9-я армия (командующий генерал от инфантерии П.А. Лечицкий; 13 пехотных, 7 кавалерийских дивизий — до 200 тыс. человек, до 700 орудий) противостояла австро-венгерской 7-й армии (командующий — генерал кавалерии Ф. фон Пфланцер-Балтин; 9 пехотных, 3 кавалерийские дивизии — 120 тыс. человек, свыше 700 орудий). См. Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8.

(обратно)

64

64 Олейников A.B. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. С. 317.

(обратно)

65

65 Олейников A.B. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. С. 317.

(обратно)

66

66 2-й (генерал-лейтенант A.M. Каледин) и 3-й (генерал-лейтенант Ф.А. Келлер) конные корпуса (6 кавалерийских дивизий — до 30 тыс. человек, 70 орудий) нанесли поражение 3-м пехотным и 3-м кавалерийским дивизиям противника (50 тыс. человек, 250 орудий). См.: Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 7; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8.

(обратно)

67

67 Соотношение сил противников: 9 пехотных и 6 кавалерийских дивизий, 5 ополченских бригад 9-й армии (командующий — генерал от инфантерии П.А. Лечицкий; 180 тыс. человек, 500 орудий) против 8-ми пехотных и 5-ти кавалерийских дивизий противника (120 тыс. человек, свыше 600 орудий). См.: Там же.

(обратно)

68

68 Олейников А.В. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. С. 317.

(обратно)

69

69 Великая война 1915 год. Очерк главнейших операций Русского Западного фронта. Пг., 1916. С. 25.

(обратно)

70

70 Олейников А.В. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. С. 317. С. 317.

(обратно)

71

71 Соединениям 11-й армии Юго-Западного фронта (командующий — генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев; 6 пехотных дивизий; 70 тыс. человек, до 300 орудий) противостояли части германской Южной армии (командующий — генерал пехоты Ф. фон Ботмер; до 6 пехотных дивизий; 70 тыс. человек, свыше 400 орудий). См.: РГВИА. Ф. 2190. Оп. 1. Д. 65, 69; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. II; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. Band 8.

(обратно)

72

72 Олейников А.В. Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой войне. С. 317. С. 317.

(обратно)

73

73 Оборонительное сражение 1-12 июля 1915 г. 5-й армии (командующий — генерал от кавалерии П.А. Плеве; 7,5 пехотных и 7,5 кавалерийских дивизий) — 128,5 тыс. человек (из них 20,9 тыс. невооруженных) при 365-ти орудиях) русского Северо-Западного фронта против Неманской армии (командующий — генерал пехоты О. фон Белов; 7,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий — около 120 тыс. человек при 600 орудиях) германского Восточного фронта. Основные бои развернулись в р-не г. Шавли, северная Литва. См.: РГВИА. Ф. 2122. Оп. 1. Д. 14–22; Ф. 2216. Оп. 1. Д. 36; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Корольков Г.К. Сражение под Шавли. М.-Л., 1926; Он же. Несбывшиеся Канны; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. В. 8.

(обратно)

74

74 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8. S. 471.

(обратно)

75

75 Стратегическая оборонительно-наступательная операция русских Западного (командующий — генерал от инфантерии А.Е. Эверт) и Северного (командующий — генерал от инфантерии H.B. Рузский) фронтов (1-я, 2-я, 5-я, 10-я армии — 53 пехотных, 8,5 кавалерийских дивизий — 310 тыс. человек, до 2,5 тыс. орудий) против германской группы армий генерал-фельдмаршала П. фон Гинденбурга (Неманская, 8-я, 10-я, 12-я армии — 41 пехотная, 6 кавалерийских дивизий — до 450 тыс. человек, до 3 тыс. орудий) 9 августа — 19 сентября 1915 г. См.: РГВИА. Ф. 2067. Оп. 2. Д. 968; Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4; Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. В. III. Wien, 1932; Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8; Евсеев H. Свенцянский прорыв 1915 г. M., 1936.

(обратно)

76

76 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. B. 8. S. 509, 546.

(обратно)

77

77 Масловский E.B. Мировая война на Кавказском фронте 1914–1917 г. Стратегический очерк. Париж, 1933. С. 474–477.

(обратно)

78

78 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. 1934. № 12. С. 125, 127.

(обратно)

79

79 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. Период с октября 1915 по сентябрь 1916 г. Позиционная война и прорыв австрийцев Юго-Западным фронтом. М., 1920. С. 110.

(обратно)

80

80 Барсуков Е. Артиллерия в обеспечении прорыва. Мартовская операция 1916 г. // Военно-исторический журнал. 1940. № 7. С. 26.

(обратно)

81

81 Гофман М. Война упущенных возможностей. М.; Л., 1925. С. 108.

(обратно)

82

82 Подорожный Н.Е. Нарочская операция в марте 1916 г. М., 1938. С. 124, 125; Летопись войны 1914-15-16 пг. № 84 оф. С. 151.

(обратно)

83

83 Подорожный Н.Е. Нарочская операция в марте 1916 г. М., 1938. С. 125.

(обратно)

84

84 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. С. 110.

(обратно)

85

85 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. 118.

(обратно)

86

86 Гофман М. Записки и дневники 1914–1918 гг. Л., 1929. С. 214.

(обратно)

87

87 Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М., 2012. С. 305.

(обратно)

88

88 Гофман М. Война упущенных возможностей. С. 110.

(обратно)

89

89 Гурко В.И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом 1914–1917. М., 2007. С. 284.

(обратно)

90

90 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914–1918. Band 11. Herbst 1916 und Winter 1916/17. Berlin, 1938. S. 401.

(обратно)

91

91 Разбор организации прорыва неприятельской позиции в направлении на Митаву в декабре 1916 года. М., 1917. С. 16.

(обратно)

92

92 Лиддел-Гарт Б. Правда о войне 1914–1918 гг. М., 1935. С. 185.

(обратно)

93

93 Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне. Берлин, 1924. С. 396.

(обратно)

94

94 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. С. 40.

(обратно)

95

95 Базаревский А. Наступательная операция 9-й русской армии. Июнь 1916 г. М., 1937. С. 5.

(обратно)

96

96 Людендорф Э. фон. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М.; Мн., 2005. С. 224.

(обратно)

97

97 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. С. 108.

(обратно)

98

98 Фалькенгайн Э. фон. Верховное командование 1914–1916 в его важнейших решениях. М., 1923. С. 227.

(обратно)

99

99 Гофман М. Война упущенных возможностей. С. 113.

(обратно)

100

100 Киган Д. Первая мировая война. М., 2004. С. 387.

(обратно)

101

101 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. С. 73.

(обратно)

102

102 Кузнецов Б.И. Кампания 1916 года на фронтах Первой мировой империалистической войны. М., 1941. С. 72.

(обратно)

103

103 Ветошников Л.В. Брусиловский прорыв. Оперативно-стратегический очерк. М., 1940. С. 3.

(обратно)

104

104 Данилов Ю.Н. Указ. соч. С. 396.

(обратно)

105

105 Людендорф Э. Указ. соч. С. 297.

(обратно)

106

106 Гурко В.И. Указ. соч. С. 234, 236.

(обратно)

107

107 The Great World War. A history. Vol. 5. London, 1917. P. 177, 182,186.

(обратно)

108

108 Ibid. P. 188.

(обратно)

109

109 Корсун Н.Г. Первая мировая война на Кавказском фронте. Оперативно-стратегический очерк. М., 1946. С. 76.

(обратно)

110

110 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. 1934. № 12. С. 125.

(обратно)

111

111 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. 1934. № 12. С. 127.

(обратно)

112

112 Wagner A. Der Erste Weltkrieg. Wien, 1993. S. 194.

(обратно)

113

113 Мультатули П.В. Господь да благословит решение мое… Император Николай Второй во главе действующей армии и заговор генералов. СПб., 2002. С. 153.

(обратно)

114

114 Гинденбург П. Воспоминания. Пг., 1922. С. 47.

(обратно)

115

115 Кавтарадзе А.Г. Июньское наступление русской армии в 1917 году // Военно-исторический журнал. — 1967. - № 5. С. 112.

(обратно)

116

116 Брусилов А.А. Мои воспоминания. — М.: Воениздат, 1983. С. 239.

(обратно)

117

117 Кавтарадзе А.Г. Июньское наступление русской армии в 1917 году // Военно-исторический журнал. — 1967. - № 5. С. 114.

(обратно)

118

118 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 7. Кампания 1917 года / сост. A.M. Зайончковский. — М.: Высший военный редакционный совет, 1923. С. 76.

(обратно)

119

119 РГВИА. Ф. 2890. Оп. 1. Д. 65. Л. 17 об.

(обратно)

120

120 РГВИА. Ф. 2890. Оп. 1. Д. 65. Л. 17 об.

(обратно)

121

121 Фомин М. Батальон смерти 38-й пехотной дивизии // Военная быль. -1996. - № 8 (137). — С. 28.

(обратно)

122

122 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917 г. — Мн., 2002. С. 394.

(обратно)

123

123 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917 г. — Мн., 2002. С. 392.

(обратно)

124

124 Гофман М. Война упущенных возможностей. M.-Л.: Государственное издательство, 1925. С. 153.

(обратно)

125

125 Гинденбург П. Воспоминания. Пг., 1922. С. 51.

(обратно)

126

126 Войтинский В. Падение Риги. — Пг., 1917. С. 6.

(обратно)

127

127 Войтинский В. Падение Риги. — Пг., 1917. С. 7.

(обратно)

128

128 Драудин Т.Я. Боевой путь латышской стрелковой дивизии в дни Октября и в годы Гражданской войны (1917–1920). — Рига, 1960. С. 33.

(обратно)

129

129 Стратегический очерк. Ч. 7. С. 103.

(обратно)

130

130 Посевин С. Гибель империи. Северный фронт (из дневника штабного офицера для поручений). — Рига, 1932. С. 29.

(обратно)

131

131 Чишвиц А. фон. Захват балтийских островов Германией в 1917 г. — М.: Воениздат, 1937. С. 176.

(обратно)

132

132 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. — М.-Мн.: Аст-Харвест, 2005. С. 434.

(обратно)

133

133 Гофман М. Война упущенных возможностей. С. 151.

(обратно)

134

134 Людендорф Э. Указ. соч. С. 434.

(обратно)

135

135 Людендорф Э. Указ. соч. С. 434.

(обратно)

136

136 Риттер X. Критика мировой войны. — Пг.: Военное издательство Петроградского военного округа, 1923. С. 165.

(обратно)

137

137 Wagner A. Der Erste Weltkrieg. - Wien — Herald Verlag, 1993. S. 261.

(обратно)

138

138 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 618. Л. 180.

(обратно)

139

139 Österreich-Ungarns Letzter Krieg 1914–1918. Bd.VI. - Wien, 1936. S. 258.

(обратно)

140

140 Вульф О. P. Австро-венгерская Дунайская флотилия в мировую войну 1914–1918 годов. — Спб.: изд. М. А. Леонов, 2004. С. 80.

(обратно)

141

141 Виноградов В. H. Румыния в годы Первой мировой войны. — М., 1969. С. 216.

(обратно)

142

142 Виноградов В. Н. Указ. соч. С. 217.

(обратно)

143

143 Там же.

(обратно)

144

144 Джемаль-паша. А. Записки 1913–1919 гг. — Тифлис: изд. Заккрайкома РКП(б), 1923. С. 145.

(обратно)

145

145 Людендорф Э. фон. Указ. соч. С. 509.

(обратно)

146

146 Там же. С. 514.

(обратно)

147

147 Людендорф Э. Указ. соч. С. 432.

(обратно)

148

148 Меликов В. А. Стратегическое развертывание по опыту Первой империалистической войны 1914–1918 гг. и Гражданской войны в СССР. Т. 1. — М.: Воениздат, 1939. С. 364.

(обратно)

149

149 Меликов В. А. Стратегическое развертывание по опыту Первой империалистической войны 1914–1918 гг. и Гражданской войны в СССР. Т. 1. — М.: Воениздат, 1939. С. 464.

(обратно)

150

150 Цит. по: Перепеловский К. Роль и значение Русского фронта по иностранным военным источникам // Военная быль. -1971. - № 112. — С. 5.

(обратно)

151

151 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. — М., 1991. С. 81.

(обратно)

152

152 Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. — М., 2012. С. 81–82.

(обратно)

153

153 Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. — М., 1999. С. 547–548.

(обратно)

154

154 Деникин А.И. Старая армия. Офицеры. — М., 2005. С. 43–44.

(обратно)

155

155 По свидетельству начальника императорской охраны генерал-майора А.И. Спиридовича, Государь находился в зоне обстрела германской артиллерии.

(обратно)

156

156 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 33–34.

(обратно)

157

157 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 45.

(обратно)

158

158 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 61–62.

(обратно)

159

159 Дубенскйй Д.Н. Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в Действующей армии. Январь-июнь 1915 года. — Пг., 1915.

(обратно)

160

160 Дневники императора Николая Второго. — М., 1991. С. 550.

(обратно)

161

161 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 241.

(обратно)

162

162 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 243.

(обратно)

163

163 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 253–254.

(обратно)

164

164 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.2. — Нью-Йорк 1960. С. 25.

(обратно)

165

165 Вырыпаев В. Царский смотр // Военная быль. — 1969 — № 98. — С. 27.

(обратно)

166

166 Вырыпаев В. Царский смотр // Военная быль. — 1969 — № 98. С. 29.

(обратно)

167

167 Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 209.

(обратно)

168

168 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 124.

(обратно)

169

169 Шереметев Д.С. Из воспоминаний о Государе Императоре Николае И. — Брюссель, 1936. С. 7.

(обратно)

170

170 Краснов П.Н. Воспоминания о русской императорской армии. — М., 2006. С. 465–466.

(обратно)

171

171 Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. — М., 2012. С. 716.

(обратно)

172

172 Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. — Л., 1927. С. 97.

(обратно)

173

173 А.И. Спиридович писал: «От старых кавказских героев… я слышал лично, что в том горячем порыве, в том энтузиазме, который объединил в те дни Кавказскую армию, от молодого солдата и юного офицера, до их, убеленных сединами, старших начальников, до Наместника включительно, в этом, почти сверхъестественном подвиге, большую роль сыграло, только что совершившееся перед тем, посещение фронта и Края Государем Императором». См. Указ. соч. Т.1. С. 66.

(обратно)

174

174 Свечин М. Записки старого генерала о былом. — Ницца, 1964. С. 110.

(обратно)

175

175 Отречение Николая II. С. 41.

(обратно)

176

176 Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 112–113.

(обратно)

177

177 Государь на фронте. Воспоминания. — М., 2012. С. 1.

(обратно)

178

178 См.: Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. — М., 1930; Залюбовский А.П. Снабжение русской армии в Великую войну винтовками, пулеметами, револьверами и патронами к ним. — Белград, 1936; Михайлов B.C. Очерки по истории военной промышленности. — М., 2007. и др.

(обратно)

179

179 Sir John Hanbury-Williams. The Emperor Nicholas II. As I knew him. - London, 1922. P. 23.

(обратно)

180

180 Ibid. P. 73.

(обратно)

181

181 Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 312.

(обратно)

182

182 Бубнов А. Д. В Царской Ставке. Воспоминания адмирала Бубнова. — Нью-Йорк, 1955. С. 191.

(обратно)

183

183 Фигуровский Н. А. Очерк развития русского противогаза во время империалистической войны 1914–1918 гг. — М.-Л., 1942. С. 68.

(обратно)

184

184 Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 270.

(обратно)

185

185 Гурко В.И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом 1914–1917. — М., 2007. С. 192–193.

(обратно)

186

186 Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. С. 45.

(обратно)

187

187 Гурко В.И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом 1914–1917. — М., 2007. С. 213.

(обратно)

188

188 Летопись войны 1914-15 года. — 1915. - № 67. — С. 1071.

(обратно)

189

189 Летопись войны 1914 года. -1914. - № 8. — С. 136.

(обратно)

190

190 Летопись войны 1914-15 года.-1915. - № 61. — С. 972.

(обратно)

191

191 Летопись войны 1914-15-16 года. — 1916. - № 100. — С. 1600.

(обратно)

192

192 РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 957. Л. 16.

(обратно)

193

193 РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 954. Лл. 22–22 об.

(обратно)

194

194 РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 959. Л. 35.

(обратно)

195

195 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. — 1934. - № 12. — С. 114.

(обратно)

196

196 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. — 1934. - № 12. — С. 113.

(обратно)

197

197 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. — 1934. - № 12. — С. 128.

(обратно)

198

198 Генерал Бюа. Германская армия в период войны 1914–1918. Расцвет и упадок. Маневры по внутренним операционным линиям. — Париж-Нанси-Страсбург, 1922. С. 40.

(обратно)

199

199 Риттер X. Критика мировой войны. — Пг., 1923. С. 142.

(обратно)

200

200 Беседа с генералом Брусиловым // Летопись войны 1914–1916 гг. — № 110. — С. 1760.

(обратно)

201

201 Положение о полевом управлении войск в военное время. — СПб., 1914. С. 11.

(обратно)

202

202 Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914 — 1916 в его важнейших решениях. — М., 1923. С. 134.

(обратно)

203

203 Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 66.

(обратно)

204

204 Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 63.

(обратно)

205

205 Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 65.

(обратно)

206

206 Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке (25 сент. 1915 — 2 июля 1916). — Пб.; 1920. С. 71.

(обратно)

207

207 Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. С. 84.

(обратно)

208

208 Дубенский Д.Н. Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в Действующей армии. Июль 1915 — февраль 1916. — Пг., 1916. С. 75.

(обратно)

209

209 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. С. 213.

(обратно)

210

210 Очевидец // Русская летопись. Париж — 1921. — Книга 1. — С. 166–168.

(обратно)

211

211 Бои в Рижском заливе и на Серете. — М., 1915. С. 10.

(обратно)

212

212 Энциклопедический Словарь Гранат. Т. 46. — М., 1918. Вып. 1, 2. С. 76–77.

(обратно)

213

213 Reichsarchiv. Der Weltkrieg 1914 — 1918. Band 8. - Berlin, 1932. S. 591.

(обратно)

214

214 Kabisch E. Streitfragen des Weltkrieges 1914–1918. - Stuttgart, 1924. S. 176.

(обратно)

215

215 The Great World War. A history / General Editor Frank A. Mumby. V.4. - London, 1917. P. 53.

(обратно)

216

216 Пуанкаре P. На службе Франции. Т. 2. — М.-Мн., 2002. С. 65.

(обратно)

217

217 Поливанов А.А. Девять месяцев во главе Военного министерства // Вопросы истории. — 1994. - № 10. — С. 142–143.

(обратно)

218

218 Платонов О.А. Николай II в секретной переписке. — М., 1996. С. 450.

(обратно)

219

219 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 5. Период с октября 1915 по сентябрь 1916 г. Позиционная война и прорыв австрийцев Юго-Западным фронтом. — М., 1920. С. 111–112.

(обратно)

220

220 Лукомский А. С. Указ. соч. С. 305.

(обратно)

221

221 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 6. Период от прорыва Юго-Западного фронта в мае 1916 г. до конца года. — М., 1923. С. 91.

(обратно)

222

222 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. — М.-Мн., 2005. С. 284.

(обратно)

223

223 Мозер О. Краткий стратегический обзор мировой войны 1914 — 1918 годов. — М., 1923. С. 102.

(обратно)

224

224 Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 7. Кампания 1917 года. — М., 1923. С. 27.

(обратно)

225

225 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. — М., 1991. С. 7.

(обратно)

226

226 Пагануцци П. Император Николай II — спаситель сотен тысяч армян от турецкого геноцида // Родина. — 1993. - № 8–9. — С. 95.

(обратно)

227

227 Пагануцци П. Император Николай II — спаситель сотен тысяч армян от турецкого геноцида // Родина. — 1993. - № 8–9. — С. 95–96.

(обратно)

228

228 См. Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. — М., 1940. С. 170–193.

(обратно)

229

229 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. — М., 1991. С. 91.

(обратно)

230

230 Сборник документов мировой империалистической войны на Русском фронте (1914–1917 гг.). Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. — М., 1940. С. 186.

(обратно)

231

231 Летопись войны 1914 года. — 1914. - № 12. — С. 200.

(обратно)

232

232 Летопись войны 1914-15-16 года. — 1916. - № 104 — С. 1659.

(обратно)

233

233 Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция (1914–1917 гг.). Т.1. — Нью-Йорк, 1960. Т.1. С. 295.

(обратно)

234

234 Sir John Hanbury-Williams. The Emperor Nicholas II. P. 64–65.

(обратно)

235

235 Алферьев E.E. Император Николай II как человек сильной воли. — Джорджанвилль, 1983. С. 110.

(обратно)

236

236 Цит. по: Будберг А.П. Вооруженные силы Российской Империи в исполнении общесоюзных задач и обязанностей во время войны 1914–1917 гг. — Париж, 1939. С. 46.

(обратно)

237

237 Цит. по: Будберг А.П. Вооруженные силы Российской Империи в исполнении общесоюзных задач и обязанностей во время войны 1914–1917 гг. — Париж, 1939. С. 3.

(обратно)

238

238 Черчилль У. Указ. соч. С. 39.

(обратно)

239

239 Подполковник Лярше. Некоторые статистические данные войны 1914–1918 гг. // Военный зарубежник. — 1934. - № 12. — С. 128.

(обратно)

240

240 Подр. см.: Генерал Бюа. Германская армия в период войны 1914–1918. Расцвет и упадок. Маневры по внутренним операционным линиям. Париж-Нанси-Страсбург, 1922. С. 78.

(обратно)

241

241 Блюментрит Г. Указ. соч. С. 73.

(обратно)

242

242 Подсч. по: Подполковник Лярше. Указ. соч. С. 125, 127, 129.

(обратно)

243

243 Будберг А.П. Вооруженные силы Российской Империи… С. 30.

(обратно)

244

244 Лиддел-Гарт Б. Указ. соч. С. 187.

(обратно)

Оглавление

Начало

Олейников Алексей Владимирович Роль России и Романовых в Великой войне 1914–1918 гг

Предисловие редактора

За что воевала Россия

Глава I. Вклад русской армии в победу над кайзеровской коалицией

  1.1. Кампания 1914 года

  1.2. Кампания 1915 года

  1.3. Кампания 1916 года

  1.4. Кампания 1917 года

Глава II. Романовы — Верховные главнокомандующие русской действующей армией и мировая воина

  2.1. Первый Главком. Великий князь Николай Николаевич (Младший)

  2.2. Августейший Главковерх Государь Император Николай II

Заключение

Фотографии

ОЛЕЙНИКОВ Алексей Владимирович