Никита Садыков
Среди паксов. Книга рассказов

© Н. Ю. Садыков, 2023

© «Время», 2023

Об этой книге

Среди ненавистных мне жанров в тройку лидеров уверенно входит пересказ разговоров с таксистами и проведенный по их итогам анализ общественных настроений. Создается впечатление, что в тот день, когда автопилот окончательно заменит таксистов, исчезнет последний источник, из которого отечественная интеллектуальная элита черпает знания об умонастроениях простых (как ей кажется) людей. При этом мысль о том, что они ведут разговоры с людьми, которые заинтересованы в высокой оценке оказанных ими услуг, не говоря о чаевых, и потому очень внимательных к предпочтениям собеседников, мало кому приходит в голову.

Когда я пойду работать в такси, то быстро озолочусь. Потому что каждого очередного пассажира сразу буду честно спрашивать: какие темы предпочитаете? И каких взглядов вам было бы приятнее, чтобы я придерживался? Долой антинародный режим? Или переиграл всех опять наш президент? Говорите, не стесняйтесь. Есть еще отдельная услуга «Гробовое молчание».

Пока этого не произошло, и я еще имею какое-то отношение к отечественной словесности, обрадую вас новостями из этой области. Вы держите в руках книгу «Среди паксов». И это – ответный удар таксистов. Потому что каждая из составивших ее новелл в устном исполнении должна бы начинаться словами «Вез я тут одного…».

Пять лет назад ее автор Никита Садыков сменил профессию и стал московским таксистом. И открылся ему безбрежный мир пассажиров. Мы там все, вместе с нашими друзьями, врагами, родственниками, коллегами и партнерами во всех смыслах, никто не остался неописанным. Увиденные удивительно чутким к подробностям автором, который в прежней профессиональной жизни был фотографом, но, как выяснилось, бог дал ему еще и писать. И подробности эти изложены эталонным русским языком.

В стране с убитой социологией и журналистикой, но с вечно живым телевизором, распространяющим свет специфических знаний, эта книга имеет еще и дополнительную ценность. Это удивительная смесь репортажа и научной монографии, рассказывающей нам о нас. Впечатления разнообразные, но яркие, оторваться невозможно. Я, во всяком случае, не смог.

Михаил ШЕВЕЛЁВ

Среди паксов. Книга рассказов

* * *

Проторчав несколько месяцев в Москве, вдали от любимого Стамбула, где была сосредоточена вся моя фотографическая работа, и не найдя себе в который раз применения на Родине, я решил, что надо попробовать временное трудоустройство, которое не угрожает стать постоянным. Что-то, что я мог бы начать немедленно – и так же немедленно, при необходимости, забросить.

В последние годы, едва заслышав от кого-то из знакомых жалобы на невозможность заработать «по специальности», я авторитетно возражал, что уж если вопрос стоит о зарабатывании денег без претензий, то работы вокруг полно. «Иди в такси!» – говорил я очередному приятелю так, будто был уверен в очевидной верности моего совета. Конечно, «в такси» была фигурой речи, метафорой. Я имел в виду «иди и делай что-то руками и ногами, уж раз вопрос стоит о том, что надо заработать денег».

Оказалось, что «пойти в такси» совсем не так просто, как я думал. Нет, сама процедура попадания за руль жёлтой машины с жёлтыми номерами была совсем несложной. Трудно было настроить себя самого.

Я вдруг понял, что почти все окружающие оценивают уход человека в извоз как финальную, окончательную стадию деградации, падения в тартарары. «Старик, что произошло? Нужна помощь?» – звучало от тех, с кем поделился моей идеей накануне.

То есть, все считали, что в жизни должно что-то произойти, какая-то трагедия, чтобы человек вдруг решился на такое.

Меж тем, у меня ничего не произошло: и именно это толкало меня на поиск работы. Несколько дней, проведённых перед компьютером в поисках информации про работу водителем такси, дали некоторые ответы на мои вопросы. Во-первых, надо идти и пробовать. Во-вторых, не в самый дешёвый тариф, а в средние по цене «комфорты». В-третьих, обнаружилось, что больше всего проклятий от водителей звучат в адрес агрегатора Яндекс. Такси. При этом, сами проклинающие водители оставили ощущение не самых вменяемых. Так что, я решил, что начну именно с Яндекса.

Таксопарк тоже выбрал случайно: по наличию в нём любимого микроавтобуса «ситроен», с дизельным мотором и механической коробкой передач, в моём понимании – идеальном сочетании для такси. На этом автомобиле и отъездил первые летние месяцы, затем поменяв машину на среднего размера седан с труднопроизносимым корейским названием. Ожидая на очередной мойке и глядя на проступающие сквозь пену очертания кузова, выдумал кличку: Афродита. Так я и стал назвать мою «сонату», страшненькую с лица, но просторную, выносливую и ежедневно выходящую из пены. Ту, что смывает привычную московскую осенне-зимнюю грязь.

Между водителем и автомобилем всегда есть какая-то связь, а уж в такси и подавно. Необходимо особенное, железобетонное ощущение уверенности в машине. Мы с ней возим паксов (PAX (англ.) – пассажир), наматывая сотни километров в день по Москве и области. Афродита, хоть и дурнушка, но трудится почти безукоризненно, лишь изредка досаждая перегорающими лампочками. Я забочусь о ней, пилотирую аккуратно, я бы даже сказал деликатно, а она не капризничает в ответ. Ровно тот случай, когда брак не по любви, но по расчёту – и никому не стыдно. Утром я выгуливаю собаку, мы подходим к Афродите, делаем коробочку, как сказали бы пилоты – облетев машину вокруг и проверив состояние кузова и фар, пёс метит колёса жёлтого седана, а я вздыхаю, глядя на мраморные разводы реагентов. Через двадцать минут, прихватив с собой термос с кофе, сажусь и завожу мотор. Поехали.

* * *

– Включите, пожалуйста, музыку, но только не шансон…

Ко мне садятся бабушка с дедушкой лет по 90, с палочками, двигающиеся аккуратно и очень достойно. Ехать нам далеко, с Обручева в Балашиху.

В то утро меня почему-то потянуло на Окуджаву (бывает раз в год, когда несколько дней запоем хочется слушать его без остановки).

И вот они садятся, мы обсуждаем температуру в салоне и звуковое сопровождение – «…но только не шансон». Я смотрю на них строго и отвечаю:

– Нет, давайте слушать именно шансон.

В зеркале две пары испуганных глаз.

«Как наш двор ни обижали – он в классической поре…»

Надо было видеть это изменение у них на лицах: ужас сменяется на широкие улыбки. Через 30 секунд они начинают подпевать, ещё через минуту подпеваем уже все вместе, две пластинки Булата Шалвовича – и мы на месте, в каких-то сосновых лесах за Балашихой.

* * *

– Дядя тебя сейчас высадит!

Эту фразу я слышу буквально по два-три раза в день. Причём не в ситуациях, когда ребёнок разбушевался и ведёт себя отвратительно (таких случаев попросту ещё не было), но в совершенно безобидных.

Сколько же людей смакуют возможность унижать своих детей. Бесконечными «ты что, не понимаешь, я тебе тысячу раз говорила», «да успокойся ты наконец» (интересно, может ли ор вообще кого-то успокаивать?), «почему ты такая бестолочь, перестань, я тебя накажу» (будто сам по себе такой тон и лексика – не наказание).

Почти всегда меня пытаются втягивать в эти игры с «дядя тебя высадит» и как бы ждут моего подключения к идиотическим нотациям.

И я всегда подключаюсь:

– Светочка, а давай высадим маму и поедем с тобой дальше одни!

Дети начинают весело ржать, мамы – вслед за ними, за 15 секунд ситуация разряжается, и вдруг оказывается, что можно продолжать ехать и общаться в совершенно дружеской манере без намёка на шипение, крики и истерики.

Мамаши при этом, по-моему, обалдевают от того, как просто, эффективно и молниеносно можно прекратить конфликт. Или начинают понимать, что я действительно хочу их высадить где-нибудь на обочине.

Самое забавное, что многие из них, прощаясь, просят мой номер:

– А можно мы вас будем всегда заказывать?

* * *

– Пусть едет, проверяем только таджиков!

Гайцы останавливают по ночам все таксишные машины для проверки документов. Остановили и меня, я включаю в салоне свет и лезу за бумажками в бардачок, а коллега кричит моему проверяющему – не трать, мол, время, «проверяем только таджиков».

Я вручаю гайцу документы со словами:

– Проверяйте, проверяйте. Я таджик.

Тот недоверчиво смотрит на меня, потом в права, потом снова на меня.

– Таджик Никита?.. Хуёвый ты таджик. Путевой лист в порядке? Ехай дальше. Счастливого пути.

* * *

– Сдачи не надо, это чаевые…

На табло 996 рублей, а я полез за мелочью в карман – для проформы, конечно: чаще всего клиенты такую сдачу с тысячной купюры не берут.

Но бывают именно чаевые. Когда клиент, получив сдачу, возвращает из неё пару купюр в 50–100 рублей и я благодарю в ответ.

А бывает, если поездка по безналу – чай «квакает» в программе сразу по завершении поездки (скорее всего, там он включен у клиента по умолчанию).

Реже – чай приходит водителю через 15 минут, час или даже день. Это означает, что клиент, приехав на место, даже не доставал телефон из кармана, и лишь потом, включив снова приложение, отправил деньги мне вслед.

И вот именно такие чаевые – ужасно приятные. Не как сумма в рублях (хотя, бывает, люди отправляют и по 15–20 процентов от недешёвых поездок), а как «спасибо!», которое тебе передают уже без возможности насладиться ответной благодарностью. Просто «спасибо».

Иногда чаевые приходят от пассажиров, не произнесших в дороге ни слова. Только кивнувших напоследок на вопрос «Удобно, если я остановлю здесь?».

Если вы проехали в такси и водитель был адекватен во всех смыслах – не обязательно его хвалить и делать ему комплименты. Не обязательно даже ставить ему хорошую оценку (хотя и желательно: рейтинг, составленный по этим оценкам, очень важен для получения хороших заказов).

Но если вы дадите на чай – пусть даже 5 % с дешёвой поездки от метро – это будет лучшая благодарность, какую только вы можете выразить понравившемуся водителю такси.

* * *

Нет ничего удивительного в том, что абсолютное большинство знакомых и родственников были шокированы моим решением уйти в извоз.

У многих есть ощущение, что уйти таксовать – это какое-то «днище», падение ниже плинтуса, деградация и путь в никуда.

Согласиться можно только с тем, что это действительно никакой не путь, что действительно в никуда: вряд ли тут можно сделать карьеру, начать зарабатывать втрое больше, купить серо-голубой Zegna, чтобы пролить на штаны La Grande Dame во время обеда на набережной в Сан-Тропе. Но мою тайную мечту носить Zegna и пить La Grande Dame я пока припрятал до лучших времён, ещё успею, если даст несуществующий бог.

А вот работать ради работы и зарабатывания, спокойно и добросовестно, немного тяжело физически, но и не убивая себя – вполне возможно.

Это не стыдная работа, особенно если делать её хорошо. Она не опаснее других работ. И её можно прекратить в любой момент – как только получишь Пулитцеровскую премию или что там дают…

Работа эта делается своими руками и ногами, которыми рулишь и жмёшь на педали, головой и жопой, простите, которой сидишь, никого не надо просить о помощи (да тут её и быть не может ни от кого – независимость от переживаний окружающих полная и в этом огромный кайф), ты всё-таки свободен от офисов, графиков и менеджеров среднего звена.

Возможно, я пока не вижу каких-то серьёзных существующих проблем, но пока что, дорогие мои, переживать совершенно не о чем и не за что.

О чём я вас и обнимаю.

* * *

– А есть ли приметы у таксистов?

– Простите?..

– Приметы. У таксистов есть приметы? – худенькая девушка с огненно-рыжими волосами вдруг заговорила после двадцатиминутного гробового молчания. – Я собираю приметы разные. Какие у вас в такси есть приметы?

– Хм… Я даже не знаю. Есть плохие приметы – например, если пассажир попросил остановиться по пути и сбегает, а оплата заказа наличными.

– Почему? Ах да… Поняла… А ещё? Только рассказывайте помедленнее, я буду записывать.

Я сходу выдумал пяток примет, хороших и плохих. Девушка осталась довольна. 126 рублей чаевых.

* * *

Подъезжаю за клиентом к воротам роддома. Звоню, чтобы уточнить, нужно ли проникнуть через шлагбаум внутрь.

– Здравствуйте, это ваш водитель. Я подъехал по адресу и стою на улице, но, может быть, вы хотите, чтобы я подал машину во двор?

– Какой водитель?!

– Водитель такси. С вашего номера телефона сделан заказ такси.

– Я не делал никакого заказа. Что за такси? Вы о чём?.. У меня телефон глючит, наверное…

– Я вас понял. Тогда снимите заказ, пожалуйста. Он у вас оформлен, из роддома на улице Херсонской.

– Погодите. Я хотел сделать заказ. Но потом передумал. Но машина нужна. У вас минивэн?

– Минивэн.

– Нам понадобится минивэн. Я сейчас скажу охране, чтобы вас пустили. Заезжайте.

Пассажиром, сделавшим заказ, оказался счастливый папа уже шестой по счёту дочери. Временами казалось, что он в прострации – наверное, это обычная реакция на такое количество женщин вокруг…

Мы приехали на место, мама с малышом в окружении родственников поднялась в квартиру, а мы с папашей закурили во дворе.

– Понимаешь, я о дочке мечтал тогда. Говорили, молись за дочку. Я молиться то не умею, бормотал какие-то глупости… И вот теперь – как сына-то сделать?

Я молчал: совета на этот случай у меня не было.

– Тёща из Иваново у нас теперь прописалась. Мать моя помогает. Вокруг одни бабы. Я мужиков только с балкона вижу. Да по телевизору.

– Так сильно хочешь сына?

– Очень хочу.

– Усынови. Тогда точно лотереи с полом не будет.

Папаша прикурил вторую сигарету.

– А вот об этом я не думал. Отличная идея. Сейчас обсужу это в курятнике.

– Не рановато? Там другим сейчас заняты. Погоди с годик-другой.

– Не рановато. Поищи в Яндексе, где усыновить ребёнка, я ни черта не понимаю в ваших телефонах.

Я подумал, что Яндекс по-настоящему уникальный сервис. Он не просто привозит из роддома, но и тут же ищет следующего ребёнка для усыновления.

* * *

– А дайте ваш телефончик. У меня часто групповухи.

Девушка лет тридцати смотрит на меня в зеркало спокойным открытым взглядом.

– Хм. Я, наверное, староват для групповух-то…

– Да нет, я не об этом. У вас автобус удобный для групп небольших. Я экскурсовод. Нам часто нужны такие вот машины.

* * *

Пока что самым тревожным и потенциально опасным типом заказов является развоз со свадеб.

Подуставшие невесты (многие, как водится, с токсикозом), разгорячённые, с лентами через всю грудь и рубашками навыпуск из-под пиджаков свидетели. Страдающие новоявленные свекрови. Мирно спящие со слюной на штанах женихи. Звон полупустых бутылок в пакетах, расставленных в ногах по всему салону. Багажник, скрипящий упакованными в блестящее миксерами и утюгами. Выпиленные лобзиком заграничные слова Love, покрашенные белой гуашью и пачкающие обивку…

Чаще всего гости и брачующиеся едут домой хмурыми, уставшими, сонными и совершенно несчастными.

Возможно, оттого, что везёт их домой не роскошный лимузин, списанный из такси Лас-Вегаса, а банальное такси, без оформления куклами и цветами, ибо в новой жизни, куда ворвалась молодая семья, нужно быть рачительнее…

* * *

– В шоубизе щас тоже гонорары говно…

Пассажирка в алом брючном костюме сидит на переднем кресле, боком, нога на ногу, предлагая для обзора умопомрачительное декольте.

Я обозреваю и одновременно прислушиваюсь к подвеске: хорошо бы поменять амортизаторы… Но в парке экономят на обслуживании и наверняка откажут.

– У меня было аншлаговое на открытии ТэЦэ на МКАДе, репертуар огненный, хореография, костюмы, а эти козлы платят десять тысяч. А мы только на такси потратили четыре. Кстати, а чё у вас такие тарифы высокие?

Молча развожу руками: дескать, что же я могу поделать. Была б моя воля, я бы… А так…

– У вас есть зарядка для айфона экс? Она родная? Можно подключусь?

Протягиваю певице кабель, заверив, что он именно для айфона экс и самый родной.

– Так что, скоро сама таксовать пойду. У вас с автоматом бывают?

Утвердительно киваю. Бывают, конечно.

– В Нальчик зовут меня. Там и жених, и дом. Вы бывали в Нальчике?

Качаю головой. Хотел бы, мол, но не доводилось.

– Они же дикие там, сами понимаете. Я вот и думаю… Сколько с меня? Округлим до пятисот. До свидания.

* * *

– Давайте тут не будем поворачивать. Дальше повернём.

В салоне шестеро хмурых загорелых таджиков. Единственный из них, кто говорит по-русски, просит поехать не по указаниям навигатора.

Я посадил их в Ашане на пересечении МКАДа и Можайки, везу по какому-то адресу на Генерала Дорохова.

Мы сворачиваем в узкий проезд между высокими заборами и медленно ползём по разбитой дороге куда-то внутрь совершенно нежилой, жуткой зоны. Передо мной освещённая башня ТЭЦ на горизонте. Остовы разобранных битых машин в закутках справа и слева. И вот куда-то в чёрную неизвестность я везу шестерых мрачных человек.

– Вы не бойтесь, нам просто дальше нужно, там узко, но проедем.

Набираю воздуха в лёгкие и интонацией Чака Норриса отвечаю:

– Главное, чтобы вы со мной не боялись… – я расплываюсь в бесстрашной убедительной улыбке.

Вроде бы, понимаю, что «ситроен» мой вряд ли им нужен, налички у таксистов обычно немного, две мобилы относительно недешёвые – плохой трофей для изощрённого ограбления. То есть, вроде бы, бояться не надо…

Минуты полторы петляем по жутким тропам и оказываемся перед ангаром. Ну, думаю, сейчас и узнаем: поездка ли это с клиентами или что-то другое.

Мужики выходят из машины, протягивают 600 ₽ (на счётчике – 571 за 12 минут езды).

– Рахмат, брат. Нас многие высаживают на дороге, сюда не едут. Прости. Мы уставшие просто. Купили поесть. Голодный? Заходи к нам.

Беру деньги и отказываюсь от приглашения. Надо ехать работать. Спасибо, парни. Берегите себя и удачи.

Вдруг всё встало на свои места. Вокруг десятки цементовозов. Эти таджики – или водители, или механики, живут в ангаре, вкалывают. Ближайший магазин, где можно купить еды – Ашан, пешком туда не дойти никак.

Мрачные? Да просто уставшие. Тихие и вежливые. Все поблагодарили, кивнув и приложив ладонь к сердцу. Пожелали хорошего пути и показали, как удобнее развернуться на пятачке рядом с ангаром.

* * *

– А как в Москве можно продать измеритель сахара?

Пенсионерка из Иваново. Едем с Курского в Перово, там живёт подруга.

Год назад ударила предплечье. Пошла в травмпункт. Сказали – ушиб мягких тканей, мажьте гелем, делайте йодовую сеточку.

Шли недели. Гель и йод не помогали. Рука болела и не поднималась.

Поликлиника, терапевт, анализы. У вас диабет. Покупка сахарного показометра, таблетки для снижения сахара, снова анализы – в очереди долго ждать, но можем сделать платно…

Всё ещё болит? Вам к мануальному терапевту. И к невропатологу. Каждый нашёл проблемы и назначил терапию, выписал таблетки.

– У нас в Иваново они очень дорогие. Мне из Москвы присылают иногда. Тут дешевле.

Месяцы терапии. Тратит заначки, помогают дети. С диабетом сомнения: сахар всю дорогу в порядке, никаких намёков на аномалию, но на всякий случай проверяет регулярно: диагноз-то поставлен… Иголки для показометра только недешёвые: должны быть бесплатно, но в наличии их нет, приходится покупать самой, с пенсии.

А рука всё болит и не поднимается.

– Я в швейном цеху работаю всю жизнь. Там рука всё равно лежит на машинке, поднимать её не надо. Но вот с полки на кухне взять что-то уже не могу. Только левой. Вышла на пенсию, но с этим лечением пришлось идти обратно работать.

Снова заход на новый круг обследований и анализов. У вас рак. Щитовидка. Уже не спасти. Но можно попробовать препарат. Он, правда, дорогой.

Потрачены «гробовые», прощается с родственниками, хлопочет о месте на кладбище. Денег почти не осталось, но не перекладывать же расходы на детей…

В ивановской клинике за плату попадает к лучшему онкологу. Тот почти смеётся в голос: какой рак, откуда, даже намёка нет, не морочьте голову, идите домой.

Идёт домой, обзванивает родственников, отменяет договорённости по кладбищу.

Но рука всё болит.

Вам в Москву, разводят руками ивановские гиппократы. Здесь, в столице, делают МРТ. Сухожилие оторвалось. Нужна срочная операция. Иначе, рука будет болеть и не будет подниматься.

Кредит в банке. Поездка в Москву. Операция. Ждите месяц, всё будет хорошо.

Прошло три месяца. Рука болит и не поднимается. В столичной больнице, успешно прооперировавшей пациентку, разводят руками: ну чёрт его знает, приезжайте, посмотрим, «что у вас опять не так»…

И вот наша героиня снова в златоглавой. Рада, что ни один диагноз, поставленный ранее, не подтвердился: ни диабета, ни сосудов, ни сахара. Здоровье, вроде бы, в порядке.

Рука вот только не работает: болит и не поднимается. В столичной клинике должны разобраться, за такие-то деньжищи…

– Вы пробовали писать куда-то? В Минздрав? – задаю ей глупый, возможно, вопрос.

– Писала. Ответили – врачебная ошибка. Мне потом главврач наш звонил, приносил извинения. Говорил, теперь все анализы только бесплатно будут делать. А я им про руку снова…

* * *

Везу группу щебечущих китаянок. На светофоре торможу – и колодки начинают чудовищно скрипеть.

Такое бывает иногда. Видимо, разогретые до определённой температуры, выше и ниже которой всё в порядке, они начинают издавать ужасные звуки.

– I beg my pardon. These braking pads… you know… they’re from China.

Девушки замирают на мгновение в гробовой тишине, а потом взрываются диким смехом.

* * *

– Сергей Михалыч, снимай охрану с объекта. Не хотят давать списки, значит мы там не нужны. Директор пожаловалась в департамент, будто ты её в школу не пускаешь, представляешь?

Руководитель ЧОПа в каком-то сибирском городе разруливает проблему всю дорогу до Домодедово.

– Да я им и говорю: что значит, директора в школу не пускаем? Вы что такое несёте?! Она врёт им, понимаешь. Лжёт и порочит нас, скотина. Я лечу уже. Я разберусь. Михалыч, снимай охрану. Пусть по домам идут. Что?.. Не понял. Как это – не пускали? Вы что, директора школы не пускали? Вы что, идиоты? Какой список? Зачем тебе список? Вы почему директора школы не пускали внутрь? Идиоты! Зачем ей быть в списке?! Она же директор, Михалыч. Она заслуженный учитель. Она сейчас жалобу в гороно пишет. Ты Путина тоже не пустил бы? Она для тебя – Путин! Она эти списки пишет сама! Ты что, идиот? Ты понимаешь, что сейчас будет? Иди к ней, извиняйся!.. На колени падай, баран! Я сейчас прилечу, я тебя выебу и высушу! Вы почему директора не пускаете в его школу, дебилы? Что?.. Пускаете? А, понятно. То есть, всё-таки пускаете. Верно? Тогда снимай охрану. Хватит это терпеть. Мы им парты таскали, а никакой благодарности. Она же змея, ей на пенсию вот-вот, она сейчас будет врать про нас… Ты же понимаешь. Она всем говорит, будто вы её в собственную школу не пускаете. Да. Я понял. В смысле? Так всё-таки пускаете или нет? Михалыч, заткнись! Заткнись, не говори ни слова! Не хочу тебя слушать! Заткнись! Я спрашиваю, пускали или нет?! Ответь: да или нет?! Говори! Пускали? Ну хорошо. Видишь, она же врёт. Она врёт не переставая. Будем отбиваться в департаменте. Я уже лечу. Созвон.

* * *

Мой пес Алекс никогда не ездил в моей рабочей машине. Но всегда ею очень интересуется, описывает ей колёса, обнюхивает со всех сторон, смотрит потом на меня внимательно и вопрошающе: это вот этим от тебя теперь пахнет всю дорогу?..

В салоне автобуса действительно характерный запах: я откопал дома флакон духов, который мне когда-то подарил один турок (парфюмер) и раз в неделю слегка надавливаю на кнопочку: сильно жать опасно, это зелье невероятной концентрации.

На днях вёз по городу какого-то метанолового короля: идеально сидящий костюм, тихий, спокойный голос, фантастически точно и лаконично формулируемые мысли. Производственник. Владелец заводов.

– Что у вас за ароматизатор такой? – спрашивает вдруг меня, закончив разговор по мобиле.

Объясняю в двух словах: мол, не ароматизатор, а парфюм натуральный, приятель намешал для меня и подарил, а я слишком традиционный и не слезаю со своего yohji homme и старого доброго fahrenheit, решил попробовать еле заметно облагородить салон ароматом подарка – вроде бы, удачно.

– А как называется? Где купить?

– Никак не называется, нигде не купишь, увы. Я серьёзно говорю. Хенд мейд.

– Можно флакон посмотреть?

Протягиваю склянку без единого названия или стикера.

– Я брызну на себя?..

– Конечно. Только очень аккуратно, с расстояния, не лейте много на кожу, очень высокая концентрация.

– Да не волнуйтесь, я капельку… Как связаться с вашим парфюмером?

– Никак, увы. Он, по-моему, перестал заниматься этим делом пару лет назад, и я потерял его. Это нетипично для стамбульских знакомых, чтобы пропадали… но вот с ним произошло.

Метаноловый король продолжал разглядывать флакон.

– Я два года назад попал под уголовное преследование. Знаете, сколько людей вокруг немедленно пропало?..

– Догадываюсь. Все, кроме семьи и пары друзей?

– Именно. А потом я отбился и сразу все пропавшие вернулись. Вы почему за баранку сели? Я ж вижу, вы не таксист. Неурядицы?

– Да нет, просто деньги надо зарабатывать. Неурядицы есть, но они идут параллельно и с такси не связаны.

– Вернётся ваш турок. Как только у вас всё наладится.

– Наверное, вы правы. Но я не особо переживаю его потерю: мне этого флакона хватит очень надолго…

* * *

– Виктор Константинович, видел вчера вас в ресторане с девушкой. Внучка ваша так подросла?.. Да шучу. Шутка такая. Понял. Но вы это… Не забывайте: «за совращение малолетних» – это не тост, это статья!.. Что? Нет, нет, шутка. Шучу я. Не забудьте про совещание в понедельник.

* * *

– Толко если можна очен очен быстро.

Ко мне прыгает дядечка, мчим в Домодедово. Похож на турка…

– Во сколько ваш вылет?

– В четыре.

– Пегасус в Стамбул?

Пассажир ошарашено смотрит на меня.

– Да, откуда знаешь?

– Вы похожи на турка. В четыре вылетает Пегасус в Стамбул.

– Да, я живу Стамбул. Ты был Стамбул?

Сорок пять минут обмена секретными местами, где поесть – счёт 3: 6 в его пользу. То есть, я узнал от него про шесть мест, в которых не бывал ранее. Он от меня – о трёх…

Ничего, ничего… я наверстаю.

* * *

– Боже, как просторно! Какая стеклянная крыша, какой обзор!

Барышня месяце на девятом восторгается автобусом.

– Здесь даже крутилочка есть. Зачем она? А, разобралась… А спинки сидений откидываются назад? Роскошно! Вы принимали когда-нибудь роды?.. Я хочу рожать в этой машине!..

Так многообещающе начался рабочий день.

P.S.: Пятнадцать процентов чаевых, однако!..

* * *

– У вас, наверное, очень интересная работа. Драки часто бывают?

Молодая симпатичная барышня задаёт неожиданный вопрос. Мы уже час ездим по центру, останавливаясь у московских церквей и храмов, пытаясь застать там кого-то и договориться о крещении ребёнка. Пока что безуспешно: лишь в храме Иверской иконы Божией Матери предложили свободный слот на один из ближайших дней, но за 70 тысяч рублей.

– Да не особо часто дерутся. Один раз всего драка была, да и то не со мной. Дрались пассажиры, пакистанские военные. Между собой. Прямо в машине.

– Здорово! А из-за чего?

– А чёрт их разберёт, я не узнавал. Они до этого терзали меня вопросом «Где в Москве секс?», а потом начали мутузить друг друга.

– Постойте, а вы что им ответили?

– Я не успел толком раскрыть тему, сказал, дескать, для вас, дорогие мои, секс у нас везде.

– Я вам сейчас дам адрес и телефон, погодите…

– Простите?..

– У моего мужа стриптиз-клуб в Москве. Привозите нам клиентов. Будете получать комиссию.

– Деньгами, я надеюсь? – робко отвечаю, – У меня нечасто такие запросы у пассажиров, вряд ли смогу поставлять вам клиентуру… Я в основном, знаете ли, пассажиров в аэропорт, мам с детьми по секциям…

– Вот, держите визитку, не важно, как часто. И клиентов привозите, и сами заскакивайте. Вы ведь любите стриптиз?

– Даже не знаю… Видимо, не особо. Но спасибо за приглашение.

Пассажирка вдруг переходит на серьёзный, почти назидательный тон.

– Вот многие думают, это просто – танцевать. А это не просто, поверьте! Знаете, какие мозоли?!..

Киваю утвердительно – мол, могу себе представить.

– Это труд похлеще, чем у батюшек! – продолжает барышня теперь уже почти с обидой в голосе, – И по 70 тысяч не заработаешь. Вот чего они там делают на этом крещении такого, объясните мне?!

Я не был готов объяснять, чего они там делают такого, эта тема завела бы нас слишком далеко.

– Куда едем теперь? Может, лучше в стрип-клуб?.. Скоро будет Садовое, надо определяться с направлением. Кстати, может, вам в деревенскую церковь любую с вашим крещением податься? Тут, в центре, в церквях «повышенный коэффициент», как в Яндекс. такси.

Барышня оживилась.

– Точно! У нас под Бронницами же есть церковь. Почему я сразу не подумала?.. Вы молодец. Давайте на Добрынинской остановимся. Сколько с меня? Держите две тысячи. Сдачи не надо. Приезжайте к нам в клуб обязательно. Скажите охране, что от меня. Адрес на бумажке. Спасибо вам огромное, дайте я вас чмокну!..

Всегда знал, что язык мой – враг мой. Ну куда ты, спрашивается, лезешь с советами? Катал бы красотку ещё пару часов, беседу бы интересную вёл: РПЦ, мозоли…

* * *

– Музыка не мешает? Температура комфортная?

Я до сих пор не могу понять, какими именно универсальными фразами обращаться к севшему в машину пассажиру с вопросом о климате и музыке.

– Не мешает, давайте даже погромче сделаем. Вот так. Ещё погромче можно. Ещё. Ещё. Нет, теперь потише. Вот. Отлично. Сколько у вас там градусов выставлено? 22? Сделайте потеплее. 23. Ага. Нет, это слишком. Давайте 22,5. Отлично. Музыку погромче. На шажочек. Вот так. Хорошо. Элтон Джон? Отлично. Ещё капельку. Вот, замечательно. И верните климат на 22, а то жарко. Отлично. Поедем по Садовому? Сколько навигатор говорит? 17 минут? Замечательно. Чуть потише сделайте, пожалуйста. Ага. Спасибо. Лишь бы нам не застрять перед Крымским. У меня в запасе всего минута. Вы надавите по возможности, хорошо? Вот там сначала правее, а потом левее, ну вы знаете… Чтоб мы кабанчиком. Всё-таки давайте 22,5. Я простужаюсь вечно от этих кондиционеров. У меня оплата по карте. Вы притормозите, я выскочу мухой прямо. Спасибо. Жарко сегодня. Это песня Believe? Вот здесь к обочине. Спасибо.

* * *

– Виктор Семёнович, вы же меня знаете, я человек слова, если пообещал, значит сделаю в срок.

Воротила строительного подряда спешит на мне в сторону Внуково.

– Да, должны были защебенить до сентября, я помню. Но у меня КАМАЗы все в Вологду ушли, я же вам говорил. Ничего мы вам не задерживаем, не придумывайте, вас с бетоном должны были продинамить на две недели минимум. Это же не задержки, это рабочие моменты. Защебеним площадку в срок, я вам детьми клянусь. Всё застынет, я вам как профи гарантирую. Как человек слова. Сейчас температура-то какая, посмотрите. А КАМАЗы приедут совсем скоро. Они уже едут. Почти приехали. Почти на месте. Я же никогда вас не обманывал. Нет, тогда форс-мажор был. Я же объяснял. Бухгалтерия напутала с платежами. Я вам слово даю, защебеним. Машины в пути уже.

Затем, прикрыв микрофон рукой, уже обращаясь ко мне:

– А можно я вам на карту Сбера переведу оплату? Буквально в течение часа, не больше. Почему нельзя?.. Я знаю, что заказ наличными. Просто у меня с собой нет. Прямо сейчас не могу перевести онлайн, вы же видите, у меня важный разговор. Слушайте, я что, похож на человека, который не расплатится?!..

* * *

– А вот вы пропустили того перестраивающегося…

Пассажир внимательно мониторит мои манёвры в плотном потоке.

– Конечно, пропустил. Он с разворота перестраивался из крайнего левого в крайний правый и просто физически не мог встать в хвост «очереди». Спокойно подъехал с поворотником и попросил пустить. Я пустил.

– Но потом две машины вы же не пропустили!..

– Да, я не пропустил двух умников, объехавших «очередь» слева и пытавшихся грубо вклиниться. Их не пустили и машины за мной. Зачем?

– На всё у вас есть объяснение! – почти с досадой в голосе ворчит клиент.

– А вы бы предпочли водителя, который едет и не может объяснить, почему он делает именно так, а не по-другому? – стараюсь как можно дружелюбнее, без наезда, произнести эту фразу.

– Вы и тут выкрутились… – совсем потухшим голосом отвечает дотошный пассажир.

Дискуссия окончена, слава богу.

* * *

– Я уже вышла из аэропорта и жду вас тут на улице. Я не знаю, какой номер колонны, я не разбираюсь в этом. Вы меня узнаете: я в таком приталенном белом пиджаке и красных киттен-хиллах.

* * *

– Да, как и ожидалось, «ситроен» – это полное говно.

Мы не успели проехать и ста метров с пассажиром, как тот сделал авторитетный вывод.

– Вот это окно наверху, оно нахера? На звёзды смотреть? Не могли нормальную крышу сделать, да? Протекает зимой? А, вклеено… Ну всё равно. Как в теплице. Жарко же летом. Шторкой закрывается? Не вижу шторку. А, теперь вижу. Электрическая, что ли? Сломается. Французы же. У них же через жопу всё. Вон там у вас чё за цифры? Как понять, где скорость, а где температура? Я-то различаю, я ж не осёл. Но другие-то как? Едет тихо, конечно. Но это просто асфальт новый. Суки, деньги пилят постоянно, перекладывают дорогу раз в год! А это что тут? Столик? Зачем? В карты играть? Это ж надо было додуматься, столик сделали… Оригиналы, бля. Нормально ничего сделать не могут. Сколько он жрёт-то на сотню? Да ладно!.. Это вам компьютер говорит, что шесть. Французский. Там под десять литров минимум! Я вас научу считать расход. Вы когда заправляетесь, вы обнуляйте… Так и считаете? Да, поверил, конечно. У моего друга был ситроен какой-то. Девятитысячный. Вот бредовая машина была. Двадцать литров на сотню. Что? Какой шведский? «Сааб»? Ну «сааб», какая разница. Тоже всё не пойми какое. Ручки какие-то кривые. Японца купите и не мучайтесь. Только японцы делают нормальные машины, слышите? Ну ещё мерс был нормальный когда-то. А сейчас тоже говно. Как и ваш «ситроен».

* * *

– А вот если вы закончите поездку пораньше, цена будет другая?

Пассажир задумчиво смотрит в экран телефона и, судя по всему, переживает о высокой стоимости поездки (390 ₽ за 8 км по городу, ты ж мой хороший).

– Да, стоимость пересчитается и, возможно, будет пониже.

– Давайте тогда прямо сейчас закончим, хорошо? Я просто разорюсь на такси иначе.

– Вы имеете в виду, что хотите выйти прямо здесь?..

– Нет, нет, выйду я на Парке культуры, вы что, откажетесь довезти меня туда? Вам что, жалко? Тут ехать пару минут. Просто, триста девяносто – это очень дорого. Ваш Яндекс совсем сошёл с ума. Я на автобусе проехал бы быстрее и дешевле.

* * *

– Поедем на Варги? Не откажетесь?

Я стою перед шлагбаумом на въезде во двор дома, жду пассажира. К автобусу подъезжает парень на коляске.

– Поедем, конечно. Это же вы меня вызывали?

– Я вызывал. Я сейчас сяду вперёд, а вы коляску в багажник кинете, хорошо? Нет, мне не помогайте, я сам. Только коляску.

Едем. Я думаю о его вопросе про «не откажетесь?». Не понимаю, стоит ли педалировать тему… Всё-таки спрашиваю:

– А почему вы спросили про «не откажетесь»? Машины не берут вас, уезжают?

– Бывает… Смотрят на меня как на прокажённого. Я им говорю: мужики, это не заразно, это спорт, травма, ноги не работают… Нет, говорят, нам с коляской в багажнике неудобно ехать. Колёса испачкают обивку.

Парень улыбается и говорит всё это совершенно без злобы и будто бы даже без обиды.

– Да и хуй с ними. Правда? Я Максим. Давай на ты.

– Точно. Хуй с ними. Я Никита.

Восемь лет в коляске. Делает какие-то сайты несложные. Заработка вполне хватает на жизнь, как говорит.

– Я раньше часы на микроволновке не мог выставить, понимаешь? И вот припёрло, а чем ещё заниматься дома. Предлагали какой-то колл-центр, отвечать на звонки. Попробовал, не пошло. А потом кто-то предложил сайтами заняться. Вот сейчас изучаю медленно. Очень медленно. Совсем не моя тема. Но Джумлу изучил, ВордПресс изучил…

Я попросил его дать пару советов по ВордПрессу и он с удовольствием, а главное, толково, объяснил мне, что и как.

Мы болтали всю дорогу. Обсудили заказчиков. Студию Лебедева. Пандусы у подъездов со склонами 30 %. Жизнь, в которой среда твоего обитания ограничена физическими препятствиями. Бессмысленными, непреодолимыми.

– А почему ты, кстати, не заказал такси к подъезду? Метка стояла снаружи, за шлагбаумом.

– Ты понимаешь, это вечные проблемы с охраной. Они не любят пропускать такси почему-то. Я звоню, делаю заявку, диктую номер. А они не пускают машину. Та ждёт снаружи, я жду внутри, время идёт, деньги капают, водитель плюёт и уезжает, я снова заказываю… Опаздываю на процедуры. Зачем? Мне проще выехать самому.

– Но не пускают-то почему? Ты пробовал поговорить с этими вахтёрами?

– Пробовал. Обещают, что будут пускать, а потом снова проблемы. С ними надо ругаться, а я не умею. Да и не хочу.

– Хочешь, я с ними пообщаюсь? Я чемпион мира по «ругаться». Эффективно и негромко.

– Да нет, брат, спасибо. Обойдусь. Надо самому учиться это делать. Ты прав. Завтра проведу с ними беседу. Доставку пиццы пускают ведь… Это же мой дом, в конце концов.

* * *

– Тань, привет, можешь говорить? Нет, погоди, это потом обсудим.

Молодая барышня уже минут пятнадцать строчит что-то в ноутбуке, а теперь вот звонит кому-то и громко вещает:

– Пойми, у них аджайл такой. Нам сначала надо утвердить бизнес-кейс с финансистами, а уж потом выходить самим на первый план. Поговори с ними. Я не уверена, зафоллоуапят ли они нас. Они редко апрувят вот так сходу. Опекс, капекс обсудим потом. А возвращаясь к твоему письму – я его полностью переделала. Всё переписала от начала и до конца. Да потому что, блядь, Таня! Во-первых, «гондон» пишется через «о». Во-вторых, если хочешь, чтобы он вернулся – обращайся к нему как-то по-другому!..

* * *

– Сколько у вас мест? Шесть? Отлично! Нас восемь человек. Ой. Как же. Да. Заказываем вторую машину. Тогда мы вот тут поедем, а Макарченковы там. Нет, Серёжа с нами. А вам чемоданы. Или наоборот. Неважно. Вот с этим осторожно, там османский светильник, не разбейте. Пакеты в руки. Миша, не тормози, спешим ведь. Водитель! Как вас? Олег? Никита? Никита, нам нужно быстро до Шереметьево. Что это за очередь перед нами? Света, замолчи, я ничего не слышу. А, на выезд. А почему очередь? А мы успеем на наш рейс? Не помню, во сколько. Макарченковы где? Сзади? Спереди? Как они нас обогнали-то? Олег, поднажмите. Лёша! Где Лёша? Где ребёнок? У Макарченковых в машине? Уверены? Нет, надо позвонить. Алё! Лёша с вами? А где?! Нет, он не у нас. Вы же должны были взять и ребёнка, и коляску! Водитель! Максим! Разворачивайтесь! Мы ребёнка забыли. Что значит, нельзя? Разворачивайтесь, ему всего четыре, вы с ума сошли, он замёрзнет, он в коляске там спит! Куда вы?! Разворот?.. Только быстрее, умоляю! Я всё понимаю, но там ребёнок! Один! Где мы садились? Вон там! Нет? Тогда там? Куда вы едете? Ах да, вон там. Лёшенька! Сыночек! Я его вижу! Сигнальте, водитель, сигнальте, вон ребёнок! Лёшенька! Сынок! И пакет с ним. Кто должен был взять пакет?! Позвоните Макарченковым, они идиоты! Как можно было забыть ребёнка и пакет? Водитель, пожалуйста, быстрее! У нас вылет из Шереметьево!

* * *

Едем из Домодедово с семьёй: папа, мама, дочка пяти лет. Папа встретил маму и дочку в аэропорту. Те прилетели с отдыха.

Ребёнок быстро заснул, а родители, истосковавшиеся друг без друга, ближе к МКАДу устроили качественный петтинг. Ну, а мне-то что, с другой стороны. Мне – лишь бы оплата по карте прошла.

Мчим уже по Каширке. Те начинают рассматривать фотографии в мобиле. Вот отель. Вот ресторан. Вот горки водные.

На Варшавском папаша начинает шутить, мол, уже не первый раз вижу морду этого типа в кадре. Жена отшучивается: чуркобесы, Вась, они ж все на одно лицо.

Ближе к Тульской выясняем, что это Мурат, турок-месхетинец, гид, продаёт в отеле экскурсии и просто случайно оказывался рядом всю дорогу.

Подольское шоссе подарило новые подробности: ухаживал, вернее пытался, но ничего дурного в этом нет, ведь правда?

Когда поравнялись с Павелецким, стало ясно, что и вот этот край волосатой ноги на фотографии – неспроста.

Ну а уже в конце поездки вырулили на Новоспасский и стало понятно, что муж и сам кобель, что не раз был замечен, что другая бы давно бросила, а эта давала второй шанс (Мужу? Мурату? Мы уже не уточняли).

Ячейка общества рассыпалась в ржавую труху прямо на моих глазах.

Вывод: смартфоны – зло.

* * *

– Нарушаем?

Весёлый инспектор ДПС даже не просит документы.

– Бывает… А что, почему вы спрашиваете?

– Вот вы сейчас развернулись. Вы что, не видели меня?

– Видел, конечно. Как вас не заметить?

– Ну и зачем развернулись? Вы таксисты совсем уже, что ли?

– Мне надо было развернуться. И я развернулся.

– Так нельзя ж. Знак висит.

– Какой знак? Где нельзя? Всё можно.

– Вон знак. И вон знак.

– Первый знак я проехал. После перекрёстка он не действует. До второго не доехал. Сплошная кончилась. Я ничего не нарушил. Вам помощь не нужна?

– Какая помощь?!

– Ну я не знаю. Может, вы устали. Может, чувствуете себя плохо. Как офицер МВД может не знать правила дорожного движения?

– Я знаю!

– Вот. Видите. А несёте пургу. Значит, устали или плохо себя чувствуете. Нужна помощь? Может, скорую вызвать?

– Так. Ну-ка, документы ваши покажите!

Проверил документы. Пожелал счастливого пути. Отнял, мудак, две минуты моего времени.

* * *

– Мы что, не можем ехать быстрее?

Пассажирка на заднем сиденье возмущена тем, что мы еле плетёмся. Поддатый супруг её спит в переднем пассажирском, преклонив голову и повиснув на ремне, как подстреленный в воздухе парашютист.

Еле плетутся и все остальные на Ленинградке, перед нами авария. Строго говоря, мы даже не плетёмся, а стоим.

Дама всю дорогу набирала мобилой какой-то колл-центр, где ей предлагали нажать один для того-то, два – для того-то или девять для отправки факса. Выбрать нужный вариант не получалось, и она ужасно злилась. И вот наконец обрушилась на меня: мы что, не можем ехать быстрее?

– Конечно, можем. Для того, чтобы ехать со скоростью двадцать километров в час, нажмите два. Чтобы ехать со скоростью сорок километров в час нажмите три. Если вы хотите развить восемьдесят – нажмите четыре или оставайтесь на линии.

По-моему, я сегодня заработал ещё одну единицу.

* * *

По тому, как пассажир плюхается в машину, можно сделать некоторые прогнозы.

Например, если мужчина открывает заднюю дверь, но не садится туда, а лишь кидает портфель или сумку, а сам садится спереди – скорее всего начнёт рассказывать какую-то историю («Залил вчера масло в двигатель новое – не поверите, теперь прёт как глухонемая!», «Ездили в Астрахань на рыбалку: вдоль трасс столько девчонок – кровь с молоком!») и активно руководить нашим передвижением («Вот здесь держитесь левее, там в среднем ряду кочки, резко направо и сразу газку – успеем на стрелку»). Оплата наличкой, «под расчёт».

Если же мужчина садится на заднее, скорее всего, разговоров не будет. Уткнётся в мобилу, в которой громко заведёт Камеди клаб или Игры престолов. Оттуда услышу лишь вопрос «Есть зарядка для самсунга?»: кстати, заряжают почему-то именно самсунги… Оплата по карте, чаевые 5 %.

С девушками всё сложнее и разнообразнее.

Строгих правил разодетые в скромное – исключительно назад, голос тихий, почти испуганный, вопросов не задают. Разряжает обстановку лишь песня A Sorta Fairytale со старого альбома Tori Amos. Оплата по карте. Тихонько выскакивают из машины, робко захлопывая за собой дверь. Оставляют хорошие чаевые.

Девушки в юбках выше колена, садящиеся назад, но обращающие колени в сторону водителя – будут много болтать. Темы разнообразные: «Все мужики козлы, но мой Митя – лучший», «Все мужики козлы, и мой Митя не исключение», «Начальник на работе пристаёт, козёл, вот вам, кобелям, только одно нужно», «Как же задолбали эти вечные пробки», «Что порекомендуете – “рейндж ровер или новый ягуар эс ю ви?”», «Как освободить место в айклауде?», «Когда упадёт доллар?». Пару раз пересаживались влево за мной, обнимали спинку водительского сиденья и доверительным тоном начинали что-то рассказывать мне в правое ухо… Не подумайте ничего такого, им ровным счётом ничего от меня не было нужно – просто манера общаться такая. Оплата по карте, чаевых не будет.

Молодые девчонки, садящиеся на переднее, тоже не молчат – просят «аукс», беспорядочно жмут на кнопки магнитофона автобуса, возмущаются, что всё по-английски, ругаются по телефону с «эм-че» (молодой человек), просят остановиться у аптеки, но не включать платное ожидание – и обижаются, когда я его включаю… Основные жалобы – на тупых, безвкусно красящихся начальниц в офисе, проблемы с выплатами кредитов. Вопросы задают о том, что лучше: старый «опель астра» или новый «киа рио»? Тепло ли в Алании в конце октября? Оплата по карте не прошла, ждите пять дней, если не сможем зачаджить клиенту – компенсируем из собственных средств (сообщает Яндекс).

Пары часто садятся вместе назад, где либо неистово ругаются, либо настойчиво пытаются овладеть друг другом. Иногда мужчина садится вперёд, а даму отправляет назад: значит, скорее всего, будет троллить пассию «мужскими» разговорами со мной. Если вперёд садится барышня, а мужчина назад – скорее всего, она начнёт жаловаться на партнёра: вроде бы в шутку, но мы-то понимаем, дыма без огня…

Руководители малых групп и экскурсоводы садятся спереди и вещают пассажирам назад: «Хере з москоу кремлин энд собор василия… блядь, как же это сказать то… блаженного».

* * *

– Как вы хотите поехать? Можем через Одинцово, можем по Боровскому или по Киевскому. Время в пути везде одинаковое.

Посадил молодую маму с девятимесячным плачущим ребёнком.

– Давайте по самому короткому пути.

– Самый короткий мимо Одинцово, но там больше всего светофоров, пробок… Можем по Киевскому: там проскочим, не останавливаясь, большую часть пути. Думаю, ребёнку будет проще, если мы поедем по Киевскому, без постоянных торможений и разгонов…

– А цена? Там же дальше километров на десять.

– Цена фиксированная, она не изменится.

– А вам это зачем? Лишние десять километров. Бензин лишний.

– Я же говорю: ребёнку будет проще. Мне лишние десять километров не важны, особенно если время то же самое. А бензин – наверняка даже меньше сожгу, если будем ехать с постоянной скоростью.

– Вот, видите. А говорите, ребёнку будет проще. Езжайте как хотите, – обиженным тоном резюмировала мамаша, разгадавшая мой коварный план по экономии топлива.

* * *

Режим строгого таксиста, который я решительно включил недели полторы назад, даёт о себе знать падением рейтинга с 5.000 до 4.921. По ощущениям ничего не меняется в части получения заказов – и ладушки.

Однако, зарабатывание «пятёрок» становится довольно важным делом: чем-то надо гасить единицы от муфлонов, которых высаживаю на половине пути…

Просить или даже намекать ставить мне оценки я не буду. Не делал этого раньше, не стану и впредь. Но расположить к себе некоторых паксов – вполне реально. Подыграть. Изобразить заинтересованность. Лишний раз цокнуть языком восторженно – в ответ на какое-то безобидное хвастовство. Новая уникальная мобилка, «убийца айфонов»? Да что вы говорите!.. Дочь получила пятёрку по физкультуре? Какое счастье, эти наши дети!.. Приобрели южнокорейский внедорожник? Как вам повезло: теперь сможете заехать на нём и застрять там, докуда не доезжают остальные!..

Или, например… Знаете, бывает, садится пассажирка и чувствуешь, как она возбуждена своей новой укладкой, роскошным брючным костюмом или всей собой целиком. Но ей очень важно, чтобы это обязательно заметили и оценили окружающие.

Кидаться с комплиментами нахрапом тут нельзя. Нужно крепко держать штурвал, глядя пронзительно в струящееся под колёсами ночное шоссе. И лишь в конце поездки, уже в момент, когда попрощались, и барышня начала открывать дверь, можно выдать тихим спокойным тоном, почти не запинаясь:

– Извините. Но я не могу вам этого не сказать… – Тут в глазах пассажирки возникнет тревога: – Это платье вам фантастически идёт.

Через мгновение внутри пассажирки произойдёт ядерный взрыв, она покраснеет, начнёт светиться изнутри, улыбаться, и выпорхнет из машины совершенно счастливая.

Пусть ненадолго. Но «Когда ему будет приятно, я буду чувствовать, что мне тоже приятно, а ты говоришь – прямо!» (см. «Мимино»)

* * *

Подав машину, стоя в ожидании клиента, не без удовольствия читаю комментарии к заказу.

Их можно разделить на категории, как и дорожные знаки: запрещающие, предписывающие, предупреждающие, знаки особых предписаний или знаки приоритета.

Например, обычные комментарии категории «запрещающие» содержат в себе типичные «не курить до подачи», «не включать кондиционер», предписывающие – «не включайте музыку и не шумите, малыш спит» и «муж пьяный, не слушайте его, везите строго по навигатору».

Пару раз в комментариях было «водитель мусульманин», и я без фанатизма, но с выражением, приветствовал паксов салям алейкумом.

Комментарии предупреждающие обычно появляются тогда, когда пассажир не смог нормально сделать заказ и, обессилев, перестал редактировать его, а снабдил текстом: например, пару раз, приехав по вызову к торговому центру «Охотный Ряд», обнаруживал текстом «торговый центр “Москва”», то есть, Люблино. Клиент как бы предупреждал, что ждёт меня именно в Люблино, а как исправить точку подачи – не знает. К предупреждающим можно отнести и такие как «нас девять человек», «надо будет подождать, возможно пару часов, если откажемся ехать, заплатим» и прочее.

Комментарии приоритета обычно выглядят как «если девушка согласится, поедем по другому адресу, изменим уже по дороге, следите за диалогами» или «если поедем мимо какой-нибудь аптеки, остановимся на пять минут».

Особые предписания звучат следующим образом: «мы немного пьяные, пожалуйста, проследите, чтобы каждый дошёл до своего подъезда, не бросайте на улице».

Иногда комментарий прилетает уже после того, как я принял заказ и мчу за пассажиром – в так называемом «чате с клиентом». Я могу ответить текстом (но на ходу делать это очень неудобно), могу наговорить голосом и таксометр сам переведёт в текст (опасно: бывают заковыристые ошибки в распознавании речи), либо нажать в ответ на полученное сообщение символ с большим пальцем вверх: мол, о’кей, зачёт!

Бывало, едешь, читаешь, что тебе пишут – и жмёшь этот «о’кей», а в финале получаешь «Вы кроме этого пальца слова какие-то знаете?».

* * *

– А мы что, не через Бирюлёво едем? Там же быстрее. Почему это дольше, кто вам сказал? А, вам навигатор говорит. А надо своей головой думать потому что, а не навигатором. Какие пробки в восемь вечера, откуда? Нет, конечно, поехали по Варшавке. Если вы так считаете нужным. Но через Бирюлёво быстрее всегда. Мы и на дачу так ездим. Нет, нет, не надо. Давайте уж по Варшавке, если вы так решили. Я всем говорю: через Бирюлёво быстрее. Но едут по Варшавке. Потому что своей головой… Я всегда говорю: своей головой надо. Уткнутся в навигаторы свои. И сидят там весь день. Пробки в Бирюлёво у них. Нет, я не опаздываю. Я за пять часов до вылета выхожу. Потому что своей головой. Езжайте как хотите.

* * *

Самые высококультурные иностранные пассажиры – из Кореи. Подозреваю, что Южной…

У них всегда без исключения абсолютно точно оформлен заказ, с безукоризненно выставленными точками на карте. Всегда вежливы, сдержанно улыбчивы и стараются произнести несколько слов по-русски.

А меня раз в пару месяцев обязательно потянет на ужасно симпатичную пластинку двух корейских ребят, играющих такую слегка эстрадную корейскую босанову. Один из них, ребят, то бишь, известный в Корее музыкант, но именно вот эта его пластинка, видимо, не стала хитом: его тут же узнают по голосу, но вещи с диска слышат впервые. И все корейцы жутко прутся от них – думаю, не из приличия/вежливости, просят ссылочку прислать и прочее.

Короче, именно и только с корейцами получается такая дружба народов, что хоть обниматься выходи по окончании поездки.

* * *

– Здравствуйте, мне муж вызвал такси и скинул ваш номер.

Я мчу в сторону Домодедово с ближайшей заправки, где пополнил термос с эспрессо.

– Да, я буду у вас через четыре минуты. Подходите к рыжему кубу с надписью…

– Погодите. Послушайте. Проблема в том, что я не в Домодедово.

– А где?!

– Вы сможете как будто забрать меня в Домодедово, но по дороге заехать на Пречистенку и забрать по-настоящему, а потом отвезти домой?

Началось в колхозе утро, подумал я про себя.

– В теории могу, но вряд ли это ускользнёт от вашего супруга: он же видит машину на карте. Зачем бы я поехал в Чертаново через Пречистенку?

Молчание.

– Да, вы правы. Как же быть?

– Вызывайте себе другое такси сейчас же. Езжайте в сторону дома. Ждите, когда я подъеду туда в Чертаново, я вам позвоню. Окажетесь дома синхронно с моим приездом.

– Точно! Так и сделаем. Буду в Пятёрочке рядом. Заберите меня оттуда, хорошо? Подъеду к дому с вами.

– Договорились.

* * *

– Ой, а где наш отель?..

Две молодые легкоатлетки сели ко мне в Шереметьево Бэ. Я на всякий случай уточнил, едем ли мы куда-то далеко в сторону Солнечногорска, те ответили – да. Поедем по платной? Конечно, отвечают юниорки, что ж мы будем по пробкам толкаться на Ленинградке.

Вырулил ловко на М11 и помчал в режиме «тапка в пол»: дорога хорошая, пустая, а у меня как раз мотор с крутящим моментом в 270 Н*м.

Доехали довольно быстро. Какая-то полувымершая деревня. Покосившийся забор. Паркуюсь: приехали. А те ошарашенно смотрят на меня, а где наш отель?

Я внимательно всматривался с троеборками в чёрный пейзаж вокруг нас, отеля не было видно нигде.

– А какой нам нужен отель, стесняюсь спросить?..

– Этот, как его… Хилтон. Хилтон Дабл Три. Вот, смотрите, у нас бронь. И адрес тут.

В бронь можно было уже не заглядывать: Хилтон Дабл Три на Ленинградском шоссе, дом 39. Ага. И в заказе девушек – тоже адрес Ленинградское шоссе, дом 39.

– Мы вбили адрес в приложение, оно показало куда-то за город, мы даже не подумали, что он может быть неправильным. Ленинградское шоссе, 39.

– Адрес то правильный. Город не тот… – Звоню диспетчеру, чтобы узнать, как быть с этим заказом.

– Только умоляем, не высаживайте нас здесь!

– Ну уж нет, выходите и ждите на улице, пока я не посоветуюсь с шефом, с Михал Иванычем! – отвечаю голосом Папанова, но потом понимаю, что девчонки могут сейчас совсем не понимать шуток.

Диспетчер советует закрыть заказ, раз уж пассажиров привёз в указанную ими точку, а дальше «разбирайся сам».

– У нас денег очень мало с собой. Мы на сборы едем. Сколько мы сейчас должны? 1800? Вот, держите. Только не бросайте нас тут. Довезите хоть куда-то до автобусной остановки!..

Автобусная остановка вряд ли помогла бы юниоркам: на дворе два часа ночи. Мне всё равно ехать в город обратно. Думал, конечно, рвануть в Шереметьево и там клиента схватить, но куда девать этих девиц, разодетых в Боско?..

Отвёз их в Хилтон, получил 200 ₽ на чай и какую-то бейсболку с надписью «Казахстан» по-английски.

* * *

– Лэт ми аск зэ драйвер иф хи кэн тёрн он сам хаус мьюзик фор ас.

Эффектно подвыпившая барышня, вызвавшая меня к модному бару, села в автобус со свежеснятым канадцем.

– Водитель! Извините. Это… А можно что-то повеселее поставить? Хаус у вас есть?

Я убедительно киваю и жмакаю в плейлист House Party Apple Music.

– Громче! Громче! Зыз ыз май фейворит сонк! Тони, ду ю ноу зыс сонк? Ай олвэйс листэн ту зыс сонк ин май мерцедес. Ай драйв мерцедес ю ноу? Май парентс бот ми мерцедес. Вот а ю драйвинг ин Кэнэда, Тони?

Тони мог соврать про бэ эн вэ или шагуар, но зачем-то признался, что рулит ниссаном.

Дочь олигарха тут же присвоила канадцу рейтинг ССС+ и уточнила у меня, смогу ли я, высадив её в Кунцево, отвезти товарища обратно в центр, но чтобы тот заплатил за себя сам.

* * *

– Удивите меня чем-нибудь.

Пассажир слегка навеселе после гламурной ресторации, но дружелюбный, на вопрос про «не мешает ли музыка?» попросил удивить.

– Давайте что-нибудь хорошее.

Я тщетно соображал, пытаясь угадать, что в нашем случае может называться хорошим.

– Нет, так нечестно. Дайте хотя бы какую-то наводку.

– Не будет наводок. С наводкой каждый может. Удивите меня чем-нибудь. Вот что у вас звучало перед тем, как я сел? Я же видел: вы выключили что-то…

– Эл Джерро.

– А что именно? Включайте. One way? Отлично. Хорошая. Это у вас альбом весь, нет? А дальше что там идёт? Wings?! Нет, удивите снова, не включайте мне Маккартни, ну что вы. Эла мы слушали когда-то у Бутмана на Таганке. Он великий, хоть и петь, как выяснилось, живьём не умеет. Ага, вот Бенсон. Давайте Бенсона. Этот не халтурит. Отлично. Поехали кругами как-нибудь, что ли. Там же по счётчику у вас? Время есть? Давайте по третьему кружок, а то мы в Митино слишком быстро доедем.

Мы сделали круг по ночному третьему транспортному кольцу, основательно пройдясь по Бенсону.

– Билли Оушен есть? Финис? Финис Хендерсон? Как это нет, вы шутите? Как можно работать в такси и не слушать Хендерсона?! Где ваш телефон, дайте сюда, не делайте больше таких глупостей, нельзя не слушать Хендерсона.

Мы бегло пробежались по хитам Финиста, потом Оушена, обсудили московские джазовые концерты, невезучесть нашего поколения, попавшего в какую-то дыру между тем и этим – и вот оно, Митино, и уже третий час ночи, а таксометр тикает, но пассажир не собирается уходить. Мы стоим перед его коттеджем, курим в открытые окна, слушаем Suddenly и взахлёб вспоминаем сумасшедшую юность.

– Так, предлагаю глушить мотор и идти ко мне. Там коллекция пластинок огромная. Ты вообще в музыке, я смотрю, не особо, да? Рэя Паркера у тебя нет. Ты понимаешь, что мимо тебя жизнь проходит – пятый десяток, а Рэя Паркера нет?

– Прости, не могу. Я бы с удовольствием. Но домой пора. Я уже долго катаюсь. Больше десяти часов.

– Уверен? Жену разбудим музыкой, она сделает пожрать, можно остаться у нас, места полно, есть отличный коньяк, а главное – куча Рэя Паркера.

– Нет, спасибо, неудобно: поздно уже. И действительно устал. За наводки – спасибо. Поеду.

– Ну давай Бенсона напоследок и езжай. Маскарад есть? Сделай погромче. Супер.

* * *

– Ой, у вас там рука!

Я полез в бардачок, остановившись по команде гайцов, за документами. А там рука, которую заметила пассажирка с заднего кресла.

– Да не обращайте внимания. Она резиновая.

– Надеюсь… Зачем она вам?

– Приятель подарил. Держи, говорит, вдруг пригодится.

– Зачем пригодится?..

– А чёрт его разберёт, он сибиряк, там своеобразный юмор, знаете ли… Бамбарбия, киргуду.

– Часто он так? Что такое киргуду?

– А вот как я его встретил живьём, так немедленно и получил подарок. Вчера. Киргуду – это долгая тема, как и бамбарбия.

– В смысле, вы этого приятеля не видели до этого? Почему тогда он приятель?

– Да мы познакомились… в интернете. Лет десять назад. А увиделись только вчера первый раз.

– И часто вы с мужиками сибирскими в интернете знакомитесь?..

– Бывает… Хотите, вас тоже познакомлю. Очень интересный человек. Звукорежиссёр. Пьющий. Эффектный.

– Нет, спасибо. Я уже вышла сегодня замуж.

– В смысле? Буквально сегодня? А на завтра у вас планы есть?..

– Ага. Я невеста. Завтра планирую быть женой.

– Везёт вам. Но первая брачная ночь у вас какая-то странная.

– Не то слово. Ещё и рука эта вашего сибиряка. Можно потрогать? Хм. Действительно, резиновая.

* * *

– А вы где стоите-то?..

Клиент орёт в трубку как потерпевший.

– Здравствуйте. Я перед шлагбаумом на въезде.

– Перед каким шлагбаумом?! Тут нет никакого шлагбаума! Я вас жду у дома 52.

– Вы заказывали машину к дому номер 17. Перед домом шлагбаум.

– Зачем вы туда поехали?! Я же у 52-го. Сколько вас ждать? Вы в своём Яндексе опять…

– Одну секундочку. Остановитесь. Я подал машину по адресу, указанному в заказе. Сейчас есть два пути: или я услышу что-то в духе «дорогой мой, золотой мой водитель, простите, я не умею делать заказ такси через приложение и жду вас в паре километров, пожалуйста, заберите меня отсюда, буду вам очень благодарен» – или я просто отменю заказ и отмечу, что вас тут не было и поеду спокойно работать дальше.

Через пять минут забрал от 52-го дома импозантного, в костюме, менеджера среднего звена и по итогу поездки получил 15 % чаевых.

* * *

– Аллё, аллё! Слышите меня?

Клиентка, которую я таки дождался, немедленно начала телефонировать куда-то.

– Это Светлана. Я записывалась на эпиляцию. Воробьёва. На 12. Или на 13. Я не помню. Лучше если на 13, а то я опаздываю. Не записывалась? А на завтра? Тоже нет? Странно. Это салон «Мандарин»? Апельсин? Ну неважно. Это Воробьёва. Помните меня? Я точно не записана? В понедельник не могу, мне уже вылетать. Мне надо сегодня. Край – завтра. Я не могу в таком виде лететь, поймите. Сделайте исключение. Постоянному клиенту. Воробьёва. Светлана. Поняла. Жаль. Зря клиентами разбрасываетесь.

* * *

– Нам креслица не нужны, нас Господь бережёт!

Барышня увидела мою недовольную мину, когда показалась из-за угла с двумя маленькими детьми у храма на Якиманке. Кресло у меня есть, но только одно, в заказе ни слова о детях, так что мы никуда не поедем…

– Ну и замечательно. Только рванём сто пятьдесят по встречке по Ленинскому, хорошо? Обожаю быстро ездить. Раз Господь бережёт, проскочим без приключений, я правильно понимаю?

* * *

– Да я однажды целых два дня провёл в борделе! На Северном Кипре. – выпалил я в ответ на рассказ пассажира о том, что в его заведении клиент завис сегодня на полных пять часов.

Бывший дознаватель ОВД Молжаниново, а ныне управляющий сетью публичных домов вокруг Сходни, посмотрел на меня с восхищением.

– Ты что, перед этим чалился пять лет?!

Можно было начать рассказывать ему всю историю, но я решил просто кивнуть в ответ.

А вам могу рассказать.

Фотографировать за деньги я начал именно там, на Северном Кипре. При том, что ту местность никак нельзя было назвать сытным рынком фотографических услуг: работы было не очень много. К тому же я был «ябанджи», иностранцем. Однако, вероятно, именно это помогло мне там оказаться чуть ли не единственным фотографом, работающим с отелями и ресторанами: все местные фотографы фигачили исключительно свадьбы, а в рекламную съёмку не лезли.

Первое время я всюду раздавал свои визитки, предлагая съёмку интерьеров и меню. Звонков было мало. Но в какой-то момент настал перелом: телефон стал звонил почти ежедневно, какие-то незнакомые люди ссылались на моих бывших заказчиков, которые дали им мой номер. Дело наконец пошло, сарафанное радио заработало.

Однажды утром меня разбудил звонок: вы фотограф? Можем ли встретиться? Можем, конечно, почему нет… А что надо снимать? А вот давайте встретимся и обсудим.

Ну ладно, думаю, мало ли, не хотят до встречи раскрывать карты. Не вопрос. Где встретимся? Отель Магнолия. А он как раз в 500 метрах от моего дома.

Через час был на месте, оглядываясь по сторонам. Старое здание, в весьма среднем состоянии, симпатичных ракурсов – кот наплакал, как это эффектно отснять – не очень понятно…

Два заказчика, встретившие меня в лобби, оказались израильтянами. Шолом, как говорится, меня зовут Никита, будем знакомы.

Просят показать мои работы. Открываю ноутбук, начинаю пытаться произвести на них впечатление картинками фильдеперсовых пятёрок с казино, но потенциальные заказчики смотрят на них совершенно без интереса. Странно.

– А людей вы снимаете?

– Конечно.

– А можете показать?

Тут уже оба прильнули к экрану и начали что-то живо обсуждать на иврите.

– Нам нужно что-то вроде такого, – палец израильтянина упёрся в экран, на котором было изображение не сильно одетой барышни.

– Хм… Что вы имеете в виду?

– У нас десять девушек. Их надо красиво сфотографировать. Каждую. Для каталога. Без одежды.

Тут наконец до меня дошло: ребята рулят одним из местных борделей. На Северном Кипре их было десятка полтора, на глухих дорогах, ведущих в никуда, одиноко стояли уродливые здания с неоновыми вывесками Night Club.

– Поехали и ты сам всё увидишь! – израильтяне вскочили и прыгнули в «мерседес» S-klasse. Ну правильно. Кто ещё на Северном Кипре ездит на таких машинах? Русские да сутенёры.

Русский фотограф сел с сутенёрами в Мерседес, и мы поехали в клуб.

Я соображал, как правильно соскочить. Браться за эту работу не было никакого желания. Но сказать: «Нет, парни, я не такая, я не буду это снимать» – непрофессионально.

Так как же сказать «нет»?

В дневное «нерабочее» время клуб был похож на провинциальную общагу. Коридор, из которого можно было попадать в номера, был весь завешан верёвками, на которых сушилось бельё. Из распахнутых дверей доносился жуткий запах чего-то, готовящегося на электрических плитках. Барышни, преимущественно из Молдавии, Киргизии и Казахстана, сновали туда-сюда с посудой, мокрым бельём и досками для глажки.

Израильтяне крикнули о всеобщем построении. Сотрудницы заведения выползали в коридор с недовольным видом, поправляя полотенца и халаты. Всё, что предстало передо мной, выглядело совершенно ужасно и асексуально.

К этому моменту я принял решение бить врага заградительной ценой. Абсурдно высокой. Хамской.

Пройдясь мимо строя и оценив масштабы предстоящей работы, кивнул израильтянам: можем удаляться для обсуждения деталей. Вольно. Разойдись.

Мы сели в пустом зале, где по ночам гремит музыка и девушки танцуют на шестах, а сейчас было пусто и тихо, размешали сахар в принесённом чае, и я, хмурясь и изображая серьёзный мыслительный процесс, вкратце обрисовал им ситуацию: работа сложная, долгая, муторная, девушки – совсем не богини, пока найдёшь нужный выгодный ракурс, пока со светом разберёшься, потом ретуши будет вагон со всеми этими прыщиками… Наморщив лоб, наконец резюмировал:

– Две с половиной тысячи евро.

Израильтяне оцепенели. Такого они явно не ожидали. На Северном Кипре гонорары обычно были на порядок меньше.

После небольшой паузы бизнесмены застонали о том, что это немыслимо дорого, что они столько не смогли бы заплатить даже если бы их дела шли отлично, а они шли очень плохо… На что я развёл руками: простите, парни, но торг здесь неуместен.

Прощаясь у моего дома, те буркнули: «Мы подумаем». Я с облегчением вздохнул про себя: мой план сработал, клиенты отвалились.

А на следующий день прозвучал звонок от работников интимно-развлекательной сферы. Торговаться будут, подумал я.

– Мы согласны. Две с половиной тысячи. Когда сможешь начать снимать?

Вот тут я был ошарашен и взят врасплох. Я совершенно не предполагал, что они могут согласиться. Это было абсолютно исключено.

Но они согласились. И что теперь?! Ужас был в том, что в этот момент отказываться уже было поздно. И, кроме всего прочего, за такие деньги работу надо было не просто сделать, а сделать безукоризненно.

Отлично, мудила, поздравил я себя. Собственноручно загнал себя в этот капкан.

В том борделе я провёл два дня, с раннего утра и до восьми вечера, когда заведение открывало свои гостеприимные двери. Два дня съёмок, день ретуши – и я сдаю работу. Заказчики в абсолютном восторге. Платят мне положенный гонорар. Столько за три дня я не зарабатывал на Кипре ни до, ни после.

Но эту долгую историю я не стал рассказывать дознавателю-сутенёру. Просто кивнул, мол – откинулся тогда, гражданин начальник.

* * *

– Елена Вячеславовна, а наш транспортный отдел в Фейсбуке? Я имею в виду, начальник, водители, у них есть аккаунты в Фейсбуке? Мне нужно знать. Но вы же эйч ар. Нужно. Нет, не по работе. Просто я из Сочи только что. Сделала много фото. Там в купальнике. Я не хочу, чтобы видели транспортники. Нет, эти пусть смотрят. Михайлов из бухгалтерии у меня в друзьях. Пусть смотрит. Все пусть видят. Мне нечего скрывать. Только чтобы эти не видели. Из транспортного. Они есть в Фейсбуке, вы не в курсе?

* * *

Пассажир подошёл к машине. Открыл переднюю дверь. Начал выкладывать предметы: бутылочку воды в карман снизу, мобилу в дверную ручку, туда же горсть леденцов в скрипучей обёртке.

Затем открыл заднюю дверь. Положил на сиденье портфель. Снял пальто и ловко сложил его вчетверо. Снял пиджак и уложил на пальто.

Наконец сел на переднее сиденье, отрегулировал кресло по всем направлениям всеми регулировками, пристегнул ремень, вытащив из-под него роскошный галстук, чтобы не помялся. Принюхался недовольно к фенольным ноткам нового салона хендая, затем, очевидно, решил, что это не худший вариант – и наконец скомандовал «поехали».

В Митино мы пробирались в час пик целый час, рискуя опоздать на спорт, а надо заниматься, нельзя пропускать, очень дорогой абонемент (непонятно, правда, неужели, если опоздал к началу, – потом не пустят внутрь, это что, Большой театр?!).

Рассказал вкратце свою биографию, затем почти заполнил резюме, поведав про карьерный рост, успешный переезд из Питера в столицу, покорение бизнес-олимпа, которой он сейчас осуществляет. Примерно до Белорусской ругал Путина и кровавый режим, но от Динамо уже сменил тон на слегка примирительный, а после Алабяно-Балтийского тоннеля и вовсе резюмировал, что «с этими мудаками по-другому нельзя».

На тренировку мы опоздали, и он попросил выкинуть его напротив магазина «Красное и Белое».

Чаевых не оставил.

* * *

Вслед за назначением заказа немедленно получаю звонок от пассажира.

– Здравствуйте. Это мы на Рокотова вас ждём. У вас машина затонированная?

– Здравствуйте. Нет.

– А почему?!..

Я задумался.

– Она и так красивая. Без тонировки.

– При чём здесь красивая? Я вас не об этом спрашиваю. – Пассажир нервничал: – Девушку будет видно снаружи на заднем сиденье?

– Хм… под определённым углом, наверное… Девушка голая? Мёртвая? В чём проблема, если её будет видно?

– Не мёртвая, остряк. И не голая. Ладно, подъезжайте прямо к подъезду. Встаньте строго напротив.

Подъехал. Встал. Из подъезда в ночи выпрыгнула пара. Мужчина посадил назад даму. А сам скрылся обратно в дверь с тусклым фонарём.

– Поехали быстрее!.. – умоляющим тоном простонала девушка, сидящая в незатонированной машине.

Мы поехали. Быстро. Насколько позволяет мотор.

Впервые получил на чай больше, чем стоимость поездки.

* * *

– Волгоградский проспект, дом 6?

Я поздоровался с пассажиркой, плюхнувшейся ко мне в такси, и спросил, куда мы едем: забираю её я перед офисным центром, где клерчата шумною толпою высыпали на морозную улицу, уставленную ожидающими их машинами.

– Нет, мне на Амундсена.

– Извините, вам нужна другая машина. Я на заказе на Волгоградский.

– Да какая разница?! Вам не всё равно, куда ехать?

– Эмм… Мы, таксисты, бывает, устраиваем свингерские вечеринки, на которых меняемся пассажирами, но сегодня обычный день, а у нас всё строго: заказ надо выполнять со своим пассажиром. Не с чужим.

Менеджер среднего звена недовольно надула губки, отстегнула ремень и вышла прочь.

* * *

Каждый таксист знает, что когда-нибудь ему повезёт. Не сегодня, так завтра. Не завтра – так послезавтра.

Справедливость восторжествует. Даже если совсем потерять в неё веру. Если всё против тебя. Если затащило в Восточное Бирюлёво и не отпускает оттуда часами. Всё равно говоришь себе: когда-нибудь всё наладится.

И получишь тот самый заказ. Нет, не золотой. Платиновый. Бриллиантовый. Ради которого и выходил на линию все эти годы.

Это таксишный джекпот. Это Орден Святого апостола Андрея Первозванного.

«Заказ нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждёшь». Где-нибудь в Домодедово, под проливным дождём, вдруг постучит в окно девушка с промокшими волосами: откройте багажник, пожалуйста…

Выскочишь бесстрашно под дождь, а там Моника Беллуччи молодая.

– Поможете с чемоданами? Очень тяжёлые: привезла много прошутто… Вы любите прошутто?

У вас такая милая машина. Что это? «ниссан альмера»? 2016 модельный год? Такая вместительная и просторная. Можно закурить? Я оплачу штраф, если что.

Ужасно проголодалась. У меня тут есть бутерброды, хотите? Запить – могу предложить Тархун. Вы любите Тархун? Я обожаю. Только из-за него и езжу в Россию.

Кстати, у меня наличные евро. Вы принимаете евро? Давайте я заплачу вперёд. Вот, 500. Этого ведь достаточно? Спасибо.

Откуда так хорошо знаю русский? Учу его уже второй год. Познакомилась на Мамбе с одним русским… Топ-менеджер нефтеперерабатывающего завода. Ходит в спортзал. Врёт, что не женат…

Что вы делаете завтра? Во сколько выходите на линию? Меня сейчас довезите до Ритц Карлтон, а завтра хочу обзорную экскурсию по Москве: собор Василия Блаженного, Пушкинский музей, Измайловский Кремль, Царицыно… Сможете меня повозить? Дайте свой номер. И запишите мой. Плюс тридцать девять… Вы женаты? Тогда не надо писать полное имя, вдруг жена… Ну, вы понимаете…

Что, уже приехали? Так быстро! Сколько же лошадей у вас под капотом?!.. Я сама достану чемоданы, не волнуйтесь. Наберите меня завтра, как выспитесь. Договоримся, во сколько встретимся. Я могу на метро куда-нибудь подскочить, где вам будет удобно меня забрать. Чтобы вам тут не крутиться в центре. Во что превратил оленевод прекрасный город! Нигде не припарковаться толком. Я вас понимаю. Чао. До завтра.

* * *

– Глафира, здравствуйте. Уже еду. Уже в такси. Да, на Павелецкий. Завтра утром там буду. Пришлите мне, пожалуйста, на почту молитву третьего шага. Я так-то помню… Но не дословно… Третьего. Или четвёртого. Короче, молитву, в рот она ебись.

* * *

– Здравствуйте! Куда мы с вами поедем?

Приветствую пассажирку в каком-то ультрамодном полушубке. Таксометр показывает, что конечная точка маршрута не введена: едем «по указанию». Значит, клиент сам сообщит адрес.

– Здравствуйте. Я вам сейчас объясню. Вот там поверните…

– Направо? Налево?

– Слушайте, я не знаю, вот так поверните, вот туда и потом прямо… – Вижу боковым зрением, что дама активно жестикулирует.

– Простите, я смотрел вперёд, куда повернуть?

– Ну вот так сначала, потом прямо… И там дальше поворот будет.

– Может, вы мне адрес скажете? Так будет проще. Куда мы с вами направляемся?

– Я не знаю адрес. Там, знаете, такое кирпичное здание на набережной… Понимаете?

– А где это хотя бы приблизительно?

– Так, я лучше покажу. Ехайте прямо и где машина синяя развернитесь.

– Там нельзя развернуться. Тут одностороннее движение. Просто назовите место, куда нам ехать?

– Да не помню я. Набережная. Дом тот знаете? Страховая ещё рядом. Как её… Забыла.

– «Дом на набережной»? Красный Октябрь? Там кирпичное…

– Давайте туда.

– В смысле, я угадал? Красный Октябрь?

– Да не знаю я, говорю же. Но поедем на ваш Октябрь. Мне уже пофигу.

* * *

– Елена Константиновна? Ой, Станиславовна. Здравствуйте, моя дорогая. Егоров. Из театра, помните? Да, да, всё верно. Только – уже продюсер. Да. Спасибо. Я по делу. Нам снежинки нужны. Артистки. С хореографией. До середины января. Срочно. Всего шесть, но двух я уже нашёл. Выручайте. И леший нужен.

Пассажир со скрипучим писклявым голосом, позвонив минуту назад по телефону, вдруг перешёл на бархатистый бас.

– Нет, Миронов не харизматик. Да, у нас леший – харизматик. Очень жаль. Неужели никого? Понимаю, понимаю, но вдруг… А снежинками поделитесь? Мы заплатим. Ближе к концу января. Щедро заплатим, как обычно. Станкевич – прекрасно, очень эффектная артистка, согласен. Уточните у неё. Григорян не надо, слишком большая грудь. Что? Да нет, она в костюм не влезет. Уверен. Это же снежинки. Два спектакля в день. Эту не помню. Талантливая?.. Присылайте всех. Про лешего подумайте. Не можем найти. Серб? Нет, серб не подойдёт. Хотя, погодите, там текста мало. Давайте серба. Но только если харизматичный. Договорились. Обнимаю.

Закончив разговор, продюсер перешёл на свой обычный писклявый:

– Во двор не будем заезжать, я у Пятёрочки выйду. Только багажник откройте, я посох достану. Спасибо.

* * *

– Петь, попроси водителя сделать потеплее…

– Конечно, котик… – отвечает вкрадчиво Петя, обнимая спутницу на заднем сиденье, а потом окрепшим голосом уже мне:

– А вы не могли бы сделать потеплее?

– Да, конечно, – отвечаю я Пете, делая вид, что котика в машине будто бы и нет, – вот так нормально?

Петя снова переходит на вкрадчивый голос и обращается к любимой (надеюсь) барышне:

– Котик, так нормально?

– Так нормально. – тихо отвечает барышня Пете.

– Отлично, спасибо! – доносит до меня мысль Петя.

Вы ж мои котики. Вы ж мои зайчики.

* * *

– Таксистам-то хорошо…

Это было неожиданное начало разговора. Я чуть не продолжил «…в таксопарке его ждёт девушка», но решил взять паузу и многозначительно посмотрел на пассажира.

Тот продолжал:

– Двадцать минут и срубил четыреста рэ. Не напрягаясь. Если бы нам в институте платили четыреста за двадцать минут… А мы там, между прочим, головой думаем.

Я утвердительно кивнул: в способности пакса думать головой я уже не сомневался.

– У нас если не берёшь учеников, хуй что заработаешь. – резюмировал мрачно преподаватель.

– Вы филолог, наверное? – решил наконец включиться в дискуссию рубящий бабло таксист, то есть я.

– Да. Как вы догадались?!

– Русский у вас красивый. Литературный.

– А вот таксисты часто вообще не говорят по-русски. Я вчера ехал с одним чуркой, так он вообще еле слова складывает в предложения.

– Вот бы и взяли ученика.

– Да откуда у него деньги-то?!

– Он же таксист. Срубает по четыреста за двадцать минут.

Преподаватель замолчал.

* * *

– Володь, успокойся, у них так не принято!

Барышня пытается унять разгорячённого молодого человека.

– Мы деньги платим! Дохера платим.

– Они не могут…

– Да всё они могут, котик! Просто не хотят. Это позиция. Мы музыку заказываем. А у них позиция.

– Говорят, нельзя. Значит, нельзя. Чего ты начал ругаться с ними?

– Да не ругался я. Выяснял. Чего они из себя строят? По-человечески же… Один раз ёбнуть. Два. Максимум секунд тридцать позвенеть. Чтобы торжественно. Так упёрлись на ровном месте.

Видя, что девушка занимает слишком компромиссную позицию, молодой человек стал объяснять мне суть проблемы, видимо, желая заполучить хоть какого союзника в вопросе:

– У нас венчание там, понимаете. Приедем на нескольких машинах, прямо в те ворота, откуда мы вышли. А над воротами колокола. Я попросил, когда мы будем подъезжать, чтоб те позвонили немного. Бам-бам-бам, нам долго не требуется. Ну знаете, как если в порт судно заходит, оно гудит…

– Володь, не надо судно!

– …а эти козлы в рясах говорят, только на службу можно звонить. Я спрашиваю, в чём проблема? У нас такой день торжественный. И денег мы нормально платим, между прочим.

* * *

– А давайте поедем здесь налево, – пассажир немедленно начал командовать парадом, стоило нам отъехать от подъезда, – а потом выскочим на Хорошёвку.

Я притормозил, соображая, какой именно маршрут мне предлагают. Навскидку он был вдвое дольше обычного, очевидного, который мне нарисовал навигатор.

Проверяю: точно. Обычный – 15 минут. Маршрут пассажира – 38 минут.

– Так ехать намного дольше и дальше. Вы хотите там по дороге остановиться?

– Нет, не хочу. Просто поедем той дорогой. Не стойте. Мы теряем время.

Седовласый дядечка говорил это спокойным уверенным голосом. Я ответил ему таким же спокойным:

– Если вы поменяете детали заказа и мы поедем по таксометру, по фактическому пробегу и времени, никаких проблем. Но зафиксированная в заказе цена рассчитана по маршруту короткому и быстрому.

– Ничего я не буду менять. Поехали.

Я поехал. Естественно, по тому пути, что рисует мне программа.

– Вы не туда свернули. Я сказал налево. Вы путаете право и лево? – уже чуть более напряжённым голосом начал вещать пациент.

Я включил поворотник и прижался правее на автобусную остановку, остановился и включил «паркинг».

– Вряд ли я что-то испорчу себе в части оценки этой поездки, вы уже мной недовольны и наверняка поставите единицу в любом случае. Так что, я предлагаю вам или продолжать ехать по маршруту, который вы оплатили, желательно молча, или выйти прямо здесь и заказать другую машину.

– Мне не нравится ваш тон.

– А мне не нравится ваш, получается, мы квиты. Едем или вы выходите?

После пятисекундного молчания:

– Едем.

* * *

– Ой, только не Робби Вильямс!..

Пассажир испуганно заголосил, и я спешно переключил трек.

– Сорян, – продолжил он потухшим голосом, – у меня жена бывшая… прошлая… Ну короче, та жена, что была… Его постоянно слушала.

Я аккуратно кивнул, дескать, понимаю.

– А знаете, верните его обратно. Песня-то хорошая, на самом деле.

Я щёлкнул два раза по кнопке и снова зазвучал Робби Вильямс.

– Нынешняя жена, которая сейчас, в смысле… Она Рианну очень любит.

Я снова кивнул, хотя и не понимал, к чему мне эта информация.

– А вот вам больше Рианна нравится или Робби Вильямс?

Я на всякий случай беспомощно пожал плечами, чтобы не промахнуться в выборе.

– Вот и я не знаю… – выдохнул обессиленно мужчина и надолго погрузился в какие-то мысли.

* * *

– Ух ты! Моего мужа тоже зовут Никита. Он сегодня в командировку улетел. В Краснодар.

– Ничего себе, совпадение!.. – я постарался как можно естественней удивиться, даже не знаю зачем.

– До следующей пятницы. – добавила пассажирка. – А оттуда в Керчь.

– Здорово! – я снова поразился своему притворному восторгу.

– У нас двое детей, мальчики…

Я посмотрел на навигатор: ехать ещё минут восемь. Надо было менять тему.

– Музыка не мешает? – спросил я и, не дожидаясь ответа, сделал чуть громче.

– Что вы, я музыку обожаю! Я в детстве ходила в музыкальную школу, очень её любила, преподаватель была такая чудесная женщина, я так ей благодарна…

Далее следовал десятиминутный рассказ о детстве и юношестве. Вы спросите, почему десять, если ехать оставалось всего восемь?

Да потому что две минуты я слушал рассказ уже после того, как я привёз девушку по адресу и она рассчиталась.

* * *

– Вы совершили две ошибки, знаете, какие?

Пассажирка приготовилась уже выходить из машины, но решила донести до меня сокровенное.

– Одну точно знаю.

– Какую? – тоном учительницы по химии не унималась дама.

– В детстве не мечтал стать космонавтом. А у них пенсии отличные…

– Я не об этом. Вы там затормозили перед светофором. Помните? Зачем?

– Он горел красным…

– Ну и что?! Никого же не было вокруг. Спокойно могли проехать. Привезли бы клиента пораньше.

– Вы спешили?..

– Я бы вам сказала, если бы спешила.

Недовольная пассажирка покинула салон. Про вторую ошибку я не стал спрашивать.

* * *

Заказ к офису Роскосмоса.

Едем.

– Остановите, пожалуйста, у Пятёрочки.

«Сухарями затариваться будет», подумал про себя.

* * *

Ужасно гламурная девушка в умопомрачительном полушубке и модных сапожках погрузилась в Шереметьево и начала общение по носимому абонентскому терминалу подвижной цифровой связи марки Айфон.

Причём связь осуществлялась симплексная: сначала передача, потом приём, путём обмена аудиофайлами в каком-то (видимо) чате.

А поскольку головными телефонами стереофоническими динамическими, входящими в комплект поставки, девушка не пользовалась, на всю Афродиту раздавались громкие вопли, которыми девицы обсуждали Диму.

Дима, как водится, поначалу казался нормальным типом, но потом выяснилось, что такое же говно, как и все остальные. Хоть и заплатил премию в пятьсот долларов.

* * *

– У меня деверь вечно кладёт свой айфон на яйца. А вот вы молодец.

– Что, простите?!..

– Деверь, говорю, вечно кладёт телефон между ног на сиденье, когда рулит. А вы убираете аккуратно вот туда, под магнитофон…

Я машинально устремил взгляд в надир, телефона там действительно не было, я и впрямь не кладу его туда.

– Там же излучение, радиация, а он как будто этого не понимает! – продолжал сокрушаться пассажир, – Я ему всегда говорю: не надо. Я волнуюсь.

– За телефон?.. За сестру?

– Да не за телефон! – мужчина махнул рукой жестом абсолютной безнадёги. – И не за сестру. Она уже развелась, кстати.

* * *

Группа молодых людей (в составе двух особей женского пола и двух – мужского) всю дорогу обсуждают проблему какого-то Васи, который расстался с Машей, а у Маши новый хахаль и теперь есть риск, что Вася сильно по этому поводу опечалится.

– Знаете, у меня в детстве была машинка радиоуправляемая, – начал издалека один из ребят, – с такими большими колёсами, как у американских бигфутов, любимая, но я потом вырос и забросил её на даче. А недавно приехал и увидел, как с ней играет племянник. И вот племянник считает, что эта машинка его. Когда я это услышал, я был в бешенстве: я-то знаю, что машинка моя, просто я её забросил, но она моя. Так вот и Вася, как только увидит, что машинка уже кем-то присвоена и кто-то считает её своей… Надо ждать, короче, пока машинка к нему вернётся. Другого выхода тут нет.

Затем помолчал и вдруг обратился ко мне:

– А вы как думаете?

Я важно повращал глазами и произнёс авторитетным тоном:

– Можно же купить другую машинку. Поновее. С колёсами… побольше. – Я показал руками, как выглядят колёса побольше.

Такого фурора у пассажиров я не производил ранее вообще никогда.

Я проникал в самые секретные и охраняемые дворы, куда обычно вахтёры не пускают такси, чтобы подать машину к подъезду. Я успокаивал самых истеричных детей. Я давал советы о том, где крестить детей. Даже где рожать (клянусь!). Я помогал настраивать фотоаппараты и телефоны, я разрабатывал планы по уходу с радаров от бдительных мужей и жён. И всё это успешно.

Но именно сегодняшняя реплика вызвала самые бурные восторги. После чего молодёжь позвала к ним – пить виски.

Нет, мои дорогие. Мне работать надо. Вы давайте там без меня.

* * *

Подошёл к концу четвёртый месяц в такси.

Стало понятно, что меня хватит надолго, а первое время я в этом был совсем не уверен. Другой вопрос, а надо ли мне это будет затягивать надолго? Надеюсь, что нет.

Внезапно вскрывшееся графоманство отчасти скрашивает унылую работу, которую многие считают весёлой, забавной и полной удивительных встреч с интересными людьми. Надо отметить, что и работу фотографа, во многом унылую и весьма непростую, тоже считают весёлым времяпрепровождением…

Интересные люди, меж тем, действительно попадались – раз десять. Из них раз пять это были мои знакомые, которых я куда-то возил.

Оказалось, что работа эта довольно азартная.

Во-первых, для меня это в целом был определённое испытание: смогу ли? Конечно, я и без таксования знал, что люблю рулить и относительно легко нахожу общий язык с разными людьми, но вот смогу ли стать кем-то вроде хорошего таксиста – уверен не был. Я и сейчас не уверен, хотя и надеюсь, что стал неплохим, как минимум.

Во-вторых, мне очень интересно изучать, как устроен тот или иной бизнес и немедленно лезть исправлять что-то, что требует исправления. Такая вот поимка блох, их вычёсывание – тоже азартная штука, и я немедленно впрягаюсь, даже если об этом не просили.

В-третьих, есть вероятность, что таксование принесёт какие-то неожиданные побочные плоды. Я традиционно кокетничаю и отмахиваюсь от разговоров про книжку, но раза два в неделю стабильно задумываюсь о том, а не засесть ли за эти тексты, не поправить ли там кучу грамматических ошибок (пишу с телефона чаще всего, «с колёс», бегло и ужасно безграмотно) и, сделав беглый аудит написанного, не отнести ли их кому-нибудь, кто даст дельный совет, что с этим делать?

И, знаете, почему не сажусь? Боюсь, что услышу громкое ржание в ответ и рекомендацию растопить этим барахлом какую-нибудь печь. Я трус. Увы.

Афродита, моя нынешняя боевая подруга, ведёт себя в целом достойно. Даже несмотря на то, что моё с ней знакомство началось весьма странным поступком с моей стороны. Я сел в новую машину, залез в меню, изучил его и поправил все необходимые пункты, включая тот, что отвечает за приглушение музыки при работе заднего парктроника, после чего включил реверс и начал медленно катиться назад под приглушённую музыку, ожидая, когда же машина заорёт «тормози». Афродита молчала как рыба об лёд, лишь негромко уткнулась бампером в забор.

Парктроников на ней попросту не было. Но был пункт меню и приглушение музыки…

Я сел в новую машину и первым делом тюкнул её задом об забор. Несильно, без следов, но всё же… Но корейская дурнушка на меня не обиделась, надеюсь. Как не обижается и на мои комплименты касательно её внешности и способности разгоняться и тормозить. Мы поладили.

Периодически мне начинают весело сигналить и приветствовать жестами водители соседних машин. Я отвечаю взаимностью, хотя часто даже не узнаю сидящих внутри. Не очень понимаю, что делать с этим… И можно ли здесь чего-то делать вообще.

Сейчас поставил себе условный план дотянуть до февраля, ударно работая, а дальше начну кумекать, куда двигаться, и кем я хочу стать, когда вырасту.

* * *

– Вы ведь пьющий? – пассажир тревожно смотрел на меня.

– Как вам сказать, – начал я неопределённо, соображая, к чему такое неожиданное начало разговора, – выпивающий, как минимум…

– Это хорошо!

– Вы так считаете?

– Я вот в завязке. Понял, надо тормозить. Сейчас уже пять месяцев сижу на Новопассите.

– В каком смысле?!

– Буквально. Я его перорально… В пределах одного флакона в день. Вы знаете смысл слова «перорально»?

– Конечно.

– А то тут один услышал и чуть с кулаками на меня не полез. Остановимся у аптеки, хорошо? Я тут все аптеки знаю. Вон там давайте, не у этой, в этой дорого. Дальше. Видите? 16-й дом. Там триста рублей. А в этой – шестьсот.

Мы остановились у аптеки на Кутузовском, пассажир сгонял за пузырьком.

– Я тихонечко. По глоточку. И, знаете, никакого алкоголя не нужно. Очень расслабляет.

– Может, всё-таки лучше винца? Чем глушить это. Побочка там должна быть.

– Вино это ваше стоит дорого. Шираз-хуяз, это не бери, там танины, здесь кислотность, там пробка с грибком… А это – встряхнул и отпил. Я привык уже. Вам не рекомендую. Вы ещё молодой. А мне самое оно. Я тут вздремну, ладно?

* * *

– Это мы сейчас в караоке! – пояснила девушка, включившая на мобиле просмотр видео с поющими «Музыка нас связала» пациентами. – Песня моего детства!..

Когда композиция смолкла, последовал аккуратный вопрос:

– Вам какую поставить песню: Смайл или Филингз? Я пела одна.

Мне было трудно выбрать, и я решил оттянуть удовольствие.

– Смайл Чарли Чаплина?

– Кого?! Вы что… Клоуна? Нет, Майкла Джексона.

Запись песни, меж тем, никак не находилась в недрах телефона. Мы бегло пробежали по всему репертуару, включавшему в себя песни Плот, Старое кафе, Есть только миг между прошлым и будущим, пару неизвестных мне произведений и тут на беду батарейка айфона издохла и горловое пение прекратилось.

– Мы всегда с девочками в это караоке ходим, – заполняла неловкую звуковую паузу пассажирка. – У нас типа традиция. Там главное не набухаться в слюни. Кстати, сколько времени? Пиво не поздно ещё взять в Перекрёстке?

* * *

– Как вы хотите поехать? – обращаюсь к даме в соболях, – можем по Большим Каменщикам, можем по набережной. Время одинаковое.

– Мне всё равно. Вы как хотите?

– Я бы выбрал набережную. Там романтичнее.

Молчание секунд десять.

– Дожили. «Романтичнее»!.. Вы на самом деле таксист?!. Я начинаю волноваться. Мне звонить мужу?

– А чего вы опасаетесь? Что я маньяк?

– Для маньяка вы сами слишком романтичный. Поехали по набережной, вы правы.

* * *

– Я езжу только комфорт-плюсом и иногда бизнесом, – рассказывала мне вкусно пахнущая духами пассажирка, – даже просто комфорт перестала заказывать. Представляете, однажды едем с одним… Кстати, у вас можно курить систему нагревания табака? Спасибо. Я в окошко. Так вот. Едем. И водитель всё время что-то пишет. В телефоне. Строчит. Тык-тык. Я ему сделала замечание, конечно… Но аккуратно. Мало ли, что…

– А он?

– Ну извинился, конечно, но я же вижу: весь погружён куда-то туда.

– Едет плохо? На ходу пишет?

– Да нет, едет нормально и пишет на светофорах. Но всё равно! Что там такое важное может быть, что нельзя подождать, пока я выйду?!

Я задумался, выбирая из множества вариантов самый подходящий.

– Вдруг он девушке писал.

– Да какой девушке! Ему лет двадцать. Девушке… Откуда у него девушка? Он же таксист. Да и что он так долго ей писать мог?!

– Ну не знаю… Что она совершенно прекрасная, например.

– Это можно и быстро написать! – буркнула дама.

– А вдруг он развёрнуто излагал?

– Ну хорошо, хорошо. Я отчасти неправа. Но он же потом мог написать… – Дама закурила вторую систему нагревания табака.

Я продолжал:

– А вдруг она сказала, что выходит замуж за другого? И времени не было совсем? Вдруг это был единственный шанс успеть сказать, что её глаза, как два бездонных озера…

– Вы выдумываете!

– …в которых он тонет каждый раз, когда в них смотрит? Что её губы как…

– Ну всё, всё, мне уже стыдно, вы добились своего, поздравляю! Я типа разрушила чью-то любовь, да?

Я пожал плечами.

– Кто знает. Может, он и она найдут себе других. И будут их так же любить. Но какова вероятность, как думаете?..

* * *

– Я тут, между прочим, в чулках! – визгливым тоном сообщила мне юная мамзель.

Если бы я не рулил в этот момент по Новому Арбату, то наверняка бы обернулся и рассмотрел колени пассажирки, но отвлекаться нельзя: мы лавируем в потоке обезумевших от радости выходного дня москвичей и гостей столицы.

P.S. Не пугайтесь: я просто предупредил пассажирку, что остановиться напротив входа в магазин не смогу: знаки, камеры, штрафы. И проеду вперёд метров 50 до автобусной остановки, где могу высадить без получения штрафа. А барышня, видимо, намекала на то, что ей будет прохладно идти эти 50 метров по стуже.

* * *

Забираю дядечку с Бронной.

– Шабат шалом!

Я на мгновение запнулся, вспоминая, какой ответ на этот пароль надо ответить, но всплыло только «ой, вей» и потому я всплеснул руками и выпалил:

– Ой, вей!

Пассажир расхохотался, а потом тихим голосом произнёс с заднего сиденья:

– Я подумал, вдруг вы еврей? Вы случайно не еврей?

Надо было немедленно ответить вопросом на вопрос, и я спросил, знает ли он анекдот про «Рабинович, вы случайно не шахтёр?», на что дядечка расхохотался ещё сильнее, смеялся чуть ли не минуту, а затем, прекратив, сделал серьёзное лицо и сказал:

– Нет, не знаю.

Оказалось, что он действительно его не знал, по крайней мере после того, как я его рассказал, человек заливался слезами от смеха до самого Реутова.

Вылезая из машины, он произнёс искренне:

– Очень жаль, что вы не еврей!

* * *

Везу парочку. Настрой у них жутко романтический: если бы не подлокотник с бутылками воды, разделяющий влюблённых, они бы наверняка успешно совокупились минуте на десятой поездки. Всю дорогу там что-то шуршало, причмокивало, поскрипывало и постанывало.

Привожу их на Олимпийский, мысленно поздравив обоих с успешно завершённой поездкой, жму на кнопки в таксометре, влюблённые тем временем благодарят и выметаются вон, а у меня верещит новый заказ на Ленинградский вокзал: «длинная подача».

Ночь на дворе. Машин мало. Мне сейчас рукой подать до третьего кольца, там по Рижской эстакаде пролететь стремительно – и я почти у цели. Коробку в драйв, левым глазом в левое зеркало, на дороге никого, поворотник, тапка в пол, индикатор антипробуксовочной системы яростно моргает, бодро набираю скорость, надо успеть к вокзалу за шесть минут и пока не отменили заказ (этим плохи длинные подачи: пассажиры часто отменяют, видя, что машина далеко).

– Ух ты, вы решили меня украсть?!

Я дико испугался. Я был абсолютно уверен, что один в машине. Девушка тихо как мышка сидела сзади, ожидая, что молодой человек откроет ей дверь с её стороны. Тот вышел из машины и начал обходить её сзади… И делал это неспешно, судя по всему. А я дал по газам и сорвался в ночь с его пассией на борту.

Торможу. Оборачиваюсь. Она почти хохочет. Начинаю извиняться. Хохот ещё сильнее: видит мою абсолютную растерянность.

– Сейчас я сдам назад, не волнуйтесь.

– Нет, погодите. Что там Витя делает, мне интересно?..

Я посмотрел в зеркало. Витя стоял у грязной обочины как истукан и не делал, судя по всему, ничего.

– Он в шоке. Давайте я тихонечко сдам назад и высажу вас.

– Не надо. Я хочу посмотреть, что он сделает. Он же ничего не предпринимает, глядите!..

Я включил мужскую солидарность.

– А что ему делать-то?! Достать табельное оружие и палить в нашу сторону? Опасно, тут же заложница…

– Да нет у него табельного оружия. Только в танчиках в компьютере у него оружие. Нет, вы смотрите, он даже не идёт в нашу сторону! На его глазах какой-то мужик меня увозит неизвестно куда… Что за мужики пошли, а?! – и затем, подумав: – А можете проехать ещё метров триста вперёд?..

Мне было жалко Витю, мне было совестно за мою невнимательность, мне не хотелось его троллить, и я всё-таки сдал назад, отгрузил ему невесту и, извинившись ещё раз, помчал к Ленинградскому.

Но мужики на самом деле пошли… Не особо. Прямо скажем.

* * *

Иногда я заслушиваюсь разговорами сидящих у меня пассажиров.

Вчера сели ко мне папа с дочкой лет двенадцати. И это был абсолютный кайф – как они разговаривали, поверьте. Я традиционно не подслушиваю, лишь балдею от интонаций, но вдруг прихожу в себя: только что произнесли «Истикляль». Решил, что это слуховые галлюцинации, но затем вдруг «Босфор».

Папа с дочкой обсуждали, что снова поедут в Стамбул. Что очень по нему скучают. Что не хотят останавливаться в шумной Европе, а думают, не снять ли номер где-то в Азии.

А потом начали про рыбу. Сезон, не сезон. А следом кебабы. И что надо купить светильник из сотен разноцветных стекляшек – османский такой.

А потом про кёфте на Султанахмете (неплохая котлетная в дурном туристическом районе). И про Джевахир (торговый центр). Про Галатскую башню и музыкальные магазины рядом, где можно купить укулеле.

Я молчу. Зачем встревать? Они и сами неплохо ориентируются, будто бывали там не раз.

Смотрят гостиницы в booking.com. Иногда звучат названия. «Вот этот симпатичный! Пап, бронируй!»

Не вытерпел. Извините, говорю. Не надо его. Он бестолковый, с очень старыми перекрытиями, которые безбожно скрипят. И самому ходить по полу стрёмно, и слушать, как ходят над тобой.

Притихли. Обалдели. Начинаю объяснять, что останавливался там дважды, отель бестолковый, хоть и недорогой. А вот рядом есть даже дешевле, но здание свежее, завтраки приличные, пусть не романтичный старый хипстерский, но для ночёвки гораздо более удобный.

Смотрят: действительно, есть такой отель.

– А вы ещё что про Стамбул знаете?..

Сорок минут на парковке московского торгового центра, куда я их привёз, я кратко излагал, что я знаю про Стамбул, а эти двое задавали новые вопросы.

– Вам, наверное, уже ехать надо?

– Желательно. Извините, надо работать.

– Мы решили не покупать ничего, давайте мы даже из машины выходить не будем, отвезите нас домой, а по дороге про рыбу, пожалуйста, подробнее: как называется та деревня у чёрного моря?..

* * *

– Могли бы и поаккуратнее! – пробурчал пассажир недовольным тоном после проезда лежачего полицейского.

Чёрт. Мы еле плетёмся в пробке и переехали неровность на очень низкой скорости. Я бы сказал, излишне деликатно. И тут вдруг такое.

– Извините, я старался проехать как можно аккуратнее.

Говорю это совершенно нейтральным тоном: нет никакого желания развивать дискуссию. Но пакс не унимается:

– Никита, вот я же с вами нормальным тоном говорю, верно?

Я совсем обалдел: что происходит?

– Да и я с вами, вроде бы нормальным, нет?..

И тут почти уже крик в ответ:

– Вы этот принтер ломаете третий раз! Я сколько раз говорил, Никита: не умеете менять картридж – не лезьте. Умоляю, не лезьте в технику руками, понимаете?! Как вам ещё объяснять, скажите? Мы вынуждены ремонтировать принтер каждый раз, когда вы, а не кто-то другой, меняет в нём картриджи!

Оборачиваюсь – человек в наушниках принял звонок по телефону.

Отлегло.

* * *

– Евгений Константинович, здравия желаю! Это Николай Петрович. У меня просьба. Личная. Отпустите домой на пару дней. До четверга. Хотя бы до среды. Умоляю. Там жена… Ноет уже. Да. До четверга желательно. Почему, мы всё согласно приказу… выполним. Обещаю. Очень прошу. По-человечески. Пожалуйста. Отнеситесь, так сказать. До понедельника очень рано. Можно во вторник хотя бы? Спасибо! Спасибо огромное. Спасибо. Во вторник утром как штык, как говорится. К девяти. Спасибо. Так точно. Я понял. Есть. Голубчик! Голубчик! Таксист! Поменяйте адрес, пожалуйста, нам во Внуково, хорошо? Спасибо. Алё! Да, Елена Вячеславовна. Я на второй линии был, извините. Нет, не получится. Срочно улетаю в командировку. Помните, я же говорил вам. Законтрактировать надо там всё. Вот сейчас уже мчу в аэропорт. Так я не могу, это же приказ. Ехал к вам и прямо сейчас вот… Позвонил командир. Даже собраться не дал, дуй в аэропорт, говорит, уже билеты куплены. Бизнесом. Я даже без зубной щётки. Это служба, поймите. Я вернусь в понедельник и наберу сразу же. Пока мне не звоните. Там переговоры без телефонов, мы же сдаём на входе, всё не просто так. Да, моя дорогая, я бы рад, но сами понимаете. У меня второй звоночек, извините. Да, Машенька. Как дети? Не мог ответить, командир был на линии. Завал, как обычно, что, ты не знаешь?.. С каникулами пролёт. Я наберу позже, у меня вторая линия. Алё! Сергей Игнатьевич, ёб твою мать, как это – кабан триста кило? Вы чем его кормили?! Сфоткай мне его до забоя. Я прям не верю. Спасибо, не смогу. Пост же сейчас. После третьего января. Ты забивать будешь? Ну молодец. Игнатьич, не могу говорить, мчу в аэропорт, командировка, надо с документами поработать, обнял. На созвоне. Алё! Пётр Евгеньевич? Петя, чего купить по дороге? Я сейчас рву во Внково и прыгаю в самолёт. Буду в полночь. Да я сам не ожидал: командир говорит, езжай домой, лечись, уволил до вторника. Силой выпихнул. Я ему говорю, у меня по продовольствию до сих пор не решены вопросы, а он упёрся рогом: езжай домой, лечись. Дела подождут. Евгенич, что взять по дороге? Это не успею, это вы сами. Нарезочку? Карбонад, понял. Короче, ждите, я на форсаже!

* * *

– Лихо вы с водичкой. По-свойски.

Пассажирка произнесла это негромким голосом гувернантки, заставшей врасплох тырящего конфеты мальчугана.

Я посмотрел в зеркало, приподняв правую бровь.

В тот момент я отпивал глоток из бутылочки с водой, которую ставлю и себе тоже: так я решил проблему, о которой писал ранее (чтобы паксы понимали, что это не вода, забытая предыдущими, а вода – для них): теперь они видят бутылочку и у себя в подлокотнике, и у водителя.

И вот я прикладываюсь к своей – и слышу сзади про то, что я «лихо» и «по-свойски».

– Что вы имеете в виду, простите?

– Вода же для пассажиров куплена, верно? Не для водителя.

Ты ж моя хорошая. Ты моя яхонтовая. Вот оно что…

– Я эту воду покупаю и для пассажиров, и для себя. Если вы не против…

– Вы мне будете рассказывать, кто и для кого её покупает?! – ответила дама и отвернулась в окно, настолько ей было противно продолжать этот разговор с мелким жуликом вроде меня.

* * *

В августе это ещё работало, сейчас уже эффекта почти нет…

Тогда можно было остановиться, выключить таксометр, заглушить мотор, приоткрыть окошко, дав горячему воздуху ворваться в салон, включить турецкую попсу, закрыть глаза, закурить… и минут на десять окунуться в воспоминания о Стамбуле.

Теперь, с работающей печкой и ледяным воздухом – не тот эффект. Почему-то я редко рулил в Стамбуле зимой.

Все последние месяцы главная борьба с самим собой была в том, чтобы не бросить машину где-нибудь в порту и не рвануть на ближайший рейс. Чтобы хоть на несколько часов. Сесть, заказать чаю, подставить морду солнцу, закурить… И слушать звуки те, очень особенные, стамбульские, с криками дурных чаек, сигналами водителей, скрипом колёс тележек, криками продавцов.

Но сборничек турецкой попсы у меня под рукой.

* * *

– Ромочка, это Жора, привет! Как она? Жизнь, в смысле. Нет, нет, без подробностей, умоляю, я для проформы спросил. Слушай, помнишь клиента, которого ты мне год назад подогнал? Да, да, его. Он всю дорогу охал и ахал: «Парни, это гениально, я с вами не расплачусь!..» И что ты думаешь? Пацан сказал – пацан сделал. Он до сих пор не расплатился!..

* * *

– Боже, как мило! Мамочки, это прекрасно! Спасибо! Я их обожаю! Спасибо! Я сейчас расплачусь от счастья! – голосила пассажирка на заднем сиденье и, казалось, действительно сейчас заплачет от счастья.

А я всего-то вручил ей киндер-сюрприз. Шоколадное, извините, яйцо. Просто ехать было далеко, я не успевал все последние промежутки между заказами заскочить на заправку, а куда успел – не заправился: пересменок.

И вот выехал с ней и понимаю, что доедем, скорее всего, но дальше то как?.. Спросил, не против ли она, что мы заедем быстро на заправку и плеснём в пустой бак хотя бы литров десять. Ну а на заправке купил ей детскую шоколадку в виде комплимента за неудобства – что вызывало бурную реакцию.

Как же мало иногда надо женщине, чтобы почувствовать себя счастливой.

* * *

– Была я у них на собеседовании, Лен. Да ничё!.. Походу, у них там всё через постель. Нет, так прямо не говорили. Но вопросики такие, знаешь… «Какой у вас опыт? В каких программах умеете работать?» Сходу начали меня дурой выставлять. А для чего, спрашивается? Только чтобы уложить! Что я, дура – и не понимаю?..

* * *

– Гриша, я на такси, еду на маникюр. Машину оставила на сервисе. Сказали, что надо делать этот… Развод-схождение… Я не знаю, зачем, позвони им и спроси сам. Почему вообще девушка должна заниматься этими вопросами?! Оплачивать – этого мало! Я не умею готовить, и ты прекрасно об этом знаешь. Давай не будем об этом опять. После маникюра я встречаюсь с девочками. В Атриуме. Нет, мы в прошлый раз встречались в Европейском. Да, разные магазины. Я купила всего лишь пальто. Нет, оно хорошее, но я в нём мёрзну. Я не всегда в машине. Я вот сейчас в такси. Потому что делают развод-схождение.

* * *

– Я у подъезда номер два, с тростью, поможете сесть в машину? – Пассажир позвонил мне сразу после того, как я принял заказ.

Едем в подмосковную общагу. Незрячий мальчишка просит сделать потеплее в салоне: замёрз, стоя на улице.

– Пока ждал машину, окоченел… Ваша была шестая. Пять предыдущих не приехали.

Я уже не первый раз слышу эту интонацию и вижу горькую улыбку на лицах тех, кто рассказывает мне подобные вещи. Эти люди, борющиеся с внешним миром, совершенно не озлоблены, не жалуются, они уже привыкли.

– Давай на ты, хорошо? – Он кивнул в ответ, – Ты звонил водителям и говорил про трость? И после этого не приезжали?

– Да. Не хотят возиться, походу. Мне трудно сесть в машину самому. Всё, что движется в этом мире, очень трудное, понимаешь? Я знаю, где моя лестница и дверь в общаге. Они же всегда на одном месте. А машина подъезжает, и я слышу мотор, угадываю, где у неё перед, а где зад…

– Как угадываешь?

– Звук же разный. – Пацан улыбается. – Выхлопная труба с одной стороны, двигатель с другой. Это очень легко услышать. Но всё равно неудобно, вдруг это не такси. Я иногда пугал людей, когда лез в чужие машины…

Всю дорогу я расспрашивал его, как это – жить в мире, где есть только звуки и трость? Я жутко неловко поначалу себя чувствовал, мне не хотелось быть бестактным. Но потом понял, что всё наоборот: нужно обязательно узнавать эти вещи. Нужно говорить с ними об этом. Нужно уметь правильно помогать или, зачастую, не мешать. Им очень многое мешает, к сожалению. А мы этого даже не понимаем.

Мобильник подносится к уху. Он набирает сообщение друзьям, слушая в динамик, попал ли пальцами в нужные кнопки на экране. Всё хорошо, еду, увидимся завтра, – пишет он кому-то.

Он рассказал про работу. Про учёбу. И снова ни намёка на жалобы или недовольство миром. Мы даже машины обсудили: он всё знает, очень интересуется этой темой.

– Как тебе «соната»?

– Нормально, вполне, только страшная ужасно. Хорошо, что ты её не видишь, особенно спереди!

Он захохотал, а потом попросил рассказать ещё про страшные машины. И я начал рассказывать ему о страшных. А потом о красивых. Оказалось, ему никто никогда так не рассказывал о них.

– Можно, я тебе как-нибудь позвоню? Расскажешь мне ещё что-нибудь о тачках.

Мы обменялись телефонами.

* * *

– Да потому что работать надо! Работать круглые сутки, понимаешь?! – пассажир с белорусским акцентом почти кричит мне, рассказывая секреты успеха в бизнесе.

Только что он спросил «Ну и как работается в такси?», и я вяло ответил «Нормально».

– Вот, к примеру, Путин!.. – Пакс обхватил руками спинку переднего сиденья, наклонившись вперёд, чтобы мне было лучше его слышно, – Он по двадцать часов, между прочим!.. По двадцать, блядь, часов, не вынимая, понимаешь? И при этом всё знает, всё помнит… Он мне иногда такой говорит: Валерич, ты чё-то поправился? И по животу меня хлопает. Ладонью так. По животу. Понимаешь? Уровень!.. Всё видит, всё в голове держит. И так в любой профессии надо. Двадцать часов пахать. И будет успех. Будет победа. Как у России. И в такси у тебя тоже будет победа. Ты работай только!

* * *

– О, чёрт! Я там выронил… Пятьдесят рублей. Куда-то под сиденье завалились. Это вам на чай…

* * *

– Что это у вас тут за провод в кармане сиденья?

– Это от плафона на крыше, питание подсветки, а что?

– Ой. А я думал, там зарядка для телефона и весь его вытащил…

– Не волнуйтесь, я потом уберу. Вам нужно зарядить телефон? У меня есть зарядка.

– Нет, не нужно, я просто хотел проверить. Гляжу, провод какой-то торчит, ну я его и размотал по всему полу. Уберёте потом, да? Я сам лучше не буду прикасаться, ещё током ударит… Я однажды в детстве копался с проводами у телефонного узла во дворе, меня током ударило. С тех пор боюсь проводов ужасно. А ваш зачем-то начал вытаскивать. Он теперь на мокром коврике тут весь лежит… Это опасно?

– Для кого?

– Для меня, конечно. Знаете, у лифтов в дверях есть такой язычок, оказывается… Я его однажды дёрнул. И потом застрял. Час сидел. Ждал помощи. Мобильных телефонов тогда не было… Я с тех пор очкую в лифтах ездить. Чёрт, я вам кофе в подлокотник пролил немножко. Уберёте потом, да? Извините. Пытался в подлокотник поставить стакан. Промахнулся. Вам как вообще Соната? Хорошая машина? Мне вот Хундаи не нравятся, ломучие. У меня была Элантра, так у неё ключ в замке зажигания застрял, я двигатель заглушить не мог, представляете? В сервисе, правда, сказали, что первый раз такую поломку встречают.

* * *

– Вы там на светофоре сказали «ты мой зайчик» таксисту, это ваш знакомый?.. – Было видно, что девушка тщательно подбирает слова.

– Нет, я его не знаю. Он просто ударил по тормозам, подъехав к перекрёстку с зелёным светом. И нам пришлось сильно тормозить.

– А почему «зайчик»?

– Это чтобы не говорить при пассажирах грубых слов…

– А-а-а, поняла! – Расплылась в улыбке, – Типа «Ты козёл, ты чего, совсем? Ты чего делаешь», да?

– Что-то вроде того…

– Я теперь тоже так буду. А то меня муж ругает за мат постоянный, когда я за рулём.

– Возьмите на вооружение ещё «Ты ж мой яхонтовый».

– Спасибо. Теперь поняла. Яхонтовый. Записать надо. А я думала, это ваш знакомый…

* * *

– А у вас будет сдача с пяти тысяч? – Пассажирка с заплетающимся языком копается в сумочке, – Сколько там на счётчике? Я просто не могу найти ничего больше четырёхста… Четыреста… Четыре по сто, короче, есть… А надо сколько? Восемьсот? Сейчас поищу. Тут вот помада есть. Знаете, за сколько брала? За три девятьсот. Специально для этого вечера. И никто не оценил, ни слова не сказал. Сколько, говорите, с меня? Восьмиста… восьмисот… я не найду точно. Здесь только помада и пять тысяч… И четыре по сто. Давайте кофе зайдём попить вот туда, заодно и разменяем. У вас есть время? А, у вас сдача есть… Хотите, помаду вам отдам эту? Она мне не нужна уже. Подарите кому-то. В том году платье купила за семнадцать триста, тоже никто ничего не сказал… Коллектив на работе – врагу не пожелаешь. Суки. Спасибо, вот там меня высадите, у Шоколадницы.

* * *

– Аллё! Это Яндекс? – громкий девичий голос рвётся наружу телефона.

– Не совсем. Меня зовут Никита. Но вы можете звать меня Яндекс.

– Неважно. Короче, мы у вас в машине забыли второго декабря пакет со сменкой детской. Она нам нужна. Как её забрать?

– К сожалению, не подскажу. У меня в машине вы ничего не забывали.

– Я не знаю, в вашей или не в вашей. Просто, я не помню, в какой именно, тут куча заказов в списке в приложении, как мне теперь искать именно тот?

– Я правильно понимаю, что вы хотите, чтобы я вам нашёл в вашем списке именно тот заказ, на котором вы забыли в какой-то машине детскую обувь?..

– Мне неважно, что вы сделаете. Мне нужна сменка. Ищите как хотите. Это не мои проблемы! Ребёнку не в чем ходить!

* * *

– Включи камеру, Лена. Нажми на кнопку с камерой. Вот так. Погоди. Дай посмотреть. А теперь повыше. Просто наклони телефон. Руку выше. Так. Отлично. Левее. Левее, говорю. Ты делаешь правее. А надо левее. Теперь вниз. И направо. Это лево, а не право. Вот так. А сзади покажи теперь. Теперь снова левее. Понятно. Слушай внимательно: руль по часовой стрелке до упора. По часовой. Как стрелки часов ходят? Это по часовой. И сдавай назад тихонечко, пока не запищат парктроники. Потом руль против часовой и двигайся вперёд. Там столбик, аккуратнее, в него не впишись… Нет, телефон отложи в сторону. Обеими руками за руль держись. Отложи телефон. Я тебя слышу. Руль по часовой до упора. И назад. Реверс. Коробку в реверс переведи. Буква эр. Под правой рукой. Эр. Реверс. Задняя передача. Теперь вперёд. Да. Встала? Отлично. Не надо в магазин ездить, иди домой, я сам заеду в магазин. Пока.

* * *

– Здравствуйте, это вот мы сейчас вызвали такси…

– Здравствуйте.

– Там адрес неправильный в заказе. Надо не в Кунцево ехать за нами. А в Лохинский посёлок. Часам к шести вечера.

– А зачем же вы вызвали такси сейчас и в Кунцево?!

– Чтобы позвонить водителю и договориться. Смотрите, вам надо будет после ворот…

– Одну минуту. Во-первых, отмените этот заказ. Во-вторых, я не смогу быть у вас в шесть вечера в посёлке Лохинский.

– Что значит, не сможете? Сейчас утро, вы успеете до нас доехать без проблем. Записывайте адрес: СНТ Минерал…

* * *

– Вы меня извините, Евгений Александрович, но, если вы меня назначили на эту должность, значит, уверены, что я в этом понимаю. Я говорила вам много раз, что тимбилдинг – это важно. Что нам не нажраться важно, а сплотить коллектив. Мотивировать сотрудников фонда. И программа вечера, ведущий, и конкурсы здесь играли важную роль. Я настаивала. И вот произошедшее – это для девочек было как оскорбление. Как плевок. Они готовились. Они были уверены, что мы согласовали всё с ведущим. Вы мне обещали. А я обещала им. И для всех нас был шок, понимаете? Праздник, можно сказать, был испорчен. Как можно было конкурс «Мисс грудь» заменить на «Мисс ноги», даже никого не предупредив заранее?!..

* * *

– Виктор, ты уже дома? Одевайся обратно и иди в магазин. Купи кофе молотый. Но не этот, что ты вечно берёшь! Возьми слабую обжарку. Арабику. И достань ту кофемашину, нам папа с мамой дарили, помнишь? Достань и вымой. Я приеду и буду варить кофе. Не спорь. Ты просто всё неправильно делал, бестолочь! Мне сейчас водитель всё объяснил и рассказал. Водитель. Такси, какой ещё водитель… Машинист поезда! Не задавай глупых вопросов. Я знаю. Ты всё не так делал потому что. Экстракция чего-то там не та. Я еду домой. Всё тебе покажу. Иди в магазин и потом приготовь кофеварку! Не спорь, а то разведусь и оставлю тебе детей! Тут такой запах из термоса у человека в машине – я чуть в обморок не упала. Арабика. Лёгкой обжарки. Запиши себе. Еду.

* * *

Одна знакомая моей мамы, давным-давно, в ранние постсоветские годы, останавливая таксомотор, называла водителю домашний адрес (Бажова, дом такой-то) и неизменно добавляла: городок Моссовета.

Таксисты не очень понимали, зачем им сообщали эту информацию, тем более что квартал этот, городок Моссовета, представлял собой довольно унылые советские панельные дома, совершенно лишённые номенклатурных понтов. Однако почти всегда они утвердительно кивали, давая понять, что уж теперь-то они тоже знают эту тайну непростых жителей «городка».

Прошло тридцать лет, и я сам вожу людей в такси. И вот сегодня сажаю пассажира, важного дядечку лет шестидесяти, а тот сообщает мне:

– Улица Бажова, дом пять.

Я как будто бы ждал этого все тридцать лет. Носил в памяти это, казалось бы, ненужное знание. И я взял и выпалил в ответ:

– Городок Моссовета?

Уже потерявший надежду найти достойного собеседника на тему былой элитарности квартала, пассажир восхитился моими подробными знаниями столицы и всю дорогу восхищённо меня расспрашивал, откуда я знаю про Моссовет, часто ли бывал в их краях и тому подобное.

Было видно, что и он ужасно страдал все эти годы, не находя понимания у всех, кому он сообщал про Моссовет и про его городок.

Сегодня я сделал чуточку счастливее ещё одного пассажира.

* * *

Странная подача: Очаковское шоссе, глушь, промышленный район – но в заказе детское кресло. Подозрительно…

Приезжаю на точку: небольшой перекрёсток, закрытый шиномонтаж, вокруг ни души.

Заказ при этом «безнальный» – такие не бывают фейковыми. Вроде бы. Хочется надеяться.

Тут вдруг рядом останавливается второе такси, Камри. Коллега опускает стекло:

– Ты тоже на заказ приехал?

– Ага. У тебя с креслом?

– Да. На Куркинское?

– Именно.

Два такси, оба с креслами, в таком месте… Нереально. Из Камри испуганный голос:

– Слушай, погнали отсюда, мне это не нравится. Разберут нас сейчас на запчасти…

– Не разберут. Кому ты нужен? А я тем более. Давай пробовать звонить, вдруг ответят?

Пробую. Звонок не проходит. Но теперь мой телефон начинает звонить: входящий с какого-то немецкого номера. Опять напрягаюсь: айпи телефония какая-то? Чертовщина… Может, и правда валить?

Оказалось, клиент с немецким телефоном: приехал на родину. В соседнем здании – комплекс с банями. За углом. С кучей родственников и детей. Вызвал несколько такси, чтобы развезти всех по домам…

* * *

– Так, я там у вас телефон забыла на заднем сиденье!

Звонок прозвенел через десять секунд после того, как пассажир следующего заказа протянул мне мобилу, лежавшую на полу.

– Здравствуйте снова. Да, только что её нашёл пассажир…

– Отлично, возвращайтесь в Ашан. Я буду ждать вас в отделе алкоголя, только срочно, у меня совсем нет времени.

– Срочно не могу: я на заказе и везу другого пассажира на Коровинское шоссе. После того, как закончу эту поездку, я смогу подъехать к Ашану, в то место, где вас высадил, а вы подойдёте и заберёте ваш телефон.

– Вы с ума сошли? Да мне на него шведы будут звонить с минуты на минуту! Мне надо ответить, вы не понимаете? Мне вопрос надо закрыть до Нового года!..

– Понимаю, но я сейчас на заказе с пассажиром. Хотите, я отвечу? Они по-английски говорят? Мы продаём или покупаем? Введите меня в курс дела…

– Вам что, трудно завезти мне телефон?

– Я в двенадцати километрах от вас с пассажиром. Мне не трудно, мне невозможно. Я закончу поездку и смогу выдвинуться в вашу сторону, включив счётчик. Вы выйдете из Ашана в то место, где я вас высаживал, заберёте ваш телефон и заплатите мне по счётчику за эту поездку. Буду у вас ровно через тридцать минут. Не опаздывайте. Целую.

Я положил трубку.

Пассажир сзади перестал беззвучно хохотать и тихо спросил:

– И часто у вас такое?..

* * *

– Аллё! Здравствуйте, вам удобно говорить?

– Здравствуйте. Удобно.

– С праздником вас наступившим. Мы бы хотели взять интервью. Вы же таксист?

– В некотором роде. А что за интервью? Кому? О чём?

– Мы делаем передачу про нелегальное такси, про криминал.

– Вряд ли я вам что-то расскажу про это. Я мало что знаю про нелегальное такси и криминал.

– Но вы же таксист?..

– Да, я таксист.

– И ничего не знаете про криминал?

Вот как, скажите мне, продолжать разговор более 15 секунд, чтобы не обматерить и не испортить впечатление о московских таксистах?

– Я смотрел много голливудских фильмов про криминал. Могу пересказать по памяти. Вряд ли вам это нужно.

– Нам бы про такси. Про то, как водители обманывают пассажиров, грабят их, понимаете?

– Извините, я повторю вопрос: что за СМИ? Вы можете толком представиться?

– Вы сначала ответьте, готовы ли дать интервью!..

* * *

Оказалось, что самое тяжёлое, что может произойти во время поездки – это вовсе не хамящий или глупый пакс, не проблемы с оплатой, маршрутом или неверным адресом.

Самое тяжёлое – когда вдруг понимаешь, что пассажир плачет.

Чаще всего тихо, не демонстративно, не рассчитывая на чью-то реакцию. Просто человек вдруг начинает горько плакать, без видимых (мне) причин. Видимо, когда накопилось, когда нет сил больше терпеть, когда совсем невыносимо.

И тут у меня наступает состояние абсолютной беспомощности. И говорить нечего, и делать ничего нельзя, вообще непонятно, как реагировать. Вернее, реагировать, наверное, никак не надо.

И вот это состояние, когда лезть нельзя, но рядом с тобой человек, которому очень плохо – оно самое страшное.

Оказывается.

* * *

– Ой! Мы вас узнали! Вы этот… Ну который «Десять вопросов глупым таксистам». Да? Очень понравилось! Отличный выпуск. Даже лучше, чем с Бондарчуком!..

Мог ли я себе представить ранее, что для того, чтобы обогнать Бондарчука, мне будет достаточно стать таксистом?!

* * *

– Вы не служили. Угадал? Угадал. Сразу видно. Не служили. Надо послужить, чтобы понять армию. Страну свою. Чтобы прочувствовать. Чтобы мужиком стать.

Пассажир двадцать минут кряду грузил меня военным величием России, но его, судя по всему, расстраивал мой скепсис.

– У меня был знакомый… Одноклассник, если быть точным. Он сначала отслужил, а потом отсидел. И вот, по его словам, армия это ничто по сравнению с зоной. В части «понять страну», «стать мужиком» ну и так далее. Вы не сидели? Зря. Я слышал очень авторитетные рекомендации от человека, который мог сравнить – до и после!..

* * *

– А вы специально включили свет в салоне?

Барышня садится в ночи, в салоне включен свет, я его почти всегда врубаю, пока жду пассажира: по-моему, гораздо комфортнее садиться в машину, происходящее в которой видно издалека (в этом смысле меня поражают «водятлы», которые тонируют стёкла и отключают свет в салоне даже на открытие двери).

– Да, я включаю его в темноте. Так же лучше?

– Конечно! Это гениальная идея! Какой вы молодец!

– Честно говоря… это не моя идея. Я её подсмотрел у стамбульских таксистов. Те часто иллюминацию в салоне сзади вообще не выключают. Даже на ходу.

– А-а-а… а я-то думала… – Девушка была абсолютно раздосадована тем, что авторство идеи не моё. По-моему, у неё даже почему-то испортилось настроение.

* * *

– Если бы я знала, что «порш» такое говно!.. – пассажирка явно хотела излить душу и начала с интригующей фразы, только мы отъехали от сверкающего автосалона и сервиса.

– Что случилось?! – Я одновременно изобразил тревогу, сочувствие и озабоченность ситуацией.

– Да опять ремонт. Что-то опять поломалось. Подруге давала машину. Она незамерзайку куда-то не туда залила. Я в этом не разбираюсь. Муж убьёт, когда узнает.

– Может, лучше на такси?..

– За такси тем более убьёт…

– Что вы имеете в виду?!

– Да мне один таксист в вотсапе начал такое писать… Я в туалет пошла. А телефон забыла на кухне. А муж сидит и читает. Выхожу, а он мне говорит: «Я почти кончил».

– Ну а вы?..

– А я такая говорю: я его вообще не знаю…

– Погодите. А откуда у таксиста ваш номер?

– Я ему сама позвонила. Симпатичный мальчик, но я же не имела в виду ничего такого. Просто болтали. А он разошёлся и давай такое писать…

– Ну а муж?..

– Муж говорит: «Убью обоих». И теперь такси под запретом. Мне подруга вызывает.

– Та самая, что незамерзайку заливала?

– Да, она самая. Иногда путает.

– Она и в этом случае напутала: если бы вы не позвонили и не сказали, что вы в салоне «порше», я бы продолжал стоять и ждать вас на другой стороне МКАДа, куда машина и была заказана. Кстати, у меня, получается, тоже есть ваш номер!

– Вы только ничего не пишите, умоляю!

– Договорились.

* * *

– У меня не настолько длинные ноги, поверьте!

Я начал отодвигать вперёд переднее кресло, на котором только что вёз баскетболиста метра под два с половиной роста, чтобы следующей пассажирке сзади было удобнее, но она немедленно начала кокетничать. Я так ей и сказал:

– Мы ещё даже не отъехали, а вы уже кокетничаете!

Дама захохотала.

– Между прочим, совсем нет. Ну посмотрите сами! Нет, не надо, лучше за дорогой следите. Вы просто сейчас наступили на больную мозоль. Ноги короткие, всю жизнь комплексую по этому поводу, обувь подбираю, юбки всякие, чтобы… Ну, знаете… долгий разговор. Нам, кстати, сколько ехать?

– Тридцать две минуты.

– За тридцать две не успею объяснить.

– Я включу платное ожидание.

– Вы, таксисты, все такие жадные?!

– То есть, не будете рассказывать? Сами же начали, между прочим.

– Высадите меня на Петровке, посмотрите, когда выйду из машины.

– Вряд ли.

– Почему это?!

– В центре спрос высокий на такси, наверняка уже буду на заказе, времени отвлекаться не будет ни секунды…

– Только я подумала, что вы хороший таксист, а оказывается…

* * *

Вчера решил закончить пораньше: с утра вставать рано, а работы очень мало: дни очень плохие…

Еду в своё село, останавливаюсь у мойки: сполоснуть бы кузов. Ко мне подбегает мужичок в смешных трениках и резиновых шлёпанцах на шерстяной носок.

– Друг, где тут у вас улица Вокзальная?

Дальнобойщик. С ним фура двадцатиметровая, забитая каким-то панелями из Волгограда. Ищет въезд на строительный рынок. Адрес записан, но как-то весьма странно.

Мужичок за шестьдесят. Вежливый. Слегка напуганный тем, что сейчас уткнётся куда-то со своей фурой на нечищенной от снега дороге…

Находим нужное ему здание. Оно по ту сторону железки, не в селе Немчиновка, а за станцией Немчиновка. Надо развернуться.

– Помоги, друг. Я тут застряну. Сколько надо заплатить?

Отвечаю, что не надо ничего платить. Сажаю его в Афродиту, едем на «пропись трассы», находим место для манёвра, я перегораживаю дорогу (благо, ночь и машин совсем немного), тот в пять приёмов разворачивается. Выруливаем обратно на МКАД, Можайка, узкий поворот, еле протискиваемся к забору с воротами. Здесь утром откроют и он сможет разгрузить свои волгоградские плиты.

– Запиши мой номер! Я в Казани живу. Дом в 20 метрах от воды. Приезжай, брат, рыбалку сделаем! Знаешь, какая у нас рыба?.. Пиши мой номер. Приезжай в любой момент, только заранее предупреди. Или я, или сын – встретим и всё устроим. Спасибо, я бы тут встрял!..

Это был один из тех нечастых случаев в России, когда «приезжай» звучало не как фигура речи. Я почему-то уверен: если позвоню – он действительно будет рад.

* * *

– У вас дерево есть?

Я не сразу отреагировал на вопрос. Поначалу решил, что пассажир разучивает роль вслух. Но потом увидел, что тот смотрит в отражение в зеркале прямо мне в глаза. Я наконец ответил:

– Скорее всего, нет. А вы что имеете в виду?

– Дерево. Есть у вас в машине дерево? Что-нибудь деревянное?

Афродита у меня в сиротской комплектации, без свинины и прочих излишеств.

– Нога.

– Что нога? – пассажир уже начинал нервничать от такого бестолкового водителя.

– Нога деревянная левая у меня.

– Да ну вас к чёрту! Мне дерево нужно. Постучать. Ладно. Проехали.

* * *

– Где нам лучше остановиться?

Мы подъезжаем к конечной точке, и я заранее спрашиваю, где встать, чтобы прикинуть траектории захода на посадку.

– Подальше…

Подальше – это моё любимое. Подальше. ОК. Еду.

– Вот там, за маздой.

Начинаю шарить глазами вокруг. Ни одной мазды.

– Вы имеете ввиду вот тот Мазерати Леванте?

– Давайте даже ещё вот туда поближе…

Я аккуратно оборачиваюсь в надежде, что пассажир хотя бы куда-то показывает пальцем. Но нет.

– Простите, поближе куда?

– Ну вот где-то здесь, наверное, давайте. Только не тут, а там.

* * *

Хрупкая барышня мышкой проскочила мимо меня, стоящего перед открытым багажником, молча передав мне небольшой лёгкий чемоданчик, и села на левое заднее сиденье, за водителем.

Я убрал чемодан, захлопнул крышку и сел в машину.

– Домодедово? – Я проверяю на всякий случай, чтобы не схватить чужого пассажира. В нашем случае вопрос был лишним, строго говоря: девушка, судя по видневшейся униформе, была бортпроводницей авиакомпании, летающей из Домодедова.

– Да. Только, умоляю: поедем очень аккуратно.

Голосом это было произнесено абсолютно потухшим и, вместе с тем, испуганным.

– Конечно, я всегда еду аккуратно. Вы в порядке? Что случилось?

– Я утром попала в аварию.

– Вы были за рулём?

– Да.

– И теперь паника в машине?

– Да.

Я нажимал кнопки на экране таксометра и стремительно соображал, как быть.

– Пересаживайтесь вперёд.

В краешке зеркала я увидел абсолютно испуганный взгляд.

– Вы что? Я не могу. Я здесь-то не уверена, как не выпрыгнуть, когда поедем…

– Не спорьте. Я тут командир воздушного судна. А вы на борту. Не капризничайте. Садитесь вперед, и мы поедем. Вам надо сейчас сломать этот страх. Иначе будете потом его очень долго «выводить». Садитесь. Или я отменю заказ.

– Не надо отменять, вы что! Я же опоздаю, я уже опаздываю, на самом деле, давайте я сзади, мне страшно…

– Вам нравятся спорящие паксы?

– Нет, я их не люблю.

– Вы сейчас мой спорящий пакс. Садитесь вперед.

Честно говоря, я был уверен в правильности того, что делал, процентов на восемьдесят. Ну хорошо, вру. На семьдесят пять.

Я об этом слушал от спортсменов-автогонщиков. После серьёзных аварий они насильно заставляли человека вернуться в машину, за руль или пассажиром, неважно.

Девушка села вперед.

– Как вас зовут?

– Обещайте не смеяться только…

– Жанна?!

Я громко заржал, следом начала смеяться и она, мы вырулили на Красных Зорь и двинулись в сторону аэропорта.

* * *

– Вот тут нам надо сейчас направо.

Пассажир сказал это обычным тоном, как если бы нам надо было повернуть направо и ехать по дороге.

Но справа не было дороги. Был бордюр и снег на небольшой детской площадке.

– Простите, куда направо?

– Я же говорю: вот тут направо вон к тому дому.

Я посмотрел в таксометр: в заказе указан совершенно другой дом. Он был слева.

– Боюсь, тут мы с вами не поедем. Тут не ездят машины. А главное, нам же не туда надо?

– Туда. Я просто в заказе отмечаю другой дом, чтобы было подешевле. К моему сложно подъезжать. Что вам стоит? Тут двадцать метров, все ездят и ничего.

Я посмотрел на детскую площадку и не увидел на ней никаких следов колёс.

– Давайте я просто завершу поездку здесь, тем более что именно тут её и следует завершить, а вы эти двадцать метров пройдёте пешком. Через детскую площадку я не поеду, извините.

Разочарованный пассажир вылез из машины и произнёс в открытую дверь:

– Вам бы в Яндексе поучиться клиентоориентированности.

* * *

– Хотите, я вам расскажу, почему вы пошли в такси?

Дядечка лет шестидесяти с самого начала как будто пытался заговорить: смотрел в окно и цокал языком и охал, будто бы ждал, чтобы я спросил: «Что случилось?», затем начал что-то читать в мобиле, взрываясь громким смехом, на который я, возможно, должен был отреагировать: «Что там? я тоже хочу посмеяться!», и в результате, убрав телефон, пошёл в атаку своим внезапным вопросом о том, хочу ли я, чтобы он мне что-то рассказал.

Можно было подумать, что я уже начал ему объяснять, почему я пошёл в такси, но его мой ответ не удовлетворил, и сейчас я услышу правду, истинную причину.

Честно говоря, мне это было не очень интересно, чем же пассажир мне возразит в нашем несуществовавшем диалоге, но я зачем-то ответил:

– Хочу.

Дядечка взял небольшую паузу, как будто формулируя мысль, которую и не собирался формулировать, но раз я так настаиваю…

– Вы очень ленивый. Не обижайтесь только. Я угадал?

Я утвердительно кивнул.

– У вас даже хобби наверняка нет. Угадал?

Я снова молча кивнул. Зачем мне хобби, если у меня есть ирландский терьер Алекс?

– И нет цели в жизни. Снова в точку?

Я мог бы спросить, мечты какого масштаба мы кодифицируем как «цель в жизни» и подпадает ли под это дело бутылочка 0,375 ракы с парой тарелок мезе где-нибудь в районе улицы Невизаде, но снова молча кивнул.

Пассажир был явно удовлетворён своей проницательностью. Я молча пилотировал жёлтую Афродиту, бесцельно прожигая жизнь.

* * *

– Я прорепетирую речь, вы не против? Если будет громко, вы скажите. Мне перед сотрудниками через час выступать.

Молодой менеджер среднего звена включил свет в салоне и углубился в листочки с текстом. Затем начал громко зачитывать приветствие, подбирая оптимальную интонацию.

– Дорогие коллеги!.. Дорогие коллеги!..

Интонация не подбиралась: выходило слишком ласково, слишком резко, слишком строго или вовсе по-хамски.

– Как вам варианты? – тихим голосом спросил оратор.

Я решил, что надо подбодрить волнующегося пассажира и ответил:

– Четвёртый был ничего так.

Мы оба наверняка не помнили, как звучал четвёртый по счёту вариант, так что я не сильно рисковал с моим выбором.

– Так, ладно, тут пока нормально, а вот здесь я путаю слова. Не хочется по бумажке читать, понимаете?..

– Вы знаете анекдот про «Волобуев, вот ваш меч?».

– Нет. Расскажите.

Репетиция речи была сорвана.

* * *

– Ты хочешь сказать, что всем управляет Геннадьич?!.. А не шеф?

Два подвыпивших клерка правительства Московской области жарко спорили друг с другом.

– Вот и нет, он пешка, он прикрытие, понимаешь?

– Витя, ты рушишь мою картину мировоззрения…

– Я же говорю: это система сдержек и противовесов, чтобы один тянул сюда, а другой туда.

* * *

– Так вот, встречу, приём и охрану объекта поручили мне и моей группе! – орал кому-то в трубку клиент.

Мы мчали из Митина в гостиницу «Москва» на встречу с какими-то итальянцами, встречу, приём и охрану которых поручили зачем-то человеку, отметившему в заказе такси все имевшиеся опции: «нужна квитанция», «такси с жёлтыми номерами», «не звонить пассажиру», «не курить до подачи», а уже ручками добавлено «водитель славянин».

Честно говоря, из всех предъявленных требований я соответствовал лишь одному: у меня жёлтые номера. Квитанции закончились накануне, до подачи я курил, с наслаждением, хоть и не оставляя запах в салоне, звонить пассажиру пришлось вопреки требованию, ибо заказ был сделан в точку, откуда забрать кого-либо было бы невозможно даже в теории, ну и со славянином я могу не очень коррелировать с такой-то фамилией.

– Сколько нужно прицелов для эс-вэ-дэ? Пять? У меня только три. Пэ-эс-о один. Он работает на дистанциях от двух километров. Я захвачу, не волнуйтесь. Будем ждать объектов в фойе, встретим и отправим в номера. Периметр закроем нашей группой.

Я представил себе группу, которая «закрывает» периметр вокруг гостиницы «Москва», но мне некогда фантазировать, у меня клиент спешит к объектам…

– Надо раздать им российские симки. Купить без паспорта. Кто сможет купить симки без паспорта? Кстати, я смогу, я как раз без паспорта. Владимир, можете мне кинуть сбером рублей девятьсот, я куплю три симки без паспорта?..

* * *

– Не говорите так. Нет, не пидорасы. Мы сразу предупреждали, что сроки не выдержим. Эту ферму варить пришлось из труб совершенно другого диаметра, вот потому и долго. Проект делали мы, согласен. Стажёр просчитался. Вы были стажёром когда-то? Не были? Вот видите, а были бы, поняли бы. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А мы делаем. Варим. Потерпите неделю ещё. Нет, не пидорасы. Всего на неделю задержка – это не пидорасы.

* * *

– Виктор, прекрати, прошу тебя. Нормальное платье, не откровенное. Нет, не с латексом, бестолочь! С люрексом оно! Неужели так трудно запомнить?..

* * *

Пассажирка начинает открывать дверь, но замирает: мешает какая-то бетонная плюха на земле, которую я видел, когда подъезжал, но о которой совсем забыл, покуда ждал барышню: обычное для вечера субботы ожидание 12 минут, из которых 9 платные, с постоянными сообщениями «выхожу», «уже», «вот-вот» и «умоляю, только не уезжайте, нужны другие сапоги».

Двигаюсь вперёд и извиняюсь: что-то я сегодня весь какой-то неловкий, туплю и плохо соображаю.

– Это вы неловкий?! – прокричала дама в сапогах так, что я обернулся, – Я вам сейчас расскажу, что такое неловкий. Это мой свёкор! Он вчера ошпарил себе руку кипятком и помазал кремом от геморроя! Там теперь такие волдыри…

– На себе не показывайте, умоляю. Кстати, зачем он это сделал?

– …размером с черепаху каждый. Он перепутал, понимаете? Там тюбик и тут тюбик. Он же не читает названия. Тюбик есть – значит, надо выдавить на себя. Вот это называется неловкий. А этим летом взял и достал из холодильника бутылку уксуса и сделал глоток из горла. Думал, газировка.

– Зачем вы уксус в холодильнике держите?!

– Вот! Видите, вы задаёте правильный вопрос. Зачем в холодильнике уксус? Мы тоже все удивились. Оказалось, он сам его туда и поставил накануне.

Я молчал, выруливая на Шаболовку. Выходило, что, не такой уж я и неловкий.

* * *

Забираю от помпезного ресторана девушку в чём-то серебряном, обтягивающем. Без верхней одежды, то есть. Ехать далеко, аж в Одинцово.

– Здравствуйте! Вам так не холодно? Кто-то «пристегнул» вашу шубу?

– Вы зря шутите. Видели там две скорые и полицию?

Перед рестораном действительно стояла скорая и милицейский микроавтобус, окружённые жестикулирующими людьми, тоже без верхней одежды.

– У нас свадьба, как полагается, с дракой и пострадавшими, а шубу действительно кто-то спёр. Я не смогла найти. Завтра вернусь за ней. Поехали, пожалуйста…

Я уже выруливал на широкий московский проспект.

– Вы были зачинщицей?

– Нет, что вы. Я не скрываюсь, просто дома муж ждёт. Я его на свадьбы друзей не беру. Знаете, всегда такая неловкость…

– Он у вас настолько несимпатичный?!

– Не поэтому. Просто… на свадьбах всегда полно народа… ну как сказать… старых знакомых… короче, с которыми когда-то происходил… обмен жидкостями. Ну и мужа это смущает. А он любит драться, когда выпьет. Вряд ли мы обошлись двумя скорыми сегодня, если бы я его не оставила дома. Сделайте потеплее, пожалуйста.

* * *

– Хотите честно?..

Хотел ли я честно? Безусловно, хотел.

– Мы с мужем от вас отписались. Надоело.

Я молчал и ждал продолжения. Поворот с площади Белорусского вокзала на Ленинградский – минуты две. У пассажирки было время и успеть рассказать о том, почему они с мужем отписались, и выскочить из машины: мало ли…

– У вас всё с шутками, с прибаутками. Пассажиры весёлые. Андромеда эта ваша… А муж у меня арендник. Он за Рио платит каждый день. Проснулся – и уже должен полтора рубля! Работа такая, что врагу не пожелаешь. А вы её рекламируете. Многих сагитировали?

Я виновато молчал. На самом деле, многих. Но признаваться было стыдно.

* * *

– Это я вас вызвала. Здравствуйте. Там вас на остановке ждёт человек. Остановка и полицейский. Поняли?

Конечно, понял. Чего тут не понять. Угловой дом длиной метров 400 и вокруг него куча остановок на карте навигатора… У каких из них лежачие полицейские, естественно, не вижу.

Ладно, думаю, на месте разберусь. Еду на заказ с хорошим опережением по времени.

Так и разобрался: на одной из остановок одиноко стоял… полицейский. Слегка замёрзший лейтенант в форме.

Он прыгнул на переднее сиденье, поздоровался и вежливо и с улыбкой произнёс:

– Включим «Милицейскую волну»?

Я зачем-то рявкнул в ответ:

– Нет.

В Афродите только что заиграла прекрасная вещь L’appuntamento в исполнении Ornella Vanoni, ну какая, к чёрту, «Милицейская волна»?!

Ехать нам было всего несколько минут, я расстроился из-за того, что умудрился так стремительно и коротко нарычать на парня. Нет, радио это я бы не включил ни при каких обстоятельствах, но отказать надо было повежливее.

Мы добрались до места, и лейтенант снова очень вежливо поблагодарил, и попрощался. И настроение у меня испортилось ещё сильнее.

Я ужасно не люблю быть недовольным собой. Хотя довольным собой почти не бываю…

* * *

– О, водичка, отлично!

Пакс с огромной спортивной сумкой наперевес плюхнулся на заднее сиденье, схватил воду и жадно присосался, даже не давая жидкости литься естественным путём, но сдавливая хрустящую бутылочку.

– А ещё есть?

– В багажнике, но холодная. Достать?

– Не, пока что хватит. А жвачка есть?

– К сожалению, нет.

– Даже своей?! – недоумевал спортсмен. – А воды у вас там сколько? Я бы взял пяток, если есть. А то сушняк жуткий после этого Святого Валентина…

* * *

– Господи, что это за крики?

Пассажирка вошла в Афродиту грациозной походкой подиумной модели. Я еле успел отодвинуть назад переднее кресло: девушка распахнула именно переднюю дверь. Где-то на улице действительно раздавался чей-то дикий вопль.

– Наверное, это стоны кунцевских футфетишистов. Вы в босоножках, мне не показалось?

– Здрасьте. Какие же это босоножки? Это эспадрильи! Между прочим, очень дорогие. И мне в них совсем не холодно, хотя они и открытые. Знаете, какие удобные?!

– Могу себе представить! Я вас высажу поближе к какому-нибудь сугробу, хотите?

– Не надо. – Дама задумчиво рассматривала свою обувь, – Вы считаете, слишком вызывающие?

– Да нормально, чего уж. Середина февраля, скоро весна, готовь сани летом, как говорится.

Через несколько минут мы остановились перед подъездом жилого дома, посреди огромной лужи. Я невозмутимо озвучил стоимость поездки: 355₽.

– Вы мне очень напоминаете Анечку. Мою коллегу. Она тоже меня вечно троллит. Я заплачу четыреста, только давайте отъедем. Там же целое озеро!

– Пятьсот и по рукам. Не хочу продешевить: сандали у вас действительно дорогие.

* * *

– По дороге остановимся у Хива, хорошо?

– Конечно. А что это?

– Ресторан «Хив». Беговая. – выговорил пассажир по слогам: дескать, чего непонятного?..

Ищу навигатором и не нахожу. Хива – прогнозируемо есть, но совсем не на Беговой. Робко интересуюсь:

– А вы адрес не помните?

– Ресторан «Хив». Вы что, не знаете, где он?! Таксист не знает ресторан «Хив»? Итальянский. На Беговой!

Через несколько минут мы остановились у ресторана XIV.

* * *

– А можно зарядить у вас телефон?

– Конечно, что за аппарат?

– Айфон.

Протягиваю пассажиру провод.

– Он оригинальный?

– Да.

– Вы уверены?

– Конечно, уверен. Он из комплекта к моему аппарату.

– Просто, знаете… Столько подделок… Я боюсь сжечь свой телефон левым проводом.

– Не бойтесь. Оригинальный. Всё в порядке.

– У вас тоже айфон?

– Да.

– Айфоны тоже бывают поддельные.

– Я знаю. Мой настоящий.

– Откуда вы знаете? Вы его где покупали? Сейчас подделки даже в хороших магазинах!..

* * *

– Я начну сразу с просьбы. Выручайте.

Менеджер среднего звена смотрит на меня умоляющим взглядом.

– Чем смогу…

– Только не смейтесь.

– Постараюсь.

– И отнеситесь серьёзно.

– Обещаю.

– Это действительно важно!

– Договорились.

– Я сейчас позвоню по телефону, буду разговаривать, а вам надо будет одну фразу сказать. Не очень громко, но и не тихо.

– Давайте попробуем…

– Я заплачу.

– Да я же уже согласился.

– Нам нужно остановиться. Я заплачу.

– Я понял. Что надо сказать?

– Слушайте. Это важно. Я буду говорить по телефону. Потом махну рукой. И вам в этот момент надо будет сказать. Понимаете?

– Понимаю, понимаю. Что надо говорить?

Пассажир продиктовал мне текст. Действительно, недлинный. Я бы даже сказал, короткий.

– Я звоню. Приготовьтесь. Я махну рукой.

– Хорошо. Я готов.

– Заглушите мотор.

– Хорошо.

– Чтобы было тихо. Понимаете?

– Понимаю.

– Я звоню.

Лицо пассажира, сосредоточенное и хмурое, комично освещалось экраном мобилы.

– Игорь Борисович? Здравствуйте снова. Это Максим. Мы готовы сделать диспетчеризацию на Ботаническом, запустим в течение месяца. А вот с Плющихой надо подождать. Не успеем. Боюсь обещать точно, но три месяца минимум. В два не уложимся. С шефом говорил. Он не даёт нам монтажников сейчас. Кабель-каналы просто некому… Я понимаю, наша вина. Забухал ГИП, сроки сдвинулись. Нет, не можем. Точно. Хотите, спрошу? Вот прямо при вас сейчас зайду. Не согласует. Не даст. Настроен он так. Я пробовал. Клянусь. Ну подожите. Я сейчас зайду и спрошу ещё раз. Михаил Дмитриевич, тут снова про диспетчеризацию спрашивают, может мы выделим бригаду?

Пассажир нервно замахал рукой, я набрал воздуха в лёгкие и прорычал:

– Стручков, ты что, охуел?!

* * *

– В нашем гэ эс ка есть эс тэ о, не помню название. Там тэ о делают за пять тысяч рэ. Но если у тебя гэ бэ о, там какие-то фильтры дополнительные надо менять? Не надо? Ну и езжай тогда. Найти легко: едешь по эс вэ ха, сворачиваешь направо к моему жэ ка и тут же снова направо.

* * *

– Вы квартиру продаёте? Покупаете?

Пассажир уселся в переднее кресло, отрегулировал его по всем плоскостям, а затем, не поворачивая головы и не глядя на меня, вдруг задал странный вопрос про квартиру. Поначалу я даже решил, что он с гарнитурой в ухе и звонит по телефону, но нет. Реплика была обращена ко мне. Ехать нам было всего пару кварталов, так что риска нарваться на длинную утомительную дискуссию не было.

– Что вы имеете в виду?

– Вам квартиру надо продать? Или купить? Я риэлтор.

– А, вот вы о чём. Нет, спасибо, не продаю и не покупаю, всё в порядке, не волнуйтесь, спасибо.

Но пакс и не планировал перестать волноваться. Он начал рассказывать мне об уникальной методике продаж квартир на вторичке, при которой, чтобы квартира ушла побыстрее, они не понижают, а напротив, повышают цену.

– Да я серьёзно говорю. Не продаю. Спасибо.

– Может, кто-то из друзей? Знакомых? Коллег?

– Не припомню, чтобы кто-то обмолвился…

– В этом вашем Яндексе неужели никто не продаёт?

– Я не работаю в Яндексе, это просто рисунок на машине, заказы от них.

– Давайте договоримся: если кто-то соберётся, свяжитесь со мной обязательно. У нас низкая комиссия.

– Договорились. Мы приехали. Спасибо за поездку.

– Вы запомнили? Мы не снижаем цену, а наоборот, повышаем.

Я кивнул: как такое забыть? Пассажир вышел прочь. Я поскорее включил поворотник и поехал, пока тот не спохватился, что не оставил мне свой телефон для связи.

* * *

– Что за картинка, покажи?

Супруга требует показать ей какую-то картинку, которую муж получил в виде сообщения.

– Да ерунда…

– Покажи, что там?

– С праздником поздравление от Миши. Ты звонила Свешниковым? Они уже едут? Мы будем на месте через тридцать минут.

– Звонила. Покажи картинку. Тут же какие-то бабы с автоматами!..

– Лен, это не автоматы, это винтовки…

– Разглядел, молодец. Что ещё ты на этой фотке разглядывал?!

– Да ничего я не разглядывал! Давай позвоним закажем холодное заранее, я голодный.

– Ты голодный, я знаю. Баб сисястых друг другу голых отправляете. Винтовки разглядываете. У тебя трое детей, не забыл?

– Лен, прекрати, я помню, я не разглядываю. Ну прислал какую-то картинку, я даже не смотрел. Икру брать будем? Они её долго сервируют. Позвони закажи закусок побольше: все приедут и опять за пустым столом сидеть час…

– А эта, гляди, на вашу похожа.

– На какую нашу?

– Из маркетинга. Лилю.

– Она Лилит. Не похожа.

– Лилит. Как погоняло у проститутки. Значит, всё-таки рассмотрел. Даже что не похожа рассмотрел. Кобель вонючий. Ненавижу.

* * *

Пошла вторая неделя эксперимента, в котором я вожу только по одному тарифу Комфорт+ (ранее был включен и обычный Комфорт, а когда-то и Детский).

Я совсем не был уверен в успешном исходе: если включены оба «комфорта», то обычный преобладал, а по «плюсу» прилетало всего два-три заказа в день. Потому я был уверен, что таких заказов в принципе мало и на них отработать смену – нереально.

Оказалось, что это совсем не так: «плюсы» валятся довольно интенсивно, комфорт включаю лишь в глухую будничную ночь, ненадолго. Ну и в аэропортах, откуда надо поскорее уехать хоть с какими-то заказами, лишь бы не порожняком.

В работе по одному только «плюсу» есть пара жирных плюсов. Во-первых, мне перестали давать заказы тарифа «эконом» с повышающим коэффициентом. А это, мои дорогие, очень хорошо, когда не везёшь пакса эконома, раздосадованного тем, что он платит больше обычного.

Во-вторых, публика на «плюсе» сплошь спокойная, уравновешенная, пусть и требовательная, но в целом гораздо более вменяемая.

За всю неделю – лишь одна недовольная девица. Вызов на Новый Арбат (а это боль: там повсюду камеры, фиксирующие остановку, которая запрещена почти по всей длине проспекта), поездка в Шереметьево. Подъезжаю и вижу, что точка подачи аккурат на таксишной парковке. И место есть свободное. Кайф!

Встаю как белый человек, выхожу из машины поправить болтающееся по багажнику детское кресло (заказ портовый, значит, будет чемодан наверняка), попутно осматриваю снежный отвал, оставленный снегоуборочной техникой вдоль бордюра на тротуаре. Он совсем небольшой, его можно легко перешагнуть. ОК.

Тут слышу вопль сзади:

– И как вы прикажете мне садиться в машину?

Девушка с чемоданом прокричала это так, что голуби, летящие в небе, попадали тушками на землю от разрыва своих голубиных сердец.

Снова гляжу на снежную полосу препятствия. Она на самом деле существует и длится многие сотни метров – то есть, вопрос не в том, что я как-то неверно припарковал машину. ОК. Уже хорошо. Этот вопль обращён не ко мне.

Я спокойно перешагнул снег (не шучу, высота – сантиметров 20 максимум) и взял чемодан у стоящей в оцепенении дамы.

– Хотите, уберу ваш саквояж, а потом перенесу вас на руках? Вы на это намекаете?

– Нет! Это не подходит!

– Снять куртку и бросить вам под ноги?..

– Прекратите острить, я опаздываю, между прочим.

– Я знаю, что опаздываете, там натикало уже шесть минут платного ожидания. Плюс к трём минутам бесплатного. Вы едете? Со мной и саквояжем.

И всё. Больше – ни одной истерики или даже ворчания за всю неделю.

Я даже не догадывался, что такое возможно.

* * *

– Вот смотрите: мы шарики производим. Надувные. Разноцветные. Тампопечать, шелкография, все дела. Никто не жалуется. А эти постоянно недовольны!

Пассажир едет от минобразования Московской области во Внуково и жалуется на столичных заказчиков. Я сочувственно киваю:

– Прямо как в анекдоте.

– В каком анекдоте? – удивляется пассажир.

– Про шарики надувные.

– Не знаю. Расскажите.

– Ну как же… Приходит человек в магазин. На витрине шарики лежат. У одного на ценнике рубль, у другого – два…

– Так. Это нормально.

– …с виду одинаковые, но цена вдвое отличается…

– Латекс может быть разный, поймите!..

– Покупатель спрашивает: эти, которые по рублю, они что, меньшего размера? Продавец отвечает: нет, такие же. Покупатель: без рисунка? Нет, отвечает продавец, тоже с рисунком.

– Там и от краски зависит, поверьте, она может трескаться… И тальк по-разному можно наносить…

– Чем же они отличаются, не унимается покупатель? Почему же цена у этих вдвое ниже? А продавец отвечает: понимаете, эти, что дешевле, они – не радуют!

Мой пассажир долго смотрел на меня молча, не шелохнувшись. Затем громко заржал и схватился за телефон:

– Виктор Михайлович, я понял, чего эти мудаки нас мучают! Мне сейчас таксист всё объяснил. Есть такой анекдот, может, слышали…

* * *

– Оленька, я к вам спешу. На колеснице под управлением Никиты Юрьевича, так на табличке тут написано. Не знакомы с ним? Зря! Хотел попросить вас, не в службу, а в дружбу… Да, как обычно. Супца похлебать очень хочется. Тарелку только с ложкой в аэрогриль запихните, чтоб всё огненное. Ну вы знаете. Я спешу, спешу к вам, Оленька. Никита Юрьевич давит в педаль, вы бы видели!.. Буду десантирован на месте в пол пятнадцатого, Оленька. Ложку в салфетку заверните, а то в тот раз обожглись… Водочки обязательно. Спасибо, Оленька.

Пассажир положил трубку и мрачно произнёс:

– Противная баба, просто ужас. Но суп у них, Никита Юрьевич, божественный. Если бы не суп…

* * *

– Я вам про таксистов такое могу рассказать!.. Хотите сплетню про таксиста?

У пассажирки из Одинцово горели глаза: было видно, что она очень хочет рассказать сплетню про таксиста.

Я изобразил крайнюю степень заинтересованности.

– У меня на работе Женечка. Хорошая девушка. Фигура так себе, но лицо симпатичное. Немного кукольное, но неважно. Так вот, у неё молодой человек появился. На мерседесе.

Девушка взяла длинную паузу. Видимо, я должен был блеснуть догадкой. И я блеснул.

– Он оказался таксистом?..

– Точно! Знаете, что она нашла у него в бардачке?!

Я сделал вид, будто перебираю варианты, хотя заранее был уверен в единственном.

– Путевые листы?..

– Точно! Путевой лист! Он ей врал, говорил, мерседес его, а он генеральный директор.

Мне стало даже неловко перед барышней. Такое коварство со стороны коллеги даже мне показалось чрезмерным.

* * *

– Уау! Сделайте погромче, пожалуйста. Это же Ram?

Я редко включаю что-то альбомами, когда в машине пассажир. И тут попросту забыл поставить универсальный плейлист, который сделал специально для паксов. Между заказами включаю что-то для души.

– С удовольствием. Моя любимая пластинка Маккартни.

– Вы знаете, наверное, и у меня тоже любимая. Тридцать лет назад услышал и не могу оторваться до сих пор.

Я начал вспоминать, сколько лет назад я услышал Ram. Тоже примерно лет тридцать назад. Пассажир продолжал:

– Какой-то пионерлагерь был. На чёрном море. В Анапе, по-моему… И у нас был такой председатель совета отряда, мы его выбрали, думая, что он зануда ужасный. А оказалось, что у него с собой магнитофон. И в нём чуть ли не одна кассета. А на кассете – Ram. И всю смену мы слушали эту музыку…

Я включил правый поворотник, подыскивая глазами, где будет удобно остановиться. Хотя до конечной точки нашего маршрута было ещё довольно далеко.

– Представляете, мы даже купаться не ходили пару раз, а где-то в коридоре торчали с тем мальчишкой и его магнитофоном и слушали. Идиоты, конечно: на море приехали, а сами в корпусе, в коридоре…

Я остановился у обочины и перевёл рычаг в положение «паркинг».

– Простите, а почему мы остановились? – пассажир вдруг вернулся из своих воспоминаний обратно в действительность и обнаружил, что мы перестали ехать в сторону Кузьминок.

– В коридоре вы слушали магнитофон по одной простой причине: батареек не было в продаже, дефицит, приходилось искать розетку, чтобы магнитофон работал. Розетка была в коридоре у двери в вожатскую. Там вы и торчали, Вова, с магнитофоном Легенда 404 с единственной кассетой с альбомом Ram, вместо того чтобы идти со всеми на пляж к морю. В смысле, мы торчали. Здравствуй, Вова!

Мне родственники дальние подарили тогда магнитофон. Самый недорогой из имевшихся в продаже, Легенда 404, но это был магнитофон, мой собственный, то есть, я мгновенно стал счастливым.

В пенопластовой коробке к нему прилагалась кассета с записью. Мне досталась Донна Саммер, по-моему. Слушать её было невыносимо скучно, но другой кассеты не было…

Вернее, была: жутко заграничная кассета, подаренная на день рождения братом и его родителями, Maxell чуть ли не хромовый, но все вокруг говорили, что ставить её в Легенду нельзя: дескать, испортится. И я не ставил. Боялся. На той кассете был Сержант Пеппер биттловский.

И вот я еду в пионерский лагерь. Тащу с собой Легенду, благо она была компактная. К ней брусок блока питания, никаких батареек, они тогда были жутко дефицитным товаром, да и денег стоили немалых.

В поезде вожатые объявили, что надо выбрать председателя совета отряда, и все немедленно показали пальцем на меня. Я носил очки, казался самым умным (как мне казалось), так что почти в каждую мою поездку в лагерь я становился функционером.

Самое прекрасное в этой должности было то, что ты начинал изображать из себя занятого делового человека, который легко может не валяться со всеми на мучительном дневном тихом часе, а заниматься гораздо более важными делами, связанными с фотокружками или организациями конкурсов.

В действительности же я мчал к радисту лагеря, у которого в каморке стоял советский катушечный магнитофон Нота. Радист приносил из дома ленты с разной музыкой, и вот как раз у него я услышал Ram. И остолбенел. Так это было прекрасно. Радист разрешил переписать этот альбом, мы долго соединяли наши магнитофоны какими-то неисправными кабелями, вставляли бумажный катышек в пустое окошко защиты от перезаписи, но чудо произошло: на кассете, где раньше пела Донна Саммер, поселился Маккартни.

После этого я капитально забил на свои обязанности по организации каких-то кружков, конкурсов и смотров, но продолжал с обкомовскими понтами свинчивать «по делам».

В какой-то момент обнаружил, что со мной часто ходит Вова. И тоже, как и я, жадно вслушивается в звуки, доносящиеся из Легенды. У двери в вожатскую на дверном косяке висела розетка, которую никто не использовал. В неё мы подключали Легенду и слушали запоем чудесную пластинку.

Такие дела.

* * *

– Она что, по-английски говорит?

Пассажир лет семидесяти настороженно ткнул пальцем в сторону телефона, из которого женский голос произнёс про «спид лимит»: у меня настроен окрик навигатора, если еду с превышением свыше 20 км/час, а впереди камера.

– Да, по-английски. Меню английское в телефоне, вот она и гуторит…

– А меню почему английское?

– Мне нравится так… Вернее, мне не нравится меню на русском. Почему-то.

– В старые добрые времена вас бы… Проверили. Чего это у него вдруг… на языке вероятного противника…

Я обернулся к суровому лицу седока.

– Вы сварщик?

Тот вздохнул в ответ.

– Видите, вы и терминологией владеете… Откуда, спрашивается? – потом, помолчав, добавил: – Да, я сварщик. В прошлом.

Сварщики – сотрудники СВР. Службы внешней разведки.

– Что ж вы потенциальному иностранному коллеге раскрываетесь так молниеносно? Сказали бы – директор обувного…

– Да я на пенсии давно, какой с меня спрос? Вот вы не из конторы, я уверен. И не таксист. Сто процентов.

– Я фотограф.

– Понятно… – сказал пассажир усталым голосом, будто бы допрос подозреваемого заходит в тупик и надо переходить к плану Б (доставать электрошок и резиновую дубинку) – Так и занесем в протокол: фотограф.

* * *

– Я вот тоже блог веду в ютюбе. У вас сколько сабскрайберов?

Мы стояли на чудовищно долгом красном светофоре и я полез проверить почту, а молодая пассажирка увидела письма от ютюба с уведомлениями о новых подписчиках.

– Около тысячи… – ответил я почти виноватым тоном: по меркам ютюба это очень немного.

– Ну, приехали. У таксиста тысяча. А у меня уже пятьсот. Но я про бьюти рассказываю.

– Про красоту, в смысле?

– Не красоту, а бьюти. Про шеллак. Про спа. И ещё я крема делаю. Натуральные. Тридцать дней срок хранения. А подписчиков всего пятьсот. У таксиста даже больше…

Девушка была расстроена неуспехами на ниве пиара собственных кремов. Я решил подбодрить, покреативить.

– А вы тоже в такси идите. И ведите блог молодой таксистки, которая делает себе маникюр, а руки мажет собственным кремом.

– Что вы! Я водить почти не умею!..

– Да мы все почти не умеем, не беда. Зато будет хитовый контент. Сели в машину, помазали руки кремом, включили таксометр – и вперёд. Девчули, рекомендую вам перед выходом на линию крем номер пять, уважняющий, но не липкий…

– У меня как раз увлажняющие! И совсем не липкие!..

– Вот видите, всё сходится. Вам таксопарк посоветовать?..

* * *

– Говно, конечно, этот ваш Гетт.

Пассажир перешёл к делу, едва застегнул ремень. Я на всякий случай уточнил:

– В смысле, Яндекс?..

Мужчина посмотрел на меня как на олигофрена.

– Яндекс ещё куда ни шло. А Гетт говно. Зря вы его купили.

– Яндекс, вроде, Убер купил… Гетт ещё не покупал.

Пассажир задумчиво смотрел в окно.

– Значит, ещё купит.

* * *

– Глафирочка, хочу тебя пообедать! Буду через тридцать минуточек!

Пассажир еле влез в салон с гигантским букетом роз и теперь сообщал Глафирочке по телефону о своих планах на романтический ланч.

– Отменяй, отменяй, я же к тебе еду. Обойдутся коллеги. Обед – это не рабочее время. Что? Серьёзно, еду. Буду минут через десять. Как так, почему? Какой ещё шеф? Это тот пидор в узких джинсах? Потому что пидор. Пересядешь ко мне, ничего страшного. Я уже рядом. Пять минут и на месте. Ты шутишь? Я сейчас приеду и руку ему сломаю. Я нормально себя веду, дура! Тормозните здесь, пожалуйста!

Последняя фраза была обращена ко мне. Я перестроился вправо и остановился. Пассажир вышел, сильно хлопнув дверью. Букет лежал на месте. Я закричал, опуская стекло:

– А цветы?!

Он лишь махнул рукой, не оборачиваясь.

Я завершил поездку в программе, соображая – что делать с букетом?

На остановке сидела милая дама лет шестидесяти. Я вышел, достал роняющий с себя листики сноп цветов, подошёл к даме и вручил ей его.

– Возьмите, пожалуйста. Это вам.

Объяснять происхождение букета не было нужды, развязка драмы произошла на её глазах.

– Спасибо, но я не люблю цветы. Давайте лучше вон той девушке подарим.

Неподалёку действительно курила девушка в сапогах ботфортах.

– Куда мне его, что вы, он такой огромный. Погодите, я фотку с ним сделаю и отдам. Меня в метро с ним не пустят. Спасибо. Поищите ещё кого-то.

Из салона Афродиты раздавался истошный вопль таксометра: прилетали заказы, я их не брал, торча на улице с огромным мокрым букетом в руках.

– Давайте его мне, я как раз к маме в больницу еду! – на помощь пришёл курящий юноша лет двадцати. – Его вообще можно разделить, походу, на два. И врачихе достанется.

Мы втроём пожелали маме выздоровления. Юноша зашагал прочь, неся двумя руками огромный букет.

* * *

– Сейчас это уже не такси…

Пассажир в годах разглядывал сиденье, ощупывал его, будто искал какой-то изъян.

Изъяна не находилось, отчего мне показалось странным его замечание.

– Вот в девяностых это были времена, – продолжал задумчиво дядечка, – Мы тогда стояли у Павелецкого!

Прозвучало это как будто стояли они под Курском и держали оборону: с нескрываемой гордостью.

– Никаких сотовых, ничего вот этого, всё строилось на человеческом общении, понимаешь?

Я понимал. Хорошо помню армии этих «таксидогороданедорого», которые облепляли гостей столицы, едва те ступят на перрон.

– Бывало, двести баксов в день срубали! Вы вот сейчас можете двести баксов в день? Нет? То-то же. Никакого уважения к профессии.

Бывают такие собеседники, которым не нужны твои реплики. Поток их сознания подвластен только земному притяжению, что заставляет мысли струиться вниз, по направлению к ливнёвым канализациям вечности. Это был как раз такой случай, так что мне не требовалось ни возражать, ни соглашаться.

– Сколько там натикало-то? Четыреста?! До Беговой четыреста?! Совсем охуели, что ли?!

* * *

– Козочка моя, приветствую тебя. Мчу от клиента к другому клиенту, буду диктовать тебе голосом сейчас. Нет времени в контору заезжать совсем. Пишешь? Завтра две выдачи. И послезавтра три. Водителей поставь хороших, клиенты все денежные. Да, моя козочка. По Кузнецову: не перепутай, это другой Кузнецов. Тоже Иван, но отчество другое. Чтобы не получилось… Ну ты понимаешь. Так, что у нас тут… Погоди, у меня записано. Элитный первый, двухкрышечный. Патина. Крест византийский. По декору – ленты чёрные. Сатин. «Вечная память». Покрывало с золотой нитью. Вроде бы, всё, ничего не забыл. Да, моя козочка, очень скучаю. Завтра не приеду, я же в отпуск лечу. Вернусь и поужинаем. Не успеваю, моя девочка. Да, чуть не забыл, надо в Спортмастер сгонять и купить низкие носки. Белые. Десять пар. Обнимаю тебя. На созвоне. Не помню, или «спаситель», или «богородица». У меня нет под рукой. А, постой, есть. Богородица. Да. Владычице чего-то там. В каталоге же есть. Козочка, ну посмотри сама. Не забудь, завтра две выдачи. Справитесь? Обнимаю. Скучаю. На созвоне.

* * *

Подача машины в инновационный центр Сколково. В заказе не указан адрес поездки. Написано «по указанию».

Два инноватора лет по тридцать, два кожаных чемоданчика для ноутбука, оба в модных шарфах, повязанных одинаковым модным узлом.

– Добрый вечер. Куда мы с вами поедем?

– Сейчас поймём. Секундочку.

Юноши суетливо обсуждали, ехать ли в компанию, где все уже пьяные, или туда, где ещё не начинали принимать алкоголь, и бежать этот марафон со всеми вместе, с отметки «старт». Или рвануть на вокзал и умчать на поезде к себе в родной Воронеж.

Обе компании, судя по сказанному, имели ряд и положительных, и отрицательных черт. Здесь больше сплетничают и есть риск, что про тебя скажут обидное. Особенно в пьяном угаре. А там – больше риск получить по морде в драке.

– Слушай, а давай купим наркотиков и вдвоём кальян покурим просто?.. – вдруг предложил один.

– А где мы их купим? И как их принимать? Ты умеешь?

Видимо, второй не умел, потому они решили спросить у меня, так сказать, у старшего.

– Подскажите, а вы не в курсе, нам наркотики нужно купить, их там у стадиона ещё продают?

Мне нужно было быстро принять решение и сформулировать ответ, как яндексовской Алисе.

Сказать, что я понятия не имею, где продают наркотики, и о каком стадионе идёт речь – было слишком просто. К тому же я бы уронил авторитет московского таксиста, который знает всё про наркотики и стадионы. Поэтому я ответил на как ни в чём ни бывало:

– Давно уже нет. Перестали. ФСКН всех вяжет. Не советую туда соваться.

Пассажиры тихо застонали: хорошо, что мы спросили, а то бы сейчас…

– Так куда мы едем? – снова поинтересовался я, глядя на тикающие 16 ₽/минута на счётчике.

– Просто кальян покурим и всё! Можете посоветовать кальянную где-нибудь в центре?

Я набрал в строке поиска навигатора слово «кальян» и ткнул в первую попавшуюся точку на Таганке.

– Ресторан Персия. Многие хвалят…

– Супер! Погнали туда. Я тоже слышал отличные отзывы! Вить, ты не против Персии?

Витя был не против.

* * *

Пассажирка Лола всю дорогу болтала с подругой Ингой даже не голосовыми сообщениями, а видеороликами. То есть, они поочерёдно отправляли друг другу видеозаписи со своими репликами. Подруга спешила в тот же бар, что и мы с Лолой.

Подъехали к дверям жутко элитного заведения. Я нажал на «завершить» и тут же получил следующий заказ с соседней улицы. Но барышня не выходила, а сидела не двигаясь.

– Мы приехали, – сообщил я, глядя в зеркало заднего вида.

– Я понимаю, – спокойно ответила Лола.

– Вы решили остаться со мной? Учтите, у меня дурной характер.

– Не могу же я одна идти. В смысле, не могу зайти одна в клуб. Вы что?!

– Почему?

– Я должна с подругой. Я не могу одна. Что подумают люди?..

– А что подумают люди?

– Вы на самом деле не понимаете? Одна в бар заходит только путана!..

– Вы совершенно не похожи на путану! – А про себя добавил: «можно подумать, если вы зайдёте с подругой, посетители с тем же успехом не подумают…»

– Я подожду. Она уже на Кутузовском. Рядом. Будет минут через семь.

– К сожалению, я должен ехать на следующий заказ. И быть на Вспольном через три минуты. Едете со мной? Давайте сделаем пассажиру сюрприз.

– Ну хорошо, хорошо, я выйду.

Лола вышла и медленно побрела ко входу в бар, видимо, соображая, как произвести своим появлением впечатление приличной девушки.

* * *

– Здравствуйте, это ваш водитель. Я хотел бы уточнить, куда подать машину. Здесь точка в заказе на улице… одну секунду… Чекурлу Чешме. Это где кебабница Халил Уста?

– Всё верно.

– В Стамбуле?!

– Конечно. Вы сюда не заедете, так что нырните в Джихангир и остановитесь там. В районе нового госпиталя. Мы вас найдём.

– Постойте. Подача в Стамбул – это какая-то ошибка. Далековато!..

– Начинается! Вы, таксисты, вечно ноете. Заказ по тарифу КомфортПлюс.

– Тамам, тамам. А куда поедем?..

– Да никуда не поедем. Бросишь машину и будем гулять. Приезжай.

– Прямо на Фросе? Зачем? На самолёте же быстрее.

– Быстрее? «Быстрее» говорит человек, который… Сколько тебя тут не было? Уже год?

– Меньше…

– Ах, меньше! Приезжай. Припаркуем Фросю. Найдём ей место.

– А когда выезжать? Какое время подачи в Джихангир?

И тут зазвенел будильник.

* * *

– Вы погоду на завтра не можете глянуть? – пассажирка взволновано тычет в свою мобилу.

– Конечно, одну секунду. Небольшой плюс, снег.

– Спасибо. А то у меня телефон сел.

– Дать вам зарядку?

– Ой, а можно? У вас есть для айфона? Спасибо. Забыла зарядить. А у вас случайно есть ещё и мини ю эс би провод? У меня тут и андроид сдох, его бы тоже подзарядить.

– Держите.

– Как замечательно! Спасибо.

Затем, после недолгой паузы:

– Может, у вас и помада гигиеническая есть?..

* * *

– Вот так хер, не болит, а красный. Вы куда меня везёте?..

Пассажир был слегка подшофе, но тихо спал под стук колёс Афродиты Четвёртой, проезжавшей противные швы на эстакаде третьего транспортного. А тут взял и проснулся.

– Куда-то в Зюзино, – Я замешкался и полез проверять адрес поездки в таксометре.

– Вы что, с ума сошли? Разворачивайтесь!..

Судя по голосу, пакс не просто проснулся, но и моментально протрезвел. Я продолжал невозмутимо пилотировать Фросю, до разворота всё равно было ещё далеко.

– Это я случайно, видимо… По привычке. Простите. Неправильно заказ сделал. Ну точно… Адрес бывшей жены. Нам туда не надо. Нам в Химки. И желательно быстрее, а то и эта скоро станет бывшей.

* * *

– Аллё! У аппарата. Да. Замечательно, ещё никогда так хорошо не было, как сейчас!.. Шучу, конечно. В календарь заглядывали? Тридцать первое. А у вас тридцать второе завтра? У меня вот первое. Успеете? Уверены? Вы же даже не выходили ещё. Мне доложили, что никого на объекте нет. Понимаете? Завтра первое апреля. День шуток, хуё-моё. Но не для всех, Сергей. Нет, нет, вы начинаете объяснять мне, что вам мешает танцевать, а я об этом вас не спрашивал. Завтра – первое апреля. Но не все проснутся счастливыми. Жду. Надеюсь. Ваш некролог почти дописал: только добрые слова. Шучу, конечно. Опять шучу. Люблю шутить, говорю! Слышите? Обнимаю. Целую. До завтра.

* * *

– Да, Серёженька. Что случилось? Как это?! Вот тебе и Крестопоклонная неделя!.. Серёженька, послушайте. Всё отложите. Подойдите к нему сейчас. Прежде три поклончика земных. Господу. Да. И, знаете, в мирном духе. Обязательно в мирном духе попросите прощения. Не юродствуя. Не бросая в лицо. В мирном духе. Повинитесь. В состоянии мира. Господа помощь зовите. Солнце да не зайдет в гневе вашем. Прямо сейчас идите. В четверг нельзя, в четверг соборование. Идите и повинитесь. Серёженька, у вас получится. Вы сильный переговорщик. Объясните, что Владыка не готов больше пятисот платить. Шестьсот двадцать пять – это очень много. Надо округлить. Пятьсот. Это же резиденция. Пятьсот – его последняя цена. У меня вторая линия, Серёженька. Благословляю.

* * *

Я временно прервал таксовку и вырвался на съёмку в Турцию, на побережье, в место паломничества россиян: Анталию.

– Серёжа! Серёжа! Ты слышишь?! Серёжа!

Я медленно открыл глаза. Кто-то кричал на балконе так громко, что даже умолкли псы, лаявшие всю ночь под окнами нашего импозантного отеля.

– Серёжа, я сейчас пойду на завтрак! Слышишь? Завтрак!

Было особенно обидно проснуться от этих воплей около семи утра, учитывая то, что я не Серёжа. Я раздвинул шторы, балкон был пуст. Значит, кричали с соседнего.

– Вчера ужинала, было вкусно. Котлеты были и пюре. Пюре говорю, ты слышишь меня?!

Я накинул халат и вышел наружу. За мутным стеклом слева виднелся силуэт внушительных размеров соседки, напоминавшей Монсеррат Кабалье, исполняющей с Фредди Меркьюри песню «Барселона». Ошалевшие псы сидели внизу на траве, задрав головы, и смотрели в нашу сторону – совершенно молча.

– Котлеты на ужине были. На завтраке не знаю. Ещё не ходила. Сейчас откроют ресторан и проверю. Откуда я знаю, что у них на завтрак?! Только пойду! Ты слышишь меня? Алё!.. Какая погода в Москве? Дождь? Алё!

Я высунул голову и тихо произнёс:

– Доброе утро. Москва севернее. В той стороне. – я показал пальцем налево, в сторону помойных баков, – Кричите туда, пожалуйста, а не в сторону Алании. В Алании все ещё спят. Вон туда кричите.

– Тут тоже погода говно! – продолжала дама, – Погоди, я зайду в номер, мне тут какой-то идиот мешает говорить!

Туристка скрылась за балконной дверью, я задумчиво закурил, а псы ещё долго смотрели на меня в недоумении.

* * *

Вернувшись со съёмок, схватил в парке машину класса «эконом».

Первые впечатления от вчерашней короткой смены (покатался четыре с половиной часа): не так страшен чёрт.

Во-первых, заказы валятся как из пулемета M134 Minigun: новый заказ прилетает ещё до окончания предыдущего всегда. Решив сделать перекур, перевёл рубильник из «свободен» в «занято», пока вёз пассажира – и только в этом случае получил несколько спокойных минут после десантирования бабушки у подъезда.

Никаких звонков «а где вы?». Пассажиры эконома сами штурмуют заборы, запрыгивая в машину на ходу, на перекрёстке, на эстакаде, неважно. Ты только подъехал и готовишься нажать кнопку «на месте», а двери уже захлопываются с сидящими внутри студентами.

Суммы чеков поражают воображение. В комфорт-плюсе столько оставляют на чай… Но заказы очень короткие, часто сотни метров, подачи тоже близкие, а иногда и ровно в той точке, где высаживаешь. Вчера дважды новые пассажиры толкались в дверях со старыми, успевая подбежать к машине ещё до того, как сидящие внутри рассчитывались со мной.

Всю мою критику в отношении Афродиты (страшная, не едет, не поворачивает, не тормозит, музыка говно и так далее) беру обратно. Фрося – икона стиля, резвая, стремительная, шоссейно-кольцевая девушка. Чтобы это понять, всего-то стоило сесть в «солярис». Пассажиры думают, что я спокойный уравновешенный водитель, а просто этот гад не разгоняется. Вообще. Один плюс: штрафов за скорость будет поменьше.

Режу бутерброды, завариваю термос воздушно-капельного кофе, собираюсь в путь… Ни пуха мне.

* * *

– А я вас видела в той передаче… Десять глупых таксистов. Это вы были?

Я покорно кивнул. Девушка продолжила.

– А вот почему я заказываю машину и всегда таджики приезжают?

Я набрал воздуха в лёгкие.

– Ну а что вы хотели? Таджикское такси. Вот мы и приезжаем.

– Разве вы таджик?

Я постучал пальцем по карточке водителя на торпедо.

– Садыков. Видите?

Девушка испуганно кивнула, а меня уже было не остановить:

– Знаете, что означает «Яндекс» в переводе с таджикского? Ишачок. Мул. Ослик.

Оставшуюся часть дороги мы ехали молча.

* * *

– Дура ты, Маш! Зачем ты ему сказала, что я стимулирую оргазм?!

* * *

– Вы что, француз?

Поначалу я не отреагировал, думал, что девушка начала по телефону разговаривать. Но нет. Вопрос был обращён ко мне.

– Не совсем. Почему француз?

– Вежливый какой-то… – произнесено это было не с восхищением, а почти брезгливо, – и музыка эта…

В машине тихо пел Тото Кутуньо.

– Так он же итальянец, – спокойно возразил я, ткнув пальцем в дисплей с именем певца.

– Тем более! – недовольно согласилась девушка. – Итальянцы ещё хуже. Те же армяне.

– А чем вам армяне не угодили?

Я сам не знал, зачем раскручиваю эту тему.

– Потому что пусть едут в своё Баку! – огрызнулась пассажирка и замолчала.

* * *

– Вы как будто специально по ямам едете!..

– Это лежачие полицейские.

– И что? Так трудно объехать?

– Вы предпочитаете объезд по тротуару справа или слева, через встречку?..

– Вот только не надо хамить. Я напишу на вас жалобу и вас уволят.

* * *

– Я не поняла насчёт «захвати Бианки». Ты про книжку сыну или про вермут нам с Наталкой?!

* * *

– А это вы девушкам яйца вручаете?

Мы только что говорили о погоде и вдруг такой странный поворот. Везу молодого человека в сторону Домодедовской.

Соображаю, я это или не я? Скорее всего, не я.

– Наверное, всё-таки нет. Если я правильно понял смысл вопроса.

Пассажир громко засмеялся.

– Какой-то таксист вёз мою жену. Ну, не жену… Неважно. И вручил ей шоколадное яйцо. На заправке. Она мне потом про него рассказывала недели две. Я уже был готов найти и морду набить…

– За что морду бить, если не секрет?

– Вы сначала ответьте, вы это были или нет? По описанию похожи.

– Если это была остановка на заправке по пути, с клиентом, а я в знак благодарности и из извинения за потраченное время купил киндер-сюрприз… Возможно и я. Было один раз несколько месяцев назад.

– Вот! Видите! Вы уже и забыли. А она всем рассказывала. Друзьям, родителям своим. Потом моим родителям. Я злился жутко. Хотел морду вам бить.

– Хотите остановлюсь вон там после перекрёстка? Я драться не умею, но вешу вдвое больше…

– Да не, не надо. Я уже остыл. Теперь сам ей эти яйца покупаю. Она как ребёнок с этими игрушками…

– На свадьбу позовёте?

– Нет уж, знаете, не позовём. И так вас было слишком много в нашей жизни!..

* * *

– Я у вас покурю? – противный тип достал сигарету.

– Увы, нет. Не покурите. Могу остановиться и включить платное ожидание, можете покурить снаружи.

– Но девушка же курила!..

Девушка, выходившая из машины в том самом месте, откуда у меня уже был новый заказ с нытиком, действительно курила электрический айкос. О чём я и сообщил хитрожопому менеджеру среднего звена.

– Я в открытое окошко! – и пассажир начал опускать стекло.

– Нет, в машине курить вы не будете, извините.

– Но почему?

– Потому что я этого не хочу. Нам осталось ехать девять минут. Потерпите. Или обзаведитесь красивыми глазами. Тогда обсудим.

* * *

– Я же в вайбере всех поздравила, а в вотсапе не поздравила!

Дама лет пятидесяти со спутницей лет двадцати. Едут в торговый центр Вегас.

– Мама, успокойся.

– Что значит, успокойся? Сегодня вербное. Вот, смотри, это Кристинка. Помощница у генерального. Блядина.

– Мам, ну зачем ты так? Симпатичная девочка…

– Симпатичная, ага. Ты ресницы видишь? Губы видишь? Там же всё неживое. А эту помнишь, я тебе показывала… Маринку из аппаратной. Тоже блядь. Не отвечает мне в вотсапе, представляешь? Ни на одно поздравление. Смотри вот…

– Мам, да успокойся ты…

– А я спокойная! Я ей сказала когда-то на корпоративе: блядина!..

– Кто, Маринка?

– Нет, Кристинка. Как правильно пишется Иерусалим?

* * *

– Девчули, спасибо. Я очень стараюсь. Как говорится… Через трение к звёздам, да. Сегодня ещё поработаю с животом, а с завтрашнего дня займусь попой. Инструктор отличный, но дурак какой-то. Мы тридцатого вылетаем. Нет, не в Ниццу, там холодно ещё. В Анталию. Отель очень хороший, на первой линии. Твёрдая пятёрка.

* * *

– Не хотите сходить на наши курсы личностного роста? Полная трансформация жизни.

Пассажир начал мне что-то продавать, едва мы отъехали.

– Нет, спасибо. Мне вполне хватает такси.

– Такси не может хватать. Вы же умный человек, я вижу. Вон, у вас босса нова играет с айфона. Неужели не хотите вырваться вот из этого?

Молодой человек обвёл руками скромное убранство Ясона – такую кличку я дал «солярису».

– Очень хочу. На днях сдам его обратно и возьму «сонату».

– Да не об этом я! – пакс начинал нервничать, – У вас же потенциал, зачем вы таксистом работаете?

– Деньги получаю приличные, люблю широкие московские проспекты… Ну и, знаете, бывает, пассажиры забывают вещи: телефоны, драгоценности, вязанные шапки…

– Шапки вам зачем?!

– Зимой фары протирать удобно.

– Да ну вас. Оставить вам телефон курсов?

– Оставьте. Себе, пожалуйста. Я потерплю.

* * *

– Да что же это такое, ну потерпи ты немного!..

Обычно, когда пассажир начинает вслух разговаривать со своим зудящим и квакающим телефоном, это означает, что вот-вот зайдёт разговор и со мной, что меня вежливо готовят к выбранной теме (андроид-айфон, мтс-билайн, блондинки-брюнетки, яндекс-гетт).

Кто-то названивает пассажирке, судя по всему, та сбрасывает звонки, но делает это не молча, а уже причитает вслух, для единственного в машине человека, то есть меня. Значит, сейчас начнётся повествование (мужики ревнивые козлы, курьер из интернет-магазина приехал раньше времени и так далее).

– У вас есть хаус? Музыка. Нужно включить очень громко. Срочно. Умоляю.

Я полез в телефон искать музыку, а девушка уточнила:

– Мне нужно ответить, но я должна быть на дискотеке в это время.

Выкручиваю громкость на максимум и врубаю плейлист с турецким диджеем Махмут Орханом.

– Алё! Привет! В «Гараже». Не слышу ничего, очень громко! Нет, не могу выйти, давай потом наберу. – А затем уже обращаясь ко мне: – Спасибо, можно выключать.

Слегка оглушённые мы ехали по Садовому.

– Вот как объяснить молодому человеку, что заниматься информатикой мне нужно именно с Сергеем, что без него я провалю сессию?

Я пожал плечами.

– Вот и вру, что с девчонками на дискотеке, понимаете? Тут он не ревнует, видите ли.

Я зачем-то пошутил:

– Все мужики козлы.

– Да нет, не все. Хотя, наверное, большинство. Вы, кстати, включили совсем не то, что на дискотеках играют. То есть, это хаус, но их же много разных: дип хаус, эйсид хаус, электро хаус… Вы в этом слабо сечёте, правильно?

Произнесено это было без наезда, скорее с безнадёжным сожалением о моей исключительной отсталости в вопросе. Я встал на свою защиту:

– Много ли таксистов включили бы вам правильный хаус, а не группу «Бутырка»?..

Девушка, молча, но согласилась, состроив гримасу про таксистов.

– Таксисты ещё хуже козлы, чем мужики. Спасибо, приехали. У меня там по карте. До свидания.

* * *

– У нас там ничего не пролилось?.. – я постарался задать этот вопрос как можно деликатнее. Дело в том, что по салону разнёсся запах духов такой концентрации, будто был через край вылит целый бидон.

– Ничего не пролилось, – ответила недовольным тоном пассажирка из Реутова, спешащая к мужчине в отель Хаят. – Я просто побрызгалась немного. Этот запах селективный и оставляет длинный шлейф. Открыть окно?

Честно говоря, я бы распахнул все окна и двери Афродиты, но минут за пять до этого девушка попросила сделать «потеплее» три раза подряд, каждый раз «ещё теплее» и в салоне уже было жарко даже мне, сидящему в майке.

За пять минут до начала озвучивания просьб «потеплее» мы долго выясняли, почему у неё не получится подключиться к магнитофону Афродиты по блютус (на самом деле не получится: пока мой айфон соединён с ней кабелем, спаривание по воздуху с другим телефоном не может быть осуществлено, но кто же вникает в такие подробности?). Она всё-таки попробовала и у неё не получилось.

– А есть что-нибудь другое? Я не знаю, что. Но вот не это… Что-то побыстрее, но не танцевальное? Вот это оставьте, пожалуйста. Хотя, нет, слишком заунывное. Это по-турецки поют? По-испански?! Разве?.. Ну хорошо. А ещё есть какая-нибудь музыка? Мой знакомый из Питера всегда в этом Хаяте останавливается. А я вот до туда никак не доберусь. Вы были в Питере? – и, не дожидаясь ответа, – Кстати, у вас айкос курят? Я бы покурила.

* * *

– На таком спектакле была недавно, с Максом в главной роли. Или это другой… Забыла уже. Макс, Максим… Как его…

Пассажирка в демоническом пальто пыталась вспомнить фамилию Макса.

– Виторган?..

– Ну да. Виторган. Муж этой… Ксенички…

– Собчак?

– Ага. Собчак. Там две подруги пригласили стриптизёра. Одна училка, а вторая типа психотерапевта. Ржала в голос! Видели? Улёт! В Театре Наций.

– У Жени?

– Какого Жени?.. – удивилась пассажирка.

– У Миронова.

– А. Ну да. У Жени. Точно. Вы вообще часто в театры ходите?

* * *

– Как вы так умудряетесь ехать и никого не задевать?

Я рулил по двору новомодного жилого комплекса на Мичуринском, лавируя между припаркованными машинами. По шкале Садыкова этому двору я бы присвоил индекс «адъ 2» или «адъ 2+», то есть, умеренный. Это вам не Одинцово или Долгопрудный, где некоторые дворы с лёгкостью получают «адъ 6+» или даже «адъ 7».

– Я вот вечно притираюсь ко всем, – продолжала белокурая пассажирка, – хоть у меня и маленькая машинка.

Затем она убедительно добавила:

– Но она у меня премиум сегмента!

Мы подъезжали к нужному подъезду, рядом с которым стоял Рейндж Ровер с вмятиной во весь его правый бок.

– Ваших рук дело? – спросил я весёлым тоном.

– Не помню. Может, и моих. Тут столько их было… И все истерики устраивают. Машины застрахованы ведь наверняка. Чего орать? Странные люди. Они же должны быть застрахованы по идее?..

В голосе уже прозвучала неуверенность.

– Наверное, да, – я старался продолжать миролюбивым тоном, – а кто не страховался, тот сам виноват. Я так считаю.

Девушка приободрилась.

– А главное, вы посмотрите, как они паркуются! Неужели нельзя было не вставать тут? Вот как его объехать?!

В этот момент мы как раз объезжали машину, причём разминувшись со встречной.

– Да вроде нормально он стоит, нет? – я встал на защиту Мерседеса. – Вдоль бордюра и в правильном месте…

– Ничего не нормально. Я когда выезжаю вот оттуда, всегда в него упираюсь. Я, кстати, заметила, мне направо труднее поворачивать, чем налево. А тут как раз направо, понимаете? Я бы не ставила тут машину, тут многие девушки ездят.

* * *

– Месяц на спорт попасть не могу. То одно, то другое.

Девушка в фиолетовом спортивном костюме Армани спешит в фитнес зал.

– Вчера хотела сходить. Думала: поем и сразу рвану. Ела, а потом просыпалась. Весь день проспала. Только ела и спала. Сегодня кровь из носу надо заниматься.

Мы подъехали к парковке, на которой было подозрительно пусто.

– А ваш фитнес сегодня работает? Выглядит подозрительно, ни одной машины.

– Типун вам на язык! Неужели выходной? Не уезжайте, пожалуйста, я проверю. Если закрыты, поедем обратно. Хотя, чего проверять, закрыты они. Поехали обратно. Или нет… Давайте в пиццерию заедем по дороге.

* * *

– Волки́, говорю им, вы чего своего бывшего вяжете, суки?! Мента вяжете! Я Чечню прошёл, говорю, пока вы тут, суки, пьяных по карманам!..

Я вёз разгорячённого пакса из ОВД «Ясенево». Того задержали накануне в лесу за мангал.

– Я вам, сучары, Моздок щас устрою. Кафе Минутка организую. Суки. С детьми был, так они прямо при детях забрали! Я, правда, послал их матом перед этим… Но браслеты зачем накидывать?

Я разглядывал бурлящего пассажира лет тридцати.

– На самом деле бывший?..

– Да нет, – он вдруг успокоился и начал говорить нормальным тоном, – сетку тянул им несколько лет назад, после института. Настраивал компьютеры. А как они проверят, бывший или не бывший? Короче, взял на понт, отпустили. Еду домой, надо снова за углями идти…

* * *

– Вот мой предыдущий муж был настоящим мужиком! Мог взять и сломать об колено любого, кто вякнет!

Дама лет шестидесяти рассказывала мне про предыдущего мужа-воина. Муж нынешний сидел тут же рядом с ней и слушал с кислой миной эти истории, судя по всему, уже не первый раз.

– Он погиб семнадцать лет назад, мой Лёшенька. Погиб как лев. Как тигр.

– Его пырнули ножом в пьяной драке на свадьбе, Марина, – нынешний муж наконец подал голос, тихий и уставший.

– Я знаю, не надо мне это постоянно напоминать!

Я молчал и никак не реагировал, тем более что монолог пассажирки уже превратился в диалог с мужем, справятся и без меня. Лишь бы без поножовщины.

– В день победы, когда мы вспоминаем настоящих мужиков… – продолжала дама, – ты пошёл бы на войну? Ты смог бы? Как мой дед смог бы?

– Твой дед был вертухаем, Марина. Ни на какую войну он не ходил. Он в Куйбышеве всю войну безбилетников в автобусах ловил. – всё так же тихо возражал муж.

Я прибавил газку. До Одинцова было ещё минут шесть по навигатору, но в этом месте на Можайке нет камер: можно поднажать и поскорее высадить пассажиров.

* * *

– Я обожаю смелые эксперименты, обожаю пробовать что-то новое, неожиданное, несочетаемое!..

– Попробуйте заказать по тарифу «эконом» где-нибудь в Шатуре… – начал было я.

– Да нет, я не об этом! Вы пробовали шашлык с мохито? Попробуйте! Свиной такой, знаете, классический. И запивайте мохито хорошим. Только со свежей мятой, с садовой, с настоящей. Знаете, как вкусно?.. Я всегда что-то новое пробую, а тут решилась на майских: мохито и шашлык. Это теперь моё любимое сочетание!

Я кивнул, давая понять, что теперь обязательно и сам попробую.

– Мяту, говорите, только свежую садовую?

– Обязательно! Только садовую, только свежую! Если рома не будет под рукой, можно и на водке делать, в принципе!..

* * *

– У меня хорошо получается водить. В аварии не попадаю. – выпускница МГУ хватстается успехами на ниве вождения. – Но постоянно путаю поворотники.

– Это как?..

– Хочу повернуть в одну сторону, а мигаю в другую. Мне даже иногда сигналят. Не могу запомнить, в какую сторону этот рычажок дёргать.

– Это же просто: в какую сторону руль будете крутить, туда и рычажок.

– Не поняла. Как это?

Мы ехали по пустому переулку рядом с Покровкой, и я стал включать то правый, то левый поворотник, имитируя в воздухе параллельный поворот руля.

– Мамочки! Это же так просто! Мне никто так не объяснял. Говорили «вверх-вниз», а я вечно путалась, когда вверх, а когда вниз. Я сегодня попробую сама. Куда руль – туда и рычажок. Так просто. Скажите, а вы вождению можете поучить? У меня трудности с заездом в гараж!..

* * *

– Погодите, я должна написать любимому, что всё в порядке.

Мы едем от Курского вокзала в Люберцы с девушкой, одетой во всё белое. Белой была сама девушка, оправа очков, огромная заколка в волосах и даже тяжёлый чемодан, который я еле закинул в багажник.

Было не совсем понятно, что имелось в виду под «погодите»: я занимался своими делами, управляя жёлтой Афродитой по широкому Садовому, девушка же занималась своими, издавая смешные звуки, будто йоркширский терьерчик спешит по паркету в сторону своей какательной пелёночки. Цок-цок-цок, стучали разукрашенные белым лаком ногти по экрану смартфона. То есть, мы не делали ничего, что могло помешать ей написать любимому, что всё в порядке.

На всякий случай я спросил:

– Нам нужно остановиться?

Девушка задумалась на несколько секунд и завертела головой:

– Нет, едем, не останавливайтесь, напишу на ходу. Можно только подвинуть сиденье посильнее?

Я потянулся к рычагу и отодвинул правое кресло до самого упора вперёд. Девушка в белых штанах закинула ногу на ногу.

– А сколько до Шереметьева из Люберец ехать?

– Смотря во сколько. И в какой терминал?

– Не знаю, во сколько. Любимый пишет, что взял нам тур на Сейшелы. Вы не в курсе, там сейчас не жарко?..

* * *

Выезжаю с пассажиркой с территории ЦМТ. Вставляю карточку в устройство шлагбаума – от винта: на табло надпись «карта не разрешена». Пробую ещё раза три, без толку.

Давлю кнопку «связь с оператором»:

– Здравствуйте, как ваши дела, у нас отличная погода и надпись «карта не разрешена», что это значит?

Вахтёр уставшим голосом отвечает:

– Значит, карта не разрешена, как я ещё вам могу это объяснить?..

Мы с пассажиркой синхронно вздыхаем, но я не сдаюсь и задаю следующий вопрос:

– А как выехать с вашей замечательной территории?

Вахтёр всё ещё уставшим голосом:

– Вставьте карту стрелкой…

Я перебиваю его:

– Я вставляю карту стрелкой, но на табло «карта не разрешена».

Вахтёр, обессилев от этой викторины, стонет:

– Попробуйте выезжать через те же ворота, через которые въезжали, – И бросает свою вахтёрскую трубку.

Оказалось, действительно, с территории ЦМТ необходимо выезжать именно через те ворота, через которые въезжал.

Мы снова тяжело вздыхаем с пассажиркой и выруливаем в сторону нужных ворот.

– Это ещё что, – произносит тихо она, – нас сейчас со всей России собрали здесь на конгресс, объявили, что средняя продолжительность жизни в стране 72 года. А к 2024, то есть, через пять лет, должна стать 77 лет.

– Что вы имеете в виду? За пять лет увеличить среднюю продолжительность жизни на пять лет?

– Именно так. Нам поставлена такая задача. Я не шучу.

– Кем, если не секрет?

– Вероникой Игоревной. Скворцовой.

Пассажирка снова тяжело вздохнула и продолжила тихим голосом:

– Понимаете… А в последующие пять лет, к 2029-му, нужно достичь показателя средней продолжительности жизни в 82 года.

Мы молча смотрели на похорошевшую вечернюю Москву на стремительно стареющих россиян, стоящих в пробке на набережной вокруг нас.

– Элементарно. Осуществимо, – заявил я неестественно бодрым голосом.

– И как бы вы взялись за это дело?.. В Кемерово, если не путаю, средняя продолжительность около 60 лет. Первое место в России по ВИЧ, по раковым заболеваниям… Но цель министр поставила. Мы в растерянности… А вы говорите – элементарно? Я вас слушаю, вдруг мне вам должность надо приготовить…

Я взял паузу, добился гробовой тишины в зале и начал излагать:

– Берёте тяжёлый бомбардировщик. Летите к Японии. Разбрасываете российские паспорта, пустые бланки. Пусть заполняют сами, в их закорючках не разобраться… Потом просто считаете, сколько сбросили паспортов, берёте калькулятор…

– Я поняла. Можете не продолжать. Идея отличная. Как говорит мой сын… Как же он говорит в таких ситуациях…

– «Ору»?

– Точно! Ору! Вы главное никому эту вашу идею не озвучивайте, а то нам министр может скорректировать задачу. Умоляю, ни-ко-му.

* * *

– Яшенька, повторим числа, – бабушка вещала поставленным контральто, внук же выглядел совершенно подавленным и уставшим: видимо, урок начался задолго до того, как я их посадил к себе.

– Ван, ту, сри…

– Яшенька, three, three, – старалась бабушка, – Через зубы, Яшенька, воздушно, three!..

– Сри, сри, – бубнил внук, глядя на беззаботно гуляющих прохожих.

– Three, three, через зубы, Яшенька, three! – мягко настаивала бабушка голосом Илоны Давыдовой, – как мы с тобой учили? Three, three!

– Сри, сри, сри-сри-сри, – срывался на галоп Яша, любуясь мальчишками с шарфами ЦСКА, кричащими что-то по дороге на стадион: – Сри-сри-сри…

Внезапно бабушка взорвалась:

– Да не сри через зубы!..

* * *

– Я дочку решила назвать Стефанидой. А если будет мальчик, я не знаю, как назвать…

Пассажирка в положении тараторила, не переставая.

– Назовите Стефаном.

– Да вы что! Жуткое же имя. Стефан. Его же в школе дразнить будут!..

* * *

Высадил пассажира у потёмкинской лестницы Зэ Сити оф Москоу и немедленно получил заказ оттуда же.

– Вы уже подъехали? – пассажирка позвонила мне сразу же, как только я отметился «на месте», а отметился я сразу же после получения заказа, ведь я и был уже на месте.

– Да, я на месте, и вы легко найдёте меня, я единственный с исправно работающим лайтбоксом на крыше! – В этот момент замечаю девушку, спускающуюся по лестнице и разговаривающую по телефону: – Это вы в демоническом пальто спускаетесь? Чуть правее, вот же я.

– Нет, я ещё внутри здания и я без пальто, вы шутите? Такая жара. На ком вы там пальто высмотреть умудрились? Это наверняка было не пальто, а обычный двубортный пиджак, типа как у Пол Смит. Тут вся башня их носит, просто ужас. Ждите, я бегу. Я в платье. В летнем. Сейчас увидите.

Через двенадцать минут по ступеням сбежала барышня в самом настоящем платье.

– Почему у вас такие цены ужасно высокие?! До Европейского восемьсот двадцать это в полтора раза больше, чем обычно. Я туда езжу раза три в неделю и знаю, сколько обычно стоит!

В этот момент я мрачно разглядывал предстоящий путь в навигаторе: Дорогомиловская стояла колом из-за ремонта и, видимо, та багровая пробка и увеличила цену поездки…

– Мне пораньше надо в тэцэ, я иначе не успею выбрать всё, что надо! – продолжала тараторить пассажирка.

– Глядите, я могу высадить вас на набережной у Рэдиссона. Там нет пробки, мы доедем туда вдвое быстрее. Вам пробежать там пять минут через площадь. Как раз прохожие оценят летнее платье. Я тоже тайно оценю. И в пробку не попаду заодно…

Девушка обняла спинку сиденья перед собой, уткнувшись щекой в подголовник, посмотрела на меня внимательно и ответила тихо и вкрадчиво:

– Господи, ну почему мне так редко попадаются толковые водители? Едем к Рэдиссон Чеченской!

* * *

– На гарнир что будем?

Строгая дама на раздаче столовой офиса класса А обслуживает небольшую очередь из клерчат-финансистов, сплошь в смешных деловых костюмах, вперемежку с татуированными хипстерами-айтишниками.

– Пюре, пожалуйста.

Специальным черпаком на тарелку выкладывается порция картофельного пюре, а финальным вздрогнувшим движением инструмента ей придаётся восхитительная волнообразная форма.

– На горячее что будем? – дама не хамит, но держит в темпе: мол, соображай быстрее.

– Вот те котлеты…

– Раундмиты. «Балтийские раундмиты с сыром», – замечает строгим тоном женщина в белом халате, откладывая в сторону черпак для пюре и хватая щипцы для котлет. Видно, что её уже достали эти небрежности с терминологией.

– Раундмиты и пюре! – объявляет она как конферансье, протягивая мне тарелку и, не дожидаясь слов благодарности, передвигается обратно к гарнирам, где её ожидает бизнес-аналитик с эйрподом в ухе.

– На гарнир что будем?

– Можно пожалуйста овощи тушёные по-тайски… Спасибо!

* * *

– Такси не пускаем!

Охранник на воротах жутковатой базы где-то на задворках улицы Верейской смотрит с презрением. По этой пыльной разбитой дороге ездят мусоровозы и бетономешалки – и тут вдруг Афродита.

А мне уже и не очень хочется на территорию. Во-первых, дикая грязь вокруг, а я только что намыл машину.

Во-вторых, заказ за наличку, а значит, может никто и не выйти, ни грязный, ни чистый – и поеду я оттуда порожняком, собрав пыль на кузов.

Ко мне бежит смешной дядечка лет шестидесяти. Джинсовая куртка, ботинки с острыми носами, в руках целлофановый пакет.

– Брат, на Говорова?

Садится на переднее сиденье, отодвигать назад отказывается: – И так очень удобно, брат.

– Как работа? Тяжёлая. Я знаю. Но бывает и тяжелее. Я сейчас на мусоровозе, брат. Думал, очень тяжелее. Нет, не очень. Просто тяжелее. Нормально. Ты откуда, брат?

Пассажир смотрит на мою карточку с фамилией.

– Самарканд? Дедушка? Ничего себе! А я бухарский! Ты Баходыра знаешь? У него самаркандское кафе на Можайке. Вот так едешь по Можайке – и вот тут кафе. Только вот так надо немного, потом сюда – и увидишь. Справа. На Можайке. Самаркандский плов делает. А жена его на кунцевском рынке, знаешь? Лепёшка почти как в Самарканде. Но не очень как в Самарканде, так ни у кого нет лепёшки, надо в Самарканд лететь, брат, за лепёшкой.

Я утвердительно киваю. За лепёшкой – только в Самарканд. А там – напротив обсерватории Улугбека… Земляк не унимается:

– Вот, брат, бери. Это тебе.

Он кладёт мне на колени свой пакет, пока мы стоим на светофоре. В пакете – пара кило фисташек.

– Очень тебя прошу, возьми. Знаешь, фисташка очень хорошая. Это из Ташкента, брат. Фура приехала, он всех угостил. Я тебя хочу очень угостить. Фисташка чуть-чуть солёная, знаешь? Возьми, брат, мне неудобно, если не возьмёшь. Тонкий-тонкий фисташка, знаешь?

Мы останавливаемся на Говорова. Приехали.

– Баходыра телефон тебе дам, мой тоже запиши. Я Сайфулла. Позвони, плов кушать сходим, брат. Сколько я тебе должен?

Я машу руками: ещё чего.

– Брат, мне неудобно! Брат, возьми вот хотя бы… Нет? Но на плов давай сходим. Можайка знаешь? Самаркандский кафе. Баходыр. Вот так едешь – и потом вот сразу вот так и так и приехал. Позвони мне. Я хочу угостить тебя, брат. А то неудобно.

* * *

– Денис. В зале гость с недовольным лицом. Седьмой стол.

Пассажирка так закричала в трубку, что я даже не стал делать музыку потише.

– Я уверена, что с недовольным. Я по камере вижу. С салатом каким-то. Что у него за салат? Почему не знаешь? Ты администратор. Подойди и посмотри, что за салат. И узнай, почему гость недовольный.

Я всё-таки выключил музыку.

– И не забывай, Денис, – продолжала криком девушка, – твой кипиай – это довольные клиенты, а мой кипиай – это твои штрафы за недовольных клиентов!

Пассажирка положила трубку, вздёрнув на рее кипиай Дениса.

– Кстати, – это она уже обратилась ко мне, включившему музыку снова, – вы наверняка знаете, что бывают очень привередливые клиенты.

Я кивнул, готовясь к отражению атаки уже на мой кипиай.

– Так вот, – продолжила она, – я совсем не капризная. Можете включать любую музыку, которая вам нравится.

Я замешкался, не зная, что ответить. У меня как раз была включена именно та, которая нравится.

Но, видимо, я не похож на почитателя Брайана Ферри – хотя и был причёсан и слегка побрит, к тому же на мне фирменный бангладешский свитшот (не путайте с худи: это разные вещи) со светоотражающей надписью Яндекс. Такси. Так приоделся я вовсе не для капризных пассажирок, а всего лишь потому, что в полдень блистал перед камерами телеканала, снимающего сюжет про чаевые у Visa. Но сейчас не об этом.

Я включил радио «На семи холмах», изобразив облегчение, пассажирка молча кивнула, мол, сразу бы так – и мы продолжили стремительное движение по выделенным столичным полосам.

* * *

– Что это за запах такой странный? Как будто, знаете… Мышка сдохла.

Пакс долго разговаривал по мобиле, улаживая проблемы большого бизнеса, но наконец у него села батарейка в телефоне – и вопрос выдуривания предоплаты за товар, на который ещё не получены ГТД, так и не был разрулен. А затем он стал принюхиваться и выдал про мышку.

Салон новой Сонаты, прямо скажем, пахнет не как салон нового Рейндж Ровера. Но запах действительно появился странный…

Я начал было объяснять про адгезивные и герметизирующие компоненты пластика, но вдруг пакс выругался так, будто нашёл у себя под ногами ту самую сдохшую мышку.

– Жанна, бляха-муха! – стонал бизнесмен, – Вы представляете, она мне слойку с сыром и ветчиной в карман куртки положила. Видимо, уже давно. Ну точно, неделю назад, тут на ценнике дата… А я думаю… что за комфорт плюс… осатанели в вашем Яндексе с таким амбре в машине клиентам подавать… Жанна, блядь, любимая… Подкармливает мужа втихаря… Вот как ей объяснить, что у меня прямо в офисе есть ресторан?!

Я пожал плечами и приоткрыл окно. Слойка с ветчиной и сыром, которую достали из кармана, стала благоухать совсем сильно.

– Я вот тут её положу в ногах, ладно? Вы сами выбросите, хорошо? Я накину пару сотен. Простите. Вот уже подъехали, и партнёры стоят. Я же не могу с этим пакетом, понимаете… Вот тут остановите, пожалуйста. Спасибо. Вот. Сдачи не надо. Слойка на полу. Спасибо. Извините. Спасибо.

* * *

– Сколько нам ехать?

Чаще всего этот вопрос от пассажира звучит сразу после того, как таксометр сообщает голосом «поездка займёт тридцать две минуты». Но я не вредничаю и отвечаю:

– Тридцать две минуты.

– А быстрее никак? Надо успеть до шаббата!..

«Успеть до шаббата» в центре Москвы вечером в пятницу непросто. Весь город пытается успеть до шаббата и стоит в безнадёжных пробках о восьми баллах.

– Я сама из Луганска, – продолжила девушка, – нам потом на Рублёвку надо поехать. Сможете меня отвезти? Я на Рублёвке живу. Вернее, муж мой. Точнее, не муж, но неважно… Можно ещё посильнее отодвинуть сиденье вперёд? Уже до упора? Поняла. Мне растяжку надо поправить. Я гимнастикой занимаюсь. Уже десять лет в Москве. Первое время было трудно. А потом я имя себе сделала. И теперь… Вы в Израиле не жили? Мне кажется, я вас видела там. В Бершеве. Не вы? Странно. Очень похожи. На одного снайпера. С мужем моим ещё ссорился часто. Точно не вы? Как вас зовут? Никита? Серьёзно? Никогда бы не подумала. А вообще бывали в Израиле? Уверены? Я вас точно там видела. Можно я сфотографирую? Бывшему пошлю. Вылитый снайпер. Они ругались постоянно. Обернитесь. Снимаю. Готово.

10 августа 2019

* * *

– Я тоже думала, что пилоты – это такие небожители.

Пассажирка, работница наземных служб аэропорта Шереметьево, делится жизненным опытом.

– Знаете, у них же образ такой… все подтянутые, красавцы. Без животов. Я даже замуж вышла за пилота когда-то…

– Оказалось, такой же козёл? – аккуратно поинтересовался я.

– Даже хуже! Даже не такой же, а особенный! – взорвалась пассажирка. А потом добавила тихим голосом: – У нас в хендлинге мужики не хуже ничем: надёжные и честные. Пусть и с животами!

Я расслабил живот, который инстинктивно втянул после пассажа про летунов. Так и рулить удобнее, да и не видно особенно с заднего сидения.

– Я всегда говорю: главное в человеке – не форма, а содержание! – пассажирка выглядела совсем расстроенной, хотя история с козлом-пилотом и осталась, судя по всему, в прошлом. Я решил разрядить обстановку анекдотом про работника хендлинга в порту. Девушка громко смеялась.

* * *

– Мне по почте не очень удобно. Хотите, я вам так расскажу своё резюме?

Юноша в смешных остроносых туфлях, как у Хоттабыча, стал бойко описывать свой трудовой путь кому-то на том конце провода.

– Главные качества? Стрессоустойчивость и целеустремлённость. Погодите, не перебивайте. Дайте сказать. Я же вас не перебивал?.. Ещё тоже очень главное – нацеленность на результат. Ну то есть я его достигаю любой ценой. Нет, именно любой.

* * *

– Здравия желаю. – я сказал это тихо и спокойно, не оборачиваясь, просто глядя в зеркало.

Строго говоря, это у меня вырвалось. А как вы хотели? Поездка на улицу Петровку, 38А. Пока ждал пакса, думал: это, наверное, будет такой крепкий тип, лысоватый, в кожаной черной куртке… И поздороваться с ним надо будет именно здравиемжелаем.

К машине подошёл здоровый тип, лысоватый и в кожаной куртке. Я так обалдел, что поздоровался по сценарию.

– Здравия…

Пакс был озадачен. Мы тронулись, я нажал на кнопку, соображая, что дальше делать.

– Пересекались? – всё ещё озадаченно спросил «коллега».

Я снова посмотрел в зеркало и, сделав неопределённый жест рукой, выдавил.

– ГСУ.

ГСУ – это главное следственное управление, и оно есть где угодно, в разных ведомствах, о чём я знал из прессы.

– Точно. – собеседник вытянул шею и посмотрел на карточку водителя, – Вспоминаю. Никита. Ну точно. Мы еще в юго-западе пересекались? В вымогательствах?

Я еле заметно кивнул. Вот на хера я начал, я ещё не понимал. Но уже кивал.

– Ты из-за этого говна с выводом из штата?.. Психанул? Я тебя понимаю. Столько пацанов… А чего в такси? Совсем туго?

Я помахал кистью, мол, так себе. Коллега кивнул. Дескать, понимаю…

– Так это ваш, который… Погоди, как его фамилия? Замом был. Ты приказ-то видел? Мы все охуели. 67 дней – и до свидания. Прикинь!

Я тяжело вздохнул.

– Нельзя так с кадрами.

Пакс задумчиво смотрел в окно. Он был расстроен.

– Ты давай не вешай носа, брат. Всё наладится.

На прощание мы крепко пожали друг другу руки. А через 15 минут прилетели чаевые.

* * *

– Ты какие программы выбрала?

Две девицы лет двадцати пяти обсуждают фитнес, куда записались накануне.

– Боди памп, что-то про попу, минд энд боди и ещё что-то.

– Дура ты. Не минд, а майнд. Ты знаешь, что это такое?

– Нет, не знаю. У меня сегодня первое занятие. Ты идёшь?

– Не могу. Мне с тем делом сидеть…

– С каким? С тем самым?! Я думала, его закрыли.

– Там «в связи со вновь открывшимися» и переквалификация светит на особо тяж… Иди одна, короче. Ой, гляди, тут ещё есть лес милз какой-то, с хореографами. Я так танцевать хотела в детстве…

* * *

– Здравствуйте! Это детский развлекающий центр? Как?!.. Развивающий? А, извините… Нет, мне нужен развлекающий. Развивать моего ребёнка я сама умею. Извините ещё раз. До свидания.

* * *

– Маша, ну перестаньте меня мучать. Ну пришлите. Я очень прошу. Фото ног пришлите. Мне нужно ещё. Не жадничайте, Маша. Фото ног – как пламя свечи, Маша. Им можно и нужно делиться. Что значит, «что делаю»? Ничего не делаю. Любуюсь. Пришлите, Маша. Как пламя свечи… Алё. Алё! Вы меня слышите? Маша! Алё!..

* * *

– Я ему сразу сказала: свадьба на озере Комо – это очень дорого. Имела в виду, что туда нельзя вывезти много гостей, понимаете?

Я понимал.

– Знаете, что он ответил? Отлично, говорит, значит свадьбу сделаем в Дербенте у моих родителей. Человек на пятьсот. За те же деньги.

Я приподнял бровь, изображая удивление.

– Надо было соглашаться на Комо! – резюмировала пассажирка.

Я горячо поддержал. Всегда соглашайтесь на Комо. Иначе вас ждёт Дербент.

* * *

– Вы ведь сейчас будете уезжать?

Пассажирка, вышедшая из подъезда, вручила мне чемодан. Мы едем в Шереметьево, она отдаёт мне свой чемодан, но спрашивает, буду ли я уезжать. Утро начинается тревожно…

– Если мы с вами едем в аэропорт, то да, буду уезжать…

Девушка всплеснула руками и скрылась за углом дома, откуда немедленно послышался рёв мотора, а следом за рёвом появился и сам источник: белый рейндж ровер.

– Нет, нет, чемодан нельзя в багажник! Его можно только в салон! – закричала барышня в открывшееся окно.

Я убрал чемодан в ноги переднего пассажира, а потом отъехал от подъезда и стал покорно ждать, пока моя пассажирка втиснет свой белоснежный эс ю ви в парковочное место.

Мы наконец тронулись, обсудив дорожную обстановку и выбрав платную трассу, хотя она экономила нам всего две минуты.

– Чемодан там ни обо что не поцарапается?

– Не волнуйтесь, он отлично тут устроился! Дорогущий, наверное? – я потрогал пухлое кожаное бедро фирменной вещицы. Кстати, в Турции есть такие котлеты, называются «бедро женщины»… Нет, стоп. Тема Стамбула и котлет нас заведёт слишком далеко.

– Недешёвый. – не без гордости ответила девушка, а затем добавила очень серьёзным тоном, – Знаете, как говорят: мы не настолько бедные, чтобы покупать дешёвые вещи!

* * *

– Культуры ни хуя нет. Ну посмотрите, что делает, а?

Пакс возмущался манёврами вишнёвого Мерседеса с блондинкой за рулём.

– Нервные все, вот куда она лезет? Не пускайте, левее, левее!.. Ну зачем? Надо было оттеснить…

– У неё главная.

– Хуявная! – рявкнул в ответ боевой пассажир.

Мы ползли из Видного в вялотекущей пробке.

– Мы спешим? – спросил я на всякий случай.

– Да никто уже не спешит! Вот зачем вы её пустили-то? Можно же было оттеснить!..

* * *

– Елена Константиновна, да как вы могли подумать такое?! Мы вас всем коллективом уважаем! – гремел басом двухметровый пассажир в телефон.

То и дело в разговоре он выбирал неожиданные обращения к собеседнице.

– Леночка, Ленусик, зайчик, ну что вы, честное слово. Он всего лишь и. о. Вообще внимания не надо обращать на его замечания. Он – пшик. Мгновение. Еленочка, я вас уверяю, вы держались молодцом и все на совещании были от вас в восторге.

Судя по всему, Леночка не верила, и пассажир воспользовался тяжёлой артиллерией.

– Завьялов знаете, что шепнул мне, когда вы выступали? Громко шепнул, чтобы все услышали, понимаете? Знаете, что? Вам же не было слышно. Он мне знаете, что сказал? Княгиня, сказал, наша Леночка Константиновна! Кня-ги-ня!

* * *

Три молодые чиновницы мэрии спешат на Сытинский переулок. Туда внезапно собрался нагрянуть Сергей Семёныч, а никто не был готов и надо успеть не то вымыть полы, не то развесить какие-то репродукции. Но главное, детей нет. Школьников. Их готовили для Кусково. А мэр внезапно поменял маршрут и двинулся на Сытинский.

– Гоните! – кричали молодые чиновницы, скрипя мокрыми подошвами по резиновым коврикам, – Умоляем, быстрее! Нам надо успеть до «протокола»! Нам надо успеть до мэра.

Афродита ревела мотором. Нам надо было прийти к финишу раньше градоначальника. Порвать мэра, как Тузик – прелую грелку.

Сытинский встретил нас обилием ментов вдоль обочин.

– Он здесь? Вы его видите?

«Он» и «его» произносились с каким-то особенным возбуждением.

Его не было. Мы успели. «Догнать Савранского», как говорится…

– Дети где? Детей привезли? – кричала в трубку самая молодая чиновница, – Ничего страшного, я тоже голодная. Я тоже не обедала. Везите детей! Мы уже на месте. Выходим.

* * *

– Я уже шесть месяцев занимаюсь архитектурой. И моделированием. Напишите лучше, что год. Скоро уже год, так что это будет правдой. Для архитектуры год это уже срок… Что? Район Проспекта Мира. Алексеевская. Так и напишите: архитектура бровей на Алексеевской.

* * *

– Мы пробовали с мужем летать в Турцию, совсем не понравилось. Особенно, мужу. Он у меня из Бельгии. Европейцам там тяжело: этот менталитет восточный… Мой муж предпочитает Одессу.

Я удивлённо смотрел в зеркало.

– Он сам из Одессы. – объяснила пассажирка, – Два года уже живёт в Бельгии. Турция ему совершенно не нравится. Это не для европейцев курорт, поверьте мне.

* * *

– Я сказал: сынок… В этой Москве, я тебя прошу, не надо вот это, бабы-мабы…

Узбекский отец, прилетевший в столицу проведать сына, отправленного в московский вуз, рассказывает о своих наставлениях отпрыску, глядя в окно Афродиты на фланирующих по широким тротуарам девушек.

– Я тогда сказал: сынок, мы в Ташкенте тебе такую куропаточку найдём. Такую куропаточку – мамка родной не целовал!..

* * *

– Вить, а штопор у нас дома есть? Может, надо зайти в магазин и купить?

Девушка томно стонала, держа где-то в ногах пакет с позвякивающими бутылками.

– Есть. Ничего не надо покупать.

Витя отвечал очень уставшим, недовольным голосом.

– А по-моему, нет штопора. Помнишь, в прошлый раз искали…

– Лен, ну ты дура? Мы почему его искали-то?! Потому что он у нас есть. Зачем его искать, если его нет?

Бестолковая Лена умолкла, не имея контраргумента. Витя тем временем продолжил назидательным тоном.

– Но мы его тогда действительно не нашли. Значит, надо просто купить новый.

Витя явно был доволен тем, как он ловко разрулил непростую ситуацию, как будто слегка недоумевая, из-за чего был весь этот сыр-бор. И он продолжил бодрым дружелюбным тоном:

– Остановите нам у Перекрёстка, пожалуйста!

* * *

– Так, девочки, на минутку замолкаем, папе надо сделать важный звонок.

Бритоголовый пассажир лет тридцати обернулся с переднего сиденья к двум девицам, сидящим сзади. Я, в свою очередь, убавил громкость музыки, за что был удостоен благодарного кивка.

– Володя, приветствую! Как сам, брат? Спасибо, всё путём. Вова, у нас в Краснодаре есть кто-то свой? Машину там вчера придержали. Знакомый хороший ехал на отдых… И недоразумение. Надо бы вернуть. Нет, этот же в Адыгее. А нужен кто-то в Краснодаре. Этого помню, конечно. Майор уже?! Ах, красава. Скинь мне его номер, брат. Как дома дела? Ну отлично. Спасибо. Обнял.

Девочки дождались окончания разговора и начали тараторить, но «папа» остановил их жестом, начав новый разговор.

– Рустам! Здравия желаю, брат. Это Армен. Помнишь, может?.. Да. Так точно. Как сам? Слышал, майора дали? Поздравляю, брат. Я по делу. Слушай, там у вас задержали двухсотый крузак. Да это один хороший знакомый ехал. На отдых. Ну и на посту полезли смотреть, что-то там говорят на vin номере поцарапано, не так, как надо… А как надо, чтобы было поцарапано?! Он уважаемый человек, понимаешь. Авторитетный. Ехал на отдых. Что? Нет, не адыгейские, а ваши. На каком-то посту. Я могу узнать. Да, арестовали. Белый двухсотый крузак. Можем машину как-то вернуть? Оформить на ответственное хранение, я не знаю… Какую бумагу нужно прислать к вам, чтобы машину отдали? Нет, экспертизу делать поздно, её уже, походу, там сделали: перебиты номера, таблички переклеены… я понимаю, но вопрос надо решить, брат. Я могу тут её фигурантом дела какого-то сделать, может быть, так проще будет достать? Нет, не надо? Хорошо, брат, ты скажи тогда, как лучше. Жду. Вот на этот номер. Как дома дела? Ну и отлично. Жду. Спасибо!

Пассажир устало вздохнул и крутанул ручку громкости Афродиты, вернув музыку в салон. Девицы защебетали, что надо остановиться у магазина.

– Остановимся, остановимся. Никита Юрьевич, вы, пожалуйста, к Азбуке вкуса нас подвезите, мы там выйдем и пешком потом дойдём. Спасибо. Так хорошо едет Соната. Плавно, тихо. А вы не хотите финик купить? Седан джи, мотор три и семь, состояние новой? Недорого друг отдаёт. Купил жене, а та не ездит, боится: слишком мощный говорит. Вас в такси с такой машиной с руками оторвут. Салон роскошный. Один хозяин, уважаемый человек, он по знакомым ищет покупателя: не через объявление же продавать ему, сами понимаете… Машина идеальная. Пробег три тысячи. Отдаст за полцены от новой.

* * *

– Разворачиваемся и едем обратно. Я забыла купальники.

Мы ползём по МКАДу в сторону Домодедово уже минут 20. Супружеская пара спорила от самого подъезда, но вот наконец они смолкли, и я понадеялся на спокойную дорогу в аэропорт, как прозвучала команда разворачиваться.

Я вопросительно посмотрел на супруга, который тяжело вздохнул и погрузился в экран телефона с навигатором, судя по всему, пытаясь понять, успеют ли они на рейс.

– Даша. Мы едем в аэропорт. Иначе не успеем на рейс. Купальники купим на месте.

Муж старался говорить спокойным тоном.

– Не купим! Говорю тебе, не купим! Будет, как в прошлый раз!

Боже, думаю, это уже не первый раз. У нас было минут десять до ближайшего разворота, так что, я не торопил их с решением, а просто ждал.

– Не будет, как в прошлый раз, – спокойно бубнил муж, продолжая смотреть в телефон, – прилетим и купим тебе купальник в магазине.

– Он делает вид, будто забыл, понимаете?! – этот крик уже был обращён почему-то ко мне, – Мы так прилетели однажды. И два дня искали купальник! Два дня! У меня сверху… много, понимаете? А снизу мало. Понимаете? Мне ни один купальник не подходит, понимаете? У меня там ого-го, а там наоборот. Я не жопастая, понимаете?

Я понимал, тем более, с таким красочным описанием. Понимал, но не знал, что ей ответить.

– Давайте развернёмся. – тихо попросил муж.

Я включил левый поворотник.

* * *

– Вы не обижайтесь только. Но я должна вам это сказать. Ваша Москва – говно!

Я кивнул в знак согласия с пассажиркой, которую везу в Шереметьево, vip зал, из импозантного столичного отеля. Ну а как я мог не согласиться, когда у нас… Ну вы сами знаете. Вот это всё.

– Каждый поц на Мерседесе. Яша, сколько стоит такой Мерседес в Израиле?

– Восемьсот тысяч долларов, Соня. Это же Майбах!

– Видите? Восемьсот тысяч долларов. Мы прилетели и нас встречали на таком Мерседесе в аэропорту. В Израиле таких машин пять или десять на всю страну. Здесь из них пробки перед отелем! Они нас встречают в аэропорту на Майбахе, а я им говорю: идиоты, вы хотите, чтобы меня арестовали прямо в Бен Гурионе, когда я прилечу обратно? За то, что я езжу в таких машинах, у нас могут выслать к арабам. Знаете, сколько стоит чашка кофе в том отеле? Думаете, пять долларов? Десять? Не угадали! Пятнадцать долларов! Яша, сколько ты им заплатил за кофе?

– Пятнадцать долларов, Соня…

– Пятнадцать долларов! Мы в Израиле за эти деньги завариваем кофе всему кнессету. Вы следите за выборами в кнессет? Слышали про Либермана? Если сейчас не будет коалиции… Там ещё эти объединённые арабы… Десять мест! Представляете?!

– Соня, всё будет хорошо!.. – пытался утихомирить грохочущую жену миролюбивый Яша.

– Конечно, будет. Я знаю. Этот поц сделает коалицию. Мы с тобой выпьем ещё кофе по пятнадцать долларов в Москве и через неделю здесь в такси появится новый Майбах. Всем всё будет хорошо в этой вашей Москве!..

* * *

– Павел Викторович… Конечно, мы отдали на подпись им все акты. За три дня… Там всё было сделано вовремя и правильно. Павел Викторович, послушайте… Нет, они отказались подписывать не из-за этого. Они сослались на то, что… Нет. На то, что шрифт, которым написана дата в каэсках, отличается от шрифта остального текста. Везде был ариал, а в дате цифры таймс нью роман. Павел Викторович… Ну конечно, потому они всё и подписали в результате. Извините, в той задержке нет нашей вины. Им нужно было найти объяснение… Они его нашли…

Пассажирка положила трубку и заплакала. Мы стояли в дурной пробке из-за перекрытия.

– Извините. Можно свет включить сзади? Он вам не будет мешать? Мне заново надо краситься…

– Всё окей, включайте, он мне не мешает. Чайка менеджмент?

– Что, простите?

– Я говорю: чайка менеджмент. Стиль управления такой: прилетел, наорал, нагадил и улетел обратно.

Эти прекрасные десять секунд, когда заплаканный и расстроенный человек превращается в весело смеющегося, хотя всё ещё и размазывающего тушь по мокрым щёкам.

– Я должна девочкам срочно передать этот термин. Вы не представляете себе, какой у нас «чайка менеджмент». Лена! Алё! Лена, ты меня слышишь? Знаешь, как называется стиль работы Прохорова?..

* * *

– Альбина, ты где? Ты опаздываешь? Я тоже опаздываю. Водитель едет каким-то глупым маршрутом. Тут пробка и вся улица стоит. Сколько пишет нам? Водитель! Сколько нам пишет? Три минуты! И тебе три минуты? А ты где стоишь? Я не знаю, что за улица. Не могу пешком, ты дура, что ли? Я в дорогих туфлях. Какая у нас машина? Водитель, какая у нас машина? Хонда? Хонда. Нет. Хюндай. У нас хюндай. А где ты? Давай я к тебе пересяду. Тут какая-то дискотека восьмидесятых играет в машине и помойка рядом. Ты до помойки стоишь или после помойки? А какая у тебя машина? Хонда? Хюндай? Ну подожди, я к тебе пересяду.

* * *

Пассажирка, пожелавшая водителя со славянской внешностью, сама приехала из Махачкалы, всю дорогу в Шереметьево жаловалась на молодого зятя «с кизлярским характером». В двух словах кизлярность выражалась в том, что зять был, по заверениям беспокойной дамы, обычным кобелём.

Я пилотировал Афродиту с кислой миной, ибо в последние недели поездки в аэропорты часто стали «односторонними», без быстрого получения обратного заказа в город, то есть, совершенно невыгодными. Околачиваться вдоль обочин я не люблю, так что сразу еду обратно в столицу – получается, что времени и бензина тратишь довольно много. А тут ещё шумная мадам с рассказами про роскошные лимузины на свадьбе дочери, в одном из которых прямо перед ЗАГСом обнаружилась поломка карданного вала, а в другом стошнило родственника из Нальчика (родственник – со стороны жениха, отметила пассажирка), так что оба фаэтона были сняты с дистанции, даже не успев торжественно проехать по городу.

– Он теперь Пушкин? Аэропорт? Имени Пушкина… Пушкин – великий русский писатель. И славянин!..

– Да какой там, – я небрежно возразил, а потом подумал, что зря, но уже было поздно и надо было продолжать, – он же эфиоп.

– Кто?!

– Пушкин.

– Как это эфиоп?!

– Ну Ганнибал, которого из Стамбула привезли, был негром. Эфиопом.

– При чём тут Турция?! – дама почти перешла на крик. Я понимал, что зря затеял этот ликбез, но было уже поздно.

– Из Константинополя. Но это то же самое, строго говоря. Да. Прадед Пушкина – эфиоп. Ему Пётр Первый дал фамилию Ганнибал…

– Он что, людей жрал? Почему каннибал?

– Нет, нет. Не жрал. Не волнуйтесь. Хотя, что там у них в Эфиопии творилось…

Похоже, сегодня будет очередная единица. Мой рейтинг её не переживёт и опустится ниже порога для КомфортПлюса, так что, Афродиту я поставлю в стойло на следующей неделе очень вовремя…

* * *

– Поликлинику открыли новую, такую красивую, хорошую. Но записаться очень тяжело. А врачи отличные, все говорят. Меня дочь пыталась по интернету записать, но сказали, что надо приходить очень рано в регистратуру. Чтобы по интернету записывали. Она спросила про анализы, а меня отправили в парк. Видели, там анализы делают? Очень удобно. Мне семьдесят шесть уже. Мужа похоронила два года назад. Знаете, что сказали? Анализы вовремя мы не сдали тогда. Не успели. А сейчас идёшь в парк и сдаёшь. Дочь запишет в поликлинику, я схожу, я боюсь эту щитовидку. Но чтобы записаться, очень рано приходить надо в регистратуру, а она у меня работает. Нет, просто через компьютер пробовали. Звонили. По интернету только через регистратуру. Мы звонили много раз. Новая поликлиника. А район у нас старый. Много стариков. Не успевают они со всеми. Дочь в отпуск скоро уходит. Вот и запишет. Я уже и анализы все сдала.

* * *

Самые дисциплинированные пассажиры – корейцы и бортпроводницы. Даже не представляю себе, как бы выглядел заказ от корейской бортпроводницы, кстати…

Безупречно оформленный заказ (в комментариях – все необходимые инструкции для водителя: «заезд через шлагбаум со стороны улицы такой-то, вам заказан пропуск». Если останавливаемся по дороге в магазине, неизменно введён промежуточный адрес. Садятся по струночке, сами пристёгиваются, разговаривают вежливо, но дружелюбно, вопросы задают по существу, никогда не ноют и не костерят пассажиров, и вообще, чувствуется, что уважают свою работу. И чужую тоже.

Встречали ли вы небритую стюардессу? Ругающуюся, ноющую? Невнятно излагающую мысль или просьбу? Я не встречал.

Более того, все опрошенные мною не имеют ничего против слова «стюардесса», что бы ни утверждали интернеты на этот счёт.

Дифирамб профессии окончил.

* * *

– У вас тут кто-то воду забыл!

Пассажирка смотрит на бутылочку воды, стоящую в подлокотнике, с подозрением.

– Не волнуйтесь, никто не забыл. Это для пассажиров. Угощайтесь.

– Сколько она стоит?

– Она бесплатная, за неё не надо платить. Угощайтесь.

– Я поняла. Но она же чего-то стоит? Вы её сами покупаете?

– Ах вы об этом… Рублей по пятнадцать, вроде, в Ашане.

– Зачем вы её покупаете?

Так бывает, что тебе задают вопросы тоном… Вроде и без наезда, не грубые, но чувствуется какая-то агрессия надвигающаяся. И отвечать не хочется…

– Чтобы поставить в подлокотник для пассажира. Очевидно же.

Дама тяжело вздохнула и продолжила допрос.

– Но вам это зачем? Если за воду не платят, это только расходы.

Я отвечал всё ещё вежливым дружелюбным тоном:

– Чтобы пассажиру было комфортнее. Я для этого ещё музыку включаю приличную. Машину веду по возможности комфортно. А сами по себе расходы копеечные. И с лихвой покрываются чаевыми. Часть из которых, скорее всего, из-за воды.

Тут у дамы открылось второе дыхание. Так у игрока в «Морской бой» повышается тон и волнение, когда в ответ слышится «ранил».

– То есть, если я возьму воду, мне нужно будет оставить вам чаевые?!.

– Вовсе нет… – Я пытался вставить слово, но было уже поздно. Мой линкор был потоплен меткими запусками торпед.

– А потом, если я не оставлю чаевые, вы нажалуетесь на меня в Яндекс? – продолжала догадливая пассажирка.

Как говорится в анекдоте про американских женщин-полицейских, «если изнасилование неизбежно, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие».

Я расслабился и ответил:

– Да. Если не оставляют на чай, пишу жалобу.

Оставшуюся дорогу дама молчала, поджав губы. Выскочила молча, не попрощавшись и не поблагодарив. Я вышел из машины следом за ней и подошёл к багажнику. Надо было достать из упаковки ещё одну воду: подлокотник был пустой.

* * *

– Последнее время ездить в такси стало невозможно!

Я обожаю выслушивать жалобы от паксов на проблемы извоза. Потому почти всегда участливо интересуюсь подробностями.

– Что случилось? Марьину рощу с Марьино путают?

– Да нет! – Девушка, спешащая в офис класса А, явно подбирала слова, – Либо вообще молчат и как будто по-русски не понимают, либо начинают клеиться!

Я заткнулся. При таком нехитром выборе, учитывая то, что я по-русски понимаю нормально, надо было либо разрушать стереотип, либо… Еду, молчу.

– Почему, если сказать, что с бывшим рассталась, сразу начинают… Ну вы понимаете…

Я еле заметно кивнул, хотя и не понимал, зачем барышня раскрывает таксистам все карты?

– Одному даже единицу поставила!

Всего лишь одному, заметил я про себя, но вслух ничего не сказал.

– Мы ехали с девочками на стратсессию… Это, знаете, ну… Такая сессия стратегическая, когда собираются вместе…

– Я знаю, – перебил пассажирку, – читал одну статью про стратегию, ага…

– Я ненавижу эти стратсессии. Одно и то же говорят часами, а потом пьянка. На завтра уже никто ничего не помнит, что обсуждали. Ну и какой смысл?!

– Так что там таксист? Едете вы с девочками на стратсессию – и что?

– Да… – пассажирка махнула рукой и замолчала, мол, даже продолжать не хочется, – вы лучше расскажите, в такси нормально зарабатывают? Вот по-честному!

* * *

– Не могу я Катю на продажи ставить, не могу! Ничего она не знает, не надо мне рассказывать! Месяц назад её притёрли где-то в Подмосковье, погрузчиком, притёрли и скрылись. Она вызвала гаишников, те говорят: «Вы номер запомнили?», отвечает: «Да, запомнила, четыреста тридцать два», менты говорят: «А буквы какие?», она отвечает: «Эф два». Те: «Что эф два?!», а она им давай каталоги показывать с катерпиллером 432-м… Ковш, говорит, задний опционный, на треть кубометра, щас я по картотеке найду, кому мы такие продавали… Да нет же! Оказалось, когда нашли того киргиза, который смылся, что и модель четыреста двадцать восьмая, и ковш стандартный, на ноль двадцать четыре. Как я могу её на продажи ставить, скажите?

* * *

– Мне надо познакомить вас с моей женой.

Мы только отъехали с Покровки в сторону Шипиловской, я успел лишь глянуть на ходу предлагаемый маршрут и прикинуть, рискнуть ли проспектом Андропова, который стоит колом, но с выделенкой, как вдруг такое начало разговора.

Соображаю, что нужно отвечать в таких случаях. Не соглашаться же сразу…

– Одна моя добрая знакомая призналась как-то, что всю жизнь думала, будто свингеры – это те, кто танцует свинг…

Пакс расхохотался, потом резко прекратил и стал обстоятельно объяснять свой план:

– Нет, я не на это намекал. Вы просто припарковались так ловко, я видел. В один заход. И так же выехали быстро. Жена год уже водит машину, но парковаться не умеет совершенно. Мы ругаемся вечно на этот счёт, она мне не верит, что это можно делать быстро и при этом никого не задевая… Вы задеваете кого-то?

Я часто задеваю людей. Я злой на язык, я часто острю так, что люди не понимают юмора и обижаются. Коллег часто задеваю. Иногда намеренно, иногда – случайно… Но сейчас не об этом.

– Из меня плохой инструктор. Наверное, лучше попросить кого-то, кто занимается обучением?

Пассажир нахмурился.

– Да мы пробовали. Она на них орёт и ничему не учится. Нужен кто-то, кто не даст на себя наорать. Вы сможете?..

Теперь нахмурился я. Эти ролевые игры мне точно не подходят.

Я вежливо отказался.

* * *

– Why he did that?

Спереди сидит иностранный пассажир, на коленях компьютер, вокруг несколько мобильных телефонов: программист из Бельгии, тестирует карты. Мы с ним уже два часа нарезаем круги по столице, сравнивая работу карт басурманских с картами российскими.

Бельгиец совершенно не похож на бельгийца: двухметровый викинг, обросший как Валерий Леонтьев в свои лучшие годы, с кудрявой нечёсанной бородой, в нелепом свитере с замысловатым орнаментом. Я думал, что они все как Эркюль Пуаро…

Когда нас подрезал очередной, уже второй или третий по счёту, Мерседес (что было совершенно обычным делом для меня: мы находились в районе Рублёво-Успенского шоссе), викинг аккуратно поинтересовался на чистом английском языке: мол, он зачем так сделал?

Я взял долгую паузу. Вот как ему объяснить?.. Пожал равнодушно плечами:

– Imbecile.

Викинг удовлетворённо кивнул. Скорее всего, наши диагнозы совпали.

Потом он спросил, давно ли я живу в Москве. Я ответил, что давно, уже лет на 40 с лишним дольше, чем следовало. Викинг снова кивнул, как будто понимая, о чём я.

– Драки часто случаются? – упираясь головой в потолок, интересуется викинг.

– Нередко, – отвечаю ему, – могу организовать хоть сейчас.

– Нет, – тыкает в экран пальцем толщиной с мою руку. – Сначала работа…

На прощание бородатый программист продиктовал свой номер телефона и адрес:

– Заезжай, – говорит, – пива выпьем. У нас пиво очень вкусное. И шоколад.

Имейте в виду, у нас там есть свои люди.

* * *

Иногда, приехав на заказ, читаю комментарии и думаю: может, свалить, пока не началось?..

Что началось, спросите вы? Да всякое может начаться. Исключительно чистый салон… Ну допустим. Я недавно с мойки, там сделали основательный «комплекс», ну и в целом у меня в салоне достаточно опрятно. По меркам такси, с натяжкой, но пусть будет «исключительно чисто».

С запахами посторонними – сложнее. Что считать посторонним? Мой Фаренгейт – он посторонний или не посторонний?

Место в багажнике для двух-трёх чемоданов… Похоже, это какой-то универсальный комментарий, на все случаи жизни? Как человек может не знать, сколько у него чемоданов?!

Стою, жду, волнуюсь. Выхватил влажную салфетку, открыл пассажирскую заднюю дверь – порог чистый, идеально, но на всякий случай ещё прошёлся. Сбегать неспортивно. Принял заказ, так терпи, казак, атаманом уже вряд ли станешь… А вот и моя пассажирка.

Боковым зрением вижу, что вся в чём-то жутко модном, чёрном. Без чемоданов. Значит, да, универсальный комментарий. Уточняю адрес. Поехали.

Что поставить из музыки?.. Пока не прибавлял громкость, есть возможность бесшумно полистать треки. Нужно что-то очень продвинутое, заграничное… Ага, пусть будет Bryan Ferry.

Жду замечание про чистоту салона. Вдруг, листик какой осенний за коврик завалился? Карман двери не проверил, забыл… А там может быть фантик от конфеты? Тревожусь.

Педалирую Афродиту аккуратно, разгоны плавные, торможения длинные, вроде бы пока всё по фэншую.

Кошусь аккуратно в зеркало: в нём видна макушка девушки. Крутит головой туда-сюда. Ищет грязь наверняка. Чёрт, я провод не поправил, что от прикуривателя задних пассажиров к плафону на крыше идёт, он иногда вылезает и топорщится сантиметров на пять, неаккуратно… Но я бы заметил. С проводом должно быть всё в порядке. А если нет?..

– Ужас какой! – тихо произносит пассажирка.

Я почти ударил по тормозам. Нет, всё-таки в кармане двери лежит фантик. Я как чувствовал. Но на всякий случай вида не подаю, спокойным голосом отвечаю:

– Что стряслось?

О’кей, думаю, навру про ребёнка. Мол, ехал бестолковый ребёнок, ел конфету… Нет, лучше даже навру, что бестолковой была мамаша, развернула ребёнку конфету, а фантик… А вдруг что-то другое?! Ну вряд ли шприц и ложка…

– Я лосины старые надела. Бомжацкие. Они протёртые. Лишь бы никто не увидел.

Э-э-э, думаю, так не пойдёт. В таких лосинах – в эконом, пожалуйста, ещё не хватало мне с протёртыми возить…

– Но они чистые? У меня в салоне только с исключительно чистыми лосинами можно!..

Пассажирка, так напугавшая меня своими комментариями, оказалось милой барышней, примой-балериной, хореографом, весёлой и остроумной, кормящей дома мухами какие-то растения, этих мух жрущие, с которой всю дорогу ржали надо мной, читавшем комментарии к заказу, над ней, те комментарии писавшей, нашли общих знакомых, договорились о съёмке репетиций и самих её выступлений, уже в нормальных лосинах, естественно. А под конец поездки ещё и спасли от избиения водителя такси на тротуаре широких московских проспектов, где на гранитном бордюре модели «моя улица», сев прямо на землю, моя пассажирка оказывала первую помощь в ожидании скорой…

Меня теперь никакими комментариями не испугать.

* * *

– Вы были в этой Америке? Где там дороги нормальные? Нет там дорог. Это всё, знаете, по бибиси пиздят: дороги, дороги… Там ещё хуже!

Мы пытаемся отъехать от трёхэтажного кирпичного особняка размером с дом культуры. Проезд вдоль дома выложен бетонными плитами, расплывшимися в стороны от перманентного российского дорожного пародонтоза.

Владелец усадьбы начал было извиняться за вероятный ущерб подвеске Афродиты, проваливающейся в дыры между дрейфующих по грязи плит, но немедленно спохватился и стал рассказывать, что за морем ничуть не лучше нашего, а часто – даже намного хуже.

– И уезжать туда нет никакого смысла, поверьте! Там к нам относятся как к чуркам. Вот они сюда приезжают – и мы на них смотрим как на чурок, верно? Так же и они к нам… Там, у себя… А тут наш дом! – пассажир махнул в сторону бетонных плит, упершихся в кирпичный забор вокруг угодий.

Я старательно крутил баранкой вправо-влево, стараясь не задеть ничего масляным картером. Афродита, пусть и не чистокровная кореянка, пусть отчасти и локализованная в производстве (вы бы видели эти резиновые коврики, отвратительно сворачивающиеся на полу, как тот первый блин), но такой участи не была достойна. Хоть пакс и утверждал, будто за рубежами всё не слава богу.

– А тут купишь землю, построишь дом, пусть и далеко, в деревне… И получается, что с крепостными. Вся деревня твоим хозяйством живёт. Приезжаешь туда – и ты как человек. Все вокруг тебя вертятся. Уважают. Как к барину относятся, понимаете? Мне это не нужно совсем, но я понимаю, что им это нужно… А кому им ещё помогать? Чуркам этим? Надо русским людям помогать… Мне забор вся деревня ставит. Все при деле. И дорогу эту делали пять лет назад наши, русские люди. Да, плохо положили, я не спорю… Но с чурками я связываться не буду!

* * *

– У вас есть зеркальце? Я своё забыла. Вот это можно повернуть на меня? Сильнее. Нет, не вижу. А в козырьке есть зеркало спереди? Отлично, остановите, я пересяду.

Пассажирка прыгает на переднее сиденье, мы почти не успели никому помешать, остановившись на Дмитровке.

– Выглядит не как смоуки айз, а как синяки под глазами. Попросила сестру накрасить… Можете мне подать сумочку? Она сзади осталась. Аккуратнее, не переворачивайте, в то сейчас посыпется… Ватных дисков у вас, я так понимаю, нет? Влажные салфетки для пластика не подходят. Нам надо остановиться у аптеки. Давайте по возможности помедленнее ехать. Вот там прижмитесь правее. Я не могу в тряске… Всё-таки, давайте салфетки для пластика…

* * *

– Мы почему такой дорогой едем? – пассажир тревожно озирается по сторонам.

Мы только тронулись и поехали единственно возможной в принципе, так что я удивлённо уставился в зеркало.

Нервный пакс улыбнулся:

– Да это я так таксистов проверяю. Чтобы они думали, как будто я понял, что они едут неправильно. Я сам тут не ориентируюсь, я из Пензы.

Видимо, проверку я прошёл успешно, так что седой товарищ принялся нащупывать темы для разговора. То громко вздыхал, глядя на заторы до горизонта, то лез в свой бумажный пакет, вскрывая упаковку чего-то, интригующим тоном произнося: «Что же мне подарили, давайте глянем!».

Я не поддавался на провокации и молчал. Мне почему-то он ужасно не понравился, потом эта нелепая «проверка», да и настроение сегодня весь день плохое: я на совершенно грязной Афродите, сдуру не помыл её вчера ночью, а сегодня на всех мойках огромные очереди. Москвичи и гости столицы вместо того, чтобы просто помыть машину, заказывают разнообразные опции: «сухой туман», «антиголограммная полировка», «покрытие жидким стеклом». Очереди от этого становятся ещё длиннее.

Короче, бомбим мы сегодня с Афродитой грязными, а потому я нервный и злой и в разговоры стараюсь лишний раз не вступать.

– Подумать только! Ничего себе! – хрыч продолжает шуметь упаковкой какой-то чудесной вещицы, которую ему подарили в бумажном пакете, но я непреклонен и молчу, сосредоточенно глядя на стикер Baby on board на соседней тойоте. Вот зачем они вешают эти стикеры?..

– Галочка, зайдите на мою электронку. Там письмо от Михельсона. Вернее, Михельсону. Я вчера отправлял. Распечатайте мне его, пожалуйста, я бы хотел его перечитать. Нет, не Михельсона распечатайте, а меня. То, что я ему отправлял. Мне надо освежить в памяти. Я прилечу сегодня ночью. В моём кабинете. На столе. И напомните Верещагину, что полномочий разговаривать с Михельсоном у него нет. Только я сам. Как генеральный директор с генеральным директором.

Выслушав Галочку, продолжал:

– Галочка, и по пленуму Верховного суда от восемнадцатого декабря мне сделайте дайджест. Кто выступал, о чём… Ну как обычно. Я так закрутился, что даже не посмотрел запись.

Мы продвинулись вперёд на три метра и снова остановились. Я перевёл рычаг в «паркинг».

– А где здесь ближайший «Красное и белое»? Я, наверное, никуда не поеду…

* * *

– Нам надо подъехать поближе.

Я остановился напротив входа в офисный центр класса «Б». От пассажирской двери до козырька над входом – аккурат два метра тротуара. Пассажирка не выходит из машины, хотя я уже завершил заказ и таксометр поблагодарил её за поездку.

– Вы слышите меня? Надо подъехать поближе, я без зонта.

Дождь прекратился уже минут двадцать назад, стекло было совершенно сухим. От Афродиты, которую я ловко припарковал у бордюра строго напротив входа, было ровно два метра до дверей. Я заволновался.

– Вам нужен другой вход?

– Нет, мне нужен этот. Но вам надо подъехать к нему ближе. Я из парикмахерской. Я только сделала укладку. Знаете, сколько она стоит?

– Вы переплатили, поверьте.

Ну почему, скажите мне, почему у меня вечно не включена запись звука в салоне, когда такие сюжеты, достойные фондового радиоспектакля ГДРЗ? Я продолжил чуть более дружелюбно, чем следовало:

– Здесь тротуар. Сюда нельзя машине. Там вход. Всего два метра. Дождь не идёт. Если хотите, достану из багажника пакет.

– Какой пакет?!

– Пакет-маечку. Из универмага. У меня их несколько в багажнике, на случай если пассажирка сделала укладку, а до входа целых два метра, хоть и без дождя, но…

Пока я зачитывал свою реплику, пассажирка психанула и выскочила прочь, сильно хлопнув дверью.

* * *

– Вы, наверное, были персональным шофёром? Так аккуратно едете…

Девушка со стаканом кофе в руке сначала восторженно блеснула глазами, когда увидела меня, протирающего ручки дверей, а теперь вот оценила пилотирование в плотном городском потоке. Я затряс головой: ещё не хватало. Нет, не угадали.

– Неужели подводником?!

Странная догадка. Неужели шея натёрта скафандром?..

Побыть подводником хотя бы до Южнопортовой – заманчиво, но врать не хотелось. Я решил, что не буду подтверждать, но и опровергать тоже не буду.

– Я когда школу заканчивала… У меня был друг. Подводник. Правда, такой дурак.

Тут пассажирка спохватилась:

– Вы только не обижайтесь!

– Никаких обид. Это же обычное дело: кислородное голодание, избыточное давление… – Я сыпался на элементарном: какое голодание? Это же у альпинистов…

– Знаете, какой он был псих?!

Я кивал в ответ понимающе: кому не знать, какие психи эти подводники.

– Почту мою читал, представляете? Ревнивый был. А с женой не хотел разводиться!

Мы были уже рядом с проспектом Андропова. Ещё никогда я так не радовался проспекту Андропова.

* * *

– Вот куда они все едут? – совсем без злобы и будто с искренним удивлением спросил молодой человек и расплылся в блаженной улыбке. – Я, к примеру, понятно: я отцом сегодня стал, еду в роддом. Дочь увидеть. Жену увидеть.

Выслушав мои поздравления, продолжил с той же улыбкой:

– Сейчас главное понять, как бы так её растить, чтобы не присесть лет через пятнадцать… Сколько дают за убийство ухажёра дочери?

– Не знаю… По-разному, наверное… Лет пятнадцать или двадцать, к примеру.

– Вот видите. Я когда с женой УЗИ делал, очень волновался. Вдруг девочка. Вы понимаете, о чём я?

Я кивнул. Я понимал. Ятаганом, превентивно, каждого, кто приблизится, в капусту…

– Думайте о хорошем, у вас ещё куча времени. Продумайте всё тщательно: как, чем и где. Подготовьтесь. Мы приехали. Ещё раз поздравляю.

* * *

Заказ с Тверской на окраину города. У обочины – девушка и дама преклонных лет в шляпке и старомодной каракулевой шубе. Девушка усаживает её и просит зарядку для телефона: тот сел, и она не может изменить маршрут. Нам надо завезти куда-то пожилую пассажирку. Куда – не знает. Мы интересуемся адресом, та, поправив шляпку, отвечает: гостиница «Минск», тут недалеко.

Нам по пути, добавлять промежуточную остановку нет нужды, едем.

Гостиница «Минск»… Я сам часто называю этот уродливый «Интерконтинентал» «Минском»: выглядит он ничем не лучше.

Мы втроём обсудили столичный декор из гипсовых конструкций-дворцов, нашпигованных лампочками, заклеймили безвкусицу и поохали о старой Москве, которую, судя по всему, безвозвратно потеряли.

– Стою и жду вас, а она пытается такси поймать. Рукой машет. Я ей говорю: давайте вызову вам машину. И тут села батарейка… Вы же видите, она абсолютно с ясной головой, но как быть с такси совсем не понимает. Я решила её не бросать. Извините за лишние хлопоты. Я должна что-то доплатить? Сколько?

Перебарщивать с комплиментами незнакомым девушкам – нельзя, потому я всего лишь ограничился тем, что извиняться не за что, а она поступила совершенно правильно и ничего доплачивать не нужно.

Наверное, Москву мы потеряли не совсем безвозвратно, если на Тверской всё ещё можно встретить таких милых барышень.

* * *

– У нас в Дагестане если девушке вызывают такси, молодой человек обязательно должен на водителя посмотреть! Только потом говорит, что можно садиться в такси и ехать.

Пассажирка объясняет мне странное поведение своего дагестанского молодого человека: тот открыл переднюю дверь и внимательно меня разглядывал, но сам не сел, а дал команду своей барышне оккупировать заднее место.

Трудно сказать, по каким именно признакам он пытался кодифицировать меня как надёжного или воспитанного, но проверку я прошёл и мы едем.

– На самом деле, это не молодой человек, это мой брат. – Девушка продолжала объяснять мне диспозицию, – У меня был молодой человек, но мы расстались, и я сейчас одна.

* * *

– Всё-таки, Коммунистическая партия заботилась о людях!..

Эта внезапная реплика застала меня врасплох. Семейная пара лет шестидесяти всю дорогу пыталась завести разговор то об этом, то о другом: много ли потребляет по городу «Соната»? Часто ли пьяные пассажиры вызывают такси? Дорогой ли интернет в Теле2? Во сколько заход солнца сегодня?

Казалось, что им хочется поболтать, но друг от друга они устали и решили подключить меня. А я на провокации не поддавался, отвечал односложно – демонстрируя всем своим видом, что я успел устать от них ещё до того, как подал машину.

И тут вдруг перл про Коммунистическую партию. Я молчал, мне тем более не интересно знать подробности, на которых зиждется их уверенность в заботе партии, но супруга пошла на очередной круг в попытках включить меня в диалог.

– Вы что, не смотрите передачу Сукачёва? Гарика Сукачёва? Про СССР.

– Не совсем. В смысле, не смотрю. А что, там Гарик рассказывает о заботе партии?

Глаза у них блеснули. Наконец-то они подцепили меня на крючок.

– Он рассказывал про ГОСТ тридцать седьмого года. Про колбасу. Вы знаете, как было всё строго? Столько-то мяса кладёшь. Положил меньше – расстрел. – Муж зашёл с козырей: колбаса для советского человека это что-то вроде мощей очередного чудотворца для россиянина.

– А ещё про шампанское, помнишь? – женщина дёргала за рукав мужа и спрашивала вроде бы у него, но смотрела при этом на меня, – Сталин лично дегустировал шампанское! Вы представляете?! Лично! И Ленинскую премию давал этому… Ну… Который разработал этот… Ну способ… Быстрого… Для шампанского…

– Невероятно. Сам товарищ Сталин вручал? – Я изобразил восторг.

Дама запнулась. Видимо, в фильме Сукачёва не было кадров вручения премии. Я не останавливался:

– Кстати, а вы не знаете, почему им дали Ленинскую премию, а не Сталинскую?..

Видимо, в моём тоне чувствовался подвох, и пассажиры замолчали, обиженно поджав губы.

* * *

– Нам надо подъехать вон к тому магазину «Раввин», – командует пассажирка, решившая заняться шоппингом.

Я судорожно кручу головой в поисках магазина.

– Вы имеете ввиду «Дарвин»?

Та отвечает, ничуть не смутившись:

– Ну, Дарвин, какая разница…

* * *

– Ты видела в новой коллекции топики? Обычная шерсть. Стоить будут миллион где-то. Но надо делать сайзинг. Итальянцы говорят: пришлём эту… Ну ты поняла. Помнишь? Тётю-мотю. Я им говорю: вы что?! Пусть сам приезжает. А они мне: ты чё?! Он сайзинг не делает. А я им такая: у меня топы будут приходить на сайзинг. Топы. В смысле, топовые покупатели. Ну вот. И я такая им говорю: как я эти топы буду продавать? Нет, топы – шмотки. Да. Говорю: без сайзинга их за такой ценник не продать. Особенно топам. В смысле, топовым покупателям.

* * *

– Сегодня надо от души сделать!

Киргиз Абай на мойке, который обычно моет Афродиту по тарифу «экспресс плюс коврики», то есть просто водой сверху, без пены, когда-то начал факультативно протирать мне пороги дверей. Однажды я попросил об этом, пообещав накинуть рублей 50 сверху, но Абай еле заметно поморщился и от дополнительной платы отказался, сказав: «Я от души сделаю!».

С тех пор, когда он открывает двери въехавшей на пост мойки Афродиты и видит, что пороги требуют отдельного внимания, не входящего в тариф «экспресс плюс коврики», он бормочет себе под нос:

– Надо от души сделать, брат. Если девушка садится шуба грязный может быть. Зачем грязный. Тут немного грязный, смотри, я уберу, брат, не волнуйся.

И, поверьте, он вовсе не намекает на доплату или чаевые: берёт строго двести рублей, даже если я протягиваю больше. Старается он будто бы даже не для меня или себя, а ради какой-то прекрасной девушки в шубе, которую мне суждено везти пассажиркой.

– Спасибо, брат! – говорит мне всегда Абай и дополнительно проходится тряпкой по зеркалам, с которых капает вода.

* * *

– У вас от головы ничего нет случайно?

Молодая барышня морщится и трёт пальцами виски. Раннее утро. Грязный город. Мы едем из Рассказовки на Покровку.

– Увы. Есть бинт и лейкопластырь. Жгут кровоостанавливающий есть…

Девушка морщится ещё сильнее.

– Бинт не поможет. Представляете, вчера впервые решила не пить коньяк на ночь. И выпила кефир. А теперь голова болит. Разве от кефира может болеть голова?

Я изобразил скорбь.

– Это возраст! Сколько вам уже? Лет двадцать пять?

– Двадцать семь! Спасибо, что напомнили про возраст. Я, между прочим, даже последний день рождения не отмечала. Двадцать семь! Мне скоро тридцатник! Представляете?

Мог ли я себе это представить?..

– А зачем вы на кефир перешли? Чем коньяк плох? Если не злоупотреблять, конечно, а так, на донышко символически плеснуть…

– Подруга говорит, сопьюсь. Даже если на донышке.

– Не слушайте её. Она вам просто завидует. С кефиром её идея? Угадал?

Пассажирка кивнула. Я включил поворотник и начал прижиматься к обочине:

– Мы почти приехали. Вон аптека, а рядом кофейня. Купите «Нурофен» и запейте чашкой кофе.

Девушка оживилась и начала озираться по сторонам.

– А коньяк где-нибудь сейчас можно выпить, как думаете?

* * *

– Давайте объедем эту пробку. Я спешу на важную встречу.

Мы встали в обычный затор в Немчиновке – типичная картина утра. Дама в соболях начала командовать. Ещё минуту назад из её мобилы раздавались звуки какой-то лекции, начало которой было озаглавлено как «для начала давайте определимся, что мы вкладываем в понятие “мой мужчина”», но тут вдруг лекцию выключили и зазвучали команды «объехать».

Я крутил пальцами карту в навигаторе, соображая, как мы можем здесь что-то объехать: все улочки стоят одинаково и выкраивать попросту негде.

– Как вы имеете в виду «объехать»?

– По встречке, как ещё! – дама нервничала из-за моей тупости: как ещё объезжают пробки?..

Раз в пару минут кто-то действительно начинал ехать по встречке, упираясь во встречные машины и оттирая попутных. Я деликатно объяснил, что так мы не поедем.

– Мой муж всегда так ездит, – назидательно произнесла пассажирка, – тут по-другому нельзя, иначе простоим минут десять!

Я стал выбирать вариант, которым парировать: «Вот потому я и не ваш муж» или «Вот потому вы не моя жена», но оба варианта я забраковал как недостаточно смешные и неуместные в целом, так что выбрал третий:

– Он вас недостоин.

– Недостоин муж моей сестры. Пятый десяток, а положил глаз на шестнадцатилетнюю.

Я снова прикинул, стоит ли пошутить про инвестиции на стадии котлована, но забраковал этот вариант и просто промолчал.

* * *

– Хотите, я угадаю, почему вы таксист?

Дядечка почтенного возраста всю дорогу до Гранатного внимательно на меня смотрел. И вот мы уже почти на месте, я окинул взглядом родной ГДРЗ и сворачиваю на Гранатный.

– Потому что, – продолжил господин вкрадчивым голосом, не дождавшись моего «Да, хочу», – потому что вам это всё очень нравится. Вы получаете от этого колоссальное удовольствие.

Он сделал движение руками, будто крутит руль.

Я улыбнулся в ответ. Мне захотелось его обнять.

* * *

– Что они кладут в эти чемоданы, не знаете? – Отец семейства вручил мне сначала свой чемодан, большой, но лёгкий, а затем два поменьше, но весьма увесистые, забрав их у жены и дочери.

Женская фракция разместилась сзади, мы с саркастически настроенным главой – впереди.

– Говорю им: не берите вы эти бутылки с собой. Что мы, не купим на месте шампунь? Или крем от загара? Купим. Нет, всё тащат с собой.

– Витя! – не выдержала супруга, – Прекрати! Это не шампунь. Это бальзам.

– Это перевес! Мы чартером летим! Там следят, учти! На себе бальзам повезёшь. Намажешь прямо на таможне. У вас есть радио «Ретро-джаз»? Нет? А какое есть? А это что играет? Радио? Нет? А что? А-а-а, вижу, телефон. Яндекс-музыка? Нет? А что? Эппл? Ну это почти то же самое. Лена! Вы мои ласты взяли? Нет? Я же просил, возьмите ласты. Умею я плавать! С ластами тем более. Ну и что, нам теперь разворачиваться? Я за эти путёвки столько платил, чтобы без ласт плавать? Водитель, остановите, пожалуйста. Вон там остановите. Я скину… Что? Да не орите вы! Куртку скину! Жарко в машине. Нет, не надо делать попрохладнее. Я лучше скину. Вот так. Положите там сзади. Так лучше. И давайте ещё погромче сделаем. Нет, не музыку, печку! Посильнее. А музыку можно послабее. Потише. Не орите там сзади! А зачем мы так поехали?! Какая пробка? Нет, не спешим, у нас вылет в полночь. А можно как-то объехать эту пробку? Не так, как вы поехали, а по-другому. Нет? Ну хорошо. Мы всё равно успеваем. Если нас не развернут на таможне: вы видели, сколько весят их чемоданы?!

* * *

– Так. Мне только нужно докраситься. Подождёте?

Афродита с пассажиркой стоит перед импозантным рестораном. Мы приехали, я завершил заказ и на экране мобильника уже новый, и вдруг такой поворот. Девушка покопалась в сумочке и достала тушь.

Это было совсем некстати. До следующего заказа девять минут, но ехать туда все восемь, запаса по времени совсем нет.

– Простите, а сколько вы планируете примерно?.. Меня ждёт следующий пассажир, было бы не очень здорово опаздывать.

– Ну а сколько обычно глаза красят? Я не знаю… – Девушка была абсолютно обескуражена моим вопросом. Очевидно, этот процесс она никогда не измеряла в минутах.

– Я на спор взялся бы секунд за сорок! – ляпнул я и вдруг понял, что уже второй раз рискую быть воспринятым как хамящий водитель.

Дело в том, что минутами ранее, когда мы переезжали неровности на железнодорожном переезде, пассажирка произнесла что-то вроде «Почему ваша машина так тихо и мягко тут едет, а мой лендркрузер трясётся и громыхает?», а я ответил «У вас неподрессоренные массы большие, вернее соотношение подрессоренных и неподрессоренных».

– Что не так с моими массами? – обиженно воскликнула пассажирка.

Чувствую, будет единица.

* * *

– Куда вам тут четыре вешать? Здесь два еле поместятся!

Два опытных электрика пытаются закрепить светодиодный светильник на потолке таксистской забегаловки с шаурмой.

– Вить, держи вон там!

– Где?!

– Где-где, тебе ответить?! Вот там. Отвёрткой двигай. Стой. Блядь. Не те саморезы. Тебе от нового нужны, а это от старого. Где здесь распаячная коробка? Блядь! Током бьёт!

Напарник ворчит:

– Надо выше лестницу. Говорил, бери выше лестницу. Хватай палку. Она диэлектрик. Палкой прижимай. Вот так. Чувствуешь, не по резьбе закрутился? Вот как я тебе буду закручивать теперь? Тут фаза или ноль?! Блядь! Фаза!

Узбек на шаурме с восхищением наблюдает за процессом.

– Мы четыре не повесим. Тут негде. Видишь? Места нет. Темно не будет, не бзди!

Узбек кивает.

– Вить, тут уже какой вольтаж, не помнишь? Ты же делал год назад. Если мы отсюдова возьмём, заработает? Как это – не знаю? Ты электрик или хуй собачий? – язвительно возражал второй покоритель электронов.

Щелчок выключателя. Светильник не загорается.

Мужики вытирают вспотевшие лбы. Версий, почему не горит, на лицах не наблюдается.

– Короче, давай завтра доделывать. Я уже не соображаю. Позвонили бы сразу, сказали «четыре светильника». А то – «светильники повесить». А сколько не уточнили. Да и саморезов больше нет. Мы на сегодня закончили, завтра доделаем! А почём у тебя шаурма, кстати?

* * *

– В машину невозможно сесть, такая грязь везде! – прошипела сквозь зубы дама в норковой шубе.

Я вытаращился на пассажирку. Мы с Фросей выехали с мойки минут пятнадцать назад и успели сделать только один заказ и тот без пассажира: со мной передали коробку на соседнюю улицу. То есть коврики девственно чистые, а кузов – как было бы написано в отчёте Яндекса для таксиста, «входит в 3 % самых чистых машин в городе».

Я начал вяло оправдываться:

– Помилуйте, это второй заказ после мойки!

Женщина посмотрела на меня колючими глазами.

– Да, да, знаю. «Ты у меня второй». Поехали уже. Я опаздываю.

* * *

– Вы успели? Успели?

Стремительно запрыгнувший в машину японец интересуется на русском, успел ли я.

– Я стараться быстро-быстро. Чтобы не был штраф!

Глаза его сияют от восторга. Он действительно был быстр и ловок, хоть в этом не было большой нужды: точка в заказе аккурат на автобусной остановке, там я могу останавливаться вальяжно.

Объясняю ему особенности российских ПДД и камер, японец несколько раз вскрикивает «О!», а потом снова восторженно улыбается: мол, теперь понял, спасибо, теперь знаю, как правильно заказывать такси!

Пока ехали в Сокольники, болтали. Оказалось, он глава восточноевропейского представительства крупной японской компании. Уже несколько месяцев. Учит русский язык. Обожает Москву.

Когда мы подъехали к парку, он внимательно посмотрел на дорожные знаки и разметку вокруг и, убедившись в том, что мы остановились правильно, искренне поблагодарил, пожелал много всего – и выпрыгнул.

* * *

– Месье, же не манж па сис жур! – произнёс я неестественно бодрым тоном. Таким в детстве приходилось кричать в микрофон «В эфире “Пионерская зорька”!».

Пассажиры замерли в недоумении, а затем попрощались и вышли, ничего мне не ответив.

С самого начала с этой поездкой всё пошло наперкосяк.

Во-первых, заказ прилетел в спину, то есть, когда я уже проехал поворот, который был бы полезен для подачи. Пришлось крутиться по переулкам, теряя драгоценное время.

А дальше ещё хуже. Объясняю по порядку.

Дело в том, что я уже второй день слушаю плейлист ZAZ – славной французской девочки. Уже до дыр, наверное, раз двадцать прогнал его. А оторваться не могу.

И вот, садятся ко мне на Армянском трое. Высоченный лысый дядька и две тётеньки. Разговаривают по-французски. Ага, французы. Ну здрасьте, думаю. Отвезу их на Бородинскую панораму. Ах нет, нам на Пречистенскую набережную. Ну и ладно. Завтра сами сгоняют, думаю.

А из магнитофона – та самая ZAZ. Ле лон де ля рут. Длинная поездка, как написали бы в таксометре.

Паксы поджали губы и затихли. Я на чистом английском: здрасьте, добрый вечер, отличная погода, туда-то едем? Они кивают. Туда.

Всю дорогу они опасливо поглядывали на табло, где одно название композиции сменялось другим. И все, как вы догадываетесь, французские.

Вид у всех троих был будто бы напряжённо-обиженный таким примитивным подхалимажем. Я почувствовал себя торговцем папирусами в Хургаде, который, заслышав русскую речь, врубает песню «Братва, не стреляйте друг друга». На секунду я даже подумал, не сменить ли пластинку? У меня же есть специальный, для такси, плейлист. Но решил не суетиться. В конце концов, какого чёрта?!

У пиццерии высокий лысый француз не выдержал и спросил:

– Parlez-vous français?

Что я мог им ответить?!

* * *

– Я вчера пятьдесят два ресторана обзвонила. Весь день рабочий на телефоне висела. И нигде мест не было, представляете? Пришлось отмечать в «ДоДо Пицца».

– Отмечать День влюблённых?

– Конечно.

– Надо было заранее…

– Заранее я не знала. Я с ним вчера утром познакомилась. Он канцелярию привёз, а я принимала.

* * *

Больше всего на свете я люблю возить чиновниц министерства культуры.

Как увижу в заказе адрес Большой Гнездниковский, 6 – немедленно возбуждаюсь.

Нелепая дорогая шуба, невообразимый по тяжести парфюм, «выключите радио» вместо «здравствуйте».

Ничего, ничего. Поехали.

Чиновницы минкульта без перерыва разговаривают по телефону. Обсуждают войны департаментов. Назначения секретарей – замминистрами. Трудности коммуникации с фондами:

– Лен, эти из Фонда кино, они как вообще разговаривают? Что за тон, блядь? Что за манеры? Типа мы, Лен, нихуя в кино не понимаем, блядь. Только они понимают. У них, блядь, кино – над искусством, блядь! Типа вы в искусстве, а мы – над искусством, блядь, представляешь?

Я хотел уточнить, что это была за Лена, но было неловко встревать.

* * *

– Что вы делаете? Зачем? Постойте. Так не получится. Перестаньте, я не шучу!

Мне пришлось перейти почти на крик. Пассажирка, не обращая внимание на мои вопли, тянет подголовник переднего пассажирского кресла вверх.

Тот упёрся в крышу и дальше предсказуемо не идёт. Крыша у Афродиты – из прочной стали, что вы хотели.

– Мне надо его снять! Помогите мне! – кряхтит девушка, прикладывая неженские усилия, судя по скрипу сиденья и обивки потолка.

Я спешно прижался к обочине и перевёл рычаг в паркинг. Девушка продолжала остервенело дезинтегрировать салон Фроси.

– Он мне мешает. Я за ним не вижу дороги. Мне надо видеть дорогу! Наклоните сиденье, вы что не видите, у меня так не получается!

Я растерялся. Она искренне считала, что в этом вопросе мы будем союзниками и я ей помогу?

Через полторы минуты я убедил её в том, что подголовник должен остаться на своём месте, что на дорогу нечего смотреть – одна грязь да стоп-сигналы и что ломать чужое – нельзя.

Оставшиеся семь минут пути барышня молчала, обиженно поджав губы. Я поставил ей единицу.

На всякий случай.

* * *

– Прекрати реветь. Успокойся. Ничего страшного не произошло. Все девочки тебе с самого начала говорили, что с этим итальянцем что-то не то. Нет, мы просто чувствовали. Мы не знали. Да никто не думал, что он на самом деле румын.

* * *

– Брось курить, дура. От тебя несёт как от пепельницы. – Пассажирка наставническим тоном вещает в телефон. – И не забывай про эффект мерцания. Блузку, помнишь, ты мне показывала? Бежевую. Вот её и носи. Наклоняйся, наклоняйся. Подошла к столу – наклонилась. И следи за глазами. Эффект мерцания. Не ленись.

* * *

Самые разговорчивые пассажиры – командировочные.

Стоит забрать утром от гостиницы «Салют» кого-то в модном костюме, в туфлях с золотыми пряжками, с кожаным чемоданом Louise Vuitton, как сразу узнаёшь много нового.

1. Москва похорошела. Помню, в детстве, привозила меня тётка на ВДНХ, так это было ужасно. Не то что теперь.

2. Phantom огромен. Слишком. Я бы Phantom не купил. Wraith в самый раз. Но это семёрка BMW, а значит, нет смысла платить такие деньги. Bentley не предлагать, это VAG, точка.

3. Это Boney M? Кто? Оливер Читхэм? Я такое ещё на катушечной «Комете» в детстве слушал.

4. Почему москвички такие нервные? Ещё ничего не успел сделать, а уже смотрят как на маньяка.

5. Вы почему скорую не пропускаете? Не важно, что без сирены, надо пропускать.

6. Дорого в Москве квартиру снять?

7. У меня дочка песни Цоя наизусть знает.

8. А чем универмаг «Москва» отличается от универмага «Московский»?

9. Голосовать за новую конституцию буду обязательно. Мы делаем историю нашей страны.

10. Есть ли у вас чем почистить ботинки?

* * *

– А вы сможете подождать меня минут двадцать и отвезти обратно?

– Да, конечно. Это будет платное ожидание.

– Платное?! – Пассажирка взвизгнула так, будто я предложил ей что-то совершенно недостойное. – Вы же будете просто стоять и ничего не делать!

Я собрал волю в кулак и спокойным голосом ответил.

– Совершенно верно. Именно поэтому оно и будет платным.

– Нет уж, спасибо! – отрезала дама, дав понять, что мои уговоры ни к чему не приведут.

* * *

– Ничего себе, иллюминация!

Мы въехали на Тверскую, и пассажирка восторженно вздохнула.

– У нас в городе так не делают!

«Из Тамбова, наверное» – почему-то сказал про себя. Надо было что-то ответить и вслух, так что я небрежно спросил:

– В Женеве?

Не спрашивайте, почему. Не было никакой издёвки, не было желания задеть. Просто почему-то спросил про Женеву.

Девушка молчала секунды три. А потом ответила:

– Да, а откуда вы знаете?!

Тут пришлось удивляться мне. А потом объяснять, что я не знал, не пытался догадаться, а просто выпалил первое пришедшее в голову…

Следом я мог бы сказать ей, что эта иллюминация порядком надоела. Что выглядит она уродливо и аляписто. Что эти растущие в размерах из года в год «арки» – хочется подпилить лобзиком в критических местах, чтобы это чудо сложилось раз и навсегда. Что сегодня 29 февраля, в кои веки, и завтра москвичи проснутся со всем этим великолепием и начнётся отсчёт четвёртого месяца мерцания этих блевотных огней. Что году в 93-м из этого можно было бы сделать неплохую декорацию для выступления Киркорова в ночнушке, расшитой бисером.

Мог сказать. И зачем-то взял, и сказал.

Женевская девушка очень смеялась, а я бурлил всё сильнее, придумывая на ходу остроумные метафоры, выворачивая израненную душу.

300 ₽ чаевых, мои дорогие.

Может, думаю, в стендап податься?..

* * *

– Говорила же, надо было по Волоколамке! – У пассажирки начинается лёгкая истерика в пробке на Звенигородском шоссе.

В подобных ситуациях возражать – опасно. Но я люблю риск и потому возражаю.

– Вы же сами потребовали ехать по Звенигородке, а не по Волоколамке, как рисовал навигатор.

Сейчас сдетонирует, чувствую.

– Да у меня встреча без десяти девять, понимаете? Важная!

Я понимал. Именно важная встреча была весомым аргументом минут 30 назад, чтобы мы изменили маршрут.

– Сделайте что-нибудь!

Я выключил ближний свет, а потом снова его включил. Что ещё я мог сделать?

Вероятность схлопотать единицу и жалобу от пассажира – абсолютная. Терять уже всё равно было нечего.

* * *

– Знаете, я лучше эту шаверму жрать буду, чем устрицы, например!

Десять минут назад мы ещё стояли в забегаловке и с недовольными лицами жевали невнятную курицу, залитую чем-то вроде майонеза и кетчупа, в лаваше (я – в обычном, а мужчина в сырном, судя по странному цвету), затем я вышел и сел в Афродиту, включил таксометр и немедленно получил заказ с подачей в 20 метров. Пассажиром оказался тот самый, с сырным лавашом, человек.

У нас уже была тема для разговора, с неё и начали: шаверма, она же шаурма. Я традиционно пожаловался на невыразительный вкус и необходимость пресекать укладку капусты внутрь, пакс согласился, но сделал замечание про устриц.

– С устрицами проще: не хочешь – не ешь.

– У меня жена гурман. Таскает меня всюду. Приучает.

Мы оба тяжело вздохнули.

– Главное, ей же тоже не нравится! – продолжил жаловаться пассажир. – Но говорит, надо. У неё на работе все едят. И ещё все специалисты по вину. Атласы всякие покупают. Дегустации устраивают.

– Плотные, жирные ножки?

– Что?! А, да, точно. Ножки. А на даче однажды собрались, я самогон достал, все нарезались и были счастливы. Я им говорю: вот где нотки чернослива! Вот, где аромат пряности! Шашлык свиной сделал такой, что все стонали.

Мне было жаль мужика. Гнёт необходимости изображать гурманство – это очень трагично. Я решил его подбодрить:

– А я люблю клинские сосиски. С кетчупом Хайнц.

– Оптимальное сочетание! – горячо поддержал пассажир, – Только надо брать не молочные, а обычные!

* * *

– Никита Юрьевич?

– Да, здравствуйте.

– Мы с вами ехали в пятницу с Большой Дмитровки в Фили. Помните?

– Э-э… Наверное, да.

– Мой сын у вас не выронил телефон случайно?

– Вряд ли. Ничего не находил, ни я, ни пассажиры.

– Айфон на шестнадцать гигабайт.

– Увы, нет.

– Седьмой. Серебристый.

– Вообще не было никаких телефонов.

– Там ещё экран с трещиной и спайдермен на заставке.

– Нет, говорю же, не было вообще никаких забытых вещей, особенно телефонов со спайдерменом.

– Это очень странно. Последний раз видели его именно в вашей машине!

– Тем не менее. Сожалею. Попробуйте его поискать через локатор, хотя, с пятницы он уже наверняка разрядился… Но заблокируйте его, по крайней мере…

– Локатор работает странно. Как будто он дома.

– Может быть, он и есть дома? Тем более, включённый… Как будто на зарядке стоит. Вы на него звонить пробовали?

– Точно! На зарядке! Вот же, на кухне! Стёпа! Вот твой телефон! Бестолочь! Я тебе говорила, проверь дома…

– Не за что! – прорычал я в уже умолкнувший аппарат.

* * *

– Володь, привет! Какие планы на завтра? Сильно занят? А отменить можешь? Хочу тебя на выставку позвать. На мою. Нет, не персональная. Но много хороших художников. Имён не помню. Но все хорошие. Выставка «Диалог с искусством». Почему сразу «хуйня», ты же даже не видел… С искусством. Да, диалог. Или об искусстве. Я не помню. Какая разница? Приходи в пять. Я буду. Стоять рядом с картинами. Ты не все видел. Я же ещё писал… Жанры разные. Не у меня, у художников. Хорошие. Не помню. Ты будешь завтра или нет?! В каком Витебске?! Иди ты в жопу, Володя!

* * *

Заказ из подмосковного муравейника в самый центр столицы, в клуб Козлова.

Всю подачу фантазировал: кого повезу? Наверное, басиста. Поместится ли контрабас в салон Афродиты? Поместится. У него нет шансов не поместиться. Я даже в крошечном Ситроене возил басиста с контрабасом.

Вдруг это будет Игорь Иванушкин? Или Сергей Хутас?

Почему так рано едет? Саундчек?

Надо будет спросить, что он думает о последней пластинке Кристиана МакБрайда. Мне она заходит как-то тяжеловато.

Подал машину. Стою, волнуюсь. Вокруг никого с инструментом не видать… А вдруг саксофонист?

К машине подошёл человек, похожий на бизнесмена из Минеральных вод.

Он и был бизнесменом. Из Минеральных вод. Попросил включить Вику Цыганову. Расстроился, что не получится. Уточнил, будем ли мы проезжать магазин, где можно купить тюльпанов. Включил на мобиле какой-то кавказский рэп.

Я даже пару раз невзначай, конечно, попал правыми колёсами в ямы (дороги за МКАДом ужасные), поиск цветочного магазина саботировал, а высадил пакса у пешеходного на Маросейке, метрах в 40 от входа в клуб, нарушая стандарты сервиса…

* * *

– Эрнст, ворюга, всё никак не успокоится. Какой фильм не включишь – продюсер Эрнст. Я сразу такие фильмы переключаю. Уж лучше Соловьёва… Там, конечно, одно и то же, Украина эта… Задолбало, но смотреть можно. А ещё про насекомых канал есть интересный. Исторический факт, правда за достоверность не ручаюсь: советские биологи вывели таких насекомых, они под Сталинградом у австрийских танков всю проводку пожрали, представляете? Раньше учёные были… А теперь? Одни светские львицы. Учат матерей трёх детей… Вы Малахова смотрите? А зря. Посмотрите. Вот где пиздец. Ты подними трёх детей сначала, а потом учи! Я сразу такое выключаю. Или засыпаю. После шестидесяти стал засыпать у телевизора. А в кровати не сплю. В шестьдесят что-то щёлкнуло – и перед ящиком засыпаю. Ничего досмотреть до конца не могу. Советские учёные не зря же говорили: пенсионный возраст это шестьдесят. А про муравьёв видели? Как они листочки вырезают и тащат. Больше своего веса тащат. Откуда у них силы? Мышц же нет. Вы что насчёт Путина считаете? Пусть правит, это моё мнение. Он как муравей, понимаете? Тащит больше своего веса. А вы фильм смотрели про Ржев? Зря. Посмотрите. Очень достоверно.

* * *

Пассажир – парень с дредами a-la Bob Marley. Что-то вязанное на голове. Зелёно-жёлто-красное.

Ехать с Ленинского на Ленинградку. Почти тридцать минут.

А у меня, как назло, мой таксишный плейлист играет. С кучей милой попсы. Интересно, взвоет юноша? Попросит Jamming?

Тронулись. Сделал погромче Pet Shop Boys. Поглядываю в зеркало. А ему хоть бы хны. Вроде, даже приплясывает. Ничего, ничего, погоди. Там дальше Bee Gees будет.

Едем. Пацан улыбается почти. Пальцами ритм по сумке постукивает. Уже Robbie Williams спел, уже Barry White выступил, а этот терпит, изображает довольного. Щенок!

Ага. Вот Elton John. Сейчас попросит сделать потише.

А ни фига!

Что же это такое, думаю? Ни в какие ворота. Заплёл себе это на голове, тюрбан связал, а сам под Элтона Джона раскачивается.

– Нам во двор надо заехать или на Ленинградском остановимся? – спрашиваю нахала молодого, выключив музыку.

А тот молчит. Лишь продолжает приплясывать.

У него оказывается, наушники под причёской. Он всю дорогу вообще ничего не слышал, маленький засранец.

* * *

– Дом у нас прекрасный. Для энергетиков. Правда, в какой-то момент стали подселять этих… С теплосетей… Представляете?! Дом, где живут люди из Мосэнерго – а к ним теплосетевых!..

Я тяжело вздохнул. Дама тоже тяжело вздохнула. Мы ехали в прекрасный дом, где к жильцам из Мосэнерго подселили тех, что из теплосетей…

– Я дочь боялась на лифте отпускать одну. Это окружение… Мы столько лет с мужем волновались. Он у меня тоже из Мосэнерго. Волновались, какое окружение будет у дочери… Еле нашли ей нормального мужа…

– Из Мосэнерго?

– Нет, почему?..

– Из теплосетей?!

– Да нет, не из нашего дома даже…

* * *

– Витя, разворачиваемся. Мы руки этого пидора не сняли! Будет втык от начальства.

Афродита, нагруженная камерами и штативами, мчит по полупустым московским проспектам. Оператор и корреспондент телеканала возвращаются со съёмки какого-то мента, комментировавшего накалившуюся обстановку в столице.

– Не нужны нам руки. Головы хватит. – Корреспондент успокаивает оператора.

– Редакторы требуют подсъёмки, перебивки. Руки нам нужны. Без рук только Волк снимают…

Я аккуратно перестроился вправо, готовясь к команде «едем обратно». Но команда не прозвучала.

– Дэн, сам подумай. Зачем нам руки в кадре? Мента же не со взяткой в кабинете берут… Ты, кстати, руки его видел? Там купола набиты.

– Это не купола. Это карточные масти.

– Тем более. Отличный репортаж сделали. Руки у охранника на входе в конторе сейчас подснимем. Он бывший пианист.

* * *

– Никита Юрьевич? Не спите?

Отвечаю громко и членораздельно, насколько может проснувшийся человек:

– Нет, конечно. Доброе утро.

– Добрый день! – поправляет женский голос. – Это диспетчер Жанна. Вы что, не на линии ещё? Быстренько собирайтесь. У нас андерсапплай такой!

Гляжу на часы. Полдень.

– Что у вас?!..

– Андерсапплай. Сурж по всей Москве. Коэффициенты три ноль. Срочно выходите на линию.

– Мне с собакой ещё надо погулять. Пописать, покакать…

– Пописайте, покакайте, потом погуляйте с собакой и на линию. Не забывайте: тем, кто сделает план на этой неделе – бесплатная аренда Сонаты на весь апрель.

И тут зазвонил будильник.

* * *

– Сейчас в моде соушл дистансинг, а вы к вечеринке готовитесь! – почти назидательным тоном ворчу, укладывая в багажник коробки с кьянти.

Пассажирка, хрупкая девушка, замирает, закончив подсчёт бутылок.

– Какая вечеринка, о чём вы. Это и будет соушл дистансинг на пару недель!..

* * *

В пандемию, осоловев от домашнего заточения, по выходным выхожу на линию. Натурально, беру Афродиту в парке и врубаю таксометр.

Пока смотришь с балкона на бескрайние поля Немчиновки, складывается впечатление, будто все сидят по домам.

На самом деле, дорогие москвичи вполне себе активны и передвигаются по городу. Заказов в такси достаточно. Простои без работы – не катастрофические.

Пропуска у всех наготове и таксист полностью удовлетворяет ликсутовскую страсть к их проверке.

Лишь один (из примерно тридцати заказов) оказался безуспешный: пакс вместо пропуска стал тыкать мне в нос удостоверением ГУВД и разглагольствованиями о том, что «Колокольцев не подчиняется Собянину». Я вежливо послал его в жопу, предложив ему продолжить рассказ о генерале скучающим у «Пятёрочки» жителям Кузьминок.

Подумал даже, что диалог с сотрудником МВД тянет если не на радиоспектакль, то как минимум на милую аудиозарисовку, полез в гугл за портретом министра, не подчиняющегося мэру, первой ссылкой залетел на официальный ресурс, где оказалось аж две опции: скачать фото генерала в штатском или скачать фото генерала в форме.

Пожалел о том, что нет варианта в форме, но не подчиняющегося Собянину. Или, например, в штатском – но полностью подчиняющегося.

* * *

– Как же надоели эти маски! – молодой человек в рваных по всей длине джинсах произнёс это излишне эмоционально, явно приглашая меня к дискуссии.

По утрам я бодр и свеж, разговорчив и добродушен, готов обсуждать даже ноги Ведуты и крабов Собчак. К тому же у меня тоже дырка на колене, правда, всего лишь одна – и возникшая вследствие естественного износа джинсовой ткани, отчего она выглядит совсем не так эффектно.

Но тема масок мне совершенно не близка, и я лишь неопределённо покачал головой.

– С другой стороны, – не сдавался молодой человек, – носишь маску, и никто не узнаёт на улицах, не пристаёт с автографами!..

Будь пассажир помоложе, я бы воскликнул голосом Пуговкина «Кеша! Иннокентий!». Я же продолжил молчать, хотя и стал перебирать в уме фамилии. Дима Билан? Влад Топалов? Или этот, как его… «Чай Вдвоём»?

– Я недавно свой клип новый выложил. Видели?

Почему-то мне стало ужасно неловко. Парень не хамил и вёл себя дружелюбно и вполне прилично, он пытался похвастаться – и обижать его своим равнодушием не хотелось. С другой стороны, симулировать оргазм я тоже не готов. Надо было выбрать что-то компромиссное.

– Не видел, я вообще в интернет не вылезаю с этой работой. Приедем, покажете, хорошо? Чтобы не на ходу… Только, учтите: я рецензии делать не умею и современную музыку почти не слушаю и в ней не разбираюсь!

Доехав до места, посмотрел клип. Показал большой палец вверх. Маска на лице парня на пару миллиметров расползлась вширь: улыбнулся.

Чёрт, это же так просто: иногда подыграть. Оставаясь в рамках. А у кого-то, пусть и всего на несколько минут, настроение улучшится. И у меня – следом.

* * *

– Нашла! Нашла пропуск. Давайте сканировать скорее, пока вас не оштрафовали!

Девушка, севшая в Афродиту минутами ранее, так долго искала в мобиле картинку с пропуском, что я тронулся без всяких проверок, назло Ликсутову.

Я в ответ небрежно махнул рукой, мол – прорвёмся и без проверок. Уйдём от штрафов и погони.

– У меня, если что, удостоверение! – Барышня протянула мне, не раскрывая, пухлую ксиву МВД. – Погодите, нам надо ехать обратно. Я ключи забыла. Нет, не разворачивайтесь пока. Я сначала позвоню. Андрей Валентинович? Здравия. Я ключи на столе не оставила? Большая связка. Брелок с поросёнком. А в бушлате можете посмотреть? В раздевалке. Спасибо. А под шкафчиком? Поняла. Не могу найти. Спасибо. До завтра.

Я неспешно катился по полупустой улице, ожидая команды от девушки в розовом пуховике.

– Ольга Петровна? Здравствуйте. Это я. Алёна. Я у вас квартиру снимаю. Алёна. Помните? Можно ключи у вас попросить? Я свои потеряла. Нет, выронить не могла. Я бы услышала. Нет, услышала бы, у меня уже один наушник остался, я второй потеряла. Вторые ключи у Егора. Но мы расстались. Я потом объясню.

В деталях поездки появилась промежуточная точка. Маршрут перестроился.

– Понимаете, есть и вторые ключи. Но я к нему ехать не хочу за ними.

Я понимал. Девушка продолжала:

– Меня все стебали: сержант Росгвардии – это не вариант. А я не верила.

Я снова зачем-то кивнул. Я бы тоже не повёлся на сержанта Росгвардии.

– А среди своих тоже нормального не найти. Все ёбнутые какие-то. А я требовательная, понимаете?

Мне это стало надоедать. Нас уносило в совсем интимные подробности.

– Я требовательная и из-за этого одинокая.

Я решил разрядить обстановку.

– Вы знаете, у меня такая же проблема. В парк прихожу и говорю: дайте мне свежую машину, чистую, опрятную. А они руками разводят: сейчас, говорят, нет. Жди, вдруг сдадут…, и я жду, жду…

* * *

Мы томимся с Афродитой под лучами палящего солнца где-то в Томилино. Ждём пассажира уже минут десять, но оно того стоит: поездка в Фили и оплата по карте… Почти идеальный вариант для того, кому посчастливилось привезти сюда предыдущий заказ.

Я распахнул окна и переглядывался с многочисленными псами, сбежавшимися посмотреть на нас. Выглядим мы роскошно. Афродита сияет после дезинфекции и мойки. Нам даже натёрли каким-то повидлом колёса, отчего те выглядят особенно эффектно.

– Нет! Нельзя! – останавливаю окриком пса, намеревавшегося помочиться на сияющее колесо. Пёс покорно замирает. Видно, что ему очень хочется пометить такую машину. Ладно, валяй…

В нашу сторону идёт пара, разодетая как будто готовятся к вылету из международного терминала аэропорта. Gucci, Armani, Furla – с поддетыми под всё это великолепие спортивными костюмами Sergio Tacchini. Я успеваю выбрать плейлист с Челентано в айфоне. Хорошо, что не итальянцы: я кроме ricambi originali ничего и не вспомню…

Интересно, попросят ли остановиться по дороге у «Азбуки вкуса», чтобы взять пару бутылок «Бароло» и пармиджано?..

Мы тронулись под любимую La Camera и принялись лавировать между мусорных пакетов, сложенных жителями посёлка в знаменитые томилинские пирамиды. Некоторые пахли так сильно, что я прикрыл окна. Атмосферы Италии не получалось даже с позвякиванием цепочки на сумке у дамы.

– Лен, что с забором будем делать?

– Да не всрался мне твой забор, Дим. Тебе всрался, ты и думай.

* * *

– Эс как доллар, потом три, потом хэ…

– Хэ как икс или как русская эн?

– Хэ как хэ!.. Потом эта… Джи как клюшечка. Пять. Черточка. А перед ними ещё о или ноль.

– Перед ними?..

– Перед ними. Потом сэ.

– Сэ как доллар? Или как цент?

– Какой цент?! Сэ. Просто сэ. Русское сэ.

– Ок.

– Русская эн. Эс как доллар.

Я не выдерживаю:

– Давайте поедем так, а пропуск потом проверим, в конце…

* * *

Я проснулся от рёва моторов гидроскутеров. Что происходит? Я на каком-то курорте?..

Сейчас подойду к приоткрытому окну, выгляну на залитый солнцем sea view. Виден ли на горизонте Кипр? Нет, какая-то дымка…

Потом в душ, покурю в халате на балконе – и бегом на завтрак. Завтраки в прибрежных отелях плохие, как и сами прибрежные отели. Так что хватаю омлет и помидоры, сыр и хлеб, быстро управляюсь с ними – и на съёмку.

Что я снимаю? Не помню… Но точно не эти чёртовы гидроскутеры. Ревут, ревут… Когда же у них кончится бензин?

Просыпаюсь. Я в Немчиновке. Под окнами дома группа киргизов шурует газонокосилками. Проклятье.

* * *

– Там лучше повернуть в середине дома и в арку! – пассажирка вовремя и по делу объясняет мне, как заехать во двор к её подъезду.

Я киваю в ответ и включаю поворотник.

– А то все норовят заехать оттуда, – продолжает пассажирка, видимо, показывая рукой неверный манёвр моих коллег, а я даже не оборачиваюсь, потому что знаю, что она имеет в виду. И снова киваю. Мы сворачиваем с Литовского бульвара, в арку дома, оттуда направо.

– Я знаю этот дом и этот подъезд. Здесь жила моя первая любовь. С первого класса.

Высадить пассажирку получилось минут через восемь под предлогом того, что мне пришёл другой заказ (я наврал) и я должен на него срочно бежать. Барышня требовала не просто этаж и квартиру, но и все подробности романтических отношений первоклассников.

Рассказывать было совершенно нечего, но меня вдруг осенило, что писать о такси – бессмысленное занятие.

Надо сразу переходить к любовной лирике. Там деманд повыше, как сказали бы профессионалы.

* * *

К автобусу подходят шестеро. Во главе процессии – старший, судя по лысине. Остальные молодые ребята. Все в масках и перчатках.

Выскакиваю им навстречу и раскладываю сиденья в багажнике, чтобы в салоне разместилась вся группа.

Едем. Молодёжь восторженно смотрит на закатное небо сквозь стекло крыши, командир на переднем пассажирском деловито что-то отмечает ручкой в тетради.

Я прислушиваюсь к языку, на котором разговаривают загадочные пассажиры, но версий никаких нет. Точно не таджикский. Точно не узбекский. Вообще не тюркский, судя по всему. Проскакивает что-то похожее на хинди, но тоже не оно. Да и сами они не похожи на индусов.

Единственное знакомое слово, которое иногда слышу от бригадира – «дальбаёб немношко». Говорит он с ребятами без злобы: тоном врача, который озвучивает не очень страшный диагноз бестолковому пациенту. Пацаны хихикают в ответ.

Не выдерживаю и спрашиваю: что за язык? Откуда вы?

Памирцы. И язык, на котором они говорят – одно из наречий, коих на том клочке земли немало. Почти земляки, замечаю я. Ребята оживляются, и мы немного болтаем про Душанбе.

Справа от нас, стоящих на светофоре, огромный билборд с лозунгом «Родной земли не отдадим ни пяди», с картой России и фотографией бухты Севастополя.

Старший смотрит на билборд и спрашивает: что это значит? Что означает «ни пяди»? Что не отдадим?

Начинаю объяснять про Крым, про Севастополь, а потом, запнувшись, замолкаю. Зачем? Что мне ему сейчас начать рассказывать? С какого момента начать повествование?..

– Долбоёб немножко! – резюмирую, беспомощно махнув рукой. Шесть человек в салоне начинают ржать в голос. Политинформация закончилась, едва только начавшись.

* * *

– Нет, нет, не закрывайте солнце! – заголосила дама, увидев, что я потянулся к открытой крыше, – Я буду загорать! Я так соскучилась по солнцу! Не волнуйтесь, загорать не в смысле… Я имею в виду, ногами загорать. Они синие совершенно. Я вот так их положу тут, можно? Они чистые! А посильнее открыть сверху нельзя? Совсем? Ну хорошо. Сколько нам ехать показывает?

* * *

– Вам надо заполнить вот это: здесь фамилия, имя, отчество, тут номер машины, а вот здесь распишитесь. Расшифровку и закорючку. И в двух экземплярах.

Пакс вместо того, чтобы сесть в машину, закурил и начал просовывать мне в приоткрытое окно какие-то бумаги.

– Что это?!

Честно говоря, к этому моменту я уже был на взводе. Только что мы потратили минут пять, запихивая в багажник щит: овальный такой, деревянный, с металлическим кантом. Как у средневековых рыцарей. Я поначалу думал, что пассажир – ремесленник, на досуге мастерящий что-то декоративно-бессмысленное. Но на щите виднелись следы от ударов, довольно глубокие.

Когда мы наконец впихнули деревяшку в багажник, пассажир удалился со словами «сейчас принесу доспехи». Ещё через пять минут он вынес огромную сумку, из которой торчал металлический шлем.

Нервничать я начал по нескольким причинам. Во-первых, щит мог поцарапать пластик. Во-вторых, потому что подал машину я минут на шесть раньше, и наша долгая погрузка не прибавляла в цене поездки, совсем короткой и недорогой.

И вот когда я уже был готов стартовать, пассажир закурил и вручил мне какую-то бумагу для заполнения.

В бумаге было что-то про экспедитора и его данные. Я скорчил гримасу и спросил: что это?!

– Нам надо будет заехать на территорию, для этого нужно заполнить эту форму, – терпеливо объяснял мне курящий пассажир.

– Отлично, заполните её сами, пока мы будем ехать. Мне эта бумажка не нужна. Вы же не будете надевать ваши доспехи на ходу, верно? Вот и заполните формуляр. Я дам вам ручку.

– Доспехи не надевают! – обидел пакса не мой отказ заполнять листок, а презрительное «надевать» по отношению к доспехам. – В доспехи облачаются!

Я кивнул в ответ и завёл мотор, намекая, что нам пора трогаться.

– Как ваша фамилия? – оскорблённый пассажир принялся вписывать данные.

– Иванов.

– Иванов?

– Да какая разница. Напишите, Иванов. Или Зингельшухер. Или любую другую. Какая разница?

– Но вам же надо расписаться…

– Распишитесь за меня сами. Я делегирую вам эти полномочия. Вот честно: зачем это всё?

Пакс вздохнул и пожал плечами, как будто вдруг и сам понял, что это какая-то глупость.

– Вы подвезёте меня к двери? Сумка очень тяжелая…

– Конечно. Не волнуйтесь. Мы прорвёмся через любые кордоны. Если что, вы облачитесь в доспехи и порубите всех мечом в капусту. У вас есть меч?

Пакс снова вздохнул.

– Нет, меча нет. Он очень тяжёлый. И шлем тяжёлый, четыре кило… Из-за него мышцы растянул какие-то… Длинные, знаете, от копчика которые идут… Я гиревик…

– Что, простите?

– Гиревик. Если быть точным, пудовик.

Я молчал в ответ. Что происходит? Гиревик, пудовик, копчик…

Пакс продолжал объяснять.

– Гиревик. С гирями занимаюсь. С пудовыми. Пудовик. Гирю ношу по часу. Класть нельзя. Только на весу. Упражнение такое, понимаете? Доктор говорит, надо есть творожок. Я ем… Но всё равно мышцы болят.

* * *

– Братух, мы завтра в ночь уходим на Истру. На карася. Хочешь с нами?

Я не сразу понял, что пакс обращается ко мне: думал, по телефону разговаривает.

– Хочешь, на карпа. Хочешь, на карася. Нас как раз будет пятеро. Ну и удочки поместятся.

Началась поездка со звонка с криком «А вы где?!», затем МЧСовец признал свою ошибку в заказе и стал подлизываться: такая машина просторная, наверное, удобно надальняк идти… А в финале его осенило, что на автобусе можно и на Истру уйти.

– Нет, спасибо, у меня своя охота.

Я ответил дружелюбно, как будто три минуты назад и не рычал на бестолкового майора. Ладно, проехали, думаю… Все ошибаются с адресами.

– У нас прикормлено! – прогремел МЧСовец. – А по дороге баня есть. С девочками!

Последний аргумент был произнесён почти шёпотом, но с нескрываемым восторгом. Я показал большой палец и зарядил тираду про низкие тарифы, высокую комиссию и аренду: всё то, что неизбежно ставит крест на продолжении беседы. Так и вышло, этот приём действует безотказно. Спасатель уставился в окно и прекратил свои попытки зафрахтовать автобус для поездки на рыбалку.

* * *

– А как зовут его? Вот который поёт сейчас?

Пассажирка лет шестидесяти с платиновым абажуром на голове уже третий раз просила повторить песню Never, Never Give You Up в исполнении Barry White. Я послушно повторял композицию, мне не жалко.

– Бари?.. Как Алибасова?!

Я утвердительно кивнул.

– А есть его фотография? – не унималась дама.

– Алибасова?

– Нет, вот этого! – пухлый палец с огромным кольцом показал в сторону магнитолы.

Пока мы стояли на светофоре, погуглил певца.

– Я бы такому обязательно дала!.. – простонала дама. – Он американец?

– Американец… Но он лет двадцать назад скончался.

Пассажирка продолжала завороженно смотреть на большое лицо с микрофоном. Факт кончины звезды она будто бы не брала в расчёт.

– Обязательно бы дала!

* * *

– Хотите, статусы вам почитаю?

Мы мчим в сторону Шереметьево с девушкой и неподъёмным чемоданом. Первые минут пятнадцать она делала селфи, оттопыривая губы. Так как света в затонированном «ситроене» сейчас не очень много, я повернул рукоятку и открыл шторку стеклянной крыши.

– Держите порцию заполняющего света. И рисующего тоже, сейчас выедем из тени дома.

– Вы художник?

– Почти… – ответил я уклончиво и воткнул третью передачу.

С заполняющим светом от голубого неба и рисующим от солнца пассажирка сразу сделала несколько удачных снимков и перешла к чтению статусов. И мне предложила приобщиться.

Ехать было ещё минут тридцать. Я сделал потише музыку.

– Читайте. Но я наперёд знаю, что там будет. Что-то про девушку в каких-то там руках? Легко потерять, но невозможно забыть?

– Типа того. Откуда таксист знает про «легко потерять и невозможно забыть»?! У вас ВК есть?

– Нет, нет, это я бывшему работодателю так написал вслед заявлению по собственному…

– А я бывшему работодателю написала «Иди в жопу, козёл!» и решила в Сочи слетать.

– Везёт вам!..

– Да какой там! Вы «Победой» летали когда-нибудь? Знаете, сколько за багаж приходится доплачивать?!

Я напрягся.

– Вы сейчас летите «Победой»?

– Ну да…

– Мы же в Шереметьево едем. «Победа» летает из Внуково.

– Не может быть.

Я включил правый поворотник и стал перестраиваться к обочине.

– Во сколько ваш вылет?

– В девять. Без пяти. Зачем вы останавливаетесь?!

– Проверьте билет. Если это «Победа», нам надо разворачиваться.

Конечно же, это оказалась Победа и Внуково. Но на рейс мы уже не успевали.

– Давайте доедем до Шереметьево Бэ, там в 10:30 рейс Аэрофлота в Сочи. – Я перебирал варианты в телефоне: – Правда, цена совершенно негуманная…

Девушка почти расплакалась.

– Мы точно не успеем на «Победу»?.. Уверены? Если как-нибудь побыстрее? Сможете?.. Я доплачу! Что же я за дура такая. Статусы эти… Я буду покупать «Аэрофлот». Давайте остановимся в «мачнике» по дороге. Я когда психую, всегда хочу есть.

* * *

– Дарлинг, ай нид шопинг. Ай невер хэд шопинг синс эйприл, дарлинг. Ай нид ту гоу шопинг.

Девица с иностранным женихом переезжает на новую квартиру. Салон забит коробками с обувью, противно дребезжит на кочках сушилка для белья.

Жених шепчет в ответ непристойности, одной рукой он восторженно поглаживает причёску возлюбленной, другой держит перед собой сушилку для белья. Сушилка дребезжит не в такт проезду кочек, значит, там какое-то движение. Хорошо. Молодцы эти молодые. Но санкцию на шопинг при этом иностранный скряга не даёт.

– Дарлинг, карантин финишд. Ай нид маникюр, педикюр. Гив ми мани. Ай нид мани. Фор педикюр энд шопинг. Дарлинг, плиз. Ай толд ю ай нид педикюр. Вай ю донт билив ми? Ай нид шопинг, дарлинг. Ай дезёрв нью дресс. Ми-ми-ми. Рили, ай дезёрв шопинг. Ай нид мани ту сенд ту май мазер. Гив ми мани, дарлинг.

Я сделал погромче Эрика Клэптона. Незаметно проверил, по карте ли оплата заказа: если за наличку, то появлялся риск неоплаты с таким дарлингом-жлобом. Оплата по карте. Можно ехать дальше.

– Дарлинг, вэрэ из май дог? Май дог? Вэрэ из ши? Ю лук май дог. Ай толд ю ту лук май дог. Дид ю лив зэ дог ин апартмент? Ты идиот?! Я же сказала, возьми собаку! Собака была на тебе! Остановитесь! – это уже был крик в мою сторону, – Остановитесь и едем обратно! Разворачивайтесь! Водитель! Этот опездал забыл в квартире мою Жозю!

* * *

– Я тебе на Святую Троицу одолжил, но с уговором, что к Апостольскому Посту вернёшь. О Пятидесятнице не было разговора, Дима, не пизди.

* * *

– Нам бы только к помоечке заскочить! – дама с мусорным пакетом садится в автобус.

Я сам сплоховал: простояв без заказа минут пятнадцать, включил «эконом». Заказ короткий, пара кварталов. Управлюсь за три минуты. Чёрт с ним.

И вот после долгого ожидания из подъезда показалась женщина с мусорным пакетом. Я не успел открыть рта, как она уселась на переднее сиденье с пакетом в ногах.

– Вот сюда, за дом. Там помойка. А лучше даже в соседний двор, там крышка у бака удобнее. Вот сюда. Здесь так и так. А потом к школе.

Я молча свернул к ближайшей помойке с неудобной крышкой: крутиться по кварталу в поисках удобной не было желания. Дама надула губы.

– Я вам онлайном переведу! – сообщила она мне тоном, означающим, что я недостоин налички. «Переведу онлайном» на языке пассажиров такси означает, что заказ за наличку, но плата будет отправлена на карту Сбера (которая, как предполагается, должна быть у любого таксиста).

– Никита Юрьевич С.? – уточняет пассажирка после того, как я продиктовал ей свой номер телефона. – Уже полгода не встречала Никит в такси, сплошные Ахмеды и Ашоты.

Чаще всего я не реагирую вообще никак на подобные откровения паксов. Но тут зачем-то приоткрыл кран:

– А вы заказывайте тарифы подороже, там Никит гораздо больше.

Пассажирка как будто ждала моего паса.

– Я не зарабатываю на «подороже»! – заорала она. – У нас в стране не ценят труд, между прочим! Мне хватает только на еду! Я учительница в школе! Нам не платят, чтобы я «подороже» заказывала! Не уважают труд! Зачем вы сюда свернули? Надо было ехать прямо, там тоже можно проехать!

Прямо перед нами стояла глухая пробка на выезде на Рублёвку и навигатор предсказуемо предложил отвернуть от неё, предупредив, что прямо – на шесть минут дольше.

– Глядите, – начал я спокойным тоном, – вы вышли после трёх минут платного ожидания и заплатили мне стоимость поездки без его учёта. Потом сели с пакетом мусора и попросили покататься по дворам в поисках не просто помойки, но помойки с удобной крышкой. Затем возмутились тому, что я поехал более быстрой дорогой, чтобы наша поездка длилась хотя бы пятнадцать минут вместо оплаченных вами пяти. Вы уверены, что вы сами имеете представление об уважении к чьему-то труду?

Педагог вышла из машины, с силой хлопнула дверью и зашагала к дверям храма знаний.

* * *

– Опа! Это у вас Стрейзанд?!

Мы едем из Видного с дочкой и папой. Дочери лет тридцать, отцу – шестьдесят. В Видном те посещали какую-то знахарку-гомеопатку, которую дочь советует всем вокруг, а теперь вот и отца подтянула на приём.

Отец всю дорогу до Мытищ вяло отнекивается от каких-то шариков, дочь напирает всё сильнее: пей шарики и вылечишь спину. У них, в Связьинвесте, все так лечат спину и ни один не жалуется.

И вот отец внезапно оживляется, услышав вступление к Guilty.

– Да, Стрейзанд и Барри Гибб из «Би Джиз». У них была пластинка дуэтом…

– Вы мне будете рассказывать!.. Белая такая. Они там стоят, обнявшись!

Я кивнул и показал на дисплей Ситроена: обложка, та самая.

– Папа, мы не закончили! – дочь продолжала попытки приобщить отца к культуре поедания гомеопатических шариков для лечения спины.

– Я эту пластинку покупал у фарцовщиков возле «Берёзки», где-то в Измайлово! Жене в подарок покупал, а потом решил оставить себе…

– На Пятнадцатой Парковой?

– Да я уже не помню. Двадцать пять рублей отдал! Кошмар. У меня тогда зарплата была сто двадцать.

– Прекратите! – девушка почти расплакалсь, мы не обращали на неё никакого внимания.

Я возражал отцу:

– Но удовольствия-то было на все тридцать рублей, согласитесь! Хотите, включу весь альбом целиком?

– Включайте, умоляю! Сколько нам ещё ехать?

* * *

Последние дни мы с автобусом вошли в какой-то потрясающий рабочий ритм. Пожираем заказ за заказом. Дизель бодро тарахтит, тормоза тормозят, руль рулит. Мы накатали десять тысяч км и завтра нас ждёт очередное ТО. Последнее ему делали в день, когда мне его выдавали, месяц назад.

Одна пассажирка сегодня разговаривала с подругой и отвлеклась на секунду: спросила, как поедем всё-таки, через центр или по Садовому? Я глянул в навигатор и увидел, что пробка на Садовом рассосалась, что оно уже не стоит.

– Водитель проверил, говорит, что у него уже ничего не стоит! – передала она подруге. А потом заволновалась и принялась долго и пространно передо мной извиняться. Дескать, совсем не это имела в виду и вообще не хотела обидеть.

– Вы так просите прощения, как будто всё-таки хотели обидеть поначалу! – подливал я масла в огонь строгим тоном.

250 ₽ чаевых, мои дорогие.

* * *

Мой пассажир, загорелый невысокий парень, пытался что-то объяснить жестами.

Словами не получалось: по-русски и по-английски он не говорил. Мы ехали из Сити на тренировочную базу «Локомотива» в Одинцово.

Я достал мобилу и гугл переводчик. Тот принялся набирать текст. Надо отвезти его на базу и обратно домой в Сити. Окей.

Язык на экране португальский. Бразилия? Да, улыбается парень. Выдаю пару слов из песен Жобима и тот начинает радоваться, будто забил гол. Или отбил – я же не знаю, может, он вратарь…

Думаю, что бы поставить послушать? Вспоминаю про любимую пластинку Red Hot & Rio. Включаю. Автобус начинает покачиваться: легионер пританцовывает и подпевает.

Пластинка, надо сказать, выдающаяся. Такой концентрации фантастического исполнения самбы и боссановы совершенно разными музыкантами я редко встречал. Я не сразу в неё врубился, признаюсь, купив почти наугад больше двадцати лет назад, но потом, через пяток прослушиваний, она мне открылась, и я без неё уже никуда.

И вот мы слушаем её, футболист танцует, из соседних машин глазеют и завидуют.

И тут заиграла финальная вещь на том диске. Совсем непохожая на предыдущие. Гитара и вокал дуэтом.

И парень запел. А потом заплакал. И кинулся писать мне что-то, что я не мог читать на ходу – увидел только «мама», «Рио», «скучаю».

На обратном пути слушали пластинку по второму или уже третьему кругу. Заехали в царство пыльного бетона. Парень расплатился, вышел из машины и подошёл к моей двери. Он хотел обняться. Я даже не спросил, как его имя…

Телефон заорал новым заказом. Подача 20 метров. Я принял заказ и тут же нажал «на месте».

К машине, прихрамывая, подошла девушка. Она была на комично высоких каблуках. Мы оба сели в автобус. Там продолжала звучать та самая пластинка, Стинг с Жобимом дуэтом пели How Insensitive.

– А можно, пожалуйста, вот не эту хуйню, а радио Энэрджи?!

* * *

– Сможем остановиться где-нибудь минут на 15, хорошо? Я заплачу.

Девушка с кучей пакетов и сумок, которыми мы заполнили весь салон автобуса, сложив все сиденья, кроме наших передних, попросила остановиться, едва мы тронулись.

– Никаких проблем. Где остановиться?

– Да где вам удобно. Мне без разницы. Я пива хочу выпить. Вы не против? Я не хочу в машине на ходу. Но надо торопиться, оно нагревается… – Из рюкзака показалась синяя бутылка какого-то заграничного пива.

Я соображал, где остановиться, пока мы выруливали из Солнечногорска на Ленинградку. Девушка продолжала:

– Только чуть дальше, а то тут муж может проезжать мимо и заметить.

– Вы пьёте пиво тайком от мужа?

Пассажирка вздохнула.

– Он мне запрещает. А я пиво очень люблю. Но попить его удаётся очень редко, когда еду куда-то без него… Он мне вообще запрещает алкоголь. Он идейный. Хотя сам раньше пил. А теперь перестал.

– Это что-то религиозное?

– Нет, и не религиозное, и не медицинское…

Мы неспешно катили по шоссе, движение было плотное, но без пробок, ехать нам было очень далеко, на другой конец Москвы, я решил не терять драгоценное время.

– Если хотите, пейте на ходу.

Девушка немедленно открыла бутылку, сделала глоток и почти застонала.

– Знаете, я подумала, это у него религиозное. Просто у него своя религия какая-то. Вы знаете, я всё-таки попрошу остановиться где-нибудь. – Пустая синяя бутылка отправилась обратно в рюкзак.

– На заправке?..

– Нет, мне не в туалет. Лучше не на заправке. Теперь я хочу покурить. Только не смотрите на меня так. Да, да, он мне и курить запрещает… Но после пива очень хочется покурить.

– Обратите внимание: мы ещё до Сходни не доехали, а я уже знаю два ваших секрета от мужа. Что будет, когда мы доберёмся до Химок?! – Я приоткрыл окна и достал свои сигареты, – Курите здесь в окошко, пока не встряли в пробку.

Когда мы выехали из Химок на МКАД, я уже знал ещё один секрет пассажирки, обсуждение которого затянулось до конечной точки маршрута.

Мы выгрузили пакеты с каким-то барахлом, девушка рассчиталась и поблагодарила.

– А в Яндексе как-то можно вызывать определённую машину?

* * *

– Мы делаем ремонт на балконе. Выбрали стиль «лофт».

Молодая пара загрузила в багажник кучу покупок из «Леруа».

Я попытался представить себе балкон в стиле «лофт», но у меня не получилось сходу, а на второй заход идти не было сил: сегодняшняя смена какая-то выматывающая. Лофт – ну и замечательно. Что бы это ни значило.

Молодой человек подхватил повествование:

– Мы даже хотели заказать диваны у одного дизайнера…

– С мировым именем, как его… – вставила девушка.

– Не помню. Но он очень известный! У него диваны сделаны из паллет.

Я притворно восхитился. Из паллет!.. Видимо, действительно хороший дизайнер. Я наконец решился вставить реплику, а то сижу как дурак и головой только качаю.

– Хотели, но не заказали?..

Молодые замялись.

– Дорого очень. – молодой человек смущённо смотрел в окно, – К тому же, он не влезает на наш балкон. Паллеты очень большие. Крупные. И диван, соответственно, тоже.

– Витя, если бы мы оба не потеряли работу, мы бы заказали кастомный размер паллет и всё бы отлично влезло, – решительно парировала девушка, – Не перекладывай ответственность с больной головы на здоровую!

Назревала ссора. Ехать было ещё три минуты.

– А может, ну его, этот лофт? Сделайте на балконе стиль «балкон».

– Как это, «балкон»? – изумились пассажиры.

Я в двух словах описал ребятам балкон.

– Можно и «балкон». Но зачем же мы всё это накупили тогда?!

* * *

– Спасибо, мои дорогие! Увидимся! Я уже выехала. Я уже в такси. Буду минут через двадцать. Водитель, сколько нам ехать? Через семнадцать минут я на месте, мои хорошие! Да, прямо у входа можем встретиться. Столик заказан. Кого? Алку? Алку берите, конечно! Она такая классная. Вторая линия, извините. Алё! Игорь? Привет! Спасибо! Нет, пока ещё не старая, но уже взрослая. Спасибо! Уже еду. Они тоже едут. Аллу берут с собой. Помнишь, такая рыженькая с голубыми глазами. Да помнишь, как ты мог забыть? Милая такая девочка. Рыжая. Сиськи маленькие. Да, без лифчика ходит. Это она. Они все вместе уже едут. Минут через двадцать. Водитель, сколько нам до Пушкинской? Водитель! Шестнадцать минут и я там, Игорёк. Целую. У меня вторая линия. Алё. Я же сказала: берите. Да, я приглашаю. Я всех приглашаю. Места полно, всем хватит. Дай ей трубку. Я сама приглашу. Аллочка, привет, моя хорошая. Алё. Алё. Ты меня слышишь? Что? Не поняла, повтори. Приезжай, я очень хочу всех видеть. Подарок не нужен. Японский. Да, суши и сашими. У меня вторая линия, Аллочка, я вас всех жду, я буду на месте через 20 минут, вы меня подождите у входа, если что. Обнимаю. Алё. Да, Игорь. Я еду. Уже проезжаю развязку. Не знаю, что за развязка. Еду. Вы подождите меня, если что. Они тоже едут. Да, Алка с ними, только что разговаривали. Рыженькая, ты должен помнить. Минут через двадцать, я не знаю точно, но пробок нет. Почему не хочешь видеть? Чего она тебе такого сделала? Она милая девчонка. Они уже рядом где-то. У памятника Пушкину, я не знаю, где это. Где-то в районе Пушкинской. Какую гонорею? Не выдумывай, пожалуйста, Алка не могла. Не морочь голову. В этот день, я прошу тебя, не морочь голову. Приезжай, я буду рада вас видеть. Всех. И что теперь? Сам виноват. Игорь, ты сам виноват. Алка милая девчонка. Всё, жду, извини, у меня вторая линия, минут через двадцать встречаемся там, на Пушкинской. Алё. Да. Вы приехали уже? Вы на месте? Алка с вами? Игорь звонит и ругается, говорит, у неё гонорея. Я так ему и сказала. Идиот. Взрослый, а ведёт себя как идиот. Он недалеко от Алки ушёл в этом смысле. Нет, он не ушёл от Алки. Я не об этом. Японский ресторан, там вывеска должна быть. Я не помню название. Найдём. Вы, главное, ждите меня, я уже скоро буду. Сколько нам ехать? Водитель. Водитель. Сколько нам ехать? Пятнадцать минут. Зачем в магазин? Нет, мы идём в ресторан, у меня заказан стол. Нет, мы не будем на улице. В этот день… Нет, не будем. Нет, в ресторан. Ждите, я уже минут через двадцать на месте. У меня кто-то на второй линии, отключаюсь. Да, Игорь. Привет ещё раз. Мы, видимо, будем праздновать где-то на улице. Нас могут не пустить в ресторан. Нет. Я заказывала. Я знаю. Они сейчас позвонили и сказали, что Алка в говно.

* * *

– Мы в Мордовию-то улетим? Не знаете?

В автобус загрузились шестеро крепких мужиков. Точка Б в заказе – аэропорт Шереметьево.

– Наверное… Если билеты купили. По России уже всё летает.

– Нам купили, вроде… – вздохнули мужики.

Работают на башенных кранах. Летят на родину в Саранск, на отдых, к семьям. Почти без вещей: скоро обратно в столицу и продолжать своё «майна – вира».

– Друг, а давай какую-нибудь музыку попроще!

В салоне пел Бенсон свою романтическую песню «Зэ Мэскэрэйд», и я сам уже соображал, чего бы поставить мужикам.

– Будем слушать турецкую эстраду! – объявил я голосом конферансье и принялся листать на экране список плейлистов. У меня есть подборочка турецкой попсы: ею вылечиваюсь иногда, когда становится совсем невыносимо без Стамбула.

– Турецкую?! – взволнованно заголосили саранские крановщики, – Турков мы уважаем!

Ещё бы. Учитывая то, что турки строят в Москве почти всё, что сложнее шалмана у станции электрички.

– Хотя, они по самолёту нашему ёбнули, помните? – заметил один башенный крановщик.

– Ёбнули и ёбнули, они же заранее предупреждали, что ёбнут! – возразил ему другой крановщик.

Турки тогда действительно многократно предупреждали, что ёбнут. Я подивился тому, насколько мужики в материале. Молодцы. Следят.

– Я в Турции много раз бывал, почти везде. В Анталии, Кемере и в Алании. – рассказывал третий крановщик, покачивая головой в такт турецкой песне. – Погода у них классная, никакого ветра или ураганов.

Коллеги закивали: ураган или ветер – это плохо.

– Встретил там одну из Липецка. Красивая баба. Но замужем.

– Они там все замужем, Вить. На курортах, с какой ни идёшь погулять, потом всегда выясняется…

Мужики стали наперебой обсуждать ветреных русских курортниц.

– Я бы свою одну отдыхать в Турцию не отправил! – сказал худой крановщик в бейсболке FBI, а потом обратился ко мне: – Вы не знаете, когда границы откроют? Тур в Анталию уже можно купить недорого?

* * *

– Суп пока не готов. Есть салаты и плов. – девушка с именем Гульнора на раздаче в столовке в бизнес-центре класса Гэ, где расположен наш парк, переживает, что я не попробую их суп.

Я же в этот момент соображал, стоит ли есть вообще. Встал я сегодня рано, на линию вышел в шесть утра, не завтракал и успел проголодаться. Но если поешь – работа превратится в мучение. Слишком велик будет соблазн вздремнуть.

– Плов у нас очень хороший! – продолжала кареглазая Гуля. – Со свининой!

Я театрально замер и уставился в карие глаза.

– Алла-алла! Гуля, плов со свининой мы оставим кяфирам…

– Кому?! – девушка почти перепугалась.

– Кяфирам. Гяурам. – Я аккуратно показал в сторону двух клерков, сидящих далеко в углу.

Гуля подалась вперёд и тихонько произнесла:

– Мы для персонала делаем плов с бараниной. Хотите?..

– Очень хочу!

– Только никому не говорите! – Гульнора подошла к кастрюле, стоящей в глубине кухни, и положила мне плов с бараниной, припорошив мясо рисом, чтобы гяуры ни о чём не догадались.

* * *

Две потрясающе красивые грузинки сели в автобус с недовольным выражением лиц. Я остановился не у тротуара перед ними, а метров на 30 раньше, нырнув в заезд арки жилого дома на Садовом.

Я приготовился начинать объяснять, что останавливаться в правом ряду и тормозить поток – лоховство, тем более что можно спрятаться на этом пятачке на тротуаре, спокойно сесть и вырулить обратно, никому не мешая. Цена вопроса – пройти несколько шагов по тому самому тротуару, дав возможность пешеходам и автолюбителям ещё раз насладиться их длиннющими ногами в брючных костюмах. Дамы, судя по всему, сами разгадали смысл моего манёвра, так что здоровались мы уже вполне дружелюбно.

Как возить грузинок правильно? Мне рассказывал мой приятель Каха, что медленно и спокойно – нельзя. Это что-то вроде неуважения.

Первая с лёгким буксом сцепления до трёх тысяч оборотов. Ударно вторая, подходим к повороту на Монетчиковский, поздний апекс, оставляю вторую, чуть распустив сцепление и дав турбине ожить, полный газ, успеваем в поворот по широкой дуге и проскакиваем на зелёный. В правом ряду плетётся полицейская машина, её мы обгоняем, едва не поцеловав зеркалом, вторая, уверенный разгон, торможение, нагружаю передок и в поворот – и мы уже скрылись. Нас не догнать.

Поглядываю в зеркало: пассажирки в экстазе. Так их не возили даже в Гори или Поти. Немудрено: откуда там возьмутся автобусы с таким крутящим моментом…

На предполагаемом финише мы были первыми, я даже как будто слышал восторженные крики болельщиков.

– Спасибо! – дамы протягивают тысячу и жестом показывают: сдачи не надо. Я благодарю в ответ.

Надо проехать квартал, чтобы остудить тормоза.

А вот и новый заказ.

* * *

– Извините, пожалуйста. А у вас есть «дибидабо мавада»?

Ранним субботним утром я взял шестерых пассажиров от модного клуба на «Красном Октябре». Мы едем в Лыткарино.

Компания выжатых как лимоны после вечеринки людей. Лишь двое, судя по всему, диджеи, оживлённо обсуждают друг с другом прошедшую ночь.

– Игорь, ты был космос. Что ты делал с залом, ты видел?

Игорь поправлял затейливые солнцезащитные очки со стразами и отвечал:

– Спасибо, старик. Ты преувеличиваешь!..

А потом вдруг, снова поправив очки, Игорь обратился ко мне с вопросом, есть ли у меня «дибидабо мавада».

– Э-э-э… Это какой-то наркотик?

Диджеи замахали руками, это лучше, чем наркотик. Это музыка такая. Пока мы стояли на светофоре, я нашёл и включил «дибидабо мавада».

– Громче! Ещё громче! Пожалуйста! Умоляем! Вы их не разбудите, они как раз после наркотиков. Громче! Сеня, ты слышишь? Качает! Сеня! Слышишь, какой ритм? Как качает?

Я поглядывал на пассажиров в подрагивающее в такт маваде внутрисалонное зеркало.

– Старик, я плохо сегодня играл! – орал сквозь маваду диджей. – Музло было моё, но не лучшее!.. К тому же, старик, я душой был на море. Не там, где вы все, а на море. У нас, старик, на пляже. Помнишь восемнадцатый? Помнишь вечеринки в Годвине?

Старик кивал в ответ. Он, судя по всему, помнил.

– А космос – это Космонавт. Как Космонавт никто не может. Ему даже пульт не нужен. И Гоа не нужен. Что он делает с залом, видел? Без пульта миксует. У тебя какой пульт?

Старик махнул рукой, мол, какая разница, какой у меня пульт, если как Космонавт всё равно не получится?

Мы заехали в пыльный двор с множеством автомобильных покрышек в виде клумб.

– Скоро откроют границы, старик, скоро мы улетим… На наш пляж. Я куплю тебе хорошие очки, старик. Буди ребят. Выметаемся.

* * *

– Дочка! Тебе дядя Женя передаёт поздравления!

– Спасибо, мама. Я слышала. У вас так телефон орёт, что слышно всё, что говорят. Отрегулируйте ваш телефон потише. Невозможно же: всё слышно.

Семейство едет из роддома с малышом. Мама, дочка – судя по интонации обеих, это свекровь и невестка. Молодой папаша сидит молча и улыбается, глядя куда-то в одну точку. Молодая мама уставшая и всё ещё слегка капризная.

– А можно выключить кондиционер? Очень холодно.

– Кондиционер выключен. Хотите, могу сделать потеплее.

– Потеплее не надо, будет жарко!

Гляжу умоляющими глазами на папашу, мол, помоги, что делать-то?! Но он продолжает медитировать с широко раскрытыми глазами.

Справа от меня сидит фотограф. Девушка. Судя по вему, чаще всего она снимает свадьбы. На ней голубое переливающееся чешуёй платье и алые туфли на высоком каблуке. На шее – камера с объективом с алой полоской. Фотограф увлечённо проверяет отснятый материал.

– Нам обязательно надо сделать фото на лестнице. Помните, я вам говорила? У вас около дома есть лестница? Нету? Хорошо, в подъезде снимем. Там же есть лестница. Водитель, а вы можете поднажать, а то пока мы доедем, света не будет!..

* * *

– Пидорасы! – заорал я в голос, глядя на табло магнитофона автобуса. Заорал и сам испугался своего крика.

– Гондоны! – вторил мне пассажир, парень лет двадцати.

Три минуты назад он сел в автобус, пристегнулся и тут же попросил радио «Монте-Карло». Попросил спокойно и вежливо – и я решил включить его.

Радио я не люблю. Любое. Там блевотные джинглы, реклама и прочая дребедень, которая мешает музыке.

Я нашёл частоту «Монте-Карло» и напрягся: там крутили какую-то рекламу скачек, убеждая слушателей, что посещать бега – это очень элитно и аристократично. Ладно, думаю, потерпи. Ехать минут тридцать. Сходи как-нибудь на скачки, в конце концов. Насладись элитарным обществом. А не хочешь идти на скачки – сиди молча и крути баранку. Сижу, молчу, кручу и психую.

И тут заиграла прекрасная Your Latest Trick в исполнении Dire Straits. И я начал оттаивать: хоть музыку хорошую крутят… Пусть и со своими джинглами… Качество звука, конечно, отвратное. У меня на мобиле есть этот альбом и там всё в ёлочку… Господи, ну зачем нам эта радиоволна?! Ладно, спокойно. Спокойно. Терпи. Сейчас соло на саксофоне начнётся. И будет уже по фигу, какое качество звука: соло фантастическое. Такой проигрыш, до самого финала… Они эту вещь только ради того окончания и записывали. Вот, сейчас закончится вокал – и надо будет сделать погромче.

И тут вдруг песня прервалась и зазвучало «в эфире радиоканал “радио Монте-Карло”, зарегистрированный…»

И я заорал:

– Пидорасы!

А пассажир подхватил:

– Гондоны!

Мы испуганно посмотрели друг на друга.

– Извините! – сказал я. – Но что же они…

– Не извиняйтесь! – заводился пассажир, – На самом важном месте!

Пока я переключался с радио обратно на айфон и искал там пластинку Brothers in Arms, пассажир ещё раза три произнёс:

– Пидорасы! Свидетельство о регистрации у них… Гондоны!

* * *

– Я из-за вас на себя кофе пролил. – спокойным тоном сказал я пассажирке, ткнув пальцем в коричневое пятно на животе.

Выйдя утром на линию, я немедленно получил заказ и рванул на него, отпивая свежезаваренный кофе из термоса.

Кофе был горячий, я дёрнулся и облил белую майку с надписью Canada. Пятно растекалось по животу и принимало форму самой Канады, но перевернутой, будто мы смотрим на неё с географического Северного полюса. Разворачиваться и бежать домой, чтобы переодеться, было уже поздно.

И вот весь день я мотался по городу, выполняя заказы по тарифу «минивэн» и «комфорт» с эффектным коричневым пятном на белой майке.

На подаче на очередной заказ по тарифу «комфорт» (пассажирка шагала ко мне одна, без горы вещей), я снова вспомнил про пятно и поначалу попытался неловко прикрыть его рукой, будто хватаюсь за сердце, но тщетно, наверняка оно уже было замечено садящейся в автобус дамой. Проклятое панорамное остекление автобуса: сидишь как под софитами…

Я взял в руку термос и сделал вид, будто отпиваю из него, а когда девушка уселась и захлопнула дверь, я показал на пятно в форме Канады на белой майке с надписью Canada и, не здороваясь, сообщил, что пролил на себя кофе из-за неё.

– Из-за меня?!

– Конечно. Из-за вот этой вашей юбки воланом…

– Это не совсем волан, между прочим. Здесь же разрез! Мне подруга сшила, она модельер. Подождите, а кофе тут при чём? А-а-а, из-за разреза?! Высоковат, да? Меня предупреждали. Особенно на левой ноге. И что же делать? Хотите, я вам стирку оплачу?

– Хочу, но это лишнее. Разрез классный. Подруга молодец.

– Мне теперь неловко. Вы хоть не обожглись?..

– Ох, сколько раз я в жизни обжигался! – Я завёл мотор и вырулил на дорогу.

– Вот только не начинайте. Мужчины ничего не знают про «обжигаться». Я вам сейчас расскажу историю этой подруги, вы снова кофе на себя прольёте. Чёрт, разрез действительно высоковат… Сколько сейчас стоит стирка майки?

* * *

16 000 км пролетели незаметно. Сдал «Ситроен» в автобусный парк и отправился в родной парк Афродит – пора уже вдарить по тарифу «комфорт плюс».

С автобусом расставался со щемящим сердцем. Всё-таки это прекрасная машина. Была бы помоложе… Хотя я и сам не особо молодой.

* * *

– Сделайте теплее, вы что, хотите, чтобы я воспаление подхватил?

Пакс, средних лет менеджер среднего звена в голубой рубашке с белыми манжетами и неизменно жёлтым галстуком, визгливо потребовал сделать потеплее.

Я начал нажимать на кнопки и крутить ручки: включил и выключил рециркуляцию, сделал на шажок холоднее, а следом обратно потеплее, вентилятор чуть больше и сразу меньше, в первоначальное положение. А что вы думали, у нас в такси тот же авторитаризм и фальсификации…

Этому приёму меня научил знакомый цветокорректор. Когда к нему приходил очередной гениальный режиссёр и требовал, чтобы в сцене такой-то картинка стала «потеплее», добавилось виньетирование, а фигура главного героя «как бы выступала с экрана наружу», цветокор немедленно начинал нажимать какие-то кнопки, залезая в дебри меню сложной программы и выполняя там загадочные манипуляции, а затем молча поворачивался к режиссёру и слышал удовлетворённое «Вот так, даже можно чуток сильнее! Еще!.. Капельку!.. Отлично! Оставляем!». При этом, как вы уже поняли, никаких изменений в изображение не вносилось – там и так всё было замечательно, – но клиент оставался доволен собственным вкладом в непростой процесс покраски полнометражной ленты.

Мой план сработал, но лишь частично: не прошло и минуты, как пассажир сообщил, что теперь ему стало жарко. Я снова пробежался пальцами по органам управления климатом и молча посмотрел в зеркало, будто спрашивая, правильно ли изменилась температура на сей раз?

Менеджер поправил жёлтый галстук и удовлетворённо пробурчал: вот так – отлично.

А про себя, наверное, подумал: ну что же за мудаки, эти водители такси? Ну почему с самого начала не могут сделать нормально и вечно приходится всем рулить самому?!

* * *

– Куда? Вы что?! Эта проходная для Путина, нам в другую!

Я чуть не свернул с Рублёвки в сторону ЦКБ в неправильном месте, на проходную «для Путина», как предложил навигатор. В салоне у меня находился не Владимир Владимирович, а девушка, слушавшая на мобильнике через динамики песню со словами «… французский поцелуй, целуй меня, целуй». Композиция на повторе звучала все 15 минут, что мы ехали из Ромашково.

Наша с навигатором политическая близорукость и административный инфантилизм, граничащий с преступной халатностью, не сильно поразили девушку с орущим французским поцелуем: судя по всему, водители часто везли её на запретную проходную для вождя.

– Вот потому у нас в стране и бардак такой! – сделала вывод пассажирка и включила песню про французский поцелуй с самого начала. – Вон, везут уже нам кого-то! С утра пораньше.

Мимо нас в сторону проходной для обычных умирающих пронеслась реанимация.

– Не Путина! – заметил я притворно бодрым тоном.

– Не Путина… – вздохнув, согласилась пассажирка и выключила песню.

* * *

– Брат, я тебе другой пеной сделаю, она в сто раз лучше!

Узбек Алишер, который каждый день делает мне дезинфекцию и мойку, хитро подмигивает и достаёт сосуд с какой-то другой, в сто раза лучше, пеной.

Афродита имеет большой опыт выхода из пены, как вы догадываетесь. Ей приходится делать это по меньшей мере один раз в день. Наверное, ей это нравится, хоть копеечная жёлтая плёнка и начинает местами отходить на краях панелей – от частых моек.

– Брат, я даже коврики тебе другой пеной сделаю!

Алишер не напрашивается на комплименты или чаевые, он всегда аккуратно даёт сдачу, гневно отвергая мои попытки оставить ему что-то сверху. По-моему, ему просто нравится его работа.

Я давно заметил, что вокруг полно людей, которые очень хорошо работают, просто потому что им это нравится. Наблюдать за ними, за тем, как основательно они выполняют какую-то свою функцию – большое удовольствие.

* * *

– А почему стоим? Давайте в правый ряд, он же едет. Какой поворот? А нам на него не нужно? Все же едут… Неважно, мы там проскочим. Зачем же стоять. Поехали, поехали. Нет никакой сплошной. Ну не знаю, я не вижу никакой сплошной. У вас здесь откуда-то дует, можно убавить? Думаете, в окно?.. Хорошо, я прикрою. А вода совсем тёплая. Есть из холодильника? С каким лимоном?! Нет, не нужно со льдом и лимоном. Просто из холодильника нет? А, это вы шутите. Я просто не люблю тёплую. Вы тысячу, кстати, не разменяете?

* * *

– Сейчас они её достанут, и мы наконец поедем.

Сидящий в Афродите усатый пассажир показал пальцем на припарковавшийся рядом фургон лифтовых техников. Мы ждали, когда из застрявшего лифта извлекут его супругу, чтобы наконец начать поездку. А пока что тикало платное ожидание.

Минут через пятнадцать в машину села на удивление спокойная дама в парадном прикиде. Видимо, в лифте она застревала не в первый раз и относилась к происходящему философски.

– Мы уже опаздывем, Серёжа?

– Опаздываем, – так же спокойно отвечал ей супруг, не глядя на часы, – но без нас не начнут, не волнуйся. Я же говорил, не пользуйся грузовым лифтом… Не раз говорил. Это психосоматика, понимаешь?

– Моя или нашего лифта? – уточнила супруга, поправляя пальцем ресницы.

– И не твоя, и не лифта. – усатый тяжело вздохнул, – Это моя психосоматика…

* * *

– Здравствуйте. Косино?

Я всегда уточняю, куда едем: это не раз спасало от чужих пассажиров, не глядящих на номер вызванной машины.

– Новокосино! – недовольно поправила меня дама, сделав выразительное ударение на «Ново», как будто вместо 5-й Авеню я предложил ей поездку на 7-ю Парковую. – Можете открыть? У меня ногти, я только с маникюра! – дама протянула мне бутылку воды из подлокотника рукой со смешно оттопыренными пальцами.

Пока я открывал бутылку, пассажирка уже набрала чей-то номер.

– Лиза, я не знаю, как объяснить, но Зара в этом тэцэ нищебродская, а Максимо Дьюти вообще закрыт!

* * *

– Брат, а в Парке Горького презервативы можно купить?

Надушенный красавец-грузин приоткрыл окно, поняв, что переборщил с одеколоном, сначала сделав маленькую щёлочку, затем поводил носом и опустил стекло полностью.

Сквозь шум врывающегося в салон свежего воздуха прозвучал вопрос про средства индивидуальной защиты (СИЗ).

Я пожал плечами:

– Не знаю. Я этим делом не особо увлекаюсь…

Пассажир подался вперёд и взволнованно уточнил:

– Сексом или презервативом?!

– Парком Горького. Не был там лет тридцать.

Я приоткрыл своё окно и поднажал на длинном прямике, надо было поскорее разогнать аромат сквозняком.

– Представляешь, брат, три раза знакомился с девушками по интернету. Все три раза оказались проститутки. Веришь? Сейчас вот четвёртый попробую.

Решив, что проветривания достаточно и следует сохранить остатки запаха на себе, пакс прикрыл своё окно и добавил:

– Но у этих хоть презервативы всегда с собой…

* * *

Неожиданно кончился бензин.

Конечно, не совсем кончился: ещё что-то плещется в баке. Но запас хода километров на пятьдесят. Это не дело.

Рядом, метрах в трёхстах, заправка. Мчу к ней – она как раз пустая, ни одной машины. Это хорошо, можно не уходить с линии: даже если получу заказ, успею плеснуть литров десять и рвану на подачу к пассажиру.

Не успеваю остановиться у колонки, как начинает орать таксометр: новый заказ, «долгая поездка». Отлично, эти десять литров будут очень кстати. Вставляю пистолет в бак и бегу на кассу.

– Здравствуйте. Первая, второй, пятьсот! – протягиваю телефон к терминалу, чтобы оплатить девяносто второго на первой колонке на пятьсот рублей.

Девушка за кассой поднимает сонные глаза.

– У нас постоплата.

Хорошо. Главное, не нервничать. Постоплата – так постоплата. Заправщик уже вынул пистолет и водрузил его обратно на колонку. Я снова тянусь телефоном к терминалу.

– Заправилась первая колонка! – сообщает девушка отсуствующей аудитории, как будто приглашая водителя первой колонки к кассе. Единственный находящийся внутри, то есть я, делаю полшага вперёд.

– Оплата картой. – уточняю, держа мобилу у терминала.

– Девяносто второй на пятьсот! – продолжает декламировать девушка, – Не желаете шоколадку по акции?

– Нет, спасибо, мне бы оплатить и убежать. Очень спешу.

– Карта лояльности есть?

– Нет, извините, давайте я заплачу за бензин и всё.

– Может, желаете приобрести?..

– Нет, не желаю, девушка, спасибо, меня пассажир ждёт…

– …по ней, при покупке кофе, скидка на топливо до двух рублей с литра…

– Я понял. Не надо. Спасибо. Только бензин.

– …при заправке от двадцати литров. Если заправите ещё девять литров и приобретёте карту лояльности…

– Спешу!..

– Наличными или картой?

– Картой.

– Кофе в дорогу не желаете? Американо, эспрессо. При оплате по карте скидка на выпечку.

Я перестал отвечать на вопросы, лишь молча смотрел на девушку.

«Заказ отменён», прозвучало из таксометра.

* * *

«Как же я люблю свою работу!» – думал я, ожидая пассажира на парковке фитнес-центра. Точка подачи ровно в том месте, откуда открывался вид на шезлонги, на которых загорали пятеро девушек. Наверное, где-то рядом был бассейн: некоторые были в мокрых купальниках.

Интересно, кто из них мой пассажир? Вон та, справа, на зеленом полотенце? А может быть, все сразу?..

«Об этом не может быть и речи», отвечал я сам себе, «даже если убрать подлокотник, в Афродиту влезет четыре пассажира, но никак не пять, извините, барышня, но вас я на борт принять не могу, вызывайте себе другое такси!»

Кого оставим?.. Вон ту, рыжую, с недовольным лицом. Зачем мне пассажирка с недовольным лицом?!

«Остальным – добро пожаловать! Но не в мокрых купальниках, барышни! Будьте добры, переоденьтесь или постойте ещё на солнышке, повернувшись к нему – вам вон той стороной, а вам – вот этой! Куда я потом с мокрыми сиденьями, это КомфортПлюс, мои дорогие, тут стандарты сервиса… Что дать? Зарядку для айфона? Сейчас дам, погодите. Да, это ZAZ, сейчас сделаю погромче, девушки, не все сразу, умоляю!..»

Тут зазвонил телефон.

– Ну и где ты?! – в салон через динамики громко орал какой-то мужчина, явно не в духе, как и положено после изнурительной и бессмысленной спортивной тренировки. – Опять этот ёбаный Яндекс не так определил! Я у шлагбаума стою и тебя жду! Зачем ты на парковку попёрся?..

Не сводя глаз с шезлонгов, я нажал на «отбой», а потом посмотрел на дисплей таксометра: шесть минут и сорок две секунды платного ожидания. Значит, через восемнадцать секунд я просто нажму на кнопку «отмена заказа» и выберу во всплывшем меню «клиент не вышел» (ведь опции «клиент – мудак» во всплывшем меню до сих пор нет).

Пятеро девушек, встревоженные криками несостоявшегося пакса, допивали свои фитоняшные коктейли, поворачиваясь к солнцу разными сторонами.

Я помахал им рукой, отменил заказ и вырулил со стоянки.

* * *

– На улицу Мединского!

В машину села дама, только что вышедшая из дверей прачечной. У меня заказ на улицу Медынскую, в Бирюлёво.

– Это у вас по Фрейду оговорочка! – я улыбнулся пассажирке.

– Какому ещё Фрейду?!

– Ну… Прачечная, Мединский…

– При чём тут прачечная?! При чём тут Фрейд? Вы на что вообще намекаете?!

* * *

Работники департамента образования – статный мужчина и две дамы с причёсками в виде лиловых абажуров – объезжают подведомственные учреждения с проверками готовности к первому сентября.

Мужчина сидит спереди и любовно поглаживает торпедо Афродиты.

– Кореечка. Кореяночка. Я же, между прочим, такую же себе купил. Сонаточку. Кореечку. Что? Нет, не жёлтую, конечно. Мокрый асфальт. Елена Станиславовна, вы слышали что-то про закупку каких-то станков в кабинет труда? Представляете, они миллионов семь на эти станки… Не знаю, табуретки они теперь не умеют без станков сколачивать. Какой? А леший его знает. С числительно-программным управлением. Они сами выбирают, мы в этих вопросах, как вы понимаете… А почему у вас экран такой маленький?

Пассажир пухлым пальцем водил по дисплею магнитолы, оставляя на нём жирный след.

– У вас, наверное, комплектация бедненькая? Да, я вижу, и тут не все кнопочки задействованы. И парктроника нет? И сзади не дует, наверное? Елена Станиславовна, у меня-то с парктроником и сзади дует. Нет, не станок. Соната. Кореечка. И с камерой заднего вида. В той школе вообще чёрт-те что творится. Там преподаватель ОБЖ в прошлом году в учительской станок швейный поставил. Рули перетягивать. Что значит – какие? Автомобильные. Кожу перешивать. И у него детки рули перетягивают после занятий. Типа, кооператив. Конечно, мы ему так и сказали: сядешь. Но деткам нравится. Я ездил, своими глазами видел. Они даже шов как на Вольво умеют делать, представляете? Не отличишь. Вольво – самый трудный шов. Но у них такая машинка, она сможет и как на Вольво. Нет, не станок. Станок они ставят в кабинет труда. Понятия не имею, что будут делать. Нет, не рули. Рули это в учительской. Там преподаватель очень талантливый. У него прямо мешок с кожей валяется: бери, делай. Ну и рули здесь же. Деткам очень нравится. Водитель, вы руль не хотите перетянуть?..

* * *

Таксист должен держать ухо востро. Всегда должен быть начеку. А не как некоторые… В смысле, не как я.

Везу пассажирку в далёкий подмосковный СНТ у чёрта на рогах. Слушаю целый час истории про сына-отличника, который, умница, едет на днях в Крым на какие-то не то сборы по гребле, не то олимпиаду по музыке… А там, в Крыму, добавляет пассажирка, наши симки Теле2 не работают. А мы пользуем Теле2 не потому, что их сильно любим, а просто потому, что другие операторы в нашей глуши не работают. Где бы, добавляет, сим карту купить для сына?

И я вместо того, чтобы догадаться об ожидающей меня засаде, начинаю разглядывать карту местности, прикидывая, купим ли мы по дороге ту самую симку.

И лишь пробравшись к дому по узкой грунтовой дороге, обратил наконец внимание на алую надпись «нет интернета» на экране таксометра. Бинго! Как будем завершать заказ без связи? Баран.

Дело в том, что заказ безналичный, с оплатой по карте, недешёвый. Если просто высадить пассажира и поехать искать связь, получится, что завершён он не в том месте, где должен был. И сервис может пересчитать стоимость, пассажир попадёт на деньги, а водитель – на справедливую модерацию и долгое ожидание оплаты после разбирательства.

На такой случай есть некий номер телефона: можно позвонить по нему с зарегистрирванного в таксометре номера и завершить заказ через робота. Но номера этого у меня, естественно, нет. А чтобы его найти, нужен тот самый интернет.

Я помог даме достать пакеты из багажника, достал оба мобильника из салона и стал расхаживать вокруг Афродиты, поднимая телефоны как можно выше, в надежде, что они подхватят радиоволну.

Пассажирка меж тем не спешила с пакетами в дом, а почему-то достала пудреницу и стала красить губы.

– Дома есть вайфай, идёмте! Я, правда, пароля не помню, но могу позвонить сыну, он как раз не дома. Он у сестры моей, до вторника…

Я бурчал под нос благодарности, но предложение не принимал: некогда мне, извините, месяц заканчивается, показатели слабые…

Айфон, если держать его высоко над головой в левой руке как факел, соединялся с БиЛайном. Я включил на нём раздачу интернета, а Яндекс телефон с таксометром держал как скрижаль в правой руке, ожидая, когда байты наконец начнут свой бег. Постояв в позе вдовы Исаака Зингера пару минут, я услышал из таксометра победное прощание и просьбу к пассажиру оценить поездку.

– Может быть, вы хотите попить? – робко продолжала дама.

– Нет, спасибо огромное! Правда, надо бежать!

– А может, вы хотите в туалет? В доме есть туалет. Заходите, не стесняйтесь.

Мне стало совсем неловко. Я не понимал, как продолжать отказываться. Хамить или ворчать было совершенно неправильно, вежливые же отказы как будто провоцировали новые попытки. Милая барышня, лет примерно сорока пяти, вероятно была в абсолютном отчаянии. Обижать, делать больно – нельзя. Но и помочь ничем – тоже не могу.

Я снова поблагодарил её за любезность, попрощался и прыгнул в Афродиту.

* * *

– Я всегда очень внимательно обратную связь… Обязательно, Виктор Валентинович. Я – всегда. Если дают обратную связь. Да, фидбек. От коллег, да. Я понимаю. Да. Командная. Я правда понимаю. Важно. Я согласен. Конечно, не всегда ты видишь себя со стороны… Безусловно. Я услышал, Виктор Валентинович. Я не отношусь наплевательски, что вы. Я и тогда услышал, и сейчас. Уверяю вас. Нет, конечно. Но просто они звонят и заявляют: «Олег, ты заебал уже так делать!».

* * *

– Как училка? Норм? Симпатичная?

Папаша везёт первоклассника из школы. Ребёнок навит и выглажен, как манекен в Детском Мире. При этом слегка молчалив и подавлен, как будто пребывает в гипнотическом трансе.

– Не знаю…

– Как это, не знаю. Сынок. Ты уже взрослый. А говоришь, «не знаю». Это надо знать. Тебе с ней теперь… четыре года куковать. А девочки в классе симпатичные есть? Уже влюбился в кого-нибудь?

– Нет.

– Что нет, сынок? Нет симпатичных или не влюбился?

– Пап, давай в Макдоналдс заедем…

– А посадили тебя за какую парту? С кем сидишь? С девочкой?

* * *

– Вы не помните, хвоя в пять, а хрен – в семь? Или наоборот?

Я давно уже научился не вздрагивать от неожиданных вопросов. Не вздрогнул и в этот раз.

– Нет, постойте, – продолжал пассажир, – в семь же вообще отменили. Осталось только в пять.

Я молча поглядывал в зеркало.

– Сейчас нужно приезжать или утром, или в пять. Чтобы пар был.

Ах вот оно что. Мы ехали в Сандуны. Пар. Там дают какой-то пар. И к этому пару устремляются любители бани.

– Так, а нам сколько туда ехать?

– Сорок две минуты.

– А сейчас сколько?

– Ровно шесть.

– То есть, во сколько мы там будем примерно?

– В шесть сорок две.

– А можем поднажать? Мне бы пар застать. Я только не помню, хрен или хвоя…

– К пару мы не успели. Его дали час назад. В пять.

Пассажир смотрел на свои часы, пытаясь понять, упускает ли он пар с хвоей или хреном.

– Ну и хрен с ним! Я же не последний раз, в конце концов. Но вы всё равно поднажмите. Вдруг, успеем?

* * *

– Вы знаете, е38 это, пожалуй, вообще лучшая их машина!

Их – это БМВ. Мы болтаем с пассажиром об автомобилях: обычное брюзжание старых пердунов о том, как «раньше умели делать».

Пакс продолжает рассказывать мне о своей двадцатилетней е38, которую он фанатично довёл до состояния чуть ли не новой и предпочитает её имеющейся в хозяйстве семёрке последнего поколения за какие-то сумасшедшие девять миллионов рублей.

– Этот кузов… Я даже не знаю, с чем сравнить… Он абсолютно красив. Понимаете?

Я кивнул и ответил:

– Его можно сравнить с Беллуччи. Когда ей было уже за сорок.

Пакс помолчал секунд десять и ошарашенно произнёс:

– Точно!.. А я думал… Кого же она мне… Я позвоню жене, подождите. Она тоже обожает Монику. И нашу семёрку старую. Лена! Лена! Ты слышишь меня? Знаешь, с чем можно сравнить нашу БМВ?

* * *

– Э-э-э-э-э?!

Это было такое типичное среднеазиатское «э-э-э», которое начинается с низкой ноты, а потом стремительно нарастает по частоте – до высокой. Мальчишка, протирающий салон после дезинфекции, уставился на карточку водителя с фотографией и именем и стал сверкать глазами в мою сторону.

– Вы откуда? Почему Садыков?

Я рассказал ему про мужскую линию, про Самарканд и Душанбе, про прадеда, деда и отца. Мойщика зовут Хашим – как и моего дедушку.

– Вы очень неудобно сделали! – сетует Хашим. – Так неудобно сделали! Почему раньше не сказали?

Я на эту мойку заезжаю довольно часто, но делаю там только дезинфекцию салона, так что общение с ребятами на ней – стремительное, короткое. В лицо знаю многих, но никогда не болтал ни с кем.

– И как теперь? – Хашим растерянно разводит руками.

Я улыбаюсь в ответ: как теперь – что?

– Я теперь не могу деньги взять. С земляка не могу. А вы по карте платили? Не надо было. Зачем платили? Надо сразу сказать, что вы земляк! Как пришли, сразу сказать. – Хашим перешёл на шёпот, выразительно делая акцент на «сразу».

Ситуация безвыходная: машина чистая, дезинфекция оплачена заранее по безналу.

– Хашим, мне нужна твоя помощь. Есть проблема, может быть, ты мне сможешь помочь? Надо хорошо протереть лобовое. Там разводы. Никто не может хорошо протереть. Всегда есть разводы. Сделаешь? Но только я заплачу.

Мальчишка скрылся в подсобке с криками «как земляку скидка сделаю», а потом минут пятнадцать старательно тёр лобовое изнутри бумажными полотенцами. Деньги взял после боя и моего строгого напоминания, что договаривались с оплатой, но со скидкой.

Моя дезинфекция, вместо трёх минут, растянулась на все двадцать, но выехал с мойки я ужасно довольный и, взглянув на мир через сияющее лобовое, нажал на кнопку «на линию».

* * *

– Я сдала машину в дитейлинг. Надо всё там почистить. Третий день на такси. Водители – просто какой-то ужас. Машины – просто какой-то ужас. Всем тоже нужен дитейлинг. Я так не могу. Мне надо уехать куда-нибудь в Турцию. Там есть приличные отели. Но ехать туда в таком виде тоже нельзя. Мне тоже нужен дитейлинг по-хорошему.

* * *

– Степан Андреевич, я уже в пути. Уже еду. Спешу-спешу. Но пробки жуткие. Тут… Вы не представляете… Ничего себе! Что там? Фургон стоит и самокат детский рядом. Поломанный. Переехал, видимо. Нет, ребёнка не видно… Значит, труп. Труп, говорю, значит. Увезли уже, наверное. Труп. Ребёнка. На самокате. Водителя не видно тоже. Увезли, говорю. И ребёнка, и водителя. В эту Москву как приеду, так сразу какие-то ужасы. Здесь ездить вообще не умеют у вас, вы уж извините. Как можно ребёнка переехать? Тем более, на жёлтом самокате! Куда он смотрел, этот идиот?! Не ребёнок, водитель идиот. У нас в Киеве его бы толпа четвертовала, клянусь. У нас не церемонились бы. А здесь – нормально. Вы не обижайтесь, Степан Андреевич, я прямо всегда говорю. У нас бы за такое… Потому что жизнь человеческая у нас ценится. Другие у нас ценности, понимаете. У нас нельзя просто так ребёнка… Ещё и отмажут, небось. Водителя, говорю, отмажут. Как в Россию приеду – всюду кровь, коррупция, а все равнодушные, понимаете? У нас бы четвертовали на месте. А тут мимо едут!.. Самокат маленький. Ребёнок совсем малыш, небось.

Тем временем я с трудом объезжал раскорячившийся на аварийке микроавтобус с закипевшим двигателем: из моторного отсека валил пар.

Рядом на асфальте лежал жёлтый блокиратор руля, положенный вместо знака аварийной остановки.

* * *

– Извините, могу я вас попросить прочитать и откомментировать? – я копаюсь в телефоне в поиске одной записи.

В салоне трое сотрудников компании, продающей строительную технику. Мы ждём четвертого, стоя на остановке автобуса где-то в Лобне – вместо корпоративного автобуса компания иногда заказывает своим обычное такси.

– Что прочитать?

– Я тут написал… Вы как специалисты можете глянуть, с технической точки зрения я что-то напутал? Названия моделей, тут ковш какой-то приплёл, я не уверен, что правильно… Вот, смотрите.

Пассажиры прочитали фельетон с каменными лицами.

– Это про какую Катю, я не понял? – единственный мужчина с кожаным портфелем обернулся к девушкам на заднем сиденье. – Что за Катя на продажах?

Я поспешил внести ясность:

– Это я выдумал. Нет никакой Кати. Я придумал историю. Вот эта модель, этот ковш, тут всё верно?

– Катя, Андрей Евгеньевич, эта та крашеная блондинка, которую Миронюк приводил в продажи. Дура набитая. Не удивительно, что она путает модели.

Я снова начал успокаивать паксов:

– Нет, нет, это не про вашу контору. Это выдумка. Шутка. Не было разговора и не было Кати.

Вторая девушка перечитывала текст и возражала по делу:

– Миронюк приводил не Катю, а Марину. Я только не поняла, зачем ставить такой ковш на четыреста тридцать второй «Кат»?..

* * *

– Витя, друг. Что у нас с удалёнкой? Кого оставили, кого в офис вытащили? А разве нужны нам все? Может, кого-то надо обратно домой? Я понимаю, что экономии никакой. Да я даже не о вирусе. Вообще говорю: нам все разве нужны в конторе? А в чём проблема, пусть из дома подписывают «тээнки». И водителей на машины назначать можно по почте. Пусть айтишки на домашнюю перенаправляют. Да нет там ничего секретного… Витя, товарные накладные, ничего страшного. Конечно, пусть из дома. Отправь… Я не знаю… Лену отправь. Чего ей в офисе груши околачивать? Вот пусть из дома подписывает. Купите ей компьютер. Ноутбук купите. Лену отправь. Ещё кого-нибудь отправь. Пусть работают дистанционно. А это уже твой головняк и ответственность. Ты руководитель, ты и реши задачу. Договорились? Да хоть с завтрашнего дня. Но не позднее пятницы. Добро. Договорились. Максимову – на удалёнку. По Новосибирску завтра поговорим, у меня вторая линия. Алё! Алё! Да, зайка. Я договорился. Товарные накладные по почте. Тебе дадут компьютер. Нет, не отпуск. Удалёнка. На домашнюю перенаправят. Не надо общаться с водителями, по почте будешь… Хорошо, по вотсапу. Жарко там. Тридцать шесть. Ночью? Не знаю сколько. Отель подтвердят сегодня. Обнимаю, зайка.

* * *

– Speak to her! Speak to her!

Пассажир, которого я забрал от консульства карликового островного государства, мужчина лет шестидесяти в очках вмассивной оправе, обильно декорированной золотом, протягивает мне телефон, из которого нечленораздельно кричит какая-то женщина.

Нам надо забрать её по дороге, остановившись у Пробки, а я туплю и думаю про Пропаганду, которую по молодости Пробкой и называли.

– Здравствуйте. Я понял, вы на Банковском?

– Да! Я тут в луже стою. Скажите, он хоть симпатичный?

Я обалдел и молчал в ответ. Девушка продолжала кричать в трубку:

– Он не говорит по-русски, не волнуйтесь. Я только на фото видела. Симпатичный?

– Я не знаю, что сказать… В очках… Нормальный. Бюст, по крайней мере.

– Какой ещё бюст?!

– Ну я же вижу только голову и плечи. Они нормальные. Ниже не могу рассмотреть.

– Ясно. Я у Пробки на Банковском. Тут дождь. Когда вы здесь будете?

– Мы пытаемся пересечь Покровку. Дадим знать, когда будем на бульваре, ближе к Мясницкой.

Я передал телефон обратно пассажиру в эффектной оправе. Тот немедленно спросил меня:

– So what do you think?

Я покрутил карту в навигаторе.

– Estimated time of arrival is 18:43. Approximately. If we won’t stuck after the traffic light…

– No, I mean what do you think about her? I just met her on Facebook.

– Well… What can I say… I haven’t seen her at all… She’s definitely a woman…

– I know. I hope she’s a woman. At least she’s a woman.

* * *

– Там всё очень сложно. Абрамова – лучший преподаватель. Чтобы к ней попасть, нужна подготовка. Она абы кого не берёт к себе. Искали репетитора, нас сразу предупредили, что и репетитор должнн быть лучший. Иначе к Абрамовой не попасть, понимаешь? И вот оказалось, что лучше всего готовит Абрамова. Нет, не тоже Абрамова, а просто Абрамова. Она же сама. Лучше неё никто не готовит. К ней же. К ней самой.

* * *

– Любимый, я не дождалась тебя и уехала. Может, ты заберёшь меня уже от МФЦ? Я бы иначе не успела. Взяла такси. Нет, никто меня не подвозит. Заказала такси. Уже еду. Я в такси. Я понимаю, что пробки, любимый, но МФЦ закрылся бы. Обычное такси. Яндекс. Нет, не Егор. Какой ещё Егор. Жёлтое такси. Да, это Стинг поёт. В такси. У водителя музыка играет. Я не знаю, какое радио. Я опаздывала в МФЦ. Нет, не надо делать тише, сделайте погромче наоборот. Стинг. В такси. А в чём я виновата? Автобуса было долго ждать, я не стала… Ты заберёшь меня от МФЦ? Любимый, я не хочу на автобусе. Через час. Ты успеешь? Что значит – удачи? Алё! Алё!

* * *

Встречать пассажира надо по одёжке, а провожать по чаевым, это известно любому таксисту.

В Афродиту уселась девушка, которая была очень эффектно одета. Вернее, почти не одета: платье было открыто сверху, снизу и сбоку настолько, насколько не бывают открытыми даже платья танцовщиц-физкультурниц. Здесь же присутствовали и неимоверные каблуки, и скрипящие от лака завитые локоны, и эстрадно-цирковой макияж. И всё это, прошу занести в протокол, в восемь утра, в субботу.

– Устала уже от этих свадеб!.. – судя по всему, пассажирка поняла моё недоумение и поспешила начать объяснять причину такого эффектного появления. – Каждые две недели свадьба.

– Вы ведущая на свадьбах?

– Нет! – Барышня обрадовалась тому, что я подхватил тему. – У меня подружки… Одна за другой. Последняя свадьба была две недели назад. И там Лена познакомилась со своим будущим мужем. И вот теперь их свадьба. Он фотограф. А она свидетелем была. Вот они и того…

– Опасная работа.

– У свидетеля?

– У фотографа…

– Вы знаете, я тоже сразу на него обратила внимание тогда. Он какой-то странный.

– Ещё бы. Нормальный человек за камеру не возьмётся.

– Вы считаете? Я тоже так подумала… Интересно, кто на этой свадьбе будет фотографировать?

* * *

– Здесь у нас много знаменитостей живёт. Например, Николаев.

Я восхищённо цокаю языком, а пассажирка лет семидесяти продолжает экскурсию по посёлку, населённому знаменитостями.

– Это который «Утренняя почта»? – уточняю на всякий случай.

– Да не-ет! – Дама морщится не то от моей необразованности, не то от передачи и её бессменного ведущего. – Муж этой… как её… Королёвой.

– Стриптизёр?..

– Да нет же! Какой стриптизёр… Помните песню «Дельфин и русалка»? Вот он. Дельфин. С усами. Неужели не помните?

Я кивнул. Конечно, помню.

– Дочка говорит, что тут и селебы живут какие-то. Но я не видела никогда. Кто это такие вообще?!

* * *

– У нас в женском хоккее не забалуешь. – Пассажирка с трудом уместила в салоне клюшку и на вопрос, зачем она ей, принялась объяснять. – Совсем не балет. Чуть что – так въебут… Буквально. Простите. В смысле, клюшкой ударят. Меня класса с третьего все мальчики боялись. А я только к двадцати пяти поняла, что надо было идти на балет, как говорил папа, а не в хоккей, как говорила мама: меня мальчики до сих пор боятся!

* * *

– Дорогу покажете?

Иногда я произношу этот вопрос вкрадчивым голосом, едва мы стартуем с пассажиром из какого-нибудь двора в глубине столичных кварталов.

Пакс обычно цепенеет на пару секунд, а я добавляю, что давно не был рядом с этим домом и совершенно забыл, как отсюда лучше выбираться.

И тут вдруг выясняется, что любому пассажиру нравится так или иначе участвовать в управлении Афродитой, пусть и командами, чаще всего снабжёнными какими-то комментариями:

– Здесь удобнее по кругу объехать, а дальше выскочить налево, чтобы не застрять на светофоре, а то там вечная пробка! Они как изменили цикл светофора, так сразу пробка начала собираться.

Всё, готово. Далее следует обсуждение движения в городе, работы ГАИ, мэрии и правительства РФ. Сорокаминутная поездка пролетает незаметно: мы успеваем заклеймить дорожников и вздёрнуть на рее острой критики оленевода с его бордюрами. Или, наоборот, посочувствовать мигрантам, вкалывающим круглые сутки за копейки, да похвалить столицу за небывалую доселе опрятность клумб.

Главное – дать человеку понять, что ты без него не такой уж и ловкий, самоуверенный и самодостаточный. «Хрен бы он вырулил между теми Газелями, хорошо, что повернули с этой стороны дома», – должен думать про себя пассажир.

Выезд из двора слишком прост и очевиден? Не беда: можно попросить совета в выборе стиков для айкоса, если пакс курил айкос, подойдя к машине. Если сел школьник с огромными наушниками на шее, не грех поинтересоваться, хорошо ли те долбят низы и не прерывается ли связь блютус.

У уголовного адвоката поинтересоваться, действительно ли могут осудить за групповой разбой, если против тебя только косвенные улики или свидетельства потерпевших. У продавца мобильных телефонов – что взять на андроиде, чтобы точно убило айфон. Реконструктора с фанерным щитом и мечом – зачем Соколов расчленил девушку.

Короче, каждому пассажиру надо дать возможность высказаться, направить, дать экспертную оценку.

Это и есть клиентоориентированность.

* * *

– Вы знаете, меня там можно подождать минут десять и потом отвезти обратно. Вряд ли вы быстро получите заказ оттуда. Подождёте?

Девушка, с которой мы по пробкам пробираемся далеко за Балашиху, предлагает отвезти её обратно в Москву. Это разумно: и мне не ехать пустым, и ей не ждать другую машину, если меня сразу же кинут на другого пассажира.

Соглашаюсь, но уточняю, сколько надо будет ждать: минут десять это комфортно, но если, например, целый час – тогда не имеет смысла.

– Да я быстренько управлюсь. Мне только у строителей работу принять и всё.

– Ого! Десять минут, чтобы принять работу у строителей? Вы серьёзно?..

– Конечно, я уже рассчиталась с ними… Только посмотреть, всё ли в порядке. Они уже собрались и всё равно уезжают, так что даже если там что-то надо переделывать… Я, наверное, зря с ними рассчиталась заранее, вы это имеете в виду?

– Конечно. А главное, зачем сейчас ехать? Исправлять ничего не будут. Только если денег ещё попросят…

Мне не хотелось сгущать краски заранее, зачем я вообще в это лезу? Я вдруг увидел, что пассажирка уже расстроена тем, что не предусмотрела негативный сценарий.

А у меня с негативными сценариями – проблема всей жизни. Я их слишком часто вижу как наяву и начинаю лезть с предостережениями, слышу недовольные возгласы тех, кому мои предсказания не нравятся, но затем, когда всё идёт именно по этому, самому дурному пути, я начинаю себя ругать за то, что не был настойчив, что не наплевал на недовольство и не настоял на своём, хотя для меня всё было так очевидно.

Жить с этим тяжело. Работать – проще.

Как быть? Проще и правильнее – умолкнуть. Никто у тебя совета не просит.

Предложить сходить к строителям вместе? Изобразить недавно откинувшегося по УДО двоюродного брата, отмотавшего пять лет за убийство? Или следователя ГУВД? На всякий случай.

«Не твоё собачье дело, уймись, не лезь», говорю себе. И унимаюсь.

Прождал девушку я тридцать минут. В машину она села совершенно расстроенная.

– Это, оказывается, за полотна было. А не за все двери целиком. И без установки, а за установку отдельно надо платить. И штукатурку они якобы смывали несколько дней. И черновые материалы не входили в стоимость. – Она почти плакала: – Не могла же я их послать. Они всем нашим знакомым делали ремонт. Вроде бы нормальные ребята. Перевела им… Чёрт, ремонт оказался золотым. Вот почему они заранее не предупреждают?..

Я про себя прикидывал, сколько бы сэкономил девушке одним своим присуствием: тысяч семьдесят, скорее всего. Ладно. Она взрослая. Это не моё дело. Где-то открывают шампанское очередные строители, ловко разводящие доверчивых граждан. Граждане покупают недешёвые уроки.

Жизнь идёт своим чередом.

* * *

Две королевы столичного ЖКХ спешат в парк отдыха. Обсуждают зады своих коллег-мужчин («там плоское, как стена плача!»), а затем спохватываются, вспомнив про меня, и начинают представляться:

– Я Лена, начальница участка. А это Маша, АХОшница, но она замужем!..

* * *

– Ни фига себе. Сплошной Куинси Джонс в такси.

Мне выпал джекпот: из центра Краснодара (долго рассказывать, как меня туда занесло) в какую-то станицу километрах в семидесяти от города, а там, не успел докурить сигарету и пожаловаться коллегам на тяжёлую судьбу (ехать порожняком с нынешними ценами на поездки особенно печально), как прилетел заказ отсюда же, обратно в центр Краснодара.

В машину села школьница лет четырнадцати, и мы тронулись. И вот, не прошло и минут пятнадцати нашего пути, как ребёнок произносит имя великого музыканта и продюсера.

Я вытаращил глаза.

– Я в вашем возрасте не знал про Куинси Джонса. Это я сейчас должен сказать «ни фига себе». В седьмом классе я, конечно, переслушал битлов, но…

– Я в девятом! – обиделась кубаночка. – Я сейчас позвоню отцу, он фанат Джексона, а ему сегодня в Горячий Ключ ехать. Он вас наверняка не отпустит! Вы ведь отвезёте его в Горячий Ключ и обратно?

* * *

Эпиграф:

«Поговаривают, что в регионах любят смотреть телепередачу “Дорожный патруль”, потому что в ней показывают мёртвых москвичей».

Если вы думаете, что самое удручающее впечатление произвёл кубанский отель «Ибис» (французы на какую «и» делают ударение, кстати?), то вы ошибаетесь.

Самое печальное на Кубани – это по-прежнему водители и автомобильное движение.

Благодаря тому, что основные бюджеты разворовываются в Москве, региону достаются лишь крохи. Самые отчаянные водители под палящим солнцем – это «жигули» всех мастей. Едут не то, чтобы быстро («Лада», оснащённая сабвуфером и усилителями, тяжелеет на добрую пару сотен килограмм, отчего эффектно приседает брюхом к асфальту), но дерзко, опасно и, главное, бессмысленно. Типичная ситуация на дороге: ты степенно тошнишь по узкой, в одну полосу, дороге, с положенным превышением +20 км/ч, а тебя обгоняют по пыльной обочине, сигналя, следующую машину обходят по встречке через две сплошные, чтобы немедленно оттормозиться в дым перед красным светофором.

За два дня езды по Краснодару я насладился видами таких аварий, от которых вставали волосы дыбом даже у меня. Лежащие на крышах машины, без морд, с моторами в салоне… И всё это, замечу, в центре города, где нет широких извилистых проспектов типа Кутузовского.

Особенно красиво идут стайки адыгейцев, чеченцев и ингушей, с соответствующими регионами на номерных знаках, но эти отличаются в основном на М4, по дороге к морю и обратно.

При попытке перестроиться, спокойно и заранее включив поворотник, упираешься во внезапно ревущий мотором автомобиль: если хотите проверить эластичность мотора затонированной «Приоры», идущей в соседнем ряду метрах в двадцати за вами, включите поворотник. Дисциплина «разгон с 40 до 80» ради того, чтобы презренное такси не оказалось перед тобой – это типа кубанского айронмена.

И напоследок самое неожиданное открытие: чаще всего на Кубани хорошо водят именно таксисты. Разумное, рациональное вождение. Осмысленные манёвры. Очень порадовали коллеги в этом отношении.

* * *

– Да в балете одни суки! – девушка почти перешла на крик, пытаясь поведать мне ужасы танцевальной отрасли. – Жестокие твари, чем выше забралась, тем подлее!

Что я знаю про балет? Да ничего. Ровным счётом. Но я зачем-то возразил.

– Я однажды вёз прима-балерину. Мы увидели драку на обочине: двое месили ногами лежащего на земле. Я остановился, и она выбежала на них вместе со мной.

– Зачем выбежала?

– Не знаю. А зачем я выбежал? Боец из меня тот ещё. Это был рефлекс. И у неё, наверное, тоже. Я-то мужик, сотню килограмм вешу, а она девушка и вдвое меньше меня. Неужели вы думаете, что подлая сука ринулась бы вот так на двоих, жестоко избивающих посреди улицы человека, лежащего на земле?

Пассажирка молчала, надувшись.

– Я уж не знаю, что там у вас была за прима… Но они все конченые суки.

– Как скажете. Мы приехали. С вас 890 ₽.

* * *

– Евгений, мы готовимся к форуму. Делаем шикарный стенд. Представим там нашу технологию. Что? Конечно, всё готово к запуску, нам осталось только показать публике… У меня вопрос: вы министра сможете к нам на стенд подвести? Нет, губернатор мне на хуй не нужен. Я его и сам подведу. Мне нужен Кужугетович. А сколько? Вы назовите. Пять? Вы шутите? Я подвести его прошу, а не в баню со мной отправить. Я вам так скажу: наша технология ему самому нужна больше, чем нам. Нет, мы пока не запустили. Нет, я готовлю пласт команды, которая… Подведёте? Нет, я больше трёх не смогу. Три – это потолок. И если вы представите ему… Что технология уникальная, что пласт команды готовится… Пять – исключено. Я не отобью пять, просто математически. Нет, технология уникальная, но я не отобью пять. Три с половиной, и представите. Я буду на стенде. Да, у нас так и написано: уникальная технология. Нет, губернатор не нужен даже со скидкой. Я этого козла вам самому бесплатно, если хотите… Нужен сам министр. Представите? Буквально в двух словах. Я пласт команды сейчас создаю. Тоже уникальный. Зам не нужен. Нужен министр. Поверьте, это им самим надо. Они вам потом ещё спасибо скажут. Три с половиной – это потолок. Я вам пришлю презентацию. Там даже обычный человек удивляется, настолько уникальная технология. Нет, ещё не испытывали, но уже есть уверенность. Я найду, что ему рассказать. Вы главное подведите и представьте.

* * *

Побывал накануне в парке «Патриот».

– Красиво смотрится! – повторял пассажир, глядя на экспонаты с ракетами вдоль обочин.

Какая-то шизоидно огромная территория, на которой расположилось вообще всё, что может возбуждать возбуждающихся на «русское оружие».

Тут и танки, и ракетные комплексы. И бронепоезд на запасном пути. Стрелковые рубежи и бескрайние поля с полуразрушенными зданиями, по которым шмаляют русскими снарядами из русских пушек.

И надписи Patriot и Army на языке вероятного противника повсюду.

Если въехать на территорию с заказом, конечная точка которого указана как парк «Патриот», то высаживаешь пакса километрах в семи, покружив по бескрайним просторам с лесами, полями и реками, лавируя меж билбордами с фотографией и цитатами гаранта с обнулённым сроком годности.

– Тоже, кстати, красиво смотрится! – заметил пассажир, ткнув пальцем в сторону зелёного, как бронетранспортёр, храма.

Мы плутали по парку в поисках места, где моему пассажиру должны были дать из чего-то пострелять. Дорогу перегородил выскочивший откуда-то из-за куста охранник.

– Здесь ограничение 40! Не превышайте! – рявкнул он мне в окно.

– Конечно, конечно, не будем! – уверял его пассажир с заднего сиденья.

– На хуй пошёл! – рявкнул я, объезжая бритое препятствие в камуфляжной форме натовской расцветки.

Пассажир вдруг перестал восторгаться парком и посмотрел на меня укоризненно.

– Вы правы, они должны были знак повесить, но, видимо, ещё не успели… Парк же совсем новый. Зачем вы так грубо? Кстати, форма у него действительно странная. Не наша форма какая-то.

– Вот видите. Вдруг он диверсант, заброшенный в самое сердце, так сказать?..

– Да что вы, откуда тут диверсанты. Охрана здесь что надо.

Тем не менее, в голосе пассажира уже звучала лёгкая тревога, как будто я поколебал его уверенность в охране периметра патриотического парка.

– Скажите, а мы можем вон там проехать, мимо ракеты? Хочу посмотреть, что за ракета. Не вижу модель отсюда. Ах нет дороги… Ну ладно. – Пакс обвёл рукой пейзаж, как Людмила Зыкина обводила рукой зрительный зал, исполняя песню про озёра синие, – Но согласитесь: красиво смотрится!

* * *

Я привык начинать смену с этой вещи. Она теперь ассоциируется у меня с прохладным салоном, выруливанию по пандусу с пятого этажа парковки. Две риски фар ближнего на бетоне, притормаживаю – гляжу в зеркало на алые блики от стоп-сигналов, значит, лампочки в порядке, окна, приоткрытые со вчерашней ночи, пропускают в салон урчание мотора: чуть громче, чем надо, звучат клапана, но мотор холодный, так что нормально. Ближе к шлагбауму на выезде звук пропадёт. Вот и весь технический контроль перед выходом на линию.

Включаю таксометр. Немчиновка по утрам теперь почти не «горит» повышенными коэффициентами. Ну и ладно. Что-то обязательно прилетит. Достаю айкос, чтобы не дымить перед заказом.

А вот и он. От соседнего дома. Печку на максимум, салон не успел толком прогреться. Музыку тоже погромче. Angel of the South хорошая и какая-то настраивающая на работу вещь.

Останавливаюсь у подъезда, нажимаю «на месте». В машину прыгает мальчишка лет восемнадцати.

– А можно музыку потише?

Чёрт, я забыл совсем убавить громкость. Она действительно выше нормы. Убираю почти до минимума, извиняюсь.

Медленно выруливаем из двора. Немчиновцы последнее время перестали себя напрягать вопросом «как припарковаться во дворе» и бросают машины совсем незатейливо. Хорошо, я представляю себе, куда лучше лезть, чтобы выбраться наружу: навигатор здесь может завести в совсем плохие места. С недавнего времени в село разрешили ездить и каршерингу, а эти машины бросают вообще без опасения, что кто-то не сможет проезжать мимо. Поставил, хлопнул дверью, завершил аренду… Удобно.

Едем мы, значит, в сторону столицы, в салоне тихонько играет Acoustic Alchemy, я пальцами отбиваю ритм по рулю, мальчишка вдруг говорит:

– А давайте погромче. Что это играет? Ещё можем погромче. Кайф какой!

Ещё бы, думаю. Это тебе не Монеточка.

Через минуту два человека уже стояли в пробке, в салоне громко играла Angel of the South, две наши головы ритмично качались в такт.

* * *

Бишкекских водителей в нашем парке ласково называют индейцами.

Гаишники их не любят и постоянно штрафуют.

– У меня, говорит, аптечка просроченная. Штраф 1000 рублей взял.

– Что значит, просроченная?! – орёт выпускающий механик.

– Вот же!.. Он сказал, она 1984 года. Просроченная. Гаишник сказал штраф. Я заплатил.

Водитель показывает пальцем в бумажку, вложенную в аптечку.

– Это не срок годности! Это ГОСТ!

* * *

– Тяжелее всего сейчас индивидуалкам. Многие девочки совсем без работы сидят… Большинство вообще иногородние, им за квартиру платить надо.

Пассажирка лет двадцати пяти платиновая блондинка в жутких сапогах-ботфортах, спросила, не знаю ли я, когда всё это кончится, имея в виду ограничения в пандемию. Я развёл руками. Но на всякий случай решил поддержать девушку советом, врубив кризис-менеджера:

– Может быть, в онлайн уйти?..

– Да мы пробовали. Не у всех получается. Это же очень важно, чтобы лицом к лицу.

Я кивнул, будто бы со знанием дела: лицом к лицу – действительно важно.

Пассажирка продолжала:

– Глаза ребёнка очень важно видеть. Очень.

– Ребёнка?!..

– Конечно. Мы же с детьми работаем. Кто математику индивидуально преподаёт, кто физику… Готовим к ЕГЭ и вообще по программе. А с этой чёртовой пандемией хоть домой в Ставрополь уезжай.

* * *

– Вы же назад поедете? Обратно?

Пассажир в грязных ботинках сел в свежепомытую Фросю и отправился из модного загородного клуба верховой езды на заправку километрах в пяти.

– Извините? Куда – обратно?

– Обратно к клубу. Вы же наверняка будете возвращаться. Подхватите меня? Чтобы не вызывать такси обратно. Я только сигарет куплю. Представляете, у них там нет сигарет, ближайшая точка, где их можно купить – эта заправка.

Что-то мне подсказало, что сейчас будет фейерверк.

– Не вопрос, поменяйте конечную точку на клуб и поедем обратно.

Пассажир удивлённо уставился на меня:

– Но тогда ведь изменится цена!

Я расплылся в улыбке.

– Конечно. Возрастёт. Примерно вдвое.

Пакс истерично заголосил.

– И сколько тогда будет стоить эта пачка сигарет?! Вам же выгодно вернуться к клубу. Там клиенты, публика богатая!

– Да я уж заметил.

Я остановился напротив дверей заправки и нажал кнопку «Завершить заказ».

* * *

– Нет заявки! Отъехай отсюда!

Вахтёр-оператор шлагбаума машет мне рукой через приоткрытое окно.

Точка подачи в противоположном конце огромного дома на Ходынке. Бестолковый пакс, не удосужившийся сделать пропуск, вряд ли пойдёт пешком так далеко. Значит, будут звонки, стоны, лишняя кутерьма.

– Открывай. Меня пассажир ждёт у шестого подъезда. Не еби мозги.

Палка, обмотанная белым скотчем, поднялась.

Только я стал объезжать дом по кругу, как раздался звонок.

– Вы внутрь не заезжайте, мы выйдем на дорогу, у ресторана…

– Я уже въехал.

– Как? Я не могу делать пропуск, я в ресторане, а заказать может только жилец… Я сюда пешком шёл. Только жильцам можно… Минут пять упрашивал.

– Я знаю волшебное слово. Стойте у входа. Я буду через минуту.

* * *

– Darling give me a shout if you need anything! – говорила мне британка с крупными формами, хозяйка кафе с исключительно вкусными пирожными, неподалёку от дома на Кипре. Она ставила медный поднос с кофе и десертом передо мной и, блеснув глазами, удалялась курить за свой маленький столик в глубине заведения. Мы оба курили üç beş, то есть, три пятёрки, душистые сигареты, которые особенно хорошо заходили с ристретто.

Мне ужасно нравилось это give me a shout, и вот я недавно обнаружил, что русская версия, напоминающая мне о Кипре, отлично подходит и к такси:

– Температура в порядке? – спрашиваю я пассажира, садящегося в машину и опасливо глядящего на меня в рубашке с коротким руквавом, – Если надо поправить, кричите, хорошо?

* * *

Нигде так не крепнет народное единство, как в пробках накануне одноимённого праздника. Тут оно закаляется начиная с послеобеденного времени сначала на Бульварном, затем на Садовом, а потом и на Третьем транспортном кольце.

Остатаневшие от радости приближающегося выходного, как если бы и не было никакой изоляции от коллег все эти месяцы, офисные работники торчат в пробках, с ног до головы эрегированные и эмоционально возбуждённые. Амплитудами сигналов стараясь подгонять впередистоящих коллег из иных департаментов: двигай, двигай, ну же!

Из приоткрытых окон валит дым сигарет, пар вейпов и вонь айкосов. Садовое стянуло жгутом хорошеющую столицу. Индукция над центром такая, что хоть мобильники заряжай.

И я вдруг понял, как нам обустроить Россию. Очень просто.

Надо просто отменить все эти идиотские выходные. Все эти красные дни календаря закрасить чёрным. Никаких новогодних каникул, с которых возвращаются заплесневелые лица с отёками под глазами. Никаких ёлок и дедов морозов. Прочь, народное единство. В жопу, простите, дни защитников отечества. Защитите его лучше от этого бессмысленного пьянства.

Нет больше выходных. Нет праздников. Каждый день – рабочий и каждый выходной. Нет больше 9:00–18:00, пусть всё размажется тонким слоем по суткам. Не надо этих пиков. Этих массовых исходов.

Завтраки и бизнес-ланчи в кафе – круглые сутки. Нет опоздавших. Кто не согласен – расстрелять. Расстрелы тоже круглосуточные, выдача патронов в окне номер пять без перерыва на обед.

Никакого ритма. Никаких паразитных резонансов. Никаких обертонов.

Только плавная, размеренная жизнь.

* * *

После хорошей продуктивной смены дуешь в сторону родного села в приподнятом настроении.

Сегодня я был молодец. Сегодня не сдюжил и взял из самого центра заказ далеко в область – и не прогадал. Мы успели проскочить, ловко лавируя между пробками, куда-то за Клин, жаря по Новой Риге 130 в левом ряду. А там, высадив пассажира, приготовился куковать и искать на карте подходящее место для ловли заказа обратно – как прилетел оттуда же в Ясенево, пусть и по обычному «комфорту». Двойной джекпот.

Так что, к дому ночью я подъезжал в приподнятом настроении. Если сейчас окажется, что есть свободное место на перед подъездом и не надо будет заезжать в паркинг – будет совсем замечательно. И вот оно, свободное место, прямо напротив подъезда, да что же ты будешь делать, никогда ещё не было таких удачных вторников.

Ловко нырнул в дырочку, проверил по привычке работоспособность лампочек стоп-сигналов в отражении соседней машины, заглушил мотор, вытащил из бардачка бумажник и сигареты, отключил от зарядок мобильники: надо достать из багажника куртку, распихать всё по карманам, затем схватить жёлтый термос с кофе и бежать наверх за собакой, которой требуется обход территории.

– А вы скоро вернётесь? – прозвучало вдруг откуда-то сзади.

Тот случай, когда «подпрыгнул от неожиданности» – не фигура речи, я действительно чуть не подпрыгнул от тихого взволнованного голоса.

На левом заднем пассажирском сидела девушка и смотрела на меня испуганными глазами.

Чёрт. Я же с пассажиркой. В Ясенево я включил режим «домой» и, прождав минут десять, получил заказ. В Немчиновку. В соседний от меня дом. Порадовался очередной удаче. Посадил барышню, рванул и напрочь забыл…

– Да, конечно, простите, ради бога, задумался, простите, конечно, случайно, рефлекторно зарулил, увидел место перед подъездом, секунду, конечно, простите, сейчас, нет, не надо пешком, я довезу, конечно же, извините, задумался…

* * *

– Ой, сделайте погромче, пожалуйста! – папа с сыном лет восьми просит прибавить Something в исполнении Маккартни и Клэптона с восхитительного концерта в память Джорджа.

– Это, сынок, песня, которую Харрисон написал своей жене, Патти Бойд. А поёт эту песню сейчас Эрик Клэптон, слышишь? Тот самый, кстати, который эту Патти Бойд у Джорджа Харрисона и увёл потом. Понимаешь?

Ребёнок, по-моему, утвердительно кивнул.

– Вот, сынок, это вечная музыка. Понимаешь? Вот такую надо слушать музыку. А не ту, которую твоя мама слушает: «Она в клубе, он её в клубе, она ему в клубе, все её в клубе», понимаешь? Вечную надо слушать, сынок.

* * *

– Мы с девочками решили больше не смотреть Голливуд. Только артхаус. Пока ни хуя не понимаем, но в принципе нравится.

* * *

– Только если можно, очень-очень быстро. У меня подскок!

Девушка подбежала к машине, скользя по льду, и со всего размаху прыгнула на переднее сиденье. Затем немедленно сняла полушубок, раскрыла сумочку и достала оттуда причиндалы для макияжа.

Из бестолковой новостройки мы должны рвать «очень-очень» быстро на Рублёвку, в импозантный ресторан.

– Что за подскок? – я включил свет в салоне и прикинул, велики ли риски испачканного салона после процедуры наложения макияжа.

– Подскок, это когда звонят в ночи и орут в трубку: «Подскок!». Виктор Васильевич, видимо, отправил жену в Сочи и срочно собирает девочек. У вас жвачка есть?

– Нет, увы. Можем остановиться на заправке…

– Вы что?! Без остановок. Я и так последняя приеду… А влажные салфетки есть?

– Есть для пластика…

– Зачем мне для пластика? Всё натуральное. Ой, можете ответить? У меня руки заняты. Виктор Васильевич его зовут. Скажите, что мы уже едем. У него как привстанет – сразу «подскок» и надо сильно-сильно спешить.

* * *

– Игорь, я нашла, куда деть наш старый телевизор. Который на балконе. Потому что ты не выкидываешь и не продаёшь. Потому я думаю об этой проблеме. Нет, я нашла место. Но не успела записать телефон. Реклама на Тушинской. Туда можно сдать. Там написано, что можно. Я не знаю. Мне плевать, мне неудобно на балконе с этой бандурой. Да, реклама на Тушинской, но мы быстро ехали, номер не успела, но там написано «Сдайте плазму».

* * *

Некоторые пассажиры снабжают каждый свой заказ строгими комментариями, в которых описывают требования к водителю или машине. «Только Тойота Камри, чистый салон, температура 21 градус, некурящий водитель, радио Монте-Карло».

Мне как водителю тоже хотелось бы запилить дефолтный комментарий к заказу, но такого функционала у сервиса, к сожалению, нет.

Мои требования были бы гораздо более подробными. Например:

«Пассажирка от 25 до 35, ноги стройные, бёдра широкие, волосы тёмные, не ниже плеч, любит Боба Дилана, звонко хохочет».

Навскидку.

* * *

– И давно вас из персональщиков попёрли?

Пакс в красивом и отлично сидящем на нём пальто зашёл с козырей, не теряя времени.

Я не сразу отреагировал, потому что думал о том, что завидую ему: на мне любое пальто сидит как холщовый мешок, а глубоко в душе я тайно мечтаю именно о таком пальто, чтобы оно приняло меня таким же элегантным образом.

– Простите?!

– Я сразу понял, что в такси вы недавно. До этого работали персональным водителем. Почему персональщик в такси? Потому что его попёрли! – достопочтенный господин старательно выговаривал слова почти по слогам, смакуя мою растерянность от его пронзительно точной догадки. Тон его при этом был поразительно дружелюбным, хоть и без сострадания к персональщику, свалившемуся на самое дно презренного извоза.

– Видите, как всё просто! – не унимался пассажир, сияя улыбкой сквозь чёрную бархатную маску. – Так что, я угадал?

– А вы давно перебрались к нам на Запрудную улицу? – Я постарался сымитировать тот же слащавый дружелюбный тон.

– Что?! В смысле? Почему перебрался?!

– Ну я имею в виду, с Бейкер-стрит давно съехали? И к нам в Немчиновку на Запрудную переехали? Миссис Хадсон попёрла? За неуплату коммуналки? Угадал?

Пакс заткнулся и молчал всю дорогу до Украины. Первый же заказ сезона. Зима 2020 рискует быть с единицей.

* * *

– Навальный это проект Кремля. Всё было понятно с самого начала.

Пассажир с кожаным портфелем закончил орать на кого-то по телефону по поводу заболевшего Башмета и райдера рок-группы «Звери», которые запросили шампанское за 44 тысячи рублей, пообещал всех уволить к чёртовой матери и отправить из Москвы в Саров навсегда, навечно, а не только на время праздничного концерта про мирный атом, а затем, ни с того, ни с сего, начал рассказывать мне про Навального.

– Разве не Госдепа? – зачем-то переспросил я. – Я был уверен, что это проект Госдепа.

– И отравился он сам. – продолжал человек из атомной отрасли. – Инсценировал, подмешал себе, по приказу, а теперь валит на других.

– То есть, строго говоря, его отравил Путин?

– Почему это Путин?!

– Ну это же проект Кремля, вы сами говорите. Кремль – это Путин. Инсценировал, отравил себя сам, по приказу Путина, получается?

– Да зачем вы всё с ног на голову? – заорал на меня пассажир, но у него зазвонил телефон и ему не пришлось менять интонацию и громкость для ответа:

– Две недели в карантине в Сарове я вам удлиню до двух лет! Какое, на хуй, шампанское? Какие, на хуй, «Звери»? Ты понимаешь, кто туда едет?! Он им эти бутылки знаешь, куда засунет? А потом и всем нам!..

* * *

– Почему-то все мужики вокруг… нерелевантные.

Юная пассажирка закончила ругаться по телефону с молодым человеком и принялась извиняться передо мной.

Я понимающе кивнул и уточнил:

– В смысле, козлы?

Девушка задумалась.

– С одним прожила два года. Он все два года в плейстейшн играл. Молодой был. Разбежались. Сейчас другой, постарше. Тоже в плейстейшн играет. Только уже в пятый. Ночью ждёт, пока я усну, крадётся к телевизору и играет. Я сначала думала, может, порнуху смотрит. Нет. Стреляет во что-то. Лучше бы порнуху смотрел, честное слово. Этого уже боюсь бросать: какой будет следующий? Вдруг тоже нерелевантный?

* * *

Лайм, зелёное яблоко, нектарин и груша, фруктовые и цветочные нотки «Пино гриджио» разбегались по салону Афродиты. Солёная минеральность растекалась по бедру пассажирки, которая решила декантировать бутылочку сухого белого в сиденье под собой.

Ничего этого не произошло бы (ведь открытая в ресторане бутылка была заткнута пробкой), если бы не попытка вмазать кокаин по дороге из жутковатого подмосковного городка в самое сердце ночной столицы, на улицу Рочдельскую.

Вы, кстати, знали, как пишется и произносится название? Рочдельская. Я узнал только сегодня ночью. Всю жизнь называл её Родчельской. Rochdale – британский город, где ткачи скинулись по одному фунту и основали первое потребительское общество на кооперативных принципах…

О чём это я? Ах да.

Бутылка из ресторана, судя по всему, была закупорена не очень старательно, так что, когда парочка закидывалась первым, пробка вылезла и вино потекло на сиденье.

Пассажиры очень волновались и всячески обещали «решить вопрос с химчисткой», но прогнозируемо заболтались на конечной точке и, сердечно поблагодарив за отличную поездку, ретировались.

Скажите честно, а вы тоже Рочдельскую улицу всегда называли Родчельской?

* * *

– Добрый вечер! Документики!

Люберецкий гаец сделал незаметный жест рукой, как будто поправляя пышные локоны, а не отдавая честь. Я полез в бардачок за бумажками, пытаясь вспомнить, не забыл ли заполнить путевой лист на сегодня. Похоже, забыл… И тут такое. Чёрт.

Пока передавал поочерёдно водительское, свидетельство о регистрации и разрешение на такси, соображал, как быть, если тот вспомнит про путевой лист. Гаец прогнозируемо вспомнил.

Я сделал вид, будто невозмутимо роюсь в документах в поисках заветной бумажки. Мент «помогал» мне, светя фонариком в салон машины.

Путевой лежал в бардачке, но его нужно было заполнить (именно это я и забыл сделать, выйдя на линию). Мне бы буквально пятнадцать секунд, только чтобы он не стоял над душой со своим фонариком…

– А-а-а, вспомнил! – закричал я и вышел из машины вон, подошёл к багажнику и открыл его. Люберецкий гаишник коршуном ринулся за мной, предвкушая, что там окажется что-то интересное: например, схрон незаполненных путевых листов, печати и штампы…

Я озабоченно двигал бутылки с незамерзайкой туда-сюда, заглядывал под пол, где лежит запаска, и даже открыл застёжку на сумке с надписью «набор водителя»: вдруг путевой лист найдётся именно там?..

Убедившись в том, что гаец окончательно увлёкся изучением содержимого моего багажника, сел обратно в салон и, не включая свет, наощупь, заполнил путевой, проставив в нужные места дату и время, а затем и свою подпись в графу «водитель Садыков Н. Ю.»

В этот момент лучик фонарика уже начал светить мне на колени.

– Вот же он! – сказал я с притворной радостью. – Представляете, завалился за подкладку… Через прореху в кармане. Держите, инспектор.

– Я же видел, что вы что-то писали!

– Я?!.. Конечно, писал… Я пишу стихи. Про такси. Хотите, почитаю что-нибудь из раннего?..

– Иди ты на хуй. Счастливого пути. – обиженно произнёс офицер дорожной полиции и кинулся с жезлом наперерез какой-то «Альмере» с логотипом «Везёт».

* * *

– О, господи. Бенсон. Вас он не утомляет? Я больше пяти минут не могу слушать. Да нет, оставьте, чёрт с ним. Хотя, попса ужасная. Не Кенни Джи, не спорю. Но и не не МакЛафлин. Мы, знаете, однажды шатались по Сан-Франциско… Бац – концерт. Сходили, конечно. МакЛафлин это да. А ваш Бенсон… Как бы помягче… Хуйня на постном масле. Хотя, про маскарад у него хорошая песня. Но, обратите внимание, игры там как таковой нет. Я один раз в Айя Напе отдыхал, на Кипре, там в гостинице в лобби парень играл на гитаре, в принципе, не хуже вашего Бенсона. Гостиница, конечно, была приличная, мы там сьют снимали, такой, знаете, с двумя комнатами. Вернее, комната одна, но очень большая, телевизором разделена пополам. Большим плоским. Тогда это было очень дорого, эти телевизоры стоили кошмарных денег. Но там и обычные номера были. И вот в лобби играл какой-то Михалис. И знаете, не хуже вашего Бенсона. Гитара наверняка не такая крутая. Но куда ему в гостиницу крутую гитару? Там иногда люди мимо шли в плавках, с пляжа. Смысла не было тащить хорошую гитару. А вообще, если руки не из жопы, на любой гитаре сыграть можно.

* * *

– Я же могу адрес изменить? Нам уже не надо на Чистые пруды. Встреча отменилась. Поедем на Хорошёвку?

Пассажир поменял адрес в заказе, и я медленно развернулся на пустой улице через две сплошные, не доезжая разрыва. Я иногда нарушаю, если вокруг нет машин.

– А оттуда ещё заедем на пару адресов и домой, в Нахабино, идёт?

Киваю, хотя и немного пугаюсь перспективе застрять на линии с поездкой с неопределённой продолжительностью.

Мы заезжаем в пару мест, после чего берём курс на Новую Ригу.

Пассажир садится впереди, его телефон постоянно вибрирует от звонков и сообщений, разговоры, переписка – куда же, думаю, на дворе полночь, отдохни, бизнесмен!

– А сможем в магазин заскочить? Я очень прошу.

– Конечно.

У меня работает счётчик, калькулирующий минуты и километры, так что можем кататься как угодно.

– У меня просьба. Я возьму пива и посижу в машине, хорошо? Я заплачу. Извините. В дом не хочу идти.

Я соображал, что ответить.

Ну строго говоря, нет никакой катастрофы. С другой стороны, Афродита – не бар. Да и стоять без движения радости мало. О’кей, говорю, но давайте недолго.

– Дома никого, жену с ребёнком отправил к родителям. Но идти внутрь не хочу. Ко мне в пять утра гости придут скорее всего.

Я удивлённо посмотрел на пакса.

– Гости… Ну, в смысле, арестовывать придут. Мне нашептали, что завтра. В смысле, уже сегодня… – Пассажир смотрел на часы. – Можно я этой штукой бутылку открою? – он отстегнул ремень и открыл пробку металлической застёжкой ремня безопасности.

Я сидел немного обалдевший. Если он действительно ждёт утренних гостей…

– Мы были уверены, что проблемы не зайдут так далеко. А они зашли. Жене сказал, езжайте к родителям, не надо вам при этом присутствовать. Можно я покурю в окошко? Я заплачу. Не могу накуриться никак. Вроде со всеми встретился сегодня, попрощался, а такое ощущение, что кого-то забыл. Упустил.

Я открыл окна, включил печку на полную, и мы закурили вместе.

Лезть с расспросами не было желания. Пусть сам говорит, если хочет. Но я всё же спросил:

– 159 часть 7?

Пакс кивнул.

– Именно часть 7.

Мы стояли у ворот большого дома и дымили в открытые окна около полутора часов, болтали обо всём, потом я завершил поездку, на табло и так была уже весьма приличная сумма.

– Извини… Мне надо скоро ехать.

– Я понимаю, понимаю, конечно! – человек замахал руками. – Это ты извини. Я просто растерялся и не знаю, что делать. Вот эти оставшиеся три часа.

– Чёрт его знает. Есть что-то поломанное в доме? Почини. Я бы занял голову какой-то бытовой проблемой. Наверное.

– Хорошая идея. Если ничего не поломалось, можно и сломать ради такого дела. Езжай. Извини, что задержал. Не хочу домой идти, понимаешь? Выбросишь бутылки сам? Извини ещё раз. Спасибо.

Мы зачем-то обменялись телефонами и попрощались. Пакс вышел из машины и пошёл к большой кованой калитке своего дома.

* * *

– Вы можете снять эту вашу штуку, а поставить вот эту нашу?

Отец празднично разодетого семейства подошёл к Афродите, держа в руках свой лайтбокс в форме ханукии. Он предложил мне снять мой плафон с надписью Яндекс. Такси и поставить вместо него свой. Чтобы мы поехали в Еврейский центр в Жуковке нарядные, по красоте.

Я замахал руками: нет, что вы, к сожалению, нельзя, ГАИ, ГИБДД, Технадзор, МАДИ – очень строго за этим следят и категорически нам, таксистам, это запрещают.

Отец семейства долго внимательно смотрел на меня строгим взглядом, потом развернулся и зашагал в сторону своей машины, в багажник которой убрал свой праздничный лайтбокс.

Всю дорогу семья ехала мрачная и напряжённая, мне казалось, что своим отказом я испортил им праздник. Может, думаю, анекдот им рассказать? Про двух гусей, серого и белого, одного из которых надо зарезать на Хануку?.. Нет, всё же, там грубое слово в конце и вообще…

Рискую поймать ещё одну единицу, между прочим.

Ой вэй.

* * *

С наступлением холодов температура в салоне становится особенно острой проблемой. Даже если она обычная, скажем, 21 градус, приблизительно половине пассажиров это слишком жарко (и они начинают открывать окна), а другой половине слишком холодно (и они начинают звонко стучать зубами и просить «включить печку»).

То есть, если летом идёт борьба с кондиционером (или против кондиционера), то зимой вину уже не свалить на кондиционер – и её смело валят на водителя.

Усугубляет всё масочный режим для тех, кому «очень жарко»: надышав себе в маску, пассажир распахивает окно особенно театрально.

Я при этом в салоне всегда сижу в майке или рубашке, меня абсолютно устраивает и обычная комнатная 21, и любые вариации «потеплее» или «попрохладнее» от пассажиров. Я толстый и теплоёмкий.

Когда я курю в машине между заказами (а я всегда курю в машине между заказами), распахиваю окна на ходу, чтобы салон категорически проветривался, так и держу открытыми ещё минут пять, закрываю перед подачей – и вуаля: «Как же здорово ездить с некурящим водителем!» – стонут румяные пассажирки, пока я стыдливо прикрываю мобилой пачку сигарет.

Зимой проветривания выстужают салон, так что приходится включать печку на всю катушку пока распахнуты окна.

– Добрый вечер. Нагатинская набережная? – спрашиваю я на подаче, а пассажирка кивает в ответ, надевая маску. – Температура в порядке? – продолжаю интересоваться, волнуясь, не слишком ли остыл салон после проветривания.

Девушка замирает на секунду, поправляет маску и выдаёт почти криком:

– Вы ещё температуру мне мерить начните!

* * *

– Мы сможем проехать через одно место и остановиться там на минуту?

– Конечно. Что за место? По пути? Если нет, я попрошу вас поставить промежуточную остановку в заказе.

– Да, я пыталась, но не могу найти адрес. Где-то на Профсоюзной ресторан «Анжела».

– Хм. Может, быть «Анджело» на 60-летия Октября?

– Точно! Анджело, Анжела, голова кругом.

* * *

– Алёна Владимировна, опаздываю. Простите, опаздываю ужасно. Таксист как обычно не туда свернул, – пассажир стонет в трубку, делая мне знаки руками: мол, вы же понимаете, это я не про вас, это я фантазирую на тему, вынужден, так сказать, не от хорошей жизни: – А теперь мы в оцеплении… В этом… Как его. В перекрытии. Я не знаю, кого везут. Мы пока стоим. Никого не везут. А, вот кортеж, слышите? Я не разбираюсь в этом. Может быть, Путина. А как отличить? Понятия не имею. Какая разница? Да, я опять опоздаю. Я помню, что мы говорили. Да, получается, что опять из-за Путина. Я не знаю, когда буду в офисе. Может быть ещё один кортеж. Кого? Медведева. Я не знаю. Извините. Я наберу, когда буду у компьютера.

* * *

– А можно чего-нибудь… попроще? На другую станцию можем настроиться? Я вот был в Париже, у них никто такое не слушает. Это на экспорт, так сказать. У них там свой шансон есть, не как наш, но тоже типа того. И эстрада обычная. Без зауми. После пьянки хочется чего-то расслабляющего. Тынц-тынц. Вы не волнуйтесь, я про чай не забуду. Во! Отлично! Кто это поёт? Таркан? Турок? Отлично! Мы с женой однажды поехали в Турцию, вы не поверите, это был такой ужас!..

* * *

– Всё в масочки играетесь? – пакс произнёс это без злобы, но тоном сожалеющего о моей глупости человека. – Всё от какого-то вируса прячетесь?..

Так обычно начинается длинный монолог человека, которого распирает от знания чего-то совершенно очевидного для него самого, но по какой-то трагической случайности неизвестного всем окружающим. Я молчал. Таким не нужно подыгрывать. Он мне сам сейчас всё вывалит.

– Вы думаете, почему в Китае всё закрыли? Это они америкосов так… Взяли и поставили на место.

Я кивнул. Пассажир сделал паузу, чтобы я успел осмыслить коварство китайцев.

– И вся эта статистика… Мы же тоже в эту игру играем. Чтобы дать им сигнал.

Я решил встрять:

– Кому им?

Пакс кивнул, давая понять, что я задал правильный вопрос, ухватывая суть.

– Америкосам. И евреям. Мы с китайцами дали им сигнал. Про их господство в мире. Что всё не так просто, как им казалось.

Я снова кивнул.

– У нас в таксопарке шлагбаум, так тоже, пока не дашь сигнал, не открывают. Иногда минуту стоишь, а там спят, что ли, приходится бибикать…

Пакс перебил меня, поморщившись:

– Вы Путина смотрели? Эту его пресс-конференцию? Нет? Ну и зря. Он же там тоже давал сигнал. Посмотрите. Обратите внимание: он там без маски! А что это значит? Это же сигнал. Это не просто так. Нет никакого вируса. Нет никаких вакцин. Они воду дистиллированную туда льют. Физраствор. Чтобы все на ушах стояли. Евреи, американцы, британцы. Мы их вот так обвели вокруг пальца! – Пакс показал жест обведения врагов вокруг указательного пальца. – Сколько там времени уже? Полночь? Тут поблизости можно где-нибудь пивка взять из-под полы, не знаете?

* * *

– Лена, это очень странно. Нормальные компании так не работают! Что ещё за запись через ВКонтакте? У них есть номер телефона? Ты звонила по нему? И что сказали? Как это – добавить в друзья и через сообщения записаться? Я не понимаю, сейчас так не работают! А сайт у них есть? Ты уверена, что они – лучшие? Говорю тебе: так сейчас приличный бизнес не работает! Это всё очень подозрительно, и я бы с ними не связывалась. Ты уверена, что нельзя найти других, нормальных астрологов?!

* * *

– А тут налево, налево!

Я затормозил на выезде из двора слегка ошарашенный. Поворачивать нам следует направо и только направо: если поехать налево – будет тупик.

– Вы уверены?.. Зачем нам налево?!

– Ой. Направо. Конечно, направо, – смутилась девушка и добавила: – Всегда путаю именно две эти стороны: налево или направо.

Другой водитель начал бы интересоваться, какие же остальные стороны девушка не путает, а я великодушно промолчал и направил Фросю в сторону точки Б нашего последнего на сегодня заказа.

* * *

– Самый лучший муж у меня был третий. Я даже в бога поверила тогда…

Барышня лет тридцати ругала Собянина за пробки, но вдруг перешла на интимное.

– Почему именно когда был третий? – искренне удивился я.

– Ну как же… Знаете, как говорят, «бог троицу любит».

* * *

– Мы с бабушкой воевали: сиди дома, не ходи никуда, мы продукты будем заказывать… Она – ни в какую. Враньё это, говорила. Никакого вируса нет. Батюшка всем говорит: нет вируса. Враньё. Выдумка. Я потом пошла в эту церковь. Не ругаться… Договориться об отпевании. Бабушка скончалась. В церкви пять тысяч попросили. Авансом. Я заплатила. Хотела ещё спросить, делают ли скидку прихожанам, которые батюшку послушали и вируса не боялись. Не стала… Привозим гроб, а там уже два других стоят. Я спрашиваю: как же так, я же заплатила? А мне отвечают: не одна ваша бабушка преставилась, знаете ли. Ну хорошо, думаю. В конце концов… А потом они приносят магнитофон и кнопку нажимают. Мы совсем опешили: что же это за отпевание? Из магнитофона… А нам отвечают: батюшка тоже преставился позавчера. От пневмонии. Так мы и стояли тремя гробами, под запись, за пятнадцать тысяч.

* * *

Россияне – музыкальный народ. А москвичи и гости столицы – особенно.

В Петербурге и области, Твери или Краснодаре такого не встретишь. А в столице, звенящей колоколами – запросто.

Пассажир, садящийся в автомобиль такси, ещё даже не успев расслышать, что за композиция звучит из широкополосных динамических головок салона Афродиты, с порога требует включить «лайкэфэм» или подключиться по «блутус».

Я, дорогие мои, не первый год замужем, у меня за плечами много тысяч поездок, и я знаю, о чём говорю. «Девушка, пойдём с нами в турпоход! – Какая я вам девушка, я уже три раза бывала в турпоходах!».

Что такое лайкэфэм, вы можете убедиться сами, настроив ваши радиоприёмники на данную радиоволну (как сказал бы один мой пассажир, там все песни про «а она в клубе, а он её в клубе, а она им в клубе, а они её после клуба»), а вот после подключения с использованием производственной спецификации беспроводных персональных сетей – пакс начинает истерично перебирать треки в своей мобиле, один другого чудовищнее.

На всякий случай оговорюсь: я чутко и с большим уважением отношусь к звукам в машине. Особенно к музыке. Я два с половиной года «полирую» плейлист для салона, собирая в нём треки, наиболее комфортные для прослушивания фоном при поездке в такси. Я вижу, когда надо совсем убрать громкость совсем до минимума или выключаю балалайку вообще, если пакс начинает говорить по телефону или просит тишины. Тишина – это священное право пакса.

Бывают ситуации, когда пассажирам надо что-то услышать – в контексте их разговора или производственной необходимости. Однажды я вёз диджеев в Зеленоград и те обсуждали треки коллег, включая их с мобилы, где ничего не разобрать, конечно же, я предложил им включить это через акустику в машине. И так далее, и тому подобное.

Я же говорю о странной патологической тяге к дебильным песням, когда человек садится в такси и немедленно требует этот ад – и желательно погромче. Без использования стереофонических головных телефонов, в народе называемых «наушники», а так, чтобы плохо стало всем вокруг. Дело даже не в музыкальном вкусе, чёрт с ним, в конце концов. Дело именно в нездоровой страсти врубать это в такси. Не в пятичасовой поездке, а – по умолчанию. Окружая себя повсеместно этими звуками.

Некоторые пассажиры, услышав моё «нет», искренне удивляются: мол, как это? Мы же специально заказываем «комфортплюс», чтобы воспользоваться этой функцией! Как заправские путешественники, выбирающие именно и только пятизвёздочные отели, в которых должен быть круглосуточный room service с возможностью заказать клаб сэндвич в номер в три часа ночи.

Многие мои коллеги, не сильно озабоченные вопросом музыкального сопровождения, покорно дают слабину и разрешают пассажирам подключить свои мобилы, после чего всю дорогу слушают имбецильные песенки, боясь схлопотать единицу.

Подливает масла в огонь и уже полтора года кряду анонсируемая функция управления музыкой в салоне через пассажирское приложение – пока что, слава Аллаху, для тарифов «бизнес» и выше, да и не работающая нормально в реальной жизни (тот самый случай, когда радуешься техническим неполадкам у разработчиков приложений). По замыслу яндексоидов, пассажир, севший в чёрный импозантный мерседес, должен иметь возможность у себя в телефоне управлять звучащей в салоне музыкой (задумка, вне всякого сомнения, остроумная и красивая, но в силу ряда причин всегда будет костыльной и уродливой).

В следующих выпусках нашей передачи я расскажу вам о других особенностях некоторой части пассажиров московского такси. Не переключайтесь с нашей радиоволны!

* * *

– Это была моя лучшая поездка в такси! – простонала пассажирка, открыв дверь и выйдя на морозный воздух.

Технически – поездка как поездка, сорок минут, тысяча рублей, нигде сильно не застряли.

Но в самом начале, только сев в намытую Фросю и прислушавшись к звучащей музыке, спросила:

– Интересно, он сейчас пишет что-то?

Вопрос был про Стиви Уандера. Раз в месяц я снова и снова пытаюсь сделать его плейлист, но начинаю его слушать и снова и снова убеждаюсь в том, что плейлист Уандера – это сам Уандер и нельзя туда лезть грязными руками, что-то отбирая, переставляя или компилируя.

Я стал мучительно вспоминать, в каком году вышла его последняя пластинка, но ответил:

– А зачем?..

На самом деле, зачем ему ещё что-то писать?!

Следующие сорок минут мы перебивали друг друга, обсуждая, что нужно включать в плейлист Уандера.

Когда уже подъезжали, минут за семь до финиша, зазвучала Another Star, которую пассажирка потребовала включить совсем громко. Мы подпевали, барабанили руками в такт по всему, что попадалось под руки, трясли головами. Из соседних машин это выглядело наверняка довольно забавно… Но нам было плевать.

Another Star стихла аккурат перед шлагбаумом дома. После всего, что между нами было, я мог позволить себе шутку:

– Сигарету?..

Девушка взяла у меня сигарету, но открыла дверь и, закуривая, вышла на морозный воздух, простонав комплимент про лучшую поездку.

* * *

Полтора года назад мне поручили встретить человека в аэропорту. Я как раз прервал свою таксишную «карьеру» на пару месяцев, окунулся с головой в офисную корпоративную пучину, а тут прилетает гость, коллега таксист, надо его встретить. Кого пошлют на это задание? Конечно, меня, до недавнего времени таксиста.

Стою во Внуково, ищу глазами человека в бейсболке и с женой.

Мимо рядком стоящих встречающих и «таксидогороданедорого» идёт девушка с младенцем на руках. Она заглядывает в глаза каждому. Похожа на цыганку. «Классика жанра», подумал я про себя. И вот она поравнялась со мной и попросила денег. Я без злобы сделал жест «проходим, не задерживаемся, не создаём скапливаемость», я же не первый год замужем и всё прекрасно понимаю: профессиональная, да ещё и с чужим ребёнком наверняка просительница денег.

Цыганка не настаивает, идёт дальше, но бросает какое-то слово, не помню именно, какое – не ругань, не стандартно-заготовленное, не про обиду, но мне вдруг показалось, что очень искренним тоном.

Хм. Я немного напрягся. Этот тон и слово не укладывались в моё представление о модели поведения профессиональных попрошаек.

– Зачем вам деньги?

– Мне билет нужно купить. Мне не хватает тысяча двести. Пожалуйста, я вышлю. Я отдам.

Билет. Конечно…

– Куда летите?

– В Астрахань. Домой.

Я взял её за локоть и отвёл на несколько шагов в сторону и продолжил допрос, включив свой самый отвратительный тон.

– Во сколько ваш вылет?

– В семь сорок пять утра. Завтра. Самый дешёвый. В кассе сказали, что есть ещё два билета.

– Когда сказали?

– Час назад…

– Откуда вы знаете, что их уже не купили?

Я проверил в телефоне: действительно, завтра есть рейс Победы.

Теперь меня уже беспокоило не только то, что она талантливо играла выученную роль, но и то, что мои расспросы её по-настоящему задевали, но она не уходила прочь. Дьявол, что происходит.

– Что вы делаете в Москве?

Цыганка достала из сумочки бумаги. Это были результаты обследования из РДКБ, что-то про костный мозг, лимфатические узлы, стволовые клетки…

– А почему вы без обратного билета? Как вы умудрились оказаться в Москве с ребёнком без денег?

Девушка старалась не заплакать.

– У нас был билет. Но он сгорел. Мы прилетели на три дня, а пришлось остаться на четыре. Нас не отпустили вчера. А деньги за билет не возвращают. Деньги на телефоне кончились, я даже позвонить не могу никому.

– Сколько у вас денег? – мой тон становился мягче.

Она протянула мне сложенные вчетверо купюры. Я пересчитал – действительно, цена билета без тысячи двухсот.

– Идём со мной.

Я ринулся в сторону какой-то будки с надписью «авиакассы», цыганка семенила за мной.

Девушка в будке её узнала: та действительно спрашивала про билет.

– Давайте паспорт. Мы сейчас купим билет.

– Мне не хватает…

– Я добавлю. Вылететь надо будет завтра. Вернуть этот билет нельзя. Понимаете?

– Понимаю.

Мы купили билет, и тут она разрыдалась. Я взял ребёнка на руки, а она уткнулась в стену, закрыв лицо ладонями.

– Здесь есть комната матери и ребёнка?

– Да, нас без билета туда не пускали, но теперь пустят.

– В Астрахани вас встретят?

– Некому. Не надо. Мы сами доберёмся. Спасибо вам.

Я дал ей ещё тысячу и продиктовал свой номер. Надо было бежать искать коллегу, которого я наверняка уже проглядел в толпе. Отыскал их я уже на улице, озирающихся по сторонам.

А вчера на мой старый номер пришли деньги. Я минуту смотрел на экран, пытаясь понять, что это такое: кто вдруг решил пополнить мне баланс мобильного, да ещё и на такую сумму?

А тут и мобильный зазвонил.

– Здравствуйте. Это Лала. Я вам отправила деньги.

– Лала из Внуково? Это с вами мы в аэропорту встретились?

– Да. Я не могла раньше. Извините.

– Всё в порядке. Ничего страшного. Как ребёнок?

Я вдруг понял, что даже не обратил внимание на то, была это девочка или мальчик.

– Я хотела отправить раньше, но не получалось.

– Я понял. Не проблема. Как ребёнок?

– Спасибо вам большое. Я очень благодарна.

– Лала, как ребёнок?

Наверное, не стоило задавать вопрос третий раз подряд.

* * *

Наверное, у каждого таксиста со временем развиваются садистские наклонности, когда, например, видишь невыносимые страдания пассажира, но мало того, что никак не устраняешь раздражитель, а иногда даже слегка усиливаешь. Совершенно намеренно.

Дагестанской пассажирке лет тридцати я начал причинять страдания ещё до того, как она села в Афродиту: ожидал её я не строго напротив дверей бестолкового отеля в районе «Олимпийского», но в 10 метрах, в небольшом закутке перед воротами, где я тоже нарушал, стоя под камерами, но, по крайней мере, не занимал правый ряд, по которому ехали машины.

Девушка сразу стрельнула в меня глазами, остановившись и ожидая, что я рвану вперёд. Но я стоял, не двигаясь с места: эти шаги вам, голубушка, придётся преодолеть пешочком… Я могу вырулить и остановиться перед ней, но наперёд знаю, что будет потом. Она медленно подойдёт к машине, медленно откроет дверь, медленно осмотрит фросины сиденья и мой профиль, а потом медленно, как будто делая мне одолжение, начнёт садиться, хватая полы своей шубы, а потом так же медленно прикроет дверь. Я успею схлопотать штраф 3000 ₽, а за мной соберётся хвост из машин, которым мы перекрыли движение.

Нет, моя хорошая, «сама-сама-сама», тут даже меньше десяти метров, не ленись, хабиби, не сверли меня взглядом.

А уже в салоне стало ясно, что всё наперекосяк: от звучащей ZAZ её почти передёрнуло. Громкость была умеренная, я бы даже сказал – она звучала совсем тихо. Я ждал просьбы выключить, глядя в заднее зеркало. Просьба не звучала. Пассажирка выхватила телефон и включила на нём дагестанскую эстраду.

Слушали ли вы, мои дорогие, когда-нибудь дагестанскую эстраду? Что-то, судя по всему, исполняемое на свадьбах в Махачкале или Каспийске? Я-то сам не был, мне друг рассказывал…

Обычно, если у пассажира что-то начинает звучать, я немедленно прибираю громкость у себя. Но тут я просто струсил выключить свой плейлист: ехать 50 минут под песни пассажирки было невозможно.

Почти сразу я отмёл в сторону вариант шазамом отыскать эти треки и включить их с основательной громкостью. Можно было даже начать ловко перестраиваться из ряда в ряд, включить на одной мобиле видео какого-нибудь боя Хабиба, а другой мобилой позвонить коллеге по видеосвязи – то есть, постараться воссоздать наиболее полно и достоверно привычную для пассажирки ауру. Нет, это означает прогнуться. Буду стоять на своём.

Минуте на пятнадцатой дагестанская эстрада замолкла. Может быть, в телефоне села батарейка, а может девушка поняла, что нас с Афродитой не перекричать. А может быть, ей понравилась ZAZ.

* * *

– Зачем же мы стоим? Поехали левее, а потом вот так правее!

Пассажир был недоволен тем, что мы стояли в правых рядах на съезде с третьего транспортного к Сити. Рука его описала в воздухе замысловатую кривую, по которой мы могли перестроиться влево, объехать затор, а затем вклиниться обратно – уже на самом съезде.

– Как бык поссал? – поинтересовался я спокойным голосом.

– Какой ещё бык?!

– Это метафора, мой покойный шеф, когда…

– Какая метафора?.. – Командировочный из «Рэдиссон» спешил в Экспоцентр и начинал кипятиться.

– Я сказал, мой покойный шеф так говорил, метафорично: как бык поссал. Когда описывал такую загогулину. – Я повторил жест пакса, имитируя ловкую траекторию движения спешащего такси.

– Какую загогулину? Вы можете ехать быстрее? У меня встреча!

Я нажал на кнопку N и слегка погазовал сиплым выхлопом Мурены.

Завтра будет кол, скорее всего.

* * *

– Маску надеть?.. Ага, щас! А помаду шанелевскую мне ваш Яндекс купит?!

Пассажирка вступила в диалог с Алисой, поприветствовавшей просьбой надеть маску.

Я сделал вид, будто не встреваю в выяснение отношений двух дам, лишь кивнул в знак согласия, не давая понять, с кем именно.

– Вы слышали Пласидо? Не по телевизору, а живьём? – Пассажирка переключилась на меня и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Я вчера в Большом была, теперь у меня любимая опера «Травиата». Посадка была пятьдесят процентов, буфет вообще пустой. Знаете, сколько бокал шампанского?! Две четыреста. Ежу понятно, что буфет пустой. А я ещё без налика. Стрельнула у девушки из очереди пять рублей, а перевести не могу: нет у них в Большом интернета! Жутко неудобно было…

– Отдали бы в залог помаду…

– Да нет, я к ней после антракта поближе села, чтобы она не боялась, что я сбегу. Хотя, чего бояться, я же не на улице к ней подошла… Пласидо уже сколько? Восемьдесят? А поёт так, что мурашки по коже. Вы Зельдина видели на сцене? Ему, правда, было больше девяноста, а как плясал. Но не пел, конечно. А Пласидо, наоборот. Даже сейчас мурашки…

– Сделать потеплее?..

– Нет, нормально. Там оплата наликом или картой? Наликом? А вы сбербанк мне свой продиктуете?

* * *

– Я же в храм спешу. Мне надо её быстро помыть и освятить!

Девушка на чёрном пыльном БМВ икс пять требовательным тоном попыталась выгнать из бокса мойки Мурену, по которой уже стекала пена: нам только начали делать «комплекс».

Помыть и освятить в храме мадам намеревалась свой импозантный внедорожник. Таксисты, как это часто бывает, сильно мешали: и на дорогах, и на мойках.

– Я тоже спешу… – зачем-то начал оправдываться таксист, то есть я.

– Вы-то куда спешите?! Да отгоните машину, я же по-человечески прошу!

«По-человечески» прозвучало уже тем тоном, которым обычно мамаша с маленьким ребёнком, заказав такси без кресла, обещает непременно меня «уволить из Яндекса», ссылаясь на знакомство с каким-то «директором».

Мойщик Алишер, мой самаркандский земляк, рассудил, что в этом диалоге его всё равно не выбрали стороной, пусть даже его, человека с керхером в руках, переговорная позиция и самая сильная. Он дёрнул рубильник на стене, включил компрессор и принялся старательно смывать пену с кузова.

Я на всякий случай осенил БМВ крестным знамением, вспоминая сложение перстов, но дама уже шла обратно к машине, не увидев мой молитвенный жест.

* * *

– Простите, вам часто таксисты в любви признаются?

Я знаю, что это не по стандартам сервиса. Надо было поздороваться, а следом выяснить, моя ли это пассажирка, назвав адрес, но к тому моменту я уже принял решение, что именно эта девушка – моя пассажирка, никакой другой она и не могла бы оказаться, а времени на раскачку, в смысле, на приветствия, было мало: поездка совсем короткая длиной в семь минут.

Окажись на моём месте, за рулём очередной «Сонаты», вы поступили бы точно так же, уж поверьте.

Дело в том, что она вызвала машину к фитнес-центру в нашем немчиновском селе, но сразу после того, как я принял заказ, отправила мне сообщение: «буду ждать вас напротив, по ходу вашего движения». У входа в тот фитнес остановиться можно лишь у шлагбаума, перегородив въезд и выезд на парковку, а напротив через дорогу есть небольшая площадочка, где можно совершенно комфортно остановиться, не перекрывая движение.

Кроме того, та сторона – действительно по ходу движения. И моего, подающего машину, и нашего: нам ехать дальше в Ромашково, от Москвы, то есть экономятся два разворота.

Если бы вы оказались на моём месте, вы бы удивились происходящему. Эти самые маленькие шаги для человека, которые на самом деле гигантские скачки для человечества, пассажиры предпочитают не делать, стоя в дверях фитнес-центров и недовольно глядя на столпотворение машин, старающихся подъехать как можно ближе к крыльцу.

Короче, все четыре минуты подачи, разглядывая комментарий, я отчаянно фантазировал и, завидев девушку в чёрном спортивном костюме, стоящую напротив фитнес-центра, немедленно в неё влюбился той самой любовью московсеого таксиста, встретившего наконец ту самую, единственную пассажирку, которую видел только во снах.

Как и у любого другого нормального таксишного самца вслед за любовью попёрла ревность, и я спросил, часто ли ей признаются в любви коллеги?

Пассажирка улыбнулась и ответила:

– Нет, вы у меня первый… таксист. Погодите, вы ещё не признавались. Нет, получается, ни разу не признавались. А что я такого сделала?

Я объяснил. Девушка захохотала.

– А вам пассажирки часто в любви признаются? Вы мне за пару минут настроение и самооценку подняли, как этого ни разу не смог сделать муж за шесть лет! Спасибо вам, до свидания!

Барышня вышла из машины, покрасневшая, но сияющая и широко улыбающаяся. Я нажал на кнопку «завершить поездку» и вдруг понял, что тоже сижу пунцовый, сияющий и улыбающийся.

* * *

– Кондиционер выключите. Совсем. Ненавижу эти кондиционеры!

Загорелая пассажирка в каких-то предельно лёгких одеждах села в Мурену, в салоне которой автоматический климат-контроль деликатно поддерживал температуру в 23 градуса по Цельсию. Между прочим, я до сих пор не решил, кто мне меньше нравится: антипрививочники или антикондиционерщики?..

Я замер на пару секунд, разглядывая в зеркало загар и определяя, настоящий ли он, или из солярия.

Кстати, пробовали ли вы когда-нибудь Тандури Чикен в ресторане Тарика, дивного пакистанца, в деревне Алсанджак на Северном Кипре? Подозреваю, что его курица из тандыра – самая вкусная из всех куриц из тандыра. А уж я их, поверьте, перепробовал множество…

Мы выезжали из тени деревьев посёлка Мичуринец на открытое солнце. Девица опустила стекло, и салон наполнился горячим ветром, пухом тополя и пылью. «Ну давай попробуем так, интересно, надолго ли тебя хватит», думал я про себя.

– Виктор Андреевич, я не в Москве! Я в Монтенегро, мы с молодым человеком на яхте!.. Что? Не слышу? Тут плохая связь. Что? Пока не знаю, когда вернусь. Нет, с Мосэнерго мы ничего не подписывали. Что? Мон-те-нег-ро! Страна такая! На яхте, да. Мы пока не брали обратные билеты!..

Я пилотировал Мурену, крепко держась за штурвал нашей яхты где-то недалеко от Монтенегро. Если бы можно было закрыть глаза, я бы представил себе, что еду в раскалённой на солнце машине из деревни Эсенкент в деревню Алсанджак. К Тарику в ресторан. Боже, какая у него курица из тандыра!.. Вы действительно не пробовали?

Столик надо занимать в самом углу, во дворе, у бассейна. Днём на жаре ресторан пуст, но от кипрского солнца спасает этот угол и тень от здания. Официантка Селин несёт мне меню.

Мы с ней оба прекрасно знаем, что меню мне не нужно: я его знаю наизусть. Но я всегда его раскрываю, чтобы дождаться снова Селин, которая снова подойдёт принять заказ, затем принесёт ледяной бокал и бутылку пива, ещё через десять минут – корзинку с лепёшкой Наан, с маслом и каплей чеснока, а уже потом рис и любимую Тандури Чикен. Или Виндалу. Или Джалфрези.

Селин – студентка местного университета, родом из Измира. Вы знали, что приблизительно 76,38 % девушек в Измире – потрясающей красоты? Так вот, знайте. Селин уверенно входила в эти 76,38 %, она была потрясающе красива, так что я старался не сокращать количество её подходов к моему столику и всегда делал вид, будто читаю меню и что-то в нём выбираю.

Кроме всего прочего, измирские девушки умеют чрезвычайно легко одеваться, получается у них это совершенно не вульгарно, а наоборот элегантно, но при этом волнующе. Я посмотрел в зеркало на мою пассажирку, на лбу которой уже были видны капельки пота: одета легко, излишне легко и совершенно безвкусно… А вот Селин, например…

Может быть, перебьёте вы меня на полуслове, ты и к Тарику в ресторан ездил исключительно из-за этой официантки?

Нет, конечно, мои дорогие. Если бы вы попробовали тот Джалфрези или Виндалу, уж не говоря о Тандури Чикен, вы бы не заподозрили меня в таком недостойном малодушном поведении.

Ближе к Кутузовскому Мурена накалилась как тот самый тандыр: распахнутые окна не помогали, у пассажирки потекла тушь, но она, судя по всему, решила стоять на своём и от включения кондиционера отказывалась…

Я тоже вытирал платком мокрую небритую морду и мечтал о глотке того самого пива из замороженного, покрытого инеем бокала. За столиком в углу, у пустого бассейна, в паре сотен метров от берега моря. Если к запаху этого моря вдруг примешивался чеснок – значит, надо было немедленно открывать глаза: Селин принесла лепёшку Наан и удалялась лёгкой походкой обратно на кухню.

* * *

– Простите, у вас будет без сдачи? Я вижу, что заказ за наличку, а у меня не очень много мелких купюр. Или как обычно, достанете пятитысячную, пока мы стоим на Брюсовом переулке, перекрыв движение, порывшись в бумажнике? Я постараюсь остановиться там, где мой номер не будет виден камере на столбе, но вам же надо будет именно у того крыльца, я помню, а вылезти за 10 секунд вы не успеете, у вас и портфель в руках, и пиджак, и по мобиле будете трещать – чтобы я схлопотал штраф за остановку, верно? – говорил я про себя сидящему на заднем сиденье пассажиру, мужчине лет пятидесяти, с дебильным жёлтым галстуком поверх голубой рубашки. Я ждал его на Тверской минут восемь, для поездки длиной в несколько сотен метров, пряча номер от камеры на столбе ловкими манёврами вдоль припаркованных машин.

Тип вальяжно подошёл к машине и сел, не отреагировав на моё «здравствуйте», а я вовсю ругал себя за то, что не уехал, отменив этот заказ.

Поездка была за наличку, а значит, был риск того, что приключения ещё не закончились.

Вслух я, тем не менее, задал вопрос про сдачу, доставая бумажник. Пакс молча махнул рукой, дескать, не суетись, всё будет нормально.

Как я и предполагал, всё было нормально. Остановиться нам надо было именно и только «здесь», под камерой, следом пакс спросил «сколько с меня?», затем, услышав «двести тридцать шесть» он полез в портфель, начал искать там бумажник, потом в бумажнике долго выискивал пару сотенных купюр, которые протянул мне со словами «так, это двести…», после чего стал шарить по карманам пиджака в поисках мелочи.

Не найдя монеты, пассажир обессилел и сообщил «давайте я вам переведу».

– Пожалуйста, выходите из машины. Нет, не надо переводить. Спасибо. Выходите. Немедленно. До свидания. Не надо, – сообщил я голубой рубашке и жёлтому галстуку, пожалев, что не решился произнести вслух то, что крутилось в голове в начале поездки.

* * *

– Марин, миллион раз обсуждали, они все или похотливые, или мудаки, или истерички. Или всё вместе. Ко мне один шкаф приехал собирать. Я, говорит, шуруповёрт забыл дома. Спрашиваю: вы у меня поселитесь дней на пять, будете руками эти винтики крутить? Я, между прочим, замужем. Пошла к соседу внизу. Помнишь, в форме высокий? Нет, не прокурор. Неважно. Коль, дай, говорю, шуруповёрт. А он завёлся, за бутылкой полез – «Лыхны» какое-то, говорит, отправляй сборщика на хер, давай выпивать, я ему говорю: ты совсем мудак, во-первых, я такое не пью, а во-вторых, руки убери, козёл, я тебя с мужем познакомлю, он тебе эти руки в узел завяжет!.. Марин, просто дебилы. Или озабоченные. А потом мне ещё мой на ночь глядя истерику закатил для комплекта: почему от тебя спиртным несёт и шкаф не собран?!..

* * *

– Ну как так-то?! – сокрушался прыгнувший в Мурену пассажир, – Я же специально сюда заказываю, а вы…

Этот заказ я получил «по цепочке», завершая предыдущий, за несколько минут до финиша. Выгрузил из багажника неподъёмный чемодан, попрощался с хрупкой пассажиркой, а лишь потом углубился в чтение комментария следующего заказа, трогаясь на подачу.

Комментарий был длинный и содержал в себе несколько пронумерованных пунктов.

(1) Кондиционер

(2) Без запаха табака в салоне

(3) Едем в тишине без музыки

Ехать до пассажира было минут шесть через долгий разворот на Чертановской и я решил, что успею сделать несколько затяжек с распахнутыми окнами, а потом запью горячим кофе. С кондиционером тоже не должно было быть проблем. Тревожило лишь требование ехать без музыки: у меня очередной запой, в который я слушаю ранние записи «Браво». Ладно, потерплю.

Пассажир стоял строго в точке, отмеченной в заказе, но едва сел, немедленно начал причитать про «как же так, заказываю сюда…». Я удивлённо посмотрел в зеркало.

– Я говорю, специально же заказываю сюда машину. И иду пешком от своего дома. Понимаете?

Я не понимал. Пассажир продолжал объяснять.

– Вы сейчас высаживали пассажира у моего дома. А я шёл оттуда сюда. Чтобы быстрее машина приехала. А вы были у моего дома. Я зря сюда шёл. Мог бы там сесть. Вы у какого подъезда были? У четвёртого? Это мой подъезд. Мог бы вообще никуда не идти. А я решил прогуляться. В это место. Сюда быстрее такси приезжают. Представляете, совпадение, вы тот заказ делали в мой подъезд. Невероятно. Двадцать четыре корпус два, верно? Четвёртый подъезд. Я сейчас жене напишу. Столько шёл – и впустую. А мог бы прямо у подъезда… Ничего не сэкономил, получается. Я же не мог знать, понимаете. А потом смотрю, вы у моего дома заканчиваете. Секундочку, извините… Маша? Мария, представляешь, вышел сейчас на работу… Да, говорю, вышел на работу. И решил пройтись на ту сторону. Заказал такси. А машина высаживала у нашего подъезда!.. У четвёртого! Да, и корпус наш. Я не знаю, как у Яндекса так получается…

В этом месте пакс выразительно посмотрел на меня, будто передавая Яндексу через водителя своё недовольство.

– Я не знаю, как у них так получается: или ждёшь машину по пятнадцать минут, или она от моего подъезда…

На шестой минуте поездки я пожалел, что уже не видно комментария заказа, а именно пункта 3, в котором было требование абсолютной тишины в салоне. Была бы возможность увидеть его на экране снова, я бы непременно сделал вид, будто перечитываю его снова и снова. Разговор с женой был долгим, громким и очень эмоциональным.

– Я завтра из принципа не буду никуда идти. Закажу к подъезду. И буду стоять. И пусть попробуют. Да, я помню, ты так и говорила. Закажу и буду стоять. А неважно, что погода хорошая. Никуда не пойду. Пусть забирают прямо от подъезда. Я вообще не понимаю, как так получается у них!..

* * *

Как отличить город, в котором живут люди счастливые, от города, в котором – несчастные? А очень просто.

В городе, населённом счастливыми людьми, много общепита.

Счастливый человек, проголодавшись, бежит в кафе или закусочную, ресторан или трактир, а может просто к лотку с едой, где другой счастливый человек ему эту еду продаёт или сервирует.

Еда, которую употребляют в окружении других таких же, как и ты, проголодавшихся – делает окружающих счастливыми.

В городе Гагарин, куда меня занёс заказ, общепита нет. Вообще.

Я с трудом отыскал какой-то странный пятачок в самом центре родины первого космонавта, но и кафе «Вояж», и свежая выпечка «Ням-Ням», и Вок Маркет, и даже знаменитые гараринские пончики – все как один оказались закрыты.

В городе нет ничего, кроме выцвевшей памяти подвига Юры Гагарина: бесконечных музеев, мемориалов, нелепых металлоконструкций, имитирующих ракеты и траекторию первого полёта человека в космос.

На Мурену тут смотрят настороженно, как на заброшенного в тыл врага, пытающегося украсть секрет смелости Гагарина.

Уехать отсюда до западных окраин столицы по тарифу Эконом стоит 4500 ₽, так что шансов гнать обратно порожняком у меня предостаточно.

* * *

К Мурене бодрым шагом подшла пара родителей с ребёнком, девочкой лет девяти. На руках у мамы был пёс. Небольшой, лохматый.

Я бросил взгляд на карточку заказа: про перевозку животных отметка традиционно не стоит.

Дело тут вовсе не в моей вредности. Скорее, в жадности: за перевозку животного (в переноске) пассажир платит рублей 150 к стоимости проезда. А в нашем случае – не платит…

Переноска – тоже вещь такая, скажем прямо, полезная. Речь даже не только о том, что салон имеет больше шансов остаться чистым после поездки, но и в том, что некоторые коты и псы на ходу могут начать носиться по салону. У моего коллеги года два назад кот, царапая всё вокруг себя, ринулся в ноги водителя. Дело было ночью на пустой улочке и машину удалось остановить без последствий…

Я вяло поинтересовался у дамы, есть переноска и отчего в заказе не отмечен пёс. Дама, не смутившись и не запнувшись, уселась позади меня и захлопнула дверь.

– Нет, мы ездим без переноски всегда. И я никогда не отмечаю животное в заказе.

Сказано это было почти с вызовом.

– Вы как будто даже гордитесь этим?

Папаша, устраивающийся в этот момент на переднем справа от меня, обратился на английском:

– What’s wrong, darling?

Дарлинг тяжело вздохнула и ответила спутнику:

– Driver is an asshole, never mind.

Произнесено это было в тот момент, когда я тянулся к кнопке «отменить» на экране мобилы. Но я решил не отменять, а нажал на «поехали» и, повернувшись к заморскому типу, старательно выговорил ему всё, что я думаю об активной позиции девушки, сидящей за мной.

Американец, как выяснилось чуть позже, мрачнел на глазах, и было видно, что ему ужасно стыдно. Он кинулся убеждать меня в том, что мы разрулим недоразумение и он заплатит мне кэш, а я зачем-то подлил масла в огонь, успокоив его, что «это Россия и я привык, всё нормально».

Всю дорогу до торгового центра мы болтали с ним обо всём на свете.

Дама на заднем сиденье сидела молча.

* * *

Перфекционизм – враг таксиста.

Да, да, не удивляйтесь. Это только в «стандартах сервиса» утверждается, будто таксист должен быть гладко выбрит и одет в выглаженную однотонную рубашку спокойных оттенков.

В реальной жизни таксист, одетый в ярко-оранжевую майку, с пеплом в бороде и пачками сигарет, разбросанными по торпедо, собирает гораздо больше чаевых, чем аккуратный задрот в брюках со стрелками.

Сегодня утром, открывая клапан термоса с кофе, брызнул коричневой жижей на лобовое стекло, испугался и размазал её влажной салфеткой, а потом вспомнил, что вытереть насухо нечем. В ту же секунду получил заказ и подал Мурену с отвратительными разводами по всему лобовому. И что вы думаете? Импозантная дама вышла на Остоженке, протянув мне красивую купюру в 2000 ₽ и наотрез отказалась от сдачи, так ей понравилась поездка, стоившая 822 ₽.

А ведь косяк с лобовым был не единственным в этой поездке. Кузов Мурены не был помыт со вчерашнего вечера, а коврики немного в пыли. Музыка звучала чуть громче, чем я обычно включаю. Ехал я слишком стремительно, часто вылезая за бесплатный «порог» в 20 км/ч, пару раз деловито перестроился через сплошные, а на пустой Большой Каменный мост со Знаменки выехал, как кортеж президента, нахально срезав пологим апексом четыре полосы.

Не подумайте ничего такого, всё было комфортно, без сильных боковых перегрузок или распугивания прохожих и машин. Просто красиво мчали, без рёва мотора, оттормаживаний и резких движений штурвалом. Летели, парили над асфальтом под чересчур громко звучащего Робби Вильямса. Лишь однажды я не пустил попытавшихся грубо вклиниться перед нами ментов-эскортниц на «ауди», захлопнув калитку перед их носом, и пассажирка вздрогнула, испугавшись тарана с их стороны…

Убрав красивую банкноту в бумажник и попрощавшись с дамой, я попытался вспомнить именно те поездки, где я отчаянно краснел от комплиментов и аномально щедрых чаевых: все они были формально неидеальными.

Пассажиры очень сдержанно, а иногда даже настороженно относятся к идеально чистому салону и совершенно правильной академической манере езды. Думаю, что, если начать неукоснительно соблюдать ПДД, рейтинг водителя рухнет за пару дней, и он потеряет доступ к тарифу. Я не шучу. Я абсолютно в этом уверен.

Безупречность, стерильность или вежливость, неотличимая от занудства, пугают даже тех граждан, кто формулирует себе необходимость получать сервис выше среднего.

Напротив, общая лёгкая небрежность, аккуратное, безопасное и уверенное нарушение ПДД и в целом злонамеренный, но без истерики и суеты, выход за рамки, границы и правила – воспринимается на ура.

Если, поздоровавшись с паксом, севшим в машину у сервиса БМВ, завести разговор о проблеме низкой эффективности охлаждения развала блока цилиндров у двигателя N63, к концу поездки получаешь абсолютно счастливого гомо сапиенса, кричащего тебе, что такого говна не делал даже Saab с его model 97. Есть в «стандартах» что-то про перекос подшипников коленчатого вала и их заклинивание? Конечно же нет.

Есть ли требование говорить пассажиркам с красивыми ногами, что по окончании поездки напишешь жалобу в минтранс с требованием запретить садиться в такси в таком виде? Потребовать выдавать пледы и накидки, так сказать, иначе аварийность в городе становится неприемлемой? Нет такого требования. А пассажирка выскакивает из такси пунцовая от смущения и сияющая от счастья одновременно.

Поездка за наличку, цена 515 ₽, а пассажир почему-то спрашивает, сколько с него? Всегда говорю «пятьсот». И всегда получаю шесть сотен от пассажира, увидавшего мою лёгкую небрежность и великодушие.

Возможно, по этой причине автопилоты не вытеснят таксистов из профессии немедленно.

Пока будут живы те, кто ещё помнит, как это было прекрасно с людьми за рулём.

* * *

– Вы согласны с Галкиным? – поинтересовался пассажир тоном, каким обычно продолжают размеренную беседу.

– Простите… с Галкиным? – ответил я, запинаясь, так как никакой беседы у нас не было, ехали мы молча.

– С Галкиным, с Максимом. – Пассажир лет шестидесяти не без удивления смотрел на человека, переспрашивающего про Галкина, ибо у нормального человека в жизни может быть лишь один единственный Галкин.

– Да как вам сказать… С Максом-то? – Я пытался угадать, в чём я мог быть согласным вообще с кем-то в этой жизни и тянул время: – В юности я тоже полюбил девушку, которая была меня заметно старше… Некоторые даже шутили тогда, что я молодой геронтофил.

– Да я не об этом! – Пассажир брезгливо поморщился и замахал руками, будто отгоняя от себя мою стыдную догадку, как обычно отгоняют от себя мух. – Я о какашке. Вы вот согласны с Галкиным?

Я тяжело вздохнул. Честно говоря, я уже потратил на странного пассажира чуть больше слов и внимания, чем хотелось. А сейчас для продолжения интересной ему беседы мне придётся выяснять что-то про какашки Галкина и его к ним отношение, и всё это в повышенном тарифе Комфорт Плюс, обратите внимание.

Пакс прочитал мой настрой и принялся объяснять что-то про скульптуру, в которой все, включая Галкина, видят какашку, а она на самом деле про глину скульптора, которую тут пытается размять в руке, чтобы нахлобучить её на какой-то, возможно, шедевр.

Пассажир так эмоционально объяснял мне подробности установки скандального арт-объекта, что я не выдержал и решил безоговорочно согласиться с Галкиным. Просто чтобы закончить этот разговор. Пусть будет ещё что-то, что нас с ним неожиданно объединило, в конце-то концов…

– С другой стороны, – пассажир явно не собирался закрывать тему, – С другой стороны, там же даже видны отпечатки пальцев. На глине. Получается, понятно, что это не какашка. Если вдуматься…

Я согласился кивком. Пассажир продолжал, но совсем потухшим голосом, говоря уже сам с собой:

– Никто же не будет мять какашку в руках. Но люди думают, что какашка. Получается, они сами какашки…

Мы остановились напротив подъезда. Пассажир вышел молча, не попрощавшись.

* * *

На Даниловской набережной опять стоял этот человек. Мимо него ползли машины в вечерней пробке. В руках он держал картонку с надписью «Нужна помощь. Деньги не нужны».

Я видел его в этом месте уже второй или третий раз, но останавливаться и спрашивать, что случилось, не мог – был с пассажиром.

В этот раз я тоже был на заказе, но конечная точка, жилой кирпичный дом, была метрах в двухстах от человека с табличкой.

– Простите, вы не в курсе, что это за человек? Я вижу его здесь не первый раз, может, вы сталкивались с ним…

Пассажир, молодой парень, оторвался от экрана телефона и рассматривал взъерошенного типа.

– Нет, не знаю, первый раз вижу, но давайте остановимся и спросим, а я дойду до дома пешком.

Человек с табличкой, Николай, москвич, лет сорока, потерявший жильё семь лет назад, просит помочь ему с работой. С любой. За любые деньги. Не на что есть. О ночлеге даже не мечтает – спит в ночных автобусах, пересаживаясь под утро на какие-то ветки МЦК.

Документы есть, свидетельство о рождении и СНИЛС. Паспорт потерял, хочет восстановить, но нет денег на пошлину.

Я в подобных ситуациях включаю мой отвратительно менторский тон, которым задаю вопросы: почему не ходит в ночлежки, которых в Москве предостаточно? Почему не ищет работу за еду, да пусть мусор выносить – неужели не накормят на заднем дворе какого-то общепита за помощь с уборкой чего-то?

Николай объяснил: ночлежки не берут к себе тех, у кого есть какие-то документы, а найти работу за еду у него так и не получилось: все от него шарахаются.

Специалист по бездомным из меня слабый, я кивнул и начал подсчитывать, сколько ему нужно денег для старта.

Полторы тысячи пошлина за паспорт. Рублей пятьсот фотографии. Мобила примитивная – пусть, тысяча. Округлим до пяти.

Я дал ему деньги и попросил быть на связи. Николай перезвонил тем же вечером: телефон купил, спасибо. Нужна работа, чтобы с проживанием. Хоть какой-то угол. О’кей, подумаем…

Вечером созвонился с хозяином мойки, куда ежедневно вожу Мурену, там как раз нужны рабочие руки, есть каморка с кроватью, заработанное получаешь немедленно, короче – идеальный вариант.

Николай пропал сразу после того, как накануне поездки на мойку сообщил мне эсэмэской, что ему предложили другую работу, курьером в Деливери Клаб. Надо только дождаться паспорта, две недели, а там – работа мечты.

– Где и на что ты будешь жить это время?

Николай собирался продолжать жить на улице. За тёплыми вещами, которые я ему собрал и кинул в багажник, обещал подъехать.

А затем – пропал.

Честно говоря, я немного растерялся. Я не знал, стоит ли мне продолжать активно пытаться участвовать в его судьбе. Звонить самому. Спрашивать, как дела. Предлагать помощь.

С одной стороны, я дал ему деньги, пусть и невеликие, без требования вернуть, договорился о работе, от которой он так нелепо отказался.

С другой стороны, человек, живущий семь лет на улице, неизбежно теряет рациональный подход в решении каких-то вопросов и вероятно мне нужно надавить, убедить, объяснить, вмешаться?

Вчера получил от него эсэмэску, очевидно, предназначавшуюся не мне, а кому-то другому, у кого он просил денег. Позвонил.

– Николай, привет! Как дела? Какие новости?

– Плохо. Я голодный. Мне нужно пятьсот рублей.

– Погоди. Что с работой? Что с паспортом?

– Мне нужно пятьсот рублей. Мне не на что есть. Пришлите, пожалуйста, пятьсот рублей. Я отправлю сейчас номер карты…

– Чья это карта? Где ты? Что с паспортом? Что с работой?

– Если вам жалко пятьсот рублей…

Он положил трубку.

* * *

– Только мы очень спешим!

Дама, провожающая школьника, села в Мурену на седьмой минуте платного ожидания. Такие пассажиры, которых ты долго и мучительно ждёшь, очень часто, как выясняется, спешат.

Я кивнул и ускорил темп. Ни к чему это, естественно, не приведёт: эта поездка будет длиться шесть минут из-за светофоров, а не оттого, насколько нервно я буду педалировать. Пассажиры этого не понимают, так что бывает полезно изобразить «спешку», чуть резче нажимая на газ…

Перед Хользунова мы прогнозируемо встали колом: каждое утро здесь коллапс из-за родителей, заботливо привозящих своих детей в школу. Машины останавливают прямо посреди дороги, обнимают и целуют своё чадо, едва успевают вытереть лоб от нервного стояния в пробке минутами назад.

– Посигнальте, посигнальте! – рычала мне мадам. – Вот что он раскорячился?!

Я молчал в ответ и делал виртуальную ставку на то, что, проехав вперёд сотню метров, она потребует не просто остановиться так же, посреди дороги, но и подождать её, чтобы отвезти обратно домой.

Моя ставка сыграла. Тем же властным тоном пассажирка потребовала остановиться посреди улицы (раскорячиться, как она сама сказала бы двумя минутами ранее), но не уезжать, а подождать её, чтобы отвезти обратно домой. После чего с достоинством, без спешки вышла с сыном из Мурены и удалилась царской поступью в сторону школы.

* * *

– Могу предложить вам нормальную работу.

Девушка лет 20, которую я забрал из дома с восьмиметровым забором, сидела сзади справа, закинув ногу на ногу и покачивая босоножкой на неровностях барвихинских переулочков.

– Мне нужен персональный водитель. У меня «Порш Кайен».

Мне показалось, что моё молчание она воспринимает как раздумья, но как начинать отказываться, я не понимал.

– Да вы знаете, я, как бы сказать, пока не ищу работу… Нормальную, в смысле… Никакую не ищу, если быть честным. Мне эта работа нравится. А в чём трудность с поиском персональщика? Я думал, желающих полно…

– В том и дело, желающих! – Девица эффектно вздёрнула брови: – А мне нужен не желающий.

Я молчал, не понимая.

– Мне нужен порядочный. Чтобы не приставал.

– Наверняка даже такого найти не проблема, вы попросите… Папу… Или мужа… Провести собеседование, так сказать. Предупредить о последствиях трагических, если вдруг что…

– Вот вы бы не приставали, я уверена! – с выражением выпалила пассажирка, а я погрузился в раздумья, был ли это комплимент или я выгляжу нерешительной размазнёй, которая испугается каких-то трагических последствий.

* * *

– Леночка, вас почему на заседании сегодня не было? Выздоравливайте, пожалуйста. Мы тут с коллегой пленум собираемся в пятницу устроить. Да, в доме отдыха. Хочу ходатайствовать о привлечении вас к этому делу в качестве третьего лица. Да, мы, в свою очередь, как лица, имеющие намерение удовлетворить в полном объёме… Так сказать, выпить, закусить и медленно снять с вас все обременения… Выздоравливайте, пожалуйста, поскорее! В пятницу. В Ногинск. Обнимаю.

* * *

– Такси в Москве совершенно ужасное. Вот у нас, в Париже…

Пассажирка замолчала, не собираясь продолжать что-то объяснять бестолковому водителю такси, то есть мне.

Минутами ранее я с трудом отыскал её, мечущуюся в красном пальто у входа в сад «Эрмитаж», в то время как заказ был сделан на Садовое: точка подачи стояла аккурат на повороте.

– Простите, я пытался вам дозвониться, но безуспешно. На сообщения вы не отвечали.

– У меня там парижский номер, вот и не могли дозвониться! В Париже я почему-то не ищу таксиста, а он меня ищет! Без всяких звонков и сообщений!

Я сделал три глубоких вздоха, как советовали в какой-то бестолковой книжке, а затем посмотрел в зеркало. Девушка не выглядела так, как я представлял себе парижанок. Скорее, она была похожа на ту, которая старалась выглядеть как парижанка.

Я вкрадчиво произнёс:

– Антр ну, в Париже вы платите за такси столько, что здесь, в столице России, могли бы за эти деньги заказывать чёрный «мерседес» с шофером в костюме, с улыбкой Гагарина на лице комсорга.

Про комсорга я перегнул: девушке было от силы тридцать и что такое «лицо комсорга» она наверняка не знала.

Вместо того, чтобы заткнуться и молча рулить в сторону Атриума, я продолжал:

– Они за эти деньги сначала шерше ля фам, а потом ещё и дверь открывают, целуя пальцы…

Девушка молчала, надувшись.

– Хотите, научу вас пользоваться приложением и ставить точку в правильное место? – сказал я примирительным тоном.

– Хочу, – буркнула пассажирка и полезла в карман красного пальто за телефоном.

* * *

– По дороге заедем в макдональдс. Я куплю кофе. В какой? Да в любой. Макавто. Мне нужен гран латте. Минуточку. Алё. Да, Мариш, еду. Нет, этого на хуй шли. Я его собеседовала. У него кредитный портфель, знаешь, какой был? Никакой. Я в такси. Буду через десять минут. Вот там будет мачник. Водитель. Водитель. Это я вам. Вот там, справа. Ну слева, какая разница. Да можно там повернуть, все поворачивают, а вы не можете повернуть? Руль крутаните и всё. Разговоров больше. Добавить остановку? А как? Я не умею. Мне муж заказывает. Да я доплачу. Пришлю чаевые. За наличку? Вы уверены? А у меня денег нет. Сейчас проверю. Вы же поворот проскочили. Макдональдс там. Да найду я деньги, не волнуйтесь. Извините. Алё. Александр, во сколько кредитный комитет? Я не успеваю. Можете задержать? В пробке стою. Да, спасибо Собянину: всегда тут ехало, а теперь колом. Триста рублей хватит? Водитель. Триста рублей хватит? Тысяча?! Откуда у меня тысяча. Сейчас ещё посмотрю. Триста тридцать. А вы карточку принимаете? Какой перевод? Нет, перевод мне неудобно. Надо ещё банкомат найти. У меня Совком. Идиотское название, правда? Совком. Банк – совок. Вот ещё сотню нашла. А сколько нужно? Тысячу? Вот там будет макдональдс. Очень хочется кофе. Витя! Витя! Ты что, не по карте заказал такси? И у меня денег нет. И что теперь делать? Вот тут налево, вот тут. Опять нельзя? А почему нельзя-то, я не понимаю? Подождите вы… Вить, как мне за такси платить, ты подумал? Да я сарафан купила и кончились. Ещё будет бабье лето. Иди в жопу. Это я не вам, не волнуйтесь. Водитель. Водитель! Это я не вам сказала «идите в жопу». А дальше не будет макдональдсов? Что? Уже приехали? Отлично, диктуйте ваш телефон, я что-нибудь придумаю и переведу. Я Лена. Перевод из Совком банка. Идиоты, название банка про совок, правда?

* * *

– Нет, нет, не делайте тише. Лучше даже ещё громче сделайте!

Я задумался о чём-то своём, когда дверь открылась и в Мурену плюхнулась девушка. Кинулся убавить Пола Маккартни, но пассажирка попросила сделать громче.

– У меня папа тоже Маккартни любит! – добавила она, многозначительно сделав ударение на «тоже».

Да, чёрт побери, я наверняка ровесник её отца. То есть, она годится мне в дочери…

Кризис среднего возраста возникает у среднего мужчины, когда он вдруг понимает, что девушки годятся ему в дочери.

Именно в этот момент начинаешь понимать, как средне ты живёшь и работаешь, зарабатывая средние деньги. Как стал не то таксистом средней руки, не то лентяем среднего разряда. Как показываешь миру средний палец, а на самом деле – замечаешь его один ты…

Маккартни допел, следом заиграла какая-то нейтральная эстрада 80-х. Пассажирка достала наушники. Я убавил громкость.

* * *

– Сначала надо проверить клиента на адекватность, а уж потом соглашаться ехать в Турцию с ним! – объясняла мне премудрости профессии путана из Благовещенска, которую я вёз в Серпухов за внушительную сумму.

Я согласился кивком: клиента надо проверять. У меня для этого часто есть всего несколько секунд, пока тот, упираясь обмякшими ногами в твердь земли, двигается в сторону Мурены.

Мы ехали два часа и всё это время, от Гольяново и до самого Серпухова, пассажирка вводила меня в курс дела, как будто готовя к новой жизни: нужна ли девушке в эскорте «основная профессия», та, которую можно предъявлять всему миру при необходимости (оказалось, нужна: не обязательно быть нанятым по-настоящему, можно просто иметь ноутбук и ходить в коворкинг, этого достаточно, чтобы у окружающих сложилось нужное впечатление), что говорить мужу о своих отлучках, как осуществлять нетворкинг и прочие маркетинговые мероприятия.

Я слушал без интереса и слегка психовал: ехать в Серпухов я изначально не собирался, но отказать при смене адреса на далёкое Подмосковье – не решился, цена поездки обещала быть внушительной.

По прибытии путана пересела в чёрный «порш» с тульскими номерами, а я пожелал ей удачи, завершил поездку, проверил поступление оплаты на баланс и стал соображать, как бы мне теперь ловко схватить заказ обратно в Москву.

В приложении водителя для этих целей есть специальные режимы «по делам» или «домой», когда сервис кидает тебя именно на те заказы, которые по пути к выбранной точке на карте. Без этого застревать в подмосковных городах опасно, может закрутить по местности, засосать, и домой не вернёшься. Особенно, если включать «эконом», а без него ловить в сторону Москвы тут даже в теории нечего.

Заказ прилетел почти сразу, из соседнего дома в Мещерском. Да, не до самой Москвы, но явно по пути, я жадно его принял и пополз в сторону подачи. Как говорят у нас в такси, лучше экономная синица в руке, чем комфортплюсный журавль через два часа ожидания.

Мне открылась тревожная картина, та самая, при которой нужно очень внимательно успеть проверить клиента на адекватность. У подъезда стояла старушка с котом и два лба в спортивных костюмах.

– Братик, надо маму отвезти, по красоте, помоги ей там выйти и с сумками, хорошо? Мы доплатим, сколько нужно, братик, – начал ныть сын, пока второй укладывал пакеты в багажник.

Сбегать было всё равно поздно, так что я кивнул: конечно, помогу с сумками, не волнуйтесь.

Детина достал мятые сторублёвые купюры и торжественно вручил их мне:

– Вот, это тебе за хлопоты, а оплату я на карту пришлю, добро?

Я продиктовал ему свой номер телефона.

– По дороге заскочите в Русское поле, тётке пакет один отдай, зелёный, хорошо? Я доплачу, сколько нужно. Это здесь, за Клином.

Ситуация ухудшалась стремительно: копеечная поездка обрастала таким количеством потенциальных проблем, что я уже начинал сильно жалеть о своей неосмотрительности.

– Да не волнуйся ты, просто в Русское поле заедешь, отдашь сумку тётке, а потом в Мещерское. Я заплачу. Знаешь, кто я?! Полковник МВД, начальник серпуховского УФМС!

В этом я был абсолютно уверен: менты, особенно полковники, в моём представлении выглядят именно так.

– А брат мой, – он показал пальцем на того, кто клал вещи в багажник, – ОБНОНом руководит в юго-западе. Если нужно что-то с паспортами, это ко мне, если с наркотиками, это к нему, понимаешь? Только довези маму, прошу тебя. Ты еврей?

– Нет, таджик. Мне начальник ОБНОНа ничего лишнего не положил туда?..

Братья громко заржали и оба записали себе мой номер в телефон как «никита таджик таксист».

– Тем более, если таджик… Ты тоже запиши мой номер… Мало ли что…

– Мы теряем время! – проворчал я.

– О! Я запомню! Это сильно: «Мы теряем время». Я запомню. Прямо в точку, когда надо сдвинуть с места ситуацию. Сильно… «Мы теряем время!»

Через два часа приключений я высадил старушку с котом у жутковатой панельной пятиэтажки, помог занести вещи, пересчитал сумму в рублях сотенными купюрами, лежащими комком на переднем правом, раз 15 позвонил полковнику УФМС, убедил его в необходимости заплатить мне полную стоимость, получил щедрый пьяный перевод на карту и поплёлся в сторону дома.

* * *

– А может что-то попроще? Помолодёжнее? – Пассажирка показала пальцем в сторону дисплея магнитофона, произнеся это притворно вежливым тоном, давая понять, что вот-вот взорвётся.

На том дисплее было написано Buena Vista Social Club. Согласен, согласен, это не совсем таксишный формат. Но от них же совершенно невозможно оторваться! Вот и сегодня: включил – и не могу оторваться.

Конечно, я бы спросил у девушки, всё ли в порядке с музыкой, но мы даже не успели тронуться от перрона Шереметьево, как прозвучала просьба чего-то попроще. Чёрт.

Я молча кивнул и взял в руки телефон.

– Монеточку? – уточнил я спокойным тоном.

– Да не надо Монеточку! Почему сразу Монеточку? – Пассажирка перешла на крик: – Я всю неделю в Шарме вашу Монеточку у бассейна слушала! У этих дебилов из телефонов сплошная Монеточка!

Ладно, думаю, девушка с отдыха вернулась. Из Египта. Одна. Возможно, отдохнула неудачно. Монеточка, опять же, у бассейна… Я бы тоже был на взводе.

– После Монеточки я рекомендую именно их. – я показал пальцем на дисплей, на котором всё ещё было написано Buena Vista Social Club и продолжил вкрадчивым голосом:

– Забудьте про Шарм, про арабов, про магнитики и ракушки. Представьте себе, что вы у бассейна… Карибского. – Я слегка прибавил громкость любимой Veinte Anos.

Я поглядывал в зеркало. Пассажирка смотрела в окно, как будто обиделась на меня за что-то. Но я не останавливался.

– И вот вы у бассейна Карибского. Вам принесли «Куба либре». Рядом небольшая эстрада, и на ней эти старички выступают.

Зачем я пошёл ва-банк? Сам не знаю. С другой стороны, хуже точно не будет. Я сделал ещё чуть громче.

– И перед сценой уже появляются пары и танцуют. А вы сидите с «Куба либре». И делаете глоток. И подходит кубинец загорелый и протягивает руку, приглашая на танец. Вы танго танцуете?

Девушка молчала секунд десять, но потом произнесла тихим голосом:

– Танцую. Я танцами десять лет занималась…

Я продолжил невозмутимо, будто другого ответа и не ожидал услышать:

– Вот, видите. А вы говорите, Шарм и Монеточка. Эти старики – совершенно космические.

Всю дорогу до Красина мы молчали. Наконец, заехали во двор дома, и я остановился перед подъездом. Я вышел и достал чемодан из багажника.

– Спасибо вам. Вы случайно не знаете, на Кубу сейчас туры вообще продают?..

* * *

Нормальную парикмахерскую барбершопом не назовут: я сидел именно в ненормальной, где парикмахеры, называющие себя барберами, со сплошь татуированными руками, стригли те же волосы теми же ножницами, но в три раза дороже.

«Вот ты радовался последнему заказу за две с половиной», продолжал мой внутренний голос отвратительным тоном, «а сейчас за эту причёску сколько отдашь, фраер?»

Действительно. Я же не спросил, сколько будет стоить? А вдруг, тысячи две с половиной? Получается, на разницу с нормальной парикмахерской можно было взять бутылку вина. Приличную. Или две неприличных.

Барбер в третий раз оросил волосы какой-то специальной жидкостью с диковатым запахом.

– Это чтобы волос блестел! – пояснил татуированный барбер, заметив гримасу на моём лице. – У вас такой волос роскошный, пусть блестит!

«Заигрывает!», решил я сразу про себя, но спорить про волосы не стал: лишь бы побыстрее это закончилось, расплатиться, домой и в душ, смывать эти мази и средства для блеска.

– Вы работаете в коллективе? – Барбер взял в татуированную руку золотой триммер.

– Да как вам сказать… Я, скорее, свободный художник.

– Вот! Художник! Я сразу понял, что вы художник! Вы так сделали рукой, помните?

Барбер сделал рукой странный жест. Я не понимал.

– Ну я вас спросил: «Как будем стричься?», а вы так жест сделали, как будто сказали: ты художник, ты и стриги! Так может только художник, понимаете? Доверять другому художнику. Чтобы тот сделал как видит…

– Извините! – я судорожно перебил художника: – Я сказал, сзади покороче, а сверху побольше оставить!..

– Да, да, я помню! – Барбер ловко крутил ножницами на мизинце, тем самым давая понять клиенту, что он именно барбер, а не обычный парикмахер. – Височки прямые? Ушки точно хотите открыть? Можем, так сказать, аккуратно…

Я замотал головой.

– Но вы ведь художник, я правильно угадал? – Барбер смотрел на меня, восторженно улыбаясь.

– Я таксист, – громко произнёс я, и в ненормальной парикмахерской воцарилась тревожная тишина.

* * *

– С молоденькими вообще одна морока… – мрачно произнёс пассажир, глядя вслед девице в кожаных штанах. За мгновение до этого она, не поворачивая головы, рванула с тротуара под колёса, так что мне пришлось тормозить в пол и сигналить.

Я услышал громкое «мудак!» из пухлых губ и тяжело вздохнул в ответ.

– Вот у меня один знакомый… – пассажир слегка запнулся, – закрутил с молодой. Десятый класс школы, если быть точным…

Снова тишина, и я решал, стоит ли её чем-то заполнять? Мой знакомый доктор сказал бы: «Ну, снимайте штаны и показывайте этого вашего знакомого», но я же не доктор, я просто таксист, так что я поддержал тушующегося спикера:

– Вложился на стадии котлована?

– Что?.. Какого котлована? А… Ну да. Так вот… Ничего у них не выходило. Нет, что-то конечно выходило… Но не всё.

Я кивнул.

– А ждать, пока повзрослеет, смысла нет. Проще тогда уж повзрослевшую…

Я снова кивнул.

– Я ей постоянно говорю: Лена, ну что ты как ребёнок! – Пассажир спохватился, что поменял легенду про друга.

– Что, простите? Не расслышал. – Я изображал высокую концентрацию на дороге, чтобы не смущать мужчину его оговоркой.

– Да ничего, ничего… – пробормотал он и замолчал до самой Каланчёвской.

* * *

– Копают и копают! Копают и копают! – седовласый пассажир негодует, пока мы медленно ползём мимо забора вдоль суженной дороги. – Лишь бы бюджеты осваивать!

Я заранее знаю, как пойдёт беседа, если вдруг поддержу эту тему. Собянин, плитка, понаехали, настоящих москвичей уже не найти, всех арбатских старух переселили в Бутово, это всё либералы во главе с Ельциным, а вот Сталин сейчас бы навёл порядок.

Знаю и молчу в ответ, потому что мы ползём мимо большой стройки с новыми домами, вдоль дороги прокладывают теплотрассу к тем самым домам, так что бюджет города в целости и сохранности, но объяснять что-то взволнованному коренному москвичу нет никакого желания.

– И сплошные чурки, поглядите, везде сплошные чурки! Им в таджикистанах не сидится, они всё к нам норовят, где получше выбирают. У себя не хотят сделать получше, а едут к нам.

Чаще всего, в момент перехода на ненавистных чурок, я начинаю вяло возражать. Не потому, что мне хочется поспорить с мудаками. Скорее, из-за того, что они мудаки во многом, потому что их редко одёргивают, я абсолютно в этом уверен…

– У меня дочь в Финляндии живёт, она говорит, что и там тоже своих чурок хватает. Каждый год культура общая падает. Едут и едут, едут и едут. Даже в Финляндию!

Я сделал глубокий вдох.

– Да, это проблема, согласен…

– Раньше, она рассказывает, когда только приехали, десять лет назад, в транспорте финны уступали места старшим. А теперь? Уже у чурок научились, что можно не уступать!

Я снова вздохнул. Мысленно дослал в патронник красивый патрон. Взвёл курок.

– Вашей дочери повезло – Финляндия!

Пакс закивал, соглашаясь.

– Вышла замуж, получила гражданство, родила ребёнка и развелась. Оптимальный вариант! – почти с восхищением в голосе описал он ловкую комбинацию.

– А казалось бы, чего им дома не сидится, на родине? Ищут, где получше. Рвутся на готовое. У себя лучше сделать не хотят. Такая вот молодёжь… А у финнов культура падает: к ним едут и едут, едут и едут…

Маска закрывала мою улыбку.

Он ведь даже единицу мне поставить не сможет: заказ сделан по телефону…

* * *

– Как же хорошо, когда водитель русский. И машина такая красивая. Это новая модель?

Девушка лет тридцати пяти начала сыпать восторженными комплиментами сразу после того, как сообщила мне, что «я оплачу поездку, но попозже». Заказ был за наличные, через колл-центр, я это заметил сразу, ещё на подаче. Поездка пять минут, с набережной Обводного на Полянку. И вот такая прекрасная новость: «Я ждала перевод, но его не сделали, а ехать надо очень срочно, я вам оплачу, но попозже».

Пока я переваривал услышанное, решая, высадить ли её немедленно или довезти до места, она спросила, как меня зовут, а затем начала притворно восхищаться Муреной.

– Вы же ночью сегодня работаете? В ночную? Или скоро заканчиваете?

Я молча посмотрел в зеркало и прорычал недовольным тоном:

– А почему вы спрашиваете?

– Я могу перевести вам деньги прямо ночью… Сегодня же.

– Буду очень благодарен. Моя карточка Сбера принимает оплату круглосуточно, даже когда я сплю.

Пассажирка кивнула в знак согласия.

– А утром вы работаете? – не унималась она дружелюбным тоном.

– Почему вас это интересует?!

– Я хотела бы пригласить вас на службу. У нас в церкви будет служба завтра утром. Вы ходите в церковь?

– Очень редко, только чтобы выбить долги за поездку. Кстати, как церковь относится к катанию на такси в долг?

В этот момент мы остановились у метро «Полянка». Дама собралась выходить. Я рявкнул на прощание:

– Вы телефон мой не хотите взять? Вы как собираетесь мне делать перевод?

Девушка сделала недовольное лицо и записала мой номер.

* * *

Надо сказать, что чаще всего пассажиров возбуждает именно то, что «водитель русский». Думаю, если бы в приложении была такая кнопка, она бы обгоняла «комфортную езду», «интересную беседу» и «хорошую музыку» вместе взятые.

Кнопки такой у пассажиров нет, так что, в еженедельном ревю я получаю неизменное «пассажирам нравится ваш плавный стиль вождения», каждый раз мечтая, чтобы туда закралась опечатка и получилось «плавный стиль вожделения».

– Я езжу только с русскими! – сообщает мне гордо очередной пассажир.

Хамить открыто запрещают правила сервиса, так что приходится уточнять вежливым тоном:

– А если еврей приезжает? Тунгус, в конце концов?

Подобные вопросы обычно ставят придирчивых паксов в тупик.

– Тунгус это как?!..

– Эвенк.

– Я в этом не разбираюсь. А евреи в такси разве работают? Вы что, еврей?

– Подрабатывают. Иногда. Нет, я таджик.

После этого часто наступает неловкое молчание, которое длится до самого конца поездки.

* * *

– Да похуй, Маш. Не попадём на Врубеля, пойдём на Пименова.

Две командировочные девушки спешат в новую Третьяковку, отменяя по телефону назначенные деловые встречи. Маша тем временем кому-то звонит:

– Михаил Аркадьевич, это Мария. Сегодня отменяемся, сегодня никак не успеваем. Пробки, видите, какие. Да ничего страшного, мы же не в последний раз.

– Олег! Олег! – кричала в трубку первая, – Мы на Врубеля идём, а потом нужно бухнуть хорошенько. Не знаю где. Ещё не решили. У тебя друг порядочный есть? Водитель! Водитель! Простите, а в районе Третьяковки где можно нормально выпить и потанцевать?

* * *

– Куда вот они все в воскресенье прутся?!

Пассажир нервно комментирует стоящие вокруг нас в пробке машины. Жена его мягко успокаивает в ответ:

– Туда же, куда и мы, Вов. Не нервничай.

Вова нервничал с самого старта нашего путешествия. Сначала, потому что я не стал срезать светофор по газонам у дома («Их всё равно не видно, да и нет там больше этих газонов»), затем потому что я не проехал прямо из ряда, который только налево («Да я всегда так езжу, и ни разу штраф не приходил»). В конце концов его взбесили «они все», едущие с нами попутным курсом по Ярославке.

– Мы-то в такси, а они? – парировал нервно Вова.

– Тебе напомнить, почему мы в такси едем? Потому что кто-то цепи не те купил! – Жена начинала заводиться.

– Не цепи, а цепь! – Вова поправил бестолковую женщину нарочито спокойным голосом преподавателя, пытающегося прочитать слово «цепь» по слогам: – Цепь газораспределительного механизма. И я покупал именно ту, что нужно. Меня на рынке обманули и продали не ту. А покупал я именно ту.

Супруги обиженно замолчали. Я задумчиво покрутил карту с маршрутом поездки и попытался разрядить обстановку безобидным вопросом:

– Простите, нам нужен вход во Дворец культуры?

– Да, да! – радостно заголосила пассажирка, – Мы на спектакль. Тут написано «авантюрная комедия положений с элементами серьезных драматических коллизий». Что значит «с элементами драматических коллизий», вы не знаете?

* * *

Всенародно избранный президент воображаемой России, харизматичный и взвешенный в суждениях, сказал бы в воображаемом интервью:

– Иногда приходилось подрабатывать и извозом. Ничего плохого в этом не вижу: если надо кормить семью, а зарплата у среднего чиновника низкая, приходилось таксовать. Ну не взятки же брать, согласитесь?

И воображаемое нормальное народонаселение Великой России кивнуло бы в ответ: было тяжело. Кто-то спасался торговлей, кто-то бомбил, кто-то вспахивал огород, кто-то окунался в рискованную коммерцию.

Россия, в которой не стыдно уйти в лес и поймать дикое животное, чтобы накормить семью – теперь только воображаемая. В каких-то газообразных фантазиях. В настоящей России «лидер» не стесняется публично заявить о том, как неприятно ему это говорить.

Неприятно – именно говорить. Не осознавать, что совок, прогнивший насквозь, рассыпался в рыжую труху, бесславно оставив после себя лишь эрегированного Гагарина да «величие войны с фашизмом». Не ассоциировать себя, мелкого чекиста, с этим совком.

Говорить ему неприятно.

О своём, возможно, последнем достойном поступке: побомбить, а не пощипать бюджет города или кооператора какого-то.

* * *

– Водички бы, а то такой сушняк… – тихо стонет девушка своему спутнику.

– Зайка, я же говорил вчера: не смешивай!

Кавалер обнимает страдающую от похмелья пассию. Они едут в какое-то заведение с йогой в названии: так указано в адресе поездки. Ранним утром, через весь город, с глубокого похмелья: намасте!

– Мог это быть палёный «Бейлиз»? – хрипит, как морской котик, пассажирка, обнимая свёрнутый пурпурным поленом коврик.

– Зайка, да нормальный был «Бейлиз», не выдумывай! – продолжает парень вкрадчивым голосом, обнимая спутницу: – Просто, в следующий раз не запивай его Балтикой, всё будет нормально.

* * *

Получив странное сообщение от пассажира, еле сдержался, чтобы не ответить, перечисляя, во что одет сам («хеллоу, я сижу в машине, на мне джинсы клёш, тёмно-зелёная кофта и чёрные кожаные ботинки»).

К машине подошла барышня в чёрном пальто с мехом. Вылитая Мэри Поппинс. Она улыбнулась в приоткрытое стекло Мурены и поздоровалась:

– Здравствуйте. Вы Никита? Я Оля.

Мне стало неловко за мой чуть было не учинённый троллинг с комментарием. Особенно стыдно было за то, что ответ я не отправил, потому что в приложении что-то поломалось и кнопки чата попросту не было.

Стыдно было за то, что я совершенно не «прочитал» этот хороший порыв человека. А принял его за глупость.

– Никита, у меня огромная просьба. Я купила торт в офис, но забыла его дома. Возвращаться не будем, но вдруг по дороге будет магазин, рядом с которым вам удобно остановиться? Если нет, ничего страшного. Только если по дороге и будет место для остановки.

Я мысленно складывал факты. В приветствии чата «hello» вместо «здравствуйте», значит, интерфейс приложения у неё английский.

Написала сообщение, из которого понятно, как отличить её от других прохожих. Обращается по имени. Улыбается – широко, по-настоящему, искренне. Пальто красивое. Макияж аккуратный, почти незаметный. Про магазин попросила очень внятно и вежливо. Русская, раз говорит без акцента.

– Ольга, сколько лет вы уже не живёте в России?

– Я уже… А откуда вы знаете… Подождите. Как вы поняли?.. – Девушка была обескуражена, но продолжала улыбаться через маску.

– Погодите, я объясню, но сначала… Можно я буду называть вас Мэри? Мэри Поппинс? Теперь про торт: он вам не нужен. Нечего кормить их тортом. Съешьте его сами, а в офис ничего везите. Будьте с ними построже: с порога нарычите на кого-то. Потребуйте срочный отчёт. Поинтересуйтесь, кто отвечает за уборку натоптанного пола или заточку карандашей в переговорках…

Я прервался не потому, что у меня иссякла фантазия, а потому что девушка громко хохотала, привлекая внимание водителей соседних машин, стоящих в пробке.

– Я заметила, что у вас тут действительно так принято. С порога наорать.

Я утвердительно кивнул.

– Я первый раз приехала в московский офис. До этого – только по зуму. Все почему-то очень нервные. И как будто действительно пытаются заявить… Что они альфа! Вот смотрите, этот на БМВ, он зачем сейчас чуть вас не ударил? Он же обязан уступить? Это потому что он тоже – альфа?

30 следующих минут мы подробно обсуждали российский чайка-менеджмент (прилететь, наорать, нагадить и улететь) и общий столичный нервозный климат. Что Сохо (девушка много лет живёт в Лондоне) облагородили и там теперь много хипстеров и мало шпаны. Про брексит и ковид. Про ZAZ и Маккартни.

Я остановился у входа в импозантный офисный центр.

– Никита, спасибо вам огромное! Так замечательно доехали. Спасибо! Я и не подозревала, что в Москве такое крутое такси!

Совершенно пунцовый водитель нажал на кнопку «Завершить».

* * *

– Отлично доехали, спасибо! – Молодой человек расплатился наличкой без сдачи и потянулся к ручке, чтобы открыть дверь. – Хотя, конечно, вот там на повороте я подумал про себя: «Ну ты и водишь!»

Я удивлённо поднял брови.

– Я понимаю, что у вас была главная, а он летел на «уступи», но всё равно, чуть в аварию не попали! Нет, конечно, вы его даже не видели. И я тоже не видел. Только в последний момент уже. Но я подумал – у вас давно права?

– Двадцать два года…

– А, ну тогда ладно, значит, вы понимали, что происходит. А то я решил, что не понимаете и испугался. Нет, я не с претензией, не подумайте, отлично ехали…

Я благодарно кивнул. Дверь уже была открыта, но пассажир не выходил.

– И музыка отличная. За Сезарию Эвору отдельное спасибо! А вот Мазаева вы зря… Этого, как его, «Моральный кодекс» который. Песня хорошая, но вы что, не знаете? Он же путиноид! Зачем же в такую подборку этого балбеса. Если совсем откровенно, настроение теперь от него испорчено. На весь день. Я вам советую Мазаева убрать. Лучше добавьте Градского. Великий человек был. Недавно ушёл от нас. И потеплее бы в салоне делали – как вы в одной майке не мёрзнете, я вообще не понимаю. Мне было всю дорогу холодно. Может, потому что вы в майке…

* * *

Роботизированное такси уже давно и успешно запущено Яндексом.

Тысячи машин колесят по городам и посёлкам.

Автомобили оснащены передовой навигационной системой и голосовым управлением.

Алиса кричит нечеловеческим голосом:

– Через триста метров поверните направо!

И Алтынбек, установленный в автомобиле в качестве исполнительного механизма, готовится крутануть руль вправо.

* * *

– Нет, ну евреи уже совсем!..

Мы стоим на красный в районе разобранного «Олимпийского» и пассажир вдруг вспомнил про евреев.

– Что случилось? – начал я убаюкивающим тоном врача, проверяющего, туго ли завязаны узелочки на рубашке с длинными рукавами пациента. – Стадион поломали?

– Да какой стадион! Прямо напротив мечети, вы посмотрите!

Я посмотрел: напротив соборной мечети не было никаких признаков бесчинств евреев.

– Да вот же, ресторан. «Симит хауз». – Мужчина был обескуражен моей слепотой.

Я несколько секунд пытался разгадать этот ребус и наконец до меня дошло.

– Симит это бублик по-турецки. А семит – не еврей.

– Конечно, не еврей! – закричал саркастически пакс, обидевшись на всех евреев от имени всех мусульман. – Это не Турция, это не Стамбул! Какие ещё бублики?!

Я тяжело вздохнул. Это действительно не Стамбул. По утрам тут не торгуют с лотков горячими симитами – восхитительными бубликами.

Пакс продолжал что-то говорить. Я не слушал.

* * *

– У вас непростая задача: мне не удалось разменять!..

Пассажирка положила на подлокотник пятитысячную купюру и произнесла выразительным тоном условия челленджа.

Поездка была за наличку, в узкий переулок между Петровкой и Дмитровкой, где очень неудобно останавливаться надолго, и я готовился к тому, что по закону подлости высадка затянется из-за сдачи.

Спросить заранее про наличку мне мешало пение дамы. Она пела всю дорогу, заглушая вокалом свой хрипящий на максимальной громкости мобильник.

Стоило нам тронуться, как пассажирка попросила подключиться по блютус, но я предусмотрительно отказал. Тогда она включила себе фонограмму с телефона и все 20 минут громко пела какие-то запредельно дурные песни.

Пятитысячная купюра на финише недорогой поездки по городу меня не сильно удивила: это был блеф. Я посмотрел удивлённо на мятую оранжевую бумажку, потом на пассажирку и спросил:

– Вы помнили про караоке, но забыли про пять тысяч?

Моё кун-фу было сильнее, в смысле, мой блеф был увереннее, и мятая пятитысячная немедленно сменилась аккуратной тысячей.

Чуйка – главное оружие таксиста. Почувствовать, что у тебя просто пытаются разменять 5000 ₽ страшноватого вида, предугадать, в каком ряду затупит балбес на светофоре, разглядывая тик-токи, выбрать более быстрый маршрут из предложенных как равнозначные маршрутов: эти навыки таксисту часто очень помогают.

С купюры в 1000 ₽ надо было дать сдачу 300, но в бумажнике почти не было мелких купюр, лишь пара сотенных. Я спросил, тяжело вздохнув:

– Может быть, я вам сбербанком на карту сдачу переведу?

Пассажирка недовольно скривила губы:

– Запишите мой номер.

Я записал телефон, вбив имя Монсеррат, и поспешил тронуться под недовольные гудки машин сзади.

* * *

Поездки на Рублёвку – это настоящее антропологическое удовольствие.

Пассажиры этого удивительного региона, мышкой прыгающие в Мурену, в большинстве своём немедленно сообщают мне жалобу на слишком долгую подачу автомобиля по тарифу «ультима», снимая с себя всякую ответственность за позор перед соседями и водителем обычного «хёндэ».

Совершенно очевидно, что в понимании этих достопочтенных господ, жёлтый автомобиль у ворот – это сигнал тревоги, предвестник ускользнувшей удачи, проигрыша тендера, застрявшего транша. К таким воротам могут подъезжать лишь немецкие седаны чёрного цвета с водителями в костюмах, покорно стоящими у задней двери в ожидании очень важной персоны. А в такси тут может позволить себе сесть только маникюрщица или садовник, но никак не владелец особняка.

– Двадцать минут искали машину и не нашли! – сокрушается очередной пассажир. – Пришлось заказывать такси…

Я киваю, сочувствуя. Жизнь – коварная штука. Иногда так приложит, еле встанешь на ноги.

В такие мгновения я даже думаю, а не включить ли радио «Милицейская волна», дабы укрепить пакса в осознании трагичности происходящего, но сдерживаю свой отвратительный порыв.

* * *

– Надь, чото я не поняла!

Девушка, сидящая спереди, обратилась к какой-то из трёх, сидящих сзади. Мы приехали по адресу, я завершил поездку в таксометре, остановившись на дублёре Ленинского.

У меня на табло была стоимость: 798 ₽. Я улыбнулся: по-моему, я понимал, что смутило девушку, задавшую вопрос.

Всю недолгую поездку с Шаболовки три из них переводили своей коллеге стоимость поездки, разделённую поровну, по 220 ₽ каждая. Ещё тогда я залез в карточку заказа и убедился: заказ сделан с бонусами «Яндекс плюс». То есть у пассажира 10 % от стоимости поездки уходят на бонусный счёт, а водитель видит оставшиеся 90 %.

– Надь, я чё-то не поняла. Сколько с нас? По 220? А тут цена 800. Получается, по 200?!

Я заранее пожалел Надю, которую среди сидящих сзади стало легко вычислить по совершенно испуганному смущённому взгляду. Она смотрела то в свою мобилу, то в мою, пытаясь понять, что происходит.

Две другие коллеги тревожно молчали, ожидая развязки.

– Ты же сказала, что по 220. – Девушка продолжала уверенно давить тоном следователя по особо важным делам.

– Девочки, я не знаю. Я не понимаю. У меня почему-то 880…

Я соображал, как поступить. Если начать объяснять природу ошибки, в моих показаниях всплывёт тот самый бонусный счёт, на который заказчица получила свой откат в 10 %. А вдруг они уже не первый раз так скидываются за такси? Новые эпизоды нам совершенно не нужны.

Так что я молчал. Сзади остановился грузовик и побибикал.

– Девушки, мне бы поехать, а то мы немножко перекрыли проезд.

Хлопнули двери. Я тронулся, поглядывая в правое зеркало. Четыре человека стояли на обочине и о чём-то спорили.

* * *

К Мурене подошёл пассажир, открыл дверь, но замер, разглядывая её сияющие бока и салон.

Я только что высадил пакса в Пушкино, заскочил на мойку и включил все тарифы: горит ужасно, цены высокие, а мне лишь бы выбраться отсюда поскорее обратно в Москву.

И вот новый заказ, судя по всему, по эконому.

Пассажир начал рыться в своей сумке. Это был смуглый парень лет тридцати пяти. Из Средней Азии.

Он достал из пакета летние нарядные туфли и начал переобуваться в них, аккуратно уперевшись кончиками пальцев в дверной проём. Снятую обувь завернул в пакет и убрал в сумку с логотипом «Адидас».

И лишь затем сел в машину, старательно отряхнув туфли от снега, которого и не было на летних туфлях, а затем улыбнулся мне и произнёс со смешным акцентом:

– Салам алейкум. Верхний Лихоборский поедем? Я Андалеб.

– Алейкум салам! А я Никита. Поедем!

Андалеб показал пальцем на туфли и многозначительно произнёс:

– Хотел, чтобы чистый обувь. Машина чистый. Обувь чистый. Здравствуйте. Нам Верхний Лихоборский надо!..

Мы оба широко улыбались.

* * *

– Вань, наших строителей надо менять. Они не хотят работать совершенно. Я не могу туда ездить каждый день и стоять у них над душой. Вместо косметолога проторчала там полтора часа. Подоконники они не будут ставить. Да, так и сказали: нам западло. А кто их тогда будет ставить, если не они? Мне самой? Нам нужна новая бригада. Да, сказал, что западло, я сама слышала. Как? Заподлицо? Да, так и сказал: заподлицо.

* * *

– Вы не возражаете, если я вам на чай наличными дам?

Мы остановились у входа в терминал Внуково.

– Конечно. Благодарю. Как вам удобно…

Барышня протягивает 500 ₽. Я твёрдо ей заявляю:

– Это много.

– У меня нет мельче… Это не много, это нормально!

– Я верну вам триста и не спорьте, пожалуйста.

Я полез в бумажник, но нахожу там лишь пару полтинников и тысячные.

– Чёрт. Простите. Нет мелких. Давайте в следующий раз. Правда, пятьсот это много.

– Я бы перевела вам Сбербанком… Но не могу.

– Я могу сдачу Сбером вернуть, идёт?

– Нет, ни в коем случае! Муж увидит перевод, опять будет скандал. Я уже однажды так на чай оставила, потом неделю не разговаривали. Только наличка. Берите пятьсот и сами не спорьте! Я тут клиент, между прочим!

Девушка решительно положила на подлокотник пятьсот рублей и выскочила из машины.

* * *

Разговорились с пассажиркой. Обо всём. Начали с погоды, с грязных обочин, а дошли до человеческого великодушия.

И я взял и рассказал ей эту историю.

И женщина полезла за платочком в сумку и стала вытирать слёзы. Таким же бумажным, одноразовым, в упаковке, как у того мальчишки в коляске.

Вот эта история.

К попрошайкам я отношусь с недоверием.

И этого мальчишку, сидящего в инвалидном кресле, старался всегда обходить стороной. Я понимал: инвалид он настоящий. Искривлённая кисть управляла джойстиком на подлокотнике, и он переезжал с одной стороны Истикляля на другую, чтобы не стоять под открытым солнцем, под козырёк салона очков.

Здесь, на углу Бекар сокак и Истикляль джадесси этого мальчишку знали все. Каждый день он вставал то с одной стороны улицы, то с другой, следуя за тенью от зданий, клал на подлокотники коляски дощечку, на неё – упаковки бумажных салфеток. И продавал их.

Конечно, я понимал, что ничего он в действительности не продавал. Это было слегка облагороженное попрошайничество: купить десяток пачек, а потом продавать их «в розницу», финт ушами, деньги ему давали не за салфетки.

С другой стороны, человек действительно болен. Одет опрятно и чисто. Коляска недешёвая. Не выглядит голодным.

Пусть стоит, просит деньги под видом продажи. Мне никакого дела до этого не было. Я даже не знал, как его зовут. А вот остальных – знал. Этих ребят, владельцев кафе, Эрхана и Джасима, у которых в заведении я торчал всё свободное время, попивая вино или кофе. Того косоглазого хозяина прачечной, который вечно кричал мне «хай, Ники!», а я отвечал ему «хай, Юсуф!» Повара мясного ресторана, Мурат и Оуз, выходившие покурить в подворотню. Охранник ночного клуба, похожего на бордель, Мустафа. Бармены соседних пивняков. Хозяин отельчика, сириец, скучающий на крыльце. Мальчишки с подносами с чаем. Все друг друга знали, если не по имени, то в лицо.

Бродячих псов, живших в этом квартале, тоже все знали в лицо. Бродячих – просто потому, что они бродили по этим переулкам. Они здесь жили, тут был их дом. Привитые, с бирками в ухе, ужасно добродушные дворняги, у которых к окружающему миру, казалось, не было ровным счётом никаких претензий. Имена им мне приходилось давать свои: Шарик, Тузик…

Однажды я сидел за столиком привычного кафе и пил привычное вино «Чанкая». С моего места, сквозь Бекар сокак, был виден кусочек Истикляля, где стояла коляска продавца бумажных платочков. Подходили к нему редко, кто-то бросал монетку, но ничего не брал взамен.

Попрошайка, подумал я без злобы. Все же всё понимают: упаковки салфеток – это всего лишь хорошая мина…

Вдруг коляска тронулась в мою сторону. Мальчишка пересёк оживлённый Истикляль и, тихо жужжа электромоторчиком, заехал в нашу подворотню, остановился у двери крошечного магазина, представлявшего собой комнату метр на метр, где помещался один продавец, протягивавший покупателям товар через открытую дверь в коморку, заваленную сигаретами, водой и прочей нехитрой ерундой.

Продавец перекинулся парой слов с попрошайкой. Неужели, он и «крышует» этот промысел? Я продолжал наблюдать за происходящим.

Мальчишка протянул продавцу мелочь своей скрюченной кистью. Так и есть, продолжал я накручивать сюжет. Сдаёт выручку.

Но следом продавец вручил колясочнику упаковку сосисок. Совершенно дешевых, почти декоративных, ценой намекающих на то, что сожержание мяса в них было ничтожным.

Мне стало жалко парня. Есть такое не стоило, даже если находишься в трудном положении. В конце концов, купи хлеба и айрана, охал я про себя, готовясь уже было вскочить и подбежать к нему, отнять злополучные сосиски и предложить накормить его в кафе…

Но он вдруг что-то негромко закричал, кого-то подзывая. О боже, он собирается их есть не один?! Я встал и пошёл в его сторону, думая о том, как предложить ему еду, не обидев. А потом замер.

К коляске подбежали Тузик с Шариком. Мальчишка потрепал их по холкам своей скрюченной кистью. Вскрыл упаковку сосисок и положил перед псами.

Затем схватился искривлёнными пальцами за джойстик на подлокотнике и, круто развернувшись, покатил обратно на Истикляль, в тень козырька над входом в салон оптики.

* * *

Мальчишка подросток вдруг стал издавать тихие странные звуки. Я посмотрел в зеркало и понял, что он плачет. Жутко стесняется, но не может сдержать себя.

– Ты в порядке? Дать воды?

Он закивал, пытаясь произнести «да», но у него не получалось.

Я достал бутылку из бардачка.

Через пару минут, немного успокоившись, он сказал:

– Спасибо. Извините.

Я вздохнул.

– Не за что извиняться. Не за что благодарить. Всё в порядке? В том смысле, случилось что-то, нужна помощь?

Он замотал яростно головой в ответ.

– Помощь не нужна. Спасибо. Извините. Просто не понимаю, как пережить измену.

Ох, парень, подумал я про себя. Добро пожаловать во взрослый мир.

– Ты уверен, что это была измена?

Он кивнул, и по-моему, был готов расплакаться снова. Я кинулся уточнять:

– Я имею в виду, то, что произошло, ты назвал изменой. А ты уверен, что это была именно измена?

– Конечно…

– Нет, нет, постой. Подумай хорошо. Может быть, это твои завышенные ожидания?

– Это как? – Пацан совершенно опешил. Я продолжал спокойным уверенным тоном знатока, но не ментора.

– Буквально… Ты уверен, что проблема тут не в том, что ты кого-то сам наградил своими завышенными требованиями и ожиданиями чего-то?

– Но она говорила…

– Да забудь о том, что она говорила, – я перебил пассажира, избежав ненужных интимных подробностей: – Условная она говорила что-то не под присягой и не на суде. Ну говорила. Возможно, говорила то, что ты очень хотел услышать, то, что ты очень ждал, вот и говорила.

Парень молча допил воду и смотрел на меня в зеркало очень внимательно.

– Представь себе, что ты сделал всё для того, чтобы она говорила тебе какие-то вещи в рамках игры, которая вам нравилась. Обоим. А потом ты сам решил, что эта игра – не понарошку. Что ты теперь ждёшь этого в настоящей жизни. Но это ведь ты решил… И потом вдруг в той настоящей жизни – то, что ты называешь изменой. Но это не измена.

Он долго молчал, глядя на пустую бутылку, которую с хрустом сдавливал в руке. Потом спросил тихим голосом:

– И как же теперь?..

Я снова вздохнул, поворачивая во двор пятиэтажки.

– Теперь мы приехали. Какой нам подъезд нужен?

* * *

– Барышня, постойте, вы забыли свои вещи!

Мне пришлось довольно громко окликнуть девушку, вылезающую из Мурены: у неё в ушах торчали наушники, из которых доносилось умц-умц.

Все минут двадцать поездки я слышал этот умц-умц и странный звук шуршащих о пластик двери бумажек, пакетиков и твёрдых предметов. Пассажирка эти звуки не слышала, судя по всему, из-за музыки в пробках. А я слышал, но не решался повернуть голову и посмотреть, что там происходит.

Когда мы подъехали и она стала выходить, я наконец обернулся, как будто оглядывая её ноги, но посмотрел не на них, а на дверь: так и есть, карман двери доверху забит бумажками и пакетиками. Тогда я и окликнул громко мадам, которая была готова уже захлопнуть дверь.

Она замерла, глядя то на меня, то на спрессованный мусор.

– Они мне не нужны. – произнесла она твёрдо.

– Вы знаете, мне они не нужны тем более. Давайте вы их всё-таки заберёте с собой.

Дама скривила губы, но не сдавалась.

– Вы можете сами их выкинуть.

– Нет, не могу. Мне придётся отснять каждый предмет и отправить фотографии в поддержку с пометкой, что вы забыли в салоне свои вещи. А они с вами свяжутся и предложат их забрать.

Я прекрасно понимал, что ей не хочется начинать выгребать всё это из двери и запихивать к себе в сумку обратно. Но мой блеф с фотографиями и поддержкой сработал: девица, матерясь, начала вытаскивать мусор и запихивать обратно в свой модный ридикюль.

Я дождался, пока она закончит и посмотрит в мою сторону на прощание и выбрал одну звезду на экране с просьбой оценить пассажира.

Дверь Мурены громко захлопнулась.

* * *

– А вы где? – в динамиках Мурены звучит громкий вопль утреннего, уже проснувшегося пассажира.

Я стоял напротив подъезда номер три, указанного в карточке и на карте. Безупречно втиснулся сюда между припаркованными машинами.

Вопрос «А вы где?!» звучит примерно раз-два в день. На него можно отвечать по-разному, например: «Я там, куда вы вызвали машину». Или «Я в машине».

Я выбрал скучный вариант и ответил тихо:

– Я у третьего подъезда.

Пассажир, не сбавляя обороты, продолжал кричать в трубку:

– Не стойте у подъезда, езжайте ко мне. Сюда.

Я сделал глубокий вздох. Зря я час назад взял заказ в Мытищи, сейчас тут огребу приключений…

– Простите, куда сюда?

– Я здесь у помойки. Увидите. Тут полно голубей.

Я посмотрел в приложение: оплата по безналу. По крайней мере, не бесплатно приехал…

– Так вы на Сан-Марко?

– Какое ещё Сан-Марко?! Я вас тут стою жду! Вы где?!

– Я в Мытищах. А вы в Венеции? Та ещё помойка, особенно летом, когда каналы начинают пахнуть…

– Я в Королёве, а не в Мытищах! – продолжал орать пакс. – Это ваш Яндекс так определил. Вы едете или нет? Я вас жду!

Я положил трубку, отменил заказ с пометкой «Клиент не вышел» и пообещал себе, что если стану писателем, обязательно перееду в Венецию и буду обходить стороной Сан-Марко: не люблю голубей.

* * *

– Да, – задумчиво произнёс пассажир. – Уже две тысячи двадцать второй!

Я ничего не ответил, лишь пристально вглядывался в пустую улицу, по которой мы ехали.

– Это же от Рождества Христова? – пакс уже как будто настаивал: его явно не устраивало моё молчание.

– Ага. – я ответил настолько равнодушным тоном, чтобы было понятно, что диалога не очень хочется. Но это не помогло: моё «ага» было поклёвкой, за которой последовала ловкая подсечка: седовласый господин ринулся на меня с вопросом, которым пытался зачем-то загнать меня в угол:

– А почему же тогда, – почти закричал он, медленно выговаривая слова на высоких нотах, – Почему же, я спрашиваю, рождество не первого января, а седьмого?!

Нам оставалось ехать ещё семнадцать минут. Это примерно на шестнадцать с половиной больше, чем я был готов потратить на подобную дискуссию.

– Там всё немножечко сложнее… – начал я примирительным тоном, но слабость часто лишь провоцирует напор противника.

– Куда делась неделя, я спрашиваю? И почему от Рождества Христова? А если я не верю в Христа, мне как быть?! Не верю и всё, почему всех под одну гребёнку опять?

Высадить бы его тут, на Вспольном, вон у того сугроба… Но это некрасиво. Нельзя. Терпи, говорю себе. Он хочет спарринг – дай ему спарринг. Атакуй. На противоходе. Правый апперкот, когда он уже расслабился и ждёт, что ты сдался.

– Да это ещё ладно! – начал я примирительным тоном союзника. – Вы никогда не задумывались, почему от рождества еврея, а написано арабскими цифрами? – Я ткнул пальцем в какую-то афишу с цифрами 2022.

– Ну насчёт еврея это же не точно? Или вы всерьёз считаете, что… Действительно еврей? А почему же тогда арабскими?..

Ошарашенный пассажир замолчал и всю дорогу пристально глядел в окно, пытаясь разгадать этот невероятный ребус.

* * *

– Что бы такое придумать, чтобы оно само шевелилось?

Когда пассажир произносит подобное, без прелюдии, контекста или даже «здрасьте», приходится гадать, а тебе ли это было сказано? Вдруг копны волос скрывают наушники, в которые девушка общается с кем-то по телефону?

Я вопросительно поднял бровь, глядя в зеркало, в котором пассажирка смотрела в ответ на мою бровь и начала пояснять:

– Мы на удалёнке. Дома сидим. Начальство контролирует, работаем или нет, по нажатию на клавиши. Чтобы сделать вид, что работаешь, надо раз в пять минут нажимать на «пробел». Ни в туалет отойти, ни в душ.

Я продолжал держать приподнятой правую бровь.

– Я же всё сделаю, когда выйду в офис! – продолжала пассажирка, будто я и был тем строгим начальником, который контролирует активность клерчонка в компьютере. – Но приходится нажимать пробел каждые пять минут. Вот я и думаю, если придумать что-то, что шевелилось бы само, если я в душе…

Я твёрдо решил, что это какая-то провокация. Лишь свернул в карман к конечной точке перед офисом Сбербанка и нажал на кнопку «Завершить поездку».

* * *

– А мы что, не можем ехать чуточку побыстрее? Я в садик спешу. Там ребёнок меня ждёт.

Мы стоим на Хохловском, упёршись в снегоуборочную машину, опустошавшую свой ковш в самосвал.

– Можем, – ответил я твёрдо, но не двинулся с места, так как проезд был всё ещё перекрыт. Из поднятого в небо над самосвалом ковша, как его ни тряс в воздухе оператор, не вываливался снег и процесс рисковал затянуться на неопределённое время.

Пассажирка подалась вперёд и спросила ещё более требовательным тоном:

– Тогда почему же мы не едем?

На табло таксометра красовалась цифра в 158 м. Столько мы не доехали до детского садика, остановившись перед уборкой снега.

– Могу предложить вам пройти пешком. Здесь за угол здания и ещё сотня метров. Объехать их мы не можем.

– Если бы я хотела ходить, я бы не вызвала такси! – закричала мать, которой препятствовали воссоединиться с ребёнком. Она вышла из машины и со всей силой захлопнула дверь.

Я завершил заказ. 220 ₽ и 6 минут, из которых полторы мы стояли перед самосвалом.

* * *

– Майна! Майна! Я сам! Не волнуйтесь. Нет, не надо. Отойдите, пожалуйста. Извините. Всё в порядке. Вот так. Отлично.

Минутой ранее я увидел, как к Мурене-второй с трудом тащит свой чемодан девушка в норковом полушубке.

Галантность – мой конёк примерно с третьего класса. Я эффектно отворил свою дверь, попутно нажав на кнопку открывания багажника, и мангустом выскочил наперерез пассажирке: без суеты, но максимально стремительно.

Чемодан был очень тяжёлым, он волочился по сугробу, громко скребя днищем с карликовыми колёсиками по столичному снегу, перемешанному со льдом. Тем не менее я ловко дотащил его до открытого багажника и, убедившись в том, что девушка внимательно следит за моими выкрутасами, схватился за обе ручки и приготовился вывести его на орбиту, то есть, собрав все мои силы, отправить эти тридцать кило по траектории прямо на ложемент багажника Мурены.

Захват, рывок – и уверенный полёт по траектории. Но не чемодана, как планировалось, а меня. Предательский лёд под ногами, «ботиночки на тонкой подошве» – и вот я уже лёжа рассматриваю выхлопную трубу и резонатор с непривычного для меня ракурса.

Девушка, причитая, кинулась меня поднимать, но я возразил такелажными терминами.

Встав и отряхнувшись, я поместил чёртов чемодан в багажник, потом сел за руль как будто ничего и не было, да стал выбирать маршрут поездки.

– Вообще-то, я не Майна. Я Оксана. Что? А вы крановщик? А-а-а. Зря я так много книг положила в чемодан? Вы точно не ударились? Звук был страшный. Как? Головой о бампер? Ничего себе. Я и удивилась, разве головой такой звук можно сделать? А мне этот чемодан на пятый этаж потом переть, представляете? Без лифта, да. Может быть, вы поможете? Вы вроде с ним так быстро управились!..

* * *

– У меня есть подружка… Ну как подружка… Так, знакомая. Вместе в Турцию отдыхать ездим. Ну вы понимаете, – едва только села, барышня начала тараторить. – Так вот. Она забеременела. Представляете?

Я попытался представить, но спросил на всякий случай:

– В Турции?

– Что в Турции?! Забеременела? Нет. В Ступино.

– Тоже неплохо…

– Так вот. Я же вам это не просто так рассказываю!

Я насторожился и начал горячо заверять:

– Если что, я в Ступино не был уже года три. А в Турции – полтора.

Пассажирка рассмеялась.

– Так вот. Она на таксистов срывается. Не на мужа, тот может и в глаз дать, не на подружек, мы так далеко пошлём – не вернётся. Она на таксистов. Наорёт – и готово. Выпускает пар. Ей просто всё не так. Или слишком быстро, или слишком медленно, или очень жарко, или очень холодно, или громко, или тихо. Понимаете? «Почему в шапке, почему без шапки?!»

– Никогда не буду брать заказы в Ступино.

– Что вы. Она не в Ступино живёт. В Ступино она только… забеременела. Ой, а можно потеплее сделать немного?!

* * *

– Простите, а что это за звук? Можем его потише сделать? Мой кот от него очень бесится.

Кот с огромными ушами действительно орал звонко. Звук, который его якобы раздражал, был звуком от щёток: тихий, обычный и неизбежный, когда льёт с неба и приходится держать дворники работающими.

С этой поездкой с самого начала всё было наперекосяк. Подача к шлагбауму дома, где никак не встать, не мешая проезжающим машинам и пешеходам. Долгое ожидание – и наконец не по-зимнему, я бы даже сказал, фривольно одетая девушка с чемоданом и переноской, в которой не было животного (а в заказе – именно перевозка животного). Пассажирка вручила мне чемодан и пустую переноску, а я спросил, будет ли животное?

Ответ был слишком громким и слишком нервным. Что-то вроде: «У меня что, десять рук? Сейчас вернусь с другой переноской, в ней будет кот». Спокойно, спокойно, подумал я про себя, зачем так нервничать…

Через десять минут она вернулась с котом, недовольно встала перед машиной и, объясняя кому-то по телефону что-то про ужасное такси, стала сверлить меня взглядом: сесть в заднюю правую дверь действительно было невозможно, я припарковал Мурену к сугробу, чтобы меня можно было объезжать и обходить.

Я вышел из машины и картинно открыл заднюю левую дверь, тонко намекая, что у Мурены они с обеих сторон и, если водитель был вынужден раскорячиться так, как был вынужден раскорячиться я, значит, не грех догадаться самой и сесть через левую: от этого никто ещё не умирал.

Так что поездка началась напряжённо. Едва отъехали, встряли в пробку. Кот противно орал. И потом эта просьба сделать потише звук дворников.

А дальше я знаю, что будет. Она достанет его из переноски. А я возражу. А кот рванёт по салону, вырывая нитки из сидений. А я вспомню, что адрес, куда мы едем, наверняка указан неправильно (я уже заранее вижу ошибку, ехать придётся гораздо дальше, внутрь территории жилого комплекса).

Поглядываю в зеркало и пытаюсь придумать ответ на просьбу делать дворники потише. Желательно какой-нибудь очень язвительный и остроумный. Чтобы заржал даже кот. Терять уже нечего, обстановка напряжённая и сдетонирует в любую секунду. Путин сказал бы: «Если драка неизбежна – бей первым». Я зачем-то накручивал себя.

– Хотите, музыку включу? Он нормально к музыке относится? Это же он, верно?

– Да, это он. Так орут только мужики.

Я включил плейлист с французскими девчонками.

– Доставайте его, только последите, чтобы не хулиганил, хорошо?

Почему я готовился к войне, совсем не рассмотрев вариант установления мира? Девушка открыла переноску, из неё показались огромные розовые уши, я протянул к ним руку и дал её обнюхать. Затем похлопал ладонью по своему подлокотнику, и розовый кот уселся на него.

– Ты куда?! Иди сюда! Нельзя! – заволновалась девушка.

– Всё в порядке. Я же сам его позвал. Дайте ему успокоиться. Главное, чтобы вниз мне под ноги не сиганул. Я мониторю. Не волнуйтесь.

Кот перестал орать, с интересом наблюдая за мной, убранством Мурены, затем переключился на пробку за окном. Запрыгнул на торпедо и полежал под лобовым, удобно облокотившись о дисплей магнитолы, как на спинку кушетки. Вернулся на переднее пассажирское, затем снова на подлокотник и потёрся, урча, о моё плечо.

– Миконос! Не приставай, иди сюда! Давай обратно в переноску.

Я успокоил пассажирку: всё в порядке. Он не хулиганит, шерсти от него никакой нет, может побыть и в салоне. Девушка поблагодарила.

Напряжения уже никакого не было. Я поймал себя на мысли, что мне даже нравится этот не по-зимнему фривольный наряд.

Нервничала? Психовала? Ну что тут поделать. Бывает. Мы все бываем нервными, на взводе. А тут ещё снег с дождём, грязь, чемодан и переноски, толстый таксист и орущий кот.

– А почему Миконос, если не секрет? Порода не греческая явно.

Весь оставшийся путь мы обсуждали Крит и Миконос, уличных котов и собак, расслабленное и медленное Средиземноморье. И что, состарившись, уезжать нужно именно туда, к оливкам, котам, белому сыру и тишине, только подальше от туристов.

У подъезда дома, к которому мы подъехали, ждала другая девушка, готовая не только схватить вещи, но и защитить подругу от таксиста, о котором наслышалась 30 минут назад по телефону.

Я открыл багажник и достал вещи. Пассажирка подошла ко мне, высоко держа кота в прозрачной сумке:

– Миконос, попрощайся с Никитой. Пока, Никита. Спасибо вам большое.

Она протянула переноску ничего не понимающей остолбеневшей подруге, а потом обняла меня.

– Спасибо!

Я смущённо отводил взгляд от совершенно фривольного и какого-то не очень зимнего наряда, бормоча «Да не за что, вам спасибо», затем сел в Мурену и пополз по двору в сторону выезда, поглядывая в зеркало на двух девушек и розового, с огромными ушами, смешного кота.

* * *

– Алё. Здравствуйте. Да, это Максим. Я вас слушаю. Какие погрузчики? Куда? Мы не работаем по Свиблово, у вас там свои подрядчики. Вы видите, сколько снега? Нет свободных, откуда? А были бы, не дал бы. Нет, нет. А кто звонит, представьтесь пожалуйста. Марина Николаевна, погрузчики все в работе как минимум до понедельника. Нет, извините. Я понимаю, что вы руководите департаментом, но нет. Решайте свои вопросы сами. Мы тоже, знаете ли, в огне. Я понимаю. Стоп, подождите. Марина? Маришка, это ты?! Я не узнал. Погоди. Мариша, а что ты делаешь в Свиблово?! Я не знал. Ух ты. Я соскучился. Я знаю. Я помню. Погоди. Как ты? Надо встретиться. Да хоть сейчас. Где ты? Я подъеду. Можно? Ну пожалуйста. Я соскучился. Я хочу ногу целовать. Хотя бы краешек. Краешек ноги. Можно? Я сейчас буду. Нет, с другой стороны краешек. Ну пожалуйста. Я умоляю. Хочешь, я на погрузчике подъеду? Я серьёзно. Сколько тебе надо? Я прямо сейчас… Подожди… Я позвоню прямо сейчас. Сколько? Три? Пять? Да хер с ним, с Ленинским. Я соскучился. Я сам на погрузчике приеду. Столько лет. Ты там же? Не уезжай никуда. Жди. Простите! Простите! Как вас? Никита? Как адрес поменять в заказе?

* * *

Каждое утро, часов с семи и до восьми, на ближайшей теплостанской мойке нет очередей. Только редкие гаишники да таксисты.

Здесь как на водопое: действует перемирие. Видя, как в боксы заезжают такси с сугробами на крышах и капотах, менты не просят «документики», хотя все прекрасно понимают, что ни машина, ни водитель никаких «предрейсовых» осмотров не проходили, а выехали только что из ближайшего двора.

Все путевые листы, которые каждый таксист вынужден возить у себя в бардачке, имеют необходимые отметки: механика, врача… Сев в холодную машину каждый водитель такси вынужден заполнять бумажку от имени людей в белых халатах и промасленных комбинезонах. Зачем, спросите вы? Да чтобы предъявить эту бумажку гайцу, если тот остановит.

Любой гаец, останавливая любого таксиста, прекрасно понимает, что путевой лист будет липовый. Но он должен быть в машине. Если его не окажется, начнётся торговля.

А вот на мойке, глядя на сугробы на колёсах, заезжающие ополоснуться гаишники к таксистам не лезут.

Не потому, что добрые или с понятиями, а потому что у них скоро будет развод и им уже некогда. Это ведь таксисты моют машины перед выходом на линию. Гайцы – перед завершением работы.

– Ну чё, как заработки? – весело спрашивает лейтенант, затягиваясь коричневой сигаретой с запахом вишни.

– Да нормально, терпимо.

– Сколько аренда такой? – Он показывает сигаретой на грязную корму Мурены-второй, с которой разлетаются ошмётки снега.

– Три тысячи.

– Каждый день?! Ничего себе! И что, отбиваешь?!

Я тоже достаю сигарету и закуриваю.

– Конечно, отбиваю. Я же твоим коллегам не плачу никогда. Так что нормально остаётся.

Гаец смотрит на меня внимательно.

– Это же ты пару дней назад тут выехал и развернулся прямо напротив мойки?

– Наверняка. Я иногда здесь разворачиваюсь.

– А здесь нельзя. Сплошные.

– Потому и не плачу никогда вашим. Знаю ПДД. Тут же нет знаков. А разметка под снегом. Я ничего не нарушаю. И ты это прекрасно знаешь.

Гаец улыбается.

– Умные таксисты стали, куда деваться. А если я в протоколе напишу, что снег почистили и разметку было видно?

Я зеваю в ответ.

– Ну напиши… Главное, «стукачок» не забудь выключить, а то рискуешь неполным служебным. – Я тоже изо всех сил улыбаюсь в ответ.

«Стукачок» – это видеорегистратор, который установлен почти во всех патрульных «октавиях».

Гаец бросает бычок в решётку слива и садится в свою машину, она готова. Завтра, послезавтра или через месяц он или его коллега обязательно остановят меня и придирчиво рассмотрит мой путевой, в котором я лично расписываюсь за медиков и механиков. Они обязательно пошутят о том, что все записи сделаны одинаковыми ручками, а я в ответ сообщу им, что в парке покупают канцтовары централизованно. Они возразят, что и почерк очень похож, а я предложу им переучиться на графологов. Они вернут мне документы и процедят сквозь зубы «Счастливого пути», а я наверняка не поблагодарю и просто уеду.

* * *

– Сплошные чурки в такси! Нет, я не националист, но почему сплошные чурки?!

Сорокаминутная поездка в Домодедово с достопочтенным господином, ужасно переживающим по поводу высоких цен на такси и засилия приезжих в этой важной профессии. Мы спешим на вылет рейса в Париж.

Всегда, когда пакс настойчиво пытается раскрутить меня, «русского водителя», на подобную дискуссию, я тушуюсь и глупо мнусь.

Я же наперёд знаю, как она, дискуссия, будет развиваться.

Я вяло возражу, что цены низкие – относительного того сервиса, который реквестирует пассажир. Потом тонко намекну, что доли условных «хороших» и «плохих» водителей, независимо от их национальности, в первую очередь красноречиво индицируют готовность потенциальных водителей возить тех самых пассажиров за те самые деньги. А доля заказов в «повышенных» тарифах даже в сытой столице – не менее красочно иллюстрирует предпочтения тех самых пассажиров, которые в аэропорт Домодедово желают добраться евро за десять, а через пару часов из аэропорта им. Шарля де Голля поедут минимум за пятьдесят.

Затем, наблюдая, как пассажир злится, я равнодушно зевну, сделаю глоток кофе из термокружки, и добавлю, что в приличном обществе за пассажи про чурок получали канделябром, но где же сейчас сыщешь то общество и те канделябры…

По этой причине я иногда молчу в ответ, паксы начинают заводиться от моего нежелания обсуждать проблему, а я, увидев, что накал страстей зарождается совершенно органически, и мне всё равно не избежать этой участи, выдерживаю глупую паузу, будто обдумываю ответ, а потом начинаю свой привычный монолог.

* * *

– Потянет! – решительно успокоил себя мойщик Сергей, закончив тереть лобовое стекло изнутри и уставился на меня, ожидая реакции.

Я подошёл к Мурене и посмотрел на результат его работы. Стекло переливалось разводами от не очень чистой тряпки, которой Сергей, благородных кровей человек родом из Ростова Великого, третий раз пытался завершить начатое. А именно, домыть Мурену.

– Вот у нас в Ростове есть мойка «люкс», – некстати сообщает Сергей, хотя я не произнёс ни слова, лишь посмотрел на него недобрым взглядом: – Она вообще лучшая в городе. Мы там «кайены» моем. «Лексусы». Такими вот тряпками. И никто не жалуется.

– А есть чистая тряпка? Может ею попробуем? – делаю я очередную попытку исправить безнадёжную ситуацию.

– Чистых нет. Не покупают. Раньше были, но сейчас закончились.

Я тяжело вздохнул и полез в бардачок за бумажником.

– Сколько с меня?

Сергей крепко задумался, погрузившись в сложные калькуляции.

Когда-то на этой мойке работал Алишер, расторопный самаркандец. Парень лет двадцати пяти. Он мне так нравился, что я ему иногда рассказывал про Стамбул. Про синее небо, Босфор, оранжевые апельсины, сочные гранаты и ароматную баранину. Про завтраки, про мечети, про улицы, про людей.

И вот, примерно год назад я заехал на мойку, а Алишера не было на месте. Вместо него работал какой-то новый парень.

– Алишерка? Тут мойщиком был? Он уехал куда-то, не знаю.

А через неделю я получил первую порцию фотографий с видами Фенербахче.

– Дядя, я в Стамбуле! У нас такие завтраки, дядя, вы приезжайте, я вам накрою очень вкусный завтрак! Знаете ресторан у стадиона? Вот я в нём работаю! Дядя, приезжайте, пожалуйста! Тут очень хорошо!

Я знаю, дорогой. Я рад, что у тебя всё в порядке.

– Дядя Никита, а помните, вы рассказывали, что девушку видели с очень красивыми ногами? А где именно это было? В Бешикташе, наверное?

Я смотрю на ростовского Сергея, который не может понять, отчего грязная тряпка оставляет разводы на стекле.

– У нас, значит, что было? Экспресс? Без пены, да? Коврики. И стекло два раза. Верно?

Он снова выразительно посмотрел на меня, а я в ответ лишь по-мхатовски молчал.

– Хорошо. Стекло будет один раз. Экспресс, коврики, стекло. Рублей пятьсот получается, вроде.

* * *

– Извините, но я должен сделать вам комплимент! – произнёс я выразительным тоном и посмотрел в зеркало.

На меня испуганно смотрели глаза девочки лет десяти в смешной оправе с круглыми стёклами.

Я выдержал эффектную паузу и голосом харизматичного взрослого продолжил:

– Я в такси скоро уже четыре года. Сделал больше десяти тысяч поездок. Как вы считаете, сколько раз за эти четыре года пассажир извинился за ожидание?

Девочка расплылась в широкой улыбке: она поняла, на что я намекаю. Дело в том, что минуту назад она прыгнула в машину и произнесла: «Здравствуйте, извините, что так долго ждали меня».

Я ждал всего минут пять, да и стоя в кармане стихийной парковки где-то в районе Каховки, никому не мешая и не рискуя схлопотать штраф, так что не успел вскипеть, хотя сама предстоящая поездка и была очень короткой и дешёвой. Ничего, без труда успокаивал я себя: на Каховке и такой заказ – подарок судьбы. В наше непростое время.

И вот в машину плюхается милый ребёнок и немедленно здоровается и извиняется.

– Наверное, нечасто! – сдерживая улыбку от ушей и краснея, произнесла пассажирка. – Угадала?

– Два раза. Ваш – второй. Так что я не могу не сделать вам комплимент. Готовы?

Девочка кивнула.

– Вы совершенно замечательная. Спасибо вам огромное.

Я остановился во дворе жилого дома, а улыбающийся ребёнок, сверкая не то счастливыми глазами, не то стёклами смешной круглой оправы, устремился, подпрыгивая, к подъезду.

– Спасибо за комплимент! Пока-пока!

* * *

– Родительская суббота, надо спешить. Вы верующий? Нет? Я обеих сестёр похоронила за эти два месяца, – произносит вдруг старушка, с которой тронулись от Молодёжной в сторону ближайшего храма. Ехать по пробке минуты три. Начинать разговор ужасно не хочется. Тем более об этом. Тяжело вздыхаю в ответ.

Пассажирка продолжает:

– Проклятый коронавирус… Кто же мог подумать.

Так бывает: сидящий сзади хочет моей реакции. Но иногда я совсем не хочу вступать в диалог. Да и ехать остаётся всего ничего, метров 100. Но правый ряд встаёт колом на повороте на Молодогвардейскую. И эти сто метров мы можем преодолевать ещё минуты три.

– Сёстры прививались? Вы прививались?

– Нам батюшка не велит. Не благословляет. Мы спрашивали, привиться или нет. Он не благословил. Я сейчас снова его спрошу. Страшно. Если разрешит, буду прививаться.

– Про прививку лучше спрашивайте у врачей, – я стараюсь говорить как можно более дружелюбным тоном.

– Я обо всём батюшку спрашиваю. Если благословит, привьюсь. Страшно. Двух сестёр похоронила.

* * *

– И чего вы не остановились? Видели же, что я стою. Зачем я шёл три метра?

Недовольный пакс в модной оправе сел в Мурену и с силой захлопнул дверь.

Ему действительно пришлось пройти метра три или два от того места, где он стоял, ведь я не остановился на Гончарном в правом ряду у бордюра, а в этом же месте свернул направо во въезд во двор, чтобы не блокировать правую полосу, с которой машины уходят налево на Садовое и вниз на набережную.

– Ясно же было, что я к вам. Зачем мы теряем лишние секунды?! – продолжал менеджер среднего звена.

Я сделал глубокий вдох. Есть два пути: промолчать и просто ехать дальше. Не ответить на вопросы, заданные мне.

А можно ответить. Объяснить. Я залез в приложение и посмотрел на свой рейтинг: ещё одну единицу я спокойно переживу.

И я объяснил импозантному господину, что водитель такси не знает, кто его пассажир (в отличие от пассажира, который знает, какая к нему едет машина) и я не могу быть уверен в том, что остановлюсь рядом с «правильным» прохожим. Что останавливаться в правом ряду и тормозить движение на светофоре – плохая идея, особенно если учесть, что можно в этом же месте нырнуть вправо. Что мой город, в котором я живу и по которому езжу, страдает от пробок, многие из которых возникают из-за стоящих в правой полосе болванов с авариечкой. Из-за болванов, которые хотят сесть в машину здесь и сейчас, но не в трёх метрах и через пять секунд.

Утром обнаружил свежую единицу, но совсем не расстроился.

Мне кажется, что ещё пара таких монологов от водителей такси – и что-то там сдвинется в голове у человека.

Сейчас ведь жить можно только надеждой на лучшее.

* * *

– Спасибо за прекрасное утро! – девушка широко улыбнулась и как будто сделала еле заметный воздушный поцелуй, а затем выпорхнула на тротуар.

Мы стартовали где-то в Черёмушках сорок минут назад и приехали на Озерковскую набережную к новому офисному центру, построенному на месте замоскворецких руин.

Началась эта поездка тоже с приятных слов. Про музыку. Звучал Маккартни. И барышня начала признаваться мне в любви к сэру Полу. Я ответил, что и для меня он очень особенный человек.

Вдруг я понял, что «всё сошлось»: Озерковская, Маккартни, весна. Со мной однажды приключилась потрясающая фантасмагорическая история.

И я взял и рассказал эту историю пассажирке.

Начало двухтысячных. Весна. Раннее утро выходного дня. Я заехал в офис, в мои любимые замоскворецкие переулки у Озерковской. Заехал не работать, без цели определённой, а просто так.

Был плохой период, трудный и противный. За несколько месяцев до этого я даже отказал себе в том, чтобы планировать поход на концерт Маккартни. Первый его концерт в Москве. Билеты не у Исторического музея, а поближе к сцене, начинались от полутора тысяч долларов и улетали куда-то в космос. О покупке такого билета не могло быть и речи: на тот момент это было примерно на полторы тысячи больше, чем я мог себе позволить.

И я просто убрал эти планы из головы. Зачем переживать, если ничего не можешь поделать?

Я вышел из офиса и пошёл вдоль любимой набережной, без цели или определённого направления, просто шёл, не глядя под ноги, а глядя на пустой город рано утром, от отсутствия машин и людей красивый настолько, что при других обстоятельствах я бы даже, наверное, остановился, любуясь им.

Я свернул за Балчугом на мост и пошёл в сторону древнего Кремля, стены которого пошловато красило нежным светом утро.

Навстречу мне двигалась небольшая процессия, несколько человек, идущих по тротуару. Лишь один выбивался из этой группы людей. Он был на велосипеде, но ехать ему приходилось очень медленно, чтобы оставаться рядом с остальными.

Это сейчас проклятые хипстеры на великах и самокатах рассекают своими смелыми галсами московские улицы и проспекты. Тогда же, двадцать лет назад, человек рядом с Кремлём на велосипеде выглядел по крайней мере странно.

Когда они поровнялись со мной, я вдруг понял, что на велосипеде – Пол Маккартни.

Что полагается делать в таких ситуациях, я не знал. Где-то внутри я ужасно заволновался. А везде снаружи – оцепенел и остановился.

Рядом с сэром Полом было несколько человек, они все тоже остановились потому что я фактически преградил им путь по тротуару Москворецкого моста. Я начал что-то говорить. Не помню, что именно. Какую-то глупость, очевидно. Все улыбались, глядя на очередного человека, ушедшего в транс при виде Божества.

– Are you coming tonight? – спросило Божество, махнув рукой в сторону Красной площади.

Конечно. Концерт. Сегодня. Тот самый, на который я не иду. О котором наконец забыл, выкинув его из головы, а тут на тебе.

– No… – ответил я. Зачем врать?

Сэр Пол поднял одну бровь.

– Why?!

Я совсем растерялся. Ну что я мог ему объяснить? А главное зачем? Зачем я сказал, что не пойду…

– It’s too expensive, – произнёс я вместо того, чтобы просто молчать, пытаясь прийти в себя. Не знаю, слышал ли что-то подобное Маккартни до этого, но думаю, что такой я у него был первый.

Я заметил, как он начал поворачивать голову в сторону стоящих за его спиной помощников, но остановил его.

– No please. Not tonight. I’ll do it next time. Trust me.

Сэр Пол снова поднял бровь.

– Why?!

Я как-то путано объяснил, что если сегодня приду на концерт, то после него выйду на этот самый мост, в это самое место и задумаюсь, а осталось ли сделать в жизни что-то действительно важное, ради чего стоило бы просыпаться завтра?

Все рассмеялись, мы пожали друг другу руки и пошли своей дорогой. Они в сторону Балчуга, я в сторону Васильевского спуска.

У одного из людей, кто сопровождал Маккартни тогда, в руках была маленькая видеокамера любительская. Возможно, он снимал наш забавный диалог. Возможно, где-то есть эта запись…

Я закончил мой рассказ. Мы уже проехали Овчинниковскую и были на Озерковской. Москва, весна, утро, солнце…

– Спасибо за прекрасное утро! – девушка широко улыбнулась и как будто сделала еле заметный воздушный поцелуй, а затем выпорхнула на тротуар.

* * *

– Может, ну ее, эту Новокузнецкую? Может, поедем куда-нибудь в сторону Хамовников?

Я глупо пошутил, рассматривая карту, едва мы тронулись с пассажиркой с Красной Пресни. Вокруг нас всё полыхало пробками цвета спёкшейся крови: а что вы хотите, пятница…

Дама была очень серьёзная и важная, а я начал неуместно острить. Однако, если мы повернём на набережную налево, единственный нормальный путь – куда-то в сторону Новодевичьего, но никак не наверх в сторону Садового.

– Какие Хамовники? – Пассажирка обалдела от моего предложения. – Едем, едем, я опаздываю, у меня допрос.

Я снова покрутил карту на экране, но уже не ради пробок, а ради конечного адреса. Ну да. Следственный комитет. Рассмотрел аккуратно даму в зеркало, прикидывая, едет ли она туда в гости или на службу. Склонился ко второму варианту.

Я сменил игривый тон на совершенно серьёзный.

– Не доедем. Глядите, что творится на повороте на Новый Арбат. К тому же он невиновен.

Дама несколько секунд молча смотрела на меня в зеркало колючими глазами.

– Невиновен? Вот мы это и установим.

Я пожал плечами и дружелюбным тоном парировал:

– Всегда был уверен, что виновность устанавливает суд. Но как скажете. Едем.

* * *

– Конечно, вы алкоголик! – молодая красотка, врач-нарколог, ставила мне уже третий или пятый диагноз. Я сбился со счёта, но это был нечётный вариант, все чётные звучали как «Нет, конечно, вы не алкоголик».

Услышав очередную версию, я утвердительно кивал, но следом озвучивал новый факт, описывающий мои отношения с алкоголем, предвосхищая очередную замену диагноза.

– Если вы выпиваете бокал сухого три раза в неделю, никакой вы не алкоголик! – объясняла пассажирка.

– Но я же не пью по бокалам. Я открываю бутылку…

– Бутылка это очень много. Значит, вы алкоголик! – охала пассажирка, хмуря брови.

Я же продолжал:

– Но пью очень редко. Иногда месяцами ничего не пью. Не потому, что сдерживаюсь, а просто потому, что нет повода, оказии, стола или самого вина. Я спокойно живу без вина.

– Значит, не алкоголик!

Ехали мы далеко и долго, я понимал, что навскидку назову ещё десяток фактов, каждый из которых перечеркнёт предыдущий вывод.

Барышня не была утомлена нашей беседой, ей нравился этот незапланированный приём. Я внимательно выслушал краткую лекцию о видах алкоголизма в зависимости от крепости и типа напитка.

– А куда отнести ракы и узо?

– Они крепкие.

– Да, но пьют же их разбавленными.

– Как это? – удивилась девушка, вскинув брови.

Я рассказал про мезе, ракы и воду, которой её разбавляют. Затем красочно описал вкусовые сочетания белого сыра, шпината, осьминогов и мутной белёсой жижи, которая получается после разбавления ракы водой.

Не забыл и про кольца кальмаров на гриле. Хумус и маринованные перчики. Говорил и мысленно улетал куда-то на Босфор, делал кружок в воздухе над Галатой и приземлялся на любимой улочке Невизаде, заходил в трактир Каламар, шёл за «свой» маленький дальний столик, куда улыбающиеся официанты уже несли мою бутылку ракы, подписанную маркером: Niki.

«Бир тане ахтапот салата, бир тане бейяз пейнир!» – можно было бы говорить официантам, но зачем? Они и так знают, и уже несут всё, что нужно.

Стакан наполняется ракы – аккуратно, по риску. Затем вода. Лёд не нужен.

Шерефе!

– Ну вот теперь я даже не знаю, алкоголизм это или нет. – задумчиво произнесла пассажирка с эффектными бровями. – А как называется эта улица и трактир, напомните? Что-то так в Стамбул захотелось. И это ваше ракы.

* * *

– Конечно, это победа!

Пассажир заказал поездку в соседний от меня дом в Ясенево под самый конец смены, и я было решил, что вот она, удача. Но на первой же минуте скис: мужчина принял на грудь боевые сто граммов и требовал от меня присоединить ДНР.

– Мы эту всю гниду вот так!.. – Он тряс кулаком, крепко удерживая в нём невидимую гниду. – Вот так, блядь, их всех! И будет мир потом. Не сейчас. А потом.

Я знал, что если не спорить, не возражать, не поддакивать, а просто молчать, миротворец заткнётся или даже заснёт.

До Новоясеневского оставалось минут 15. Уснул.

Шёл третий месяц войны.

* * *

– Здравствуйте. Зарядье? Верно? Гоним как можно быстрее. Сколько нам ехать? Вы шутите?! Пробок же нет! Я понимаю, что час пик, но не час же! Мы на концерт. Опаздывать нельзя. Олечка, тебе удобно? Хочешь, опущу тебе подлокотник, вот так, чтобы удобно было? Так все сидят, чтобы удобно было. Неудобно? Хорошо, убираем, мой котик. Мой оленёнок. Лишь бы тебе удобно. Так, во сколько мы там будем? Нет, это поздно, нам надо до начала концерта там быть. Это неприлично, если опоздаем. Филатовы ненавидят, когда мы опаздываем, потом разговоров на год будет. Водитель, Никита, верно? Никита, подскажите, а до семи мы никак не успеем? Плохо. А по выделенке? Плохо. Опаздывать нельзя. Олечка, я говорил тебе, надо собираться быстрее. Я понимаю, но я же не мог без ботинок идти. Собрался я быстро, просто ботинки долго искал. Я их от соли чистил специальным средством и убрал на балкон. Кстати, а что за концерт-то? Ты узнавала, оленёнок? Ну ты даёшь, идёшь на концерт и даже не знаешь, на какой. Что? О, господи. Это-то нам зачем? Точно виолончель? Ужас какой. А кто выбирал? Филатовы? И ты не возразила? Виолончель. Нет, пусть виолончель, я не против. Но я не понимаю, зачем? Целый концерт – виолончель?! А начало точно в семь? Плохо. Значит, опаздываем. Идти, если честно, совсем не хочется. Если виолончель, они и не пустят в зал после начала. Это же не рок-концерт. Может, не пойдём? Олечка. Оленёнок. Может, опоздаем? Скажем, пробки. Скажем, не успели. Водитель, Никита, верно? А вы можете чуть помедленнее ехать? Давайте опоздаем. И высадите нас на Третьяковской. Там один бар есть очень хороший. Не пойдём, Оленька. Во-первых, опаздываем. Во-вторых, это неприлично. Лучше в баре посидим. Да чёрт с ними, с билетами. Филатовым наберём за десять минут, скажем, что в пробке стоим и не успеваем. Так и скажем: не успеваем. Скажем, что Путин едет и перекрыли. Ну куда нам эту виолончель. Да, да, сворачивайте на набережную, а потом на Ордынку, мы там выйдем. Оленька. Оленёнок. Набери Филатовых. Скажи, мы в пробке. Скажи, Путин. Не успеваем. Очень жаль. Звони, звони, уже пора. Скажи, очень жаль, но не успеваем. Они нас где-то сейчас у входа ждут. Нет, лучше ты звони. Скажи, что я с таксистом ругаюсь, но пробка и перекрыто. В баре посидим лучше, там настойки отменные. Чем эту виолончель… Что? В смысле, они дома? Как это? Почему? Дай трубку. Володя! Володя, привет, дорогой! Ну вы где? Почему дома?! Как это, двенадцатого? А сегодня какое число?!

* * *

– Мне что, тоже пристёгиваться? – произнесла барышня с вызовом.

Она сидела справа за мужчиной, который забрался на переднее пассажирское. Третий пассажир, тоже девушка, устроилась за мной, слева, и сразу пристегнулась сама.

Мужчине пришлось напомнить про ремень, и тот начал изображать ужасные мучения и страдания: есть такая категория гуманоидов, которым жмёт, душит и натирает. Я тонко намекнул, что если он не пристегнётся, то мы просто никуда не поедем, сказав спокойным голосом:

– Если вы не пристегнётесь, мы никуда не поедем.

Пакс с недовольной гримасой защёлкнул ремень, болезненно потирая уже, видимо, натёртое им плечо. Но тут вступила дама, сидевшая сзади: мне что, тоже пристёгиваться?!

Я решил слегка разрядить обстановку и постарался включить самый дружелюбный тон.

– Если вас не смущает, что вы можете убить этого джентльмена, можете не пристёгиваться… – Я широко улыбнулся, как только мог.

– Как я могу его убить?! – не унималась девушка.

– Понимаете, – продолжал я вкрадчиво, – если мы с вами не дай бог попадём в какую-то передрягу вроде аварии, а аварии в Москве случаются иногда, то в кресло этого джентльмена, где он сидит, пристёгнутый ремнём, сзади прилетит предмет весом килограмм в 55, что многократно повысит нагрузку…

– Какие ещё 55? Кто весит 55?! Да у меня никогда не было больше 50!.. Я, блядь, что, на пятьдесят пять кэгэ выгляжу, на хуй?!

Поначалу я подумал, что девушка подхватила мой иронично-шуточный стиль и играет, но по тому, как вжал голову в плечи сидящий впереди пакс, стало ясно: буря совершенно настоящая и могут быть жертвы. Он вроде бы и смеялся над реакцией спутницы, но вжав голову в плечи, как будто ожидая тумака.

Я снова решил попытаться разрядить обстановку и, едва закончилась фраза про то, что даже в карантин, когда не работал фитнес, вес не поднимался выше 50, я вставил примирительным тоном:

– Пятьдесят пять я имел в виду вместе с косметичкой!..

Мне бы, конечно, стоило понять, что я только усугубляю ситуацию, и юмор мой совершенно неуместен, но было уже поздно. Девушка бушевала и кричала совершенно по-настоящему.

Через пять минут после того, как я их высадил и, уйдя с линии, закурил, погрузившись в анализ своих ошибок, увидел на экране сообщение: «Пассажир оставил вам чаевые 300 ₽, так держать!».

* * *

– Сколько с меня? – строгим тоном спрашивает пассажирка лет шестидесяти.

Я активно кручу баранку, но нахожу возможность открыть детали заказа на ходу, отвести взгляд от дороги и зачитать стоимость: 967 ₽.

Дама, держащая свой телефон перед глазами (открыть на нём приложение и посмотреть цену поездки – не царское дело), недовольно поморщилась.

– Вы уверены?!

На всякий пожарный случай я ещё раз отвлёкся от дороги и проверил цену: всё ещё 967 ₽.

– Просто мне казалось, что там была цифра в восемьсот с чем-то… – пассажирка сделала эффектное ударение на слове «мне», продолжая сверлить меня взглядом в зеркале. Хоть я и чувствовал себя как пойманный на банальном вранье школьник, но позитивный настрой сохранял:

– Посмотрите у себя в приложении.

Я сразу хотел предложить пассажирке проверить цену самой, а тут представился такой удобный случай.

– Я обязательно проверю! – Дама сделала ещё один эффектный нажим на «обязательно», после чего погрузилась в экран смартфона, предвкушая представление неопровержимых доказательств вины подсудимого.

– Вот же, 829. Как я и говорила. Или это ваш бортовой номер, а не цена?!..

* * *

– Здесь можете развернуться и выехать обратно на Поварскую.

Девушка не то чтобы командовала, но произнесла это тоном, каким обычно намекают на нежелательность возражений.

Столовый переулок, где я посадил пассажирку, с односторонним движением, увешанный кирпичами, не предполагал такого манёвра.

– Давайте не будем против шерсти, это нехорошо. К тому же нам в парке строго запрещают.

– Так утро и никого вокруг нет!

– Только что я сюда заезжал и мне наперерез вылетел как раз против шерсти ишак на «мерседесе»…

– На большом чёрном? Это мой муж. На самом деле, ишак, тут не поспоришь. У вас чем-то очень вкусным пахнет, не могу понять, чем? Кстати, вы случайно, барменом не работали в «Пропаганде» году в десятом-одиннадцатом?..

* * *

– У нас подъезд с той стороны дома, если что…

Пакс, которого я прождал минут десять, готовясь уже отменять заказ, прыгнул в машину запыхавшийся и недовольный.

– У вас не указан подъезд. Простите. Пин вот у этих дверей парикмахерской, я сюда и встал.

– А, ну извините. Это охранник вечно путает. Я ему говорю: указывай подъезд. А он не указывает. У вас была когда-нибудь личная охрана? Нет? Вот. А у меня есть. И это мучение. Никуда одного не пускают, приходится сбегать. Взрослый человек, а смываюсь от них как школьник от родителей. На Островитянова, верно? Он хоть второй адрес верно указал?

Я кивнул утвердительно и произнёс:

– Они наверняка догадаются.

Пассажир удивлённо посмотрел на меня.

– О чём догадаются?

– О том, что вы опять от них сбежали.

– Почему догадаются?..

– Вы же попросили охранника такси заказать…

– Какого охранника?!

Повисла неловкая пауза.

– А-а-а! – пассажир сначала расплылся в улыбке, а затем стал совсем хмурым. – Догадаются, ну и пусть. А там, кстати, оплата наличными стоит?

Я снова кивнул. Пассажир схватил телефон.

– Олег? Привет! А, Витя… Дай Олега. Олега, говорю, дай. Он трубку не берёт. Трубку ему дай. Олег! Олег! Это ты? Олег, займи мне ещё рубль до понедельника. Край до среды. До этой. Да нет, до ближайшей. Которая будет. Самая первая. Вот эта. Среда. Край. Я тебе сейчас номер телефона продиктую. Водитель, какой ваш номер?

* * *

– Вы видели? Видели? Там свинья!

Пассажир сел в Мурену и сходу заголосил.

Действительно, мимо машины прошла девушка, а перед ней семенил свин в шлейке. Упитанный чёрный поросёнок килограммов на пятнадцать.

– Да, видел, – ответил я спокойным тоном: эту забавную пару встречал много раз во дворе дома в районе Волоколамки. – Я даже спрашивал, оказалось, бедной девушке подарили минипига. А он взял и вырос. В обычную здоровую свинью.

Пакс хмуро посмотрел в окно и тихо произнёс:

А ведь кто-то так женился…

* * *

– Я точно не франкофон, скорее немного франкофил, – принялся я оправдываться на реплику пассажирки о том, что она впервые едет в такси, где звучат песни на французском.

Спутник девшуки уже начинал нервничать из-за нашей болтовни. Барышня троллила своего избранника излишне взволнованной беседой со мной.

Молодой человек первые пять минут поездки рассказывал возлюбленной о том, что мечтает о машине «инфинити» эф икс.

Машина эта настолько безвкусная и уродливая, что сдержаться, чтобы не уколоть человека, делающего подобный выбор, совершенно невозможно. И я сразу решил, если представится возможность, непременно ею воспользуюсь.

И тут девушка, вероятно, тоже обескураженная дикими фантазиями об уродливом автомобиле, начала не то чтобы заигрывать, но общаться со мной, осыпая небритого толстого таксиста комплиментами. Я смущённо отпирался, неловко возражал, отчего провоцировал ещё больше внимания, и ликовал про себя, глядя на раздражённого любителя жутковатых японских машин.

Девушку восхищало абсолютно всё: чистая «мурена», стремительность и бесшумность полёта её по новому асфальту, французские девчонки из динамиков магнитофона и одеколон «Фаренгейт». Были отмечены даже ворсовые коврики под ногами – как выбор настоящего эстета.

Я не принимал всё это на свой счёт, но так как у меня уже были счёты с любителем «инфинити», старательно подыгрывал.

– Я же вас видела в ютюбе? Я вспомнила! Десять глупых таксистов! Дайте, пожалуйста, ваш номер телефона. Я запишу.

Девушка выхватила мобильник, а затем повернулась к спутнику и добавила как будто успокаивающим тоном:

– Это чтобы деньги сбером перевести, Миш. За поездку.

Миша молчал, переводя взгляд с меня на свою пассию.

– Запишите. Восемь, девять шесть…

– Зачем тебе телефон! – наконец не выдержал Миша. – Можно по номеру карты переводить. Дайте номер карты.

Я миролюбиво кивнул и полез в бардачок за бумажником, изображая колоссальное неудобство от управления машиной одной рукой, пока вторая занята карточкой.

– Не надо карточку! Ведите машину спокойно. Миш, ты что делаешь?! Зачем всё это, скажи? Человек за рулём, между прочим, везёт твою любимую женщину!

Я восхищённо посмотрел в зеркало на обоих. Мне очень нравилась девушка, которой так не понравился выбор «инфинити» эф икс.

– Диктуйте номер. Я вам наберу, чтобы и мой был у вас тоже. Вдруг, деньги не дойдут? Знаете, как бывает?

Я утвердительно кивнул: мне ли не знать.

Молодой человек, обессилев, отвернулся и начал смотреть в окно. Победа была одержана. Мы с девушкой подмигнули друг другу.

* * *

Опытный таксист никогда не скажет пассажирке что-нибудь в духе «Знаете, я девушку в таком красивом платье не видел с прошлого августа!» или «Наверное, вы и сами знаете, но я всё-таки скажу: у вас невероятно красивые скулы и нос, я таких не встречал с октября прошлого года!».

Опытный таксист прекрасно знает, что это было бы совершенно неуместно и что такое разнузданное поведение водителя попросту недопустимо и недостойно повышенного тарифа (особенно).

Поэтому опытный таксист скажет строгим тоном:

– Было бы совершенно неуместным и грубым и свидетельствовало бы об абсолютной разнузданности водителя, если бы я вам сказал, что скулы и нос такой красоты я встречал очень давно, чуть ли не в прошлом октябре. Так что, не обижайтесь, пожалуйста, но я вам ничего не скажу.

А потом опытный таксист ехал бы до самого Красногорска, слушая весёлый щебет пассажирки с красивыми скулами и носом.

* * *

Большинство москвичей и гостей столицы ненавидят стоять в пробках.

Особенно раздражают граждан пробки, которые возникли не на перегруженном светофоре с коротким циклом, а на ровном месте из-за какого-нибудь оленя (часто – таксиста), стоящего с аварийкой в правом ряду (или вторым рядом вдоль заставленной машинами обочины).

– Да встань ты чуть дальше, найди место, чтобы не мешать и не стопорить всю улицу! – справедливо возмущаются москвичи, а гости столицы им вторят. – Никакого уважения к окружающим, скорые и пожарные не могут проехать, люди опаздывают на встречи, собеседования, планёрки, заседания советов директоров, читки сценариев, сдачи объектов!

Объезд препятствия в виде вставшего в полосе с аварийкой автомобиля в плотном потоке не просто парализует движение, но и плодит ненужные риски дтп маневрирующих машин. Куда прёшь?! А как мне проехать?.. Раскорячился тут, не видишь, пусти, фа-фа-фа клаксоном.

Вот уже почти четыре года я провожу на дорогах столицы немало времени и наблюдаю это во всей красе. Пробки, аварии, возмущённые граждане.

Да я и сам возмущаюсь.

Мало того.

Два-три раза в день я оказываюсь в роли того самого потенциального оленя. Именно потенциального: я не останавливаюсь и не стою там, где мешаю потоку. Звоню, слушаю привычное «Иду, иду, уже совсем скоро» и качусь куда-то вперёд, где встану пусть и с нарушением, но не перекрыв дорогу.

Недовольный пассажир, не планировавшей идти целых 46 метров от дверей кафе, где ему сервировали восхитительный тирамису, напоминает балбесу, сидящему за рулём:

– Я заказывал вот туда! – и показывает пальцем на входную группу предприятия общепита.

Мы тронемся и поедем. И встрянем в пробку.

– Да что там такое?! Можно побыстрее? Я опаздываю, между прочим.

Перед нами, метрах в ста, напротив входной группы другого кафе-кондитерской, будут стоять автомобили, покорно ожидающие других любителей маскарпоне и савоярди.

Наверняка есть какой-то специальный термин в психиатрии, описывающий эту невозмутимую манеру прощать себе самому всё то, что не готов простить окружающим. По опросам социологов 98,6782 % населения столицы любят газоны перед домом. Однако примерно 38,9283 % из них припаркуют туда свой автомобиль – буквально на минутку, крайний срок до утра: мне просто очень нужно, и я спешу, а где искать место, нет вокруг мест, понакупали машин, а проклятые застройщики не сделали парковку, я быстро, а потом переставлю, конечно же.

Москвичи и гости столицы ужасно не любят спящих на светофорах автолюбителей перед ними. Всего 18 секунд зелёный! Поехали, поехали, не тупи в своих тиктоках, очередной цикл и не успели, ну что за люди?!

Но, оказавшись на поул позишн на следующем светофоре, отчётливо понимая, что уж теперь проедут его наверняка – целых восемнадцать секунд! – заглянут в инстаграм полистать ленту, а, услышав сзади гудки, отпустят стекло и прокричат нервному болвану сзади:

– В жопу себе посигналь!

Затем поднимут стекло и степенно, как шофёр английской королевы, тронутся на уже моргающий зеленый.

Чаще всего не пускают перестраивающихся в медленно поворачивающий ряд именно те, кто сам в него грубо вклинился, объехав пробку. Пробку, возникшую из-за вклинивающихся и объезжающих.

– Куда прёшь?! – бибикает автолюбитель очередному нахалу. Правда, 16 секунд назад он сам прессовал другую машину стонами «Ну пусти!», сетуя на то, культура вождения «Ни в пизду». Вот в Европе стоит включить поворотник – сразу расступаются, вспоминает москвич, давая понять взглядом, направленным на бескультурного упрямого, что сейчас достанет травмат из бардачка: ну неужели непонятно, что ему надо направо, а там камера висит и поворачивать вторым рядом он не намерен?! Пусти, козёл, мне направо надо!

Столичные автолюбители не любят ментов с палками, имея кучу претензий к инспекторам при исполнении. Сводятся эти претензии как правило к тому, что взятки берут неохотно, а просят какие-то запредельные суммы. На вопрос «Зачем вообще платить взятку менту?» впадают в гипнотический транс.

* * *

– Котик! – мурлыкал молодой человек своей спутнице. – Котик, тебе было хорошо?

– Очень! – стонала в ответ девушка. – Очень-очень!..

– Насколько хорошо? По десятибальной системе.

– На двенадцать…

Стоны, шуршание, звук убираемого подлокотника.

– А тебе? – вдруг спохватилась уточнить девушка.

– Мне?.. – мурлыкал кавалер. – Мне тоже.

– Что тоже? – не унималась девушка игривым тоном. – Тоже на двенадцать?..

– Мне на девять.

Я сделал погромче музыку, на всякий случай. Ну держись, парень.

– Схуяли?! – закричала барышня так, что я чуть не выпустил руль. – В смысле, блядь, на девять? Чё я не так делала?!

– Котик, да я не об этом, ты что! – Балбес пытался исправить загубленный вечер. – Я имел в виду типа сегодня воскресенье.

– Я ему и так, и эдак, и пробку, что значит, девять?!

– Котик, успокойся. Типа я хочу, чтобы опять суббота, понимаешь? Чтобы снова… Понимаешь? Я расстроен, что завтра уже понедельник, а типа я хочу, чтобы сегодня… Как вчера… И я снял один балл… Типа сожалею, что не суббота…

Последние слова кавалер произнёс уже мне. Спутница выскочила из стоящей на светофоре Мурены, не попрощавшись и хлопнув дверью.

* * *

– Не говорите «война». Нельзя. Вы же хорошо знаете, что это не война.

Пассажир, молодой человек с аккуратной стрижкой, в красивой оправе, едет в телецентр Останкино. Он поинтересовался, сколько сейчас стоит такая «соната», а я ответил, что никто не понимает – после начала войны их попросту перестали выпускать.

Слово «война» я использую вовсе не для того, чтобы пассажир сдетонировал. Война – потому что я стараюсь говорить по-русски и называть вещи своими именами. Там, где это не противоречит каким-то очевидным обстоятельствам. Но обстоятельств, которые заставляли бы меня выговаривать слово «спецоперация», я пока представить себе не могу.

Пакс махнул рукой, дескать, проехали. Закроем тему. Я был не против.

Но говорить он не перестал. Зачем-то рассказывал про какие-то мероприятия, посвящённые 22 июня. И брякнул «отмечать».

– Простите, что отмечать?

– 22 июня. Начало войны, – Молодой человек как будто опешил от того, что я не знал очевидного.

– Отмечать? Вы будете «отмечать»? В смысле, праздновать?

– Ну великая же дата… – начал оправдываться молодой телевизионщик.

– Великая дата?! – я всё ещё не верил своим ушам. – Великая дата начала спецоперации Гитлера против СССР?

Я прекрасно понимал: надо заткнуться.

Не потому, что такси. Не потому, что сервис. Не потому, что он обидится. А по многим другим причинам.

А сейчас, по прошествии трёх дней, не могу успокоиться: вдруг это был единственный шанс донести до него пару нехитрых мыслей? А я им не воспользовался. И чувак продолжит ваять какие-то материалы про «великую дату» даже без ощущения какой-то неловкости.

Оглавление

Начало

Об этой книге

Среди паксов. Книга рассказов