Нана Рай
Стихея

© Рай Н., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Часть I
Обитель скорби

Глава 1
Нагая душа

В обстановке вычурного кабинета ничто не намекает на то, что его хозяйка – убийца. Самая изощренная убийца двадцать первого века, на совести которой двадцать одна загубленная душа. Элизабет вела им счет. Каждая смерть – очередной флакон с ноготок на полке орехового книжного шкафа в углу комнаты. Несколько грамм праха – вот содержимое разноцветных пузырьков, но лишь избранные знают, для чего он нужен и кому принадлежит.

На рабочем столе зазвонил стационарный телефон, и Элизабет кончиком острого ногтя, который будто окунули в кровь, нажала на кнопку громкой связи. Кабинет наполнился звуком мужского голоса:

– Пленница доставлена. Прикажете исполнить казнь?

Элизабет чуть задержала дыхание и раздраженно прищелкнула языком. Ее перманентно яркие карминные губы искривились.

– Ждите! ― Она отключила связь. – Я сама. Всегда сама, – в тишине сказала Элизабет и улыбнулась, но в раскосых глазах наметился болезненный блеск.

Она встала из-за стола и провела ладонями по своей худощавой фигуре с выпирающими тазобедренными косточками. Черное траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами только на Элизабет сидело так, словно она в нем родилась. Ее кожа смотрелась еще бледнее, а волосы – чернее. И все же невозможно было оторвать глаз от болезненной худобы женщины и ее бледности, отливающей синевой, а во взгляде Элизабет таилась страсть, которая сметала любые преграды. Но больше всего она гордилась кольцом – золотой печаткой на указательном пальце правой руки с выгравированным на ней язычком пламени.

Элизабет коснулась губами кольца и ухмыльнулась картине, висящей напротив. Молодая девушка сидела на троне с львиными головами, она была в полупрозрачной серой вуали, покрывающей ее тело на греческий манер. В одной руке жезл, в другой – чаша.

Элизабет подошла ближе и изучала картину так долго, словно ждала, что та оживет под ее взглядом.

– Моя дорогая Цирцея, – нараспев произнесла Элизабет, – каково тебе каждый раз наблюдать, как я убиваю твоих дочерей? – Она выждала пару секунд и вздохнула. – Очень жаль, что ты не можешь ответить…

Элизабет подошла к книжному шкафу, и каждый ее шаг сопровождался стуком каблуков. Потянула на себя красный фолиант. Послышался звук открывающегося засова, и через мгновение книжная стенка отъехала, открыв взгляду потайной лифт.

– Я сама, – вновь прошептала Элизабет и зашла в тесное пространство.

Лифт дернулся и медленно пополз вниз, погрузив ее в темноту. Лишь мерцающая наверху лампочка дребезжала, напоминая Элизабет, что она спускается вовсе не в ад.

Двери разъехались, и она оказалась в овальной зале, посреди которой высилась колба из жаропрочного стекла высотой в два человеческих роста.

Элизабет с блаженным вздохом опустилась в кресло с красной обивкой, почти кожей ощутив прикосновения предыдущих владельцев. Любовно провела пальцем по рычажку управления на подлокотнике. А это устройство сделали специально для нее.

– Ведите! – приказала она, хотя кроме нее в комнате никого не было.

Невидимые слуги прятались за стенами, шуршали, словно крысы, перебегая по узким скрытым коридорам, которые пронизывали здание сверху донизу. Пол в колбе опустился, и через некоторое время поднялся обратно, неся на себе драгоценный груз. В стеклянную ловушку попала связанная девушка. Она была измождена, в ее застывших глазах больше не плескалась жизнь; пленница могла лишь стоять на коленях. На безобразно худом лице глаза цвета неба казались огромными. Вместо одежды серый саван, подпоясанный потертой веревкой – дань уважения традициям священной инквизиции.

Элизабет в возбуждении сжала рычажок и чуть подалась вперед, впитывая обреченность и страх пленницы.

– Сознаешься ли ты, дочь Цирцеи, в колдовстве и сговоре с Дьяволом? – на одном дыхании спросила Элизабет.

Девушка лишь кивнула, и ее слабого покачивания головой было достаточно, чтобы надавить на рычажок. Сверху разгорелся огонь, а затем ржавые струи пламени окутали пленницу, и ее визг разнесся по овальной зале, достигнув ушей Элизабет сладким пением.

Эта жертва была двадцать второй.

Глава 2
Пленники зла

Мари еще раз перечитала жуткое четверостишие, выведенное золотыми буквами на застекленной табличке. Затем подняла взгляд на памятник инквизиции, стоящий посреди двора перед зданием главного колледжа Вэйландского университета – старинным замком, увитым плющом. На деревянном помосте стоял грубо обтесанный столб, а к нему обугленным канатом было привязано чучело, набитое сеном, в грязном холщовом саване. В довершение картины на горизонте темнело небо, тучи наполнялись водой, готовясь обрушить мощь ливня на маленький студенческий городок.

– Мне это снится, – пробормотала Мари и невольно пошатнулась.

Ноги ослабли, и она села на тяжелый чемодан, который тащила за собой по брусчатке от самого вокзала.

Начало сентября в Вэйланде – настоящая осень. Ветер просачивался под одежду и холодными пальцами ласкал горячую кожу. Листья на деревьях еще держались на ветвях, но уже потеряли сочный зеленый оттенок, скручивались и блекли. Через неделю-другую они лягут на землю красно-желтым покрывалом.

Любимое время года Мари больше ее не радовало.

Не радовала возможность вырваться из-под надзора отца, который и отцом-то был всего последние полгода. Не радовала свобода от нудных единокровных братьев и их постоянного соревнования «Кто больший брюзга». Не радовало даже то, что она почти год не будет видеть брезгливую гримасу мачехи. Все приятные мелочи, которыми обещала наполниться жизнь Мари, теперь тускнели перед интуитивным ужасом.

В ушах звучали слова отца, сказанные незадолго до ее поступления в университет:

– Тебе уже восемнадцать, Мария. Поэтому я не могу заставить тебя учиться в Вэйланде, ты вольна выбрать любой другой университет. Но я и без того был чертовски плохим отцом, так что… Я оплачу твое обучение, если захочешь туда поступить. Поверь, после Вэйланда перед тобой откроются все двери мира. Это меньшее, что я могу для тебя сделать…

Теперь его навязчивая забота не казалась наигранной. Потайное дно вскрылось, и гниль вырвалась наружу. За сладкими речами отца, который бросил Мари, когда ей исполнился всего год, крылась истина:

– Ты похожа на свою мать, и я даже не могу взглянуть тебе в глаза без содрогания. Она называла себя ведьмой, умоляла принять ее такой, какая она есть. Но я не смог. Не смог полюбить и тебя – родную дочь. И все же я хочу попытаться помочь тебе стать нормальной. В Вэйланде ненавидят таких, как ты… Это поможет тебе научиться не выделяться, быть как все. Ради твоего же блага, поверь.

– Медвежья услуга, – пробормотала Мари.

Подумаешь, инсценировка сожжения ведьмы. Никто не узнает, кто она, а даже если и узнает, то в двадцать первом веке не так-то просто сжечь человека безнаказанно.

– Впечатляет, не правда ли? – раздался позади грудной голос, и Мари обернулась. – Тебе стоит привыкнуть. Вэйланд кишит подобными памятниками. Я – Джорджи!

Длинная и тощая как жердь девушка подмигнула и протянула Мари листовку. На вытянутом лице губы казались слишком большими, зато модная прическа отвлекала от непропорциональной фигуры. Черные волосы с красными прядями она перекинула на левую сторону, оголив выбритый иероглифами висок.

– Мари. – Она встала и с нервной улыбкой рассмотрела листовку – старуха на метле летела на фоне луны и надпись: «Добро пожаловать в Вэйланд!» – Мило…

– Ты первокурсница, верно? – Джорджи согнула правую ногу в колене. Узкие джинсы каким-то чудом держались на ее мальчишеских бедрах. – Не видела тебя раньше.

– Верно. Заселяюсь.

– А жить будешь в главном колледже? Тебе ведь уже прислали распределение?

– Да, у меня двести четвертая комната. – Мари снова глянула на кубический замок. Подумать только, она будет жить в самом настоящем замке! – Это здесь снимали Гарри Поттера?

Джорджи закатывает глаза:

– Точно первокурсница. Попав сюда, все задают этот вопрос. Нет, не снимали. Но хотели. Короче, – она указала острым ноготком на листовку, – раз ты живешь в главном колледже, то жду тебя сегодня на этом же месте в полночь.

От неожиданности Мари приоткрыла рот:

– В полночь? Здесь? Шутишь?!

– О, да! В позапрошлом году я тоже на твоем месте ошалела. – Джорджи хихикнула и хлопнула Мари по плечу. – Будет посвящение в студенты, поэтому присутствие обязательно. И да, тебе не о чем переживать, если ты не ведьма, – заверила она и расхохоталась.

«Если ты не ведьма…» От этой фразы Мари тихо вздохнула. Куда она попала?

Джорджи отвлеклась на идущего вдалеке парня. У них были похожие прически, а еще он был похож на настоящую фотомодель. Джорджи ему помахала, но он лишь скользнул по ней равнодушным взглядом. Она поджала губы и тут же старательно улыбнулась, но боль в глазах скрыть не удалось.

– Мне надо бежать. Еще кипу листовок раздавать. Не забудь в полночь! – Джорджи сделала шаг, однако замерла и завистливым взглядом окинула волосы Мари. – Не могу не спросить: они у тебя наращенные или родители постарались?

Мари привычным жестом пропустила густые искрящиеся солнцем волосы между пальцами. Они, как всегда, были распущены и тяжелым полотном закрывали спину до самой талии. Стоило ей собрать их в хвост или косу, как она чувствовала себя голой.

– Мама, – прошептала Мари, из последних сил сдерживая тоску в голосе. И не только волосы… Вся она походила на маму.

– Круто, – кивнула Джорджи и почти бегом спустилась с пригорка к распахнутым воротам, за которыми заканчивалась территория замка и после гравийной парковки начинался городок. Кажется, именно в ту сторону шел парень с обложки журнала.

Мама…

Почти полгода прошло с тех пор, как она исчезла, а в груди до сих пор жгло. Вместо сердца – дыра. Вместо слез – песок в глазах. Время идет, а мамы все нет. И уже не будет…

Мари тряхнула головой, прогоняя мысли, от которых живот скручивало и кололо в сердце. В последний раз посмотрела на помост с чучелом ведьмы и запихнула листовку в задний карман джинсов. Целых восемнадцать лет ей удавалось скрывать свое происхождение. Прожить четыре года среди ведьмоненавистников – что может быть проще?

Мари подхватила ручку чемодана и подошла к высоким арочным дверям. Центральный вход в главный колледж Вэйланда. Здесь ей предстояло жить и, судя по расписанию, здесь же вели такие модули, как история и искусство. А вот остальные предметы преподавали в филиале, который еще называли современным отражением замка. Да, Мари здесь понравится. Должно понравиться. В конце концов, это был единственный университет, который согласился оплатить отец. А без него ей светило бы будущее официантки в той же забегаловке, где мама работала поваром. Мама…

Мари снова глубоко вздохнула и толкнула тяжелые двери. Они на удивление легко распахнулись, наверняка оснащенные пневматикой.

Мари попала в фойе или холл. Как называются подобные комнаты в средневековых замках, она понятия не имела, но прямо перед ней открывался вид на широкую каменную лестницу, а прямоугольная комната, в которой Мари очутилась, больше напоминала музейный зал.

– О, Дьявол меня забери!

– На стенах раньше они явно были каменными, но теперь прятались под бордовыми обоями, висели различные репродукции картин. Мари даже боялась посмотреть на них пристальнее, потому что иначе она простояла бы перед ними до глубокой ночи. Студенты, как пчелы, сновали по лестнице, заседали с книгами в укромных нишах. Из каждого уголка доносились то декламация стихов Блейка, то жаркие споры на философские темы из разряда: что первично – дух или тело?

Их голоса, сливающиеся в монотонный шум, давили на Мари, как бы намекая: ты лишняя. Перед глазами засверкали искры, и в гости пришла знакомая мигрень, как всегда не вовремя. А значит, скоро Мари явится «слово».

Мама называла ее способность видеть слова даром и требовала, чтобы Мари училась им пользоваться. Мария же считала это обузой, потому что слова, а иногда целые фразы, казались полной несуразицей, которые ничего, кроме головной боли и мушек перед глазами, ей не давали. Никакие обезболивающие и медитации не могли унять мигрень. В детстве Мари могла часами плакать в подушку от боли. Но со временем она нашла способ облегчить свой проклятый «дар» – скетчбук и карандаш. Зарисовывая слово, Мари чувствовала, как волна обезболивания охлаждала ее беспокойный разум.

Мари прошла в центр зала, пытаясь сообразить, в какой стороне находится ее комната, и сердце сделало кувырок. Затем пропустило удар и словно упало вниз живота, когда Мари заметила его.

По лестнице спускался парень. Его черные волосы вились, а из-за доброжелательной улыбки проступали ямочки на щеках. Поверх белой рубашки на плечах был завязан джемпер в синий ромб. Настоящий студент-англичанин. Он шел вальяжной походкой, а правая рука была небрежно засунута в карман брюк. Туфли были начищены до блеска.

Мари никогда раньше не реагировала на парней вот так – застыв как вкопанная, забыв про кислород и про то, что наверняка выглядит полной дурой. Но одна ее часть жаждала подойти к незнакомцу и прикоснуться хотя бы к его руке, а вторая – тянула обратно в Лондон. И ни одна не могла победить, они были равны. Мари разрывало пополам, но она могла лишь стоять на месте и беззвучно открывать и закрывать рот.

Незнакомец подошел ближе. Их взгляды пересеклись. У него были синие глаза. Как море, волнующее, игривое. И аромат его духов окутывал морским воздухом, наполненным солью и горячим песком. Запах донесся до нее, когда парень прошел мимо, ненароком коснувшись кончиком мизинца тыльной стороны ее руки. Крошечное прикосновение обожгло, но когда Мари нашла в себе силы обернуться, незнакомец уже исчез. Его не было поблизости, и только рука продолжала гореть, а сердце выскакивало из груди.

Мари не считала себя влюбчивой. За восемнадцать лет она ни разу ни с кем не встречалась и считала себя здравомыслящим человеком. Поэтому не понимала, что сейчас произошло. И откуда взялись ужас и трепет, разрывающие душу?

На втором этаже Мари свернула налево и попала в коридор, выстланный протертым ковролином. По нему ходили бесчисленное количество ног. Девушки и сейчас перебегали из комнаты в комнату, перекрикивались, со смехом выгоняли парней, затесавшихся в женскую обитель, и выпроваживали их на этаж выше. От приятной суматохи Мари пришла в себя и позволила себе задерживаться возле картин, которые висели между дверьми.

Живопись Ван Еренберга, Гойи, Уотерхауса, Брейгеля… Даже гравюры Альбрехта Дюрера, показывающие двойственную природу ведьминской красоты: с одной стороны молодой и привлекательной женщины, а с другой отвратительной старухи, скачущей задом наперед на козле. И да, разумеется, все картины были с сюжетом о ведьмах, но Мари, похоже, начинала привыкать к этому местному помешательству.

Она нашла свой номер и с облегчением приложила магнитный ключ к замку, который был выслан ей вместе с пакетом документов. Ее встретила безликая комната, в которой ей предстояло жить ближайший год. Взгляду даже было не за что зацепиться. Единственное яркое пятно – это настольная лампа с абажуром цвета апельсина на столе ее соседки. Явно принесенная извне. А так две половины комнаты отражали друг друга с занудной точностью. Односпальная кровать, застеленная синим покрывалом, стол, стул…

Мари открыла дверцы шкафа с левой стороны, резонно предположив, что раз правая кровать уже завалена учебниками, значит, она занята.

– Приветики! Ты уже здесь? Прости, я задержалась. – В комнату зашла девушка ростом на голову ниже Мари. Такая миниатюрная куколка, точно балерина из музыкальной шкатулки.

Ее глаза прятались за прямоугольными очками, на губах дерзко алела помада. В сочетании с классическим брючным костюмом и рыжей шевелюрой ее образ напоминал стриптизершу в костюме строгой учительницы. Такую девушку точно не пропустишь в толпе.

– Вообще, я должна была встретить тебя внизу, но в библиотеке такая очередь, что я не успела. Так что, надеюсь, ты никому не скажешь, что я с первого дня профукала обязанности куратора. – Она искренне улыбнулась и протянула руку. – Айви.

– Мари, – она с опаской пожала тонкие, будто детские пальцы. – Ты мой куратор? – Мари поморщилась от легкой головной боли, которая начинала стучать острыми молоточками по вискам.

– Да. Разве тебе не присылали письмо? К каждому первокурснику приставляют второкурсника на первый год, чтобы тот ввел его в курс дела, – Айви скинула лакированные туфли на высоком каблуке и еще сильнее уменьшилась в росте, но ее это не особо беспокоило. – Кстати, тебе повезло больше, чем мне. В прошлом году моя кураторша приревновала меня к парню, хотя на тот момент он еще встречался с Джорджи, а не со мной. – Она рассмеялась. – Надеюсь, ты не станешь отбивать у меня женихов. – Айви подмигнула.

– Не планировала. У вас и без меня мексиканские страсти бушуют.

Мари начала разбирать чемодан, продолжая игнорировать нарастающую мигрень. Когда же ей уже явится это чертово слово!

Айви устроилась на кровати между учебниками и закинула ногу на ногу:

– Ого, впервые вижу так лаконично уложенный чемодан. В моем обычно творится хаос. – Она со знанием дела постучала по стопке книг.

Мари слабо улыбнулась и пошатнулась. Перед глазами поплыло, очертания предметов смазались. Странно, обычно она могла терпеть дольше, но не в этот раз. Она опустилась на колени и достала из чемодана записную книжку. Маленьким карандашом, который едва умещался между пальцами, Мари выплеснула терзавшее ее слово на крафтовую бумагу. Ее обезболивающая таблетка. Мигрень мгновенно отступила, а зрение прояснилось. Чертов дар вновь продиктовал свои условия, и попытка не выделяться – провалилась.

На странице, окаймленное завитками и узорами, было написано слово.

Скорбь

Очередная загадка. Почему именно оно?

Мари опустила голову, прячась за волосами, и встала с пола. Словно издалека услышала звонкий голос Айви:

– Ты что-то сочиняешь?

Мари заставила себя посмотреть ей в глаза. В них читалось искреннее любопытство. Айви даже подалась вперед, но Мари поспешно закрыла блокнот.

– У меня есть одна странность.

О, не переживай. Я привыкла к странным людям. Мой дядя Бернард носит носки из разных пар, причем один должен быть однотонным, а другой – в полоску. А мама так обожает день святого Патрика, что не в силах ждать целый год, а потому празднует каждый месяц. – Айви ухмыльнулась. – Видишь, во мне течет кровь странных ирландцев, так что уверена, твои закидоны меня не испугают.

Мари поморщилась, взвешивая за и против, и села на свою кровать, устремив на Айви твердый взгляд, от которого та нервно поежилась:

– Иногда меня мучает мигрень, и спасает только леттеринг. Когда выводишь буквы, отвлекаешься. Головная боль может напасть внезапно, поэтому не пугайся, если я вдруг начну бегать в поисках блокнота.

– Пф-ф! Я то думала, что-то серьезное.

– Ну, еще я пишу стихи, – смущенно добавила Мари, и Айви вдруг оживилась:

– Прочти, пожалуйста!

Шелестящий шепот сорвался с губ Мари, но на этот раз она опустила взгляд вниз, рассматривая педикюр Айви ядовито-зеленого цвета:

– Красиво! Я обожаю поэзию! – Айви от восторга похлопала себя по коленям.

– Да. Я тоже. Если бы не мои приступы мигрени, было бы вообще супер. На тебя смотрят как на сумасшедшую, если ты вдруг среди толпы останавливаешься и начинаешь что-то рисовать в блокноте, – пробормотала Мари. – Жуть, короче.

– Не переживай, – улыбнулась Айви. – В Вэйланде любят сумасшедших. Только если они не ведьмы. Так что на Хеллоуин лучше нарядись… м-м-м… Святым Патриком, на худой конец. Но не ведьмой, не оценят, – сухо добавила она.

Ну вот. Второй раз за час Мари услышала эту фразу. Отец удружил так удружил. Мари этого вовеки не забудет.

– Хорошо, спасибо за совет.

В дверь яростно постучались, и на пороге возникла темнокожая девушка с планшетом в руках. Ее волосы были заплетены в мелкие косички, и вся она напоминала плетеную булочку. Сдобную, мягкую и фигуристую.

– Моя задница все слышит! – крикнула она за дверь, и в ответ раздался гулкий хохот. – Итак, – она посмотрела на Мари с Айви и сделала какие-то пометки в планшете, – меня интересует Мария Ребекка Бэсфорд. – И снова взгляд темных глаз устремился на Мари. – О, да! Шикарно!

– Что шикарно?

Мари заметила, как Айви с незнакомкой обменялись многозначительными взглядами, и нахмурилась.

– Моника возглавляет театральный клуб и традиционно в начале учебного года проводит набор новичков, – пояснила Айви. – Я тоже вхожу в клуб, – добавила она и сгребла книги, чтобы расставить их на столе.

– Через полтора месяца бал первокурсников, и мы ставим спектакль. Ты должна играть в нем главную роль! – простонала Моника и стиснула в объятиях планшет, явно не переживая, что его раздавит. – Ведьму!

Мари в этот момент достала из чемодана стопку аккуратно сложенной одежды и чуть не уронила ее на пол:

– Я?

Над ней что, издеваются? Она не готова играть саму себя в месте, где ненавидят ведьм.

– Почему? – уточнила Мари, когда, кроме сияющих глаз Моники, не получила иного ответа. – Вы даже не знаете, умею ли я играть. И вообще, у меня боязнь сцены, – пробубнила она.

– Ну, во-первых, у тебя шикарные волосы. Я, как увидела, обомлела. Жаль, конечно, что не рыжие, но не беда. – Кажется, Моника села на своего любимого конька, потому что теперь ее было не остановить. – В конце концов, наш спектакль про то, как ведьма осознала, что она несет людям зло, и добровольно взошла на костер. Так что ведьма-блондинка будет даже очень в тему!

– А во-вторых? – уточнила Мари и не глядя засунула вещи в шкаф.

– А во-вторых, никто не хочет играть ведьму, – понуро объяснила Моника и плюхнулась на кровать Айви. Та возмущенно запищала, вытаскивая из-под подруги учебник по истории. – Все боятся, что их затравят после этой роли. Хотя это полный трэш.

– Почему в Вэйланде так ненавидят ведьм? – Мари с удивлением обнаружила, что успела разложить все вещи, и теперь чемодан зиял пустотой. Она затолкнула его ногой под кровать. – В Салеме, например, инквизицию превратили в прибыльный бизнес, а здесь словно остановилось время и средние века никуда не уходили. Того и глядишь и правда сожгут какую-то нерадивую студентку. – Она умолкла, заметив взгляды Моники и Айви. В них горел блеск подозрения, и волоски на руках стали дыбом.

– Она в Вэйланде первый день, – с улыбкой заметила Айви. – Со временем освоится.

Обстановка разрядилась, словно Мари ничего и не говорила.

– Да, ты права! – Моника хлопнула себя по бедрам и встала. Достала из кармана смятую листовку. – Ты хотя бы заскочи на отбор. Буду ждать!

Она исчезла в коридоре, наверняка в поисках других первокурсников, быстрее, чем Мари успела сказать «пока».

– Пора коллекционировать листовки. – Она вытащила из кармана приглашение на посвящение.

– Это ты еще не встречалась с Огненными девами, – засмеялась Айви. – У них отдельный колледж.

– Огненные девы?

– Тебе еще многое предстоит узнать, так что не забивай голову раньше времени.

Мари кинула листовки на стол и выглянула в окно. Тихо вздохнула при виде искрящейся в лучах солнца реки. Она сверкала, как серебристая подкова вокруг полуострова, на котором возвышались Вэйландский замок и руины некогда величественного собора. Густая листва деревьев нависла над рекой, и даже из окна было видно, что набережная уже заполнена студентами. Они явно соскучились по природе университетского городка.

– Кстати, насчет Джорджи. Она нормальная девчонка. Только не смотри в сторону Эллиота, и вы подружитесь. – Айви скинула пиджак на стул и задумчиво изучала содержимое шкафа в темных сдержанных тонах. – Эллиот – ее парень или экс-парень. Они сами до сих пор не разобрались. Утром расстались, вечером помирились. Но беда в том, что за день Эллиот успевает склеить дюжину девчонок, которые автоматически записываются в список врагов Джорджи. Вот так мы и поссорились. – Айви снова рассмеялась, видимо, нисколько не расстроенная этим фактом.

– Спасибо за совет, – кивнула Мари и прищурилась.

На набережной группа студентов столкнула девушку в реку. Интересные у них игры.

Мари вернулась на кровать и впервые за сутки улеглась, вытянув ноги:

– А этот Эллиот, случаем, не носит джемпер поверх рубашки?

– О, точно нет. Он вообще предпочитает щеголять обнаженным, – фыркнула Айви.

Не смущаясь Мари, она быстро переоделась в обтягивающее платье скромного серого цвета.

– М-м-м… – Айви прикусила нижнюю губу. – Я знаю только одного парня, который так одевается. Наш профессор истории средних веков Уильям Чейз. – Она томно вздохнула.

– Профессор? – Мари подскочила на кровати.

– Ага. По нему сохнет добрая половина университета. Та, которая не завербована Эллиотом. А почему ты спросила?

– Да так. Столкнулась с одним на выходе, а он даже не извинился, – солгала она.

«Неужели профессор?»

А, тогда это не профессор Чейз. Он галантен, как рыцарь. Грациозен, как бог. Красив, как Ахилл. И умен, как Аристотель. Он бы не только извинился, но и донес бы твой чемодан до комнаты. – Айви снова мечтательно вздохнула и, кажется, улетела мыслями далеко-далеко.

А Мари вновь прокрутила в голове встречу с парнем и молча посмотрела на потолок. Странно, но его имя никак не отозвалось в ее душе. Так, словно бы оно ему не принадлежало. Возможно, это не Уильям Чейз.

Но вряд ли.

По углам коридоров прятались тени. Живые, объемные, они колыхались в темноте, трепетали при появлении человека, но стоило подойти ближе, как они растворялись, сыграв с подсознанием злую шутку.

Перед тем как лечь спать, Айви предупредила Мари, что в честь приезда первокурсников в замке выключают лампы и единственным освещением будут служить факелы, как в средневековье. Только она забыла упомянуть, что их повесят лишь у входа, а всю дорогу по коридору и вниз по узкой боковой лестнице, цепляясь плечами за холодные каменные стены, предстоит пройти при лунном свете. Ну, или в полном мраке. И с помощью фонарика в мобильном телефоне, который Мари предусмотрительно взяла с собой.

– Да, отец, ты выбрал самый подходящий для меня университет, – пробормотала Мари, когда, наконец, нашла распахнутые центральные двери. Возле них в стенах горели факелы, и Мари ненадолго остановилась, чтобы погреть руки у волнующегося пламени.

Возле помоста с чучелом ведьмы уже собирался народ. Мимо Мари, тихо переговариваясь, прошмыгнули две девушки. Слышались смех и характерный хлопок открытой пивной бутылки. И только Мари не разделяла их радость. Наверное, потому что она и была настоящей ведьмой. А таких в Вэйланде не просто не любят – ненавидят.

Мари вздрогнула. Позади нее раздался шорох. Дуновение ветра всколыхнуло волосы и принесло чей-то тихий стон. Она оглянулась и заметила в углу мигающую табличку над кривой деревянной дверью. «Пыточная» – гласила надпись.

Вот черт. – Мари покачала головой и вышла на улицу.

Свежий ночной воздух взбодрил, но не прогнал невольное сожаление, которое поселилось в душе. Сожаление о том, что ее определили именно в главный колледж. Лучше бы отправили к Огненным девам, хоть Айви и упомянула их с каким-то странным выражением лица. Ну, или в колледж «Белой розы». Это название Мари услышала чуть позже. Короче, куда угодно, только не в мрачный готический замок, где по углам могли прятаться вампиры, а из «Пыточной» доносились стоны. И не потому что ей страшно, а потому, что жизнь здесь напоминает ту, которая была у нее с мамой. И от этого тоска только сильнее грызла душу, как язва пожирает тело.

Мари опустила голову, помимо воли все глубже погружаясь в воспоминания десятилетней давности.

– Когда ей исполнилось восемь лет, мама впервые призналась, что они из рода ведьм…

Знаешь, глупо скрывать от тебя дальше. – Ее голос звучал, как тихое журчание воды. Она всегда говорила с Мари на равных. – Ты ведь и сама уже догадалась.

– Мы не такие, как все?

Их спальня, в которой оживали сумерки, а красные шторы напоминали стекающие на пол кровавые водопады, перестала казаться безопасной.

– Наш удел – жить, скрывая свой дар. Ты можешь околдовывать взглядом, чувствовать травы, слышать голоса, но за это нужно платить, и наша плата – вечное одиночество.

А если я не хочу? – почти умоляла Мари, понимая, что после этих слов даже такое странное детство, как у нее, – без кукол, без глупых игр с другими детьми – исчезнет.

– Не имеет значения, чего ты хочешь. – Мама коснулась невесомой ладонью ее головы. Единственная ласка, которую Мари получала. – Судьба ведьмы – быть сильной и одинокой.

– Ребята, подходите сюда! – Окрик Джорджи вернул Мари к реальности, и она неохотно присоединилась к толпе первокурсников.

Навскидку их было человек двадцать, но, как сказала Айви, в главный колледж определяли меньше всего студентов. Остальных раскидывали по другим колледжам, так что Мари счастливица. Чем-то она зацепила руководство университета. Вот только счастье явно в кавычках.

Рада всех видеть! – Джорджи взобралась на помост рядом с чучелом. А ее помощница, темноволосая невзрачная студентка, похожая на сонную сову, пряталась в тени подруги.

– Кто не пришел, тот лузер! – засмеялась Джорджи. – Итак, без лишних слов – эта ночь ваша! Сегодня вы станете настоящими вэйландцами! Хотите вы этого или нет.

Но не такой, как вы. Вы же из Древних, верно? – крикнула стоявшая рядом с Мари японка, благоухающая сакурой сильнее, чем сама сакура. Девушка даже сложила ладони перед грудью в жесте, полном благоговения.

Джорджи отмахнулась и заправила прядь волос за ухо:

– Да, но это совсем неважно, – произнесла она так, словно это было чертовски важно. – Сегодня ВЫ – главное событие этого года. Пора развлечься и стать настоящими студентами!

Мари оглянулась, но, казалось, ее одну смутило слово «Древние».

– Этой ночью в лесу скрывается настоящая ведьма. – Джорджи перешла на зловещее шипение и сделала длинный взмах в сторону раскидистого леса, который вел к набережной. – И как истинные вэйландцы, вы должны схватить ее и сжечь на этом костре!

Мари сунули в руки мантию.

– Ведьма настоящая? – Вопрос сорвался с губ раньше, чем Мари успела подумать.

Джорджи отыскала ее взглядом и улыбнулась:

– Привет, Мари. Рада, что ты пришла. Нет, ищем чучело, наподобие этого. – Она кивнула в сторону экспозиции. – К счастью, настоящих ведьм давно не существует. Остались одни шарлатаны.

Мари поморщилась. Долгий день сказался на ней, болела каждая мышца спины. Пальцами она размяла шею, но Джорджи растолковала ее жест иначе:

– Ты не согласна? – Ее улыбка померкла, а взгляд стал холодным.

Нечто подобное Мари видела на лицах Моники и Айви, но они и рядом не стояли с ледяной ненавистью Джорджи.

– Не совсем понимаю, почему здесь так ненавидят несчастных женщин, которых несправедливо сжигали, вешали, уничтожали? – Мари не стерпела.

Она честно сдерживалась целый день, но не подозревала, что жить в окружении ненависти так тяжело.

Первокурсники удивленно переглянулись. В их перешептывании Мари услышала слова одобрения, но такие слабые и невнятные, – неудивительно, что лишь она осмелилась высказаться вслух.

Мы живем в спокойное время, Мари. В наши дни нет гонений на ведьм, мы можем спать спокойно. Нашим предкам повезло меньше. Так что цени это, когда снова будешь жаловаться на свою сущность.

Ох, мама, ты не бывала в Вэйланде.

Несправедливо? – Джорджи скорее была ошарашена, чем разозлена. Ее тонкие брови взлетели вверх, а губы невольно округлились. – Они крали детей, насылали болезни, порчи! Можно долго перечислять, но я тебя не виню. Почти все первокурсники рассуждают так же, как ты, кроме коренных вэйландцев. Современный мир развращает мышление, он превратил ведьм в мучениц, но мы знаем правду. – Она гордо вскинула подбородок. – Ведьмы – истинное зло. И скоро вы все примете это!

– А если я не хочу участвовать в вашем фарсе? – Мари мысленно вздохнула, коря себя за неумение удержать язык за зубами, но было уже поздно.

Ты – упрямая, как и твой отец. Это плохо для ведьмы. Ты никогда не можешь понять, когда нужно остановиться.

Что, если я считаю иначе и не хочу менять свое мнение?

Шокированная Джорджи молчала, и Мари, позволив бушующему внутри нее гневу выплеснуться, начала декламировать:

Вокруг Мари образовалось пустое пространство. Первокурсники боязливо отступили от нее, словно страшились заразиться неведомой им болезнью.

А Мари продолжила:

Голос Мари наполнился неведомой ранее силой и зазвучал разными оттенками женского голоса. В нем проскользнул гнев и боль узниц замка скорби, в котором ей предстояло учиться. Он был то мягким и нежным, то властным и дерзким. И только когда прозвучал последний слог, ярость покинула Мари, и она превратилась в пустой сосуд, не способный даже пожалеть о сказанном.

– Ты – космос! – услышала она позади себя тихий и явно восхищенный голос.

Эллиот?! – Джорджи спрыгнула с помоста и быстро вклинилась между Мари и своим парнем.

Мари обернулась и тихо вздохнула. Она-то надеялась, что совет Айви насчет Эллиота ей не пригодится. Но перед ней стоял тот самый парень с обложки журнала. Пшеничные волосы были уложены, как перышки, один к одному, на висках выбритые иероглифы, подозрительно похожие на символы в прическе Джорджи. Но в остальном Эллиот был слишком безукоризненным. Улыбка, как светодиодная лампочка, глаза, как изумруды. Понятно, почему Джорджи сходила с ума.

– Что ты здесь делаешь? – Джорджи схватила его за руку и попыталась отвести от толпы любопытных глаз, но он даже не дернулся с места.

Пришел полюбоваться на первокурсниц. – Эллиот подмигнул Мари. – А здесь такие таланты. Даже мурашки по коже.

– Прекрати паясничать!

А я и не паясничаю, – он перевел взгляд на Джорджи и вмиг стал серьезным. – Между нами все кончено, и я сыт по горло качелями, в которые превратились наши отношения.

Джорджи фыркнула и скрестила на груди руки. Нервно топнула ногой.

– Бред несешь. Иди выспись.

– Только в обществе прекрасной поэтессы. Как твое имя, детка? – снова повеселел Эллиот.

Мари не успела ответить, потому что Джорджи окончательно загородила ее спиной. От греха подальше Мари смешалась с толпой. Стать объектом любви одного и ненависти другой в первый же день просто мастер-класс «Как влипать в неприятности».

– Эллиот, иди домой! Потом поговорим.

Парень тяжело вздохнул и развернул Джорджи за плечи лицом к студентам:

– Слушайте все! Я больше ни за что не стану встречаться с Джорджи Чарлсон. И пусть у меня отсохнет… – он многозначительно замолчал и со смешком посмотрел себе под ноги, – если я нарушу клятву.

На Джорджи было больно смотреть. Она сморщилась на глазах, побледнела, посерела, и медленно, но верно стала превращаться в каменную статую. Перед тем как уйти, Эллиот прошептал ей пару слов на ухо, затем подмигнул японке, послал воздушный поцелуй в толпу и растворился в тени замка так же быстро, как и появился. Словно его и не было.

Пару минут Джорджи молчала. Ее помощница попыталась привлечь к себе внимание толпы, но гомон между первокурсниками только нарастал. О выходке Мари все уже позабыли.

А потом среди деревьев раздался гул, словно кто-то дунул в охотничий рог, и Джорджи ожила:

– Найдите ведьму и приведите ее на костер инквизиции! – протараторила она заученную фразу, не вкладывая и малой толики той экспрессии, что должна бы.

И студенты неохотно поплелись в сторону леса в поисках не зная чего. Мари включила фонарик на телефоне, и не только она, но и протоптанные тропинки между деревьев осветилась бледными лучиками света. Вокруг разносились перешептывания, но после своей выходки Мари не рискнула примкнуть ни к одной из групп. Поскорее бы кто-нибудь нашел уже это чучело, потому что от усталости веки будто магнитом притягивало друг к другу. Недавняя встряска, устроенная Эллиотом, улеглась, и теперь Мари хотела лишь одного – спать.

До Мари доносились шепотки идущей впереди парочки. Девушки, одна с короткими светлыми волосами и в зеленой толстовке, а другая с необъятной фигурой, замотанной в сине-красный плед, крепко держали друг друга под ручки и явно не собирались искать чучело ведьмы. Сплетни интереснее.

– Он просто бог! Как жаль, что нельзя верить его заявлениям, что он расстался с Джорджи.

– Ага. Но он был очень серьезен. – Плед в клетку колышется в темноте.

Мой куратор сказала, что не стоит обращать на это внимания. Эллиот и Джорджи тысячи раз расставались и каждый раз серьезнее некуда. – Блондинка теснее прижалась к подруге. – А та девушка с длинными волосами…

Мари напряглась и ускорила шаг, чтобы не потерять их из виду.

– Ага, волосы шикарные. Жаль, у меня таких нет. Да и фигуры тоже…

– Я не про то. Она странная. Такое чувство, что она не знала, куда поступала. О Вэйланде всегда шла слава, что здесь живут и учатся ярые ненавистники ведьмовства. Лучше вообще не заморачиваться на эту тему.

– Ага… – только и бросила ее подруга, теряя интерес к разговору.

– А она вела себя, как еретик среди христиан. Пф-ф, нечего было сюда поступать.

Под ногой Мари треснула ветка, и она невольно замерла. Однако девушки даже не оглянулись и вскоре скрылись среди деревьев.

Мари оглянулась. То тут, то там мелькали лучи света, мельтешили белые мантии, слышались девичий смех и возгласы парней. Первокурсники пытались получать удовольствие от сомнительного задания, а вот Мари – нет. По собственной дурости она стала изгоем в первый же день.

Она вздохнула полной грудью свежий, слегка морозный воздух, наполненный ароматами зелени и речной воды. Нашла дорожку, ведущую вниз к набережной. Мари охватило странное чувство нереальности происходящего. Еще полгода назад она даже не думала, что будет учиться среди ненавистников ведьм. Не думала, что окажется одна. Не могла и представить, что мать исчезнет.

Мари подошла к каменному ограждению и навалилась на него сверху. Шершавый камень холодил руки и тело сквозь одежду, зато река при полном сиянии луны была прекрасна. Словно нимфа в травяном одеянии распустила серебристые волосы, и они дугой огибали замок, искрясь в лунном свете.

Мари наклонилась ниже, пытаясь разглядеть в тихих водах свое отражение, но, кроме темноты и лунного диска, ничего не было видно. Она упустила из виду, что сегодня полнолуние. Особый день для ведьм.

Нахлынуло еще одно воспоминание.

– Мама, мы – ведьмы, но ничего не умеем… – Мари сжимала сильную ладонь матери, но все равно едва поспевала за ней.

Колкий дождь бил по лицу, но у них не было зонта. Как говорит мама: «Вода – не огонь. Потерпишь».

– Мы можем многое. И одновременно малое. Но запомни: слова в устах ведьмы – это могущественная сила, ею нельзя разбрасываться. Поэтому сейчас все, что ты должна, это научиться дружить с травами и знать, у какой из них просить помощи.

– А сейчас мы куда спешим?

– Сегодня полнолуние, Мари. Мы спешим на шабаш. Сегодня ты станешь настоящей ведьмой.

Мари отошла от ограды и силой выбросила мысли из головы. О том, что произошло в ее первый шабаш, вспоминать не хотелось.

– Черт! – Она вновь посмотрела на полную луну.

Пошло оно все… Мари идет спать, а эти чудики пускай рыщут по лесу в поисках чучела.

Мари вернулась на тропинку и вдруг остановилась, когда луч фонаря выхватил из темноты женскую фигуру в грязном саване. В горле пересохло, сердце учащенно забилось, и где-то с минуту они с незнакомкой смотрели друг на друга. Девушку окутывали длинные черные волосы, но они выглядели до такой степени спутанными, что им помогли бы только ножницы. По ее ногам стелился густой, как смог, туман. То ли вдалеке, то ли в голове у Мари зазвучали ритмичные удары. Бой барабанов нарастал, становился звучнее и опаснее.

Мелькнула мысль, что это постановка для первокурсников, но чутье ведьмы не обманывало: перед Мари – не человек. Незнакомка не шевелилась, лицо было бесстрастно, и только в ее глазах горел огонь. Пламя инквизиции.

Мари сглотнула, пытаясь вспомнить, что бы сказала мама, но острая боль в затылке лишила ее зрения, и она погрузилась во тьму…

Мари открыла глаза и почувствовала лицом холодную землю. Мелкие камни кололи щеку, пальцы впивались в почву. Голова привычно гудела, как в моменты приступов, но слова не пытались сорваться с губ. Наоборот, в голове стучало, теперь яростно и злобно.

Мари дотронулась до макушки и поморщилась. Странно, чувство, будто ее ударили по голове, но не было ни раны, ни крови. Она в один миг отключилась и провалялась без сознания неизвестно сколько времени. Сквозь барабанный бой до нее донеслись крики.

Мари с трудом поднялась на ноги. Ни незнакомки, ни тумана больше не было. Только ритм, который слышала лишь она одна, напоминал о странном знакомстве.

Пошатываясь, Мари пошла по тропинке вверх. Теперь крики усилились, но барабаны все равно стучали громче. К нему присоединился хор женских голосов, от которого перед глазами заплясали черные пятна.

Мари мутило от слов жуткой песни, но она ничего не могла с этим поделать. Только слушать и молча проталкиваться сквозь толпу, которая собралась в центре парка. Сначала Мари заметила знакомый плед в клетку, сброшенный на землю. Его хозяйка стояла на коленях, закрывая лицо руками в беззвучном крике.

В воздухе болтались белые кроссовки на тонких, странно вялых ногах. Такие же безвольные руки. И лицо. Кровавая пена на губах, широко раскрытые глаза…

А затем Мари поняла, что видит девушку с короткими волосами, которая любила посплетничать. Любила… Теперь ее тело болталось на толстой ветви дуба, а вокруг шеи была обмотана веревка, подобная той, которой было привязано чучело на постаменте.

Девушка была мертва.

Обучение в Вэйланде началось.

Глава 3
Крамольные мысли

Убийство потрясло маленький городок настолько, что не проходило и дня, чтобы Мари не услышала чьи-то перешептывания и домыслы. На три дня в Вэйланде наступил траур, наполненный затишьем и тихой печалью.

Полиция дотошно допросила каждого, кто присутствовал на посвящении в студенты. Но никто не видел, что произошло. Новоиспеченная подруга покойной, которую Мари запомнила по клетчатому пледу, твердила одно: они заплутали в лесу и из-за густого тумана потеряли друг друга из виду. Позже она нашла ее повешенной на дереве.

Родители кляли преподавателей за то, что те разрешили студентам шляться в полнолуние в лесу.

Конечно же, легенды и байки не заставили себя ждать. Одна из версий гласила, что девушку повесили ведьмы. Но официально постановили, что она повесилась из-за разбитого сердца. Как бы сильно вэйландцы ни ненавидели ведьм, даже они отказывались признавать их существование в реальности.

Мари поняла, что их ненависть к ведьмам – нечто вроде кружка по интересам. В Вэйланде находится клуб инквизиторов, вот и весь секрет. Поэтому к концу первой недели она уже не обращала внимания на их идиотские замашки, к тому же ее мысли были заняты другим. А именно – той незнакомкой, которую она видела в полнолуние. И чем больше Мари об этом думала, тем сильнее ее мучила мигрень.

Мари удобнее обхватила стопку книг, которую ей выдали в библиотеке, и вышла на узкую дорогу, выложенную брусчаткой. С двух сторон теснились двухэтажные каменные дома, навалившиеся друг на друга, как старые выпивохи. С их крыш свисали полотна плюща, и некоторым хозяевам приходилось обрезать зелень, чтобы освободить окна.

Над одной из дверей Мари заметила вывеску в винтажном стиле с черными выжженными буквами.

«Магазин пряностей и трав».

От неожиданности Мари остановилась и невольно огляделась. Она ожидала увидеть гневных селян с вилами. Но, похоже, владельцы не боялись, что их обвинят в колдовстве.

Мари пригнулась и вошла в низенький проход. Над головой мелодично звякнул колокольчик.

– Добрый вечер, – тихо позвала Мари, но никто не спешил выйти ей навстречу.

Прилавок пустовал, зато деревянные стеллажи вдоль стен были заставлены товарами, от аромата которых закружилась голова. Баночки с куркумой, паприкой, корицей, скрученной в трубочки… Сушеные пучки мяты, шалфея, лаванды и бесчисленного количества трав, которые Мари узнавала с восторгом и трепетной ностальгией, живописно свисали с потолочных балок.

– Добрый, добрый, – послышалось позади Мари, и она быстро обернулась. – Пришли полюбоваться или хотите что-нибудь купить?

За прилавком появилась женщина, которая словно только что шагнула из портала времени и переместилась в Вэйланд из эпохи хиппи. А еще она чем-то напоминала спаниеля – ощипанные на концах светлые волосы и длинный нос, на который водрузили круглые очки в желтой оправе.

Пока полюбоваться. – Мари подошла ближе к продавщице. – А вы не боитесь торговать травами в Вэйланде?

Женщина засмеялась:

– Сразу видно, ты только поступила. Нет, деточка, я торгую для туристов, а их манит все колдовское. И коренные жители Вэйланда не такие предвзятые, как студенты. Юношеский максимализм, что поделать… – Она нырнула под прилавок и вытащила пучок сухоцвета с темно-сиреневыми цветочками. – Держи, это подарок. Судя по всему, грядут темные времена. Темнее, чем четыреста лет назад. – Зеленые глаза женщины блеснули за стеклами очков.

– Душица? – Мари одной рукой неловко взяла сушеное растение и понюхала. Запах, знакомый с детства. Ароматы трав окружали ее с момента исчезновения матери. – Хороший оберег от злых сил.

– Разбираешься в травах? – восхитилась женщина.

– Немного. – Мари оглянулась на дверь. – Мне пора идти. Зайду, как будет время.

– Приходи, приходи, деточка. Нам есть о чем поболтать. И запомни: меня зовут Тина, – крикнула женщина, но когда Мари повернулась, чтобы ответить, за прилавком вновь было пусто. В напоминание о Тине остался лишь сухоцвет, одиноко лежащий на стопке учебников.

Мари вышла из магазина и благодарно вдохнула свежий воздух, наполненный речной прохладой. После ядреных сочетаний специй и трав кислород казался еще более свежим, чем раньше. Но она успела отойти лишь на пару домов, как сзади послышался знакомый голос.

– Эй, поэтесса, постой!

Похоже, душица плохо оберегала, потому что возле Мари возник Эллиот. Тот самый фотогеничный парень, от которого она хотела бы держаться подальше.

– Помочь? – Он с улыбкой попытался выхватить у Мари книги, но она увернулась.

– Помоги: оставь меня в покое, пожалуйста.

– Э, нет, коварная девчонка. Это выше моих сил. – Он развел ладонями и шустро забрал у Мари часть учебников. Она лишь успела подхватить пучок душицы, чтобы он не полетел на землю. – А ты знаешь, что нам разрешено скачивать их в электронном виде на планшет? И не надо таскать целую кипу.

– Знаю. Но Айви говорит, что читая бумагу, лучше усваиваешь материал. И я с ней согласна, – Мари подавила вздох и ускорила шаг. Чем быстрее она вернется, тем быстрее отвяжется Эллиот.

– Твой куратор – Айви? – Его лицо забавно скривилось. – Уверен, она уже рассказала обо мне кучу гадостей. Но поверь мне – это все ложь. Я не душу собачек и не ворую у бабушек вставные челюсти.

Мари подавилась смехом. Узкая дорожка между старинными домами с атмосферой Прованса закончилась, и перед ними вновь вырос угрюмый, скалистый замок.

– Конечно, мы говорим лишь о тебе. У нас ведь нет других тем для разговора, – фыркнула она.

– Не будь злюкой, пупсик, – подмигнул Эллиот.

Мари заскрежетала зубами.

– Пупсик у тебя в штанах, а теперь отдай книги и сделай одолжение – оставь меня в покое. – Она почти силой вырвала у него учебники.

– Про пупсика не обидно ни капли, – хмыкнул Эллиот и, захватив пальцами прядь ее волос, легонько потянул на себя. – Пупсик. Я не могу называть тебя по-другому, потому что не знаю твоего имени.

Половина слов Эллиота смазалась и пролетела мимо Мари, потому что внутри нее взорвался ком ярости и все, что она видела – это как его пальцы держали ее волосы.

– Отпусти, – прошипела она.

– Что? – слегка опешил Эллиот из-за смены тона. Но пальцы разжал, и прядь упала тяжелой нитью.

– Никогда больше не прикасайся к моим волосам, – холодно бросила она и отвернулась, пока не наговорила лишнего.

Мари поспешила прочь, прижимая к груди стопку книг и вдыхая эфирный аромат душицы. Она боялась обернуться, боялась увидеть в глазах Эллиота омерзение. Ведь только настоящая ведьма запрещала прикасаться к своим волосам. И в таком месте, как Вэйланд, об этом точно знали.

Мама бы сказала, что только глупая и недальновидная ведьма могла так отреагировать на поступок Эллиота. Мама бы сказала, что Мари должна была сдержаться, несмотря на то, что каждая ведьма знает: волосы – это святое, в них сила, в них вся колдовская сила. В любом случае, все, что могла сейчас Мари – это додумывать, что бы сказала мама.

Неважно. Главное – никто не должен увидеть, какого цвета ее кровь.

Мари наклонилась над раковиной и плеснула холодной воды в лицо, а затем впилась взглядом в собственное отражение. Мария Ребекка Бэсфорд. От столь громкого имени осталась лишь бледная тень, которая вынуждена скрываться среди людей, мечтающих сжечь ведьму на костре. Ее преследовал озабоченный парень, и скоро на голову посыплются проблемы со стороны ревнивой Джорджи. Вроде бы это и есть жизнь обычного подростка, но вот повесившаяся девушка и исчезновение матери…

Мари протерла лицо и внимательно всмотрелась в темно-карие глаза, которые ей достались от матери. Один в один. Словно на нее смотрит мама. И раздраженно говорит: «Держи себя в руках. Ты же ведьма! Будь сильной. Будь собой…».

– Куда? Куда же ты исчезла? – прошептала Мари.

Полгода назад ее жизнь перевернулась, когда она обнаружила пустую квартиру. Вещи матери лежали на месте, телефон со стертыми кнопками валялся на диване, а на кухонном столе – разлитый кофе. Осколки вишневой кружки были разбросаны по темно-зеленому кафелю, как крупные капли крови. И сломанный дверной замок – вот и все, что ожидало Мари дома. Ни спустя день, ни два, ни три мама не вернулась. Зато в ее жизни возник отец с новой семьей, и тогда все привычное и родное, что Мари знала, исчезло следом за матерью.

Мари вернулась в раздевалку к своему шкафчику, стараясь не вспоминать прошлое, но голова как была чугунной, так и осталась, и даже бодрящий душ не помог. Снаружи опустился густой вечер, и, возможно, вечерняя прогулка в компании Айви помогла бы ей развеяться.

Мысль приободрила, и Мари быстро натянула джинсы и хлопковый свитер грубой вязки. Стащила полотенце с влажных волос и расчесала их пальцами.

– Черт… Ну почему я не сдержалась? – пробормотала она, снова вспомнив разговор с Эллиотом.

– Потому что ты – шлюха!

Она не успела отскочить, как Джорджи с необычайной силой схватила ее за волосы и дернула на себя. Мари до крови прикусила губу, чтобы не закричать, и знакомый металлический привкус проступил на языке.

– Думала увести у меня парня на глазах у всех? Знаешь, скольких я уже проучила? Ты не первая, кто переходит мне дорогу и спотыкается!

Джорджи намотала ее волосы на кулак и потащила за собой по холодной плитке. Мари упала на колени, продолжая молчать. Голова горела так, словно с нее сняли скальп.

– Что, нечего сказать?

Джорджи замерла и наклонилась к Мари, чтобы заглянуть в лицо:

– Плачешь?

– Нет, – прошипела Мари и поймала взгляд Джорджи в свой плен.

«Мы можем многое…» – снова прозвучал в голове голос матери.

С лица Джорджи схлынула кровь, и она испуганно разжала пальцы. Спотыкаясь, она попятилась назад, пока не прижалась спиной к стене.

– Пожалуйста, не надо, – почти жалобно простонала она.

Ее кожа посерела, а глаза превратились в огромные впадины.

– Не надо – что? – вкрадчиво поинтересовалась Мари, поднимаясь с колен.

Руки дрожали, а в груди клокотала ярость. Джорджи прикоснулась к ее волосам без разрешения, унизила, причинила боль, и сейчас Мари едва сдерживалась.

– Вот это вот… – промямлила Джорджи и заплакала, закрывая лицо руками.

После ее слов злость внезапно утихла.

Мари вздохнула и бросила усталое:

– Проваливай.

Дважды просить не пришлось. Уже через минуту Мари в полном одиночестве села на длинную скамью между шкафчиками.

«Вот это вот», – как выразилась Джорджи, возникло у Мари после исчезновения матери.

Первый ей об этом сказал отец:

«Не смотри на меня так. Ты словно вскрываешь мои потайные страхи и заставляешь испытывать их все одновременно. Я даже не могу описать то, что чувствую. Твой злой взгляд в точности, как у твоей мамы. Когда мы ссорились, она не могла его скрывать, а я не мог его выносить. Я предпочел бросить семью, лишь бы не испытывать этот ужас снова и снова. И вот сейчас я готов вновь сбежать, только бы не сталкиваться с тобой. Ты никогда меня не поймешь…».

Но Мари понимала. Тот безотчетный ужас, который вызывал взгляд разъяренной ведьмы, способен убить, если его не контролировать. Его может вынести только другая ведьма или колдун. Либо человек, потерявший голову от любви. Джорджи не была ни первой, ни вторым, ни тем более третьим. А вот Мари была ведьмой. И после этой стычки за ней точно явятся, чтобы сжечь на костре.

Мари опоздала на первую лекцию по истории Средних веков. Айви прожужжала ей все уши про то, что к занятиям профессора Чейза лучше прочитать весь заданный материал, либо не явиться вовсе.

Он на интуитивном уровне вычисляет не подготовившегося студента. Отыщет тебя в кромешной тьме.

Но получить «неуд» на первом же занятии не так пугало Мари, как узнать в профессоре того самого парня, с которым она столкнулась в день приезда.

«А если узнаю, что с того? Я просто устала после дороги, переволновалась из-за памятника инквизиции, да мало ли что там себе напридумывала. Может, он вообще не существует… Может, это галлюцинации?»

С такими мыслями Мари пришла на лекцию спустя пятнадцать минут после начала и села с самого края возле прохода. В аудитории царил полумрак, а профессор Чейз стоял спиной к студентам и водил лазерной указкой по огромному слайду, который проецировался на стену через проектор.

Мари прищурилась. На экране горела картина, которую она уже видела в коридорах замка. Кажется, «Саул и Аэндорская волшебница»^[1]. Сгорбленный мужчина в белой мантии, каким обычно изображали тень пророка Самуила, явился к колдунье, но женщина в ужасе попятилась к каменной статуи, а израильский царь Саул пал ниц перед пророком. И при чем здесь Средневековье, если картина XIX века?

Это Аэндорская волшебница из Ветхого Завета, – громко подтвердил догадку Мари профессор и переключил слайд. Теперь на стене горела красивая девушка в сером платье с чашей в руках. – А это Цирцея, дочь Гелиоса, что опоила друзей Одиссея и превратила их в свиней. Несчастная, одинокая женщина… Меня просили начать именно с ведьм, потому что мы учимся в Вэйланде, – со смешком добавил профессор и обернулся.

Луч проектора высветил его лицо, и Мари со стоном сползла ниже под стол. Это был он. Профессор Уильям Чейз.

Его взгляд пробежался по лицам студентов, и Мари показалось, что он обратил на нее внимание.

– Знаете, я здесь преподаю второй год, а все равно не понимаю местной зацикленности на ведьмах. Даже ваша учебная программа построена так, чтобы показать ведьм истинным злом. – Он вздохнул. – Ладно, переключаюсь, а то меня закидают помидорами. По одной из легенд, – он снова повернулся к картине, – самые знаменитые ведьмы – это реинкарнации Аэндорской волшебницы. Когда Саул пришел к ней и попросил вызвать дух царя Соломона, она выполнила его просьбу. Но в Ветхом Завете умолчали, что колдунья поплатилась за свою помощь. Ее сожгли. Напоминаю, что это только легенда. – Профессор включил лампы и погасил проектор.

Яркий свет ударил по глазам, и студенты недовольно поморщились.

– А теперь вопрос: что связывает Аэндорскую волшебницу и Цирцею? – профессор уселся на край стола и скрестил руки на груди. На этот раз он был только в белой рубашке, хотя Айви шутила, что Уильям Чейз родился в джемпере.

По залу пронеслись перешептывания, но никто не рискнул поднять руку.

– Ну же! Все логично. Считайте, что я чуть раньше уже ответил на вопрос.

Профессор Чейз вздохнул, когда молчание затянулось. Он снова пробежался взглядом по рядам, и на этот раз Мари не показалось: его глаза почти что впились в нее.

– Мисс?.. Да-да, вы, в чудесном зеленом свитере.

Это вообще-то был цвет морской волны, но Мари придержала язык.

– Мисс Бэсфорд.

– Замечательно. А по имени?

– Мария.

– Мария, – повторил за ней профессор Чейз, словно пробуя ее имя на вкус. Судя по улыбке, ему понравилось. – Как вы считаете, что общего между этими двумя колдуньями?

– Цирцея – реинкарнация Аэндорской волшебницы, – сухо ответила Мария.

– Браво! – Он захлопал в ладоши. – Может быть, вы сталкивались с этой легендой раньше и расскажете, для чего сжигали ведьм?

Мари мысленно вздохнула. Она не читала книг, которые профессор задал к первой лекции. И если она скажет «нет», а там говорится про эту легенду, то это скажется на ее отметке. Но если получится наоборот, то у остальных появится лишний повод подозревать ее в колдовстве. В принципе, хуже уже не будет. После косяков с Джорджи и Эллиотом…

– Слышала, – решилась Мари и увидела, как брови профессора Чейза поползли вверх.

Ну, вот. Он не ожидал, что она знает, но отступать поздно.

– Продолжайте.

– По легенде, существуют тексты, вырезанные из Ветхого Завета. В них говорится, что из праха ведьмы можно сделать целебную мазь, которая заживляет любые раны, как физические, так и душевные. Панацея от всех болезней. – Мари старалась не обращать внимания на косые взгляды.

Кто-то из студентов остервенело листал книгу про инквизицию, но, видимо, в ней подобной информации не содержалось. Конечно, они ведь не ходили на шабаши со своими матерями.

– Браво! – Профессор Чейз даже не пытался скрыть изумление. – Вы первая, кто ответил на этот вопрос. Браво. А скажите, Мари, вас ничего не смущает в этом факте? На одной чаше – ведьмы, на другой – целебная мазь. – Он перевернул руки ладонями вверх и изобразил весы.

На его лице читалось откровенное восхищение. Глаза блестели, а на губах блуждала теплая улыбка.

Мари почувствовала, что у нее горят щеки.

– Смущает. Не понимаю, как истинное зло может спасать чужие жизни?

– Согласен. Что ж, таким коварным образом устроено многое в нашей жизни. Добро и зло тесно связаны, и, изучая историю, мы увидим это переплетение на примерах. Мисс Бэсфорд, задержитесь после лекции, а сейчас продолжим изучать ведьм.

И профессор Чейз снова погасил свет с помощью пульта и включил проектор. Темнота вовремя скрыла разгоревшееся лицо Мари и спасла ее от любопытных взглядов. Но не спасет в будущем. Мари вовсе не жаждала задерживаться после лекции и тем более находиться в аудитории наедине с профессором. Она хотела быть тише воды, ниже травы, но где бы она ни появилась, приковывала к себе всеобщее внимание. А как иначе…

«Знаешь, почему многих ведьм так быстро распознавали? Очень сложно скрывать ведьминскую суть. Она искрится в наших глазах, звучит в нашем голосе, управляет нашими эмоциями. Да, можно все отрицать, но ведьмы все равно будут выделяться из толпы. Сейчас ты еще слишком мала и не понимаешь. Но когда вырастешь, все изменится, и ты вспомнишь мои слова».

«Все изменилось, мама. Очень быстро».

Остаток лекции Мари молчала, игнорируя вопросы профессора Чейза, а он будто и забыл о ее существовании. Изредка она делала записи и параллельно прикидывала, как бы успеть сбежать раньше всех. Но стоило прозвенеть звонку, как профессор тут же повернулся в ее сторону и с улыбкой махнул, подзывая к себе.

Мари спустилась к нему, напряженно прижимая к себе учебник с тетрадью. Профессор Чейз складывал свои конспекты в черную папку и вблизи казался Мари еще красивее, чем издали. Сердце гулко забилось в груди. Ее окутал морской аромат, от которого закружилась голова.

– Многие студенты предпочитают планшеты, – заметил профессор Чейз и кивнул на ее учебник.

– Вы не первый мне это говорите. – Мари старалась говорить спокойно, но голос скрежетал, будто ржавое железо.

– Верю. Скажите, мисс Бэсфорд, откуда вы знаете эту легенду? Она очень редкая.

– Не помню, наверное, наткнулась в интернете, – солгала Мари.

Она отступила, надеясь, что так ей будет спокойнее, но волнение продолжало дрожью охватывать тело. Мари сосредоточилась на груди Уильяма, лишь бы не смотреть ему в глаза. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, и она заметила старинный перстень на серебряной цепи, который висел на шее профессора. И странное чувство дежавю волной прокатилось по спине.

– Хм, сомневаюсь. Ну, раз не хотите говорить, не буду настаивать. Что-то мне подсказывает, Мария Бэсфорд, что вы еще удивите меня, и не раз.

Мари вздохнула и через силу посмотрела на него. В синих глазах Уильяма таилось нечто загадочное. То, что Мари не могла описать. Как не могла дать объяснение своим чувствам к нему.

– Я могу идти? – охрипшим голосом спросила она, и профессор кивнул.

Мари бросилась вон из аудитории и только в коридоре прижалась спиной к стене, шумно выдохнув. Она должна прийти в себя, иначе вся ее размеренная жизнь, которую она бережно выстроила после исчезновения матери, превратится в пепел.

Сколько лет прошло? Пятьдесят три, пятьдесят пять или пятьдесят девять? Время слилось в один бесконечный день, и иногда он терялся в годах. Весна сменяла зиму, а осень – лето. Когда становилось невыносимо, он уезжал в другую страну, менял привычки, менял облик и снова пытался вернуть вкус к жизни. Иногда не помогало и это, и тогда он в очередной раз пытался покончить с собой. Но, кроме боли, попытки умереть ему ничего не приносили. Только раны, которые затягивались в течение пары дней, оставляя на память новые и новые шрамы. Однажды он отчаялся настолько, что нашел палача, чтобы умереть через гильотину. Не смог – лезвие затупилось о его шею. И неважно, сколько крови он потерял. Раны затянулись. Душевная боль осталась.

Это его проклятье, и он будет нести его до скончания времен. По сравнению с вечностью он еще младенец, ему всего лишь триста пятьдесят лет. Но в этой вечности был один человек, благодаря которому он еще не потерял надежду и человечность. Девушка. Любовь всей его долгой тоскливой жизни.

Он со вздохом открыл потертую от времени шкатулку из красного дерева и достал оттуда заламинированную вырезку из американской газеты одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года. На ней была запечатлена девушка с короткими светлыми волосами, которые вились вокруг острого лица, будто ангельский нимб. На черно-белой фотографии не разглядеть ее чарующих карих глаз. Но он помнил их цвет наизусть. Помнил, потому что буквально сегодня, спустя пятьдесят девять лет, он вновь в них заглянул.

Каждый раз она немного другая, и все же это она.

Сердце защемило, и он провел дрожащими пальцами по заголовку статьи.

«Известная поэтесса Люсинда Гилл покончила с собой».

Он не смог предотвратить ее самоубийство, не смог. Он столько раз ошибался, но самую главную ошибку допустил в одна тысяча шестьсот девяносто втором году. И он расплачивается за нее до сих пор.

Покатая крыша филиала Вэйландского университета сверкала в лучах солнца. Футуристичное здание так разительно отличалось от замка, что первые минуты Мари не могла пошевелиться от восторга. Филиал напоминал воздушное безе серебристого цвета. Люди, как маленькие фигурки на витрине, сновали за стеклянными стенами, и казалось, что сейчас придет великан и заберет свой игрушечный домик.

– Посторонись!

Мари едва успела отпрянуть, когда мимо нее по дорожке, выложенной песочного цвета брусчаткой, пронесся парень на скейтборде. У него в руках была стопка университетских газет, а еще он задорно выкрикивал, привлекая внимание:

– Семь повешенных черных кошек! В Вэйланде продолжают твориться безумства! Неужели грядет конец света?

Студенты провожали его удивленными взглядами, и лишь немногие покупали газеты. Большинство лезли в профиль газеты в интернете.

– Теперь еще и кошки? – пробубнила Мари, поднимаясь по широкой лестнице.

В фойе ее встретили стены лаконично серого цвета, украшенные абстрактным искусством. Картины с геометрическими рисунками, статуи – смесь античности и современности.

Мари нашла на плане актовый зал и поспешила подняться на второй этаж, но не увидела ожидаемого столпотворения. На дверях висел одинокий плакат с призывом попробоваться на роль главной героини – ведьмы, и, видимо, этого уже было достаточно, чтобы отпугнуть желающих.

Мари осторожно отворила бежевые двери и заглянула внутрь. Зал как зал. Ровные ряды невзрачных сереньких стульев, сцена нейтрального кремового цвета. По ней сейчас носилась Моника и, судя по ее крикам, дела обстояли плохо:

– Черт бы побрал этого анонимного автора! Зачем он написал сценарий про ведьму? Нельзя было сделать главную героиню феей, ну или гоблином, на худой конец?! Никто не хочет, никто! Придется самой играть… – И она понуро уселась на край сцены.

– У тебя уже есть роль, и ведьма из тебя так себе, – фыркнула Айви. Мари заметила ее рыжую макушку в первом ряду. – О, а давай предложим Джорджи?

– Древняя в роли ведьмы? Скажешь тоже! – отмахнулась Моника, но потом все равно захохотала. – Конечно, я бы не отказалась на это посмотреть.

– Кто такие эти Древние? Уже который раз слышу, но все забываю спросить. – Мари с щелчком закрыла за собой двери и подошла к девушкам.

Ее шаги эхом разносились по пустому залу. Последующий визг Моники оглушил Мари и прокатился по потолку звуковой шаровой молнией, если такие вообще бывают.

– Ты пришла, пришла, пришла! О, Боже, Айви! У нас есть ведьма, слава богу, есть ведьма. – И Моника с облегчением распласталась на сцене.

Ее фраза про ведьму резанула по ушам, но именно за этим Мари и пришла. Если она будет играть ведьму, то ее замашки можно будет списать на сценический образ. Самый лучший вид маскировки – это быть на виду.

– Ничего себе реакция. – Мари смущенно заправила волосы за уши.

– Приветики, Мари. – Айви улыбнулась. – Ты не представляешь, как мы рады, что ты все-таки решила присоединиться к нам! Монику уже силы покинули, – засмеялась она, кивая на обездвиженное тело подруги.

– Я ведь только зашла. Разве не надо… эм-м… сцену сыграть? Отбор пройти?

– Умоляю тебя, нам даже выбирать не из кого, разве что нас осаждает толпа глухонемых невидимок, – оживилась Моника и спрыгнула со сцены. Покопалась в большой мятой сумке и достала рукопись: – Сейчас дам тебе сценарий, а послезавтра первая репетиция.

– А если я абсолютный бездарь и испорчу вам весь спектакль?

– Не привирай. Мы видели, как ты читала стихи на посвящении в студенты. Так что с актерскими данными проблем точно нет, – подмигнула Айви.

– Видели? – Мари на секунду зависла.

Айви, заметив ее ошарашенный взгляд, достала из сумочки смартфон и открыла видео:

– Вот. Какой-то первокурсник вчера выложил. Видимо из-за… кхм, – она закашлялась, – из-за той трагедии он забыл про твое выступление, но вчера реабилитировался. Детка, ты бесподобна!

– О, нет! – простонала Мари, не в состоянии оторвать глаз от видео, на котором она, словно богиня войны, пылает взглядом и декламирует огненную поэму.

Она вернула телефон и обессилено упала в кресло.

– Удачное начало года.

– Забей, все круто! Хоть какая-то радость, а то смерть на смерти. Сначала та бедняжка, теперь придурки повесили семь черных кошек… – Айви поежилась. – И фиг бы с ним, но у всех кошек есть хозяева, а это значит, неизвестный чел за одну ночь проник в семь жилищ, выкрал кошек, которые, между прочим, сдачи могут дать, причем нехило так, и повесил их на заборе каждого из домов.

А, да, я слышала что-то похожее. – Мари нахмурилась.

Семь черных кошек? На ум вновь пришла таинственная незнакомка. Через пару недель очередное полнолуние, неужели она снова явится Мари?

– Давайте не будет о грустном, – вклинилась в разговор Моника. – Я так рада, что нашла главную героиню, что больше не хочу печалиться. А то сначала меня профессор Баркли ошарашил тем, что мы будет ставить сценарий какого-то анонима, затем бесконечные поиски ведьмы… Скоро бал, надо поторопиться.

Да уж, были готовы даже Древнюю звать на роль. – Айви захохотала, и Моника присоединилась к ее смеху.

– Кстати, кто такие эти Древние? – повторила Мари.

А, это прямые потомки Вэйландских инквизиторов, – объяснила Айви. – Тех, кто заправлял в Вэйланде инквизицией в семнадцатом веке. Они не были священниками, так что плодились, как и все смертные. В наши дни потомков осталось немного, может семь-восемь. В университете Джорджи такая одна. Так что она у нас вроде знаменитости. Потомственный инквизитор, хотя что здесь почетного, сложно сказать. Но это помогло ей захомутать первого красавчика.

– Ох, да… – вздохнула Моника и прижала к груди сумку, из-за чего та смялась еще больше. – Кстати, удивительно, что они до сих пор не сошлись.

– Бывает, холодная война между ними затягивается, – фыркнула Айви и встала. – Но, может, пойдем в кафе и расскажем Мари, что мы хотим от нее увидеть в спектакле? Как тебе идея?

– Хорошая, – согласилась Мари.

Пальцы на автомате перебирали страницы, но мысли унеслись далеко.

Инквизиторы. Прямые потомки. Что бы сказала на этот счет мама?

Мари поежилась и на секунду прикрыла глаза. Она прекрасно знала ответ.

США, 1963 год

Публика бурно зааплодировала, и стройная, как колос пшеницы, поэтесса сделала кокетливый реверанс. Светлые кудряшки на голове и белое платье, расшитое бисером, делали ее похожей на безе. Сладкая, воздушная девушка.

В литературном салоне, где собралась самая разношерстная публика, от газетного писаки до маститого автора, она выделялась, как яркая звезда посреди белого дня.

– Браво, Люсинда! – выкрикнул низкорослый мужчина в ядовито-зеленой жилетке, которая едва застегивалась на необъятном пузе. – Читает свои дрянные стишки и искренне верит, что ею восхищаются, – шепотом добавил он. – Знала бы она, что на самом деле восхищаются ее богатым папочкой, который готов финансировать безумные затеи дочери. Даже издание ее низкопробного сборника. «Сосуды»! Черт возьми, это ж надо такое название придумать!

– А по-моему, в вас говорит зависть, мистер Руг, – заметил молодой мужчина в бежевом костюме, для ушей которого и предназначалась презрительная тирада. – Стихи Люсинды Гилл издают, декламируют и любят. А ваши повести отказались печатать даже за деньги. – Он усмехнулся.

Черные волосы вились на концах, а синие глаза смотрели прямо и дерзко. Такой взгляд мужчины бы назвали наглым, а женщины раздевающим. Этому парню явно все было нипочем – особенно мнение общественности.

– Ну вы и наглец, мистер Блэк, – вспыхнул Руг.

– А вы оправдываете свою фамилию^[2]. Жулика видно по глазам, – хмыкнул Говард Блэк. – И не забудьте, я – журналист в престижной газете и могу сделать так, что даже те рассказы, которые вы умудрились издать, никто читать не будет.

С этими словами он отошел от мистера Руга, явно опасаясь, что тот лопнет от переполняющей его ярости.

Говард быстро отыскал в толпе Люсинду Гилл и, лавируя между официантами и высокими вазами с благоухающими цветами, подошел к ней со спины, надеясь остаться незамеченным.

– Прошлым летом мы отдыхали с отцом в Греции. Незабываемое путешествие! Афины – просто город вдохновения. Эти улочки, старинные церкви, некрополь и акрополь! – восторженно щебетала Люсинда. Бисерная юбка покачивалась в такт ее плавным движениям.

Говард прислонился к стене и скрестил руки на груди, изо всех сил стараясь не выдать волнения. Хотя он все равно явился на ее выступление, а значит, проигрывал эту битву. Говард не должен был быть здесь. Хватило их прошлой встречи, после которой он решил, что нет, он не станет портить ей жизнь. Не в этот раз. Люсинда Гилл будет жить долго и счастливо. Хотя бы один раз.

А эта встреча станет прощальной. Он просто в последний раз посмотрит в ее теплые шоколадные глаза и… исчезнет.

Словно прочитав его мысли, Люсинда обернулась. На ее лице тотчас расцвела чарующая улыбка, и она быстро вырвалась из круга почитателей.

– Говард Блэк! Не передать словами, как я рада вас видеть! Пришлось даже просить папу разыскать вас и заманить на эту вечеринку, а то вы слишком хорошо от меня спрятались, – пожурила его Люсинда.

Кто-то сел за стоявший в углу рояль, и по залу разлилась легкая джазовая мелодия «Одинокая леди».

– И как же вы меня заманили сюда? – Говард нервно сглотнул.

Так тяжело было смотреть в ее лучистые глаза и знать, что видишь их в последний раз. По крайней мере, в этой жизни.

– Папочка поместил объявление о моем выступлении в газете «Все времена». Ставлю сто долларов, вы его видели. – Люсинда лукаво подмигнула и подхватила Говарда под руку. – Прогуляемся? Здесь так душно.

Говард криво улыбнулся и позволил увести себя во внутренний дворик. От ее легкого прикосновения к рукаву пиджака по его телу пронеслась волна мурашек.

В летнем сумраке дышалось легче, чем в замкнутом пространстве. Но рядом с Люсиндой сердце все равно сдавливало от невыносимой боли. По его груди словно водила скальпелем неопытная рука, срезая кожу.

– Почему вы сторонитесь меня, Говард? Я еще в прошлый раз дала вам понять, что вы мне нравитесь, – Люсинда смотрела на него без тени улыбки.

Как всегда, прямолинейная и упрямая. Ее взгляд пронзал насквозь, от него лихорадило и становилось не по себе. Он никогда не менялся. И все же Люсинда была другой.

– Мы столкнулись с вами на вечеринке Бакстеров? У его жены был день рождения, – задумчиво произнес Говард, делая вид, что старательно вспоминает. На самом деле в памяти отпечатался каждый миг. – Перекинулись парой ничего не значащих фраз. С чего вы решили, что вы мне нравитесь?

– Перестаньте увиливать, мистер Блэк. Вы почувствовали то же самое, что и я, – серьезно сказала Люсинда.

Как больно разбивать сердце, когда вместе с ним разбивается и твое?

Говард стиснул зубы и медленно высвободил свой локоть из ее хватки.

– Люсинда, вы ослепительная женщина. И да, я захотел с вами переспать. Если вы тоже почувствовали желание заняться со мной ни к чему не обязывающим сексом, тогда зачем мы тратим время? Я приехал на машине. – Он криво улыбнулся, в то время как Люсинда мертвенно побледнела.

– Вы лжете, – прошептала она.

– Нет. Уж поверьте, я сюда не ваши стишки пришел слушать, – раньше, чем Говард опомнился, сорвались с губ слова завистливого мистера Руга.

Люсинда отшатнулась и зажмурилась, но из ее глаз все равно брызнули слезы.

– Я вас ненавижу! – выкрикнула она и бросилась обратно в дом, оставив Говарда наедине с гнетущими мыслями.

Ему мгновенно опротивел пустой и неприветливый двор с полуголыми деревьями.

«Я вас ненавижу!»

Ее голос эхом звучал в голове.

«Что ж, поздравляю тебя, Говард. Ты добился, чего хотел».

Надо было уходить, но ноги будто приросли к земле. Время снова перестало существовать.

– Мистер Блэк, – окликнул Говарда обладатель низкого, хриплого голоса, вернув реальность, и он неохотно повернулся к незнакомцу. – Я отец Люсинды, она рассказала мне о том, что между вами случилось.

Мистер Гилл выглядел, как наседка над цыплятами. Полный, а вместо пристойной прически – копна курчавых седых волос. Почтенный мужчина, он напоминал крестного отца мафии. Черный мешковатый костюм подчеркивал его дородную фигуру. Да, он очень поздно стал отцом. Явно не ждал, что у него появится красавица-дочь. И сейчас смотрел на Говарда так, словно хотел вцепиться ему в глотку.

– В том и дело, мистер Гилл, что между нами ничего не произошло. – Говард устало вздохнул. – Я – не очередная игрушка вашей дочери. К сожалению, по-другому она не понимает.

– Люсинда привыкла получать то, что хочет, – упрямо возразил мужчина и выпятил нижнюю челюсть.

– Что ж, рано или поздно она столкнулась бы с разочарованием. Всего хорошего, мистер Гилл. – Говард вежливо склонил голову в прощальном кивке и пошел прочь.

– Не смейте ей отказывать! Ее сердце не выдержит! – прогремел отец Люсинды.

Говард на секунду притормозил, но потом продолжил идти. Они не понимали, почему он так поступил. И видит Бог, Говард не понимал тоже…

США, 1963 год

Темно. Ее никто не видел. Даже одинокие машины проезжали мимо, освещая ее желтыми фарами, но никто не остановился. Она была совершенно одна на мосту «Золотые ворота»^[3]. Люсинда перегнулась через перила и заглянула в темные воды пролива, в которых отражались лишь отблески тусклых фонарей.

Один шаг – и больше не будет проблем. На этот раз отец ее не спасет. Больше никто и никогда не разобьет ей сердце.

Люсинда зарыдала и упала на колени, обняв железные столбы. Почему ей так больно жить? Почему она не может просто забыть Говарда Блэка? Почему она так несчастна?..

США, 1963 год

Пустые бутылки из-под виски захламили кофейный столик перед продавленным диваном. На нем лежал полуобнаженный человек, и по карте из шрамов на его спине можно было догадаться о нелегкой судьбе. Под лопаткой виднелось пулевое ранение, удары плетью оставили рваные полосы, правый бок когда-то был пробит кинжалом, а под темными волосами вдоль шеи тянулся тонкий, побледневший спустя долгие годы шрам.

Говард со стоном приподнялся на локтях и сел. Сквозь криво задернутые занавески солнце било ему прямо в глаза. Он тут же сморщился и отвернулся. Взгляду попалась раскрытая на середине газета. Один лист был залит виски, но самое главное осталось нетронутым. Фотография юной поэтессы Люсинды Гилл с того самого вечера, на котором Говард разбил ей сердце.

– Не-е-ет… – то ли всхлипнул, то ли простонал он.

Люсинда прожила так мало, а ведь Говард сделал все, чтобы ее жизнь не оборвалась. Но он ее не уберег. Вновь.

– Я больше не могу. – Он откинулся на диван, и его плечи задрожали от рыданий. – Не могу! – вдруг заорал он, но в пустой квартире ответом ему послужило лишь одинокое эхо.

«Люсинда Гилл бросилась с моста в минувшую пятницу. Девушку не успели спасти. Ее отец отказывается давать комментарии о самоубийстве дочери».

Строки из статьи бились в голове друг о друга. Где-то внутри теплилась надежда, что все еще можно изменить. Но это была ложь. Говард в аду, и он никогда из него не выберется.

– Я ненавижу тебя, Мелисса… – прошептал он и потянулся к последней бутылке виски, на дне которой плескались остатки алкоголя.

Смерть в полнолуние.

Элизабет прикрыла на минуту глаза, пытаясь взять под контроль желание что-нибудь разбить. Она не думала, что новый учебный год начнется со смерти. Да и еще в полнолуние. Черт возьми!

Элизабет ударила ладонью по окну, за которым пожелтевшая листва деревьев скрывала от нее реку.

– Все хорошо, все хорошо! – прошептала она, но обмануть себя не получилось.

Смерть в полнолуние означала лишь одно – в Вэйланде появился некто, запустивший доселе спавший механизм проклятья. А именно – ведьма.

Внутри Элизабет медленно разгоралось пламя. Вэйланд – ее дом, ее крепость. Она не позволит злу запустить в него свои щупальца.

Она вернулась за рабочий стол и вытащила из ящика ксерокопию дневника Люциуса Берггольца. Оригинал был настолько старинным, что хранился под стеклом в архиве Вэйландского филиала. Там были созданы все необходимые условия для продления жизни ветхих страниц. А Элизабет предпочитала пользоваться ксерокопией, которую не жалко перечитывать и мять, а также оставлять пометки между неровных строчек.

Если бы в течение почти четырехсот лет род Берггольц сохранил мужскую линию, то Элизабет сейчас бы носила эту фамилию, а не Кэрролл. Но ее утешало, что в душе она была самая настоящая Берггольц. Потомок человека, который положил начало инквизиции в Вэйланде и основал тайное общество «Sang et flamme». Элизабет и есть сердце Вэйланда.

Она пробежалась глазами по черно-белым страницам, на которых мелкий несуразный почерк несколько веков назад вывел слова старо-английского языка. Когда она читала дневники Люциуса в первый раз, то поняла лишь малую часть. Расшифровать весь дневник потребовало много времени. Но оно того стоило.

Элизабет открыла нужную страницу и с содроганием прочла подчеркнутый красной пастой абзац:

«Стихея вернется. Не знаю, сколько пройдет лет или десятилетий, а может, и больше… Надеюсь, на моем веку мне ее уже не встретить. Но она вернется в Вэйланд. И горе тому Берггольцу, кто вступит с ней в схватку. Горе всем жителям Вэйланда, ибо зло, истинное зло возвращается не для того, чтобы снова уйти. Оно возвращается, чтобы остаться. Навсегда».

Элизабет протерла взмокший лоб и нажала на кнопку акселератора:

– Приведите ко мне Метаксаса. Срочно! У меня для него новое задание.

Глава 4
Беленые кости

Жизнь так завертелась, что Мари выбралась на пробежку по набережной лишь спустя месяц после приезда. Листья окончательно пожелтели, и бо́льшая их часть ярким покрывалом укрыла землю.

В шесть утра под ногами стелился сизый туман, похожий на сигаретный дым. Он легкой вуалью прятал узкую каменную дорожку, которая вилась вдоль реки и огибала полуостров, на котором возвышался замок.

Мари вдыхала сырой воздух и бежала уже третий заход. Когда она добиралась до конца, то разворачивалась и бежала обратно. Но в этот раз остановилась и согнулась пополам, восстанавливая дыхание. Судя по зарослям, до конца дорожки мало кто добирался. Здесь даже осыпалась в воду ограда. Мари подошла к самому краю и вгляделась в спокойную и темную гладь реки. Солнечные лучи уже начали пробиваться сквозь густые облака.

В ночь посвящения Мари встретила призрак ведьмы. Но в это было страшно поверить. Призрак ведьмы – не к добру. Ведьма никогда не сулит добро. От подобных мыслей Мари усмехнулась.

Она вглядывалась в речную гладь, которая темным шелком струилась вдоль берега. На той стороне над рекой также склонились ветвистые деревья, поредевшие к осени.

Вода завораживала, и вот уже Мари не могла оторвать от нее взгляда, а все вокруг подернулось зыбкой пеленой. Как серая органза, застилающая зрение.

«Ты сделал выбор, Ноэль!»

Фраза прогремела в сознании, будто выстрел, и Мари недоуменно моргнула. Но не смогла даже повернуть голову.

«На твоих руках кровь. Не только ее, но и моя… Все изменилось. И больше не будет, как прежде».

В груди сперло от нехватки воздуха. Мари покачнулась. Земля под ногами заскользила. Оцепенение спало, но Мари лишь беспомощно взмахнула руками, потому что ухватиться было не за что. Она падала в реку.

Из груди вырвался крик скорее удивления, чем страха. Мари начала заваливаться назад, но темные воды не успели к ней приблизиться. Чьи-то сильные руки обхватили ее за талию и дернули наверх. А затем прижали к крепкой и теплой груди. Пару секунд Мари только дышала, боясь пошевелиться. Но знакомый морской парфюм, мгновенно окутавший ее, дурманил не хуже легкого испуга перед падением.

– Вам повезло, мисс Бэсфорд, что я тоже люблю пробежаться ранним утром.

Профессор Чейз! – Мари отпрянула от него и растерянно провела ладонью по волосам, заплетенным в толстую косу.

В кобальтовом спортивном костюме он выглядел не как профессор, просто симпатичный молодой парень на пробежке. Неофициальный стиль очень молодил Уильяма Чейза. Сейчас он казался немногим старше Мари.

– Что же вы так неосторожно? – Он улыбнулся и, не дожидаясь ответа, плавным движением указал на дорожку. – Не хотите составить мне компанию и прогуляться? Думаю, это отличная замена плаванию. – Его глаза сощурились от сдерживаемого смеха.

Мари улыбнулась. Напряжение отпустило, плечи расслабились. Они не спеша пошли вдоль реки.

– Вы сорвали мои коварные планы искупаться в холодной воде, – поддержала она диалог. – Лучше бы присоединились ко мне.

– Ах, так вы пытались заманить меня к себе? А я и не понял, – хохотнул Уильям.

Да, сложно было не забыть, что он все-таки преподает у нее историю, а не учится вместе с ней.

– Заманить? – Мари озадаченно нахмурилась. На нее накатило дежавю, и стало тяжело дышать.

– Я неверно выразился, – тут же исправился Уильям и сменил тему: – Как вам в Вэйланде? Вы здесь почти месяц, но почему-то в ваших глазах не видно восторженного блеска, как у других студентов.

Наверное, это из-за спектакля к балу первокурсников. Я играю главную роль, – полушутя ответила Мари.

Солнце уже скользило лучами по верхушкам деревьев, а когда Мари с Уильямом подошли к главной тропинке, ведущей к памятнику инквизиции, замок стал оживать. Кто-то спешил на занятия, но были и заспанные студенты, бредущие со стороны города после жаркой ночи, полной алкоголя и танцев.

– Ведьму? – удивился профессор Чейз.

– А вы откуда знаете?

– Ну, – он смущенно растрепал волосы, – скажу по секрету, что автор сценария – я. Меня, можно сказать, вынудили написать его для бала, но я попросил остаться анонимным. Так что, надеюсь, вы не выдадите мою тайну.

Мари озадаченно замолчала.

Да, я припоминаю, – после некоторой паузы произнесла она, – Моника ругала анонимного автора сценария, который заставил ее искать актрису на роль ведьмы.

Уильям захохотал. Они вышли в главный двор и остановились друг напротив друга так, будто только что встретились. Теплый взгляд Уильяма скользил по Мари, и она не знала, как реагировать. В голове опустело, а вместо мыслей разрасталась боль.

– Я… Мне надо идти, – прочистив горло, сказала Мари и сделала неловкий шаг в сторону замка. – И спасибо, что спасли меня от… купания в реке.

Улыбка сползла с лица Уильяма, и он кивнул:

– Мисс Бэсфорд, если понадобится помощь, всегда буду рад помочь.

– Хорошо. Спасибо.

Горло окончательно сдавило, и Мари быстро направилась в замок. Сердце почти вылетало из груди, а перед глазами плыли красные круги.

Она не помнила, как добралась до комнаты. Очнулась лишь на своей кровати, держа в руках блокнот с разрисованной страницей.

Оковы

Очередное слово, в котором крылись ее тайные чувства? Или предзнаменование?

– Скоро полнолуние. Говорят, будет новая жертва…

– С чего ты взяла? Меньше собирай сплетни!

– Ну-ну, вот увидишь, я окажусь права. Может, никто и не умрет, но что-то точно случится.

– Ты еще скажи, что на Хэллоуин прилетят ведьмы и сожрут нас вместо стейка.

– Да ну тебя… Вот увидишь, вот увидишь. Вэйланд уже меняется. Даже ведьме главную роль дали.

– О, да… В ней и правда есть что-то злое. Лучше не смотри ей в глаза…

– Верно, верно. Жуть полная…

Мари нервно сглотнула, но постаралась ничем не выдать, что слышала перешептывания девчонок, играющих крестьянок, которые сидели на два ряда позади нее. К подобным разговорам она уже привыкла, но новости насчет полнолуния действительно пугали. А вдруг девушки окажутся правы?

Мари уткнулась взглядом в сценарий и заставила себя переключиться на спектакль. Предыдущие репетиции прошли довольно удачно, а вот с этой почему-то вышла заминка. Моника до сих пор не пускала Мари на сцену, и ее партнера, который играл главную роль, нигде не было видно.

Спектакль назывался «Отвергнутая» и соответствовал всем нормам приличия в Вэйланде, если так можно было выразиться. Юная ведьма Мелисса влюбилась в молодого помощника инквизитора, и эти отношения погубили влюбленных. Главный инквизитор не потерпел подобного «грехопадения» и казнил помощника, а Мелисса в порыве ярости наслала на него проклятье, и инквизитор ослеп. Но потом ведьма поняла, что именно она – источник всеобщего горя, и добровольно взошла на костер, чтобы избавить жителей деревни от зла, что таилось внутри нее.

Мари передергивало от отвращения, и она поверить не могла, что автор этого опуса – профессор Чейз. После одного из занятий она задержалась, чтобы переспросить. В ответ он только засмеялся и сказал, что сюжет ему диктовала вице-канцлер университета. Единственное, что ему разрешили выбрать, – это имена.

– Мари, дуй сюда, – крикнула Моника со сцены. Она балансировала на самом краю, перекатываясь с пятки на носок. – Прогоним знакомство с возлюбленным ведьмы. Как его там зовут? Ноэль, точно.

Последнее имя догнало Мари по пути к сцене, и она даже споткнулась.

– Ноэль? – переспросила она.

– Ну да, ты что, прошлые репетиции проспала? – недовольно пробубнила Моника.

Мари поднялась на сцену, а в голове, как надоедливый писк комара, крутилось воспоминание: она стоит у реки, а в ушах гремит злой, как рев тигра, голос:

«Ты сделал выбор, Ноэль! На твоих руках кровь…».

Она так и не нашла объяснения этим словам. С другой стороны, почему ведьма не может страдать галлюцинациями и слышать то, чего не существует?

– Мари, вернись к нам. – Моника пощелкала пальцами перед ее лицом. – У нас замена в актерском составе.

– Замена?

Из-за кулис размашистой походкой вышел Эллиот, и студенты, участвующие в постановке, притихли, хотя в зале до сих пор стоял монотонный рокот.

– Привет, пупсик. Хотя я, наконец, узнал твое имя, Мари-недотрога Ребекка Бэсфорд.

– Боюсь, ты его неправильно запомнил, – вздохнула Мари, не зная, плакать ей или смеяться. – Так это и есть замена? – Она перевела взгляд на Монику. – А что с Джейкобом? Он неплохо справлялся.

Он отказался. – Моника пожала плечами и выдернула у Мари помятый сценарий. – А Эллиот добровольно решил разнообразить свои будни. Секс-символ Вэйланда в главной роли. Черт, да в зале не будет свободных мест!

– Моника, напомни, почему я за тобой не приударил? – подмигнул ей Эллиот.

В футболке с черепами и черных джинсах он напоминал рок-звезду. А Мари казалась себе нищенкой в сером залатанном платье для репетиции.

– Потому что я для тебя слишком красива, – фыркнула Моника. – Надеюсь, ты успел выучить первую сцену?

– Ну, типа того…

– Сейчас и проверим. Кстати, в следующий раз будь добр надеть сценический костюм, я хочу, чтобы вы как следует вжились в роли. – С этими словами Моника сбежала со сцены, оставив Мари и Эллиота вдвоем.

– Ты усложняешь мне жизнь, – покачала головой Мари и скрестила на груди руки.

– Точнее, привношу в нее перчинку?

Мари снова вздохнула и попыталась сосредоточиться на репетиции. Но из-за прикованных к ним взглядов, из-за того, что Эллиот то прижимал к себе Мари сильнее, чем требовалось, то улыбался невпопад, приходилось начинать сцену заново раз за разом, пока Моника не осипла от криков.

– Думаю, на сегодня хватит, – сквозь зубы прорычала Мари, когда Эллиот в очередной раз вместо реплики героя вставил дикую шуточку.

Оставив его на растерзание Монике, у которой глаза горели красным от ярости, Мари скользнула за кулисы, чтобы снять с себя «средневековое» платье. В голове звенело чужое имя, которое раньше не скрывало в себе ничего странного, но теперь сердце ухало в груди, стоило ей подумать: Ноэль.

Мари свернула в узкий коридор позади сцены и прищурилась. Светодиодные лампы недавно перегорели и вдалеке мигала одинокая лампочка, свисавшая с потолка.

Ноэль!

Мари ускорила шаг, мечтая поскорее добраться до гримерной, переодеться и спрятаться в своей комнате.

Ноэль!

На этот раз она чуть не споткнулась.

– Мари!

От громкого выкрика ее имени она резко вскинула руку, и острая боль обожгла тыльную сторону кисти. Мари застонала и схватила себя за запястье, но даже в полумраке было понятно, что она зацепилась за торчащий из стены гвоздь.

– Поранилась? – Эллиот, виновник ее испуга, подбежал к ней и направил на руку фонарик смартфона.

– Нет! – вскрикнула она, но было поздно. Яркий луч выхватил ее запястье, залитое черной кровью.

– Эй, я не хотел тебя напугать, – пробормотал Эллиот, но Мари различила в его голосе удивление и… недоверие.

– Все в порядке, – солгала Мари и спрятала руку за спину. – Небольшая царапина, – она быстро развернулась и побежала прочь.

– Постой, я хотел…

Но конец фразы потонул в шуме грохочущего в висках пульса. В затхлой, заставленной вешалками с костюмами гримерной Мари нашла ненужный кусок ткани и замотала руку, чтобы остановить кровь. Черную кровь.

– Черт, черт, черт! – Мари устало села на диван.

Вэйланд словно издевался над ней и подставлял подножку за подножкой.

Над ухом зашелестел голос мамы из прошлого, и к горлу подкатил тошнотворный ком:

– Мари, запомни. Никто не должен увидеть, какого цвета твоя кровь. Кровь ведьмы черная, как чернила. Черный цвет присущ дьяволу. Если люди увидят, то начнут задавать вопросы. А ответы знать не захотят.

– Чего такая задумчивая?

Мари оторвала невидящий взгляд от книги и уставилась на Айви. Та по-турецки сидела на кровати и занималась массажем лица, который якобы спасал ее от морщин. В девятнадцать лет.

– Да нет, все в порядке. С чего ты взяла? – Мари села на кровати и подложила под спину подушку.

– Потому что ты держишь учебник по философии вверх ногами и упорно читаешь его уже минут пятнадцать, – хмыкнула Айви. – Я все жду, когда ты заметишь, но, видимо, не дождусь.

Она приблизила лицо к овальному зеркалу и указательным пальцем надавила на точку между бровями. В пижаме с мишками Айви выглядела по-домашнему уютно. Она была из тех людей, которые располагали к себе. И Мари тем сильнее жалела, что не может доверить подруге свой главный секрет.

Ты права. – Мари вздохнула. – Во всем виноват Эллиот. Он почему-то решил, что нравится мне, и теперь преследует днями и ночами. Чего стоит его появление в спектакле! Уверена, Джейкоб не просто так отказался от роли, а теперь Эллиоту надо впопыхах учить сценарий, ведь спектакль уже через три недели… – Ну что ж, она сказала хотя бы часть правды. – Еще вот руку поранила…

– Ага, Эллиот пообещал ему отдать свой постер с автографом Рики Джеферса. Это какой-то местный рок-певец. – Айви вытянула губы трубочкой и тут же зевнула.

– Откуда ты знаешь?

– Да все знают. И Джорджи в том числе. Он запал на тебя нереально. Они впервые так долго не сходятся. Это и круто, и страшно одновременно. – Айви отложила зеркало и забралась под одеяло. – Не могу больше, иначе засну сидя… Странно, недавно ведь кофе выпила.

– Почему меня твои слова не радуют? – простонала Мари и захлопнула книгу.

– Послушай, но ведь Эллиот нереально сексуальный? У него отец – грек; видимо, наградил сына греческой красотой. Может, дашь парню шанс? – Айви снова широко зевнула. – А Джорджи, она хоть и гавкает, но ничего тебе не сделает. Кстати, за ужином она подсела ко мне, такая душка-душка. Угостила меня капучино и давай расспрашивать про тебя и Эллиота. – Голос Айви становился все глуше. – А я что? Говорю, что ничего нет, так что… – Ее глаза закрылись.

– Так что? – повторила Мари, но ответа не дождалась. Айви уже сладко спала, даже не выключив настольную лампу. Мне бы твой безмятежный сон.

Мари переоделась в длинную черную футболку.

– Спокойной ночи, Айви. – Она погасила свет и забралась в кровать.

В полумраке, из-за света уличных фонарей во внутреннем дворе замка, проблемы не отступили, а напротив, лишь обострились. Как Мари могла так оплошать? Она сжала в кулак перебинтованную руку. Нет, ей определенно стоит держаться от Эллиота подальше. И от профессора Чейза тоже.

Уильям, Уильям…

Веки почти слиплись, а в голове словно далекое эхо пронеслось: Ноэль, Ноэль…

Ее сон прервали резко и бесцеремонно. Мари как будто швырнули в ледяную воду, и она проснулась с глухим рыком, но больше не смогла издать ни звука. Три смутные тени расплывались перед глазами, но, судя по слаженным движениям, они все спланировали заранее.

Мари залепили скотчем рот, так же грубо замотали руки и ноги, не заботясь, делают ли ей больно. Она могла лишь молча брыкаться и мотать головой, да издавать нечленораздельное мычание. Но спящая на соседней кровати Айви только тихо посапывала.

Из-за участившегося пульса заболело сердце, а в желудке поселилась каменная тяжесть. Мари перестала дергаться. Ее словно парализовало, все вышло из-под контроля. Один человек схватил ее под руки, а другой – за ноги. Третья тень исчезла, и вскоре Мари уже перестала понимать, что происходит. Она предпочла зажмуриться, чтобы не видеть фигуры в балахонах.

Кажется, ее несли вниз. Но Мари думала лишь о том, как болит кожа под скотчем, как крутит живот и как холодно, потому что кроме длинной футболки и трусиков на ней ничего не было.

– Сюда!

Хриплый голос, который пытались неумело изменить, приказал теням, что несли Мари, и они положили ее на пол. Просто разжали руки, и она грохнулась, ударившись затылком о камни. Перед глазами заплясали звездочки.

– Мы искореним зло, поселившиеся в Вэйланде. Ведьмам не место среди праведных людей.

Тени окружили Мари. В тесной комнате пахло сыростью, а единственным освещением служил старинный факел на стене. Как ни старалась, Мари не могла разглядеть лиц. Но ведьминская интуиция подсказывала правильный ответ.

Мари согнула колени и ударила ближайшую тень по ногам. Та отпрыгнула и зашипела:

– Стерва!

А вот этот голос Мари точно не слышала раньше.

– Отклейте скотч, чтобы она могла отвечать за свои поступки! – снова приказала первая тень, и на этот раз Мари безошибочно узнала голос Джорджи. Да и та, видимо, опьяненная успехом, забыла его изменить.

К Мари наклонились и безжалостно сорвали скотч. По губам будто хлестнули огнем. Но она сцепила зубы, не позволяя себе закричать.

– Мы – Огненные Девы, ведьма. Какое зло ты успела совершить на землях Вэйланда, дьявольское отродье? – с пафосом произнесла Джорджи.

Мари прищурилась и сплюнула под ноги одной из девушек:

– Ты обкурилась, Джорджи? Вообще-то, это называется похищением, и я на вас могу подать заявление в полицию, – прохрипела она. – У тебя помутнение из-за Эллиота, что ли? Никак не можешь смириться, что он тебя кинул?

Дрянь! – взвизгнула Джорджи и пнула Мари в живот.

Боль хлестнула по телу плетью, и в темнице вдруг стало светло, как днем. Дыхание перехватило, с губ сорвался крик.

– Таким способом ты его точно не вернешь, – простонала Мари, понимая, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

– Ведьма!

Джорджи как обезумела. Она наносила удар за ударом по животу, по ногам, по груди… Затем схватила Мари за волосы и влепила пощечину, расцарапала ногтями щеку. В Джорджи говорил уже не гнев брошенной женщины, а страх. Мари сейчас расплачивалась за то, что сама сотворила с ней, когда заглянула ей в глаза.

Сообщницы едва смогли оттащить ее от Мари. А Джорджи продолжала истерически визжать:

– Я видела твой взгляд! Ты ведьма! Ведьма!

– Тихо! – Другая девушка зажала Джорджи рот, и на некоторое время повисла тишина.

В ушах звенело, а тело болело так, словно по Мари прошлось стадо бизонов. Она перевернулась на бок и свернулась калачиком, уже боясь говорить, потому что не знала, выдержит ли очередную порцию ударов.

– Наверху кричат. Иди проверь, что случилось.

Шепот девушек доносился до Мари словно сквозь толщу воды.

Через какое-то время снова послышалось:

– Снаружи пожар. Там толпа народа. Нам не вынести ее обратно!

– Твою мать! Надо убираться, пока нас не засекли. Я не подписывалась на исключение из университета.

– Никто не узнает. А вот ты зря раскрыла свое имя.

– Да пошли вы, – огрызнулась Джорджи. – Я ее не боюсь. Они не посмеют меня исключить.

– И что, мы просто бросим ее здесь?

– Она это заслужила. – Джорджи присела на корточки перед Мари и намотала на кулак ее волосы: – Тебе повезло, ведьма, сегодня ты останешься в живых. Но мы еще не закончили.

Мари открыла глаза и устремила взгляд на лицо Джорджи, скрытое тенями:

– Ты права, Древняя. Мы еще не закончили.

Джорджи отпрянула от нее, будто перед ней кобра распустила капюшон. А Мари снова закрыла глаза, погружаясь в пучину боли, наполненную голосами ведьм.

«SANG ET FLAMMEТВОИ ДНИ СОЧТЕНЫ»

Огненные буквы пылали на земле центрального двора, отражаясь красными бликами в окнах замка.

«Sang et flamme». Кровь и пламя.

Уильям не думал, что общество еще существует. Он надеялся, что оно давно уничтожило само себя. Да, остались преданные последователи, но без былой силы и власти. Кажется, на руке вице-канцлера он видел знакомое кольцо…

Уильям коснулся перстня, который висел у него на шее. Снаружи уже появились пожарные, возле ворот стояла машина с красно-синей мигалкой. Скоро от огня останется лишь выжженная трава, а руководство университета бросится на поиски хулигана. Но вряд ли его найдут.

Странное чувство тревоги, как дикая кошка, завертелось под ребрами, и Уильям заставил себя оторваться от окна. За долгие годы он научился безраздельно доверять интуиции, вот и сейчас он, не раздумывая, натянул свитер и джинсы и сбежал вниз по винтовой лестнице. Спуск казался слишком долгим, и Уильям мысленно считал круглые лампы дневного света, чтобы не потеряться во времени. Хотя он не понимал, куда идет, пока не столкнулся с тремя девушками в алых мантиях колледжа «Огненные девы».

– Здравствуйте, профессор Чейз, – машинально пролепетали они, но он не успел им ответить. Девушки быстро затерялись в недрах замка.

«Огненные девы»? Ночью? В пыточной?

Уильям заглянул на узкую лестницу, освещенную ночными лампами. Что они здесь забыли? Интуиция толкнула его в спину, и вот он уже сбегал вниз по ступеням. В бывших темницах пахло сыростью и веяло прохладой. Железные двери были раскрыты в разные стороны, как кривые зубы. Земляной пол непривычно бугрился, а из освещения – лишь старая мигающая лампа накаливания. Сюда не добирался даже лунный свет.

Уильям включил фонарик на телефоне и стал осторожно пробираться по коридору. По коже бегали мурашки, а в горле встал ком отвращения. Он давно сюда не спускался. Раньше здесь не было так тихо. Все было иначе. И сам Уильям был иным.

Когда он увидел в последней темнице в трепещущем свете старинного факела сжавшуюся в комок девичью фигуру, то чуть не выронил телефон.

– Мария, – сорвалось с губ.

Сложно было не узнать длинные распущенные волосы, которые окутывали девушку покрывалом.

Уильям дрожащими пальцами засунул смартфон в карман и подхватил Марию на руки. Он не знал, как поднять ее, чтобы не причинить боль, и в итоге она все равно застонала, когда Уильям прижал ее к себе.

– Боже, девочка, что они с тобой сделали?

В груди скрутился тугой узел гнева, который, казалось, опалял внутренние органы. Человеческая жестокость в очередной раз проявилась во всей красе.

– Почему ты? – шептал он.

Глаза привыкли к полумраку, и Уильям нес Марию почти вслепую. Ноги сами вели его к выходу, и когда он вышел из темницы, сначала зажмурился из-за яркого света, который заливал фойе. Пожар потушили, и теперь возле входа столпились преподаватели, живущие в замке, как и Уильям. Кто-то был в халате и ночном чепчике, кто-то кутался в плед. Уильям заметил среди них Элизабет Кэрролл, но поспешил подняться по боковой лестнице на второй этаж, в медпункт. С вице-канцлером он успеет пообщаться позже и рассказать ей, что в стенах ее университета избивают студенток.

А сейчас главное – помочь Марии. Уильям еще раз посмотрел на ее бледное лицо и только сейчас понял, что не развязал девушку. Не снял скотч. И сердце снова наполнилось темной яростью не только к ее мучителям, но и к себе. Уильям уже видел Марию связанной. И в прошлый раз он ей не помог.

Ее нес на руках профессор Чейз. Уильям. И в его объятиях ей было не страшно. Она знала, что больше никто не причинит ей боль. Мари помнила сон так, словно он был явью. Или это и была реальность?

– Ну, милая, как ты себя чувствуешь?

Солнечный свет заливал уютную палату в пастельных тонах и переливался на седых волосах медсестры. Ее пухлое лицо с узкими светлыми глазами напомнило Мари одуванчик, на который дунешь – и он разлетится.

– Сносно, – ответила она и приподнялась в постели.

Тело тут же отозвалось ноющей болью. По Мари явно пробежалась стая волков, или стадо лошадей, или толпа обезумевших людей, дорвавшихся до распродажи в торговом центре.

Тебе повезло. Только синяки и ушибы, переломов нет, – защебетала медсестра и достала из тумбочки шприц. На ее бейдже Мари разглядела имя: Сара Поттс. – Поставлю тебе обезболивающее, и можешь возвращаться в свою комнату. Только дождись куратора. – Она протерла плечо Мари спиртовой ваткой и нежно уколола. Комар и то больнее жалит. – Ах, да… – Мисс или миссис Поттс выпрямилась и закивала сама себе: – Профессор Чейз просил сообщить, когда ты очнешься. Пойду позвоню. И, кстати, твоему отцу я тоже звонила, – она нахмурилась, – но он отреагировал весьма странно. Сказал, что ты взрослая девочка, сама справишься со своими проблемами. – Миссис Поттс (Мари все-таки решила, что она миссис) пощелкала языком. – На мой взгляд, милая, отцы себя так не ведут, когда узнают, что их дочь избили. Но мое мнение никому не интересно… – жалостливо добавила она.

– Вы сказали, профессор Чейз, – успела вставить в тираду медсестры Мари прежде, чем та ушла, – просил сообщить ему. Но… зачем?

– Так это он тебя сюда принес, милая. Чудом заметил, что из темницы кто-то выбегает, и заподозрил неладное. Ай-ай-ай, изверги! Бросили бедняжку в пыточной.

Сердце Мари дрогнуло. Ей не приснилось, все так и было. Щеки запылали, и она сама удивилась своей реакции. Впрочем, с их первой встречи ничего не изменилось. Но теперь Мари больше не могла лгать самой себе: она испытывает к профессору Чейзу чувство намного сильнее, чем уважение.

Ты была без сознания, руки-ноги замотаны скотчем! Отвратительно, отвратительно! А ты, милая, знаешь, кто на тебя напал? У нас в Вэйланде такого сроду не было.

«У вас в Вэйланде сроду не училась ведьма».

– Нет, – слабым голосом отозвалась Мари, – они были в красных мантиях. Лиц не видела, было темно…

«Только голос Джорджи».

– Огненные девы, – задумалась миссис Поттс и печально покачала головой. – Я не слезу с мисс Кэрролл, пока она не найдет, кто это сделал! И профессор Чейз, уверена, тоже не оставит это дело. – Гневный голос медсестры уже доносился из соседней комнаты.

Послышался писк кнопочного телефона, и миссис Поттс радостно известила профессора о том, что Мари в добром здравии. Судя по голосу, медсестра очень разочаровалась, что преподаватель не собирается навестить свою студентку, и Мари охватило двойственное чувство: радость вместе с печалью.

Мари откинулась на подушки и устало прикрыла глаза. Ее больше ничего не интересовало, кто такая мисс Кэролл, почему ее спас именно профессор Чейз и что бы с ней сделала Джорджи, если бы Огненных дев не спугнул пожар… Пожар? А что горело?

Лекарство притупило боль, мысли спутались, и Мари сама не заметила, как погрузилась в сон. А где-то вдалеке звучал мерзкий хохот Джорджи.

– Мне так стыдно, Мари, – в третий раз повторила Айви.

Она сидела на стуле, обхватив руками рыжую голову, и ждала, пока Мари оденется в зеленое платье с длинными рукавами и высоким воротом, чтобы скрыть синяки, и расчешет запутавшиеся волосы.

– Я спала, как убитая… Не понимаю, почему меня так срубило, но я ничего не слышала, честное слово! Еле встала пару часов назад, голова, как гиря, и мне сразу сообщили о тебе. – Айви подняла на Мари взгляд побитого щенка. – Я даже не проснулась, когда случился пожар, и до сих пор не знаю, что произошло.

– Верю.

Мари сцепила зубы и стала расческой распутывать волосы, стараясь не думать, сколько человек к ним прикасались за последнюю ночь. Радовало хотя бы то, что медсестра не обратила внимания на цвет ее крови.

– Ты знаешь, кто это сделал? – понизив голос, спросила Айви.

Мари замерла и пронзительно посмотрела на подругу. От ее взгляда та побледнела.

– Ты мне друг? – прошептала Мари.

– Конечно, друг!

– Тогда ты знаешь, кто на меня напал. Кому я насолила больше всех…

Айви в ответ только недоуменно уставилась на Мари, а потом резко закрыла ладонью рот, чтобы сдержать писк.

Мари быстро заплела волосы и потащила Айви за руку прочь из медпункта. По внешнему виду и не скажешь, что ночью ее жестоко избили. Лишь ссадины на подбородке и следы от ногтей на щеке. Их пришлось замазать тональным кремом, чтобы не привлекать внимание к цвету крови. И никто не знал, что каждый шаг давался ей через силу и отзывался волной боли по телу.

– Мари, если это Джорджи, то ты обязана рассказать вице-канцлеру, – горячо прошептала Айви.

Она вышла во двор, и Мари блаженно вздохнула. На погоревшей траве остались черные зигзаги, которые складывались в буквы, но прочитать было уже невозможно. Часть была затоптана, возле более-менее отчетливых слов толпились студенты. Айви с любопытством огляделась.

– Сказать, что меня избила девчонка из уважаемой Вэйландской семьи? Древняя? – усмехнулась Мари. – Причем, голословно, без доказательств. Спасибо, но у меня и так проблем хватает.

– Да, ты права… – задумалась Айви. – Не думала, что Джорджи зайдет так далеко. Хотя и с Эллиотом они впервые так долго порознь. Может, ему и правда надоели эти качели? Кстати, куда ты меня ведешь? – очнулась Айви, когда они спустились к воротам и вышли на городскую дорогу. – Тебе надо отдыхать.

– Да-да. Сейчас сходим в магазин трав.

– Магазин трав? Впервые слышу. А зачем?

– Хочу сделать себе успокоительного чая из ромашки и мяты, – уклончиво ответила Мари.

– А, ну окей…

На узких, уютных улочках Вэйланда Мари стало по-домашнему спокойно. И даже боль в ребрах поутихла.

– Расскажи мне про Огненных дев. – Мари скосила на Айви взгляд.

Та пожала плечами.

Так называется один из колледжей Вэйланда. Там самые отъявленные фанатики, воспевающие идеологию университета, – ответила она, тщательно подбирая слова.

– Ненависть к ведьмам?

– Борьбу против зла. – Айви обиженно поджала губы.

Мари вздохнула. Знала бы ее подруга, с кем дружит…

– Но они, конечно, совсем того. – Айви постучала пальцем по голове. – Однажды затравили девчонку, потому что решили, что она – ведьма. Джорджи не вступила в их колледж только потому, что она – Древняя. А Древние всегда обучались в главном корпусе университета. В замке.

– Но, несмотря на это, они прекрасно ладят, – пробормотала Мари.

Они свернули с центральной дороги направо, где среди увитых плющом коттеджей уже виднелся магазин, но тут Айви окликнули проходившие мимо девушки.

– Ой, Мари, я переговорю с ними. Хоть узнаю, что за пожар случился ночью.

– Хорошо, – кивнула Мари.

Так даже лучше.

Айви остановилась поболтать с однокурсницами, а Мари спустилась еще ниже и зашла в магазин. Ее окутал знакомый аромат трав, и она позволила себе прислониться к стене и перевести дыхание. От прогулки боль усилилась, либо перестало действовать обезболивающее, и Мари уже пожалела, что не отложила поход в магазин на попозже.

– Ромашка и календула хорошо обезболивают. – За прилавком, как обычно, незаметно появилась Тина и качнула длинными серьгами в виде рыбок.

– Да, но, помимо них, мне нужно кое-что еще. – Мари оторвалась от стены и подошла к продавщице. – Семена клещевины обыкновенной.

Глаза Тины блеснули за очками:

– Они ядовитые.

– Не всегда, – ответила Мари.

Тина улыбнулась так, словно они с ней заговорщики:

– Хорошо, сейчас подготовлю.

– Черт! – Мари хлопнула себя по бедрам в поисках карманов и вспомнила, что она без денег. – Я…

– Потом заплатишь, я запишу в долг, – отмахнулась Тина и исчезла в недрах магазина.

Мари прикрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Боль, усталость, злость, растерянность. Возможно, она пожалеет о том, что собирается сделать, но по-другому нельзя. Джорджи должна заплатить.

– Вот. – Тина вынырнула из подсобки и положила перед Мари аккуратный сверток из пергаментной бумаги. – Используй с умом, – предостерегла она.

– Спасибо. – Мари прижала кулек к груди. – На днях занесу деньги.

Тина только улыбнулась, будто это ее вообще не интересовало, и вдруг спросила:

Мари, а ты слышала словосочетание «Кровь и пламя»?

Мари словно окатило ледяным дождем и перед глазами завертелись воспоминания.

…Первый шабаш, мама, которая больше не мама, хохот, кровь и страх… А еще зловещий шепот змеиных уст: «Берегись “Sang et flamme”, ведьма».

Танец ведьм вокруг костра завораживал и пугал одновременно. Полуобнаженные фигуры в прозрачных одеяниях извивались на фоне пламени, как ядовитые змеи, шипящие в клубке. На черном, бездонном небе горела полная луна. Потусторонние песнопения на непонятном Мари языке ласкали слух. Хотелось расслышать каждое слово, понять его смысл, впитать в себя, испить запретную чашу до дна.

Сегодня было полнолуние. Шабаш.

Мари жалась к маминым ногам, когда к ним подошла высокая женщина с блеклыми глазами, которые казались еще бесцветней по сравнению с ее густыми смоляными волосами.

– Ты уверена, что она готова, Ребекка? – обратилась она к матери Мари. – Как только она пройдет посвящение, Охотничьи Псы учуют ее запах.

Мама лишь развязала тесемки плаща на шее. Он упал на землю, и она осталась в такой же прозрачной тунике, как и другие ведьмы. Мари увидела очертания груди мамы и смущенно отвернулась. На ней, в отличие от взрослых, было простое белое платье из грубой плотной ткани.

– К этому нельзя подготовиться, Несса, – тихо ответила мама.

Несса, наконец, посмотрела прямо на Мари, и от ее взгляда и зловещей ухмылки скрутило живот:

– Похожа на тебя. Мамина дочка, – удовлетворенно заметила ведьма и тут же сощурилась: – Тогда слушай, Мария Ребекка, слушай внимательно! – И она махнула рукой в сторону извивающихся ведьм.

Мари в страхе уставилась на них и поначалу никак не могла уловить смысл их пения, но потом в руках ведьм появилась чаша с темной жидкостью, и они стали поочередно обмазывать ею лицо, грудь и бедра прямо поверх одежды. Ткань еще сильнее облепила тела, оставляя ведьм почти нагими.

Мари с ужасом задержала дыхание, и их слова вдруг обрели ясность. Голоса зазвучали ярче и громче:

Несса повернулась к Мари, и в ее глазах отражались яркие языки пламени:

– Сегодня тебе будет страшно, Мария Ребекка, но не так страшно, как если ты попадешь в руки «Sang et flamme». Бойся их. Они сожгут тебя, а твой прах превратят в исцеляющую мазь… Мазь, замешанную на крови ведьм.

– Мари, я тебя потеряла!

К ней подбежала запыхавшаяся Айви. Мари уже давно ушла из магазина и теперь медленно брела по дороге, прижимая к груди сверток с травами.

Вопрос Тины привел ее в ужас, который внушали годами, который впитался с молоком матери. Ведьмы боятся тайного общества «Sang et flamme», потому что одно их название уже несет смерть.

– Купила что хотела?

Мари кивнула.

Да, подруга, выглядишь ты не очень. Бледная, как вампир. И трясешься, как наркоманка. Пошли в комнату, а то мне влетит от миссис Поттс за то, что я позволила тебе столь долгую прогулку. – Айви подхватила Мари под руку, и они медленно зашагали в сторону замка.

– Да, мне сейчас не помешает травяной чай и сон, – едва ворочая языком, произнесла Мари.

Странно, что разговор с продавщицей будто вытянул из нее все силы. Да еще это ужасное воспоминание… А теперь голову разрывает мигрень, намекая на то, что скоро Мари вновь явится слово.

Странно, что я не слышала про магазин трав раньше. Потом покажешь. Представляешь, – тут же переключилась Айви, – девчонки жаловались, что еле уговорили родителей не забирать их из университета. Вот до чего дошло!

Айви стала тараторить про пожар, но до Мари долетали лишь обрывки фраз.

«…Твои дни сочтены… кровь и пламя… виновного не нашли… снова в полнолуние…»

– В этом году черт что знает творится в Вэйланде! – заключила Айви. – В первый раз слышу про это общество. Девочки сказали, типа это охотники на ведьм. Ну, тогда весь Вэйланд это «Кровь и пламя», – усмехнулась она. – А ты слышала про них?

Мари мотнула головой. Если сказать правду, придется долго объяснять.

– Разве охотники на ведьм не должны были сгинуть после того, как завершилась инквизиция? – Мари еле набралась сил, чтобы спросить.

Перед ними уже виднелся замок и центральные ворота. Мари уже сто раз пожалела, что поддалась злости и отправилась в магазин. Теперь каждый шаг казался ей подвигом.

А еще эти мысли, сводящие с ума: «Тебе здесь не место. Тебе здесь не место».

– Инквизиция инквизицией, но это же Вэйланд. Здесь сжигали ведьм и позже… В последний раз, кажется, в семидесятых годах.

– Двадцатого века? – опешила Мари.

– Ага.

Мари еще сильнее повисла на руке подруги. Ведьмы не боятся, ведьмы бесстрашные, но правда в том, что Мари не такая сильная, как ее мать.

– Конечно, это был самосуд и «инквизиторов» потом посадили, но здесь они остались героями. Если интересно, думаю, в архиве библиотеки можно найти газеты того периода.

– Господи, но ведь это, можно сказать, было совсем недавно…

– Да, жуть, – согласилась Айви.

«Мне здесь не место».

Теперь мысль прозвучала утвердительно. А мигрень, которая тупыми ударами стучала между бровями и по вискам, только подтверждала.

Они шли по двору, и теперь Мари стала замечать косые, испуганные взгляды студентов. Кто-то пытался скрыть их, а кто-то откровенно глазел. Да, новости в Вэйланде разлетаются быстро. Джорджи явно этому поспособствовала. Рассказать, что Мари считают ведьмой, да еще заволокли в темницу и избили, – для нее все равно что наесться меда. Подумать только, за два месяца в Вэйланде у Мари появился заклятый враг, который настроил против нее почти весь университет.

– Мне мерещится или на нас все пялятся? – прошептала Айви.

– Конечно, мерещится, – невесело рассмеялась Мари и закашляла от боли в легких.

Всего лишь ушибы и синяки, а кажется, будто у нее сломана каждая кость.

Они подошли ко входу, и из-за колонны вышел Эллиот, преградив им дорогу. Он встревожено хмурился, и его взгляд пробежался по Мари, словно сканируя.

– Я урывками слышал, что произошло. – Он заложил большие пальцы за ремень джинсов. – Как ты?

– А ты как думаешь? – прошипела Айви.

– Почему ты смотришь на меня, словно это я ее избил? – тут же ощетинился Эллиот.

– Потому что так и есть!

Айви, – Мари предостерегающе сжала ее руку, – не надо. Лучше пойдем в комнату, а то я сейчас упаду.

Они обогнули Эллиота, и Мари даже не посмотрела ему в глаза. Его навязчивое внимание привело к тому, что́ Мари собирается сделать с Джорджи. Если кто и виноват, так это он.

В комнате Мари упала на кровать, а Айви убежала к Монике за чайником, чтобы заварить травяной чай. Рукой Мари нащупала под подушкой заветный блокнот с ручкой и почти на автомате стала зарисовывать на чистом листе слово. Она яростно штриховала бумагу, стараясь поскорее покончить с «даром», чтобы избавиться от головной боли. Стоило ей вывести последнюю букву, как мигрень схлынула с нее волной, уступая место облегчению. А на странице красовалось третье слово, явившееся ей в Вэйланде.

Нагая

Мари пролистала блокнот, чьи страницы полнились неясными фразами и словами, применение которым она до сих пор не нашла в своей жизни.

«Это не дар, это проклятье, мама…»

И только здесь и сейчас, в тишине и одиночестве, с губ Мари слетели стихи, а из глаз брызнули слезы горечи, обиды, боли и унижения…

Она отомстит этим закоренелым фанатикам. И Джорджи, и Огненные девы заплатят за все. И даже «Sang et flamme» ей не помешают…

Глава 5
Кровавые слезы

Сколько Мари проспала, не имела понятия, но боль в теле никуда не ушла, наоборот, словно разрослась и превратилась в огромный огненный шар.

Двери с треском распахнулись, и все, что успела осознать Мари, прежде чем ее схватили, то, что Айви нет на месте. А Мари снова тащили по коридору неизвестные люди, и яростные выкрики из толпы оглушали:

– Ведьма! Сжечь ведьму!

Перед глазами заплясали красные круги. Сжечь? Айви же говорила, в Вэйланде запретили самосуд… Где же она?

Происходящее казалось Мари абсурдом. И будто не ее волокли по лестнице, а затем на улицу под порывы холодного ветра. Не ее привязывали к столбу, где еще недавно висело чучело.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – скандировали озлобленные студенты, но, как ни старалась, Мари не могла разглядеть ни одного знакомого лица.

Возле ног уже занялся хворост, огонь начал лизать голые ступни, и к горлу подкатил страх. Из груди вырвался истошный крик. Мари запрокинула голову, вглядываясь в бездонное чистое небо. Умереть в такой погожий день. Какая ирония.

– Мари!

Она услышала среди озлобленных людей знакомый голос, и в надежде заскользила взглядом по толпе, выискивая рыжую макушку.

– Мари!

Айви трясла ее за плечо, вырывая из трясины кошмара:

– Проснулась? Ты извивалась на постели, как уж в кипящей воде. – Она села на свою кровать рядом с Моникой, которая, видимо, заглянула к ним с утра пораньше.

– Правда? – сонно переспросила Мари, просто потому, что надо было что-то сказать.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Моника.

– Как уж в кипящей воде…

– С таким настроением жить будешь, – улыбнулась Айви.

Мари покачала головой и медленно встала. Одеваться было еще больно, но не больнее, чем когда ее избивали.

– Ты сможешь выступать? Особенно после того, что случилось, – вдруг затараторила Моника, и ее темная кожа даже побледнела от напряжения. – Мне надо знать, потому что остается не так много времени, чтобы найти новую актрису и отрепетировать все сцены.

– Хочешь сказать, ты сможешь найти еще одну желающую на роль ведьмы?

Моника натянуто засмеялась:

– Ну, с учетом того, что главный герой Эллиот, возможно, согласится Джор…

Моника ойкнула, получив тычок под ребра от Айви.

– Кхм… Достойная замена. – Мари взялась за расческу и с тоской оглядела потрепанные волосы. Кто к ним только ни прикасался за последнее время. Даже профессор Чейз… При мысли о профессоре по телу побежали мурашки.

– Вообще-то, Моника в курсе, кто тебя избил, – с нажимом произнесла Айви, укоризненно глядя на подругу. – Но не верит.

– Не то, чтобы не верю. Просто в это сложно поверить, в принципе, – отвертелась Моника и переплела пальцы.

– Они считают меня ведьмой. Помимо ревности, это достойная причина для травли в Вэйланде, – съязвила Мари.

Она расчесала волосы и вздрогнула от воспоминания, как безжалостно с ними обращались. В них текла ее жизненная сила, и чем больше чужих рук к ним прикасались, тем слабее становилась Мари.

Не надо обобщать. – Айви скрестила руки на груди и нахмурилась. – Во-первых, надо быть идиотом, чтобы принять тебя за ведьму. А во-вторых, ведьм больше нет, – словно молитву произнесла она и встала. – Пошли в столовую, а потом я проведу тебя в кабинет вице-канцлера. Мисс Кэролл хочет с тобой поговорить о случившемся.

Взгляды Мари и Айви пересеклись, и почему-то Мари показалась, что встреча с руководством университета ничем хорошим лично для нее не закончится.

Мари представляла вице-канцлера университета иначе. В голове сформировался образ низкорослого лысоватого мужчины, обязательно в очках. Поэтому когда из-за стола встала изящная и тонкая, как ветвь дерева, темноволосая женщина в черном платье, которое идеально подошло бы жене Дракулы, Мари слегка опешила.

– Добрый день, мисс Бэсфорд. Присаживайтесь. – И мисс Кэролл указала на кресло.

– Добрый день, – пробормотала Мари и послушно села, зажав ладони между коленями.

– Примите мои сожаления. – Мисс Кэролл поморщилась, и уголки ее губ потянулись вниз. – Этот год печалит меня все больше. Сначала самоубийство той бедняжки, теперь ваше похищение…

Она осталась стоять, тяжело опираясь руками о стол. По лицу мисс Кэролл было сложно определить ее возраст. Ненавязчивый макияж, укладка. Шею скрывает высокий воротник. Ухоженная женщина. И Мари ни за что бы не догадалась, что ей уже сорок пять.

– Вы не могли знать, что такое случится.

– А должна была! – сурово возразила мисс Кэролл.

– Странно, что она так и не вышла замуж. Да, ее сложно было назвать красавицей, которые улыбались со страниц журналов. Но ее бледная кожа и черные волосы, ярко-алые губы, ястребиный взгляд все это создавало образ вамп-женщины, перед которой невозможно устоять.

– Мисс Бэсфорд, расскажите, что вы помните? Вы узнали нападавших?

Мари покачала головой:

– К сожалению, мне нечего добавить к тому, что я уже рассказала медсестре. На них были алые мантии, а лица скрывались под капюшонами.

Огненные девы! Они позорят честь нашего университета! – Вице-канцлер ударила кулаком по столу. По просторному кабинету пролетело гулкое эхо. – Они сами выдадут мне зачинщиков, иначе я расформирую их колледж.

Грудь мисс Кэролл тяжело вздымалась, а ногти скребли полированную поверхность стола. Мари даже не ожидала увидеть такой праведный гнев.

– Вы ведь играете роль ведьмы в спектакле? – вдруг уточнила мисс Кэролл.

Мари осторожно кивнула.

Видимо, это и послужило причиной их ненависти, – задумалась вице-канцлер. – Вы будете писать заявление в полицию? – Взгляд стал пронзительнее.

Конечно, она не хотела огласки. Как и Мари. В этом их желания совпадали. Ведь, чем больше внимания, тем тяжелее скрывать свою суть.

Мари коротко качнула головой, и мисс Кэролл слишком шумно выдохнула:

– Тогда не буду вас задерживать, Мари. Вам следует отдыхать. Я свяжусь с вашим отцом, и мы выплатим компенсацию в качестве наших извинений.

Мари встала. Женщина, которая, по сути, и взращивала ненависть к ведьмам, к не таким, как все, казалась даже слишком адекватной.

– Спасибо. – Мари развернулась к двери и наткнулась на портрет женщины с чашей в руке. – Это… – она недоуменно обернулась, – Цирцея?

Мисс Кэролл вышла из-за стола, размеренно стуча каблуками по паркету:

– Понимаю, о чем вы. – Она остановилась рядом и сложила на груди руки. Ее взгляд потяжелел, между бровями залегла складка. – Портрет ведьмы в моем кабинете. Это чтобы помнить, кто твой враг.

Адекватность вице-канцлера рассыпалась в прах. Даже не будь Мари ведьмой, она бы все равно не приняла культ ненависти в Вэйланде. Ненавидеть, потому что так положено. Потому что так сказали на лекциях, внушили на практических занятиях. Пропаганда ненависти к другим людям – вот что это такое. И ведьмы здесь ни при чем.

– Понятно, – пробормотала Мари, и взгляд зацепился за перстень на среднем пальце мисс Кэролл. Внушительная печатка с выгравированным на ней язычком пламени.

В голове зашевелились воспоминания: нечто похожее она уже видела. Но вот где и на ком?

Мари попрощалась с вице-канцлером и, выйдя в коридор, столкнулась нос к носу с профессором Чейзом. Дыхание перехватило, но все, что она смогла выговорить, это короткое: «Здравствуйте».

Профессор кивнул, улыбнулся и вошел в кабинет, слегка коснувшись рукой плеча Мари. Вот и все. Словно они незнакомы. Словно это не он ее спас.

За спиной закрылись двери, отрезая от Мари удушающую атмосферу наигранной благожелательности вице-канцлера.

Недели потекли незаметно. Мари залечивала раны и прокручивала в голове план мести, не зная, решиться ли на него или нет. На лекциях она старалась не высовываться, на практических занятиях – отмалчиваться. Джорджи тоже пропала. До Айви дошли слухи, что та «свалилась» с температурой и уехала на время к родителям в город. Видимо, выбрала наилучшую тактику – затихнуть, пока буря не уляжется.

На Мари почти перестали коситься, и ее скандальная известность сошла на нет. Кому интересна жертва травли, когда ее перестали травить?

Отец даже не позвонил. Хотя мисс Кэролл наверняка выплатила ему компенсацию. Мог бы хоть спасибо сказать.

Единственное, что терзало Мари, – тот факт, что она до сих пор не поблагодарила профессора Чейза, а его лекции вовсе стала пропускать. Она сама не могла объяснить свое поведение.

После лекции по иностранной литературе, она, задумавшись, не заметила, как поднялась в восточную часть замка, где в башне располагался кабинет профессора.

Мари огляделась и невольно прикусила нижнюю губу. Здесь даже обои выглядели потертыми и уставшими от жизни. Кажется, сюда редко захаживали студенты, потому что весь этаж был отведен под кабинеты преподавателей.

«Нет».

Мари решительно мотнула головой. Она не готова ко встрече с профессором Чейзом. Она не готова к своим чувствам. Достаточно того, что Мари думает о нем днем и ночью…

Она не успела развернуться. Горячая, сильная ладонь закрыла ей рот, а вторая рука обвилась вокруг тела, зажав в стальной капкан.

Мари не могла даже дернуться. Сердце встрепенулось, и в голове пронеслась отстраненная мысль: «Опять?»

А затем над ухом раздалось:

– Ты должна исчезнуть. Уезжай из Вэйланда и никогда не возвращайся.

От шипения незнакомца по телу пронеслись ледяные мурашки, и Мари попыталась вырваться из тисков, но хватку невозможно было разжать.

– Уезжай! Иначе ты погибнешь.

На лестнице, ведущей в восточную башню, послышались шаги, и через мгновение в коридоре показался профессор Чейз. Сначала его глаза расширились от шока, а затем он прытко, без единого звука, бросился к Мари, но незнакомец швырнул ее прямо в его объятья. Она не удержалась на ногах и повалилась на пол, утянув за собой Уильяма. Он было дернулся, чтобы кинуться за неизвестным, но тот уже исчез. Как будто растворился в стенах замка.

Мари лежала на полу, ее локоны разметались вокруг головы и частично закрыли горящее от испуга и смущения лицо. Профессор Чейз оказался сверху, опираясь на руки. И не сводил с нее пристального взгляда:

– Как ты? – прошептал он и легким касанием убрал волосы с лица Мари.

Она глубоко вздохнула, и трепет пронзил ее, будто электрический ток, от макушки до пальцев ног.

– Нормально… – больше Мари ничего не смогла выговорить.

Уильям кивнул, продолжая смотреть ей в глаза. Мари все ожидала, что он вот-вот испугается и отпрянет, но этого не происходило. Перед тем как подняться, он на секунду прикрыл веки, словно собираясь с силами, а затем встал и притянул Мари к себе.

– Вы не ранены?

Мари покачала головой и потерла ладони, которые вдруг стали ледяными. На тыльной стороне правой руки темнел недавно заживший порез.

– Тогда предлагаю выпить чая в моем кабинете и обсудить случившееся, – произнес Уильям, и Мари, наконец, услышала в его голосе смущение.

В кабинет профессора Чейза, который находился в башне, они поднимались по винтовой лестнице. Внутри оказалось уютно: запах старинных книг, парфюм с морскими нотками, клякса чернил на пергаментной бумаге, картины в багетных рамах, кресла с потрескавшейся от времени кожей и арочные окна, пропускающие узкие полоски света.

Пока Уильям заваривал чай и разливал его по антикварным чашкам с позолоченными краями, Мари застыла возле одной из картин. На ней рыжеволосая девушка с точеным профилем стояла на коленях возле рыцаря в доспехах. Она держала его за руку и взглядом молила о чем-то, что было известно только им двоим.

– «Ламия и солдат», Джон Уильям Уотерхаус. Одна тысяча девятьсот пятый год, – произнес за ее спиной Уильям.

Знаю, – кивнула Мари. – Ламия была любовницей Зевса, потому Гера отомстила ей, превратив Ламию в змееподобное существо, которое могло превращаться в прекрасную девушку, чтобы соблазнять мужчин и пить их кровь.

– Да вы и правда разбираетесь в живописи! – восхитился Уильям.

Мари заглянула ему в глаза и тут же отвела взгляд:

– Да, мне нравится изучать картины. Когда я на них смотрю, то мне кажется, что я… дома. А реальная жизнь для меня – все равно что поход в гости.

– Вы знаете, кто на вас напал? – Вопрос Уильяма оказался столь неожиданным, что некоторое время Мари не могла думать ни о чем, кроме как о синих глазах профессора.

– Нет. Наверное, в Вэйланде такая мода пошла – нападать на меня. – Мари усмехнулась и коснулась щеки, на которой еще виднелись царапины от ногтей Джорджи. – Я уже и привыкла.

– Это не смешно. – Уильям прищурился. – Он вам что-то сказал?

Мари уже собралась ответить, но запнулась. Если признается, то лишь встревожит Уильяма. А уезжать она точно не собирается.

– Что-то прошипел про мою роль в спектакле. Теперь я поняла, почему никто не соглашался играть ведьму. Вот из-за таких индивидуумов. – Она потерла переносицу, разглаживая сердитую морщинку. – Знаете, я шла поблагодарить вас за то, что вы спасли меня в прошлый раз. А в итоге вы спасли меня снова. Боюсь, теперь я ваша вечная должница. – Она засмеялась, а потом неловко умолкла, когда Уильям даже не улыбнулся.

Вместо этого он, казалось, жадно впитывал ее смех.

– Я не скажу мисс Кэролл о произошедшем, если вы пообещаете, что будете осторожны. И перестанете ходить в одиночестве. А в случае чего обязательно обратитесь ко мне за помощью. – Он порывисто коснулся ее плеча.

Горячие пальцы обжигали даже через вязку свитера. Мари только и смогла, что кивнуть. Почему-то на профессора Чейза не действовал ее взгляд, но вместо того чтобы обрадоваться, она чувствовала себя обнаженной.

– Чаю? – непринужденно предложил Уильям, и Мари с радостью опустилась в кресло. Ноги окончательно ослабли.

Она впервые пила чай с молоком из позолоченного сервиза, с кусочками сыра с плесенью.

– Я поклонник «Рокфора», – признался Уильям. – Обычно его подают к вину, но я его ем в таких количествах, что давно бы спился. – Он улыбнулся. – Приходится заменять чаем.

«И почему у него такая красивая улыбка?»

Уильям потянулся к сахарнице, и Мари заметила цепь в расстегнутом вороте рубашки. Цепь, на которой висел уже знакомый перстень.

Неприятный холодок пробежался по спине. Теперь она вспомнила, где видела кольцо, как у мисс Кэролл.

– А какое еще творчество, кроме живописи, вам импонирует?

Витиеватый вопрос Уильяма заставил Мари смутиться еще больше.

– Поэзия. – Она крепко обхватила ладонями кружку.

– Если честно, я знал. – Уильям откинулся на спинку кресла. Правой рукой он лениво помешивал ложкой чай, и тихое монотонное позвякивание убаюкивало.

– И ждали, что я признаюсь?

– Я был готов пытать вас, пока не выбью признание.

Мари улыбнулась:

– А теперь ждете от меня декламацию?

Уильям вновь подался вперед и переплел пальцы, словно опасаясь, что может снова дотронуться до Мари.

– Очень, – прошептал он.

Сердце Мари снова забилось с удвоенной силой, а губы бессознательно зашевелились, словно только и ждали, когда Уильям попросит об этом:

Глаза Уильяма потемнели, он склонился к Мари. Он был так близко, его дыхание обжигало горячим дуновением, и трепетная дрожь сдавливала горло. Лицо Уильяма все приближалось, и Мари могла разглядеть четко очерченные губы, наверняка теплые; маленькую родинку возле правого уголка рта; тонкий, едва заметный шрам на подбородке. Ее окутал морской аромат, захватил в свои магические объятия. Сердцебиение замедлилось.

Волшебство растворилось, как утренняя пелена тумана. Он резко отстранился от Мари и встал, засунув дрожащие руки в карманы брюк. Мягкий, чувственный Уильям вдруг превратился в холодного профессора Чейза.

– Простите, Мари, но вам лучше уйти. У меня много работы.

– Много работы… – глухо повторила она.

Заторможенными движениями она медленно поставила чашку с недопитым чаем на блюдце и поднялась на онемевшие ноги.

– До свидания, профессор Чейз.

Он кивнул, не глядя при этом на Мари. Ледяная стена, которую он возвел между ними за считанные секунды, казалась нерушимой. И лишь перед тем как Мари открыла дверь, он холодно бросил:

– Не забудьте про свое обещание, мисс Бэсфорд.

Мари стиснула металлическую ручку и молча вышла.

Бал первокурсника ждали многие, особенно спектакль, где должны были сжечь ведьму.

Мари выглядывала из-за кулис. Свет софитов слепил, поэтому полный зал сливался в темное однотонное пятно. Она могла разглядеть лишь преподавателей, которые сидели на первом ряду. Среди них вице-канцлер Кэролл, профессор Чейз. На секунду их глаза встретились, хотя он никак не мог узнать Мари, и она поспешно отступила.

Привычного волнения, как перед выступлением, не было. Вместо этого на Мари нахлынуло жуткое чувство дежавю, от которого кружилась голова. Поэтому, когда настал черед выйти на сцену, Мари словно слилась с ролью. Осталась лишь героиня – Мелисса.

Эллиот играл безупречно. Помощник инквизитора Ноэль, влюбленный в юную ведьму, очень правдоподобно изображал страсть. В середине спектакля он притянул Мелиссу к себе и поцеловал. А затем пытался углубить поцелуй, за что Мари слегка прикусила ему язык. Все-таки она не до конца растворилась в своей героине. Эллиот даже не скривился. Профессионал, что сказать.

И вот близился финал. Инквизитор Люциус, которого играл чернокожий третьекурсник, казнил Ноэля, а Мелисса наслала на Люциуса проклятье слепоты. Мысленно она смеялась, потому что по сценарию надо было махать руками и бубнить заклятия. Ведьмы так не колдуют. Они не могут использовать слова, иначе никакое общество «Sang et flamme» им было бы не страшно.

Но спектакль на то и спектакль. И все же Мари не покидало чувство, что все не так. Что сценарий врет и все было иначе. Был другой Люциус. Зеленоглазый, улыбчивый. Был другой Ноэль – страстный и принципиальный. И была другая Мелисса. И не только она. Был кто-то еще…

Спектакль завершился. Мари сыграла главную роль с блеском, но в последней сцене едва не лишилась сознания. Алые шелковые ленты, поддуваемые снизу, извивались вокруг Мари, когда ее привязали к столбу. А она кричала от настоящей боли и чувствовала запах собственной горелой плоти. Он горькой пленкой осел в горле, ни сглотнуть, ни смыть; в носу стоял едкий дым, выжигающий глаза.

Зрители были в восторге от актерского мастерства Мари, и никто не догадывался, что она не играет. Как во сне, она поклонилась и ушла со сцены. А теперь она пряталась в гримерной, сгорая от стыда и омерзения к себе. Мама учила ее быть сильной ведьмой, а она чуть не умерла от страха.

– Все закончилось, все закончилось, – шептала Мари.

В ушах звучал гром аплодисментов. Ей хотелось, чтобы он стих, но грохот становился громче. Как бой барабанов, который преследовал Мари с первого дня появления в Вэйланде. От шума, казалось, вот-вот лопнут перепонки и кровь потечет из носа. Пульсация в висках стала невыносимой, давление ударило по глазам, и Мари крепче обхватила колени, забиваясь в угол гримерной. Под пальцами скользила холщовая ткань серого савана, голые ступни мерзли на холодном полу.

Хохот, последовавший за стихотворением, Мари узнала бы даже пьяная, даже в бреду. Злость, которая взорвалась в мозгу, опалила сознание, затмевая разум.

– Джорджи, – прошипела она.

В гримерной раздались хлопки, и вешалка с одеждой отъехала в сторону. Последняя разделительная линия между ними исчезла.

– Как тебе моя декламация «Макбета»? Шекспир был бы доволен. По крайней мере, наш профессор по классической литературе поставил мне высший балл. – Джорджи самодовольно улыбнулась. Кончики ее волос на этот раз были выкрашены в синий, под цвет кожаного платья на тонких бретельках.

Мари встала с пола и гордо расправила плечи. Но как она ни пыталась поймать взгляд Джорджи, та ловко ее избегала. Она то смотрела на настольную лампу в зеленый горошек – единственное освещение в гримерной, то разглядывала серебряные пайетки на одном из костюмов. Изредка Джорджи пробегалась глазами по Мари, но так быстро, не дольше секунды.

– Не хватает искренности, – заметила Мари холодно.

Джорджи скривилась:

– Конечно, до тебя мне далеко, ведьма Мелисса. Ох, прости, – она наигранно прикрыла пальцами рот, – Мари. Перепутала имена.

Не страшно. Мне даже нравится имя Мелисса, особенно когда меня так зовет Эллиот. – Мари криво ухмыльнулась.

Джорджи порывисто дернулась в ее сторону, но вовремя остановилась. Она обхватила себя за плечи, а лицо покрылось багровыми пятнами. Ноздри яростно раздувались. Взглядом она упорно прожигала дыру между ключицами Мари, ни сантиметром выше.

– Тебе здесь не место, – ледяным тоном сообщила она. – Я надеялась, ты это поймешь после того, что с тобой случилось.

– Ты про экскурсию в темнице? Спасибо, было занимательно. Некоторые синяки до сих пор не прошли.

Гнев ядовитой струей перетек от Джорджи к Мари, и теперь уже она едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в крашеные волосы противницы.

– Тебе придется смириться, Джорджи, что я никуда не денусь, – тихо добавила она.

– Тогда верни мне Эллиота! – взвизгнула Джорджи и саданула кулаком по шаткому столу, за которым Мари наносила грим перед выступлением.

– Он не вещь, чтобы его возвращать.

– Он мой!

– Видимо, Эллиот не в курсе, – фыркнула Мари.

Она понимала, что каждым словом провоцирует Джорджи, но ей этого хотелось. Мари хотелось, чтобы та набросилась на нее и она смогла бы выпустить бушующий страх, который остался внутри нее после спектакля.

– Ты не понимаешь… – вдруг прошептала Джорджи, и ее лицо скривилось, будто она съела целый лимон.

– Ты права. Я не понимаю твоей одержимости Эллиотом. Парень бросил тебя, смирилась бы и жила дальше. А ты ползаешь за ним и донимаешь каждую девушку, на которую он посмотрит.

– Ты никого не теряла! Ты никогда никого не теряла! – заорала Джорджи и, забывшись на короткое мгновение, заглянула в ее глаза.

В глазах Джорджи Мари увидела потерянного, запутавшегося ребенка, который сам не знал, чего хотел.

– Откуда ты знаешь? – За спиной Джорджи раздался голос Айви. Через приоткрытую дверь до них донеслась ритмичная танцевальная музыка. – Каждый человек кого-то терял, чем ты лучше других, Джорджи?

Айви обошла ее и встала рядом с Мари, обняв рукой за плечи.

– Не влезай, Айви. С тобой мы все решили еще в прошлом году, – процедила Джорджи.

– Вот поэтому я и влезаю, потому что была на месте Мари. Хотя в этот раз ты превзошла саму себя, Древняя, связавшись с Огненными девами.

Айви, я справлюсь… – начала Мари, но та ее перебила:

– Не сомневаюсь.

– Эта наша с Мари битва! – Джорджи шагнула было к Айви, но все же побоялась подходить слишком близко. Зато ей в глаза смотрела без страха.

– Как пафосно. – В гримерную бодро вошла Моника и, толкнув Джорджи плечом, встала по другую сторону от Мари. – Вашей битвой это перестало быть, когда ты приплела Дев. Так что, если тебе нужна Мари, сначала разберись с нами.

Мари от неожиданности уткнулась взглядом в пол. Веки защипало, в горле встал ком.

– Вы даже не представляете, кого покрываете, – прорычала Джорджи.

– Проваливай, Древняя. А то от твоих монологов уже тошнит, – усмехнулась Айви.

Джорджи смерила их презрительным взглядом и вышла, громко хлопнув дверью.

Мари выдохнула и засмеялась. От недавнего страха, вызванного приступом дежавю, не осталось и следа.

– Ты чего, кукушка съехала? – Моника подозрительно посмотрела на Мари.

– Ага, от усталости, – солгала она и улыбнулась.

Мари побоялась сказать правду. Сказать, что теперь она знает, что такое дружба.

Безумные сны не давали спать. Мари проснулась посреди ночи и уже час лежала в темноте, глядя, как на потолке шевелятся лунные тени от ветвей деревьев.

Снилось, что она бродит вокруг Вэйланда и ищет окно в восточной башне. Ищет предателя. А все ее нутро сгорает от жажды мести. Это чувство, когда каждая клеточка тела превращается в маленький фитилек и тлеет бесконечно долго – невозможно назвать по-другому. Жажда крови.

Мари перевернулась на бок и положила ладони под голову. В ее чемодане прятались засушенные травы ромашки и календулы. Они помогли ей залечить телесные раны, но семена клещевины Мари покупала с другой целью. Чтобы отомстить.

Черт, она ведь так и не занесла Тине деньги! Столько всего приключилось. Голоса, Огненные девы, угрозы неизвестного, приступ дежавю на сцене…

Особенно имена: Ноэль и Мелисса. Когда она слышала их, каждый раз умирала внутри. Иногда хотелось закричать – прекратите! Но все и без того считают Мари странной. А кто-то вроде Джорджи и вовсе ведьмой.

Глаза стали смыкаться, и в полудреме Мари послышалось тихое далекое пение:

Да, все верно. Она не одна. С ней души ведьм, умерщвленных в Вэйланде четыреста лет назад. С ней мама.

Мари уже не понимала, кому принадлежат последние мысли. Они продирались сквозь густой сон, который окутал ее плотным покрывалом, заглушая звуки реальности и погружая в другой мир.

Напомни мне, зачем я поступила на исторический факультет? – Рядом с Мари на уличную скамью, которой недавно обновили цвет красного дерева, упала Айви. У нее в руках была стопка книг с настолько потрепанными обложками, что Мари боялась предположить их возраст.

Она плотнее запахнула клетчатое пальто. Приближался конец октября, Хэллоуин, и одновременно с этим уходили последние теплые дни. Вот и сегодня из-за перистых облаков выглянуло слепящее солнце, и Мари почти час нежилась в его лучах, но прохладный юркий ветер начинал побеждать.

– Потому что ты жить не можешь без истории, – не задумываясь, ответила она.

– А ты? – Айви поправила на рыжих волосах кокетливый берет в черную клетку и посмотрела на Мари, прищурив травяные глаза, подведенные коричневым карандашом.

Они сидели во внутреннем дворе недалеко от помоста с чучелом ведьмы. И студенты, проходившие мимо Мари, уже не так на нее глазели, как месяц назад, когда она стала жертвой Огненных дев.

– Не знаю, – пожала плечами Мари. – Отец выбрал университет за меня, а факультет… – Она нервно рассмеялась. – Как-то само собой решилось, хотя до поступления в Вэйланд я думала о получении более земной профессии. Бухгалтер, финансист… Что-то связанное с офисом и максимальной удаленностью от людей.

– А вместо этого ты поступила на кафедру «Классики и Древней истории» и станешь преподавателем, ну или сможешь работать в музее, например гидом! – подытожила Айви. – У тебя логика похлеще, чем у моей тетушки, которая пьет чай без заварки и все же называет это чаем, а не горячей водой.

Мари засмеялась, а Айви похлопала ладонью по книгам:

– А ты знаешь, что после учебы, если ты закончишь с отличием, то сможешь остаться в Вэйландском университете преподавать? Если не ошибаюсь, профессор Чейз так и затесался здесь.

Мари перестала улыбаться, в груди странно защемило:

– Теперь знаю. Но… – она задумчиво посмотрела на замок, – вряд ли мне здесь место.

– Ты про Огненных дев? Да пошли их куда подальше. С ними бесполезно воевать, они, считай, элита, как и Древние. Поэтому лучше всего держаться от них на расстоянии.

– А мисс Кэролл сказала, что расформирует их колледж, если они не выдадут зачинщика. – Мари нахмурилась, а ошеломленный взгляд Айви и вовсе ее напугал.

– Бред! Она же сама их и создала. Ни за что не поверю, что мисс Кэролл расформирует свое детище. Так что забудь про них. А на досуге мы с тобой оправимся на экскурсию в Вэйланд, и ты поймешь, какой это прелестный город.

– Ты права, я еще не гуляла по окрестностям города. Кстати, – Мари выпрямилась на скамье, – все забываю занести в магазин деньги за травы.

– Из которых ты делаешь свои настои?

– Да; сходим?

Айви пожала плечами и раскрыла верхнюю книгу на первой странице:

Почему бы нет. Только занесу эту стопку в нашу комнату. – Она перелистывала страницы, и с ее губ слетел тяжелый вздох. – Тему мне дали, конечно, шикарную. Но я не смогла отказать профессору Чейзу. Он такой душка… – Тяжелый вздох перерос в мечтательное придыхание.

Мари вздрогнула.

– Не знала, что тебе нравится профессор Чейз… – Под ребрами закололо.

Айви и Уильям? Уильям и Айви?

Стоило представить их вместе, как становилось трудно дышать.

– Да, я разве не рассказывала? Когда мы расстались с Эллиотом, именно внимательное отношение профессора Чейза помогло залечить мои раны. Скажу по секрету, – Айви наклонилась к Мари, и она заметила на ее щеках нежный румянец, – в этом году он даже стал приглашать меня к себе в кабинет. Мы часто с ним разговариваем обо всем на свете! – Она хихикнула, как школьница. – Конечно, отношения между преподавателем и студенткой порицаются, но мне осталось чуть больше двух лет, и потом эта преграда исчезнет.

Мари замутило. Перед глазами пронеслась последняя встреча с Уильямом, его нежные прикосновения, заботливый взгляд… Оказывается, он был внимателен не только к ней.

– Так что за тема доклада? – проскрежетала Мари.

Во рту пересохло, а сердце подступило, казалось, к самому горлу. Почему ей так больно? Она ведь не влюблена в него, вовсе нет… Но сейчас ее словно резали на кусочки. Кто их потом склеит обратно?

Ну, коротко говоря, про то, как изменились психбольницы за последние два столетия. – Айви поморщилась. – Тема та еще, но мы же изучаем историю. – Она закатила глаза.

Положила наверх вторую книгу и стала листать ее. Это оказался сборник фотографий, сделанных когда-то в психбольницах. На них были запечатлены либо врачи, либо больные, либо те и другие вместе. Лаконичные надписи под фотографиями давали минимум информации.

– И правда, тема впечатляет. – Мари постаралась выбросить из сердца обиду, которой не могла найти причину, и сосредоточилась на фотографиях.

Смотри, а это приют в Германии для душевнобольных людей. Девятнадцатый век. – Айви ткнула пальцем в черно-белую фотографию мрачного двухэтажного дома с одинаковыми маленькими окнами, больше напоминающими бойницы.

Когда смотришь на старинные фотографии, охватывает странное чувство потери, – задумчиво произнесла Мари.

Айви продолжала листать альбом, и на страницах замелькали человеческие лица. Эти люди когда-то жили, любили, страдали, смеялись и плакали. А теперь от них остались лишь фотографии – и ни имен, ни фамилий, ни прозвищ…

Они в полном молчании разглядывали черно-белые снимки, пока Айви не перелистнула очередную страницу и они одновременно прильнули к ней, пораженно разглядывая.

– Ты видишь то же, что и я? – просипела Айви.

Мари прикоснулась дрожащими пальцами к фотографии и нервно сглотнула. Кислород словно исчез, грудь болезненно сжалась, а между лопатками щекоткой побежал холодный пот.

– Мне кажется, это совпадение. – Ее голос дрожал, выдавая неуверенность.

– Совпадение? – Айви уставилась на Мари. – Нет, подруга, это никакое на фиг не совпадение. И ты точно знаешь, что это такое!

Они смотрели друг на друга, и Мари не знала, что ответить.

Российская империя, 1913 год

Ветер рвал подол льняного платья и остужал кожу под лучами солнца. Люба придерживала одной рукой кокетливую шляпку, не доверяя синим лентам, а второй крепко вцепилась в поручень на борту корабля. Между ногами она зажала кожаный саквояж с потертыми боками – все ее вещи. А взглядом буравила приближающийся порт. Господи, еще немного, и она дома!

Полгода на чужбине дались ей тяжело. Германия приняла Любу не так радушно, как она надеялась. Ее беспрестанно преследовало чувство, что она что-то забыла, упустила, недоглядела… Но как Люба ни пыталась вспомнить, ее память напоминала болото, в котором чем больше дергаешься, тем сильнее оно тебя засасывает.

Но стоило кораблю «Ясный полдень» войти в Финский залив, как всякое беспокойство отступило и Люба задышала легче. Она дома. Работа выполнена. Все хорошо.

Если бы не одно «но»…

Люба чувствовала на себе его взгляд, даже когда не видела его самого. Она знала, что он следит за ней с самой Германии. Еще до того, как Люба села на корабль, а потом и во время плавания. Она не знала, кто он. Лишь мельком видела стоптанные ботинки и залатанный черный костюм, спутанные грязные волосы и взгляд, продирающий до костей.

Люба старалась о нем не думать. Главное, добраться до начальства. Возможно, соглядатая приставили они, чтобы убедиться в ее преданности и безопасности. Да, именно так.

Она с облегчением вздохнула, когда нашла объяснение странной слежке. Неопрятный незнакомец – часть ее работы.

Люба оглядела палубу, но нигде его не увидела.

Когда корабль, наконец, пришвартовали в порту, Люба сошла на берег, где в суете русских лиц и родной речи выдохнула с облегчением. Она крепко сжала ручку саквояжа и стала пробираться через толчею. На нее пахнуло рыбной вонью, перегаром и дешевыми женскими духами. Ветер усилился, и солнце спряталось за бугристыми облаками, которые неспешно наливались синевой.

Люба пробилась сквозь толпу, и среди высоких вычурных домов родного Санкт-Петербурга ветер уже не так бил по ногам и гнал в спину. Сначала Люба хотела пойти в доходный дом, где начальство снимало ей квартиру, но потом решила идти сразу к ним. Шифровки на листах желтоватого цвета, которые она прятала в саквояже, казалось, могли прожечь его насквозь.

Люба посторонилась, пропуская карету, и невольно залюбовалась грацией пегих лошадей. И вдруг снова ощутила на себе пронзительный взгляд. Оглянулась. Так и есть – поодаль стоял тот самый незнакомец, который за неопрятностью скрывал молодую внешность. Люба быстро перебежала через дорогу, запачкав подол и кожаные туфли грязью из дождевых луж, и постаралась запутать следы. Свернула с главной дороги во дворы, ускорила шаг, стараясь не привлекать к себе внимания.

Грозовое небо Санкт-Петербурга хмуро наблюдало за ухищрениями Любы. То она пряталась в арке, то выбегала на дорогу, стремясь отрезать преследователю путь вереницей телег и чахлых лошадей. Когда Люба увидела неприметный одноэтажный дом, она чуть не позабыла оглядеться, чтобы убедиться, что незнакомец отстал.

Она потянула на себя скрипучую дверь и зашла в прихожую, где пахло свежими вениками, подготовленными для бани, и хлебным квасом. Лицо мигом отогрелось, и Люба только сейчас поняла, насколько на улице сыро и промозгло, несмотря на позднюю весну. И насколько она устала от долгого-долгого пути.

Люба стянула шляпку и прошла внутрь, на звук голосов. Какое счастье, что Резников здесь. Он писал, что будет находиться в штабе по ее прибытии в Санкт-Петербург, но корабль задержался из-за шторма, и Люба переживала, что разминется с начальником. Все бы ничего, но она не могла отрицать того, что боялась преследователя.

– Николай Петрович. – Люба без стука ворвалась в комнату и смущенно застыла на месте.

Сообразила, наконец, что она выглядит не так, как хотелось бы. Светлые волосы потеряли блеск из-за мытья куском мыла во время плавания, платье мятое и застиранное. Все ее наряды прибудут позже, и ее нынешний внешний вид весьма удручающ.

Люба уронила саквояж на пол и нервно потянула себя за косу, стараясь сохранить самообладание. Не пристало агенту разведки Российской империи краснеть, как девице.

Николай Петрович, обаятельный черт с густой копной волос, в два раза старше Любы, широко улыбнулся и мимолетно кивнул своему напарнику, чтобы тот вышел. А ведь всего мгновение назад они склонялись с ним над картами, расстеленными на деревянном столе, на краю которого догорала керосиновая лампа.

– Милая, милая Любава, не смотрите на меня так, будто я – враг Государя нашего. Этот ваш прыткий взгляд, никак не привыкну. – Он ласково пожурил ее и приобнял за плечи. – Ба, да вы только с дороги и сразу сюда! Так не пойдет. Садитесь, садитесь, сейчас чаем с сушками угощу.

Николай Петрович усадил Любу в угловое кресло, застеленное красным ковром, и поставил на печь железный чайник. Проворно скатал карты, и вскоре на столе появилось варенье из крыжовника, сушки и две гигантских кружки.

– Отчет принесли? Как плавание, гладко прошло? – Николай Петрович разлил чай и пододвинул к Любе соседнее кресло. – А вы похорошели, душа моя, за эти полгода. – Он ласково улыбнулся.

Люба приняла у него из рук кружку и вперилась взглядом в коричневую жижу, которую Резников звал чаем. Пахло мелиссой и сладостью. А Люба еще не до конца могла поверить, что она вернулась.

– Ну, так что с отчетом? – Николай Петрович вскинул брови, когда молчание затянулось.

– Да, да. – Люба порывисто вернула нетронутый чай на стол и метнулась к саквояжу. Достала драгоценную стопку желтоватых листов и протянула начальнику. – Плавание прошло почти хорошо. Небольшой шторм задер…

Она умолкла, потому что Николай Петрович углубился в изучение документов, нетерпеливо листая зашифрованный привычным образом отчет и довольно мурлыкая себе под нос.

Люба понуро села и наконец отпила из кружки крепкий чай.

В течение полугода Люба кропотливо записывала любую информацию, что смогла разузнать. Мобилизационная готовность железных дорог, расположение складов боеприпасов, амуниция немецкой армии, местонахождение оборонительных сооружений…

– Николай Петрович, за мной слежка от самого Берлина, – тихо призналась она, уже не надеясь вернуть внимание начальства.

Но Николай Петрович тут же встрепенулся и впился взглядом в Любу:

– Кто?

– Не знаю, какой-то неопрятный молодой человек. Он не подходит близко, но он был со мной на корабле, а до этого я столкнулась с ним в Берлинском порту. И сегодня он преследовал меня, но мне удалось оторваться.

– Это все очень-очень нехорошо. – Николай Петрович задумчиво поскреб пальцем подбородок. – Я бы тебя спрятал, душенька, на время в деревню, но мне надо, чтобы завтра ты была на балу у графини Метляевой. Все переживал, что ты не успеешь…

– У графини?

Люба на мгновение задержала дыхание, сердце ухнуло вниз. Снова работа.

– Надо, чтобы ты вошла к ней в доверие, – бормотал Резников скорее сам себе, чем Любе. – Но ничего, я приставлю к тебе охрану, а сегодня сам тебя провожу. Мы со всеми бедами справимся, и с твоим преследователем разберемся. – Он отложил отчет в сторону и погладил Любу по плечу. – Все будет хорошо.

Но почему-то ей в это не верилось.

Российская империя, 1913 год

В салоне графини Метляевой было душно, шумно и утомительно. Грампластинки сменяли одна другую, и бальная зала наполнялась то звуками кадрили, то польки, то вальса. Мимо Любы сновали женщины в искрящихся платьях, а мужчины прели в пиджаках. Кто-то даже, наплевав на моду, пришел в сюртуке, но публика у графини собралась столь разношерстная, что Люба терялась.

Она старалась не думать, что персиковое платье, которое выделило ей начальство, было намного беднее нарядов остальных дам. А на фоне расшитого золотом платья самой графини Люба и вовсе напоминала служанку.

Она раздраженно отпила белое вино и встала с дивана. Как Резников хочет, чтобы Люба завоевала доверие Метляевой, одному Богу известно. Тщеславная графиня даже не посмотрит в сторону такой замухрышки, как она.

Люба поставила недопитый бокал на поднос точно приклеенного к стене официанта и вышла в сад через террасу. Снаружи было безлюдно, потому что недружелюбный ветер трепал одежду и прически дам. Уличные фонари одиноко светили, а вечернее небо съедало последние лучи солнца.

Люба ступила в мягких туфлях на коротко подстриженную траву и прошла вглубь сада, где благоухали цветущие яблони. Она нашла запрятанную среди переплетенных ветвей скамью и села на нее перевести дух. Нужно подумать, как подобраться к графине, хотя задачу Любе объяснили очень скупо. Зачем Резникову Метляева, насколько именно должна с ней сдружиться Люба…

Ее мысли застопорились, когда в поле зрения попала пара ног в грязных стоптанных башмаках. Люба испуганно вскинула голову. После того как к ней приставили стражника, она успокоилась и перестала высматривать преследователя. Но сейчас на вечере она была совсем одна, и незнакомец не заставил себя ждать.

Он выглядел, как побитый жизнью человек. Одинокий, несчастный, потерянный. Спутанная черная борода старила его, но Люба догадывалась, что он немногим старше ее.

– Кто вы? – вопрос прозвучал робко, потому что как Люба ни пыталась, она не могла усмирить страх.

Незнакомец прочел стихи на английском языке настолько тихо, что Люба едва различила его голос. Но каждое слово, что он прошептал, она расслышала так отчетливо, будто знала эти строки всю жизнь. И ее ни капли не смущало, что он говорил по-английски. Этот язык, как и немецкий, ирландский, румынский, а также многие другие, с такой легкостью вошли в ее память, что порой Люба ловила себя на том, что думает на них.

– Давным-давно ты написала мне эти стихи на прощание. – Он продолжил говорить по-английски, и от его хриплого знакомого голоса по телу Любы побежали мурашки.

Она рылась в воспоминаниях, стараясь понять, когда и где они виделись, но везде натыкалась на глухие стены.

– Вы ошибаетесь, – холодно ответила она по-английски, стараясь показать свое недовольство. – Я пишу стихи только на русском языке. И мы с вами точно нигде ранее не встречались.

Незнакомец ухмыльнулся. Его синие глаза потемнели, как небо перед грозой.

– Знаешь, я перепробовал все. Разные способы. Говорить, не говорить… Молчать, не молчать. – Он перевел дыхание и скалой навис над Любой.

Только сейчас до нее дошло, что они совсем одни, что здесь в саду ее никто не видит, а на балу у нее мало знакомых, которые хватились бы ее. Люба поежилась и попыталась отодвинуться от незнакомца, но он подхватил ее подбородок шершавыми пальцами и заставил посмотреть себе в глаза. На желтых белках мужчины полопалась сеточка сосудов. Губы пересохли и потрескались.

Люба не могла пошевелиться. Невидимая сила заставляла ее сидеть на месте и молчать, не сопротивляться, когда он прикасался к ней. Она не могла, она не хотела.

– Не понимаю, о чем вы, – прошептала Люба.

Но он продолжал говорить так, словно не слышал ее:

– Я испробовал все, кроме этого. – Он сильнее сжал подбородок Любы, его лицо ожесточилось – губы вытянулись в линию, глаза сощурились. – Ты сама виновата в этом, Мелисса. Только ты.

– Я не поним…

Люба не договорила. Обжигающие пальцы сомкнулись на ее шее раскаленным обручем. Кровь прихлынула к голове, глаза, казалось, вот-вот лопнут. Люба беспомощно царапала руки незнакомца, а он продолжал ее душить. Перед глазами темнело, в груди разросся огненный шар. Но скоро боль исчезла…

Бездыханное тело девушки упало на землю. Белокурые волосы разметались вокруг ее головы, словно нимб. Мужчина отступил от нее, словно сам не верил в то, что сотворил. А затем посмотрел на свои дрожащие руки и, наконец, осознал, в какого безумца превратился.

Убил, убил, убил…

Он убил ту, которую столько лет отчаянно искал.

– Что я могу от тебя скрывать? – проворчала Мари, надеясь, что тихий голос не выдаст ее блеф. – Ну, ведьма я, довольна? И судя по этой фотографии, мне лет двести. – Она развела руками и улыбнулась.

В груди колотилось сердце, и было чудом, что Айви не слышала его грохот о ребра.

Мари снова посмотрела на фотографию. На ней белокурая девушка с высокой прической смотрела в объектив камеры. На ее суровом лице не было ни намека на улыбку, руки сложены перед собой. Старинное пуританское платье было слегка великовато его хозяйке, видимо с чужого плеча. На заднем плане маячило здание психиатрической лечебницы, про которую недавно рассказывала Айви, а надпись под фото была лаконичнее некуда: «Германия. 1849 год».

И все бы ничего, но вот Мари смотрела на свою собственную фотографию и не могла найти ни одного отличия между собой двадцать первого века и девушкой из девятнадцатого.

– Скрываешь, что у тебя родственники в Германии! – всплеснула руками Айви. – Иначе ваше сходство я объяснить не могу.

Мари почесала затылок и еще раз посмотрела на фотографию, а затем решительно захлопнула книгу. Клокочущий страх в груди свернулся в тугой клубок и постепенно угас.

– Не знаю, если ты не заметила по моему отцу, с родственниками у меня беда. – Мари встала и закинула на плечо кожаную сумку.

– А мама?

Айви выровняла стопку книг и осторожно поднялась следом.

Мама… – Горло перехватило, и в глазах снова словно песчинки впились в слизистую века. – Мамы давно нет, – совладав с голосом, ответила Мари и быстро перевела тему: – Сходим в магазин? Я хочу оплатить товар, а то совестно уже.

– Да, конечно. – Айви не отвела от Мари проницательного взгляда, но решила ей подыграть. – Сейчас отнесу книги и вернусь.

Пока Мари ждала Айви, внутри нее боролись два зверя: один жаждал рассказать подруге правду, а другой велел молчать. То же самое происходило, когда Мари брала в руки травы и решала, сделать ли настой для Джорджи. Те же самые звери сходились в схватке, и каждый раз побеждал кто-то один. Вот и сейчас, когда Айви вернулась и они молча пошли в город, Мари не смогла.

«Sang et flamme» рядом. Она не могла рисковать.

– Ты не знаешь, о чем говорила Джорджи, когда сказала, что я не понимаю ее, потому что никого не теряла? – произнесла Мари, чтобы заполнить тишину.

– Знаю. – Айви пожала плечами, будто разговор шел о погоде. – Мы же раньше с ней хорошо общались.

– И?

– Джорджи ведь из Древних, а они очень ценят себе подобных.

Айви выразительно замолчала, и Мари проглотила нетерпеливый вопрос, готовый сорваться с языка. Каменные дома сменили оголенные перед зимой деревья, а их пожелтевшие листья взметались ввысь резвым ветром. Воздух наполнялся сыростью назревающего дождя, но пока что небо было чистым. Лишь вдали темнели облака.

– У Джорджи был брат. Честно говоря, там мутная история, – помолчав, продолжила Айви, словно только сейчас собрала воспоминания воедино. – Кажется, он связался с какой-то сектой и в итоге погиб. Вообще, она не любила о нем рассказывать, но из ее обрывистых фраз я поняла, что с Эллиотом она познакомилась после похорон брата. И у нее произошла типа… – она пожевала губами, подбирая слово, – автозамена.

– Значит, Джорджи перенесла привязанность к брату на Эллиота, к тому же влюбилась в него, и поэтому у нее получилась любовь в квадрате. – Мари плотнее запахнула пальто, когда подул пронизывающий ветер.

Айви кивнула:

Так что она его не отпустит. А ваш поцелуй с Эллиотом на сцене, наверное, добил ее окончательно, – хихикнула Айви.

Мари нахмурилась. В момент поцелуя на нее нахлынула паническая атака и стерла память:

– Я помню вкус его крови. Видимо, укусила за язык, когда он попытался превратить поцелуй во французский.

– Так вот, почему у него был такой страдальческий вид. – Теперь уже Айви захохотала в голос. – А я уж заподозрила у него актерский талант, ведь его любимую вот-вот должны были сжечь.

Мари невольно улыбнулась. Напряжение из-за последних новостей слегка отпустило, а легкое настроение подруги оказалось заразным.

Они почти подошли к магазину Тины, как Мари увидела дверь и остановилась, как вкопанная.

– Что случилось? – Айви приподняла брови и встала рядом.

Мари судорожно потерла плечи, разгоняя кровь, и еще раз глянула в сторону заколоченной двери. Причем доски были старые, серого цвета с ржавыми гвоздями. Приветливая вывеска над магазином выцвела и растеряла часть букв, глядя на Мари щербатой улыбкой. Стекла были покрыты толстым слоем грязи и пыли. Этот магазин давно не работал. Но именно здесь Мари купила травы у Тины.

– Слушай, это проклятое место, может, пойдем? – поежилась Айви. – Где твой магазин?

Мари шумно сглотнула и кивнула в сторону заброшенного здания:

– Здесь… – прошептала она.

Айви тоже глянула на заколоченный магазин и снова засмеялась, но после взгляда на Мари ее смех сошел на нет:

– Ты не шутишь? Но здесь нет ничего уже лет пятьдесят, и никто из жителей не хочет открывать бизнес на проклятой земле. Теперь этот магазин – одна из достопримечательностей Вэйланда.

У Мари закружилась голова, а виски прострелило болью. Она была внутри, она разговаривала с продавщицей Тиной, но она всегда входила в него одна.

– А что случилось? – прохрипела Мари и стиснула ремень сумки до боли в пальцах.

Айви пожала плечами:

– Да как всегда… Хозяйка магазина оказалась ведьмой, а продолжение, думаю, ты уже знаешь…

Мари знала. И от этого знания она чуть не задохнулась. Ей нужно бежать из Вэйланда.

Немедленно.

Элизабет колотило. Она смотрела на Эллиота Метаксаса, который сидел напротив нее в кресле и по бледности лица мог соперничать с вампиром.

– Что значит «нет»? – просипела Элизабет.

Она из последних сил держала себя в руках, не замечая, как сильно стискивает пальцами подлокотники кресел.

– Нет, я еще не нашел ведьму, – спокойно ответил Эллиот.

– Ты – Охотничий Пес! Где твой чертов нюх?

– В университете много первокурсников. Не так легко всех проверить.

Эллиот с легкостью выдержал прожигающий взгляд Элизабет. Ее тонкое лицо от гнева заострилось еще сильнее.

– Не держи меня за дуру, Эллиот. Ведьм должно притягивать к тебе как магнитом. Даже не надо изощряться, чтобы увидеть цвет их крови, они сами покажут свою черноту!

– Так и будет, – кивнул он.

Элизабет прищурилась и подняла руку, покачивая пальцами, чтобы продемонстрировать ему перстень.

– Хоть ты и не носишь кольцо, это еще не значит, что я не смогу выгнать тебя из общества с позором. И если в ближайшие пару недель ты не отыщешь ведьму, так и будет.

На этот раз Эллиот промолчал, а по его лицу промелькнула еле сдерживаемая дрожь. А Элизабет наклонилась к нему через стол и прошипела:

– И запомни: она не обычная ведьма, она – Стихея. Даже, если сама еще об этом не догадывается.

Часть II
Огненные девы

Глава 6
Горькая пантомима

Тени от домов удлинялись и скользили по земле вслед за Мари, пока она торопливо шла в сторону железнодорожного вокзала. Последние полтора месяца превратились в нескончаемый кошмар, но как только Мари приняла решение бежать – она проснулась.

Мама бы сказала, что настоящая ведьма не бежит. Но мамы рядом нет уже почти восемь месяцев, а Мари сейчас не готова сражаться в одиночку с целым городом. Следовало уехать, как только она узнала про выжженные буквы во дворе университета и услышала название «Sang et flamme». Но последней каплей стала Тина, а точнее то, кем она оказалась на самом деле…

Вэйланд лениво закидывал Мари листьями, как будто насмехаясь: «Беги, беги, да не сбежишь», – но она старалась не зацикливаться на мрачных мыслях и не думать о том, куда идти дальше. К отцу, который забыл о ее существовании, как только отправил на обучение в Вэйланд? Нет. Она не нужна ему. И не нужна здесь. После исчезновения матери Мари не могла отыскать свое место в этом мире и оставалась ненужной и одинокой.

Она закинула одежду в чемодан и собрала скромные пожитки. Блокнот, деревянная ступка с пестиком – подарок матери, и засушенные травы, к которым Мари так и не прикоснулась. В замке не осталось напоминания, что там короткое время жила ведьма. Никто не узнает, потому что она уедет.

Мари направилась прямиком в здание вокзала. На перроне уже пыхтел поезд, и она на секунду позволила себе помечтать, как сядет в него и уедет прочь от чертовщины, с которой не готова была тягаться.

При входе Мари зацепилась колесиком чемодана за порог алюминиевой двери. Пустой зал ожидания, не считая пары старушек в одинаковых зеленых чепчиках и долговязого подростка в гигантских наушниках, встретил Мари холодным дыханием. На улице и то было теплее, чем внутри, где пахло соленым арахисом и пивом. Пустые банки пылились в урнах.

Мари поправила воротник пальто в синюю клетку и перекинула через плечо толстую косу. С убранными волосами она чувствовала себя беззащитнее, но не хотела привлекать лишнее внимание. Она подошла к маленькому окошку кассы. За спиной грузной кассирши с пересушенной шевелюрой свекольного цвета красными цифрами мигали допотопные электронные часы: «20:13».

– Один билет до Лондона. – Голос сел от нервного напряжения, в котором Мари находилась целый день.

Кассирша задумчиво пожевала зубочистку и пощелкала по кнопкам клавиатуры, ради приличия сделав вид, что работает:

– Опоздали вы.

Мари не сразу разобрала, что пробубнила себе под нос женщина, а когда до нее дошло, распахнула рот:

– Шутите?! Я звонила полчаса назад, поезд был почти пустой.

– Он и отбыл пустой три минуты назад, – пожала плечами свекольная женщина.

Как? – Мари охватило ощущение нереальности. – По телефону сказали, отбытие в двадцать тридцать, а сейчас… – Ее взгляд снова остановился на часах.

«20:33»

Стало еще холоднее, чем раньше. Теперь заледенели не только пальцы на руках, но и сами кости, казалось, замерзли изнутри. К горлу подступила тошнота, и Мари оперлась на ручку чемодана. Та опасно затрещала.

– Ближайший поезд в понедельник, так что вам лучше поискать такси. – Кассирша натянула на лицо заботливую улыбку и тут же задвинула окошко.

Мари тяжело задышала и повернулась к залу ожидания. Он опустел. Ни старушек, ни подростка не оказалось на местах, хотя Мари еще не настолько оглохла, чтобы не услышать, как они шагают по плитке и гремят дверью. Гудка поезда и стука колес она не слышала тем более. Двадцать минут испарились. Словно их вырезали ножницами из временно́й линии.

С трудом переставляя ноги, Мари вышла на улицу и глотнула свежего воздуха. За спиной тут же щелкнула дверь, и погас свет. Остались лишь старинные уличные фонари, огромными желтыми глазами освещая перрон. По нему стелился густой туман, который пожирал опустевшую железную дорогу.

– Ерунда, – пробормотала себе под нос Мари и вытащила из кармана мобильный. Попыталась в приложении вызвать такси, но кнопка «заказать» не работала. В итоге ее выкинуло из личного кабинета. – Черт! – Мари набрала номер, но вместо ответа диспетчера услышала короткий сигнал. Мобильная сеть мигнула на прощание и исчезла.

«Вэйланд ее не отпустит».

Оформившаяся мысль прозвенела в висках. Мари еле дошла до скамьи и села. Забытый чемодан остался возле закрытой двери вокзала. Слышалось слабое завывание ветра. Ни шороха листьев, ни голосов людей. Только напряженное дыхание Мари.

«“Sang et flamme” ее не отпустит».

Мысль видоизменилась.

Не отпустит. Отец, видимо, сам не подозревал, что загнал дочь в ловушку. Она не уедет отсюда, даже если ее захотят увезти силой.

Мари сидела на скамье. С каждым вздохом в груди замерзало сердце. В этом городе спали призраки ведьм, и стоило здесь объявиться живой ведьме, как они очнулись. Сначала дух незнакомки в лесу, затем Тина из магазина трав. А возможно, их было больше, только Мари не знала, что они – призраки.

Мари хмыкнула. Пришедшее на ум стихотворение весьма точно описывало ее состояние.

Послышался шорох, и Мари обернулась. Туман зашевелился, из мрака выступила фигура. Встретить неизвестного на пустынном перроне никому не хотелось. Но странным было не это, а то, что Мари ни капли не испугалась.

Она смотрела пустым взглядом на замершую в отдалении тень и молчала. Вспомнила предостережение незнакомца, который напал на нее в университете. Тот говорил, чтобы она бежала из Вэйланда. Что ж, она попыталась. Но не получилось.

– Даже боюсь спрашивать, почему ты сидишь одна. В темноте. На вокзале. – Знакомый ироничный голос разрядил обстановку.

Эллиот шагнул в пятно света, и фонарь выхватил из темноты кожаную куртку.

Он в пару шагов оказался возле Мари, перешагнул через скамью и сел рядом. Руки в карманах, сам ссутуленный, будто его побили. От прежней бравады лишь выбритые иероглифы на висках и остались.

– Почему не уехала? – Вопрос прозвучал слишком резко.

Эллиот не смотрел на Мари. Он напряженно глядел перед собой, будто надеялся увидеть поезд.

Как ответить? Сказать правду, что она перепрыгнула во времени на двадцать минут вперед? Что такси не вызвать, потому что Вэйланд не собирается ее отпускать?

– Не молчи. – Странно, но в голосе Эллиота проскользнула мольба.

– Не смогла, – ответила Мари правдиво. Пусть трактует, как хочет. – А ты что здесь забыл?

Эллиот тяжело вздохнул, и в этом вздохе прозвучало глубокое сожаление.

Он скосил на нее глаза:

– Тебя искал. Знакомый видел длинноволосую девушку с чемоданом, которая вышла из университета. Я сделал ставку на вокзал и не ошибся. Правда, думал, что ты уже отбыла.

– Я опоздала.

– Жаль.

Односложный разговор иссякал; хотя на языке у Мари вертелись еще вопросы, но задать их означало приблизить к себе Эллиота.

– Не понимаю. С каких пор ты хочешь, чтобы я уехала? – Она прищурилась. – Успела настолько надоесть, что просто отстать от меня – недостаточно? Надо, чтобы я исчезла из твоей жизни?

Эллиот закатил глаза и поднялся. Чтобы занять себя, он подкатил ее чемодан.

– Ты все не так поняла, поэтесса. Я просто переживаю за тебя. Джорджи прямо спятила.

– Поверь мне, Джорджи – последняя причина, по которой я стала бы сбегать из Вэйланда.

Мари встала и попыталась отобрать чемодан, но Эллиот перехватил ее руку и притянул к себе.

– Мари, ты можешь считать меня кем хочешь. Дамским угодником, красавцем или просто чертовски хорошим парнем. – При перечислении на его лице блуждала загадочная улыбка, а Мари едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. – Но одно точно правда: ты мне нравишься. И если бы я мог рассказать тебе все, ты бы поняла, насколько сильно. – Эллиот засмеялся, вот только его смех прозвучал горько.

– Я даже боюсь представить, что у тебя на уме, так что избавь меня от этого счастья.

Мари уперлась в грудь Эллиота. Ее охватило двоякое чувство. Хотелось вырваться и в то же время остаться. Прижаться к нему, вдохнуть тяжелый запах его духов, пряных, сладковатых, обволакивающих… Почувствовать, что ты хоть кому-то нужна в этом мире.

Теплые губы Эллиота прикоснулись к щеке Мари, осторожно, нащупывая дорожку. И этот поцелуй отличался от того, что случился на спектакле. Тогда проказливый язык Эллиота пытался проникнуть в рот Мари против воли и вызывал только раздражение. Сейчас все было иначе. Эллиот изучал Мари и каждым движением губ словно спрашивал: можно продолжать? А она невольно разрешала, прижимаясь к нему и цепляясь за тонкий джемпер под курткой.

Вдруг ее словно прошил электрический ток, голова закружилась, и Мари оттолкнула Эллиота.

Вокруг все растворилось, и она снова стояла посреди сцены во время спектакля. За спиной шумели аплодисменты, за кулисами прятались актеры, которые уже отыграли свои роли. Эллиот исчез, вместо него перед Мари стоял Уильям в сценической одежде Эллиота: красный камзол и коричные кюлоты с чулками. Но в глазах Уильяма горела неприкрытая ярость, а с губ слетали проклятья, от которых у Мари скручивало желудок:

– Гори в огне, ведьма! Твой прах послужит больше, чем живая плоть. Он может исцелять, в то время как вы, дьявольские отродья, лишь губите людей!

В спектакле таких слов не было, но у Мари все равно возникло чувство, что она их уже слышала.

– Эй, Мари, не пугай меня!

Голос Эллиота ворвался в сознание. Она заморгала и снова очутилась на перроне, утопающем в молочном тумане.

– Черт, если бы я знал, что ты так отреагируешь на поцелуй, – Эллиот запнулся, – все равно бы поцеловал. – Его глаза потемнели. – Что случилось? Ты почти минуту не реагировала ни на что!

– Я… наверное, переутомилась, – прошептала Мари и покачнулась.

Эллиот обнял ее за талию, но она упрямо уперлась в его грудь и покачала головой:

– Нет. Наш поцелуй был ошибкой.

Так, можешь не продолжать. Это самая банальная фраза из ромкома, – усмехнулся Эллиот и поднял чемодан.

– Ты смотришь мелодрамы?

– Не переводи тему. Я тебя раскусил. Делаешь шаг вперед, а затем два назад. Пойдем уже. И, кстати, с тебя поход в кафе.

– За что?

Эллиот направился в сторону замка, и Мари поспешила за ним. Перед глазами все еще стоял Уильям, и от слов, что с ненавистью срывались с его губ, болело сердце.

– За поцелуй.

– Что?! Я не просила меня целовать, – вспыхнула Мари.

Эллиот хохотнул, но даже не обернулся и больше не попытался к ней притронуться:

– Слышала бы тебя сейчас женская половина университета. Забей, ты просто должна мне ужин.

– Сейчас? – С ним было бесполезно спорить, да и после всего, что произошло за последний час, Мари хотелось лишь спать.

Плечи Эллиота снова затряслись от смеха, но с губ сорвался лишь короткий смешок:

– Нет, поэтесса. Я скажу, когда.

За Мари закрылась дверь, и Эллиот остался в коридоре один. Круглые светильники вдоль стен сверкали в полумраке, точно кошачьи глаза. Притворная улыбка потухла. Маска шутника и ловеласа спала, и Эллиот вздохнул полной грудью.

Какого черта он поцеловал Мари? Она казалась такой запуганной и потерянной, хоть и пыталась сохранять невозмутимость, но за ней прятался страх.

Ведьма в Вэйланде – это ирония, оксюморон, насмешка судьбы. Что угодно, но только не реальность. Поэтому он до сих пор не сказал мисс Кэролл, что нашел ведьму. Поэтому он хотел, чтобы Мари уехала.

Эллиот медленно побрел по коридору в мужскую половину замка. Сколько еще он сможет скрывать от вице-канцлера университета, по совместительству главы тайного общества «Sang et flamme», правду? Она уже ему не верит. И у него осталось совсем немного времени, чтобы убедить Мари бежать.

Эллиот остановился в холле, соединяющем два крыла замка, и развернулся к балкону. Вновь вышел на улицу, на пронизывающий ветер, но совершенно не почувствовал холода. На чернильном небе горела растущая луна, предвещая очередное полнолуние. Он чувствовал, да и не только он, что вновь случится беда. В первое полнолуние этого учебного года погибла девушка. Мисс Кэролл смогла подкупить полицию и замять скандал, но если подобное повторится…

Эллиот оперся о каменные перила и вдохнул свежий воздух, наполненный дыханием приближающейся грозы.

Раньше в Вэйланде было безопасно, но с появлением ведьмы давний порядок нарушился. Духи требуют крови. Это знают все, кто состоит в обществе. Это знают Охотничьи Псы – мужчины, в чьих жилах течет кровь ведьмы. Это знает Эллиот.

– Я потеряла тебя так же, как и Эдварда.

– Эллиот услышал позади себя грудной голос Джорджи и резко обернулся. Она выглядела мило в оверсайз свитере из темно-синего кашемира он скрывал ее худобу и подчеркивал голубые глаза. Сейчас она закрыла волосами выбритую сторону и заправила их за уши, растеряв всю дерзость. Но Эллиот не испытал к ней ни капли жалости. Лишь усталость и злость на то, что мисс Кэрролл заставила его присматривать за Джорджи, а ту угораздило влюбиться в него.

– Знаешь, последние месяцы я еще надеялась, а вчера вдруг проснулась и поняла, что… всё. – Джорджи обхватила себя за плечи.

– Жаль, что тебе понадобилось так много времени. Осознай ты это сразу, не избила бы невиновного человека. – Эллиот не смог сдержаться.

– Она ведьма! – прошипела Джорджи. – Ты видел ее взгляд!

Эллиот стиснул кулаки. Ветер забирался под куртку, пощипывая кожу. Да, Эллиот видел этот взгляд. Хотя обычно Мари старалась избегать смотреть людям в глаза, но пару раз, когда она злилась, забывала про сдержанность. И от ее глаз душа Эллиота скручивалась в жгут. Казалось, все фобии мира разом накатывали на него, заставляя испытывать страх, который обычно испытываешь лишь перед смертью. А еще он видел цвет ее крови. Смоляной, как глубокая ночь. И именно эту кровь искала мисс Кэролл.

– Ты бредишь, Джорджи. Я не сдал тебя вице-канцлеру только из-за наших с тобой прошлых отношений. – Он вернулся в замок, плечом зацепив Джорджи.

Та в отчаянии схватила его за руку. Ее ледяные пальцы обжигали его ладонь.

– Эллиот, а если я пообещаю, что отстану от нее… Ты дашь мне еще один шанс?

Он на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, его взгляд упал на репродукцию картины Уотерхауса «Тристан и Изольда». Рыжеволосая девушка с вуалью на голове и рыцарь в доспехах плыли на корабле. Они держались за один кубок с любовным зельем. На их лицах отражалось чувство, которое погубило обоих. Сейчас на лице Джорджи пряталось то же самое выражение: страсть, боль, тоска. Коктейль из невыносимых эмоций.

– Дело не в Мари, – как можно мягче произнес он и свободной рукой погладил Джорджи по щеке. – Мы расстались до того, как я познакомился с ней. Дело в тебе, Косточка. – Он специально упомянул ее ласковое прозвище в последний раз, чтобы она поняла, это конец. – Ты должна жить, а не цепляться за других. Я заменил тебе брата… «Который погиб из-за мисс Кэролл», – раздраженно подумал он, а вслух продолжил: – Но тебе пора признать, что я – не он, и двигаться дальше. И если ты сделаешь это, то станешь счастлива.

Он силой вытащил руку из ледяной хватки Джорджи и направился в мужскую половину. Позади него раздались всхлипы, но он не обернулся. Джорджи сильная, она справится. А вот Мари слабее, чем кажется. И возможно, она – та девушка, которая поможет Эллиоту найти его место в жизни. На границе между людьми и ведьмами.

– Хорошо, хорошо! Я не буду тебя спрашивать, почему ты вчера собрала чемодан и пыталась слинять из Вэйланда, но, согласись, молчать полдня и пялиться в блокнот – это еще страннее!

Мари пришлось оторвать взгляд от разрисованного скетчбука, где черными линиями извивались коварные слова: «оковы», «скорбь» и «нагая», а остальная половина оказалась разрисована фразами, смысл которых ускользал от нее. Надо признать, с тех пор как она появилась в Вэйланде, ее дар усилился.

Мари посмотрела в прищуренные глаза Айви. Они, как огоньки зеленой гирлянды, сверкали за прямоугольными очками. Рыжие кудряшки были закручены в две гульки под стать плюшевой пижаме, напоминающей костюм розового кролика.

– Я – плохая подруга, вздохнула Мари.

– Плохая, потому что не делишься тревогами, про секреты я вообще молчу. Твоя замкнутость связана с Эллиотом? Вчера он довел тебя до комнаты, и ты его еле выгнала.

– Эллиот? – Мари с улыбкой покачала головой. – Нет, он ни при чем.

Слово «секреты» резануло слух и отозвалось ноющей болью в сердце.

«Ох, Айви, узнай ты главный секрет, не сидела бы здесь».

– Ну, окей, у вас с ним платонические отношения. Тогда пойдем гулять. Я не хочу просидеть все выходные в четырех стенах!

Айви слетела с кровати и быстро переоделась в черные лосины и вязаную тунику с узором из белых пони:

– Одевайся! – скомандовала она. – Мы идем на экскурсию.

Мари побоялась возражать. Нехотя натянула берет и едва успела схватить пальто, как Айви потянула ее за руку прочь из комнаты.

– Знаешь, чем мне больше всего полюбился Вэйланд? Его природой, сказала она, когда они вышли на улицу. – Наверное, это у ирландцев в крови влюбляться в деревья, холмы, горы. Наслаждаться воздухом, жизнью. – Айви заразительно улыбнулась, и Мари не удержалась от улыбки в ответ. – И Вэйланд так же прекрасен, как и Ирландия, да простит меня матушка.

– И ты мне сейчас это докажешь?

– Ты просто читаешь мои мысли!

Они свернули с главной улицы, которая вела к вокзалу, и очутились на уютных улочках, наполненных ароматами свежеиспеченной пиццы, кофе с корицей и ванильных булочек. Запахи доносились из кафе вдоль улиц. Изредка ресторанчики перемежались с магазинчиками, в которых продавались сувениры. И, вопреки словами Тины, в существовании которой Мари теперь сомневалась, нигде не продавались ни защитные амулеты, ни травы, ни прочая колдовская атрибутика. В Вэйланде избегали всего, что было связано с ведьмами, и в центре города это ощущалось сильнее всего.

Они шли по разноцветной брусчатке, и Айви болтала о том, как она впервые увидела Вэйланд и влюбилась в него. Мари больше интересовали жилые дома, – некоторые снимали студенты, где-то жили коренные Вэйландцы. Милые двухэтажные домики, точно стеснительные девицы, прикрывались зеленым покрывалом из виноградной лозы.

– Матушка хочет приехать ко мне на Рождество. А ты где планируешь провести каникулы?

– Еще не думала об этом. – Мари прикусила нижнюю губу. – Но у меня небольшой выбор. Сто процентов я остаюсь в Вэйланде.

– Твой папаша, конечно же, не навестит тебя? – фыркнула Айви. – Он даже не позвонил после того, как тебя избили. Ты меня прости, но что это за отношения такие между отцом и дочерью?!

– Никакие. Он бросил нас с мамой, когда мне едва исполнилось полгода. А когда мама исчез… умерла, – поправилась Мари, – он забрал меня к себе, а не отдал опеке. Его сложно винить, что он не чувствует ко мне любви. Несмотря ни на что, отец оплачивает обучение, хотя мог бы и не делать этого.

– Вот только не надо искать ему оправдания. – Айви остановилась возле тележки с вареной кукурузой и купила у краснолицей продавщицы две порции. – Держи.

Она впилась белыми зубами в сочную мякоть. Мари последовала ее примеру и только сейчас поняла, как проголодалась.

Некоторое время они молча ели кукурузу. Потом Айви выкинула огрызок в урну и вытащила из рюкзачка влажные салфетки, чтобы вытереть руки.

– Твой папаша – козел, надо это признать. Оплатил обучение, чтобы подкупить свою же совесть. – Она протянула Мари салфетку и закинула рюкзак на спину.

– Пусть так. Мне все равно, – усмехнулась Мари.

«У меня нет выбора».

Они пошли дальше, и дорога вдруг резко устремилась вверх. Чем дольше они бродили по Вэйланду, тем сильнее Мари одолевало странное чувство.

– О чем молчишь? – ворвалась в ее мысли Айви.

Мари взглянула на подругу, которая нравоучительно поправила очки и поиграла темно-рыжими бровями, показывая, что ждет ответа.

– О том, что я чувствую себя здесь дома, – на одном дыхании призналась Мари.

Еще вчера она не знала, где ее место, а сегодня каждая улица, каждый дом откликались в сердце щемящей тоской.

– Тогда тебе надо кое-что увидеть, – загадочно произнесла Айви и подхватила Мари за руку.

Они побежали, и сначала Мари пыталась остановить ее, но та лишь смеялась и бежала быстрее. Люди с удивлением оборачивались им вслед, кто-то поспешно отступал, некоторые улыбались. Айви зацепила плечом пожилого мужчину в кепи, и он разразился отборной бранью. Подруга на ходу рассыпалась в извинениях, но не остановилась. Мари быстро оглянулась. Дед погрозил тростью, а потом махнул рукой.

В груди зажгло, напоминая, что Мари снова забросила бег по утрам. Когда они, наконец, взобрались наверх, Айви остановилась, и перед ними раскинулся ошеломительный вид на древние развалины, поросшие мхом, которые словно балансировали на краю обрыва. Город закончился, оставив возвышенность дикой природе. Солнце клонилось к горизонту, и его лучи высвечивали очертания стен, одиночные почерневшие камни, которые когда-то были фундаментом, и накренившуюся половину башни – все, что осталось от крепости.

Раскрасневшаяся Айви шумно дышала, ее глаза блестели. Она обвела рукой развалины:

– Этот собор построили в тысяча двести семьдесят восьмом году, но в тысяча шестьсот девяносто втором случился пожар. С тех пор эти развалины служат напоминанием о том, что огонь не щадит даже святое.

– Огонь не щадит никого, – пробормотала Мари и остановилась в центре.

Под ногами зеленела трава, и хотелось лечь посреди разбросанных камней и слиться с древними валунами, стать частью истории.

– Здесь всегда заканчивают обзорную экскурсию по Вэйланду. А еще именно в этом месте, где ты стоишь, тайное общество «Sang et flamme» во время инквизиций сжигало ведьм.

– Что? – Мари обернулась к Айви. Ноги резко ослабели, и она присела на ближайший валун. – Откуда ты знаешь?

Айви тоже села и, подтянув к себе колено, обхватила одну ногу.

Ну, мне стало любопытно после того случая с пожаром. Представляешь, в интернете нет ни слова про это общество. Кстати, название переводится как «Кровь и пламя». В то время знать любила говорить на французском языке.

– Знаю, – прошептала Мари, но Айви ее не слышала.

Она превратилась в ходячий справочник и стала дотошно перечислять все факты, что нашла по «Sang et flamme», даже не догадываясь, что Мари известно почти все:

– Точная дата создания общества не указана, но в Вэйланд их привел некий Берггольц, и принято считать, что именно он и основал «Sang et flamme». Он был Вэйландским инквизитором. Ты же знаешь, что они на самом деле не были священниками?

– Да, ты говорила.

Мари вспомнила Джорджи. Теперь, даже если Эллиот к ней вернется, она от нее не отстанет. Древняя никогда не простит ведьму.

А, точно! Знати нравилось себя так именовать, они якобы вершили божье правосудие, так что вскоре все перестали заморачиваться, что они вовсе никакие не инквизиторы.

– Значит, этот Берггольц был главным?

Закружилась голова. Мари глубоко вздохнула, но ощущение только усилилось.

– Видимо. На самом деле это все я откопала в библиотеке Вэйланда, по совместительству – архиве. Возможно, нашла бы больше, но времени не хватило.

– Библиотека? – Мари вцепилась пальцами в валун, из последних сил стараясь поддерживать разговор. Перед глазами промелькнула вспышка. – Отведешь меня? Хочу разузнать про тот магазин… – Она прикрыла веки.

– Заброшенный? Говорю тебе, ты перепутала улицы… Но если хочешь, отведу, конечно. – Айви наклонилась к ней и тронула за плечо: – Эй, ты в порядке?

Но она уже не смогла ответить. Молния озарила темнеющее небо, и перед Мари вспыхнул огонь. Крик, разрывающий барабанные перепонки, пронзил воздух. Привязанная к столбу женщина верещала, неистово билась в конвульсиях, а через какое-то время затихла. Вокруг нее и Мари стояли черные тени в балахонах. Нельзя было рассмотреть ни лиц, ни фигур.

Кольцо людей сжималось, и они превращались в колышущуюся массу. Небо темнело грозовыми тучами, но дождь не спешил погасить огонь. Злые порывы ветра раздували пламя еще сильнее.

Неожиданно женщина на костре шевельнулась, и ее глаза открылись. А с губ сорвались хриплые слова, которые, казалось, долетали лишь до Мари:

Стоило последнему слову сорваться с мертвых уст ведьмы, как все померкло. Мари очутилась в темноте и слышала лишь свое дыхание. А затем к нему присоединились знакомые голоса:

– Я так испугалась, когда она потеряла сознание! Слава богу, ты оказался рядом.

– Хорошо, что ты позвонила.

Мари испуганно распахнула глаза, когда почувствовала, как ее оторвали от земли и она словно зависла в воздухе. Над ней склонился Уильям. Черные волосы слегка вились на концах, смягчая жесткие черты, а синие глаза внимательно изучали Мари, будто она находилась под микроскопом.

– Дьявол меня забери! – воскликнула она и взмахнула руками.

Уильям от неожиданности вздрогнул, поскользнулся на траве, и они кубарем покатились по склону вниз. Айви с криком побежала следом. Мари совсем запуталась, где небо, где земля.

Неожиданно их падение закончилось, и Мари замерла поверх профессора, вцепившись в его плечи так, будто он был спасательным жилетом, и она лишь чувствовала тепло тела Уильяма и его парфюм с нотками моря.

– Вы не ушиблись?! – Запыхавшаяся Айви остановилась возле них и ошеломленно переводила взгляд с Уильяма на Мари, которая гордо восседала на нем, словно в этом не было ничего необычного.

– Я в порядке! – пробормотала Мари и с помощью Айви быстро вскочила с Уильяма.

Тот снисходительно покачал головой и встал, отряхивая брюки от травы.

– Ты только что была без сознания, и довольно долго. – Айви нахмурилась. – Но сейчас и правда выглядишь так, будто это я валялась в обмороке.

Мари на самом деле чувствовала себя замечательно, если не считать новых синяков из-за падения и колотящегося сердца из-за Уильяма.

– Профессор Чейз, простите, мне жаль, что так вышло. – Она стушевалась. – А что вы здесь делаете?

Их взгляды пересеклись, но Мари поспешно отвернулась. Она не хотела пугать его своими глазами, хотя уже догадалась, что на него ее ведьминские чары почему-то не действуют. Но главную причину своего смущения Мари скрывала даже от себя: ей не хотелось, чтобы он прочитал по глазам, как она жаждет его прикосновений. Даже сейчас, придя в себя, она вскользь смотрела на его руки и вспоминала их тепло. Как оно сливалось с ее кожей, как он бережно держал ее на руках, и позже, когда они летели со склона, он старался прижимать ее к себе, чтобы уберечь от удара.

– У меня был выбор – вызывать врача или профессора, – фыркнула Айви. – Знакомых врачей у меня нет. Мари, я чуть не чокнулась, когда ты рухнула на землю. Ты случайно не страдаешь слабой формой эпилепсии? Пены изо рта, конечно, не было, но очень похоже.

– Нет. – Мари задумчиво посмотрела на гору, на которой выглядывали очертания развалин.

Это место на нее так повлияло. Усилило ее дар, переместило во времени, вызвало видение наяву… Можно было подобрать много названий, но правильного Мари не знала.

– Да, мисс Бэсфорд, вы любите пугать подруг. – Уильям покачал головой. – В любом случае, уже поздно и вам с Айви следует вернуться в колледж.

Значит, есть мисс Бэсфорд и Айви. От такого разделения заныло сердце. Но только у Мари.

Айви закатила глаза и с улыбкой взяла Уильяма под руку. Он не сопротивлялся.

– Профессор Чейз, из вас получился бы замечательный врач. Может быть, тогда проводите нас до замка? – кокетливо поинтересовалась она.

Мари вскинула голову и прищурилась:

– Меня не надо провожать, – опередила она с ответом профессора. – Я еще прогуляюсь. Одна, – отчеканила Мари и пригвоздила Айви взглядом.

Встревоженная подруга побледнела и отступила от Уильяма.

– До свидания. И спасибо за помощь. – Мари развернулась и почти бегом направилась в город.

– Стой, а вдруг приступ повторится? – донесся ей в спину встревоженный голос Айви, но она не отреагировала.

Прочь, быстрее затеряться в узких улочках, чтобы скрыться с глаз Уильяма. Только наедине с собой, когда Мари завернула в тесный переулок и прижалась спиной к оштукатуренной стене, у нее хлынули слезы. Даже когда исчезла мама, ей не было так страшно. Даже когда ее привели на первый шабаш, Мари еще пыталась храбриться. А сейчас, в Вэйланде, ей нет спасения. Она не может сбежать, она не может никому довериться. Подруга влюблена в единственного человека, которому Мари хотела бы признаться во всем. И спросить: что с ней происходит? Что значат все эти видения?

Мари тряхнула головой. Головоломка со множеством неизвестных. Как разгадать ответ, когда нет ни малейшей зацепки?

Оставался лишь Эллиот. Он молил доверять ему, но интуиция велела молчать.

Мари одна. Совершенно одна в этом диком месте, где нельзя отличаться от других. Ох, мама, чтобы ты сказала на это?

Лекцию по политологии проводили в филиале Вэйландского университета. Мари пришла на полчаса раньше и позволила себе прогуляться по коридорам, задерживаясь возле картин, где причудливые фигуры и линии переплетались в диких танцах, а то и вовсе была смесь несочетаемых цветов и пятен, хаотично размазанных по холсту. Сколько бы она ни разглядывала эти картины, ее мозг отказывался воспринимать абстрактное искусство.

– Интересно, не так ли? – Рядом с Мари остановился профессор Чейз и задумчиво уставился на картину. – Кандинский, «Композиция номер семь». Он считал ее самым сложным своим произведением и полгода готовился к написанию.

– Кхм. – Мари старалась не обращать внимания, как пульс участился рядом с Уильямом, к тому же он выглядел чертовски привлекательно в черных брюках и классической белой рубашке. – Для меня это чистый хаос.

– Вы предпочитаете романтизм, не так ли?

Профессор улыбнулся и с такой теплотой заглянул ей в глаза, что Мари чуть не задохнулась.

– Ну, или хотя бы реализм. – Мари посмотрела на золотые часики на запястье. – Мне пора. Через десять минут лекция по политологии.

– Мисс Кэролл, – поморщился он. Они пошли прямо по коридору к двери в лекционный зал, где должно было проходить занятие. – Вас ждет очередная промывка мозга.

– Насчет ведьм?

– Именно.

Мари прикусила нижнюю губу. Профессор Чейз вел себя так обычно. Сейчас он был заботливым другом, а через минуту снова мог отстраниться и посмотреть на нее холодно. Ведь она для него мисс Бэсфорд, а не Айви.

Мари стиснула зубы и остановилась. Впервые она смотрела на человека и хотела, чтобы он ее боялся. Но Уильям с легкостью выдержал ее взгляд и даже не моргнул.

– А вы не верите в ведьм? Почему на вас не действует пропаганда?

– Верю, не верю… Это все условности. – Он пожал плечами. – Зло может причинить и хороший человек. Добро может совершить и злой. Мисс Кэролл живет в черно-белом мире, считает, что есть Вэйланд, и есть зло – ведьмы. Не замечает очевидных вещей. Например, что в мире гораздо больше цветов. Вы сами это видели на «Композиции» Кандинского.

Ответ Уильяма сбил Мари с толку. Злость утихла так же быстро, как и вспыхнула. Она не знала, что ответить, потому что в ее мире, кажется, тоже было только два цвета. Мама всегда учила: «Есть ведьмы, а есть зло – “Sang et flamme”». И Мари никогда не задумывалась, так ли это на самом деле.

– Профессор Чейз, почему вы себя так ведете? – Она изучила каждое движение мышц на его лице, надеясь понять лучше. Но он только вскинул брови и слегка улыбнулся:

– Как?

– Так, словно мы давно знакомы.

Он не выдал себя. Либо ему и правда нечего было скрывать. С неизменной улыбкой смотрел на Мари, словно она не студентка, а школьница, совсем ребенок.

– Если вы о дружеском общении, то я отношусь ко всем одинаково.

– Не ко всем. – Мари покачала головой и взялась за ручку двери. – К Айви вы относитесь намного теплее. Уж точно теплее чем, ко мне, – с горечью добавила она и спряталась в лекционном зале, уже жалея, что позволила себе по-детски неловкий укол ревности.

Она не имеет права ревновать. Ни Уильяма, ни к Айви. Но почему внутри так болит, словно ее снова избили? Почему хочется вернуться в коридор, схватить Уильяма за руку и заставить сказать правду? Правду, что на самом деле ему нужна она, Мари. Или это не правда, а просто несбыточное желание?

Мари понуро уселась на задний ряд. Просторный светлый зал с огромными окнами уже наполнялся первокурсниками, и она впервые задумалась, что так и не подружилась со своими одногруппниками. Кто-то махал ей, мимо прошмыгнула знакомая девушка с лиловыми волосами, на первых рядах сидели два брата-близнеца с ее курса. Они все примелькались, но за почти два месяца учебы по-настоящему Мари сблизилась только с Айви и Моникой. А они были второкурсницами.

Не желая выделяться, Мари заставила себя встать и спуститься на несколько рядов вниз к девушке с лиловыми волосами. Они были с одной кафедры. И, кажется, девушку точно звали… звали…

– Мне стыдно, но я забыла твое имя. – Мари села на свободный стул рядом с ней и смущенно скривилась. – Прости.

Девушка оторвалась от телефона и удивленно похлопала глазами. Маршмэллоу. Такую ассоциацию она вызвала у Мари. Мягкая, нежно-розовая, с ямочками на щеках.

– Дейзи, – успела прошептать она, и прозвенел бьющий по ушам звонок.

В зале мгновенно наступила напряженная тишина. Снова распахнулась дверь, и по коридору между рядами спустилась мисс Кэролл. Стук каблуков гулко разносился по лекционной, и Мари поразилась, что все студенты молчат.

На остальных занятиях всегда находились любители пошушукаться, но вице-канцлер Вэйландского университета обладала особым магнетизмом, заставляя замолчать даже отъявленных болтунов. В черном платье-футляре с высоким кружевным воротником, в ярко-алых туфлях на высокой шпильке она напоминала невесту Дракулы. Черные волосы она убрала во французский пучок, а природная бледность лица только добавляла сходства. И мрачный взгляд, которым она обвела зал, когда встала за трибуну, был вишенкой на торте.

– Лекции по политологии в Вэйланде – самые важные занятия в университете, – звонким поставленным голосом стала вещать мисс Кэролл в маленький микрофон. – Именно поэтому мы начинаем их проводить спустя два месяца после начала обучения, чтобы вы успели освоиться и смогли воспринимать мои лекции. Которые запрещено пропускать, – категорично добавила она, и впервые по залу пронесся смущенный шепот. – Только с официальной справкой от нашей медсестры миссис Поттс.

Мисс Кэролл оперлась руками о стойку и выдержала торжественную паузу, чтобы все осознали важность предмета. Мари переглянулась с Дейзи, та закатила глаза и незаметно усмехнулась уголком рта. Затем быстро настрочила в заметках пару предложений и показала Мари.

«Она держит нас за идиотов. Сейчас будет втирать нам про ведьм и выдаст топ правил инквизитора». В конце сообщения тошнотные смайлики.

Мари еле удержалась от улыбки, потому что цепкий взгляд мисс Кэролл скользил по студентам и высматривал любой признак бунта на корабле. На душе полегчало. Впервые за все время обучения Мари встретила человека, который презирал идеологию университета. Даже Айви была против ведьм, а значит, против Мари.

Она достала свой телефон и быстро напечатала ответ: «Хоть у кого-то разумные мысли». Они обменялись улыбками и вновь вернулись к речи мисс Кэролл.

Наш университет делится на несколько колледжей, – продолжила вице-канцлер. – Распределение студентов происходит на основании анкет, которые они заполняют перед поступлением. Но после начала обучения есть возможность перевестись. В главном здании, нашей средневековой достопримечательности, в замке, учатся студенты, которые либо чем-то отличились, либо не подошли ни в один другой колледж. Есть колледж «Белой розы». Там учатся любители философии. – Мисс Кэролл включила пультом проектор, и на стене засветился экран. Она стала переключать слайды. Фотографию уже знакомого всем Вэйландского замка сменило изображение милого трехэтажного здания в кремовых тонах. – Колледж «Жителей мира», студентам которого интересно почти все на свете. – Загорелось бирюзовое здание г-образной формы с пышными клумбами перед входом. – И мои любимчики, здесь нечего скрывать, колледж «Огненных дев» – самые яростные последователи нашей идеологии. – Мисс Кэролл переключила слайд, и студенты увидели современное здание в серо-зеленых цветах в стиле хайтек. – Поднимите руки, кто в этом колледже.

Человек пятнадцать из аудитории осторожно подняли руки, в том числе новая знакомая Мари. Она не смогла подавить удивление и воззрилась на Дейзи, уже жалея, что пересела к ней. Та даже не обратила внимания на реакцию Мари.

Чудесно. – Мисс Кэролл лучезарно улыбнулась и снова переключила слайд: на нем горели костры инквизиции. – Идеология Вэйланда – очищение мира от зла. От ведьм. Они хитры, коварны и легко скрываются среди людей. Но есть признаки, по которым их можно отличить. – Она стала загибать пальцы: – Они не любят, чтобы трогали их волосы, взгляд ведьм вызывает животный ужас, и самое главное – их кровь черного цвета. Чернее ночи.

Каждое слово вице-канцлера падало в душу Мари тяжелым камнем. Вокруг нее сомкнулись железные прутья мышеловки, в которую ее загнал собственный отец.

– Мисс Кэролл, – звонкий голос Дейзи разрядил гнетущую атмосферу в зале, – извините, что без разрешения, но это правда, что вы хотите расформировать «Огненных дев» из-за того, что они избили первокурсницу?

Мисс Кэролл побледнела, и ее взгляд перебежал на Мари. Та поспешно опустила глаза, боясь выдать себя. Почти все в аудитории повернулись к ней, и теперь благодаря Дейзи она снова стала объектом всеобщего внимания.

– Н-нет, – слегка опешив, ответила вице-канцлер. – Виновные еще не найдены, но их обязательно вычислят и они понесут наказание. Не вижу смысла наказывать весь колледж за проступок двух-трех человек.

«Конечно, меня ты убеждала в обратном», – фыркнула про себя Мари.

– Да, но в последнее время в Вэйланде небезопасно, – продолжила Дейзи. – Сначала странное самоубийство первокурсницы, затем поджог во дворе, а теперь и выходка Огненных дев. Впереди Хэллоуин, поговаривают, снова что-то произойдет.

Элизабет Кэролл натянуто улыбнулась:

– Извините, мисс, как вас зовут?

– Дейзи. Дейзи Метаксас.

Мари вскинула голову и в который раз уставилась на Дейзи, но теперь уже со смесью ужаса и шока.

Ах вы младшая сестра нашего Эллиота. Он предупреждал, что вам надо было идти в журналистику, а не на кафедру истории. – Мисс Кэролл мягко улыбнулась мисс Кэролл. – Ну так вот, мисс Метаксас, наш университет сделает все возможное, чтобы подобного не повторилось. Поэтому можете не переживать. А теперь продолжаем…

Но Мари уже не слушала. Она поглядывала на Дейзи и пыталась прийти в себя от потрясения. Она – сестра Эллиота. Она. Сестра. Эллиота.

Дьявол их всех забери!

Допустим, она – его сестра. Точнее, без «допустим». Какая Мари разница? К тому же Дейзи из Огненных дев. Уже две причины забыть про неудачную попытку социализации. Мари была одиночкой, ей и осталась. Хватит и Айви. Еще есть Моника. И какая разница, что никому из них Мари не может довериться. Разделить свою тайну. Дейзи подходит на эту роль еще меньше, чем они.

– Мари тряхнула головой и с легкой улыбкой поблагодарила официантку, которая поставила ей на поднос тарелку с сэндвичем и диет-колу. Несмотря на то, что помещение столовой было безликим слишком много белого: белые стулья, белые столы, белые стены, в нем ощущался дух студенчества. Привычный шум голосов, перемежаемый смехом и громкими дискуссиями, звон столовых приборов. На этом фоне легко затеряться. Стать одной из настоящих вэйландцев хотя бы на обеденный час.

– Привет-привет! – Айви сидела за крайним круглым столиком вместе с Моникой и жизнерадостно махала Мари.

Она не раздумывая направилась к ним, впервые ощутив желание посплетничать. Интересно, а они знали, что у Эллиота есть сестра?

Мари ловко лавировала между студентами, чтобы ни с кем не столкнуться. Берегла от чужих прикосновений волосы, которые в последнее время носила заплетенными. Но все старания пошли крахом, как только нечто сшибло ее с ног, а на лицо и голову полился липкий гранатовый сироп. Где-то в отдалении Мари слышала, как поднос шлепнулся на пол, еда разлетелась в разные стороны. Странно, что звуки вдруг оборвались, и только гулкий грохот сердца отзывался в груди.

Мари облизнула губы. Сладкий. Пальцами вытерла глаза, чтобы разглядеть, что с ней. А затем раздался звонкий хохот, который несмело подхватило большинство студентов.

Мари сидела в луже гранатового сиропа, пытаясь понять, кто именно в нее врезался. Долго гадать не пришлось. Ребята расступились, и в центр вышла Джорджи. В брючном бирюзовом костюме с отглаженными стрелками, она напоминала молодую профессоршу, но никак не второкурсницу. Черные волосы уложены на прямой пробор, скрывая выбритый висок.

– В Изумрудном городе Элли вылила на ведьму ведро воды, чтобы та растаяла. На тебя даже сироп не действует, – съязвила Джорджи.

Мари опустила взгляд на ее лабутены. Дыхание участилось. Хотелось разбить что-нибудь тяжелое и желательно о голову Джорджи.

– Красный цвет тебе к лицу, – продолжила та.

– А тебе к лицу образ стервы! – К Мари прорвалась Айви и помогла ей подняться на ноги.

– Айви, ты опять лезешь, куда не просят. – Джорджи скрестила на груди руки и скривила губы в улыбке.

– Потому что я была на месте твоей жертвы и знаю, что сейчас ты сходишь с ума от ревности.

Мари вытащила руку из хватки подруги и вскинула подбородок. Она обвела всех взглядом, стараясь не задерживаться ни на ком дольше секунды. Ей казалось, что внутри нее бушует огонь, на котором сжигали ведьм. Мари старалась контролировать свою ярость, но нужно было уходить, потому что терпение подходило к краю.

– Ничего не случилось. Это просто случайность. – И не удостоив Джорджи даже словом, Мари развернулась и пошла вон из столовой.

Она почти вслепую добрела до ближайшего туалета и вывернула кран на полную. Шум воды постепенно проникал в сознание Мари и успокаивал. Волосы покрылись липкой глазурью, и было даже страшно представить, как она это все будет отмывать.

– Мне так жаль.

Айви тихо вошла в уборную. Она поспешно нарвала бумажных полотенец и принялась оттирать одежду Мари, но та выхватила салфетки из ее рук и покачала головой:

– Оставь. Добегу до общежития и приму душ.

Шутки Джорджи насчет ведьм уже достали, – возмутилась Моника, которая появилась следом за Айви. – И я чувствую себя виноватой, что заставила тебя играть ту роль.

Моника провела ладонью по волосам, заплетенным в бесчисленные косички.

– Успокойся, ты же прекрасно знаешь, что она бесится из-за Эллиота, а не моей роли в спектакле. – Мари умыла лицо, и стало легче. Слезы унижения больше не опаляли веки, дыхание выровнялось.

– Но ты была великолепна сейчас! Джорджи чуть не лопнула от злости, когда ее провокация провалилась. Я знаю, что мы сделаем! – Айви хлопнула в ладоши. – На Хэллоуин ты нарядишься в Крестную фею из Золушки, и все поймут, что ты никакая не ведьма!

Моника захохотала, но, получив гневный взгляд Айви, поперхнулась и перешла на кашель.

Нет. – Мари с легкой улыбкой покачала головой и посмотрела в глаза Айви через зеркало, которое смягчало ее взгляд. – Они хотят видеть ведьму. Они ее получат.

Дверь распахнулась, и густой аромат корицы с яблоками наполнил кабинет Элизабет. Она отвернулась от окна, через которое наблюдала за студентами, и посмотрела на вошедшую молодую женщину. Ингрид напоминала гитару из дорогого кедрового дерева. Те же изгибы в нужных местах, шоколадный цвет волос и мелодичный голос, звуки которого, казалось, исходят из глубины сердца.

Ингрид давно окончила университет, но осталась в Вэйланде преподавать музыкальную литературу, потому что полюбила этот город, а еще, потому что была предана обществу «Кровь и пламя». И Элизабет без зазрения совести пользовалась ее преданностью.

– Ты давно меня не звала. – Обида заостряла голос Ингрид, делая ударные звуки еще звонче. – Я уже и перестала надеяться. – Она села в кресло перед столом Элизабет и скрестила лодыжки. Узкое платье из тонкого трикотажа не позволяло закинуть ногу на ногу.

– Собраний общества тебе мало?

– Ты же знаешь, я не люблю быть одной из многих. Ингрид Эттвуд – одна, и такой больше нет. – Она вскинула бровь, и ее голубые глаза, яркие, как небо после дождя, блеснули.

Элизабет села за стол и по стационарному телефону попросила принести чай. За окном раздался глухой рокот грома. Тучи, плывущие с запада, несли с собой грозу.

У тебя есть для меня задание? – Ингрид сразу перешла к делу, едва дождавшись, пока секретарь поставит на стол поднос с позолоченным чайным сервизом и кубиками тростникового сахара, а после выйдет из кабинета.

– Моя прозорливая Ингрид. – Элизабет улыбнулась и медленно разлила чай по изящным чашкам, крохотным, словно из детского набора.

Она специально тянула время, чтобы подогреть интерес Ингрид, а заодно еще раз обдумать новость, которую собиралась ей преподнести.

– Если ты сейчас же все не расскажешь, я умру от любопытства прямо в этом кресле, а тебя посадят за убийство. – Ингрид старалась поддерживать веселый тон, но дрожь в голосе выдавала нетерпение.

Женщина нервно поменяла положение ног и взяла в руки чашку, чтобы хоть как-то себя занять.

– Сначала я напомню тебе, для чего существует наше общество. – Элизабет откинулась в кресле и взглядом скользнула по ореховому шкафу, где стояли маленькие флаконы. В каждом хранилось по несколько грамм праха сожженных ею ведьм.

– Мы уничтожаем зло, – с гордостью заявила Ингрид.

Элизабет цокнула языком и покачала головой. Поднесла к губам чашку с чаем и вдохнула запах бергамота.

– Мы охраняем древние тексты, вырезанные из Ветхого завета, в которых говорится про Аэндорскую волшебницу. Когда ее сожгли, прародители… – Элизабет задумчиво пожевала губы. – Да, назовем их так. Прародители «Sang et flamme» сумели извлечь из праха ведьмы целебную мазь, излечивающую все болезни. Панацея для людей. Кара для ведьм.

Ингрид нахмурилась.

– Я наиболее емко озвучила нашу цель. – Она кинула в чашку кубик сахара. – Зачем ты мне все это напоминаешь?

– Вспомни. Более трехсот лет назад наше Общество очистило Вэйланд от зла. Это было их пристанище, а мы сожгли всех ведьм. Вэйланд пылал очищающим огнем. Их потомки расползлись по миру, как побитые псы, зализывая раны. – Голос Элизабет ожесточился, и она со звоном поставила чашку на блюдце. – Но сейчас все наши старания летят к чертям!

Ингрид предусмотрительно молчала. Даже воздух вибрировал от напряжения, которое исходило от Элизабет. Ее и без того тонкие губы превратились в красную нить, а глаза – в щелочки с пылающим в них пламенем.

– Ведьма. В Вэйланде объявилась ведьма. Настоящая, из крови и плоти. – Каждое слово Элизабет выплевывала, как будто оно было ядовито. – И я сейчас говорю не о нашей пленнице.

– Дочь Цирцеи… – Руки Ингрид задрожали. Она глубоко вздохнула и выдохнула, но беспокойство Элизабет было заразительно, и вопросы посыпались градом: – Ты уверена? А что Охотничий Пес? Он уже ее выследил? Мы должны избавиться от ведьмы, пока она вновь не отравила Вэйланд своей магией.

– Эллиот меня разочаровал. Он не справился ни с одним заданием. Не смог даже присмотреть за Джорджи!

– Опять она. – Ингрид скривила губы. Имя Древней – одной из потомков Вэйландских инквизиторов – отрезвило. – Не понимаю, почему ты так беспокоишься о ней. Она даже не знает о существовании Общества! – Ингрид прикусила нижнюю губу. – Если только тебя не гложет вина за смерть Эдварда…

– Не упоминай его имя! – вскинулась Элизабет и заметалась по кабинету, не находя себе места.

Каждый раз, когда она вспоминала брата Джорджи, внутри нее умирала маленькая частичка жизни.

– Хорошо, успокойся. Прошло уже много времени, я не думала, что ты так отреагируешь. – Ингрид подняла руки, признавая поражение.

Есть табуированные темы, и Эдвард – главная из них.

– Так что там с Эллиотом? Возможно, мы переоценили его способности. Он слишком молод…

– Молод, но Охотничьи Псы рождаются очень редко. Мы не могли его упустить. – Элизабет вздохнула и заставила себя сесть обратно в кресло. – Эллиот говорит, что до сих пор не нашел ведьму, но я ему не верю. Не могу сказать почему, просто не верю и все… Еще эта его сестра, Дейзи… Дерзкая девчонка.

Ингрид с улыбкой закивала:

– Она под моим крылом, но хуже пронырливой журналистки.

Минуту они помолчали, каждая думала о своем. Элизабет гнала от себя мысли об Эдварде, Ингрид пыталась понять, чего от нее ждет глава «Sang et flamme».

– Я хочу, чтобы ты проверила одну девушку, – наконец произнесла Элизабет и прямо посмотрела в глаза Ингрид.

– Почему я?

– Ты – предводительница Огненных дев. А именно они были замечены в избиении Марии Бэсфорд.

– Которую ты и хочешь проверить? – самодовольно прищурилась Ингрид.

– Да. Ты ведь знаешь, кто ее избил? – Элизабет вернула самообладание и пригубила чуть остывший чай.

– Да, пара первокурсниц во главе с Джорджи. Ах да, среди них была и Дейзи Метаксас, – ухмыльнулась Ингрид. – Девочки до сих пор считают, что мне ничего неизвестно. Но мои ушки есть даже у стен.

Элизабет удовлетворенно вздохнула:

– Замечательно. Пока не трогай их. Придержим на тот случай, если понадобится кого-то публично наказать. Но Джорджи верит, что мисс Бэсфорд – ведьма, иначе не решилась бы на это. С одной стороны… С другой, в деле замешана ревность, поэтому я не относилась к ее подозрениям всерьез. – Она покачала головой и достала из ящика ксерокопии записей своего предка Люциуса Берггольца. – Он писал о том, что в Вэйланд вернется ведьма. И не просто ведьма. Стихея.

Ингрид судорожно втянула носом воздух и вчиталась в старинные записи.

– Ты предлагаешь мне найти саму Стихею? – спросила она, закончив просматривать дневник Люциуса.

– Да. – Элизабет наклонилась к ней через стол и прошептала: – Причем сделать это надо до того, как она осознает свою силу.

Глава 7
Дикий дуэт

В такое позднее время на студенческой кухне никого не было, кроме Мари. Главное правило – соблюдай чистоту, поэтому вся утварь, посуда и столешницы с раковиной были выдраены так, что в них можно было глядеться вместо зеркала.

Мари не включала свет, довольствуясь желтыми лампами сломанной вытяжки, рассеянный свет которой озарял деревянную ступку с травами и пестик, с помощью которых она превратила засушенные листья в порошок. На электрической плите в маленькой кастрюле кипело варево на основе семян клещевины обыкновенной. Ромашка смягчала острый запах, и казалось, что Мари заваривает обыкновенный чай на ночь. Но только ей было известно, что одна капля этого отвара вызовет у человека лихорадку и головокружение, а столовая ложка – смерть. К сожалению, приготовить одну каплю невозможно, поэтому стоило быть осторожной с дозой.

Медленно, словно это был эликсир бессмертия, она процедила отвар через сито в маленький стеклянный флакон, который умещался в ладони. Когда мама его подарила, она задумчиво улыбнулась (что случалось редко) и погладила Мари по голове (что было еще реже):

– Ведьмы не такие, как простые смертные. Человеческие эмоции не имеют над нами власти, мы всегда думаем разумом, а не сердцем. В противном случае ведьмы натворили бы больших бед, если бы подвергались эмоциям и мстили каждому обидчику. Именно поэтому мы кажемся холодными и высокомерными. Потому что нам смешно, когда вокруг кричат от злости, и безразлично, когда люди плачут от боли.

Мари закрутила крышку флакона и на секунду сжала в руке, наслаждаясь теплом. Она не была уверена, что использует его. Тогда в столовой и после в туалете ей хотелось оторвать Джорджи голову, но сейчас все, чего она хотела, это чтобы ее оставили в покое. Но они этого не сделают. Джорджи, как настоящая гончая, не отпустит добычу, пока кто-то из них не рухнет без сил. Поэтому Мари можно (или нужно? необходимо?) припугнуть ее. Слегка, совсем чуть-чуть.

Мари спрятала флакон в карман кофты и быстро вымыла кастрюлю. Открыла окно, чтобы выветрить стойкий травяной запах, и чуть не уронила половник, когда за спиной раздался веселый голос:

– Полумрак, лунный свет настоящая романтика. – Дейзи уселась за квадратный столик и устремила взгляд в окно. – Скоро полнолуние. В прошлый раз был поджог. Что-то мне подсказывает, что теперь этим не ограничится.

Ее лиловые волосы были убраны в высокий хвост, оголяя уши с тремя серьгами-колечками в каждом.

– Лично меня в прошлое полнолуние избили Огненные девы, – сухо добавила Мари и продолжила уборку. – Что ты здесь забыла? Ты живешь не в замке.

– Пришла к подруге.

– Часы визита до одиннадцати.

– А сейчас без пяти минут, – фыркнула Дейзи. – Ты всегда такая зануда? Я думала, мы подружились на лекции профессора Кэролл.

– Сложно назвать короткую переписку дружбой. К тому же я не вожусь с Огненными девами, сама знаешь почему.

– Ой, да прекрати. – Дейзи подперла кулаком щеку и стала с интересом наблюдать за уборкой Мари. – Да, мы ошиблись. Послушали ревнивую дурочку Джорджи. Но я клянусь, – она положила руку на сердце, – я тебя даже пальцем не тронула.

Мари застыла возле раковины, переваривая сказанное Дейзи. А затем перед глазами точно опустилась красная пелена. Мари швырнула в раковину губку, развернулась к девушке и в два шага преодолела разделяющее их расстояние.

– Так ты была среди них?!

Она почти вплотную приблизила лицо к Дейзи, заглядывая в ее глаза так, словно хотела вытащить из нее душу. От злости задрожали руки, и Мари пришлось вновь вспомнить слова матери про разум и сердце. Эмоции медленно утихли, но она продолжала смотреть прямо в глаза Дейзи, намеренно вызывая в ней страх. Точнее, пытаясь это сделать. Но девушка не дрогнула. Не отвела взгляд, не побледнела. Только вскинула брови и виновато нахмурилась. Однако на ее лице не было страха, столь привычного Мари.

– Мне правда жаль. Я сама не до конца понимаю, зачем согласилась на это. – Дейзи закрыла глаза и потерла переносицу.

– Прямо-таки и не знаешь. – Мари нахмурилась и неохотно выпрямилась.

Когда Дейзи вновь на нее глянула, страх так и не отразился на ее лице. Как и на лице Уильяма. Всю жизнь она училась избегать смотреть людям в глаза, а в Вэйланде встретила уже двоих, кто ее не боялся. Даже отец бросил маму, а затем и Мари сослал в университет, лишь бы не видеть, не переживать этот ужас вновь и вновь. Джорджи теперь не давала Мари проходу, когда она всего один раз заставила ее пройти через это. Эллиот, который таскался за ней круглосуточно, неосознанно отводил взгляд и бледнел. А его сестра только с сожалением пожимала плечами?

– Знай люди хотя бы половину причин своих поступков, они бы их не совершали, – выдала она. – Возможно, я пыталась доказать, что я не такая… – уже глуше прошептала она.

– Не такая?

Но Дейзи только покачала головой:

– Короче, я мучилась совестью, и поэтому решила излить душу и признаться. Мне честно жаль. Прости меня.

Мари заметила, что радужки у нее зеленые, как и у Эллиота, и вздохнула:

– В любом случае дружбы у нас не получится. По трем причинам.

Дейзи вылупила глаза.

Окей. Две причины я поняла. Это мое участие в твоем… эм-м… похищении и то, что я – Огненная дева. А третья?

– Ты – сестра Эллиота. – Мари подхватила ступку с пестиком и направилась к выходу. Флакон грел ее бедро в кармане джинсов.

– Шутишь! – раздалось ей в спину. – Со мной все хотят общаться, чтобы быть поближе к моему брату. А ты отказываешься из-за этого?

Мари не ответила, и уже в коридоре до нее донеслось восторженное:

– Ты мой кумир!

Элизабет протянула Джорджи стакан, на дне которого плескалась ядреная жидкость карамельного цвета:

– Пей! – приказала она и села в винтажное кресло с изогнутой спинкой напротив.

В двухэтажном коттедже Элизабет гостиная была самой уютной комнатой. В ней почти ничего не изменилось со времен ее предков. Только появилось освещение, и шторы заменили на более легкую синтетику, отойдя от тяжелого бархата. Массивный камин, обложенный синей узорчатой плиткой – любовь Элизабет, – полыхал пестрыми огнями.

Джорджи выпила коньяк и закашлялась:

– Дрянь. Зачем ты заставила это выпить? – Она со стуком поставила стакан на столик из полированного черного дерева.

– Чтобы ты протрезвела! – отчеканила Элизабет.

– Издеваешься?

– Нет, моя дорогая. – Элизабет наклонилась к ней и прищурилась. – Хватит стонать по Эллиоту. Сколько можно повторять… Я приставила его к тебе, чтобы он присматривал за тобой. Он никогда не любил тебя по-настоящему.

– Он любил меня, пока не появилась эта… Мари! – выплюнула Джорджи и вдруг обмякла в кресле.

– Оставь ее в покое. Я сама разберусь с ней и решу, ведьма она или нет. Это не твоя забота!

– Ведьма, еще как ведьма… Я почти…

– Замолчи! Твои выходки вредят репутации университета. Я не могу так больше рисковать! – Элизабет выдохнула и вдруг ласково улыбнулась Джорджи: – Ты такая красавица. Жизнь не заключается в одном Эллиоте. Когда-нибудь ты это поймешь.

Джорджи уставилась на камин, и отблески огня играли в ее зрачках:

– Хотелось бы мне верить. Но иногда кажется, что моя жизнь – сплошное разочарование. И лучше бы я ее не начинала.

Вэйланд всем видом показывал: завтра Хэллоуин, завтра мой день. Ветер холодными толчками гнал Мари в спину, когда она спускалась по узкой дороге между кирпичными домами по направлению к библиотеке. Айви не смогла составить компанию, зарывшись в конспектах. А Моника была занята подготовкой завтрашнего бала. Удивительно, как в Вэйланде любили Канун Дня Всех Святых. Но когда Мари выразила удивление вслух, Айви коротко объяснила, что в этот день вэйландцы торжествуют свою победу над ведьмами.

Айви в очередной раз предложила Мари помощь с костюмом, но та отказалась. Она уже приготовила наряд, и он прятался в закромах шкафа подальше от любопытных глаз.

Мари подняла воротник пальто. Помимо ветра ее преследовало колючее чувство, что за ней кто-то следит. И стоит Мари отвернуться, как цепкий взгляд впивается между лопатками, словно жук, которого никак не скинуть.

Она ускорила шаг и почти завалилась в низкую дверь большого, по меркам Вэйланда, здания. Деревянная вывеска с выжженными буквами гласила: «Библиотека Вэйландского университета».

Внутри пахло книжной пылью и сочным апельсином, который ела сухонькая старушка-библиотекарь с вязаной шалью на плечах. На окнах уютные занавески с красными тюльпанами, на полу – овальный ковер из разноцветной пряжи. Чуть дальше проход в читальный зал, занавешенный бисерными шторами. Видимо, дизайном интерьера занималась сама библиотекарша, и судя по пристальному взгляду сквозь круглые очки, она очень подозрительно относилась к посетителям. Мари ничего не осталось, как мило улыбнуться и снять с головы берет.

Процедура получения читательского билета утомила, но Мари стойко заполнила все анкеты и ответила на дотошные вопросы старушки. После чего женщина провела быструю экскурсию по библиотеке. Яркие светодиодные лампы солнечными кругами вспыхнули на потолке, когда библиотекарь повернула выключатель. Ровные ряды стеллажей из крашеного кедра, на которых теснились книги. Несколько голых столов с деревянными стульями, и в углу зала приютился допотопный компьютер, как квадратный кубик с потухшим экраном.

– Справа художественная литература, собранная по авторам. Если не найдешь нужное – зови. Я работаю в библиотеке пятьдесят один год, – гордо крякнула старушка. – Здесь вся история Вэйланда. – Она махнула рукой на левую половину читального зала.

Мари натянуто улыбнулась и наконец осталась одна. О женщине напоминал только едкий аромат духов с дешевой горчинкой, который на какое-то время перебил даже запах книг. Выполнив обязанности библиотекаря, старушка вернулась к поеданию апельсина.

Видимо, во времена интернета библиотеку не столь часто посещали, к тому же в университете была электронная база учебной литературы, доступ к которой бесплатно предоставлялся всем студентам. Возможно, после Айви Мари – первый посетитель.

В библиотеке было прохладно. Мари потерла ладони, неуверенно огляделась и решила начать с истории Вэйланда. Газеты должны быть оцифрованы, и их можно было посмотреть позже на стареньком компьютере, что грозился отправиться на тот свет от одного нажатия на кнопку включения.

Мари словно перенеслась в иную реальность, где остановилось время. Разглядывая корешки с потертыми названиями, перебирая пожелтевшие страницы и вдыхая их запах, она хотела остаться здесь навсегда. На своем опыте Мари уже убедилась, что если Вэйланд хочет, он может играть со временем как угодно, но в библиотеке она впервые со дня приезда чувствовала себя в безопасности.

К сожалению, ничего нового, кроме того, что уже ей поведала Айви, Мари не нашла. Она перерыла бессчетное количество книг и нашла в увесистом томе по истории Вэйланда краткую статью про Берггольца. Хотя он и знаменовал новую эру для вэйландцев, освободив их из-под гнета ведьм, о нем не спешили слагать легенды, а наоборот, словно забыли. И продолжили жить дальше.

Мари задумчиво разглядывала единственный черно-белый набросок насупленного мужчины в черной рясе с массивным крестом на груди. Вряд ли Берггольц в реальности выглядел так же, как этот лысоватый человек с поросячьими глазами, но вот перстень на его указательном пальце, которому художник почему-то уделил особое внимание, заставил Мари учащенно задышать. На кольце был выгравирован язычок пламени. Точно такое же она видела на руке Элизабет Кэролл.

Мари поставила книгу с краю, если вдруг понадобиться найти ее еще раз. Но знак пламени не выходил из головы. Что это значит? Вице-канцлер как-то связана с обществом «Sang et flamme»? Вспомнились ее странные речи, наполненные злостью по отношению к ведьмам. Да и сам культ ненависти теперь обретал фундамент. Если общество плотно основалось в Вэйланде, то оно не выпустит его из-под контроля. А с помощью университета они разносили свою веру по всему миру.

Мари еще пыталась найти что-нибудь про фотографию, где была запечатлена очень похожая на нее девушка, но, к сожалению, ничего больше не попалось. И даже интернет не выдавал новой информации. Только то странное фото на фоне психиатрической лечебницы, которое Мари уже видела.

Она снова вгляделась в лицо девушки. Мало ли людей, которые похожи друг на друга. Где Мари, а где эта незнакомка из Германии? Разные страны, разное время. Может, и правда ее дальние родственники оттуда. Множество причин, которыми можно объяснить их сходство. И все же мурашки не проходили.

Мари воровато огляделась и быстрым движением вырвала страницу из книги. Если ее сожгут, то хотя бы будет за что. Книгу она поспешно поставила на место.

Мари вернулась к компьютеру и зашла в электронную базу, где хранились оцифрованные газеты. Ее интересовали семидесятые, и очень скоро она докрутила до нужных лет. В основном вэйландские газеты пестрили статьями о праздниках, местных знаменитостях, мероприятиях, которые организовывали студенты университета. Было забавно разглядывать знакомые места на черно-белых листах, узкие улочки, увитые виноградом дома. Прошло почти пятьдесят лет, а Вэйланд не изменился. Он действительно оставался вне времени, оторванный от остального мира. Так и застыл в семнадцатом веке, раздираемый войной между людьми и ведьмами.

Мари устало потерла глаза и посмотрела на часы. Девятый час, уже поздно, странно, что ее телефон молчит. Видимо, Айви сама не закончила с конспектами. Или…

Мари достала из кармана кофты мобильный. Так и есть. В библиотеке даже сети нет. Пора закругляться, пока Айви с Моникой не заявили в полицию. При мысли о подругах на душе потеплело. Никогда раньше она не подпускала людей так близко. Страх, что ее разоблачат, что она столкнется с кем-то из общества «Кровь и пламя», по-прежнему сковывал Мари, но в Вэйланде бояться приходилось постоянно. Со временем к страху привыкаешь, а затем перестаешь его замечать.

Она еще раз прокрутила колесико мышки и замерла. Очередной заголовок газеты ударил по глазам чудовищной реальностью, вызывая в душе тот страх, от которого Мари надеялась, что избавилась.

«САМОСУД В ВЭЙЛАНДЕ! ВОЗВРАЩЕНИЕ ИНКВИЗИЦИИ?»

Сама статья была скомканной, словно журналист писал ее, стоя в очереди в туалет, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Предложения рубленые, мысль повисала в воздухе, будто ее никто и не думал заканчивать. Складывалось впечатление, что сами вэйландцы пребывали в ужасе от того, что сотворили, и пытались поскорее позабыть, перелистнуть страницу, смыть позор, который на себя же и навлекли.

Мари просмотрела еще несколько газет, но кроме скупой, неказистой заметки с громким названием, больше ничего не нашла. Она вгляделась в текст, стараясь не упустить нечто важное, и прочитала еще раз. Затем моргнула: от напряжения в глаза будто песка насыпали. И снова прочитала. По пищеводу к горлу подкатил огненный ком. Изжога дала о себе знать в неподходящий момент, видимо от нервов.

Мари сделала глубокий вздох и поняла, что задыхается. Даже грудную клетку свело болью от затхлости.

Не в силах оставаться в библиотеке, Мари быстро оделась, как попало натянула на голову берет и, не попрощавшись, выскочила на улицу. Влажный воздух скользнул по лицу и со вдохом нырнул внутрь нее, погасив огонь. Но он не смог притупить панику. Мари шла по мокрой после дождя брусчатке и пошатывалась от легких порывов ветра. Дома́ недовольно косились на нее и прятались за плющом, который в серой темноте казался почти черным. Если бы не старинные фонари (вместо свечей там стояли желтые лампы накаливания), Мари совсем бы растворилась во мраке.

Губы безотчетно шевелились, повторяя строки из статьи, а ноги вели в неизвестном направлении. Затем она снова услышала знакомые голоса, которые шипели, троились, звенели и сводили с ума:

Мари очнулась только перед магазином трав, и сейчас, когда она была одна на пустынной улице, дверь приветливо открылась, а внутри загорелся теплый свет.

Мари зажмурилась, вспоминая статью, и голова закружилась, как от долгой болезни.

«Жители совершили самосуд. Сожгли владелицу магазина трав и пряностей, обвинив ее в колдовстве… Жертву привели на место разрушенного собора и сложили костер. Она кричала. Долго. Полиция завела расследование. Женщину звали Тина Дансон. Ее единственная дочь Эмили поспешно вышла замуж за студента из Греции Агафона Метаксаса и покинула Вэйланд. Никто не знает, была ли Тина Дансон ведьмой на самом деле».

Фамилия Метаксас подействовала на Мари, как триггер. Сначала ее бросило в дрожь, затем она покрылась холодным потом. Мысли скрутились в тугой ком, и наступила блаженная прострация. Она не хотела и не могла думать, совпадение это, или же Эллиот и Дейзи Метаксас действительно внуки Тины Дансон?

Мари нервно оглянулась по сторонам и зашла внутрь, плотно закрыв за собой дверь. Она забыла, что обычные люди видят заколоченный магазин, проклятый почти полвека назад. Со времен последнего визита ничего не изменилось: все те же деревянные стеллажи, заставленные баночками со специями, а под потолком – пучки душистых трав.

Скрипнула половица, и за прилавком появилась Тина. Теперь ее облик хиппи не казался странным. Ощипанные на концах волосы, круглые очки в желтой оправе и разноцветная лента на голове. Такая живая. Слишком живая для призрака. Она, как и Вэйланд, застыла во времени. Только если город стоял уже не один век, Тина пока была на пути к своему первому столетию.

Мари задумчиво поджала губы, стараясь заглушить в душе жалость. Страшно представить, как одиноко душе после смерти. Тина не смогла уйти в мир мертвых, так и осталась скитаться среди живых. По рукам пробежались мурашки, стоило подумать, что на самом деле в магазине все обветшалое и старое, облеплено паутиной и покрыто толстым слоем пыли, как пеплом.

– Не жалей меня, душенька, я сама выбрала свой путь. – Тина с улыбкой облокотилась о прилавок.

– Они сожгли вас! Это ваш путь? – Мари схватила первую попавшую банку и чуть не швырнула о пол, но вовремя сдержалась. Она открутила крышку, внутри лежала сушеная мята, и ее аромат охладил пыл.

– Как и многих ведьм до и после меня.

Спокойствие Тины странно влияло на Мари. Мама бы сказала – обезоруживало, обнажало и… исцеляло. Возможно, потому что взгляд Тины напоминал взгляд мамы. Или потому, что Мари очень долго не общалась с себе подобными – ведьмами.

– Ты сделала зелье из семян клещевины? – Тина вскинула светлые брови и даже не попыталась скрыть ироничную улыбку.

– Сделала, но пока что не использовала.

Мари вспомнила, что хотела вернуть Тине деньги. Но призраку они не нужны.

– Используешь, – уверенно произнесла Тина.

– Почему? Мари нахмурилась. Поставила банку с мятой на место и скрестила на груди руки. – Джорджи меня бесит, но я не убийца.

Тина лишь усмехнулась:

– В Вэйланде давно не было Стихеи. Поэтому души умерших ведьм восстали и жаждут отмщения. Ты уже слышала их голоса. Услышишь еще не раз.

– Стихеи? – Мари почувствовала, как в области затылка зашевелились волосы, словно от чьего-то дыхания.

Тина оттолкнулась и достала из-под прилавка деревянную коробочку размером с ладонь:

Ты не знаешь. Жаль, призраки не могут раскрывать секреты живых, иначе я могла бы многое поведать тебе о жителях Вэйланда. – Она протяжно вздохнула. – Ответы кроются в твоем прошлом. Это было много жизней назад.

Она подошла к Мари. Такая настоящая, даже не просвечивалась. А ведь в первый день Мари уже видела черноволосую девушку, и та больше напоминала призрака, чем Тина.

– Чем дольше находишься в мире живых, тем меньше в тебе остается человеческого, – прочитав ее мысли, ответила Тина и протянула коробочку Мари. – Держи. Откроешь ее, когда захочешь узнать свое прошлое. Уж его я могу тебе рассказать. Но только в обмен на услугу.

– Какую? – Мари с опаской взяла странный дар.

На крышке шкатулки был выгравирован язычок пламени. Символ «Sang et flamme» преследовал ее повсюду.

– Поклянись, что защитишь моих потомков от мести мертвых. Клятву ведьмы не смогут обойти даже призраки, а мои глупые внуки перешли им дорогу. – Вокруг глаз Тины собрались морщинки, но улыбка вышла печальной. Так обычно улыбаются, когда расстаются с любимыми.

Мари отшатнулась:

– Значит, Эллиот и Дейзи все-таки…

Тина коротко кивнула:

– А теперь ступай. Мы больше не увидимся. Но когда ты принесешь клятву, я сдержу свое слово. Я верну тебе память, Стихея.

Мари буквально вытолкнуло из магазина. Невидимая сила подхватила ее и выволокла за дверь, швырнув на землю.

Мари лежала на мокрой брусчатке, вдыхая тягучий воздух, и бессмысленно пялилась в звездное небо над Вэйландом. Такое чистое, иссиня-темное, усыпанное яркими огнями, а еще сияющее почти полной луной. Полнолуние вот-вот вступит в полную силу. Вот-вот прольется чья-то кровь.

Мари неохотно приподнялась на локтях и уставилась на магазин. Сейчас он выглядел так, каким был на самом деле. Заколоченная дверь, кривые доски прятали разбитые стекла. Вывеска грустно накренилась.

Мари закряхтела, как старуха, но поднялась на ноги и только потом вспомнила про шкатулку, которую ей дала Тина. Пальцы безотчетно впились в коробочку, но желания открыть не возникало. С магией шутки плохи. И даже в обмен на воспоминания Мари сейчас не была готова дать клятву защищать Эллиота и Дейзи. Она не знала, можно ли им доверять?

Точнее знала.

Нельзя.

Поэтому поспешно спрятала шкатулку в карман пальто, тщетно успокаивая себя тем, что сама во всем разберется. Хотя распутать клубок вэйландских тайн без помощи Тины та еще задача.

Мари встряхнулась. Не беда, справится. Мама сказала бы, что любая ведьма способна на все, главное – поверить в себя. А уж узнать, кто или что такое Стихея, Мари точно сможет.

Она плотнее запахнула пальто и поспешила в замок. Нужно успеть до того, как двери общежития закроются не только для посетителей, но и для студентов. Бывали случаи, когда опоздавшим приходилось ночевать у порога или проситься в колледжи к друзьям, где правил не было, потому что их устанавливали сами студенты.

По пути в замок Мари задумчиво скользила взглядом по домам, прилипшим друг к другу; по верхушкам деревьев, что выглядывали из-за крыш; зацепилась за возвышение, на котором стояли остатки сгоревшего собора.

Нет, она не уйдет из Вэйланда. Теперь она поняла, что наконец обрела дом. Да, ведьмам здесь лучше не жить, но когда-то все было иначе. Мари чувствовала это сердцем. Давным-давно Вэйланд принадлежал ведьмам. Он принадлежал ей.

Тень украдкой выглядывала из-за угла дома. Она видела, как Мари шла по улице, пошатываясь, словно выпила не один бокал вина на шабаше. Еще пять минут назад неведомая сила вышвырнула ее на улицу. Девушка растерялась, долго рассматривала какой-то предмет в руке, а потом внешне приятный магазин вдруг превратился в заброшенное здание.

Плохой знак. Тень зашевелилась и направилась в сторону, противоположную той, куда ушла Мари. Все идет по плану, но удержать на коротком поводке огромную силу, заключенную в Мари, необычайно сложно. Если она вырвется наружу, Вэйланд погрузится в хаос. Со Стихеей опасно играть в игры. Если воспоминания вернутся, Мари выйдет из-под контроля. Ребекка пожертвовала собой, отчаянно пытаясь защитить дочь ото всех, в том числе от самой Мари. Нельзя, чтобы ее жертва оказалась напрасной.

Тридцать первого октября Вэйланд не спал. Тридцать первого октября в Англии праздновали Хэллоуин – Канун Дня Всех Святых, но в Вэйланде был свой праздник. День победы над ведьмами. Этой ночью вэйландцы переодевались в кого угодно: в фей, некромантов, призраков, зомби… Было лишь одно табу – на костюмы ведьм. Табу, которое Мари с легкостью нарушила.

Вечеринка проходила в современном филиале Вэйландского университета, и сейчас огромный актовый зал превратился в массу тел, разряженных в дикие костюмы, начиная с мумий (классического наряда любого Хэллоуина), заканчивая единорогами.

– Мари скривилась при виде лохматого парня с кривым рогом, который он прилепил на лоб, и искусственным лошадиным задом, невпопад болтающимся позади. Да, в этом абсурде ее скромный костюм ведьмы – серое льняное платье с обожженным подолом и веревкой вместо пояса терялся. Единственное, из-за чего на Мари обращали внимание, – это ее распущенные волосы, расчесанные до жгучего блеска расплавленного золота, и плетеный из сухих веток венок.

Вдоль стен стояли столы с закусками от мини-бургеров с ростбифом до ассорти из канапе и выпивкой разного градуса.

Мари остановилась возле пирамиды из бокалов с клубничным вином. Удивительно, что такая красота еще не полетела на пол. Она не удержалась, и вот холодное стекло уже приятно холодило ладонь, а терпкий, сладкий вкус клубники осел на языке.

Мари перевела взгляд на сцену, где разражалась аккордами и риффами местная рок-группа. Солист с лохматой черноволосой головой словно выпрыгнул из девяностых, отплясывая с гитарой на сцене. Толпа студентов в зале почти синхронно сходила с ума под музыку. Их освещали лишь цветные огни, которые бликовали на лицах, выхватывая из темноты глаза, губы, волосы, обнаженные руки…

Да, Мари впервые посетила подобный вечер. Школьные дискотеки и выпускной прошли мимо нее. Она всегда была для одноклассников белой вороной по понятным причинам. А с бала первокурсников Мари сбежала, потому что ей стало плохо после спектакля. И на Хэллоуин в глубине души она боялась идти, потому что не знала, чего ждать. Но сейчас ей нравилось. Нравилось быть частью этого безумия.

– Иисусе! Только не говори, что это, – подруги незаметно материализовались за спиной Мари, и Айви проорала ей на ухо, стараясь перекричать музыку, а затем ткнула пальцем в ее голову и дернула за широкий рукав, – терновый венок, а это – платье ведьмы!

Айви в шоке цеплялась за руку Моники и то и дело наступала той на русалочий хвост, набитый ватой и обтянутый голубой тканью. Костюм Моники вызывал улыбку и еще большее недоумение, чем единорог. Сама Айви оделась в изумрудного цвета тунику из пайеток, но, видимо, забыла надеть под нее лосины, ограничившись зелеными босоножками на шпильке. Черный ремень охватывал талию, а на рыжих кудрях сбоку крепился миниатюрный котелок.

– Все и так считают, что я – ведьма, – пожала плечами Мари.

– Моника показала Мари большой палец, оценив шутку, и поправила синий парик челка постоянно лезла ей в глаза.

Айви отцепилась от Моники и прилипла к Мари, окутав сладкими ароматами ванили и шоколада. Тут же горячо зашептала на ухо:

– Сумасшедшая! Так нельзя!

Мари только улыбнулась:

– А ты кто?

– Лепрекон, будь он женщиной. – И она кокетливо надула губки.

Моника растолкала хвостом место возле стола и с воодушевлением принялась накладывать на тарелку закуски. Повертела в руках треугольник фокаччи со слайсом из огурца и странным розовым муссом поверх и закинула в рот. Айви нырнула к ней за бокалом шампанского, а затем вернулась к Мари.

– Все равно, зря ты. – Она нахмурилась и кивнула в противоположный угол.

Там сгруппировались девушки в красных трико и мини-юбках. Пластиковые мечи в ножнах отсылали к валькириям, а их лица и правда были воинственными.

– Огненные девы только и ждут повода до тебя докопаться.

Мари присмотрелась и заметила, что среди них промелькнули лиловые локоны. Дейзи тоже пришла на вечеринку.

– В их колледже одни девушки? – вместо слов сожаления спросила Мари.

Она не боялась. Странно, но страх отступил после того, как она узнала, кто такие Эллиот и Дейзи Метаксас.

– Нет, есть и парни. Но в меньшинстве. Мало кто хочет учиться четыре года с прозвищем «Дева». – Айви хихикнула и поставила опустошенный бокал на стол, сразу же потянувшись за следующим.

Моника успела впихнуть в нее пару канапешек и шаркнула хвостом по тощему парню, который пытался протиснуться к столу рядом с ней.

Скоро будет медляк! – снова крикнула Айви. – Мне Кортни сказала, а она встречается с гитаристом. – Не дождавшись от Мари нужной реакции, Айви добавила: – Уильям обещал пригласить меня на танец. Сказал, будет в маске, ну, типа, если узнают, не страшно… Праздник ведь!

Слова Айви потонули в высокой ноте, которую взял солист. Кровь хлынула к лицу, и Мари уткнулась взглядом в свой бокал. После этой фразы она одним махом допила спиртное, но даже легкое головокружение, которое накатило после, не дало желаемого забвения. Айви ненароком вернула Мари в реальность, из которой она с таким трудом сбегала. Они никогда не говорили об Уильяме, и после того вечера, когда Мари потеряла сознание среди руин, она не видела Айви и профессора Чейза вместе. И не хотела даже думать о том, что у них может быть что-то серьезнее флирта.

– Вы встречаетесь?! – вдруг выпалила Мари, но Айви не расслышала и наклонилась ближе.

Мари пришлось повторить, хотя хотелось откусить себе язык.

Айви ответила не сразу. Задумчиво повертела в руках бокал, но когда подняла на Мари взгляд, в нем светилась чистая радость:

– Кажется, да.

– Он хоть целовал тебя? – Мари не понимала, зачем спрашивает. Чтобы воображаемая рана в груди закровоточила еще сильнее?

Айви стушевалась и покачала головой:

– Один раз почти… Но он вдруг остановился. – Вдруг ее лицо просветлело, и она сунула в руки Мари бокал с недопитым шампанским.

Ничего не объяснив, Айви нырнула в толпу, которая успокоилась, потому что музыканты заиграли на гитарах медленную композицию, а чистый голос солиста разлился по залу, как топленое масло по блинам. Рыжая макушка Айви с черным котелком пропала, а затем вернулась в объятиях высокого парня. Черная маска на половину лица скрывала Уильяма, над нижней губой выступали клыки. Кружевная белая рубашка с манжетами и высоким воротником светилась голубым из-за неоновых огней. Да, профессор Чейз неплохо скрыл свою личность, но не от Мари. Она узнала бы его в любом облике.

– Не нравится мне, что он вдруг неожиданно стал ухлестывать за нашей Айви. – Моника, наконец, отстала от стола и поравнялась с Мари. Пока играла спокойная музыка, можно было хоть как-то поговорить.

– Почему?

– Ну, во-первых, он – препод. Во-вторых, он странный. Не от мира сего. Айви слишком ранимая, не хочу, чтобы он ее обидел.

Мари на минуту закрыла глаза, стараясь унять сердцебиение. А когда открыла, поняла, что так и стоит с двумя бокалами в руках. Она поставила их на столик и перевела дыхание. Лучше не смотреть, но взгляд то и дело тянулся к танцующей паре, к их склоненным головам. Они так гармонично смотрелись вместе: миниатюрная Айви и высокий Уильям. Девушку словно специально создали для него. Именно ее, а не Мари.

«Он не нравится тебе. Вы даже толком не разговаривали!».

Но мантре возражал ехидный внутренний голос мамы: «Поэтому тебя словно током пронзает, когда вы находитесь рядом?»

Да. Мама сказала бы, что Мари слишком мягкотелая для ведьмы, раз не может совладать со своими чувствами.

– О, кажется, в тебе сейчас просверлят четыре дырки, – хихикнула над ухом Моника и ткнула Мари в бок. – Две – вон тот красавчик у стены, с которым ты сосалась на сцене, и еще две – Джорджи. Хотя на нее уже жалко смотреть.

Мари вскинула брови и повернулась в ту сторону, куда указывала Моника. И правда, у дальнего стола стояла Джорджи в образе Смерти. Ультракороткое черное платье и ботфорты, в руках – деревянная коса. Видимо, настоящей не нашлось. Ее лицо контрастировало белизной, а темные круги под глазами проступали даже через тональник. Дерзкая прическа Джорджи, зигзагообразные иероглифы на выбритой половине головы, придавала ей боевой вид, словно она – загнанный в угол, ощетинившийся дикобраз.

– Эллиот вырядился в лихого ковбоя. Мари не поняла, где он нашел связь между Диким Западом и Хэллоуином, но образ шерифа эта широкополая шляпа, мерцающая серебряная звезда на кожаной куртке и сапоги невероятно ему шел. Эллиот подпирал стену, засунув большие пальцы за ремень с внушительной пряжкой, и буравил взглядом Мари. Причем, в отличие от усталой злости на лице Джорджи, в его глазах горел настоящий гнев.

– Сосалась – это громко сказано, – фыркнула Мари.

Музыка сменилась на драйвовую, но Айви с Уильямом не подошли к ним, они продолжили танцевать, а затем и Монику затащили в массу дергающихся тел.

Мари отвернулась от Эллиота, но постоянно чувствовала на себе его сумрачный взгляд. А мысли снова потекли к Тине. Она была ведьмой, а еще бабушкой Дейзи и Эллиота. Но раз Дейзи пополнила ряды Огненных дев, значит, она не унаследовала дар Тины. Или же была спящей ведьмой?

Мари прикусила нижнюю губу и снова поискала лиловые волосы Дейзи, но в толчее было сложно разглядеть знакомые лица. Забавно, если Огненная дева окажется ведьмой.

А вот Эллиот точно не унаследовал ведьминский дар, по той простой причине, что он – мужчина. Ведьмаков не существует, это все фантазии людей. Зато со стопроцентной уверенностью можно сказать, что Эллиот…

Мари резко согнулась, словно от боли. Будто некто невидимый врезал ей в живот, заставляя кашлять от нехватки кислорода. В висках запульсировало, а перед глазами заметались цветные круги. И непонятно, существовали они лишь в мозгу Мари или это были дискотечные огни.

Она вскинула голову и снова попыталась найти Эллиота, но он исчез. А в ушах зазвучали песнопения ведьм, среди которых звонче других прорезался голос Нессы – верховной ведьмы их шабаша:

Мари подхватила платье, чтобы не споткнуться о подол, и бросилась бежать к выходу. Ее толкали, пытались затянуть и сделать частью единого организма, который пил, ел и извивался под музыку.

Дьявол вас всех побери, – прорычала она и каким-то чудом вырвалась из зала в коридор, освещенный потолочными светильниками, которые били по глазам.

Пьяные студенты умудрялись зависать и здесь. Подпирали стены, едва не сшибая картины, строили на подоконниках пирамиды из пустых бокалов… В общем, от образа элитного университета мало что осталось.

– Девочка-ведьма, куда бежишь?

Мари обернулась на заливистый смех валькирий. Что ж, Огненные девы гораздо лучше Охотничьего Пса. Удивительно, что вместе с ними не увязалась Джорджи. Зато из трех Дев одной оказалась Дейзи. Ее лиловые волосы были заколоты в причудливый пучок, из которого торчали длинные черные спицы. Она положила руку на плечо азиатке с непомерно большими губами, которые даже не закрывались. В остальном азиатка выглядела как чересчур украшенный масляными розами торт. Вроде симпатично, но уже вульгарно. Вторая Дева была бледной и тихой, как пыль на книжной полке.

– Лин, давай без этого. – Дейзи явно пыталась предотвратить конфликт.

Но Лин, судя по всему, ее куратор, а значит второкурсница, сбросила с плеча руку Дейзи, и та обиженно отступила.

– Как ты посмела надеть костюм ведьмы? – прошипела Лин.

Мари не хотелось с ними разговаривать. Тратить нервы и силы на то, чтобы доказать фанатикам, что земля уже давно не стоит на трех китах? Да легче найти в лесу Вэйланда розового единорога!

Мари молча смерила всех троих взглядом, и вновь только Дейзи спокойно выдержала ее ведьминскую злобу. Но теперь Мари знала, почему. Девушка все же унаследовала гены Тины.

– Потому что я – ведьма, – неожиданно призналась Мари, когда Девы потупили глаза в пол. – И в Вэйланде гораздо больше ведьм, чем вы думаете. – Она снова посмотрела на Дейзи, и та нервно задышала.

– Не слушайте эту дурочку. Мужская рука крепко обхватила Мари за плечи и стиснула, не позволяя даже шевельнуться. – Моя девушка перебрала пунша. Я видел, как она засунула трубочку прямо в общую чашу и выцедила половину. – Эллиот хмыкнул и звучно поцеловал Мари в щеку.

Лин прищурилась и скосила недовольный взгляд на Дейзи:

– Почему ты не сказала, что твой брат с ней встречается?

– А я что, свечку над ним держу?!

– Привет, сестренка. – Эллиот подмигнул Дейзи, но та лишь досадливо закатила глаза. – Рад, что вы, наконец, познакомились с Мари.

– Мы уже знакомы. – Мари шумно выдохнула.

Сердце трепетало в груди, и она знала, Эллиот тоже чувствует эту бешеную пульсацию. Теперь ей не хотелось, чтобы Девы уходили, но они уже развернулись и направились обратно в зал. Дейзи пару раз обернулась, бросив на них с Эллиотом обеспокоенный взгляд, но ничего не сказала.

Почти сразу он схватил Мари за руку и заволок в ближайшую нишу, где стоял уютный жаккардовый диванчик на двоих, а на стенах в углублениях висели картины малоизвестного современного художника. С полотен на Мари молчаливо взирали лица людей. Они жались другу к другу, и странно, но все были одеты в наряды разных времен. Здесь были мужчины в старинных камзолах, и женщины в мини-юбках, и наоборот, женщины в платьях эпохи регентства и мужчины в шортах и майках. Словно художник хотел намекнуть: в каком бы времени люди не находились, они не меняются и подчиняются тем же страстям, будь то двадцать первый век или семнадцатый.

– Вздумала сбежать? – Эллиот прижал ее к стене возле дивана и навис над ней. От ковбойской шляпы на Мари падала тень.

– Я знаю, кто ты! – вместо ответа прошипела она и устремила на него взгляд. Но Эллиот не дрогнул. Выдержал, побледнел, но не отвел глаза.

– А я знаю, кто ты…

Эллиот не спрашивал разрешения. Наклонился и прижался к ее губам. Теплая ладонь скользнула на талию, притягивая к крепкому телу парня.

Снова он украл у нее поцелуй. Снова обездвижил, подчинил себе, превратил в мягкое тесто, из которого лепил послушную девочку. И чем дольше продолжался их поцелуй, тем слабее становилась решимость Мари бороться. Голова кружилась, а кислород заканчивался, – еще чуть-чуть, и сознание ускользнуло бы, но Эллиот отпрянул так же резко, как и начал целовать.

– Как заставить тебя доверять мне? – прошептал он на ухо.

Мари тяжело дышала и смотрела куда-то поверх плеча Эллиота. Музыка из зала доносилась отголосками прошлой жизни, в которой она могла притвориться беззаботной первокурсницей, празднующей Хэллоуин.

– Чтобы ведьма доверяла Охотничьему Псу? Ты сам себя слышишь? – прошипела Мари.

Эллиот только закатил глаза и нажал на круглый светильник над ее головой. Стена с тихим свистом отъехала в сторону, и Мари не успела вскрикнуть, как оказалась в узком сером коридоре. Крохотные светильники на потолке змеиными линиями уводили вниз, словно в жерло вулкана.

– Где мы? – Голос охрип от волнения, и Мари сама не заметила, как схватилась за руку Эллиота.

– Это один из тайных ходов. Ими пронизан весь Вэйланд новый филиал университета, замок и сам город.

– Ты решил убить меня и спрятать тело в недрах Вэйланда? – Мари тщательно проговаривала слова. Следила, чтобы предательская дрожь не просочилась в голос.

– Детка, ты слишком красива для такой участи. Хотя сегодня, когда я тебя увидел, то действительно захотел убить. – Эллиот прищурился. В полумраке его зеленые глаза затянула тьма.

– Понравился мой костюм? – Она не сдержала ехидной усмешки.

– До такой степени, что захотелось сжечь тебя, – фыркнул он и потянул за собой по коридору.

– Плохая шутка.

– Самая подходящая для глупенькой ведьмочки, которая возомнила, что сможет бороться против устоявшихся традиций Вэйланда. Если бы я не вмешался, этот вечер стал бы последним в твоей жизни. И поверь мне, костер показался бы тебе раем, потому что толпа пьяных студентов могла воспылать такой праведной яростью, что… – Он запнулся. – Как бы то ни было, Охотничий Пес тебя спас. Хотя я не раз тебя просил уехать.

Повисла тишина, нарушаемая их осторожными шагами, тихим дыханием и легким треском светильников. Мари смотрела на сцепленные руки, а мысли вертелись в голове и, наконец, выстроились в ряд.

– Это был ты? – Мари остановилась.

– О чем ты? – Эллиот не сразу обернулся, но по напряженным плечам было заметно, что он все прекрасно понимает.

– Ты напал на меня тогда… возле кабинета профессора Чейза? И просил покинуть Вэйланд?

Эллиот посмотрел на нее. Поля его шляпы почти касались стен коридора. К счастью, Мари не страдала клаустрофобией, но из-за спертого воздуха дыхание становилось более тяжелым и медленным.

– Конечно, я. Охотничьи Псы всегда пытаются спасти ведьмам жизнь, – ухмыльнулся Эллиот, словно очнулся от заморозки.

– Я серьезно.

– Я тоже. Мари, я пытаюсь объяснить тебе, что я – не враг. И при этом избежать нудных уточнений, что если бы я хотел, то давно сдал бы тебя «Sang et Flamme».

Он снова потащил ее за собой. Проход вдруг начал заворачивать, затем подниматься вверх. Стало легче дышать, словно через земляные стены просачивался свежий воздух.

– Значит, общество действительно обосновалось в Вэйланде.

– Даже не представляешь, насколько прочно.

Мари вспомнила кольцо на пальце Элизабет Кэролл и кольцо на рисунке с Берггольцем.

– Мисс Кэролл состоит в обществе, – заявила она.

Эллиот хмыкнул:

– Точнее, возглавляет. Поэтому привлекать к себе внимание одеждой, – он еще раз мимолетно скользнул взглядом по ее наряду, – сумасшествие.

Мари не заметила, как они оказались перед деревянной дверью. Эллиот бесшумно ее отворил – видимо, за всеми проходами до сих пор тщательно следили и смазывали петли, – и они вышли в темный коридор. Свет телефонного фонарика выхватил из темноты знакомые клетки, в которых столетия назад держали и пытали ведьм.

– Темницы? Мы пришли под землей прямо из филиала в замок? – По рукам побежали мурашки. Под Вэйландом оказался целый подземный лабиринт, и об этом знали лишь посвященные.

Они поднялись по лестнице на первый этаж и остановились в желтом свете бра в виде свечей. Эллиот спрятал мобильный в задний карман и съехидничал:

– Поздравляю. Теперь ты знаешь тайный путь и можешь пользоваться им во время дождя.

– Всю жизнь об этом мечтала, – пробурчала Мари.

Она обхватила себя за плечи, стараясь скрыть дрожь.

Думаю, дальше ты дорогу найдешь без меня. Эллиот вдруг смущенно отступил назад и засунул большие пальцы рук за ремень. – А как ты познакомилась с Дейзи?

– Решила обзавестись подругой на своем курсе и подсела… к Огненной деве. – Мари вдруг засмеялась.

Судьба просто издевалась, сталкивая ее нос к носу с врагами ведьм. Словно заставляя поверить, что не все из них плохие. Хотя Дейзи она выбрала интуитивно, почувствовав в ней свою.

– Надеюсь, эта чертовка не обижала тебя? – нахмурился Эллиот. Отчего-то он не разделял веселья Мари. – Она иногда слишком рьяно пытается доказать свою нормальность и может увлечься. Именно поэтому пошла в колледж Огненных дев.

Мари задумчиво сняла с головы венок и покрутила в пальцах. Дейзи не знает себя. В отличие от Мари, которая с детства готовилась стать ведьмой, Дейзи мечется между человеческой и ведьминской сутью. А учитывая брата – Охотничьего Пса, ее дела еще хуже. Ведьмы – одиночки, они растят себе подобных. Но ни преданности мужчины, ни сыновей им не знать. Дочери Тины не повезло, она родилась человеком. И теперь за то невезение расплачиваются ее дети.

– Какого цвета кровь Дейзи? – вопросом на вопрос ответила Мари и пристально посмотрела на Эллиота.

Тот только втянул ноздрями воздух и отвернулся.

– Понятно. Значит, ты покрываешь двух ведьм.

– Она – не ведьма! Она не прошла посвящение и ничего не знает о вашей чертовщине! Дейзи – человек! – Он тяжело задышал и сорвал с головы шляпу. Смял, швырнул на пол, будто она виновата в несправедливости судьбы.

Мари невольно отшатнулась от злости Эллиота и до боли стиснула венок в руках:

– Тогда что ж ты таскаешься за мной, если я занимаюсь чертовщиной? – процедила она.

Потому что люблю! – Откровенность Эллиота погасила гнев, и Мари широко распахнула глаза. – Потому что верю, что ты не такая. Что ты не убиваешь людей. И что убийства в Вэйланде не связаны с тобой. У меня нет доказательств, только интуиция. – Он широко развел руки, словно предлагал вонзить кинжал ему в сердце.

Мари вспомнила про флакон с ядом, который хранился в ее чемодане.

«Ты ошибаешься, Эллиот. Как же ты ошибаешься во мне…».

Моя бабушка была такой же, как ты. Бросила вызов всему Вэйланду и поплатилась. А она хотела всего лишь помогать. По крайне мере, так рассказывала мама. – Голос Эллиота стал тише. Он подобрал шляпу и смотрел куда угодно, только не на Мари. Словно устыдился собственной злости. – Я должен идти, присматривать за Дейзи. Теперь ты в безопасности. – И он направился к темницам, видимо, собирался вернуться обратно тем же путем.

– Эллиот, – окликнула его Мари. Ей не хотелось завершать разговор на печальной ноте. – Ты точно уверен, что любишь меня?

Он притормозил и бросил на нее лукавый взгляд:

– Естественно. Иначе давно затащил бы в постель.

Элизабет сдавливала пальцами телефон, разглядывая в полумраке кабинета фотографию на экране. Худой, с острыми скулами парень щурился на солнце. Ветер растрепал черные волосы, а верхняя губа приподнята то ли в улыбке, то ли в оскале. Эдвард всегда улыбался дерзко и обнимал Элизабет крепко, чуть ли не раздавливая в объятиях. На фото она выглядела беззаботной девчонкой, и разница в десять лет совсем не бросалась в глаза.

Эдвард Чарлсон, брат Джорджи, тоже состоял в обществе «Sang et Flamme». Он любил сестру. Любил Элизабет. И ненавидел ведьм. Идеальный мужчина.

Но теперь, все, что оставалось Элизабет, это разглядывать фотографию Эдварда и навещать его могилу. На памятнике из черного гранита была высечена фраза на французском языке: «Погиб, защищая мир от зла».

Погиб от руки ведьмы. Элизабет выключила телефон, потому что воспоминания стали засасывать ее в прошлое, и решительно встала.

«Спи спокойно, любимый. Я присмотрю за твоей сестрой. И найду убийцу».

Мысли, уже ставшие привычной мантрой, успокоили.

Надежда, что когда-нибудь одна из тех ведьм, которых Элизабет сжигала в подвале замка, окажется именно той, кто убил Эдварда, не угасала. Хотя не было ни единой зацепки ни имени, ни внешности. Проклятье, которое наслала на возлюбленного Элизабет ведьма, превратило его в старика за считанные дни. И даже целебная мазь оказалась бессильна. Он умер от старости. В тридцать лет. Все, что осталось, лишь его сестра – Джорджи. Но Элизабет плохо справлялась с наставничеством. Эллиот, которого она заставила присматривать за девушкой, превратился в объект зависимости Джорджи. А теперь он отбился от рук и отказывался продолжать играть роль ее парня, чем невыносимо злил Элизабет.

Она встала из-за стола и вошла в скрытый лифт за дубовой стеной. Но еще больше ее злил не Эллиот, а ситуация в Вэйланде. В прошлый раз ей пришлось дать взятку полиции, чтобы замять историю с первокурсницей, но если подобное повторится, ее могут снять с поста вице-канцлера университета.

Лифт медленно пополз вниз, как и настроение Элизабет. Со всей этой суетой она забыла о самом важном в ее жизни. А ведь в темницах Вэйланда она уже восемь месяцев держит пленницу, пытаясь разгадать ее секрет.

Лампы гулко зажигались впереди Элизабет, пока она шла по длинному коридору. В подземных лабиринтах замка можно было с легкостью затеряться, но она могла ориентироваться в них даже с закрытыми глазами. Она здесь выросла. Здесь и умрет.

Элизабет остановилась возле железной решетки, вросшей прямо в земляной пол. В темнице тускло светили точечные светильники, а на раскладушке в углу спала женщина. Раз в сутки пленницу выводили на свежий воздух, кормили три раза и даже разрешали смотреть телевизор и читать книги, чтобы она не сошла с ума. Элизабет не нужна была спятившая ведьма. Ей нужны были ответы.

– Здравствуй, Ребекка.

Женщина пошевелилась и приподнялась на кровати. Шерстяной плед сполз с ее груди, оголив потрепанный льняной саван, который держался на ней лишь с помощью пояса. Некогда длинные, белокурые волосы были коротко подстрижены на уровне ушей, а голубые глаза смотрели равнодушно, словно Ребекка стала бездушной куклой.

– Давно тебя не было, – вместо приветствия произнесла Ребекка и села на кровати, свесив босые ноги на холодный пол.

– Почему ты не надела теплую одежду? – Элизабет кивнула на черную груду тряпок в углу темницы. Еще не хватало, чтобы ведьма умерла от переохлаждения раньше, чем расскажет правду.

– Мне не холодно.

Элизабет стиснула зубы и со свистом втянула воздух. Манера Ребекки отвечать односложно и безразлично не просто злила, бесила.

– Тогда, наконец, расскажешь свой секрет?!

Ребекка вскинула брови:

– Ты не ведьма. Не поймешь.

– К счастью не ведьма, – фыркнула Элизабет.

– Но мы были «Огненными девами».

Тихое замечание Ребекки полоснуло по сердцу.

– Решила напомнить о своем предательстве? – прошипела Элизабет и шагнула к темнице.

Они создали «Огненных дев», чтобы укрепить их дружбу, но Ребекка забыла упомянуть, что родилась ведьмой.

– Поздно говорить, что я не знала… – Она встала с раскладушки и подошла к прутьям темницы.

Они стояли лицом к лицу, и Элизабет выдерживала взгляд Ребекки только усилием воли. Она не должна показать, как ей страшно. Стиснула кулаки, невольно задержала дыхание.

– Да, поздно, – прошипела Элизабет и все-таки на короткое мгновение отвела взгляд. – Древняя и ведьма никогда не будут дружить.

Ребекка молчала. Лишь подняла глаза и смотрела куда-то поверх головы Элизабет.

Расскажешь, как пережила огонь? Ты должна была сгореть!

Элизабет снова пережила тот миг, когда увидела, как пламя охватило тело бывшей подруги. Ужас, паника вместо привычного наслаждения. И безграничное облегчение, когда огонь схлынул, а Ребекка так и осталась невредима. Элизабет до сих пор было стыдно за свои чувства, и она никуда не могла от них деться.

– Зачем тебе?

– Затем, что это еще на один шаг приблизит меня к разгадке! – В запале Элизабет схватилась за прутья, но тут же отпрянула, когда Ребекка посмотрела на нее с легкой улыбкой.

До сих пор веришь, что найдешь ответ, почему прах ведьм исцеляет? Как зло может приносить добро? – Она впервые произнесла такую длинную фразу и к ее концу словно опустела.

Тебя не касается, что я хочу узнать! Но отчасти ты права. – Элизабет отступила на безопасное расстояние.

В мире все взаимосвязано, – тихо заметила Ребекка, и Элизабет поняла, что бывшая подруга вновь ничего не скажет.

Тебе повезло, что у тебя нет дочери, иначе я бы тебя быстро разговорила. На лице Ребекки не дрогнул ни единый мускул, и Элизабет добавила: Но ничего, в Вэйланде объявилась Стихея. Представляешь? И когда я ее поймаю, я узнаю все секреты ведьм. И даже те, о которых не знала ты, Ребекка.

Элизабет отвернулась и зашагала прочь от темницы, поэтому она не видела, как Ребекка обхватила себя за плечи и упала на колени. Беззвучные слезы потекли по бледному, словно гипсовому лицу.

Охотничий Пес влюбился в ведьму. Что ж, не он первый, не он последний. Главное – самой ведьме не поддаться на чувства, потому что такой союз обречен.

Мари остановилась возле окна и уставилась на полную луну. Если подумать, ведьма ни с кем не будет счастлива. Мужчина ей нужен, только чтобы родить дочь. Оставить потомство.

Мари прикрыла глаза и снова представила, чтобы сказала мама:

«Ты слишком мрачно смотришь на мир, Мария Ребекка. Гордись тем, что ты – ведьма. И будь сильной».

В пустом коридоре на втором этаже не было ни души. Все веселились на вечеринке, а Мари, как прокаженную, доставили в общежитие. Сама виновата. Надела бы костюм дохлой бабочки и затерялась бы в толпе. Но необъяснимое желание объявить всему Вэйланду, что ведьмы вернулись, зудело под кожей, отравляя кровь.

Мари еще раз взглянула на луну и направилась к своей комнате. Снова что-то произойдет. Она улыбнулась. Мертвые ведьмы мстят, но…

Улыбка погасла. Они могут убить невиновного, как ту девушку на посвящении в студенты. Она ведь ни в чем не была виновата.

– А мы были? Многие из нас даже не прикасались к людям, но их заклеймили и сожгли. Не дали и шанса оправдаться. Приговорили еще до суда.

Знакомый шелестящий голос вновь ворвался в мозг, и Мари застыла на месте. Прямо перед ней растекся по полу туман, похожий на жидкий дым. Из сизого болота выросла знакомая фигура девушки с длинными черными волосами. Они намертво спутались и словно стыдливо прикрывали грязный саван. В глазах горели языки пламени, а в морщинках на бледном лице скрывалась неутолимая жажда мести.

– Снова ты? – Мари прищурилась.

В этот раз ей не было страшно. Дух ведьмы не причинит зла другой ведьме.

– Ты не помнишь меня… – прошелестел призрак.

– Так напомни?

– Не могу. – Ее лицо скривилось, словно в судорогах.

Призраки не могут раскрывать секреты живых, – кивнула Мари. – Тогда раскрой мне секрет мертвых.

На этот раз призрачная девушка улыбнулась, и Мари поежилась. В улыбке не было ничего приятного. Наоборот, от нее появилось чувство, будто по коже провели наждачной бумагой.

– Мертвые мстят. Мертвые ждут голубую луну!

Мари не успела ничего сказать. На этот раз она ошиблась. Разгневанные духи не смотрят, кто перед ними: человек или ведьма. Они мстят всем. Поэтому Тина переживала за Эллиота и Дейзи.

Острая боль в затылке в очередной раз лишила ее зрения, и Мари провалилась во тьму.

Германская империя, 1849 год

Вилда всегда оправдывала свое имя. Дикая, необузданная. Плевать хотела на правила приличия, волосы носила распущенными и запрещала к ним прикасаться. Для немки была слишком миловидной и нежной, зато щучий характер служил прекрасным контрастом. Она с восторгом встретила революцию и ратовала за становление Германской империи, не особенно разбираясь в политических играх. Вилду забавляли изменения в стране, поэтому, чтобы уберечь жену от городских бурь, герр Шульц вывез ее в свой особняк в тихой провинции, и весну 1849 года они встретили среди хвойных лесов, альпийских лугов и любимых нежно-розовых цикламенов.

Три года совместной жизни Ансельм каждый день благодарил Бога. За то, что жена еще жива и коварная судьба не разлучила их. Постепенно, по крупицам, Ансельм рассказывал Вилде правду о прошлом. Это позволяло обмануть проклятье, растянуть сладкие мгновения. Потому что, если умолчать, смерть подкрадется незаметно. А затем ударит резко и бесповоротно.

Той ночью не спал никто. Вилда сидела за столом у окна при свете трепещущей свечи и писала в дневнике. Ансельм не раз порывался заглянуть в него, но Вилда охраняла свои тайны похлеще Цербера. Поэтому он не знал, счастлива ли она. Но единственное, в чем не сомневался, это в том, что она его любит.

– Почему не спишь? – Ансельм подошел к Вилде и посмотрел через ее плечо.

Она впервые не закрыла тетрадь, исписанную нервным, плавающим почерком.

Ему бросились в глаза стихи, от которых душа упала в пятки:

Словно выждав, пока Ансельм прочтет, Вилда захлопнула тетрадь и запрокинула голову. В полумраке ее карие глаза напоминали черные точки.

– Спать? В такое время?

– Первый час ночи. – Ансельм сел в кресло рядом с Вилдой и взял за руку. Тонкие пальцы были ледяными.

– Не могу спать. Снова снятся сны… – Она откинулась на спинку кресла и прикрыла веки, позволяя Ансельму массировать ее запястье.

– Тебя вновь сжигали на костре? Я уже жалею, что рассказал тебе…

– Ты должен был! – перебила его Вилда и выпрямилась, распахнув глаза. Ее лицо с острыми скулами почти вплотную приблизилось к Ансельму, так что их дыхания переплелись. – А еще ты должен рассказать мне то, о чем умолчал.

– Я уже о многом рассказал, милая. В прошлой жизни ты была ведьмой. И мы с тобой встречались много раз. Судьба сводила нас вместе, потому что мы предначертаны друг другу…

– Это слишком сладко, Ансельм, – поморщилась Вилда. – Даже поверить в это тяжело, но я верю, потому что люблю тебя. Однако не могу вспомнить. А если пытаюсь, голова начинает рваться на части от боли.

– Вилда, милая… – Ансельм поцеловал каждый ее пальчик по очереди, чем вызвал легкую улыбку на лице жены. – Не надо вспоминать. Просто живи и будь счастлива.

Она задумчиво на него посмотрела. В ее глазах словно плескалось марево тумана.

– Мне ведь не предназначена долгая жизнь, Ансельм?

– Я не хочу об этом говорить. – Он нахмурился и потянул Вилду за руку, усадив к себе на колени. – Предлагаю заняться кое-чем приятным, раз ты не можешь уснуть. Уверен, мое лекарство излечит тебя от бессонницы. – Ансельм откинул ее волосы и поцеловал в шею.

– А я хочу, – упрямо возразила Вилда и обхватила его лицо ладонями. – Скажи, кто сделал это с нами? Почему мы живем так, словно каждая минута может стать последней? Почему я не могу родить тебе детей, как ни стараюсь? – Вопросы лились и лились, она не могла остановиться, на ресницах заблестели слезы. – Кто наслал на нас это проклятье?

Ансельм зажмурился на короткое мгновение, а когда открыл глаза, снова увидел упрямый взгляд жены.

– Кто? – настойчиво повторила она.

И он тихо выдохнул:

– Ты…

Германская империя, 1849 год

Он слышал ее заливистый смех, который перемежался грудным голосом, начитывающим стихи.

Можно было многое списать на дикий нрав Вилды, но последние недели превратились в настоящую круговерть безумия. Вилда пыталась выйти погулять… через балкон на втором этаже. Ансельм стащил ее с перил, а она только расхохоталась – мол, задумалась, перепутала. Нет, не перепутала. Более разумного и расчетливого человека, чем Вилда, было сложно сыскать. Она бы никогда не отнеслась к своей жизни столь опрометчиво, если бы проклятье не начало точить ее мозг.

Ансельм замечал проявление гнилостной болезни в усталом взгляде, темных кругах под глазами, беспокойном сне. Навязчивые мысли, которые он сам породил в Вилде, преследовали ее днями и ночами. От беспомощности он мог только кусать ногти. Так тошно, так обидно… В этот раз они были вместе три года, и он понадеялся, что проклятье отступило. Но нет, слова ведьмы, сказанные однажды, будут преследовать до скончания времен. А слова Стихеи – тем более. Но проблема Ансельма в том, что его времена никогда не кончатся. Он навсегда застрял в круге бесконечных страданий.

В этот раз Вилда превзошла себя. Когда Ансельм вошел в их спальню, его прошиб холодный пот. Его прекрасная жена танцевала посреди комнаты с распущенными волосами, а подол платья занялся рыжим пламенем. И уже подступался к голым ступням Вилды, но та, казалось, не чувствовала ни боли, ни страха. Зато Ансельм испытал на себе все эмоции, которые должны были терзать ее. Когда он повалил Вилду на пол, когда ладонями бил по огню, пытаясь его загасить. Затем словно очнулся и сорвал с кресла жаккардовое покрывало и набросил на ноги Вилды. А она все это время смеялась и плакала, а губы шептали коварные стихи, от которых у него сводило челюсти.

– Ну, почему, милая? Почему ты не можешь отпустить прошлое… – шептал он, покачиваясь с ней в объятиях.

– Потому что ты и есть прошлое, Ансельм. А я никогда тебя не отпущу.

Ему пришлось так поступить. Он долго спорил с совестью, но в итоге победил. Лечебница для душевнобольных вызвала в Ансельме чувство опустошения. Словно он предал любимую, когда поместил ее в серое квадратное здание с медсестрами, на лицах которых цвели натянутые улыбки. Конечно, он заплатил целое состояние, чтобы с Вилдой обращались, как с гостьей. Отдельная комната, обставленная любимой мебелью жены, книжный шкаф, теплая одежда, прогулки на свежем воздухе. Даже приказал снять решетки с окна, чтобы она не чувствовала себя пленницей. Ансельм выбрал самую миловидную медсестру и приставил к Вилде в качестве служанки.

С таким же успехом он мог держать Вилду и дома. Но он боялся, что не уследит. И он надеялся, тщетно и слабо, что в лечебнице ей смогут помочь. На удивление, Вилда не сопротивлялась. Она приняла лечение смиренно. Дикий нрав жены улетучился еще задолго до больницы. Она словно превратилась в пустой сосуд, который теперь окружающие старались заполнить.

– Покорность Вилды пугала Ансельма еще сильнее. Холодные ванны для бодрости – без проблем. Ежедневный врачебный осмотр ну и пусть. Опиум – только лучше.

Работа заставила его вернуться в столицу и оставить Вилду на месяц одну. Он больше не мог навещать ее ежедневно, и от этого совесть еще больше грызла душу. Доктор даже прислал ему фотографию Вилды на фоне лечебницы. Ансельм вздрогнул, когда увидел безучастное лицо жены. Распущенные волосы были убраны в высокий пучок, так не свойственный Вилде. А платье висело на ней мешком. Она похудела, и казалось, что наряд снят с чужого плеча. Это оказалось последней каплей, и Ансельм принял решение забирать жену.

Он даже не стал собирать чемодан. Схватил саквояж, куда впопыхах запихнул деньги и документы. Ансельм не успел выйти из кабинета. Дворецкий робко постучался и вошел внутрь с подносом, на котором белел конверт.

– Письмо? – одними губами прошептал Ансельм, стараясь загнать тревожность на подкорку сознания.

Схватил конверт, мельком пробежался по адресу. Писали из приюта для душевнобольных. Оно пришло почти следом за письмом с фотографией, а значит, их отправили почти одновременно. Возможно, на следующий день, потому что…

«Вилда выбросилась из окна».

Ансельм с глухим стоном оперся на стол и рухнул в кресло. Она мертва. Скончалась не сразу, но врачи ничего не смогли сделать. Или не хотели. Или же проклятье не обмануть.

Ансельм опустил голову на руки, комкая письмо. Он мечтал застрелиться, но пуля не убьет его. Нет. Все, что ему остается, это снова и снова переживать боль заново. И ждать, когда они встретятся в следующий раз. Чтобы снова страдать.

Ансельм вскинул голову. Схватил лист и перо. Яростно, необузданно черкал бумагу, вдруг осознав, что он должен рассказать, должен поведать всему миру о том, что виноват в его несчастье лишь один человек: Люциус Берггольц.

Вскоре на бумаге вырисовался портрет мужчины в черной рясе с крестом на груди. Он прикрывался Богом, чтобы творить свои злодеяния. Он основал «Sang et Flamme», чтобы убивать. Но самое ужасно было то, что и сам Ансельм когда-то был таким же убийцей.

Избили, содрали кожу, сожгли заживо…

Мари испытала всю гамму боли, стоило открыть глаза. Но чувства схлынули, опустошив тело, и она осталась лежать на кровати, не в силах пошевелиться. Лишь медленно вела взглядом по комнате, цеплялась за воспоминания, чтобы понять, как очутилась в своей комнате. Но память рвалась, как тонкая нить, на том моменте, где Мари встречалась с призраком. Не помнила, как вернулась, переоделась и легла спать. Абсолютный провал.

Ей казалось, что она что-то сделала. Нечто ужасное. И не понимала, чего хочет сильнее: вспомнить или же не знать никогда?

– Мари! – Над ней нависла Айви.

Ее кудряшки сейчас казались не приятного морковного цвета, а ржавыми. В бледном лице ни кровинки, и, глядя на нее верх ногами, Мари видела не подругу, а очередного призрака.

– В университете беда, – просипела Айви и рухнула на свою кровать. Платье девочки-лепрекона перекосилось, местами пайетки задрались вверх, но Айви было наплевать. Бессонная ночь нарисовала темные круги под глазами и размазала тушь.

– Джорджи умерла, – коротко выдохнула Айви.

От этих двух слов Мари подбросило на кровати, и она резко села. Смотрела на подругу и даже не могла спросить: «Как? Что?»

«Джорджи умерла, потому что наступило полнолуние», – прошелестело подсознание.

Ее тело нашли в коридоре, – продолжила Айви. – Тут же вызвали полицию. Нас всех заперли в зале, и никого не отпускали, пока не допросили. Тебе повезло, что ты ушла раньше. Но полиция и тебя навестит, не сомневайся. Думаю, им уже известно о вашей вражде. – Айви скинула босоножки и расстегнула на платье молнию. Вздох облегчения повис в мертвой тишине комнаты.

Мари боялась даже шелохнуться. Духи ведьм убрали ее врага. В этот раз они выбрали жертву не случайно. Точно нет.

– Мы все в шоке. Моника даже говорить не могла, – продолжала Айви, натягивая просторную пижаму с бабочками. – Джорджи не просто студентка, она – Древняя, элита Вэйланда, звезда… Она была всегда, и теперь… ее нет. – Айви залезла под одеяло. – Конечно, пока склоняются к версии самоубийства. Я слышала, что она, скорее всего, отравилась. В руках у нее нашли странный флакон. Экспертиза покажет…

Мари судорожно выдохнула и бросилась к шкафу. Перерыла чемодан, все полки, а в голове бился невысказанный вопрос: где флакон с отваром из семян клещевины?

– Мари, ты чего?!

Но она не могла ответить. Губы слиплись от сухости, язык еле ворочался во рту, и по телу волнами прокатывала дрожь.

Мари не нашла флакон и обессилено осела на пол. Ведьмы использовали яд, который сварила Мари, чтобы убить Джорджи. По ушам ударил голос Тины:

– Используешь!

Тина знала, что ведьмы используют яд. Знала, но ничего не сказала.

– Мари… – Айви присела рядом с ней и обняла за плечи. – У тебя температура? А руки, как изо льда! – Она сжала ее ладони. – Ты что-то знаешь?

– Айви, – прохрипела Мари и посмотрела на подругу сквозь пелену слез.

Она не боялась так, даже когда исчезла мама и она осталась одна. Только ей стало казаться, что все под контролем, как земля словно ушла из-под ног и Мари полетела вниз. Прямо в пекло к Дьяволу.

– Айви, – простонала она и уткнулась ей в плечо, – я – ведьма.

Признание выдалось на удивление легко. Но страх не ушел. Наоборот, окреп, разросся, затмил собой все. А вместе с ним на нее налетела мигрень, сжала голову в огненных тисках.

Мари со стоном оттолкнула подругу и полезла в тумбочку за блокнотом. До нее долетало сбивчивое бормотание Айви, но надо было сначала освободиться от боли. Карандаш залетал над страницей так, словно Мари дирижировала хором. Вместе с завитками на листе появилось слово. Безумец. Пятое слово, которое явилось к ней в Вэйланде. И что делать с этими знаниями, Мари совсем не понимала.

– «Безумец»? – прочитала Айви и вырвала из ее рук блокнот. Пролистала. Лицо по цвету становилось похожим на газетную бумагу, на которой печатали последние новости Вэйланда. – Мари, ты можешь все объяснить? – Айви аккуратно положила записную книжку на кровать и заглянула Мари в глаза, но тут же отвела взгляд и сглотнула.

– Я – ведьма. Но страшно не это, а то, что духи умерщвленных в Вэйланде ведьм жаждут отмщения. И они убивают людей. А я никак не могу их остановить.

– Мари… – Айви впилась пальцами в ее плечи, – ты бредишь.

– Нет. Я – ведьма. И мне нужна твоя помощь, – твердо, словно выступала перед публикой, произнесла Мари.

Айви задержала дыхание, но тут они обе вздрогнули и оглянулась на дверь. В коридоре раздались поспешные шаги. Кто-то убегал прочь. Кто-то, успевший подслушать их разговор.

Глава 8
Ни волчица, ни кошка

На похоронах Джорджи Чарлсон собрался весь Вэйланд. Жители города провожали Древнюю со всем почтением. Длинные ряды людей в черном вились позади гроба. Шествие ничуть не уступало похоронам ее брата Эдварда. Потомков вэйландских инквизиторов осталось мало. А со смертью Джорджи ветвь Чарлсонов оборвалась. Фамильный склеп заполнился гробами детей.

Элизабет не пошла на церемонию. Не пошла в старинную протестантскую церковь с одиноким шпилем, упирающимся в небо. Там проходила прощальная проповедь. Не пошла на кладбище, где жители мошками расползлись между могилами, а затем окружили гроб с покойницей и, положив руки друг другу на плечи, стали покачиваться под песнопения.

Джорджи была яростной протестанткой, и самоубийство не могло помешать похоронить ее по достоинству. Однако… Элизабет не верила в официальную версию, несмотря на все доказательства. Весь университет наблюдал за отношениями Джорджи и Эллиота с начала учебного года, и когда в руке девушки нашли флакон с ядом, никто не удивился. К тому же на балу в честь Хэллоуина Огненные девы снова видели Эллиота с первокурсницей – Марией Бэсфорд. Опять это имя. И каждый раз, когда Элизабет казалось, что она уже его слышала, мысли ускользали, как вода сквозь пальцы.

Она пришла на кладбище в одиночестве, и как только вошла в склеп, ленивый дождь забарабанил по крыше. Куталась в теплое шерстяное пальто и прятала лицо под черным палантином. Лишь глаза горели потрескавшимися сосудами от бессонных ночей и пролитых слез.

При виде герба на каменной полке Эдварда – гордый орел расправил крылья в полете – из груди вырвался горестный вздох. Элизабет приходила к нему раз в год на День поминовения. Чаще не могла найти в себе сил. И вот теперь ей придется навещать двух дорогих ей людей.

– Не уберегла… – Она стянула перчатку и коснулась холодного камня на могиле Джорджи. Теперь она упокоилась над братом. Гордая, своенравная девчонка. – Как же это все случилось…

– Ты ведь не веришь в ее самоубийство?

Элизабет вскинула голову и прищурилась. Тень в углу склепа пошевелилась и вышла на тусклый свет, который сочился из длинных узких окон.

– Эллиот. – Элизабет сглотнула. – Конечно, не верю. Но это неважно, это все равно не отменяет твоей вины в ее смерти, – выплюнула она.

– Моей вины? – Эллиот засунул руки в карманы джинсов и ссутулился. – Это ты нарекла себя крестной феей Джорджи, чтобы подкупить совесть. Да еще и меня приплела.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты ввела ее брата в «Sang et flamme». И именно ты отправила его на задание, из-за которого он погиб.

Эллиот не сказал напрямую, но за его словами ясно читалось: ты убила Эдварда. Ноги вдруг ослабли, и Элизабет оперлась на каменную стену, за которой прятались могилы возлюбленного и его сестры. Смотрела на Эллиота широко раскрытыми глазами, и под ее взглядом он отвернулся и уставился в витражное окно.

– Я лишь пыталась жить по правилам. «Кровь и пламя» – свет, ведьмы – зло. Их надо уничтожать. И за это приходится платить, – прошептала она.

– А кто создал эти правила? Вы носитесь с прахом ведьм, с чудесной мазью, которой можно исцелить любые раны… Давай! Исцели Джорджи! Вытащи ее с того света! – Эллиот сорвался на крик, указывая на могилу Джорджи. – Не можешь… – добавил он, когда не дождался от нее ответа.

– Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне, – просипела Элизабет. – Я возглавляю…

– Надолго ли? – перебил Эллиот и усмехнулся. – А вообще, мне все равно. Я ухожу из общества.

– Что? – Элизабет задохнулась.

Она вскочила на ноги и заметалась по склепу, словно искала выход не то на улицу, не то из сложившейся ситуации. Наконец, она выскочила наружу прямо под моросящий дождь. Потерять Охотничьего Пса… Как она объяснит это остальным членам общества?

– И когда ты собирался мне об этом сказать? – закричала она на Эллиота, который застыл в дверях склепа.

– Говорю сейчас. – Он пожал плечами. – Я больше не боюсь тебя, Элизабет. Две смерти за два месяца… Ты потеряла контроль, поэтому я могу уйти из общества без твоего согласия. В Вэйланде что-то происходит. Не знаю, что именно, но уверен, ты в курсе.

– Ты… – Она стиснула зубы, когда Эллиот вышел под дождь и поравнялся с ней.

– Я вошел в «Кровь и пламя», чтобы найти свое место. Отпрыск ведьмы, созданный для ловли ведьм. Как иронично, не правда ли? Так вот, я нашел себя. И ты мне больше не нужна.

Его слова еще долго звенели в ушах, пока Элизабет стояла под дождем и вдыхала сырой запах земли. Не осталось никого, кому бы урожденная Берггольц была нужна.

Бег после ноябрьского дождя насыщал кровь Мари кислородом. Она старалась отключиться от мыслей и сосредоточиться только на механических движениях. Но в голову лезли стихи, а следом за ними и воспоминания. Они, как ядовитые стрелы, попадали точно в цель и отравляли разум единственной мыслью: Мари доверилась Айви.

Айви не сразу поверила. Да и как можно поверить в такое? Мари пришлось проколоть себе палец и показать кровь. Хотя прошло уже несколько дней, перед глазами до сих пор стояло лицо Айви, ее глаза, которые за мгновение сменили цвет с сочно-зеленого на цвет пожухлой травы.

– Ведьма? В Вэйланде?

– Я не виновата в смерти Джорджи, поверь мне… – прошептала Мари. Ее била дрожь. – Это все души ведьм, погибшие во времена инквизиции. Они преследуют меня, и я не знаю, как с ними бороться. Мне нужна помощь…

Айви снова замолчала, долго переваривала, и казалось, Мари слышит, как кипят мысли в голове подруги.

– Ну, ок. Моя мама верит в эльфов. Почему бы и нет? – словно убеждая саму себя, проговорила Айви. – Мне всегда было легче считать, что ведьмы – пережиток прошлого, но в Вэйланде прошлое и настоящее неразрывны. Теперь я это понимаю.

– Айви, здесь реально творится чертовщина. Но я не могу бороться одна со всем городом. Ты – моя единственная подруга. Больше никто не знает.

«Кроме Эллиота. Но об этом лучше промолчать. Информацию про Охотничьих Псов Айви точно не осознает».

– Ок, – снова коротко отозвалась она. – Тогда ты должна рассказать мне про себя все. И мы подумаем… подумаем, что можно с этим сделать.

Похороны Джорджи прошли помпезно на весь город, из-за траура отменили занятия на несколько дней, и Мари с Айви провели их в библиотеке, роясь в архивах. Но ничего, ни единого намека на то, кто такая Стихея, они не нашли. Все вело к тому, чтобы согласиться на предложение Тины и дать клятву защищать Эллиота и Дейзи. В той шкатулке явно хранились воспоминания Мари. Но клятва ведьмы – это серьезно. Мари не знала, способна ли она защитить их, если не может защитить себя.

– Дьявол!

Нога подвернулась на скользкой листве, и Мари шлепнулась на влажную траву. Однако вместо того, чтобы подняться, она растянулась на холодном газоне, уставившись через кривые ветви деревьев на сумрачное небо. Холод просачивался сквозь толстовку с пессимистичной надписью «Живи, пока не умрешь». Айви подарила ее на бал первокурсника, радостно объявив, что эта надпись очень точно описывает тяжелый взгляд Мари. Что ж, это правда. Надо жить, пока не умрешь, чтобы потом…

Мари нахмурилась. Тина упоминала что-то про ее прошлую жизнь. Неужели она уже жила на этом свете? Фотография девушки из девятнадцатого века на фоне психбольницы только укрепляла сомнения Мари. Ох, мама, что бы ты сказала, будь ты рядом?

– Я все понимаю, сегодня солнце, даже почти тепло, но… ноябрь! – Над Мари раздался звонкий голос, который она узнала бы из тысячи.

Дейзи склонилась над ней и помахала рукой. Она стянула лиловые волосы в высокий хвост на макушке и вырядилась в черную шубку из искусственного меха, косящего под норку.

Мари неохотно встала и отряхнулась:

– Серьезно? Шуба?

Зато мне тепло, в отличие от некоторых. У тебя даже губы синие. Кстати, – Дейзи выудила из недр шубы смартфон, и ее пальцы забегали по экрану, – написала брату эсэмэску. Он тебя ищет в замке. В век технологий выяснилось, что у него нет твоего номера телефона.

– Если ты думаешь, что я жажду с ним встретится, то нет. – Мари развернулась, чтобы продолжить пробежку, но Дейзи схватила ее за плечо.

– Э-э-э, нет, он уже мчится сюда, поэтому ты его выслушаешь.

Да что вам от меня нужно?! – Мари выдернула руку и впилась в Дейзи взглядом. – Сначала Тина просит вас защитить, потом Эллиот оказывается Охотничьим Псом, а ты – непосвященной ведьмой, мимикрирующей под Огненную деву. Все твердят про какую-то Стихею, а я понятия не имею, где искать ответы! – Поток слов лился, и Мари сама не ожидала, что выплеснет свои страхи на Дейзи.

Но судя по тому, что она застыла статуей, наподобие тех, что украшали стены в актовом зале, слова ударили в самое больное место.

– Я не ведьма… С чего ты решила? – прошептала Дейзи, при этом испуганно озираясь.

Но среди голых, расставшихся с листвой деревьев они были одни. Лучи солнца были столь далеки, что совсем не грели, к тому же после «самоубийства» одной из самых ярких студенток Вэйланда ни у кого не осталось настроения выбираться из комнат.

Мари прищурилась и схватила ее за кисть:

– Тогда покажи, какого цвета твоя кровь?

– Т-ты… ты больная! – Дейзи пыталась вырваться, но пальцы Мари крепко сжимали ее запястье.

– Посмотри мне в глаза, Дейзи.

Та повиновалась. С минуту они буравили друг друга взглядом, а потом Мари улыбнулась:

– Ты даже не понимаешь, насколько тебе повезло. Ты рождена ведьмой. Но должна принять себя, иначе всю жизнь будешь несчастной.

– Откуда ты знаешь? – еще тише пролепетала Дейзи. В зеленых глазах, словно украденных у брата, стояли слезы. – Эллиот сказал?

– Ведьма всегда узнает ведьму.

– Мари!

Они издалека увидели бегущего к ним Эллиота. Кожаная куртка, отороченная мехом, нараспашку, лицо раскраснелось, и, судя по встревоженному взгляду, который парень направил на их сцепленные руки, он догадался, что разговор свернул не туда.

Мари отпустила Дейзи, и та поспешно прижалась к брату, растеряв браваду.

– Что у вас тут произошло? – Эллиот пытался взглядом прожечь сестру, но вряд ли он умел читать мысли.

Поговорили по душам, но ты ведь не для этого искал меня? Дай угадаю: ты, наверное, хотел спросить, не причастна ли я к смерти Джорджи? – Мари уже не контролировала себя. Ей хотелось стереть участливое выражение с лица Эллиота. Хватит притворства, с нее довольно.

– Обижаешь. Я всего лишь хотел узнать, как ты себя чувствуешь? – Он честно пытался выдержать ее взгляд, но все же отвел глаза. Зато взгляд сестры его не смущал. Вот что значит родная кровь.

Сердце защемило. Этот глупец вел двойную игру, признавался в любви, помогал, а сам… боялся ее. Мари чувствовала себя змеей, потому что она вызывала у людей омерзение и страх. Но правда в том, что это ей надо было бояться, ведь она была одна. А их много.

– Она сказала что-то про бабушку Тину, – пискнула Дейзи.

Эллиот удивленно вскинул брови.

Я причастна. – Мари уронила короткую фразу. – Я причастна, Эллиот. Что ты теперь скажешь на это?

– Ты лжешь…

– Ее отравили ядом, который приготовила я. Как тебе такая правда?

– Эллиот, она – ведьма… – добавила Дейзи, но он не услышал сестру.

Сейчас Эллиот напряженно вглядывался в Мари, избегая прямо посмотреть в глаза. Искал, рыскал по ее телу в поисках… чего? Оправданий?

– Оставь меня в покое, Эллиот, – уже не скрывая усталости, произнесла Мари и накинула на голову капюшон толстовки. – Ведьма и Пес никогда не будут друзьями. А ведьма, которая отрицает свою суть, даже хуже Пса. – Она остановилась возле Дейзи. – Но если ты вдруг передумаешь, я буду тебя ждать.

Она пошла прочь, ссутулившись, словно пыталась раствориться в воздухе, который напитался ноябрьской сыростью. Если Мари согласится на сделку с Тиной, то свяжет себя по рукам и ногам. Эллиот предаст ее, потому что он Охотничий Пес, а она ничего не сможет ему ответить.

– Ты тоже жертва предрассудков, Мари, – услышала она вслед тихий голос Эллиота. – Даже больше, чем я.

Мари на секунду остановилась, а затем ускорила шаг. Легко рассуждать, если находишься в безопасности. Хотя… В Вэйланде сейчас никто не был в безопасности. Даже сама Элизабет Кэрролл.

По пути в замок Мари застал мелкий дождь, поэтому едва она зашла в комнату, как стянула толстовку и бросила на стул. Замерла возле окна, тщетно высматривая в парке лиловые волосы и задорный ежик Эллиота. Но вряд ли они остались мокнуть на улице. Мари коснулась губ, в груди щемило. Почему ей казалось, что она совершает ошибку?

– Надо рассказать Монике.

Айви буквально ввалилась в комнату, а ее фраза разрядом ударила Мари между лопаток. Она дернулась и обернулась к Айви. Та с полотенцем на голове, явно после душа, выглядела весьма довольной жизнью. Соседство с ведьмой уже не пугало Айви. Человек ко всему привыкает, даже к жизни с дикой кошкой.

– Мы уже обсуждали это. – Мари пальцами стала расчесывать влажные волосы, но они путались и цеплялись друг за друга. – Достаточно того, что нас кто-то подслушал в тот раз. Может, это и была Моника. Я не могу так рисковать.

– Да ну, глупости. Она бы уже потребовала с меня объяснений, – отмахнулась Айви и достала из тумбочки увлажняющий крем. Легкими движениями нанесла его перед зеркалом и растерла по лицу.

– Зачем тебе крем в девятнадцать лет?

Айви улыбнулась отражению:

– Но я же не ведьма, чтобы быть вечно молодой.

– Ха-ха, очень смешно. – Мари стащила кроссовки, про которые сначала забыла, и повалилась на кровать. – Возвращаясь к Монике. Все равно странно, что после смерти Джорджи она ни разу не навестила нас.

– Прошло всего пару дней. – Айви села на стул задом наперед и обхватила руками спинку. – Но будь она с нами, мы быстрее докопались бы до сути.

– Да… У нас совсем ничего нет.

– Ну, я бы так не сказала, – уклончиво ответила Айви, и Мари приподнялась, выжидательно уставившись на подругу, и та сразу сникла.

– Прости. – Мари отвела взгляд. – О чем ты?

Ну, пока ты восстанавливала душевное равновесие на пробежке, я успела поприставать к местным жителям. Правда, не сильно, типа я провожу опрос. И один из вопросов звучал так: вы когда-нибудь слышали про Стихею?

– И? – Напряжение сковало плечи и волной перетекло на шею.

– И трое пожали плечами, а двое… – Айви хитро прищурилась, – перекрестились, поплевали через плечо и послали меня прямиком в Ад.

– Хочешь сказать, они уже слышали про Стихею?!

– Хочу сказать, что вэйландцы хитрожопые пуритане, и надо бы их разговорить.

И Мари с Айви одновременно засмеялись.

– Не надоело?

Ребекка сидела на кровати, поджав под себя ноги. И смотрела на Элизабет привычным отстраненным взглядом.

– А тебе не надоело? Давно бы призналась, и дело с концом. – Элизабет скрючилась на раскладном стуле напротив темницы. Женщина куталась в черную меховую шаль, и ее лицо с острыми скулами и большими темными глазами напоминало посмертную маску.

– И ты бы сразу меня убила.

– Я уже пыталась. Как видишь, не вышло, – съязвила Элизабет.

– Но я не бессмертна. – Ребекка покачала головой. – Соболезную твоей утрате.

Элизабет встрепенулась и вытянулась, как струна.

– Откуда ты знаешь об этом?

Ребекка кивнула на телевизор:

– Местные новости. Только о смерти Джорджи Чарлсон и говорят. Она состояла в обществе? – Ведьма говорила непривычно долго.

– Я была против, – глухо призналась Элизабет. – Ее брат был членом «Sang et flamme» и… тоже погиб.

Непривычная откровенность давалась ей тяжело. Но сейчас Элизабет был нужен хоть кто-то, кому можно излить душу. Пусть это и была ее бывшая подруга… и нынешний злейший враг.

– Сколько бы ни погибло членов общества «Кровь и пламя», ведьм вы умертвили больше, – с тоской произнесла Ребекка. Заточение начинало ее ломать.

– В этом смысл нашего существования – очищать землю от скверны. – Элизабет снова откинулась на спинку стула и говорила с полуприкрытыми глазами, словно засыпая.

– И ради этого ты предала меня?

Вопрос застал врасплох. Элизабет неуютно пошевелилась.

– Кажется, ты путаешь, Ребекка. Это ты предала меня, оказавшись ведьмой. Втерлась в доверие, скрывала свою суть. Она хотела бы злиться, но бурные эмоции вдруг покинули ее. Потеря Джорджи надломила в Элизабет стержень, за который она упрямо держалась.

– Я не знала, что я ведьма. А вот ты знала, что ты – Древняя, но молчала.

– О таком не говорят.

– Зато это не помешало меня сдать обществу. Если бы не Несса, я бы сейчас не сидела перед тобой.

– Несса? – Элизабет заинтересованно наклонилась к темнице. – Это ваша главная ведьма? Она тебе и в этот раз помогла?

Ребекка усмехнулась:

– Возможно, да, возможно, нет.

Разговор зашел в тупик. Элизабет неосознанно царапала ногтями кожу на руках, словно боль помогала ей сохранять связь с реальностью.

– Знаешь, что происходит, когда ведьма накладывает на кого-то проклятье? – вдруг произнесла Ребекка.

Элизабет подняла на нее тяжелый взгляд, не в силах выбросить из головы угасающего брата Джорджи.

– Еще как знаю…

– Проклятие сбудется. И этому нельзя помешать. Обмануть, обыграть судьбу. Даже сама ведьма не в силах остановить свое заклинание. – Ребекка встала с кровати и босиком подошла к прутьям. Прислонилась к ним лбом, продолжая буравить взглядом Элизабет, которая теперь смотрела куда угодно, только не на Ребекку.

– Поэтому ведьмы опасны. Их надо уничтожать, – повторила она заученные фразы. – Вы сами не контролируете свою силу.

Именно. – Ребекка удовлетворенно улыбнулась и схватилась за прутья. – Но Стихея – это сотни ведьм в одном теле. Стихея – это безграничная мощь, которая сотрет город ради веселья. Или же построит храм на потеху людям. Пока Стихея спит в ведьме, она – пустой сосуд. Но если ее разбудить… – Ребекка не договорила и вернулась на кровать, словно сказала все, что хотела.

Значит, мне ее не остановить? – прошептала Элизабет.

– Уже две смерти, если не ошибаюсь. Довольно красноречивый ответ.

– Берггольц смог победить Стихею, и я…

Берггольц не смог! – яростно прервала ее Ребекка. Впервые на ее лице появились жестокость и тень безумия. Губы кривились в злости, глаза щурились. – Стихея прокляла его, приковав к инвалидному креслу, и сама взошла на костер. Ее сердце было разбито, поэтому она ушла из жизни. Но переродившись, она пока что спит. И я могу увести Стихею из Вэйланда, пока не поздно. Подумай об этом на досуге.

– Ты же сама сказала, что проклятье уже не остановить? – Элизабет поднялась со стула. Разговор зашел в неприятное для нее русло.

– Верно. Но оно направлено на одного-единственного человека. Все остальные жертвы – лишь случайный рикошет.

– Я не отпущу тебя, даже не проси…

– Мне не надо просить. Ты сама поймешь. Время играет на моей стороне. – И Ребекка отвернулась, ставя точку в диалоге, больше похожем на дуэль.

Практика по философии началась с нее. Мари задумчиво рассматривала мисс Эттвуд, фигуристую шатенку, больше смахивающую на старшекурсницу, чем на преподавателя, и уже не удивлялась тому, что из всех возможных кандидатур замещать привычную им «Пончика» миссис Ройс вызвалась она – руководитель «Огненных дев». В обтягивающем платье персикового цвета и на каблуках, выше которых Мари в жизни не видела, мисс Эттвуд грациозно плавала от парты к парте, предпочитая врываться в личное пространство студента, прежде чем задать вопрос.

Дейзи сидела по диагонали через парту от Мари, и ее спина была напряжена, а взгляд буравил стол. Каждый раз, когда мисс Эттвуд обращалась к Дейзи, она вздрагивала и косилась на Мари, словно ей было стыдно, что она до сих пор не ушла из колледжа дев.

Все бы ничего, если бы была лекция. Но на практическом занятии Ингрид Эттвуд старалась задействовать каждого студента, хотя ее основным предметом была музыкальная литература, которую на их факультете, к счастью, не преподавали. Поэтому Мари видела Ингрид в первый и в последний раз. По крайней мере, она надеялась. Эта женщина ей пришлась не по душе, особенно когда та с порога заявила, что возглавляет колледж «Огненных дев». Этого оказалось достаточно, чтобы антипатия зацвела буйным цветом.

– Мисс Бэсфорд, а как вы считаете, личность человека зависит только от воспитания и окружения, или же есть определенные качества, которые закладываются на генном уровне?

Ингрид Эттвуд присела на край парты Мари и посмотрела на нее сверху вниз с кошачьей улыбкой на полных губах.

– Есть, – коротко ответила Мари.

Она посмотрела на нее, и мисс Эттвуд слегка побледнела и тут же смущенно отвернулась. Видимо, расхотелось вызывать на дискуссию студентку с самым мрачным взглядом в аудитории.

– Эм-м, мисс Метаксас, может быть, вы озвучите более развернутый ответ? – Профессор слезла с парты и продефилировала к Дейзи.

– Я считаю, что какие бы данные ни были изначально заложены в человеке, какой личностью он станет, зависит лишь от него и от общества, которое его окружает, – достаточно уверенно отчеканила она.

– А как же зов природы? – Мари вскинула бровь. – Будет ли человек счастлив, если он заглушит свою личность в угоду желаниям других?

– Зато у него не будет раздвоения сути и ему не придется скрывать себя от других! – Дейзи резко развернулась к Мари, и они впились друг в друга взглядами.

– Ой ли…

– И это весь аргумент? – фыркнула Дейзи.

– Да, потому что от «раздвоения», как ты это назвала, не спастись в любом случае. Вот только, если отринуть свою суть, будет лишь тяжелее… – Мари равнодушно пожала плечами. – Ты никогда не знаешь, где твоя сторона, а где чужая. Потому что не можешь рассказать правду. Ни-ко-му…

Их спор прервал стук в дверь:

– Профессор Эттвуд, вице-канцлер вызывает к себе мисс Бэсфорд, – Невысокий студент, похожий на дыню в очках, приосанился, увидев вместо «Пончика» миссис Ройс красавицу Ингрид, так и сочившуюся сексуальностью.

Она удивленно вскинула брови и кивнула:

– Да, конечно. Жаль, дискуссия получалась занятной…

Пока Мари собирала книги в рюкзак и выходила из аудитории, спину кололи любопытные взгляды. Саму Мари не интересовало, зачем Элизабет вызвала ее к себе, потому что она ощущала только липкий страх, который осел в груди и болезненно давил на легкие. Она шла в кабинет не к вице-канцлеру университета. Она шла прямо в лапы к главе общества «Sang et flamme». Мари и рада была бы избавиться от ужаса, ведь из-за него она еле передвигала ноги, но сейчас она чувствовала себя человеком, страдающим офидиофобией, которого засунули в террариум со змеями.

Но в кабинете вице-канцлера не оказалось. Наоборот. Мари встретил молодой мужчина в черной форме коронера. Шляпа с шашечками аккуратно пристроилась у него на коленях, и когда Мари подошла ближе, он поспешно вскочил и уронил головной убор на пол.

– Простите… – Коронер быстро поднял его и затараторил так, что Мари даже не успевала за смыслом.

Кажется, он представился, но часть звуков мужчина проглатывал, поэтому она не разобрала имя и мысленно окрестила его «Родинка», потому что черная родинка возле носа приковывала к себе все внимание, затмевая теплые карие глаза.

Спасибо, что пришли, мисс Бэсфорд. Мне нужно было задать вам пару вопросов насчет смерти Джорджи Чарлсон.

Наверное, Мари привыкла к его речи, потому что стала улавливать в бормотании отдельные слова и даже их смысл. Они сели напротив друг друга в том самом кабинете, где мисс Кэролл приносила ей лицемерные извинения за избиение Огненными девами.

– Меня вызвала вице-канцлер. Я не знала, что это связано с… Джорджи. – Все же она запнулась, хотя пыталась контролировать голос.

«Родинка» кивнул:

– Да, если вы не возражаете, я бы задал вам пару вопросов.

Мари не возражала. Точнее, молчала. Никто ей не давал права отказаться.

– Есть информация, что у вас с покойной были натянутые отношения?

– Да. Она считала, что я увела у нее парня.

– Вы говорите про Эллиота Метаксаса? – «Родинка» делал пометки в блокноте, миниатюрнее которого и не сыскать. – И вы действительно это сделали?

– Нет. Эллиот проявлял ко мне внимание, и только. Они расстались до моего зачисления в университет.

– А где вы были в день смерти мисс Чарлсон? – «Родинка» не отрывался от блокнота, и Мари нахмурилась:

– Вы подозреваете, что это убийство?

– А-а? – Он поднял на нее рассеянный взгляд. Кажется, мыслями «Родинка» витал явно не здесь. – Нет, пока что дело проходит как самоубийство, но мы должны проверить все варианты. Так где вы были?

– На балу, как и все.

– Но вы ушли раньше? Вас не было в зале, когда опрашивали свидетелей.

– Да, когда я уходила, Джорджи еще была жива.

Мари вспомнила, как столкнулась с призраком ведьмы. Они мстят… Но только как дух может причинить вред живому человеку? Мари перебирала в уме все, чему ее учила мама, но никак не могла найти зацепку. Духи бесплотны, они не могут прикоснуться, не могут даже загипнотизировать человека. Все, что у них есть, это слабый телекинез. И при этом они повесили первокурсницу и заставили Джорджи выпить отраву.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы ушли раньше? – «Родинка» нетерпеливо постучал ручкой по блокноту и глянул на наручные часы.

Мари вздохнула, чувствуя себя глупо:

– Эллиот.

– А какие отношения вас связывают с мисс Вайт?

– С кем?

– С Моникой Вайт, – уточнил коронер. – Она очень настаивала на том, что вы хотели отомстить мисс Чарлсон за травлю.

– Вообще-то я думала, что мы подруги. – Мари озадаченно умолкла.

«Родинка» кивнул так, словно ее понимал. Еще минут пять он помучил Мари глупыми вопросами и отпустил. По нему было видно, что он не жаждет переквалифицировать дело. Перед уходом Мари успела разобрать в его бормотание: «отпечатки… лишь жертвы», «улик нет».

На душу словно повесили булыжник. В последний раз Мари видела Монику на балу в честь Хэллоуина, а сейчас узнала, что та намекала полиции на ее причастность к смерти Джорджи.

Мари закинула за спину рюкзак, но на занятие не вернулась. Вместо этого узнала у Айви номер комнаты Моники (та пыталась в мессенджере выпытать, зачем, но Мари проигнорировала ее сообщения) и направилась прямо к ней.

В комнате ни Моники, ни ее соседки не оказалось, поэтому Мари уселась прямо на ковролин и оперлась спиной о дверь. На этаже царила тишина, потому что почти все разбрелись по занятиям. Если кто и зависал у себя, то виду не показывал, и Мари с жадным наслаждением впитывала безмолвие. Долго ждать не пришлось.

Вскоре Мари услышала грузные шаги и разглядела в начале коридора Монику. Та была одета в темно-синий спортивный костюм, руки засунуты в карманы, спина ссутулена. Над ней не хватало мрачного облака с маленькими молниями. Глаза блестели на темнокожем лице, а склеры казались непозволительно белыми.

Мари не встала. Дождалась, пока Моника подойдет к комнате, но так и осталась сидеть на полу, скрестив ноги по-турецки. Внимательно посмотрела на Монику, но та поспешно отвела взгляд.

– Меня допросили.

– Видимо, недостаточно. – Моника таращилась на дверь над головой Мари.

– Ты ведь этого хотела?

– Тебя не касается, чего я хочу. И вообще, держись от меня подальше.

Мари медленно встала и закинула на плечо рюкзак:

– Тебе кто-нибудь говорил, что подслушивать плохо?

Моника не выдержала и впилась в Мари взглядом, но недолго. Через несколько секунд сломалась и закрыла глаза. Судорожный вздох выдал ее страх.

– А тебе говорили, что убивать плохо?

Мари поджала губы и пошла прочь, специально задев Монику плечом. Она не стала оправдываться. Она ни в чем не виновата. Она не убивала.

Не убивала?

Часы побежали друг за другом, словно играли в догонялки, и Мари сама не заметила, как пролетел почти месяц. Оставались последние дни осени перед зимой, и студенты постепенно начинали оживать и мечтать о рождественском бале. Смерть снова отступила в тень, и яркая, стрекочущая жизнь заставила позабыть о том, что она не бесконечна.

Поиски информации о Стихее вновь зашли в тупик, как и отношения с Моникой. Теперь она сторонилась не только Мари, но и Айви, от чего последняя постоянно злилась и порывалась оттаскать Монику за дреды.

Саму Мари оставили в покое. Ее ненавидела Джорджи, а остальные лишь поддерживали эту игру. Возможно, их даже забавляли кошки-мышки с новенькой. Теперь же игра потеряла вкус. Хотя Мари не покидало чувство, что это временно. Огненные девы затаились, но продолжали наблюдать, не позволяя Мари расслабиться.

В остальном жизнь словно застыла. Дело о смерти Джорджи закрыли как самоубийство. Полицию, конечно, смутил выбор столь специфического яда, но они понятия не имели, где покойная его взяла. Некоторые студенты отчислились, все-таки два «самоубийства» за один семестр не прошли бесследно для репутации университета. Но вице-канцлеру мисс Кэрролл удалось успокоить большинство родителей, и она продолжала занимать свой пост.

Казалось, что о приближающемся полнолунии помнит лишь Мари. И, наверное, Эллиот с Дейзи. Та ходила задумчивая, и если вдруг сталкивалась с Мари, спешила уйти прочь, словно пыталась сбежать от своей сути. А Эллиот… Он оставил попытки понравиться Мари, а она втайне даже от себя скучала по его шуткам и разговорам. И постоянно скользила взглядом по студентам, надеясь зацепиться за знакомый блондинистый ежик.

Вот так осень подошла к концу, и наступило первое декабря. Мари закутала шею кремовым кашемировым шарфом – одним из последних подарков мамы, и натянула на уши берет. Плюс пять ощущались как минус пять благодаря морозному ветру, который с легкостью находил малейшие щели в одежде.

Мари остановилась возле знакомого помоста. Чучело ведьмы из соломы трепыхалось, качалось из стороны в сторону, и казалось, вот-вот сбежит.

Начался четвертый месяц обучения в Вэйланде, а жизнь настолько запуталась в плотный клубок, что Мари отчаялась ее распутать.

Мама бы сказала: «Не все сразу, шаг за шагом». Однако Мари не знала, какой шаг будет следующим.

– Мисс Бэсфорд!

Она обернулась на знакомый голос и поняла, что скучала. Они виделись лишь на лекциях и практических занятиях, но Мари оставалась для него одной из студенток. Сердце словно стало пульсировать в груди, делая ее все шире и шире. Профессор Чейз ей не принадлежит. Он с Айви. Так Мари убеждала себя каждый вечер, когда подруга начинала расписывать украденные у жизни свидания с Уильямом.

– Холодно сегодня. – Вместо приветствия он потер руки и улыбнулся. Воротник драпового пальто стойко защищал Уильяма от порывов ветра, но темно-каштановые волосы беспокойно метались.

– Скоро первый день зимы. Вы, наверное, Айви ищете? – Мари старалась говорить спокойно, словно ее не касалось, с кем встречается Уильям. Кого он целует. И почему это не она?

Профессор поморщился, словно упоминание об Айви вызвало зубную боль:

– Я искал тебя, Мари.

В его устах ее имя звучало по-особенному тепло. Как будто она единственная для него.

– Долго думал и понял, что не могу просто ждать. – Он засунул руку за пазуху и достал желтый, цвета кости, конверт. – Это письмо, – он протянул его Мари, и она неуверенно взяла.

На лицевой стороне размашистым почерком была сделана надпись на незнакомом языке, в которой угадывались лишь имена: Георг и Николетта.

– Я не могу тебе объяснить, но хочу, чтобы ты его прочитала. И, возможно, вспомнила сама…

– Что вспомнила?

Но Уильям проигнорировал ее вопрос и прошептал слова, от которых Мари похолодела внутри:

– Я боюсь за тебя. Боюсь, что тебя используют ради мести. И хочу предостеречь.

Читать письмо, которое ей дал Уильям, в полнолуние было не лучшей идеей. Но в течение дня ей не давали остаться одной, и только ночью, когда Айви погрузилась в сон, Мари вытащила из-под подушки старинное письмо и при свете ночника принялась рассматривать витиеватый почерк, где буква ложилась к букве, так, словно письмо напечатали на компьютере. К нему прикладывался перевод на английском, иначе бы Мари вряд ли угадала бы даже язык оригинала.

«Милый Георг… Пишу тебе, чтобы предупредить. С тех пор как ты уехал, меня преследует гнилое чувство. Будто сам Дьявол сидит на моей груди и давит всем весом. Я боюсь, что наша свадьба не состоится, потому что предчувствие смерти не отпускает. А еще… я стала опасаться огня. Теперь в его завораживающем пламени мне чудится нечто опасное.

Я так сильно скучаю, и мне страшно представить, что мы больше не встретимся. Возвращайся скорее, Георг.

Твоя и только твоя Николетта».

Мари хмуро уставилась на текст. Затем перечитала еще раз, перевернула верх ногами, посветила фонариком на заднюю сторону перевода, затем на само письмо, стараясь отыскать тайные символы. Но все тщетно. Письмо было датировано одна тысяча семьсот девяносто пятым годом, и вообще удивительно, что сохранилось в таком отличном состоянии. Видимо, в семье Уильяма оно считалось реликвией. Вот только, судя по адресу, оно было отправлено из Валахии, города Бухарест в Лондон.

В интернете Мари выяснила, что сейчас Валахия входит в состав Румынии. Неужели у Уильяма румынские корни?

– «Как и у тебя немецкие…», прошипел в голове змеиный голос.

Мари засунула письмо в тумбочку и уставилась на зашторенное окно, за которым разливался лунный свет. Что именно она должна была вспомнить? На что надеялся Уильям?

Мимо окна черная тень спикировала вниз. Следом еще одна и еще… Глухие, далекие удары падения слышались даже в комнате. Айви не проснулась и только перевернулась на другой бок, подмяв под себя одеяло.

Босиком, в одной длинной толстовке до середины бедра, которую Мари использовала вместо ночной рубашки, она выскользнула в коридор и побежала в холл. Там она распахнула двери на балкон и вышла навстречу промозглому ветру, который рвал верхушки деревьев. Он просочился под одежду ледяной струей, но Мари даже не вздрогнула. Она завороженно смотрела, как с мглистого неба на землю падают мертвые вороны. Новое полнолуние ознаменовалась страшным посланием от ведьм.

Мари подошла к краю балкона и вцепилась в каменные перила. Весь внутренний двор замка был усеян птичьими трупами. Черный «дождь», наконец, прекратился.

– Дьявол вас забери… – прошептала Мари.

На толстую ветвь дуба уселся черный ворон размером с крупную собаку, или же это темнота увеличивала все, до чего дотягивались ее щупальца.

Ворон был живой, в отличие от собратьев, и в его глазах отражалась полная луна. Мари смотрела на него, понимая, что замерзает не только снаружи, но и внутри. Ее легкие, печень, почки и сердце покрывались коркой льда, и каждый вздох напоминал борьбу за жизнь. Так, словно она дышала под водой.

Ворон разинул клюв, и до Мари донеслись слова. Глухой хриплый голос, песнь ведьм на шабаше:

Мари слушала и не дышала. И словно время застыло, и только холод жил внутри.

Ворон умолк, его глаза потухли, и он камнем повалился вниз. Присоединился к своим собратьям. В тот же миг чья-то горячая рука обхватила Мари за талию и потащила в замок. Балконные двери захлопнулись, отрезая тьму.

– Совсем поехала?! – Эллиот рывком развернул Мари к себе. В холле светили лишь настенные бра, но жалкого освещения хватило разглядеть ярость, которая исказила черты парня. Ночью одна, на морозе! А вокруг… эти дохлые птицы! – Он махнул рукой в сторону балкона.

– Уже не одна, – устало ответила Мари. – Ты за мной следил?

– Не совсем. Видимо, чутье подсказало… что ты решила замерзнуть насмерть!

Внутри нее оттаивал лед. И вместе с ним словно исчезли оковы, которые сдерживали. Пусть ненадолго, пусть только пока длится полнолуние, но Мари свободна. Ее больше не разрывали противоречивые чувства, мысли не тянулись тонкой цепочкой к Уильяму. Она не хотела думать о словах мертвого ворона. Не хотела искать ответы. Мари хотела лишь быть здесь. С Эллиотом.

Она встала на носочки и скользнула руками вверх по его груди. Под тонкой тканью футболки ощущались напряженные мышцы.

– Ты что творишь? – Эллиот нахмурился. С растрепанными волосами он выглядел милым и беззащитным. Вовсе не тот дерзкий Охотничий Пес, всегда уверенный в себе. – Вроде спиртным не несет. На тебе чары?

– Я бы сказала иначе, – выдохнула ему прямо в губы Мари, – на мне впервые нет чар…

Она поцеловала его как ведьма. Агрессивно, жадно, неистово. Эллиот не растерялся и ловко подхватил поцелуй, распаляя страсть. Горячие пальцы скользнули под ее толстовку, пробежались по холодной коже бедра, еще выше и замерли на выступающих ребрах, впервые не решаясь двинуться дальше. Ритм сердца Мари участился, но он все равно не поспевал за тем, как билось сердце Эллиота. Ведьма никогда не теряет контроль, она всегда спокойна… Но Мари не хотела быть спокойной.

Она выгнулась в пояснице, теснее прижимаясь к его телу. Мелкие зубы укусили Эллиота за нижнюю губу, пальцы зарылись в спутанные пряди. Кончиком языка Мари лизнула уголок его рта, и он застонал. Или зарычал. В ушах пульсировало, поэтому она не расслышала. Руки Эллиота метнулись к ягодицам Мари и подняли ее. Она обвила его ногами за талию, в глубине живота зародилась теплая дрожь. Краешком сознания Мари понимала, что еще немного, и она останется обнаженной. А ведь сейчас полнолуние…

Последняя мысль отрезвила Мари, и она разделила их губы ладонью. Жаркий поцелуй оборвался. В тишине разносились нервные вздохи, полухрипы, полустоны. Мари и Эллиот смотрели друг другу в глаза, и он не отводил взгляд. Черные зрачки почти полностью заполнили радужку. Страсть обезвредила силу ведьмы. Сделала ее уязвимой, и Мари это нравилось. Она слегка улыбнулась:

– Не так я представляла себе свою первую ночь, поэтому нам стоит остановиться.

– Лучше застрели меня, – пробубнил в ладонь Мари Эллиот и резко поставил ее на ноги.

Она отступила на шаг, неловко поправила одежду и старалась не смотреть на парня ниже пояса.

На тебя так вороны подействовали или полнолуние? – прохрипел он и потер лицо. Затем отвернулся и шумно вздохнул. Кажется, его попытки успокоиться провалились.

– Скорее всего, ты. Но атмосфера тоже, – серьезно ответила Мари.

– Это была ирония.

– А-а-а. – Мари обхватила себя за плечи. Жар ушел, вернулся холод, и она уже начала жалеть, что остановила Эллиота. – Я пойду…

– Нет… – Он перехватил ее за руку. Теперь его взгляд, не замутненный страстью, скользнул по волосам Мари, любуясь их красотой, по губам, воспаленным от поцелуя, смотрел куда угодно, но только не в глаза. – Кажется, я касался твоих волос. Ничего страшного? – Эллиот криво ухмыльнулся.

– Я же разрешила. Это другое… Послушай, мне правда надо пойти. Иначе я точно замерзну и заболею.

– Ты об этом не переживала, когда тусовалась на балконе с воронами. Может, объяснишь, что это было? Раз уж… – он смутился, – мы не станем продолжать более приятное занятие.

– Если бы я знала…

Жуткое предостережение ворона отозвалось болью в висках. Мари освободила руку и покачала головой:

– Спокойной ночи… и Эллиот, то, что сейчас между нами произошло, не значит, что мы вместе…

– Черт возьми, Мари! Ты издеваешься?

– А кто сказал, что любить ведьму легко?

Глава 9
Актеры спектакля

Полнолуние прошло незамеченным. По крайней мере, Элизабет Кэрролл сделала все возможное, чтобы мертвых воронов убрали как можно быстрее, а в местных соцсетях оперативно удаляли все посты о произошедшем. Для особо любопытных распустили слухи о странном птичьем гриппе, который смертелен, в особенности для воронов.

Мари же долго собиралась с духом поговорить с Уильямом. Письмо к некоему Георгу жгло пальцы, когда она держала его в руках. Строки отзывались болью в сердце. Ей казалось, что это она, а не Николетта, писала письмо возлюбленному, предчувствуя скорую смерть.

Ульям надеялся, что Мари вспомнит… что-то неизвестное ей. Но чуда не случилось. Ее память спала мертвым сном. Однако уже второй человек (если Тину можно назвать человеком) говорил Мари про прошлые жизни. И тем сильнее подарок бабушки Эллиота и Дейзи притягивал внимание. Хорошо, что ведьмы не подвластны, как люди, банальному любопытству.

На улице уже третий день шел дождь, словно Вэйланд накрыл сизый купол из пуховых туч. Студенты не вылезали из комнат и перебежками метались из замка в филиал, где проходили основные занятия, и обратно. Бо́льшую часть времени все торчали в своих комнатах, от чего в общежитии стало шумнее обычного и Мари уже начинала подумывать о том, чтобы переехать жить в город. Но для этого нужны деньги, а просить отца Мари не стала бы и под страхом смерти. Он платил за обучение и исправно присылал деньги на карманные расходы, которых хватало на необходимое: докупить канцелярию, женские штучки, и раз в пару месяцев позволить себе обновку из одежды. Но на большее не хватало. Так что Мари и правда стала подыскивать работу в местных кафешках. Учиться можно и по ночам. В конце концов, сон не так уж необходим, правда? Но сейчас ей стоило разобраться с Уильямом и его загадками.

Пока Мари поднималась на верхний этаж, где однажды на нее напал Эллиот, пытаясь заставить бежать из Вэйланда, ее не покидало чувство, что за ней кто-то наблюдает. Она постоянно оглядывалась, но, кроме спешащих по своим делам студентов, ничего не замечала. Ни единого пристального взгляда. Мари потерла затылок, надеясь хотя бы, что мигрень не застанет ее врасплох, и пошла дальше.

Она ожидала, что найдет профессора в кабинете, но они столкнулись возле винтовой лестницы, которая вела в его башню.

– Мари? – Он старался скрыть волнение и говорить буднично, но его голос звучал так интимно, что уже от одного своего имени она покрылась мурашками.

Мари протянула ему желтый конверт, и он растерянно взял.

Я требую объяснений, – без предисловий заявила она.

Уильям вздрогнул и оглянулся, но в пустынном коридоре они были одни.

– Ты ничего не вспомнила? – с надрывом прошептал он и смял письмо.

Ветхая бумага с легкостью порвалась, но его это уже не волновало.

– Что именно я должна вспомнить? Может, хватит говорить загадками?

– Если бы я мог объяснить… – Каждое слово Уильям произносил с горечью.

– Так попытайся.

Думаешь, не пытался? – Уильям еще сильнее скомкал письмо и потряс им в воздухе. Печаль, которая пропитала воздух, вдруг загорелась яростным огнем. – Я испробовал все. Молчал, говорил правду, рассказывал часть, пытался держаться в стороне… Но финал один! – Он снова разгладил письмо. – Ты погибаешь. Чтобы я ни делал, не мог спасти тебя. Однако в одном я уверен: чем дольше ты не знаешь правды, тем дольше проживешь. Но сейчас все иначе… – Он судорожно вздохнул. – История замкнулась. Мы с тобой вновь в Вэйланде. Здесь наша история началась, здесь и закончится.

Во время его пламенной речи Мари молчала, пытаясь прочитать между фраз. Синие глаза Уильяма прожигали, и ей хотелось раствориться в них. Сгореть дотла и никогда не возрождаться вновь. Невидимая сила толкнула их друг к другу. Поцелуи жадные, голодные, ненасытные… Дыхание сбивчивое, в ритм безумному сердцебиению. Горячие пальцы Уильяма скользили по ее рукам, путались в свитере, касались нежной кожи живота, едва не оставляя ожоги.

Их поцелуй отличался от поцелуя с Эллиотом. Мари не соображала, что делает. Будто ее подменили. Будто это не она целуется с Уильямом, а кто-то другой.

Кто из них оттолкнул другого, Мари не поняла. Или Уильям, или она. Или огненная страсть, что бросила друг к другу, сама и развела в разные стороны. Оба не могли отдышаться. Горели губы, лицо, веки от невыплаканных слез. Горело в груди от ужасного чувства, что все неправильно. Мари потеряла голову. Ведьмы всегда контролируют свои чувства. Но не в этот раз. Сейчас нечто древнее и злое управляло ими, и Мари не понимала, любовь это или ненависть.

– Значит, он…

Она обернулась на сдерживаемый смешок, в котором сквозила боль. Эллиот стоял совсем рядом, и теперь Мари догадалась, кто за ней следил.

А вы, профессор Чейз, оказались не так просты. Взгляд Эллиота упал на воротник рубашки Уильяма: – Кто вы? Явно не Охотничий Пес. У вас есть кольцо, значит, очередной член «Sang et flamme», влюбленный в ведьму.

Уильям впился взглядом в Мари, та в него.

– Ты – ведьма?

– Ты состоишь в обществе? произнесли они одновременно.

Мари не дождалась ответа и рывком вытащила цепь, на которой болтался старинный перстень с выгравированным языком пламени. И тут же отшатнулась как ужаленная. Она ведь видела кольцо раньше, но не придала ему значения.

Я уже давно не состою в обществе. – Уильям горестно усмехнулся и спрятал перстень. – Уже много веков.

Тогда кто ты, черт возьми? – Эллиот шагнул вперед, стараясь загородить Мари, но она не стала прятаться.

Они продолжали с Уильямом сверлить друг друга глазами, словно надеялись разглядеть правду. Вот только правда, как колючая лиана, обвилась вокруг легких, мешая дышать.

– Ты можешь выдержать взгляд ведьмы? – тихо спросила Мари.

Уильям усмехнулся:

За столько лет я выработал иммунитет. А я был прав… История закольцевалась. Ты снова родилась ведьмой.

– Может, хватит нести чушь! – вскипел Эллиот.

– Прекрати! – осадила его Мари. – Тебе лучше не вмешиваться.

Значит, ты выбрала его? – Эллиот схватил ее за плечи и честно попытался выдержать взгляд, но почти сразу отвел глаза. Легкая бледность припудрила гневный румянец.

– Ты не можешь идти против природы, Эллиот, – уже мягче произнесла Мари и порывисто прикоснулась ладонью к его щеке. – Пес и ведьма – это из разряда сказок. У нас нет будущего.

– Кого именно ты пытаешься в этом убедить? – В зеленых глазах Эллиота разлилась печаль, и он отстранился от Мари.

Гордый, красивый и такой далекий.

– Мы уже говорили с тобой про предрассудки, Мари. Ты не сможешь бороться с ними, если сама утонула в этом болоте. Не сможешь…

Эллиот развернулся и ушел. Мари неотрывно смотрела ему вслед, глуша в себе желание побежать следом и спрятаться в его объятиях.

Все сумятица вылилась в стихах:

– Впервые в наши отношения столь явно влезает третий. – Тихий голос Уильяма заставил Мари обернуться к нему. – Что ж, у каждого проклятья есть срок. Видимо, наше тоже подходит к концу. – И он улыбнулся. Искренне, как мальчишка, радующийся солнцу.

– Нет, Уильям. Ты многого не договариваешь, но я знаю – на мне нет проклятья. – Мари вскинула подбородок. Сердце больше не билось как сумасшедшее. Скорее скулило, как щенок, и тянуло Мари прочь. – Ведьмы в этом не ошибаются.

Но последние слова Уильяма упали на дно пустого колодца и разлетелись звонким эхом, вызвав в душе Мари новую волну смуты.

– Даже если ты сама его наложила?

Мари словно разделили надвое. Одна ее часть спокойно анализировала происходящее и пыталась найти ответы. Ее злило, что Уильям ограничился недомолвками, но после их последней встречи он снова стал избегать Мари. Даже когда она пыталась подловить его после лекций, Уильям ловко ускользал от разговора и лишь качал головой. Он не хотел подвергать ее риску, поэтому молчал.

А вторая часть Мари испытывала муки совести, глядя в глаза Айви. Особенно когда та мечтательно улыбалась, рассказывая об Уильяме и их секретном романе. Мари догадывалась, что Уильям использовал Айви, чтобы возвести между ними стену, но после их поцелуя она сама старалась держать себя в руках. Чувства, что захватили ее тогда, напугали. В них ощущалось что-то неправильное. Но что именно, Мари не понимала…

Она прислонила карточку к двери, в который раз удивляясь, сколько пришлось приложить сил, чтобы наполнить средневековый замок современными технологиями. Наверняка для этого и обшили каменные стены, чтобы спрятать провода, а в коридорах или лестничных узких проходах Мари то и дело замечала кабель-каналы по полу.

В комнате уже находилась Айви, и по скрюченной на кровати фигуре подруги сразу стало понятно: что-то случилось.

– Пожалуйста, не говори, что еще кто-то умер? – Мари осторожно присела рядом и положила ладонь на плечо Айви.

Она дернулась и поспешно вытерла глаза скомканной салфеткой. Но только сильнее размазала тушь, да и распухший нос это не спасло. Было непривычно видеть Айви в таком состоянии. Она всегда шутила, мечтала, улыбалась, смеялась… Но плакать?

Мари запустила пальцы в волосы и стянула их на затылке, нарочно причиняя себе боль. Это ее вина.

– Уильям? – снова спросила Мари, и Айви судорожно вздохнула. – Он бросил тебя?

Она скривилась:

– Лучше бы бросил. Но он ничего не делает. – В сиплом голосе прорывалась боль. – Я понимаю… Он преподаватель, я – студентка. Но я ведь согласна на тайный роман! Однако даже этого нет… Только флирт, странные намеки, которые ни к чему не ведут… Я устала, Мари, просто устала. Я хочу нормальных отношений с парнем! Хочу пойти с ним в кафешку, в клуб, да хоть куда-нибудь! А не вот это вот все… – Она неопределенно взмахнула руками.

– Знаешь… – Мари встала и налила в стакан из бутылки шипучий напиток «Колючий еж» со вкусом вишни. На него подсел каждый третий студент в Вэйланде, но Мари он больше напоминал перебродивший морс. – Ты достойна лучшего, чем сохнуть по отмороженному преподу.

Она дала подруге стакан и села рядом. Положила голову ей на плечо, вдохнув аромат мятных леденцов, которым пахли волосы Айви. Страх быть разоблаченной рядом с ней отступал, и Мари наслаждалась спокойствием.

Айви осушила стакан и глубоко вздохнула:

– Ты права. Я устала сохнуть по Уильяму! Пусть теперь он побегает за мной, а я переключусь на одного красавчика… – Айви игриво прикусила нижнюю губу. Вчера в столовой приметила одного брюнета с милой ямочкой на подбородке.

Мари хмыкнула:

– Узнаю Айви. Профессор Чейз не в ладах с головой, раз тебя упускает.

«А еще у него выше крыши проблем мистического характера», – подумала она, но вслух произнесла:

– Тебе не стоит зацикливаться на нем.

– Верно! Я слишком молода и красива, чтобы лить слезы по дураку. У меня еще вся жизнь впереди. – Айви хлопнула по коленке и вскочила с кровати. Выпила еще один стакан шипучки, после чего с хитринкой добавила: – Тебе тоже следует перестать маяться дурью и дать Эллиоту шанс.

– Что, прости?

Вопрос выбил Мари из равновесия, но Айви не спешила объясниться. Она зарылась в шкафу, перебирая наряды.

– Эллиот выглядит хуже побитой собаки. Нет, хуже кота, которому собака отгрызла хвост, а потом он попал под трамвай. – Она вытащила темно-зеленый спортивный костюм.

– Не сильно ли ты преувеличиваешь?

Энергия Айви снова била ключом, поэтому она быстро переоделась и уже прихорашивалась перед зеркалом, скрывая косметикой недавний приступ печали.

– Послушай. – Она вдруг замерла и посмотрела на Мари таким тяжелым припечатывающим взглядом, что промелькнула шальная мысль, а нет ли и в ней ведьминской крови. Но Айви долго не выдержала и быстро вернулась к нанесению макияжа, продолжая отповедь: – Эллиоту и так не сладко пришлось. Многие считали его виноватым в смерти Джорджи, хоть это и глупо. Будь он слабым и инфантильным, его бы затравили. Но природное обаяние и красота спасли Эллиота от подобной участи, однако только слепой не заметит, как он сдал. Я уже забыла, когда он шутил в последний раз. И это Эллиот! Ты-то с ним редко пересекаешься, а мы учимся вместе, и я все вижу.

– Айви, у нас не все так просто, как хотелось бы…

Язык не поворачивался рассказать правду. Он – Охотничий Пес. А Мари – ведьма. Последние насылали проклятье на первых. Первые сдавали последних обществу «Кровь и пламя».

– Почему? Потому что ты – ведьма? – Айви подошла ко мне и оставила на лбу невесомый поцелуй. – Мы порой сами усложняем простые вещи. Как я с Уильямом… Он мне ничего не обещал, а я реву так, словно мы с ним поженились и он бросил меня с ребенком на руках. – Она поджала губы, стараясь выглядеть беззаботно.

– Как-то мы незаметно поменялись ролями, – хмыкнула Мари, переводя все в шутку. – Теперь ты меня утешаешь, а не я тебя.

– Из тебя плохая утешительница. – Айви закатила глаза. – Короче, думай лучше. Эллиот слишком горяч, чтобы его упускать.

– Айви! – засмеялась Мари и потянулась за подушкой, чтобы запустить ею в дверь, но подруга успела показать язык и выскочить из комнаты.

Оставшись наедине со своими мыслями, Мари тяжело вздохнула. Если бы только Эллиот… Она разрывалась между двумя мужчинами. Эллиот заставлял чувствовать себя желанной, с ним все казалось настоящим и острым. Из-за Уильяма она теряла контроль и балансировала на грани безумия. И это пугало и в то же время притягивало.

Мари надела пальто с беретом, замоталась шарфом, скрывая наполовину лицо, и отправилась гулять по Вэйланду. Свежий морозный воздух тщетно пытался добраться до кожи. Поверх пальто Мари распустила волосы, словно щит, и прогуливалась по узким улочкам городка. Она бездумно брела куда глаза глядят и пыталась разобраться в своих чувствах, но только сильнее запутывалась. Ей хотелось быть с Эллиотом. Причем он влился в ее мысли так медленно и незаметно, что Мари сама не заметила. При этом ее отчаянно тянуло к Уильяму. С первого дня она ощутила связь между ними, только теперь к этой связи еще примешивалась вина перед Айви. А еще Мари забыла про Монику, которая сторонилась их обеих, потому как знала правду и боялась.

Черт…

Мари застонала и остановилась посреди пустынной улицы. Вдруг захотелось превратиться в девичий виноград, который оливковым полотном оплетал каменные дома, и его точно не раздирали на части противоречия.

В спину ужалила огненная пчела.

По крайней мере, острая боль, которая разрослась между лопатками, очень напомнила укус пчелы. Мари оглянулась, и в плечо тут же прилетел еще один камень. Она пошатнулась и, наконец, увидела двух девушек. Их лица показались смутно знакомыми. Так и есть… Азиатка с лицом из журнала мод – Лин, была из Огненных дев. Ее подруга-блондинка тенью маячила на фоне и пугала пустым и при этом озлобленным взглядом.

– Девочка-ведьма, куда бежишь?

Мари скривилась:

– У тебя скудно со словарным запасом? Не можешь ничего нового придумать?

– Можешь храбриться, сколько хочешь, – процедила Лин, – но ты ответишь за смерть Джорджи, раз полиция не смогла разобраться. Она подкинула камень в руке, а затем размахнулась и швырнула в Мари.

Лин оказалась на удивление меткой, и Мари чудом увернулась.

– Рехнулась?!

Мари огляделась. Переулок был тенистым и заброшенным. Некоторые окна сверкали трещинами на стеклах, а где-то и вовсе зияли черные дыры. Вьюн одичал и любовно опутал не только стены, но и двери домов, залез внутрь зелеными щупальцами, пронизывая помещение насквозь.

– Это одна из самых старых улиц. Здесь уже не живут лет триста. Ты сама себя заманила в ловушку.

Лин с подругой-тенью снова швырнули по камню. Мари пригнулась, и первый пролетел над головой, а второй ударил по голени. И попал по нерву.

Мари вскрикнула, чем вызвала у Лин улыбку.

– А ты не боишься, что я тебя прокляну? – В висках запульсировала знакомая боль. Давно она не навещала Мари. – Джорджи ведь умерла. Хочешь стать следующей?

Лин осклабилась и вытащила из сумочки маленький складной нож. Лезвие с легким щелчком разложилось в руке.

– Больше не боюсь, – прошипела Лин и ринулась на Мари.

Та не стала ждать нападения и побежала. Дома замелькали перед глазами, воздух загустел, и Мари казалось, что она бежит в вакууме. Регулярные пробежки дали о себе знать, поэтому дыхание даже не сбилось, зато преследовательницы почти сразу стали отставать, однако пока еще не теряли надежды ее догнать.

Мари выбежала на перекресток и на секунду растерялась. Впереди тупик, направо уходила крутая дорога вверх, по которой было бы тяжело бежать, налево – вела в руины. Там дома еще сильнее жались друг к другу, местами были разрушены, некоторые камни висели, запутавшись в стеблях вьюна. Мари колебалась лишь секунду, а затем бросилась в объятия старой улицы, от которой веяло дыханием вечности.

Заминка позволила Лин с подругой нагнать Мари, и новый камешек обжег плечо.

– Черт! – выругалась она и не заметила зеленый плющ, за который зацепилась ногой и чуть не повалилась на землю.

– Позади раздалось бодрое рычание, и Мари оглянулась. Лин едва успела отскочить в сторону, как мимо нее на потрепанном жизнью скутере видимо, на нем ездили еще во времена Тины пятьдесят лет назад промчалась Дейзи.

– Садись! – крикнула она, притормозив рядом, и Мари юркнула за ее спину. Едва она схватилась за талию Дейзи, как та нажала на газ, и скутер вновь бодренько задребезжал вниз, петляя между развалинами.

– Ты вовремя! – крикнула ей в ухо Мари.

Дейзи лишь хмыкнула. Из-под детского, в белую маргаритку шлема выбивались розовые пряди.

На ближайшем перекрестке Дейзи свернула направо, и дорога словно перенеслась из фильма ужасов в реальность. Полуразрушенные дома рассыпались на булыжники и поросли травой. Вьюны оплетали остатки жилищ, как удавы, которые душили своих жертв.

Дейзи остановилась и оглянулась:

– Сюда они не сунутся, – фыркнула она. – К такому их в Огненных девах не готовили.

Она слезла со скутера и сняла шлем. На лбу остались красные следы – кажется, шлем все-таки был маловат. Дейзи сладко потянулась. Видимо, ее не смущало, что она пошла против своих.

– Лин точно поняла, кто помог мне. Не думаю, что они примут тебя обратно в колледж.

– Я уже перевелась в колледж «Белой розы», у них было свободное место. Так что придется остаток первого курса слушать их разглагольствования. – Она сморщила нос. – А со следующего года пообещали переселить в замок.

Мари молчала. Она продолжала сидеть на скутере, пытаясь разгадать, что творилось в бедовой голове Дейзи.

– Я заметила, как они за тобой следили, – шепотом призналась она. – Возвращалась с окраины Вэйланда и увидела Лин с Джессикой. Зная их одержимость тобой после смерти Джорджи, сразу догадалась, что к чему.

Мари наконец слезла со скутера и пошла по заваленной камнями дороге. Несмотря на заброшенность, на земле была протоптана тропинка. Видимо, Вэйландцы проводили здесь экскурсии и зарабатывали неплохие деньги. Поэтому не трогали самую старинную часть города.

Чем дольше Мари шла, прихрамывая на ту ногу, куда зарядили камнем, тем слабее становилась боль в висках. Но стоило ей повернуться в сторону или сделать неверный шаг, как острая игла пронзала голову. Как игра в «горячо-холодно», проклятье или сила Мари вели ее куда надо.

– Чем я им насолила? – Она чувствовала, что Дейзи бредет следом.

– Они считают, ты виновата в смерти Джорджи. А для Лин она была почти что божеством. Аристократка, потомок вэйландских инквизиторов… Лин всегда делала то, что попросит Джорджи. Поэтому считает своим долгом отомстить за нее.

– Ничего нового, – вздохнула Мари. – И даже проклятье на нее не нашлешь.

– Почему? – Дейзи остановилась рядом и вскинула брови. – Ты же ведьма. Щелкни пальцами, и Лин превратится в жабу с надутыми губами.

– Представь себе, не могу, – усмехнулась Мари. – Проклятье проклятью рознь. Для очень сильного нужна кровь жертвы, волос, ноготь, обязательно полнолуние. Для легкого достаточно и фотографии с зельем. Но в любом случае слишком много мороки ради мести глупой девице.

– Ты меня разочаровала… Я думала, ведьмы – это суперкрутые девчонки.

– Ты удивишься еще больше, когда узнаешь остальное, – хмыкнула Мари.

Как легко становилось на душе, когда не надо было следить за языком и думать над каждым словом. А еще – не бояться смотреть человеку в глаза.

Мари только сейчас поняла, как скучала по ковену ведьм и шабашу. Там была возможность почувствовать, что ты не одинока, ощутить свою силу…

– Зачем ты ездила на окраину? – Мари быстро прервала поток мыслей, который направился в темное русло.

– К одной женщине, которая знала мою бабушку. Но, увы, старушка даже свое имя не помнит, – скривилась Дейзи.

Мари промолчала и остановилась перед низеньким домом на самом отшибе улицы. Боль ушла окончательно. Никогда раньше голова не была такой легкой и невесомой.

– Я хочу быть ведьмой. Посвяти меня, – не выдержала Дейзи. – Я всю жизнь бежала от самой себя, но после твоих слов поняла, что если продолжу обманываться, то сойду с ума.

– Тогда тебе нужна глава ковена. В нашем с мамой ковене это была Несса, очень сильная и опасная. А я – обычная ведьма. Могу лишь обучить тебя, но без посвящения ты будешь все равно что рыба без воды.

– Но ты же Стихея!

– Откуда тебе известно? Точнее… – Мари запнулась, – с чего ты решила?

Эллиот вчера сказал, что он – единственный Охотничий Пес, который умудрился влюбиться не просто в ведьму, а в саму Стихею. Он был пьяный и вонючий. – Она наморщилась и высунула язык. – И я решила, что Стихея – то, что надо для посвящения в ведьмы.

– Влюбился? – Мари взволнованно выдохнула.

Она уже слышала признание из уст самого Эллиота, но когда об этом говорил кто-то третий, верилось охотнее.

– Не говори, что не знала, – фыркнула Дейзи. – Эллиот не из тех, кто скрывает свои чувства. Джорджи он никогда по-настоящему не любил, она была для него лишь заданием от общества.

– Знала, но…

Но старалась не думать о том, что разбила ему сердце.

Она порывисто задышала и молча вошла в дом, у которого не осталось даже двери.

– То есть он знает, кто такая Стихея? – переменила Мари тему, осматриваясь в пустом низком доме, – крыша, казалось, вот-вот сядет ей на голову. Вряд ли он мог дожить до наших дней без человеческой помощи.

– Не-а. Но глава общества считает, что смерти в Вэйланде начались из-за появления здесь ведьмы. А именно, Стихеи. Она запустила проклятье трехсотлетней давности. – Дейзи залезла в дом следом и потерла нос. – Сыро и плесенью пахнет. Пойдем отсюда?

Мари покачала головой:

– Нет. Знаешь, иногда возникает чувство спокойствия, и кажется, что ты дома. Она провела ногой по земляному полу и коснулась пальцами каменной стены. Их холод передался ей и по коже пробежал до плеча. – Вот у меня сейчас именно такое чувство.

– Тогда ты, пипец, странная. Здесь скоро станет темно, поэтому мы уходим. – Дейзи схватила Мари за руку и выволокла наружу, где вдохнула полной грудью.

– О каком проклятье ты говорила? – Мари с тоской оглянулась на дом, пообещав себе вернуться.

– Ну, я мало что знаю. Эллиот называет это то проклятьем, то предсказанием. И вообще, я обо всем узнала только потому, что он напился, а так он никогда ничего не говорит. Ты должна перестать издеваться над моим братом. Он слишком хорош для этого. – Впервые Дейзи заговорила серьезно.

На улице и правда слишком быстро темнело и холодало. Они пошли к скутеру, хотя Мари очень не хотелось уходить. Однако ветер ледяными змейками просачивался прямо в кровь.

– Ты должна сделать выбор. Либо он, либо этот чудик Чейз! – На последнем имени Дейзи повысила голос.

Мари резко остановилась:

– Как?! Если одна часть меня тянется к Эллиоту. Осознанная часть… А другая рвется к Уильяму, и я не могу это контролировать. И это пугает! Все вокруг твердят, что я – Стихея, но Стихеей… – от внезапной догадки она чуть не захлебнулась, – можешь быть и ты.

Дейзи пожала плечами:

Я всю жизнь была никем. Ни ведьма, ни человек. Так что сейчас готова стать хоть таинственной Стихеей… Но это вряд ли… – Они вернулись к скутеру, и Дейзи села на сиденье, натянула шлем. – Бабушка Тина была ведьмой, и ее сожгли. Я знаю, что тебе что-то известно о ней… – Дейзи говорила совсем тихо. – Мне бы тоже хотелось узнать.

Мари со вздохом села позади Дейзи:

Я расскажу то, что знаю. Но не рассчитывай на многое. В Вэйланде все взаимосвязано. Убийства, призраки ведьм…

– Твоя любвеобильность, – хихикнула повеселевшая Дейзи, и скутер заурчал.

– И это тоже. – Мари растянула губы в ответной улыбке. – В любом случае, я чувствую, что у меня что-то забрали. И когда я верну это, то буду очень зла.

Валахия, 1795 год

Он вырвал лист из ее рук и нарочито громко зачитал стихи Николетты на весь сад:

– Верни!

В вишневом саду пахло сладко и тягуче. Бледно-розовые соцветия шапками нависали над Георгом и Николеттой, прятали от любопытного взгляда поварихи, которая нет-нет да выглядывала из окна кухни.

Георг поднял заветный лист над головой и помахал рукой, подразнивая возлюбленную. Николетта встала на цыпочки, но, как ни старалась, не могла допрыгнуть. Нежно-голубое муслиновое платье обтягивало высокую грудь, и Николетта невольно прижалась к Георгу. Их сердцебиения слились в унисон.

– Выйдешь за меня, верну, – улыбнулся Георг, ощущая, как жар расползается по телу. Стоило посмотреть в темно-карие глаза Николетты, и он терял голову.

В этот раз Георг ничего не расскажет ей. Она не узнает правду и будет жить.

– Конечно, выйду. – Девушка перестала прыгать и обняла любимого за талию, прижавшись щекой к его груди. – Папочка дал согласие. Как только ты вернешься из Лондона, мы поженимся.

– Что же ты молчала?! – От радости сжало горло.

Георг подхватил Николетту за талию и закружил между деревьями.

Девушка взвизгнула и засмеялась. Счастье быть молодой и беззаботной даровалось не каждому.

– Георг, прекрати. Ты же знаешь, папа до сих пор тебе не верит…

Последние слова притупили радость. Георг поставил Николетту на землю, вернул ей смятый лист, который она тут же бережно разгладила.

– Сколько можно повторять, мне неважно твое происхождение, милая. Я тоже не княжеского рода…

– Но ты богат. А папочка обычный торговец. – Николетта мельком глянула на отеческий дом. Ладно сложенный из красного кирпича, с двумя дымоходами на крыше и глазами-окнами, он утопал в белых цветах рододендрона.

– Я люблю тебя. И это главное. – Георг обхватил ладонями лицо Николетты. – Мне нужно съездить в Лондон, чтобы привести в порядок дела. А потом мы сыграем самую красивую свадьбу. И не делай такое лицо, словно я уезжаю навсегда.

– Но я чувствую…

– Тс-с. – Он приложил палец к ее губам.

Когда Николетта начинала говорить о своем даре предчувствия, его прошибал холодный пот. Он был счастлив, что нашел ее вновь, поэтому любое упоминание чего-то неестественного, мистического сводило с ума. Георг не хотел даже допускать мысли, что и в этот раз она погибнет. Бог дал ему еще один шанс, и он его не упустит.

– Я чувствую, что нашей свадьбе может что-то помешать. – Николетта обхватила его руку ледяными пальцами. В такую жаркую погоду она была холодна, словно мертвая.

– Не думай об этом. Он коснулся ее локонов. Они переливались искрами, словно в них запутались солнечные лучи. – Позволь себе быть счастливой.

Несмотря на мольбы Николетты остаться, Георг должен был перевести бизнес из Англии в Валахию, чтобы обеспечить их молодой семье достойное существование. Разводить породистых скакунов можно и на просторных Валахских полях, – у него достаточно денег, чтобы начать все сначала.

Поэтому в тревожные месяцы, проведенные в Лондоне, Георг гнал от себя дурные мысли и впитывал каждую весточку от Николетты, каждую строчку и букву. Пока не получил последнее письмо, которое пробило броню уверенности Георга в безоблачном счастье.

«Милый Георг…

…меня преследует гнилое чувство. Будто сам Дьявол сидит на моей груди…

…я стала опасаться огня…

…мы больше не встретимся…

…твоя Николетта».

Предложения из письма пронзали Георга судорожной болью. Он побросал в чемодан самое необходимое, гонимый лишь одной мыслью: успеть! Ему предстоял долгий, мучительный путь, и он впервые пожалел, что уехал один. Что не забрал Николетту с собой. И что был слишком уверен, что на этот раз сможет обмануть судьбу.

Он опоздал. Пламя отразилось в глазах Георга задолго до того, как он спешился с коня возле дома. Огонь успел к его приезду облепить стены и теперь с оглушительным треском смыкался над крышей. Не подступиться, не подойти…

– Николетта…

Он закричал, но на самом деле с его губ сорвался еле слышный шепот. Так шелестят листья осенним днем. Так звучал голос Георга. Он сделал пару шагов и упал на колени. Горячий воздух, наполненный пеплом, бросился ему в лицо. Горький запах смерти.

Ночь алела всполохами пожара. В этом доме сгорела последняя надежда Георга на счастье. Пальцы нашли письмо в нагрудном кармане, тело пробрала дрожь. Последние слова Николетты теперь навсегда запечатлены на бумаге. Лишь на бумаге.

Георг облизал губы и удивился, что они соленые. Но слезы не ждали разрешения, чтобы оставить мокрые дорожки на лице. В голове шумела кровь, которая словно загустела, и он чувствовал, как она медленно скользила по венам. Его будто пронзили сотни игл.

Георг уперся руками в холодную землю. Почему она такая холодная, если совсем рядом бушует пламя? Почему она не потушила пожар? Почему позволила Николетте погибнуть…

Близилось очередное полнолуние, и дыхание перехватывало от страха. Элизабет впервые осталась одна. Больше ей некому доверять. Эдвард и Джорджи мертвы. Эллиот при последней встрече ясно дал понять, что покидает общество.

Он ушел, так и не узнав правду. Наивный глупец. Из общества нельзя выйти живым. Однажды дал клятву – держи ее до последнего вздоха. Эллиот был жив до сих пор, потому что Элизабет не вынесет, если еще кто-то погибнет. Пока она возглавляет «Кровь и пламя» и у нее еще есть хоть какая-то власть, она будет молчать.

Элизабет всмотрелась в наливающиеся тучи и отошла от окна. Обхватила себя за плечи, чувствуя, как холод завладевает каждой клеточкой ее тела. Всю жизнь она посвятила служению обществу и была поглощена лишь одной целью: создавать исцеляющую мазь из праха ведьм, замешанную на их крови. Вот только у нее еще ни разу не получилось. И лишь в сейфе за портретом Цирцеи прятались остатки целебной мази со времен Берггольца.

Тучи сгущались не только на небе, но и в сердцах ведьм. Несса стояла перед распахнутыми воротами Вэйландского замка и усмехалась. Сколько веков этот город был под гнетом общества. «Sang et flamme» безжалостно истребили их род и заняли родовое гнездо. Но рано или поздно все возвращается на круги своя. Когда Цирцея очнется, она сначала разозлится, но потом поймет, что так было нужно. Если ее разбудить раньше, все станет сложнее и они потеряют драгоценное время. Нужно найти Марию Бэсфорд, пока она не натворила бед.

Голубая луна уже совсем скоро.

Часть III
Проклятие Цирцеи

Глава 10
Роковая блудница

Она идет по коридору, и ей кажется, что она внутри живой, горячей змеи. Темнота вокруг дышит и колышется. Пол мягкий, липкий от крови, ступни утопают, как в зыбучих песках, но она все равно заставляет себя переставлять ноги. Хотя с каждым шагом становится все тяжелее.

Впереди из мрака вырастает стена. На ней зеркало в человеческий рост. Но она не может разглядеть себя. Нет. Вместо этого она видит темноволосую девушку с кошачьими глазами. Волосы оплетают тело незнакомки, словно водоросли. Призрак ведьмы, который преследует ее с первого дня в Вэйланде.

Она смеется, и смех режет уши.

– Кто ты?

Но ответ теряется в клокочущем хохоте, который рвется из груди призрака.

Она отворачивается от зеркала, делает шаг и проваливается по колено в вязкий, болотистый пол.

– Нет!

Бесполезно дергаться. Она прикована намертво. Навечно.

Впереди разносится тихий плач, и в коридоре появляются новые тени. Она узнает среди них умершую первокурсницу и Джорджи. Они пошатываются и тянут к ней прозрачные руки. Вместе с тихим плачем с их губ срываются слова:

– Нет, не прикасайтесь! – Она всхлипнула и попыталась отлепить от себя холодные пальцы, но они вцепились в нее намертво.

Вдруг тени застыли, впившись в нее черными глазами, и позади них она разглядела Айви. Она стояла посреди коридора, такая маленькая, босая, в своей любимой пижаме с единорогами… И смотрелась инородно. Здесь ей не место.

Айви подняла взгляд, в ее огромных глазах читалось опустошение, а за ним едва угадывалось смирение. Но ее вопрос, который рассыпался в воздухе на миллионы частиц, осел терпкой болью на сердце:

– За что, Мари?

Когда она проходила мимо, люди оборачивались и крестились. Некоторые, особо наглые, плевали через плечо. Хорошо хоть не в спину, и на том спасибо.

Сначала Мари не замечала обострившейся к ней неприязни, но чем ближе был рождественский бал, тем агрессивнее становились студенты. Словно праздничное настроение, вместо светлой надежды на счастливое будущее, вытаскивало из них всю тьму. А Мари стала козлом отпущения.

– Тебе надо пожаловаться вице-канцлеру! – настаивала в очередной раз Айви, когда незнакомый парень, похожий на ворону, сплюнул под ноги, заметив девушек.

Они сидели на скамье возле замка в уединенной нише, но и здесь находились те, кто их замечал.

– Лин и другие девчонки из Огненных дев распустили эти гнусные слухи из-за бессилия и злобы!

– Это не слухи, а правда. Я – ведьма, – пожала плечами Мари. – Конечно, не такая чокнутая, какой они меня представляют, но все же. К тому же идти за помощью к главе «Sang et flamme» – последнее дело. Если только я не хочу, чтобы меня сожгли…

Мягкий снег припорошил внутренний двор, и сейчас Вэйландский университет выглядел, как настоящий сказочный замок. Зеленые остролисты под пуховым одеялом краснели яркими плодами, на которые любили охотиться птицы. Впереди Рождество, новогодние каникулы. Мари хотелось хоть немного отвлечься от того, что творилось вокруг, но, к сожалению, вместе с новым годом ее ждало очередное полнолуние. И в этот раз оно снова заберет чью-то жизнь, а Мари не знала, как это изменить.

Она крепко зажмурилась, прогоняя из воспоминаний сон, который снился ей уже трижды. Если в первый раз Мари его проигнорировала, то теперь каждый раз, когда она ложилась спать, просила Дьявола подарить ей ночь без сновидений. Знаков, посланий становится все больше, но как с ними справиться? Что делать? И почему ей снится Айви?

– Тогда пошли к мисс Эттвуд. – Айви взяла холодные пальцы Мари и осторожно сжала. Ирландская кровь, видимо, согревала не хуже спиртного, потому что руки подруги почти обжигали. – Она ведь предлагала помощь?

– Предлагала, – мрачно согласилась Мари, – и все еще ждет ответа. Но я ей не доверяю, Айви! Это что за выбор: либо глава тайного общества, которое сжигает ведьм, либо руководительница колледжа «Огненных дев», которые пропагандируют ненависть к ведьмам! Я тебе настолько надоела?

Подруги посмотрели друг на друга и громко захохотали, хотя смех больше напоминал истерику.

– Мари, где-то же должен быть лучик света, – отдышавшись, заявила Айви. – Мы даже про Стихею так ничего и не узнали… Вэйландцам надо работать на государство, даже под пытками не выдадут тайны. Может, Эллиот сможет пом… – Она осеклась.

Мари выдернула руки и встала. Ей пришлось рассказать Айви правду о том, кто такие Эллиот и Дейзи Метаксас, когда последняя заявилась в полночь и потребовала научить ее ведьминским штучкам…

– Он – Охотничий Пес. Охотник на ведьм, – прошептала она.

Стоило вспомнить Эллиота, как в груди сворачивался ледяной змей. Она тосковала…

– Это ненормально, – пробормотала Айви. – В этом замке есть хоть кто-то, кому можно доверять?

«Уильям?»

Но Мари не решилась произнести его имя вслух. Только не при Айви. К тому же доверять ему тоже нельзя. У него секретов больше, чем у самой Мари.

Она тяжело вздохнула:

– Пойдем в комнату. Совсем похолодало; еще чуть-чуть, и меня можно будет расколоть на кусочки льда.

– Да? А мне кажется, не холодно. – Айви накинула на плечо сумку и вдруг остановилась, глядя за спину Мари: – Смотри, кто к нам идет.

В голове пронеслась мысль: «Эллиот». Но она тут же стихла, когда Мари обернулась и увидела Монику. Последнее время та избегала и Мари, и Айви, поэтому они обе внутренне напряглись.

– Привет, Айви. – Моника покачивалась с носка на пятку. Руки держала в карманах твидового пальто и в целом выглядела невинно. Вот только с Мари не поздоровалась.

– Моника, иди куда шла, – отчеканила Айви.

– Нам надо поговорить!

– О чем? О твоих домыслах? – Айви фыркнула, и Мари поразилась, как она ладно сочиняет. – Она ведьма, она ведьма… Тебя что, Огненная дева укусила?

Моника поджала губы и бросила на Мари прищуренный взгляд:

– Кстати, я перевелась в их колледж. На место Дейзи.

– Любви вам и счастья! – фыркнула Айви, схватила Мари за руку и потянула в сторону входа, но последние слова Моники их догнали:

– Чтобы вы ни говорили, я знаю правду. И я докажу, Мари!

Она не выдержала. Развернулась и смерила Монику тяжелым взглядом, от которого та нервно отшатнулась:

– Смотри, не пожалей об этом.

Ответа не последовало. Айви утащила Мари в замок быстрее, чем Моника пришла в себя.

– Ты ведешь себя опрометчиво! Ты ведь добрая ведьма, я знаю, – прошептала Айви ей прямо на ухо, пока они поднимались на второй этаж.

– Они вынуждают меня стать злой.

Почему-то слова Мари прозвучали как приговор.

– Мисс Бэсфорд!

Громкий оклик застал Мари уже на втором этаже в холле. Мисс Эттвуд следовало идти в актрисы с таким голосом или хотя бы озвучивать фильмы. Глубокий, грудной, он проникал внутрь и растекался в груди жидким медом.

– Профессор… – Мари озадаченно переглянулась с Айви.

Черное трикотажное платье на Ингрид смотрелось слишком сексуально, хотя оно было максимально закрытым, с длинными рукавами и белым воротником стоечкой. Дело в гитарных изгибах фигуры. Даже мешок из-под пшеницы на женщине выглядел бы, как эротическое белье.

– Еле тебя нашла. Ты – хороший конспиратор. – Она улыбнулась. – Можно тебя на минутку?

Мисс Эттвуд бросила короткий взгляд на Айви, и та понимающе закивала:

– Я в комнату, писать конспект.

Мари с Ингрид отошли к стене, на которой висел гобелен с изображением рыцаря и леди. Студенты старались не пялиться, но руководитель Огненных дев и изгой университета вместе – то еще зрелище.

– До меня дошли слухи, – мисс Эттвуд понизила голос, и из-за этого в нем проскользнула хрипотца, – что тебя совсем затравили. Даже называют ведьмой за глаза! – Она не выдержала и охнула.

– Это обязательно обсуждать здесь? – Мари сосредоточилась на ее воротнике. Его белизна резала глаза.

– Прости, я бы выпила с тобой по чашечке чая в кабинете, но после нашего последнего разговора вижу, что ты стала меня избегать. Пришлось ловить птичку на лету, – усмехнулась Ингрид.

Мари нервно глянула ей в глаза и тут же опустила взгляд.

Ловить на лету… Как точно сказано.

– Со мной все в порядке, профессор Эттвуд, – как можно спокойнее ответила Мари. – Были некоторые разногласия с Огненными девами, но я их уладила.

– Побольше формальных оборотов всегда добавляли весомости словам. Вот и сейчас, Мари надеялась убедить Ингрид, что все хорошо. Но подозревала, что профессор знает больше, чем говорит.

– Я просто хочу, чтобы ты знала – я твой друг. И кстати, я уже поговорила со своими студентами, чтобы они вели себя прилично!

Они что, в детском саду? Но вслух Мари не рискнула это сказать. С благодарной улыбкой она сделала шаг назад:

– Спасибо. Я ценю вашу помощь. Извините, но мне надо идти готовиться. Завтра важный тест.

– Да-да, конечно…

Даже когда Мари зашла в комнату, она ощущала на себе липкий взгляд мисс Эттвуд. Легкая мигрень начинала сверлить затылок, а ведьминская интуиция вибрировала внутри Мари: Ингрид – член общества «Кровь и пламя».

Мари оказалась в ловушке, из которой нет выхода.

Она готовилась совершить преступление.

Если узнают – полетят головы и она лишится всего, что ей дорого. Но Элизабет не могла поступить иначе. Она не в силах остановить убийства невинных, а значит, у нее нет выбора. Она должна заключить сделку с ведьмой.

Ребекка ждала Элизабет. Это было заметно по замкнутому выражению лица, по напряженной позе. Она сидела на кровати, обхватив колени руками. При этом в спину будто вогнали кол. Волосы уже отросли до плеч, и если сменить балахон на нормальную одежду, так и не скажешь, что она провела в плену почти десять месяцев.

Элизабет молча подошла к темнице и просунула сквозь прутья крафтовый пакет. Осторожно поставила его на пол, так, словно боялась, что Ребекка кинется на него, как голодная собака. Но та даже не шевельнулась.

– Ты пришла, – произнесла Ребекка.

– Скоро очередное полнолуние…

– О, так ты уже проследила связь? Каждое второе полнолуние…

– …Умирает человек, – договорила за нее Элизабет.

Обе замолчали.

Элизабет не могла заставить себя говорить. Ребекка ждала.

– Я принесла одежду, – наконец выдавила Элизабет и кивнула на пакет. – Платье, пальто, обувь…

– Я бы не отказалась от душа. – Впервые на губах Ребекки мелькнула улыбка.

– Душа? Тебя должны были водить в ванную комнату два раза в неделю, – нахмурилась Элизабет.

– Должны…

Разговор на бытовые темы отвлек их, дал передышку.

– Ладно, решим… Одевайся, я жду. – Элизабет хотела отвернуться, но вопрос Ребекки заставил ее застыть.

– С чего ты решила, что я пойду с тобой?

– В обмен на свободу ты уведешь Стихею из Вэйланда – твои слова.

– Значит, ты все же согласна?

– Не согласна. Но у меня нет выбора. И у тебя тоже. Дай мне слово ведьмы.

Ребекка прищурилась, но тихо ответила:

Сделаю все возможное, чтобы выполнить наш уговор.

Замечательно. – Элизабет все-таки отвернулась, когда Ребекка, наконец, зашевелилась и подошла к пакету.

Шорох одежды наполнял тишину и, казалось, заглушал сумасшедшее сердцебиение Элизабет:

– Как ты пережила огонь?

– У ведьм встречаются разные способности. Кто-то хорошо чувствует травы, кто-то слышит шепот ветра, а я читаю сны… – Ребекка на время замолкла, а затем произнесла: – Я готова.

Элизабет позволила себе тяжелый вздох, прежде чем открыть дверь темницы. Поворот ключа, еще один, тихий скрип, мягкие шаги по каменному полу, очередной скрип и повороты ключа. Она даже надела кожаные перчатки, в страхе оставить отпечатки пальцев. Все происходило на автомате, словно во сне, но вот Ребекка уже стояла напротив Элизабет и смотрела на нее пугающим, будто невидящим взглядом.

– Тебе придется какое-то время пожить у меня, – пробормотала Элизабет и забрала у Ребекки пакет с вещами. – Ведьма исчезла из темницы без следа. Я подниму на уши весь Вэйланд. Мой дом – единственное место, где не будут искать.

– Как скажешь. В темнице или нет, я до сих пор твоя пленница.

– Вот именно. Между нами все по-прежнему. – Элизабет сглотнула. – Ты не договорила, как избежала сожжения?

– Сны предупредили меня, что за мной явятся, и незадолго до появления Охотничьих Псов мы с Нессой провели обряд, который защищал от огня. Он действовал несколько дней, но я успела. – Ребекка пожала плечами. – Можешь считать, что мне повезло. И тебе тоже.

Элизабет вскинула брови:

– Почему это?

– Потому что только я могу увести Стихею из Вэйланда.

Работа в уютном кафе с незатейливым названием «Чайная» неожиданно для Мари оказалась глотком воздуха. Возможность вырваться из стен замка, забыть на несколько часов об учебе, убийствах и косых взглядах студентов вернула Мари желание жить. На короткие часы она могла отвлечься от дурных мыслей и погрузиться в чайный мир.

Работать с рассыпными чаями – все равно что с травами. В маленьком кафе с интерьерными пуфиками в виде разноцветных чашек редко случался наплыв посетителей, поэтому Мари успевала насладиться ароматами чабреца, бергамота, барбариса, улуна… Стеклянные банки, наполненные скрученными листиками, успокаивали разум, помогали разложить мысли по полочкам. Хотя теперь Мари приходилось готовиться к занятиям по ночам, она не жалела.

За барной стойкой, бугристой, шершавой, прямо как настоящее дерево, Мари чувствовала себя защищенной. Кремового цвета чашки с синим ободком, в тон им блюдца и десертные тарелки. Столовые приборы под серебро. На столах светильники в форме старинных свечей. Каждая мелочь отражалась в душе Мари щемящим наслаждением.

Звякнул колокольчик. Она обернулась к посетителям с приветливой улыбкой… Блаженное умиротворение растаяло. Уголки губ опустились.

– Эллиот… – Мари перевела взгляд на Лин.

Он остолбенел, и его глаза потемнели. Мари показалось, что она уловила в них свое отражение. Видимо, он не ожидал увидеть ее в роли официантки. Как и она не ожидала встретить его вместе с Огненной девой. В черном пальто с высоким воротником он напоминал графа. Мари заметила, что он обнимает Лин за талию и вдруг вспомнила, как эта же рука ласкала ее разгоряченное тело.

Она снова посмотрела Эллиоту в глаза. Лишь на короткое мгновение. Зато он больше не пьет. И, кажется, улыбается.

– Маленькая пташка устроилась на работу? – Лин восторженно хлопнула в ладоши и скривила полные губы.

Мари разжала пальцы, которыми стиснула стойку, и улыбнулась. Как можно безмятежнее. Хотя лодыжка предательски заныла. Дьявол, ну почему он выбрал именно Лин? Странное ощущение, веки словно горят. И не продохнуть, будто на грудь повесили камень. Сердце сдавливает все сильнее. Интересно, Эллиоту было так же больно, когда он застал их с Уильямом поцелуй?

– Присаживайтесь, – тихо произнесла она и отвернулась. – Меню на доске. Выбирайте любой чай и десерт.

Руки двигались механически. Взять заварник, подготовить жасминовый чай… Стоп, вдруг выберут другой? Блюдца, десерт… Придется обернуться и не раз. А между лопаток уже жжется от буравящего взгляда Эллиота. Почему так больно?

Мари согнулась над заварным чайником и огородилась волосами. Моргнула… Что это? Слезы? Она судорожно вздохнула и только сейчас услышала, что Эллиот и Лин спорят.

– Я не хочу здесь сидеть, – отрезал Эллиот.

– Но я замерзла! Там настоящая метель.

– Найдем другое место…

– До них далеко. «Чайная» ближе всех к замку.

– Лин! – прорычал Эллиот, и в этот момент Мари не выдержала.

Она сбежала в подсобное помещение, потому что от слез уже ничего не видела. Там она села на единственный стул, в полумраке чуть не обрушив стопку тарелок. Ногой зацепила ящик с упаковками чая, и послышался шорох целлофановых упаковок.

Что с ней? Почему она не может контролировать себя? Она же ведьма! Мама говорила, что они хладнокровнее, у них не болит душа. Но то, что происходило с Мари сейчас, сложно было назвать равнодушием.

Она сидела в полумраке и прислушивалась к бешеному сердцебиению. Единственная лампочка на потолке уже отчаялась осветить каморку.

Теплые пальцы коснулись щеки Мари. Она мимолетно взглянула на Эллиота снизу вверх и тут же закрыла глаза, чтобы его не смущать. И себя тоже.

– Почему ты с нами так поступаешь? – Вопрос Эллиота бил в солнечное сплетение.

– Тебя ждет Лин.

Надо было отстраниться. Но он продолжал гладить ее щеку и едва уловимо касаться шеи. Вслед за прикосновениями бежали мурашки. А Мари сидела с ровной спиной, дрожа от внутренней лихорадки. Кровь обжигала изнутри. И сердце громыхало, стуком отзываясь в ушах.

– Она ушла.

– Кажется, уйти хотел ты.

– Может, ответишь?

– А что ты хочешь услышать? Почему я не могу выбрать между тобой и Уильямом? – Мари распахнула глаза. – Я даже не могу сказать, что я такое. Я – один сплошной вопрос. Без ответов.

– Ты – Стихея, Мари. А значит, очень могущественная ведьма, раз тебя боится сама глава «Sang et flamme». – Рука Эллиота безвольно повисла вдоль тела.

– Дейзи тоже ведьма. Почему она не может быть Стихеей?

– Она непосвященная, а значит, не ведьма, – настаивал Эллиот.

Вспомнились слова Тины в их последнюю встречу. Она назвала Мари Стихеей и пообещала, что та все узнает, если откроет шкатулку. Но это значило принести обет защищать Дейзи и Эллиота. Призраки знают гораздо больше, чем говорят. И каждый в этой игре пытается защитить своих близких, используя Мари.

– Но я не могущественная. – Она встала и уставилась в грудь Эллиота.

Ворот зимнего пальто был расстегнут, словно намекая: Мари может продолжить и расстегнуть его до конца, чтобы повторить то, что случилось между ней и Эллиотом в полнолуние. Но она прогнала будоражащие воспоминания.

– Я даже не могу защитить себя от Огненных дев. Ты знал, что Лин с подругой пытались закидать меня камнями? Синяк на лодыжке долго не проходил.

Эллиот вздрогнул и весь натянулся, словно тетива на луке.

– Не знал, – в его голосе прозвенели опасные нотки, – но обязательно разберусь.

– Это уже неважно. Я пытаюсь донести до тебя, что я вовсе не такая могущественная, как вы все думаете. Я пыталась защититься от Джорджи, а в итоге меня использовали и подставили. Единственный, кто хоть что-то знает обо мне – это Уильям. Но он молчит, потому что боится… навредить мне? – Мари спрашивала саму себя, уже не зная, где искать правду.

– И с этим я тоже разберусь.

– Эллиот, приди в себя! Ты – Охотничий Пес, я – ведьма! Даже не будь между нами Уильяма, мы не можем быть вместе.

– Давай, прокричи это еще громче, вдруг кто-то не услышал, – съехидничал Эллиот, и в этот момент снова зазвенел колокольчик. – Очень вовремя, – пробормотал он и оглянулся на закрытую дверь подсобки.

– Это, наверное, Дейзи.

– Дейзи?

Подтверждая ее слова, в кафе прозвучал ироничный голосок девушки:

– Эй, избранная, я туточки.

– Я занимаюсь с ней после работы, – прошептала Мари в ответ на вскинутую бровь Эллиота.

Он распахнул дверь и шагнул в кафе.

– Ни фига себе! Вы снова разговариваете! – взвизгнула Дейзи от удивления. И непонятно, чего в ее голосе прозвучало больше: радости или страха.

– А вот меня интересует, чем конкретно вы тут занимаетесь? – Эллиот встал перед сестрой и скрестил руки на груди.

Яркий неоновый пуховик Дейзи разительно отличался от черного пальто брата, да еще лиловые пряди выбивались из-под малиновой шапки, окончательно превращая девушку в произведение психоделического искусства.

– Эм-м… – замялась Дейзи и скосила глаза на Мари.

Она устало села за столик. Рабочий день подошел к концу, но сам день, к сожалению, еще нет.

– Ты ему не сказала?

– Я пыталась, но стоило произнести твое имя… – Дейзи мило улыбнулась нахмуренному Эллиоту. – В общем, братик, Мари учит меня быть ведьмой.

– Ведьмой? – на удивление спокойно произнес он. – Ты всю жизнь твердила, что ты – человек. Даже в колледж Огненных дев попросилась специально.

– Потому что вы этого хотели! – Дейзи всплеснула руками. – Но Мари права. Мне не сбежать от себя. Бывший парень ушел из-за моего пугающего взгляда…

– Он был дурак. Нормальный у тебя взгляд.

Потому что ты мой брат! А вспомни Дикси из пятого класса. Она взбесила меня и на следующий день покрылась бородавками. – Дейзи продолжала загибать пальцы.

– Подумаешь, подцепила инфекцию, – упирался Эллиот. – Дейзи, я хочу, чтобы ты жила обычной жизнью, а не пряталась от общества.

Но. Я. Не. Могу, – разделяя каждое слово, процедила Дейзи. – Я пыталась, но не выходит. Я хочу гордиться тем, кто я такая, как Мари, а не стыдится этого. Я устала…

– Эллиот думает, что раз ты не прошла посвящение, значит, ты не ведьма, – наконец вставила Мари слово в их жаркую перепалку. – Но птенец не перестает быть птицей, а малек – рыбой. Ее жизнь была предопределена при рождении. Глупо бежать…

Эллиот оглянулся на Мари, затем снова пригвоздил взглядом сестру:

– Вы хоть понимаете, что находитесь в Вэйланде? Здесь ведьм не жалуют, – прошипел он.

– Спасибо, мы догадались, – съязвила Дейзи. – Ничего, мы ведь под защитой самого Охотничьего Пса? – Она подмигнула Мари, а Эллиот взвыл и схватился за голову:

– Вы сведете меня с ума. Имейте в виду, если жители решат сжечь вас на главной площади, я и пальцем не шевельну, чтобы вам помочь! – Он ткнул сестру в лоб.

– Пальцем не надо. Достаточно руками и ногами, ну можно еще языком, если придется что-то сказать…

Последние слова Дейзи потонули в грохоте двери, когда Эллиот захлопнул ее за собой. Колокольчик обиженно зазвенел.

– Кажется, ты его выбесила, – подытожила Мари и подперла голову рукой.

– Думаю, все-таки мы, – уточнила Дейзи и широко улыбнулась.

Мари только вздохнула и мысленно попросила, чтобы ей ниспослали терпения.

Айви поймала Монику уже перед самым выходом из аудитории. На удивление, ее хватка оказалась сильной, пальцы сжали плечо бывшей подруги так, что та даже поморщилась.

– Поговорим?

Так как они перегородили проход, Моника позволила оттащить себя в угол пустеющей на глазах аудитории. Поток студентов снова влился в двери, последней шла сухонькая старушка в очках с толстенными линзами – профессор литературы.

– Не забудьте выключить свет, девочки, – мило прокряхтела она и вышла.

Пожилая дама давно жила в своем мире, и ее не особо волновало, почему две студентки решили посекретничать в огромном зале.

Когда они остались вдвоем, стало заметно прохладнее, потому что ушла масса людей, излучающая тепло.

– Чего тебе? – Моника сбросила руку Айви и потерла плечо.

– Я просто хочу тебе объяснить, что бояться нечего. – Айви не знала, с какой стороны подступиться, чтобы та ее выслушала.

– Ага, ты делишь комнату с ведьмой, забыла? Она убила Джорджи!

Айви глянула в сторону приоткрытой двери и приложила палец к губам:

– Потише. И Мари не виновна. Ее подставил настоящий убийца.

– Боже, Айви, когда уже ты перестанешь быть такой наивной! – фыркнула Моника. Ее дреды протестующе качнулись. – В тебе говорит ирландская кровь и любовь к маленьким зеленым феям. Но Мари – не фея, она ведьма. Такое чувство, что ты учишься в каком-то другом университете.

– Ты даже отказываешься выслушать ее! – воскликнула Айви. Она уже поняла, что разговор ни к чему не приведет. – Ты пойми, она одна… среди всех нас!

– Этого уже достаточно. – Моника отступила и покачала головой. – Тебе стоит держаться от Мари подальше, иначе жди беды.

– Ты предвзята, – упрямо повторила Айви.

И тебе стоило бы. – В голосе Моники проскользнула печаль и прозвенела в воздухе дрожащим колокольчиком.

Она вышла из аудитории, и Айви не увидела, как бывшая лучшая подруга целеустремленно направилась к кабинету профессора Эттвуд – руководителю колледжа «Огненных ведьм».

Она ожидала увидеть на улицах Вэйланда кого угодно, но только не ее. Не эти блеклые, невзрачные глаза, которые все же пробирались в самое нутро. Густые смоляные волосы блестели даже в серых лучах зимнего солнца.

Мари возвращалась с лекций в замок и замерла посреди улицы, когда увидела перед собой Нессу. Главная ведьма их ковена куталась в длинное черное пальто и щурила глаза, отчего ее взгляд становился еще пронзительнее. Морозный воздух загустел. Люди обходили их стороной, и ведьмы оказались в невидимом коконе, куда не долетали даже звуки города.

Несса поманила Мари за собой, и они свернули в ближайший переулок. Время будто остановилось, потому что Мари не могла понять, как долго они шли. Но она пришла в себя, только когда они взобрались на холм, где покоились припорошенные снегом руины собора.

Они осквернили наш город. – Несса остановилась на краю обрыва, разглядывая Вэйланд, который словно сбежал из зимней сказки: переливающиеся гирлянды на дверях, белоснежный пух на черепичных крышах, улицы, паутиной оплетающие весь город. – Раньше здесь витал ведьминский запах, но пепел и дым костров его перебили.

Несса напоминала жердь. Длинная, худая, она везде смотрелась инородно. Даже на шабаше она выделялась, и со временем необычная внешность помогла ей возглавить ковен.

– Что ты здесь делаешь? – Мари поравнялась с ней.

Она опасалась смотреть на Нессу, словно та могла обратить ее в камень одним взглядом, как Медуза Горгона.

– Я наблюдаю за тобой уже несколько месяцев, Мария Ребекка.

Мари вздрогнула. Она давно не слышала свое полное имя.

– И вижу, что ты запуталась. Много вопросов, мало ответов.

Несса вытащила из кармана холщовый мешочек и высыпала на ладонь серо-бежевый порошок из толченых трав. До Мари донесся незнакомый остро-сладкий аромат.

Не успела она моргнуть, как Несса подула на ладонь прямо ей в лицо. Мари отпрянула и закашлялась.

– От злых духов, девочка, что тебя окружают, – спокойно объяснила Несса, пока Мари выравнивала дыхание.

– Почему мне не верится?

– Потому что ты – ведьма. – Скупая улыбка скривила ее тонкие, бледно-розовые губы.

– Зачем ты здесь? Хочешь дать мне задание от ковена? – Мари старалась говорить ровно, но руки в карманах зимней куртки дрожали. И вовсе не от холода. – Или ты что-то узнала о маме?

– Все, что я знала о Ребекке, я тебе уже сказала. Она исчезла и, скорее всего, попала в ловушку общества «Sang et flamme».

– И почему мне не верится? – снова фыркнула Мари, но по отстраненному лицу Нессы было сложно считать эмоции.

И на этот раз обоснованно, – неожиданно призналась она. – В прошлый раз я все-таки рассказала не все.

Мари застыла. Снежинки в воздухе словно замедлились. А стук сердца в груди, наоборот, участил свой бег. Она уже почти смирилась, что больше ничего не узнает о судьбе матери. И теперь это «почти» потеряло значение.

– Ребекка точно знала, что за ней явится общество. Поэтому мы провели обряд.

Мари развернулась к Нессе, позабыв про страх перед ней, и буквально впитывала каждое ее слово.

– Благодаря ему Ребекка могла один раз пережить сожжение, а еще скрыть от членов Общества свою дочь – тебя. – Несса провела ладонью по голове, стряхнув белые крупинки снега с волос.

– То есть она жива? – внезапная радость сдавила горло и превратила голос Мари в сиплое недоразумение.

Несса покачала головой:

– Не думаю. Почти десять месяцев прошло. Она давно бы сбежала. А Общество не стало бы держать ее в плену так долго. Обряд подарил Ребекке максимум неделю отсрочки, прежде чем ее снова отправили на костер.

– Почему ты не рассказала мне раньше?! – Мари закрыла глаза, пытаясь обуздать боль. – Я бы попыталась ее найти!

– Вот поэтому и не сказала. Ребекка не хотела, чтобы ты лезла в самое пекло.

И все же я в нем оказалась. – Мари горестно засмеялась. – Ты ведь знаешь, кто возглавляет университет?

Несса впервые посмотрела на Мари долгим изучающим взглядом, прежде чем кивнуть:

– Пути Дьявола неисповедимы. Поэтому я присматривала за тобой, Стихея.

Повисло молчание. Невидимые электрические импульсы пронизывали воздух. Даже снежинки таяли вокруг них, не долетая до земли.

– Стихея – это реинкарнация Цирцеи, – продолжила Несса. – А та, в свою очередь – реинкарнация Аэндорской волшебницы. Но, помимо них, Стихея вмещает в себя сотни и сотни жизней ведьм. Та мощь, что таится в тебе, – она ткнула пальцем прямо в грудь Мари, – может уничтожить целый город.

– Ты что-то путаешь… Я не могу быть Стихеей. – Мари сделала шаг назад, чтобы кривой палец Нессы не упирался в нее.

Стало еще холоднее, и не спасала даже куртка.

– Слова… Я слышу в твоей голове рой слов. Они бьются друг о друга, стремясь вырваться на волю, а если ты сдерживаешься, они наказывают тебя мигренью. Ну же, не молчи. Говори!

Мари не осмелилась противиться приказу верховной ведьмы, и стихи сорвались с губ, словно томились долгие годы в заточении:

– Вот видишь, – удовлетворенно произнесла Несса, когда Мари закончила. – Только настоящая Стихея может так владеть словом. Сейчас они не имеют силы, пусть так и остается. Если ты пробудишь свою память, то не выдержишь всей мощи Стихеи, и она уничтожит твой разум.

– Что? – Мари моргнула. – Я – Стихея, но не могу пользоваться своей силой, иначе свихнусь? Так, что ли?

Ее вопрос звучал абсурдно, тем не менее Несса кивнула:

– Ты станешь злом во плоти. Ведьмы долго ждали появления Стихеи, но необязательно ею становиться. Твоя мама всю жизнь пыталась уберечь тебя от этого.

– Мама знала? – Мари сделала еще шаг и обессилено села на покрытый инеем булыжник.

Странно, что теперь у нее нет видений, как в прошлый раз. Возможно, из-за Нессы. Возможно, потому что этому месту больше нечего ей сказать.

Конечно, знала. И заблокировала твою память еще в младенчестве. Она хотела, чтобы ты жила, а не страдала… – Несса подошла к Мари и опустила руку на ее голову. Холод проник в голову даже через ткань берета. – К тому же все, что ты должна, ты уже сделала. Твое появление в Вэйланде запустило цепь перемен, и скоро город, который раньше принадлежал ведьмам, снова станет нашим.

– Как-то все неправильно, – прошептала Мари.

– О, нет, моя дорогая. Все очень правильно. Осталось дождаться Голубой луны, и тогда все закончится.

После стольких месяцев однообразного питания, вида решетки и серых известковых стен Ребекка дичилась комнаты, которую ей выделила Элизабет. Тяжелое пуховое одеяло, жаккардовые подушки в изголовье старинной кровати с резными столбиками. Бархатная ткань цвета переспелой вишни на окнах прятала невольную гостью главы «Sang et flamme» от людских глаз.

Элизабет ходила по лезвию ножа, и Ребекка прекрасно осознавала всю щекотливость ситуации. Элизабет следовало сжечь ведьму повторно еще десять месяцев назад, а не держать в плену. Но если плен еще хоть как-то можно было объяснить, то организованный побег и укрывательство у себя дома – нет. Элизабет не просто выгонят из Общества, ее убьют. Впрочем, интуиция подсказывала Ребекке, что если правда вскроется, Элизабет не вынесет позора и покончит с собой сама.

Дни, что она провела в доме бывшей подруги, перенесли Ребекку в прошлое. В те времена она была одинока, ее считали странной, но дружба с урожденной Берггольц дала ей защиту. До тех пор, пока в Вэйланде не появилась Несса…

Ребекка стиснула зубы. Не следовало ей доверять. Никому нельзя доверять. Даже Элизабет предала ее, когда Ребекка призналась, что она – ведьма. Даже Элизабет…

В дверь постучали, и Ребекка отвернулась от картины, на которой неизвестный художник грубыми мазками написал город в огне. В узких улицах и каменных домах угадывался Вэйланд, вот только посредине города пролегала глубокая трещина – настолько глубокая, что из нее вырывались языки адского пламени.

Не дождавшись ответа, Элизабет по-хозяйски вошла в спальню и тоже обратила внимание на картину:

– Ее нарисовал мой предок Берггольц. Предсказал, что Вэйланд разорвут надвое, если некто сильный не возьмет его под контроль.

– Для обычного человека он слишком много видел.

– Когда всю жизнь борешься со злом, это необходимость, – с благоговением прошептала Элизабет и тут же натянула на лицо маску типичной лондонской леди – холодную, учтивую и равнодушную. – Мы прекратили поиски, поэтому ты можешь выйти наружу. Я подготовила для тебя в прихожей серую куртку из секонд-хенда и черный берет, – такие носят вэйландские старушки, думаю, в таком виде ты не привлечешь внимание.

– Спасибо, что беспокоишься обо мне, – усмехнулась Ребекка.

Сначала промелькнула шальная мысль собрать вещи, но потом она вспомнила, что ее вещей здесь нет. Только та одежда, которой с ней поделилась Элизабет. Висящие на бедрах синие джинсы и мешковатый шерстяной пуловер не по размеру.

– Я беспокоюсь не о тебе, – огрызнулась Элизабет и вышла из комнаты. Продолжила говорить она уже в коридоре, видимо, не сомневаясь, что Ребекка идет следом: – Я просто хочу, чтобы ты сдержала обещание и увела Стихею из Вэйланда, пока не поздно.

Ребекка спускалась за ней по лестнице и касалась перил из темного ореха. Знакомые щербинки, сколы, впадинки. Удивительно, но пальцы помнили. Как часто она гостила в этом доме в детстве. Как часто они с Элизабет взбегали по ступеням вверх, а затем так же скатывались вниз, визжа и хохоча, потому что молодость всегда берет свое. Потом умерла мама. А после появилась Несса…

– И у тебя даже нет желания ее сжечь? – Они поравнялись в узкой прихожей.

Элизабет, как всегда собранная, черные волосы уложены в прилизанный пучок, губы подведены алой помадой. Она изменилась сильнее, чем готова была признаться даже себе.

– Поверь мне, если бы я могла… – Она сделала глубокий вздох. – Но я не хочу рисковать. К тому же… Да, я боюсь. Я знаю, что все смерти связаны с ней. Души ведьм жаждут мести. Но они успокоятся, как только Стихея уйдет из Вэйланда. – Стало неясно, кого пытается убедить в этом Элизабет: себя или Ребекку. – Я знаю, что ты не до конца прогнила, Ребекка. Поэтому я доверилась тебе. И пошла на риск.

– Спасибо за комплимент. – Ребекка закатила глаза и стала одеваться. Элизабет говорила заготовленными фразами члена общества «Кровь и пламя». – Несмотря на нашу прошлую дружбу, ты все равно пыталась меня сжечь.

– Это мой долг. – Элизабет поджала губы. Совесть ее не мучала. Критично оглядела маскировку, заставила покрутиться. – Сойдет.

Ребекка бросила равнодушный взгляд в сторону зеркала. В берете и невзрачной куртке она выглядела как мальчишка. На худощавом лице терялся возраст, и только вблизи бросалась в глаза мелкая сетка морщин.

Элизабет протянула записку с адресом:

– Найдешь ее здесь. Она работает в «Чайной». Помнишь, в той самой…

Ребекка засунула бумажку в карман, даже не взглянув. Пути Дьявола и правда неисповедимы. Мари устроилась на работу в то самое кафе, которое помогали открывать две лучшие подруги: Лиз и Бекки. Снова ностальгия кольнула сердце. Значит, еще не все чувства атрофировались.

– Мы больше не увидимся, – заметила Элизабет, когда Ребекка взялась за ручку двери, – поэтому я надеюсь, ты сдержишь обещание.

Ребекка открыла двери и шагнула в морозные объятия зимы.

– И еще, – вдруг донеслось ей вслед.

Она обернулась.

– Я рада, что ты пережила казнь, – быстро пробормотала Элизабет и скрылась в доме.

Ребекка стояла на припорошенном снегом каменном крыльце и задумчиво смотрела на знакомые улицы Вэйланда, которые в свете желтых фонарей казались иллюстрациями для книги новогодних сказок. Все-таки Элизабет изменилась не во всем.

На всякий случай накинув на голову капюшон, Ребекка спустилась с крыльца и пошла в сторону «Чайной». Давно она уже не испытывала такого предвкушения. Сердце подкатилось к самому горлу и мешало дышать. Как давно она не видела дочь? А вдруг она будет не рада, что мама жива? Вдруг она разозлится за ее исчезновение?

Пока Ребекка шла к кафе, она словно вернулась в молодость, когда от одного гневного взгляда родного человека могла оробеть и растерять остатки смелости.

Ребекке даже пришлось остановиться, чтобы собраться с духом. Нет, Мари – умная девочка, все поймет. Ребекка воспитывала ее особенной, потому что такой она и была.

Но, несмотря на внутренние убеждения, ощущение непоправимого горя шлейфом стелилось позади Ребекки. А стук сердца отбивал в ушах два слога: позд-но, позд-но, позд-но.

Мари как раз закрывала входные двери, когда Ребекка подошла к «Чайной». Дочь стояла в круге желтого света, который отбрасывал старинный фонарь. Волосы золотым полотном закрывали спину Мари до пояса, и от них исходило легкое сияние.

Ребекка не удержалась и прикоснулась к ним, желая стиснуть дочь в объятиях так сильно, насколько позволят ослабевшие руки.

Но Мари отшатнулась.

– Вы кто? – Она пронзила Ребекку взглядом темно-карих глаз. Ведьминским взглядом. На ее лицо упала тень.

– Ты не узнаешь меня? – Ребекка растерялась. Она готовилась к чему угодно, но только не к этому.

Кто вы? – повторила Мари, словно говорила с глухой.

Ребекка сделала шаг назад:

– Мари, я – твоя мама.

Лицо дочери исказила безумная гримаса. Верхняя губа приподнялась в оскале:

– Издеваться вздумала? – прошипела она.

Мари… – Ребекка растерялась. – Ты не узнаешь меня?

– Моя мать мертва. А теперь проваливай, ведьма, пока я не сдала тебя в лапы Общества.

– Нет, постой! – Ребекка вскинула руку. «Думай, думай!» – Помнишь, как на ночь я рассказывала тебе сказки о благородных и добрых ведьмах? Помнишь, наши разговоры после каждого шабаша, как нам повезло родиться ведьмами?

Мари прищурилась. На лице не отразилось ни единой эмоции, но Ребекка ощутила сомнения дочери. Они невидимыми волнами расползались вокруг.

– Ты знала мою мать? Зачем прикидываешься ею? Отвечай!

Мари шагнула к Ребекке, и от неожиданности та отпрянула. Она заметила, что к ним приближается рыжеволосая девушка и снова отступила. Нельзя светиться. Вдруг это член общества «Sang et flamme». Она не могла подставить Элизабет.

Ребекка бросила последний взгляд на дочь, а затем развернулась и побежала. Ледяной воздух ворвался в легкие и словно заморозил их изнутри, но Ребекка бежала, пока вновь не очутилась на крыльце Элизабет.

Она постучалась, даже не осознавая, что совершает ошибку. Если глава «Sang et flamme» поймет, что все планы порушились, ей ничего не стоит снова отправить Ребекку на костер. И все же последние слова Элизабет вселили робкую надежду.

Ребекка буквально ввалилась в дом бывшей подруги, когда та открыла двери, и скрутилась калачиком на полу. Ей нужно было прийти в себя, но наполненный ненавистью взгляд Мари причинил больше боли, чем огонь.

– Что случилось? – Элизабет плотно закрыла двери и опустилась на корточки рядом с Ребеккой. – Почему ты вернулась? Ты нашла Стихею?!

Ребекка закрыла глаза и тихо выдохнула:

– Нашла. Но я для нее стала чужой. Родная дочь отвернулась от меня.

Глава 11
Чертов молот

Ирландия, 1738 год

Ветер трепал подол платья, когда Кэйли шла к обрыву утеса. Она плотнее запахнула на груди шерстяную шаль в надежде, что сердце не остановится раньше, чем она доберется до Патрика. На небе зияла луна, словно идеальная дыра на черном атласе, которую забыли заштопать. Уж Кэйли зашила бы ее так надежно, что вся Ирландия погрузилась бы в хаос. Кэйли – лучшая швея в их деревне, она может зашить все… Кроме разбитого сердца.

Сегодня Патрик рассказал ей правду. Ту правду, из-за которой Кэйли сходила с ума вот уже несколько месяцев. Теперь она знала, почему с первого взгляда влюбилась в темноволосого тихого учителя. И вышла за него замуж, хотя отец был против. Чужеземец, да еще не пробыл в деревне и года, а дочь тут же выскочила за него, словно носила под сердцем ребенка.

Но Кэйли не была беременна. Она была счастлива, любила и была любима. Но ощущала, что в бесконечной нежности Патрика кроется тайна. И вот он раскрыл ее Кэйли.

Сорок шесть лет назад они уже любили друг друга. Но их любовь оказалась недостаточно сильной. Она не выдержала вероломного предательства, и поэтому Кэйли взошла на костер, а на Патрика пало проклятье бессмертия. И каждый раз, когда он будет находить свою возлюбленную, то будет терять ее вновь и вновь. Он рассказывал долго, и каждое слово причиняло боль.

Сначала Кэйли слушала жадно, затем ей сделалось плохо. Она попросила Патрика уйти, но тоска продолжала пытать ее душу и тело. А затем Кэйли охватила ярость. И ненависть.

Патрик стоял на краю утеса. С такой легкостью она могла столкнуть его, но ведь он был бессмертен.

– Помнишь, что я сказала тебе, когда мы познакомились? – прокричала Кэйли, и ее голос прорвался сквозь завывания ветра.

Патрик обернулся. Его темные волосы растрепались, а взгляд казался пугающе бездонным.

– В сердце высечено имя навек,

Я узнаю его, если надо.

Ты – единственный мой человек,

За страдания мои награда.

– Вот именно. Я уже тогда знала, что ты – мой единственный. А теперь я должна погибнуть из-за тебя? Разве это справедливо?

Она встала напротив Патрика. Из-под правой ноги посыпалась земля. Внизу утеса бушевало черное море, но даже в ночи можно было разглядеть белоснежные завихрения. Соленый воздух наполнял легкие Кэйли. Запах детства и жизни.

– Кэйли, давай отойдем от края, – попросил Патрик и мягко взял ее за руки. – Мы найдем способ обойти проклятье, уверяю тебя.

– Я тебе не верю! Ты – сумасшедший, ты сочинил эту небылицу, чтобы привязать меня к себе.

– Ты же чувствуешь, что я говорю правду, – покачал головой Патрик.

– Нет! – Кэйли толкнула его в грудь и вдруг потеряла равновесие.

Ветер был очень сильным. Он заглушил крик Патрика. Заглушил крик самой Кэйли. Или страх пульсировал в ушах, из-за него она оглохла. Или невесомость подхватила ее на руки, и Кэйли парила над пропастью. Или проклятье свершилось.

Последнее, что увидела Кэйли, это искаженное ужасом лицо Патрика и его протянутую руку. А затем над ней сомкнулась толща воды.

– Надеюсь, на рождественскую вечеринку ты нарядишься по-человечески, а не как обычно? – ехидничала Айви, сгорбившись за столом.

Она строчила очередной конспект по истории Англии, но даже себе отказывалась признаться в том, что это очередная попытка поразить Уильяма. Их отношения (отношения ли?) снова зашли в тупик. Каждый день начинался с рулетки: если выпадало черное, Айви мстительно клялась найти нового парня и забыть Уильяма, а если красное, то она караулила профессора после пар и напрашивалась на свидание.

Мари знала, почему Уильям холоден, но молчала. Ей самой было больно от мысли, что Уильям использовал ее подругу в качестве преграды между ним и Мари. Больно от того, что она окончательно запуталась в этом квадрате.

Эллиот-Мари-Уильям-Айви.

Сложно, подло, и у кого-то обязательно разобьется сердце.

– Мари, ты вообще меня слышишь? – Айви развернулась к ней и грозно нахмурилась.

– Нет.

Мари вытянулась на кровати и пыталась выровнять сердцебиение. Медленное дыхание не помогало, счет до ста – тоже. После встречи с таинственной старухой пульс зашкаливал.

Спасибо за честность, подруга, – фыркнула Айви и уже хотела отвернуться, но вдруг замерла. – Ты слишком бледная. Все нормально? И вообще, молчишь весь вечер.

– Никак не могу выбросить из головы ту ведьму.

– Ты уверена, что она – ведьма? То, что полоумная представилась твоей матерью, еще ничего не значит. – Айви пересела на кровать к Мари и сжала ее руки: – О, настоящая ледышка!

– Она спокойно выдержала мой взгляд, Айви. Как думаешь, этого достаточно? – Мари скосила на Айви глаза, но та поспешно посмотрела наверх.

– Да, полагаю, достаточно. – Она вздохнула. – Странно это все, конечно. Какая-то непонятная тетка появляется из ниоткуда и говорит: «Здравствуй, детка, я твоя мама».

– Вот, и я думаю, что поспешила. Надо было надавить на нее, расспросить. Но когда старуха увидела тебя, то сразу убежала.

– Старуха? – Айви нахмурилась. – Ты жестока. Я, конечно, не разглядела ее лица, все-таки вечером у меня далеко не орлиное зрение. Но она была довольно молодая, ну, не старше сорока пяти – это точно.

– Молодая? – Мари замерла.

– Да-да. И светлые волосы выбивались из-под шапки. Одета она была как старуха, но по возрасту точно нет.

Мари резко села, и Айви от неожиданности отпрянула:

– Настоящая чертовщина. Я видела седую женщину, лицо все в морщинах!

Мари схватила с тумбочки мобильный и, порывшись в галерее, показала Айви фотографию. На ней Мари с мамой стояли совсем рядом, хоть и не в обнимку, но касаясь пальцами рук. Обе стройные, в длинных платьях из черного атласа с кружевом. Волосы расчесаны до блеска. Одна из немногих совместных фото.

– Мы праздновали мое восемнадцатилетие. Последний День рождения с мамой, – тихо объяснила Мари.

Айви внимательно всматривалась в фотографию, и, когда подняла на Мари встревоженный взгляд, та все поняла.

– Я не могу утверждать, все-таки было темно, но в целом… очень похожа, – прошептала Айви и вернула телефон.

– Даже если это не она, то все равно очень странно, что мы с тобой видели разных женщин. – Мари снова впилась взглядом в телефон. Рядом с мамой всегда было спокойно, но… – Именно мама заблокировала мою память Стихеи.

– Ты уверена?

– Да. Еще в младенчестве. Поэтому сейчас я словно слепой котенок.

– Возможно, у нее была причина так поступить, – прошептала Айви.

– Надеюсь, но от этого мне не легче. – Мари отложила телефон и снова упала на подушку. – Ты ведь уезжаешь на рождественские каникулы? В Вэйланде совсем не безопасно, приближается очередное полнолуние. Кто-то снова погибнет.

Когда Мари не дождалась ответа, она глянула на Айви.

Та смущенно дергала себя за локон:

– Вообще-то нет, – призналась она. – Родители снова пригласили к себе всех родственников, а ты не представляешь, когда все в сборе, это тот еще шабаш. Да и я не хочу оставлять тебя. – Айви широко улыбнулась. – Ты же тут совсем одна, куда я денусь. Вдруг Эллиот снова полезет к тебе с поцелуями, а Дейзи натворит бед. Перепутает заклинание и превратит Уильяма в козла. Нет, я не уеду.

Мари сглотнула ком в горле и поддалась неожиданному порыву. Она села и крепко обняла подругу, вложив в объятие все свои чувства.

– Спасибо, – прошептала она, – хотя твой поступок совсем неразумен.

Айви похлопала Мари по спине, прикасаясь к волосам, но той было все равно.

– Поверь мне, лучше сражаться со злом в Вэйланде, чем в сотый раз слушать историю дедушки Флиннигана о том, как он ловил русалку, когда еще был юнгой.

Они засмеялись, а потом еще долго болтали на разные темы, словно морально готовились к тому, что ждало их впереди.

Мари пообещала Айви, что на балу в честь Рождества они забудут про все проблемы и на одну ночь станут безбашенными девчонками. В платье из серебряных пайеток Айви светилась, как лампочка, и была неприлично обнажена. Только слепой мог не влюбиться в нее. Ну, или такой человек, как Уильям, который хранил семь секретов за печатью.

Мари не отставала от Айви. Черное платье до колен тонким кружевом облепляло фигуру и руки. Распущенные и начесанные до блеска белокурые волосы тяжелой волной закрывали спину. Странно, но Мари чувствовала себя очень комфортно в столь вызывающем наряде. Хотя еще полгода назад она бы даже не осмелилась пойти на вечеринку. Но с тех пор как Мари узнала, что она и есть Стихея, – мир изменился. И чувство, что ее обокрали, росло с каждым днем.

– Ох, девочки, вы – богини!

Дейзи вынырнула из толпы студентов нежным розовым облаком. Крупные воланы украшали обнаженные плечи, а юбка колоколом расходилась от талии до середины бедра.

– А ты совсем не похожа на ведьму, – хмыкнула Мари.

Дейзи тряхнула лиловыми прядями, завитыми в мелкий барашек.

– Эй, мы же договорились! – возмутилась Айви. – Сегодня никаких запрещенных тем.

Мари с Дейзи обменялись улыбками.

Пойдемте в малый зал. В этот раз фуршет отделили от концерта, так что предлагаю сначала объесться, а потом пойти танцевать! – Дейзи ухватила Мари и Айви под руки и потащила их в соседний от концертного зал.

Там лилась приятная рождественская музыка, помещение утопало в шарах красного и золотого цвета, а вместо ламп по периметру горели сотни настоящих свечей. Девушки бродили вдоль фуршетных столов, выбирая закуски, а Дейзи первым делом метнулась за яичным пуншем с ромом.

Мари искренне улыбалась и отвечала на шутки подруг, но ее преследовало тягучее предчувствие неминуемой беды. В прошлый раз, когда она хотела развлечься и побыть обычной студенткой, погибла Джорджи. И хоть в этот раз до полнолуния оставалась еще неделя, ведьминская интуиция звенела.

– Девчонки! – Порозовевшая после очередного набега на пунш Дейзи снова возникла рядом с Мари и Айви.

Они как раз спорили, какие именно закуски выложены на столах.

– Напоминает отрубленный палец, – Мари нахмурилась, – в листе салата.

– Это креветка! – Айви хихикнула.

– Тогда ты и ешь. А это что? Пережеванный язык!

– Мари! – Айви закрыла ладонью рот, чтобы не захохотать в голос. – Это грибной паштет на багете. – Она обратила внимание на Дейзи: – Что-то случилось?

– Мне тут шепнули, что у музыкантов, которые будут выступать через полчаса, можно заказать песню.

Мари только пожала плечами, а вот Айви задумалась:

– Хочу! – вдруг выпалила она и схватила Дейзи за руку. – Пошли со мной. Мари, жди нас!

Не успела она оглянуться, как осталась в компании незнакомых людей. Мари закинула в рот канапе из ростбифа и с бокалом шампанского отошла от фуршетных столов. Из-за напряжения аппетит пропал, и она не видела смысла насиловать организм дальше.

Мари застыла посреди зала, когда наткнулась взглядом на знакомое лицо. Уильям стоял возле входа по диагонали от Мари и не сводил с нее глаз. В темно-синем костюме-тройке он казался таким красивым. Какая-то сила толкнула Мари в спину, и она невольно сделала шаг к Уильяму, но вовремя остановилась. Он лишь покачал головой. Нельзя. Даже если Мари приставит к его горлу нож, он все равно ничего не скажет. Ради нее он готов умереть, если вообще способен на это.

Мари вздрогнула, кожей ощутив на себе чей-то жаркий взгляд. В противоположном углу она увидела Эллиота, и сердце защемило от тоски. В отличие от Уильяма, он был в костюме изумрудного цвета в тон глазам. Такой яркий, как пестрая птица. Выбритые иероглифы на висках привлекали внимание большинства студенток. Некоторые решались дефилировать перед Эллиотом, но он ни на кого не обращал внимания. Он смотрел прямо на Мари. Кроме нее, для него никого не существовало.

Дыхание перехватило. Как Мари попала в этот треугольник, уму непостижимо. Как Эллиот, который поначалу ее совершенно не интересовал, сумел пробраться в сердце? Почему, помимо него, там оказался Уильям, к которому ее тянет как магнитом? Один из них Охотничий Пес, другой – бессмертный, бывший член Общества «Sang et flamme». А Мари – ведьма. Умеет она выбирать мужчин, ничего не скажешь.

Уильям вдруг резко сорвался с места и вышел из зала. Удивительно, но Эллиот двинулся за ним, и Мари нервно прикусила губу. Ну вот, кажется, интуиция ее не подвела и в этот раз.

Мари залпом допила шампанское, которое тут же ударило в ноздри, и поставила пустой бокал ошеломленному официанту на поднос. А сама побежала, если на тонких шпильках можно бегать, за парнями.

В коридоре, куда прорывалась рок-н-рольная энергия концертного зала, где уже вовсю шла дискотека, Мари не обнаружила ни Уильяма, ни Эллиота. Наугад она поспешила к лестничному пролету. Парни в нормальной обуви передвигались гораздо быстрее Мари.

Спустившись на первый этаж, она увидела приоткрытую дверь в аудиторию, где у них однажды проходил практикум по истории Древней Греции.

Мари осторожно заглянула внутрь.

В кабинете горела лишь настольная лампа, – видимо, Уильям собирался что-то писать, но вмешался Эллиот и придавил его рукой к доске.

– Не хочешь рассказать правду? Кто ты такой? Бывший член общества и при этом носишь перстень? – Эллиот подцепил цепь на шее Уильяма и вытащил кольцо из-за ворота рубашки. – Даже я не уверен, что избежал наказания. Думаю, еще все впереди. А ты ходишь живой-здоровый.

– Моя правда не для таких, как ты, – процедил Уильям и оттолкнул от себя Эллиота.

Тот не ожидал подобной силы и отшатнулся. Они замерли друг против друга. Волки, готовые в любую минуту вцепиться в горло врагу. Только и ждут, когда кто-нибудь оступится.

– Эллиот, оставь его в покое. Он не скажет. – Мари зашла в кабинет.

Теперь в полумраке их было трое.

– Прибежала спасать любовника? – Злость Эллиота перекинулась на нее. В нем играла ревность, настоянная на алкоголе.

– Мы не любовники.

Странно, но ее спокойный голос казался чужим.

– Это меня и пугает. Кто вы друг другу? Или тот поцелуй между вами ничего не значил? Потому что из-за него, – Эллиот ткнул в Уильяма пальцем, – я не могу достучаться до тебя. Но при этом ты не отпускаешь и меня тоже.

– Наши чувства не осознать простому смертному, вроде тебя, – откликнулся Уильям.

Кольцо на груди притягивало взгляд Мари. Ей хотелось его сорвать. Но еще больше узнать тайну Уильяма.

Тогда объясни мне! – Она разозлилась и ударила ладонью по выключателю. Парни часто заморгали, ослепленные яркой лампой. – Ты играл с Айви, чтобы она служила преградой между нами. И все время говоришь, что боишься, будто я погибну, если узнаю правду. Но так не может продолжаться вечно. Всему есть конец!

– Не переживай. Все разрешится само собой, – спокойно ответил Уильям. – Я как раз собирался написать тебе прощальное письмо.

– Что? – опешила Мари.

Эллиот громко захохотал.

– Поступаешь благородно. Настоящий джентльмен. Наворошил дел, а теперь бежишь, как последний трус, – выплюнул он и устало опустился на переднюю парту. Та скрипнула под весом парня.

Я не бегу, я ухожу из университета, но остаюсь в Вэйланде. Нам лучше не видеться, пока все не закончится. – Уильям с тоской смотрел на Мари, и ей казалось, что это повторялось уже десятки раз. Он знает больше, чем говорит, но если он скажет, станет лишь хуже.

– Уильям, гибнут люди, – прошептала Мари.

– Мы не можем им помочь, Мелисса, – ответил он и тут же поморщился.

– Интересная оговорка. Но мы не в спектакле играем. – Эллиот тут же встал, словно его настигло озарение. – А твое имя настоящее?

– У меня было много имен, но тебя они не касаются. – Уильям попытался выйти, а Эллиот ухватил его за плечо.

– Мы не договорили.

– Я так не думаю!

Мари не могла дышать. Мелисса… Мелисса… Она уже слышала это имя. Давно, очень давно. Еще до рождения.

– Ноэль, – вдруг прошептала она, и Уильям замер.

Его глаза широко раскрылись, а Мари продолжала:

– Ты сделал выбор, Ноэль! На твоих руках кровь. Не только ее, но и моя… Все изменилось. И больше не будет, как прежде.

– Этого не было в спектакле. – От неожиданности Эллиот отпустил Уильяма, будто почувствовал себя лишним.

– Это было в жизни, – с горечью ответила Мари.

Она не помнила, но знала. Ноэль причинил ей не просто боль – он уничтожил Мари.

Она развернулась, чтобы выйти, и вдруг застыла. Возле лестницы стояла Айви, и, судя по бледному лицу, она слышала достаточно. Позади нее неуверенно топталась Дейзи и мяла подол платья.

– Айви… – Мари подняла руки, словно защищалась. – Я…

– Можешь объяснить? – Айви всхлипнула. – Я думала, между нами не осталось секретов, но самый страшный ты приберегла напоследок?

Наверху вдруг заорали в микрофон:

– А следующая песня посвящается лучшим подругам, Мари и Айви! – И группа заиграла уже ставшую классикой «All I want For Christmas is You».

Медленное, берущее за душу начало перешло в зажигательную песню, так не подходящую ситуации.

Лучшим подругам… Слова резали по живому.

Я ведь говорила тебе, что люблю Уильяма. Или ты из принципа ищешь парней, с которыми у меня были отношения? Я же и с Эллиотом встречалась, пусть и недолго, – хмыкнула Айви и вытерла слезы, размазывая тушь.

– Не стоило идти за ней, – пробубнила Дейзи, видимо, сама не понимая, то ли она пытается разрядить обстановку, то ли усугубить. Айви даже не обратила на нее внимания.

Между нами ничего не было! – Мари почти умоляла.

Вокруг завертелись картины, потолок и пол поменялись местами, ноги не слушались. Айви стала для нее самым близким человеком. Единственной, кому она смогла довериться. Кто принял ее такой, какая она есть. И теперь Мари теряла то важное, что у нее когда-либо было, – дружбу.

– Это все сложно, Айви. Я бы никогда не встала между вами, но меня тянет к нему из-за какого-то чертового проклятья. И я не знаю, как и почему оказалась…

Мари, хватит твоих сказок! – закричала Айви. – Я ненавижу тебя, предательница. – Она развернулась и побежала прочь по коридору, но вдруг остановилась. – Я съезжаю из комнаты. Каникулы проведу у подруги в городе, а потом переговорю с вице-канцлером о переселении. Я больше не могу быть твоим куратором.

Мари лишь смотрела, как блеск серебристых пайеток удаляется, затухает с каждым шагом Айви. Чувство потери осело на кожу Мари. Казалось, она стала липкой, противной, хотелось расцарапать кожу до крови, чтобы избавиться от наваждения.

Мари было ринулась вслед за Айви, но остановилась. Поняла, что поздно бежать. Не сейчас, когда их обеих переполняло разочарование. Мари обессиленно села прямо на пол. Ноги заныли от ужасных шпилек, не привыкшие, чтобы над ними так издевались. Она хотела стащить их, но пальцы не слушались, чтобы расстегнуть застежки. Мари бессильно зарычала. Словно в тумане, она заметила, как возле нее замерли две фигуры. Увидела протянутую руку:

– Мари, мне очень жаль.

Она подняла затуманенный от боли взгляд на Уильяма и внезапно прозрела. С яростью оттолкнула его ладонь:

– Это ты виноват! Ты играл чувствами Айви, давал ложную надежду. Но только тебе она была безразлична с самого начала, а мне – нет. Ты этого и добивался, чтобы держать меня подальше.

– Я пойду на все, чтобы спасти тебя, Мари. – Уильям равнодушно пожал плечами и убрал руки в карманы брюк. – Даже если ради этого придется разбить кому-то сердце.

Вьющиеся темно-каштановые волосы упали на лоб. Под глазами залегли тени.

– Хватит благородных речей. – Мари усмехнулась и схватилась за руку Эллиота, который стоял по другую сторону. В синих глазах Уильяма искрой промелькнула боль.

С помощью Эллиота Мари встала. Ноги онемели и не слушались. И вся она была словно разбитая ваза.

– Ты сделала выбор, – прошептал Уильям и шагнул назад. – Это к лучшему, да, все так и должно быть.

– Выбор? Тебя лишь волнует, с кем я останусь, когда в Вэйланде убивают невинных? – вскричала Мари и замахнулась, но Эллиот перехватил ее руку:

– Не надо. Он не стоит того. И он все еще профессор.

Мари зажмурилась на мгновение. Когда открыла глаза, то взглянула на Эллиота и Дейзи. Та выглядела как увядшая роза, и Мари даже не хотела думать, как выглядела сама.

– Уведи меня, – прошептала она.

Эллиот кивнул и подхватил ее за талию. Они медленно пошли прочь, но Мари неожиданно замедлилась и обернулась на Уильяма. От сердца будто отрывали половину.

– Я больше не намерена барахтаться в болоте лжи и неизвестности, Уильям. И когда я узнаю правду, обещаю, ты заплатишь за все.

Тот лишь горько улыбнулся:

– Когда ты узнаешь правду, то поймешь, что уже отомстила.

Мари отвернулась и прижалась к Эллиоту, хотя в душе она плакала кровавыми слезами. Боль обращалась в стихи, которые беззвучно звенели внутри.

Очередной бал в Вэйланде закончился разбитыми сердцами. Возможно, однажды Мари перестанет страдать здесь и обретет покой?

Она добровольно загнала себя в ловушку.

Элизабет поняла это еще раньше. В тот миг, когда Ребекка не сумела увести Стихею из Вэйланда, а после слегла с высокой температурой и пролежала без сознания неделю. Элизабет лечила ее как могла, впервые пожалев, что не знает ведьминских рецептов, так как вызвать врача она не могла. Пешки общества еще рыскали по Вэйланду, пусть и не так активно, но Элизабет не хотела рисковать. Так что она оставила жизнь Ребекки на волю Бога, точнее Дьявола, ведь это в его честь ведьмы устраивали шабаши. Что ж, он не оставил свою подданную, и Ребекка все-таки выжила.

Элизабет негодовала, что та продержалась в плену столько месяцев без единой простуды, а после первой же прогулки слегла. Хотя настоящая причина крылась в том, что родная дочь не признала Ребекку. Элизабет поняла, что оказалась в ловушке.

У Ребекки есть дочь, и она – Стихея. В Вэйланде. Но стоило подумать об этом, чтобы понять, кто именно, у Элизабет начиналась сильная мигрень. Здесь не обошлось без ведьминских чар, но пока что Ребекка еле ворочала языком, чтобы ответить.

Последней каплей стало экстренное собрание «Sang et Flamme» на следующий день после рождественского бала. Элизабет была далеко не дурой, поэтому прекрасно знала, чем все закончится лично для нее.

В Вэйланд приехали главы из других стран, куда добралось влияние Инквизиторов. Америка, Россия, Индия, Китай… Присутствовали не все, но и тех, кто прибыл, было достаточно.

Элизабет выделила для встречи просторный переговорный зал в теплых кремовых оттенках. Окна были завешаны плотными бежевыми шторами, которые прятали не только от солнечных лучей, но и любопытных глаз. Последние сто лет «Кровь и пламя» перестали проводить собрания в подвальных помещениях, прячась за мантиями и капюшонами. Сейчас Главы вольготно расположились в мягких креслах за длинным овальным столом. В их богатой одежде крылось величие и пресыщенность жизнью. На среднем пальце каждого блестел знаменитый перстень общества.

Собрание начали, когда Элизабет села во главе стола и с приветливой улыбкой окинула взглядом лица присутствующих. В ответ никто не улыбнулся.

Мисс Кэролл. – Седовласый, грузный, как пончик, американец мистер Грин сидел по правую руку от Элизабет и сосредоточенно крутил перстень на пальце. Видимо, ему доверили озвучить неприятные новости. – Мы уже несколько месяцев наблюдаем за тем, что происходит в Вэйланде, и сказать, что обеспокоены, будет преуменьшением.

– Мы в ужасе! – перебила его смуглая индианка на хорошем английском. Ее черный атласный костюм переливался на свету, искрясь.

– Миссис Ахуджа, – осторожно начала Элизабет, и индианка поморщилась от обращения, – ситуация действительно вышла из-под контроля, но на моем месте никто бы не справился лучше…

Элизабет, тот факт, что вы – потомок самого Берггольца, еще не делает вас особенной, – заметил мистер Грин. – И вы не справляетесь. Две жертвы, одна из них Древняя. Страшные знамения: огненные буквы, мертвые вороны, повешенные кошки. А вы до сих пор не нашли виновного!

– Это Стихея, о ней предупреждал Берггольц…

Мы знаем, что Стихея, – мягко произнес мистер Воронов. Обаятельный черноглазый мужчина, всегда поздравлял ее с праздниками. Но в это Рождество Элизабет не дождалась от него сообщения. – Но кто именно?

– Я считаю, что пора прекращать с прелюдиями. Вы потеряли Охотничьего Пса и не сумели, как положено, провести казнь над ведьмой. Вместо этого удерживали ее в плену несколько месяцев, пока она не сбежала. Слишком много провинностей для того, чтобы продолжать занимать пост вице-канцлера университета и главы английского общества «Sang et flamme». – Миссис Ахуджа громко хлопнула в ладоши и повернулась в сторону двери: – Мисс Эттвуд, войдите!

Элизабет вздрогнула, увидев Ингрид. И сразу догадалась, кто в подробностях рассказал главам обо всем, что происходило в Вэйланде. Последние слова миссис Ахуджи еще не достигли сознания Элизабет. Потерять место вице-канцлера и главы? Это невозможно, она же потомственная Берггольц. Пустая угроза.

– Достопочтенные главы, рада вас видеть, – Ингрид улыбнулась, даже не удостоив Элизабет взглядом. А ведь совсем недавно она заглядывала ей в рот и ловила каждое слово.

На ней красовалось строгое синее платье с высоким воротником, которое идеально обрисовывало каждый изгиб. Голубые глаза лучились предвкушением.

– Смею вас заверить, что под моим руководством Вэйланд вернет свое былое величие, – заявила Ингрид. Ее густые каштановые волосы были забраны в строгий пучок, так, словно она всегда одевалась столь скромно и не вызывающе. И шаблонные фразы с ее уст на этот раз звучали очень гармонично.

– Мы в этом уверены. – Мистер Воронов улыбнулся еще шире. Кажется, больше он не намерен поздравлять Элизабет с праздниками.

– Вы это серьезно? – До нее начало доходить, что они не шутят. – Вы не можете сместить меня с должности!

– Можем, – встрял китаец, имя которого Элизабет никак не могла запомнить. Он расплывался перед ее глазами большим желтым пятном. – Большинство проголосовали «за». К тому же мисс Эттвуд принесла нам имя Стихеи.

– Верно, мистер Гуанчжоу, – подтвердила Ингрид. – Ее имя – Мария Ребекка Бэсфорд. Первокурсница на кафедре «Классики и Древней истории». Моя студентка Моника Хилл слышала, как Мария сама призналась в том, что она ведьма. Мне остается лишь проверить цвет ее крови.

Мария Ребекка. С глаз Элизабет словно упала пелена. Ребекка Бэсфорд. Одни и те же глаза, цвет волос. Только слепец или одурманенный чарами мог не заметить очевидное. Первокурсница, которая с первого дня притягивала к себе неприятности магнитом, и оказалась Стихеей. А Эллиот, глупый мальчишка, неспроста увивался за ней хвостом. Он влюбился!

Элизабет раздирало от желания крушить все вокруг и истерически хохотать.

– И теперь вы поставите вместо меня ее? – пренебрежительно выплюнула она в сторону Ингрид.

Та стояла поодаль, словно боялась, что Элизабет набросится на нее.

– Верно. Совету университета мы тоже сообщили. Поэтому с завтрашнего дня вы освобождены от своих обязанностей, – кивнул мистер Грин. – Если вы не станете разглашать информацию о существовании Общества, то можете быть спокойны за свою жизнь. За прежние заслуги мы позволим вам уйти на покой.

Элизабет поджала губы. Ей хотелось упасть на колени и умолять. Но вместо этого она поднялась на ноги и расправила невидимые складки на белом обтягивающем платье.

– Через два дня полнолуние, будет новая жертва, – обратилась она к Ингрид.

Та изящно пожала плечом:

– Не будет. Я разберусь со Стихеей раньше.

– Это Стихея, а не обычная ведьма, глупая. Ты не справишься.

– Я убью Стихею. И накажу Охотничьего… щенка за своеволие, – процедила Ингрид.

– Цепь проклятья запущена. Ее смерть уже ничего не изменит.

Элизабет направилась к выходу, но мелодичный голос Ингрид долетел в спину:

– Ты забыла снять перстень, Элизабет.

Она застыла. Затем медленно подняла руку и посмотрела на фамильное кольцо. Оно передавалось из века в век. От потомка к потомку.

Элизабет стянула его и разжала пальцы. Перстень скатился по ладони и утонул в мягком ворсе ковра. Всему наступает конец. Она больше не урожденная Берггольц.

Она – Элизабет Кэрролл.

Никто.

Ее свергли одним днем, наплевав на предыдущие заслуги из-за единственной ошибки. Кто, кроме нее, сжег больше всех ведьм? Элизабет была готова поклясться, что миссис Ахуджа или тот же Воронов даже не видели в своей жизни ни одной ведьмы. Для них всех членство в обществе – это лишь возможность заполучить власть и хоть на миг прикоснуться к исцеляющей мази.

Когда Берггольц из праха ведьмы изготовил панацею от всех болезней и ран, он разделил ее между главами, но бо́льшая часть осталась в Вэйланде. Элизабет не сомневалась, что остальные члены общества уже истратили свои запасы, ведь у нее самой осталась лишь малая толика. О чем никто не догадывался.

Но проблема была в том, что повторить успех Берггольца ни у кого не получалось, ведь считалось, что рецепт утерян. И лишь Элизабет недавно поняла, в чем состоял его главный секрет. И это привело ее в ужас.

Она вышла из переговорного зала, стараясь держать себя в руках. Нужно добраться до кабинета, забрать мазь. И сделать важный звонок. Она всю жизнь положила на общество «Кровь и пламя», а они вышвырнули ее, как мусор. Но Элизабет не станет мстить, нет. Вместо этого она сделает кое-что похуже.

Она уничтожит их.

Айви сдержала обещание. Она съехала к подруге в город, оставив Мари опустевшую комнату. Сначала та порывалась найти подругу, но затем злость взяла верх.

Мари заслужила возможности объясниться, но бегать и унижаться не собиралась. Она не виновата. Как и Айви. И Уильям. И Эллиот. В этом заключалась трагедия – никто не был виноват.

Каникулы, которых Мари ждала, чтобы немного разгрузить голову от учебы, обернулись для нее заточением в одиночной камере.

Мари достала из-под кровати чемодан и вытащила оттуда деревянную шкатулку, которая досталась ей от Тины. Гладкое дерево теплого карамельного цвета. Язычок пламени, выгравированный на крышке, больше не пугал. Мари так долго водила по нему кончиком пальца, что он оставил след на коже.

Она хотела открыть и была готова принести клятву, но ее останавливали слова Нессы: «Ты станешь злом во плоти. Ты сойдешь с ума!»

Мари не верила и в то же время верила. И ей не хотелось рисковать.

Стук в дверь прервал размышления, и она неохотно открыла дверь. Хотя бы день могли подарить ей наедине с собой.

На пороге стоял Эллиот. Он стремительно вошел в комнату и захлопнул двери. Его взгляд упал на чемодан:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю что?

Мари отметила тяжелое дыхание парня, раскрасневшееся лицо. Видимо, он только что проделал большой путь бегом.

– Элизабет только что звонила. Сказала, что нам надо убираться из замка, пока не поздно. Дейзи уже собирается и будет ждать нас возле помоста с чучелом. – Эллиот распахнул шкаф и стал скидывать одежду Мари в чемодан. – Если они натравят нового Охотничьего Пса, я не смогу защитить ни тебя, ни ее. Про себя я вообще молчу.

– Стой! – Мари перехватила его руки и заставила на себя посмотреть. Он уперся взглядом в ее губы. – Глава общества тебя предупредила?

– Больше не глава. Ее подсидела Ингрид Эттвуд. Элизабет лишилась не только своей цели в жизни, но и университета. Мари, – он на секунду заглянул ей в глаза, – я потом все объясню подробно. Но сейчас надо бежать.

Мари вдохнула густой, сладкий парфюм Эллиота и поборола желание прижаться к нему. Но, видимо, Эллиот был не столь силен, потому что притянул к себе Мари и накрыл ее губы жарким поцелуем. Настолько жарким, что она глухо застонала.

– Все потом, – с усмешкой добавил Эллиот, прервав и без того короткий поцелуй. – Мобильный оставь здесь, чтобы нас не отследили.

Мари кивнула. Несколько минут они молча собирались. Мари прямо поверх домашней футболки и шорт натянула теплые штаны с толстовкой. Запихнула в чемодан небольшую косметичку. Вспомнила про шкатулку Тины, но когда повернулась к тумбочке, ее там не оказалось.

Эллиот держал шкатулку в руках и хмурился. Именно длинная тонкая морщина, перечеркнувшая его лоб, и напрягла Мари.

– Главное, не открывай, – на всякий случай предупредила она. – Я не знаю, что тогда будет.

– Откуда она у тебя? – Эллиот протянул шкатулку Мари, и она бережно запрятала ее в чемодан. – В таких Охотничьи Псы хранят локоны пойманных ведьм. Старинная традиция, но некоторые до сих пор ее придерживаются.

– И сколько ведьм поймал ты? – Мари будто наяву почувствовала, как вопрос обжег горло.

Она надевала пальто и боялась посмотреть на Эллиота, пока не услышала смешок.

– Тебя считать?

Мари с улыбкой кивнула, и Эллиот подошел ближе:

– Тогда целую одну. Зато саму Стихею.

От его низкого голоса побежали мурашки, и Мари стало трудно дышать.

Саму Стихею… Он действительно ее поймал.

Они встретились с Дейзи, как и договаривались, возле помоста, а затем ушли вглубь Вэйланда окольными путями. Несколько раз садились на такси, возвращались обратно, терялись в узких проходах между кварталами. Прошло не менее часа, солнце клонилось к горизонту, когда они наконец добрались до двухэтажного коттеджа, похожего на скворечник. Эллиот арендовал его на имя друга, чтобы выиграть время и понять, что делать дальше. Но Мари догадывалась, что времени-то как раз и не было. Наступал новый год. Через два дня полнолуние. И все что они могли – это ждать Голубую луну.

* * *

– Выдохни и расслабься, – скомандовала Дейзи, когда Мари в третий раз обошла по кругу маленькую гостиную на первом этаже.

Дом, который снял Эллиот, напоминал скопление спичечных коробков, заставленных крохотной мебелью. Кукольный домик, не иначе. Уютные плетеные ковры на полу, кружевные, цвета слоновой кости занавески на окнах. Кухня, где едва помещались трое за одним столом. И спальни-с-ноготок на втором этаже.

Странно, но Мари нравилось. Когда ты находишься так близко с дорогими тебе людьми, возникает обманчивое чувство защищенности. И ей хотелось, чтобы оно не проходило.

Эллиот поймал Мари за руку и усадил рядом с собой на промятый диван. Их бедра соприкоснулись, и Мари прикусила нижнюю губу.

Эллиот с досадой вздохнул.

– До полуночи еще три часа, – констатировала Дейзи. – Эллиот, ты купил горячительный напиток?

Она свернулась калачиком в кресле и изо всех сил старалась поддерживать непринужденный разговор.

– Сделаю вид, что не слышал твоего вопроса, – фыркнул он.

Мари схватила его за руку, сама испугавшись своего порыва:

– Может, все-таки уговорим Айви переехать к нам?

– Она живет с подругами. Их там четверо. – Эллиот говорил как можно мягче, хотя повторял эти слова уже не в первый раз. – Думаю, сейчас стоит беспокоиться тем, кто остался в замке.

– Конечно, странно, что тебе заблокировали память, – фыркнула Дейзи.

После того как Эллиот рассказал, что Элизабет сняли с поста главы общества «Кровь и пламя» и что та пошла на риск и предупредила их о том, что им известно, кто такая Мари, та, в свою очередь, рассказала все, что разузнала о Стихее.

– Ты ведь родилась Стихеей, это твоя суть. Значит, ты готова нести свой дар. – Дейзи стукнула кулачком по ладони.

– Мама боялась, что это слишком тяжелое бремя. И даже если я верну память и обрету силу, чем это поможет? Остановит месть ведьм?

– Не понимаю, как они могут убивать. – Эллиот нахмурился и посмотрел на Мари. Незаметно переплел их пальцы и крепче сжал ее ладонь. – Духи бестелесны.

– А это значит, что за убийствами все-таки стоит человек, – кивнула Мари.

– Мра-а-ак, – протянула Дейзи. – В таком случае я не откажусь от защиты самой Стихеи.

– И тебя не пугает возможность моего сумасшествия?

– Я бы не рисковал. – Эллиот покачал головой.

– Но ведь сама бабушка Тина попросила об этом! Она бы не стала просить о плохом.

– Призраки эгоцентричны, они не думают о последствиях. Их интересует лишь цель, – пробормотала Мари. – Твоя бабушка набралась сил, чтобы материализовать для меня магазин, который уже полвека стоит заброшенный.

– Ну ладно, убедила. Вообще-то я надеялась, ты расскажешь про бабушку чуток побольше. – Дейзи разочарованно фыркнула.

– Угомонись, – сказал Эллиот сестре и поцеловал пальцы Мари. – Вам обеим следует идти спать. А я останусь на страже. Если что-то произойдет, я обязательно разбужу вас, – предупредил он возможный вопрос.

Она со вздохом поднялась с дивана. Кожа, где Эллиот коснулся губами, горела.

– Я уже не помню, когда в последний раз нормально спала. А сейчас мне и вовсе не по себе.

– Пойдем вместе, – Дейзи встала и подхватила Мари под руку, – расскажешь мне о шабашах ведьм. Там действительно раздеваются догола?

Мари слегка улыбнулась. Хотелось бы ей хотя бы казаться такой беззаботной, как Дейзи. Но она не могла. Она чувствовала, что скоро ее жизнь изменится навсегда.

Ребекка выглядела лучше, но внутри все равно чувствовала себя продырявленным мешком муки. После плена, где каждый день – замкнутая петля времени, изредка разрываемая визитами Элизабет, Ребекка оказалась не готова к жизненным потрясениям.

Она запахнула махровый халат, чтобы не глядеть на выпирающие ребра и впавший живот. Болезнь знатно ее подточила и заставила прогуляться по краю смерти.

Дверь в спальню распахнулась, и слегка покачивающейся походкой вошла Элизабет. В одной руке были зажаты два бокала, в другой – вскрытая бутылка красного вина.

– Ты уверена, что пить в полнолуние хорошая идея? – Ребекка посмотрела в окно.

За полупрозрачным тюлем сиял лунный диск. Скоро наступит полночь.

Элизабет посмотрела на этикетку, словно была удивлена, что взяла именно спиртное, а не гранатовый сок, и пожала плечами:

– Если так, то уже поздно. Это вторая. – Она упала в кресло, и капли вина из открытой бутылки окропили ее белый джемпер. Элизабет скривилась. – Вот беда… Что ж, это не самое страшное, что со мной сегодня случилось, – фыркнула она.

– Мне правда жаль. – Ребекка взяла у бывшей подруги наполовину наполненный бокал и села на край кровати. – Они поступили жестоко. Никто, кроме тебя, не достоин этого места.

– Ты себя хоть слышишь? – усмехнулась Элизабет и отпила вино прямо с горла. Потом поставила бутылку на пол и неожиданно опустила рядом и бокал. – Мы говорим о «Sang et flamme». – В ее устах французский прозвучал, как интимное признание. – Враг всех ведьм. Хочешь узнать, скольких я сожгла? – вдруг оживилась она.

Ребекка дернула плечом и пригубила вино.

– Двадцать две! – Элизабет с гордостью воздела палец к потолку.

А Ребекка лишь опустила голову, отказываясь понимать, что перед ней сидит женщина, которая погубила двадцать две невинных ведьмы.

– Первая ела сердца младенцев, – вдруг начала перечислять Элизабет. – Мы так и нашли ее, перемазанную в крови.

– Сердца?.. – Ребекка вздрогнула. – Она искала вечную молодость?

– Да. И губила детей. Поэтому я сожгла ее с особым удовольствием. Вторая искала богатых мужей, а затем насылала на них хворь. Причем не только на самого мужчину, но и на всю его семью. Избавлялась ото всех наследников, – фыркала Элизабет. – Ее выследил Эдвард, брат Джорджи. Он был хорошим напарником. – Ее голос дрогнул. – Затем была ведьма, которая торговала человеческим мясом. Старуха-ведьма, которая травила своих постояльцев. О, их было столько… Одна отвратнее другой. А самое страшное, что человеческий закон над ними был не властен. Они наводили морок на беззащитных людей, направляли их сознание в другое русло. И всё, они уже вне подозрения. Мы выполняли ту работу, которую больше никто не мог сделать. Приходилось платить высокую цену. – Элизабет все-таки потянулась за бокалом и сделала глоток. – Когда я потеряла Эдварда, то думала, что ничего ужаснее уже не случится. Как же я ошибалась. – Ее голос исказился, надламывая гласные и глуша шипящие.

– Значит, ты сжигала действительно виновных? – потрясенно прошептала Ребекка.

– А ты все эти годы считала меня монстром, который убивает ради забавы? Знаешь, последнюю сожженную ведьму я и правда чуть не упустила. Она казалась такой невинной, такой молоденькой. Пока мы не обнаружили у нее в подвале задушенных животных, десятки трупов собак и кошек. Их смрад до сих пор стоит у меня в горле. – Элизабет закашлялась. – А ведь потом ведьма перешла бы на людей. Рано или поздно им всем становится мало крови для обрядов.

Она замолкла, и некоторое время они сидели в тишине. Элизабет погрузилась в мрачные воспоминания, Ребекка осмысливала услышанное.

– А за что ты хотела сжечь меня? – вдруг тихо спросила она.

Элизабет дернулась, как от удара плетью, и подняла на нее тяжелый взгляд:

– Я тоже задавалась этим вопросом. Когда мы получили на тебя анонимную наводку, я не знала, что это именно ты. Увидела уже на казни. У меня не оставалось выбора… У Общества есть закон, который запрещает жалость к ведьмам. Если пожалеешь ее на казни, то казнят тебя. И поверь, им бы ничто не помешало сжечь даже потомка Берггольца. В назидание остальным.

– Анонимную наводку? – Ребекка стиснула ножку бокала.

– Да. На моей памяти такое случилось впервые. – Элизабет нахмурилась и допила вино в бокале. Последняя капля каталась по стеклу, словно слеза. – Знаешь, все это странно. Сначала тебя уводит из Вэйланда некая Несса и принимает в свой шабаш. Затем ты рожаешь дочь – Стихею. Кто именно надоумил тебя заблокировать ее воспоминания?

– Несса, – охрипшим от волнения голосом ответила Ребекка. – Она сказала, что бремя Стихеи слишком тяжкое и моей дочери не стоит его нести. Однако из-за этого Мари всю жизнь мучают мигрени. Видимо, воспоминания пытаются прорваться.

– Во-о-от, – протянула Элизабет. – Я хоть и пьяная, но еще могу размышлять трезво. Ты рожаешь Стихею и, по наущению Нессы, блокируешь ее память. Тем самым превращаешь Стихею в пустой сосуд, как ты говорила. Когда Мари исполняется восемнадцать, кто-то анонимно закладывает тебя обществу. Если бы не твой сон, благодаря которому ты обезопасила себя обрядом, и не моя сердобольность, из-за которой я не смогла отправить тебя на повторную казнь, ты была бы уже мертва. Потому что ты больше не нужна Нессе. Ей нужна Стихея.

Что ты такое говоришь?! – Ребекка вскочила и от неожиданности выплеснула вино на пол. Они молча посмотрели, как на зеленом ковре расплылась багровая клякса. – Несса – глава ковена. Она заменила мне мать!

– Потому что знала, что ты родишь Стихею. И, пожалуйста, не кричи. – Элизабет поморщилась и откинулась на спинку кресла. – А теперь Мари тебя не узнаёт.

– Не надо, не продолжай.

Элизабет уставилась на полную луну:

– Еще никогда раньше я не чувствовала такой беспомощности…

Мари очнулась от криков. И не сразу поняла, где находится. Она лежала на снегу в одной толстовке, которую обычно использовала вместо ночной рубашки, и тонких лосинах. Ее била дрожь. Пальцы впивались в мерзлую землю. Зимой лес казался суровым и одичалым.

С трудом собрала остатки сил и встала. Голые ступни не чувствовали холода, хотя он должен был впиваться в кожу иглами. Мари направилась в сторону внутреннего двора замка. Ноги не слушались, будто она передвигалась на палках. Но она должна была дойти. Хотя бы потому, что за каменной стеной разгорелся настоящий огонь. И крик – тонкий девичий крик пробрался в самое нутро, вымораживая сердце.

Узкая тропинка привела ее во двор, и Мари замерла. Одновременно с ней затих и надрывный, полный невыносимой муки крик. На помосте, который раньше служил лишь декорациями, сгорала девушка. Ее руки были вздернуты вверх и привязаны к столбу, а голова с рыжими локонами, прилипшими ко лбу, безвольно упала на грудь. Вокруг сгрудились студенты и преподаватели. Кто-то в отчаянии пытался погасить огонь, но ни огнетушители, ни ведра с водой не справлялись с магическим пламенем. Остальные завороженно смотрели, застыв, словно статуи. Все понимали – слишком поздно. Девушку уже не спасти.

Мари застыла вместе со всеми, и казалось, это ее кожу лижет огонь, это она умирает там, на помосте. От боли, что проникла в легкие через воздух с гарью, перед глазами поплыли разноцветные круги. Но Мари продолжала смотреть, как сгорает ее подруга. Айви, Айви, Айви… Мари бы узнала ее лицо и за тысячи миль.

Голоса закружились, вихрем подхватывая сознание и унося его ввысь.

Огонь стал расплываться перед глазами, воздух исчез. Мари больше не могла дышать. Чьи-то теплые руки подхватили ее. Знакомый сладкий парфюм слегка перебил запах горелой плоти, который вдруг стал нестерпим. Последнее, что увидела Мари, – это белый диск луны, издевательски горящий одиноким оком.

Глава 12
Слово ведьмы

Тш-ш-ш…

Кто-то знакомый укачивал ее на руках и низким голосом напевал колыбельную, а когда Мари дергалась, повторял: «Тш-ш-ш…». Но долго удерживать ее он не смог.

Мари распахнула глаза и увидела над собой мрачное лицо Эллиота. Сама она была закутана в плед, и кажется, они сидели на кровати в их новом убежище.

Мари вспомнила, что произошло, и к горлу подкатила тошнота. Пустой желудок сжался.

– Отпусти, – шепотом приказала она.

Эллиот не стал сопротивляться и позволил ей сесть рядом. В маленькой комнате, где едва помещались односпальная кровать и шкаф, было темно. Однако яркий свет полной луны пробивался сквозь тонкие занавески, и этого освещения хватало, чтобы разглядеть Эллиота. Но Мари не хотелось на него смотреть. Она впилась взглядом в стену, а перед глазами алели языки пламени.

Нужно спросить. Нужно хотя бы попытаться сделать вид, что надежда еще есть.

– Нет, она не выжила. – Эллиот не стал мучить.

Его слова, на удивление, даже не коснулись Мари. Словно она изолировала себя от ужасов внешнего мира. Внутри пустота, вокруг пустота. И холодная решимость.

– Уйди, – произнесла она.

– Нет.

– Я должна это сделать!

Мари наконец посмотрела на Эллиота. В темноте он напоминал живого мертвеца. Кажется, гибель Айви ударила по нему сильнее, чем по Мари.

– Я не могу тебя оставить! Я уже упустил тот момент, как ты исчезла из дома. А потом оказалась в лесу! Ты хоть что-нибудь помнишь? – добавил он уже тише.

– Нет, не помню! – крикнула Мари. – Я ничего не помню, и поэтому обязана вспомнить! Я должна была вспомнить еще вчера, и тогда Айви была бы жива!

– А если ты потеряешь рассудок? – взвился Эллиот.

Дверь распахнулась, прерывая их крики. В проеме показалась Дейзи и загородила собой яркий свет из коридора.

– Я не вынесу, если этой ночью будет еще два трупа, – пробурчала она. Из них она выглядела лучше всех, хотя ночное бдение и на ней не сказалось лучшим образом. – Вы орете так, что сюда скоро заявятся чуваки из Общества.

– Она хочет вскрыть шкатулку! – возмутился Эллиот.

– Так пусть сделает это.

Спокойный ответ Дейзи поверг его в шок, и он умолк.

– Это ее жизнь, Эллиот. Ее суть. Она была рождена Стихеей. И если какая-то «левая» ведьма заявляет, что Мари сойдет с ума из-за воспоминаний, это еще не значит, что она права.

– Это не какая-то ведьма, а Несса, – мягко поправила Мари, – верховная.

Но слова Дейзи породили новые сомнения.

– А если права? – Страх искорежил голос Эллиота.

– Надо рискнуть. – Дейзи взяла его за руку и задержала взгляд на Мари: – Удачи, – одними губами прошептала она и вывела Эллиота из спальни.

Мари осталась одна и вытащила из тумбочки проклятую шкатулку. Пусть потеряет разум, – это самое малое, чем она может расплатиться за смерть Айви.

Мари провела пальцами по крышке и зашептала:

Мари вскрыла шкатулку. И увидела там локон. Одинокий белокурый локон, перевязанный красной лентой. Когда Мари коснулась его, голова закружилась, и перед глазами стали вспыхивать воспоминания.

– Люциус, Люциус… Ах ты, пес, ах ты, негодник! – В женском голосе слышался смех. – Украл мой локон!

– А как ты хотела? Это мой трофей. Плата за то, что ты зовешь меня по имени.

– Милорд? Так лучше?

– Нет, Мелисса, зови меня Люциусом.

Одно за другим, прошлое вспышками жалило мозг. Мелисса, Цирцея, Аэндорская волшебница и еще множество других имен и жизней рекой влились в сознание Мари. Шкатулка выпала из ослабевших пальцев.

– Ты так сильно ее любишь?

Дейзи сидела на подоконнике, покачивая ногами, и следила за братом. Тот метался по крохотному коридору. Эллиот делал три широких шага вправо до лестницы, затем четыре – до окна. Каждый раз задерживался возле двери Мари, прижимался к полотну ухом и затихал. На вопрос он ответил угрюмым взглядом.

– Она ведь ведьма, а ты – пес, – на всякий случай напомнила Дейзи.

– Ты тоже ведьма, но это не мешает мне любить тебя, – огрызнулся Эллиот, когда в очередной раз ничего не услышал.

– Еще лет сто назад я должна была бы уйти из семьи и примкнуть к шабашу. Ну, а тебе бы снесли голову за то, что ты влюбился и покрывал ведьму.

– Если ты думаешь, что развлекаешь меня такими разговорами, то ошибаешься, – фыркнул Эллиот. – Я захожу!

– Постой! – Дейзи соскочила с подоконника. – Вдруг еще рано?

– Уже поздно. – Он распахнул двери и тут же скрылся в комнате. – Мари! – услышала Дейзи его возглас.

Когда она осторожно заглянула внутрь, то увидела, как Эллиот поднял Мари и уложил на кровать. В ее руке был зажат локон. Потерявшая силу шкатулка валялась на полу.

– Мари, пожалуйста, очнись! – Эллиот тряс ее за плечи, делал искусственное дыхание, растерянно щупал пульс на запястье.

– Она дышит, – заметила Дейзи и включила свет. – Хоть и бледная.

– Зря мы ей позволили, – застонал Эллиот и лбом прислонился к руке Мари. – Стоило слушать более опытных ведьм, а не двух малолетних девчонок! – Он почти рычал от злости. Эллиот пальцами впился в покрывало, словно хотел разорвать.

– Нет никого опытнее Стихеи, – прошелестел тихий голос, и Мари открыла глаза.

Эллиот тут же вскинул голову, и Мари с необъяснимой нежностью коснулась его лица. Из ее пальцев выпал локон, который тут же обратился в прах.

– Мари, ты не слетела с кукушек? – Дейзи прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на груди. Сердце колотилось, намекая, что они могли ошибиться.

Мари медленно села на кровати и снова посмотрела на Эллиота. Тот, чтобы не глядеть ей в глаза, наклонил голову и прижался губами к ее пальцам.

Мари хмыкнула:

– Я всегда выбирала самых неподходящих мужчин для любви. Саул, Одиссей… А Ноэль! – Мари вздохнула. – Теперь Охотничий Пес. Радует, что времена больше не такие темные, Эллиот. Но тебе следует быть осторожным. «Sang et flamme» славятся своей мстительностью. – Она перевела взгляд на Дейзи. – И нет, я не сошла с ума. Наоборот, я наконец-то стала собой.

– А… то есть ты все вспомнила? – Дейзи нахмурилась. Мари выглядела слишком умиротворенной. – Тебя сжег Берггольц?

– Люциус? – Мари вскинула брови. – Нет, он был моим другом. – В ее голосе прозвучала грусть.

Эллиот наконец встал и глянул на Мари сверху-вниз:

– Ты должна нам все рассказать. Особенно меня интересуют твои отношения с Уильямом.

– Кто о чем, а мужики – о яйцах. – Дейзи закатила глаза.

– Издеваешься?! Он может быть причастен к гибели Айви! И Джорджи! – Эллиот вспыхнул, словно спичка.

Нет. – Мари зажмурилась, и по ее щеке скатилась слеза. – Он не причастен. – На несколько минут она затихла, пытаясь выровнять дыхание, а когда вновь открыла глаза, они почернели от горя. – В их смерти виновата… я.

Повисла тишина. Душная, бьющая свистом в ушах. Как ни странно, но первой ее осмелилась нарушить Дейзи:

Я вниз. Заварю крепкий кофе. Не думаю, что мы сегодня уснем, а Мари предстоит еще много и много говорить.

Эллиот погладил Мари по голове и глухо произнес:

– Надеюсь, ты не против, что я касаюсь твоих волос.

– Если ты не боишься притронуться к убийце. – Мари смотрела на полную луну.

– Уверен, всему есть объяснение. А теперь пойдем вниз. Дейзи права.

Мари ухватилась за его широкую ладонь и позволила увести себя в гостиную. Теперь, когда в голове не осталось пробелов и элементы мозаики встали на свои места, происходящее в Вэйланде стало ясным как день. Однако истина, жесткая, губящая душу, заставляла страдать сильнее, чем неизвестность. А еще говорят, что лучше знать правду. Мари поспорила бы.

– Начинай, – велела Дейзи, когда они устроились в зале.

Эллиот сидел на диване рядом с Мари, прижимая ее к себе каждый раз, когда она пыталась отодвинуться.

Чтобы отсрочить неприятный разговор, Мари медленно пила кофе, не замечая, насколько он обжигающий.

– Мари… – Эллиот мягко потянул ее за прядь волос.

– Теперь я уверена в том, что я – Стихея, – неохотно пробормотала Мари и поставила кружку на стол. – Мама заблокировала мою память еще в младенчестве, якобы уберечь от тяжкого бремени, но боюсь, это не вся правда. Скорее всего, ее подбила на это глава нашего ковена – Несса. Тем самым они лишили меня своей сути. Я в прямом смысле стала пустым сосудом, и его не преминули занять призраки ведьм.

– То есть в тебя вселялись призраки? – Дейзи умудрилась сесть в кресле по-турецки. Ее привычные гульки на голове растрепались, а щеки раскраснелись от кофе и адреналина.

– Да, каждое второе полнолуние. Как я уже говорила, призраки сосредоточены лишь на своей цели. В данном случае – на мести. В 1692 году в Вэйланде началась кровопролитная война между членами общества и ведьмами. Мы проиграли. Из-за меня. – Мари прикрыла глаза и прошептала: – Я влюбилась не в того человека.

– Ноэля? – с пониманием произнес Эллиот и поцеловал ее в макушку.

– А теперь он переродился в Уильяма, – прошептала Мари.

Дейзи словно слушала сказку на ночь. Глаза сверкали азартом.

– Я, конечно, понимаю, что это не совсем правильно. Но это круть как интересно!

– Дейзи… – протянул Эллиот.

– Все в порядке. – Мари улыбнулась и продолжила: – Призраки меняли мою внешность и вершили правосудие. А я тем временем была заточена внутри себя и ничего не осознавала. После чувствовала себя так, словно прошла весь Вэйланд вдоль и поперек. А все потому, что почти девятнадцать лет я не жила полноценной жизнью, а лишь существовала.

– Они убивали людей. Но ведь это были студентки, которые никак не связаны с Обществом. Почему? – Эллиот даже не притронулся к кофе. Судя по лопнувшим сосудам в глазах, он точно не хотел спать.

– Для них все люди – зло. – Мари пожала плечами. – Бедная первокурсница, повешенная в лесу. Джорджи, отравленная настойкой из семян клещевины. Айви, сожженная на костре. Каждая девушка была выбрана не случайно. Невинная жертва, враг и друг. Последние две знали, что я – ведьма, а значит, были угрозой. С каждым убийством призраки становились все сильнее. Они готовились к Голубой луне, чтобы на этот раз пролить кровь не одного человека. Чтобы вернуть себе Вэйланд окончательно.

– Они собирались перебить всех людей?! – взвизгнула Дейзи.

– Думаю, в Голубую луну они взялись бы за членов общества. – Мари ощущала сильную усталость. – Им не нужно убивать всех, только самых главных. Чтобы заставить людей покинуть Вэйланд. А их место заняли бы ведьмы.

– А в чем разница между обычной ведьмой и Стихеей? Элизабет с ума сходила от страха и требовала тебя отыскать, – вспомнил Эллиот.

– Берггольц расписал меня в своих дневниках во всей красе. Причем не упомянул о нашей дружбе. – Мари усмехнулась. – Он скрывал это, и порой так тщательно, что забывал сам. Стихея – такая же ведьма, только в сто раз сильнее. В каждой жизни я рождалась ведьмой и всякий раз платила за свой дар. Если обычной ведьме требуется провести обряд, сварить зелье, чтобы достичь своей цели, то мне нужны лишь слова.

– Стихи! – охнула Дейзи. – Поэтому у тебя к ним такая слабость.

Мари кивнула:

– Конечно, у ведьм тоже может быть врожденный дар. Чаще всего возможность читать сны или общаться с птицами. А вот дар исцеления настолько редок, что за долгие жизни я встречала лишь одну ведьму с подобной силой. Даже мои стихи не способны заживлять раны.

– Интересно, у меня есть какой-нибудь дар? – задумалась Дейзи.

– Да, выносить мозг за минуту, – буркнул Эллиот, и в него тут же прилетела подушка.

Он увернулся, а Дейзи злобно зашипела.

– Но почему призраки вдруг очнулись и стали мстить? – отсмеявшись, спросил Эллиот. Он прижимал к себе Мари все сильнее. Так, словно хотел растворить в себе. – Почему они не ушли в забвение?

– Некоторые, чья ненависть и желание отомстить были слабыми, ушли. Но среди душ ведьм осталось много тех, кто до сих пор пылает яростью. Эта ярость привязала их к Вэйланду. Чтобы уйти, нужно было успокоить души, а вместо этого они получили шанс отомстить. Камилла – одна из них. Сестра Мелиссы, моя сестра. Ее злость ярче всех. В первое же полнолуние, как я появилась в Вэйланде, она заняла мое тело. А я ведь видела ее, но не могла вспомнить. – Мари устало закрыла глаза и положила голову Эллиоту на грудь. – Стихея вернулась в Вэйланд, и призраки заговорили.

Голова кружилась. Несмотря на кофе, усталость брала свое. Снаружи занимался рассвет. Жаль, вместе с ним нельзя было начать жизнь с чистого листа.

– И что теперь? Сосуд полон. У них больше нет физического тела, чтобы мстить. – Голос Дейзи звучал так далеко, словно она находилась на втором этаже.

– Нет. Больше нет. Если они не найдут новое.

Лампочка вспыхнула в последний раз и погасла. Этой ночью изменилось все.

Уильям рухнул на пол посреди комнаты, которую снимал в доме у своих бывших студентов. Лунный свет резал глаза, проникая сквозь не зашторенное окно, поэтому Уильям крепко зажмурился. Голова крошилась от боли. Будто он состоял из мрамора, и сейчас мастер сверлом буравил в нем новые отверстия. В кромешной темноте проступали неясные образы чьей-то чужой, но такой знакомой жизни.

Детский дом, одиночество. Грубые голоса взрослых:

– Очень замкнутый мальчик.

– Он вообще разговаривает?

– Словно не от мира сего. А взгляд какой…

Затем подростковый возраст. И снова психологи проверяют, штудируют, препарируют его, словно какой-то экспонат:

– Интересный случай. Причем, по всем признакам, он в здравом уме.

– Говорит только в случае крайней необходимости.

Позже жизнь становится яснее. Сливается с той, которую он жил в подсознании. Уильям получил степень бакалавра по истории Великобритании. Чудом попал в Вэйландский университет на должность профессора. Или это было не чудо, а проклятье?

Проклятье, которое преследовало его с одна тысяча шестисот девяносто второго года. Боль исчезла, когда воспоминания перестали атаковать заблокированный разум. Уильям выдохнул и протер ладонью мокрый от пота лоб.

Неужели все ложь? Все его мучения, чувства, боль не существовали? Он не жил все эти жизни. Его душа томилась в чистилище и страдала. Какое изощренное наказание.

Сначала он встал на четвереньки, затем дополз до тумбочки. Достал из ящика шкатулку, в которой бережно хранил воспоминания из прошлых жизней. Люсинда, Люба, Вилда, Николетта, Кэйли… А Мелисса?

Шкатулка оказалась пуста. Вырезки из газет, письмо от Николетты, локон Любы… Все исчезло. Все было злой шуткой. Руки задрожали, и пустая шкатулка с глухим стуком упала на паркет. Он пытался нащупать на груди привычную цепь с перстнем. Но и они растворились в прошлом. Проклятье закончилось, он наконец был свободен. Вот только не чувствовал себя таковым.

Безумство. Уильям был безумен, когда влюбился в ведьму. И за свою любовь он заплатил сполна.

Улицы Вэйланда полнились тихой скорбью. После сожжения Айви люди словно отдавали дань трауру и не высовывались на улицу. Но на самом деле их снедал страх.

– Мари, Мари!

Она шла размашистым шагом, и короткие окрики Дейзи позади лишь заставляли ускоряться. Мари рассказала им все, что они хотели знать. Даже больше. И сейчас Мари имела право получить ответ на единственный вопрос: почему с ней так поступили?

Мари подняла шарф повыше, чтобы спрятаться от обжигающего мороза, и застыла перед двухэтажным домом, облицованным серым кирпичом. Крыльцо с витыми перилами вело к массивной двери, за которой пряталась женщина, ответственная за все.

– Мари, по улицам шастают люди общества, а пару дней назад сожгли Айви! – Дейзи остановилась рядом, упершись ладонями в колени, и попыталась отдышаться. – Когда Эллиот просил не высовываться, он имел в виду именно это, а не: ну, наденьте что-нибудь поярче, чтобы вас все заметили, и валите гулять. А еще обязательно помаячьте перед замком! – вскипела она. – Мы даже не можем прикрыться работой в «Чайной», потому что ты уволилась оттуда.

– Дейзи. – Мари глянула на нее. Лиловые прядки выбивались из-под белой мохеровой шапки. – Теперь я отвечаю за вас с братом. Поэтому тихо. – И она приложила указательный палец к губам. – Обществу сейчас не до нас, им бы полицию успокоить. А я должна расставить все точки над «i».

Она шагнула на крыльцо, но Дейзи снова поймала ее за руку:

– Ты такая спокойная с тех пор, как к тебе вернулась память, но я ведь знаю, внутри ты горишь от боли. Не стоит держать все в себе.

Ее тихие слова разбередили затянувшуюся было рану, и Мари судорожно вздохнула, а затем с горькой улыбкой прошептала:

– Я знаю, что такое потеря, Дейзи. Мне не привыкать, но…

Перед глазами встало улыбчивое лицо Айви. Они с ней не успели помириться. Последние слова, что они бросили друг другу, были пропитаны ядом предательства. И в следующий раз, когда она увидела Айви, это уже была не она. Сотни ведьм раздирали тело Мари, попеременно выхватывая над ним контроль. Она помнила, как оглушила Айви, как связала ей руки и волокла безлюдной ночью по коридору. Все боялись полнолуния, никто их не заметил. До тех пор, пока неожиданно сильные руки Мари не привязали Айви к столбу и не подпалили костер. Потом заметили все, но были уже поздно.

А еще Мари вспомнила, как вливала в горло Джорджи ядовитую настойку и видела в ее широко раскрытых глазах чужое отражение.

Все это делала она, пусть и под влиянием душ ведьм, но не будет ей за это прощения.

– Не хочу говорить об этом, – коротко добавила Мари.

Она поднялась по ступенькам и нажала на дверной звонок. По дому разнеслась мелодичная трель. Несколько минут они стояли молча, потом услышали шаги.

Дверь открылась, и некоторое время Мари и Элизабет молча взирали друг на друга.

– Значит, пришла.

– Пришла.

Элизабет куталась в серую кашемировую шаль и напоминала отощавшую птичку. Она посторонилась, пропуская их с Дейзи внутрь.

– Мисс Метаксас? – Она вскинула брови. – Только не говорите, что вы тоже… – Она запнулась и с тихим стоном закрыла двери, отрезая щиплющий мороз. – Две студентки-ведьмы в Вэйланде, прекрасно, что может быть лучше.

– Все не так плохо, как кажется, – неловко улыбнулась Дейзи.

– Как ты ее нашла? – Элизабет устремила взгляд на Мари.

– Кровь всегда призовет кровь. – Она пожала плечами. – А вы и правда отдаленно напоминаете Берггольца. Хотя прошло три века. Но в вашем лице угадываются черты Люциуса. – Она сняла пальто и повесила в шкаф. Дейзи тем временем запуталась в собственном пуховом шарфе, но вскоре разобралась с ним и остальной верхней одеждой.

– Откуда вам известно, что он – мой предок? – Элизабет прищурилась.

– Мне многое известно. А теперь я хочу поговорить с мамой.

Элизабет побледнела, хотя казалось, что больше некуда:

– Не думала, что мое знакомство со Стихеей произойдет вот так.

– Ждала, что сожжешь меня на костре?

Легкая улыбка тронула тонкие губы Элизабет, и она стала подниматься наверх:

– И да, и нет. В дневниках Берггольц писал, что нет страшнее ведьмы, чем Стихея. Но он не упоминал, что у вас были столь тесные отношения, чтобы называть друг друга по имени.

– В те времена дружба с ведьмой была равносильна тому, чтобы заболеть проказой. Поэтому Люциус скрывал ее даже в своих дневниках. Он был хорошим человеком, лучше, чем некоторые… – Мари задумалась, вспоминая глаза Ноэля. Растерянные, испуганные, как у щенка. Она выдохнула. – Но это уже совсем другая история.

Они остановились возле двери в спальню:

– Ребекка поправилась, правда болезнь сильно ее подкосила. Она пыталась увести тебя из Вэйланда, но, по непонятным причинам, ничего не вышло. – Элизабет отступила, пропуская Мари, а сама обратилась к Дейзи: – Пойдемте, мисс Метаксас. Теперь мы на одной стороне. Так что расскажете мне, почему вы приехали учиться в Вэйланд и как Эллиот допустил это.

Они пошли обратно на первый этаж, и до Мари донесся ответ Дейзи:

– Эллиот до последнего не знал, что я еду в Вэйланд. А когда узнал, пришел в такой «восторг», что несколько месяцев не общался со мной. Теперь я понимаю, почему он был против…

Мари нажала на дверную ручку и вошла в спальню. Возле окна стояла пожилая женщина, та самая, которую Мари встретила возле «Чайной». Седые волосы свисали вдоль лица, на котором морщины рисовали долгие и тяжелые годы жизни.

Старуха отвернулась от окна и пристально посмотрела на Мари. Ей понадобилось несколько минут, чтобы сфокусировать взгляд и прорваться сквозь чары.

Постепенно дурман развеялся. Волосы налились цветом, морщины разгладились. И Мари увидела маму. С их последней встречи прошел почти год, и за это время все изменилось:

– Я тосковала, – прошептала Ребекка и раскрыла объятия.

Исхудавшие руки, льняное платье висит, как на вешалке. И все же объятия матери таили в себе надежду на тепло и защиту. Она всегда ее защищала, но цена оказалась непомерно высокой.

– На мне были чары, поэтому я тебя не узнала.

Ребекка растерялась, когда Мари не подошла к ней, и медленно опустила руки.

– Возможно, это сделала Несса… Скорее всего, именно она сдала меня Обществу.

– Скорее всего. Но теперь я вернула все воспоминания и больше ее не боюсь. – Мари закрыла двери и сделала несколько шагов вглубь спальни.

– Ты стала Стихеей?! – Лицо Ребекки смялось, как лист бумаги.

– Я всегда была Стихеей, мама. Но ты лишила меня силы, и души ведьм воспользовались моим телом… – Она перевела дыхание. – Никто бы не умер, если бы ты не отобрала у меня воспоминания.

Удивительно, но злости не было. Она испарилась, как исчезает утренний туман.

Мари смотрела на Ребекку и видела запутавшееся дитя.

Я пыталась тебя защитить. – Она потерла переносицу, словно пытаясь остановить слезы. – Я ведь даже не знала, что родилась ведьмой. Только понимала, что люди избегают смотреть мне в глаза. По иронии судьбы, Элизабет стала для меня самым близким человеком. Но и она отвернулась, узнав правду. И когда Несса забрала меня из Вэйланда, я училась жить заново. – Ребекка вздохнула и села в кресло. Правое колено нервно подергивалось, и она прижала его ладонью. – Несса сказала, что у меня родится дочь – Стихея, и что это непосильное бремя для ребенка. Я не знала… – Она запнулась.

– …Что из-за этого погибнут люди? – Мари сцепила руки за спиной. Перед глазами вновь мелькнуло лицо Айви.

«Ты – предательница! И я тебя ненавижу!»

– Они… я сожгла свою подругу, – просипела Мари, – и еще двух невиновных ни в чем девушек. Как когда-то сжигали ведьм… Только теперь это люди.

– Я пыталась держать тебя подальше от Вэйланда! – Ребекка вскочила, ярость придала ей сил. – И поверила Нессе, а она предала.

– Она разыграла свой спектакль. – Мари подошла к окну. День, снег вьется в воздухе. Умиротворение накрывает Вэйланд. – Я с ней еще поговорю. К тому же теперь все кончено и ей не поможет даже Голубая луна.

– Она ждала Голубую луну? – эхом повторила Ребекка.

– Да, хотела, чтобы меня разорвали на части тысячи ведьм, – усмехнулась Мари. – Вместе со мной был бы уничтожен и Вэйланд, а на пепелище она создала бы новый рай для ведьм.

Мари отвернулась от окна и увидела картину Берггольца:

– Люциус переживал, что это может произойти. Как ты и Элизабет, так мы с ним ходили по краю, пытаясь сберечь нашу дружбу.

Мари направилась к двери, но слова Ребекки ее остановили:

– Что теперь будет?

Мари поджала губы, но так и не посмотрела на мать:

– Ничего. Больше ничего не случится.

Мари спустилась по лестнице и заглянула в зал. Элизабет стояла возле окна, осторожно выглядывая наружу, словно боялась, что за ее домом следят. Дейзи ютилась в кресле на самом краешке. Складывалось впечатление, что она боится испачкать мебель.

– Элизабет, – окликнула Мари.

Та обернулась. Если и удивилась столь фамильярному обращению, то не подала виду.

– Мне нужен адрес Уильяма Чейза.

Профессора Чейза? А как он связан с этой историей?

– Никак. Но мне нужно с ним увидеться.

Некоторое время Элизабет молчала, затем кивнула и снова повернулась к окну:

– Я передам информацию через Эллиота. Все уже закончилось. Все и для всех. Остальное меня не касается.

Жажда власти пьянит. Но когда Ингрид мечтала занять место Элизабет, она не думала, что власть ляжет на плечи тяжелым грузом – ни сдвинуть, ни поднять. Обещание, данное совету общества, было уже нарушено: Стихея не поймана, студентка сожжена посреди двора университета.

Страшно? Не то слово. Ингрид холодела от ужаса. В исступлении она отдала приказ отыскать предателя – Охотничьего Пса Эллиота, и привести на казнь.

В бывшем кабинете Элизабет ей было неуютно. Стены словно сжимались вокруг, а Цирцея с картины смотрела на Ингрид насмешливо. Теперь она не сомневалась, что совет Общества не изгнал Элизабет. Отстранением они ее спасли, и вина полностью ляжет на Ингрид. У нее не было даже исцеляющей мази, лишь жалкие остатки на дне старинного глиняного горшка, которые Элизабет спокойно отдала Ингрид. Конечно, она припрятала еще, но ни за что не сознается. А положение Ингрид и без того слишком шаткое, чтобы пытать Древнюю.

Ингрид стиснула зубы и с размаху ударила по столу кулаками. Боль пронзила запястья. Отчаянье медленно прокрадывалось под кожу и студило кровь в жилах.

– Ты никуда не пойдешь!

Эллиот встал перед входной дверью и скрестил на груди руки. Мари не реагировала. Она молча наматывала кашемировый шарф поверх пальто и улыбалась, наблюдая за парнем.

– Что смешного? На улице рыщут в поисках тебя. – Он нахмурился.

– И тебя. Но это не мешает тебе выходить из дома. – Мари подошла к нему и положила ладони ему на грудь. Там билось горячее сердце.

– Я умею быть незаметным.

– Не сомневаюсь. Но скоро заканчиваются каникулы, и я намерена вернуться в университет. Мы не можем прятаться здесь вечно.

– Издеваешься? Они убьют нас! – Эллиот вздрогнул и схватил Мари за плечи. – Я планировал обеспечить нам побег из Вэйланда.

Мари легонько провела пальцами по лицу Эллиота, закрывая ему глаза. Затем приподнялась на носочки и прижалась в поцелуе к его губам. Ее сердце больше не разрывалось на части. Оно сделало выбор.

Она с неохотой оторвалась от Эллиота и прошептала:

– Здесь мой дом. Не волнуйся, я позабочусь о нас. Смотри, у меня шарф-невидимка, – с улыбкой добавила Мари, стараясь разрядить атмосферу.

Когда она вышла из дома, на улицах уже сгустился сумрак. Фонари освещали пушистые снежинки, которые таяли, едва соприкоснувшись с брусчаткой. Мари засунула холодные руки в карманы и поспешила в сторону руин собора. Жители Вэйланда были напуганы и прятались по домам. Жестокое сожжение студентки не просто напугало их, Мари кожей ощущала их парализующий ужас перед будущим. А пустые улицы города только усиливали мрачное настроение.

Дорога стала подниматься вверх к развалинам собора, когда Мари услышала крики.

– Девушка, стойте!

К ней спешили два парня в черных куртках. Мари даже не подумала остановиться. Она сделала вид, что не слышит, и ускорила шаг, а затем свернула на узкую улицу спального района, которая вилась между домами. Вэйланд не изменился даже спустя годы. Конечно, появилась новая часть города, в остальном дома, улицы остались почти такими, как их запомнила Мари, когда жила в теле Мелиссы. Вряд ли кто-то знал Вэйланд лучше, чем она.

Улыбка слетела с губ Мари, когда на очередном повороте она столкнулась с одним из преследователей. Даже в тусклом свете старого фонаря она разглядела блеск кольца на пальце мужчины. Вблизи он, и правда, выглядел старше, хотя тщедушное тело осталось, как у подростка.

– Девушка, можно вас на пару слов? – Он протянул к ней руку, но вместо ответа Мари взглянула ему в глаза.

– Нет.

Он упал на колени и схватился за горло, словно его душили.

Мари не хотела причинять ему боль, но люди были так наивны, а члены общества «Sang et flamme» еще и глупы. Она не проронила ни слова, просто дождалась, когда он потеряет сознание и рухнет лицом в снег. Мари переступила через тело и поспешила дальше. Она уже почти вернулась на центральную улицу, которая вела к руинам, как кто-то ухватил ее за рукав пальто и затащил в темноту перехода.

– Тс-с! – Несса прижала палец к губам. Ее смоляные волосы оставались непокрыты, как и всегда, а черное пальто распахнуто на груди. Но, кажется, ее не волновало, что в таком виде она только сильнее привлекает внимание.

Мимо них прошел второй мужчина, и только когда он выругался и направился в противоположную сторону, Несса выдохнула.

– Ты так боишься, словно они – ноги Дьявола, – усмехнулась Мари.

Она разглядывала Нессу и не понимала, как могла ее бояться, уважать и тем более слушаться. Перед ней стоял еще один обозленный на мир ребенок, не более.

– Да хоть сами руки! – Несса передернула плечами и потащила Мари в гору. Вскоре они были на развалинах.

Мари с тоской осмотрела место своей казни. Подумать только, она сама взошла на костер, потому что не хотела жить. Сестра была мертва, возлюбленный предал ее…

– Я искала тебя несколько дней! Куда ты подевалась? – Несса заставила Мари на себя взглянуть. И тут же отшатнулась. Зрачки расширились и превратились в черные дыры, в которых тлел страх.

– Я чувствовала, что ты меня ищешь, поэтому пришла. Мне бы впору тебя убить, но, боюсь, твоя смерть не стоит моих усилий.

– Стихея, я все могу объяснить. – Несса медленно опустилась на колени и склонила голову.

Мари вздохнула и посмотрела на раскинувшийся перед ней ночной город.

– Зачем? Я все знаю. – Она замолчала, прислушиваясь к тишине. – Когда-то здесь звучало пение ведьм. О, эти дикие нравы, как они радовали сердца.

– Люди отняли у нас это! – Несса вскинула голову, в ее глазах снова заблестела надежда. – Я хотела показать, на что способны ведьмы.

Мари продолжила говорить так, словно не слышала Нессу:

Затем в город пришли Инквизиторы. Вэйландские инквизиторы, как они себя окрестили. И устроили бойню…

– Берггольц уничтожил столько…

– Люциус был одним из немногих, кто был справедлив! – впервые повысила голос Мари и снова бросила на Нессу взгляд. – Не все ведьмы были невинны. Кто-то преступал грань, и их следовало остановить. Но Инквизиторы не разбирались, они сжигали всех, кого могли уличить в колдовстве, а затем присваивали себе деньги и имущество покойных.

– У нас наконец появилась возможность отомстить, – прошептала Несса.

Использовав мое тело? Не для того тебе было дано знамение о рождении Стихеи, чтобы ты лишила меня воспоминаний и превратила в пустой сосуд – лакомый кусок для духов! Я готовилась вернуться в Вэйланд, и ты должна была защищать Ребекку, а не увозить ее отсюда!

Злость медленно отравляла кровь Мари. Она пыталась быть благоразумной, она понимала, Несса юна по меркам Стихеи, глупа и наивна. Но боль утраты лезвием проникала в сердце и оставалась там навсегда.

– Голубую луну смогла бы пережить лишь Стихея!

– Не сомневаюсь. Но местью ты не очистишь Вэйланд. Вместо этого утопишь его в крови. – Мари снова устремила взгляд на город. – Я сама верну контроль над ним, без твоей помощи. Мне следовало бы убить тебя за своеволие, но я не хочу, чтобы погибла еще хоть одна ведьма. Хватит.

– Ты меня отпускаешь? – Несса осторожно поднялась на ноги, словно не верила своим ушам.

– Я тебя изгоняю, – прошептала Мари. – Отныне и впредь тебе воспрещен вход в Вэйланд. В следующий раз пощады не жди.

Несса побледнела. В лунном свете она стала похожа на призрака.

– Я не могу уйти! Здесь обитель ведьм, здесь… – Она судорожно подбирала слова, но лишь беспомощно глотала воздух. Ее глаза сузились, и она зашипела: – Я не боюсь тебя! Ты всего лишь…

Мари вцепилась рукой в горло Нессы и быстро забормотала:

Несса сдавленно застонала, кожа под пальцами Мари плавилась и оголяла мясо. Спустя три секунды она отпустила Нессу, и та рухнула на землю.

– В следующий раз я не остановлюсь, – предупредила Мари.

Несса боялась на нее взглянуть. Она подняла ворот пальто, чтобы скрыть ожоги, и, сгорбившись, стала спускаться вниз по склону. Мари даже не проводила ее взглядом. Изгнание из Вэйланда для ведьмы хуже смерти. Пусть здесь и правило Общество, но тайком всегда можно было пробраться. Мари надеялась, что она поступила правильно. Что Айви не хотела бы кровопролития.

Пора защитить город. А для начала надо усмирить страх людей и подготовить их к тому, что ведьмы вернулись. И только затем Мари подумает, что делать с «Sang et flamme».

– Каникулы заканчиваются. Ты действительно собираешься вернуться в университет? – Дейзи с таким усердием мешала ложкой в кружке с рисунком гнома, будто пыталась превратить чай в зелье.

Они снова сидели в гостиной, где Мари ощущала себя великаншей. Они с Дейзи устроились в креслах, а вот Эллиот вольготно развалился на диване. Он не сказал ни слова с тех пор, как Мари вернулась со встречи с Нессой. И воздух вокруг него грозил вот-вот заискрить.

Мари кинула в рот крекер и запила чаем:

– А почему нет? Для начала я переговорю с новой главой «Sang et flamme» и объясню ей, что порядки меняются. Они не тронут нас, потому что страх сильнее.

– Я слышала, многие студенты отчислились, – произнесла Дейзи и наконец оставила чай в покое. – Моника, кстати, тоже. Я бы на ее месте давно сбежала, учитывая, что она знала, кто ты. Всем страшно. Даже мне, хотя ты говоришь, что все закончилось.

– Да. – Мари нахмурилась. – Моника просила Айви не общаться со мной. Но та не послушалась.

– Это не твоя вина. – Дейзи покопалась в тарелке с крекерами и нашла бублик. Он идеально подошел на ее мизинец. – Во всем виновата Несса, которую ты пощадила.

– Чтобы вы обо мне ни думали, я – не убийца.

– Мы никогда так не думали, – откликнулся Эллиот и сел на диване. – Но хочешь знать, что я думаю на самом деле?

Дейзи вжалась в кресло. Губы Эллиота были плотно сжаты, и он пытался выдержать взгляд Мари как можно дольше.

Мари спокойно кивнула.

– Я считаю, что воспоминания вернули тебе силу, а вместе с ней и безрассудство. Какой бы всесильной ты ни была, всегда найдется кто-то сильнее. Это закон! – вскипел Эллиот. – Общество «Sang et flamme» уже не то, что прежде. Его не свернуть одним щелчком. Сейчас они в шоке после случившегося, но не успеешь оглянуться, как члены общества наводнят улицы Вэйланда. И что ты сделаешь с ними? Убьешь? Нет, ты не такая. – Эллиот встал и расправил плечи. – Если бы не Элизабет, тебя бы давно сожгли.

– Это мой город, Эллиот, – тихо, но отчетливо ответила Мари. – Я не побегу.

Он прищурился и в бессильной злобе стиснул кулаки:

– Прежняя Мари мне нравилась больше.

Она сидела с каменным лицом, и даже когда тяжелые шаги Эллиота затихли наверху, не шелохнулась. Мари привыкла. Не каждый сможет принять Стихею. Эллиот влюбился в оболочку, а когда узнал ее суть, не выдержал. Это нормально. Так даже лучше. Но тогда, черт возьми, почему так больно?

– Если что, я так не думаю, – прошептала Дейзи. – Да, и Эллиот тоже. Он лишь боится за тебя, за нас…

– А кто не боится?

Мари встала и поднялась на второй этаж, ощущая, как плечи оттягивает бремя прожитых жизней. Как часто она влюблялась, как часто ей разбивали сердце… Кажется, пора привыкнуть, стань равнодушной, но Мари лишь научилась скрывать свои чувства. Обычные ведьмы более равнодушны к людям, но только не Стихея. Порой ей казалось, что она испытывает эмоции в десятки раз сильнее человеческих. Потому что каждый раз, когда ее предавали, она вспоминала всех предателей. Каждый раз, когда ее любили, она вспоминала всех любовников.

Мари вздохнула. Нужно найти Уильяма и рассказать ему правду. Он заслужил. По вине мамы и Нессы его проклятье длилось дольше положенного, но теперь оно спало. Ноэль может жить дальше. В отличие от нее…

Возле двери Эллиота Мари остановилась. Подняла руку, но так и не прикоснулась к потертому дереву. В комнате послышались шаги, скрип кровати. Затем тишина.

О чем она только думала? Она ведь мудрее его. Нужно отпустить Эллиота, пока не поздно… Пока он не сломал себе жизнь, связавшись со Стихеей… Пока он еще боится смотреть ей в глаза.

Мари со вздохом зашла в свою комнату напротив. Мысли путались от усталости, поэтому, стоило лечь на кровать и закрыть глаза, ей показалось, что разум уплывает вдаль.

Она определенно расстанется с Эллиотом и расскажет правду Уильяму… И проследит, чтобы Несса не вернулась в Вэйланд… Еще предстоит разговор с новой главой Общества… Столько дел, и совсем нет сил. Нет сил…

Мари открыла глаза и очутилась в молочном мареве. Постепенно из тумана стали проступать черные деревья, напоминающие птичьи лапы. На мглистом небе вместо луны зияла кровавая дыра. Мари узнала это место с первой секунды. Она бывала здесь десятки раз. Каждый раз после смерти… Но сейчас все иначе. Она одновременно была здесь и не здесь.

Мари стала двигаться на затухающий впереди свет. Но порой казалось, чем ближе она становилась, тем быстрее он отдалялся. Однако вскоре Мари расслышала пение – тонкий, дрожащий голос разрезал туман. И проникал в самое сердце Мари.

Среди кривых деревьев затерялась фигура в белом. Рыжие волосы в сумерках казались черными, прилипли к бледному лицу, а глаза затягивали в свой омут, как бездонные колодцы.

– Айви, – позвала Мари.

В лесу духов блуждали души почивших. У них было девять дней, прежде чем они отправятся в Ад или Рай. Девять дней томительного ожидания, в течение которого память постепенно покидала душу, лишая страданий. Нет воспоминаний, нет тоски.

– Кто здесь?

Айви растерянно обернулась. В белом платье она выглядела как невеста, которую вместо церкви отвезли в морг.

– Мари!

По идее, Айви уже должна была забыть прошлое, лишь тонкие отголоски могли просочиться в воспоминания, но казалось, на ней сломались все законы смерти.

Ледяные пальцы обхватили руки Мари. В местах прикосновения кожу защипало, будто от сильного мороза.

– Мари, где я? – простонала Айви. – Мне страшно, холодно… Я ничего не понимаю.

– Тише, тише, Айви. – Мари сглотнула подступившие слезы.

Она погладила подругу по руке, но та словно не слышала ее.

– Мари, пожалуйста, не молчи. Я хочу домой, помоги мне, я заблудилась! – снова заговорила она, и слова мешались, наслаивались друг на друга.

– Это лес духов, Айви, – сделала попытку Мари, но та лишь заплакала.

– Ты тоже бросила меня, тоже… – Айви отпустила ее руки. Призрачное лицо исказилось. – Я совсем одна… – Она задрожала и обняла себя за плечи.

– Нет!

– Знаешь, я не помню, как умерла. Знаю, что это случилось, но не помню. – Айви запрокинула голову. – Только луна казалась такой же кровавой. – Она сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. – У меня было столько надежд. Конечно, иногда было так плохо, но я никогда не хотела умереть. Меня вырвали из жизни с корнем. Навсегда.

– Не навсегда! – закричала Мари. Язык не слушался, и она произнесла то, что не должна была. – Обещаю, я вытащу тебя отсюда.

Глаза Айви вспыхнули, и она снова посмотрела на Мари. Легкая улыбка тронула губы:

– Слово ведьмы…

Мари распахнула глаза и села в кровати. До рассвета было далеко, но сердце колотилось так, словно она пробежала несколько кругов вокруг замка.

О, Дьявол всех забери, что она наделала?

Она дала слово ведьмы.

Несса провела пальцами по острому лезвию кинжала и даже не поморщилась от боли. Ожоги на шее болели сильнее. На серебряном крае остались багровые капли крови. Они мерцали темным блеском в тусклом свете одинокой лампочки. Та болталась под потолком, словно висельник.

Изгнание из Вэйланда? Несса усмехнулась. Стихея вновь угодила в ловушку своего могущества. Чтобы Несса бросила мечту, на которую потратила долгие годы, потому что какая-то девчонка посмела ей угрожать?

Несса облизала пальцы. Металлический привкус осел на языке. Нет, она не сдастся. Не когда до Голубой луны остались считанные дни.

Несса выключила свет, и каморка, в которой она ютилась последние месяцы, погрузилась во тьму. Скоро Вэйланд падет и ведьмы восторжествуют. Несса смотрела на убывающую луну, предвкушая грядущее полнолуние.

В месяц, когда полная луна дважды взойдет над Вэйландом, судьба города свершится. Души ведьм восстанут. И отомстят.

Со Стихеей или без, но Несса добьется своего. А для начала ей нужно заполучить человеческое сердце.

– Ты серьезно?

Мама смотрела на Мари и комкала серый шерстяной свитер. Она больше не выглядела как собственная тень. Отдых и тишина дома Элизабет исцелили ее тело. Но не душу.

Они сидели в гостиной и пытались пить чай. Пытались, потому что никто не прикоснулся к красивому сервизу из голубого фарфора. Чай с чабрецом, аромат которого щекотал ноздри, медленно остывал в заварнике.

Элизабет утопала в старинном кресле и переводила мрачный взгляд с Ребекки на Мари, затем на Дейзи, и начинала новый круг с Ребекки. Кажется, она начинала привыкать к тому, что ежедневно общается с ведьмами, а не сжигает их. Но после изгнания из Общества она стала тише. И каждое слово, что срывалось с ее губ, имело особый вес.

– Мари, мне тоже не хватает Айви, но… воскресить ее? – Дейзи заерзала на диване и неуверенно обхватила Мари за руки. – Это звучит жутко.

– На девятый день после ее смерти я отправлюсь в лес духов и верну Айви, – произнесла Мари, четко выговаривая каждое слово.

– Как раз каникулы закончатся. Замечательно, а потом мы все вместе вернемся в университет, – как можно веселее закончила Дейзи, но никто не рассмеялся, и ее искусственная улыбка померкла.

Нет, Дейзи. Айви начнет жизнь с чистого листа. Никто, кроме ведьм, не узнает в ней мертвую студентку Вэйланда.

– И ее родные?

– И ее родные, – подтвердила Мари.

– Она не просто начнет жизнь с чистого листа. – Ребекка вдруг выпрямилась и прищурилась. В ее глазах промелькнул былой блеск. – Айви станет ведьмой, станет другой. Все воскрешения, которые сохранила история, ничем хорошим не заканчивались!

Мари молчала. Айви погибла по ее вине. Как и Камилла. Поэтому надо исправить хотя бы эту ошибку.

– С этого момента можно подробнее? – Элизабет первая не выдержала и налила себе остывший чай. – Убийства студентов не возобновятся? Конечно, я больше не вице-канцлер, – она усмехнулась и сделала глоток, – но я устала от крови невинных детей.

– Нет. Убийства не возобновятся. Я решила вопрос с Нессой. И воскрешения, про которые ты говоришь, мама, проводила не Стихея. – Мари посмотрела в глаза матери.

Та выдержала взгляд и лишь едва заметно покачала головой.

Между лопаток Мари кольнуло, и она повела плечами, отгоняя дурное предчувствие.

– А чем заканчивались предыдущие случаи? – тихо поинтересовалась Дейзи.

– О-о-о, – Ребекка расправила плечи, – это очень занятные истории. Медея, сестра Цирцеи, воскресила Ясона, когда на охоте его сердце пронзила стрела нерадивого лучника. Воскресший Ясон отрекся от семьи, и в бешенстве Медея сожгла его новую невесту Главку вместе с отцом. Эрихто, фессалийская колдунья, дышала смертью. Одна из сильнейших ведьм. Все, кого она воскресила, начали питаться человеческой плотью. Ведьма Лаверна, покровительница обманщиков…

– Хватит! – взмахнула рукой Мари и снова ощутила укол между лопаток. Она беспокойно глянула на Дейзи, но вновь вернулась к разговору: – Все они не были Стихеями.

– Тогда почему Цирцея не прибегала к воскрешению? Возможно, в том облачении ты была мудрее, чем сейчас, – возразила мама.

– Возможно, если бы у меня не украли почти девятнадцать лет жизни, эта мудрость осталась бы со мной, – съязвила Мари, и Ребекка не нашлась что ответить. Она опустила взгляд на сцепленные руки.

– Когда я слышу истории про человеческую плоть и прочее, я начинаю понимать, что без «Sang et flamme» мир погрязнет в хаосе. Кто-то должен держать ведьм в страхе, – пробубнила Элизабет.

– Этим буду заниматься я. У ведьм есть законы, если их нарушают, наказание – смерть. – Мари вздрогнула, как от укуса, и потерла шею.

– Ты не всесильна, Стихея. И не навсегда, – спокойно заметила Элизабет.

– Тогда нам нужно новое общество. Но обществу «Кровь и пламя» пора на покой. Даже Люциус знал, что его эра рано или поздно закончится. – Мари на минуту закрыла глаза. – Насчет Айви все решено. Я дала слово ведьмы, назад пути нет.

– Слово ведьмы?! – вскрикнула Ребекка. – Теперь ясно. Дух заманил тебя в ловушку.

Мари поджала губы.

– Значит, ты умрешь, если не вернешь Айви к жизни? – Элизабет вскинула брови и задумчиво покрутила в ладонях кружку. – Надо бы чего покрепче чая.

– Что? То есть когда ты вскрыла шкатулку и поклялась защищать нас с Эллиотом, ты тоже дала это самое слово?! – Дейзи в шоке вскочила на ноги. – То есть если мы погибнем, ты тоже?

– Я поклялась защищать вас от призраков, – кивнула Мари. – И если бы я могла предотвратить вашу смерть и не сделала это, тогда да. – Мари ощутила покалывание по всему телу. – Пожалуйста, не говори своему брату. Он и так был против, а когда узнает правду, просто взорвется.

Дейзи онемела, но нашла в себе силы кивнуть.

– С этого и надо было начинать. – Ребекка обхватила себя за плечи и обмякла в кресле. – Теперь выбора нет, ты обязана вернуть Айви. Дух обманом вытянул из тебя слово во сне. Ох, Мари, я боюсь, ты не осознаёшь всю свалившуюся на тебя ответственность.

– Наоборот, я прекрасно ее осознаю, – процедила Мари.

Она не лгала. И, в отличие от присутствующих, знала, что за возвращение подруги ей придется дорого заплатить. Но как именно – остальным лучше не знать.

Мари снова посмотрела на Дейзи:

– Эллиот ведь остался в доме? Он не забыл, что его разыскивают члены Общества?

Плохое предчувствие не желало отступать, змеей сдавило шею.

Дейзи пожала плечами:

– Учитывая, что он сегодня не разговаривал ни с тобой, ни со мной, не знаю. Упрямый пес, вот он кто.

– Мне надо идти. Оставайся здесь, – Мари быстро встала и жестом остановила Дейзи. – Я лишь проверю, что с ним все хорошо. Мама, присмотри за Дейзи.

Мари наспех накинула пальто и вылетела на улицу. Сегодня снег потерялся в плотных облаках или же они берегли его для будущего снегопада. Но пока что под ногами хлюпали лужи и ветер казался обманчиво теплым.

А вот Мари превратилась в сплошную боль. Невидимые иглы искололи каждый миллиметр ее тела, и чем больше проходило времени, тем сильнее становилась боль. Сапоги скользили по дороге, дыхание сбилось. Когда впереди замаячило их временное жилье, Мари с облегчением вздохнула. Но уже возле него она поняла – Эллиота там нет. Боль тянула ее дальше. Вниз по дороге, залитой снежной грязью. Еще ниже, еще дальше, в старую часть города.

Сдавленный стон донесся из ближайшего переулка, и когда Мари замерла напротив, колющая боль вдруг исчезла. Вместе с облегчением, которое накатывает, когда тело перестает страдать, пришел панический ужас.

Эллиот лежал на земле.

И снег вокруг него превратился в кровавую слякоть. С лица словно кожу сняли. Из-за глубокого пореза на лбу его залило темной кровью. Костяшки пальцев были сбиты в отчаянной попытке защититься. И да, под одеждой Мари найдет немалые кровоподтеки и синяки. Но сейчас ее волновало лишь то, что грудь Эллиота вздымалась. Он дышал, а значит, был жив.

Мысли пронеслись в голове за секунды, пока Мари оценивала положение. Три приспешника Общества хищными птицами кружили вокруг Эллиота и перебрасывались шутками про псов-предателей. Они заманили его в ловушку. В старой части города, кроме развалин, нет свидетелей. Зато есть люди «Sang et flamme». Из их разговора стало ясно: дешевая уловка с письмом, старая, как душа Мари, сработала на отлично. Лишь одна мысль, что они поймали Стихею, заставила Эллиота выбраться из дома и метнуться прямо в руки смерти.

– Вставай, пес! Глава хочет увидеть, как ты скулишь, как собака, когда она будет тебя сжигать. – И один из агентов пнул Эллиота под ребро.

Он глухо зарычал и перекатился на бок. Сплюнул алую слюну. И увидел Мари. Его глаза с лопнувшими капиллярами расширились, но Мари уже не замечала в них застывшего ужаса. Она ничего не видела, потому что ее взор застилала пелена ярости.

После первых двух строк приспешники согнулись и схватились за шеи, а затем рухнули и скрючились на земле, как черви. Они и были червями. Безликими и безвольными.

– Мари, – прохрипел Эллиот и протянул к ней руку.

Удивительно, но его голос долетел до ее сознания быстрее, чем самый звонкий крик.

– Хватит! – громко приказала она, и агенты задышали. Прерывисто, с хрипами, которые напоминали стенания. – Передайте Ингрид, что я иду к ней. Слышите? Стихея идет к ней!

Парни, пошатываясь, встали и побрели в сторону замка. Мари лишь сжимала и разжимала кулаки, чтобы погасить ярость. Если бы Эллиот ее не остановил, если бы он не произнес ее имя, она бы их убила. Она хотела этого, и она сделала бы это. Если бы не Эллиот.

– Ты очень красива, когда злишься, – усмехнулся Эллиот, и Мари заморгала, возвращаясь в реальность.

– Боюсь, сейчас ты со своим макияжем переплюнешь даже мисс Вэйланд. – Мари присела рядом с ним и коснулась его подбородка. – Ты повелся на такую глупую уловку? – Она прищелкнула языком и покачала головой.

Эллиот со стоном сел и растянул кровоточащие губы в улыбке:

– И повелся бы снова.

– Значит, они вычислили наш дом?

Эллиот перестал улыбаться:

– Да, черт возьми, потому что кое-кому не сидится в четырех стенах.

– Но они не напали на кое-кого, потому что боятся, – вскинула брови Мари, – а выбрали тебя.

– Спасибо, что не произносишь это вслух.

– Что именно?

– Что я – слабак.

– Ты – человек, Эллиот, – вздохнула Мари. – Это не значит, что ты слабее меня. Но у тебя нет моих преимуществ.

– Сама тактичность, – проворчал Эллиот и скривился.

Мари оглядела его порванную куртку, заляпанную кровью футболку. Судорожно вздохнула и отвела взгляд. Гнев испарился, а страх никуда не исчез. Щемящее чувство безнадежности.

– Вставай. Раз ты самый сильный, пойдешь на своих двоих. Но так и быть, я подставлю тебе плечо.

Мари обхватила его широкую ладонь и осторожно потянула на себя. С трудом, но Эллиот встал, и они неловко столкнулись носами. Он не мог стоять ровно, потому что каждая часть его тела кричала от боли. И Мари слышала эти вопли.

– Мари, – прохрипел Эллиот. Он посмотрел ей в глаза. Смотрел, не моргая. И его зрачки ширились от удивления. – Почему я не боюсь?

– Потому что слишком поздно, – простонала Мари и поцеловала его разбитые губы. Нежно, невесомо, словно взмах крыла бабочки. Его кровь осталась на ее губах. Она слизнула капли, и соленая горечь наполнила рот.

– Значит, я теперь твой? – с кривой усмешкой спросил Эллиот.

– Нет. – Мари качнула головой. – Это значит, что я теперь твоя.

Пока Дейзи охала над Эллиотом и пичкала его ибупрофеном, Мари задумчиво разглядывала улицу через окно, слегка приподняв занавески. Но никого из агентов Общества больше не видела.

– Нам стоило бы сменить дом. С таким же успехом можно было вернуться в замок, – ворчал на диване Эллиот, пока Дейзи, всхлипывая, смывала с его лица кровь. Вода в кастрюле быстро окрасилась в розовый цвет.

– Мы и вернемся, – пробормотала Мари и подхватила пальто. – Но сначала я поговорю с Ингрид.

– Шутишь? – Эллиот попытался приподняться, но Дейзи прижала его к дивану и рявкнула:

– Лежать! – Когда он послушался, добавила: – Хороший песик. Надеюсь, твоя регенерация не подведет, потому что рана на лбу глубокая.

– Уже завтра останется только ссадина, – пробормотал Эллиот, но не сводил глаз с Мари. – Не вздумай!

Мари молча оделась и напоследок услышала очередное восклицание Дейзи:

– Фу, место! Она – взрослая девочка, сама разберется.

– Еще раз скажешь «фу», и я тебя укушу.

– Плохой песик.

Мари улыбнулась. Дейзи и Эллиот так плотно вошли в ее жизнь, что она и сама не заметила как. Но без них она уже не представляла себя.

Мари подняла воротник, прячась от холодного ветра, и поспешила к замку. Пора показать Ингрид, где ее место.

Город начал оживать после смерти Айви. Люди с опаской выходили на улицы. Все возвращалось в привычное русло.

Когда на горизонте показались башни замка и распахнутые ворота, сердце Мари резанула острая боль. Она согнулась и прижалась боком к каменной стене ближайшего дома.

Она держалась за грудь и пыталась отдышаться, но перед глазами плыли цветные круги и противный шелестящий шепот проникал в разум: «Вспомни, Мелисса… Вспомни…».

– Я помню, – просипела она.

– Девушка, с вами все в порядке? – Проходящая мимо женщина подошла к Мари.

Она с трудом кивнула.

Клетчатая зимняя куртка на незнакомке вдруг мигнула, и вместо нее появилось старинное платье из грубой коричневой ткани. Мари поморгала, но нет, город продолжал мигать, меняя декорации. Люди, одежда, дома, вывески на зданиях… Неизменным оставался лишь чернеющий замок.

Мари выпрямилась, хотя боль никуда не исчезла. Маленький нож продолжал кромсать сердце.

И шепот: «Нет, ты забыла. Вспомни, Мелисса…».

Она свернула в переулок и стала спускаться к старой части города. Ноги сами вели ее, и Мари не заметила, как очутилась перед тем самым домом, в котором жила раньше. Более трехсот лет назад. Мари зашла внутрь и рухнула на промерзлую землю.

– Я все помню, – упрямо прошептала она, но было уже поздно.

Глава 13
Голубая луна

Ее затягивала пустота.

Сначала Мари не видела ничего, кроме тьмы. Затем зрение стало возвращаться. Размытые очертания домов становились четче, снег на дорогах таял, сквозь брусчатку пробивалась трава. Стало тепло. На небе размытые облака испарялись под палящими лучами солнца.

Мари выпрямилась. Одежда на ней изменилась. Привычное пальто сменило платье из грубого льна. Добротное, темно-синее, рабочее платье. Мари часто надевала его, когда шла работать в поле. Но сегодня ее вырвали из привычной жизни и заставили идти в замок.

Мари все помнила. Помнила так, словно ей вышили воспоминания поверх разума. Эта ее жизнь давно оборвалась, но Мари вновь вернули назад. Как будто надеялись, что она все-таки забыла.

Нет. Она не забыла. Даже свое имя.

– Мелисса!

Мари вышла на дорогу и огляделась в поисках обладательницы звонкого голоса. К ней бежала высокая девушка. Черные волосы были привычно заплетены в косу и уложены короной на голове. Миловидное, открытое лицо. Самые лучистые и теплые глаза.

– Камилла?

Мари замерла, боясь спугнуть видение. Но нет. К ней бежала живая Камилла. Ее сердце билось, кровь струилась по венам. Камилла с улыбкой заключила Мари в объятия.

– В замке поселился граф Берггольц! Говорят, он хочет встретиться с местным главой. Но мистер Браун снова пьет. – Камилла закатила глаза.

– Он допьется до гробовой доски, – фыркнула Мари-Мелисса.

Слова срывались с ее губ, прежде чем Мари успевала подумать. Сомнений не осталось. Она попала в собственные воспоминания. Странное чувство – словно она наблюдатель, но при этом от первого лица. И никакого контроля над телом и словами. Только мысли, что роились в голове, принадлежали Мари, а не Мелиссе.

– Жители проголосовали за тебя. – Камилла ухватила Мари за руку и потащила по каменной дороге в сторону замка.

– Женщина будет представлять Вэйланд перед новым графом? – Мари цокнула языком. – Сумасшедшие.

– Не женщина, а Стихея. Да, даже коза лучше пьяницы Брауна. – Камилла хохотнула. – Я пойду с тобой, постою рядом, словно твоя служанка.

– Подожди! – Мари остановилась, когда перед ними открылся вид на зубчатые ворота замка, сегодня приветливо распахнутые. Но за этой приветливостью крылась скорбь. Позже в темницах замка будут пытать ведьм, а потом сжигать возле собора на холме. Но они еще об этом не знали, и жизнь в Вэйланде текла привычно и мирно.

– Ты сейчас серьезно? Меня выбрали как представителя?

– Мелисса, ты меня вообще слушала? – Камилла подбоченилась и вскинула брови.

– Камилла, в Вэйланде треть жителей – чистокровные ведьмы. Берггольц – человек. Не думаю, что он захочет об этом узнать. Поэтому лучше, если представителем будет Браун. Ну, или мясник Коул, или…

– Ой, Мелисса, прекрати! Просто не смотри им в глаза, и все будет хорошо. В конце концов, они ведь не охотники на ведьм.

«О, Камилла. Как же ты ошибалась».

Воспоминания вдруг ускорились, словно включили перемотку. Перед глазами зарябило и тело завибрировало, а потом Мари оказалась посреди зала. Холодные каменные своды замка даже близко не напоминали университет. Это было другое здание из другого мира.

– Милорд, мы рады, что эти стены больше не будут пустовать. – Мари стояла посреди зала, чинно сложив руки на животе. Камилла с любопытством выглядывала из-за ее плеча.

Мари помнила, что она переживала насчет своего платья. Камилла не дала ей времени переодеться, хотя пренебрегать нарядом, направляясь к графу, не стоило. Длинные пшеничные волосы она успела заплести в косу до пояса и прятала руки в складках платья, потому что им было далеко до белых ручек графини.

Мари скользила взглядом по лицам собравшихся, стараясь ни на ком не задерживаться, но все-таки один человек привлекал ее внимание больше остальных. Статный, высокий молодой человек. Он смотрел исподлобья, его синие глаза сканировали сестер. Белая хлопковая рубашка была зашнурована под самое горло, а на указательном пальце блестел перстень со знаком пламени. Как и у остальных мужчин. Позже Мари-Мелисса узнает, что его зовут Ноэль. А сейчас ей оставалось лишь теряться в догадках, почему он так угрюм. И так красив.

– Люциус, – добродушно улыбнулся граф.

Мари снова скользнула по нему взглядом и задержала взгляд на его груди. Черные волосы падали на плечи, в них уже виднелась седина, а на лице морщины. Ему явно было далеко за сорок. И все же он сохранил мужскую харизму, которая пряталась в легкой усмешке и прищуре.

Граф Берггольц поставил ногу на скамью и взмахнул рукой, в которой держал кубок с вином. На столе лежала нарезанная индейка, свежие овощи и свежеиспеченный хлеб.

– Зовите меня Люциус, не люблю условности. Тем более в такой глубинке, как Вэйланд, это ни к чему, – продолжал граф. – Признаться, я удивлен, что жители послали женщину.

– Я удивлена не меньше, – промолвила Мари, – но наш викарий заболел, а жители очень хотели почтить вас и преподнести дары.

– Вы про тележку с фруктами снаружи? – улыбнулся Люциус. – Что ж, думаю, мы подружимся.

Мари улыбнулась в ответ и столкнулась взглядом с Ноэлем. Он побледнел и порывисто отвел глаза.

Картинка вновь смазалась, накатила дурнота. Возникло чувство, что Мари засасывает смерть, и в следующее мгновение она очутилась у реки. Опушенные листвой ветви плакучих ив нависали над головой. В лучах закатного солнца вода в реке казалась слишком темной. Такими же темными были глаза Ноэля.

– Я люблю тебя, – прошептал он и прижал Мари к себе. Он оставил на ее лбу поцелуй, и ей захотелось стереть его, но Мелисса, наоборот, таяла в его объятиях.

– Сколько мне повторять, чтобы ты поверила?

Мари улыбнулась. Она не боялась смотреть в глаза Ноэлю. Сначала она навела на него дурман, чтобы отвести от себя подозрения. А позже их чувства стали так сильны, что он больше не испытывал страха, когда заглядывал в ее глаза.

Лето пролетело, как один миг. Сперва несмелые улыбки, затем тихие слова, порывистые прикосновения. Та Мелисса верила, что для любви не существует преград, даже между ведьмой и охотником на ведьм.

– До бесконечности, – засмеялась Мари, но тут же осеклась.

– Что такое?

– По деревне ходят слухи, что вы решили очистить город от ведьм. Вы верите, что они здесь есть?

– Милорд – Охотничий Пес, – кивнул Ноэль. – Он чувствует ведьм. Не бойся, Мелисса, мы не совершаем ошибок. Казнят только виновных. Зло уйдет из Вэйланда, и мы с тобой будем жить счастливо.

Мари поджала губы. Беззаботное лето подходило к концу, но ей не хотелось возвращаться в реальность. Только не в ту, которую уготовили для нее Ноэль и граф Берггольц.

На холме возле Вэйландского собора разнесся стук молотка. Возводили помост для сожжения ведьм. В воздухе уже витал аромат гари.

Не успела Мари моргнуть, как уже стояла в их с Камиллой доме. В этот раз перемещение напомнило щелчок затвора пленочного фотоаппарата. Раз, и Мари в новом месте.

В камине трещали поленья, от огня приятно веяло теплом. Двери были плотно закрыты на засов, ставни на окнах создавали иллюзию защищенности. Камилла жалась в углу комнаты на кровати, а Мари стояла босиком на полу, присыпанном сеном, и не чувствовала холода.

– Они начали настоящую охоту на ведьм, Мари. – Глаза Камиллы стали огромными. В них могла затеряться целая вселенная. – Зовут себя обществом «Sang et flamme». Вчера сожгли Генриетту, а ведь она даже не была одной из нас! А что начнется, когда им в руки попадет настоящая ведьма?

Мари хотелось обнять Камиллу, но тело не слушалось. Вместо этого она равнодушно пожала плечами:

– Как только они сожгут первую ведьму, я объявлю им войну.

– Но ты ведь с Ноэлем, я знаю! – вскрикнула Камилла и плотнее обхватила колени руками. – Я видела вас у реки.

– Он не такой. Ему можно доверять.

– Они все не такие. А потом отправят тебя на костер, чтобы очистить Вэйланд от зла… – прошептала Камилла. – Он знает, что ты ведьма?

Мари помотала головой, и Камилла всхлипнула. Она боялась жить.

Мари дернулась к ней, но события вновь полетели в быстрой перемотке. Дни сменяли друг друга, солнце вставало на востоке и садилось на западе. От постоянного мельтешения перед глазами начинало тошнить. А потом все резко остановилось.

– Милорд, ваше Общество перешло границы дозволенного! – Мари вновь стояла перед Берггольцем.

Кажется, это был его кабинет. Бурая шкура медведя покрывала стену напротив камина из серого камня. В нем не угасал огонь, который наталкивал на мысли о пламени инквизиции. Зашторенные плотной тканью окна превращали кабинет в темницу.

Мари дрожала. Она помнила, что боялась и одновременно задыхалась от гнева. Ей нельзя было приходить к самому графу, словно он обязан отчитываться перед ней, но Мари-Мелисса была готова убить его, если понадобится.

Люциус оторвал взгляд от бумаг, которые рассматривал с таким видом, будто не понимал, что с ними делать. Под зелеными глазами залегли темные круги.

– Мелисса, поверьте, я вам не враг. Но общество «Sang et flamme» не только я, и часто мои соратники не хотят слушать… меня. – Он говорил медленно, взвешивая каждое слово.

– Генриетта не была ведьмой! – воскликнула Мари. – А даже если и была, это еще не значит, что она – зло!

– Я знаю! – взорвался Люциус. Он с размаху стукнул кулаком по столу и отбросил документы. Желтые, исписанные мелким почерком листы плавно опустились на пол. – Дьявол их побери, у этой женщины была алая кровь! Но они не готовы признавать свою ошибку. – Люциус устало протер лицо и вышел из-за стола. Он навис над Мари. Хмуро пробежался по ней взглядом, избегая смотреть в глаза. – А вот ты – ведьма, но все еще жива.

Мари отшатнулась. Губы беззвучно зашевелились в поисках нужных слов заклинания, но Люциус криво улыбнулся:

– Молчи, Стихея. Если бы я хотел, ты бы сгорела вместо Генриетты. Но я знаю, ты не причиняла никому вреда. Поэтому я не выдал тебя Совету.

Мари задумчиво разглядывала золотые пуговицы на его камзоле:

– Значит, ты не стремишься уничтожить всех ведьм?

– Нет. Зачем? Есть те, кто помогает, лечит, принимает роды. Но есть и те, кто использует магию во зло. – Он нахмурился. – Калечит, проклинает, убивает… Обычный человек беззащитен перед такой ведьмой. Вот для чего нужно общество «Sang et flamme».

– А если оно выйдет из-под контроля? – Мари вскинула подбородок, и на секунду их глаза встретились.

– Я стараюсь этого не допустить. И я надеюсь, Совет меня услышит.

В следующее мгновение Мари снова закрутило, и теперь казалось, что она попала в мясорубку. Кости выламывало, а мышцы рвались.

Мари очнулась посреди волнующейся толпы.

– Ведьма, ведьма, ведьма! – скандировал народ.

На небе горела луна, а на земле – женщина. На этот раз на самом деле ведьма. Пожилая дама, уважаемая жена мясника. Говорят, она ела младенцев. А Мари и не ведала об этом. Неужели правда?

Мари прищурилась и поспешила вниз с холма. Она больше не могла слышать крики женщины. Это война, война!

Новое воспоминание перенесло Мари в ночь. От постоянных скачков накапливалась усталость. Уже ничего не хотелось, только лечь и уснуть. Но вместо этого она тащила по улице упирающуюся Камиллу и шипела от злости:

– Ты в своем уме? – Она оглянулась на сестру. – Люциус сказал, что Совет очень сложно контролировать; пока что у него получалось, хотя и были три невинных жертвы. Но давать повод и шляться по ночам с травами! Уму непостижимо!

– Ей нужна была помощь, – пыхтела Камилла. – Мои травы уняли лихорадку, иначе девочка умерла бы.

Мари остановилась и уставилась на сестру:

– Попросила бы меня! Камилла, сейчас страшное время. Но если бы тебя застали на…

Время действительно было страшным. Приходилось носить обереги, маскирующие цвет крови, прятать взгляд, насылать дурман.

– А что сделала бы ты? Великая Стихея умертвила бы охотников? – съязвила Камилла и вырвала руку. Она прижимала к груди глиняный горшок.

– Если понадобилось бы, то да.

– А я не хочу, чтобы ты становилась убийцей. К тому же обратились за помощью ко мне. – Камилла вскинула голову и прошла мимо Мари. – А я не трусиха.

Все опять смазалось, закрутилось. Желудок сжался, Мари едва сдерживалась, чтобы ее не стошнило. В отчаянии она зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела перед собой Ноэля. Вновь их место у реки. Холодная река ярилась от порывов ветра, ивы облысели. Осень пришла в Вэйланд.

– Ты понимаешь, как вам повезло?! – негодовал Ноэль. – Той ночью была смена Кристиана. Но он заболел, и поставили меня. Хорошо, что вас с Камиллой увидел я! – Он нервно растрепал волосы пятерней. – Что вы вообще забыли ночью на улицах?

– Наша подруга рожала, мы не могли оставить ее одну. – Мари поймала лицо Ноэля в ладони и попыталась улыбнуться, но губы дрожали и не слушались. – Ты ведь не думаешь, что мы – ведьмы?

– Нет, конечно. – Ноэль прижал ее к себе. – Конечно, нет, любовь моя. Но больше не гуляйте по ночам. Скоро полнолуние, грядет шабаш. Будет большая охота, а потом все закончится.

От его слов Мари содрогнулась. На этот раз их с Мелиссой мысли наконец зазвучали в унисон. Ведьмы не могут пропустить очередной шабаш. Они и так таились много месяцев, и охотники это знают.

События помчались вперед, Мари просто отдалась на их волю. Попыталась расслабиться, лишь бы больше не мутило. Сделала вздох она уже в кабинете Берггольца.

– Люциус, Люциус… Ах ты, пес! Ах ты, негодник! Украл мой локон! – Мари засмеялась.

Она сидела на столе друга и болтала ногами. Красное вино расслабило разум, который последние месяцы дребезжал от напряжения.

– А как ты хотела? Плата за то, что ты зовешь меня по имени.

– Милорд? Так лучше?

– Нет, Мелисса, – улыбнулся он, – зови меня Люциусом.

Мужчина спрятал локон в шкатулку.

– Сама Стихея, кто бы мог подумать.

– Стихея и Охотничий Пес – звучит поэтично. – Мари ухмыльнулась и допила вино в кубке.

Люциус перестал улыбаться.

– Жаль, я слишком стар для тебя.

Впервые его голос звучал с такой горечью.

– Люциус… – Мари спрыгнула со стола и умолкла.

– Не надо ничего говорить. – Он покачал головой. – Возможно, в следующей жизни мы будем вместе. А в этой… Знаю, что не могу состязаться с молодым Ноэлем. Не будем рушить нашу дружбу.

Мари попыталась перевести все в шутку:

– Надеюсь, ты будешь блондином. Но сохранишь свои прекрасные зеленые глаза.

Люциус засмеялся и с трепетом погладил шкатулку. К самой Мари он больше не осмелился прикоснуться. Напускное веселье растаяло. Мари залезла с ногами в кресло из коричневой кожи.

– Скоро полнолуние. Ведьмы больше не могут игнорировать шабаш. Многие начали болеть; еще пару месяцев, и мы не сможем помогать людям. Ты ведь понимаешь это? – Она с надеждой посмотрела на Люциуса.

– Вы можете потерпеть еще немного? Я почти убедил Общество, что мы очистили Вэйланд.

Мари покачала головой:

– Ведьмы, практикующие темную магию, могут дольше обходиться без шабаша, но нашему ковену необходимы собрания. Все, кого вы отловили, из других ковенов, я не несу за них ответственности. Но мои ведьмы страдают.

Люциус нахмурился:

– Я думал, в Вэйланде только один ковен.

Мари тихо засмеялась:

– О, нет. Ковен не может принять больше тринадцати ведьм. А Вэйланд – это исконно ведьминский город. Здесь много кругов. Кто-то устраивает шабаши в подземельях, кто-то ограничивается жертвоприношением. Мне и мои ведьмам нужен лунный свет, – Мари встала с кресла и расправила складки на платье. Пора идти, она и так задержалась. – Поэтому в следующее полнолуние мы устроим шабаш. Я постараюсь защитить наш ковен, но и ты не устраивай облав.

– Я сделаю все, что в моих силах. – Люциус тоже встал и посмотрел на Мари теплым взглядом. – Обещаю их отвлечь, очаровательная ведьма.

В этот миг в коридоре послышался шум и чьи-то тяжелые шаги. Лицо Люциуса скривилось, а затем Мари перебросило дальше. Все растаяло, почернело, а затем из темноты проступили новые образы.

– Что у вас с Берггольцем? – Ноэль сидел на табурете в их с Камиллой крошечном доме, состоящем из одной комнаты.

Мари расставляла в шкафу глиняные миски, вымытые после еды, и не сразу уловила злость в голосе мужчины. Как же ей хотелось закричать себе в прошлом: молчи, соври, беги… Но она лишь безвольно наблюдала.

– Он мой друг, как и твой. – Мари пожала плечами и села на соседний табурет.

В доме пахло травами и горящей древесиной. За окном опускалось солнце, скоро закат. А Камиллы все нет.

– Да, я тоже так думал. – Ноэль поддернул рукава и оголил запястья. Он нервно их тер, словно не знал, как себя успокоить. – Но я замечаю его взгляды в твою сторону. Раньше милорд себе не позволял подобного.

– И ты решил меня приревновать? – Мари вскинула брови и хотела было поймать руки Ноэля, но он резко вскочил. – Я же не могу контролировать его взгляды! – Она обиженно поджала губы.

– Возможно, это не все, что ты скрываешь, Мелисса. – Впервые за полгода их отношений Ноэль смотрел на нее холодно.

При этом в глубине глаз крылась боль. Так, словно ему приказали убить ребенка.

– О чем ты говоришь? – напряглась Мари.

Сколько раз она хотела признаться Ноэлю? Не сосчитать. Ей стоило сделать это раньше, возможно до того, как он приревновал. Но теперь остались лишь домыслы. Мари не могла изменить прошлое.

– Это ты мне скажи. Вы часто ведете с милордом странные разговоры наедине. В Обществе никому не нравится ваша дружба. А уж мне и подавно!

– Ноэль, я…

Мари запнулась. Она должна была сказать ему, что балансирует на грани жизни и смерти. Что они с Люциусом пытаются спасти праведных ведьм и наказать виновных. Что «Sang et flamme» выходит из-под контроля, потому что гораздо проще казнить всех без разбора, чем искать правду. Но Мари-Мелисса промолчала, потому что испугалась.

– Он ведь граф; пусть и старше, зато богат, – процедил Ноэль.

– Ты сам себя слышишь? – Мари сжимала и разжимала кулаки, а внутри нее разгорался гнев. – Зачем же я все это время водилась с тобой?

– От скуки, или, может, не верила, что милорд обратит на тебя внимание. – Он пожал плечами.

– Убирайся, Ноэль. Мне жаль, что я была так слепа и не разглядела твою подлость раньше.

Стоило его остановить, умаслить, но гордость не позволила Мелиссе. А Мари уже ничего не могла изменить. И Ноэль ушел, хлопнув дверью.

В следующее мгновение Мари оказалась посреди Вэйландского леса. Снова щелчок фотоаппарата. Быстро, легко. Вот только воспоминание вовсе не из приятных. Поляна, где собирались ведьмы каждое полнолуние, наполнялась женщинами в плащах. Мари стояла возле костра и грела руки. К ней подошла пожилая дама из знатного рода. В тени капюшона пряталось морщинистое лицо с усталыми глазами:

– Мелисса, деточка, я все понимаю, но, может, нам стоило потерпеть еще один месяц? – Она закашлялась.

– Если перестанем помогать людям, тогда можно и потерпеть, – равнодушно отозвалась Мари. После ссоры с Ноэлем прошло два дня. В душе зияла пустота, словно Мари лишили ведьмовских сил. – Вы сможете воздержаться от помощи? – Она подняла взгляд на даму. – К вам тянутся из других городов, Беатрис. Если вы продолжите лечить, то не протянете и месяца. Магия не бесконечна, ее запас необходимо восполнять.

Беатрис лишь вздохнула. Слова Стихеи всегда было сложно оспорить, потому что она зрела в корень.

– Я наложу на нас обруч невидимости, как только явится Камилла. Она торговала на рынке, а затем хотела навестить Рейну.

– Она ведь недавно родила, – продолжила Беатрис, – мальчика. Как думаешь, ему передался нюх Охотничьего Пса?

– Время покажет. Если да, ей придется отдать его на усыновление. – Мари отошла к краю поляны, прерывая разговор.

Ведьма не должна растить Охотничьего Пса. Если его завербуют охотники или «Кровь и пламя», он станет грозным орудием против ведьм.

Позже нравы изменятся. Позже ведьмы станут лояльнее к мальчикам и будут пытаться растить Псов по ведьминским обычаям. Правда, не всегда успешно. Но это будет потом, а сейчас, в 1692 году, ведьмы чувствовали приближение огромной беды и не знали, как ее отвратить.

Мари помнила последний шабаш, который провела в Вэйланде. Помнила, как распустила ведьм, так и не дождавшись Камиллы, помнила, как бежала через ночной город и застала разгромленный дом. И как увидела разгорающийся огонь возле собора.

Но сейчас ее перенесли в чужое воспоминание. Совершенно безболезненно. То, которое сохранилось у Камиллы. Мари стояла в углу их дома бесплотным духом и даже не могла пошевелиться.

Тихий, вкрадчивый голос шептал: «Смотри, Мари. Смотри и страдай».

Камилла забежала в дом, чтобы переодеться перед шабашем. Стянула с шеи маскировочные амулеты и положила в ящик комода. Во время шабаша их нельзя было надевать, потому что они делали ведьму слабее.

Камилла не успела снять платье, как в дверь постучали.

– Кто там? – Камилла затравленно смотрела на вход, стараясь говорить бодро, словно ей нечего бояться.

– Ноэль. Открой, Камилла, нам надо поговорить.

Камилла выдохнула с облегчением и поспешила отпереть засов. Пригнувшись, Ноэль вошел в дом и хмуро уставился на девушку.

– Ты ищешь Мелиссу? – Камилла неуютно потерла ладони.

– Нет. – Ноэль покачал головой. – Камилла, прости, но… не могла бы ты дать мне руку?

За учтивостью крылась угроза. Мари беспомощно наблюдала, как по ее вине сестра попала в пасть волка.

– З-зачем?

– Мой долг проверить тебя. – Он протянул к ней ладонь.

Камилла неосознанно коснулась шеи. Как не вовремя она сняла амулеты.

– Камилла, тебе ведь нечего бояться? – произнес Ноэль, осторожно вынимая из ножен кинжал.

Камилла не отвечала. Она застыла, уставившись в пол и прижимая руки к груди. Ноэль больше не спрашивал. Резким движением он схватил ее за руку и полоснул лезвием по ладони. Смоляная кровь закапала на пол, оставляя на нем чернильные кляксы.

– Ведьма… – Ноэль скривился, словно это его порезали кинжалом. Блеск в его глазах потух вместе с надеждой. – Мне жаль, Камилла.

Я никому не причиняла вреда! – закричала Камилла.

Ее словно разморозили, но Ноэль не слушал. Он выволок сопротивляющуюся девушку на улицу.

Невидимая сила толкнула Мари вслед за ними.

– Ноэль, послушай, я лишь помогала…

– Ты должна была повиниться сама, а раз молчала, значит, виновна, – процедил Ноэль.

От его слов Мари хотелось закричать от презрения. Если бы она раньше узнала о том, что Ноэль говорил Камилле, она бы прокляла его гораздо ужаснее.

– Повиниться?! – взвилась Камилла. – И вы сразу бы отвели меня на костер. Ваше Общество лишь притворяется справедливым. На самом деле вы лживые лицемеры, которые цепляются за легенду о целебной мази из праха ведьм. Такой мази не существует! Вот вам ответ! – Камилла захохотала, но сильная оплеуха от Ноэля заставила ее умолкнуть.

Девушка обмякла, и Ноэль выругался. Перекинул ее через плечо и направился в сторону собора.

Ноэль смешал смертельный коктейль из мести и ревности. Мари не успела помочь сестре. Когда она в поисках Камиллы вернулась домой, а затем увидела полыхающий огонь на холме, было уже поздно.

Мари перекинуло дальше. Видимо, она привыкла к скачка́м, потому что уже не испытывала ломки.

Однако от увиденного ей вновь стало дурно. Тело сестры еще догорало на костре, когда Мари пробилась сквозь толпу зевак.

– Камилла! – закричала она, но сильные руки перехватили Мари.

– Мелисса, слишком поздно. Мне жаль, я не успел помочь. – Она заглянула в искаженное страданием лицо Люциуса. – Ноэль вынес приговор в одиночку.

Мари перестала вырываться. Ее глаза широко распахнулись. Чувства захлестнули, как огромная волна слизывает песок с берега. И грянул взрыв.

– Прочь! – зашипела она и толкнула Люциуса в грудь. Он схватился за сердце и медленно осел на землю. От его лица отхлынула кровь. – Ты больше не сможешь ходить, Люциус. Но в том нет моей вины. Лишь твоя.

– Мелисса… – прохрипел он, но не смог сдвинуться с места.

Мари подошла к огню, по лицу потекли слезы сожаления. Она не справилась. Она никого не смогла защитить.

Взгляд Мари-Мелиссы упал на Ноэля. В бликах огня его лицо выглядело еще более зловещим. Как она могла любить этого человека? Как могла быть так слепа?

– Ты сделал выбор, Ноэль! – крикнула ему Мари.

Я не могу покрывать ведьму. – Он сощурился. – Ты ведь тоже ведьма? – Ноэль стиснул кулаки и дотронулся левой рукой до перстня, словно искал поддержки.

Это уже неважно. – Мари тряхнула головой и вдруг истерически засмеялась: – На твоих руках кровь. Не только ее, но и моя… Все изменилось. И больше не будет, как прежде.

Ее губы зашевелились, а глаза Ноэля расширились. Он схватился за голову. Из глаз потекла кровь, но Мари было все равно. Она продолжала шептать проклятье, а сама взошла на костер. Он опалял кожу, но Мари не чувствовала боли. Она взобралась по доскам к мертвой Камилле, чье лицо уже было обезображено огнем. Мари прижалась спиной к столбу, чувствуя, как невидимые путы удерживают ее от падения.

Огонь продолжал целовать ее кожу, обращать одежду в пепел, но Мари смотрела на полную луну и знала, что однажды вернется в Вэйланд. А сейчас она черпала силу из слов:

Стихея не вынесла предательства любимого. Она до последнего верила Ноэлю, даже после их ссоры. Но он поставил мелочные обиды превыше их чувств.

Позже «Sang et flamme» погубило многих ведьм в Вэйланде, пока оставшиеся в живых не покинули город, а самые отчаявшиеся оставили практику и ушли в подполье. Люциус оказался прикован к креслу и больше не мог влиять на Общество. Они отказались его слушаться. Поэтому он с помощью слуги в тайне ото всех собрал прах любимой и приготовил целительную мазь, о которой никто не знал до самой смерти Берггольца. Он мог исцелить себя, но нес свое наказание со всем смирением, на какое только был способен.

Ноэль погиб в тот же миг, как проклятье сорвалось с губ Мелиссы. Огонь с костра распространился на окружающих, перекинулся на собор. В том пожаре погибли многие.

А душа Ноэля отправилась скитаться в Чистилище на долгие-долгие десятилетия. Там, в забвении, ему казалось, что он живет долгую, мучительную жизнь в поисках своей возлюбленной. И каждый раз, когда он находил ее, смерть неумолимо разлучала влюбленных. Ноэль никак не мог разорвать дьявольский круг, не зная, как искупить свою вину. И лишь с возрождением Стихеи его проклятье спало…

Мари вернулась в Вэйланд, в разваленный дом, в котором она когда-то жила. На ней было ее пальто и берет, под ногами хлюпала слякоть. Желудок скрутило, и Мари вывернуло. Путешествие во времени – тот еще стресс. Она дрожала и больше не думала идти в замок на встречу с Ингрид. Не в таком жалком состоянии.

«Мы отомстим…» – прошелестел голос Камиллы в сознании, и по телу пронеслись холодные мурашки.

«Не надо, остановитесь!» – почти взмолилась она про себя, но ее никто не услышал. Камилла вновь растворилась.

Вытирая ладонью рот, Мари выбралась наружу и присела на ближайший камень. Она пыталась отдышаться и вглядывалась в серое небо, словно искала там ответы, как быть дальше.

– Мари!

Сначала она услышала знакомый голос, от которого ей вдруг захотелось расплакаться, а затем ощутила, как теплые руки заключили ее в кокон объятий.

– Мари, что случилось? Я по всему городу тебя ищу, а ты забрела аж в старую часть!

Эллиот выглядел лучше. Хотя лицо и расцвечивали синяки, а на лбу багровел под пластырем порез, но, видимо, у Охотничьих Псов регенерация и правда была быстрее, чем у обычных людей.

– Ты должен лежать, – прошептала Мари и дрожащими пальцами коснулась синяка на его скуле.

– Я отлежал два часа и решил сбежать до того, как Дейзи превратит меня в перебинтованную мумию. – Эллиот ухмыльнулся и крепче обхватил Мари. – Извини, на руки пока не подниму, так что давай на своих двоих.

– Два часа? – охнула Мари.

Ноги ослабели так, что поддержка Эллиота оказалась весьма вовремя.

– Да, с тех пор как ты ушла, прошло два часа. Ты виделась с Ингрид?

– Нет, я не дошла.

Путешествие в прошлое украло у нее два часа реальности.

Они медленно шли обратно и вскоре вернулись в новую часть города.

– Что случилось? – Голос Эллиота прозвучал резко, и Мари поморщилась.

Она остановилась возле магазина выпечки и вдохнула густой аромат ванили. Как хотелось вновь потерять память и жить так, словно ничего не должен этому миру. Мари начинала понимать поступок матери.

– Эй? – Эллиот коснулся ее подбородка, заставляя посмотреть на себя. – Ты выглядишь так, словно вылезла из мясорубки.

– И чувствую себя так же. – Мари смотрела в зеленые глаза любимого и вспоминала другие глаза. Такие же яркие. – Люциус? – невольно спросила она, и брови Эллиота удивленно взметнулись вверх.

– Ты забыла мое имя? Или я опять чего-то не знаю? – неловко пошутил он. – Кажется, так звали Берггольца…

Мари вздохнула и пошла дальше, опираясь на Эллиота:

– Давай вернемся домой, и я все расскажу. Еще чуть-чуть, и я свалюсь в сугроб.

Эллиот кивнул и ускорил шаг.

Дома Мари с облегчением устроилась в кресле, а Дейзи заварила черный чай, такой сладкий, что сводило зубы. Мари выпила целую кружку, прежде чем поведать им о своем путешествии.

– Хотя призраки потеряли сосуд для мести, они еще не успокоились, и это меня пугает, – заключила Мари. – Необходимо их успокоить.

– Но как? – Дейзи всплеснула руками. – На месте Камиллы я бы тоже мстила.

– У меня есть одна идея, но для этого необходимо больше ведьм. Так что воскрешение Айви весьма кстати. – Мари ощутила, как ее прожег взгляд Эллиота.

– Кстати об этом. Дейзи вкратце рассказала, но… Ты вернешь Айви к жизни? И она станет ведьмой? – Он поморщился.

Мари кивнула:

– Именно так. На девятый день я отправлюсь в лес духов.

Эллиот скрестил руки на груди и нахмурился. Он устроился на подлокотнике дивана возле сестры.

– Почему тебе не сидится спокойно, не понимаю.

– Потому что она – Стихея? – Дейзи со смешком ткнула брата кулаком в бедро.

– А еще мне нужно встретиться с Уильямом. – Мари задержала взгляд на Эллиоте. – Элизабет обещала передать через тебя адрес. Ничего не знаешь?

Эллиот только шумно вздохнул.

– После твоего рассказа не думаю, что ты захочешь вернуться к нему, – пробормотал он.

– И поэтому ты не станешь ревновать и назовешь адрес? – Мари даже не пыталась сдержать улыбку.

Эллиот закатил глаза:

– Скажу. Все равно не успокоишься.

– Замечательно. – Мари осторожно встала. – А после возвращения Айви все станет, как раньше. Мы заставим призраков замолчать. И в Вэйланде наконец наступит спокойная жизнь.

– Ты уверена? – прошептала Дейзи.

Мари открыла рот, чтобы ответить, но не смогла. Она была далеко не уверена.

Оборотное зелье, над которым Несса трудилась две ночи, позволило ей проникнуть в замок незамеченной. Каждый видел в ней неприметную профессоршу, а в руках вместо кинжала папку с документами.

Той же неприметной профессорше с радостью подсказали, где живет временно исполняющая обязанности вице-канцлера мисс Ингрид Эттвуд. Ведь ей нужно срочно отнести документы на подпись, и ждать окончания каникул нет возможности. Поэтому в полночь Несса стояла перед нужным домом, зная, что за ее спиной призраки всех ведьм, сожженных когда-то «Sang et flamme». И теперь Несса отомстит. Она убьет главу общества с превеликим удовольствием.

Несса постучала в двери и ухмыльнулась. Желтый свет входного фонаря задрожал. Она войдет и заберет свое. Взгляд упал на холодное лезвие кинжала.

– Кто там так поздно? – раздался ворчливый голос Ингрид.

– Это я, миссис Файт. Мне очень жаль, мисс Эттвуд, но нужно срочно отправить письма в социальные службы насчет благотворительности. Нужна ваша подпись.

Щелкнул замок, ручка двери повернулась.

Несса удовлетворенно улыбнулась.

Приближался конец каникул, и солнце наконец перестало прятаться за тучами. Робкие теплые лучи гладили лицо Мари, пока она шла к жилищу Уильяма. Странно, несмотря на ясную погоду улицы Вэйланда снова опустели. Магазины были закрыты, в жилых домах горел свет, но никто не показывался даже в окне. Невидимая паутина страха облепила весь Вэйланд. Так произошло, когда сюда явились члены «Кровь и пламя», но теперь этот страх наводили призраки. Мари чувствовала: что-то произошло.

Она не позволила дурному предчувствию заставить ее отказаться от встречи, на которую следовало прийти давно. Спустя столько веков Мари уже не чувствовала злости. Она просто тонула в печали из-за того, сколько ошибок совершают люди на эмоциях. И даже Стихея угодила в человеческую западню, когда отомстила за смерть Камиллы.

Мари постучалась, и двери открыл смешной паренек, зацелованный солнцем. Его рыжие волосы почти сливались с морем веснушек на курносом носу.

В груди кольнуло. В нем мелькали черты Айви. Но ничего, Мари вернет ее, она все сделает правильно.

– Я пришла к профес… К Уильяму Чейзу, – поправилась Мари, вспомнив, что он больше не преподает в университете.

– А-а, – протянул паренек и отступил в тень. – Он наверху, по лестнице и направо.

– Спасибо. – Мари хотела снять пальто, но зацелованный солнцем махнул рукой, мол, иди так, и захлопнул за ней входную дверь.

Она стала подниматься по скрипучим ступеням, когда ее догнали напряженные слова студента:

– И как эти девчонки не боятся ходить по улицам после вчерашнего, – пробубнил он и нырнул на кухню.

После вчерашнего? Мари судорожно вздохнула. Кажется, она была права. В Вэйланде снова пролилась кровь.

На стук в дверь никто не отозвался, поэтому Мари просто открыла и сделала шаг внутрь. Уильям лежал на односпальной кровати, свесив босую ногу на холодный пол. На парне были лишь спортивные штаны. Худощавый торс обнажен, а майка висела на табурете. Маленькое окно плотно зашторено. Под кроватью Мари заметила раскрытую пустую шкатулку. Та валялась, точно брошенная игрушка.

– Уильям…

Он никак не отреагировал. Только молча пялился в потолок, прижав ко лбу правое предплечье. На лице появилась щетина.

Мари попробовала по-другому. Плотно закрыла двери и прошептала имя, которое раньше заставляло ее улыбаться.

– Ноэль?

Он дернулся и перевел на нее взгляд. Глаза казались прожженными в бумаге дырами. Мари и Ноэль смотрели друг на друга. Минута, две, три… Им не нужны были слова. Притяжение, которое раньше магнитом вело ее к этому парню, растворилось вместе с проклятьем. Эллиот зря переживал – Мари больше не чувствовала к Уильяму ничего, кроме горечи. Как и он к ней.

– Ты вспомнил. – Она не спрашивала.

– Я думал, это моя бессмертная, бесконечная жизнь, мое наказание, – заговорил он и вновь перевел взгляд на потолок. – А на деле это лишь агония иллюзий, которой ты подвергала мою душу на протяжении более трех сотен лет. Я ведь так любил тебя. – Его голос сорвался на хрип. – В каждой из этих вымышленных жизней я любил тебя больше целого мира. Порой так сильно, что даже убивал… тебя. Но ты заставляла меня переживать боль утраты, вновь и вновь. Той самой, которую я заставил пережить тебя, когда отправил Камиллу на костер.

– Она была моей сестрой.

– Она была ведьмой. Как и ты. – Уильям закрыл глаза. – Ты когда-нибудь думала, что если бы я знал правду с самого начала, то никогда бы не полюбил тебя?

Мари судорожно вздохнула:

– Постоянно. Каждый миг встречи Мелиссы и Ноэля.

– И поэтому молчала.

– Я любила тебя, хотела быть с тобой. И не думала, что в итоге нашу любовь погубит твоя ревность.

Уильям усмехнулся и осторожно сел на кровати. Его бледная кожа покрылась мурашками от холода, но он не спешил одеваться. Кажется, он ничего не чувствовал. Не замечал.

Нашу любовь погубила твоя ложь. Если так подумать, мы с самого начала были обречены. – Он усмехнулся. – Я приревновал. Но если бы ты и Камилла были людьми, ничего бы не случилось. Мы бы помирились и прожили обычную жизнь обычных людей. – Он протер лицо ладонями. – Но ты и в этой жизни ведьма, не так ли? Это твой рок, твоя награда и твое проклятье. А я стал очередным глупцом, который влюбился в Стихею. Люциус оказался умнее, он держал свои чувства при себе. – Уильям говорил и говорил, словно хотел выговориться за десятилетия обмана. – Но ты лгала мне. И лишь сейчас, в этом перерождении я стал свободен. Ведь так?

Он вновь бросил на нее молящий взгляд, и Мари почувствовала себя последней мразью на свете.

– Да, – только и смогла выдохнуть она.

Слова душили ее, но она молчала. Потом, не сейчас, она выплеснет боль и дышать станет легче. И она будет жить, как жила раньше все свои жизни. Ведь, в отличие от Ноэля, чья агония происходила лишь в Чистилище, она каждый раз совершала реальные ошибки и платила настоящую цену.

– Айви мертва, – продолжил Уильям. – Ее сожгли ведьмы?

– Призраки ведьм.

Мари устало прислонилась к закрытой двери.

– Кольцо мести замкнулось. Теперь сжигают людей. Невинных людей.

– Она не должна была погибнуть! – вскинулась Мари. Еще одна ошибка, за которую придется платить. – И я это исправлю.

Как? Воскресишь бедную девочку? Мы с тобой виноваты в ее смерти, Мари. Тебе нужно научиться смирению. Но победить саму смерть не в силах даже Стихея.

– Ты ошибаешься. – Мари выпрямилась и поджала губы. – Еще не поздно вернуть Айви. Но ты прав… Вернется лишь ее душа. Она станет ведьмой.

Обречешь ее на столь незавидную участь? – ухмыльнулся Уильям и встал. Он подошел ближе, и Мари сумела разглядеть покрасневшие белки глаз. – А ты жестока.

– Быть ведьмой – это дар. Нужно гордиться тем, кто ты есть, а не пытаться обмануть себя и других.

– Красивые слова, Мари, красивые слова…

Их разговор прервали громкие хлопки дверью внизу и шумные голоса студентов:

– Народ, короче, это все правда! – донеслось до них.

Мари нахмурилась и приоткрыла двери:

– Профессора Эттвуд убили, прикиньте! – продолжал гнусавить ввалившийся в дом парень. – Этой ночью. Вырезали сердце.

– Ты гонишь!

– Да уже весь интернет пестрит новостями, – возмутился парень. – Это не фейки!

Мари с Уильямом переглянулись. Его лицо исказил мимолетный страх:

– Ингрид убили?

На секунду Мари прикрыла глаза, собираясь с мыслями:

– Неужели ее убила Несса? Нет, она не могла… Или могла? Я же велела ей уйти. Но она так одержима местью и желанием вернуть город, – прошептала она.

– Еще одна ведьма в Вэйланде?

Мари задержала взгляд на Уильяме:

– Вэйланд – город ведьм. Скоро так и будет. Но для этого не нужно проливать кровь. Хотя не все это понимают. Мне надо идти. – Она ступила за порог комнаты, но тут же остановилась.

Они снова посмотрели друг на друга. Прощаясь.

– Ты и правда свободен, Ноэль.

– И что мне теперь делать? – Он пожал плечами.

Мари слегка улыбнулась и прикоснулась к его щеке. Щетина уколола кончики пальцев.

– Жить. И никогда, никогда не любить ведьму.

Когда Мари вырвалась из душного дома, по щекам потекли слезы. Вместе с ними из груди вырвались стихи, которые до этого звенели в висках:

Все пошло не так, когда ее память заблокировали. Ноэль должен был появиться в этот мир очищенным от прошлых грехов. Вместо этого он продолжал страдать уже при жизни. Проклятье спадало с возвращением Стихеи. А Стихея вернулась лишь сейчас.

Элизабет нервно стучала пальцами по подоконнику. Она уже и забыла, когда выходила из дома в последний раз. И вся ее компания – бывшая лучшая подруга Ребекка, которая оказалась не просто ведьмой, а матерью самой Стихеи.

Элизабет до сих пор не могла понять, как это случилось. Но сейчас, когда принесли весть о смерти Ингрид, впервые промелькнула мысль, что все к лучшему. По крайней мере, она жива. А Ингрид – нет.

– Боюсь, это Несса, – заявила Мари.

Гостиная Элизабет становилась тесной, когда в нее набивалось столько народа. Ребекка, как обычно, утопала в кресле, Дейзи и Эллиот сидели на диване. На последнего без раздраженного вздоха не взглянешь. Лицо иссиня-черное, распухшее, словно его покусал рой пчел. О былой красоте и говорить нечего. Лишь стильная прическа и остались.

Мари, как и Элизабет, предпочитала стоять. Периодически она пыталась протоптать ковер возле кофейного столика. Ее нервные метания раздражали еще сильнее, чем вид избитого Эллиота.

– Если это Несса, тогда не понимаю, почему ты ее не убила? – Элизабет присела на край подоконника и скрестила руки на груди.

– Потому что я не убийца? – Мари бросила пронзительный взгляд на Элизабет, и она отвернулась к окну, прежде чем ее прошибет волна липкого страха. – Потому что каждый заслуживает шанса на прощение. К сожалению, я поняла это слишком поздно.

Я не говорю о прощении или мести, я говорю об устранении проблемы. Если бы не Несса, никто бы не надоумил Ребекку заблокировать твою память, и три невинных девочки, три студентки остались бы в живых. Чувствуешь связь? – Элизабет выдохнула и постаралась выбраться из шкуры преподавателя и говорить проще. – Ты ее отпустила. Несса убила Ингрид. При всем моем презрении к ней она не заслужила смерть. Она была тщеславна и амбициозна, она напоминала меня в молодости. Но теперь она мертва, и ее сердце исчезло.

Мари молчала. Все в гостиной молчали, переваривая слова Элизабет.

– Мари не виновата, – наконец вставил Эллиот. – Она не могла все предугадать.

– Но ведь она Стихея, а мы – неразумные дети, по сравнению с ней. Разве не так вы считаете, мисс Мария Ребекка Бэсфорд? – Элизабет устало прижалась спиной к холодному окну и засунула руку в карман брюк. Нащупала маленькую баночку с целебной мазью и крепко сжала. Стало спокойнее.

– Да, это моя ответственность, – согласилась Мари. – И я пыталась отыскать Нессу, но… не чувствую ее больше.

– Возможно, она провела обряд сокрытия. Принесла человеческую жертву в полночь, – прошептала Ребекка.

Дейзи поежилась после ее слов:

– Когда слышишь такое, как-то не хочется становиться ведьмой.

– Ты уже ведьма, – возразила Мари, – но нам нужны еще.

– Ведьмы? Зачем? – Элизабет напряглась. – Мне и вас хватает.

– Больше ведьм, больше хардкора, – мрачно пошутил Эллиот.

– Думаю, тебе хватит. – Дейзи закатила глаза.

Мари даже позволила себе улыбку, глядя на брата с сестрой. Все-таки есть в ней что-то и человеческое, а не только эта ведьминская отстраненность.

Рядом на подоконнике завибрировал мобильный. Элизабет разблокировала экран и бегло прочитала сообщение. А затем истерично расхохоталась, от чего стало не по себе даже ей самой.

– Что случилось? – Ребекка оглянулась на нее и озабоченно сдвинула брови.

– Они не осмелились позвонить. Им стыдно, – фыркнула Элизабет. – Просят вернуться к обязанностям вице-канцлера и вновь возглавить Вэйландское Общество. Впрочем, юридически ничего не успело измениться, но… ведут себя, словно это игрушки.

– Соглашайся, – кивнула Мари. – Нам нужен свой человек.

– В университет вернусь, но не в «Кровь и пламя». После того, что ты рассказала нам о Люциусе Берггольце, я поняла, что не о том он мечтал. Он собрал людей в надежде защищать мир, но их жадность до крови и денег погребла под собой идеалы моего предка. – Элизабет достала белую баночку и положила на ладонь. – Вот его наследие – мазь из праха возлюбленной. Жалкие остатки, которые мои предшественники чудом не истратили.

– Крем от морщин? – улыбнулся Эллиот и тут же поморщился. Треснувшая губа болела.

– Ха-ха, куда же мы без твоего прославленного юмора, – съязвила Элизабет и спрятала баночку обратно в карман.

– Никуда, я – обаяшка. – И он снова ойкнул.

Мари подошла к Эллиоту и положила руку на его плечо, словно хотела забрать боль себе. Он запрокинул голову и с щенячьей улыбкой посмотрел ей прямо в глаза. Долго, не таясь.

Элизабет переглянулась с Ребеккой, и та напряженно улыбнулась. Ведьма и Охотничий Пес. Да, Стихея не умеет выбирать мужчин.

– Мари, дорогая, ты должна понимать, что, если кто-то прознает о том, что для целебной мази нужен именно прах Стихеи, тебе не жить. И никакая сила не спасет, – ласково заметила Ребекка. Но в ее глазах читалась тревога.

Если вы думаете, будто я переживаю по этому поводу, то ошибаетесь. За мной столько людей охотилось, что не сосчитать. – Мари пожала плечами. – Идеалы Люциуса не умерли. Они все еще живы в тебе, Элизабет. Ты вольна создать новое общество, где люди и ведьмы будут стоять на страже мира плечом к плечу.

Элизабет застыла, словно слова Мари ее парализовали. По телу побежали знакомые мурашки. Их она испытывала, когда избавлялась от очередного дьявольского отродья.

Я подумаю, – прошептала она и отвернулась. Но мысль о новом обществе уже стучала молоточком по вискам.

Ребекка лишь вздохнула:

– Ты говорила, нужно больше ведьм. Зачем?

– Я хочу успокоить призраков в подземелье замка, – пояснила Мари. – Они познали вкус крови и сейчас лишь затаились в поисках нового сосуда. Это вопрос времени. Нужен обряд. Айви вернется с того света ведьмой. В полнолуние на шабаше мы официально примем ее и Дейзи в свои ряды и нас станет четверо. Думаю, наших сил будет достаточно.

– Если ты вернешь Айви, – уточнила Элизабет.

При мысли, что студентка, сожженная заживо, вернется с того света ведьмой, стало дурно. Но будь у Элизабет такая возможность, она бы не задумываясь воскресила бы Эдварда и Джорджи. А там будь что будет.

– У меня получится, – уверенно ответила Мари. – Должно получиться. И тогда мы положим конец проискам Нессы. Без разъяренных призраков она будет ни на что не годна.

* * *

Девятый день после смерти начинался сразу после полуночи. Ночь, когда ведьма могла попасть в Лес духов.

Мари стояла на берегу реки, вглядываясь в темный небосвод, по которому небрежным жестом рассыпали звезды. В Вэйланде все казалось иначе. Даже созвездия располагались под другим углом, и среди них можно было отыскать те, о которых не ведали астрономы. Ведьминские созвездия. «Хвост метлы», «Котел зелий», «Молочный зуб»… Эти звезды светили лишь для ведьм.

– Ты ведь не думала, что я отпущу тебя одну? – раздался позади тихий голос Эллиота, а затем его теплая ладонь скользнула к ее руке.

– Мама сказала, где меня искать? Все еще не доверяет мне.

– Нет. Я сам выпытал ответ, а она боялась, что я буду мешать. – Эллиот смотрел прямо Мари в глаза. Каждый раз как можно дольше, словно до сих пор не мог привыкнуть. – Но как я могу мешать? – фыркнул он. – Я же звезда университета, красавчик…

– И филантроп? – со смехом добавила Мари, цитируя Тони Старка.

Эллиот наморщился:

– Нет, для этого у меня недостаточно денег.

Он оглядел ее длинную ночную рубашку, которая выглядывала из-под пальто. Зимние сапоги были надеты на босу ногу.

– Только не говори, что ты собираешься войти в реку… в этом? – с заминкой уточнил он. – А где гидрокостюм? Причем два, один для меня.

Тебе он не нужен, потому что ты останешься на берегу. Я не хочу через девять дней вновь отправляться в Лес духов, но на этот раз уже за тобой. Я буду слишком слаба. – Мари даже не пыталась улыбнуться, и вечная ухмылочка сползла с лица Эллиота.

А ты бы отправилась за мной? – Его голос вдруг осип.

– Не раздумывая.

Они смотрели друг другу в глаза, а затем Эллиот притянул Мари к себе и запечатлел на ее губах обжигающий поцелуй. Мари превратилась в комок ощущений, центр которого находился там, где соединялись их лица. Теплый влажный язык касался ее нижней губы, а затем проникал внутрь с мужской силой, от которой сбивалось дыхание. Мари пришлось упереться ладонями в его грудь и отодвинуть Эллиота от себя.

– Мне нужно сосредоточиться, – прошептала она и отвернулась.

Эллиот со стоном отступил и в бессилии провел ладонью по взмокшему лбу.

Я не хочу, чтобы ты это делала, – наконец признался он, когда Мари скинула пальто на землю и осталась в хлопковой рубашке до середины икр. – Мне плевать на Айви, на призраков, на все. Мари, прошу тебя!

– Все будет хорошо, – спокойно ответила она и разулась. А затем стала спускаться по пологому склону к реке. – Я вернусь до рассвета. Обещаю.

Вэйландская река, которая огибала замок и руины собора причудливой подковой, блестела лунным сиянием, словно на ней плавали жемчужинки. Она никогда не замерзала, даже в самую холодную зиму.

– Мари…

Но Эллиоту ничего не осталось, кроме как наблюдать за тем, как ее тонкая фигура скользнула в реку.

Сначала, когда ледяная гладь сомкнулась над головой, у Мари остановилось сердце. Кожа горела от прикосновений воды, и этот пожар был невыносимо сильнее, чем костер инквизиторов. Она не могла говорить, но в голове крутились стихи, призывающие дух Айви:

Мари повторяла их вновь и вновь, пока зрение не заволокло чернотой и она перестала различать даже лунные блики на поверхности реки. Где-то там ее ждал Эллиот. И Мари надеялась, что он дождется.

Когда она вновь распахнула глаза, то уже не сомневалась, что попала в Лес духов. Однако сейчас она была здесь временно. Сейчас ее не так пугали паучьи ветви деревьев и кровавая зеница луны на угольном небе. Она рыскала взглядом по туманному лесу, высматривая нужный силуэт. Главное – не ошибиться. Если ослабить внимание и позволить мыслям разбрестись, Мари поглотят духи, жаждущие вырваться на волю. Она найдет Айви, заплатит дань, о которой умолчала, и они вернутся домой.

Наконец она отыскала знакомые очертания и ускорила шаг. Да, Мари не ошиблась. Айви качалась среди когтистых лап леса, ее голова безвольно клонилась то вправо, то влево, а пустой взгляд терял последние остатки разума.

Мари судорожно выдохнула. Не время плакать. Нельзя. Нужно быть сильной. И взяла лицо Айви в ладони.

– Идем, девочка, пора возвращаться домой.

Айви перестала раскачиваться, и ее взгляд сфокусировался на Мари. А затем загорелся зеленым:

– Ты готова заплатить, ведьма? – Голос Айви словно рвался из самого нутра ада. Он гремел и в то же время был очень тихим, но от него леденела душа.

– Да, – Мари через силу кивнула. – Я отдаю часть силы Стихеи.

– Ты хорошо подумала, ведьма? – Лицо Айви скривилось.

Сейчас это была не она. Ее устами говорило нечто, о происхождении которого Мари не хотела знать.

– Да.

– Плата принята, ведьма. Пусть свободен.

И тело Мари пронзила острая боль, словно ее распороли надвое.

Дейзи принесла закоченевшему Эллиоту шерстяной плед и горячий кофе в термосе, но, казалось, он не нуждался в энергии. Эллиот до рези в глазах всматривался в темную гладь воды. Рассвет приближался, а Мари все не было.

– Она вернется, – тихо произнесла Дейзи. – Это же Мари. Она всегда все знает и никогда не ошибается. – Пришлось постараться, чтобы всунуть в закоченевшие руки брата кружку с кофе.

Дейзи набросила на его плечи темно-синий плед, но Эллиот даже не шелохнулся.

– Ты ее слишком идеализируешь, – ответил он спустя несколько минут.

– А ты слишком долго придумываешь ответ. Словно доисторический компьютер, – хмыкнула Дейзи и уставилась на реку.

На горизонте занимался рассвет. Оставалось не более получаса, прежде чем Вэйланд расцветет под лучами. Брат с сестрой молча буравили взглядом реку, пока на поверхности вдруг не пошли маленькие пузырьки. А затем всплыло тело рыжеволосой девушки. Дейзи вскрикнула:

– Это Айви!

– Да нет, это не она, – возразил Эллиот, но бросился в воду.

Он подхватил незнакомую девушку и вытащил на берег, как позади что-то схлопнулось и на этот раз всплыла Мари.

Мари! – Он не чувствовал холода, пока тащил любимую к берегу. А затем растирал колючим пледом ее тело, чтобы разогнать кровь. Длинные светлые волосы потемнели от воды и облепили такое худое и изящное лицо. – Прошу, очнись… – только и шептал он.

Дейзи пока растирала незнакомку и охала:

– Говорю, это Айви.

Эллиот бросил мимолетный взгляд на нее и покачал головой.

– Нет. – Он помнил, как выглядела Айви. Но девушка, которую спасла Мари, точно не была ею.

Ночь – время людей, у которых много тайн. Ночь – время ведьм.

Это Уильям уяснил за всю свою долгую жизнь, пусть она и длилась лишь в Чистилище, в его сознании, если у души может быть сознание. Когда он попытался осознать то, что с ним произошло из-за проклятья Мелиссы, голова взорвалась адской болью, словно его окунули в чан с кипящей смолой.

А теперь Мари предложила ему жить. Просто жить.

Уильям усмехнулся. Она не наказала его, она искалечила. Каждый раз, когда он просыпался, он пытался понять, а реальность ли это? Или же он продолжает барахтаться в иллюзиях? Возможно, он там на веки вечные, и то, что он осознал правду о его «прошлых» жизнях, не воскрешает его. Возможно, это лишь новый виток проклятья.

Как проверить? Боль? Он прекрасно чувствовал боль. И физическую, и душевную. Это не возвращало его в реальность.

А после встречи с Мари мысли вдруг прояснились. После ее неосторожных слов насчет Айви Уильям понял, что делать. Как вырваться из чистилища. Если он убьет Стихею, то станет по-настоящему свободен. Тогда проклятье, если оно еще не закончилось, точно исчезнет. Но как убить ту, которая столь могущественна.

На самом деле легко.

Подождать, пока она сама себе выроет могилу.

Что она и делала.

Тонкий мех куртки совершенно не согревал, и Уильям ускорил шаг. Он не знал, где искать ту самую Нессу, которая посмела бросить вызов Стихее, но надеялся, что сумеет докричаться.

Дорога на холм, где когда-то возвышался собор, заледенела. Идти было трудно, но Уильям не замечал препятствий. Он погрузился в воспоминания. Когда Мелисса взошла на костер, чтобы погибнуть вместе с сестрой, огонь вдруг озверел и перекинулся на рядом стоящих. И собор не устоял под натиском стихии.

Уильям стиснул зубы и скукожился. Он больше не повторит свою ошибку, не пойдет против ведьмы один на один. В этот раз он найдет союзников.

Несса! – прокричал Уильям, поднявшись к руинам. В ответ он услышал лишь звенящую тишину и хруст мороза. – Несса, я знаю, ты слышишь. Я буду ждать тебя здесь. Приходи, если хочешь узнать кое-что про Стихею.

Он старался говорить уверенно, чтобы ведьма поверила. А после приготовился ждать.

Когда Несса появилась на холме, Уильям уже протоптал дорожку между обломками стен, чтобы согреться. Еще чуть-чуть, и он бы вернулся домой, потому что руки уже окаменели от холода.

Несса куталась в черное пальто, но, казалось, совершенно не чувствовала холода, в отличие от Уильяма, которого сотрясала мелкая дрожь.

– Что ты хочешь, человек? Мне пришлось пойти на риск, явившись сюда.

Уильям криво усмехнулся:

– Поверь мне, это того стоит. И я не просто человек. Я тот, кто знает слабое место Мари и хочет ее уничтожить так же сильно, как и ты.

Несса вскинула брови. Ее смоляные волосы медленно покрывались снегом.

– Тебе ведь нужен новый сосуд? Мари не помнила, что она Стихея, и была идеальной мишенью для призраков. Но теперь все иначе.

– Я справлюсь без нее, человек, – оскалилась Несса. – Голубая луна мне поможет.

– И что ты сделаешь? Позволишь призракам разодрать твое тело? – усмехнулся Уильям. – Ты не выдержишь их мощи.

– Я попытаюсь!

– Надо действовать, а не пытаться. Мари хочет вернуть к жизни студентку, которую сожгли на костре, – выложил Уильям главный козырь.

Адреналин разгорячил кровь, и холод отступил. Или Уильям просто привык к нему и перестал замечать.

После его слов Несса расширила глаза, а затем ее лицо исказила плотоядная улыбка:

– Откуда ты знаешь?

– Мари доверяет мне и не считает угрозой. Стихея всегда была чересчур самоуверенной.

Но, если она вернет эту девочку к жизни, значит… – Несса не выдержала и захохотала. Ее смех казался безумным. Так смеются перед тем, как сброситься с обрыва.

Уильям нахмурился и договорил за Нессу:

– Это значит, что у нас появится новый сосуд.

Снег продолжал покрывать притихший Вэйланд. Город ощущал надвигающуюся беду, но ничего не мог сделать. Лишь жалобно скрипел дверьми и мигал тусклым светом фонарей. И надеялся, что на этот раз пламя инквизиции не сожжет его дотла.

Мари буквально сползла с кровати. Она чувствовала себя кормящей матерью, которую новорожденный младенец поднимает каждые полчаса. Тело двигалось на автомате, чугунная голова трещала, словно в черепе завелась гремучая змея. Но Мари все равно заставила себя одеться и спуститься вниз.

Надо найти Айви, надо найти Айви…

А вдруг не получилось? А вдруг она отдала часть дара зря?

Но стоило оказаться внизу, как Мари услышала знакомые голоса:

– Эллиот, прекрати сидеть, как насупленный воробей, – смеялась Дейзи. – Уверена, тому, что ты не узнаёшь Айви, есть объяснение.

– Или тому, что ты видишь в ней Айви, – парировал Эллиот.

Но это правда я. – Голос Айви звучал до боли знакомо.

От неожиданности Мари прислонилась к косяку двери и выдохнула, пытаясь совладать с эмоциями.

– Мари! – К ней тут же подскочил Эллиот и обхватил за талию. – Выглядишь отвратительно.

– Спасибо, это именно то, что я хотела услышать, – пробубнила Мари.

Она и без него видела в зеркале темные круги вокруг глаз и посиневшие губы. Пройдет еще немало времени, прежде чем она восстановится.

Они вошли на кухню, и взгляды Мари и Айви столкнулись. Это была она. Да, ее волосы стали длиннее и уже не вились, как раньше, а тяжелой волной цвета меди падали на плечи. Бледная кожа, как лепестки лотоса, и выразительные ведьмовские глаза. Зеленые. Ей словно было суждено стать ведьмой.

– Мари, – всхлипнула Айви и бросилась к ней.

Мари отпустила Эллиота и стиснула подругу в объятьях, уже не скрывая слез. Время остановилось. Когда они отпустили друг друга, мир уже не вращался. Хотя Мари чувствовала себя, как испитая до дна чаша, и едва стояла на ногах.

– Мари, садись, – засуетилась Дейзи и отодвинула стул.

Они вчетвером разместились на крохотной кухне. Дейзи поставила на стол тарелку с сырными палочками и нарезанный бекон. И всунула всем в руки по кружке горячего глинтвейна:

– Сама варила, так что наслаждайтесь, – с воодушевлением заявила Дейзи.

– Лучше бы ты пожарила тосты, – хмыкнул Эллиот и пригрозил сестре сырной палочкой, за что получил пинок под столом.

– А для меня это райский напиток, – прошептала Айви и сделала глоток пряного напитка.

На минуту за столом повисло молчание.

– Ты все помнишь? – спросила Мари.

– Все долгие девять дней. – Взгляд Айви остекленел.

Мари кивнула. Она проходила через это не один раз. И знала: здесь не помогут ни сочувствие, ни слова поддержки. Только понимание.

– Почему вы узнаёте ее, а я нет? – Эллиот уже почти осушил свою кружку и собирался налить добавки.

– Потому что теперь ее узнаю́т лишь ведьмы. – Мари поджала губы. – Айви начала новую жизнь после воскрешения. Она стала ведьмой, а после посвящения обретет настоящую силу.

– Так вот почему мне тяжело смотреть тебе в глаза, – пробубнил Эллиот. – И это значит, ни я, ни Элизабет…

– Никто из моей семьи не узнает меня? – с придыханием перебила Айви. Тонкие пальцы вцепились в столешницу.

– Мне очень жаль. Такова цена. – Мари опустила взгляд.

Айви тяжело дышала, пытаясь осознать жестокую реальность. Жить и при этом… не жить?

– А ты… ты ведь тоже заплатила цену. Как ты могла ради меня отдать часть дара?

– Что?! – хором воскликнули Эллиот и Дейзи, но Мари лишь отмахнулась:

– Это меньшее, что я могла сделать. В следующем перевоплощении моя сила опять восполнится, а в этой я сумею прожить не столь могущественной ведьмой.

– Но… разве Стихея не приходит тогда, когда грядут перемены? Разве она не должна восстановить нарушенный баланс? – осторожно уточнила Дейзи. – Твоя мама именно так мне все объяснила.

– Мама? – Айви вскинула голову. От напитка ее щеки порозовели. – Кажется, я очень многое пропустила.

– Наверстаешь. – Дейзи снова посмотрела на Мари. – Так я не права?

– Я все еще сильна, если ты переживаешь об этом. И мы справимся с Нессой и призраками вместе.

– Я рад, что ты стала произносить это слово – «вместе», – заметил Эллиот и налил себе еще глинтвейна. – А то твоя самоуверенность порой бесила.

Мари промолчала. После того как она заплатила дань, уверенности поубавилось.

– Значит, теперь я должна начать с нуля. Жить так, словно нет прошлого? И никто, никто, даже те, кого я любила, не узнают меня? – Айви вцепилась в Мари взглядом, и она поняла, о ком та спрашивает.

Нет. Уильям тоже не узнает тебя. И лучше тебе не искать его. Дейзи… – выдохнула Мари, – Дейзи расскажет, что случилось. А мне нужно еще отдохнуть. – Она сделала еще глоток глинтвейна и с трудом поднялась из-за стола. Эллиот тут же оказался рядом и поддержал Мари.

– Не о таком возвращении я мечтала, – прошептала Айви.

– Что ж… Мне жаль, что я тебя разочаровала. Но теперь ты ведьма. Прими свой дар с гордостью. Поверь, потом ты перестанешь сожалеть.

Мари искренне надеялась, что ее слова достигли цели, но когда она уходила с кухни, то заметила блестевшие в уголках глаз Айви слезы. Мама была права – Айви вернулась другой. И никто не знал, чем обернется для всех поступок Мари.

Они с Эллиотом поднялись наверх, и Мари замерла возле кровати.

– Ты вся дрожишь, – прошептал он.

– Как ты думаешь, я не совершила ошибку? Снова? Я так устала ошибаться…

– Если ты будешь анализировать каждый свой поступок, то сойдешь с ума. Просто живи, Мари. Пытайся делать этот мир лучше. Но не бери на себя всю ответственность. Позволь другим разделить ее с тобой.

Она посмотрела на Эллиота и прислонилась к нему спиной. Так они и стояли в полной тишине, прислушиваясь к тихому голосу Дейзи, которая рассказывала Айви о том, что произошло в далеком одна тысяча шестьсот девяносто втором году.

Десять дней новой жизни. Айви разглядывала свое отражение, смутно улавливая в нем себя прежнюю. Волосы теперь были настолько длинными, что их приходилось завязывать в хвост. Глаза стали чересчур яркими, зрение острым. Ей больше не нужны были очки.

Айви со вздохом отвернулась. Десять дней, а она до сих пор не понимала, как жить дальше.

Начался новый учебный семестр. Мари, Эллиот и Дейзи вернулись к учебе. Университет вновь возглавила мисс Кэролл. А вместо общежития Айви переехала к ней и матери Мари – Ребекке. Та взяла на себя роль опекунши Айви, но ее это больше раздражало, чем ободряло.

Мари принесла учебники, чтобы Айви отвлеклась. Как будто это могло помочь. Среди книг нашлась та самая, где они давным-давно обнаружили портрет Мари на фоне лечебницы.

Айви задумчиво искала фотографию, но когда нашла, увидела, что изображение девушки-немки исчезло, и осталось лишь здание психиатрической лечебницы. Мари объяснила, что когда проклятье разрушилось, все следы исчезли. Да, они существовали, их можно было увидеть, потрогать. Но теперь от них остались лишь воспоминания. Так работает магия. Она создает, она же и забирает.

На третий день после воскрешения Айви рискнула выйти на улицу. Подошла к замку. Помост, который всегда служил лишь декорацией, разобрали, на его месте осталась выжженная трава. Студенты несли на место трагедии цветы. Многие уже завяли на морозе, но были и свежие.

У Айви перехватило дыхание. Знакомые проходили мимо нее и не узнавали. Смотрели как на незнакомку. А потом отводили глаза, стоило встретиться с ней взглядами. К этому Айви тоже не привыкла. Хоть Мари и твердила, что быть ведьмой – дар, пока что в это слабо верилось.

Айви хотела бы злиться на нее. Ведь если бы не дружба с ней, она осталась бы в живых. Но не могла. Мари рискнула собой, своей силой, чтобы вытащить Айви из забвения. И видит бог, Айви об этом молила. Но… возможно, не стоило нарушать естественный ход вещей.

Айви снова вздохнула. В последнее время она часто вздыхала.

Ребекка занималась восстановлением документов. Бормотала, что у них с Мари остались средства, хватит на съем комнаты на ближайшее время, хотя Элизабет и ворчала, что в ее огромном доме есть места всем. Кажется, она боялась одиночества сильнее, чем общества ведьм.

Миссис Бэсфорд устроилась на работу в «Чайную», где раньше работала Мари. Сейчас «Sang et flamme» ушли в подполье. Вэйланд впервые за долгое время остался без их контроля. Элизабет не соглашалась снова возглавить Общество, а они не могли найти замену. Никто не хотел разгребать тот хаос, что творился в Вэйланде.

Ингрид Эттвуд похоронили тихо и скрытно. Даже в газетах не писали об ужасной смерти женщины. Вырезанное сердце – какое варварство. Но Айви видела – Мари мрачнела с каждым днем. Чем ближе становилась Голубая луна – второе полнолуние за месяц, – тем тяжелее был взгляд.

К ним в очередной раз пришла Мари. Она все еще выглядела исхудавшей копией себя, но уже улыбалась, а темно-карие глаза вновь блестели. Непривычно было смотреть ей в глаза и не чувствовать знакомой дрожи. Теперь Мари не отводила взгляда, открыто улыбалась. И Айви улыбалась в ответ, играя спектакль «У нас все хорошо».

Она проводила Мари до двери и помахала ей, когда та направилась в сторону замка, а сама застыла на крыльце. Она так и не посмела признаться подруге, что думает о встрече с Уильямом. Никто не говорил, где его искать. Телефона у Айви не было. Зайти в свои старые социальные сети она тоже не смела. Айви больше нет. А кто появился вместо нее, она еще не знала.

Январь стремился к концу, а вместе с ним из Вэйланда уходил мороз. Солнце все чаще припекало, снег на крышах таял, и лишь в тени узких дорог все еще лежал нетронутый белый пух.

Айви обхватила себя за плечи, но не спешила обратно в дом. Интересно, а она вновь смертная? Может заболеть и умереть?

Она усмехнулась. Стыдно даже думать о таком. Второй раз никто не станет ее воскрешать. Мари больше не сможет заплатить дань. Если она лишится всей силы, то сама погибнет. Так что это была одноразовая акция.

– Айви?

Тихий голос заставил ее вздрогнуть. Никто не обращался к ней по имени вне стен дома. Тем более таким знакомым бархатистым голосом.

Айви обернулась и увидела за углом ближайшего дома Уильяма. Он стоял с непокрытой головой, и его непослушные волосы завились еще сильнее. Синие глаза прожигали Айви, однако избегали прямого взгляда.

Сердце учащенно забилось. Не может быть, не может быть!

Ноги уже сами несли ее к Уильяму. И вот она стояла в метре от него, разглядывала его и не могла наглядеться.

– Уильям, – прошептала она и всхлипнула.

– Боже мой, это и правда ты. – Он ошеломленно покачал головой и дотронулся пальцами до ее лица.

– Ты узнаёшь меня? – Она перехватила его руку и сильно сжала, словно боялась, что он сейчас отвернется и скажет: обознался.

– А как иначе? Моя милая девочка. – Его взгляд метнулся в сторону дома.

– Мари сказала, что ты… что никто не узнает меня.

– Но не упомянула, что люди, с которыми тебя связывало сильное чувство – исключение?

– Чувство? – Айви сделала шаг к нему и вдруг бросилась на шею. Крепко прижалась, вдыхая знакомый морской аромат. Слезы подступили к глазам, но она крепилась. Теперь она сильная, она не станет плакать.

– Тебе ведь рассказали про проклятье, и что оно разрушено? Меня и Мари больше ничто не связывает. – Он поцеловал Айви в лоб. – Но… пока ты с ней, мы не сможем быть вместе.

– Что? – отпрянула Айви.

– Пойми. Я не хочу иметь ничего общего с Мари. И ты тоже свободна.

– Но я теперь ведьма. И совсем не знаю, как мне жить с этим. Мне нужна Мари, – возразила Айви.

– Не нужна. Я научу тебя всему, что необходимо. Пусть и в Чистилище, но я прожил долгую жизнь. – Уильям усмехнулся, словно столетний старик.

Айви задумалась. Ее затрясло от холода, и она обхватила себя руками.

Уильям вновь отступил в тень дома и прошептал:

– Подумай о моих словах. Пока ты с Мари, мы не сможем быть вместе.

Он стал отдаляться, и Айви в отчаянии крикнула:

– Как мне тебя найти?

Уильям лишь улыбнулся:

– Я сам найду тебя, Айви. И спрошу, каким будет твой ответ.

Он совершенно не узнавал Айви. Да, на него смотрела рыжеволосая девушка с зелеными глазами, она улыбалась, и в ее улыбке проскальзывало сходство с Айви. Но при этом она выглядела как чужой человек. Ведь бывает, что чужие люди, даже не родственники, отдаленно напоминали друг друга. Случается, что-то знакомое промелькнет в чертах лица, но стоит человеку изменить позу, и волшебное сходство исчезает. Ведь оно мимолетно.

Так и с Айви. Если бы Мари не рассказала про свой план, Уильям не узнал бы девушку. Это невозможно.

Но в итоге он сыграл как по нотам. Он зародил в сердце Айви нужные сомнения, и когда Несса выполнит обряд, та не станет сопротивляться. Главное, успеть все до посвящения в ведьмы. Иначе сосуд станет полным.

А так наивная дурочка верит, что им суждено быть вместе. Она захочет остаться с Уильямом. Для этого нужно уничтожить Мари. И тогда, только тогда проклятье разрушится, а пока его оковы все еще сжимают тело Уильяма.

Осталось потерпеть немного. Дождаться Голубой луны, и Уильям наконец станет свободен.

Второе полнолуние за месяц. Голубая луна. Мари вглядывалась в сияющий нежно-синим цветом диск, и сердце билось чаще.

Она прошла в коридор, где все столпились. Девушки одевались, а Эллиот и Элизабет провожали их тяжелыми взглядами.

– Вы словно сбежали из психушки. – Эллиот оглядел белые хлопчатобумажные платья в пол, которые надели ведьмы.

Ребекка сшила их буквально за неделю, как только узнала, что Мари собирается провести шабаш. Все пребывали в нервном возбуждении. Ребекка и Мари, потому что соскучились по приливу энергии во время колдовских танцев. Айви и Дейзи – из-за таящейся впереди неизвестности. На шабаше они станут настоящими ведьмами, и если Дейзи была готова к этому, то Айви – нет.

Мари видела это по потухшим глазам подруги. Айви соглашалась на все, ею руководило чувство благодарности за возвращение. Но всему был предел. И Мари понимала: после шабаша и усмирения духов ведьм Айви уйдет. Она будет искать свой путь в этом мире, а Мари останется в Вэйланде.

– Радуйся, что они не прозрачные, – хмыкнула Мари. – Чем старше ведьма, тем чаще она приходит на шабаш нагой.

– Какая-то странная зависимость… – скривился Эллиот, но тут же широко улыбнулся. – Вообще-то, на тебя я бы посмотрел в прозрачном платье.

Мари закатила глаза, но тут же ухмыльнулась.

– Пока вы здесь флиртуете, наступит полночь, – пробубнила Дейзи, выглядывая в приоткрытую дверь.

– Элизабет, присмотри за мальчиком. – Ребекка накинула на плечи теплое зимнее пальто. Светлые волосы достигали плеч, но уже никогда не будут такими же длинными, как у Мари.

– Я дееспособный, за мной не надо приглядывать, – возмутился Эллиот.

– Присмотрю, – ответила Элизабет, словно не слышала Эллиота, и коротко взмахнула рукой, веля тому молчать. Парень послушно заткнулся.

– Все будет хорошо. – Мари взяла холодную руку Айви. – Вы не успеете соскучиться, как мы вернемся.

Айви сжала ее ладонь, словно пыталась зарядиться силой.

– Все равно у меня плохое предчувствие. Несса в Вэйланде, и ты не можешь ее отыскать. Она не просто так ждала Голубую луну. – Элизабет скрестила руки на груди. Черные волосы были уложены в неизменный пучок, и даже в домашнем костюме она выглядела как профессор.

– Для Голубой луны ей нужна была пустая Стихея, – возразила Ребекка. – Теперь план Нессы не имеет смысла.

– И она не могла найти другой сосуд? – Элизабет скользнула взглядом по Мари.

Она промолчала и потянула за собой Айви.

Не могла. Она ведь не знает про Айви. А после шабаша даже этот риск исчезнет.

– Идемте, – вместо ответа произнесла Мари, и они вышли на улицу. – Наш путь лежит в лес.

Они пошли по ночному Вэйланду, прижимаясь друг к другу, и Мари ловила жуткие приступы дежавю. Ее последний шабаш в Вэйланде сорвался, и она сгорела на костре вместе с Камиллой. Но теперь будет все по-другому. Ведь так?

– А что нам понадобится в подземелье замка? Понятное дело, притворимся студентками, которые припозднились, возвращаясь с костюмированной вечеринки, – болтала Дейзи, чтобы снять напряжение. – Хотя комендант обычно спит, – может, маскарад и не понадобится. А что дальше? Нам случайно не нужна тушка ягненка для жертвоприношения?

– Нет, Дейзи, – усмехнулась Мари. – Моей крови будет достаточно.

– Мы будем ее пить? – ужаснулись Дейзи и Айви одновременно.

Мари переглянулась с мамой и тихо засмеялась.

– Конечно же, нет, – ответила Ребекка и достала из-под пальто бутылку красного вина. – Для шабаша у нас припасено кое-что повкуснее.

Они заранее расчистили в лесу место и сложили ветки для костра. Снег почти растаял, последние дни стояла аномально теплая для конца января погода, и мягкая зима превратилась в холодную осень.

Айви и Дейзи боялись сбрасывать с себя пальто, но когда увидели, насколько раскованно себя ведут Мари с мамой, стали расслабляться.

Мари осталась в одном платье и поднесла руки к чернеющим в темноте веткам. Она зашептала стихи, призывая ведьм пуститься в колдовской танец.

Голубая луна набирала силу. Яркое око с любовью наблюдало за танцующими ведьмами.

Мари пела высоким сильным голосом, и остальные ведьмы вливались в поток ее слов. Их движения становились свободнее, распущенные волосы покачивались в такт. На губах блуждали улыбки. Их сердца наполнялись силой, и она пьянила не хуже вина. Один раз вкусив ее, уже никогда не откажешься.

Мари ощутила, как пробила полночь, когда по телу прокатилась знакомая вибрация. В этот миг ветви занялись огнем, и рыжее пламя взметнулось вверх.

Они танцевали вокруг костра, и не было сейчас счастливее женщин на целом свете, чем они.

Шабаш всегда длился так долго, как хотелось ведьмам, но в этот раз Мари знала, что танец придется прервать раньше. Однако до того, как она это сделала, на землю перед костром сел черный ворон и из его клюва выпал скрученный лист бумаги. А затем птица взмахнула широкими крыльями и унеслась прочь.

Мари оборвала пение. Ведьмы замерли.

– Мари? – Ребекка напряженно смотрела на послание и метнулась к нему быстрее дочери.

– Отдай!

Но Ребекка уже развернула письмо и начала читать его вслух:

Если хочешь вернуть Уильяма, жду тебя на месте, где казнили наших сестер. Не придешь – он станет следующим. Время почти истекло. – Голос Ребекки дрожал.

Мари застыла, а затем резко развернулась, высматривая на холме руины собора. И в этот момент там вспыхнуло пламя.

– Нет! – сдавленно вскрикнула Айви.

На нее послание подействовало сильнее всего. Она закрыла руками рот и затряслась так, словно в ней разом замерзла вся кровь.

– Она узнала про Ноэля, – прошептала Мари.

Использует его как приманку. – Ребекка скомкала лист и прищурилась. – Она заставит тебя провести обряд душ. Ее тело не выдержит, призраки разорвут Нессу на части. Но ты – сильная. И если дашь согласие…

– Нет-нет! – Дейзи в ужасе замахала руками. – Нам только обезумевшей Стихеи не хватало. Она не оставит от Вэйланда камня на камне.

– Но у нее Уильям! – воскликнула Айви. – Она убьет его.

Мари молча переводила взгляд с мамы на Дейзи и на Айви. Затем коротко вздохнула:

– Я иду одна. Постараюсь отвлечь Нессу. Мама, закончи шабаш за меня. Айви и Дейзи должны пройти посвящение.

– Что? Ты не можешь идти одна! – Дейзи даже притопнула от злости. – Вечно одна, вечно отталкиваешь нас, словно мы бесполезны.

– Ты не понимаешь. – Мари покачала головой. – Пока Айви не пройдет посвящение, она – пустой сосуд для призраков. И никакое согласие не нужно.

Все замерли. Ребекка даже пошатнулась и схватилась за бок, переводя дыхание. Дейзи выругалась. И только Айви хмуро смотрела на Мари.

– Пока вы здесь болтаете, Уильям в опасности. Я иду, а вы, как хотите.

– Айви, не…

– Нет времени! – вскрикнула Айви. – Ты больше не так сильна, как раньше. Поэтому мы идем вместе. Ты защитишь меня от духов, – она пригвоздила Мари взглядом, – а я спасу Уильяма.

Пока Эллиот протаптывал ковер вдоль окна, занавески которого предусмотрительно отдернул, Элизабет сидела в кресле и буравила взглядом баночку с целебной мазью. Она чувствовала, сегодня легендарное снадобье понадобится. И как Элизабет ни пыталась гнать от себя подобные мысли, ничего не получалось.

Черт возьми! – Эллиот прильнул к окну, а затем распахнул его и высунулся по пояс. – Это что? Пожар?

– Что? – Элизабет подлетела к нему и тоже выглянула наружу. Холодный воздух обжег легкие.

И правда, из ее окна были видны далекие всполохи огня на холме с руинами собора.

– Нет, это невыносимо. Я иду их искать, а вы можете оставаться здесь. – Эллиот выскочил в коридор, даже не посмотрев на Элизабет.

Та лишь вздохнула и плотно закрыла окно. Затем спрятала баночку в карман брюк и поспешила за Эллиотом.

– Подожди. Я с тобой.

Когда они вышли на дорогу, ведущую к руинам собора, костер на холме уже полыхал во всю мощь. Несса созвала свой шабаш. Вот только на него явились мертвые ведьмы.

Первое, что увидела Мари, это стоящую на коленях Нессу. Она склонилась в низком поклоне перед камнем, на котором лежало человеческое сердце, пронзенное кинжалом. Сердце Ингрид.

Недалеко от ведьмы полыхал костер, ровно такой же, какой совсем недавно Мари пришлось потушить. Среди развалин темнели неясные тени. Призраки тянулись на зов Нессы – Голубая луна подпитывала их силы, и на холме она стала еще ближе.

– Ты звала меня. – Мари жестом велела остальным ждать, а сама вышла в круг света.

Ребекка и Дейзи замерли позади, но Айви не послушалась. Она поравнялась с Мари и отчаянно заозиралась в поисках Уильяма.

– Предлагаю сделку. – Несса поднялась с земли и отряхнула руки. Она сразу перешла к сути. – Твое тело в обмен на Уильяма. На одну ночь.

– Ты же понимаешь, что я не соглашусь. Если призраки завладеют моим телом, я уничтожу не только город, но и его жителей, – отрезала Мари.

– Ведьмы отстроят новый Вэйланд, – усмехнулась Несса. – Я столько лет готовилась к этому дню, не так ли, Ребекка? – Она бросила на женщину прищуренный взгляд. – Мне пришлось пожертвовать тобой, чтобы Мари осталась без защиты. Убедить ее отца отправить девочку в Вэйландский университет было самым легким. Он жаждал избавиться от дочери любым возможным способом. Так что нет, – Несса покачала головой, – я так просто не откажусь от мести.

Мари бессильно сжимала кулаки. Пока она не знала, где Уильям, ничего не могла сделать Нессе. И даже не была уверена, что получится. За воскрешение подруги пришлось отдать больше сил, чем она думала.

– Где он?! – вдруг взвизгнула Айви. – Докажи, что с ним все в порядке!

Несса присмотрелась к Айви и улыбнулась:

– Что это у нас? Возвращенная? Как интересно…

Мари прошибло холодом. Опасность засасывала ее, как топкое болото. Не пошевелиться, не закричать.

«Это ловушка!» – все, что могла осознать Мари.

– Айви, нет…

Она хотела взять подругу за руку, но в этот момент из тени появился Уильям, и Айви, всхлипнув, бросилась в его объятия. Мари схватила лишь пустой воздух.

– Я так испугалась за тебя, – горячо шептала Айви, повиснув на Уильяме. – Я согласна, я согласна быть с тобой!

– Айви, он не узнаёт тебя. – Мари пошатнулась и тут же ощутила теплое прикосновение матери и Дейзи. Они встали по обе стороны от Мари.

Уильям улыбнулся, и от его улыбки у Мари перевернулось сердце. Заплаканная Айви обернулась к Мари и прошипела:

– Узнаёт, он узнаёт меня! Ты солгала мне.

Мари окаменела. Пазл сложился. Она обмолвилась при Уильяме, что хочет вернуть Айви, и он обернул это в свою пользу. Он знал, обо всем знал заранее. И заманил их в роковую западню.

Несса захохотала, явно наслаждаясь ужасом Мари.

– Айви, он использует тебя, чтобы отомстить мне. – Мари ринулась вперед, но мама с Дейзи ее удержали.

– Нет, ты лжешь! – Айви спрятала лицо на груди Уильяма.

Мари проиграла. Айви хотела верить любимому. Он – единственное, что осталось из ее прошлой жизни, и она ни за что не откажется от него.

– Голубая луна набрала силу. Нам нужна жертва, Уильям, – закричала Несса, – и призраки обретут плоть!

Уильям отстранил от себя испуганную Айви, а Мари вскинула руки, пряча за собой маму с Дейзи. Она не позволит принести их в жертву. Ни за что. Но Уильям обыграл Мари и здесь. Отточенным движением он вытащил кинжал из сердца Ингрид. А затем играючи перерезал Нессе горло. Ее глаза лишь успели распахнуться. Она ухватилась за рану, и кровь сочилась сквозь пальцы. Из груди вырвались предсмертные хрипы. И Несса рухнула, принеся себя в жертву ради своей мечты.

– Уильям? – прошептала Айви, и это было последнее, что она произнесла.

В этот момент пламя взметнулось вверх, а тени, терпеливо ожидавшие в темноте, с воем накинулись на Айви. Девушка запрокинула голову и закричала.

– Нет! – Мари попыталась прочесть стихи, но звуковая волна отбросила их назад.

В тело Айви вливались души ведьм, черными струйками проникая под кожу, отравляя кровь. Они сливались с ней в единое целое. А когда все закончилось, Айви превратилась в обугленное нечто, которое взирало на мир полыхающими глазами. Черная кожа поверх острых костей, лохмотья одежды. Она стала сосудом.

Мари снова ошиблась.

Руки безвольно упали, когда она яснее увидела, во что превратилась ее лучшая подруга. Перед ней стояла не Айви, нет. Мари ощутила сильную вибрацию, исходящую от духа, и сразу поняла, кто среди призраков верховодил в сосуде.

– Камилла.

Дух улыбнулся:

– Я же говорила, что мы отомстим, Мелисса. Прошу, не стой у меня на пути. Я не хочу причинить тебе и остальным сестрам вред.

Краем глаза Мари заметила, как Уильям отошел в тень. Он осел на землю и не мигая смотрел на демона, которого сам и породил. При этом парня колотило от ужаса. Так всегда происходило, когда люди вмешивались в черную магию.

– Ты жаждешь крови, но люди Вэйланда не виноваты, – покачала головой Мари.

Она слышала, как учащенно дышит мама, готовая заслонить собой дочь. Чувствовала страх Дейзи, впервые столкнувшейся лицом к лицу с потусторонним.

– Зато были виноваты их предки. Но они уже мертвы, а грязные потомки продолжают осквернять наш город. Город ведьм, Мелисса! Это был наш город! Мы их защищали, а они предали нас. – Камилла вскинула руки, и из ее ладоней вырвалось яркое пламя. Она сгорела на костре, огонь тек в ее жилах вместо крови, она состояла из пламени. Порождение злобы и боли.

– Я очищу его от скверны, и ведьмы вернутся в Вэйланд! – закричала Камилла. – Ты всегда не принимала насилия, Стихея. Но против насилия надо бороться только насилием. Другого пути нет.

Есть! – Мари сделала шаг к Камилле. – Я вернулась, и вскоре ведьмы узнают об этом и потянутся в Вэйланд. Он вновь будет принадлежать нам, но без крови, без жертв. В мирном соседстве с людьми, как и раньше.

– Нет! – Камилла взмахнула рукой, и струя огня ринулась в их сторону.

Мари едва успела пригнуться. Дейзи распласталась на земле, а Ребекка упала на колени, прикрывая голову.

– Прочь, ведьмы. Иначе я заставлю вас испытать всю боль пламени инквизиции!

– Я не пущу тебя в Вэйланд, – процедила Мари, одновременно с Камиллой выставила перед собой ладони и забормотала стихи:

Огонь, вырвавшийся из рук Камиллы, ударился в невидимый кокон и не мог его прорвать. Дух мщения напрягался и давил сильнее, огонь медленно продвигался вперед. Мари уперлась ногами в землю и продолжала повторять одно и то же заклинание, но силы были не те.

О, Дьявол всех забери, как она могла так ошибиться? Почему не слышала, что говорят другие?

Но Мари лишь напрягала пальцы и продолжала гонять по кругу стихи, не зная, насколько ее хватит:

– Я стану щитом, я тебя не боюсь, мой долг этот город спасти.

Вдруг на ее правое плечо легла ладонь матери. Ребекка встала рядом и стала повторять за Мари. Дейзи положила руку на левое плечо подруги и неуверенно, но зашептала вместе с ними. Невидимый кокон засиял синим, и пламя внутри стало гаснуть.

Камилла закричала.

Элизабет не помнила, когда в последний раз забиралась на холм. Разрушенный собор наводил тоску, поэтому она старалась даже не смотреть в его сторону. Но этой ночью, под цепким взглядом одноглазой луны, они с Эллиотом поднимались именно туда. К руинам.

– Они решили устроить там барбекю? – пыхтел по дороге Эллиот.

– С чего ты решил, что они вообще там? Ребекка говорила про лес.

– Меня ведет мой нюх. Так что просто следуй за мной.

Элизабет пожала плечами и ускорила шаг. Но когда они поднялись на самый верх, ее легкие сжались до размера изюма.

Мари, Ребекка и Дейзи выстроились в линию и читали стихи, пытаясь обезвредить огонь, который извергал… монстр.

– О, Боже. – Элизабет ощутила холодную испарину на лбу. – Неужели это…

– Айви? – Эллиот нервно сглотнул. – Надеюсь, нет.

Дальше все произошло так стремительно, что Элизабет едва успела моргнуть. Позади ведьм в темноте крался Уильям, и в его руке блестел кинжал.

Эллиот кинулся к нему, в последний момент перехватив его занесенную над спиной Мари руку. И точным ударом в челюсть свалил Уильяма с ног.

– Слизняк! – Эллиота трясло от ярости.

Уильям отползал от него, а Эллиот наступал до тех пор, пока они не оказались в стороне от ведьм.

Дерись как воин! Ты же состоял в Обществе! Как туда только взяли такого слюнтяя? – кричал Эллиот.

Уильям прищурился и вскочил с таким проворством, что даже Элизабет, стоящая поодаль, вздрогнула. Эллиот пригнулся, когда Уильям замахнулся на него, но уже в следующий миг пришлось уворачиваться от кинжала. Лезвие промелькнуло в опасной близости от лица Эллиота. Между парнями завязалась драка. И Уильям не стеснялся вовсю пользоваться холодным оружием. Слово «благородство» ему было незнакомо.

– Это Айви? – прошептала Элизабет, подойдя ближе к Ребекке.

Та сосредоточенно повторяла за дочерью, но все же кивнула.

– Бедная девочка…

Элизабет в ужасе смотрела на обугленное тело Айви, на космы вместо волос и огненные глазницы. Нет. Это уже была не Айви, а монстр.

– Ею завладели призраки?

Снова кивок.

– Я взяла мазь. Если намазать ею Айви, возможно, сработает?

Ребекка отвлеклась от заклинания и мельком посмотрела на Элизабет. Кажется, она думала о том же.

Раздался яростный крик. Элизабет обернулась к парням, и ее сердце вдруг замерло. Уильям швырнул горсть мерзлой земли в лицо Эллиота и, воспользовавшись заминкой, ударил его кинжалом в живот. А затем резким движением вытащил.

Эллиот коротко вздохнул и уставился на рану. Под распахнутой курткой на белом свитере расползалось багровое пятно. Он силился устоять, но все же упал на колени, а затем медленно опустился на бок.

Справа кто-то закричал. Или голосов было несколько? Но защитный купол Мари, который почти потушил огонь из рук монстра, схлопнулся, и ударной волной всех разбросало в разные стороны. Элизабет упала на спину, и перед глазами померкло.

Мари заметила лишь краем глаза, как Эллиот упал, и этого хватило, чтобы концентрация развеялась. Магия с громким хлопком исчезла, и их всех расшвыряло по сторонам. Не устояла даже Камилла-Айви – она потратила на борьбу с ведьмами слишком много сил.

Удар оказался сильным. Мари отлетела на несколько метров, и когда упала на влажную землю, из легких вышибло весь дух. Некоторое время она не шевелилась, ожидая, когда к телу вернется чувствительность.

Со стоном Мари перевернулась и приподнялась на локтях. Расфокусированным взглядом скользила по развалинам, на которых теперь царила невыносимая тишина. Лишь трещали ветви в ведьминском костре.

Мари увидела в темноте обездвиженное тело Эллиота, и страх вместе с адреналином заставил ее вскочить и бежать к нему.

Эллиот? – Дрожащими руками Мари перевернула любимого на спину и охнула. Спереди его свитер был залит кровью, а лицо казалось восковым в отблесках костра.

– Нет, ты не можешь умереть! – Слезы обжигали лицо, смывая грязь и пот.

Мари уже не помнила, когда плакала в последний раз. Это было в этой жизни? Или в прошлой? Или множество жизней назад? Но вместе со слезами из груди вырвалась сдерживаемая боль. Такая сильная, что Мари захлебнулась в ней.

Брат! – К ним подползла Дейзи. Спутанные лиловые волосы скрывали половину лица, на подбородке расплывался кровоподтек. – Нет, Эллиот! – Она разревелась, как ребенок. Громко, исступленно. Дейзи целовала лицо брата, пока Мари в отупении смотрела, как кровь вытекает из тела возлюбленного.

Отойди! – Тихий приказ Элизабет никак не подействовал на Дейзи, и тогда уже Ребекка мягко, но настойчиво оттащила девушку от брата. Матери тоже досталось от удара. С виска по лицу стекала струйка крови.

Он потерял много крови. – Элизабет опустилась на колени, морщась при каждом движении, и осторожно приподняла свитер. – Ублюдок попал в печень. Времени мало. Даже регенерация Эллиота не справится с таким.

Дрожащими руками она достала баночку, толстым слоем нанесла остатки мази на рану и попыталась зажать руками. Ничего не происходило. Кровь продолжала сочиться сквозь пальцы. Чудодейственного исцеления не происходило.

– Почему не помогает? – Дейзи перестала вырываться из рук Ребекки и обмякла у нее в объятиях.

– Не знаю. Видимо, нужно время, – прохрипела Элизабет.

Мари молчала. Она сжимала похолодевшую руку Эллиота, ощущая, как жизнь вытекает из него вместе с кровью. Ее платье намокло и приобрело цвет земли. Мерзлая почва вгрызалась в кожу острыми зубами.

Как часто Мари теряла любимых? В прошлый раз она сошла с ума от горя. А в этот раз даже на это не хватает сил.

Она ощутила на себе пытливый взгляд, в котором не было ни грусти, ни радости. Одно равнодушие. Мари повернула голову и встретилась взглядом с Камиллой. Та стояла поодаль, не вмешиваясь, словно отдавая дань умирающему.

– Ты рада? – прошептала Мари.

Я уже давно не испытываю никаких чувств, кроме ярости, Мелисса. Мне не нужны вы. Я хочу освободить город.

Мари заметила подползшего на четвереньках к теплу костра Уильяма. Он дрожал то ли от страха, то ли от холода. Волосы на голове слиплись от крови, – видимо, ударная волна хорошо припечатала его о камень, потому что парень даже не мог встать на ноги. Зато окровавленный кинжал словно прирос к его руке.

Мари скривилась:

Тогда почему ты не направишь свою ярость на него? Ведь именно он обрек тебя на века мучений и заставил страдать от гнева, который зародился в пламени инквизиции.

Камилла вздрогнула и резко обернулась. Она глядела на Уильяма так, словно видела впервые. А затем взвизгнула, и от ее голоса чуть не лопнули барабанные перепонки:

– Ноэль!

– Нет! Я не он! – Уильям лбом прижался к земле и накрыл голову руками. В лезвие кинжала блеснуло пламя.

Огонь вырвался из ладоней Камиллы, и громкий вопль Уильяма оборвался так же резко, как и начался. Когда огонь погас, на месте парня осталась лишь горсть пепла. Ее подхватил ветер и, убаюкивая, развеял над городом.

– Теперь ты точно свободен, Ноэль, – прошептала Мари.

Камилла еще раз коротко глянула на них и стала спускаться в город. Она не собиралась отступать от плана. Луна все еще стояла в зените, ночь только начиналась.

Время вдруг ускорилось. Мари посмотрела на Эллиота, который по-прежнему не приходил в себя, на окровавленные руки Элизабет – она продолжала зажимать его рану.

Мама обнимала притихшую Дейзи, но не сводила взгляда с Мари. Решение пришло стремительно и казалось неизбежным, как восход солнца.

– Попробуйте дотащить его до города и вызовите «Скорую». А я постараюсь увести Камиллу в старую часть города.

Мазь должна помочь! – упрямо твердила Элизабет.

– А если нет?

Ей никто не ответил.

Всполохи огня вдруг превратили ночь в день. Мари снова обернулась – Камилла превращала в Вэйланд в Геенну огненную. Ближайшие к ней дома уже загорелись. Где-то вдали завыли сирены. Пожарные ехали навстречу смерти.

– Берггольц предсказывал, что Вэйланд будет гореть, – прошептала Элизабет.

В ее глазах отразилось пламя.

Мари с тоской поцеловала пальцы Эллиота. Они не смогли попрощаться. А ей так много хотелось ему сказать… Как часто ее предавали мужчины, но никогда раньше не защищали ценой своей жизни. Как сильно она его полюбила, вопреки всем правилам и условностям. Воспоминания услужливо подбрасывали самые сладкие моменты с Эллиотом. Их было беспощадно мало. Он был нужен ей до рези в легких, а она не смогла его защитить.

– Прости меня. – Мари вытерла слезы и быстро поднялась с колен.

Тело онемело от холода, но она не переживала. Совсем скоро она согреется в пламени Камиллы. Где-то в глубине нее жила Айви, но они сплелись в единое целое. Айви могла уйти в забвение, но Мари вытащила ее, чтобы подарить Чистилище.

– Мари! – Мама окликнула ее, когда та уже наполовину спустилась с холма.

Камилла продолжала поджигать здания. Перепуганные люди высыпали на улицы. Вэйланд наполнился криками и плачем, а воздух – гарью, и становилось сложно сделать даже маленький вздох.

– Ты не должна жертвовать собой ради города, дочка. – Мама подбежала к ней и сжала в безумных объятиях.

Мари обняла ее в ответ, сглатывая слезы. Больше нельзя плакать. В ответ просились многие слова, но она произнесла лишь те, что казались самыми важными:

– Ты – самая лучшая мама из всех, которые у меня были.

Мари оттолкнула ее и бросилась вниз, путаясь в подоле платья. Она не услышала криков матери. Та всегда была сдержанной. И сейчас Мари была благодарна ей за это, как никогда.

Уводить Камиллу в сторону старого города не пришлось – она сама направилась туда. Видимо, память толкала ее по старым улицам и более новая часть Вэйланда ее не интересовала. Пока что.

Мари проталкивалась среди людей и пожарных. Она быстро согрелась, но при этом внутри дрожала от холода. Мари следовала за Камиллой, а та, словно зачарованная, брела в старую часть. В общей суматохе, среди хаоса и огня, никто не обращал внимания на восставшую из мертвых. А если и замечали, то отказывались сознавать это.

Там, где проходила Камилла, оставался огненный след. Порой она щадила некоторые дома, словно играла в рулетку. А когда дошла до старой части, замедлила шаг, словно растерялась, и перестала сжигать здания. Видимо, она не ожидала увидеть развалины. В сезон здесь зеленел виноградник, и сквозь щели пробивалась трава, ходили толпы туристов. А сейчас, холодной зимней ночью, город выглядел дряхлым, несчастным стариком.

– Мне так жаль, что я не смогла тебя спасти, Камилла, – произнесла Мари, когда они остановились напротив их бывшего дома. – И мне жаль, что я не смогла спасти Айви.

Камилла зашевелилась и посмотрела на Мари. Пламя, тлевшее на кончиках ее пальцев, вновь стало разгораться. Свет падал на ее лицо, превращая в жуткую маску.

– Знаешь, в чем твоя беда, Стихея? – громко спросила она. – Ты всегда берешь на себя ответственность за чужие ошибки. Меня погубила не ты, а Ноэль. Твою подругу убила Несса, манипулируя тобой. И ты всегда пыталась решить все проблемы одна, не принимая чужую помощь. Как и сейчас.

– Простите меня, – лишь прошептала Мари.

В следующую секунду на нее обрушился поток пламени, но она и не пыталась его отразить.

Мари раскинула руки и запрокинула голову, впитывая силу из Голубой луны.

Мари впитывала пламя, как губка, до тех пор, пока оно не разлилось вокруг, подобно морю. Огненные волны отразились от Мари и понеслись обратно к Камилле. Ее накрыло с головой, как цунами. Огонь вновь поглотил несчастную, не позволив вырваться даже крику. Но на этот раз он очистил ее душу от ненависти и позволил упокоиться на веки вечные.

Мари замолкла, не отрывая взгляда от полной луны. Перед ней полыхал пожар, который перекинулся на дома, но перед глазами потемнело. Она вернула Айви смерти, а та возвратила ей уплаченную дань. Однако было слишком поздно.

Силы покидали Стихею. Мари пошатнулась и упала на каменистую землю. Огонь был в опасной близости от нее, но она уже не могла ни поглотить, ни оттолкнуть его, ни даже отползти. Мари безвольно лежала, прижимаясь щекой к холодной почве. И смотрела на огонь. Он плясал дикарем и готовился обглодать ее кости. Что ж…

Она готова.

Эпилог

Орден Стихеи

Вэйланд менялся. Это ощущалось с дыханием осени, которая наступила вместе с новым учебным годом. Исчезли все памятники инквизиции, преподаватели перестали пичкать студентов пропагандой ненависти. Дейзи прочувствовала это еще в конце прошлого года, но уже второй курс принес немалое облегчение, когда вице-канцлер университета мисс Элизабет Кэрролл произнесла на лекции ставшую крылатой фразу: «Есть зло. Но оно таится в каждом из нас. Неважно: ведьма ты или человек. Лишь от вас зависит, какую сторону вы выберете».

Разъяренные духи ведьм чуть не сожгли город. Некоторые дома пострадали очень сильно. Погибли люди. Старая часть города оказалась уничтожена почти полностью. Но виной всему стало предательство человека. Уильям был готов убить своих, лишь бы отомстить. И Дейзи с тихой ненавистью вспоминала о его смерти.

Она вышла во внутренний двор замка и полюбовалась на золотой перстень с символом солнца, который теперь носила на указательном пальце. Дейзи стала настоящей ведьмой, когда прошла посвящение на шабаше. А еще членом нового общества «Орден Стихеи». Его возглавила Элизабет, и теперь у них было немало проблем с «Sang et flamme», но все эти проблемы можно было решить, в отличие от того, что случилось той ночью.

Дейзи зажмурилась, вспоминая Голубую луну и брата. Нет, не думай, прочь… Хотя она еще долго будет видеть в кошмарах мертвого Эллиота.

– Тебе идут распущенные волосы, хотя корни уже отросли, пора красить в лиловый.

Ее похлопали по плечу, и Дейзи обернулась. Перед ней стояла Мария Ребекка Бэсфорд. Длинные золотые волосы делали ее похожей на архангела. Особенно если вспомнить, какая сила таилась в ее словах.

– Как мама? Закончили переезд?

– Ох, да, – выдохнула Мари и подхватила Дейзи под руку. – Не понимаю, когда мы успели обрасти столькими вещами, но зато наконец-то свое жилье. А еще хозяйка «Чайной» ищет покупателя, и, возможно, мы скоро влезем в очередной кредит. – Мари усмехнулась. – Пошли. У нас первая лекция по истории Англии. Говорят, новый профессор – очень симпатичный молодой человек.

– О нет, с меня хватит, – захохотала Дейзи. – Заколдовала бы хозяйку, чтобы выбить скидку. Всего-то пара стишков.

– Ты хочешь, чтобы Элизабет меня сожгла? – Мари наигранно округлила глаза.

– Ты – ее правая рука, она так не поступит!

– Кто знает, кто знает… Тем более, я не могу ее подвести. Она выхлопотала для меня стипендию в прошлом году, помнишь?

Дейзи закатила глаза. После смерти Нессы «папочка» Мари вдруг заявил, что больше не собирается тянуть обучение дочери. Прозрел. И если бы не Элизабет, Мари пришлось бы отчислиться.

Профессор и правда оказался симпатичным брюнетом, и Дейзи изо всех сил старалась не краснеть, когда он на нее смотрел. После лекции они направились в столовую, и Мари продолжала подшучивать над пунцовыми щеками Дейзи.

– Только не говори, что ты и правда запала на него. В прошлый раз все плохо закончилось. – В голосе Мари проскользнули грустные нотки.

Дейзи взяла ее за руку, задержавшись в коридоре:

– Не надо, не кори себя. Я не для того тебя спасала.

Мари внимательно посмотрела в ее глаза и едва заметно кивнула. Дейзи не осталась возле брата в ту ночь, а последовала за Мари. И успела оттащить ее от огня, прежде чем тот поглотил все вокруг.

– Спасибо за дружбу, – прошептала Мари.

Сильные руки подхватили ее за талию, и она с легким криком взмыла в воздух. А потом опустилась на место.

– Я что, пропустил минутку сентиментальности? – Эллиот поиграл бровями и звучно поцеловал Мари в щеку.

– Ты всегда все пропускаешь, – Дейзи ткнула его кулаком в живот и наткнулась на крепкий пресс.

Эллиот громко заохал и повис на Мари, зарываясь лицом в ее волосы:

– Прямо по больному месту, сестра. Я же чудом выжил!

– Перестань, у тебя даже шрама не осталось. Скажи спасибо, что мазь и правда оказалась чудотворной. – Дейзи хмыкнула и толкнула двери в столовую. – Вы как хотите, а я есть. Тошно смотреть на ваши приторные моськи.

Когда Дейзи скрылась за дверьми, Мари устремила взгляд на Эллиота. Он переплел их пальцы и потащил в ближайшую комнату, которая оказалась подсобкой. Лампа осветила машинку для мытья полов и заваленные химией стеллажи.

– Скажи, что любишь меня, Стихея. – Эллиот прижал Мари к себе и поцеловал.

– Люблю, – послушно ответила Мари, когда он оторвался от нее.

– А я тебя обожаю.

– Ты и правда слишком приторный, – засмеялась Мари и ущипнула Эллиота за бок. – Как поездка домой?

Эллиот скривился:

– Я думал, с ума сойду от тоски по тебе.

– Ты звонил мне каждый час по видеосвязи!

– А по ночам я скучал. – Эллиот с игривой улыбкой пробежался пальцами по ее руке.

Мари поежилась от теплых мурашек.

– Но ты подумал над тем, что я сказала перед отъездом? – Мари старалась не показать, как сильно волнуется.

Она пыталась поступать правильно. Но хотелось быть эгоисткой.

– Что-то о том, что быть с тобой смертельно опасно, мази больше нет и ты не хочешь рисковать моей жизнью? – Эллиот наморщил лоб. За лето его волосы заметно отросли, и теперь уже нельзя было разглядеть иероглифы на висках. – Извини, ты в тот раз так долго говорила, что я уснул к концу речи.

– Эллиот, я серьезно…

Он приподнял ее за подбородок:

– Я могу смотреть в глаза самой Стихее и не бояться. Думаешь, я откажусь от этого удовольствия?

– Эллиот, но…

– Никаких но. Ты моя, я твой. И так будет всегда. По крайней мере, в этой жизни. – Он смутился. – Ну, а в следующей, возможно, ты захочешь найти меня. И я не окажусь толстым очкариком с прыщами на носу.

Мари засмеялась и уткнулась ему в плечо. Только в его объятиях она чувствовала себя дома.

– Какие планы на сегодня? – поинтересовался он, когда они вышли из подсобки.

– Познакомиться с первокурсницей, которую я буду курировать, а затем помочь Элизабет урегулировать пару вопросов с «Орденом Стихеи», в том числе найти занятие для тебя и твоего дара. – Она выразительно посмотрела на их перстни. – Еще надо убраться дома после переезда и…

– Если ты сейчас не скажешь про наше свидание, я тебя съем, – серьезно пригрозил Эллиот.

– …И сходить с тобой в кафе. – Мари захихикала и потащила его в столовую.

– Уже лучше.

После обеда Мари бегом отправилась в комнату, стараясь выбросить из головы воспоминания, как впервые познакомилась с Айви. Подруга навсегда осталась в ее сердце. Мари пыталась вернуть девушку, но сделала лишь хуже. Нельзя вмешиваться в круговорот жизни и смерти, и она получила ценный урок, когда во второй раз собственноручно сожгла Айви.

В комнате Мари разложила вещи, хотя основная часть осталась дома у мамы, и встала возле окна. Знакомый пейзаж, столь дорогой сердцу. Сверкающая в лучах солнца река, подковой огибающая полуостров. Плакучие ивы, среди которых терялись студенты, и густой лес вместо парка.

Дверь позади нее раскрылась и в комнату ввалилась миниатюрная рыжеволосая девушка. Круглые очки сползали на кончик носа, и она постоянно их поправляла.

– Здравствуйте! – восхищенно воскликнула девушка. – Меня зовут Эйвери! Вы мой куратор?

Мари кивнула, стараясь не обращать внимания на щемящую боль в сердце, и улыбнулась:

– Добро пожаловать в Вэйланд. Раньше здесь сжигали ведьм.

Благодарности

Я наконец-то доросла до страницы с благодарностями, и в первую очередь хочу сказать спасибо моим читателям. Многие читают меня долгие годы, с первых изданий, и терпеливо ждут, пока я напишу очередной роман. «Стихею» ждали дольше всех. Четыре года прошло от начала задумки до финала, и я надеюсь ваши ожидания оправдались.

Я хочу сказать спасибо подруге Дарье Хотько, которая всегда разрешала поныть ей в личных сообщениях на писательскую долю и которая помогла распутать клубок сюжетных линий «Стихеи».

Хочу поблагодарить родителей за счастливое детство и крепкую психику. Теперь я пишу триллеры и сплю спокойно по ночам. У меня правда все хорошо в жизни, честно-честно!

Спасибо бабушке Оле, которая прочитала все-все мои истории, даже те, от которых кровь шла из глаз.

Спасибо брату Александру, который коллекционирует, но не читает мои книги, и спасибо старшей племяннице Софи, которая присылала мне сообщения с угрозами, пока ждала продолжение «Стихеи».

Благодарю моего редактора Екатерину Тёрину. Она терпеливо отвечала на каверзные вопросы, а потом все так оперативно закрутила, что теперь вы держите эту книгу в руках.

Спасибо блогеру Махбубахон, моему амбассадору, которая ворвалась в мою жизнь ураганом восторженных голосовых и теперь поддерживает, и вселяет в меня уверенность, даже когда я сама уже не верю в себя.

Спасибо блогеру Алёне Моисеенко. Она прочла все мои истории, даже самые короткие, и создала по ним потрясающие эстетики.

Благодарю писательницу Мари Э. Вайлет за дружбу. «Стихея» свела нас и это судьба. Ты была прототипом героини Мари, просто раньше мы не были знакомы, и я не знала об этом.

Спасибо поэтессе Ладе Регушевской. Она протянула руку помощи, когда я совсем отчаялась с поэзией, и помогла услышать ритм стихотворений.

Спасибо моей куме Ирине Плехановой, которая всегда поддержит, даст напутствие не унывать и поможет там, где другие поднимут лапки к верху.

И хочу поблагодарить мужа Вадима. Он всегда поддерживает мои безумные идеи, возит на различные литературные мероприятия и скучает там, с гордостью таскает пакеты с моими призами и принимает поздравления с победой за меня. А также снисходительно относится к моему отсутствующему взгляду, когда я мысленно переношусь в другие миры. Спасибо!

Возможно, чьи-то имена я забыла упомянуть, но не переживайте, я обязательно сделаю это в следующий раз!

Примечания

1

Картина XIX века. Художник Э. Г. Корбоулд. (Примечания автора)

(обратно)

2

На английском языке слово «жулик» пишется как «rogue».

(обратно)

3

Висячий мост через пролив «Золотые ворота» в Сан-Франциско имеет так же печальную славу как одно из наиболее популярных мест в среде самоубийц.

(обратно)

4

У. Шекспир. Макбет. Перевод М. Лозинского.

(обратно)

Оглавление

Начало

Часть I Обитель скорби

  Глава 1 Нагая душа

  Глава 2 Пленники зла

  Глава 3 Крамольные мысли

  Глава 4 Беленые кости

  Глава 5 Кровавые слезы

Часть II Огненные девы

  Глава 6 Горькая пантомима

  Глава 7 Дикий дуэт

  Глава 8 Ни волчица, ни кошка

  Глава 9 Актеры спектакля

Часть III Проклятие Цирцеи

  Глава 10 Роковая блудница

  Глава 11 Чертов молот

  Глава 12 Слово ведьмы

  Глава 13 Голубая луна

Эпилог

Благодарности