Тринадцать объявлений Лёвы Лучика • Серова Ольга

Ольга Серова
Тринадцать объявлений Лёвы Лучика

© Ольга Серова, текст, 2024

© Татьяна Сырникова, иллюстрации, 2024

© ООО «Издательство «Лайвбук», оформление, 2024

* * *

Посвящается всем, кто когда-либо обнимал деревья


Предисловие

Вы замечали, сколько вокруг разных объявлений? В нашем подъезде их целая доска, и в школе тоже. Только объявления эти скучные. То воды не будет, то ноги вытирайте, то выведем у вас всех блох и тараканов. Я даже такое объявление на остановке прочитал: «Решу все ваши проблемы». С одной оставшейся бумажкой с телефоном. На всякий случай я сорвал эту бумажку. Вдруг пригодится?

Однажды я решил написать первое объявление. Только без номера телефона. А что, всем можно – значит, и мне можно. Главное, чтобы повод нашёлся. Как только я об этом подумал, эти поводы ко мне как кони поскакали! Я еле их остановил.

Информация для взрослых

Когда вы узнаете, по каким поводам я сочинял объявления, вы подумаете, что жить с таким ребёнком невозможно.

Может, вы решите, что моим родителям надо поставить памятник за то, что они меня терпят.

Но если вы хорошо посчитаете, то увидите: тринадцать объявлений за целый год – это ерундовая мелочь. Ведь в году триста шестьдесят пять или триста шестьдесят шесть дней, а тут всего-то тринадцать объявлений. Ну и что, что они все были в первой четверти.

Зато какие это были дни!

И знаете, мне кажется, что от первого до тринадцатого объявления я прожил целую жизнь.

Информация для невзрослых (пока ещё)

Если тебе захочется написать объявление – пиши!

Оказывается, это действует!

Объявление первое

Зовите меня Лёвыч

Всё началось с дня рождения.

– Лёва? Ты слышишь? Бабушка тебе здоровья и успехов желает! Поблагодари её, – затормошила меня мама за праздничным столом по случаю моего девятилетия.

В этот момент я как раз протянул зубочистку на помощь зелёной мохнатой гусенице, которая застряла между зарослями букета и краем вазы. В конце концов, она же не виновата, что бабушка привезла её вместе с дачными цветами.

– Спасибо, бабушка! – я оторвал взгляд от гусеницы и вежливо улыбнулся.

Пока я улыбался, гусеница плюхнулась колечком на стол.

– Я сейчас вернусь! – осторожно, двумя пальцами, я взял несчастное животное и помчался в комнату. Спрячу её в коробке, а потом отнесу на улицу. Стоп. А как же она на чужой улице в спячку уйдёт?

– Бабушка! – с гусеницей в коробке я подошёл к бабушке. – Ты можешь отнести её назад? На дачу? Просто откроешь эту коробку, она сама выползет.

– Как это коробка выползет? – не поняла бабушка и открыла коробку.

Вы представили бабушкину реакцию?

На самом деле и бабушка, и дедушка, и папа, и мама, и даже мой старший брат давно привыкли, что я спасаю всех животных, но почему-то каждый раз удивляются.


Сегодня мне исполнилось девять лет, и к нам в гости пришли бабушка и дедушка.

– Через год тебе стукнет уже десять – вот это будет дата! – торжественно произнёс папа, потирая отросшую бороду. – В десять лет я уже выиграл городскую лыжную гонку, жарил картошку и сам чинил велосипед.



– А ещё терял ключи, шапки и перчатки. Поэтому я покупала сразу по шесть шапок на сезон, а перчатки пришивала к рукавам куртки, – вставила бабушка.

– Прямо так и пришивала? И как же он ходил? Это же очень смешно, – хихикал я, заметив, что папа уже не чешет бороду, а теребит праздничную салфетку с цыплятами.

– Мне было не смешно, зато стирать и сушить было очень удобно. Тем более что его куртки и перчатки пачкались одновременно и всегда одинаково. Мальчишки, сами понимаете… – последнюю фразу бабушка сказала с любовью и плюхнула на папину тарелку большущий кусок своего фирменного медовика.

Я был готов расцеловать бабушку и папу заодно.

Мой папа – супераккуратный, представить его в грязной куртке невозможно. Его перчатки всегда как новенькие лежат на комоде в прихожей. И вообще – он мегачеловек. В прошлом году сделал мне светящиеся шнурки на кроссовки. Они светились в темноте ровно два дня, пока я не провалился в них в канаву около соседнего дома. Канава была неглубокой. Ровно такой, чтобы поглотить шнурки с кроссовками. Мама, конечно, их отстирала, но они больше не светились. Хорошо ещё, что папа не обиделся, а только сказал: «Эх, Лёва! Придётся подождать, пока вся грязь в канавах замёрзнет или их засыплют землёй».

И хорошо, что до меня дошло: светящиеся шнурки – для малышей и девочек, так что ничего страшного, просто папу было жалко. Всё-таки изобретать такие шнурки на два дня очень обидно.

А бабушка всё продолжала вспоминать маленького папу:

– Да, сынок, а свою первую картошку ты пожарил, когда прогулял математику в третьем классе. Решил сделать мне приятное, и я это до сих пор помню.

Что?! Папа прогулял математику? В это я точно не поверю. Папа даже во сне решит любую задачу по математике – зачем ему было прогуливать?

– У меня тогда живот разболелся, это помню, – сказал папа. – А вот пришитых перчаток точно не было, у меня детские воспоминания с пяти лет.

– Бабушка, а шапки тоже пришивала? – вернул я бабушку в «папину» тему.

Уж лучше про маленького папу поговорить, чем про моё будущее: надо спортом заняться, программированием, английским и немецким. А ещё лучше китайским. Когда мои родители заговорили про это, я принёс им из комнаты атлас и предложил:

– Да чего мелочиться! Давайте выбирать ещё. Вон сколько стран. Может, мне выучить антарктический язык? А что, Антарктида большая, не с людьми, так с пингвинами буду разговаривать.

– Это не страна, а материк, – хором ответили родители, – и вообще, твою бы сообразительность да в хорошее дело!

Поэтому я решил свернуть в разговоре на шапки. А то не день рождения, а конференция «Двадцать первый век – век будущего Льва Лучика».

Да, моя фамилия Лучик. Из-за этого меня в школе многие называют Солнышкиным. А другие называют меня Профессор Лучик. Всё из-за того, что я в животных и растениях разбираюсь. Папа говорит, что они ещё глупые и ничего не понимают в фамилиях. И сказал, что про нашу фамилию известно с восемнадцатого века.


«Мои любимые Лучики!» – говорит нам с папой мама. Ещё один наш Лучик – мой старший брат Даня – учится в университете на первом курсе. Он не смог приехать на мой день рождения, потому что у него в субботу «четыре пары» и он готов застрелиться от такой нагрузки.

А прошлой зимой я с ещё одним Лучиком познакомился.

Однажды я плёлся домой, и было уже поздно, потому что стемнело, а я всё никак не мог дойти до своего подъезда. Как вдруг строгий мужской голос сзади позвал:

– Лучик! Лучик! Ты куда?

Я замер. Ну, думаю, кто ж это меня вычислил? Кто за мной следил? И откуда он знает мою фамилию? Я решил не оглядываться и не сдаваться просто так. Тем более, в целях безопасности с незнакомыми людьми можно было не разговаривать.

Мои ноги стали тяжёлыми, а в голове сделалось горячо, как будто в ней заварили чай. Тут строгий голос вдруг обрадовался:

– Ах ты, маленький негодник, чего опять унюхал?

Ну, думаю, это уже оскорбление. Так меня ещё никто не называл. И нюхать я ничего не нюхал, шёл себе спокойно, до подъезда тридцать пять шагов оставалось. Я не выдержал и оглянулся. То ли дяденька, то ли дедушка в смешной шапке с помпоном прицеплял поводок к маленькой собачке. Эта собачка скакала как ненормальная, и дяденька-дедушка никак не мог её пристегнуть и всё время кряхтел. Так я и познакомился с Лучиком и его хозяином.


Ой, опять я отвлёкся. Меня хлебом не корми, дай поотвлекаться!

В общем, когда я спросил, пришивала ли бабушка маленькому папе шапки, мама шутя погрозила мне пальцем и засмеялась. Я очень люблю, когда она смеётся, потому что от её смеха я сам ещё больше смеюсь. Рассмешить маму – задача не для дураков. Нет, с одной стороны, когда я изображал кофемашину и выдувал из трубочки какао (кофе мне ещё рано), а потом делал пузырьковую пену – она очень смеялась. А с другой – когда я шарахнул стакан с кофе-какао на стол, сами понимаете, смех прекратился. И весёлая мама прекратилась, и наступили «суровые будни», как любит говорить мой дедушка. Сейчас он сидел в кресле и смотрел хоккей. Наша семья знает, что его нельзя дёргать в это время, «это свято», как говорит бабушка. Время от времени он срывался с кресла к телевизору, чтобы сделать очередную попытку телепортироваться на лёд и выхватить клюшку у того, кто «тормозит».

– Будешь тортик, милый? – нежно спросила бабушка, предусмотрительно держась на безопасном расстоянии. Вдруг у него сейчас в руках виртуальная клюшка?

– Вера! Вера! – шёпотом закричал дедушка. – Какой тортик? Нашим ещё три минуты играть с тремя полевыми!

Мой дедушка – геолог и собиратель камней. У них дома сто шкафов. Половина с книгами, а половина с камнями и минералами. «Будешь наследником моего богатства, Лёва», – часто приговаривает дедушка. Я камни-то люблю и головой киваю, но зверей разных больше люблю. И никакой я не царь зверей, как говорят разные люди, когда узнают, как меня зовут.

Мама и папа могли бы и посоветоваться со мной, когда придумывали мне «Льва».

– Мы хотели, чтобы у тебя было редкое и незамыленное имя! – уверяли родители. Как будто остальные имена в мыльной пене.

Тем более что я знаю ещё одного Лёву. Табуреткина. И как его угораздило назваться моим именем? Он до сих пор ест свои засохшие сопли и издевается над божьими коровками. Принёс сегодня в класс банку с ними и заявил, что ставит эксперимент: перезимуют они у него в банке или нет. Он им огрызок яблочный засунул туда на всю зиму. Я согласен, что лезть в чужой рюкзак нельзя. Но Табуреткин даже не застегнул молнию на нём. И когда он понёсся в школьную столовую, я вытащил банку, быстро спустился в школьный двор и выпустил коровок под куст шиповника. Пусть спокойно делают себе спальные места на зиму, весной им много работы предстоит. С вредителями бороться. И с Табуреткиным весной пусть борются. Кинут клич всем божьим коровкам мира, они соберутся в миллионную стаю жесткокрылых и в один прекрасный день залетят в открытое окно к Табуреткину с гигантской банкой и скажут: «Ну что, Табуреткин? Перезимуешь в банке? С одним огрызком?»



Вечером, когда гости ушли, я решил написать своё первое объявление: «Зовите меня Лёвыч». Даже не знаю, как мне это в голову пришло, но я очень обрадовался. Чувствовал, что вместе с этим именем у меня случится что-то особенное, и не к чему ждать, когда мне исполнится десять лет и пойдёт второй десяток. Пусть всё важное будет в этом году.

Вообще-то объявлений было два: одно – большое – я повесил на дверь своей комнаты со стороны коридора, а другое – альбомный лист, сложенный пополам, – для одноклассников. Положу на парту, пусть изучают. Тем более что мой лучший друг Кеша давно зовёт меня так.

– Лёва, ты чего это придумал – звать тебя Лёвычем? У меня и язык не повернётся так говорить, – удивилась мама, прочитав моё объявление.

– Понимаешь, мам, когда я Лёвыч, мне кажется, будто я взрослый.

– А не получится так, что завтра утром в твоей комнате я не тебя, а дяденьку взрослого увижу, а?

И мы засмеялись.

Кстати, на день рождения дедушка подарил мне настоящий набор инструментов, только размером поменьше, чем для взрослых, чтобы я наконец-то занялся делом!

Объявление второе

Прошу не стаскивать утром одеяло!


– Лёва!!! Что это?? Откуда ящерица в кровати?! Нет, мне всё это снится!

А ведь я специально вечером повесил это объявление на дверь, чтобы мама не испугалась. Написал его печатными буквами зелёным фломастером. Бородатая агама провела всю ночь в ящике с включённой настольной лампой, и только утром я засунул её к себе в кровать, чтобы она на всякий случай согрелась.

– Мама, это не ящерица… Это бородатая агама, но она тоже… как бы… ящерица, – с ужасом проговорил я, увидев реакцию мамы. – Она у нас только переночевала, – я поднялся с бородатой агамой в руке и стал искать место, куда её положить. – Я тебе всё сейчас расскажу. Ты же любишь ящериц? У тебя сумка с ящерицей, брошка с ящерицей и картину по номерам ты с ящерицей рисовала…

Что я узнал про агаму

Австралийская ящерица бородатая агама относится к экзотическим рептилиям, которых нередко содержат в домашних условиях. Она обладает привлекательной внешностью, покладистым миролюбивым характером, хорошо адаптируется в неволе. Уход за ней несложный, главное – создать правильные условия для её существования среди людей.

Иногда мама делает вид, что не слышит, что ей говорят.

– Лёва! Откуда ты её притащил? Я не хочу в моём доме никакой бородатой а… гламы. Знаешь ведь, что я не люблю всех этих многоножек и кожистых существ, – мама ужасно сердилась.

– Мам, зови меня, пожалуйста, Лёвыч. И она не многоножка, у неё четыре ноги, – я кивнул на агаму. – Ты путаешь её со сколопендрой. А как же Глаша? Вот кто настоящее кожистое существо.

Глаша – наша лысая кошка. Я не знаю, зачем вывели эту породу. Наверное, это были люди, которым хотелось этих кошек во что-нибудь наряжать, чтобы они не мёрзли. Охать: «Ах, бедненькая кошечка! Ей же ужасно холодно, только посмотрите!» Шить для них шубы и носки. К счастью, им попалась моя мама, которая жить не может без того, чтобы кого-нибудь во что-нибудь не одеть. В детстве я орал, когда меня одевали, – так мне рассказывали, – и поэтому мама решила завести Глашу, которая хотя бы не орёт, как я. Так, слегка царапается.

Но началось всё не с этого.

Эта история началась вчера. Я тогда даже не думал, что такое объявление напишу!

* * *

– Мы с Кенычем как в море корабли притянулись! – объяснил я маме в дверях своё опоздание из школы.

Мама выпрямилась, глянула на себя в зеркало, и я понял, что из прихожей меня выпустят нескоро.

Вопросы посыпались дождём. А я и так под ним только что был и вымок.

– Почему так долго?

– Почему трубку не брал?

– Какой Кеныч? Это ты так Кешу называешь?

– И выражение про корабли – оно совсем по-другому звучит: разошлись, как в море корабли, а не притянулись. Если они притянутся – они же столкнутся! Гений мой русского языка.

Я незаметно задвинул мокрые кроссовки под полку, положил на них тапочки и спокойным голосом спросил:

– Мам, тебе на какой вопрос важнее ответить?

Но мама была опытным сыщиком и разведчиком:

– Не надо запихивать мокрую обувь, её надо высушить. Я отслеживала геолокацию: ты был на территории детского сада. Ты что там забыл? И давай сюда мокрую куртку, надо тоже сушить. И шапку.

Я повесил единственную сухую вещь – шарф – на вешалку и весёлым голосом Иванушки-дурачка сказал:

– А ты сначала накорми-напои добра молодца, а потом и пытай!

– Лёва, ты клоун! – строгим голосом сказала мама, но через секунду захохотала.

Мамин смех – это лучшие витамины настроения.

– Хорошо, только не цирковой клоун, а сампосебешный, ты же знаешь, я цирк не очень люблю. И не забудь, что я – Лёвыч!

– Ладно, Лёвыч, мой руки, я тебе плов разогрею, на кухне и поговорим.

Пока я мою руки, мама успевает обычно не только плов подогреть, а запросто его приготовить. Всё потому, что я зависаю над раковиной. Смотрю, как льётся вода, и представляю её долгий путь по трубам в неизвестность.

Пока мама греет плов, я расскажу вам про Кешу.

Кеша – мой лучший друг, и он не любит, когда его зовут Кешей. В первом классе, как только его не называли разные там Табуреткины: и Каша, и Кен, и Кентавр. Недавно ещё один наш одноклассник Костя Виноградов изобрёл ему новое имя – Кентукки. Я видел, как Кеша расстраивается, краснеет, и очки его потеют. Мне жутко хотелось навалять Виноградову, но это означало идти на верную погибель. Виноградов занимался боксом, а мы с Кешей ходили на робототехнику и шахматы. Но теперь Кеша носит ночные линзы, и очки ему не нужны, а ещё родители записали его на дзюдо, и на шахматы я хожу один. Однажды он попросил называть его Кенычем. Так придумали ребята на тренировке, и Кеше очень понравилось. Самое удивительное, что и Виноградову тоже понравилось, и вообще, он в последнее время стал спокойнее. Видимо, бокс его успокаивает.

– Так что ты делал в садике, Лев? – мама положила половинку помидора на край тарелки.

Хотел бы я уползти внутрь этого помидора, зарыться в самую мякоть и не высовываться, пока она не уберёт тарелку.

– Лёва! Тебе на шахматы через двадцать минут выходить, а у тебя в тарелке конь не валялся! – мама села на стул рядом со мной и съела мою половину помидора. Это она нервничала так.

– Да, мамуля! Что ты спросила? Про садик? Мы просто соскучились по нему, ну и походили там немножко. Повспоминали прошлое. А кстати, как конь в тарелке валяется? А если шахматный конь будет валяться?

– Лёва, причём здесь конь? «Повспоминали прошлое», – передразнила меня мама. – Да, да, так я тебе и поверила. Ходят такие два старичка, Лёва и Кеша, кряхтят и еле ноги переставляют. И говорят друг другу: «А помнишь, Иннокентий, как я тебе спать не давал?» – «А помнишь, Лев, как я съедал за тебя ленивые голубцы?»

И мы с мамой покатились со смеху.

Я же говорю, мамин смех – это лучшие витамины настроения.

Пришлось рассказать, что младшая Кешина сестра Вика ходит в этот детский сад и у них на прогулочной площадке в потолке веранды завелись осы. Их собирались уничтожить, а мне стало жалко их. Ну вот откуда осам знать, что они построили дом в детском саду? И Вику было жалко. Потому что одна оса её всё-таки укусила. Вот мы и пошли с Кешей на эту веранду. По дороге нашли длинную палку, а перчатки у нас и так были.

Мы решили перенести осиное гнездо в безопасное место, чтобы осы спокойно перезимовали. Но сколько мы ни задирали головы, никакого гнезда не увидели…


Когда я возвращался с шахмат, решил пройти мимо детского сада. Вдруг увидел бы там ос и проследил бы, куда они летят. Но вместо них я встретил Матвея Зайцева. Мы вместе в нашем третьем «В» учимся. Я сразу заподозрил, что с ним что-то не так.

Во-первых, он шёл очень медленно. Обычно это мой рекорд – так медленно идти. «Еле-ноги-переставляет» – это про меня.

Во-вторых, он пялился себе за пазуху.

А в-третьих, из-под его куртки торчала странная верёвка.

– Привет, – говорю. – Чего там у тебя?

Матвей расстегнул куртку, и я увидел агаму.

Я даже дышать перестал.

Ничего себе! У Матвея за пазухой настоящая рептилия!

Оказалось, что его старшая сестра с семьёй уехали в отпуск и отдали на хранение свою ящерицу. А он ходит по улицам и только мечтает кого-нибудь встретить, чтоб похвастаться.

– Моть, – стал упрашивать я, – дай мне её на один день? Я всю жизнь мечтал провести с ящерицей хоть один день. Я её с рук спускать не буду, буду беречь как сокровище. Чего хочешь проси, а?

Дома в копилке лежали деньги, которые мне подарили на день рождения, и я готов был отдать их все за агаму.

Матвей категорично замотал головой, что означало «Нет!».

– Знаешь, – не останавливался я, – я про этих ящериц всё знаю! Можешь мне доверять. Я даже ночью спать не буду, буду её сторожить.

Потом мы ещё поспорили, что с ним сделают его родители, если он вернётся без ящерицы, и вдруг у Матвея зазвонил телефон. Я сразу сообразил, что звонит его сестра, потому что он опять замотал головой, поглаживая голову агамы, только теперь это означало «Да!».

И тут Зайцев сказал в телефон:

– Аня, а можно я её другу на вечер дам? Он во всех рептилиях разбирается, ему очень надо, он в нашем классе настоящий учёный.

Я смотрел, как он улыбается во весь рот, и не верил глазам и ушам. Я – друг? И я – учёный?

– Сделаешь мне презентацию по окружайке? – предложил Матвей, когда выключил телефон. – У меня двойка стоит за прошлую контру. Надо исправлять. А сестра согласилась. Она меня любит. И агама совсем ручная, как обезьянка. Ей восемь лет, и она ещё никого не укусила.

Я не мог пошевелиться от радости. Да я миллион презентаций сделаю. Хоть и делать их не умею.

– Я её кормил сегодня сухими мотыльками, – объяснил Матвей, вытаскивая агаму из-под куртки. А я стоял наготове в своей распахнутой настежь куртке. Руки дрожали, пальцами я аккуратно взял ящерицу и переложил к себе. Она была тяжёлая и немного шершавая… – На ночь можешь листья салата дать или дольку помидора, – продолжал Зайцев. – Вообще она спокойная. Может час просидеть и не пошевелиться. И людей любит. Только утром принеси мне её перед школой. Она в террариуме живёт. И лампа у неё специальная там, понял?

Понял!

– Если б ты не был чокнутый до животных, я бы не дал. Но тебе доверяю, – добавил Матвей на прощание.

На меня свалилось настоящее чудо.

В наших окнах было темно, и я выдохнул с облегчением.

Агаме было восемь лет, и если она выжила за эти годы, то за один вечер ничего с ней не случится, подумал я.

* * *

– Лёва! Вам что, не задали ничего? – мама заглянула в комнату после ужина, но остановилась на пороге. – Что-то ты не зовёшь меня помочь. Даже странно.

– Мамуля, ну я же взрослею, умнею, сам учусь. Ты радуйся, что у тебя такой умный сын, – сказал я из-за стола, усыпанного кучей тетрадок и учебников, как можно спокойнее и доброжелательнее.

– И по русскому сам?

– Да там легкотня.

– И математику сам?

– Там всё просто, мам. Иди отдыхай. Кино посмотри с папой.

Глаша тёрлась о мои ноги и что-то вынюхивала. И как она просочилась-то ко мне?

Под ногами в пустом ящике из-под игрушек сидела бородатая агама, и её хвост свешивался через бортик.

Мама была в двух шагах от просмотра фильма ужасов. А я – от кошмара.

– Ну ладно, пойду, спасибо, Лёвушка! Через час спать, не засиживайся. В душ сходи.

Мама меня благодарила!

Она ещё не знала про две презентации, которые ей придётся делать: для меня и Матвея Зайцева.

А Глашу я тут же вытолкал за дверь и сел писать то самое объявление.


Объявление третье

Осторожно, плесень!


Это хорошо, что на презентацию нам дали ещё неделю.

И хорошо, что я не успел полюбить бородатую агаму, а Матвей живёт почти рядом, и не пришлось тащиться за тридевять земель с ящерицей за пазухой, тяжеленным рюкзаком и мешком с физрой. Я почти без сожаления вернул ему агаму – слишком странно она себя вела, и я боялся, что стану заклятым врагом всей большой семьи Зайцевых, если с ней что-то случится.

И хорошо, что мои родители знают, с кем имеют дело уже девять лет.

Понимаете, вот сколько себя помню – всегда мечтал сделать какое-нибудь открытие и прославиться.

Сначала я хотел спасти весь мир. Я тогда ещё в детский сад ходил. Я не очень понимал, от чего хотел спасти мир, но чувствовал, что стою на пороге открытия. Больше всего это чувствовал, когда вытаскивал из дедушкиных шкафов камни и раскладывал их на полу так, что даже зелёного ковра не было видно. Камни были большие и маленькие, разных цветов и формы. Потом я снимал носки и шёл по камням, представляя себя старым путешественником, который обошёл весь мир, как в сказках. Однажды мне оставалось совсем немного, чтобы сделать открытие, но бабушка ворвалась в комнату и запричитала. Это было примерно так:

– Лёва! У дедушки будет разрыв сердца, когда увидит свою коллекцию на полу!

А ещё:

– Лёва! Грохнешься на камни, останешься без мозгов! А твои родители нас в тюрьму посадят, что недоглядели!

Или так:

– Лёвушка! Ну поиграй во что-нибудь безопасное!

Так что с «миром» ничего не вышло, и я не успел придумать, как его спасти.

Потом мы с бабушкой собирали камни и расставляли на полках. Я подавал, а она расставляла. И рассказывала про мальчика Сашу, какого-то внука какой-то Татьяны Арнольдовны:

– Купили ему конструктор, так он целыми днями с ним играет. То одно построит, то другое. И фантазии ему хватает играть. Лёва! Почему у тебя всё время камни, палки, песок, грязь? Всё время эксперименты?

Это она вспомнила, как я прививки делал фруктам. В какой-то передаче по телевизору увидел, что можно сделать такую прививку яблоне, и на ней станут расти груши или апельсины, представляете? Помню, что была зима и яблони на даче у бабушки стояли в снегу. И на дачу никто не ездил. Это я к бабушке с дедушкой ездил домой. Поэтому решил сделать эксперимент с яблоками, которые лежали себе спокойно в вазе. Очень хотелось сделать им прививку. Я знал, где у бабушки шприцы и всякие лекарства. Открываешь шкаф на кухне у стены, и там, на нижней полке, розовая коробка. Она легко открывается. Я уколол апельсин и засосал шприцем сок. Потом выдавил его в яблоко, а заодно и в грушу, она вместе с яблоками в вазе была.

Но это показалось мне совсем неинтересным, и тогда я засосал шприцем зелёнку и сделал новую прививку. А потом ещё три. На месте уколов появились зелёные капли. Мне стало жалко яблоко: оно будто плачет зелёными слезами. Я вытер капли салфеткой, и жёлтое яблоко стало зелёным. Шприц я выбросил в мусорное ведро, а зелёнку положить обратно забыл. Мне до ужаса хотелось посмотреть, что там внутри, но я всё-таки решил дотерпеть до утра.

– Бабушка, давай разрежем яблоко? – попросил я её, едва открыл утром глаза.

– Нет, Лёвочка, – возразила бабушка, – сначала полстакана тёплой воды, потом омлет, а через полчаса яблоко. И вообще, ты никогда яблоки по утрам не ел. С тобой всё в порядке? – и она на всякий случай потрогала мой лоб. – Ты не поранился? Зелёнку не ты брал?

Я замотал головой и пошёл на кухню.

После тёплой воды и омлета бабушка разрезала наконец-то яблоко и охнула:

– Вот черти полосатые, что с фруктами делают!

Я вскочил со стула, чтобы рассмотреть действие прививок. В самой середине и в двух местах по бокам красовались тёмно-зелёные кружки.

– Вот это да! – удивился я.

Тут бабушка подозрительно на меня посмотрела:

– Лёва! Ты, что ли, додумался? Ах, вот почему я зелёнку видела…

И позвала дедушку.

– Вот, милый, смотри, – она кивнула в мою сторону, – ещё один искатель приключений в нашем роду. Только на этот раз биолог.

Я завороженно смотрел на яблоко и на дедушку, который тоже завороженно разглядывал яблоко. Как здорово, что кто-то может разделить твой восторг.

– Лёва, самое время начать вести дневник экспериментирования! – восхищённо сказал он, потом ушёл куда-то в комнату и вернулся с толстой тетрадью в красивой голубой обложке с золотым кораблём.

– Вот тебе дневник. Можешь делать зарисовки своих опытов, – сказал дедушка, а потом добавил: – Только всё-таки перед опытами лучше посоветуйся со взрослыми. И бабушку предупреждай. Не все готовы к таким сюрпризам.

С тех пор прошло много времени, и тетрадка эта куда-то затерялась. А опыты я фотографирую планшетом.

К чему я это вам рассказываю? А к тому, что через неделю в ящике я нашёл плесневелый кружок помидора. Тот самый, который я давал ящерице, но она к нему так и не притронулась.

На помидоре пузырилась чёрно-белая пена плесени. Это было настоящее фу! Но я решил сделать опыт: мне стало интересно, что будет с помидором дальше. Я нашёл на кухне пустую банку из-под сметаны (мама собирала их для бабушкиных дачных дел), положил туда помидорный кружок и закрыл прозрачной крышкой.

В Интернете я набрал вопрос про плесень и… лучше бы не набирал. Оказалось, что плесень живёт везде, даже в космосе! И размножается невидимыми спорами. Через полчаса плесень мне мерещилась везде, даже на своих пальцах под лупой я увидел белую плесень.

Что я узнал про плесень


Плесень – это гриб, который имеет микроскопическое строение. Её можно увидеть невооружённым глазом – известно, как выглядят испорченные продукты. Но если рассмотреть плесень под микроскопом, то окажется, что это ниточки с кучей шариков вокруг – спорами, которыми она размножается.

– Мам, – я пришёл на кухню, где вкусно пахло шарлоткой, – а человек может покрыться плесенью?

Мама как раз посыпала шарлотку сахарной пудрой и обернулась ко мне.

– Лёва, ты что, плесенью покрываться стал? Ты же мылся вчера!

– Мне кажется, да, – медленно сказал я и ещё раз посмотрел на свои руки. – А ты уверена, что посыпаешь шарлотку сахарной пудрой, а не сухой плесенью?

Мама засмеялась.

– Ну какая ещё сухая плесень, Лёв? Ты чего там насмотрелся или начитался, а?

Но мне было не до смеха. Ведь я прочитал, что плесень вездесуща и мы даже дышим ею. Я закашлял. Наверное, в пудру всё-таки проникли споры плесени и дошли до моего носа. Только почему мама не кашляет?

– Будешь шарлотку? Не бойся, Лёвушка, пудра настоящая. И никакой сухой плесени не бывает, – мама продолжала улыбаться, совершенно не понимая, какая кругом опасность.

Я съел три куска шарлотки, но мысли о плесени не давали мне покоя. Я решил проверить, смогу я получить сухую плесень или нет. Когда мама вышла из кухни, я взял ломтик батона, из холодильника достал пластинку сыра и прихватил ещё две сметанные банки с крышками.



«Пусть посушатся на батарее, – решил я. – Если плесень высохнет, значит, я открою закон сухой плесени. Значит, её можно вывести в домашних условиях или она сама может завестись в сухом виде».

Вечером я написал своё третье объявление: «Осторожно, плесень!» Нарисовал страшный череп с костями. К одной кости пририсовал поднятый вверх указательный палец, чтобы точно было понятно: нельзя открывать крышки. Объявление я положил на тумбочку около кровати, рядом с которой на батарее стояли три банки.

На следующий день я заметил, что плесень на помидоре выросла почти в два раза, на хлебе её не было, а на куске сыра появились белые пятна.

– Сынок, а что это у тебя за объявление? – спросил папа, когда увидел на тумбочке череп с костями.

Если я признаюсь, что выращиваю плесень, никто мне спасибо не скажет. С какой стати ребёнок стал плесень выращивать? Делать ему нечего, что ли?

И тут меня осенило. Точно! Алина Вадимовна задала нам сделать презентацию по окружайке: «Природные опасности вокруг нас». Пусть у меня будет самая большая опасность. Я даже здоровьем пожертвую, чтобы сделать открытие.

– Нам задали презентацию делать. Я решил про плесень сделать.

Мне показалось, что папа немножко расстроился.

– Может, задачи по математике порешаем, а?

Папа надеялся, что я полюблю математику всем сердцем, что «гены возьмут своё». Но только гены ничего не берут и математика у меня на четвёртом месте по любви. Поэтому я замотал головой.

– Мне ещё по английскому два упражнения. С мамой.

Когда мама пришла ко мне помочь с английским, она всё время шмыгала носом и оглядывалась по сторонам.

– Лёва, чем это так воняет у тебя в комнате? Ты ящерицу точно вернул?

И пошла по комнате в каждый угол заглядывать.

Я чувствовал, что сейчас произойдёт моё разоблачение. Скорее бы вырасти и поселиться в отдельной квартире, из которой я обязательно сделаю лабораторию.

– Ах, вот что! Точно! – голосом завоевателя земель воскликнула мама, отодвигая занавеску. – И объявление написал. Сообразил предупредить! Только чего же ты не сообразил, что сам в двух шагах от своей плесени, а? – продолжала она, разглядывая банки.

Честно говоря, я уже привык к ним. Чувствовал, что они мои питомцы. Будто живые.

– Мам, они же плотно закрыты, и я ничего не чувствовал. Это просто у тебя нюх как у охотника. Мне твои гены не предались, поэтому я ничего не унюхал. И вообще: эти опыты для презентации. Только я не умею эту презентацию делать. Поможешь?

– Лёва, эти банки нужно выбросить. Люди от плесени избавляются, а мы её специально заводим!

– Мамуля, я читал, надо ещё три дня подержать для эксперимента. Давай их на кухню перенесём? И знаешь, надо две презентации сделать. Я Матвею за агаму обещал, иначе бы он не дал мне её, – я обнял маму. – Ну что ты молчишь? Пожалуйста… Главное, тему выбрали! А картинки сейчас прилепим!


Объявление четвёртое

Нельзя лить воду просто так!


Знаете, кому я завидую больше всего на свете? Маугли! В детстве я очень любил эту книжку.

Хотел бы я, как он, жить среди зверей и птиц, общаться с ними на равных, носиться по джунглям и пить кокосовое молоко. И не нужны мне были бы никакие города, ни школы, ни даже шахматы с робототехникой.

Но тогда что бы делали без меня родители?

Мама точно в джунгли не поедет. Она с первым встречным пауком с ума сойдёт, как только увидит его мохнатые лапы. Что говорить о других тропических насекомых и змеях?

И папа не поедет. Он ни за что не бросит бабушку и дедушку. Бабушка, может быть, и поехала бы ради разнообразия, но дедушка без камней и хоккея не поедет. А где я ему в джунглях хоккей возьму?

Вот и получается, что только в мечтах я могу там побывать.

Я люблю мечтать. И говорить внутри с собой тоже люблю. Иногда у меня даже губы шевелятся, когда что-то обсуждаю внутри себя. Со стороны я похож на сумасшедшего, который идёт нога за ногу и бормочет что-то себе под нос. Однажды я так столкнулся на улице с Кешей.

– Лёвыч, ты что-нибудь видишь перед собой?

– А чего мне видеть? – отвечаю ему. – У меня внутреннее и боковое зрение хорошо работают. Слышал про такое?

– Ещё как слышал, – говорит Кеша. – Когда списываю на контрольной со шпоры, у меня, знаешь, как боковое зрение работает? Чтобы Алина Вадимовна не засекла.

В общем, Кешу тоже жалко было бы оставлять. Всё-таки он мой единственный друг и такой же тихоня, как я. Это я с родителями такой смелый и остроумный. А в школе мне храбрости не хватает.

Правда, когда я злюсь, бешеным становлюсь. А злюсь я, когда кто-то гадости разные делает беззащитным существам. Вот как Табуреткин с божьими коровками.

Больше всего в школе я люблю окружающий мир. Особенно когда Алина Вадимовна нам разные видеофильмы показывает.

Сегодня она нам показывала такой. Это же ужас, сколько воды зазря вытекает! Целые озёра. В них могли бы жить миллионы рыб и земноводных, если бы люди соображали и берегли воду.

Что я узнал про расход воды


По нормам на каждого жителя города приходится 220 литров воды в сутки;

принимая душ в течение 5 минут, вы расходуете около 100 литров воды;

каждый раз, когда вы чистите зубы, вы расходуете 1 литр воды;

наполняя ванну лишь до половины, вы расходуете 150 литров воды.

«Нет, – думаю, – так жить нельзя. Надо что-то делать. И начинать надо с себя. Так говорит наша учительница». Пришёл домой и написал объявление: «Нельзя лить воду просто так!» А потом ещё одно. Потому что кран с водой у нас на кухне и в ванной. Я нарисовал кран, из которого течёт вода, а под ним голубое озеро, в котором плещутся дельфины. Между прочим, есть такие дельфины, которые живут в пресной воде, только их очень мало осталось. Потом я перечеркнул красным фломастером это озеро с дельфинами. Вставил объявления в прозрачные файлы и приклеил на стены над раковинами.

– Что, – хитро сказал папа вечером, когда пришёл с работы и помыл руки, – бросил свою плесень? За воду взялся?

– Нет, пап, плесень я никогда не предам, я с ней уже породнился. Вот подождём ещё два дня, сфотографируем и сделаем с мамой презентацию. А с водой – это чистая правда! Ежедневно человечество сливает в канализацию целые озёра. А так бы, представь, сколько бы их было, этих озёр! Если б не человечество!

– Лёва, тогда надо с себя и начинать, – сказал папа, в точности как Алина Вадимовна, – а то льёшь воду по часу почём зря. Представитель человечества.

Я выпрямился и вытянул шею. Так я выгляжу солиднее и убедительнее.

– Я уже это осознал, пап. Больше не буду лить просто так. С сегодняшнего дня.

– Мама, – побежал я на кухню на звук льющейся воды, – ты чего воду льёшь?

– Да я не лью, я картошку чищу.

Я не унимался.

– А ты в кастрюлю налей, сколько тебе надо, и чисти в ней.

– Если ты такой умный, сын, бери нож и чисти!

– Мне некогда чистить, я же расход воды контролировать должен. А то, пока я буду чистить, вы целое озеро спустите в канализацию!

– Ладно, – сдалась мама почти без сопротивления, – я так и сделаю. Ты прав, Лёвушка.

Только я сел учить стихотворение – слышу, в ванной вода льётся. Пришлось бросать его и бежать в ванную. Там папа брился, а вода лилась просто так!

– Пап, экономь, пожалуйста, воду, – прошу. – Можно в чашку воды налить и в неё макать бритву. И вообще, зачем ты бороду бреешь, только вырастил приличную – и бреешься?

Мне показалось, что у папы даже уши зашевелились от возмущения. Он не очень-то любит, когда им руководят. Он сам кому хочешь руководителем будет.

– Я не брею бороду, а лишнее убираю. И вообще, я целый день на работе и воду только сейчас начал лить. У меня законное вечернее литьё воды. Пять минут. А душ принять ты позволишь, наш юный эколог?

Я – эколог? Это звучало очень круто! Гораздо круче, чем «ученик» или «третьеклассник», или «мальчик». Экологом меня ещё никто не называл. Я тут же представил, как сижу в просторном кабинете с табличкой на двери: «Эколог Л. А. Лучик».

От этой мысли я почувствовал себя на пороге нового открытия. Только пока было непонятно какого.

– Пап, когда в душ пойдёшь, я тебе время засеку, ладно? Успеешь за две минуты?

Тут папа с пенной бородой обернулся ко мне. На одну секунду я представил, как мы могли бы попшикать друг на друга пеной, и это было бы очень весело, но в папиных глазах веселья не предвиделось. Наоборот – кажется, я довёл его до пенной ярости.

– Лев, тебе уроки задали? – тут ошмёток от пены с бороды шлёпнулся в раковину.

– Конечно! Я стих учу.

– Вот иди и учи. А меня не учи, – нахмурился папа и как ни в чем не бывало продолжил скоблить шею. – Я в душе и так пять минут. Может, десять. Ты же знаешь, что вода стресс снимает. С макушки до пяток. А если две минуты? Не успеет снять, и буду я нервный и бешеный по квартире ходить. Как тебе такая перспектива?

Такой перспективы мне точно не надо, и я пошёл опять к маме на кухню.

Мама мыла сковородку.

И вид у неё был очень уставший.

Не у сковородки. У мамы. Это я увидел, когда она посмотрела на меня. Я решил пока про воду ей ничего не говорить. Оставлю до следующего литья.

– Мам, давай я сковородку помою?

– Лёвушка, спасибо большое за предложение, я сама домою. Ты стихотворение выучил?

– Нет, – говорю, – не лезет оно мне в голову! Как учить, если я всё время думаю, как воду сэкономить?

– А ты не просто думай, ты план составь. В каких ситуациях можно её сэкономить? Так сказать, оптимизировать расход. Напиши свои предложения. И в классе выступи. Будет польза. И вообще, иди мой руки, скоро ужинать будем.

– Я решил не мыть руки. Чего воду тратить? Я салфетками влажными вытру. Живут же люди без воды. Намочат тряпочку и вытираются.

– Лёваааа, – мама брякнула сковороду на стол, – какой ты дотошный! Иди лучше плесенью занимайся, а воду мы с папой и так бережём. У нас счётчики, между прочим, стоят.

– Счётчик должен быть внутри, – вдруг выдал я, сам того не ожидая, и показал на сердце.

Мама захохотала.

– Лёвка! Ты точно станешь если не учёным, то великим мыслителем. Не сомневаюсь! Давай зови папу, всё готово. А потом будем плесень фотографировать.

– Ей же ещё два дня расти!

– Она уже выросла. А презентацию мне потом некогда будет делать, у меня работы много.

Моя мама – мегаделатель презентаций. Она за пять минут любую сделает. Правда, с этой мы повозились целый час, но зато она вышла такой красивой. Не плесень, а произведение искусства. Мы вписали две фамилии – мою и Зайцева, как будто мы вместе делали.

Перед уроком по окружающему миру я сказал Матвею, что увековечил его фамилию в нашем научном труде по плесени. Только Зайцев этого не оценил:

– Не хочу я под твоей плесенью подписываться! Сам ты плесень!

Все, кто слышал, засмеялись.

На уроке я показал презентацию и рассказал всё, что изучил про плесень.

Все хихикали, как дурачки, а на перемене Сопелкин обозвал меня Плесенью Лучистой.

И только Алина Вадимовна меня поддержала. После последнего урока, когда я проходил мимо её стола, она сказала:

– Лёва, у тебя замечательная презентация. Мы её на городской конкурс пошлём, и ты выступишь. В декабре как раз научно-практическая конференция по экологии.

Ничего себе! Мои видения сбываются?


Мы медленно шли с Кешей домой, когда нас догнал Матвей Зайцев.

– Лёвыч, – позвал он, – ладно, я согласен: вписывай мою фамилию в презентацию.

«Согласен…»

Только теперь я не согласен. Алина Вадимовна мне предложила выступить, а Матвей тут вообще ни при чём. Только тогда маме придётся делать ещё и для него презентацию?

Но на самом деле меня просто обидели его слова, что я – «плесень». А говорил, что я – друг…

Но ведь он агамой рисковал! Этого я никогда не забуду.

– Ладно, – согласился я, – завтра подойдём к Алине Вадимовне и скажем, что вместе делали. Просто ты забыл.


Объявление пятое

Внимание!

Это не крысы, а новая порода мышей


Если моей маме сказать слово «крыса», она точно упадет в обморок. «Мышь» – всё-таки поспокойнее звучит, да? Поэтому это объявление я так и написал. «Внимание! Это не крысы, а новая порода мышей».

Это она ещё пакарану не видела!

Что я узнал про пакарану


Пакарана – это один из трёх самых крупных грызунов в дикой природе. В длину они вырастают до восьмидесяти сантиметров. А их масса доходит до пятнадцати килограммов. Это совершенно безобидное и не пугливое животное. Их нередко делают домашними питомцами. Они легко привязываются к человеку, становятся очень ласковыми и стараются всё время быть рядом с хозяином.

Она их до ужаса боится. И сколько я ни просил завести маленького крысёнка или мышонка, аргумент был жёсткий: наша кошка Глаша его съест.

Это мама на Глашу всё сваливает. Не хочется ей выглядеть трусихой, поэтому Глашей прикрывается. Видели бы вы нашу Глашу: ей только корону и мантию. Вылитая королева. Ест всё особенное, не то что я. Это мне можно гречу с молоком подсунуть и сказать: «Лёва, греча суперполезная штука». Или ещё круче: запечённую брокколи.

– Лёва! Всё зелёное – очень полезно!

Ну, я тоже не промах, нахожу, что сказать:

– А моя старая зелёная куртка тоже полезна, а, мам? А зелёный носок с авокадо? Второй – не знаю где, но и одним можно наесться, да, мам? Тем более с авокадо?

Тут мама начинает смеяться, и я прошу её сварить нормальные человеческие спагетти.

Однажды я заметил, что мама какая-то не такая ходит. Про уроки не спрашивает, вместо моей голубой рубашки папину синюю мне дала. А самое главное, только два раза в день мне звонить стала вместо десяти.

Оказалось, у Глаши закончился паштет, а она только его и ест, и никакой другой есть не желает, и поэтому объявила голодовку.

– Мам, – говорю, – ты посмотри, у неё на шее ещё три складки, значит, есть запас жира, пока ты паштет найдёшь.

Мама шуток на тему голодной кошки не понимала и не смеялась:

– Лёва, кошка голодает! У нас оставалось ещё вроде две банки, я была уверена, что дотянем, пока не привезут. А это только послезавтра! Ума не приложу, куда делись?

Когда я это услышал – скрючился, как дождевой червяк. Почувствовал, как у меня загорелись уши, точно две сковородки, – на них яичницу можно было пожарить.

Потому что… потому что… этот паштет прикончил я. Он лежал в холодильнике, а мне так лень было греть суп, ну я и взял этот пашет и намазал его на чёрную горбушку, а потом просто на ломоть, а потом ещё на один. Глаше я тоже дал немного. Хорошо, что она не умеет разговаривать и вообще не соображает, как маме рассказать про такого ненормального, как я, который слопал её еду и не подавился.

– Мама, прости, я случайно съел одну банку, – про вторую у меня язык не повернулся сказать, иначе мама повела бы меня проверять на глисты. Всегда, когда меня тянет на какую-то особенную еду, она думает, что всё из-за них.

– Ты ел кошачью еду? Там же всякие добавки специальные для стерилизованных кошек.

– А что такого?

– Лёвааа!

Тут я трогаю себя за нос, шевелю ноздрями и чешу в том месте, где у людей копчик. Такая кость, которую знает каждый, кто грохался на лёд или на асфальт.

– Мам? Мяу… Муррр… Я чувствую много запахов… Мам, у меня там хвост прорезается!

Мама смотрит на меня и почему-то не смеётся:

– Лёва, какой ты всё-таки ещё у нас ребёнок! Совсем не можешь отвечать за себя.


В общем, как вы поняли, никаких мышей и крыс мне не светило.

Одна радость, что по дороге на шахматы я заходил в зоомагазин, где мог любоваться грызунами сколько душе угодно.

Сегодня как раз были шахматы. До занятий оставалось ещё пятнадцать минут, и я решил зайти в зоомагазин.

Продавщица Вика, которая работала здесь совсем недолго, узнала меня:

– Привет, Лёва! А у нас, смотри, какие малыши! – и показала на маленькую клетку с крысятами. – Такие ручные!

Вика, как и я, очень любит зверей. По ней сразу видно. Будь её воля, она бы никого из них не продавала.

– Какие хорошенькие, – говорю.

И представляю, какую бы я им жизнь устроил в своей комнате. Царскую! Во-первых, клетку большую. С двумя этажами и лабиринтами. Крысы любят решать головоломки. Лестницу обязательно. Кровать каждой. И маленький ночной торшер на батарейках – я такие видел в интернет-магазине. Научу их пользоваться электричеством, пусть развиваются…

– У вас есть в наличии крысы или мыши? – раздался тяжёлый, как из пушки, мужской голос.

Я выглянул из-за клетки посмотреть на владельца кошмарного голоса. Таким голосом только ужастики озвучивать.

И я не ошибся! Здоровенный дяденька с красным лицом и в красной куртке склонился над прилавком.

– Да, есть. Пара. Две девочки. Вам с клеткой? – спросила Вика.

– Нет, – с раздражением ответил дяденька, – засуньте их в лоток или коробку, я не собираюсь их выращивать. Мне для совы нужно.



Для совы? На съедение?!

Иногда я думаю очень быстро.

– Извините, я их уже купил. Я раньше пришёл, – вдруг, сам того не ожидая, затараторил я и для убедительности приподнял в руках клетку.

Кажется, Вика всё поняла, потому что через три секунды, ответила «кошмарному голосу»:

– Да… да… Мальчик покупает, я просто отвлеклась. Как раз… две штуки. Восемьсот рублей, мальчик, – повернулась она ко мне.

Из денег у меня было только сто рублей. Мятая жёлто-коричневая бумажка лежала в правом кармане куртки.

Катастрофа!

Дяденька не собирался уходить и в упор смотрел на меня.

– Ах, ты же мне деньги-то дал, мальчик! – сказала Вика и почесала лоб. – Вот я сегодня торможу.

Дяденька рассердился и выстрелил своим пушечным голосом:

– Оба вы тут тормозите! Дурдом тут у вас!

И выскочил, хлопнув дверью.

– Вот и хорошо, – сказала довольная Вика, – туда ему и дорога со своей совой. Давай клетку.

Только сейчас я понял, что вцепился в клетку как клещами.

– А… можно я их… куплю? Я деньги завтра принесу, четное слово. Боюсь, что этот… в красной куртке вернётся.

– А родители твои в курсе? – недоверчиво спросила Вика и вздохнула. – Лёва, я поражаюсь тебе! Ты такой добрый, но, понимаешь, всех крыс и мышей ты не спасёшь.

– Не спасу. Но этих спасу. Я же их уже знаю, – ответил я.


Ни на какие шахматы я, конечно, не пошёл. На часах было 17:15. До прихода родителей оставался час.

Ровно столько мне понадобилось, чтобы дойти до дома, расчистить место для крыс на столе, написать объявление и начать придумывать, как уговорить маму. Но что бы я ни придумывал, я так и представлял, как она строго скажет:

– Никаких крыс и мышей в моём доме не будет!

Вечером мама пришла домой и прямо с порога стала рассказывать:

– Представляешь, захожу сейчас в магазин за витаминами для Глаши, слово за слово, а продавщица – миленькая такая девушка – рассказывает, что её знакомый мальчик сегодня купил крыс, чтобы они чьей-то сове не достались. Смешной, говорит, этот мальчик. Каждый раз, когда на шахматы ходит, к нам в магазин заглядывает. Стоит, говорит, над каждой клеткой и гладит, и рассматривает. Давно, говорит, не встречала таких любителей животных.

Моё сердце заколотилось как бешеное.

– Лёва! Ты слушаешь меня?

Я кивнул.

– Так вот, я её спрашиваю, а во что одет мальчик? Какая у него куртка и шапка?

Я хотел взять на руки Глашу, которая тоже встречала маму, чтобы прикрыться ею, но Глаша учуяла запах крыс, подняла хвост трубой и прыгнула от меня в сторону.

– Лёва! Они у нас?

Я кивнул второй раз и зажмурился. Сейчас мама скажет,

что устала так жить,

что мало ей хлопот, так теперь ещё ЭТО,

и вообще,

её сын совершенно не бережёт её покой и здоровье!

Что, когда они с папой завели меня, они не рассчитывали заводить потом крыс.

А вот ещё!

С моим старшим братом им жилось в тысячу раз спокойнее.

– Лёвушка, ты чего зажмурился? Давай покажи мне этих спасённых детёнышей.

Я не верил, что это говорит моя мама. Моя мама? Её кто-то загипнотизировал!

– Мама, это точно ты? – я смотрел на неё во все глаза. – Может, у тебя есть двойник, который любит грызунов?

Мама улыбнулась и подтолкнула меня в сторону комнаты.

– У меня есть двойник, который любит своего доброго ребёнка, и мы с ним, то есть с ней, сегодня услышали очень много интересного о нём, – когда мама это говорила, в её глазах появились слёзы.

Мы зашли в комнату. Крысята тут же полезли по стенке клетки нам навстречу.

– Лёва, ты знаешь, что они не очень долго живут? Не боишься, что полюбишь их и…

– Мам, – отвечаю я, – ну если так думать, то никогда и никого заводить не нужно. Даже детей.

Мама просунула руку к крысятам. Они тут же начали обнюхивать пальцы, поглядывая чёрными блестящими глазками.

– Я первый раз в жизни трогаю мышиные мордочки… Ой, а лапки у них какие маленькие! Лёва, ну даже если я соглашусь на них, как с Глашей быть? А если она их съест?

– Не съест, – успокоил я маму. – Глаша никогда не ловила крыс, и вообще, у неё охотничий инстинкт давно заменился на ленивый.

– Крыс? Почему крыс? Тут же написано «новая порода мышей»? – хитро сказала мама. – Даже догадываюсь, кто изобрёл эту породу.

Вы не поверите, но родители согласились оставить крысят. И даже дали оставшиеся деньги, чтобы я отнёс Вике.

Вот что делают объявления!


Объявление шестое

У меня домашнее задание: громко слушать музыку!


– Лёвыч, дай списать таблицу по окружайке, – клянчил Костя Виноградов на перемене.

– Уважаемый профессор Лучик, дайте нам срочно таблицу! – подскочил следом Табуреткин.

Мне было немного жаль давать эту таблицу, ведь пришлось сидеть с ней целый час. Но отказать я не мог и протянул тетрадь Табуреткину. С красной взмыленной шеей и мокрыми от пота волосами он был похож на воробья. Как будто этот упитанный воробей только что купался в луже. Только Табуреткин не купался в луже, а носился на перемене с тряпичным мячом. Это у них игра такая, вроде баскетбола, только вместо кольца с сеткой зелёное ведро для мытья полов. Приносить в школу мячи запретили, чтобы никого не покалечить, но Алина Вадимовна однажды нам сказала:

– Я понимаю, что вам на перемене побегать хочется, снять стресс. Поэтому можно тихонечко принести какой-нибудь мягкий мяч.

Она у нас очень понимающая, наша учительница, но всё-таки больше любит девчонок. Они так и крутятся возле её стола все перемены. Угощают яблоками и конфетами, моют доску и раздают тетради. Меня Алина Вадимовна тоже немножко любит, на окружающем мире она часто говорит:

– Лёва, откуда ты столько всего знаешь о животных?

Я про них, правда, много знаю. На прошлой неделе, когда мы говорили на уроке о собаках, я рассказал про рыжеплечую хоботковую собачку. Что у неё только название «собачье», а на самом деле это такой зверек из семейства прыгунчиковых, похожий на мышь. Алина Вадимовна тут же нашла в Интернете эту собачку и показала нам на сенсорной доске.

– Ты настоящий зоолог, Лёва!

На русском и математике она такого не говорит. Я до сих пор, когда пишу, путаю «б» и «д». Однажды написал на доске «Папа поднял свою бочку высоко, чтобы она увидела салют». Конечно, я тоже смеялся вместе со всеми, хотя если серьёзно, то почему папа не мог поднять бочку вместо дочки, чтобы она посмотрела салют? Может, эта бочка живая? Может, она из такого дерева сделана, что всё чувствует?

В то, что деревья всё чувствуют, я верю. Только это мой секрет.

Дорога на шахматы идёт мимо школы и красивого соснового парка, и в этом парке у меня две любимые сосны. Я их уже год люблю. В прошлом году нам на лето задали гигантский список литературы. Когда я читал «Как папа был маленьким», много смеялся, рассказы Сетона-Томпсона про собаку Чинка и голубя немного залил слезами. А вот северная сказка «Две сосны» мне запала в душу. Я вспоминал старую чёрно-белую фотографию в нашем альбоме, на которой, обнявшись, стояли мои прабабушка и прадедушка. Мама рассказывала, что, когда её бабушка ушла на небеса, дедушка не смог без неё жить и ушёл за ней через месяц. «Они, как два красивых дерева, были друг для друга опорой», – говорила мама, и глаза её блестели.

Я всегда чувствовал, что деревья живые! Ещё в детском саду наша воспитательница Наталья Ивановна говорила: с деревьями можно и нужно разговаривать. Они даже желания могут исполнять. Я до сих пор помню, что обнял дерево на участке, где мы гуляли, и попросил на Новый год космический вездеход. И дерево исполнило моё желание, представляете?

А потом в парке я заприметил две сосны. Их корни сплелись, и сосны будто всё время обнимались ветками. Когда я один шёл через парк, часто подходил к ним, гладил кору, и мне казалось, что даже через её толщину сосны чувствуют тепло моих рук.

Иногда кто-нибудь из прохожих останавливался и спрашивал: «Мальчик, ты там, случайно, не портишь дерево?» Или: «Мальчик, с тобой всё в порядке?» Как будто только сумасшедшие или хулиганы могут стоять рядом с деревьями.

А ещё в этом парке поселились белки. Мама рассказывала, что, когда она была маленькая, здесь их было много, а потом, когда начали строить школу и всё остальное, – они пропали на годы. А теперь здесь целый беличий город.


Раньше мы с Кешей вместе ходили на шахматы, а сегодня мы с ним – два корабля, которые плывут в разных направлениях. Кеша пошёл на дзюдо.

Раньше я эти шахматы очень любил, даже спал со слонами и конями. Представлял, что они настоящие, только маленькие. Кто-то их замуровал в деревянные формы, но на самом деле они всё чувствуют и понимают.

А теперь мои ноги еле идут до шахматной школы. Ведь знают дорогу как облупленную, а почему-то спотыкаются. У нас там новый тренер. Он нервный и всё время чешет голову. А я не могу, когда кто-то нервный рядом, я сам начинаю нервничать и чесаться. И в последнее время всё время проигрываю. И было бы кому! Тёме Скрипкину! Я всю жизнь у него выигрывал. Ну, иногда была ничья.

Вот робототехника мне нравится больше, чем шахматы. Там у нас учитель Виталик. Он похож на старшеклассника, но на самом деле у него уже есть маленький ребёнок. Мы с Виталиком делаем лунный вездеход.

Но, если честно, больше всего мне хочется в каком-нибудь заповеднике работать. Если бы я погладил слона или жирафа, то с ума бы сошёл от счастья. Пока мне посчастливилось погладить из диких и домашних:

– бородатую агаму;

– крыс и мышей в зоомагазине (теперь они живут у меня!);

– морских свинок, хомяков и шиншилл в зоомагазине;

– черепах (там же);

– кроликов (тоже там);

– голубя (на улице);

– игуан и ящериц в террариуме;

– питона в детском саду;

– собак и кошек у наших знакомых и друзей;

– жука-оленя и ужа на даче у бабушки;

– ну и нашу лысую кошку Глашу.

Около шахматной школы бегала худая рыжая собака с ошейником. Она подошла ко мне, понюхала ладонь и села. Ладонь пахла ржаными сухариками, которые я грыз по дороге. Я достал из кармана оставшиеся несколько штук и протянул ей. Собака осторожно взяла зубами один, потом другой. Она была очень похожа на рыжеплечую хоботковую собачку. Только эта вся рыжая и длинноногая, а вместо хобота у неё длинная мордочка.

На занятии я всё время думал о ней. Где её хозяин? Откуда она? Может, потерялась? Не может же собака с ошейником быть бездомной. И на улице сегодня мелкий холодный дождь…

Когда я вышел из школы, собаки нигде не было видно, и я обрадовался, что её хозяин нашёлся. Но в парке около скамейки я опять увидел её. Она радостно завиляла длинным хвостом и подошла.

– Рыжик! Рыжик! – позвал я. Наверняка она или он никакой не Рыжик, но не могу же я звать её «собакой».

Я погладил её по голове и пошёл к дому. Рыжик пошёл за мной. «Надо ей еды какой-нибудь дать, – решил я, – не могу же я её бросить здесь».

Так мы дошли до дома. Только я открыл дверь в подъезд, как Рыжик юркнул внутрь прямо к лифту. «Ладно, – думаю, – сейчас вынесу ей в тарелке что-нибудь в коридор, а потом выпущу».

Но я совсем забыл про Глашу!

И когда я открывал дверь, Рыжик как юркнет опять, только теперь в квартиру. Хорошо, что дома ещё никого не было, потому что я услышал, как Глаша завопила, потом услышал грохот посуды на кухне и, не снимая кроссовок, побежал на шум. Кошка сидела на холодильнике и очумело смотрела на Рыжика.



– Глаша, – стал я её успокаивать, – ты не переживай. У нас тут цепочка охотников получилась. Сначала был я. Потом появилась ты, и я стал охотиться за твоим хвостом. Это мне мама с папой рассказывали. А потом появились крысы, и ты стала охотницей. Только доброй. А сейчас на тебя опять охотник появился. Только ты не бойся, это на время. Родители мне в жизни не разрешат его оставить. Поэтому я его только покормлю.

Я достал из холодильника кастрюлю с супом и вынул из него куриное мясо. Рыжик съел его за секунду. Везде на полу были грязные собачьи следы. И вообще, в квартире пахло мокрой собакой.

Я повёл рыжего в ванную, кое-как затолкал и помыл его лапы маминым шампунем. Потом взял большое полотенце, накинул на него и с трудом вытащил из ванной. Ну и тяжеленный он был!

Я заманил Рыжика в комнату и прикрыл дверь.

Оставалось вытереть следы. До прихода мамы ещё час, но вдруг щёлкнул замок, и входная дверь стала открываться! Я затолкал Рыжика в шкаф и выбежал в прихожую.

– Мама, привет! Ты чего это так рано?

– Привет, сынок, к врачу ездила, пораньше освободилась. А чего это у нас запах какой-то странный. Шампунем моим пахнети ещё чем-то, не пойму чем. Псиной какой-то.

– Да я голову помыл после дождя. Это, наверное, от меня псиной пахнет. Я давно заметил, что после дождя так пахну. Ну я пошёл, мне уроки делать надо.

Вот, думаю, влип! Мама только разрешила крыс оставить, а я ей уже собаку привёл. Нет, нельзя пользоваться добротой родителей. Сейчас она отвлечётся, а я Рыжика выпущу, а потом сам за ним пойду, вдруг хозяин где-то около дома ходит?

А чтобы мама лай не услышала, я музыку громко включу. А чтобы было понятно, что я не сошёл с ума в очередной раз, написал и повесил на дверь объявление. «У меня домашнее задание: громко слушать музыку».

Но у мамы были другие планы. Через десять минут она открыла дверь в комнату и со словами «Я нашла три одиноких носка» направилась прямо к шкафу! Хорошо, что я успел крикнуть:

– Не пугайся, она добрая!

Тут Рыжик с полотенцем на спине выскочил из шкафа и залаял.

– Ой, мамочки! – закричала мама и прижалась к стене.

– Мамочка, не пугайся, я только её покормить привёл, сейчас я её на улицу выпущу. Она чистая, я её помыл. И лапы, и живот, и морду.

– Лёва… Что же это такое? Я ещё от ящерицы не отошла, а ты мне новое подкидываешь! Как собака в доме оказалась? Чужая? Она же заразная или бешеная, может быть! И у нас же кошка!!!

Мама села на пол, а Рыжик принялся лизать её лицо. Мама сначала отмахивалась и отворачивалась, а потом смирилась.

А я стал рассказывать ей нашу историю. А ещё сказал, что не хотел её пугать, что так вышло. И что собака чистая и не заразная, потому что у неё ошейник красивый.

Когда мама успокоилась, мы посмотрели на ошейник и увидели там железный жетон с номером телефона. Мама позвонила, и совсем скоро к нам пришёл радостный парень с коробкой конфет, целым пакетом апельсинов и огроменным ананасом.

– Как я вам благодарен! Пёс молодой совсем, восемь месяцев только, глупенький ещё. И доверчивый. Я уже два часа его ищу. Спасибо большое, что приютили.

– А какая это порода? – спрашиваю я, потому что такую собаку видел первый раз в жизни.

– Венгерская выжла. Редкая у нас порода.

Ничего себе! Значит, в моём списке появилась ещё венгерская выжла.

Что я узнал про венгерскую выжлу

Венгерская выжла – охотничья собака спортивного телосложения, с узкой головой и длинной шеей рыжевато-золотистого оттенка. Очень активная и резвая, темпераментная, обладает тонким чутьём и интуицией. Собака предана одному-единственному хозяину, прекрасно выполняя для него роль сторожа и защитника. При правильной дрессировке они очень нежные и терпеливые.

Вечером за ужином мама рассказала папе всё в красках. И как пол грязный увидела, и запах псины унюхала, и как собака на неё из шкафа выпрыгнула.

– Лёшик, я боюсь, что наша квартира в зверинец потихоньку превращается. А наш сын только в третьем классе. На крыс я согласилась, это правда, но ни на кого больше я пока не готова. И вообще, я уже в комнату его боюсь заходить. Совсем нервная стала. У меня и глаз уже дёргается.

Это она с улыбкой говорила.

А папа совсем серьёзно сказал:

– Знаете, когда я был ребёнком, у моего друга собака потерялась. Её только через неделю по объявлению нашли. Всю неделю он плакал. Ни о чём думать не мог, только о ней. Мы искали её по всему городу, клеили объявления, спрашивали прохожих… Так что, Лев, ты молодец! Но как ты додумался написать про громкую музыку?


Объявление седьмое

Внимание!

Ищу пропавших животных


Я так впечатлился венгерской выжлой и папиным рассказом про собаку его школьного друга, что решил разыскивать пропавших животных. Если я нашёл выжлу, то и других спокойно найду. Может, у меня чутьё на собак? Или у них на меня?

У нас дома есть компьютер с принтером, но написать объявление я сам пока не могу. А на листке своим почерком – было бы смешно, потому что почерк у меня детский и ошибки я пока делаю. Кто по такому объявлению звонить захочет? Сразу решит, что это шутник написал.

Поэтому я решил дождаться брата Даню. Иногда, когда у него по субботам не четыре пары, а три или две, он приезжает рано и остаётся с нами до вечера воскресенья.

Раньше мы с Даней жили в одной комнате, пока он в школе учился, а я в детский сад ходил.

– Ты прикинь, – сказал он мне недавно, когда мы сидели в нашей комнате и я умолял его поиграть со мной в «Доббль», – мне тоже было девять лет, как тебе сейчас, когда ты родился. Хорошо ещё, что ты не въехал сразу в мою комнату, а спал с родителями в спальне. У меня было ещё целых два года единоличной жизни здесь.

– А что было потом? – спросил я.

Мой брат от меня без ума. Просто он виду не показывает. Так говорит мама.

– А потом ты въехал в мою комнату вместе с десятью ящиками игрушек и горшком!

– Разве я не умел пользоваться унитазом? – я пытался вспомнить себя двухлетним, но не мог.

Неужели я был таким болваном, чтобы ходить в туалет в собственной комнате?

– По ночам ты не мог найти дорогу, и, чтобы никого не будить, мама придумала поселить горшок вместе с тобой.

– Ну уж извини, – я запустил бумажный самолёт, и он, как назло, приземлился прямо на длинный нос моего брата, – меня никто не спрашивал, хочу ли я родиться.

– А никого и не спрашивают, Лёвыч! Это взрослые сами решают, – вернулся ко мне прямо в руки самолёт.

Я немного заволновался. Всё-таки мне девять. А вдруг это традиция в нашей семье? Как только ребёнку исполняется девять лет, ему нате, пожалуйста, получите брата. Или сестру, как у Кеши.

Я обвёл взглядом комнату. Из десяти ящиков с игрушками остались только четыре. А если ещё десять сюда въедут? Вместе с горшком? А как же мои опыты?

На всякий случай я встал на стул и убрал новенький микроскоп на самую верхнюю полку над столом.

Когда Даня переселился в общежитие университета, мне разрешили стать хозяином комнаты. Но не сразу. Сначала мой брат, когда приезжал на выходные, пытался спать со мной в одной комнате, на своём диване. Но после того как его разбудили бабочки, он сказал, что ни в жизнь не останется на ночь со мной, даже если ему придется спать на полу в прихожей.

А куда мне было девать бабочек? Я не виноват, что в начале осени они выбрали наш подъезд для спячки. Мне оставалось только собрать их в коробку и отнести в комнату. В коробку я положил немного ваты и сухой травы, а если они проголодаются – я им в крышку от молока налил сладкой воды. И конечно, сделал дырки в коробке, чтобы они свежим воздухом дышали. Ума не приложу, кто снял крышку с коробки, только в одно прекрасное утро они вылетели и решили устроить пикник на Данином лице.

Так что, когда рядом с его диваном на тумбочке поселились спасённые крысы, я переживал совсем чуть-чуть.

Мой брат классный, я его обожаю и всегда жду, когда он приедет. В субботу я даже не пошёл гулять с Кешей, ждал брата. И когда он наконец-то зашёл в квартиру, сразу бросился к нему:

– Даня, сделай доброе дело, а? Только давай в нашу комнату пойдём, – я покосился на маму, которая ещё даже не успела обнять старшего сына.

– Ну и бардак у тебя! – хмыкнул Даня, когда зашёл в комнату. – Зачем тебе шкаф, Лёвка? Заведи себе большой короб и закидывай в него всё, что нужно. Раз в месяц будешь разбирать. Или лучше каждый месяц его заводить.

И он засмеялся таким же смехом, как смеётся наш папа.

А через пять минут, после того как я ему всё рассказал, он уже набирал на своём ноутбуке текст объявления, которое я сочинил: «Внимание! Ищу пропавших животных».

– Может, всё-таки «разыскиваю»? – засомневался Даня.

– Нет, нет, – затряс я головой, – «разыскиваю» – это про преступников, это сердитое слово, а вот «ищу» – совсем по-другому звучит. С добром.

– И телефон свой даешь? – продолжал сомневаться брат, – А если тебе и правда начнут звонить? Что ты будешь делать? Сразу поймут по голосу, что ты маленький, и не станут связываться.

– А что – маленькие ни на что не способны?

Десять распечатанных объявлений мы с Кешей расклеили вечером, пока не стемнело. Это были соседние дома, кроме нашего, иначе мама первая меня вычислила бы. Кеша переживал, что мне будут звонить маньяки и я полный кретин, что написал свой телефон. Я его успокоил: во-первых, на объявлении не написано, сколько мне лет, во-вторых, я умею говорить голосом одного ведущего. Мне все об этом говорят: так сразу и не отличишь!

Весь субботний вечер я не выпускал телефон из рук. Хорошо, что он у меня доисторический, с кнопками вместо сенсорного экрана, поэтому родители не говорили мне про «вредные» игры. На самом деле, то, что он кнопочный – это плохо, но новый сенсорный телефон я нечаянно разбил на улице.

Но никто не позвонил.

Зато в воскресенье в восемь утра меня разбудил телефонный звонок.

– Алё? – спросил я заспанным голосом.

– Да! – крикнула мне в ухо трубка женским голосом. – Вы ищете котов?

Я сразу не сообразил, про каких котов мне говорят, а потом вспомнил про объявление.

– Ищу… – шёпотом сказал я, чтобы никого не разбудить. Надо было срочно «включить» голос ведущего.

– Вот и найдите мне кота, пожалуйста! Я его целый час не могу найти. Всю улицу обежала – нигде нет. А тут смотрю, ваше объявление. Он чёрный, пушистый, зовут Гриша. Алё? Вы меня слышите?!

– Слышу, – прошипел я как можно тише. Нужный голос шёпотом не получался.

Потом сел на кровать и почесал ухо. Потом лоб. Потом нос. Крысы сразу обрадовались и стали шкрябать стенки клетки.

Я кашлянул, выпрямил спину и громко сказал низким голосом:

– Я поищу. Позвоните вечером.

– Какое «вечером»?! До вечера его уже собаки бродячие раздерут. Если вы пишете объявления, значит, ищите прямо сейчас! – я уже не сомневался, что сейчас эта тётенька ворвётся ко мне в комнату и вытащит меня прямо в трусах и футболке на улицу искать чёрного Гришу.

– Ой… – вдруг радостно сказал трубка. – Гриша… Гришенька… Ты где был, а?

И тётенька выключилась.

Я так разволновался, что в животе заурчало от голода, и я пошёл на кухню. Глаша уже поджидала меня там. Даже представить страшно, что будет, если она потеряется. Моя мама соберёт весь город на её поиски.

Я достал из шкафа свои любимые пряники с брусничной начинкой, но упаковка так шуршала, что мама пришла на шум.

– Доброе утро, Лёвушка, – поздоровалась она и зевнула. – Что-то невиданное сегодня: так ты рано встал. Сейчас завтрак приготовлю.

Когда мы сели завтракать втроём (Даня ещё спал), из комнаты раздался звонок моего телефона.

Я вздрогнул, уронил на пол вилку вместе с намазанным вареньем сырником, с грохотом отодвинул стул и бросился к телефону.

– Слушаю! – бодро сказал я, закрывая дверь.

На другом конце раздался тихий голос какого-то незнакомого дедушки:

– Извините, что так рано беспокою. Вы написали, что помогаете найти пропавших животных. У меня летом улетел попугай. Я забыл про форточку. Я помнил про неё восемь лет… Его звали Зайка… Так назвала его моя жена… Она его очень любила. Он ел с её тарелки и говорил ей: «Любимая». Я писал объявления, но никто не видел его. Вы поможете его найти?

Я понятия не имел, что мне сказать дедушке и как я смогу найти попугая, если уже октябрь?

– Да, да, – промямлил я, – какие особые приметы у него были? Шрамы? Или что-то странное?

– Особые? Да никаких. Зелёного цвета был. На груди проплешины были, он терял перья от стресса.

Тут дверь стала открываться и показалась мама.

– Лёва, что случилось?

Я замахал свободной рукой, потом приложил указательный палец к губам и сделал озабоченное лицо.

– Понятно, – ответил я дедушке. – Будем искать. До свидания. Мы вам позвоним.

И нажал на отбой.

– Кого ты собрался искать? – насторожилась мама.

Я сказал как есть:

– У одного дедушки улетел попугай, и он попросил помочь его найти.

– Какого ещё дедушки? У тебя есть знакомые дедушки?

– Мам, у меня миллион знакомых дедушек. В шахматной школе охранник дедушка. У Кеши есть дедушка. В нашем подъезде есть дедушки. Да у половины класса они есть.

Мама напряглась и опять стала похожа на сыщика.

– И у кого из них пропал попугай?



У меня загорелись уши.

– Мамуля, давай потом тебе всё расскажу, ладно?

– Всем доброе утро! – в дверях появился Даня, и это было спасением.


Оставшийся в тарелке сырник был уже холодным, да и аппетит у меня пропал, потому что в голове теперь сидел грустный дедушка.

Я понятия не имел, что такое «проплешины» и где вообще может быть несчастный зелёный Зайка.

– Дань, что такое проплешины? – спросил я Даню, когда мы все вышли из-за стола.

– Это когда нет волос или их очень мало.

Я представил Зайку с волосами вместо перьев.

– Дань, а если попугай улетел летом, его можно сейчас найти?

– Вынужден тебя огорчить, но вероятность ноль процентов.

После обеда Кеша пришёл ко мне в гости.

– Лёвыч, ты записал его телефон? Если найдёшь попугая, как ты ему сообщишь?

Я не знал.

За целое воскресенье больше никто не позвонил, и я успокоился.

Зато в понедельник всю математику в моём рюкзаке жужжал телефон. Как на-зло, мы писали проверочную работу, и его жужжание было слышно на весь класс.

– Лёва, – строго сказала Алина Вадимовна, – разве родители не знают, что у тебя урок?

– Знают, – покраснел я. – Может, что-то важное?

– Выйди в коридор и ответь быстро. И скажи, чтобы больше не беспокоили.

Я достал из рюкзака телефон и вышел в коридор.

На дисплее было десять пропущенных вызовов!

Я подождал немного и хотел было возвращаться в класс, но тут телефон опять зазвонил.

– Слушаю.

Опять какая-то тётенька.

– Доброе утро! Всё утро не могу до вас дозвониться, зачем же вы телефон оставляете, если трубку не берёте?

– У нас математика сейчас, – шёпотом ответил я, и тут же понял, что выдал себя.

– Позови взрослого, девочка.

– Я не девочка, я мальчик. Говорите, я всё передам.

– У вас там есть ясновидящие взрослые, мальчик? Вчера у нас пропал кот Марсик. Я только мусор пошла выносить, а он в открытую дверь выскочил. Мы уже дали объявление городской группе, но его никто не видел. Вернее, видели, но не его. Мы не можем его найти, – и в трубку зарыдали.

Вот вляпался, так вляпался.

Честно говоря, я думал, всё будет по-другому. Что люди будут звонить и никуда не торопить. А потом я встречу их пропавшего кота или собаку, увижу на ошейнике номер телефона и позвоню.

Я вздохнул.

– Какие приметы у кота?

– Вислоухий котик, серенький. Ему только три года. Он никогда не гулял на улице, – и трубка опять зарыдала.

Я был в отчаянии. Больше всего мне хотелось зашвырнуть телефон куда-нибудь подальше и вернуться писать математику, хотя я совсем не хотел её писать.

– Лёва, – Алина Вадимовна выглянула из класса, – с тобой всё в порядке?

Никакого порядка у меня не было.

– Иду, – ответил я ей, а трубке сказал: – Он вернётся, ваш Ма… Марсик. Мы его найдём.


Объявление восьмое (не моё)

Отдам волнистого попугайчика в хорошие руки, или Спасение вислоухого кота


– Слушай, Кеныч, – сказал я, когда мы с Кешей вышли из школы после уроков, – по-честному, надо эти объявления сдирать обратно. Люди думают, что я ясновидящий или какой-то экстрасенс. Им даже в голову не приходит, что я просто буду ходить по улицам и дворам и искать, представляешь?

– А может, попробуем стать экстрасенсами?

– В девять лет не бывает экстрасенсов, – заметил я.

– Это тебе девять, а мне в январе уже десять будет, – возразил Кеша.

Я разозлился.

– Да хоть сто лет тебе будет, ты всё равно не станешь экстрасенсом!

– Может, и стану!

Зря я злился на Кешу. Он тут вообще ни при чем. Наоборот, ходил со мной объявления клеил. Это я на себя злился.

– А может, переписать объявление? – пришла мне в голову идея. – Вместо «Ищу пропавших животных» написать «пропавших собак»? С собаками легче. Их увидеть хоть можно, а где попугая можно встретить на улице? Нигде.

– Уже почти два дня прошло, как мы их повесили, и никакие собаки тебе не звонили. То есть не собаки, а их хозяева.

Мы засмеялись.

– И вообще, зачем их срывать? Давай просто оторвём все бумажки с твоим номером телефона, и всё?

– Так тоже нельзя, – замотал я головой, – увидит человек объявление, только обрадуется, что ему помогут, а тут, пожалуйста, – никаких телефонов. И расстроится. И сердце будет болеть. Ещё этот, как его… э… инфаркт будет.

Про этот инфаркт я часто слышал от бабушки. Она варит для дедушки какое-то зелье и говорит, что это от инфаркта. «Инфаркт» я представлял таким важным дяденькой с чёрными усами, в очках, в шляпе и тёмном костюме с галстуком. Но оказалось, что это болезнь сердца. Вот почему бабушка всё время переживает, чтобы дедушка не волновался, и даже запрещает ему смотреть хоккей, чтобы он не нервничал.

Дедушка хлопает себя по груди и громко говорит:

– Какой ещё инфаркт, Вера? Я поднимаюсь на восьмой этаж почти без одышки! Да я ещё фору молодым дам!

Но бабушка не отступала.

– Так инфаркт-то и помолодел!

И я тут же представлял вместо усатого дяденьки в костюме молодого парня с красными щеками и почему-то в тельняшке и на мотоцикле.

Пока мы шли, договорились, что Кеша будет смотреть на землю, а я на небо. Ну не совсем, конечно, на небо, а на верхушки деревьев: вдруг там сидит попугай Зайка.

– Всё-таки давай уберем объявления, – решил я окончательно, – хватит мне сейчас и попугая с котом. А вдруг ещё позвонят? Мне в школу ходить будет некогда, и на шахматы, и на робототехнику.

Я чувствовал себя обманщиком и боялся, что люди будут звонить и ругаться, что я такой безответственный врун. А может быть, они узнают, где я учусь, и придут в школу. И даже уговорят охранника их пропустить ко мне на урок. Я как раз буду рассказывать на окружайке про ушастую сову (с тех пор как спас крысят, я простил ушастую сову). И в этот момент толпа людей, у которых потерялись кошки и собаки, войдёт в класс. «Так это тот самый Лев Лучик? – скажет тётенька – хозяйка вислоухого Марсика. – Вы только посмотрите на него! Разве можно такому верить? Он над нами ставит эксперименты!» А дедушка с тихим голосом прошелестит: «Да… я-то думал, что он честный парень… Рассказал ему всю свою жизнь, а он…» Тут Алина Вадимовна подойдёт ко мне и посмотрит прямо в глаза. «Лёва, Лёва, – скажет она и отвернётся к окну, – не думала, что ты такой…» А я буду стоять, как болван, и пялиться в окошко, в небо, и мечтать превратиться в маленькую птицу, можно хоть в воробья, чтобы смыться из класса в это небо…

И тут я увидел на берёзе, почти на самой верхушке… серого кота.

– Кеша! – закричал я, ещё не веря своим глазам. – Смотри! Там же кот?!

– Точно! Кот!

– Кеша, а уши у него какие? Тебе видно?

– Не видно. Видно только, что он серый.

– Маркизик! – заорал я, задрав голову на верхушку берёзы. Потом вспомнил, что он не Маркизик, а Марсик. – Марсик, Марсик, кис-кис-кис!

И тут он ответил: «Мяяяяя».

Пока я скакал под берёзой и звал кота, Кеша от смеха согнулся пополам, а рюкзак съехал ему на голову.

– Лёвыч, – трясся он вместе с рюкзаком на голове, – я только сейчас подумал, что ты зовёшь Марсика, как будто какого-то инопланетянина… ха-ха-ха! Смотришь в небо и кричишь: «Марсик, Марсик, кис-кис-кис!» А он сейчас с неба на звездолёте спустится… твой Марсик… ха-ха-ха…

Я тоже засмеялся.

– Давай звонить его хозяйке, – сказал я, когда мы отсмеялись. – Сейчас посмотрю, какой последний номер был…

– Да! Слушаю! – взволнованно крикнула хозяйка на том конце.

– Мы нашли вашего Марсика. Здравствуйте. Нам кажется, что это он.

– Нашли? Что значит «кажется»? Уши маленькие? Висят?

Я посмотрел на верхушку берёзы, где сидел кот.

– Нам не видно его ушей. Он высоко сидит.

– Как высоко? Где сидит? Он же только на диван запрыгивает, – забеспокоилась тётенька.

– Ээээ, ну… на дереве сидит. На берёзе.

– На берёзе? – мне показалось, что телефон задрожал вместе с голосом хозяйки. – Адрес какой, девочка?!



– Я не девочка, меня Лев зовут! – рассердился я. Ведь утром уже объяснял, кто я. – Улица… – я побежал к дому недалеко от берёзы. – Солнечная, дом двадцать шесть.

– Мальчик, миленький мой, постой там, я сейчас такси возьму и приеду. Это соседняя улица, это же надо… – и она отключилась.

Вскоре тётенька приехала, она была большая и шумная, в пальто нараспашку и с розовым одеялом под мышкой – наверное, она туда кота хотела завернуть.

– Марсюшенька! Дурачок ты мой! Спускайся скорее к мамочке… Ты же разобьёшься так… – голос тётеньки сделался таким жалобным, что я на полном серьёзе почувствовал опасность для Марсика.

– А давайте одеяло развернём, чтобы он… ну, если он решит прыгнуть вниз, прямо на одеяло? – сообразил Кеша и дёрнул меня за рукав.

– Да, да! Давайте? – поддакнул я Кешиной идее.

Я и сам сто раз видел, как люди держат одеяло, чтобы кто-то мог спрыгнуть и не разбиться.

– Мальчики, – тётенька обернулась на нас, и мы увидели, что по её лицу текут слёзы, – кошка в жизни не прыгнет с дерева на одеяло. Надо самим лезть.

Эх! Если б я мог!

Я бы как Человек-паук за три секунды взобрался на ту самую ветку, где жалобно мяукал несчастный кот, взял бы его одной рукой, а второй помахал бы тётеньке и Кеше. И заодно толпе, которая уже собралась под берёзой, чтобы увидеть, чем закончится эта ужасная история. Конечно, она закончится хорошо, потому что они и охнуть не успеют, как я с Марсиком буду стоять внизу и вручать испуганного кота радостной хозяйке.

Последний раз я был Человеком-пауком в прошлом году. Я тогда ещё верил, что могу в него превращаться, и прыгнул со стола в гостиной по занавескам на пол. Я казался себе невесомым и ловким, только на грохот от упавшей высокой вазы на полу прибежала мама. Я лежал под занавеской с отбитой правой коленкой, и когда она эту занавеску подняла, по её лицу я понял, что играть в Человека-паука больше не буду.

Ладно! Пусть минута славы будет у настоящих спасателей.

– Надо звонить «сто двенадцать», – громко сказал я и достал телефон. – Я ролики видел, как спасатели котов и кошек достают из разных опасных мест.

Как раз недавно Алина Вадимовна на ОБЖ рассказывала нам про этот волшебный номер. Это номер МЧС.

Я набрал три цифры и передал телефон тётеньке, чтобы спасатели поверили, что всё это не выдумки, а на самом деле.

Совсем скоро приехала пожарная машина с лестницей. Пожарный полез на берёзу за Марсиком, снял его и отдал хозяйке. За всё время спасательной операции мы с Кешей не пошевелились. Всё было как в кино.

Честно говоря, я боялся, что пожарный будет ругать нас, что мы отвлекаем от настоящих пожарных дел. Только ведь Марсик тоже настоящий!

Но пожарный был такой счастливый, когда передавал кота, как будто спас настоящее сокровище.

– Дай вам бог здоровья и детей хороших! – верещала тётенька, закутывая кота в розовое одеяло. – Всю жизнь буду вас благодарить!

Мы с Кешей и сами были готовы благодарить смелого и доброго пожарного, но только и смогли выдать «Класс!» и «Круто!».

– И вам спасибо, мальчики! – набросилась на нас с радостью тётенька. – Вы настоящие сыщики! Если бы не вы, Марсик бы погиб… В какой школе вы учитесь? В каком классе? Я про вас в газету напишу или в городскую сетку. Или в школу приду. Вы герои! Как твоя фамилия? – наклонилась она ко мне.

– Лучик. Лёва.

– Лучик? Ой, какая интересная фамилия! А твоя? – обратилась она к Кеше.

– Шпагин Иннокентий, – выпалил мой друг и чихнул.

– Ой, будь здоров, Иннокентий Шпагин! Все будьте здоровы! Так какая школа-то?

Мы с Кешей переглянулись и, кажется, друг друга поняли. Не хотелось нам шума из-за этой истории. Чтобы тётенька нас в школе искала и рассказывала, какие мы герои. В конце концов, любой из нашего класса сделал бы доброе дело для кота. Даже Табуреткин.

– Извините, нам пора на тренировку! На шахматы! Да, Кеныч? – выпалил я и побежал за рюкзаком, который лежал в траве неподалёку.

Кеша побежал за мной и за своим рюкзаком.

– Так вы ещё и шахматисты! Золотые вы мальчики! – кричала нам вслед тётенька, крепко прижимая одеяло, из которого выглядывала серая голова вислоухого Марсика.

Мы дошли до автобусной остановки, Кеша пошёл домой, а мне до шахмат надо было к бабушке на обед поехать. Совсем забыл про это.

И тут на остановке рядом с рекламой «Продаётся мёд» я увидел объявление:

«Отдам волнистого попугайчика в хорошие руки».

У меня от радости в ушах что-то зажужжало. Я быстро сорвал единственную оставшуюся бумажку с номером телефона и сунул в карман куртки. Приеду к бабушке, сразу позвоню.

Вскоре подъехал мой автобус с номером пятьдесят четыре, вежливо распахнул двери и забрал меня в тёплый, пахнущий бензином салон.

Кажется, теперь я понимаю, что значит мамино выражение «Перед ним все двери распахиваются».


Объявление девятое

Возьму волнистого попугая зелёного цвета в очень добрые руки


– Лёва, ты опять без шапки? – встретила меня бабушка, размахивая пшикалкой.

Пшикалкой я называю её прозрачную пластиковую бутылку с насадкой для распыления воды. «Растениям необходимо бережное увлажнение, – любит говорить бабушка, – и всем оно нужно», – добавляет она, увлажняя меня заодно тремя «пшиками». На самом деле эта бутылка называется пуль-ве-ри-за-тор, но я до сих пор не могу нормально выговорить это слово. Да и зачем его выговаривать, если это самая настоящая пшикалка и есть?

«Пшик» – бабушка возмущенно пшикнула в сторону.

– Где шапку на этот раз оставил?

Точно! Я, когда голову на берёзу задирал, снял шапку и в траву кинул, чтобы не мешала следить за котом. Шапка моя как раз под цвет травы осенью: две зелёные полоски и две коричневые – в жизни не разглядишь.

– Э… – начал я тянуть кота за хвост, медленно снимая кроссовки.

Что придумать-то? Бабушка у нас всегда на страже потерянных вещей. Она ещё от папиных потерянных шапок и перчаток отойти не может, а тут я. Ей, конечно, не шапку жалко, ей жалко мою голову, которая замёрзнет и превратится в ледяную скульптуру даже при слабом порыве ветра. Хорошо, что мама с этим не согласна и говорит мне, чтобы я одевался по погоде.

Придумывать ничего не хотелось, и я сказал правду:

– Я её под березой где-то оставил… Когда мы кота караулили, – и снял куртку.

– Господибожемой! Лёва! Ты лежал под берёзой? В конце октября? – запричитала она, размахивая пшикалкой. Не удержалась и пшикнула прямо себе в лицо. – Давай раздевайся полностью, буду смотреть, не подцепил ли ты клещей. А потом пойдём обедать, сейчас и дед придёт. Я его в магазин за сметаной отправила. Кстати, Лёва, в прошлый раз ты пришёл с одной перчаткой. Вы нашли вторую?

У моей бабушки феноменальная память. Она помнит не только про мою перчатку, но и кого и в какой одежде встретила в прошлом году. Помнит, сколько стоило молоко, хлеб и мороженое в её детстве. Помнит клички домашних животных всех родственников и подруг. Она – находка для сыщика, который расследует преступления, потому что запоминает все детали и мелочи. Так говорит папа. Всё-таки он её сын и знаком с ней гораздо больше, чем мы с мамой.

– Баушка! – когда я быстро-быстро говорю «бабушка», получается только так. Она это замечает и смеётся, что так скоро я её буду называть «ббшкой». Всё-таки здорово, что она умеет шутить! – Баушка! – сердито сказал я. – Не буду я раздеваться, у меня шахматы через час. Под берёзой я не валялся, а стоял. И вообще, все клещи уже спать уползли, а я есть хочу.

Бабушка Вера тут же расколдовалась из следователя в нормальную бабушку:

– Лёвушка, конечно! Иди руки помой, я пойду накрывать.


Пока я мыл руки, вернулся из магазина дедушка, и мы сели обедать бабушкиными пельменями.

– Милый, положить тебе ещё сметанки? – бабушка нежно дотронулась до дедушкиной руки.

– Спасибо, родная, не надо, – ворковал дедушка Юра в ответ.

Они похожи на двух влюблённых голубей. Ур-ур-ур… Такие же голуби, только фарфоровые и с отверстиями в головах, стояли на столе, застеленном зелёной скатертью с оранжевыми птицами. Из одного голубя можно было вытрясти соль, а из другого – перец.



– Чай будешь сразу или всё-таки по режиму – через час? – опять спросила бабушка.

– Верочка, не суетись, потом разберёмся, – улыбнулся дедушка.

Я жевал пельмень и, глядя на них, тоже улыбался.

И вдруг мне сделалось ужасно грустно.

Тот одинокий дедушка, у которого улетел попугай, – его никто уже не спросит, хочет ли он ещё сметанки и чая.

Никто не скажет ему: «Милый, пусть глаза отдохнут» – и не снимет аккуратно с его лица очки в тонкой чёрной оправе.

Не пожелает спокойной ночи.

Не поправит плед и не укроет ноги.

И я даже не знаю, как его зовут, этого дедушку. Я и не видел его никогда… Зато я могу позвонить по объявлению и забрать попугая. Наверное, это тот самый, которого он искал.

Я вскочил из-за стола и бросился к вешалке в прихожей, где висела куртка. Вот я тетеря! С шапкой и пельменями совсем отвлёкся.

В карманах были ключи, проездная карточка, семечки, шелуха от них, монетки, фонарик, половинка сушки.

Но бумажки с телефоном «попугая» не было.

Я стал выворачивать карман и из него на коврик полетел мой «хлам». Кое-как я всё собрал и запихал обратно, даже шелуху от семечек.

Потом вернулся на кухню, сел за стол и… заплакал.


После того как я всё рассказал, дедушка вышел из-за стола и стал ходить кругами по кухне.

– Надо срочно раздобыть этого попугая, Лёва!

Я всхлипнул.

– Мы его не раздобудем. Я же потерял бумажку с телефоном…

Дедушка сел и взял меня за руку:

– Ты думаешь, там был тот попугай? Вероятность крайне низкая. Да и вообще, дело-то не в попугае, ты понимаешь? В одиночестве! Это же видно. Поэтому мы сейчас пойдём и купим другого зелёного попугая. Слышишь, Лёва?

– Юрочка, ему же на шахматы надо! – отозвалась бабушка.

– Вера, расстроенный человек не может играть в шахматы! – резко ответил дедушка. – Он вообще ничего не может, пока не решит проблему. Позвони маме, – сказал он уже мне, – пусть она предупредит в шахматной школе, что ты не придёшь.

В дедушкиной тарелке мёрзли два пельменя, покрытые сметаной. Он отодвинул тарелку и опять встал.

– Пойдём. Где продаются попугаи?

Нет, так не пойдёт. Получается, дедушка купит попугая, а это нечестно.

И я рассказал про объявления. Что решил начать новую жизнь. И про раскрытые настежь двери, и про то, что хотел всё сам сделать.

– Ну, Лев, ты – Лев! Настоящий Лев. Если бы пошёл в экспедицию, взял бы тебя, не раздумывая, хоть ты и ребёнок ещё. Ладно, сейчас позвоню Аркаше. Он в одну минуту объявление напишет и разместит где надо. Думай пока над текстом.

Аркаша – это дедушкин старый ученик. Он, конечно, не старый, просто очень давно у него учился и в экспедиции ездил с ним, а потом они подружились.

Через минуту дедушка диктовал Аркаше моё объявление: «Возьму волнистого попугая зелёного цвета в очень добрые руки». Только телефон свой дал.

– Долго вам придётся ждать своего попугая, – покачала головой бабушка, убирая тарелки со стола, – если попугай приличный, никто с ним добровольно не расстанется. Купили бы, и всё, а, Лёва? Всего-то изменить одно слово: не «возьму», а «куплю».

– Ббшка! – выпалил я и испугался. Сейчас мне от бабушки за «ббшку» достанется. – Бабушка! Мама мне говорила, что если очень-очень чего-то захотеть, то силой мысли это можно получить. Надо только верить!

– Хоть я и «ббшка», но башка у меня ещё варит. Так вы говорите? – засмеялась бабушка и слегка похлопала по мне кухонным полотенцем. – Давай, Лёвушка, помоги посуду помыть, так и время быстрее пройдёт, и мне помощь.

После посуды, объяснений с мамой, почему я застрял у дедушки с бабушкой, и домашки по математике дедушкин телефон, наконец, зазвонил.

Я бросился к нему и прислонился ухом к трубке. Звонкий женский голос говорил:

– …Мы уезжаем и можем отдать молодого попугая, только он не зелёного, а голубого цвета. Вам подойдёт голубой? Вместе с клеткой и кормом отдадим.

Я схватил дедушку за руку и стал трясти её изо всех сил:

– Да, да! Подойдёт!

Мы записали адрес и стали искать в моём телефоне номер телефона одинокого дедушки.

– Здрррасьте! – от радости у меня дрожал голос, когда я услышал его тихий голос. – Вы меня помните? Вы попугая просили найти. Да, мы нашли. Только он немножко другой, но вы всё равно посмотрите!



Через час, когда солнце уже село, а на моей спине всё ещё висел школьный рюкзак, мы с дедушкой Юрой и с клеткой с попугаем стояли перед коричневой дверью с номером двадцать пять.

– Ох, Лёвка, мы с тобой отчаянные авантюристы, – сказал дедушка. Глаза его блестели. – Но знаешь, у меня сейчас такое чувство, что мне не шестьдесят девять, а, как тебе, девять лет.

И он нажал кнопку звонка.

А дальше случилось ещё одно чудо.

Потому что, когда дверь открылась и перед нами появился худенький седой дедушка в бордовой жилетке, мой дедушка Юра вдруг воскликнул:

– Сашка? Ты, что ли? Вот это встреча!


А потом они долго обнимались, потом мы пошли на кухню пить чай, а клетку с попугаем поставили прямо на стол, и «Сашка» даже не понял, что попугай был не зелёный, а голубой…

Потом звонила взволнованная мама и ещё больше взволнованная бабушка, а дедушка ей всё кричал и кричал в трубку:

– Вера! Сашка нашёлся! Старый наш чёрт! В одном городе жили и не знали, что он сюда вернулся. Вера! Какой режим, когда тут такое! Я его лет двадцать не видел!

Я макнул в горячий чай сухарь, он разломился и плюхнулся прямо в чашку. Попугай внимательно поглядывал на нас, а деревянные часы с кукушкой прокуковали девять раз.

Моё сердце уже не вмещало всех чудес сегодняшнего дня.


Объявление десятое

Спасите сосны!


Сегодня Алина Вадимовна пришла в школу какая-то грустная. Мне даже показалось, что она плакала, когда на русском вдруг сняла очки и стала протирать стёкла. Мы не писали никаких диктантов и самостоятельных работ, и она никому не сделала ни одного замечания! Даже когда Табуреткин кинул в Юлю Шмакову жёваную бумажку, она подошла к нему и… погладила по голове:

– Лёва, я понимаю, что тебе хочется повеселиться. Но, во-первых, сейчас урок и новая тема. А во-вторых… Нет, Лёва, это новая тема «во-вторых», а во-первых – жёваная слюнявая бумажка ужасный подарок для девочки. Лучше подари Юле конфету или яблоко, например.

Табуреткин покраснел, как кетчуп, и опустил голову. А Юля подобрала жёваный «подарок» с пола и бросила на табуреткинскую парту.

Мы, конечно, засмеялись, но ненадолго. А у меня вообще смех пропал.

Потому что я не мог вспомнить, когда видел нашу учительницу грустной последний раз.

Когда мы с Кешей вышли из школы, я сразу почуял неладное. В воздухе пахло соляркой и ещё чем-то противным. Мы пошли дорогой через парк, и тут-то я увидел в глубине леса красно-белую ленту, которой обвязывают опасные места, чтобы туда люди не заходили. Это было место, где стояли мои любимые сосны.

– Пойдём посмотрим, что там такое? – забеспокоился я.

– А вдруг там преступление какое-нибудь? – испугался Кеша. – А мы своими кроссовками следы преступников сотрём.

– Если бы там что-то страшное было, там бы полиция и скорая стояли. Видишь, там только люди ходят в куртках и пальто. Пойдём?

Мы, как опытные разведчики, стали осторожно пробираться к ленте. Правда, листья под ногами громко шуршали, но в нашу сторону никто не смотрел, значит, им ничего слышно не было.

Рядом с лентой слева стояла толстая берёза, за ней мы с Кешей и спрятались. На расстоянии примерно тридцати метров от нас (мы такое расстояние на физкультуре бегаем на время, так что я его хорошо на глаз определяю) среди сосен стояли четыре человека.

Вдруг раздался сильный шум бензопилы, мы даже уши закрыли. Какой-то дяденька в красно-синей куртке замахал руками, жестом показывая, что надо остановиться, и шум прекратился.

– Хорошо идёт! По сухому как по маслу! – крикнул он другим. – Завтра и начнём, если дождя не будет.

Сердце ухнуло.

Трое из них ещё о чем-то поговорили и ушли по дорожке в другую сторону.

– Кеныч, – зашептал я, – до тебя дошло, что они хотят деревья спилить?

– Да, может просто что-то разведывали, – прошептал Кеша.

Я вцепился в ленту, потерял равновесие и загремел на землю с листьями.

– Вот и разведывали, чтобы деревья спилить!

– Кто там ходит? Пацаны? Непонятно, что запрещено? Ленту не видите? – дяденька в красно-синей куртке быстро направлялся к нам.

– Видим, – ответил я. – Мы и не заходим, а просто смотрим.

– А нечего ещё смотреть, – уже более миролюбиво сказал он, – вот сделаем площадку для вас, будете и смотреть, и играть. А теперь давайте дуйте отсюда!


– Какая площадка, – возмущался я Кеше. – Площадок, что ли, мало? Пусть делают площадку на ровном месте, не посреди леса.

Я не мог сказать Кеше про свои сосны, хоть он и лучший друг. Боялся, что посчитает меня чокнутым.

Никто не знал про сосны.

Как я объясню кому-нибудь, что у меня с ними уговор: никто не должен знать, что мы разговариваем, что я понимаю их язык. А если проболтаюсь, разучусь понимать.

Вечером я спрашивал и папу, и маму, почему какие-то люди решают, что нужно пилить деревья и портить природу.

– Эти люди наделены властью, поэтому они решают и следят, чтобы их решения выполнялись, – объяснял папа.

– Ну они же не короли и не цари? Это же раньше у королей были королевства со всеми людьми и лесами, и короли командовали и повелевали.


– Лёвушка, а что случилось-то? Ты сам не свой сегодня, – мама пристально посмотрела на меня, когда я уже лежал в кровати, а она зашла пожелать мне спокойной ночи.

– В лесу хотят построить какую-то площадку, рядом с парком по дороге в школу, мы с Кешей сегодня сами видели, как дядьки проверяли дерево бензопилой, – решился рассказать я. – А я против. Мы же дышим кислородом, который эти деревья нам дают, а они хотят, чтобы… мы дышали площадкой!

– Первый раз о таком слышу, – задумалась мама, – в школьном чате тишина. Может, ты неправильно понял?

И как мама не понимает, что это не шутки!

– Мам, я человеческую речь хорошо понимаю. Дяденька сам нам рассказал. Мам, ты понимаешь, что в лесу своё царство? Там же тысячи домов и миллионы жителей! И их охраняют сосны. Сосны там короли и королевы, а не эти дядьки с бензопилой!

– Лёвушка, давай ложись, а завтра всё разузнаем, хорошо?

И тут я вспомнил!

– Мамуля, посмотри, пожалуйста, прогноз погоды на завтра!

– Дожди обещают, два дня дождей точно, восемьдесят процентов, – посмотрела мама в телефон.



– Ух ты, как здорово, что дожди два дня, – обрадовался я. – Может, они подольше пойдут?

– Ты хочешь дождей? – не поняла мама. – Ладно, давай спать, сынок, спокойной ночи.

Не помню, радовался я когда-нибудь дождям так, как сегодня вечером.

Утром было пасмурно, но дождь не шёл.

На первый урок Алина Вадимовна пришла с каким-то парнем в клетчатом пиджаке. Кажется, я его видел в школе. Может, это новый учитель физкультуры у старшеклассников?

– Мои дорогие и любимые! – торжественно обратилась к нам Алина Вадимовна. – Мне придётся уехать из города на два или три месяца. Так сложились обстоятельства. Мы с директором школы решили, что у вас обязательно должен быть кто-то близкий здесь. Антон Николаевич ведёт физкультуру и ОБЖ, он будет вашим учителем, пока я буду в отъезде.

Класс загудел и заверещал, особенно девочки. Юля Шмакова вообще заплакала, вместе с соседкой по парте Соней Рыжок.

– Я буду присылать вам видеосообщения через Антона Николаевича, не успеете оглянуться, и я вернусь. Зато он, – Алина Вадимовна показала на Антона, – ещё и тренер по спортивному ориентированию, так что успеете до зимы в поход сходить.

«Так вот почему она такая грустная была… – понял я. – Поход – это хорошо, только как мне теперь быть? Антона этого я совсем не знаю, а Алине Вадимовне верю как себе, ведь я хотел про сосны рассказать, а теперь ей точно не до этого».

– Уверен, что мы подружимся, – улыбнулся Антон. – Я к вам загляну после уроков, не расходитесь, пожалуйста.

– А теперь начнём урок математики, – сказала наша учительница, когда за Антоном закрылась дверь. – Лёва Лучик, что ты там за окном увидел?

За окном шёл дождь, и я улыбался, несмотря на то что ужасно расстроился из-за её отъезда.

На перемене я теребил Кешу, что надо срочно что-то сделать.

– Давай думать скорей, – тормошил я его, пока он жевал банан.

Мне не хватало смелости, прямо как у льва из «Волшебника страны Оз». У него, правда, эта смелость была, только он её не чувствовал. А как мне почувствовать?

Мама мне рассказывала однажды, что можно вспомнить или представить, на кого ты хочешь быть похож, и побыть как будто им.

И я вспомнил того парня, который венгерскую выжлу потерял. Он был такой уверенный и позитивный, как в рекламе самых лучших спортивных кроссовок.

Я пошёл к доске и написал гигантскими буквами объявление: «Спасите сосны!»

Пока я писал, не оборачивался и слышал всякое:

– Ой, сосны заболели?

– Напиши лучше: «Спасите нас от контрольной».

– Профессор Лучик начитался детских книжек.

– Лёвыч, ты заболел?

– Стирай скорее, сейчас урок начнётся!

Никто не спросил, что случилось на самом деле.

Кроме Алины Вадимовны. Потому что, когда она зашла в класс, я стоял рядом с доской как приклеенный и разглядывал носок левого ботинка.

– Что случилось, Лёва?

Я отцепил взгляд от ботинка и поднял голову. Мои одноклассники пялились на меня с интересом – ещё бы: я же не стихотворение вышел рассказывать, а неизвестно что. И для них это может быть полная ерунда – какие-то там сосны. Но папа мне после того случая с экономией воды сказал, что свои идеи нужно отстаивать и бороться за них, даже когда они другим кажутся ерундовыми.

– У твоей идеи есть только ты, – говорил папа, – значит, кроме тебя некому о ней позаботиться.

И я всё рассказал.

Мои щёки и уши горели кетчупом, а во рту так пересохло, что ещё немного, и язык точно треснул бы. И сердце как будто разъединилось на кучу маленьких сердец, и все они запрыгнули кто куда: кто в уши, кто в нос, кто в ноги и живот – и стучали там как сумасшедшие.

Я смотрел на класс.

Кирилл Сопелкин буравил меня недоброжелательным взглядом, Табуреткин и Виноградов зевали во весь рот так, что я даже пломбу на верхнем зубе разглядел у Табуреткина, а девочки толкали друг друга и перешёптывались. Я решил смотреть только на Кешу – знал, что, когда боишься выступать, надо найти кого-то, кто будет смотреть на тебя с добрым лицом.

– Лёва, ты молодец! – раздался рядом со мной голос Алины Вадимовны. – Ты неравнодушен к природе! Садись, мы обязательно что-нибудь придумаем. Но сначала надо всё узнать, как обстоит на самом деле, законно или незаконно там собираются рубить деревья.

Я поплёлся к парте, хотя больше всего на свете мне хотелось выйти из класса, надеть куртку и кроссовки и пойти туда, где висит эта злосчастная красно-белая лента.

Какой же я дурак!

Можно же просто её разорвать и спрятать, и они не найдут это место.

– Алина Вадимовна, – я развернулся, – можно мне выйти?


Наша раздевалка была закрыта, и я помчался на улицу в чём был, прыгая через лужи. Охраннику сказал, что сейчас вернусь.

Если бы меня увидела бабушка, то все мои будущие болезни точно имели бы только одну причину: мой выход на улицу.

– У меня голова болит.

– Это от того, что ты раздетый ходил тогда!

– У меня живот болит.

– Лёва, так меньше надо бегать голышом под дождём.

– Я же не голышом бегал, а в рубашке и жилетке. И в брюках.

– Лёва, в такую погоду это всё равно что голышом, ты уж меня извини.

Ну а если бы у меня потекли сопли и начался кашель, тут бабушка торжественно сказала бы:

– Что и следовало доказать!

А потом носила бы к нам домой протёртую клюкву и травяные сборы, настой из свёклы и редьки, серую овечью шерсть, которая пахнет так, что я себя сразу ощущаю бараном в хлеву.

Потому что она всех нас любит, наша бабушка!


Вот и парк, вот и тропинка, вот и лента. Как хорошо, что никого их «этих» не было. Лента оказалась жёсткой, и я не мог её разорвать. Она только сплющивалась и растягивалась в руках, а узлы были такими крошечными, что мои подушечки пальцев выглядели гигантами по сравнению с ними.

Всё напрасно!

Надо было бежать обратно, пока не промок насквозь.

– Что ты тут делаешь? – вдруг раздался строгий голос сзади. Я оглянулся и замер.

Антон Николаевич, наш новый классный, смотрел на меня в упор.


Объявление одиннадцатое

Осторожно: здесь Беличий город


Через полчаса, уже обсохший и переодетый в физкультурную форму, я сидел в учительской и пытался разобрать слова, которые записывал Антон под диктовку. Он сидел за столом напротив меня и разговаривал по телефону.

Это был уже восьмой звонок кому-то, кто мог бы объяснить, что происходит в парке.

Как раз была перемена, учителя то заходили, то выходили, и все они внимательно поглядывали в нашу сторону. Ещё бы: ведь Антон Николаевич сидел на месте завуча, набирал что-то в поисковике на её компьютере и вид у него был похлеще, чем у меня.

– Я тебя очень хорошо понимаю, – сказал он тогда около красно-белой ленты, когда я ему всё объяснил. – Для меня лес – это дом родной, и деревья в нём живые, поэтому мы сейчас вернёмся в школу, ты переоденешься, и начнём расследование. У меня десятый «А» и «Б» сегодня отменились.

Расследование!

Со мной никто ещё так, как со взрослым, не говорил!


– Ну что, Лев, такие дела, – Антон встал из-за стола и подошёл ко мне. – Вырубка у них законная, то есть по документам всё в порядке. Есть распоряжение о строительстве площадки и разрешение о вырубке деревьев под неё. Начать должны послезавтра.

У меня сердце ухнуло прямо вниз. Вот так, как будто оно висело на ниточке, тяжёлое и неповоротливое, а потом эту ниточку перерезали и оно полетело в ноги.

– Но это не значит, что мы ничего не можем сделать! – Антон слегка тряхнул меня за плечи. – Можем, и ещё как. Давай возвращайся в класс, а после четвёртого урока я к вам приду.

– Ну что, юный спасатель, спас сосны? – чуть не сбил меня с ног в коридоре Табуреткин и загоготал.

Я сначала обиделся, потом разозлился, а потом взял и сказал:

– Скорее всего, у нас будет настоящий штаб по ведению операции. Хочешь быть в этом штабе? Без твоей помощи никак.

И улыбнулся самой лучезарной улыбкой.

Обычно такую просят родители, когда фотографируют «Счастливый день моего ребёнка». Нет. «Самый счастливый день моего ребёнка».

И тут Лев Табуреткин на полном серьёзе ответил:

– Хочу! И Костяна позову.

– Тогда по рукам!

– По рукам! – Табуреткин хлопнул широкой ладонью по моей, узкой и хилой, и я впервые подумал, что хочу пойти в спортивную секцию, чтобы уметь так же мощно хлопать, а ещё разрывать верёвки и канаты, быстро бегать и чувствовать свою супер-силу.

Как только прозвенел звонок с четвёртого урока, в класс зашёл Антон Николаевич. По тому, как они переглянулись с Алиной Вадимовной, было ясно, что она уже всё знает.

– Не расходитесь, друзья, – сказал он. – Давайте я расскажу вам, в чём суть и о чём рассказывал ваш одноклассник Лев Лучик. Первое. В парке недалеко от школы собираются вырубить деревья, чтобы сделать ещё одну площадку. Со скамейками, качелями и так далее.

В классе раздался одобрительный гул, но мне было непонятно, кто у нас такой любитель скамеек и качелей на месте спиленных деревьев.

– Всё это хорошо, доброе дело для жителей нашего города, – продолжал Антон, – если бы не одно «но». Деревья, которые хотят вырубать, абсолютно здоровые. Сосны могут жить до двухсот лет, представляете? А тем соснам около восьмидесяти лет. На человеческий возраст это примерно тридцать пять лет.

– Моей маме тридцать пять лет! – охнула Юля Шмакова.

– Вот именно! – обрадовался Антон. – Теперь вы понимаете, что хорошее дело на самом деле не такое и хорошее. Тем более, площадка в парке уже есть и места в нашем городе под площадки тоже есть. И второе. Те, кому это всё интересно и важно, остаются в классе, остальные могут идти домой. Так, Алина Вадимовна?

Алина Вадимовна закивала.

Несколько человек встали и пошли на выход, но потом оглянулись на класс и вернулись. Весь третий «В» остался на месте.

– Дорогие дети! Я знала, что вы самые добрые! – улыбнулась Алина Вадимовна и смахнула слезу. Девочки тут же повыскакивали и набросились на неё с объятиями. – Я очень скоро вернусь, обещаю. И вам не будет скучно, это я тоже обещаю, – голос нашей учительницы был еле слышен из девчоночьей кучи малы.

Честно говоря, мне тоже очень хотелось наброситься и крепко-крепко обнять нашу самую добрую учительницу на свете. Странно, что в первом классе я легко это делал и даже немного во втором. Но сейчас кое-кому тоже нужны наши объятия.

Я не выдержал и спросил:

– Алина Вадимовна, Антон Николаевич! А мы сделаем штаб операции по спасению?

Антон подошёл к моей парте и громко, на весь класс, сказал:

– Штаб уже есть. Ребята, кто за то, чтобы сделать Лёву, то есть Льва, командиром штаба? Поднимите руки.

– А почему сразу его? – услышал я сзади Кирилла Сопелкина. – Я тоже Лев. По гороскопу. И Табуреткин Лев. А я вообще капитан футбольной команды. У меня опыт командирский есть.

И вдруг с первой парты раздался звонкий голос Юли Шмаковой:

– Раз Лёва это первый узнал и нам рассказал, и вообще – это его идея, значит, он и должен быть командиром штаба.

Я зажмурился.

«Тук-тук», – застучало сердце.

Потому что я ещё никогда не был командиром.

И никем ещё не командовал.

Если только Глашей совсем чуть-чуть.

У нас полно мальчишек, которые могут быть командирами. А девчонок ещё больше. Они обожают командовать.

– Почти единогласно, – обрадовался Антон. – Ну, Лев, дерзай.

«Всё, закрутилось колесо», – вспомнил я мамину присказку и только сейчас понял, что это значит на самом деле.

Все загалдели как сумасшедшие, потому что когда даже три человека начинают одновременно говорить, то непонятно, на каком языке они говорят. Я вытер о брюки мокрые ладони и на дрожащих ногах вышел к доске.

– Давайте запишем идеи, что мы можем сделать? – проскрипел я, откашлялся и посмотрел на Юлю. – Можно тебя попросить записать на доске? Ты быстро пишешь.

Юля в одну секунду вскочила, схватила мел и приготовилась писать.

Через пять минут на доске красовались наши идеи:

Окружить место вырубки и сторожить его.

Нарисовать плакаты и повесить их в парке.

Рассказать родителям и всем, кого знаешь.

Позвать телевидение.

Собрать всю школу и рассказать.

Позвонить мэру города.

Лучше позвонить президенту.

Объявить забастовку и не ходить в школу.

Последнее предложение еле вместилось на доске и уползло вниз, туда, где лежат мелки и тряпочки. Пока Юля его писала, все громко обсуждали последствия этого предложения.

– Мои хорошие! – Алина Вадимовна позвонила в колокольчик. – А теперь давайте решим, что реально, а что нет. Всё-таки вы дети, а не взрослые. К тому же взрослые уже подключились к этой проблеме.

– А что? Почему нельзя сторожить по очереди, пока эти не придут? – возмутился Костя Виноградов.

– Потому что вы – ученики и должны учиться. Это ваша обязанность. А наша – вас учить и заботиться о вашей безопасности. Так ведь, Антон Николаевич?

Антон кивнул.

– А с родителями после уроков можно? – спросила Юлина соседка Соня.

– Если ваши родители согласятся, то, конечно, можно, – ответил Антон. – Но есть то, что мы можем сделать прямо сегодня и гарантированно.

– Позвонить президенту! И мэру! И в полицию! – поднял руку Табуреткин.

Все засмеялись, потому что отлично понимали, что он шутит.

– Давайте плакаты нарисуем! – обернулась на класс Соня Рыжок. – У нас четыре девочки в классе в художку ходят. Да? Ева? Рита? Арина? Нарисуем же?

Ещё через пять минут мы решили, что:

девочки нарисуют плакаты,

и вообще, любой, кто захочет, может их нарисовать, ведь главное не рисунки, а текст,

расскажем родителям, а родители – своим знакомым,

завтра поделимся новостями.

Когда мы с Кешей возвращались из школы, около магазина я увидел огромную коробку. Это было то, что нужно.

– Поможешь донести мне её до моего подъезда? – попросил я своего лучшего друга и, не дожидаясь его вопроса, объяснил: – Я сам хочу сделать плакат. Разрежу эту коробку, наклею альбомные листы и получится гигантский плакат!

Хорошо, что коробка была чистая, потому что мы поставили её на головы и пошли торжественной процессией до моего дома. Правда, пока мы шли, она здорово промокла из-за дождя.

Дождя!

– Лёва! Боже мой! Кого ты решил поселить на этот раз в коробке?!

Это мама пришла с работы и наткнулась на коробку в прихожей.

– Мам, не волнуйся, это будет гигантское объявление, когда она высохнет, – успокоил я маму и добавил: – Ты же умеешь рисовать белок?


Вот бывает такое: вдруг увидишь что-то – и сразу идея! А за ней ещё одна!

Когда я увидел коробку, сразу придумал объявление: «Осторожно: здесь Беличий город». Конечно! В парке живут белки, значит, это не просто парк, а беличий город. А сосны – это их улицы, длинные и узкие, то есть высокие и узкие. А дома… я видел там старые и корявые домики-кормушки, настоящие дома у них высоко-высоко, снизу не разглядишь. Поэтому я и решил сделать им дом. Только когда я посмотрел в Интернете, как он выглядит, расстроился. Мне в жизни не сделать такой бельчатник!

Что я узнал про бельчатник


Бельчатник – это дом для белок. Он должен быть только из натурального дерева. Зверьки любят обживать дубы и деревья хвойных пород, поэтому и на домик для белок нужно набирать именно такого рода древесину. Размеры должны соблюдаться. Лучшие параметры: высота – не более 55 см, ширина – 40 см, глубина – 45 см, при этом ширина боковых панелей – 30 см, передней и задней – 25. Отверстие лаза должно быть круглым, диаметром 6–7 см, чтобы белка могла без проблем входить и выходить из своего жилища.

Правильно собранный бельчатник позволяет зверькам переживать даже сильные морозы, но при этом максимально воссоздаёт условия их естественного места обитания, то есть дупла.

– Лёвушка, – мама заглянула в комнату, когда я дорисовывал в объявлении восклицательный знак, – такой шум вокруг этой истории с соснами, вся городская сетка гудит, представляешь? Оказывается, мы – сила! Я и не думала, что так будет. А как подумаю о том, что это ты затеял, так мне не верится, что это мой сын.

Она подошла к клетке с крысами, открыла дверцу и протянула руку внутрь. Тим, светло-коричневый, с чёрным хвостом, мигом запрыгнул ей на ладонь.

Моя мама держала в ладони крысу!

– Как они выросли, – мама нежно гладила Тима между ушами, – и ты иди ко мне, давай, Бим, – она аккуратно вернула Тима в клетку, а его место на ладони занял чёрно-белый малыш.

Хлопнула входная дверь, и я понял, чтó хочу спросить у папы.

Надеюсь, и вы догадались, что я спросил про бельчатник.

– Лёва, ну при всём желании не смогу за один вечер сделать, – вздохнул уставший папа. – Надо же материалы подготовить, всё изучить.

– Пап, ну чего там изучать? Как скворечник почти. Ты же делал в детстве скворечники? Сам мне рассказывал.

Тут папа вдруг оживился и даже обрадовался.

– Слушай, Лёва, пока твоё детство не прошло, предлагаю тебе самому сделать этот бельчатник. Как ты на это смотришь? Тем более, и ящик с инструментами у тебя есть. Настоящими! Как здорово дедушка придумал.

Точно! А я тогда немного расстроился из-за этих инструментов и задвинул ящик под кровать.

Всё-таки я начинаю умнеть, раз мне сейчас стало казаться, что это лучший в мире подарок.

– Пап? Мам? А вы разрешите сделать отверстия на дверках шкафа в моей комнате? После бельчатника?

Мама, когда это услышала, даже бросила по телефону с подругой тётей Катей разговаривать.

– Катюша, одну минуту! – и тут же мне: – Лёва! Только не говори, что ты задумал ещё одну собаку в шкаф поместить!

– Мам, как ты быстро додумалась, что собаке дышать нужно! – я засмеялся и тут же успокоил её: – Нет, не собаке. Ты же сама говоришь, что у меня в шкафу вещи задыхаются!

И мы захохотали.

Даже тётя Катя в трубке смеялась.


Объявление двенадцатое, которого я совсем не ждал

???


Вечером я долго не мог уснуть, всё ворочался и думал, вдруг эти рубильщики деревьев не послушаются и придут завтра с утра в парк?

Но больше всего я переживал, что мы не сделаем бельчатник.

Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь за вечер сделал такую сложную конструкцию.

Тем более я.


Утром мы встретились с Кешей, чтобы вместе идти в школу.

– Смотри, Лёвыч, уже плакаты висят! – показал он в ту сторону, где была лента.

Четыре картонных плаката на деревянных ножках стояли в ряд. Точно наши девочки-художницы постарались.

Не то что я.

Пришёл с пустыми руками и пустой головой.

Потому что сегодня дома я забыл:

сменку,

физкультурную форму

и тетрадь по русскому.

А ещё сок, яблоко и печенье, которые мама приготовила мне на перекус.

А ещё не убрал в клетке с Тимом и Бимом.

Я даже своё объявление не принёс, потому что… зачем его нести, если никакого города для белок и нет?

В кармане куртки зажужжал телефон.

Наверняка это мама. Она взяла с меня слово, что я уберу в клетке, а я это слово не сдержал.

…Утром я сидел за столом на кухне и строил из ломтиков сыра дом для белок. Пока тот, что был крышей, не свалился прямо на Глашину голову. Она как чувствовала, что ей повезет с сыром, сидела под моим стулом и стерегла будущую добычу. Почти как в басне «Ворона и Лисица», которую я так и не успел выучить.

Нет, я честно хотел выучить. Но она никак не лезла в голову, потому что в голове был только бельчатник. Я представлял, как лихо буду пилить доски, делать их гладкими, потом буду стучать молотком, забивая гвозди, чтобы доски стали домиком.

Ну выпал сыр, ну съела его лисица – разве в этом беда?

Беда в том, что настоящие сосны могут спилить!

Мама сердилась, что я балуюсь с продуктами. Потом сказала, чтобы я не сидел в прострации, а лучше бы убрал у крыс. А потом на кухню пришёл папа и очень переживательно сказал:

– Послушай, дедушка Юра приболел, а у них кран сломался, и бабушка попросила помочь. Я задержусь, но мы всё сделаем, не переживай.

Папа и так возвращается с работы в семь вечера. А если он задержится из-за крана? Когда же мы будем делать бельчатник?

Теперь вы понимаете, почему я всё забыл?

…Я достал жужжащий телефон из кармана:

– Слушаю.

– Утро доброе! Я по объявлению. У нас котик выбежал случайно, вы не могли бы поискать, молодой человек?

Ничего себе! Я думал, мне уже никто не позвонит по тому объявлению.

– Я не могу… – вздохнул я. – У меня сейчас уроки. Вы можете в городскую сетку объявление написать.

Но тётенька не успокаивалась.

– Сын уже написал, пока никто не ответил.

– Так попросите сына, пусть он поищет. Я временно не работаю по розыску домашних животных, – сказал я голосом ведущего программы.

Только этого не хватало сейчас, думал я про очередной поиск кота.

– Мой сын нездоров. Он не может ходить.

Не может ходить? Почему??

– Хорошо. Напишите приметы, пожалуйста, в эсэмэс. Я постараюсь.



– Лёвыч, ты чего? – набросился на меня Кеша, после того как я убрал телефон в карман. – Зачем тебе опять искать кошек? Ты же сам говорил, что некогда сегодня.

– Говорил. У них кот пропал, а не кошка.

– У кого «у них»?

– У тётеньки и её сына. Он ходить не может.

Только когда мы зашли в класс, я вспомнил, что Алина Вадимовна уехала и её будут замещать другие учителя.

Но тут в класс влетел Антон Николаевич.

– Доброе утро, команда третьего «В»! Я буду вести у вас математику, окружающий мир и ОБЖ, остальные предметы – Олеся Викторовна, наш завуч. По нашему делу: спасибо девочкам и всем, кто нарисовал плакаты. Здорово! Даже плёнкой догадались обернуть, чтобы дождь не замочил.

– Да, мы созвонились и решили так сделать, – радостно воскликнула Соня Рыжок.

– Молодцы! Завтра придут журналисты, будут делать сюжет для программы. И ваши родители молодцы. Так много людей нас поддержали. Кто-то ещё приготовил что-нибудь?

Я услышал, как сзади меня загромыхал стул. Я этот звук среди тысячи узнаю. Это звук вставания Табуреткина.

– Я принёс кормушку для птиц, – торжественно объявил Лев Табуреткин.

Я обернулся и увидел в его руках аккуратный птичий домик-кормушку.

На перемене я написал брату Дане сообщение: «Ты сможешь приехать? Помоги, пожалуйста, сделать бельчатник».

Даня ответил на следующей перемене: «Какой бельчатник? А папа? Я не могу сегодня, только в субботу. Прости, брат».


Хорошее дело… Заварил эту кашу, а сам ничего не сделал. Получается, что я настоящий клоун. Даже Табуреткин принёс что-то, и не просто что-то, а настоящую самодельную кормушку, хотя только недавно мучил божьих коровок.

Кеша вот тоже принёс хитрые кормушки из пластиковых бутылок. А хитрые потому, что они специально для маленьких птиц. Они с папой вчера в Интернете нашли эту хитрость, чтобы вороны и другие крупные птицы не смогли достать еду. Там такое маленькое отверстие, только для малышей.

А Олеся Викторовна влепила мне за басню точку! Точка – это невидимая двойка. Её голова. И даже если ты её не видишь и не чувствуешь, мама всегда разглядит.

Последние остатки хорошего настроения сплющились и уползли невидимым пластилиновым червяком.


После уроков я пошёл искать пропавшего рыжего кота «с белым галстуком и белыми очками». Если бы я был таким представительным котом, вёл бы уроки для магистров кошачьих наук. И Глашу бы туда отправил поучиться, а то ходит необразованная.

Моросил дождь, и шансы найти кота на улице были нулевыми, как говорил папа. В животе был концерт «Ты давно ничего не ел», но я старался не обращать внимания. Обошёл три улицы, прошёл четыре раза парк и наконец позвонил тётеньке, чтобы сказать ей, что никакой я не сыщик.

– Солнышко! Прости нас, ради бога! – ласково сказал она. – Нашёлся Лунтик, сам пришёл к подъезду. Надо было тебе сразу позвонить, да я думала, что уроки, зачем мешать.

– Ну ладно, – проговорил я дрожащим голосом.

Наверное, сегодня день такой. Обидный день.

– Погоди! Где ты сейчас? Приходи к нам, я шарлотку как раз испекла, яблоки свои, с дачи. И с Артёмом познакомишься, и с Лунтиком.

Оказалось, её дом как раз рядом со школой.

Я посмотрел на мокрые кроссовки и зашагал по адресу. Можно ведь и не проходить, а в подъезде постоять.

Опять зажужжал телефон. Теперь-то точно мама.

– Лёвушка, ты дома?

Ходить к незнакомым людям мне запрещено с рождения.

Но ведь тётенька уже не незнакомый человек?

И на кота в белых очках тоже посмотреть охота.

И на сына её, который почему-то не ходит.

А шарлотка!

В последнее время мама ничего не печёт, говорит, что некогда и что на работе устаёт от нового проекта, который её выматывает.

Я честно сказал маме всё как есть. И про кота, и про приглашение. Мама поохала, сказала, что быть такого не может, чтобы взрослые люди детям звонили и просили их искать котов и кошек.

Я и сам не знаю, почему они звонили. Может, когда ты очень переживаешь, все способы надо попробовать?

– Лёва! Даже не думай никуда идти! Я миллион раз тебе говорила, с незнакомыми – никаких разговоров! Продиктуй мне её телефон. Я позвоню.

Я продиктовал маме телефон тётеньки, и вскоре она перезвонила.

– Лёва, ты не поверишь, я стала номер набирать, а у меня высветилось имя «Ирина-Шторы». Я ей когда-то шторы заказывала шить, представляешь? На которых ты катался в детстве. Она очень хорошая. Ладно, сынок, можешь идти. Но это – исключение! И недолго, хорошо?



Лунтик оказался здоровенным котом, с белой полоской на груди и белыми ободками вокруг глаз. Он лежал на спинке зелёного дивана с таким видом, будто кто угодно выбегает без спроса из дома, только не он.

Его хозяйка, Ирина Григорьевна, – маленького роста, с кудрявыми рыжими волосами и добрым лицом. Когда она открыла дверь, за её спиной виднелась инвалидная коляска с мальчиком постарше, чем я.

– Такая паника нашла, я не знала, что и делать, – улыбалась Ирина Григорьевна, подкладывая в мою тарелку третий кусок шарлотки. Мы сидели на кухне, под оранжевым абажуром с бахромой и пили чай. – А потом вспомнила, что фотографировала твоё объявление. Мы ещё с Артёмом посмеялись, что не встречали такого в жизни. А то, что ребёнок – знаешь, в школьном детстве я была красным следопытом. Мы с друзьями разыскивали ветеранов войны и всё, что с ними связано. Собирали материалы для школьного музея.

Пока она рассказывала, я украдкой рассматривал Артёма. В одной руке у меня был кусок шарлотки, а другой рукой я подпирал лоб. Из-за этой-то руки я и косился на Артёма. Он сидел сбоку от меня в большой чёрной коляске и ловко перебирал пальцами лежащие на его ладони два металлических шарика.

– Это тренажёр. Начинают работать пальцы, а эффект для всей спины, – объяснил Артём. – Да не смотри на меня как на безнадёжного, – вдруг засмеялся он, а я подумал, что разведчик из меня никакой. – Мы с папой в аварию попали, мне все кости на ногах собирали. До Нового года надеюсь встать на ноги, да, мам?

Я выдохнул и потянулся за четвёртым куском пирога.

И только сейчас понял, как хочу спать! Лечь бы на зелёный диван вместе с урчащим Лунтиком. Я зевнул и вежливо сказал:

– Спасибо большое. Очень вкусно. Но мне надо домой. Я очень тороплюсь.

– Если уроки, я могу помочь, – предложил Артём.

– Нет, то есть да. Уроки тоже надо. Но у меня ещё дело есть важное. Самое важное.

И я рассказал про бельчатник.


Дома я стал бродить взад и вперёд. Уроки делать не хотелось, мамы не было, и до возвращения папы оставалась целая вечность. Я убрал в клетке у крысят и лёг подумать. Настроение не вернулось. Я чувствовал свою беспомощность, как маленький, который лежит в кроватке и ничего не может сделать сам.

Завтра уже придёт телевидение снимать сюжет про сосны и площадку, а показать мне нечего.

Папа не брал трубку. Я звонил и звонил…

– Лёва, что случилось? Ты в порядке? Не могу говорить, – папины слова как удары в барабан. Бум! Бум! Бум!

Слёзы стекали прямо на подушку.

Неожиданно у меня в руках оказался барабан. И не просто барабан, а целая барабанная установка! Я сидел за ней в школьной столовой и отбивал ритм. А вокруг меня ложками и вилками подыгрывали ребята из других классов…


– Лёва? Лёв? Ты чего спишь? Заболел, что ли? Давай-ка за работу, брат!

Над моим лицом нависло самое долгожданное, с ямочкой на подбородке, лицо старшего брата.

– Объявляю старт проекта «Бельчатник своими руками за один вечер», – торжественно выпалил он и показал стопку деревянных брусков и фанеры.

Он приехал меня спасать со своим объявлением.

Мой старший брат.

Объявление тринадцатое

Про лучший в мире класс


Оказывается, Даня запереживал из-за меня и позвонил папе узнать, в чём дело. Он сам раздобыл материал для домика и прим по краям и между ними чался на электричке домой.

– Ты в курсе, что белки уже заготовили запасы в своих домах? Как они переносить всё будут в твой бельчатник?

Даня делал разметку на досках, а я скакал около него со своей личной пилой.

– Это я знаю. Но если зима будет холодной, они только спасибо скажут за новый тёплый дом. Я специально ролик посмотрел.

И тут я вспомнил, что вешать бельчатник надо на высоту пять метров. Кто же его повесит?

– Спросите в школе лестницу, должна быть, – спокойно ответил Даня.

Мне бы такое спокойствие! Внутри меня всё прыгало и скакало.

Кухонный стол, покрытый старыми газетами, превратился в мастерскую. Надо же, я дожил до девяти лет, а настоящую пилу ещё в руки не брал. Только игрушечную, пластмассовую. Но ей что – только воздух пилить!

– Пили здесь, – скомандовал Даня.

И я начал.

Сейчас я был так счастлив, что готов был отдать брату всё командование. Пусть командует на здоровье. Я и кровать ему уступ-лю, чтобы он выспался как следует, а то ему завтра рано вставать, ещё раньше, чем мне. А я на диване в гостиной лягу.

Когда я смотрел, как ловко Даня управляется с инструментами, первый раз подумал, что тоже хочу быть для кого-то старшим братом. Ведь я уже многое знаю и умею. Надо опыт передавать, как говорит дедушка. Теперь и бельчатник, если надо, сам сделаю. Я всё запомнил.

А мама смотрела на нас и говорила:

– Какое счастье видеть рядом двух сыночков!

Когда папа вернулся, бельчатник уже красовался на кухонном столе.

– Вот это вы молодцы, быстро управились!

И спросил Даню:

– Без проблем забрал материал?

Оказалось, папа ещё днём приготовил доски и фанеру и сказал Дане, где их забрать. А я-то думал, что папе всё равно…

– Ну всё, садитесь, будем ужинать, – пригласила мама.

И хотя на ужин были фаршированные перцы, которые я не очень-то люблю, это, скажу я вам, был самый вкусный ужин на свете.


А что было на следующий день, и целой книги не хватит рассказать.

По дороге в школу мы с Кешей первым делом побежали посмотреть, всё ли в порядке в лесу. Красно-белой ленты на месте не было! Я поставил объявление о беличьем городе рядом со своими соснами. «Потерпите, миленькие, – прошептал я и погладил влажную кору, – мы вас спасём».

Перед первым уроком Антон Николаевич забежал в класс и сообщил, что «дело спасения сосен» получило большой резонанс в городе. Резонанс, пояснил он, это значит, что много людей об этом узнали. И что журналисты с телевидения придут на съёмку в двенадцать часов. Мы, конечно, все зашумели и попросили пойти всем классом на место. Тем более что четвёртым уроком был как раз окружающий мир.

– Только если разрешит директор, – развёл руки Антон.

Бельчатник повесил наш охранник Владимир Андреевич. Они с Антоном Николаевичем сами донесли лестницу до сосен. Правда, она оказалась не такой высокой: всего три метра. Но крепко привязанный к сосне домик висел высоко, белкам должно понравиться, сказал он.

Директор разрешила нам пойти в парк. Когда я проходил мимо охранника Владимира Андреевича, он остановил меня:

– Ты же Лёва Лучик, так? Вот, просили передать, – с этими словами он вытащил из-под стола… деревянную кормушку. На резной крыше было написано «Кафе для белок и их друзей».

Я охнул. Ничего себе! Откуда?

Владимир Андреевич как будто услышал мой вопрос:

– Женщина одна хорошая передала. Сказала, что это от Артёма, ты знаешь.

Ничего себе! Артём, тот самый мальчик на коляске, сделал кормушку!

До двенадцати оставалось десять минут.

– А вы не можете помочь повесить? – спросил я.

– Никак не могу, не имею права школу оставлять. Я и так, пока домик вешал, на своё место человека позвал.

Эх! Придётся на ветку какую-нибудь повесить.

Я взял кормушку и вместе с одноклассниками вышел из школы, чтобы дождаться остальных.

– Лёва!

Знакомый голос. Откуда?

Я завертел головой, как ушастая сова, но никого не увидел.

– Лёва! Мы за оградой!

За школьной оградой стоял дедушка Юра с бабушкой и ещё с каким-то дедушкой. Я побежал к ним. Дедушка оказался тем самым, «Сашкой».

– Как вы тут оказались? Дедушка, ты же болеешь? – удивился я.

– Вчера болел, а сегодня здоров! Вот с Сашкой, гм… с Александром Сергеевичем – совсем как Пушкин, – он обнял одной рукой друга, – пришли вас поддержать.

Я ничего не понимал.

– Лёва, не тормози, папа твой вчера мне рассказал, что вы затеяли, я в Интернете посмотрел, где тут у вас сбор, ну мы и решили с бабушкой сюда, к вам.

– Ого! Ну вы даете! – изумился я.

– Вот именно, дают! – вступила бабушка. – Неугомонный твой дед, ему лежать надо, вчера давление поднялось, сбить не могли, а сегодня он, как молодой конь, скачет.

– Дедушка, а ты поможешь привязать к ветке? – я показал на кормушку. – Только верёвку не найти. Времени нет.

– Моя сумка – находка для любого. Не только для шпиона, – гордо сказала бабушка и достала тонкую коричневую верёвку.

– Ба! Откуда она у тебя? Ты что, в сумке верёвки носишь?

– Лёвушка, твоя бабушка живёт на свете уже шестьдесят шесть лет и кое-что соображает. У меня в сумке, между прочим, и ножницы, и нитки с иголкой, и даже безмен. Жалко, что внучки нет, одни мальчики, я бы ей такое наследство передала!

– Что такое безмен?

– Как что? – удивилась бабушка. – Это же ручные весы. Сейчас покажу!

Но только она открыла сумку, как перед нами появился Антон Николаевич.

– Третий «В»! Слушай мою команду! Строимся парами и идём за мной по дорожке.

– Что это за командир у вас? – шепнула бабушка, когда мы двинулись к парку.

– Это самый лучший командир, ба, Антон Николаевич. Я таких ещё не встречал.

– Что он – лучше твоего отца и деда? – недоверчиво спросила бабушка.

– Что ты, ба-буш-ка, – чётко выговорил я на радость бабушке. Пусть ей будет приятно. – Просто он – наш предводитель!

В парке собрались незнакомые люди. Наверное, это пришли те, которые в этом… резонансе участвовали.

Видели бы вы, как ловко привязывали кормушку к ветке дедушка Юра, дедушка Александр Сергеевич и бабушка. Правда, бабушка не привязывала, а только придерживала дедушку и приговаривала:

– Осторожно, милый! Аккуратно, милый!

Журналисты немного опоздали: работы у них много. Зато они сняли всё, что мы успели сделать: и плакаты, и кормушки, и бельчатник. И нас тоже сняли. Девушка с микрофоном стала спрашивать, кто всё это придумал. И все показывали на меня. Юля, Соня и Кеша точно.

Я дал первое в жизни интервью, и мне так понравилось, что я не мог остановиться. Говорил и говорил, так что бабушка мне потом сказала:

– Ты и сам у кого хочешь сможешь взять интервью. Прирождённый журналист.

Несколько раз я даже за микрофон хватался. Он смешной был, этот микрофон, лохматый и пушистый. Это специально так сделано, чтобы звуки уличные не мешали. И ветер.

Я говорил про природу. Про сосны, про все деревья. Про воздух. Про то, как ужасно, ко-гда из какой-нибудь машины идёт грязный вонючий газ в атмосферу. Про мусор на озере. Про мусор в лесу и парке. Про лесные пожары из-за людей. Что животные страдают.

Пока я говорил, вспомнил про бородатую агаму. Ведь она тоже наверняка страдает от стресса.

Мало того, что её хозяева уехали в отпуск, и она поселилась у Матвея, так ещё я её выклянчил. Сейчас бы я в жизни так не сделал. Хотя с того дня прошло всего… три недели. А как будто сто лет.

– Лёва, смотри! – вдруг закричала прямо во время интервью Юля Шмакова. – Белка новый домик нюхает!

И оператор направил камеру на сосну с бельчатником.

Белка стояла на четырёх лапах на крыше домика. Шмыг! И только серый хвост метнулся по сосне куда-то вверх.

Журналисты уехали, дедушка и бабушка отправились провожать дедушку Александра Сергеевича, а мы вернулись в школу.

– Ну что, спасатели, мы все молодцы! – похвалил Антон Николаевич. – Теперь будем надеяться, что соснам ничего не угрожает. А ещё я вас приглашаю в секцию по спортивному ориентированию. Ссылку дам в родительский чат, вечером посмотрите с родителями. Будем учиться дружить с лесом и незнакомой местностью, ходить в походы и быть командой, – он взял со стола смартфон. – Ой, чуть не забыл, вам же Алина Вадимовна привет передаёт!

Алина Вадимовна по видеозаписи сказала нам, как любит и скучает и что мы самый классный класс в мире.

Потом пришла Олеся Викторовна проводить урок рисования.

Рисовать я ничего не хотел. Я не очень люблю уроки рисования. Девочки – это да, они обожают возюкать кисточкой, а мне бы лучше пластилин. Или глину. А ещё было бы здорово, если бы у нас был мастер, который научил бы делать разные домики и деревянные поделки.

Я сидел на третьей парте в среднем ряду и разглядывал своих одноклассников. Видел, что мало кто хочет рисовать, потому что многие были как будто ещё там, в парке.

Кажется, тогда я понял, что буду рисовать.


В конце урока Олеся Викторовна собрала нашу «хохломскую роспись».

– Лёва Лучик! А это что такое?

На альбомном листе я нарисовал самое лучшее объявление в жизни: две высокие сосны по краям и между ними объявление на весь лист:

ТРЕТИЙ “В” ВЫ САМЫЕ ЛУЧШИЕ! СПАСИБО!!!

Послесловие

Вечером, когда мы все собрались за ужином, я объявил, что иду в секцию к Антону Николаевичу, и шахматы там тоже будут, ко-гда мы в походы ходить будем. Чтобы родители не переживали, что я шахматы брошу.

Мама с папой сидели какие-то странные и таинственные.

Все время перемигивались и, шутя, пихали друг друга под столом, как будто я ничего не вижу.

– Лёва… – начал папа. – Когда живёшь рядом с таким придумчивым мальчиком, который каждую неделю сочиняет объявления, то хочется тоже что-то сочинить…

– Вы сочинили объявление? – обрадовался я.

– Не то чтобы сочинили, – поправила мама и смущённо улыбнулась. – Мы немного волнуемся, понравится тебе наше объявление или нет.

– Вот, – папа полез в ящик кухонного шкафа и вернулся с большим светло-розовым листом.

И я прочитал надпись крупными буквами:

НАШ ЛЮБИМЫЙ СЫНОК!

У ТЕБЯ БУДЕТ СЕСТРА!

ТЫ БУДЕШЬ СТАРШИМ БРАТОМ!

А под ней буквами поменьше:

ДАНЯ УЖЕ ЗНАЕТ

А в самом низу:

У ТЕБЯ ВСЕГДА БУДЕТ СВОЯ КОМНАТА, ПОТОМУ ЧТО МЫ ПЕРЕЕДЕМ В НОВУЮ КВАРТИРУ

У меня глаза вылезли на лоб!

Вот это объявление!

Я буду старшим братом!

– Мама! Папа! А бабушка знает? У неё же целая сумка с наследством для внучки! Там ещё этот… как его… безмен!


КОНЕЦ



Оглавление

  • Начало
  • Предисловие
  • Информация для взрослых
  • Информация для невзрослых (пока ещё)
  • Объявление первое
  • Объявление второе
  • Объявление третье
  • Объявление четвёртое
  • Объявление пятое
  • Объявление шестое
  • Объявление седьмое
  • Объявление восьмое (не моё)
  • Объявление девятое
  • Объявление десятое
  • Объявление одиннадцатое
  • Объявление двенадцатое, которого я совсем не ждал
  • Объявление тринадцатое
  • Послесловие
  • 2024 raskraska012@gmail.com Библиотека OPDS