Карина Вран
Я — Ворона

Глава 1

Эта история является вымышленной от начала и до конца. Все совпадения случайны. Все расхождения обусловлены либо авторским замыслом (он же иногда произвол), либо тем, что мир, где происходят основные события — другой.

«Миров множество» © Мироздание.

Июнь 2000, Ляншань-Ийский автономный район, КНР.

Край света, так называют это место. Вообще, в Поднебесной есть и другой «Край света», ландшафтный парк в провинции Хайнань. Там — крайняя южная точка Китая.

Здесь, скорее, край земли. Потому как за краем — небо, облака, обрыв. Бездна. Если сорваться с этого края, косточек не соберешь.

— Госпожа Ли, мы готовы, — голова младшего Ся впихивается в походную матерчатую гримерную.

Режиссер Ян решил начать съемки с наиболее сложного в реализации. С выезда на натуру. Цивилизации поблизости нет, надо ехать больше часа на машине до ближайшей деревушки. Зато вид — закачаешься.

Облака чуть выше уровня земли. Они застилают бездну, льнут к скалам. Стоит им отступить, там прозрачный воздух и невообразимая глубина.

Еще тут очень тихо. Только крик хищной птицы порой разорвет тишину. Было тихо: до прибытия съемочной группы. Теперь здесь много шумных и деловитых китайцев.

Это ошеломительное — дух замирает от одного взгляда! — место взято для старта съемок не из прихоти. Кадры отсюда будут использованы для тизеров. Коротеньких роликов, задача которых — привлечь зрителей к просмотру до старта самого сериала.

— Удачи! — сжимает кулачки младшая Чу.

Эту моль бледную к нам с мамой прикрепили намертво. Быть на нашей стороне — в ее интересах, так как она из команды режиссера Ян. С ним тоже не так все просто.

До выезда на объект нас нашла ассистент Фан (та, которая фантик).

— Вы должны знать, — обращается к маме, но внимаем мы обе. — Отстаивая свое видение и Мэйли в роли фарфоровой куклы, Режиссер Ян поставил на кон свою карьеру. Если рейтинги сериала будут низкими, он не только откажется от гонорара. Он покинет киностудию.

— Разве так можно? — искренне поражается моя добрая мать. — Это слишком…

— Конечно, это устная договоренность, — холодно сообщает ассистентка. — Но режиссер Ян — человек слова. Мы не можем его подвести.

Фан явно не согласна с выбором — с риском? — шефа. Но ее мнения никто не спрашивал, как не осведомляются у канцелярского набора, что он — набор — думает о качестве писчей бумаги. Недовольство свое она старается скрывать, но удается плохо.

Впрочем, мне ее эмоции тоже не слишком интересны. Так как я не намерена срывать съемки и как-либо вредить ее кумиру. Мы с режиссером на одной стороне. На стороне высококачественного и зрелищного кино. Остальное несущественно.

— А-Ли, ты точно готова? — тревога в голосе матушки.

После того случая с попыткой похищения Чжан Джиана она вся — комок нервов. Мать винит себя в том, что ее драгоценность пострадала. А ее не было рядом… Мысль о съемке бесценного сокровища на самом краю чудовищно глубокого обрыва не способствует успокоению.

— Разумеется, мамочка, — улыбаться я не могу, грим.

Я и говорю-то, едва размыкая губы. Покой и умиротворение «транслирую» интонацией. На самом деле, я в восторге. Профессиональная работа на природе, в таком невероятном месте.

Месте, где небо сходится с землей, а облака захлестывают зеленые травы. Что может быть более захватывающим для начала карьеры?

Я в годовалом возрасте победила в неравном бою жуткого босса первого уровня — гада под козырьком. Теперь мне уже два годика. На моей стороне удача и само Мироздание. Что может пойти не так?

Да что угодно! Например…

— Несите ее аккуратно, — явление продюсера Пэй. — Эта одежда стоит дороже ее жизни.

Что тебе не сиделось в городе, пузан? Наличие режиссера, операторов и прочих полезных людей на выездной съемке обоснованы. Продюсер нам тут, на краю света, на кой сдался?

Вообще-то мать моя премудрая разговорила ассистента Фан(тик), чтобы та слила побольше информации о том, что происходило в студии после того злополучного кастинга. О, пора, наверное, раз я с этой шарашкиной конторкой работаю, сказать вам, как она называется?

Там длинное название, давайте для уменьшения мозголомности я его сокращу до краткого и понятного слова: Лотос. На логотипе у них цветок лотоса, а на анимированной его версии (в заставках к их фильмам и сериалам) он лепестки раскрывает. Выглядит хорошо.

Лотос (хэ[1]) — символ чистоты и совершенства. А еще мира, согласия и возрождения. Он вырастает из грязи, его корни глубоко уходят в темный ил. Но сам цветок, поднимаясь к свету, безупречно чист. И всегда обращен к солнцу.

Можно выразиться несколько претенциозно и сказать, что лотос — это душа Поднебесной.

А еще его едят. Все части, от корня до лепестков и семян. Корень пускают в суп или жарят. Листья применяют в салатах. А цветы и семена идут в десерты. Китайцы — очень поэтичны и очень практичны одновременно.

Однако, речь не о лотосе, как о цветке, а о Лотосе, как о студии. Где создают красивое, возвышенное искусство… и вовсю идет подковерная борьба. Под водой, во тьме и грязи.

Когда сценарист Ма предложил столкнуть нас со звездочкой нос к носу в рамках кастинга, я была уверена, что Ма ее и выдвинул. Оказывается, нет. Протеже сценариста была другая малявка, в попугайском наряде. Но, когда она вылетела, Ма повел носом в сторону, где ему почуялся запах успеха. Финансового в первую очередь.

Прослушивали (и просматривали) нас четверо, и только кастинг-директор на начало совместного представления еще колебалась. Ма примкнул к продюсеру и его рекомендации.

Как так вышло, что и Цзя (да реально же козя эта Цзя!) перешла на сторону, где звездочка, печеньки и шуршащие юани, наша «разведчица» Фан не знала. Но знала, что изначально режиссер Ян был уверен в нейтральной позиции кастинг-директора. И в том, что моя игра сумеет убедить эту разборчивую женщину.

Но… Что-то пошло не так.

Это не весь список «не того». Но так как меня донесли до обрыва, надо в роль входить. А не этим важным и влиятельным желать бобра с крепкими зубами. В область, куда обычно портмоне кладут, этим зубам желательно вцепиться. И не отпускать: бобра я им желаю побольше, побольше.

— Сегодня будете снимать сцену с падением? — вертится возле рабочего места режиссера пи… пингвин Пэй.

— Нет, — Ян холоден, как снег на вершинах гор.

И так же безразличен.

— А когда? — пузан не унимается. — В студии, в безопасности? А как же ваше особое видение и стремление к живой, естественной подаче?

Ян — это тоже данные от Фан — не признает дублеров, если речь не о чем-то невероятно сложном в исполнении. У этого щеголеватого господина актеры скачут на живых лошадях, а не едут на лестницах, которые волокут младшие работники студии. Они сами водят авто, и даже трюки выполняют в основном самостоятельно. Только там, где имеется риск для жизни (не здоровья, заметьте, только жизни), режиссер Ян соглашается на использование дублеров.

Помощник Ся с утра (когда я говорю утро, речь о половине четвертого, чтобы вы понимали) разносил всем, кто сегодня снимается, листы со сценарием.

В моем действительно была сцена с падением с обрыва. Спиной вперед, с раскинутыми руками и широко открытыми глазами. Подразумевалась работа со страховкой, но без дублера.

— Мы не станем снимать сцену с падением, — голос режиссера сух.

— Но-о…

— Тишина на съемочной площадке.

Этому неспортивному (и по виду, и по поведению) ничего не остается, как заткнуться и усесться на складной стул. Мебель услужливо приволок и разложил помощник Ся. Тот вечно помятый, что «помогал» на кастинге. Жест со стулом я запомнила. Выслуживается, юрко-скользкий типчик, не зря он мне с первого взгляда не понравился.

Ту часть листа, где я должна рухнуть в бездну, перечеркнули. У мамы это вызвало настоящий стон облегчения. Ян убрал часть эпизода своим единоличным решением.

Теперь мы снимаем, как рослый мужчина в черном ханьфу несет меня-куклу к краю мира. Шагает он медленно, размеренно. Снимают нас с ним на несколько камер. Общий план и крупный план (мой). Затем проход повторяется, только теперь крупный план фокусит лицо мужчины, а не фарфоровую красоту на его руках.

Откуда ханьфу, спросите вы, ведь был же детектив? О, это еще одна изумительная новость. Из разряда: «Что же может пойти не так?» Эти творческие лизоблюды… зачеркнуть! Личинки… вымарать! Хм, личности творческие подумали и решили перенести время и место действия. Из современной столицы в древнюю и слегка… вымышленную.

То есть, декорации и костюмерка будут соответствовать какой-то из эпох древнего Китая, но, чтобы не искать реальные исторические зацепки, страна назовется как-нибудь по-другому. Заодно и демоны лучше впишутся. И можно добавить тайное общество убийц. И заговор против правящей семьи.

И задвинуть фарфоровую куклу, ее значимость для сюжета, немно-о-ожечко назад. Но это мы еще поглядим. Лотос со своими грязевыми шалостями уже отложил начало съемки. Так что вариант: снять всё, а затем выпускать постепенно, по согласованию с каналом, не выйдет. Придется работать по быстрому варианту, где снимают только три-четыре, реже пять эпизодов. Плюс один-два тизера, плюс студийные фото актеров, плюс стиллы — это кадры непосредственно из снятых эпизодов.

И с этим выйдут в эфир. В таком формате обратная связь от зрителей играет куда большую роль. Довольные (или недовольные) зрители — это не только рейтинги, но и три-четыре тонны… нет, не диетического мяса. Тонны — это про комментарии. Отзывы могут повлиять на сериал весьма существенно. Порой зрительские суждения способны буквально втоптать в грязь росток начинающегося сериала.

Нет, серьезно, это ж как припекло заезженную лошадь Ма (ма в фамилии — как лошадь, и мне плевать, что он скорее конь), что он почти весь сценарий перекроил.

К слову, наши с мамой правки лошадушко не тронул. Они подходят под новый формат сериала, ничего менять не нужно. Морковку ему за это подарю.

Так, всё: меня ставят на землю. Мужчина делает шаг назад. Мы глядим друг на друга. Затем он удаляется, а я остаюсь.

Обрыв края света выбран не только за зрелищность. В этой сцене место символизирует свободу. При обработке зеленую траву под ногами куклы перекрасят. От точки соприкосновения маленьких игрушечных ножек сочная зеленая трава в капельках утренней росы будет жухнуть и умирать. Таково влияние демонической силы, оставшейся отметиной на лбу куклы.

С этой силой и ее последствиями осколок души девочки не хочет больше сосуществовать. Смерть, увядание, угасание. Она устала и хочет покоя. Тот, кто принес ее сюда, помогает ей этот покой обрести.

Кукла маленькими шажочками приближается к краю бездны. Там бурлит и свирепствует облачное море, блестят на солнышке скалы. И манит синева небес… Небо — это свобода. Это медленно поднятые, распахнутые руки-крылья в широких рукавах ханьфу, это золотой луч, отраженный в зрачках.

— Стоп, снято!

Скользит на мокром от росы камне ножка в расшитой матерчатой туфельке. Я ищу опору руками, только кроме воздуха хвататься не за что.

— А-Ли! — истошный крик мамочки.

Рука вверх — знак, что всё хорошо.

Я справилась с равновесием. Не осуществила мечту одного пузана, в которой я лечу в пустоту, да еще и без троса за спиной. Будем честны, до края обрыва больше метра, рисковать и ставить меня впритык никто бы не стал. Без страховки, по крайней мере. Не настолько Ян маньяк. А немножко сместить фокус, чтобы положение куклы казалось ближе, чем есть — это часть особой киношной магии.

Что тоже важно, дорогущий прикид при падении не изгваздала. Вот бы кое-кто позлорадствовал.

Ко мне спешит Ян. Даже на предельном отдалении от цивилизации этот господин одет с иголочки. Хотя работа режиссера располагает, скорее, к более свободному стилю. И к теплым пуховикам. Лето-то лето, но мы на высоте в две с половиной тысячи метров над уровнем моря. Так что спешат ко мне еще и младшие с тепловыми пушками, ручными грелками и кислородным баллоном.

— Мэйли, — присаживается передо мной на корточки режиссер. — Ты молодец.

Скрипят дорогие туфли.

Легонько киваю: мне реально проблематично говорить. За щеками я, что заправский хомяк, держу орехи. Ладно, не орехи, но там специальные вкладки. Нижняя часть лица должна выглядеть шире. Быть кругленькой, кукольной. В глазах расширители и линзы. Слой грима на лице толще, как мне кажется, чем слой кожи. Там натурально как фарфоровая маска.

И мне в этом гриме, если режиссер не даст отмашку: свободна, надо проходить до конца съемочного дня. Это где-то ближе к полуночи, но меня должны отпустить раньше. Затем его снимут и заново наложат к следующей съемке. В четыре часа утра, ага. Красота — страшная сила.

— Знаю, что этого не было в сценарии, — Ян говорит со мной серьезно, как со взрослой — и это располагает. — Но я хотел бы снять еще одну сцену. Хочу, чтобы ты уронила слезу. Вот с таким же светлым лицом. Одна крохотная слезинка. Счастье и освобождение. Но не из того глаза, где грим, из другого. Ты справишься?

Я хлопаю не вполне своими ресницами. С ними тоже поработала девушка-гример. Вот это у него задачки! С такими вводными, что гонорар за роль и почасовая оплата за съемочные часы уже не кажутся легкими денежками…

У меня, я уже устала говорить, безумно сложный грим. И детализированный: так, на лбу красная метка демона. А в уголке глаза — запекшаяся кровавая слеза. Вроде как с этой кровью перешла, впиталась в фарфор душа девочки. И капелька осталась.

— Мне бы не хотелось прибегать к уловкам, — косится на гримершу (та тоже в кучку помогаек затесалась) Ян. — Давай сначала попробуем несколько дублей без них. Если не получится… Я в тебя верю, Мэйли.

Ну как тут отказаться? Это ж вызов, да еще какой!

Зареветь, чтобы в три ручья лило, я могу без проблем. Более-менее красиво заплакать тоже. Но чтобы ровно одна слеза счастья из четко заданного глаза? Блин, а как бы он со звездочкой это снимал? Со «щипалкой», я про луковый карандаш, не иначе.

Пока меня греют и что-то там поправляют, судорожно перебираю воспоминания себя-прошлой. Такие, чтобы проняло — и не только меня, но и людей по ту сторону экрана.

— Мэйли, чуть левее, — через рупор поправляет мою позу режиссер.

Надо ему тоже сравнение найти, а то всем от меня досталось по тотемному животному, некоторым даже несколько. И только Ян ни с кем не соотнесен. О! Он тот еще щеголь, значит, будет — щегол.

Отвлекаться на ерунду в такой ответственный момент? Ничего, уже можно. Я ведь знаю, что буду воспроизводить в памяти.

Первый поцелуй с тогда еще будущим мужем. Кто роняет слезы во время поцелуев? О, вы многого обо мне не знаете.

Как бы объяснить… Наш путь друг к другу не был легким. Годы, преграды, потери. Я и не верила, что хотя бы увижусь с ним еще раз, не говоря о большем. В миг касания губ и сердец вдребезги разлетелись все барьеры и страхи. Это и была свобода, то и было — незамутненное счастье.

Удача ли сработала, или оно само, но крохотная хрустальная слезинка возникла там, где ждал ее режиссер Ян. Солнце подсветило капельку, глаза и фарфоровую кожу. Налетевший ветерок звякнул золотыми подвесками заколок.

Волшебство длилось, пока мои веки не начали гореть изнутри. Им так-то, в отличие от кукольных, положено моргать.

— Снято! — триумф в голосе режиссера. — Перерыв. Мэйли, в павильон. Да отнесите ее, не ногами же она пойдет.

Отмирают помогайки, а то стояли, будто не я — искусственная, а все они.

Павильон — это очень громко сказано. Там каркас из трубок затянут тканью. Внутри осветительные приборы, а также выставлено несколько декораций. Собрали, выверяя все до мелочей, пока режиссера и оператора не устроила картинка.

Щегол, похоже, решил и фото для пиар-кампании сразу нащелкать. Я так думаю, из соображений: пока все на подъеме, не успели устать, предвкушение, огонь в глазах и всё такое. Может, я заблуждаюсь. И он просто экономит бюджет.

Но фотографировать меня в виде куклы Ян решает самолично. Вида он не показывает, лицо держит, еще и солнцезащитные напялил. Но и по голосу слышно, и по пружинистой походке читается: доволен. Горд.

Отрабатываю фотосессию. На сегодня с меня больше ничего не требуется. Остаток дня расписан на другие сцены, без меня. Снимки мне обещают показать сразу по готовности. В горах их не распечатают, надо вернуться в цивилизацию сначала.

Уф. Начало выдалось напряженное. Времени ушло всего ничего, а эмоций — море. И это только начало.

За белым матерчатым пологом (как бы дверью) я сталкиваюсь нос к носу с еще одним проявлением: «Что же может пойти не так?»

— Ай, п-фе, — фыркают из-под высокой укладки с драгоценными украшениями (хотя это может и бутафория быть, я ж не разбираюсь). — С дороги. Думаешь, главная?

Давно не виделись, звезда моя. Лин Сюли, собственной персоной. Ради того, чтобы звездочка не осталась обделенной, сценарист Ма вписал в измененный сценарий нового персонажа. Принцессу, на меньшее ведь прелестное создание вряд ли согласилась бы.

Ага: куколка будет прелестная, но устрашающая, а принцесса — прелестная без всяких «но». И все как бы довольны. Ян выбил для меня роль куклы, Пэй не оставил за бортом звездочку, Ма через добавочную роль подмазался к малышке (и деньгам ее семьи) по полной программе. Что получила Цзя, я без понятия, да и демоны с нею. Лотос получил спонсора для масштабных высокобюджетных съемок. Для небольшой студии — великая удача.

Нет. Не все довольны. Принцесса глядит волком, а ей милоту на камеру демонстрировать.

Что до меня, то мне не до нее особо. Да, количество серий увеличили, сценарий раздули, и на фоне этого моя роль сбавила в значимости. Вроде как. Мы еще поглядим, кого запомнят зрители.

Принцессу или куклу. Восторг или тревогу.

Ворона умеет выживать в неблагоприятных условиях. И бороться за место под солнцем. Даже если солнце — свет софитов.

[1]荷花 (кит). [héhuā] — лотос.

Глава 2

Самое смешное в этом столкновении пары деловых малипусек — это то, что мы обе на ручках. Меня придерживает младшая Чу, мой личный раб… работник киностудии Лотос-Фильм.

Мне нельзя ходить самой, у меня на ноженьках белые тапочки. Тьфу, туфельки. Матерчатые, с вышивкой. Их таких на меня две пары изготовили, одни с белой подошвой, а у вторых и по стопе вышивка идет. Это для кадров, где кукла сидит на попе (ровно).

Если запачкаю вышитые, девочка-костюмер будет недовольна. А если порву, она меня утопит. В слезах. Ей же где-то посреди нигде волшебным образом придется добывать такие же.

Сюли транспортируют в переноске, как хомячка, которого везут к ветеринару. Ладно, это меня снова заносит. На самом деле она перемещается в деревянной конструкции вроде паланкина, только мельче. Я так понимаю, детская версия, и в этой штуке принцесса появится и в кадре, и на фото, которые на постеры пойдут. Это не точно, так, мои предположения.

Надо будет поговорить с мамой, пусть на правах помощника сценариста разузнает про сцены с этой наипрелестнейшей мелюзгой.

Но первым делом — переодеться и избавиться от грима. Я в этой застывшей маске реально не чувствую себя человеком. В нормальной одежде (штанишки, носочки, рубашечка, кофта, ботинки) и без лишнего на коже растекаюсь довольной амебой по стулу в походной гримерной.

И, пока маленькую амебку не гонят прочь, можно краешком глаза подглядеть, краешком уха подслушать. Любопытно же, что происходит, что обсуждают.

— Я ведь еле успела закончить грим второй малышке, — наклоняется одна низенькая китаянка к другой, бормочет вполголоса. — Мне говорили, что до обеда по графику снимать будут первую. И накладок не будет. А закончили до завтрака.

Ну да, Ян начал съемку в шесть ноль-ноль. По его мнению, самый лучший и подходящий для создания мистической атмосферы свет — утренний. Сумерки и ночь тоже сгодятся, но для иных сцен.

Завтрак у актеров и съемочной команды в девять.

— Не повезло тебе, — сочувствует вторая коротышка (натуральная полторашка, причем с учетом пучка на макушке). — Даже обидно: столько работы, и почти сразу очищать.

— Старшие! — вытекаю из удобного положения, крепко встаю на свои две. — Спасибо.

— А? — замирают болтушки. — О.

И где их многословие, куда делось? Они забыли про меня, что ли, как закончили со снятием грима? Я, если что, не в обиде. Девы сделали свое дело, преобразили меня до неузнаваемости, затем вернули к нормальной жизни. Благодарю за дело, а не за перемывание косточек маленькой вороны.

От стены отлипает тень — Чу бдит, Чу на страже.

— На съемочную площадку, — оповещаю труженицу об изменении в маршруте. — Ножками. Сама.

Это в белых тапках меня можно вперед ногами носить. Но раз переобули — баста. Перед гримеркой встречает мамочка, ее с какими-то организационными вопросами отвлекали до этого. Вышагиваем к обрыву втроем.

Хотя режиссера нет, возле края света роится кучка черноголовых насеко… сотрудников студии. При нашем с мамой и Чу приближении многие оборачиваются, удивленно глазеют и перешептываются.

— Старшие! — поднимаю ручку с раскрытой ладошкой. — Благодарю за вашу заботу обо мне!

Доброе слово — оно и кошке приятно. Все об этом знают, но многие почему-то забывают. Мне не сложно помахать ладошкой всем этим незнакомым людям. И от «спасибок» язык не отвалится.

Хм. Я несколько иной реакции ожидала. К более улыбчивой аудитории, скажем так, готовилась. Привыкла уже, что нравлюсь людям. А эти как будто смущены?

— Ну что вы, — натужная улыбка и поклон от помощника оператора.

Так, а что это у него в руке? Осмотр ставит все на свои места. Команда дружно пьет одинаковые напитки. Что-то бутилированное, вряд ли алкоголь. Водичка или лимонад какой-то? Не суть.

Кое-кто успел подсуетиться. Одинаковые бутылочки всему стаффу на съемочной могли принести специально обученные сотрудники этого стаффа. Но тогда вот та младшая не прятала бы свою бутылку. И глазки бы не бегали. Занятно, занятно.

Мэйли достаточно продвинутый ребенок, чтобы уметь складывать один плюс один. Напитки (с почти сто процентной вероятностью) разнесли подчиненные Лин Сюли. Стафф их принял. И теперь принять мою устную благодарность им… слегка неловко.

Любопытно даже: принцесса сама догадалась осчастливить подданных, или ей кто из взрослых подсказал? Эх, вряд ли узнаю ответ.

Что же. Мы — вороны бедные, но гордые. Навязываться не станем. Но и менять линию поведения — тоже.

— Пожалуйста, оставьте для нас с мамой стульчик, — улыбаюсь я. — После завтрака мы обязательно придем. Очень хочется посмотреть на игру уважаемых взрослых. Это такой важный и ценный урок для меня.

— Конечно-конечно-конечно, — рассыпаются в заверениях сотрудники Лотоса.

Мы удаляемся. Ненадолго. Я обязательно вернусь, чтобы поглазеть на игру Лин Сюли. И старших тоже гляну. Действительно, надо же заценить их вживую. Как вживаются в роль, сколько снимают дублей. Как их Ян гоняет в хвост и в гриву. О, у меня большие ожидания от методов нашего принципиального и прогрессивного режиссера.

— Этому ребенку правда два года? — улавливают мои чуткие ушки. — Она не по возрасту сознательная.

— И очень вежливая.

— Она меня пугает.

Неторопливые шажки короткими ножками — это способ подслушать взрослых, оставшись в рамках приличий. Еще одну любопытную фразу приносит мне легкий ветерок (и отличный слух): «И цзы цянь цзинь». Очень знакомые птичьи трели… то есть, китайская идиома. Меня продолжает учить им мамочка, за что честь ей и хвала. Эта фраза означает: «За один иероглиф — тысяча золотых[1]».

В период Бьющихся Царств могущественный чиновник Лю Бувэй выпустил книгу. Он счел данный труд поистине совершенным. Чиновник прикрепил к городским воротам свитки сего творения и добавил объявление. В нем было сказано: кто сможет добавить или отнять хоть один иероглиф, получит тысячу золотых монет. Спорить с премьер-министром царства Цинь почему-то не нашлось желающих.

Неопознанный мужской голос, донесший до меня сей исторический щебет, дополнил. «За один дубль — тысяча юаней».

Это звучало уже не так красиво. Слова длиннее, ритм не тот. Зато суть ничего такая: я как бы по контракту за один (каждый) съемочный день, в котором меня задействуют, получаю тысячу юаней. Это, к слову, не самая большая оплата труда, скорее, по минимальной планке отделался Лотос-Фильм.

Плюс с момента, как мне начинают наносить макияж, включается таймер. За каждый час до завершения съемок (исключая время на приемы пищи, там таймер ставят на паузу) мне еще по сто юаней платят. Это тоже скромненько.

Сцены с участием детей по контракту снимают раньше всего, чтобы пораньше же и освободить малышей. Но денежки мне капают за весь съемочный день, даже если всего одну сцену со мной всего и снимут. Ночные съемки дороже, по сто пятьдесят юаней в час. Работа в ночь обговаривается заранее, согласуется с мамой.

Что мы из этих скучных цифр получаем? Точнее, что хотел сказать тот китаец (жаль, на спине нет глаз, не знаю, кто там такой умный)? Что я легко заработала свой суточный гонорар? Или что моя игра была так шикарна, что каждый дубль стоит тысячи юаней? Лучше бы второе, но это не точно. Не продешевить бы. А так, если вдуматься, я сняла все свои сцены с одного дубля.

Кто крут? Ворона крута. И пусть кто только усомнится: клюну в лоб.

Съесть что-то из коробки с готовой едой, поданной как завтрак, мама мне не позволила. Моя заботливая мамулечка самолично приготовила на переносной жаровне кашу, овощи и немного мягкого куриного мяса (без соли и специй) для своего сокровища.

Эти занятные ребята принесли на меня набор, как на взрослую. Рис и тофу — ок, к ним нет вопросов. Грибы — с перцем. Дайкон — с перцем. Жареное яйцо соленое и перченое. Мама это пробовала и комментировала, не я. Есть она это не стала, и бледной моли не позволила.

На себя и помощницу умница моя тоже быстренько соорудила вкусняшек. Мне, опять же, ничего из этого не дали, но Чу теперь глядит влюбленными глазами на госпожу Ли. Уверена, страсть эта не имеет ни единого намека на пошлость, всё дело в прекрасной маминой готовке.

С этого раза и на все выездные съемки свои наборы мы оставляли нетронутыми на общем столе для раздачи. Чу стала нашей не только по соглашению с киностудией, но и по велению сердца (желудка).

После завтрака я реализовала угрозу: притопала обратно на съемочную площадку. Врага надо знать в лицо. И бесить своим присутствием тоже полезно.

Паланкин с принцессой Ян останавливал трижды. Один раз его не так понесли. Во второй раз одна из служанок споткнулась. В третий принцесса вместо трепетного взгляда выдала откровенно злой.

Моя душенька была довольна. Банальная арифметика, доступная и двухлеткам: два больше, чем один. Не берем в расчет те дубли, где другие косячили.

Сюли тоже умела считать. По завершению съемки ее аккуратная ножка случайно (верим) наступила на туфлю «проштрафившейся» служанки.

— Ай, — сказала принцесса.

Вздернула носик и протянула ручки: несите мое высочество на снятие грима.

Может я, конечно, придираюсь, но по этому дню роль прелестницы выглядит легче в исполнении, чем моя. Может, дальше закрутят? Интересненько.

Затем аж до обеда (это час дня) режиссер гонял двух актеров-мужчин. Бой на краю обрыва, суровые китайские мечники, впечатляющие общие планы… Картинка в моем воображении складывалась яркая, будоражащая.

— Стоп. Заново. Стоп.

Так звучала реальность. К полудню потеплело, я сняла кофточку. Взмыленные воины в черном, наверно, проклинали солнце. И Яна вместе со светилом.

— Медленно. Неверная стойка. Бей, а не гладь! Плохо. Заново. Плохо.

Довольно-таки вялая боевка на моих глазах вершилась. Самоуправством Яна мой стульчик (подготовили, не забыли) установили недалеко от режиссерского. И могу заглядывать в «телевизор» — режиссерский монитор. Там с нескольких камер картинка, глазки разбегаются.

Но пока актеры не разогрелись или просто боятся друг друга проткнуть, смотреть скучновато. Не удивлюсь, если им не затупленное оружие выдали. Этот оригинал (я про Яна) может.

Если отпустить на волю фантазию, можно представить на месте воинов моих приятелей по песочнице. Конечно, после взросления. Один актер крупнее, скуластее, мышцы в наличии. Причем он такой один тут такой, вся мужская часть команды скорее гладкая, чем рельефная.

Их фото для постеров делали еще до выезда, к слову. Только их и исполнительницу одной из женских второстепенных отсняли до старта. Та лишь в некоторых сценах будет появляться, в основном — в стенах древнего дома удовольствий. И на выездной съемке ей делать нечего. Видимо, для опытных актеров свои условия. Их постеры я видела: интересные, фактурные.

Второй мечник стройный, «сухой» по комплекции. Ему там что-то в костюме меняли, изображали бинты под одеждой, так что на рельеф без намека на жир я глянуть успела.

Хотя они с «крупным» одного года рождения, стройняшка выглядит моложе. Но оба типажа, как по мне, довольно хороши. Смотреть приятно.

Так что я как бы наблюдаю за игрой-потасовкой моих изрядно вытянувших и повзрослевших приятелей, только не с пластиковыми игрушками, а с мечами. Право слово, мои смогли бы не хуже.

О них: пацаны в столице, в порядке. Бегемота по моей скромной протекции взяли на эпизодическую роль в кино, которое снимает Син. Ченчен как стал вытягиваться, не такой уж и колобок. И рожицу взял таки не плоско-круглую, аки оладушек, от матери. Мать — та в восторгах вся, уже мнит себя матерью кинозвезды.

С жирафиком сложнее. Ребенок испытал жуткий страх, попытку похищения. Конечно, перепугался до чертиков. Да любой бы стрессанул на его месте, что там говорить о двухлетке?

Праздник отменился сам собой. Лапшу долголетия мать его выкинула: Джиан отказывался есть два дня. Торт он уничтожил, когда отошел от стресса. Вскинул руку, как для подлого удара исподнизу, прокричал на весь дом: «Ни Бухай!» — расхохотался.

Мать за сердце схватилась, а сын помчал на кухню, увидел там батю с тортом в руках (тот с горя думал и кулинарный шедевр выкинуть), затребовал: «Дай!» — а после заработал ложкой. Как доел, сообщил гордо: «Мы победили», — а после уснул за столом.

Семья Чжан приходила в больницу. Поблагодарить спасительницу, апельсинов свежих занести. Еще хотели всучить моим небогатым, но гордым плату за лечение защитницы их дитятки. Надо ли уточнять, что мои отказались? Гордые, говорю же. И одобряю.

Я стрескала апельсинку и заявила, что сама «отобью» все затраты на мое пребывание в больничных стенах. А что, им можно, а мне нельзя? Я тоже гордая. И за руку меня никто не тянул башку под удар подставлять. Так было правильно по отношению к другу. И безответственно по отношению к родителям. Если бы не легким сотрясением обошелся мой героизм, как бы они это пережили? То-то же.

В итоге после моей выписки родители Джиана сняли игровую комнату для малышей на целый день. И мы там резвились, бесились и верещали в три растущих организма.

И, вспоминая тот экшн, что устраивали мои пацаны, два взрослых актера пока не дотягивали. А раз это видела я, режиссер Ян понимал и подавно. И тиранил нещадно, заставляя раз за разом отрабатывать боевые сцены.

Когда объявили перерыв эти двое не нашли в себе сил куда-то идти. Встали, пошатываясь, над бескрайним небом — то шелестело ветром и игралось облаками у их ног. Махнули: несите сюда.

И под насмешливые крики пролетающих птиц уселись в траву и камни.

— Мы не уйдем отсюда, пока вы не выполните вашу задачу, — заявил после обеда Ян. — Генератор выдержит освещение для ночной съемки.

Многообещающе улыбнулся, закинул ногу на ногу.

Удивительно, но это щедрое обещание совместной ночи на грани между земной твердью и облачной бездной подействовало, как отличный стимул. Актеры дали и яростный блеск в глазах, и напор, и отрицание смерти. Даже техника владения мечом улучшилась.

И шатание на тросе над пропастью, когда мелкие камушки летят вниз, одна нога скользит по траве, другая ступает на облако, а не на землю — воин постарше исполнил так, будто всю жизнь умел ходить по воздуху.

Я взглянула на Яна по-новому. Он какой-то супер-баф на них наложил?

В этот момент актер помоложе сделал сальто назад. Этого не было в сценарии, я уже все их движения и позы изучила к тому моменту.

Дернулся уголок губ нашего демонического (или божественного?) режиссера.

— Могут ведь, когда захотят, — сказал оператор после отмашки Яна о завершении очередного дубля. — Я действительно поверил, что мы здесь на всю ночь.

— Считаешь меня таким жестоким? — повернул голову Ян к (как мне кажется) приятелю, очень уж легко они общались, без всех этих расшаркиваний. — Разумеется, я так не поступил бы. Мэйли с водителем, помощником и мамой поехала бы вниз, в отель.

— Хоу, неплохо, — засмеялся оператор.

Как позже выяснится, Хоу — это не очередное китайское междометие, а целое имя. Ян Хоу, так зовут нашего режиссера. И я бы об этом знала, если бы соизволила хотя бы один фильм или сериал, снятый под его управлением, глянуть до выезда. Фамилия-имя главного режиссера тоже указываются в титрах. Хоу означает благородный. Ян читается как «тополь».

Одна попсовая группа с моей старой родины пела про тополиный пух в контексте: «Жара, июль». Но парни (точнее, автор текста) заблуждались. Пух с тополей обычно летит в июне. Так вот, сегодня один благородный тополь разнес актерские способности двух ведущих исполнителей мужских ролей в пух и в прах. А те вполне ощутили на себе, что такое: «Жара, июнь».

А благородный Ян потому, что женщин и детей намеревался отправить в комфорт и цивилизацию. Как же малышка из семьи Лин, спросите вы? Так принцессочка укатила со своей «группой поддержки» сразу после снятия грима. И не на студийной машине, а на глазастом мерседесе.

…В момент, когда лезвие меча первого мечника застыло в волосе от шеи противника, я захлопала. Беззвучно, не соприкасаясь ладонями. В этом кадре было шикарно всё: ходящие ходуном желваки и оскал побежденного, ликующий взгляд победителя, капли пота на лбах (вот до чего загонял актеров Ян), не прекращающая битва разумов во взглядах почти черных глаз.

— Стоп. Снято. Закончили.

А потом мы спустились с горы. Мне просто нравится эта фраза, не обращайте внимания. Но так-то машины киностудии спустили нас и оборудование в долину в предгорье. Там маленький городок с разными удобствами, в том числе отель. На нас с мамой снят двухместный номер.

Народ высыпал на вечернюю улицу (пока собрали оборудование, пока доехали, уже и вечер), загалдел, как стая чаек на рыболовным судном. Черноголовые чайки существуют, я их не выдумала.

В лобби отеля нас встречали. Вышколенные телохранители звездочки ждали, чтобы сообщить: в честь успешного завершения первого дня съемок госпожа Лин организовала вечеринку. Сама она слишком юна, чтобы присутствовать, но будет рада, если все отдохнут и повеселятся.

Чайки загалдели громче. Еще бы: запахло халявной рыбой и выпивкой, причем не о морской водице речь. Самые бойкие ринулись благодарить, причем особенно старательно гнула спину актриса из числа служанок маленькой принцессы. Та самая, которой Лин Сюли оттоптала конечность за сорванный дубль.

— Мне нужно работать, — обронил Ян Хоу и жестом приказал помощнику следовать за ним.

Тот с тоской оглянулся на охрану звездочки, объясняющих, где и когда пройдет вечеринка. Но жизнь — это боль, и вместо веселья парню выпало тащить режиссерский багаж.

— Мамочка, очень хочется спать, — прильнула я к моей замечательной. — Ты со мной?

Ей там тоже нечего делать, на этом празднике жизни.

— Чу, иди со всеми, — предложила я уже в номере, картинно зевая.

Наша помощница закончила помогать с вещами, так что пускай сходит… На разведку.

Нет, ну какая шустрая в этом царстве принцесса, а!

Утром, с первым будильником, бледная моль встречает нас с новыми листами сценария. И с папкой, где красуется уже готовая фотография. Мне распечатали тоже — для портфолио. И просто, чтобы любоваться.

Ли Мэйли в первой серьезной роли сама на себя не похожа. Мне и форму лица «вылепили» особыми ухищрениями и вставками, и само лицо закрасили. Но — шикарно. Нет слов. Костюмеру — мое уважение. И фон красивый собрали, и со светом всё хорошо. Ян еще и фотограф отличный, как выяснилось.

А как изумительна модель, это ж ни в сказке сказать, ни пером описать. Божественна, да простит мне Мироздание эту наглость.

[1] 一字千金(кит). [yī zì zhí qiān jīn] — За один иероглиф — тысяча золотых.

От автора: друзья! В качестве реверанса за награды ко второй книге цикла Made in China я решила рассылать не чибиков. Чиби с Мэйли у нас есть, он за Белую Ворону прилетал на странички, а всяких принцесс дарить — у вороны клюв не поднимается. Так что отдариваться мы станем коллекционными карточками. За вторую книгу — фото Ли Мэйли в образе фарфоровой куклы. Сегодня же начну рассылку.

Глава 3

— Докладывай, агент Чу, — велю.

Другими словами, хотя хочется вот так в лоб и спросить. Но мое законное любопытство звучит так: «Вчера было весело, помощник Чу?»

Конечно же, обращаюсь к бледной моли, сначала всласть налюбовавшись своею неземной красой. И, в не меньшей степени, работой костюмера, гримера, фотографа, художника по свету и еще множества специально обученных людей.

Всех тех, кого старается (и, в основном, вполне успешно) купить принцесса выдуманного киношного царства. Чем мне это грозит? Скорее всего, ничем. Убрать из истории куклу не выйдет. Разве что еще сильнее раздуть побочные сюжетные «ветки», чтобы я совсем уж редко мелькала в кадре.

Так против такого может выступить Ян. Он как упрется, фиг сдвинешь. Я, кстати, не льщу себе: режиссер не прям уж ради меня пошел на конфликт с прочими руководителями Лотос-Фильм.

Ян Хоу отстаивал в первую очередь свое видение, художественное восприятие и профессиональное чутье. Понял, что я и впишусь, и отыграю. Он профессионал, а не студент-первогодка вроде Сина. Ян актеров и актрис повидал множество.

Для роли куклы мало быть красоточкой. Обычная кроха двух-трех лет от роду (а сильно старше не взять девоньку, габариты уже не кукольные будут) не придаст глубины и инфернальной силы взгляду. А Мэйли, играющая с читами, на такое способна. Именно это разглядел (или учуял) режиссер Ян.

Слава, признание, высокие рейтинги — то, что им (скорее всего, я же в голову к господину Яну не забиралась) руководит, а не некое расплывчатое обещание, данное мне и маме в уютном ресторанчике, где карпы и зимняя слива.

Не подумайте, что я такой подход осуждаю. Наоборот. Он мне понятен, как понятен здоровый эгоизм дальновидного человека. С Яном можно (и нужно) работать. Но не стоит верить, что он будет за меня — во всем.

Вывод? Улыбаемся и машем: всем этим работникам киноиндустрии, но держим ухо востро. Про ухо и другие органы: что-то Чу молчит. И нос повесила. Подозрительно!

— Что-то случилось? — и побольше наивности в голос. — Расскажи?

Сегодня мне некуда торопиться. С утра часть группы умотала снимать принцессу и ее посещение храма-над-облаками. Чем-то ей там должны помочь. С проклятием, полученным при рождении, и как-то связанным с белыми хризантемами.

По ходу, сценарист Ма, лошадь страшная, прикурил лепестков хризантемы, раз отправил целую принцессу в столь нежном возрасте в горный храм. В переноске для хомячков, блин. Или морских свинок? Так-то есть в Сюли нечто свинское, пусть и не во внешности.

На обратном пути из священного места дядя принцессы, он же важный чиновник и… тадам: заказчик фарфоровой куклы предложит проложить маршрут через один небольшой городок. Как раз тот, где наш отель: центр населенного пункта сохранился с давних времен. Он вполне подходит для проходных (по маршруту следования принцессы с сопровождающими) съемок.

На окраине города (вернее даже, на отшибе) обитает и трудится мастер-кукольник вместе с дочерью. Правда, к прибытию делегации они оба уже будут мертвы. Заказчик обнаружит лишь прекрасную меня (куклу, то бишь) в пустом доме. Точнее, два трупа в самой дальней комнате люди канцлера найдут, хозяину доложат. Тот велит не церемониться и скинуть тела с обрыва.

«Птицы кумай разберутся», — щедро решит подкормить пернатых канцлер. — «Здесь горы. Небесные похороны будут в самый раз».

Славный у принцессы дядюшка, не правда ли? Заботливый. И птичек любит.

В планах съемки меня любимой для всех этих сцен (живая девочка с папой, ритуал, перерождение и хладный труп) значатся во второй половине дня. И ночь, если потребуется (по увеличенному тарифу).

На съемки в том же доме отведен и завтрашний день. Но завтра — сцены с мастером кукольником. Известным и уважаемым в Поднебесной актером старшего поколения. Его с большим трудом уговорил на участие в сериале собственнолично режиссер Ян. Информация от ассистента Фан(тик), ей стоит доверять. То, что мне с ним вместе предстоит сыграть — большая удача для старта карьеры.

Возвращаться позднее сюда не планируется, так что снять надо всё. И снять хорошо. Зная нашего режиссера, покой нам будет сниться, причем не этой ночью. Эта ночь пройдет в трудах.

— Чу? — это молчание ягнят в исполнении помощницы уже напрягает. — Ты здорова?

Тут подходит мама с подносом и тарелочками.

— У-у… бу, — говорит наша моль.

Чу сдувает в направлении санузла.

«Кажется, вечер прошел содержательно», — думаю и понимаю, что с едой лучше подождать. — «На выпивку принцесса не скупилась».

А то приглушенные звуки не способствуют.

— Съешь это, — премудрая китайская женщина встречает по выходу бедную бледную Чу. — Остро-кислый куриный суп с имбирем и сельдереем. Станет легче.

Лин Мэйхуа не первый год замужем. Опыт работы борьбы с интоксикацией после субботних возлияний супруга в кругу коллег у нее богатый. И там, где я недоумеваю: «Чего это с нашей помощницей?» — дальновидная мать моя заказывает (или готовит) специальный суп.

— Как доешь, я сделаю тебе чай, — добавляет мама. — Чай шен пуэр из Юннани, подарок от моей подруги.

Китаянки обмениваются взглядами. Одна — воплощенное милосердие, другая — квинтэссенция страдания.

— Госпожа Ли, вы моя спасительница, — немного погодя моль пытается вспорхнуть и начать кланяться.

Спасать бедолаг у нас явно семейное. Мамочка перехватывает это дрожащее тельце, сажает обратно.

— Обо мне никто никогда так не заботился! — прорывает внезапно трубу с соленой жидкостью и жалостью к себе.

Держать лицо? Да тут бы платков хватило, чтобы все слезы удержать. Уж не знаю, вчерашняя выпивка её так расшатала, или мамино участие в деле противостояния похмелью.

…Чу Суцзу (имя означает — простая хризантема, и снова этот цветок вылез) единственный ребенок в семье. «У-у-у», — сократил мой не вполне адаптированный разум.

Правило «одна семья — один ребенок» сработало против этой девочки. Она не первая и не последняя. Вообще, оно, правило, не категорично. Для ряда национальных меньшинств действуют иные нормы (два малыша на семью). В столице и некоторых провинциях, если оба родителя единственные дети в своих семьях, можно официально получить разрешение на второго. Система штрафов и поощрений тоже существует. Но штрафы существенные, не всем по карману.

Вообще, я про это правило узнала как раз после происшествия с Джианом. Сознательная дочь нашей соседки, тетушки Яо, приходила вместе с мамой, проведать маленькую героиню (меня) и отругать родительницу. За то, что дети без присмотра гуляли — и не в первый раз. Яо Сяожу тому свидетель. И тот акт доброй воли, когда она нас (в смысле, мы её) заиграла до изнеможения — это девушка реально защищала нас от гипотетических злоумышленников.

Похищение детей — огромная беда для одних и выгодный бизнес для других. Соседка Сяожу по общежитию — дочь полицейского. Она делилась печальной статистикой: сколько мальчиков пропадают, а сколько находят. Спойлер: там всё грустно.

Как потом легализуют украденных парней, экспрессивная красотка не рассказала. Зато озвучила статистику задержаний похитителей. Она на донышке, около нулевой планки болтается.

Вывод: берегите детей! Глаз с них не спускайте. Дети — цветы жизни, и некоторые даже готовы рвать их с чужих клумб.

У семьи Чу на обход запрета денег явно не нашлось. Росла она, как сорняк. Нелюбимый, потому что девочка. Как тут говорят: «Выданная замуж дочь — всё равно, что проданное поле». То есть, ты его много лет возделывал, удобрял, силы свои вкладывал. А она раз — и отошла в чужие руки, в другую семью. И как бы вы получили выкуп за невесту (плату за поле), но затраты это вашей семье не перекрыло.

У-у-у еще и красотой не блистала. Простая хризантема, что с нее взять. С учебой не заладилось: Чу очень старалась, но всегда была лишь в середине рейтинга. По всем предметам. Баллов кое-как хватило на непрестижный вуз.

Учителя ее не замечали, друзей бледная моль не завела. Она же пыль со страниц учебников пыталась поглощать, ей не до поиска друзей было. Потом низкооплачиваемая работа на студии в должности младшего помощника. Где все постоянно что-то требуют и орут, а тебе даже голову поднять нельзя.

Даже вчера на вечеринке с ней никто не заговорил. Бедолага и напилась-то так, чтобы залить одиночество, ненужность и отвращение к себе.

И тут по утру мать моя, святая китайская женщина. С супчиком и чаем (переводим: с заботой).

— Чу, — говорю и вздыхаю. — Я маленькая. Но даже я понимаю: плохое не утопишь. Всё плохое — отлично плавает.

— Мэйли, — зареванное лицо озаряет робкая улыбка. — Ты такая хорошая.

— Да, — глупо не соглашаться с очевидным. — А теперь расскажи, кто там был? На вечеринке.

— Ай-ё, — закатывает глаза и сразу же морщится бледная моль. — Легче сказать, кого там не было.

— Вот и скажи, — улыбаюсь я широко-широко.

Раз с нашей лазутчицей никто не разговаривал, особо ценных разведданных ждать от нее не стоит. Но можно методом исключения составить список потенциальных союзников. Знаете, чтобы был.

Итак, не присутствовали: мы с мамой, режиссер и его помощник, главный оператор и костюмер. Последнее радует: хотя бы «забытых» булавок в швах одежки можно не ждать. Другие в списке вполне ожидаемы. Остальные работнички с энтузиазмом налегали на даровые алкоголь да закусочки.

— Хорошая работа, агент Чу, — хвалю.

Правда, агента в озвучке приходится менять на «помощника», но ей все равно приятно.

Эта Чу-у-у (я не хочу звать ее чучелом, хоть и созвучно, язык не поворачивается) робко улыбается. И как-то разглаживается вечно напряженный лоб. Взгляд не как всегда — исподлобья, а вполне себе прямой.

Улыбаюсь в ответ. Что-то доброе и успокаивающее шепчет мама. Поглаживает эту брошенку при живых родителях по волосам. Добрая она у меня, всех норовит утешить и прикормить.

И с каждым поглаживанием уходит эта ее внутренняя зажатость. Бедный ребенок всю жизнь держал голову опущенной, боялся поднять к свету. Ее или шпыняли, или не замечали. Лучшая почва для комплексов, расти — не хочу.

Мне охота закрепить Чу в нормальном, не забитом состоянии.

— Гримироваться! — заявляю и тычу палец в сторону двери.

— А не рано? — удивляется мама. — Нас обещали заранее известить.

Кажется, настало время для безотказного малявочного заклинания.

— Хочу.

Против этого у Мэйхуа нет аргументов.

Сегодня гримеры разделились. С утренним выездным составом отправилась одна из них. В любой момент что-то может потребовать исправления. Другая осталась в номере, который приспособили под костюмерную и гримерную, два в одном.

Владельцы отеля не то, что не против, они счастливы предоставить нам все необходимые условия. Лотос снял все здание на неделю, оплатил еду на вынос на все дни.

— Старшая! — с порога временной гримерки выпаливаю я. — Добрый день. Как ваше самочувствие?

Согласно разведданным агента Чу, команда стилистов накушалась вчера в зюзю. Эта вон стоит пошатывается. Как там другая, нормально ей в тряску по горной дороге с похмелья?

— Ай… — начинает и морщится мелкая китаянка с пуховкой. — Я…

Делаю шаг в сторону, пропускаю вперед бригаду скорой помощи: маму и помощницу. С тем же супом и чаем, что оживили нашу бледную моль.

Вообще, я не обязана обращаться к ней, как к старшей. Да, между нами пропасть в возрасте. Но мой статус в съемочной группе — выше. Такой вот казус. Можно просто поздороваться. Или вообще: кивнуть и сесть в кресло. Но мы же помним про кошку и доброе слово?

От угощения эта юница, мучимая бесом похмелья, пытается отбрыкиваться. Но недолго и не слишком убедительно. В итоге суп и чай оживляют еще одну зомби. Этого недостаточно, чтобы перетянуть на свою сторону «воскрешенную». Но для маленькой и невинной просьбы — вполне.

— Старшая, — еще улыбочку, мне не сложно. — Вы такая мастерица! Пожалуйста, сделайте нашу Чу красивой.

Этому недолюбленному ребенку важно ощутить уверенность в себе. Да, это не исправит родительские ошибки. Но, возможно, поможет полюбить себя. Симпатичное отражение в зеркале любить легче, чем бледное, замученное и замусоленное жизнью.

Миниатюрная повелительница кисточек осматривает мою помощницу с головы до ног. С сомнением качает головой.

— Не на роль? — уточняет.

Трясу головой: нет.

Теперь упирается моль, всеми лапами и крыльями. Были бы усики, как у настоящей моли, уперлась бы и ими. Но на моей стороне мама, а у той весомый довод.

— Мэйли так хочет.

Полчаса спустя из кресла поднимается другой человек. Хризантема раскрыла лепестки под умелыми руками, иначе и не скажешь. Гример не стала из бледной Чу делать женщину-вамп, даже без красной помады обошлась (тут оттенки красного — это топ продаж всех помад).

Подчеркнула брови, подрисовала их погуще. Узкие от природы и глубоко посаженные глаза выделила очень деликатно. Больше они от этого не стали, но заметнее — да. Поиграла с румянцем, завела его даже под брови и на мочки ушей. Тени заметно сузили нос и линию челюсти. Жидкая помада цвета осени, как завершающий штрих.

Ошарашенная Чу Суцзу в теплой не по сезону экипировке (она с детства сильно мерзнет, даже летом) глядит на свое отражение с недоверием.

Хлопаю в ладоши: умелица заслужила аплодисменты. Фея цветных палеток с улыбкой принимает похвалу.

— Старшая, вы же научите Чу делать… — складываю ладошками сердечко. — Похоже? Хочу видеть ее красивой. Каждый день.

Водить помощницу ежедневно на макияж — это слишком. Так что пусть, пока фея в настроении, Чу у нее поучится «колдовать».

Команда режиссера Яна вернулась в городок уже после заката. Режиссер держал себя в руках, но по тому, как он цедил сквозь зубы указания «бестолковым разгильдяям», легко определялось, насколько сильно он зол.

— Уже так поздно, — с сомнением глядит вверх мама. — Возможно, съемку перенесут на завтра?

Мы уже на «нашей» локации. Я, мой «папа» и та часть команды, кого оставили для подготовки дома мастера-кукольника. Младший оператор, который настраивал камеры. К прибытию старших все должно быть в полной боевой готовности. Пара человек занималась светом и декорациями.

Плюс гример, она осталась ради меня и кукольных дел мастера. Сложный переходный этап будет, когда мы закончим снимать «живую» девочку. Сюда же относится сцена с телами, хм, эти киношники такие затейники. Труп — это живая сцена.

Потом меня должны быстро загримировать под куклу. На минуточку: накануне мой образ отнял у повелительниц кисточек полтора часа. Это с примеркой, с пробами, ну и полное преображение.

Мы-то уже на месте и готовы. Перед домом: внутрь пускать нас отказались младшие сотрудники. У них там, мол, подготовка, перестановка. Ребенку опасно находиться внутри в это время. Ребенок делает вид, что верит. Запоминает лица и отведенные глаза.

Впрочем, допускаю, что им просто не по себе глядеть на меня в образе. Первая версия грима уже нанесена. Она меня вовсе не красит. Наоборот, все краски с лица стерты болезнью. Бледные потрескавшиеся губы, кожа белей молока. Искра жизни плещется только в глазах.

— Всю — наверняка нет, — младшая Чу качает головой. — Трудности с арендой. Владелец еле согласился сдать нам дом на два дня. Завтра по плану съемка с мастером. Не уложимся в два дня, третьего не предоставят.

Я уже прошлась по каменной дорожке перед «нашим» домом. И окрестностями полюбовалась. Прекрасно понимаю, почему Ян Хоу хочет вести съемку здесь, а не в другом месте. Оно нереально живописное и атмосферное. И само строение старинное, что немаловажно.

Не без минусов: внутри холодно, сыро и пахнет плесенью. Что выясняется только с прибытием режиссера и основной части съемочной группы. Нежилой дом, странно было б ждать от такого уюта. Три слоя одежды У-у-у становятся понятны, когда меня в эту отсырелую затхлую зябкость приводят. Сниматься предполагается в тоненьких одежках. Куртку придется оставить маме.

— Почему помещение не прогрето⁈ — рыку господина Яна иной лев бы позавидовал. — Где эти лентяи с тепловыми пушками?

— Апть-хи! — подтверждение лености работников из недр моего организма.

— Все же подумайте про перенос съемки в студию, — «подруливает» важный пузан Пэй. — Ваша актриса такая слабая, что заболела. Возможно, не стоило накануне сидеть на ветру весь день?

Этот гад земноводный заикнулся про то, как мой стульчик рядом с режиссерской позицией установили. Тогда как его, ключевого, понимаете ли, руководителя, задвинули куда-то назад и в сторону. Радует меня во всем этом лишь его приятный землисто-серый с зеленцой окрас. Укачало?

«Может, не стоило пить до самого утра?» — молчаливо спрашивают мои глаза.

И чего я обижала пингвинов сравнением с этим… бесхвостым земноводным? Он же вылитая жаба. Пупырчатая, склизкая и, согласно традициям иконографии (во что вспомнила!), является атрибутом алчности.

— Мэйли, как ты себя чувствуешь? — Ян Хоу показательно игнорирует Пэя, обращается ко мне. — Справишься?

До того, как меня притащили в этот дом, ощущала я себя превосходно. У Мэйли аллергия на пыль? Дома-то все блестит и сияет, моя умница наводит чистоту по нескольку раз в день.

— Кто, если не мы? — усмехаюсь в ответ.

И выставляю вперед ладошку: дай пять. Щеголеватый господин с предельно серьезной миной прикладывает огромную (в сравнении с моей крохотной) ладонь.

— Сделаем это. Десять минут на то, чтобы здесь все заблестело и прогрелось! Живо, вялые потомки свиньи и собаки! Не успеете, всех оштрафую.

Отрадно видеть, как носятся на ускорении наскипидаренные чайки. Ян им страшным пригрозил, лишением юаней. Всегда знала, что в рабочем процессе главное — мотивация.

Но засранцы они, конечно, работнички эти. Я-то всё думала, во что может вылиться (во многих смыслах) пьянка за счет звездочки. А так: вроде и не саботаж, так, некоторые недоработки. Свет-то установлен, декорации расставлены и выверены. Там же каждый листочек у взятых в аренду комнатных растений повернут, куда надо.

А пыль и холод: не было указаний, сами не догадались включить инициативу. Они же ценные специалисты, а не какие-то там уборщики! Швабру им в… куда-нибудь, специалистам этим.

— Пть-хи, — в кулачок.

И провернуть!

— Точно все в порядке? — есть заботливая сторона в режиссере, если хорошо поскрести.

— Лучше всех! — вздергиваю подбородок.

Не дождутся! Ни смерти моей, ни слабины. Я еще и более жизненно сейчас сыграю больное дитя. Реализм, как он есть.

…И горлышко ходит в сдерживаемом кашле. И дрожь в голосе абсолютно правдиво звучит.

— Дье! — как тогда, в студии, только еще острее, больше трепета.

«Отец» сожмет кулаки, отвернувшись от дочери. Явит на другую камеру безмолвный крик и гримасу отчаяния. Исполнитель невероятно хорош, один из лучших возрастных актеров современности. Наш недолгий тандем должен встряхнуть любой бесчувственный мешок, я в это верю.

Чу потом скажет, что плакала. И другие, кого допустили поближе, хлюпали носом.

— Идеально, — скажет Ян после стандартного: «Снято».

Впервые на памяти самых давних работников Лотоса, кто еще с первой картины работал со щеглом.

Перерыв пять минут: ритуал подготовлен, но надо поправить грим, перепроверить свет. Прошу Чу вывести меня на воздух. Мама умчалась с выделенным водителем за средством от аллергии.

В горах тоже холодновато, но это свежая и звонкая прохлада. Запах хвои, тени старых деревьев, горные шпили в полутьме. Прекрасный фон, чтобы морально подготовить себя к умиранию.

— Мэйли, всё готово.

— Иду.

Глава 4

Однажды я умирала. Однажды я умерла. Звучит, как что-то одинаковое, да? На самом деле это два совершенно разных случая. Третий, тот, что я не могу помнить, это когда «оригинальная» Ли Мэйли покинула тело. Он не в счет.

С того раза, как я умерла, началась история меня-нынешней в теле кареглазой малютки. Все случилось быстро: инсульт, нигде и Мироздание. Вы и сами всё знаете. Ни к чему лишний раз объяснять.

Другой раз, тот, где я умирала, и по прогнозам светил от медицины должна была завершить сей процесс, был раньше. Аж на десять лет.

Даже я-прошлая не любила тот период вспоминать. Поверьте, никто не хотел бы. Я и с учетом предстоящей съемки тысячу раз подумала бы, стоит ли оно того: погружаться в бездонный омут тьмы, или лучше обойтись хорошей, но игрой? Но эти засранцы из персонала взбесили меня слишком сильно.

Случилось всё в период моего увлечения театром. Не в смысле посещения (это-то почти всю мою сознательную имело место быть), а занятия в драмкружке. Они затем плавно перетекли в любительскую театральную студию. Отличные преподаватели, прекрасный коллектив. Не без косяков и недопониманий, но и без мышиной подковерной возни.

Интересный и увлекательный период той моей жизни. Мы выступали: конечно, не на сцене БДТ, но и не на школьных утренниках. Опыт ценный, но… Я-прошлая потом никогда его не использовала.

Хотя все подобные авантюры были сопряжены с историями, которые я хотела написать. Там было многое. Длительное общение с компанией работников подпольного казино, во времена оные легального, но затем… Ныряние в мир ММОРПГ, дабы вкусить те эмоции, что многим кажутся «ненатуральным продуктом». Спойлер: даже если игры — сублимат, это вкусно.

Два полных семестра (сначала весенний, затем осенний, так что за учебный год их считать затруднительно) посещений занятий по живописи. Меня запихнули в «слушатели» по знакомству, обычно такое не практикуется. Чтобы выписать на мое имя пропуск, Киру Воронову оформили, как натурщицу. Написали с нее ряд портретов.

Кулинарные курсы. Прыжки с парашютом. Тир. Список длинный, в общем. Театралочка тоже туда затесалась. И обещала стать интригующей историей, но так и не стала. Потому что одно из выступлений Кира Воронова завершала на автопилоте, а после — рухнула. Обследование, белые халаты, яркий свет над хирургическим столом. Терапия. Хоспис.

В нашей палате на шестерых стабильно навещали меня одну. Других… эпизодически. Еще могло быть так, что соседка ждет и готовится к встрече с родными, а утром ее забирают. Не родные, персонал.

Первое, что я попросила мне принести из дома — мою косметичку и зеркало. Мужчинам сложно ориентироваться в женских штуках, так что мой хороший захватил и ящичек с гримом. Не зря. Обычной «штукатурки» вскоре стало недостаточно.

Грим Кира Воронова накладывала каждый день. И улыбалась своему отражению в зеркале. Так, чтобы не болезненный оскал, а сияющая улыбка и блеск в глазах. Она готовилась к драгоценным встречам, репетируя счастливую и беззаботную улыбку.

Ей было плевать, что говорят (и о чем молчат) эти люди в белых халатах. У нее была цель: вернуться. Выкарабкаться. Ее ждали. «Держаться. Дышать. Ждут», — на повторе в самые плохие ночи.

И она справилась. А заодно научилась не только улыбаться. При наличии зеркала и запасов грима грех было не представить себя на месте героинь самых любимых книг, фильмов, спектаклей…

Я умею играть. Но стараюсь не вспоминать истоки этого умения. История про закулисье так и не увидела свет.

Вот и сегодня в сцене ритуала призыва демонов не будет актерской игры. Я всего лишь приоткрою краешек запечатанных воспоминаний. Окошечко в личную преисподнюю.

Сцена с ритуалом малоподвижная. Для меня, господин Лянь отрабатывает за нас двоих. Малышка к тому моменту слаба настолько, что руку с постели поднять не может. «Папа» шикарен, я верю каждому его жесту, каждому взгляду. Он полон решимости выполнить свой отцовский долг. Так, как он его понимает.

В исполнении (сильно) немолодого актера сцена обретает не только смысл, но и мощную атмосферу. Сила духа, неотвратимость, искренность. Лянь Дэшэн: лянь — как честный, значение имени — победа добра. Артист не играет, он живет в теле мастера-кукольника. И погружает в свои чувства всех, кто находится рядом.

На фоне этого потрясающего воплощения легко потеряться. К счастью, роль демона досталась не какому-нибудь смазливому, но слабохарактерному мальцу. Я забыла имя актера, стыдно. Но знаю (разведка — наше всё), что он вообще-то актер театра. Как его затащил в сериал режиссер Ян, я не в курсе. Но «демон» отрабатывает взаимодействие с «папой» так напористо и властно, что между двумя исполнителями искры летят. Без всяких спецэффектов.

Понимание демонов у костюмера с гримером интересное. Демона начали создавать еще до прибытия Яна со съемочной группой, а заканчивали уже в две пары рук, пока тут дом прогревали.

И он… как минимум необычен. Эффектен даже до обработки. После добавления «магии» от компьютерщиков станет еще внушительнее. В образе: черное и золотое.

Мне его разглядывать некогда, хотя внимания заслуживают и образ, и актерская игра. Мне пора в погружение…

Без понятия, как я сыграла. Наверное, хорошо.

— Камера, мотор. Начали, — на этой фразе я отключила сознание малышки Мэйли.

Осталась лишь тьма.

Позже я ни разу не посмотрю эпизод, в который включат эту сцену. «Мама, животик болит», — и еще куча других отмазок. Лишь бы оказаться подальше от экрана телевизора.

«Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя[1]», — Ницше знал, что говорил. Не стоит мне лишний раз глядеть, соприкасаться с бездной. Для оценки своего исполнения достаточно гробового молчания в помещении.

Заключительное в роли живой девочки — лежание в неподвижности, аки трупик — легкотня. Обычному ребенку такое тяжело, но Мэйли — не обычный ребенок. Больше нет.

Неожиданность приходит, откуда не ждали. Во время переодевания и смены грима: с девочкой покончено, осталась кукла.

— Господин Ян!

Звонкий голосок чуть не приводит меня к косоглазию. Это ж надо увидеть самой, убедиться, что слух меня не обманывает.

— Господин Ян! — повторяет, без сомнения, звезда наша яркая. — У Сюли просьба.

Малышка все еще принцесса, хотя давно пора б переодеться и смыть лишнее с личика. Вечер перестает быть томным…

— Я вас внимательно слушаю, госпожа Лин, — отвечает Ян, не глядя на принцессу.

— Спасибо, — милота в голосочке зашкаливает. — Можно ли сделать так? Увидеть куклу вместе с дядей?

— Этого нет в сценарии, госпожа Лин, — щегол не шелохнется даже.

Я таращу глазюки без всяких расширителей. Это ж надо! Звездочке в марте, на момент кастинга, было два с половиной. Нынче у нас на дворе июнь. Так что ей два и девять. Вопрос: она сама до такого додумалась? Если да, то Лин Сюли — гений.

— Сценарий уже менялся, — подруливает важный жаб Пэй. — Кукла не падала с обрыва, хотя ценность этой сцены подчеркнута сценаристом Ма.

Лошадушко на выездные съемки поехал, но в первый же день слег. Что-то там с пищеварением у него. Меня подмывало сказать, чтобы он жевал траву, да побольше. Тут народная медицина во многом основана на всяком растительном. А еще тигровой мази. И теплой водичке, конечно же. Если трава не поможет, то увы. Загнанных лошадей того… пристреливают.

Так или иначе, Ма лечился. Советоваться с ним приходилось в его номере в отеле. А так, конина будущая заявил: «С нами приехал младший сценарист. Пусть отрабатывает оплату труда». На мать мою китайскую женщину сценарист решил бочку катить. И рутину свалить, а с ней и ответственность, если что-то пойдет не так.

— Что вы хотите этим сказать, продюсер Пэй? — слегка приподнял бровь Ян Хоу.

— Госпожа Цзя как-то сказала, — квакает жаба. — Что командная работа по созданию кинокартины в некотором роде сравнима с успешным браком. А для его успешности необходимы компромиссы.

«Козя», — морщусь. — «Высокогорная козя ваша Цзя».

— Выражайтесь яснее, — требует щегол. — Или не тратьте мое и свое время.

— Пойдите навстречу маленькой просьбе госпожи Лин, — говорит Пэй. — И сценарист Ма никогда не вспомнит о своей обиде.

«Обидели лошадь, нагадили в стойло», — мысленно обалдеваю я. Мне-то привычно и органично, что в рамках съемки режиссер — это первый после бога (Мироздания) человек на площадке. Кто может указывать или обижаться на ставленника Мироздания? Они там что, семью Яна Хоу держат в заложниках? Непонятно.

— Госпожа младший сценарист, — зовет щегол.

Мамочка как раз прибежала с лекарством.

— Да, режиссер Ян? — не прерывая движения в сторону дочери, отвечает мама.

— Вы одобрите появление в следующей сцене госпожи Лин?

Такой подставы я не ожидала. Разумеется, мама может влепить: «Нет». Во что нам это выльется, как сценаристу под псевдонимом Бай Я? У жабенции наверняка есть связи в индустрии. У семьи звездочек запас юаней, как у дурака фантиков.

Мамуля же уставилась на Лин Сюли, будто в первый раз видит. Кстати, возможно, что и в первый. Маму же вечно куда-то дергают, а ей важна только одна малышка — я. Мне все ее взгляды достаются, не каким-то там сторонним милашкам.

— Мам, — зову.

Та вздрагивает, резко вспоминает про лекарство и чихающую дочь. И это правильно: ее высочество можно в другой раз поразглядывать. Можно даже с мыслями о свержении объединить процесс.

— Согласись, — говорю тихонечко, когда мама отгоняет гримерш и поит меня горькими таблетками.

Она хмурится, затем кивает.

— Давайте сделаем, как вы предложили, режиссер Ян, — уверенно говорит мать.

— Что по готовности грима? — переключается на фей цветных палеток Ян Хоу. — Как долго до завершения?

— Мы только начали, режиссер Ян, — вздрагивает та из гримерш, которую мы с мамой не «оживляли».

Чуть не врезается мне кисточкой в глаз.

— Двадцать минут, и закончим, — рапортует более вменяемая.

— Работайте, — дозволяет щегол. — У нас есть время для демонстрации. И репетиции. Госпожа Лин, прошу, покажите нам, что вы задумали.

Может, у меня разыгралось воображение, но я прям слышу в голове подтекст: «Если там полная чушь, всегда можно вырезать при монтаже».

— Кукла… — пальчик Сюли указывает на пустой стол. — Будет там?

— Госпожа младший сценарист, — поворачивает голову Ян. — Будьте добры, поставьте на стол вашу сумочку.

— Я? — тычет пальцем в грудь мама. — Сумочку?

С сомнением глядит на свой простенький и кое-где потертый баул. Мать моя — домохозяйка, и сумка — часть ее рабочей экипировки. Она вместительна и удобна. И не так жалко, если в нее вытечет молоко, которое не влезло в пакет.

С собой на выезд Мэйхуа тоже взяла эту кожаную толстушку-простушку. Ребенку может многое понадобиться в любой момент. Так, сейчас внутри баула мои: кофта, шарф, рейтузы. И куртка просунута сквозь длинные ручки.

Звездочка тоже смотрит на тертую и битую жизнью суму. Морщит аккуратненький носик. Да, малыш, это тебе не дизайнерская прелесть, это трудовая «лошадь». Не путать с Ма, который тебе роль принцессы подогнал.

Но тут же меняет гримасу на улыбочку. Мила она, конечно, до невозможности, если судить чисто внешне. Прелестный цветущий ребенок. Девочка-цветочек.

Звездочка на полгода старше моего тельца. Детская припухлость уже немножко сошла. На фоне моих хомячьих щек Сюли с подчеркнуто-аккуратной линией челюсти кажется едва ли не эльфийским детенышем. Как их там? Эльфик, эльфенок? Лишь бы не эльфятина.

Но хороша. И знает об этом. Высокомерный взгляд как часть врожденной заносчивости. Перворожденная, блин, на мою больную голову.

Больную — это мне все-таки заехали кистью повыше уха.

— Да, верно, — невозмутим наш щегол. — Сюда поставьте, пожалуйста.

Мать послушно взгромождает на стол баул. Стол — резное дерево, старинный предмет мебели. Не удивлюсь, если он большую ценность из себя представляет. Возможно, даже историческую. Сумища, эта громоздкая старушка, на нем смотрится, как насмешка.

— Здесь будет кукла, — изрекает Ян. — Играйте.

С его лицом играть бы в покер. Если хоть чуть-чуть правила знает, успех гарантирован.

Обидно, что часть репетиции мне не узреть: в глаза вставляют линзы, да еще и мельтешат перед лицом. Но наиболее эпичный момент мне показывают.

Маленькая звездочка сделала домашнюю работу. Знает, что по сценарию кукла впервые откроет глаза, когда к ней приблизится канцлер, он же добрый дядюшка милых принцесс и любитель птиц кумай. А еще Сюли помнит, что было на прослушивании, когда я-кукла открыла глаза. Естественная реакция — тревога и даже страх.

Когда принцесса «пугается», она… запрыгивает на ногу дядюшке. Виснет на нем, цепляясь за широкое одеяние, как маленькая обезьянка.

— Глаза в пол! — рявкает заказчик куклы. — Всем отвернуться! — это он не команде во главе с режиссером, а воображаемым слугам, которые как бы тоже в доме (не сейчас). — Бесценная племянница. Ваше высочество! Прошу вас, принцесса, вспомните о своем статусе.

Обезьянка трясет головой, часто дышит. Затем закусывает губку, сводит брови. Разжимает хватку. Расправляет златотканые одежды.

— Это плохой подарок, дядя, — вздергивает подбородок малышка. — Мне он не подходит.

И удаляется царственной походкой.

— Этот подарок не для тебя, дорогая племянница, — оглаживает аккуратную бородку канцлер.

Тут и двухлетке понятно, что сцена отрепетирована, причем неоднократно. Постарались эти «родственнички», подготовились. Реплики продумали: сами или это отпечаток копыта страшной лошади Ма?

Получилось… забавно, да. Умилительно и наивно. Мол, эта глазастая прелесть совсем юна. Она деточка, и ей бывает страшно. Но статус принцессы обязывает вести себя подобающе, скрывать свои желания и страхи. Как такую не захотеть утешить?

Но как эта кроха до подобного додумалась? Сама? Тогда она точно гений, без шуток. Или же в ее окружении есть кто-то шибко умный. Скрытый великий наставник. О-очень интересно.

— Элементы комедии не вполне… — Ян задумывается. — Впрочем, зрители любят подобное. Хорошо. Сделаем так.

Он ставит меня перед любопытным выбором. Звездочка готова к тому моему взгляду, как на кастинге был. Но я ведь все еще могу обратиться к бездне. Она так близко: я чувствую ее ледяные касания. Как бы вместо забавного прыжка не пришлось срочно менять дорогущий наряд.

Но тогда перестанет действовать акция: «За один дубль — тысяча юаней». Ладно, пусть резвится. Уступить раунд — не слить весь бой.

И я уступаю. Показываю ровно то, чего от меня ждут. Зрителям будет внове и этот взгляд, и четырёхлапый обхват чиновничьей ноги. А ведь всё это, в конечном счете, ради восторгов целевой аудитории. Мы не перетягиваем канат ради перетягивания каната.

Лин Сюли покидает съемочную площадку с видом победительницы. Моя матушка напряженно глядит ей вслед.

— Не следовало соглашаться, — говорит под нос.

— Наоборот, мам, — улыбаюсь. — Так лучше.

Пусть звездочка сияет ярко-ярко. Тем более захватывающим будет наше соперничество. Кто кого затмит?

Меня разоблачают: снимают облачение. На дворе ночь. Суетятся и хлопочут черноголовые чайки. Я уже слегка пошатываюсь: телу нагрузки такие сложно выдерживать. Уже почти задремываю, пока там у меня в волосах копошатся, извлекая блестящие заколочки. Просыпаюсь от деликатного покашливания в стороне.

— Господин Ян, — переходит от кашля к словам актер, воплощающий мастера-кукольника. — Когда вы предлагали мне роль, сказали, что я не разочаруюсь. И что я смогу не сдерживать себя, поступать так, как посчитаю нужным.

— Всё верно, господин Лянь, — возвращает уважительное обращение щегол. — У вас возникли какие-то замечания?

— Да, — степенно кивает немолодой мужчина. — Касательно завтрашних съемок.

— Слушаю вас, — щегол — само уважение.

— Мне кажется, мы могли бы деликатно и разносторонне раскрыть персонажа, — «папа» прямо аккуратненько подбирает слова. — Показав не только процесс работы кукольных дел мастера. Но и через общение с дочерью. Которую он так любит, что готов жизнь за нее отдать.

Непонимающе таращится на актера вся съемочная группа. Мол, мы же не далее, как два часа назад отсняли такой эпизод.

— Я подразумеваю взаимодействие героя с малышкой до ее болезни, — ставит в ступор всех, включая малышку, господин Лянь. — Это несколько эгоистично с моей стороны. Простите. Мне хотелось бы больше поработать с этой удивительной девочкой.

Немая тишина. Даже сосны шуметь перестали.

— Горе и радость, — глуше обычного звучит голос режиссера. — Улыбка и боль. Контрасты, как основа основ. Я согласен. Конечно, если Мэйли не против.

Еще бы я была против! Нет, ну какое говорящее имя у моего киношного «папки»: Лянь Дэшэн. Честная победа добра.

Семейное взаимодействие снимаем (на следующий день) практически одним дублем. В паре моментов прерываемся, чтобы самим переместиться и оборудование переместить. Но в остальном сотрудничество с «папой» проходит естественно, как дыхание.

Я представляю на его месте своего батю, он, возможно, внучку (по возрасту актер ближе к внукам уже, чем к деткам моего возраста). С ним очень комфортно и легко.

Даже Ян, наблюдая за нашими игрищами, нет-нет, да улыбается. Мама тоже, наконец, расслабилась. Хороший день. Жаль, что больше Лянь Дэшэн не почтит нас своим присутствием. Я бы у него еще поучилась.

Среди всех моментов «папа» выбирает для стиллов кадр, где я сижу у него на колене. Гримерши зачем-то изуродовали мою наружность: или для контраста с куклой, или для сходства с чертами «родителя». Нос вообще налепили накладной, картошечкой. Не важно. Перевоплощение — часть киношного волшебства. Ли Мэйли — юный адепт этого общества волшебников.

А еще мне явно везет с батями: как с настоящим, так и с сериальным.

Все хорошее рано или поздно кончается. Завершается и этот день релакса. С господином Лянь мы прощаемся тепло, почти по-родственному. Он грозится, что будет следить за моими успехами в дальнейшем. Я искренне восхищаюсь его мастерством.

— Готова к покорению дворца, Мэйли? — присоединяется к нашему обмену любезностями Ян Хоу. — Он почти как настоящий.

— Да! — бойко отвечаю я.

Отсюда нам всем предстоит перемещение в целый комплекс с воссозданными локациями разных эпох. Крупнейшая киностудия не только Поднебесной, но и всей Азии. Это не масштабы Лотоса, у киностудии Хэндянь размах воистину царский. Воссозданы улицы, дома, дворцы и сады разных эпох. И год от года комплекс расширяется. И кое-какие площадки в «китайском Голливуде» можно арендовать.

Щегол слегка кривит душой: дворец, как место обитания и покорения, достанется принцессе. Фарфоровая кукла будет мелькать в резиденциях попроще. Впрочем, кто его знает: вдруг Ян Хоу так иносказательно завуалировал: «Дави эту смазливую богачку, Мэйли, везде и всегда». Сомнительно, но чем черт не шутит?

Мироздание, а у тебя, случайно, нет антагониста?

Мировой энтропии, скажем? А то очень уж похожа одна звездочка на «инструмент вмешательства» со стороны противника.

Хаос противостоит порядку, зло — добру. В моем мире говаривали, что деньги — зло.

Это прям многое объяснило бы.

[1] Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла», 1886 г.

Глава 5

Июнь 2000 г, Хэндянь, провинция Чжэцзян

Ближайший крупный город к «китайскому Голливуду» — это Шанхай. До него триста восемьдесят км. Хотелось прогуляться по нему, но не сложилось. Ян Хоу так скорректировал маршрут перемещения, что в Шанхай мы заехали поздним вечером, и ночь провели в гостинице. Хоть поспать дал в хороших условиях, уже что-то.

А по утру мы отбывали. Так что с туризмом по этому интересному (в плане архитектурных решений и не только) городу у одной маленькой вороны не срослось. Не в этот раз.

Собственно, цель нашего путешествия, Хэндянь — это еще и туристическое место. Многим интересно глянуть, где вершится киношная магия. Пройтись по улочкам затерянных во времени городов, подняться по лестнице с изумительной резьбой (белый мрамор, облака и драконы) к дворцу Тайхэ — Залу Высшей Гармонии. И даже приблизиться к трону «лун и» — драконьему престолу.

Пятьсот шестьдесят юаней занесите в кассу, и гуляйте на здоровье. Если нужна определенная локация, то цена будет ниже, начиная от двадцати юаней.

Или свернуть в другом направлении, чтобы очутиться в другой эпохе. Размах впечатляет. Воссоздать квартал ради достоверности съемок? Чтобы дома, сады и залы были, пристани, искусственные озера, имитация рек? Воплотим. Нет ничего невыполнимого.

Я тоже стала одной из туристок. Под присмотром мамы и Чу, разумеется. Мы гуляли за счет заведения, то есть, Лотос платит и за аренду, и за смежные расходы. Хлопала ресничками, поражаясь объемом проделанных работ. Уже двести с лишним гектаров обустроили под разные эпохи, и продолжают вовсю.

В Поднебесной ежегодно снимают множество костюмированных кинокартин. Фильмы, сериалы… Многие из них затрагивают времена ушедшие. Снимать в реальных исторических памятниках? Не все из них сохранились, какие-то на реставрации. Так, в Запретный город нынче в северной столице не попасть, его еще восстанавливают.

Да и когда завершат реконструкцию: что, ради каждой съемки закрывать туристический комплекс? А как же поток юаней от этих туристов? Практичные китайцы вложились, напряглись, и воссоздали чуть ли не в чистом поле всё то же самое, только лучше (нет). Только — имитацию.

Хэндянь раньше-то, до прихода киношников, был деревней. Вокруг деревни горы да холмы. Цивилизация? Нет, не слышали. А теперь там, на фоне гор и холмов, раскинулся целый киногородок с репродукциями локаций.

Я считаю, что это круто. Это реально мощно. Если однажды эта белая ворона решит открыть свою киностудию, с конгломератом Хэндянь груп лучше вежливо «дружить», причем издалека. Со слов Чу, это крупная многопрофильная компания, далеко не единым кинематографом промышляющая. «Дружить» в кавычках, ибо эти мастодонты даже не заметят микро-студию «конкурента».

А «конкурент» в кавычках, потому как попытка тягаться с таким гигантом будет смотреться даже не подражанием басне «Слон и Моська». Сравнение будет примерно в пользу Луны и частички космической пыли.

Ну, рано пока загадывать, что там будет через пару десятков лет. До той поры еще дожить надо. Пока — шагаем по имитации Запретного города в масштабе один к двум, ловим блики от золоченых крыш, млеем от множества драконов и фигурок других мистических существ.

Для справки (мне ее дала мама, а я — вам) о том, как оно устроено было в «оригинальной версии» зала Тайхэ. На ширме за драконьим престолом изображено восемьдесят драконов. Тогда как сидящий на троне император считался восемьдесят первым.

А теперь самое время вспомнить школьную таблицу умножения. Ту самую, где трижды три — девять, а девять на девять равно восемьдесят один. Трижды три: цифры, кратные трем, олицетворяли мужскую энергию ян. Девять звучит как «цзю», что созвучно другому «цзю», которое значит «долгий». Долгий тут подразумевает долголетие. Итого: восемьдесят один символизирует верховную власть императора. И благое пожелание заодно.

От циферок к животинкам. С ними веселее. Два эмалированных единорога по бокам от драконьего престола — это не смешная ути-пути-няша. Это глаза и уши императора. Ведь зверь всеведущ, и знает все языки мира. Толмач на минималках, но в процессе эксплуатации что-то сломалось.

Слоны с вазами на спинах олицетворяют изобилие. В вазы насыпались пять основных (для местных) культур: рис, просо, ячмень, пшеница, бобы. Вазочки полны — в стране благоденствие.

Журавлиная пара — птицы высокого полета. Они помогают императору сохранять бдительность. А еще символизируют долголетие и процветание.

Над троном, на потолке, свернулся Паньлун, спиральный дракон. Этот чешуйчатый имеет контроль над временем. Паньлун держит в пасти на цепи жемчужину, называемую Зеркало Сюаньюань. Сделана она из стекла и покрыта амальгамой ртути. Жемчужина должна упасть на того, кто воссядет на трон, не будучи истинным Сыном Неба.

Один генерал этого очень боялся, если верить матушке. Этот нехороший человек заставил отречься последнего императора, и сам сел на трон. Но приказал отодвинуть его от жемчужины на три метра. А затем и вовсе сменил. Жемчужина так и не рухнула, но тот узурпатор властвовал недолго. В пятнадцатом году он провернул захват, в шестнадцатом его не стало.

Трон он, кстати, заменил еще раньше. Драконий престол закинули в какое-то подсобное помещение и… забыли. Нашли спустя много лет, отреставрировали и вернули в родной зал. Надо будет, как откроют оригинальный Запретный город, непременно его посетить.

Вообще, драконов по (оригинальной) территории несколько тысяч можно встретить. Более тысячи из них установлены под стойками перил трехуровневой террасы зала Тайхэ. Они заняты важным делом — отводом воды от обильных осадков. В дождь это выглядит, как «тысяча драконов, извергающих воду».

Еще есть фениксы, львы и черепахи. И черепахи с головами дракона… Ох уж эти древние фантазеры! О, на угловых скатах крыш тоже есть, на что взглянуть. Эти малыши мне отчего-то особенно глянулись. Отряд хранителей, да.

Но и с ними не всё так просто! Число фигурок на крыше означает ранг здания. Предел — девять крох, но для зала Тайхэ сделано исключение. На нем десять малявок, плюс бессмертный всадник. Человек, сидящий верхом на птице. И, конечно, большой дракон в каждом конце конька крыши.

Кого Зал Высшей Гармонии несет на своих крышах: дракона цилинь, феникса фэйхуан, льва шиси, небесную лошадь тяньма, морскую лошадь хайма, рыбу яюй, льва-дракона суаньни, единорога сечжи, дракона-быка доуню, крылатую обезьяну ханши.

У каждого из отряда хранителей — своя функция. Эти ребята не просто так там сидят. Одни защищают от сил зла, другие — от пожара, третьи помогают обрести покой. И так далее, от символа к символу.

А еще шикарны львы-защитники. Эти зверюги устанавливаются всегда парой. Лев всегда справа, играет с шаром. Шар — это как бы мир… нет. Шар — это сокровище, символ буддийского знания. И власть императора. И еще немножко — исполнение желаний. Многофункциональный шарик, почти что кнопка: «Всё и сразу».

Слева львица, она придерживает детеныша. Львенок при этом пьет молоко из материнского… когтя. Не спрашивайте, почему так. Просто примите, как факт: статуи львят кормятся из когтей статуй львиц. И это — про потомство и благополучие наследников.

Не, ну хороши зверюги! Даже с учетом странностей.

С копии Цзыцзинчэна (дословно: пурпурный запретный город) мы начали прогулку, потому что кукла сниматься будет не в этой локации. Свою, городок «Весна-Осень», мы потом вдоль и поперек обходим. А тут шанс прикоснуться к чему-то одновременно и новому, и почти (имитация же) древнему.

О! А вы знали, что «вёсны и осени» — это буквальный перевод сочетания «Чуньцю[1]», летописи, которую редактировал Конфуций? Также его можно перевести на русский как «летопись». При этом чунь — это весна, а цю — это осень. На выходе: летопись. Как так?

Справка от моей китайской умницы, и по совместительству мамочки: в эпоху Шан-Инь, сильно вглубь истории, в «до нашей эры» на полторы тысячи — тысячу (округляю для простоты восприятия) лет, иньцы делили год не на четыре сезона, а на два. То есть, первый иероглиф означал первую половину года, а второй — вторую.

Нынче на родине меня-прошлой скажут, говоря о течении времени: сколько лет, сколько зим. На моей новой родине упомянут чуньцю. И тут выделились.

Режиссер Ян студийные съемки начал с массовки, проходных сцен и всего того, что не задействует исполнителей ключевых ролей. Нам дали два законных выходных на адаптацию, экскурсии и отдых.

Велели отдыхать? Будет исполнено. Тем более, что мне персонально было сказано: покорять дворец. Я и направилась во дворец. Мэйли послушная девочка.

Но не дошла до главного, захотелось мне сначала прогуляться, осмотреться по отдаленным строениям и садам. Знаете, как в игре: прежде, чем ломиться в зал к главному боссу, сначала неплохо бы собрать всё из коридоров, комнаток, боковых ответвлений. Сундуки, бочки, полки — все обшарить надо было мне, чтобы не забыть. И только потом переход к основному блюду.

Так на мощеной серым кирпичом дорожке я почти столкнулась с императором.

— Господин Гао! Господин Гао! — кричали и причитали китайцы в тертых джинсах и футболках. — Просим вас: стойте. Вернитесь.

— Перерыв, — вскидывает голову и ускоряет шаг фигура.

Идущий в золотом, богато расшитом наряде, с высоким черным убором на голове. И с хмурым лицом.

— Вам нельзя уходить! — продолжают стенать догоняющие.

— Это императорские владения, — бросает на ходу золотой. — Я — Император. Кто может мне запретить?

— Но… — округлые лица слегка вытягиваются. — Император вы по сценарию.

Тут этот золотой фазан едва не натыкается на меня — эти его одежки с длинными рукавами широченные. Мама тянет меня в сторону, Чу замирает с изумленным видом.

— По сценарию? — император останавливается в шаге от меня. — По сценарию эта глупая курица должна смотреть на меня влюбленными глазами. Она — моя наложница. Девочка, вот ты можешь посмотреть на меня с любовью?

Девочка может. Вышивка на наряде очень хорошо сделана. Пока фазан стоит так близко, мама всё отлично разглядит.

— Вот! — растопыривает пальцы и встряхивает рукавами император. — Даже девочка… сколько тебе лет?

— Два, — мне не сложно ответить.

— Даже малышка двух лет на это способна! А как глядит ваша курица? — фазан делает страшное лицо и усиленно пучит глаза. — Будто у меня всё лицо в прыщах. У меня тут прыщ? А тут? Может, чирей? Или я весь покрыт гнойными язвами?

— Что вы, у вас превосходная кожа, — льстят и подбираются ближе преследователи. — Пожалуйста, давайте вернемся. Госпоже уже объяснили ее ошибку.

— Нет! — резко и гордо вздергивает подбородок фазан. — Там должен быть пруд? Я пошел.

Огибает нас это золотое чудо, начинает удаляться.

— Зачем вам пруд? — подрываются за актером его помощники (или кто они там ему). — Господин Гао!

— Хочу заглянуть в пруд и убедиться, что на моем лице нет прыщей! А если есть, то сразу и утопиться.

Утыкаюсь затылком в мамину юбку, хихикаю. Не зря говорят о высокой чувствительности и всячески странностях в актерской среде. Убедилась лично и весьма наглядно.

— Кто это был, Чу? — спрашивает мама. — Кажется, ты его узнала. Его лицо кажется знакомым.

— Гао Вэймин, — с придыханием отвечает помощница. — Он играл в… — тут звучит список названий дорам, которые мне ничего не говорят. — Он стоял ко мне так близко. Мы дышали одним воздухом. Он говорил с моей госпожой. Ай-ёо…

Захожусь в кашле от «моей госпожи». Нет, решительно, эта китайская фабрика грез как-то странно влияет на людей.

Одного дня на осмотр нам хватает с лихвой. Нет, мы не обошли весь комплекс от и до, но я в какой-то момент, когда блеск новых впечатлений чуток спал, поймала себя на ощущении фальши. Наверняка там, в родном для Мэйли городе, все иначе. Пусть и очень близко, да пусть хоть полная копия, но — не то. Не настоящее.

В достопамятном древнем храме Черного Дракона, где с ним мои любимые Генерал Краб и Генерал Креветка, сам воздух был иной. Это сложно описать словами (разумными и логичными), но восприятие истинной древности, пропитанной духом времени, и созерцание копии древности — это две большие разницы.

Я на шажок приблизилась к мировосприятию нашего режиссера, считающего съемки в павильоне заменителем настоящего художественного процесса. Вынужденным компромиссом между высшим качеством и рамками бюджета. А компромиссы, как нас недавно просветили, есть залог успеха не только в браке, но и в выпуске кинопродукции.

Тоже: заменитель реальной жизни в виде игр мне нормально заходил, а декорации, видите ли, она хочет настоящие. Не то, чтоб так категорично всё. Я и на зеленом фоне отыграю, если надо будет. И не пикну даже. Просто любоваться на прочие воспроизведенные виды не слишком-то тянет. Лучше потом, при случае, больше реальных исторических мест посетить.

Так я на второй день «отдыха» прибилась к съемочной группе. Ну а что? Не в отеле же сидеть, пухнуть? Хватит того, что я там маму оставила. Ей руки жгло какое-то там изображение, и она жаждала его зафиксировать на бумаге. Пока не забылось, не «замылилось» в памяти.

Конечно, услыхав: «Мэйли хочет посмотреть», — Лин Мэйхуа подорвалась, чтобы сопроводить драгоценность. На что я многозначительно ткнула в Чу пальцем. Это, кстати, очень неприлично тут, но детям и большим начальникам можно.

На съемочной площадке мне без всяких слов (и даже жестов) подогнали стульчик. Где? Правильно, рядышком с монитором и его владыкой. Шли съемки с узких улочек: рынок, толкучка, общие виды. Мы подтянулись не к началу процесса, а почти к завершению завтрака. Так мы и выспаться смогли по-человечески, и поели вкусненько.

Пока все закончили есть, собрались, что-то поправили, Ян Хоу уже уселся на царское место. Это всё энергетика дворцов, пусть и фальшивых, я вам клянусь — тянет на напыщенные сравнения. Он решил развлечь маленькую зрительницу. Очевидно: раз дите вместо всевозможных развлечений выбрала приход на «работу», значит, детке интересно.

Так я отсмотрела кое-что из отснятого материала. Весьма неплохо, я вам скажу. Много общих планов, съемок природы.

— Бу имеет привычку снимать разное, — пояснил щегол. — Не всё из этого пойдет в работу. Богатый выбор при монтаже — это лучше, чем скудный.

Я покосилась на новый костюм режиссера. С иголочки, как и всегда. Ян Хоу и богатство — почти синонимы. Может, он поэтому и не продается?

Бу — это фамилия оператора. Бу-Ра-Ти… Ой, всё, держите меня кто-нибудь за хвостик, а то я со смеху упаду и закачусь под мебель. Эту фамилию я точно не забуду!

А виды оператор Бу снимает — закачаешься. Причем не отнимает время у съемок с актерской игрой. В перерывах, в паузах между сценами, в любую свободную минутку. Хотя ему за это рвение не доплачивают. Но, как я поняла, именно за это (и вообще за профессионализм) оператора Бу ценит Ян Хоу.

Храм-над-облаками, в который меня не взяли, на фоне гор. Одни облака стелются ниже основания, другие все же поднялись над золотыми статуями на высших точках храма. Золото крыш блестит на солнце. Сосны цепляются за жизнь на голом камне, их верхушки частично выгорели. Кажется, будто желтизной этой деревья пытаются тягаться с позолотой. Белокаменные ступени расплываются в белизне облаков. Ступеней более тысячи. Не представляю, как туда поднималась изнеженная принцесса… Хотя нет, представляю: в переноске же.

С завтраком народ разделался, так что поглазеть вдоволь на красивости не выходит. Ничего, успею еще. В крайнем случае, сам сериал по ТВ гляну. Хотя «изнутри» мне почему-то интереснее, чем на готовую, «вылизанную» киноленту смотреть.

Снова снимают рынок. Столпотворение, гул, разные разности продаются и покупаются — услада для глаз китайского обывателя. Режиссер много раз стопает процесс, придирается ко всем мелочам, к каким только может. Это немного скучненько, и я сворачиваюсь в клубочек на своем матерчатом сиденье. Дрема под тентовым навесом такая сладкая…

Просыпаюсь, когда суровые китайские дядьки в черном разгоняют всех торгашей с рынка. А после того, как уходят и они, мы переезжаем на соседнюю улицу.

Там будут снимать еще одну грустную сцену. Совсем юная девушка обнаруживает дома убитых родителей. Очень много зелени в саду, цветы, щебет птиц… И тела, много тел и много крови.

— Молодая госпожа, беги-те… — шепчет умирающий слуга.

Из дома высовывается тип в черном с замотанным лицом.

Пара мгновений ступора, затем дева срывается на бег. Дальше серия динамичных сцен с преследованием, бегом (в исполнении убийцы, не девы) по крышам, с маневрами испуганной, но смелой девицы… Мы снова переезжаем на «рынок», там же бодрее бегать, опрокидывая лотки и рассыпая товары.

И тем эффектнее будет появление спасителя. Этот тоже скрывает лицо, но вступает в бой с убийцей. Успех очевиден, как и то, что спаситель технично свалит дальше по своим делам. А дева останется. Осознавать, что с ней стряслось. И думать: как ей быть теперь?

Нет, у этой нации точно особое мышление. Зацените: всю ее семью убили, чуть не добавили и ее саму в список жертв, ей некуда идти — убийцы ж там, а она… Роняет одну слезинку, затем вспоминает, что на поясе ее спасителя висела роскошная нефритовая подвеска (рожу шелком завесил, а нефрит убрать не догадался, угу). Значит, дева сможет опознать своего героя, однажды с ним встретившись.

И вот, на фоне всего этого, она… улыбается.

Только тут я понимаю, что уже видела эту актрису, но тогда на ней было куда больше макияжа. И цветы другие, и наряд. М-да. Я вспомнила, куда по сценарию протухлой конины заведет эту девушку поиск героя. В бордель.

— Здесь закончили. Все молодцы, — Ян иногда даже хвалит своих подчиненных, надо же. — Мэйли, мы перемещаемся. Ты с нами?

— На другую улицу? — встряхиваюсь, а то мысли какие-то тяжелые фоном пошли.

— Нет, в закрытый павильон, — отвечает щегол. — Из новых. Пожалуй, один из самых интересных.

Он тут же отвлекается, накидывает подчиненным ряд заданий, по перемещению техники и прочим важным моментам. Понятно, что мужик в деле, но мне-то как теперь дотерпеть до этого «самого интересного»? Так всегда: заинтригуют и прервутся на самом интересном месте!

Безобразие!

[1] 春秋(кит). [chūnqiū] — вёсны и осени.

Глава 6

Поначалу обещанный павильон не впечатляет. Даже разочаровывает слегка. Ну да, он имитирует подземный грот. Служит местом встреч для собраний некоего тайного общества. Длинный тоннель-коридор, подвесные фонари, множество низких свечей, неровные стены, ломаные тени играют похлеще актеров массовки.

— Режиссер Ян изначально хотел снять эту часть в пещере Шихуа, — тихонечко просвещала меня Чу, пока сам режиссер раздавал указания младшим сотрудникам. — Это совсем недалеко от столицы, пятьдесят километров. Но организовать там съемки не удалось.

— Дорого? — задала я, возможно, излишне серьезный вопрос для своего возраста.

— Не могу знать, — ответила У-у-у. — Все, что я знаю: режиссер Ян был страшно недоволен. К счастью, освободился этот новый комплекс. Гнев режиссера удалось унять.

Я поставила мысленно галочку: раскрутить родителей на осмотр той пещеры. А то предпочтения щегла уже как-то сами собой ассоциируются с чем-то хорошим. Ян Хоу, несомненно, обладает вкусом.

В тоннеле снимают шествие безликих фигур в черном. Общий сбор тайного общества убийц, как я понимаю. Следующая часть уже любопытнее. Тоннель ведет в пещеру с высоким сводом. Если не знать, что это все ненастоящее, можно и поверить.

Прям похоже выглядит: ярусы, выдолбленные в породе, лестницы в камне, хлипкие поручни из длинных бамбуковых стволов, кое-как связанных между собой веревками.

В этой пещере главгад — злодей в маске, принимает отчеты от исполнителей и раздает задания. Не прям сам между бегает от одного к другому. У гада есть помощники, убивашки на побегушках. Тоже в масочках.

Тут я долго не выдерживаю, потому как во имя загадочности в пещере запускают генераторы тумана. Мне начинает щипать глазки. Чу спешит увести меня в третье помещение, там вроде как личная комнатка главгада.

В ней он, ясное дело, не живет: тут никаких удобств для постоянного проживания. Скорей, сюда он ходит привести мысли в порядок. Подумать о высоком: статусе и горе из золотых слитков, например. Или, с учетом глубинного расположения, о самых мерзких низостях, на какие только способен человек ради достижения своих целей.

Думам должны способствовать высоченные красно-коричневые колонны и деревянная резьба перил. Дерево изящной «рамкой» обрамляет вид из «окна». Здесь кончается одна гора и высится другая. Узкое пространство не пустует: деревья и кустарники тянутся к свету.

— Они живые? — спрашиваю на бегу к густому мелколиственному растению.

— Кажется, да, — без уверенности отвечает Чу. — Хоть я и не понимаю, как это возможно. Локация отстроена четыре месяца назад. До нас здесь сняли только одну дораму. Как бы успели вырасти взрослые деревья?

Похоже, что наедине со мной наша бледная моль раскрепощается. Потому как на меня вываливают (без спроса) информацию, что Ян Хоу ненавидит декорации с искусственными растениями. Для съемок под его руководством обычно арендуют множество живых растений в кадках и горшках.

Проволочные ветки, пластиковые цветы — это, по мнению режиссера, дешево, убого и безвкусно. Я обратила внимание, что даже красный гибискус в волосах актрисы ранее (та, которая «дева в беде») был живой. Вроде бы зафиксированный лаком, но это не точно: я так близко не подходила, чтобы точно сказать.

Тут же, как показал следственный эксперимент (следствие ведут малыши), растения стояли в углублениях, в больших замаскированных кадках с автополивом. Нарочито грубые камни, колонны и перила отлично прикрывали горшки-переростки. Особенно, если смотреть от входа прямо в «рамку» из дерева. А вид достойный, взгляд притягивает только так.

И только я подумала, что поняла, о чем говорил Ян Хоу, зазывая меня в интересное место, как от входа (мы-то в изысканиях ушли в сторону) раздалось:

— Включайте воду.

Повеление Яна Хоу преобразило зал. Так, я поняла, зачем перед «рамкой» дыра в полу. Туда стекает вода, причем прямо из-под камней. Слишком ровно, чтобы казаться естественным, но очень эффектно.

А между колонн на фоне горы и зелени журчит… водопад.

Я раззявила рот, лицезрев сию картину. Да-а, это стоило увидеть. Причем не с экрана телевизора, а вот так, вживую.

— Работает, — крикнул щегол кому-то невидимому из-за булыжника. — Тао, как тебе? Стоило пропустить дрянной обед, чтобы прийти сюда раньше других?

— Впечатляет, — по голосу я опознала оператора. — Но с тебя все равно ужин. Вид хорош, не хуже Шихуа. Жаль, мы тут не первые.

Чу дернулась было, чтобы пойти поприветствовать режиссера, но что-то дернуло меня, а я — её. Меня, наверно, интуиция, её — мои пять пальцев за штанину. Мы за камнем (плевать, что бутафорским) и деревом. Не видно нас, а если не шуметь, то и не слышно.

А я хочу понять (для себя), что за человек Ян Хоу. Люди нередко раскрываются в общении с приятелями отчетливее, чем в казенных разговорах с сотрудниками. Значит, что? Прикидываемся кустиком и не шуршим веточками.

— Играть со временем я пока не научился, — веселье отчетливо слышно в голосе режиссера. — Придется тебе снять так, чтобы любой сказал: они не первые, они единственные.

— Ох-хо, — подавился смехом-кашлем Бу. — Твои запросы не становятся скромнее.

— Что поделать. Стандарты индустрии повысились. Надо соответствовать, а еще лучше — превосходить. Но теперь у меня есть муза.

— Я не ослышался?

— Нет. Всю жизнь считал, что коллеги сильно приукрашивают роль их так называемых муз. Якобы те их вдохновляют, дают направление творчеству. Думал, речь о горизонтальном направлении. Зря смеялся.

— Ты это серьезно, Хоу?

— Никогда не был серьезнее. Правда, моей музе два года. И любой, кто пошутит про направления, получит от меня штативом.

— Ай-ё… Тебя поздравить или выразить сочувствие?

— Не знаю. Но сам посуди: у нас всё получается.

— Кроме пещеры Шихуа.

— Забудь про Шихуа. Сделаем лучше. Тао, мой взгляд никогда не был таким ясным. Всё буквально искрит. Что говорить: даже господин Лянь проникся. А его слово в нашем деле дороже нефрита.

— Тогда у меня есть для тебя отличная новость, друг. Время цветения красавицы коротко, а твоей музе увядание не грозит еще долгие годы.

— А ведь ты прав. Но есть еще кое-что. Меня тревожит ее мать.

— С ней-то что не так? Такая милая и вежливая женщина.

— Еще скажи: простушка. Нет, Тао, в госпоже Лин есть какое-то несоответствие. Загадка. Или я совсем ослеп.

— Любишь дом, люби и ворон на его крыше.

— Ха! Псевдоним Бай Я придумала маме Мэйли.

На этом моменте приятелей прерывают. Шум шагов, голоса, какой-то металлический звук. Пока здесь не соберется толпа, лучше не выползать из-за кустика. Чу так на меня таращится, что понятно: ей не надо объяснять всю преждевременность выхода из укрытия. Сидим в «засаде», и я вспоминаю, говорила ли мама при мне о воронах, крыше и любви.

Скорее всего, нет, я бы запомнила. Про ворон-то! Вряд ли про дом тут — буквально. По логике, если собрать крупицы моих знаний местного языка и понимания завихрений хода мыслей аборигенов, выходит что-то вроде нашего: «Любишь меня — люби и мою собаку». То есть, симпатию к конкретному человеку стоит распространить на всё его окружение. Хех, если я права, наш оператор еще и философ.

Новость про музу — это, конечно, нечто. Нежданчик в полном смысле того слова. Отжег наш благородный тополь по полной. Муза… С чем вообще едят ваших муз, уважаемые жители Поднебесной? У вас же всё не как у всех. Не знаешь, чего теперь ждать бедной маленькой вороне.

Одно радует: о неверных направлениях режиссер не думает. Гора с плеч. Как минимум — бутафорская каменюка, что нас заслоняла. Кстати говоря: там народ подтянулся, можно уже на фоне рабочего беспорядка тихонечко за спинами проскочить.

Что мы и делаем. Реализуем успешно, даром, что стелс мне, как умение, не выдали. Поворачиваюсь к Чу лицом, прижимаю ладошку к губам. И пальцами затем вдоль губ провожу, как бы застегивая молнию. Хризантема судорожно кивает и кусает губы.

Вот и проверим, болтушка ты или нет, скромная наша помощница. Я ставлю на «нет», но чем местные демоны не шутят? А если и «да». Кто ей поверит?

— Мэйли? — встрепенулся Ян при виде меня. — Думал, ты вернулась в отель.

Мотнула головой.

— Гуляла, — нарисовала пальчиком в воздухе круг. — Дым резал глазки.

Спиной чувствую, как бьет крупная дрожь тело младшей помощницы Чу. Так боится попасться на подслушивании разговоров старших?

— Молодец, что сказала, — кивнул щегол. — Буду иметь ввиду при дальнейшей работе.

Улыбнулась в ответ. «Во всех дальнейших работах», — послышалось мне. Так-то я не против побыть чьим-то вдохновением. И методы работы Яна Хоу меня вполне устраивают.

Съемки в рукотворной пещере идут бодро и четко. Бу что-то бурчит между сценами (я уловила краем уха про задачи из разряда неосуществимых). Но это, как мне кажется, он прибедняется: кадры просто шикарные получаются.

А я, сидя в непосредственной близости от монитора, кажется, начинаю улавливать то, что щегол назвает: «искрит». Искры между актерами, искры в каплях воды, искрят даже капли на опрысканных младшими сотрудниками листьях.

А когда пара убийц в масках устраивают тренировочный поединок перед водопадом, искры сыплются почти что фейерверком. Эти два душегуба практически весь сериал будут в масках, та что режиссер сразу и поставил каскадеров с навыками короткоклинкового фехтования на роли. Ребятам не лицом играть, а телом и умениями. И как они это делают!

Я с открытым ртом отслеживаю их схватку, порой забывая дышать. Эти двое используют всё: камни, верхушки деревьев (страшненько, что навернутся, но обходится), перила, колонны, ступени…

Главгад наблюдает со стороны. Маска закрывает лицо полностью, но глаза посверкивают на особо ярких моментах. Эти вспышки чутко ловит одна из камер.

Напряжение в воздухе, такое, будто бой в самом деле идет насмерть. Он и завершается эффектно: победитель толкает побежденного, швыряет в каменную чашу с водой.

Скупые хлопки от главы тайного общества. Ленивое замечание, диссонирующее с огнем в глазах.

— Долго.

Выбирается из бассейна проигравший. Прихрамывает, оставляя за собой мокрые следы. Струятся на камень вода и кровь (таки бутафорская, так шепчет мне Чу в паузе между дублями). Будь тут мамуля, мне бы уже наверняка закрыли глазки. Хризантема до такого не додумывается, и не портит мне весь эффект. А за справку — спасибо. Я б сказала: возьми с полки пирожок, но тут нормальных (в моем понимании) пирожков не сыскать. Ну, или я не в тех местах ищу.

— Еще разок, — сообщает «убийцам» Ян. — Больше движений в воде. Ты, — это он к «победителю». — Качнись, покажи, что ты тоже ранен, но намерен скрывать любые проявления слабости. Кто-нибудь, приготовьте ему кровь. Сплюнешь потом за колонной.

Каскадер кланяется, затем робко указывает на маску.

— Приподнимешь, — отмахивается щегол. — Больше загадочности, когда хоть что-то приоткрыто.

Спустя двадцать дублей и еще пяток режиссерских идей, как бы еще улучшить эпизод, у нас заканчивается кровь. Ян Хоу — тот еще кровопийца, оказывается, всю кровушку из бедных помогаек вытянул.

— Перерыв, — рявкнул этот тиран. — Что за бесполезные оправдания? «Мы не думали»… Конечно, вы не думали. Вы к этому попросту не способны. Живо, раздобудьте еще. И чтобы состав был тот же!

— А он бывает разный? — шепотом спросила я у Чу.

В театральной студии мы обходились без крови: замучаешься ведь с деревянной сцены смывать ее. Для ран — да, но там всегда было что-то на основе пищевого красителя, желатина и еще чего-то, забыла уже.

— Конечно, — закивала моль моя бледная. — Она ведь разная и льется из разных ран. А еще режиссер Ян предпочитает более светлые оттенки. Они ярче и выгоднее смотрятся в кадре.

Ну да: на фоне темных красно-коричневых колонн темная кровь смотрелась бы хуже. Сливалась бы с фоном. Сколько тонкостей! А еще та красненькая подделка, что для рта, непременно должна быть съедобная.

И что при съемках одной из прошлых работ господина Яна вместо крови применяли шоколадный сироп. Это щегол какой-то западный опыт перенял, но использовал его не в черно-белом кино, а в цветном. С этой стилизацией спорили многие кинокритики, но никто не остался равнодушным.

В общем, Ян Хоу у нас эстет не только относительно подбора локаций. Но и в таких, казалось бы, мелочах, как оттенки и состав заменителя крови.

А бедным-несчастным работничкам бегать и после каждого дубля смывать все разводы. Благо, тут можно прямо из шланга полить. Алого не так много льют, чтобы в каменной чаше вода заалела.

Пока длится перерыв, встаю, чтобы размяться. Сидеть на одном месте долго и тихо — то еще испытание. Топаю к водичке. Остальное-то я уже глянула вблизи. И, раз на то пошло, мне еще в той жизни нравилось гулять у воды. Даже просто сидеть, слушать плеск волн о гранит набережной, было в радость.

Воронам, как и прочим крылатым, ближе воздух. Но и без воды им не прожить. Мы с Чу постояли на узком открытом уступе, всласть налюбовались водопадом. Затем спустились по ступенькам к той воде, куда швыряли побежденного убийцу.

— Господин Ян! Как хорошо, что я сумела вас отыскать.

Незнакомый голос — это любопытно, он заставил меня обернуться. Там обнаружилась дамочка, которая сопровождала на кастинге звезду нашу яркую, Лин Сюли. Я еще гадала тогда, кто она. На мать не похожа, слишком просто «экипирована». Тогда это был черный костюм с белой блузкой, нынче брюки и рубашка, опять же, черные. Никаких украшений, макияж отсутствует.

Это как воткнуть в куст акации цветущую орхидею. Сказать: сей цветок произошел от этого куста. Вот примерно такая же «родственность» у звездочки и женщины-тени прослеживается.

— Чу, подвинься, — прошу вполголоса.

И прям ручонками тяну ее за штанину, чтобы встала, как надо. Как надо — это между мной и любительницей черного. Ниндзюцу японское отчего-то приходит на ум при виде этой нарочитой неброскости. Кстати, если нашим феям пуховок и кисточек дать помагичить над этим лицом, получится весьма выразительно. И краше, чем перевоплощение Чу, с такими-то исходными данными. Но тень предпочитает оставаться тенью.

Определенно, я должна узнать, зачем она искала щегла.

— Внимательно слушаю вас, госпожа…

— Ян, — низко кланяется женщина, я вижу небрежный пучок пониже затылка. — Простите мое невежество. Мы не были должным образом представлены. Ян — как баран.

Овца, тут же перевожу для себя я. Черная.

— Ближе к делу, госпожа Ян, — невежливо кивает Ян, который тополь.

Бесы-демоны, как же тяжко с этими созвучиями! Кажется, я никогда к ним не привыкну.

— Простите, что отвлекаю, — она гнет спину, но мне мерещится не раболепство в этом действии, а чуть ли не угроза, сдержанная, замаскированная. — Я здесь по поручению молодой госпожи Лин.

— И что же теперь понадобилось от меня… — крепко сжимает веки щегол (додумываю: век бы не видеть). — Молодой госпоже Лин?

— Речь о сцене в пруду, — отвечает тень. — Той, где принцесса должна потерять равновесие и упасть в воду.

Оп-па! Неужто тень черной овцы и есть великий скрытый мастер, виртуозно проворачивающий всякие делишки в пользу Лин Сюли? Удачно мы зашли, присели у водички.

Впрочем, не спешу с выводами. Сначала стоит дослушать, что еще местная скрытница выскажет.

— Наши люди проверили пруд, — Ян морщится. — Глубина в выбранном месте не доходит до локтя. Это полностью безопасно. Также на съемочной площадке будет присутствовать врач. Сохранность здоровья вашей госпожи — наш приоритет.

— Эта недостойная выразилась недостаточно точно, — шея тени, мне кажется, сейчас треснет. — Молодая госпожа Лин предлагает увеличить глубину. Сцена с полным погружением даст возможность зрителю лучше прочувствовать эпизод.

Лин Сюли два года и девять месяцев. Вы хотите сказать, уважаемая, что она сама до такого додумалась? Серьезно? С такой кирпичной рожей вы это говорите?

На этот выпад щегол отвечает не сразу.

— Прошу, подумайте над предложением госпожи Лин, — еще один поклон под девяносто градусов. — Эта недостойная уйдет первой.

Разворот.

— Стойте, — приказывает Ян Хоу. — Первое: я не стану подвергать риску доверенную мне несовершеннолетнюю актрису. Второе: ближайшая студия, оборудованная для полноценной подводной съемки, находится в Шанхае. Другая в столице. Третье: при всем уважении к рвению госпожи Лин, это все еще моя картина.

«И хватит уже лезть в нее своими загребущими лапами», — заканчиваю мысленно.

Тень кланяется снова, и опять я не вижу в поклоне и грана почтительности. Молча удаляется.

Я тяну У-у-у ко всем. Хочу погреть ушки. По-любому ведь будут шептаться об этом визите женщины-тени работнички. И верно: кто-то тихонечко выступает за отказ режиссера. Кто-то спрашивает, а умеет ли плавать такая малышка? Другие восхищаются смелостью и самоотверженностью звездочки.

Лично я обалдеваю от запредельной наглости Сюли и ее команды. В прошлый раз я думала, что дерзостью звезда наша яркая пробила потолок и крышу. Теперь вот вижу, что она всего лишь нижний этаж многоярусной пагоды продырявила. А сколько их там всего, этих этажей… Только самой Лин Сюли (и, как выяснилось, ее тени) известно.

— А вы умеете плавать, госпожа Ли? — спрашивает одна из гримерш.

Задумалась и пропустила подоплеку вопроса. Хм. И как ответить? Честно, что я ворона водоплавающая, в той еще жизни наученная? Спешу и падаю.

Мэйли еще не учили плавать. В бассейн для малышни я так и не надумала на платной основе сходить. Решила, что в рамках посещения детского сада успею набультыхаться.

Так что вместо ответа я пожала плечами. Мол: не знаю, о чем это вы вообще? В самом деле, я не знаю, как это тело себя поведет в воде (не считая тазика для мытья). Надо опытным путем проверять.

От меня сразу же отстали. Там уже и Ян раскомандовался: надумал расширить боевку. Загнать мужиков почти в сам водопад, а то не дело: кустики примяли, бассейн оприходовали, по всем деревяхам попрыгали, а там целый водопад без дела журчит. И разоружиться их заставил. В бою, естественно, чтобы они друг друга оставили без колюще-режущего.

Эта сцена, если я все верно поняла, несет мало важного для сюжета. Экшн ради экшена, эстетика ради эстетики. Я-то не против, дерутся умело и зрелищно.

Но сосредоточиться полностью на схватке уже не выходит. Черная овца, слишком умная для овечьего стада особь, никак не идет у меня из головы. Схватка белой вороны и черной овцы с участием звездочки? Что-то мне подсказывает, эта необъявленная бескровная война станет не менее драматичной, чем битва на мечах и кинжалах.

Хотелось бы ошибиться.

Глава 7

На третий день в Хэндяне мы приступаем, наконец, к работе над первой серией. Ага, а всё, что было до этого — будет разобрано на кусочки и по частям напихано то туда, то сюда. Ну и в тизеры, конечно. И еще тут любят под титры и мелодичный саундтрек нарезку клевых (впечатляющих) кадров делать. Красиво чтобы и зрелищно, но без прямо уж откровенных спойлеров. Причем после запуска в эфир эта финальная подложка может поменяться. Там могут оказаться уже показанные и особо полюбившиеся зрителям сцены.

Ведь всё это ради чего? Ради рейтингов, зрительской реакции и прибыли. Чем выше рейтинг сериала, тем более выгодные рекламные контракты предлагают каналу за включение их роликов перед трансляцией. А еще после и — самое бесячее, как по мне — в процессе, в паузе. Если кино не окупается — оно тут нафиг никому не упало.

Сегодня по дороге из отеля на съемочную площадку мы наблюдали интересное, хоть и странное (для меня, как это зрелище китаянкам, я не уточняла). Перед воротами в комплекс стояли и сидели люди. Прям толпа человек в пятьдесят (на глазок). Местные притащили складные стулья, чтобы ждать было комфортнее.

Чего ждать? Накануне Лотос вывесил объявление, что на этот день нам понадобится массовка. Оплата сто юаней за целый рабочий день. Всё.

Кроме нас, еще несколько съемочных групп сейчас работает на территории. Вчера перед уходом я как-то неожиданно для себя прибилась к кучке туристов, что восторженно охали и ахали про реконструкцию дворца династии Цинь.

Я и глянула одним глазком на территорию. Там готовили массовое шествие, и внутрь не пускали. Небось, короновать кого-то будут. Так что, если к нам не влезут все желающие, то подле дворца Цинь им найдется работка. Или еще где, кинокомплекс-то громадный.

Хэндянь живет от киноиндустрии. Он весь в настоящем времени существует за счет и во благо китайской фабрики грез. Не удивительно, что местные выстраиваются в очередь, чтобы подзаработать.

Им все равно, кем их сделают. Опиумным наркоманом из убогого притона? Солдатом любой из эпох, чья задача — лежать в кадре после «гибели» и терпеть, пока твою спину топчут ногами твои «собратья по оружию»? Нищим в обносках, слугой, живой подставкой для ног деспотичного чиновника? Эти люди сделают то, что им скажут.

Если бы нужна была массовка определенного плана, скажем, европейские лица, Лотос (в лице кастинг-директора Цзя) обратился бы к агентам. Выставил бы предложение (обычно вполне себе «вкусное» по деньгам, не за сотню весь день вкалывать), причем солидную (порой и большую) часть агент оставил бы себе.

Это еще один повод порадоваться, что мой агент — это моя мама. Да, агент на одном артисте много не заработает, но для нас (пока что) нет цели загрести как можно больше юаней. Агентский договор оформили еще до отъезда из Бэйцзина. С юридической консультацией помог режиссер Ян. Так что в этом плане я себя ощущаю защищенной.

Да, раз уж я упомянула опиумные войны. Как нам с мамой сообщила Чу, строительство этого огромного комплекса началось как раз со съемок кинофильма «Опиумная война». Режиссер Се желал видеть город Гуанчжоу таким, как он был в девятнадцатом веке. Реальность одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года не соответствовала пожеланиям режиссера. Прогресс слишком сильно изменил лик города.

Тогда и началась самая первая масштабная стройка «в чистом поле». С участием более ста строительных бригад с окрестных деревень. Лаоваи, со слов Чу, еще с той поры называют студию Хэндянь — «Чайнавуд».

Я спросила маму, можно ли мне посмотреть фильм (не сериал) с бюджетом в пятнадцать миллионов долларов? Кроме размеров бюджета меня, конечно, интересовали культурные и исторические моменты, ведь история основана на реальных событиях Первой опиумной войны. Режиссер Се еще и премию «Золотой петух» за лучший фильм получил. Чу, если разговорить, весьма полезный источник данных.

Мать моя китайская женщина ответила: «Сначала подрасти немного, А-Ли». Мол, там и батальные сцены, и жестокость, и насилие. Весь гарнизон форта Хумэнь погибает в попытке отразить атаку британской армии. Пушки с военных кораблей британцев мощнее, чем пушки в нашем (китайском) форте. Храбрые и преданные своей стране солдаты армии Цин гибнут, все до единого. Виной тому не недостаток боевого духа, а технологические проблемы.

И еще в фильме опиум, что вообще — фу (тут согласна на все сто).

«Хорошо, мамочка», — ответила послушная дочь. И отправилась на съемку сцен, где кровь будет литься из глаз, рта и ушей. Где будут выгибаться конечности, как бы ломаясь по воле демонической сущности. И где люди будут орать так, будто с них заживо сдирают кожу. И все эти эпизоды будут связаны со мной (с куклой, которую я воплощаю).

Мне рано смотреть сцены насилия. Но можно в них сниматься. Неплохо, неплохо.

Да, пока я не забыла. Если вы не азиат и решите приехать в Поднебесную, готовьтесь часто слышать два выражения. Вайгурен и лаовай. И там, и там есть часть: вай. Вай[1] означает внешний. Гу[2] в «вайгурен» — это государство.

Рен[3] (или рэн, так — Чу смягчает звук при произношении, а мама нет, а девушка на ресепшн в отеле и вовсе говорит, как «жэн») — значит человек. Этот иероглиф 人 один из основных ключей, и я его умею красиво писать. Он как перевернутая «галочка» или шалаш, но раньше выглядел иначе, как стоящий в профиль человек.

Раннее написание мне показывала мама, и да, там реально угадывались руки и ноги. Со временем они как-то сравнялись. Видимо, груз неурядиц и непосильных задач так оттягивал руки китайцев, что они начали доставать до земли. Или просто шалаш выписывать легче, чем человечка в профиль.

О, любопытный момент: если рядом с одним иероглифом рен написать второй такой же, получится слово — следовать. Человек идет за человеком, логично же? А если к этим двум сверху добавить третьего человечка, значение получим — толпа. Или народ.

Вайгурен — человек другого (внешнего) государства. Тут все ясно и прозрачно.

Теперь к нашим лавашам… лаоваям. Лао[4] тоже относится к ключевым иерглифам. Лао означает — старый. Что у нас выходит? Старый внешний? Чушь какая-то. А если речь про подростка? Тут просто надо немного расширить рамки и переводить не буквально. Старость в Поднебесной уважают, так что старый — это почти синоним уважаемого. Итого мы получаем уважаемого внешнего (чужака, я бы так сказала).

Но есть нюанс: с уважительной приставкой «лао» чужак в большинстве случаев будет называться с оттенком снисхождения. Так скажут о тех, кто не понимает и не говорит на китайском, не разбирается в традициях. Не проявляет ни интереса, ни уважения к стране и обычаям. Т. е. «уважаемый чужак» на деле окажется невеждой. Белый человек, и такой… недалекий. Примерно так.

Тогда как вайгурен — это нейтральное и даже более уважительное отношение. Так, если вы знаете язык на приличном уровне и не тупите в бытовых моментах, вас, скорее всего, назовут вайгурен.

Если вдруг соберетесь в Китай, подумайте, какого обращения вы можете ожидать от местных. (Тут должен быть подмигивающий смайлик, но Мэйли — хорошо воспитанная девочка, она пишет только буквы и иероглифы… пока что).

Подумать о разном у меня куча времени: дорога и марафет занимают немало времени. Грим легче не становится, к тому же, в случае куклы его необходимо в точности повторять. Иначе глазастые зрители подметят неточность и поднимут на смех. Больше, конечно, гримеров, но попутно достанется всем. Это — будьте уверены — гарантировано. Так что по завершению магии преображения я всегда изучаю полученный эффект.

Финальный штрих, и прекрасная фарфоровая кукла готова. Первые сцены снова мои. Их много, но все они коротенькие. Как видео в формате шортс, столь популярные в моем прошлом мире к финалу бытия Киры Вороновой.

В первый эпизод по замыслу войдет пребывание куклы в доме заказчика. Почему этот период растянулся, дадут объяснение в другой сцене, с канцлером. Но это снимать будем позже, сначала мы отработаем на камеру все возможные непотребства, что делала кукла со слугами на протяжении нескольких лет. Это все потом красиво нарежут, скомпонуют и даже спрессуют.

Впрочем, пойдем по порядку. Общий план резиденции канцлера уже готов. Бу бурчал, но снимал еще до рассвета. Он и потом еще наснимает, чтобы была вариативность по свету.

Усадьба канцлера в столице построена в традиционной модели жилища — сыхэюань. Четырехсторонняя застройка с общим двором, она же — замкнутая усадьба. Я немного задержусь на этом варианте устройства жилья, так как он будет потом много раз повторяться.

Где-то усадьбы будут богаче украшены, где-то расширены за счет сада, водоема и связанных дворов. Те, в свою очередь, будут устроены так же: четыре здания, размещенные фасадами внутрь по сторонам прямоугольного двора. Они будут связаны друг с другом проходами.

Резиденция канцлера — очень богатое жилище, оно из «усложненных». Я сама вникала по схеме, благо, они включены в проспект к локации. В усадьбе попроще чаще всего будет один «прямоугольник» из строений с общим внутренним двором.

Самой большой постройкой всегда будет главный дом. Его окна обязательно выходят на юг, и он получает больше всего света. И, конечно, перед главным домом расположена самая красивая часть внутреннего двора.

Оцените: мы снимаем летом, в июне, а события происходят в начале осени. К счастью, городок «Весна-осень» рассчитан на такие временные сдвиги. Здесь поливают деревья и кустарники чем-то там специальным, чтобы листва алела, их досвечивают, опрыскивают… В общем, изгаляются по-всякому.

Усилия окупаются: алые листья и красные стены усиливают «вау» эффект. Темные крыши почти сливаются с силуэтами гор позади. С первого взгляда подспудно ожидаешь чего-то красивого, но опасного.

И опасно-красивое не заставит долго ждать. Во флигеле слева от главного зала за красной дверью никто не живет. Но комнаты регулярно приводятся в порядок, ведь пыль и запустение недопустимы в усадьбе самого канцлера великого царства.

Кроме того, никто не живет — это не значит, что флигель пуст. Здесь стоят: мебель, ширмы, вазы и светильники. Растений нет: они мгновенно чахнут, оказавшись тут. Флигель — место, где канцлер держит фарфоровую куклу.

Самая нежеланная работа для слуг резиденции — это уборка флигеля. Туда направляют тех, кто провинился. Был пойман на воровстве, не слишком тщательно подмел листву во дворе, рассыпал любимый чай хозяина усадьбы… Любая провинность могла привести слугу ко мне. К кукле с печатью демона на лбу.

Порой демон навещал свое «побочное» вместилище. И развлекался со смертными, если те оказывались рядом.

Итак, моя задача на день: напугать множество разных людей. На видеоряд затем наложат закадровый голос: кукла ведь безгласна, а многие слуги после «общения» с нею ничего сказать уже не могут.

Я выдала уйму пугающих взглядов. И не только их. С некоторыми кукла шевелила конечностями. Тогда очередной мой временный партнер либо повторял движения куклы под гипнотическим взглядом, либо корчился в муках. Так, например, один раз я изображала удушение на своей шее, а дородная женщина пучила глаза и пыталась хватать ртом воздух.

Это длилось и длилось. После пятой или шестой жертвы я сбилась со счета, сколько всего слуг «извела». Не меньше десяти, пожалуй. К слову, не всех смертельно. Закадровый голос должен будет дать справку, что кто-то онемел, кто-то ослеп, у кого-то отсохла рука. Кто-то отделался икотой и нервным тиком. Ну и некоторым совсем не повезло.

Дошло до того, что вскоре у нас закончились набранные на роли слуг люди.

— Что значит: больше никого нет? — удивление щегла такое же искреннее, как у мальчишки, которого огорошили новостью: Деда Мороза не существует. — Мы стали экономить на массовке? Я чего-то не знаю о ситуации в студии?

— Здесь все, кого нам предоставили, — дрожит и прижимает к груди папку ассистент Фан. — Есть еще люди, но они будут задействованы во дворце. Повторяться в рамках одного эпизода нежелательно.

— Режиссер Ян, канцлер давно готов, — подруливает жабенций — это он зря, как мне кажется. — И разве вам недостаточно отснятого материала? Возможно, стоит…

— Продюсер Пэй, — говорит, почти не разжимая губ, Ян Хоу. — Вариативность реакций требует многообразия реципиентов. Вы не можете этого понять, вероятно, потому как способны лишь отличать купюры по номиналу да количество нулей в контрактах.

— Похоже, меня здесь не услышат, — гордо вздергивает двойной подбородок жаб. — Снимаете одно и тоже третий час…

Это он уже уходя выдает, вроде как мысли вслух. Без конкретного обращения.

— Мэйли, двенадцать раз — и все разные, — видимо, решил приободрить меня Ян в противовес выпаду Пэя. — Даже взгляд не повторялся. Другие могут не отличить нюансы, но не я.

Киваю, принимая заслуженный комплимент. И радуясь, что мы работаем так рано. К полудню жара заставит плавиться сам воздух, а на мне многослойное одеяние. И, до кучи, отдельное орудие пытки — накладные волосы для создания объемной прически с драгоценными украшениями.

— Еще один эпизод отснимем, и закончим здесь, — решает за всех Ян. — У меня предчувствие, что нам нужен этот дубль для полноты картины. Так. Одного человека найдите мне. Любого. Быстро.

Фан(тик) затравленно озирается.

— Может, мы попросим кого-то из других групп? — как-то нерешительно для опытного ассистента предлагает она.

— Да хоть туриста мне приведите, — рычит Ян Хоу. — С Мэйли заиграет даже бревно.

Ничего себе заявочка! Дядя, осторожно, я ж так загоржусь. Получишь на свою голову двух звезданутых на одной площадке.

Стоп. Бревно? К чему тогда ходить за туристами? У нас же тут готовый лесоповал.

Я вытягиваю ручку и показываю пальцем на Чу. Ей надо повышать самооценку. Крохотная роль в дораме должна пойти в плюс.

Хризантема моя простая роняет нижнюю челюсть и зеркалит мой жест. Ну точно: я уже ее подчинила, заиграло наше растение. Киваю несколько раз.

Ян Хоу перехватывает направление моего взгляда, видит избранную жертву и распоряжается.

— Одеть и загримировать. Перерыв десять минут. Мэйли, будешь смотреть, что получилось?

Еще бы я отказалась! Тяну ручки, мамуля поспевает раньше помогаек. Несет меня к монитору. А потом чуть слышно цокает языком, глядя на то, как ее милая дочь измывается над взрослыми людьми (понарошку, конечно же). Но вслух порицания не высказывает.

— Ты лучше всех, доченька моя.

За то я ее особенно ценю. Даже когда дочь делает что-то не по нраву Мэйхуа, та никогда не осуждает.

После перерыва мне выдают на растерзание трепетную лань, она же бледная испуганная моль Чу. Такую даже взглядом для детишек и засранца-кошака пугать страшно. Не дай Мироздание, до разрыва сердца доведу. Так что в этот раз кукла медленно открывает глаза. С обычным, совсем не устрашающим взглядом. А затем прикрывает один глаз. Подмигнула по-кукольному, ага.

Эта чудилка верещит, шлепается на попу, затем вскакивает, начинает носиться по комнатке, сшибая все на своем пути.

Две вазы вдребезги, ширма вроде только упала, но стоит проверить, статуэтка черепахи теперь безголовая… Самое трудное — не заржать. Держать идеальное лицо бесчувственной игрушки из фарфора.

Когда Чу в метаниях чуть не сшибла «журавля» — это такой длинный шест с камерой, а на другом конце противовес, до нее все же дошло, что происходит. И тогда Чу убежала.

— Снято, — давится в сдерживаемом хохоте главный злодей — Ян Хоу.

Почему главный он, хотя шугала всех подряд тут я? Так это же он меня выбрал и назначил на роль. Значит, он главнее, как злодей.

[1] 外(кит). [Wài] — внешний.

[2] 国(кит). [Guó] — страна, государство.

[3] 人(кит). [rén] — человек.

[4] 老(кит). [lǎo] — старый.

Глава 8

Этот дубль точно был последним в череде подобных. После того, как моя помощница разнесла декорации, тут рукотворный хаос. Но, главное, сама Чу отошла от приступа паники. Живая, мамуля ее тренирует глубоко вдыхать и выдыхать.

— Перерыв один час, — сообщает народу Ян. — Поешьте. Ассистент Фан, необходимо найти замену испорченным вещам. Займитесь после еды.

Завтрак… В моем гриме есть нельзя. Только через трубочку втянуть смесь перетертых овощей.

— Мне придется, — всхлипывает У-у-у. — Компенсировать?

— Нет, — облегчает терзания бледной моли щегол. — Спишем на сопутствующие расходы. Бу, идем.

Когда большие дяди удаляются, я приваливаюсь к Мэйхуа. Осторожненько, чтобы ничего не помять. На плечи накинули что-то легонькое, вроде ситцевой накидки, чтобы экипировку кукольную едой не уделала, но от нее защитных свойств маловато.

И начинаю как бы между делом проявлять детское любопытство. «Мам, а за что ко мне послали ту тетю?» — вроде того. — «А потом с ней что будет?» Сложность в том, что рядом много лишних ушей, и говорить приходится мало того, что тихо, так еще и предельно упрощенными фразами. Дабы не шокировать.

Мама читала сценарий. Я же, что меня прям накаляет, до сих пор не умею читать. Даже близко не. Отдельные иероглифы понять могу, иногда даже фразы, если их уже говорила и писала при мне мать. Но это не чтение, это фрагментированная бессмыслица, мешанина слов без контекста.

Так что этот час перерыва я трачу на переговоры по сценарию. Мэйхуа и Чу обошлись вместо завтрака теплой водой из термоса. Я — зеленой бурдой. Но время прошло с пользой. К возвращению сладкой парочки из режиссера и главного оператора госпожа младший сценарист готова к нападению.

Дело в том, что я не фанат бессмысленной жестокости. Я люблю, чтобы всему был «обоснуй». Пусть слабенький, шаткий, да хоть штрихпунктирный, но с намеком на логику. Мучить людей ради клевого кадра — ок, если за этим имеется подоплека.

Я так-то и думала, что она есть. Вроде такого: мужичок, пойманный на воровстве, попал ко мне. Очнулся, гипс… в смысле, рука отсохла. А та, что онемела, перед этим кого-то оболгала. Ослеп — любитель подглядывать там, где этого делать не следует из соображений морали. Предал другого, и того высекли плетьми до смерти? Ну, извини, теперь вынесут от куколки вперед ногами. А ты довела до петли младшую служаночку? Вот тебе, милочка, повод выпучить глаза напоследок.

Понятно, что демон — это зло. Но даже демон выполнил контракт, пусть и так, как сам посчитал нужным. И это, как по мне, логично. Так пусть бы и дальше демон развлекался со смыслом. Не боль ради боли, муки ради мук. Так же не стоит забывать про влияние частички души человека. Должна же она как-то сдерживать непотребства, творимые сущностью с иного плана?

Здесь же (к делу пришлось привлечь успокоившуюся Чу) нередко забивается болт на причинно-следственную связь. Картинка красивая? Отлично, едем дальше. И еще жестокость во всех проявлениях. Во время облавы схватили множество непричастных? Не важно, бросим в тюрьму, там разберутся. Не признаются, ироды? Пытать, непременно признаются.

Еще в ходу принцип: герои должны страдать. Как иначе они вызовут у зрителей желание им сопереживать? Чем сильнее и явственней показаны страдания, тем шире охват аудитории, которой ясно: да, и правда, страдает.

Пример: герой переживает за возлюбленную. Чтобы все это поняли, надо поставить героя на колени на горох… зачеркнуть! На мороз. На несколько суток, чтобы он дубел, но терпел. Синие губы, снег на ресницах, заледеневшие пальцы — это же так трогательно! Угу, цистит и прочие веселые болячки — это тоже трогательно. Как тронешь не там, кричать охота от переживаний.

Если вы еще не догадались, сценарий нашего чудесного сериала не предполагал сложных (нет) взаимосвязей между травмами от куклы и допущенными провинностями. Чисто рандомно: кому влетело, тому и пусть.

Чу не понимала до последнего, чего я добиваюсь своими расспросами. В индустрии так часто делают, к чему что-то усложнять? Лин Мэйхуа уловила посыл дочери значительно раньше. Достала из баула ручку, записную книжку. Начала делать пометки под моим чутким руководством (на упрощенном детском китайском).

Так, мы с ней успели раскидать причинно-следственные связи по большинству слуг. Демон у нас будет грамотный, для него «Преступление и наказание» не пустой звук.

Да, это лишнее время, которое придется «отгрызть» у чего-то другого. Например, у безумно красивых видов, кои без конца снимает оператор Бу. Но лучше бы у ее величества кусь отгрызли… Размечталась. Тогда пусть какую-нибудь драку сократят. Конечно, если большим дядям зайдет наша с мамой затея.

Нам осталось придумать, за что влетела ко мне Чу. Ее героиня, в смысле, с бедненькой-бледненькой молью-то всё ясно — по разнарядке.

— Ты с ней легко обошлась, — сводит брови мама. — Чу Суцзу, не надо падать в обморок! Дыши. Глубже, да, так. Может, она по ошибке зашла?

— По ошибке? — скепсис только не ушей моих льется.

Я скорее поверю в случайный визит к тигру в клетку, чем в ошибочный приход к кукле-демону.

— Постой, — матушка, похоже, и сама вошла во вкус, а также «поймала волну». — Распределяет слуг на разные работы управляющий. Он уже мелькал тут… Персонаж немолод и некрасив.

— А Чу молода, — подхватываю уже я. — И привлекательна. И старик ей — фу.

«Молодую» наша моль проглотила спокойно, а на «привлекательной» зарделась.

— Она ему отказала, — выстраивает цепочку дальше мама. — И он решил отомстить.

— Кто и кому решил мстить? — мы увлеклись и прозевали возвращение «дядь». — И за что?

— Режиссер Ян, — мамуля улыбнулась мне, а затем развернулась к щеглу. — Мы говорили о сценарии.

— О. И что именно?

Моя умница быстренько пробегается по записям. Отщелкивает одну за другой связки «провинность-кара». Завершает на Чу и управляющем.

— Пока у нас такие наметки, — мама отрывает листочки из записной книжки, протягивает их режиссеру. — Если вам покажется неуместным, простите меня. Я отняла ваше время.

Вежливая она у меня.

— Неуместным? — вскинул бровь Ян. — Это отлично. Как и при каких обстоятельствах наказать старика, вы уже придумали?

Глядите-ка! И этот ловит на лету. Щегол, как есть щегол.

— Пока нет, — гнет шею Мэйхуа. — Нужно немного больше времени.

Ян Хоу хлопает в ладоши.

— Отлично. Фан, пусть массовка ждет. Доснимем их позже, — взгляд черных глаз щегла падает на У-у-у. — И тебя тоже.

— М-может, не надо? — дрожит нижняя губа помощницы.

— Надо, милая, надо, — утешает бедолагу мамочка.

Рядышком я: пытаюсь не заржать и всесторонне примеряю к моли имя Федя. В том, что надо, мама права. И в том, что надо не страдалице компенсировать испуг как-то, а наказать старого похотливого козла, тоже права.

Тут к мести особое отношение раньше было. Умереть, но утащить с собой в могилу обидчика — нормальный расклад. Наблюдать за тем, как управляющий получит свое — приятнее, чем получить откуп серебром. Нет, понятно, что все люди разные. Как и суммы откупа бывают разные. Но месть, как мотив здесь, в Поднебесной, очень распространенное и одобряемое зрительской аудиторией явление.

Самое забавное, что мне (нам с мамой) сложно предъявить претензию: вы для себя стараетесь. Несколько кратеньких эпизодов (про виноватость) не затрагивают куклу вообще никак. Разве что с управляющим мелькну, и то постараюсь куда-нибудь между делом впихнуть. Чтобы, знаете, не провоцировать.

А история станет чуточку лучше. Гармоничнее — как я люблю.

Но до этого надо отснять канцлера.

Как вы уже могли догадаться по виду усадьбу, канцлер не чужд роскошной жизни. Он — чиновник первого ранга, подчиняющийся непосредственно императору. В случае нашей фэнтезятины правит ван. «Царь, просто царь», — мы можем перевести это примерно так.

Это прям в глубокие дебри истории династий надо зарыться, чтобы главой государства был ван. Помните, мы говорили про весны и осени? Про эпоху Шан (государство Шан-Инь). Вот тогда и затем при династии Чжоу (следующая после Шан) властитель также назывался ван.

А затем пришел Ин Чжэн, захватил все остальные царства, объединил под своей пятой (властью) Поднебесную. И взял себе (потомкам оставил в наследство) титул хуанди. Цинь Шихуанди, наверняка вы слыхали такое сочетание. Цинь — это Цинь, династия Цинь. Ши — первый. То бишь Ин Чжэн был первым императором, а все последующие — просто императорами.

Ван, как титул, тогда приуменьшил свое значение. Был — царь, стал — князь. Что нам все это дает? Да почти ничего, на самом деле, кроме того, что мы не запутаемся в титулах. И поймем примерно, в какую глубь веков нас занесло.

Итак, страной правит У-ван. Фамилия несуществующей в истории Китая династии. Мир выдуман, персонажи — плод воображения автора (сценаристов), все совпадения случайны. На постере к дораме наш царь смотрится поскромнее, чем его первый чиновник.

У-ван как раз не особый почитатель роскоши. Он правитель-трудяга, который встает в четыре утра и до заката не отрывается от дел. Указы, петиции, отчеты… Парадные одежды надевает только в случаях, когда это решительно необходимо.

Рачительность государя идет на благо стране и простым людям, но не всем чиновникам она по нраву. Им де не пристало сиять роскошнее, чем Сын Неба. А блистать-то хочется… Как-то так, на почве любви к великолепию, царь-трудоголик прощелкает заговор против себя.

Се-гун — наш сиятельный канцлер царства У — не любит себя в чем-то ограничивать. Гун — это обозначение чиновника высшей аристократии, введено было при династии Чжоу. Если переводить, будет значить «владыка». Кроме резиденции в столице, у гуна имеются обширные владения.

Его единокровная сестра — драгоценная наложница во дворце. Не царица, та — принцесса из сопредельного царства. И тот факт, что сестра всегда будет всего лишь второй женщиной в гареме, а не первой, бесконечно злит канцлера.

Итак, что нам надо знать о гуне? Первое: он любит власть. Второе: он любит деньги, как инструмент укрепления власти (один из). Третье: он любит внешние показатели статуса, как то: дорогие и красивые вещи. Четвертое: он привязан к своей сестре, но при необходимости разменяет ее на укрепление власти.

Куклу он заказал не из любви к роскоши. Она предназначалась в дар дочери царицы. Второй дочери: первая была рождена в тот же год, что и племянник канцлера. Первый сын государя. Большая надежда Се-гуна на продвижение вверх. По «второму кругу» обе женщины принесли царю дочерей. Тоже в один год. И вот как раз для той девочки, принцессы от законной жены, предназначался дар.

Невероятно красивая, баснословно дорогая фарфоровая игрушка. Почти как живая девочка. Столь щедрый и необычный дар невозможно отвергнуть. Один нюанс: дар подчеркивает, что царица рожает дочерей. Не сыновей. А это для «матери народа» жирнющий минус в репутацию.

Почти живая кукла — это, по задумке, был эдакий красный флаг для быка (или тут вернее сказать — коровы?). Дорогое, тонкое, искусное прилюдное унижение.

— Она заслуживает того, чтоб быть свергнутой, — с истой злобой и верой в свою правоту произносит канцлер. — Это надо было додуматься: обвинить мою дорогую сестру в смерти первой принцессы! Какая чушь: сестре невыгодно убийство девчонки. Если бы речь шла о принце, законном наследнике, да. Другое дело. Но дочь? Вся польза от девочки — это удачный брачный договор. Принцессу всегда можно сосватать в одно из соседних царств, больше она ни на что не годна. Единственный человек, получивший выгоду от смерти первой принцессы — это ее мать. Слепой увидит. Слепой, но не У-ван.

Канцлер ходит туда и обратно по кабинету, заложив руки за спину. Актер хорош: я верю его негодованию. И тому, что он убежден в своей правоте.

— Государю важно сохранить династический брак, — вздыхает гун. — Его можно понять. Однако он посмел закрыть почти на год мою сестру во дворце. Одну. Пара служанок, евнух и моя бедная сестра. Он сына моей сестры отдал на воспитание этой лисе! Он поверил ей. Или сделал вид, что поверил. Мог ли я оставить это без последствий?

— Сестра страдала в одиночестве в пустом и холодном дворце. А эта лиса хвалилась моим племянником, будто он — ее сын. Как я мог это простить и допустить?

Мне на ушко, ничуть не прерывая остроты момента (этот дубль актера просят переснять), моя замечательная и всезнающая китаянка дает небольшое разъяснение. Все дети мужчины во времена гаремов считались детьми… законной супруги.

У главного мужчины страны всё было еще запутаннее. Там столько жен, наложниц, отпрысков… Сам черт (демон) ногу сломит. И да, за «недостойное поведение» или еще по каким-то причинам (хоть бы и слабое здоровье) ребенка могли передать на воспитание от родной матери — другой женщине.

«Дикость какая», — подумала я и жамкнула мамин локоть.

Он качает головой и отвечает сам себе.

— Нет. Сказали бы, что Се-гун теряет хватку. Что он уже не так надежен. Сестра-сестра… Как ты могла позволить так легко подставить себя? А самое страшное: как ты допустила, что твой сын заболел и умер? Если бы мой племянник был жив… А царицу ведь даже не наказали за гибель наследника! Хотя принц умер именно тогда, когда у сестры появилась возможность вернуть себе сына. Не раньше, не позже.

Гун выпростал руки вперед, затем сжал их в кулаки.

— Как смогла эта лиса даже смерть моего племянника вывернуть себе на пользу? — сотрясает воздух гневными словами и кулаками актер. — Проклятие белой хризантемы, проклятая принцесса. Подумаешь, пророс один цветок у дворца сестры. Она связала с ним это выдуманное проклятие! Не сомневаюсь, что и тот мудрец, что якобы обнаружил его у племянницы, был подкуплен этой лисой.

Еще одну справку получаю я (пока опять переснимают, мол, надо больше эмоций). Хризантема в Поднебесной входит в число «четырех благородных» растений. Этот стойкий цветок даже перед лицом приближающейся зимы сохраняет «возвышенное спокойствие». Продолжает цвести, даже когда на его лепестках лежит снег. Это символ зарождающейся инь (думаю, все слышали про инь-янь, не надо углубляться).

Но у хризантем много форм и расцветок. И разный цвет лепестков хризантемы символизирует разные представления. Желтые — уважение, красные — любовь и страсть, а вот белые — символ скорби. Их приносят к могиле усопшего. Так что принцесса, которую играет Лин Сюли — с «изъяном». С таким проклятием и династический брак в дальнейшем под вопросом, и во дворце держать опасно.

Кстати, почему у нас правит царь, а его потомков я называю принц-принцесса? Не царевич-царевна? Потому что для прямых потомков государя сохранялось «ван» в титуле и при более поздних династиях. А термин «гунчжу» (принцесса) и вовсе к очень давним временам отходит. Как минимум, к периоду Воюющих царств (это у нас V–III вв. до нашей эры).

— Как неудачно, что свой особый дар я не успел вручить, — качает головой в новом дубле Се-гун. — Вторая дочь этой лисы и государя умерла до моего возвращения в столицу. По счастью, племянница отбыла со мной в паломничество, и сестра не была втянута. Теперь, когда у лисы есть сын, и у двух младших наложниц сыновья, моя сестра с проклятой дочерью в самом невыгодном положении. Никто не смеет глядеть на клан Се свысока!

Тут съемки приостанавливают, потому что здесь наш властолюбивый герой должен вспомнить о фарфоровой кукле. Не всё ж ей пылиться во флигеле, раз до адресата презент не дошел. Канцлер человек прагматичный. Все, что можно пустить в дело, он использует.

— Семья Ян в последнее время часто оказывается на моем пути, — рассуждает канцлер, обходя по кругу куклу; та не открывает глаз. — Чиновник Ян уже трижды выступил против моих предложений в совете. Пора намекнуть, что я им недоволен. У него ведь есть маленькая дочь? Отлично. Слышал, кто-то из слуг пропал после того, как служил тебе, моя маленькая девочка из фарфора?

Кукла сидит в полной неподвижности, никак не проявляет себя. Как по мне — скучнейшая сцена. Но жеваная конина Ма прописал именно такое поведение, так что терпим и не шевелимся. Даже дыхание должно быть таким слабым, чтобы зрительно его как бы и не было вовсе.

Прикидываю, пока стараюсь не дышать: случайно ли появление в сценарии Ма фамилии Ян? В контексте: оказывается на пути и выступает против предложений. Занятно. Жаль, не спросишь.

— Полагаю, тебе просто скучно в четырех стенах, — подтверждает мои мысли про скуку канцлер. — Как насчет того, чтобы развеяться? Новые впечатления, новые люди. А если никчемные слуги плетут небылицы про тебя, тоже ничего страшного. Всегда есть другие пути. Правда, менее изящные: убийцы, яд. Грубо, но действенно. Я бы предпочел красивый исход. Ты меня понимаешь? Нет? Ладно. Эй, вы, там. Приготовьте наш дар для праздника в доме семьи Ян.

Когда чиновник разворачивается к выходу, кукла открывает глаза. И медленно, не сводя глаз со спины «хозяина», кивает. А затем резко опускает веки.

Глава 9

Со мной на сегодня — всё. В плане, что можно становиться человеком. И даже свинтить в отель, отдыхать и валяться — можно. Ян Хоу дал добро.

Кстати, раз уж мы про титулы сегодня много вспоминаем. Титул хоу в той самой древней Шан-Инь уже существовал. Есть разночтения о том, что конкретно он значил. За давностью времен сказать наверняка сложновато. А вот далее уже больше письменных упоминаний. И хоу от династии Чжоу и далее обозначал наследственный титул владетеля «удела». При династии Хань право наследования титула было отменено.

Теперь нет ни царей, ни императоров. А хоу — просто слово, означающее «благородный». И иногда имя. Для некоторых тополей.

Тополь, к слову, как раз на быструю руку снимает «провинности» зашуганных мной слуг. Чтобы затем сняться с локации и переместиться к пруду. К тому, где по сценарию будут топить звездочку. И я, конечно же, не могу этого пропустить.

Пруд, где будет происходить это действо, очень приятно выглядит. Гармония воды и камня, трав и деревьев. Деревянные мостики легки и прозрачны на вид, они не «перегружают» картинку.

Малышку Сюли для этой сцены «омолодили». Здесь она как бы чуть младше, чем в горах. Так что — долой четкий контуринг, грима поменьше, высветление, где надо показать детскую пухлощекость. Добавить более наивно-невинный взгляд — и воплощенная милота готова.

А эти злыдни ее — в воду. Звездочка славно справляется с ролью. Даже падение красной погремушки с золотыми колокольчиками в водичку кажется в ее исполнении случайным. Дети все немного неуклюжие, моторика еще не развита. Но сыграть неуклюжесть тогда, когда надо — это уже знак качества.

Я стараюсь быть объективной. Из этой девочки реально может вырасти звезда. Не важно, кто и как ее учит (натаскивает), играет-то сама Сюли, а не ее тень.

Игрушка, конечно, падает в пруд. Детское бесстрашие: я смогу достать. Малышка тянется за окрашенной деревянной погремушкой и… соскальзывает в воду. Пугается, барахтается, зовет на помощь.

— Стоп! — по знаку режиссера принцессу достают из водоема. — Нереалистично. Высушите верх.

— Слишком мелко, — возникает за спиной щегла тень Ян. — Как я говорила ранее…

— Мы не станем рисковать жизнью и здоровьем актрисы, — Ян аккуратно посылает Ян. — Как я уже говорил ранее. Заново. Уже в воде.

Перебарахтывалась звездочка еще три раза. На четвертый ее-таки выудил из воды дядя. Не тот, что канцлер, а тот, что брат У-вана. Принц, известный всему царству, как «бесполезный». Самый младший из братьев нынешнего государя, бесполезный принц только и делал, что развлекался. Пил, гулял, читал стихи, ходил по куртизанкам. Читал стихи с куртизанками… Отжигал, словом.

С воцарением старшего брата он получил титул князя, но испросил дозволения не покидать столицу. Ведь в его медвежий угол (тут это иначе называют, но суть та же) таких красоток не загнать, вино там паршивое, и с поэтами беда. Царь сжалился над страдальцем, закрыл глаза на эти безобидные шалости младшего, любимого и балованного брата. И даже допуск во дворец за родственничком сохранил, пусть и с ограничениями.

Бесполезный принц, прозвище так и осталось за этим отпрыском царствующей семьи, смазлив. В отличие от государя он носит яркие одежды, не брезгует украшениями. Лицо интересное, породистое. И не особо похоже на ханьцев, видать, что-то там намешано в крови. Непохожесть с государем легко объясняется разными матерями.

— А слуг казнят? — спросила я без всякой задней мысли.

Вопрос возник, когда звездочку уже выудили и высушили (тепловые пушки и пара фенов). Ян отсматривал материал, решая, все ли его устраивает, или надо переснять. Бу рулил камерой, цепляя дальние планы. А слуги, которые положены любой, даже проклятой принцессе так и не появились.

— Зачем? — спросил на автомате щегол, поглощенный просмотром.

Я постаралась донести до него свою мысль. Мол: слуги вообще-то прощелкали факт падения в воду своей госпожи. Даже если она от них сбежала, допустим, их вина все равно ощутима. Взрослые девицы не сумели угнаться за двухлетней мелюзгой. Позор, разве нет?

— Согласен, — легко дал одобрение щегол. — Добавим избиение служанок палками. Принц и распорядится. Его слуга и евнух исполнят.

— Разве это не слишком… — материализовалась тень черной овцы.

— Всего пара ударов, — пожал плечами Ян Хоу. — А потом принц вступится за девушек перед ваном, скажет, что уже наказал их. Так их не запорят до смерти. Принц сначала покажется злым, затем мы развернем сложившееся впечатление о нем. Наказание на самом деле защита. И да, то, что момент не продуман, сигнал господину Ма. Надо работать лучше, внимательнее к деталям.

Я согласна с наездом на конину гадскую. Учитывая, что сценарий переписан, по сути, с нуля, там от начальной версии остались рожки да ножки, ошибки и недоработки будут всплывать то и дело. Они неизбежны. Но выявлять их и исправлять «по ходу пьесы» — его работа. А Ма опять где-то шляется, прикрывая свое отсутствие тем, что на площадке есть младший сценарист.

Служанок (тех самых, что с ней к храму-под-облаками подымались) реально бьют палками. По два удара на каждый кадр: один с солидной высоты, размашистый и хлесткий. По бревну, затянутому тканью а-ля прикид служанки. Второй легкий, не травмирующий. Под одежду поддет утолщающий слой.

Девушки плачут и стонут, причем плачут, как мне кажется, вполне натурально. От обиды. Их к такому жизнь не готовила, а тут я со своими замечаниями. Я ведь уже говорила, что жизнь — это боль? Готова повторять сию истину часто-часто.

Следующий эпизод идет с участием принца-поэта (так его зовут, когда стараются не оскорбить). Он-то гулял по живописным дворцовым уголкам не просто потому, что вздумалось. У принца, он же князь, назначена встреча.

На дорожке у самой оконечности пруда стоит одинокая девушка. В волосах цветы и заколки, но не такие изысканные, как у сестры Се-гуна или маленькой принцессы. С царицей даже сравнивать не стоит. Наряд хоть и ярок, но это просто ткань с узором. Ничего выдающегося.

А вид — потрясающий. Беседка на другом берегу, красные клены, плакучие ивы, много цветов. Водичка — просто акварельная. Чистая, насыщенного цвета. Жаль, я не художник. Словом, фон такой, что девушку можно лицом-то и не поворачивать. И так замечательно.

— Почему не прислала служанку?

Принц-поэт подходит к одинокой девушке, останавливается в шаге. За ее спиной. Причем ухитряется почти не закрывать отличный вид в кадре.

— Князь, — голос низкий, вкрадчивый. — Как ваше здоровье? Слышала, вы обращались к лекарю.

— Ты поэтому пришла сама? — не оставляет сомнений в знакомстве принц. — Не волнуйся, я в порядке. Ты узнала то, что я просил?

Девушка степенно кивает. Мужчина делает шаг вперед, оказываясь ровно над ней. Он выше: подбородок на уровне кончика уха. Поэтому ему приходится наклоняться, когда дева что-то шепчет, прикрывая ладонью рот.

Потом он уйдет. Она нагнется, сорвет с куста бутон. Подойдет к пруду, вытянет руку. Сожмет ее так крепко, что лепестки смятого цветка посыплются в воду. И уйдет вдаль по окаймляющей пруд дорожке. Так и не обернется, не покажет лицо.

— Стоп. Снято, — обрывает магию грациозных движений актрисы и отблесков солнечных лучей на бирюзовой глади Ян. — Перерыв на обед.

— Фу-уф, — трясу головой.

Понимаю, что это снова была эстетика ради эстетики. Но как же это было завораживающе прекрасно! Я прямо-таки будто сама погрузилась в это плавное художественное повествование в красочном видеоряде. И да: ужасно хочется узнать, что там будет дальше. Конечно, я могу воспользоваться спойлерами: у меня тут как бы мать моя китайская женщина с доступом к сценарию. Но интереснее узнавать в процессе.

— На площадке при входе ждет кейтеринг, — громко оповещает всех телохранитель звездочки. — Госпожа Лин будет рада, если все присоединятся к обеду.

— Мама? — оборачиваюсь к своей кормилице.

Мне так-то все еще не выпала возможность легализовать свой слабый английский. Так что деточка как бы не понимает.

— Выездное питание, — отвечает Мэйхуа. — Из ресторана привозят еду. Должно быть, это вкусно.

Киваю: всяко вкуснее, чем ассорти закусок с рисом в каждодневных «боксах».

— А у нас что-то есть? — осведомляюсь. — Свое?

Тут все же не те условия, чтобы переносную кухню организовывать. Но вроде бы моя замечательная паковала с собой с утречка что-то. Учитывая, что мы выдвинулись из отеля в три утра, я не очень понимаю, когда она спит. А с вечера, помню же, еще и с вышивкой сидела.

— Суп и чай, — с извиняющимся видом достает она из баула термосумку и термос.

— И посуду тоже доставай, — командую. — Чу, ты можешь сходить. Туда.

Помощница делает испуганное лицо (снова). Светлеет, аки солнышко, когда видит третий набор приборов. Наш пикник у псевдоисторического водоема проходит тихо и мирно. Втроем, все остальные ушли. И хорошо.

Никто не чавкает над ухом, не болтает с набитым ртом. Чу в этом плане молодец. Но она по жизни все делает тихо, как мышка. Наверное, чтобы не прилетело за неосторожное движение или звук. Я так поняла по оговоркам, что в ее семье всякое случалось. Но напрямую она не жаловалась, а теребить душу, чтобы свое любопытство потешить? Нет, спасибо, воздержусь.

После еды Чу пошла выбросить одноразовую посуду. Мама достала записную книжку и начала рисовать. Пейзаж красивый, для шелковой картины очень даже подойдет.

А меня тянет к пруду. Очень уж цвет воды красив. Примащиваюсь на каменные перила, как на жердочку. Любуюсь бабочкой. Малышка машет над листьями лотосов изящными крылышками: черными с желтой окантовкой снизу.

Немножко выпадаю из потока времени. Жаркое солнце вовсю печет, ранний подъем и теплая еда способствуют тому, чтобы маленького человечка разморило. И танец бабочки над водой — залипательно.

Поэтому, когда вода — словно в замедленной киносъемке — начинает приближаться к лицу, мысль в голове лишь о том, какая ж я растяпа.

А дальше думать некогда. Ярко-бирюзовая, будто нарисованная поверхность пруда смыкается над моей головой.

Отрезает все звуки. Пузырьки такие красивые… А цвет и с этой стороны такой глубокий… Стоп! Какие пузырьки, какие, мать мою, цвета? У меня что, шок? Еще не хватало.

Спокойно, Мэйли, спокойно. Ты умеешь плавать. Надо только задержать дыхание, зажать носопырку, дождаться замедления… Раньше трепыхаться — только тратить силы зря. Может, тут дно близко, и можно будет оттолкнуться?

Это же не натуральный омут, а рукотворная лужа, откуда взяться глубине? Нога и впрямь утыкается в твердое. И с этим тычком приходит понимание-воспоминание. Тычок в плечо. Совсем слабый, но тельцу двухлетки хватило. Я-то растяпа, раз прозевала того, кто и подошел, и толкнул. Но сейчас не до того.

Надо выровнять тело. Обувка легкая, но ощутимо тянет вниз. Увы, на то, чтоб разуться, нет времени, как и на любые другие маневры. Толчок! Ноги мои лопасти, гребите, что есть мочи. Руками «разводим тучи» над головой. И не вдыхаем. Жжет в груди, тянет обратно мокрая одежда, туфельки как из чугуна. Ни разу не хрустальные, не быть мне золушкой.

Или вообще — не быть?

Некогда думать, бегут ли меня спасать. Пока что из теней над головой исключительно листья лотоса. Я тихо сидела. Упала тоже тихо: там уже галдели сзади, народ постепенно подтягивался с обеда. Гул мог заглушить тихий плеск.

Давайте, руки, вы нынче будете за крылья. Сильные, мощные крылья растяпы-вороны.

Перед глазами почернело, макушка уткнулась в зеленый лист. Последнее усилие! Есть: нос-рот над водой. Вдох. Да бесовы лотосы! Зацепила ногой стебель. На секунду пробило в холод: как склизкие холодные пальцы утопленницы хватанули за штанину. Развитое воображение порою — враг, а не друг. Этот миг стоит мне дорого. Ногу сводит судорогой. В бедре, плохое место.

— Мама!

Успеваю сделать еще один короткий вдох и задержать дыхание. Еще зажмуриться, не переставая работать руками. Раз низ — «лопасти» — вышел из строя, «крылья» без поддержки долго не протянут. Не удержат на плаву ворону мелкую.

Я умею плавать. Я-прошлая, во взрослом теле. Но этого, как выясняется, мало для крохотуськи Мэйли. Если бы не судорога, хватило бы. Но…

Огромная черная тень падает сверху. Брат мой старший и сильный, ворон? Так, похоже, снова паника мутит разум. Нельзя поддаваться, маши, дура глупая, крыльями. И клювом не щелкай! Уже ж дощелкалась…

Резкий рывок. Влечет вверх — я стараюсь помогать этой тяге, как могу. Черное близится, оказывается не черным, а синим и красным. И тут же сменяется светлым. Небо, облака и белое, как рисовая пудра, лицо мамочки.

— Цела, — сплевывает воду (кажется, это я в него плюхнула) бесполезный принц.

Поднимает меня, а там мою сырую тушку вытягивают в несколько пар рук.

Не такой уж и бесполезный. Двух подряд девчонок из воды спас. Причем одну по-настоящему.

Все резко начинают суетиться, мельтешить, причитать и ругаться.

— А-Ли, доченька, — это, понятно, мамуля.

— Не наглоталась? — Чу трясется, но старается быть полезной. — Надо убрать воду.

— Возмутительная безответственность, — квакает жаб.

— Тут полтора метра глубина, — кто-то из съемочной группы.

— Господин Жуй такой великолепный! — гримерша чуть ли не в экстазе.

Ну, кому что…

— Как это произошло? — темная туча — щегол. — Кто-нибудь видел момент падения?

Голосов становится так много, что они сливаются в кашеобразное гудение. Вот как пчелиный рой прямо вокруг головы. Наушники со стерео, найти в гугле звук жужжания роя, громкость на максимум. Будет именно то, что я слышу.

Приподнимаюсь, прокашливаюсь. Все мокрое, противное, волосы липнут к лицу, одежда к коже. Мерзко.

Но самое мерзкое у меня сегодня еще впереди.

— Дядя Бу, — сиплю.

Глотнула и носом вдохнула прудовой водицы все-таки. Уже под конец.

— Да, малышка, — отделяется от кучки гудящих встревоженных насекомых оператор.

— Дядя Бу, — в этом повторе обращения вся моя надежда. — Вы же всегда снимаете. Может, и это сняли. Когда Мэйли… упала.

Шансы не особо велики. Главный оператор уже вроде бы был на площадке, но это не точно. Работали ли камеры? Хоть одна. Если да, куда были направлены? С таким раскладом в покер не играют.

Ну-с, Мироздание, твой выход.

Удача мне бы нынче ой, как пригодилась.

Глава 10

— Ай-йя… — чешет затылок главный оператор. — Думаю, одна из камер работала. Я должен проверить.

Вместе с Бу идет и Ян. Всевидящее око киностудии, две штуки: левое и правое. Более непохожих персонажей еще поискать. Весь из себя лощеный щегол в костюме с галстуком (в жару) и малость неопрятный Бу(ра-ти-но). Его «эквип» — это футболка и шорты. Разве что массивные часы выбиваются из раздолбайского образа.

Футболка растянута, а на шортах пятна от соуса (или чего-то похожего). Разношенные кеды на босу ногу отходили сто путей, сто студийных дорог. Над губой и на подбородке легкая небритость.

Сомневаюсь, что Лотос платит Бу так мало, что он не может купить себе электробритву или станок для бритья. Зато верю в то, что этот увлеченный и творческий (художественная съемка — тоже творческий процесс) человек тупо забил на сию жидкую поросль по утру. И поспешил на съемочную площадку, чтобы пораньше всю технику подготовить и начать работу.

Кстати, мелкий, но занятный факт: у большинства китайцев низкая плотность роста волос на лице. И те обычно расположены на небольшой области вокруг рта.

Зато аппаратура вся блестит, ее младшие операторы и прочий стафф только что не облизывают. Не потому, что фанатеют от чистоты, а потому что не хотят нарваться на гнев «дяди Бу».

Меня вытирают полотенцами, греют и сушат. И переглядываются. Будто спрашивают друг у дружки глазами: что происходит? Да уж, разворошила я осиное гнездо. Но начала эту игру не я, а тот, кто толкнул малявку в пруд.

Я же не свожу глаз со сладкой парочки Ян-Бу. Или Бу-Ян? Остров был еще такой в фольклоре, но не местном. Один трется у камеры слева от дорожки, второй приник к монитору. Тревожно. Я в той жизни начала свадебной церемонии так не ждала, как сейчас — заключения от этих двоих. Было? Не было? А вдруг мне тот толчок примерещился?

Последнее — едва ли. Но раз мой мозг отработал момент падения с серьезным временным лагом — осознание падения пришло уже при виде пузырьков — то исключать ошибку нельзя.

Шок, оказывается, страшная штука. Больше, чем потери жизни, я всегда боялась потери рассудка. И вот оказалась в ситуации, когда мой разум «выключился» на несколько критически важных мгновений. Не хотелось бы повторять этот опыт. Вообще никогда.

Ян распрямляется, поднимает голову. Пробегает взглядом по темным головушкам, чуть задерживаясь на мне. Выискивает кого-то отсутствующего? Я тоже машинально начинаю всматриваться.

Вне подозрений узкий круг лиц: мамочка, Чу, Ян, Бу и… Лин Сюли. Про маму и говорить не стоит. Лин Мэйхуа стоит передо мной на коленях, держит за ручки и, кажется, боится моргать. Будто если она моргнет, ее дочь снова упадет в воду.

Чу после того разговора (и антипохмельного супа) выражает такую преданность, что надо быть черствейшим сухарем, чтобы и ее подозревать. Угу, а Мэйли пока для такого — слишком мягкая сладкая булочка.

Ян не стал бы швырять свою музу в акварельно-бирюзовый пруд. Прямо сейчас режиссер — самый заинтересованный в моем благополучии человек. Заменить меня в роли куклы на текущем этапе съемок: сложно; обойдется дорого для Лотоса; заставит переснимать немало отличного материала. Короче — нет. Кто угодно из съемочной, но не Ян.

Бу — приятель режиссера и еще один фанат своего дела. Захочет ли такой запороть немалое количество отснятых дублей ради… чего? Даже в голову ничего не приходит. Тупо деньги? Да ну не.

И, наконец, Лин Сюли. Я почти на сто процентов убеждена, что толкнул меня взрослый. Мозг хоть и встал на паузу от шока, но тень над водой я смогла вытащить из этой «зависшей» базы данных. Тень — не в смысле овцу черную. А в том плане, что поверхность пруда затемнилась, когда кто-то ко мне втихаря подошел. И еще: для толчка нужны были силы. Большие, чем есть у ребенка в два года и девять месяцев.

Ян Хоу подзывает жестом своего помощника, дает указания. Жаль, мне не слышно. Режиссер не повышает голос, между нами приличное расстояние. Даже для моих чутких ушек. Еще и галдят тут всякие…

Помощник сгибается в талии, затем подтягивает Фан (тик), и еще пару младших сотрудников. Так, раз ищут, этот кто-то не из тех, кто поблизости. Мне сложно сказать, кого именно не хватает. Причина банальная: я запомнила и различаю между собой не всех черноголовых чаек.

Это уже становится интересным! Тревога как раз-таки уходит. Раз запущен процесс поиска, значит, камера действительно работала и засняла того (ту?), кто решил проверить на деле, умеет ли плавать Ли Мэйли.

Сюрприз: умеет.

— Такая маленькая, а такая молодец, — словно мысли мои читает гримерша (та, которую мы «реанимировали», надо бы узнать, как их зовут, чтоб отличать). — Не растерялась. Догадалась на помощь позвать. И барахталась сама. Как ты смогла?

«Если бы ногу не свело, я бы еще и выплыла», — морщусь. — «Сама».

Мамочка подскакивает, начинает выискивать придуманные раны.

— Где болит, доченька?

— Я в порядке, мам, — спешу успокоить родительницу. — Как смогла? Есть рот, чтобы кричать. Есть руки и ноги, чтобы ими шевелить.

«Жить захочешь — не так раскорячишься», — оставляю не озвученным. На меня и без подобных откровений странно косятся.

— Ваша дочь и в самом деле удивительная, — пучит глаза и кивает моей маме гримерша. — Я бы и взрослая так не сумела. Сразу бы камнем на дно пошла. Я не умею плавать, да никто в семье не умеет. Это очень страшно.

Позже мне объяснят, что очень многие китайцы «не плавучие». Не во всех регионах есть водоемы, в которых можно купаться (безопасно). А на бассейн не у каждой семьи найдутся юани. Так что множество взрослых жителей Поднебесной даже на курортном морском побережье вместе с детками пойдет плескаться на мелководье. И тоже в надувных кругах. Это не прям поголовно, но не уметь плавать для ряда китайцев — нормальное явление.

Ведь как сказал великий и незабвенный Мао Цзедун: «Чтобы научится плавать, надо плавать».

Поиски тем временем затягиваются. Я снова начинаю нервничать. Не люблю, когда происходит что-то важное для меня, но я при этом никак не могу повлиять на ситуацию. Это еще множится на детское тельце. Бесит беспомощность.

Когда же помощник режиссера притаскивает (буквально: он тянет ее за руку, как животину за поводок) девчонку, я зависаю еще раз. Натурально, с открытым ртом. Она? Но… какого демона⁈

Ян и Бу идут к нам с мамой, сюда же буксируют актрису. Олень в лучах прожектора, ей богу. Миленькая. Бровки сведены, глаза на мокром месте, нижняя губа подрагивает. Не хватает подписи: «Не виноватая я».

Служаночка из свиты принцессы. Та, что испортила один из дублей со звездочкой, где ту транспортировали к храму-над-облаками. Сюли ей тогда ногу оттоптала. А та и не пикнула. И на вечеринку в отеле после первого дня съемок рвалась…

Так, а зачем ей меня толкать? Чем я насолила исполнительнице маленькой и незначительной роли?

— Почему? — рвется с моих губ само.

Молчит. Дрожит, что тот лист на ветру.

Ее подговорили? Заплатили? Да ну, великий скрытый мастер и юная звезда не глупы. Они не стали бы проворачивать подобное, особенно там, где камеры в нескольких местах. И люди как бы ходят.

Помощник режиссера подталкивает волоокую (пластика — налицо) деву вперед. Так, что она почти утыкается в дорогой костюм режиссера. Оба стоят ко мне боком. Хорошо видно, как ходят желваки на лице Хоу. Воплощенная сдержанная ярость. Актрисочка дрожит, кусает губы, отводит глаза.

Ян подцепляет двумя пальцами подбородок девчонки.

— Причина? — давит голосом и взглядом.

Ту уже натурально колотит.

— Н-не… не-е…

— Не ты? — щегол глядит на нее, как на клопа. — У нас есть запись с камеры. Даже не пытайся отрицать. Причина⁈

— Я… не… — мнется трепещет служаночка. — Она…

— Живо!

— Она нас опозорила.

— Вас?

— Нас били палками! — поднимает взгляд девица, словно эликсира смелости глотнула. — Палками по спинам. По слову какой-то…

Ян не дослушивает. Подталкивает пальцами вверх подбородок актрисы, отчего та захлопывает рот и, кажется, прикусывает язык. Режиссер достает из кармашка платок, отирает пальцы.

Спонтанная месть? Пелена обиды упала на глаза, а тут такой шанс? Я могу это допустить, конечно, но это ж совсем без мозгов надо быть. Думать не головой, а задницей. Той, что болит после сцены с избиением. Хотя я даже не понимаю, что такого обидного предложила. Речь же шла не о настоящих девушках, а о служанках из сценария, отрывка выдуманной истории. Это же кино, мать твою китайскую за ногу!

Откуда-то возникает тень черной овцы, вклинивается между режиссером и дурой припадочной (у меня нет других слов после услышанного). Благо Ян, который тополь, сделал шаг назад. «Та Ян» хватает актриску за полы светлого наряда.

— Дура!

Я полностью согласна с предыдущим оратором. Но хотелось бы услышать претензию помощницы и наставницы звездочки к этой дурынде в более развернутом виде.

— Чего ты добивалась? — шипит по-змеиному тень. — Известности? Больше экранного времени? Тебе его дали. Радуйся!

Это шипение заставляет меня вообразить гибрид овцы и змеюки, причем василиск не подходит. Там змеиный хвост с жабьим туловищем и петушиной башкой, если мне память не изменяет. А вот то, что Ян вмешалась в происходящее, кое-о-чем говорит.

Актриса, чьей фамилии я не то, что не помню, а вообще не знаю, хотела больше продвижения. Вероятно, обращалась к звездочке (и ее тени). Заискивала она перед нею вполне приметно. И сейчас Ян «пихает ее в пруд», показывает свое осуждение. Хотя могла бы просто постоять в сторонке, не вмешиваясь.

Может, есть более глубокая связь между актрисулькой и окружением звездочки? Знакомство вне съемочной площадки или даже дальнее родство? Ближним-то по ногам не топчутся, как мне думается.

Пока я размышляю, девица что-то неразборчиво блеет (претендует на роль еще одной овцы, блин). Тень устает слушать это унылое подражание. С размаху бьет «служанку» по лицу.

Ту аж откидывает на руки помощника режиссера.

Во мне нет жалости к этой пустоголовой. Неприязни почему-то тоже. Пустота, белый лист. Ее как бы и не существует для меня. Просто я смотрю эпизод дорамы. В офигенно хорошем качестве, да еще и в 3D.

— Итак, у нас ясно и четко зафиксировано преступление, — Ян, похоже, «охладился», теперь он холоден и рационален. — Мэйли, ты серьезно пострадала, — он оборачивается ко мне и голос сразу же теплеет. — Тебе решать, передавать ли в полицию запись с камеры.

И эта его рациональность пугает актрису даже больше, чем недавняя ярость. У дурочки подкашиваются ноги.

Не знаю, чего она ожидала после своего «поступка». Но точно не того, что получит реальный срок.

Ян Хоу делает очень широкий жест. Обращение в полицию — это скандал. На стадии, когда сериал еще даже не вышел в эфир, последствия могут быть катастрофические. Могут и не быть, тут как воспримут ситуацию люди «с улицы». А это всегда сложно предсказать.

Тополь благородный поставил свою репутацию (и оплату труда, но это вторично) на кон, затребовав взять на роль куклы меня, а не другую девочку. И теперь дает мне в руки, образно говоря, лопату. Этой лопатой я могу зарыть оскорбленную дурочку. А заодно, возможно, и весь этот кинопроект.

А ведь Ян Хоу не знает, что в маленьком теле незадачливой (почти) утопленницы поселилась взрослая циничная тетка. Которая может задуматься о вариантах, просчитать риски. Понять — со всей очевидностью — что оно того не стоит.

Он или гений (пророк, ясновидящий, верное подчеркнуть), или безумец. Ну, или так сильно верит в способность своей маленькой музы широко мыслить.

— Не нужно, — возвращаю я «лопату». — Я ее прощаю.

Раз мы в дораме, то почему бы героине не проявить великодушие? Так как мне-настоящей глубоко наплевать на судьбу тупенькой обиженки.

Вокруг звучат тихие шепотки. Ага, снова улей разбужен, пора гудеть. Несостоявшаяся убийца таращится на меня, как на демона. Странная. Должна бы порадоваться.

— А-Ли, ты уверена? — даже мама оказалась не готова к моей снисходительности.

Киваю без дополнительных объяснений. Твоя дочь не демон, и может оставить преступление без наказания. Но позже, когда чайки разлетятся, попросит у дяди Бу копию записи. Рыпнется в мою сторону эта мстительница еще хоть раз, отправится знакомиться с уголовным кодексом КНР. Я с ним тоже не знакома, так что могу даже навестить ее за решеткой, чтобы она со мной поделилась наблюдениями. Как там оно.

— Хорошо, — бесстрастно произносит Ян. — Пусть ей заплатят. И вышвырнут. Фан, запиши. Задание для кастинг-менеджера Цзя: оперативно найти и прислать замену.

— Но как же… — девицу конкретно пронимает. — Как же…

— У нас отснят путь к храму, — негромко говорит Бу. — Он по хронологии позже.

Главный оператор так ненавязчиво намекает на дороговизну повторного выезда к «краю света».

— Дельная мысль, — рационально подмечает щегол. — Одежду принца высушили? Сейчас доснимем сцену. Верните наложницу. У них новая встреча, после которой принц замечает за деревом служанку сестры. Та подслушивала, знает слишком много. За это слуга и евнух топят служанку в пруду.

— Это займет много времени, — пузан Пэй как-то долго катился к нашему веселью. — И в работе, и в серии.

— Когда тело служанки найдут, — голос режиссера можно продавать вместо морозильной камеры. — Ее госпожа очень расстроится. Это будет прекрасный и трогательный эпизод. А потом ей заменят служанку, и мы отснимем несколько сцен с крупными планами о взаимодействии новой девушки с госпожой.

— С репликами? — сходу начинает торговаться жаб.

— Оставлю на усмотрение сценариста Ма, — щедро сыпет ледяными кубиками Ян Хоу.

— Рад, что вы так широко мыслите, режиссер Ян, — делает шаг назад продюсер.

Я прямо вижу наяву табличку над головой недоубийцы: «продано». Похоже, видит ее и девчонка.

Когда включают свет, а таракан бежит по столу, он сначала замирает (вдруг не заметят), потом прыскает в сторону укрытия. Вот эта вредительница, даром, что не рыжая и безусая, поступает, как таракан.

Сначала замирает, словно и не дыша вовсе. Только глазные яблоки шевелятся. А затем, поняв, что «не отсветить» не сработало, кидается ко мне. В ноги. На колени, на дорожку, мощеную камнем.

— Госпожа, вы же простили! — столько экспрессии в голосе.

Молчу. Мне нечего сказать пустому месту.

— Госпожа простила, — подтверждает «ледодел» Ян. — Ущерб, нанесенный ей лично. Твоя низкая натура чуть не загубила весь проект. Со мной такой человек работать не будет.

— Прошу вас, дайте мне шанс, — молит и плачет дурында. — Прошу, прошу…

— О каком шансе ты говоришь? — качает головой щегол. — Ты чуть не утопила двухлетнего ребенка. Будет справедливо оказаться в этой роли самой. Госпожа Ян, вы предлагали подводную сцену? Отлично. Бу, ты хотел проверить в работе новую камеру. Прекрасно. Это будет ее лучшая актерская работа, я уверен.

— Пожалуйста, нет, — актриса только и может, что повторять сквозь слезы. — Нет. Пожалуйста.

— Да, так и говори. Реплики мы не обрежем при монтаже. Уведите, — отмашка от режиссера. — Поправлять ничего не надо. Поставьте за деревом. Если будет нужно, привяжите веревками.

И никто не возражает. Ни звуком, ни жестом. Девчонка тоже затыкается. Видимо, доходит до недалекой вся тщетность мольбы. Мне все еще ее не жаль.

И когда подчиненные принца вытаскивают из-за дерева дрожащую служаночку, и когда ее начинает бить истерика подле цветущего куста. Принц-поэт широким махом рукава: «Убрать», — задевает бутоны. Красные лепестки летят прямо на запрокинутое бледное лицо. Не жаль, и когда девушку волокут к спуску к воде.

Что-то подергивается, когда ее голову с силой запихивают под воду. Экшн-камера дает крупный план снизу. На миг мне кажется, что девчонку реально притопят. Это полная глупость, но менее часа назад я сама стала жертвой подобной глупости.

Нет. Извлекают.

— Стоп, снято, — Ян Хоу опускает голову вниз. — Переоденется — выпроводить.

Актриса больше ни о чем не просит. Мокрые волосы, совсем как у меня недавно, липнут к лицу. Помощник режиссера подталкивает девушку, чтобы быстрее переставляла ноги.

— Перерыв двадцать минут, — командует режиссер, обрачивается ко мне. — Мэйли, сильно испугалась?

Подмывает спросить, о каком моменте речь: о том, где я тонула, или о том, где расправлялись со служаночкой?

— Мэйли в порядке, — отвечаю. — Устала.

— Ступай, отдохни, — голос Яна тоже усталый.

Я уже почти ухожу, когда слух вылавливает обрывок разговора наших фей пуховок и кисточек.

— Такая жуть взяла…

— И не говори. Я думала, он прикажет сделать из нее жэньши.

Мама уводит меня побыстрее, так что про услышанное смутно понятное выражение я уточняю уже позже, в отеле. Это вроде и на женьшень похоже, и на много чего другого (этих «ши» в китайском, как собак и свиней не резанных).

Лин Мэйхуа дает пояснение нехотя. Я не сразу, но понимаю, почему так. Спойлер: я угадала про свинью. Но не угадала про «не резанную». Б-р-р, вы сейчас тоже поймете, о чем я.

Жэньши — это я не вполне верно расслышала. Или та «полторашка» слишком смягчала звуки. В разных регионах разные диалекты. Это не добавляет простоты изучению языка. Правильно говорить — жэньчжи[1]. И даже тут мама говорит почти «ренчжи», но с очень «зажеванным» «эр», практически переходящим в «жэ». Полноценного четкого «рычащего» «эр» тут вообще не предусмотрено. Так-то.

Но ближе к телу… Ой, аж самой не хочется. Но — поздно. Первый иероглиф здесь нам знаком, это «галочка» или «шалаш». Значит — человек. Второй — это, как я поняла, усложнение иероглифа «ши», который применяется в слове «семья». Не верю, что вы забыли: свинья под крышей, она же свинья в доме. Чжи — это дикая свинья, кабан.

А теперь о том, что всё это значит вместе. Это про наложницу, которой правительница велела отрубить руки и ноги, и лишить ее органов обоняния и осязания. А затем слуги бросили несчастную в в нечистоты. Назвали новую версию наложницы: «человек-свинья».

Это трындец, товарищи. И у трындеца даже есть особое, закрепившееся в памяти народа название.

Мироздание, ты точно не ошиблось адресом?

Мамочка, роди меня обратно.

Так, нет, отставить «обратно». Темное прошлое останется в прошлом. Мэйли же осветит будущее. Я ведь то еще солнышко — даже со дна пруда мое сияние видно. Или как бы тот Жуй меня увидел и спас? Прорвемся.

Его, Жуя, мамочка моя долго благодарила. И обещала накормить. Хочу, чтоб побыстрее. Тогда я смогу в процессе кормления приговаривать, хоть и мысленно: «Жуй-жуй, господин Жуй».

[1]人彘 (кит). [rénzhì]— человек-свинья.

Глава 11

Мне казалось, что после всех событий дня я не засну. Такая встряска даром не проходит. Когда защитная реакция организма ослабевает, может таким отходняком накрыть — мама не горюй.

Мне-взрослой доводилось бывать в опасных ситуациях. В смысле, когда опасность — бам-с! — резкая. Вроде удавки на шее в двух шагах от парадной в темное время суток. Мой организм тогда не сплоховал, благодаря чему я сейчас с вами. В теле Мэйли, но это уже к делу не относится.

Потом меня колотило, бросало в жар-холод, перед глазами то темнело, то расцветали золотистые абстрактные фигуры. Успокоительного в доме не было, тогда казалось не нужным. А идти в аптеку, сами понимаете, не вариант был. В те годы заказать в два клика и ждать доставку — схема не работала.

Так и тут я ждала, что вечер выдастся средней паршивости, а ночью придется считать черные тени черных овец при свете далеких звезд, чтобы хоть как-то уснуть. И… вырубилась сразу после ужина. Снилась, правда, всякая бяка. То пузырики, то длинные склизкие пальцы, тянущие за ноги на дно. То багряные лепестки на лице. Почему-то лицо во сне было мое, а не той дурочки.

Проснулась резко, как по щелчку. В номере темно, мамочка спит и хмурит лоб во сне. Тоже снится дурное…

Выскользнула рыбкой из постели, пошлепала тапками-пандами по полу. Попить, освежиться. В номере есть зона для сна, санузел (раздельный) и зона а-ля гостиная. Они не разграничены (кроме санузла, причем тот за полупрозрачной перегородкой), если не считать за «пограничный столб» торшер.

Там стол у окна, мягкие стулья, есть маленький холодильник и другие полезные мелочи. Не номер-люкс, но вполне себе. Чтобы не мыкаться в темноте, натыкаясь на мебель, я включила торшер.

И обалдела. Стол весь заставлен. На холодильнике корзина с фруктами. Деревянный ящичек, несколько открыток, еще фрукты… На полу под столом… Ни за что не догадаетесь. Там мешок риса.

Все это появилось в номере, пока я дрыхла. Потому что по возвращению ничего из этого тут не было. Тихонечко потянула за краешек одну из открыток. Интересно же!

— А-Ли? — сонный голос мамы. — Ты давно проснулась? Как себя чувствуешь? Проголодалась? Надо было сразу меня разбудить, чтобы я о тебе позаботилась.

Заверяю, что встала только что, «самочучело» отменное, есть не хочу. И, раз уж разбудила мою сверхзаботливую, показываю на стол с горой всякого разного на нем. Мол: что это значит, мать? И откуда дровишки?

Про дровишки: на открытке, которую я стянула со стола, изображен бамбук. Мэйхуа, моя ходячая энциклопедия, улыбается, трет глаза, прогоняя сон. И начинает объяснять. Что есть что, и откуда к нам пришло.

С бамбука и начала. Бамбук — один из «четырех благородных мужей». «Что⁈» — спросите вы. Каких еще мужей, ты чего там курила, ворона, бамбук? И будете не правы.

Помните, мы говорили про хризантему? Я тогда не вполне уловила посыл «четырех благородных». Речь там про цветы (растения), верно, но в словосочетании говорится про «мужей». Причина: много новых понятий и огромное желание уложить всё новое в рамки привычного старого. Так что ошибочки меня еще не раз подстерегут, уверена.

К «мужам». Сычинзы[1] не стоит понимать буквально. Это (как и многое в Поднебесной) символ высоких моральных качеств благородного мужа (мужчины). Четыре растения: бамбук, орхидея, хризантема и зимняя слива (мэйхуа) обладают важнейшими качествами для «чинзы». Сы — значит «четыре», дальше разберетесь сами. Вы ж не маленькие уже (в отличие от Мэйли).

Заодно эти представители флоры олицетворяют четыре времени года. Мэйхуа отвечает за зиму, орхидея за весну, бамбук взял себе лето, а осень принадлежит хризантеме.

Бамбук — чжуцзы, где «чжу» символизирует качество «тьен»: твердость, стойкость, силу. Бамбук растет строго вверх — это прямота, твердые моральные принципы и благородство. Бамбуковый ствол полый внутри, что говорит о скромности и внутренней пустоте, которая необходима для появления новых идей.

Для того, чтобы научиться рисовать бамбук, необходимо достичь высот во всех стилях каллиграфии. Ведь каждый элемент живописи бамбука связан с различными элементами из стилей китайской письменности.

Так вот Мэйли спросила про одну открыточку, да… А там еще много всякого. Остальные открытки, правда, со значениями попроще. Журавль — «хэ» — созвучно с «хэ», которая гармония (и с «хэ», которая лотос). Этого длиннолапого пернатого я цапнула и так с ним и ходила, пока длилась лекция. Он не из врановых, но тоже правильный птиц. На картине журавль — это пожелание мира, спокойствия и гармонии.

Еще была картиночка с фруктами. Все эти фруктики и в натуральном виде присутствовали среди даров, так что мама совместила пояснительную лекцию с угощением дочери.

Персики в подарке — это пожелание долголетия и умиротворения. Хурма — к радости и счастью. Мандарины — к удаче. Открыточка с хурмой («ши»), мандаринами («цзюйцзы») и веткой кипариса («байчжи») — это отдельная прелесть. «Бай» звучит как «белый», «кипарис» и «сто». «Ши» омоним слова «дела» (и не только, но здесь и сейчас — дела да хурма). «Цзюй» в написании напоминает «удачу». И вместе, в сборе, это будет означать: удачи вам во всех делах.

Разве не прелесть?

В деревянной шкатулке лежал корень пятнадцатилетнего женьшеня. С сертификатом и индивидуальным номером. Корень дикого лечебного женьшеня по силе воздействия отличается от культивируемого в теплице, так что дар — дорогой. Самый дорогой презент из представленных. И самый неожиданный даритель: молодая госпожа Лин (через личную помощницу, конечно).

Я только головой покачала, как услышала.

— А остальные?

Мэйхуа с готовностью перечислила. Большая корзина с разными фруктами — от режиссера, шуршащий пакет с хурмой — от главного оператора, сумка с восьмью мандаринами — от помощника режиссера. Восемь — «ба» — звучит, как «ба» — становиться. Например, становиться богатым. Благоприятное даже число мандаринок!

Фрукты — недешевое удовольствие. Так что большинство обошлись открытками с добрыми пожеланиями. Журавль — от Чу, к слову. Рис — от девочек-гримерш.

Это было так трогательно. Приятно и неожиданно. Даже глазки чуть-чуть защипало. Особенно, когда мама передала пылкие слова помощника режиссера, когда та отбивалась от подарка: «Я должен показать свою искренность маленькой благородной госпоже, даже если завтра мне придется есть одни сухари».

— Чего это они? — совсем по-детски спросила я. — Я же ничего для них не сделала.

Дурынду не сдала представителям закона, так от той подарков не приносили. Если не считать за таковой дорогущий женьшень в коробке.

— Я уже отказалась от всего, — сообщила мать, при этом очищая мандаринку.

Запах по номеру пошел такой вкусненький. Обожаю мандарины, еще с прошлой жизни.

— Но оно же всё здесь? — снова «включила ребенка» я.

— Они настаивали, — улыбнулась Мэйхуа. — Это гуаньси[2]. Связи, социальные коммуникации. Ты показала сегодня пример удивительного благородства, доченька моя. А еще раньше — талант и упорство, работоспособность. Мэйли — совершенно особенная девочка, я это знаю. Они поняли не так быстро. Прими их искренность.

— А… — глубокомысленно и содержательно сказала особенная девочка. — Э…

— Люди поняли, что с тобой необходимо считаться, — решила помочь мне моя умница. — Значит, и налаживать отношения. И да, твое великодушие нельзя было не оценить. И смелость, конечно же. И упорство: там, где они бы сломались, пошли бы на дно, ты продолжала бороться. Ты мой маленький, но сильный бамбук, доченька. И теперь с тобой будут считаться.

Она замолчала и опустила взгляд на свои красивые, но исколотые иголками руки. Вздохнула, тщательно дочистила мандарин, чтобы подать его мне.

«Будут считаться, несмотря на простое происхождение и низкий статус твоей семьи», — как бы дополнил этот вздох.

Ганьси, гуаньси, хайши гуаньси — связи, связи и еще раз связи. Архитектуру социальных связей в Китае выстраивать так же важно, как и дышать. Это вплетено во все процессы тут, как часть культурного кода. Глупо отрицать очевидное. Чтобы прорваться на самый верх без связей, надо быть чертовски удачливым гением. И лучше бы (вдобавок) богачом. Кто-то рождается в «правильной» семье, где все рукопожатия уже произведены, отношения налажены, «мостики» построены. Мне в этом плане будет сложнее.

Приняла из теплых рук оранжевые дольки. Тут же протянула самую сочную вверх. Мамочке. И рожицу грозную состроила: не вздумай отказаться.

Сердечная улыбка дороже всех подарков. А гуаньси? Выстроим. Какие наши годы? Я замок из песка вместе с соседскими оболтусами возвела. И эту крепость из улыбок и слов подниму при содействии моей замечательной. И с батиной тихой, но такой важной поддержкой.

Только наше гуаньси будет стоять на фундаменте моих настоящих способностей. И признании истинных навыков. Таланта, если так угодно. Не на банальном мы его построим: ты мне, я тебе. Самоуважение не купишь за деньги. Не стоит и пытаться. Поэтому пусть будет сложно, потребуется много времени и усилий. Но мы справимся. Обязательно. Глядя на множество приятных мелочей (и не только) в номере отеля, я в это верю.

В любом строительстве много работы, на любом из этапов. Все они требуют не только грамотного руководства, но и рабочих рук. Если с сериалом сложится удачно, надо будет подумать, как переманить Чу из Лотоса. Да, это стоит всесторонне обдумать.

Потянем ли мы финансово личную помощницу? Не повлияет ли на дальнейшие отношения со студией то, что мы «сорвем» с их «грядки» одну простую хризантему? Ну и захочет ли сама Чу променять стабильную работу на непонятно что под началом малявки. По документам-то нанимателем выступит мама, но все мы понимаем, как дела обстоят взаправду.

Поутру (в три пятнадцать, если прям точно) в дверь нашего номера робко поскребся помощник Ся.

— Съемки госпожи Ли поставлены на вторую половину дня, — отчитался этот лохматик. — Вы можете отдохнуть до обеда.

Судя по величине стопки с листами «ежедневок» — распечаток (иногда — с пометками от руки) со сценами текущего дня, Ся прискакал к нам в числе первых. Прежде он заходил, когда в руках оставалось лишь несколько бумажек. Причем очень часто именно с моих эпизодов начиналась работа.

Нынче же этот вечно задерганный китаец с ранней сединой, с глазами разного размера и легким косоглазием «оказывал нам честь». Не заставил ждать, когда же его стертые подошвы дойдут и до наших дверей.

Для того, чтобы изменился порядок разноски листов, всего лишь надо было упасть в пруд.

На съемочной площадке нас с мамой тоже встречали не так, как прежде.

— Малышка Ли, ты хорошо себя чувствуешь?

— Малышка Ли, замечательно выглядишь!

— Малышка Ли, выспалась?

— Малышка Ли…

— Наша талантливая малышка здесь!

— Расступитесь!

Я малость выпала в осадок от такого приема. То есть, когда я шла к ним первая, вся из себя вежливая, они кривились и шептались за моей спиной. А теперь — такой разворот на сто восемьдесят. Даже циничная ворона не знала, как на это реагировать. Зато она знала другое: в любой непонятной ситуации, если речь не о похоронах или катастрофах, улыбайся.

Мы с мамой, конечно же, явились раньше второй половины дня. Уже ж встали, не ложиться же снова? Правда, вышли попозже, чем обычно. Мэйхуа спустилась на кухню, чтобы приготовить ответные презенты. Это тоже часть искусства гуаньси: встречные подарочки показывают готовность к установлению и укреплению связей.

Мамуля на быструю руку наготовила яблок и боярышника в карамели. И немного сладкого риса с сухим молоком превратила в белые вкусняшки. Пока добирались до студии, моя замечательная поделилась со мной еще одной историей из жизни властителей. На сей раз доброй, сладенькой.

Однажды жена императора Гуан-Цзуна (из династии Сун) заболела. Хоть она была и не цапля, но сохла и чахла, а лекари не могли подобрать ей лекарство. Тогда один целитель предложил особый рецепт: сахар и красный боярышник. Десяток засахаренных ягод в день в самом деле поставили пациентку на ноги.

С тех пор боярышник в карамели стал любимым (и дешевым, следовательно, доступным многим слоям населения) лакомством у детей и взрослых. Теперь на деревянные палочки нанизывают не только боярышник.

Любые ягоды, маленькие яблочки (вот как мама сегодня), кусочки всяких разных фруктов. Вода с сахаром варится до консистенции жидкой карамели. В карамель опускается «шашлычок» на шпажке. Можно обсыпать кунжутом. Горячие танхулу — так называется готовая сладость — лучше всего выложить на блюдо, смазанное растительным маслом и дать остыть.

Приятного аппетита!

Мы прибыли до начала завтрака. Мама оставила меня на попечение Чу, а сама подхватила под локоток ассистента Фан. Отвела ее в сторонку, они пошептались. И на завтрак у съемочной группы организовалось сладкое дополнение. Наша встречная благодарность за их подарки и внимание накануне. Без лишней суеты, красиво и с достоинством выразила моя умница наш ответ.

Вот как бы я без нее вливалась в непривычную культуру и такое непонятное мне общество? Спеклась бы, что та карамель на яблочных боках, еще в самом начале карьеры.

Многие (да почти все) потом идут к нам, улыбаются и благодарят. Оператор Бу рад, как мальчишка, потому что вкус «из детства», а у лоточников так не получается. Хотя, казалось бы, проще некуда процесс приготовления, что там можно сделать не так?

Не подходит только Лин Сюли. Оно объяснимо: в этот раз сначала идут ее сцены. Часть из них по задумке проходит на открытом воздухе. Меня же будут снимать в помещении, свет не так важен. Звездочка отрабатывает взаимодействие с отцом.

Тот ужасно занят, даже в зале для отдыха весь обложился отчетами от чиновников. Те на бамбуковых пластинках, не на бумаге, так что даже разворачивание докладов выглядит интересно.

Принцесса долго не решается потревожить покой государя-батюшки, прячется за ширмой. Та — шедевр просто. Мать моя искусница прилипает к изображению с монитора. Согласна с режиссерским решением: быстренько пройти мимо этой красоты было бы чистой воды преступлением. Против хорошего вкуса и художественного восприятия.

В остальном зал властителя не слишком претенциозен. В усадьбе канцлера как бы не дороже обстановка.

Дочурку с чаем от драгоценной наложницы У-ван, конечно, принимает. Каждый кадр — наслаждение для глаз. Не налюбуешься, как все красиво. Ровно до момента, когда государь давится напитком. Аудиенцию сворачивают, растерянную принцессу выдворяют из дворца. Малышка убегает подальше, на мостик, опускается на корточки и начинает плакать.

Оформление у всего этого — залюбуешься. Закатное солнце над горами, водоем с лотосами, острые кончики крыш. И горький детский плач.

— Наложим голоса перелетных птиц, — говорит сам себе режиссер. — Время года соответствующее.

Я чуть не предложила карканье ворон наложить. Но одумалась: нечего воронам подле конкурентки голосить. Хватит того, что ей сценарист Ма изо всех лошадиных сил подыгрывает.

Сравните: эмоциональная и выразительная часть для звездочки и… снова простое сидение на попе ровно для куколки.

Меня — фарфоровую куклу — после заката дарят дочке чиновника, который закусился с канцлером Се. Сам праздник снимут отдельно, так как подарок доставят в резной деревянной коробке. Сидеть внутри ящика? Увольте, это ж даже не покажут.

А дальше получательница подарка должна с восторгом бегать и прыгать вокруг необычной игрушки. Игрушка же… должна просто сидеть с открытыми глазами. И изредка медленно моргать. Это подается под соусом, что вот раньше ее все боялись, и кукла-демон откликалась на страх. А теперь вместо страха ее окружили восхищением, почти что щенячьим восторгом. Девочка в кукле подавляет демона, но и сама себя никак не проявляет.

Один раз я отсидела с пустым взглядом. Для разнообразия сойдет, но ровно один раз. Обломится лошадь страшная. Ян Хоу никаких дополнительных указаний не дает. Значит, что? Свобода воли и самовыражения.

Кира Воронова по молодости лет смотрела шоу про юных моделек. Их там учили «улыбаться глазами». Преподносилось сие, как невероятно сложный навык. На деле не так это и трудно.

Нужно лишь погрузиться в правильное воспоминание. Улыбка ведь бывает очень разной: игривой, загадочной, безмятежно-счастливой, торжествующей, да даже злорадной. Список можно долго продолжать. Все эти «оттенки» улыбки объединяет одно: для того, чтобы зритель их увидел, понял и прочувствовал, нужна — искренность.

Если вы переживаете в памяти и в сердце определенный момент, это отразится в ваших глазах. Сыграть искренность… не думаю, что это возможно. Не для меня, по крайней мере.

Самые светлые воспоминания у большинства из нас — из детства. Серебристая от росы трава у дорожки возле дома, душистая лесная земляника прямо с кустика в мозолистых ладонях деда. Парное молоко — настоящее, деревенское, с пенкой. И пенка на варенье, сваренном бабушкой: варенье на зиму, а вот сладкой пенкой можно наесться всласть.

Это летний теплый — грибной — дождик, в который так весело шлепать по лужам, и чтобы непременно — радуга, а лучше двойная. Это теплые мамины руки. И еще папка, который из-за спины достает жестом фокусника пушистого глазастого котенка в плетеном лукошке. Ты смеешься и плачешь, и хлопаешь в ладоши, ведь тебе так хотелось хвостатого дружочка с черным носиком, но ты не решалась о нем попросить.

Мои новые мама и папа. Они невероятным образом стали родными, вошли в сердечко и, конечно, тоже есть в воспоминаниях.

Все это отражается в улыбке. Той, что не трогает уголки губ, но сияет в глазах. Из сердца — к сердцу.

— Снято, — не своим голосом завершает действо режиссер Ян. — Перерыв десять минут.

И тянется за солнцезащитными очками, затем быстро удаляется. А еще вся съемочная группа отчего-то начинает дружно хлюпать носом. Удачная была мысль: попросить сегодня маму взять с собой упаковку бумажных платочков. Баул-то у нее вместительный, чего бы не прихватить. Вдруг пригодится?

Ей же первой и пригождается. И Чу. И другие только что не в очередь выстраиваются за платочками.

Вот и славно. Значит, хорошо получилось. Правильно.

[1] 四君子(кит). [Sìjūnzǐ] — четыре благородных мужа.

[2] 關係(кит). [guānxì] — связи, отношения.

Глава 12

Десять минут пролетели, как миг. Только смежила веки, чтоб отрешиться от эмоций, как уже голос режиссера возвращает из спокойного «нигде». Всего и успела, что ослабить душевный порыв.

Легче всего себя «охлаждать» от слишком уж яркого чем-то скучным. Скажем, вспомнить, как меня ругала наставница по актерскому мастерству.

«Да, мимика — это твоя сильная сторона», — восклицала Наталья Сергеевна. — «Ты из тех, кто реально мечет глазами молнии. Дар, не иначе. Но ты еще помнишь, милочка, где мы? Театр — это не про большой экран и не про крупные планы. Иди, сядь в заднем ряду. Много ты разглядишь выражений на лицах актеров? Вот, гляди, я стою вполуоборот, как тебе мой взгляд? Видно?»

Увидать издали и впрямь удавалось немногое, с моей-то близорукостью. Это был один из редких моментов, когда Кира Воронова пожалела об отказе от ношения очков.

«Теперь понимаешь? — поучительно кивала наставница. — 'Это не значит, что мимические выражения не важны. Наоборот! Мимика у тебя не театральная, но это не беда. Усилить не трудно, с такой-то базой. Однако на одной лапе собака не ускачет далеко. Дикция еще куда ни шло, а вот интонация не дотягивает. Бу-бу-бу, ты как жуешь этот лист бумаги. Голос — важнейший инструмент. Вторая лапа. Жестикуляция, язык тела — это ой. Тело и руки у тебя, милочка, деревянные».

Сергеевна редко хвалила. Если такое случалось, то тут же швыряла «противовес». Гоняла она нас, великовозрастных оболтусов, мечтателей и «искателей себя» по-всякому. Мы и в детские игры (те, что для 2−5–7 лет) играли по ее требованию. Из дюжины «мучеников» Натальи Сергеевны, что также расшифровывалось, как «мои ученики», только двое на тот момент не перевалили в возрасте за тридцатник. Затейница она у нас была та еще.

Мне бы как-то в тот мир заслать для нее «благодарочку». Потому что среди обучающих самым азам игр наличествовали: «тени», «марионетки» и «хор». Тени: двое друг напротив друга; один играет человека, другой его тень. Человек делает движения, тень повторяет.

Когда достигается точность взаимодействия, расширяется вариативность движений. Так до полной синхронности, когда ты уже считываешь движения другого. Затем вы меняетесь, добиваетесь синхрона по новой.

К марионеткам переходят, когда вы «засинхронились» на «тенях», и можете «зеркалить» движения по самому их началу. Там один — кукловод, другой — марионетка. Движения пальцами кукловода приводят в действие куклу. Об условностях можно договориться заранее.

После того, как пары сыгрывались, в игре менялись правила. Кукловодом становилась наша мегера (одно из нежных прозвищ). Она задавала движения сразу всей группе. Того, кто лучше всех (по ее мнению) сыграл марионетку, Сергеевна ставила ведущим в хоре.

В «хоре» есть парная и групповая вариации. Парная — это логическое продолжение «теней». Один задает реплику, другой подхватывает и развивает. Будто вы двое — один человек. Здесь уже не только движение и слово. Тут и интонация, и жест (жесты), мимика и пантомимика.

Хор групповой — расширение числа участников и истории. «Солист» задает историю, «хор» ловит ее, усиливает и расширяет. Участники могут меняться, история — как быть заранее известной, так и чистой воды импровизацией.

Уже потом, когда из четырех лап со мной осталась лишь одна, я-прошлая вернулась к игре мимикой и взглядом. Реплики в общей палате, где людям плохо, вязли на зубах. Их я училась проговаривать мысленно: голоса в моей голове никому не мешали. С жестами и языком тела было все плохо по простой причине: боль.

«Эта однолапая собака выкарабкается», — обещала себе Кира Воронова. — «Если и лап не останется, еще будет хвост. А собаки, все мы знаем, смеются хвостом».

Я-прошлая родилась в год собаки. Ворона — это состояние души.

Давно я не вспоминала те времена… Ох, как давно. Полжизни там. Полжизни (с учетом возраста тела на момент моего сюда попадания) тут. А чего тогда сейчас-то вспомнила? Так вскорости пригодится кое-что из наработок.

— Мэйли, — персональное обращение режиссера заставляет открыть глаза. — Мы сейчас снимем повторно последнюю сцену. Тишина на площадке! — это он в ответ на шепотки с разных сторон. — Я хотел бы расширить эпизод. Дать зрителю лучше прочувствовать. И показать больше реакций взаимодействия.

Киваю. Если ему так понравилось, я не прочь повторить.

— И да: я в курсе, что у вас тут тотализатор, — Ян Хоу развернулся к сотрудникам. — Как долго Мэйли сможет закрывать эпизоды с одного дубля.

Хлопаю ресницами и стараюсь не уронить челюсть (держу лицо, ага). Тотализатор? Серьезно? А какие ставки?

Негромкие покашливания наполняют павильон. Как разом всех накрыла эпидемия. Блин! А в этом мире «ковидло» тоже будет? Срединному государству придется тяжко в этот период. Ладно, это нескоро. Авось, пронесет, и тут глобальный сценарий мировой пандемии не запустится.

— Будет справедливо, если в ставках не будут учитываться дополнительные дубли, как сейчас, — утвердительно заявляет щегол. — И дубли, испорченные партнерами Мэйли. Как считаете?

Форма вопроса «ма» в конце. Но это нифига не вопрос, на самом деле. Так один важный птиц доносит до всей стаи птиц помельче новые правила в необидной для них форме. Они же не могут не согласиться с его: «Как считаете».

Про «ма» коротенечко. Если вопрос общий и предполагает ответы: да-нет, в китайском языке такие вопросы строятся одинаково. Озвучивается утверждение, а в конце добавляется вопросительная частица «ма». Смотрите: «Мэйли молодец», — это у нас утверждение. Если же кто-то усомнится в том, что Мэйли молодец, он скажет: «Мэйли молодец + ма», — и это будет вопрос.

Но с другими типами вопросительных предложений работают другие правила. Это только на простенькие с да-нет всё так легко и прозрачно.

Здесь же Ян Хоу получает безусловный положительный ответ.

— За один дубль — тысяча юаней, — хихикает юноша, поправляющий отражатели. — Малышка Ли, я поставил на твой успех свой недельный оклад.

— Успех — сколько? — спрашиваю, почти не шевеля губами.

— Сейчас есть три ставки, — с готовностью делится информацией парень. — Случайность — до десяти. Удача — до двадцати. Успех — до тридцати. Триумф — все сцены с первого дубля. Случайность уже выбыла.

— Еще был провал, — дополняет сведения гримерша, которой велели что-то там поправить на моем фарфоровом лице. — Ай-йя, кто-то думал, что наша Малышка Ли на второй же день ошибется.

— Кто? — спрашиваю шепотом.

Я бы и сама заценила кислые лица проигравших, но фея пуховки заслоняет обзор.

Фея трясет головой. Не признается, партизанка китайская. Будем знать, кому в следующий раз не наливать. Супчика антипохмельного после очередной вечеринки, а вы что подумали?

— А режиссер Ян делал ставку? — квакает жабообразное откуда-то из кустов…

В смысле, из-за декораций, откуда в помещении кусты? Декорации, к слову, классные. Я не шарю в аутентичности, но выглядит все более чем здо́рово. Зеркало, правда, какое-то очень уж четкое. Но у нас в сценарии так-то и демоны в наличии, так что не будем придираться к неточностям.

— Чтобы кто-нибудь затем высказался о моей предвзятости? — озвучивает как бы в воздух Ян.

— Вы не так уж беспредельно верите в свою актрису? — продюсер Пэй своего отношения ко мне явно не изменил.

— Не думаю, что незначительная прибавка к гонорару в виде выигрыша того стоит, — щегол не удостаивает взглядом земноводное. — Пересадите куклу на стол. Чуть левее поверните. Теперь свет. Да, так хорошо. Камера, мотор. Начали!

В этой самой комнатке сегодня много всякого произойдет… Но сначала улыбаемся глазами. Снова.

— Взгляни, — после еще одного отснятого дубля и объявления о перерыве подзывает меня Ян Хоу. — Вот, что вышло, когда мы добавили в сцену слуг.

Светотехники сотворили нечто невероятное. Свет в помещении не слишком ярок (а он и не может быть ярким с окнами из рисовой бумаги), но освещено всё пространство. Тон какой-то особенный, почти мистический. Мои глаза лучатся, и речь не только о моей игре, но и всё о той же работе специалистов по освещению.

Затем я обращаю внимание и на других участниц эпизода. Девчуля, которой «подарили» куклу, сначала радостно прыгает и хлопает в ладоши. Потом ловит мой взгляд и останавливается, затаив дыхание. Еще она «зеркалит» мое счастье зрачками: вид у малышки такой, словно это ей подарили желанного котеночка (щенка, хомячка, не суть — хвостик долгожданный). Дети чутки, эмпатичны. Их легко увлечь в мир грез.

А затем я замечаю пару соляных столбиков в сторонке. Там две служанки, одна постарше (няня или кормилица), вторая совсем молоденькая. И тут мне становится даже немножко неловко. Потому что те двое взирают на меня, как на икону.

Дальше у меня перерыв. Служанок «откачивают», заставляют отснять проход вдоль дома. Там они обсуждают внезапную щедрость канцлера. Такой особенный дар чиновнику, который изредка позволяет себе нелестные высказывания о дарителе и его политических ходах… «Подозрительно. Не к добру». «Но какая ж красота!»

В том, что «это ж-ж-ж неспроста», служанки зрят в корень. То, как Се-гун отправит в усадьбу чиновника Ян убийц, отснимут позже. Сначала отработают здесь «кусочки» истории. Канцлер «за кадром» для обитателей поместья Ян велит «решить это недоразумение». И, раз щедрый дар не сработал, как того ожидалось, вечером в усадьбу явятся специально обученные люди. А игрушку велит вернуть. Даром, что не сработала, как он на то надеялся. Но кукла так-то денег стоила, не разбрасываться же золотом зазря?

Хозяев и их личных слуг вырежут быстро и технично. Бутафорская кровь польется, как брусничный кисель. Сразу трое убийц заявится в комнаты, где ночует малышка Ян. Кроха проснется среди ночи, попросит водички — и этим подорвет с жестких лежанок служанок.

После водички малышка затребует отвести ее к кукле. «Куколка тоже хочет пить», — детская логика в понимании сценариста Ма. Вот так и застанут парни в черном маленькую Ян, со слугами возле канцлерского дара.

Экшн с моим участием. Как долго я этого ждала!

Возможно, явись Се-гун лично, кукла бы не вмешалась. Но канцлера здесь нет, а трио с короткими мечами — в наличии. Лезвия в крови, а взгляды убийц направлены на маленькую госпожу Ян. Ту, что понравилась осколку человеческой души внутри фарфора.

Куклы не испытывают сомнений. Маленькая ручка подымается, сжимаются пальцы, будто бы обхватывая рукоять. Рука разворачивается: хват у убийцы в центре диагональный, как для кинжала. Мне не нужно повторять его в точности, но положение большого пальца «в плоскость» клинка я копирую. И если сначала большой палец «смотрел» от себя, то теперь он направлен на себя.

А затем механически неторопливо веду руку к своей груди. А в глазах всё так же плещется безграничное счастье. И блеск утренней серебряной росы — это заслуга «световиков».

Актер не сводит глаз с куклы. Повторяет движения. Так точно, что я едва не порчу дубль: почти поверила, что он не уведет оружие вбок, чтобы проткнуть ткань и мешочек с бутафорской кровью, а реально в грудь себе вонзит этот меч. Но что-то мелькает в его взгляде, кисть чуть смещается. Брусника…

Этот оседает, так — до последнего — и не сводя взгляда с нежных глаз прекрасной фарфоровой игрушки.

Беда в том, что кукла всего одна, а убийц — трое.

Тот, что был справа, бросается к кучке испуганных дев. Молоденькая служаночка отчаянно кидается вперед, закрывает собою госпожу и кормилицу. Этот миг принадлежит только юной актрисе. Тут и героическое самопожертвование, и трагедия, и весьма качественное падение на руки актрисы постарше.

Даже убийца ненадолго замирает (сразу после того, как выдергивает оружие из тела), чтобы дева могла взглянуть в последний раз на свою госпожу. И уйти со счастливой улыбкой на обагренных кровью устах. Это — после удара в живот пошло ртом.

Вражине слева кукла дарит ласковый взгляд. Где вечное лето, стрекочут кузнечики и божьи коровки летят на небко. Прежде, чем фарфоровая рука снова подымется, тот начинает пятиться назад.

Это не по сценарию. Убийца тут должен замешкаться, ошарашенно оглядеть своего незадачливого «приятеля» в луже крови. Того, что от своего же клинка издох. И тогда левый гад замахнулся бы, чтобы ударить куклу. Приказы приказами, а жить-то хочется. Но мой просто пятится, пока не упирается спиной в перегородку.

А Ян не останавливает съемку.

Справа звук выбиваемого снизу-внутрь окна (особенность конструкции), в комнатке появляется новое лицо. Оно под маской, правда, но это пустяки. Главное, что новоприбывший «за нас». Звон металла: клинок убийцы не вспорол плоть последней защитницы маленькой госпожи, он столкнулся с оружием нового «гостя».

Там все по плану. А мне что делать со своим «внеплановым»?

Когда-то я-прошлая не могла понять, что имела ввиду наставница в театральной студии, говоря о роли кукловода в игре «марионетки». «Не действие ведет к успеху, а четкое намерение». Мне казалось, она нагоняет тумана, чтобы мы лучше старались.

Управлять людьми — намерением? Нет, Кира Воронова подобного не могла осознать. Сценическое присутствие — да, обаяние, харизма, магнетизм. Но это все же куда более зримые проявления, чем то, о чем пыталась сказать «мученикам» Сергеевна.

Я «отпустила» своего актера. Моргнула. Этого хватило мужчине, чтобы вернуть самоконтроль и обратиться к роли. Убийца потряс башкой, словно отряхиваясь от наваждения. Поднял короткий меч и с ревом кинулся на куклу.

Когда кукольные веки поднялись, взгляд стал прямым и спокойным. Игрушке нечего бояться.

«Гость» успевает ранить своего противника. Заминка дарит защитнику возможность отразить выпад левого гада. Тому, что целит в меня. Оружие «гостя» длиннее, и обращается он с ним умело. Металл рассекает ткань на предплечье убийцы.

Правый гад, раненый ранее, пользуется моментом. Из рукава летит кинжал. Кормилица вспархивает, точно мать-птица, закрывает собою птенца. Но это последний успех «засланцев». «Гость» вскрывает гадов одного за другим.

Застывает над маленькой девочкой, теребящей кормилицу.

— Жить за вас… и умереть за вас. Мой выбор. Берегите себя, госпо…

Мечник склоняет голову.

Кукла закрывает глаза.

— Снято.

Очень тяжелая долгая сцена. Предполагалось, что снимать ее будут частями. Но Ян Хоу решил, что переснять всегда успеем, а единым потоком без переходов оно будет смотреться естественнее. Камер-то не одна, а несколько.

Для всех перерыв, для него — отсмотр того, что получилось. Очень хочется, чтобы не пришлось переснимать. Так-то легко звучит, но в исполнении далось туго. И не только мне: актер, играющий убийцу, который попятился, нервничает, сам не свой.

— Хорошо! — выносит вердикт Ян Хоу. — Жуй, отлично сработано. Мэйли — молодец.

Без всяких вопросительных частиц. Но я фырчу, как ежик, потому что тополь, полено стоеросовое, мне только что заспойлерил всю интригу ночного защитника. Да интригу всего сериала он мне сорвал и растоптал практически!

Матушка там уже хлопочет рядом с «бесполезным принцем» в прикиде тихушника. Приглашает сегодня поесть после съемок. Мы же его еще не отблагодарили.

На этом меня отпускают. По привычке задерживаюсь после переодевания и умывания. Хоть и сломали мне часть хитросплетений сюжета, но все равно интересненько.

Так, я узнаю, что спасенную малышку принц-поэт из усадьбы уволочет. Та будет сильно против, ведь папа-мама и все-все-все там, но принц ее аккуратненько вырубит и… сдаст в дом удовольствий. Не в самом плохом смысле. А чтобы спрятать в месте, где точно не будут искать. Такая у него судьба, по ходу пьесы (сценария): спасать маленьких девочек.

И топить больших, но это больше про самоуправство режиссера.

Принять столь резкий поворот судьбы последней Ян будет нелегко. Оно и понятно.

После обеда там что-то в гареме вана будут снимать. Это ж часть интриг внутреннего дворца. Никто же не думает, что государь просто так чаем подавился? Даже я, так себе знакомая с местными прибамбасами, так не думаю. Но тельце Мэйли неудержимо клонит в сон. Решаю, что с нас на сегодня хватит. Как раз мама договаривается с Жуем, и Чу к нам спешит на всех парах.

Секундочку. А чего она так несется? Вроде меня официально отпустили сегодня. Что-то резко понадобилось переделать? Хм, Ян еще не ушел, а Чу вообще с другой стороны мчит. Непонятно!

— Госпожа Лин, — сбивчивое дыхание говорит о том, что мчала к нам моль издали. — Передали из отеля: вам звонил супруг.

— Мы же вчера вечером разговаривали с мужем, — удивляется Мэйхуа. — Что-то случилось?

Хризантема кивает.

— В отеле записали послание господина Ли: собеседование на поступление в детский сад перенесли. Оно состоится в среду четырнадцатого июня.

— Ай… — прикладывает к лицу ладонь мамочка. — Это же завтра.

У нас по договору с Лотосом — свободная неделя в конце июня с захватом первых чисел июля. Потому как «кастинг» на прием в частный садик Солнышко как раз на первое июля был назначен изначально. Засада!

— Билет на самолет из Шанхая уже забронировали? — врывается с вопросом Ян Хоу.

— Но… — мать моя ответственная женщина разводит руками. Мол: съемки же?

— Я узнала. Есть только один рейс с наличием билетов сегодня, — отчитывается Чу, сверяется с часами. — Вылет через… четыре с половиной часа.

Китайскую фабрику грез возвели в чистом поле. Аэропорта в Хэндяне не было и нет. Мы добирались сюда на студийных автобусах, путь из Шанхая занял более шести часов. Это до отеля, а от него еще сюда…

— Госпожа младший сценарист, ваш паспорт при себе? — хладнокровию щегла можно только дивиться. — Есть что-то, что необходимо забрать в отеле?

Мама сначала кивает, затем машет головой, прижимая к себе мою макушку. Ага: самая моя большая ценность — вот. Жмусь к ней в ответ.

— Бу, лови, — Ян достает брелок из кармана, перебрасывает его главному оператору. — Вспомнишь молодость.

— Ай… работа? — оглаживает черный бок камеры Бу.

— Младшие твои на что? — подергивает плечами режиссер. — Самое сложное готово. Осталось то, что им под силу. А нет — уволишь потом.

— Гнать можно? — сжимает брелок оператор.

Лицо его неуловимо меняется. И мне становится слегка не по себе: я знаю, кто так выглядит. Хищник перед прыжком к жертве.

— Нужно, — щелчок по закаленному стеклу на запястье. — Только сразу тебя предупреждаю: если попадешь в аварию, то ты их сбереги, а сам лучше сразу насмерть. Не заставляй меня тебя убивать.

Глава 13

Мать моя ошарашенная новостями женщина приходит в чувства. Берет себя в руки, меня за руку. Отдает поклон сладкой парочке твикс… зачеркнуть! Бу-Ян. Еще один поклон достается бесполезному принцу в наморднике. В смысле, в маске на его нестандартной для народа хань физиономии.

— Наш с вами ужин переносится, господин Жуй, — церемонно проговаривает Мэйхуа. — Прошу отнестись с пониманием.

— Что вы, — трясет волосами (интересно даже: свои или накладные?) Жуй. — Счастливого пути вам с малышкой Ли! Ай-я… Я хотел сказать: счастливого пути.

Вы, наверное, сейчас подумали, что принц-поэт дурашка, дважды одну фразу выдать? Не совсем. Жуй нам сначала ввернул фразочку: «илу шенфэн[1]». Значит это пожелание «попутного ветра», в контексте счастливого пути. Но так не говорят, когда предстоит перелет на самолете. Там с ветрами надо осторожнее, ага. Перед вылетом обычно желают: «илу пинан[2]». Я говорила, что запутаться в китайском с непривычки — это как нечего делать?

Это я обдумываю, пока мы не выдвинулись. Сказать и кинуть ключики дело недолгое, но есть еще сопутствующие моментики. Чу передает маме какие-то бумаги. Бу инструктирует одного из своих подчиненных. И, конечно, никак без ложки дегтя.

— Режиссер Ян, — без квакушки ни в одном деле же не обойтись. — Вам не кажется, что оставлять съемочную группу без ведущего оператора — это превышение полномочий? К тому же, актриса и младший сценарист отбывают в разгар съемок. А у нас весьма жесткие сроки подготовки эпизодов.

— Позволю себе вам напомнить, продюсер Пэй, — отвечает Ян Хоу. — Что продакшн с первого дня у нас проходит без сценариста Ма. Что до отбытия актрисы: я настаиваю, чтобы Ли Мэйли осмотрели в больнице. После того, — ухмылка совмещается со смысловой паузой. — Небольшого происшествия. Ее здоровье в приоритете. Наша киностудия заботится об артистах и поддержании репутации. Вы согласны, продюсер Пэй?

О репутации это он в точку. Мне не отдали запись с тем, как дурында меня толкает. И всех, кто присутствовал, заставили подписать дополнительное соглашение о неразглашении. Вдобавок к основному, которое еще в столице до начала съемок выдавали на подпись. Лотос страхуется. Хотя очень сложно утаить такую историю. Как мне кажется, рано или поздно всплывет она (история). И хорошо бы, чтоб не сильно переврали события.

— Жду вас через четыре дня с хорошими вестями. Также, если выдастся возможность, постарайтесь отвести Мэйли на осмотр. Ее здоровьем нельзя пренебрегать. Киностудия оплатит расходы, — это Ян маме, а для Бу слегка другая интонация. — Не побей мне Апельсинку, слышишь?

На этом прекрасном напутствии мы отбываем. Бегом: меня подхватывает Чу, дабы транспортировать на более длинных и приспособленных для забегов конечностях. Мама с Бу мчат налегке.

Когда я наконец вижу Апельсинку, меня накрывает робкое сомнение, а не дальтоник ли наш режиссер? Потому как машинка, без всяких сомнений, прекрасная, но — не оранжевая. Не цвета солнечного апельсина. Она — синяя. Глубокий синий, вроде даже так будет правильно.

И только в приближении становится ясно, что в этом авто апельсиновое: салон в желто-оранжевой коже. Серебристый гарцующий конь и восхищенное представление от оператора не оставляют сомнений, что за красотка перед нами.

— Феррари.

Бу сыпет терминами про конкретно эту модель, как иной влюбленный не осыпает комплиментами девушку. Так, мы узнаем, что перед нами Ferrari 456M (Modificata) с автоматической коробкой передач (GTA). Что-то там про трансмиссию и новую систему контроля, а также еще ряд умных слов я не понимаю по причине того, что термины технические и (в основном) на китайском. Мы такого не учили. Вот то, что он на инглише выдал — ясно-понятно. И про разгон до ста километров в час за пять целых и одну десятую секунды тоже доходчиво. Как и про максимальную скорость в триста один километр.

— Мы же не станем… — начинает и осекается мама.

Потому как — станем, и еще как. Бу хищно щурится и трогает с места в карьер. Спорткар довольно порыкивает. Не триста, но сто восемьдесят на спидометре уже есть, и продолжает расти.

Мамочка прижимает меня к себе сильно-сильно. А салон удобный, да. Кожа отличная, на ее фоне мамина «сумочка» выглядит, как клякса на изящной каллиграфии.

— Мамочка, не тревожься, — заглядываю снизу-вверх в глаза моей китаяночки. — Дядя Бу непременно доставит нас в целости и сохранности.

Оператор негромко хекает. Принимает комплимент без реплик. Оно и понятно: он сосредоточен на дороге. На скорости не самый здравый вариант начать забалтывать водителя.

Успокаиваю родительницу я не потому, что уверена в своей «сюжетной броне» от Мироздания. Если таковая и существует, не факт, что она «растягивается» на тех, кто со мной рядом. Столько сюжетов построено на трагических обстоятельствах, когда в катастрофе погибают все, кроме героя. На последнем может не быть и царапинки, тогда как остальные все — наглухо.

Я просто вижу, как размеренно дышит этот растрепанный китаец. Он явно не впервой за рулем спорткара. И двести сорок — вряд ли его предел.

Дорога от Хэндяня — отличная, к слову, в плане покрытия — двухполосная. И она в начале седьмого вечера не пуста. Доставка всего и вся (но чаще всего — еды и напитков) в сторону съемочного комплекса ездит в любое время дня и ночи. Этих много на встречной. Грузовички разные. Туристические автобусы, их в это время в нашей полосе нормально так движется. Обычные пассажирские авто нет-нет, а встречаются (в обе стороны).

Бу уверенно держит руль. У Апельсинки очень плавный ход, хотя мне всегда думалось, что такая плавность — привилегия люксовых машин, а не гоночных. Впрочем, я не шибко в теме. Драгоценный мой водил компактный японский кроссовер, это даже близко не сравнить. К тому же, качество солнечного салона намекает: эта модель Феррари не только про спорт, но и про комфорт тоже.

Характер главного оператора для меня пока загадка. Вообще, на нынешний день (год с «копейками» или «фынями», если на местные монетки переводить) мне встречались два типа китайцев. Первый: что на уме, то и на языке, а еще на лице и в преувеличенных почти до театральности жестах. Их я пока видела меньше, чем китайцев второго типа.

Те, наоборот, сдержанные и «закрытые». Их сложно «читать», ты словно смотришь постоянно на закрытую обложку книги. Там, внутри, богатое содержимое, но тебе не позволяют его узнать, демонстрируя одну лишь обложку. А та — статична. Это их «держать лицо» не облегчает понимание.

Сейчас же я нет-нет, а вижу в зеркале заднего вида, как раздуваются крылья носа дяди Бу. А такое сигналит либо об интенсивном вдыхании (скажем, запаха), либо о возбуждении или ярости. Реакция выглядит очень естественно, ничем эдаким в салоне не пахнет, в ярость приходить причин у водителя нет.

Делаем (пока неточный, конечно) вывод: наш Бу и без Яна тот еще буян. В смысле, мужик темпераментный, с глубокими и продолжительными чувствами, эмоциями и привязанностями. Просто научен «закрывать» эти эмоции. Но в самых сильных проявлениях те все же прорываются.

Прибавляем к наблюдениям предложение «вспомнить молодость», расслабленную позу и скупые движения Бу за рулем и чрезвычайно ясный взгляд узких черных глаз. Всё это мы складываем в один простой вывод. Здесь и сейчас я готова доверить опыту главного оператора свою жизнь и жизнь мамочки. Без преувеличений или восхвалений. Без «но».

Вжух! Мы проносимся мимо драндулета о двух колесах с термокоробом. Ящик на колесах, ей богу.

Ву-вуф и р-ру-р-р-ру-у — это «говорит» с нами Апельсинка, когда Бу вынужденно сбавляет скорость, а затем снова разгоняет темно-синюю красавицу. В «ровном» движении — это глубокий и атмосферный рык.

Дорога от Хэндяня — это чередование полей, холмов и гор. И горстка деревень. Еще есть Иу — город, где есть железнодорожная станция и автовокзал, но Бу его объезжает. Именно сюда из-за наличия транспортной развязки обычно прибывают туристы, а уже дальше направляются в Хэндянь. Город — это пробки, а у нас время вечернее. День клонится к закату.

Выехали мы где-то около восемнадцати двадцати. От кинокомплекса, от него еще к Хэндяню «пилить» надо. Иу объехали (только краешек пригорода зацепили) в половине седьмого.

Облака заалели, словно и на них плеснули брусничным компотом, а затем залили жидким золотом, в девятнадцать. Наш рейс — последний в списке вылетов по маршруту Шанхай-Бэйцзин — в двадцать два тридцать. Но до него еще надо успеть пройти регистрацию.

Кроме как верить в мастерство дяди Бу (я реально даже мысленно зову его «дядей» после того случая у пруда), да глазеть на сияние жидкого золота с разлитым по облакам впереди красно-розовый светом, ничего не остается. Пейзажи за окном пролетают так быстро, что глаз не успевает зацепиться. Тогда как небо неизбывно.

Близ Иу дорога расширяется, все же город «заточен» на грузоперевозки. (Привет, бать, я знаю, что ты с этим местечком тоже работаешь). Дальше сохраняется отличное дорожное полотно на четыре полосы. Такого в российских глубинках (меня-прошлую порой куда только не заносило) не припомню от слова «вообще». Как по шелковому полотну катится солнечная внутри и синяя-пресиняя, точно сумеречное небо, машина.

И именно тут, на удобной четырехполосной дороге (покрытие — просто сказка) какой-то долбоящер решает «вильнуть», причем не к обочине, а в сторону встречки.

— А-ах, — успевает втянуть в себя воздух и накрыть меня собой мамочка.

«Ш-р-р-ш-р-ру», — ругает идиота на своем языке Апельсинка. Маневр уклонения проделан так четко, что меня «накрывает» ощущением переноса в игру, гоночную симуляцию. Need for Speed — я в несколько частей ее гоняла. Всей разницы между игрой и реальностью — это то, что управление не в моих руках.

Оно и к лучшему. Взгляд Бу становится острее. И это — все изменения в его манере вождения. Вдох-выдох, поехали дальше.

— Ай-я… — рвется с маминых губ междометие.

— Госпожа младший сценарист, — показывает зубы в улыбке водитель. — Вам не стоит тревожиться.

— Мама, — тяну укоризненно и «выколупываюсь» из защитных объятий. — Ну чего ты?

Хотя сама-то успела несколько русских матерных про себя выпалить.

— Да, — отодвигается Мэйхуа. — Всё хорошо. Хорошо.

Она хорохорится, старается принять уверенный вид. «Хорошо» звучит, как мантра самоуспокоения. Легонько сжимаю ее ладонь своей маленькой ручкой. Знаю ведь: за себя бояться не так страшно, как за близких.

— Мама, небо — как машинка, — отвлекаю мою впечатлительную на нечто эффектное и при этом не волнительное. — Красивое.

Девятнадцать тридцать. Солнце скрылось за горизонтом, но еще алеют облака и догорают последние золотые лучи. До вылета остается три часа ровно.

— Мама, дядя Бу, — я потягиваюсь. — Мэйли поспит. Разбудите, когда будем подъезжать. Хорошо?

Мэйхуа с сомнением кивает, но тут же предлагает свои колени заместо подушки. Оператор довольно ухмыляется. Всякому человеку, какой бы он ни был профи, приятно, когда его мастерство замечают. Спать в гоночном автомобиле на скорости в двести сорок километров в час? Без забот и тревог, как младенец? Для такого следует довериться водителю.

Я и в самом деле вольготно устраиваюсь. Комфортный салон у этой модели, оформление не только визуально роскошно, но и об удобстве позаботились. Вот прям, как говорил один мой хороший товарищ — уважаемо.

Мне и впрямь лучше вздремнуть. А то втянусь в эффект и атмосферу Need for Speed — потом вообще не усну. Больше меня-прошлой в нашей маленькой семье гонки по живописным локациям обожал мой дорогой. Я-то гоняла, как «лохудра», с клавиатуры и мыши. А у него к компьютеру под это дело были подключены: руль, джойстик и ножные педали.

Только что в реальной ситуации дядя Бу «отыграл» четче и хладнокровнее, чем иные в гоночной симуляции. Можно дрыхнуть спокойненько.

Просыпаюсь я от изменения скорости. Апельсинка замедлилась, а Бу бурчит под нос что-то нехорошее. Я ерзаю на солнечной коже, распрямляюсь. Чтобы увидеть на въезде в Шанхай — это. Широченная (я потом узнаю, что в Китае и шире бывают) дорога на двенадцать полос под ночным небом сверкает огнями. Даже двадцать четыре полосы, если сложить, по дюжине на направление. И такое море огней вызвало бы у меня восторг, если бы все они не стояли перед нами.

Двадцать один десять. Час двадцать до вылета. Оператор сделал все возможное, чтобы у нас с мамой остался приличный запас времени на всякие формальности до посадки. Однако дядя Бу — не волшебник. Перемахнуть через эту гигантскую пробку реально, пожалуй, только на голубом вертолете. Еще на байке можно отлавировать.

— Можно ли объехать? — с тревогой спрашивает мамуля.

Бу качает головой.

— Ничего, — вздыхает Мэйхуа. — Еще есть время.

Все мы понимаем, что это самоутешение. Еле ползти в хвосте сложносоставной механической змеи, где автомобили — это неисчислимые чешуйки, можно до самого утра. Даже если змея зашуршит шинами быстрее, шансы невелики.

Ставлю мысленно жирный крест на детском саду Солнышко. Что же, так бывает. Не катастрофа. Можно пойти в другой сад, а разные дополнительные занятия посещать отдельно, за денежку.

В Солнышке тоже за денежку, только там это включено в общий чек. А с садиком попроще это будет несколько чеков. И не так престижно, да. И с логистикой могут возникнуть трудности. Так, бассейн, куда можно записаться малышу, от нашего дома далековато находится. А я теперь точно поведу Мэйли (или вернее сказать: поведусь?) на занятия в воде.

Пока змея ползет, все же слегка ускоряясь (иллюзорную надежду дарит, пакость эдакая), прикидываю: ночь проведем в отеле. Наверняка хоть один номер, да найдется для нас. А с утра выдвинемся в столицу. Не успеем на собеседование, да и фиг с ним. На ночном поезде могли бы доехать, но увы — билетов нет. Вообще. Это мы на бегу со съемочной площадки до стоянки у Чу уточнили.

С батей повидаемся. Пацанов своих проведаю. Как они там без меня, не украл ли кто? В больничку тоже можно заглянуть. Чисто ради счета за осмотр, чтобы его Лотосу всучить. Пусть его Пэй себе за жабры запихнет.

Узнаю, что там у Сина с кинопроектом получилось. Там ворона приложила руку (лапку) к сценарию, оттого особенно интересно узнать результат показа.

О, еще красавца своего плюшевого помну за белые бока. Як, он же Яшка, остался дома. Мы же сначала в одно место отправлялись, затем в другое. Разные виды транспорта, да и багажа у нас с мамой (мы же не на пару дней выдвигались) набралось прилично. Яшка хоть и легкий, зато объемный. Вот и повод захватить его с собой, когда назад в «Восточный Голливуд» отправимся.

Двадцать два ровно. Полчаса до посадки. Змею мы одолели, Апельсинка рванула, хоть и не на прежних скоростях, но…

К аэропорту Пудун (в Шанхае два аэропорта, но в северную столицу летят из этого) мы подъехали в двадцать два часа двадцать две минуты. Парковка, забег, очередь к стойке…

Как там пелось у группы «Кино»?

И билет на самолет с серебристым крылом,

Что, взлетая, оставляет земле лишь тень [3]…

Нам и тени не досталось. Мы до взлетной полосы не дошли даже. Только оранжевые огни и темно-темно синее небо аэропорта.

Когда уже окончательно ясно, что серебристые крылья в воздух поднялись без нас, Лин Мэйхуа глубоко кланяется главному оператору.

— Мы искренне благодарны за ваши старания.

Дядя Бу нас не просто высадил у громадины из металла, стекла и бетона (а также ряда прочих строительных материалов), плода любопытных архитектурных решений. Он припарковал Апельсинку и метнулся к регистрации.

— Т-ц, — оператор качает головой. — Недостаточно. Тогда идемте.

— Мы сами доберемся до отеля, — машет руками моя вежливая китаяночка, которую я успела посвятить в свои планы на выписанный режиссером «отпуск». — Ваша забота не знает границ. Спасибо! Дальше мы сами справимся.

— Какого еще отеля? — брови Бу приподнимаются (буянят на лице, охота сказать). — Разве вы и малышка Ли живете в отеле? Я отвезу вас в Бэйцзин. Во сколько ваше собеседование? В десять начало? Уложимся.

Мама замирает, не зная, что и сказать. Для справки: между Шанхаем и Бэйцзином одна тысяча двести (с хвостиком) километров. Это уже куда больше, чем до аэропорта подбросить…

— Идем, идем, — торопит нас оператор. — Утром будете дома. Эй, что за лица? Госпожа младший сценарист, малышка Мэйли, вы всегда такие красивые. А сейчас похожи на баклажаны, по которым ударили морозы.

Прыскаю со смеху: ну как с таким подходом серьезно переживать? Успеем, не успеем. Ерунда, зато еще прокатимся. Дядя Бу же явно сам рад порулить густо-синей Апельсинкой. Может, он и про баклажаны вспомнил, потому что те тоже синенькие? Не только, там и другие какие-то есть. Мать-повара спрошу потом, ей всяко виднее.

— Спасибо, дядя Бу! — широко улыбаюсь оператору и водителю. — Мама, бежим, не будем морозиться. А ты потом дяде Бу закусок всяких разных приготовишь. С баклажанами.

[1] 一路顺风(кит). [yīlù shùnfēng] — весь путь попутный ветер. Общепринятое употребление в значении: счастливого пути.

[2] 一路平安(кит). [yīlù píng'ān] — счастливого пути (идиома).

[3] В. Цой. «Пачка сигарет».

Глава 14

Культурная моя и вся из себя воспитанная еще там что-то попискивает о переходе всех границ. Но я уже тяну ее за подол длинной льняной юбки к выходу. Тихонько посмеивается, глядя на мою детскую непосредственность, наш «Шумахер» (китайская версия).

— Некогда болтать, мам, на кастинг опаздываем.

Вот в чем я не права? Бу сам предложил, никто его за язык не тянул. Гарцевать по паркетам с их восточным этикетом? Так поезд уже ушел, птица из металла улетела, а если еще чуть-чуть клювом пощелкаем, то и Апельсинка выхлопной трубой на нас чихнет.

Так мы плавно перешли ко второму эпизоду «Домчать с ветерком до столицы». Предварительный квест, блин, нам детсад Солнышко устроил. Еще до поступления. Потом я непременно постараюсь выяснить, чья была инициатива переноса собеседования.

Понятно, что причин может быть масса. Хотя бы банальная: заявок у них так много на ограниченное количество мест, вот они и решили сократить период сбора заявлений. Или, скажем, у директора что-то экстренное возникло в начале июля. Не знаю: юбилей любимой прабабушки, операция, вылет за рубеж. Да хоть кошка рожает как раз в тех числах.

Но гложет меня какое-то смутное сомнение. Эдакий червячок: а точно причина переноса «кастинга» в Солнышке — внутренняя? Солнечные бури, угу. Или некое внешнее влияние было оказано?

Кем? Зачем? Так это и хотелось бы выяснить. Что сложно, с учетом моего возраста. Кто станет отвечать малявке на вопросы с подковыркой? Это надо снова мамулю приплетать к «расследованию». Ладно, это уже задача следующего дня, не при операторе ее обсуждать.

Я бы, на самом деле, под шумок бы растрясла дядю Бу на откровения о его гоночном прошлом. Зуб даю (любой из, всё равно они молочные), что гонял этот китаец творческий в годы юности своей. Может, даже профессионально.

Как обычно, есть несколько но: отвлекать водителя за рулем на скорости — это такое себе; а еще «любимый» мой языковой барьер. Я не знаю, как на китайском сказать: «гонщик». «Водитель» знаю, но это другое. А инглиш не залегендирован. Даже минимально. Раз до оператора не докопаться, будем мать мою пытать.

— Мамочка, ты же знаешь сценарий? — интересуюсь. — Что без нас там будет делаться? Только не всё-всё, а что мы пропустим?

Нет, это не спойлер! Спойлер был, когда Ян «бесполезного принца» под маской обличил. А я спрашиваю про события, которые эта ворона проворонит по уважительной причине. Заодно отвлеку родительницу от стрелочки на спидометре.

Мэйхуа, как мне кажется, и сама рада отвлечься. Мама с готовностью делится со мной «инсайдом», которым владеет, как младший сценарист. Итак, сегодня, после нашего отбытия, должны были снять доклад государю. Касательно резни в усадьбе Ян. Естественно, У-ван не приходит в восторг от услышанного. Высказывает в присутствии евнуха, что канцлер начинает переходить берега.

Евнух дворцовый, как мне это видится, удобный персонаж. Равно как и слуги всякие — с ними можно свободно говорить, как с мебелью. И никто не примет героев за умалишенных, потому как «сам с собой веду беседу». Эти еще и реакции могут выдавать, а если хорошо сыграют — так и вовсе красота. Мебель-то даже поддакивать не умеет.

Тут евнух напомнит, что вечером государь собирался отужинать в покоях драгоценной наложницы Се. Спросит: не передумал ли У-ван? Царь глубоко задумывается (вслух). О том, что женщина не виновата в том, что брат зарвался. А в том, кто «посетил» в ночи усадьбу Ян, никто не сомневается. Доказательств прямых нет, но кому они нужны?

И дать понять Се-гуну, что положение его сестры в гареме не такое и устойчивое, тоже рабочий метод воздействия на подданного. Сына (живого) нет, дочь от нее — с изъяном. Даже поездка в храм не особо помогла.

Про гарем мне пару вводных уже давали. Повода всю кипу сведений вываливать сразу я не вижу. Только о самом гареме скажу. Так, для расширения кругозора. 女后宫 —«ню хоугун[1]» — так оно звучит на китайском. Ню тут — женщина, женский. Хоу тут не такое хоу, как у нашего режиссера, здесь другой иероглиф, в значении «задний» (задняя часть, задний двор, что-то, находящееся позади). Гун — дворец (самый простой пример применения: Гугун — бывший дворец, который мы с вами знаем, как Запретный город).

Заметьте: сверху уже знакомая нам крыша. Снизу как бы два дворика. Это звучит как «лю», но я не вполне поняла, что сии дворики значат. Чисто логически размышляя, это выглядит, как комплекс объединенных строений под одной крышей. Но, если верить маме, а поводов не верить ей у нас нет, «гун» также может быть применено к обозначению отдельной дворцовой постройки. Так или иначе, у нас есть «две коробочки» под «крышкой». И это у нас — дворец.

Женская задняя часть (или задний двор) дворца — это гарем. Уф, разобрались. Утомились? А кому-то тут еще корпеть и корпеть. Словарь «Море иероглифов» в издании шестилетней давности содержит более восьмидесяти пяти тысяч иероглифов. Вдумайтесь!

Правда, так много учить не обязательно. Важно знать наиболее распространенные иероглифы, а их где-то тысяч пять. Плюс-минус… На самом деле, даже двух-трех тысяч хватит, чтобы «бытовые» языковые потребности закрыть. Но для написания сценариев и всего окололитературного, конечно, надо знать больше иероглифов, как раз где-то к пяти-шести тысячам.

Кто-то спросит: как⁈ Как тогда я смогла на кастинге «прочесть» лист со сценарием, разве достаточно памяти для такого? Первое: зрительная память у этой вороны еще с прошлой жизни вполне себе. Второе: мама, когда пишет под мою диктовку, еще и объяснять старается, что значит тот или иной иероглиф. Третье: прямая речь у нас тут обозначается не привычными «тире» в начале предложения. Не-а.

В упрощенном китайском чаще всего применяют «кавычки». Да, вот эти: «…»…«…». В традиционном… строят забор. Там особые знаки: 「…『…』…」. Еще бывают кавычки а-ля уголочки, но мне такие пока на глаза не попадались.

В сценарии «Дела о фарфоровой кукле» как раз таки строят забор. А единственная реплика моей роли писалась маминой рукой. Как я могла не узнать «родную калитку»?

Ладно, про сложности китайской письменности можно рассуждать от забора и до обеда. А я про сериал вообще-то рассказываю.

Итак, про гарем и сестру канцлера. Она же — драгоценная наложница и мать проклятой принцессы. У-ван решает, что так сурово (не посетить даму вечером) наказывать неповинную женщину не станет. Но, раз дело зашло так далеко, распоряжается прислать даме Се поутру лекарство. Ей сообщить, что это укрепляющий тело отвар. На деле там будет средство, предотвращающее «последствия визита».

Прямо Мэйхуа не говорит, но я смутно догадываюсь. Судя по поджатым губам, она не одобряет этот момент. Мне он тоже не по нраву, но основной сценарий писан не нами, а лошадиным копытом сценариста Ма.

У-вану женщину жаль, но родное царство жальче. Значит, власти в руки канцлера больше давать нельзя. С появлением (теоретическим) сына от драгоценной наложницы начнутся интриги в гареме. Кто станет наследным принцем? Кого устранить из «соревнования»?

Немного иронично на этом фоне, что в гареме тоже не дремлют. Царица полагает, что роль наследника подходит только ее сыночку. Значит, неплохо бы намекнуть государю о необходимости оного назвать. Например, немножко (не смертельно, а то вдруг что не так пойдет?) подтравить. Чтобы, знаете, задумался о конечности и бренности бытия.

Наложницы с детенышами мужского пола тоже вовсю строят планы, как своего малыша выдвинуть вперед других…

Я всё это слушаю и понимаю, что в истории с положительными персонажами напряженка. Наиболее противоречивые: кукла, ввиду ее двойственности человек-демон, да «бесполезный принц». Он явно что-то мутит, но при этом спасает малявок. Очевидно отрицательный канцлер. И куча таких, кто «серединка на половинку».

И белая хризантема, нежный ми-ми-ми цветочек, принцессочка. Кто будет поить лекарством царя в период недуга? Принцесса. Кто будет учить под руководством вана игру в окружение? Мы ее знаем, как го, а в сценарии она «вэйци».

Да, малявку чуть ли не ангелочком заделали.

Еще без нас должны заснять бурную трудовую деятельность. Поручение из дворца — расследовать убийство семьи Ян — получат дознаватели. Из расспросов выяснят, что в дом незадолго до трагедии принесли дар от канцлера. Но что там в ящике внесли, гостям неведомо. Однако кто-то из слуг дома Ян всё же выживет (все подсобки зачищать убийцы не стали, видимо), и сообщит о прекрасной фарфоровой кукле. Куклу в доме не найдут.

Тогда дознаватели затребуют тела убийц на экспертизу. Ее тут, оказывается, проводили в глубокой древности, но не так умело, разумеется, как в современности.

Вот только тел к приходу дознавателей в мертвецкой… не окажется. Расследование придет в тупик.

Кто заберет тела? Те, кого Се-гун отправит забрать куклу, раз первые «засланцы» не вернулись с отчетом о проделанной работе. У канцлера появятся вопросы о том, как же так дружно «отъехали» опытные убивашки. Так что тела выкрадут из мертвецкой люди Се-гуна (слуг для начала взмылят, что не догадались сразу забрать из усадьбы трупешники), осмотрят. Придут к выводу, что всех троих убил невероятно искусный мастер меча. Причем старшего из убийц этот мастер пронзил его же оружием.

Еще Ян намерен доснять эпизод с принцем-поэтом. Где слуга ему сообщит, что «та служанка» совершенно точно — человек канцлера. Докладывает своему господину обо всем, что происходит во дворце. Именно по этой причине смерть девушки была необходима — она слишком много увидела. «Жаль всё же», — скажет принц.

И пойдет в дом удовольствий. Очевидно, печаль от злодеяния утолять. Топить в вине, заглушать голос совести песнями юных красавиц. Там покажут эпизод с самой известной красавицей, «жемчужной розой» веселого дома. Та будет изящно танцевать с веером, а после сядет у ног принца-поэта. И что-то ему нашепчет…

Внимательный зритель обратит внимание на нефритовую подвеску на поясе принца. И (с помощью пары реплик «жемчужной розы») догадается, кто же спас на рынке девчонку. В качестве благодарности за спасение та пойдет в дом удовольствий, и даже прославится в нем. И — сможет вызнавать для своего благодетеля ценные сведения. Это ее образ с постера мне запомнился.

А потом мать моя увлечется, и сольет ряд сюжетных поворотов. Так, по городу и округе начнут пропадать люди. Всякий раз по ночам. Кто-то на улице, кто-то из своей постели, но почти все из бедняков. Тела, высушенные до состояния мумии, но со счастливыми лицами, будут находить в случайных местах. Чаще всего — на рынке и улочках по соседству.

Дознаватели получат по шапке за провал с делом семьи Ян, и их отправят разбираться с новой напастью. Сейчас-то бедняков высушивают, а что, если и за богачей возьмутся?

Мужики поднапрягутся, раздобудут амулеты, реагирующие теплом на появление рядом демонов. Припрягут странствующего монаха. Тот растрясет суму с бамбуковыми табличками, черепашьими панцирями, птичьими косточками и другими клевыми штуковинами.

И вместе, да с привлечением стражи, да с помощью наводок от какого-то доброхота, который подкидывает в магистрат дощечки с подсказками, столичные дознаватели находят и захватывают виновников.

Виновниц — две сестрицы-демоницы у них там резвились. Захватили тела двух горожанок и пошли дарить радость мужчинам… до полного изнеможения.

Дознаватели вернут расположение. Ненадолго: потому что Се-гун не дремлет. Врагов (политических) у него много, так что куклу подарят еще разок. Канцлер преподнесет очередному оппоненту дорогой подарок, только теперь открыто, при всех. Чтобы у людей в памяти, так сказать, отложилось: те, кто переходят дорогу Се-гуну, получают куклу. А затем отправляются в мир иной.

На сей раз игрушечку поставят в личной комнате чиновника, а тот не вызовет у куклы-демона никаких положительных чувств. Расследование гибели чиновника ничего не даст. Куклу, найденную возле тела, заберут в магистрат. Но надолго она не задержится, ее выкрадут.

Это без меня не снимут, конечно, но я к тому времени должна буду вернуться уже.

На фоне всего этого феерического веселья «жемчужная роза» из борделя будет приносить своему благодетелю чай и сплетни. И проверенные факты. Как, скажем, провоз крупной партии оружия в одно из пригородных поместий. Или о странных движениях возле склада с порохом для фейерверков.

На бесполезного принца совершат ряд покушений. Все они будут какие-то бестолковые, и красавчик (по меркам местных) не пострадает.

Так повезет не всем. Царя траванут. Сначала младший евнух, подкупленный канцлером, подсыплет порошок в чай. Затем У-ван и лично из рук царицы примет чашу с совсем не полезным напитком. С законной женой государя перед этим побеседуют «продвинутые» аристократы.

Те, которым не в радость скромность и рачительность царя нынешнего, сменить бы… На такого, кто безоговорочно поддержит свою мать. Мужья ведь непостоянны, сыновья почтительность куда как надежнее.

Как вообще такой разговор мог состояться, если женщины живут на «заднем дворе»? Так праздники проводятся разные, а умные люди найдут способы, как отлучиться и перекинуться парой фраз без лишних глаз.

Чем дальше я слушала, тем больше убеждалась, что зло в этой истории — вовсе не «мой» демон. Он так, один из ликов зла. Остальные личины на себя примерили люди.

Больше демонов, кроме моего и тех сестричек, мама тоже обещала. Там одна из наложниц решит упрочить свое и сына положение. А заодно отомстить за всё хорошее. Призовет в тихой ночи еще одного представителя иного плана. Устанет, бедная, от низкого статуса, который после ночи с государем так и останется «ниже плинтуса». Даже несмотря на рождение мальчика. От вечного недоедания, обид истомится девушка… Пока гнобить станут только саму наложницу, она перетерпит, но затем ее ребенка тронут. Доведут этим девку до ручки.

В общем, у дознавателей появится еще работа. Только уже в самом дворце, в гареме. Придется там монаху за главного побыть. Дознаватели слишком мужественны. Допускать таких к толпе наложниц и служаночек — это как пустить козла в огород.

Я, кстати, помню кадр рекламный с бледной девой и страшненькой рожей позади нее. Мне она запомнилась, потому как на лбу у девы (кожа даже ближе к серому, чем к белому или телесному, гримеры постарались) алеет метка. Не такая, как у куклы, более яркая и другой формы. Видимо, разные демоны — разные метки.

А еще та дева сильно похожа на «жемчужную розу» из дома удовольствий. Но «роза» яркая и цветущая, несмотря на сложную судьбу и жизнь в (будем называть вещи и места своими именами) борделе. Тогда как дева из дворца, запечатленная возле синюшной рожи, похожа на намарафеченный труп.

Царю ко времени появления «нового» демона как раз конкретно поплохеет от двух доз разных ядов. Он принимать отчеты о расследованиях не сможет, свалит эту «честь» на младшего брата. На «бесполезного принца».

Так состыкуются дознаватели, странствующий (хотя уже, скорей, осевший в столице) монах и принц-поэт. И не придется больше бедному слуге принца маскироваться и подбрасывать в магистрат послания на бамбуковых палочках. Розочка (которая перламутровая и жемчужная) будет всю эту гоп-компанию снабжать полезными сведениями.

Надеюсь, я вернусь к моменту съемок сцены, где бесполезный принц потащит своих новых подчиненных в бордель. Всех, включая монаха. А то этому изнеженному аристократу, понимаете ли, в магистрате некомфортно. Вина там не подают, и даже чай ужасный. Вот, дом удовольствий — самое то место, чтобы там разные дела разбирать.

По сценарию обещали целый хоровод танцующий красавиц вокруг офигевших мужиков поводить. И что монах от обилия чувств грохнется в обморок прямо на стол с угощениями.

Нет, я должна буду это увидеть!

Монах так воодушевится (оно и понятно), что создаст лекарство-антидот для царя-батюшки. Постер с подозрительно молодым монахом я запомнила, потому что черты у бритого налысо парня не сильно восточные. Ближе к европейцу. Но вживую я его не лицезрела, может, это все же результат ретуши.

В честь резкого улучшения самочувствия У-ван закатит праздник. В числе приглашенных вся царская семья, даже младшие наложницы придут порадовать своего господина.

Амулет, теплеющий в присутствии демонов, на груди бесполезного принца нагреется. Заставит внимательно следить за гостями и представленьями, а не напиваться, как обычно он делал. На танце серокожей (та затюканная и замученная) наложницы амулет раскалится. И когда девушка внезапно отрастит коготки (в прямом смысле — там ей произведут наращивание демонических когтищ в постпродакшн), принц будет готов.

У-ван как раз будет общаться с дочерью, проклятой принцессой. Девочка увидит чудовище и, вместо того, чтобы бежать или истерить, постарается закрыть собой царственного папу.

Принц-поэт с размаху швырнет в наложницу увесистым металлическим кубком. Попадет точно в висок. Когда одержимая пошатнется, принц достанет какой-то там прибамбас от монаха. Остановит демона, спасет брата, племяшку. И… окажется под подозрением у царя.

«Вы слишком рисковали, открыв свои способности, мой принц», — позже скажет роза из борделя. — «Ван умен и подозрителен. Вы сумели сохранить свой статус благодаря искусной игре, но теперь ваши умения только сильнее насторожат государя».

«У меня не оставалось выбора», — поморщится не такой уж бесполезный принц. — «Вероятно, теперь нам придется ускориться».

«На празднике не было фейерверков», — как будто бы сменит тему куртизанка. — «До них не дошли из-за нападения. Но если бы демон не напал на царя, вскрылось бы, что небесные огни не разгорятся. Склад с порохом — пуст».

Параллельно этим странным делам канцлер еще шесть раз отправит «щедрый дар» своим противникам. С разными результатами. Где-то кукла разберется с бедолагой, где-то придется убийцам поднапрячься.

Об убийцах: что касается общества убийц и его главы, который скрывается под маской…

— Стоп-стоп-стоп! — пришлось прервать разошедшуюся Мэйхуа. — Оставь мне хоть сколько-то интриги, мать. Я поняла, что им есть, что без меня снимать.

На слове «снимать» Бу опускает голову и разгоняет Апельсинку до двухсот шестидесяти. Глубокая ночь, пустая автотрасса, свет от фонарных столбов и фар спорткара. «Глазища» у Апельсинки выдвижные, когда она их «открывает», прямо-таки преображается.

Рассвет мы встречаем на заправке. Я к тому времени успела узнать сюжет почти всего сериала. Еще разок придремать, проснуться и попроситься «размять ножки». Мама тоже сходила со мной, а на обратном пути купила напитков на всех. Бу не стал нас подгонять, дал постоять немножечко. А затем Апельсинка снова рванула вперед.

Пробок спозаранку нет, так что к нашему жилому комплексу Апельсинка подруливает даже с запасом.

Мать пытается сломать спину в поклонах. Пихаюсь, как вредная обезьянка, мол, хватит, идем.

— Спасибо, дядя Бу! — благодарю сама.

От чистого сердца. Конкретно выручил!

Хотя зайти в гости оператор и отказался, мама размышляет, чем угостить этого замечательного человека. Видимо, уже по приезду обратно, потому что Бу не планирует задерживаться в Бэйцзине.

А я потираю ладошки: готовься, Солнышко. Мэйли намерена задать тебе жару!

[1] 女后宫(кит). [nǚ hòugōng] — гарем.

Глава 15

Июнь 2000 г, Бэйцзин, КНР.

«Меня не ждали, а я приперлась», — взираю на трехэтажное здание детского сада.

Светлая рыжеватая древесина, много белого и еще больше стекла. Дорожки и клумбы перед входом.

Кроме этого корпуса, в структуру Солнышка входят: стадион, бассейн, и еще один корпус для занятий, только попроще оформленный. Территория огорожена. Вход на собеседование по паспортам.

Приторно-сладкие улыбки сотрудников, и одухотворенные лица мам «воробушков» — стайки черноголовых карапузов. Во внутреннем оформлении: белый, оранжевый, кое-где синий. Зелень в основном в виде растюшек, а тех внутри немного. Наверное, расположение зелени — это защита от маленьких и шустрых разрушителей.

Мне сразу вспоминается восторг и неприкрытое оголтелое счастье на лице родителя, когда мы с мамочкой его разбудили. Батя, наш тишайший каменный воин, уже успел сгонять на такси в аэропорт (ночью). Прождать, пока все пассажиры с рейса Шанхай-Бэйцзин не выйдут. Уточнить раз… сколько-то у работников, все ли сошли с самолета, или еще кто-то есть на борту. Расстроиться, вернуться домой и лечь спать на часик (до выхода на работу).

Вот где была неподдельная радость. Я даже полетала: папка подкидывал меня и кружил над головой. И нет, не на один раз больше подкинул, чем поймал. Он у меня надежный, как скала.

Налетавшись вдоволь, я запросилась на отдых. Как бы ни хотелось и дальше греться у этого тепла, надо и меру знать. Это — чтобы оставить наедине родителей. Что я, дубовая, не вижу, как они соскучились? Пусть они всегда глядят друг на дружку с такой искренностью. Постучала по башке (по дереву) три раза. Если там дерево, точно сработает.

Вздремнуть удалось не так много, но вместе с урывками сна в дороге — нормально. Можно даже сказать, что выспалась. Мамуля же не ложилась. Накормила батю, затем и мне наготовила вкусненького.

Паровой омлет с зеленым луком и кунжутом. Сверху — ложечка соевого соуса и ложечка кунжутного масла. Чтобы соус пропитал омлет на всю глубину, в нем (омлете) мама сделала надрезы. Паровой омлетик готовится в режиме «яйца и вода», без молока, и получается нежным, как суфле.

А для того, чтобы доченька и вовсе язык свой проглотила, моя заботливая подала мисочку креветок в кляре. Они такие мягонькие и при этом хрустящие (кляр), что невозможно устоять и оставить хотя бы одну «загогулинку» на дне посуды.

С появлением моляров жизнь Мэйли заиграла новыми вкусами! После такого завтрака (и встречи с отцом, который уже учесал работу работать) настроение великолепное.

Готовиться к тестам? Не смешите мои тапочки в виде панд. Они по жизни те еще улыбашки. Скорее, пусть готовятся работнички Солнышка. Потому как после ночной гонки со временем я не намерена как-то нарочно казаться глупее или проще. Хватит с меня этой дипломатии. Она все равно не работает.

С таким настроем я и осчастливила своим визитом сей элитный комплекс зданий, предназначенных для дошкольного образовательного процесса. Мам и детишек встречали у входа. Дальше сопровождали (очень вежливо, не придраться) в разные части комплекса. Тестирование будет проводиться одновременно у пяти групп по двадцать детишек.

Всего для обучения будет отобрано десять малышей. Конкурс: сколько крох на одно место — сами посчитаете? Не во всяком ВУЗе моей первой родины такое соотношение абитуриентов к тем, кто будет зачислен на курс.

Такое деление — это для вступительной части. Наипростейшей. Те, кто пройдет отсев, будут перемешаны с другими детками, и уже в парах (как когда-то мы тренировались с малышкой Сюй Вэйлань) сдадут второй тест. Третий, если дотянешь, сотрудник принимает индивидуально.

На первом формировании групп нам везет. Со мной вместе пойдет Джиан, жирафик из моей строительной банды… Бригады, Мэйли, бригады, сколько тебе повторять! Именно мама длинношеего сообщила бате про перенос тестов. Нарочно ждала его у входа в дом, пока мужчина наш с работы вернется.

Если бы не она, мы бы лишь по возвращению в столицу узнали о «кастинге». Когда ввиду неявки пролетели бы мимо светила, как фанера над Парижем.

Госпожа Чжан считает себя обязанной нашей семье. Так что ее усилия понятны, но все равно заслуживают похвалы и поощрения.

— Спасибо, мама Джиана, — искренне улыбаюсь женщине.

Мамуля обещает и сюда занести еды. Такими темпами ей от плиты и вовсе некогда будет отойти. Пока всех и каждого накормишь, сама с голоду умрешь.

Парень узнает меня, радуется, машет ладошками. Приятно, блин. Я ж его не ради благодарности спасала. Так было правильно, и я могла вступиться за товарища по играм.

— Ты! — говорю ему назидательным тоном. — Постарайся.

— Да! — вскидывает подбородок вверх ребятенок.

— А Ченчен с мамой тоже пришли? — озирается по сторонам моя китаяночка. — Не видела их.

— Да, конечно, но они в другой группе, — отвечает мать Джиана. — Так хорошо, что с моим мальчиком будет знакомое лицо. Не разволнуется при Мэйли. А вы легко доехали, мама Мэйли?

— Спасибо, — Мэйхуа не спешит делиться подробностями. — Всё благодаря вам. Здравствуйте, госпожа Сюй! — расплывается в любезной улыбке мать при виде последней, двадцатой участницы нашей группы «юных тестировщиков». — Вэйлань, рады тебя видеть.

Почему мне кажется, что при виде мамы и меня госпожа Сюй недовольна? Аж отпрянула на полшага назад. Хотя лицо держит, не прочтешь. Клубничка (розовое — наше всё, цвет на все сезоны) зыркает, как только что разбуженный сычик.

Малявку там совсем доконали зубрежкой? Грустненько, если да.

— Доброго дня всем присутствующим, — чинно выговаривает мама Вэйлань.

Мамани реагируют по-разному, и это всё очень интересно, но я вижу кое-что более любопытное. И мать моя наблюдательная женщина тоже видит.

— О. Еще детки? — вскидывает брови Мэйхуа.

Большие панорамные окна с шикарным обзором в Солнышке. Через стеклопакеты хорошо видно подходящую группу мам и карапузов.

— Эти дети будут проходить тесты после наших деточек, — частично проясняет появление новых лиц мама Джиана.

— В этом году Саншайн проводит экспериментальный набор в группу для одаренных детей, — вносит ясность сотрудница. — Поэтому мы увеличили число принятых заявок. Пожалуйста, дети, пройдите в класс. Мамы могут подождать снаружи.

Моя великолепная тут же делает стойку.

— Расскажите поподробнее про группу для одаренных детей, — обращается она к работнице. — Критерии отбора? Сколько всего будет детей в этой группе? Как вообще появилось это нововведение?

Приходится слегка замешкаться с заходом в класс, чтобы тоже послушать. Тема очень интересная и напрямую меня касается. Если Мэйли не войдет в группу одаренных, то кто вообще достоин туда попасть?

— Попечительский совет принял решение расширить штат на несколько первоклассных специалистов, — начала отвечать с конца китаянка. — Мы планируем отобрать для запуска программы десять деток. Они будут обучаться по углубленной и ускоренной программе. Дети со следующего года будут посещать компьютерный класс. В обучающем режиме, конечно же. Занятия спортом, творческое развитие также в приоритете.

— Благодарю за развернутый ответ, — кивает мамочка. — Что до критериев отбора…

— Это внутренняя информация, — не «колется» сотрудница. — Удивительно, что вы не осведомлены о новшествах прогрессивного детского сада Саншайн. Мы оповещали всех родителей, подавших заявки на зачисление.

Видимо, звонили на указанный в анкете номер. Он там домашний. В рабочее время, когда батя ишачит и дома закономерно отсутствует.

— Мы только вернулись из поездки, — улыбается Мэйхуа. — Еще раз спасибо.

Сбоку раздается странный звук, почти неразличимый. Даже для моего очень чуткого детского слуха. Похоже на скрип зубов. Так, там двери уже закрывают. Вырубаем режим подслушки, шмыгаем внутрь, как будто тут всегда и были.

Оу. Это будет интересно.

В просторном помещении прямо на полу стоят ящики. Буквой «Г», их (ящиков) двадцать один. На два десятка деток. Один или запасной, или для воспитателя.

Сразу за мной в класс входит молодая сотрудница. Дает задание.

— Выберите каждый себе коробку и откройте ее, — она делает приглашающий жест к коробам. — Я скоро вернусь и помогу тем из вас, кто не справится сам.

«Помогу найти дорогу на выход», — додумываю я и устремляюсь к присмотренному ящичку.

И тут же получаю тычок в бок. Крупный для двухлетки китайчонок прет, как вездеход. Быстрее, выше, сильнее — конкуренция. Это он не целенаправленно меня выбрал в жертвы. Еще одну девчулю этот мелкий безрогий бычок оттолкнул. Та пошатнулась, упала и заныла.

Тут же как: если к сентябрю (началу учебного года) тебе два года и одиннадцать месяцев, ты все равно считаешься двухлеткой. И в гонках на выживание… зачеркнуть. На достижение фронта работ, вот. Выживает… ой, всё. Первым к цели доходит сильнейший.

Ничего, я быстро догоняю торопыгу. Аккуратная подножка поможет парню осознать свою неправоту. Нет, я не злыдня. Это всего лишь честная ответка, ибо нечего было толкаться. Грохнулся, но не захныкал — мужик растет. Хоть и бесцеремонный.

Так, до ящиков добрались. Я взяла себе крайний от стены со ступенями и от входа. Не люблю толкаться, а сбоку пространства свободного больше.

В соседках у меня — клубничка. Жирафика поток карапузов унес в сторону, он хоть и мальчик, но стройняшка. И не приучен расталкивать других малышей локтями на пути к успеху. За то я его с бегемотом и ценю. Джиан в итоге получил себе короб через три от моего.

Ящик оказался не просто тарой. Квест-головоломка! Чтобы короб открылся, надо было нажать на две оранжевые «пимпочки» справа и слева. Тогда фиксаторы освобождали переднюю (если смотреть от стены со ступенями) стенку.

Щелк-щелк. Практически одновременно — мой короб и клубничкин ящик. Внутри куча разных предметов. Пластиковые миски и тарелки, машинки, мячики разных цветов, мягкие кубики…

Разноцветный матерчатый кубик летит мне прямо в лоб. Хорошо, что успеваю дернуться в сторонку.

— Подбери, — упирает руки в боки Сюй Вэйлань. — И принеси.

«Девонька, ты ничего не попутала?» — расширяю я свои глазоньки. Вроде бы ягода сладкая была дерганая слегка в наши последние встречи, но вменяемая. Где-то там в ней тоже на кнопку нажали: открыть решетку и выпустить внутреннюю какашку? Или при мамочке оно (речь про субстанцию) держалось внутри, а тут, на свободе — прорвало?

Розовые рюши и рукава-фонарики прибавляют сходства с ягодкой. Только у этой клубничины, как выяснилось, один бочок полежал на земле и подгнил.

Полностью игнорирую это розовое недоразумение. Достаю из своего короба «несыпучее»: то, что не укатится с плоской поверхности. Мячики полежат внутри, ничего с ними не сделается. А вот тарелку из ярко-синего пластика можно и достать. И пирамидку из разноцветных колечек.

— М! — пытается напирать малявка. — Иди.

Лениво поднимаю голову. Право слово, я давала ей шанс. Принцип: «Не трожь — вонять не будет», — работает и с живыми говнистыми элементами.

Малость давления во взгляде хватает, чтобы ягодка изменилась в лице. Я встаю (сидя на корточках, открывать коробку-ребус было сподручнее), иду к этой потерявшей берега козявке. Она все еще выше ростом, так что я приподнимаюсь на носочки и подаюсь вперед. Нависая над человеком, можно донести сведения до него с наилучшим усвоением.

Это почти как доброе слово и пистолет, только вместо пистолета — живое психологическое оружие. Сама Мэйли.

— Ты так много училась, — вздыхаю. — И всё — мимо манер. Так много усилий. Не просри.

Когда помощник оператора пару дней назад уронил и разбил пульт, он обронил еще и интересное словцо. «Тамада», с ударением на вторую «а». У меня мигом взыграло: о, звук почти родной. Маме пришлось грозить кулаком молодому человеку, а затем нехотя объяснять, что «дяденька нехорошо выразился».

Он как бы сказал «разбить», но оно же и «просрать». А в сугубо негативном окрасе это и вовсе ругательство, вроде нашего «твою мать».

Мне два, я знаю далеко не весь «литературный» китайский. Зато уже немножко умею ругаться. «Чиши», «тамада»… Да уж, не то, чем стоило бы гордиться.

Пока девонька переваривает сказанное (если поняла, конечно, в чем сомневаюсь), я успеваю метнуться к жирафику. У пацана не заладилось с коробом. Показываю волшебные «кнопочки», дальше он легко разбирается сам.

Не вижу, чтобы еще кто-то кому-то помог, хотя где-то половина детей еще возиться со своими ящиками. Я-то успела перебрать и другие комбинации «пимпочек», убедиться, что коробки открываются с разных сторон. Кое-кто подглядел за соседями. Но некоторые сами пыхтят, и не могут «врубиться».

К приходу воспитательницы (или кто там эта тетя по должности) только трое детей не сумели найти «открывашку» к своему ребусу. Их мягко и деликатно выводят за дверь, к мамам.

Сопли, слезы… И напряжение в карих глазах всех оставшихся внутри китайчат. Тесты я описывать не стану. Они разные и все для взрослой тетки в детском теле легкие. Проходят они так: преподаватель озвучивает, что от нас требуется. Дети выполняют. По периметру патрулируют… фу-уф! Прохаживаются еще две женщины. У них в руках клипборды (твердая подложка с зажимом) с распечатками. Во время проходов дамы делают отметки.

Первый этап отсеивает еще восьмерых. Итого, с учетом исключения первой троицы, ко второму этапу переходит девять ребятишек. В их числе: я, клубничка (кто б сомневался?), жирафик (уф!), тот быковатый лоб, еще три мальчика и две девочки.

Все «избранные» сдержанно радуются. Это ж только первый этап. Воспитательница просит нас собрать свои предметы в ящик, перед тем, как пойти к мамам. Их (предметы) мы поднимали и показывали по команде. Уборка — это приучение к порядку, очевидно, и дополнительная проверка на усидчивость и аккуратность.

Потом у нас будет перерыв около часа. И возможность размять ножки, погулять по территории. Пока мы будем отдыхать, сотрудники Саншайн проведут аналогичные тесты для второго потока.

Почти всю прогулку трачу не на любование красотами, а на наблюдение за госпожой Сюй старшей и госпожой Сюй младшей. Стараюсь сильно не палиться, конечно. Еще с бегемотом и жирафом играю в догонялки. Наш крупняш каким-то чудом проскочил первое тестовое «сито». И тоже рад меня видеть. Приятно, черт побери!

Вы когда-нибудь пробовали за кем-то следить во время активной игры? Это потно.

В какой-то момент в руках малышки Вэйлань появляются баночки с леденцами на палочке. Красненькие и розовенькие, конечно же. Клубничка щедро одаривает всех, кто к ней подходит.

Так. Пацаны не рвутся за халявой. Хотя один любитель поесть плотного телосложения облизывается…

— Мне надо к маме, — обламываю мальчишек с активными играми. — Сходите пока. Вэйлань — знакомая. Поздоровайтесь.

Показываю в сторону раздачи подарочков. Я ценю их дружбу, но совсем не хочу подставлять. Ведь, если мои подозрения не беспочвенны, ребятам за общение со мной и игнор ягодки Сюй могут доставить проблем. Пусть сходят, хотя бы «отметятся», как уделившие внимание.

— Мама, — подбегаю я к своей умнице. — А мама Вэйлань — в совете?

Попечительский совет — запуск экспериментального проекта в этом, а не какой-либо ином году — особая группа для одаренных — перенос тестов. Госпожа из семьи Сюй с ее шатким положением и кучей денег, вливаемых в «апгрейд» дочки. Паранойя? Совпадение?

Если ее (или ее мужа, чьим представителем выступает мама Вэйлань) нет в совете, то я ошиблась. Узнать бы.

И мама с серьезным лицом кивает. Обещает навести справки. Уточняет только:

— Сейчас?

Как же мне повезло с этой все на лету понимающей женщиной! Киваю. Прошу только, пока она не ушла на разведку, оставить мне кое-что из рюкзачка. Его брали с собою, потому как там полезные вещи лежат. Карандаши, мелки, блокнот, ластик, линеечка-уголок и еще по мелочи. Никогда не знаешь заранее, что именно пригодится.

Сладенькое приготовила маленькая ягодка? Не зря, похоже, я мух вспоминала. Вон как слетелись на сладкое угощение…

А мы пойдем другим путем. Легальным, не связанным с подкупом. Дети — очень увлекающиеся существа. Им интересно всё бодрое и динамичное. За год жизни в Поднебесной я успела кое-что новое узнать даже об очевидных (казалось бы) и привычных вещах.

Все в детстве играли в «классики». Это где мелом на асфальте чертят «квадратики» и прыгают по ним по порядку. В зимний наш визит в Лицзян я увидела версию «классиков» для аборигенов. Это новый уровень, скажу я вам! Там кроме квадратиков есть линии, по которым надо идти, спиральки, из которых потом выпрыгивают, следы рук и ног, к которым надо одновременно прикасаться, и так далее.

Тут не асфальт, а бетон, отлитый в формах, стилизованных под камни. Мелок — именно его я вытащила из рюкзачка — прекрасно по бетону рисует. А изгибы дорожек отменно подойдут для усложненной версии «классиков». Да их тут для меня чисто и положили, как пить дать!

…Некоторое время спустя: Вэйлань с последним леденцом стоит в стороне. Рядом с нею бычок и пара девочек. Я машу руками с финиша моей веселой беговой и прыжковой зоны. Преодолевают мелованные «препятствия» мои пацаны, Ченчен впереди, Джиан чуток отстает. Остальные детки (тут же не только наш класс, а все, кого не исключили на первом этапе) в порядке живой очереди, как сознательные и добропорядочные граждане, по одному проскакивают мой лабиринт.

Травка зеленеет (искусственная), солнышко блестит (зеркальная тонировка на стеклопакетах), ягодка с преимуществами со свистом пролетит…

— Про маму Вэйлань, — подходит ко мне мамочка. — Ты была права.

Или не пролетит.

Глава 16

Стоит она такая вся из себя хорошулька. Принцесса ягодного королевства, чтоб мне все эти принцесски в кошмарах снились, а им в это время всякий раз икалось. Губки яркие, похоже, краситель в леденце подкрашивает. Даже волосы, собранные в два пучка, издали смахивают на чашелистики.

Стоит Сюй Вэйлань и дуется. На кого? Непонятно. Хотелось бы попасть с нею в пару на следующем этапе тестирования. Жаль, не мне решать, кто с кем пойдет «сдаваться» по распределению.

Демоны с нею, с розовой невоспитанностью. У меня более важные заботы имеются. Как раз допрыгали: Ченчен и Джиан. Особенно за бегемота переживаю я. Что и озвучиваю, задумавшись.

— Чен пройдет, — уверенно вступается за приятеля длинношеее. — Я научил его считать!

Помню, что самого жирафа какая-то родственница на новогодних праздниках натаскивала в арифметике.

— Показывайте! — хлопаю в ладоши. — Чему научились.

Чжан Джиан тараторит от и до ши (от одного до десяти), затем чуть медленнее до двадцати. И в обратном порядке. А этот парень тут времени зря не терял!

Бо Ченчен корчит кислую рожицу.

— Чен! — вскидывает руку с одним вытянутым пальцем жирафик. — Давай.

Под чутким руководством товарища («я показываю, ты называешь») наш пухлощек легко и непринужденно озвучивает все цифры. С числами от одиннадцати ему и подсказки не нужны: он переключается на «колонну» прыгунов и считает по ним.

— Ва-а! — хлопаю в ладоши (это мое «ва» практически прямой аналог «вау!»). — А-Чен, а ты, оказывается, умный.

Придаю пацану уверенности. Даже со взрослыми срабатывает, что уж говорить о малышах? Про себя сокрушаюсь: в классе не будет друга с «указателями». И задорных прыгунов тоже оставят за порогом. Что еще я могу? Только поддерживать приятеля и верить в его успех. Прошел же он как-то первый этап?

И в строительстве проявил себя отлично. А после того, как он флаг соорудил с учетом провисания, я даже перестала звать его балбесом. Может, не сразу, но перестала же. Теперь он заслуженный бегемот нашего двора! И я хочу, чтобы вся моя стройбригада оказалась если не в одной группе, то хотя бы в одном Солнышке.

Вскоре нас собирают, отправляют дружненько на «экскурсию» в местный санузел. Это как бы тоже тест — детки должны сами справляться с важными делами за дверкой кабинки. И ручки мыть тоже. Организованно и по команде.

Я как-то шутила про ходить строем в детском садике… Держу в курсе: шутка перестала быть смешной.

Потом мы (тоже дружно) пьем теплую водичку. Хрумкаем каждый по яблочку. Тем, кто пройдет второй этап, грозятся… обещают полноценный обед. Типа мотивируют.

А затем начинается второй этап тестирования. Когда воспитательница (она постарше остальных с виду) подходит сначала ко мне, а затем к Ченчену, мне и радостно, и страшно.

Плюс: я смогу как-то попытаться давать пацану подсказки, если удастся. Минус: не очевидна система выбывания. Если дальше сможет пройти только один из пары, то это смахивает на подставу.

Делать нечего, возражения от мелюзги не принимаются. Будем надеяться, что тут не шоу на выживание. И что задания нам дадут вменяемые (с учетом возраста). А на «одаренность» уже в третьей части будут проверять. А-ля комната ласт босса в подземелье.

В классе (он поменьше предыдущего) нас усаживают за низкие столики. И самым первым «зачетом» у нас объявляется арифметика. Удачненько, я считаю.

— Начинайте, — кивает учитель бегемоту.

А я прикладываю палец к носу. И чешу кончик. Один раз вверх-вниз.

— И, — не подводит меня пухляш.

Тру два раза. Три. Четыре. Бе Ченчен перехватывает все мои «почесы» и переводит их в цифры. Оцифровывает, ага.

— Хватит, — поворачивается ко мне учитель (мама мне сказала обращаться к тетеньке «лаоши», учитель, это вежливо звучит). — Опусти руку.

«Спалили», — принимаю вид «сама невинность», шаркаю носочком по паркету.

— Посчитай теперь ты, — велит женщина. — Но в обратном порядке.

«А точку отсчета задать?» — смотрю с укоризной на взрослую. — «Мне от квадриллиона вниз по убывающей гнать?»

Была бы в паре со мной маленькая госпожа Сюй, я бы, может, и выпендрилась. Благодаря маме, я знаю порядок формирования чисел до сотен. Дальше моя китаяночка посчитала преждевременным обучать дочь.

Тетушке хватит обратного отсчета с места, где она остановила моего приятеля.

— Хорошее произношение, — хвалит меня воспитатель. — Можешь назвать свое полное имя?

«Нам обещали сложные тесты», — чуть опускаю голову на бок и исполняю требуемое.

Еще бы у меня было плохое произношение! С такой-то отменной наставницей, как моя мамочка.

Просят имя и у бегемота.

— Неплохо. А кто-то из вас может прочитаться стишок? Любой.

«Я помню чудное мгновенье…» — не срывается с моих губ.

К счастью, я запомнила, как на праздник середины осени родители декламировали на два голоса строки про свет луны, связывающий разделенных возлюбленных.

Приятель тараторит что-то для меня новенькое, про грушу и грязь. Груша на дереве, грязь на земле. Ветер сдувает грушу, груша катается в грязи, грязь липнет к груше. Ченчен еще и жестикуляцией сопровождает свою декламацию. Финальный жест, где он с двух сторон «обнимает» воздух, забавный.

— Ладно.

На стол каждого из нас водружается по ящику. В дне вырезаны отверстия в виде геометрических фигур. Некоторые повторяются по форме выреза, но дно выемок окрашено в разные цвета.

К ящику прилагается коробка с кучей разноцветных фигурок. Их, очевидно, следует распределить по соответствующим ячейкам. Снова легкое. Я, чтоб вы понимали, не за себя переживаю. Бегемот отлично справлялся с формочками в песочнице. Должен и тут разобраться.

— Хорошо! — вскорости вспыхивает огонек интереса в глазах учителя.

Мы оба собрали все фигурки. Как надо. Причем я не поддавалась, веря в строительный опыт Бо Ченчена.

— Порисуем? — бодро предлагает китаянка. — К этим фигуркам дорисуйте то, что сами захотите.

И выдает нам листы. На них разные загогулины, линии и снова — тут явно это любят — фигурки. Превращаю четыре из двенадцати листов в птичек. Остальное — в любой бред, лишь бы подетальнее и с задействованием как внутренней части заданной области, так и внешней.

Мне как-то попадалась на глаза статья про нечто похожее. Это вроде как тест на гибкость, оригинальность мышления. А также на воображение и что-то еще, но что именно — не помню. Словом, приходится постараться.

Учитель собирает и бегло просматривает рисунки. Задумывается.

— Как насчет усложнения? — спрашивает женщина, причем это похоже не на вопрос к нам, а на мысль вслух.

Так вместо листочков и черно-белых карандашей перед нами появляются аккуратные формочки. Внутри — семь плоских разноцветных фигурок.

— Танграм, — сообщает китаянка так, будто нам с бегемотом это о чем-то должно говорить. — Соберите из фигурок… птичку. Все семь фигур должны быть применены. Фигуры нельзя накладывать друг на друга.

Два больших треугольника, один средний, два маленьких, квадрат и параллелограмм. Птичка. Допустим… Пара крыльев, голова, клюв… Второй мелкий треугольник станет хвостом. А параллелограмм пускай за туловище отвечает.

Я так увлеклась задачкой, что упустила из виду соседа. А бегемот, знаете, что сделал? Он собрал птичку, причем не так, как я. И быстрее, чем я!

— Домик, — дает новое задание учитель.

Некогда офигевать, мне бы теперь самой в грязь лицом не ударить! Головоломки и задачки на логику никогда не были моим коньком. С геометрией я-прошлая и вовсе через «не хочу» общалась. Но — надо.

— Животное, — едва я приставила трубу к крыше дома своего, дала следующую вводную женщина. — Дерево.

Я уже начала видеть наяву пар, выходящий из моих ушей, тогда как товарищ мой по играм в песочнице сидел и с полным пофигизмом складывал все новые и новые образы из фигурок. Не напрягаясь, не задумываясь. Влет, что та птичка. Это я — попаданка из другого мира с багажом памяти — слегка тормозила процесс.

— Побудьте тут, детки, — потерла ладони наша классная дама. — Я скоро вернусь.

— Ченчен, — я в таком шоке, что зову парня полным именем. — Когда ты вдруг стал таким умным?

Пухлощек, не прекращая формирования новых образов, уже не по команде, а из головы, пожимает плечами.

Воспитательница возвращается с новой коробкой. С одной. Внутри — 3D пазл. Достается это дело — соседу. Бегемотик с таким же отсутствующим выражением лица тут же приступает к сборке.

— Невероятный потенциал, — с придыханием произносит учитель. — Пространственное мышление в его возрасте на таком уровне — это редчайший случай.

— А-Чен — гений? — ошарашенно спрашиваю я. — Но… как это возможно?

Обычный детеныш, не особо аккуратный, любитель поесть — это про того бегемотика, которого я знаю. Да я ж его звала с первой встречи балбесом!

— Чтобы распознать таких одаренных детей, — в голосе китаянки пробивается гордость с оттенком собственничества. — И создана особая группа в Саншайн. Малыши с развитым пространственным мышлением очень редко проявляют себя в юном возрасте. Даже наоборот, они могут казаться отстающими. Из-за того, что видят мир иначе, такие детки отстраняются от скучных — для их восприятия — занятий. А объяснить, почему им это скучно, они не могут.

— Ва-а, — кроме местного «вау» мне и сказать-то нечего.

— Однако твой друг… Вы ведь друзья? Я заметила твой умный палец, — учитель касается носа пальцем и смотрит с легким укором. — Ченчен не отстает в социализации и в общих знаниях. Результаты его первого теста — хорошие. Возможно, кто-то из его окружения влиял на этого мальчика? Вовлекал в разные занятия, ускоряя общее развитие? Это очень интересно.

Мне ничего не остается, как с отвисшей челюстью глазеть на товарища. Он собирал свой пазл. А у меня в голове со скрипом и скрежетом собирался новый образ соседского пацана. Почему-то он и сам стал казаться собранной из множества деталек пупсом-пазлом. Это, видимо, отголоски моего кукольного актерства.

Бегемотик просто перевернул мое о нем представление с ног на голову. А что до влияния… Кто бы это мог быть, а? Хвалить себя за «шефство» над одаренным малышом буду потом.

Нынче на повестке дня другой вопрос: какая тут все-таки система выбывания? Если в «аут» отправляется тот, кто показал себя слабее, тогда у нас — сюрприз-сюрприз! — неожиданный поворот. Под одной пернатой закачался детский пластиковый стульчик…

— Это мой коллекционный набор, — перед Бо Ченченом водружают для сборки шкатулку из красного дерева. — Сможешь собрать пирамидку? Давай, я покажу, как выглядит пирамида на схеме.

Учитель так ласково говорит, будто он ее родная кровинушка. В этом есть здравое соображение: выпестовать гения в узкой области для Саншайн — престижно. Так, чтобы с младых ногтей. Да еще на какие-нибудь конкурсы для малявок (не может быть, чтоб таковые не проводились) его можно будет смело засылать. Одна сплошная выгода.

Набор из прозрачных магнитных элементов тут же идет в сборку.

— Превосходно, — умиляется воспитательница. — Теперь ты. Мэйли, я сказала много сложных слов сегодня. Скажи, ты всё поняла?

Конечно, хочется кивнуть и согласиться. Но правда такова, что кое-что мне пришлось додумывать. Учить мне еще язык аборигенов и учить. А я не люблю врать. Поэтому качаю головой.

— Я поняла, — похоже, теряет ко мне интерес китаянка. — Пока есть время… Есть ли что-то такое, что ты хотела бы мне показать?

Это даже звучит, как широкий жест из вежливости. Учитель нашла свой не ограненный алмаз, и я теряюсь на фоне открывшихся перспектив.

Можно было бы впечатлить даму каллиграфией, но я не вижу здесь кистей. Только карандашики. Значит… Время пришло. С мамой позже объяснюсь. Что-нибудь придумаю, я же умная. Вдох-выдох. Меня уже готовы списать. Другого шанса у меня не будет. Как и более уместного (для меня, любимой) момента для воспроизведения:

— To be, or not to be, that is the question [1]…

Я читаю этой удивленной — с чего бы вдруг? — китаянке солилоквий (проще — монолог) Гамлета. Сколько раз эти фразы отлетали от моих зубов? Наша «любимая» Наталья Сергеевна была уверена, что только погружение в оригинальное произведение со всеми его языковыми особенностями может чему-то научить ее «мучеников».

Быть или не быть, вот в чем вопрос… Злободневненько.

Ни разу мою декламацию не слушали так внимательно. Клянусь, эта воспитательница — мой лучший слушатель. И зритель, я же жесты с мимикой по привычке подключила.

— Девочка, — учитель, похоже, так увлеклась, что забыла мое имя. — Ты учила английский язык?

— Нет, — трясу хвостиками. — Слышала, как актер репетировал.

Чистая правда: слышала, и не раз. Нас всех гоняли по Уильяму, земля ему пухом, Шекспиру.

— О. Как так получилось?

— Я снимаюсь в дораме, — и снова ножкой по паркету — шарк.

Сидя это не так здорово выглядит, но мне звук нравится.

И это правда. Я всамделишно играю роль в сериале. Это легко проверить. Придраться не к чему, как ни старайся.

— Очень интересно, — вновь появляется блеск в глазах сей классной дамы. — А ты можешь что-то… изобразить? Или нужна репетиция?

— У меня небольшая роль, — я — сама скромность, ведь мама говорила мне, что скромность украшает девушку. — Всего одна реплика. Я могу попробовать, если вы не против…

«Чтобы потом ко мне претензий не было», — хлопаю ресничками.

Она делает приглашающий жест.

Я дарю ей вариацию демонического взора. С таким я «душила» служанку из поместья. И жест сведенных рук повторяю, надо же показать себя. Примерно то же делаю, что была бы не прочь воплотить, если меня прокатят с местом в группе для одаренных детей.

Можно вывезти девочку со съемок дорамы о демонах, но нельзя вывести демона из девочки.

Учитель явно поустойчивее будет, чем та женщина из массовки. Нервы, что стальные канаты. Оно и понятно — с мелкими демонятами… детками работать каждый день. На протяжении скольки там лет? Лет десять минимум, а то и все двадцать.

Так-то я от кого-то слышала, что в Саншайн молодой коллектив педагогов. И вообще в детские сады берут учителей помоложе. Вроде как «старшая сестра» будет вызывать в малышах больше доверия и симпатии.

Китаянка всего лишь отшатывается и отводит взгляд.

— Х-хорошо, — легкая хрипотца для меня почти что как аплодисменты.

— Я закончил.

Бо Ченчен, по-моему, пропустил мимо ушей всего Шекспира в моем исполнении. Актерство мое тоже где-то мимо него просвистело. Гений, что с него взять.

Пирамида на столе блестит, почти как хрустальная.

— Бо Ченчен, — сообщает воспитательница торжественным голосом. — Ли Мэйли. Можете поздравить друг друга. Вы приняты в детский сад Саншайн. В группу для одаренных детей. Своим мамам можете сказать, что личное собеседование вам проходить не обязательно. Считайте, что вы его уже прошли.

— Спасибо, учитель! — на два голоса благодарим мы.

«А полномочия для такого решения у вас есть?» — подмывает спросить, но это слишком невежливо. Ставить под сомнение слова старшего, да еще и учителя, тут совсем не принято.

— Спасибо вы должны сказать вашим мамам, — качает головой китаянка. — За то, что смогли воспитать таких удивительных детей.

— Спасибо, учитель! — повторяем почти ритуальное, затем переглядываемся. — А мы можем остаться?

— М? — удивляется моему вопросу женщина. — Для чего?

— Нам обещали обед, — улыбаюсь. — А-Чен любит поесть.

А еще мы ни за что не пропустим результаты нашего друга, Джиана.

— О, конечно же, — отвечает улыбкой на улыбку воспитательница, ласково глядит на сразившего ее преподавательское сердце бегемотика. — Оставайтесь. Если спросят, скажите, Лин Цинцин дала добро.

Вот, хоть узнали, кто нас пытал… в смысле, тестировал.

Нас выпроваживают. Сама учитель остается в классе, так и любуясь прозрачной пирамидкой.

Мы же мчим к мамулям, те заждались. Я отчитываюсь — за двоих, потому как бегемот просто жмется к маминому боку и на все вопросы загадочно улыбается. Затем мы узнаем, что Чжан Джиан прошел в третий тур. Как и Сюй Вэйлань, но в той никто не сомневался. Не с мамой в попечительском совете прогореть на фигурках, числах, стишках и рисуночках.

— Госпожа директор просила передать, — к нашей шумной и радостной группе из двух мам и их детенышей подходит молоденькая сотрудница. — Что вам следует предоставить до сентября результаты медицинского осмотра и карту прививок. Пропуска для детей будут готовы уже через неделю.

— Спасибо, мы примем к сведению, — откликается Лин Мэйхуа. — А госпожа директор — это, случайно, не…

— Госпожа Лин Цинцин лично проводила тесты и собеседование для ваших детей, — кланяется девушка. — Поздравляю, госпожа Ли, госпожа Бо.

Да, у этой есть полномочия. Осталось дождаться результатов жирафика, и на отдых. Мамуля вон, как моль уже бледная. Столько не спать, это ж здорового лба свалит, не то, что хрупкую женщину.

И мы узнаем: Чжан Джиан принят в Саншайн, но в обычную группу. Что тоже весьма неплохой результат, я считаю. А ягодина-гадина закатилась в группу одаренных… Иначе и быть не могло.

В общем, едем мы домой, вымотанные морально и физически, но довольные. С порога уже тру глазки — умственное напряжение как обычно, норовит вырубить. Мы дома, так что можно махнуть рукой на то, что день. И завалиться в кроватку.

— Мам, идем спать? — зову и свою распрекрасную. — Устали.

— Иди, мое сокровище, — отвечает она. — Я быстро замариную куриные лапки, и тоже приду.

Киваю. Любят они эти лапки, да и повод есть — встреча после разлуки. И дочь — всем дочам дочь. Это блюдо несложное, но в маринад лапы надо заранее поставить.

Возвращаюсь я через несколько минут. Горло першит. Или продуло, или после чтения: «Быть или не быть», — саднит от натуги. Теплой водички выпить иду, чтобы уснуть легче было.

Останавливаюсь в шаге от полуоткрытой двери. Потому что слышу голос матери.

— Цзинь, выясни это для меня, — говорит она.

Очевидно, по телефону. Не с тараканом же она разговаривает? Кстати, тут, у нас, я их не видела. Пока что. А на юге — встречались. Те еще монстры, крупные, наглые, противные.

— Это не должно быть трудно. Да, фамилия Лин. Ты не ослышался. Я должна знать.

«Что за чертовщина тут происходит⁈» — замираю с раскрытым ртом. — «Фамилия Лин — у мамы, у нашей новой знакомой, госпожи директора, а еще у звездочки. Или есть еще кто-то, о ком я не знаю?»

— Мне нельзя показывать…

Дзинь! Звонок от входной двери звучит, как гром среди ясного неба. Делай ноги, Мэйли! Мама резко прощается с неким «Цзинем», чье имя рифмуется со звуком дверного звонка. И ей не следует знать, что я подслушивала разговор. Просто — не надо.

Но что за Лин, о котором (которой?) спрашивала мама? Что нужно выяснить?

Что ты хочешь узнать, скромная и воспитанная китаянка, втайне ото всех?

Что ты скрываешь, мать моя женщина?

[1] Уильям Шекспир, «Гамлет».

Глава 17

Смотаться я успеваю. Как и вернуться, чтобы все же сделать то, за чем шла. Водички попить. И с удивлением обнаружить, что принесло к нам маму Ченчена. Что странно, мы ведь с полчаса назад распрощались. Или чуть больше? Не суть. Только недавно виделись.

Сон мой сладкий явно откладывается до лучших времен. Ходить в гости вот так, без приглашения, без предварительного согласования и без особо близких отношений не очень-то принято. Значит, бегемотья… бегемотова… мать-бегемотиха (комплекция не дотягивает, но напор у нее ого-го!) пришла с чем-то важным.

А еще госпожа Бо заметно нервничает. Мама усадила гостью за стол, сама отошла, чтобы чайник разогреть. Родительница моего приятеля отстукивает пятками быстрый неровный ритм, пальцы барабанят по столу. Раскраснелась.

Недавно она цвела и пахла. Радость била через край. Такая разительная перемена за столь краткий срок… Я должна вызнать, что произошло. Тру глазки, ухожу «спать». Вот только «забываю» закрыть дверь. И подкрадываюсь поближе. Эта дама громогласная, ее я услышу через всю квартиру, а вот моя китаяночка потише будет.

— Мама Мэйли, не знаю, как вас благодарить, — частит со словами мать бегемота. — Мой мальчик! Он же раньше совсем другим был. Как уставится в одну точку, так и смотрит, смотрит, смотрит. Уж год был, а он не говорил. Не плакал даже. Папа А-Чена адвокат, так он каждый день сына ругал, что тот глупый. И меня, что воспитывать не умею. А как с вашей девочкой поиграл, в тот же день заговорил! «Ты», — говорит. — «Плохой!» — это он за отцом, тот как не называл его… Ай-ё, я же никому про это не говорила никогда. Свекру, свекрови, своей семье — всегда отвечала, что хорошо у нас всё. Хорошо. А что муж орет: «Садишь дыни — получаешь дыни, садишь бобы — получаешь бобы, а этот бестолковый не в меня уродился», — разве скажешь кому?

Ничего себе заявочки от папаши! Это он моего главного строителя в «теплой» семейной обстановке чуть ли не гнобил, так получается? За то, что сын недостаточно хорош? Ой, ё…

Перед глазами вспыхнул эпизод в песочнице, когда два мелких вредителя, они же будущие замкостроители, «наползли» на изображение китайской стены на песке. Это где я брякнула: «Чеши», — а госпожа Бо услышала (в самом деле очень близко звучит) ругательство «чи ши». И вызверилась на меня. Попыталась.

Мать моя тогда все четко и дипломатично разрулила. Я же лицо от брызг слюны отерла и посчитала эту круглолицую — истеричкой. А там все куда как сложнее… Разве может не болеть материнское сердце, когда ее малыша родной отец воспринимает… как негодный боб, или вовсе сорняк. Начнешь тут срываться за любую агрессию в адрес сына.

М-да, вдвойне неловко получилось.

— Уверена, ваш муж изменит свое отношение, — голос Мэйхуа вкрадчив, как ручеек на равнине. — Как только узнает о поступлении сына в группу для одаренных. Он поймет и признает свою ошибку.

— Уже, уже! — мать бегемота, похоже, сейчас расплачется. — Когда я ему позвонила, он же не поверил. Сказал, стоять и ждать его. Впервые в жизни папа Ченчена бросил всё, ушел в обеденный перерыв с работы. Приехал за нами в Саншайн! Ему там рассказали, какой наш А-Чен умный. А потом муж сам отвез нас домой! Я же и задержалась там, чтобы спросить: что нам дома нужно делать, чтобы наш мальчик развивал это свое… мышление. Я не слепая, вижу, как сынок меняется с вашей Мэйли. И с Джианом. И поэтому я не могу молчать.

— М? — недоуменное. — О чем вы, мама Ченчена?

Дальше речь этой эмоциональной и резкой женщины становится совсем путаной. Так что я все же «причешу» ее и передам своими словами. А то там восклицаний и всяких отвлечений на каждую крупицу полезной информации слишком уж много.

Итак, маманя бегемота задержалась в Солнышке по двум причинам. Первая — муж сказал ждать его там. Вторая — спросить про условия, которые можно (и нужно) создать дома для их одаренного сына. Спрашивать она решила госпожу директора. Ведь именно та определила в ребенке невероятные (до сего дня) способности.

Дама она прямая, простая и целеустремленности ее позавидует бронепоезд. С тактом плохо, зато с решительностью хорошо. Бегемотиха, как есть. Директрису госпожа Бо заметила между корпусами и площадкой для игр, потопала к ней. Но не дошла, потому что из-за угла вышла одна наша общая знакомая. Госпожа Сюй, она же мама ягодки Вэйлань.

Сколько-то манер у мамы моего приятеля нашлось, поэтому она решила «уступить очередь» на разговор с госпожой Лин Цинцин госпоже Сюй. Статус выше, денег больше — идет впереди, как-то так.

Я из сбивчивой речи не уловила, как так вышло, что те дамы не заметили нашу гостью. Ведь сложно не приметить бегемота, если только тот не под водой. Ведь не в здании с бассейном же дело было?

Поскольку влезть в голову госпоже Бо я не способна, мне остается только слушать, представлять, как это могло выглядеть со стороны.

Мама Вэйлань остановила госпожу директора, заявила: «Я была уверена, что мы договорились».

«Я так же полагала, что мы достигли понимания», — ответила Лин Цинцин.

«Понимания? Как мне понимать зачисление этой… в мою группу для одаренных детей?»

«Вашу группу? Это группа Саншайн. Раз вы запамятовали, то повторю. Я сказала, что сама займусь проверкой способностей девочки. И ей придется очень сильно постараться, чтобы меня впечатлить».

«И усложните проверку, убрав математические задания, в которых она сильна. Ай-йу… И добавите более сложные тесты».

«Специфические. Я так и поступила. Тесты помогли выявить задатки другого ребенка».

«Плевать на него. Впрочем, это неплохо. Можно использовать в будущем. Плохо другое. Вы приняли ее!»

«Она сумела меня впечатлить».

«Отмените решение».

«Исключено».

«Вы! Вы!»

«Если на этом всё, я пойду».

«Тогда я потребую в совете, чтобы все родители внесли спонсорский взнос. Почему только Вэйлань должна участвовать в модернизации классов?»

«Это ваше право. Решать не мне, а попечительскому совету».

«Я подниму вопрос…»

«Пожалуйста, делайте всё, что считаете нужным».

Засим Лин Цинцин удалилась, а наша гостья попала в сложную этическую ситуацию. Может, госпожа Бо не столь гениальна, как ее отпрыск. Но догадаться, у какой девочки проверяла способности директриса, было не сложно. Госпожа Лин опрашивала лично только бегемотика и меня. Кто из нас девочка? Очевидно, не Ченчен.

Госпожа Сюй рассказала соседкам по кондоминиуму про Саншайн. Поделилась с ними тестами. Но ведь речь явно шла про малютку Мэйли! А сын перед этим шепнул маме на ушко, что Мэйли ему показывала пальцем цифры.

Эта женщина впервые за несколько лет ощутила истинную гордость за сына. Гордость, которую не надо прятать от недовольного мужа. У мамы Ченчена есть лишний вес и лишняя эмоциональность, даже вспыльчивость. Но чего у нее нет в списке лишнего, так это подлости.

Госпожа Бо не смогла лицемерно промолчать. Не после: «Плевать на него». И пришла к нам домой, чтобы честно и открыто сообщить обо всем услышанном.

Мать моя долго молчала. Затем встала (ножки стула скрежетнули по полу), глубоко поклонилась (я услыхала хруст в пояснице). Запиликала «раскладушка» гостьи. Бегемотиха резко засобиралась домой.

А я прикрыла дверь и забралась в кровать. Как правильный спящий ребенок. Выводы? Да мало что изменилось, на самом деле, от услышанного.

Клубничкина мать ограждает дочь от конкуренции. Верхушка у сверкающей пирамидки предназначена только для одного (одной). Методы грязноваты, но мотивы прозрачны. Прямо как составные элементы пирамиды.

Директор берет (я про «подарки»). Ничто не ново в этом мире, как и в любом из миров. Может, берет не деньгами, а неким обещанием помощи учебному заведению. Без разницы. Но у Лин Цинцин есть принципы. И они сработали в мою пользу.

Теперь непосредственно обо мне. За лето мне придется немало потрудиться. Заработать как можно больше денег. Кино — это долго, не факт, что сразу после завершения текущей дорамы появится подходящий сценарий. Значит, реклама. Нравится, не нравится — терпи, моя красавица.

А до этого воплощать свою куколку так феерично, чтобы рекламодатели впечатлились до глубины… нет, не души. Кошельков и бюджетов.

До сентября необходимо обеспечить «подушку безопасности». Размер спонсорского взноса, если его протолкнет через совет госпожа Сюй, мне тяжело спрогнозировать. Сопоставим с годовой оплатой за обучение? Меньше-больше? В общем, надо, чтобы деньги были.

Но прежде всего придется как раз потратиться. Маме на мобильный телефон. Чтобы больше не повторилась ситуация, когда звонят на домашний, батя на работе, и какими-то доисторическими методами до него доводят известия. Так не пойдет.

Да и прятаться с непонятными звонками некоему «Цзиню» с мобильным сподручнее. Блин, как же гложет любопытство… Но как я ее спрошу?

«Мама, с кем ты сегодня говорила?»

Ответ будет примерно такой: «Ай, ни с кем особенным, моя девочка». Всё, больше я ничего не добьюсь. Упорствовать?

«Мам, давай меняться секретами? Я первая: твоя настоящая дочь уже не тут. Но ты не волнуйся: там, в нигде, неплохо и нестрашно. А я у тебя умная такая, потому что вместо нее заселилась».

Не катит вариант. Совсем. Мне с родителями до совершеннолетия жить. Да даже, если отбросить в сторону жилищный вопрос, есть эмоции. Разбивать им с батей сердечки? Ни за что.

Немного печалит, что мои первоначальные планы по «пристройству» гонорара за дораму придется отложить. А хотела я разориться на ноутбук. Маме сценарии набирать — всяко удобнее, чем от руки на бумаге. Ноут, а не стационарный ПК, потому что съемки предполагают разъезды.

Мне — аккуратненько выяснить, есть ли тут аналоги Алиэкспресс (и Алибаба) с Таобао? Вроде бы где-то в это время они и «выстрелили». Или только начинали раскрутку? Плохо быть неподкованной в важных вопросах.

А то ведь у меня батя в логистической компании работает. Доставка — основа сервисов по продаже всякого разного всем подряд. Это очень сырая задумка была, больше похожая на нечто бесформенное, что допиливать напильником еще долго и упорно. Но начинать задумываться о том, что может приносить прибыль, никогда не рано.

Я же не бегу к родителю с этой богатой идеей уже сейчас? Да там и не идея даже, а лишь предположение на тему: а что, если в это можно и нам с батей вписаться. То есть, вписаться бате моему тишайшему с предложением (за долю в прибыли или как-то иначе, но не безвыгодно) в своей конторе логистической.

По сути, они уже возят разное разным, только не конечным потребителям, а, скажем, от поставщиков к «продаванам» и от «продаванов» к «перепродаванам». Так, может, руководство оценит здравое начинание: взять в цепь покупателей, частные лица?

Конечно, это всё не так просто. Надо так много всего учесть, найти программистов, создать базу продавцов и так далее, и тому подобное. И вопрос еще, смогу ли я донести свою идею бате так, чтобы он не обалдел от размаха — из уст двухлетней дочурки.

Теперь эту затею приходится и вовсе отложить в долгий ящик. Как минимум, до начала учебы. Или дольше. Будет зависеть от обстоятельств.

Так что ты спи, мелкая, отдыхай. А то, может статься, до самого краешка лета покой нам будет только сниться.

Про осень я вообще молчу. Чую, жарко будет в Солнышке.

Сон получается нервный, сумбурный, но образный. В нем Бо Ченчен становится великим ученым. По его проектам создают город и космопорт на Луне.

И, когда старушку Землю сотрясает большой бадабум, я наблюдаю за этим с огромного экрана. В руках у меня зажат плюшевый Яшка. Подле экрана установлен флаг Обновленной Китайской Народной Республики. На нем не пять, а семь звездочек: по одной новой на колонию (Луна и Марс).

— Госпожа президент, — зовет меня повзрослевший, но узнаваемый Чжан Джиан — мой секретарь. — Профессор Бо пришел. Вы готовы его принять?

Как изменился бегемотик, мне не дано узнать. Я просыпаюсь.

— Приснится же… — трясу головушкой.

Хотелось бы верить, что миссия от Мироздания заключалась в раскрытии таланта моего приятеля по песочнице. Но нет, так просто всё решаться может только во сне.

К ужину у нас много разных вкусняшек (кроме лапок бедных кур), а еще гость. Цепь оповещений в еще не опутанном сетью интернет Китае, зацените.

Тетушка Яо встретилась на улице с госпожой Чжан, от нее узнала про наше возвращение. Соседка поделилась с дочерью (та на лето переезжает из общежития домой). Дочка, Яо Сяожу (девушка повышенной сознательности) с того раза, как чуть не похитили Джиана, стала общаться с Сином. Они, по сути, познакомились над моим бездыханным телом. Син младше, и Сяожу воспринимает его как младшего братика. Так что девушка позвонила будущему режиссеру, чтобы поделиться новостью.

— Мама, даже у Сина уже есть мобильный телефон, — тычу я в сторону аппарата. — А ты не соглашаешься.

Умных слов я нахваталась еще когда батя свой «кирпич» впервые приволок домой.

Я уже провела предварительную работу… Попыталась. Мать моя китайская убеждена, что именно на ней и ее нуждах надо экономить семье Ли. Хотя она получает денежки за свои вышивки. Эти средства она, похоже, собиралась отложить. Мы обе знаем, на что (привет маме клубнички). Но при госте рассказывать мужу о возможной трате — спонсорском взносе — мама не станет.

— Милая, дочь права, — встает на мою сторону глава семьи. — Вы скоро снова уедете. Связь нужна.

Мэйхуа пыхтит, но соглашается. В основном с аргументом: «Скажем в садике твой номер. А то вдруг… опять что-то перенесут».

Гость в это время молотит еду, уплетает за обе щеки.

— Так вкусно! — закатываются глаза «личинки режиссера».

И только после этого сообщает о цели своего визита. Кина не будет… В смысле, мы пропустили показ «Мечтателей». А он состоялся сразу по завершению учебного года. И, пусть фильм не стал лучшим на фестивале, но получил теплые отзывы.

Отдельно отметили музыкальную тему и работу сценариста. Так-то! У маленькой вороны есть новый повод для гордости. Они же наш с мамой псевдоним в титрах указали. Первой строкой — их студенточка, второй — Бай Я. Это еще не выход на большие мировые экраны, но уже заявочка.

— А когда будут показывать дораму с сестренкой Мэйли? — интересуется Син. — Я обязательно приеду в гости к тете, чтобы посмотреть первый выпуск на ее большом телевизоре.

Не припомню, когда мы успели сродниться? Хотя, если соседкина дочь зовет этого оболтуса братиком, может, тут такое в порядке вещей? И я своих приятелей тоже могу братанами звать?

— В июле, с первой недели, — отвечает матушка. — С понедельника по пятницу. Время нам пока не сообщали.

— Так скоро, — пучит глаза студент. — Хорошо, что сейчас лето. Я очень жду дебюта сестренки Мэйли.

«Сестренка» тоже ждет. Ожидание волнительно, как подготовка к первому свиданию. Другие проекты уже не вызовут таких чувств, а вот первый сериал — это почти как первая любовь.

В общем, телефон маме мы купили. Сразу после осмотра в больнице. С больничкой вообще очень удачно получилось: мы попросили два экземпляра медицинского заключения, для детского сада и для киностудии. А счет за все это удовольствие оплатит Лотос.

И в магазинчик со всякой всячиной заглянули. Я же обещала кисти большие для водной каллиграфии на асфальте приятелям. Вот, пусть в мое отсутствие тренируются. Можно и поучиться делать выпады, как с копьем.

Мэйхуа набрала ниток и ткани для вышивки. Шепнула мне, что хочет вышить несколько персональных презентов. Записная книжка с вышитой обложкой — и красиво, и дельно. Правда, есть у нее сомнения в том, что вышить. Апельсинку — это точно да. Ян Хоу должен оценить.

— Дяде Бу баранку от Апельсинки вышей, — смеюсь я. — А Жую что-то водное.

— Я подумаю, — смеется в ответ мамочка.

В магазине сталкиваемся с Яо Сяожу. Та зашла купить что-то из реквизита для студенческой постановки. Невольно сравниваю мамочку и студентку. Моя распрекрасная — без косметики, в простой блузке, выглядит даже моложе, чем студентка Сяожу.

Та, конечно, при макияже. Но все же: у моей-то уже муж и ребенок. А выглядит, словно девочка. В общем, обе — красотки, но моя для меня всех милее и роднее.

Домой едем с пакетами и приподнятом настроением. Столько дел за день успели сделать! Значит, субботу можно посвятить семье. Батя наш отгул взял, планы там у них уже какие-то.

Всё ломает звонок из Хэндяня. Я стою рядом, когда мама отвечает, так что голос Чу доносится и до меня в приличной слышимости.

— Сценарист Ма в реанимации, — паника из уст нашей Чу мчит по телефонным проводам. — Его состояние неизвестно. Пожалуйста, госпожа Лин, не могли бы вернуться раньше?

Мы с мамой вместе смотрим на разложенные по столу продукты. Она их выгрузила, но еще не убрала в холодильник. На утку, которую как раз завтра хотели приготовить. Вздыхаем.

Увы, спокойный и размеренный быт — это больше не про нас. Мы влезли в шоубизнес, а там нет места покою.

— Конечно, мы вылетим завтра же.

Один тихий вечер для тишайшего мужа Мэйхуа оставляет. Или это потому, что еще не получила ответа от загадочного Цзиня?

Глава 18

Июнь 2000 г, Хэндянь, провинция Чжэцзян

Человек слаб. А маленький человек слаб абсолютно. Как ни старалась я бдеть и бодрствовать, чтобы выловить новый созвон Мэйхуа и некоего Цзиня, ничего у меня не вышло. Либо я проспала всё на свете, либо и не было никакого созвона.

В субботу утром батя отвез нас в аэропорт. И рванули мы в мир кинематографа и грез. На Апельсинке. В Шанхае нас встречал дядя Бу, которого явно подрядили нас катать по любому поводу. А тот и рад.

Мы в этот раз заехали в отель, чтобы вещи и Яшку закинуть. И только оттуда помчали на съемочную. А там готовили снимать торжество. Государь надумал взять новую наложницу. Старых же уже мало, да и… старые они.

Сцена не самая важная, так что можно и без главного оператора обойтись. А нас ждали, потому что срочно — вчера! — нужно было третье мнение по трейлеру для сериала.

Нельзя просто снять кино (для большого экрана или для тв-каналов, не суть), и ждать, что люд со всей Поднебесной ринется его смотреть. Сериал (или фильм) еще нужно (выгодно) продать. Так, наша история изначально планировалась как «сериал выходного дня», то есть, серии должны были выходить по субботам и воскресеньям.

Это щадящий график. Он позволяет спокойно, без надрыва, с получением обратной связи снимать и делать постродакшн по новым сериям. Из недели в неделю. Но Пэй не договорился с изначальным «покупателем» (подозреваю, что жаб пожаБничал). А у другого канала, заинтересовавшегося нашим проектом, не нашлось на июль свободного тайм-слота на выходные дни.

Так мы сдвинулись в режим «с понедельника по пятницу», зато Лотосу обещали прайм-тайм. «Дело о фарфоровой кукле» предполагало тридцать восемь серий. Для буднего показа решено было увеличить количество серий до сорока.

Бу был доволен больше всех — все (ну или почти все) снятые им красивости попадут в «чистовую» версию дорамы. Не вырежутся беспощадно при монтаже.

Сейчас обсуждаются дополнительные условия. Представитель канала в понедельник прибудет в Хэндянь, чтобы ознакомиться с трейлером и содержанием первых серий. Наверное, не хочет покупать кота в мешке.

А между Яном и Пэем, как и прежде, нет согласия от слова вообще. Хорошо еще, что саундтрек без нас сумели согласовать и записать. К слову, никуда уезжать не пришлось для этого: фабрика грез в Хэндяне обладает всеми необходимыми техническими средствами. Даже, вроде как, живой ансамбль удалось привлечь.

С аутентичными инструментами (гуцинь, флейта сяо, окарина) саунд звучал очень атмосферно. Песню о пронзительном и чистом небе, а также о жестокости судьбы исполнили принц-поэт (он же Жуй Синь) и его «протеже» из борделя, «жемчужная роза» (она же Чжу Юэ).

Мама уточнила: композицию записали в трех вариантах: совместный, мужской и женский. Все три будут интегрированы в «тело» сериала. То есть, исполнены этими актерами в рамках истории.

— Интересненько, — я почесала макушку. — А если бы Жуй и Юэ петь не умели?

— Как артист может не уметь петь? — удивилась Чу. — Понятно, кто-то хуже поет, но немножечко обязательно должен.

Вот, кто рад нам больше всех. Наша забитая бледнявая молюшка при виде нас с мамой даже что-то вроде танца локотками изобразила. И только потом стала вводить в курс дела.

В целом, если отбросить неважное, по большинству моментов Ян и Пэй договорились. Кроме того, куда в трейлере и в заставке ставить представление куклы. Пэй почему-то настаивал на начале заставки, даже до главных героев. И на отсутствии куклы в трейлере, мол, интригу он сохранить хочет.

Главные герои у нас: канцлер и бесполезный принц. Дальше куртизаночка, наравне с ней (минутка иронии) государь, затем дознаватели и монах. Потом принцесса и я. Еще портреты в заставке получат царица и драгоценная наложница Се.

Ян считал, что в рамках заставки кукла должна появиться в порядке очередности. Или вообще в самом конце. И присутствие фарфоровой игрушки в трейлере, по его мнению, необходимость.

Мнение сценариста Ма должно было решить спор, но тот, увы…

«И настало время произвола для этой вороны!» — мысленно потерла ладошки я.

— Чу, принеси теплой водички? — невинно хлопаю ресничками, спроваживая помогайку.

К слову: то, что я называю теплой водой, имеет температуру около шестидесяти градусов. Для кого-то менее жаростойкого «теплая» водичка может показаться кипятком. Хотя она точно не обжигает, я проверяла.

Помогайка умчала на добычу ценного ресурса — воды. Значит, пора донести до мамы новую политику… нет, не коммунистической партии. Нашу с ней, как сценариста Бай Я.

В итоге я плюю на все последствия и впихиваю себя в два отрезка заставки. Первый — в порядке представления героев. Его укоротят, чтобы никому не было обидно. Просто кадр с сидячей куклой. А второе появление — это самый финал трейлера. Там кукла открывает глаза. Про трейлер и говорить нечего. Как эти глупые людишки… кх-м… Не обойтись без меня там, в общем.

Сказать, что Пэй недоволен — это ничего не сказать. Но с сокращением времени на появление в «карточке» у него не остается поводов, чтобы опротестовать решение. Ян соглашается сходу, как только слышит вариант Мэйхуа (мой, да).

И на титры еще надо выбрать моменты из отснятого материала. Чем частично занимаемся в обеденный перерыв (я дергаю маму за юбку, когда хочу показать, что вот этот момент «надо брать»). Мэйхуа деловым тоном озвучивает свое (наше) мнение. Из нас получается отличная команда! Так как в этой части мы особо не выпячиваем мои эпизоды, Пэю тяжело спорить. Всех вроде бы сбалансировали.

Показали падение в обморок монаха (это таки сняли без меня, ироды!) при виде сонма красоток в борделе. Бой мечников на краю обрыва (но не весь, самые «вкусные» части приберегли). Несколько гаремных сцен и его царейшество. Бой дознавателей с демоницами, когда монах держал запечатывающие силу «девиц» печати. Слезки принцесски на мостике. Эпизод, где канцлер разносит кабинет (тоже без меня снимали). Меня — из той части, где мы с «папой» взаимодействуем. И то упор там больше на звездного артиста с огромным стажем, Лянь Дэшэна.

Всем сестрам по серьгам, ага.

— Нам нужно снять еще один постер с Мэйли, — заявляет режиссер Ян.

— Мне не вполне понятно… — набирает полные щеки воздуха и спеси продюсер Пэй.

— Это личная просьба господина Лянь, — не дает закончить фразу щегол. — Он полагает, что взаимодействие его персонажа с дочерью следует подчеркнуть. Господин Лянь Дэшэн обещал дать интервью в рамках рекламной кампании.

— Он же не дает интервью, — втянул щеканы жаб. — Вот уже лет десять. С того случая, когда его высказывание перефразировали.

— Верно. И его поклонники поддерживают выбор кумира, так сильно обидели в тот раз господина Дэшэна журналисты. — кивает Ян Хоу. — Он считает папарацци — щенками паршивыми. Возможно, он единственный человек в индустрии, который может себе позволить подобное открытое отношение. Так велика его слава и заслуги перед отечественным кинематографом. Как думаете, первое интервью господина Лянь за десять лет повлияет на выпуск сериала?

— Это точно? — гримасничает Пэй. — Если да, я использую это при переговорах с представителем канала.

Ян Хоу вместо ответа показывает на меня глазами.

— Почему эту девочку еще не гримируют? — встряхивает лапками жабенций. — Живее, живее, за что вам вообще платят⁈

Так Ли Мэйли получает еще один красивый постер. В красочном традиционном наряде. И с кисточкой. Занятное противопоставление: куклу (которая больше демон, чем человек) фотографировали на светлом фоне, а милую и светлую девочку — на черном. Ян Хоу любит контрасты.

Так уже второе доброе дело для меня творит артист, чье имя означает «честная победа добра».

Что там за история была с моим киношным папкой, Мэйхуа не знает. Извиняется, что в тот период была занята только учебой, и мало чем интересовалась. Зато в ее силах закрыть для меня пробел с непонятностями в словах режиссера. Я там (в моменте) в щенках запуталась, только после объяснений мамочки разобралась.

И открылась мне великая (без приукрашивания) китайская мудрость. В ней, да простят меня все журналисты мира (я-прошлая однажды чуть не стала одной из них, но осознала ошибку и выбрала другую специализацию), заключена сущность низкой прослойки выпускников журфаков и прочих папарацци. Тех, кто делает желтые газетенки, клепает грязные статьи и извращает факты в угоду кого-то там (кого угодно). Такие люди бросают тень на всех журналистов.

Так вот, о мудрости. Журналист (папарацци) на китайском звучит, как «гоузайдэй[1]». Щенок («сын собаки»), произносится, как «гоузайзы[2]». И оба содержат иероглиф 狗 — собака. На самом деле, в быстрой речи оба термина очень похоже звучат. Так, что это вполне можно считать игрой слов.

Мудро? Как по мне, очень даже да.

На переговоры с представителем канала меня, разумеется, не взяли. Мы с Чу ждали в гостиничном фойе. Вообще, по намекам я поняла, что обычно подобные переговоры предполагают совместное распитие чего-то с градусами. И я не про теплую водичку с ее температурой около шестидесяти градусов Цельсия.

Но тут как-то все решили обсудить вопросы днем. Всего лишь за обедом. Ян Хоу остановил съемки на два часа, типа долгий обед объявил актерам и стаффу ради такого дела.

Когда всё закончилось, у «наших» (мамы и режиссера) лица были задумчивые. Пэй вроде как остался с гостем, но это не точно.

— Как прошло? — хлопаю ресничками. — Мам, всё хорошо?

— Разберемся, — отвечает за маму Ян Хоу. — То, что он привез, но не предложил контракт, даже хорошо.

Щегол обращается к мамочке, но я жадно впитываю каждое словечко. Мне ж надо разбираться, как тут внутренняя «кухня» киношников и телевизионщиков устроена? Это был риторический вопрос, если что.

— Разве? — неуверенно спрашивает Мэйхуа. — То, что он говорил про участие малолетних актеров, как об элементе нестабильности…

— Попытка сбить цену, — шевельнул пальцами в воздухе Ян. — Центральное телевидение в очередной раз что-то внутри организации меняет. Все боятся за свои места. И опасаются делать резкие шаги. Третий канал, искусство и развлечения, это тоже затрагивает. Так или иначе, много за право первого показа они не дадут.

— Это же плохо? — явно сбита с толку мамочка. — Вы сказали, интервью господина Лянь много значит.

— На гонорары их цена не влияет, — пожимает плечами Ян Хоу. — Тут вопрос выручки студии. А студия, если рейтинги будут хорошие, отыграется на продаже повторного показа. Не переживайте, госпожа младший сценарист. Трансляция состоится. «Дело о фарфоровой кукле» выйдет в эфир.

И, как покажет время, режиссер Ян прав.

Премьера состоится 3 июля 2000 года. Вечером, в прайм-тайм. Это — первый короткий съемочный день со дня переговоров с представителем канала. Ян Хоу закручивает гайки, гоняет всех безбожно. Съемочный день в шестнадцать часов? Нормально. Назавтра будет всего четырнадцать, ведь постпродакшн сам себя не сделает.

Ближе к июлю младшие сотрудники втихаря зовут главным демоном дорамы не меня уже, а щегла нашего голосистого. Голос и нрав режиссер Ян демонстрировать не стесняется. Пашут на износ — все. Уже нет радости (стало обыденностью) при очередном заказе кейтеринга молодой госпожой Лин.

Нет времени и сил для интриг. Сложно интриговать, когда все вопросы по сценарию (изменениям в нем) проходят через нас с мамой. И мы с ней правим, разгребаем авгиевы конюшни, оставленные сценаристом Ма. У лошади со здоровьем реально всё плохо, и говорить что-то грубое в его адрес в текущих обстоятельствах нехорошо… Но как же хочется! И на родном, сугубо нецензурном.

К июлю мы все (если снять грим) становимся похожи на баклажаны, по которым ударили морозы. А тут еще и мое тело добавило проблем.

— Малышка Ли! — костюмерша заламывает руки. — Почему ты начала так быстро расти⁈ Я расставлю швы, но это последний раз. Потом придется шить новый костюм. Кукла должна выглядеть идеально!

Остается только вздыхать. Я ж не нарочно… Дети растут. Никто не мог предугадать, что скачок роста придется на период съемок. Херня случается.

Я даже рада, что узнала почти весь сюжет нашей истории. Потому что мне, как и всем, этим жарким летом особо не до погружения в красивое и интересное. Выжить бы при столь бешеных нагрузках.

Где-то там нас рекламируют. Заезжали представители прессы и в Хэндянь (в отель, сюда их не пустили бы). Брали интервью у Жуя, Чжу и актера, исполняющего роль канцлера Се (Чжан его фамилия, как у жирафика). «Щеночкам» пришлось ждать до глубокой ночи, чтобы поговорить с актерами.

Малышки прессу не интересовали, что даже хорошо. Потому что конкретно эта малышка была слишком занята. Из полусырого куска… сценария я лепила (мамиными руками) отнюдь не котлету. Шедевр. Ма, если выкарабкается, да глянет на результат моих переделок, рискует не узнать свой труд. И да, без Мэйхуа с ее образованием и знанием китайского — фиг бы что у меня получилось. Так что имя Бай Я на этом проекте — наше общее.

Себе я, к слову, только один эпизод и добавила. Там куклу возвращали в резиденцию Се-гуна. Без ящика, слишком спешили: возле очередного места убийства уже звучали голоса дознавателей. Вносили через задние ворота. Не через передние же темные делишки обделывать. И на пути столкнулись с управляющим, который снова приставал к служаночке. Та держала в руках ведро с горячей водой, а этот придирался, что недостаточно горяча водица.

Кукла ручкою махнула, и управляющий в то ведро головой и нырнул. Дергался: горячая все же вода. Но так и не вытащил голову. Служаночка закатила глаза и упала в обморок.

Я запросила премию для Чу за такую реалистичную игру. Сразу после нашатыря.

Было сложно, но мы держались.

А потом наступил июль.

Июль 2000 г, Хэндянь, провинция Чжэцзян

В день премьеры на съемки отвели всего полдня. Дальше Ян всех отпустил. Выход первой серии — такое не каждый день происходит. И даже на еще одну «вечеринку от молодой госпожи Лин» закрыл глаза. Только знать меру потребовал, да чтобы назавтра могли работать.

Я должна была волноваться. Не находить себе места, и чтобы бабочки в животе успешно заменяли пузырьки шампанского, которое мне по возрасту не положено. Но никакого смятения чувств не случилось. Мы с мамулей сели переписывать диалог злодея (это который главный в обществе убийц) с раскрытым подчиненным.

Это — внезапно — слуга бесполезного принца. Именно с его попустительства все покушения на хозяина какие-то несерьезные выходили. «Изи», как сказали бы геймеры. Всю многослойную интригу я уж не стану пересказывать. Но мы приводим сцену к: «Не может предать тот, кто не служит тебе». И дальше бой с главгадом. Слуга проигрывает, получает серьезную рану. Главгад его не добивает только потому, что в тайное убежище врываются дознаватели.

И все (речь о зрителях) воспринимают сцену в том ключе, что под маской главгада, собственно, бесполезный принц. До следующего эпизода, где принц-поэт будет выхаживать своего слугу. Лично. В борделе (ну а где еще⁈), даже не подпуская розу жемчужную к телу своего раненого помощника.

И там же откроется, что раненый боец — почти что фэнтезийный Штирлиц, только разрез глаз другой, да эпоха не та. В тайное общество заслал этого парня сам «бесполезный» принц. А подставился тот, когда начал вызнавать про «главгада». Там уже не остается интриги, под маской рассекает Се-гун. Это не мы, это Ма его туда назначил. У всех свои ролевые игры, канцлеру вот такие в радость.

Герой (который раненый) не только раскрыл личность канцлера, но и добыл доказательства, что тот стоит за целым рядом убийств. Включая гибель семьи «жемчужной розы». Маску второго помощника главгада таскал личный слуга канцлера, и через него передавалось большинство приказов.

Слуга очнется, скажет про дату, когда канцлер надумал устроить вооруженный переворот. Порох должен проехать в глиняных кувшинах, якобы с вином, через южные ворота города, в большом купеческом караване.

— А-Ли, — мама смотрит на часы. — Включим телевизор? Уже почти время…

— Погоди, — качаю головой. — А так можно? В кувшинах возить порох?

В дверь номера не стучат — барабанят.

— Кого там демоны несут? — бурчу, потому что Мэйхуа пошла открывать. — Если там не по вопросу конца света, пусть приходят завтра.

[1] 狗仔队(кит). [gǒu zǎi duì] — журналист.

[2] 狗崽子(кит). [góu zǎi zi] — щенок (сукин сын).

Глава 19

Принесло к нам чуть ли не делегацию. Чу, дядя Бу, а с ними «на буксире» помощник режиссера по фамилии Лю. У них с собой напитки и закуски (фрукты в основном), у Чу в руках букет. У всех троих уйма энтузиазма и нерастраченной энергии. Откуда⁈

Я выдыхаюсь, мозги плавятся, глазки в кучку. Мама потихоньку начинает косплеить панду — синяки под глазами уже соответствуют. Она вообще спит? Хочется верить, что да, ведь от прямых вопросов она обтекаемо уходит.

А эти такие бодрые, что хочется треснуть по лицу… Кувшином глиняным. Так уж и быть, без пороховой начинки.

И вот эти бодрячки уже орудуют в нашем номере. Все принесенное сваливают на стол. Вазы для цветов нет, вместо нее применяют кувшин для воды.

Помощник режиссера жестом фокусника достает из-за спины набор бокалов для шампанского. И бутылку того самого, пузырчатого. Французского, если мне не изменяет зрение. Набор в упаковке, так что парень явно подготовился. Разливают.

Нас так-то пятеро в номере, но я могу шампусик только нюхать ближайшие лет… много. Так что кому-то придется выпить дважды. Шестая посудина забирается мамой, чтобы сока из холодильника налить. А то без меня в числе тех, кто поднимает бокалы, и праздник не праздник.

Дядя Бу сообщает, что в номер скоро прибудет доставка с «нормальной едой», а не тем, что нахватали на скорую руку с вечеринки. Чу кается, что они явились раньше доставки, это «их вина». Синдром вечно виноватого, как он есть. Хоть в журнал по психологии статью с ее поведением и фото отправляй.

Кто-то включает телевизор, ведь там «вот-вот начнется». А сейчас пресс-конференция с актерами идет. В записи, конечно, фиг бы Ян даже ради пиара освободил ведущих актеров. Отработали съемочный день? Ступайте на свои конференции. Можно.

Помощник Лю акцентирует внимание, что мы все обязаны посмотреть интервью «многоуважаемого учителя». Лянь Дэшэн пообщался с представителем канала «Искусство и развлечения» на камеру. Так, конечно, тоже нельзя исключить монтаж, но явно мухлевать со словами и их значениями, как в печатной прессе, телевизионщики вроде не должны.

Его (интервью) уже показывали дней пять или шесть назад. Но мы все были слишком заняты, чтобы уделить время просмотру. Помощники делали текстовые распечатки для основных руководителей сериала. Лю — для режиссера. Ся — для продюсера. Поэтому не для всех присутствующих господин Лянь сегодня скажет с экрана что-то новое.

— Как вы знаете, — обращается «внутри ящика» мой киношный папка к миловидной журналистке. — Я намеревался в этом году закончить свою актерскую деятельность. Много лет прошло с моего дебюта. Много фильмов, ролей и событий. Надо уступать дорогу молодым, не так ли?

— Нет, нет! — замахала руками девица. — Как ваша давняя поклонница, господин Лянь, должна сказать: я плакала в тот день, когда вы заявили об уходе. Невозможно представить наш кинематограф без присутствия мастера Ляня.

— Вы меня перехваливаете, — скромничает Лянь (тут так принято — это прям хороший тон не принимать комплименты). — И уж точно я не стремился стать причиной ваших слез.

— Вы расскажете, почему передумали? — широко (и вроде бы даже искренне) улыбается журналист.

— Просто некоторые люди очень назойливы, — беззлобно смеется мой киношный папка. — Мой дом был взят в осаду. Я был вынужден выйти на переговоры.

— Я слышала, в новый проект вас пригласил режиссер Ян Хоу? — девушка явно попала под очарование собеседника, не может сдержать улыбку. — Тот, что прямо сейчас снимает «Дело о фарфоровой кукле». Этот сериал выйдет в эфир в июле.

— Именно, — кивает Лянь Дэшэн. — Режиссер Ян уверил меня, что, приняв участие в его картине, я не потрачу много времени. Он даже обещал уложиться в два дня. Так же он пообещал, что я не разочаруюсь, если дам согласие. А еще режиссер Ян сказал, что подобрал для меня партнера, который меня удивит.

— О? — захлопала густыми ресницами журналистка. — Всего два дня… И кто же это? Нашим зрителям не терпится узнать.

— Моя дочь, — сказал, а затем выдержал паузу. — В кинокартине, разумеется. У меня есть опыт работы с детьми. Это всегда мило, порой забавно, иногда связано с небольшими сложностями. Но эта удивительная девочка — совершенно особенный случай. Ее актерская игра, ее аура, погружение в персонажа… Немыслимы для столь юного возраста. Чтобы понять, о чем я говорю, вам нужно увидеть игру этой девочки своими глазами.

— Когда вы так говорите, господин Лянь, — разводит руками журналистка. — Нам не остается ничего, кроме как поверить.

— Поверьте, — улыбается «папка». — И убедитесь сами. Эта малышка придала мне, старому усталому человеку, желание продолжать работу в кино. Я искренне надеюсь, что мне выпадет возможность еще поработать с такими необычными дарованиями. За такими детьми — будущее кинематографа нашей страны. Я хочу увидеть своими глазами это прекрасное будущее.

— Значит, мы можем надеяться и на другие проекты с вашим участием, господин Лянь? — надежда горит в глазах интервьюера.

Артист с достоинством кивает.

Дальше говорят о будущих проектах. Это уже не так интересно, хотя пару рабочих названий я запоминаю. У этого человека стоит поучиться.

— Она даже не спросила, как зовут нашу малышку! — возмущена Чу (кто-то уже успел глотнуть алкогольного). — Да что она за журналист такой?

— Канал решил придержать эту информацию, — донес на телевизионщиков Лю. — Потому что это первый проект Ли Мэйли. Ее имя пока никому не известно. И не поможет раскрутке сериала.

— Мэйли заставит их запомнить свое имя, — улыбается дядя Бу. — За успех фарфоровой куклы!

— За успех!

…В те времена в царстве У установился мир. Набеги внешних врагов были отражены. Если речь идет о людях, конечно же. Что касается демонов: те никогда не оставят в покое мир людей.

Вступление до дрожи атмосферно. Цвета, акценты, спецэффекты: я даже не знала, что тут уже умеют такое делать. А ведь демон — словно часть горы и продолжение тумана. Пока не разверзнет пасть.

Первая серия отличается от последующих. Нужно сразу же погрузить зрителя, ничего не знающего о мире в дораме, в эпоху, атмосферу и события. Поэтому до заставки с представлением актеров идет вот такое вступление.

Дальше накал спадает, надо показать все главные действующие лица. Все такое спокойное и «текучее», несмотря на переходы от актера к актеру.

А затем кукла распахивает глаза.

— Ва-а-а-а! — кричат и верещат рядом со мной.

Те, кто уже множество раз видел этот кадр. Надеюсь, на тех, кто зрит его впервые, он произведет не меньшее (хотя бы) впечатление.

Дальше эта стихийная компашка собутыльников еще несколько раз заголосит. Потому как — реально крутое кино у нас (всех) получилось. Ян Хоу зашел «с козырей»: с одного из первых кадров со мной. Это где кукла стоит у края обрыва. Графика: зеленая трава, покрытая серебряной росой, от кукольных ножек и дальше, дальше — желтеет, иссыхает. А капли росы оборачиваются каплями крови.

— А-Ли… — шепчет мамочка, прижимая меня к себе.

В голосе столько гордости, что хоть ковшом вычерпывай.

Слезинку одинокую на фарфоровом лице Ян приберег. Это — для финала, а пока что он дал «крючок» к тому, чем всё (быть может) закончится.

Затем там всякие события в царстве, героев понемножку раскрывают. Динамично и красочно движется сюжет, не заскучаешь. Ближе ко второй половине серии канцлер делает заказ у мастера-кукольника. «Папка» мой рукодельничает. И эпизод с лекарством здесь же. Тот, где моя единственная на всю дораму реплика.

А «здоровую» девочку для второй серии решил приберечь режиссер. Оно и понятно: звездного актера необходимо больше, чем в одной серии явить зрителям.

Когда дело близится к финалу серии, а также — к финалу одной семейной истории — я «утекаю» в сторону санузла. Пока охи и ахи не перетекают в дружные всхлипы, сижу на… кх-м, троне. Мне еще до ночи хотелось бы над сценарием поработать. А если взгляну в глаза своей бездне, меня утянет. Не хочу.

Сцена отыграна. Мэйхуа молодец: как поняла, к чему идет, раздала всем одноразовых платочков.

Выползаю к титрам, оглядываю этих взрослых.

— Что, так плохо всё? — хмурюсь. — Устроили тут море разливанное.

— А-Ли, ты — чудо, — шмыгает носом мать. — Мы плачем, потому что это слишком хорошо.

Хорошо — это то, что принцесса в кадре была, разумеется. Но в куда менее эмоциональных и запоминающихся сценах. Нельзя дважды произвести первое впечатление. И Ян мне круто подыграл, расставив акценты именно так, как нужно. Для меня, а не для Лин Сюли.

За успех говорит уже то, что час пролетел совершенно незаметно. Это для нас, знакомых с историей. И то, люди, в значительной степени погруженные в съемочный процесс, умяли кучу еды (в основном в рекламные паузы), кажется, даже не замечая вкуса. С момента появления в кадре мастера-кукольника и вовсе тарелки и палочки остались забытыми.

А как оно — свежим взглядом?

От разноголосых восхвалений скоро начинает звенеть в ушах.

— Да, да, — вздыхаю. — Хвалите лучше дядю Бу. Это он снял красивое.

Тру глазки, строю рожицу.

— Устала.

Эти трое явно продолжат кутить: бесенята даже у молюшки в глазках зажглись. Лишь бы не пришлось опять реанимировать. Главное, что намек мой понимают. И вскоре мы с Мэйхуа остаемся наедине… со сценарием.

— Порох, — напоминаю я. — В кувшинах. Так можно?

Умница моя кивает. Втолковывает мне, что к чему. И едем мы дальше, до…

— И это всё? — раскидываю я руки в сторону. — Казармы, магистрат и внутренние ворота они взорвут. Чтобы — что? Зайти и слиться?

— У-ван будет убит, — возражает мама.

— Евнухом, — морщу нос, это же «фи» для государевой погибели. — От предательства. В спину. Это можно и без взрывов сделать.

— Канцлер не ожидает вмешательства принца, — оправдывает лошадиные метания по стойлу (сюжету) Мэйхуа.

Бесполезный принц своим появлением во главе отряда заблаговременно выведенной из казарм стражи срывает планы Се-гуна. То есть, кувшинчики жахнут, как надо, но пострадает исключительно недвижимость.

— А должен бы, — почти всхлипываю от негодования. — После того, как спали маски в тайном обществе. И особенно после того, как об него самоубилась «жемчужная роза». И вообще, зачем сценарист Ма крошит в финале почти всех героев?

— Эмоции, — склоняет голову набок мамочка. — Драма, зрители будут сопереживать.

Слить куртизанку, чтобы она поперлась в резиденцию канцлера, типа «спеть для него», а на самом деле попытаться ткнуть заколочкой — это очень тупой ход, как по мне. А дальше и вовсе методичное выпиливание героев. Кого героически, кого просто походя.

Мэйхуа мне пытается объяснить, что трагедия в финале — это для кинематографа Поднебесной естественно. Если речь не о комедии, то в конце выживут далеко не все.

— Не хочу, — упрямо бурчу под нос.

И напрягаю думалку: как можно переделать салат из мелко нашинкованных героев в блюдо с цельными и живыми персонажами. Без вреда для истории.

В голове всплывает демон, которого нарисовали в начале первого эпизода. Что, если…

Я начинаю быстро наговаривать идеи. Мамуля пучит глаза, но записывает. Итак, мы знаем, что изначально братьев У было больше, чем двое. Но дожили до наших дней государь и принц, который качественно прикидывался шалопаем. Есть даже ряд диалогов принца с куртизанкой, про опасность для него из-за раскрытия маскировки.

Знаем и то, что на границах спокойно, потому что один из братьев знатно напихал соседям за щеки. Отбил у них желание и силы нападать на царство У в обозримом будущем (пока новые мужики не вырастут). Генерал У, брат царя, стал значимой фигурой и центром силы. И как-то так неудачно сверзился вместе с конем с крутого обрыва. Гололед был, не иначе. В конце лета.

Можно «запилить» флешбэк в воспоминания принца-поэта. С самим падением. И причины обозначить намеками прозрачными.

А затем заменить главу тайного общества убийц на этого генерала. Мужик мощный, выкарабкается. Но ничто не дается даром: на спасение от несправедливой гибели он разменяет душу.

Канцлеру для связности сюжета не обязательно рулить обществом самому. Там его слуга трется подле главы. А компромат найти на канцлера даже логичнее, если главный гад кто-то другой. Другой и собирал: в хозяйстве всё сгодится.

Это нормально сочетается и с эпизодом на южных воротах. Дознаватели остановят подозрительный караван, со скандалом (купцы будут против) потыкают мечами в кувшины с… вином. Действительно вином. Порох заедет через другие ворота. Раз планы кто-то вызнал, их надо корректировать.

То, что принц-поэт «соломки подстелет» и уберет людей с локаций, это ему плюс в карму. И во дворец он тоже явится вместе со стражей. Но сначала мы устроим встречу Се-гуна и «мертвого» генерала. Когда евнух прирежет царя, его брат с группой убийц попрыгает с верхотур. Генерал скажет что-то вроде: «Всем спасибо, все свободны, дальше я сам. Царствовать. А вас, как цареубийцу, мы казним».

Надо обосновать, зачем слуга нес ящик с куклой. Почему уронил, не надо обосновывать: ринулся защищать господина. Кукла — точнее, демон в ней, изрядно уже «отожравшийся» на многочисленных жертвах — окажется прямо перед носителем другого демона — генералом.

Эпическое столкновение двух демонов (главный тут может быть только один) должно быть не менее эмоционально, чем «а потом все умрут».

Раз смогли нарисовать одного очаровашку, то и парочку, да в «боевом режиме», сумеют.

А куртизанку мы прирезать не дадим. Принц не идиот, и зашлет монаха сторожить усадьбу Се-гуна. Горе-мстительница получит усыпляющую печать и благополучно проспит весь экшн.

Демоны ослабнут в противостоянии. Слаженный рейд из принца-поэта, дознавателей и монаха сможет их «утихомирить». А стража в это время разберется и с убийцами, и с людьми канцлера.

В качестве хэппи-энда у нас будет коронация некогда бесполезного принца. Прочих наследников злое копыто Ма уже выбило на тот свет. Вроде как канцлер и рванул на штурм дворца, потому как прямых наследников династии У осталось шиш да маленько. А того, который бестолочь, никто не воспримет всерьез.

А для того, чтобы романтически настроенных дев порадовать, мы еще можем минут пять в самый конец тиснуть. Где стайка девиц едет во дворец, дабы пройти отбор в гарем. Всем головы накроем, а одну заставим потеребить браслетик. Жадеитовый — как раз такой дарил один принц одной куртизанке… По нему он потом и опознал тело (в версии от Ма), выброшенное в канаву.

И вот теперь, с ослабленным и почти забитым демоном, можно нести куклу к обрыву.

Слеза счастья и облегчения катится по фарфоровому лицу.

Все (важные) герои живы.

Конец истории.

— Нет! — брызжет слюной жабный жаб. — Это толкование противоречит замыслу сценариста Ма.

Ожидаемо. Вот только Ян Хоу уже ознакомлен с отзывами фокус-группы. Их главная претензия: во время просмотра им не подготовили достаточно салфеток. Они все обревелись.

Первый же эпизод вывел «Дело о фарфоровой кукле» на вторую позицию в национальном телевизионном рейтинге. Отзывы — сплошь положительные.

Интервью, которое дал Лянь Дэшэн, дало мощный толчок дораме. А дальше — работа всей команды не дала упасть с высокой заданной планки.

Ян Хоу сияет довольством. Заслуженным: его вклад в успех сложно переоценить. И щегол, ознакомившись с идеями сценариста Бай Я, склонен пойти на эту авантюру.

Все заставляют зрителей к концовке ближе горстями есть стекло? А что, если аудитория уже наелась стеклом? И хочет чего-то менее болючего?

— Мы рискнем, — блестит зубами в саркастичной улыбке режиссер Ян. — Вызвать недовольство господина Ма.

Мэйхуа глубоко кланяется. Скрывает улыбку. Триумфально (пока никто на меня не смотрит) вскидываю вверх рученьки.

Да! Бай Я сделает мир чуточку счастливее с этой дорамой.

А потом пойдет в сад. Детский. Рейтинги и признание — это прекрасно. Но образование само себя не получит.

К концу июля «Дело о фарфоровой кукле» выбьется на первое место по всем показателям (просмотры, отзывы и прочая). Имя Ли Мэйли зазвучит с экранов.

Не обойдется без сравнений с другой малышкой из сериала, Лин Сюли.

«Сюли такая милая и искренняя!»

«Мэйли слишком мрачная».

Не обойдется и без отзывов такого плана. Тут уж ничего не попишешь. Когда таких «мракоборцев» будет собираться особенно много, я стану утешать себя отзывами про завершение истории.

«Я до последнего надеялась, что девушка из дома удовольствий сможет быть с любимым! Спасибо, что услышали мои мольбы!»

«Жуй Синь — великолепен! Он должен был получить всё: и власть, и красавицу».

«Когда кукла заплакала, у меня тоже потекли слезы».

«Спасибо, что показали нам такую замечательную историю!»

«Сериал, в котором согласился сниматься господин Лянь Дэшэн, не мог быть низкосортным».

«Пожалуйста, выпустите второй сезон!»

Август 2000 г, Бэйцзин, КНР

Об этом… К августу я вымахала на голову относительно себя же на начало съемок. Костюм пришлось перешивать дважды, чтобы доснять эпизоды ближе к концовке. Кое-кто даже квакнул, мол, не пора ли вычитать стоимость перешива из гонорара исполнительницы?

Не вычли. Так-то всего гонорара мы получили в районе восьмидесяти тысяч юаней. Это с учетом надбавок за ночные съемки, а еще в эту сумму мы и мамины денежки, как младшего сценариста, посчитали. Командная работа же.

Звучит, как что-то солидное, а на самом деле — очень мало для такого объема работы. Одна бледная перелетная (Чу не против работать на меня, но надо закрыть обязательства по контракту с Лотосом) моль донесла, что «жемчужной розе» (мы сопоставимы по количеству часов и отснятых сцен) выплатили в десять раз больше. И это вообще не потолок.

— Госпожа младший сценарист, — щегол, как и всегда, безукоризнен. — Госпожа восходящая звезда.

— Не зовите меня так, — фырчу. — Мэй-Мэй звучит лучше.

Так прозвали меня мои (пока) немногочисленные фанаты. Про Мэй-Мэй: они прознали, что я родилась в мае, а май на инглише звучит, как «мэй». Прибавили «половинку» имени (один иероглиф). Так же мэй-мэй — это младшая сестра, как вы помните. А китайцы обожают созвучия. Учитывая мой возраст, младшая сестра — отлично получилось. Уместно на долгие годы вперед.

Небольшой ресторан, где карпы резвятся в пруду у входа, а внутри приветствует сам хозяин, мало изменился с зимы. Только отцвела зимняя слива.

— Студия намерена снять второй сезон «Дела о фарфоровой кукле», — сообщает Ян Хоу. — В память о сценаристе Ма. Планируется взять его начальный сценарий. Лотос-Фильм хочет привлечь сценариста Бай Я. Поскольку вы знакомы с этой историей. Сможете бережно внести изменения в сценарий, сохранив общую канву истории. Планируется перерождение героев первой части в современном мире.

Ма успел увидеть триумф своего (местами) последнего сценария. Врачи сделали всё возможное. Но излечить конкретно запущенную болезнь не смогли.

— Грустно как-то звучит, — встревать в разговор взрослых мне не положено, но мама и щегол уже привычные. — В чем подвох?

Играют желваки на скулах режиссера.

— Приглашают меня, но не А-Ли? — догадывается вперед меня умница Мэйхуа. — Они хотят взять другую актрису?

Ян хмурится и изучает стол.

— Решение обосновано быстрым темпом роста Мэйли. Если она продолжит расти так же быстро, возникнет ряд трудностей.

— Ладно, — я улыбаюсь и болтаю ножками под столом. — Но мама не будет писать им сценарий.

— М? — в два голоса.

— Зачем ей делать работу для этой картины? — пожимаю плечами. — Вы бы тоже не брались за нее, режиссер Ян. Она же провалится.

Ответом мне два долгих задумчивых взгляда.

— Провалится? — будто бы смакует это слово Ян Хоу.

— Ага.

А карканье ворон на фоне — это мне, определенно, слышится. Откуда бы им взяться внутри ресторана?

Глава 20

— Я действительно могу отказаться, — рассуждает вслух щегол, и на лбу его разглаживается складочка. — Контракт не подписан. Ха!

Сардоническая усмешка у него выходит. Похоже, в Лотосе совсем разладилось… Там и прежде согласия не наблюдалось, но теперь-то, после оглушительного успеха, могли бы и замириться. Но — нет. Не скажу, что мне грустно.

Я только надеюсь, что результаты дорамы нашей общей помогут тем, кто реально в нее вложил все силы — найти более достойное место для выражения своих талантов. Дяде Бу, Яну Хоу — в первую очередь.

— Мне кажется, нам и впрямь стоит прислушаться к младшей, — с улыбкой, полной любви, ворошит мне волосы мама. — А кому-то пора начать задумываться о почтительности.

Это камень в мой огород. Ладно с этими или с домашними, когда все свои, можно и не сдерживаться. Но в том же Солнышке правильно будет при взрослых — больше помалкивать, чем говорить. Знаете: иногда лучше жевать, чем говорить, и вот это вот всё.

Заморочки местных о старшинстве — это злое зло и лютые дебри. Через них не пробиться с одной лишь харизмой. Надо так о себе заявить, чтобы взрослые стали с тобой считаться, чтоб прям горы содрогнулись.

— А измененная концовка дорамы, — режиссера, похоже, настигло запоздалое просветление. — К этому Мэйли тоже имеет отношение?

«Черт, мы же всю дорогу шифровались», — хмурюсь. — «Где прокололись?»

— Это всё она, — мать моя сдает меня с потрохами. — Когда узнала, что все, кроме принца, умрут, доченьке это не понравилось. Надо сделать, чтобы все хорошие выжили, сказала она.

— И вы сделали, — констатирует свершившийся факт Ян. — Не испугавшись авторитета сценариста Ма и гнева продюсера Пэя.

— У меня не было выбора, — улыбается Мэйхуа. — Или моя драгоценная дочь расстроилась бы. Простите, что добавили работы. И расходов.

А нормально так она выкрутилась. Ни слова лжи, ни намека на фальшь. И выбора у нее действительно не осталось, когда я ей свой поток мыслей надиктовывала.

И да, эпическая битва пары демонюг подняла сложность в этапе постпродакшн. И графику «на коленке, задешево» тут пока не клепают.

— Работа для получения лучшего результата — это главное в нашем деле, — мягко возражает Ян Хоу. — Что до расходов: за повторный показ «Дела о фарфоровой кукле» боролось четыре канала. Дошло до суммы в двадцать пять миллионов юаней. Киностудия не в накладе, уверяю вас.

Нехило они там на нас наварились! А еще не хотели брать версию белой вороны для финала. Две заключительных серии нашей истории побили рекорды по просмотрам. Негативных отзывов — ноль. Ноль!

Да, еще не настала эра всеобщего интернета. Еще не полезла изо всех щелей ядовитая желчь хейтеров. Точнее, интернет в Поднебесной есть. Но он пока еще не в каждом чайнике и даже не в каждом телефоне. Однако донести до телеканала свое веское мнение зрители могут. И активно этим занимаются.

Так что кто молодец? Я молодец, и Ян молодец. И мамуля, но она по жизни молодчина. Заслуга режиссера в том, что попер поперек разных жабств и конских копыт. И реализация, конечно, его (во многом) рук дело.

Чего стоит только режиссерская версия финала для куклы. Оцените: дорама начинается с меня, стоящей у края света, и от ног моих жухнет трава, оборачивается каплями крови утренняя роса. А заканчивается кинокартина (финальный финал, край света софитов в рамках этой истории) кадром, где кукла на том же месте роняет слезу. Умиротворение и свобода во взгляде. Один эпизод мы досняли (о, ужас!) на зеленом фоне. Там кукла падает на мат (не тот, который ругательство). На экранах же хромакей сменился надоблачной высью над бездной, мат — желтой иссохшей травою.

В миг, когда кукла упала (а падать было больно, нельзя же смягчать падение, когда ты играешь фарфор), трава начала оживать. Возвернулась нежная зелень, россыпью крохотных бриллиантов заблестела роса. И, не тревожа небесную тишь и блескучие капли, над травинками пробежал призрачный силуэт маленькой девочки.

Звонкий безмятежный смех слился с перебором струн традиционного гуциня. Прощальный саундтрек, последние титры.

Фокус-группе снова потребовались салфетки. На этот раз — от слез облегчения и светлой грусти. И все в этой группе, как один, обрадовались хорошему завершению сложной, красивой и многогранной истории.

«Глоток чистого горного воздуха».

«Господин Лянь Дэшэн сделал правильный выбор».

«Это лучшая концовка из всех, что мне доводилось видеть».

«Моя душа словно тоже вырвалась из груди. И вознеслась в небо».

«Спасибо за это удивительное путешествие».

На следующий день один популярный художник выложил в сеть (а она уже есть, напомню, только не такая всеобъемлющая, как в последующие годы) картину, написанную под вдохновением от сериала.

В ней отец (мастер-кукольник) и дочь (уже не кукла, а живая девочка) переродились. В новой жизни они тоже семья. Отец с дочкой сидят на краешке горного пика, внизу клубятся облака, а вдали виднеются крыши храма-над-облаками.

Батя мой киношный омолодился слегка, а дочурка, наоборот, подросла. Но он художник, он так видит, так что пусть. Красиво же. И по-доброму.

Эта ворона одобрила.

Эта картина стала первым камнем, скатившимся с горы. За нею понеслась лавина: каверы на музыку из фильма, танцы — сродни тем, что танцевали в доме удовольствий куртизанки, текстовые фанфики, снова рисунки. Кто-то решил нарисовать аниме, нынче это обсуждается с Лотосом и наследниками сценариста Ма.

Кантонская фирма, производящая игрушки, обратилась с запросом на создание игрушки, полностью повторяющей мой кукольный образ. Планируется запуск ограниченной серии, эксклюзивный эксклюзив.

Жаль, вся прибыль — мимо меня. Отчисления за всё такое идут Лотосу. Даже относительно аниме: мама не может предъявить какие-то права, т. к. числилась только младшим сценаристом. Автор сценария — господин Ма, и все лавры — ему.

Впрочем, я не в печали. Юани приходят и уходят. Главное, что в мире — я уверена — стало на капельку больше гармонии.

Что до денежек — заработаем. Предложения о рекламе разных (в основном детских, но не только) товаров начали поступать еще в прошлом месяце. Искали выход на меня через Лотос, те переводили стрелки на Чу, как мою личную помощницу.

Та отсортировывала самые слабые предложения. Контакты тех, кто с дельными рекламными проектами обращался, молюшка передавала маме. И тут пригодился новый мамин телефон. Потому что деньги любят тишину. Обсуждать дела и финансы из фойе отеля — это такое себе.

По возвращению в столицу у меня уже было два контракта. Один я отработала сразу же. Там надо было проехаться на многоколесном монстре. Рекламодатели хотели за две тысячи юаней в час меня подписать. Но мама им ответила: десять тысяч за один съемочный день.

Те решили, видимо, что нашли наивную дурочку. Ведь работать с детьми — это сложно и долго, и действо запросто может затянуться на весь день (вечер, ночь).

Ага, кто тут наивный? Мать моя, знающая доподлинно, что за весь сериал её доченька ни одного дубля не запорола? Съемочная группа дорамы даже пари устраивала: сколько безупречных дублей подряд снимет малышка Ли.

Триумф — все сцены с первого дубля, был там такой пункт. Вот он и победил. Чу и дядя Бу сорвали куш. А помощник режиссера Лю очень расстроился, что врожденная осмотрительность не позволила ему поддержать эту ставку.

В общем, десять тысяч юаней — это были легкие деньги.

Мне, правда, страшно жала обувь, которую мне выдали (ношеную причем, вот… экономные товарищи). Но это ерунда, рабочий момент. Зато я так понравилась заказчику, что мне драндулет из рекламы презентовали.

И новый заказ сделали: на рекламу беговелов для детворы. Это где не педальки крутить, а ножками, ножками. Но с помощью колесиков. Ждут поставку из Иу. Помните, мы мимо него на Апельсинке гоняли? Той, что не чета этим колесным, но на свою Апельсинку я пока не заработала. Гоняю по двору, когда есть время, на Бохе. Это не совсем закос под «бэху», просто так на китайском звучит «мята». А велик мой в мятном цвете выпущен.

Вторая рекламная съемка (и фото, и видео), была куда как интереснее. И по деньгам в том числе. Ребята производят множество детских приколюх. Местное название вам ничего не скажет, там выражение, означающее: «Ростки тянутся к свету». Так что я его, пожалуй, упрощу до Ростков. Или Росточков — так милее. А детские товары — это же как раз про милоту (пока не взглянешь на ценники).

Бюджет, размах и фантазия у Ростков на уровне. Первое, что нам (маме, а она — мне) сказали — это не размер гонорара. Нет, они зашли с другой стороны. Восхитились концепцией перевоплощения Мэй-Мэй в куклу, и сказали, что тоже так хотят. Но не «скоммуниздить» всю идею целиком. Нет, они снимут полноценную рекламу со мною, а к ней добавят «бонус» — рисованную версию. И даже выпустят по эскизам затем игрушку. Две: меня и моего партнера по съемкам.

Партнер у меня шерстяной и флегматичный. И почему-то в виде игрушки сменил породу. Правда, я пока только черновую версию рекламы видела. Может, поменяют собакена в рисовке.

Глазюки они тут, я заметила, любят рисовать здоровенные. Компенсация, видимо. Причем у меня так-то нормальные глаза, а по местным меркам даже большие, если не щурюсь. Но нет, надо же вполлица.

Ростки подумывают о том, чтобы не только разовым контрактом меня подписать (они нам заплатили двадцать две тысячи юаней, если что, это как бы четверть от съемок в дораме). Если зрительский отклик получится такой, как ожидается, они меня лицом бренда планируют сделать.

Это пока только осторожные обсуждения и прощупывание «почвы». Но намеки дают многообещающие. Лицо бренда — это совсем другие деньги. Поживем, увидим. Сейчас, на волне популярности «Дела о фарфоровой кукле» будет странно, если моя реклама для Росточков не зайдет народу.

Если с Ростками срастется (хе-хе), то прочие рекламные съемки на весь учебный год можно будет свести к минимуму. Без надрыва ходить в сад по будням, в воскресенье тратить половину дня на одну съемку, а остальное время проводить с семьей. Хорошо бы, чтобы так и получилось. Я предпочту работать в рекламе по принципу: лучше меньше, да лучше.

Про эти свои работы я вспоминаю, пока взрослые пьют чай. Яну явно надо обдумать мое наивно-детское предложение — не ввязываться в то, что делать не хочется. Мамуля так воспитана, что знает, когда следует говорить, а когда предпочтительнее помолчать.

И, когда режиссер Ян поднимает взгляд, Мэйхуа выдает понимающую улыбку.

— Вы же не только ради новости о втором сезоне позвали нас, — это «нас» мамуля подчеркивает. — С Мэйли?

Ян Хоу кивает, вздыхает и «сдается». Мы ему нужны, причем обе. Дело в том, что у него есть родственник, запускающий в продажу новую марку бутилированной воды.

Тут придется отвлечься. В Китае всё не очень хорошо с питьевой водой. Воду из-под крана пить без кипячения… скажем так, нежелательно. Вода в бутылках — это нужный и важный товар в Поднебесной. И минеральная, и питьевая — всякая вода востребована.

И вот этим небесполезным делом решил заняться родственник нашего щегла. Марку торговую он уже зарегистрировал. «Воды Куньлунь» называется. Производство наладил, товар — пробная партия — даже понемногу продается. Но хочется, чтобы вода с пиков хребта Куньлунь стала узнаваемой и популярной в стране.

Тут влезла маленькая любопышка с вопросом: что это за горы такие, что аж на этикетку название и абрис горного хребта нанесли?

Ответов несколько. Первый: Куньлунь (лунные горы) — это горный массив. Второй, не совпадающий географически — это название священной горы, источника Желтой реки. Там можно отыскать Древо жизни, висячие сады, нефритовые и жемчужные деревья и много всяческих чудес. Плод долголетия только там и произрастает, там же дворец богини установлен, и так далее, и тому подобное.

Дядюшке режиссера показалось замечательным свести воедино вот это вот всё, но не прямым текстом. А как бы посылом: наша вода — самая-самая, потому что почти волшебная.

В рекламе. Ему нужен крутой сценарий рекламного ролика. За этим Ян Хоу обращается к мамочке. И ему нужны будут те, кто в рекламе снимется. Дядюшка проникся образом девочки-куклы из дорамы племянника. Его желание — это участие малышки Мэй-Мэй в рекламе его воды.

Долголетие… Боги, духи и сокровища… Вода.

В моей головушке забрезжил свет новорожденной идеи. Правда, местами смахивающей на плагиат. Но какая же «вкусная» задумка!

Сейчас поясню, о чем я. Рекламу в той жизни Кира Воронова смотрела редко. Как и ТВ в целом. Но конкретно этот ролик мне-прошлой скидывал товарищ, со словами: это клево, посмотри. По ссылке рекламировали французскую воду. Шел там, значит, взрослый мужчинка, затем в отражении вместо своей офисно-планктонной рожи внезапно увидел — младенца. Охр… удивился. Поперся к зеркальной стене соседнего здания. И там — тот же карапуз.

Дальше было много людей вдоль этой зеркальной стены, все они видели в отражении — малявок, и все танцевали. И взрослые, и дети. Детишки одеты похоже, двигаются похоже, и всё это очень мило и задорно.

Посыл был в том, что эта вода такая чистая и натуральная, что сохраняет молодость (потребителя).

А мамочка давеча обучила меня новому «чэнъюй», или, как нам привычнее, идиоме. Буквально «готовое выражение». Так вот это, вчерашнее, готовое выражение: «вангучантин». Употребляется, как пожелание «длиться вечно». Вечно молодой, вечно цветущий…

«Вечно пьяный…» — пело у меня в голове «Смысловыми галлюцинациями» сутки тому назад.

— Мама, мы вчера учили, — говорю и улыбаюсь.

Мэйхуа ловит мой взгляд и «подсказку». У нас с ней так-то уже есть своя «система знаков».

— Бессмертие? — легкая задумчивость на красивом лице. — Режиссер Ян. Думаю, у нас получится удовлетворить запрос вашего уважаемого родственника. Мне понадобится день или два на написание сценария.

— Правда? — изумляется Ян так сильно, что ненадолго выпадает из постоянного «держать лицо». — Так быстро?

Мы снова переглядываемся с мамочкой.

— Сценарист Бай Я приготовит черновик как можно быстрее, — вежливо кланяется Мэйхуа.

До чего ж порой удобны эти обращения в третьем лице!

Сценарий создается за пару часов. За это время я успеваю показать мамочке отражение в пруду с карпами. А чего далеко ходить? Дальше — спасибо дождичку, что шел, пока мы обедали — указываю на парное отражение, только на этот раз в луже. Я с одной стороны наклоняюсь, она с другой.

Для рекламы лужа образуется, когда героиня (у нас ведущая роль достанется девушке) случайно разольет воду из бутылки. Ее толкнет прохожий, бутылка упадет, вода разольется.

Почему именно девушка? Так марку воды, которую будет пить вся семья, чаще выбирают женщины. А одинокий мужчина будет не прочь полюбоваться красоткой в начале ролика.

Воду девушка разольет возле зеркальной стены, это мы сопрем. Так что сначала личико малышки (моё) героиня увидит в луже, затем, подняв глаза, увидит омолодившееся «отражение» целиком. Потычет пальцем в стекло. Отражение тыкнет в ответ. Обе корчат рожицы, машут руками. А затем мелкая превращает набор случайных жестов в танец.

Место выберем из популярных. В столице мы или где? Музыка возле торговых комплексов играет часто. Песню возьмем непременно китайскую. Что-то с приятным звучанием и ритмичное.

Танец французы не ставили, детки дрыгались на свое усмотрение. Но у меня есть в доступе парочка парней-погодок. И мы вполне можем разучить что-нибудь простое руко-ного-дрыгательное. Легкое: чтобы не трудно было обучить и еще других малышей, если родственник Яна Хоу даст добро на масштабность.

Часть вместе, часть «кто во что горазд». Люди подходят, присоединяются, все веселятся и танцуют.

А в заключение слоган: «Воды Куньлунь — будьте вечно молоды!»

— Я сам это сниму, — проникается замыслом режиссер Ян при нашей следующей встрече. — Бу встанет за камеру. Хм… Чжу Юэ еще не начала новый проект… Привлечем ее как взрослую Мэйли. Жуй тоже должен согласиться.

— У А-Ли есть двое друзей, — мягко предлагает Мэйхуа и пододвигает фото Джиана и Ченчена.

На получение снимков в хорошем качестве и разучивание кусочка будущего танца ушло времени больше, чем на запись сценария.

— О, этого мальчика можно использовать, как юного Жуя, — одобряет портрет жирафика Ян. — Для второго кого-нибудь подберем. Это ведь друзья Мэйли. Я их видел. Они в том студенческом фильме принимали участие, верно?

Так я пропихиваю в самую популярную рекламу Поднебесной на ближайший год (и даже больше) двух своих приятелей. Масштабирование дядюшка одобряет. Так что и тетушка в ханьфу, и пара бегунов в спортивной форме, и юные модницы, и студентик в очках, и пузатенький дядя в представительном костюме — разные типажи (но все — из местных) встречают свою детскую версию. И не могут удержаться от заводного танца.

Дядю в костюме играет сам владелец Вод Куньлунь. Зеркалит его Бо Ченчен. И эти двое как бы не забавнее всех отплясывают. Потому как оба совершенно не боятся выглядеть смешными. Дядька у Яна Хоу в этом плане сильно отличается от младшего родственника.

Не так уж мы и плагиатим. Если даже забыть о том, что французы сняли бы (в моем мире, как тут — вообще без понятия) этот ролик лет через… тринадцать-четырнадцать, то у нас и колорит совсем другой.

И дети отличаются от малявок из оригинала. У нас на порядок зажигательнее ролик получится. Да нам даже танец в итоге поставила известная дама-хореограф (вон она в кадре, танцует в ханьфу).

Та версия снималась где-то около полугода. Мы уложились в три недели. Там работали профессиональные танцоры (за команду взрослых), а у нас такая… сборная солянка. Кто-то прям профи, а кто-то первый раз в жизни вытанцовывал.

Черт возьми, наш режиссер — обладатель ряда премий, оператор с руками от боженьки, а в исполнителях — команда мечты. Да даже лужу на земле (одной маленькой бутылочки для лужи-зеркала мало) устраивала этими самыми ручками неподражаемая я!

Простите, уважаемые французы. Но наша вечная молодость — круче. Всегда найдется тот азиат, который сделает лучше. И мы это в очередной раз доказали.

Глава 21

Сентябрь 2000, Бэйцзин, КНР

По завершению съемок пришло осознание, что мне два (с плюсом) года, но я уже в состоянии «мокрая соль в солонке»: не высыпаюсь. Мы досняли последние кадры двадцать восьмого августа. Ян Чэнь, дядюшка нашего режиссера, закатил шикарную вечеринку… Но мы на нее не пошли.

Мэйли завалилась спать. И дрыхла почти сутки, да и следующий день «тюленилась»: ленилась и изображала тюленя. Мои понимающие родители не дергали дитятко, кроме как с целью вложить в растущий организм еду. Есть — это тюлени могут и всячески одобряют.

Очухалась я первого сентября. В шесть утра. Ведь важный день наступил — первый учебный. В Солнышко я топала в приподнятом настроении. Вообще, переключиться из безумного и дико увлекательного летне-съемочного режима в режим упорядоченно-образовательный не так-то просто. Разница существеннее, чем день-ночь. Два разных мира, если уж проводить сравнения.

А, про то, чем грозилась госпожа Сюй, клубничкина мамочка. Спонсорский сбор. Действительно: она его предложила, и даже частичное одобрение получила. Но в суммах сбора не сошлись: маманя Вэйлань желала растрясти всех родителей класса для одаренных на пятьдесят тысяч юаней, а совет одобрил — десять тысяч.

Ведь их цель — дать лучшее образование детям. На эти деньги будут проведены дополнительные улучшения. А вот брать больше неправильно. Продвинутые малыши — это и для садика полезно, статусность, престиж поднимает. Их таких нельзя лишаться. Так что кое-чьи хотелки урезали до вменяемых денежек. С учетом летних гонораров даже нашему семейному бюджету не стало больно.

Оплата за Воды Куньлунь пока только частично произведена: за сами съемки. Это всего-то сто пятьдесят скромных тысяч юаней. Если кто-то возмутится: «Откуда такие деньжищи за ролик меньше двух минут?» — то я отвечу, что для такой работы это еще очень мало. Можно сказать, даром. Это не пару часиков для Ростков поулыбаться рядом с песиком. А три недели изучения танца, репетиций, съемок.

Можно сравнить с гонораром за «Дело о фарфоровой кукле», тогда кажется — ух, в два раза больше ж (почти). Но не стоит забывать, что куклу я играла — никому неизвестной малявкой. Уже кукла принесла мне известность. А с нею и закономерное повышение оплаты труда. Детского.

Это можно сравнить со студенческой мудростью: сначала ты работаешь на зачетку, а потом зачетка работает на тебя. Сначала ты обиваешь пороги киностудий и рекламодателей, а потом они бегают за тобой, размахивая купюрами. Ладно, про купюры — это я дала волю фантазии. Но звонков и обращений к нам уже сейчас больше, чем я готова отработать.

Что же до сценария за авторством Бай Я… Мать моя мудрая китайская женщина за сценарий и идею ролика попросила с владельца бизнеса… процент с продаж. Не пожизненно, только за тот срок, что реклама будет транслироваться национальными телеканалами. Ладно, два процента. После вычета налогов. Ерунда же, да? (Здесь должен быть демонический хохот, но я девочка скромная и смеяться не буду).

Вообще, это не является общепринятой практикой. Но ребенок обронил словцо, мамуля подхватила, дядюшка рассмеялся, держась за солидный живот. А затем хлопнул по столу и заявил: «Хорошо! Будет так».

Ян Хоу еще подсобил с оформлением авторских прав. Есть лазейки, я так поняла, но внаглую содрать нашу идею уже не должны. А вся реклама в стране проходит проверку перед запуском в эфир. Там еще ряд правил есть, оказывается. От недопустимости показа государственного флага до запрета на формулировки а-ля: «самый высокий уровень».

Пятьдесят тысяч юаней из заработанного мы постановили на семейном совете отдать в пользу бедных… в смысле, старших родственников. У дедушки с бабушкой появилась возможность купить возле мандаринового сада еще один участок. Побольше имеющегося, и частично засаженного фруктовыми деревьями. То есть, не придется несколько лет ждать первого урожая.

И я начала (еще в середине августа, в поздне-вечернее время, когда батя дома) выспрашивать: что умеют родители моего брательника-подельника. Ли Чжуна, с которым мы демона в деревне мастерили. Потому как хорошо бы честного брата перетащить в город. В продвинутую систему образования.

Тут меня малость обломали: чтобы ребенка зачислили в школу Бэйцзина, у него должна быть соответствующая прописка. Так, в сад элитный я попала не только благодаря уму и цитированию Шекспира, но еще и потому, что прописана в нужном районе. А жилье в столице стоит куда как дороже, чем участок с мандаринами в далекой провинции.

Так что: мысль неплохая, но пока что нереализуемая. На приобретение недвижимости эта ворона еще не заработала. Впрочем, какие мои годы? Я ж детсадовец!

Итак, детсад. В семь тридцать две проведена явка. В воротах: сдал-принял. Штатный доктор Саншайн проверяет горлышко, нос и кожные покровы. Если всё ок, то мамочка передает ребенка учителю. Машет рукой: «Бай-бай».

Поскольку в саду нас будут учить английскому, родительница (и вся взрослая часть съемочной группы рекламы Вод Куньлунь) большую часть августа «учили» меня простым словам на сложном языке далекого запада. Чтобы малышке легче было на первых порах.

Директриса не говорила моей замечательной, чем именно я ее впечатлила во время прохождения тестов. А Мэйхуа не спрашивала. Для нее совершенно естественное явление, что ее драгоценная дочь — лучшая во всем. Трава зеленая, Срединное государство процветает, а Мэйли — лучше всех. Так к чему уточнения?

Дальше деточкам показывают (акция первого дня, уже с завтрашнего дня всё сами, сами) шкафчики для вещей и ящики для сменной обуви. Я так поняла по разговорам взрослых, сменка в садике тут не везде в ходу. Могут и в уличной в классах ходить. Все двадцать-тридцать человек в группе государственного детсада.

Саншайн — продвинутый. И в этом плане тоже.

— Запомните эти шкафчики. Внутри каждого из них наклейка с вашим именем, — сообщает молодая учительница маленькой «стайке» детенышей. — Две формы записи: иероглифы и пиньинь. В группе для одаренных все ученики должны знать, как пишется ваше имя. В обычной группе наклейки снаружи. Но вы — отличаетесь.

Ничего себе веселый старт! Не откладывая в долгий ящик (с обувью) запускают сегрегацию. «Вы — отличаетесь». Хм, хм…

Одна из девочек тут же принимается осваивать территорию. Для того, чтобы сесть, есть выступ. Жердочка, если изволите. Но кому-то узко (или так привычнее), так что попа опускается на коврик. Учитель ничего не говорит, но глаза (и так узенькие) сужает еще больше.

— Так же мы предлагаем каждому из вас выбрать животное, — дежурная улыбка и веселенькая интонация. — Рисунок с ним завтра прикрепят к вашему шкафчику. Изнутри.

— Ворона, — сходу брякаю я и чуть не кусаю себя за язык.

Хорошо еще, не уточняю, что белая. Ладно, если что, буду переводить стрелки на мать. На ее творческий псевдоним. А я же люблю маму.

— Отлично, Мэйли.

— Бегемот, — без раздумий сообщает Бо Ченчен.

Где-то дальше по коридору, я уверена, называется животное длинношее — жираф. Голосом второго моего приятеля. Грустно, что нас раскидали по группам. Но это то, на что я не могу повлиять.

Помните, в дораме был эпизод с девушкой, чью семью убили, ее саму преследовали и чуть не покрошили тоже, а она при мысли о необычной нефритовой подвеске на поясе спасителя — улыбается? Я же потом, уже на съемках рекламы, где мы с Чжу Юэ тесно контактировали, спросила: почему? Почему в такой момент на ее лице — улыбка?

И таки она дала мне объяснение. Есть вещи, которые мы изменить не можем. Как бы ни старались. У героини Юэ это — гибель семьи. Есть вещи, на которые мы можем повлиять. Это — поиск спасителя и дальнейшее с ним взаимодействие.

Подвеска ценная, значит, владелец ее знатен. Будучи рядом с ним, есть шанс узнать и о виновнике жестокого убийства. Значит, получить возможность отомстить.

Это сложно сходу переварить и «примерить» на себя, с этим, мне кажется, надо родиться и вырасти. Вот, воспитываю себя (как могу) согласно местным традициям.

После первого этапа (сам себя переобуй, рюкзак со сменными вещами в шкаф соскладируй) нас этапируют… кх-м, ведут в класс. Тут мы будем проводить большую часть дня. Вполне себе пристойно. Ящички и открытые ниши, как я понимаю, для игрушек и всяких «развивашек» предназначены.

Считаю стульчики: шестнадцать мест. А группа, как было заявлено, должна включать в себя десять мемберов… дошколят. Они решили принять больше детей в группу для одаренных? Скажем, за хорошие отметки в обычной группе? Или, как альтернатива, «за деньги — да»?

Поглядим и разузнаем. Вдруг удастся Джиана к нам перетащить? Надо будет и всех наших мам подключить к вопросу.

На стене напротив занятная доска с деревяшками на магнитиках. Чую, одного бегемотика отсюда будет сложно оттащить. Он сам к ней приклеится, без всяких магнитиков.

Во, уже потянуло. И не его одного. Мальчик — стандартного вида китайчик — ломанулся к деревяшкам с порога. И тут же начал их вертеть и пытаться расковырять. Девочка в красно-бело-полосатом костюмчике понеслась вприпрыжку следом. Похоже, что у пацаненка в клетчатых штанах нарисовался полосатый хвостик.

Меня эта попрыгунья смутила. Даже, я б сказала, напрягла не по-детски. Шустрое и бойкое поведение для двухлетки — норма, как и улыбка до ушей. А вот взгляд снулой рыбы — вне нормального. Маленький китайский электровеник с пустыми, безразличными, да что там — мертвыми — глазами, так я видела эту малютку.

Это бр-р, скажу я вам. А еще наводило на мысли про наступивший зомби-апокалипсис. Полосатая сдирала дощечки и швыряла их на пол.

Бо Ченчен технично вклинился между этими двумя, стал подтаскивать магнитики друг к другу. Конструировать всякое — это ж рай для него на первое время, пока чего-то круче не дадут юному гению с развитым пространственным мышлением.

— Ы! — совсем не гениально быканул на бегемотика «разбиратель».

И попытался толкнуть своим бедром крепкое (еще бы, после стольки-то танцевальных репетиций) бедро Ченчена. Не на того напал, бегемотик даже не заметил.

— М! — замахнулась ручонкой (с зажатой в нею деревяшкой) «швырятельница».

Моего дружбана по башке лупить вздумала? Я метнулась вперед. Успела перехватить щуплую, неспортивную руку до столкновения древесины с черепом бегемота.

Глянула на нее, особо не сдерживая злость. Одаренные дети, как же! И не сразу поняла, что малявка не ноет, не отшатывается, даже руку не пытается вырвать. Лыба от уха до уха и застывший взгляд.

— Бить моего друга нельзя, — ровно сообщила я этому странному монстру в детском обличии. — Поняла?

«Может, слепая?» — сделала я допущение.

Но тут же отменила его: зрачки двигались, да и тянулась она перед этим к плашкам из дерева вполне целенаправленно. Это становилось любопытно. За что-то же взяли разрушительницу в класс для одаренных?

— Дети, все сюда.

Но это всё подождет, так как в восемь ноль-ноль у нас начинается завтрак. Если до начала завтрака ребенка не привели в садик, то можно уже и не спешить. В восемь часов утра ворота закрываются. Одна из двух нянь (у нас одна учительница и две ее помощницы, няни, но обращение ко всем одно — лаоши, учитель) ждет до последней минуты, пока другая показывает класс «ранним пташкам».

Клубничка, к слову, явилась почти что к завтраку. Зыркнула на меня без симпатии, и всё на том. Её усадили за другой стол, все четыре места за нашим с Ченченом столиком уже были заняты. Кем? Догадайтесь.

Нас попросили по очереди представиться. Дабы с незнакомцами не трапезничать… Или просто уже начали приучать к порядку. Фиг пойми.

Итак, пацана зовут Гао Юн. Для шкафчика юный Юн выбрал сильное «тотемное» животное — быка. Очевидно, оттого и быканул на бегемота.

Девочка-рыба — это у нас Цао Шуфан. Она себе на дверцу попросила налепить акулу. Какой славный выбор…

— Сели ровно! — внезапно прикрикнула старшая воспитательница. — Спину выпрямить. Ножки вместе. Коленки вместе. Ладони на колени.

За другим столиком никак не мог усесться щекастый мальчишка. Отставил ногу в сторону, а не так, как велела учитель. Тычок — ногой по ноге.

— Сядь ровно, — окрик. — Или не получишь свой завтрак.

Пока две нянечки споро разносят по столикам йогурты, печенье, орешки и кокосовое молочко, наша «добрая» учительница обходит весь класс.

— Плохо. Но для первого раза допустимо.

Нам позволяют выдохнуть и похрустеть печенюшками. Жую миндаль, поглядываю на надсмотр… нянечек. Мимолетно вспоминаю о цианидах, как о ядах, замечательно маскируемых присыпками из тертого миндаля.

Я, конечно, всё понимаю. Без дисциплины и послушания детьми (особенно чужими) сложно управлять. Но как-то здешние методы меня не вдохновляют.

Когда дети заканчивают с легким перекусом, дрессировка продолжается. Няни убирают посуду и крошки со столиков, а дети снова сидят ровно, как по линеечкам.

Хлоп! Ладонью по спине наклонившейся девочки.

— Прямо спину держим. Иначе не пойдем на улицу.

И тут на соседнем стуле начинает ерзать Ченчен. Мальчик с особенностями, которому непросто объяснить что-то про дисциплину — та для него что-то скучное.

«Сейчас эта мегера двинется к нам», — холодеют мои пальцы, лежащие ровно на коленках, как и велено.

Мне-то не проблема отыграть желаемое поведение. А другану влетит…

— Чен, слушай и молчи, — говорю тихонечко (если и влетит за болтовню, то мне, а не приятелю). — Это игра. Она сложная и с особыми правилами. Надо замереть на одном месте. Да, вот так, молодец. И сосчитать в уме, сколько на доске с магнитиками дощечек. На доску смотреть нельзя, ты должен вспомнить расположение каждой деревяшки.

Я знаю, что мои товарищи по играм (уже не только в песочнице) за август подтянули счет. И оба могут считать до ста — уверенно. Дальше им тяжело пока, но они стараются.

— А потом? — с горящими глазами спросил… нет, не бегемот, а юный Юн, к счастью, тоже шепотом. — Когда досчитаем?

На эту парочку я не рассчитывала, но действую по обстоятельствам.

— Из суммы вычти столько, сколько человек в классе, — импровизирую в усложнении задачки.

— А награда? — шепчет мини-акула. — Будет?

— За теми из вас, кто не научится сидеть ровно, — оповещает детишек учитель. — Мамы не придут.

Вовремя она.

— Награда, — шепчу с придыханием. — Выход из ада.

Едва ли местным деткам знакома концепция ада (в этом возрасте), но посыл от старшей они точно уловили. Мама не придет — это реально страшная угроза для малыша.

И деточки проникаются важностью решения задачи.

— Хорошо! — перехватывает инициативу одна из нянь помоложе. — А теперь все встаем. Подходим ко мне, выстраиваемся. Ты — бери мальчика спереди за край одежды. А ты — девочку спереди. И так все держимся друг за дружку. Идем-идем-идем!

«Цыпа-цыпа-цыпа», — угораю я в процессе. — «Паровозик тронулся и запыхтел: чух-чух-чух».

Цыплячий паровоз ведут на площадку для зарядки. По дороге сообщают нам, что сегодня мы будем заниматься между корпусами. А по понедельникам зарядка — на внутреннем стадионе. В понедельник мы все поем гимн страны, глядя на флаг. Кто гимн не выучил, как раз есть время на выходных. Удачно в этом году первое сентября на пятницу выпало.

Ходили мы в день тестов через внутреннюю площадку. Там много синего (видимо, цвет неба, а небо с солнышком так здорово стыкуется), много света и хорошее покрытие. Но уличная площадка в тысячу раз интереснее!

Она ни в какое сравнение не идет с той, что я помню по прошлой жизни, по тому Солнышку, что в Питере. Еще из окна стало очевидно: в местной вариации прикольно и есть, чем заняться.

На улице стройными рядами уже выстроены другие группы детсадовцев. Нам достается участок для самых маленьких. Дальше там еще куча всяких лазалок, турникетов, сетки натянуты. Есть даже низенькие баскетбольные кольца.

Словом, я вижу, на что идут денежки наших пап и мам. Еще бы выстраивание иерархии как-то помягче проводилось.

Следующий час мы разминаемся, пляшем и скачем. Всё это под музычку. Упражнения показывают молодые учительницы, старшая бдит, чтоб заключен… подопечные не ленились. Мне-то всё ок, и бегемоту после дамы-хореографа нормально. А бычок и акула то в ногах запутаются, то рукой полный мах не дотягивают.

— Стараемся! Стараемся! — то и дело придает бодрости наша классная грымза. — Выше! Тяни носок. Раз-два, раз-два. Закончили!

Наш паровозик трогается в обратном направлении — в класс. Сначала только по пути в уборную заглядываем. Организованно! Шутки про строевой шаг — вообще уже не смешны. По команде мы производим даже мытье рук.

В классе нас встречают вопросом: сколько на доске деревянных фигурок? И задают алгоритм действий: знаешь ответ — поднимаешь руку — ждешь обращения учителя — отвечаешь.

Над нашим столиком вскидывается сразу четыре руки. Четыре — это потому что по дороге из уборной бегемот отчитался мне в выполнении задания. Девяносто семь минус десять (детей) и три (взрослых) равно восемьдесят четыре. Так что я пользуюсь результатами чужого умственного труда. Тем более, тут-то задачка попроще будет.

Однако ответить предлагают не мне, а быковатому Юну.

— Девяносто семь, — рапортует рядовой… детсадовец Гао Юн.

— Неправильно, — поджимает губы грымза. — На втором завтраке твой стол не получит десерт.

Ченчен хмурится пухлощекой грозовой тучкой. Тянет руку выше и настырнее.

— Ответ: девяносто семь, — сурово сводит брови добродушный так-то пухляш. — Еще три Шуфэн скину…

— Уронила, — подсказываю шепотом, прикрыв рот ладошкой.

— Уронила на пол, — заканчивает мой товарищ. — Ответ верный.

Грымза Дун взглядом командует младшей — проверить. Ей бы свисток на шею собачий. Чтобы при любом удобном случает — как дунуть!

Конечно же, три деревяшки находятся на полу.

— Ваш стол получает по конфете, — меняет гнев на милость учитель. — Вы двое заслужили по солнышку.

Что за солнышки и с чем их едят, нам еще предстоит выяснить. А пока наслаждаемся злобным взглядом Сюй Вэйлань, она же клубничка, она же (в мечтах и в наклейке для шкафчика) леопард. Если глаголом можно жечь сердца людей, то взгляд Вэйлань способен прожигать кожные покровы. К счастью, я толстокожая.

Младшие разносят второй завтрак. Рис, курочка с грибами шиитаке (чем-то похожи на шампиньоны, но вкус у шиитаке более насыщенный, еще они считаются лечебными), суп с зеленью, яблоко и конфета. В шуршащем фантике. Когда мы добираемся до шуршунчиков, косится на звук не только леопардовая клубничка, но и все остальные безконфетные дети.

— Через неделю вас в классе станет больше, — несет нам радостную весть учитель Дун. — Те, кто сможет выделиться больше других в обычной группе, получат шанс попасть в группу для одаренных.

Дети переглядываются и перешептываются. Только за нашим столом — штиль и приятное слуху шуршание. Фантик — это не просто смять и выбросить. Это куча вариантов, как его сложить. Скажем, чтобы получить больше всего граней.

А я искренне радуюсь свежей информации. Теперь есть реальные шансы перевести к нам жирафика.

— Дети из группы одаренных, не получившие за неделю ни одного солнышка, — продолжает вещать наша грымза. — Будут переведены в группу для обычных детей.

…Или наоборот: к жирафу в «стандарт» улететь.

Демоны и преисподняя! Мироздание, мы о таком не договаривались.

Глава 22

Так. Отставить обращения к высшей межмировой инстанции по пустякам. Сначала надо разобраться, насколько всё плохо. Тяну руку.

— Да, девочка? — Дун поджимает губы, показывая этим, что ни хрена она не рада моей поднятой руке. — Говори.

Да и обращение… ладно, первый день — сделаем скидку на плохую память. Это ведь дети в группе одаренные. Воспитатели — обычные люди.

— Учитель Дун, скажите, пожалуйста, — подаю запрос с напором на вежливость, чтобы не могла не ответить. — А за что можно получить солнышки?

— Учителя будут награждать на своих уроках, — хмурится, но отвечает грымза. — Тех, кто сумеет отличиться на занятиях. Количество поощрений и оценка у разных учителей могут отличаться. Но общие стандарты, разумеется, есть. Серьезные, крепкие.

«Не заржать! Не заржать», — увещеваю себя, опустив голову (вроде как в поклоне).

Сейчас вы поймете причину. Стандарты в общепринятом для Поднебесной языке звучат примерно так: яоцу. У учителей группы для одаренных детей, вне всяких сомнений, должны быть яоцу. Крепкие, серьезные яоцу. Мощные, я б даже сказала, стальные яоцу.

Вскидываю голову, цепляю на рожицу мину серьезную. Поржать я всегда успею, а сейчас надо в систему вникнуть.

— А солнышки только прибавляют? — надеюсь, лимит вопросов не исчерпан. — Или могут за что-то отнять?

— Вы всё узнаете в свое время, — челюсть нашей «классной» дамы ходит туда-сюда. — Своими вопросами ты отняла у группы время для игр и отдыха, девочка.

И заслужила несколько недобрых взглядов, ага. «Сжечь», — почти что читалось в карих глазоньках крупными огненными иероглифами.

Если бы надо было выбрать животное для учителя Дун, я бы первым делом назвала бородавочника. Это такая клыкастая свинья с приплюснутой башкой. Подкожные жировые отложения на свинской харе смахивают на бородавки. Отсюда и название. Считаю, эта дикая свинка — просто идеальное «тотемное» животное для учителя Дун. Бородавок на физиономии грымзы нет, но этот недостаток легко дорисовывает воображение.

После второго завтрака и моих уточнений нам дают полчаса свободного времени. Меньше: я ведь две или даже три минуты этого времени «отняла» у всей группы.

Разрешено всякое, даже — о, счастье! — бегать можно. При этом нянечки разносят по столикам разные разности, вроде как для развлечения. Пластилин, карандаши, раскраски и листы белой бумаги. Математическое домино — его тут же цапнула акула, хотя и Юн тянул свои рученьки.

— По очереди, — предложила я. — Кто вытянет короткую, собирает первым.

Взяла пару зубочисток (их почему-то не убрали со стола после еды), одну надломила. Спрятала в кулаке так, чтобы не было видно обломанный (или целый) край внизу.

За столиком напротив (там, где клубничный леопард) вспыхнула напряженная баталия. Дети пыхтят и тянут на себя пластиковую упаковку с плошками. Розовый детеныш леопарда хлопает по ручке соседа, дергает на себя ценный приз…

Нет, так-то есть логика в выборе «тотемного» животного Сюй Вэйлань. Леопард — пятнистый. И на клубничине есть точки-семянки. Если бы шкура у леопарда была розовая, вообще все условия были бы соблюдены.

За столом напротив в дележку вмешивается грымза Дун. После того, как детеныш, получивший мягкой лапкой по руке, с криком скидывает часть разноцветных блоков на пол. Доминошки учитель подбирает, на стол возвращает.

— За обедом эти детки без сладкого, — ласково сообщает она пацану.

У нас вытягивает короткую зубочистку Юн. Счетные палочки я делю между Ченченом и Шуфэн. Так один сможет называть число, другой отсчитывать палочки. Затем второй предлагает отнять или прибавить сколько-то, другой считает «палками», и так далее.

А сама, раз уж нам позволено вставать, бреду к свободному столу. Забираю с него зубочистки. И к полупустому подхожу. За ним парочка совершенно счастливых детей: им на двоих выдали такой же набор, что и полным столикам. Спрашиваю: можно ли взять у них стаканчик с зубочистками? Дети в нирване, им до лампочки, что там я хочу. Лишь бы играть не мешала.

А я вообще-то пытаюсь прогнуть систему. Или хотя бы пощупать рамки возможного воздействия.

Если я не на уроке, а в свободное время отличусь (нет, не выпендрюсь, отличусь!), могу ли я заработать солнышко? Просто, если нет, то не стоит (в дальнейшем) и напрягаться особо.

Итак, у меня есть три стаканчика с зубочистками. И мягкий пластилин. А я уже второе детство отбываю… кх-м, проживаю. Нет, уклон в тюремный юмор — это уже даже мне не смешно. Пора завязывать. Я о том речь вела, что знаю более прикольное применение зубочисткам, чем ковыряться между зубами.

С добавлением мягкого пластилина они становятся… конструктором. Простейшим, зато и самым доступным.

Дурной пример заразителен. Вскоре к моему конструированию присоединяется Ченчен. А там, поглядите-ка, и с другой половины стола уже лапки (плавники и копыта?) тянутся.

К завершению свободного времени у нас: собранная математическая доска (Юн в соло одолел этого несложного монстра) и… Нечто почти космическое. Выходящее за рамки воображения нянечек, судя по вытянутым лицам.

То ли ракета космическая, то ли удивительной конструкции башня где-то там, в инопланетном городе… На самом деле, очень простенький конструкт. Больше всего времени ушло на то, чтобы детскими пальчиками относительно ровно отделять пластилин и формировать из него «узлы».

— О, — роняет челюсть бородавочник Дун. — Кто это сделал?

— Мэйли, — тычет в меня пальцем довольный бегемотище.

— Мы все, — поправляю я товарища. — Вместе.

Стол получает конфеты — вместе. Видимо, пришло время сменить малышковый девиз. «Мы — сами», — трансформируется в: «Мы — вместе». Вопрос, начислят ли за нашу башню нам бонусов, или отделаются этим: «О».

— Это… интересно, — наклоняет голову грымза. — И достойно поощрения. Всем — по конфете в обед. И… — задумывается, морщит лоб.

«Солнышек отсыпь, да?» — мысленно вопит эта ворона.

— И солнышко автору идеи, — нехотя выдавливает из себя бородавочник.

«Вот ты жадная свинья!» — в голове.

— Спасибо, учитель Дун, — вслух.

Едва она отходит от нашего стола, как Шуфэн сминает звездолет. С улыбкой. И тьмою космоса в глазах. А ведь до прихода Дун лепила и втыкала зубочистки как бы не бойчей всех.

— В следующий раз оставим трубочки от молочка, — сообщаю соседям. — Будем делать цветочки для учителей.

А если кто-то потом случайно положит цветочек на учительский стул, да перед этим снимет с острых кончиков цветные шарики… Это будет чистая случайность. Чистейшая! Я еще и остальную группу научу. Проведу, что называется, мастер-класс. Чтобы всем досталось от благодарных детишек по рукотворному цветику.

Мэйли — сама щедрость.

— Встаем и выстраиваемся, — командует тем временем грымза. — Идем на урок английского языка.

Перед уроком — плановый заворот в уборную. В десять пятнадцать начинается наш «хэппи инглиш», если верить меловой надписи на доске в кабинете «англичанки». По размерам класс поменьше нашего. Стульчики и парты — одиночные — занимают почти все пространство. Две передвижных доски: одна меловая, другая для маркеров и магнитов. И большой проекционный телевизор.

— Привет, дети, — приветствует нас на языке Туманного Альбиона учитель (так и тянет сказать — славянской внешности). — Меня зовут Джейн.

«Смит», — ухмыляюсь и перевожу. — «Или просто Женя».

С похожим акцентом у нас в средней школе говорил каждый второй. «Русиш-инглиш», так мы этот говор называли. Теперь главное — это даже не проявить себя на уроках «леди Джейн». Нет. Главное — не спалиться с «русишем».

Впрочем, на вводном занятии, где Женька с нами только знакомится, опасность не грозит. Малыши вовсю таращатся на светлые волосы, белую кожу и серые глаза. Диковинка же.

Щедро сыпет солнышками улыбчивая Джейн. Записывает себе в тетрадку, кто отличился, и рисует там схематически светило.

Занятие длится сорок пять минут. За это время леди успевает одарить местной валютой пятерых малышей. То есть, половину группы. Всех, кто способен после дюжины повторений произнести за ней: «Май нэйм ис», — и представиться. Конечно, я в числе счастливчиков есть, а вот бегемот не осилил. Застеснялся пацан.

Надо будет непременно уточнить: можно ли передавать друг другу поощрения. Но не сегодня. И так уже Дун хрюкает, что время трачу.

Вообще, этот урок дает мне время отвлечься и подумать. Раньше прессовали, кормили, напрягали активностями. Мозг был сосредоточен на решении текущих задач.

А тут я поняла со всей очевидностью, что нет повода для кипиша. Заработать одно солнышко в неделю — раз плюнуть. Я два за полдня выхватила. Малыши же «схавали» угрозу перевода в обычную группу. Стараются отличиться.

Так-то все в первый детсадовский день в некотором раздрае. Даже я, что уж говорить о первоходках… первогодках? Ой, всё, когда ж меня теперь отпустит⁈ Пф-ф. Дети, выбитые из «зоны комфорта», где их любят, холят и лелеют, попадают в совершенно новые условия. Непривычные. Им как минимум не по себе. И мамы рядом нет.

Зато есть — грымза. Заметим, что все команды и тычки мы получаем от нее одной. Нянечки даже нет-нет, а улыбаются подопечным. Джейн — та и вовсе сама сердечность. Злой полицейский Дун, добрые — все остальные? Очень похоже на то.

Держу пари, грымза дальше первого года учить нас не станет. Пойдет новых «перваков» кошмарить. Загонять в дисциплинарные рамки. Детский разум пластичен. Быстро схватит «матрицу» нового уклада, где учитель — бесспорный авторитет.

Угроза перевода — это всего лишь дополнительный стимул «качаться». Чтобы другие не догнали по «уровню». Но дома я этот вопрос подниму, конечно. Мы, благодаря летнему периоду, не последние штаны с себя сняли, чтобы закинуть в Саншайн спонсорский взнос. Тем не менее, впустую деньгами разбрасываться у меня лично желания нет. Словом, обсудим.

Ухожу в думки я так плотно, что бегемоту приходится тянуть меня. Урок окончен, пора в строй. Уборная — мытье рук — новая станция.

Нас ведут на улицу. На сей раз, чтобы получше ознакомиться с территорией и даже поиграть. Игры (по мнению воспитателей) включают в себя основы земледелия. Так, нам показывают зеленый уголок, за которым нам предстоит ухаживать. А по весне засадим грядочки. Да-да, грядочки. Тыквы, кабачки, баклажаны, да хоть картошку сажай. Главное, чтобы взошло и дало урожай.

Что сказать? Я в том своем детстве и на картошку ездила, и по грибы ходила. Правда, не с двух лет. Но это, право, придирки уже.

Нас загоняют в уголок, где безопасно, и никто из юных умняшек не угробится по тупости. После этого нам и правда дают поиграть. Выпустить пар. Чем мы и занимаемся, пока солнце (то, которое астрономический объект, а не валюта садиковская) не достигает зенита.

В полдень паровозик трогается и пыхтит на переодевание, дальше сами-знаете-куда, а затем в спальню. Нам поясняют: деточки в обычной группе спят в том же классе, где и едят, и занимаются досугом, а у нас — отдельный «рум» для сна. Опочивальня. Честно — пофиг. Сплю.

Правда, просыпаюсь раньше положенного. Наверное, на шепот в сторонке среагировала. На «Мэй-Мэй» от одной из нянечек.

— Это взаправду она. Мэй-Мэй! Девочка-кукла. Невероятно!

— Подумаешь, ребенок-звезда, — фыркает (тихонечко) вторая. — Через полгода про нее забудут. Если кем и восторгаться, так это наследником конгломерата. У его семьи только сталелитейных заводов — три, а еще строительный и судостроительный бизнес.

— Это же совсем другое, Лань. Он родился в богатой семье. А у Мэй-Мэй — настоящий талант.

— Родиться в правильной семье — тоже талант. Самый важный из талантов.

— Ты слишком зациклена на деньгах, Лань.

— А ты слишком много смотришь телевизор и мечтаешь, Шань. Если так охота кем-то красивым восхищаться, у нас есть другая красивая девочка. Чья мама — в попечительском совете. Не будь наивной, Шань, если не хочешь всю жизнь гнуть спину.

— Тише, ты детей разбудишь.

— Сама же начала…

— Тише!

Когда болтливые нянечки затихают, меня снова уносит в сон. Так, что даже не вполне очевидно: взаправду был тот разговор, или приснился мне.

Будят в половине третьего, ведут по знакомому маршруту: уборная-класс. Кормят. Рис с говядиной и баклажанами, два овощных блюда вдобавок. Грибы с зеленью и побегами бамбука. Суп с лапшой и креветками. Яблоко, банан. Теплый напиток (что-то вроде каркаде на вкус). Вторая наградная конфета.

А, да, кулер с постоянно теплой водой и одноразовые стаканчики стоят неподалеку от магнитной доски. Но бегать за водичкой каждые пять минут не приветствуется. Так, одного неугомонного парнишку Дун уже поймала за шкирку и усадила на попу ровно.

В пятнадцать к нам приходит новое лицо. Чтобы провести сорокаминутный урок. По пятницам это у нас — язык родной и любимый. Китайский, а не тот, что вы могли подумать. На передвижной доске нам пишут иероглиф. Рядом вешают его же, но распечатанный (там же, ниже, запись в пиньин). Говорят, как звучит. Объясняют, что значит.

Дальше мы должны хором несколько раз повторить услышанное. И записать. Для наилучшего усвоения информации. Начинают с простейших основных ключей, по номерам, начиная с первого. Первый — «один». Мамочка тоже с него начинала мое обучение. Год назад. Как вы догадываетесь, мы с ней уже значительно продвинулись.

Записывать предполагается по розданным прописям-обводкам для иероглифов. Да, такие тут есть. Так как урок самый первый, то основы написания черт идут, как добавка. Или как основное блюдо?

Если что, это пока не каллиграфия. Каллиграфия — отдельно. Просто без базы по чертам далеко мы в написании не уедем. Возле панды нянечки ближе к концу урока впишут наши имена. Учитель обязательно проверит.

Знаете, что дал мне этот урок? Нет, не новые знания. А понимание, что не я одна такая умная и продвинутая. С чертами не возникло проблем ни у кого в группе. Я напомню: этим детишкам — два годика. Кому-то, наверное, ближе к трем, но не суть.

Кира Воронова научилась читать в три с половиной. Считать значительно раньше, раньше двух. Писать я-прошлая начала где-то в четыре с лишним, точнее не вспомню. А спросить уже некого…

Малышне в одной со мною группе — по два (плюс) реальных годика. А они уже все черты знают, умеют, практикуют! Даже Ченчен, которого сначала мы с жирафом в песочнице начали подтягивать, а затем и маманя взялась. Особенно плотно — как узнала об одаренности сына.

Я в шоке, товарищи! Эти дети — вне моих прежних границ воображения. Уже. А что из них вырастет потом? Монстры?

О, нас радуют: обычные деточки за занятие учат один иероглиф. Сегодняшний день не считается, так как урок вводный, а дальше мы будем учить по два иероглифа — в первом полугодии, и по три, начиная со второго семестра. И дальше по нарастающей.

Всем, кто сдал по команде обводки, начисляют по солнышку. То бишь, всем десятерым.

И это подтверждает мою теорию: не так страшен черт, как его (китайские) малютки.

После урока нас еще разок подкармливают. Вроде как полдник, но полдень был давно… Не суть. Йогурт, булочка, орешки и груша.

Паровозик едет в уборную (кстати, руки перед едой мыть можно прямо в классе, рукомойники в наличии), оттуда в игровую. Конкретно эта игровая создавалась — тут делается театральная пауза — для нашего класса одаренных малюток. Другие детки посещают другую игровую комнату, уровнем ниже.

Метод кнута и пряника в действии.

Игровая разделена на зоны. Они даже оформлены по-разному. Одна — для умников. Там мы теряем Ченчена. Эти доски, как нам с гордостью сообщила грымза Дун, временные. И будут меняться, когда мы освоим текущие, на более продвинутые.

Вторая — для подвижной и смекалистой ребятни, кому на месте не сидится. Тут можно не сидеть с пользой для ума.

А еще одна часть отгорожена мягким забором. Она, как мне видится, предназначена для шкодников. Я лично ломанулась туда, ведь мозги всегда напрячь успею, хоть бы и дома, а такого тренажера для прокачки физических характеристик у нас в квартирке не предвидится.

И ничего, что внизу — строительные блоки. Как показала быстрая проверка, они таки из поролона. Спина и мягкое место вскоре убедились в том, что под мягкие блоки кирпичей не подложили.

Не совсем тут жесть для двухлеток. Есть надежда, что живыми выйдем из Солнышка.

Завершал наш замечательный учебный день урок рисования. Как я поняла, каждый вечер у нас будет урок творчества. Пятница — день изобразительного искусства.

Мы рисовали котика на основе овалов. И двух треугольников — ушки. А еще хвост… просто хвост. Потом еще усики, глазки и носик. Куда приклеили, там и хорошо. Раскрасить предложили самостоятельно.

Я оставила котю белым, для чего пришлось постараться: фон затемнить и растушевать. И, помня о тестах при поступлении, упрощенно нарисовать для котика хозяйский диван и подушку. На большее не хватило как фантазии, так и времени, отведенного на урок.

Почти все заграбастали по солнышку, кроме Шуфэн. Она покрасила котика в красный. А таких, как объяснила учительница, не бывает. Судя по прищуру стылых глаз, я бы не была так в этом уверена…

После того, как приукрашенный (кое-кто не только кота разукрасил, но и соседа тоже) паровозик сделал свои важные дела и умылся, нас накормили ужином. В семнадцать часов это было. Лапша с говядиной (мелко порезанной, как и всё мяско для нас) и фасолью, овощи, зелень, какой-то светлый суп, который я не стала есть. Не понравился запах. Груша из фруктиков.

И вот тут, после ужина, обычные детки могут идти сдаваться мамам. Ведь уже половина шестого вечера. Но мы — не такие. Точнее, сегодня, в ознакомительный день, такие. Но уже с понедельника в расписание после ужина добавится два дополнительных занятия.

Первое занятие (длительностью в сорок пять минут) выбирается из тех, что развивают интеллектуальные и творческие способности. Музыка, искусство (рисование, лепка, и потом добавится живопись), логические игры (сначала вроде бы что-то простое, с последующим переходом и разделением на шахматы и вэйци), театр, конструирование, основы каллиграфии.

Второе занятие — физическое. Первый год выбора ни у кого нет. Все ходят на танцы. Позже список расширится, исходя из рекомендаций учителя физической культуры. Да-да, это сейчас мы, словно маленькие амебки, пляшем под бодрую музычку. Потом, как тела попривыкнут к легоньким каждодневным нагрузкам (плюс еженедельные занятия в бассейне по средам), начнется более веселое (ой, не факт) времечко. Где и упал-отжался, и прыг-скок через препятствия, и прочие радости.

До понедельника настоятельно рекомендовали определиться с «умственным» занятием. Потому как в понедельник мы все поем, затем все танцуем, а уже дальше — кто что выбрал.

И вот в девятнадцать ноль-ноль, начиная с понедельника, нам можно будет выйти за забор… Вовсе не образно выражаясь. После ужина сад будет работать только для нас, да еще для тех малышей, чьи родители не успевают их вовремя забрать. У них это продленка (платная), а у нас уже всё включено в чек. Про чек малявкам, ясное дело, не говорят вслух, но я-то в теме.

Итого за первый день добыто: четыре солнышка. Нервов вымотано… да немного, на самом деле. Только в начале за бегемотика поволновалась. Что до остального — вспоминаем про намалеванного черта и его малюток.

— Мама! Мамочка моя! — льются из глаз моих одногруппников искренние слезы радости.

Я, хоть и не плачу, тоже рада видеть мать. Млею в обнимашках, но недолго. Рано расслабляться: нужно устроить семейный совет. На повестке дня: что будет с «подаренными» садику юанями, если я вылечу из группы одаренных (зарекаться не стоит). До того хорошо бы перехватить жирафика с его мамой. Если не ушли уже, конечно. Мне нужна вся моя стройбригада!

Глава 23

Такой приятный ветерок на улице, что за пределами элитного филиала преисподней! Запах свободы ощущается в его дуновениях. Свободы недолгой: в честь начала учебного года нам дают целых два выходных дня. А обычно-то детсад по шестидневке работает.

В честь этого даже батя взял отгул на работе. Работник он ценный, ему позволяют подобное. Если не злоупотреблять, конечно же. Это Китай, страна трудоголиков, здесь за частые отгулы могут косо посмотреть. (Отличная, совсем не расистская шутка).

Мы перехватываем маму Джиана и его самого возле забора. Металлического, полутораметрового. Спасибо, что без колючей проволоки. Вот вы тут посмеялись, наверное, а я позже увижу и такие вариации заборов вокруг образовательных заведений. Без шуток. Правда, это не от побегов делается. А чтобы малышей не воровали (помним правило одного ребенка, и что многим желателен мальчик).

Дружище мой задумчив. Ченчену рукой махал на прощание даже тогда, когда того уже усадили на сиденье авто. Старший господин Бо самолично прибыл за сыном.

— Сколько солнышек ты заработал? — делаю прыг к жирафику. — Вам сказали о переводе в группу одаренных за успехи?

— Три, — отвечает длинношеее и на пальцах дублирует. — Сказали. Больше меня никто не набрал. Одна девочка — столько же.

— Джиан, — обращаюсь со всей серьезностью. — Постарайся. Мы с Ченом ждем твоего перевода к нам. И еще: у меня к тебе задание. Особой важности! Ты сознательный и вдумчивый. Обязательно справишься.

Из всех знакомых мне детишек жирафик и правда вдумчивее всех. Как будто он уже родился взрослым. Но без памяти о прошлой жизни и сопутствующих навыков.

Поэтому я с легким сердцем даю ему спецзадание. Играть вместе с той продвинутой девочкой, тоже забравшей три «монеты» за первый день.

Еще я попросила его приглядеться к другим малышам. И умненьких стараться тоже в свои игры вовлекать. Тут заодно узнаю, что их группа — обычная — больше, чем было заявлено. Сейчас у них двадцать два малыша. Столики стоят очень плотно, но позже лишние уберут. Станет удобнее. Позже — это когда состоится подсчет заработанных солнышек. И перевод шести детей на вакантные места в группе, где мы с бегемотом.

Кто-то спросит: а зачем я выдала это ЦУ приятелю? Можно же «рокировку» устроить. Заменить, скажем, акулу на жирафа. Шуфэн странная даже по моим-взрослым меркам. Нужна ли такая в близком кругу?

Позвольте объяснить. Первое: Шуфэн странная настолько, что мне интересно, почему она такая? Что с ней не так?

Второе: дети — существа чувствительные, а мне не хочется поступать подло. Акула сама села к нам. Она участвует во всех общих играх. Точно не ради конфет: в первый день мы не знали о подобном поощрении. Выбросить ее за борт ради давнего друга? Плохое решение.

Третье: два стола — это больше, чем один стол. Детсадовская арифметика. Не верю, вот ни на грош (ни на лучик солнышка), что Сюй Вэйлань не станет подминать под себя детвору. Вкусностями или угрозами — этого я не буду пытаться предсказывать.

Может, начнет подбивать остальных «дружить против» таких выдающихся (по числу полученных конфет) нас. Не удивлюсь. И мешать ей не стану. Пускай детка реализуется, как будущий лидер (или чего там ждет от нее родительница).

Я же сосредоточусь на нашей нынешней четверке. И собственных результатах. Затем, когда с приходом новых лиц смешаются расклады и соотношения, к столу вороны — я верю в Джиана — прибавится стол жирафа. С переведенными детками. И уже от этого будем плясать в дальнейшем.

В том числе и натурально — на дополнительных танцевальных занятиях.

Заодно выясняется, что родители осведомлены об увеличенном наборе малышей. И о последующих перетасовках. Так дети будут лучше стараться — этого объяснения хватило всем родителям.

В системе образования Поднебесной учителя имеют большой авторитет. Пользуются уважением, и я уже догадываюсь, откуда растут «ноги» у этого уважения. Еще здесь придерживаются мнения: учитель не имеет эмоциональной привязки к ребенку, следовательно, сможет обучить его лучше и беспристрастнее, чем родители. Там, где папе с мамой любовь застит взор, учитель видит картину в целом.

Что до спонсорского взноса: мать моя шепнула на ухо, что это мы с ней дома обговорим. Дома, так дома.

О! Насчет дома. Пока мы с матушкой тусовались на разных съемочных площадках, наш надежный, как скала, мужчина проапгрейдил семейное жилище.

Мэйли ведь теперь не простой ребенок, а известная актриса. К нам время от времени наведываются гости. Теперь, с изменением статуса дочери, принимать гостей в простецкой квартирке негоже. Урон лицу и всё в этом (восточном) духе.

Купить дом или новые апартаменты семья Ли пока не в состоянии. Так что квартирка осталась та же — по квадратным метрам. Изменилась «начинка», оформление.

Всё ещё довольно просто и спокойно выглядит, но стало, и впрямь, намного приятнее. Эстетичнее, наверное, так можно выразиться. Только вышивки любимой супруги он не сумел расставить без её ведома. Этим как-нибудь в свободное время займется Мэйхуа.

Столовая-гостиная, общая для всей семьи зона, стала даже как-то светлее и воздушнее. В общем, ворона одобрила измнения. Целиком и полностью.

На апгрейд жилья ушли две батиных зарплаты полностью. И еще немножко «отщипнули» от киношных заработков. Но дело, хоть и может показаться бесполезной тратой денег, нужное. По местным понятиям лицо и статус — это не пустые слова. Так что — будем придерживаться.

А батя у меня — красавчик. Ну, по сравнению со многими другими представителями Срединного государства. Глаза узковаты, лицо широковато… Но к этому быстро привыкаешь. Как и к манерам его своеобразным. А надежность, заботу и искренность никакая модельная внешность заменить не в состоянии.

В общем, после еще одного ужина (не надо же уточнять, где вкуснее?) мне разъясняют, что там с нашими кровными. Юани — не только наши, другие родители вписались на тех же условиях — вносятся семьями по двустороннему соглашению с Саншайн. Кладутся на депозит до конца года (учебного, не календарного).

Конкуренция — стимул прогресса. В нашу группу отобрали самых-самых даровитых. Но, если какой-то детка окажется не таким способным, как ожидалось, он или она действительно имеет шанс вылететь из группы. В таком случае, если ребенок закончит год в обычной младшей группе, Саншайн вернет депозит его родителям. Мол: увы, но ваш малыш старался недостаточно.

Далее такой еще момент. Если ребенок пропускает неделю по уважительной причине (скажем, по болезни), его прогресс в солнышках «замораживается». Мороженное солнце, как вам?

Я тут же уточнила: съемки будут считаться уважительной причиной? А то вдруг нам на голову упадет предложение настолько шикарное, что нельзя будет отказаться? Меня расстроили: нет, актерская карьера не повод пропускать детсад. Взгрустнулось. Но не сильно.

Грустинку я легко заела десертом. Мамочка поджарила в сладком тесте яблочные дольки, затем покрыла их карамелью с кунжутом. Вкусненько! Не шарлотка, конечно, но весьма интересный вкус.

После сладенького перешли к солененькому — к детским слезкам. Образно говоря (я надеюсь). К выбору дополнительных занятий. Из списка мы первым делом вычеркнули театр и конструирование. Конструирование — это другой склад ума нужен, я к подобному не тяготею. Пусть, вон, бегемотище отдувается. С театром тоже всё ясно: чему меня там могут научить? Я бы поняла, если бы речь шла о спецкурсе в высшем учебном заведении. Но тут-то… Потеря времени.

Искусство — это вроде бы занятно, но точит меня червячок сомнений. Что, если я снова (специально или переклинит меня) прибегну к «виденью руки»? И оно меня «спалит», как чуть не случилось с тесаком в руке мамули на той полузабытой картинке?

Думаю, мне хватит обычных занятий. Углубленные оставим другим малышам. С нормальной детской психикой. (Хе, а если Шуфэн пойдет на эти занятия, что она там насоздает? После красного котика мне даже любопытно).

Итого, круг сузился до: каллиграфии, логических игр (это занятно, а еще я люблю побеждать) и музыки.

Каллиграфия — это то, к чему меня тянет с самого первого выведенного знака. Я хочу этим заниматься. Не посвятить жизнь каллиграфии, конечно. Но бросать искусство красивого письма точно в планы не входит. Нравится, получается? Надо развивать.

— Мамочка, а ты меня научишь писать так же изящно, как и ты? — беззастенчиво подмазываюсь к своей замечательной. — Дома, после садика?

— Разве я могу отказать моей драгоценности? — разводит руками Мэйхуа. — Но я пишу не очень…

— Отлично! — хлопаю в ладоши.

Я уже уловила это обязательное неприятие похвалы. Тут не принято принимать (извиняюсь за масло масляное) комплименты. Стал лучшим в классе, тебя за это хвалят? «Что вы, это всё заслуга учителей». Лучше всех в чем-то спортивном? «Мне просто повезло, все мои соперники тоже очень сильны». И так во всем, в каждом интервью с любым отличившимся. Я же нет-нет, а посматриваю ТВ. Примеров очень много, все — наглядные.

Скромность украшает и вот это вот всё. О, мамочка же мне уместную цитату из высказываний Конфуция озвучивала. «Будь эффективен в делах и осторожен в речах[1]». Учитель Кун сказал, многие поколения следуют.

В общем, для нынешнего возраста учителя лучше, чем Лин Мэйхуа, я вряд ли найду. Так что основы каллиграфии из списка мы тоже смело убираем.

Игры. Я азартна. Игры, где всё зависит не столько от удачи, сколько от ума, это для меня особая, утонченная форма азарта. Стратегии всегда увлекали меня сильнее и глубже, чем бегалки-стрелялки и всё такое прочее. Что уж там: я инсульт схлопотала за партией в стратегической игрушке.

— Вэйци не бери, — подсказывает вдруг матушка. — Твой отец, хоть так на него и не подумаешь, в институте был первым в вэйци.

— Бать? — взглянула я широко открытыми глазами на тишайшего каменного воина. — Это правда?

— Твоя мать перехваливает, — ушел в несознанку Ли Танзин. — Но правила объяснить я тебе сумею.

Точно! Там же «камешки»! Черные и белые. Родственная стихия, однако.

Я, конечно, погляжу, насколько перехваливает батю наша с ним общая китайская женщина. Но, нюхом чую: этот тоже прибедняется. В соответствии с воспитанием.

Ставим вопросительный знак напротив логических игр. В шахматы я не то чтобы спец, но кое-что помню. Остается у нас в списке — музыка.

Кире Вороновой мишка косолапый оттоптал все уши, покусал за горло, но пальцы не тронул. Пожалел. Их, пальчики мои длинные да тонкие, с самого детства хвалили. Говорили: руки музыканта. Порою я-прошлая заглядывалась на здание музыкальной школы — оно совсем недалеко от дома стояло. И манило…

У Ли Мэйли есть слух. Не уверена в его идеальности. Но то, что я давно уже легко отличаю разницу в тонах, даже в очень быстрой речи, непреложный факт. Развить чувствительность слуха в столь юном возрасте — вполне реально.

Как-то мне-прошлой попадалась статья о формировании фонематического слуха у детей. Так вот: до пяти-шести лет происходят самые важные процессы.

Занятия музыкой — это отличный способ прокачаться в этом направлении. Кроме того, умение играть на каком-то (лучше — нескольких) музыкальном инструменте может пригодиться и в кино. Сыграть юную пианистку без дублера, например. Гениальную (размечаталась). О, еще гуцинь хочу попробовать. Игра на этом семиструнном инструменте выглядит очень изящно, даже завораживающе.

Продано! Мэйли пойдет на музыкальные занятия. Держитесь, соседи: если хорошо пойдет, я и домой могу инструмент для трынь-брынь прикупить.

— Пап, что ты говорил про вэйци? — подтягиваюсь я ближе к бате. — Сегодня покажешь?

— Но у нас дома нет тренировочной доски, — смущается родитель. — Только обычная.

— В чем разница? — заинтересованно уточняю.

— Обучение начинают на уменьшенной доске, — распрямляет пальцы и сводит ладони батя. — Сначала берут поле девять на девять. На таком поле легко понять правила. И сложно запутаться. И партии быстрые, что хорошо для начала. Потом уже берут доску тринадцать на тринадцать. Осваиваются уже на ней. И только после этого переходят к большой доске. Девятнадцать на девятнадцать.

— Наша А-Ли — не просто ребенок, — качает головой Мэйхуа. — Не думаю, что нам нужна детская доска. Вот увидишь, наша дочь легко освоит вэйци на обычной доске. Еще и обыграет тебя, ты же не практиковался последние два года.

— Это вызов! — подрывается с места родитель.

Возвращается с доской и двумя бочонками с камнями. Объясняет правила. Здесь первыми ходят черные. Цель: захватить как можно больше территорий. При этом не позволить вражеским камням перекрыть «дыхание» и «взять в плен» твои фишки.

Камни ставятся на перекрестья, а не в клетки. А дальше игроки строят «забор». Чем больше территорий в конце партии остается за вашими «оградами», тем выше шанс на победу. Каждый взятый «в плен» вражеский камень — это одно очко. Каждое перекрестье, надежно обнесенное «забором» твоего цвета — одно очко. Перевес хотя бы в одно очко — победа.

Игра не про разрушение и сокрушение, а про созидание и приумножение (земель). Мне эта концепция так зашла, что от доски Мэйхуа нас почти что насильно оттаскивала. И вечером пятницы, и в субботу тоже, и в воскресенье… Конечно, победить батю (и даже приблизиться к победе) мне не удалось ни разу. На его стороне годы практики. Но сам процесс!

Вывод: осадные шашки вэйци — это прям кайф. Еще мне обещали показать маджонг, китайские шахматы сянци и домино пайцзю. Но это когда-нибудь потом. Столько всего интересного сразу — перебор.

Тем более, что нагрузку детсада мне никто не отменял.

В понедельник, вскоре после гимна и до начала завтрака розовая пантера… то есть, детеныш леопарда перешла в атаку. Изящным прыжком… бочком, бочком прошла она в класс, зажимая двумя руками сокровище. Банку с леденцами. Такими же, как она раздавала в день тестирования.

Сладости были показательно распределены между столом Вэйлань и «половинчатым» столиком, где только двое малявок сидели. Те — смешные ребята, ей богу — почему-то обиделись на наш квартет. Решили, что если я взяла у них победные зубочистки, то и призами следовало делиться. Спасибо на зуб не положишь, на доску с солнышками не прикрепишь. Недостаточно простого спасибо людям, даже двухлетним малышам.

Я демонстративно игнорировала взгляды гордых обладателей леденцов. На розовую неожиданность (в плане подгона вкусняшек) те деточки глядели благожелательно.

— Конфета, — задумчиво сказал Бо Ченчен и погладил животик.

— Много сладкого — вредно, — назидательно сказала я.

— Бедные, — прогундела (леденец во рту ухудшал дикцию) Сюй Вэйлань. — Утешай себя. Раз не можешь позволить.

Кажется, госпожа Сюй не любитель дорам. И давненько не обновляла «базу данных» о тех, кого намеревалась сделать «вассалами» доченьки. Дружба по цене бумаги не сложилась. Теперь вот обновление вышло: дружба по цене конфет.

Во рту клубничной девочки что-то хрустнуло. Надеюсь, это истончился и сломался леденец, а не зуб.

— Иногда, — вздохнула я. — Лучше жевать, чем говорить.

Как порой без цитат обходиться? Не Конфуцием единым вороний запас изречений полнится.

Хмыкнул рядом Гао Юн. Вот кто совсем не опечалился тем, что его обделили при раздаче сосательных конфет, так это быковатый Юн. Задумчивое выражение лица Цао Шуфэн мало хорошего обещало богачке (в леденцовом эквиваленте). Даже у меня пустой взгляд акулы вызвал иллюзию, будто вокруг девочки резко поблекли все краски.

Я бы на месте младшей Сюй теперь ходила осторожно. И оглядывалась, не идет (плывет) ли следом рыбоглазая Шуфэн.

Всю неделю клубничка приносила леденцы — для своих. Каждый день одни и те же. Я даже заподозрила, что семья Сюй владеет производством розово-красных сладостей. Иначе с чего бы такая верность бренду?

Мы мучились… учились. Старательно зарабатывали солнышки. Были веселые моменты, вроде бултыханий в бассейне, а были и скучные. Так, «заучивать» по второму кругу алфавит инглиша — вслух, вместе со всей группой — мне как-то вообще не радостно было.

Выяснили, что не только в плюс могут идти желтые лучистые жетоны. Мальчонка с «половинчатого» столика в четверг маялся животиком. Не мог уснуть днем, за что был оштрафован.

Еще солнышки снимали за драки, вроде как с зачинщика. Но это не точно: пока случился всего один прецедент, и тот в обычной группе. Я узнала потом от Джиана о потасовке.

Та драка стала вдвойне показательной. Один малыш ударил другого игрушкой за то, что тот назвал его дураком. И потерял не только несколько капель крови (оппонент в ответку бил в нос, но слабо и по касательной), но и целых три солнышка.

А когда за него вступился другой ребенок, мол, это же тот, другой, обзывался — нечестно! — учитель предложила борцу за справедливость отдать свои солнышки другу. Раз он так переживает за товарища, пусть и поддержит.

Передача не состоялась: защитник пошел в отказ. Но сама ситуация позволила мне сделать ряд выводов. Первый из них: справедливости в Саншайн не дождешься. От взрослых точно, про детей (всех) говорить рано. Второй: валюту имеет смысл копить. Запас карман не тянет. Особенно, когда он «золотой» и крепится магнитами к передвижной доске.

Третий: прямых столкновений лучше избегать. Сегодня виновным посчитали того, кто нанес первый удар, а завтра могут под другим углом ситуацию вывернуть. Так что — никаких драк.

Но цветочек (один из букета) из зубочисток я таки «забыла» на учительском стуле. Том, что грымза Дун занимает обычно. Задвинула под стол: бородавочник обычно озирает свои владения и рабов… подопечных, а не мебель.

Чтобы провернуть этот акт малявочного возмездия, мне пришлось подстрекать своих соседей по столу. Три моих товарища создали заслон и заняли делом остальных детсадовцев. Гао Юн приволок с собой четыре плитки шоколада, и в качестве отвлекающего маневра делился со всеми. Ченчен и Шуфэн заманушечно шуршали фольгой и помогали отламывать полоски лакомства. Так-то Юн делить на группу не планировал. Он принес по плитке: себе, Шуфэн, Чену и мне. Но ради общего дела пошел на жертву.

Увы, враг оказался коварен и подозрителен. Удача дала сбой. Обнаруженную подставу (подколку?) на сиденье обезвредили путем перекладывания на стол. Прежде, чем грымза Дун успела начать допрос военнопленных, я шагнула вперед.

— Вы нашли подарок, уважаемый учитель, — просияла улыбкой я. — Спасибо вам за то, что старательно учите нас.

Дун едва не задохнулась, пытаясь подобрать слова в ответ на мою тираду. Но все же предпочла «поверить» в детскую благодарность. Не исключено, что причина крылась в новой — дико популярной — рекламе.

Воды Куньлунь успешно прошли цензуру и начали рекламироваться на одном из государственных каналов. Обычно даже такие дисциплинированные китайцы переключают канал, когда начинается реклама. Или хотя бы идут к холодильнику за чем-то вкусненьким.

Однако эффект «вечно молодых» в танцевальном ролике сработал в обратную (от обычного) сторону. После первых же появлений бодрой рекламы зрители поделились впечатлениями с родственниками, друзьями и знакомыми. И те стали переключаться на канал, где можно попасть на наш ролик. И им тоже понравилось!

Ян Чэнь, пожалуй, удивился больше всех, когда к нему стали обращаться представители каналов с чрезвычайно выгодными контрактами на трансляцию его рекламы. Всю выпущенную (казалось бы, с большим запасом) продукцию Вод Кунлунь смели с прилавков. На вырученные средства (и на дополнительные вложения) в авральных темпах строились новые цеха.

Люди хотели пить его воду. Люди хотели ощутить в себе вечную молодость. А еще им просто нравились легкость и веселье, с которыми мы предлагали им новый товар.

Меня можно было не узнать в дораме, но в ролике мое лицо с минимумом грима.

Или я ошибаюсь, и дело вовсе не в возросшей популярности Мэй-Мэй. А в доброте и отходчивости учителя. Или просто цветочек понравился. Мы ведь долго создавали букетик, старались!

— Занятно, — сказала грымза.

И даже голос не повысила. Подозрительно.

Не менее подозрительно выглядело и то, что Сюй Вэйлань ничего, кроме сладкого подкупа, не делала для «формирования фракции». Неужели я переоценила ее — и ее мамочку?

Но вся моя настороженность отошла на второй план в пятницу. В день подсчета солнышек. Ведь к нам наконец-то присоединился дружище жирафик.

И это был значимый повод для радости. Радость встречи не испортили даже лица рослого любителя тычков и подножек с одной из девочек-подпевал клубничного леопарда в числе перешедших к нам малышей. Эти двое (и еще одна малышка, но ее среди новичков не оказалось) в день тестирования так и вились вокруг сладкой ягодки.

Джиан всяко ценнее и важнее пары мух, летящих на булочку с медом, ягодами и корицей. Такой, знаете, в форме спирали.

Из группы одаренных в обычную группу перевели — ноль деток. Как и ожидалось.

Солнышки, заработанные за неделю, конвертировали в конфеты. По курсу десять желтых жетонов на одну конфету. С округлением в меньшую сторону (жмоты). Я свои три честно заработанные сгрузила перед акулой. Честно, в меня уже не лезло сладкое.

— Это — чтобы я ушла? — с тоской в голосе спросила акула. — Поменялась с вашим другом?

Не остались незамеченными этой странноватой девочкой наши возгласы и рукопожатия.

— Нет, — опровергла теорию заговора я. — Просто так. А жираф будет вон там сидеть.

Показала на столик слева от нас. Прежде он пустовал.

— Правда? — округлила рот и залилась краской, почти как красный карп, Шуфэн. — Вы меня не прогоните?

— Нет! — веско рявкнули бык и бегемот.

— Мы — вместе, — заверила я потрясенную акулу. — И теперь нас стало больше. Хорошо же?

— Да! — порадовали эту ворону дружные детские голоса.

Вот бы все обучение прошло в таком же приподнятом духе.

На подъеме: дружба, сплоченность, светлое будущее (в стране же правит Коммунистическая партия Китая) мы все так увлеклись, что звук падения прозвучал, словно гром среди ясного неба.

— Сюй Вэйлань? — подбежала к упавшей грымза Дун. — Ты в порядке? Как ты упала?

Ну просто учитель года! Ладно, дети увлеклись, а вы-то, старшие, куда смотрели?

— Толкну-ули, — сквозь слезы лепечет клубничный леопард.

И тычет пальцем в сторону нашей компашки.

[1] 敏于事而慎于言(кит). [Mǐn yú shì ér shèn yú yán] — Быстр (эффективен) в делах, но осторожен в речах.

Глава 24

Первая реакция — сардонический смех. И полуоборот к черному «пятну» камеры в верхнем углу класса, под белым потолком. Может, кого-то и напрягает постоянное нахождение под объективом механического «глаза». Хотя малыши, скорее всего, и не догадываются о назначении прибора. Висит себе и висит какая-то штуковина. Мне же после месяцев на съемочной площадке соседство камер привычно. И даже добавляет спокойствия.

Однажды именно камера помогла выяснить немаловажную деталь. Теперь, похоже, снова…

Смех мой резко оборвался. Устройство не «красноглазило». В данной модели есть маленькая лампочка. Она горит красным, когда прибор включен.

Камера не вела запись. Совпадение? Умысел? Но чего ради? Солнышки «обнулили», процесс перевода из группы в группу на этой неделе завершен. Или нет?

— Кто тебя толкнул? — задает наводящий вопрос «следователь» Дун.

Клубничка вроде как мнется. Ее розовейшество уже подняли с пола, отряхнули, осмотрели на наличие повреждений. Их не обнаруживается, даже пятен на «шкурке» не добавилось. Полы в садике держат в чистоте.

— Учитель Дун, а что с видеокамерой? — спрашиваю.

Не думаю, что у кого-то тут возникнут вопросы, откуда я такие слова знаю. А «видеокамера» и впрямь словечко заковыристое. Там целый комплект иероглифов, вместе образующих примерно такое значение: образ (изображение) снимать (впитывать) машина (прибор).

— Неполадки, — поджимает губы бородавочник.

— И давно? — добавляю во взгляд и голос немного от давящего присутствия иномирного существа.

Киры Вороновой, в смысле.

Грымза Дун предпочитает сделать вид, что не расслышала. Настаивать можно, но нежелательно. Допрос учителя учеником — верх неуважения. Учитель же спешно отводит взгляд. И переключает общее внимание.

— Маленький леопард, — иногда эти странные взрослые на полном серьезе обращаются к нам по зверским прозвищам. — Кто тебя толкнул?

Я же обвожу взглядом детей. На лицах непонимание и удивление. Где больше, где меньше. Новенькая девочка, представившаяся куницей (одна из подпевал Вэйлань), становится за спину мальчика-шкафчика. Он же — слон. Парень выбрал животное идеально, я считаю.

— Она! — решается на обвинение Сюй Вэйлань. — Ворона. Злая!

Ложное, без всяких сомнений. Осталась сущая ерунда: доказать клевету с учетом нефурычащего видеонаблюдения.

— Чушь, — с царственным (надеюсь) видом ответила я.

И снова осмотрела «зрительский зал». Клубничка уставилась на грымзу Дун, уперла руки в боки. Куница за надежным заслоном. Лицо у (за)слона, что тот кирпич. Нечитаемое. Подсказок и свидетелей по делу не обнаруживается…

Тут я почти случайно цепляюсь взглядом за нянечек. Они обе как раз вернулись в класс, а перед этим ходили уносить подносы. В момент происшествия их не было, с нами оставалась только грымза Дун. Которая успешно прошляпила момент падения клубничного недоразумения.

В классе два входа: один для детей, другой для учителей. Так принято. Поэтому няни переминаются с ноги на ногу в стороне от деток. И одна (которая Шань) в изумлении хватает воздух ртом, вторая же (Лань) стоит с задранным носом. Почти как клубничина. С видом победителя.

Это прям интересно! И совершенно непонятно.

— Мэйли никого не толкала, — по-взрослому серьезным тоном заявляет Гао Юн.

— Зачем это ей? — шагает вперед вдумчивый Чжан Джиан.

— Врешь! — вносит свою лепту еще один мой защитник, Бо Ченчен.

Сяо Шуфэн ничего не говорит. Она выставляет перед собой распрямленную ладонь и ударяет ей воздух. Наверное, в моменте у меня так обостряются все чувства (и воображение тоже), что я тут же мысленно черчу линию от ребра ладони Шуфэн к шее клубничного леопарда.

Вчера у нас был урок естествознания. Для него оборудован отдельный класс, в нем много всего. Например, прозрачная перегородка с нарисованными схемами расположения внутренних органов человека (причем маленького человечка, с нас примерно ростом) и упрощенной схемой нервов и сосудов.

Акуле очень понравились и урок, и кабинет. От схем ее с трудом (и угрозами штрафных санкций) оттащили нянечки.

Так вот: удар акуленка, не будь между нею и Вэйлань расстояния, пришелся бы по сонной артерии.

— Затем, что злая! — продолжает стоять на своем сторона обвинения. — Больно…

Трет локоток и строит жалобную рожицу.

— Аптечку, — распоряжается бородавочник, утешает «жертву». — Сейчас помажем локоть, и всё пройдет.

Дано: заведомо ложное обвинение, попустительство (а то и соучастие, не сама же камера выключилась) взрослых, неработающее видеонаблюдение. Задача: доказать, что ворона — не верблюд.

— Театр зря не выбрала, — обратилась я к жертве. — Актриса ты та еще.

К слову, когда я объявила о своем выборе музыки в качестве дополнительных занятий, учитель Дун нахмурилась и заиграла бровями. Дважды переспросила, уверена ли я. Ей вроде как от госпожи директора дали понять, что подопечная ворона должна выбрать театр. И принята эта птица в их солнечные выси как раз-таки за способности в данной области.

Каждое полугодие садик устраивает отчетный концерт. Детки выступают, родители умиляются. Спектакль — часть обязательной программы. За исполнение главной роли в нем полагается поощрение.

«Неужели тебе не интересно?» — спросила тогда грымза, дождалась решительного отказа. — «Госпожа директор будет разочарована».

Тогда я скромно умолчала о том, где, в каком виде и с какой скоростью верчу на мамином «даданси[1]» (кухонный венчик) разочарование госпожи директора.

— Как я тебя толкнула? — спрашиваю у хнычущего леопарда. — Если мы даже не стояли рядом?

Бегемот вдруг расширяет, а затем закрывает глаза.

— Но я шла… — мямлит и смотрит в пол Вэйлань. — Поздороваться с Джианом.

— Мэй тебя не толкала, — сокращает мое имя так, как я только своим разрешаю, юный Юн. — Кто ты, чтобы тебя толкать?

А этот парень умеет задавать вопросы! Даже я бы лучше не спросила.

— Я Сюй Вэйлань! — вспыхивает клубничка розовыми щечками. — Я дочь семьи Сюй!

А еще ты та, кому с младенчества полоскали этими «постулатами» мозги.

— И что? — набычился Юн. — А я — сын семьи Гао. И я спрашиваю: зачем Мэй тебя толкать?

Тут тоже знакомые интонации проскакивают. Он как повторяет за кем-то взрослым, надменным и… тоже быковатым. За отцом? Может, он и есть мальчик с особым талантом: родиться в правильной семье?

А я вообще-то парой дней ранее упала Юну на голову. Сверзилась с лазалки в комнате для игр. Прямиком на наследника заводов, газет, пароходов… Вроде газет в списке нет, но сталелитейные и судостроительные производства точно значились.

Пока я вспоминаю тот забавный случай (Юн тогда еще пискнул, как испуганный кролик), Бо Ченчен выходит вперед и… Ложится на пол.

— Что ты делаешь, мальчик? — вскрикивает грымза Дун.

Эх, уже неделя прошла, а эти бездари не могут имена всех подопечных запомнить. Печаль.

— Так лежала, — утвердительно сообщает бегемот прежде, чем медленно встать. — Да.

Он сжимает кулаки, при этом выставляет оба указательных пальца. И проделывает несколько движений, будто что-то наматывает. А потом — в другую сторону — отматывает.

Да он же реконструирует сцену падения не слишком грациозного леопарда! Как в задачке с магнитными дощечками на доске, где ему надо было восстановить в памяти положение каждой деревяшки, чтобы их сосчитать. Чен перематывает время — буквально — вспять! — в своей голове. В своей, без сомнений, гениальной головушке.

Зачем нам видеорегистратор, если есть особенный мальчик? Впрочем, доказательства из разума Ченчена будет сложнее предъявить в суде, чем пленку. Но мы так далеко заходить не планируем. Вроде бы.

Вот Бо Ченчен качает головой, водит туда-сюда глазами.

— Тебя толкнула она, — заявляет бегемот.

И направляет указующий перст на… слона.

— Э? — удивленно тычет себя в грудь крупняш. — Не-не-не я.

Как говорили в моем прошлом мире: у бегемота плохое зрение, но при его весе — это уже не его проблемы.

— Она, — повторяет с настойчивостью истинного бегемота дружище Чен.

За спиною слона начинают реветь в голосину. Куница, которая пряталась за широкой спиной.

Рев срабатывает, как доказательство вины для взрослых. На голословных заявлениях ребенка дело бы не повернулось. Даже если он гений, ему все еще два года. Плач куницы же действует, как сигнальная сирена.

Дальше начинается какой-то цирк со зверятами. Няня Лань вытаскивает (не удивлюсь, если на руке ребенка останутся синяки от хватки) плачущую малышку. Ее засыпают вопросами с разных сторон. «Это правда? Зачем? Ты нарочно это сделала?»

Та ревет пуще прежнего. Так, что аж зубы сводит слушать этот вой.

А еще под шумок сваливает из этого цирка няня Шань. Чтобы вскоре вернуться. Не одной: с директором Лин Цинцин.

— Почему нарушен распорядок дня? — с порога гневно вопрошает госпожа директор. — Что у вас здесь за бардак?

Визит начальства, похоже, накрепко связан тут с втаптыванием подчиненных в грязь. Ну или в вымытый пол.

— За мной! — командует Лин Цинцин. — Шань, останьтесь с детьми. Верните детей к распорядку.

Дун и Лань остается только гнуть шеи в частых кивках, больше похожих на поклоны. Идут за директрисой, как привязанные. И куницу выводят.

Итого: ворона — не верблюд, это доказано. Куний хвост пострадает за дело. И это не моя проблема, я вижу эту девочку вблизи во второй раз в жизни (издалека на зарядке не считается). Но, нюхом чую, на эту малявку всё и свалят.

— Довольна? — спрашиваю у клубнички.

— О чем ты? — уходит в несознанку Сюй Вэйлань.

— Учитель Шань, спасибо вам, — переключаюсь на няню-фанатку.

Добрые дела и искреннюю веру надо поощрять.

Вера в меня… очень необычно звучит. А еще пафосно и с оттенком религиозности. С другой стороны, взять конфуцианство. Это — не религия. Учитель Кун не был ни богом, ни пророком. Он был мыслитель, философ и, я бы добавила, моралист. Его не обожествляют, но изречения и учение о нравственности помнят по сей день.

Ли Мэйли, основатель философской школы «Гармония». Звучит?

Стоит ли говорить, что малышка-куница в наш класс больше не возвращалась? На ее место позже пришла другая девочка, панда. Никаких дополнительных разбирательств не проводилось. Все (почти) сошлись на том, что Вэйлань ошиблась. Спутала девочек, подумаешь, бывает. Никто из моих в эту мутную историю не верил. Видеонаблюдение с того для больше не выходило из строя.

Дни шли, превращаясь в недели. Те складывались в месяцы. Мы продолжали грызть гранит науки. И точили зуб друг на друга: не только Сюй Вэйлань и я, но и наши «фракции».

Класс поделился примерно поровну. Мой стол и стол Джиана (этот парнишка умеет находить подход к людям) против столика леопарда и «половинчатого». Теперь половинчатость его заключалась в том, что полсостава занимали свои места с первого дня, а вторая половина пришла позже. Даже на зарядку мы теперь ходили в два паровозика.

Равные расклады сохранялись и на дополнительных занятиях. Выбор клубничного леопарда совпал с моим: музыка и (обязательные) танцы. После того раза открыто меня не провоцировали и не пытались подставить. Только окатывали негативом (с гуся вода).

С середины октября игры на улице заменили уроками математики. Равнозначно, не правда ли?

О, про улицу. Дополнительные занятия проходят в другом корпусе. Там специально оборудованы классы. Звукоизоляция, внутреннее наполнение. На зимнем концерте мы представим и танец. Он легкий, не запутаемся (читаем: не опозорим Саншайн перед родителями и инвесторами). Только слон и еще один мальчик вызывают сомнения у нашего учителя танцев. Грация слона в посудной лавке — это про мальчика-переростка.

Пока что «опасные элементы» нейтрализуются расстановкой. Их позиции — самые дальние от зрителей. Кстати, я вроде бы не говорила, но в садике есть стандарт спортивной формы. Форма у нас цвета неба.

И еще один есть стандарт. Корпуса разнесены между собой. Для мелких нас расстояние значительное. Так что в корпус искусств добираемся мы… на транспорте. Даже не так: на особенном транспорте.

У всех стандартные желтые драндулеты. У класса одаренных — машинки с рулем. А у самых лучших (топ-5 по общему количеству солнышек) — вообще отдельная стоянка и мятные мобили.

Первые три места в малышковом топе неизменны с сентября. Там я, Юн и Вэйлань. Бегемот слишком долго стеснялся «англичанку» славянской внешности. Так что даже четвертое место (иногда, после еженедельного пересчета его позиция проседает до пятой) далось Ченчену нелегко. Сражается он (с переменным успехом) с мальчиком из леопардовой фракции. Еще один представитель семейства кошачьих, только тигр. Тан Жу.

Сяо Шуфэн к набору солнышек относится, как к созерцанию солнышка настоящего. «Оно само» должно приходить к ней. Еще акула время от времени нарывается на штрафы. Только на естествознании Шуфэн — умничка и идеально послушное дитя. На прочих занятиях дисциплина временами «уходит погулять».

При этом акула ни разу не «пала» на дно рейтинга. Стабильно держится на шестой-седьмой (реже восьмой) позиции. С ней обычно соревнуется за шестое место Чжан Джиан. А дальше — кто на что способен, кто во что горазд.

Шаткое равновесие удавалось держать до ноября.

Ноябрь 2000 г, Бэйцзин, КНР

Незадолго до наступления последнего месяца осени началась трансляция сериала «Таинственные дела». Руководство Лотос-Фильм решило отойти от старого названия. Эти «дела» являлись продолжением «Дела о фарфоровой кукле», но действие происходило в наши дни.

У «дел» сменился актерский состав почти полностью. Осталось несколько второстепенных персонажей и… Лин Сюли. Звездочке досталась роль дочери главного героя, следователя по особо важным делам. За лето и осень не только я вытянулась. Сюли тоже «разрослась», да так, что в кукольные габариты уложиться без шансов.

Сценарий — вроде как адаптированная и слегка измененная задумка рано ушедшего сценариста Ма. Но это не точно: мама не держала в руках полную версию от Ма. Режиссер и главный оператор — строки в финальных титрах — незнакомые имена.

«Таинственные дела» ждали с нетерпением. Для них устроили: лучшее время в выходные дни и шумную пиар-компанию. Мамочка как-то сказала, что на нее выходили журналисты. Их интересовало, почему роль фарфоровой куклы (тут это — кукла-убийца в большинстве дел) перешла к другой девочке. И предлагали ли Мэй-Мэй эту роль.

Мэйхуа дипломатично сообщила про быстрые темпы роста драгоценной дочки. И пожелала всяческих успехов новому сериалу. Не думаю, что вполне искренне.

По субботам в Солнышке укороченный день, так что я успела на премьеру. И… порадовалась неуспеху. Не знаю, как другим зрителям, но мне было скучно и постно при просмотре. Возможно, выйди сначала «Таинственные дела», а потом уже часть со мной, эффект был бы иным. Но: что сделано — сделано.

Мы слишком высоко задрали планку. Филигранная операторская работа дяди Бу, исключительное чутье Яна Хоу, шикарная игра всего актерского состава, оригинальные сценарные ходы… Можно продолжать долго.

«Дела» же показались мне таким средненьким детективом с элементами мистики. Триллера — если таковой задумывался — не получилось. Кукла не внушала страха или трепета… Да вообще ничего мне не смогла внушить моя «замена», если говорить откровенно.

У первой серии были неплохие рейтинги. Здесь они считаются сложно, с учетом процентной доли аудитории. Я так и не поняла всей системы. Покажу, что называется, «на пальцах».

Средний показатель у «Дела о фарфоровой кукле» был три с половиной процента. Лучший — без малого четыре процента. Это очень хороший, выдающийся результат. Почти фантастика, как мне сказали знающие люди. И да, это было первое место в национальном рейтинге того периода.

Премьера «Таинственных дел» набрала три процента. К финалу скатилась до полутора. Что как бы нормально, но далеко не вау.

Спад начался уже со второго эпизода. К середине ноября стало очевидно всем, как зрителям, так и телеканалу, что транслировал «Таинственные дела» — это провал.

Вороны каркали, и в «кар-рах» их звучало торжество.

С первым снегом ноября (он в этом году случился неожиданно рано) пришли особые известия. Я стала номинантом премии Летающие Апсары в категории выдающаяся актриса второго плана.

«Дело о фарфоровой кукле» засветилось в ряде номинаций. Выдающаяся телевизионная дорама, выдающийся режиссер, актеров не обошли вниманием. Жуй Синь боролся за главную мужскую роль, я — за женскую второстепенную.

Летающие Апсары — не единственная премия Поднебесной для телевизионных сериалов. Самых важных можно выделить три: как раз Апсары, Золотой Орел и Магнолия.

Последняя приурочена к Шанхайскому телевизионному фестивалю и проходит летом. В июне, когда мы только проводили съемки. Я так понимаю, в следующую Магнолию мы тоже можем попасть. Сорвать там пару лепесточков-номинаций, а то и кубком разжиться (мечты-мечты). Самая популярная новая актриса — есть там такая номинация, я узнавала.

Золотой Орел пролетал… проходил в октябре. Ян Хоу вынес оттуда птичку, как лучший режиссер. Больше нам (я сейчас про всех участников сериала) там ничего не светило.

Премии за полнометражные кинофильмы — это другая история, мы туда никаким боком. Пока…

И вот — Апсары, еще и Летающие. Я смутно помню про индуистских дев-полубогинь апсар. Здесь это немного другое. Летающие девы близки, насколько это возможно, к понятию фея. Они непременно прекрасны, изящны и загадочны. Летают сами либо парят на облаке. Встреча с Летающей девой, сошедшей на землю, обещает счастье и процветание. В общем, похоже и на фей с запада, и на апсар из Индии.

Честно, мне очень хотелось пойти. Но премия долгая, я — человечек маленький, а претенденток несколько. Мэйхуа потрясла нашу Чу на информацию: случалось ли, чтобы награда на данной престижной премии доставалась несовершеннолетнему актеру (актрисе)? Ответ был отрицательный.

Шансы, прямо скажем, такие себе. Так что мамочка чрезвычайно вежливо извинилась перед организаторами. Обрисовала ситуацию. Предупредила, чтобы эту претендентку не ждали. На церемонии будут присутствовать люди из Лотоса и прочие причастные к «Делу». Если вдруг победим, то будет, кому статуэтку за меня забрать.

А в важный день, благо, летали апсары в субботу вечером, мамулечка накрыла стол с множеством вкусных блюд. Включила канал, проводящий прямую трансляцию. Не могу сказать, что не испытывала волнений. Еще как: для меня подобное впервые на обе жизни. И затаенная надежда теплилась глубоко внутри.

Шел снег. Шла церемония. Шла моя вторая жизнь — совсем не такая, как первая.

«И я пойду нафиг с этой премией», — настроилась на худшее я. — «Точнее, пролечу мимо, даже не задев крылом».

Всегда старалась готовиться к худшему. Если оно (худшее) произойдет, это не выбьет меня из колеи. Если же получится лучше — будет приятный сюрприз.

— А-Ли, объявляют, — подхватил и усадил меня на колени батя, крепкий, как скала. — Знай: ты — наше золото. Граммом больше, граммом меньше — не важно. Статуэток много, а наша доченька такая одна.

[1] 打蛋器(кит). [dǎdànqì] — венчик (для взбивания яиц), миксер.

Глава 25

— И победителем становится… — ведущий делает театральную паузу. — Постойте-ка, не так быстро. Такой волнующий момент. Выдающаяся актриса второго плана… Нин Шусинь в Величайших учителях!

— Ай-яй! — заламывает руки мамуля. — Это не… Она и близко не…

— Милая, — спокойный голос отца. — Мы договаривались.

Так странно: обычно Мэйхуа — сама рассудительность, а батя вообще больше жует, чем говорит. (Кое-кому не помешало бы у него поучиться). А тут такой накал страстей. Похоже, огорчены больше, чем незадачливая номинантка.

Я же… нет, не расстроилась. Восприняла обыденно: да, птица обломинго прилетела вместо апсары. Увы, но это же не повод вешать нос.

— Ты прав, дорогой, — хмурит брови мать, ее-то еще явно не отпустило. — Но дочь наша должна знать. Величайшие учителя — это патриотический сериал. Он прославляет нашу систему образования. Он про высокие нравственные ценности нового времени, сплоченность и величие нации.

— Милая…

— Летающие Апсары — не правительственная премия, — отказывается понимать намеки мать, она решительно настроена высказаться. — Но и здесь есть определенный регламент.

— Я поняла, — киваю с серьезным лицом.

Даже с редким просмотром ТВ и довольно своеобразным кругом общения (малыши да разные творческие личности), я все же ощущаю «дух партии». Не скажу, хорошо это или плохо. Хотя бы потому, что на моей жизни никак не сказывался сей «дух» ранее.

Да, есть определенный вектор развития, и его старательно придерживаются. Есть общие ценности, имеющие вес больший, чем некие личностные установки.

В этом году славят образование. Сериал выпустили — молодцы, хвалю. Не худшая тема, как по мне. Фильм еще один на слуху, о сыне школьного учителя, забыла название, что-то там с дорогой. О нем так говорят, будто он уже кучу статуэток с кинопремий вынес. А те премии только зимой состоятся. В общем — тренд сезона — учителя. А не демонические куклы.

— Партию в вэйци, дочка? — предлагает батя.

К гадалке не ходи: хочет отвлечь.

— Хочу досмотреть, — мотаю головушкой.

И до завершения объявлений всех номинаций, где заявлены представители «дела», высиживаю на батиных коленях. Итог: Жуй ушел жевать… траву или еще что-то, дабы заесть горечь поражения. Его обошел актер, сыгравший Мао Цзэдуна. Такое крайне сложно обойти, сами понимаете.

Возможно, свою роль сыграло еще и то, что Жуй Синь прежде «не звездился», это Ян его продвинул на главную роль чуть ли не из команды каскадеров. Внезапно, как он (щегол наш) может. А актер-победитель — известен в Срединном государстве, обширную фильмографию и армию фанатов имеет. Опять же — роль Великого кормчего. К слову, драма «Лидер-основатель Мао Цзэдун» еще и за лучший сценарий премию получила.

Ян Хоу с недовольным видом загробастал еще одну статуэтку, вторую в этом году. Все победители произносят благодарственную речь. Говорят спасибо: судьям, фанатам, папе-маме, всем-всем-всем… Щегол на предложение ведущего «сказать пару слов» в сунутый под нос микрофон сообщил:

— Я — Ян Хоу. Всем хорошего вечера, — пожелал и был таков.

Очевидно, располагать к себе людей — это не про режиссера Яна.

Осталась самая важная и ценная номинация. Выдающаяся телевизионная драма. Вес этой премии перекрывает многие другие. Она как бы сочетает в себе работу всех, кто принимал участие в создании сериала.

Конечно, с учетом «крена» в бреющем полете местных фей в сторону патриотизма, я не особо надеялась на победу.

— На Двадцатой церемонии вручения премии… Летающие Апсары… Первую премию получает… Дело о фарфоровой кукле! — ведущая делает долгие паузы и большие глаза (в меру возможностей). — Поздравляем!

— Хотя бы тут отыгрались, — бухтит себе под нос все еще недовольная матушка. — Но все равно — несправедливо.

— Я довольна, — говорю совершенно искренне. — Судьи высоко оценили историю.

А история — это во многом сценарий. В котором остов… скелет, скажем так (это всё Шуфэн и уроки естествознания) — от Ма. Так и быть — мир его косточкам. Что до иных органов — это уже не только главного сценариста заслуга. Кровь по венам этого сценария запускали мы с мамой. Сценарист Бай Я.

Ничего, что о нашем участии знает узкий круг лиц. Самое важное, что показала мне эта премия: мои истории способны затронуть сердца людей. Независимо от локаций, в которых они обитают, и от разрезов глаз.

Дальше объявляют вторые и третьи премии, затем премии за короткометражные сериалы. Этим тяжко соревноваться с «полновесными» К-Драмами в одной категории. Оперные сериалы — есть тут и такие, а я и не знала — тоже по отдельным «статьям».

— А теперь настал черед объявить особую премию, — хитро щурится ведущий, как котяра, что тайком слопал всю хозяйскую сметану, и не огреб за это тапком. — Специальный приз жюри.

— Как вы знаете, дорогие зрители и гости премии Летящие Апсары, — дарит улыбки всем подряд ведущая. — Каждый член жюри может предложить одну кандидатуру. Это может быть как драма — любого формата, так и персона. Если вклад в развитие китайской драмы столь велик, что заслуживает, по мнению члена жюри, отдельного выделения.

— В прошлый и позапрошлый год специальный приз жюри не вручался, — дополняет ведущий. — Значит, сегодня нас ждет что-то особенное!

— Или кто-то особенный, — сжимает кулачки в (слегка) наигранном предвкушении ведущая. — Вручит эту награду наш особый гость. Выдающийся деятель кино и телевидения, легендарный Лянь Дэшэн!

Мама замирает с пультом в руках. Она-то уже собиралась выключать телевизор. Время позднее, всё важное объявили… А тут — мой киношный папка выходит, солидный такой.

Мы переглядываемся — поочередно — всей семьей. Одна мысль на троих: «Неужели Мэйли?»

— Я уже знаю, кто получит специальный приз жюри, — улыбается (после того, как стихают бурные аплодисменты зала) господин Лянь. — Но так сразу не скажу. Должна ведь быть драма!

Нам показывают реакцию зала: люди искренне смеются. Хотя они высидели уже полтора часа в своих креслах. Драма на награждении драм — это хорошая шутка. Уместная.

— Можете дать хотя бы подсказку? — строит уморительную рожицу ведущая (молодец, кстати, хорошо лицом отрабатывает). — Маленькую?

— Если я дам вам маленькую подсказку, — киношный папка хитро улыбается и замолкает на миг.

А у меня сердце уходит куда-то вниз. И бьется так громко, что часть реплики Лянь Дэшэна заглушается громкостью пульсации сердечной мышцы.

Знаменитый актер, которого позвали ради вручения одной-единственной награды. Который — совпадение? — сыграл мастера-кукольника и «моего» отца. Дает «маленькую» подсказку…

— Это не драма, — продолжает играть в кошки-мышки с впечатлительной ведущей признанный мастер. — Достаточно драматично?

— Даже я не нахожу себе места от волнения, — как нарочно тянет время ведущий. — Мастер Лянь, просим, скажите же нам.

«И я, и я», — запело мое внутреннее «я. — 'И я того же мнения. Касательно волнения».

— Хорошо, — Лянь Дэшэн преображается в серьезного и торжественного вещателя. — Сегодня специальный приз жюри получит человек, чьи навыки, возможно, не идеальны. Однако талант и харизма этого человека поистине выдающиеся. Я счастлив и горд, что мне позволено назвать это имя сегодня со сцены. Ли Мэйли!

Я тихонько сползаю с коленей бати. Он замер с раскрытым ртом и, по-моему, не дышал еще с: «Хорошо». Как и мама.

— Да-а-а-а-а-а! — взрывается тройным победным воплем наша маленькая квартирка. — Мэйли!

Ай, да «папка»! Чистая победа добра. Снова.

Уснуть мне этой ночью удается далеко не сразу. Эмоции слишком ярки. Будто сотни праздничных фонариков вспыхнули разом за моей спиной. Залили мерцающим светом путь передо мной.

А когда все же засыпаю, фонарики переносятся со мною в мир грез. Они украшают и освещают темную улицу. Я (слегка подросшая версия Мэйли) иду по ней, почему-то одетая в ципао — это такое традиционное китайское платье, из более «поздних». Не такое старинное, как ханьфу.

В руках у меня — золотая статуэтка. Она тоже источает свет. И я с улыбкой шагаю вперед, совершенно ничего не боясь.

Мироздание, это намек? Я на верном пути?

…На следующий день мамочка будет извиняться перед соседями за учиненный шум. В извинениях будет звучать больше гордости, чем сожаления, но никто не осудит. Это свои заслуги тут выпячивать не принято. Гордиться достижениями детей — это другое. Здесь это все понимают.

Еще — тоже на следующий день — в СМИ поднимется шум (но не слишком сильный) о распределении призов в награждении, прошедшем накануне. Скажут и про роль актрисы второго плана. Разные, скажем так, озвучат мнения. Специальный приз жюри сгладит накал страстей. Но ту Нин попрекнут слабой, посредственной (для обладательницы премии) игрой неоднократно.

Не знаю, есть ли связь с небольшим скандальчиком вокруг номинации 2000 года, но уже в следующем году список номинаций изменят. И актеров (актрис) второстепенных ролей из ряда номинаций просто-напросто вычеркнут. Зато добавят премию за детский короткометражный телесериал. Не совсем очевидно, с какой целью, ведь номинантов в данной категории не окажется. Позже эта номинация незаметно исчезнет.

А через пять лет премии Золотой Орел и Летящие Апсары вообще разнесут по разным годам. Распределят по четным и нечетным. И формат обозначения номинаций изменится с учетом тематики драм. Станет значительно логичнее.

Шумиха же уляжется быстрее, чем поднялась. Тут вообще быстренько утихают скандалы.

А среди моих детских игрушек появится симпатичная статуэточка. Ее привезет режиссер Ян. Еще он привезет красный конверт. От дяди. Мы так-то согласились на то, чтобы долю от прибыли (два процента, напомню) от выручки Вод Куньлунь нам вручили по итогам календарного года. Тем более, что сейчас всё пущено в оборот.

Ян Чэнь, «водный магнат», как его начинают в шутку называть в узких кругах, всё вкладывает в расширение. «Лить, пока люди хотят пить!» — работает в его случае заменой русской поговорки: «Куй железо, пока горячо».

В конверте — что-то вроде премии. Так сильно впечатлен дядюшка режиссера. В его ролике снялась самая юная обладательница национальной премии! В пухлом конверте (мы вскроем его дома) сто тысяч юаней.

— Я не уверен, найдется ли у вас время, — нетипично вежлив щегол. — Но еще мой дядя просил узнать. Возможно, вы могли бы создать еще один рекламный шедевр? Теперь — для минеральной воды? Конечно же, с ролью для Мэйли.

Мамочка обещает поразмыслить. Просит понять: дочка ходит в детский сад. Даже если сценарий будет готов быстро, снимать рекламу с графиком учебы шесть-один проблематично. Режиссер Ян заверяет, что ради участия меня, красивой такой, все изыщут способы, как подстроиться под мой график. Расстаемся мы довольные друг другом.

Съемки плюс учеба — реально напряг. С начала осени я только два контракта отработала. И те — повторные. Досняли видео с беговелом для производителя разных детских транспортных средств.

И еще одно видео — для Росточков. Вышли на подписание контракта, согласно которому я — их новое «лицо». Но там случилась номинация… И мать моя, продуманная китайская женщина, взяла паузу в переговорах. Как нетрудно догадаться, теперь выплаты по контракту должны бы подрасти. Ростки тянутся к свету — к Ли Мэйли. И растут (листьями-юанями), пока тянутся.

Про свет: Солнышко прознало о моей награде. Ну еще бы: они там на экран во время церемонии мое фото — увеличенное — вывесили. Кстати говоря, с того постера, отснятого по настоянию Лянь Дэшэна. Где я с кисточкой.

Няня Шань реально порадовалась. А еще, когда никто не видел, показала мне сердечко, сложенное из пальцев. Затем закашлялась, приняла деловой вид, и куда-то потопала.

Директор Лин после гимна (как и всегда, по понедельникам) удостоила меня личного одобрительного кивка.

Няня Лань начала сторониться. Чует кошка, чье мясо съела (пыталась). Учитель Дун отсыпала в честь важного события наградных конфет нашему столу. Я свою отдала Джиану. А он — акуле. У той вечно чешутся зубки. Хотя, если он так и продолжит подкармливать Шуфэн, зубы могут и посыпаться. Кариес страшен даже акулам, если они — дети.

Вся моя «фракция» ликовала. Сюй Вэйлань, похоже, узнала про награду — и вообще про мою карьеру — в момент объявления бородавочника. Озадачилась, если судить по сильно вытянутому лицу. Детишки с ее стороны класса недоуменно переглядывались. Мол: и что теперь будет?

Меня вопрос: «Как жить дальше?» — не волновал ни чуточки. В плане обучения для меня ничего не изменилось. Задирать нос не собиралась, да и вообще не стала бы ничего говорить в садике, если бы не учителя. Впрочем, их не трудно понять. Престиж Саншайн повышается с новыми успешными (еще лучше — знаменитыми) выпускниками.

В общем, если бы не то дорожно-транспортное происшествие, все было бы тихо-мирно.

Увы, некоторым не живется спокойно.

Это был вечер пятницы. Мы провели учебную «обязательную программу», поужинали. Отправились в дальний корпус, на «произвольную программу» — доп. занятия. Грымза Дун туда нас не сопровождает. Это задача нянечек.

Контроль перемещения выглядит забавно. Малыши рассаживаются по машинкам, стартуют по специальному покрытию. Вообще-то оно для бега предназначено, но в это время для нас всегда приоритетное движение.

У нянь транспорта нет. Зато у них длинные ноги, и они ими бегут (няни — ногами, не наоборот). Лань слева, Шань справа — и так каждый день, от корпуса до корпуса. И обратно, по завершению танцев.

Лань весь день мучилась с желудком. Причин не знаю, да и не интересны они мне. И перед самым выездом ее скрутило в стонущую загогулину.

— П-ф-ф, — сообщил нам учительский организм.

Мы без уважения на лицах отвернулись.

— Шань, прости, я побежала… — раздалось откуда-то из здания.

По-моему, эта злыдня туда телепортировалась. Но уверенности нет — я же тоже отвернулась от источника звука (и не только).

«Мы поедем, мы помчимся в драндулетах в мраке темном», — я готовилась к уроку музыки с мыслями о севере.

Преувеличивала: никакого мрака на дворе нет. Даже не сумерки, вполне светло еще. Вечереет. И пусть столица у нас — северная, не так тут и холодно. Снег после прилета апсар как отрезало. Он весь растаял по утру. Пришло длительное (если верить китайским синоптикам) потепление.

Едва мы стартовали, как у транспорта панды отлетело колесо.

— Дети, стоп! — оставшаяся в гордом одиночестве Шань разрываласьперед выбором: сопровождать всю (почти) группу или сначала разобраться с проблемой панды. — Готовимся выезжать. Минуточку.

Ее выбор логичен: панда не успеет на урок, если пойдет пешком. Получит выговор от учителя, возможно, даже штраф. Значит, няня должна помочь девочке заменить транспорт.

У панды явно неудачный день: выбираясь из машинки, она завалилась вперед. Упала. Захныкала: ударилась коленками и ладошками проехалась вперед. Покрытие хоть и хорошее, но не шелковое. В общем, слегка ободрала ладошки (лапки). Это ерунда, максимум обеззаразить ссадины. Главное, что голова в порядке: нам ведь надевают шлемы перед посадкой.

— Ай-ё! — всплеснула руками няня Шань. — Дети, езжайте аккуратно. Мы догоним вас. Лань, как же ты не вовремя…

Травмированную, пусть и ерундово, малышку взрослая бросить не может. Как и задерживать группу, которой пора на занятие. Мы же поедем группой по знакомому до боли маршруту. По внутренней территории, где не может быть чужих.

Пока огибаем большой корпус, я верчу в голове мысли о наших бибиках. И о монетизации детских заездов. Поясню: я рекламирую малышовый транспорт от Geoby что-то там (надо глянуть в контракте для уточнения). Я их для себя перевожу, как «Колесники». Это мой персональный привет Клиффорду Саймаку, с его атмосфернейшим «Заповедником гоблинов».

И я точно знаю, что электромобили у них тоже есть. Как и детские коляски, но речь не про них. Детские кары на аккумуляторах у Колесников пока что больше, как проба. Рынок вроде бы обширен: вся Поднебесная, а то и на мир вокруг можно замахнуться. Но и конкуренты уже в наличии. И они зашли на рынок со своими электромобилями раньше.

Плюс, игрушка не дешевая. И гонять — безопасно — на ней можно либо на таком вот отменном покрытии, либо и вовсе в помещении. Между заездами мобили только внутри здания стоят, их нам достают перед выездом и заводят «в гараж», когда возвращаемся. Словом, не всё так просто. Не каждая семья такую машинку чаду своему купить решится.

Саншайн закупил электромобили не у Колесников. Я в этом убедилась еще при первом знакомстве с транспортом. Видимо, начинается уже перекос профессиональный. Кто усомнится в моем профессионализме, того тресну по кумполу статуэткой с Летающей Апсарой.

А ведь групповые заезды так потешно выглядят со стороны! Особенно, когда мы рулим с сУрьезными моськами на повороте. Это где трасса заворачивает за бок главного корпуса. Малышковое ралли Бэйцзина, йю-ху! Я уже вижу, как классно это может снять оператор уровня дяди Бу. Будет чудо, а не реклама.

В конце я выйду из своего мобиля, сниму шлем, взмахну волосами… Пацаны тоже поснимают шлемы. Широко и мощно расправят плечи, ноги поставят пошире… А потом что-нибудь эдакое учудит акула.

Я так размечталась о рекламных возможностях, что не заметила опасного сближения на трассе. И, соответственно, не успела уклониться. Мятный автокар с клубничной начинкой въехал в бочину моей бибике. Тоже мятной. А теперь еще и мятой, по ходу…

Тоже крутанула руль, уже на повторное столкновение. Ибо нефиг! Я тут мысль думала вообще-то. А мне ее сбили прямым и наглейшим наездом.

Обычно-то мы едем организованной колонной. Четыре по четыре. Полосы так разлинованы. У мобилей есть педали: «газ» и «тормоз», но скорость от газа увеличивается едва-едва. Чисто для увеселения пассажира функция. Но безопасность важнее всего. А о какой безопасности речь, если электрокар способен значительно разгоняться?

Я впечаталась пластиковым боком в мобиль Сюй Вэйлань. Та, кажется, не ожидала «ответочки». И не удержала руль. Машинку с леопардом повело, слегка развернуло. Так, что в нее сзади врезался электрокар жирафика. А в жирафа кто-то еще. И вот уже весь «хвост» колонны смешался в массовом нетравматичном ДТП.

Бегемот и бычок уехали вперед по инерции. Затормозили, чтобы попытаться восстановить колонну.

Остановила мобиль и я. Но не вышла наружу. От греха: захотелось мне в тот момент подойти и с ноги зарядить… по колесу. Не по лицу этой неугомонной. Лицо — это слишком.

Вот только кое-кто из второго ряда колонны не тормознул. Выехала вперед и эффектно развернулась на зеленом полотне дороги бруснично-красная машинка акулы.

«Учудит что-нибудь эдакое», — пронеслось в моей голове.

Красный кар остановился перед мятным — с Вэйлань внутри. А затем Шуфэн вжала газ.

Бдыщ! Столкновения никто не ожидал. Особенно детеныш леопарда, о чем свидетельствовал тонкий и жалобный мявк изнутри мятного электромобиля.

Хлоп! Пластиковая дверца за Цао Шуфэн захлопнулась. С тихим щелчком открылась дверца кара клубнички — это не пассажирка изнутри открыла. Акула — снаружи.

«Хорошо, что не выломала», — прикидывая масштаб учиненного беспредела, выскакивала из своего транспорта одна замечтавшаяся ворона. Так ведь и теряют куски сыра…

Или контроль за друзьями. Шуфэн успела выдернуть с сиденья противницу, выволочь ее на дорогу, навалиться сверху…

— Разнять! — крикнула я практически в полете (прыжке).

Парни вроде быстро сообразили. Подхватили за ноги боевую подругу, запыхтели в попытках стянуть Цао с Сяо. К ним ломанулся слон. Я думала — помочь, но он зачем-то принялся мешать. Наступил на руку в розовых кружавчиках, что торчали из-под рукава малиновой курточки…

— А-а-а! — завизжала Вэйлань.

Акулу это не остановило. Я все это время пыталась тянуть на себя со спины эту… неуправляемую.

— Шуфэн! Хватит, остановись. Достаточно! Цао Шуфэн, ты победила!

Нет, не получалось у меня подобрать стоп-слово. Я могла бы вырубить приятельницу. Или надавить на болевую точку. Но это же — моя акула. Ее жалко. Леопарда вопящего не жальче, ни капельки.

Видя, что бедлам не прекращается, а становится только громче, к нам рванули и другие малыши. Куча-мала, как она есть, где все мешают всем, а в центре, глубоко внутри, одна разошедшаяся не на шутку кроха треплет доченьку члена попечительского совета…

Как раз на кучу-малу и выбежала из-за поворота няня Шань. С пандой в руках — эта ответственная старшая решила, что лучше всего будет донести подопечную после обработки ранок медработником.

— Стоп! — заорала самая тихая из наших учителей. — Прекратить.

Остановились все, кроме Шуфэн.

— Подруга, вот теперь серьезно — всё, — я смогла, наконец, стянуть соседку по столику от растрепанной жертвы.

Защитный шлем Вэйлань валялся в стороне, его в разгар боя содрала акула, а дальше вроде бы мальчик-крокодил пнул.

Я откатилась вместе с трепыхающейся рыбиной в сторону. Обняла ее всеми конечностями.

— Всё, всё, милая, хватит, — воздействие голосом работает, если вокруг нет гвалта, а он как раз стих. — Финиш. Спокойствие.

Надо ли говорить, что на музыку мы не пошли?

Сначала нам всем обработали ссадины и царапины. Не зеленкой, что жаль, ведь клубничке для разнообразия не помешала бы смена окраса. А ей досталось конкретно, несмотря на наличие шлема в первой половине схватки. И то, что мы очень старались оттащить от нее Шуфэн. Вэйлань даже осталась в кабинете медика, под присмотром, когда остальных повели в класс. На разборки.

— Это неприемлемо, — грымза Дун в ярости. — Так опорочить детский сад Саншайн! Цао Шуфэн, я лишаю тебя всех солнышек. Не радуйся, что неделя обновилась. Никто из учителей не начислит тебе новых солнышек. Всю неделю.

Кажется, ей тоже пришлось обращаться за помощью к штатному доктору. За валокордином (или местным аналогом, я слабо разбираюсь в здешних препаратах, если это не теплая вода).

Неделя без «валюты» равна принудительному переводу акулы в обычную группу. Свинья-бородавочник решила явить свой гнев. И свою власть.

Акула только вздернула выше носик.

— Я отдам ей половину своих солнышек, — шагнула вперед одна неосторожная ворона.

— Ты… — начала хватать ртом воздух Дун. — Ты же… потеряешь первое место.

— Ну и что? — я пожала плечами. — Пересяду в красную машинку. Цвет очень хороший. Патриотичный.

— Учителя до конца года не станут давать этой девочке солнышки! — бахнула новый аргумент грозная взрослая. — Ее поведение недопустимо!

— До конца года, так до конца года, — индифферентно отозвалась я. — Переводите половину моих. Каждую неделю.

— И моих! — шагнул вперед Гао Юн. — Хоть весь год.

— И моих! — поддержали начинание нового друга Бо Ченчен и Чжан Джиан.

— Спасибо… — с неверием в происходящее пробормотала Цао Шуфэн.

— Не за что, — легко ответила я. — Мы — вместе. А своих — не бросаем.

Даже если акула мне попалась немножко (или множко) психованная, она всё равно моя акула.

Обещание парней пришлось как нельзя кстати. Потому как в воскресенье позвонили из провинции Гуандун. Прадед схлопотал инфаркт, и теперь ему срочно требовалась операция. Дорогостоящая.

Мы вылетели к старшим первым же рейсом. Всей семьей: мама договорилась с садиком, а батя поставил перед фактом начальника. У того тоже есть предки, так что сложностей не возникло.

Я даже не спросила перед вылетом, «заморозят» ли мои солнышки на время отсутствия. Здоровье родственника и волнение отца стояли несоизмеримо выше. Надеялась только, что в мое отсутствие никто из моих не влипнет в новые неприятности.

Выпнут из «элиты элит»? Значит, не элита и была.

Держись, (пра-)дедуля! Ворона летит на помощь.

Конец второй книги.

Оглавление

Начало

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25